o f2ea2a4db566d77d
        Дима
        ДИМА ПЕРЕДНИЙ
        П.Ц.И.
        *основано на реальных событиях*
        Часть 1. Инвалиды
        дыр, бул, щыл,
        убещур
        скум
        вы со бу
        р л эз
        А. Крученых, В. Хлебников
        «Слово как таковое»
        ЖшшшшБАГ, и фары высветили лес недружелюбными пятнами.
        Дина оторопело полупилась с минуту. С выдохом - зашевелилась. Убрала волосы со лба.
        Исправила куртку, вздыбившуюся под ремнем безопасности. Достала из сумочки пачку
        сигарет и закурила. Как будто в одиночестве.
        Илья старался не привлекать её внимания. Когда машина вылетела с шоссе, он сильно
        испугался. Теперь - сидел в растерянности. Некоторое время косился на девушку, но затем,
        так и не оборов стыда за случившееся, по-бычьи уставился на освещённые кругляши леса.
        Вскоре, правда, лицо Ильи поднадтреснуло уродливой заискивающей улыбкой.
        Парень тихо присвистнул. Сказал:
        -
        Здорово нас занесло. По-моему, это было какое-то животное…
        -
        Вы уж лучше помолчите, пока я не успокоилась, - перебила напряженным шепотом.
        С ели, в которую они врезались, ос Ыпался кусками замешкавшийся снег. Машина не
        заводилась. Илье надоело бездействовать, и, хотя это было бесполезно, он погладил руль,
        обтянутый тёмно-бежевой кожей. Как ни старался, как ни рыскал мысленно, но придумать
        способ загладить свою вину не мог. Ведь и не свою даже, а этого животного, нырнувшего
        вдруг под колеса.
        Дина тем временем уткнулась в мобильный, с которым и так игралась всю дорогу.
        - Связи нет, - сообщила она. - Сигнал плохой, а у вас как?
        Илья проверил. То же самое.
        Она поинтересовалась:
        -
        Мы здесь ночевать будем?
        - Вы этого хотите?
        Дина вся как-то скукожилась - пыталась, видимо, взять себя в руки и не поднимать крик.
        - Нет, Илья, - говорила очень медленно, с расстановкой. - Машина уже промерзает. Я не
        хочу ночевать в кювете. А вызвать отсюда эвакуатор мы не можем. Понимаете?
        -
        Я понимаю.
        - Тогда сделайте что-нибудь… мужественное.
        Илья знал, о чём она говорит. О спасении. О сытном ужине, горячей ванне, о придорожной
        гостинице, наконец. Илья не любил создавать другим проблемы. Но он совершенно искренне
        не ведал, как быстро и без лишних хлопот перенести эту незнакомку в желанную реальность.
        Расплакаться был готов от собственного бессилия, никчёмности.
        За несколько часов знакомства между ними так и не проскользнуло чего-то живого,
        человечески тёплого. Теперь об этом и вовсе стоило забыть.
        Дина докурила сигарету и коротким, бескомпромиссным жестом затушила её в дверной
        пепельнице. Во время аварии она, как и Илья, ничего не повредила. Немного успокоившись,
        но уже замерзая, посоветовала:
        - Я видела поворот на пионерский лагерь. Сходите туда.
        - Но ведь пионерских лагерей больше не существует… - растерянно напомнил юноша. -
        И к тому же он летний.
        - Да. Вы правы, - говорила отрешённо. - Это летний пионерский лагерь. Возможно, он
        заброшен. Но не исключено, что на зиму там остался сторож. Вот и поищите его.
        Впервые за весь разговор она посмотрела Илье прямо в глаза:
        - Вы понимаете, как это важно?
        Он кивнул утвердительно. Засобирался. Проверил, не заклинило ли при ударе дверь.
        - Укутайтесь потеплее, - посоветовал Илья. - И вот вам бутылка виски. Грейтесь. Не
        думаю, что управлюсь быстро. Вокруг очень глубокий снег.
        -
        Снег не болото.
        Её слова ранили, но Илья не подавал виду. Он молча застегнул куртку, укутал тонким
        шарфом шею и пол-лица, пониже натянул шапку. Вылез из машины, откашливаясь. А она
        снова закурила.
        -
        Холод проникает в кабину, - сообщила Дина.
        - Извините, - он захлопнул дверцу.
        Девушка порывисто заперлась и погасила свет. Теперь Илья видел лишь малюсенький
        огонек сигареты. Он хотел, было, попросить, чтобы она выходила время от времени на
        трассу - вдруг кто проедет мимо, но быстро передумал. Мало ли кто проедет. Уже четыре
        часа ночи. Лучше ей действительно сидеть в темноте и запершись - так безопасней.
        Илья выбрался на дорогу. Сейчас ему 26 лет. Невысокий, астенического телосложения, с
        тонкими чертами лица. Носит линзы. След их машины искромсал шоссе, будто ленточка
        гимнастки. А тот зверь спасся. Его следов, правда, Илья не заметил. Крови тоже не
        оказалось. Парень дышал себе в ладони и оглядывался по сторонам.
        Они выехали из Москвы в Петербург шесть часов назад. И промахнулись. Вдвоём зависли
        в снежном вакууме, где-то между Новым годом и Рождеством. Илья сделал неправильный
        поворот - машина выехала на пустынную, тёмную дорогу. Дина придумывала всякие грубые
        слова и оставляла их при себе. Потом Илья вдруг резко крутанул руль. И удар.
        Он собирался ехать один. Навестить друзей в Питере. Перед отъездом попал на домашнюю
        вечеринку - новогодние празднования никак не затихали, - там его отвела в сторону
        незнакомая девушка и попросила, раз он едет на машине, взять её с собой. Ничего толком не
        объяснила. Только и сказала, что срочно нужно в Петербург. И что её зовут Дина. Он решил,
        что вместе будет веселее.
        Никаких вещей с собой не взяла. Ни с кем не попрощалась.
        Илья дошёл до поворота на пионерский лагерь «Зорька». На любом сельском шоссе есть
        пионерлагерь «Зорька». Что-то вроде сети отелей «Holiday Inn». Илья не верил, что там кто-
        то живёт. Сторож, кстати, мог и пристрелить его.
        Дорога, по колено засыпанная снегом, уходила глубоко в лес. Юноша недоверчиво
        вглядывался в темноту с убого освещённого редкими фонарями шоссе. Никаких ворот или
        забора не видел. Сплошная темнота. Стоило вернуться за фонарём, но Илья боялся услышать
        очередную колкость Дины.
        Сделал шаг с шоссе, подвернул ногу и упал лицом в снег.
        Какое спокойствие. Какое миролюбие. Илья выдернул застрявшую ногу из снежной дыры,
        перевернулся на спину и глянул в чернильно-синее небо, отороченное снизу тёмными
        2
        ветками елей. Он любил делать так в детстве. А потом мама, заметив, взволнованно кричала,
        что простудится. Только тогда на лицо падали редкие снежинки. Эта же ночь выдалась
        сухой, и не было поблизости родного дома, где сидишь с раскрасневшимися щеками перед
        камином и пьёшь горячее какао из огромной кружки. Илья чертыхнулся.
        - Вот же противная баба, - пояснил он громко.
        Дина оказалась неразговорчивой попутчицей. Даже высокомерной. Сперва Илья пытался
        разболтать её, но она отвечала односложно и неохотно, предпочитая живому человеку
        телефон. В конце концов Илья тоже замолчал. З а м о О себе, когда собеседник не
        интересовался, он рассказывать не умел - воспитание не позволяло. Всю дорогу сидел л л л
        напряжённый. Даже корил себя, что не умеет легко сходиться с людьми. А после аварии
        чувство вины захватило уж без остатка. Потому он и согласился идти, неизвестно куда куд
        куд, так охотно.
        Попытался встать. Удалось. Ринулся в черную дырищу леса. Ветви елей, склонившиеся под
        тяжестью снега, почти касались его макушки. Как будто в пасть чью-то лезешь. Только не
        пахло ничем. Он очень быстро устал.
