ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА Надежда Первухина
        Отважные и невезучие герои книги «Проснуться живым» снова попали в потрясающие приключения! Незабвенный Степан Водоглазов по кличке Гремлин отправился в Тайную Африку и стал исполнять обязанности Царя государства-племени Вибути - со всеми вытекающими отсюда неприятностями. И главная из этих неприятностей - Государственная Девственница! А бывший маг, ныне талантливый психиатр Викентий Вересаев живет себе в глухой русской провинции, вовсе не подозревая о том, как в далекой Тайной Африке нужна его помощь! Но разве может быть так, чтобы старые братья по оружию Степан и Викентий НЕ встретились снова и НЕ помогли друг другу?
        Может?! Как?! Да что вы спрашиваете?! Читайте - и узнаете! И еще: запомните, если боги государства-племени Вибути предложат вам рай - смело отказывайтесь!
        Надежда Первухина
        ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА
        Посвящается Ларисе Паниной - человеку, который верит в мою счастливую звезду больше, чем я сама. Спасибо, Лариса!
        Глава первая. РАССВЕТ НА СОНГЕ-РЕКЕ
        Некоторые совершенно не понимают истинного значения праздников!
        Рождественский гусь
        Это утро джунгли запомнили надолго.
        Сначала был ливень. Он пришел, как приходит в родную гавань потрепанный всеми бурями фрегат, считавшийся давно погибшим. Он принялся шуметь, но не монотонно и скучно, а словно студент, подгулявший в трактире после сдачи сессии. Он изливался на каждую зеленую ладонь пальмового листа и каждый жадно раскрытый ротик цветка - изливался с веселой щедростью пены, выплеснувшейся из бутылки шампанского. И джунгли, до сего момента траурно-молчаливые, вмиг преобразились, общим настроением напоминая девушку, которой только что сделали предложение руки и сердца. Стволы древних пальм, опутанные, словно бутылки благородных вин, серо-коричневой волокнистой паутиной, уходили в запредельные небеса. Во вспененных изумрудных вершинах деревьев запутывались звезды и стряхивали вниз, в густую траву, свой серебряно-жемчужный свет. А когда этот благословенный дождь закончился, цветущие и благоухающие заросли возликовали, как верующие, услышавшие прямиком с небес обетование райского блаженства.
        Тучи разошлись, выпуская на сцену этого праздника жизни солнце. Оно осветило изысканную в своей томной прихотливости чащу, и солнечные лучи, пробившись сквозь напоенные дождем заросли, напомнили собой бесконечные золотые колонны в парадном зале несуществующего музея всемирных драгоценностей. Мириады птиц - крупных и крошечных, голосистых и умилительно бесшумных - мелькали в сложном кружеве малахитово блестевших влажно-сочных лиан. Птичье оперение, алое, лимонно-желтое, белоснежное, густо-синее, вдруг вспыхивало и переливалось в солнечных лучах, доставляя глазам стороннего наблюдателя мгновенную режуще-сладкую боль созерцания недолговечной красоты. А цветы!… О эти тропические цветы, несбыточная мечта всех оранжерей мира! Они подавляли своим почти божественным совершенством! Атласно блестящие, бархатно нежные, водянисто хрупкие лепестки их были полны дивного цвета, аромата и того самодовольства, которое свойственно красоте, внушающей лишь восторг и преклонение. А этот воздух, воздух рассвета в сердце фантастических жарких зарослей! Он был как долгий поцелуй спросонья: влажный, сладкий, пряный,
дразнящий и утомительный. От этого воздуха лицо словно немело, губы сами собой растягивались в улыбку и сразу хотелось и петь, и плакать.
        Это было прекрасно, потому что это было преддверие Непопираемой земли - места, куда нет доступа человеку, лишенному нежностей воображения. В этих зарослях не ступала нога европейца, ибо европеец видит красоту мира плоской и липкой, как туристический буклет, и сразу хочет оценить свои эмоциональные затраты соответственно предложению туроператора. Сердца европейцев - это ломбарды и банкоматы, и потому да не войдут они в Непопираемую землю! Этих зарослей не побеспокоит и стопа азиата - ведь здесь нечему учиться, кроме кротости и смирения, а кротостью вселенной не завоевать [1]. Люди, достойные пребывать в средоточии этой тропической благодати, воистину должны быть особыми людьми.
        Что ж, сегодня джунглям исключительно повезло. Целая процессия именно таких людей двигалась сейчас по тропе, проложенной среди зарослей благоухающих цветов.
        Над тропой в переплетении лиан задумчиво покачивался леопард. Он только что позавтракал и потому блаженно наслаждался покоем. Но внезапно он напрягся и открыл глаза - его уши уловили ритмичный шум, который могло производить только одно существо на земле. Леопард недовольно шевельнул усами: существ двигалось много, потому они и шумели так смело и легкомысленно. Зверь услышал визгливые и гортанные вопли, рокочущий морским прибоем грохот барабанов и пронзительный рев, который производят вздорные двуногие существа при помощи причудливо закрученных раковин местного гигантского трехногого моллюска. Рев раковин особенно раздражил леопарда. Зверь приглушенно зарычал, словно предупреждая, что не советует глупым двуногим существам соваться сюда, в самую глушь джунглей, со своими раковинами, песнями, барабанами и мускусно пахнущими болтливыми смуглыми самками.
        Но шумные существа не слышали этого рычания, и немудрено. Потому что для них настал великий рассвет. И потому люди покинули свое селение, двинувшись многочисленной процессией сквозь заросли к реке под названием Сонга. Воды Сонги вполне оправдывали свое название, ибо на языке идущего к реке племени «сонга» значило «золотая» - воды были золотого цвета и струили приглушенное сияние подобно складкам парчовой ткани. Здесь, в глубине джунглей, был исток этой затерянной реки. А еще… Но не будем забегать вперед. Ведь сначала надо сказать и о том, кто шел сейчас в торжественной и шумной процессии, сердя леопардов и волнуя крошечных райских птиц.
        Впереди ступали семь старцев в белоснежных одеждах, расшитых золотом и алыми перьями священных фениксов. Там, где босые ноги старцев касались пропитанной соками трав тропической земли, вспыхивали страстным блеском россыпи рубинов и изумрудов, но на такое чудо никто из шедших следом за старцами не обращал ни малейшего внимания, словно такое спецпроизводство драгоценных камней было делом обыденным и неинтересным. За старцами в белом вышагивал абсолютно лысый и к тому же рогатый старец в черном. Его лысина сияла позолотой, а меж кончиков длинных крепких рогов была натянута тонкая проволока с подвязанными к ней многочисленными бубенцами и колокольцами. Это музыкальное хозяйство издавало нежный, но в то же время слегка угрожающий перезвон, словно предупреждало, что их рогатый владелец - тип отнюдь не безобидный. Рогатого сопровождали два высоченных красавца, из одежды имеющих на себе лишь что-то вроде золотых передничков. Красавцы мерно двигали опахалами над рогами впереди идущего старика, создавали дополнительный приток ароматного жаркого воздуха.
        Но что красавцы с опахалами! Ведь прямо за ними двигался истинный цветник! Дюжина изящных, хрупких, как статуэтки из севрского фарфора, девушек. Они шли парами, держа в смуглых руках странные полупрозрачные сосуды с крепко запечатанными горлышками. На шоколадной коже красавиц золотой пудрой светились вычурные узоры. В длинных распущенных волосах томились бутоны цветов, на запястьях и щиколотках позвякивали браслеты. Но девушками шествие не ограничивалось. Они, похоже, были только прелюдией - ведь тот паланкин, что несли на плечах рослые смуглокожие юноши, явно имел статус кульминации. Паланкин (столбики из черного дерева, пурпурно-червленые занавеси и катастрофическое изобилие драгоценностей) плыл в волнах благовоний и шорохе листвы. И тот, кто прятался в этом паланкине, был, видимо, настолько велик и важен, что даже сердитый леопард (который упоминался выше) почуял неладное и разумно поспешил убраться восвояси.
        Хотя его могли напугать и те многочисленные чудовища, что замыкали шествие. Мы не будем их описывать подробно, упомянем только, что рук (точнее, сходных по строению с руками конечностей) у них было в три раза больше, чем положено виду homo sapiens. Кроме того, существа были покрыты крупной чешуей приятной черно-желтой расцветки… Судя по всему, этим ребятам приходилось играть роль не только музыкантов, но и телохранителей.
        Звенящая и брызжущая драгоценными камнями процессия миновала заросли душистого растения, в переводе с местного наречия именуемого «супруг, стыдливо прячущий от жены свой новый тамтам», и вышла на берег Сонги. Как раз в этот момент с неба испарились последние облачка, солнце воссияло во всей своей силе и воды золотой реки заблистали так, что неподготовленный наблюдатель запросто мог получить ожог сетчатки. Старцы остановились у кромки воды. Девушки изящно опустились на колени и стали еще больше похожи на цветочные бутоны. Паланкин тоже поставили в траву. Тут же у пурпурного средства передвижения отдернулась занавеска, и над волнами священной Золотой реки прозвучала раздраженная и немелодичная реплика московского обывателя:
        - Меня укачало!
        Из паланкина вяло, только для проформы поругиваясь, выбрался под купол здешнего сапфирового неба человек. Был он смугл, но не настолько, чтобы его кожа совершенно походила на кожу девиц или старцев из процессии. Да и лицом он скорее походил на завсегдатая каких-нибудь Лужников, чем на здешних прекрасных и совершенных аборигенов.
        - Ну транспорт тут у вас! - продолжал изъявлять недовольство тип из паланкина,- Я думал, хуже поездов на кольцевой в час пик и быть ничего не может… Ошибался. Ох, великая Царица Аганри, чтоб тебя, как голова-то кружится!
        Все это он произнес на великом и могучем. Дальнейший же разговор происходил на местном диалекте, в знании которого неизвестно откуда взявшийся в сердце джунглей русский выказал недюжинные способности.
        Старик с рогами на золоченой лысине пронзительно глянул на кислую физиономию русского и произнес, шипя и фыркая, как разъяренный барсук:
        - Нхо-н-эн лах тарш-ин-глоох, Этано! Оойё? (В столь торжественный момент настоящему мужчине неуместно жаловаться, Степан! Проникаетесь?)
        - Оойё, наблаги Тонтон Макут? - мрачно кивнул Этано, он же Степан.- Оойё нартх-н-олули! (Проникаюсь, великий колдун Тонтон Макут! Проникаюсь, как полночная змея в сандалию спящего воина!)
        - То-то же,- с чудовищным акцентом, но по-русски, удовлетворенно сказал рогатый колдун Тонтон Макут. Следует заметить, что Тонтон Макут отнюдь не был полиглотом, но русское выражение «то-то же» выучил от Степана быстро и с удовольствием.
        Для того чтобы не утомлять читателя подстрочным переводом, все остальные диалоги будут приводиться на языке Москвы и Костромы. За исключением местных идиоматических выражений, разумеется.
        - Эх,- сказал Степан,- сейчас бы принять сто пятьдесят трижды очищенной для поправки моего пошатнувшегося вестибулярного аппарата. Ведь это надо такое учудить - полсотни километров протягать меня в этом паланкине!
        - Белокожие люди слабы и не могут вынести даже малого неудобства,- ехидно ответствовал Тонтон Макут.- Велеть подать вам настойки, Этано?
        - А на чем настойка?
        - На коже осьминогов.
        - Спасибо, воздержусь покуда. Меня с осьминогов пучит. Так, что стоим? Кого ждем?
        - Чуда,- кратко ответил Тонтон Макут, а семеро старцев поглядели на Степана с вежливой укоризной.
        Тот смешался:
        - Вот только не надо на меня глядеть взором брошенной пятнадцатой жены! Я тут сколько уже живу, а до конца ваших чудес-традиций так и не просек! Могли бы и растолковать, что к чему, бедному бывшему москвичу!
        - Что ж, придется,- вздохнул Тонтон Макут (бубенцы меж его рогов тихо звякнули) и сделал знак самому моложавому из семи старцев.- Жрец Окойи, вы лучше всех изъясняетесь современными Непочтительными Словами. Вы и держите речь.
        Жрец Окойи, которому недавно минуло всего-навсего триста семнадцать лет, поклонился колдуну, отчего с его белоснежных волос посыпался жемчужный бисер и розовые лепестки, и обратился к Степану:
        - О почтенный белокожий господин, ныне частично исполняющий обязанности нашего великого государя Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов! - хором грянули все.
        - Аминь,- добавил Степан.
        - Да будет тебе известно, преславный господин Этано, что наше маленькое, но гордое государство Вибути пользуется особым благорасположением Сонма богов.
        - Это я заметил,- кивнул Степан.- Особенно в прошлом году, когда половина племени, то есть, пардон, государства, маялась от лихорадки, тридцать ловцов речного жемчуга пошли на обед крокодилам, а потом еще землетрясение началось… Ваши боги такие шутники!
        - Не кощунствуй, Этано! - прикрикнул Тонтон Макут.- Наши боги долготерпеливы, но обидчивы!
        - Я могу продолжать? - напомнил о себе жрец Окойи. И, не дожидаясь ответа, заговорил: - Благорасположение Сонма богов заключается отнюдь не в том, что они лично защищают наших ловцов жемчуга от крокодилов или излечивают больных лихорадкой. А землетрясение, кстати, началось из-за того, что богиня Махуанлоло накормила бога Охломамона несвежими корешками дерева птути, и от этого бог Охломамон начал сильно икать…
        - Ближе к сути,- поторопил жреца Степан.
        Тот кивнул (снова выпал град из бисера и розовых лепестков).
        - Когда вы появились в нашем государстве, господин Этано, нося в себе первый лик великого Царя Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов! - грянул воодушевленно туземный хор.
        - Аминь! - рявкнул Степан.
        - Так вот, когда вы, чужеземец из далекой холодной страны, явились в нашем государстве, вы не могли не заметить, что нам сопутствует удача во всех делах. В должное время солнце давало нам свет, а тучи - благодатный дождь, на деревьях поспевали плоды, лютые звери джунглей не трогали наших собирателей ягод и ароматных смол, а над посевами не кружил прожорливый крылатый жучок мбонга… Наши женщины рожали много детей, соседние племена опасались идти на нас войной, у нас не было болезней, голода и печали…
        - Ну я б, конечно, не стал рисовать все так идиллически,- вставил словечко Степан.- Меня тогда полгода тошнило, пока я научился есть ваше фирменное блюдо - жареных кузнечиков в сиропе дикой орхидеи!
        - Вы, о житель скорбной страны, должно быть, не раз задавались вопросом, почему у нашего племени все столь благополучно. Возможно, вы считали, что благополучие племени обеспечивает великий Царь Непопираемой земли Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов!!!
        - Аминь!!!
        - …и были бы правы. Но тайна процветания государства Вибути не только в этом. Ранее мы не могли говорить вам об этом, Этано. Мы недостаточно вам доверяли. Но случилось так, что Царь Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов!!!
        - Аминь!!!
        - …удалился от дел и отправился в самое сердце Непопираемой земли, дабы усовершенствоваться и обрести новую небесную мудрость, а вожжи колесницы власти он передал вам, о почтенный Этано. И значит, пришло время открыть вам тайну нашего благополучия. Тайна заключается в том, что мы обладаем Великой Милостью Белой Птицы.
        - Не понял…
        - Тут мои уста умолкают, ибо о Великой Милости Белой Птицы говорить дозволено только старейшему жрецу,- заявил жрец Окойи и указал на сухонького старичка, который клевал носом с самым величественным видом.
        Старичка деликатно растолкали. Он потоптался, зевнул, чихнул, проморгался и вдруг заговорил необычайно сильным для столь тщедушного тельца голосом:
        - Сие доподлинно известно мне от моего отца, тому - от его отца, а тому - от его отца, ибо избраны мы хранить преславную историю дарования племени вибути Великой Милости. Так было: в начале бог Онто сотворил человека вибути. И поселил его среди дерев прекрасных и трав ароматных, повелев жить и радоваться. Но тут вмешалась злая богиня Ар, которой не понравился человек вибути, и стала вредить: насылала засуху, лихорадку, а также злобного жучка мбонгу, чтобы оставить племя вибути без урожая; повелевала хищными зверями, дабы они нападали на людей; крала жемчуг, который добывали ловцы племени, и продавала его жадным купцам с Севера… И взмолились вибути богу Онто о спасении и защите, но бог Онто к тому времени сильно одряхлел, от дел своих устранился и к мольбам остался глух. И тогда на помощь племени пришла Белая Птица, оставив вибути завет на все времена: племя никогда не тронет ее потомства, а взамен будет получать Великую Милость. И когда племя вибути получило свою первую Милость, злой богине Ар ничего не оставалось делать, как сдаться и уйти с досадой к другим племенам, которые еще не знакомы были
с ее постыдным нравом. С тех пор племя получает Милость, едва в ней возникает нужда, и после живет безбедно, радуясь и прославляя Белую Птицу.
        - А поконкретнее нельзя? - нетерпеливо спросил Степан.
        Старец глянул на него с таким изумлением, будто на голове любопытного русского вырос по меньшей мере баобаб. На помощь пришел жрец Окойи.
        - Конкретнее нельзя,- развел он руками.- Милость есть милость.
        - Ага. Ну конечно,- хмыкнул Степан,- вот прямо с небес на вас кирпич сваливается, и вы начинаете кричать: «Милость! Милость!» Как вы распознаете, что это именно она, а не простое природное явление, к примеру?
        - Она не выглядит как природное явление,- ответствовал жрец Окойи.- И вы в самое ближайшее время в этом убедитесь, белый господин. А теперь замкните уста. Не место расспросам и любопытству. Ибо настало время молений - Милость нисходит к нам по водам реки Сонги.
        - Все, молчу,- развел руками Степан.- Изображаю благочестивого коматозника…
        - О боги Вииза и Угэк! - опечаленно пробормотал Тонтон Макут.- Зачем мы притащили на священную церемонию этого вздорного русского? А все причуды Царя! Ушел в Непопираемую землю, оставил племя на белокожего тупицу, который даже не умеет читать мыслей, не говоря уж о том, чтоб видеть истинные лица своих подчиненных!…
        - Охлади свои уста от горячих слов, Тонтон Макут! - немедленно потребовал самый старый жрец.- Ибо солнце раскрывает глаз свой, а над водами Золотой реки уже шелестят белые крылья.
        - Таи тано! - хором воскликнули доселе застывшие изваяниями девушки. А музыканты принялись наращивать ритм своих барабанов. Под эту дикарскую музыку девушки сняли крышки с хрустальных сосудов…
        - Благовония! - скривился Степан.
        Но это были не благовония. В сосудах была земля - обычная, как то могло показаться стороннему наблюдателю.
        - Прах первой Милости приветствует Белую Птицу! - сказала одна из девушек, воздевая к небесам хрустальный сосуд.
        - Прах второй Милости приветствует Белую Птицу! - подхватила другая, производя со своей хрустальной емкостью аналогичные манипуляции.
        - Прах третьей…
        - Прах четвертой…
        - Прах? - недоуменно поморщился Степан. Однако недоумение он выражал несвойственным для себя шепотом.- Вы что, сюда весь свой колумбарий притащили?!
        Бестактному русскому никто не ответил. Он помялся и понял, что в ближайшее время тут никому не будет до него дела - все полностью захвачены церемонией.
        - Эх, нету тут для меня комментатора,- вздохнул Степан.
        А старший жрец заговорил распевно, простирая руки к золотым водам:
        - Амаи намен тану-н-араи! Энге ту хан-у-ноон!
        Степан наморщил лоб:
        - «Приди, несущая знак чистоты? Осени нас заветом милости?» Непонятно. Что-то я, видно, не так перевожу…
        Меж тем вокруг разворачивалось воистину грандиозное действо. Под неумолчный рокот барабанов девушки затеяли сложносоставной танец и совершали его с серьезным, почти медиумическим видом. Тонтон Макут вычертил в воздухе ярко светящиеся знаки своего колдовства, и Степан внезапно почувствовал, что земля у него под ногами гудит, как огромный трансформатор. А жрецы, видимо не удовольствовавшись ролью сторонних наблюдателей, ступили прямо на золотые воды Сонги и медленно вышли на середину реки, обратив свои лица к солнцу и неумолчно продолжая призывать ту, что несет на себе знак чистоты.
        - Не знал, что среди вибути практикуется еще и водохождение,- возбужденно пробормотал Степан.- Мобильников нет, телевидения нет, а по водам ходят, как по парку! Что за люди!
        Впрочем, «люди» - это спорное утверждение. Едва жрецы оказались на середине реки, как из их согбенных спин самым откровенным образом выметнулись белоснежные, с перламутровым переливом крылья и захлопали, точно паруса от попутного ветра.
        - К-крылатые качели! - ругнулся изумленный Степан.- И с этими мутантами я пил жабью настойку все эти долгие африканские годы!
        Видимо, то, что у жрецов вибути столь внезапно выросли крылья, удивило даже солнце. Ибо солнце вдруг превратилось в выпуклый золоченый глаз с белой точкой зрачка. И точка эта с каждым мгновением становилась больше, превращаясь постепенно в размытую горизонтальную полосу. А потом Степан понял, что никакая это не полоса, а громадная птица, чьи перья белее снега, белее света, белее всего, что может выдумать спектральный анализ…
        Чья-то мягкая ладонь, пахнущая корицей и кофе, плотно закрыла Степану глаза.
        - Ты ослепнешь, светлокожий господин, ибо тебе не дано второго зрения для созерцания божественной чистоты,- проговорил обладатель ладони, и Степан поначалу не узнал по голосу, кто это был.
        - Я хочу видеть,- засопротивлялся Степан.- Имею право! У меня полномочия царя, да воссияет он и да потопчет! Я, может, единственный русский, кому выпадет такая удача - поглядеть на эзотерические тайны государства Вибути! А ну пусти!
        Но ладонь держала крепко, и Степан принужден был сдаться. Впрочем, сдаваясь, он произнес несколько родных ругательств и хоть этим отвел себе душу. Когда же наконец неизвестный доброжелатель снял ладонь с глаз Степана, выяснилось, что птица с крыльями, что белее всего на свете, уже улетела, солнце сияет как обычно, жрецы выглядят вполне по-человечески, девицы не танцуют, а просто почтительно утыкаются носами в прибрежный песок…
        А еще в окружающей нашего героя панораме имелась небольшого размера продолговатая плетеная корзинка, которую почтительно нес в руках старший жрец.
        Обычная корзинка из прутьев…
        - У-а-а-а! - подала голос корзинка. Точнее, ее содержимое.
        - И это все?! - изумился Степан.
        Глава вторая. КУРСЫ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ВЫЖИВАНИЯ
        Вы полагаете, врач - это геройство?
        Доктор Живаго
        Зима в провинциальной России - явление не климатическое, а апокалиптическое.
        Викентий Вересаев понял это в ту свою первую роковую зиму, когда навсегда покинул Москву и перебрался в далекий, затерянный в бесконечных провинциальных полях и лесах город, точнее, поселок городского типа под названием Медвянка. Этого захолустья нельзя найти на картах. И Викентия это вполне устраивало. Так вот, в ту первую медвянскую зиму он вдруг почувствовал, как снег устилает своим равнодушно-покорным покровом не только окрестности, но и все, что тогда так сильно горело и болело в его собственной душе. Словно Всадники снежного апокалипсиса оказались на самом деле отнюдь не грозными парнями, а, остановив своих коней в вихре метельной пыли, вошли к Викентию в дом и даровали ему долгожданное холодное забвение - мать всех ненужных добродетелей. В первую медвянскую зиму, за сотни километров от проклятой и драгоценной Москвы, Викентий наконец перестал пить водку и плакать. В одно прекрасное провинциальное утро он проснулся с трещавшей от бессмысленно принятой накануне водки головой и понял: жизнь не продолжается, а начинается заново, с абсолютного онтологического нуля. И теперь вся задача состоит в
том, чтобы этот ноль превратить в положительное множество событий. Измениться самому и изменить мир. Чего проще!
        Он принял как аксиому: то, что случилось с ним в Москве,- больно, но не смертельно. Однако оставаться в столице просто не было сил. И тогда он перебрался к своему дальнему, практически забытому за ненадобностью родственнику в Медвянку, предложив тому взамен обосноваться в его московской квартире. Родственник просто захлебнулся счастьем от такого обмена и рванул в столицу с поразительной скоростью, оставив Викентию свой дом.
        А дом был отнюдь не плохим. Он крепко, хоть и слегка покосившись, стоял на каменном фундаменте, а его бревенчатые стены надежно защищали нового хозяина не только от холода, но и от ненужной печали. В доме было три комнаты и крошечная кухня со старой чугунной плитой и русской печкой. Викентий, слегка удивляясь открытым в самом себе способностям к первобытной жизни, без устали колол дрова и таскал воду из ближнего колодца. В первый медвянский год он занимал себя любой работой и доводил до полного изнеможения ради того, чтобы хоть на мгновение забыть, что отныне его жизнь пойдет без Элпфис.
        О нет, ничего трагического. Просто очередная гримаса судьбы. Викентий был благодарен и за то, что хоть какое-то время Элпфис жила с ним и он мог упиваться этим незатейливым счастьем - засыпать и просыпаться рядом с безгранично любимой женщиной. Их совместная жизнь поначалу представлялась Викентию романтическим праздником, состоявшим из карнавала нежностей, фейерверков страсти и пронзающих сердце задушевностей при свечах. Однако свечи погасли, фейерверки отгремели, а яркие карнавальные маски оказались дрянными поделками из папье-маше. И постепенно Элпфис превратилась из нежной феи в розовом домашнем халатике в угрюмую, замкнутую женщину, избегающую как объятий, так и разговоров. Викентий не понимал ее и удивлялся: в чем дело? Он думал, что его возлюбленной нужны деньги и роскошь - что ж, это легко, и он сумел найти себе отличную частную практику, а затем вообще открыл собственную клинику психотерапии с уникальной лечебной методикой. Эта клиника в буквальном смысле пролила на доктора Вересаева золотой дождь, не то что его прежний пошлый псевдомагический салон. Ибо, как оказалось, в столице (да и
вообще в России) людей, страждущих от неврастений, депрессий, фобий и запойных синдромов, куда больше, чем тех, кто жаждет навести порчу или снять венец безбрачия. Хотя одно другого не исключает… Итак, Викентий открыл клинику, она прославила его имя, поскольку в каждом клиническом случае результат выздоровления был стопроцентным. Но после того как Викентия стали называть лучшим столичным психотерапевтом, а о «методе Вересаева» заговорили в солидных медицинских журналах, Элпфис отдалилась от него еще больше, в глазах ее застыл февральский колючий лед, а на все попытки Викентия поговорить с ней по душам Элпфис отвечала затяжным скандалом, заявляя, что она не его психопатическая пациентка и с нею такие номера не пройдут. Викентий тогда повздыхал и решил, что Элпфис, подобно многим столичным обеспеченным, но неработающим дамам, хочет «выходить в свет», и нашел для своей любимой лощеное общество с аристократическими замашками - благо, среди его, вересаевских, пациентов обнаружился какой-то то ли князь, то ли граф… Но Элпфис, как оказалось, была настроена непримиримо к великосветским сплетням, вечеринкам с
обязательными дорогими коктейлями и демонстрацией платьев знаменитых кутюрье…
        Пару раз побывав на таких раутах, Элпфис возвращалась домой злая и потом долго исходила ядом по поводу тупых красоток, которым не о чем говорить, кроме курортов, соляриев и своих многочисленных не менее тупых любовников… Тогда Викентий подумал, что, возможно, им с Элпфис пора обзавестись ребенком (лучшее средство избавить женщину от депрессии!). Но Элпфис смотрела на это иначе. Она наговорила Викентию чудовищно несправедливых гадостей (о, это не оговорка автора, гадости в редких случаях бывают и справедливыми). Обвинила его в том, что он превратил ее в свою куклу и предмет интерьера их роскошной квартиры. А потом одним прекрасным утром ушла в неизвестность, оставив Викентию записку с просьбой все забыть и не разыскивать ее. Викентий не выполнил просьбу. Он искал Элпфис по всей Москве, без конца звонил на ее мобильный телефон и в результате сплошь окольными путями выяснил, что его любимая женщина по какой-то лишь ей одной понятной причине отныне живет с оборотнем Кириллом. Когда-то Викентий общался с этим симпатичным парнишкой, но он и представить не мог, чтобы Элпфис…
        - А чего ты хотел? - сказала тогда Вересаеву Розамунда.- Она ведь жила с тобой и постоянно мучилась от своей неполноценности.
        - Это полнейшая нелепица!
        - Отнюдь. Элпфис так и не почувствовала себя человеком до конца. Ее очень унижала мысль о том, что она - всего лишь фрагмент той твари, Надежды Абрикосовой, которую вы тогда, давным-давно, обезвредили.
        - Да, такое вряд ли забудешь…
        - Так вот, Элпфис постоянно считала себя неполноценной. Потому и связалась с Киром - он ведь тоже не совсем человек. Можно сказать, что Элпфис нашла свою экологическую нишу.
        - Она же его не любит!
        - Дорогой Викентий, женщина очень часто сама не понимает, что же она подразумевает под этим истертым словом «любовь». Я когда на Элпфис посмотрела… Мне показалось, что ей сейчас и на себя-то любви не хватает, куда же ей любить еще и других. Она измученная и несчастная.
        - Неправда! Ведь было же у нас все хорошо…
        - Вот знаток ты человеческих душ, Викентий, психиатр, а иногда самых простых вещей не понимаешь. Сходи-ка на досуге в библиотеку, возьми сборник «Китайская эротическая культура»…
        - Брал, читал. Фаншу, весенние картинки, наложница Ян-гуйфэй… Пикантно, конечно, но при чем тут моя проблема с Элпфис? Мы с ней, во-первых, не китайцы, а во-вторых, разве можно всю любовь свести к этому, как его… «шальному мотыльку, собирающему аромат с лепестков пиона»?… Мотыльком без устали порхать - крылья отвалятся!
        - Это да,- глубокомысленно кивнула Розамунда.- Что китайцу хорошо, то русскому мужику - смерть. Но дело вовсе не в постельном искусстве. В одном китайском трактате говорится о разных типах женщин - для того чтоб мужчина мог таким образом понять свою избранницу и выбрать оптимальный вариант поведения. Китайцы учат, что есть пять первоэлементов природы: огонь, вода, земля, металл, дерево. Если в женщине преобладает огонь, она энергичная и скандальная, влюбчивая и страстная. Она может и сжечь, но может и согревать всю жизнь, главное, чтоб мужчина направлял ее огонь в нужное русло и не давал ему гаснуть или, наоборот, чрезмерно бушевать. Если преобладает вода - женщина переменчива в характере и привязанностях, ее настроения неуловимы, она легкомысленна и имеет короткую память. Мужчина, полюбивший ее, должен всегда представать перед нею новым, таинственным, полузнакомым, чтобы не наскучить ей, иначе она просто утечет к другому избраннику, которого ей интереснее будет разгадывать и очаровывать.
        - Кхм…
        - Это не твой случай. Продолжаем. Женщины стихии земли спокойны, кротки и терпеливы. Это лучшие матери и хозяйки. Мужчине, который не хочет тратить всю свою плотскую энергию на страсть, будет легко, спокойно и уютно с такой женщиной. Но женщина земли никогда не скажет: «Я тебя люблю». Она скажет: «Я тебя жалею», потому что ее любовь - это забота, сострадание и милосердие.
        - Ну ты устроила лекцию…
        - Ничего, послушай, полезно будет. На будущее. Одной только Элпфис мир не ограничивается.
        - Знаешь что!…
        - Знаю. Так, что у нас осталось… Женщина-металл.
        - Тут все понятно. «Железная леди» и так далее.
        - Только отчасти. Металл, он разный. Есть сталь и есть серебро. И золото, конечно. Стальных дам ты узнаешь сразу: это они приходят к тебе с неврозами, потому что стали директорами банков, руководителями крупных фирм и владелицами столичных рынков. Но сердце у них бесконечно плачет, тоскует и болеет. Они добились успеха в карьере, добились богатства, популярности или даже славы. Но они - самые несчастные женщины, эти стальные леди.
        - Это почему?
        - Потому, что рядом с ними нет таких мужчин, которые смогут управиться с этой сталью. Спутники стальных женщин - или такие же железные болваны, у которых вместо сердца микропроцессор, или никчемные слюнтяи и слабаки, которые ноют про свои проблемы, болезни, несчастья, вынуждая стальную женщину к жалости и паразитируя на ее жизни. Ни от первого, ни от другого типа мужчин такая женщина не получит удовлетворения. А получит депрессию, с которой и придет к тебе на прием. Так что не прописывай такой женщине таблетки, вели ей срочно в порядке медикаментозной терапии сменить мужчину.
        - Хм… А если она этого мужчину на меня сменит?
        - Не надейся,- обрадовала Викентия Розамунда.- Стальной леди для счастливой жизни нужен полноценный мужчина-романтик. Чтоб читал ей стихи до рассвета, чтоб пел колыбельные, дарил букеты собственноручно собранных полевых цветов и увозил куда-нибудь в Зурбаган на корабле с алыми парусами. Хотя рождественский вечер в затерянном альпийском шале тоже подойдет.
        - Спасибо тебе, разъяснила. Что там дальше… про металлических женщин-то? Какие там в ассортименте: серебряные, золотые, бронзовые, платиновые? Просто золотой запас страны! Напридумывали эти китайцы!
        - Вот не надо ерничать, дорогой Викентий! Мудрые китайские мужчины, изучая основы древнего постельного искусства, обеспечили своей желтой расе прямо-таки вселенскую рождаемость. А от тебя, российского кисломолочного вялотекущего мужичка, не всякая баба рожать согласится. Да и не то что рожать…
        - Розамунда, не переходи на личности! Хватит меня унижать!
        - Дурачок,- спокойно сказала Розамунда.- Это не я, это ты сам себя унижаешь. Не совершенствуешься, не стараешься достичь жизненных высот. Водку глушишь и на жизнь плачешься.
        - И н-неправда!… Ты вот что… Давай лучше про женщин. Золотых-серебряных.
        - А что про них говорить? Такие женщины - штучное производство. У них все гармонично: тело, ум, красота, душевные качества. Они добродетельны и страстны, но в меру. Эти женщины могут как возвысить мужчину - до своего уровня, так и окончательно унизить его. Тут как сам себя поведешь. Ведь нелегко вечно жить с драгоценной во всех отношениях женщиной. Хочется чего-то простого, невозвышенного. Таким женщинам чаще всего изменяют мужчины, причем изменяют с самыми низкопробными девками, потому что устают от вечного сияния своей основной спутницы и не стремятся к самосовершенствованию. Мужчина, особенно европейский, вообще редко стремится к совершенству, он полагает, что его должны принимать таким, каков он есть - со всеми слабостями, недостатками, пороками и вредными привычками. Вспомни любую европейскую сказку… Хоть «Золушку». Ведь это замарашка-Сандрильона изменилась для принца, а не наоборот! А вот в китайском древнем свитке некий симпатичный чиновник-сюцай так усовершенствовал свое тело, что за ним тянулась очередь любящих женщин длиной с Великую стену!
        - А у нас еще есть сказка «Красавица и чудовище». Потом этот… «Аленький цветочек»!
        - Это исключения, лишь подтверждающие правило.
        - Тебе, Розамунда, не угодишь. Вот сама-то ты к какому элементу относишься?
        - Речь не обо мне. Насколько ты помнишь, речь мы завели об Элпфис и о том, почему у вас развалилась семейная жизнь.
        - Ну да…
        - Так вот. У нас остались женщины, по складу души и жизненной силе относящиеся к элементу «дерево».
        - Хм… То есть такие, которые в постели лежат, как бревна в штабеле?
        - Ты иногда бываешь беспримерно пошлым и недалеким, уважаемый Викентий. Дерево и бревно - две большие разницы, как говорят. Женщина из стройной березки или томной ивы превращается в бревно тогда, когда ее какой-нибудь мужлан-лесоруб спилит, лишит корней, то есть жизненной силы и всего, что дорого. А вообще для женщины-дерева характерно бесконечное желание быть выше и совершеннее, дарить всему миру свое совершенство, талант и любовь, как дерево дарит каждому путнику тень от своей листвы. Таким женщинам мало одной семьи, им нужно осчастливить собой как можно больше людей вокруг. Они растут, и если спутник жизни мудрый человек, он поможет росту, а не станет губить на корню. Не станет превращать женщину в бревно.
        - Так, ты хочешь сказать, что я Элпфис под корень спилил и засушил?! Черт побери, да я для нее делал все!
        - Вот это и было твоей ошибкой. Ты должен был позволить делать ей. Немудрено, что она засохла и все доброе и нежное слетело с нее, как листва под ноябрьским ветром. Сначала она разочаровалась в себе, а потом и в тебе.
        - Но почему она мне этого не сказала? Почему не дала все исправить?!
        - Поздно,- спокойно ответствовала Розамунда.- Наступает такой момент, когда дерево уже бесполезно поливать и удобрять.
        - А Кирилл, этот мальчишка, значит, годится ей в… садовники!
        - Значит, годится,- констатировала Розамунда.- Он наполовину оборотень, зверь, а звери не мешают деревьям расти. С ним Элпфис снова почувствует себя свободной и нужной.
        - Мне она тоже нужна!
        - Да, только как поленья для растопки камина твоей страсти. А ему - как лес…
        - Ах, черт возьми, какой я оказался неромантичный и непоэтичный психиатр!
        - Что есть, то есть,- согласилась Розамунда.- Только ты опять повторяешь свою ошибку: вместо того чтобы исправить положение и жить дальше, обретя определенный опыт, ты надеваешь на себя личину непонятого и несчастного гордеца. Не изменяешься, а вновь заявляешь миру: такой вот я разэтакий, любите меня, каков я есть, или идите ко всем чертям. А это неконструктивно. Пластичность - вот основа жизни. Ты ведь даже больных своих лечишь не самостоятельно, а при помощи того дара, которым наделил тебя Алулу Оа Вамбонга.
        Тут Вересаев сникал. Розамунда была права. Но она не унималась:
        - Это я тебе сказала не в осуждение. А для того, чтобы ты всерьез занялся самосовершенствованием. И тогда жизнь твоя изменится в самую положительную сторону, вот увидишь.
        - Да,- усмехнулся про себя Викентий.- Легко.
        Вот и начал он самосовершенствование с того, что переехал из наделенной всеми удобствами, прекрасно обставленной квартиры в неизвестную цивилизации глушь. Он не признавался самому себе, что с некоторых пор Москва стала для него проклятым городом. В столице, куда ни ступи, незримо присутствовала Элпфис: на Воробьевых горах, куда они ездили после свадьбы; на строительной ярмарке - они опять-таки вместе выбирали там обои и кафель для их квартиры, в Третьяковке, где Элпфис любила подолгу стоять перед фаустовским триптихом Врубеля… Воздух Москвы пах для Вересаева любимыми духами Элпфис «24, Фабор». И таким воздухом Викентий больше не мог дышать.
        А в Медвянке воздух был спокойным и рассудительным. Даже каким-то вялым. Этот воздух отрезвлял, вразумлял, исцелял душевную тоску. Возможно, именно поэтому в девяти километрах от поселка, в чистом поле, стояла психиатрическая лечебница имени Кандинского. Туда Вересаев устроился на работу. Его приняли чуть не со слезами истерического восторга - за то время, что Викентий прожил с Элпфис, он в собственной московской клинике реально исцелил такое количество народу «с отклонениями», что слава о нем. гремела и далеко за пределами столицы. Викентий, словно новоявленный чудотворец, возвращал к здоровой и полноценной жизни больных с запущенным корсаковским синдромом, необратимых алкоголиков, имбецилов, психопатов и невротиков. И ему для этого не нужны были ни нейролептики, ни палаты электросудорожной терапии… Спасибо Царю Непопираемой земли, преславному хитрецу Алулу Оа Вамбонга, вручившему несостоявшемуся магу Викентию Вересаеву часть своей царской благодатной силы. Царский дар работал безотказно, правда, Викентий старался использовать его только в самых запущенных случаях, когда обычные средства не
срабатывали. К тому же исцелить всех и сразу, лишь применяя собственные душевные силы,- слишком подозрительно. Неправдоподобно. И небезопасно для экономики страны, в которой народ поглощает тоннами как настоящие, так и поддельные медикаменты.
        В Медвянке Викентий прижился сразу. Практически. Поселок состоял из четырех дюжин изб и шести двухэтажных каменных бараков, выстроенных то ли пленными финнами, то ли немцами. Улица, на которой стояли бараки, гордо именовалась проспектом Авиаторов, хотя к авиации смиренная Медвянка имела приблизительно такое же отношение, как педиатрия к теории происхождения черных дыр. Барачная архитектурная прелесть проспекта Авиаторов мило разнообразилась полосатыми палатками с мелочным товаром, начиная от вечно подмерзших бананов и заканчивая дамским бельецом. Завершался проспект некой скульптурной группой, долженствующей изображать революционный прорыв пролетариата в Светлое Будущее. Однако теперь, в осиянной капитализмом России, эти гипсовые фигуры рабочего, колхозницы и безбашенного революционного матроса только и делали, что мрачно пялились на прохожих, изображая лицами классовую ненависть. Дополнительную жуть статуям придавала серебряная краска - вроде той, которой красят оградки на могилках. Этой краской, за неимением лучшего, статуи освежили к прошлогодним майским торжествам. И теперь три
тускло-серебряных верзилы возвышались на потрескавшемся гранитном постаменте, напоминая Мор, Чуму и Глад…
        Улицы, застроенные деревянными домами, были не в пример симпатичнее и уютнее. Во-первых, у каждого дома здесь имелся свой сад или хотя бы палисадник, и весной из-за покосившихся низеньких заборов выплескивались на улицы волны цветущих вишен, слив и сирени. Во-вторых, наличники и карнизы здешних избушек были вычурно-резными, ажурными, как вологодские кружева, неповторимыми, как узор снежинки. И хотя от времени эта красота потемнела, поскромнела, любоваться на нее было куда приятнее, чем на какой-нибудь стеклопакетный модерн. А у калиток, лепясь к заборам, стояли лавочки, пенечки, на которых в погожие дни любило посудачить-погреть кости местное немолодое население… И в-третьих…
        Нет, это трудно передать словами. Просто однажды, когда Викентий только приехал в Медвянку, пришлось ему как-то забрести в эту посконно-кондовую романтику. Он шел по тихой узенькой улочке, минуя заросшие порыжелой травой канавки (была ранняя нежная осень), рассеянно вдыхал воздух, пахнущий прелью и особенным осенним дымком с огородов, где хозяйки жгли сухую картофельную ботву. Оглядывал домики взглядом человека с растерзанным сердцем, тоскуя оттого, что для него не существует больше дома, потому что нет рядом любимой женщины, как вдруг… тоска растаяла. Исчезла бесследно.
        Викентий в тот момент застыл изваянием посреди улицы, задышал так, что груди стало немного больно, и увидел, что мир стал иным. Приземистые дома с изъеденными временем стенами и кривыми заборами перестали казаться Викентию убогой декорацией к его жизненной драме. У каждого из них появилось лицо, характер и судьба. А еще - особенное благодатное тепло, какого не найти в промышленных мегаполисах или в самодовольных каменных столицах. От этого ощущения тепла, покоя, защищенности где-то глубоко в сердце возникала светлая печаль и горячими струйками подбиралась к глазам. Викентий в тот миг понял, что так страдал он вовсе не оттого, что его оставила Элпфис, а оттого, что он не мог простить ей этого ухода. И тогда он простил ее - перед неброскими добрыми лицами деревянных домов. И пожелал ей счастья - от всей души, что вдруг в нем ожила.
        Вернувшись тогда в свой собственный дом, Викентий ничего не сказал Розамунде, но она сама проницательно заметила:
        - Похоже, с кризисом ты покончил. Поздравляю. Наконец-то у тебя глаза живого человека, а не тусклые стеклянные бусины.

…Тут самое время рассказать о том, кто же такая эта таинственная Розамунда и как она оказалась в непосредственной близости от нашего героя.
        С Розамундой Викентий познакомился еще в Москве - в тот жуткий период, когда метался по всей столице, разыскивая Элпфис. Он ведь искал ее не только среди людей. Он добился аудиенции у Мастера московских вампиров, снесся с принцем Поющего Народа (и долго потом себя за это ругал - толку от эльфов оказалось никакого, а утешительных песен и лирических баллад они ему напели столько, что с тех пор Викентий решил слушать только классический тяжелый рок). Не постеснялся побеспокоить даже обитающих на Донском и Новодевичьем кладбищах духов - так, на всякий случай. Получил информацию от Московской управы драконов… И только оборотни прояснили ситуацию.
        Викентий тогда имел серьезный мужской разговор с генералом Базальтом (да, да, повысили бывшего служаку-полковника, учли его заслуги перед паранормальным Отечеством). Базальт строго, немногословно, по-мужски посоветовал Викентию оставить Элпфис и ее нового друга в покое: разбитого, мол, не склеишь. И как раз в момент, когда Викентий горячо доказывал Базальту, что склеить можно, в кабинет генерала-бизона неизящно вкатился пушистый комок черного меха.
        - Роза, чего тебе? - нелюбезно обратился к комку генерал Базальт.
        А комок бойко вспрыгнул на свободное кресло и при ближайшем рассмотрении оказался чрезвычайно симпатичным кроликом.
        - Мон женераль,- ледяным голоском заявил кролик,- я настаиваю на том, чтобы вы и вся ваша команда обращались ко мне, употребляя полную и правильную форму моего имени!
        Генерал хмыкнул:
        - Ну, извини, Розамунда.
        - И на «вы»! - Длинноухая крольчиха Розамунда оказалась непреклонной штучкой.- Что это за фамильярности!
        Генерал Базальт двинул тяжелой челюстью:
        - Как угодно. Так чем могу служить вам, Розамунда? И почему вы ко мне без доклада? У меня приватный разговор!
        Розамунда нетерпеливо переступила в кресле передними лапками:
        - А я к вам, мон женераль, именно по поводу данного разговора и явилась. Кстати, здравствуйте, господин Вересаев. Что вы смотрите на меня разинув рот? И перестаньте пучить глаза, это неприлично, я могу подумать, что у вас в отношении меня имеются недвусмысленные намерения.
        - Кхм,- нашелся Вересаев.- Н-никоим образом.
        - Мон женераль,- обратилась меж тем суровая крольчиха к Базальту,- я прошу вас отпустить меня в бессрочный отпуск.
        - А на каком основании? - сразу подтянулся Базальт.- Кроме того, у нас на носу прием новобранцев, а брать в штат нового врача…
        - Вы - врач? - бестактно вторгся в разговор Викентий, взирая на крольчиху.
        - Да,- отмахнулась она.- Диплом военно-медицинской академии, специальность - психотерапия стрессовых ситуаций. Но это не важно.
        - На каком основании? - повторил Базальт.
        - Я хочу помочь коллеге,- указала лапкой на Викентия крольчиха.- У него затянувшийся стресс, он перестал вести конструктивное существование. Я помогу ему справиться с проблемой и найти силы для новой жизни.
        - А-а,- прояснился лицом Базальт.- Тогда вопросов нет. Но официальное заявление на отпуск подать мне незамедлительно. Если у меня каждый сотрудник примется уходить в отпуск или увольняться без должного канцелярского оформления, будет не Штаб, а кооператив «Печки-лавочки».
        - Не вижу разницы,- пробормотала крольчиха себе под носик так, чтоб услышал это только Викентий.
        - Спасибо, конечно, за заботу, коллега,- сказал Вересаев крольчихе.- Но я со своей жизнью разберусь самостоятельно. Без посторонней помощи.
        И тут Викентия удивил генерал Базальт.
        - Не отказывайся! - строго сказал он.- Роза, то есть Розамунда - прекрасный специалист. Лучше общайся с нею, вместо того чтобы… Чтобы…
        - Бежать за ушедшим поездом,- услужливо подсказала Розамунда.

…Розамунда оказалась существом настырным. Поначалу Викентий не чаял, как от нее отвязаться, а потом, когда узнал в подробностях Розамундину историю жизни, смирился и даже проникся к пушистой коллеге глубоким сочувствием. У него-то проблема вполне житейская, а вот у Розамунды…
        Розамунда действительно была дипломированным медиком. Но этому странному созданию повезло возникнуть в расе морферов. Кто такие морферы, Викентий так до конца и не постиг, не до того ему было в то время. Но из путаных объяснений генерала Базальта он усвоил, что морферы - предначальная сущность, давшая миру оборотней, вампиров и даже призраков, потому что главным признаком морфера являлся материальный разум, сам себя создающий и изменяющий. И ничто не мешало морферу подстроиться под мифологию более простых существ - людей и выглядеть как вампир. Или оборотень. От Базальта же Викентий узнал, что беспримесных морферов практически на земле не осталось, в основном это полукровки, возникшие в результате морфер-человеческих связей. Розамунда была по своему происхождению на три четверти человеком, а всю оставшуюся часть ДНК занимал в ней морфер, а это, как выяснилось, сильно осложняло существование молодой женщины в расцвете красоты и интеллекта. Базальт также говорил, что в силу каких-то своих загадочных причин беспримесные морферы в человеческом варианте своего существования принимают только мужской
облик. Тогда как Розамунда - она и есть Розамунда. Однажды произошла какая-то драматическая история, в результате которой у Розамунды, по ее выражению, необратимо исказилась схема морфинга. На момент искажения Розамунда находилась в оболочке кролика. И очень быстро поняла, что с этой оболочкой ей не придется расстаться еще очень долгое время. Возможно, вообще никогда.
        Однако Розамунда обладала воистину нечеловеческой волей к жизни и не желала подчиняться обстоятельствам. Она помимо медицины всерьез увлекалась древнекитайской наукой правильной жизни, и ее девизом было «Стремление к совершенству». Розамунда отнюдь не пала духом. Даже рассудила, что постоянное пребывание в кроличьем обличье сулит ей массу преимуществ. Фигура всегда в норме, потому что питание исключительно вегетарианское. Скорость передвижения, маневренность и способность к маскировке гораздо выше, чем у человека, не говоря уже о зрении и обонянии. И потом, кролики - это не только ценный мех. Они, в отличие от мужчин, столь неутомимы…
        Была проблема с хищниками, но и тут Розамунда оказалась на высоте. Ее страсть ко всему китайскому касалась и боевых искусств, а кролик, знающий стиль Плывущей Обезьяны или Танцующего Дракона, способен держать на почтительном расстоянии даже взбесившегося ягуара. Хотя, разумеется, в Москве хищников особо и не было, пара-тройка мастифов, случайно встреченных в парке,- не в счет.
        Кроме того, оставаясь внешне кроликом, Розамунда была отличным военным медиком. Во всяком случае, в диагностике болезней ей не было равных. Поэтому Розамунда не осталась без работы - генерал Базальт предоставил ей отличную возможность реализовывать свои профессиональные амбиции, не выпрыгивая из пушистой шкурки.
        Теперь же Розамунда очень обрадовалась возможности переехать вместе с Вересаевым в провинциальную глушь. Откуда она узнала о Викентии? Ну, в то время о нем мало кто не знал, потому что Викентий где только Элпфис не разыскивал и кому только о своем горе не рассказывал… Ему она заявила, что будет собирать материал для серьезного труда по психиатрии, но Вересаев подозревал, что в Москве просто кончились кролики, способные хоть как-то заинтересовать его пушистую знакомицу.
        Итак, вдвоем они обосновались в старом доме. Разумеется, соседи не знали, что черная крольчиха, разгуливающая по саду доктора Вересаева,- морфер типа
«оборотень», не прошедший возвратной трансформации. А то, что Викентий иногда вполголоса беседовал с крольчихой, относили на счет чудачеств одинокого человека, лишенного нормального общества. Ему, поди, так психи в больничке надоели, что с крольчихой пообщаться - и то в радость!

…Сегодня Викентию повезло - на работу во вторую смену, так что с утра можно без суеты приготовить себе кофе, потом, вооружившись деревянной лопатой, он будет расчищать от снега доставшийся вместе с домом старый яблоневый сад. Ничего выдающегося, конечно, день ничем не лучше и ничем не хуже остальных своих двадцатичетырехчасовых собратьев… Но душа, к счастью, перестала вести бессвязный, ненужный, постоянный внутренний диалог с Элпфис. Перестала задавать пустоте вопросы вроде «Как ты могла?».
        И это хорошо.
        Викентий выпил кофе без видимого удовольствия. Он вообще предпочитал чай, но чай в его сознании тоже прочно ассоциировался с Элпфис. Глупо, конечно, по-мальчишески - отказываться от каких-либо жизненных мелочей лишь потому, что этими мелочами пользовалась бросившая тебя женщина. Но Вересаеву не перед кем теперь было выставлять себя рассудительным умником. Разве что перед пациентами… Но Лизе Тормес, восемнадцатилетней наркоманке с почти разложившимися мозгами, без разницы, что пьет по утрам ее лечащий врач и какие душевные страдания испытывает. У Лизы Тормес своих страданий столько, что ни одному Достоевскому не под силу описать. И Игорю Лопаткову, приличному человеку, отягощенному астеническим психозом, измученному клиническим чувством вины перед всем человечеством, тоже наплевать на то, какую вину испытывает его «док Викентий» перед бросившей его женщиной.

…Деревянная лопата легко, с едва слышным суховатым шорохом, входила в слоистые пласты снега. Покуда Викентий был столичным жителем, он и не предполагал, что в природе может быть столько снега, что воздух зимы окажется не серым, мертвым и отравленным кашлем автомобилей на Рублевском шоссе, а сладким и пронзительным, словно ледяное шампанское.
        Рядом скакала Розамунда - радовалась приятной погоде и чистейшему снегу.
        - Улыбнитесь мне, коллега,- сказала она Викентию, отряхиваясь от набившегося в ее шерстку снега так, словно была не кроликом, а по меньшей мере высококачественным песцом.- И сделайте глупое лицо, какое бывает у всех людей, когда они разговаривают с младенцами и животными. Потому что за нами следят.
        - Кто? - изумился Викентий. Он настолько привык к своему житью отшельника, что даже не сразу смог представить, что за забором его жилища или за дверью его клиники могут быть живые, мечтающие, радующиеся или скорбящие люди.
        - Насколько я знаю, это ваша соседка справа,- ответствовала Розамунда.- Вон двухэтажный бревенчатый дом видите? Она там живет. С мужем, собакой по кличке Морис и двумя ручными крысами Тони и Кити. А ее зовут Нина Валентиновна Первова.
        - Розамунда, откуда у тебя такие сведения? Ты занимаешься шпионажем?
        - В отличие от вас, дорогой коллега, я больше общаюсь с окружающими.- Иногда в Розамунде просыпалось непреодолимое желание говорить Викентию «вы» и не проходило до тех пор, пока ей не надоедало играть в чопорность.- Тем более если эти окружающие находятся всего-навсего по ту сторону забора.
        - Мне интересно, с кем именно ты имела удовольствие пообщаться,- пробормотал Викентий.- С псом Морисом или с крысами… Кстати, ты не сказала, как зовут любезного супруга госпожи Первовой.
        - Олег Андреевич,- немедленно отозвалась Розамунда.- И, между нами, он порядочная скотина!
        - Надеюсь, Нина Валентиновна наблюдает за мной не потому, что жаждет с моей помощью избавиться от мужа? - хмыкнул Викентий.- Я не большой мастер осчастливливать женщин.
        - Дурачок,- неласково ответила Розамунда.- Приготовься, сейчас она с тобой поздоровается.
        - Я просто умру от такого непосильного счастья,- мрачно пообещал Викентий.
        - Здравствуйте, доктор!
        Викентия передернуло. Такой вариант приветствия он ненавидел всеми силами своей измученной души. Но, как истинный психиатр, он сумел натянуть на лицо дежурную улыбку и ответить:
        - А, добрый день, м-м, Нина Валентиновна! Хорошая погода, верно?
        - Болван,- прошипела Розамунда откуда-то снизу.- Кроме погоды, больше тем для разговора нет?!
        Нина Валентиновна вплотную подошла к трухлявому, редкозубому забору, коснулась темной доски рукой в яркой варежке. Сказала:
        - Да, ничего погода… Доктор…
        - Можно просто Викентий.
        - Тогда я - просто Нина. Я не настолько стара…

«Так. Чего ей от меня надо? Она неосознанно сделала жест робкого и одинокого человека плюс употребила искательную формулу женского кокетства: мол, сделай мне комплимент, я ведь так и напрашиваюсь… Обойдешься, милочка. Для комплиментов у тебя муж есть».
        И Викентий мстительно сказал:
        - Чем могу служить?
        Неожиданно ему понравилось, как она смутилась и растерялась. Все они, женщины, царицы жизни, такие. Думают, игра будет вестись только по их правилам. С ними нельзя допускать ни грана слабости. Только жесткая дистанция. Сразу поставить на место.
        - Да я, собственно… Ни за чем…
        Он продолжал внимательно смотреть на нее. Жалкая улыбка не тронутых помадой губ. Блеклые глаза с темными полукружьями вспухших век. Скорее всего, она плакала. Муж? Или ручные крысы взбунтовались и искусали свою хозяйку?
        - Так в чем же дело? - Викентий сам удивился тому, что задает этот вопрос. Проблемы невзрачной Нины Валентиновны были ему так же близки и важны, как нынешнее состояние дел на Юпитере. Скорее всего, взыграло профессиональное любопытство. Викентий вдруг понял, что заключает сам с собой пари: Нина будет жаловаться на мужа или на отсутствие зарплаты? Или все-таки виноваты крысы?
        - Вы действительно потрясающий специалист,- мимолетно улыбнулась Нина Валентиновна, но Викентий не купился на такую мелкую лесть.- От вас ничего не скрыть. Но я даже не знаю, как вам это объяснить…
        - Что «это»? - переспросил Викентий, мельком глянув вниз: крольчиха пристроилась у самых его валенок и напряженно слушала весь диалог.
        - Понимаете, мой муж…

«Поздравляю вас, док. Проблема - все-таки муж».
        - Он говорит, что я… - Слова явно давались Нине с превеликим трудом, словно она не говорила, а глотала камешки.- Что я лунатик. Настоящий лунатик.

«О как».
        Викентий вдруг заметил, как по щеке его предполагаемо сомнамбулической собеседницы течет крупная слеза.
        - Подробнее вы можете мне все рассказать? - отрывисто бросил он.
        - Я, да… Я расскажу,- заторопилась соседка.- Только сначала скажите мне, доктор, лунатизм лечится?
        - Если рассматривать его как побочное проявление помрачения сознания - то да, лечится.
        Снова вымученная улыбка.
        - Хорошо… Значит, у меня есть надежда.
        Может, у Нины и была надежда, но вот у Викентия она пропала в этот же миг. Надежда на то, что он ближайшие часы проведет спокойно и самодостаточно, испарилась в снеговом небе…
        - Может быть, вы запишетесь ко мне на прием в клинику? - тоскливо спросил он, еще надеясь, что Нина согласится и хоть ненадолго, да отвяжется.- Сегодня я во вторую смену. Я вас приму…
        - Доктор, можно не в клинике? - В глазах Нины метнулся настоящий страх и еще стыд.- Муж говорит, это клеймо на всю жизнь - я и психи… Но я ведь не… Не такая! Я ведь нормальная, да?

«Скажите пожалуйста, какой у нас муж авторитетный!»
        - Пожалуйста, доктор, то есть Викентий, можно мне сейчас поговорить с вами… У вас дома?
        - Я бы подумала, что она к тебе клеится, если б не этот тон,- пробормотала Розамунда.- Она и впрямь безумно напугана. Веди ее в дом.
        Но Викентий не хотел вот так легко сдаваться. Что ему до проблем какой-то лунатички! Его - когда он умирал от тоски - не, спасал никто. Так почему он…
        - Викентий, а вы не знаете, в Африке действительно есть такое племя - вубути? - спросила Нина.
        - Вибути,- автоматически поправил он и только потом вздрогнул и новым взглядом посмотрел на свою предполагаемую пациентку.
        - Да, наверное,- кивнула Нина.- Вибути. Только там есть один русский. Его зовут Степан. Ему грозит опасность. И это как-то связано с крокодилами…
        Викентий окаменел, уронив в снег лопату.
        - Спроси ее, что она будет пить, и веди в дом,- распорядилась крольчиха Розамунда.
        Глава 3. МОСКВИЧ НА ПАЛЬМЕ
        Экзотика южных краев - это на любителя!
        Робинзон Крузо
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях»:

