Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Первушин Антон : " Пираты Тагоры " - читать онлайн

Сохранить .
Пираты Тагоры Антон Иванович Первушин
        Максим Хорсун
        Игорь Минаков
        Обитаемый остров # На Саракше - новый кризис. В спецлагерях на юге Свободного Отечества началось массовое восстание заключенных. Армейские части, брошенные на подавление бунта, присоединяются к восставшим. Мутант-герцог Птицелов, возглавивший сектор оперативного реагирования Отдела «Массаракш», подозревает, что беспорядки организованы «врагами с Земли». Он пока не знает, что через его маленький Мир пролегает линия фронта в галактической войне, от исхода которой зависит будущее не только Саракша, но и Земли, да и всей Вселенной. Победа в этой войне будет стоить дорого, но Птицелов не из тех, кто боится платить по счетам…
        Антон Первушин, Игорь Минаков, Максим Хорсун
        Пираты Тагоры
        Пролог
        Силы покидали Птицелова. Все тяжелее было отбивать удары, которыми его осыпали Темные Лесорубы. Секиры чудовищных машин, пришедших из Массаракша, взлетали и падали. Иномиряне не ослабляли натиск. Они напирали так, словно собрались во что бы то ни стало изрубить строптивого человечишку в фарш. Или им был дан на то приказ, или они попросту мстили за уничтоженного грязевиками механического сородича. Может, если бы Птицелов сдался и пал на колени, измазанный известняковой пылью и кровью, Лесорубы взяли бы его под руки и забрали с собой, - похожий на термитник иномироход возвышался посреди Норушкиного карьера. Но Птицелов не сдавался, и проклятые машины били, не жалея сил, да так, что искры - во все стороны.
        Секция карданного вала от шагающего экскаватора, которую пришлось использовать Птицелову вместо оружия, становилась все неподъемнее. От собственных богатырских замахов он едва мог стоять на ногах. Дважды он сбивал одного из Лесорубов с его тонких насекомьих лап, но машина тотчас же возвращалась в вертикальное положение и сразу кидалась в бой. Птицелову даже удалось выбить секиру из рук второго, но и это лишь ненадолго заставило безликое чудовище отступить.
        Семижильный кряжистый мутант понимал, что в этом сражении ему не победить. А точнее, он давно ничего не понимал. Просто размахивал тяжеленной секцией и перемещался, стараясь, чтобы Лесорубы не прижали его спиной к одному из известняковых отвалов или к горе ржавых обломков, что когда-то была шагающим экскаватором. Птицелов ощущал приближение смерти. Сквозь кровавую пелену, застилающую взор, он видел лица людей: дорогих и ненавистных, верных друзей и поганых предателей. Вот тонкий и болезненный лик девочки-мутанта Лии; ему бы так хотелось обнять ее еще раз, но - увы… Вот желчная физиономия старшего агента Васку Саада, он же - иномирянин Диего Эспада; это из-за него и козней других грязевиков Птицелов оказался в таком незавидном положении. Вот лицо Колдуна, которому было все нипочем. Вот лица Бошку и Поррумоварруи - эти хорошие люди, хотя первый - мутант без роду и племени, а второй - профессор и носит золотые очки. И вот еще покойный Облом вспомнился - лагерный дружище, Неизвестный Отец в отставке…
        Птицелов упал. Секция карданного вала выскользнула из рук, перевернулась в воздухе и рухнула, едва не размозжив мутанту голову.
        Известняковая взвесь поднялась в воздух, закружила, точно потревоженная донная муть в чистом озере. И едва клубы поредели, Птицелов увидел, как Лесорубы, громко клацая разболтанными во время драки суставами, бегут к своему иномироходу. Бегут так, что только пятки из вороненой стали сверкают. Бегут, забыв про него - строптивого человечишку, бросившего вызов тем, кто приходит извне в Мир под светящимся небом.
        Зафыркало, завыло невидимое чудовище. Заметалось эхо от одного испещренного птичьими норками склона к другому. Из зенита пал луч лилового света, вонзился в высоченный конус иномирохода. В корпусе массаракш-корабля разверзлось круглое отверстие с влажно блестящими закраинами. Оба Лесоруба, точно чудовищные тараканы, взобрались на подрагивающий от нетерпения или от истомы борт, нырнули один за другим в люк.
        Лилового света становилось все больше, и корабль чужаков начал таять в нем, как тает застарелый лед в весеннем ручье.
        Птицелов поднялся на ноги, еще не совсем понимая, что происходит. Подхватил покрытую зарубками и вмятинами секцию карданного вала, оперся на нее, словно на гротескный посох. Заорал сипло, невнятно. Погрозил испаряющемуся кораблю кулаком.
        Невидимый монстр еще немного помяукал и заткнулся. Иномиряне исчезли. Круглая вмятина на пластах белой пыли и иней на обломках экскаватора - вот и все, что оставил после себя удивительный корабль. Экспертам из Отдела «Массаракш» опять не посчастливилось - работать, считай, не с чем.
        Стайка пугливых норушек пронеслась над карьером, нарушая воцарившуюся тишину нервозным щебетом. Едва Птицелов попытался поглядеть вверх, как приступ головокружения заставил его опуститься на корточки. Он потер виски ладонями и с удивлением обнаружил, что тот шум, который нарастал внутри черепной коробки, - не последствие ушибов головы, а вполне себе реальный и очень даже узнаваемый. Над склонами зарокотало, промчалась вдоль карьера стремительная тень. А за ней - вторая и третья!
        Вертолеты «Гнев»!
        Иномирянам посчастливилось удрать. Не пожелали они испытывать на своих шкурах, чего стоят крупокалиберные пулеметы. Смылись до того, как к Птицелову подоспело подкрепление. А он решил было, что его пожалели или оставили в живых с какой-то целью! Сбежали, гады, и все тут!
        Похожий на глазастую жабу вертолет завис над карьером. Взметнулась до небес пыль, утопив весенний день в удушливой метели. А когда белесая мгла чуть-чуть улеглась, Птицелов увидел спешащих к нему людей. Впереди всех бежал сам начальник сектора
«Оперативного реагирования» Отдела «Массаракш» господин Оллу Фешт.
        - Где они?! - завопил шеф, размахивая «герцогом».
        Его лицо было бело от пыли, но Птицелову казалось, что от ярости. В ответ он смог лишь развести руками.
        - Сколько их было?!
        Птицелов поглядел на автоматчиков, которые выпрыгивали из вертолета и сразу занимали позиции для обороны. Потом снова посмотрел на шефа.
        - Двое… - прохрипел он.
        - Массаракш! - Оллу Фешт подпрыгнул от негодования, уставился на пистолет в своей руке и с очевидным сожалением спрятал «герцог» в подмышечную кобуру. - Живой? - спросил он Птицелова скрипучим голосом.
        - Так точно, - ответил тот.
        - Одобряю… - Фешт защелкал пальцами.
        Однако услужливый помощник и «правая рука» начальника сектора Васку Саад не возник за спиной и не подал раскрытый портсигар, как происходило раньше.
        - Васку Саад… - Птицелов закрыл разбитое лицо руками. - Предатель… Он грязевик, господин Фешт…
        - Массаракш! - выпалил Оллу Фешт и снова полез за пистолетом. - Массаракш!
        Глава первая
        Перепонка люка лопнула, и Диего Эспада выпрыгнул наружу.
        - Подавай, ребята! - крикнул он в теплое нутро корабля, из которого валил пар.
        Ему протянули огромный тюк, потом - большой метапластовый ящик, потом - миниатюрную деревянную шкатулку, покрытую черным лаком и расписанную алыми иероглифами. Тюк Эспада оттащил в сторонку. Через секунду присоединил к нему ящик. Шкатулку бережно засунул за пазуху.
        - Пока, дружище! - крикнули из люка. - Ни пуха, ни пера!
        - К черту! - отозвался Эспада и помахал рукой.
        - Передай привет полярникам! - донеслось из корабля.
        И перепонка люка опять затянулась.
        Корабль мягко подпрыгнул и с негромким свистом растаял в мутно-белесом небе Саракша
        Похрустывая настом, Эспада зашагал к поклаже. От приземистых, сливающихся с ландшафтом куполов комконовской базы к нему бежали люди. Эспада помахал и им:
«Эхой, товарищи!»
        Полярная база КОМКОНа расположилась в уютной ложбине между скалистыми отрогами на берегу крохотного, до дна промороженного озерка. Поздняя весна в приполярье Саракша мало отличалась от аналогичного времени года где-нибудь под Диксоном. Хотя окрестные виды, скорее, напоминали Эспаде побережье ледового океана, что на планете Ковчег, на которой он, тогда еще юный стажер Комиссии по Контактам, проходил практику. Но если маленькое лиловое солнце Ковчега по полгода не покидало небосвод, то светило Саракша оставалось невидимым круглый год.
        Эспада потянул носом пахнущий морской солью воздух. Океан отсюда только угадывался, серо-стальным обручем охватывая края громадной чаши выгибающегося горизонта. Базу возвели поближе к северной макушке планеты, на последнем островке в цепи подобных, что неровной цепочкой протянулись от материка к полюсу. Дальше простирались только реликтовые ледовые поля, не тающие и в разгар лета. Уединенность островка вполне отвечала целям постоянной экспедиции. Один дежурный звездолет, два ангара, три транспортных бота, пять жилых куполов, пять - служебных, десять сотрудников КОМКОНа. А теперь еще один - прикомандированный от Совета Галактической безопасности Диего Эспада.
        Давно миновали времена юных восторгов, когда, высадившись на чужую планету, Диего прежде всего с любопытством озирался. И все-то ему казалось новым и необычным: и низкое непроглядное небо, и чудовищная атмосферная рефракция, и даже сухие былинки, что торчали из редких проталин. И особенно здорово было находиться среди таких же любопытных и восторженных парней и девчат. И мнилось, что ни ему, ни этим отличным ребятам никогда не придется дышать смрадным, с кисло-металлическим привкусом воздухом Столицы или миазмами южных радиоактивных болот.
        Никогда и нигде…
        Хотя, КОМКОН есть КОМКОН. Если будет нужно, эти парни и девчата, не задумываясь, полезут в любое пекло: уровень подготовки у них приличный. Диего знал это не понаслышке. Единственное, к чему они не готовы, - перестать быть собой, влезть в шкуру местного человекоподобного обитателя, скрыть душу свою в непроглядных сумерках морали. По плану, разработанному на долгих совместных заседаниях Комиссии по Контактам и Совета Галактической безопасности, из всего контингента землян,
«аккредитованных» ныне на Саракше, личину аборигена предстояло носить только Эспаде. Во-первых, у него уже был опыт. А во-вторых, модельное кондиционирование - слишком сложная и стоящая многих человеко-часов процедура. И подвергать оной весь персонал базы - затея расточительная. Да и небезопасна она, эта процедура, если совсем честно. Ох, как небезопасна. Особенно - для психики реалигента.
        Правда, не все земляне находились сейчас на полярной базе. Где-то на юге развивал контакт с расой голованов Лева Абалкин. Плел паутину интриг в столичных теснинах резидент СГБ Рудольф Сикорски. И мотался, неведомо где, верный порученец Странника Максим Каммерер, он же герой революции Мак Сим. Теперь к ним предстояло присоединиться и Диего Эспаде…
        Полярные жители налетели, словно веселый дружелюбный вихрь. Обняли. Похлопали по плечам, пожали медвежьими лапами худую руку. Подхватили тюк и ящик и смеющейся разговорчивой гурьбой повлекли гостя к жилью.
        База жила в напряженной рабочей суете.
        - Мишка, а Мишка? Куда механозародыш ставить?
        - А что у тебя?
        - ДЭУ, модель сто семь.
        - Тэк-с… - Цыганистого вида парень лихорадочно перелистывает инструкцию. - Ага… Дезинтегратор экспедиционный универсальный… Ставьте во-он возле того останца… Кремнезем для дезика в самый раз…
        - Sorry! - рявкнули над самым ухом Диего.
        Он посторонился.
        Четверка парней поволокла черное, влажно поблескивающее яйцо механозародыша к одинокой скале. База расширялась. Новые планы КОМКОНа касательно Саракша требовали постройки стационарного космодрома. Поэтому полярные жители трудились не покладая рук. Развивающиеся механозародыши обшаривали эффекторами окружающее пространство в поисках пригодного для строительства материала. Из-под жерл дезинтеграторов рвались в неприветливое небо разноцветные дымки. Звонко стучали перфораторы, жужжали электроотвертки - киберы монтировали шарообразную антенну большого нуль-передатчика.
        Чмокнула запирающая мембрана служебного купола, украшенного любовно выведенной синей пятеркой. Навстречу Диего вышел начальник базы Яков Виленович Осиновский, бывший звездолетчик. Старый космический волк недоверчиво окинул взором небесную хмарь. Зябко поежился, кутаясь в нелепую кожаную куртку с меховым воротником. Судя по кадрам старинных хроник, лет двести назад такие куртки носили военные летчики. Нынешние пилоты предпочитали более удобные комбинезоны, но начальник базы был человеком с причудами. Поговаривали, например, что он терпеть не мог лысых, хотя сам был лыс, как колено.
        - Неуютное местечко, не правда ли? - осведомился Осиновский, обменявшись с прибывшим рукопожатием. - И кому это понадобилось ставить базу на полюсе?
        Вопрос был риторическим, но Эспада отозвался:
        - Прежде всего это нужно нашим пилотам, Яков Виленович. Пространство над полюсами не контролируется средствами местной противоракетной обороны.
        - Я и говорю, неуютное местечко, - откликнулся начальник базы. - И кому это взбрело в голову обстреливать звездолеты ракетами?
        На этот вопрос Эспада отвечать не стал. Была у Осиновского такая странная манера - задавать вопросы, не требующие ответа. Случалось, до отчаяния доводил практикантов, которых присылала Комиссия к нему на стажировку. И ведь не по злобности характера, а только лишь по закоренелой привычке, которая появилась у космического волка вместе со злополучной лысиной. Капитан Яков Осиновский умудрился спасти экипаж и всех пассажиров, когда Д-звездолет «Геркулес» рухнул в метановый океан планеты Сарандак, но сам обгорел, как головешка.
        - Ладно, - сказал бывший капитан. - Ступай в рубку, Диего. Этот плешивый голован тебя уже заждался.
        - Сикорски? Как он? - поинтересовался Эспада. - В духе?
        - Ступай-ступай, - ласково проговорил Осиновский. - Сейчас сам увидишь.
        Изображение на экране нуль-передатчика рябило и мигало. Казалось, что собеседник строит дикие гримасы в болезненном несоответствии с произносимыми словами, и Странник с трудом сдерживается, чтобы не мигать и не морщиться в ответ. Тем более, слышимость тоже была неважной. И резиденту СГБ на планете Саракш приходилось все время переспрашивать, до боли вдавливая в багровое оттопыренное ухо горошину репродуктора.
        - Что у тебя там со связью, дьявол побери?! - бурчал Странник.
        - Не знаю, Рудольф, - оправдывался собеседник. - Помехи… Повтори еще раз, пожалуйста.
        - Повторяю еще раз, - смилостивился Странник, - но больше не стану… Происходящее на Полигоне напоминает селекцию по неизвестному нам принципу. Проще говоря, картина следующая: часть сотрудников проекта стремятся покинуть Полигон всеми правдами и неправдами, причем другая часть рвется в бой. Работают с утра до ночи, без отдыха. Являют невиданный в здешних условиях энтузиазм. Очень напоминает лучевые удары, но в окрестностях Полигона не обнаружено ни одного действующего излучателя. Да и кому в сущности надо, чтобы одни специалисты в панике покидали проект, а другие работали на износ? Диверсантам Островной Империи? Не думаю. Слишком громоздко для диверсии. Ни Хонти, ни Пандея тем более на такое не способны. Остается предположить одно - пришельцы извне! Ты хорошо меня слышишь, Мак?
        - Да, - отозвался собеседник. - Да, Рудольф, теперь хорошо.
        - Пришельцы, которых Комов и Раулингсон позорно прошляпили…
        - Они не были готовы, Рудольф…
        - Не перебивай! - рявкнул Странник. - Есть мнение, что пришельцев, кем бы они ни были, интересует деятельность аборигенов в кризис-зонах. Взаимодействие примитивного социума с высокими технологиями и тому подобная мерехлюндия… Меня же, Мак, волнует другое. Кто-то путается у нас под ногами. Кто-то достаточно могущественный, чтобы оставаться неуловимым, но, к счастью, не всесильный. По крайней мере, их машины уязвимы для наших скорчеров, что не может не радовать.
        - Понял, Рудольф! Мне следует прибыть на Полигон…
        - Нет, Мак, - сказал Странник. - В Столице ты мне нужнее. Все, отбой!
        Странник отключил связь, оттолкнулся от края стола и развернулся лицом к вошедшему.
        - Здравствуйте, Экселенц! - Эспада, который успел скинуть доху, с легким поклоном протянул лакированную шкатулку.
        Странник принял ее, покачал на широких ладонях и поставил на стол.
        - Благодарю, - буркнул он. - С прибытием!
        Эспада поклонился вторично.
        - Давай-ка без церемоний, - отмахнулся Странник. - У меня мало времени. Садись.
        Он указал на низенький диван у стены. Эспада послушно уселся.
        - Ты слышал наш разговор? - спросил Странник.
        - Да, Экселенц! - откликнулся Эспада.
        Странник поморщился.
        - Я же сказал: без церемоний. Мы не на татами…
        - Понял вас!
        - Хорошо. Значит, повторять больше не придется, - пробормотал Странник. - Разумеется, я знаю о прекраснодушных комконовских планах тотальной гуманизации здешнего социума. Но у нас с тобой, Диего, несколько иные планы.
        - Понимаю… Рудольф.
        - Это хорошо, Диего, что понимаешь, - откликнулся тот. - Далеко не все, к сожалению, понимают… - Странник задумался, зеленые его глазищи подернулись пленкой, словно зрачки дремлющей птицы, но через миг уже вновь сверкали демоническим блеском. - Так вот, Диего, мне нужны твои пресловутые электрические кальмары. Собственно, потому я тебя и вызвал… Главное - собрать как можно больше исчерпывающей информации об этих существах. Данных должно быть достаточно, чтобы космобиологи смогли представить исчерпывающую справку: имеем ли мы дело с некой разновидностью местных головоногих или же с формой жизни инопланетного происхождения. И пока я не буду знать точно, что такое эти электрические кальмары, они у меня числятся по разряду потенциальных угроз. На тебя падет основная нагрузка. Работать будешь сам. Здесь, на севере. Без помощи и без связи. Вернее, можно будет подать единственный сигнал, если найдешь что-нибудь действительно важное или… если станет совсем туго. Ты знаешь, как это сделать.
        - Я готов, - без колебаний сказал Эспада.
        - Не сомневаюсь, - буркнул Странник. - Если верить старине Грегори, ты лучше остальных подготовлен к одиночным миссиям… Вопросы есть?
        - Модельное кондиционирование разработано под матрицу личности Васку Саада, - сказал Эспада. - Нужна ли мне дополнительная легенда?
        - Не будем огород городить, - отмахнулся Странник. - Я уже договорился с нашим горцем… Агенту Васку Сааду поручается провести поиск в прибрежной зоне на предмет обнаружения иномирян и, по возможности, пресечения их враждебной деятельности. Мы с тобой, конечно, понимаем, что дело это отнюдь не простое, да и старый греховодник Поррумоварруи понимает тоже, но ему в такие тонкости вникать необязательно. Главное - у тебя есть самые широкие полномочия.
        - Да, - протянул Эспада озадаченно. - Но ведь Васку Саад наверняка разоблачен как агент грязевиков.
        - Можешь не сомневаться, - сказал Странник. - Однако в ситуации, когда запуск
«Семерки» под угрозой срыва, Поррумоварруи готов сотрудничать хоть с чертом лысым… И нечего ухмыляться, господин М-агент! - резидент СГБ машинально провел рукой по темени, на котором было давно уж не найти и волоска. - Немедля отправляйся в район Полигона. Взбирайся на айсберги, ныряй на самое дно, присматривайся к любой рыбешке, к любому чучуни, который тебе покажется подозрительным, но найди мне этих мифических кальмаров. Задание ясно, товарищ Эспада?
        - Ясно, товарищ Сикорски!
        - Сейчас же вылетишь в район Полигона, - продолжил Странник. - Яков даст тебе координаты места высадки. Там есть, где спрятать бот от посторонних глаз. Документы на имя Саада, одежда, оружие - все готово. У нас есть карта, на которой отмечены районы наибольшей биологической активности, - изучишь ее на базе. Никаких распечаток! Хватит подбрасывать нашим друзьям из Отдела «М» секретные материалы. Мы и так уже наследили…
        Черные матовые бока десантно-транспортного бота были еще теплыми, когда Эспада закончил погрузку оборудования. Он закрепил последний ящик, вылез попрощаться. Провожать его, разумеется, пришли все обитатели базы. Женщины подозрительно шмыгали носами. Мужчины натужно шутили. Осиновский пожал ему руку последним. На мгновение задержал худую крепкую кисть Эспады в своей лапище.
        - Если что, мы всю здешнюю тундру на дыбы поставим, дружище!
        - Ни в коем случае, Яго, - серьезно откликнулся Эспада. - У вас свои задачи, у меня свои. Если удастся добыть материал, работы вам хватит до конца летовки. А то и на зимовку останется.
        - Справимся, - отмахнулся капитан «Геркулеса». - Не впервой. Нам из-за Голубой Змеи чего только не подбрасывают.
        - Ас севера? - поинтересовался Эспада.
        - Случалось, - отозвался Осиновский. - Правда, на севере интересных мутаций меньше… Ладно, стартуй, солдат.
        - Так уж и солдат?
        - Ну… в обобщенном смысле… Как это называлось раньше?.. Боец невидимого фланга, кажется?..
        - Фронта.
        - Ладно. Спокойной плазмы, фронтовик!
        - Спасибо.
        Эспада обнял бывшего капитана, козырнул остальным и нырнул в люк.
        Черное яйцо бота плавно взвилось в фосфоресцирующее небо, вспугнуло стайку любопытствующих крылатых и наискось рвануло в направлении океана…
        Диего Эспада вскрыл тюк, вытащил защитный комбинезон. Натянул поверх «штатского». Осмотрел себя, хмыкнул: «Хорош бы я был в столичном костюме среди тундровых болот…
        Мысль эта - не мысль даже, а мыслишка - принадлежала уже не землянину.
        Едва бот коснулся посадочными опорами щебенки у подножия скалистого выступа на побережье, Эспада набрал на дисплее бортового компьютера семизначное число. На плоском экранчике появились три слова, по семь букв в каждом: ВЫПЛАТА, НИКОГДА, БЕГСТВО.
        Электронные письмена не успели растаять на жидкокристаллической скрижали, а землянин Диего Эспада уже исчез из пилотажной рубки транспортного бота. Вместо него появился гражданин Свободного Отечества, оперативный агент Отдела
«Массаракш», господин Васку Саад. Впрочем, землянин не исчез полностью, та часть его личности, которая была эмиссаром Совета Галактической безопасности, сохранилась в подсознании агента Саада полностью. Да и не только - в подсознании. Однако Диего Эспада для Васку Саада был кем-то вроде покойного брата, воспоминания о котором вызывали сожаление, досаду и беспокойство одновременно. В наиболее сложных с нравственной точки зрения ситуациях Васку Саада словно бы спрашивал себя: а как поступил бы на моем месте несчастный Диего? По замыслу разработчиков модельного кондиционирования этот психологический кунштюк должен был удержать сотрудника СГБ от падения в совсем уж бездонные аморальные бездны, но гарантировать, что обязательно удержит, не мог никто.
        Перепрыгивая с одного замшелого валуна на другой, Васку Саад отдалился на некоторое расстояние от места посадки и оглянулся. От диковиной яйцеобразной машины, которая доставила его в береговую зону Полигона, и след простыл. Саад пожал отягощенными рюкзаком плечами и попрыгал дальше; он уже забыл, что самолично активировал автоматику, которая изменила окраску обшивки, сделав корпус бота неотличимым от скалы.
        Прибой с грохотом перекатывал крупную гальку. Среди прибрежных валунов то и дело попадались вынесенные приливом льдины, медленно истаивающие под лучами Мирового Света. Саад старательно обходил их. И все равно наткнулся на неприятную находку.
        Он еще издали заприметил стаю крысланов, которая кружила над темной массой, отчетливо различимой на синевато-серой льдине. Время от времени крысланы садились на льдину, подбирались к этой массе, приплясывали вокруг нее и вдруг начинали неистово драться. Саад подобрал обглоданное морем весло, швырнул в скопище драчунов. Крысланы с шипением и злобным кваканьем поднялись на крыло. Агент
        Отдела «М» запрыгнул на льдину, чавкая пластиковыми подошвами ботинок, приблизился к предмету обостренного интереса морских падальщиков, вгляделся и сплюнул.
        - Массаракш! - прошипел он не хуже крыслана.
        Если ты не родился на Саракше, если не привык едва ли не ежедневно смотреть в лицо смерти, если равнодушие к чужой беде не стало твоей второй натурой, то, пожалуй, ты не смог бы вынести этого зрелища без тошноты. Как личность агент Саад не существовал в самом прямом изначальном смысле этого слова - он был придуман в Лабораторном центре знаменитого психоконструктора Грегори Дикинсона, возведенном на планете Пандора, среди величайших в обитаемом космосе Алмазных дюн. Психомаска Васку Саада, выходца из столичных трущоб, выпестованного полумертвой от недоедания и тяжелой работы матерью-одиночкой, отлично приросла к личности землянина Диего Эспады.
        Поэтому Саад лишь мельком взглянул на обезображенный труп чучуни-рыбака, сплюнул еще раз и зашагал дальше.
        Глава вторая
        Птицелову не нравилось жить в Столице, Птицелов любил простор.
        И Лия не любила Столицу, и сын их, названный в честь деда - Киту, тоже никогда не полюбит этот пропитанный ядовитым смогом город обозленных на весь Мир людей.
        Но у Птицелова в Столице была работа, и очень важная - государственной значимости - работа, поэтому ему и его юной жене пришлось научиться не замечать душевных колик. Тем более что в пору экономического кризиса семья нового начальника сектора
«Оперативного реагирования» Отдела «М» с типичным для южного выродка именем Птицелов сын Сома устроилась не так уж и дурно. За казенный счет получили трехкомнатную квартиру в старом, имперской еще постройки, доме с колоннами возле парадного входа, высоченными потолками и лепниной на стенах. Правда, записана она была на некого Ваггу Хаззалгского, о котором Птицелов - ни сном, ни духом. Даже счета, приходящие на это имя, он поначалу просто выбрасывал в мусоропровод. После того как его специальным уведомлением вызвали в муниципалитет и чиновник прежней закалки, обращаясь к Птицелову «ваше высочество», принялся излагать о
«недопустимости такой несознательности среди лучших жителей города», Птицелов понял, что от него чего-то хотят. Он объяснил чиновнику, кого они в деликвентских бараках называли «высочествами» и к кому обращались в среднем, а также в женском роде. Скандал не случился благодаря профессору Поррумоварруи, который подоспел вовремя, чтобы увезти Птицелова на своем лимузине от греха подальше. И всякий раз, когда к нему обращались «ваше высочество» или «герцог Вагга Хаззалгский», Птицелов лишь пожимал плечами да почесывал крепкий затылок. В душе он оставался тем же простоватым парнем, воспитанным мутантами за Голубой Змеей. Но теперь уже платил по счетам, благо оклад на новой должности позволял это делать, не морщась.
        Оллу Фешт, возмущенный и оскорбленный предательством Васку Саада, рыл нынче землю. Бывшему гэбисту удалось найти сторонников в самом Комитете по Спасению Свободного Отечества - в основном среди тех, кто имел зуб на Странника. Оллу Фешт готовился возглавить какое-то новое ведомство, о котором говорили лишь то, что в отличие от Отдела «Массаракш» оно будет не изучать иномирян, а контролировать их деятельность в Мире. В Отделе «М» ведомство-конкурент называли «Массаракш-2».
        - Будь тверже с этими высоколобыми тихоходами, - напутствовал Птицелова Оллу Фешт, передавая дела. - Теперь во всем Отделе «М» лишь один человек дела. Это ты, понял?
        Птицелов прекрасно все понимал. Фешт хотел, чтобы он, Птицелов, оставался его глазами и ушами в управлении Отдела «М». А когда нужно - и говорящей головой.
        - Сынишка как? - словно невзначай интересовался Фешт, вручая преемнику ключи от сейфа и печать. - Слыхал, будто он красив, как мама, и силен, как отец?
        - Да, господин Фешт. Растем потихоньку! - мямлил Птицелов, не зная, куда глаза девать.
        - Ну-ну-ну… - улыбался Фешт: очень некрасиво улыбался, неумело; было видно, что он делает это крайне редко. - Вы ему десенки массируйте, так зубкам будет легче резаться. Палец макайте в молочко и массируйте.
        - Слушаюсь, господин Фешт, - невпопад ответствовал Птицелов.
        Сынишка действительно рос - парень хоть куда. Здоровенький, с отменным аппетитом. Изящный, не рыхлый, как большинство младенцев. Тихий, не капризный, любознательный, вдумчивый. На круглой его головке прорастала серебристая шерстка, а зрачки еще по-детски мутных голубых глаз были как две вертикальные черточки.
        То есть не похож он был ни на мать, ни на отца, ни на дедушку Киту.
        Знал Фешт про сына Птицелова. Знал и намекал. Будто Птицелову и без того неприятностей не хватало.
        А потом все завертелось и встало с ног на голову.
        Толстенная заккурапия из Департамента Управления Лагерями легла на стол шефа сектора «Оперативного реагирования».
        Птицелов перелистал бумаги от начала до конца, читая по диагонали и силясь уяснить, в чем же подвох.

«Спецлагерь 1081» - написал Птицелов на чистой странице раскрытого еженедельника и дважды подчеркнул.
        Это было то еще райское местечко. Да, именно там Птицелов, будучи грязным и вшивым делинквентом - или воспитуемым, если на старый лад, - когда-то натирал мозоли на раскорчевке. С ним рядом был верный другая Облом. Облома потом «подрезал» мезокрыл - трехметровый летающий ящер с твердым клювом и костяной пилой на хвосте. Да каких только тварей в юго-западных джунглях не встретишь… Радиоактивная водичка из Голубой Змеи собиралась в затоках. Развалины Курорта светились по ночам. Зверье и даже насекомые вымахивали до огромных размеров. Растения обретали зачатки разума, чтобы нападать и обороняться.
        А еще на раскорчевке Птицелов познакомился с Малвой. Малва - она была не такая, как Лия. Сначала Птицелов думал, что любит Малву, а потом оказалось, что дэчка с мужскими плечами и толстыми волосатыми щиколотками и не Малва вовсе. И теперь ее персоной занимается сектор «грязевиков» Отдела «М». Впрочем, это уже совсем другая история…

«Марта» - написал Птицелов чуть ниже. Поставил знак «равно» и добавил:
«Грязевики».
        Гм, в лагере волнения.
        Само собой волнения! Проторчи год-другой в этом радиоактивном котле, поневоле начнешь волноваться. На расчистке народ гибнет каждый день, охрана лютует, а сам комендант Боос Туску по прозвищу Хлыщ - редчайшая сволочь, ну просто всем сволочам сволочь. Причем условия содержания лагерного люда хуже некуда. Если в столичных магазинах на полках шаром покати, то кто будет о дэках заботиться?
        Еще при Птицелове в 1081-м повара в жрачку опилки или дерть добавляли для сытности. Воду пропускали через многоуровневую систему фильтрации, она становилась желтой, как моча, и мерзкой, как чужие слюни, но все равно фонила - даже кустарные дэковские счетчики регистрировали радиацию. А что там сейчас творится, лучше не думать… Но думать придется.
        То есть при таких слагаемых бунт - лишь вопрос времени. И то, что охрана присоединилась к негодующим делинквентам, тоже не удивляет: у тех пайка ненамного сытнее. Кроме того, джунгли и радиация не разбирают, кто какого цвета носит комбинезон. Охранники на раскорчевке гибнут столь же часто, что и дэки.
        Но вот какого дьявола в донесениях черным по белому написано, что восстанием руководит сам Боос Туску?

«Хлыщ Туску» - подписал Птицелов еще ниже. Рядышком поставил три знака вопроса.
        Хлыщ имел все, что желал. С его биографией трудно было мечтать о большем. Как-никак Туску - пособник бесчеловечного режима Неизвестных Отцов. А в Юго-Западном Особом округе у него было тепленькое местечко, приличный оклад, армия быдла в подчинении, а также все самые хорошенькие дэчки. На раскорчевку его никто не гнал и опилки жрать не заставлял. То есть для пенсионера Хлыщ был устроен весьма недурно.
        Тогда как понимать его действия?
        Две тысячи делинквентов, а вместе с ними - полтысячи охранников, покинули территорию, на которой велись работы по расчистке джунглей. Без всякого на то приказа, без согласования с командованием округа. Оставили за спинами опустевшие бараки, двинулись толпой, вооруженной, к слову, тяжелыми огнеметами, карабинами, газовыми гранатами, самострелами и просто очень большими и тяжелыми топорами, прямо на юг.
        Птицелов нарисовал стрелку, направленную вниз. По обе стороны от стрелки намалевал всякие кустики, деревца и решетчатые башенки.
        Естественно, по джунглям не пойдешь, как по шоссе. Маленькая армия Туску продвигалась медленно, но неотвратимо. Им навстречу выдвинулись дэки с раскорчевок соседнего 1089-го спецлагеря. После короткой и не очень кровопролитной драки бунтарский дух взыграл и у соседей. Они объединились с людьми Туску и пошли себе на юг дальше. На пути был их собственный лагерь и стройплощадка башни противобаллистической защиты (не из тех, что были раньше, а настоящих, без дураков!). Комендант 1089-го успел удрать на вездеходе, именно он и подтвердил, что Боос Туску верховодит всем этим безумным действом.
        Срыв работ по строительству башен ПБЗ - это нечто вроде диверсии, направленной против государства в целом. Командование округом бросило в джунгли десантный батальон - а что они еще могли предпринять?
        Птицелов закурил, отодвинув папку, еженедельник, чернильницу и перьевую ручку. Подтянул поближе пепельницу.
        Он представил, как одетые в камуфляж, сытые и удалые десантники, разбившись на взводы, атакуют со всех сторон оборванную, голодную, дурно пахнущую толпу. Бьют короткими очередями автоматы, плюются зарядами гранатометы… Делинквенты - мужчины и женщины, охранники и служащие из администрации лагеря, все, кого нелегкая понесла вслед за Туску, неожиданно кидаются врассыпную. Десантники понимают, что бунтари не знакомы ни с тактикой, ни с дисциплиной. Что ж, этого и следовало ожидать… Как только в воздухе запахло паленым, дэки перестали быть армией, теперь каждый из них - сам по себе. Они ищут спасение в отчаянном бегстве: напролом, через заросли, куда глаза глядят.
        А дальше происходит нечто странное, если не сказать больше. Дэки рассредоточиваются на нескольких квадратных километрах джунглей. Десантники оказываются внутри этой разрозненной массы. Выстрелы смолкают, взрывы гранат больше не сотрясают землю.
        Делинквенты снова собираются вместе и идут как ни в чем не бывало на юг. С ними отправляются и десантники - хорошо вооруженные вышколенные солдаты и офицеры. Наверное, это было первое массовое дезертирство со времен бунта Неизвестных Отцов. Что такого мог пообещать десантуре Хлыщ Туску, что они, как один, забыв про долг, карьеру, честь и оклад, отправились в путь вместе с его лагерным сбродом?
        И куда? Опять - на юг.
        А что на юге?..
        Птицелов подтянул к себе еженедельник, макнул перо в чернильницу. Написал: «ЮЖНЫЙ ПАРК».
        Квадрат 91/16. Обширная кризис-зона на краю континента, где на каждом шагу - по смертоносному сюрпризу. Дэкам из спец-лагеря 1081 эта проклятая земля крепко запомнилась. Туску уже гонял туда своих подопечных - отстреливать падких на человечину животных-мутантов и подбирать, что плохо лежит. В прошлый раз так командование Округом распорядилось; в прошлый раз это не было отсебятиной. В кризис-зонах попадались всякие диковинные штучки… странные устройства, вроде как не в Мире созданные. В общем, добра от них ждать не приходилось. Но ученым, а тем более - военным ученым, они доставляли немало приятных минут. Птицелову и еще нескольким дэкам довелось пройти «Южный парк» от края до края. Он был уверен, что по собственной воле туда больше никто не сунется.
        А эти вот шли. И сам Хлыщ с ними…
        Птицелов перечитал свои записи. «Спецлагерь 1081».

«Марта = грязевики».

«Хлыщ Туску».

«ЮЖНЫЙ ПАРК».
        Получилось подобие логической цепочки…
        Птицелов подумал-подумал и зачеркнул «Марта». А «грязевики» обвел.
        Вряд ли Малва вернулась в маленькое царство Бооса Туску и подбила Хлыща на этот демарш. Скорее всего, тут приложил руку «свеженький» агент иномирян. Птицелов отлично помнил, насколько убедительными могут быть грязевики - эти неотличимые от людей пришельцы из враждебного Массаракша. Очевидно, Туску, сам того не подозревая, превратился в исполнителя воли злокозненных иномирян. Честолюбивому Хлыщу подсунули некую наживку, и тот клюнул, как последний «доходяга», если говорить на лагерном жаргоне.
        К тому же грязевиков всегда интересовало, что творится в кризис-зонах. «Игрушки», добытые там, доставляют им столько же радости, сколько и военным ученым Свободного Отечества. Вот и решили иномиряне прошерстить «Южный парк» руками делинквентов. Ведь жизнь дэка - не дороже банки консервированных бобов.
        Птицелов зачеркнул «Хлыщ Туску». Кто такой Хлыщ? Кукла на ниточках, говорящая голова, вроде него - Птицелова. Только Птицелов знает, что над ним стоит Оллу Фешт и «Массаракш-2», а вот Туску ведать не ведает, под чью дудочку танцует.
        Он поглядел на то, что осталось незачеркнутым. Рабочая версия худо-бедно выстроилась.
        Правда, оставалось непонятным, чем грязевики смогли подкупить сидельцев из соседнего 1089-го спецлагеря. А как иномиряне договорились с десантурой - вообще тайна, покрытая мраком. Но в процессе все станет на свои места. Стоит только начать работать, как это всегда бывает.
        Птицелов перебросил клавишу селектора.
        - Нолу, профессор еще у себя?
        Ответ последовал с ощутимой заминкой.
        - Да, господин Птицелов. Но он собирается выехать в Академию и распорядился подать автомобиль. Вам придется поспешить, если хотите застать его на месте.
        Птицелов хлопнул себя по лбу. Рыбка Нолу умерла от рака, месяца не прошло. Теперь в кресле секретаря Поррумоварруи сидит
        Тана - расторопная и говорливая девица с типичным хонтийским темпераментом. Он же, оставаясь мыслями в южных джунглях, совсем забыл… Массаракш, неудобно как-то получилось.
        - Тана, попросите профессора задержаться, - проговорил Птицелов. - Я сейчас бегу к нему.
        Он открыл дверь своим ключом.
        Осторожно вошел в прихожую, пристроил на тумбочку авоську и принялся снимать туфли. В городе в эти часы не было электричества, а в прихожей у него - как на стройке. Козелок стоит у стены, под ним - ведра с известкой, тут же стремянка собранная, щетки и кисти на длинных ручках. Потолки-то высоченные, а заливали бывшие соседи сверху бывших же владельцев этой квартиры что ни месяц. Вот он и хотел маломальский ремонт сделать, раз здесь поселили.
        Но, видимо, придется перетерпеть до лучших времен.
        Лия была на кухне. Там горела керосиновая лампа и мелькали тени. Птицелов отыскал тапки, подхватил авоську и пошел на свет.
        Его юная жена, стоя на табурете, развешивала пеленки. Веревок Птицелов натянул в квартире, как паук - паутины. Лия ни до одной не доставала, но если бы он прикрепил веревки чуть ниже, то пришлось бы ему передвигаться по жилищу, согнувшись в три погибели.
        - Ну почему он всегда какает в одно и то же время? - пожаловалась Лия, едва Птицелов переступил порог. - Не думается мне, что это нормально…
        - Может, доктору покажем? - в тон жене пошутил Птицелов.
        Лие радоваться бы, что не приходится ей вскакивать по ночам - греть воду и омывать ребеночку все, что требует омовения. Спит малыш крепко, даже завидно иногда становится, так крепко он спит. Ну, бывает, титьку попросит разок, покушает немного, а потом до самого утра - хоть из автомата над ухом пали. А она встревожена.
        Боится того, боится этого… Как будто не в столичной квартире живет, а в лачуге на краю разрушенного войной и теперь уже безымянного города. Там по ночам шастают упыри, высматривая зазевавшихся мутантов, чтобы утащить их в подземку. Там в невысыхающих болотцах на дне воронок живут ящеры-мясоеды. Туда с приходом опалесцирующего сумрака наведывается Смерть с Топором - Темный Лесоруб, и дети выходят к ней сами - спящие, покорные.
        Там нужно было бояться всего. А здесь - разве что случайных генофобов, ненавидящих мутантов.
        Лия оглянулась. Сверкнула полными слез глазищами из-под платка, низко опущенного на деформированный мутацией лоб.
        - Доктору покажем, - пробурчала, скрестив на груди худенькие руки. - Доктора, они ведь с нами, мутантами, не цацкаются…
        Птицелов вздохнул. В нем - молодом начальнике сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М», повидавшем на своем веку смерть, предательство, чудовищных мутантов кризис-зоны и пришельцев из Масса-ракша, - жила трогательная смесь любви и жалости к этому бедному, маленькому, затравленному зверьку. Он принялся вынимать из авоськи на стол добычу: пару банок овощной икры, куриный окорочок, завернутый в промасленную бумагу, коробку макаронных рожков и сладкую соевую плитку «К чаю». Продукты он купил в магазине, который работал при общежитии Отдела «М», а сладкую плитку - в буфете.
        Лия сначала обрадовалась - на ее обычно болезнено-бледных щеках появился румянец, - а потом спросила жалобно:
        - Молочка не купил? Я же просила…
        - Зато - вот! Гляди! - Птицелов толкнул по столешнице сверток с окорочком. - Пожарю, пока свеж.
        - Ой, а я как раз каши наварила! - похвасталась Лия.
        - Что ж, гарнир у нас уже имеется, - обрадовался Птицелов. - А я сейчас курицу топориком, а потом - на сковородку, с лучком, маслом…
        Лия крякнула, потянулась и прищепила к веревке последнюю пеленку. Потом она присела на табурет, поболтала ногами в длинных шерстяных носках. Птицелов, как мальчишка, уставился на ее острые коленки.
        - Гляжу, все бережешь и бережешь ты меня, Птицелов, - улыбнулась она, наклонив голову вбок. - Как с маленькой со мной нянчишься. А у иных в мои годы - не один, а двое и трое деток!..
        - В стране, вообще-то, голод и разруха, - напомнил ей Птицелов, принимаясь разворачивать курицу. - Вот восстановим хозяйство, можно будет и о прибавлении в семействе позаботиться.
        - Я в ваших политиках не разбираюсь, - отмахнулась Лия. - А вдруг с тобой и мной что-то случится? А Киту - он такой непохожий на остальных. Он не должен остаться один…
        - Да что с нами в Столице может случиться! - натужно усмехнулся Птицелов, о предстоящей командировке в джунгли пока говорить не хотелось. Он сообщит, но не сейчас, а чуть попозже. Пусть этот вечер пройдет без слез…
        - Мне не нужна эта квартира и эти удобства! - Лия вскочила с табурета, прошлась по кухне туда-сюда. - Мне нужно, чтоб простор был, чтоб вода - из колодца. Чтоб люди с добрыми глазами вокруг и чтоб ты - всегда рядом! Давай вернемся к своим - к мутантам!
        - Люди с добрыми глазами! Как же… - буркнул Птицелов.
        Вспомнилось, как эти «свои» чуть было не скормили Лию упырям. За то, что вернулась в поселок с Киту в животе. Из Массаракша вернулась, да, было дело…
        - Ты бы сам построил дом, - защебетала Лия. - Ходил бы на охоту и охранял нас с Киту от упырей. А я бы заваривала тебе вкусный чай из трав. И сидела бы у окна, ожидая, когда ты придешь - мой женишек с топором…
        - Что-что?.. - спросил Птицелов неожиданно севшим голосом.
        Лия-Лия, что с тобой творится? Черный Лесоруб не идет у тебя из головы! Мне придется тебя оставить - быть может, надолго. Что же делать?
        - А что? - не поняла Лия.
        Их диалог прервал глухой стук. Они посмотрели сначала друг на друга, а потом в сторону темной прихожей.
        - Киту шалит, - сказала Лия громким шепотом. - Проголодался, поди, кроха.
        - Ну, идем. - Птицелов снял со стены керосинку. - Чего ждать?
        Маленький Киту сидел в кроватке и колотил игрушкой - обшарпанным деревянным гвардейцем - по изголовью. Он не плакал, он был сосредоточен. Сверкнули вертикальные зрачки, отражая свет керосинки, когда его родители вошли в комнату.
        Лия распахнула халатик, взвесила в ладонях груди, выбирая ту, в которой больше молока. Взяла Киту на руки, присела на край кровати и принялась кормить, кусая губы и посматривая искоса на мужа.
        Вспыхнула лампа под старым, от прежних хозяев, абажуром. Ожила радиола и принялась вещать с середины фразы. «…Побывал в школе-интернате для сирот войны. Герой революции принял участие в открытии новой библиотеки и спортивного зала. Мак Сим показал учащимся школы-интерната, что такое спортивная подготовка в его понимании, совершив под овации присутствующих десять подъемов-переворотов подряд…»
        - Во! Теперь живем! - обрадовался Птицелов.
        В ярком свете и жена не выглядела бледной и болезненной, и Киту был не так странен и чужероден. Лия повернулась к Птицелову и шумно вздохнула. Сосок на ее
«свободной» груди был красен, как свежая рана.
        Ради этого существа он пустился когда-то в длинный и опасный путь. Из поселка мутантов - в гарнизон, из гарнизона - в южные джунгли, из джунглей - в Столицу, а потом круг замкнулся…
        Птицелов прошел на кухню. Отыскал чистую разделочную доску и нож побольше.
        - Лия! - крикнул, пристраивая на доске окорочок. - Ты что посуду не помыла? Опять плохо себя чувствовала?
        - Тише-тише! - попросила Лия. - Нет, со мной все хорошо…
        Врет, понял Птицелов, а затем застучал топориком. Бац-бац-бац, и окорочок разделен на куски.
        Птицелов включил газ, налил в сковороду растительного масла, накидал мяса. Взял лопатку и стал с деловитым видом жарить.
        К нему подошла Лия. Заглянула через плечо.
        - Ну кто ж так делает, - вздохнула она. - Горе мое, и кто тебя только научил так с мясом обращаться?..
        - А чего? Нормальные куски… - неуклюже отозвался Птицелов.
        - Нормальные? - удивилась Лия. - Иди лучше с ребенком побудь, мутоша несчастный…

«Тяжело им будет без меня», - думал Птицелов, слушая дыхание спящих Лии и Киту.
        Это было несколько часов спустя: после того, как они покончили с курицей и остатками каши, после нехитрого досуга, в который входили прослушивание вечерних радиопередач и занятие любовью под ночную трансляцию фортепьянной музыки. Тяжелые мысли не давали Птицелову уснуть.
        В упреках Лии имелось здравое зерно. Это только на словах, что мол «мутант - не выродок ужасный, а брат твой, добрый и несчастный». В действительности, если Лия - худенькая, лысенькая, с головой неправильной формы - столкнется на улице с бандой генофобов, ей сильно не поздоровится… Да что там - генофобов! Шпаны развелось - так и шныряет по подворотням. Каждый в Столице может обидеть Лию, а ей ведь едва-едва шестнадцать исполнилось. Постоять за себя не умеет, город не знает. Где каких продуктов раздобыть, тоже не знает.
        И профессора Поррумоварруи не попросишь присмотреть. Подкосила темнокожего горца смерть Рыбки Нолы. Все чаще старик об отставке поговаривает.
        Остается только Оллу Фешт. Но это все равно что попросить позаботиться о жене и ребенке упыря.
        А иного выхода, наверное, не существует.
        Ведь завтра он, Птицелов, отправляется в дельту Голубой Змеи.
        На юг, на юг! В радиоактивные джунгли, где неожиданно дала о себе знать агентура грязевиков…
        Глава третья
        Одноглазый Волк, выкатив единственное, налитое кровью буркало, воззрился на штатского. Потом перечитал радиограмму. Снова воззрился. К сожалению, тощий хлыщеватый субчик не был плодом расстроенного воображения, равно как и недвусмысленный приказ командования, который не подлежал обсуждению. Командиру субмарины «Тигровая Скорпена» контр-адмиралу Алу Вуулу предписывалось всячески споспешествовать сотруднику некого Отдела «М» Департамента Специальных Исследований Васку Сааду в его поисках.
        Ладно, личность знакомая. Еще год назад, когда контр-адмирал командовал не субмариной боевого охранения, а штрафной «гондолой», этот Саад в компании с южным выродком и стариком-чучуни искал в полярных водах каких-то диковинных кальмаров.

«Неужто опять за ними гоняться придется? - подумал Вуул с горечью. - Проклятое невезение! Массаракш и массаракш! - Одноглазый Волк с хрустом сложил депешу и спрятал ее во внутренний карман кителя. - Что я им, чучуни-рыбак?! Сняли судимость, вернули звание… И на тебе!.. Проклятый Саад…»
        - Прошу садится, господин Саад! - подавив раздражение, светски пророкотал моряк.
        - Благодарю, господин контр-адмирал! - откликнулся агент Саад, опуская поджарый зад в кожаное кресло.
        Прошелестела сдвижная дверь. Вошел кок с подносом, уставленным кофейным прибором и тарелками с легкими закусками.
        Вуул садиться не спешил, взял со специальной подставки трубку, принялся ее вдумчиво раскуривать.
        Васку Саад с рассеянным любопытством озирал командирскую каюту. Он помнил ее не слишком чистой берлогой, хозяину которой изменила флотская привычка к порядку. И вот подишь ты… Не прошло и года, а к Одноглазому Волку вернулись его контр-адмиральские замашки. Командирская каюта на борту бывшей штрафной субмарины, ныне получившей имя «Тигровой Скорпены», радовала глаз золотым блеском начищенной меди и благородством мебельной полировки. Да и не только каюта! Вся лодка была теперь вылизана до блеска. Превосходно работала вентиляция. По переборкам не сочилась вонючая слизь. Реактор - Саад хорошо это чувствовал - не фонил. Ну… почти. В пределах допустимой нормы.
        Одноглазый Волк отпустил кока, уселся напротив гостя и самолично налил ему кофе.
        - Как там наша Столица, господин Саад? - поинтересовался моряк.
        - Растет и строится, - отозвался тот и добавил с усмешкой: - Тяжкое наследие режима Отцов успешно ликвидируется.
        - Похвально, - буркнул контр-адмирал, почесав мундштуком правую бакенбарду; он-то хорошо знал, как «ликвидируется тяжкое наследие». - Вижу, вы не расположены к пустопорожнему трепу… - сказал он. - Перейдем к делу?
        - Так будет лучше всего, - отозвался Саад. - Если вас интересуют новости столичной жизни, господин контр-адмирал, то я привез свежие журналы. И охотно передам.
        - Будьте любезны… - пробурчал Вуул. - Итак?
        Васку Саад отставил в сторону чашку, откинулся в кресле, возложил ногу на ногу. Похоже, гость чувствовал себя на борту атомного подводного корабля совершенно непринужденно, но взгляд его вдруг стал колючим, как у морского крыслана. Даже бывалый военный моряк Алу Вуул невольно поежился. Он помнил, что такой же взгляд был у следователя из прокуратуры Комитета Спасения Отечества, когда тот целился тлеющим окурком в единственный глаз контр-адмирала Вуула, обвиняемого в государственной измене.
        - Все, что вы сейчас услышите, господин контр-адмирал, - веско начал агент Саад, - является государственной тайной. И не мне напоминать вам об ответственности за ее разглашение. Хочу, чтобы вы отнеслись к нашей миссии максимально серьезно!
        - Поверьте, господин Саад, мне и в голову…
        - Знаю я, о чем вы думаете, - перебил его Саад. - Дескать, меня, военного моряка, опять заставят ловить каких-то кальмаров, словно я чучуни-рыбак из бездарной поэмы Отула Сладкоголосого!

«Массаракш! - изумился Одноглазый Волк. - У него что, ментоскоп в башке?»
        - Так вот, - продолжал штатский с глазами крыслана. - Нам придется иметь дело не с кальмарами, а с тщательно, я бы даже сказал, виртуозно замаскированными вражескими агентами!

«Сдается, он держит меня за идиота, - пригорюнился командир «Скорпены». - Ладно, сделаем вид, что верим этой ахинее».
        - Вас понял, господин Саад! - отозвался Вуул по-уставному. - Я и вверенный мне корабль полностью в вашем распоряжении.
        - Думаю, мы поладим, - ухмыльнулся Саад и вновь посерьезнел. - Не исключено, что нам придется проникнуть в территориальные воды Империи. Во всяком случае, мирография наших поисков может оказаться чрезвычайно широка. Следовательно, нужно быть ко всему готовыми, господин контр-адмирал.
        Упоминание территориальных вод Островной Империи одновременно обрадовало и встревожило бывшего штрафника. Обрадовала возможность показать себя в настоящем деле. Уничтожение белой субмарины, если таковая подвернется, это не только полная реабилитация, но и возможность повышения по службе. Военно-Морского Флота у Свободного Отечества пока считай что нет, но все равно контр-адмирал, командующий одной-единственной боевой единицей, - это крысланам на смех. А встревожила столь же вероятная возможность быть потопленным этой самой белой субмариной. Островитяне тоже знают, с какого конца торпеду заряжать.
        Алу Вуул поднялся.
        - С вашего разрешения, господин Саад, я немедленно займусь подготовкой к походу.
        Васку Саад кивнул.
        - Валяйте, Вуул, - проговорил он. - Я пока посижу здесь, кофейку попью. Хороший кофе, не эрзац. Снабжение у вас лучше, чем в Столице. Завидую…
«Тигровая Скорпена» шла в надводном положении.
        Полярный океан темно-синей чашей подпирал мерцающую небесную кровлю. Пологая зыбь вздымала атомную субмарину. Тупой нос «Скорпены» с размаху зарывался в воду цвета бутылочного стекла, взбивая под облака пенные брызги.
        Мичман Маар обшаривал морской горизонт в бинокль, но ни льдов, которые этим, необычайно жарким для Приполярья, летом отодвинулись далеко к северу, ни вражеских перископов не обнаруживал.
        Рядом с ним топтался Васку Саад. Он тоже почти не отрывался от окуляров мощного биноктара. Маар никогда таких не видел, новинка, наверное. Агента не интересовали ни льды, ни перископы. Он высматривал гигантских кальмаров, которых год назад вместе с помощником, мутантом по имени Птицелов, уже пытался отыскать здесь. Маар хорошо помнил обоих. С ними был еще старик-чучуни, которого они бросили на острове. Впрочем, правильно сделали, что бросили. Старик получил изрядную дозу и был совсем плох.
        Кальмаров они тогда не нашли, но начальство вдруг сменило гнев на милость. Экипаж получил поголовную амнистию. «Гондолу» поставили на капитальный ремонт и через полгода вернули в строй уже вполне пригодной для полноценного боевого дежурства. Но вот Саад появился снова, и снова - с той же целью. Маару было все равно, за кем охотиться: за кальмарами или за пиратами Островной Империи. Лишь бы окончательно смыть с себя позорное пятно врага Отечества и заслужить наконец-то отпуск.
        Заныл зуммер аппарата связи. Маар сдернул с рычагов трубку.
        - Рубка слушает!
        - Акустик зафиксировал шум винтов, - сообщил вахтенный офицер из центрального поста. - Что на горизонте?
        - Горизонт чист!
        - Вас понял! - откликнулся центральный пост. - Командир отдал приказ о погружении на перископную глубину. Свистать всех вниз!
        - Свистать всех вниз! - повторил мичман, возвращая трубку на рычаги.
        - Есть! - отозвался рулевой.
        Он зафиксировал штурвал и скатился по трапу во внутренние отсеки лодки. Маар похлопал по плечу агента. Саад как ни в чем не бывало пялился в свой биноктар.
        - Господин Саад! Боевая тревога. Перископное погружение.
        - Слышал, - буркнул тот.
        Саад аккуратно упаковал свой чудо-бинокль в футляр. Кинул прощальный взор на безмятежный океан. И начал спускаться. Мичман тоже окинул взглядом морскую даль.
«Тигровая Скорпена» уже не взбиралась на пологие волны, а медленно с дифферентом на нос погружалась в бутылочную зелень. Все глубже и глубже. С правого и левого борта закипали белые буруны - насосы заполняли балластные цистерны.
        Враг по-прежнему оставался невидимым.
        Маар плотно закрыл люк и спустился в центральный пост. Здесь ничто не напоминало о тревоге. Команда заняла посты по боевому расписанию. Говорили вполголоса. Ходили на цыпочках. Командир приказал снять ботинки, а на палубный настил набросать тряпок. В ход пошли даже матрацы, одеяла и матросские бушлаты. Двигатели были застопорены. «Скорпена» повисла на перископной глубине. Гидроакустики внимали океану, негромко сообщая о результатах.
        Мичман тоже разулся и занял свой пост у системы пожаротушения. Как и остальные подводники, он невольно прислушивался к тишине, хотя уловить приближение вражеской субмарины невооруженным ухом пока не представлялось возможным. Шипела система вентиляции, щелкал хронометр синхронизатора торпедной стрельбы. Маару казалось, что он слышит, даже как шуршат панцюки в кладовке камбуза.
        Подобно другим офицерам, мичман не сводил внимательного взора с контр-адмирала, который припал к резиновой окантовке окуляров перископа.
        - Горизонт чист, - сообщил он, выпрямляясь. - Акустики?
        - Дистанция тридцать кабельтовых и увеличивается! - доложил первый гидроакустик.
        - Курс норд-норд-ост! - доложил второй.
        - Либо они нас не заметили, либо у них другая цель, - пробормотал Алу Вуул. - Господа офицеры, какие будут предположения?
        - Возможно, они возвращаются на базу, - откликнулся старший помощник. - Следовательно, боеприпасы у них кончились. Имперцы всегда стреляют до последнего.
        - Догнать и торпедировать! - встрял Маар.
        На его слова не обратили внимания.
        - Пустые они бы шли быстрее, - пробурчал старший механик.
        - Верно, - подтвердил старший гидроакустик. - Набита под завязку.
        - И потом, если бы имперцы возвращались на базу, они бы повернули на зюйд-ост, - добавил штурман.
        - Они идут к Полигону, господа.
        Все обернулись на голос. Из люка, ведущего в нижние отсеки, торчала взъерошенная голова штатского.
        - Почему вы так решили, господин Саад? - осведомился контр-адмирал с плохо скрываемой неприязнью.
        Васку Саад ухмыльнулся, ловко выпрыгнул из люка. При этом умудрился не нарушить режима тишины.
        - Другой достойной для имперцев цели в Землях Крайних нет, - пояснил он. - Полигон - объект государственной важности, и он не мог не заинтересовать островитян. Однако, господа, хочу напомнить вам, что ваш долг…
        - Не надо напоминать нам о нашем долге, господин Саад, - отрезал Вуул. - Итак, господа офицеры, - продолжал он, - даже если наш гость и ошибается, белую субмарину необходимо догнать и уничтожить. Начинаем охоту!
        - Служим Отечеству! - шепотом отозвались моряки.
        На седьмые сутки погони «Тигровая Скорпена» мало напоминала образцово-показательную (и едва ли не единственную) боевую единицу возрождающегося Военно-Морского флота Свободного Отчества. Как будто вернулись недобрые времена штрафной «гондолы». В отсеках горели две лампы из четырех, под ногами хлюпала вода, которая просачивалась через сальники и клапана. Экипаж ходил небритый. Питались консервами. Пустые банки валялись где попало и с грохотом сновали туда-сюда при очередном маневре.
        Режим тишины давно не соблюдался. Противник знал о погоне и при этом избегал боевого соприкосновения. Гидроакустики прекрасно слышали шум винтов белой субмарины, механики выжимали из реактора и движков все возможное, но на дистанцию эффективной стрельбы выйти не удавалось. Экипаж белой субмарины не желал ввязываться в бой.
        Командир спал урывками. Малейшее изменение в ходовом режиме подводного корабля, и Вуул вскакивал с постели. Осунувшийся, небритый, с глазами, налитыми кровью, врывался на центральный пост, выслушивал последнюю сводку и падал в командирское кресло. Кок приносил контр-адмиралу кофе. Штурман показывал новые отметки на прозрачной карте из оргстекла, перегораживающей центральный пост.
        Судя по ним, вражеская субмарина старалась держаться береговой линии, не удаляясь от нее и не приближаясь. Командир «Скорпены» нервничал. Северо-западная оконечность Земель Крайних - крутые обрывистые берега, густо изрезанные узкими заливами. Карта глубин для этого фарватера была составлена еще до войны. Одноглазый Волк ни на грош не доверял ей и, чтобы не пропороть подлодке брюхо, приказал ежечасно мерять дно эхолотом.
        Погоня продолжалась. Мировой Свет тускнел и разгорался, но не гас даже ночью. Штормило. Призрачное сияние летнего неба сливалось с молочной белизной беснующегося океана. От усталости многим мнилось, что эта гонка за призраком никогда не кончится. В кубрике шептались, дескать, недаром говорят, что на белых субмаринах служат мертвые моряки, осужденные на вечное скитание в этих проклятых водах. Кулаки боцманов вразумляли шептунов, но даже образованным офицерам начинало казаться, что не шум винтов слышат отупевшие от бесконечных вахт гидроакустики, а пульсирующий рокот собственной взбудораженной крови.