        -
        У этого сторожа провиант на целый сезон, да?
        Илья сел на снег. Г г г г
        -
        Здесь нет следов от машины. Почему он не расчищает дорогу?
        Закатил глаза. Капризно ответил:
        -
        Потому, что это летний лагерь.
        Встал, с обиженной миной пошёл дальше. Через некоторое время Илью плотно обступила
        темнота. Никаких звуков, кроме скрипа снега под ногами и его собственного тяжёлого
        дыхания. Илья пытался разглядеть впереди хоть какой-нибудь огонёк. Только темень. Он
        шёл так около двадцати минут, пока не упёрся в покосившийся забор.
        - Чудесно, - сказал вслух, - дорога приводит к забору. И в какой стороне, спрашивается,
        ворота или калитка? Что за манера?
        Ра ра ра ра На всякий случай он ощупал часть забора в надежде обнаружить дверную
        ручку или петли. Слишком темно. Порвал перчатку о хвостик проволоки. Принюхался.
        Должен ведь сторож топить печку. Нос, как и прежде, резал только мороз.
        Илья подтянулся. Забор под ним вздрогнул и слабо застонал. Юноша осторожно
        перевалился на сторону пионерлагеря, но все равно разодрал при этом низ куртки.
        Выпрямился и огляделся. Различить отсюда он мог только ели, ведь обычно корпуса
        пионерских лагерей располагаются в глубине. Илья двинулся вперед, поминутно
        останавливаясь. Прислушиваясь.
        -
        Да чего я осторожничаю, в конце концов? Я же не грабитель.
        Ему показалось, или это какие-то звуки? Нет. Тишина. Делая широкие шаги, Илья всё-таки
        старался производить меньше шума. Если кто-то есть поблизости, он будет знать, в какую
        сторону идти. Пока же двигался наугад.
        Опять звуки. Повторяются, значит, точно не показалось. Илья остановился и изо всех сил
        напряг слух. В зимней тишине отчётливо звучит только твое собственное сердце. И как ни
        старайся его приглушить, - всё безуспешно.
        Вот оно! Илья даже вспотел от неуместного страха. Это люди хором смеются. Где-то слева,
        то ли далеко, то ли не очень. Хохотали и тут же замолкали. Как волны. Движения Ильи
        замедлились. Он слушал, недоверчиво, как животное - впитывал происходящее.
        Промежутки между смехом всегда разнились. Могло пройти и несколько минут, и пара
        секунд.
        От напряжения в спине засвербело. Раз они смеются, почему не слышно никаких других
        человеческих звуков? Например, срывающегося голоса рассказчика, ведь они выслушивают
        что-то очень смешное. Или телевизор смотрят. Почему не слышно звуков телевизора? Около
        пяти утра. Илье расхотелось идти дальше. Может, у этих людей хорошее настроение, но они
        вряд ли его ждут. Смех больше не повторялся.
        3
        Мужчина разглядел небольшой домик. Приблизился. В окна заглядывать не хотел. Тихо
        постучался. Ничего. Илья обошёл дом, и понял, что поблизости опять нет никаких построек.
        Опять только ели. Он взошел на крыльцо и несмело постучался в дверь.
        Ему мучительно не хотелось шуметь. Спрашивать громко «Есть там кто?», кричать еще
        громче «Ау!». Повинуясь какому-то глубинному суеверному чувству, Илья уважал эту
        тишину вокруг. Крикни он сейчас - получится слишком дерзко, слишком, даже если
        крикнуть в полсилы. Илья сошёл с крыльца. Почему они больше не смеются?
        Двинулся в обход накренившейся избушки.
        -
        Не смеются, потому что заметили меня, - подумалось Илье.
        Он больше не мог здесь находиться. Это место слишком враждебное, да и сам Илья
        чересчур недоверчив сейчас. Надо возвращаться. Они с Диной согреются, надышат вместе,
        что-нибудь придумают. Обошёл дом с другой стороны и попытался отыскать свои следы,
        чтобы идти по ним назад.
        Засовывая сапоги в продырявленный собой же снег, потащился к забору. Становилось всё
        холоднее. Организм уже израсходовал запас тепла, теперь можно было восстановить его
        только искусственно. Но Илье не хотелось выглядеть глупо даже в темноте. Особенно
        сейчас. Начнет прыгать, делать резкие движения руками, трястись напряженно и специально,
        - но ведь кто-то, возможно, за ним наблюдает. Не стоит привлекать к себе внимание, не надо
        вызывать интерес чужаков. Пока ещё можно уйти спокойно. Ему дали такую возможность.
        Илья не совсем понимал, кого он боится и с кем хочет избежать контакта. Он тихо,
        аккуратно погружал ноги в свои глубокие следы, а внутренне уже приготовился к резкому
        удару в спину. Но опасность пришла не сзади.
        Неожиданно ночную, лесную тишину прорвало. Надорвало взрывом аплодисментов. Где-
        то совсем неподалёку от крадущегося Ильи. И это было так удивительно неожиданно и
        невозможно, что парень взвизгнул и понёсся, что есть мочи, к границе пионерлагеря.
        Не мог никто хлопать. Было, конечно, темно, но он бы заметил группу людей и по каким-то
        предваряющим звукам смог бы догадаться, что те сейчас возьмутся аплодировать. Одним
        прыжком Илья перемахнул через забор, отчего тот глухо крякнул, и, уже не разбирая своих
        следов, понёсся через лес к шоссе.
        Он хотел оглянуться и узнать, нет ли погони. Не сбавляя скорости, повернул лицо,
        споткнулся о будто каменную корку снега, неловко упал и влетел головой в ствол ели.
        Плавно в глубину без сознания.
        Илья услышал лошадиный цокот. Уже в другом месте. В карете. Городская, раззявленная
        мокрой грязью дорога. Темень. В салоне расположились озлобленная девица - у окна - и
        юродивый на вид старичок - у неё под боком. Маскарадные перья, съезжающие парики, от
        тряски дёргающиеся конечности. Все молчали. Одеты по моде XVIII века - запрудили
        пространство складками многочисленных одежд. Старичок пускал слюну и тихо хихикал.
        Женщина время от времени поглядывала в окно, за которым пухла сырость. Илья не
        чувствовал своего тела. Не понимал, с какой точки их обозревает. Вдруг девица прямо у него
        на глазах взялась почковаться. От её тела отросла белесым пузырём, стремительно
        принимающим форму, вторая точно такая же особа. От этой - третья. От третьей - четвёртая.
        Каждая наполовину вдавалась в предыдущую. От четвёртой… Взрывали изнутри карету. А
        за стенкой извозчик задорно прикрикивал, стегая хлыстом лошадей. Тряска ряска брось…
        Через несколько минут Илья очнулся. Только что его посетило яркое, но совершенно
        невнятное видение. Юноша с трудом встал, потирая ушибленное при падении место. Он тут
        же вспомнил, что с ним приключилось. Вспомнил про аварию, Дину, аплодисменты. Очень
        испугался. В лесу по-прежнему было тихо, но на этот раз Илья физически предощущал
        какой-то новый звук. Сейчас он услышит и вряд ли ему это понравится. Замер, весь напрягся
        и стал ждать.
        Где-то в двадцати метрах от Ильи кто-то нёсся. Кто-то бежал, но не к нему и не от него, а
        параллельно - в сторону шоссе. Или что-то. Илья не понимал, как можно так быстро
        передвигаться в густом, заснеженном лесу.
        4
        Вдруг до него дошло. Кто-то или что-то сейчас будет около машины. Если сам Илья не
        поспешит, эта сущность может нанести ущерб Дине. Попросту напугать её. Или страшнее.
        Парень сорвался с места и ринулся к шоссе. Может, он всё-таки успеет. Илья выбежал на
        дорогу и, не останавливаясь, пытался различить кого-нибудь около автомобиля.
        Ничего там нет. В машине горел свет, Дина сидела на месте водителя и, похоже, спала. Но
        зачем она дверь открыла? Ведь замёрзнет.