«- А чего тебе еще надо, белокожий господин?- надменно осведомился у меня Тонтон Макут.
        Тонтон Макут - маргинальный тип. Надменный до треска в шейных позвонках, хитрый, как целый турецкий базар, и непредсказуемый, как курс гривны. К тому же Тонтон является главным колдуном племени, а это, поверьте, сильно напрягает, когда с ним общаешься в режиме реального созерцания его коричневой физиономии в миллиметре от твоего собственного лица. От него все время пахнет, как от комбината по утилизации товаров бытовой химии. Но попробуй этим возмутиться! Ему, Тонтону, тебя в жабу превратить и потом на этой жабе сделать свою фирменную настойку - просто как два пальца об лиану разбить. И кстати, Тонтон Макут - единственный в племени, кто относится ко мне без должного почтения. Вообще без почтения! А ведь я как-никак исполняющий обязанности здешнего царя!
        Однако предвижу ваш недоуменный вопрос!
        Кто я такой и как меня угораздило здесь оказаться?
        Ну, я из этого секретов не делаю. Хотя мои записки я пишу вовсе не для того, чтоб потом какой-нибудь предприимчивый парнишка с синдромом хронического менеджера на основании моих скромных трудов наваял учебничек типа «Как добиться успеха, когда кругом сплошные дикари». Во-первых, вибути - не дикари, а во-вторых…
        Но все по порядку. Как говорит жрец Окойи, «сначала сплети сеть, а потом хвались уловом».
        Зовут меня Степан Водоглазов. По национальности москвич. По характеру… тоже москвич. Возраст и внешность особой актуальности не имеют, потому как я не брачное объявление стряпаю, а суровую повесть собственной экзотической жизни. До того, как оказаться в государстве-племени Вибути, я вел смиренное столичное существование, подвизаясь на разных поприщах. Одним из последних поприщ было создание новых версий переводов к знаменитым голливудским киношедеврам. Несолидная работенка, но зато и без лишней нервотрепки. Но когда заварилась вся эта вермишель с Викентием…
        Предвижу и то, что вам имя Викентий Вересаев незнакомо. Как, знакомо? А, это совсем не тот Викентий Вересаев. Тот, про которого думаете вы,- классик русской литературы с креном в критический реализм. А тот, про кого говорю я, к литературе не имеет ни малейшего отношения. Он мой друг и дипломированный маг. Точнее, это я придумал, чтобы Кешаня стал дипломированным магом, потому как жить на зарплату врача районной поликлиники - себя не уважать и друга раздражать. Открыл Кешаня магический салон, стал будущее предсказывать, венцы безбрачия снимать, порчу ликвидировать, кармы чистить, купоны стричь… И, надо сказать, у него неплохо получалось. До того момента, как к нему явилась та брутальная деваха Надежда Абрикосова.
        Искусством пудрить мужикам мозги Надежда Абрикосова владела в совершенстве, и Викентий пал первой жертвой ее высококлассной стервозности. Я, можно сказать, тоже пал. Потому и в Африке оказался…
        Так вот. У Надежды была коварная программа-минимум: при помощи моего деликатного друга расправиться с Царем Непопираемой земли Алулу Оа Вамбонга и самолично в этой земле прописаться со всеми удобствами. Но я ли не герой! Я ли не борец со злом во всех его самых симпатичных проявлениях! Я встал на черном пути Надежды Абрикосовой, как Тула на пути танков Гудериана! Викентий тоже, конечно, приложил руку к освобождению мира от вселенского зла, сосредоточенного в коварной Наденьке, но мне, без ложной скромности скажу, выпала более ответственная роль. Я спасал Его Царское Величество Алулу Оа Вамбонга, дабы не свершились коварные замыслы подлой мадам Абрикосовой,- спасал за счет собственной молодости и здоровья! Но Алулу - благородный Царь, с хорошо развитым чувством благодарности. Потому мне, как своему персональному спасителю, Алулу предложил заманчивое путешествие на его родину. И из технократической Москвы я перебрался на жительство в самые глухие африканские джунгли. Можно сказать, на пальму влез и завис в приятном обществе фиников, бананов и прочих сладких калорийных удовольствий…
        Хотя вообще-то я сильно сомневаюсь в том, что упомянутые мной джунгли - именно африканские. Вопрос вам на сообразительность, дорогие знатоки: водятся ли в Африке огнеперые фениксы? Огнеперый феникс - это такая, с позволения сказать, птица, у которой вместо перьев… Правильно, огонь. Вблизи такая пташка напоминает шаровую молнию, которой сделали химическую завивку. Я, когда в первый раз феникса увидел, думал - скончаюсь от разрыва сердца, а потом ничего - пообвыкся. Тем более что огонь фениксов никого не обжигает… Да, так вот! Повторяю вопрос: водятся ли в Африке фениксы? Нормальный ответ: фениксов вообще не бывает. Правильный ответ: бывает, и еще как! Но только не в Африке!
        Потом в здешних местах еще имеются глубоководные бегемоты… Тоже, доложу вам, преоригинальные монстры! Живут на дне самых глубоких озер, выходят на охоту только по ночам, добычу убивают, посылая мощные электрические разряды! Каково?
        А сухопутный крокодил-плакальщик?! Это такая нудная скотина: привяжется к тебе, будет путаться под ногами, жаловаться на жизнь и рыдать, хлюпая вечно мокрым носом. Единственный способ успокоить крокодила-плакальщика и заодно отвязаться от него - подарить ему корзинку или хотя бы пакет полиэтиленовый. Тогда крокодил сразу принимается набивать эту тару всякой лабудой, которую подберет с земли… Зачем ему это - совершенно неясно, хотя я подозреваю, что повинен в том обычный безусловный рефлекс. Или динамический стереотип. Когда наши русские бобры строят хатки - это ведь стереотип? Ну а здешний крокодил предпочитает таскаться с корзинкой. Но ведь на всех крокодилов корзинок не напасешься! Да и выслушивать крокодильи бессвязные жалобы - на это даже у Николая Николаича Дроздова терпения не хватило бы!
        Но самое противное животное здешних мест - жираф изысканный бродящий. Внешне он выглядит даже симпатичным: стройный такой, расцветка приятная. Но если тебе не посчастливится оказаться в том месте, где он бродит… Зажимает в угол между пальмами и начинает пытать вопросами: «А скажите, правда ли, что мне дана грациозная стройность и нега? А что лично вам напоминает пятнистый узор, украшающий мою шкуру? Согласны ли вы с тем, что вдали я подобен цветным парусам корабля?» Причем отвечать надо в стихотворной форме, иначе изысканный жираф может поступить с тобой совсем неизысканно - отпинает так, что мало не покажется. Одно хорошо: на закате все изысканные жирафы прячутся по специальным мраморным гротам.
        Я ведь для чего посвятил вас в особенности местной фауны? Правильно, именно для того, чтобы вы поняли: это не Африка! То есть не та Африка, к которой мы привыкли! Такой Африки не бывает! Здесь нет голодных изможденных детей, лютых хищников, грязных колодцев со смертельно опасной водой, ядовитых мух, иссушающих ветров и убийственной нищеты! Конечно, когда я оказался в государстве-племени Вибути, меня неприятно поразило отсутствие компьютеров, мобильной связи, телевидения, пива и бильярда. Но зато какие тут пальмы! А цветы! А фрукты! А женщины! А бриллианты! Может, местечко, в котором я оказался, и есть потерянный рай человечества? Что ж, вполне приличная версия.
        Но все по порядку. Что это я все о местной флоре да о фауне!
        Итак, перед вами государство-племя (именно такая вот формулировка!) Вибути. Его географическое положение до сих пор представляет для меня и прочих редких туристов большую загадку. Государство Вибути расположено в так называемой Тайной Африке, у которой есть не только своя собственная карта, но даже и глобус. Глобус, правда, маленький. И секретный.
        На севере государство-племя Вибути граничит с относительно мирными небольшими государствами-племенами Сото (республиканская монархия) и Мошешобо (монархическая республика). К востоку от Вибути расположены Великие горы, за которыми находится территория Непопираемой земли, также принадлежащая Вибути. Пока принадлежащая. Чую я, немало нашлось бы охотников эту Непопираемую землю у вибутян оттяпать, но Царь Алулу бдит за собственным достоянием. На западе Вибути граничит с маленькими племенами, которые до статуса государств чуток недотянули: это племя женщин-людоедок уваке и племя охотников за редким жемчугом тка-тка. Племена эти живут очень скрытно, враждебно относятся ко всяким попыткам выйти на контакт, поэтому вибутяне просто отгородились от этих племен высоким железным забором и называют жителей уваке и тка-тка «людьми дикого запада». Юг государства Вибути весь сплошь зарос совершенно непроходимыми и опасными джунглями. Ни один вибутянин, буде он в здравом уме и твердой памяти, и близко к тем местам не подойдет. А если и окажется в племени психопат, что возомнит себя новым Магелланом или там
Колумбом, и ринется напролом сквозь эти джунгли, обратно с победой ему все равно не вернуться. Потому что за джунглями (как говорят здешние старожилы) есть страшные Живые Озера, и вот от них уже точно нет никакого спасения. Лично я полагаю, что опасность южных джунглей и пресловутых Живых Озер сильно преувеличена. Просто вибутянам в силу их мирного характера лень лезть на рожон неизвестности. Вот и придумали пугающую сказочку…
        Сколько квадратных километров занимает Вибути, точно не считал. Но не меньше четырехсот тысяч. Есть где вырастить кокосы, хлебное дерево и серебряные пальмы.
        Официальная столица государства Вибути - город Бандат, в нем же находится официальная резиденция Царя Алулу Оа Вамбонга (а неофициальная резиденция Алулу находится, если вы еще не поняли, в Непопираемой земле). Бандат состоит из нескольких сотен разновеликих хижин и целиком сосредоточен в пальмовых зарослях, как перья в слежавшейся подушке. Крупнейшие города государства: Тунету (триста девяносто хижин, полторы тысячи человек, двести два зомби) и Натугу (триста девяносто четыре хижины, полторы тысячи зомби, сто три человека и десять жертвенных коз). Тунету считается культурным центром государства Вибути, потому что там живут семьи лучших гончаров, кузнецов и плетельщиков тростниковых циновок. А Натугу - в прямом смысле город мертвых, ибо там селятся поднятые (на добровольной основе) из могил мертвецы, которые не хотят без дела разлагаться в местной плодородной почве, а предпочитают отдавать себя общественно полезному труду. Также в Натуту живут специальные колдуны-аниматоры, собственно и занимающиеся подыманием покойников из могил. У вибути это дело прочно поставлено. Каждый вибутянин еще при жизни
составляет завещание, в котором указывает, желает ли он после смерти быть возставленным и продолжать трудиться на благо племени. Все законно. Против воли аниматор никого тут не подымет, хотя, конечно, бывают и исключения… Но об этом надо отдельно рассказывать. Я лучше про местную географию продолжу. На востоке от Бандата имеется провинция Пурупай. Ничего примечательного - опять-таки масса хижин и банановые плантации. На севере - деревня Мазизи. Эта деревня возникла сама собой вокруг солидной кимберлитовой трубки, набитой алмазами, как вареная колбаса - генетически модифицированной соей. Алмазодобытчики, чтоб не терять времени на дальние переходы в центр, понастроили вокруг трубки тростниковых хибарок и весело занялись обеспечением племени сладкой жизнью.
        Да, кстати, тут уж я и скажу о полезных ископаемых прекрасной страны Вибути. Алмазов, золота, серебра, платины, кобальта и меди тут просто жуть сколько. По статистике Совета Жрецов, на каждого вибутянина приходится по тонне алмазов. Это о многом говорит.
        Рельеф тут преимущественно равнинный, если не считать гор на востоке; климат тропический и даже чересчур. Главные реки - Сонга, Те (священны) и Акалулу (судоходна, то есть на каноэ по ней плыть не запрещено).
        Так, про животный мир я уже говорил выше…
        А вот еще что!
        Как я мог из виду упустить самое главное!
        Государственный строй Вибути относится к религиозной монархии. Царь всея Вибути и Непопираемой земли является также и потомственным воплощенным божеством, и носителем первомировой души, и первожрецом. Однако реально Царь Вибути в основном существует только для пущей красоты и важности (и для международных связей). Настоящая власть в государстве - советская, потому что управляют вибутянской жизнью два Совета: Совет Жрецов и Совет Вечных Дев. У обоих этих Советов имеются собственные резиденции в Бандате, надо сказать, нехило обставленные. Со жрецами вам, дорогой читатель, наверняка все понятно: обеспечивают уровень благочестия, связь с богами и тому подобное. Вечные Девы - изобретение сугубо вибутянское. Всего их двенадцать, как правило, выбираются они из местной аристократии. Насколько я понял, Вечные Девы должны быть не только девственницами (это уж само собой), но и обладать способностями, о которых можно сочинять фантастические романы. Все Вечные Девы умеют читать мысли, левитировать, взглядом гнуть пальмы к земле, беседовать с флорой и фауной и становиться невидимыми по своему желанию. Условие
для такого могущества только одно - абсолютное сохранение целомудрия. Думаете, это отталкивает претенденток на должность? Ничего подобного! За то время, что я тут живу, умерла одна уже глубоко древняя Вечная. Когда объявили вакансию, начались натуральные поединки- несколько десятков потрясающих девиц соревновались в паранормальных, а также боевых искусствах. Победила такая красавица, что было страшно обидно - вся эта красота растратится исключительно на карьеру, и ни один мужик не будет осчастливлен.
        Хотя, как я заметил, здешних мужиков это вполне устраивает.
        Здешние мужики просто процветают по сравнению со своими европейскими братьями, хотя бы уже потому, что вибутянки не феминистки, вечно требующие подтверждения своих прав. Просто вибутяне, помимо веры в двух с лишним десятков богов и богинь, верят еще и в легенды. А многие легенды вибутян говорят о том, что женщине лучше предоставить свободу действий, отойти в сторонку и понаблюдать, что будет…
        Вы спросите меня, откуда я понахватался таких солидных знаний о государстве Вибути? А вот…
        В первый свой год райской жизни я преимущественно больше наблюдал, учился и осваивался. И понимал, что государство Вибути расположено в совершеннейшей глуши, такой глуши, какая и не снилась самым смелым исследователям затерянных племен. Добраться до Вибути крайне сложно: у меня есть подозрение, что главный колдун Тонтон Макут просто поставил вокруг племени нечто вроде фильтра, и этот фильтр отсеивает всех ненужных любопытствующих. Правда, официальные делегации из Европы или Азии принимаются. Также невозможно добраться и до Непопираемых гор - невозможно никому, кроме самого Царя Алулу Оа Вамбонга. Дело тут даже не в хищниках, не в трудностях дороги, не в ловушках, губящих непосвященных. Похоже, на дорогу в Непопираемую землю наложено спецзаклятие, благодаря которому непосвященный, сколь бы ни пытался выбраться, попадает на тропу, ведущую обратно в племя… Да, вы правильно догадались, я и был таким непосвященным - очень уж любопытство меня одолевало, хотелось выяснить раз и навсегда, в чем состоит ценность Непопираемой земли. Не удалось, и теперь Тонтон Макут смотрит на меня с каверзной усмешкой.
        Но если мне не удалось попасть в Непопираемую землю, это не значит, что я вообще не смог произвести разведку местности. Как только Царь Алулу любезно из меня выселился и вернул мне приличный товарный вид (то есть я помолодел, поздоровел, цвет лица у меня стал приятного тона «молочный шоколад»), я выпросил у него карт-бланш на свободное передвижение по окрестностям с целью их пристального изучения. Царь - человек не мелочный, для своих особой тайны из географии Вибути не делает, поэтому он с легким сердцем отпустил меня на все четыре вибутянские стороны. Правда, с проводником. Точнее, с проводницей и консультанткой, что, несомненно, было еще одной любезностью с его стороны.
        Мою проводницу и консультантку звали Онене Небуду. Вообще-то ее и сейчас так зовут, но на данный момент она уже не является моей проводницей, хотя я был бы не против…
        Поначалу мы с Онене изъяснялись при помощи кошмарного лингвистического и жестикуляционного винегрета. Я хорошо знаю русский, прилично - английский и неприлично - немецкий. Онене говорила только на вибутянском, чирикая и посвистывая, как шоколадная канарейка, но постепенно я выучил язык племени, а Онене стала на удивление легко пользоваться выражениями «За присутствующих здесь дам!», «All you need is love» и «Das ist fantastisch!».
        Вообще, Онене - девушка, изумительная во всех отношениях. Фигура идеальная, к тому же ты имеешь возможность созерцать эту идеальность практически в первобытном виде, потому как из одежды Онене отдавала предпочтение коротеньким кожаным юбочкам и прозрачным топикам, причем, подозреваю, надевала она эти вещи исключительно для того, чтобы выглядеть рядом со мной поцивилизованнее… Глаза у нее просто как два омута, в которых потонуть - мечта всей моей жизни. Носик пикантный, губы манящие, улыбка - все голливудские красавицы удавятся от зависти! Правда, прической Онене не блистала, поскольку блистала совершенной лысиной - как она позднее мне объяснила, девушкам ее социального статуса положено брить голову. Да, Онене - девушка из самых сливочных сливок местной аристократии. А кого же еще назначать мне в проводники? Крокодила-плакальщика, что ли?
        Благодаря прекрасной Онене я и стал помаленьку осваивать жизнь в племени, практически не страдая оттого, что не имею возможности посмотреть «Свободу слова» или выпить «Карлсберга» в «Зеленом погребке»…
        Прежде всего Онене показала мне, чего ни в племени, ни в окружающих поселение чащах делать не следует - не только из вежливости или уважения к местным обычаям, но и из соображений собственной безопасности. В племени вся хозяйственно-экономическая деятельность сосредоточена в руках женщин. Также женщины-вибутянки занимаются охотой, воспитанием детей и созданием регулярной армии (но с этим пока сильно не продвинулись). Поэтому в племени считается верхом неприличия смотреть на женщину игриво, если она занята стиркой, приготовлением еды, охотой на норную газель, починкой хижины и кормлением ребенка. Как женщины карают за игривый взгляд - испытано на себе. Онене любезно и тактично размазала меня по пальме в первые же полчаса нашего знакомства, а потом объяснила, что быть моей проводницей - ее работа, но эта работа услуг интимного свойства не подразумевает.
        Далее. В племени мне пришлось отказаться от некоторых европейских привычек. Например, вибутянке ни в коем случае нельзя задавать вопрос «Как дела?». Считается, что, если она ответит, эти ответы подслушает коварная богиня Ар, вмешается и все испортит. Вибутянке нельзя говорить, что она классно выглядит или что новая серьга у нее в носу - просто парижский шик, потому что вибутянка может подумать, что вы хотите забрать у нее лицо, серьгу вместе с носом и даже вообще всю фигуру. Да, честно, вибути верят, что словами, а также рисованием, фотографированием и видеосъемкой можно лишить их тел; лишившись же тел, они превратятся в духов пепла - кошонгри, чего, разумеется, не хочется никому.
        К правилам поведения в джунглях Онене тоже приучила меня постепенно. Это благодаря ей я насобачился разбираться в местной фауне и так аккуратно обращаюсь с местной же флорой. Моя прекрасная проводница показала мне, как обходить цветы-ловушки (у них гигантские липкие бутоны: наступаешь ногой, прилипаешь, и эта дрянь тебя утягивает аж под землю - явно не для того, чтобы просто пообщаться), как находить дорогу к Трем Водопадам, как избежать встречи с богами Забытых Храмов (и как не попасть в эти храмы - тоже)… Но это не так уж и важно. Главное - я понемногу начал привыкать к жизни в племени и мне даже стал нравиться этот осколочек цивилизации.
        Ведь кто такие вибути? Неагрессивный народец, живущий в таком месте, про которое даже нельзя сказать точно, существует оно реально или нет.
        А жизнь тут действительно сладкая. Все государство Вибути - это хижины, хижины, хижины, политика невмешательства и скромные запросы. Тут все имеют сравнительно скромные запросы, проводят политику невмешательства и живут в хижинах - народ, царь, жрецы, главный колдун и даже почитаемые боги. Вся разница только в материале, из которого строится хижина. Нет, ничего особенного. Например, на царскую хижину (она же дворец Оа) пошли листья медно-золотой пальмы, жрецы довольствуются продолговатыми листочками местного так называемого стального баобаба, а народ лепит жилье из тростников, по виду сильно смахивающих на алюминиевые трубки. Нет, правда! Есть что-то странное в том, как некоторая здешняя растительность напоминает продукцию металлургического комбината. Представляю, как давились бы наши магнаты за возможность вырастить на русской почве широколистную золотую пальму - и хоть у нее только листья золотые, зато ствол платиновый.
        Да, вот еще что! Вы справедливо спросите: а почему меня, простого москвича Степана Водоглазова, тут считают исполняющим обязанности Царя Алулу Оа Вамбонга? Как это я сподобился такой благодати? Ну, я не так давно эти обязанности исполняю, всего-то год с небольшим. Просто Царю вдруг заблажилось уйти в отпуск - посетить Непопираемую землю, отдохнуть от своих жен-наложниц, отвлечься от государственных забот и на досуге прочитать наконец собрание сочинений Валентина Пикуля, привезенное им еще из Москвы. Вот Царь меня вызвал и говорит: «Степан, хватит тебе по пальмам лазать и таскаться за Онене, как крокодил-плакальщик! А займись-ка ты государственным делом! Я что-то подустал, засиделся на этом троне. Пойду в Непопираемую землю - там воздух чище, климат мягче и воды целебные! А то, смотри-ка, у меня три мимические морщины на лбу от такой жизни появились!» Конечно, не царское это дело - морщины на лбу разглядывать, но я ему этого не сказал. И отказываться не стал - надо Царя позамещать, сделаю. Ведь и впрямь скучновато - фрукты, женщины, жабья настойка. Совсем я перестал быть социально активным, а тут
такой шанс выпадает.
        Вот Алулу махнул в Непопираемую свою, а я остался. Даже втянулся, можно сказать. Ведь особенных дел у Царя нет - ну, пару-тройку внешних договоров подпишешь, к наложницам сходишь - угоститься засахаренными кокосами и травяным чаем, по вкусу напоминающим абсент… Ладно, о своем временщичестве я как-нибудь еще напишу. Попозже.
        Тут я выше упомянул о верованиях, потому сейчас немного расскажу о наиболее почитаемых вибутянских божествах. Между прочим, некоторых из этих богов я видел живьем и даже с ними разговаривал за чашей-другой жабьей настойки.
        Верховный бог племени - Онто. Это на нем лежит вся ответственность за происхождение вибути. Онто выглядит очень дряхлым и несимпатичным: у него облезлая голова льва, туловище дракона и при этом конечности осьминога. Из-за своей внешности Онто пребывает в постоянной депрессии, обитает в персональном храме при Трех Водопадах, но приходит в хорошее расположение духа, если в его честь устраивают праздник с многочасовыми ритуальными танцами.
        Вторым по значимости и почитаемости идет бог Ндунги, покровитель скотоводства, земледелия и самогоноварения. Выглядит он потрясающе - толстый, веселый, вечно пьяный розовый слон с вызолоченными ушами. Когда он из запойных джунглей является в племя, начинается повальная радость, все дарят друг другу подарки, много пьют, много едят и активно улучшают демографическую ситуацию. Я выяснил, что выражение «раздача слонов» напрямую связано с культом вибутянского бога Ндунги. Неудобство состоит в том, что у Ндунги есть сводный брат и соратник, тоже бог, именуемый Камратий. Этот небожитель является на следующий день после празднично и пьяно проведенной ночи и начинает грызть твою совесть, упрекать за бесцельно прожитые годы и больную печень. Выглядит он как мокрый и зеленый змей. Как вы догадались, в племени его не особенно-то любят и даже жертвенника ему не ставят.
        Следующее серьезное лицо вибутянского пантеона - богиня всех видов интимных отношений, зовут ее Манюнюэль, что в вольном переводе с вибутянского на русский означает «заводная». Празднества в честь этой богини обычно оканчиваются Ночью Длинных Вздохов, но тут я не буду вдаваться в подробности. Скажу только одно: да, это вам не фригидная Россия! Однажды я имел удовольствие лишь побеседовать с богиней Манюнюэль, и этого было достаточно для того, чтобы понять: вибути непобедимы, когда у них есть такие богини.
        И, наконец, как во всякой уважающей себя языческой религии, в верованиях вибути имеется культ злобного и вредоносного божества. У вибути роль плохого полицейского исполняет богиня Ар. Внешне она просто красавица, если не считать вечно окровавленных длинных клыков и набедренной повязки из скелета леопарда. Характер же у нее - просто фабрика пиротехники, в которую угодила молния. Богиня Ар ответственна за все крупные и мелкие пакости, хоть изредка да случающиеся даже в таком земном раю, как Вибути. Приснился члену племени плохой сон - виновата Ар. Вернулась жена с охоты без добычи - это подлая Ар помешала ей. В постель двух страстных любовников заползла ядовитая змея - подослала ее не кто иная, как хитроумная богиня! Ар никто не любит, но жертвы ей периодически приносят - в основном гнилые бананы и прокисшее кокосовое молоко. Естественно, при таком уровне почитания характер злобной богини вряд ли способен исправиться.
        Так, про всяких мелких божков писать не буду, потому что сам запутаюсь, кто за что у них отвечает и с кем состоит в родстве,- тут так все сложно, что греки со своим замшелым Олимпом могут скромно жаться в уголку, вроде бедных родственников. Теперь я подхожу к самому главному. Счастливую жизнь племени обеспечивают вовсе не Советы, не жрецы, не главный колдун и уж точно не Царь Непопираемой земли. И даже не все многочисленные боги-богини, если уж на то пошло. Дождь и вёдро, посевы и урожаи, добыча и достаток, любовь и дети, удача и здоровье вибути зависят напрямую только от одного - Великой Милости Белой Птицы.

…Эту-то Птицу я и увидел в тот день, когда в иссушенные долгой засухой джунгли наконец пришел дождь. Мне тогда пришлось тащиться в паланкине вместе с целой вибутянской демонстрацией - жрецами, Вечными Девами, Тонтоном Макутом и сводным вибутянским оркестром - до реки Сонги, которая является первой преградой на пути в Непопираемую землю. На этой реке, по поверьям племени, произошло первое свидание Белой Птицы с первым представителем вибути…
        Вообще, нынешняя церемония встречи была обставлена красиво, но несколько громоздко. Конечно, то, что жрецы вибути умеют ходить по водам как по паркету, удивительно, но за годы, проведенные в племени, я навидался и не такого. А потом этот свет, который ярче солнца, бешеный и в то же время тихий свет, ослепляющий не только глаза, но и всего тебя… Было жутко. Спасибо барабанщику Нтути - это он милосердно закрыл мне глаза своей шершавой ладонью. Обидно только, что я не видел, как Белая Птица приземлилась, как она выглядит вблизи! Столько разговоров, столько предвкушения, а в результате ты у порога чуда зажмуриваешь глаза и открываешь их снова лишь для того, чтобы посмотреть ушедшему чуду вслед.
        В общем, когда мне глаза открыли, чудо кончилось - Птица улетела, оставивши в немощных ручках старшего жреца невеликую корзинку.

«Ничего себе! - подумал я.- Это и есть ваша распрекрасная Удача? Не слишком уж. она глобальна, ежели помещается в такой скромной упаковке!» И откровенно высказался по этому поводу. А тут Тонтон Макут и облей меня в очередной раз презрением: чего ж, мол, тебе еще надо, меркантильная европейская морда?
        - Да ничего-с,- говорю.- Любопытственно поглядеть, кто это там агукает в этой корзинке. Уж это наверняка мне позволено как заместителю Царя. Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он и да потопчет!
        - Что ж, чужеземец,- отвечает Тонтон Макут,- славь великого Алулу за то, что он сподобил тебя этакой благодати и разрешил стать своим в племени. Иного на твоем месте мы просто испепелили бы за одно лишь присутствие!
        - Спасибочки,- говорю,- нашему преславному Алулу за его доброе ко мне отношение, да воссияет он и да потопчет, только давайте не будем отвлекаться и поглядим, кто же это там в корзиночке так жалостливо скулит.
        На те мои слова Тонтон Макут до чрезвычайности ликом искривился, так что некоторым ребяткам из сводного вибутянского оркестра смотреть на него стало тошнотворно. Но у меня нерв крепкий, что буксирный трос, потому я на колдунов лик глянул спокойно, а после недрогнувшей рукой отогнул в сторону белый лепесток пеленки, которым содержимое пресловутой корзинки было интимненько прикрыто.

…В общем, ничего особенного. Младенчик и младенчик - голенький, смугленький, лапками сучит, пищит и жалобно глазки жмурит. И - женского полу младенчик, так что даже непонятно, из-за чего все перед нею так воздух сотрясают. В таком невнятном возрасте вовсе непонятно, красотка это будет или дурнушка, а сейчас лицо у нее больше на печеное яблоко похоже, да и тельце, прямо скажем, не восхитительного варианта. Одна только мелочь меня по глазам царапнула, но я как-то значения поначалу этому не придал: у корзиночной девицы на месте пупка ничего не наблюдалось - голый ровный животик. Потом-то я понял, что именно отсутствие пупка означает, но в тот момент меня не это волновало…
        - Люди,- говорю,- это что, и есть столь долго ожидаемая вами Великая Милость Белой Птицы? Это вот мелкосопливое чадо?!
        - Загради свои уста, нечестивец! - заплескал на меня руками жрец Окойи.- Это тебе не просто чадо! Это Государственная Девственница!
        Нет, у этих вибути на девственниц прямо какой-то пунктик!
        - Опаньки! - восхищаюсь.- Мало вам разве двенадцати абсолютно непорочных девиц? Еще одна понадобилась?
        На этот вопрос они мне тогда не ответили. Обратно свою Государственную (а та уже, похоже, подстилку намочить успела) пеленочкой прикрыли, по сторонам зыркнули, словно опасались, как бы кто это сокровище не спер вместе с корзинкой, и снялись с места - в обратный путь до поселения.
        В селении нашу компанию уже поджидали… На всех хижинах развевались государственные флаги вибути: белое перо на зелено-золотом фоне; на круглой утоптанной поляне, гордо именуемой тут главной площадью, вовсю отплясывали самородки местного кордебалета - в пышных юбочках из пальмовых листьев, с фонтанами ярких перьев на голове. Около хижины-дворца маршировала показательная женская гвардия: по случаю торжества детвору выпустили из хижины-школы, и теперь эта детвора при помощи своих домашних любимцев - слонов протягивала над племенем цветочные гирлянды, веревки с пестрыми флажками и слюдяные фонарики со свечками внутри - вечером будет иллюминация. Община магов-огнепоклонников запускала пробный фейерверк, значит, вечером к иллюминации добавятся и огненные потехи, как будто это не затерянное африканское племя, а распрекрасный толкиеновский Шир… Словом, торжество на высшем уровне! Когда в прошлом году к Алулу с официальным визитом приезжал какой-то раджа Рамбугупта, и то не было такого пышного приема, накормили раджу жареными кузнечиками, настойкой жабьей напоили и восвояси отправили. А тут на тебе…
        Навстречу нашей кавалькаде вышла почтенная госпожа Агати-Бобо. Это крепкая мрачная старуха под два метра ростом, с седыми косичками на черной голове, в неизменной алой простыне, заменяющей приличное европейское платье, и с кулоном в виде стильного золотого паука. Насколько я знаю, Агати-Бобо уже много лет занимает должность царственной няньки и воспитательницы. Госпожу Агати-Бобо побаивается все племя, даже колдун Тонтон Макут обходится с нею вежливо, а уж про Царя Алулу и говорить нечего, потому что он и сам был выпестован жесткими широкими ладонями Агати-Бобо и выпущен ею в благословенный окружающий мир.
        Мне доселе с Агати-Бобо напрямую пересекаться не приходилось, потому я тоже перед нею слегка заробел. А вы бы не заробели? Знаете, какие глаза у этой старухи?! На угольно-черном лице они сверкают прямо как два чистейших сапфира! Такие глаза для вибути - редкость, в племени говорят даже, что Агати-Бобо эти глаза получила от бога Онто взамен своих обычных, потому что так лучше у нее получится надзирать за вверенными ее попечению чадами.
        Перед Агати-Бобо все расступились. Корзинку с попискивающим внутри чадом водрузили на некое подобие церковного престола (а я-то еще вчера задумывался, зачем посреди площади возводят это нелепое сооружение и обильно украшают его цветами…). Вокруг собралось почти все племя, но держались тихо, благоговейно, и - как я с удивлением заметил - никто из вибутян на корзинку не глядел.
        - Славьте и преклонитесь! - воззвали к народу жрецы.
        - Славься, чистотой дарующая жизнь! - возопило все племя и повалилось подкошенной травой у подножия «престола». Я даже растерялся - никогда еще не видел вблизи такого повального проявления верноподданнических чувств. Самому, что ли, на колени встать? Нет, переживут. В конце концов, я не местный.
        Тут Агати-Бобо остро глянула на меня своими сапфировыми гляделками.
        - Зачем чужеземцу взирать на то, что сокровенно от недостойных взоров? - вроде бы обратилась она к жрецам, но на самом деле ответ она, конечно, знала. Просто хотела мне еще раз напомнить, кто я такой для нее и где мое место.
        Я вежливо помахал Агати-Бобо ручкой и с улыбкой сказал:
        - Я вот передам великому Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он и да потопчет, как вы обращаетесь с носителем его первого лица! Мало не покажется!
        Агати-Бобо только хмыкнула. Похоже, великого Алулу она боялась меньше всего. Еще бы. Она собственной персоной приобщала Царя ко всему прекрасному и благородному: как правильно сморкаться - в лист пальмы, а не в ладонь, как в ушах ковырять - не первой попавшейся веточкой, а специальной золотой ухочисткой; также и правила пользования наложницей объясняла… Но сейчас Агати-Бобо решила не заострять внимания на моей скромной персоне - имелась персона поважнее, та, что агукала в плетенке под пеленкой.
        - Внимание! - строго сказала Агати-Бобо, стараясь говорить так, чтобы ее голос разносился над всем поселением подобно грому и прибою.- Сейчас я вытащу Великую Милость из ее колыбели, и вы все крепко зажмурите глаза! Ибо тот, с кем, находясь на земле племени, случайно встретится она своим первым взглядом, будет… ну, вы сами знаете, кем он будет. Не хотите неприятностей на всю жизнь - закрывайте глазки! А кто у нас тут такой масенький, красюсенький лежит? А сья ето у нас пеленоська? Ути-тюти! Моя масенькая крокодилинка, агу-агу!

…Разумеется, последние реплики относились уже к воркующей в корзинке Государственной Девственнице. Я быстро огляделся - все племя и впрямь позажмуривало глаза. Все, даже жрецы, даже Вечные Девы и сам Тонтон Макут. Только Агати-Бобо медленно и величаво, как в хорошем голливудском фильме, наклонялась над корзинкой, откидывала полог, протягивала руки…

…И совершенно не замечала того, что к ее шее подбирается сверху черная, лаково блестевшая на солнце змея!
        Откуда взялась эта ядовитая тварь, не знаю. Прямо над «престолом» нависала пышная гирлянда из густо сплетенных цветов и листьев. Может, змея (а насколько я успел заметить, это местная разновидность гадюки, очень ядовитая, называемая
«смерть смертей») с вечера забралась в гирлянду, задремала там, а теперь вот решила таким образом развлечься? Во всяком случае, времени на построение версий у меня не было. Я прямо как Индиана Джонс ненавижу змей. И не могу позволить, чтоб на моих глазах ползучая пакость кого-нибудь ужалила. Пусть даже этот
«кто-то» такая неприятная персона, как Агати-Бобо.
        Спасибо Царю Алулу, перед тем как отправиться в Непопираемую землю, он научил меня кое-каким магическим штучкам. Например, выстреливать молнией из указательного пальца. Сейчас этот навык очень пригодился. Я навел указательный палец на змею (а время все растягивалось, превращая секунды в века, все вокруг застыло, завязло в неподвижности, и даже воздух заклеивал губы как пластырь), прицелился, сосредоточился и дал разряд.
        И сразу все вернулось на круги своя. Время заскакало бешеным зайцем, мир навалился звуками, цветом и запахом, воздух разъяренно шипел, входя в мои легкие. И еще палец болел. Наверно, я перестарался с зарядом.
        Точно, перестарался. Произошло все беззвучно, поэтому никто из членов племени так и не открыл глаз, не шелохнулся, и лишь один я видел, что натворил. Мой заряд не только начисто смел и змею, и всю цветочную гирлянду. От головы Агати-Бобо тоже ничего не осталось. Во всяком случае, на плечах головы точно не было. Тело Агати-Бобо постояло мгновение, а потом рухнуло наземь с каким-то деревянным стуком.
        - Богиня Ар,- пробормотал я, цепенея.- Да что же это? А если я и ребенка задел?!
        Отцовских инстинктов у меня никаких, но к детям я определенно отношусь положительно. Да и страшно жалко вдруг стало эту малявку в корзинке, которая только, можно сказать, жить начала, а уже попала в неприятные приключения. По моей, кстати сказать, вине.
        Я подошел к «престолу», стараясь не шуметь, с замиранием сердца глянул на корзинку. Ффу, пронесло! Корзинка была цела и даже пеленкой накрыта, а значит, цело и содержимое. Но надо окончательно удостовериться.
        Я потянул за край пеленки. Тогда, у реки, я эту пеленку легко откинул, а тут она показалась тяжеленной, как каменная плита. Странно. Почему то, что возможно было совершить у Золотой реки, невозможно здесь, теперь, в племени, среди родимых хижин?!
        Пеленка все-таки съехала набок, показалось - с каменным шорохом лавины. И я снова увидел девочку. И понял, что изменилось. Теперь она открыла глаза. Она смотрела на меня.
        Только на меня.
        Это был взгляд, словно…
        Словно ты вышел сладкой летней ночью во двор своего дома, запрокинул голову, а небо вдруг придвинулось к твоему лицу, распахнулось легко, как книга, и вся Вселенная посмотрела на тебя, приветствуя и ликуя.
        - Кто ты, госпожа?

…Это я спросил?
        У ребенка?!
        А она, не отрывая от меня взгляда, протянула руки.
        - Я, я не могу. Я недостоин! Святые небеса! Жрецы, как вас там, что мне с нею делать?!
        Почему-то в тот момент мне никто не ответил, они все онемели, как актеры, забывшие текст на премьере спектакля. Девочка посмотрела на меня строго и нетерпеливо, словно требуя, чтобы я не церемонился и поскорее взял ее на руки.
        Она была совсем невесомой и какой-то прозрачной. Поначалу. Потом у нее заурчало в животике, она прищурила свои божественные глаза, сморщила личико и пронзительно заверещала.
        Вот тут-то племя и открыло глаза. И увидело меня, чужеземца Степана Водоглазова, с их главной святыней на руках. И рядом - обезглавленное тело Агати-Бобо…
        - Что ты наделал, безумный? - вскричал жрец Окойи.
        - А я вас предупреждал насчет этого белокожего идиота,- добавил в ситуацию яду Тонтон Макут.
        - Я все объясню! - беспомощно воскликнул я, но было…
        Поздно.
        Государственная Девственница описалась прямо у меня на руках».
        Глава четвертая. ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
        И все равно это лучше, чем попасть в Матрицу!
        Нео - Присаживайтесь,- профессионально поставленным голосом сказал своей новой пациентке Викентий.
        Она, прежде чем устроиться в предложенном кресле, оглядела комнату. А Викентий в отместку оглядел пациентку. Увиденное его не впечатлило. По сравнению с Элпфис все женщины априорно выглядели замарашками и дурнушками, и Нина Валентиновна не являлась исключением из этого вересаевского правила. Она была невысокой, излишне сухощавой, а черные джинсы и далеко не новая водолазка делали ее похожей на силуэт, вырезанный из старого конверта от фотобумаги. Или на тень. Волосы коротко подстрижены и тоже выкрашены в иссиня-черный цвет. В ушах - о нет! - в ушах покачивались каплевидные сережки из какого-то тусклого черного камня. Не будь Нина Валентиновна достаточно взрослой, Вересаев бы заподозрил в ней склонность к готическому року.
        - А вы… скромно живете,- меж тем не слишком тактично отметила женщина в черном.
        - Спасибо, я знаю,- кивнул Викентий.
        - Такой знаменитый врач…
        - Давайте сразу приступим к делу,- отмел комплименты Викентий.- Рассказывайте.
        - Что рассказывать? - немного испугалась Нина Валентиновна.
        Викентий внутренне поморщился.
        - Мы вроде бы говорили о лунатизме,- стараясь быть максимально любезным, напомнил он.- О вашем предполагаемом заболевании. О том, что ваш муж стал свидетелем сомнамбулических проявлений вашего поведения… Вот о проявлениях я и хочу знать подробнее.

…Розамунда конечно же тоже была тут как тут - уютно устроилась на старом комоде под включенной лампой с абажуром. Лампа давала мягкий рассеянный свет, напоминавший золотистый мед, и от этого света шерстка Розамунды блестела как черная парча. «Рисуется,- недовольно подумал про длинноухую «коллегу» Викентий.- Кокетничает. Даже в таком виде. Женщина всегда остается самой собой, будь она хоть в облике крольчихи. Ненавижу женщин. Дуры. Истерички. Энергетические вампирши».
        - Вересаев, ты скоро станешь маньяком-женоненавистником, если будешь мыслить столь негативно,- тут же услышал он тихий, но весьма разборчивый шепоток Розамунды.- Тебя самого придется лечить. Я наблюдаю у тебя явную феминофобию.
        - Ничего подобного,- огрызнулся Викентий. Напрасно он это сделал, потому что лицо Нины Валентиновны удивленно вытянулось. Как же, доктор разговаривает сам с собой. Или с кроликом, что выглядит еще хуже.
        - Не обращайте внимания,- неловко усмехнулся Вересаев.- У психиатров свои причуды. Я внимательно слушаю вас, Нина.
        Нет, она точно дура. Смотрит на него непонимающим взглядом, спрашивает:
        - Как же я вам расскажу о том, что делала во время приступов, если ничего не помню?
        Викентий поздравил себя с тем, что терпение его безгранично, как Вселенная.
        - Ваш муж был свидетелем приступов,- вкрадчиво начал он.- И именно он убедил вас в том, что вы лунатичка. Какие он привел доказательства? Вы бродили по дому во сне? Писали письма с закрытыми глазами? И еще - при чем здесь африканское племя вибути и русский человек Степан? Да говорите же!
        - А, теперь я поняла,- кивнула Нина, устремляясь взглядом куда-то в прекрасное далеко.- Конечно. Муж сказал мне, что несколько ночей подряд я встаю с постели и, не открывая глаз, начинаю упаковывать в чемодан вещи. Свое белье, платья, косметику и так, всякую мелочь. Потом одеваюсь, сажусь за стол и действительно пишу с закрытыми глазами. Пишу одно и то же письмо. Точнее, записку.
        - Записки сохранились? Вы их сейчас взяли с собой?
        - А нужно было? Я принесу, я сейчас, мигом!
        - Не нужно,- остановил ее Викентий.- Потом принесете. Что, по словам вашего мужа, вы делаете после того, как написали записку?
        - Он говорит, что…
        - Ну же, продолжайте! Вы можете совершенно меня не стесняться, я врач.
        - Он говорит, что я начинаю приставать к нему,- опустив голову, пробормотала Нина Валентиновна, а крольчиха Розамунда мгновенно навострила свои длинные бархатистые уши.
        - Как женщина? - глупо переспросил Викентий и тут же выругал себя за этот вопрос, представив, как потом будет хихикать над ним крольчиха.
        - Да.- И Нина еще ниже опустила голову.- Он говорит, я при этом веду себя, как… как настоящая шлюха.
        - Ваш муж знает, как ведут себя шлюхи? Можно лишь позавидовать столь богатой осведомленности. И что же он делает в ответ на ваше, м-м, непристойное поведение?
        Тут она подняла голову. Вызывающе сверкнула глазами. О! А Викентий и не подозревал, что тусклые глаза этой провинциалки могут сверкать.
        - Наверное, что-то он все-таки делает,- с вызовом сказала Нина,- если я просыпаюсь всегда раздетой.
        - Логично,- кивнул Викентий.- Скажите, а чемодан?
        - Чемодан?
        - Да, чемодан с вещами, которые вы, по словам супруга, собираете в состоянии сомнамбулического припадка. Чемодан где находится, когда вы просыпаетесь?
        - Ах это… Видите ли, Олег, то есть мой муж, встает на работу гораздо раньше меня. И он просто возвращает вещи на место, а чемодан убирает. Дело в том, что он очень педантичен и аккуратен. Любит, чтобы все было разложено по полочкам, ящичкам… Знаете, мне кажется, он рассказал мне, что я вытворяю по ночам, только из-за того, что ему надоело каждое утро разбирать собранный мной чемодан.

«Сомнительно. Это не чемодан виноват. Скорее всего, ведя себя как шлюха, она требует от своего педантичного мужа слишком многого. А вообще вся история яйца выеденного не стоит. Классического варианта лунатизма я тут не наблюдаю. Чепуха. Для чего она все это придумала? Но, с другой стороны, она упомянула про вибути. И про Степана. Она не могла знать о моем прошлом, эту сторону жизни я не афиширую. А с того памятного нашествия вибути на Москву прошло… бог мой, почти пять лет! Так что вряд ли она прочитала о вибути во вчерашних газетах. Ничего не понимаю».
        - Зачем вы все это выдумали? - тихо спросил Викентий у Нины.
        - Я ничего не…
        - Вам захотелось выяснить мою профессиональную компетентность? Или просто поболтать с соседом, когда мужа нет дома?
        - Я ничего не… Как вы смеете!
        - Смею, потому что не верю вам.- Викентий с чувством выполненного долга откинулся в предательски скрипнувшем плетеном кресле.
        - Но я говорю правду! - воскликнула Нина Валентиновна.- Я могу поклясться, что…
        - Клясться не надо. И плакать тоже не надо, я давно выработал иммунитет к женским слезам. Мне нужна правда.
        - Гипноз,- прошелестел со стороны крольчихи профессиональный совет.
        - Загипнотизируйте меня,- нашлась и Нина Валентиновна.- Спросите обо всем, что я рассказала вам! Ведь под гипнозом люди говорят правду!
        - Верно. Только некоторые очень хорошо имитируют гипнотический сон. Так же как и лунатизм. Не думаю, что с вами у нас что-то получится, Нина. Всего хорошего.
        Она встала, всем видом излучая обиду и неприязнь.
        - Я сейчас принесу вам те записки… Про которые говорила! - пообещала она.
        - Записки можно написать, находясь и в здравом уме и твердой памяти. Для этого не нужно изображать из себя сомнамбулу. Можно написать их даже прямо сейчас,- отмахнулся Викентий.- Не утруждайтесь. Не валяйте дурака. И не отнимайте мое время.
        - Вы… Я думала, вы и вправду сможете помочь мне,- тоскливо проговорила Нина.- Я не лгала вам.
        Она шагнула к выходу из комнаты.
        - Минуточку! - громко заявила о себе Розамунда.- Полагаю, здесь не обойтись без независимого эксперта! - Она грациозно спрыгнула с комода и подскочила прямо к ногам Нины. Села на задние лапки, пошмыгала носиком и сказала: - Нина Валентиновна, только давайте без обмороков!
        - Давайте,- согласилась Нина и без сознания брякнулась на пол.
        - И чего ты этим добилась? - картинно развел руками Викентий, глядя на крольчиху.
        - Хотя бы одного,- подняла лапку та.- Ты ее не выгонишь до тех пор, пока не приведешь в чувство. Принеси нашатырь.
        Викентий поморщился (иногда у Розамунды прорезывалось этакое чувство дамского деспотизма), но за нашатырем таки в аптечку слазил. Потому что вид женщины, в отключке валяющейся у него на полу, немного нервировал.
        От нашатыря Нина Валентиновна принялась неистово кашлять.
        - Пожалуйста, воды,- прохрипела она.- У меня аллергия на аммиак!
        Викентий подал ей воды, помог подняться и снова усадил в кресло. Нина Валентиновна истошно завизжала, потому что в этот же момент крольчиха Розамунда вспрыгнула ей на колени.
        - Спокойно! - потребовала крольчиха.- Держите себя в руках, Нина Валентиновна, и нам не придется применять смирительную рубашку!
        - Она разговаривает! - указывая на крольчиху, пожаловалась Нина Валентиновна Викентию.
        - Пальцем показывать нехорошо,- тут же отреагировала на это Розамунда.- Кто вас воспитывал, дамочка?!
        - Она разговаривает! - повторила Нина Валентиновна.
        - Я в курсе,- кивнул Викентий.- Вы не волнуйтесь так, Нина.
        Нина Валентиновна подозрительно глянула на него:
        - Значит, галлюцинация не только у меня? У вас тут в воздухе распылено что-нибудь… наркотическое, да?
        - Вам надо писать сценарии ролевых игр, Нина Валентиновна, у вас богатое воображение,- протянул Викентий.- Ничего в моем доме не распылено. И утечек бытового газа нет, если вы вдруг и об этом подумали. А касательно крольчихи… Познакомьтесь, ее зовут Розамунда. Она тоже врач. С дипломом военно-медицинской академии, между прочим. И, предвидя ваш новый вопрос, скажу, что Розамунда - морфер. Ну, чтоб вам легче было понять - оборотень. Только у нее нарушена возможность преобразования в человека, в этом заключается вся проблема.
        - Разве оборотни бывают на самом деле? - изумилась Нина Валентиновна.- Боже мой, о чем я говорю! Это решительно невозможно! Знаете, мне кажется, что я сплю. Или как раз сейчас и нахожусь в сомнамбулическом состоянии. И мне снится, что я пришла к вам, встретила тут эту…
        - Я бы попросила вас, Нина Валентиновна! - возмутилась крольчиха.- Никакой это не сон. У вас же от нашатыря аллергия.
        - И что?
        - Аллергены не имеют свойства сниться столь… реалистически.
        - А можно я вас… потрогаю? - решилась Нина Валентиновна.
        - Вообще-то это лишнее,- нелюбезно фыркнула крольчиха.- Я и так уже у вас на коленях сижу, чтоб вы удостоверились в моей полной материальности. Но ради вашего спокойствия… Можете погладить мое правое ухо. Я же ясно сказала - правое!
        - Извините, я не сориентировалась сразу. А почему вы оборотень?
        - Если вам так привычнее, можете называть меня оборотнем. Но вообще-то я морфер, хотя объяснять вам, что это означает… Нет, я не настолько жестока… Почему я оборотень, спрашиваете? А почему вы именно Нина Валентиновна Первова, а не Абдурахман Ибрагимбеков, к примеру? Или Юй Сюй какой-нибудь? Или пресноводная черепаха? Так переплелись цепочки ДНК, что мы именно то, что есть. Мне, например, не мешает то, что я, как вы изволили выразиться, оборотень. Немного досадно, что систему моей мутации считают настолько примитивной. Оборотни - это низшая ступень инволюции морферов. Мы выродились, измельчали…
        - Я ничего не понимаю! Это какое-то колдовство, да?
        - Нет, это не колдовство. Это внеквантовая метафизика материального разума,- выпалила Розамунда единым махом.- Теория пересоздания псевдоментальных полей. Векторное развитие сознания. Такая терминология вас больше устраивает?
        - Да,- нервно хихикнула Нина Валентиновна.- Вообще-то мой муж физик… Т-теоретик.
        - Что ж, тогда, полагаю, вы найдете с Розамундой общий язык,- вступил в разговор Викентий, наблюдая за тем, как Нина Валентиновна осторожно гладит Розамунду за ухом.- А теперь давайте вернемся к изначальной теме нашего разговора.
        - Да-да.- Взгляд Нины Валентиновны все еще был рассеянным.
        - Насколько вы помните, я высказал сомнение в вашей сомнамбулической болезни,- любезно напомнил Викентий.- И также добавил, что гипноз тут не помощник, поскольку стандартные лунатики имеют обыкновение ходить во сне, только если этот сон был их собственным, а не навязанным извне.
        - Я не совсем уловила, но ладно… - сказала Нина Валентиновна.- Напрасно вы мне не верите, доктор.
        - Он поверит,- крольчиха аккуратно высвободила свое ухо из пальцев Нины Валентиновны,- если у вас будет свидетель. Наблюдатель. Я.
        - То есть как?
        - Очень просто.- Крольчиха-морфер спрыгнула с колен Нины Валентиновны и смешно заскакала повязанной из тряпичных полос дерюжке туда-сюда, что, видимо, в другом случае должно было означать глубокомысленное расхаживание по кабинету какого-нибудь светила науки.- Вы берете меня к себе в дом, Нина Валентиновна. На несколько ночей. Ночи на три, к примеру. Я стану наблюдать за вами и фиксировать все случаи лунатизма, буде таковые возникнут. Кстати, а никакого снотворного вы на ночь не принимали?
        - Нет. Я всегда хорошо засыпала.
        - Отлично. И не вздумайте принимать. Для чистоты эксперимента.
        - Хорошо… Простите, Розамунда, а чем я…
        - Будете меня кормить? О, я непривередлива. Вегетарианская кухня в самый раз. Немного салата из корейской моркови. Хотя можно просто квашеной капусты. Или винегрету.
        - Я в общем-то не об этом. Как я мужу объясню, с какой стати у меня в доме объявился кролик соседа?
        - Дамы, я устраняюсь,- отгородился ладонями Викентий.- Это вы без меня решайте. И вообще, Нина, кому нужно вылечиться от лунатизма - мне или вам?
        - Мне. Хорошо. Я что-нибудь придумаю.

…В тот же вечер Викентий с легким сердцем отправил Розамунду к своей сомнамбулической соседке, а сам отправился на дежурство в клинику. И едва переступил порог рабочего кабинета, как все мысли о Розамунде и крольчихе вылетели у него из головы. Потому что пациент из палаты депрессивных снова угрожал суицидом, если к нему из Саратова немедленно не приедет девушка, с которой он познакомился по Интернет-переписке и в которую безумно влюбился только на основании красивых писем. То, что девушка, вероятней всего, была давно замужем и на переписку пошла лишь из ленивого интереса, пациента не волновало. Вересаев боялся жалеть этого, в общем, неплохого мужика, влюбившегося на пятом десятке лет в фантом и собственную мечту. Боялся, потому что знал: пожалеешь - не вылечишь. Это раз. А еще эта ситуация напоминала ему об Элпфис, его собственном прекрасном фантоме. Это, как говорил великий сыщик Эраст Фандорин, два.
        - Викентий Петрович, Антон Медлин сегодня учудил: стакан разбил и осколком хотел себе вены порезать,- сосредоточенно сказала медсестра.- Пришлось его изолировать и вколоть препарат.
        - Аминазин?
        - Да.
        - Я же просил,- досадливо поморщился Викентий.- Тут не эта дрянь кайфоломная нужна, а методичная психотерапия!
        - Но он буянил! У санитара Кости на руке, наверно, синяк будет.
        - Ладно, я с ним поговорю.
        - С Костей?
        - Нет, с Медлиным. Спасибо, Мария Игоревна, текущие истории болезней я сам просмотрю. Что еще нового?
        - Вот. Посылочка на ваше имя сегодня пришла.
        Медсестра протянула Вересаеву небольшую коробочку в оберточной бумаге. Обратного адреса не было, только адрес клиники и фамилия Викентия. Тот поднес коробку к уху, прислушался:
        - Там не бомба?
        Мария Игоревна всплеснула руками:
        - Да избави боже!
        - Мне не нравится, что обратного адреса нет. И штемпели размыты. Да и для своего размера посылочка довольно тяжелая…
        - Викентий Петрович, давайте я ее лучше в утилизатор, а? Вдруг кто из наших бывших пациентов так балуется?
        - Сомнительно,- рассеянно возразил Викентий, баюкая посылку в руке.- Ладно, я проверю, что там за сюрприз.
        Повинуясь его выразительному взгляду, Мария Игоревна вышла из кабинета. Викентий отчего-то запер за ней дверь на ключ. Поставил коробочку на стол, аккуратно, справляясь с непонятным волнением, разорвал оберточную бумагу… Коробочка под нею оказалась деревянной, покрытой черным лаком, и этот лак почему-то показался Викентию свежим, еще непросохшим. Возможно, потому, что, едва Викентий освободил посылку от бумаги, по кабинету распространился странный полузнакомый аромат. Нет, это конечно же был не лак. Скорее всего, так пахнут цветы. Цветы с плотными и сочными лепестками, напоминающими душистую ладонь любимой девушки. Цветы, будоражащие кровь и заставляющие тосковать о безвозвратно ушедшем времени.
        Викентий вздохнул и поддел ногтем крышку коробочки. Она откинулась так легко, словно только и ждала прикосновения человеческих пальцев…
        Аромат стал не просто сильным. Он заполнил собой весь окружающий мир и расцветил его новыми красками. Викентий отчего-то задрожал и только молча смотрел на то, как из недр коробочки навстречу ему поднимается округлый, крепкий, лоснящийся бутон невиданного цветка.
        - Фокус,- бессмысленно произнес Викентий.- Парад-алле.
        Бутон поднялся до основания, а затем с легким треском, напоминающим треск крыльев бабочки по оконному стеклу, раскрылся. Аромат стал невыносим. Викентий всерьез испугался, что на этот запах сладкой неги и страсти сбежится вся клиника.
        - Не надо,- сказал он цветку.- Ну, пожалуйста…
        Однако цветок явно не услышал обращенной к нему мольбы. Его золотистое сердечко, опушенное ярко-алыми тычинками, вдруг вспухло и выплюнуло из себя крошечного, не больше мизинца, человечка. Человечек был смуглым и голеньким, не считая пышной травяной юбочки. Крошка приветственно поклонился Викентию и запищал на пределе слышимости:
        - Катанго наблаги кентино! Суареги! Суареги наблаги этано! Суареги! Но-х-ин наблаги Тонтон Макут овамбо куантино тау тимо! Суареги! Суареги наблаги этано!
        - Суареги,- шепотом повторил за крошкой Викентий.- Если бы я еще мог понять, о чем ты так жалобно причитаешь… О нет. Пожалуйста, не умирай.
        Однако теперь крошка вовсе не обращал внимания на Викентия. Пропищав несколько раз загадочное слово «суареги», крошка пошатнулся и ничком упал на сердцевину цветка.
        - Какой ужас,- тоскливо прошептал Викентий, беря в руки коробочку с цветком, чьи лепестки прямо на глазах начинали вянуть.- Я настоящий убийца Дюймовочек.
        Он подошел к стене с висевшей на ней репродукцией картины «Над вечным покоем». Отодвинул картину в сторону, за ней обнаружилась дверца сейфа. Викентий открыл сейф и поставил коробочку с цветком и мертвым крошкой рядом с тремя точно такими же. Только на трех первых цветах листья окончательно почернели и скукожились, да и запах из сейфа шел не самый приятный.
        Викентий тщательно запер сейф и вернул картину на место. Потом включил вентилятор, чтоб разогнать остатки цветочного аромата. Сел за стол, придвинул к себе папки с историями болезни, но думал совершенно о другом. Он думал о том, что такие посылки может присылать только один человек. И еще он чувствовал, что с этим человеком случилась какая-то неприятность.

…Потом у него была долгая и душераздирающая беседа с пациентом. Тем самым Антоном Медлиным, который возомнил себя лучшим в мире виртуальным любовником. В результате беседы Антон пообещал больше не предпринимать попыток самоубийства хотя бы в ближайшие три дня, и это радовало. Один положительный результат за день - уже прогресс.
        Ночь Викентий провел в клинике - практически без сна, потому что во время поздней работы у него всегда начиналась кратковременная бессонница. Он почитал новые медицинские журналы, сыграл в маджонг с санитаром Вовиком, послушал сплетни в ординаторской… И лишь утром, уже возвращаясь домой, вспомнил про сомнамбулическую соседку и крольчиху Розамунду. Кажется, нынешней ночью Розамунда должна была проверять Нину (а точно ли соседку зовут Нина, или Викентий что-то спутал?) на предмет истинности или мнимости лунатизма последней. Но видит бог, Викентий сейчас меньше всего хотел решать проблемы блуждающей по ночам дамочки. И с крольчихой разговаривать - выше сил. Хотя если с ней обращаться неделикатно и без внимания - начнет так обижаться, что хоть из дому беги. На четверть высший морфер, крольчиха Розамунда считала Викентия существом примитивной расы. А ему сейчас ох как не хотелось выслушивать подобные комплименты.
        Поэтому он очень аккуратно, стараясь не шуметь, проник в свой дом. Прошел на кухню, нацедил из банки вчерашнего вишневого компота, старательно выловив все вишни - их приходилось отдавать Розамунде, иначе Викентия ждала новая лекция на тему скаредности отдельных представителей человеческого рода. Выпил, двинулся в спальню, но по дороге увидел дремлющую в кресле крольчиху. И рядом - белый бумажный лист.
        - Похоже, коллега, вы добыли-таки доказательства,- тихо усмехнулся он. Поднял листок, развернул…
        Вверху на машинке (на его, Вересаева, здешней пишущей машинке) было напечатано:

«Образец автоматического письма Первовой Н. В. От… января 20… года. В анамнезе: помрачение сознания с сомнамбулическими обсессиями. Наблюдает Лунч Р.» Фамилия крольчихи была Лунч. И на машинке эту подпись она собственно лапно настукала. А вот дальше шел просто почерк, совершенно незнакомый и какой-то рваный, дерганый. Ненормальный полуночный почерк:

«Степан в беде Честь Помощь Кешаня друг загибаюсь приезжай приезжай приезжай Африка вибути девочка Степан Кешаня друг помоги не оставь Степан Кешаня Африка вибути любым способом помоги обвинение осквернение девочка помоги Степан».
        - Она не лгала,- только и сказал Викентий.- Но почему она, а не я?
        И еще ему показалось, что в его доме распространился аромат тех самых сладко-страстных цветов с лепестками, напоминающими ладони любимой девушки.
        Глава пятая. НА ДНЕ
        Прежде чем выйти замуж, убедитесь, что у вас под рукой всегда есть заброшенный колодец!
        Долорес Клейборн
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях»:

«Мне казалось, что за годы, проведенные в племени, я узнал о вибути все, что только возможно узнать. Однако до сего момента с одной стороной их жизни я не имел несчастья познакомиться.
        Я и не подозревал, что у вибути тоже существует пенитенциарная система. Хотя нет, это не слишком правильное определение. В общем, я не знал, что у вибути есть тюрьма для преступников, потому что до сей поры был уверен: преступников в этом райском племени нет.
        Только отныне я стал преступником сам. Государственным, между прочим, преступником.
        В чем еще раз проявилась моя яркая индивидуальность и неповторимость.
        Меня отправили в тюрьму за два чудовищных преступления: я лишил жизни (хоть и непреднамеренно) царскую няньку Агати-Бобо и осквернил своим прикосновением Государственную Девственницу. Причем, как я понял, то, что я взял на руки описавшуюся малышку, было большим грехом, чем обезглавливание суровой няньки. Тем более что, по слухам, няньку собирались вернуть к жизни, точнее, к подобию жизни - в племени есть качественные аниматоры, специалисты по восстановлению мертвых. Так что Агати-Бобо вполне сможет выполнять свою работу по отравлению жизни всем членам племени, даже будучи зомби. Ей даже голову восстановят. По кускам.

…И что они так взъелись на меня за этого младенца? Сцена тогда вышла просто безобразная: девчонка у меня на руках верещит, жрецы завывают от ужаса, Совет Вечных Дев как по команде падает в обморок, а Тонтон Макут старается пронзить меня своим ненавидящим взглядом. А я стараюсь всех их урезонить и объяснить, что в няньки этой крикунье я не нанимался, что пусть ей кто-нибудь даст памперс и - черт побери! - я вовсе не хотел убивать Агати-Бобо! Кто там кричит, что я осквернил святыню племени?! А, конечно, кто ж еще может так вопить…
        - Послушайте, Тонтон Макут, я ничего не осквернял! Какая святыня?!
        - Девочка! Девочка - святыня, белокожий негодяй!
        - Я всегда подозревал вас, Тонтон Макут, в тайной педофилии и неприкрытом расизме. Кто-нибудь возьмет у меня этого несносного ребенка?!
        - Ее могла взять на руки только Агати-Бобо! Зачем ты убил няньку?!
        - Я не нарочно. Да заберите от меня ваше государственное чадо, у меня уже все шорты мокрые ее стараниями!
        Но бестолковщина продолжалась. Жрецы выли, советницы-девы валялись в обмороках (позы для обмороков они выбрали самые привлекательные, но не ко времени было их рассматривать), Тонтон Макут потрясал жезлом… Что неприятнее всего, доселе яркий свет солнца потускнел, и, глянув на небо, я увидел, что его заволакивает какой-то серой пеленой.
        - Люди, погода портится! - возопил я.- Давайте конструктивно подходить к проблеме!
        Ситуацию спасла Онене. Сейчас она, кстати, выглядела просто ослепительно - парео из белоснежной ткани вокруг дивных бедер и пышная цветочная гирлянда на груди делали ее достойной новой картины Гогена. Мало того. Гоген написал бы исключительный шедевр, если б ему позировала божественно-лысая Онене… Простите, отвлекся. Так вот, моя прекрасная вибутянка спокойно подошла к обезглавленному телу Агати-Бобо и вытянула у той (у тела, само собой) из рук полосу светлой полупрозрачной ткани. Обмотала этой тканью собственные прелестные ладошки. А потом, утешительно мне улыбнувшись, взяла у меня кисло хныкающую Государственную Девственницу.
        - Тебя за это не казнят? - на всякий случай спросил я у Онене.
        - Нет,- ответила та.- Видишь ткань? Это пеленка из паутины священного паучка аванси-мбонси. Когда ею укроешь руки, можно прикасаться к Государственной Девственнице. Так что я не пострадаю. А вот ты, Этано…
        Она горестно покачала головой.
        - Не хочешь же ты сказать, что мне отрубят руки за то, что я всего-то вытащил эту сопливку из мокрой корзинки?! - взволновался я.
        - Руки-то не отрубят,- непонятно ответила Онене и обратилась к старшему жрецу: - Отец светлых дней, повели моему недостоинству внести это дитя в Дом Хранительницы.
        Старший жрец до того момента пребывал в прострации, но тут ожил и, окинув взглядом Онене, залопотал:
        - Ты поступила почтительно и верно, дочь племени. Ступай, внеси ее, и да пребудет с тобой Перо Белой Птицы!
        Онене, изящно покачивая бедрами (я вздохнул), направилась к очередной хижине, крыша которой густо заросла симпатичными желтенькими цветочками. Едва она скрылась в проеме хижины, как все племя очнулось. И теперь глаза дружественного народа вибути неласково смотрели на меня.
        - Он нарушил церемонию Входа Девственницы В Племя! - обличительно прокричал Тонтон Макут.
        - Он убил Агати-Бобо! - возопили девы-советницы, как-то очень оперативно повыскакивавшие из своих обмороков.
        - Его ждет медленная и мучительная смерть! - мрачно пообещал старший жрец.
        - Погодите! Я же не хотел! - возмутился я.- А презумпция невиновности?! И потом - я иностранец! У меня дипломатическая неприкосновенность! У меня в России влиятельные друзья! Вася Царицынский отомстит вам за мою смерть!!!
        В ответ Тонтон Макут употребил труднопереводимое вибутянскре ругательство, в котором предлагал Васе Царицынскому проделать путь туда, где никогда не восходит солнце, и заодно оказать услуги интимного свойства крокодилу-плакальщику.
        Тут же кликнули стражу, и меня в прямом смысле скрутили по рукам и ногам. Мне сразу припомнилось все, что я читал в детстве о кровожадности африканских племен. Жюля Верна там, Луи Жаколио, Майн Рида… Или Майн Рид про индейцев писал? В любом случае, это не поднимало мне настроения. Вот сейчас, думал я, они как разожгут большой костер на главной площади, как подвесят меня над этим костром, будто куропатку на вертеле… И под мои душераздирающие вопли примутся плясать боевой ритуальный танец, а также исполнять воинственную песню под названием
«Гори, гори, мой лучший враг!». А потом еще и съедят меня - свежепрожаренного. Интересно, кому достанется мое бедро? Или копченые ребрышки? Уж не Тонтону Макуту, ясно. Он ведь явный любитель филейной части…
        Тут я опомнился и сказал себе, что нельзя умирать раньше смерти. Следует сопротивляться из последних сил, тогда, возможно, моя филейная часть колдуну
        не достанется.
        - Стойте! - завопил я, дергаясь в путах, как влипшая в цветок росянки муха.- Требую судебного расследования! Царь Алулу будет очень недоволен, когда узнает, что вы со мной сделали!
        Стража остановилась. Ага, подействовало. И Тонтон Макут помрачнел.
        - Облом,- сказал он на чистом вибутянском.- Этот несимпатичный сын стоногого слизня-угубо, к несчастью, оставлен Царем Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - Аминь!!!
        - …оставлен Заместителем. И значит, мы не можем предать его медленной и мучительной смерти до тех пор, пока Царь Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - АМИНЬ!!!
        - …не возвратится из Непопираемой земли.
        - О, слава великим богам Онто и Ндунги! А также богу Камратию и богине Манюнюэль, да хорошеет она вечность и да ярко блистает ее лысая голова! - радостно вскричал я, потому что знал - в ближайшие сто лет Алулу из Непопираемой земли возвращаться точно не намерен, он сам мне так говорил. А ста лет мне хватит, чтоб прожить безбед… То есть вообще прожить.- Отпустите же меня! А то Царю нажалуюсь. Вот это я зря сказал. Получается, я такой слабак и монархический лизоблюд, который без высокого покровительства и шагу ступить не может. Ну, я бы посмотрел на вас, как вы, дорогой читатель, верещали бы, если б повисли на палке со связанными руками и ногами и в перспективе у вас маячило рагу или жаркое из вас же самих! Так что не надо взывать к моим благородным чувствам. Они у меня сразу куда-то испаряются, стоит лишь намекнуть на какую-нибудь мелкую неприятность типа казни, пытки или уплаты налогов…
        Опять я отвлекся. Одно хорошо - казнить меня раздумали. Но освобождать не стали, поволокли куда-то за границу поселения, в мрачные заросли чрезвычайно колючего кустарника ую. Да, так кустарник и называется - ую. А что бы вы кричали, когда вас раз этак двести поцарапают его колючки?! Вот-вот, я кричал то же самое.
        Наш отряд (я - связанный и подвешенный на палке, вокруг сердитая стража) сопровождали лишь Тонтон Макут и жрец Окойи. Они, видимо, следили за тем, чтобы стражники, вынужденные слушать мои громкие вопли протеста, не сжалились и не прирезали меня по дороге. Или, наоборот, не выпустили - тут ведь все зависит от степени милосердия, верно?
        Кое-как изогнувшись, я осмотрелся и выяснил, куда меня приволокли. Кошмар! Сие местечко было мне известно по предыдущим экскурсиям вместе с прелестной Онене (вздыхаю, вздыхаю, вздыхаю!). Это был Непосещаемый храм богини Ар. Храм выглядел крайне отвратительно - ветхий и в то же время массивный, окруженный злобно скалящимися идолами и изваяниями каких-то жутких зверюг вроде драконов. Нет, я ничего не имею против драконов, но желательно, чтоб они выглядели мирно и привлекательно. В общем, вы меня поняли.
        Не знаю, кто был дизайнером Непосещаемого храма, но, похоже, в его фантазиях наблюдался явный перекос в сторону крупномасштабного саспенса. На отделку храма богини Ар пошло неимоверное количество человеческих черепов и тазовых костей. А поскольку дизайнер был, вероятно, человеком (или нечеловеком) практичным и экономным, то все остатки упомянутых скелетов - руки-ноги, ребра, позвонки свешивались с близстоящих деревьев, покачиваясь от легкого ветерка наподобие тех китайских звенящих штучек, которые поначалу очень нравятся, а потом страшно раздражают своим безмятежным звоном по каждому поводу…
        - Люди! - воззвал я к лучшим чувствам своих пленителей.- Что вы намерены со мной делать? Отпустили бы вы меня, а?
        - Молчи, осквернитель святынь! - рыкнул на меня Тонтон Макут.
        - Ах так, да? Вот только не надо меня засовывать в этот костлявый храм! Это ведь тоже святыня! Как возьму да и оскверню ее! Богине Ар, да каплет вечно кровь с ее кариозных клыков, это очень не понравится!
        Колдун в ответ на это только ядовито усмехнулся и покачал рогами. Видимо, он справедливо полагал, что такую богиню, как Ар, фиг расстроишь. Напротив, она даже будет довольна, что ей на растерзание отдали наглого русского, то есть бедного меня!…
        Однако в храм меня не внесли. Теперь я об этом жалею. А в тот момент даже обрадовался. И радовался до того момента, как жрец Окойи не наступил на какой-то неприметный камушек. Тут же перед дверями храма разверзлась достаточно поместительная яма, доселе хитро маскировавшаяся кучей сухих веток и костей.
        И догадайтесь, кого в эту яму поместили?
        Бинго!!!
        Вы угадали!
        - У меня клаустрофобия! - вопил я, отбиваясь и вырываясь из лап этих мерзавцев.- Я с детства плохо переношу ямы! Требую соблюдения прав заключенных! В этой яме даже телевизора нет! И где мой законный один звонок адвокату?! Сволочи, я вам еще отомщу!
        В общем, они крайне нелюбезно спихнули меня в яму. Летел я сравнительно неглубоко - метра три, наверное. Но упал крепко. И еще какая-то гадость сразу больно впилась в лопатку. Я тут же вскочил:
        - Мы так не договаривались! Здесь камней полно, а я босиком! А вдруг тут змеи?! Вы предупредили змей о моем появлении?! Предупредите, иначе это плохо кончится!!
        - Молчи, немужественный чужеземец,- осадил меня Тонтон Макут.- Молчи и радуйся, что этим заключением избегаешь медленной и мучительной смерти.
        Нет, как этот рогатый сморчок меня, а? «Немужественный чужеземец»! Да знал бы он, какое мужество на самом деле требуется от того, кто каждый день наблюдает его рогатую башку! И обоняет его вонь, по сравнению с которой любая тайваньская подделка под французский одеколон покажется рапсодией божественных ароматов!
        - Вот уж спасибочки! - разозлился я.- Сам бы тут посидел, почтенный колдун, так, глядишь, и гильотина за счастье показалась бы!
        - Я сидел,- сообщил мне Тонтон Макут.- В порядке проверки пригодности данного места заключения. Вполне приличная яма. С удобствами.
        - И где эти удобства?! - опять завопил я.
        Но подлый Тонтон не ответил. Вместо него подал голос жрец Окойи:
        - Преступник, славь великого Онто и грозную Ар, а пищу и воду тебе будут приносить один раз в день. И довольно с тебя. И не надейся сбежать, потому что Тонтон Макут своим заклятием призвал чудовищ, которые будут стеречь тебя. Будешь сидеть в этой яме до тех пор, пока не вернется из Непопираемой земли великий Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов… Эй, чужеземец!
        - Чего?
        - А почему ты не кричишь «аминь»?
        - Потому, что я не хочу кричать «аминь», ставши жертвой вашего жреческо-колдовского произвола! Я не хочу гнить в этой яме ближайшие сто лет! Дайте мне условный срок! Штрафной батальон! Рабство на банановых плантациях! Но только не эту яму!
        - У нас для всех преступников наказание одинаковое,- злорадно пояснил Тонтон Макут.- В яму, и точка. Потому у нас в племени и нет преступников. А тебе просто не повезло.
        Я понял, что их самоуверенность просто так не прошибешь и на жалость давить тоже бессмысленно.
        - А почему тут никакой мебели нет! Я, может, хочу письмо родственникам отправить! Сесть за письменный стол, раскрыть ноутбук, выйти в Интернет,- заявил я.- Дайте мне хотя бы перо, чернил, бумаги!
        Не дали, конечно. У них иной раз пальмовых листьев на новую набедренную повязку не допросишься, а тут - бумага, ноутбук… Дикие люди. Вместо того чтобы милосердно отнестись к заключенному, кинули в меня чьим-то старым иссохшим черепом. Промахнулись.