…Внезапный шум вырвал агента из сна.
        По палубному настилу грохотали матросские башмаки. По отсекам неслось: «Боевая тревога! Боевая тревога! Боевая тревога!»
        Саад спрыгнул с койки, включил свет. Пустил тоненькую струйку воды в маленькую фаянсовую раковину. Умылся, вычистил зубы. Надел поверх штатского костюма матросскую робу, дабы не выглядеть на борту боевой лодки совсем уж белой вороной. Проделывая эти нехитрые процедуры, он прислушивался к звукам за пределами офицерского кубрика.
        Заныли электрические тали, завизжали колеса тележек, на которых боевые расчеты вывозили торпеды. «Тигровая Скорпена» готовилась к бою. Надо полагать, неуловимая белая субмарина - тоже. Погоня закончилась. Морские хищники приступили к поединку.
        - Ах, как некстати, - пробормотал Саад.
        Тщательно продуманная операция пошла насмарку. По плану, одобренному самим Странником, «Тигровая Скорпена» должна была прочесать акваторию вдоль всего северо-западного побережья Земель Крайних. А если в этих водах электрические кальмары не обнаружатся - двигаться в южном направлении. В этом случае риск встретить подводные корабли Островной Империи сильно возрастал. И похоже, командир
«Скорпены» был только рад воспользоваться обстоятельствами, чтобы доказать своему начальству, какой он бравый моряк. А кто ищет, тот всегда найдет. Как свинья - грязи. И ведь нашли! Целую неделю гонялись за неуловимыми островными пиратами, будто сумасшедшие, и наконец-то дождались светлого праздничка.
        Теперь будут пулять друг в дружку - до полного взаимного истребления. Массаракш!
        Подлодка грузно качнулась. Саад уже привычным движением сохранил равновесие.
        Первая пошла…
        М-агент не очень хорошо разбирался в тактике морского боя, и обмен торпедными ударами между субмаринами казался ему чистым пижонством. Впрочем, не большим пижонством, чем поиск гигантских электрических кальмаров посредством боевой лодки.
        Ладно, в прошлом году выбора не было. Вернее, был. И тогда ничто не мешало обыскать береговую линию с орбиты или на худой конец облететь на транспортном боте. Но в тот момент контакт с мутантом по кличке Птицелов был важнее обнаружения полумифических существ. А - сейчас? Какие такие высшие ксенопсихологические соображения двигали главой Департамента Специальных Исследований, когда он настаивал на поиске по прошлогоднему варианту?
        Массаракш его разберет…
        Васку Саад вспомнил багровые уши Странника, когда тот выслушивал оправдания некого Мака Сима, героя революции и прочее, и усмехнулся.
        Странник всегда знает, что и кому следует делать, иначе бы он не продержался при Отцах так долго и не обрел прочное положение в Комитете Спасения Отечества.
        Натужно взвыли моторы. «Тигровая Скорпена» легла на правый борт. Саад кубарем покатился под койку, но извернулся, как удав, и ухватился за перильца, ограждающие офицерскую шконку.

«Маневр уклонения», - успел подумать он.
        И в это мгновение кто-то гигантской кувалдой изо всех сил шарахнул лодке в левую скулу.
        Прилив сносил «Тигровую Скорпену» с сильным дифферентом на корму. Влажная багровая полутьма царила в отсеках. Верещали счетчики радиации. Смертоносный пар заволакивал наклонный тоннель, в который превратилась подводная лодка. Испарялась забортная вода. Она хлынула в пробоину ниже ватерлинии и затопила рабочую зону реактора. Пищали панцирные крысы, в панике покидающие обреченную субмарину. Люди ее покинули еще раньше, но почти все они дезертировали за Мировой Свет, загромождая телами разгромленные отсеки.
        Васку Саад, оскальзываясь на покатой палубе, сдвинул дверь в командирскую каюту. Контр-адмирал лежал в кресле, грязно-белое лицо его было запрокинуто, красная аварийная лампа отражалась в белке единственного глаза. Правая бакенбарда подмокла кровью. На подбородке алела свежая ссадина. Похоже, старик сначала приложился аристократической физиономией о шкафчик, а потом уж свалился в кресло. Других повреждений не наблюдалось. И если старика не хватил удар, оставался шанс вытащить его на берег.
        Саад наугад отыскал запястье Алу Вуула. Пульс почти не прощупывался, но он был. Агент подхватил грузное тело под мышки, рывком вынул из кресла. Гулкий удар сотряс
«Скорпену». Лодка качнулась. Саад не удержал Одноглазого Волка, и тот завалился в промежуток между столом и койкой. Агент чудом остался на ногах. Он снова наклонился над контр-адмиралом, выволок его из-за стола. Вода прибывала, она уже переливалась через комингс, как будто нерадивый хозяин забыл перекрыть кран в ванной.
        Саад попытался взвалить тяжелое тело Вуула на плечо, но сообразил, что так он контуженого моряка из плавучей могилы не вытащит. Крен на корму все увеличивался. Тогда Васку Саад снова ухватил контр-адмирала и выволок в коридор. Рябило темную в масляных пятнах воду, красные блики делали ее похожей на кровь. Агент раскорячился в тесном проходе, словно краб, и начал карабкаться в носовые отсеки с бесчувственным командиром лодки на буксире. Он хорошо понимал: это бесполезно, радионуклиды, что беспрепятственно расползаются по отсекам обреченного корабля, убьют контр-адмирала уже через несколько часов. Даже если его удастся доставить на сушу.

«Ну нет, - сказал себе Васку Саад, - это ты врешь… Если вытащить старика на берег и вкатить лошадиную дозу радиофага, к утру в организме контр-адмирала не останется и следов лучевого поражения…»
        Саад уже миновал центральный пост, переступая через трупы вахтенных, убитых взрывом первой торпеды, через обломки щита управления, пригибаясь под искореженными трубами воздуховода, когда снаружи раздался дробный грохот и что-то звонко застучало по палубному настилу.

«Зенитка! - удивился агент Отдела «М». - Кто-то еще жив и продолжает драться… Это он напрасно, островитяне могут обидеться…»
        Одной рукой вцепившись в воротник контр-адмиральского кителя, другой - перебирая перекладины вертикального трапа, ведущего в надстройку, Саад втащил безвольное тело Вуула в ходовую рубку. Прислонил к зафиксированному штурвалу, выглянул наружу.

«Тигровая Скорпена» торчала над взбаламученной поверхностью моря под косым углом. До берега оставалось не более полукабельтова, но это были скалы, кариесными клыками торчащие прямо из беснующейся воды. Ледяной ветер срывал клочья грязно-серой пены с верхушек волн. Небо взрывалось зарядами снежной крупки.
        Позади раздавалось: «дуду-дуду-ду-ду-ду», и полузатопленная лодка вздрагивала, словно терзаемая слепнями лошадь.
        Саад посмотрел назад, на вздыбленный палубный настил, и увидел мичмана Маара, скорчившегося за броневым щитом зенитного пулемета. Заскорузлые от крови волосы торчали из-под неумело намотанного бинта. Бушлат был распорот и держался лишь на честном слове. Маар цеплялся за гашетку, и плечи его тряслись. Звонкий грохот перекрывал рев штормового моря и крики крысланов, пикирующих над гребнями.
        Агент уставился поверх волн и с трудом различил призрачный силуэт белой субмарины, которая шла встречным курсом. Вернее всего - атаковала огрызающегося противника. Непонятно, на что рассчитывал мичман. Скорее всего - ни на что он не рассчитывал. Он просто дрался с врагом, пока у него оставались патроны.
        Массаракш! А этого как вытаскивать?
        Васку Саад оглянулся на контр-адмирала. Голова старика елозила подбородком по груди в такт боковым ударам волн. Жив ли еще, Одноглазый? Некогда проверять.
        Агент перемахнул через ограждение рубки, на четвереньках приземлился на решетку настила, выпрямился, бросился к Маару. Схватил его за плечи, оторвал от гашетки, повернул к себе. Бледное до синевы лицо мичмана заливала кровь. Он слепо уставился на Саада. И вдруг принялся молча и страшно вырываться.
        - Маар! Очнись! - заорал агент. - Надо уходить! Спасать командира! Ты меня слышишь, Маар?!
        - Аппараты… - прохрипел мичман разбитыми губами. - Товсь… На циркуляции… веером… Огонь…
        Саад ослабил хватку, и Маар вырвался. Вновь вцепился в рукояти гашетки. Зенитный пулемет загрохотал, пожирая патронную ленту и выплевывая гильзы. Агент, балансируя на вздрагивающей палубе, пробрался обратно к надстройке.
        Все равно двоих спасти он не смог бы. И с одним-то непонятно, как выкарабкиваться на обрывистый берег…
        Саад уже взялся за ограждение рубки, когда в истерзанный корпус «Тигровой Скорпены» вонзилась еще одна белая сигара.
        Глава четвертая

«Понять означает упростить». Такую максиму Птицелов встретил в трактате пандейского мыслителя позапрошлого века Ази Шаала, прославившегося теорией множественности обитаемых флокенов. Ученые Отдела «М» считали Шаала чуть ли не основоположником науки о грязевиках и часто цитировали его трактаты в своих секретных докладах. Когда пришло время, ознакомился с шедеврами и Птицелов. Учение оставило его равнодушным. Птицелов предпочитал конкретику в текстах, а Шаал часто растекался мыслью да и отстаивал космогонию, признанную устаревшей не только в Отделе, но и в Академии наук, которая покуда сама не избавилась от ложной теории Ф-мира. Однако кое-какие интересные умозаключения в трактатах попадались, и Птицелов делал для себя выписки.

«Понять означает упростить». Птицелов был согласен с этой максимой. Мир многообразнее и сложнее любых теорий, но, к сожалению, наш разум слишком убог для того, чтобы вместить его целиком, и «упрощенчества» не избежать. И все бы ничего, с таким положением вещей вполне можно мириться, но только не в ситуации, когда от понимания зависят жизни людей.
        Возьмем, к примеру, грязевиков. Они явились в Мир тайно. Они внедряются в спецслужбы, в армию и пытаются влиять на политику. Они поддерживают одни партии и вредят другим. Чем они руководствуются в своем выборе? На какие уловки готовы еще пойти? Что в их действиях тактика, а что стратегия? Где проходит черта, через которую грязевики не переступят ни при каких обстоятельствах? Существует ли в принципе такая черта? Вопросы, вопросы… И на них нужно получить четкий и однозначный ответ. Теории, гипотезы, допущения и модели здесь не проходят, ибо ошибки обойдутся очень дорого.
        Напрашивающееся решение - похитить Мака Сима, нашего «официального» грязевика. И выбить из него правду. Что бы он ни рассказал, все пойдет в дело. Даже его молчание пойдет в дело. Но Птицелов прекрасно понимал, что такой план нереален. Захватить Мака Сима без массированной поддержки на всех уровнях не получится, будь ты хоть трижды ветеран или трижды начальник сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М». Для начала хотя бы надо знать его маршруты, но даже этого при всех расширившихся возможностях Птицелов установить не смог - информация, тридцать три раза массаракш, была закрыта даже для Отдела. Возможно, ею располагал Оллу Фешт, но и он не спешил делиться сведениями с бывшим подчиненным. Да и вряд ли он одобрит такой план - слишком рискованно: провал выльется в массовые отставки, если не в массовые расстрелы.
        Посему, готовясь к командировке на юг, Птицелов был вынужден пользоваться только теоретическими разработками, имеющими весьма относительную ценность. Он не был уверен, правильно ли отобрал секретные отчеты, не пропустил ли чего-нибудь важного - архивный каталог Отдела «М» был необъятен! Одни названия чего стоили: «Иномирные биотехнологические комплексы: симбиотическое взаимодействие, динамическое саморазвитие, экологическое вытеснение». «Транспортные системы М-вселенной: частные предположения». «Психологическая адаптация иномирян в условиях дефицита информации». «Революционная деятельность Мака Сима в Отечестве и причины войны с Хонти. Исторический очерк». И так далее, и тому подобное. Подопечные профессора Поррумоварруи расстарались. И как определить, что здесь заслуживает внимания, а что не стоит даже бумаги, на которой напечатано?
        Пришлось обратиться к самому профессору - по-дружески, за советом. Тот выслушал, фыркнул, с презрительной гримасой отодвинул список заказанных Птицеловом секретных материалов, покопался в ящике стола и вытащил оттуда тоненькую пачку из десятка машинописных страниц, скрепленных скобкой. Птицелову бросилось в глаза, что на титуле нет привычного грифа, ограничивающего доступ к материалу, - все это было похоже на самодеятельность. Самодеятельностью и оказалось.
        - Почитай, - сказал Поррумоварруи. - Может пригодиться.
        - Что это? - спросил Птицелов.
        - Сказочка на ночь, - непонятно ответил профессор.
        - Автор?
        - Я. Раз в жизни дозволяется сойти с ума. Знаешь, кто сказал?
        - Ази Шаал?
        - Он. Классик родимый. Будем считать, что однажды я сошел с ума. А это плоды помрачения рассудка. Не для цитирования.
        - Ясно, - сказал Птицелов, забирая страницы. - Спасибо.
        Он хотел уже раскланяться и удалиться восвояси, но профессор остановил его жестом и добавил, пожевав губами, к сказанному:
        - Не жалей их, мой мальчик. Даже если почувствуешь себя обязанным. А они могут сделать тебя обязанным. Никогда не жалей. Они не достойны жалости.
        Птицелов понял, что старый профессор говорит о грязевиках. Они и впрямь не заслуживали жалости - особенно если вспомнить, как Малва-Марта и Саад-Эспада поступили с ним, Птицеловом. Но, похоже, Поррумоварруи намекал на что-то другое. Это чувствовалось по изменившейся интонации.
        Птицелов вернулся в свой кабинет и немедленно углубился в чтение. А потом сразу перечитал текст еще раз.
        МЕМОРАНДУМ
        НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ПРИШЕЛЬЦЕВ ИЗ МИРА «ЗЕМС-ЛЬЯ»
        ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ
        Эпиграф:
«Душа суть отражение Мира».
        Ази Шаал
        В настоящее время Департамент Специальных Исследований (ДСИ) не располагает достаточным объемом достоверной информации о пришельцах из мира Земс-Лья (варианты перевода: Грязь, Почва, Грунт). В силу этого любые рассуждения об общественном устройстве, экономическом укладе и политической истории цивилизации Земс-Лья остаются спекулятивными. Однако для детального анализа, селекции и структуризации разрозненных данных полевых наблюдений, собираемых секторами ДСИ, возникает нужда в оформлении рабочей и гибкой модели, описывающей цивилизацию Земс-Лья в первом приближении. Сама же модель из-за дефицита информации может быть построена только методом аналогии, который имеет известные недостатки и чаще применяется в рамках философских теорий, не имеющих практической ценности. Сознавая ущербность предложенного метода, мы тем не менее возьмем на себя смелость предложить гипотетическую модель новейшей истории цивилизации Земс-Лья, которая отвечала бы заданным условиям. С целью упрощения логической структуры представляется рациональным разбить нашу реконструкцию на тематические подразделы с разным
фактологическим весом в порядке убывания.
1. Языки цивилизации Земс-Лья
        На текущий день в распоряжении Лингвистического сектора Отдела «М» ДСИ находится свыше трех тысяч подлинных письменных документов, ранее принадлежавших пришельцам из Земс-Лья. Кроме того, имеется обширный архив фонограмм и фонографических записей, позволяющий с высокой степенью надежности вычленять лексические единицы, присваивая им грамматическое и семантическое значения. Многолетняя работа с документами позволила установить, что пришельцы из Земс-Лья используют в разговорной и письменной речи как минимум три обособленных языка: рус-ской, дойтш, инг-лиш. Весьма примечательным является факт, что зачастую слова и выражения на этих языках, сходные фонетически, различаются семантически. Не менее значимо для дальнейших обобщений и другое - ключевые космологические понятия, являющиеся базовыми в любой речи, при одинаковом лексическом значении имеют в языках цивилизации Земс-Лья совершенно разные фонетические выражения. В качестве примера здесь можно привести название мира пришельцев. На языке рус-ской он называется
«Земс-Лья», на языке дойтш - «Эрде», на языке инг-лиш - «Ас».
        Теперь взглянем на Мир. Мы знаем, что материковые языки и наречия Мира происходят от единого протоязыка, сложившегося еще в Древнюю эпоху. Лишь языковые группы Восточных горных хребтов и Островной Империи заметно отличаются от протоязыка и его производных, что объясняется тысячелетней изоляцией горских племен и аборигенов Архипелага.
        На основании этнолингвистических исследований и с использованием метода аналогии мы можем предположить, что в мире Земс-Лья существовали как минимум три изолированные территории (три материка или три архипелага), породившие три независимые языковые группы. Возможно, этносы Земс-Лья развивались в сходном темпе и к началу Эпохи Великих Карт вступили в непосредственный контакт друг с другом, находясь на одинаковом уровне социально-экономического и научно-технического развития. Однако значительные культурные, религиозные и лингвистические различия, обусловленные прежней изоляцией, не позволили им установить долговременные политические союзы. Очевидно, в какой-то момент один из этносов перешел в стадию экспансии и созидания колониальной империи, что вызвало яростное сопротивление соседей. Большая протяженность транспортных линий не позволила быстро добиться доминирования. Войны затянулись, началась эскалация насилия и гонка вооружений. В конечном итоге один из этносов одержал победу над цивилизационными конкурентами (по-видимому, это были носители языка рус-ской) и ассимилировал их. В настоящий момент
культура рус-ской преобладает в мире Земс-Лья, чему свидетельством содержащиеся в архиве Лингвистического сектора письменные документы. Однако сравнительно-частотный анализ фонограмм указывает на то, что речь подчиненных народов также значительно распространена среди пришельцев. Этому можно найти только одно логическое объяснение - война была столь опустошительной, что поставила все три этноса на грань выживания и принудила их к сотрудничеству ради сохранения достижений цивилизации.
2. Биологические особенности представителей цивилизации Земс-Лья
        Сектор Близких Контактов Отдела «М» ДСИ располагает достоверной и доскональной информацией об анатомии и физиологии только одного пришельца из Земс-Лья, известного под именем Мак Сим. Тем не менее наблюдения за соотечественниками Мака Сима и агентурные сведения о контактах с ними подтверждают первоначальный вывод, что все без исключения пришельцы из Земс-Лья при поразительном сходстве с жителями Мира обладают феноменальными (если не сказать сверхъестественными) способностями. Невероятная выносливость, значительная физическая сила, парадоксальные реакции на раздражители, нулевая реакция на ментотронное излучение любой интенсивности, расширенный спектр зрительного восприятия, повышенная чувствительность к звукам и запахам, устойчивость к значительным дозам радиации и калечащим травмам. Напрашивается гипотеза, что в Мире действуют агенты цивилизации Земс-Лья, прошедшие специальную подготовку с целью выживания в экстремальных ситуациях. Однако ментограммы и известная биография Мака Сима указывают на другую возможность: по-видимому, он является случайным гостем Мира и не участвует в разведывательных
или диверсионных операциях. В то время как его соотечественники внедряются в силовые структуры, вербуют местных жителей и тайно собирают информацию о государствах Материка и Архипелага, Мак Сим действует открыто, сотрудничает с научными работниками ДСИ, публично поддерживает политику демократических реформ, выступает послом дружбы на переговорах с Хонти и Пандеей. Можно констатировать, что Мак Сим полностью адаптировался и стал полноценным гражданином Отечества, порвав со своим прошлым. Мы делаем промежуточный вывод: специальную подготовку, расширяющую возможности организма, проходят все представители цивилизации Земс-Лья без исключения.
        Но и такой вывод выглядит слишком волюнтаристским. Объяснение «сверхспособностей» пришельцев из Земс-Лья имеет смысл искать в эволюционной теории. Сегодня мы знаем, что новые качества животные виды приобретают за счет мутационного процесса, генерирующего новые варианты генов. Мутационные процессы заметно ускоряются при катастрофическом изменении среды обитания. Так, одним из последствий Большой войны в Мире стало возникновение ярко выраженных мутаций на территориях с повышенным радиоактивным загрязнением. Исследования показывают, что большинство мутаций имеют отрицательный характер, то есть способствуют развитию врожденных патологий и хронических заболеваний, что в свою очередь ведет к повышению детской смертности и снижению продолжительности жизни взрослых особей. В то же время у ряда мутантов наблюдается проявление качеств, которые, будучи закреплены в последующих поколениях, могут стать основой для возникновения новых видов, адаптированных к более жестким условиям окружающей среды. Здесь наилучшей иллюстрацией является взрывная мутация бойцовых собак (специальная порода «псы-воины»), которая
привела к формированию положительных качеств, вплоть до рождения киноидов с зачатками разума.
        Если мы исходим из предположения, что цивилизация Земс-Лья пережила глобальную и продолжительную войну с использованием атомного и термоядерного оружия, то нужно сделать и следующий шаг в наших рассуждениях: мутагенные факторы в том мире значительно возросли. Изменение химического состава и прозрачности атмосферы, скачкообразное увеличение радиационного фона, отравление плодородного слоя и источников пресной воды - все это в совокупности привело к массовому вымиранию значительной части биосферы. Выжить в такой ситуации могли только мутанты с положительными качествами. По-видимому, обитатели мира Земс-Лья занялись целенаправленной селекцией, осознанно закрепляя положительные мутации в последующих поколениях.
3. Биотехнологии цивилизации Земс-Лья
        Первые технологические артефакты цивилизации Земс-Лья, попавшие в распоряжение Инженерно-исследовательского сектора Отдела «М» ДСИ, были однозначно классифицированы как «псевдоживые». Под этим термином мы понимаем устройства и механизмы, имеющие в своем составе элементы, которые при функционировании демонстрируют свойства живых организмов (адаптация, регенерация, рефлекторные действия и тому подобные), но организмами не являются. Современные исследования пошатнули сложившуюся среди экспертов Отдела «М» точку зрения на природу технологий мира Земс-Лья. Полевые и лабораторные эксперименты с артефактами убедительно показали: отдельные элементы сложных технологических систем, производимых цивилизацией Земс-Лья, могут полноценно и сколь угодно долго функционировать в автономном режиме вне «материнского» устройства. Таким образом, мы имеем дело с биотехнологическими симбиотическими комплексами с широким спектром возможного применения.
        В подобной технологии нет ничего «чудесного»: история Мира знает множество примеров того, как естественные процессы биоценоза использовались человеком в свою пользу (бродильная и ферментная промышленность, производство антибиотиков, бактериологическое оружие). Нет оснований полагать, что обитатели Земс-Лья пренебрегают природным потенциалом. Больше того, нет оснований полагать, что они не продвинулись в совершенствовании биотехнологий дальше человечества Мира.
        В рамках предложенной модели мы не исключаем и экзотический вариант. В ходе гонки вооружений и последующей глобальной войны этносы Земс-Лья должны были значительно исчерпать невосполнимые ресурсы своего мира. Поиск решения многочисленных и острейших проблем послевоенного периода привел уцелевших обитателей Земс-Лья к принципиально новому пути развития - к биотехнологической цивилизации. На обломках разрушенного мира должно было возникнуть множество локальных экосистем, быстро мутирующих под воздействием катастрофических факторов. В мире Земс-Лья появился ресурс, которого не было ранее, но который стал спасительным. Вынужденно занявшись селекцией внутри собственного вида и накопив в этой сфере некоторый опыт, ученые Земс-Лья начали экспериментировать с мутантами-животными, что и позволило сконструировать сложные симбиотические комплексы, подчиняющиеся разумным командам. Не исключено, что и сами пришельцы являются лишь элементами таких комплексов, интегрированными в них на уровне непосредственного взаимодействия по схеме «мозг - исполнительные органы».
4. Стратегия цивилизации Земс-Лья
        Предложенная гипотетическая реконструкция позволяет нам лучше представить себе поведенческие мотивы и целеполагание пришельцев из Земс-Лья. Следует учитывать, что обитатели М-мира совершенно иначе воспринимают окружающее пространство. Если теория множественности обитаемых флокенов, разработанная Ази Шаалом, нуждается в интеллектуальном усилии при формулировании исходных посылок, то для жителей Земс-Лья, которые имеют возможность наблюдать в своем небе неисчислимое количество
«ослепительных дисков», существование миров, подобных их собственному, выглядит аксиомой. Истощение ресурсов и неблагоприятные условия среды обитания, сложившиеся в Земс-Лья после глобальной войны, должны были подтолкнуть цивилизацию мутантов к движению вовне, к созданию транспортных средств, способных преодолевать пространство между мирами.
        Для такого движения имелись предпосылки. Скорее всего, еще перед войной значительное развитие получили аэронавтика и ракетостроение (примерно такое же, какое они получили в Империи). Сочетание этих технологий в сплаве с управляющими биокомплексами позволило построить иномироходные конструкции, которые по праву можно назвать «М-кораблями». Мы можем только догадываться о возможностях этих кораблей, о скоростях, которые они развивают, и расстояниях, которые они преодолевают, но факт налицо: жители Земс-Лья активно посещают иные миры, не испытывая значительных трудностей при транспортировке грузов и пассажиров.
        Таким образом, мы вправе предположить, что главной стратегической линией цивилизации Земс-Лья на сегодняшний момент является неограниченная экспансия, вышедшая за естественные пределы родного мира. Размах экспансии можно оценить по ментограммам Мака Сима, в которых он выступает в качестве командира М-корабля, посетившего самые экзотические места, испытавшего схватки с иномирными формами жизни и вступавшего в близкие контакты с иномирянами.
        Обращает на себя внимание одна деталь, характерная для всех ментограмм Мака Сима, - его агрессивность и необоснованная жестокость по отношению к иномирянам. Складывается впечатление, что суровое прошлое, глобальная война и столетия борьбы за выживание оставили неизгладимый отпечаток в психике обитателей Земс-Лья, определяя их реакции в экстраординарных ситуациях.
        Такая манера поведения, наложенная на неукротимое стремление к расширению колониального пространства и захвату ресурсов других миров, неизбежно ведет к тому, что цивилизация Земс-Лья вступит в новую войну - на этот раз с иномирянами, которые успели построить свои М-корабли. Возможно, война уже идет. В таком случае Мир находится на линии фронта, и действия пришельцев имеют прагматическую мотивацию: здесь им нужен верный вассал, готовый при необходимости защищать интересы Земс-Лья. С этой целью и проводится разведка, внедряется агентура, вербуется местное население.
        Скорее всего, в ближайшее время пришельцы из Земс-Лья заявят о себе открыто, выступив в текущих конфликтах на стороне одного из ныне существующих государств или этносов Мира. Самый актуальный и болезненный вопрос: какому из государств будет отдано предпочтение? И какая участь ожидает остальных?
5. Выводы
        На основе представленной модели мы можем заключить:
        - цивилизация Земс-Лья пережила глобальную войну на уничтожение;
        - цивилизация Земс-Лья сумела адаптироваться к послевоенным условиям, мутировав как биологический вид;
        - цивилизация Земс-Лья за счет разумного управления мутациями обрела биотехнологии, позволившие расширить сферу влияния на другие миры;
        - цивилизация Земс-Лья в процессе колонизации и эксплуатации других миров столкнулась с сопротивлением иномирян;
        - цивилизация Земс-Лья ищет союзников-вассалов для продолжения экспансии и военной победы над иномирянами;
        - цивилизация Земс-Лья готовится к колонизации Мира с целью обретения нового союзника-вассала.
6. Перспективы
        Мы должны признать, что имеем дело с безжалостными существами-мутантами, которые рассматривают Мир в качестве сферы влияния в противостоянии с другими иномирными расами. В своей экспансии они опираются на собственный исторический опыт, который подразумевает унификацию национальных культур до единого стандарта. В краткосрочной перспективе пришельцы из Земс-Лья разделят человечество на две неравные части по неизвестному нам критерию, выделив один из этносов или одно из государств как своего «союзника». При этом выделенное ими меньшинство получит доступ к знаниям и технологиям Земс-Лья, обретя глобальное превосходство над остальными. Если рассматривать долгосрочную перспективу, то представляется неизбежным увеличение качественного отставания большинства от меньшинства с постепенным вытеснением большинства на периферию, в бедные ресурсами районы, что повлечет за собой его деградацию и вымирание.
7. Рекомендации
        Чтобы избежать печальной участи, которую уготовила Миру цивилизация Земс-Лья, необходимо выработать контрстратегию и тактику выявления признаков деятельности пришельцев. Следует обратить особое внимания на случаи массовых истерий и неадекватного поведения значительных масс людей, на появление «народных» организаций, пропагандирующих концепцию М-мира, на необъяснимые исчезновения политических активистов, выдающихся офицеров и заслуженных ученых, на внезапное появление людей и мутантов с необычными талантами и «сверхъестественными» способностями. Такая тактика позволит определить конкретные планы пришельцев применительно к человечеству и блокирует их реализацию. Необходимо продемонстрировать пришельцам из Земс-Лья, что мы не вассалы, а полноценная цивилизация, готовая к открытому диалогу на взаимовыгодных условиях.
        Подпись:
        Профессор Поррумоварруи,
        действительный член Академии наук
        Свободного Отечества, директор Отдела «М»
        Департамента Специальных Исследований
        Птицелов отложил «меморандум» Поррумоварруи и несколько минут сидел за столом, ничего не видя вокруг. Воображение разыгралось. По спине пробежали мурашки. И даже волосы, казалось, зашевелились на загривке. Мир грязевиков Земс-Лья был истинным кошмаром. Птицелов легко мог представить его себе, ведь и сам провел много лет за Голубой Змеей и не понаслышке знал, что это такое - борьба за выживание среди радиоактивных руин. А тут целый мир, разрушенный до основания! Мир без чистого воздуха и без чистой воды. Мир, в котором нет убежищ от смертельной заразы. Мир, в котором умирают дети и быстро старятся родители.
        Так вот о чем предупреждал профессор. «Не жалей их». Грязевиков и впрямь стоило пожалеть. Они вовсе не боги, а такие же убогие мутанты, как карлик Прыщ или свинорылая Пакуша. Но так ли это? Птицелов начал перебирать в памяти образы, которые хотел бы забыть, но которые продолжали преследовать его. Потом встряхнул головой. Нет! Аналогия профессора хороша, но в ней спряталась какая-то ошибка. Мутанты, которых знал Птицелов, в большинстве своем были слабыми существами, помешанными на своем здоровье - точнее, на своих бесчисленных болячках. Время от времени из них выплескивалась агрессия и они могли в темном порыве покалечить друг друга, но почти никогда не проявляли расчетливой жестокости, как это водилось за грязевиками. Наверное, все дело в мировоззрении. Не случайно ведь Поррумоварруи начал свой «меморандум» с дежурного афоризма пандейского мыслителя Ази Шаала?
«Душа суть отражение Мира». Да, грязевикам пришлось многое пережить, и это оставило отпечаток в их душах. Они все-таки преодолели немощь и болезни, сумели выйти за границы своего отравленного мира - но заплатили за это страшную цену, потеряв чутье на плохое и хорошее.
        Их стоило бы пожалеть, но не нужно. Они сильнее и вероломнее. А главное - они совсем не похожи на мутантов из-за Голубой Змеи. А на кого похожи?.. Птицелова вдруг осенило. И он даже нервно зашуршал страницами «меморандума», пытаясь найти подтверждение своим словам в модели профессора. Нашел. «Наилучшей иллюстрацией является взрывная мутация бойцовых собак (специальная порода “псы-воины”), которая привела к формированию положительных качеств, вплоть до рождения киноидов с зачатками разума». Упыри! Будучи академическим ученым Поррумоварруи не рискнул продвинуться в своем «сумасшествии» еще на полшага. И зря! Упыри обладают не
«зачатками разума», а разумом в полном смысле слова - но таким разумом, который не отягощен эмоциями, альтруизмом, сочувствием к побежденным. Кто сказал, что разум без чувств невозможен? Возможен, ведь упыри существуют. И грязевикам оказалось куда проще установить с ними контакт, чем с учеными Отдела «М». Потому что они сами захотели контакта. Потому что они считают упырей равными.
        Птицелов видел это своими глазами - видел, как Комов разговаривал с упырем Псоем.
«Я пришел к тебе со своим кланом. Здесь есть Вожак, Охотник, Травник, Самка, Щенок и Пленник. Клан мал, и ты не покроешь себя славой, если погубишь его».
        Лицо занемело от ненависти. Профессор ошибся, сделав вывод, будто бы грязевики будут искать «союзника-вассала» среди людей. Они его уже нашли. Упыри станут преданными слугами пришельцев, ведь они, как любые псы, уважают силу вожака и всегда готовы склониться перед ней. А мы для грязевиков - лишь расходный материал. Ценный расходный материал, но не более того. Даже благообразный Мак Сим, якобы порвавший со своим прошлым, некогда явился к мутантам лишь за тем, чтобы позвать на войну с армией Отцов. К упырям он отнесся куда сочувственнее.
        И еще одно. Поррумоварруи не учел, что в Мире действуют не только грязевики. Да, здесь проходит линия фронта - очень точное описание. Но это же означает, что здесь можно встретить врагов Земс-Лья. Кто они? Какие цели преследуют? Можно ли с ними договориться?
        Птицелов подумал о тех загадочных иномирянах, которые похитили Лию и посылают Темных Лесорубов. Его передернуло, но гнать мысли о них - значит сразу признать поражение. В конце концов он теперь не рядовой М-агент, а начальник сектора, и ему предстоит заключать самые невероятные союзы, жертвуя личным ради пользы дела. Колдун, Темные Лесорубы - грязевики проявляли к ним явный интерес. И даже боялись их, хотя, казалось бы, чего им бояться?..
        Еще кризис-зоны. Враги Земс-Лья имеют какое-то отношение к кризис-зонам. В ходу гипотеза, что они создали их. И если правда, что эти аномальные территории появились задолго до Большой войны, то сам собой напрашивается вывод: иномиряне пришли раньше грязевиков и способствовали прогрессу человечества. Выходит, они друзья? Жестокие, но друзья? «Враг моего врага - мой друг». Кто это сказал? Нет, точно не Ази Шаал, а кто-то из Неизвестных Отцов…
        В любом случае к списку рекомендаций Поррумоварруи нужно добавить еще один пункт: особое внимание кризис-зонам. Скорее всего, именно там содержатся ответы на все вопросы, в том числе и на тот, который тревожит профессора.
        Птицелов решил взять странички «меморандума» с собой в дельту Голубой Змеи и на досуге еще раз перечитать их. Он был благодарен Поррумоварруи за эту небольшую помощь. Теперь было с чего начинать.
        Глава пятая
        Единственный глаз контр-адмирала Вуула вышел из орбиты, губы посинели, но жизнь в нем еще теплилась. Саад на скорую руку удостоверился в этом и снова сиганул в ледяное варево прибоя. Мичмана он нашел у самого дна. Голова Маара безвольно качалась из сторону в сторону. Светлые волосы ореолом окаймляли обескровленное лицо. Правая нога моряка застряла между камнями - скользкими от водорослей, но цепкими, словно зубы акулы. Сааду пришлось повозиться, чтобы освободить ее. Потеряв несколько драгоценных минут, он все-таки вытащил утопленника на узкую полоску пляжа.
        Машинально проверил пульс.
        Так… Все ясно…
        Саад вынул из внутреннего кармана плоскую коробочку универсального инъектора. Этот хитрый приборчик - все, что осталось от спецоборудования, которое М-агент захватил с собою, когда покидал бот. Остальное покоилось на дне залива вместе с обломками героической «Тигровой Скорпены». Вернее, было кое-что еще, но Саад «забыл» об этом
«кое-что».
        Он установил на мерцающей шкале необходимую дозировку и попеременно приложил инъектор сначала к руке Маара, потом - Вуула. Саад решил не возиться с инъекциями радиофага и некрофага, они требовали более точной дозировки, на вычисление которой не оставалось времени, а вкатил морякам сыворотку «бактерии жизни». Хитромудрый пандорианский микроб за несколько часов поднимет в изношенных нездоровым образом жизни и плохой экологией организмах саракшианцев микробиологическую революцию. И если не случится ничего экстраординарного, через сутки под началом агента Саада будут два здоровых и опытных в военном деле человека.
        Осталось решить одну пустяковую проблему. Обеспечить парочку пока еще полутрупов надежным убежищем и пищей. И проблему эту нужно решить как можно скорее, иначе лечение пойдет насмарку. Без поддержки извне «бактерия жизни» может начать спасать одни органы за счет других. Такие случаи бывали. И не всегда удавалось вернуть к полноценной жизни калек с прекрасно работающей сердечной мышцей, но с напрочь отсутствующей печенью. Впрочем, до этого еще далеко…
        Васку Саад стянул с себя мокрую одежду, тщательно выжал ее и разложил на валунах, подальше от морских брызг. Потом придирчиво осмотрел себя. Отделался он легко. Царапины уже затянулись, а синяки жить не мешали. С моря тянуло знобким ветерком, но Мировой Свет пригревал все сильнее. Саад почувствовал прилив сил. Он осмотрел наличный запас оружия. Контр-адмиральский «герцог», мичмановский кортик и автомат. Перед тем как покинуть тонущую лодку, Саад успел повесить его себе на шею, хотя автомат дьявольски мешал. Ведь приходилось бороться с волнами, имея на руках бесчувственное тело Одноглазого Волка.
        Ладно, из чего стрелять есть. С патронами хуже. Ни единой запасной обоймы.
        Агент Саад разобрал небогатый огнестрельный арсенал на запчасти и разложил поверх собственной сорочки, которая успела просохнуть. И только после этого он взглянул на море. И тут же присел.
        Массаракш!
        Волнение в акватории залива улеглось. Мировой Свет безмятежно сиял с серо-голубого небосвода. В вышине реяли крысланы вперемешку с морскими птицами. А на самом краю океанской чаши балансировала белая субмарина. Рядом с вражеской лодкой - Саад отчетливо это видел и без утонувшего бинок-тара - покачивался вельбот. Похоже, островитяне не удовлетворились лишь затоплением «Тигровой Скорпены», а намеревались прочесать берег в поисках тех счастливчиков из ее экипажа, которые сумели достичь спасительной суши.
        - Голый пятнистый дурак… - пробормотал Саад в свой адрес, спешно натягивая волглую одежду и собирая оружие. - Распрыгался, как вошь на бритом лобке…
        Он кинулся к морякам. Живы? Живы… Оба! Даже у Маара, оглушенного взрывом торпеды и наглотавшегося соленой водички, на лбу выступила характерная испарина, означавшая, что пандорианский микроб активно размножается и вытесняет конкурентов. Алу Вуул выглядел еще лучше. Саад порадовался, что подводники без сознания и придут они в себя нескоро. Толку от них сейчас ни малейшего, а вот вздумай они стонать и шевелиться…
        Он наскоро замаскировал обоих кусками плавника и желтыми космами сухих водорослей, стараясь не подниматься во весь рост. Потом подполз к ближайшему валуну и осторожно выглянул.
        Вельбот уже отчалил от белой субмарины. Подскакивая на водяных ухабах, он направлялся в бухту, но, к счастью, не прямо туда, где затаился агент Отдела «М». Да, островитян можно понять. Какой смысл высаживаться на узкой полосе гальки, если сразу за ней громоздятся похожие на испорченные зубы скалы? Это Васку Сааду было не до раздумий, куда тащить своих полупокойников. А у вражеского десанта выбор, где ступить на берег, имелся. Разумеется, на этот милый пляжик островитяне тоже заглянут, но после, - когда не обнаружат противника в других уголках неприветливого побережья. А может, и заглядывать не станут - бросят пару гранат и уберутся восвояси.
        Агента Саада устраивала любая отсрочка. Он отчетливо слышал тарахтение движка и видел сизый дымок выхлопа. Вельбот удалялся в северо-восточную, наиболее удобную для высадки, часть бухты. Саад извивался, как змей, проползая между камнями. Он пытался подсчитать, сколько человек выделил командир белой субмарины, чтобы добить контуженых и обессиленных моряков с утопленной «Скорпены».
        Островитяне напялили белые каски, которые вызывающе торчали над высокими бортами вельбота.
        - Один, два, три… - бормотал Васку Саад себе под нос. - Пятнадцать имперских морпехов… Это вам не голые пятнистые обезьяны в джунглях, господа…
        Но, по-видимому, островных имперцев не интересовала судьба уцелевших моряков с
«Тигровой Скорпены». Оставив у вельбота пару часовых, они сразу двинули вглубь побережья.
        Васку Саад проводил взглядом их высокие, несколько сутуловатые фигуры в белых с бледно-желтыми неправильной формы пятнами комбинезонах. Островитяне шли редкой цепью, держа короткоствольные десантные автоматы на изготовку, и гравий похрустывал под тяжелыми башмаками. У некоторых из морпехов за плечами были объемистые пустые рюкзаки.
        Сразу за скалами начиналась холмистая тундра, сверкающая синевато-серыми проплешинами снега. День был в самом разгаре. Над тундрой поднималась белесая дымка, и вскоре морпехи растворились в ней, будто и впрямь были призраками с призрачной субмарины.
        Что могло понадобиться островитянам в тундре? Васку Саад хорошо помнил спутниковую карту этого района. Кроме жалких поселков чучуни здесь ничего не было. До Полигона пешком не дойдешь. Да и нелепо посылать тринадцать человек с одними автоматами на тщательно охраняемую территорию. Даже если это специально подготовленные диверсанты. Толку-то от их пукалок, когда Полигон окружают минные поля, усеянные гниющими трупами неосторожных животных, контрольно-следовая полоса и несколько рядов колючей проволоки? Не говоря уже о патрулях, которые регулярно обходят охраняемую зону по внутреннему периметру.
        Не-ет, не Полигон сейчас интересует имперцев, а что-то поближе. Надо бы взглянуть.
        Агент Саад вернулся к своим подопечным. Подсчитал пульс, послушал дыхание. Веки Вуула и Маара подрагивали, значит, обморок перешел в сон. «Бактерия жизни» делала свое дело. Морячки незаметно для себя выздоравливали, но сон их мог продлиться еще пару часов, а Сааду не хотелось терять время. Он собрал побольше плавника и водорослей, тщательно укрыл спящих.
        Ладно, за час-другой ничего с ними не случится. Даже наглые крысланы не тронут живых людей. А вот когда эти люди очнутся…
        Саад подложил под руку контр-адмирала автомат - пальцы Одноглазого Волка рефлекторно сжались на теплом железе. «Герцог» агент сунул себе за пазуху, а мичмановский кортик - за пояс.
        - Не скучайте, братишки, - буркнул Саад и пополз в противоположную от вражеского вельбота сторону.
        Он мог бы в два счета уложить часовых, но за ними наверняка наблюдают с субмарины. Да и рации у морпехов небось имеются. Не выйдут на связь, поднимется тревога. С лодки пришлют еще морпехов. Нет уж, мы лучше тихонько, по-пластунски…
        Васку Саад обогнул скалистую гряду, убедился, что ни с моря, ни с вельбота его не видно, и побежал в тундру. За холмами он быстро нашел следы десанта.
        Имперцы шли не скрываясь, сдирая рифлеными подошвами нежную поросль ягеля там, где она выглядывала из-под снега. Несколько раз Саад находил даже брошенные окурки.
        Нет, это были не диверсанты…
        Саад настиг островитян на окраине поселка. И сразу же понял, зачем им понадобилась эта высадка.
        Поселок горел. Жирный вонючий дым поднимался над десятком кривоватых хижин, вернее - землянок, выстроенных из плавника и китовых ребер, которые были накрыты невыделанными шкурами. Рядом с неказистыми строениями валялись трупы чучуни. По всему было видно, что имперцы за время рейда истосковались по обычным своим развлечениям. На мужчин, стариков и детей патроны бравые подводники не тратили. В ход шли кортики. Некоторые из жертв спасались бегством, и внутренности их были раскиданы на несколько метров вокруг.
        Попытки сопротивления тоже были. Саад видел, как из горящей хижины выскочил парень. Кухлянка на нем дымилась, но он спокойно поднял охотничий карабин и выстрелил в ближайшего десантника. Попал. Островитянин взвыл, схватился за простреленный бок. Чучуни взял на мушку следующего имперца, но выстрелить не успел: пошатнулся, выронил карабин и повалился ничком в грязь.
        Он был еще жив, когда убийца деловито перевернул его на спину, вырвал кортиком кишки и обмотал ими шею смельчака. Зрелище удушения собственными кишками чрезвычайно понравилось прочим участникам налета. Они столпились поодаль, смеялись и подбадривали изобретательного товарища гортанными возгласами.
        Впрочем, бравых имперских морпехов ждало более приятное развлечение.
        Женщин-чучуни островитяне согнали на пятачок хорошо утоптанной земли, окруженный незамысловатыми деревянными идолами. Всех, включая старух и маленьких девочек, раздели и подвергли придирчивому осмотру. Осматривал несчастных корабельный врач, судя по повадкам. Отважным морпехам не хотелось подцепить какую-нибудь заразу. Отобранных отводили к идолам, а тех, кто не прошел «медицинского освидетельствования», загоняли в единственную уцелевшую землянку. А может, все было несколько иначе, и в жилище отводили женщин, предназначенных услаждать начальство, оставшееся на борту белой субмарины.
        Следующим этапом стал своеобразный аукцион. Врач показывал на женщину или девочку и называл сумму. А морпехи наперебой повышали цену. Когда цена переставала расти, врач подзывал счастливчика, забирал у него деньги и вручал покупку. Морпех уводил плачущую чучуни в сторонку, на ходу расстегивая некогда белоснежный, а теперь изгвазданный грязью и кровью комбинезон. Чаще всего проданные с торгов женщины сопротивлялись. Но покупатели не церемонились: они избивали, а потом оттаскивали деморализованных женщин за волосы в сторонку.
        Аукционщику не понравилось, что сладострастное уханье насильников и истерические вопли их жертв мешают ему проводить торги, и он велел скотам отправлять свои надобности где-нибудь подальше. Тем более что возбуждение потенциальных покупателей росло. Росла и цена. Даже за старух шла ожесточенная борьба. От предвкушения и безнаказанности имперские солдафоны, похоже, совсем потеряли голову. Уж во всяком случае - бдительность.
        Васку Саада такая диспозиция вполне устраивала.
        Часового у входа в уцелевшую хижину, где ожидали своей участи пленницы, не было. Тут же стояли набитые рюкзаки. Саад расшнуровал один, пахнуло вяленой рыбой и копченым мясом.
        Ага, значит, островитяне искали в поселке чучуни не только развлечения, но и провиант. Что ж, разумно…
        Саад ухватил рюкзак и взвалил на плечи. Не успел он распрямиться, как за спиной у него хрустнул плавник и хриплый голос произнес по-имперски:
        - Стоять! Руки!
        М-агент поднял руки и медленно повернулся.
        В нескольких шагах от него стоял морпех. Расхлюстанный и грязный. На длинной физиономии - радостное недоумение. Чему радовался и недоумевал имперец, Саад не стал выяснять. Он сделал вид, что поскользнулся и, падая, пытается сохранить равновесие.
        Взмах руками - и имперский морпех хватается за горло, хрипит, а потом валится на землю.
        Он еще скреб подошвами, словно хотел убежать, когда Саад наклонился к нему и вытащил из глотки мичмановский кортик. Потом деловито обыскал труп: снял автомат, разгрузку с запасными обоймами. Покончив с противником, агент Отдела «М» огляделся. Других морпехов поблизости не было. Крики и ухание доносились с капища - оргия продолжалась.
        Уловив краем глаза движение, Саад стремительно обернулся, но тут же расслабился. Из хижины вышла девочка-чучуни. Одна из пленниц. В кухлянке на голое тело. Кухлянка та была девочке не по росту. Из-под вытертого меха торчали босые пятки. Не обращая на Саада внимание, девочка подошла к мертвому морпеху, встала перед ним на колени, задрала подол кухлянки… и вдруг припала к волосатой груди островитянина, выглядывающей из распахнутого комбинезона. Раздались странные всхлипывающие звуки, будто бы чучуни оплакивала убийцу и насильника.
        Агент Саад хмыкнул, поправил лямки рюкзака и, крадучись, двинул к окраине поселка. Делать ему здесь было больше нечего. Все, что хотел узнать, он узнал; провиант и оружие добыл. Оставалось прихватить карабин удавленного собственными кишками парня и убираться. Если повезет, агент сумеет незаметно достичь берега. Потом следовало разбудить спасенных моряков, накормить и изложить им свои соображения. План был довольно прост: переходя от одного поселения чучуни к другому, дотянуть до Полигона, а там - сдаться ближайшему патрулю. И потом начать все заново. Задание Странника никто не отменял - оно должно быть выполнено при любых условиях.
        Мировой Свет померк. От краев гигантской чаши собирались тучи. Ветер усилился, смывая дневную жару. В воздухе закружились первые снежинки. Саад подошел к трупу смельчака, наклонился, чтобы поднять карабин. Пальцы мертвеца цепко держались за цевье. Саад рванул карабин на себя, подошвы его ботинок скользнули по кровавой жиже, а тяжело нагруженный рюкзак повлек М-агента назад. Ноги разъехались, и Саад опрокинулся на спину, крепко приложившись затылком…
        Он очнулся от легкого прикосновения. Открыл глаза. Перед ним на корточках сидела давешняя девочка. Она смотрела на него внимательно и строго. В раскосых глазах было столько властности, что он немедленно поднялся. Сбросил лямки ненужного рюкзака. Огляделся. Ветер усилился. Снежинки слились в косые струи, что хлестали по изгаженной земле. Впрочем, Саада метель не интересовала. У него было задание. В этом нелепом поселении оставались еще живые, но не привлеченные к выполнению Миссии. Это непорядок. От живых, но не привлеченных толку меньше, чем от мертвых. У мертвых своя задача. Не привлеченные могут послужить помехой. А поскольку мертвых в поселении уже более чем достаточно, задание Саада заключалось в привлечении к Миссии еще живых. Так велела девочка в кухлянке. Саад кивнул ей и поднял труп стрелка. Карабин мешал Сааду, и он с хрустом вывернул винтовку из пальцев мертвого.
        Субмарин-врач Таттл пересчитал мятые купюры. Хохотнул довольно, засунул их поглубже во внутренний карман. Хороший куш. Эти дуроломы-морпехи готовы были глотки рвать друг другу за каждую вонючую старуху, лишь бы она оказалась незаразной. Флотский устав Империи беспощаден: за распространение инфекции смертная казнь. На всех военных кораблях моряки платили судовым врачам за такие вот «медицинские освидетельствования», и только Таттл придумал продавать обследованных женщин с аукциона. Выдумка имела успех. Даже эти завшивленные полярные дикарки принесли субмарин-врачу полугодовое жалованье, что уж говорить о чистых белых женщинах в приморских деревнях Пандеи или в портовых городках острова Хаззалг?
        Ладно, пока морпехи валяют дикарок в грязи, можно наведаться в хижину «избранниц». Есть там одна… В самом соку девка… С ней бы на свежих накрахмаленных простынях, но ничего - сойдут и блохастые шкуры. Он - врач, он знает, как обезопасить себя от разной дряни… А девка чистая и целая даже… Такую самому начальнику штаба группы флотов «Ц» преподнести не грех, но обойдется начштаба… Перетолчется, старая трухлявая шкура… Пусть покупает визгливых островитянок, жадных до звонкой имперской монеты…
        Погода окончательно испортилась. Ветер дул с моря, полосуя зарядами снежной крупы. Таттл торопливо откинул олений полог на входе в землянку. Пошарил лучом фонаря. Они были здесь. «Избранницы». Все, кроме одной десятилетней девчонки. Сбежала, дура. Сейчас ее пользует какой-нибудь изголодавшийся по женскому телу морпех. Например, сержант Доррл, любитель малолеток. А могла бы услаждать самого командира лодки, цунами-коммандера Гогго Раллата - имперского аристократа в седьмом колене, редкостного ублюдка…
        Фонарик подрагивал в руке возбужденного субмарин-врача. Луч прыгал по лицам девушек и женщин, а те смотрели на имперского военного медика без тени страха. А Таттл не видел ничего, кроме круглощекой девушки, которая сидела в самой середке, покоя на ладонях округлый предмет. Надо полагать - варварский горшок с каким-нибудь дерьмом. Субмарин-врач пригнулся, шагнул в землянку, зыркнул по сторонам. Пролаял на языке Внешнего Архипелага:
        - А ну брысь, шлюхи! Освободите место!
        Ни одна женщина-чучуни не шелохнулась, лишь Круглощекая поднялась и протянула горшок имперцу.
        - Убери свое дерьмо, потаскушка…
        Субмарин-врач замахнулся, чтобы выбить горшок из рук дикарки, но тут ее подружки разом вцепились в локти и комбинезон Таттла и в полном молчании повалили его на земляной пол. От неожиданности островитянин забыл, что он имперский морской офицер. Завизжал, забился, но чья-то грязная влажная ладонь мигом запечатала ему рот, а другие с неженской силой разорвали маскировочный комбинезон и китель под ним. Деловито поблескивая косыми глазками, Круглощекая наклонила над обнаженной грудью субмарин-врача горшок, который оказался вовсе не уродливым творением чучунских гончаров, как полагал высокомерный имперец.
        Через несколько минут субмарин-врач Таттл вышел из хижины, на ходу запахивая китель. Навстречу ему из метельной мглы шагнул незнакомец в грязной матросской робе. Незнакомец держал на руках труп молодого чучуни, так ловко задушенного сержантом Доррлом. Таттл одобрительно покивал. Знаком велел внести труп в землянку. Терпеливо дождался, когда незнакомец вернется. Потом вытащил из кобуры длинноствольный «кобольд», зарядил сигнальной ракетой.
        Зеленые иглы рассыпались над сгоревшим поселком чучуни. Морпехи мигом примчались на призыв офицера. Медленно выговаривая слова, субмарин-врач велел им проходить в хижину по одному. Морпехи подчинились, ведь послушание старшему по званию было у них в крови. Лишь косились недоуменно на чужака, который стоял рядом с имперским офицером как ни в чем не бывало. К чужаку присоединилась девчонка-чучуни в ободранной варварской шубенке. Девчонка взирала на морпехов так, словно она была военнослужащим величайшей Империи, а они - дикарками-потаскухами.
        Недоумение морпехов несколько рассеялось, когда товарищи их стали возвращаться из хижины и молча становиться в строй. А тут еще из тундры подтянулись дикарки, которых морпехи только что всласть попользовали. Избитые и измученные женщины смотрели на своих палачей с ужасом и покорностью. Таттл и им велел заходить в хижину. Неужто господин субмарин-врач задумал еще какой-то аттракцион? Он известный выдумщик. Хотя чего тут выдумывать? Загнать шлюх в их логово да поджечь. Пора возвращаться на борт. Вон какая снеговерть началась! А ведь еще против встречки идти…
        Изнасилованные женщины возвращались из хижины преображенными. Бестрепетно становились в один строй с морпехами. Это казалось странным.
        Настала очередь сержанта Доррла. Он шагнул к хижине, однако замешкался. Оглянулся, пробормотал:
        - Виноват, господин субмарин-врач, но… Таттл молча указал на него. К сержанту кинулись, затолкали в хижину. Кроме него, остались еще трое, кто не побывал в загадочной землянке. Они тоже попытались возроптать. И тогда на них бросились все, кроме субмарин-врача, чужака в матросской робе и девочки-чучуни в драной кухлянке.
        Глава шестая
        Над люком замигал зеленый огонек.
        Птицелов нахлобучил каску, подхватил автомат, отлепил зад от жесткого сиденья. Его спутники сделали то же самое. Провонявший машинным маслом и горелой изоляцией десантный отсек самолета наполнился бряцаньем оружия и амуниции.
        Восемь ребят в коричнево-зеленом камуфляже - все бывшие боевые гвардейцы. Каждый - на две головы выше Птицелова, у каждого в душе - затаенная ненависть к выродкам. Они были «аспидами» - бойцами сектора особого назначения из ведомства Оллу Фешта
«Массаракш-2». «Аспидов» Фешт подбирал самолично из оставшихся не у дел ветеранов гвардии. Им предстояло отнять хлеб у сектора «Оперативного реагирования» старого Отдела «М». И с логикой вроде не поспоришь: давно нужно было отделить исследователей от бойцовых псов. Вот отделили - благодаря Оллу
        Фешту. Поэтому Птицелов принимал участие в операции как эксперт, которому знакомы и южные джунгли, и дэковские нравы, и тропинки «Южного парка». Впрочем, без него тоже могли обойтись…
        - Так, барышни! - прокричал командир группы Дирк Туус, после чего пинком открыл люк. - С приездом! Шевелите задницами, цепляйте карабины: сегодня нас будет пользовать десантура, а лучше - мы ее!
        Птицелов встал, ощущая на спине тяжесть ранца с парашютом. Защелкнул на кольце карабин.
        - Пошли-пошли, «аспиды»! - командовал Туус. - Вперед!
        Спецназовцы шагали в пустоту и исчезали из виду. Их парашюты раскрывались сразу же, едва они оказывались в воздухе.
        - Теперь ты, господин эксперт, - Туус повертел в воздухе перчаткой, - извольте поторопиться, пока о нашем появлении не прознала каждая тварь в этом лесу.
        Птицелов одной рукой прижал автомат к груди, другой взялся за закраины люка, выглянул наружу.
        Джунгли дремали в сумраке зарождающегося утра. Между деревьями клубился туман, земли не было видно, кудлатые кроны выступали из мглы, словно острова. Их вершины раскачивались, потревоженные ветром. Ранние и поэтому молчаливые крысланы парили на безопасном расстоянии от десантной машины.
        - Господин эксперт! - Туус усмехнулся. - Чего ты, а? Сердечко замирает?
        - Не замирает, - ответил Птицелов и прыгнул.
        Засвистел воздух, с хлопком развернулся парашют. Лететь было совсем недолго, Птицелов даже не успел насладиться ощущением. Две минуты пронзительной тишины, затем - шум листвы и клекот крысланов. Промелькнула раскидистая крона, вспенился перед лицом холодный туман. Птицелов зацепился за переплетение лиан, завалился на бок и лишь перед самой землей остановил свое падение. Отцепился, поглядел на болтающиеся, словно качели, стропы. Что там говорил Туус? Не будет времени снимать с ветвей и прятать парашюты? Ладно…
        Никого из «аспидов» он не увидел бы, но его внимание привлекли посвистом. Спецназовцы были готовы к марш-броску, и их командир уже присоединился к отряду.
        Гул винтов самолета растаял вдали. Туус поманил Птицелова рукой и без лишних слов указал на зеленую стену папоротников, что возвышалась перед ними.
        Понятно. Следовало убраться с места высадки как можно скорее. В джунглях их след затеряется, ищи-свищи потом…

«Аспиды» рванули вперед, за ними поспешил и Птицелов. Все спецназовцы были вооружены до зубов. В руках - маленькие, почти игрушечные пистолеты-пулеметы. В чехлах за спиной - автоматы с оптическими прицелами и прочей ерундой, которую использовали в бою спецподразделения. Ну и гранаты разных типов для комплекта.
        Воевать с бунтарями само собой никто из «аспидов» не собирался, на то войска есть. Но вот подстрекателя-грязевика им нужно было обнаружить и извлечь из толпы. Извлечь и забрать в Столицу.
        Таков план.
        По последним данным, армия Бооса Туску уже добралась до границы «Южного парка». Как станут развиваться события дальше, никто не представлял. Несколько «вертушек» вели наблюдение, не приближаясь на расстояние прицельного огня - десантники с земли лупили бронебойными почти без промаху. Один вертолет уже затонул в дельте Голубой Змеи, не дотянув до Курорта. Еще один упал в джунгли, а его пилоты зачем-то присоединились к Туску.
        Туман растаял. Небо набирало дневную яркость. Заросли галдели голосами сотен животных и птиц. И листва была какой-то необычно яркой; Птицелов нигде не видел еще такой зеленой листвы - даже в лесах, что окружали его дом в детстве.
        Сначала они двигались с черепашьей скоростью: четверо «аспидов» орудуют мачете, еще четверо плюс Птицелов стоят на страже. Потом наоборот. Без лишних разговоров, без суеты. Размахивая мачете, бывший делинквент невольно вспоминал, как прозябал на раскорчевке. Только тогда им выдавали топоры - тяжеленные, на длинной ручке, а не мачете. В остальном было все то же самое: вгрызаешься в источающую запахи прели и тропических цветов заросль, а сам поглядываешь по сторонам: как бы на макушку не свалилась какая-нибудь хищная дрянь.
        К середине дня им удалось выбраться из района, обжитого вьющейся растительностью. Среди деревьев забелели известняковые останцы, кустарники расступились.
        На одной из глыб сидел матерый мезокрыл. Птицелов схватил Тууса за локоть и указал кивком на летающего ящера. Но тварь заметила людей раньше. Расправила перепонки и нехотя поднялась в воздух. Мезокрыл был сыт так, что брюхо выпирало, драться он не желал. На глыбе валялись остатки его трапезы: половина человеческого туловища в обрывках делинквентского комбеза.
        - Добро пожаловать на курорт, девочки! - пробормотал командир «аспидов», пялясь на отбывающего ящера; костяная пила зловещего вида на хвосте мезокрыла неизменно производила впечатление на тех, кто видел ее в первый раз.
        За останцами «аспиды» натолкнулись на то, во что превратился тракт. Просеку регулярно обрабатывали гербицидами делинквенты из близлежащего лагеря, поэтому она оставалась более или менее проходимой. Самые высокие деревца и кустарники, принявшиеся на сглаженном бульдозерами полотне, оказались высотою с Птицелова.