        Подбежал, хотел прямо с ходу рассказывать о своих приключениях, галлюцинациях и
        страхах. Обомлел.
        Дина стекала по сидению в расслабленной позе, предварительно хорошенько укутавшись.
        Шёл от шеи её пар. Пар валил из её разодранного в клочья горла, будто кто-то вырывал из
        него куски, и кровь всё дымила, дымила на холоде, чтобы ещё чуть-чуть и охладеть навсегда.
        Илья заскулил. Л кулил л л Он подавленно огляделся в поисках убийцы, но никого, как и
        прежде, вокруг не оказалось. Опять, ять ять ять ять ять но уже сквозь туман, взглянул на
        Дину, на её ужасную рану и умиротворенное с закрытыми глазами лицо. Повис пауз Ухой Без
        Выз Лаз Непроникнуто но грели трели зрели прели бр Ели Ели-еле ли брел ИОхарактеризовать
        харки кратер риза зов Рассыпчатый ссссс ссыпчатый зов Рассыпчатый зоб Рассыпчат
        рассыпча рассып рассы раз два три Как вы семяеете сделайте потише здесь ведь тоже не.
        Через пару часов водитель проезжавшего мимо грузовика заметил в кювете разбитую
        машину. Он остановился, чтобы посмотреть, не нужна ли кому помощь. В кабине сидела
        женщина с порванным горлом, из которого ледяной проволокой торчали артерии. На заднем
        сидении, свернувшись клубком, спал парень, почти до смерти замерзший. Ещё через
        несколько часов Илья очнулся в ближайшей к месту аварии больнице.
        Страх настиг его ещё во сне, так что пробудился он с мутными ощущениями вины и
        неизбежной расплаты. Слабость и жар их только подчеркнули. Но боялся Илья не призраков
        леса, а самых конкретных вещей. Грубости работников милиции, бесчувственности
        медперсонала, своей беспомощности перед ними. Илья даже не знал, имеет ли право
        находится в больнице без страхового полиса, и тем более - сможет ли доказать свою
        непричастность к смерти Дины. Он боялся открывать глаза, ожидая, что сейчас на него
        нападут с обвинениями или выбросят из палаты.
        Как ни странно, отнеслись к нему, напротив, с заботой, будто приняли за важное лицо. А
        следователь только прояснил ряд формальностей, записал телефон приятелей, у которых
        юноша встретил Дину, и больше не появлялся. Вскоре Илья узнал от жизнерадостно-шумной
        медсестры, что в этих краях у него неожиданно появился влиятельный покровитель. Некто
        Холмогоров, местный чиновник. Он лично пришёл навестить больного утром следующего
        дня. Д н яя н
        Проснувшись, Илья увидел возле койки пожилого мужчину, с отвисшими щеками и в
        пиджаке яркого цвета.
        - Говорить сможешь? - спросил тот без вступлений, заметив, что больной его
        разглядывает.
        Илья кивнул утвердительно. Чувствовал себя сносно. Зудящей болью отдавали только
        обмороженные места. Сперва он решил, что перед ним врач, но мужчина представился и
        сразу обещал, что у Ильи не возникнет никаких проблем, если он прямо ответит на
        некоторые его вопросы.
        - Договорились? - мрачно спросил Холмогоров.
        Юноша снова кивнул, с виноватым видом.
        - Отлично, тогда расскажи, что произошло на дороге?
        Было ясно, что сам Илья его нисколько не интересует, только информация.
        - М-м… мы попали в аварию, я…
        - Как это произошло?
        - Я на секунду отвлекся от дороги и чуть не сшиб какое-то животное…
        - Ты его разглядел? - встрепенулся Холмогоров.
        5
        - Краем глаза. Но, возможно, мне показалось. Я не обнаружил на дороге звериных
        следов. У меня плохое зрение вообще.
        -
        Что ты конкретно видел, опиши, - Илья почувствовал, что мужчина недоволен его
        ответом.
        - Силуэт тёмный, животное. Призёмистое такое… Оно.
        -
        То есть не медведь, не лось, а скорее, волк, например?
        - Или собака, да. Только очень крупная.
        - Но больше ты этого зверя не видел? Как он напал?
        -
        Нет. Я отправился за помощью, а когда вернулся… она уже была мертва.
        Только сейчас Илья со всей ясностью осознал, что Дины больше не существует. Срочно
        хотела попасть в Петербург - что её гнало, теперь никто никогда не узнает - а из-за
        неосторожности Ильи не только угодила в аварию, но и рассталась с жизнью таким
        кошмарным образом. Самое нелепое знакомство в его жизни. Илья подавленно опустил
        глаза.
        - Кем она тебе приходилась? - голос мужчины заметно потеплел. Ел ел ел
        -
        Никем… Случайная попутчица.
        -
        Тут мы уже связались с её родителями, они приедут.
        -
        Какой кошмар, - прошептал Илья. - Я так виноват…
        - Послушай, - Холмогоров перешел на отеческий тон. - Лично тебя никто не
        подозревает, но ты единственный, кто видел того зверя… Хорошо, после аварии ты пошёл в
        лагерь, так?
        -
        Да. Я искал сторожа.
        -
        Лагерь давно уже заброшен.
        - То есть всё напрасно…
        - Почему? Ты поступил правильно. Ты же ещё не знал, что сторожа там нет.
        - А почему я вне подозрения?
        - Девушке вырвали кусок мяса из горла. Вокруг осталось много следов крови, особенно
        на внутренней стороне лобового стекла и приборной доске. Но ты не запачкался. И к тому
        же… ей прокусили горло. Клыками. Конечно, ты мог это видеть и не оказать помощи,
        испугался, всё такое, это понятно, и я обещаю тебе помочь, если ты расскажешь мне, что это
        было за животное.
        Илья только растерянно хлопал глазами.
        -
        В этот момент я находился в лагере, - повторил он.
        - Это когда-то был летний лагерь для дебилов, - уточнил вдруг Холмогоров.
        Илья сознательно опустил подробности ночного приключения и в разговоре со
        следователем и сейчас. Так же, как в юности, никогда не посвящал в свои внутренние
        переживания родителей - вечно занятых и допоздна пропадающих на работе. Почему-то с
        юных лет ему казалось, что никто не поощрит его за откровенность. У окружающих своих
        проблем достаточно, нечестно нагружать их и собственной болью, растерянностью или
        удивлением. Неудобно. И так хотелось, чтобы кто-то сам поинтересовался, проявил
        внимание, настойчивую заботу… Почти всё детство и отрочество Илья проводил с
        бабушками, заботливыми, но слишком для ребёнка неизобретательными, так что играл
        мальчик чаще всего сам с собой. В одиночестве Илья любил развлекаться безобидными
        выдумками. Так, например, убедил себя, что слышит дивные, иногда страшные звуки, -
        другие, ни взрослые, ни дети, их не замечали. Но, может быть, он действительно их слышал
        - Илья так никогда и не определился.
        - Тот зверь, - осторожно начал юноша, - Дина не пустила бы его в кабину.
        -
        Она могла открыть дверь, когда курила.
        - Было очень холодно. Я помню, как она заперла дверь и выключила свет после моего
        ухода.
        6
        - Неважно. Видишь ли, месяц назад в этих местах погибли два человека, - объяснил
        Холмогоров. - Мужчина и женщина.
        Здесь он запнулся, но сразу продолжил:
        - Женщину загрызло до смерти какое-то животное. Мужчине оно откусило руку - он
        смог только доползти до деревни и умер от болевого шока. Мы подозреваем, что этот зверь
        вернулся. Но ты единственный, кто его заметил хотя бы краем глаза. Сейчас все силы
        брошены на то, чтобы схватить эту тварь. Будем надеяться, что нам удастся. И ты надейся.
        -
        Почему? - смутился Илья.
        - Смерть этого зверя, думаю, волка или рыси, заглушит боль утраты. Понимаешь?
        -
        Нет…
        - Чего ты не понимаешь? Давай объясню.