…И вот теперь, почтеннейшая публика, сижу я в вибутянской тюрьме. По типу архитектуры она относится к «яме глубокой» и «колодцу пересохшему, заброшенному». Роль моей постели (она же ложе скорби и лежбище на гноище) исполняет охапка травяной трухи, от которой пахнет сильно немытыми ногами. Украшением моей камеры служат разнообразные камни и тот самый одинокий череп (которым в меня кинули, если помните). О сантехнических удобствах даже говорить не буду, чтоб вас не расстраивать. Одно хорошо. Кормят меня здесь так, что, чувствую, эти удобства мне скоро не понадобятся. Эх, вернулся бы Алулу поскорее! Вот хоть прямо сейчас! Он бы не дал так надо мной издеваться!… Какой же я идиот! Поначалу радовался, что остался в живых, а теперь, посидев в этом африканском равелине неделю-другую, понял, что лучше бы уж меня изжарили…
        Несколько раз на дню я пытаюсь из ямы сбежать. Способ побега стандартный: надо ухитриться вскарабкаться по отвесной и очень гладкой стене ямы и при этом не потревожить моих стражей, тех, что наверху. Пока прогресса нет, но я еще лелею надежду…
        А сегодня у меня появился собеседник. Истомленный одиночеством и паршивым воздухом ямы, я страшно ему обрадовался, хотя это был всего-навсего крокодил-плакальщик. Он пристроился на краю ямы, свесил внутрь свою унылую морду и подал голос:
        - Штрафствуйте, как пошиваете?
        У всех крокодилов-плакальщиков большие нелады с дикцией, что немудрено: попробовали бы вы поговорить нормально с такой пастью и с такими зубами! Но я буду приводить наш диалог в обычной транскрипции, чтоб было понятнее.
        - Привет,- сказал крокодилу я.- Поживаю я тут хреново, сам понимаешь. Хуже, чем мне, никому уже быть не может, так что не вздумай мне на судьбу плакаться. Ты наверху, на свободе, а я гнию в этой дыре. И гнить мне предстоит долго, до тех пор, пока Царь Алулу, да воссияет он и да потопчет, из Непопираемой земли не воротится…
        Тут мне на макушку что-то горячее закапало. Крупными такими каплями.
        - Эй, крокодил! - говорю,- Ты чего брызгаешься?
        - Простите,- отвечает.- Это я плачу. Рыдаю над вашей горестной судьбой, благородный господин.
        Что ни говорите, а сочувствие иногда бывает приятной штукой! Даже если выражает его такой вот крокодил…
        - Спасибо, дружище! Тебя как зовут, маленький брат-крокодил?
        - Шлепающий По Болоту. А как ваше имя, скорбный узник?
        - Степан я. Слушай, Шлепающий, а какие чудовища меня сторожат? Как они выглядят? Зубов много?
        - Господин Степан, на самом деле это я вас сторожу,- ответил Шлепающий По Болоту.- Зубов у меня немного, но те, что остались, довольно крепкие. Сегодня вас сторожить - моя смена. А завтра вас будет сторожить Тихо Скулящий На Луну. Только он не такой общительный, как я.
        Тут меня осенило.
        - Шлепающий, помоги мне выбраться, а? Пожалей человека, являющегося истинным венцом творения! Я ведь тут несправедливо сижу! Если б мне объяснили раньше, что к Государственной Девственнице нельзя прикасаться, я бы сроду…
        - Вам нельзя выбираться, господин Степан,- ответил крокодил, рыдая.- Вас тут же схватят и казнят. Прямо на месте. Поэтому еще никто из ямы не сбегал, а прямо здесь умирал и потихонечку разлагался.
        - Упс. Спасибо, порадовал ты меня.
        - Да и куда вы пойдете, скорбный узник? Вы наших джунглей как следует не знаете; вас первый же изысканный жираф запинает, драколев сожжет огнем из ушей, а норная газель покусает. А у норной газели укус очень ядовитый, сами знаете. Так что лучше уж сидите в яме.
        - Тебе бы так посидеть! - разозлился я.
        - Я девственниц не трогал,- тактично напомнил мне крокодил и шумно высморкался (не на меня).
        - А я трогал?! То есть я же не нарочно. Она сама как будто мне на руки просилась! Блин… Значит, шансов на побег у меня нет?
        - Нет, господин Степан. Увы…
        - Тоскливо… Эх, мне б сюда хоть радио! Или кассетник с музычкой зажигательной! Еда паршивая, пойло безалкогольное, из развлечений - череп пинать, из собеседников - крокодил.
        - Я могу уйти…
        - Ладно, сиди. Слышь, Шлепающий По Болоту!
        - А?
        - Расскажи чего-нибудь! Сказку какую или поэму героическую! Или стих прочти с выражением! Скучно мне тут, сил нет!
        - Извините, господин Степан, но я не умею стихи читать…
        - Даже вот так: «Бу-бу-Бу-бу-бу-бу-Бу-бу»?
        - Так - тем более не умею. Высокий слог, а у меня среднее образование. Неоконченное.
        - А песни петь умеешь?
        - Только погребальные.
        - Опять невезуха!
        - Зато я знаю пикантные истории из жизни богини Ар…
        - О! Вот это уже интересно! Давай зажигай!
        - Простите, не понял вас…
        - Рассказывай свои пикантные истории.
        - Ага, ладно, слушайте. Как-то богиня Ар явилась на церемонию жертвоприношения в нетрезвом виде. Да еще и опоздала к началу, так что молоко жертвенных коз совершенно перекисло. Главный жрец богини очень рассердился и вскричал: «Если бы у меня был боевой топор, я бы зарубил тебя, о великая богиня Ар! Если бы у меня был лук и стрелы, я бы тебя застрелил, коварная небожительница!…»
        - Стоп! - закричал я.- Я знаю этот анекдот! Только там была никакая не богиня, а пьяная жена, которая сказала мужу в ответ: «А ты забодай!»
        - Верно,- удивился Шлепающий По Болоту.- Пикантность истории как раз и заключается в том, что у главного жреца богини Ар на голове растут рога…
        - Отлично,- горестно сказал я.- Очень смешно.
        Крокодил наверху явно пригорюнился.
        - А, вот еще,- вспомнил он.- Приходит один вибутянин к богине и говорит: «О великая Ар, подари мне свое изображение!» Богиня, конечно, довольна. Спрашивает:
«Тебе нужно мое изображение, потому что я такая красивая и тебе нравлюсь?» А вибутянин отвечает: «Нет, я поставлю его перед своей хижиной, и тогда мой сосед перестанет ходить ко мне в гости и поедать мои лучшие припасы!»
        - Изумительно. Бездна юмора. Что-нибудь еще?
        - Больше ничего.- Крокодил, похоже, собирался снова расплакаться.
        - Негусто. А я думал, ты меня развлечешь.
        - Если хотите,- прогундосил крокодил,- я могу вам рассказать печальную историю своей любви.
        - О! Что ж ты раньше молчал?
        - Только я сильно плачу, когда ее рассказываю. Вы не обращайте на это внимания.
        - Ладно. Давай-ка кинь мне сюда пальмовый листик пошире, я из него зонтик сделаю - от твоих слез укрываться.
        Крокодил на минуту исчез, а затем на меня спланировал здоровенный сочный лист пальмы, из которого можно было сварганить не только зонтик, но еще и двуспальное к примеру одеяло.
        - Спасибочки,- сказал я.- Крокодил, вещай!
        И крокодил заговорил:
        - Когда я был молод, то совершал много ошибок, вступал в беспорядочные связи с молодыми и безнравственными крокодилицами…
        - Ого!
        - Мой почтенный родитель, умирая, оставил мне приличное состояние и хорошее поместье в заливе Охо-хо - там росли дивные цветы, плодоносили волшебные деревья и летали чудесные польки-бабочки…
        - А не росло ли там случайно то симпатичное растение, которое помогает увидеть польку-бабочку? Конопля называется… Нет, ничего, продолжай…
        - Мой отец, умирая, повелел мне исполнить его волю - вступить в брачный союз с крокодилицей из известной аристократической семьи. Я был против, но отец заявил, что проклянет меня, лишит наследства и не подарит свою вставную челюсть.
        - Наверное, это было для тебя самым страшным моментом…
        - Конечно! Ведь вставная челюсть родителя - это благословение на всю жизнь. Ее надо хранить и жить так достойно, чтоб твоя собственная вставная челюсть досталась твоим наследникам… Я не выдержал отцовского гнева и согласился. И создал пару с крокодилицей из известной аристократической семьи. Однако когда ей пришла пора класть свою первую кладку, выяснилось…
        - Погоди! Что делать?!
        - Класть яйца.
        - А, да, все понял, спасибо. Знаешь, биология никогда не была моим сильным местом…
        - Так вот, когда моя аристократическая супруга должна была класть первую кладку, оказалось, что она страдает наследственным заболеванием. Страшным и неизлечимым.
        - Каким же?
        - Крокодильим бешенством.
        - А как ты узнал?
        - Она перетоптала все яйца, вместо того чтобы их высиживать,- мрачно сказал крокодил.- А ведь это могли быть такие славные детки!
        - И что ж ты? Надеюсь, развелся?
        - К сожалению, у нас, у крокодилов, развод запрещен. Я пал в бездну отчаяния…
        - Пришиб бы ее, и дело с концом!
        - Я противник насилия, благородный господин. Я поступил иначе - я запер свою безумную жену в моем наследном родовом гнезде, а сам пустился в новые любовные приключения.
        - Вот это правильно!
        - Этим безудержным развратом я хотел стереть из памяти то, что моя супруга - безумная тварь…
        - Мне бы сейчас тоже не помешало немного безудержного разврата. Так, самую капельку…
        Реплики я подавал, но крокодил их явно не слышал, он весь погрузился в печальную повесть своей жизни.
        - Мое недостойное поведение привело к тому, что однажды ко мне явилась некая крайне распущенная крокодилица и снесла яйцо близ моего гнезда, заявив, что ответственность за отцовство лежит на мне. И ушла, бросив яйцо на произвол судьбы. Мне пришлось высиживать его, но когда крокодильчик (а это была очень милая и энергичная самочка) вылупился, я решил, что следует подыскать для ребенка хорошую воспитательницу. И дал объявление в газету…
        - У крокодилов есть газета?!
        - Наша цивилизация насчитывает миллионы лет,- отмахнулся крокодил по имени Шлепающий По Болоту.- И если мы, по утверждениям человеческих крокодиловедов, способны курить папиросы, носить калоши и говорить по-французски, то уж о таком элементарном явлении культуры, как газета…
        - Все, молчу. Продолжай, пожалуйста. Кстати, а ты действительно умеешь говорить по-французски?
        - Oui, monsieur. Chez moi une mauvaise prononciation. Je il у a longtemps ne pratiquais pas [2].
        - Всё-всё, понял… Ты просто полиглот, Шлепающий По Болоту.
        - Я? О нет! Вот моя троюродная тетка со стороны шурина сводной сестры моего племянника - та знает восемнадцать основных языков и около полусотни наречий и диалектов.
        - У цивилизации крокодилов большое будущее,- заверил я Шлепающего По Болоту.- Ты дальше продолжай свою историю.
        - Так вот. Я дал объявление, что девочке из хорошей семьи требуется воспитательница. И так на горизонте моей жизни появилась она… Ее имя было так прекрасно - Сиротка С Умом И Без Денег. Она стала учить маленькую крокодилицу хорошим манерам, языкам, рисованию на песке, правилам охоты на прибрежных крабов и игре на тростниковой свирели.
        - О.
        - Я часто был свидетелем их уроков и постепенно полюбил Сиротку всем сердцем. Она не была красавицей, о нет! Но хвостик у нее имел ровные зубцы, лапки всегда блистали чистотой, а из пасти шел приятный аромат корицы… И я решился. Я предложил Сиротке брачный союз.
        - Погоди! Так ведь у тебя уже есть жена - бешеная!
        - Да. Но я надеялся, что Сиротка о ней не узнает, мы уедем в другую страну, там обоснуем колонию крокодилов-плакальщиков…
        - Конечно, она узнала,- проявил чудо проницательности я.
        - Да! Подлые родственники моей бешеной жены вмешались и расстроили наш союз! Сиротка бежала, я остался с нелюбимой безумной тварью, да и маленькую крокодилицу теперь некому учить играть на тростниковой свирели…
        - Погоди,- удивился я.- Так что ж, твоя история с несчастливым концом?
        - Да,- ответил Шлепающий По Болоту.- А вы думаете, почему я, родовитый, красивый и состоятельный крокодил, подался в стражники? Все потому, что в доме моем бродит безумная жена, а сердцу моему нет покоя…
        Крокодил угрожающе высморкался (я благоразумно прикрылся пальмовым листом), достал тростниковую свирель и неумело, постоянно фальшивя, наиграл первые такты
«К Элизе».
        - Эй, крокодил! - раздался в вышине крайне противный женский голос - Тебе кто разрешил музицировать в непосредственной близости от моего святилища?
        Я вытянулся на носках, чтобы увидеть, кто же это столь жестоко обращается с моим другом крокодилом. Но увидел лишь, что Шлепающий По Болоту резво убрал свирель и прикрыл мощную башку передними лапками.
        - Ты что тут ошиваешься, а, крокодил? - продолжал сверлить воздух неприятный голос- Ты разве не знаешь, что я вашу крокодилью братву терпеть не могу?!
        - Я тут по приказу, госпожа,- испуганно пропищал Шлепающий По Болоту.- Назначен Советом Жрецов племени вибути сторожить опасного государственного преступника.
        - Да ну? - весело удивился голос.- А почему меня не поставили в известность насчет преступника? Я страсть как люблю преступный элемент!
        - А-а… - протянул крокодил затравленно.
        - Пшел отсюда, зеленый бородавчатый! Тут мои владения!
        Я сумел увидеть, как крокодил спасается бегством, а потом услышал:
        - А кто это у нас тут в ямке сидит?!
        Я глянул вверх и увидел наклонившуюся над ямой жуткую физиономию коварной богини Ар. Клыки у нее, как всегда, были перемазаны свежей кровью. И глаза сверкали дикой зеленью. Нет, сколько можно меня пугать!
        - Сама угадаешь? - покрепче беря в руку череп, поинтересовался я…»
        Глава шестая. ДИАГНОЗ: «МАНИЯ ПУТИ»
        Главное - выяснить, какой именно силой ты обладаешь.
        Д. Вейдер - Это ваш почерк? - спросил Викентий, протягивая злосчастный листок Нине Валентиновне.
        Женщина близоруко прищурилась.
        - Да, мой,- кивнула она растерянно.- Но каким образом я могла столько бессмыслицы нацарапать? Африка, Степан, осквернение, девочка… Спаси, друг… Но теперь-то вы мне верите, что я страдаю лунатизмом?
        - Розамунда, как все было? - уклонившись от прямого ответа, обратился к крольчихе Викентий.
        - Официально отчитываться?
        - Разумеется.
        - В двадцать три пятьдесят объект наблюдения отправился спать.
        - Я внесу разъяснение,- подняла руку Нина Валентиновна.- Я сплю отдельно от мужа, потому что он часто допоздна сидит за своими расчетами и таблицами. И спит в кабинете. А я - в гостиной.
        - Это не важно,- сказал Викентий.- Розамунда, продолжай.
        - Перед сном объект выпил полстакана теплого молока с медом…
        - А это какое имеет значение? - слегка покраснела Нина Валентиновна.
        - В постели объект четверть часа читал книгу «Дао дэ цзин», после чего крепко заснул…
        - Погоди, Розамунда, какую книгу?
        - «Дао дэ цзин»,- вместо Розамунды ответила Нина Валентиновна.- Даосские каноны. Классическое наследие Древнего Китая.
        - Вы тоже Китаем увлекаетесь? - испугался Викентий.
        - Нет, это мне как раз Розамунда посоветовала. Она сказала, что чтение «Дао дэ цзин» умиротворяет душу и дарит спокойное настроение. Ну вот, я почитала, а потом заснула.
        - Свет выключили?
        - Да, я не могу спать при свете…
        - Спасибо. Розамунда, я тебя внимательно слушаю.
        - Объект наблюдения погрузился в сон в ноль часов десять минут.
        - Ты засекала, сколько времени продолжалась медленная стадия сна?
        - Да. Десять минут. Стандартное время.
        - Угу. Поведение объекта в этот период?…
        - В норме. Дыхание ровное, поза вялая, мышцы расслаблены.
        - Розамунда, вы что, ко мне прикасались?! - возмутилась Нина Валентиновна.
        - Без обид, я же доктор! - отмахнулась лапкой Розамунда.- Я продолжаю. Через сорок пять минут объект вошел в тета-стадию сна и пребывал в ней два с половиной часа без изменения физических параметров. Затем дыхание объекта резко участилось, глазные яблоки под веками задвигались. Объект сел в постели, не открывая глаз. Затем встал. Движения были замедленными, но уверенными. Объект подошел к шифоньеру и оделся (опять-таки не открывая глаз и не зажигая света). Затем достал чемодан…
        - Почему вы употребляете мужской род, когда говорите обо мне, Розамунда? - обиделась Нина Валентиновна.
        - Потому, что говорю о вас как об объекте.- Розамунда сморщила прелестный носик - ей явно недоставало уважения к тупой и недогадливой представительнице человеческой расы.- Так вот. С нижней полки шифоньера объект достал чемодан и принялся быстро, но аккуратно складывать в него вещи, в основном белье… Кстати, Нина Валентиновна, «Комацу» - неплохая фирма?
        Бедная сомнамбуличка от стыда покрылась алыми пятнами.
        - Можно хотя бы это не обсуждать?! - простонала она.
        - Розамунда, я полагаю, вопрос белья для тебя не актуален,- решил немного поддержать Нину Валентиновну Викентий.- Не отвлекайся.
        - Хорошо. Собрав чемодан, объект сел за журнальный столик, взял лист бумаги (который я заблаговременно положила), авторучку и стал быстро писать.
        - Тоже не открывая глаз?
        - Совершенно верно, коллега. Ваша проницательность не имеет границ.
        Викентий поизучал экспериментальный листок.
        - В темноте, с закрытыми глазами - и так написано! Не образец каллиграфии, конечно, но… Я рецепты и то хуже пишу, не говоря уж о том, как старшая медсестра в нашей клинике заполняет амбулаторные карты… Розамунда, она точно не подсматривала?
        - Вы мне не верите? - вспыхнула Нина Валентиновна.
        - Я должен учитывать и вероятность обмана,- признался Викентий.- Возможно, вы действительно больны. А возможно - просто хорошая актриса.
        - Нет, коллега, Нина Валентиновна не актриса. Я следила. Все было абсолютно достоверно.
        - Хорошо. Что было дальше?
        - А дальше Нина Валентиновна отправилась в комнату своего мужа… Викентий, это тебе действительно нужно знать?
        - Нет,- поморщился тот.- Избавьте меня от постельных сцен. Меня интересует только одно: каким образом Нина Валентиновна пришла в себя?
        - Нашатырный спирт,- пояснила Розамунда.- Муж припас для любимой супруги чудесное средство от лунатизма.
        - Да, я проснулась оттого, что задыхаюсь и кругом эта аммиачная вонь!… Муж сказал, что я опять гуляла во сне, и заставил меня самолично разобрать чемодан.
        - Вы выполнили его требования?
        - Конечно.
        - А потом?
        - Отправилась досыпать.
        - Логично. Розамунда, дальше она спала без похождений?
        - Да. Обычный сон обычного человека. Я посидела до утра, потом прихватила листок - и к тебе.
        Викентий снова перечитал листок:

«Степан в беде Честь Помощь Кешаня друг загибаюсь приезжай приезжай приезжай Африка вибути девочка Степан Кешаня друг помоги не оставь Степан Кешаня Африка вибути любым способом помоги обвинение осквернение девочка помоги Степан».
        - Скажите, Нина,- заговорил Викентий.- А вы сами читали это? До настоящего момента?
        - Нет,- покачала головой та.- Ведь Розамунда сразу его забрала. Я читала прежние листки, которые написала до этого. Правда, вы знаете, так глупо получилось…
        - Что?
        - Я спросила мужа, куда он их дел, оказалось - выбросил. Почему вы так на меня смотрите? Опять не верите, да?
        - У меня пока нет оснований вам не верить. И не надо считать меня следователем по особо опасным делам. Лучше прочтите свою запись, Нина. Снова: Нина Валентиновна взяла листок. Пробежала глазами.
        - Я ничего не понимаю,- беспомощно сказала она.- Я не знаю никакого Степана! Я никогда не была в Африке! И даже не интересовалась ею! Мне всегда нравились страны Бенилюкса… И вибути… Что такое вибути?
        - В нашу первую встречу вы, Нина, спросили меня, действительно ли существует в Африке племя вибути.
        - Да? - поразилась Нина.- А я не помню…
        - Так. У вас еще, оказывается, и провалы в памяти имеют место. Что ж, Нина, мне, похоже, действительно придется взяться за ваше лечение…
        - Когда? - испугалась та.
        - Не волнуйтесь, не прямо сейчас. На сегодня у меня очень плотное расписание. Кроме того, Розамунда должна еще раз убедиться в вашем сомнамбулизме. Хотя бы дважды. Так что ваше лечение мы начнем через двое суток. Да, и вот еще что…
        - Да? - Нина Валентиновна смотрела на Вересаева с благоговейным страхом.
        - Я не хотел бы начинать курс вашего лечения, не поставив в. известность…
        - Моего мужа? Конечно, иначе он может подумать что-нибудь… неприличное.
        - Меня волнует не то, что подумает ваш муж,- резковато отрезал Викентий.- А то, что у всякого лечения имеются побочные эффекты. И ваш муж должен будет тактично и терпеливо пережить это. Помочь вам справиться с болезнью. И ни в коем случае не считать свою жену… неполноценной.
        - Спасибо,- прошептала Нина Валентиновна, опуская глаза. Викентий, кстати, так и не удосужился выяснить, какого они у нее цвета.

…Два следующих дня прошли без особых событий. Выпал снег, Розамунда продолжала наблюдать за Ниной Валентиновной и принесла еще две записки, текст которых совершенно не отличался от предыдущего. Однако потом случилось не самое приятное событие. А именно: Викентий в клинике имел долгую и несколько оригинальную беседу с Антоном Медлиным - внезапно отказавшись от идеи суицида, тот теперь решил бросить все мирское и стать монахом. Причем обязательно буддийским - чтоб голову обрить наголо и облачиться в желтые простынки. Он вдохновенно расписал Викентию, как однажды его саратовская возлюбленная явится к нему в гости, испытает моральное потрясение и немедленно раскается, что игнорировала его, а тогда…
        - Для этого совершенно не нужно становиться буддийским монахом,- терпеливо, как маленькому, объяснял Викентий Медлину.- Если вы так ее любите, просто поезжайте к ней в Саратов. Лично. Наденьте хороший костюм, побрейтесь. Вручите ей букет цветов и открытку… Коробку конфет. Какой-нибудь сувенир… На память.
        - Вы не понимаете! - горячился Антон Медлин.- Доктор, я не привык ездить к девушкам! И потом, раз я ее люблю, значит, приехать должна она.
        - Начнем с того, что она вам ничего не должна,- ощущая холодок под сердцем, сказал Викентий.
        - Нет, это ложь! Я люблю ее, значит, она тоже меня любит! Не может не любить! Я не могу жить без нее, значит, и она не может без меня!
        - Поверьте мне, Антон,- медленно сказал Викентий.- Она может.
        Медлин уставился на Викентия горящими больными глазами.
        - А откуда ты это знаешь, подонок? - сводя голос к свистящему шепоту, поинтересовался он.
        - Антон, успокойтесь. Я не позволю вам разговаривать со мной таким тоном…
        - Ты, гребаный доктор! Я знаю, знаю, я теперь все понял! Ты сам решил отбить у меня эту девушку! Сам пишешь ей письма, да?! Смотришь на ее фотографии… А может быть, ты…
        - Антон, сядьте на место!
        - Заткнись, падла! Я все понял! Она давно ко мне приехала! Только ты, поганый доктор, не пускаешь ее ко мне! Она ходит вокруг больницы, а ты… Хочешь ее трахнуть, да, доктор?
        - Антон, сядь!
        Но Медлин стал буен. Он кинулся на Викентия и вцепился ему руками в горло, крича, что поганый доктор насилует его девушку и потому не дает им встретиться… На крики вбежали два санитара со смирительной рубашкой, оторвали Антона от Викентия, скрутили и поволокли в изолятор.
        - Не колоть ему никаких лекарств! - задыхаясь, крикнул вслед санитарам Викентий.
        Ни в коем случае! Я сейчас к нему зайду…
        - Вы полагаете, здесь сработает ваш метод? - спросила Викентия Ванда Иосифовна, психиатр с пятидесятилетним стажем.- Случай-то запущенный…
        - Отнюдь. Я наблюдаю здесь классический образчик эротомании. При должном подходе…
        - Очень бы мне хотелось видеть в действии этот самый ваш подход,- подчеркнула Ванда Иосифовна последнее слово.- Я так и не поняла, чем вы воздействуете. Гипноз? Психопрограммирование? Какая-нибудь мануальная терапия, а?…
        - У каждого профессионала - свои секреты,- отшутился Викентий и потер до сих пор саднившее горло.- Простите. Я уж пойду к этому эротоману. Ему сейчас вряд ли комфортно - в рубашке со связанными рукавами.

…Медлин встретил Викентия полным ненависти взглядом.
        - Справился, да? - спросил он.- Сука!
        - Антон, давайте договоримся сразу,- сказал Викентий.- Вы немедленно перестанете меня оскорблять…
        - А я еще и не начинал!
        - И не будете вести себя агрессивно, когда я развяжу вас.
        - Буду!
        - Отчего же? Что я вам сделал?
        - Ты трахал мою девушку!
        - Антон, вы это себе выдумали. И прекрасно знаете, что это чушь…
        - Да? А почему же тогда она…
        - Что она?
        - Ко мне не приезжает…
        - Антон, она вас не любит. Скорее всего.
        - Ты-то откуда это знаешь, доктор? Что ты вообще знаешь о любви?!
        - Только одно,- медленно, раздельно произнес Вересаев.- Любовью нельзя надоедать.
        - Что?
        - Так я развяжу вас?
        Медлин механически подчинился Викентию. Глаза Антона затуманились каким-то сложным раздумьем. Наконец он спросил:
        - А почему нельзя?
        - Не знаю,- пожал плечами Викентий.- А как вы считаете?
        - Я запутался,- покачал головой Антон. В глазах его ярость сменилась тоской - словно выключили огонь в комнате. Викентий плохо переносил такие взгляды - ему начинало казаться, что он лично в них виноват.
        - Сядьте, Антон,- попросил он мягко.
        - Куда? На пол?
        - Да, и я тоже сяду. Напротив вас. Пожалуйста, смотрите мне прямо в глаза.
        - Зачем? Вы что, будете меня гипнотизировать?
        - Нет… Просто… Давайте посмотрим друг другу в глаза. Да, вот так… Не бойтесь, Антон.
        - Я не боюсь!
        - Вот и хорошо. Просто сидите и смотрите мне в глаза.
        - Моргать можно?
        - Моргайте на здоровье. Только не отводите взгляда. Хотя бы полминуты…
        Викентий взглянул в глаза сидящего напротив него Медлина, вздохнул и мысленно представил ту картину, которую всегда рисовал себе в минуты, когда отчаяние грозило затопить с головой, но душа еще лелеяла какую-то надежду…
        Это было небо - грозового, густо-чернильного цвета. Это небо пахло свежестью грядущего ливня. Облака в нем напоминали стены мощного средневекового замка. Стены двигались, стискивали сердце своей многотонной хваткой…
        И тут в небо взмывала стая голубей. Они были белоснежными, как самый драгоценный фарфор, и столь же хрупкими на фоне почти черного неба. Но их серебряно блестевшие крылья взрезали мглу, стая летела круг за кругом, размывая черноту, как художник водой размывает пятно гуаши… И средневековые замки в небесах отступали, ветшали, рушились. И все заливала яростная синева - такая, как в апреле, когда воздух прозрачен и сладок до счастливых слез…
        - Доктор, что у вас с глазами? - тихо пробормотал Антон Медлин. На его лицо лег золотой отсвет.
        - Вы здоровы и счастливы, Антон,- не слыша вопроса, заговорил Викентий. Глаза психиатра будто источали расплавленное золото, а в комнате послышалось низкое приглушенное гудение и запахло воздухом грозы.- Вам не нужно никому навязывать своих чувств. Вы никому ничего не должны. И вам никто ничего не должен. Вы сможете жить в одиночестве. И тогда к вам придет та, которую вы сочтете достойной себя…
        - Да,- выдохнул Медлин. В его глазах зажглось по золотой точке. Это было красиво и немного страшно.
        - И еще. Вы будете помнить то, что я вам здесь сказал. Но то, что я сделал, помнить не будете.
        - А что вы сделали?
        - ВОТ ЭТО.
        Гудение добралось до нестерпимо высокой ноты и оборвалось. После него тишина показалась просто рождественским подарком. Викентий утомленно прикрыл глаза. Но перед этим мысленно проводил своего последнего голубя…
        - Доктор? - услышал он.- Вы в порядке?
        Над ним стоял Антон Медлин и рассматривал Викентия, как диковинный вид хамелеона.
        - Да, все нормально,- кивнул Викентий и поднялся.- Вы как себя чувствуете, Антон?
        - Просто отлично! - просиял тот как новый гривенник.- Слушайте, доктор, значит, теперь я могу спать спокойно? И без таблеток?
        - Разумеется.
        - Вот спасибо. А то эта бессонница меня уже просто измотала. Стал нервным, раздражительным…
        - Да, бессонница. Именно она вас так и терзала, подлая. Идемте. Я скажу сестре, чтобы она подготовила ваши документы к выписке.
        - Спасибо, док!

… - Я никак не могу понять, господин Вересаев,- сказала много позже Ванда Иосифовна,- кто вы, гений или шарлатан?
        - Того и другого понемногу,- вяло усмехнулся Вересаев.
        Лечение «методом Алулу» все-таки здорово отнимало у него силы. Он вдруг возмечтал о том, чтобы можно было пойти в шумный бар, сесть там в самом глухом углу, заказать себе коктейль с вермутом и, потягивая его, наблюдать за тем, как все остальное человечество решает свои проблемы. И думать: я мог бы вас всех осчастливить, потому что все, что вам нужно,- это избавиться от самих себя. От своих страхов, пустых мечтаний, разочарований, мелких Любовей и любовишек, убогой веры, ничтожной надежды… И знать: никогда этого не будет. Человек не создан для счастья. Вот счастье - оно для человека создано. Только никто не знает, как к нему подступиться, чтобы взять все и сразу…
        - Викентий Петрович, вам звонят.
        - Спасибо.- Викентий взял трубку.- Доктор Вересаев слушает.
        - Здравствуйте, это Нина. Ну, с проблемой лунатизма…
        - Нина, я вас помню. Вы по какому поводу звоните?
        - Я хотела спросить… Вы действительно собираетесь меня лечить?
        - Да. А вы уже передумали?
        - Нет. Но вы так и не поговорили с моим мужем…
        - О черт, забыл, извините. А я назначил вам на сегодня, так?
        - Да.
        - Хорошо, я переговорю с вашим мужем.
        - Он приходит с работы в половине шестого вечера.
        - Замечательно. Тогда пришлите его сразу ко мне.
        - К вам?… Ах, ну да. Будет сделано.

«Странная женщина,- подумал Викентий, кладя трубку.- Она считает, будто весь мир, включая меня, должен вертеться вокруг нее и ее мужа. Дудки, милая. Прошло то время, когда я мыслил о людях с позиций оголтелого альтруизма».
        Муж Нины Валентиновны выглядел как торжественная иллюстрация к великосветскому роману. Нет, отнюдь не в смысле смокинга и свежей орхидеи в петлице. У Олега Андреевича Первова было трогательно-аристократическое лицо человека из хорошего общества, безупречные манеры и речь. Олег Первов, похоже, даже свитер с джинсами носил так, как будто это было самое достойное облачение для столь вылощенного франта. Он пришел к Викентию вечером, приветливо улыбнулся (где, скажите на милость, в провинции он сумел найти, столь хорошего стоматолога?), поздоровался с хозяином, прелестно грассируя, а беседу вел так, что уже через пять минут Викентий почувствовал себя каким-то ничтожным гаврошем на фоне столь блистательного и великосветского джентльмена. Чтобы не испытывать приступов заниженной самооценки, Викентий незамедлительно применил по отношению к Олегу Андреевичу тактику сурового психиатра (он нечасто ее применял, потому что это была не самая приятная тактика, но вот выпал-таки шанс).
        - Вы действительно считаете, что моя жена больна? - без устали продолжая грассировать, спросил Олег Андреевич.
        - Надеюсь, вы не подвергаете сомнению мою компетентность? - в тон ему ответил Викентий (без грассирования, конечно).
        - Нимало! Но согласитесь, доктор, это чрезвычайно странно - ведь Нина всегда отличалась завидным психическим здоровьем. Она спокойная рассудительная женщина с твердыми этическими императивами. Во всяком случае, она была таковой до сих пор.
        - Я не исключаю версии того, что сомнамбулизм как вариант помрачения сознания стал следствием какого-либо эмоционального или психического потрясения, которое пережила ваша супруга. Также причиной снохождения может быть подавление каких-либо желаний субъекта или, наоборот, рецидивные проявления давних детских комплексов… Где работает Нина Валентиновна? Чем занимается?
        - Как, разве вы не знаете? - элегантно изумился Олег Андреевич.- Мне казалось, жена рассказала об этом буквально всем.
        - Как видите, ко мне это не относится,- менее элегантно ответил Викентий.
        - Произошла забавная ситуация,- играя длинными аристократическими пальцами, заговорил физик.- Моя жена по специальности библиотекарь. До недавнего времени она благополучно работала в отделе каталогизации центральной районной библиотеки.
        - Очень спокойная и методичная профессия,- покивал Викентий.- Мы, психиатры, знаем, что в группу риска по шизофрении и маниакальным депрессиям библиотекари не входят. Продолжайте, пожалуйста.
        - Приблизительно два года назад у моей жены внезапно появилось хобби. Недорогое, невинное и в какой-то степени милое.
        - Что именно? - Викентий отметил, что его собеседник прежде всего оценил хобби жены как «недорогое». Проблемы с деньгами? Или стандартная аристократическая скаредность?
        - Нина стала расписывать доски. Кухонные разделочные доски. Деревянные. Обычной гуашью, а потом покрывала лаком. Должен сказать, рисовать моя жена не умеет, и чувства цвета никакого, да и доски жалко, но не отказывать же ей в самовыражении!
        - Действительно,- кивнул Викентий.- Зачем сразу отказывать? А какими были сюжеты рисунков?
        - О, ничего выдающегося. Сначала цветы. Какие-то фантастические, яркие, пестрые. А потом Нина стала рисовать практически одно и то же: стая белых голубей на фоне чернильно-темного неба.
        Викентий сглотнул и сделал вид, что это его ничуть не взволновало.
        - И что же, теперь ваша жена занимается тем, что расписывает кухонные доски?
        - Нет, что вы! Доски - это было только начало. Через некоторое время Нина стала писать стихи. В ущерб своей основной работе, как это ни печально.
        - Надеюсь, вы не будете, гм-м, сейчас декламировать стихи своей супруги?
        - Нет, помилосердствуйте! Начну с того, что мне ее стихи категорически не нравятся. Я предпочитаю творчество старых и признанных мастеров. А самодеятельность… Но простите, доктор, я отвлекся. Так вот, Нина, как все доморощенные поэтессы, возжелала немедленной славы и признания. И отправила свои стихи в некоторые столичные журналы. К моему великому удивлению, ее вирши опубликовали.
        - Поздравляю, я действительно был не в курсе…
        - Да что вы, чепуха! Не представляю, кто сидит в редакциях этих журналов, если они публикуют стихи моей жены! Но дело не в сотрудниках журналов. Дело в том, что столь внезапное внимание к ее литературным опытам творчества крайне негативно сказалось на характере Нины. Видите ли… Она возгордилась.
        - Да что вы говорите?
        - У нее появилось… самомнение,- последнее слово Олег Андреевич произнес с глубоким отвращением.- Она стала со мной спорить. Согласитесь, это выходит за всякие рамки.
        - Напрасно вы так,- сказал Викентий.- Человек самовыражается…
        - Человек - может быть. Но моей жене совершенно противопоказано самовыражаться. Во всяком случае, таким манером.- На мой взгляд, лучше и гармоничнее всего женщина самовыражается через собственного ребенка… Но Нина наотрез отказывается от исполнения благородного долга материнства!
        - Ваша жена не хочет ребенка? - Викентий опять нервно сглотнул. Выходит, Толстой был не прав? Все несчастные семьи несчастливы одинаково? Он, Викентий Вересаев, душевед и целитель, не смог понять, что Элпфис тоже хочет не беременности, а какого-то особого самовыражения…
        - Да, именно, она не хочет иметь ребенка,- недовольно поморщился Олег Андреевич.
        И я не знаю, как ее убедить в том, что долг каждой женщины…

«Ненавижу слово «долг»,- подумал Викентий. И спросил:
        - Вы… Извините, но я хочу откровенного ответа на мой вопрос: вы когда-нибудь насильственно… исполняли свой супружеский долг?
        Олег Андреевич изобразил всем лицом праведное негодование:
        - По-вашему, я похож на насильника?
        - Нет,- ответил Викентий. И подумал: «Чаще всего насильниками становятся те, кто на насильников никак не похож». И еще подумал: «Почему мне все время кажется, что он лжет?» - Я вас понимаю. Вам хочется стать отцом, тогда как вашей жене хочется реализовать свои творческие способности…
        - Да нет у нее способностей! - воскликнул Олег Андреевич.- Она возомнила о себе невесть чего… Я решительно отказываю Нине в каких-либо талантах! Я противник самодеятельности и дилетантизма…
        - Понимаю,- опять повторил Викентий.- Но, смею напомнить, мы начали этот разговор не для выяснения ваших личных убеждений. Мне важно знать, какими внешними факторами обусловлено заболевание Нины.
        - Вы все же считаете это заболеванием, а не дамской блажью? - скептически дернул подбородком Олег Андреевич. Подбородок, кстати, был идеальной формы и выбритости. Викентий даже слегка позавидовал - ему не удавалось так радикально справляться с собственной щетиной.
        - Да, я считаю это заболеванием.- Викентий тут же понял, что уж одно-то достоинство у него, доктора плебейского происхождения, точно имеется. Это -безграничное терпение и способность находиться в обществе Олега Андреевича Первова более полутора минут.- И прошу вас сосредоточиться на том, какие странности или девиации вы находили в поведении вашей жены непосредственно перед тем, как стали замечать, что она блуждает по ночам с закрытыми глазами.
        - Хорошо. Но, право, одно ее стихоплетство - это уже отклонение от поведенческой нормы!
        - Необязательно. Я имею в виду сугубо психологические моменты. Например, ваша жена стала раздражительной. Или беспричинно плаксивой. Или у нее появились необъяснимые страхи.
        - Да.
        - Что «да»?
        - Я вспомнил. Нина стала бояться темноты. Просто как маленький ребенок! Раньше такого за нею не водилось.
        - А еще?
        - Иногда она как будто отключалась от внешнего мира. Смотрела в одну точку, молчала и не сразу откликалась, когда я ее звал.
        - Это симптомы, характерные для депрессии,- раздумчиво протянул Викентий.- Но помрачение сознания… Ваша жена должна была испытать сильный стресс, чтобы ее организм среагировал лунатизмом.
        - Да не было у нее никаких стрессов! - недовольно воскликнул Олег Андреевич.- Мне вообще кажется, что она актерствует, разыгрывает из себя лунатичку, нервную барышню на исходе молодости. И это все исключительно ради того, чтобы досадить мне. Знаете, как раньше дамочки высшего света изображали обмороки, чтобы с ними все носились, так теперь моя супруга напустила на себя блажь…
        - А с чего она напустила на себя эту блажь, как вы полагаете?
        - Я повторяю, чтобы досадить мне,- отрезал Олег Андреевич.- Знаете, жена, разгуливающая ночью по дому с закрытыми глазами, никому не доставляет особого удовольствия. Так что посочувствуйте мне как мужчина мужчине.
        - Посочувствовать - это всегда успеется,- пообещал Викентий.- Пока же не смею вас более задерживать. Сегодня ночью я постараюсь вывести вашу жену из помраченного сознания. Если лечение пройдет успешно, вы больше не будете беспокоиться по поводу ее сомнамбулизма.
        - А какой у вас метод? Регрессивный гипноз? Нейропрограммирование?
        - Это моя профессиональная тайна. Но, как говорится, метод запатентован.
        - А…
        - Довольно разговоров. Ваша жена должна прийти ко мне сегодня в половине двенадцатого вечера.
        - Что? Моя жена - ночью, к незнакомому мужчине! То есть почти незнакомому. Что вы себе позволяете, господин доктор?!
        - Я позволяю себе тратить свое весьма недешевое время на беседу с вами и на решение проблем вашей жены. Хотя с большей пользой для собственного организма я сегодня вечером занялся бы перечитыванием рассказов Пелема Вудхауза.
        - Хм…
        - Поэтому соблаговолите оставить обо мне мысли как о тайном маньяке, соблазняющем чужих жен под предлогом срочной психотерапевтической помощи.
        - Хм!
        - Я не смею вас более задерживать. Жду Нину Валентиновну в половине двенадцатого. Если в двадцать три тридцать пять она по какой-либо причине не явится, я отказываюсь от любого варианта дальнейшего сотрудничества. Я уже не мальчик, чтоб бегать за пациентками и их разгневанными мужьями.
        - Вы неподражаемо любезны!
        - Таким родился. Всего хорошего.

…Когда Олег Андреевич удалился (церемонию своего удаления он обставил опять-таки с самым аристократическим привкусом), кокетливо прыгающая по половикам Розамунда заметила:
        - Викентий, ты становишься мизантропом. Он, конечно, скотина, но ведь и ты…
        - Розамунда,- перебил ушастую морфершу Викентий.- Не сыпь мне тринитротолуол в газировку. Между прочим, это ты втянула меня в неприличную эпопею с этой лунатической дамочкой.
        - А то, что она поминает Степана и Африку, тебя не волнует?
        - Как раз именно это и волнует,- ответил Викентий.- И не более того.
        - Хм, а я считала…
        - Что?
        - Нина - довольно симпатичная женщина. Мог бы приволокнуться. Под вполне благовидным предлогом.
        - Розамунда, вот это лишнее.
        - Уверен?
        - Абсолютно.

…Нина Валентиновна оказалась точна, как часы Гринвичской обсерватории. Она вошла в дом Викентия дрожащая, бледная и несчастная.
        - Муж устроил мне форменный скандал,- заявила она.- И отказался есть блинчики с начинкой из кураги. Что вы ему наговорили?
        - Ничего лишнего,- ответил Викентий.- Присаживайтесь. Розамунда, у тебя все готово?
        - А у меня должно быть что-нибудь готово? - прыснула Розамунда.
        - Коллега, вы иногда бываете несносны,- упрекнул крольчиху Викентий.- Я же для пущей солидности спросил.
        - Пущая солидность не грозит вам даже в самом необозримом будущем, коллега,- парировала Розамунда.- Кстати, Викентий, ты ведь, беседуя с прекраснодушным Олегом Андреевичем, позабыл предупредить его о возможных побочных эффектах лечения.
        - Я не забыл,- угрюмо ответил Викентий.- Просто ему бесполезно об этом говорить. Он находится в наркотической зависимости от собственного «я». И это «я» говорит ему, что Нина Валентиновна - обычная притвора. Поэтому за всеми побочными эффектами я буду следить сам.
        Нина Валентиновна с ясно выраженным на лице испугом наблюдала за перепалкой двух корифеев медицинской науки.
        - Вы не сделаете мне больно? - только и сказала она, когда Викентий предложил ей сесть в кресло.
        - Никоим образом,- твердо солгал тот. Солгал потому, что знал: то, что он собирается делать, будет больно. Не физически. Но душевно. Однако пациентке об этом знать необязательно. Она и без того смертельно напугана, и ее вера в благостность окружающего мира буквально висит на волоске. А потому…
        Нина Валентиновна села в кресло. Викентий пристроился напротив на довольно ветхой табуретке. Розамунда шепотом пожелала ему удачи и посетовала на то, что не имеет возможности заснять на видеопленку уникальную психотерапевтическую операцию, свидетельницей которой ей предстоит быть.
        - Нина, закройте глаза,- повелел Викентий.
        Женщина повиновалась.
        - Вы очень нервничаете, я чувствую,- сказал Викентий.- Но это сейчас пройдет. Вы успокоитесь. Вы почувствуете уверенность и бесстрашие. Сейчас вы вдохнете новый воздух - воздух, которым дышат люди, не имеющие недостатков.
        - Да… - прошелестел голос Нины Валентиновны.
        - Вы будете слушать только меня. Делать только то, что скажу вам я.
        - Да.
        - Спите.
        Нина Валентиновна застыла подобно восковой фигуре. Ее лицо заострилось, как у покойницы, и четче обозначились глазные яблоки под веками. Руки безвольно повисли. И лишь по тихому ровному дыханию можно было понять, что женщина не умерла, но спит.
        Викентий вздохнул и позволил силе Царя Алулу Оа Вамбонга заструиться из его собственных глаз и сердца. Всегда, когда сила Алулу овладевала им, Викентий мог проницать сокровеннейшую суть каждого своего пациента. Человек в такой момент становился для него сложным ритмичным узором, немного подобным узору персидского ковра (но куда загадочнее, изощреннее и хитрее). Викентий видел переплетение линий уверенности, отчаяния и надежды, завитки способностей, узелки родственных и интимных связей… Там, где узор был правилен, гармоничен и красив, Викентию не следовало вмешиваться. Но если узор нарушался, рвалась нить, допустим, моральных установок, или чувства привязанности, ненависти и неудовлетворенности сплетались в тугой узел, то туда он и направлял свою силу. Только этой силой он не распутывал хитросплетения человеческой души. И даже не разрубал, ибо он не уподоблялся легендарному победителю Гордиева узла. Он выжигал неверное плетение начисто. А из обрывков нитей характера делал узор по своему усмотрению.
        Теперь он видел Нину Валентиновну нечеловеческим взглядом. Взглядом Царя, чье царство - вечность. Сидящая перед Викентием женщина была сплетена сплошь из неуверенности в себе и желания покончить с обыденностью жизни. Клубки комплексов, страхов, отчаяний и неудач чернели в ее узоре, как пауки в паутине. Викентий понял, что с пациенткой придется повозиться, но возня, похоже, окажется перспективной. Викентию явно предстоит ввязаться в очередное благое дело, поскольку именно он, доктор Вересаев, раз и навсегда избавит эту женщину от неуверенности, малодушия, страха и слабости. И тогда, возможно, Нина Валентиновна первым делом бросит своего аристократического мужа и станет величайшей поэтессой своего времени… А также гениальным художником-импрессионистом школы расписывания кухонных разделочных досок.

…Но откуда взялась эта нить?
        Даже не нить.
        Канат.
        Эта нить звучала, как свежесорванный апельсин, пахла, как «Крейцерова соната», и на вкус напоминала звездный свет. Викентий мог бы поклясться в этом. И эта нить, то есть, говоря человеческим языком, линия характера и судьбы, совершенно не принадлежала Нине Валентиновне.
        - Вот откуда в тебе эта Африка,- беззвучно прошептал Викентий. Он силой Царя Алулу потянулся к загадочной нити, коснулся ее золотой крепостью благодатной монаршей власти…
        - Нтег! - громко воскликнула Нина Валентиновна, не открывая глаз.- Нхоен-тх-алулу оэти-эл-вибути!
        В сознании Викентия словно вспыхнул фейерверк, и он, воистину одержимый царственной силой, понял, что говорит ему Нина Валентиновна:
        - Здравствуй, носящий в себе тень великого Алулу, повелителя вибути!

«Здравствуй и ты,- подумал Викентий, чувствуя, что сила захватывает его целиком и не позволяет действовать самостоятельно.- Назови себя, если намерения твои не враждебны». Вслух же он произнес следующее:
        - Нтег о ту! Нонема-эсм, о ту лоантеа тотао!
        Речь Нины Валентиновны полилась, как молоко из разбитого кувшина. У Розамунды от такой речи глаза устремились прямо к кончикам ушей. А Викентий внимал каждому слову.
        - Знай, смертный, Носящий в себе тень великого Алулу, что я - наиболее почитаемый бог государства-племени Вибути, и имя мне - Ндунги. Также я являюсь названым братом великого Алулу, а значит, и твоим братом тоже, ибо нас осеняет золото одной силы. Ныне я посетил плоть сидящей пред тобой женщины для того, чтобы возвестить тебе нечто крайне важное. Есть ли у тебя достойнейший друг, чья кожа бела, как спелые плоды дерева нгу, а глаза прозрачны, как воды реки Те?
        - Я не знаю, о ком ты говоришь, о бог Ндунги,- за Викентия отвечало то, что жило в нем.
        - А я знал, что ты мне так ответишь! - Бог Ндунги явно хотел, чтобы эта фраза была расценена как шутка.- Потому что кожа твоего друга не так уж и бела. И воды реки Те довольно-таки мутны. А имя твоего друга на нашем языке означает Беспокойный Пришелец, на вашем же оно звучит как Степан.
        - Степан? Его я знаю. Что он натворил, о бог Ндунги?
        - А откуда тебе известно, что Степан что-то натворил? - удивился бог Ндунги.
        - Мне в достаточной степени известен характер моего друга,- ответил Викентий.
        - Хорошо! Я ведь за этим, собственно, и явился. Твой друг Степан в большой беде. Его обвиняют в ужасных преступлениях и потому заточили в безысходную тюрьму. Ты должен помочь Степану, человек, Носящий тень Царя Алулу.
        - Его хотят казнить? Я должен помочь ему? Как?!
        - Тебе нужно явиться в племя вибути и спасти Степана. Поспеши, Носящий тень!
        - Даже если бы я и имел возможность отправиться немедля в Африку,- воскликнул Степан,- у меня бы ничего не вышло! Я не знаю дороги к племени вибути! Я вообще плохо верю в то, что оно существует!
        - Эта женщина будет твоим проводником. Я проверил ее душу - она вынослива и не испугается пути. Возьми с собой эту женщину, Носящий тень, она приведет тебя к вибути.
        - Это невозможно!
        - Для того, кто владеет частью силы великого Алулу, нет ничего невозможного. Запомни тайные слова: «Ногаи менгази», что означает…
        - «Иди верной дорогой»,- машинально перевел Викентий.
        - Как только ты произнесешь эти слова, женщина сделает все, чтобы доставить тебя в племя вибути. Доверься ей.
        - А сам, в одиночку, я никак не могу? А, бог?
        - Нет, в одиночку не можешь.
        - Ну почему?
        - Потому. Стыдно сознаваться, но ошибочка у нас, у богов, вышла. Думаю даже, что замешана в этой ошибке подлая Ар. Видишь ли, когда твой друг Степан попросил нас послать тебе весть о скорбном происшествии, случившемся с ним, я, великий и веселый бог Ндунги, решил, что сам отыщу тебя в стране России. Кстати, какая эта ваша страна холодная! Какие здесь боги суровые! Так, отвлекся… В общем, я тебя искал по особым приметам. Но тут вмешалась с очередной своей каверзой подлая богиня Ар и все планы мне порушила. Понимаешь, я хотел именно в твою душу вложить эту Нить Пути - чтоб добрался ты в племя вибути сам, а почему-то попала Нить в голову этой вот женщине. Недолет бумеранга, так сказать. Впрочем, может, это и не Ар виновата. Может, я сам где чего напутал, особливо после жбанчика жабьей настойки. Хорошо, хоть акачики до тебя добраться сумели… Они ведь сумели? Ты внял их словам?
        - Чьим словам?
        - Акачиков!
        - Акачиков?! Это еще кто?!
        - Акачики - это маленькие служебные божки, миленькие такие, живенькие, в виде смуглых пляшущих человечков ростом не больше человеческого мизинца. На свет они вылупляются из сердцевины священного цветка акачии.
        - Акачии?!
        - Да что ты каждое слово за мной повторяешь, а?! Акачия растет только в саду Сонма богов. Потому что очень уж редкое и дорогое растение. И аромат у него - лучше всякой жабьей настойки пьянит. Так вот. Акачиков мы, высшие боги, используем для возвещения нужным людям своей божественной воли. Делается это так. Наговариваешь над еще нераспустившимся бутоном акачии нужные слова, посылаешь этот бутон по указанному адресу. Велишь, допустим, передать нужному человеку весточку о том, что его друг в беде, так акачик, который на глазах того человека из цветка вылупится, сразу все и передаст. Только после этого надо акачика медом молодой самки феникса накормить. А цветок полить трехдневной настойкой лепестков пуро-пуро.
        - Нет, я не брежу,- сказал тут Викентий.- Потому что такого сюрреалистического бреда у меня просто не может быть!
        - Ты не отвлекайся, Носящий тень Алулу! - напомнил о себе бог Ндунги.- Ты лучше скажи вот что: ты акачиков покормил медом молодой самки феникса?
        - Нет. Я меда как-то не припас. У меня на него аллергия. Так же как и на молодых самок фениксов.
        - Безумный! Но хотя бы цветки акачии ты поливал?
        - Трехдневной настойкой лепестков… э-э… пуропуро, если я не ошибаюсь?
        - Да!
        - Нет.
        - Северный варвар! - возопил бог Ндунги. Точнее, возопила-то Нина Валентиновна, но голосом, явно не ей принадлежащим.- А ты хоть знаешь приблизительно, во что казне нашего превечного Сонма богов выращивание и пересылка акачиков обходится?! А амортизация бутонов! Никаких мировых валют не хватит! И потом, акачия - это тебе не тыква какая-нибудь, ее растить надо бережно и долго. Правда, мы с Камратием (это тоже бог такой, ты как-нибудь с ним обязательно познакомишься) поначалу хотели было тебе говорящие алмазы посылать, но у алмазов память плохая, пока до адресата доберутся, по дороге половину забудут… Так вот я к чему веду!
        - К чему?
        - Тебе обязательно надо взять с собой в дорогу эту женщину. Потому что Нить Пути В Племя теперь находится у нее в голове. И она либо приведет тебя в племя, либо…
        - Что?
        - Сойдет с ума и умрет. Причем очень быстро. И мучительно!
        - Слушай, ты, божество африканское, кто тебе дал право распоряжаться чужими жизнями?…
        - Я не распоряжаюсь. Просто так получилось. Повторяю же, ошибочка вышла. Но раз уж женщина Нитью Пути повязана, назад этого не воротишь.
        - Значит, мне ее брать в Африку?
        - Наконец-то до тебя дошло, северный варвар, Носящий тень великого Алулу! Брать тебе ее в Африку, брать! Нет, после разговора с тобой я точно уйду в запой, и Камратий мне в том не помешает!…
        - Это, конечно, замечательно. Только есть одна неувязочка. Слушай, бессмертный Ндунги, я не знаю, как там принято у вас в солнечной Африке, а у нас в холодной и неприютной России чужую замужнюю женщину никто вот так просто с чужим мужиком не отпустит в какое-то неприличное приключение!
        - А эта женщина еще замужем? - Африканское божество явно удивилось.
        - Именно! Погоди… Почему ты сказал «еще»?!
        - Потому, что человек, одержимый Нитью Пути, очень быстро избавляется от самых близких людей. Иногда при помощи…
        - Не продолжай! Не хватало еще сделать ее убийцей собственного мужа!
        - Ладно, не переживай. Мужа этой женщины я беру на себя. Слово веселого Ндунги. Повлияю на него своей божественной силою. Да еще и Камратий поможет. Можешь не беспокоиться. Так что собирайтесь поскорее, иначе русскому Степану в Африке полный накраи-мори придет.
        - Звучит угрожающе… Но последний вопрос можно?
        - Можно.
        - Я действительно должен это сделать? Я действительно нужен в Африке?
        - Еще спрашиваешь! Ты хоть приблизительно представляешь себе, что такое накраи-мори?!
        - Понял, уже чемодан пакую. Чемодан… Черт… Нет, это просто бред какой-то! Так. Я сейчас выведу Нину из транса, и окажется, что и мне, и ей это все пригрезилось…
        - Будешь упрямствовать - накажу,- пообещал бог Ндунги.- И повторяю: не мешкай! Все, возношусь в свои обители, некогда мне боле с тобой разговаривать. Обещал Манюнюэль показать новинки из каталога «Лучшие радуги сезона», а сам тут с глупым смертным русским болтаю…
        - Погоди! - взмолился Викентий.- А кто такая Манюнюэль?
        - Будешь в племени - узнаешь,- загадочно ответил Ндунги.
        И тут Нина Валентиновна замолчала.
        Надолго.
        - Ух,- нарушила тишину Розамунда.- Вот это был цирк! Все, я расстаюсь со своим махровым атеизмом и принимаюсь активно приобщаться к традиционным верованиям племени вибути. Кстати, а что такое жабья настойка?
        Но Викентий не ответил Розамунде, потому что Нина Валентиновна встала с кресла…
        Открыла глаза.
        - О нет,- сказал Викентий.
        Крольчиха Розамунда даже прищурилась от яркого золотого света, буквально фонтанирующего по всей комнате.
        Глава седьмая. СПАСЕНИЕ ПОДКРАЛОСЬ НЕЗАМЕТНО
        Выход есть всегда! Надо только успеть сохраниться и нажать Большую Красную Кнопку!
        Windows for dummies
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях»:

«- Нет, это надо же! - искренне восторгалась богиня Ар, после того как я раз пятнадцать рассказал ей историю своего преступления перед племенем вибути.- Наконец-то среди этих слезливых праведников появился хоть один стоящий человек! И этот человек умеет вершить настоящие злодеяния!
        Бесполезно было говорить этой вздорной бабе, что в преступники я попал не нарочно. Эх, был бы тут хоть один американский адвокат… А богиня все восхищалась, источая непомерное ехидство:
        - О великолепный Степан! Ты же вроде являешься Заместителем великого Царя Алулу Оа Вамбонга?
        - Являюсь,- мрачно согласился я.
        - И вроде как преславный Алулу даровал тебе кой-какое свое могущество?
        - Кой-какое даровал.
        - Способности к чудотворению, например, да?
        - Да.- Я уже понял, к чему ведет эта паскудная богиня.
        - Так как же ты, Степан, человек с чудотворными способностями, оказался в этой отвратительной яме, где отказываются жить даже сороконожки-людоеды?!
        - Да уж так карта легла,- ответил я богине.
        - Ты ведь мог одним взмахом руки испепелить своих врагов! - предположила богиня.
        Наслать на них лихорадку и проказу!
        - Мог.
        - А что ж не наслал?
        - Забыл. И потом, для этого немерено чудотворной силы тратить приходится! У меня на тот момент столько просто не было чудотворной силы этой. А теперь уж поздно об этом думать. Да и не умею я толком царскими чудотворными способностями пользоваться.
        - Да уж, это я видела. В змею целился, а башку царской няньке Агати-Бобо снес. Вот я была в восторге! Вот я радовалась! Вот я отплясывала танец «На костях поверженного врага»!
        - Погоди-ка,- напрягся я.- Так ты свидетельница тому делу, выходит? Значит, можешь свидетельствовать, что я сделал это не со зла, а по сугубому недоразумению! И вообще, я тем самым хотел няньку от змеи спасти! Скажи это жрецам, а?! Меня оправдают, выпустят! А, богиня?!
        - Не дождешься,- гордо ответила Ар.- Чтобы я - и сделала заведомо благородное дело? Крокодила лысого! И вообще… Ты думаешь, откуда на церемонии змея взялась? А? Напряги получше свои мозги, скорбный!
        Я добросовестно их напряг и аж зашатался от гнева:
        - Так это ты, подлая Ар! Это твоих окровавленных рук дело! Зачем тебе это было надо?!
        - А развлекаюсь я так! - ответствовала богиня.- И вас заодно развлекаю, чтоб жизнь чересчур райской не казалась.
        - Чтоб у тебя адептов не было,- с горечью сказал я.- Чтоб тебе жертв не приносили, подлая ты богиня. Из-за твоей каверзы я теперь в яме сижу! Чтоб у тебя клыки выпали и питалась ты только травой!!!
        Я думал, она меня испепелит прямо в яме за такие кощунственные слова в ее адрес. Но в ответ услышал неожиданное:
        - Так и быть, сердиться на тебя за проклятия твои не стану. Тебя ведь тоже можно понять. Я, наоборот, пришла тебя поблагодарить. За услугу. Видишь ли, я давно хотела с Агати-Бобо разделаться, очень уж мне эта старуха божественную жизнь омрачала. Я ведь когда-то тоже у нее воспитывалась. До сих пор то время с ужасом вспоминаю. А ты ее прикончил, за что тебе большое божественное спасибо.
        - Не стоит благодарности,- поморщился я. И при этом подумал: а что чувствует киллер, когда заказчик благодарит его за устранение своего соперника? Наверное, такую же гадливость. Или нет?
        - А еще, дорогой мой,- сказала богиня Ар,- у меня для тебя хорошая новость. Ты являешься первым за многие тысячелетия преступником племени вибути, ты первым попал в эту яму. И потому тебе полагается подарок. От Тонтона Макута ты его вряд ли дождешься, он дед скаредный, а вот я решила сделать тебе приятное. Проси у меня, чего пожелаешь. В разумных пределах, конечно.
        Я немножко воодушевился. Но потом сник. Когда тебе говорят: «Проси, чего пожелаешь, но в разумных пределах», это чаще всего означает то, что получишь ты вовсе не зримое воплощение своей мечты, а какую-нибудь лабуду с общечеловеческой распродажи душевных чувств. И кроме всего прочего, «приятное» мне собиралась сделать богиня Ар. А у этой небожительницы все фантазии отличаются крайне разнузданным цинизмом.
        - Если я попрошу тебя, богиня, выпустить меня из этой ямы, мне ведь не светит положительный ответ?- на всякий случай (а вдруг повезет!) поинтересовался я.
        - Нет, конечно! - даже удивилась такому вопросу богиня.- В кои-то веки мне выпала возможность общаться с настоящим преступником! И тут же с ним расставаться? К тому же ты ведь сразу меня жрецам заложишь - насчет змеи-то. Нет уж, крокодила лысого! Ты не фантазируй, дорогой, ты толковые вещи проси!
        - Тогда джакузи хочу,- заявил я.- Вот чтоб тут прямо в яме стояла и пузырилась подогретым шампанским. Или стояло и пузырилось? Ни фига не знаю, какого джакузи рода, так и помру не узнавши… Да, а еще я немедленно хочу жюльен, банку рыбных фрикаделек «Завтрак экстремала», атласный боксерский халат, как у Майка Тайсона, чемодан шелковых носков цвета лаванды и собрание сочинений Стивена Кинга. И…
        - Остынь,- посоветовала богиня Ар.- Этого я тоже не могу. Ты за кого меня принимаешь? Я тебе что, каталог «Отто»? Или, может, супермаркет? Я, как-никак, бессмертная небожительница, это тебе не попки у бананов откусывать! И потом, джакузи и халат - явления положительные. А я богиня отрицательная, значит, в моей компетенции только отрицательные явления и имеются. Вот хочешь, я спилю все пальмы, что мешают спать?
        - Мне пальмы спать не мешают.
        - Ладно, оставим пальмы в покое. Еще я могу какую-нибудь пакость вибутянам сотворить - в отместку за то, что они тебя тут заточили. Вот как переморю у них всех священных паучков аванси-мбонси, будут знать! Они ж за этих паучков удавятся!
        - Вибутяне тут ни при чем,- ответил я.- Ты не вали всю напраслину со своей нечесаной головы на их лысые. Правда, вот Тонтону Макуту стоило бы рога поотшибать. Не разобрался, сунул в яму… А ведь я как лучше хотел! Я же не мог спокойно смотреть, как змея спускалась на шею Агати-Бобо!
        - Змея, говоришь? - раздался тут еще один голос над местом моего скорбного заточения.

…Я поначалу было подумал, что это говорит мой знакомец крокодил. Ну, тот самый, Шлепающий По Болоту. Когда богиня Ар тут только появилась, он удрал в неизвестном направлении - почел за лучшее для себя с клыкастой небожительницей не связываться. А теперь, как почудилось мне, собрался со своим крокодильим духом и вернулся. Но я ошибся.
        А потом понял, что ядовитый воздух ямы бесповоротно свел меня с ума. Потому что в здравом уме никакой нормальный человек не может зреть перед собой улыбающуюся морду натурального розового слона.
        - Беда,- прошептал я, слабея и в полном изнеможении опускаясь на свою вонючую подстилку. Даже когда я, будучи студентом Орловского института культуры, пил с однокурсниками политуру в общаге, таких масштабных глюков у меня не было. Максимум, кого видел - белочку на руке. Рыжую, пушистую, с глазками-бусинками. Сидела тогда, помнится, сволочь, на моем запястье и умывалась… А тут слон…
        - Зачем пожаловал, Ндунги? - крайне нелюбезно обратилась к розовому слону богиня Ар, и тут я прозрел и все вспомнил. Ну конечно! Розовый слон есть не кто иной, как местное божество оптимизма и самогоноварения! И значит, это не галлюцинация! И значит, я еще нахожусь в здравом уме.
        Относительно здравом, конечно.
        - О боже Ндунги! - возопил я ликующе.- Как ты вовремя!
        Но розовый слон божественного происхождения этого вопля не услыхал. Потому что в данный момент препирался с богиней Ар.
        - Зачем явился? - хорохорилась клыкастая богиня.- Раз он преступник, значит, мой человек. Я теперь буду душой утешаться, зная, что не одна такая отрицательная по здешним джунглям брожу. Давай возносись отсюда по-хорошему, преславный Ндунги!
        - И не подумаю,- ответствовал розовый слон, погрозивши богине ярко-розовым хоботом.- Во-первых, человек этот не настолько преступен, как тебе того бы желалось, коварная богиня. Погоди, ответишь ты еще за свое паскудство на Сонме богов… А во-вторых, этот человек также и мой самый почтительный поклонник.
        - С каких это пор? - взвилась Ар.
        - С тех самых, как он тут, в племени, выпил первую чашу хмельного,- твердо отрезал Ндунги.- Сама знаешь, все, кто этим делом не брезгует, мои люди. Эй, скорбный смертный, не робей! Ты всегда был верным моим рабом, а потому проси у меня, чего хочешь!
        - В разумных пределах, я полагаю?
        - Само собой,- ухмыльнулся розовый слон.
        И тут меня осенило.
        - Ндунги,- медленно произнес я,- как ты со своей божественной точки зрения считаешь, дружба - это святое дело?
        - Еще бы! - прогудел розовый слон.- Друзья, да еще такие, кто не устает подкреплять свою дружбу обильными возлияниями, всегда находятся под моим особым покровительством.
        - Ага,- сказал я.- Так вот. Знаешь, боже Ндунги, есть у меня хороший и верный друг. Сколько мы с ним совершили тех самых обильных возлияний - даже и вспомнить невозможно. Одна печаль - друг мой сейчас очень далеко от меня. А если бы он был здесь, уж как-нибудь исхитрился меня вытащить и из этой ямы, и из этой ситуации. Пошли ему весть от меня, а, Ндунги?
        - Толково,- похвалил меня розовый слон.- А далеко друг?
        - Очень далеко. Страна такая есть - Россия. Слыхал?
        - Я слыхал,- добавился в этот сюрреалистический спектакль еще один голос. Только этот голос был какой-то склизкий, болезненный и зеленый, если можно так сказать о голосе. От такого голоса у меня сразу голова заболела, прямо как с похмелья.
        - Камратий! - воскликнул бог Ндунги.- А ты-то откуда знаешь о России?
        Тут я имел счастье воочию лицезреть неизменного соратника бога Ндунги - бога похмельных сожалений Камратия.
        - В России много пьют,- сказал Камратий.- Но пьют неумело, отчего про многих допившихся до зеленых змей говорят, что к ним пожаловал Камратий.
        - Кондратий,- машинально поправил я из своей ямы. У меня появилось стойкое ощущение, что в ближайшие часы скучно и одиноко мне не будет. Если у моего узилища толпится уже трое местных богов, это о чем-то говорит.
        - Вот-вот, и я говорю - Камратий,- согласился зеленый змей.- Но мы сейчас не об этом. Скажи, смертный, страдающий в яме забвения, ты хочешь, чтобы мой брат Ндунги связался с твоим русским другом и передал ему твои мольбы о помощи?
        - Совершенно верно! - воодушевился я.- Найдите человека по имени Викентий Вересаев, он в Москве живет, я сейчас адресок продиктую…
        - Вот наивный,- отмахнулся Ндунги.- Будем мы его по адресу искать, как же! Ты нам лучше особые его приметы назови.
        Я призадумался. Потом вспомнил.
        - Особая примета у него только одна. Его Царь Алулу, да воссияет он и да потопчет, частью своей царско-небожительной силы наградил. Так что я готов поставить ящик водки на то, что Викентий теперь занимается колдовством или на крайний случай целительством, кошмарно разбогател, зазнался и потому совершенно забыл о своем лучшем друге, который в данную минуту загнивает на дне гнусной африканской ямы!
        - Нытик,- презрительно отнеслась ко мне богиня Ар.
        - Зараза,- без должного благоговения парировал я.
        - Ладно,- встрял в эту нравственную дискуссию бог Ндунги.- Я тут вот что подумал… Выполню я твою просьбу, Степан, иначе именуемый Этано. Силой своего небожительного могущества я найду твоего друга и отправлю ему весть о твоих страданиях.
        - Акачиков будешь посылать? - со знанием дела поинтересовался у Ндунги Камратий.
        - А то кого же? Ох, правда, обойдутся они мне недешево! Где Африка и где Россия…
        - Акачиков в этой ситуации недостаточно,- прозвенел хрустальным фужером новый голос.
        Четвертый! Четвертый небожитель присоединился к компании, толпящейся у моей многострадальной ямы.
        Точнее, небожительница. Стройна, смугла, вся сверкает золотой пудрой, и бритая голова ее украшена тяжелой короной из алмазов. О, Манюнюэль, богиня сладострастия! Только тебя мне тут и не хватало! Я же почти месяц в яме! Мне женщины даже уж и сниться перестали!
        - О Манюнюэль, пощади несчастного заключенного! - взмолился я.- Вытащи меня из этой ямы! Я тебе новый храм построю!
        - Пощадить я тебя могу,- мелодично, как полифония телефона «Сименс», отвечала благословенная Манюнюэль.- А вот вытащить не могу, не небожителей это дело. Лучше я подумаю вместе с Ндунги, как нам поскорее сюда друга твоего из далекой страны России доставить.
        И она, более не обращая на меня внимания, заговорила с розовым слоном о том, что акачики нынче плохо уродились - значит, их явно недостаточно будет для того, чтобы подать весть моему другу Викентию,- что для проведения сей сложной операции нужно обязательно найти какую-то подходящую душу. И желательно, чтобы это была душа женщины… Словом, началась обычная их божественная трепотня. Поначалу я вслушивался в гомон небожительных голосов, решающих мою горькую судьбу, а потом перестал. Ар возражала Манюнюэль, Камратий препирался с Ндунги, Ндунги угрожал Ар, Манюнюэль за что-то допекала Камратия… В конце концов мне стало представляться, что это не небожители, а просто четыре разнокалиберные мухи жужжат где-то высоко у меня над головой, и я понял, что сплю.