«Аспиды» растянулись цепью. Кто-то прикрывал фланги, кто-то ушел вперед. У них была своя тактика, и Птицелов старался не своевольничать, а держаться Дирка Тууса.
        Вскоре им стали попадаться следы недавних работ. Тут наполовину израсходованный мешок с гербицидами. Там - лопата, ее воткнули в землю, а сверху повесили серый тельник. Черенок лопаты уже обвили плющи. Топор торчит в стволе молодого деревца, на рукояти сидит здоровенный кузнец-мутант и строит «аспидам» фасеточные глазки.
        - Эй, командир! - быстрым шепотом позвали ребята из авангарда.
        Туус и Птицелов припустили бегом.
        На плоском валуне лежали нераскрытые консервные банки с бобами в свином жиру, тут же валялась поклеванная птицами краюха хлеба. Бутылка краснухи скатилась под камень, ее пробка осталась на месте, в мутном пойле играли блики Мирового Света. Пара мятых жестяных кружек отыскалась на земле - посреди молодой колонии мха-хамелеона. К соседствующей с валуном коряге был прислонен армейский карабин с расписанным похабными словечками прикладом.
        - О! Охрана отобедать собиралась, - сказал Птицелов, хотя «аспиды» и сами сообразили что к чему.
        Непонятно было только, почему это охранники бросили еду и краснуху. Ну, допустим, захотелось им присоединиться к армии Бооса Туску… Ни с того ни с сего, но все-таки допустим. Кто же помешал забрать снедь и выпивку? Или Хлыщ в своей повстанческой армии ввел сухой закон? Насколько Птицелов знал бывшего начальника спецлагеря
1081, тот был насквозь порочной скотиной. «Ищи грязевика! - говорил в таких случаях Оллу Фешт. - Если святоша пошел в загул, а развратника вдруг потянуло на исповедь, ищи грязевика!»
        В чем-то Оллу Фешт был несомненно прав…
        - Может, была перестрелка и охрану перебили? - предположил «аспид» по фамилии Роод.
        - Они ушли спокойно, - ответил ему «аспид»-следопыт Тук Хаан.
        - Встали и пошли? - уточнил Туус.
        - Встали и пошли, командир, - кивнул следопыт.
        Потом он огляделся и добавил с сомнением:
        - Один, правда, на четвереньках пошел.
        - Ага, странно, массаракш! - высказался Роод. - Краснуху они ведь даже не пригубили.
        - Заткнись, Роод, - бросил Туус.
        И тут вдали затрещало и заухало. «Аспиды» переглянулись.
        - Та-а-ак, - протянул командир.
        - Хлыщ завел своих людей в «Южный парк», - сказал Птицелов. - Теперь эта песня надолго.
        Роод смачно харкнул на цветущий нежнорозовыми цветами куст.
        - Скоро первый сеанс связи, - Туус сбросил с валуна консервы, уселся сам. - Нам все и расскажут. Отдыхай пока, эксперт. Только тихо и не высовывайся. А мы пока с девочками осмотримся, может, чего интересного найдем.
        Птицелову отчаянно хотелось курить, но это строжайше запрещалось. Пришла в голову запоздалая мысль, что стоило бы прикупить у торговцев, которые ошивались неподалеку от военной базы, мешочек насвая. Закинуть щепотку за губу, как в старые, правда, не очень добрые времена, когда он ходил в делинквентах и по ночам делил койку с Малвой. А Малва ведь не такая, как Лия. Совсем не такая…
        Птицелов обошел похожие на кораллы кусты сухоцвета. За ними оказался вагончик строителей, оплетенный плющами и лианами. По соседству с вагончиком зияла ямина, а рядом лежала тоже порядком обвитая растениями-паразитами ферма. Скорее всего, тут должны были установить одну из башен противобаллистической защиты.
        Он присвистнул, подзывая «аспидов». Следопыт Тук обошел Птицелова, заглянул в яму, потом - в окно вагончика. Показал жестом, что все в порядке. Птицелов положил автомат на плечо, подошел к вагончику. Старое железо дышало жаром, Мировой Свет припекал в этот час основательно.
        Дверь открываться не желала. Птицелов навалился плечом.
        В нос ударил смрад мертвечины.
        Птицелов отшатнулся и едва не упал с низкого крылечка. «Аспиды» подтянулись ближе. Туус заглянул внутрь вагончика и поджал губы. Открыл дверь пошире, а заодно и ближайшее оконце.
        - Роод, Шеску, внутрь! - приказал он, после чего высморкался и с ненавистью поглядел на Птицелова, будто тот был в чем-то виноват.
        Двое «аспидов» нырнули в узкие двери. Зашаркали ботинки по линолеуму, задребезжало стекло.
        - Тише, массаракш! - громким шепотом бросил в раскрытые двери Туус.
        Роод вывалился наружу. Панибратским жестом заставил командира отойти назад, а затем блеванул себе под ноги. Вытер перчаткой губы и просипел:
        - Извинения просим, рефлекторно. А там, - он указал на двери вагончика, - упырище дохлый. Здоровый, просто медведь, а не упырь.
        - Застрелили? - спросил Птицелов.
        - Да какой там… Башку свернули, как курчонку, - пробурчал Роод.
        - Упырю, что ли? - не поверил Туус.
        Командир «аспидов» и Птицелов снова заглянули внутрь вагончика. В горячем и смрадном полумраке темнел силуэт бывшего гвардии-сержанта Шеску - спецназовец шуршал бумагами, склонившись над столом у торцевой стены. Действительно, на полу застыл мертвый упырь. Зверюга вытянулась почти на всю длину вагона. Его шерсть шевелилась, хотя сквозняка не было и в помине. Птицелов представил миллиардную армию личинок, пожирающих мертвую плоть, и ощутил приступ дурноты, хоть неженкой не был от рождения.
        Куда ни кинь взгляд, всюду виднелись следы короткой, но яростной драки. Полки оборваны, табуреты валяются где попало. Вешалка висит на одном шурупе, рабочие комбезы свалились с крючков. Плакат с полуобнаженной певичкой Радой Сулу рассечен ударом когтистой лапы…
        Тем не менее упырищу сломали шею. Не помогли ему в бою ни великанские размеры, ни когти, ни огромные и изогнутые, словно сабли, клыки.
        - Посмотри, командир, - Шеску подал Туусу еженедельник в потертом кожаном переплете.
        - И что? - буркнул командир.
        Еженедельник перехватил Птицелов. Быстро пролистал первые страницы, и еще быстрее - все остальные.
        Вначале речь шла о делинквентах, которых требовалось поощрить или наказать по результатам работы, о расходе гербицидов, о том, кому и когда нужно позвонить и по какому вопросу. Потом вдруг размашистый и не очень опрятный почерк сменился детскими каракулями. У Птицелова сложилось впечатление, что человек, который вел эти странные записи, слюнявил свой химический карандаш и выводил на каждой странице беспорядочные неровные круги. Шеску показал сам карандаш - это был обгрызенный до бесформенности кусок пластмассы. А потом Шеску показал еще и очки: их стекла были залапаны испачканными в чернилах пальцами.
        Птицелов почему-то подумал про ментотронное излучение прежних Башен. Оно вызывало у мутантов сильнейшие боли и сводило с ума. Может, и грязевики применили против людей нечто подобное? С них станется… Как далеко пришельцы из Земс-Лья продвинулись в своих биотехнологиях? Не скажет и Поррумоварруи…
        Из раздумий его вывел тихий посвист за спиной.
        - С юга идут люди, - объявил Тук.
        Туус отодвинул Птицелова плечом, выпрыгнул из вагончика.
        - Сколько?
        - Четырнадцать человек, командир, - доложил следопыт. - Дэки и пара десантников. Вооружены карабинами и самострелами. В двадцати минутах.
        - Ладно, «аспиды». Идем вон из просеки. - Туус указал пальцем на джунгли. - Бегом. И без приказа не стрелять!
        - Сеанс связи скоро, - проворчал Роод.
        - Придется пропустить, - буркнул на ходу Туус. - Господин эксперт! За мной держись! Знаю я вас, штатских… Объясняйся потом с начальством…
        По звериной тропке они вбежали под сень густо увитых лианами и от того похожих на шатры платанов. «Аспиды» держались поблизости друг от друга, рассредоточившись по кустам, и Птицелов, несмотря на свою подготовку агента Отдела «М», тут же потерял их среди зелени. Не скрылся с глаз только командир. Туус деловито расчехлил автомат - тот «основной калибр», который каждый из «аспидов» держал для серьезного боя, - после чего улегся на землю и припал к окуляру оптического прицела.
        Птицелов какое-то время сидел как на иголках. Джунгли галдели, рычали, вопили со всех сторон. Сквозь эту звуковую завесу не было слышно ни голосов людей, приближающихся со стороны «Южного парка», ни их шагов. Вот только пронеслись над раскаленной крышей вагончика строителей потревоженные крысланы да прыснули во все стороны бабочки-переростки, порхавшие над кустами сухоцвета.
        Туус что-то переключил на оптическом прицеле, вздохнул поглубже и пристроил палец на спусковом крючке. Птицелов осторожно привстал, передвинулся за трухлявый ствол, который до сих пор не упал, потому что не позволяло плотное переплетение лиан. С новой позиции отлично просматривались и оставленный вагончик, и относительно чистый участок просеки, через который должен был пройти отряд бунтарей.
        А вот и они! Делинквент… десантник… еще какой-то бородатый и косматый тип, одетый не то в одежду из шкур, не то в ветхую дубленку… А за ним - южный варвар! Или южный выродок, если говорить языком жителя Столицы. Брат-мутант, хоть на первый взгляд и не поймешь, что с ним не так.
        Какая причуда природы заставила этих троих идти сейчас бок о бок?
        Все были вооружены автоматами разной степени ухоженности, а варвар еще тащил на плече связку метательных копий.
        Птицелов затаил дыхание.
        Прошли трое. Потом еще двое. Остальные столпились возле вагончика. После непродолжительной паузы, за время которой не было сказано ни слова, не выкурена ни одна цигарка и не закинуто за губу ни одной пригоршни насвая, четверо бунтарей вошли в вагончик.
        За деревянной стенкой загремело, задребезжало стекло. Птицелов и Туус переглянулись.
        Бунтари выволокли из вагончика мертвого упыря. Привязали его лапы к длинной жердине, взвалили на плечи и потащили, как охотники, добывшие оленя или кабана, обратно на юг. Странная какая-то добыча, не слишком аппетитная.
        Прошло еще минут десять, и «аспиды» стали собираться.
        - Пойдем за ними. - Командир снова повесил автомат за спину. - У меня нет прямого приказа входить в «Южный парк». Устроимся на границе квадрата и будем наблюдать. Тем более, сами видите, что они ходят туда-сюда.
        - Верно, командир. Кого-нибудь прихватим! - поддакнул Роод.
        - Я с дэковскими нравами знаком, - высказался Птицелов. - Дэки не ведут себя, как вот эти… - Он махнул рукой на юг. - Эти то ли под кайфом, то ли под лучами. Кстати, вы чувствуете что-нибудь похожее на излучение Башен?

«Аспиды» пожали плечами.
        - Это у тебя надо спрашивать… - Туус вынул из кармана на рукаве не очень чистую зубочистку и сунул ее в рот вместо цигарки. - Ты ведь у нас… особенно чувствительный.
        - Я излучения Башен не испытывал на себе с раннего детства, могу и не заметить.
        - Как это? - Туус перегнал зубочистку из одного уголка рта в другой. - Сильнейшие головные боли, непроизвольное мочеиспускание, полный неадекват в поведении. Ты бы обязательно заметил.
        Птицелов усмехнулся и помотал головой.
        - А ты разве не выродок? - удивился Роод.
        - Представь себе - нет! - отрезал Птицелов.
        Вдаваться в подробности и объяснять солдафонам, что его настоящий отец командовал Крепостью, он не стал.
        - Ну и ладно, - Туус выплюнул зубочистку на ладонь и бережно переложил обратно в кармашек. - Все равно это к делу не относится…
        К командиру бесшумно подбежал Шеску. Проговорил, едва справляясь с волнением:
        - Впереди на тракте засада! Стволов десять! Кажется нас раскрыли!
        Птицелов шумно выдохнул. Проклятые грязевики! Никак их не обыграешь! И вот они уже делают первый ход…
        - Массаракш! - ругнулся Туус. - Поздравляю вас, девочки!
        - Это все грязевики! - Птицелов поморщился. - Фешт тебя предупреждал: с таким врагом очень сложно иметь дело!
        - Грязевики! Увидеть бы хоть одного живого! - командир «аспидов» отвернулся от Птицелова.
        - Смотрите! Дэк! - Шеску вытянул руку.
        Птицелов повернул голову и тотчас заметил на фоне яркой зелени фигуру, облаченную в клетчатый комбинезон. Дэк уставился на «аспидов» выпученными глазами. Был он грязен, взлохмачен и давно не брит. То есть видом почти не отличался от южного варвара.
        Дэк вскрикнул. Но не как человек, а как большая и чем-то встревоженная птица. Потом развернулся и прыгнул в заросли.
        - Не дайте ему уйти живым! - прошипел Туус, кидаясь следом за делинквентом.
        Птицелов вскинул автомат, но Шеску схватился за цевье и дернул оружие вниз.
        - Погоди! Не так громко! - Шеску вынул из ножен тесак с зазубренным лезвием и помчался следом за командиром.
        - Ну, молодцы, девки! - бормотал на ходу Туус. - Неприятель скоро цигарки у вас стрелять начнет! Обходи его справа! Хаан! Роод!
        В руках у Тууса появился «герцог» с глушителем. Но сплошная стена сплетенных ветвей, лиан и широченной листвы мешала ему взять беглеца на мушку. «Клетчатая» фигурка то появлялась, то исчезала из виду.
        Птицелов несся вслед за дэком, толком не зная, что с ним будет делать, если он все-таки нагонит беглеца. Дэк - не грязевик все-таки, а мелкая сошка. Жаль, если за просто так придется проломить ему голову…
        - Смотри! - бежавший рядом Шеску поймал Птицелова за плечо, остановил рывком. - Там еще один!
        Действительно, второй дэк стоял среди разлапистых ветвей папоротников и лупал глазами, наблюдая за погоней.
        Туус развернулся, дважды нажал на спусковой крючок. Второй дэк отступил в заросли, на ветвях папоротников остались темные, почти черные брызги крови.
        - Эксперт, Шеску, Загу, проверьте, куда он делся! - крикнул командир и снова припустил бегом за первым.
        На половине пути к папоротникам Птицелова посетила мысль, что и дезертировавшие десантники, точно так же носились по джунглям, охотясь за одиночными целями. Пока какая-то ерунда ни взбрела им в головы…
        А эти двое дэков - без оружия. Они подобрались к отряду вплотную, несмотря на то что «аспиды» держали носы по ветру. Потом позволили себя увидеть, потом побежали.
        Массаракш, они - живцы!
        Шеску и Загу обогнали Птицелова. За папоротниками раздался вскрик - опять этот птичий, ненормальный вопль, - а потом послышался шум борьбы. Птицелов отбросил сомнения и кинулся за «аспидами».
        Шеску и делинквент, вцепившись друг друга, точно двое мальчишек, которые не поделили песочный окоп, катились по склону неглубокой ложбины. Делинквент был ранен, поэтому и он, и «аспид» изрядно испачкались в крови. Загу вприпрыжку бежал к ним, размахивая мачете.
        На палой листве, выстилающей дно ложбины, валялся несвежий покойник в форме военного инженера: наверное, кто-то из шишек, руководивших постройкой Башни.
«Аспид» и делинквент тяжело рухнули рядом. Причем Птицелову показалось, что Шеску пытается отодрать раненого дэка от себя, а тот, наоборот, - цепляется в бронежилет
«аспида» из последних сил.
        Ткань гимнастерки на спине покойника затрещала и лопнула. Сквозь почерневшую плоть проклюнулись острые бутоны, похожие на клейкие от сока весенние почки. Шеску и делинквент этого не видели, продолжая мутузить друг друга. А Загу, наверное, попросту не обратил внимание, высматривая, как бы сподручнее засадить в живучего дэка лезвие мачете.
        Бутоны раскрылись на глазах обалдевшего Птицелова, превратились в плоские чешуйки. Выпростались наружу сегментные усики. И через миг с десяток жуков, похожих на мокриц, выбрались из покойника и закопались в прелую листву.
        - Загу! Шеску! - заорал Птицелов, еще толком не понимая, что происходит.
        Делинквент вдруг выгнулся дугой, отпустил Шеску и замер, уставившись стеклянными глазами на зеленый свод, сквозь который едва пробивался Мировой Свет.
        Загу вонзил мачете в землю, присел на корточки рядом с Шеску.
        - Эксперт! - проговорил, не оборачиваясь. - Шеску ранен! Спустись, я один его не вытащу!
        Птицелов не пошевелился.
        До недавних пор он жил и в ус не дул. Мутант в краю мутантов. На ногах - шесть пальцев, и еще - особый дар. От шестого пальца проку не было, только обувь быстрее снашивалась, а вот дар не раз помогал. Правда, полуправда, ложь - Птицелов всегда различал на слух врунов. Профессор Поррумоварруи предполагал, что его протеже каким-то образом улавливает изменения в электрохимической активности разных участков мозга своего собеседника. Птицелову же было все равно, он просто играючи определял ложь и лжецов.

«Аспид» зачем-то ему врал. Нашел время шутки шутить…
        Птицелов отступил на шаг.
        - Туус! - закричал он, надеясь, что командир «аспидов» неподалеку. - Туус! Бегом сюда!
        Загу сорвал с плеча пистолет-пулемет. Птицелов почувствовал себя персонажем известной кинемы о герое революции Маке Симе.
        Ее режиссер тоже любил замедлять картинку в самые напряженные секунды. Бежит ли Мак Сим на фоне взрывающейся Башни или дерется в столичной подворотне с забулдыгами в клоунских костюмах.
        Вороненое дуло медленно, словно нехотя, выплеснуло пламя, которое отразилось в двух выпуклых зеркалах - в глазах сбрендившего «аспида». Засвистели пули - совсем не страшно, почти нежно. Закружилась сбитая листва…
        Птицелов почувствовал, что его будто поперек груди кто-то перетянул палкой. Он повалился навзничь - в колючие кусты.
        - Кто стрелял?! - завопил возмущенный Туус. - Кто, массаракш, разрешал?!
        В стремительно сгущающемся сумраке Птицелов успел разглядеть двух «аспидов» - Загу и Шеску, которые со всех ног улепетывали на юг.
        Для того чтобы присоединиться к армии Бооса Туску.
        А потом наступила ночь.
        Глава седьмая
        Полукруглые плафоны на потолке кают-компании горели вполнакала, словно яркий свет был неприятен присутствующим. Черепа на рентгенограммах злорадно скалились с обитых вытертым бархатом стен. Глухо позвякивали забытые бутылки на барной стойке. Альбомы с личным фотоархивом цунами-коммандера оказались свалены под круглый стол. На самом столе расстелены карты побережья Земель Крайних. Девочка-чучуни в драной кухлянке, высунув от усердия язык, испачканный химическим карандашом, навалившись тощей грудкой на столешницу, вычерчивала на карте пунктирную линию. Время от времени она поднимала чумазое личико и вопросительно поглядывала на субмарин-врача Таттла, тот благожелательно кивал, и девочка продолжала.
        Командир атомной субмарины Ц-613 Гогго Раллат внимательно следил за смуглой рукой юной чучуни. Там, где она ставила крестик, цунами-коммандер вписывал цифры координат. А М-агент Васку Саад старательно заносил их в блокнотик. Все это происходило в полном молчании - присутствующие не нуждались в вербальном общении, они понимали друг друга с полувзгляда и лишь изредка пересвистывались. В остальных помещениях белой субмарины также царила тишина, хотя команды: «Слушать в отсеках» не прозвучало. Сдержанно гудели хорошо отлаженные механизмы. Гидроакустики чутко прислушивались к океанской толще. Экипаж исполнял свои обязанности на отлично, без устали неся вахты.
        Правда, через строго определенный интервал времени вахтенные сменялись. Посты по походному расписанию занимали другие. Сторонний наблюдатель удивился бы, увидев среди моряков-имперцев женщин и девочек варварского народа, которые заступали на вахту, исполняя служебные обязанности не менее точно, нежели кадровые подводники, но в том-то и дело, что сторонних наблюдателей на Ц-613 не было.
        Когда морпехи под командованием сержанта Доррла и субмарин-врача Таттла вернулись к вельботу, они погрузили на него не только рюкзаки с провизией, но и два трупа: смельчака-чучуни и рядового Гиррла. Часовые, которые охраняли вельбот, удивиться столь странному грузу не успели. Очень скоро они вообще перестали удивляться, а принялись помогать товарищам. Причем - молча.
        Вельбот отбыл к субмарине. И примерно через час вернулся с подкреплением. Подкрепление немедленно выдвинулось вглубь материка. А на борт вельбота погрузились полуголые женщины-чучуни, агент Васку Саад и два его подопечных: мичман Маар и контр-адмирал Вуул. Эту странную команду на борту Ц-613 встретили приветственным свистом и телодвижениями, похожими на танец. Девочку в кухлянке проводили в каюту цунами-коммандера. Гогго Раллат, едва взглянув на нее, тут же вскрыл командирский сейф и достал из него секретную лоцию и карты. Все это добро было вынесено в кают-компанию и разложено на круглом столе. К замухрышке и офицеру в отутюженной белой униформе с золотыми галунами присоединились субмарин-врач и М-агент. Началось многочасовое бессловесное совещание, за время которого уточнялся новый курс подводного корабля, одного из лучших в составе группы флотов «Ц» Островной Империи.
        Пока начальство совещалось, с берега вернулась группа, посланная вглубь материка. Вельбот подошел к борту субмарины тяжело нагруженным. Такелажная команда открыла трюм и при помощи лебедки погрузила в него продолговатый ящик, тщательно обернутый брезентом. После того как трюмные люки были задраены, команда, которая доставила загадочный груз, сама погрузилась на борт. И белая субмарина покинула воды безымянного залива, оставив позади остов затопленной «Тигровой Скорпены», сожженный поселок чучуни, занесенные милосердной метелью трупы и мертвенный посвист ледяного ветра в изъеденных скалах…
        Субмарина шла в надводном положении, курсом норд-норд-ост. За штурвалом в верхней грибообразной рубке стояла старуха. Ее мосластые пальцы лежали на отполированных рукоятях. Подслеповатые глаза зорко всматривались во вздыбленный морской горизонт, не забывая сверяться с показаниями курсографа. Седые космы развивались на ветерке, поддувавшем в открытый иллюминатор.
        Изнутри лодки поднялся Гогго Раллат, проверил показания приборов, кивнул старухе, уставился вдаль. Китель цунами-коммандера был расстегнут до пупа, исподнее бесстыдно выглядывало из-за брючного ремня, с небритого подбородка свисала тягучая слюна. Ни сам Ралат, ни его подчиненные не обращали ни малейшего внимания на такие мелочи. Белая субмарина уходила все дальше от побережья, приближаясь к границе полярных льдов.
        Эспаде снилась планета - бело-голубой шар, словно танцующий на остриях солнечных лучей. А потом оказывалось, что это и не планета вовсе, а мяч, разрисованный под планету. Вернее - под Планету - ибо это был единственный во Вселенной мир, который следовало именовать с заглавной буквы.
        Мяч-планета летал над зеленым лугом. Детские руки, темные - одни от загара, другие от природы, не давали ему упасть в траву. Таков уговор: кто уронит мяч, тот вызовет мировую катастрофу. Мчись со всех ног, подпрыгивай до солнца, оскальзывайся и падай, но не дай Планете обрушиться вниз, удариться о твердое и неподатливое: Африкой ли, Антарктидой ли - безразлично.
        Потом пришел Учитель, взял стремительно летящий мяч прямо из воздуха, сунул под мышку и велел игрокам-миродержцам отправляться на обед. И миродержцы, запыхавшиеся, но счастливые, встретили приказ Учителя радостным кличем. И не столько потому, что проголодались, сколько потому, что Планета упокоилась под мышкой этого самого надежного человека на Земле. Уж он-то не допустит мировой катастрофы.
        Даже во сне Эспада смутно помнил, что с того солнечно-зеленого дня прошло много лет и Планета давно уже не покоится под мышкой
        Учителя, а лежит невыносимо тяжким грузом на плечах таких, как он. А ведь он отнюдь не атлант, он всего лишь рядовой сотрудник СГБ - сотрудник, проваливший ответственное задание. Выходит, он оступился? Не сумел вовремя подставить руки, и мяч-планета сорвался с пронизанной солнцем вышины?

«Нет, нет, все в порядке, успокойся, - шепчет вкрадчивый голос из глубины подсознания. - Ты все делаешь правильно. Наша великая планета в надежных руках».
        И Эспада и вправду видит, как величественно шествует через черную бездну темно-зеленый шар, согретый жгучими лучами фиолетового и красного светил. Это удивительное зрелище - родная планета: вид из космоса. Никто из миллиардов его сородичей никогда не видел ее такой. Да и не интересно это сородичам. Они предпочитают оставаться на поверхности, а то и продвигаться в глубь планетарных недр, медленно и кропотливо совершенствовать однажды достигнутое, воздвигать пирамиду цивилизации вершиной вниз…

…Вниз, вниз, туда, где зародилась жизнь и разум - в материнское чрево планеты. Великие предки вышли оттуда, из вечного сумрака, что рассеивался лишь тусклым свечением люминофоров. Вышли под ослепительное сияние дневного светила, хотя ослепительным оно было только для обитателей гигантских пустот в Приполярном континенте. Вышли, чтобы создать величественную культуру, которой еще не знала история.
        Развитие существа, у которого нет ловких умелых рук, рано или поздно притормаживается или прекращается вовсе. Лучшие умы призвали предков выйти на поверхность планеты под неласковые солнца, ибо там обитали многочисленные сообщества обладателей рук, лишенных разума, а следовательно - великой цели. Так началось вторжение на поверхность. Обладатели рук не сопротивлялись, им не хватало ума осознать происходящее. Тем более что отныне они могли не заботиться о пропитании.
        Обладатели рук стали активно размножаться, заселяя один континент планеты за другим. Попутно они воздвигали просторные, прохладные и сумрачные убежища для выходцев из подземных пустот. Сами же обладатели рук не нуждались в жилищах. Когда они не работали, то есть не служили руками великому народу пустот, они бродили по лесам, предаваясь нехитрым радостям своего бездумного бытия. Их не мучили сомнения, они не знали мечтаний и тоски по несбыточному, присущих лишь носителям разума. И уже за одно это могли быть благодарны выходцам из пустот, ибо нет лучшей свободы, нежели свобода от забот…

…Да, у них нет забот. Но у него они есть! У него есть задание, которое должно быть выполнено любой ценой. Даже - ценой рабства. И все же нельзя до бесконечности подчиняться неведомым поработителям. Пора проснуться! Прямо сейчас, пока воля, контролирующая сознание ослаблена. Вставай, Диего Эспада! Вставай эмиссар СГБ! Вставай, сукин сын! Вырвись из липкой паутины, которая опутала твой мозг, спаси Землю… Или хотя бы эту зачумленную планетку, жители которой никогда не видели солнца…
        Он проснулся от холода.
        Сверху сочился тускло-серый свет и сыпалась мокрая пороша. Она стекала по лицу, оставляя стылые дорожки, скапливалась на одежде и волосах. Он был весь засыпан этим холодным творогом, закоченел и едва мог двигаться. Непослушными руками отер лицо, осмотрелся. Он находился в полутемном тоннеле, где уже изрядно скопилось снега, - да, именно так называлась эта творожистая масса. Кроме него в тоннеле были еще люди: то ли мертвые, то ли спящие - не разобрать. А снег сыпался через вертикальный колодец с лесенкой в виде металлических скоб. По этой лесенке можно было подняться и захлопнуть люк. Но прежде всего не мешало бы вспомнить, кто он такой?
        Память услужливо подсовывала два имени. Диего Эспада и Васку Саад. Он решил, что выберет одно из них и перестанет ломать себе голову. Не тут-то было. Память настаивала на обоих именах. Черт с тобой, решил он, буду Диего Эспадой Васку Саадом. Памяти понравилась его сговорчивость, и она тут же «вывалила» перед ним груду фактов, как и имена, плохо друг с другом сочетающихся.
        Он Диего Эспада Васку Саад. Родился в городке Коста-дель-Гарраф, близ Барселоны, субконтинент Европа, планета Земля, детство провел в трущобах Столицы, отца своего не знал, а мать его работала экскурсоводом на планете Ружена, сейчас она покоится на кладбище для простонародья за вторым транспортным кольцом, умерла от рака, вследствие лучевой болезни. Он окончил школу-интернат там же, под Барселоной, Учителем его был Туур Мааст, карманник-рецидивист. После окончания школы Диего Эспада Васку Саад поступил в университет в Саламанке, получил три года условно за поножовщину в студенческом общежитии и как стажер КОМКОНа был отправлен на практику, на планету Ковчег, где был замечен Рудольфом Сикорски и приглашен работать в Отдел «Массаракш» эмиссаром Совета Галактической безопасности…
        - Массаракш! - прошипел Диего-Васку, покрутил головой, чтобы выбросить из нее всю эту ахинею, но лишь стряхнул снег с нечесаной шевелюры.
        С трудом разгибая закоченевшие ноги, он поднялся. Что-то тяжелое и блестящее шлепнулось к его ногам, разбрызгивая слякоть. Диего-Васку наклонился, силясь рассмотреть в жиденьком свете, падающем из люка, что за дрянь с него свалилась, но движение справа отвлекло его. Диего-Васку выпрямился, натолкнулся на ошалелый взгляд имперского морпеха, приложил палец к губам: тссс…
        Морпех замер. Похоже, он ничего не соображал. Диего-Васку воспользовался его замешательством, вскарабкался по скобам, выглянул из люка. Холодный туман окутывал окружающее пространство, белый корпус лодки сливался с ним, но Диего-Васку разглядел трущиеся о борт сахарные изломы льдин. Этот туман и лед прояснили что-то в голове, и Диего-Васку вспомнил, кто он. Две личности в нем обособились, каждая заняла полагающееся ей место. Одного Эспада вспомнить не мог, каким образом из поселка чучуни он перенесся на борт белой субмарины, затертой в полярных льдах. Ничего, кроме смутных воспоминаний о недавнем сне, где смешались видения разных миров и судеб.

«Ладно, - подумал Эспада. - Будем логичны…»
        Но логичным быть ему не дали. Кто-то дернул его за башмак, причем весьма настойчиво. Эспада потерял равновесие и сорвался. Приземлился он мягко. Успел отметить, что в коротком тоннеле уже горит свет и еще в нем непозволительно много народу. В следующее мгновение Эспаде стало не до подробностей. Очухавшиеся морпехи кинулись на него с двух сторон. К счастью для Эспады, они больше мешали друг другу. Ему даже не пришлось переходить в ускоренный режим, он поочередно ловил нападавших кого за ногу, кого за руку, выворачивал суставы и аккуратно укладывал имперцев на заслякощенную палубу.
        Вдруг все кончилось. Морпехи валялись грязно-серыми мешками. Некоторые пытались подняться. Эспаду поразило, что при этом островитяне не издавали ни звука. Ни стона, ни ругани, ни проклятий. Эспада наклонился к тому, кто лежал ближе всех, заглянул в глаза. Ражий детина смотрел на него без страха, но и без ненависти - тоже. Он словно прислушивался к чему-то, что происходило у него внутри.
        А ведь и в самом деле, что-то происходило с имперским воякой. Какое-то шевеление наблюдалось под комбинезоном, как будто на груди у морпеха шебуршился беспокойный зверек, размером с лисицу. Эспада протянул руку к молнии, чтобы расстегнуть комбинезон, но вдруг услышал позади тихий мелодичный свист. Оглянувшись, Эспада увидел девочку-чучуни в драной шубейке.
        Девочка танцевала. Вернее, пританцовывала, изгибаясь всем худеньким телом, переступая через поверженных имперцев, которые наблюдали за ней с пристальным вниманием. Девочка шла к Эспаде, покоя на руках небольшой сверток, напоминающий спеленатого младенца. Приблизившись к Эспаде, чучуни коротко свистнула и протянула ему сверток. Пелены зашевелились, будто кто-то настойчиво пробивался наружу.
        - Массаракш… - только и успел произнести Эспада.
        Ошибка курса, которая завела Ц-613 в ледовые поля и поставила исполнение Миссии под угрозу, была исправлена. Белая субмарина задним ходом выбралась в свободные воды и двинулась на северо-восток в обход паковых льдов. Девочка в кухлянке приказала идти на перископной глубине, подняв воздухозаборник, чтобы в отсеки непрерывно поступал свежий воздух.
        На новом совещании в кают-компании было принято решение отправить большую часть привлеченных в нижние отсеки, предварительно усыпив. Для управления лодкой нужно гораздо меньше рядовых исполнителей, которые могли понадобиться, когда Миссия вступит в решающую фазу. Женщины-чучуни и морпехи-имперцы получили дозу особого токсина, парализующего нервные центры, и были аккуратно уложены в трюме.
        Экипаж нес десятичасовые вахты, но люди не валились с ног от усталости. Четверо главных: девочка, субмарин-врач, М-агент и командир лодки бодрствовали почти непрерывно, лишь изредка впадая в непродолжительное оцепенение.
        Ни слова не произносилось в полутемных отсеках, иногда можно было услышать тихий переливчатый свист да через воздуховоды распространялся странный, едва уловимый человеческим обонянием аромат, говоривший экипажу куда больше, чем энергичные отрывистые команды на гортанном наречии Внешнего Архипелага.
        Ц-613 вновь приблизилась к Землям Крайних. На морских картах здешние места именовались Чучунским архипелагом. Это был опасный для мореходов район. Цепь скалистых островов, разделенных узкими проливами, запутанными, как лабиринт. Крысланы, мириады которых гнездились на окрестных скалах, злобными демонами носились над остовами судов, потерпевших крушение в Чучунском архипелаге. Движение требовало здесь предельного внимания.
        Вахтенные получили приказ на всплытие. Сжатым воздухом продули балластные цистерны. Взбурлила забитая шугой гладь пролива. Белая субмарина вынырнула на поверхность, приветствуемая кваканьем и шипением перепончатокрылых тварей, испуганных появлением неведомого морского чудища. Отворился люк, и на верхний палубный настил выбрались все четверо руководителей Миссии. Извиваясь и посвистывая, они принялись совещаться. Миссия вступала в завершающую стадию и следовало все предусмотреть.
        Но все предусмотреть невозможно. Что-то с визгом отскочило от стального корпуса субмарины, и в морозном воздухе гулко раскатилось эхо выстрела. Следующий выстрел сорвал позолоченный эполет с плеча цунами-коммандера. Выстрелы следовали один за другим, эхо металось в скальных теснинах узкого пролива. Крысланы носились, как заполошные. Пули щелкали по металлу, рикошетом перебивая леера ограждения.
        Субмарин-врача Таттла швырнуло вперед, прямо на командира лодки. Снежной чистоты китель Гогго Раллата окрасился кровью. Цунами-коммандер отпихнул раненого от себя, но и сам не устоял на ногах, растянулся на палубном настиле. В спине его образовались две аккуратные дырочки, из которых толчками выплескивалась кровь. Девочка в кухлянке укрылась за надстройкой, и хотя стреляли откуда-то сверху, достать сообразительную чучуни пули теперь не могли.
        Из укрытия девочка повелительно свистнула М-агенту, который при первых же выстрелах ничком бросился на палубу и пополз к открытому люку. Полз он так быстро, что неведомые стрелки не успевали прицелиться. Агент нырнул в люк, просвистел девочке, что понял ее приказ и ссыпался по скобам вниз. Он ворвался на центральный пост, где вахтенные недоуменно прислушивались к щелчкам по стальной оболочке лодки, и несколькими соловьиными руладами приказал им взять стрелковое оружие и выбираться наружу. Девочку в кухлянке спасти нужно было любой ценой, и если удастся, то и двух других руководителей.
        Боль, боль. Адская, режущая боль…

«Как же мне плохо, - подумал субмарин-врач Таттл, с ужасом и отвращением возвращаясь к действительности. - Деньги… Проклятие, там же деньги…»
        Деньги, вырученные с аукциона, все еще лежали во внутреннем кармане маскировочного комбинезона. Как врач, Таттл хорошо понимал, что пуля, пробившая грудную клетку, уж наверняка превратила банкноты в грязное месиво, которое не примет ни один меняла в порту.
        Пуля? Откуда? Почему?
        Последнее, что отчетливо помнил субмарин-врач, был странный темно-коричневый с пульсирующими стенками горшок в руке дикарки. Горловина горшка вдруг раскрылась, как цветок, и из нее показались длинные суставчатые веточки… Нет, не веточки, скорее - лапки…
        Эта чучунская шалава напустила на меня какую-то мутировавшую тварь. Тварь заразила меня, и командир приказал меня расстрелять…
        Таттл с огромным трудом разлепил веки. Сквозь кровавую муть, застившую взор, он разглядел белесую, словно плесневелый гриб, громаду надстройки и худощавое лицо незнакомого матроса в загаженной робе. Матрос склонился над ним и что-то насвистывал, вытянув губы дудочкой.

«Пустил в расход офицера, сиворылый, - подумал субмарин-врач, - и радуется…»
        - Чтоб ты сдох… цзеху… - прошептал Таттл.
        Лицо матросика исчезло. Субмарин-врач устало смежил веки. Боль, раскаленными клещами рвущая грудь, вдруг отдалилась. Убаюкивающий жар разлился по неподвижному телу. Как ни странно, Таттл все еще оставался в сознании и отчетливо понимал, что скоро этот жар сменится лютым холодом. Вечным и бесконечно замкнутым, как Мировая Сфера.
        Но спокойно умереть Таттлу не дали. Кто-то грубо схватил его за ворот и потащил куда-то. Боль немедленно вернулась. Субмарин-врач застонал, но тащивший его и не помышлял о милосердии. Таттла приподняли, прислонили спиной к чему-то твердому и холодному. Субмарин-врач снова открыл глаза. Он увидел скалы, угрожающе накренившиеся над лодкой, мечущихся крысланов, плоское, как крышка гроба, тусклое небо. К плечу Таттла кто-то тяжело привалился. Субмарин-врач покосился, разглядев сквозь слезы боли мертвое лицо командира лодки.

«Ралата тоже израсходовали, - подумал субмарин-врач с удовлетворением. - Так и надо этой старой крысе…»
        Таттл снова увидел тощего матросика. Тот присел на корточки, бесцеремонно расстегнул на его груди комбинезон, запустил лапу за пазуху. Субмарин-врач захрипел от невыносимой муки, задергался, попытался оттолкнуть мучителя от себя, но руки не слушались. Ему почудилось, что гаденыш в матросской робе влез прямиком в рану и выдирает через нее сердце.
        Матросик и вправду что-то нашарил за пазухой субмарин-врача и через несколько мучительных для Таттла мгновений вытащил на
        Мировой Свет окровавленный, слабо трепыхающийся сгусток. Более всего сгусток напоминал гигантскую мокрицу. Мокрица поводила членистыми лапками, беззвучно разевала жвалы. Из пробитого хитинового панциря на колени умирающего Таттла сочилась густая лимфа.
        Матросик поднес мокрицу к лицу, коротко свистнул. Тварь в его пальцах проскрежетала что-то и вдруг, судорожно изогнувшись, обвисла.
        - Убе… от… еня, - прошептал субмарин-врач, теряя сознание.
        Глава восьмая
        - Кому было сказано - надеть бронежилет! И хватит прохлаждаться! Подъем!
        Белый от ярости Туус расхаживал перед Птицеловом, а тот сидел посреди колючих кустов - дурень дурнем - и вертел в руках свой бронежилет.
        - В нем все равно дырка…
        Птицелов потрогал помятую кевларовую пластину. Она была еще теплой. Мягкая пистолетная пуля от удара расплавилась, превратилась в свинцовую нашлепку.
        - В бронежилете, не в тебе. Он еще много дырок стерпит.
        - Повезло, что не из автомата проштырили, - вставил Роод. - От автоматной пули броник не спасает.
        К Туусу подбежал следопыт в сопровождении двух «аспидов».
        - Далеко ушли, не догнали мы, командир, - доложил Тук Хаан.
        Туус вынул из кармашка заветную зубочистку, сунул в рот.
        - Они обошли гнездо хищных лиан и ложную опушку, - продолжил следопыт. - Загу и Шеску - хорошие солдаты, но они знали о таких вещах только понаслышке.
        - Что ты хочешь этим сказать, Тук? - спросил командир.
        - Что их будто кто-то провел мимо гиблых мест.
        - Жаль, что не догоним, - Туус поиграл желваками, погонял зубочистку от одного угла губ к другому и обратно. - Я бы их сам, массаракш, прибил.
        Птицелов, кряхтя и охая, поднялся на ноги. Кажется, разбередили пулей старую болячку. Ему ребра еще в поселке мутантов ломали, плохо зажили, видать. Накинул бронежилет, принялся затягивать ремни и сразу почувствовал, что смятая пластина врезается в отбитое место. Не повернуться теперь в такой одежке.
        - Эксперт, ты тут был! - набросился на него Туус. - Что такого успел сказать им дэк? С чего это мои пацаны спятили?
        - Да ничего он им не сказал, - развел руками Птицелов. - Дрались они, не разговаривали. Шеску с дэком упали вниз, на трупака. А Загу за ними спустился.
        - Бред какой-то! Так не бывает! - отмахнулся Туус. - Что там за трупак? Роод, спустись-ка, посмотри. Может документы какие найдутся.
        Сумрачный Роод поплелся к склону ложбины. На мертвом военном инженере сидели неприятные создания, похожие на здоровенных мокриц, и шевелили длинными сегментными усищами.
        - Командир… - Роод замялся. - А его жуки какие-то жрут…
        - Не бойся, тебя не сожрут. Эти жуки дохлятиной питаются.
        - Есть, командир…
        Роод ступил на склон и принялся бочком спускаться.
        - Погоди! Роод, стой! - Птицелов поморщился от боли в груди. - Туус! В джунглях полно всякой мутировавшей дряни. Эти жуки могут оказаться похуже тигровых шершней. Пусть не суется, а? Дался тебе этот труп?
        Туус поглядел на следопыта. Тот кивнул, соглашаясь с Птицеловом.
        - Ладно! - командир смягчился. - Отставить, Роод. Поднимайся обратно, пора выдвигаться.
        - Что будем делать, Туус? - спросил Птицелов.
        - Это я у тебя хотел бы узнать, господин эксперт, - съехидничал Туус. - Наша группа раскрыта. Впереди - засада, двух человек мы уже потеряли. Мы можем со спокойной совестью сворачивать операцию и вызывать эвакуаторов.
        - Нет, Туус! - Птицелов насупился. - Нам кровь из носу нужен грязевик или хотя бы доказательства его участия в мятеже Хлыща Туску.
        - Ты видел здесь грязевика в тот момент, когда Шеску и Загу решили дезертировать?
        - Нет.
        - Ты видел тут оружие или оборудование грязевиков?
        - Нет, - повторил Птицелов.
        - Тогда зачем усложняешь, эксперт? - Туус оскалился. - От радиации люди сходят с ума…
        Роод выругался, перебив командира.
        - Мужики! А дэк живой, по-моему…

«Аспиды» окружили ложбину. Присоединился к ним и Птицелов. Пропитанная кровью ткань клетчатого комбинезона на животе дэка то вздувалась пузырем, то опадала. И воняло еще невыносимо: почти так же, как в вагончике строителей с дохлым упырем внутри.
        - Гы, танец живота! - высказался Роод; его одного отчего-то развеселили корчи дэка.
        - Заткнись! - бросил Туус, почесывая зубочисткой бровь.
        Ткань комбеза порвалась, раздалось шипение вырывающихся наружи кишечных газов. На грудь дэка выбралась, частя многочисленными лапами, еще одна исполинская мокрица. Зашевелила усиками и щетинками, очищая себя от крови.
        Роод плюнул в нее, но не попал.
        - Так! Все, подобрали сопли! - Туус вскинул автомат. - Пошли отсюда!
        - Куда, командир? - спросил Тук Хаан.
        - Куда? - Туус оглянулся, посмотрел на Птицелова. - На границу квадрата 91/16. По следам Шеску и Загу, пока они не заросли. В «Южный парк». Мы должны завершить операцию.
        Пальба из карабинов и автоматов становилась оглушительнее и чаще. Нелегко давалось мятежной армии вторжение в кризис-зону, да и «аспидам» совать нос за ее границу не сильно хотелось. Невдалеке взрывались гранаты, и на головы бегущих гуськом спецназовцев сыпалась сухая листва и мелкий сор.
        Поначалу они подумали, что земля содрогается от разрывов зарядов реактивных гранатометов, которыми располагали десантники-дезертиры, но вот деревья затрещали совсем рядом, кусты раздвинулись, и на «аспидов» с фланга набросилась похожая на живой танк разъяренная тварь. Один ее бок был обожжен огнеметом, а другой - изрешечен пулями. И все равно тварь перла, выпучив десяток глаз и оскалив изогнутые клыки, - слепая и обезумевшая от боли. Это был какой-то редкий мутант, порожденный радиацией и влиянием кризис-зоны.

«Аспиды» встретили тварь огнем пистолетов-пулеметов. Из всей группы только у Птицелова на тот момент в руках было оружие более убедительного калибра. Его автомат заглушил трескотню, разразившись длинной очередью.
        Мутант припал на передние лапы, опустил окровавленную голову к земле. Затем прыгнул вперед, подхватил ближайшего «аспида» - им оказался Роод - клыками и зашвырнул в крону, распугав затаившихся там на время переполоха птиц.
        Спецназовцы прекратили огонь, опасаясь перестрелять друг друга. Лихо перестроились и в считаные секунды расчехлили автоматы. Мутант прыгнул им навстречу, подмял первого попавшегося бойца под себя, копытом вбив «аспиду» бронежилет в грудь. Потом лапы чудовища разъехались, мутант запрокинул голову, завыл обреченно, но тут же поперхнулся, захрипел, завалился на бок. Перед носом Птицелова мелькнули облепленные землей огромные копыта.
        - Привет… - проговорил эксперт, тяжело дыша. - Привет из кризис-зоны…
        - Рассыпаться! - приказал Туус. - С минуты на минуту эти ублюдки будут здесь!

«Аспиды» кинулись в чащу. И действительно, не успели слететься на поживу первые рои мух, как из зарослей, прореженных вепрем-мутантом, вынырнул десяток дэков.
        Они сразу остановились посреди тропы, завертели головами. Что-то доходило до них больно туго или совсем не доходило… В конце концов дэки прекратили озираться и слушать встревоженную птичью перекличку, столпились вокруг убитого мутанта.
        Птицелов увидел, как один из дэков вынул из рюкзака термос, не спеша свинтил крышку, присел возле туши, скрывшись из виду на несколько мгновений. Затем он поднялся, убрал термос, не сказав никому ни слова, развернулся и был таков. Остальные потянулись за ним следом.
        Лишь последний не торопился уйти. Он снял с плеча карабин и выдал очередь по кустам, среди которых затаились «аспиды». Дэк бил вслепую, но Птицелов все равно распластался на земле, уткнувшись носом в палую листву. Пули зачиркали по ветвям, срезая их и сбивая листву.
        Опустошив магазин, делинквент снял с пояса гранаты. Задумчиво взвесил на ладонях три цилиндра, начиненных газом, затем выдернул чеку из первого и швырнул в кусты. Раздался хлопок, вспухло среди зелени сизое облако. Посыпались градом с нижних ветвей деревьев птахи.
        Птицелов зажмурился, зашарил по многочисленным карманам, от волнения забыв, где у него припасены носовые фильтры. От нервно-паралитического газа они наверняка не защитят, но воздействие ослабят.
        Застрекотал пистолет-пулемет. Это пришел в себя заброшенный чудовищным мутантом в переплетение ветвей Роод. Повиснув вниз головой, он принялся поливать тропу свинцом. Дэк не успел швырнуть «аспидам» газовой добавки - рухнул как подкошенный. Одна из оставшихся гранат рванула у него в руке, разворотив кисть. И через миг по тропе растекся ядовитый туман.
        Делинквенты, удалившиеся было в заросли, кинулись обратно, клацая затворами карабинов, но «аспиды» уже перешли в наступление. Никому не хотелось умирать под кустиком, отравившись газом.
        Они расстреляли дэков на ходу, и в два счета - точно на учениях. Те даже не успели сделать ни одного выстрела в ответ.
        За «аспидами» следом волочился Птицелов. Ему было тяжело дышать, боль в груди от ушиба вдруг разрослась, заполнила легкие, врезалась острием в самое сердце. А
«аспидам» было хоть бы хны. Столичные жители давно привыкли к атмосфере, в которой воздух присутствовал лишь в виде воспоминаний.
        Туус быстро раздавал указания: два-три слова, пара жестов, и вот уже оставшиеся спецназовцы занимают оборону, а следопыт Тук Хаан спешит на помощь Рооду. Клубы газа над тропою быстро редели.
        Птицелов прислонился плечом к стволу дерева, перевел дух.
        Их группа таяла. Терять людей сейчас было непозволительной роскошью. К основным этапам операции лишь предстояло подобраться. То есть самое сложное и, возможно, требующее жертв было впереди…
        Птицелов подбрел к Туусу. Замялся, мысленно отговаривая себя от собственной затеи, затем все же решился:
        - В «Южный парк» я пойду сам.
        Туус округлил глаза. Зубочистка, которую он без перерыва гонял от одного угла губ к другому, замерла на половине пути.
        - Тебе и остальным нужно будет затаиться, - принялся объяснять Птицелов. - Я же переоденусь в комбез дэка и нырну в гущу. Они там все равно заняты. Слышишь - стреляют. Выяснять, кто я такой, не будут, не до того им.
        Туус фыркнул.
        - И что?..
        - Я найду подстрекателя и выведу его из «Южного парка». Задача твоей группы - встретить нас и сопроводить в целости и сохранности в точку эвакуации. - Он посмотрел Туусу в лицо и добавил: - Не пройдем мы всей группой, слишком заметны!
        Командир кивнул. Поглядел на трупы делинквентов, одного перевернул ногой.
        - Вот этот может подойти, похоже на твой размерчик… Хотя нет, этот обделался.
        Он прошелся дальше, разглядывая и кантуя убитых.
        - В этом больно много дырок. Этот грязен, как скотина. Вот, может быть…
        Птицелов поджал губы. Поборов отвращение, стал снимать одежду с еще теплого покойника. Из складок комбеза вывалилась огромная мокрица. Птицелов отдернул от нее руки, как от огня. Впечатал в землю каблуком. Хитин поддался не сразу. Гадкое создание зачастило лапками, пытаясь вырваться, заскрипела, словно кто-то провел железякой по стеклу. А потом лопнула, как перепившая крови вошь, брызнув соками во все стороны.
        Под взглядом сочувствующих «аспидов» Птицелов начал переодеваться.
        Через несколько минут, вооружившись карабином и газовыми гранатами, новоиспеченный делинквент углубился в заросли.
        Вот здесь проходила граница кризис-зоны.
        Вроде впереди все те же джунгли - такие же буйные, яркие, шумные, - но только веет от них чем-то иномировым. А чем именно, не поймешь.
        Птицелов набрал в грудь побольше воздуху и шагнул вперед.
        Земля «Южного парка» мягко пружинила под подошвами ботинок. Обуться в разношенные ботинки делинквента Птицелов наотрез отказался. Да и не по ноге они ему были. К тому же в его плане и без того хватало слабых мест, так что - одним больше, одним меньше…
        Прямо по курсу были изумрудные заросли, усыпанные синими цветами. Почуяв поступь человека, мясистые ветви зашевелились, пряча в глубине чащи обмотанные паутиной, иссушенные, словно мушиные трупики, тела угодивших в смертельную ловушку бойцов мятежной армии Туску. Над травой поднялись стебли, увенчанные бирюзовыми, тоже похожими на цветы, глазками. Глазки слепо таращились на человека, определяя, насколько сложно будет с ним справиться.
        Птицелов был жизнью учен и бит. Он сразу взял в сторону, проскользнул под поваленным деревом и оказался нос к носу с четверкой вооруженных дэков.
        Делинквенты стояли возле куста сухоцвета, смотрели себе под ноги, у всех были озабоченные лица, на Птицелова они глянули мельком и снова уставились вниз.
        Под сухоцветом метался, нарезая круги, темный шершавый шар. Время от времени от него отлетали синие искры, в воздухе зло и пронзительно трещало, волосы на головах дэков поднимались дыбом. Эта штуковина явно не мутант, а что такое - с первого взгляда не разберешь.
        Профессиональное любопытство, привитое в лабораториях Отдела «М», взяло верх. Птицелов присоединился к дэкам. Он понял, что беспокойный шар - это ком грязи, к которому налипла трава и всякий сор. Вот только какого… он вертится, точно заведенный?
        Один из дэков словно что-то понял. Он присел на корточки, резко вытянул руку и ткнул шар щепотью. Куски сухой земли брызнули в стороны, словно шрапнель. Шар исчез, на его месте остался серебристый цилиндр с ассиметрично расположенными отверстиями.
        Знакомая штуковина! Попадались ему такие в кризис-зоне, когда в прошлый раз с ребятами-дэками пробивались здесь с боями. А одну такую грязевики утащили на свой массаракш-корабль! Понравилась, видать! Еще понадобились!