        - Я недолго ходил, вряд ли бы зверь удрал так быстро. И он бы выдал себя. По крайней
        мере, какими-нибудь звуками - рычаньем, воем. Чавканьем…
        -
        Ты мог его спугнуть.
        - Не думаю… После того, как я обнаружил её… мёртвую, я не мог там оставаться. Я
        сильно испугался. Даже думал, вдруг ей ещё можно помочь. Отправился по дороге в ту
        сторону, откуда мы приехали. В надежде, что увижу другую машину.
        -
        А потом вернулся?
        - Да. Никого поблизости не было. И я совершенно околел, уже не соображал ничего. Я
        только думал, что если уйду, то меня начнут подозревать в убийстве. Поэтому решил
        вернуться к машине. Как будто в бреду уже. Иначе я бы не решился опять залезть в машину.
        Там сразу заснул.
        - Ну и? Разве это доказывает, что зверя не было?
        - Я мог встретить его по дороге, или когда ушёл - оно бы вернулось к машине. Но ведь
        этого не произошло…
        Холмогоров постепенно мрачнел, видимо, раздражённый словами юноши. Илья видел это
        и решил не продолжать. Про себя он вдруг подумал - что, если это был не зверь, а какой-то
        кровососущий монстр? Вампир? Точнее, упырь - в русских широтах. К тому же согласно
        поверьям они способны оборачиваться волками. По ассоциации Илья вдруг представил на
        месте аварии священника. Зимой в России, должно быть, удобно - можно осветить снег - это
        ведь та же вода, - и тогда крёстная информация перейдёт от кристаллика к кристаллику по
        всей заснеженной поверхности страны, и уже никакая нечисть не сможет бродить здесь до
        весны. Всем этим Илья, конечно, не стал делиться с Холмогоровым, тем более что тот уже
        собрался уходить.
        - Тебе же лучше, чтобы это было животное, - сказал он парню с угрозой и, не прощаясь,
        вышел из палаты.
        Смазались три дня. Илья окреп и уже планировал возвращаться в Москву. Накануне
        отъезда Холмогоров пришёл опять. С сияющим лицом.
        - Мы словили её, - торжественно объявил мужчина.
        -
        Кого?
        - Убийцу… Рысь.
        -
        Ваша версия подтвердилась?
        - Да. Так всё ладно выходит.
        В этот раз Илья не стал его разубеждать. Вместо этого он поблагодарил Холмогорова за
        помощь с лечением. Тот нетерпеливо отмахнулся и спросил:
        - Хочешь посмотреть?
        -
        На что?
        -
        На рысь.
        - Мёртвую? - не понял юноша.
        Глаза Холмогорова мальчишески заблестели.
        7
        -
        На живую. Это я отдал приказ. Использовали сеть и пули со снотворным.
        -
        Но зачем?
        -
        Чтобы вершить справедливость.
        Юноша никак не мог сообразить, о чём он говорит. Холмогоров выждал пару секунд и
        неохотно, но с какой-то даже гордостью признался:
        - Я тебе рассказывал про женщину, которую загрызла рысь… Это моя дочь была.
        Илья смутился. Теперь ему уже казалось невежливым отказываться, так что приглашение
        Холмогорова он принял. Тот просиял. На этот раз заговорщически.
        До нужного места добирались в машине Холмогорова. Чернющая, иномарочная громада с
        тонированными стёклами и молчаливым водителем. Стремительно выехала из посёлка
        городского типа, а затем кралась, кралась, сильно проседая, по заснеженным улочкам какой-
        то деревеньки. Пока не достигла леса.
        -
        А чего в Питер ехал? - спросил Холмогоров по дороге.
        -
        К знакомым, - ответил Илья. - У нас что-то вроде клуба по интересам.
        -
        И чем интересуетесь?
        - Комарами. Пытаемся экспериментальным путём добиться того, чтобы они меньше
        кусали людей.
        - О, так ты важный человек! - засмеялся мужчина. - А можно сделать так, чтобы они
        вообще все передохли?
        - Лучше не надо. Помните, как в школе? Это нарушит природный цикл. Исчезнут
        комары - исчезнут птицы и так далее.
        -
        Тогда какой от вас толк?
        Илья обиделся. Всё-таки разъяснил:
        - Я пытаюсь добиться, чтобы комары не были такими назойливыми. Им необязательно
        питаться людьми.
        - И в чём заключаются твои обязанности? Вступаешь с комарами в переговоры, что ли?
        - Холмогоров громко заржал довольный своей шуткой.
        Так он окончательно разонравился Илье. И то, что водитель с готовностью хмыкнул шутке
        своего хозяина, только укрепило его в этом чувстве.
        - Комаров можно отпугнуть звуковыми вибрациями, - терпеливо объяснил юноша. -
        Ещё с помощью звуковых волн можно сделать их менее агрессивными - например, в дикой
        местности. Я и пытаюсь изобрести такой звуковой аппарат.
        Холмогоров покачал головой.
        - Послушай моего совета, парень. Уничтожьте их всех к чёртовой матери. И все дела.
        Остаток пути прошёл в молчании.
        Рысь держали в бетонном строении непонятного назначения рядом с лесом. Смотреть на
        неё можно было через оконце в верхней части стены, для этого Илья забрался на
        перевёрнутую вверх дном жестяную бочку. Рысь как рысь - пушистая, с кисточками на
        ушах, густыми бакенбардами, тускло-рыжего окраса - но он впервые видел её живьём, не по
        телевизору. Вид у животного был затравленный. Рысь забилась в угол, насмерть
        перепуганная, болезненно щурилась и жала уши к голове. Родственники погибших и
        обыкновенные зеваки, должно быть, приходили сюда и издевались над ней. Илья чувствовал,
        как его глаза наполняются слезами.
        - Весь посёлок соберётся посмотреть, как мы её казним, - торжественно, смакуя
        предполагаемый эффект, заявил Холмогоров.
        Илья поглядел на него ошарашено. Слез с бочки. Встал рядом, не зная, что сказать.
        -
        Родители Дины тоже будут, - опять гордо сообщил мужчина.
        Реакция парня явно не соответствовала той, на которую рассчитывал Холмогоров.
        Возможно, он даже почувствовал осуждение с его стороны, потому что затараторил вдруг,
        одновременно напирая и оправдываясь:
        8
        - Какого чёрта? Чего ты не радуешься? Эта тварь зажрала беззащитную девушку, чуть
        не у тебя на глазах, дочь уважаемых людей, неужели тебе не приятно от мысли, что мы её
        уничтожим?!
        -
        Но вдруг эта рысь ни при чём? - слабо защитился Илья. - Вдруг вы ошиблись?
        - С чего ты взял?
        - Это всего лишь животное… Я понимаю вашу боль, вашу потерю, но это… это какое-
        то жертвоприношение… нельзя ведь отыгрываться на невинном существе.
        - Это я отыгрываюсь?! - взревел Холмогоров, Илья даже отступил на шаг. - Ты чего,
        сосунок?! Я любил свою дочь.
        - Что вы, я не хотел…
        Илья подумал, что мужчина сейчас его изобьёт, или натравит на него своих людей. Но
        раскрасневшийся Холмогоров не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он разревелся.
        Плакал громко, не скрываясь, разом утеряв всю свою начальственную грозность. Н о с ТЬ
        - Я любил свою доченьку, - хныкал он. - Любил Сашеньку…
        Юноша чувствовал, как нужно сейчас этому человеку, чтобы его пожалели, поддержали в
        горе. Но смущённый всей сценой, не мог подобрать нужных слов. Он хотел обнять мужчину,
        но почему-то боялся, что тот неправильно его поймёт или оттолкнёт. Так и не решившись ни
        на что, Илья продолжал молчать. Окаменел рядом.
        - Почему ты всё-таки настаиваешь? - спросил Холмогоров, когда наконец успокоился.
        - Я просто… Вам не кажется странным, что рысь не осталась там… лакомиться Диной?
        Она вкусила крови и уже не могла испугаться моего приближения, понимаете? С мясом
        Дины рысь бы получила силы и напала на меня, а не сбежала, да к тому же тихо.