…Проснулся же я оттого, что кто-то весьма ощутимо колол меня в бок.
        - Эй! - возмутился я спросонья.- Что вам еще надо от бедного заключенного? Или вы принесли мне наконец мою тюремную баланду?!
        Я встал и глянул вверх. Богов у края моей ямы уже не было. Вместо них на меня мрачно пялился Тонтон Макут в компании двух громил, явно только вчера спустившихся с местных пальм. Один из этих громил тыкал наконечником длиннющего копья прямо в мой страстотерпческий бок.
        - Привет, Тонтошка! - махнул я вялой рукой, заодно другой отпихивая упрямое копье.- Как поживаешь? Как рога? На гипоталамус не давят?
        Колдун игнорировал слабые потуги моего остроумия. Он указал на меня и велел громилам:
        - Вытащите его оттуда. Осторожно.
        Ого! Алулу из Непопираемой земли вернулся, или что-то в джунглях сдохло, что меня решили-таки вытащить из этой ямы?!
        Громилы опустили в яму нечто вроде здоровенной корзинки на веревках, сплетенных из лиан. Я понял, что мне предстоит стать содержимым этой корзинки (вот кошмар! Везде у этого племени то девственницы, то корзинки, никакого прогрессивного разнообразия!), и немного занервничал.
        - Эй, Тонтошка! - крикнул я.- Надеюсь, это не для того, чтобы зажарить меня в честь очередного праздника урожая?!
        Колдун царственно молчал. Громилы качнули корзинку, ее край больно стукнул меня по плечу. Видимо, таким образом мне давали понять, что дальнейшее промедление крайне негативно отразится на моем физическом и душевном здоровье.
        - Спокойно, ребята. Я уже лезу.
        С этими словами я влез в корзинку и прощальным взором окинул стены своего узилища. Ну что, вперед, навстречу свободе?
        Однако с какой радости меня решили вдруг освободить?!
        Здешние небожители посодействовали или?…
        Однако, едва я из корзинки выгрузился на твердую землю, обозрел окрестности, издал восторженный вопль, приветствуя сладкий воздух, яркое солнце и свежесть близстоящих пальм,- вопросы разом вылетели у меня из головы. Почему меня освободили - не важно! Главное - я не в яме! Я снова вижу свет! И только последний подлец и человеконенавистник осудит меня за то, что я минут пять испускал бешеные йодли на тему «Да здравствует свобода»! А заодно и станцевал революционную джигу, символизирующую избавление человека от гнета… Не важно, чьего гнета. Важно, что человек - свободен! Вот он я!
        Тонтон Макут терпеливо ждал, пока я отпляшусь и покончу с йодлями, а затем сказал:
        - Следуй за мной, Этано. Тебя ждут в племени.
        - А для чего, осмелюсь спросить? - поинтересовался я, все еще подпрыгивая наподобие футболиста перед пенальти.
        - На месте узнаешь,- отрезал Тонтон Макут.
        - Тонтоша, ты меня хотя бы предупреди, хотя бы намеком. Моего ближайшего будущего, в частности, не касаются такие несимпатичные вещи, как большой костер, дыба, равно как потрошение и набивка специями моего многострадального чрева, а?
        - Нет,- бросил колдун.- Идем. И поторопись.
        - Звучит многообещающе,- порадовался я.
        Всю дорогу (а она была не слишком короткой) Тонтон Макут молчал безо всякого снисхождения. Я поначалу вежливо пытался завести светскую беседу относительно погоды, здоровья, видов на урожай, положения дел в племени и тому подобного, но, видя столь демонстративное нежелание вступать в диалог, тоже умолк, напустил на себя вид закоренелого человеконенавистника и таким манером поплелся меж двумя конвоирами-громилами. Сами понимаете, мысли меня при этом терзали самые тревожные. Однако понемногу эти мысли уступили место всегдашней моей беззаботности. Я принялся с оптимизмом оглядывать окрестности и насвистывать свою любимую «Осеннюю песню» [3]. Наслаждался ароматом цветов ири-ири, сорвал сладкий плод с дерева пуро-пуро (на вкус - чистый чупа-чупс пополам с водкой; с закрытыми глазами и не отличишь), полюбовался полетом молодого феникса… Самое странное, что я даже усталости не чувствовал. Видимо, сам факт того, что я уже нахожусь в энном количестве метров от проклятой тюрьмы-ямы, приводил мои мышцы в неистовый восторг почище всяких амфетаминов.
        В поселение мы явились уже с закатом. За мое отсутствие тут мало что изменилось, разве что люди, встречавшиеся на моем пути, смотрели на меня с какой-то смесью испуга, недоверия и почтительности. Хотя, возможно, мне это показалось. Меня подвели к моей персональной хижине (ох, как же я соскучился по ее скромному уюту, сидючи в яме!). А ведь когда я жил в этой хижине, то страстно мечтал о трехкомнатной московской квартире с тараканами и хрипящим-агонизирующим водопроводом… Все познается в сравнении, господа!
        - Благодари свою счастливую звезду, Этано, что избавился ты от ямы раньше положенного срока. Сегодня ты совершишь омовение, вкусишь плодов нашей земли и отдохнешь,- наконец соизволил разомкнуть уста Тонтон Макут.- А с завтрашнего дня приступишь к своим новым обязанностям.
        - К каким обязанностям? - вскинулся я, но колдун развернулся и зашагал прочь. Следом двинулись и громилы. Я глупо смотрел им в спины.
        - Здравствуй, Этано! - раздалось за моей спиной.
        От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Отодвинув входную плетеную занавеску, на пороге моей хижины собственной упоительной персоной стояла прекрасная Онене Небуду и улыбалась улыбкой, достойной кисти Ренуара!
        И я тут же с жестокой горечью осознал, что смотрит она на небритого, немытого, лишенного фрака, цилиндра и кроссовок «Рибок» мужчину, недостойного даже целовать песок под ее ногами. То есть смотрит на меня.
        - Онене, дорогая,- проклиная свою несчастливую звезду, прошептал я…
        - Входи, Этано,- ласково сказала Онене.- Я вижу, что ты страдал.
        Жаловаться любимой женщине?! Увольте!
        - Ерунда,- сказал я небрежно.- Эта яма - просто небольшое экстремальное развлечение для настоящих мачо, таких, как я!
        - Неужели? - свела прелестные бровки Онене.
        - Истинно так. Я там классно развлекался. Болтал с крокодилом-плакальщиком, потом куча здешних божеств набежала…
        Онене взяла меня за руку и втянула в хижину:
        - Хватит стоять на пороге и городить чепуху!
        - Как скажешь, дорогая,- пробормотал я.- Я просто счастлив, что именно ты меня встретила…
        - Я приготовила тебе бадью для мытья, чистое одеяние и ужин,- сказала Онене.
        - Ты настоящее сокровище. А это что? Мои глаза не лгут? Это - пена для ванны? Зубная паста?! Крем для бритья?! О, Сонм богов, это же настоящая бритва «Жиллет» с комплектом запасных лезвий!!! Здесь?! Откуда?!
        Онене мило улыбнулась и пожала атласным плечиком:
        - Пока тебя не было, приезжала делегация из Англии. По вопросам взаимовыгодного сотрудничества. Их принимал Совет Вечных Дев. А потом, во время ритуального банкета, я выменяла у англичан все эти сокровища на кое-какую мелочь из своей шкатулки с украшениями. Англичане - странные люди! Они были так потрясены моим простеньким браслетом черного жемчуга, что расстались с чудесной бритвой безо всякого сожаления.
        - Онене, я перед тобой в неоплатном долгу! - с чувством, боясь прослезиться, воскликнул я.- Шлю тебе тысячи самых нежных поцелуев!
        - Не стоит благодарностей,- отмахнулась Онене.- И поцелуев тоже. Раздевайся-ка поскорее и полезай в бадью. Вода в самый раз.
        - Кхм, дорогая, возможно, я не так тебя понял, но ты собираешься, кхм, присутствовать при данном… процессе?
        - Нет, я зайду попозже, если у тебя будет желание,- усмехнулась Онене.- А прислуживать тебе будет кое-кто другой.
        С этими словами она выскользнула из моей хижины.
        - Желание будет! - воодушевленно крикнул я ей вслед.
        О прекрасная и коварная искусительница! Жар моих чресл и все такое прочее!
        Однако в сию секунду мои чресла (и все такое прочее) более всего жаждали хорошей бани. Бадья, стоявшая посреди моего жилища, конечно, ничем не напоминала знаменитые московские Сандуны, но на безденежье, как говорится, и рубль - валюта… Я сбросил с себя жалкие лохмотья, пропахшие постыдным смрадом тюремной ямы, напустил в бадью погуще пены, прихватил с собой солидный кусок земляничного мыла и погрузился в африканский вариант джакузи с воистину сладострастным воплем. Поблаженствовал с секунду, вынырнул… И тут издал следующий вопль. Только иной тональности. Потому что около моей импровизированной ванны стояла не кто иная, как Агати-Бобо. Голова ее довольно умело была притачана к шее, но глаза смотрели мертво и имели вертикальный зрачок. Также бывшая царская нянька не дышала, из чего я заключил, что теперь Агати-Бобо продолжает свое существование в качестве зомби.
        - Ты пришла мне отомстить? - судорожно цепляясь за кусок мыла, вопросил я.
        Агати-Бобо медленно подняла правую руку. В ней обнаружилась гигантских размеров мочалка.
        - Это кто у нас тут неряха? - неживым голосом поинтересовалась Агати-Бобо.- Плохой мальчик! Немытые уши! Коленки в цыпках! А ну-ка, повернись ко мне спинкой и нагнись, непослушный грязнуля! Твоя нянечка потрет тебе спинку!
        - Я сам… - пискнул я, но могучая рука моей банщицы-зомби крепко взяла меня за плечо и развернула. Другой же рукой Агати-Бобо с фатальным для моего кожного покрова энтузиазмом принялась тереть мне спину жесткой, как моток стальной проволоки, мочалкой.
        - Уй-ю-юй! - завопил я, но даже в мертвом состоянии Агати-Бобо оставалась непреклонной нянькой.
        - Не капризничать! - прицыкнула на меня она.- Иначе я накажу тебя, непослушный мальчик, и не дам на сладкое сахарного кузнечика! Все детки должны быть чистенькими и аккуратными, и тебя, мальчик, это тоже касается!
        Бесчеловечно отдраивши мне спину, Агати-Бобо, похоже, вознамерилась было приняться с той же энергией за остальные не менее важные части моего тела, но я возопил:
        - Я сам, я сам! Я больше не буду!
        Видимо, слова «Я больше не буду» имели какое-то магическое значение для Агати-Бобо. Она безропотно вручила мне мочалку, а сама отошла в угол моего жилища и принялась готовить для меня полотенце и нечто вроде легкого белого халата.
        Мытье не только взбодрило и очистило меня, но и наполнило чувством непреходящего, ужасного стыда перед женщиной, которая по моей вине лишилась головы, а теперь вот стоически подавала мне белье… Хотя, похоже, саму Агати-Бобо совершенно не волновала новизна ее физиологического бытия. Даже став зомби, она осталась все той же величественной, строгой и непреклонной нянькой, беспрестанно обучающей непослушных мальчиков хорошим манерам. Это я говорю потому, что, едва я захотел высморкаться, как она уже сунула мне под нос мягкий пальмовый лист…
        Затем воспоследовал ужин. Лишь увидев предложенные мне яства, я понял, как до этого был голоден! Копченые сороконожки в остром соусе из крокодильих слез, бутерброды с красной икрой местной камышовой жабы, паштет из печени норной газели! Все это вызвало в желудке сладострастные спазмы… А хорошо пропеченные плоды хлебного дерева! И конечно, первосортная жабья настойка, мутная, как болотные пузыри, едкая, как щелочь, заставляющая сердце стучать аж в миндалины!
        Утоливши голод паштетом с бананами и приятно окосев от должной порции жабьей настойки напополам с подогретым соком манго, я, пошатываясь, вышел из своей хижины на привольный воздух таинственной Африки. Агати-Бобо осталась хлопотать по хозяйству, вынесла бадью с грязной водой (женщины-вибутянки очень сильны физически, а уж в качестве зомби они дадут сто очков вперед любому прославленному штангисту)…
        Смеркалось. Светлячки носились в сонном и сладком воздухе. Почти возле каждой хижины сидели коренные вибутяне, покуривали самокрутки из травы запарибодягу, попивали жабью настойку, обсуждали житье-бытье… Мирная, идиллическая картина, пробивающая на сентиментальную слезу. Однако я не позволил себе пустить эту самую слезу наружу, поскольку увидел, что ко мне приближается Онене. Сейчас она выглядела еще краше, чем… да просто ЕЩЕ краше! Ее алое парео при каждом шаге переливалось золотым шитьем, нагрудная повязка была инкрустирована драгоценными камнями и увита цветами, источавшими аромат целого магазина афродизиаков. А на бритой голове моей красавицы светилась новая татуировка, изображавшая то ли какое-то растение, то ли тайную африканскую руну (хотя откуда у африканцев руны? ). Глаза Онене светились (как мне показалось) любовью и истомой настоящей страсти.
        - Дорогая,- сказал я,- пойдем в хижину, а?
        - Нет, Этано,- улыбаясь, сказала она.- У меня есть предложение получше. Дай мне руку и ступай за мной.
        Моя коварная искусительница привела меня не куда-нибудь, а к пресловутому Дому Хранительницы - симпатичной такой сараюшке сплошь из чистого золота.
        - Романтично,- сказал я, оглядывая стены Дома.- Для нашего свидания - в самый раз.
        - Этано,- голос Онене был строг,- прекрати думать на тему свиданий. Я привела тебя сюда вовсе не для того, чтобы ты сорвал мой цветок.
        - Цветок? А, да, понял. Точнее, не понял! Зачем же тогда?! Почему ты до сих пор не доверяешь моему опыту по срыванию цветов, цветочков, а также бутончиков и даже бутонищ?!
        - Я не сомневаюсь, что в срывании всего вышеперечисленного ты достиг несомненного искусства, Этано. И, сложись жизнь иначе, я была бы даже рада позволить тебе немного попорхать над лепестками…
        - Звучит заманчиво…
        - Но не сейчас. Сейчас я хочу тебе объяснить некоторые важные вещи, Этано. Потому что с попархиванием над цветами и лепестками тебе придется надолго покончить, ибо с завтрашнего дня на тебя будут возложены серьезные обязанности. Веди себя прилично, убери руки. Вот смотри, ты мне бусинку с парео оторвал!
        - Бусинка! Подумаешь, бусинка! У меня, может, вся жизнь оторвана и брошена - прямо под ноги такой жестокой красавицы, как некоторые здесь стоящие… Подожди! Ты что-то намекала на обязанности? Ну нет! Крокодила лысого! Хватит с меня общественной нагрузки! Я уже и так не покладая рук выполняю обязанности Царя Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он и да потопчет. Чего ж вам еще от меня надо?!
        Вы только представьте мое жестокое разочарование! Вместо того чтобы, как изволила выразиться Онене, упоенно сорвать прекрасный цветок (надеюсь, все уже догадались, какой смысл скрывает этот ботанический эвфемизм?!), я вынужден напрягать мозги из-за очередной должностной инструкции!
        - Послушай, Этано,- начала Онене.- Ты знаешь, кто такая Государственная Девственница?
        - Ну, это та самая соплячка, что обдула мне все шорты, пока я ее держал на руках… И именно из-за нее я потратил уйму времени на дне ямы, размышляя о том, какую месть измыслить за такое надо мной поношение…
        - Погоди. Ты так ничего и не понял. Дорогой Этано, Государственная Девственница - это высшее непознаваемое существо, посылаемое племени вибути небожительной Белой Птицей для сохранения племени от всякого зла.
        - То есть?
        - Покуда у племени есть Государственная Девственница, на нас не нападет ни один враг. Наши пажити будут изобильны, наши деревья принесут нам сладкие плоды, не будет засухи, циклонов, болезней, вредных насекомых и прочих судьбоносных гадостей. Государственная Девственница - это защитная стена вибути. Стена против всех бед внешнего и больного жестокостью мира. Благодаря Государственной Девственнице мы радуемся и процветаем, золото для нас не имеет ценности, а бриллианты - словно песок под нашими ногами…
        - Теперь понятно, почему вы так носились с этим младенцем!
        - Видишь ли, Этано, Государственная Девственница - это вовсе не младенец. Вообще не ребенок и не человек. Я же тебе уже сказала, что она - высшее непознаваемое существо. Она лишь внешне выглядит ребенком, чтобы наш слабый разум не изнемог от созерцания ее истинного облика. Она - средоточие милости, изобилия, здоровья, животворящей силы и радости. Там, где есть Государственная Девственница, все будет процветать и наливаться жизнью.
        - Офигительно. А я-то тут при чем?
        - Этано, у нашего племени существует неизменный ритуал, связанный с Государственной Девственницей. Во-первых, каждая Девственница существует в племени ровно двести лет, не больше и не меньше. Затем она рассыпается в прах, и этот прах мы храним как святыню.
        - Ах, вот что за прах был в сосудах ваших девиц из Совета! - вспомнил я церемонию на золотой Сонге-реке.
        - Именно. Когда Девственница оканчивает время своего земного существования, на племя нисходят нестроения, печаль, болезни и бедность. Земля перестает быть плодородной, начинается долгая засуха, многие люди заболевают… Тогда старейшины племени объявляют многодневный пост, а сами принимаются беспрестанно взывать к Белой Птице о даровании новой Девственницы. В этом году свидетелем чуда Пришествия Девственницы стал и ты, Этано.
        - Ага, понятно. То-то я помню, несколько месяцев все племя питалось одними древесными опилками! Это, значит, пост и был! Хорошо придумано. Но повторяю, я-то тут при чем?
        - У нас есть церемония Входа Девственницы В Племя. Когда Белая Птица доставляет с неба новую Девственницу, лучшие люди племени приносят благословенное дитя в поселение, поклоняются ей, а затем царственная нянька открывает ее колыбель и удостаивается первого взгляда Девственницы. Это очень важно - первый взгляд. Потому что тот, на кого Девственница бросит свой первый взгляд, станет ее наставником и покровителем до конца своих дней.
        Тут я прозрел.
        Потому что я вспомнил, как на меня смотрела эта крошечная девочка…
        - Поправь меня, если я ошибаюсь… Ведь Тонтон Макут и вся ваша жреческая камарилья были, мягко сказать, недовольны мной именно из-за того, что я первым удостоился пытливого взора прелестной крикливой крошки?! Значит, теперь я - наставник вашей главной покровительницы?
        - Да, Этано.
        - Ее воспитатель, гувернер, педагог, ментор, сэнсэй, гуру и учитель-джедай?
        - Да.
        - Обожаю эту Африку! Есть основания полагать, что здесь ни единого дня не пройдет без того, чтоб с тобой не случилась какая-нибудь деморализующая пакость!
        - Этано…
        - Я отказываюсь от роли наставника, гуру и сэнсэя, Онене. Ре-ши-тель-но. И у меня на это есть уважительная причина. Даже две. Первое - у меня нет педагогического образования. А также навыков по смене пеленок, вытиранию сопливых носов и высюсюкиванию колыбельных песенок. И второе! Знай, Онене, я - человек, полный тайных страстей, преступных замыслов и зловещих пороков. Я без пяти минут преступник, эротоман и скрытый олигарх! Разве можно подпускать такого типа, как я, к невинному ребенку?! Все, что я могу этому дитяти наставить,- это синяки. Ребенок может научиться от меня только виртуозному употреблению ненормативной лексики, курению марихуаны и безмерному поглощению жабьей настойки! Я не имею права ломать жизнь этого ребенка!!! Вот. Круто я завернул?
        Онене выслушала мою словесную агонию с терпением истинной дочери племени вибути. А потом сказала:
        - Этано, традиции нельзя нарушать. Ты удостоился первого взгляда Девственницы. Тебе и предстоит…
        - Онене, нет! - взмолился я.
        И тут моя красавица явно психанула:
        - Прекрати вопить как жираф во время брачного танца! Ты что, не доволен своим теперешним положением?! Может, хочешь снова отправиться в яму, питаться земляными червями и слушать бесконечные печальные повести крокодила-плакальщика?
        Ах нет?! Тогда изволь делать то, что я тебе скажу! Прислушайся к моему доброму совету. В противном случае с тобой станут разговаривать представители Советов…
        - О нет!
        - И Тонтон Макут!
        - Ненавижу этого мерзкого рогатого старикашку!
        - И уж тогда тебе точно несдобровать.
        Я скис. Если уж такая кроткая колибри, как моя Онене, вдруг превращается во взбесившуюся тигрицу, дело и впрямь плохо. Так что надо затолкать куда подальше свои амбиции, примолкнуть и натянуть на лицо известное лакейское выражение
«Извольте-с» или «Рад стараться!».
        Онене заметила, что несколько перегнула палку с моим вразумлением. Поэтому ласково погладила меня по щеке (и не больно-то надо, и обойдусь, по щеке-то погладить любая дура сумеет, нет чтоб полностью душу согреть!) и сказала:
        - Не сердись и не печалься, милый Этано. Так уж распорядились боги твоей судьбой. Лучше радуйся, что снова получил возможность наслаждаться свободой. А Девственница тебе проблем не создаст. Кстати, это ведь она потребовала, чтобы ты был с нею рядом.
        - Погоди… Как это она «потребовала»?! Она же еще младенец! Во всяком случае, была младенцем в тот момент, когда я ее видел. Она не то что говорить, она пальцы в кулачок тогда сложить не могла толком!
        - Пойми же ты наконец - это не простой младенец, Этано. Это вообще не ребенок. Девственница - существо, которое может по своему желанию выбирать любой возраст и облик. Сейчас ей угодно выглядеть восьмилетней девочкой…
        - Кстати, а почему именно девочкой, а не мальчиком? - справедливо возмутился я по поводу дискриминации собственного пола.
        - Странные ты вопросы задаешь, Этано! - хихикнула Онене.- Тебе давно уже пора знать, что женщина - это высшее и совершенное существо, и в истоках сотворения всего мира лежит тоже женское начало, так учат наши верования…
        - Кто бы сомневался! - съехидничал я.- А как же бог Онто? Как быть с его началом?
        - К твоему сведению, Онто един в двух полах,- отрезала Онене.
        - Ах так?! Тогда я уже ничему не удивляюсь.
        - Давай вернемся к разговору о девочке, ладно?
        - Давай. Что еще там с этой девочкой?
        - Тебе предстоит обучить ее хорошим манерам, правильному поведению, а также основам естественных наук. Вот вкратце и все твои обязанности.
        - Расчудесненько! Думаю, за неделю управлюсь и можно будет выдать крошке диплом бакалавра! Онене, ты вообще представляешь себе, как это может происходить? В школе я был твердым троечником, и мои познания в науках ограничиваются лишь тем, что нельзя лить соляную кислоту в воду! Или все-таки наоборот? Или вообще кислота должна быть серной? Ч-черт! Вот видишь! А уж что говорить о моих манерах…
        - Ничего страшного. Дорогой Этано, это существо обладает даром видеть в своем наставнике его самые лучшие качества и знания - может быть, даже те, о которых наставник и не подозревает. Возможно, ты и сам не знаешь, на что способен и какими достоинствами обладаешь.
        - Хитро придумано!
        - Этано, ты должен запомнить одно - с завтрашнего утра, когда тебя представят Государственной Девственнице, вся твоя жизнь будет посвящена только ей.
        - Как ты меня вдохновила, Онене! В эту минуту мои доселе глубоко скрытые отцовские инстинкты просто зафонтанировали горячим гейзером благих пропедевтических намерений!
        - Гм-м? - нахмурилась Онене.
        - Да будет так, сказал Степан Водоглазов, когда-то известный по кличке Гремлин! Я из вашей высшей сущности сделаю человека! Кстати!… А если она окажется исключительной тупицей, совершенно невосприимчивой к моим методам обучения?
        - Тупицей? Этано, разум этой Девственницы огромен, как Вселенная!
        - Ого-го! Кошмар какой-то! Зачем же ей тогда наставник, не понимаю? Давай лучше купим ей ноутбук, пускай в «Анрил» играет, жизни учится не по книжкам…
        - Прекрати нецензурно ругаться в моем присутствии, Этано! - нахмурилась Онене.- Чтоб я больше не слышала этого хульного слова «ноутбук» (прости меня, великий боже Онто, за то, что я поневоле произнесла это грязное ругательство!). Ты необходим девочке, чтобы познакомить ее с опытом всего человечества и чтобы она могла использовать свой великий разум во благо, а не во вред людям. Ведь Девственница - не человек и не может судить о тех или иных вещах согласно человеческим понятиям о добре и зле. Она пока ничего не знает о милосердии, о справедливости, о вреде и пользе. Она - как Солнце, Этано. Тебе предстоит научить Солнце светить правильно.
        Я тоскливо умолк, придавленный многотонным грузом ответственности за новоявленное Солнце. А Онене бодренько похлопала меня по плечу:
        - Не переживай, Этано, все будет просто замечательно! Я уверена, вы с Девственницей поладите. И не далее как завтра ты поймешь, что твоя жизнь изменилась в самую радужную сторону.
        Я издал звук наподобие того стона, который издает какое-нибудь квелое насекомое, крепко попавшее в паутину священного паучка аванси-мбонси.
        - А теперь ступай в свое жилище, Этано,- сказала Онене.- Тебе нужно отдохнуть и набраться сил перед завтрашним ответственным днем. У тебя начинается иная, сплошь прекрасная жизнь.
        Я снова издал вышеописанный звук и зашаркал ногами в сторону своей хижины. Ответственность вскарабкалась мне на плечи с тактичностью асфальтового катка и теперь давила так, что шейные позвонки хрустели как чипсы. Эх, сейчас бы чипсов, да с пивом!…
        - Кстати, Этано,- окликнула меня Онене.- Совсем забыла тебя предупредить. Наставник Государственной Девственницы будет пользоваться всеми привилегиями и богатствами племени! Ему возбраняется только одно - срывать цветы удовольствия и порхать над лепестками наслаждения. Строгое целомудрие - основа воспитательного процесса, понимаешь, Этано?
        Я бросил на недостойную красавицу Онене взгляд таракана, обреченного на гибель под подошвой башмака, и продолжил свой скорбный путь к хижине. При этом я горько проклинал себя за то, что в неурочный час снес башку Агати-Бобо. Не случись этой каверзы - за все пришлось бы отдуваться ей!
        Но, с другой стороны, сейчас я хотя бы нахожусь не в яме.
        Но, опять-таки с другой стороны, не снеси я башку - не попал бы в яму…
        А кто виноват? Кто подсунул ту пресловутую змею?!
        Подлая Ар! Коварная богиня криминального характера!!!
        Вот кто!
        Все-таки вибутянские боги - это нечто. Им человеку жизнь испортить - просто как банан очистить!
        С этой мыслью я заснул. Сны мои были тревожны. В них я вместе с Антоном Семеновичем Макаренко основывал школу-коммуну для государственных вибутянских девственниц и всех их поголовно принимал в пионеры.
        Проснулся я, как пишут в сентиментальных романах, с первыми криками птиц. Я не знаю, какие именно птицы кричат в сентиментальных романах, но в племени вибути ранним утром безбожно дерет глотку только одна сволочная птица - черный дайдрозд. И выражение «дать дрозда» свое начало берет именно в горластости этой непотребной пташки.
        Итак, я потерянно лежал на тростниковом ложе своей хижины, слушал утренние вопли дайдрозда и размышлял о том, как причудливы узоры моего жизненного пути. Кем я только не был, где я только не побывал! Я был крупье в казино (и кстати, симпатично возвышался над игорным столом в рубашечке от Валентино!). Я трудился во славу отечественной диетологии, скармливая русским красавицам кустодиевского типа китайские пищевые добавки для снижения веса (красавицы! Не помогло?! И не могло! Но я далеко, так что вы мне уже неопасны). Я помогал продавать подержанные иномарки и автозапчасти для «мерседесов» (во всяком случае, я тогда твердо был уверен, что колеса - это колеса для машин, а не для любителей барбитуратов!)… Я месил тесто для фальшивых тульских пряников, удачно воруя мед, яйца и меланж. Когда же пища плотская меня пресытила, я обратился к пище духовной и стал пробавляться литературой. Вы читали любовные романы «Фригидная нимфоманка», «Вздыбленная плоть», «Акт возмездия», «Расстегивая юбку», а также потрясающе достоверную дилогию «Разнузданная секретарша в кабинете босса»? Моя работа. Не шедевр, конечно,
но свою лепту в повышение настроения домохозяек я таки внес. Потом… Потом я переозвучивал всякие голливудские поделки, добавляя в их пресные диалоги изюминку своего бесшабашного юмора…
        И вот теперь я получил новую работу! С педагогическим уклоном.
        И нельзя сказать, что осознание этого факта наполняло мою жизнь оптимистической лучезарностью.
        Дайдрозд внезапно умолк. А в мою хижину походкой заводной куклы вошла Агати-Бобо.
        - Плохой мальчик! - сказала она.- Почему до сих пор валяешься в постели? Знаешь, что бывает с плохими маленькими лентяями? Немедленно вставай, умывайся и собирайся в школу!
        Я бы посмеялся над последним приказом, если б не углядел в нем некоторый зловещий намек… Ну, вы понимаете.
        Под бдительным присмотром Агати-Бобо я привел себя в порядок, надел свежие шорты из пальмового волокна и сказал:
        - Я готов.
        - Вот и ладненько,- удовлетворилась Агати-Бобо.- Ступай в Дом Хранительницы. Там тебя ждут. Веди себя примерно, дитя.
        - Приложу все усилия,- искренне заверил я Агати-Бобо. Понимаете, мне все-таки было стыдно за то, что я лишил ее радостей обычной человеческой жизни.
        От моей хижины до Дома Хранительницы меня никто не сопровождал, и в голову мне не раз приходила мысль дунуть куда-нибудь в джунгли. Но я сознавал, что такой поступок будет не только по-мужски недостойным, но и по-человечески глупым. Вибутяне - народ мирный, но, полагаю, они способны без особых затруднений снять башку тому, кто серьезно оттопчет им любимые мозоли. Так что не надо искушать судьбу.
        У входа в Дом Хранительницы меня ждал жрец Окойи и весь Совет Вечных Дев.
        - Привет,- лучезарно улыбаясь, сказал им я.- Сегодня отличное утро! А что это вы кислые такие?
        - Благодари свою судьбу, несчастный,- подала голос старшая из Вечных Дев - недозревшая красавица с лицом, напоминающим заржавевший нож гильотины.- Если бы не воля Тринадцатой, ты бы сгнил, как подлый утконос в зловонной яме!
        - Мерси,- только и ответил я.- Я уже в курсе насчет своего хеппинеса. Посторонитесь, пожалуйста. Мне во дворец надо. К воспитаннице моей. Она ведь, говорят, ждет меня. Все жданки, можно сказать, съела.
        Вечные Девы и жрец Окойи посмотрели на меня так, словно они и были теми пресловутыми съеденными жданками. Они молча расступились и пропустили меня в обиталище Государственной Девственницы. Я безмятежно сделал шаг и услышал спиной:
        - Не вздумай быть с нею непочтительным!
        - Ха,- ответил я всей своей фигурой.

…Дом Хранительницы изнутри выглядел уютненько - как детская для подрастающего Тарзана. Чучела тигров, крокодилов, леопардов и даже одного изысканного жирафа взирали на каждого входящего с затаенной скорбью в стеклянных глазах. Наличие компактного батута и двух боевых тамтамов говорило о том, что развитию музыкального слуха и вестибулярного аппарата государственного ребенка уделяется чрезвычайное внимание. Но мне больше всего понравились качели, веревки от которых, казалось, уходили сквозь крышу к самому сердцу нашей Галактики.
        - Эй,- услышал я капризный детский голосок.- Ты будешь по сторонам глазеть или меня воспитывать?»
        Глава восьмая. ПОЧТИ ДОРОЖНЫЕ СБОРЫ
        Любая поездка - наполовину волшебство
        Гарри Поттер
        Викентий вывел Нину из транса и едва не сполз с табурета от усталости. Чудотворной силы Царя Алулу было израсходовано слишком много. А кроме того, в жизни явно наметились Большие Перемены.
        Нина Валентиновна теперь смотрела на прославленного психиатра обычными человеческими глазами, и взгляд их был неизменно испуганным.
        - Ну что, доктор? - голосом человека с сильным душевным надломом произнесла она.
        Что со мной было?
        Викентий промолчал. Глянул на часы. Эксперимент они начали за полчаса до полуночи. А сейчас часы показывали без четверти час. Странно. Ему-то показалось, что в беседе с божеством Ндунги (беседа это или все же галлюцинация?) прошли сутки, месяцы, годы…
        - Викентий, ответь ей,- тихо потребовала Розамунда.- Эге-гей! Земля вызывает Викентия, прием!
        Викентий помотал головой. Сказал:
        - Розамунда, я действительно разговаривал с богом?
        - Насчет божественности голоса, которым тут намедни вещала Нина Валентиновна, я сильно сомневаюсь,- ответственным тоном заявила Розамунда.- Но и человеческого в этом голосе ни нотки не было. Мы имеем дело с феноменом Вселения.
        - Что? - испугалась Нина.- Прекратите говорить загадками. Я хочу знать, что со мной было!
        - Розамунда,- попросил Викентий,- расскажи, пожалуйста, Нине Валентиновне, как все было. А я пойду поставлю чайник.
        Он двинулся на кухню, краешком сознания отмечая, как устало тело, как муторно на душе и как ломит виски от нудной головной боли. Поставил чайник. Покопался на полке с разными кухонными банками-жестянками и добыл неизвестно откуда здесь возникшую пачку чая. Он миллион лет не пил чая, все держал траур по своей разбитой любви, по незабвенной и жестокой Элпфис, а теперь вдруг понял, что предыдущие жизненные драмы Викентия Вересаева - лишь бледная интродукция к тому, что грозит произойти в самое ближайшее время. И пусть Элпфис спит спокойно в объятиях оборотня Кирилла. Вересаеву до этих объятий нет ни малейшего дела. Ничуточки.
        - Африка, Африка,- пробормотал Викентий.- Черный континент. Нет тебя страшнее и чернее нет… Не ходите, дети, в Африку гулять - можно крокодила Гену повстречать…
        Чай получился крепкий. Викентий взял чашки - Нине Валентиновне и себе, вернулся в комнату.
        - Пейте,- протянул он Нине Валентиновне чашку.- И успокойтесь.
        Сел, отхлебнул горячего, жесткого, как терка, чаю. Красота! Жизнь возвращается. Викентий только теперь осознал, как он ненавидел кофе и чего ему стоило заставлять себя его пить. И все только потому, что любимая женщина Викентия бросила. Черт возьми, из-за каких недостойных мелочей мы порой отравляем себе жизнь!
        - Я практически дословно воспроизвела Нине Валентиновне ваш любопытный диалог,- отчиталась Розамунда.- А также взяла на себя смелость высказать гипотезу медицинского свойства.
        - А именно? - поинтересовался Викентий. Снова крепкого чаю глоток - как блаженства глоток рокового. И голова просветлилась. Да здравствует Цейлон! Да благословится черный байховый и особый купаж!
        - Видишь ли, Викентий.- Розамунда вспрыгнула на письменный стол и устроилась там в классической позе «зайчика на задних лапках».- Я предположила, что ранее имевший место лунатизм Нины Валентиновны является на самом деле не болезнью, а побочным эффектом того, что я определила как феномен Вселения. Благодаря усилиям наших общих знакомых из далекой Африки Нина Валентиновна запрограммирована выполнить определенную работу.
        - А именно?
        - А именно доставить тебя, Викентий, в племя вибути, где томится от неизвестных нам доселе проблем твой друг Степан. Следовательно, до тех пор, пока Нина Валентиновна не выполнит поставленных перед нею задач, то есть пока не доставит тебя к вибути, у нее будут повторяться припадки сомнамбулического хождения. Доказательство тому - чемодан, который она собирает при каждом припадке, записки, содержащие призыв о помощи Степану…
        - Я ничего не понимаю,- потерянно сказала Нина Валентиновна.- Почему я должна доставлять вас в Африку, доктор? Я что, орел?
        - При чем здесь орел? - нахмурился Викентий.
        - Что ты читал в детстве, несчастный? - возмутилась в свою очередь Розамунда и продекламировала:
        И сел на орла Айболит,
        И одно только слово твердит:

«Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!»
        - А, вы об этом,- понял Викентий…
        Вот тут Нина Валентиновна рассмеялась. Викентий впервые увидел, что эта женщина вдобавок умеет еще и смеяться. Нет, улыбка не сделала лица Нины Валентиновны особенно прекрасным или одухотворенным, или, допустим, задорно лукавым. Ничего подобного. Просто ее лицо на мгновение перестало бояться всего на свете, включая Викентия. И это ему понравилось.
        - Это было бы ужасно, если б не превратилось в фарс! В такое дешевое трюкачество! Просто классический образчик сеанса черной магии с последующим ее разоблачением,- отсмеявшись, сказала Нина Валентиновна.- Я еще готова поверить в говорящего кролика…
        - Ха! - сказала Розамунда.- Какая честь!
        - …Я готова поверить в собственную одержимость какой-нибудь неизученной манией! Я готова поверить в то, что я лунатичка! Я даже твердо верю в то, что на самом деле сошла с ума и все, мной сейчас переживаемое, только бред больного рассудка! Но даже и находясь в этом бреду, я все-таки не могу добредиться до такой степени, чтобы отправиться в подозрительное путешествие с малознакомым мужчиной! От семьи! От мужа! От работы! От своей распроклятой повседневной скуки! И куда?! В Африку!!!
        - А чем вас не устраивает такая перспектива? - поинтересовалась Розамунда и принялась мыть ушки.- Кстати, спасибо за то, что вы считаете меня формой собственного бреда. Очень любезно с вашей стороны.
        - Извините, я не хотела вас обидеть!
        - Что вы, пустое!
        - Я не хотела!
        - Пустое!!!
        - Я!…
        - Дамы, вы бы успокоились, а? Розамунда, смири свою гордыню и будь снисходительна. Как написано в «Дао дэ цзин», «в общении благотворна доброта; в речах благотворно доверие».
        - Хо! - сказала Розамунда.- Когда это ты взялся штудировать даосские каноны?
        - «Премудрый человек ставит себя позади, а оказывается впереди. Не думает о себе - и себя сохраняет. Не желает ничего для себя - не потому ли может обрести все свое?» - процитировал Викентий.- Иногда, Розамунда, я следую твоим рекомендациям в чтении.
        - Но до Просветленного тебе далеко, потому не воспитывай меня хорошим манерам,- отрезала Розамунда.
        Нина Валентиновна ошарашенно слушала эту словесную пикировку.
        - Что же мне делать? - задала она резонный вопрос.
        Викентий оторвался от перепалки с Розамундой и грустно поглядел на Нину Валентиновну.
        - У меня для вас плохая новость, Нина,- сказал он.- Ваша жизнь изменилась. В ней появился Путь.
        - Путь в Африку, да? - помрачнела Нина.- Я почему-то обязана помочь вам, помочь вашему другу? Но для чего это мне? Почему это вошло в мою жизнь? Я жила до сего момента, зная, что каждый новый день не принесет мне ничего такого, чему стоило бы удивиться и порадоваться. Я привыкла не ждать перемен, я не завожу новых друзей, я не ищу острых ощущений и переживаний, я даже тарелки на кухонной полке боюсь поставить не так, как они стояли вчера… Да, у меня были невинные увлечения вроде художества или стихов, но должна же у женщины быть хоть какая-то отдушина… Так для чего мне ваша Африка?
        Нина Валентиновна стиснула пальцами виски и внезапно побледнела. Выдержала многозначительную паузу в разговоре.
        - Я поняла для чего,- наконец глухо выговорила она.- Это и есть Он.
        - Что? - не понял Викентий.
        - Он! - яростно выкрикнула Нина Валентиновна. Розамунда испуганно прижала уши к спинке.- Мой Последний Шанс! Шанс изменить наконец свою жизнь! Измениться самой! Изменить людей, которые меня окружают! Я смогу перетряхнуть свой убогий мир, потому что в нем ничего не осталось, кроме одиночества, скуки и пыли!!! Будь она проклята, ваша Африка! И будь благословенна! Если я и впрямь должна отправиться с вами туда, Викентий, я сделаю это! Я не побоюсь ничего! И даже муж меня не остановит, хотя уж он-то наверняка не одобрит такого варианта событий! Я сделаю то, что нужно, если…
        - Да?
        - Если это действительно нужно, - тихо проговорила Нина Валентиновна, вплотную подходя к Викентию.- Если та Африка, о которой вы говорите, существует. Если все это - не ложь, не насмешка, не пустая болтовня.
        - Это не пустая болтовня, Нина,- сказал Викентий.- Но вы должны понять. Я ничего не могу вам гарантировать. Я нахожусь в таком же положении, что и вы,- реальность повернулась к нам другой гранью, и наши привычные жизни разбиваются об эту грань как стекляшки. Но ни вам, ни мне никто не обещает, что изменение жизни принесет только радость, только счастье…
        - А этого и не надо,- тихо сказала Нина.- Счастье со мной уже было. Когда-то.
        - Вот что нас действительно ждет, так это приключения. Только я не уверен, что эти приключения будут безопасными.
        - Да это совершенно не важно,- бросила Нина.
        Она уже отступила от Викентия и рассеянно, сама того не замечая, гладила Розамунду по пушистой спинке. Что интересно, Розамунда такой фамильярности не противилась. При этом вид у крольчихи был какой-то укрощенный, что ли… А Викентий внезапно понял, что в тот момент, когда Нина Валентиновна стояла с ним совсем рядом, его вымуштрованное сердце сделало на несколько ударов больше, чем следовало бы.

«А вот этого не будет,- одернул себя Викентий.- И даже не потому, что она замужем. Просто… она не в моем вкусе».
        - Когда мы отправляемся? - вдруг как-то неожиданно прозвучал вопрос.
        Викентий растерялся:
        - Я, право, не знаю…
        - А разве этот бог (кажется, его зовут Ндунги?) не дал на этот счет четких инструкций? - голосом, будто выкованным из металла, отчеканила Нина Валентиновна.
        - Он сказал, что нужно появиться в племени вибути как можно скорее. Промедление равняется ужасной смерти того русского Степана,- вставила слово крольчиха.- Кстати, Викентий, ты бы объяснил Нине Валентиновне, кто такой этот Степан и почему нужно его обязательно спасти…
        - Степан - мой друг,- сказал Викентий.
        - Ясно,- кивнула Нина Валентиновна.- Но вернемся к основной теме разговора. Когда мы отправляемся в Африку? Как будет выглядеть наш маршрут? Викентий, у вас есть карта мира или глобус?
        - Зачем?
        - Посмотреть, где находится государство Вибути, а где - наш поселок Медвянка, и прикинуть расстояние.
        - Боюсь, что у меня нет карты,- вынужден был признать Викентий.- И тем более глобуса.
        - Плохо,- огорчилась Нина Валентиновна.- Тогда я пойду домой. У нас есть Интернет, и муж сейчас наверняка сидит в каком-нибудь чате, общается с молоденькими поклонницами сериала «Бригада». Изображает из себя мачо, ха! Придется ему уступить мне компьютер - я запущу систему поиска и выясню все, что только можно узнать о государстве Вибути. Заодно схожу на сайт компании
«Российские авиалинии», посмотрю по их расписанию, когда летит ближайший самолет в Африку.
        - Тебе не кажется, что в ее характере произошли некие перемены? - вполголоса осведомилась Розамунда у Викентия.
        - Кажется,- шепотом ответил тот.- Я отношу это к побочному эффекту так называемого феномена Вселения. Если ты понимаешь, о чем я.
        - А я полагаю, что женщина просто нашла себе новое хобби и воодушевилась. Такой творческий подъемчик. Раньше она расписывала кухонные доски, потом писала стихи, а теперь полетит с тобой в Африку…
        - Э-э, Нина Валентиновна,- попытался остановить соседку Викентий.- Видите ли, искать информацию о вибути в Интернете нет смысла.
        - Почему? - удивилась женщина.
        - И тревожить «Российские авиалинии» тоже не стоит,- продолжал Викентий.
        - Почему? - упрямо повторила Нина Валентиновна.
        - Потому, что, судя по словам недавно являвшегося к нам бога Ндунги, вы в глубинах своего сознания обладаете некой таинственной Нитью Пути, которая безошибочно доставит нас в нужное место.
        - Хм,- усомнилась Нина Валентиновна.- Не чувствую в себе никакой нити.
        - Видите ли, бог Ндунги заявил, что эта Нить, то есть особое состояние ваших чувств, активизируется только после того, как я произнесу специальные слова.
        - Вот это уже интересно! - улыбнулась Нина.- Мне эта ситуация все больше и больше напоминает сказку! И какие же это слова?
        Розамунда встрепенулась:
        - Викентий, стой! Не произноси их пока, а вдруг это будет иметь…
        - НОГАИ МЕНГАЗИ,- раздельно и четко проговорил Викентий.
        - …необратимые последствия,- закончила крольчиха и тут же горестно вскрикнула: - Вот! Я же предупреждала!
        Нина Валентиновна исчезла. Как будто ее ветром сдуло. И действительно, сильный, порывистый, прохладный ветер поднялся вдруг в маленькой комнате, взвихрил портьеры, расшвырял бумаги на столе, заставил тяжелую бархатную скатерть трепетать с легкостью кружевной мантильи.
        - Есть основания полагать,- прокричала Розамунда, борясь с поднявшимся в комнате ветром,- и иных оснований у меня просто нет, что этими незатейливыми африканскими словами, Викентий, ты буквально распылил бедную женщину на корпускулы. Других версий я не могу придумать!
        - Откуда взялся этот ветер? - кричал в ответ Викентий.
        - Это не ветер,- прошелестел ветер.- Это я.
        - Кто «я»? - спросил Викентий. Он почувствовал себя крайне неуютно. В одной комнате с бушующим и к тому же говорящим ветром любой мужчина, будь он бесстрашный охотник на носорогов или даже московский таксист, почувствует себя именно так. Неуютно. Паршиво. Растерянно. И немножко нервно.
        - Это я, Нина,- представился ветер и в тот же момент поднял с верха книжного шкафа годами трудолюбиво не убиравшуюся там пыль.- Фу, сколько здесь пыли! Срам!
        - Нина Валентиновна!
        - Да?
        - Похоже, после произнесения заклинания вы стали ветром!
        - Да! Мои внутренние ощущения говорят мне о том же! Как интересно! Приятно было бы знать, что в ветреном состоянии у меня исчез целлюлит! Ах, дайте-ка я еще покружусь вот тут! Маленький смерчик над абажуром - то, что нужно этому дому!
        Викентий имел иное мнение относительно маленьких смерчиков, а потому сказал вежливо:
        - Нина Валентиновна, не могли бы вы перестать дуть? На некоторое время? Спасибо.
        Ветер стих, но у самого лица Викентия колыхнулся воздух:
        - Вам не нравятся женщины в ветреном состоянии?
        - Нет, отчего же… Просто не нужно производить столько шума. К тому же вы напугали Розамунду.
        - Я нимало не испугалась,- величаво ответила Розамунда и правой задней лапкой поспешно толкнула в дальний угол какие-то подозрительные орешки.
        - Значит, ветер,- задумчиво протянул Викентий.- Несомненно, у богов племени вибути своеобразное чувство юмора. Выходит, я должен лететь в племя с попутным ветром. Ветром, которым стала Нина Валентиновна.
        - Фу-у-у! Зовите меня просто Нина! Как здорово ощущать себя ураганчиком, ветерком, циклончиком!
        - Нина, не ураганьте хоть минутку, дайте мне сказать,- встряла Розамунда.- Викентий, я тоже полечу к вибути. Это мой долг. Я не могу тебя оставить там одного на растерзание туземцам.
        - Но я буду не один, поскольку Нина Валентиновна… К тому же, Розамунда, а вдруг ты плохо переносишь полеты?
        - Кроликов даже в космос запускали, если ты об этом,- гордо заявила Розамунда.
        - Розамунда, это были собаки.
        - Не важно. Я полечу, и закрыли эту тему.
        - Погодите! Вы полагаете, я вот так сразу, без предварительной подготовки, подыму вас в воздух? Надо тренироваться!!!
        - Согласен,- сказал Викентий.- Кроме того, Нина, мне кажется, вы должны поставить в известность своего мужа о том, что на некоторое время отлучитесь в Африку.
        - Фу-у-у? Да, вы правы. Я сейчас отправляюсь домой, час поздний, муж наверняка поду-у-у-умал обо мне массу недостойных вещей… Утром я поговорю с ним серьезно, а уж потом наша команда будет готовиться к беспрецедентному-у-у-у перелету-у-у-у
        в Африку-у-у-у!
        - Отлично придумано! - зааплодировала крольчиха - звук получился такой, будто аплодировали в пуховых варежках.
        - Ну-у-у-у, раз мы все обсудили и утвердили, - просвистела Нина Валентиновна,-
        то… Доктор, я не вижу причин, по которым вы медлите!
        - Пардон,- сказал Викентий.- Медлю? А что я должен делать?
        - Ву-у-у! - возмутилась Нина Валентиновна.- Не хотите же вы сказать, что я отправлюсь домой к мужу в таком виде! Легким бри-и-и-изом, пасса-а-а-атом и муссо-о-о-оном?! Верните мне мой человеческий облик хотя бы на время общения с семьей! ВУ-У-У-У-У!!!
        - Требование Нины Валентиновны вполне законно,- кивнула Розамунда.- Давай, Викентий.
        - Что?
        - Коллега, вы иногда приводите меня в умиление подобной имитацией поведения непредсказуемого олигофрена! - сказала Розамунда,- Давай обратно ее в человека превращай! Она тебе ясно просвистела, что не может возвратиться к мужу в виде легкомысленного бриза.
        Викентий несколько минут собирался с силами. Потому что вполне мог себе представить, какая реакция будет на его слова. Вот на эти:
        - Простите, но я не могу этого сделать.
        Нина Валентиновна угрожающе раскачала портьеры:
        - Что не можете?!
        - Не могу вернуть вам человеческий облик. Не потому, что не хочу. А потому что не знаю как!!!
        - Ты хочешь сказать,- медленно протянула Розамунда,- что не знаешь нужного заклинания?
        - Именно. Не знаю! Все, что передал мне бог Ндунги, заключалось в бессмысленной фразе «Ногаи менгази»!
        - Я так и знала, что все пойдет наперекосяк! - возопила Розамунда.- Я ведь предупреждала тебя, Викентий, чтоб ты не произносил эту африканскую неопознанную фразу без принятия должных мер безопасности! Я столько раз тебе говорила: магия людей и система смены облика морферов - совершенно разные вещи. Я, как морфер, никогда бы не пошла на такое беспечное заигрывание с неизвестной магией! Но ты, человек, существо низшего эволюционного порядка, ты никогда не прислушивался к моим советам! Нина Валентиновна, милочка, успокойтесь. Если бы схему вашего морфинга рассчитал настоящий специалист, все было бы в полном порядке. Но поскольку некоторые здесь предстоящие дилетанты используют примитивную магию отсталых племен, я умываю руки. То есть лапки…
        - Будь он неладен, этот Ндунги,- покаянно сказал Викентий. Он почти и не слышал гневной тирады Розамунды.- Но я же не знал, что все так обернется!!! Нина Валентиновна, видит бог, я не хотел…
        - ВУУУАААУУУАУ!!!
        - Я хорошо понимаю ваше состояние, Нина Валентиновна! - прокричал Викентий.- Это шок, это стресс, но постарайтесь мыслить позитивно!
        Он в отчаянии обхватил голову руками, ожидая того, что разъяренная ветреная Нина Валентиновна примется создавать в его комнате панораму под названием «Здесь прошел торнадо». Но, к вящему удивлению несчастного психиатра, ответом ему была тишина. Можно сказать, позитивная тишина.
        - А? - спросил Викентий.- Нина Валентиновна, мне показалось, или вы действительно что-то сказали?
        - Сказала, - подтвердила Нина Валентиновна.- Позитивно мыслить, говорите? Да нет ничего проще!
        - То есть?
        - Есть основания полагать, что ветром я останусь надолго?
        - К несчастью, да. Боюсь, лишь оказавшись в племени вибути или государстве Вибути, не знаю, как правильно говорить,- словом, лишь будучи там, мы сможем обратиться к вибутянским специалистам по нейтрализации заклятия «Ногаи менгази». Может быть, даже придется побеспокоить самого бога Ндунги.
        - Ну-у-у-у, это уже обнадеживает. А до тех пор, значит…
        - Да,- обреченно сказал Викентий.- До тех пор вы не сможете быть человеком. Но умоляю вас, мыслите позитивно!!!
        - А я и мыслю позитивно! Позитивней не бывает. - Нина Валентиновна прошлась по комнате легким бризом.- Вы ду-у-у-умаете, быть человеком - это такое уж достоинство?! Точнее, даже не человеком! А женщиной! Причем - заму-у-у-у-у жней женщиной. Когда ты замужняя женщина и твой брак - только вредная привычка, от которой невозможно избавиться, хочется стать кем угодно, лишь бы измениться. Изменить свою жизнь. Но проходят го-о-о-о-оды, ничего не меняется, ты смиряешься и стареешь! Вы дали мне шанс, Викентий. Вы и ваши африканские боги. Мало того. Если вы По прибытии в Африку даже и найдете то заклятие, которое снова сделает меня Ниной Валентиновной Первовой, бу-у-у-удьте уверены - я разнесу вас на молекул-ы-ы-ы-ы-ы!
        - Как неожиданно все уладилось! - обрадовалась Розамунда, а Викентий только озадаченно хлопал глазами - он и не ожидал, что реакция Нины Валентиновны будет столь бурной да еще и с оттенком феминизма.
        - Действительно,- пробормотал Викентий.- Но… как вы уладите проблему с вашим мужем? А, Нина Валентиновна?
        Смерчеподобная Нина Валентиновна одним мощным порывом перевернула кресло в воздухе и поставила его на место.
        - Впечатляет,- стараясь унять дрожь в голосе, похвалил Викентий.- Думаю, с вашим мужем проблем не будет.
        - Я тоже так считаю-у-у-у! Он проклянет тот день, когда раскритиковал мое первое стихотворение!
        - Нина Валентиновна,- посуровел Викентий,- вы, однако, соблюдайте принципы гуманизма.
        - По отношению к собственному мужу? Никогда!- гордо провыла ураганохарактерная дама.
        - Ну, мое дело - предупредить,- пожал плечами Викентий.
        Он давно понял, что женщина в своей потаенной сути - существо хаотическое, стихийное, бессмысленное и непредсказуемое. Например, Элпфис была такой. И Нина Валентиновна - тоже вот взяла да и обрадовалась своему новому аспекту бытия, вместо того чтобы предаваться рефлексии на тему: «Как я скажу об этом моему дорогому мужу?»
        Многие женщины (как заметил Викентий) вообще мало думают о своих мужьях, совершая жизненно значимые шаги. Это аксиома.
        - Время позднее,- сказал Викентий.- Стоит всем отдохнуть. Тем более что впереди нас ждет долгая поездка в Африку…
        - Нас ждет стремительный полет в Африку! - не преминула поправить Нина Валентиновна.
        - Совершенно верно, спасибо. Предлагаю всем отдохнуть. Нина Валентиновна, вы как планируете провести остаток этой ночи?
        - Не волнуйтесь, вас я не побеспокою. У меня есть парочка идей, которые стоит немедленно реализовать!
        - Нина Валентиновна, я даже не хочу знать, что это за идеи. Но я тем не менее взываю к вашему благоразумию.
        - Спасибо. А теперь откройте форточку-у-у-у-у, доктор!
        Викентий распахнул форточку. Сильный ветер пронесся мимо его лица и растворился в ночи.
        - До скорой встречи! - провыл ветер…
        Розамунда с горестным умилением смотрела на Викентия.
        - Ты похож на апельсин,- сообщила она ему.
        - Что, весь такой круглый, оранжевый и сочный?
        - Нет, весь такой кислый, болезненно-желтоватый и только что попавший в соковыжималку,- не погрешила против истины Розамунда.- Иди спать.
        - Спасибо, Розамунда,- с чувством зевнул Викентий.- Ты всегда подаешь только дельные советы.
        И он действительно отправился спать. И его сну вовсе не мешала метель, неожиданно, вопреки всем прогнозам поднявшаяся над Медвянкой. Метель выла, стонала, хохотала, пела, декламировала, жаловалась, проклинала,- словом, делала исключительно те вещи, которые положены самой настоящей метели.
        Викентию снилось странное жилище - вроде бы по типу архитектуры напоминает сараюшку обыкновенную, но обилие золота (листового!) и всяких самоцветов невольно смущает. Викентий не привык к таким снам - ярко выраженного снобистского характера. И вот он, Викентий, оказался в этой сараюшке, и все больше понимает, что при всей своей сарайности и масштабности жилище это больше всего напоминает ему, доктору Вересаеву, детскую. Здесь очень много игрушек. Правда, несколько странных по виду. Например, погремушка в виде оскаленного черепа с алмазами вместо глаз и зубов. Доска для дротиков выглядит обычно, но вот сами дротики скорее напоминают какие-нибудь копья или зулусские ассегаи… Хотя Викентий не уверен, что копье и ассегай - это одно и то же. А информацию о том, что дети любят мягкую игрушку, скажем зверушек, кто-то, оформлявший данную детскую, явно воспринял чересчур буквально. Потому что чучела львов, леопардов, окапи и даже жирафа выглядят, конечно, мягко и пушисто, но Викентий предпочел бы не встречаться взглядом с их стеклянными глазами и ненатурально длинными клыками.
        Посреди оригинальной детской висят, покачиваясь, качели. Тот, кто на них в данный момент сидит и покачивается, вдруг оборачивается, и Викентий видит перед собой Степана Водоглазова по кличке Гремлин.
        - Степа, ты…
        - Кешаня, я…
        Они крепко жмут друг другу руки и скупо, воистину по-мужски, плачут.
        Отсморкавшись в ближайший пальмовый лист, явившийся из воздуха как по волшебству, Степан говорит:
        - Явился-таки, друг ненаглядный! Я тебя так ждал, я тебя так звал! Если б ты только знал, Кешаня, как мне хреново тут без тебя приходится!… Что так долго не ехал?
        - А разве у меня были основания полагать, что нужно бросить все и бежать к тебе?
        - Погоди, а разве акачиков тебе бог Ндунги не посылал?
        - Посылал. Только я ничего из их лопотанья не понял. Так что загнулись акачики безвозвратно.
        - Жалко. Такие малявки душевные. А как же ты тут оказался? Стой, сам догадаюсь! Это, наверно, подружка твоя крутая, Элпфис, сообразила, как до Африки добраться! Точно, это она! Громовая деваха! Вы с ней, кстати, как, детишками покуда не обзавелись? Ты что вдруг так помрачнел, Кешаня, друг мой золотой?
        - Ты затронул больную струну в моем сердце, Степан. Мы расстались с Элпфис.
        - Пардон. То есть ты хочешь сказать, что она тебя бросила, бортанула, продинамила, обломала и кинула вкрутую?
        - Именно.
        - Как я тебе сочувствую, дорогой друг! - Степан припал к гриве львиного чучела и бурно разрыдался.- О, женщины! Вам не коварство имя, а кое-что покруче и покрепче!
        - Степан, брось ты расстраиваться. Я уже свыкся с мыслью об одиночестве. И потом… Надеюсь, с другим она счастлива.
        - А я надеюсь, что ее сожрал крокодил-плакальщик! - отирая слезы, брякнул Степан.- Никакая женщина, будь она хоть сама Лив Тайлер или даже Кейт Бланшетт, не может так поступать с моим лучшим другом! Ну, ладно. Будем считать, что этот вопрос мы обсудили. Минуту молчания в память о твоей безвозвратно ушедшей любви я объявлю как-нибудь потом, лады?
        - Ладее не бывает. Потому что, прежде всего, мне очень хочется знать, Степан, зачем ты за мной посылал? Да еще каких-то акачиков? Нельзя, что ли, простую телеграмму было отбить - приезжай, мол, скучаю…
        - Какие отсюда телеграммы, голова? Какие письма? Это тебе не Вышний Волочок какой-нибудь, а непознанная эзотерическая местность. К нам, в государство Вибути, ни одна муха цеце не пролетит без спецвизы. Не говоря уж об официальных иностранных делегациях. И письмо отсюда посылать - все равно что бананом по тамтаму бить.
        - Чего?
        - Пословица это такая, местная. Вибутянская. Насчет бесполезности некоторых действий.
        - Ты мне зубы не заговаривай, Степан! Зачем ты меня в Африку вытащил? А?
        - Ну, во-первых, я тебя еще не вытащил, это тебе все снится, не забывай. Пока снится.
        - Логично. Так, я учел погрешность на сон и тем не менее повторяю свой вопрос!
        - А что такого?! Вытащил и вытащил, чем тебе Африка плоха? Солнце круглый год, бананы, кокосы, жабья настойка… О, я сейчас тебе сто пятьдесят жабьей настоечки налью за знакомство!
        - Степан!…
        - Не ори. Да, вытащил. Точнее, собираюсь, потому как то, что ты видишь сейчас, все-таки сон. Скучно мне без тебя, друг Кешаня. Одиноко, как жирафу в мраморном гроте! Я ж тут пашу чисто как раб на плантациях - замещаю великого Царя Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - А сам Царь куда делся?
        - Смылся от государственных забот в Непопираемую землю. Мне чуток своей чудотворной силушки оставил - и марш-марш, шпацирен, дер цар! А я от работы царской устал - сил нет. Вот и решил друга из далекой России вызвать, узнать, как там у нас, на заснеженной родине, кто в президентах, кто в олигархах, повысили ли пенсии, оставили ли льготы на проезд в метро…
        - И ты только из-за этого меня сорвал с места?
        - А что, этого мало?!
        - Степан, да ты вообще… Ты думаешь хоть иногда той головой, что на плечах?! У меня дома работы невпроворот!
        - Что, до сих пор магическими услугами приторговываешь?
        - Хорошего же ты обо мне мнения! А еще друг!… Охамел тут совсем, в своей Африке!
        - Но-но…
        - Я, между прочим, известный в России врач! У меня даже своя клиника имеется.
        - Психиатрическая?
        - А как ты догадался?
        - Кто ж тебя к нормальным-то пациентам пустит?
        - Свинья африканская! У меня, между прочим, есть собственный уникальный лечебный метод! Обо мне в журналах пишут и в газетах! Я столько психов за эти годы вылечил, что меня из России даже выселить хотели - если так лечить буду, таблетки никому станут не нужны. И всякие доморощенные психологи-психотерапевты - тоже! У меня есть сила…
        - А чья сила-то?… Уж не великого ли Алулу, да воссияет он и да потопчет?
        - Ну, его. А что?
        - А то, что некоторые стали очень неблагодарными и забыли, кому они обязаны своими паранормальными способностями.
        - Ну спасибо тебе, Степан, спасибо! - взорвался Викентий.- Сейчас-то чего тебе от меня надо?!
        Степан из вересаевского сна сник и рассеянно принялся поглаживать чучело леопарда.
        - Просто хотел тебя, старого друга, повидать… - протянул он так, что у Викентия защемило сердце.- Поговорить о том о сем. Москва-то небось все хорошеет?
        - Наверное,- неопределенно ответил Викентий.
        - Погоди, как это? А ты разве не в столице нашей Родины живешь?!
        - Нет, я уехал оттуда сразу, как расстались с Элпфис. В поселок Медвянка. Там настоящая глушь, деревенские избы, лес и сугробы в два человеческих роста… Там я теперь живу. И работаю.
        - Вот это номер… - Степан отчего-то явно смутился.- А я вот тут, видишь, при государственных делах топчусь… Будь они неладны. А вообще у меня все хорошо. Просто отлично. Нет проблем!
        - Степан!
        - А?
        - Ты хоть во сне можешь мне правду сказать?!
        - А я разве вру?
        Викентий прицельно глянул на друга:
        - Мне была наводка. От одного доброжелателя. Он утверждал, что мой друг Степан находится в трех шагах от места собственной казни. Доброжелатель напел мне также, что Степана ждет мучительная смерть, если я не вмешаюсь и не спасу. Поскольку Степан оказался самым крутым государственным преступником племени вибути. А? Так, говоришь, нет у тебя проблем?
        - Ах, ты об этом! - легкомысленно взмахнул рукой Степан. То, что в момент взмаха в его руке находился ассегай (либо копье), дела, разумеется, не меняло. Копье (либо ассегай) с сочным треском вошло в ближайшее чучело жирафа, но Степан этого даже не заметил.- Я уже не государственный преступник. Так что этой проблемы нет.
        - А я, бросив все, мчался спасать этого погрязшего в вибутянской роскоши аристократа!
        - Ты еще не мчался. Напоминаю, это сон.
        - Премного благодарен за напоминание. И у меня зреет уверенность, что, проснувшись, я вычеркну из списка важных дел одно: «Поездка в Африку для спасения друга».
        - Не так скоро, дорогой Кешаня!
        Викентий подхватил второй ассегай (либо копье). Примерил по руке и запустил в доску для дротиков. Копье (либо ассегай) срикошетило от доски и воткнулось прямо в середку большого боевого тамтама, издав при этом звук «Вуамм!». Викентий удовлетворенно на это посмотрел и сказал:
        - Что, не все так просто в твоей жизни, дорогой Степа?
        - У меня вообще нет жизни, дорогой Кешаня!
        - Позволь… Насколько я могу судить по первому взгляду…
        - В биологическом аспекте я жив,- отмахнулся Степан.- Но в моральном я окончательно убит, растерзан и выпотрошен, дорогой мой друг Кешаня! С некоторых пор я не просто исполняю обязанности Царя Алулу, да воссияет он и да потопчет! Я стал учителем! Педагогом! Наставником! Гуру! И отчасти сэнсэем!
        - Как это вышло? - ужаснулся Викентий, даже во сне понимая, сколь далеки, сколь несовместимы два таких явления, как Степан Водоглазов по кличке Гремлин и педагогическая наука.
        - Приезжай, Кешаня. Поскорее,- только и вздохнул Степан.- Избавь меня от этого кошмарного ребенка! На тебя вся надежда! Иначе так и буду тебе сниться, совесть твою грызть…
        - Не страшись, Гремлин, я приеду,- пообещал Викентий.- А с детьми главное - разумная строгость…
        Тут в сон вбежала симпатичная смуглая и крепенькая девчоночка лет восьми. У девчоночки были глаза непревзойденной язвы, а в остальном полностью невинный вид. Девчоночка поглядела на Викентия и спросила его, причем на русском:
        - А почему ты не выражаешь почтение Государственной Девственнице? И куда вы дели Нину, Викентий Петрович?!

…Последняя фраза относилась точно не к сновидению и не к девочке. Потому что была произнесена голосом Олега Андреевича Первова, физика-теоретика и по совместительству супруга Нины Валентиновны, ставшей, как мы помним, ветром в поле шальным…
        Викентий понудил себя отклеиться от дивана. Над ним, подобно грозному ангелу мщения, выполненному в живописной манере Васнецова, нависал Олег Андреевич. Очи Олега Андреевича были исполнены праведной ярости, уста негодующе кривились, а подбородок ясно давал понять, что вызовет на жестокую дуэль всякого, кто осмелится оскорбить его достойнейшего хозяина.
        - И вам доброе утро,- сказал Викентий. Огляделся. На часах было восемь - раненько для медвянской сумеречной зимы. Розамунда куда-то ускакала, а может, просто пряталась под столом, опасаясь лишний раз привлекать к себе внимание такого представительного джентльмена, как Олег Андреевич.- Чайку выпьете?
        - Не заговаривайте мне зубы, авантюрист! - Олег Андреевич был одно сплошное рычание.- Я по вашей милости опоздал на работу, а вы мне предлагаете чай! Где Нина?
        - Да, действительно, чай - это не решение проблемы. У меня есть абсент. И у этого абсента вкус просто черт знает что такое.
        - Где Нина?! А, давайте абсент.
        Викентий налил Олегу Андреевичу абсенту да и себе плеснул в рюмку на полпальца. Все-таки он довольно крепко придерживался своей репутации трезвенника, но с убитым горем мужем Нины Валентиновны грех было не выпить.
        Однако Олег Андреевич был тот еще кремень.
        - Я требую объяснений,- твердо сказал он, опустошив полную (так!) рюмку абсента.
        - Хорошо,- кивнул Викентий.
        - Погодите,- остановил его красивым жестом ладони Олег Андреевич.- Сначала я хочу изложить вам свои факты. Вчера в половине двенадцатого ночи я отпустил к вам мою жену якобы для проведения сеанса психотерапии. Поймите меня как мужчину…
        - Понимаю. Но это действительно был сеанс психотерапии. Ничего более. В отношении Нины Валентиновны я вел себя как бенедиктинский монах.
        - Бенедиктинские монахи отличались крайней невоздержанностью нравов,- отрезал Олег Андреевич.- Но ваша мысль мне ясна. В эту фатальную для моего семейного благополучия ночь я решил не ложиться спать, справедливо полагая, что жена после проведения психотерапевтического сеанса вернется домой. Однако…
        - Однако?
        - Этого не произошло! Меня начали терзать вполне понятные подозрения. Я вышел на улицу и подошел к забору вашего дома - вовсе не с целью шпионить, как вы понимаете…
        - Понимаю. Благородные страдания любящего мужа. И что же вы увидели?
        - Свет. Такой яркий, что поначалу мне показалось, будто у вас в доме случился пожар. Но присмотревшись, я убедился, что к пожару этот свет никакого отношения не имеет. А потом…
        - Да?
        - Грохот. Или нет - лучше сказать, вой ураганного ветра. Бешеный, безумный вой. Я решил было, что это идет циклон с Атлантики, но Атлантика и Медвянка расположены друг от друга так далеко… А кроме того…- значительно помедлил Олег Андреевич,- вой ветра шел именно из вашего дома, господин Вересаев.
        - Загадка,- развел руками Викентий.
        - Позвольте, господин доктор! - зашипел Олег Андреевич.- Меня волнуют не столько эти загадочные природные катаклизмы, имевшие место в масштабе вашей избы, а то, что моя жена до сих пор так и не вернулась домой! И это совершенно ужасно, потому что…
        - Да?
        - Видимо, локальные ураганы теперь приобретут в Медвянке широкое распространение,- саркастически сказал Олег Андреевич.- Я заметил, у вас в комнате не прибрано, будто смерч прошел.
        - Это верно.
        - А вы бы видели, что произошло в моем доме не далее как два часа назад! - воскликнул Олег Андреевич.
        - И что же?
        - Сильнейшим ветром с крыши сорвало новую финскую черепицу, которую я старательно укладывал прошлым летом. Выбило все стекла в теплице. Потом сквозняком из форточек расшвыряло все мои бумаги, разбит вдребезги сервиз цветного стекла, подаренный моей мамой ко дню нашей с Ниной свадьбы. И еще. Все Нинины платья каким-то непонятным образом выдернуты из гардероба и буквально изорваны в клочья.
        - Боже Ндунги! - воскликнул Викентий.
        - Вы что-то сказали?
        - Я сказал: «Боже, ну кто бы мог подумать!» и ничего более,- ответил Викентий.- Я теряюсь в догадках, кто или что могло совершить такое бесчинство. Что же касается вашей жены…

…Легкий ветерок у правой щеки…
        - Что касается вашей жены, то она прошла у меня сеанс регрессивной психотерапии. После чего я определил, что ее припадки лунатизма больше никогда не будут повторяться. Нина Валентиновна попрощалась со мной и отправилась домой, и ее дальнейшей судьбы я не знаю. Право слово. Но теперь меня мучит беспокойство - не стала ли и Нина Валентиновна жертвой тех негодяев, которые сорвали с вашей крыши шифер?
        - Черепицу.
        - О, пардон, черепицу. Еще абсенту?
        - Не откажусь. Спасибо. Я расположен вам верить, доктор. О да, выпьем, конечно, выпьем… Кто знает, вдруг в нашем поселке орудует шайка хулиганов?
        - Которая похищает чужих жен, разбивает в прах мамины сервизы и срывает шифер,- услужливо подсказал Викентий.
        - Черепицу!
        - Черепицу. Тысячу извинений. Еще абсенту?
        - Мм-мерси. Пп-пожалуй, я пп-пойду подам заябл… заявление о розыске моей пропавшей черепицы. То есть жены. То есть маминого сервиза. Вы только подумайте - стеклянная богемская черепичная жена! Девяносто шесть предметов!
        - Я вас провожу.
        - Д-да, будьте д-добры, а то у вас в д-доме так в-ветрено, ск-квозит…
        Викентий честно проводил Олега Андреевича до дома. Мало того, ввел того внутрь жилища, уложил на тахту, а заодно и оценил масштабы разгрома минувшей ночью.
        - Ого,- присвистнул он.
        Олег Андреевич, вольготно раскинувшись на тахте, спал сном пьяненького праведника. Три рюмки будничного абсента свалили его замертво.

«Странно»,- подумал об этом алкогольном феномене Викентий. А потом вдруг вспомнил, что бог Ндунги, бог пьяного веселья, пообещал взять мужа Нины Валентиновны под свой небожительный патронаж.
        - Простите, Олег Андреевич,- склонил голову Викентий.- Похоже, в ближайшее время у вас начнется жестокий запой.
        Он вернулся домой. В комнатах было свежо, гулял легкомысленный ветерок.
        - Черепица, значит? - спросил Викентий у ветерка.- Стекла в теплице, не так ли? Бумаги любимого мужа, драгоценный сервиз из девяноста шести предметов и собственные платья?! Почему, Нина?! Откуда в вас такая воистину ураганная склонность к разрушению?!
        - Отк-у-у-уда? - в тональности ре-мажор протянула Нина Валентиновна.-
        Да если б вы только знали, как мне все это надоело! В эту проклятую черепицу-у-у-у муж вбухал кучу денег, а мне даже не позволил купить новые босоножки! А эта теплица! Да сгори она синим пламенем! Потому что я ненавижу-у-у выращивать всякие огурцы и тыквы, а муж упорно заставляет меня возиться с рассадой и тяпкой! Вот ему рассада! Вот ему огурцы!
        - А сервиз? Цветное стекло! Девяносто шесть предметов! Как у вас только рука (или что там у вас теперь есть) поднялась?
        - Я на этот сервиз никогда без ужаса смотреть не могла! Верх безвку-у-у-усицы! И свекровь, эта крашеная змея, подарила его нам только для того, чтобы проверять, как часто я протираю пыль на всех этих блюдцах-сливочниках-чашках! А теперь нет их! Все вдребезги-и чашки, и сливочники! Числом девяносто шесть!!! И, предвидя ваш вопрос о том, почему я изорвала в клочья свои платья, отвечу: потому что я стою большего. Я достойна носить лучшую одежду, а не это тряпье! И я безумно рада, что оказалась ветром, что получила возможность сделать то, о чем раньше и мечтать не могла!!! А если бы вы знали, что я сделала с галстуками своего мужа! Он же их боготворит!
        - Нина, вы оказались просто хулиганкой!
        - И очень этим довольна! А теперь о главном. Викентий Петрович, Розамунда, вы готовы к полету в Африку?
        Глава девятая. ВУНДЕРКИНД С ОБЕТОМ ЧИСТОТЫ
        Дети - наша главная забота!
        А. Городецкий
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях»:

«- Хватит таращиться на меня так, будто я третий день как с пальмы слезла,- заявила Государственная Девственница.- Давай проходи, садись.
        Я нервно сглотнул и напустил на себя донельзя педагогический вид.
        - Девочка,- сказал я с тем максимумом строгого такта, который принят в обращении с детьми.- Разве можно так разговаривать со взрослыми?
        - А как можно? - немедленно парировала девочка.
        - Вежливо.
        - А как это «вежливо»? - прозвучал новый вопрос. - Научи.
        - Дорогая девочка,- сказал я.- Давай сразу договоримся об употреблении в разговоре волшебного слова.
        - Какого?
        - «Пожалуйста». Если ты о чем-то просишь человека, тебе следует говорить
«пожалуйста». Например, «Научи, пожалуйста».
        Девочка похлопала пушистыми ресницами.
        - А я не прошу! - заявила она.- Я требую. Мне так положено. Я - высшая сущность. А ты - просто человек.
        Вот сопливка! Я ощутил, как во мне поднимается гнев тысяч и тысяч отцов, впервые столкнувшихся с беспримерным нахальством собственного чада. Понимаете, эта девчонка… Когда она пищала в моих руках, будучи описавшимся младенцем, я испытал некие сентиментальные чувства и даже проникся к ней определенной долей покровительственной нежности. Но сейчас передо мной стояла смугленькая крепышка лет этак примерно восьми (тут Онене не ошиблась). У крепышки имелись пронзительного выражения глаза, невинная улыбка человека, только что засунувшего тебе в ботинок жабу, и голосок, тембр которого вполне подошел бы какому-нибудь сверлильному станку. И я мгновенно испытал прилив жестокой неприязни к такому ребенку. И снова пожалел о том, что на месте ее Первого Взгляда оказался именно я, а не Агати-Бобо. Однако нужно было немедленно поставить чадо на место и показать, кто тут является приоритетной личностью.
        - Я не просто человек,- ледяным тоном заявил я.- Я твой наставник. А также воспитатель, вождь, учитель и вдохновитель. Знаешь, что бывает с плохими детьми, которые дерзят своим наставникам?
        (О боги! Я, похоже, позаимствовал разговорную манеру у Агати-Бобо!)
        - Не знаю,- немедленно отозвалось прелестное дитя.- И что же?
        - Не буду пересказывать всех ужасающих подробностей,- тоном встающего из гроба вампира сказал я.- Но тебе это точно не понравится. Так что давай по-хорошему знакомиться. Я твой наставник. Меня зовут Степан. То есть это на моем языке меня зовут Степан, а на вашем - Этано.
        Девочка окинула меня оценивающим взглядом.
        - А я буду звать тебя Занудный Верзила,- заявила она, торжествующе выпятив подбородок с лукавой ямочкой.
        - Кхм. Похоже, педагогический процесс в самом разгаре,- пробормотал я.- Хорошо. А как тебя зовут?
        - Такой большой, а дурак,- показав мне язык, ответила девочка.- Последняя мошка в этом племени знает, что меня зовут - Государственная Девственница!
        И тут меня прорвало.
        - Ах, последняя мошка, значит?! - наступая на негодницу как танк, проревел я.- Ах, значит, у нас такое огромное самомнение?! Плохая девочка! Невоспитанная девочка! И я тебя буду звать Гадкая Девчонка!
        У Гадкой Девчонки глаза сделались огромные-преогромные. И страшно удивленные, как будто я только что изрек некое божественное откровение.
        - Я плохая?! - потерянно пискнула она.
        - Ну… - неопределенно протянул я, чувствуя, что перегнул-таки педагогическую палку.- Эй, не вздумай реветь! Критика еще никому не вредила!
        Девочка села на пол, сжалась в комочек и уставилась на меня налитыми слезами глазищами.
        - Я не должна быть плохой, пожалуйста,- забормотала она, качая головой, как фарфоровый болванчик.- Я должна быть хорошей, пожалуйста. Иначе я рассып-сып-сып…
        - Прекрати нытье,- сказал я.- Если уж ты высшее существо, изволь вести себя соответственно.
        - Я не знаю, как это - соответственно,- хлюпнула носом Гадкая Девчонка.- Я вот прямо сейчас поняла, что вообще ничего не знаю. Научи меня. Пожалуйста. Как это - быть хорошей?
        Я пошел по пути наименьшей сложности. Я прочел зареванной малютке известное стихотворение Владимира Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо». Только в вольном переводе на вибутянский. Получилось приблизительно так:
        Младший жрец к жрецу пришел
        И спросил сурово:
        «Что такое хорошо,
        Ну а что - хреново?»
        Старший жрец ответ дает:
        «Слушай, сын гориллы!
        Если верит нам народ -
        Это очень мило!
        Если ж злобный атеист
        От жрецов кукожится,
        Будет он немедля чист
        От своей от кожицы.
        Если засуха с утра
        В глотке и в калоше,
        Знает даже детвора -
        Ничего нет плоше!
        Ну а если с неба льет
        Дождь четыре месяца -
        Тут и круглый идиот
        От восторга бесится!
        …Если сын чернее ночи -
        Кожей весь в отца пошел,
        Знать, жена, верна. И очень
        Это, братцы, хорошо!
        Если мальчик любит жабу
        Придушить, светясь лицом,
        Да к тому же мальчик жадный -
        Значит, быть ему жрецом!
        Если мальчик любит труд
        На большой плантации -
        Скоро будет мальчик труп
        Без реинкарнации.
        Развлекайтесь с малых лет
        И попроще будьте -
        Это основной завет
        Племени вибути!» - Здорово,- похвалила меня девочка.- Только какое это ко мне имеет отношение? Ты сказал, что я должна быть хорошей. Но какой именно хорошей?
        Вопросик, однако!
        - Знаешь что,- осторожно сказал я.- А давай мы темы формирования твоего морального облика отложим на неопределенное время. А пока я расскажу тебе что-нибудь из занимательной ботаники. Или географии.
        Сказал и тут же пожалел об этом. Потому что мои познания в указанных предметах были не просто скудны, а… Но спасение не замедлило появиться.
        - Нет,- заявила Государственная Девственница.- Это я и без тебя знаю. Астрономию, химию, географию, биологию, физику… Правда, до сих пор не могу наизусть запомнить правило буравчика и закон рассеяния Бредфорда.
        Я улыбнулся слабой улыбкой:
        - Это мелочи! Подумаешь, Бредфорд.
        - Понимаешь,- доверительно сказала мне девочка,- я же существо, напичканное всякими знаниями так, что от них даже голова болит. А вот некоторых вещей я совсем-совсем не знаю.
        - Например?
        - Зачем я возникла?
        - Ну-у, согласно верованиям вибути, ты обеспечиваешь их племени полное процветание.
        - А разве без меня они не процветают? - Девочка подошла к батуту, прыгнула на него, подскочила и надолго зависла в воздухе, вопросительно глядя на меня.
        - Видимо, без тебя их процветание как-то чахнет и бледнеет. Погоди, я не понимаю, чем тебе не нравится то, что ты являешься высшей сущностью и покровительницей целого племени? Это уже каприз!
        - Если я высшая сущность… - Девочка по воздуху сделала несколько шажочков ко мне, и теперь ее босые ступни находились прямо напротив моего носа.- Если я их великая покровительница, то тогда почему у меня нет имени?!
        Я удивился. Потом попросил:
        - Опустись на землю, пожалуйста.
        - Ох, извини. Я сказала «извини»?! Вот это да!
        - Ты явно делаешь успехи в плане самовоспитания,- заверил я девочку.
        Она опустилась наземь, и мы уселись друг против друга на пышные подушки, устилавшие пол жилища.
        - Вот у тебя есть имя,- сказала девочка.- Даже два. На твоей родине тебя зовут Степан. Здесь - Этано. У Царя государства Вибути есть имя - Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме… Впрочем, не важно.
        - У каждой Вечной Девы из Совета есть имя, они представлялись мне во время особой церемонии! - Похоже, девочка намеревалась всхлипнуть.- А у меня имени нет!
        - А Государственная Девственница?
        - Это не имя, а звание!
        - А… а еще, перед тем как мне сюда войти, кто-то назвал тебя Тринадцатой.
        - Это мой порядковый номер. Всего лишь! До меня у племени вибути было двенадцать Государственных Девственниц. Они спасали племя от голода, делали почву плодородной, отгоняли врагов и вредных насекомых, но ни одной из них племя почему-то не дало имени! Почему, Этано?
        - Не знаю. Может быть, потому, что, творя добро, лучше всего быть безымянным. Потому что добро долго не помнят. А вот имена злодеев помнят крепко. Как и то зло, что они совершили. Эй, вот только не надо понимать мои слова превратно! Тебе положено творить добро, вот и твори.
        - Не буду.
        - Что не будешь?
        - Творить добро не буду.- Девочка раздосадованно принялась потрошить ни в чем не повинное чучело крокодила-плакальщика. Во все стороны полетели опилки и труха.- Тоже мне нашли Тринадцатую, отправили в земную юдоль! Погоду им устраивай, бананы расти! А сами мне даже имени захудалого дать не удосужились!
        Надо же, как ребенка зацепила эта крошечная проблема! Хотя, с другой стороны, девочка права! Почему у пособников зла всегда есть имена, а вот творцы добра обязаны пребывать в безвестности и скромно хихикать, когда их воспевают за великие благодеяния! Да и потом - глупо как-то к ребенку все время так обращаться: Государственная Девственница…
        - Ты не кисни,- бодро сказал я девочке.- Я могу дать тебе имя.
        Девочка оставила недовыпотрошенного крокодила в покое и уставилась на меня сияющими глазами:
        - Что?
        - Я могу дать тебе имя.
        - Что?!
        - Я могу дать тебе имя .
        - Ой! А ты правда можешь это сделать?
        - А что тут такого? Если хочешь, я тебе хоть сто имен назову, выбирай любое.
        - Верзила, ты просто чудо! - аж подскочила девочка.- Давай, называй! Прямо сейчас!!!
        Ох, как не вовремя пришла мне в голову эта идея! Но ничего не поделаешь, сам виноват.
        - А как же обучение хорошим манерам? - умоляюще проворковал я.
        - Подождет. Имя!