«Ищи грязевика!» - говаривал Оллу Фешт и, похоже, был прав.
        Делинквент подобрал цилиндр, сунул в торбу, встал и пошел прочь. Его товарищи поспешили следом. Птицелов остался не у дел. Даже не посмотрели в его сторону бунтари. Что, конечно, с одной стороны, было на руку, но с другой - очень уж неестественно. Неужели клетчатый комбинезон разом отводил от него все подозрения?
        И он зашагал своей дорожкой дальше.
        Нужно было отыскать место, где сейчас базируется штаб мятежной армии. Выстрелы грохотали примерно в километре от Птицелова. Линия фронта медленно, но неуклонно продвигалась на юг. А вот свой штаб Хлыщ Туску мог расположить где угодно.
        Птицелов устал перепрыгивать через трупы животных-мутантов: на этот раз дэки куда тщательнее зачистили квадрат, чем когда действовали по приказу коменданта Округа. Ему попадались и запомнившиеся по прошлой кампании многорукие обезьяны, многие из которых сжимали в мертвых лапах бумеранги, сделанные из нижней челюсти крыслана. И двухголовые монстры, похожие на покрытых перьями ящеров - в пастях сверкали одинаково ровные и острые, как зубцы пилы, клыки. И тут было еще много-много других видов, которых наплодила обиженная на человека природа. Сраженные газом, пулями, пламенем, осколками гранат, сопровождающие Птицелова взглядами затянутых поволокой смерти глаз. Их лапы, щупальца, клешни до сих пор подергивались в конвульсиях, но Птицелову казалось, что они машут ему вслед, прощаясь.
        Рытвины, заполненные пузырящимся, гулко булькающим месивом, приходилось обходить десятой дорогой. От них несло кислотами так, что глаза резало, стоило приблизиться шагов на пять. Проплешины, над которыми клубилось нечто, похожее на серебристый туман, он обходил тоже. Время от времени из тумана доносились голоса - какие-то странные, искаженные эхом, нечеловеческие голоса. Они навязчиво бормотали, а иногда неожиданно четко бросали ему в спину фразы на неизвестном языке. Птицелов не понимал смысла, но от интонаций его пробирало до мозга костей. Что-то подобное он слышал в радиопостановке по мотивам пьесы Отула Сладкоголосого «Путешествие по преисподней».
        Здесь то жутко, то странно,
        Голоса вдалеке
        Говорят из тумана
        На чужом языке.
        Что вдали серебрится?
        Паутина блестит?
        И безумная птица
        В сети смерти летит.
        Точно сказано, очень точно. Рифмоплет и прощелыга Отул как будто своими глазами видел эту кризис-зону. А может, кстати, и видел. С него - бродяги - станется.
        Страшное, гиблое место - «Южный парк»…
        Тем не менее мертвых бойцов армии Туску ему не попадалось. Неужели дэки и примкнувшие к ним десантники уносили убитых с поля боя?
        Зачем и куда? Неужели им хватало рук на все?
        Еще раз он натолкнулся на занятых делом дэков - те очищали от лиан и плющей металлическую конструкцию, торчащую из земли. Что это такое, Птицелов снова не понял. Наверное, антенна - часть имперской еще системы ПВО. По своему обыкновению дэки работали молча, без перекуров. Птицелов тоже решил не нарушать общих правил, встал неподалеку. К нему подошли двое, морща лбы и нелепо дергая носами, понюхали воздух, а потом развернулись и ушли к антенне. И Птицелов понимал почему: после того как он раздавил гадкую мокрицу, от него противно воняло клопами. Он уже и травой пытался очистить ботинки, но запах все равно никуда не делся. И поэтому, наверное, с ним никто не желал знаться - с эдаким вонючкой.
        Ободрав растительность, дэки принялись обшаривать антенну со всех сторон. Отыскали и очистили от грязи ряд отверстий - те располагались друг над другом почти по всей высоте антенны. Принялись засовывать в эти отверстия те самые цилиндрики. Очевидно, многие из этих странных артефактов не подходили, поэтому дэки бережно возвращали их в поясные сумки и торбы.
        Птицелов поневоле раззявил рот, так захватило его происходящее. Дэки действовали не как сброд с уголовным прошлым, а как полевые агенты Отдела «М». Грязевики и впрямь затевали здесь нечто грандиозное.
        Когда последний цилиндр встал на место, антенна пришла в движение. Распрямилась, точно когда-то примятый, а ныне воспрянувший под Мировым Светом цветок. Засверкала по всей высоте инеем, непонятно откуда появившимся на такой жаре. Нет, это была не человеческая железка. Механизм иномирян, который заряжался энергией, поглощая тепло из внешней среды. Их М-корабли, или иномироходы, тоже выхолаживали все вокруг, Птицелов это видел не раз.
        Штуковина затрепетала, как живая. Над джунглями разнесся протяжный, чуть дребезжащий вой. С крон посыпалась сухая листва, стая крысланов сбилась в кучу, а затем разметалась над верхушками деревьев. Где-то на другой стороне «Южного парка» что-то большое и грозное заревело в ответ. Это была перекличка титанических доисторических хищников, для которых люди - словно букашки. И хищники проснулись после многовекового сна… А точнее, их разбудили.
        Птицелов нырнул в лес. Можно было еще долго стоять и делать предположения. Или наблюдать, как из серебристого тумана что-то или кто-то раз за разом выбрасывает пресловутые серебристые цилиндрики и как эти цилиндрики притягивают к себе сухую грязь и мусор, точно магнит - железную стружку, превращаясь в вертлявые колобки. Ему же нужно было найти режиссера этого безумного действа, координатора полевых работ, развернутых внутри одной из самых опасных кризис-зон в Мире.
        В конце концов Птицелов прибрел к взгорью, поросшему редкими и приземистыми пальмами. Раньше на нем располагалось устрашающих размеров гнездо тигровых шершней. Теперь же вместо него темнел ком спекшихся шлаков размером с садовый домик. Дэки от души прошлись по гнезду огнеметами. Сами насекомые-мутанты валялись то тут, то там - какие-то ненастоящие, гротескные, похожие на сломанные куклы из папье-маше. И воняло от них почему-то подпаленной пластмассой.
        Взобравшись на вершину, Птицелов смог сориентироваться.
        На юге поднимался край зеленого, цвета бутылочного стекла, моря. Над побережьем клубился сизый пороховой дым. Там продолжали грохотать выстрелы и взрываться гранаты. Обитатели «Южного парка» держались за каждую пядь земли, но на сей раз армия Туску не ведала страха и ее командиры не совершали ошибок. Это была просто идеальная операция.
        В полукилометре от берега через джунгли проходила не зарастающая низина - полоса гладкой, будто отутюженной земли. Сюда дэки стаскивали убитых и раненых, там же деловито расхаживали люди в одежде, которая была не похожа ни на дэковские комбезы, ни на армейскую камуфлю. Наверное, это были немногочисленные сотрудники администрации спецлагеря 1081 с самим Хлыщем Туску во главе.
        Птицелов вынул бинокль, привалился плечом к мохнатому стволу пальмы и стал наблюдать.
        Дэки и десантура выскакивали из джунглей, странными зигзагами бежали к
«администраторам». Приблизившись, они принимались выплясывать, как паяцы, а потом вновь уносились в джунгли. Да и в самом передвижении «администраторов» прослеживалась какая-то система. Они топтались, переходили с места на место, поворачивались, всякий раз повторяя весь цикл движений заново.
        И ни одного человеческого возгласа, кроме неживого бормотания, изредка доносящегося из затянутых серебристым туманом проплешин. «Южный парк» был нем, словно захватила его не говорливая дэковская братия, а… трудно даже представить кто. Поэтому, когда за его спиной зазвучал чей-то слабый, угасающий голос, Птицелов поначалу решил, что ему почудилось.
        - Браток! Поди сюда, браток!
        Глава девятая
        Они засели на окрестных скалах, словно стервятники, поджидающие добычу.
        Два десятка человек: чучуни-охотники, дезертиры из воинских частей, охраняющих Полигон, разные бродяги, которых причудливая судьба забросила в Земли Крайних, беглые дэки и мутанты-выродки - сточные воды, отбросы, фекалии социума. Они ютились в береговых пещерах или в чучунских хижинах, отнимали пищу у местных жителей, а то и у крысланов. Они терпеливо ждали, когда ошибка курса, или шторм, или какая-нибудь надобность заведет морское судно в лабиринт Чучунского архипелага, и тогда шли на абордаж.
        Команды разнообразных торговых плавсредств и рыболовецких шхун не могли оказать серьезного сопротивления береговым мародерам - решительным и безжалостным. Другое дело - военные корабли. Мореманы в погонах не церемонятся: дадут пару залпов по обрывистым берегам, и вся недолга. И уж тем паче бандиты предпочитали не связываться с белыми субмаринами: пришельцы из Островной Империи внушали ужас самим фактом своего существования.
        Однако уже более полугода в Чучунский архипелаг не заходило ни одно, даже белое, судно. Бандиты пообносились и обнищали. В округе не осталось поселения, не разграбленного ими по второму и третьему разу. Робкие и миролюбивые аборигены Земель Крайних ожесточились и теперь встречали мародеров огнем из всех ружей и луков. У бандитов кончались боеприпасы, жрать приходилось главным образом крысланов, которых удавалось застать врасплох. Поэтому когда в заливе неожиданно всплыла имперская субмарина, мародеры обрадовались ей так, словно это была роскошная океанская яхта, перегруженная деликатесами, туго набитыми бумажниками и сочными девками-манекенщицами.
        Овеянное грозной славой подводное судно на поверку оказалось каким-то чудным. Из всей команды на верхнюю палубу поднялись четверо. Расхлюстанный, будто матрос после кабацкой драки, офицер. Другой - в драном и изгвазданном десантном комбинезоне. А еще - девчонка-чучуни в ободранной кухлянке и худющий матросик, которого главарь бандитов тут же окрестил Шкелетиком. Диковинная эта четверка мельком оглядела скалы, после чего трое моряков уставились на малолетку, которая вдруг принялась приплясывать на решетчатом палубном настиле.
        Самое удивительное, что и мужики стали приплясывать ей в такт. У бандитов был особый нюх. Не ведая причины, они сразу сообразили, что на борту белой субмарины не все благополучно. Эпидемия там или массовый психоз - какая разница? Главное, что свихнувшаяся добыча - легкая добыча. Да и выбирать мародерам не приходилось. Они открыли по «неблагополучной субмарине» ураганный огонь.
        Двух офицеров удалось подстрелить сразу. По девчонке не целились: пригодится еще, желтомазая. Матрос Шкелетик оказался на редкость проворным. Он полз к люку, извиваясь так, словно знал, куда ударит следующая пуля. Стрелков охватил азарт, и они увлеклись. Только окрик главаря их утихомирил. Патроны следовало экономить. Тем более что Шкелетик нырнул в люк и был таков. А через минуту из люка посыпались другие - вооруженные до зубов имперцы.
        Эти не стали заниматься танцами. Выстроились, как на морском параде, и вдарили по скалам, где засели бандиты, из длинноствольных автоматических винтовок. Имперские
«василиски» были неплохо знакомы бандитам. О том, чтобы отстреливаться, не могло быть и речи. Вжимайся в замшелые валуны и дрожи, чтобы рикошетом тебе не оторвало башку. Белая субмарина только выглядела легкой добычей, а на деле она оставалась тем, чем была - смертоносной океанской гадиной.
        Как только береговая братва перестала огрызаться, имперцы прекратили огонь. Главарь осторожненько просунул бинокль между кустиками полярного стланика, стараясь, чтобы Мировой Свет не бликовал в оптике. Его разбирало любопытство: из головы не шла странная пантомима, разыгранная на имперской посудине каких-то десять-пятнадцать минут назад. Короткие ручки главаря были плохо приспособлены к стрельбе и всякой поножовщине, зато он умел думать. И эта его способность не раз выручала береговую банду из беды.
        Главарь был человеком многоопытным. Он прошел не только огонь и воду, но и медные трубы. Никто из его товарищей по мародерскому братству не носил за плечами столь богатого и разнообразного жизненного багажа. И известно ему было больше, чем всем его подельникам, вместе взятым. Начиная от подробностей личной жизни канувших в Мировой Свет Неизвестных Отцов и кончая тремя поэмами Отула Сладкоголосого, которые главарь знал наизусть. И весь жизненный опыт, набранный на жизненном же пути, говорил ему, что имперские моряки так себя не ведут.
        Не станет старший морской офицер паясничать на борту боевой лодки, будто в лупарне. Даже если он рехнулся, другие офицеры не позволят ему кривляться и приплясывать в компании чучунской малолетки.

«Допустим, - рассуждал про себя главарь, - прочие мореманы тоже свихнулись. Мало ли… Недостаток кислорода в долгом погружении или утечка из реактора… Но, судя по ответному огню, имперцы вполне адекватны, действуют слаженно и наверняка по команде… Нет, это не безумие…»
        Он внимательно всматривался в суету на верхней палубе субмарины. Раненые или убитые офицеры продолжали валяться, зато девчонку имперцы, прикрывая собою, торопливо спрятали в люке. Потом Шкелетик подхватил грузное тело старшего офицера и - откуда только силы взялись у доходяги? - подтащил к надстройке. Через некоторое время присоединил к нему и второго офицера. Старший оставался безвольным, как кукла, а второй еще пытался ерепениться, хотя кровь хлестала из него, как из неумело зарезанной свиньи.
        Шкелетик с офицерьем не цацкался. Прислонил их друг к дружке и давай обшаривать. Что он там искал? Документы? Деньги? Неужто брат-мародер? Да, но куда другие морячки смотрят? У них на островах, конечно, человек человеку - цзеху, но ведь не до такой же степени! Нет, тут что-то другое…
        Главарь всматривался в манипуляции Шкелетика до рези в глазах. Тот выволок из-за пазухи старшего офицера какую-то… тряпицу не тряпицу, а что-то похожее на сверток. Рассмотрел со всех сторон и даже, кажется, понюхал. Покачал всклокоченной башкой и швырнул в воду. Полез к раненому. Главарю хорошо было видно, что второй офицер корчится от боли, пока Шкелетик его обыскивает. Но вот тощий извлек из-под офицерского комбеза второй сверток и тоже принялся его обнюхивать.
        Главарь навел резкость до возможного предела, вглядываясь в странный предмет.
        - Массаракш, - прошептал он, разобрав наконец что обнюхивает матросик. - А ну, братва! Сваливаем! Эта рыбка не про наше брюхо… - подумал и добавил: - Пока…
        Ему никто не возразил. Привыкли, что этот короткорукий башковитый мужик, прибившийся к банде год назад, знает что делает. Стараясь не высовываться из-за камней, бандиты начали отползать к еле заметной тропке, которая вела к распадку, с трех сторон защищенному отвесными скалами. И никто из негодяев не видел, как с белой субмарины спустили надувную шлюпку и как в нее принялись усаживаться морские пехотинцы со Шкелетиком во главе. - Полундра, братва! - крикнул часовой, бывший канонир, спрыгивая со скалы.
        - Чего орешь?! - взъярился главарь.
        - Островные, Облом! Гадом буду!
        Главарь и мародеры вскочили, похватали оружие, затоптали костерок.
        - Где? - осведомился Облом.
        - Да повсюду, почитай… По каменюкам ползут, в натуре - жуки. Окружают!
        - Массаракш, - процедил главарь. - Морпехи, братва. Плохо дело. Не уйти нам.
        Мародеры загомонили наперебой.
        - Почикаем козлов…
        - Двух-трех завалим, отступятся…
        - Не знаешь ты имперцев, они сами кого хошь завалят…
        - Заткнитесь, дефективные! - рявкнул Облом. - Занимай круговую оборону! Меченый, банкуй!
        Бывший капрал Боевой гвардии сивоусый Зун Панта, он же Меченый, отмотавший срок за растрату казенных денег, приосанился. Во время действительной военной службы ему, штабному писарю, командовать не приходилось. Другое дело среди этого отребья…
        - Слушай мою команду! - заорал он. - На четверки ра-азбе-ери-ись!
        Мародеры нехотя разобрались на четыре четверки. Два бандюгана притулились к начальству, то есть к Облому и Меченому. Последний принялся тыкать изуродованным пальцем во все стороны.
        - Первая четверка - туда! Вторая - туда! Третья - туда! Четвертая - сюда!
        - А пятая? - ревниво поинтересовался уголовник по кличке У курок.
        Меченый покосился на главаря, буркнул:
        - Пятая в резерве… Выполнять!
        Поминая массаракш, мародеры полезли на
        скалистый гребень, полукольцом охвативший распадок. Двигались они проворнее всяких жуков, сказывался немалый опыт.
        Зун передернул затвор своего карабина, погладил отполированное ложе.
        - Служил я, помнится, в Третьей Особой Бригаде Береговой Охраны, - начал он излюбленную свою байку. - И поднимают нас, значит, по тревоге. Ночью. А море штормит. Баллов семь…
        - Завянь, - буркнул Облом, прислушиваясь.
        Бывший капрал захлопнул пасть и тоже навострил уши. Бандиты, засевшие за камнями, вздыхали и почесывались, а некоторые даже - сморкались, но все равно сквозь этот шум пробивался странный звук. Будто ветер свистел в скальных останцах, хотя погода стояла на редкость тихая. Нет, это был не ветер. Более всего звук походил на художественный свист. Кто-то с чувством выводил сложную руладу, мотивом отдаленно напоминающую старую песню воспитуемых-уголовников «Уймись, мамаша».
        Меченый округлил зенки и расплылся в идиотской улыбке.
        - Слышь, Облом, - прошептал он. - Да это никак свои? Блатные!
        Главарь усмехнулся, процедил:
        - «Уймись, мамаша»! - и добавил: - Щас тебя «свои» нашпигуют свинцовым горохом по самое не балуй.
        - Ладно, - отмахнулся Зун. - Ты босс, тебе виднее… Пойду к ребятам, а то начнут палить почем зря…
        - Правильно, - одобрил Облом. - Патроны надо экономить. Стрелять наверняка. И этих, - он кивнул на двух мародеров, которые с тревогой прислушивались к разговору начальства, - с собой забери. Думать мешают.
        - Ты думай, Облом, как нам выкрутиться, - отозвался бывший капрал. - Неохота за зря подыхать.
        Он мотнул головой подельникам и стал взбираться на «линию обороны».
        Главарь присел на валун и принялся грызть кулак.

«Никакие это не блатные, - сказал он себе. - Но и на нормальных имперцев не тянут… Сброд, вроде нашего, но с изюминкой… И не с одной, надо полагать… Из тех изюминок, что сами разбегаются, когда свет в сортире включают…»
        Из головы Облома не шел сверток, который Шкелетик извлек из-за офицерской пазухи.

«Мутанты, как пить дать, - продолжал размышлять бандитский главарь. - Порождение какой-нибудь кризис-зоны в Архипелаге… Что ж им от нас-то, убогих, понадобилось? Взять с нас, знамо, нечего… Окромя…»
        Догадка осенила Облома, как обухом по голове. Он вскочил. И в это время подельники открыли огонь.
        - Не стрелять! - заверещал главарь и кинулся на четвереньках вверх по склону ближайшей возвышенности. - Массаракш вам в печенку! Не стрелять!
        Меченый расслышал его вопли. Знаком приказал прекратить огонь и выслал пару дюжих молодцов, чтобы помогли главарю вскарабкаться на гребень.
        - Чего блажишь? - без всякой почтительности поинтересовался Зун, когда тот плюхнулся рядом. - Ну дали залп для острастки, чтоб не высовывались, гниды… По патрону на брата, не больше…
        Облом не ответил. Вытащил бинокль и принялся обшаривать окрестности. Имперцев он заметил сразу. Те, похоже, и не слишком скрывались. Островитяне рассыпались редкой цепью и держали убойные свои «василиски» наготове. Видать, ждали приказа. Или чего-то еще.
        Ага, ясно чего.
        Из-за скального обломка, похожего на перевернутый коренной зуб, высунулся давешний Шкелетик с какой-то блестящей штуковиной в руке. Облом пригляделся.

«Надо же, матюгальник! - удивился он. - Неужто будет среди нас разъяснительную работу проводить?»
        Шкелетик приставил мегафон ко рту, и над каменистым урочищем разнесся холодный металлический голос.
        - Внимание, мародеры! С вами говорит уполномоченный флота Его Величества Императора всея Архипелага и прилежащих островов…
        - Что он несет? - изумленно вопросил Студент, беглый дэк, получивший срок за подделку дипломов об окончании Университета. - Какой еще уполномоченный флота?
        Зун Панта, не говоря ни слова, ткнул умника носом в лишайник.
        Шкелетик продолжил:
        - Вам предлагается сложить оружие и проследовать на борт белой субмарины, где вам будет оказана медицинская помощь, выдано обмундирование и матросский паек…
        - Во заливает, гнида! - не выдержал У курок. - Марафет, шкретки и пайка - как в Мировой Свет пернул…
        Длиннорукий Меченый дотянулся и до него.
        Матюгальник вещал:
        - В противном случае, вы все будете уничтожены как бандиты и мародеры…
        Облом не сводил с тощего матросика бинокль. Роба на впалой груди Шкелетика подозрительно топорщилась.
        Мокрица?
        - А ну-ка, Меченый, - проговорил главарь. - Пальни-ка ты в этого с матюгальником…
        Бывший капрал с готовностью вскинул винтовку.
        - Но не убивай, - уточнил Облом. - А так… чтоб обделался…
        Зун усмехнулся в сивые усы.
        - Сделаем!
        Он на скорую руку прицелился, надавил на спусковой крючок. Карабин был пандейского производства и отличался бесшумностью стрельбы. Фррр, - как будто птаха вспорхнула, - и Шкелетик, выронив мегафон, повалился в заросли стланика.
        Мародерский главарь не отрывался от бинокля.
        - Ага, - пробормотал он, - зашебуршилась… Пошла… пошла, родимая…
«Вставай, Диего Эспада! Вставай, сукин сын!»
        Странник в черном кимоно, расшитом алыми иероглифами, протягивает ему жилистую руку. Но Эспада не спешит подниматься. На татами лежать хоть и жестковато, но хорошо. Покойно. Не надо выполнять чужие команды, не надо драться с неуловимым нечто, что засело где-то в подкорке. А главное - не надо таскать на себе эту проклятую тварь…

«Вставай, камрад! - басит Слон, протягивая лаковую шкатулку. - Тебя ждут великие дела!»
        Шкатулка отворяется сама собой, из-под крышки высовываются щетинистые усики, ощупывают воздух. Эспада понимает, что перед ним вот-вот предстанет сам господин чрезвычайный и уполномоченный посол и встречать его высокое превосходительство лежа как-то неловко. Он вскакивает и неосторожно прорывает тончайшую пленку, отделяющую явь от сна…
        Пуля вжикнула о валун, выбив облачко кремниевых осколков, и ушла в Мировой Свет. Как в копеечку. Инстинкты сработали быстрее разума. Эспада ничком повалился в колючий кустарник. Раздался смачный хруст. На брюхе Эспады под грязной и изорванной матросской робой, которую он все еще таскал на себе, кто-то отчаянно заскрипел и заворочался. Эспада перекатился на спину, разорвал хлопчатобумажную ткань.
        Совсем как в давешнем сне из разрыва показались щетинистые усики, внушающие уважение жвалы, а следом и черная плоская голова с глазами-фасетками по бокам. Отчетливо завоняло клопами. Эспада вспомнил, что слышал этот запах во сне, но тогда он казался ему приятным и полным значения.
        Усики неторопливо ощупали лицо Эспады. В носу засвербело. Только огромным усилием воли Эспада сдержал чих. Это было бы крайне невежливо. Ведь он узнал насекомое, которое медленно, сегмент за сегментом, вытягивало из-под робы членистое брюшко.
        Еще бы Эспаде его не узнать. Видел тысячи раз. И в кино, и в книжках, а потом - ив учебных пособиях. В юности он с огромным удовольствием читал и перечитывал
«Соглядатая», а в отрочестве - до самозабвения играл в Бенни Дурова. «Из-су» - так они себя называют.
        В переводе по смыслу близко нашему «единокровные»…
        Эспада даже знал несколько фраз на диковинном языке «из-су», по невежеству нередко принимаемых за гигантских мокриц, вроде тех, что в изобилии водились на Земле в каменноугольный период.
        Эспада припомнил эти фразы. Гуманоид мог воспроизвести их свистом и причудливыми телодвижениями, напоминающими танец. Как же они кривлялись друг перед дружкой, а особенно - перед девчонками, изображая из себя «братьев по разуму»!
        Но вот сейчас, лежа на спине, не очень потанцуешь. Впрочем, можно попробовать свистнуть…
        Вытянув губы трубочкой, Эспада исполнил первые такты традиционного приветствия. Насекомоподобный в ответ проскрежетал что-то - не при помощи ротового аппарата, разумеется, а потерев третьей парой лап заднюю часть брюшка, - приподнял плоское тело, перекосился набок и свалился в низкорослый кустарник. Не поднимая головы, Эспада искоса проследил дальнейший путь «брата по разуму». Негуманоид с видимым усилием продирался через стланик. Хитиновый доспех его был изрядно помят, между сегментами выдавливалась тягучая лимфа.
        На мгновение Эспаде стало стыдно. Ведь это он, уходя с линии выстрела, плюхнулся брюхом на щебенку и почти раздавил «брата по разуму». Но в то же время Эспада почувствовал ожесточение. Во-первых, как космобиолог он не мог не знать главной особенности «из-су», этой негуманоидной расы, ее, так сказать, основной модус вивенди; а во-вторых, представителю этой расы совершенно нечего делать на Саракше - планете, официально объявленной Советом Галактической безопасности «зоной глобального социально-экологического бедствия».
        Негуманоид уполз в неизвестном направлении, и Эспада вернулся к действительности. Действительность была не ахти. Уши закладывало от трескотни выстрелов, в воздухе висела пороховая гарь. Вновь перекатившись на брюхо, Эспада окинул беглым взором экспозицию. На скалистом гребне засели какие-то оборванцы. Вероятнее всего - береговые мародеры. В низине залегли имперские морские пехотинцы. «Василиски» морпехов дробили камни, за которыми укрылись мародеры, почище отбойных молотков. Разнообразное стрелковое оружие бандитов огрызалось вразнобой, но у бандитов было преимущество в расположении: штурмом их не взять, да и обойти, похоже, не получится. По-хорошему, надо бы имперцам отступить к субмарине, пока не поздно.
        Вряд ли островитяне прибыли сюда, чтобы зачистить Земли Крайних от деклассированных элементов. Скорее всего, другое у них задание. И не от командования группы флотов оно исходило.
        Эспада всмотрелся в морпеха, который залег справа. Под воротом его грязно-желтого комбинезона отчетливо виднелись усики насекомоподобного создания. Эспада посмотрел влево. У другого морпеха из-за пазухи тоже выглядывали усики. Руки имперца сжимали винтарь, но глаза при этом оставались сонными и благодушными, а с подбородка стекала слюна.
        Эспаду невольно передернуло, когда он представил себя на месте этого моряка.
        А ведь ты был на его месте, был! И невесть сколько. Ходил, что-то делал. Возможно, стрелял. Бездумно исполнял приказы инопланетного паразита. При этом спал и видел сны: то радостные, то тревожащие, но равноудаленные от реальности. И самое неприятное то, что контролировало твое сознание существо, которым ты грезил в детстве; в отрочестве хотел повторить подвиг легендарного Соглядатая, прожившего несколько лет среди этих существ; а взрослым с упоением изучал куль-туру, технологию и общественное устройство, пожалуй, самой удивительной цивилизации в исследованном Космосе.

«Ладно, это все лирика, товарищ Эспада, - сказал он себе. - Главное, узнать, где ты находишься. Зачем сюда нагрянули имперские морпехи, контролируемые негуманоидами? И какова вообще цель пребывания негуманоидов на Саракше? Попутно не мешало бы выяснить, каким образом они здесь очутились, но вопрос этот в нынешних обстоятельствах праздный. А ведь еще остается задание Странника, которое никто не отменял. Отыскать чертовых электрических кальмаров, которые ломают график работ на Полигоне и, следовательно - нарушают планы, столь тщательно составленные резидентом СГБ на Саракше Рудольфом Сикорски».
        А чему нас, молокососов, учил в свое время великий Экселенц? Экселенц учил строить свои планы внутри планов противника. Использовать чинимые врагом препятствия в свою пользу. И, таким образом, превращать временное поражение в окончательную победу. Конечно, это хорошо звучит на татами во время тренировки по субакселерации, а здесь…
        Эспада вдруг понял, как следует поступить. И от этой ясности ему стало легче.
        Одной рукой он вытащил имперский «кобольд», неведомым путем оказавшийся в кармане надетого под робу пиджака, другой - нащупал рубчатую рукоять мегафона. Нажал клавишу. Старательно вывел художественным свистом инопланетную фразу, что в переводе на человеческую речь должна означать требование безусловного повиновения. Морпехи прекратили стрельбу. Одновременно, словно автоматы, повернули головы к Эспаде. Тот прокашлялся и вдруг заблажил:
        - Братья-сидельцы! Фармазоны дешевые повязали меня, как упыря беспонтового. Извлекайте, брателлы, век Мирового Света не видать…
        Бандиты немедленно прекратили стрельбу. И чей-то хриплый бас радостно возгласил:
        - Я ж говорил тебе, Облом! Свои это!
        Глава десятая
        - Браток, я тут… Худо мне…
        Птицелов не сразу нашел, откуда доносился этот голос. Он поднял и отбросил в сторону еще теплый кусок гнезда тигровых шершней. В его сотовых ячейках навсегда застыли обугленные личинки насекомых-мутантов. Под фрагментом гнезда оказались две взрослых особи. Они были мертвы, их слюдяные крыльца походили на разбитые витражные стекла. Между шершнями, под переплетением длинных мохнатых лап лежал раненый дэк. Делинквент выглядел очень плохо. Что неудивительно для человека, который бился с шершнями врукопашную и прикончил обоих мутантов при помощи одного лишь топора. В этом высоченном, могучего телосложения дэке было слишком много жизни, и теперь он цеплялся за нее из последних сил. Но на его шее уже сидела мокрица-падальщица и скрипела жвалами, предвкушая, что скоро можно будет вволю пожрать.
        - Погоди, друг! - чуть слышно бросил дэку Птицелов.
        Он сбежал с холма, нашел под деревьями ветвь потолще и подлиннее. Снова поднялся и деревяшкой отодвинул шершней. Твари хоть и давно подохли, но все равно рефлекторно огрызались: тыкали похожими на рапиры жалами.
        Отправив шершней вниз по склону, Птицелов присел рядом с раненым.
        - Эй, друг! Что тут стряслось?
        Дэк приподнял голову, силясь что-то произнести. Мокрица, сидящая у него на шее, вдруг метнулась на Птицелова, намереваясь перескочить к тому на комбинезон. Птицелов от неожиданности сел на зад, но дэк не сплоховал: поймал мокрицу за лапу.
        - Убей гниду! Убей, брат! - простонал дэк.
        Птицелов протянул было к мокрице руки, но тут же отдернул: очень уж грозно клацали ее жвалы.
        - Скорее, массаракш!.. - хрипел дэк, становясь на глазах бледным, точно лист мелованной бумаги.
        Птицелов увидел, что у делинквента на губах пузырится кровь. Силы изувеченного тигровыми шершнями здоровяка таяли с каждым мгновением, дэк умирал.
        Птицелов подхватил карабин, прижал каблуком руку дэка к земле, ткнул дулом в панцирь мокрицы и выстрелил. Завоняло клопами.
        Дэк рассмеялся, показав окровавленные зубы.
        - Что! Тут! Происходит! - выкрикнул Птицелов, разделяя слова. - Давай, доходяга! - он неожиданно для себя перешел на дэковский жаргон. - Хорош ложки гнуть!
        Раненый поперхнулся смехом. Процедил, едва различимо:
        - Гниды… Бойся гнид! - он приподнял голову и посмотрел Птицелову в глаза. - Это они послали нас сю…
        Дэк шумно выдохнул и обмяк. Птицелов почесал затылок. Жутковатый предсмертный бред… Но от этого бреда - мурашки по коже, как и от голосов из тумана.

«Ну же, господин начальник сектора “Оперативного реагирования”! Реагируй оперативно!»
        Стоило все-таки посмотреть поближе на Хлыща Туску и на «танцы» его подчиненных. Теперь известно, где искать импровизированный штаб. А гниды… Что ж, будем остерегаться заодно и гнид!
        Он перехватил карабин, отвернулся от мертвого дэка… И оказался лицом к лицу с пятеркой угрюмых бойцов Хлыща Туску. Птицелов их узнал: это они оживляли в джунглях «антенну». Похоже, что и дэки узнали Птицелова. На сей раз отморозки не притворялись, будто он им безынтересен.
        Дэки глядели на него со смесью обиды и тоски в очах. Двое целили в Птицелова из карабинов, двое держали наготове зазубренные топоры, а последний зачем-то полез в потрепанную докторскую сумку.
        Птицелов отступил на шаг. Медленно поднял руки, не выпуская из правой оружия. Само собой, он лихорадочно соображал, как выпутаться из ситуации, в которую угодил. И не мог ничего придумать. Удача смотрела в этот момент на кого-то другого. От заковыристых приемчиков, которым его обучил грязевик Васку Саад, проку сейчас не было.
        Дэк вынул из сумки термос. Самый простой термос, в котором обычно охранники держали краснуху, чтобы она оставалась в течение дня холодной. Свинтил крышку.
        Птицелов сглотнул и отступил на шаг.
        Из термоса на руку дэка, словно дрессированная крыса, переползла мокрица-падальщица. Пристроилась на тыльной стороне ладони, встрепенулась, сделав волнообразное движение всеми лапками и чешуйками. Выдвинула усищи и с ленцой зашевелила ими.
        Делинквент шагнул навстречу Птицелову.
        - Мужики, да вы чего?.. - тот выронил оружие, развел руками: мол, очень испуган и очень удивлен.

«Ближе, ближе…» - шептал он про себя. Еще шаг-другой, и делинквент закроет его живым щитом. Те, которые с карабинами, не смогут выстрелить… В его распоряжении будет всего лишь несколько секунд, но их должно хватить, если он, конечно, не забыл уроки коварного грязевика.
        Дэк как будто подчинялся мысленным указаниям Птицелова. Мокрица, сидящая на его руке, раскрыла жвала в беззвучном зевке. Жутковатое насекомое настораживало Птицелова, но не так сильно, как карабины бунтарей. Когда он жил в общежитии при Департаменте специальных исследований, приходилось иметь дело с тараканами примерно такого же размера, как эта мокрица. Он раскладывал на обрывках газет овощную икру, приправлял ее ядом…
        Он ударил дэка ногой - так, словно бунтарь шел на него с ножом, а не с этим непонятным мутированным нечто. Мокрица взлетела в воздух, будто снаряд, выпущенный из катапульты. И в ту же секунду Птицелов врезал тяжелым кулачищем делинквенту в челюсть. Метнулся вперед, подхватил его под мышки, прежде чем отправленный в нокаут бунтарь рухнул на землю. «Щит» теперь в руках. Для полного счастья добраться бы до джунглей. Нет, эти стрелять не станут… Теперь вы, массаракш, думайте, что делать!
        Раздались выстрелы, и Птицелов понял, что ошибся. А точнее - почти ошибся. Дэки повалились, срезанные автоматной очередью. Птицелов завертел головой, высматривая, кто это нежданно-негаданно пришел к нему на помощь. В это же время живой «щит» затрясся, точно в эпилептическом припадке, задергал руками-ногами в беззвучной агонии. Птицелов выпустил дэка и отпрянул. Делинквент рухнул, выгнулся дугой и раскрыл рот - распахнул так, как ни одному человеку не под силу. Из глотки вырвалась покрытая слизью, опутанная сетями сосудов мокрица. Метнулась к Птицелову, взбежала по ботинку, потом - по брючине комбеза, стремительно перебирая жесткими, точно стальные прутья, лапами.
        Птицелов понесся вниз по склону. Он должен был убраться отсюда как можно скорее. Страх, который был ему подвластен во время путешествия через кризис-зону, вдруг взял верх над разумом. Причем - одним махом. Это было какое-то дремучее всепоглощающее чувство…
        Новый дэк в отвратительном, дырявом и загаженном комбинезоне кинулся ему под ноги. От дэка разило смертью, он был чужим… Таким чужим, что страх удвоился или даже утроился. Птицелов не успел увернуться, перед глазами мелькнуло сияющее тропическим Мировым Светом небо, потом - поросший пожухлой травой склон холма.
        Он распластался, врезавшись подбородком в землю.
        Ему заломили руки, перевернули на спину. На миг в поле зрения появились два лица. Чужие, чужие! Отвратительные! Воняют смертью!..
        Взлетело и упало мачете. Ударило его поперек груди.
        Ужас и паника достигли апогея. Но бояться и паниковать дальше не имело смысла: каждую мышцу скрутило судорогой, кости затрещали, стиснутые челюсти разомкнула зевота агонии.
        Птицелов со всхлипом втянул в себя воздух. Сел, очумело огляделся. От всепоглощающего страха не осталось и следа. Равно как и ощущения неминуемой гибели. Вся эта муть куда-то подевалась, растворилась в ярком сиянии небес.
        - Видишь, я ведь говорил, что он от меня далеко не убежит… - сказал Роод, обращаясь к Туку Хаану.
        Следопыт крутанул вокруг запястья рукоять мачете.
        - Оно не успело толком присосаться, - ответил Хаан. - А если бы жук запустил ему усики в спинной мозг, как остальным… Как ты там, эксперт? - он упер руки в колени, пытливо заглянул Птицелову в лицо. - Кем себя больше ощущаешь: человеком или жуком?
        Роод тихонько рассмеялся.
        Оба «аспида» сменили камуфляж на дэков-скую одежонку. И обоим она оказалась не по размеру. Но спецназовцам было плевать на такие неудобства. Они прошли через кризис-зону след в след за Птицеловом, чтобы прикрыть его в самый опасный момент. Если бы не «аспиды», то бежал бы он сейчас тенистыми тропами через укрощенные джунгли… на доклад к «администрации». Да-да, обрывки чужих мыслей все еще крутились в его голове. Они были как опадающая листва - уже не живая, но все еще яркая.
        Птицелов принялся отдирать от комбеза перерубленную пополам мокрицу. На ее лапках было что-то вроде коготков, которые цеплялись за ткань, точно якоря. Поэтому пришлось поднатужиться.
        - В общем, план таков… - сказал Птицелов после паузы. - Нужно добыть одного жучка.
        Это не грязевики. Какие-то капризы местной мутировавшей насекомоподобной формы жизни. Иномирянами тут и не пахло. К счастью или увы. Сотрудники Отделов
«Массаракш» и «Массаракш-2» имели право с чистой совестью умыть руки. Но поскольку они столкнулись с масштабным беспрецедентным явлением и здесь были еще замешаны артефакты из кризис-зоны, следовало прихватить образцы этой самой мутировавшей формы жизни. В Департаменте Специальных Исследований она бы вызвала некоторый интерес. А может, и в Академии наук на мокрицу захотели бы посмотреть.
        Роод и Хаан переглянулись.
        - Дохлый жук, надо думать, тебе не нужен, - брякнул Роод.
        - Ага, - кивнул Птицелов. - Мы должны прихватить живого и лучше - вместе с человеком.
        - Оно может вылезти из человека в любой момент, когда вздумается! - возразил следопыт. - И мы ничего не успеем сделать.
        - У нас есть ампулы со снотворным, - продолжил Роод. - Только подействует ли снотворное на жуков? Они ведь, массаракш, жуки!
        - Да, тут надо действовать наверняка, - согласился Птицелов, про себя отмечая, что бойцы Фешта умеют не только стрелять без промаху, но и мыслить в верном ключе. А потом прищелкнул пальцами и добавил: - Дэки таскают жуков в термосах, я сам видел.
        - Зачем? - удивился Роод.
        - Не знаю, я не ученый. - Птицелов пожал плечами. - Наверное, без носителя им не так уж хорошо живется.
        - Да. - Тук Хаан поморщился. - В чьих-то потрохах теплее.
        Роод сплюнул.
        - Добудем такой термос, - договорил Птицелов. - В нем и доставим в целости и сохранности, как сосиску в упаковке…
        - Вертушка! - перебил Птицелова следопыт.
        Звуки стрельбы стали привычным фоном, поэтому нарастающий гул они услышали, лишь когда машина достигла границы кризис-зоны.
        Очевидно, это был очередной разведчик, отправленный командованием округа, чтобы посмотреть вблизи на «антенны». А может, и эвакуатор, посланный за двумя
«аспидами» и экспертом из Отдела «М» по требованию командира группы специального назначения - всякое могло быть.
        В небеса рванулась огненная стрела. Ракету выпустили из джунглей, из-под сплошного покрова колышущейся волнами зелени. Вертолет лег на вираж. Ракета выписала в воздухе крендель и вздулась огненным шаром над верхушками деревьев. Но в ту же секунду взмыла вторая стрела. Вертолет снова вильнул; ракета взорвалась у него под брюхом. Куски обшивки, вращаясь, посыпались на джунгли - со склона холма каждый эпизод короткого противостояния был виден как на ладони, - из пробоин хлынул густой, будто кровь, черный дым.
        - Сейчас грохнется… - заключил Роод.
        Но вертолет пролетел еще километра полтора, двигаясь в их сторону. Потом вошел в режим авторотации, потерял высоту и встрял носом в лиман, отделенный узкой полосой зелени от пляжа. Прежде чем место падения машины скрыла завеса из грязных брызг и клубов пара, Птицелов увидел, как разлетаются в разные стороны вывороченные лопасти и переламывается хвост.
        Над лиманом заметались крысланы, и даже грозный мезокрыл поспешил убраться в более безопасное место.
        - Вперед! - приказал «аспидам» Птицелов.
        И они побежали.
        Джунгли притихли. Обожженные огнеметами, посеченные пулями и осколками, страшные радиоактивные чащобы «Южного парка» были поставлены на колени… гигантскими мокрицами?
        Профессор Поррумоварруи сказал бы, наверное, так: «Мы имеем дело с конкурентной борьбой порожденных радиацией окказиональных видов за одну и ту же экологическую нишу - южные джунгли».
        Но причем здесь тогда артефакты и непонятные технические сооружения кризис-зоны? Или мокрицы интересуются наукой? А что, это было бы даже забавно…
        Редкие многорукие обезьяны, которым удалось вырваться из окружения мокриц в человеческом обличии, проносились, улюлюкая, в кронах. Напасть на «аспидов» и Птицелова мутанты не смели. Многие обезьяны были ранены, и сил у них хватало лишь на то, чтобы грозить кулаком и скалить зубы, зависнув на высоких ветвях.
        Добравшись до места падения вертолета, Птицелов обнаружил, что мокрицы тоже не теряют время даром. С противоположного берега в воду заходили четверо дэков и два тяжеловооруженных десантника. Пилоты пытались выбраться на покореженный фюзеляж, но после катастрофы едва двигали руками и ногами, поэтому их попытки выглядели жалко. В руках одного из бредущих по пояс в воде дэков появился термос - значит, пилотов собрались принять в стаю.
        - Огонь! - гаркнул Птицелов, прижимая приклад карабина к плечу.
        Раньше ему не приходилось стрелять в людей. В разную мутировавшую дрянь - да, а в людей - нет. Но в тот момент Птицелова не посетило ни малейшее сомнение. Он даже удивился своему спокойствию и собранности. Как будто целишься не в людей, а в… мокриц!
        Загрохотали автоматы «аспидов». Залязгал, точно зубами, потрепанный карабин в руках Птицелова. Вода в лимане окрасилась в бурый цвет.
        - Роод, обходи справа! - крикнул Хаан, выпрыгивая из зарослей.
        Следопыт со всего маху бросился в воду, пошел, не прекращая стрелять короткими очередями, к вертолету. Птицелов кинулся за ним.
        Мятежники Туску в первые несколько секунд смешались, и Птицелов подумал было, что это сражение закончится, не успев начаться. Но почти в тот же миг один из десантников выстрелил из гранатомета. Между следопытом и Птицеловом вздыбился столп воды, облако брызг окатило каждого теплым душем. Птицелов упал на спину, вода хлынула в рот, нос и уши. Что случилось с Хааном, он видеть не мог. Но пули хлестали по воде слева и справа.
        Птицелов нащупал в поднявшейся мути карабин, отплыл на несколько метров в сторону. Поднялся рывком и принялся стрелять в сторону дэков. Надежная, неубиваемая железка - карабин имперского производства - заперхала свинцом, пустив в расход остаток из магазина.
        - Не стреляйте! - взмолился пилот и упал, по шею уйдя в воду.
        Его товарищ лежал, привалившись к кабине. Скорее всего, он был мертв. Случайная пуля. Сам Птицелов лишь мимоходом отметил этот факт. На мелкой волне болтался термос, из-за которого все и началось. Птицелов схватил его, встряхнул. Внутри заскребла когтистыми лапками мокрица. Попалась!
        И сейчас же Птицелов увидел Хаана. Следопыт смотрел на него из воды, широко распахнув глаза. Вода рядом с ним была густой и яркой, как молодое вино. И клубились в этом вине какие-то мелкие, точно хлебные крошки, ошметки.
        Птицелов сунул термос за пазуху. Глянул дикими глазами на уцелевшего пилота. Тот стоял среди трупов, держа руки поднятыми. Он не знал, что делать.
        - Пойдем со мной, если хочешь жить! - выкрикнул Птицелов и отвернулся.
        Нужно было выбираться из этой кровавой бани. Он попытался на ходу перезарядить карабин, но пальцы дрожали так, что полный магазин отправился в воду.
        - Эксперт! Тук! - Над кустами показалась голова Роода. - Слышите? Пора линять отсюда, мужики!
        И тут снова грянуло.
        Стреляли со стороны джунглей из автоматов и карабинов. Пули подняли на воде крупную зыбь. Птицелов кинулся в обратную сторону, надеясь спрятаться за вертолетом. Он несколько раз падал, глотал воду, в которой смешались кровь и авиационный керосин. Но всякий раз поднимался и шел дальше, надеясь покинуть сектор обстрела до того, как его нашпигуют свинцом… гигантские мокрицы. Мокрицы в человеческом обличье. Закричал Роод, заглушив на несколько долгих секунд стрельбу. Потом на берегу грянуло подряд несколько взрывов. Взлетели и затмили Мировой Свет комья земли и песок. Издав протяжный «фрррррр», над лиманом пронеслась реактивная граната. Попала в вертолет и взорвалась внутри кабины. Вспыхнуло жаркое темное пламя. Птицелов оглянулся и сквозь разрывы в дыму увидел на берегу «аспидов» Шеску и Загу, дезертировавших на сторону… мокриц.
        Снова фыркнула граната. На сей раз заряд угодил в один из двигателей. Взрыв подбросил вертолет над водой. Перевернувшись, пылающий остов снова рухнул в лиман. Птицелов в этот момент подобрался к противоположному берегу. Волна, поднятая упавшим вертолетом, ударила его в спину, выбросила на песчаную косу, как того чучуни-рыбака из поэмы Отула Сладкоголосого…
        Птицелов проверил, на месте ли заветный термос.
        Термос был за пазухой. И внутри истово скреблась очень коварная и очень неприятная тварь.
        Поднялся, стараясь не обращать внимания на свист пуль, что время от времени проносились ближе некуда. Побежал, шатаясь от усталости, увязая в мокром песке и хлюпая водой в ботинках.
        Прошел напролом полосу колючих кустарников и оказался под деревьями. Побежал дальше, не жалея жил и костей. По широкой петле - на север. Прочь из «Южного парка». Туда, где в условленном месте его должен был ждать Туус.
        Птицелов выскочил на залитую светом прогалину. Под длинными, свисающими до земли ветвями плакучих деревьев в сумрачной тени стоял предмет, который Птицелов ожидал увидеть в кризис-зоне меньше всего.
        От неожиданности Птицелов споткнулся и перешел на шаг. Тяжело дыша и прижимая ладонь к левому боку, протиснулся под ветви.
        Штуковина походила на металлический, отполированный до зеркальности гроб. Птицелов в первый миг и подумал, что видит гроб. Вблизи, конечно, выяснилось, что это контейнер с люком на торцевой стороне. К противоположной стороне контейнера крепились обрезки парашютных строп.
        Наверное, военные потеряли. От какого-нибудь вертолета отвалилось, мало ли…
        Птицелов мотнул головой, прошипел: «Массаракш!» - и собрался было припустить дальше, когда вдруг увидел меленькую надпись на верхней стороне.

«Лабораторный модуль».
        И еще дальше странный рисунок - то ли герб, то ли эмблема, и поперек него еще одна надпись: «Тасмания».
        Птицелов никогда бы не спутал эти крючковатые символы с буквами любого из языков Мира. Это были иероглифы грязевиков!
        А ведь он убедил себя, что грязевики не имеют отношения к бунту заключенных спецлагеря 1081. Выходит, дело еще сложнее, чем он мог себе вообразить. В течение долгого дня у него появились данные, много данных, но пока он не мог сопоставить их, найти взаимосвязь. Вот бы запереться в своем кабинете, придвинуть к себе бумагу, ручку, карандаши и поработать нормально!.. Но до кабинета еще нужно добраться. До кабинета - попробуй доберись!
        В джунглях затрещали ветви, взлетели птицы над кустами сухоцвета, среди ветвей которых они только-только успели расположиться. Погоня приближалась.
        Птицелов в последний раз поглядел на зеркальный гроб, стараясь запомнить незнакомые слова иномирян.
        И побежал.
        Семижильный мутант, воспитанный мутантами, муж мутанта и отец мутанта. Он был очень вынослив.
        Глава одиннадцатая
        - Слышь, Шкелетик, - привязался У курок к Эспаде, когда главарь объявил привал, - а чё ты трын-дел в железяку про марафет?
        - Какой еще марафет? - удивился Эспада.
        - Ну эта… - замялся У курок. - Медицинская помощь, то и сё…
        - Когда это я обещал?
        - Да как же! - У курок аж подпрыгнул. - Ну тока что, когда ты с вертухаями островными корешился.
        - Не корешился я, - отозвался Эспада. - В плен меня взяли! Вкурил?
        - Ложки гнешь, - обиделся У курок. - Чего тады в железяку гавкал?
        - Отвянь от человека, У курок! - рявкнул со своего места Облом. - Не то гниду подсажу.
        Бандиты заржали. Даже имперские морпехи, угрюмые, неразговорчивые и будто слегка пришибленные с той минуты, как Эспада снял с них насекомоподобных, заусмехались.
        У курок на всякий случай отполз от Эспады подальше. А тот прислонился спиной к замшелому валуну, положил рядом мешок, в котором возились и скрипели разумные жуки, смежил веки.
        Все шло как нельзя лучше. По крайней мере - пока. План сработал. Воодушевленные неподвижностью морпехов, бандиты ссыпались с гребня и мигом скрутили островитян, даже не помышляющих о сопротивлении.
        Эспада представился своим «освободителям» как Васку Саад, разнорабочий, мотавший срок еще при Отцах за драку в общаге и непреднамеренное убийство. Уголовники, которые составляли ядро мародерской банды, были слегка разочарованы: Шкелетик (с легкой руки Облома кличка прикипела к Эспаде намертво) оказался нефартовым, но даже их задубелые души проняло, когда он принялся бестрепетно срывать с пленных имперцев громадных жуков-мутантов.
        Эспада не стал, разумеется, распространяться об инопланетном происхождении мокриц, с удовольствием подхватив версию Облома о мутантах-симбионтах. Главарь банды не преминул блеснуть интеллектом, а Эспаду-Саада версия вполне устраивала. На ее основе Эспада быстренько состряпал легенду о зловещей белой субмарине, битком набитой такими вот симбионтами, экипаж которой «вербовался» из разных случайных людей, захваченных во время рейда Ц-613 вдоль берегов Земель Крайних.
        Морпехи подтвердили его слова. После длительного контакта с жуками они туго соображали, а легенда Эспады многое объясняла. Да и хотелось больше всего морпехам не истины, а держаться подальше от членистоногих кукловодов, способных заставить здоровенного мужика кривляться клоуном.
        После утряски формальностей состоялось импровизированное совещание главарей, в состав которых нечувствительно вошел и Шкелетик.
        Вопрос на повестке дня был один: что дальше?
        Бандитов не интересовала судьба смешанного экипажа белой субмарины, зато сама она, вернее, имеющиеся на борту припасы интересовали более чем. Теперь шансы захватить лодку сильно возросли. Во-первых, на Ц-613 никто и не подозревал о провале
«экспедиции за телами» - именно так и объяснил Эспада мародерам причину высадки морпехов на берег: жуки-мутанты искали новых носителей. Во-вторых, был шанс привлечь к этой операции плененных морпехов, наверняка жаждущих освободить своих товарищей от коварных тварей. Переговоры с морпехами Эспада взял на себя. Другие главари, то есть Облом и Меченый, согласились с ним, что дальнейшие действия банды будут зависеть от того, какое решение примут пленные.
        Для налаживания контактов с имперцами Эспада разжился у Зуна Панты махоркой. Прижимистый Меченый мялся, уверял, что у него ни крошки, но Облом так на него глянул, что бывший гвардеец мигом вытащил кисет.
        - Газетки-то все одно нету, - проворчал он, протягивая заветный мешочек хитромудрому Шкелетику.
        - У меня есть, - отозвался Эспада. - Благодарю, брат-сиделец. Не горюй, на лодке разживешься офицерскими цигарками.
        - Баланду травишь? - усомнился Меченый.
        - Век Мирового Света не видать! - побожился Эспада.
        Насчет газетки он соврал, не было у него газетки, но надеялся, что, как только он вынет кисет, морпехи быстро отыщут из чего соорудить самокрутки. У хорошего солдата все должно быть.
        Имперцев освободили от пут, но держали на мушке. Эспада вразвалочку подошел к ним, опустился на корточки, достал кисет. Развязал кожаные тесемки, понюхал, закатил от удовольствия глаза, пробормотал:
        - Знатная махра… Жаль, цигарки свернуть не из чего…. - Он обвел вопрошающим взором морских пехотинцев, которые уже поводили носами, спросил: - Газетки ни у кого не найдется, служивые? А то покурили бы, а!
        - Почему не найдется, - откликнулся сержант Доррл. - Найдется…
        Он порылся в карманах комбеза, вытащил сложенный вчетверо лист. Передал по цепочке Эспаде. Тот взял его, развернул, подавил в себе желание сначала прочесть (дорого бы дал свердловский Музей внеземных культур за настоящую газету из Островной Империи), а потом пустить на раскурку. Принялся отрывать полосы бумаги и вдумчиво сворачивать цигарки. Время от времени он вопрошал: кому? Имперцы тянули подрагивающие от нетерпения руки. Последнюю самокрутку он соорудил себе. Ему кинули зажигалку. Щелкнул, добыл синеватый огонек. Нарочито неспешно раскурил. Затянулся глубоко, выдохнул, произнес:
        - Диспозиция следующая, господа морпехи… - Пустил дымное колечко, продолжил: - Эти урки, - он ткнул самокруткой в сторону жадно принюхивающихся мародеров, - вторые сутки без жратвы, почти без курева и патронов, но на нас у них пороху хватит. Вам, я думаю, подыхать не резон. Мне - тоже. Остается один выход: помочь этим крысланам взять лодку! Которая, я вам напоминаю, захвачена нелюдями. - Эспада демонстративно встряхнул мешком, в котором томились «братья по разуму». - Предлагаю следующий план. Высаживаемся на борт, выметаем оттуда мутировавшую нечисть. Делимся с бандюганами припасом и выставляем их вон. Годится?
        Морпехи зароптали, но сержант Доррл, буркнув: «Разговорчики», подытожил:
        - Так точно, господин…
        - Зовите меня Шкелетиком, - многозначительно понизив голос, произнес Эспада.
        Морпехи понимающе закивали. Что они там себе понимали, эти дети Внешнего Круга Империи, догадаться было нетрудно: разведка, контрразведка, особое задание, засекреченный агент. Эспаду это их «понимание» вполне устраивало. Тем более что оно было недалеко от истины. Самое главное, теперь он стал своим и для бандитов, и для морпехов.
        Планы внутри планов. Игра на грани фола.
        Что он станет делать, когда лодка будет захвачена, Эспада представлял смутно. Ладно, сейчас главное вздремнуть немного, набраться сил, а там видно будет.
        Пришлось сделать несколько рейсов между берегом и субмариной, чтобы перевезти Эспаду, морпехов и их «добычу» - связанных для виду мародеров. Эспада изо всех сил изображал перед встречающими «экспедицию за телами» высокопоставленного жука. В ответ на их призывные посвистывания и телодвижения, он откликался одной из трех фраз на языке разумных насекомых, известных ему, означавшей примерно следующее:
«Не тревожьте меня, я погружен в сокровенное».
        Встречающие попытались прицепиться с вопросами к морпехам, но те лишь угрюмо отмалчивались. Эспада понимал, что рано или поздно захватившие Ц-613 негуманоиды заподозрят неладное, но теперь это уже не имело значения. Около сорока вооруженных человек противостояли двум десяткам «куклам», как выразился Облом. Они ждали только команды Шкелетика.
        Эспада не спешил, он должен был увидеть главное: каким образом происходит подсадка инопланетного жука на человека. И дождался. Моряк, дежуривший в ходовой рубке, что-то просвистел в переговорное устройство. Вскоре отворился люк и изнутри субмарины подняли уже тронутый тленом труп цунами-коммандера Гогго Раллата. Даже свежий морской ветер не мог развеять вони, исходившей от мертвеца.
        Подчиненные жуками имперцы положили труп Ралата рядом с надстройкой и встали рядом в позе почетного караула. Эспада смотрел во все глаза. Мертвое тело мелко задрожало, словно отзываясь на вибрацию корпуса субмарины и качку. Но в следующую секунду послышался хруст, швы на одежде покойника разошлись. Из прорех показались инопланетяне. Они шлепались на палубу, деловито очищали себя от ошметков внутренностей цунами-коммандера и устремлялись к бандитам, которые с отвращением и ужасом взирали на приближающихся «мутантов». Даже вертлявый У курок забыл о своих привычках и в странном оцепенении наблюдал за «гнидами». Постукивая насекомьими лапками по металлической решетке настила, те растянулись цепочкой вдоль шеренги мародеров. Замерли как по команде.
        Первому честь стать носителем «брата по разуму» выпала именно У курку. Жук усиками ощупал его сапоги, приподнял верхнюю часть сегментированного туловища, будто хотел посмотреть мародеру в глаза, но вдруг утратил к нему всякий интерес. Отполз в сторонку и громко проскрежетал лапками о заднюю часть брюшка. Наверное, этот скрежет послужил приказом остальным, потому что жуки вдруг разом кинулись к бандитам.
        - Ааааа! - завопил Студент и кинулся бежать, но споткнулся и растянулся на палубе.
        - Массаракш! - рявкнул Облом и припечатал «своего» жука каблуком к настилу.
        Другие мародеры поскидывали фальшивые путы, выхватывая стволы и ножи.