        Илья отчётливо помнил звуки в лесу, когда ему показалось, что кто-то бежит. Это была не
        рысь. Это вообще было не животное.
        - Ну а мою дочь ведь она могла сожрать, - сказал мужчина плаксиво.
        - Не в точности эта… Вы сказали, месяц прошёл. Мог какой-то другой зверь, но
        необязательно этот.
        - А идите-ка ты, - зло прохрипел Холмогоров. - Эта рысь - убийца. Сегодня вечером
        мы её уничтожим. Не хочешь участвовать - не надо. Ты вообще не здешний, убирайся, пока
        тебя не засадили. Это приказ!
        Холмогоров повернулся на каблуках и быстро зашагал в сторону какого-то дома
        неподалёку. Из машины вылез водитель и последовал за ним. Илья смотрел на их
        удаляющиеся широкие фигуры. Затем перевёл взгляд на стену бетонной постройки.
        -
        Бедняжка, - прошептал он, чувствуя зверя в заточении.
        Замка не оказалось - только крепкая палка сдерживала дверцу. Помявшись с минуту, Илья
        вытащил палку и открыл зверю ход. Он боялся, что разозлённое, испуганное животное
        нападёт на него, поэтому спрятался за дверь.
        Рысь не выходила. Илья запаниковал. Холмогоров мог вернуться в любой момент. Парень
        ударил рукой по железной двери, надеясь, что резкий звук подтолкнёт животное. Но оно не
        вышло. Теперь Илья подвергал опасности не только себя, но и других людей. Разрыдавшись
        от нервного напряжения, он ещё раз, уже изо всех сил ударил по двери.
        Рысь в этот момент стояла уже на пороге. Она напружинилась и вылетела из блока.
        На свою удачу бросилась именно в лес, подальше от людей.
        А Илья, проделав всё это, ушел в себя.
        Жак гусем вытянул шею. Он пытался разглядеть труп у входа в клуб «Apode Dancing».
        Подумалось: «Если с утра мучаешься неприятным предчувствием, как угадать, что сама
        неприятность уже стряслась: сейчас или чуть позже? А если профессия у тебя опасная, и
        9
        неприятности сыплются одна за другой - какую из них признать исключительно-
        судьбоносной?»
        Чуть поплутав в поисках своего дяди, Жак наткнулся на него в подворотне ближайшего
        дома. ДО м м м а
        - Тоже жаждешь пойти? - лицо мсье Ониша тронула еле заметная сквозь темень улыбка.
        - Лады. Но от твоей тёти мне влетит непременно.
        Где-то за двадцать метров от входа в «Apode Dancing» Жак получил серебристый костюм с
        пластичным шлемом-противогазом. Такой выдавали всем сотрудникам полиции,
        направлявшимся в клуб. Он быстро натянул его поверх своей одежды. Через несколько часов
        рассветёт. А пока же патрульные в рупор упрашивали жителей окружающих домов плотно
        закрыть окна и не выходить на улицу. Что произошло внутри популярного танцевального
        клуба близ Вандомской площади, они стойко не признавались. Только весь квартал оцепили.
        - Кстати о тёте… - начал Жак, но мсье Ониш уже пристроил на голову шлем и, видимо,
        его не расслышал.
        Ещё пара минут, и небольшая группа людей в защитных костюмах двинулась к входу в
        клуб. Первый труп лежал у самого входа. На животе, лицом в землю. Ноги дверью защемило.
        Жак не заметил следов крови.
        -
        Может, просто пьян? - подумал он про себя. - Спит себе, рожей о тротуар
        расхлябанный.
        Пока двое из их группы занялись противно размякшим телом, Жак последовал за дядей и
        остальными коллегами внутрь клуба.
        Они медленно спустились в подвальное помещение. Здесь было темно, но световая
        установка на танцполе «Apode Dancing» продолжала работать. Ни для кого. То и дело где-то
        в недрах заведения вспыхивал яркий белый свет. Зелёный лазерный луч отчеркивал что-то
        своё. Потом - обжорливый мрак, и снова яркая вспышка.
        Новые мёртвые тела встретили полицейских около гардероба. В несуразных позах. Как
        будто эти люди упали, неожиданно чем-то скошенные. Из-за темноты и пластиковой маски
        Жак не смог хорошенько их разглядеть. А трупов по мере продвижения группы к
        танцплощадке становилось всё больше. Утечка химического вещества? Террористический
        акт? А, может, и массовое самоубийство. Его немного мутило.
        Большинство посетителей ночного клуба валялось прямо на полу. Танцевали и слегли.
        - Вот уж точно Apode Dancing, - подумал Жак, тяжело сглатывая слюну, - Без задних
        ног.
        Те, кто сидел на диванчиках вокруг танцпола, так и продолжали сидеть. Но будто бы
        набекрень. Как незаметно для хозяина съехавший парик. Все посетители клуба мертвы. Все
        пятьдесят или сколько-то человек.
        Звонивший в комиссариат полиции бармен уверял, что произошла химическая атака. Но
        сам он никакого запаха не почувствовал и остался цел. Выжил и весь обслуживающий
        персонал «Apode Dancing», включая ди-джея, развлекавшего публику той ночью. Закрытая
        вечеринка в самом разгаре, и вот, по словам того же бармена, посетители клуба вдруг начали
        выть и дёргаться, словно припадочные. Уже через пять минут в живых никого не осталось.
        Снова вспыхнул свет танцевальных прожекторов. Как-то непристойно даже. Ровно три
        секунды темноты, чтобы собраться с духом. И новая вспышка света. Увы, Жаку не
        показалось. Все мертвецы, чьи лица можно было разглядеть в неверном свете подвала, эти
        стремительно погибшие незнакомцы и бездыханные девушки в лёгких нарядах - все они,
        оказывается, дружно улыбались. Будто бы насмехаясь над припозднившимися ажанами.
        Загадка для патологоанатомов. Лица трупов перекосило шутовскими ухмылками, хотя в
        выпученных глазах уже давно туман.
        Як Жиши як Жак вышел на улицу. Он терпеливо преодолел положенные двадцать метров,
        хотя не разделял версию химической атаки. Быстро, гадливо избавился от защитного
        костюма. В покинутой подворотне теперь кто-то прочищал желудок, сдабривая паузы
        французской руганью.
        10
        -
        Согласись, в Диснейленде интереснее? - рядом с Жаком из защитной оболочки
        пробился сам мсье Ониш.
        -
        Дядь Коля, вот честно, - Жак мученически наморщил нос, - совершенно мне сейчас не
        до разговоров.
        - Да понятно, Яш, отдыхай. Но уговор - твоей тёте ни слова. Если, конечно, не хочешь,
        чтобы она меня утопила в раковине с грязной посудой. За твою исковерканную психику.
        - Со мной все о’кей, - в доказательство Яша широко улыбнулся. - И, кстати, о тёте. Она
        просила передать, что на обед изготовит пирожки с картофелем. Твои любимые. Не
        задерживайся, ладно?
        - Ну сам видишь, какая история… - мсье Ониш махнул рукой в сторону «Apode
        Dancing». - Если что, отложи мне десяток пирожков. А то наши троглодиты все сожрут.
        Через полчаса Яша был уже дома. Моментально заснул и спокойно продрых до полудня.
        Дяде же совсем не повезло, - он освободился только к обеду.
        - Тоже мне сыч Мегрэ! - весело пропищала мадам Ониш, она же Валентина Сергеевна,
        устанавливая перед мужем тарелку. Тот явился к праздничному столу злой и погруженный в
        свои мысли. За что и получил шуточный подзатыльник.
        -
        У твоей дочки сегодня день рождения, забыл? Поздоровайся хоть с нами!
        Только Яша сразу догадался, что дело о массовой смерти в клубе приняло, видимо, ещё
        более мрачный оборот. Он старался перехватить взгляд дяди. Но Ониш хмурился и смотрел в
        одну точку.