…Примерно часа через два в резиденции Государственной Девственницы творилась следующая картина:
        - Аполлинария, Алла, Анжелика, Бенедикта, Беатриче, Варвара, Вера, Дарья, Диана, Галина, Гермиона, Гипатия…
        - Дальше, не подходят! Неэффектные какие-то имена! Совсем не государственные!
        - Елена, Елена, Елена…
        - Верзила, тебя заклинило. Да, в чем дело?
        Это к нам в резиденцию проникла, поминутно кланяясь, глава Совета Вечных Дев. Соответственно, вопрос Государственной Тринадцатой был обращен именно к ней.
        - Я прошу простить меня за то, что прерываю бесценные занятия Государственной Девственницы и ее наставника, но прибыли просители из Натуту. Они умоляют Государственную Девственницу сподобить их лицезреть ее небесный облик и позволить…
        Девчонка умоляюще глянула на меня:
        - Я ничего не понимаю! Что кому сподобить позволить лицезреть умолять?
        - Да посмотреть они на тебя хотят! - пояснил я вполголоса.- Зазырить клёвую феньку. Все ж таки не каждый день с неба такие, как ты, девахи падают, ну, вот народ и интересуется, все ли у тебя цело после падения…
        Глава Совета слушала наш с Девственницей диалог, исполняясь инфернальным ужасом. Я мило ей улыбнулся:
        - Воспитательный процесс! Ладно, запускайте ваших просителей!
        И Государственная Тринадцатая призывно взмахнула ручкой.
        Глава Совета Вечных Дев повернулась как на шарнирах и вышла.
        - А знаешь что? - воодушевленно воскликнула Государственная Девственница.- А я себе придумала…
        Но она не успела сказать, что же именно она себе придумала. Потому что вошли просители из Натуту.
        Я немедленно зажал себе нос, а потом подхватил стоящий поблизости горшок с ароматным цветком и принялся его интенсивно нюхать. Девочка тоже поморщилась:
        - Почему нас не предупредили, что это будут покойники?!
        - Не кричи об этом так громко,- вполголоса сказал я девочке, одновременно ухитряясь улыбаться просителям и приветственно взмахивать им цветком.- Они очень обижаются, если напомнить им об их реальном физическом состоянии. В остальном они - те же люди. Со своими заботами, бедами и радостями. Детка, уважай мертвых, и живые к тебе потянутся.
        - Это я запомню. А что я теперь должна сделать, Верзила? То есть наставник Этано?
        Блин, я им что, церемониймейстер?! Но я решил, что не ошибусь, если дам следующий дельный совет:
        - Встань с подушки, одерни юбочку. С подбородка банановый сок вытри. Так… теперь приложи правую руку к сердцу, слегка наклони голову и торжественно скажи:
«Приветствую вас, неуморимые труженики славного города Натуту!»
        - Как-как? «Неуморимые»?!
        - Именно. Неуморимые. Попробуй их умори. Все, делай, как я сказал!
        Государственная Девственница встала, одернула пышную юбочку из кокосового волокна, приложила (как я учил) ручку к сердцу и торжественно прочирикала:
        - Приветствую вас, неуморимые труженики славного города Натуту!
        - Славься, великая! - трижды прошелестели в ответ приветствуемые.
        Вообще должен сказать, что выглядели эти неуморимые труженики довольно презентабельно для своего физического состояния. Да, от них больше, чем от обычных людей, попахивало тленом, но в остальном нежители города Натуту создавали приятное впечатление. Их светло-серые парео красиво крепились к ребрам изящными золотыми булавками и крючками. Высохшая кожа на черепах уложена была аккуратными складками и морщинками - любой визажист из бюро ритуальных услуг обзавидуется. Глаза, как глаза всякого порядочного нежителя, сияли бледно-зеленым светом и снабжены были узким вертикальным зрачком.
        Всего делегация состояла из пяти нежителей. В ней явно главенствовал один - наиболее высокий, осанистый, со стразами в челюсти и чем-то вроде венка из перьев на макушке черепа.
        - О, великая! - прошамкал перьеносец, простирая к Государственной Девственнице костлявые длани.- Взываем к твоей милости и просим о справедливости!
        - Что я должна говорить? - шепотом осведомилась у меня Государственная Девственница.
        - Что-то типа «изложите ваши требования». Или «что вам угодно».
        - Ага. Ясно. Что вам угодно, неумолимые… неутолимые, то есть неуморимые жители славного города Натуту? Я слушаю вас.
        Перьеносец поклонился и заговорил. Точнее, зашамкал:
        - О, великая! Тебе доподлинно ведомо, что Натуту издавна был и есть город мертвых. И хотя в нем имеются еще и немертвые люди, существует договоренность, по которой все они, по достижении счастливого часа смерти, будут возставлены и зачислены в состав живущих неживых! В позапрошлом месяце Чихающей Серны в нашем городе от белой лихоманки встретило счастливый час смерти семь человек. Я, как глава города Натуту, обнародовал завещания всех семи, дабы на законных основаниях подать Хозяину Кладбища заявление о возставлении этих людей из мертвых в неживых. Хозяин Кладбища рассмотрел мое заявление и провел ритуал возставления. Но поднял он только шестерых. А седьмой наш согражданин так и остался безысходно мертвым! Хозяин Кладбища наотрез отказался исполнять последнюю волю покойного и поднимать его к не-жизни! Разве это справедливо, великая?! Разве в завете города Натуту не записано, что всякий умерший имеет право быть воздвигнутым и продолжать неуморимое существование?!
        - А почему Хозяин Кладбища отказался поднимать именно этого покойника? - вместо девочки спросил я, но, похоже, этого никто не заметил, и теперь мне отвечали, словно я-то и был Государственной Девственницей, вершительницей людских и нелюдских судеб.
        - Хозяин Кладбища сказал нам, что этот мертвец при жизни обещал ему нечто очень важное. И не исполнил обещания. Теперь Хозяин Кладбища мстит за это.
        - А что мертвец обещал?
        - Он обещал жениться на Хозяине Кладбища,- пояснил неуморимый житель Натуту.- А сам еще при жизни женился на другой!
        - А разве Хозяин Кладбища - женщина? - удивился я.
        - Конечно!
        - Тогда ее желание отомстить понятно…
        - Но мы взываем к милосердию и справедливости! Особенно просит об этом жена несчастного покойного - вот она стоит! Эй, поклонись великой госпоже и ее наставнику!
        Неживая жена покойника выглядела не очень симпатично. К тому же в теперешнем своем положении. В смысле мертвом.
        - Повели Хозяину Кладбища, великая госпожа! - пылко зашепелявила супруга несчастного покойника.- Повели своей безграничной властью, чтоб мой муж был также поднят из мертвых и стал вести вместе со мной неуморимое существование. А то мне в одиночку очень трудно справляться с хозяйством.
        - Как мне поступить? - растерянным шепотом поинтересовалась у меня Государственная Девственница.
        - Погоди минутку… Дай-ка мне кое-что припомнить… Ведь Онене мне так подробно рассказывала о правилах поднятия мертвых… О! Вспомнил! Эй, глава города!
        - Да, господин?
        - Человек, о котором идет речь, умер от белой лихоманки два месяца назад?
        - Да, господин.
        - Подождите еще один месяц, и тогда Хозяин Кладбища должен будет поднять его из мертвых автоматически согласно государственному закону «О дополнительных льготах на неумираемое существование». Закон принят Царем Алулу Оа Вамбонга…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - Аминь! Так вот, следовательно, это государственный закон. И нарушать его невозможно никому, будь он или она даже Хозяин Кладбища. Так что супруг ваш скоро будет рядом с вами, дамочка!
        - Да, но к тому времени он разложится окончательно! Сгниет все самое ценное!
        - Молчи, женщина! - строго потребовал я.- Самое ценное никогда не гниет! А что у нас самое ценное? Правильно, душа. Ну и как же ты, дура, можешь говорить, что душа сгниет?! То-то. Так что можешь быть спокойна. Так, делегация из Натугу, у вас все?
        - Да, о великая госпожа и ее наставник.
        - Свободны!
        Мы помахали делегации неуморимых горожан Натуту и попытались возобновить прерванный разговор.
        - Знаешь, Верзила, я думала-думала и придумала!
        - Что именно, деточка?
        - Свое имя!!!
        - О. И какое же оно?
        - Ты сам его произнес! Недавно! В нашем разговоре! И я поняла - это как раз по мне! Только не спорь, ладно?!
        - Не буду. Валяй, говори!
        Девочка набрала в легкие побольше воздуху и торжественно выпалила:
        - Клёвая Фенька!
        Я огляделся:
        - Где клёвая фенька? Ты про что?
        - Не «где» и не «что»! Это я - Клёвая Фенька! - радостно воскликнула Государственная Девственница.- Такое вот будет у меня замечательное имя! Я буду первая Государственная Девственница с именем!
        Я долго обретал голос. Нет, будь я трижды неладен со своим сленгом! Почему дети перенимают от меня все только самое плохое?! А?!
        - Т-ты уверена, что это имя тебе нравится?
        - Совершенно! Верзила, а знаешь что?
        - Что?
        - Вот ты говоришь по-вибутянски, а думаешь на каком-то другом языке. Я уловила. Это почему?
        - Потому, что я иностранец. Я русский.
        - А как это?
        - Долго объяснять.
        - Тогда скажи: ты можешь научить меня русскому языку?
        - Зачем тебе?
        - Вот здоровско будет: приходят жрецы, а мы с тобой по-русски говорим, а они ни крокодила лысого не понимают! Весело, правда?!
        - Весело-то весело, только смотрю я на тебя, дитя мое, и не вижу в твоем лице здравой озабоченности проблемами государства Вибути. Тебя для чего с небес сюда послали? Помогать людям и делать их жизнь окончательно райской! А ты?
        - А что я?
        - Развлекаешься. Ерундой занимаешься. Вот разве вели бы себя так предыдущие двенадцать Государственных Девственниц?
        Я сказал это и сам себя укорил. Ну чего, черт возьми, я от ребенка добиваюсь? Она же еще маленькая и бестолковая, хоть разум ее якобы огромен, как Вселенная. Ей хочется развлекаться, играть и устраивать каверзы всем подряд. Я вспомнил себя в детстве - не мальчик, а натуральная бомба! А эти вибутяне тоже хороши - получили Великую Милость в виде несовершеннолетнего ребенка, сунули ей меня в качестве воспитателя и хотят, чтобы она махом решала все их проблемы!
        - Верзила…
        - Чего тебе, Клёвая Фенька?
        - Я придумала. Ты знаешь, как будешь меня русскому языку учить?
        - Ну?
        - Ты на нем думай поотчетливей и помедленней.
        - А ты, что ли, мысли читать можешь?
        - Конечно, могу. Чего проще! Погоди, а разве ты не можешь мысли читать?
        - Как-то вот не выучили в свое время меня такому простому процессу… - смутился я.
        - О, это я тебя запросто-презапросто обучу! Только ты заодно мне расскажешь о своей стране России. И покажешь ее - мысленно. Ага?
        - Договорились. Но в качестве компенсации я требую от тебя хороших манер и пристального внимания ко всем государственным делам.
        - Ох… Ладно. Договорились. Подумай что-нибудь по-русски. Только медленно.
        Я напрягся и подумал.
        - «За-ме-та-но, Клё-вая Фень-ка»,- почти без акцента произнесла по-русски вслух Фенька.- У меня получается! Верзила, а хочешь, я тебя еще обучу летать, ходить по воде, благословлять растительность, а ты мне за это расскажешь все-все веселые истории про Вовочку.
        - Откуда ты знаешь про Вовочку?! - в отчаянии возопил я.
        - А ты как-то про него думал. Ты про него долго и очень интересно думал, мне понравилось. Смешно… Вовочка - это ваш главный русский бог, да?
        - Нет. Это наша русская… Как бы тебе объяснить. Ну, вот ты кто?
        - Я - Великая Милость для народа вибути,- отчеканила Клёвая Фенька.
        - Вот Вовочка, он что-то вроде тебя…
        - Тоже Великая Милость русского народа?
        - Нет, скорее наоборот. Великая Напасть.
        - Здоровски-и-и! - восхитилась Феня. А потом добавила интригующим тоном: - Как я хочу с ним познакомиться…
        - Не советую,- отрезал я. И, между прочим, правильно советовал. Судя по той массе анекдотов, которые каждый из нас знает про Вовочку, этот парень - типичный сексуальный маньяк, клептоман, идиот и в целом порядочная хихикающая скотина, герой любого мало-мальски удачного стеба. Я не могу представить себе даже гипотетически, как смотрелись бы рядом возвышенная чистота Государственной Девственницы и русский Вовочка, морально напоминающий отброс, которым погнушалась даже помоечная кошка.
        - Почему не советуешь? - упорствовала Фенька.
        - Не сейчас. Потом объясню. Слушай, Феня, похоже, к нам опять гости.
        И точно. В нашу резиденцию величаво вошел жрец Окойи вместе с тремя щуплыми, но чрезвычайно роскошно облаченными старцами. Один старец держал в руках солидных размеров картину (воистину картину! Холст, масло, перья, бусинки, макраме), очень натурально изображающую связку бананов и россыпь плодов манго. Другой держал в руках живую жабу. Размеры жабы превосходили самое смелое воображение. А третий старец скромно топтался позади всех, баюкая в руках невзрачный глиняный горшок, доверху наполненный отлично ограненными алмазами.
        Жрец Окойи бросил уничижительный взгляд на меня, откашлялся и сказал:
        - Почетные граждане города Тунету (поклонился старик с картиной), провинции Пурупай (поклон деда с жабой; жаба поклонилась отдельно) и деревни Мазизи (поклон от горшка с алмазами) явились засвидетельствовать свое благоговение перед Тринадцатой Государственной Девственницей, поднести к ее неземным стопам плоды труда своих рук и умолить великую госпожу о ниспослании благословения и милости!
        Жрец Окойи сделал жест. У ног Государственной Девственницы старцы сложили картину, горшок с алмазами и жабу. Жаба при этом как-то пессимистически квакнула.
        - Благослови! - воздели они руки к девчонке.
        Та наморщила свой шоколадный лобик, словно что-то вспоминая, а затем глаза ее медиумически вспыхнули, а из детских уст полилась речь совершенно неземная, так что даже я оробел и испытал чувство некоторого почтения:
        - Благословенны шатры твои и хижины твои, о Тунету, град мастеров и творцов прекрасного! Да изобилуют красками палитры твои! Да без устали играет воображение сынов твоих и дщерей твоих, о Тунету! Да ткут твои ткачихи, да куют твои кузнецы, да поют твои певцы, да сажают твои саженцы, да иждивают твои иждивенцы! Благословляю ваши труды и обещаю, что и впредь трудам этим конца не воспредвидится!
        Я глянул на девочку. Медиумический свет в ее глазенках уже погас. Слава тебе, боже Ндунги! А то я прямо растерялся перед этой Клёвой Фенькой с неизвестным геномом и полным каталогом паранормальных способностей!
        - Славься, ниспосланная Небом! - воскликнул в ответ на это посол города Тунету.- А можно еще одну ма-а-аленькую просьбочку, о предивная?!
        Жрец Окойи немедленно напрягся:
        - Вы что, порядков не знаете? Вам одного благословения уже недостаточно?!
        Но Государственная Девственница посмотрела на жреца Окойи так, что тот сразу увял и облагочестивился.
        - Какую просьбу имеешь ты ко мне, о посланник славного города Тунету? - милостиво обратилась Государственная Девственница к старику.
        Тот пал ей в ноги и возопил:
        - Позволь, о небеснопосланная, Тунету из культурного города превратиться в индустриальный! Наша славная молодежь хочет не только рисовать бананы, но и выращивать их, изготовляя затем на потребу всему государству Вибути прекрасную банановую пастилу! Позволь нашим ткачихам не только ткать бесценные ковры, но и шить те простые дешевые одежды, за которые чужеземцы готовы отдать нам их государственные секреты… Позволь…
        - Ни в коем случае! - вякнул жрец Окойи.
        - А я бы позволил,- протянул я.- Получится интересный эксперимент смычки древней культуры и новых технологий.
        Государственная Девственница глянула на меня и кивнула:
        - Дозволяю и благословляю. Отныне да изобилуют в вашем городе все ремесла, все начинания, все товары, а также все сборщики податей… Я правильно все сказала, а, Верзила?
        - Ну, насчет сборщиков податей ты перестаралась, а в остальном… Глянь-ка на жреца Окойи - стоит, бороду на себе по волоску выщипывает…
        Тут я объявил громким голосом:
        - Следующий проситель, пожалуйста!
        Просителем оказался представитель плодородной и скромной в запросах провинции Пурупай. Он аккуратно отпихнул от себя жабу, норовившую забраться ему на ногу, и заговорил плаксивым голосом:
        - О несравненная, являющая великую милость народу вибути! Яви на нас, жителях провинции Пурупай, свое чудотворное сострадание!
        - А в чем дело? - поинтересовался я, поскольку Клёвая Фенька просьбы явно не услышала. Она зачарованно наблюдала за манипуляциями жабы. А жаба, похоже, наблюдала за ней.
        - Три луны тому назад, в месяц Сверкающих Ручьев, на нашу провинцию обрушилось бедствие. Тысячи и тысячи этих вот жаб устремились на наши посевы, заползли в жилища, лавки и храмы! Поначалу мы охотились на них, натравливали на жаб особо обученных крокодилов и цапель, но все было тщетно! Жаб с каждым днем становилось все больше. И вот теперь наша провинция стоит на пороге голодной смерти, ибо все наши припасы сожрали подлые жабы. А что не сожрали, так испакостили - в рот не возьмешь! Милости прошу у тебя, великая посланница Белой Птицы, избавь нас от жаб!
        Жаба мрачно уставилась на нас и квакнула. Дескать, зря надеетесь. Не избавиться вам от нас во веки веков, аминь!
        - Может быть, устроить там землетрясение? - задумалась Клёвая Фенька.- Или пожар? Жабы погибнут, а провинцию потом отстроим заново.
        - И заселять людьми ее тоже заново будешь? - сыронизировал я, но, похоже, Фенька моей иронии не поняла. Тогда я перешел на товарищескую критику.- Мелко мыслишь, местечково. Тут надо смотреть на проблему глобально. И кроме того, учитывать новейшие тенденции мировой экономики.
        Фенька жалобно глядела на меня. Видно, мировая экономика была для нее еще чересчур недозрелым бананом.
        - Спокойно! - утешил я свою подопечную.- За дело возьмется специалист! Я три месяца посещал курсы менеджеров и даже сумел прочесть книжку по организации сетевого маркетинга! Так что не скорбите головами!…А скажи-ка, дед, эти ваши жабы ядовиты?
        - Сущая отрава, мой господин! В рот не возьмешь - сразу голова кружится, ноги заплетаются, мысли путаются, хихикаешь по любому поводу и чувствуешь себя полным дураком.
        - Отлично,- сказал я.- Симптомы отравления ясны. А потому мы не будем ждать милостей от природы. Взять их у нее по полной программе - наша первая и насущная задача. Прежде всего, мы наладим в провинции Пурупай ликеро-водочное производство. Для начала построим один завод, потом, с расширением бизнеса, можно будет подумать о многофункциональной компании…
        - Зачем, о мой господин? - пискнул провинциальный дед.
        - Все просто, как кокос очистить, папаша! Будем гнать из жаб настойку: простую и крепленую, а также: жабсент, жбиски, жабджин с тоником… Для дам - пикантные напитки: игристое жабманское и жабманское-брют, потом, для гурманок, жабьи ликеры и жбренди. Ну а для простого народа, конечно, станем варить жабье пиво, Под сушеные соленые жабьи лапки в самый раз! Начинаем строить первый завод не далее как завтра! Меня назначаю управляющим. А Тонтон Макут будет народным контролером - мы на нем все жабьи настойки испытывать будем, не сдохнет, он у нас товарищ крепкий, свойский.
        Присутствующая при этом моем монологе жаба упала в глубокий обморок. А представитель провинции Пурупай, наоборот, очень воодушевился.
        - Благодарствую за совет и милость,- кланялся он до тех пор, пока не вышел за дверь.
        - Эй, жабу-то свою забери! - крикнул я ему, но было поздно.
        Обморочная жаба осталась и горестно стонала. Подозреваю, ей хотелось высказать свое мнение против моих замыслов, но сделать этого она никак не решалась. Я взял жабу за заднюю лапку, отнес на батут - пусть оклемается, а заодно смирится с участью своего отныне пущенного на самогон племени. А не надо было провинцию Пурупай оккупировать! Я прав?!
        Тут я поглядел на дедка с горшком алмазов.
        - Это кто у нас под занавес остался? Деревня Мазизи, неиссякаемый источник пополнения алмазного фонда государства Вибути! У вас-то в чем проблемы?
        Дедок поклонился и Государственной Девственнице и мне:
        - А у нас нет проблем. Я только послан жителями своей деревни поклониться великой посланнице небес и попросить ее, чтобы алмазы в наших кимберлитовых трубках и дальше не иссякали.
        - Будет сделано,- кивнула Клёвая Фенька.- Не иссякнут.
        - Замотаетесь их оттуда выковыривать,- от себя лично пожелал я…Когда эти просители, а затем жрец Окойи покинули наше с Клёвой Фенькой обиталище, мы впервые поняли, что такое настоящая свобода. И настоящий голод!
        - Верзила,- жалобно сказала Фенька,- я есть хочу.
        - Ты же небожительница!
        - Ну и что! А есть хочу, так же как и всякий обычный человек, между прочим!
        - Фенька, не капризничай. Я же не знаю, принесут нам обед сюда, или придется идти в джунгли и добывать его в честном бою.
        - Я хочу идти в джунгли и добывать обед в честном бою! - мгновенно загорелась Фенька.- Мы убьем гигантского буйвола, потом будем его свежевать, а потом сделаем из него рагу с бананами, кокосами и пряностями!
        Однако кровожадным намерениям Государственной Девственницы не суждено было осуществиться. Ибо мгновение спустя в наше жилище вошла прекрасная Онене Небуду в сопровождении трех воздушно-кисейных девушек. Девушки несли в руках блюда и кувшины с чем-то крайне аппетитным.
        - Трапеза для Государственной Тринадцатой Девственницы и ее почтенного наставника! - возвестила Онене Небуду и, могу поклясться, бросила на меня при этом полный нежности взор. Я некстати вспомнил о том, что до тех пор, пока я буду исполнять должность наставника Клёвой Феньки, на меня возложен целибат, и загрустил. Так что и обед был не в радость.
        Хотя, надо отдать ему должное, обед был воистину царским. Государственный повар (который имеет прерогативу готовить только для Царя Алулу и двух-трех высокопоставленных лиц, включая меня) расстарался на славу. Только ему под силу было приготовление столь сложного блюда, как грудка норной газели под бананово-манговым соусом. Дело в том, что здешние норные газели чрезвычайно ядовиты, одна лишь охота на них превращается в дело чести, доблести и геройства, не говоря уж о приготовлении из мяса норной газели пищи… Если неверно управиться с этим деликатным продуктом, можно, по его дегустации, незамедлительно отправиться к праотцам. Что, кстати, произошло с шестью предыдущими поварами. Но этот кулинар был просто непревзойденным мастером. Я с вожделением предвкушал тот момент, когда положу на свою тарелку из пальмового листа добрый кусок грудки норной газели и щедро полью его бананово-манговым соусом… Но регламент есть регламент. Из всех сидящих за столом сначала пищу должна вкусить старшая не по возрасту, но по положению. Следовательно, это Государственная Девственница, она же Клёвая Фенька.
        Фенька (вот же прилипло к ней это имечко!) не церемонясь достала из золотого горшка отменный кусок газельей грудки, плеснула на него бананового соуса, завернула все это дело в пропаренный с особыми пряностями пальмовый лист и с наслаждением откусила. Зачавкала. Я смотрел на это безобразие в точности как гипотетический отец, впервые выведший в «Макдоналдс» свое любимое чадо, то есть смотрел с недовольством и некоторым нетерпением, потому что гамбургеры - это вообще-то не детская пища.
        - А ну-ка! - потирая руки, потянулся я к золотому горшку с вожделенным блюдом…
        - Не советую,- спокойно остановила меня Фенька. Отложила в сторону свой недоеденный кусок.- Здесь яд. Очень сильный.
        - И что, ты теперь умрешь?! - Я с ужасом представил себе картину, как несчастный отравленный ребенок корчится в агонии.- О нет! Врача! Реаниматора!
        - Не ори, Верзила,- потребовала Фенька.- Я же высшее существо. Потому мне не вредны никакие яды. Отравить хотели не меня. Кое-кого другого.
        - Меня? - прозрел я.- Но за что? Почему? Что я такого сделал, чтоб травить меня на глазах ребенка?!
        - Вот и я тоже об том думаю,- в глазах Феньки застыло недетское выражение.
        - Знаешь, меньше всего хотелось бы проводить расследование по этому делу,- сказал я.
        - Мы можем все замять,- придумала Фенька.- Давай просто опрокинем горшок наземь и скажем, что нечаянно!
        - И останемся голодными?
        - Бананов принесут! - легкомысленно отмахнулась Фенька и тут же брякнула наземь золотой горшок с ароматным и насквозь отравленным содержимым.
        Грохот, кстати, получился немаленький. Такой, что на шум сразу в хижину вбежала Онене. Увидела разгром, ахнула:
        - Великой госпоже не понравилось блюдо?!
        - Бананов нам! - величественно потребовала Фенька.
        - И кокосов! - поддакнул я, испытывая жестокие муки голода.

…После того как я, давясь от отвращения, проглотил две дюжины бананов и утолил жажду содержимым десятка кокосовых орехов (лучше б сразу пило мыл! То есть мыло пил!), Фенька посмотрела на меня крайне ехидным взглядом.
        - В чем дело? - спросил я ее.
        - Я тебя обманула,- хихикнула она.- Еда не была отравлена. Шутка. Эй, ты чего!
        А я чего? Я ничего.
        Просто оглянулся в поисках подходящего копья. Либо ассегая…»
        Глава десятая. ПОЛЕТ ПСИХИАТРА
        Может быть, только со временем я пойму, насколько было кошмарным приключение всей моей жизни.
        Виктор Франкенштейн - Ох, до чего ж красиво!!! Коллега, отчего я не наблюдаю в вас признаков любования окружающим миром?
        - Есть основания утверждать, что от этого мира меня выворачивает наизнанку, коллега.
        - Странно обнаружить в вас столь негативное отношение к перипетиям судьбы, коллега!
        - Однако, коллега, если, не приведи эти самые перипетии, мы с вами рухнем отсюда наземь, то во мне, как, впрочем, и в вас, судмедэксперты обнаружат вовсе не негативное отношение, а лишь жалкие остатки нынешнего завтрака!
        - Коллега, скажите мне честно и доверительно: вы трус?
        - С какой стати?…
        - Нет, я продолжаю настаивать: вы трус?
        - Коллега, я не трус, но ваша бесцеремонность переходит всякие границы!
        - Коллега, вы напрасно скрываете от меня истинное положение дел. Я вижу на вашем лице гримасу страха, ухмылку отвращения, оскал ужаса, выражение недовольства…
        - Как? Все это - и поместилось у меня на лице?
        - Коллега, давайте будем говорить с вами откровенно. Давайте вместе преодолеем гнетущий вас страх…
        - Нет у меня никакого страха! Кстати, коллега, а уж не валите ли вы с больной головы на здоровую?
        - Что вы хотите этим сказать, коллега?
        - Мне тоже не внушает симпатии ваш оскал, коллега. В этом оскале наблюдается достаточный процент экзистенциального ужаса.
        - Клевета! Мой оскал - это демонстрация достижений современной ветеринарной стоматологии, и ничего больше!
        - Ну-ну… А хвост?
        - А что хвост?
        - А ваш, коллега, с позволения сказать, хвост трепещет так, что не приписать его владельцу буйной паники было бы просто смешно! И не будь я столь корректен, в отличие от некоторых, я бы сказал, что эти некоторые трясутся просто как зайцы!
        - Я попросила бы вас, Викентий Петрович!…
        - Я был бы безгранично признателен вам, Розамунда…
        - Господа ,- зазвучал веселый и, если можно так выразиться, торжественно-пьяный голос, казалось разлитый в окружающем пространстве,- покуда вы препирались, произошло маленькое, ничего не значащее событие .
        - А именно? - напряглись Вересаев и Розамунда.
        - Мы почти пересекли экватор.
        - Вот! Я же говорила: как здорово, как здорово! А меня никто не слушал! - возмутилась Розамунда.
        - Розамунда, не нарушай торжественность момента. Ведь мы - первые российские путешественники, которым довелось пересечь экватор таким, м-м, нетрадиционным способом! - закричал Викентий.- Это надо отметить!
        - В воздухе? На высоте двух тысяч метров?! Коллега… Нептун сюда явно не явится.
        - А зачем нам Нептун? Мы и без него попразднуем! Недаром в моем багаже обретается бутылочка хорошего вермута. Руки вот просто сами взяли и сунули ее в ящик…
        - Доктор, вы хотите сказать, что с собой в дорогу взяли вермут?! И я несла на себе дополнительный груз?! Он хоть белый?!
        - Кто белый?
        - Вермут! Вы издеваетесь, а я теперь даже выпить его не могу!
        - Нина Валентиновна, вы будете с нами морально…
        - Когда мужчина говорит женщине о том, что она будет с ним только морально, это наводит на сильные подозрения!

…Довольно держать читателя в неведении. Начав главу с истеричной перепалки двух ведущих персонажей, далее нелишне будет разъяснить почтеннейшей публике, чем эти персонажи занимаются в данный момент и как их в этот самый момент попасть угораздило.
        Итак, перед нами уже небезызвестная публике триада. Викентий Вересаев, человек и психиатр, Розамунда Лунч, морфер типа «кролик» и дипломированный врач, и the last but not the list [4] Нина Валентиновна Первова, по происхождению - человек, по результату случившегося с нею досадного парадокса - ветер. Подробнее - зюйд-вест. В своем ноуменальном аспекте бытия Нина Валентиновна Первова осталась, разумеется, Ниной Валентиновной Первовой: никуда не делось ее сознание, эмоции и некоторый недостаток аристократического воспитания. Поэтому в трансцендентальном аспекте Нина Валентиновна была зюйд-вестом, с одной стороны, робким, а с другой - донельзя самоуверенным. В результате чего ей где-то в районе Саудовской Аравии пришлось иметь дело с одним крайне агрессивно настроенным антициклоном, но, отдадим должное Нине Валентиновне, вышла она из этой стычки с победой и без потерь. Нина Валентиновна была ветром начинающим, неопытным, но при этом обладала огромным потенциалом оптимизма и неистощимой заботы о вверенных ей жизнях Викентия Вересаева и крольчихи Розамунды.
        Загадочные слова «Ногаи менгази» изменили не только сущность Нины Валентиновны, но и некоторые черты ее характера. Викентий до сих пор не мог вспоминать без содрогания тот разгром, который в своем новом ветреном состоянии учинила Нина Валентиновна в доме Олега Андреевича Первова, своего законного и, как теперь начал прозревать Викентий, крайне нелюбимого супруга. Однако в ту роковую ночь Нина Валентиновна не ограничилась катастрофой в семейном гнездышке. Она, заведя кратковременную интрижку с шедшей с Воронежа метелью, устроила форменное стихийное бедствие. Всю ночь над Медвянкой завывали ветры, будто стаи разъяренных голодных волков. Метель, подзуживаемая распоясавшейся Ниной Валентиновной, опустошила все свои метельные закрома над Медвянкой, облагодетельствовав несчастный поселок трехгодичной нормой снега.
        Ураганная энергия Нины Валентиновны была поистине неистощимой, а потому Викентий, дабы предотвратить дальнейшее климатическое безумство, поспешил направить силы Нины Валентиновны в позитивное русло. А именно: объявил о немедленном отправлении в государство Вибути. Что интересно, полетавши ночь над городом в ураганно-метельном состоянии, Нина Валентиновна даже и уточнять не стала маршрут полета, словно для нее путешествие в Вибути было столь же привычно, как поездка в ближний город на сезонную распродажу телогреек.
        - Полетим на высоте двух тысяч метров со скоростью триста километров в час,
        сказала она.- Это оптимально. На большей высоте и скорости я еще маневрирую плохо.
        - Нина, а мы? - жалобно сказала крольчиха.- Это, конечно, здорово, что ты превратилась в ветер, но лучше бы ты превратилась в самолет. Там есть обшивка, корпус, кресла, стюардессы… И не так дует…
        - Самолеты - тоже не выход из положения,- вздохнул Викентий.- Нет, правда, Нина Валентиновна, а как же мы? Допускаю, что вы поднимете нас в воздух. Но на такой высоте и на такой скорости от нас с Розамундой останутся только цепочки ДНК, рассеянные по всей атмосфере!
        - Вот, вот,- подтвердила и Розамунда.- А мне еще, между прочим, дороги эти мои цепочки! Мне с ними жить да жить!
        Нина Валентиновна засмеялась. Когда смеется ветер - это непередаваемое атмосферное явление.
        - Ну-у-у-у как вы наивны, Вересаев! - провыла она.- Благодарите того, кто сделал меня ветром, потому-у-у-у что он вложил в меня способность переноса биологических объектов на
        дальние расстояния безо всякого ущерба и дискомфорта для самих объектов. Вспомните домик крошки Дороти!
        - Какой Дороти? - показал свою необразованность Вересаев.
        - Сказки читать надо,- отрезала Розамунда.- Есть такая, про волшебника страны Оз. Там ураганом ребенка вместе с домиком из Техаса забросило в волшебную страну. И ничего, все отделались только легким испугом. И еще, кажется, какой-то колдунье при этом здорово не повезло.
        - Так что не волну-у-у-уйтесъ, доктор! Я доставлю вас в Вибу-у-у-ути в лу-у-у-у-учтем виде! Собирайте багаж. И не церемоньтесь, берите все, что под руку попадется. Я легко справлюсь с любой весовой категорией.

…Что ж, Викентий воистину буквально воспринял это любезное предложение Нины Валентиновны и собрал с собой (в основном старалась Розамунда) что-то около трех ящиков всякого барахла первой необходимости. В числе коего была и бутылка вермута.
        И именно эта бутылка вермута вспомнилась Викентию сейчас, когда Нина Валентиновна объявила о том, что они пролетают над экватором.
        - Это очень торжественный момент,- повторил Викентий.- Другого такого случая побывать над экватором…
        - …на высоте двух тысяч метров,- вставила Розамунда.
        - …когда кругом нет крепких бортов самолета, а лишь облака и бескрайнее небо,- вставила Розамунда.
        - …когда в любую минуту это колдовство может закончиться и с ним закончится твоя жизнь,- вставила Розамунда.
        - Так вот! - воскликнул Викентий.- Другого такого случая нам на представится! И пусть мы не моряки, и у нас нет специального обычая для тех, кто впервые пересекает экватор, но никто не помешает нам этот обычай установить! Нина Валентиновна!
        - Да-а-а?
        - Сколько еще до вхождения в воздушную зону экватора?
        - Начинаю отсчет…
        - Розамунда, вермут!
        - Сам доставай!
        - Пять…
        - Не злись, вот она бутылка! А фужеры?!
        - Четыре…
        - Фужеры-то ты взять забыл, растяпа!
        - Три…
        - Вересаев, я всегда говорила, что мужики…
        - Два…
        - В хозяйстве ничего не…
        - Один.
        - Уже?!!
        - Друзья! Мы на экваторе!
        - Виват, Россия! - завопил Вересаев фразу, выскочившую, как видно, из его патриотического подсознания. Завопил и вскрыл бутылку вермута. И тут, видимо, в дело вмешалась Нина Валентиновна. Она подхватила бутылку, выплеснула из нее золотистую струю, сплела струю с содержимым ближайшей мелкой дождевой тучки, затянула, толкнула - и на наших героев пролился натуральный дождь из вермута. А кругом было только небо, такое, какого не увидишь и в самых смелых своих мечтах…
        - Коктейль «Небесный экватор»! - гордо поименовала Нина Валентиновна свое творение. Видимо, она была довольна. А вот Викентий и Розамунда, с ног до головы обрызганные вермутом, но при том абсолютно трезвые,- не очень. Однако им не дали вольно порассуждать на данную тему. Потому что на сцене объявились новые персонажи.
        - Ух ты, вермут! - обрадованно сказал один. Голос его звучал, как художественный свист в пространстве аэродинамической трубы. У Викентия сразу уши заложило.- А кто угощает?
        - Заткнись, Муся,- заявил о своем существовании другой голос, грубый, жесткий и неласковый.- Тебе бы только за розу ветров заложить. Ты разве не помнишь, что в зоне экватора действует сухой закон?
        - Пася, какой закон?! Расслабься! - тянул первый голос.- Гляди, тут такой ветерочек симпатичный. Такая славненькая Зюйдвесточка… Мадам Зюйдвесточка, это вы всех вермутом угощаете?
        Викентий примолк, понимая, что находится в центре разговора крайне нечеловеческих сущностей, а именно ветров. Потому предоставил отвечать за все Нине Валентиновне. А она нисколько не смутилась. Видно, дождь из вермута здорово на нее подействовал.
        - Не стесняйтесь, угощайтесь! - весело, даже несколько панибратски предложила она таинственному Мусе.- За наше случайное знакомство!
        - Ну, если только за знакомство,- проворчал Пася.- Будем!
        Дождик из вермутовой тучки снова заморосил.
        - Муссон,- представился Муся.
        - Пассат,- проворчал Пася.
        - Нина, - проворковала сами знаете кто.
        - У вас человеческое имя? - изумились новые знакомцы.- Да к тому же женское? Уж не собираетесь ли вы, Ниночка, в дальнейшем сделать карьеру урагана?
        - Почему бы и нет, - жеманничала Нина Валентиновна.
        - В таком случае зовите нас отпраздновать повышение…
        - Договорились!

…Викентий с Розамундой мрачно томились, ожидая, когда закончится это ветреное знакомство. А ветры вели меж тем светскую беседу:
        - Впервые на экваторе, Ниночка? - любезничал Муся.
        - Да. - Нина Валентиновна прямо на глазах из приличной женщины превращалась в ветреную кокетку.
        - По делу или так, из удовольствия путешествуете?
        - Да вот, совершаю кой-какой чартер, - хихикнула Нина Валентиновна.-
        Доставляю важный груз в кой-какую страну.
        - Это кой-куда же? - брякнул Пася, за что Муся мило его упрекнул:
        - Нельзя быть таким любопытным!
        - А кой-че такого-то,- буркнул Пася.
        - Не беспокойтесь, - смешалась Нина Валентиновна.- Я лечу в страну Вибути. Это уже неподалеку.
        - Вибути… - протянул Муссон.
        - Вибути,- значительно сказал Пассат.
        - В чем дело? - заволновалась Нина Валентиновна.
        - Плохая атмосфера над Вибути.- Муссон еще чуток повыжимал вермутовую тучку.- Там у них такая магия! Такая! Поставлен специальный ветрорез: все ветры не местных направлений срезает начисто.
        - Так что лучше летите в Австралию. К примеру.
        - Нет, мне надо в Вибути! У меня такая установка и расписание! Может, для меня там специальный зеленый коридор откроют, - разгорячилась Нина Валентиновна.
        - Может, откроют,- вздохнул Муся.
        - А может, наоборот,- вздохнул Пася.
        Оба они были уже порядочно пьяны. Вермутовая тучка оказалась выжатой досуха и просто испарилась в пространстве.
        - Я все равно полечу, - сказала после недолгого ветряного молчания Нина Валентиновна.- Долг зовет, и все такое…
        - Удачи! - свистнул ей Муссон.
        - Успеха! - прогудел Пассат.
        - За вермут спасибо! - добавил Муссон, но этого Нина Валентиновна уже не слышала. Она неслась на высокой скорости по направлению к воздушному пространству Вибути.
        - Я им покажу ветрорез, - бормотала она.- Я им покажу зеленый коридор!
        - По-моему, она про нас совершенно забыла,- через некоторое время сказала Розамунда Викентию.
        - Немудрено,- отозвался тот.- Посуди сама: встретилась с коллегами, пообщалась, выпила моего вермута… А мы кто? Мы чартер. Кой-какой. Жалко только, так и не сумели мы достойно отпраздновать прохождение экватора.
        Дальнейший путь они проделали в молчании. Викентию все больше и больше не нравилось поведение Нины Валентиновны. От такого поведения попахивало дезориентацией личности и маниакально-депрессивным психозом. Но, с другой стороны, кто, как не он, втравил бедную женщину в эту несимпатичную историю? Не произнеси он слов «Ногаи менгази» - не стала бы она ветром, и тогда пришлось бы ему самому каким-то образом отыскивать путь в страну Вибути. А ведь Вибути на глобусе нет, он проверял еще тогда, когда Степан с Царем Алулу туда умотали!…
        Викентий заметил, что Розамунда клюет носом. Она вытянулась на воздушной подушке, безвольно свесила ушки и погружалась в дремоту. Викентий и сам чувствовал, что веки его слипаются, рот просто раздирает зевотой и проблема - быть им в Вибути или не быть - представляется мелкой и несущественной.
        Поэтому, когда она увидел прямо перед собою двух до крайности странных существ, то решил, что это его собственный сон так шалит.
        Существа выглядели следующим образом. Одно представляло из себя золотой диск с рельефным узором, крупными глазами из каких-то самоцветов и ротовым отверстием в виде щели. Другое существо больше всего смахивало на громадный свиток папируса, перевязанный красной ленточкой. У свитка также имелись глаза в виде черных пуговиц на ниточках и рот, похожий на дырку в папирусе.
        - Вы находитесь в воздушном пространстве государства Вибути,- выдавило из своего рта-щели первое существо.
        - Вы находитесь в воздушном пространстве государства Вибути незаконно,- добавило существо-папирус.
        - С какой целью вы проникли в воздушное пространство государства Вибути? - хором спросили оба существа.
        И тут Викентий понял, что это не сон.
        Да и Нина Валентиновна принялась издавать какие-то нервные звуки.
        - О боже,- сказал Викентий существам.- Кто вы?!
        - Смотри-ка,- сказало одно существо другому.- Он вовсе не атеист. Это приятно. А ты сразу - все иностранцы атеисты, испепелить их, испепелить…
        Тут золотой диск приосанился, насколько вообще способен приосаниться золотой диск, и сказал:
        - Знай, о смертный, что я - бог Вииза, покровительствующий государству Вибути, а также благосклонно относящийся к туристам, таможенникам и простым нарушителям границ.
        Тут заговорило второе существо:
        - Внемли, о смертный, мне, ибо я - бог Угэк, покровительствующий государству Вибути, а также всякому правосудию и законотворчеству, вершащемуся в нем. И потому я вопрошаю вас, смертный пришелец, женщина-ветер и непонятное существо с длинными ушами: с какой целью вы проникли в воздушное пространство государства Вибути? И законно ли такое проникновение?
        - Нас пригласили,- откашлявшись, заговорил Викентий.- В связи с тем что…
        - Кто пригласил? - немедленно перебил Викентия бог Вииза.
        - Он назвал себя богом Ндунги, ваша небесность.
        - Ах, вот в чем дело! - Викентию показалось, что боги переглянулись меж собой и обменялись какими-то тайными знаками.- Значит, вы те, кого здесь так долго ждут!
        - Насчет этого точно не знаю, но бог Ндунги сказал…
        - В таком случае мы не будем вас задерживать! - хором сказали Вииза и Угэк.- Добро пожаловать в Вибути! Чувствуйте себя как дома!
        Золотой диск стрельнул по нашим путешественникам ярким сканирующим лучом, бог-свиток быстро оттарабанил свод законов, которые не следует нарушать в государстве Вибути, и Нине Валентиновне ничего не оставалось делать, как идти на снижение.
        - Вижу горы, - комментировала она, хотя Викентий и Розамунда и сами все видели без ее комментариев.- Вижу джунгли. Опять джунгли. И снова джунгли. Очень много джунглей. Вижу поле, заросшее дивными цветами, и стадо изысканных жирафов, мчащихся по этому полю. Ах, как прекрасна ты, страна Вибути!
        - Нина Валентиновна, усмирите буйство собственного эстетического чувства, ищите-ка лучше место для посадки,- утомленно попросил Викентий.- Есть тут у них нечто вроде аэродрома?
        - Вижу большой населенный пункт, - сообщила Нина Валентиновна.- Похоже, все строения в нем состряпаны из драгоценных металлов. Значит, это столица.
        - Аэродром там есть?
        - А зачем нам аэродром? - ответила Нина Валентиновна и мягко, словно лебяжье перышко, опустила наших героев прямо на главной площади города Бандата.
        Они постояли, приходя в себя.
        - Ощущать снова твердую землю под ногами,- сказал Викентий,- это божественно!
        - И не дует,- добавила Розамунда.- И так тепло. Даже жарко.
        А Нина Валентиновна молчала. Видимо, она вовсю наслаждалась моментом. Все-таки стать ветром и за исчезающее короткое время перенестись в совершенно сказочную страну - это кому угодно слегка расшатает нервы.
        Они постояли так с полчаса.
        Час…
        - А почему нас никто не встречает? - резонно поинтересовалась Розамунда.- И вообще, сколько стоим - ни из одной хижины не вышел человек. Или хотя бы кролик.
        - Может, про нас забыли? - рассудил Викентий.- Или не ждали так рано? Может, у них общенародный субботник какой, вот они и ушли из города - окучивать пальмы, к примеру. Или солить финики.
        - А может, у них, наоборот, тихий час. Сиеста. И никто не высовывает носа наружу - отдыхает во внутреннем дворике своей хижины под пальмой и фонтаном. Почесывая за ушком ручного крокодила.
        - Сомнительно,- сказал Викентий.- Однако не можем же мы вот так стоять и жариться на солнцепеке. Должна тут иметься гостиница? Или какая-нибудь хижина для постояльцев! Черт, и спросить-то не у кого, ни одного человека на улицах!
        - А здесь и нет ни одного человека. - Нина Валентиновна подала голос так внезапно, что Викентий вздрогнул.- Ни в одном доме во всем городе. Я здесь облетела все. Живых здесь нет…
        За спинами наших путешественников послышалось мерное шарканье ног…
        Викентий обернулся.
        К их маленькой компании, волоча одну ногу, шла высокая старуха. Когда она подошла поближе, выяснилось, что голову ей когда-то лихо отделили от тела, а потом аккуратно пришили на место. Живой и приятной глазу она от этого не стала, но дееспособной - вполне.
        - Вот они какие - зомби,- придушенно пискнула Розамунда.
        - Нган-туи Агати-Бобо,- сказала старуха совершенно мертвым голосом.- Аршх-н-нроен-туи наблаги олули оа. Натай такетано арх энотеро тэ. Кваипегу утаро уитаке. Суареги.
        - Не понимаю,- сказал Викентий и вдруг понял, что лжет. Он п о н и м а л этот язык. Точнее, понимал не он, а та часть великого Царя Алулу Оа Вамбонга, что доселе жила в нем, бывшем дипломированном маге Викентий.
        Золотой блеск появился в глазах доктора Вересаева. Вот что сказала ему старуха:
        - Меня зовут Агати-Бобо. Я должна показать вам ваше жилище, достойные гости. Живые не могут встретить вас. Живых здесь нет. У них великое горе. Они ушли. Им нужна помощь.
        - Что здесь произошло? - спросил Викентий, но старуха по имени Агати-Бобо твердила только одно:
        - Я должна вам показать ваше жилище, достойные гости. Следуйте за мной.
        - Похоже, от нее мы путного ответа не добьемся,- заключила Розамунда.- Если она зомби, а у меня нет причин подвергать сомнению это утверждение, то, скорее всего, ее просто запрограммировали на выполнение определенных функций. В данном случае - она должна встретить нас и определить на жительство в одном из местных дворцов.
        - Розамунда, а по-моему, эти дворцы выглядят явными хижинами,- шепнул Викентий.
        - Где ты видел хоть одну хижину, на которую пошло столько золота? - парировала Розамунда.
        - Нина Валентиновна, а вы почему молчите?
        - У меня испортилось настроение.
        - Вот так сразу?
        - Да.
        - Вот что, оказывается, означает фраза «переменчива, как ветер»…
        Агати-Бобо подвела путников к весьма эклектично выглядевшему строению.
        - Это дворец Оа, официальная резиденция великого государя Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов.
        - Аминь,- ни с того ни с сего сказали Викентий, Розамунда и даже Нина Валентиновна.
        - Здесь мне велено поселить вас.
        - Кем велено? - сразу уточнил Викентий.
        Но старуха проигнорировала этот вопрос.
        Они вошли во дворец Оа. Изнутри дворец выглядел гораздо уютнее, чем снаружи: в самом центре дворца росло ветвистое дерево, из ветвей которого струился какой-то пар. У золотых стен стояли длинные ложа, покрытые дорогими тканями и шкурами. На маленьких столиках гордо красовались драгоценные кувшины, блюда и чаши.
        - Располагайтесь здесь,- сказала Агати-Бобо.- Здесь вы можете спать.
        - Скажите, а в нашем расписании предусмотрены такие пункты, как обед и ванна? - в шутку спросил Викентий у Агати-Бобо, понимая, что та не даст ответа.
        Но та неожиданно сказала:
        - Горе постигло нашу страну. Мы несем траур. И до тех пор, пока великий жрец не повелит снять траур, никто на земле Вибути не посмеет вкусить пищи и омыть тела водой.
        - Даже гости? - удивился Викентий.
        - Никто,- повторила Агати-Бобо.- Даже жертвы.
        Она с изяществом деревянной куклы повернулась и вышла из дворца Оа. Затем прозвучал грохот запираемой двери. Тут Викентий как-то некстати вспомнил, что хоть и счел он этот дворец по виду натуральной хижиной, двери у этой хижины были такие, что тараном не прошибешь. Эта маленькая деталь удивила его поначалу, а теперь вот кое-что прояснила…
        - Так,- сказал Викентий.- Очень мило. Прибыли неизвестно куда, неизвестно зачем, попали под национальный траур, хотя и предполагалось, что примут нас с распростертыми объятиями! Чепуха какая-то!
        - Отчего же чепуха,- нашлась Розамунда. Она мило пристроилась на ближайшем роскошном ложе и умывалась - ей как раз запрет на пользование водой особенно не вредил.- Мы прибыли в не существующее для всей остальной цивилизованной планеты государство Вибути. Цель нашего прибытия - помочь твоему, Викентий, давнему другу Степану. А поскольку в стране здешней объявлен траур и по поводу нас сделаны нетонкие намеки насчет жертв, то я полагаю…
        - Что?
        - Что твой многострадальный Степан или просто помер, не дождавшись нашей оперативной помощи…
        - О нет!
        - Или учудил тут какую-нибудь преступную пакость, из-за которой племя погрузилось в траур. А Степана - опять-таки - прихлопнули. Или скормили крокодилам.
        - Почему обязательно крокодилам?
        - Ну, это я к примеру, я не знаю, кому тут государственных преступников положено скармливать…
        - Но почему эта старуха намекнула на то, что мы - жертвы?
        - Потому, что мы и есть жертвы - жертвы собственной глупости, наивности и жажды приключений! Эй, не трогай Нину Валентиновну, у нее испортилось настроение.
        - Я и не трогал.
        - Значит, мне показалось.
        Струи пара, шедшие из ветвей загадочного дерева, резко изменили направление - теперь они взмывали к потолку и уходили там в круглое отверстие наподобие вентиляционного.
        - Нина Валентиновна, это вы делаете? - поинтересовался Вересаев. Вяло как-то поинтересовался, безучастно. Хотелось ему спать, тело налилось усталостью, как резиновая грелка горячей водой. Да и Розамунда сквелилась совсем, ушки повесила…
        - Да, это делаю я! - Нина Валентиновна прошлась по комнате резким холодным вихрем - так что щеки у Вересаева прямо морозом продрало! -
        Потому что это какой-то отравляющий пар! Вы от него потеряли бы сознание, волю, а потом… Ничего, не волнуйтесь, теперь я устрою здесь такой сквозняк!
        И Нина Валентиновна устроила. В голове у Викентия заметно посвежело.
        - Мы должны выяснить, что тут творится,- заявил он голосом настоящего супергероя из какого-нибудь супербойцовского суперсериала.- И найти Степана.
        - И прежде всего мы должны выйти из этого дворца,- сказала Розамунда.- Раз тут это дерево с дурманными парами…
        - Примите к сведению, - подала голос Нина Валентиновна.- Дворец охраняют.
        - Кто?
        - Насколько я сумела разобрать, мертвецы.
        - Живые мертвецы? То есть ходячие?
        - Называйте как хотите. Их торчит по всему внешнему периметру что-то около сотни. И еще. Два десятка таких же умертвий возводят в центре площади перед дворцом подобие тр ибуны. Или мавзолея. Или помоста.
        - Со словами «жертва» и «помост» у меня всегда возникают самые негативные ассоциации,- пробормотал Викентий.- Нина, надеюсь, вы нас в очередной раз спасете, если придется туго?
        - Разумеется.
        - И все-таки чертовски хочется знать, что здесь происходит!
        Небо (или еще что-то или кто-то) услышало это заявление Викентия Вересаева. Двери дворца Оа распахнулись, и к нашим героям величаво, в сопровождении должного количества охраны подошел чернокожий старик в золотой хламиде и с позолоченными рогами на голове. Меж рогов его звенели бубенцы - звенели скорбно и угрожающе.
        Что-то изменилось в Викентий при виде этого старика. Сознание доктора Вересаева резво раздвоилось, и в одном из этих сознаний он оставался бывшим москвичом и психиатром, а в другом - был частью царской сущности великого государя Алулу Оа Вамбонга, Носителем его тени. Глаза Викентия налились густым светом расплавленного золота, осанка впервые за все эти годы стала настолько величавой, что заскрипели позвонки. И голосом, исключавшим всякое неповиновение, Викентий Вересаев сказал:
        - Приветствую тебя, Тонтон Макут! Приветствую и жду объяснений, по какой причине со мной и моими друзьями племя вибути обошлось так, словно мы - последние мойщики слонов из страны Мошешобо!
        Колдун Тонтон Макут (а это, разумеется, и был он) с изумлением взирал на Вересаева. Затем с лица его сошла некоторая часть надменности, он поклонился и сказал:
        - Я не ведал, что великий Царь Алулу дал и тебе стать частью его сущности, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов! Не ведал, иначе не позволил бы обойтись с тобой так непочтительно, о господин с белой кожей и золотыми глазами! Что сейчас угодно господину?
        - Я хочу знать, где находится мой друг и Заместитель Царя Алулу Оа Вамбонга Степан Водоглазов!
        - О господин,- качнул рогами Тонтон Макут,- никто: ни я, ни все жрецы племени, ни наши Вечные Девы - не в силах ответить тебе на этот вопрос.
        - Но Степан хотя бы находится в племени?!
        Тонтон Макут покачал головой:
        - Нет. Его здесь нет.
        - Чудненько. Кое-что уже проясняется. А жертвенный помост вы для кого собрались возводить, а, Тонтон Макут?
        - Это наша ошибка…
        - Для кого?!
        - Для вас, о белый господин. Мы сражены несчастьем и потому посчитали нужным принести богам человеческую жертву.
        - А тут как раз я и подсуетился… Так вот. Первое. Жертвоприношение отменить. Второе. Траур снять, жителям вернуться в дома.
        - Но, господин…
        - Не рассуждать! И будь так любезен, Тонтон Макут, сообщи мне, кто из ваших жрецов отвечает за прямую связь с богом Ндунги. Очень мне с этим божеством пообщаться хочется.
        - Пообщаться с божеством?
        - Да. А я так плохо говорю на вибути, что вам приходится переспрашивать, почтеннейший Тонтон Макут? Так кто отвечает за связь с богом Ндунги?
        - Жрец Ун, господин.
        - А подать сюда немедленно этого почтеннейшего и достохвального жреца! И горе тебе, Тонтон Макут, если пренебрежешь ты моими приказаниями! Царь Алулу…
        - Да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - …так вот, Царь Алулу не за красивые глаза мне часть своей сущности дал. Вникни.
        Из дворца колдун Тонтон Макут выходил куда менее величаво. Иногда он злобно оглядывался на Вересаева, но тот еще стоял с золотым сиянием царственности в глазах и был неприступен как скала.
        - Грубо ты с ним,- комментировала происшедшее Розамунда, старательно избегая взгляда коллеги.
        - Он коварный колдун и вообще довольно дрянной человек,- ответил Вересаев.- Точнее, как бы человек. Наплюй и забудь. Для нас сейчас самое важное знать: что же здесь произошло?
        Глава одиннадцатая. МАЛЕНЬКИЙ ДЕТСКИЙ КАПРИЗ
        От современных детей можно ждать чего угодно. Вы даже не представляете, какая у них буйная фантазия!
        Аслан, Лев Нарнийский
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях»:

«Оказывается, с ребенком можно поладить. И даже жить душа в душу. И для этого не надо корпеть над всякими педагогическими трактатами, изучать скучные науки под названием «Возрастная психология» или «Этические девиации». Так вот. Для того чтобы упомянутый ребенок верил в вас так же свято, как американский президент верит в существование Человека-Паука, и слушался вас не меньше, чем какой-нибудь шаолиньский послушник Лю слушается своего бородатого учителя боевых искусств Пи Ная, надо всего-то ничего.
        Надо придумать ребенку Игру.
        В которую ему страшно понравится играть.
        И в которую без вас он играть никак не сможет.
        Все! Вот и весь секрет того, почему Фенька ходит за мной уж который день как приклеенная скотчем. И при этом практически не капризничает, почти по-настоящему чистит зубы (представляете, ее там, на небесах, или где она до своего земного воплощения пребывала, зубы чистить не учили!) и легко управляется со словами типа «пожалуйста», «извините» и «будьте так добры». Совет Вечных Дев при этом достаточно морозно на меня смотрит - дело в том, что предыдущие Государственные Девственницы податливым характером не отличались и их воспитателям приходилось несладко. И только я, простой русский парень Степан Водоглазов, сорвал со своей подопечной Клёвой Фенькой джек-пот.
        А все потому, что Игра!
        Точнее даже, Ролевая Игра!
        Нет, любители всякого средневековья, ритуальных боев на мечах и прочих эльфийских игрищ могут спать спокойно. Мы с Фенькой решили осваивать ни больше ни меньше как великую русскую литературу.
        Началось все с чего. Пару недель назад выяснилось, что Фенька совершенно не нуждается в сне. Ну, это я, конечно, утрирую, но засыпать Государственная Девственница ни с того ни с сего стала плохо, ныла, куксилась, язвила, скандалила и вообще целеустремленно изводила весь персонал своего
«воспитательного» Дома. Вечные Девы схватились за свои бритые головы, умоляя небеса прояснить ситуацию и дать знак, почему божественное дитя так небожественно себя ведет… А я, здраво поразмыслив, заподозрил, что Клёвой Феньке просто до синих чертиков в глазах надоели бесконечные делегации с прошениями и благодарностями, ритуальными подношениями, сувенирами из провинций и восторженными плясками в ее государственнодевственническую честь.
        - Я ведь уже устроила им самую хорошую погоду!- жаловалась мне Фенька.- Я сто раз сказала Особо Благодатные Слова, и теперь на каждом вибутянском поле урожая будет в три раза больше! И никакого падежа паучков аванси-мбонси! Никакого пришествия вредного жучка мбонги! Я оградила их от происков коварной богини Ар несколькими заклятиями и знаками в небесах! Верзила, ты знаешь, до чего это трудно - чертить в небесах знаки?!
        Я сочувственно качал головой. Я не чертил в небесах никаких знаков, но посострадать бедному, измученному собственным альтруизмом ребенку - всегда пожалуйста. А Фенька не унималась:
        - У государства Вибути есть в изобилии алмазы, бананы, слоны, золото, жирафы и даже жабья настойка! Так почему жители Вибути до сих пор недовольны? Почему они бесконечно достают меня своими молитвами?!
        Тут-то я и высказался. Насчет, мол, того, что жители Вибути плохой жизни по-настоящему вовсе не нюхали, оттого постоянно и жалуются. Не испытывали они в своем мирном бытии по-настоящему жутких бедствий. Подумаешь, плантацию бананов обезьяны разорили! Или кузнечики плохо засахариваются… Или жабья настойка выходит не той крепости, что полагается… Разве ж это беды! А вот те люди, которым ежечасно приходится преодолевать различные житейские трудности в жестком режиме реального времени, на жизнь особо не ропщут, от судьбы милостей не ищут и вообще всего добиваются собственными мозолистыми руками, а не при помощи благословений какого-то несовершеннолетнего небожителя.
        - Ах! - воскликнула Государственная Девственница, услыхав те мои слова.- Неужели и вправду бывают на свете такие закаленные судьбой люди, что не боятся суровых жизненных ударов?!
        - А то,- ответил я, гордясь собой.
        - И кто же это?!
        - Это мы - русские! - горячо воскликнул я, испытывая позыв патриотизма небывалой мощи.
        - Да-а? - удивилась Фенька.- Так вот вы, оказывается, какие…
        И при этом она поглядела на меня.
        - На меня не смотри,- тут же нашелся я.- Я не лучший представитель своего российского племени. Если тебе надо срочно выяснить, с кого делать жизнь, то это уж точно не с меня.
        - А с кого?
        И тут я очень к месту вспомнил о том, что на свете есть такая могучая штука, как русская литература.
        И это был первый этап нашей Игры.
        Поначалу я просто пересказывал Феньке содержание хрестоматийных произведений русских классиков. Ну, вы же помните, ребенок не спит, время идет, надо же это время чем-то занять, верно? Но что самое убойное, так это то, что припоминались мне из русской классики все какие-то мрачноватые произведения, без задору, хеппи-энда и огонька. Хотя нет, «Вечера на хуторе близ Диканьки» у нас хорошо прошли, задорно. Тем более что я при пересказе многие моменты, так сказать, перелицовывал на вибутянский лад, чтоб Феньке было понятнее…
        После Гоголя почему-то вспомнился мне Тургенев. И вот картина: ночь в золотом африканском дворце, Государственная Девственница возлежит на своих перинах из пуха колибри, я сижу поблизости, обложившись подушками и тарелками с засахаренными кузнечиками. И рассказываю Феньке «Муму»! Поначалу было ничего, а потом она так рыдала, сердечная! Совет Вечных Дев даже хотел меня за это дело обратно в яму засунуть, но Фенька не дала. Отстояла. Не троньте, сказала, Верзилу, он мой наставник и сказочник.
        Понимаете, все нормальные дети любят сказки со счастливым концом. А Фенька - она же ненормальная! В смысле, не нормальный ребенок. В смысле, вообще не ребенок и непонятно, какого биологического исходника модель. И потому ей очень понравилась русская классическая, литература. Ибо вся она есть большая сказка с несчастливым концом.
        Хоть кого возьмите! Исключая сказки Пушкина, конечно. И «Конька-Горбунка», не помню, кто автор (а вы-то помните?). Однако драма жизни Евгения Онегина и Тани Лариной (так ведь, кажется, эту чиксу звали, которая на онегинские мессаги не отвечала?) мою подопечную очень впечатлила. Как потряс ее и кровавый детектив, где студент Раскольников с моральной голодухи идет и топориком крошит башку старухе-процентщице…
        В общем, слушала Фенька русскую классику в моем пересказе, слушала, а потом и говорит:
        - Верзила, а давай будем во все это играть!
        - Как это?
        - А так! Вот ты мне сегодня рассказывал про Тёму и Жучку, ну так давай теперь в них играть. Я буду Тёма, а ты - Жучка, а колодец у соседней хижины имеется! Ты не бойся, он неглубокий и пересохший, и потом - я же тебя спасу!
        Что ж, сыграли мы в Тёму и Жучку. Я честно выл, скулил и скребся в колодце, а Фенька со знанием дела меня спасала. А вокруг стояло полгорода и рассуждало на тему того, в какие новые и странные обучающие игры играет с Государственной Девственницей ее иноземный воспитатель.
        Потом мы очень артистично изобразили нищих героев из стихотворения Некрасова
«Размышления у парадного подъезда». Парадным подъездом у нас был вход в роскошный дворец колдуна Тонтона Макута, мы с Фенькой были нищие провинциальные просители, а самому Тонтошке, хочешь не хочешь, но пришлось играть роль чопорного лакея с единственной классической фразой: «Наш не любит оборванной черни!»
        Многим простым жителям Бандата (как вы помните, это столица государства Вибути, и в ней мы живем) очень понравились такие игры в бедность, нищету и вообще социальную несправедливость. Так что я всерьез подумывал послать просительное письмо в главную российскую библиотеку, чтоб они прислали к нам сюда, в вибутянскую глушь, побольше русской классики…
        Нынче у Феньки выдался особо тяжелый день. Она приняла пять прославляющих ее делегаций (из них две - из соседних государств), затем воспарила духом над Вибути и осенила его безграничностью своей благодати, после чего по требованию Совета Вечных Дев решила несколько десятков особо важных и срочных государственных проблем (одна из таких проблем, как я подслушал, заключалась в том, что жители деревни Мазизи столкнулись с перепроизводством алмазов и теперь просто не знают, куда их девать). Идиоты! Мне бы их проблемы! Вот нет у вибутян деловой жилки! Нет у них экономической хватки! А была бы та пресловутая хватка - наши вибутянские алмазы и жабья настойка произвели бы переворот во всей мировой экономике! Гордая Америка тогда у Вибути в ногах бы валялась, умоляла дотянуть курс своего занюханного доллара до курса вибутянской чхуны! И евро бы никакого не было! Одна алмазная вибутянская чхуна - повсюду… Царит и побеждает!
        Я немедленно остудил свои панвибутянские замашки. Живут вибути таким манером - и ладно. Может, им так больше нравится. Мое дело сторона. Мое дело Государственную Девственницу воспитывать и образовывать.