«Ну что ж, господа негуманоиды, - подумал Эспада. - Вы должны были понимать, на что идете. Теперь не обессудьте…»
        - Все, братва! - крикнул он. - Начали!
        И пошла потеха.
        Нервы имперских морпехов, которые так долго были вынуждены хранить невозмутимость, не выдержали. Загрохотали «василиски», снося с палубы других имперцев, кому злая судьба назначила роль «дурилок». Бандиты с наслаждением расправились с «гнидами». Десятки жуков были растоптаны, сброшены в ледяную, забитую шугой воду, даже - расстреляны. Не прошло и минуты, как верхняя палуба белой субмарины оказалась очищена от нелюдей во всех обличиях. Морпехи и мародеры ликовали, даже обнимались, напрочь забыв о национальных и расовых различиях, но Шкелетик, возвысив голос, быстро утихомирил их.
        - Рано радоваться, братва, - сказал он. - Теперь придется драться внизу. Будьте предельно осторожны, друг друга не перебейте. Да и остальных, кто под жуком, по возможности щадите. Люди это, не насекомые.
        В ответ раздалось глухое неразборчивое ворчание.

«Знаю-знаю, - подумал Эспада. - Для вас, что люди, что насекомые все одно - гниды. Жаль, что я сейчас так не могу. Вот тебе и глубокое кондиционирование, массаракш!»
        - Давайте, по одному в люк, - продолжил он вслух. - Командуют сержант Доррл и капрал Панта.
        Оба вояки тут же принялись командовать, и морпехи вперемешку с мародерами полезли в люк.
        Облом тронул Эспаду за рукав.
        - Слышь, Шкелетик, - негромко сказал он. - У курок сбежал.
        - То есть как это сбежал? Куда?
        - В люк он нырнул, - пояснил Облом. - Как только заварушка началась.
        - Массаракш!
        - Что такое? - всполошился главарь береговых мародеров. - Думаешь он того… под гнидой?
        - Не исключено, - буркнул Эспада. - В любом случае, его надо найти.
        - Найдем, - беспечно отозвался Облом. - Куда он денется с подводной лодки?..
        - Только брать его надо обязательно живьем.
        - Не вопрос… - сказал главарь. - Живьем, так живьем… А зачем он тебе?
        - Нужен, - отрезал Эспада.
        - Ох, что-то я тебя не пойму, Шкелетик… - покачал головой Облом. - Говоришь, срок мотал. Разнорабочий, говоришь. А повадки у тебя офицерские. Контрразведка, да?
        - Да ведь и ты непрост, гражданин Облом, - откликнулся Эспада. - Урка-уркой, но с двойным, если не с тройным дном. Верно, говорю?
        Мародерский главарь угрюмо засопел.
        - Проницательный, да?
        - Дело не в проницательности, Калу-Мошенник, - сказал Эспада. - Просто когда-то моим подчиненным был один мутант по имени Птицелов.
        Облом просиял.
        - Вот значит как! - ахнул он. - Выходит, выжил мутоша? Добрался до Столицы!
        - Выжил, - отозвался Эспада. - И добрался. Он теперь большой человек в одном, скажем так, учреждении. А вот каким образом выжил ты, Облом? У меня есть сведения, что тебя смертельно ранил Мезокрыл, после чего ты скончался в лагерной больничке.
        Главарь гоготнул в кулак.
        - Когда нападает мезокрыл, - пояснил он, - от человека мало что остается… Родная мать не узнает сыночка, не то что лагерные вертухаи… Грех было не воспользоваться столь счастливым случаем…
        - Понятно, - сказал Эспада. - Ты сбежал из лагеря. А мутоша горевал.
        - Да-а, - протянул Облом. - Хороший он парень, хоть и с прибабахом.
        Эспада усмехнулся.
        - Парень? Поднимай выше, Облом. Его высочество герцог Вагга Хаззалгский, вот он кто!
        - Кто? - поразился главарь. - Мутоша? Герцог? Ну и ну… А я с ним одну баланду хлебал. На раскорчевке вместе корячились. Вот уж судьба…
        - Ладно, - отрезал Эспада. - О превратностях судьбы мы после поговорим. А сейчас я хочу кое-что предложить тебе, Облом. Ты не ошибся - я действительно офицер. И у меня ответственное задание. Поможешь мне его выполнить, я помогу тебе вернуться в Столицу. Персональный лимузин и особняк на Зеленом проспекте не обещаю, но полную реабилитацию, жилье и непыльную работу - получишь. Согласен?
        - Служу Отечеству, - буркнул Облом.
        Все отсеки Ц-613 заливал яркий дневной свет. Экипаж, порабощенный разумными насекомыми, проиграл схватку. Лишенные наездников, моряки бессмысленно таращили глаза, словно внезапно пробужденные и не понимающие, где они и кто они. Победители хозяйничали в отсеках. Береговые бандиты, верные своей мародерской натуре, хватали все, что плохо лежит. Эспаде было ясно, что вот-вот вспыхнет конфликт и на борту начнется бойня. Он сказал Облому:
        - Подбери из своих ребят несколько самых крепких, только постарайся обойтись без уголовной шушеры. Возьмите припасы, чтобы хватило для дальнего перехода, и дуйте на берег. Только пусть кто-нибудь вернется на лодке и ждет меня у кормовых рулей. Понятно?
        - Понятно, - буркнул Облом. - А как же остальная братва?
        - Остальным скоро станет не до нас.
        - Ты забыл, что хотел поймать У курка, - напомнил главарь.
        - Не забыл, - отозвался Эспада. - Я догадываюсь, где он… Действуй господин Калу.
        Агент кивнул Облому и соскользнул по крутым ступенькам на нижнюю палубу, где находилась «горячая» зона. Здесь было тихо. Даже мародеры, не получившие и начального образования, знали, что означает черный трилистник в желтом круге. Да и тревожно мигающие красные лампы не располагали к прогулкам в реакторных отсеках. Уровень радиации поднимался к критическому значению. Кожа Эспады нестерпимо зудела, но жить пока было можно.
        Он распахнул дверь, над которой пылал транспарант, предупреждающий, что дальше можно проходить только в специальных костюмах. Сами спецкостюмы - неуклюжие освинцованные скафандры с круглыми прозрачными шлемами - висели в «предбаннике». Двух не хватало.
        Эспада не стал тратить времени на надевание спецкостюма - каждая секунда была дорога. Он прошел в следующий отсек. И сразу же увидел их. Они сидели на железном полу, спиной к освинцованной переборке, за которой все быстрее разогревался неуправляемый реактор. Когда вошел Эспада, девочка-чучуни и уголовник по кличке У курок дружно уставились на него остекленевшими глазами.
        Эспада просвистел приветствие, сопроводив оное соответствующими телодвижениями, исчерпав тем самым весь наличный запас насекомьего языка. Ответа он не получил.
        - Не хотите со мной беседовать, из-су? - сказал он по-русски. - Ладно. Тогда буду говорить я. Уверен, вам понятен язык, на котором я сейчас говорю. Ведь контакт с моей расой вы поддерживали десятки лет и основные языки Земли вам известны. К тому же я был носителем одного из вас. Я даже чуть было не раздавил его. По этому поводу примите мои глубочайшие извинения. А теперь к делу…
        У курок и девочка молчали, но не сводили с него глаз.
        - Массаракш! - выругался Эспада. - Какой же я осел…
        Он не сообразил, что примитивные спецкостюмы не пропускают звуков.
        Эспада огляделся и обнаружил грифельную доску, при помощи которой общались техники, когда были вынуждены посещать «горячую» зону.
        Он схватил мел и написал по-русски: «Я Диего Эспада, Комиссия по Контактам, Земля. Прошу назвать себя!», протянул доску и мел «немым» собеседникам.
        Немного помедлив, доску взял У курок. Кроша мел, коряво нацарапал: «Та-Су, координатор Миссии. Це-Су, инженер».
        - Очень приятно, - пробормотал Эспада. - Интересно, кого из двоих мне выпала честь таскать на себе?
        Он принял «переговорное устройство» из рук уголовника и написал: «В чем заключается Миссия?»
        У курок прочитал, но доску не взял, лишь помотал головой.
        - Секретность блюдете? - риторически спросил Эспада.
        Стер рукавом написанное, застучал мелом. Как ни старался Эспада быть кратким, текст едва уместился на доске: «Скоро взорвется реактор. Миссия провалена. Враждебные действия против землян повредят вашему народу».
        На этот раз доску взяла девочка. Писать она умела еще хуже уголовника, и Эспада с трудом разобрал ее каракули: «Цель Миссии - кладка. Координаты: 55°45 20.99 с.ш.
37°37 03.62 в.д.».
        - Вот спасибо, - пробормотал Эспада.
        На доске он написал: «Благодарю, из-су! Предлагаю помощь».
        У курок опять помотал головой, а девочка накарябала: «Миссия провалена. Спасать плоть - позорно. Спасать честь - почетно».
        - Ну и спасали бы свою тараканью честь! - в сердцах проговорил Эспада. - За что людей-то?..
        Он хотел было схватить девчонку и уголовника за руки и тащить прочь из реакторного отсека, как вдруг за переборкой загудело, субмарину затрясло, будто припадочную, заискрили контрольные щиты, а сквозь уплотнители герметичной двери, что вела в
«горячую» зону, начали пробиваться струи радиоактивного пара.
        Эспада закрыл глаза и, стараясь не дышать, попятился. Он знал, что потом ему будет нестерпимо стыдно. Ведь он сейчас не Васку Саад, гражданин Отечества, воспитанник столичных трущоб, сейчас он - Диего Эспада, человек, землянин, эмиссар СГБ…
        Вот именно, сейчас ты не человек, а эмиссар. И должен, массаракш, выяснить, что это за кладка такая? И почему ради нее негуманоиды затеяли дурацкую «миссию», пренебрегая этикой Контакта?
        Он выбрался из реакторной. Захлопнул за собой массивную дверь. Плотно завернул штурвал. И только тогда позволил себе вздохнуть.
        Белую субмарину трясло все сильнее. По-бабьи голосила сирена. Пылали аварийные лампы. Эспада взлетел на среднюю палубу. Здесь царила адская суматоха. Дикий ор перекрывал порой вопли сирены. Тесные вместилища Ц-613 были забиты ничего не понимающим экипажем вперемешку с мародерами. Эспада выхватил из-за пазухи
«кобольд», рявкнул:
        - А ну расступись!
        Никто и не подумал. А скорее всего - не услышали.
        Эспада повертел головой. Заметил провод, идущий к надрывающемуся динамику, рванул. Динамик заткнулся, и хотя сирена продолжала вопить в других отсеках, здесь, в узком коридорчике, стало заметно тише. Удивленный сброд тоже перестал орать. На Эспаду уставились десятки глаз.
        - Да это наш Шкелетик! - возвестил кто-то.
        - Тихо! - гаркнул Эспада. - Слушайте мою команду! Всем срочно покинуть лодку. Двигаться организованно, иначе подохнете. Кто не знает, куда идти, следуйте за мной!
        Он двинулся вперед и перед ним расступились. Хотя, казалось, расступаться было некуда.
        - Господин Саад, - кто-то горячо задышал ему в ухо. - Господин Саад…
        Эспада покосился вправо.

«Массаракш, - подумал он. - А я о них и думать забыл…»
        - Вуул, Маар, держитесь рядом, - процедил он. - Не отставать!
        Работая локтями, колотя не слишком понятливых рукояткой «кобольда», Эспада продрался к люку, фосфоресцирующий кружок которого казался отсюда таким далеким. Контр-адмирал и мичман лезли за агентом Садом, не отставая, прихватывая его за каблуки и штанины. А следом плотным, воняющим потом и кровью червем пробивались все остальные.
        На верхней палубе гулял морской ветер. Он трепал матросские робы и комбинезоны столпившихся на решетчатом настиле имперцев. Трещали под каблуками хитиновые панцири мертвых «братьев по разуму». Трюмные люки были отворены. Морпехи под командованием сержанта Доррла вытаскивали лебедкой вельбот.
        Эспада знаком велел Вуулу и Маару не отставать от него ни на шаг и начал пробиваться к корме. Надежда, что присланная Обломом резиновая шлюпка все еще дожидается у кормовых рулей, таяла с каждой секундой.
        В ледяной забортной каше действительно что-то плавало. Эспада ухватился за леер ограждения, наклонился над водой, всмотрелся.
        Шлюпка была на месте. Полузатопленная, она удерживалась наплаву двумя уцелевшими камерами. Рядом со шлюпкой покачивался труп неизвестного. Но Эспада уставился не на него.
        - Массаракш! - потрясенно прошептал М-агент, разобрав на гладком покатом боку плавающего рядом с трупом ящика изображение семигранной гайки, эмблему Следопытов, и четкую надпись на русском языке: «ТАСМАНИЯ».
        Глава двенадцатая
        Птицелов курил, выпуская дым в открытую форточку. За окном клубился туман, насыщенный миазмами большого нечистоплотного города. Мировой Свет едва-едва теплился над силуэтами панельных домов, порывы ветра хлестали, точно ладонями по стеклу, и сеяли серую морось. Гудели в отдалении заводские сирены, перекликались на кольцевой клаксонами автомобили. Рабочий день жителей Столицы подходил к концу. Птицелов же знал, что ему не удастся вернуться домой до тех пор, пока кризис, вызванный вторжением иномирян, не будет преодолен. А в Отделе «М» классифицировали события в «Южном парке» именно как вторжение, даже осторожный Поррумоварруи не стал возражать и подписал все бумаги: в Департамент Специальных Исследований, в Департамент Обороны, в Департамент Госбезопасности, в Комитет Спасения Свободного Отечества…
        Над джунглями в эти минуты сиял горячий, точно раскаленный добела металл, свет. Птицелов невольно прищурился, вспоминая. Он провел на юге сутки, чуть больше… А впечатлений столько, словно еще один год довелось отмотать на раскорчевке.
        Вертолеты «Гнев» патрулируют границы кризис-зоны. К береговой линии «Южного парка» приблизился крейсер-вертолетоносец «Герой революции Мак Сим», способный накрыть весь сектор ракетным ударом. Командование округом получило задание не выпускать из кризис-зоны ничего живого, что по размерам было бы сопоставимо с человеком. Если ситуация продолжит обостряться, то… что ж, на борту «Героя революции» имеются и ракеты с ядерными боеголовками - пусть незваным гостям будет хуже!
        Может быть, так и стоило поступить? Выжечь «Южный парк» и уже потом, без спешки и нервов, изучать иномирян по их обугленным тушкам. Строить предположения о том, с какой целью они вторглись в Мир, и реконструировать историю их собственного М-мира, как это делается в отношении грязевиков. Но никто не мог однозначно предсказать, чем ответит коварная кризис-зона на ядерный удар. Говорят, что и в войну «Южный парк» старались не задевать, дабы не будить лихо.
        Впрочем, один живой иномирянин оказался в распоряжении Отдела «М». Впервые в истории! Птицелову даже из Комитета звонили, чтобы поздравить. Он, правда, так и не понял, кто именно…
        В другом конце широченного, словно железнодорожный тоннель, коридора скрипнула дверь. Послышалась чеканная поступь.
        Оллу Фешт подошел к Птицелову. Вынул из портсигара длинную и тонкую цигарку, закурил.
        - Сейчас не лучшее время для перекуров… - проворчал он. - Говори, зачем позвал, и вернемся в лабораторию.
        В лабораторию…
        Лежит на прозекторском столе брюхом вверх плененная мокрица. Лапок у нее шесть, как у насекомого, а не как у ракообразного, и каждая отдельным ремешком к столу притянута. Головогрудь снизу покрыта мягкими хитиновыми пластинами, имеется рыжеватая щетина на стыках пластин и в углублениях, образующих что-то вроде рельефа. Брюшко полупрозрачно, отчетливо видны крупные сосуды. Брюшко то сжимается, то разжимается, точно извлеченное из груди, но еще живое сердце.
        Мокрица приподнимает над столом голову - насколько может это сделать. Шевелит длиннющими усами, смотрит бессмысленно черными, похожими на обработанные агаты глазами. Иногда на ее беспокойных жвалах выступает пенящийся секрет. Что это за ерунда - пока доподлинно не известно. Химики говорят, что этим выделениям свойственна слабая кислотная реакция и что в них содержатся некоторые знакомые им пищеварительные ферменты.
        Птицелову не хотелось возвращаться в лабораторию. Он устал, он пропитался до тошноты запахами препаратов и клоповой вонью, которую источала проклятая мокрица.
        - Как моя семья, господин Фешт?
        Этот вопрос беспокоил Птицелова куда сильнее, чем вторжение из Массаракша. В конце концов, свою задачу он выполнил и даже перевыполнил, он - не Оллу Фешт, не человек из нержавеющей стали.
        - Твоя семья? Лучше некуда! Спасибо, что спросил! - Фешт выпустил дым через нос, как обычно делал, когда был чем-то раздражен.
        Птицелов выронил цигарку, быстро подхватил ее с пола, пока на линолеуме не появилась свежая дырка, отправил окурок в форточку. После чего спросил:
        - Как это понимать?
        Оллу Фешт поморщился:
        - Ты ради этого оторвал меня от дел?
        - Да, - кивнул Птицелов.
        Фешт отхватил зубами фильтр своей тонкой цигарки.
        - Массаракш, не могу накуриться… - Он сделал глубокую затяжку, выпустил в Птицелова облако дыма. - Твоя роскошная женщина устроила в доме пожар. Уж не знаю, что она там делала - дичь на костре жарила, как это у вас в поселке было принято, или чем-то другим занималась… Весь этаж пришлось отселить.
        У Птицелова сжалось сердце. Он так и думал! Нельзя было оставлять Лию и малыша Киту наедине со Столицей! Злые люди! Ничего не понимают и не хотят понять!
        - У нас проводка была худая, господин Фешт! - принялся оправдываться Птицелов. - Когда включаешь сразу кипятильник и утюг, искрит возле счетчика…
        - Да! - Фешт отмахнулся. - Примерно то же самое написал и я в муниципалитет, чтобы объяснить безобразие, которое учудила твоя жена.
        - Что же теперь делать, господин Фешт? - Птицелов присел на подоконник, обхватил голову руками.
        - Да ничего, - бросил шеф «Массаракш-2». - Спешить тебе все равно некуда, занимайся работой. Если ты еще не понял, нас хотят поработить гигантские мокрицы. И пока у них все получается!
        - Так где же сейчас Лия и Киту? - Птицелов спрыгнул с подоконника, кинулся к своему бывшему шефу. - Господин Фешт, почему вы не говорите? С ними все в порядке?
        - Экий ты, высочество, волнительный… - пожурил Птицелова Фешт. - Да все в порядке с твоими выродками домашними. Мой помощник отвез их за город на профсоюзную дачу. Знаешь, наверное, где это.
        Птицелов помотал головой.
        - Ну, за городской АЭС, - принялся пояснять Фешт. - Недалеко от разрушенной Маком Симом Башни. Там мемориал теперь строят. На карте посмотри, если достопримечательностей загородных до сих пор не знаешь!
        - На дачу? - удивился Птицелов. - Лия ведь не состоит в профсоюзе! Так ведь нельзя, наверное…
        - Конечно!
        Фешт огляделся. Никого, кроме них, в коридоре не было. Он положил руку на плечо Птицелову и заговорил вполголоса:
        - Пришлось ради тебя нарушить пару законов. Нельзя было оставлять твое семейство в городе. Ты ради нашего дела себя не жалеешь, а я вот стараюсь для тебя. Не хотел говорить, но Лию соседи собирались повесить на фонаре, что напротив вашего парадного. Вот так, коллега!
        - Лию? На фонаре?!
        Птицелов почувствовал, что у него немеет лицо: от запоздалого страха за свою семью, которой он чуть было не лишился, от обиды и гнева. Он в джунглях жизнью рисковал, чтобы уберечь граждан Отечества от угрозы из Массаракша, а в это время те самые граждане… Те самые сволочи…
        - Спасибо вам! Спасибо, господин Фешт! - только и смог пробормотать Птицелов.
        - Ничего-ничего, коллега, не стоит благодарности. - Фешт отмахнулся. - Отдохнут твои, подлечатся. Там природа, грибы вот такущие. - шеф Отдела «Массаракш-2» развел руками, показывая диаметр шляпок. - Употреблять их в пищу, само собой, нельзя, но собирать - одно удовольствие! Когда все закончится, сам приедешь за семейством.
        Птицелов закивал.
        - Хорошо. Я все понимаю. Все правильно, господин Фешт. Спасибо вам еще раз. Я только позвоню им, сообщу, что жив-здоров… Можно ведь, да?
        - Конечно, можно. Только телефона на даче нет. Номер забрали в связи с государственной необходимостью.
        - А-а-а… - протянул Птицелов разочарованно.
        Фешт усмехнулся.
        - Не беспокойся! А то, смотрю, глазами задергал. Вернемся в лабораторию. Быстрее разговорим эту заразу, быстрее вернемся к семьям. - Оно не имеет голосовых связок, - сообщил ведущий специалист по М-биологии Мику Воокс. - Некоторые звуки оно способно издавать, набирая воздух в желудок и резонируя брюшком.
        Профессор Поррумоварруи сидел на табурете: массивный, темнокожий, в темном костюме-тройке. Огромное черное пятно на фоне обшитых белоснежным пластиком стен лаборатории. Профессор нервничал - качал ногой без остановки. Блик от бестеневой лампы над прозекторским столом метался по лакированному штиблету.
        Мику Воокс стоял перед ним, точно школьник. Да, немолодой лысоватый школьник. Биолог был облачен в прорезиненный халат светло-зеленого цвета, на шее болтался респиратор.
        Оллу Фешт околачивался возле столика с хирургическим инвентарем. Время от времени он брался нестерильными руками то за один инструмент, то за другой. Поднимал к глазам, рассматривал, любовался, как играет свет на лезвиях скальпелей и изгибах зажимов.
        - Скажи сразу, Мику, сможет ли оно отвечать на наши вопросы? - поинтересовался Фешт, поигрывая реберным распатором. - Хотя бы своим желудком. Меня не смутит место, откуда будет исходить звук.
        Птицелов, который стоял в дверях, привалившись спиной к косяку, увидел, как Мику Воокс поморщился и сглотнул.
        - Оно не сможет разговаривать желудком, господин Фешт, - ответил биолог.
        - Жалко. - Фешт примерил к своей руке костные кусачки. Проговорил с нарочитой неспешностью: - Я так надеюсь, что эта тварь - не бездумное биологическое оружие грязевиков, сброшенное нам на головы. Я надеюсь, что в этом существе теплится искра разума и что этот разум боится боли… и смерти!
        - Профессор! - Мику Воокс указал на распятое насекомое. - А вот я боюсь, что оно не проживет долго в таком состоянии! - Биолог посмотрел на Птицелова, на Фешта и снова повернулся к Поррумоварруи. - Я предлагаю провести вивисекцию прямо сейчас, пока его органы живы и функционируют. Так мы сможем собрать больше сведений, чем при работе с мертвым существом.
        Мокрица сложила и развернула усы, громко скрипнув.
        - Отставить, Мику. - Фешт поправил инструменты, так чтобы они лежали ровненькими рядами. - Это плохая идея. Нет в ней творческого начала. Так мы ничего, кроме длины кишечника нашего гостя, не узнаем.
        - А что вы предлагаете? - осторожно спросил биолог.
        - Подарим нашему гостю легкие и голосовые связки. - Фешт положил пятерню на грудь. - На время, само собой.
        - Ваши легкие? - выпучил глаза Воокс.
        - Нет, конечно. - Фешт поджал губы. - Найдутся в наших учреждениях добровольцы рангом пониже.
        Птицелов не сразу понял, куда клонит его бывший начальник. А потом его проняло. Он вспомнил, как тогда, в кризис-зоне, неожиданно пробудился в нем дремучий страх, вытесняя личность, как что-то заставило его побежать очертя голову, - и кто знает, где он был бы сейчас, если бы Роод не кинулся ему под ноги и не скрутил, как мальчишку. Это походило на внезапную белую горячку, кошмарный сон наяву, когда ты сам не свой, когда тебя переполняют сильные эмоции, а действиями управляют некие
«демоны». Врагу не пожелаешь испытать такое - о каких же добровольцах говорит Фешт?..
        Мику Воокс снял с шеи респиратор, помял его пальцами.
        - Решение должен принять господин профессор, - пробурчал он, опустив глаза.
        - Держи карман шире! - бесцеремонно заявил Фешт, повышая голос. - В поимке и доставке этого существа принимали непосредственное участие мои люди! Операция проводилась двумя ведомствами, и поэтому мое слово значит в этих стенах не меньше, чем слово профессора.
        Поррумоварруи поглядел из-под бровей на биолога, потом на Фешта. Поправил лацканы пиджака и ничего не сказал.

«Сдал профессор. - Птицелов видел это теперь как никогда четко. - Опустил руки. А ведь война только началась!»
        - Что же вы, господин Поррумоварруи? - с ухмылкой спросил Фешт, который наверняка тоже почувствовал, что титан неоправданно долго не берет инициативу в свои руки. - Согласитесь со мной или станем подбрасывать монетку? - В раскрытой ладони шефа Отдела «Массаракш-2» блеснул полтинник свежей чеканки.
        - Птицелов… - Профессор вынул платок и утер губы. - Птицелов, не найдется ли доброволец в твоем секторе?
        - Большинство моих людей откомандировано в южные джунгли, остальные находятся в Столице, - ответил Птицелов. - Каждый выполняет свое задание, господин профессор.
        - Да-а, - протянул Поррумоварруи. - Вы видите, Фешт? Не станем же мы вешать эту заразу на первого попавшегося лаборанта? - Младший ротмистр Озул Душту!
        Молодой офицер щелкнул бы каблуками, да только был он бос и раздет до трусов.
        Оллу Фешт и Мику Воокс принялись придирчиво разглядывать добровольца.
        - Тараканов, случайно, не боишься? - полюбопытствовал Фешт.
        - Никак нет, господин… господин… - Младший ротмистр не знал, какое звание у Фешта, но нутром чуял, что это звание непременно должно быть.
        - Господин Фешт, - подсказал негромко начальник Отдела «Массаракш-2».
        Он повернулся к Вооксу и кивнул. Биолог еще раз заглянул в медицинскую карту офицера, посмотрел молодому человеку в глаза и тоже кивнул.
        Мокрица заскрежетала жвалами, завозилась, пытаясь в очередной раз освободить лапы из ременных петель. Поняла, что и сейчас ей не справиться, обмякла. Новая обильная порция секрета выделилась из пасти, заструилась по столу, потекла на кафельный пол.
        - Господин Фешт, - ввязался Птицелов, искоса поглядывая на младшего ротмистра. - Нельзя же так, в самом деле! Жалко парня! Кто знает, что с ним станет. Пусть нам лучше преступника из тюрьмы привезут. Осужденного на смерть преступника! Над ним и будем ставить эксперименты.
        - Ага. Преступников нам только здесь не хватало. В секретной лаборатории! - пробрюзжал Фешт. Видя, что Птицелов не может угомониться, объяснил: - Высочество, мы - не органы правосудия. Мы не имеем права осужденного на смерть подвергать еще каким-нибудь наказаниям или пыткам. Ему вынесли приговор, его повесят или расстреляют, на этом - все! А вот он, - Фешт звучно похлопал офицера по плечу, - согласен сотрудничать добровольно, из чувства долга и своего искреннего патриотизма. Я прав, младший ротмистр Душту?
        - Так точно, господин Фешт! - Офицер вздернул подбородок.
        - Молодец, одобряю! - Фешт оскалился; улыбаться он не умел.
        - Служу Отечеству! - выпалил младший ротмистр.
        - Тише вы! - Мику Воокс пододвинул к прозекторскому столу кресло. - Орать будете, когда я привяжу вас к креслу и освобожу существо. А сейчас, прошу садиться сюда!
        Озул Душту подошел к креслу, потрогал ременные петли, свисающие с подлокотников, прикоснулся к холодному металлическому сиденью. Затем бросил взгляд на мокрицу. Птицелову показалось, что сейчас офицер одумается, оденется и уйдет служить себе дальше. Но парень взял себя в руки, уселся в кресло, позволил ассистенту Воокса зафиксировать ему руки и ноги, а дальше - прикрепить к телу уйму датчиков, соединенных с медицинским оборудованием.
        - Камеры работают? Запись ведется? - Фешт замотал головой, высматривая под потолком объективы.
        - Ведется, господин Фешт, - ответили ему из аппаратной по громкой связи.
        - Биометрия? - спросил Воокс.
        - Биометрию получаем, - отозвалась аппаратная.
        - Ну что ж, пошли отсюда, Птицелов, - шеф Отдела «Массаракш-2» кивнул на дверь.
        Птицелова не нужно было просить дважды. Воокс и его ассистент тоже вышли.
        Они собрались у окна высотой от потолка до пола. Профессор Поррумоварруи тоже был здесь - сидел на табурете у стеночки и тер широкую переносицу, золотые очки лежали у него на коленях. Лаборанты возились у пульта, мониторы на стене перед ними показывали лабораторию под всевозможными ракурсами.
        Младший ротмистр сидел лицом к окну. Он невозмутимо озирался, сжимал и разжимал пальцы на ногах. Мокрица на столе не шевелилась, только брюшко вздымалось и опадало, точно существо страдало отдышкой.
        - Профессор… - выжидающе протянул Фешт.
        Поррумоварруи водрузил на нос очки. Поднял руку, блеснув светлой ладошкой.
        - Начинайте!
        Воокс повернулся к людям у пульта.
        - Разблокировать замки!
        Кто-то щелкнул тумблером. Ремни, которыми лапы мокрицы были притянуты к столу, ослабли. Оллу Фешт и Птицелов закурили. Доброволец не оборачивался - очевидно, боялся показаться трусом, - только взгляд его метался безостановочно и торс заблестел от выступившего пота. Но мокрица лишь шевелила усами и хлюпала жвалами.
        Минуты шли, в лаборатории ничего не происходило. Даже младший ротмистр смог расслабиться, насколько это было возможно в его положении.
        - Ну-ка, Мику, пошевели его! - распорядился Фешт.
        Из закрепленных под прозекторским столом баллонов ударили струи сжатого азота. Мокрица скрылась в белесом облаке. Лабораторию огласил скрежет, заметались в клубах газа похожие на сухие ветви лапы.
        - Еще раз! - вновь приказал Фешт.
        Но существо не стало ждать второго раза. Свалилось со стола, на миг свернулось, превратившись в кожистый мяч, затем развернулось - на сей раз оно уже стояло на лапах. Кинулось к дверям. Фешт отшатнулся от стекла, настолько поразила его эта тараканья прыть.
        - Оно прекрасно ориентируется в лаборатории! - прокомментировал начальник Отдела
«Массаракш-2», повернувшись к Поррумоварруи. - Не прячется под шкаф, а ищет выход!
        Тем временем существо ощупало двери усами. Просто так из лаборатории было не выбраться. Дверь - из стали, запиралась герметично. Мокрица поставила на нее передние лапы, задрала голову, уставилась на притолоку, над которой горел огонек с надписью «Заблокировано».
        - Ну давай, соображай скорее!.. - подбадривал ее вполголоса Фешт.
        - Господа! - неожиданно заговорил доброволец. - Господа, я передумал! Заберите меня отсюда!
        Птицелов рванулся к двери. Фешт поймал его за рукав.
        - Стоять… - прошипел он. - Дернись еще раз - пристрелю!
        Существо оставило дверь в покое, обвело взглядом лабораторию. Похожие на агаты глаза отыскали привязанного к креслу человека. Шурша лапами и чешуйками по кафельному полу, мокрица стала приближаться к Озулу Душту.
        - Я прошу вас! - младший ротмистр замотал головой. - Выпустите меня отсюда!
        Мокрица обошла кресло по кругу, как будто пыталась высмотреть подвох. Потом подошла к окну, за которым стояли наблюдатели. Поставила на стекло передние лапы, как и на дверь до того, посмотрела с насекомьей апатией на Оллу Фешта, Птицелова и профессора Поррумоварруи. Потом выгнулась дугой, отведя голову назад, и в тот же миг ударила ей, точно молотком. Стекло дрогнуло, но выдержало: чтобы его расколоть, нужно было стрелять бронебойными патронами.
        Оллу Фешт погрозил мокрице пальцем.
        Существо перебежало к добровольцу. Тот что-то запричитал, но почти сразу замолк. Мокрица вскарабкалась по ноге младшего ротмистра, запустила когти ему в грудь и в живот, расположившись вертикально вдоль линии позвоночника. Озул Душту дышал часто и неглубоко, он продолжал смотреть на наблюдателей, склонив голову вбок; с его губ свесилась нить слюны.
        - Оно уже внедрилось? - спросил Фешт Птицелова.
        - Я откуда знаю? - проворчал тот.
        О том, что он сам побывал в позорном плену у мокрицы, Птицелов не упомянул ни в одном рапорте. Его рабство продолжалось всего несколько минут, но попробуй объясни это Оллу Фешту, который даже в собственной тени видел замаскированного иномирянина. К тому же Роод и Хаан, которые могли бы донести на Птицелова в
«Массаракш-2», погибли. Жаль, конечно, парней, но обстоятельства сложились для Птицелова не самым худшим образом.
        Оллу Фешт поднес к губам микрофон.
        - Младший ротмистр Душту! Ты слышишь меня?
        Доброволец не ответил.
        - Что с жизненными показателями? - спросил Фешт Воокса.
        - Все в пределах допустимого. Похоже, доброволец потерял сознание.
        - Птицелов, а ты что думаешь?
        Что он мог думать? Отпустить надо было бы младшего ротмистра, не то его жертва может стать напрасной.
        - Оно не желает сотрудничать, - высказался Птицелов.
        Фешт поджал губы, кивнул и снова поднял микрофон.
        - Если ты не желаешь сотрудничать, я прикажу убить тебя, а твоих сородичей накрыть атомным ударом. Ты же умная букашка и все понимаешь, да?
        Поррумоварруи вздохнул, снял очки, почесал затылок.
        - Ты меня слышишь? - продолжал настырный Фешт. - Зачем ты прибыл в Мир? Какое твое задание?
        - Быть может, - вмешался Воокс, - когда численность их колонии достигает определенного уровня, просыпается коллективное сознание…
        - Чушь! - перебил биолога Фешт. - У нас в руках - одно существо, так будем же исходить из предположения, что оно разумно! - И снова заговорил в микрофон: - Какова цель твоего прибытия? Как называется ваш мир?
        Птицелов прочистил горло. Его посетила неожиданная мысль.
        - Господин Фешт, спросите то же самое, но на языке грязевиков.
        Фешт притопнул ногой.
        - Массаракш! Молодец, высочество!.. Одобряю… - Потом поднял микрофон и проговорил когда-то заученное: - Как называется ваша планета?
        Губы Озула Душту дрогнули.
        Глава тринадцатая
        Морально устаревший, но все еще пригодный к эксплуатации тяжелый Д-космолет
«Тасмания» служил базовым кораблем для Следопытских групп, которые занимались поиском планет, отмеченных пребыванием Странников. В 2161 году «Тасмания» покинула орбиту Владиславы и отправилась в систему Тагоры. Целью экспедиции был поиск артефактов, которые могли оставить Странники на внешних планетах этой системы, которые до последнего времени практически не изучались. Высадка на Тагору не предусматривалась, ведь почти четверть века между Землей и Великой Тагорой не было официальных контактов - нарушить суверенитет равноправной цивилизации Следопыты не посмели бы.
        Капитан «Тасмании» Антон Антонович Быков, правнук легендарного покорителя Урановой Голконды, сообщил в Управление
        Космофлота о благополучной деритринитации, после чего связь с космолетом прервалась. По истечении контрольного срока в систему Тагоры был направлен спасательный звездолет, но никаких следов пребывания «Тасмании» там обнаружить не удалось.
        Специальная комиссия Мирового Совета пришла к выводу, что капитан «Тасмании» несколько поспешил с сообщением и заслуженный Д-космолет взорвался на последнем этапе деритринитации. Ветераны Д-космоплавания придерживались иного мнения. Герой сарандакской катастрофы Яков Осиновский высказался с присущей ему лапидарностью:
«Я знаю Тошу Быкова сто лет, он никогда не говорит “гоп ”, покуда не перепрыгнет», - однако мнение уважаемого ветерана Космоса комиссией принято во внимание не было.
        Эспада смотрел в раскрытый контейнер, битком набитый следопытским снаряжением, и его одолевали смешанные чувства. С одной стороны - радость. Комбинезоны с электроподогревом, меховые унты, знаменитые следопытские карабины, приборы ночного видения, контейнеры с живым мясом и витамизированным молоком, сотни прочих полезных мелочей позволяли ему, эмиссару СГБ, одеть, накормить, вооружить свое разномастное воинство, что делало экспедицию в указанный координатором Су-Ас квадрат вполне осуществимой. С другой стороны - сожаление. Неведомым образом очутившийся в северном приполярье Саракша контейнер с «Тасмании» был, вероятно, последним свидетельством катастрофы, в которой погибли замечательные ребята и девчата - восторженные искатели космического чуда.
        - Вот так гроб! - восхитился Облом, когда М-агент вынул из контейнера блестящий от смазки карабин. - И много в нем таких игрушек?
        - На всех хватит, - буркнул Эспада.
        Он протер карабин специальной салфеткой, вставил обойму, вскинул длинный ствол и выстрелил. Следопытский «олене-бой» сдержанно рявкнул, и к ногам бывшего главаря свалился подстреленный крыслан. Облом немедля поднял тварь и крикнул подельникам:
        - Жратва, братцы! Разводи костер!
        - Выкинь эту мерзость, - посоветовал Эспада. - Здесь не только стволы имеются, но и консервы.
        Облом отшвырнул от себя крыслана, на которого тут же накинулись его вечно голодные собратья, и шлепнул себя по ляжкам.
        - И консервы! - проговорил он. - Может, и красненькая припасена?
        - Это вряд ли, - не без злорадства откликнулся Эспада. - И вообще, пока не достигнем заданного квадрата, объявляется сухой закон.
        - Напугал, - фыркнул главарь береговых бандитов. - Чего не попоститься, коли выжрать нечего, - рассудил он и добавил с надеждой: - А махры там нет, часом?
        - И махры нет, - отозвался Эспада. - Это контейнер со снаряжением для полярной экспедиции, - пояснил он. - А ученым такие пороки не свойственны.
        Облом пробурчал: знаем, дескать, мы этих ученых - но спорить не стал.
        Эспада опустил карабин прикладом к ноге, оглядел мародеров, уцелевших после взрыва Ц-613, островитян и женщин-чучуни, которые лишились своих носителей и теперь испуганно жались друг к дружке, справедливо не ожидая от толпы грязных оборванных мужиков ничего хорошего. Одноглазый Волк и мичман Маар поняли, что наступает решающий момент, поэтому бочком-бочком протиснулись поближе к агенту Сааду и встали у него за спиной, как бы невзначай положив руки на рукояти кортиков и пистолетов.
        - Слушайте внимательно! - начал Эспада. - Меня зовут Васку Саад. Я офицер контрразведки Свободного Отечества. В Землях
        Крайних выполняю специальную миссию. Я знаю, нас свел вместе случай. В других обстоятельствах мы были бы смертельными врагами, но сейчас выбор у нас невелик. Вернее - у вас невелик. Либо вы присоединяетесь ко мне, а значит, получаете теплую одежду, оружие и продовольствие, либо не присоединяетесь и, следовательно, не получаете ничего. Пытаться отнять снаряжение силой не советую. Во-первых, скорее всего, вы получите только пулю, а во-вторых, без меня вы не сможете применить это снаряжение правильно. Кто со мною, становитесь в строй, кто против меня, уносите ноги, потому что мне не нужны крысланы в арьергарде. Мои люди получат приказ стрелять на поражение в каждого, кто будет маячить в пределах видимости.
        Он повторил то же самое, но в более сжатом виде на наречии Внешнего Круга и еще более коротко - на языке чучуни, благо успел привесить к уху универсальный лингвотранслятор, изготовленный умельцами КОМКОНа. Последние слова «агента Саада» еще звенели в стылом воздухе, когда по правую руку от него начал расти неровный строй «добровольцев».
        Поздняя приполярная весна горазда на сюрпризы. Только что пригревал Мировой Свет, так что приходилось откидывать на спину капюшон и до пупа расстегивать молнию комбинезона, как вдруг с закраин выгнутого горизонта скатывались мохнатые стада туч, поднимался ледяной ветер и начиналась метель.
        Глядя на согбенные фигуры своих попутчиков, Эспада в который раз мысленно поблагодарил экипаж исчезнувшей «Тасмании» за то, что они «потеряли» на Саракше целый контейнер со снаряжением. Конечно же, все эти люди в одинаковых комбинезонах и унтах, со стороны так похожие на ушедших в небытие Следопытов, не были ему особенно нужны, но Эспада взял на себя эту обузу, потому что понимал: стоит им остаться без него, как все эти островитяне, мародеры, чу-чуни, мутанты начнут рвать друг друга в клочья - из-за заплесневелого сухаря, драной портянки, ради утоления похоти. Искусно наложенная психомаска уроженца столичных трущоб слетела с эмиссара СГБ, как шелуха с орехового ядрышка. И Диего Эспада вынужден был стать самим собой: землянином, коммунаром, для которого жизнь и благополучие человеческих существ - высший закон.

«Надо будет потребовать от старины Грегори, чтобы получше прилаживал свои психомаски, - думал Эспада, на ходу стирая с лица творожистую корку из замерзающего снега. - Иначе все эти грядущие прогрессоры - мышцы, маска, челюсть, - которых он обещает выпекать, будто алапайчики, окажутся ни на что негодными, когда вдруг обнаружат свою мягкотелую сущность прямо посреди очередной выгребной ямы…»
        Он понимал, что не очень-то справедлив к своим будущим коллегам, да и к себе - тоже. Не был Диего Эспада мягкотелым, как не был совсем уж беспросветно жестоким Васку Саад. Ведь как-никак именно он, выходец из здешней радиоактивной и загазованной «выгребной ямы», вызвал спасательный бот для срочной эвакуации умирающего от множества болезней и облучения старика Тусэя. И нежится теперь старый чучуни в санаториуме «Соловки» на берегу некогда вечно студеного, а теперь вечно теплого Белого моря. Эспада едва узнал Тусэя, когда посещал его перед вторым своим отлетом на Саракш. Отъелся старик, помолодел. Жениться надумал, старый хрыч, на своем наблюдающем враче Аннуир Иванове Сидоровой, кстати, чукче по национальности. И, что удивительно, без особого напряжения вжился инопланетянин Тусэй в дивный новый мир. Разумеется, основы были заложены еще в процессе лечения: язык, грамота, умение обращаться с киберами, но уже совершенно самостоятельно освоился он с Линией Доставки, научился управлять глайдером да и в БВИ заглядывать тоже приноровился. И, что характерно, бездельничать Тусэй отказался наотрез. Сам нашел
себе работу: поставляет в столовую санаториума свежую форель и стерлядь, вылавливая оных в местных речушках при помощи самодельной первобытной снасти.

«Жаль, что нельзя всех перевезти на Землю, - подумал Эспада. - Вылечить, научить жизни, а не выживанию, умению радоваться бытию, а не страшиться каждого нового дня… Жаль. Народы нельзя лишать собственной истории - это, конечно, верно, это догма прогрессорства, но откуда им, обитателям Саулы, Руматы, Саракша, знать о наших догмах? Мы у себя наслаждаемся безопасностью, свободой, творчеством, познанием, а они в своих неуютных мирках умирают каждый день, не видя хотя бы света в конце тоннеля. Конечно, эвакуировать целую планету невозможно, но отдельного человека - вполне. А порой и необходимо…»
        Сквозь завывания метели донесся злорадный нечеловеческий хохот. Он звучал со всех сторон, гулко отзываясь и дробясь в скальных останцах. Отряд «добровольцев» немедленно прекратил движение. Женщины ответили дикому хохоту визгом, а мужчины, выплевывая «массаракши», ощетинились стволами винтовок.
        Облом протиснулся к Эспаде, проорал на ухо:
        - Полярные упыри, провались они в массаракш! Считай - пропали. Зимой они у меня полбанды сожрали.
        - А ну без паники! - гаркнул Эспада. - Вуул, Маар, Доррл! Занять круговую оборону. Стрелять во всему, что движется. Зажечь фальшфейеры!
        Моряки, даром что принадлежали флотам враждующих держав, окриками, пинками, а то и прикладами сбили человечье стадо в кучу. Вспыхнули в метельной мгле багрово-алые пламена фальшфейеров. Треснули несколько выстрелов. Упыриный хохот мгновенно превратился в жалобный визг и зловещий, не предвещающий ничего хорошего вой.

«Лева Абалкин мне никогда не простит, - подумал Эспада. - Но не умею я договариваться с четвероногим зверьем…»
        Огромная зверюга обрушилась в середину толпы. Крик ужаса и боли огласил окрестности. Эспада выхватил кортик, полоснул по жесткошерстному боку, но клинок соскользнул. Матерый упырь, ростом без малого с теленка, подхватил Студента за шкирку, будто щенка, и канул во мглу. Оборона оказалась прорванной изнутри. Не обращая внимания на предупредительные окрики, женщины и некоторые мародеры бросились врассыпную. Упыри заулюлюкали, защелкали, заголосили. В их голосах Эспаде слышалось злорадство высших существ, устроивших развлечения ради охоты на низших.

«Они же передушат нас, как крыс, - подумал Эспада. - Надо прорываться…»
        - А ну, братва, за мной! - крикнул он.
        Огромная пасть щелкнула сабельными клыками в полуметре от его лица. Эспада пальнул из «кобольда». Упырь рухнул, пятная свежий снег алой кровью. Шарахнули когти по валуну, но очутившийся рядом мичман принял зверюгу - судя по размерам, щенка-подростка - на лезвие кортика. Пропорол брюхо мастеровитым ударом знатока ножевого боя и едва успел отскочить, чтобы раненый упырь не откусил ему руку.
        Морпехи под командованием сержанта Доррла вырвались из упырьего окружения и воссоединились с небольшой группкой, сплотившейся вокруг Эспады. Скорострельные следопытские карабины, чьи пули пробивали даже шкуру марсианской пиявки; убойные имперские «василиски», а скорее всего - человеческая ярость, страшнее которой нет ничего под Мировым Светом, - охладили охотничий пыл киноидов. Унося добычу и своих раненых, они пропали за серой мутью непрекращающейся метели.
        Люди сидели на узкой полоске пляжа, усеянного серой в блестках инея галькой. Справа шуршал прибой. Слева громоздились обглоданные полярными ветрами и зимней стужей скалы. Судя по карте, до цели оставалось с километр, не больше. Но последний переход был самым долгим. И все девять человек, выжившие после схватки с упырями, вымотались до предела. Эспада вынужден был объявить привал, хотя не чувствовал усталости, особенно теперь, когда до загадочной «кладки» было пятнадцать минут ходу.
        - Чего приуныл? - осведомился Облом, облизывая алюминиевую ложку. - Налегай, господин Саад. Чем больше употребим внутрь, тем меньше придется тащить на горбу…
        Перед ним стояло уже два опустошенных вакуум-термоса из-под живого мяса, и он присматривался к третьему. В свинячьих глазках бывшего Неизвестного Отца светилась только одна мысль: пожрать еще или уже хватит?
        - Нет аппетита, - отозвался Эспада.
        - Поэтому ты и Шкелетик, - резюмировал бывший главарь мародеров. - Мы уж, почитай, третьи сутки идем, а ты и двух банок не осилил…
        Эспада вздохнул, откупорил термос, кортиком располосовал нежно-розовую, словно бы дышащую, массу крест-накрест. Пару кусочков он съел сам, остальное вытряхнул в горловину своего рюкзака. В нем немедленно заскреблись и заскрипели пленные мокрицы.
        - Не пойму я тебя, господин Саад, - проговорил Облом. - Какого массаракша ради ты тащишь на себе этих тараканов да еще жрачку на них переводишь? Передавить эту мутированную нечисть и дело с концом.
        - Считай, что они нужны мне как свидетели, - отозвался Эспада.
        Облом загоготал, едва не подавившись витаминизированным молоком, которое прихлебывал из пластиковой бутылочки.
        - Ну уморил, - подытожил он, утираясь. - Ладно, раз чувство юмора при тебе, не пропадешь. А то я смотрю, больно ты переживаешь из-за придурков этих, что сами к упырям в пасти полезли… Кого там жалеть-то? Баб этих желтомазых? Мародеров, по которым расчистка плачет? Мутантов? Или островных выродков, которые мать родную не пощадят, если этот их император затруханный прикажет?
        - Ты бы полегче, Облом, насчет императора, - посоветовал Эспада. - Ребята Доррла услышат, тебе несдобровать.
        - Не пугай, - буркнул бывший главарь. - Пуганые…
        - Командир! - окликнул Эспаду морпех, который стоял на часах.
        Эспада поднялся. Навстречу ему шел, загребая от усталости ногами гальку, мичман Маар.
        - Что там? - нетерпеливо поинтересовался Эспада.
        Маар покачал головой, сплюнул.
        - Бухту осмотрел. Ну и гадость, я тебе доложу… - прокряхтел он. - Кальмаров так много, что из-за них моря не видно, и странные они какие-то, - мичман снова сплюнул. - Вспоминать тошно, массаракш. Пупырчатые, а щупальца раздулись на концах и светятся.
        - Понял тебя, мичман! - бодро отозвался Эспада. - Отдыхай, харчись. - Он оглядел свое битое-перебитое воинство. - Все отдыхайте!
        Он наклонился, поднял рюкзак с «братьями по разуму».
        - А ты куда намылился, господин Саад? - подхватился Облом. - Я с тобой!
        Одноглазый Волк тоже завозился, собираясь подняться.
        - Нет, - твердо сказал Эспада. - Я один пойду. Никто, кроме меня, этого видеть не должен. Государственная тайна!
        - А как же эти… пупырчатые и щупальца светятся? - не отставал Облом.
        - Это всего лишь животные. Электрические кальмары, - пояснил Эспада. - Объект, который я должен осмотреть, может сохранять биологическую активность… Слыхали о бактериологическом оружии? - Лица имперцев и некоторых из бандитов вытянулись. - Вижу, слыхали, - кивнул Эспада. - Посему я должен идти один. Мне сделаны соответствующие прививки.
        Мародеры и члены экипажей потопленных лодок сразу утратили энтузиазм. Опустились на гальку. Кроме Эспады на ногах остался один Облом.
        - Сдается мне, ложки ты гнешь, господин Саад, - вполголоса усомнился он. - Жалко, что нет с нами Птицелова. Мутоша бы тебя в два счета раскусил.

«Как бы не так, - подумал Эспада, подгоняя лямки рюкзака. - Против вранья грязевиков твой мутоша бессилен».
        Он прицепил к поясу кортик, проверил обойму «кобольда». Патронов было маловато, но интуиция подсказывала Эспаде, что ТАМ не в кого будет стрелять. Кивнул своим подопечным, которые смотрели на него как на чокнутого, и захрустел по гальке вдоль пляжа, навстречу разгорающемуся Мировому Свету.
        Бухта оказалась почти идеально круглой и напоминала воронку от гигантской авиабомбы или метеоритный кратер, но, скорее всего, это была древняя вулканическая кальдера.
        Полярные штормы за тысячи лет разрушили стены, отделяющие кальдеру от моря, и она превратилась в уютный живописный заливчик. В таком было бы не грех искупаться. Не хватало только зелени и солнца. Настоящего солнца, а не мутно фосфоресцирующего светового пятна, размазанного по туманной чаше Мира.
        Окружающие бухту скалы были облеплены мерзкого вида пеной. Ее грязно-желтые клочья привлекали морских птиц и крысланов. Они пикировали с небесной мути, хватали пену клювами и мелкозубыми пастями, ссорились и даже дрались из-за нее. И от всей этой толчеи и свары, от криков и шипения, а более всего - от вони, которую источала пена, Эспаду немедленно затошнило. Он спешно заткнул ноздри фильтрами, сцепил зубы и принялся спускаться к бухте, хотя ему очень не хотелось этого делать.
        М-да, здесь не больно-то искупаешься…
        Видимо, был отлив. Часть каменистого дна бухты обнажилась. А свинцово-серые воды посередине кишели морскими чудищами, которых тщетно искал Эспада в прошлом году. Конусообразные тела, веревки щупалец, вдоль которых то и дело вспыхивали голубые неоновые огоньки, - электрические кальмары сновали в каменной кастрюле кальдеры, будто их варили живьем. Мичман Маар не преувеличивал.
        Их действительно было много. Пожалуй, даже слишком много для этой крохотной бухты. Эти существа страдали от перенаселенности. Места в воде им не хватало, и они выбрасывались на негостеприимный берег.
        На берегу места электрическим кальмарам тоже было маловато. Они то лежали неподвижно, тускло поблескивая гноящимися глазами в желтой бахроме вокруг черных зрачков, то вяло шевелились, хватаясь щупальцами за прибрежные валуны, то вдруг начинали биться, словно в истерике, разбрасывая по окрестным скалам ту самую, источающую мерзостную вонь пену - предмет вожделения птиц и крысланов.
        А еще кальмары страдали от вырождения. Самая крупная особь - не больше двух метров в длину. Эспада вспомнил рассказ старика-чучуни. Усмехнулся. Каждое щупальце в баркас толщиной? Куда там. Присоски с тарелку? Не смешите. Лучи, будто корабельные прожекторы? Вранье.