        ва ва ва Валентина Сергеевна обожала готовить роговить к регенту зло бить зло бить Выз
        Илинет Окрестный пресный как рест Друг а Не Драаг бликуйте куйте вам говорят Там что-то
        произошло и видимо невидимо страшное миШурУшуРушу перетряхивал как взметенный
        кпот Сквыльпыль глубокий Вникайте тут сделаем вход Переглобли сквозь щель Перехлест
        Вшей Зашей лучше уж тише лузгать Они По Результатам исследования спиралевидно
        интересуются лет уже Дважды Сто
        Дядя Коля вдруг оттаял и жахнул, улыбаясь дочке:
        -
        Ну поздравляю, Светка, милая!
        Милая только скривила губки - в глазах смех. Она отрицательно покачала головой. Будто
        сомневалась в его словах, но слишком уж любила, чтобы злиться.
        -
        Извини, доча, на работе заездили, - дядя Коля потянулся за водкой.
        Все наполнили бокалы. Скрипя стульями, то и дело чем-то звякая, метнулись наперебой
        поздравлять именинницу. Галдели: мсье и мадам Ониш; супруг Светланы - обрусевший
        француз; её дети - две дочки и сын, свободно изъяснявшиеся на двух языках; лучшая
        подруга с мужем, ни слова не понимавшие по-русски; и, разумеется, двоюродный брат Яков.
        Или Жак, как его иногда называли в Париже. То в шутку, то всерьез.
        Двоюродный прадед Яши по отцовской линии перебрался в Париж ещё с первой волной
        русской эмиграции. Родной же прадед остался в России. Хрустнула некогда дружная семья.
        Яша даже не подозревал о существовании многочисленных французских родственников,
        пока его и родителей не отыскал в Москве сам двоюродный дядя Коля. Вернее, ярый
        русофил Николя Ониш, женившийся на русской. В шутку Яша звал его просто Колей.
        Николя тогда спросил:
        - Ах ты мечтаешь стать милиционером? А как насчёт практики в парижском отделении
        Интерпола? Слабо, отпрыск большевика?
        В Интерпол, правда, Яша так и не угодил. Дяде не хватило связей. Зато устроился на
        практику в отделение парижской полиции, где служил мсье Ониш. Теперь Яша занимался
        переводом на компьютерные носители данных дактилоскопической картотеки.
        -
        Гляньте-ка, неужели новое ограбление?! - взвизгнула мадам Ониш после ужина, когда
        гости перебрались в гостиную. По телевизору как раз шёл выпуск криминальных новостей.
        -
        Опять эта Щербатая Жюли.
        11
        По словам ведущего, банда Жюли вновь совершила нападение на ювелирный магазин в
        районе Вандомской площади. Похитили драгоценностей на шесть миллионов евро. Это было
        их пятое ограбление за полгода.
        - Щербатая Жюли может ворваться в ювелирный магазин прямо средь бела дня. Про её
        банду пора уже фильм снимать. Они неуловимы! - с азартом рассказывала Светлана своей
        подруге и её мужу. - Однажды она принесла в магазин шикарный букет цветов, это были
        тюльпаны…
        -
        Это были розы, кроваво-красные розы, - поправила дочку Валентина Сергеевна. Так
        уверенно, будто сама присутствовала на месте преступления.
        - Не важно, мама. Главное, что в букет Жюли запрятала гранату со слезоточивым газом!
        Потом сквозь слёзы никто даже и не заметил, что она и её люди обчистили витрины
        магазина! Охранники плакали, все плакали. Это так забавно!
        -
        А в другой раз, - мадам Ониш перехватила эстафету, - банда Щербатой Жюли
        воспользовалась… пылесосами! Нет, вы только представьте себе, - они ворвались в магазин
        и меньше, чем за минуту, высосали все драгоценности, которые там были.
        Яша знал, что Валентина Сергеевна коллекционирует статьи о «подвигах» банды. Для неё
        и Светы Щербатая Жюли была чуть не кумиром, и это притом, что ограбления происходили
        как раз в округе дяди Коли. Кто-то в полиции явно работал «ушами» Жюли, вовремя сливая
        нужную информацию. Иначе бы её банду давно уже обезвредили. Ониш не раз говорил, что
        найти предателя в своих рядах для него намного важнее, чем поймать самих грабителей.
        Сегодня банда вырядилась женами арабского шейха - гарем заполонил весь ювелирный
        магазин. А его хозяин даже выпроводил на улицу случайных покупателей, чтобы богачек в
        чадрах ничто не смущало. Нет, эти были не из стеснительных. Ых хы Ых
        - А что известно про эту Жюли? - поинтересовалась подруга Светы. Она допивала уже
        четвёртый бокал шампанского и со значением косилась на Яшу. - И почему вообще её
        кличут Щербатой?
        - На самом деле это только слух, что во главе банды стоит женщина, - объяснила
        Светлана. - Как когда-то написали газетчики, по одной из неподтвержденных версий
        главарем является Жюли Риветт - бывшая проститутка, дочь алжирца и француженки. У неё
        все лицо в оспинах, вот и прозвали Щербатой. Неудавшаяся актриса театра, и в газетах
        утверждают, что перед ограблениями эта Жюли всегда гримируется по-разному, поэтому
        никто её не узнает. Но эту информацию никто так и не подтвердил. Папа считает, имя Жюли
        используется только для того, чтобы росли тиражи газет.
        -
        Но я все равно верю, что это она! - провозгласила Валентина Сергеевна в экзальтации.
        Мсье Ониш так грозно на неё зыркнул, что всем сразу стало неудобно. Всем, кроме самой
        хозяйки.
        -
        … с бульвара Инвалидов, - гундосил тем временем телевизор. - Человек, вскрывший
        себе вены оказался гражданином России…
        На этой фразе семья Онишевых и их гости разом уставились в экран.
        - Что ещё стряслось? - мрачно прошептал дядя Коля.
        -
        … прибыл на экскурсию по Дому Ивалидов в составе группы российских туристов. По
        утверждению очевидцев, он некоторое время стоял посреди тротуара в одиночестве, после
        чего достал из кармана опасную бритву, вскрыл вены и попытался перерезать себе горло.
        Это человек пожилого возраста, он действовал медленно, так что его вовремя удалось
        остановить, и пострадавшему быстро оказали первую помощь. Сейчас его доставили в
        больницу. Это вся информация, которой я обладаю на данный момент…
        Семья Ониш и их гости подавленно замерли на своих местах. Ороговели будто под
        действием гипноза. Они больше не переговаривались. Только продолжали следить за
        происходящим на экране, хотя невнятный репортаж о самоубийце давно уже сменился
        кадрами авторалли Париж - Дакар. В Париже сегодня шёл дождь, пропитывая город темно-
        серым цветом. А в Африке было солнечно. О о о о о о о о
        12
        -
        О Дакар, город любви, - мечтательно протянула Валентина Сергеевна, первой выйдя
        из странного оцепенения. И все женщины в комнате, соглашаясь с ней, единодушно качнули
        головами.
        Яша незаметно подал знак дяде Коле. Надо было переговорить наедине. Он решил
        дождаться мсье Ониша в коридоре, но тут на него напали визжащие племянники и уволокли,
        замешкавшегося, в детскую.
        - Дядь Яш, отгадай загадку. Отгадаешь? - старшая дочка Светланы усадила его на
        табуретку в центре комнаты. Ей было пять лет. Младшей дочери и сыну - близняшкам,
        вцепившимся в ноги Яши, - по четыре годика. Они вопили, как освежёванные.
        - Попробую отгадать. В твоём возрасте мне не особо с этим везло.
        -
        А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе? - заученно
        протарахтела девочка.
        -
        Не знаю. Кто же?
        -
        «И» остался на трубе!!!
        -
        Действительно. Какая ты умница.
        -
        А ты посадишь «И» в тюрьму? - серьезно поинтересовалась старшая.
        -
        За что это? - не понял Яша.
        -
        Он же убил «А» и «Б»! Спихнул «А» с трубы…
        -
        О как! Ну положим, здесь ты права. А с чего ты решила, что «И» убил «Б»? Ведь «Б»
        только пропало.