…Я дождался, когда Фенька выйдет из рабочего зала двух Советов, и с жалостью посмотрел на нее. Небесное чадо выглядело далеко не лучшим образом. Мало того. Она очень сильно напомнила мне одного персонажа из великого произведения великой русской литературы… И я понял, что сегодня вечером мы снова сыграем…
        Мы специально дождались сумерек и выгнали из покоев Государственной Девственницы всех слуг. Для пущего правдоподобия разыгрываемой сцены мы забросали жухлой слежавшейся и пованивающей травой все золотые предметы мебели и роскоши (сию траву я раздобыл на городской окраине, где находится общий транспортный парк, то бишь слоновник. Не спрашивайте меня, как я там выжил). Хотели еще черной тканью занавесить окна, но у вибутян нет таковой. Только хламида главного колдуна. Но он с ней никогда принципиально не расстается, похоже, даже спит с ней, так что от идеи создания полной черноты и без просвета мы с Фенькой все-таки отказались.
        Она критическим взором оглядела свои покои.
        - Ну что, Верзила? - спросила она меня.- Похоже это на то самое жилище?
        Я честно соврал, что очень похоже. Особенно присутствие силоса из слоновника добавляет натуралистичности по самое не хочу.
        - Тогда начинаем играть,- суровеньким голосом сказала Фенька.- Ты будешь Голосом Автора…
        - Само собой.
        - А я героем. Только знаешь что, Верзила…
        - А?
        - Я предлагаю немножко нашу игру переделать под вибутянскую экзотику…
        - А?…
        - Вот заладил одно и то же!… Ладно, потом поймешь. Что я должна делать? Как выглядеть?
        - Ну, как забитое существо.
        - Я никогда не была забитым существом.
        - Тогда слушай специалиста, прошедшего ад советского детсада! Давай, сутулься. Сильнее! Вид делай
        испуганный.
        - Это как?
        - Так!!!
        - А…
        - И медальон бриллиантовый сними, он тебе по игре не полагается!
        - Ага.
        Фенька стащила с шейки роскошный бриллиантовый медальон, отшвырнула куда-то в угол… Затем старательно ссутулилась, сделала личико испуганным, как у какой-нибудь крошки, застигнутой в лифте дядечкой-маньяком, и присела на свою подушку, предварительно с помощью жухлой травы (читай: силоса) превращенную в зловонное ложе нищеты и скорби. Глаза Государственной Девственницы выражали глубокую печаль, как и полагалось по этой Игре. Я же - Голос Автора - подавил предательскую хрипотцу и размеренно заговорил:
        - Клёвая Фенька, не имеющая возраста Государственная Девственница племени вибути, посланная три месяца назад этому племени в качестве Великой Милости, в ночь под праздник в честь богини Маню нюэль, не ложилась спать. Дождавшись, когда жрецы уйдут в храмы приносить положенные жертвы, а главный колдун племени Тонтон Макут задремлет, опьяненный парами колдовского дурманного дерева, Фенька достала из государственного сейфа пузырек с чернилами из крови осьминога, золотое стило с алмазным пером и, разложив перед собой измятый лист пальмы-муарахи, стала писать. Прежде чем вывести первую пиктограмму, Государственная Девственница несколько раз пугливо оглянулась на дверь и окна, покосилась на чучело изысканного жирафа, по обе стороны которого тянулись гирлянды из чучел колибри, и прерывисто вздохнула…
        - Милый создатель мой, Великая Белая Птица! - немедля вошла в роль Фенька, старательно выводя по листу пальмы пиктограммы.- И пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с праздником в честь богини Манюнюэль и желаю тебе чистоты твоих священных перьев. Нету у меня ни отца, ни маменьки, одна ты, Великая Белая Птица, у меня и осталась!
        Фенька очень натурально вздохнула, потерла кулаком глаза, макнула стило в осьминожьи чернила и продолжила писать и комментировать написанное:
        - А вчерась мне была выволочка. Шестеро слуг выволокли меня в золотом паланкине на площадь столицы и носили так цельный день по всему городу за ради того, чтоб местные дети крепко спали по ночам и не будили своими криками родителей. А на неделе Совет Вечных Дев велел мне благословить на размножение сладкую рыбу ёку, а я перепутала и благословила на размножение ядовитых скатов, так одна Вечная Дева из Совета взяла ската и евойным хвостом начала меня по попке стегать…
        - Ты не переигрываешь, часом? - встрял я.- Когда это тебя скатом стегали? Да еще по твоей попке государственной важности? И откуда в твоем лексиконе это дикое слово «евойный»?!
        Но Феньку несло. Она прочно вошла в роль несчастного ребенка.
        - Жрецы надо мной насмехаются, посылают на небеса за благодатью и велят красть у местных богов то огонь, то жабью настойку, а боги за это гневаются и бьют молниями куда ни попадя. А еды нету никакой. Утром дают банановое суфле, в обед ананасовое рагу, а вечером пастилы из кокосового молока и сливок, а чтоб дали маисовых лепешек или похлебки из рыбьих хвостов, так то вибутянские люди сами трескают. А спать мне велят во дворце, а во дворце вечно благовониями несет, дышать нельзя; а когда делегация какая приходит, я вовсе не сплю, а только благословляю… Милая моя Белая Птица, сделай небесную милостьзабери меня отсюда, домой, на небеса, нету никакой моей возможности…
        Я почти рыдал, давясь скорбным воплем. Фенька покривила рот, всхлипнула, продолжила:
        - Я буду тебе энтелехию обеспечивать,- одновременно говорила и писала она,- о спасении всего мира молиться, а если что, то пори мою харизму, как Сидорову козу! А ежели думаешь, должности мне нету, то я попрошусь хоть к американцам в небесные покровительницы али в Россию этос [5] чистить пойду…
        А Вибути - государство маленькое. Хижины все крепкие, крокодилов много, и жабы не злые. За разбеганием галактик тут никто не следит, и про глобальное потепление думать никого не пущают. А в недрах тут и алмазов, и золота, и меди, и урана обогащенного - доверху, так что и благодетельствовать тут тошно.
        Милая Белая Птица, а когда у небожителей опять будет жеребьевка, кому на какую планету идти Высшим Покровителем, ты у Главного Господина возьми мне лучше Плутон какой-нибудь и подальше спрячь, скажи - для Феньки. То есть для Государственной Девственницы…
        Я, не таясь, рыдал в голос. Актерское искусство моей подопечной превзошло всякие ожидания. Она была неподражаема! Она так вошла в роль, что я забыл, будто это - лишь Игра, придуманная нами. Мне страшно жалко было несчастную небожительницу, лишенную радостей обычного детства и вынужденную только творить добрые дела для тех, кто и так добром завален по самую маковку… Будучи в слезах, я не так четко расслышал последние реплики Государственной Девственницы:
        - Прилетай, милая Белая Птица, возьми меня отсюда. Пожалей ты меня, субстрату аутичную, а то меня все благословляют, а скука такая, что и сказать нельзя! А намедни три делегации передо мной плясали, так я оттого насилу очухалась… Пропащая моя жизнь, хуже метафизики всякой!… Остаюсь твоя верная Благодатная Производная; милая Белая Птица, прилетай!
        Сквозь плотную пелену слез я видел, как Фенька аккуратно свернула в трубочку испещренный пиктограммами лист пальмы, затем взмахом правой руки создала в воздухе подобие небольшой золотистой сферы… Вложила в сферу свое письмо… Подумала немного, обмакнула ноготок в чернила осьминога и вывела на сфере непонятный знак:
        НА НЕБЕСА - ФУНКЦИИ
        Производная милостивой Белой Птицы довольно вздохнула, а потом дунула на золотистую сферу. Та поднялась к потолку и растаяла там.
        Отрыдавши свое, я воскликнул:
        - Девочка моя, ты была неподражаема! Ты так вошла в роль, ты дивно играла!…
        Фенька бестрепетной рукой отерла мне слезы пучком жухлой травы и сказала загадочное:
        - А я и не играла.
        Я опешил:
        - То есть как? Поясни.
        - Хорошо,- кивнула Государственная Девственница.- Да ты садись, в ногах аксиомы нет…
        - Правды,- автоматически поправил я, понимая, что эту поговорку Девственница тоже выучила по моей милости, но путала ее, как вообще путала многие философские понятия и термины, с каждым днем откуда-то появлявшиеся в ее милой кучерявой голове.
        - Ага. Садись, садись.
        Я сел на свою излюбленную подушку, предварительно стряхнув с нее слоновий силос. Игра в нищету кончилась, довольно!
        - Итак, дитя мое,- стопроцентно педагогическим тоном начал я.- Объясни мне, пожалуйста, как своему наставнику и товарищу по Играм, что именно ты подразумевала, когда сказала, что «не играла»?
        - То и подразумевала,- ответствовала Девственница, и, могу поклясться, в ее небожительных глазах промелькнуло самое бесшабашное человеческое лукавство.- Я действительно отправила письмо Функции.
        У меня заскулил мозг, как всегда ему доводилось скулить, сталкиваясь с чем-либо труднодоступным моему пониманию.
        - Я не понял… - пробормотал я.
        - Чего не понял?
        - Про функцию.
        - Ты неправильно сказал. Не функцию, а Функцию.
        - Я извиняюсь… - Мозги скулили все сильнее, понемногу переходя из регистра скулежа в регистр перепуганного визга.
        - Ничего страшного. Она не обидчивая.
        - Кто?
        - Функция.
        - А кто она?
        - Функция?
        - Да.
        Вам не кажется, что на каком-то моменте наш диалог превратился в бред двух шизофреников?
        - Странно,- сказала мне Фенька.- Я думала, уж такую элементарную вещь мой наставник должен знать.
        - Ты слишком высокого мнения о своем наставнике.- Я все-таки постарался утихомирить свои мозги.- Давай вернемся к функции.
        - К Функции, ты хотел сказать.
        - Именно.
        - Хорошо. Объясняю. В сфере сверхчувственного, то есть в том, что вы, люди, называете небесами, духовным миром и даже ноосферой, не существует ничего личностного. Есть только Функции. Отвечающие за различные аспекты бытия, а также наделяющие это самое бытие чувствами.
        - Угу-гу,- тихо провыл я, даже не пытаясь понять тираду Феньки. Зато теперь я понял и окончательно убедился в том, что разум этой крошки действительно огромен, как Вселенная. Потому что кидаться такими бронебойными терминами способно только существо с глобальным разумом.
        - Моя Функция, от которой я являюсь Производной,- продолжала лекторским тоном Фенька,- отвечает за формирование и позитивное проявление Милосердия.
        - Во всех аспектах бытия? - слабым голосом уточнил я.
        - Само собой,- с достоинством ответила Фенька.- Но поскольку человеческий разум находится еще в первобытном состоянии (особенно разум вибути), то Функция, а также и ее Производная должны приобрести внешне антропоморфные или анимаморфные черты. Поэтому по отношению к вибути Функция Милосердия имеет облик Белой Птицы, а ее Производная, то есть я,- вид ребенка, произвольно выбирающего себе возраст. Кстати, я могла бы выглядеть и как восемнадцатилетняя девушка. Не хочешь?
        - Н-нет.- Мне еще таких проблем на голову не хватало!
        - Я тоже почему-то подумала, что в качестве ребенка буду контактировать с тобой оптимально… Верзила, почему у тебя такое напряженно-задумчивое лицо? Я бы даже сказала, лицо человека с отпавшей челюстью.
        Я заговорил медленно, взвешивая каждое слово:
        - Я хочу знать, что ты подразумевала, когда сказала, что не играешь. И какое отношение к этому имеет весь этот бред про функцию. То есть Функцию.
        - Какой же ты непонятливый! - нетерпеливо притопнула ножкой небожительница или кто там она на самом деле.- Я вправду послала своей Функции заявление! Для тебя внешне это выглядело как письмо…
        - А о чем заявление?
        - Верзила, до чего же ты…
        - Погоди! «Милый дедушка, забери меня отсюда»… В этом смысле?! Что?!
        Фенька мне ответить не успела. Нашу как бы нищенскую комнату осиял неземной свет. Примерно такой свет ослепил мне глаза на реке Сонге, когда мы вышли встречать эту вот многомудрую гражданку… Почему я сказал «примерно»? Потому что источником света была не Белая Птица целиком, а нечто, очень здорово смахивающее на…
        Парящее в воздухе ослепительно сияющее белое перо.
        Я стоял и прищуривался изо всех сил. Но старался не терять контроля над ситуацией, не падать в обморок (еще чего!) и следить за развитием событий.
        Белое перо медленно и красиво спланировало на подставленную ладошку Государственной Девственницы. Фенька немного пошипела и высказалась:
        - Горячущее какое! Откуда ты?
        Тут пошла очередная вибутянская фантастика. Потому что белое перо приугасило свое неземное сияние и ответило недовольно:
        - Погоди, дай отдохну немножко! Я с такой летело высоты!
        - Некогда отдыхать! - последовал ответ моей подопечной.- Я послала Функции заявление о немедленной смене сферы моего благодатного влияния.
        - Какая ты капризная Производная! - укорило Феньку перо. - Не интегрируйся раньше времени! Получена твоя заява.
        - И что?! - кипела нетерпением Фенька.
        - Рассматривается,- казенным языком ответило дивное перо. Вот уж никогда бы не подумал, что всякие фантастические артефакты могут разговаривать таким казенным языком!
        - Это волокита! Я буду жаловаться! - воскликнула Фенька.- До сих пор я не подавала ни одного заявления, выполняла свою работу четко и последовательно… Могли бы в качестве исключения…
        - Слушай, Производная,- строго сказало белое перо.- До тебя с миссией милосердия и благословения в государство-племя Вибути было последовательно направлено двенадцать Производных. И каждая из них - подчеркиваю, каждая! - исполнила свои обязанности до конца, выработала ресурс своего земного существования и без всяких заявлений и жалоб перешла в порядок Второй Производной, дабы последовательно достигнуть абсолютной Линейности. И вдруг появляешься ты! С совершенно недопустимыми для Производной жалобами, капризами и вообще… эмоциями!
        - А что в этом плохого? Почему я не имею права требовать других условий работы?! - яростно защищала свою точку зрения Фенька, а я просто ею любовался. Потому что сейчас она выглядела не как восьмилетний ребенок, а как некто абстрактный, соотносимый в глубинах твоего сознания со всеми понятиями о свободе, гордости и прочих революционных добродетелях…
        Белое перо ответило язвительно:
        - Требовать-то все могут, только…
        - Что?!
        - За такие требования и капризы можно ведь кое-чего лишиться.
        Фенька побледнела. Да, именно. Ее густо-шоколадная кожа стала вмиг белой как молоко. Только тут я окончательно понял, что она и впрямь не человек, а лишь… антропоморфная сущность.
        - Чего можно лишиться? - спросила она у пера, что светилось на ее ладони.
        - Как чего? Достойного существования Производной, а затем… Затем можно лишиться и самой Блаженной Линейности! Так и не попасть в нее!
        - Да что хорошего в этой вашей Линейности! - воскликнула Фенька и взвизгнула - перо запылало в ее ладошке.
        - Ты кощунствуешь! Ты забываешься! Не выполнив своей прямой цели и отказавшись от Блаженной Линейности, можно навсегда…
        - Что?! О нет. Не объясняй. Я поняла.
        - О да. И раз ты все поняла, то останься в сфере своих обязанностей, исполняй их прилежно, служи благословением для того народа, к которому ты назначена, и твое здешнее существование пройдет быстро, безболезненно и просто.
        - Но я только хотела… Если б вы знали…
        Голос у Феньки печально угас. И белое перо, что сгустком света лежало на ее ладошке, тоже постепенно потускнело, как тускнеют и гаснут люстры в театре перед спектаклем.
        А еще…
        У моей подопечной из глаз текли слезы. Она стояла вся такая беленькая-бледненькая (да, кожа ее так и не возвратилась к исходно кофейному цвету), такая тоненькая и беззащитная, будто тонкоствольная березка где-нибудь в Костроме перед Троицыным днем… Творческая скорбь стиснула мою грудь, и захотелось написать что-нибудь лирически деревенское на тему «что стоишь качаясь»… Но я сурово подавил в себе этот порыв.
        - Феня,- сказал я чудо-ребенку,- не огорчайся ты так. Подумаешь, заяву твою не рассмотрели. Подумаешь, отказали. Вот у нас в России такое сплошь и рядом происходит. На всех уровнях. И никто от этого рыданиями не исходит. Наоборот, стискивают покрепче кулаки и натягивают на лицо победную улыбку!
        - Верзила,- тоскливо протянула Феня,- ничего ты не понимаешь… И лучше не рассказывай мне о чудесной стране России!
        Я умолк, созерцая картину непреходящего горя Государственной Девственницы. Но тут в этой скорбной панораме произошло некоторое изменение.
        Белое перо, которое Фенька, начавши рыдать, отбросила за ненадобностью в угол, вдруг воспарило в воздух и снова налилось светом. Только не очень сильным. Ватт сто примерно.
        Перо зависло в воздухе неподалеку от мокрого и хлюпающего носика Государственной Девственницы. Сказало немного склочно:
        - Чего сразу в негатив-то уходить? В агрессиюфрустрацию?! Ты позитивная Производная, а ведешь себя как какой-нибудь Фактор Страха!
        Фенька ничего не сказала, но реветь перестала.
        - Радуйся,- сказало ей стоваттносветящееся перо.- Пересмотр твоей заявы произошел. Прямо сейчас. А все из-за чего! Из-за того, что кое-кому даже ТАМ захотелось высших принципов демократии!
        Фенька продолжала молчать. Перо явно занервничало и даже малость прибавило свету:
        - Что молчишь? Радуйся и ликуй! Твоя Функция решила вопрос положительно!
        Вот тут Фенька заговорила:
        - То есть я больше не отвечаю за благополучие государства-племени Вибути?!
        - Да,- проворчало перо. Чтоб я знал, что перья умеют еще и ворчать! Но, с другой стороны, если они еще и светятся, как лампочки…
        - То есть,- продолжала Фенька,- я могу избрать для себя другую сферу влияния?!
        - Да,- опять перьевое ворчание.- Только не забывай, что влиять ты должна строго положительно. Благословения, небесная поддержка экономики и сельского хозяйства и все такое прочее. Ясно?!
        - Ясно! - воскликнула Фенька.- Само собой! Значит, я уже могу занимать свою новую сферу…
        - Стой! - наконец-то подал голос я.- Фенька, ты чего удумала?!
        - Верзила, неужели ты до сих пор не понял?! - обратила на меня свои нечеловечески дивные глаза Государственная Девственница.- Я больше не хочу быть Великой Милостью для государства Вибути! Эта страна без меня вполне обойдется!
        - Но как же ты можешь… Неужели тебе вибутян не жалко?! Они перед тобой пресмыкаются, за каждым вздохом к тебе обращаются, а ты их бросаешь! Предаешь, значит?!
        - Нет! - Она яростно посмотрела на меня.- Это не предательство! Верзила, они на самом деле могут без меня обходиться. Могут! Только они боятся. Потому и живут по старинке! Хотя и без меня у них все прекрасно.
        - Относительно.
        - Да, относительно! А ты знаешь, что на земле есть такие страны, на которые Функция Милосердия вообще не распространяется?! И к ним не посылают Государственных Девственниц! Эти страны загибаются от постоянных бедствий и все равно выживают!
        - Ты хочешь сказать…
        - Да! - торжествующе воскликнула Клёвая Фенька.- Да, теперь я стану Великой Милостью для страны под названием Россия!!!
        Возможно, мне показалось, но и волшебное белое перо, и я молчали в одинаковой тональности. Потом я, кашлянув, первым нарушил затянувшуюся паузу:
        - Феня, ты знаешь, вообще-то Россия - не самая отсталая страна. И не все у нас так плохо. Есть, конечно, отдельные недостатки, но…
        - Значит, ты мне врал? - яростно спросила Фенька.
        - Про что?
        - Про то, что ваши люди испытывают чуть ли не каждый день суровые испытания и сражаются с судьбой?!
        - Ну, не врал, в общем, но это еще не повод… Фенька, да зачем тебе Россия?! Здесь, в Вибути, так хорошо - тепло, пальмы, золота навалом!
        - А я не хочу, где хорошо,- наповал сразила меня Фенька.- Я хочу, где плохо. Так интереснее.
        - Может, передумаешь? - тоскливо протянул я.
        - Нет. Ты не волнуйся за меня, Верзила. Я там не пропаду. Наоборот, Россия с такой Великой Милостью, как я, станет самой процветающей и счастливой державой.
        Ха! И еще раз ха! Вы думаете, я за нее волновался?! Как бы не так! Я шкурнически волновался за целостность своей головы. И вообще жизни. Потому что, как вы помните, был назначен в воспитатели и прочие наставники к этой, с позволения сказать, девчонке! И я, Степан Водоглазов, нес ответственность перед всем государством-племенем Вибути за сохранность и тем более наличие на территории государства их Девственницы. И вдруг эта Девственница возьмет и смоется в Россию! Это не только международный скандал! Это полный и печальный финдец моей грешной, многострадальной, обделенной радостями жизни! Я не должен отпускать ее! Не должен!
        - Феня,- сказал я,- подумай здраво: зачем тебе Россия? К тому же там тебя никто не ждет. И нигде. Тебя никто не встретит торжественными шествиями и цветочными гирляндами. Потому что сейчас у нас там, в России, зима. Кстати, ты знаешь, что такое зима?
        - У меня хорошие познания в климатологии,- отрезала Фенька.
        Дура!
        - Климатология климатологией,- рявкнул я.- А на тебе из одежды только бусы и юбочка из пальмовых листьев!
        - Ничего, я как перемещусь, сразу решу вопрос с местной экипировкой.
        Нет, ну ничем ее не пробьешь!
        - А как ты, скажи пожалуйста, перемещаться собралась? - напрягся я.- Что-то не видал я ни одного самолета, следующего рейсом Бандат-Москва!
        - Она же Производная,- соизволило вступить в наш содержательный разговор перо.- Ей вовсе не требуются материальные средства транспортировки. Я же вам тут не просто перо, как сами понимаете. Я - Аргумент Функции.
        - И что?
        - Я задам базовые параметры перемещения Великой Милости в новую сферу влияния. И все. И она - там. Так Россия, говоришь? Может, передумаешь? Может, все-таки согласишься, допустим, на США?
        - Россия! Только Россия! - радостно воскликнула дуреха небесного происхождения.
        - Сейчас все будет… приготовься…
        - Стойте! - Я завопил как изысканный жираф, которому заявили, что он является редкостным уродом.- Погодите! А как же я?!
        Клёвая Фенька удивилась:
        - Верзила, а что такое? Ты оставайся тут, в племени. Тебя здесь любят и ценят…
        Я не стал объяснять этой наивной девчонке то, как именно меня примутся ценить тогда, когда узнают, что я позволил Великой Милости Вибути натуральным образом свалить за бугор. И куда! В Россию! Колдун Тонтон Макут тогда меня собственноручно постарается освежевать. И запечь в пальмовых листьях под манговым соусом!!!
        - Нет! - вскричал я.- Любовь и уважение всего племени - это, конечно, здорово! Но не забывай, Фенька, что я - твой наставник и воспитатель! Значит, должен быть всегда рядом. Как верная собака Мухтар.
        - Как кто?
        - Не важно. Кроме того, Россия для тебя совершено неизведанная страна! Она огромная, совсем не такая, как Вибути! Ты в ней заблудишься, пропадешь и сгинешь без проводника, то есть без меня! Поверь, Фенька…
        - Слушай, Производная, объясни ты этому смертному, что я свои параметры рассчитываю только на перенос трансцендентальных сущностей,- заявило перо.
        - Это что значит? - спросил я. у Феньки.
        - Ты не сможешь отправиться со мной,- сказала она.- Ты материальный. Слишком материальный. Не такой, как я. Поэтому давай прощаться. Ты хороший человек, Степан Водоглазов. Я о тебе даже в России помнить буду…
        Фенька отошла от меня на шаг, подняла высоко над головой руку с пером. Всю ее девчоночью фигурку залил ярчайший свет, она была внутри этого света, будто муравей в капле янтаря…
        Она посмотрела на меня, и я увидел, что она уже практически слилась с общим безумно сияющим светом.
        - Дудки,- сказал тут я.- От Степана Водоглазова еще ни один транспорт не уходил!
        И я прыгнул в эту световую бездну.
        И захлебнулся светом.
        И утонул».
        Глава двенадцатая. БОГИ В СУМЕРКАХ
        Мы вдруг узнали, что от нас ждут слишком многого.
        Фродо Бэггинс
        Еще никогда государство-племя Вибути не переживало подобного явления своих богов. Точнее, даже не явления.
        Нашествия.
        Первый день пребывания Викентия Вересаева (со товарищи) на вибутянской земле подходил к концу. На кружевные кроны пальм опускались сумерки, нежные и приторные, как сливовый мусс. Где-то далеко в джунглях раздавался топот сотен бегущих ног - это изысканные жирафы спешили с закатом спрятаться в своих мраморных гротах…
        Но речь сейчас не об этом.
        А о том, что на землю столицы государства-племени Вибути ступили великие боги в истинном своем обличье. И сделали они это отнюдь не ради жреческих молитв. И не под воздействием колдовства Тонтона Макута.
        Боги пришли к Викентию Вересаеву.
        Богов было слишком много, поэтому внутри царской резиденции они просто не поместились. И тогда жрец Ун, крошечный, жалкий человечек с поистине глобальными способностями дипломата, предложил встречу господина Вересаева с богами племени вибути провести в обширном царском дендрарии, отличавшемся не только многообразием, но и изысканностью флоры. Эта самая флора, здорово ошарашенная столь явным присутствием богов, в данный момент врубила свои ароматы на полную мощность. От смеси сладкого, пряного, томного, терпкого, мускусного и прохладного в дендрарии было не слишком комфортно дышать. Хотя «не комфортно» - это слабо сказано. Но богов это не заботило, поскольку, будучи богами, в нормальном дыхании они не нуждались. Боги волновались по другому поводу.
        - Что он о себе мнит, этот смертный?! - гневно сверкнула неземной красы очами богиня Манюнюэль.- Он заставляет себя ждать! И кого! Богов!
        Манюнюэль, богиня всех видов, симптомов и проявлений любви, грациозно возлежала на ложе из пышных и душистых цветков, отдаленно напоминающих пионы. На вызолоченную лысину богини благоговейно села ярко-желтая бабочка. Еще одна такая же бабочка сидела на плече богини, представляя собой нечто вроде аграфа, скрепляющего те невесомые и почти невидимые покровы, в которые облачилась дивная Манюнюэль, дабы не смутить простого смертного своей небесной красотой.
        - Действительно! Как не стыдно! - поддержал Манюнюэль недовольный голос Махуанлоло - богини плодородия, земледелия и скотоводства. Махуанлоло выглядела дородной бабищей с шестью крепкими толстыми руками. При этом богиня плодородия не стеснялась носить такие пестрые наряды, что при одном взгляде на нее можно было получить какую-нибудь офтальмологическую травму. Своими шестью руками Махуанлоло споро плела нечто невообразимое из веревок, толщиной напоминающих телевизионный кабель.
        - Да уж! - счел долгом поддакнуть двум богиням Охломамон. Этот хлипкий близорукий божок, покровительствующий граверным работам, появился у племени Вибути по какой-то нелепой случайности. Вибутяне сроду не занимались граверными работами, но не прогонять же бога. Поэтому за Охломамоном закрепили гончарное ремесло и вообще керамику. И возможно, именно поэтому керамика, а равно и гончарное ремесло не получили в государстве-племени Вибути должного уровня развития.- Ух, я бы этих смертных!
        - Да, их не мешало бы проучить! Я всегда ратовал за то, чтоб жизнь смертных была лишена рутины и спокойствия! - мрачно подал голос бог Чванги, покровитель всех видов кровопролития и всех видов оружия. Бог Чванги был почти забытым в вибутянском политеизме (поскольку вибутяне в основе своей были мирным народом), а потому жаждал изменить свое не слишком высокое реноме…
        - Спокойствие потребно вам, о небожители! - раздался голос откуда-то из глухих зарослей редкостной агатовой пальмы. Голос звучал так, как звучал бы тромбон, если б его хорошенько набили ватой.- Ведите же себя достойно! Мы сами решили, что нам нужен этот смертный, а потому будем ждать его столько, сколько потребуется. Время - ничто для нас.
        Вышеприведенную ватно-тромбонную речь произнес не кто иной, как сам легендарный создатель племени вибути, бог Онто. Глухие заросли надежно скрывали Онто от остальных богов, но никто из небожителей не осмеливался отпускать шуточки по поводу того, как переживает вибутянский демиург насчет своей внешности и возраста.
        - Слова твои мудры, верховный владыка,- как всегда умело подольстилась Манюнюэль.- Однако даже у богов может иссякнуть терпение по отношению к смертным.
        - Чушь! - прогудел на это Онто, да так, что с лысины Манюнюэль вспорхнула бабочка и немедленно рассыпалась на тысячи чешуек.- Чепуха! Если ты бог, у тебя ничего не может иссякнуть. В особенности терпение. А если у тебя что-нибудь иссякло, то ты не бог.
        - Как это верно! Как это тонко сказано! По-настоящему божественно! - неумело завосхищалась парочка совсем никудышных божков Н'та (покровитель плетельщиков пальмовых юбок) и Кхнуру (покровитель процесса засахаривания кузнечиков). Этим божкам не грозила хорошая карьера, потому они одно только и умели - при удобном случае льстить высшим божествам и как можно реже попадаться им на глаза.
        В этой вялотекущей перепалке богов не принимали участия только розовый слон Ндунги (как вы помните, отвечающий за всякое веселье и безакцизное производство спиртных напитков), его сводный брат Камратий, мокрый, зеленый и мрачно трезвый, а также явившиеся со своей пограничной службы боги Виза и Угэк. Эта четверка богов развлекалась азартной игрой, чье название и правила для смертных не должны представлять ни малейшего интереса. Понимаете, это традиция. Какой пантеон ни возьми, какую языческую религию ни встряхни, обязательно в ней найдутся боги, занятые определенной азартной игрой (кости, шахматы, нарды, го, облавные шашки, подкидной дурак и так далее).
        Так вот, эта четверка играла, остальные боги нервничали (что нехарактерно для богов вообще-то), а герой, из-за которого, собственно, и собралась в государственном вибутянском дендрарии вся эта небожительная шайка, в данный момент вдумчиво и с некоторым снобизмом принимал ванну.
        Специально для Викентия Вересаева в дворцовые покои принесли потусторонних размеров бронзовый чан, наполнили его теплой водой плюс кокосовое молоко в качестве мыла и кокосовая стружка в качестве скраба для тела. Сюда же добавились полотенца из махрового пальмового полотна и банный халат того же материала.
        Викентий без особых церемоний погрузился в бронзовый чан и принялся тереть себе спину мочалкой из очередной составной части кокоса.
        - Класс! - сказал он при этом целомудренно отвернувшейся Розамунде.- Кстати, а почему ты отказалась от ванны? Думаешь, для тебя во дворце не нашелся бы тазик поменьше?
        - Я как-нибудь лапками,- ответила Розамунда.- Кстати, если тебе любопытно знать, то я скажу, что чан, в котором ты сейчас так упоенно соскребаешь с себя дорожную грязь, есть не что иное, как котел, в коем раньше заживо варили преступников благородной крови.
        - Тьфу! Розамунда, хватит выдумывать всякие гадости!
        - Я не выдумывала, я подслушивала. Это Тонтон Макут сказал. Кому-то из жрецов. И еще посетовал, что нельзя сейчас использовать этот чан по его прямому назначению.
        - Я ему использую! - Викентий выпрыгнул из чана на поставленную рядом скамеечку, принялся ожесточенно тереться полотенцем.
        - С легким паром,- тактично поздравила Розамунда.
        Викентий надел вибутянский банный халат (собственную его одежду, обувь и даже носки унесли, поминутно кланяясь, две смуглые девушки - видимо, на сувениры), нацепил пальмовые шлепанцы и в целом остался доволен жизнью. Хотя…
        - Розамунда,- спросил он,- а где Нина Валентиновна?!
        - Ну, поскольку в ближайших к нам дворцовых покоях не чувствуется не то что ветерка, а даже малейшего колебания воздуха, есть все основания полагать, что Нина Валентиновна сейчас кружит где-нибудь над джунглями, устроив себе самовольную романтическую экскурсию.
        - Это не дело,- помрачнел Викентий.- Ей нужно в человеческий вид возвращаться, а как теперь ее найти?
        - А может, она и не хочет! - заявила Розамунда.
        - Чего не хочет?
        - Человеческого вида! Вспомни, какой она была, когда ты ее впервые увидел: закомплексованная, вечно испуганная, нервная и неуверенная женщина с паршивой семейной жизнью и навязчивым желанием броситься под первый же проходящий поезд.
        - Ну уж…
        - Именно! А теперь она… Она свободна! Она осваивает для себя новое бытие, получает новые ощущения, радуется новой радостью! И я готова поставить ящик водки на то, что Нина, буде ей представится таковая возможность, не вернется в человеческий облик!
        - Спорим? Ставлю ящик коллекционного цимлянского, что Нина просто жаждет снова стать человеком и станет им!
        - Ха! Удваиваю ставку.
        - Розамунда, откуда у тебя столько водки?
        - Это некритично. Пари?
        - Пари!
        - Ну вот и ладненько. А теперь обернись, Вересаев. Это, кажется, за нами.
        Вересаев обернулся и замер. В двух шагах от него стояла девушка, прекрасная, как эпическая поэма. И даже то, что у девушки наголо выбритая голова украшена сложным узором из стразов, этой эпической красоты не портило. Девушка была облачена в некую вибутянскую вариацию византийского гиматия, на шее у нее висели в несколько рядов драгоценные нитки бус, а на обнаженных руках блестящими змейками вились филигранной работы браслеты…
        Девушка посмотрела на оторопевшего Викентия очами, ради которых можно пойти на любое преступление, и сказала:
        - Приветствую вас, Кентино, Носящий тень великого Царя Алулу! Меня зовут Онене Небуду, и мне поручено препроводить вас прямо сейчас на встречу с Сонмом богов государства-племени Вибути.
        - Почтительно приветствую и вас, госпожа Онене Небуду,- сказал в ответ Викентий. Похоже, знание разговорного вибутянского языка было заложено в нем чуть ли не с детства. Точнее, конечно, это Алулу постарался, да воссияет он и да потопчет.- Можете ли вы сказать, для чего я потребовался Сонму богов?
        - Кхм!!! - немедленно напомнила о себе Розамунда.
        - О. Пардон. Госпожа Онене Небуду, я должен поставить вас в известность, что прибыл сюда со своим другом и напарником,- указал доктор на Розамунду.- И лишь в ее обществе я дам согласие на встречу с богами вибути.
        - Конечно,- склонила голову Онене (о, как сверкнули ее стразы!).- А о том, для чего боги хотят говорить с вами, вы узнаете от них самих. Только я хочу предупредить вас…
        - Да?
        - Всякие боги не терпят непочтительности,- сказала Онене, и тут только Викентий заметил, что они уже вышли из покоев дворца и мощеной дорожкой направляются к государственному дендрарию.- Однако боги также не терпят бесконечного раболепства. Помните: не они нужны вам, а вы им. Это что-то значит. Для вас. И для всего государства Вибути.
        Услыхав эти слова, крольчиха Розамунда гордо заскакала рядом.
        Онене провела гостей в центр дендрария.
        - Господин Кентино и его напарник прибыли,- сказала она, кланяясь, а затем вдруг взяла и исчезла.
        Викентий очень этому внезапному исчезновению подивился, но затем, вдохнув перенасыщенного ароматами воздуха вибутянского дендрария, стал удивляться еще больше. Он даже подумал, что у него начались галлюцинации, но потом понял, что это были не галлюцинации, а те самые боги. Боги государства-племени Вибути.
        - Назови свое имя, смертный! - Голос, раздавшийся из зарослей пальм, напомнил Вересаеву тромбон, забитый ватой.
        - Викентий Вересаев,- громко сказал наш герой.- Так мое имя звучит на языке моей родной земли. Здесь же имя мне - Кентино, ибо я Носитель тени Царя Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
        - Аминь,- тихо пискнула Розамунда, маскируясь под каким-то гигантским цветком. Видимо, на Розамунду вибутянские боги произвели совершенно непереносимое впечатление.
        - Я назвал свое имя,- продолжил Викентий, и снова, как то бывало в самые величественные минуты его жизни, глаза его налились чистым благодатным золотом,- но еще не имею чести знать, кто говорит со мной. Хозяин должен назваться гостю - это долг вежливости!
        - Мы все знаем о долгах, смертный по имени Кентино,- сказал «ватный тромбон».- Знай, что я - верховный бог вибути, и имя мне Онто. Увидеть же тебе меня никак нельзя, ибо ни один смертный, увидя меня, не останется в живых.
        - Понимаю,- кивнул Викентий.- Рад знакомству.
        - Пропустите даму вперед! - бесцеремонно вознеслась со своего ложа прекрасная Манюнюэль и принялась парить непосредственно перед лицом Викентия.- Манюнюэль. Местная богиня всех видов, форм и странностей любви. А ты ничего, смертный. Хоть и белокожий, но зато у тебя такой мужественный подбородок… Заходи ко мне как-нибудь на небеса. Найдем, чем заняться…
        Викентий натянул на лицо улыбку:
        - Польщен знакомством и предложением. Не премину. Как же, Обязательно.
        Манюнюэль немедленно была оттеснена в самые дальние кусты дородной шестирукой бабищей.
        - Я потрясен,- прошептал Викентий, склоняясь перед шестирукой.
        - Да че там,- мило смутилась она.- Я Махуанлоло, богиня плодородия. А это на, держи. Тебе связала. Массажный коврик. От остеохондроза, говорят, здорово помогает.
        Она всучила Викентию то самое рукоделие, с которым маялась некоторое время назад, и затопала куда-то в сторонку. А Викентий, согнувшись под тяжестью массажного коврика, уже пытался улыбаться богам Охломамону, Чванги, Н'та и Кхнуру, в глубине души уповая на то, что божественных сувениров ему больше не обломится.
        И впрямь не обломилось. Викентий, раскланиваясь с тщедушным Охломамоном, ухитрился-таки при этом сунуть подарок шестирукой богини за ближнюю кадку с каким-то пышным аспарагусом. Теперь доктору Вересаеву значительно полегчало, и он практически сумел улыбнуться, когда пред его очами предстал солидных габаритов розовый слон.
        - Привет, кореш! - воскликнул слон.- Неужто не узнаешь?
        - Ндунги? - предположил Викентий.
        - Он самый! - весело ответствовал бог безакцизного производства алкогольной продукции.- А это вот Камратий. Это он Нинкиного мужа в долговременный похмельный синдром отправил - чтоб под ногами не путался.
        - Кстати! - воскликнул Викентий.- Очень хорошо, что мы вспомнили про Нину! Послушайте, Ндунги, это ведь не дело, что она отныне пребывает в виде ветра! Это с вашей стороны негуманно - сказать заклятие для превращения и не сказать - для обратного превращения. Так дела не делают!
        - Ты меня еще поучи, смертный, как дела делать,- буркнул Ндунги, но вид у розового слона был несколько смущенный.- Ну, забыл я про обратное заклятие, забыл! А что, баба та очень хочет обратно в человеческое состояние?
        - Вообще-то… - уклончиво сказал Викентий.- Похоже, ей ее нынешнее состояние больше нравится.
        - А коли так, то всегда ей успеется обратно бабой стать! - заключил Ндунги.- И забудь ты про нее. Мы ведь тебя, Кентино, не затем на Сонм богов призвали.
        - А зачем? Степана спасать? Кстати, где он? Что произошло в племени?!
        - Ты так сильно не волнуйся, Кентино,- домашним и уютным голосом сказала шестирукая Махуанлоло.- Садись, бери блюдо с засахаренными кузнечиками…
        - …вот еще настоечки жабьей прими за встречу,- тут же подсуетился слонобог Ндунги.
        - И слушай наш долгий, божественный и весьма печальный рассказ,- заключил Онто.
        - Кто начнет? - тихо и робко спросил бог Угэк.
        - Пропустите даму! - привычно бросила Манюнюэль.- Слушай меня, Кентино. Как видишь, все мы здесь, кроме тебя и вон того твоего ушастого зверянапарника, сидящего под цветком пуро-пуро,- боги. Небожители. Основатели и держатели Вселенной. Вершители судеб. Высшие помощники и покровители…
        - А также каратели,- не преминул вставить агрессивный бог Чванги.
        - Но,- продолжала, горько изогнув бровь, богиня Манюнюэль,- мы вынуждены признать, что мы - не главные боги. Более того! Как ни страшно это звучит, но мы - ненужные боги. Мы - боги племени вибути!!!
        С ресниц богини упали две алмазно сверкнувшие слезы.
        - Когда это племя только возникло…
        - Точнее, когда я его создал,- счел необходимым добавить бог Онто.
        - Верно. Когда бог Онто создал вибути, а затем призвал всех нас стать покровителями этого народа, а также разделил между нами обязанности, мы даже подозревать не могли, что однажды наступит такое время, когда народ вибути отвернется от своих богов и забудет про них!
        - Как это могло произойти? - изумился Викентий. Он, наоборот, был всегда убежден, что затерянные дикие племена отличаются крайней религиозностью и с каждым своим божком носятся, как помойная кошка с куском тухлой селедки. И вдруг он узнает, что в реальности дела обстоят совершенно иным образом!
        - Видишь ли, Кентино,- взял слово Ндунги.- Мы с самого начала избрали неправильную политику в отношениях с подведомственным нам народом. И просчитались.
        - То есть?
        - Ну вот возьми индусов. Некоторых. Как они почитают своего Кришну! Или эту, всю в черепах,- Кали! Хотя на самом деле ни один индус, не будучи обкуренным опиумом, воочию ни Кали, ни Кришну не видел! А верят! А чтят! Но это что! Индия - страна третьего мира, как я по своему божественному разумению понимаю! Возьмем сверхдержаву! Америку!
        - А что Америка?
        - Ты что, никогда не слыхал про высшего американского бога?
        - Сомневаюсь…
        - Ха! Его зовут Демократия! И хотя этого бога никто из американского народа не видел, в него там верят все! Я как-то ловил своим ухом речи из главного американского дворца. Там так и кричали: «Я верю в демократию! Я люблю демократию!» И вон как они с таким богом поднялись…
        - Ндунги, не пойму, к чему ты клонишь…
        - Клоню я к тому, дорогой Кентино, что чем меньше видит народ своих богов, тем больше в них верит. И тем больше обращается к ним с молениями и жертвами…
        - Ты хочешь сказать, что вибутяне перестали в вас верить, потому что…
        - Да, потому что мы постоянно торчим у них на виду! - ругнулся Ндунги.- Когда идет посевная или уборочная, так шестирукая Махуанлоло лично идет впереди всего народа и показывает, что и как надо делать. Без меня никто даже и не рискнет сварить правильную жабью настойку, только и зовут - про дегустировать, совет подать и все такое…
        - А засахариватели кузнечиков до того обленились, что теперь всю работу поручили одному мне,- вдруг подал плаксивый голосок бог Кхнуру.- А я ведь как-никак бог, я не обязан засахаривать кузнечиков на все племя!!! Я вообще уже этих кузнечиков видеть не могу! И от сладкого меня тошнит!!!
        Шестирукая Махуанлоло утешила расхныкавшегося бога, подав ему какой-то плод, по виду сильно смахивающий на лимон. Кхнуру впился в плод тремя маленькими острыми рядами зубови простонал:
        - Наконец-то! Божественная кислятина!
        - Итак,- Викентий старался, чтобы боги не отвлекались от главной темы,- подведомственный вам народ слишком часто вас видит воочию, привык к вам и потому не испытывает в отношении вас должного почтения?
        - Именно! - загомонили боги.- Именно так, дорогой Кентино!
        - Да и какое почтение к нам может испытывать народ,- гнусным голоском заговорил бог Чванги,- если некоторые из нашего Сонма позволяют себе безнравственные и беспорядочные связи со смертными мужчинами племени!
        - А ты видел, да?! - сварливо взвилась Манюнюэль.- С жуком-светляком стоял, да?!
        Она тут же осеклась и сникла. А потом гордо выпрямилась.
        - Ну и что,- сказала она.- Мне по должности полагается! А вот кое-кто, будучи богом войны и вообще всякого кровопролития, обязанностей своих совсем не выполняет. Когда государство Вибути последний раз вело большую и кровопролитную войну? Когда наш народ захватывал чужие племена? Где политика экспансии? Где террор? Молчишь, Чванги! То-то. А на беззащитную, страстную и чувственную женщину всякий пальцем указать может…
        - Боги, я призываю вас к спокойствию и взаимному терпению,- подал голос бог Онто.
        - Вот именно,- поддержал его Викентий.- Если вы между собой будете такие свары устраивать, вас народ вообще уважать перестанет.
        Боги затихли и смотрели на Викентия глазами, полными страстной надежды. Тот напрягся и заволновался:
        - А что это вы так на меня смотрите?
        - Ты должен нам помочь решить эту проблему, Кентино,- сказала Манюнюэль.- Чтобы наш народ снова почитал нас.
        - А также боялся,- добавил Чванги.
        - И не нагружал непосильной работой,- сказал Кхнуру, дожевывая свою
«божественную кислятину».
        - Но каким образом я вам решу эту проблему? - удивился Викентий.- Я-то здесь при чем? И кстати, у меня возникла идея: вы договоритесь меж собой и где-нибудь примерно с годик вообще не появляйтесь в государстве. Типа вы исчезли. Тогда народ заволнуется, вспомнит про вас, побежит открывать ваши храмы, понесет на жертвенных блюдах жабью настойку (кстати, отличная штука!) и засахаренных кузнечиков! Вот тут и получите вы полное народное почитание.
        - Нет, Кентино,- вздохнул бог Онто.- Не получится так.
        - Почему?
        - А мы уже пробовали. Лет с тысячу назад. Взяли и ушли в небеса, чтоб у этих вибутян немножко поубавилось наглости и поприбавилось благоговения по отношению к своим вполне приличным богам.
        - И что?
        - Поначалу-то они, конечно, взвыли. Стали устраивать общие моления, жертвы приносить… Кстати, Чванги, это ты просил, чтоб тебе в жертву приносили целиком зажаренного трехногого моллюска?
        - Да, а что?
        - Вонь от этой жертвы такая, что, не будь я небожитель, меня бы рвало не переставая! Придурок! В следующий раз думай, какую себе жертву заказывать!… Да, так вот, я отвлекся, Кентино, извини. В общем, поначалу-то вибутяне молились. Но мы, как всякие порядочные боги, решили их на терпение испытать. И испытали на свои головы…
        - А что такое?
        - Они к нам повзывали-повзывали, чуют, мы не откликаемся, с небес не спускаемся, и тут их тогдашний главный жрец, паскуда, и говорит: «Эти боги,- говорит,- вовсе и не главные. Есть на самых вышних Небесах Некто сильнее, выше, мудрее и могущественнее их. И я буду молиться о том, чтоб нынче ночью мне было видение - как выглядит этот Господин». Мы, то есть боги, просто очумели от такого разгула фантазии главного жреца. Какие вышние Небеса?! О чем он?!
        Ну вот. Жрец тот и впрямь всю ночь молился до полного изнеможения сил. Причем молился в наглухо закрытой хижине, так что даже мы, вездесущие боги, в эту хижину не то что проникнуть - ни одним глазком заглянуть не могли. А наутро, с первыми лучами солнца, хижину ту особые служки распечатали и вынесли едва живого жреца напоказ всему вибутянскому народу. И тут все увидели, что в руках жрец сжимает белое перо. И не просто белое перо, а такое сияющее, как свет, как белое облако, сквозь которое светит солнце.
        Это перо взмыло из рук жреца и исчезло в вышине. А жрец встал и сказал:
«Слушайте, народ вибути! Да будет ненарушим вами отныне и до века завет Великой и Милостивой Белой Птицы! Дабы не прекращалось у вас благоденствие, здоровье и удача во всех делах, в свое время будет ниспосылаться вам Белой Птицей Великая Милость, и с этой Милостью будете жить вы и не ведать горя!»
        - И что? - спросил Викентий, завороженный этой легендой.
        - Так все и было,- вздохнул розовый слон Ндунги.- Перед народом вибути стала изредка являться Белая Птица и дарить свою Великую Милость. И с этой Милостью вибутяне зажили просто как бананы в сиропе…
        - А вы?
        - А что мы? Когда у них появилась первая Милость, вибутяне про нас, древних богов, совсем позабыли. Ну и пришлось засунуть свою гордость куда подальше и всем Сонмом спускаться на грешную землю, к своему народу. Чтоб хоть чуть-чуть почитали и помнили. Потому что, если про богов забыть…
        - Наступают их сумерки,- пробормотал Викентий.
        - В общем, ты понял. Прошло уже немало лет. Но мы все равно не можем смириться с таким убогим существованием. Наша божественная жизнь должна стать полноценной!
        - С жертвами из моллюсков…
        - Заткнись, Чванги! - рявкнула Манюнюэль.
        - Но теперь все изменится,- сказал торжественным голосом Ндунги.- Потому что теперь у нас есть ты, Кентино.
        Викентий кашлянул:
        - Поясните. И кстати, насчет Степана…
        - Да. Про него мы тоже скажем. И ты, и твой друг Степан были частью нашего грандиозного божественного плана. Кстати, часть плана разрабатывала богиня Ар, странно, что-то ее сегодня на Сонме не видно… Ну да ладно. Мы, боги, решили, что для того, чтобы вибутяне снова со всей силой уверовали в нас, нужно изменить их общественное сознание.
        - Что?
        - Допустим, развеять в их умах надежду на то, что все заботы о государстве возьмет на себя Государственная Девственница.
        - Кто?!
        - Ай, ты же не в курсе! - воскликнула Манюнюэль и тут же исправила оплошность.- Государственная Девственница - это такое особое существо, сходящее по небесной лестнице с самой вершины неведомого мира на эту грешную землю. Она не человек. Но она и не бог, мы проверяли, в списках богов ее точно нет. В общем, она - одна сплошная непонятка. Вот эта Государственная Девственница и есть та самая Великая Милость, которую Белая Птица даровала вибути. Понял?
        - Примерно понял. Насчет Девственницы. А вот насчет общественного сознания…
        - Его надо изменить. В корне. И на это не способен коренной житель Вибути. Потому что все до одного коренные жители Вибути верят в свою Государственную Девственницу. Значит…
        - Значит?…
        - Значит, требуется чужеземец. Инородец. Иноверец. Который требуемое изменение общественного сознания и произведет! Внятно излагаю?
        - Да, для бога даже слишком внятно. Такое впечатление, что я сижу на лекции по основам социологии… Стоп! Значит, вам для этого самого изменения и потребовался Степан!
        - Не только Степан,- промурлыкала Манюнюэль.- Но и ты.
        - Мы назвали свою операцию «Боги из сумерек»,- гордо заявил Ндунги.- И решили, что проводить ее надо в два этапа. Первый этап - «Расчистка поля» - успешно завершен. Второй…
        - Погодите,- жестко сказал Викентий, и золото его глаз сверкнуло так, что ближайшая пальма завяла.- Я требую подробностей про первый этап. Потому что мне очень не нравится слово «Расчистка». И где Степан?!
        - Да ты не волнуйся, все нормально,- успокоил Викентия Камратий.
        - Объясните,- рыкнул Викентий.- Иначе…
        Что «иначе», он и сам не знал, но на богов это подействовало. Видно, права была прекрасная Онене, когда говорила, что Викентий больше нужен богам, чем они - ему.
        - Придется растолковать,- вздохнул Ндунги.- Дело было так… Твой друг Степан хорошо в племени прижился, но на изменение общественного сознания влиял недостаточно.
        - Неужели? - изумился Викентий.
        - Представь себе. Сколько он ни вводил новшества типа настольной игры с шарами и палкой, они так и не прижились. Вибутяне оказались очень консервативны. Но тут нам повезло. В одночасье рассыпалась в прах старая Государственная Девственница.
        - Это как?
        - Они же не люди, эти Государственные Девственницы,- пояснила Манюнюэль.- И тем более не боги. Поэтому работают какое-то определенное время, а затем просто - пфук! - и рассыпаются в прах. Этот прах торжественно собирают в красивую вазу, а потом всем племенем начинают молиться о ниспослании новой Милости, то есть Девственницы. Потому как очень боятся, что, если у них Девственницы не будет, государство Вибути мигом придет в упадок.
        - Понятно. Но при чем тут Степан?
        - Степан на тот момент исполнял обязанности Царя Алулу Оа Вамбонга, потому что Царь удалился от дел - отдохнуть в Непопираемой земле. Так что Степан ко всем проблемам государства был причастен напрямую. И также был задействован в ритуале вызывания новой Великой Милости… Можно ритуал не описывать? Очень уж долго…
        - Да. Ближе к Степану.
        - Так вот. Великая Милость снизошла. К слову, снисходит она всегда в виде младенца женского пола. По традиции, когда вносят корзинку с этим младенцем на главную площадь столицы, все должны пасть ниц и закрыть глаза. А к ребенку подходит специальная нянька и принимает на себя Первый Взгляд ребенка…
        - А что, этот взгляд так важен?
        - Конечно. Ибо к тому, на кого Государственная Девственница бросит свой Первый Взгляд, она привяжется на всю жизнь, и именно этому человеку следует быть ее воспитателем, наставником и хранителем. Таким человеком должна была стать особая царская нянька. Но тут в результате блестящих действий нашей уважаемой богини Ар… Кстати, где она? Так вот, в результате проказы богини Ар наставником и хранителем Государственной Девственницы стала не особая нянька, а ваш друг.
        - Степан?!
        - Именно. И это было только начало нашей блестящей затеи! Ведь у Степана другое сознание, другие представления о мире, о жизни! А значит, именно таким представлениям он станет обучать Государственную Девственницу!
        - О нет! Это ужас! - простонал Викентий, некстати вспоминая Степанов уровень представлений о мире. «Пей все, что горит, и трахай все, что движется» - было самым невинным этическим императивом Степана Водоглазова.- Это же все равно что отдать ребенка на растерзание пьяному льву!
        - Ничего подобного! Степан прекрасно справился со своей задачей! Девочка стала примерной его воспитанницей, во всем его слушалась (по сведениям)…
        - Я представляю, какая за это была плачена цена!
        - Они чудесно играли…
        - Что?! Степан и этот младенец - играли?!
        - Да.
        - Я не удивлюсь, если в этих играх присутствовала какая-нибудь извращенная сексуальность. Маньяк! Педофил! Растлитель!
        - Ничего подобного! - подала голос Манюнюэль.- Вы, Кентино, порочите светлый образ своего друга. Они играли в русскую литературу.
        - Что?
        - В произведения русских классиков,- сказала Манюнюэль.- Я как-то подслушала. Там было про какую-то Муму, Сонечку Мармеладову и Тёму и Жучку…
        - А-а-а,- съезжая с катушек, простонал Викентий.
        - Зря вы так переживаете,- сказала Манюнюэль.- Именно эти игры и рассказы Степана о России заставили Государственную Девственницу мыслить иначе. И она решила, что больше не хочет служить Великой Милостью для государства Вибути. Она захотела стать Великой Милостью для России. Так что радуйтесь, Кентино! Вашему родному государству здорово повезло!
        - Серьезно?!
        - Конечно! Государственной Девственницы уже нет здесь! Нет в Вибути! Она далеко-далеко, где-то в вашей России. Переместилась! А здешний народ, конечно, в трауре… Но он скоро узнает, что такое настоящая заря новой жизни…
        - А Степан?
        - Что Степан?
        - Где он?!
        - Что вы так кричите, Кентино, мы ведь все-таки боги… Нет здесь вашего Степана. Он тоже переместился. Вслед за своей воспитанницей, как и положено хорошему наставнику. И тоже сейчас находится в России. Наверное.
        - Наверное… Черт побери! А я-то, дурак, думал, что лечу спасать его! - восскорбел духом Викентий.
        - Нет, Кентино. Вы прилетели спасать нас. А заодно и все государство-племя Вибути,- пробасил бог Онта.
        - Этап «Расчистка поля» благополучно завершен. Теперь Девственница нам не грозит, она спокойно и целенаправленно будет осчастливливать собой Россию. А мы… - сказала Манюнюэль.
        - А вы? - безучастно повторил Викентий.
        - А мы приступаем ко второму этапу. Этапу «Посадка». И именно для него вы нужны нам, Кентино.
        - Именно, кореш,- махнул розовым хоботом Ндунги.
        - Погодите, я хочу спросить,- с трудом выговорил Викентий.- А вот Дюймовочек, то есть акачиков вы посылали ко мне с просьбой о спасении Степана… Потом Нине в голову вложили план полета… Тоже как бы для спасения Степана… Так это вы по-настоящему не для спасения Степана делали? Его не надо было спасать?!
        - Нет, конечно. Он вполне сносно себя чувствовал. Просто нам нужно было вас выманить в Вибути, Кентино. Чтобы вы были здесь. С нами. С Сонмом богов, которые верят в вас. В ваш успех.
        Викентий некоторое время молчал. Слушал шелест листьев в дендрарии, перешептывание младших богов и нервное попукивание Розамунды в цветах. А потом он сказал главное:
        - И для чего же я вам понадобился?
        Все боги (даже Онто из зарослей послал свой взгляд) глянули на Викентия Вересаева торжественно и с надеждой.
        - Вы будете первым президентом Независимой Религиозной Республики Вибути,- сказал Онто.
        - Именно,- подтвердил Ндунги.
        И очень вовремя подсуетился, всучив Викентию чашу с жабьей настойкой.
        Глава тринадцатая. ОКУНУТЬСЯ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
        Вы все еще сомневаетесь в том, что выбрали правильное место?
        Из учебника по иглоукалыванию
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:

«…траву. Да, вот так я и лежал - физиономией в траву, жесткую, выгоревшую и до крайности неуютную. Но как только моя физиономия осознала, что нахождение в таком растительном эквиваленте щетины от половой щетки не только некомфортно, но и впрямую угрожает стабильности моей внешности, все переменилось. Физиономия послала мозгу (моему, конечно!) немедленное требование придать должное усилие мышцам спины, рук и ног. Мозг согласился, мышцы мои застонали-заскрипели, как рассохшийся клипер в бурю, и я благодаря неимоверным усилиям всего моего многострадального организма перевернулся на спину. Теперь трава немилосердно колола и пиявила мой тыл, но это было уже не важно. Я лежал и созерцал небо, припоминая при этом какого-то литературного героя, который как-то занимался тем же самым. То бишь созерцанием. Только у этого самого литературного героя, в отличие от меня, наверняка небо для созерцания было более симпатичного колеру и не с такими желтушно-пасмурными облаками…
        Однако отвлечемся от неба и начнем составлять оперативный реестр моих ощущений и впечатлений от навалившегося на меня разом мира.
        Первое. Я мыслю, ощущаю некоторую знобкость в своих членах, а следовательно, я существую и притом существую в абсолютно нагом виде. Нагота - штука неприятная, но переносимая… Кстати, о переносимости!
        Значит, я таки перенесся! Следом за Фенькой! То бишь за Государственной Девственницей! Издадим негромкое, но исполненное глубокого ликования «ура! товарищи!». Степан Водоглазов жив, чего и вам желает.
        Тут я ощутил неприятное щекотание в районе груди. Приподнял голову, глянул. Мне на грудь, прямо как ордена, вползали друг за другом довольно крупного размера божьи коровки. А я, знаете, с детства не люблю, когда по мне насекомые ползают, пусть хоть даже самые полезные и безобидные. А потому я поднял руку и смахнул божьих коровок в их первоначальное место дислокации, то бишь в траву. Потом посмотрел на свою руку. Черт возьми, она действовала, как, впрочем, и другая! Это они просто притворялись, что их покинули всякие силы. Я еще раз чертыхнулся и сел, опираясь руками о неуютную землю. Огляделся. И продолжил реестр впечатлений.
        Итак, второе. Я сижу голышом на какой-то поляне. У поляны, куда ни кинь взгляд, такой вид, будто ее долго пытали. Ни цветочка-ромашки-василечка, ни стрекозки-бабочки какой, только порыжелая, колючая трава, да вот еще божьи коровки, с поистине эстонской торопливостью копошащиеся в траве около моего бедра. Но поляна - это еще не весь пейзаж. Метрах в десяти-пятнадцати от меня сия растительная плешь резко переходит в суррогатное скопление растительности, которое я условно назову лесом. Почему условно? Да потому, что на настоящий лес это убожество - эти кривые стволы, эти ветки с противной даже на вид листвой - никак не тянуло. Однако убожество убожеством, а приятного мало, когда перед тобой маячит такой вот лес, притом с некоторыми признаками тропинки. Сразу ясно, что тебе выпала несладкая участь лесопроходца. Ведь не за тем же я тут оказался, чтобы остаток своей жизни провести, сидя голой задницей на колючей траве и отпугивая колонию божьих коровок! У человека, особенно у такого, как я, должна быть цель. Но увязывать цель с походом в лес сознание отказывалось до последнего. И только когда я встал и
заставил себя оглядеться кругом, я понял, что круто влип. И в лес этот мне придется идти. Потому что он был всюду. Вокруг поляны. И тут меня пронзило…
        Третье. Я был один!!! Нигде поблизости не обреталось моей подопечной Государственной Девственницы, иначе называемой Клёвой Фенькой! И если я перенесся и жив (тут меня слегка шатнуло, потому что я вспомнил, как заливало меня светом, как тело словно плавилось и текло, будто сгущенное молоко по стеклянному столу пространства), то перенеслась ли и жива ли моя дорогая воспитанница?! Уж не попала ли она в чащу мрачно стоявшего передо мной леса? Уж не плутает ли там, распугивая воплями волков и медведей?
        Самые тягостные предчувствия охватили меня. И хотя я был наг и не было у меня даже листочка, чтоб срам прикрыть, я смело поволокся к той тропинке, что маячила у края поляны и вела в лес…
        Но, сделав первый шаг босой своей ногой, я вдруг замер и призадумался. Снова огляделся. Насколько я помнил предыдущие события, Фенька собиралась передислоцироваться в Россию (я соответственно за ней следом). Но, почтеннейшая публика, то, что я имею возможность сейчас созерцать окрест - Россия ли это? Историческая ли это моя Родина?! Где же тогда ее шумливые белоствольные березы? Где дубы, извиняюсь за приевшееся выражение, колдуны?! Где сочная трава-мурава с рассыпанными по ней цветами и любовно схороненными в зарослях клевера коровьими лепешками?! И вместо всей щедрой красоты русского пейзажа - вот это монохромное и, возможно, экологически небезопасное убожество?!
        Так, может, это и не Россия вовсе?!
        А что тогда?
        Я понял, что слишком долго стою и оглядываюсь. Я собрал остатки решимости и сделал второй шаг на лесную тропу. Потом третий. А потом и не заметил того момента, когда поляна осталась позади и меня со всех сторон обступил лес.
        Я шел, затравленно ожидая подвоха с любой стороны. Но лес молчал и стоял мертво, как мумии в Британском музее; тропа вилась передо мной, такая же неуютная, как разлохмаченная пенька… Ни одного зверя, ни одной птицы не повстречалось мне на этой via dolorosa [6]. Или все-таки terra incognita [7]? Никогда у меня не было возможности толково щегольнуть знанием латыни. Потому что самого этого знания тоже не имелось в особом избытке… Эх, Степан Водоглазов, Степан Водоглазов! Вот пропадешь ты сейчас в этом кошмарном лесу и что сможешь хорошего о себе вспомнить в предсмертной агонии? Не продвинул ты науку, не обогатил ты искусство, в литературу вклада не внес, да и с бизнесом отношения у тебя были, прямо скажем, не фартовые! Так что же вспомнят о тебе потомки, если, допустим, вообще захотят вспоминать такого урода, как ты?! Ну, правда, в куннилингусе, по отзывам, тебе не было равных, но так разве ж это стоящая заслуга для настоящего мужика?! И ведь поздно начинать жизнь заново, искать для себя, так сказать, новую сферу применения… Эх, Степан, Степан, где твой построенный дом, где твое посаженное дерево,
где твой выращенный сын?!
        Обуянный такими невеселыми размышлениями, я не сразу заметил, что в окружающем меня пейзаже мумифицированного леса появилось некоторое разнообразие. А именно: меж хилых стволов каких-то деревьев замелькало нечто, по всем приметам смахивающее на длинную, невысокую и довольно неопрятную стену из бетонных блоков.
        - О,- сказал себе я.- Первые приметы цивилизации. Сами по себе бетонные стены в лесу не растут!
        И я заторопился по тропинке, не жалея своих босых ног, чтоб поближе разглядеть этот первый признак человеческой цивилизации (ставлю ящик водки против цистерны пива, что никакая иная цивилизация посередь глухого леса бетонной стены не возведет!).
        Вблизи стены обнаружилась еще одна тропинка, она шла как раз параллельно стене. И я, решив, что терять мне все равно уже нечего, зашагал по ней, попутно занимаясь расшифровкой выцветших надписей с афиш и плакатов, коими когда-то, вероятно в далекие времена, была щедро оклеена бетонная плоская грудь стены.
        Первым большим успехом моей расшифровки стало то, что все афишно-плакатные надписи были сделаны на моем родном языке. А из этого вытекал логический вывод, что я все-таки нахожусь в России. Или хотя бы в какой-нибудь чрезвычайно захолустной и малоизученной ее части.
        Надписи хоть и читались почти полностью, были все же не очень понятные. Например, такая:
        «Партия Влада - то, что надо!»
        Или:
        «Партия Владимира - чтобы Русь не вымерла!»
        Видимо, этот были агитационные листки. Но поскольку я давно не был на родине, я не понял, за какую партию они агитируют. В мою бытность в России, еще до переселения в Африку, партии были простые, традиционные, даже по-домашнему родные… Но партии Владимира среди них точно не было!
        И таких плакатов, какой сейчас предстал передо мной, тоже не припомню. На блеклом фоне можно было разобрать некую личность в убогих лохмотьях, гордо и стойко отталкивающую нечто вроде блюда, перегруженного золотыми монетами. Надпись под этой суровой картинкой гласила:
        «России кризис нипочем!
        Мы дружно в кризисе живем.
        Не нужен золотой нам рай,
        Хоть вилами нас загоняй!»
        А на другом плакате был крест-накрест перечеркнут симпатичный женский профиль и написано:
        «Мы очень гордая страна!
        Твоя нам милость не нужна!»
        Я прошел еще с десяток метров, плакаты на стене кончились, появилось граффити. Ну или что-то в этом духе. Мастера граффити выражались куда забористее и откровеннее поэтического плакатного языка. Я чуть не прослезился, читая такие родные и знакомые образцы ненормативной лексики. Но эти ненормативные образцы украшали стену не просто так, не за здорово живешь. Они все прямо или косвенно касались отдельной личности по имени Фаина Фартова. Граффити костерили и чернили имя неизвестной мне Фаины Фартовой с таким же энтузиазмом, с каким до сего момента превозносили опять же неизвестную мне партию Владимира.
        Я подивился такой неудержимой ненависти к неизвестной даме по имени Фаина Фартова, но, по чести сказать, все это мало меня волновало. Поскольку шел я в лесу вдоль бетонной стены уже порядочное время, моя нагота начала меня раздражать (не понимаю нудистов!), к тому же все сильнее стали проявляться две естественные человеческие потребности. Нет, три: в пище, крыше над головой и доверительном общении с себе подобными. Однако, когда мое раздражение достигло апогея, в пейзаже вновь произошла перемена. А именно: в стене обнаружился пролом, достаточный для того, чтоб через него мог пролезть даже такой крепыш, как я.
        И коли судьба подкидывает тебе такую карту, грех ею не воспользоваться. И я, не дрогнув, полез в пролом. И вылез.
        Ого.
        Нет, в принципе ничего особенного. Просто пейзаж опять резко изменился. Теперь лес, который так долго мотал мне нервы, весь оказался за бетонной стеной, а она тянулась в обе стороны буквально до бесконечности. А я оказался на довольно обширном пологом речном берегу. Неподалеку стояло сооружение, напоминающее сильно побитую временем лодочную станцию. Но тем не менее это хотя бы выглядело как жилище, и я пошел туда, здраво задавая себе вопрос насчет того, как я буду объясняться с местными жителями (если они тут имеются), из одежды имея на себе лишь кой-какую лесную грязь и паутину. Вот, кстати, искупаться бы… В речке. Однако одного взгляда на ее свинцово-графитные, негостеприимные воды мне хватило для того, чтобы немедленно подавить в себе это неразумное желание.
        Я подошел к домику. Это и впрямь когда-то была лодочная станция - о чем возвещал ржавый, с облупившейся краской лист, приколоченный к двери. Но, похоже, лодочное предприятие дало сильный крен, поскольку домик выглядел ветхим, как какой-нибудь древний папирус. Возле заросшего рыжей травой порога лежали кверху килем две лодки; они показались мне настолько сгнившими или источенными временем, что к ним не то что прикоснуться, а дохнуть на них было страшно. Дверь в дом была приоткрыта. Я шагнул на порог, заглянул в пыльный сумрак жилища и для проформы спросил:
        - Есть тут кто живой?
        Разумеется, живым тут даже и не пахло. Я осторожно вошел в дом, осмотрелся. Весь дом состоял из одной комнаты, где всё - начиная от пола и заканчивая телефоном и пустым графином на столе - было покрыто густым, солидным слоем серой слежавшейся пыли. Сквозь единственное, затянутое паутиной окно почти не проникал свет. Сейчас по законам голливудского жанра на меня откуда-нибудь с потолка должен свалиться скелет…
        Ничего подобного. Скелет не свалился. Я несколько минут смотрел на телефонный аппарат, гадая, стоит ли мне рискнуть и поднять его пыльную трубку, но внутренний голос моего здравомыслия подсказал мне этого не делать. Точно так же я поступил и с курткой, которую, выходя из жуткого домика, увидел висящей на крючке за дверью. Одежда бы мне пригодилась, сами понимаете, но при одной мысли, что я надену эту вещицу, мои мурашки принялись отплясывать безумный канкан.
        Итак, я пока оставался с нулевым результатом. Еды и одежды - ноль, жилья - ноль, общения - ноль. Не очень-то радостное состояние для того, кто в племени вибутй только и делал, что пил жабью настойку да засахаренных кузнечиков грыз. Нет, там, конечно, тоже не все было сладко, но не до такой же степени! Я вышел из лодочной станции и побрел по берегу реки, по течению. Брел и смотрел на воду, удивляясь тому, какая она странная. Может, это жидкие отходы с какого комбината текут? Я здорово устал, свинцовый блеск бесконечного движения текущей воды завораживал и усыплял, и я далеко не сразу услышал окрик:
        - Эй, мужик! Мужик, стой!
        Я повернулся на окрик медленно, как брамин на медитации. Ко мне спешили двое лиц моего пола, одетых и бородатых. Я хотел улыбнуться им и приветственно взмахнуть рукой, но почему-то этого не вышло. Кажется, вместо этого я просто упал.
        Очнулся я, когда кругом было темно и светло. Я застонал. Голова была мутной и малость скособоченной по линии восприятия реальности. Я старательно взялся выпрямлять эту самую линию и теперь почти здравым взором смотрел на окружающее.
        Темно было, потому что наступил вечер. А светло - потому что горел костер. У этого костра рядом со мной сидели люди - те два давешних мужика, что меня окликнули. Я сфокусировал взгляд на себе и увидел, что мои чресла препоясаны, то бишь облачены в потертые спортивные штаны, а на плечах у меня покоится какая-то куртка, создавая непередаваемое ощущение радостного единения со всем миром.
        - Опаньки,- сказал один мужик.- Похоже, он очнулся.
        - Есть маленько,- невозмутимо согласился с ним другой.
        Мне сразу понравились их голоса. Такие голоса бывают у людей, склонных к свободе, благородным поступкам и увлечению рыболовством.
        - Мужики,- сумел я подать голос. Поданный мною голос отличался крайне паршивым и не внушающим доверия регистром.- Мужики, где я?
        - Точно очнулся,- сказал первый мужик.
        - Тогда ему надо налить,- сказал второй мужик.- Иначе у него пробки вышибет.
        - Это да,- согласился первый мужик.- Он и так уже был наполовину сиреневенький. Если бы не мы…
        - Мужики,- простонал я в жажде ясности, но они с мягкой настойчивостью глянули на меня поверх костра и сказали:
        - Сначала надо выпить. А весь разговор потом.
        Первый мужик достал из своего объемистого рюкзака флягу, бережно открутил колпачок; второй мужик искусно подставил ему сразу три стакана. Это меня порадовало. Раз со мной будут пить - значит, точно не отравят, и к тому же сообразить на троих было исконным знаком дружелюбия на Руси.
        Из фляги забулькала в стаканы кристально-прозрачная жидкость. Мужик протянул мне стакан:
        - Трижды очищенная, не паленая… Пей!
        - Погодите! - сказал я.- Давайте тост. Как бы за встречу.
        Мужики переглянулись и усмехнулись:
        - Давай за встречу.
        Мы чокнулись стаканами, мужики осушили свои залпом, а я, предвкушая забытый вкус российской водки, сделал полглотка и…
        - Мужики,- проглотив эти чертовы полглотка, сказал я.- Это же вода!
        - А то,- сказал первый мужик.- Конечно, вода.
        - Настоящая, питьевая,- горделиво добавил второй.- Профильтрованная. Не в ларьке, чай, брали. Ты допивай, допивай. Ты знаешь, каких она трудов стоит?
        - Не знаю,- содрогнулся я от мрачности этой фразы и немедленно допил содержимое стакана. Ну, вода натуральная. Правда, освежает хорошо, в голове ясность какая-никакая появилась. Но не до конца.
        А потом я понял. Все проще простого! Мужики, что мне попались,- самые натуральные трезвенники! Может, они закодировались там, препарат специальный какой в печень вшили или просто состоят в обществе анонимных алкоголиков. Всего-то и делов!
        - Мужики, а давно вы того… не употребляете? - поинтересовался я, так как меня всегда волновали примеры высоты и твердости человеческого духа.
        - Чего не употребляем? - удивились мужики.
        Тут уж и я удивился. Не верю я, что можно до такой степени закодироваться, чтоб даже названия ее, родимой заразы, не помнить!
        - Водки,- говорю,- давно не пьете? Ну, и пива там всякого, бормотухи, бренди-тренди…
        Они смотрели на меня так, будто я спросил их, давно ли они перестали заниматься инцестом вкупе с каннибализмом и подпольным изготовлением фальшивого аспирина. Я всерьез испугался.
        - Мужики,- сказал я,- вы без обид, ладно? Я ж просто так спросил! Че сразу звереть-то на глазах?!
        - Понимал бы ты… - пробормотал один мужик.
        - Да я б и рад понять! - воскликнул я, истово прижимая руку к груди.- Да только не местный я! Вот ей-богу!
        - Не местный? А по-русски так лихо трындеть тебя где учили? - с подозрением спросил другой мужик.
        - Да искони-то я русский,- продолжая прижимать руку к груди, заговорил я.- Только по стечению жизненных обстоятельств пришлось мне несколько лет провести в глухой загранице. А потом эти же самые обстоятельства меня снова на родину историческую выкинули - прямо в чем мать родила!
        - Ясно,- сказал мужик.- А мы поначалу смекнули было, что ты из перебежчиков.
        - Из кого?
        - Вопросы потом,- веско бросил мужик.- Давай знакомиться.
        Он привстал и протянул мне руку над костром:
        - Боря.
        Я тоже привстал и пожал его руку:
        - Степан.
        Затем подключился третий персонаж нашей сценки:
        - Леня.
        - Степан.
        За знакомство мы выпили еще по стакану трижды очищенной воды. Тут на меня накатил голод.
        - Ребята,- жалобно спросил я,- а похавать у вас ничего не найдется?
        Леня вздохнул, порылся в своем рюкзаке. Достал шуршащий пакет, протянул мне:
        - Держи.
        - Что это? - Я открыл пакет и увидел его содержимое, напоминающее цветной стиральный порошок.
        - Сухой паек. Это - картофельное пюре. Но его разводить водой надо, а воду мы экономим. Поэтому ешь всухую. Ешь, ешь, она хоть и на вкус дерьмо, но по калориям - будь здоров!
        Себе Леня и Боря достали по такому же пакету, по пластиковой ложке (ложка досталась и мне) и стали споро, но без видимого удовольствия наворачивать этот комбикорм. Я с минуту покривился, а потом голод победил.
        - Ничего,- сказал я, жуя пыль с привкусом картошки,- жрать можно.
        После того как мы таким образом заправились, само собой, пришло время для разговоров.
        - Мужики,- сказал я, покончив с картофельной пылью.- Вы только не думайте, что я дебил там какой или шпион… Вы только скажите мне честно: это Россия?
        Леня и Боря хмыкнули:
        - А то. Конечно, Россия. Не узнаешь, что ли?
        - Не узнаю,- честно ответил я.- Я когда уезжал в Африку, здесь еще были и леса приличные, и речки… И водку пили…
        Ребята как-то бледно поглядели на меня.
        - Куда ты уезжал? В Африку?
        - Да.
        - А теперь вернулся?
        - Ну да. Так получилось… Мужики, да растолкуйте мне, что вообще в стране творится, я ж отвык!
        - Он из Африки… - многозначительно протянул Леня.
        - Ну и хрен с ним! - огрызнулся Боря.- Мы, что ли, с Африкой воюем?
        Я икнул:
        - Россия воюет с Африкой?!
        Боря отмахнулся:
        - Нет, не вся Россия. И не со всей целиком Африкой, говорю ж тебе. Там же стран - как чешуи на минтае! Россия воюет с НРРВ. Точнее будет сказать, часть России воюет с НРРВ, а оставшаяся часть России протестует против войны и вообще старается укрепить с НРРВ прочные товарищеские взаимовыгодные отношения…
        - А что это такое - НРРВ? - спросил я, цепенея.
        - Независимая Религиозная Республика Вибути,- пояснил мне Леня и метко плюнул в костер. Его плевок красиво засверкал в пламени костра.
        У меня начало шкалить давление. Когда я вслед за Государственной Девственницей перемещаться навострился, я Вибути монархическим государством оставлял! При чем здесь тогда республика?!
        - Мужики,- спросил я, боясь услышать ответ,- а какой сейчас год?
        Ну прямо осенило меня, да? Проблеск ума во мгле абстинентного синдрома!
        - А ты что, не знаешь? - удивились они.
        - Не знаю,- ответил я, глядя на них убойно честными глазами.
        - Ну, ты вправду странный какой-то… Две тысячи тридцать пятый год на дворе, Степан.
        Я молчал до тех пор, пока Леня и Боря не выказали первых признаков беспокойства, то есть примерно полчаса. После чего Леня налил мне стакан воды, и я выпил его залпом, не закусывая.
        Они выжидательно посмотрели на меня.
        - Ну? - спросил Леня.
        - Ну? - подзадорил Борис.
        - Мужики,- сказал я,- я гость из прошлого. Из Африки я переместился…
        - Как это переместился? - вскинулся Боря.
        - Потом,- предостерег его Леня.- Дай человеку сказать.
        - В общем, тогда в Африке было тридцать лет назад. То есть две тысячи пятый год. Когда я из нее перемещался. Я думал, что только в пространстве перемещусь. А я еще и во времени… Во у меня пробки-то вышибло… - не очень-то связно забормотал я.
        - А что ты делал в Африке? - задал верный вопрос Леня.
        Как вы думаете, на что тянет человека после трех выпитых стаканов чистейшей, трижды фильтрованной воды? Правильно, на откровенность.
        - Мужики, я вам все как на духу изложу,- пообещал я.- Только вы мне верьте, ладно?