«Не там мы, Экселенц, ищем, - подумал Эспада, отпихивая мыском ботинка щупальце особо нахального существа. - Что-то эти суповые принадлежности несомненно излучают… Не даром же крылатые твари так бесятся, да и мне что-то сильно не по себе, но… Полигон от этого места находится в трехстах морских милях, то есть почти в шестистах километрах.
        Биополе у кальмаров, несомненно, тяжелое, способное нагнать уныние или беспокойство, но куда им до передвижных излучателей… Да, но где собственно загадочная кладка, к которой так рвались мои членистоногие братья по разуму?»
        Он огляделся. Между скал, замыкающих бухту со стороны берега, был узкий проход. Если встать на четвереньки, вполне можно протиснуться. Перешагивая через агонизирующих электрических кальмаров, Эспада направился к нему. Под ногой что-то хрустнуло. Он наклонился: загогулина какая-то… Поднял, всмотрелся. Массивная, но вместе с тем хрупкая «загогулина» оказалась частью некого механизма. Не выпуская
«загогулину» из рук, Эспада шагнул дальше и наткнулся на полый дырчатый цилиндр. У самого прохода валялось нечто, напоминающее безглазую голову. А в замшелой скале, будто легендарный меч в камне, торчала гигантская секира.
        Обломки Темного Лесоруба!
        Эспада выбросил «загогулину», снял рюкзак, опустился на четвереньки и, толкая рюкзак впереди себя, принялся протискиваться через проход. Он отбил колени и ободрал ладони, но минут через пятнадцать очутился по другую сторону затопленной морем кальдеры. Здесь не было орущих до одури птиц и вонючих крысланов, здесь не было бестолково перебирающих щупальцами кальмаров. Перед Эспадой простиралось прямоугольное плато, аккуратно вырезанное в лавовом туфе. Все плато было густо усеяно обломками Темных Лесорубов. Казалось, здесь произошла титаническая битва, в которой не осталось победителей. А прямо в центре приветливо сияло теплым цыплячьим цветом сооружение, от одного вида которого у эмиссара СГБ захватило дух.
        Да, ради этого стоило терпеть лишения, подвергаться многообразным опасностям, якшаться со всяким сбродом и даже таскать на себе инопланетного паразита. И можно понять, почему эти самые паразиты так сюда стремились. Любой, кто способен осознать ценность такой находки, будет стремиться сюда.
        Интересно, что сказал бы его высочество герцог Вагга Хаззалгский по прозвищу Птицелов, страстный противник вмешательства иномирян во внутренние дела Саракша, вот на ЭТО?..
        Эспада бросил рюкзак и неспешно обошел сооружение, держась на расстоянии десятка шагов от янтаринового купола, похожего на половинку колоссального апельсина. На противоположной бухте стороне в куполе обнаружился пролом. Прочнейший в известной части Вселенной материал был пробит изнутри. Или - проплавлен. Эспада отчетливо видел отогнутые лепестками закраины пролома. Как будто кто-то вырвался оттуда, словно цыпленок из яйца. Страшно было представить себе цыпленка, способного пробиться сквозь стенки из янтарина. Цыпленок вырвался, вдребезги расколошматил клювиком Темных Лесорубов и скрылся в неизвестном направлении.
        И где он сейчас?
        Эспада покрутил головой, отгоняя непрошеные видения. Потом вернулся к рюкзаку и сделал то, что должен был сделать сразу же, как только увидел янтариновый купол. Благо «маячок» уцелел среди всех перипетий. Компактный всенаправленный нуль-передатчик со своим термоэмиссионным реактором-преобразователем был хирургическим путем помещен в полость сосцевидного отростка черепа Эспады - любого, кто отправлялся в рискованную одиночную миссию на чужой планете, без поддержки и связи, снабжали с недавних пор таким устройством. Аварийный нуль-передатчик с некоторых пор стали вшивать под кожу пилотам, космотуристам, участникам научных экспедиций, сотрудникам КОМКОНа и смежных организаций. Стоило особым образом надавить на малоприметную бородавку в основании черепа, как
«маячок» начинал посылать мощный однотонный сигнал, который мог перехватить любой земной корабль, находящийся на расстоянии не далее астрономической единицы.
        Эспада нащупал лжебородавку, покрутил ее между пальцами, нажал плотно на несколько секунд. Возник короткий сильный зуд, что подтверждало - нуль-передатчик работает. После этого землянин подобрал пустую скорлупу грудного панциря Темного Лесоруба, уселся на нее, как на табурет, и стал ждать.
        Глава четырнадцатая
        - Тагора…
        Мониторы ментоскопов засветились голубым светом. По безмятежному фону пронеслись снежинки помех. Сигнала пока не было. Голова добровольца оставалась закрытой для сверхчувствительного оборудования лаборатории Отдела «М».
        Оллу Фешт зыркнул на Птицелова, потом на Поррумоварруи.
        - Вы слышали? Вы знаете это слово? Что оно означает?..
        Птицелов и начальник Отдела «М» по очереди пожали плечами. Фешт с презрением поглядел на обоих и снова повернулся к окну.
        - Давай-давай, сынок. Пофффтори!
        Младший ротмистр приподнял голову.
        - Великая Тагора.
        - Да, это язык грязевиков, - прогудел профессор Поррумоварруи. Он встал с табурета, оправил пиджак, подошел к Фешту. - Первое слово - прилагательное в превосходной степени, второе - неизвестная языковая единица. В моих словарях она не учтена.
        - Я рад, профессор, что хотя бы неизвестная языковая единица помогла вам пробудиться ото сна, - съязвил Фешт. - Ваша помощь будет не лишней. Спросите, какова цель их вторжения?
        - Сссащем вы сссдесь? - сразу перешел к делу Поррумоварруи.
        Плевал он на шпильки Фешта.
        Птицелов поразился, как легко профессор выговорил эту абракадабру. Светило - что тут еще можно добавить?.. Самый крупный эксперт Мира по языку грязевиков. Да и не только по языку. Он вспомнил суховатый текст «Меморандума Поррумоварруи». Этой ночью профессор имел все шансы проверить свои теории.
        - Хотим идти, когда все стоят, - проговорил младший ротмистр.
        Фешт уставился на профессора, ожидая, когда тот переведет. Но Поррумоварруи не стал отвлекаться.
        - Вы сссдесь для фффойны?
        - Для войны, - со стоном подтвердил доброволец, - не здесь.
        - Чего он лопочет? - не выдержал Фешт. Как звучит слово «война» на языке грязевиков, он знал отлично. - Они собираются объявить нам войну?
        Птицелов закурил. Он мог перевести отдельные слова, но общий смысл от него ускользал. Он мог лишь предполагать. И предположения эти были, как говаривала покойная матушка, «упаси, боже!». Впрочем, в «Меморандуме Поррумоварруи» не раз подчеркивалось, что через Мир проходит линия фронта в войне обитателей Массаракша.
        И он, Птицелов, даже побывал на передовой. Увидел своими глазами захват плацдарма - «Южного парка», стратегического района на самом краю Материка. Стал свидетелем тому, как порабощенные мокрицами люди оживляют дремавшие до поры механизмы, как используют в своих целях аномалии кризис-зоны. Это походило на то, как заброшенную, но вполне себе обороноспособную крепость приводят в боеготовность новые хозяева…
        - Объясссни!
        Озул Душту задрожал. Птицелов увидел, что из ран, нанесенных когтями мокрицы, по торсу офицера течет тонкими струйками кровь.
        - Освободи меня!
        - Нет! - рявкнул басом Поррумоварруи. - Объясссни! Сссащем вы сссдесъ?
        - Освободи меня!
        - Нет! - в один голос воскликнули профессор и Фешт.
        - Нельссся! - добавил Поррумоварруи. - Ты опасссность!
        Доброволец снова задрожал. Птицелов понял, что младший ротмистр силился порвать ремни, которыми был привязан к креслу.
        - Требует, чтобы его отпустили. На вопросы отвечает уклончиво, - перевел Поррумоварруи.
        Фешт выругался. На экранах ментоскопов тем временем мелькали пресные сцены из солдатской жизни Озула Душту: офицерское общежитие, плац, развод, патрулирование улиц, потом бар, лупарня, потом снова общежитие и какая-то девушка.
        - Ну, ничего! Ничего! - приговаривал Фешт, хрустя суставами пальцев. - Начало, братцы, положено. Эта ночь для него просто так не закончится. Мне торопиться некуда, вам - тоже, а ему, - кивок на Озула Душту, - и подавно!
        - Господа, мы получаем сигнал! - доложил старший ментоскопист. - Похоже, что нервная система существа полностью интегрировалась.
        Какое-то время все, затаив дыхание, глядели на мониторы.
        Это была машина.
        Нет. Это была Машина.
        Машина в легкой дымке. До нее было не близко.
        Огромная, как город. Как Столица. Живая, а точнее - функционирующая: было видно, как за переплетением труб, за гирляндами керамических изоляторов что-то поднимается и опускается, подобно поршням в двигателе внутреннего сгорания, что-то вращается, прогоняя через стальную утробу воздух. В небо целились многочисленные антенны, мачты непонятного назначения. Машина гудела от переполнявшей ее энергии, точно улей планетарных размеров. Ее бока на разной высоте были испещрены тоннелями, в которые вливались серебристые полосы монорельса. По этим полосам скользили сигарообразные вагоны. Похоже, что в одном из вагонов довелось побывать мокрице, нынче облюбовавшей Озула Душту.
        - Что это может быть? - пролепетал Воокс.
        - Понятия не имею, - Поррумоварруи поправил очки. - Завод какой-нибудь?
        - Да, по производству боевых мутантов… - было не понятно, шутит ли Фешт или действительно так думает. - Запись ведется?
        - Ведется, господин Фешт! - доложили ментоскописты.
        Фешт коротко кивнул.
        - Инженерно-техническому сектору будет над чем поломать голову.
        Картинка держалась на экранах полминуты, затем ее сменило тускло светящееся небо Мира, и с этого неба капал дождь, который тоже, казалось, светился. Птицелов потер усталые глаза ладонями. Вот так иногда, в самый неожиданный момент, можно увидеть красоту своего Мира, которую давно уже не замечаешь. А дальше ментоскоп показал вооруженных людей в теплых шинелях, мимо них шла вереница оборванцев - очевидно, беженцев…
        - Што такое Тагора? - продолжил допрос Поррумоварруи.
        - Великая Тагора - это Саракш, - ответил доброволец.
        - Чего? - встрял Фешт.
        - Говорит, что лексическая единица «Тагора» обозначает «Мир».
        - Ага! - потер ладони Фешт. - Оно само подтвердило свое иномировое происхождение. Ментоскоп - ментоскопом, но для протокола лучше, если оно само… Одобряю! Теперь спросите еще раз, какого массаракша они здесь забыли, и будьте тверже! Мы их к себе не звали!
        Поррумоварруи пытался спрашивать и так, и этак, но доброволец стоял на своем:
        - Освободи меня!
        - Господин профессор, быть может, стоит построить разговор иначе? - предложил Птицелов. - Попробуйте договориться с ним. Пообещайте что-нибудь.
        - Договориться с жуком? - Фешт поморщился. - Ох уж мне эта великосветская дипломатия!
        Профессор снял очки, протер стекла носовым платком. Заговорил почти ласково:
        - Мы мошшшем пом-хать дурх дурху. Нет фффойна. Друшшшба.
        Доброволец задумался. Вернее, думала мокрица, шевеля усищами, а Озул Душту в это время снова опустил голову и уронил нить слюны на грудь. Птицелов заметил, что ментоскоп снова стал показывать четкую картинку: тоннель с низким потолком и неровным полом. Этот ход, больше похожий на лаз, проделанный кротом, полого вел вниз. Змеились вдоль стен кабели в металлизированной оплетке, сновали по ним и рядом с ними светлячки - точно живые капли ртути. Ход закончился у края круглой, зацементированной ямы. На ее дне копошились сотни, а может - тысячи, мокриц. Из этой шевелящейся массы торчали гигантские ребра, покрытые остатками гнилой плоти, и толстые, словно бревна, мослы. Шевелящаяся масса рванулась навстречу: тот, чьи воспоминания показывал ментоскоп, падал в яму.
        Картинка исчезла за вихрем помех. В один миг младший ротмистр очнулся, нашел взглядом профессора.
        - Не нужна дружба, - проговорил он. - Ничего не нужно. Кроме вас.
        - Сссащем? - Поррумоварруи едва не уронил очки. - Объясссни! Штоб есть?
        - Чтоб ходить. Чтоб есть. Чтоб подбирать. Чтоб использовать.
        - Как это «подбирать»? Как это «спольсофать»?
        - Подбирать и использовать… нет слова.
        - Штобы телать то, што вы телаете в… - профессор отчаянно подбирал нужные слова. - В ли-су! Да, в ли-су блиссско к морю.
        - Нам нужно то, что есть в лесу близко к морю, - не стал отпираться младший ротмистр. - Оно не принадлежит вам. Оно живое и мертвое. Оно нужно Великой Тагоре.
        Профессор промокнул носовым платком пот, обильно выступивший на покатом лбу.
        - Оно говорит, что прибыло собирать технические и биологические артефакты в кризис-зоне, - сказал Поррумоварруи. - И что они зачем-то нужны в их… э-э-э… Массаракше.
        - Так прямо и сказало? - Фешт недоверчиво усмехнулся.
        Поррумоварруи сделал неопределенный жест.
        - Уже что-то… - Фешт принялся ходить перед окном туда-сюда.
        Его можно было понять, и Птицелов понимал. Настал звездный час Фешта. Он столько лет строил планы, плел паутину, искал и видел во всякой всячине происки иномирян. Теперь же существо, пришедшее из Массаракша, было у него в руках. И этому существу можно было развязать язык…
        Профессора Поррумоварруи тоже можно понять. И его час настал. Наконец лингвистические знания, которые он терпеливо копил долгие годы, пригодились в полной мере.
        Вот только Птицелов был здесь не слишком-то нужен. Его час уже прошел, дело свое он сделал и мог уходить. Но его никто не отпускал.
        - Профессор! Спросите, почему оно говорит на языке грязевиков? Спросите, при чем здесь грязевики? - с трепетом попросил Фешт.
        - Как ссснать рус-ской? Быть в Земс-Лье?
        - Не на Земле, - последовал ответ. - Земляне на Тагоре.
        На мониторах возникла новая картинка: тесный сумрачный коридор, вроде тех, которыми Птицелову приходилось перемещаться по штрафной субмарине, когда они с Васку Саадом охотились в Северном океане на почти мифических электрических кальмаров. Вот только надписи на переборках и на отдельных приборах были сделаны на языке грязевиков. «Иномироход!» - воскликнул про себя Птицелов. Коридор привел в рубку, в ней были два кресла, подковообразный пульт, овальный иллюминатор и еще две сияющие бело-голубой подсветкой приборные панели под подволоком. Тут, конечно, уже ничего не напоминало о старенькой подводной лодке. Взгляд скользнул по пульту, поднялся выше. На иллюминатор, очевидно, выводилась часть информации по работе систем массаракш-корабля или полетные данные - на стекле непрерывно менялись полупрозрачные символы. А за стеклом, далеко или близко - Птицелов пока не понимал, - как будто сияли два маяка. Один - темно-красным светом, второй - золотым. Какова была природа этих «маяков», Птицелов да и все, кто в тот момент смотрел на мониторы, представить не могли. В голову настойчиво лезло что-то про
«ослепительный диск», описанный в древних хрониках горских народов Мира и упомянутый в «меморандуме Поррумоварруи». Только тут было сразу два диска…
        Потом удивительная картинка исчезла, сменившись унылой сценой из семейной жизни молодого офицера: Озул Душту вместе с женой и тещей перебирал гречку.
        Профессор снова вытер испарину, облизнул толстые губы, а затем сообщил негромко:
        - Оно подтверждает. За вторжением стоят грязевики. Это они забросили жуков в Мир.
        В воцарившейся тишине было слышно, как скворчит и потрескивает цигарка Птицелова.
        - Что ж, - Фешт завел руки за спину, выгнул спину. - Вот и свершилось. Война! Спросите, профессор, сколько их? Сколько таких жуков прибыло в Мир?
        Поррумоварруи перевел вопрос.
        - Множество, - без обиняков заявил доброволец.
        На экранах вновь мелькнуло видение ямы, на дне которой кишели мокрицы.
        - Их концепция индивидуума и понятие числа может не совпадать с нашим! - вмешался Воокс.
        - Не учи ученых! - отмахнулся Фешт и сразу же продолжил допрос: - Спросите, в какие еще районы был высажен десант?
        - Везде, - ответил младший ротмистр.
        - Оно врет! - прокомментировал Фешт, после того как профессор перевел. - Мы сразу засекли следы их деятельности. Как только дэки сошли с ума, донесения посыпались со всех сторон.
        - Быть может, врет. Быть может, нет, - возразил профессор. - Две трети страны лежит в руинах. И не обязательно вторжение этих существ происходит в границах
        Свободного Отечества. Кто знает, что творится в Хонти? А в Островной Империи - подавно!
        Фешт наставил на Поррумоварруи пожелтевший от никотина палец.
        - Спросите, какую роль они играют в планах грязевиков!
        - Мы приказываем им ходить, есть и делать, - прозвучало в ответ на очередную фразу профессора.
        Птицелов, Фешт и Поррумоварруи переглянулись.
        - Пофффтори! Што Земс-Льи прикасссать?
        - Земляне не приказывают множеству Великой Тагоры.
        - Массаракш! - сплюнул Фешт, выслушав перевод. - Или этот жук - не боевой мутант грязевиков, или он нагло цинично врет!
        - Или-или… - уныло сказал Поррумоварруи. - Выбрать придется что-то одно.
        - Попробуйте задать вопрос иначе… - начал Фешт.
        - Што Земс-Лье делать в Мире?
        - Ходят, едят, делают, - ответил флегматично младший ротмистр.
        - Што телать?
        - Что прикажет Великая Тагора.
        - Господин профессор! - обратился к шефу Отдела Птицелов. - Спросите, для чего им артефакты из кризис-зоны? Зачем они разбудили машины, брошенные в «Южном парке»?
        Поррумоварруи долго подбирал слова, но все-таки смог сформулировать вопрос.
        - Чтобы выучить и забрать на Тагору, - ответил Озул Душту.
        Профессор перевел и вставил свой комментарий:
        - Похоже, оно хочет сказать, что прибыло в Мир не воевать, а исследовать.
        - Сейчас оно готово притвориться даже стрекозой, надеется, что мы откроем форточку, - пробурчал Фешт. - Спросите-ка лучше, зачем эти жуки захватили наших людей. Делинквенты - это, конечно, дерьмо бродящее, но они, массаракш, люди!
        Начальник Отдела «М» потер виски, вздохнул-выдохнул и принялся подбирать слова. Ответ мокрицы, прозвучавший из уст добровольца, не отличался оригинальностью.
        - Чтобы ходить, есть, подбирать, делать, использовать, - проговорил сонным голосом младший ротмистр.
        - Похоже, оно не понимает, в чем его вина, - пояснил Поррумоварруи. - Этика насекомого, вернее, отсутствие таковой… Это моя версия.
        - Его вина лишь в том, что хочется нам жрать! - переврал цитату из басни Ази Ша-ала Фешт. - Оно что, думает, будто можно свалиться из Массаракша нам на головы, захватить несколько тысяч людей, обшарить нашу территорию и убраться снова в Массаракш? Спросите, профессор, осознает ли оно степень вреда, которую причинило жителям Мира?
        Профессор вздохнул. Завертел пальцами, подбирая слова.
        - Все ло-ту живут, чтобы Тагора могли ходить, есть, действовать, - прозвучало в ответ на его вопрос.
        - Кто есть ло-ту? - спросил профессор.
        - Такие, как ты. Четыре ноги, но ходят на двух. Большие и сильные.
        - Я - ло-ту?
        - Нет.
        - Почь-ему?
        - Ты думаешь сам.
        - А Земс-Лье - ло-ту?
        - Нет.
        - Дум-ать сам?
        - Да.
        - Почь-ему тохда мы?
        - Здесь нет ло-ту. Только вы и земляне.
        Ментоскоп стал передавать новую картинку. Птицелов увидел высоченные металлические арки, над ними - окрашенное равномерной бирюзой небо, в котором висели три молочно-белых серповидных пятна. Под арками же зеленела трава - почти такая, как и в Мире. Ветерок качал ветви невысоких кустарников, среди их листвы темнели спелые ягоды. Коричневая трехпалая рука раздвинула ветви и сорвала ягоду, потом, очевидно, забросила ее в рот того, чьи воспоминания транслировал на экраны ментоскоп. Воспоминания мокрицы? Вряд ли. Как и в случае с массаракш-кораблем, глаза наблюдателя располагались весьма высоко, по меньшей мере - на уровне человеческих глаз.
        - Воокс, вы видите? - выдохнул профессор Поррумоварруи.
        Биолог уткнулся носом в монитор.
        На экранах появилась группа существ. Они шли друг за другом, срывая и поедая по дороге ягоды. Они напоминали людей. Двуногие, двурукие, ходят прямо. Голова маленькая, лысая, похожа на сжатый кулак. Грудная клетка чрезмерно развита, зато живот впалый, дистрофичный. Кожа красновато-коричневая. Одежды они не носили, но определить их пол на глаз было затруднительно.
        Они прошли, толкаясь и гадя себе под ноги. Выпали из поля зрения. За ними следом шел их сородич. Шагал он уверенно, спина его была пряма, а не ссутулена, как у остальных. Над правым плечом торчала рукоять меча, закрепленного на спине, над левым - длиннющие сегментные усы мокрицы.
        - Раса насекомых-паразитов и безмозглых тулов… - Профессор Поррумоварруи покачал головой. - Ази Шаал про таких ничего не писал.
        Все это плохо укладывалось в голове. Страшным и отвратительным кажется мир, если он - вывернут наизнанку. И населяют его такие же страшные и отвратительные существа. Похитители людей и Темные Лесорубы. Похожие на жителей Мира, но бездушные и коварные грязевики. Теперь еще эти - мокрицы с манией величия и их ходячие мускулы - «лоту», которые ходят стадом, если они не под жуком-повелителем.
        - Есть одно добавить, - проговорил Озул Душту, опуская взор с потолка на людей, собравшихся за спинами ментоскопистов. - Одно из вас был с Множеством. - И уголки губ добровольца приподнялись: то ли в усмешке, то ли в гримасе боли.
        - Что оно лопочет? - поспешно спросил Фешт, отворачиваясь от мониторов, на которых все еще оставалась тагорянская пастораль: малахитовая трава, серое железо и мирно пасущиеся двуногие.
        Поррумоварруи перевел. И только потом понял, что сказал. Заозирался, глядя поверх очков, запыхтел.

«Приехали!» - успел подумать Птицелов, прежде чем на него уставился Фешт. И глаза у Фешта были - точно дула танковых орудий. Круглые, беспросветные, крупнокалиберные.
        - То-то мне все время кажется, что у нас тут воняет крысой! - заявил он, щерясь.
        Птицелов пожал плечами. Младший ротмистр ведь не указал на него пальцем. И мокрица не указала тем, что у нее было вместо пальцев. Вот только Фешт сомнений не испытывал. Но Фешт, он и за Голубой Змеей - Фешт. И действие происходит не в
«Массаракше-2», где он господин и император, а в старом добром Отделе «М».
        - Скажи, сынок, это правда? - спросил бесцветным голосом Поррумоварруи, и Птицелов подумал, что день завершается на редкость неудачно.
        Лаборанты отступили от Птицелова, точно от больного чумой. Он оказался в центре пустого круга.
        - Скажи, ваше высочество, а оно все еще в тебе? - Фешт склонил голову вбок, подергал ноздрями.
        Очень похоже вели себя дэки в кризис-зоне, и у Птицелова промелькнула дикая мысль, что, может, это Фешта имела в виду проклятая мокрица? Но нет - лишь он один из тех, кто находится здесь и сейчас, бывал в контролируемом иномирянами районе. Ему и отвечать.
        - Давно нет, - ответил Птицелов. - Оно было на мне очень недолго. - Он огляделся и уточнил: - Всего минуту.
        - А потом? - полюбопытствовал Фешт.
        - А потом его убили ваши «аспиды», господин Фешт. Разрубили мокрицу пополам. Она не успела меня поработить.
        - Ты должен был доложить мне, сынок… - сокрушенно проговорил Поррумоварруи.
        - Как звали «аспидов», Птицелов? - напирал Фешт.
        - Роод и Хаан.
        - Но они ведь погибли, так? - Фешт прищурился. - Они пошли за тобой в кризис-зону, но не вернулись, правильно?
        - Правильно.
        - У меня больше нет вопросов, - Фешт повернулся к Поррумоварруи. - Это дело в компетенции моего ведомства. Я собираюсь забрать Ваггу Хаззалгского, которого мы все называем Птицеловом, в свою штаб-квартиру и допросить.
        - И не мечтайте, - пробурчал профессор, он поглядел Птицелову в глаза и повторил еще раз: - Ты должен был мне сказать…
        Фешт выдернул из портсигара цигарку, закурил.
        - Профессор, я вынужден напомнить вам, что…
        - Заткнитесь, Фешт. Начальник сектора «Оперативного реагирования» Птицелов отправится сейчас же в карантин. И будет находиться там под стражей. Да, не сомневайтесь. Я побеседую с ним сам, обойдемся без методов старой охранки Неизвестных Отцов.
        - Своих людей не выдаете, да, профессор? - оскалился Фешт.
        - Птицелов - наш человек, - парировал Поррумоварруи.
        Появились охранники, которые в обычных обстоятельствах вытягивались перед Птицеловом по струнке. Теперь они явились, чтобы препроводить его в бокс изолятора. Птицелов мысленно поблагодарил шефа Отдела «М», ведь все могло бы закончиться гораздо хуже.
        - Птицелов! - бросил Фешт ему в спину. - Помнишь, я говорил тебе, что твоя семья ждет тебя на профсоюзной даче? Я тебе сказал не всю правду!
        - Я знаю, - ответил Птицелов. - Я всегда знаю, когда мне врут или же говорят полуправду. А вот вы об этом забыли.
        Глава пятнадцатая

«Понять - значит упростить».
        Этот афоризм Эспаде запомнился еще в Школе, на уроке классической литературы. Принадлежал он писателю Дмитрию Строгову, творческий расцвет которого пришелся на первую половину XXI века. Примечательно, что Строгав писал не столько о своем времени, которое было интересно само по себе, сколько о предшествующей эпохе - героическом завоевании Солнечной системы, о ядерных ракетах и фотонных планетолетах, о первых попытках проникнуть в межзвездное пространство, но прежде всего о людях, которые пренебрегали комфортом, жертвовали здоровьем и жизнью во имя высокого пути. Строговым двигало желание ретроспективно прочувствовать этот внутренний порыв, мощное душевное движение навстречу звездам. Но и он же устами одного из своих персонажей, марсианского Следопыта Феликса Рыбкина, признает горькую истину: «Понять - значит упростить». Что это был за эпизод?.. Да, развалины древнего чужого поселения под ржавым небом, историческое открытие, спор Следопытов и впервые произнесенное - «Странники».
        Как же все совпало! Впрочем, вряд ли это совпадение. Человеческая психика любит фокусничать. Странники на Саракше - раньше это обсуждалось как рабочая гипотеза, теперь появилось весомое конкретное доказательство. Гипотеза превращается в факт! Странники на Саракше… И вот он, Диего Эспада, наконец-то добрался до их логова. До покинутого логова. Подобно тому как когда-то Феликс Рыбкин с друзьями добрались до доисторической базы Странников на Марсе. И подобно знаменитому Следопыту, он не знает, что со своим открытием делать.
        Эспада, жмурясь, вытянул ноги. Приятно было посидеть просто так - впервые за многие дни, наполненные суетной жесткостью, когда жизнь неоднократно повисала на волоске, когда приходилось принимать быстрые решения, о которых он когда-нибудь обязательно пожалеет, но которые необходимо было принять. Любые, самые красивые и стройные теории разбиваются в осколки, когда натыкаются на реальность. Легко и приятно рассуждать о социально-психологических феноменах и причинно-следственных связях, приведших к Арканарской резне, находясь на Земле, в светлой аудитории Института экспериментальной истории, перед внемлющими коллегами - умными, сытыми, чистыми, красивыми. И совсем другое дело - прорываться, хрипя и сплевывая соленую кровь, сквозь тяжело и гневно ворочающееся человеческое море, рубить направо, рубить налево, рубить, рубить, рубить, пока не затупится клинок, пока не поскользнешься на чужих кишках, пока свет не померкнет… Да, теория и практика - вещи трудно совместимые, когда речь идет о людях. Во Вселенной нет ничего такого, что стоило бы хотя бы одной жизни, но почему-то мы всегда вспоминаем об этом
постфактум - когда нельзя что-либо изменить, когда мертвых не оживить, когда кровавое месиво осталось за спиной, когда можно обсуждать теории, феномены и связи. И в этом тоже - особенность человеческой психики…
        Эспада огляделся еще раз, искоса посмотрел на купол из янтарина. Прежнее томление рассосалось само собой. Гнетущее биополе кальмаров не действовало. Здесь место истины, понял Эспада. Здесь можно подумать и о важном, и о мелком. О макрокосме и микрокосме. Главное - никто больше не мешает думать об этом.
        Дмитрий Строгов. Феликс Рыбкин. Им было хорошо, им было прекрасно. Они могли себе позволить строить любые теории, понимать-упрощать как вздумается. Ведь они видели только следы. Фобос и город на Марсе. Голые стены, пустые коридоры, стерильная чистота. Еще легенда о «пауке» Юрковского. И все это - на целое столетие… Но почему так горько звучат слова Следопыта? Об этом спросил у Диего Эспады, ознакомившись с его сочинением, Рик Алонзо, старый добрый Учитель. Что ответил юный Диего? Он сказал, что открытие чужого города подвело итоговую черту под тысячелетним спором о месте человека во Вселенной. Геоцентризм сменился гелиоцентризмом, гелиоцентризм - антропоцентризмом. И этот последний бастион - человек во главе угла, человек как венец эволюции, человек как высшая форма организации материи - не рухнул, даже после того как выяснилось, что Фобос - искусственное сооружение, построенное еще в те времена, когда человечество не существовало как биологический вид. Но город… город все расставил на свои места. Конечно, мы, земляне, надеялись встретить «братьев по разуму». Мечтали об этой встрече.
Фантазировали. Представляли себе благообразных гуманоидов, которые, как и мы, пришли к коммунизму. Потом мы искали их - в болотах Венеры и пустынях
        Марса. Но нашли только Фобос и брошенный город. И стало ясно, что наши мечты - это упрощение реальности: абрис вместо схемы, узор вместо полотна, отголосок вместо слов… «Очень хорошо, - сказал Учитель, - ты верно уловил интонацию, которую задает Строгов, и верно интерпретируешь спор персонажей, но почему-то ты не решился продвинуться в рассуждениях. Великий писатель не случайно сделал этот эпизод своей саги кульминационным. Да, он хотел подчеркнуть, что открытие артефактов, оставленных Странниками, изменило человеческое миропонимание, однако надлом произошел не столько от “падения бастиона антропоцентризма”, как ты пишешь в сочинении, сколько от осознания простого факта: город на Марсе - это не прошлое, это будущее. Ведь мы не знаем, что находится впереди - за коммунизмом. Мы можем строить только догадки, предположения, упрощенные теории. Но если все цивилизации во Вселенной проходят раз за разом через цепочку общественно-политических формаций с определенными экономическими укладами: первобытно-общинный строй, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, империализм, социализм, коммунизм и
нечто новое-другое - не означает ли это, что и мы когда-нибудь станем Странниками? Не означает ли это, что и после нас останутся только пустые коридоры и стерильная чистота? Не означает ли это, что вся наша многообразная и великолепная культура сгинет, как дым? Стоит ли подобное космическое будущее тех жертв, которые мы принесли на алтарь экспансии?..»
        Потом пришло облегчение, подумал Эспада. Д-принцип. Нуль-Т. Мы рванули к звездам. Открыли множество миров. Встретили расы, похожие на нас. И расы, лишь самую малость похожие на нас. И расы, совсем не похожие на нас. Яйла, Пандора, Леонида, Тагора, Гаррота, Саула, Саракш, Гиганда. Нам показалось, что будущее не определено, что у будущего есть варианты. Мы стали наблюдать, а потом… вмешиваться. Мы не могли не вмешаться. Ведь мы точно знаем, как должен быть устроен более справедливый, более порядочный, более красивый мир. Страдания
«братьев по разуму» нельзя оставить без внимания. Люди мы или нет в конце-то концов? Только вот забыли, что для тех, кто еще не выбрался из «исторической последовательности», мы не люди, а боги. А быть богами оказалось чертовски трудно… И, конечно, Странники. Мы находили все новые свидетельства их присутствия на планетах. Мы увидели, что они активно преобразовывали мир. И мы ужаснулись. Странники - больше не часть нашей мечты и не образ возможного будущего. Они стали страшилкой для повзрослевших детей, жестоким чудом, угрозой нашим амбициям. И пугала даже не их очевидная мощь, а великое безразличие ко всему, что для нас представляет ценность. Мы словно бы имеем дело не с цивилизацией, созидающей культуру, а с огромным кибернетическим заводом, в котором целые миры - лишь малые звенья бездушного конвейера, смысла работы которого мы не понимаем. Видели Дорогу на Сауле? Лучший образ трудно придумать, но Дорога, увы, не образ, а беспощадная реальность, данная нам в ощущениях…
        Есть и более близкий пример. В глазах маленького мутоши Птицелова, сына Сома, мы, земляне, истинные чудовища. И в глазах его высочества герцога Вагги Хаззалгского - тоже. Еще бы! Ведь даже на бытовом уровне восприятия Массаракш - это ад, территория дьявольских отродий. Отсюда и популярное ругательство… Птицелова, конечно, научили думать о Массаракше как реальном месте Вселенной, но чувства не обманешь. Мы для него хуже упырей, и любые наши действия он априори считает угрозой. И как ему объяснить, что прогрессорство - это благо, что мы вынуждены идти на частные жертвы во имя общего спасения? И если мы когда-нибудь встретимся со Странниками, сумеют ли они объяснить смысл свой деятельности так, чтобы мы поняли, чтобы увидели благо? И стоит ли ждать объяснений?..
        Теперь все изменится, подумал Эспада. Раньше мы находили только остывшие следы, дымящиеся угли и пустые бутылки - теперь все будет по-другому. Гипотетические построения экспертов СГБ обрели наконец вещественное доказательство - купол из янтарина. Странники побывали здесь совсем недавно, буквально вчера. И вывели какого-то чудовищного «цыпленка». Может быть, еще одного… Странника? Но главное даже не это - здесь, на Саракше, есть шанс ухватить их за хвост. И разобраться наконец, куда ведет Дорога - не та, что на Сауле, а Большая Космическая Дорога Странников. Увидеть будущее. А если так, то появляется надежда…
        Додумать мысль Эспада не успел. В двух десятках шагах прямо перед ним вдруг затрепетал воздух. И раздался громкий противный звук, словно две рассерженные кошки переругивались: мрррряу-мррряу-мррряу. Эспаду обдало сухим теплом.
        Массаракш! Вот и накликал! Хотел Странников за хвост ухватить, но, похоже, они тебя ухватят!
        Эспада заозирался. Рюкзак на земле. «Кобольд», кортик. Все это ерунда против команды Темных Лесорубов. Единственный путь - бежать без оглядки. Но куда бежать? Зачем бежать? И если спасатели все-таки прилетят сюда, как их предупредить?..
        Тут Эспаду осенило. Он подхватил рюкзак и быстрым шагом, перепрыгивая где надо через груды обломков инопланетной техники, направился к янтариновому куполу. Перед тем как обогнуть его, посмотрел назад. Над плато, на высоте двух человеческих ростов, разгорался ослепительный огонек, от него потекли словно бы струи горячего воздуха, очерчивая правильный конус с широким основанием. Прямо на глазах воздух под огоньком начал твердеть, формируясь в чуждую конструкцию с молочно-матовой поверхностью.
        Эспада непроизвольно скривился и нырнул в пролом, который «проклевал» в куполе чудовищный «цыпленок». Почти сразу кошмарное мяуканье стихло. Наступила томительная пауза. Эспада аккуратно, медленным движением вытащил «кобольд», перевел рычажок предохранителя в положение для стрельбы. Выглядело это глупо, но хотя бы успокаивало.
        Внутри янтаринового купола было тепло, влажно и отчетливо пахло аммиаком. Со стен свисали какие-то белесые нити, как будто здесь разрослась мутировавшая до неприличных размеров плесень. А ступать приходилось по мягкому ковру из поскрипывающей под каблуками пыли, похожей на пудру или муку. Наверное, была какая-то связь между плесенью на стенах и пылью под ногами, но Эспада пока не мог думать об этом - он затаил дыхание, превратившись в слух.
        Секунды утекали одна за другой, однако тяжелой поступи Темных Лесорубов слышно не было. Потом раздался насмешливый и чертовски знакомый голос:
        - Вы молодец, Диего! Все-таки нашли его. Отличная работа!
        Эспада шумно вздохнул, сунул пистолет в кобуру и выбрался из купола. Снаружи стоял Геннадий Комов - член Мирового Совета, член Совета КОМКОНа с правом решающего голоса, член-корреспондент Академии наук, доктор ксенобиологических наук, собственной персоной. Он был одет в спецкостюм с активной защитой, но шлем снял, держа в опущенной руке.
        - Черт вас побери, Геннадий Юрьевич! - не сдержался Эспада. - Нельзя же так пугать! Вы угнали звездолет Странников?
        - Быстро соображаете, Диего. - Комов и бровью не повел, внимательно разглядывая стену купола. - Это вам тоже в плюс. Сработаемся. Однако вы ошиблись. Я прилетел на «Призраке». Это новый класс звездолетов с точной фокусировкой. Пока еще опытный образец. Впрочем, без технологии Странников не обошлось… С наблюдения начинается любая наука.
        Эспада почувствовал себя круглым дураком. И разозлился, сразу позабыв о своих недавних переживаниях.
        - Что за игры, товарищ Комов? - он повысил голос. - Я не малек на подхвате. Я сотрудник СГБ. И не потреплю, когда меня используют втемную, как… словно…
        Эспада сбился и замолчал, потому что первым, кто пришел ему на ум для сравнения, был Птицелов, которого он активно использовал в своих целях и примерно для того же, для чего высокомерный комконовец использовал эмиссара СГБ, работающего на Саракше под прикрытием.
        Тем не менее архаичным обращением «товарищ», которое ныне употреблялось только на заседаниях Советов, он привлек внимание Комова. Тот перестал изучать стену и повернулся к Эспаде.
        - Ситуация меняется очень быстро, Диего, - сказал знаменитый комконовец примирительно. - Мы едва успеваем следить. А уж реагировать… Тагоряне вступали с вами в контакт?
        - Вступали, - неохотно признал Эспада, поправив сползающий с плеча рюкзак за лямку.
        - Вас не удивило присутствие тагорян на Саракше? - спросил Комов, прищурившись. - Что вы знаете об их миссии здесь?
        - Они рвались сюда. - Эспада кивнул на купол. - Здесь «кладка». Так они называют этот… артефакт.
        Комов неопределенно покачал головой. Он снова отвернулся от собеседника и, осторожно ступая, приблизился к пролому, включил фару на шлеме. Используя ее как фонарик, посветил внутрь.
        - Здесь иероглифы, Диего, - сообщил он после небольшой паузы. - Кажется, это письменность Островной Империи? Посмотрите, пожалуйста.
        Эспада подошел. Действительно, среди беспорядочного переплетений белесых нитей хорошо были различимы, будто впечатаны, характерные символы. Они и впрямь выглядели как иероглифы Островной Империи, но с тем же успехом их можно было назвать китайскими - внешнее и очень поверхностное сходство, которое может ввести в заблуждение только человека, мало знакомого с иероглификой.
        - Что скажете? - Комов ждал.
        - Надо разбираться, - отозвался Эспада. - Я боюсь ошибиться… И ввести вас в заблуждение. Вон тот… символ… похож на «биэ», что означает разлуку, прощальное напутствие и отрицание. Следующий за ним - «эр», его принято расшифровывать как
«близкий», «недавний», «новорожденный». Символ правее - «уш», это простое прилагательное «черный». Самый крайний - «энь», время, вторая половина дня…
        - Хорошо, - сказал Комов. - Вижу, что вызывает затруднения. Поэтому с расшифровкой подождем. - Он вдруг порывисто хлопнул ладонью свободной руки по янтарину. - Красота какая, Диего! Вы хотя бы понимаете, что вам… нам удалось найти?
        - Вам виднее, - сказал Эспада; он снова поправил рюкзак. - Но мне хотелось бы знать, при чем здесь Тагора?
        - Тагора - ерунда, эпизод. С ними мы тоже разберемся. А этот артефакт, Диего, не просто еще одна находка. Здесь был инкубатор Странников. И значит, Саракш - не просто еще одна планета на карте Галактики. Где-то здесь находится юный Странник. И принципиально важно, что он юный. Сохранивший воспоминания о родном мире. Значит, мы сможем найти язык для контакта, точки соприкосновения, общее семантическое множество!.. Но почему Островная Империя? - Комов остановился и задумался.
        - Понять - значит упростить, - пробормотал Эспада.
        - Что? - комконовец услышал цитату, хотя, казалось, витает в облаках. - Вы пока ничего не понимаете, Диего. - С азартным блеском в глазах он шагнул к собеседнику.
        -
        Но я надеюсь, вы будете моим сторонником. Я давно думаю над проблематикой новых вызовов. Мы как цивилизация давно не растем. Наша культура стагнирует, она обеднена. Техника развивается, а мы - нет. Сейчас началось повальное увлечение историей. Теория исторических последовательностей, реконструкторы, игровые модели. Говорят, это результат взаимодействия с отсталыми цивилизациями типа саракшиан. Чушь говорят! Просто мы не видим будущего, нам и так хорошо - свобода, сытость, здоровье, творчество, от бесконечности тайн к бесконечности знания. Поэтому ищем смыслы в великом прошлом - где все было неоднозначно, где каждый сам искал ответ на вечные вопросы, где уникальность была даром, подвигом и вызовом. Вас не пугает эта архаизация общественного бессознательного, Диего? Меня пугает. В прошлом нет достойных рецептов. Прогресс - это дорога в одну сторону. И мы слишком долго топчемся на одном месте, боимся сделать первый шаг. Но время пришло! Начинается новая история, Диего! История будущего! Земной человек должен стать галактическим, обрести сверхзадачи и сверхцель. Мы должны подняться над равниной старых
убеждений, устаревшей морали, мелких приземленных грез. Мы должны устремиться ввысь, оторваться от сгнивших корней…
        - Вертикальный прогресс?
        - Отличное словосочетание! - Комов хлопнул Эспаду по плечу и даже засмеялся; никогда Диего не видел его таким возбужденным. - Мне нравится. Не возражаете, если использую в своих выкладках?
        - А Саракш? - спросил Эспада. - И прочие? Им найдется место в вашем вертикальном прогрессе?
        Комов сразу поскучнел.
        - Когда-нибудь и у них появится такая возможность. Но я поставил бы на тагорян. Или на голованов. У них больше шансов. Они ведь почти вырвали у нас знамя лидера… И еще будут пытаться. Но ничего, мы успеем раньше… Мы уже успели раньше…
        Внезапно шлем в руках Комова забормотал по-английски. Тот недовольно нахмурился, поднял его, поднося к уху.
        - Yes, - сказал Комов, слушая скороговорку. - All right… Yes!.. What’s up?.. I understand you… «Tasmania»?.. Yes! O’key!
        - «Тасмания»? Здесь? - глупо переспросил Эспада. - Но как?
        - Да, - подтвердил Комов, нахлобучивая шлем. - Мы наконец-то нашли ее. Схватка за будущее начинается.
        Глава шестнадцатая
        В боксе, куда поместили Птицелова, было белым-бело. Свежая побелка на стенах и потолке, светлый линолеум под ногами, мебель - шкаф, тумба и койка - тоже покрашена белой краской. За ширмой из полиэтиленовой пленки - белый рукомойник и белый унитаз. За белой дверью - темный коридор одного из подземных уровней Отдела
«М». Где-то неподалеку - архив, телефонный коммутатор, подсобные помещения, но туда не выбраться. Замок на дверях крепкий, в коридоре же сидит на табурете вооруженный охранник. Без шума не вырваться…
        Птицелов никогда не подозревал, что безысходность бела, как свежий снег.
        Он сидел на краю койки, скинув ботинки и подобрав шестипалые ноги. Птицелов старался не думать ни о мокрицах, которые хозяйничали на юге Отечества, ни о своей семье, оказавшейся по его же воле в руках у Оллу Фешта. Птицелов ждал.
        Наконец в замке провернулся ключ, и в бокс вошел, не позаботившись о халате, маске и бахилах, профессор Поррумоварруи. Начал шеф Отдела «М» совсем не с того, чего ожидал от него Птицелов.
        - Одевайся! Ботинки, пиджак… Давай-давай! Машина ждет.
        Птицелов уставился на начальника.
        - Куда? А карантин?
        - Карантин… - Профессор махнул рукой. - Пора тебе познакомиться с сильными мира сего, друг мой. Сам великий непотопляемый Странник назначил тебе аудиенцию.
        Птицелов удивился еще сильнее. Он пытался представить себе этого человека, но видел лишь стоящую за его плечами громаду Департамента Специальных Исследований - вереницы научно-исследовательских институтов, полигонов и шараг. Странник, появившийся из ниоткуда, из народа, после мятежа Неизвестных Отцов. Пособник бесчеловечного режима, обвиненный новой властью в преступлениях против народа Отечества, но реабилитированный - да так реабилитированный, что даже кресла своего не покинул.
        - Сам Странник?.. Зачем? - иррациональный страх перед этой почти легендарной личностью заставил Птицелова говорить в полголоса.
        Профессор облизал губы, мотнул головой.
        - Он мне не сказал. Полагаю, что это может быть связано с нашим гостем. Странник предпочитает получать информацию из первых рук. Проклятая пандейская принципиальность… Идем, Птицелов.
        - Я готов. Идемте.
        Птицелов нутром почуял, что в Отделе «М» - кризис. Едва переступил порог карантинного бокса, сразу же и почуял. Коридоры пусты, но в рекреациях, у лифтов и на выходах на лестницы - столпотворение. У охраны, обычно вооруженной лишь полицейскими пистолетами и дубинками, в руках были автоматы.
        - Что стряслось, господин профессор? - У Птицелова закралось вдруг предположение, что это все - из-за него, что недовольный Фешт собирался натравить на Отдел «М»
«аспидов», взять здание штурмом, дабы заполучить иномирянина и подозреваемого в связи с иномирянами Птицелова для единоличных утех.
        Поррумоварруи на ходу огляделся, потом наклонился к уху Птицелова и проговорил:
        - Наш гость сбежал.
        Птицелов споткнулся.
        - Как? А Фешт знает?
        - Фешт? - Поррумоварруи поджал толстые губы и выразился совсем не по-профессорски: - Меня Фешт достал еще тогда, когда он был моим подчиненным. Пускай идет в задницу! Мне пришлось посадить под замок главу сектора «Оперативного реагирования» - не удивительно, что в его отсутствие могли произойти некоторые накладки!
        - Как же жук смог удрать?
        - Как-как… Бросил носителя, махнул в вентиляцию.
        Птицелов машинально поглядел на ближайший зарешеченный порт вытяжки.
        - Оно все еще в здании?
        - Массаракш, - неумело ругнулся Поррумоварруи. - Мы не знаем. Мы ищем.
        Они спустились в холл. На КПП дежурил усиленный наряд. Охранники, естественно, знали Птицелова в лицо и наверняка что-то слышали о неприятностях, в которые тот вляпался. Тем не менее вытянулись по стойке смирно.
        - Старший по смене Флаан, - доложил один из них, прижимая к груди автомат, словно барышню. - За время дежурства нарушений не зафиксировано! Будьте любезны расстегнуть верхнюю одежду.

«Ищут мокрицу!» - сообразил Птицелов. Профессор расстегнул пиджак, жилетку, сорочку, показал охранникам покрытый горскими татуировками торс и спину. Птицелов тоже задрал рубашку. Беглеца на них не оказалось.
        - Удачного дня, господа! - прозвучало им вслед, когда они вышли на крыльцо.
        Похоже, старший по смене не слишком удивился. Начальник Отдела «М» приказал запереть шефа сектора «Оперативного реагирования», начальник же его и освободил - значит, так надо.
        После стерильной атмосферы карантинного бокса Птицелову показалось, что Столица воняет одновременно коптильней, мыловарней и химическим комбинатом. Очевидно, было около полудня. По небу плыли низкие тучи, иногда проблескивали молнии и раздавались ворчливые раскаты грома.
        Черный лимузин Поррумоварруи ждал с раскрытыми дверцами. Профессор и Птицелов уселись на задний диван.
        - Оно могло поменять… носителя? До того как была дана команда осматривать всех выходящих?
        - Была дана команда… не выпускать из здания никого. Для нас с тобой пришлось сделать исключение, - ответил Поррумоварруи. - И то - ради Странника. Под его ответственность.
        Лимузин тронулся. В салоне движение почти не ощущалось. Двигатель работал практически бесшумно. Что ни говори, во времена Империи умели строить автомобили.
        - А что стало с Озулом Душту? - спросил, спохватившись, Птицелов.
        - Мертв, - ответил, опустив голову, Поррумоварруи, а потом уточнил: - Убит.
        - Его убил жук?
        - Очевидно. Воокс говорит, что в крови добровольца есть следы сложного нейротоксина. Об этом не очень приятно говорить… но когда он вскрыл труп, то обнаружил во внутренних органах личинки, оставленные, по всей видимости, нашим гостем.
        Птицелов мотнул головой. Очень уж настойчиво выныривали воспоминания о раздувшихся трупах людей и животных, из которых выбирались, блестя мокрым хитином, мокрицы.
        - Что ж, жуки оказались хорошо приспособленными и к нашим условиям, и к нам самим, - продолжил Поррумоварруи. - Я нахожу это необычным, учитывая, что они - абсолютно чуждый нам иномировой вид.
        - Грязевики тоже похожи на людей, - вставил Птицелов.
        - Абсолютно верно, они использовали и грязевиков… - Профессор оттопырил нижнюю губу, задумался. - Ты слышал, что на севере снова активизировались электрические кальмары? - спросил чуть погодя. - И это уже не чучунские сказки! Это явление, которое наблюдают и описывают сотрудники Отдела, задействованные на Полигоне.
        - Конечно, господин профессор. Мне доложили.
        - К счастью, пока ничего не слышно о твоих друзьях Темных Лесорубах, боги смилостивились! - Поррумоварруи возвел очи горе, имея в виду, скорее всего, своих горских божков. - Но клубок сплелся весьма туго, ты не находишь, друг мой? Грядут великие события! - он усмехнулся. - Но великие не означает хорошие.
        - Ази Шаал писал об одном из императоров древней династии - Ю Таане. Тот не стал распутывать хитрый узел, а разрубил его мечом.
        - Такой способ выбрал бы Оллу Фешт.
        - Я предвидел, что вы так скажете, господин профессор. - Птицелов откинулся на спинку сиденья, прищурился. - Мы должны были позволять Фешту перехватывать инициативу. Этот эксперимент с иномирянином зашел слишком далеко.
        - Мы не можем допустить противостояния Отдела «М» и «Массаракша-2» в сложившихся условиях, друг мой. Война ведомства по контакту с ведомством по контролю - недопустимая роскошь перед лицом вторжения извне. Но Фешт, по моему мнению, стал представлять угрозу всему нашему делу.
        - Вы собираетесь поговорить о Феште со Странником? Моя семья…
        - Фешт не подчиняется Страннику. Фешта курирует госбезопасность. Спроси у него сам, друг мой. Если Странник посчитает нужным, он уладит любую проблему. Даже с госбезопасностью.
        - Спасибо за совет, господин профессор. Я так и поступлю.
        Лимузин выехал на центральный проспект. В преддверии праздника горожане украшали дома знаменами, транспарантами и гирляндами цветов. Рабочие поднимали на покрытую пятнами от кислотных дождей стену Центрального Универмага портреты героев демократической Революции: Алу Зефа, Тика Феску и Мака Сима. Грязевик, вмешавшийся в историю Мира, выглядел очень естественно. Как родной, массаракш, он смотрелся по соседству с бородатыми подпольщиками, диссидентами и воспитуемыми! Завтра ошалевшая от радости и гордости за Отечество толпа заполонит проспект. Люди будут отдавать честь гигантскому портрету, кричать «Ура!» и «Да здравствуют герои Революции!», не подозревая, какая правда скрывается за кулисами действа.
        А знал ли Алу Зеф, что рядом с его рыжим хайлом, которое плоть от плоти этого мира, - светленькое свеженькое личико пришельца из Массаракша? Знал ли Тик Феску, покалеченный в охранке, что его словно обточенная напильником физиономия в профиль будет соседствовать с анфасом кровожадного грязевика- мутанта, убийцы, возмутителя спокойствия?..
        Очевидно. Более чем очевидно.
        Власти Свободного Отечества пошли на сговор с грязевиками!
        Мир рушился, точно ветхий сарай под напором урагана. Рушился и проваливался в Массаракш.
        Мир был втянут в войну, которая не менее страшна, чем ядерная. И Мир пока в неведении…
        Как будто своих бед не хватало!..
        Лимузин остановился возле высоких железных ворот. Профессор Поррумоварруи выбрался наружу, переговорил с солдатом в форме внутренних войск. Тот сбегал в караулку, позвонил кому следует. Створки ворот медленно поползли в разные стороны.
        Профессор уселся обратно. Лимузин выкатил на бетонную дорожку, по обе стороны которой гудел листвой запущенный сад. Над верхушками деревьев, над крышами желтых и белых домов, в которых жили, не имея права выйти в город, научные сотрудники, возвышался стеклянный параллелепипед штаб-квартиры Департамента Специальных Исследований.
        Странник на портрете был молод лицом. Без морщин и мешков под глазами, с зачесанной остатками седоватых волос лысиной. Странник на портрете был весел и раскован. Пиджак снят, переброшен через плечо, верхние две пуговицы на сорочке расстегнуты. Жмурясь от предвкушения, Странник на портрете собирался отведать яблоко, которое было почему-то оплетено орбитами электронов. Надпись на раме гласила: «Дорогому шефу на День Рождения от сотрудников Лаборатории экспериментальной физики».
        Оригинал же был каким-то другим Странником. Странником, который забрел куда-то не туда. Птицелов машинально водил глазами вверх-вниз. Вверх - на портрет на стене, вниз - на хозяина кабинета, который расположился за письменным столом из красного дерева с имперскими гербами на торцах.
        Странник не молод, но и не стар, потерт жизнью. Странник не весел, но и не угрюм, он устал, и это видно с первого взгляда. Не раскован, но и не зажат, хотя мундир государственного советника высшего ранга чопорно застегнут до подбородка. Исчезли волосы, которыми раньше можно было зачесать лысину: голову его, самое давнее - этим утром, обработала бритва умелого цирюльника.
        Птицелов и Поррумоварруи пили чай из стаканов в подстаканниках. Странник так и сказал: «Пить до дна», словно речь шла о рюмке краснухи. Но чай был вкусным, да. Наверняка в него добавляли особые пандейские травы, которые успокаивали и тонизировали.
        - Я видел ментограммы. Хорошая работа, Поррумоварруи, хвалю.
        Птицелов отметил, что Странник называет начальника Отдела «М» по имени, чего практически никто не делал, боясь перековеркать или запнуться. Все обращались к Поррумоварруи «господин профессор».
        - Спасибо, Странник. - Рука Поррумоварруи дрогнула, и он едва не опрокинул стакан себе на колени. - Я осознаю свою ответственность за побег иномирянина. Я готов понести наказание.
        Странник устало взмахнул рукой, точно муху хотел прогнать со столешницы.
        - Потом, - бросил он. - Вы не были готовы к контакту с подобной формой жизни.
        Птицелов прокашлялся. Заговорил осторожно:
        - Завтра на улицы выйдет более двух миллионов человек. Этот паразит способен заразить уйму народу. Так и произойдет, если мы сейчас же не предпримем особые меры…
        Глава ДСИ снова «согнал муху» со стола. Его зеленые глаза были спокойны, как южное море в штиль.
        - Не приходило ли вам в голову, Птицелов, что вы захватили и доставили в Столицу это насекомое не просто так?
        - Я не совсем понимаю… - Птицелов напрягся; ему показалось, что Странник собирается поддержать обвинения Фешта.
        - Ну, не вы поймали это существо, а его вам подсунули, - со вздохом проговорил начальник ДСИ и принялся с отрешенным видом перекладывать какие-то документы из стопки в стопку.
        Птицелов опешил. Под таким ракурсом на события с участием мокрицы он не смотрел. И не думал даже… А ведь его из Комитета поздравляли за проявленное мужество! Только он так и не понял, кто именно поздравлял…
        - Массаракш, - смог лишь пробормотать Птицелов.
        - Вы недооцениваете этих насекомых. - Странник поднял какой-то документ, поднес к носу, просмотрел, прищурившись, затем положил на место. - В каком-то смысле они оказались умнее вас.
        Поррумоварруи хлопнул себя по лбу.
        - Вам обоим известно, - продолжал тем временем Странник, - что Мир служит объектом внимания и исследования нескольких иномировых рас. Если грязевикам известно о нашем обществе практически все, могут ли не быть осведомленными и эти насекомые-паразиты?
        - Не стоит исключать, - поддакнул профессор.
        - Да, - согласился Странник.
        - Но тогда, - вмешался Птицелов, - это существо еще опаснее, чем мы думали. Мы обязаны его обнаружить до того, как люди выйдут на улицы праздновать годовщину Революции.
        - Птицелов! - Странник поморщился. - Да что вы как маленький… Я знаю, где находится упущенный вами иномирянин. Вам остается лишь забрать его без лишнего шума. - И он принялся перебирать бумаги дальше.
        Пока Птицелов и профессор глядели в немом изумлении друг на друга, Странник связался по селектору с секретарем.
        - Лаборатория химзащиты предоставила не полный отчет, передайте начальнику отдела мое недовольство, пусть сейчас же начинает переделывать, - пробурчал он негромко. - И у меня закончились бланки формы ЦР-14. Занесите, но после того как уйдут посетители. Спасибо.