        -
        «Б» «И» тоже спихнул с трубы, но только внутрь трубы. Просто этого никто не
        заметил! Понимаешь? Труба глубокая, там ничего не видно, но труп «Б» надо искать именно
        там.
        -
        Слушай, какая ты, - поразился Яша. - Совсем еще маська, а самостоятельно раскрыла
        целое преступление! Да еще какое - филологическое преступление.
        Яша поставил девочку к себе на колени и смачно поцеловал в лоб.
        -
        Я стану полицейской, когда вырасту, - заулыбалась она.
        -
        И это правильно! - раздался голос мсье Ониша.
        Он сгрёб в объятия подбежавших к нему шумных внуков и крепко прижал к сердцу.
        -
        Сломаешь! Сломаешь! - верещал сопротивлявшийся мальчик, но и радостно при этом
        смеялся.
        - Сладкие мои, - пробасил дядя Коля голосом добродушного каннибала, отчего его
        внуки зашумели ещё больше. - Теперь бегите к бабушке, она вас угостит конфетами. А нам с
        дядей Яшей надо поговорить.
        Ребятня ушлёпала прочь. Яша все также сидел в центре комнаты - на глупой детской
        табуретке. Юноша среднего роста, коренастый и с симпатичным лицом. В этот момент ему
        22 года; крупный нос, очки в тонкой оправе. Волосы тёмно-пшеничного цвета. Он
        внимательно смотрел на дядю. Тот закурил. Плохой знак - в детской-то.
        -
        Проблемы? - спросил Яша.
        - Да как сказать. У нас это ночное дело отняли. До утра, не смыкая глаз, возились, а тут
        вдруг приходят молодчики из «Сюртэ насьональ» и говорят, что мы отстранены. Приказ
        сверху. Все материалы передать, и даже не поспоришь.
        -
        Дело засекретили?
        -
        Именно. Теперь, видно, никто не узнает, что там стряслось. Читал утренние газеты? В
        клубе произошло массовое отравление, пятеро человек погибли. Пять! Ты видел, сколько там
        трупов валялось?!
        -
        Спрашиваешь…
        - Мы битый час, наверное, их оттуда вытаскивали - сорок семь человек, все мертвы!
        Это что ж такое надо было сожрать?! Начальство выражает вам благодарность, но делом
        займутся более компетентные органы. Каково, а?! ковО
        - Ты только не волнуйся, - юноша сделал убавляющий жест руками.
        13
        -
        Яш, я в этом городе живу с самого рождения, - Ониш стукнул себя кулаком в грудь,
        просыпав сигаретный пепел на пол. - Мне ох как не хочется вновь стать свидетелем чего-то
        подобного. Понятно, конечно, что правительство волнуется, как бы не началась паника, но
        сорок семь человек - это тебе не шутки. И понимаешь, мне, мне и ребятам из отдела…
        -
        Ты успокойся. Спокойно.
        - Именно нам предстоит как-то объяснять родственникам погибших, что этим делом мы
        больше не занимаемся. И если всё это получит огласку, и не дай Бог начнётся скандал, вину
        непременно свалят опять же на нас.
        -
        Вы хоть что-то успели выяснить?
        - Ты о клубе? Там проходила закрытая вечеринка одной крупной фирмы, но результаты
        экспертизы до нас уже не дойдут: что они ели, почему их так перекосило, принимали ли они
        какие-нибудь вещества? Повар, кстати, на допросе сказал, что они почти ничего не
        заказывали, - во всяком случае, от такого количества еды пятьдесят человек не окочурилось
        бы. Возможно, съели что-то ядовитое ещё до того, как приехали в клуб.
        -
        А что за фирма?
        - Менеджер клуба утверждает, что это какое-то крупное предприятие по торговле
        мясом, а если тут завязки на государственном уровне - тем более неудивительно, что дело
        засекретили. Дерьмо!
        - Дядь Коль, ты, пожалуйста, только не заводись снова, ведь без толку сейчас это
        перетирать.
        - Именно! - провозгласил мсье Ониш, как священник на проповеди выпучив глаза и
        взмахивая рукой. - Ты совершенно прав! - сигаретный пепел бросился ему за шиворот. -
        Увидеть за пару минут пятьдесят улыбающихся трупов, и так никогда и не узнать, какого
        чёрта с ними случилось!
        -
        Дядя Коля, ну…
        - А тут ещё эта Щербатая Жюли снова за своё, - не унимался старик. - Над нами уже
        весь Париж смеётся. Если я узнаю, кто сливает информацию, я лично эту сволочь за яйца
        подвешу. Где-нибудь прямо на Вандомской площади и подвешу!
        -
        Дядя Коля, ну только про яйца не надо!
        Ониш в изнеможении повалился в ближайшее кресло. Хотел было схватиться за голову, но
        тут увидел в своей руке потухший окурок и моментально отрезвел, осознав степень своей
        вины.
        - Чёрт, Светка меня убьёт, - прошептал он, косясь с опаской на дверь.
        -
        Давай мне.
        Яша сжал охладевший трупик сигареты в кулаке и принял самый невинный вид.
        - Все равно запах остался, - признал мсье Ониш обречённо. - Эх-эх-эх, ну да ладно…
        Яш, я всё забываю спросить, как у тебя-то дела?
        -
        Вопрос с подвохом, что ли?
        -
        Да нет, просто спрашиваю. Как там продвигается работа с картотекой?
        -
        Продвигается, - Яша утвердительно качнул головой, но не бодро. - Лучше ты на мой
        вопрос ответь. Тебе никогда не казалось, что люди похожи?
        -
        Ты меня на философию не пробивай, сам знаешь - дохлый номер.
        -
        Нет, я имею в виду внешне. Ты никогда не думал, что при всех своих
        физиогномических особенностях и особых приметах, люди не так уж разнятся внешне?
        -
        Палка, палка, огуречек, вот и вышел человечек?
        -
        Ну типа того, - хмыкнул Яша.
        -
        Я кажется, понимаю, к чему ты клонишь, - старик хитро прищурился. - Тебе твоя
        работа наскучила, и ты мне тут собираешься симулировать переутомление. Яш, ты пойми, я
        бы с удовольствием перевел тебя на более интересную должность, но…
        14
        -
        Нет-нет, дядь Коль, - спешно прервал его Яков. - Вовсе я не жалуюсь. Работка,
        конечно, не шибко увлекательная, но я с ней справлюсь. Просто всякие мысли в голову
        лезут…
        -
        Если мысли всякие лезут, займись сексом, - серьезно посоветовал Ониш, а Яша
        засмеялся то ли от смущения, то ли признавая его правоту. - Когда ты наконец девушку
        свою покажешь? Или она тебя уже бросила?
        - Да нет, ещё не бросила.
        - А то гляди, со всякими мыслями мы им даром не нужны… Лады, - дядя Коля
        подытоживающе шлёпнул себя по коленям и, крякнув, встал. - Пирожков-то я так и не
        попробовал.
        -
        Может, там еще осталось.
        -
        Пойду гляну.
        Уходя, старик шлёпнул и Яшу - отечески, по немного сутулой спине. И юноша остался в
        детской совершенно один. Он разжал кулак, чтобы посмотреть на окурок и запачканную
        ладонь. Потом вздохнул. Обвёл взглядом стены детской, обклеенные весёлыми обоями - с
        изображениями разных карет, лошадей и конной амуниции, хотя самим людям в этом
        задублированном мирке места не нашлось.
        Яша по-прежнему сидел на табуретке, жалкой под его весом, и вдруг почувствовал себя
        чрезвычайно неуютно. На мгновенье ему показалось, что все обойные кареты и лошади
        развернулись в его сторону. Набирая скорость, они вдруг разом двинулись к центру комнаты
        - отчего-то прямо на него. Ощущение - даже яркая галлюцинация - длилось несколько
        секунд, но Яша не стал дожидаться, во что оно выльется, и подобру-поздорову спешно
        выскочил в коридор. Здесь морок его оставил.