…Свой долгий рассказ я закончил почти перед рассветом. Что интересно, Леня и Боря слушали меня, практически не перебивая. И были внимательны, как операторы пульта управления космическими полетами. Ей-богу! Хотя я, конечно, сроду не видал этих самых операторов. С особенным вниманием мои новые друзья выслушали рассказ о том, как я был воспитателем Государственной Девственницы, а также о том, как эта капризная сущность вдруг ни с того ни с сего решила осчастливить своей Великой Милостью не государство Вибути, а нашу многогрешную Россию-матушку. Я с истинным артистизмом изобразил, как Государственная Девственница стояла, вся осиянная светом своего Перемещения, и как следом за нею бросился я… И как потом оказался почему-то на поляне с неласковой травой и надоедливыми божьими коровками… Как пошел сквозь лес, полагая, что где-то поблизости должна находиться и моя подопечная, то есть Государственная Девственница. Как набрел на стену, потом на лодочную станцию, а потом шел вдоль по берегу странной свинцовой реки…
        - Скажи нам спасибо,- прервал тут мой рассказ Борис,- что мы тебя заметили. И вовремя оттащили.
        - А что такое? - поежился я.
        - В этой реке не вода, а какая-то хренотень химическая. То ли двуокись ртути, то ли никель-кадмиевые сплавы…
        - Это ты загнул… - протянул Леня.- Насчет никель-кадмия. Где его сейчас найдешь, кадмий-никель…
        - В общем, без разницы нам эта химия, важно другое. Эта химия на человека действует уж очень вредно. Испарениями подышишь - ориентировку на местности теряешь и сознание расплывается, как плевок на сковородке… Минут через пять съезжаешь с катушек и брякаешься в эту реку. И разлагаешься прямо на атомы.
        - Да ты что! - вздрогнул я.
        - Сам я,- сказал основательно Борис,- на себе такого не испытывал. Но от знающих людей узнал. Так что вовремя мы тебя спасли. Мы же на то здесь с Леней и приставлены - случайно заблудившихся людей спасать. Потому как места эти очень для людей вредные.
        - А сами вы не люди, что ли? - хмыкнул я.
        И устыдился этого хмыканья. Потому как Леня и Боря переглянулись и сказали:
        - Мы не люди. Андроиды мы. А чего ты хотел? Это ж две тысячи тридцать пятый год все-таки!
        Вот так мы встретили рассвет нового странного дня. Спать совсем не хотелось. А вы бы могли спокойно спать, попав в будущее своей страны и оказавшись в компании двух хорошо замаскированных под людей андроидов? Ладно заливать-то. Не смогли бы вы спать. Ни фига бы у вас не получилось.
        Поэтому я одолжился у Лени еще одним пакетом с картофельной пылью и попросил ребят толково рассказать мне все, что случилось с Россией за те годы, которые я, скажем так, пропустил…
        Оказывается, дело было так. Тридцать лет назад в России внезапно появилась некая девушка лет двадцати пяти по виду, обладающая политической харизмой поистине термоядерной мощности. Она за смехотворно короткие сроки сумела сколотить вокруг себя группу всецело преданных ей сторонников-единомышленников, а также целый штат пиарщиков, нарисовавших девушке грандиозную и фантастическую биографию.
        Девушка по имени Фаина Фартова, по данным всех официальных и неофициальных изданий, родилась в глухом деревенском поселке Медвянка. После окончания школы Фаина (опять-таки согласно газетным статьям) уехала в Африку, в маленькое затерянное государство Вибути, где у нее имелась дальняя родственница по линии двоюродной тетушки. Родственница располагала огромным состоянием, представлявшим из себя целое собрание бесценных эзотерических тайн, с помощью которых любой человек, будучи в эти тайны посвященным, легко, быстро и без особых затрат осчастливит весь мир и Вселенную в придачу. Разумеется, эзотерическая родственница не могла не поделиться с ищущей просветления Фаиной своими драгоценными тайнами. Журналы писали, что Фаина провела в загадочном государстве Вибути несколько лет и овладела эзотерической политологией, социологией, экономикой и системой налоговых льгот. После чего Фаина вернулась в Россию. И здесь она заявила о себе как о человеке, несущем настоящую, неподдельную милость для каждого россиянина и для страны в целом. Вместе со своими сподвижниками она создала политическую партию «Милость
для России» и начала неуклонно повышать свой рейтинг и двигаться ни больше ни меньше, как к президентскому креслу. Ведь за Фаиной стояла чуть ли не половина россиян. Она действительно даровала им реальную милость. Она благодаря своим эзотерическим знаниям вывела Россию из аграрного кризиса и превратила каждое фермерское хозяйство в процветающий рай. Россия буквально потонула в невероятном количестве бананов, фиников, кокосов, ананасов и тростникового сахара и притом - собственного производства. После чего России пришлось разорвать дипломатические отношения с Эквадором и другими банановыми республиками.
        Далее. Фаина Фартова доказывала свою необходимость России не только словом, но и делом. Она устроила официальную политическую поездку в качестве лидера своей партии «Милость для России». Целью поездки Фаина избрала самое российское глухоманье, в котором никогда доселе не жил народ в изобилии и счастье. Фаина посещала городки, в которых медленно умирали нерентабельные предприятия угольной и горнодобывающей промышленности. И после таких посещений на этих предприятиях начинала кипеть такая жизнь, перло такое везенье, что рабочие просто купались в своих вовремя получаемых зарплатах, не говоря уж про начальство (хотя надо сказать, то ли под воздействием личного обаяния Фаины, то ли из-за страха Божьего, а начальство везде стало куда душевнее и скромнее).
        Далее Фаина вообще принялась творить чудеса. Она просто водила пальчиком по экономической карте России, и там, где ее пальчик делал остановочку, через некоторое время геологоразведчики натыкались то на потрясающую кимберлитовую трубку, то на богатые залежи золота и прочих драгоценных металлов, то на залежи металлов сугубо стратегического значения… Золотой и алмазный запасы России неимоверно увеличились, что напугало Америку и привело к дестабилизации курса доллара и евро. А Фаина все не унималась. Она стала покровительствовать детским домам, больницам и тюрьмам, вследствие чего многие сироты обрели богатых родителей, больные (даже самые неизлечимые) исцелились, а заключенные (даже с самой неисправимой и черной душой) раскаивались и спешили творить добро… И постепенно все громче и громче стали раздаваться голоса, говорящие о том, что Россия наконец-то вылезла из своей вековечной помойной ямы и практически превратилась в одно отдельно построенное Царство Божие на земле.
        Однако, как говорят китайцы, на всякий Ян найдется свой Инь. В нашем российском варианте темное и регрессивное начало явил собой некий Владимир Стебалов, в просторечии также именуемый Вован или даже Вовочка, выпускник МГИМО, активный сторонник новых форм демократии. Владимир только пришел в большую политику, но чувствовалось, что из-за Фаины он останется там надолго. Ибо в ответ на деятельность Фаины Фартовой и ее партии «Милость для России» молодой и подающий большие надежды политик Владимир Стебалов создал блок «Горький плод». В основе политической программы Владимира Стебалова и «Горького плода» лежал неопровержимый тезис о том, что Россия создавалась, создается и будет создаваться только трудностями. Что для духа и экономики России крайне губительно изобилие. Что постоянное процветание народа ведет в конечном счете к измельчанию и вырождению нации. Что только путем каждодневных страданий, катастроф и социальных катаклизмов Россия может войти в понастоящему светлое будущее, замешенное на своих собственных кровавых слезах. Очень сильно звучал девиз блока «Горький плод»: «Мы не хотим жить без
борьбы, мы не слабы!»
        Владимир Стебалов и его блок были очень убедительны. В их пользу говорило глубинное знание российского менталитета. Ведь в его, то бишь менталитета, модели заложено два базовых принципа, на которых каждый россиянин зиждется: это вера в лучшее «завтра» и приспособляемость к не лучшему «сегодня». Исходя из этого, Владимир Стебалов очень точно рассчитал, что далеко не все россияне с восторгом воспримут те прекрасные, перемены, которые внесла в их жизнь Фаина Фартова. Что недовольны будут владельцы кой-каких комбинатов, шахт и фармацевтических заводов. Что не всякому фермеру придется по вкусу растить банан и не сметь его, банан тот клятый, украсть, дабы нагнать из банановых шкурок самогону…
        Словом, недовольные были. Они и пошли за Стебаловым. И эти двое амбициозных харизматических молодых людей - Фартова и Стебалов - буквально разорвали Россию пополам. Потому что на внезапно грянувших президентских выборах и Фартова и Стебалов получили абсолютно одинаковое число голосов.
        Переголосовали. Снова получилась та же петрушка. Собрали референдум. И народ сказал: «Да будет в России два президента!»… Но жизнь повернула все по-другому… Стало не два президента в одной России. Стало две России - по одной на каждого президента.
        Разделение России - территориальное, экономическое, политическое - прошло на удивление легко и безболезненно. Словно народ российский только этого и ждал - наподобие супружеской пары, которой опостылело жить вместе, и свидетельство о разводе явилось истинным благословением небес.
        Разделилась Россия на два фактически полноценных государства: Центральную Московию и Уральскую республику. Президентом Центральной Московии стал Владимир Стебалов. А руководство Уральской республикой взяла на себя Фаина Фартова. А как иначе? Ведь теперь благодаря Фаине Западно-Сибирская равнина превратилась в плодоносный бананово-кокосовый рай, а Восточные Саяны и Енисейский кряж били все мировые рекорды по добыче алмазов, драгоценных металлов и полезных ископаемых. А уж какой в Уральской республике при Фаине стал нежнейший климат! Какое благорастворение воздухов и изобилие плодов земных и времен мирных! Так что жители Зауралья благоденствовали, отправляли на экспорт самые дешевые (и притом качественные) в мире бананы и алмазы и с сожалеющим презрением смотрели на убогих своих соседей - Центральную Московию.
        Но и в государстве Центральная Московия тоже все было не из рук вон худо. Здесь под началом президента Стебалова остались люди, которые не боятся трудностей и подходят ко всем проблемам сняв пиджаки и засучив рукава. Во-первых, за Стебаловым пошли все лучшие российские умы - технари, производственники, ученые, потому что их здравомыслию и трудолюбию претило то полумагическое процветание, которое предложила народу российскому Фаина Фартова. Во-вторых, Центральную Московию совершенно неожиданно официально признал Евросоюз и принял в свои ряды. Хотя Центральной Московии нечем было хвастаться, не было у нее ни алмазов, ни кокосов, но зато была наука и твердое соотношение рубля, доллара и евро. В отличие от Уральской республики, где президентша ввела свою валюту - уральский фартик.
        Чтоб оправдать высокое доверие Евросоюза и иметь возможность в ближайшем будущем рассчитаться с МВФ за взятые кредиты, Стебалов заставил Центральную Московию жить и работать в режиме почти военного времени. Все взятые у МВФ кредиты и собственные деньги стали инвестироваться в доселе почти забытые и заброшенные военные заводы. Теперь эти заводы работали в три смены, а что производили - военная тайна. На политику Стебалова молился высший генералитет - новый президент заявил, что единственным условием победоносного существования Центральной Московии является армия.
        Армия и еще упорный труд - вот две составляющие, которые выведут Центральную Московию в разряд сверхдержав, заявлял Стебалов. И ему верили. Потому что процветающая Уральская республика, выше ватерлинии накачанная эзотерической милостью Фаины Фартовой, уже забыла, что такое настоящее счастье тяжелой работы. Бананы там чуть не сами с деревьев спрыгивали и в ящики паковались, алмазы тоже едва не под ногами валялись - только наклонись, пальцем колупни землю, вот тебе и новое чудо в двести-триста карат. В таком раю народ и впрямь постепенно разложился, разленился и стал использовать рабский труд нелегальных эмигрантов из Китая, Тайваня и даже Японии, которые возводили уральским бананово-алмазным королям облицованные золотом дворцы, бассейны и искусственные пляжи, настраивали антенны домашних кинотеатров, шили богатым уральцам легкомысленные шелковые наряды, а также самолично пахали с утра до ночи на финиковых и персиковых плантациях. Словом, такой вот долгожданный русский рай.
        А в Центральной Московии было все иначе. И хоть поначалу в ней еще имели место нищета, кризисы, экологический раздрай и падение нравов населения, президент Владимир Стебалов с жестким оптимизмом смотрел в будущее… Потому что этот парень знал - он ведет Центральную Московию верным курсом. Курсом выживания. Он действительно мобилизовал все силы и в рекордно короткие сроки продемонстрировал не только мощь своего военно-промышленного комплекса, но и отчасти экономическое процветание. Правда, за это процветание окончательно пришлось расстаться с чистыми реками и неиспорченной природой, но кто смотрит на такие мелочи. Тем более что на Стебалова работали лучшие технические умы бывшей единой России. Перед этими умами Стебалов поставил грандиозную задачу: создать универсальных роботов-андроидов, чтобы тем самым утереть нос и Евросоюзу, и чересчур обнаглевшим после разделения России США. Да и в недалеком будущем, которое должно быть светло и прекрасно, рассуждал президент Стебалов, должны быть роботы-андроиды, особенно у такой страны, как Центральная Московия. К тому же на спешно возникших заводах по
созданию роботов появилась масса рабочих мест и все невоеннообязанное население теперь могло зарабатывать себе рубль-талоны на основные продукты из потребительской корзинки…
        Да, Центральной Московии приходилось бороться с дефицитом продуктов, потому что многие страны, сдружившиеся с Уральской республикой, объявили Московии экономическое эмбарго. А бананы и финики уральского соседа Московия не хотела брать из гордости. Поэтому в ход пошли генетически модифицированные пищевые суррогаты (на отравленных вследствие военных маневров полях толком ничего не росло) и специальной фильтрации питьевая вода (потому что остальная стала чересчур технической). Про алкогольную же продукцию за тридцать лет такого существования жители Центральной Московии и думать забыли. Прижился как-то среди них трезвый образ жизни, точно так же как прижились рядом с московитами роботы-андроиды.
        Донельзя милитаризованная Центральная Московия наращивала свои мощности не ради спортивного интереса. Во-первых, Центральная Московия заставила всю планету мучиться тягостным вопросом: у кого же теперь находится главная российская ядерная кнопка? Хоть России больше нет, но кнопка-то наверняка осталась! Ядерные кнопки - не государства, они не могут просто так исчезнуть, верно? Но понемногу все разъяснилось. Евросоюз принял под свое крыло Центральную Московию не за красивые глаза президента Стебалова, а потому, что именно на территории Центральной Московии размещались стартовые площадки межконтинентальных баллистических ракет, нацеленных на Европу. И, по сведениям европейских шпионов, площадки эти, равно как и ракеты, находились в отличном состоянии. Однако оказалось, что Уральская республика тоже имеет свою кнопку, и одно нажатие этой уральской кнопки может стереть с лица земли такую симпатичную страну, как Америка. Поэтому США поспешили подружиться с Уральской республикой, понастроили в Тобольске, Омске и прочих городах своих «макдоналдсов» и стали делать биг-маки с банановой начинкой.
        Но дело даже не в этом. А в том, что благодаря Фаине Фартовой и Владимиру Стебалову основная политическая часть планеты теперь делилась по Уральскому хребту…

…Когда андроиды Боря и Леня закончили мне рассказывать курс новейшей истории России (какой России?! Нет ее больше!), я почувствовал себя человеком, которого не просто раскатали в блин, а еще и наполнили крайне неаппетитным фаршем. И еще. Пока длился рассказ двух андроидов, мне не давала покоя одна мысль. Можно сказать, она мне буквально голову сверлила изнутри. Но я пока решил ее попридержать.
        - Ребята,- сказал я,- а почему вы сначала подумали, что я из каких-то перебежчиков? Откуда я должен был перебежать?
        - Известно, откуда. Из Уральской республики. Там все такие - почти голые, потому как климат тропический и жизнь райская.
        - И что, бегают от жизни-то райской?
        - Бывает,- заметил Боря.- Видно, скучает народ по трудностям судьбы.
        - И что же вы с перебежчиками делаете?
        - А ничего. Кормим, одеваем - и на регистрацию. А там - или в армию, или на завод. Роботов делать.
        - Значит,- на всякий случай уточнил я,- я сейчас нахожусь на территории государства Центральная Московия?
        - Верно.
        - А где именно? Как эта местность называется?
        - Вообще-то это тебе не местность, а пограничная зона. Бывший город Березники. Тут граница с Уральской республикой недалеко… Километров тридцать - и будет блокпост.
        - Мужики,- сказал я.- А знаете что? Мне дозарезу надо попасть в эту самую Уральскую республику. Лично к президенту ихнему Фаине Фартовой.
        (Мысль, сверлившая мне голову, сформулировалась окончательно. Но я пока покоил ее в недрах своего гениального мозга.)
        - Это тебе зачем? - напряглись андроиды, и только теперь я узрел в них и впрямь присутствие некой механистичности. Потому что глаза у них загорелись красными фонариками, что у того Терминатора.- Ты шпион? Ты хочешь выдать уральцам наши московитские тайны?
        Тупые андроиды! Но они натолкнули меня еще на одну мысль.
        - Да, я шпион,- согласился я.- То есть я хочу быть шпионом. Нашим, московитским. Хочу пройти обучение в спецшколе и быть заброшенным в Уральскую республику с тайной миссией. И вести там подрывную и прочую диверсионную работу.
        - Хорошо,- порадовались андроиды.- Тогда мы тебя доставим в такую спецшколу. И ты станешь настоящим московитским шпионом…
        - Лады,- улыбнулся я, втайне сожалея, что не могу пришибить этих андроидов каким-нибудь бластером-кластером. Потому что, разумеется, ни в какую спецшколу для шпионов я не собирался! Мне просто нужно было попасть в Уральскую республику! Но как я это смогу - без карты, без пищи, без денег, без машины?! Как?!
        Тут с моими андроидами произошла странность. Глаза их потухли, плечи опали, как у смертельно усталых людей.
        - Вы чего? - удивился я.
        - Наш суточный цикл завершен. Нужна подзарядка. Переходим на стадию покоя,- сказали андроиды Боря и Леня.
        Я возликовал. Сейчас андроиды вырубятся, я сбегу от них, а там как-нибудь уж доберусь до границы новоявленного Уральского государства! Я в Африке выжить сумел, неужто в бывшей России не выживу… Мне бы только их президентшу Фаину Фартову хоть одним глазком увидать!!!
        Андроиды неподвижно застыли у дотлевающего костра. Я осторожно встал.
        - Спасибо вам, ребята,- шепотом сказал я.- За компанию и все прочее. А только мне пора…
        Но я не сделал и шага. Не включая глаз, не меняя поз, андроиды синхронно вцепились мне в лодыжки своими, как оказалось, жутко крепкими руками.
        - Ты останешься с нами, человек,- сказали Боря и Леня и, держа меня как воздушный шарик за ниточку, перешли в стадию покоя».
        Глава четырнадцатая. ГИМН ДЛЯ НОВОЙ РЕСПУБЛИКИ
        Сам не знаю, как это получилось. Миг - и ты уже другой человек!
        Доктор Джекил
        Золотые стены дворца Оа с невозмутимостью, присущей только истинно дворцовым стенам, слушали следующее песнопение:
        Если б я была свободна,
        Если б я была горда,
        Я могла б кого угодно
        Осчастливить навсегда.
        Но, поскольку не свободна
        И поскольку не горда,
        Я могу кого угодно,
        Где угодно и когда! [8] - Розамунда, где ты ухитрилась выкопать такую непотребную шансонетку? - очень натурально изумился Викентий и в очередной раз сломал тростниковую палочку. При помощи тростниковой палочки поглощалось весьма вкусное и затейливое национальное блюдо вибути, подаваемое почему-то не иначе как в узком и глубоком глиняном сосуде. С одной стороны, Викентию хотелось есть. А с другой стороны, он уже сломал четырнадцать палочек. К тому же Розамунда, пережившая первый шок от прямого столкновения с местными богами, теперь вовсю развлекалась пением скабрезных дворовых песен, чем очень Викентия раздражала.
        Розамунда прервала легкомысленное пение и пасмурными глазами посмотрела на своего коллегу.
        - Викентий, ты уверен, что тебе не хочется быть президентом?
        Викентий со вздохом отставил в сторону глиняный сосуд с вибутянским лакомством и сказал:
        - Дорогая Розамунда, я всегда очень чутко прислушиваюсь к ощущениям своего организма. И в отношении президентства эти ощущения говорят мне только одно: «Не надо!»
        - Глупо,- отрезала Розамунда.
        - Что глупо?
        - Глупо корчить из себя человека, способного реально принимать независимые решения.
        - А я не корчу. Я такой человек и есть.
        - Значит, не будешь президентом?
        - Не буду.
        - Зря. Тебе такой шанс предоставляется - вывести отсталое племя в сверхдержавы!
        - Я не политик. К тому же Вибути - не отсталое государство.
        - Ой да ладно… Сплошные хижины. Хоть и из золота. Ни водопровода, ни канализации, ни Интернета. Черт, какой Интернет, тут даже паршивое электричество еще не открыли!
        - Это ты утрируешь.
        - Не утрирую. Между прочим, в столицу вернулись все жители. Жрецы повелели им снять траур по столь внезапно исчезнувшей Государственной Девственнице и молиться о даровании новой милости и нового пути жизни всей страны.
        - А боги?
        - А что боги? Они готовят переворот, как и собирались. Во главе же этого переворота станешь ты, дорогой мой психиатр Викентий Вересаев.
        - Что?!
        - А ты как думал?! До сего дня Вибути было монархическим государством. А теперь станет республикой. Религиозной. Ты - президент. Боги - правительство, это уж наверняка, они такого шанса не упустят. А жрецы наверняка будут парламентом…
        - Но повторяю - я не политик! Что за бред! Меня сделают президентом! Я не могу нести на себе ответственность за судьбу целой страны!
        - А ты и не будешь,- раздумчиво заявила Розамунда.- На самом деле всю власть хотят узурпировать боги вибути. А ты им нужен просто для проформы. И еще для того, чтобы Вибути стало наконец цивилизованной державой!
        - Розамунда, не рви душу!
        - Викентий, зря ты так страдаешь. Совершенно напрасно. В том, чтобы быть президентом, есть немало и приятных моментов.
        - Да?! Например, каких же?!
        - Например, первая леди. Супруга президента.
        - Я холост и тем счастлив.
        - Насчет счастья - это ты врешь, по глазам вижу, а насчет того, что холостой… Викентий, здесь, в Вибути, перед тобой открываются такие возможности выбрать себе в законные супруги не просто женщину, а настоящее совершенство!
        - Ненавижу совершенство.
        - Жене президента придется быть совершенной, это уж так полагается.
        - Бр-р! Розамунда, по-твоему, здешние женщины столь прекрасны, что я должен немедля озаботиться проблемой брака?! Только этого мне не хватало!
        - Не хватало. А насчет красоты… Викентий, не обманывай меня. Я видела, как ты смотрел на госпожу Онене Небуду.
        - Кхм! Просто удивлялся тому, как у нее на голове держатся все эти яркие украшения… Не более того.
        - Не заливай! Я-то следила за тем, как ты любовался ее экзотическими прелестями. Но я говорю это не в осуждение тебе. Наоборот. Я обеими лапами стою за то, чтобы госпожа Онене стала первой леди… Вы будете отлично смотреться вместе.
        - Розамунда, меня сейчас волнует не это. Важней всего вопрос с президентством. Мне никак нельзя от него открутиться? О черт… К нам гости. Точнее, гостья. Ни минуты покоя с тех пор, как я прибыл в эту экзотическую страну!
        Гостьей, про которую так тоскливо упомянул Викентий Вересаев, была незабвенная богиня коварства Ар. На исторической встрече Сонма богов с Викентием она не присутствовала, но за прошедшие с той встречи дни старалась всеми силами исправить это досадное упущение. Пока остальные боги являлись в видениях вибутянским жрецам и морально готовили их к предстоящим политическим переменам, Ар только и делала, что надоедала Викентию бесконечными разговорами о политике и перспективах развития нового государства - Независимой Религиозной Республики Вибути.
        - Приветствую великую богиню,- церемонно приподнялся со своей подушки Викентий.
        - Ай, не затрудняйся! - отмахнулась Ар и подарила Викентию одну из самых обаятельных и кровавых своих улыбок.- Я к тебе по-домашнему. Почти по-родственному…
        - Это как?
        - Ну, ты же носишь в себе часть силы великого Алулу Оа Вамбонга. А он - отчасти бог. Значит, нам, богам, родственник. И ты тоже родственник получаешься. Так что расслабься, а то почему-то ты всегда в моем присутствии сильно напрягаешься…
        - Напрягаюсь? Ничуть! Это у меня просто общее волнение, вызванное грядущими переменами в жизни,- округло сказал Викентий.
        - А, это ты насчет президентства! Ничего, привыкнешь. Кстати, ты знаешь, что меня наш Сонм сделал ответственной за церемонию инаугурации?
        - О.
        - Да. И я постараюсь, чтобы церемония запомнилась всем! Я ведь, собственно, зачем к тебе сегодня заскочила. Работаю сейчас над текстом нового гимна республики Вибути…
        - О?
        - Ага.
        - А старый какой?
        - Так, чепуха, набор боевых кличей. А вот как тебе, нашему будущему президенту, покажется такой вариант гимна?… Мальчики, запевайте!
        В комнате материализовались два странных существа: размером с таксу, они имели змеиные хвосты, крокодильи туловища и здоровенные пасти, напоминающие канализационные люки. Богиня Ар дала сигнал, и существа старательно заголосили:
        Мы рождены, чтоб сказку сделать сказкой,
        Сорвать банан и огранить алмаз!
        Врагов сразим мы боевой раскраской,
        И пусть вовеки уважают нас!
        До сути, до сути, до сути
        Дойдем мы в труде и бою!
        Да здравствует племя вибути,
        Живущее в сущем раю!!!
        - Очень впечатляюще,- не покривил душой Викентий. А Розамунда поаплодировала своими пушистыми лапками.
        Богиня Ар расцвела.
        - Вот и чудненько! - воскликнула она, хлопнула в ладоши, и подчиненные ей певуны испарились.- Скоро этот гимн весь народ распевать будет. Ладно, я побежала. Еще завтра заскочу - хочу обсудить с тобой, Викентий, государственный флаг республики Вибути. И герб. Или без герба обойдемся?
        - Нет, без герба нельзя,- авторитетно заявила Розамунда.- Несолидно. Что это, скажет мировое сообщество, вы за страна такая - ни герба у вас нету, ни канализации? Засмеют.
        - Ладно,- кивнула богиня Ар.- Герб обеспечим.
        - А канализацию? А ирригационные системы? - не унималась Розамунда.
        - Вот это не ко мне,- отмахнулась Ар.- На то есть младшее звено.
        И, мурлыча себе под кривой нос мотивчик государственного вибутянского гимна, богиня Ар покинула покои дворца Оа.
        Но это было еще не все. Спустя полчаса после посещения Ар к Викентию явились Ндунги, Камратий, Угэк и Чванги.
        - Ничего себе компания,- пробормотал Викентий.
        К тому же упомянутые боги выглядели так, словно долго спорили, но так и не пришли к единому мнению.
        - Кентино,- сказали они Викентию,- твоя инаугурация вовсе не за Тремя Забытыми Храмами…
        - То есть очень скоро,- поняла-перевела Розамунда.
        - Да. А ты еще не составил того, что во всем цивилизованном мире называется предвыборной программой президента.
        - А как я ее составлю? - возмутился Викентий.- Я откуда знаю, что нужно вашему народу?
        - Не волнуйся,- успокоили боги.- Тут мы тебе поможем.
        В результате активной помощи богов Ндунги, Камратия, Угэка и Чванги была составлена предвыборная президентская программа. В ней будущий президент Независимой Религиозной Республики Вибути обещал народу следующее:
        - почитать традиционных древних богов Вибути (список прилагается), а также сформировать из этих богов правительство республики;
        - сформировать регулярную армию республики;
        - модернизировать все сферы жизни республики Вибути, сохраняя, однако, при этом и основные культурные и этнические традиции;
        - активно налаживать международные контакты;
        - развивать образование, культуру, спорт и боевые искусства.
        И еще пунктов десять того-сего по мелочи…
        - Вот с этим,- имея в виду предвыборную программу, сказал Викентию бог Ндунги,- ты поедешь по стране. Наш народ должен тебя увидеть. И должен наконец понять, что Государственной Девственницы больше не существует! И вся надежда - на тебя!

…Следующие несколько дней Викентий провел словно в кошмаре. Он до последнего момента надеялся, что вся история с его президентством - не более чем шутка, но надежде этой не суждено было оправдаться. Викентию пришлось предпринять официальную предвыборную поездку по стране. Будущего президента усадили в золоченую башенку, закрепленную на спине породистого слона, снабдили свитой, охраной и отправили знакомиться с народом Вибути и разъяснять этому самому народу грядущие перемены.
        Прежде всего Викентий посетил с дружественным визитом город мертвых Натуту. Неумираемые жители Натуту встретили будущего президента с мирным недоумением на лицах. Когда Викентий, содрогаясь от отвращения к самому себе, перечислял мертвецам основные пункты своей предвыборной программы, он подумал, что если они отпустят его с миром, то этого уже будет более, чем достаточно. Но тут произошел инцидент. К большому гробу из ствола пальмы, предложенному Викентию в качестве трибуны, подошел глава города Натуту, почтенный неживущий господин Тла. Его череп украшал затейливый венец из перьев, а в челюстях сияли крупные стразы.
        - О чужеземец, осененный благодатью великого Алулу Оа Вамбонга! - воскликнул господин Тла.- Мы выслушали твою речь, в которой ты обещаешь нам совершить дивные дела. Но многое из твоей речи нам непонятно.
        - Например? - напрягся Викентий. Он не ожидал от мертвецов такой социальной активности.
        - Будет ли у неумираемых жителей Натуту возможность стать наконец полноценными членами общества государства Вибути?
        - Конечно,- сказал Викентий.- Погодите, а разве до сего времени вы…
        - Чужеземец,- горько клацнул челюстью господин Тла.- Ты не знаешь всей правды о Вибути. Да, у нас принято относиться к мертвым уважительно. Да, у нас есть закон
«О дополнительных льготах на неумираемое существование». Но мы бесправны!
        - Мы бесправны!!! - слаженно воскликнули неумираемые жители Натуту.
        - У нас есть только одно право - право восстать после физической смерти и трудиться, трудиться, трудиться. Но мы не можем позволить себе даже выбраться в соседний город на ярмарку, не говоря уж о иных странах! Почему-то считается, что мертвецам не положено путешествовать! Что они должны быть поблизости от своей могилы! А нам на самом деле хочется повидать мир!
        - Я вас понял,- сказал Викентий.- Как только я стану президентом, то вынесу на рассмотрение правительства поправку в закон «О дополнительных льготах на неумираемое существование». Чтобы вы, господа, имели полную свободу передвижения.
        - Слава! Слава! - закричали жители Натуту.
        Когда Викентий покидал город мертвых, Розамунда сказала ему:
        - Ну, здесь ты точно наберешь самое большое число голосов.
        - Уверена?
        - Да. А еще мне понравилось, как ты начал свою фразу: «Как только я стану президентом»… Выходит, ты смирился с этой участью?
        - У меня, похоже, нет выхода. Кроме того, мне жалко мертвецов. Пусть попутешествуют, это их развлечет. Они не обязаны и после смерти без конца трудиться!
        - Социально мыслишь,- одобрила Розамунда.- Что у нас там дальше по курсу?
        - Город Тунету. По сведениям, культурная столица Вибути. Здесь процветают древнейшие ремесла и искусства.
        - Что ж, поглядим.
        Культурная столица Вибути будущего президента не разочаровала. Народ здесь подобрался творческий, инициативный и с особым вниманием выслушал теории Викентия насчет создания в Тунету музея национального искусства.
        - Это ты верно говоришь, чужеземец! - воскликнула почетная ткачиха-ковровщица Малима.- Нам не надо денег, нам не надо лишних бананов. Нам нужна слава: нам и произведениям наших рук. Пускай к нам едут чужеземцы! Пускай они любуются нашими коврами, кувшинами и золотыми блюдами! Мы накормим их банановой пастилой, и слава о великом городе Тунету прогремит на всю Вселенную! Почему о Вибути не знает мир! Пусть они знают, что мы - есть!
        - Да,- сказала Розамунда после посещения Тунету.- Революции, похоже, и не будет. Одним здешним жителям нужны путешествия, другим - слава. Они получат это и станут республиканцами и демократами без всякого сопротивления. Не понимаю, как боги сами до этого не додумались?
        Затем Викентий посетил провинцию Пурупай, где изготовляли жабью настойку, и пообещал, что производство этого напитка отныне пойдет не кустарным способом, а на строго промышленной основе. Кроме того, заявил Викентий, с целью сохранения базовой популяции жаб колдуны провинции Пурупай должны озаботиться изготовлением пищевого жабозаменителя, идентичного натуральному… Викентий сильно сомневался, что колдуны его поняли.
        В деревне Мазизи Викентию преподнесли горшок с алмазами. В ответ Викентий преподнес жителям деревни Мазизи речь, в которой говорил о необходимости введения восьмичасового рабочего дня и графика отпусков. Сомнительно, что жители Мазизи его поняли. Они добывали алмазы от зари до зари и не знали, чем занять себя в немногое свободное от добывания алмазов время… Однако Викентий надеялся, что если боги не врут и в Вибути и впрямь придет электрификация, модернизация и новые технологии, то жителям республики Вибути будет чем занять свой досуг.
        Вот у кого досуга точно не было, так это у самого многострадального будущего президента Вибути. Не успел он толком принять ванну после своей предвыборной поездки по стране, как его вызвали к богу Онто.
        Вибутянский демиург по-прежнему таился в зарослях царского дендрария.
        - Вызывали? - без церемоний обратился к демиургу донельзя вымотанный кандидат в президенты.
        - Да,- ответ старого Онто был столь же краток.
        - По какому вопросу? Если насчет бюллетеней и урн для голосования, то этим занимается бог Н'та, он взял на себя всю организационную работу. Счетную комиссию составляют жрецы, а возглавляет бог Вииза, у него они не обсчитаются…
        - Оставь,- прервал Викентия старый Онто.- Я звал тебя не за этим.
        - А зачем?
        Онто издал звук, напоминающий продувку батарей отопления.
        - Скажи, смертный,- произнес он.- А ты веришь в то, что это нужно вибути?
        - Что «это»? - осторожно переспросил Викентий.
        - Новая власть. Новые законы. И старые боги.
        - Честно?
        - Честно.
        - Нет,- отрезал Викентий.
        - Я так и знал,- вздохнул Онто.- Я это предвидел. Все идет к разрушению…
        - Да при чем здесь разрушение? - удивился Викентий.- Просто я много ездил по вашей стране. Смотрел, как здесь живут. И даже как не-живут. Так вот, у вибутянского населения вполне благополучная жизнь! Даже несмотря на то, что Государственной Девственницы, обеспечивающей это благополучие, больше нет! Вы думаете, мы сделаем жизнь Вибути еще лучше?! Не факт! Ну зачем вибутянам международные отношения - вас же сразу разграбит Европа и Америка! Или какой-нибудь Ирак завоюет! Зачем новые законы, когда вполне работают старые!…
        - А мы?
        - Что?
        - Мы, боги? Как быть с нами?
        - Иногда боги уходят,- тихо сказал Викентий.- Устраняются.
        Он подумал, что Онто разгневается на него за такие слова, но услышал в ответ неожиданное:
        - Я тоже так думаю. Я тоже хочу устраниться,- тяжело произнес Онто.- Но весь остальной Сонм богов… Они еще не пресытились властью и могуществом. Потому и затеяли все это… безобразие.
        - Еще можно все отменить,- сказал Викентий.- Отпустите меня обратно в Россию. Отправьте с попутной Ниной Валентиновной, кстати, где она до сих пор летает? И предоставьте вибутян самим себе. Ведь мы идем на узурпацию власти! Когда вернется Алулу Оа Вамбонга из Непопираемой земли…
        - Он не вернется,- ответил Онто.- Алулу Оа Вамбонга больше нет. Он почил. Но об этом знаем только я и ты, смертный.
        - Но как же?… Его сила…
        - Да, в тебе осталась часть его силы. И именно потому мы хотим, чтобы ты исполнял обязанности народоправителя. Народ вибути верит в Алулу, но его больше нет. Народ вибути верит в Государственную Девственницу, но и ее нет, и больше никогда Белая Птица с небес не принесет Великую Милость. Так что же осталось? Старые боги, в которых народ почти перестал верить, да чужеземец, имеющий некую волю к власти.
        - Я не понимаю, к чему вы это говорите…
        - К тому, что, если и мы устранимся, Вибути не просуществует долго. Благоденствие закончится в одночасье. Потому что у этого народа заложено в душе одно: ты благоденствуешь, пока за это кто-то отвечает. Бог. Царь. Государственная Девственница. Или президент. А если ты осознаешь, что твое процветание или твоя нищета зависят напрямую только от тебя же самого, ты не ступишь по жизни и шагу…
        - Не все так живут и мыслят.
        - Я говорю о народе вибути,- сказал бог Онто.- Что ж, будешь ты президентом?
        - После того, что услышал сейчас… Да.
        - Хорошо, Кстати, поздравляю.
        - С чем?!
        - Сегодня вечером у тебя смотрины невест. У президента должна быть супруга. Вроде бы так принято.
        - Д-д-д…
        - А завтра можно будет играть президентскую свадьбу.
        - К чему такая спешка?
        Бог Онто вздохнул:
        - Коль ты решил взять на себя ответственность за благополучие целой страны, будет лучше, если со всеми незначительными делами ты разберешься поскорее.
        Смотрины так смотрины. Викентий ничего не имел против. Ему не давал покоя голос старого демиурга и вопрос «Ты веришь, что это нужно?». Викентий не верил. Но он смирился, как смирился старый Онто перед Сонмом богов, не пресытившихся своим могуществом.
        Демонстрацию прекраснейших невест государства Вибути устроили вечером на главной площади Бандата, где горели костры и вспыхивали фейерверки. Воздух казался липким и приторным от благовоний, под ногами было настоящее месиво из цветов и жемчужного бисера, которым по традиции зрители щедро осыпали каждую претендентку на звание первой леди. Викентий сидел на возвышении типа трона, под навесом из перьев, рядом примостилась Розамунда, а еще два дюжих охранника крепко держали в руках пышные опахала на длинных золотых ручках.
        Юные вибутянки были одна краше и именитее другой. В сольную программу каждой невесты входило пение, танец (торжественный и эротический), демонстрация паранормальных способностей (если таковые имелись) и небольшая высокопарная речь в честь будущего президента. Викентия поначалу это развлекало, потом стало утомлять, и голова опасно затрещала - так, словно он чересчур много употребил сливочного ликера, непрестанно при том нюхая цветущую черемуху.
        - Розамунда,- пробормотал он, почти не следя за затейливым танцем очередной кандидатки,- а давай я на тебе женюсь. Ты вполне подойдешь на роль первой леди. Ты политически подкованная, к тому же дипломированный специалист.
        - Дурень,- только и сказала Викентию крольчиха.- Пойду я за тебя, как же!
        - О?!
        - Да. К тому же брак с местной девушкой навсегда привяжет тебя к Вибути. Так рассуждают и боги, и жрецы, и Совет Вечных Дев.
        - Я и не сомневался, что браком здесь тоже преследуются сугубо политические цели. Тогда чего я жду? Чего ради заставляю устраивать бедных девушек этот концерт?! Вот сейчас взмахну рукой, и первая попавшаяся…
        - Погоди,- остановила его Розамунда.- Смотри туда.
        Викентий посмотрел, и стало ему как-то нехорошо. Потому что к нему приближались сразу две девушки. И обе были ему хорошо знакомы.
        - Здравствуйте, госпожа Онене Небуду. Здравствуйте, Нина Валентиновна. Нина Валентиновна, значит, вам удалось из ветреного состояния перейти в человеческое? Поздравляю.
        - Я тоже рада видеть вас, Викентий,- сказала Нина Валентиновна.- Я перешла в плотское состояние, и тут мне помогла Онене - она, как оказалось, в совершенстве владеет искусством заклинания воплощения в стихии. Но сейчас дело не в этом. Викентий, мы - Онене и я - предлагаем вам стать нашим мужем.
        - Двоеженцем?! Девушки, вы что себе позволяете?!
        - В государстве Вибути официально разрешено многоженство,- спокойно сказала Онене Небуду.- Кроме того, мы с Ниной считаем, что идеально подходим вам. Нина всегда может стать ветром, в любой момент. А значит, может вести наблюдение за соседними государствами или даже континентами и вообще быть в курсе всех новостей. Согласитесь, с такой оперативной женой президенту окажутся не нужны утренние газеты.
        - В Вибути нет газет,- огрызнулся Викентий.
        - Будут,- усмехнулась Онене.- Мы входим в цивилизованный мир. Поэтому будут и газеты, и даже кукурузные хлопья, хотя я до сих пор не понимаю, как можно есть это…
        - Онене…
        - А, я поняла,- улыбнулась Онене.- Вы хотите знать, зачем я нужна вам в качестве второй жены. Господин Кентино, я боец. Меня вырастили в клане бойцов. И я буду вашим лучшим телохранителем.
        - А что касается интимных вопросов,- встряла Нина,- тут мы как-нибудь на месте разберемся.
        Она посмотрела на Викентия очень интересным взглядом. Долгое пребывание в ветреном состоянии явно пошло на пользу этой женщине.
        - Убедили,- развел руками Викентий.- Все. Беру вас обеих в жены. На первую-вторую леди рассчитайсь!
        - Не шутите с этим, Кентино,- строго сказала Онене.- Жена правителя - наполовину правитель.
        - А две жены правителя - правитель целиком,- заключила Нина Валентиновна.
        - Я уповаю хотя бы на то,- сказал Викентий,- что свадьба будет скромной и немноголюдной.

…Его упования не сбылись. Свадьба в Вибути всегда обставляется с размахом, не жалеют ни бананов, ни алмазов, ни платины, а уж когда дело касается свадебного торжества будущего правителя государства…
        Самые лучшие подарки были от богов. Розамунда строго следила, чтобы жрецы чего не утащили. Правда, один подарок Розамунда потихоньку выкинула прочь - это был презент от богини Ар. Корзинка со змеями. Возможно, змеи были и неядовитые, но Розамунда решила перестраховаться…
        А через три дня после свадьбы Викентий Вересаев, или, по-вибутянски, Кентино Оа Вамбонга, положив правую руку на сушеный лист священной пальмы-муруахи и держа в левой священного паучка аванси-мбонси и священную жабу нун, принес присягу и стал первым всенародно и всебожно избранным президентом Независимой Религиозной Республики Вибути.
        Глава пятнадцатая. ВСТРЕЧА НЕЖДАННАЯ
        Я узнаю тебя под обличьем любым
        И под всяким нарядом…
        Н. Дэниел c . Из неизданного
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:

«А вот черта с два я этим андроидам поддался!
        Хотя, конечно, они неплохие ребята, что и говорить. Гуманность у них на уровне и все такое…
        Но бежал я от них при первой же возможности. И хорошо бежал. До сих пор собой горжусь. Не хватало еще, чтоб Степан Водоглазов и впрямь поступил в спецшколу для шпионов! Еще неизвестно, какие у них тут, в будущем, спецшколы! И какие шпионы! И какие тренинги! Я ж даже зачет по стрельбе из бластера не сдам!

…Не стану в этой летописи моих злоключений подробно расписывать, каким образом мне удалось-таки тайком пересечь государственную границу Уральской республики. Не буду понуждать вас к слезам, истерикам и воплям: «Ох, до чего же этот Степан Водоглазов несчастный человек!» Отнюдь я не несчастный. А что касается границы Уральской республики, так тут вообще все было просто. Как только закончилось поле тщедушной пшеницы, явно размышлявшей над дилеммой: загнуться сейчас или под жаткой комбайна, появилось в воздухе этакое райское благоухание. Я сориентировался по прущему на меня с неотвратимостью танка небесному аромату и понял, что это цветут какие-то растения явно тропического происхождения. А значит, я близок к цели. В государстве Центральная Московия тропиками и не пахло, там все больше паленой резиной от протекторов военных машин пованивало…
        И впрямь, когда я прошел еще с полкилометра, аромат стал гуще, и я вступил под сень натуральной апельсиновой рощи. Апельсины тут были ну прямо звери: каждый - с мою голову! Я хоть и вел на тот момент полуголодное существование, все-таки разжиться апельсином такого формата не рискнул. Может, это вообще не апельсины. Может, это такие генетически модифицированные атомные бомбы.
        Кое-как справляясь с апельсиновым ароматом, я миновал плантацию (эти здоровенные оранжевые плоды еще долго будут сниться мне в ночных кошмарах) и вышел к какой-то мирной деревеньке. Деревенька эта была хороша, как будто с рекламного буклета: домики-коттеджики все сияют, один к одному, у плетней цветут подсолнухи да магнолии, дороги да тропинки отборным гравием посыпаны, идти приятно…
        Время было проявляться самой деревенской активности - полпятого утра примерно, нежный летний рассвет манит и обещает день, полный сладкой неги… Нет, не умер во мне поэт! А зря. Но отвлечемся от поэзии. Я уже с четверть часа шел по деревне, разглядывая живописные домики, и не встретил ни единой души. Даже собаки не лаяли. И вообще, не было слышно звуков какой-нибудь живности: мычанья коров, квохтанья кур, ну всего того, чем, собственно, деревня от города и отличается, насколько я понимаю…
        И, ко всему прочему, я был жутко, катастрофически голоден. Сами понимаете, в моем путешествии (без денег, документов и в куртке на голое тело) не представлялось возможным забежать в рюмочную или перехватить где-нибудь пару-тройку чебуреков… Я ведь шел в основном по совсем безлюдным местам, узнавая и не узнавая своей великой Родины…
        А теперь я нахожусь в явно образцовой деревне и жажду встречи с добрым человеком. Я ж одичал, зарос, оголодал! Смилуйтесь надо мной, русские боги, потому что от африканских я уже далеко-далеко, да и не особливо были африканские боги милостивы…
        Но не все же мне от судьбы пинки получать да подзатыльники. Когда я тащил свои окаменевшие от долгой ходьбы ноги мимо одноэтажного аккуратного домика с черепичной крышей и стенами, выкрашенными в симпатичную краску типа «спелый персик», дверь домика отворилась. Я притормозил, глянул. На пороге своего персикового жилища стояла женщина лет тридцати - такого родного, русского типа: полноватая, но крепко сложенная, чуть загорелая, с русыми волосами, заплетенными в толстую косу, в простом ситцевом халатике, едва доходившем до круглых коленок…
        - Здрасьте,- жалобно выдохнул я и постарался максимально уцеломудрить свой курточный наряд.
        - Здравствуйте,- спокойно кивнула мне женщина, спустилась с крыльца и пошла босиком по тропинке прямиком к калитке. То есть - почти ко мне.
        - Извините меня за внешний вид,- чуть не распадаясь на мозаику от неловкости, сказал я.- Я не местный. Шел лесами, одичал, оголодал… Я для вас опасности не представляю никакой. Кусок хлеба, стакан молока - жалко вам, что ли? И пожалуйста, не надо никакой милиции, а?!
        Она отворила калитку, оглядела меня с ног до головы, чуть поморщилась (правильно, я ж сколько времени не мылся не брился, самому противно) и сказала:
        - Я не знаю, что такое милиция. А то, что вы не местный, и то, что вам плохо,- вижу. Идите за мной. Вас как зовут?
        - Степан.
        - А меня Варвара. Идемте, идемте. Я для вас тоже… никакой опасности не представляю.
        За домом оказалась небольшая, но добротная банька.
        - Париться я вам сейчас не советую - с утра для сердца вредно, а вот помоетесь от души, баня у меня хорошая,- сказала Варвара.- Вещи свои в предбаннике оставьте, а я чуть позже зайду, принесу вам все, что нужно.
        - Спасибо,- только и сказал я.
        - Пока не за что,- пожала круглыми полными плечами Варвара и степенно зашагала в дом, совершенно не проявляя беспокойства по поводу того, что в периметр ее жилища проник посторонний и крайне подозрительного вида субъект… Такое доверие и благодушие умилило подозрительного субъекта, то есть меня, чуть не до слез, но я сдержал их и пошел, по старой русской традиции, в баню.
        Помылся я и впрямь отменно, а в предбаннике, возле раковины, обнаружил на подзеркальной полочке бритвенный прибор и тюбик с кремом для бритья. Грех не воспользоваться, конечно, тем более зарос я почти как Лев Толстой, но почему-то кольнуло меня странное чувство, более всего отождествляемое с ревностью. Раз в баньке славной женщины Варвары имелись такие сугубо мужские аксессуары, то славная женщина явно не в одиночку коротала свой век…
        Я снова утвердился в этом суждении, когда увидел стопку чистой одежды, которую, видно, принесла мне Варвара, утащив предварительно мою грязную поношенную куртку. Белье, рубашка, брюки - все было как на меня куплено и почти новое. Тоже мужнино? А не накостыляет ли муженек и Варваре и мне за такое вот вольное обращение с его личным имуществом? Ладно, потом разберемся.
        - С легким паром! - приветствовала меня Варвара, когда я, весь такой преображенный, предстал перед нею на пороге ее дома.- Проходите, Степан, не стесняйтесь. Завтракать будем.
        Я подавил немедленный ликующий рев своего желудка и приказал себе сесть за стол чинно и благопристойно. Хозяйка, глядя на меня, чуть улыбнулась:
        - Вы завтракайте, Степан, не церемоньтесь. Вот молоко, пироги свежие - с ночи тесто ставила, омлет с сыром, курица вареная с банановым желе…
        - Не, желе не надо,- пробормотал я.- Я лучше молочка. И пирогов.
        Хозяйка ненавязчиво потчевала меня, сама же ела мало и как-то без интереса. Ну, ее можно понять. Она по лесам-болотам не скиталась неизвестно сколько времени…
        Насытившись, я сказал:
        - Спасибо за хлеб-соль, Варвара. Не рассердится на вас муж за то, что одежду его мне отдали?
        - Муж? - удивилась Варвара.- А, вот вы что подумали… Нет, это не мужнина одежда.
        Я мысленно выругал себя за бестактность и тут заметил, как изменилось, закручинилось лицо моей благотворительницы…
        - Это сына моего одежда,- ровным голосом сказала она.
        - А?…- открыл я рот и замолчал, потому что вдруг понял: за спокойствием и благодушием столько в этой женщине накоплено печали, что и словами не передать.
        - Сколько вы мне по виду лет дадите? - спросила неожиданно Варвара.
        - Ну, двадцать восемь,- сказал я, почти не привирая.
        - Мне сорок три,- сказала Варвара.- А сыну моему было двадцать, когда он ушел отдавать Долг. А ушел он три года назад…
        - Простите,- тихо сказал я.- Долг? Какой Долг? Воинский? В армию его забрали?
        Варвара покачала головой. Пышные плечи ее поникли. И только теперь, вглядевшись в нее, я понял, что молодость свою эта женщина носит будто через силу. Будто кто-то не дает ей постареть, подурнеть, а заставляет играть роль миловидной молодой поселянки с прекрасной жизнью.
        - Армия здесь ни при чем,- сказала Варвара.- Армия у нас теперь сплошь женская. Денис, сынок мой, ушел возвращать Долг Милости. Как и многие из нашего села ушли… Потому здесь так и пусто.
        - Я ничего не понимаю.
        - Да и как вам понять, вы ведь не местный,- сказала Варвара.- А вы, вообще, куда направляетесь, Степан? Если это не тайна, конечно.
        - Не тайна,- ответил я.- Мне обязательно нужно лично увидеть Фаину Фартову.
        - Президента? - О, надо было слышать то презрение, с каким Варвара произнесла слово «президент».- Но это далеко. Вам нужно в Курган - столицу Нашей Уральской республики. Только вряд ли вас пропустят к госпоже президенту.
        - Пропустят,- уверенно сказал я.- А теперь расскажите мне, что это за Долг Милости такой?

…Вот что рассказала мне простая жительница процветающей Уральской республики Варвара Крепова.
        Когда Фаина Фартова только заняла президентский пост Уральской республики, благополучие и изобилие сыпались и на госпожу президента, и на электорат примерно так же, как некий античный бог излился на античную же героиню в виде золотого дождя. Словом, все процветало. Уральская республика превратилась в сказочную страну вечного лета, спелых бананов и неистощимого запаса алмазов. Люди здесь не болели и даже практически не умирали, а для всех женщин Уральской республики Фаина сделала поистине волшебный подарок - здешние женщины никогда не старели и не дурнели, а кроме того, могли занимать самые ответственные посты и служить в армии. Женская армия, к слову, оказалась куда лучше и выгоднее мужской… Впрочем, в серьезном деле эту армию еще испытывать не приходилось - Уральская республика процветала до такой степени, что ни один внешний враг не смел подойти к ее границам с агрессивными намерениями.
        Но шло время. И даже в отношении Уральской республики оно было неумолимо. Изобилие и процветание постепенно сошло на нет, климат уже не был таким по-райски ровным и мягким. Люди стали болеть, алмазы мельчать, бананы набили оскомину… Да и соседние государства вдруг стали куда агрессивнее и нахрапистее.
        Люди начали задумываться о причинах столь странного снижения благополучия Уральской республики. Ведь если Уральская республика - рай на земле, как всегда утверждала госпожа президент Фаина Фартова, то в раю все и всегда должно быть прекрасно и счастливо. Ведь первый признак рая - постоянство. И задумывались люди - либо наша республика вовсе не земной рай, либо что-то случилось с госпожой президентом, которая стоит у руля власти уже немало лет…
        Республика заволновалась, начала посылать делегации к госпоже президенту, или, как ее еще было принято называть неофициально, Фаине Милостивой. В годы процветания и полного райского изобилия в президентский дворец Фаины Милостивой запросто мог войти любой - не было во дворце ни бдительной охраны, ни замков, ни систем сигнализации и оповещения в случае какого теракта. Потому что Фаина Фартова, или иначе Милостивая, всегда заявляла своему народу, что наделена такой благодатью, одарена такой харизмой, что ей не страшна никакая агрессия. Мол, пуля мимо пролетит, бомба обратно повернет, яд от стыда за плохое поведение саморазложится и станет безопасен…
        А теперь…
        Президентский дворец надежно охранялся. На каждой растущей вокруг дворца золотой пальме размещалась огневая точка. Люди в черных костюмах и с пластмассовым выражением лица сидели в специальной президентской приемной и дотошно допрашивали каждого, кто осмелился просить аудиенции у Фаины Милостивой. Народ оттого заволновался еще пуще. А благополучие Уральского рая снизилось еще круче. И тут-то Фаина Фартова и сделала официальное заявление «К гражданам райской Уральской республики!».
        В этом обращении Фаина Милостивая сказала, что она верой и правдой трудится вот уже много лет на благо процветания Уральского рая. И не жалеет своей эзотерической силы и вообще харизмы для того, чтобы по-прежнему цвели магнолии, плодоносили бананы, шумели пальмы, намывалось золото и добывались алмазы. Но, сказала Фаина Фартова, к ужасу всех уральчан, ее эзотерические силы с некоторых пор начали неуклонно слабеть. И если в ближайшее время она не найдет причину, по которой ее благословенная сила тает, Уральской республике грозит катастрофа. Ведь до сих пор только Великой Милостью Фаины Фартовой вся республика и жила!!!
        Народ взвыл. Фаина Милостивая была для народа не только президентом. Она давно и прочно стала для насельников Уральского рая вроде тотема. И жить без тотема уральчане уже не могли. В страхе и надежде ждали они того момента, когда Фаина Милостивая найдет причину, по которой слабеет ее благодетельная харизма. И момент настал. Пять лет назад Фаина Милостивая обратилась к народу и раскрыла ему свою великую эзотерическую тайну.
        Она - Фаина Милостивая - на самом деле была посланницей небес, почти богиней, получившей в Африке чудотворные способности и возможность создать на земле один отдельно взятый рай. Фаина избрала Россию для того, чтобы излить именно на эту страну свою Великую Милость. И она совершила все для того, чтобы в России действительно возник земной рай. Но у Фаины Милостивой появились завистники. Не только на земле (тут она помянула про Центральную Московию и президента Стебалова), но и на небесах. Оказывается, боги далекой Тайной Африки, бывшие коллеги Фаины Милостивой, теперь очень завидовали ей, потому что она сумела создать земной рай и заслужить всенародную любовь, а у них это не получалось, как они, эти убогие африканские боги, ни старались. И потому злые африканские боги наслали на Фаину Милостивую самую натуральную порчу, в результате которой силы покровительницы и президента Уральской республики помаленьку таяли и истончались.
        Что делать?! Как нейтрализовать порчу?! Как восстановить силы Фаины Милостивой?! Этими непростыми вопросами мучился в то время каждый гражданин Уральского рая. Фаина Милостивая еще чуток потомила народ в неведении, а потом сказала, что, дескать, есть средство для спасения. Верное и действенное. Но только она, Фаина Милостивая, это средство никак применить не может, потому что не может идти на такие жертвы. Мол, нельзя строить рай на слезинке ребенка и все такое прочее.
        - А какие конкретно жертвы?! В чем они выражаются?! - немедленно заинтересовался народ. Дело в том, что за годы существования райской Уральской республики позитивное самосознание тамошнего народа выросло неимоверно. Поэтому каждый уральчанин буквально сочился альтруизмом, дымился гуманизмом и фонтанировал благородством. И каждый был готов ради госпожи президента Милостивой Фаины на любые жертвы.
        Госпожа президент, конечно, сперва перед народом долго мялась и не хотела говорить. А потом объяснила, что для нейтрализации порчи, наведенной на нее африканскими богами, а также для того, чтобы вступить с этими богами в энергетическое и эзотерическое противоборство и навсегда одолеть их, Фаине Фартовой требуются крепкие, здоровые, талантливые и целомудренные девушки и юноши. В качестве жертв. Но только пусть народ не понимает этого слова «жертва» превратно! Ни в коем случае! Скорее в сложившейся ситуации, сказала Фаина Фартова, уместно будет слово «донор». Душевные силы и сердечная энергия этих юношей и девушек таинственным образом будут аккумулированы в Милостивой Фаине, а затем - через нее - словно пламенным мечом справедливости ударят по злым и далеким африканским богам. И победа будет за Уральским раем!
        Уральчане были самоотверженными людьми. К тому же были они людьми верующими - веровали во единую Милостивую и Непобедимую Фаину Фартову, а потому очень скоро в президентский дворец прибыла первая партия из двенадцати юношей и двенадцати девушек, составлявших настоящий цвет республики. Их разместили во внутренних покоях дворца, в так называемом святилище. Фаина Фартова ежедневно подолгу пребывала в этом святилище, по-видимому эзотерически общаясь со славной молодежью. И через некоторое время объявила, что ей значительно легче, что первый мощный удар по африканской порче нанесен, что прямой угрозы благополучию Уральской республики нет, но нужно еще молодых и сильных…
        Во второй партии донорской молодежи в столицу Уральской республики - город Курган отбыл единственный сын Варвары Креповой Денис Крепов. С тех пор не было от него ни слуху ни духу…

…Рассказ Варвары произвел на меня такое впечатление, какое бывает, если ненадолго отворить дверь в зал, где умалишенные смотрят фильм ужасов. Что-то раздирало и цепляло мне сердце, и я не мог понять, что именно.
        - Послушайте, Варвара,- сказал я.- Неужели вы и другие родители остальных ребят за все это время не попытались ничего узнать о судьбе своих детей?
        - Пытались,- ровно ответила Варвара, лишь губы у нее дрогнули, будто ужалило ее что-то.- Только это бесполезно. На все запросы через секретариат президента идет один и тот же официальный ответ: «Такой-то жив-здоров, исполняет государственные обязанности при президенте Уральской республики, что исключает возможность личного контакта с таким-то».
        - Чушь какая! В президентском дворце при этой бабе почти пятьдесят человек молодежи - и никто из них не может подать весточку родным! Никто не может рассказать, что там творится на самом деле! Я в это не верю!
        - Но это так,- сказала Варвара Крепова.- Одно обидно. Ребята наши ушли в президентский дворец исполнять этот Долг Милости, а жить с каждым днем становится все хуже и гаже. Только внешне кажется, что мы процветаем. Вот наша деревня - из нее же все ушли. Побросали дома, участки - и ушли в одночасье. Говорят, подались через глухие леса на границу с Московией… Нет изобилия, нет даже просто достатка. Это я еще прилично живу - своим хозяйством. А в других местах, говорят, и неурожаи бывают, и эпидемии… Выходит, нет больше силы у нашего президента? Значит, зря она ребят во дворце держит?
        - А сильно вы в президента верите? - спросил я.
        - Раньше я на Фаину как на икону молилась,- вздохнула Варвара.- А с тех пор, как Денис ушел…
        Мы долго молчали. Потом я сказал:
        - Как бы то ни было, но мне нужно попасть в столицу. И лично увидеть вашу Милостивую Фаину.
        - Это невозможно, Степан,- замахала руками Варвара.- К чему тебе? Оставайся со мной, живи вместо сына…
        - Я б мог и вместо мужа, только у меня тоже есть свой долг. И этот долг зовет меня к Фаине. Надо же, какое имя красивое! И возвышенное! Черт побери.
        - Есть только одна возможность, как тебе туда пробраться,- помолчав, сказала Варвара.- Несколько дней назад по стране опять объявили набор «доноров» для Долга Милости. Но люди уже не настолько доверчивы и не хотят отдавать детей. А ты мог бы…
        - Это идея. Это хорошая идея, Варвара. Только скажи: разве я выгляжу на двадцать лет?
        - Я тебя еще пару деньков пооткармливаю - будешь на восемнадцать выглядеть.
        - Спасибо, Варвара. Только нету у меня этой пары деньков. Лучше скажи: где призывные пункты для «доноров» располагаются?
        Варвара вздохнула:
        - У нас в райцентре есть один. Я отвезу тебя. Скажу, что мой двоюродный племянник. Документов там никаких не требуется. У нас в Уральской республике вообще паспортный режим отменен, только специальный эзотерический опознавательный знак ставится на правое запястье и лоб - вроде индекса. А у тебя индекса нет, но это ничего, я скажу, что ты приезжий, еще не успел индексацию пройти, у нас в райцентре с этим не строго… Только вот что… Поедем лучше завтра. А сегодня - хоть отоспись как следует. Что ты за человек, Степан, не пойму…
        - Я объясню… Когда-нибудь,- пообещал я.
        Варвара постелила мне в горнице, и я проспал до вечера. Помню, перед тем, как провалиться в сон, я успел подумать: странно, что с Варварой мы перешли на «ты». Обычно так бывает, когда что-то сближает. Или радость. Или беда.
        Утром следующего дня Варвара на своем стареньком, но крепком джипе отвезла меня в пресловутый райцентр. Райцентр по архитектуре и размерам мало чем отличался от Варвариной деревеньки, разве что было там несколько хорошо отремонтированных пятиэтажных домов, что-то типа Дворца культуры и сквер с действующим фонтаном. С Варварой я попрощался коротко, но тепло. Я вслух не обещал ей узнать что-нибудь о судьбе ее сына, но, по-моему, и так было ясно, что я сделаю все возможное…
        Призывной пункт «доноров» Долга Милости размещался в комнате, смежной с крошечным антикварным магазинчиком. Я сел перед человеком, который должен был определить мою «призывную» судьбу, но смотрел не на него, а в дверной проем за его спиной - где поблескивали витрины магазина. Там были выставлены какие-то серебряные и бронзовые безделушки, ордена и медали всех войн, старинные фарфоровые вазы. А еще там был портрет. Большой, писанный маслом портрет женщины в строгом деловом костюме и с очень короткой стрижкой. Что-то в глазах, в облике этой женщины показалось мне неуловимо знакомым, как будто однажды я видел ее во сне и забыл, а теперь вот вспомнил…
        - Молодой человек, я вас второй раз спрашиваю: ваше имя?
        Я вздрогнул. Приятно, когда тебя называют молодым человеком…
        - Степан. Извините, я засмотрелся.
        Мой собеседник оглянулся и тоже посмотрел на портрет:
        - Да, это великолепная работа. Портрет госпожи Фаины Фартовой кисти Данилы Мезгирева занесен во все художественные каталоги. Это, конечно, копия. Но копия отменная и дорогая.
        Так на портрете эта их президентша! Но я ничем не выдал ни удивления, ни волнения. Только кивнул и улыбнулся, соглашаясь, что да, работа и впрямь выше всяких похвал.
        - Ваша фамилия, молодой человек?
        - Водоглазов.- Я решил не шифроваться.
        - Возраст.
        - Двадцать… - Я внутренне взмолился, чтобы этот тип не присматривался ко мне внимательно. Ничего, прокатило.
        - Семейное положение?
        - Холост.
        - Образование?
        - Высшее.
        - Степень эзотерической эмпатии?
        О черт! А это еще что такое?! Варвара ни о чем подобном меня не предупреждала. Впрочем, она могла и не знать… Что делать?! Но тут спасение пришло само.
        - Что я спрашиваю,- сам себя осудил мой собеседник.- Раз образование высшее, то и степень - такая же.
        Я, затравленно улыбаясь, кивнул.
        Тип убористым почерком исписал лист плотной бумаги, затем вложил его в пластиковый непрозрачный конверт, надписал, поставил штамп и передал мне:
        - Поздравляю, вы приняты в ряды Доноров Долга! Это ваше сопроводительное письмо. Вы пока можете посидеть в магазине, посмотреть каталоги, альбомы репродукций, моя жена подаст вам кофе…
        - А…
        - А я вызову «донорскую» машину, которая появится здесь очень быстро и отвезет вас в столицу. Еще раз поздравляю.
        Он встал и провел меня в помещение магазинчика.
        - Хозяин магазина не будет протестовать, что я здесь нахожусь? - на всякий случай спросил я.
        - Я и есть хозяин,- улыбнулся тип и исчез за какой-то хлипковатой дверью. Видимо, отправился вызывать «донорскую» машину.
        То ли он долго вызывал, то ли машина долго ехала, но просидел я битый час. Кофе мне не принесли, каталогов я смотреть не стал и постепенно погрузился в дремоту. Не знаю, сколько я продремал, сидя в старом плетеном кресле-качалке в углу антикварного магазина, но, когда меня растолкали (именно, сделано это было крайне нелюбезно), мне показалось, что за окнами уже глубокий вечер.
        Расталкивал меня амбал в серо-синей униформе с незнакомыми нашивками.
        - Ты, что ли, донор? - рычал он.
        - Я.
        - Водоглазов?
        - Да.
        - Не «да», а «так точно». Ладно, подъем, машина за тобой пришла, поехали.
        Я в сопровождении амбала вышел на улицу. И впрямь вечерело. А возле антикварного магазина стоял длинный черный лимузин. Я было направился к лимузину, но оказалось, что лимузин принадлежит антикварному продавцу, меня же ждет жалкого вида машина, вся заляпанная рекламными листовками и с двумя мигалками - зеленой и желтой - на крыше.
        - Полезай! - пихнул меня в чрево машины амбал.
        - Ты бы покультурней с государственным донором, парниша,- ласково сказал я амбалу, потому что внутри у меня все кипело и клокотало.
        - Поговори мне,- пригрозил амбал.
        Что с такого взять, кроме ордера на обыск?

…Машина, хоть и виду была самого туфтового, неслась с очень приличной скоростью. А ее включенные мигалки, казалось, разгоняли с трассы всех автолюбителей - от греха подальше…
        - Для чего мигалки? - спросил я у амбала.
        - Чтоб все видели, что еще одного придурка везут! - заржал он, но его оборвал шофер:
        - Заткнись! Все тебе шуточки! А если этот придурок во дворце рот раззявит и наклепает на нас как на недовольных процветающим режимом?
        - Не раззявит,- уверенно заявил амбал.- Не успеет. Ты че, не знаешь, в кого их там, во дворце, превращают?
        - В кого? - тут же полюбопытствовал я.
        - Заткнись!!! - рявкнул шофер с удвоенной громкостью. И мы с амбалом заткнулись, чтоб не тревожить человека за рулем.
        Пару раз нас останавливали какие-то патрули, видимо, это было уже неподалеку от столицы Уральской республики. Амбал демонстрировал патрулям мое сопроводительное письмо, и от нас отшатывались, как от чумного батальона.
        Во что я влип, а?
        Наконец машина сбавила скорость, а потом и совсем остановилась.
        - Вылезай, приехали,- сказал мне амбал.- Президентский дворец.
        Он распахнул дверцу, и я вышел в… джунгли.
        Потом-то я понял, что никакие это не джунгли, а просто стильный тропический парк, но первое впечатление… Оно было таким сильным! Мне даже показалось, что я снова в Африке, иду вместе с Онене Небуду охотиться на норную газель… Нет! То, что я увидел сейчас, было лишь жалкой пародией на Африку.
        Машина, доставившая меня, газанула и уехала. Я остался один на один с пальмами и всякими олеандрами. Но одиночество мое длилось недолго. Ко мне подошли два представительных джентльмена в строгих штатских костюмах.
        - Вы Донор Долга Степан Водоглазов?
        - Совершенно верно.
        - Следуйте за нами. Вас желает видеть Ее Милость, госпожа президент Уральской республики Фаина Фартова.
        Я не стал говорить этим лощеным типам, что тоже имею крайне страстное желание узреть Ее Милость госпожу Фаину Фартову.
        Меня провели в холл огромного, помпезного, как свадебный торт, дворца. Затем на лифте (сплошные зеркала, плюнуть некуда) джентльмены поднялись со мной на некий этаж, на приборной доске отмеченный не цифрой, а странной пиктограммой.
        Лифт остановился, двери его открылись прямо внутри большой комнаты, сплошь увитой лианами и богато декорированной фонтанами и всякими цветочками в кадках. Возле ближайшей кадки копошилась с леечкой какая-то девушка, по виду напоминавшая умирающую фуксию.
        - Что такое? - строго спросила девушка.
        - К Ее Милости,- кратко отрекомендовали меня джентльмены.- Новый донор. Велено представить.
        - А, тогда идите,- потеряла к нам интерес девушка и снова прикипела к своей леечке и кадке.
        Джентльмены прошли со мной по заросшей лианами комнате (черт возьми, тут еще и колибри летали, двух я чуть не сшиб, принявши за мух!), а затем остановились перед дверью из черного дерева с богатой золотой инкрустацией. В центре двери красовался полураскрытый бутон цветка, выполненный из чистого золота и бриллиантов.
        - Донор Степан Водоглазов доставлен по вашему указанию, Ваша Милость,- доложил один из джентльменов, наклоняясь к алмазно-золотому бутону.
        - Пусть войдет,- сказал бутон.- Один.
        Джентльмены переглянулись и отступили. А я пожал плечами и потянул на себя тяжелую драгоценную дверь.