«Да он не просто сильный мира сего! - невольно восхитился Птицелов. - Он - всесильный! Справился с назревающим кризисом одной левой, потому что правая занята текущими делами, отчетами и документацией».
        Странник поднял глаза. Птицелов снова поразился спокойствию главы огромного департамента: казалось, что этому человеку ведомо обо всем и все ему по плечу, что это «все» в какой-то мере ему принадлежит, поэтому он везде словно у себя дома.
        Какое-то смутное воспоминание отозвалось в нем не очень приятной маятой. Воспоминание о темном лесе, о смертельной опасности, о предательстве… Но главное, что иномирянин обнаружен. Это сейчас задача номер один. Задача номер два - его нейтрализовать. Задача номер три - уберечь семью от происков Оллу Фешта. И нет пока времени предаваться воспоминаниям.
        - Моему сектору нужно знать лишь одно, господин Странник: где его найти?
        Птицелов сидел, словно на иголках, понимая, что медлить нельзя. Людей на улицах будет с каждым часом все больше и больше… Сейчас Страннику известно, где иномирянин, через час паразит сменит носителя, и ищи-свищи потом гадину…
        - Вашему сектору это знать отнюдь не обязательно, - проговорил Странник, снова зарываясь в бумаги. - Птицелов, перестаньте бежать впереди телеги! - зеленые глаза главы ДСИ сверкнули; на море поднимался шторм. - Я же говорю, что взять его нужно будет без шума! Чем меньше людей будет осведомлено об этой операции, тем лучше. В идеале о ней не должен знать кто-либо еще, кроме нас с вами.
        Поррумоварруи хмыкнул.
        - А вас, профессор, я бы попросил подождать в приемной. - Странник привстал, уперся руками в крышку стола. - Будьте любезны!
        Поррумоварруи поспешно поднялся. Откланялся и двинул к дверям.
        - Благодарю! - бросил ему вслед Странник, затем снова уселся и зарылся носом в бумаги.
        - Вы хотите, чтобы с иномирянином разобрался я сам? - сообразил Птицелов.
        - Ага. - Странник качнул головой. - Догадливый…
        - Я готов, - ответил Птицелов.
        - Хорошо. Вам придется пробраться в Центр.
        Птицелов сглотнул.
        - Теперь понимаете, почему я не хочу привлекать к этому делу лишних людей? - Странник нахмурил брови. - Никто об этом не должен знать, Центр - особая закрытая территория.
        - Но вы доверяете мне? - переспросил Птицелов, ощущая смесь гордости и неподъемной ответственности.
        - У вас на счету - больше контактов с иномирянами, чем у кого-либо в Свободном Отечестве. Вы справитесь, - ответил Странник, словно речь шла о само собой разумеющемся.
        Птицелов встрепенулся. До него только сейчас дошло, что насторожило его в словах Странника.
        - Но ведь Центр уничтожен!
        Странник просто посмотрел Птицелову в глаза. Ничего не сказал, побарабанил пальцами по столешнице. Потом оживил селектор и проговорил, точно для самого себя:
        - Надо бы подготовить «изделие-351». Все должно быть готово и лежать у меня на столе. Даю пять минут.
        Сказав это, он снова уставился на Птицелова.
        - Центр восстановлен? - догадался тот.
        - В лучшем виде, - кивнул Странник.
        - И работает?
        - Функционирует, как и раньше, - подтвердил глава ДСИ. - Может быть, даже эффективнее.
        - Эффективнее?
        Птицелов знал о ментотронном излучении, которое при Отцах транслировали из Центра через сеть Башен, только по чужим рассказам и по прочитанному в книгах и газетах. Крепко записались на подкорку агитки новой власти: мол, все, что связано с излучением Башен, есть зло. Какое-то несоответствие получалось. Впрочем, при новой власти и грязевик в героях Отечества ходит… Куда проще жить за Голубой Змеей, там враг - упырь да одичавший мутант-людоед. А здесь… Все смешалось и переплелось в разоренной войной и революцией стране. Без метафорического меча Ю Таана, которым рубят все хитрые узлы, не обойтись.
        - Завтра проверим. - Странник прищурился. - Как думаешь, не помешает тем, кто выйдет на демонстрацию, немного энтузиазма и веры в себя и Свободное Отечество?
        - Я всего лишь занимаюсь иномирянами, - пожал плечами Птицелов.
        Кто он такой, чтобы излагать сильному мира сего свои сомнения? Если Странник поможет выручить семью, Птицелов жизнь ему отдаст, не то что душу… Но все-таки что-то заставило его заглянуть главе ДСИ в глаза и проговорить:
        - Зачем же Центр было восстанавливать, а? Ведь выродкам снова на орехи достанется…
        Ожил селектор. Пропиликал первые ноты гимна Свободного Отечества. Странник вдавил кнопку.
        - «Изделие» доставлено, - сообщила секретарь.
        - Прекрасно, - ответил Странник. - Разрешение на вынос «изделия» на имя начальника сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М» при ДСИ Вагги Хаззалгского - мне на подпись.
        - Слушаюсь.
        Странник перевел взгляд на Птицелова.
        - Ну не можем мы пока без Центра, понимаете? Пока не можем.
        Птицелов кивнул. Странник кивнул ему в ответ и неожиданно улыбнулся. В отличие от Оллу Фешта этот человек улыбаться умел. И тогда Птицелов сказал то, что не давало ему покоя:
        - Я хотел просить вас о своей семье…
        - Я знаю все, о чем вы хотели меня просить, - Странник выдвинул из стола один из ящиков, вынул оттуда распечатанную пачку чистой бумаги. Отложил в сторону, снова влез в ящик, выудил лакированную шкатулку. - Держите, охотник на иномирян! Теперь все в ваших руках. И Столица, и Отечество, и ваша семья. Понимаете?
        Птицелов подошел к столу. Принял шкатулку, она оказалась тяжелой. На крышке был вырезан ряд иероглифов, похожих на письмена Островной Империи, только еще сложнее.
        - Что это?
        - Смотрите-смотрите. Открывайте. Это подарок от шефа.
        Птицелов откинул крышку. Посмотрел внутрь шкатулки.
        - Я не знал, что у нас такие могут делать.
        - У вас, пожалуй, и не могут.
        - А где могут? На вашей родине, в Пандее?
        - Да, в Пандее…
        - Господин Странник… - Птицелов замялся. - Вам ведь известно о моей способности отличать правду от лжи?
        Странник хмыкнул.
        - Известно. Мне известно еще, в каких случаях этот дар не работает. - Видя, что Птицелов собирается что-то сказать, Странник добавил: - Но теперь у тебя одна правда, Птицелов. Найди сбежавшего иномирянина, и ты спасешь всех - себя, меня, семью, Столицу, Мир. Все остальное - это шелуха.
        Глава семнадцатая
        Полуторакилометровый диск «Тасмании» восходил над красно-оранжевым серпом Саракша третьей незаконной луной. Люди в рубке «призрака» наблюдали приближение гиганта в полном молчании. Впрочем, это «Тасмания», без вести пропавшая около года назад, казалась сейчас призраком, миражом, фата-морганой, которая растает, едва спасательный звездолет коснется ее лучами своих локаторов. Даже многоопытные комконовцы затаили дыхание, когда пилот приступил к стыковочным эволюциям.

«Тасмания» заслонила горизонт. Теперь не она восходила над Саракшем, а он над ней. Стометровые выступы реакторной группы, окружали пятидесятиметровый купол обитаемого отсека, словно лепестки чашечку цветка. Эспада вспомнил, что из-за этой своеобразной формы Д-космолетам долгое время было принято давать «цветочные» названия: «Лилия», «Ромашка», «Левкой», «Подсолнечник», но потом кто-то из главных конструкторов решил, что это звучит несолидно, и с орбитальных верфей стали сходить корабли с именами «Тариэль», «Геркулес», «Стрела», «Арго».
        Д-космолет «Тасмания» принадлежал к третьему и последнему поколению межзвездных гигантов. Мифология уступила место географии, но «Кавказу», «Антарктике», «Дакоте» и другим кораблям «географической» серии суждена была короткая жизнь. Квазиживые кораблики, которых выращивали из механозародышей за одну ночь, быстро вытеснили с галактических просторов этих диплодоков героической эпохи.
        Отныне и довеку звездоплавателем мог стать кто угодно. Мечта великого Краюхина о том, что когда-нибудь в космос будут летать по профсоюзным путевкам, сбылась. И даже - с лихвой. К примеру, школьники могли, пусть и под присмотром Учителя, отправиться в каникулы, скажем, на планету Ружена и наловить там ослепительно красивых рэмб для живого уголка.
        Бросив Галактику к своим ногам, человечество, правда, столкнулось с множеством проблем. Чего стоит одна только пресловутая Группа Свободного Поиска. Тысячи молодых людей принялись азартно покорять просторы Вселенной, ни мало не заботясь о последствиях.
        И последствия не заставили себя ждать. Список погибших или пропавших без вести растет. История с Максимом Каммерером окончилась благополучно для него и не слишком - для целой страны. Неведомо где пропал «Пеликан» с молодоженами Александром и Мари Семеновыми. Не говоря уже о многочисленных свободных художниках, ищущих творческого уединения, и прочих отшельниках, уставших от современной цивилизации.
        Нет, космос вовсе непохож на пригородный лесок, а планеты - не место для пикников, но человечество, опьяненное собственным могуществом, решительно не желает признавать этого. Может, хоть история с «Тасманией» чему-нибудь научит? Ведь Следопыты - не молокососы. Если Галактика для них и лес, то не чистый, пронизанный солнцем березняк, а - дремучая тайга, заваленная буреломом, полная медведей, скрывающая в себе редкие стоянки древних кочевников. И тем не менее даже Следопыты оказались неготовыми ко всем неожиданностям космической «тайги». Уму непостижимо, как они умудрились попасться на удочку тагорян? И любопытно знать, что за наживка была им предложена?

«Ничего, разузнаем», - сказал себе Эспада, машинально поглаживая рукоять
«кобольда», с которым никак не хотел расстаться. Он даже пополнил боеприпасы к нему, засунув в синтезатор на базе последний патрон. Комов заметил это движение и покачал головой. Эспада понял жест и убрал руку с пистолета. Разумеется, он не собирался стрелять по тагорянам. Да и зачем? Мокрицеподобных насекомых можно топтать ногами. Им не устоять против ярости великанов-землян. Хотя никакой ярости не будет. Спасатели помнили, что перед ними не ракопауки с Пандоры, а разумные существа, пусть и имеющие нехорошую особенность паразитировать на гуманоидах. Они же не виноваты. Просто так сложилось у них на Тагоре, что насекомые в тяжелой борьбе за существование в подземных пустотах Приполярного континента обрели зачатки интеллекта, а приматы, обитающие на поверхности в райском саду вечнозеленых тропиков, - нет.

«Псевдохомо, - подумал Эспада с горечью. - Носители разумных паразитов…»
        Специальная экспедиция КОМКОНа доказала, что эти весьма симпатичные двуногие прямоходящие интеллектом не превосходят шимпанзе. А посему в том, что высокоученые членистоногие используют недоразвитых гуманоидов в качестве симбионтов, нет ничего предосудительного. Но одно дело - признать это в официальных документах, другое - обнародовать все детали без предварительной подготовки. Современные земляне далеки от антропоцентризма, но ксенофобия способна проснуться на уровне животного инстинкта. Комиссия по контактам придумала замечательный трюк. Более всего подвержены ксенофобии дети, которым бывает трудно объяснить, зачем нужно любить
«мерзкого» жука. Следовательно, грустную правду о планете Тагора надо донести не через открытые публикации, а через - детскую книгу, увлекательно и талантливо написанную. Расчет ученых мужей оправдался. «Соглядатай», созданный неким Исидором Микуловым (это, наверняка, псевдоним), стал самой популярной повестью среди подростков поколения двадцатых. Иоганн Сурд выполнил великолепные иллюстрации, при воспоминании о которых у Эспады до сих пор сладко щемит сердце. Пейзажи далекой планеты… Косморазведчик Бенни Дуров у своего корабля… Дикие джунгли… Колоссальная машина-город… Из-су и ло-ту - дружелюбные симбионты, осваивающие родной мир в согласии друг с другом… Эти теплые ненавязчивые образы стали частью земной культуры, а тагоряне, как и предсказывали социопсихологи, не вызвали инстинктивного отторжения даже у детей, словно всегда были рядом.
        На экране засеребрились инеем стены стыковочного шлюза. Движение «призрака» прекратилось. Молодой пилот повернулся лицом к пассажирам и сообщил:
        - Давление в шлюзе норма, коллеги.
        Комов поднялся раньше остальных. Гибкие плети фиксаторов втянулись в кресло, будто осьминог поджал щупальца. Следом взгромоздился Осиновский, одернул мешковатый десантный комбинезон. Глаза начальника полярной базы пылали мрачным огнем.
        Первые свидетельства присутствия людей комконовцы обнаружили в технологическом тоннеле пятого уровня.
        - Бедлам, - проворчал Осиновский, поднимая истерзанную книжку.
        Книжка выглядела так, словно на нее многократно наступали. Называлась она
«Новейшие приемы выслеживания тахоргов», и было этим новейшим приемам лет семьдесят. Похоже, у кого-то из экипажа «Тасмании» она входила в круг любимого чтива, а теперь валялась забытая, бесстыдно раскинув помятые крылья обложки.
        Эскалаторы, как и скоростные лифты, не работали, и спасательной команде пришлось воспользоваться винтовыми лестницами, чтобы попасть на главный уровень, именуемый на жаргоне старых космолетчиков «седьмым небом». «Небо» начиналось с кольцевого коридора с дверями кают на внешней стороне, который обегал круглый зал центральной рубки управления. И вот здесь царил настоящий «бедлам». Под ногами спасателей хрустели россыпи мемокристаллов, обрывки магнитных лент цеплялись за башмаки и волочились блестящими коричневыми змеями следом. На искусственном ковровом покрытии темнели подозрительные пятна. Спасатели открывали все каюты подряд. Если дверь оказывалась заперта, ее попросту высаживали. Каюты выглядели так, словно в них обитали животные: скомканное несвежее постельное белье, вырванные с мясом декоративные панели под махагоновое дерево, содранные со стен и затоптанные фотографии детей, стариков, молоденьких девушек, надо полагать - родных, друзей и возлюбленных, оставленных членами экипажа на Земле.
        - Не пойму я чего-то, - пробормотал чернявый эмбриомеханик Миша, специалист по экспедиционным механозародышам. - Зачем тагорянам понадобилось, чтобы ребята вели себя, как… как… Я не знаю, как!
        Эспада лишь усмехнулся.
        - Меня больше волнует, куда они все подевались? - пробурчал Осиновский. - А, Диего, что скажешь?
        - Главное, чтобы не в реакторные отсеки, - отозвался тот. - Д-космолет, конечно, не белая субмарина, но…
        - Упаси боже! - отмахнулся космический волк. - Это ж мезонные реакторы, там в отсеках минус семьдесят по Цельсию.
        - Холода тагоряне не любят, - сказал Эспада.
        Он вспомнил свое краткое пробуждение в шлюзовом тоннеле Ц-613. Видимо, кто-то из марионеток-носителей не запер люк и все насекомые-паразиты из-за холода потеряли контроль над людьми. Жаль, что ненадолго.
        - Сюда, друзья! - позвал Миша, который опередил основную группу, первым добравшись до входа в центральную рубку.
        Просторный зал с подковами пультов и овальными мониторами - дань гигантомании героической эпохи - был полон. Люди полулежали в креслах, слонялись между опалесцирующих колонн главного навигационного вычислителя и валялись прямо на полу, бессмысленно созерцая рисунок созвездий на обзорном экране, куполом накрывающим рубку. Пространство, не занятое людьми, занимали тагоряне. Инопланетные разумные насекомые облепили пульты, бестрепетно шмыгали под ногами людей, даже на куполе-экране маячили силуэты нескольких мокрицеподобных тварей.
        Когда в рубке появились спасатели, на них обратили внимание. Тагоряне тревожно затрещали лапками о жесткие панцири, грозно заскрежетали жвалами. Поднялся невообразимый шум. Несколько человек поднялись и двинулись в сторону спасателей. Шли они, словно зомби из столичной кинемы, раскачиваясь из стороны в сторону, оттопырив локти и шевеля пальцами, будто разминая их, перед тем как вцепиться в горло врагу.
        - Джек! - окликнул одного из Следопытов эмбриомеханик. - Это же я, Майкл! Не узнаешь что ли, бродяга?!
        Но Джек не отреагировал. Рот его был распялен, на подбородок стекала тягучая слюна. От него и его сотоварищей шел такой запах, словно они и впрямь были псевдомертвецами, оживленными магами-шарлатанами.
        - Внимание! - негромко сказал Комов. - Действуем как запланировали. Двое хватают за руки, третий расстегивает комбез, четвертый срывает тагорянина. Освобожденных немедленно в коридор. Начали!

«Зомби» бросились на спасателей. Спасатели - на «зомби». Марионетки-носители оказались проворнее. Светловолосый крепыш, внешность которого портили пятна засохшей тушенки на щеках и зубы с желтым налетом, вырвался из рук схвативших его комконовцев и попытался выдавить Эспаде глаза. Тот, недолго думая, крепко приложил
«агрессора» об пол. Не давая крепышу опомниться, Эспада рванул комбинезон на могучей следопытской груди. Ухватил тагорянина-кукловода поперек панциря и с трудом оторвал: присосалась гнида! Крепыш застонал, в глазах его возникло какое-то подобие мысли.
        - Тащите, парни! - буркнул Эспада.
        Освобожденного Следопыта уволокли в коридор. Эспада отшвырнул «мокрицу» и бросился на помощь другой группе, которая боролась с Джеком. Джек успел засветить своему приятелю Мишке в глаз. Эмбриомеханик поскользнулся на раздавленном жуке и оказался на полу, барахтаясь под скопищем накинувшихся на него тагорян. Тут уж стало не до церемоний. Эспада взялся расшвыривать «братьев по разуму». Хрустел хитин панцирей, брызгала лимфа. Наконец, Эспада поставил Мишку на ноги. Заглянул в глаза, поинтересовался:
        - Это все еще ты, Мигель?
        - Кажется… я, друг Эспада, - неуверенно проговорил тот.
        - Работать сможешь?
        - Смогу.
        - Действуй!
        Первую волну «зомби» удалось освободить от паразитов сравнительно легко, но следом на спасателей двинулись все наличные силы противника. Каждого Следопыта облепило по нескольку тагорян. Остальные мокрицеподобные перли своим ходом, грозно скрежеща лапками.
        - Массаракш! - прорычал Эспада, выхватывая «кобольд». - Они нас сейчас сомнут.
        - Отставить, Диего! - сказал Комов. - Стыдись, это разумные.
        - Паразиты, - пробурчал Эспада, но оружие убрал.
        - Вот что, Яков, - сказал Комов. - Ты в системах кондиционирования «цветков» разбираешься?
        - Я-то? - переспросил Осиновский. - Я здесь все знаю, до винтика.
        - Отлично, - проговорил Комов. - Мы тут будем держать оборону, а ты двигай в отсек микроклимата, делай что хочешь, но чтобы через пять минут здесь была подмосковная зима.
        - Понял, Геныч, - отозвался старый космический волк. - Врублю экстренное охлаждение. Через пять минут здесь будет Антарктида!
        - Главное, не перестарайся… Не хватало еще ребят поморозить. Им и так досталось…
        - Не дурак, - буркнул начальник базы и выбрался из рубки.
        В это мгновение до спасателей, занявших оборону у выхода из рубки, докатилась вторая волна.
        - Вперед, ребята! - крикнул Эспада и кинулся в бой. - Бей своих, чтоб чужие боялись!
        Завязалась самая настоящая потасовка. Прежний план освобождения людей от паразитов полетел ко всем чертям. Главное - продержаться, пока Осиновский не понизит температуру в рубке до неприемлемого для насекомых уровня.
        Продержаться было не так-то легко. Управляемые тагорянами Следопыты дрались, как автоматы - не чувствительные к боли и не ведающие страха. Инопланетные жуки вцеплялись в штанины, карабкались по ногам, стараясь добраться до открытых участков тела. Спасателям приходилось туго. Эспада заметил краем глаза, что и Комов уже не слишком церемонится с представителями цивилизации Великой Тагоры, которыми совсем недавно восхищался.
        В горячке всеобщей свалки никто не обратил внимания на клубы холодного тумана, низвергающиеся из специальных форсунок между пультами. Белесые клубы накрыли дальние шеренги тагорян, которые цепенели на глазах. Металлические детали интерьера покрылись изморозью. Люди-автоматы замирали на ходу. Паразиты осыпались с них, как пожухлая листва. Затих скрежет хитина.
        Эспада стряхнул с рукавов и штанин трех тагорян и подхватил малорослого Следопыта - почти мальчишку! Парень сонно моргал опушенными инеем ресницами и с изумлением смотрел на Эспаду.
        - Ничего, амиго, - пробормотал Эспада. - Потерпи. Скоро будешь дома.
        Ярость схватки проходила, оставляя сожаление о потерях.
        Никто из экипажа и пассажиров захваченной инопланетянами «Тасмании» серьезно не пострадал, по крайней мере - физически, но тагоряне гибли десятками. Спасатели вытаскивали из рубки людей, стараясь не наступать на хрусткие скорлупки насекомых.
        - Потом нам будет чертовски стыдно, - пробормотал Комов.
        - А им?! - спросил Эспада с вызовом. - Им будет стыдно, Геннадий? Они год держали в плену наших товарищей. Год сонного оцепенения, когда ты перестаешь быть самим собой, утрачиваешь все человеческое. Я знаю, я побывал в таком плену…
        - Убийство всегда убийство, Диего, - сказал Комов. - Тебе ли этого не знать?..
        - Вертикальный прогресс тоже требует жертв? - огрызнулся Эспада.
        - Все прогрессы реакционны, если рушится человек, - процитировал Комов и добавил: - Не время для споров, Диего. Дома поговорим.
        Осторожно перешагивая через тагорян, он направился к командирскому креслу, в котором сидел пристегнутый ремнями безопасности человек. Эспаде показалось странным, что один член экипажа остался безучастным к вторжению спасателей, и он двинулся вслед за Комовым. Они были уже в двух шагах, как вдруг кресло повернулось и спасатели увидели изможденное лицо капитана «Тасмании».
        - Антон! - воскликнул Комов. - Быков!
        Эспада едва успел поймать его за рукав.
        - Погоди, Геннадий, - проговорил он. - Не видишь, что ли?
        - Массаракш! - выругался комконовец.
        Антон Быков был при полном параде, но белый капитанский китель оказался измят, грязен и расстегнут на все пуговицы, а рубашка под ним - разорвана. Сквозь прореху поблескивал сегментированный хитин присосавшегося к человеку тагорянина.
        - Ну, что ты теперь скажешь?! - выкрикнул Эспада, обращаясь к Геннадию Комову.
        - Что скажу? - задумчиво проговорил тот. - А вот что!
        Комов отступил на шаг, весь как-то обмяк, сгорбился, руки плетьми повисли вдоль тела. Он принялся раскачиваться из стороны в сторону, выделывая расслабленными руками немыслимые кренделя. Губы его вытянулись трубочкой, и в жутковатой тишине раздался долгий, переливчатый свист. Эспада поневоле залюбовался им. «Вот что значит настоящий мастер!» - подумал он, припомнив собственные жалкие попытки общаться с тагорянами на их языке.
        Быков повернул голову, словно прислушиваясь к соловьиным руладам, которые извергал Комов, и вдруг усмехнулся. Это была жалкая и одновременно жуткая улыбка человека, душой которого овладел демон. Эспада видел нечто подобное в старинной телевизионной постановке из средневековой жизни.
        - Не трудитесь, - хрипло проговорил Быков. - Я хорошо понимаю человеческую речь. Мне известны пять земных языков. У меня есть друзья среди людей.
        Комов прекратил «свистопляску», стремительно шагнул к капитану «Тасмании».
        - Меня зовут Геннадий Комов, - представился он. - Я член Комиссии по Контактам. С кем имею честь, из-су?
        - Доктор Ас-Су, - отозвался инопланетянин устами космолетчика Быкова. - Лабораториум Великой Тагоры.
        - Надеюсь, вы осознаете, досточтимый доктор Ас-Су, что захватив земной космический корабль, вы нарушили нормы межцивилизационного права? - поинтересовался Комов.
        - Между Человечеством Земли и Великой Тагорой нет дипломатических отношений, - отозвался его собеседник.
        - Пират остается пиратом, - вклинился в разговор Эспада, - независимо от дипломатического протокола.
        Комов зыркнул на него: не вмешивайся!
        - В таком случае, из-су, - холодно проговорил член Комиссии по Контактам, - человечество Земли не несет ответственности перед правительством Великой Тагоры за смерть, причиненную его подданным.
        - Разумеется, - согласился доктор Ас-Су. - Равно как и народ Великой Тагоры не несет ответственности за содеянное некоторыми его представителями, не имеющими никаких официальных полномочий.
        - Вы хотите сказать, что захват земного корабля и высадка на планете Саракш осуществлялись без ведома тагорянского правительства? - уточнил Комов.
        - Вы поняли меня совершенно правильно, - отозвался тагорянин. - Мы всего лишь немногочисленная группа единомышленников, которые полагают, что наступило время перемен. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить вас, доктор Комов. Я с огромным удовольствием ознакомился с вашими статьями, которые мой земной друг, доктор Бромберг, любезно предоставил в наше распоряжение. Они помогли мне сформулировать некоторые положения моего философского труда, цель которого заключается в обосновании необходимости выхода тагорянина в межзвездное пространство…
        - Поздравляю, Геннадий! - не удержался Эспада. - Ты помог этим пиратам идеологически подковаться.
        Комов не стал ему отвечать. Вместо этого он вновь обратился к тагорянину:
        - Не стоит благодарности… А впрочем, любезность за любезность. Я хочу знать подробности! Каким образом вы захватили земной звездолет? Почему решили высадиться именно на Саракше? Какова цель вашей высадки?
        Быков помолчал, после чего заговорил очень быстро, словно подготовил свою речь заранее:
        - Ло-су. Искусственное слово, появившееся в эпоху Больших Машин. Вы переводите его как «симбиоз», но это лишь один из смыслов. Буквально - «малая кровь». Мы понимаем под ло-су долг Великой Тагоры, благо Великой Тагоры и путь Великой Тагоры. Если бы не было ло-су-симбиоза, наша цивилизация не смогла бы развиваться. Однако если бы не было ло-су-малой-крови, развитие погубило бы нас. Когда-то наши ученые сами определяли пути малой крови - это отнимало слишком много времени и не застраховывало от ошибок: живой разум связан с инстинктами, любопытство пересиливает страх. Большие Машины определяют пути малой крови гораздо эффективнее. Мы жили так веками, и благо Великой Тагоры росло. Потом пришли вы, земляне. Вы совсем другие, вы пользуетесь машинами, но не осознаете ло-су. Вы подобны слепым личинкам, которые тычутся в поисках нового пространства, не понимая, что вне сотка ждут холод и смерть. И ваше пришествие нарушило ход Больших Машин. Слишком непредсказуемый фактор. Слишком мало определенности. Вас нельзя прогнозировать, а когда вы активизировали поиски Странников, Большие Машины впервые за всю нашу
историю не сумели дать однозначный прогноз ло-су. Это удивило и напугало нас, и было принято поспешное, но единственно верное решение - прервать любые контакты с Землей. Мы искали ло-су в изоляции, в бегстве от мира землян, и на какое-то время нам стало легче. Но главного нам добиться не удалось - пути малой крови расходятся. Рекомендации Больших Машин стали противоречивы. В результате Лабораториум присвоил себе право судить, какой из ло-су более оптимален. Глупцы - они закрыли глаза, как делают дикие ло-ту в момент величайшей опасности. Они выбирают тот прогноз ло-су, который позволяет им тешить свои иллюзии. Но есть и другие. Я и мои единомышленники уверены, что новый ло-су лежит через звезды. Великую Тагору не оставят в покое. Раньше или позже к нам придут - не земляне, так Странники. Благодаря вам мы увидели другие миры. Многие из них вполне подходят для нас. Нам нужны новые территории, новые плацдармы, новые технологии. Это звучит странно, это звучит революционно, однако напомню, что Тагора никогда не стала бы Великой, если бы наши предки отсиживались во тьме пещер. - Быков перевел дыхание. - Что
касается «Тасмании», то мы зарегистрировали ее на границах нашей системы и послали сигнал. О помощи. Земляне всегда помогают.
        - По-моему, Геннадий, все ясно, - вмешался все-таки Эспада. - Пираты захватили мирное судно и отправились на нем за сокровищами иных племен. Я ценю вашу ученую беседу, но хочу напомнить, что доктор жук паразитирует на нашем товарище, которого давно пора освободить. И советую доктору жуку пойти нам навстречу. Ло-су. Малой кровью.
        - Да, пусть выметается, пока цел! - без обиняков заявил вернувшийся в рубку Яков Виленович Осиновский. - Эх, Тоха, Тоха, как же ты допустил, чтобы к тебе присосалась этакая тварь?!
        Глава восемнадцатая
        Двухколесный «Зартак» быстрее ветра мчал Птицелова прочь от Столицы. Пустынное шоссе струилось черной рекой среди засеянных пшеницей полей, мелькали лесополосы и решетчатые остовы уничтоженных Башен. Видел изредка Птицелов и Башни, которых народный гнев не коснулся, - темные, окруженные колючей проволокой и якобы безжизненные. Якобы… Невидимое излучение пульсировало в их электронных внутренностях. Пока даже не вполсилы и не в четверть. Пока - на самой незначительной мощности. Пока…
        Дорога поднималась по чаше Мира и терялась среди туч. Вспышки молний отражались в очках-консервах, что закрывали Птицелову половину лица.
        Пешком, опираясь на посохи, шаркая стоптанными башмаками, в Столицу тянулись жители Отечества, чтобы принять участие в завтрашнем празднестве. Более удачливых селян везли в город на раздолбанных скотовозах. Этой ночью приезжие забьют собою до предела кабаки окраин. Праздник Революции начнется уже сегодня.
        Птицелов притормозил за последним полем, дальше по обе стороны шоссе тянулись старые рощи, отделенные друг от друга полосами каменистых пустырей. Он отыскал неприметную грунтовку и направил «Зартак» вглубь одной из рощ. И за первым же поворотом натолкнулся на бронетранспортер, возле которого стояли солдаты с автоматами наготове. Услышали, как урчит двигатель «Зартака», и вышли встречать.
        Удостоверение начальника сектора Отдела «М» на сей раз сняло все вопросы. Птицелов поехал дальше: по ухабам, размытым недавним дождем. Потом наткнулся на второй пост. И снова его пропустили без промедления.
        Проехал по краю лощины, в которой стояла вода, а в воде ржавели кузова какой-то бронетехники. На другом ее краю белели постройки из серого бетона. В небо целились мачты дюжины антенн, вращались локаторы на вышках, установленных по периметру, дежурили часовые. Но это был еще не Центр, а один из множества военных объектов, разбросанных вокруг Столицы.
        Снова через рощи и снова по ухабам. Мимо дорожных знаков с черепами и надписями на четырех языках, на случай если шпион безграмотный попадется. Дескать, едете дальше на свой страх и риск. Гнать тут было невозможно, и без того грязь летела во все стороны, и через лобовое стекло едва-едва можно было что-то разглядеть.
        Птицелов выехал к очередному блокпосту. Тут все выглядело солидно. Здание контрольно-пропускного пункта больше походило на дот, ощетинившийся стволами пулеметов. Попрек дороги - цельнометаллическая штанга шлагбаума и колючая проволока в два ряда. Забор из стальных прутьев метров четырех высотой и под напряжением, питается энергией от городской АЭС.
        На сей раз Птицелова попросили выбраться из кабины и снять очки. Офицер придирчиво осмотрел паспорт, удостоверение сотрудника Отдела «М», а также - специальную бумагу, подписанную Странником.
        - Все, кажется, верно. Можете ехать… если хотите.
        Что-то такое было написано на покрытом шрамами лице вояки, что Птицелов так и не смог прочесть. Точно хотел офицер отговорить его ехать дальше, но не его это дело, не имел он права произносить лишних слов. Оно и понятно, эти люди сами не знали, что именно им приходится охранять. Знали только, что оттуда не все возвращаются. Солдаты тем временем убрали «колючку» и подняли шлагбаум. Впереди была все та же разбитая дорога под навесом из старых переплетенных ветвей.
        Птицелов кивнул, нацепил на нос очки и влез в кабину. «Зартак», разбрызгивая грязь, двинул вперед.
        Больше не было предупреждений с черепушками. Только безлюдные рощи, грязь да мошкара над зелеными, как глаза Странника, лужами.
        За поросшими неприятным желтым мхом деревьями забрезжил свет. Птицелов остановил
«Зартак» и выключил двигатель. Поднял дверцу и какое-то время слушал шум листвы. А листва в здешних рощах была жесткой, кожистой и шуршала она, как целлофан. Кроме этого шороха - ни одного лишнего звука. Так, наверное, и должно быть… Птицелов повесил очки-консервы на руль, выбрался из кабины, принюхался. Городской житель тут ничего не учуял бы, но он - сын герцога, воспитанный мутантами и выросший среди мутантов, охотник и следопыт из лесов за Голубой Змеей, - тут же уловил сладковатый запашок тлена. Что-то гнило за деревьями…
        Птицелов обошел «Зартак». Открыл багажник, отбросил промасленные тряпки и пенал с гаечными ключами. Вынул «изделие-351» и надел его на голову.
        Изделие создавали как будто специально для него. Это был глухой шлем с узкой, закрытой темным стеклом щелью для глаз. Надежная защита от ментотронного излучения, включая его самую мерзкую, депрессионную, разновидность. Депрессионными полями были закрыты входы в Центр. Пройти через них, не превратившись в безвольное, малоподвижное, истекающее слезами и слюной нечто, жителю Мира было решительно невозможно. Иномиряне проходили. Не действовало на них излучение. И иномирянин в итоге прошел.
        Шлем серьезно ограничивал поле зрения, но снимать «изделие» было нельзя. Тот, кто контролировал Центр, контролировал всю бывшую Страну Отцов. Свободное Отечество пока не догадывалось, что им управляет… мокрица из Массаракша. Накроет иномирянин страну депрессионным излучением, и повалятся с ног все, кто где стоял. Если же ударит излучением иного свойства, вновь зазвучат военные марши и попрет обезумевшая толпа на Хонти или на Пандею «восстанавливать историческую справедливость». Выродки будут корчиться от боли, они делу не помогут. Дееспособными останутся лишь грязевики и тот, на чью голову будет надето единственное в своем роде «изделие-351».
        Птицелов снова заглянул в кабину, вытащил из-под сиденья подарок Странника: непривычного вида пистолет, именуемый грязевиками «скорчером». На его рукоятке была выгравирована надпись - на языке Свободного Отечества, все честь по чести!
«Страннику от Слона» - гласила она. Птицелов помнил, как лихо грязевик Лев Абалкин поджарил при помощи этой железяки с длинным стволом Темного Лесоруба. Мощнее, чем скорчер, ручного оружия в Мире было не найти.
        Он обхватил рукоять пистолета грязевиков двумя руками и пошел вперед.
        Рощи окружали широкий карстовый провал. По кромке его росли приземистые плакучие деревья и колючие кустарники. Известняковые склоны были пористыми и потемневшими от времени и дождей. Это место напомнило Птицелову Норушкин карьер, что находится неподалеку от поселка мутантов за Голубой Змеей. Он остановился; захлестнувшее с головой дурное предчувствие сделало его ноги ватными, а мысли спутались. В Норушкином карьере он дважды сходился лицом к лицу с Темными Лесорубами, и в том и другом случае его спасла лишь удача.
        Ему понадобилось два вздоха полной грудью, чтоб взять себя в руки.
        Нет, Норушкин карьер был раза в три шире и глубже. В нем, засыпанном слоем меловой пыли, ничего не росло. А тут все зеленело и шелестело на ветру. Карстовый провал давным-давно зарос влаголюбивыми деревьями и травами. Торчали из колышущейся зелени известняковые столбы, похожие на колонны в развалинах театра уничтоженного атомным взрывом города. Города, где когда-то он познакомился и с Лией, и с Колдуном, и с друганом Бошку.
        А здесь… Здесь он очутился в поле действия депрессионного излучателя.
        Медленно думаете, господин начальник сектора «Оперативного реагирования» Отдела
«М».
        Все-таки к некоторым вещам нельзя подготовиться. Птицелов покрепче обхватил рукоять скорчера. Грозное оружие грязевиков придавало ему уверенности и сил. Наплыв апатии и жалости к себе трансформировался в обычный, предвещающий драку озноб.
        Вниз вела дорога. При желании в провал можно было спуститься даже на грузовике. Естественно, это было возможно: а как иначе здесь построили бы Новый Центр?
        В подземной пещере, под каменной толщей, что защитит от любых бомбардировок и ракетных ударов. На собственном атомном реакторе, среди самого надежного оборудования, которое только можно было создать в Свободном Отечестве. Оттуда по многожильному медному кабелю сигнал поступал на ближайшие Башни, а Башни ретранслировали его дальше…
        Птицелов осторожно выглянул из-за кустов. Соваться на дорогу просто так было нельзя. То, что походило на лежащий по краям мусор и тряпье, было на самом деле мертвыми телами, кое-как присыпанными землей. Нос говорил Птицелову, что покойников тут много. Каждый из них околел, пролежав несколько дней под воздействием депрессионного излучения. Потом кто-то убрал их в сторонку, чтоб не валялись под колесами машин техперсонала, который наверняка наведывался в эту глушь.
        Он двинулся вперед. Медленно, по полшага, отводя ветви одной рукой, другой - держа скорчер наготове. Внизу, среди зелени и нагромождения камней, наметанный глаз М-агента отыскал пару кочек, которые выглядели неестественно. Птицелов опустил руку, нашарил на земле ржавую гайку. Ему вообще-то и любой камень подошел бы, но попалась почему-то гайка. Швырнул ее к одной из подозрительных кочек. Тут же, сорвав камуфляж, из земли выдвинулось автоматическое орудие, наподобие тех автономных противопехотных комплексов, что были расставлены вокруг Крепости, только современной модификации. Выдвинулось, развернулось, гудя сервомеханизмами, и тут же юркнуло в свой лючок в земле. Гайка угрозу не представляла.
        Странник обещал, что военные отключат свои игрушки. Но еще он говорил, что есть возможность возобновить их работу, перезапустив из Центра. И предупреждал, что иномирянин, очевидно, так и поступит.
        Птицелов поднял скорчер, прицелился. Заметалось пламя среди камней, задымила напитанная влагой трава. Выстрелило в небо снопом искр вплавленное в землю орудие. Птицелов снова опустил руку, и опять ему попалась гайка… Что тут поделаешь? Очевидно, монтажники потеряли. Ну и гайки отлично подходили, точно их специально тут кто-то оставил: чтобы проверять работу автоматической стражи.
        Заворочалась среди кустов еще одна пушка, и на сей раз Птицелов сжег ее до того, как она скрылась под землей.
        Скорчер стал теплым, но не перегрелся. Стрелял он почти бесшумно, куда громче трещали ветви кустарников, когда их обгладывало пламя вызванного выстрелами пожара.
        Умеют проклятые грязевики делать оружие! Любая армия Мира с такими скорчерами могла бы стать непобедимой! Лиловые молнии стирали замаскированные огневые точки, точно ластик карандашный рисунок. Внизу все пылало, дым тянулся несколькими столбами к Мировому Свету. Горел порой даже камень: скорее всего, из-за высокой температуры начиналась какая-то химическая реакция. На всех блокпостах в округе поняли уже, наверное, что на охраняемой территории происходит что-то внештатное. Странник обещал, что военные не станут вмешиваться до тех пор, пока иномирянин не будет нейтрализован. Но, кто знает, как все может обернуться на самом деле?..
        Птицелов двинулся вниз. По склону, через кусты, придерживаясь рукой за ветви. Дороге он не доверял.
        И правильно делал.
        Один из присыпанных землей мертвецов на обочине пошевелился, а потом откатился, точно чурбан. Из-под него вынырнула пулеметная турель и застрекотала, выбросив из дула полуметровый язык пламени.
        Птицелов прыгнул щучкой вперед, понесся кубарем по склону, считая спиной и головой, защищенной «изделием-351», камни.
        Выронил скорчер, прижал руки к груди, стараясь уберечься от ударов. За ним следом взлетали фонтанчики земли и известняковой крошки, выбитой пулями. Завизжали рикошеты, посыпались с деревьев, окружающих провал, срезанные шальными пулями ветви. Посчитав, что нарушитель вышел из зоны обстрела, турель прекратила палить, поводила дымящимся стволом туда-сюда и нырнула под землю. Птицелов упал на тлеющую траву. Хлопья сажи закружились над ним черными мухами. Тут же вскочил на ноги - грязный, как дэк после смены на расчистке, - прыгнул через дрожащий воздух за ближайший валун.
        Но защитные механизмы молчали. Уничтоженные огневые точки плевались искрами и источали воняющий горелой изоляцией дым.
        Оружие грязевиков лежало на расколотой очередью известковой глыбе. Птицелов схватил скорчер за рукоять. Заскрипел зубами, стал перебрасывать пистолет из ладони в ладонь, точно горячую картошку.
        Вот и вход в Центр.
        Замаскированная под камень железная плита белела неподалеку. Над входом возвышался почти отвесный склон, вдоль которого, подобно лианам, свисали ветви колючих кустарников. Как Странник и описывал.
        Птицелов поднял все еще горячий скорчер двумя руками, стиснул спусковой крючок. Лиловый сгусток энергии впился в плиту. Огненные брызги ударили во все стороны. Загорелись ветви, змеящиеся вдоль склона. После четвертого выстрела в плите образовалась дыра, через которую можно было бы протиснуться человеку. Но идти вперед пока было опасно: расплавленный металл пылал жаром, листва и мелкий сор, пролетая рядом, вспыхивали, точно спичечные головки.
        Пот струился по лицу Птицелова. Отчаянно хотелось стащить с головы «изделие-351» и утереться хотя бы рукавом. Иногда Птицелову казалось, что шлем прикипел к черепу, что под шлемом не волосы и кожа, а воспаленная растрескавшаяся корка. Но «изделие» снимать было нельзя. Энергия депрессионных полей у входа в Центр доходила до максимального значения. Так говорил Странник, и он, как всегда, не ошибался.
        Металл остывал, постреливая редкими искрами. Белое становилось красным, а красное - черным. Контуры проделанной скорчером дыры колыхались в жарком мареве. Виднелась часть освещенного лампами коридора. Внутри клубился дым, что было некстати: жуку в такой мгле - раздолье. Вывалится из какой-нибудь незаметной щели - и на спину. Никто не прикроет, напарников в этой миссии нет. Не стоят за спиной верный Бошку или бывалый Облом. Даже лютых «аспидов» из «Массаракша-2» на сей раз с ним нет. Так и подмывает усесться на землю и завыть в зверином отчаянии.
        Проклятые депрессионные поля…
        Птицелов поднял скорчер на вытянутой руке. Посчитав, что времени прошло достаточно и что жар на «вратах в преисподнюю» должен был немного остыть, он двинулся вперед.
        Но его уже ждали.
        Пистолет-пулемет разразился лязгающей тирадой.
        Две пули отрекошетили от шлема, словно от хорошей каски. Птицелов метнулся в сторону, успев один раз выстрелить в ответ. Прожженная дыра осветилась красным: молния, выпущенная скорчером, рванула в коридоре не слабее ручной гранаты. Птицелов кувыркнулся вперед, едва не угодив шлемом в лужу не до конца застывшего металла. Дважды выстрелил с земли, затем вскочил на ноги и кинулся к входу в Центр.
        В коридоре клубился дым вперемешку с пылью. Вспыхивали и гасли языки огня, освещая на короткие секунды разрушения, причиненные лиловыми молниями.
        Птицелов, выдохнув, прыгнул внутрь. Прижался к боковой стене, ожидая, пока стекло-хамелеон в шлеме станет полностью прозрачно. Потом побежал вперед, перепрыгивая через груды обрушившихся камней.
        И почти сразу наткнулся на того, кто стрелял.
        Оллу Фешт довольно сильно обгорел, но был узнаваем. На груди начальника
«Масса-ракша-2» осталась целой лишь та часть, где сидела мокрица. Сам жук валялся в двух шагах от своего носителя, его хитин был прожжен в нескольких местах, внутренности причудливого вида валялись на засыпанном штукатуркой полу разноцветной бижутерией.
        Вот и пришел конец великому иномирянину. Конец жуку, которому удалось обвести вокруг пальца стольких людей и добраться до Центра, откуда можно было управлять всем Свободным Отечеством. Да-да, не из бывшего Дворца Юстиции, а именно отсюда.
        Разумный жучок…
        Он давно положил глаз на Оллу Фешта. Сидя на несчастном добровольце, жук присматривался к тому, кто вел допрос. Он определил шефа Отдела «Массаракш-2» как одну из ключевых персон в системе безопасности Свободного Отечества. Захватил, получил напрямую из мозга Фешта всю информацию… Об Отделе «М», о «Массаракше-2», о кризис-зонах Мира и, конечно же, о новом Центре - Фешт имел допуск к сведениям и такого уровня секретности.
        Теперь Фешт и жук лежат рядышком и дымятся, сраженные оружием грязевиков. Осталось лишь обесточить Центр и дождаться прибытия специалистов. А еще - спрятать мокрицу от греха подальше: у военных свои секреты, а у ДСИ - свои.
        А Странник в это время уже должен был забрать Лию и Киту с пресловутой профсоюзной дачи и перевезти в Столицу. Странник обещал - Странник сделает…
        Коридор поворачивал под прямым углом. Дальше тоже было пыльно и дымно, но стены и потолок остались целыми. Лампы дневного света погасли, но тут работало аварийное
«ночное» освещение. Птицелов пошел вперед.
        Следующая дверь была отперта. Птицелов переступил через высокий порог и оказался в пещере, сплошь заставленной различным оборудованием. С освещением здесь было все в порядке. Отовсюду сиял начищенный до хромового блеска металл. Ряды блоков памяти электронно-вычислительной машины Центра выстроились вдоль окружности пещеры, они перемигивались огоньками, показывая свою готовность работать. Четыре металлические колонны, расположенные квадратом, подпирали свод. От них исходил гул, как от высоковольтной линии. Между колонн на решетчатом возвышении находился пульт управления Центром. Над пультом нависало множество современных плоских мониторов. Странник сказал, что сначала нужно будет вырубить все на пульте. Затем отключить блоки памяти и саму электронно-вычислительную машину при помощи большого рубильника на стене. Где бы он мог находиться, кстати?.. Ну и перевести реактор Центра в нейтральный режим - это со второй контрольной консоли, которая расположена где-то на дальней стороне зала.
        По дну пещеры тянулись цементные дорожки, чтоб персонал не спотыкался и не ломал каблуки об сталагмиты и промытые водой выбоины. Одна из дорожек привела Птицелова к пандусу, по которому можно было подняться к пульту управления.
        Птицелов положил руку на перила и собрался было подниматься, но тут что-то его остановило. Чувство, будто кто-то смотрит в спину. И еще запах - очень знакомый запах, который пробрался даже под шлем.
        Он обернулся. За спиной никого не оказалось. Мигал разноцветными огнями ближайший блок памяти, продолжая выполнять последнюю заданную программу. Впрочем, никого, кроме иномирянина, здесь и быть не могло. А иномирянин мертв, и его носитель - тоже.
        Что-то застучало по сталагмитам, как будто сухой веткой по радиатору провели.
        Птицелов устало поднял скорчер. Большим пальцем коснулся регулятора мощности, выводя его на минимум. И в таком случае оружие грязевиков останется смертоносным, но энергия импульса приблизительно сравняется с энергией летящей пули.
        Он отошел от пандуса. Сошел с дорожки, зачавкал подошвами ботинок по клейкой белой грязи, выстилающей дно пещеры. Заглянул за первый ряд сталагмитов, обошел мерно гудящую колонну, наклонился над вторым рядом сточенных известняковых клыков.
        Что-то шлепнулось ему на спину, вцепилось острыми коготками в одежду.
        Птицелов крутанулся, ткнул за спину рукой с зажатым в ней скорчером. Поскользнулся на грязи, упал на камни. Над его ухом что-то противно заскрипело, заскрежетало лапами по шлему. Он перевернулся набок и увидел немного помятую, но вполне себе живую и бодрую мокрицу.
        Иномирянин метнулся с камня на Птицелова, выставив сегментные усища. Птицелов выстрелил, лиловая молния сбрила мокрице брюшко. Передняя половина иномирянина плюхнулась в грязь и принялась выписывать круги в безмолвной агонии. Птицелов оглянулся: кишки мокрицы висели на сталагмитах и на решетчатых опорах платформы с пультом управления.
        Что-то большое и темное отделилось от изнаночной стороны платформы и мягко спрыгнуло на камни. Птицелов не успел поднять скорчер, как грянул выстрел: простой, пистолетный. Очень громкий, по сравнению с бесшумной работой скорчера.
        В ход пошел старый добрый «герцог».
        И точно кто-то палкой со всего маху ударил Птицелова по руке. Скорчер шлепнулся в грязь, забарабанили по белесой известняковой жиже крупные капли крови.
        Птицелов зажал рану, появившуюся чуть выше локтя грязной ладонью, отпрянул, ожидая второй выстрел.
        Происходящее напоминало бред.
        Птицелов сорвал с головы шлем, он надеялся, что своими глазами - не сквозь испачканное и поцарапанное стекло-хамелеон - увидит другую действительность.
        Но это была тщетная попытка что-либо изменить.
        На камнях стояла Лия. В скромном темном платье, в ситцевой косынке на лысенькой голове, с черным «герцогом» в тонкой ручонке. С термосом под мышкой. На ее лице не читалось ни намека на какие-либо чувства, глаза равнодушно и бессмысленно взирали на то, как льется кровь ее мужа.
        За сталагмитами снова застучало. Птицелов повернул голову и уже совсем не удивился, когда из-за камней выполз, шлепая ладошками по грязи, малыш Киту. Глазки со змеиными зрачками радостно блестели, шерстка на круглой головке мило серебрилась. Киту тоже прижимал к груди термос. Но у Киту был термос без пробки, а у Лии - закрытый. Малыш приветливо поглядел на Птицелова, а затем постучал термосом по сталагмиту. Маленький Киту хотел есть. Дома он бил деревянным гвардейцем об изголовье кроватки, сообщая об этом, но в пещерном зале Центра не было ни его кукол, ни кровати.
        Проклятый Оллу Фешт! Проклятые жуки! Втянули в это дело всех, кто только был дорог Птицелову!
        А что Лия?
        Лие все равно, что ее ребенок настойчиво требует, чтоб его покормили. У Лии на груди - не два, как обычно, а три холмика. И тот, что посредине - шевелится под тканью платья. Лия стреляет не целясь. Пуля отбрасывает скорчер от Птицелова на метр, а может, и дальше. Лия принимается откручивать крышку на своем термосе. Птицелов отползает: он видит, как из уже открытого термоса выдвигаются усы молодой мокрицы.
        - Лия! - кричит он, испачканный грязью и кровью. - Лия, перестань!
        Это похоже на страшный сон без шанса на пробуждение.
        Мокрица перебирается на локоть женщины-мутанта. Лия спрыгивает с камней и начинает приближаться. Птицелов собирается с силами и встает на ноги. От боли в простреленной руке он плохо соображает и уже почти не видит Лию, а лишь - мокрицу, которая тянет к нему усы.
        Маленький Киту требовательно стучит пустым термосом по сталагмиту.
        В пещеру врываются летучие мыши. Через дверь, которую Птицелов оставил открытой. Их очень много, зал наполняется шелестом перепонок и писком. Птицелов смотрит на летучих мышей, и Лия смотрит на летучих мышей. Птицелов и Лия, а точнее - Птицелов и мокрица, пока ничего не понимают. А летучие мыши начинают бомбардировать Киту неспелыми яблоками, ягодами, зелеными орехами, придушенными мышами, насекомыми - и дохлыми, и живыми.

«Накормив» малыша, летучие мыши проносятся по залу, потом разворачиваются и принимаются атаковать Лию. Спадает с лысенькой головы косынка и падает в лужу крови Птицелова. Лия вскидывает руку и стреляет вверх. Раз стреляет, другой… А потом мокрица, управляющая женщиной, что-то начинает понимать. Лия поворачивается к Киту, дуло «герцога» смотрит малышу в лицо.
        Но стремительная тень несется по пещере. В два скачка она добирается до Лии и сбивает ее с ног. «Герцог» летит в одну сторону, предназначенная Птицелову мокрица - в другую.
        Огромный упырь наклоняется над Лией и срывает с ее груди иномирянина. Это та самая матерая тварь, которую Птицелов привез в
        Столицу из кризис-зоны. Она щелкает жвалами и свистит на одной ноте. Упырь с хрустом перекусывает ее пополам, вскидывает голову и хохочет. Потом поворачивает испачканную лимфой морду к Птицелову и подмигивает, словно человек.
        Птицелов этого не видит, он подхватывает скорчер, добавляет ему мощности и стреляет вслед последней мокрице. Та улепетывает со всех шести ног, но лиловая молния быстрее. Вместе с мокрицей сгорает в плазменном пламени одна из гудящих колонн и несколько блоков памяти электронно-вычислительной машины Центра.
        - Лия! - снова кричит Птицелов. Шатаясь, он бросается к жене. Упырь безропотно освобождает ему дорогу. - Лия!
        Маленький Киту снова принимается колотить термосом по сталагмиту. Он не ест мышей, насекомых и кислые яблоки.
        Глава девятнадцатая
        Бывший армейский капрал, а ныне начальник комендатуры Полигона Boxy сидел на подоконнике у открытого окна и курил.
        Весна была на исходе. Тундра, унылая в иные времена года, пестрела цветочками. Мировой Свет пылал так, что казалось в небе работает сталеплавильная печь. Даже знобкий ветерок, порывами налетающий с океана, не портил предвкушения лета.
        За последний год поселок заметно вырос. Теперь в нем было целых три улицы, что позволяло его жителям гордо именовать себя горожанами. Рядом с неказистыми домишками из потемневшего бруса поднялись железобетонные пятиэтажки. Школа, детский сад, клуб для рабочих. Вместо грязноватой полутемной забегаловки открылся ресторан.
        Отовсюду пахло свежей краской. Сверкали чистые оконные стекла. В скверах трепетали нежные саженцы. По улицам катили легковушки, мотоциклы и велосипеды - а для грузовиков построили отдельную дорогу, за городской чертой. Народу, конечно, тоже прибавилось. До столичной сутолоки городку было еще далеко, но все чаще и чаще на улицах появлялись новые лица.
        Приближалось Главное Событие. Настроение у всех, к нему причастных, было приподнятым. А непричастными остались разве что дикие чучуни, которые с приближением лета откочевали следом за стадами оленей. Дети носились как угорелые. Мужчины с удовольствием смеялись даже самым плоским анекдотам. Женщины кокетливо улыбались встречным и поперечным.
        Лишь в приземистом здании комендатуры никто не улыбался и не травил анекдотов. Хотя, казалось бы, повод для радости имелся и здесь: наконец-то удалось схватить диверсанта из Островной Империи, который с помощью передвижного излучателя, установленного в кузове старенького грузовика, наводил панику среди одних работников Полигона и заставлял сгорать от энтузиазма других. В результате несколько квалифицированных инженеров, механиков и рабочих попали в психиатрическую клинику, а некоторые узлы «Изделия № 7» оказались безнадежно испорченными. Из-за этого пришлось отложить первый испытательный запуск «Семерки» на целый месяц. Boxy здорово влетело за ротозейство, и он сорвал злобу на подчиненных.
        В довершении всех бед из Столицы прилетел сам глава Департамента Специальных Исследований. О Страннике ходили разные слухи. Говорили, что, будучи Неизвестным Отцом, он лично приводил в исполнение смертные приговоры, что в своем таинственном Департаменте живьем препарировал мутантов, что однажды осмелился даже поднять руку на самого Героя Революции! Неудивительно, что видавший виды Boxy старался не смотреть в зеленые глазища этого чудовища. И с радостью согласился временно очистить собственный кабинет, дабы Странник мог без свидетелей пообщаться с некими загадочными личностями, которые прибыли на Полигон неизвестно откуда. Да еще привезли с собой двух моряков с торпедированной «Тигровой Скорпены» и какого-то оборванца, скорее всего - беглого дэка.
        На этих троих у Boxy были свои виды. Он уже мысленно прикидывал, какие вопросы им задаст и какими методами вытянет из них нужную информацию, если те попробуют артачиться. Ведь неспроста эти бывшие штрафники и присоединившийся к ним беглый делинквент оказались в одной компании с гостями Странника. Значит, что-то знают, гаденыши. Вот пусть и расскажут. Сам Boxy был человек незлобивый, но не так давно из Столицы пришел секретный циркуляр, которым предписывалось собирать любую информацию, касающуюся личности Странника.
        Boxy выбросил окурок в лужу под окном, слез с подоконника, как оказалось, только затем, чтобы тут же столкнуться нос к носу с двумя типами. Один - невысокий крепыш, другой - плюгавый на вид, хлыщеватый субчик, но морды у обоих отмороженные, а глаза цепкие, как у околоточного надзирателя, которого Boxy страшно боялся в детстве. Штатские костюмы сидели на них будто влитые. Одним словом - контрразведка.
        Boxy невольно вытянулся в струнку и прищелкнул каблуками. Крепыш окинул его нарочито ласковым взглядом и поинтересовался:
        - Скажите, любезный, где здесь у вас кабинет коменданта?
        - По коридору направо, господин офицер!
        Плюгавый буркнул: «Вольно, капрал!», подхватил крепыша под локоток и повлек его в указанном направлении. Когда они скрылись за комендантскими дверями, Boxy, изумленный проницательностью контрразведки, вспомнил, что уже видел этого субчика раньше. Дело было на южной границе, где Boxy тянул армейскую лямку. Однажды из Столицы прибыла экспедиция ДСИ, а с нею мутант Птицелов и этот вот тип. Экспедиция застряла за Голубой Змеей надолго, а мутоша со своим тощим и нахрапистым, будто упырь по весне, начальником куда-то запропастились.
        Любопытно, что сталось с Птицеловом?
        Boxy потянул было из пачки еще одну цигарку, но вспомнил о делах и решительно убрал курево в нагрудный карман кителя. Успеет еще накуриться. Пора бы порасспросить вновь прибывших.
        По гулкой железной лестнице он спустился в подвальный этаж. Кивнул часовому у двери следственной камеры, тот с готовностью откатил перед начальником тяжелую створку. Никто из присутствующих, кроме писаря, не соизволил даже подняться. Boxy хотел уже навести на мерзавцев оторопь, как вдруг все грозные слова вылетели у него из головы. Справа от писаря, свесив короткие ножки с деревянной лавки, сидел не кто иной, как делинквент по кличке Облом. Напарник мутанта Птицелова и, что греха таить, закадычный приятель самого Boxy.
        Облом тоже узнал его. Прытко соскочил с лавки, распахнул объятья.
        - Служивый! - завопил он. - Вот так встреча!
        Рудольф Сикорски по-хозяйски расположился в кабинете коменданта. Уж такой это был человек - в любой обстановке чувствовал себя как дома. Когда Комов и Эспада появились на пороге, Сикорски встретил их, пожал руки. И тут же поднял телефонную трубку и потребовал кофе и бутерброды.
        - Все знаю, - сказал он. - Молодцы. Хотя считаю, что хвастать тут нечем. - Он пожевал сухими губами, пробубнил: - Разумеется, я рад, что Антон и его парни теперь дома… Но как? - Интонации Сикорски неуловимо изменились, в голосе зазвучала сталь. - Как, скажите, мы могли допустить, чтобы целый космолет вместе с командой и пассажирами оказался в плену?..
        В дверь постучали. Сикорски буркнул: «Войдите!». На пороге возникла хорошенькая девушка в форме комендантской службы. Изящно переступая ладными ножками, она водрузила на письменный стол громадный поднос с кофейным сервизом и тарелками с бутербродами. Стрельнула глазками в хмурых мужчин, которые не обратили на нее внимания, обиженно поджала губки и пулей вылетела вон.
        Эспада, на правах самого младшего, разлил кофе по чашкам, радуясь невольной паузе в разговоре, который только начался, а уже обещал мало хорошего.
        - Впрочем, захват «Тасмании» - мелкая неприятность по сравнению с высадкой тагорян на Саракше, - продолжил Сикорски. - Проморгали… Прошляпили… А я грешил на этих ваших электрических кальмаров…
        - Электрические кальмары и в самом деле загадочные существа. - Комов явно не знал, как оправдаться. - Весьма любопытно будет проследить их связь с янтариновым артефактом…
        - Это дело будущего, - отрезал Сикорски. - Сегодня мы имеем дело не с абстрактной проблемой взаимодействия неравноправных галактических партнеров, а с вполне конкретной пиратской высадкой тагорян, которых мы считали убежденными домоседами. Как ты думаешь, Геннадий, чем они занимаются в «Южном парке»?
        - Чем? - не удержался Эспада, хотя спрашивали вовсе не его.
        - Строят из найденных там технологических артефактов Большую Машину!
        Эспада едва не уронил чашку. А Комов резко выпрямился и напрягся.
        - Что ты сказал, Рудольф?
        - Охотно повторю. Большую Машину. Вроде тех, что они нагромоздили у себя на Тагоре, только на порядок совершеннее. И чем эта затея обернется для Саракша, я не знаю.
        Тишина, которая воцарилась в кабинете коменданта, была, что называется, зловещей.
        - Хочешь сказать, - осторожно начал Комов, - на выходе они могут получить действующий технологический комплекс Странников?
        - По моим сведениям, они близки к его завершению.
        - Вот уж воистину массаракш!
        - Я начинаю склонятся к мысли, - продолжал Сикорски, - что все остальные миссии тагорян на Саракше не более чем швыряние камней по кустам. И прорыв к новому Центру под Столицей, и экспедиция к артефакту в Чу-чунском архипелаге. Даже то, что они перегнали «Тасманию» на опорную орбиту Саракша и тем самым себя обнаружили, - всего лишь отвлекающий маневр, не более.
        Эспада опустил глаза, чтобы скрыть обуревающие его чувства, но от Сикорски не укрылась перемена в настроении подчиненного.
        - Не растрачивайся на рефлексию, Диего, - сказал он таким тоном, будто отдавал приказ, однако сразу смягчился: - Будь известно с самого начала, что гигантские кальмары - вздор, не заслуживающий внимания такого профессионала, как господин Саад, ты искал бы их с меньшем рвением?.. Да и выученик твой, Птицелов, меня порадовал. Какая хватка у парня! Хоть сейчас бери его в штат СГБ! Свои задания вы с герцогом Хаззалгским выполнили на отлично. Это нам надо было повнимательнее присмотреться к «Южному парку» и возне, которую в нем затеяли тагоряне… Однако еще не все потеряно! Правительство Свободного Отечества примет самые решительные меры. От нас требуется только наблюдать и делать выводы.
        Эспада вскочил.
        - Я готов, Экселенц!
        Сикорски махнул рукой: сядь.
        - Я и не сомневался, что ты захочешь принять участие в этой охоте, - сказал он. - Ты, Геннадий, понимаю, тоже - не прочь, но я хочу попросить тебя вернуться на Землю. События здесь могут по-всякому повернуться, а ты, как глава КОМКОНа, сумеешь внушить Мировому Совету нашу озабоченность происходящим… И еще, важное, собери стариков - тех, кто работал по Тагоре, - обсуди возможность возобновления частных контактов с Лабораториумом. Тряхни Айзека Бромберга. Он каким-то образом обменивался информацией с Ас-Су. Нам нужна поддержка тагорянского правительства, даже если это будет всего несколько слов открытым текстом: «да», «мы согласны» или что-то вроде того…
        - Понимаю, Рудольф, - отозвался Комов. - Сделаю все, что нужно. Я хочу лишь уточнить один момент. Вряд ли прорыв тагорян к Центру и поиски артефактов можно квалифицировать как отвлекающий маневр. Скорее, это похоже на захват ключевых позиций…
        - Ладно, после разберемся, - отмахнулся Сикорски. - У меня все… Тебя, Геннадий, ночью подберет «призрак». А ты, Диего, бери бот и лети в Столицу. Да! Вытащи из подвала свою слабосильную команду, а то, я гляжу, здешний комендант к ней уже присматривается. До свидания, товарищи.
        Прежде чем заглянуть в подвал, Эспада вышел проводить Комова до крыльца.
        - Давно хотел спросить, - сказал тот, с удовольствием вдыхая прохладный вечерний воздух, - кому это пришло в голову назвать секретный отдел бранным словом?
        - Надо думать, профессору Поррумоварруи, - отозвался Эспада. - Ведь это он - лингвист. И потом, «массаракш» не всегда было вульгарным словечком. Прежде оно носило чисто религиозную коннотацию, но у последних поколений вошло в уголовный жаргон, а оттуда - в бытовую речь. Посему здешние ученые предпочитают использовать замещение - «М-теория», «М-баллистика», Отдел «М»…
        Птицелов открыл дверь новой квартиры, снял мокрый плащ и повесил вместе со шляпой на крючок, содрал грязные ботинки. Принюхался. Пахло свежей, сдобренной сливочным маслом кашей. Гречневой.
        Лия опять расстаралась. Сейчас поставит перед ним дымящуюся тарелку и кружку с чаем. И заведет старую песню: «Что так поздно? Ты же знаешь, как это опасно - возвращаться с работы затемно. Ну когда мы уедем отсюда, а? Давай вернемся в наш поселок, ты будешь охотиться, а я - огородничать помаленьку…» Ну вот как ей объяснить, что на работе аврал? Что весь Отдел «М» стоит на ушах, из-за событий в дельте Голубой Змеи. Да и не только Отдел. Вся государственная машина Свободного Отечества вертит своими винтиками да колесиками, как очумелая, готовится к войне с диковинным врагом - с насекомыми. Нет, не объяснить этого Лие. Остается только молчать и изредка морщиться, когда заноет вдруг простреленная рука. А ведь еще предстоит объявить супруге, что скоро он снова улетает в командировку. Представить страшно, сколько слез будет пролито…
        Птицелов на цыпочках прокрался в детскую. Киту не спал. Сидел в кроватке, задумчиво обгладывал деревянного гвардейца. Зубки чесались у наследника никому неведомого герцогства Хаззалгского. На отца Киту внимания не обратил. Взгляд его змеиных глазенок был направлен на замызганное окно, за которым метались в тусклом вечернем свете черные силуэты. Малыш развлекался, гонял летучих мышей, как гоняют породистых турманов голубятники. Только юному герцогу не было нужды забираться на крышу и оглушительно свистеть. Он оставался в своей кроватке и… Кто знает, каким макаром умудрялся Киту повелевать неразумными тварями?
        Птицелов даже и не пытался размышлять на эту тему. Так ведь и последние мозги вывихнуть можно! Он протянул руку к голове сына, чтобы погладить по серебристой шерстке, но ладонь его замерла на полпути. Рядом с Киту столбиком торчала здоровенная панцирная крыса.
        - Ах ты ж зараза! - прошептал Птицелов, приноравливаясь, как бы пришибить гадкого грызуна и не напугать сынишку.
        Панцюк почувствовал угрозу. Цепляясь крошечными коготками за байковую рубашонку малыша, он взобрался ему на плечо. Повернулся мордочкой к Птицелову, вздыбил чешуйки на спине и пропищал:
        - Не трогай моего говоруна!
        Птицелов отшатнулся, переспросил:
        - Чего?
        - Животное-говорун, - пояснила крыса. - Я сам его вырастил.
        - Киту, так это ты? - сообразил наконец Птицелов. - Не знал, что ты говорить умеешь…
        - Умею, - отозвался малыш, - только здесь…
        Панцюк похлопал розовой лапкой Киту по серебристой макушке.
        Птицелов опомнился. Разумеется, крысы не говорят. Дело в телепатии. Голос панцюка звучит у Птицелова в голове. Вернее, это голос Киту звучит в голове, а панцюк просто пищит, как ему и положено. Животное-говорун…
        Птицелов вдруг совершенно отчетливо увидел будущее своего приемного сына…
        Пещера, где с потолка свисают корни, похожие на голые крысиные хвосты… Желтые змеиные глаза с пульсирующим зрачком… И чужие холодные слова, которые не произносятся вслух…
        Киту нечего делать в Столице. Он здесь чужой. Его место там, в радиоактивных пустошах за Голубой Змеей. Его судьба быть учителем, защитником и врачевателем отверженных. Он - будущий Колдун, пастырь мутантов, существо, пришедшее из Массаракша, но принадлежащее Миру. А истинное предназначение мутанта Птицелова не в том, чтобы гоняться за иномирянами, а в том, чтобы кормить и охранять Киту до тех пор, пока тот будет нуждаться в приемном отце.
        Птицелов легонько прикоснулся к серебристой шерстке на головке сына и убрался из детской.
        Лию он застал за несвойственным ей прежде занятием. Она смотрела телевизор. Телевизор был новенький, с большим цветным экраном и хорошим звуком. Его привезли через несколько дней после возвращения герцогского семейства домой. Парни, которые доставили огромную пеструю коробку ни словом не обмолвились о том, от кого подарок, но Птицелов понял - от Странника. Лия до такой степени чувствовала себя виноватой, что поначалу не обратила на диковинный аппарат внимания. Она целую неделю не жаловалась на судьбу, а только ластилась и норовила накормить чем-нибудь вкусным. Потом все вернулось на круги своя. Каждый день и каждую ночь она умоляла его переехать из Столицы. Она говорила, что ей тяжело дышать городским воздухом. Что каждый встречный норовит прошипеть ей в лицо проклятие или же плюнуть в след. Что их непохожий на других ребенок должен расти среди себе подобных - таких же мутантов, дабы не стать неприкаянным изгоем.
        Что ж, в словах Лии был резон. И сегодня Птицелов это понял неожиданно четко.
        Если он вернется из южных джунглей живым, он поддастся на уговоры жены.
        Лия и Киту - это самое дорогое, что у него есть. Он уже чуть было не потерял их и ни за что не позволит повториться этому вновь.
        По телевизору шла какая-то бесконечная мелодрама из жизни довоенной аристократии. Лие нравилось. Она даже ни словом не обмолвилась о том, что муж задержался до поздней ночи. Глянула мельком - в глазах слезы - и снова отвернулась к экрану, где юную герцогиню взасос целовал импозантный военный.
        - Посмотри-посмотри! - заулыбась она. - Какие они красивые! Я даже не знала, что люди бывают вот такими!
        Птицелов подошел к ней сзади, обнял, поцеловал в макушку, которая просвечивалась сквозь редкие волосенки. Лия сроду не слышала об искусстве и плохо понимала разницу между настоящей и вымышленной жизнью.
        - Покормишь меня?
        - Милый… - протянула она с несвойственной для себя интонацией: наверное, подслушала ее у одной из героинь сериала. - Серия скоро закончится…
        Гречневая каша успела остыть. Пришлось раскочегаривать керогаз. Когда подошла очередь чаепития, на кухню пришла Лия. Тихоньку опустилась на самодельный табурет. Птицелов налил ей подслащенного сахарином чаю. Лия взяла чашку двумя руками, подула и снова поставила на стол.
        - Все бережешь и бережешь меня, Птицелов, - сказала она. - А мне уже пора второго рожать. Пока не забыла, как это делается…
        Птицелов промолчал.
        - Только не в этих ваших Столицах, - продолжала Лия, повесив нос. - Я видела сегодня в глазок, как соседка водила скрещенными пальцами перед нашей дверью, а потом подметала веником перед порогом, пятясь и плюя через плечо. Боюсь, порчу наводит. Хотела выйти и прогнать, да не знала только, что ей сказать…
        И снова Птицелов ничего не ответил.
        - Милый, уедем отсюда, а? Милый…
        - Уедем, - согласился он.
        Глаза Лии широко распахнулись. На личике появилось недоверчивое выражение: а может, я ослышалась? а может, он меня обманывает?
        - Как только я вернусь, - договорил Птицелов, ощущая комок в горле. - Мы обязательно уедем. Пусть все будет так, как ты захочешь. - …И вот сидим мы с Одноглазым и с этим… мичманком Мааром на пляжике, тушенку чудною жрем. Долго сидим. Мировой Свет, почитай, раза два тускнел и разгорался, пока мы его ждали, Саада твоего. Остальные уже разбежались, а мы все сидим. Сами не знаем - зачем. Вдруг появляется. Морда осунувшаяся, совсем шкелетиком стал. Подзывает нас. Мы, натурально, обрадовались: куда прикажете! А он: не задавайте лишних вопросов. Следуйте за мною и ничему не удивляйтесь. Мы за ним. Стараемся не удивляться. Хотя трудно. Сначала кальмары эти с фонариками. Потом какие-то обломки, похожие на рыцарские латы. Потом купол желтый. А за куполом черное яйцо…
        - Что за яйцо? - поинтересовался Птицелов.
        Он рассеянно прислушивался к бубнежу Облома, умиляясь: надо же, жив курилка!
        Облом восседал на высоком табурете, выложив локти на барную стойку. Рожа бывшего Неизвестного Отца лоснилась так, что поневоле не хотелось верить в его скитания по скалистым берегам Чучунского архипелага. Облом прихлебывал пиво из литровой кружки, жмурился от удовольствия и продолжал свою полярную сагу:
        - Что за яйцо, спрашиваешь?.. Не птичье и не твое… Что-то вроде пилотируемой ракеты. Снаружи кажется не больше платяного шкафа, а внутри просторно. Господин Саад лючок отворил, кивает, мол, полезайте. Мы залезли. Там еще какой-то тип оказался. Пилот, наверное, хотя больше похож на большую шишку. Он и с Саадом эдак покровительственно, но не свысока… черт знает, как это у него получалось… Так вот. Сели мы в кресла, которые, зуб даю, сами из пола выросли. Сели мы, значит, а они нас облепили этакими лентами эластичными, что-то вроде привязных ремней. Чую, ракета поднимается. Ни рева, ни грохота. Тишина, как в операционной. Только в кресла вжимает, все сильнее и сильнее. Потом вдруг легко стало… У меня с непривычки сопля из носу выскочила да так и повисла… Я хотел было изловить ее, но тут снова тяжесть вернулась, и сопля мне сама на коленку шлепнулась… М-да…
        Облом задумался, отхлебнул из кружки, вытер губы.
        - Дальше-то что было? - спросил Птицелов.
        - Дальше… прилетели мы на Полигон… Меня с мореманами сразу в комендатуру потащили. Ну, думаю, либо к стенке поставят, либо новый срок дадут… Да опять повезло… Комендантом там, знаешь, кто оказался?
        - Кто?
        - Рядовой Boxy! - сообщил Облом, любуясь вытаращенными зенками мутанта. - Не рядовой, уже, конечно, но все равно - свой в доску! Жаль, не удалось нам с ним усидеть банку-другую, приперся этот твой господин Саад, велел в путь-дорогу собираться. Морячков на Полигоне оставили, а меня опять в яйцо черное затолкали, только теперь управлял им сам Саад. Фррр… и мы в Столице! Здравствуй, матушка…
        Он повернулся на табурете, окинул осоловевшим взором полутемное помещение бара.
        Народу было немного, но за одним из столиков расположилась бледная, густо накрашенная девица. Облом подмигнул ей. Девица притворно вздохнула и сделала вид, что не понимает намеков незнакомого мужчины.
        - Хороша! - оценил Облом. - Думаю, вечерком сговоримся… Давно у меня, мутоша, бабы хорошей не было. Все сплошь чучунки вонючие… Ты-то, мутоша, как поживаешь?
        - Неплохо живу, брат, - отозвался Птицелов. - Семья, квартира отдельная, служба…
        - Понимаю, понимаю… - покивал Облом. - Глаз у меня наметанный… В одной связке вы с господином Саадом. Отечеству служите, от врагов бережете. Не пойму только: от внешних или от внутренних?
        Птицелов усмехнулся.
        - От внешних, Облом, - проговорил он. - Ты даже не подозреваешь, до какой степени - внешних. Но! Действующих изнутри!
        Облом поднял наполовину опустошенную кружку.
        - Ну… за победу, мутоша!
        Кружки глухо звякнули.
        - Впрочем, - спохватился Облом, - я должен бы называть тебя «вашим высочеством»…
        - Помнишь, кого на нарах именуют в среднем роде? - вкрадчиво поинтересовался Птицелов, как бы ненароком демонстрируя приятелю увесистый кулак. - Так вот, если еще раз…
        Облом поднял руки: сдаюсь, дескать. И заржал.
        Хлопнула дверь. В бар вошел шофер персонального автомобиля, который вдруг выделило правительство начальнику сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М». Милости власть предержащих сыпались на Птицелова, как радиоактивный пепел после ядерного взрыва. Герцог Вагга Хаззалгский только успевал поворачиваться, подозревая, что последствия внезапной щедрости властей могут оказаться похуже облучения.
        Птицелов слез с табурета.
        - Мне пора, - сказал он. - Тебя подвезти?
        - Не-е, я еще тут посижу, - откликнулся Облом. - Присмотрюсь во-он к той цыпочке… - Он хохотнул и добавил: - У меня сегодня библиотечный день…
        - Тогда прощай!
        Они обменялись рукопожатиями, потом обнялись.
        - Ты поосторожнее там, - сказал Облом. - Вернешься, позвони мне. Посидим, старину вспомним. Выпьем как следует.
        - Обязательно.
        Птицелов кивнул приятелю и вышел следом за шофером.
        Персональный автомобиль - это громко сказано. Старенькая малолитражка с брезентовым верхом. Согнувшись в три погибели, Птицелов угнездился рядом с водителем. Стреляя выхлопной трубой, автомобильчик покатил по оживленной улице, грозно подвывая сиреной. Вслед ему летели гудки и бесконечные «масса-ракши».
        Спустя два часа выматывающей езды по забитым проспектам и проулкам Птицелов оказался на военном аэродроме. Там, у громадного вертолета, маялся агент Васку Саад, он же грязевик Диего Эспада.
        Саад-Эспада был весьма раздражен.
        - Где ты шляешься, мутоша?! - накинулся он на Птицелова. - Полезай в вертушку!
        Птицелов поднялся на борт. В раскаленном нутре вертолета уже сидели «аспиды». Они узнали мутанта. Проорали что-то, неслышимое за воем разгоняющихся движков. Усадили рядом с собой, сунули в руку банку холодного пива. Винтокрылый аппарат задрожал, как припадочный, и с трудом оторвался от бетонки.
        Обогнув Столицу с запада, вертолет круто взял к югу, где высился над вечнозелеными кронами исполинский купол Большой Машины.
        Глава двадцатая
        Машина возвышалась над джунглями.
        Темная, почти черная. Жутко старая, древняя. Живая, пробудившаяся. Пробужденная.
        Многоярусный купол размером с небольшой город восстал из грунта посреди самой опасной кризис-зоны на Континенте. Сегментные щупальца, окружающие вершину купола венцом, слепо шарили в серо-белом небе, распугивая стаи крысланов. Среди многочисленных мачт и антенн застряли вырванные с корнем деревья. Их листва была неподвижной, она серебрилась, отражая Мировой Свет. На километр вокруг Машины теплолюбивый тропический лес был выморожен, словно чучунская тундра. И еще намного километров окрест разносилось утробное урчание. Машина жила. Машина работала, но результат ее трудов пока был скрыт от глаз тех, кто наблюдал за кризис-зоной с воздуха и с моря. До поры до времени.
        Люди, зараженные жуками, исчезли внутри Машины. Большая часть из сборного воинства делинквентов, южных выродков и солдат регулярных войск. Отдельные единицы были замечены в разных частях кризис-зоны. Они кружили среди деревьев, как муравьи-разведчики. Точно сказать, чем они занимались, пока никто не мог. Может, и в самом деле что-то разведывали.
        Металлический купол, выросший из земли посреди джунглей, нервировал солдат и моряков. И тот холод, который временами доносил ветер из кризис-зоны, леденил сердца и заставлял людей шипеть «массаракши». А от противного свиста, который раздавался из громкоговорителей, установленных на вертолетах, у всех болели головы. Оглушительный переливчатый звук длился секунд десять. После была минутная пауза, а потом свист снова повторялся. Зачем понадобился этот свист, не знал почти никто. Среди моряков пошел слух, что так звучало предложение сложить оружие на каком-то новом боевом языке. Офицеры слух не подтверждали и не опровергали. Жуки тянули время. Машина продолжала урчать от напряжения. Командование Свободного Отечества все еще перебрасывало на юг войска, по-своему используя затишье.
        Старые башенные орудия крейсера-вертолетоносца «Герой революции Мак Сим» смотрели в сторону Машины. Ракетные установки, которыми крейсер обзавелся во времена Отцов, были готовы врезать по черной громаде, превратив джунгли «Южного парка» в костер, пламя которого увидят даже в Островной Империи. На пустующих территориях спецлагерей 1081 и 1089, с которых все и началось, теперь были расположены артиллерийские батареи. На аэродроме Курорта ждали своего часа груженые бомбовозы. Казалось, вооруженные силы Свободного Отечества способны дать симметричный ответ на любое проявление агрессии.
        Но жуки ждали, а Машина урчала, выпивая из Мира тепло…
        Птицелов гулял по палубе «Героя революции», поглядывая в сторону джунглей. Легкий пиджак был накинут на одно плечо, правая рука покоилась в лубке. Погода стояла ясная, кризис-зона просматривалась настолько, насколько позволяла кривизна Мира. Туда-сюда носились вертолеты разных типов, не приближаясь к логову захватчиков. Щупальца Машины по-прежнему ловили что-то невидимое в небе.
        Трое матросов, которые минуту назад лопатили палубу, теперь курили у бронированного фальшборта. Они смотрели то на Машину, то на Птицелова и, перебивая друг друга, о чем-то спорили.
        - Что, братцы, - поинтересовался, проходя мимо, Птицелов, - дадим прикурить врагу?
        Матросы переглянулись. Им не очень-то хотелось откровенничать с человеком в цивильной одежде, который, само собой, неспроста появился на боевом корабле. Тем не менее самый смелый нашелся что ответить:
        - Мы-то дадим и прикурить, и краснухи нальем, мы не жадные. Вот только кто нам позволит угостить табачком незваного гостя?
        Птицелов удивился:
        - Почему же это?
        - Вам ведь надобно заполучить целехонькой эту штукенцию. - Матрос ткнул папиросой в сторону Машина. - Заполучить и изучить. А мы станем десант за десантом гонять до той поры, пока до берега по трупам, аки посуху, станет можно дойти…
        Пока об изучении Машины и речи не велось. Тут выжить бы как биологическому виду… Но у низших чинов имелась уже своя трактовка событий.
        - Кто тебе сказал, что нам надо непременно изучить… штукенцию?
        - Так ведь она из другого мира к нам прокопалась, - вставил второй матрос.
        - Прокопалась?.. - не сразу понял Птицелов.
        - Прокопалась, - подтвердил третий матрос. - Из-под земли эта штука появилась. Я сам видел, как это было: гора поднялась посреди джунглей. Деревья, как спички, во все стороны разбросало.
        - Ну, удачи вам, братцы! - пожелал Птицелов и пошел себе дальше.
        А Машина гудела и шевелила в воздухе щупальцами. Безучастная ко всему, что происходит вне ее черного корпуса.
        Диего Эспаде до смерти надоел его собственный свист, который был записан, а теперь транслировался через уйму громкоговорителей, направленных в сторону центра кризис-зоны. Тем более что тагоряне никак не реагировали на «приказ безоговорочного повиновения». Очевидно, у них там хватало тех, кто мог отменить эту команду и отдать новый приказ. Но Странник сказал «свистеть», значит, придется
«свистеть».
        Эспада прохаживался между задравшими стволы в небо 150-миллиметровыми гаубицами. На нем была вызывающая всеобщее уважение полевая форма бригадира десанта. Солдаты кучковались в тени под натянутыми камуфляжными сетями, там же, в относительной прохладе, были сложены штабелями ящики со снарядами. Бронебойные, фугасные, осколочные, кумулятивные снаряды… Эспада понятия не имел, станет ли это оружие мало-мальски эффективным против древней инопланетной Машины. Впрочем, космический корабль Каммерера когда-то местная система ПВО уделала, быть может, и у Машины броня не крепче…
        Батареи развернули на расчищенных от джунглей территориях. Засеки, правда, успели зарасти кустарниками и всякими вьюнами-ползунами, но пушки эта зелень маскировала почти идеально. Часовые высматривали в небе мезокрылов, тигровых шершней и прочую мутированную дрянь, которой было наплевать на мировые кризисы и чем обедать - дэком, солдатом или иномирянином.
        Позади были скудные постройки спецлагеря 1089. На плацу стояли два легких вертолета. Каждый раз, глядя на них, Эспаде приходилось подавлять в себе желание умыкнуть один и сгонять налегке к Машине. Пощупать ее темный металл руками, взглянуть своими глазами, что творится на ее бесчисленных ярусах, которые как коржи в торте. Если у кого-то и были шансы вернуться живым из подобной вылазки, то только у него.
        Местные ломают головы, почему до сих пор не отдан приказ атаковать Машину. Эспада прекрасно понимал саракшианцев. Машина была такой большой, что против нее казался игрушечным даже крейсер «Герой революции». И Эспада не верил, что тагоряне сложат оружие. Скорее, перед лицом поражения они выкинут что-нибудь самоубийственное. Взорвут, например, Машину вместе с половиной Континента… Как там было? Ло-су?
«Малая кровь»? Долг, благо и путь Великой Тагоры? Взорвут!..
        Однако Странник пока держал вояк на коротком поводке, ожидая известий из КОМКОНа. Возможно, удастся установить контакт с тагорянским правительством. И есть небольшой шанс, что Тагора откликнется. Ведь только ее вмешательство, пожалуй, способно предотвратить войну миров. Первую настоящую войну миров в истории Саракша…
        И в следующий миг все началось. Расчеты кинулись к орудиям, зазвучали окрики офицеров, пришли в движение винты вертолетов. Эспада, придерживая одной рукой берет, кинулся к плацу. Забрал свой бронежилет и автомат, перекинулся словом с бригадиром от артиллерии, а потом запрыгнул в вертолет, шасси которого уже оторвались от бетона.
        В кабине было тесно. Особый десантный взвод, командование которым отдали некому Васку Сааду, состоял сплошь из ветеранов. Среди них были и остатки расформированных «аспидов» во главе с Дирком Туусом. На последних Эспада полагался особенно: как-никак они уже сталкивались с этим неприятелем. А остальные пока смутно представляли, с чем предстоит иметь дело. Туус подал Эспаде наушники, тот нахлобучил их на голову и сразу приступил к делу.
        - Господа! - заорал, перекрикивая шум двигателей. - Воздушная разведка засекла отряд. Вышел он из Машины и движется в направлении границы квадрата 91/16! Для начала много героизма от нас не потребуется! Входим в контакт с неприятелем, оцениваем его и тут же отступаем! Командование все еще надеется уладить дело миром! Так или иначе, по нашему сигналу, - он прикоснулся к ракетнице, болтающейся на поясе, - начнет работать артиллерия! Уносить ноги придется быстро!
        - Понято, бригадир! - прогудели бойцы.
        Они знали свою задачу, но раз бригадиру хочется еще раз пробежаться по всем пунктам, то это его право. На то он и бригадир. Эспада про себя усмехнулся. Вот и он командует взводом аборигенов. И никто даже не спрашивает, почему новоявленный бригадир командует всего лишь взводом, и тем более - никто не подозревает, что он пришелец из Массаракша. И при этом обходится без всякого глубокого кондиционирования…
        Вертолет качнулся. Пришлось покрепче схватиться за поручни. Двери с обеих сторон кабины были открыты, поэтому десантники увидели, как сверкают справа и слева вражеские трассеры.
        Эспада скривил губы. Значит, решились все-таки стрелять! Ай-ай… Тагоряне-тагоряне… Тагора не знала, что такое война. Саракш же давно забыл о мире.
        Но Машина выглядела весомо. Не Машина, а ферзь неприятеля, чудесным образом возникший за строем пешек.
        - Мы в кризис-зоне! - проревел напоследок Эспада. - Увидите канавы и рытвины, наполненные ерундой с едким запахом, - не суйтесь, это кислота. Не суйтесь в туман, не трогайте то, что будет вываливаться из тумана. Будьте осторожны - отовсюду мутанты!
        Пилот отыскал прогалину и направил машину вниз. Два сопровождающих транспорт вертолета огневой поддержки врезали из пулеметов туда, откуда били трассеры.
        Эспада кивнул Дирку Туусу. Тот кивнул в ответ, вынул из зубов счастливую обгрызенную зубочистку и заорал:
        - Вперед! Вперед, массаракш!
        На выброску ушло меньше минуты. Солдаты оказались среди увитых лианами деревьев и папоротников-великанов. Джунгли притихли. Но над вершинами деревьев продолжали надсадно гудеть двигатели вертолетов. Бортстрелки прекратили огонь.
        - Рассредоточиться всем! - приказал Эспада. - Неприятель на подходе! Туус! - он отыскал бывшего «аспида» взглядом. - Я пойду вперед.
        Он пошел напролом сквозь папоротники. Ему было уже слышно, как через заросли прорубается, не таясь, отряд человек в тридцать. Проклятые вертолеты сопровождения все еще вертелись над головой, Эспада прикинул, что из-за производимого ими шума, его могут не расслышать, но ничего поделать было нельзя.
        Мачете, больше похожее на зазубренный крюк, рассекло переплетение лиан. Эспада высунулся из-за дерева, вскинул автомат и просвистел приветствие на тагорянском языке. Но не человек, порабощенный тагорянином, вышел из зарослей. Взрезая дерн похожими на ходули лапами, на Эспаду двинул Темный Лесоруб.
        - Массаракш! - ругнулся Эспада. - Вот так сюрпризец!
        Трогательная речь на языке землян о том, что люди и тагоряне - не враги и что пора бы начать диалог, пока не стало слишком поздно, застряла у него в горле.
        О чем можно было договариваться с биороботом?
        Темный Лесоруб выглядел иначе, чем тот, с которым приходилось сталкиваться Эспаде неподалеку от обиталища Колдуна. Лесоруб, появившийся из зарослей, был скорее оливковым, а не черным. Бросались в глаза и прочие отличия: у биомеха имелась головогрудь, за спиной топорщились жесткие крыльца, а чуть ниже головогруди выпирала еще одна пара коротких, как будто недоразвитых, конечностей. Да и вместо топора в лапах у него был зеленый от растительного сока крюк.

«Жнец!» - окрестил про себя робота-мутанта Эспада.
        Не напрасно урчала и тужилась Машина. Биомеханизмы негуманоидных рас явились на Мировой Свет, чтобы покорить планету. Тагоряне, сами малосведущие в войне, призвали с помощью Машины тех, чьи лапы были способны добыть победу.
        А на выживших жуки станут паразитировать…
        За первым Лесорубом-Жнецом поперли остальные. И было в их отряде не менее тридцати биомехов, как Эспада и предполагал. А еще - двое дэков и южный выродок, вооруженные карабинами, в арьергарде.
        - Огонь на поражение! - заорал Эспада и вдавил пусковой крючок. Через секунду басовитый грохот его автомата подхватили стволы всех солдат особого взвода.
        Пули вязли в желто-зеленом хитине, покрывающем тела Жнецов. Пули нехотя ломали эластичные пластины экзоскелетов, но из ран не текла кровь. Жнецы упорно шли вперед, намереваясь выйти на расстояние рукопашной.
        - Рацию! - потребовал Эспада.
        Отступая, он продолжал стрелять короткими очередями. Радист протянул ему переговорное устройство, а сам врезал из пистолета-пулемета по наступающим.
        - Граната пошла! - выкрикнул Туус.
        Прогремел взрыв, сухим дождем посыпалась на головы листва.
        - «Черный», говорит «Прорыв»! - заговорил в трубку Эспада. - На нас нападают человекоподобные машины! Повторяю, нас атакуют не люди! Это человекоподобные машины, их очень трудно убить!
        - «Прорыв», это «Черный»! - послышалось в ответ. - Прошу повторить! Мы не поняли, что именно нас атакует.
        - Массаракш! - не выдержал Эспада.
        Он вскинул автомат и послал короткую точную очередь в голову ближайшего Жнеца. Глянцево блестящий череп биомеханизма треснул, ходулеобразные ноги подломились, Жнец упал, схватившись за виски двумя парами конечностей в человеческом жесте боли. Враги были уже очень близко - радист почти в упор расстрелял очередного. Хитин биоробота лопнул, наружу вывалились мерцающие неоновым светом внутренности. Внутри синтетических кишок ворочались личинки тагорян.
        Каждый Жнец был одновременно и боевой единицей, и самоходным инкубатором.
        - «Прорыв», это Странник.
        Эспада на секунду опешил. Он не ожидал, что Экселенц свяжется с ним вот просто так, на открытой частоте. Прижав трубку к уху плечом, Эспада принялся менять рожок.
        - Дело плохо, - сообщил тем временем Странник. - Великая Тагора поспешила умыть руки. Проблема с прогрессистами-радикалами - это только наша проблема. Для официальной Тагоры - они изгои, отщепенцы, дерьмо. Можем делать с ними что хотим…
        - И… что… нам… делать? - по слову выкрикнул Эспада, стреляя в паузах одиночными.
        - Стоять, - спокойно ответил Экселенц - Вы не должны выпустить ни одно существо за пределы кризис-зоны. «Гневы» на подходе. Вы продержитесь. А армия и весь имеющийся в наличии флот ударят по Машине из всего, что у них есть.
        Жнецы добрались до позиции взвода. Эспада увидел, как один из биомехов ударил крюком растерявшегося солдата. Острие застряло в бронежилете. Жнец подбросил бойца над землей, а второй биомех одним ударом отрубил парню ноги.
        - Вас понял! - бросил Эспада в трубку.
        - Удачи, Васку. Вы выстоите. Конец связи!
        Эспада швырнул переговорное устройство радисту.
        - Отступаем! На другую сторону прогалины! Бегом!
        Отстреливаясь, взвод кинулся через залитую белым светом поляну. Над головами прошелся полукругом вертолет. Бортстрелки ударили по напирающим Жнецам из пулеметов. Продвижение биомеханизмов приостановилось. Дэки и выродок, которые сопровождали живые машины, повалились на землю и принялись палить вверх.
        - Гранаты! - приказал Эспада и тут же разрядил гранатомет, целя в гущу Жнецов. Крюк, в рукоять которого все еще цеплялась насекомья клешня, пронесся у него над головой и увяз в стволе дерева.
        - Мезокрыл! - закричал кто-то из солдат.
        Ромбовидная тварь спикировала на вертолетный винт с зенита. Во все стороны брызнули неоново светящиеся ошметки, пластины бледно-зеленого хитина и покрытые острой щетиной лапы, которые скорее подошли бы гигантскому богомолу, чем мезокрылу.
        В гуле двигателей зазвучали ноющие нотки. Машина качнулась, зацепилась хвостовым винтом за кроны.
        И тут же оказалась на земле.
        - Туус! - крикнул Эспада. - К вертолету!
        - Еще мезокрылы! - снова раздался встревоженный окрик.
        И тут же ему принялись вторить:
        - Воздух! Воздух!
        Десяток мезокрылов, а точнее, чертовски похожих на них тварей, пронесся над прогалиной чуть ли не строем. И почти сразу замолкли пулеметы второго вертолета огневой поддержки. Закрутившись в авторотации, вертолет упал на джунгли.
        Моряки занимали места по боевому расписанию. Птицелова пригласили в рубку, но там и без него было не протолкнуться. Офицеры занимались своим делом, а эксперт Отдела
«М» лишь путался у них под ногами. К тому же из боевой рубки Птицелову совсем ничего не было видно. Он вышел на палубу. Вертолеты «Гнев», которыми управляли Янтарные Орлы - элитные пилоты Свободного Отечества, - уже были в воздухе. Могучие винты «Гневов» волновали море, обращая штиль в шторм.
        Птицелов поглядел на Машину и невольно открыл рот: над черным куполом кружили сотни летающих созданий, образуя нечто вроде вихря. Прямо на глазах Машина извергла еще одно летающее полчище.

«Мезокрылы!» - подумал первым делом Птицелов.
        Но, массаракш, какое отношение могут иметь эти мутанты к Машине из кризис-зоны?
        Вдали загрохотали выстрелы. Что-то там творилось - по другую сторону «Южного парка». Птицелов с сожалением поглядел на свою раненую руку. Нелегко было оставаться безучастным наблюдателем, когда все внутри него требовало оказаться в центре событий. А этот «центр» сейчас - в джунглях кризис-зоны, рядом с Машиной.
        Загудели электромоторы, разворачивая платформы с установленными на них орудиями. Пушки на «Герое Революции» не столь велики калибром, как те, что стояли на старых имперских линкорах. Но все равно, когда первое орудие дало залп, Птицелов оглох на оба уха.
        Снаряд взорвался в джунглях, не долетев до Машины примерно километр. Ахнуло это же орудие, но вторым стволом, а следом - кормовая башня. Потом огонь подхватила вся мелкая артиллерия.

«Южный парк» заволокло дымом, сквозь который время от времени проглядывало пламя охватившего джунгли пожара. Птицелов ждал, что будет происходить дальше.
        А дальше из леса на берег вывалили неуклюжие и гротескные создания. Они передвигались ползком, отталкиваясь от земли многочисленными щупальцами и зарываясь бочкообразными телами в песок. Зато, когда первые из них оказались в воде, вся неуклюжесть куда-то подевалась, точно ее и не было.
        - Ики-ики… - выдохнул Птицелов, сжимая здоровой рукой леер. Чучунское словечко моментально ожило в памяти.
        Он понял, что орудия били именно по ним - по пробирающимся к воде кальмарам, которых тоже, надо полагать, породила проклятая Машина. И что некоторым из этих существ удалось выбраться из зоны обстрела.
        Кальмары-гиганты понеслись на крейсер-вертолетоносец, оставляя за собой пенный след. Кто-то из офицеров успел сообразить и отдать верный приказ. Сквозь вату в ушах, Птицелов услышал, как разом заговорили все пулеметы от кормы до носа.
        Казалось, что море кипит. Султаны водяной пыли вздымались выше мачт «Героя Революции». Брызги сияли в ярком свете дня, как капли расплавленного металла. В этом тумане висели несколько легких вертолетов, их бортстрелки тоже били, не щадя патронов, по стремительным силуэтам, мчащим под водой.
        Крейсер содрогнулся. Палуба ударила Птицелова по ногам, он упал на колени. На голову обрушился водопад: теплый, грязный и радиоактивный. Вода была скорее горькой, чем соленой на вкус. Птицелов поднялся на ноги, жадно хватанул воздуху, и тут же за бортом крейсера прогремел второй взрыв. Столб воды вздыбился до небес и затмил собою Мировой Свет. Птицелов кинулся к ближайшему люку, за его спиной снова разразилась громом и молниями корабельная артиллерия. С ревом ушла в небо первая ракета «Ответный удар». А за ней - вторая, третья, четвертая… «Герой Революции» палил из всех стволов, но кренился с каждой секундой все ощутимее.
        - Надеть спасательный жилет! - крикнул ему в лицо такой же оглохший мичман. - Приготовиться к эвакуации!
        Птицелов недоуменно раззявил рот: какая-такая эвакуация? Ведь бой только начался! Наверное, этот контуженый что-то напутал…
        - Надеть спасательный жилет! - прокричал повторно мичман. - Приготовиться покинуть крейсер!
        Вертолеты падали на джунгли один за другим.
        Мезокрылы поначалу не могли справиться с «Гневами»: слишком уж прочной была у них броня. Кроме того, летали «Гневы» быстро и на большой высоте. Но твари, рожденные Машиной и словно бы управляемые разумной волей, нашли способ борьбы с ними: цеплялись за хвост вертолета, повисали на шасси и пилонах. Они тянули вертолет вниз, кидались на его винты, гибли сами, но опускали тяжелых летунов на землю.
        Легкобронированные транспортные вертолеты и вертолеты поддержки мезокрылы рвали на части в считаные минуты. Ломали им винты, пробивали когтями и хвостовыми пилами баки, крушили лобовые стекла и доставали пилотов, выбрасывали из кабин бортстрелков.
        Против мезокрылов вертолеты оказались малоэффективны. Ракету на летающую тварь было не навести. Если удачливому бортстрелку удавалось поймать мутанта в прицел пулемета, он разносил гадину в пух и прах, но происходило это нечасто. Эспада понял, что его взвод не дождется подмоги и что на поддержку с воздуха рассчитывать тоже больше не стоит.

«Гневы» теперь не связывались с мезокрылами. Они проносились на большой высоте и всаживали в Машину ракету за ракетой. За спинами взвода Эспады грохотали гаубицы, иногда было слышно, как свистят, проносясь над джунглями, снаряды. Со стороны моря тоже рокотало. Эспада сделал вывод, что по Машине бьют всем, что имеется, как Странник и обещал.
        Впрочем, размышлять и наблюдать за тем, что происходит возле Машины, времени не было: за первым отрядом Жнецов в бой вступил следующий.
        Эспада знал, что у его людей боеприпасов - в обрез и что Жнецы вот-вот окружат их. Эспада заставлял взвод отступать, он верил, что со стороны спецлагеря 1089 к ним спешит подкрепление. Связаться с базой возможности больше не было: биомеханизмы изрубили своими крюками и рацию, и радиста.
        Взвод собрался возле разбитого вертолета поддержки. С одной стороны вертолет огораживала широкая канава с кислотой, через которую Жнецам было не пройти. Это хоть и не намного, но упрощало оборону. Хвост же вертолета угодил в эпицентр локальной аномалии: области всего в несколько квадратных метров площадью, затянутой густым туманом, и Эспада еще раз приказал своим людям к ней не приближаться.
        Солдаты оттащили бортстрелков от пулеметов: один был мертв, второй тяжело ранен - и врезали по неприятелю пятидесятым калибром.
        С передовыми биомехами разделались играючи, но следующая атака не заставила себя ждать. Туус добил двух Жнецов - несмотря на повреждения, они подобрались к вертолету слишком близко, - но какой-то плюгавенький дэк, который до последнего момента прятался за спинами биороботов, выпустил в бывшего «аспида» заряд из карабина. Бронежилет в таких случаях не спасает. Эспада вскинул автомат и срезал дэка очередью, вот только Тууса было уже не вернуть.
        А потом Жнецы подобрались к вертолету с другой стороны. Завалили канаву землей и ветвями, кинулись прямо на автоматный огонь. И снова из-за их спин вынырнул лагерный охранник в прожженном кислотой комбезе. Он вставил дуло тяжелого огнемета в кабину через разбитое ветровое стекло и нажал на гашетку.
        Эспада почувствовал, как в спину его дохнуло жаром. Но он не мог обернуться: Жнецы напирали, а в автомате оставалось так мало патронов. Пулеметы вмиг умолкли. Стрелки выпрыгнули из кабины и с воплями пронеслись мимо Эспады. Они горели, они были уже мертвы, хоть еще и не сознавали этого. Жнецы встретили слепо бегущих вперед солдат ударами своих страшных крючьев.
        Огнеметчик обогнул вертолет и оказался носом к носу с Эспадой. Сверкнуло лезвие боевого ножа, и в следующий же миг Эспада выдернул из слабеющих рук охранника его оружие. Ударил струей пламени по подступающим Жнецам. Сорвал со спины мертвеца баллон и попятился, поливая огнем направо и налево. Внутренности биомехов закипали внутри хитиновых панцирей.
        Однако огнеметное топливо кончилось, и Эспада отбросил бесполезную железяку с раскаленным стволом, выхватил из кобуры «кобольд».
        Жнецы шли на него стеной. В их безликих головах отражалось пламя, охватившее поле боя. Эспада пятился, двумя руками сжимая пистолет. Хвост вертолета исчезал в серебристом тумане. Еще одно проявление кризис-зоны - холодная пелена посреди тропического дня, непроглядная завеса, из-за которой бормотали нечеткие голоса. Какой-то час назад Эспада приказывал своим солдатам не соваться в эту мглу. Но теперь… все равно, отступать ему больше некуда.
        Ледяной туман отделил его от Жнецов. Перед глазами замельтешили серебристые искорки.
        Эспада не терял сознания, но почему-то очутился на земле.
        И не на земле, а на полу. Пол был мягким и выгибался под весом тела, как татами в спортивном зале.
        Эспада поднялся на ноги и огляделся.
        Не было больше джунглей, не было пылающего вертолета и обезображенных тел солдат. Откуда-то сверху лился мягкий желтый свет, напоминающий о солнце. Эспада стоял на мягком пандусе, который вел вокруг колонны метров десяти в диаметре. Колонна тоже светилась, но иначе - холодным бело-голубым светом. Состояла она из необозримого множества вытянутых ячеек, в каждой из которых Эспада увидел по Жнецу. Хитин на этих биороботах еще не затвердел, и вся нечеловеческая анатомия была выставлена напоказ.

«Нуль-Т, - подумал Эспада. - Черт возьми, да я внутри Машины!»
        Он прислушался. Голос, который ранее доносился из тумана, здесь слышался отчетливо. Язык был совершенно непонятен. Эспада решил, что это работает система оповещения. Иногда по татами проходила дрожь: очевидно, так Машина отзывалась на врезающиеся в нее снаряды и ракеты. Лишь дрожь и все. Ни пожаров, ни разрушений, ни даже сирен тревоги. Тишь да гладь внутри, созревают в похожих на ячейки автоклавах новые батальоны.
        Конечно, в дело еще не вступили бомбовозы, но пока Машина держалась стойко. Эспада понял, что Жнецы скорее доберутся до артиллерийских батарей, чем снаряды одолеют металлический панцирь и разрушат внутренность Машины. Он пошел по пандусу вверх. Обогнув колонну, Эспада увидел, что рядом находится еще одно такое же сооружение, обвитое пандусом. Внутри Машины зрела нешуточная армия биомеханизмов для агрессивной колонизации.
        Пандус закончился. Эспада оказался в зале, похожем на перевернутую воронку. Создания, напоминающие мелких крабов, прыснули при его появлении в разные стороны и скрылись в ячейках мягкой, будто войлочной, стены.
        Эспада увидел ряд ложементов. Для человека среднего роста они были малы. Но крупный Боос Туску по прозвищу Хлыщ каким-то образом втиснулся в один из них. Эспада располагал сведениями о начальнике спецлагеря 1081 только по некоторым документам и фото, но он сразу же узнал Хлыща.
        Рубашка на Боосе Туску была распахнута. Тагорянин давно внедрился в его тело - в обширной, затянутой слизью ране на животе Хлыща виднелась только чешуйчатая спина разумного насекомого.
        Боос Туску смотрел невидящим взглядом перед собой. Жилы на его висках заметно пульсировали. Эспада проследил за взглядом бывшего начальника лагеря.
        Тот глядел на устройство, которое можно было принять за разобранный пульт управления. Какое-то нагромождение приборов… Провода и платы, торчащие наружу, хаотичное перемигивание огней… Эспада мотнул головой. Тут была нужна армия инженеров, чтобы разобраться.
        Армия Жнецов была за плечами, а вот армии инженеров, увы, не ожидалось.
        Над одним из приборов висел с десяток голографических шариков. Эспада присмотрелся: это были глобусы разных планет!
        Он сразу узнал Саракш, потом - Землю, Пандору, Тагору, Саулу, Ковчег, Владиславу, Ружену. Другие показались ему незнакомыми.
        Эспада снова поглядел на Хлыща Туску. Тот что-то прошамкал слюнявыми губами.
        - Зачем вы это сделали? - спросил он бывшего начальника лагеря на русском языке.
        - Великая… Тагора… - пробулькал на том же языке Туску.
        - Как все это остановить? - Эспада развел руками. - Мы должны все это прекратить!
        - Великая… Тагора… - повторил Туску и как будто уснул.
        На обслюнявленном лице появилась блаженная улыбка. Тагорянин выпустил из его раны усы, зашевелил ими. Эспада, поборов отвращение, поднял «кобольд». Выстрелил сначала в тагорянина, а потом - в сердце Туску.
        Он протянул руку к голограммам скорее по наитию, чем твердо осознавая, что нужно делать. Глобус Саракша послушно поплыл в раскрытую ладонь. Он отмахнулся от Саракша, протянул руку к Земле, но тут же одернул себя. Еще не хватало накликать на родной мир какой-нибудь беды. Потянулся к Ружене…
        Машина содрогнулась так, что Эспада снова оказался на полу.

«А вот это уже - бомбовозы», - подумал он, глядя, как голограмма планеты, названной в честь знаменитой когда-то актрисы, становится больше, жемчужным сиянием озаряя зал управления.
«Герой революции» лежал кверху килем. Чернел ряд пробоин, проделанных в его брюхе живыми торпедами - электрическими кальмарами. Вокруг него на волнах болталась темная масса разновеликих обломков, а также - мертвых и пока еще живых моряков. Несколько перегруженных вельботов и шлюпок со всех весел стремились отойти подальше от гибнущего корабля. Мелкие вспомогательные суда виднелись на горизонте, но их капитаны не спешили идти на выручку команде «Героя революции». Конечно, берег у тех под носом, можно и вплавь добраться, а в бухте все еще шныряют эти подводные твари.
        Янтарные Орлы, выпустив в Машину все ракеты, теперь рыскали над морем. Их стрелки охотились на последних кальмаров.
        Птицелов болтался на воде среди трупов и мусора - спасательный жилет не позволял уйти на дно. Здоровой рукой он цеплялся за обломок такелажа, а раненой пытался грести, но ничего не выходило.
        Когда небо неожиданно окрасилось лиловым цветом, Птицелов понял, что надо посмотреть в сторону Машины. И он успел заметить, как ее обволакивает световой конус, вершина которого прикасалась к Мировому Свету.
        Подобное он уже видел в Норушкином карьере: когда массаракш-корабли иномирян появлялись и исчезали словно по волшебству.
        Когда же лиловый свет иссяк, Птицелов увидел, что на месте Машины остался лишь черный котлован, окруженный кольцом огня.
        И тогда он закричал:
        - Победа!
        Но его никто не услышал…
        Эпилог
        Птицелов обнаружил на крыльце корзину, накрытую старым платком.
        Скрипнула калитка: сутулая кривоногая фигура спешила выскользнуть за ограду.
        - Тетя Пакуша! - крикнул вслед фигуре Птицелов. - Вы бы зашли! Чаю попили!
        Пакуша обернулась, ответила, как обычно морща свиное рыло, которое у нее было вместо носа:
        - Так я вечером загляну - сереалию смотреть. Что мне хозяев два раза на день утруждать? Да зайду я, зайду, господин Птицелов.
        - Ну, спасибо! - Птицелов поднял корзину: тяжелая!
        - Это вам спасибо, дорогие вы наши люди! - раскланялась Пакуша и затворила за собой калитку.
        Многие женщины-мутанты из поселка приходили к ним, чтобы посмотреть телевизор.
        Как Птицелов его не настраивал, поймать можно было лишь «Патриотический канал», и тот - с помехами, но вечерами по нему показывали бесконечный сериал «Танки идут каре», и здешние простоватые женщины были в восторге от отважных красавчиков-героев и очаровательных героинь.
        Из дома, построенного Птицеловом и его друзьями-мутантами, вышла Лия. Она была, как обычно, бледна и одной рукой придерживалась за округлившийся живот.
        - Что там? - она указала на корзину.
        - Сейчас посмотрим, - Птицелов снял платок, прищурился. - Лук, томатная ягода, сыр, кусок козлятины. Все свежее.
        - О, - обронила Лия. - И тебе можно не ходить сегодня на охоту. А вечером принесут что-нибудь еще.
        - Нет уж! - Птицелов поправил ремень винтовки. - Я не собираюсь жить на подаяния общины. Люди несут еду и подарки не для нас, а для Киту. Сама понимаешь…
        Лия кивнула.
        - Нас перестанут уважать, если увидят, что мы сидим у поселка на шее, - закончил Птицелов.
        - Хорошо, - Лия потянулась к мужу, чмокнула его в гладко выбритую щеку. - Иди, милый… Но только возвращайся до темноты!
        - Не скучай. - Птицелов улыбнулся. - Я скоро вернусь.
        А за калиткой его ждали Бошку и Колотун: при оружии, с парусиновыми охотничьими сумками через плечо.
        - Что, идем, братцы? - спросил Птицелов.
        - Идем, а чего бы не пойти? - ответствовал Колотун.
        А друган Бошку просто растянул лягушачьи губы в улыбке.
        И они пошли. Через лес, который здесь именовали Имперским парком, по вздымающейся к мерцающим небесам тропинке. Мимо зловонного болота и Стеклянной Плеши - места, над которым взорвалась атомная бомба, - в сторону меловых утесов.
        Именно там Птицелов увидел однажды Птицу.
        Тихо шуршала пожухлая трава. Убегало, чуть заслышав поступь охотников, мелкое мутировавшее зверье.
        Птицелов не мог сказать, какой именно была та Птица. Он вообще не мог ее описать. Вспоминалось только сотканное, словно бы из Мирового Света, туманное тело и сияние золотых перьев на могучих крыльях.
        Хотя Птицелов больше не числился начальником сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М», чутье на пришельцев из Масса-ракша осталось при нем. Птица не могла быть заурядным мутантом или порождением кризис-зоны - что же она такое?
        - Сегодня мы проверим вон тот утес и вот этот. - Птицелов указал пальцем. - И еще этот и этот.
        - Ага, - согласился Бошку. - Пещер в них полным-полно: если в каждую заглянуть, то можно и до утра не управиться.
        - Тогда не будем терять времени, - сказал Птицелов.
        - Далась тебе эта Птица, а, Птицелов? - пробурчал Колотун, он приставил ладонь к низкому лбу козырьком, поглядел на утесы. - Давай лучше вепря подстрелим или оленя.
        - Что мы - вепря никогда не приносили в поселок? - откликнулся Бошку. - Пошли-пошли! Вепрем наших не удивишь.
        Среди переплетения трав что-то блеснуло, точно новенькая монета. Птицелов наклонился, подхватил огрубевшими от деревенской жизни пальцами осколок янтарного цвета.
        - Что там? - Глаза Колотуна азартно сверкнули. - Золото?
        - Не похоже. - Птицелов взесил осколок на ладони. - Слишком легкий. - Он посмотрел на Колотуна и предложил: - Слушай, хочешь, возьми себе? Если так понравился…
        - Давай!
        Находка исчезла в охотничьей сумке Колотуна.
        Охотники двинулись к утесам. Им было невдомек, что за ними наблюдают. Наблюдают свысока, из-за покрова низких туч.
        Мировой Свет делал блеск крыльев не таким заметным. Птица, а точнее, Птенец, это существо, которое, разбив янтариновый купол, родилось на далеком севере Мира, следило за троицей мутантов.
        Оно было здесь и отовсюду. Сейчас и тогда. Тогда и потом.
        Легко переносилось из одной точки Мира в другую, из эпохи в эпоху.
        Время, когда небеса Мира не были тронуты свечением. Время, когда долинные варвары шли войной на империю горцев.
        Ослепительный свет в небесах… нет, не Мировой - вздымается огненный гриб над городом… Это случилось вот здесь, и Стеклянная Плешь тому напоминанием.
        Острова, охраняемые могучим флотом и страшными людьми. В сердце Архипелага - снова яркий свет, сияют башни из бетона, стекла из хромированной стали. Именно там сейчас вершится судьба Мира.
        А будущее… Существовало много вариантов будущего.

«Помни, настанет темная ночь».
        Слова, начертанные на внутренней стороне янтаринового купола, - первое, что Птенец увидел в Мире.
        Мир беспокоен, не знаком с порядком. Разум, живущий здесь, зашел в тупик из-за самоубийственной ненависти, агрессии, нетерпимости.
        Разум нуждался в ком-то, кто вывел бы его из губительного тупика.
        Иначе в Мире настанет темная ночь. Навсегда.
        Поэтому Птенец здесь. Поэтому так торопились Нездешние: уничтожить его в тот момент, когда он проклевывался из янтаринового купола.
        Потому что Птенец остановит ночь.
        Он здесь, и всё будет хорошо. Не вчера, не сегодня, но завтра.
        Он подарит жителям Мира «завтра».
        Птенец решил коснуться трех охотников. Наделить их частичками чистого света. Просто так. Потому что эти трое были дороги ему, как дороги ребенку подобранные на прогулке камешки, веточки и ракушки.
        - Гляди! - Бошку замер от изумления.
        Птицелов и Колотун выбежали из пещеры на склон, где стоял их приятель.
        Это походило на снегопад. Мельчайшие золотистые частички сыпали из необыкновенно ярких туч, обступивших утес. Частички касались кожи, не оставляя следа или ощущения. Лишь где-то глубоко в душе зарождалось теплое умиротворение, и суровые виды известняковых утесов, и степи, по которой гуляли волны пожухлого ковыля, и Имперского парка, с годами превратившегося в лес, неожиданно показались Птицелову прекрасными.
        Птицелов вернулся без добычи. Дотемна, как обещал жене. Ужин ждал его на столе. Лия принесла из кроватки маленького Киту. Птицелов взял сына на руки, погладил его по голове, покрытой серебристой шерсткой, и сказал, глубоко вздохнув:
        - Вот я и вернулся.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к