…Я подозревал, что она устроит нечто подобное. Любовь к мишурности и показушности явно были у нее в крови. Или в генетической памяти. Хотя откуда у нее кровь и генетическая память?!
        Я стоял среди звезд. Ни пола, ни потолка, ни стен, ни двери, через которую я вошел, не было. Только звезды и пустота.
        - Эффектная иллюзия,- присвистнул я.- Чьи силы и жизни тратятся на то, чтобы поддерживать эту иллюзию в рабочем режиме?
        Она, будто сотканная из своей темноты и звезд, вдруг оказалась передо мной и заглянула в мои глаза своими незабываемыми, нечеловеческими.
        - Здравствуй, Верзила,- сказала Государственная Девственница.- Почему тебе не нравится моя Игра? Разве здесь не красиво?
        - Я пришел говорить с тобой не об Игре. И не о красоте.
        - Тогда для чего ты пришел?
        Государственная Девственница затейливо повернула ладонь, и звезды пропали. Мы стояли в обычной комнате, оклеенной темно-коричневыми обоями и обставленной мебелью стиля «ивушка-черемушка».
        - Присядем,- сказала Государственная Девственница.- Как ты узнал меня? Как ты узнал, что это я?
        Признаюсь, узнать ее было нелегко. Вообще невозможно. Сейчас передо мной сидела не имеющая возраста женщина невероятной красоты и величественности. Перед ней хотелось пасть на колени и, разорвав свою грудную клетку, положить к ее ногам собственное, еще трепещущее сердце. Но я знал, кто она. Поэтому мои колени, грудная клетка и сердце оставались в безопасности.
        - Я твой наставник, девочка,- сказал я.- Твой воспитатель. Человек, которого ты увидела первым. Ты связана со мной до тех пор, пока не рассыплешься в прах. И я узнаю тебя в любом обличье. И при любых обстоятельствах. Скажи: финт со временем - это не случайность? Ты специально это подстроила?
        - Разумеется.- Красивая женщина передо мной не перестала быть красивой, но величественности явно убавилось.- Я хотела избавиться от тебя. Я ведь знала, что ты пойдешь следом. Но если бы ты был рядом со мной тогда, в самом начале моей карьеры, ты не дал бы мне сделать всего… этого. Не позволил бы. Вечно бы одергивал за руку, как отец одергивает расшалившегося ребенка. И я решила, что отправить тебя в будущее России, которую я создам заново,- лучший вариант.- Заодно ты сможешь убедиться, что твоя воспитанница действительно одарила Россию Великой Милостью. Сделала ее процветающей державой.
        - Дура! - сказал я Государственной Девственнице.- Ты Россию разрушила. Раскромсала на кусочки. России больше нет. По твоей милости! Милости!
        - Значит, ваша Россия никуда не годилась, раз не смогла целиком и полностью принять мою Милость,- спокойно заявила Государственная Девственница.- Но большая часть народа все равно пошла за мной. Видишь, я уже много лет бессменный президент России…
        - Не России! А какой-то Уральской республики! - напомнил я.
        - Ну и что… А зато в ней все процветает. И никто не жалуется, не то что эти, из племени вибути. Здесь меня любят. Жизнь за меня отдать готовы.
        - Кстати, о жизни,- сказал я.- Для чего тебе нужны доноры?»
        Глава шестнадцатая. БРЕМЯ ВЛАСТИ
        Каждый президент втайне мечтает об импичменте.
        Билл Клинтон
        На четвертый год своего правления президенту Независимой Религиозной Республики Вибути Викентию Вересаеву, или, как здесь именовал его народ, Кентино Оа Вамбонга, наконец повезло.
        Его убили.
        За четыре года президентства Викентий Вересаев сделал для республики Вибути все, что мог. А точнее, все, чего совершенно не желало правительство. То есть старые боги вибути.
        Как оказалось, у богов имеется масса собственных нереализованных желаний, надежд и амбиций. А то, что реализовывать все это боги возьмутся через народ вибути,- вполне нормально и даже демократично. В конце концов, правительство всегда решало свои проблемы за счет народа, а не наоборот. Хотя народу предпочтительнее об этом не знать и думать, что правительство только тем и занято денно и нощно, что заботится о благе своего электората.
        Викентий понял, как боги его надули, уже на следующий день после инаугурации. Он сидел в главном кабинете своего республиканского дворца (бывшего дворца Оа, переименованного в дворец Оа) и составлял план электрификации республики. Неподалеку примостилась Розамунда - она шепотком диктовала первой жене президента Онене Небуду-Вересаевой текст конституции республики Вибути (в первом чтении). Онене умело строчила страницу за страницей, причем, сразу на двух языках: вибутянском и английском… И эту мирную политическую идиллию нарушила не кто иная, как богиня Манюнюэль.
        Она снизошла в кабинет президента прямо сквозь потолок, вся окутанная лепестками ароматных цветков пуро-пуро, и вальяжно раскинулась прямо на президентском столе, сломав только что очиненный Викентием карандаш и измяв набросок карты электросетей Вибути.
        - Чем занимаемся? - томно поинтересовалась богиня и уронила с язычка капельки своей священной слюны, в воздухе превратившиеся в первосортные жемчужины. Викентий раздраженно смахнул эти жемчужины на пол.
        - Госпожа Манюнюэль,- официальным тоном обратился Вересаев к богине,- почему вы не на заседании правительства? Разве сегодня вы не обсуждаете проект новой экономической политики республики Вибути?!
        - Да, что-то такое обсуждали Угэк и Охломамон. Но мне стало скучно, и я ушла. Решила узнать, чем вы заняты… Может, у вас повеселее?…
        - В данный момент,- морозно сказал Викентий,- я, госпожа Манюнюэль, разрабатываю план электрификации всей страны!
        - Пфу,- уронила еще одну жемчужину Манюнюэль.
        - А Розамунда и Онене готовят проект конституции, то есть Основного Закона республики Вибути! И это вам не «пфу»! И попрошу вас слезть с моего стола! Что вы себе позволяете?!
        Манюнюэль со стола от изумления слезла, но глаза ее при этом метали молнии и крошечные раскаленные изумрудики.
        - Как ты смеешь со мной так разговаривать, смертный? - прошипела она.
        - Я вам не смертный,- сказал Викентий богине.- Я вам президент. Всенародно избранный. А вот вас, как члена правительства, можно и отправить в отставку за манкирование своими обязанностями.
        - Что?! - взревела богиня.
        Но Викентий не испугался ее рева.
        - Госпожа Манюнюэль,- официально произнес он,- я назначаю вас главой республиканской Демографической комиссии. Соблаговолите завтра в это же время подать мне письменный отчет о современной демографической ситуации в республике Вибути.
        - Что? - повторила богиня, но теперь у нее был голос, как у школьницы, которую оставляют на переэкзаменовку.
        - Работайте,- сказал ей Викентий.- Жду завтрашний отчет. У вас что-то еще ко мне? Нет? В таком случае вы свободны, госпожа Манюнюэль. И попрошу вас впредь входить и выходить из моего кабинета обычным способом, то есть через дверь. Бросьте эти ваши божественные штучки.
        Манюнюэль, при всей ее небожительности и непереносимой красоте, была богиней по характеру вздорной и кляузной. Она немедленно пожаловалась богу Ндунги на то, что новый президент обходится с ней без должной почтительности. И как раз тогда, когда Викентий, разложив перед собой карту Вибути, прикидывал, где лучше всего строить первую электростанцию, к нему заявился Ндунги.
        - Кентино,- продудел розовый слон,- ты зачем Манюнюэль обидел?
        Викентий вздохнул, отложил карту. Поглядел на Розамунду и Онене - вот им повезло, им никто не мешал создавать конституцию республики Вибути.
        - Ндунги,- сказал Викентий розовому слону,- вы меня президентом сделали? Сделали!
        - И что?
        - Так дайте мне заниматься моими президентскими делами! И вы занимайтесь своими. Вы, между прочим, правительство. Вам надо годовой бюджет страны принимать. А что до Манюнюэль, так она сама виновата - шатается без дела, еще и людям мешает. Пусть пишет отчет по демографической ситуации.
        - Кентино,- надулся розовый слон,- ты бы с нами повежливее. Мы же все-таки боги.
        - И что с того, что вы боги?
        - Писать отчеты и думать над бюджетом - это ваши человеческие заморочки. Мы, когда тебя президентом делали, думали, что прежде всего ты примешься возрождать древние религиозные традиции вибути. Между прочим, многие президенты так и делают, в разных странах, я выяснял. Они сразу возрождают забытые религиозные традиции.
        - Ах вот как! А я считаю, что прежде всего республике Вибути нужны электричество, система централизованного водоснабжения, а также планомерная модернизация всех сфер деятельности!
        - Это потом,- отмахнулся Ндунги.- Сначала кумирни.
        - Какие еще кумирни?!
        - Наши кумирни. Они находятся в очень запущенном состоянии. Мне, как богу, например, даже стыдно заходить в собственную кумирню! А я ведь не последний в Сонме! А взять хотя бы богов Кхнуру и Н'та - у тех вообще персональных кумирен нет! Это не дело. Народ не сможет уважать свое правительство до тех пор, пока у членов правительства не будет приличной недвижимости. Смекнул, Кентино?
        - Вот что,- строго сказал Викентий богу Ндунги.- Я сейчас же издаю президентский указ, в котором объявляю чрезвычайное положение в республике Вибути. И покуда длится это чрезвычайное положение, мы будем заниматься прогрессом, а не вашими кумирнями! Ясно?!
        - Ясно. А если мы тебе за это молнией в лоб засветим? - полюбопытствовал Ндунги.
        - Всегда пожалуйста,- отрезал Вересаев.- Но со мной у вас еще есть надежда на то, что народ снова станет к вам относиться с почтением. А без меня - про вас опять забудут. И опять примутся призывать Белую Птицу. Разве не так?
        - Так,- ответил Ндунги.- Но как-то не мирно складываются отношения у президента и правительства в самом начале твоего правления, не находишь?
        - Ничего. Это политика. В ней так принято,- отрезал Вересаев.- У тебя все, Ндунги?
        - Пока да,- напряженно ответил розовый слон.- Ладно, Кентино. Занимайся своим прогрессом. Покуда. А там поглядим…
        С тех пор боги лично не беспокоили Вересаева. Целых четыре года. И за это время он успел немало. На реке Сонге была создана искусственная плотина и выстроена первая электростанция республики Вибути. Тут пришла пора налаживать дипломатические отношения с бывшей родиной, то есть с Россией, потому что Вибути нужны были квалифицированные специалисты-энергетики, а также опоры электропередач, кабели, трансформаторы, щиты, рубильники, датчики-реле, лампы накаливания и еще масса всего в том же духе. Викентий, как президент Вибути, послал в Россию с официальным дружественным визитом своих супруг Онене Небуду-Вересаеву и Нину Первову-Вересаеву. Женщины пообещали, что добьются нужных встреч и добудут все необходимые контракты.
        Обещания жены выполнили. Они вернулись в Вибути с контрактами и договорами. Скоро в затерянную африканскую республику прибыл первый самолет Москва-Бандат, привезший первую партию специалистов и оборудования. Закипела работа, соотечественники Викентия быстро освоились в непривычных тропиках, зарплату попросили выдавать некрупными алмазами и листовым золотом, так что за год электростанция имени Дружбы России и Вибути была построена и пущена в эксплуатацию. Среди джунглей и пальмовых дебрей взметнулись, сверкая суровой сталью, опоры линий электропередач. Столица Бандат, а также города Тунету и Натуту, деревня Мазизи и провинция Пурупай были полностью электрифицированы. Кроме того, на карте Вибути возник еще один город промышленного типа с красивым названием Дроссель. В этом городе поселились российские специалисты, не пожелавшие возвращаться на родину и решившие все свои силы отдать процветанию молодой африканской республики.
        Второй год президентства Викентия Вересаева был полностью посвящен реализации программы улучшения жизни и быта населения республики. Боги вообще не вмешивались, Викентий про них и забыл - в суете повседневных дел… Снова потребовались российские специалисты - теперь уже по строительству, прокладке трубопроводов и монтажу систем очистки воды. Отсталой традиции ходить по воду к ближайшей реке или колодцу пришел конец. Теперь в каждом населенном пункте Вибути был водопровод и, разумеется, канализация. Всю сантехнику и трубопрокат российские специалисты привезли с собой, предоставили их для нужд республики с большой скидкой: за алмазы, платину и кокосы. И снова на карте Вибути возник город мастеров-иноземцев - под поэтическим названием Фитинг.
        Боги продолжали политику напряженного невмешательства. Жрецы дулись, колдун Тонтон Макут, недовольный электрификацией, ушел куда-то в глухие джунгли. А простые вибутяне как люди с добрососедским и неглумливым характером новшествам радовались, хотя до сих пор не могли понять: почему для того, чтобы осветить жилище, нужно включить странную стеклянную штучку, прикрепленную к красивому прочному шнурку, а не поймать вместо этого обычного светляка. Также не понимали и того, почему по нужде следует ходить не под ближайшую пальму, а только на красивый белый сосуд, который при другом жизненном раскладе можно было бы и тотемом объявить…
        Вместо примитивных хижин столица республики теперь была застроена симпатичными коттеджами со всеми удобствами. Очередь была за городами Натуту и Тунету, однако там могли не волноваться - строительная программа выполнялась бешеными темпами. Российские строители даже не делали традиционных перекуров и не тратили время на посиделки за стаканом жабьей настойки - являли такой пример трудолюбия, что Викентий только диву давался: что ж в России-то никто так не трудогольничал? Хотя в России за работу алмазами расплачиваться не принято, а тут их - горстями носи… Й потом опять же - климат. И местные девушки, которые очень благосклонно относились к светлокожим пришельцам. Так что на третий год правления Викентия Вересаева в стране уже стали появляться дети от смешанных браков…
        Тут Викентий опомнился. Слишком хороша стала республика Вибути с ее прогрессом, богатствами и недавно подключенным Интернетом (самолет с российскими программистами тоже благополучно долетел до африканской республики). Слишком лакомый кусок для агрессивных соседей и назойливых сверхдержав. Переувлекся Викентий прогрессом и совсем забыл про создание регулярной армии. А ведь, того и гляди, нападут на беззащитную республику Вибути враждебные племена уваке и тка-тка. И железная стена их не остановит, потому что женщины-людоедки уваке славились своей неостановимостью, а ловцы жемчуга племени тка-тка были поистине неистощимы на выдумки разных милитаристских хитростей… К тому же две соседние республики - Сото и Мошешобо - разорвали с Вибути дипломатические отношения после того, как Викентий занялся строительством больниц и санаториев с новейшим медицинским оборудованием и привлек туда не колдунов-знахарей, которыми славились Сото и Мошешобо, а опять-таки своих, то есть русских.
        Викентий схватился за голову, посоветовался с Розамундой и женами, полистал принятую в первом чтении конституцию республики Вибути и решил, что надо создавать мощную регулярную армию. На контрактной основе. И привлечь к этому опять-таки бывших соотечественников. Алмазов, бананов и обогащенного урана у республики, к счастью, еще оставалось предостаточно, чтоб оплатить недешевые услуги российского воина-контрактника.
        - Ты, Викентий, не миндальничай,- заявила тут Розамунда.- Делай заказ по полной программе. Только чтоб сверхдержавы о нем не пронюхали…
        - Ты о чем, Розамунда? - не понял Викентий. Президентство сильно утомило его и притупило остроту мысли. Он все чаще мечтал об отдыхе, о путешествии куда-нибудь в девственные джунгли, в мраморный грот к изысканному жирафу…
        - Я говорю о том,- развеяла мечты Викентия Розамунда,- что воин-контрактник не будет сражаться местным копьем, луком со стрелами и бумерангом. Нужно современное оружие. И боевая техника. Тогда мы будем не по зубам не только соседним племенам. И сверхдержавы станут с нами считаться…
        - Розамунда, я тебя не узнаю,- сказал Викентий.- Ты стала настоящей милитаристкой…
        - Я стала политиком. Как и ты. Я тоже несу ответственность за эту страну. Мы изменили ее. Совершенно преобразили. Мы даже здешних богов поставили на место. И я не позволю никому испортить то, что мы сделали!
        - Розамунда, а как же это: «Тот, кто берет Путь в помощь господину людей, не подчиняет мир силой оружия: ибо это навлечет скорое возмездие…»?
        - Не цитируй мне даосов! Мы не в Китае и даже не в России! Мы в республике, которую создали сами! Своими силами! И мы должны ее защитить!
        - Что ж, ты права. Значит, снова посылаем Онене и Нину на переговоры с президентом России насчет взаимовыгодного сотрудничества.
        Онене и Нина отправились проторенным путем, но вернулись на удивление быстро. И принесли странные, нерадостные вести.
        - В России творится черт знает что,- сказала Нина. Она говорила и одновременно переходила из ветреного состояния в человеческое - процесс завораживающий и пугающий стороннего наблюдателя, но не Викентия, Викентий за эти годы ко всему привык.- Можно даже сказать, что России вообще как таковой больше нет.
        - Что-что? - в один голос спросили Викентий и Розамунда.
        И тогда Нина рассказала о том, что в России победили на очередных выборах два президента: некие Фаина Фартова и Владимир Стебалов. И доселе единая страна разделилась на два суверенных государства:Центральную Московию и Уральскую республику. Московией заправляет президент Стебалов, а Уральской республикой - Фаина Фартова… Делегатки от республики Вибути нанесли визит в оба новорожденных государства и имели разговор с тамошними президентами…
        Тут в речь вмешалась Онене:
        - Я хочу сразу поставить тебя в известность, Кентино. Уральской республикой правит не человек. Фаина Фартова - это Государственная Девственница.
        Викентий напряг память:
        - Та самая, что должна была обеспечивать процветание народа вибути? Да?! Мне не изменяет память?
        - Твоя память превыше всех похвал, Кентино,- кивнула Онене.- Государственная Девственница изменила свою внешность и возраст, но я, благодаря своему опыту и способностям, узнаю ее в любом обличье. Она самовольно покинула государство Вибути, не исполнив своего предназначения. Вместо этого Государственная Девственница решила сделать процветающей всю Россию, но вся Россия за ней не пошла. Тогда она узурпировала правление Уральской республикой и объявила суверенитет.
        - И что, за Уралом теперь растут бананы? - криво усмехнулся Викентий.
        - А также кокосы, ананасы, манго, папайя, финики, золотые пальмы и повсюду понатыканы кимберлитовые трубки,- перечислила Онене.
        - Ого. Мощный размах у этой Фаины…
        - Именно. До того мощный, что народ считает ее почти божеством. Она подчинила себе их волю. Как ты думаешь, Кентино, свободная воля в обмен на экономическое процветание - это плохой обмен?
        Викентий пасмурно глянул на Онене. Потом сказал:
        - Я не просился в президенты. Я не собирался никого осчастливливать. Меня вынудили работать, и я работаю. Так что не надо обвинять меня, Онене…
        - Я не обвиняю тебя, Кентино, как ты мог подумать! К тому же мы идем по другому пути…
        - Не вижу большой разницы,- мрачно пробормотал Викентий.- Ладно. Что там со вторым государством? Центральная Московия, так, кажется?
        - Да,- вступила в беседу Нина.- Их президент Владимир Стебалов - вот кто сущий милитарист! Для них армия - первое дело. Само собой, потому, что они хотят отвоевать себе обратно Уральскую республику и расправиться с Фаиной. А кроме того, их даже признал Евросоюз.
        - Владимир Стебалов готов заключить договор с республикой Вибути на поставку оружия? - встряла Розамунда.
        - Да. И контрактников он тоже пришлет. В порядке добрососедской помощи,- сказала Нина.- И еще он очень интересовался насчет вибутянского урана…
        - Понятно,- проговорил Викентий.- Во что мы втянули Вибути…
        - Не мы!
        - Я.
        - И не ты! Знаешь, они сейчас устранились и дают тебе волю творить все, как хочешь. Но ведь именно они все это первоначально затеяли!
        - Кто это - «они»?
        - Как кто? Боги племени вибути!
        - Валить все на богов - глупо.
        - А валить все на людей - еще глупее. Ладно, не мрачней. Все равно армия нам нужна. И танки. А также крупнокалиберные пулеметы, минометы, штурмовики и боевые вертолеты. Лишними не будут. Много места не займут.
        Сказавшая эти исторические слова крольчиха Розамунда как в воду глядела. Ни танки, ни зенитные установки, ни автоматы и гранатометы, ни знаменитые российские десантники не оказались лишними. Они прибыли как раз вовремя. Потому что республике Вибути объявили войну сразу все сопредельные государства. И так начался четвертый год президентства Викентия Вересаева.
        Война развернулась в девственных джунглях масштабно и надолго. Чувствовалось, что ее давно здесь не хватало, поскучнели люди от мирной и благополучной жизни. Абоевая встряска снова заставила кровь бурлить и проливаться на вытоптанную сочную траву…
        Викентий не хотел войны. Но он должен был отстаивать завоевания вибутянской демократии, не так ли? Должен был защитить города республики Вибути от нашествия ужасающих женщин-людоедок племени уваке, потому что эти людоедки не щадили никого на своем пути. Президент должен был дать отпор агрессивным проискам ловцов жемчуга племени тка-тка, потому что выяснил, что под жемчугом эти самые ловцы подразумевали человеческие глаза… Он должен был отстоять свои границы и провинции от натиска государств Сото и Мошешобо, которые давно зарились на священные озера и плодородные поля на севере Вибути… А еще… Еще республике Вибути внезапно объявило войну эзотерическое государство Уральская республика, управляемое Государственной Девственницей Фаиной Фартовой. И эта война была самой нелегкой. Потому что была не простой, а эзотерической. То есть с применением тайных паранормальных знаний, а не крупнокалиберных пулеметов
«Утес».
        Вот тут-то на сцену событий и выступили боги. Они решили, что их пора настала. Они эффектно снизошли с небес и всем Сонмом расположились в городе Бандате. Жители Бандата и других городов, сильно обеспокоенные военными действиями, поспешили к богам с молениями и приношениями.
        Викентий тоже встретился с богами. Встреча опять происходила в дендрарии, только в связи с военным положением дендрарий теперь больше походил на прочесанную шрапнелью и разрывными снарядами рощу где-то под Кандагаром.
        - Ну что,- сказал Викентию Ндунги,- облажался, президент? К чему привела тебя твоя политика?
        - Я делал все, что мог,- твердо сказал Викентий.- А вы только и знали что сидеть на небесах да дуть жабью настойку.
        - Он всегда хамит богам! - подняла прелестный пальчик богиня Манюнюэль.- Всегда. Я заметила.
        - Вообще-то Кентино молодец,- ухмыльнулся бог Чванги.- Такую войну устроил! У меня сердце радуется! Я с поля боя просто не ухожу! И вот что, парни, давайте подходить к делу объективно: Кентино исполнил-таки нашу волю. И воплотил в жизнь именно наши чаяния.
        - Как?! - выдавил из себя Викентий.
        - Просто,- сказал Чванги и опять ухмыльнулся.- Ты своим прогрессом довел народ вибути до того, что они вспомнили про нас сами. И взмолились. И мы опять в силе и у власти. Как единственное и, заметь, реальное правительство государства Вибути. Понял? Дошло наконец?
        - Почти,- сказал Викентий.- Но я же хотел как лучше. Международные контакты. Прогресс. Научная революция… У нас в Бандате мог бы быть университет дружбы народов!
        - А на крокодила лысого нам этот университет? - опять влезла Манюнюэль.- Мы ж тебе по-хорошему еще в начале твоего правления говорили: первым де лом строй нам храмы и кумирни! А ты - электрификация, электрификация… И что, нужна теперь народу твоя электрификация? Народ сам уже строит капища и приносит в жертву призванных тобой иноземцев, чтобы кончилась война. Так-то.
        - Что?! - возопил Викентий.- Пока я президент этого государства, такого безумия не будет!!!
        - Подумаешь, президент,- хмыкнул бог Ндунги.- А ты забыл, президент, что правительство республики Вибути - это мы? И мы, как правительство, объявляем тебе импичмент!
        - Что?!
        - Что слышал. Импичмент. Не оправдал ты высокого нашего доверия. Так что гуляй. Свободен.
        - Нет!
        - Вот ты посмотри, Охломамон,- задумчиво сказал бог Кхнуру своему небожительному коллеге.- Как этот недостойный смертный за власть держится!
        - Думаю, надо его как-нибудь покарать,- протянула богиня Манюнюэль, и в глазах ее сверкнули опасные изумруды.
        - И его покарать, и баб его - тоже,- кровожадно вставил бог Чванги.- Слушайте, а давайте мы народу посоветуем его в жертву принести? А что, красиво. Верховный представитель власти жертвует собой для блага народа.
        - Нет! - опять вскричал Викентий. А что он еще мог кричать?
        Возле него сплотились Розамунда, Онене и Нина.
        - Есть какие-нибудь версии насчет спасения? - быстро спросила Розамунда.
        - Нет,- сказала Нина.- Даже если я стану ветром и унесу всех… Викентий не уйдет. У него чувство ответственности повышенное. Он теперь с этой республикой связан на всю оставшуюся жизнь. Сколько б ее, этой жизни, ни осталось…
        - Опасное это дело - противостоять старым богам. Да еще богам вибути,- только и сказала Онене.
        - Значит, ты согласна, чтоб тебя и всех нас принесли в жертву? - возмутилась Розамунда.
        - А какой у нас выход? - ответила Онене.- Я дочь этого племени, я знаю, что говорю… К тому же, если просто зажарят,- это терпимо. А вот если перед этим с нас живьем сдерут кожу…
        Розамунда тихо завыла.

…Боги обступили Викентия, как шакалы обступают смертельно раненного льва.
        - Мы должны быть ему благодарны,- прошипела, являясь, как всегда, в самый роковой момент, коварная богиня Ар. С ее клыков капало нечто кровавое.- Он - ступень к нашей новой славе…
        - Оставьте его,- властно, но несколько ватно прозвучал голос демиурга Онто.
        Остальные боги неохотно расступились.
        - В чем дело? - капризно оттопырила губку Манюнюэль, а Ар прошипела нечто нецензурное насчет того, что некоторым старикам давно пора свалить с дороги и не мешаться под ногами молодых и сильных…
        - Оставьте его,- повторил бог Онто.- Он и его люди пусть идут, куда хотят. Пусть их никто не трогает. Это мое слово. Слово бога Онто. А я пока первый средь Сонма богов вибути. Так?
        - Так, так,- недовольно загомонили боги.
        - Значит, я решаю, как быть. Оставьте этих людей.
        Боги поупрямились, но отступили от жалкой компании наших героев.
        - Иди, Кентино,- сказал Онто Викентию.- Иди, женщина-ветер. Иди, женщина-зверь. Иди, женщина, отлученная от племени. Вас никто не тронет.
        - Но куда нам идти? - спросил Викентий.
        - А это,- ответил бог Онто,- ты решай сам. На то ты и человек.

…Отстраненный от должности президент республики Вибути собрал своих женщин и, словно опоенный каким-то дурманным зельем, пошел прочь из столицы. Его никто не провожал и не замечал. По Бандату стелился густой черный дым - это жгли дома и приносили богатые жертвы старым богам вибути.
        - Викентий, скажи хоть слово! - взмолилась Розамунда.
        - Умереть,- произнес Викентий.
        И тут его желание исполнилось. С едва слышным свистом пролетела маленькая стрелка-колючка, выпущенная из духовой трубки, и впилась в шею Викентия Вересаева. Он попытался поднять руку и тут же понял, что отравлен и мертв. Над его упавшим телом стояли в молчаливом ужасе Розамунда, Нина и Онене. А глава города мертвых Натуту господин Тла опустил свою духовую трубку и сделал знак бывшим с ним носильщикам:
        - Поднимите господина Кентино и отнесите его в наш город.
        - Почему? - горестно воскликнула Онене.
        Господин Тла бросил на нее мертвый взгляд:
        - Господин Кентино больше не нужен живым. Но нам, мертвым, он еще пригодится.
        - Нет! - воскликнули Нина и Онене, но что толку было восклицать…
        Викентия Вересаева принесли в город мертвых, и здешний Хозяин Кладбища, научно именуемый аниматором, свершив положенные обряды, воздвиг Викентия и сделал из него первосортного зомби. Новому зомби предоставили хорошую персональную могилу, а Розамунде, Онене и Нине позволили ухаживать за могилой и пребывать в мире и согласии с остальными немногочисленными не-мертвыми гражданами города Натугу.
        Существование зомби на самом деле не такое уж отвратительное, как то представляют авторы фильмов и романов ужасов. Да, Викентий внешне сильно изменился, и не в лучшую сторону. Но он почти не разложился… Его погребальные одежды всегда были опрятными и пахли благовониями, а не тленом. А некоторое время спустя оголившийся череп Викентия украсился скромными перьями и несколькими жемчужинами - потому что глава города мертвых господин Тла сделал Викентия своим помощником и заместителем. Викентий теперь исполнял в основном организационную работу, мало интересуясь тем, что вообще творится в республике Вибути. Дело в том, что город мертвых исторически имел право свободной зоны и не вмешивался в большую политику. Да и мертвым никто не мешал, не претендовал на лидерство - мертвых тревожить себе дороже…
        Так прошло несколько лет, что были для зомбированного Викентия как один, надолго затянувшийся серый и безрадостный день. Однажды он узнал, что Онене, Нина и Розамунда ушли из города Натуту в неизвестном направлении и не вернулись, но это мало его беспокоило. Зомби вообще не подвержены беспокойству.
        Чтобы Викентий не оставался в холостяках, ему предложила руку и остатки сердца сама могущественная Хозяин Кладбища, госпожа Маман Брижи. Викентий не стал отказывать и получил высокую должность Мужа Хозяина Кладбища. Делать на этой должности ничего не требовалось, только изредка говорить комплименты Маман Брижи и помогать ей в ритуалах возставления новых покойников Натуту…
        И так прошли еще годы. И годы.
        И годы…
        Однажды зомби Викентий Вересаев сидел на краю своей благоустроенной и по меркам Натуту даже роскошной могилы и развлекал себя тем, что методично сдирал со своих неживых ног иссохшие до лоскутного состояния куски плоти. За этим занятием он мог коротать века. Но внезапно его кроткое времяпровождение было нарушено.
        На другой край могилы Викентия уселось странное, крайне несимпатичное существо. Впрочем, Викентий не обратил на это внимания - в городе Натуту несимпатичных существ подавляющее большинство, и хорошим тоном каждого зомби считается не обращать внимания на то, сколь странно выглядит твой визави. Но у существа, занимавшего в данный момент часть площади вересаевской могилы, имелась одна странность. Его глаза были не как у мертвых. Но и не как у живых. Как у бессмертных.
        - Привет, Кентино,- сказало существо с глазами бессмертного.- Вижу, ты окончательно стал неумираемым гражданином Натуту.
        - Да,- безучастно согласился Викентий.- Я гражданин города Натуту. Я - полностью мертвый.
        - И как, тебя это устраивает?
        - Не понимаю вашего вопроса.
        - Не понимаешь… Ладно. А скажи, Кентино, помнишь ты меня? Кто я такой?
        Глаза зомби скользнули по гостю с безучастностью тени, скользнувшей по стене.
        - Нет. Я вас не помню. Я вас не знаю.
        - Одно могу сказать наверняка,- раздумчиво протянул гость.- Зомбировали тебя крепко.
        - Да,- кивнул Викентий.- Это верно.
        - Кентино, а знаешь что?
        - М-м?
        - Развалили мы страну. Мы, боги. Многострадальная республика Вибути не выдержала гнета собственных богов и… В общем, нет теперь у нас ни прогресса, ни цивилизации. И золотые пальмы не растут, и алмазов больше не найти. Даже гнилого банана и того днем с огнем не отыщешь. А все почему? Потому, что не слушали мы тебя, Кентино. Не захотели идти путем прогресса. И теперь никому не хорошо - ни людям, ни нам, богам.
        - Печально как… Погодите, а вы что, бог?
        - Само собой. Эх, Кентино, забыл ты меня. Я ведь бог Онто, демиург здешний. Только меня уже никто не почитает. Да и никого-то сейчас не почитают. Не до того теперь народу. Просчитались мы, Кентино, и за то себя очень упрекаем…
        Викентий молчал, потому что молчание - основное состояние зомби.
        - А еще мы перед тобой виноваты за то, что не уберегли твоих женщин. Ну, помнишь… Зверька такого пушистого, женщину-ветер и дочь племени вибути Онене Небуду…
        - Не помню я про них…
        - Ну, может, это и к лучшему. Потому что их поймали в джунглях и в жертву принесли. Так что даже хорошо, что ты не переживаешь… Слушай, Кентино!
        - А?
        - Хорошим ты был человеком…
        - Да? Я был человеком?
        - Был. И потому я, как самый несчастный и самый забытый бог этого проклятого племени вибути, хочу сделать тебе подарок.
        - А что это?
        - А ты ложись в могилу. Ложись, ложись, не бойся.
        - Я и не боюсь. Мертвые ничего не боятся.
        - Вот и хорошо. Лег? Молодец. А теперь вот тебе мой прощальный божественный дар: умри, Кентино.
        - Мертвые не могут умереть,- сказал Викентий, поуютней пристраиваясь в могиле.
        Демиург хмыкнул:
        - А ты сможешь. Дарую тебе смерть. Крепкую и целительную, как сон. А потом…
        Но Викентий уже не слышал бога Онто. Потому что принял его подарок. Пришла к нему вторая смерть. И была эта смерть похожа на сон.
        После которого…
        Просыпаешься…
        Живым.
        Глава семнадцатая. ВИРУС ПРОТИВ ЦЕЛОМУДРИЯ
        На свете нет такой женщины, чтоб ее не…
        Остальное не важно.
        Дон Жуан
        Из рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:

«- Так для чего тебе доноры? - спросил я, разглядывая холеное и неземное личико своей воспитанницы.- Что ты у них забираешь?
        Неземное личико исказилось вполне земной злобой.
        - Какое тебе дело?!
        - А вот характер у меня такой непокладистый,- ответил на это я.- Люблю во все совать свой нос. Особенно предпочитаю такие дела, в которых почти пять десятков пацанов и девчонок попадают в президентский дворец и больше о них ни слуху ни духу. Где они? Что ты с ними сделала?
        - Тебя это не касается.
        - Еще как касается. Я твой наставник, не забывай. Имею полное право знать, как себя ведет моя воспитанница. Не делает ли чего антигуманного, противозаконного и вообще… Соответствует ли своей Функции, будучи ее Производной. А? Как насчет соответствия?
        - Хорошо… - бледно улыбаясь, сказала мне Клёвая Фенька, то есть теперь, пардон, Фаина Фартова, президентша и великая милостивица.- Я объясню. Но это долгий разговор. А ты наверняка устал с дороги. И проголодался. Я же чувствую.
        Ну, тут она была права, ничего не попишешь. Я вообще-то с тех пор, как в этом времени оказался, толком ни разу не поел, вроде того хоббита, что волок волшебное кольцо в доменной печи расплавить. И я решил, что хороший обед и впрямь мне не помешает.
        - Задабриваешь,- сказал я.- Прикормить хочешь. Лишить бдительности.
        - Ничего подобного,- ответила Государственная Девственница.- Просто выполняю свои обязанности.
        - Это как?
        - Я ведь должна быть милостивой, верно? И творить дела сострадания, так? Не об этом ли ты говорил мне, дорогой наставник?
        - Допустим,- осторожно сказал я.- Но сначала я хочу знать…
        - После обеда,- улыбнулась Государственная Девственница.- Я должна достойно принять такого дорогого гостя.
        - Нежданного…
        - В племени вибути говорят: «Чем гость нежданней, тем он ценней»,- повела идеальной бровью президентша Фаина.
        - Хм, а я думал, ты на российский фольклор перешла. У нас говорят: «Нежданный гость - что в горле кость».
        - Вы, русские, всегда были довольно грубым народом,- уколола Государственная Девственница.- Но теперь я исправила это положение. Теперь русские - самый милосердный и гостеприимный народ…
        - Русских теперь вообще нет,- напомнил я и посмотрел на красавицу Фаину таким взглядом, от которого она точно бы распалась на молекулы, будь мой взгляд должной убойной мощи.
        - Довольно разговоров,- отмахнулась Государственная Девственница.- Будем обедать.
        Она взяла с допотопного письменного стола сверкающий колокольчик из чистого золота и позвонила. Звон, казалось, разнесся по всему президентскому дворцу. Немедленно открылась дверь. В кабинет вошла давешняя девушка-фуксия с леечкой в руках.
        - Что угодно госпоже? - почтительно спросила девушка-фуксия.
        - Обед для меня и господина донора.- Пальчик Фаины указал в мою сторону.- Обед Великой Милости. Немедленно.
        - Будет исполнено, госпожа,- безучастно ответила девушка-фуксия и вышла, не удостоив меня даже взглядом.
        - Я был бы тебе очень признателен,- сказал я,- если бы ты не называла меня донором, Фенька.
        - Ты прав. Какой из тебя донор! - усмехнулась она.- Ты ведь не соответствуешь двум главным условиям, по которым отбираются Доноры Долга Милости.
        - А именно?
        - Возраст.- Фаина-Фенька вольготно уселась в не первой свежести кресло. Я остался стоять: окружающий интерьер смотрелся не настолько правдоподобным, чтобы можно было позволить себе войти с ним в непосредственный контакт.- Тебе далеко не двадцать лет, почтенный наставник. Ты и тогда, в племени вибути, был далеко не молод. А теперь еще прибавь к этому возрасту то время, на которое ты перенесся в будущее…
        - Я понял. Насчет возраста я никогда не обольщался. Но, согласись, детка, выгляжу я бодренько. Иначе как бы меня приняли в ряды Доноров? Пропустили в твой дворец?
        - Слабеет бдительность на местах,- развела руками Фаина-Фенька.- Ладно. Все виновные будут наказаны. За недогляд.
        - А ты их лучше помилуй,- посоветовал я.- Все-таки они к тебе пропустили не кого-нибудь, а твоего истинного наставника и воспитателя.
        - Логично,- постукивая пальчиками по лопнувшей обивке кресла, кивнула Фаина-Фенька.
        Мы несколько секунд помолчали, наполняя это молчание чем-то очень глубокомысленным. Будь мы ковбоями, мы бы наполняли это молчание многозначительным щелканьем взводимых курков. Будь мы самураями, это молчание полнилось бы шелково-стальным шелестом стремительно вынимаемых из ножен мечей… Но нам не повезло с ролями. Не было в этих ролях ничего ковбойского, самурайского и вообще благородного. И я сказал, грубо ломая хрупкую тишину:
        - А каково второе условие?
        - Что? - не сразу поняла Фаина-Фенька.
        - Ты сказала, что я не соответствую статусу Донора Долга по двум параметрам или условиям. Первое - возраст. А второе?
        - Ах, ты об этом… Нет ничего проще. Девственность.
        - М-м?
        - Ничего непонятного. Физиологическая девственность и моральное целомудрие - вот необходимые параметры Доноров Долга.
        Меня аж закоротило от удивления.
        - И что, в твоей Уральской республике нашлось целых пятьдесят девственниц и девственников?!
        - Сорок восемь,- поправила меня Фенька.- Нашлось. Их проверили на… соответствие, и теперь они исполняют свой Долг.
        Я улыбнулся со стиснутыми зубами:
        - А вот здесь мне нужны подробности, дорогая госпожа президентша.
        - Только после обеда, наставник. Сейчас ты голоден и раздражен. А насытишься, и станешь смотреть на мир более милостивыми глазами.
        - Милостивыми?
        - Да. И никак иначе.
        Дверь президентского кабинета отворилась. Я ожидал нового появления девушки-фуксии, но вместо нее нарисовалась девица, манерами и видом более походившая на мексиканский кактус. Я так понял, что эта красотка - из личной охраны госпожи президентши.
        - Обед готов, Ваша Милость,- бойко отрапортовала кактусоподобная девица.
        - Идем, Верзила,- сказала мне с милой улыбкой Государственная Девственница.- У меня отлично готовят. Тебе понравится.
        Трапезная госпожи президентши не отличалась изысканностью интерьера. Помпезностью - может быть. И прямо-таки болезненной страстью к тропической флоре.
        - Пальмы настоящие? - на всякий случай пошутил я.
        - Разумеется,- отрезала Государственная Девственница.- Растут благодаря моей милости и неусыпным заботам штатных садовников. А чем тебе не нравятся пальмы?
        - Слишком много с ними связано воспоминаний…
        - Я не человек,- улыбнулась Государственная Девственница.- Поэтому своими воспоминаниями распоряжаюсь, как хочу. И, если надо, держу их на крепкой привязи. Прошу, располагайся.
        Я огляделся и испытал мощный приступ дежа вю. Что-то было в этой комнате такое… Что-то… Похожее, словно… Словно, когда-то она приснилась тебе во сне и осталась в уголке сознания, как оторвавшаяся от рубашки пуговица закатывается в недра платяного шкафа…
        Стены комнаты (там, где их не загораживали пальмы) были выкрашены в насыщенный терракотовый цвет и увешаны экзотическими масками всяких размеров и расцветок. В одной из масок я узнал богиню Ар - слишком похожи были клыки… А еще у стен стояли чучела леопардов, львов и даже крокодилов. У большого панорамного окна, сейчас занавешенного легкой и светлой как кисея тканью, размещался стол, накрытый к обеду…
        - Прошу,- повторила свой приглашающий жест Государственная Девственница и сама подошла к столу. Села, не дожидаясь меня, и сказала капризно-детским голоском: - Верзила, долго мне тебя дожидаться? Я есть хочу!
        Я сел за стол, словно в трансе. И смотрел на свою визави во все глаза. Потому что она - видимо, для того, чтоб добить меня окончательно,- менялась. Медленно, постепенно и со вкусом она превращалась из взрослой светлокожей и русоволосой красавицы в шоколадно-смуглую, бойкую, как брызги шампанского, восьмилетнюю девочку, способную вить веревки из своего наставника. То есть из меня.
        Она преобразилась в ребенка, совершенно твердо зная, что так мне будет гораздо труднее…
        Что?…
        Ничего.
        Просто - гораздо труднее .
        - Верзила! - воскликнула она звонко.- Что ты дуешься! Это же просто игра! Давай есть, я ужасно голодная!
        Стол от яств, конечно, не ломился. Но было чем угодить изголодавшемуся чреву.
        Госпожа президентша положила себе на тарелку салат и что-то вроде мясного рулета, насмешливо глянула на меня:
        - Что не ешь, Верзила?
        - Наверняка все отравлено,- стараясь попасть ей в тон, сказал я. Вспомнил про одну ее старую шуточку.
        Государственная Девственница с аппетитом уминала салат.
        - Конечно, отравлено,- некультурно прочавкала она.- А как иначе? Я же должна от тебя избавиться как от надоедливого воспитателя, правда?
        - Само собой,- согласился я и взял себе жаркого с зеленью. И еще налил вина. Кстати, и то и другое на вкус было просто небожительным.
        - Великолепно,- искренне сказал я.- Президентскому повару мои аплодисменты.
        - Я передам,- кивнула Фаина-Фенька.
        Я расправился с жарким и смел под такое дело рыбное ассорти, сырный рулет с кориандром, филе бекаса с ананасом и еще всякой всячины. При этом, естественно, пил. И наблюдал за Государственной Девственницей. Та тоже не страдала отсутствием аппетита и жажды, крепкое вино дула наравне со мной, как взрослая (хотя какой у нее на самом деле возраст?), рассказывала анекдоты и жаловалась на проблемы своей внешней политики. Словом, превратилась в душку-очаровашку, и я просто не понимал, с какой стати я некоторое время назад ее капитально ненавидел…
        - Ну что,- сказала, поминутно хихикая, Государственная Девственница,- ты доволен?
        - Сыт, пьян и нос в табаке,- подтвердил я.- П-повару п-привет.
        - Передам,- кивнула Государственная Девственница.- Не вопрос. Ну а теперь…
        - М-м?
        - Теперь, Верзила, хочешь ты узнать, для чего нужны мне доноры?
        - Само собой,- пьяно икнул я.- Мне энто оччень любопытственно.
        Если вы полагаете, что я, извиняюсь за выражение, крупно нажрался и оттого не контролировал ситуацию, то вы совершенно ошибаетесь и не знаете меня, хитрого Степана Водоглазова. Да, у меня образовалась некоторая слабость в ногах и общая вялость в теле, но ум был трезв, расчетлив и холоден. Так что пьяное икание - это умелая имитация, ничего больше. Разумеется, я ждал момента истины - момента, когда Государственная Девственница, обманувшись моим нетрезвым видом, раскроет наконец свою Государственную Тайну.
        - Скажи, Верзила,- задушевно начала Фаина-Фенька, вертя в детских своих пальчиках изящный хрустальный бокал,- а я сильно изменилась?
        Ох, что-то клонит меня в сон… Надо быть бодрым!
        - Изменилась, конечно,- резво ответил я,- И дело даже не во внешности. Ты почувствовала, что получила реальную власть. Не такую, как в государстве Вибути. Там ты была кем-то вроде ангела-хранителя…
        - Кого?!
        - В общем, не важно. А здесь ты - президент. Все по твоей воле делается. По твоей власти. И власть тебя сделала другой.
        - Какой именно другой? - остро глянули на меня нечеловеческие глаза.
        Я сумел-таки уложить пространную аналитическую речь в одно слово:
        - Немилостивой.
        - Хм,- сказала Фаина-Фенька.- Значит, ты догадался?
        Теперь пришла моя очередь говорить «хм». Но зато как многозначительно я это «хм» сказал! С каким загадочным блеском в глазах! Странно только, что я ног своих совсем не чувствую. Отсидел, что ли?
        - Значит, догадался,- повторила Фенька.- Я еще в Вибути поняла, что ты не дурак, Верзила. Ты единственный умный человек из всех, кто меня там окружал. И недаром попал ко мне в наставники. И вот - ни до кого не доходило, а до тебя дошло.
        - Угм,- согласился я. Очень значительным тоном согласился.
        - Только я в толк не возьму,- задумчиво говорила Государственная Девственница,- когда именно ты догадался, что я Производная не той Функции? А?
        - Пожар… - прохрипел я. Что-то голос мне стал отказывать. Вино, наверно, было холодное слишком.- Ты предлагала устроить пожар в поселении, чтобы избавить поселение от жаб. Пожар - это немилосердно. Ты не подумала о том, что с жабами сгорят и люди, и дома… Как по-настоящему называется твоя функция?
        - Функция!
        - Да, извини, ошибся, Функция. Так как?
        - Функция Разрушения. А я - ее Производная - тоже ношу иное название. Не Великая Милость. А Великая Жестокость.
        - Я так и понял.
        - Я знала, что ты догадливый, Верзила. За догадливость ты мне и нравился.
        Я хотел спросить: «А что, теперь уже не нравлюсь?»- но вместо этого задал совсем другой вопрос:
        - Но как же государство Вибути… Как же эта их легенда о Белой Птице? О завете? О Великой Милости, посылавшейся в племя в разные времена? Ведь было двенадцать Государственных Девственниц - до тебя! Они-то творили милость?!
        - Они - да. Потому что были Производными Функции Милосердия. А я - нет, как ты уже понял.
        - Я понял… Только одно еще непонятно: как Функция Милосердия могла смениться Функцией Разрушения и этого никто не заметил?!
        - А люди вообще мало что замечают,- бросила Фаина-Фенька.- Они ненаблюдательны. Ты вот, например, до сих пор не заметил, что я тебя действительно отравила.
        - Фигушки,- сказал я хрипло.- Еще как заметил. Ноги уже отнялись. Сколько у меня еще времени осталось?
        - Как раз столько, чтобы выслушать до конца мою историю.- Производная Жестокости вплотную приблизила свое лицо к моему.- Потому что ты был прав. Добро и добряки хотят остаться безымянными и безвестными. А вот то, что им противопоставлено в мировом раскладе… Нам хочется иметь имя и известность перед тем, как окончательно уйти в Линейность.
        - Смерть?
        - Ха. Смерть хоть что-то предполагает. А Линейность не предполагает уже ничего. Поэтому я хочу рассказать тебе все, перед тем как ты уйдешь в свою смерть. Кто знает, может быть, там ты будешь вспоминать обо мне - о странной сущности, изломавшей мир из одной своей прихоти к Разрушению.
        - Зачем тебе нужны доноры? - с трудом ворочая языком, спросил я. Ниже пояса у меня совершенно не было тела.
        - Терпение, мой друг! - воскликнула Фаина-Фенька и снова начала преображаться. Теперь она выглядела зрелой красавицей постбальзаковского возраста.- Терпение, и ты все поймешь… Все очень просто. Я слабею.
        - Как?
        - Видимо, я допустила какую-то ошибку в своих расчетах, и у меня быстрее положенного стал расходоваться жизненный ресурс. А возможно, я просто потратила на разрушение России больше энергии, чем следовало бы…
        - А на фига тебе было разрушать Россию? - спросил я.- Что, это какой-нибудь коварный замысел ваших небесных функций, фу, черт, Функций?!
        - Нет, не замысел. Просто эксперимент хотела поставить - смогу я за очень короткое время могучую державу превратить в жалкое подобие государства? Вот и все.
        - Придется тебя опечалить. Ты - не первый такой экспериментатор.
        - Верно,- согласилась Государственная Девственница.- Но у меня получилось быстрее всех. А это маленькая, но победа. Что ты на меня так смотришь? Руки уже отнялись? Ах, ты все про этих доноров! Да питаюсь я ими. Вот и все. Их эмоциями, силой, энергией, разумом и целомудрием. Они ведь девственны, у них ничего еще не растрачено. Это такой заряд мощи, ты не представляешь! Правда, они уже сильно ослабели, но, думаю, со временем я найду им замену. Я ведь еще не закончила своего бытия! Я еще собираюсь облагодетельствовать собой немало…
        Я перестал ее слышать. Она говорила, лицо ее менялось, представляя собой череду невероятно красивых слайдов, но мне уже было все равно. Я хотел закрыть глаза.
        Не закрылись.
        Что-то во мне стукнуло в последний раз и замерло.
        И стало темно и безразлично.
        А потом появился свет.
        Это был тихий свет, славный такой уютный свет, глядя на который хотелось почему-то помолиться… Через некоторое время я понял, что это горит огонек в стеклянной лампаде, висящей на тонких цепочках перед каким-то неясным, потемневшим иконным ликом.
        А еще я понял, что жив и тело мое хоть и неохотно, да повинуется мне. Понял, что я лежу на жесткой, пропахшей табаком постели и вокруг меня - маленькая комната, освещенная только светом лампады.
        Потом скрипнула дверь - тоже тихо и уютно (а может, это у меня со слухом какие неполадки? Может, дверь на самом деле гремит, как тонна листового железа, а лампадка эта по сиянию - мегаваттный прожектор?!).
        Но нет, ощущения меня не подвели. В комнату вошел человек, обычный пожилой мужичок, а не какой-нибудь громила.
        - Очнулся? - прошептал мне мужичок.- А я знал, что очнешься. И слава богу.
        - Какому богу? - спросил я.
        - А это ты сам решай,- непонятно ответил мужичок.- Ты меня не бойся. Это я - здешний повар. Мне задание было от Ее Милости - яду подсыпать во все кушанья, когда ты обедать будешь. С Ее Милостью, значится. Ее Милость-то, известно, яды не берут, а ты, значится, должен был помереть. А раз ты должен был помереть, то, значится, чем-то ты Ее Милости неугоден. А раз так - надо тебя оставить в живых. Вот как я рассудил.
        - Мерси,- сказал я вяло.- А что ж тогда вы подсыпали вместо яду?
        - Так я яду-то насыпал,- бойко ответил мужичок.- Чтоб Ее Милость какого подвоха не заподозрила. Лошадиную дозу буквально. Вишь, как тебя свалило. Но хитрость в том, что на всякий почти яд имеется противоядие. Как и на этот. Так что только тебя вынесли в мусорный блок, к печке, я тебя и перехвати. И к себе. А мусорщики - свои ребята, они не донесут. Вот. А тут я тебе противоядие-то сразу в глаза и уши закапал, ты и отошел помаленьку. Как себя чувствуешь?
        - Ничего… Вроде.
        - А к примеру, не тянет ли тебя сейчас, гм, на бабу?
        Я прислушался к себе и с удивлением понял, что да, тянет.
        - Это хорошо. Верный признак того, что яд окончательно из организма твоего ликвидирован. Но с бабой придется погодить.
        Это меня несколько разочаровало. Я почему-то возымел мечту, что ради дальнейшей поправки моего здоровья милосердный здешний повар немедленно предложит мне какую-нибудь терапевтически живописную подружку… Ладно, проживем и так… Есть вопросы понасущнее секса.
        - Товарищ повар…- сказал я.
        - Степан меня зовут,- заявил тот.
        - О! - изумился я.- Так мы тезки. Слушай, друг Степан, а зачем я тебе понадобился? Мог ведь на меня, гм-м, противоядие и не тратить.
        - Ты прости, тезка,- сказал мне повар Степан.- Но дело есть у меня к тебе. Деликатного свойства.
        - Поясни.- Я поудобнее сел на кровати.
        Повар-тезка при этом предложил мне кружку крепкого чаю с капелькой портвейнцу, и под эту кружку я стал вникать в суть дела.
        А дело было - гнуснее некуда. У повара имелся племянник - только отпраздновавший свое двадцатилетие и целомудренный, как издание детской Библии. Повар сам жил бобылем, воспитывал племянника, надеялся, что будет у того светлая жизнь… И вот позавчера на племянника пришла из президентского дворца разнарядка - призывался юноша пополнить доблестные ряды Доноров Долга Милости.
        Что делать, судьба! Повар взвыл, конечно, но племяннику пришлось отправиться в президентский дворец и занять свое место в Саду…
        - Где? - переспросил я.
        Повар объяснил, что у президентского дворца имеется несколько подземных этажей. И три этажа занимает так называемый Сад Доноров. Здесь размещены все Доноры Долга. У каждого донора - свой, похожий на выдолбленный из ствола дерева челн или гроб (под каким настроением смотреть). И качаются эти челны-гробы в особой жидкости, густой, как патока, и черной, как гудрон. Когда очередного донора привозят, его сначала подводят к месту вроде причала со свободным челном. Кладут донора в челн и отправляют в плавание по черному гудронному морю.
        - И что?
        - Сам я точно всего не знаю,- ответил повар.- Но говорят, когда человек в этот челн попадает, он отключается. Ему ничего не нужно. И из него начинает утекать вся жизненная сила - к Ее Милости. А как-то мне неведомо.
        - И что же ты от меня хочешь, тезка? - спросил я.- Чтоб я вернул тебе племянника?
        - Да.
        - Но как?
        - Ты тоже пойдешь туда. Донором. Нужные люди проведут. Ляжешь в челн, оттолкнешься от берега… И… Тогда она…
        - Послушай, тезка мой дорогой. Посмотри на меня. Разве я похож на донора?
        - Именно. Именно что непохож. Моя племянница…
        - Сколько ж у тебя племянников!
        - Много. И я хочу, чтобы они жили достойно. Моя племянница работает в оранжерее Ее Милости. Как раз сегодня в оранжерее и состоялся ваш обед. И моя племянница подслушала ваш разговор с Ее Милостью.
        - А твоя племянница случайно выглядит не как кактус?
        - Нет, она очень маленькая, хрупкая и незаметная. Она отлично маскируется.
        - Ладно, проехали… Уловил я твою мысль, тезка. Думаешь, сработает план?
        - Должен. Потому что это наша последняя надежда.
        - А если нас остановят на пути в этот… Сад?
        - У нас не так мало сторонников, как ты думаешь, Степан.
        - Ясно. А если… Если я все равно не смогу ей помешать? Если она и меня выкачает, как всех остальных?
        Мой тезка долго молчал. А потом сказал:
        - Тогда мы сделаем революцию.
        - Серьезно? Ладно. Вижу, вы и впрямь до этого дозрели. Как же вы будете жить без бананов и алмазов?
        - Нормально,- ответил повар Степан.- Главное, чтоб картошка росла.

…Я опускаю все подробности того, как меня тайком переправляли в президентский Сад Доноров. Они слишком похожи на те приключения, которые переживает каждый мало-мальски положительный герой голливудского боевика либо триллера на пути к окончательному сражению со своим Главным Врагом.
        Но когда я воочию увидел Сад Доноров, меня замутило. И коленки подогнулись. Пространство огромной круглой комнаты занимало озеро. Язык не поворачивался назвать то, что его наполняло, водой. Расплавленный гудрон - метко звучит, но все-таки не до конца характеризует эту черную, тягучую, медленно колышущуюся мерзость, от которой вверх поднимались почти прозрачные струйки пара. То-то я заметил, что мои сопровождающие в респираторах. А мне не надели. Правильно, мне-то - туда.
        У стального «причала» едва заметно покачивался на черных волнах челн. Я присмотрелся - он и впрямь был деревянный. Странно.
        - Давай! - знаком показал мне повар Степан на челн.
        Что ж. Все равно терять мне было уже нечего. Я спустился по трем металлическим ступенькам и оказался в челне. Лег, растянулся в нем, как на водяном матраце, а тот даже и не шелохнулся. Глянул на своих спутников. Повар взял какую-то штуку вроде багра и толкнул мою посудину. И я поплыл - по вязким волнам беспамятства. А кругом были такие же челны, и в них, безвольно распростершись, лежали юноши и девушки. Некоторые выглядели живыми, а некоторые напоминали мумий… Мне стало тягостно и жутко, а еще…
        Мне показалось, что кто-то настойчиво и как-то липко касается меня.
        Голова закружилась, я зажмурил глаза, в ушах стоял шепот гудрона… А потом я услышал:
        - Какой ты… Дай узнать, какой ты… Дай попробовать…
        От этого липкого приторного голоса, звучавшего, казалось, во всем моем теле, мне стало неуютно. И еще… Несколько возбужденно.
        А голос словно вылизывал меня всего изнутри:
        - Дай тебя попробовать… Новенький… Дай ощутить… Дай… Почему ты такой неподатливый… Боишься? Не бойся, у тебя это впервые, но будет так сладко… И тебе понравится… Дай… Попробовать!
        - Подавись, пробуй! - сказал я всеми фибрами своей возбужденной души и не менее возбужденного тела.
        И тут же услышал запредельный, высверливающий мозги вой. Я открыл глаза. Все челны стояли, словно вмороженные в озеро, которое теперь было никаким не озером, а обычным полом, покрытым кафельной плиткой черного цвета. А челны… Да никакие это были не челны! Просто ванны, обычные, эмалированные, и из них, пошатываясь, вставали изможденные пацаны и девчонки, облепленные электродами и всякими проводами, как куст картошки - колорадскими жуками. Правда, из некоторых ванн никто не поднялся.
        - Что случилось? - спросил меня ближайший ко мне парнишка. Он был худющий и жалкий, а глаза смотрели в какое-то запределье.- Почему канал порвался?
        - Не знаю,- честно ответил я.- Может, вирус какой…
        Потом прошло некоторое время, может, чуть больше суток, точно не знаю. Потому что вместе со всеми более-менее соображающими людьми занят был эвакуацией несчастных доноров из президентского дворца. А после, когда проклятый Сад Доноров опустел, да и сам президентский дворец больше походил на руины, я понял, что мне еще рано уходить. Что я еще не закончил. У меня личное дело.
        Я нашел бывшую Государственную Девственницу в той самой оранжерее. Фаина-Фенька не имела ничего общего с человеком. А то, что заменяло ей глаза, просто сияло, как два полуденных солнца.
        - Ты-ы-ы-ы,- прошипела-прошелестела она.
        - Я.
        - Ты-ы-ы-ы ос-с-с-сквернил меня…
        - В общем, прецедент имел место. Виноват. Но я же не знал, что именно таким образом ты осуществляешь свои тайные сексуальные фантазии.
        - Нужен был девс-с-с-ственник. Только так можно. Только с-с-с-с тем, кто впервые…
        - Ага. А я не подошел. Мое «впервые» затерялось в таких глубинах памяти, что даже страшно. Прости, подруга. Я же распутник, каких мало.
        - И теперь я рас-с-с-с-спадаюсь.
        - Что, правда? Насовсем?
        - Да. Возвращаюс-с-с-сь к Линейности. Потому что ты лишил меня девст-ст-ст-ст…
        - Сожалею. Но вообще-то оно и к лучшему. В Линейности ты обретешь покой. Гармонию там какую-нибудь. А мы тут без тебя перетопчемся. И без твоей функции.
        - Ф-Ф-Ф…
        - Извини, конечно, Функции…
        Она и впрямь рассыпалась прахом. Глаза угасали. Но она еще шептала:
        - Зс-с-с-наешь, что?
        - Что?
        - Мне с-с-с тобой понравилос-с-с-сь, С-с-степан.
        - Это ты о чем? - спросил я. Было мне отчего-то тоскливо - хоть вешайся.
        А Государственная Девственница, она же загадочная Производная загадочной Функции, окончательно стала прахом. И видимо, мне просто почудился ее ответ:
        - Обо всем.

…Через несколько дней я покинул бывшую Уральскую республику, которая, лишившись президента, бодренько вступила под знамена Центральной Московии. Россия обещала возродиться во всем своем былом великолепии. Но это меня, если честно, мало интересовало. Я хотел найти своего друга Викентия Вересаева. Или хотя бы узнать, что с ним…»
        Глава восемнадцатая и последняя. ЗАКАТ НА МОСКВЕ-РЕКЕ
        Вы думаете - это так здорово, когда ты просыпаешься после долгого освежающего сна и понимаешь, что разбудил тебя какой-то потный верзила с мечом и мокрыми губами?!
        Спящая красавица
        Он проснулся и долго глядел в небеса.
        Небеса были цвета несвежего мела.
        Он проснулся. Он жил. И душа его пела.
        А на башне пробило четыре часа
        Пополудни… И ангел к нему подошел,
        И у ангела были глаза голубые…
        Нет, дальше не получается. Как ни старайся. Поэтическая манера, безусловно, возвышает. А хорошее стихотворение неизмеримо обогащает любое прозаическое произведение, буде оно даже приветственной речью на отчетном слете аудиторов. Но если с рифмой наблюдается явная пробуксовка, лучше оставить бесплодные попытки продраться сквозь дебри словаря омонимов и перейти на язык обыденности и повседневности.
        Итак, «он» - то бишь наш герой, то бишь Викентий Вересаев - проснулся. Причем, заметьте, пронулся живым. Едва долгий и весьма целительный сон отступил от редутов сознания нашего героя, Викентий открыл глаза и приступил к созерцанию… нет, не неба, конечно. Где это вы видели небеса цвета несвежего мела, кроме как в моих стихах? Викентий просто и безмятежно созерцал потолок, к слову сказать, беленный без особого таланта и потому кое-где потрескавшийся.
        На Спасской башне действительно пробило четыре часа пополудни. Но Викентий этого боя не слышал. В стихотворении еще можно допустить топографические вольности, но проза подразумевает здравое отношение к фактам. А факты были таковы, что Спасская башня Московского Кремля и Викентий Вересаев в данный момент были печально далеки друг от друга.
        От созерцания потолка Викентий перешел к общему обзору помещения и понял, что находится он в больничной палате, лежит на больничной кровати, и стоит над ним капельница, как застывшая слеза, и в вену правой руки глубоко ушла игла…
        Тут дверь палаты отворилась и вошел… Нет, конечно же не ангел, не будем придавать нашему вполне реалистическому произведению мистическую окраску. Вошла обычная медсестра с перевязочным лотком в руках. Однако справедливости ради следует заметить, что характер у сей медсестры был воистину ангельский. А глаза и впрямь голубые, приятно подчеркнутые перламутровыми тенями.
        - Здравствуйте,- выдавил из себя Викентий. Это первое слово выдавливалось из него нелегко. Оно и на слово-то похоже не было. Так, хрип какой-то.
        Но медсестра этот хрип услышала и среагировала на него адекватно. Она поставила лоток на прикроватную тумбочку, внимательно глянула в глаза Викентия:
        - Очнулись?! И слава богу!
        - К-какому богу? - старательно связывая звуки в слова, проскрипел Викентий.
        - А это вам решать какому,- ласково улыбнулась медсестра.- Главное, вы вышли из комы. Вернулись к жизни. Сейчас я показания приборчиков проверю и доктора позову…
        - Где я? - проскрипел Викентий, пока медсестра, похоже, рассматривала те самые загадочные «показания приборчиков».
        - В больнице,- ответила медсестра, удивляясь, верно, тому, как пациент может не догонять таких простых вещей.- Сейчас мы вам укольчик сделаем общеукрепляющий. Не волнуйтесь, волноваться вам вредно…
        Викентий равнодушно принял общеукрепляющий укольчик. Его любопытство, как любопытство всякого долго спавшего человека, теперь требовало пищи для размышлений, как печь - угля. Поэтому он задал новый вопрос:
        - В какой я больнице?
        - Вы в реанимационном отделении нейрохирургии института имени Склифософского,- отчеканила сестра бойко.
        - Да-а? - изумился Викентий.- Это значит, я в Москве?
        - В Москве,- подтвердила медсестра и бросила быстрый тревожный взгляд на томограф.
        - В России?
        - Конечно, в России,- ответила сестра.- А где же еще город Москва есть?
        - В США,- ответил Викентий.- В штате Айдахо.
        - Ой,- сказала медсестра, и голубые ее глаза сделались круглыми, как пуговицы на форменном халатике.- Я вам капельницу сейчас поменяю. И немедленно позову доктора.
        Капельницу медсестра честно поменяла, а вот доктор пришел гораздо позже - Викентий к тому времени успел слегка вздремнуть, снова проснуться и снова рассматривать потолок. Теперь на потолке лежали розово-медовые тени заката.
        - Ну-с,- сказал доктор.- Как вы себя чувствуете, коллега?
        - Слабо,- ответил Вересаев.- Непонятно. Мысли путаются. А почему вы назвали меня коллегой?
        - Потому что среди ваших документов имелся диплом об окончании медицинского института, доктор Вересаев.
        - Документов?…- Викентий на мгновение закрыл глаза, но потом напрягся: - А что со мной было?
        - Вы ничего не помните? - внимательно глянул на него врач.
        - Нет.
        - Даже смутно?
        - Нет. Совершенная пустота какая-то в голове. Нет, я помню, что я - Викентий Вересаев, что я врач, работаю в подростковой клинике психоневрологом, а дальше… Провал.
        - Видимо, авария спровоцировала сильнейшую амнезию,- покачал головой врач. На бейдже, приколотом к халату, Викентий прочел его фамилию и имя - Медлин Антон.
        - Простите,- сказал Викентий.- Вы сказали - авария?
        - Да, коллега. Вы попали в аварию. Вы ехали в маршрутном такси типа «газель», знаете такое такси? Припоминаете?
        - Слабо… Но что дальше, доктор?
        - Вы сидели на переднем сиденье, рядом с водителем. Водитель такси грубо нарушил правила, в результате чего в «газель» врезался автобус типа «ПАЗ».
        - О,- только и сказал Викентий.- Жертв было много?
        - Жертв вообще не было, успокойтесь,- сказал доктор Медлин.- Гаишники назвали эту аварию чудотворной. Все участники отделались ушибами, царапинами, вывихами. Вам вот, правда, не очень повезло. Фактически на вас пришелся весь удар. Сломаны четыре ребра, ключица, повреждена селезенка плюс серьезное сотрясение мозга. Вы пролежали в коме полторы недели.
        - Но я все-таки жив?
        - Безусловно.
        - И это не сон?
        - Никоим образом. Хотя волноваться вам сейчас нельзя. Я должен тщательно исследовать ваше сознание на предмет его полной адекватности. Сами понимаете - черепно-мозговая травма… Что вы тут говорили про штат Айдахо?
        Вересаев объяснил.
        - Однако вы эрудит, коллега,- сказал доктор Медлин.- С таким глобальным интеллектом вы у нас быстро пойдете на поправку.
        - Я постараюсь,- сказал Вересаев.
        Отныне он, засыпая, спал, а не проваливался в кому. Ему снились длинные, многокрасочные и поразительные сны, но, просыпаясь, он не помнил ни одного из них…
        Через две недели ему разрешили вставать и делать небольшие прогулки по больничному коридору. Однажды в этом коридоре Вересаева ждал сюрприз. Худощавый, изможденного вида мужчина поднялся с кресла навстречу доктору Вересаеву и растроганно сказал:
        - Кешаня! Наконец-то!
        - Степан? - спросил Викентий, не понимая, откуда он знает этого человека. И память вдруг взорвалась фейерверком.- Степан! Гремлин! Ты…
        - Я все ждал, когда разрешат тебя посещать.- Шмыгая носом, Степан совал Викентию пакет с апельсинами.- Я себе этого никогда не прощу!
        - Чего не простишь? - удивился Викентий, но Степан перевел разговор на тему здоровья.
        Вересаев отлично шел на поправку, его мало беспокоили переломы и слегка - головные боли, а потому вскоре он стал гулять в больничном саду, пышном и благоухающем, потому что был самый разгар июля…
        Естественно, Степан сопровождал друга во время прогулок, и они были просто как две капли воды похожи на тех философов-перипатетиков, которые решали все онтологические проблемы методом пешей прогулки.
        - Степан,- как-то раз во время прогулки проницательно вопросил Викентий,- почему ты все время выглядишь виноватым? Ты подделал результаты моих анализов? Соблазнил медсестру Катю?
        Степан ухмыльнулся, но как-то невесело. Сел на скамейку. Скамейка, кстати, стояла аккурат напротив морга - был в этом некий налет черного врачебного
        юмора. Викентий сел рядом.
        Степан сказал:
        - Кешаня, я и вправду себе простить не могу, что тогда послал тебя туда…
        - Объясни.
        - А ты, что ли, ничего не помнишь?
        - Нет.
        - Вот блин. Дело ведь как было? А так. Мы с тобой сидели.
        - Где?
        - У тебя. Пили пиво. Ты жаловался, что зарплату вам в поликлинике задерживают… То есть не жаловался, а так, ругал жизнь. Вот. А я как раз читал газетку. И там, в газетке этой, было здоровенное такое объявление - о наборе слушателей в Школу практической магии! Помнишь такое?
        - Нет, не помню… А дальше что?
        - Я тебе это объявление из газетки вырезал и в бумажник вложил. И три дня у тебя над душой стоял - чтоб ты собрал свои документы, типа там диплом, паспорт, и пошел учиться в эту Школу практической магии! Чтобы стать практикующим магом! Открыть магический салон! И зарабатывать приличные бабки, а не тухлую зарплату! И ведь я таки тебя уговорил! Таки заставил! Ты собрал документы и пошел в эту школу. То есть поехал. На маршрутном такси. На том самом…
        - И попал в аварию…
        - Ага. Прости, Кешаня! Я ведь как лучше хотел!
        - Степан, да ты не виноват…
        - Правда так считаешь? Ты молоток, дружище! Главное - ты жив и ничего не потеряно. В эту школу набор продолжается, я звонил, узнавал. Так что, как выйдешь из больницы - сразу направишься в Школу практической магии. Только я тебя сопровождать буду. И поедем в метро. Для пущей безопасности. А то, не дай бог…
        - Бог? - переспросил Викентий потусторонним голосом.- Какой бог?
        - А это тебе решать - какой,- не менее потусторонним голосом ответил Степан.
        Друзья долго молчали и смотрели друг на друга.
        - Степан,- сказал наконец Викентий.- Никакой Школы практической магии не будет. Понятно?
        - Понятно. То есть не понятно. Почему? Что в этом плохого?
        - Потому что,- голос Викентия стал прямо-таки медиумическим,- если я получу диплом этой школы, я открою салон практической магии.
        - И что?
        - И однажды в этот салон придет женщина, которая превратит и твою и мою жизнь в кошмар.
        - И что?!
        - А потом ты отправишься в Африку…
        - О!
        - А я стану зомби.
        - О.
        - И для нас все очень плохо кончится, дорогой друг.
        Степан взглянул на Викентия почти с благоговением:
        - Откуда ты это знаешь?
        - Я вспомнил свои сны. Те, что видел, пока лежал в коме. Не дай бог тебе видеть таких снов, Степан. И не дай бог в такие сны попасть.
        И Степан спросил:
        - Какой бог?
        И Викентий ответил:
        - А это - тебе решать.

…Через две недели Викентия Вересаева выписали из больницы. Он взял в своей поликлинике отпуск и уехал со Степаном в русскую глубинку - искать поселок городского типа под названием Медвянка. Оказалось, что никакой Медвянки на свете не существует, зато есть две Мединки, три Медынки и одна Медвинка. В деревеньке Медвинка друзья провели остаток вересаевского отпуска. Они удили рыбу в маленькой речке Непрейке, загорали, купались, даже завели краткосрочные курортные романы… Но главное - Викентий подробно и обстоятельно пересказывал Степану свои сны. Сны, в которых перемешались Надежда Абрикосова, Элпфис, Царь государства-племени Вибути Алулу Оа Вамбонга, крольчиха Розамунда, ветреная женщина Нина Валентиновна Первова, а также боги, люди, жрецы и красавицы несуществующей африканской страны… Степан все старательно записывал. Он уверял Вересаева, что раз ничего не вышло с магическим салоном, то уж на худой конец можно будет издать в соавторстве фантастическую книжку. Все-таки африканская экзотика. В какой-то степени. А народу экзотики сколько ни дай - все будет мало. Так рассуждал Степан.
        А Викентий, вернувшись из отпуска, продолжил свою скромную практику в подростковой поликлинике. Его жизнь была безмятежна настолько, насколько вообще может быть безмятежной жизнь среднестатистического российского гражданина.
        Степан всерьез увлекся написанием романа на темы вересаевских сновидений. А самому «виновнику» сновидений настоятельно советовал не скучать и подыскать себе девушку для романтических (и не очень) свиданий. Степан считал, что Викентию чего-то не хватает в жизни. Степан относился к тому нередкому типу друзей, которые любят советовать и осчастливливать.
        Но Степан не знал, что Викентий уже имеет некоторое сердечное увлечение. Напротив его поликлиники недавно открылся небольшой магазинчик, торгующий всякой всячиной, начиная от плетеных корзин и мужских галстуков до грабель и товаров с таможни. И одна из продавщиц галантерейного отдела - симпатичная такая, с вьющимися длинными волосами цвета «золотой орех» - сильно нравилась Викентию и немного напоминала ему кого-то, он только никак не мог вспомнить - кого. И еще Викентию импонировал аромат духов этой золотоволосой девушки. Но он не решался спросить у нее, что это за духи. И, наверное, никогда не решится.
        P. S. Рукописи С. Водоглазова «Русский в джунглях» и «Русский незнамо где» написаны исключительно на материале сновидений В. Вересаева. Полный вариант данных произведений С. Водоглазова можно найти на сайте
        ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.
        Тула, 2005
[1] А про американцев и говорить нечего. Потомки Индианы Джонса слишком увлеклись повсеместным строительством закусочных типа «Макдоналдс» и адвокатурой.

[2] Да, сударь. У меня плохое произношение. Я давно не практиковался

[3] Полный текст «Осенней песни» (автор С. Водоглазов) приводится в книге Н. Первухиной «Проснуться живым».

[4] Последнее в списке, но не последнее по важности (англ.).

[5] Э т о с - в обшем смысле есть стиль жизни какой-либо социальной группы, общая ориентация определенной культуры и принятая в ней иерархия ценностей,- Примеч. Н. Первухиной.

[6] Скорбный путь, путь страданий (лат.).

[7] Неизвестная земля (лат.).

[8] Автор данных стихов затерян где-то в недрах Интернета. Увы… - Примеч. Н. Первухиной.