        - Ты идёшь в постель или нет? - тем же вечером спросила его Виржини, уже не в
        первый раз и заметно проявляя нетерпение.
        -
        Сейчас, только закончу разговор…
        Яша сидел к своей девушке спиной, уставившись в экран компьютера. В тот момент он
        разговаривал в чате с совершенно другой женщиной. Та любопытствовала:
        Lakshmi 666 (11:23PM): А ты из России, да?
        Valmont (11:23PM): Да. А ты?
        Lakshmi 666 (11:23PM): Я из Индии.
        Valmont (11:24PM): Сама Богиня ко мне обращается?
        Lakshmi 666 (11:24PM): А сложно найти человека в России?
        Valmont (11:24PM): Ты его уже нашла. Повелевай.
        Lakshmi 666 (11:24PM): ))) Спасибо, но мне нужен другой человек.
        Valmont (11:25PM): Зависит от того, кого ты ищешь. Можно попробовать. А зачем тебе
        это?
        Lakshmi 666 (11:25PM): Мне нужно кое-что ему сказать.
        Valmont (11:25PM): Это мужчина?
        Lakshmi 666 (11:25PM): Да.
        - Жак! - крикнула Виржини. - Это уже скандал просто. Долго я ещё буду тебя ждать?
        -
        Сейчас, сейчас…
        - Ты меня больше не любишь, - констатировал девушка скучным голосом. - Ну, Жак,
        ну, посмотри на меня, - манерно засюсюкала она. - Сотвори со мной всё, что захочешь,
        милый, но только вернись.
        - Подожди ещё секунду…
        Valmont (11:27PM): (( И что бы ты сказала моему удачливому сопернику, если бы нашла
        его?
        Lakshmi 666 (11:27PM): Сказала бы, что он сделал неверный выбор.
        - Жа-ак! - Виржини сорвалась с кровати и побежала к Яше в одном нижнем белье. -
        Чует моё сердце, здесь не обошлось без женщины. Ну как ты можешь разговаривать с кем-
        15
        то, когда я уже вся готова? Что это? Что это за Лакшми такая? Это ты с Доминикой
        разговариваешь? - девушка попыталась спихнуть Якова со стула и завладеть клавиатурой.
        -
        Я ей сейчас напишу пару ласковых слов!
        - Виржини, прекрати! - Яша схватил её за предплечья и легонько встряхнул. -
        Угомонись, это незнакомая мне женщина. Она просто пытается найти кого-то в России.
        -
        Ты обманываешь меня, - захныкала Виржини. - Ты просто пользуешься тем, что я
        наивна. А это, позволь напомнить, даже не твой компьютер.
        -
        Я сейчас закончу, - сказал Яша строго, будто обращался к капризному ребенку.
        Но Виржини замерла над ним дешёвой мелодрамой со скрещенными на груди руками и
        притоптывающей в нетерпении ножкой.
        Valmont (11:31PM): Ты знаешь, в каком городе он живёт? Его адрес или другие данные? Я
        попытаюсь его найти, если хочешь.
        Вновь лишившись мужского внимания, Виржини сильно опечалилась. Она встала на
        колени, затем на четвереньки, заползла в пространство между Яшей и компьютером и
        оказалась между его ног.
        -
        Мсье Коротышка, - она ткнулась носом в Яшину промежность, сокрытую семейными
        трусами. - Скажите вашему хозяину, что мадемуазель Паровая Топка изнывает от скуки.
        -
        Виржини, ты бредишь…
        Valmont (11:31PM): Эй? Ты здесь?
        -
        А кто-о-о это тут у на-а-ас? - полюбопытствовала Виржини, оттягивая резинку на
        трусах Яши, за что тут же получила по рукам. - Хватит драться, товарищ!
        Valmont (11:32PM): Эй! Лакшми! Ты куда пропала? Напиши мне имя и адрес твоего
        знакомого, и я попытаюсь его найти.
        Яков отправил своё сообщение. Но сразу понял, что ответа не получит. Программа чата
        объявила, что его собеседница ушла в офф-лайн. Яша отодвинул стул, поднялся и, не
        обращая никакого внимания на коленопреклонённую Виржини, направился к кровати. Лег на
        спину. Взял с прикроватного столика детектив в мягкой обложке и сделал вид, будто
        внимательно его читает.
        -
        Хам, - спокойно резюмировала Виржини и тоже забралась на кровать.
        -
        Жак, поговори со мной.
        Он ей не ответил.
        -
        Жак, ну извини меня. Я вовсе не хотела помешать вашему разговору… Жак? - он по-
        прежнему не отрывался от книги. - Милый, ты объясни хотя бы, почему я в опале?.. Явился
        мрачный, не поздоровался даже. Жак, что произошло?..
        Но Яша продолжал молчать. В отместку неунывающая Виржини резким движением
        стянула с него трусы. Рассмеялась. Но никто её удачной шутки не оценил. Яков всё читал
        свой детектив, отныне только с трусами вокруг коленей. Тогда Виржини склонилась над его
        безынициативным членом и продолжила недавно прерванную речь:
        -
        Мсье Коротышка, позовите, пожалуйста, к телефону мсье Тык-тыка… Алло… Алло…
        Алё? Мсье Коротышка, это опять вы? Мсье Тык-Тык занят?.. Говорите, свесил понуро
        голову? Может быть, он болен?.. Говорите, хандрит? А он, часом, не импотент?
        Виржини снова весело засмеялась, уверенная, что после такого лёд точно растает. Но Яша
        оставался непреклонен. С мрачным и сосредоточенным выражением лица. И Виржини в
        конец заскучала.
        Анорексичная девушка модельной внешности с прямыми черными волосами. Она надула
        губки. Медленно поднесла правую руку к всё такому же вялому члену Яши. И указательным
        пальцем легонько его чпокнула. И еще раз чпокнула - через пару секунд.
        -
        Доктор, мы его потеряли, - Виржини траурно склонила голову.
        Яша наконец-то отреагировал. Положив книгу на грудь, спросил:
        - Это всё, что тебя интересует?
        - Ура-а-а-а! - ликующая Виржини бросилась ему на шею. Но Яша её не обнял.
        16
        - Что? Какого чёрта ты меня морально изолируешь? - она отпрянула от него и говорила
        уже зло, быстро. - Чем я тебе не угодила, малявка-Сталин?
        -
        Спроси меня о моей работе, - спокойно посоветовал Яша.
        -
        Мне плевать на твою работу!
        - А я всё равно расскажу. Как ты, наверное, знаешь, если не запамятовала, моя работа в
        полиции ограничивается вознёй с компьютерными файлами. Я перевожу данные
        дактилоскопической картотеки, совершенно допотопной картотеки, на компьютерные
        носители. Досье за досье, преступника за преступником. И много же их у вас в Париже,
        должен я заметить. Несколько месяцев я вглядываюсь в лица тех, кто убивает, ворует,
        продает себя, жульничает и прочая. Нет, я вовсе не проникся ненавистью к этим людям.
        Наоборот - люди как люди, в быту я бы никогда не отличил преступника от человека
        законопослушного. Нет у них никаких опознавательных знаков в лицах, а я специально
        искал. Это даже поразительно! Но я заметил другое. Люди, оказывается, чрезвычайно
        похожи друг на друга внешне. Это особенно бросается в глаза, когда изучаешь фотографии:
        анфас - профиль, анфас - профиль, анфас…
        - Я-то тут причем? - прервала его Виржини, глянув мрачно. Она встала с кровати,
        накинула на плечи кардиган. - Строй какие угодно теории. Но обязательно при этом портить
        мне настроение?
        - Ну вот ты, например, - продолжил Яша, игнорируя её слова.
        -
        Что я?
        - Попалось тут мне в руки досье на Жюли Риветт, более известную как Щербатая Жюли.
        Ты её знаешь?
        - Её весь Париж знает.
        -
        Тебе никогда не говорили, что вы похожи?
        - Никогда, - презрительно хмыкнула девушка. - И я тебе объясню почему. Если ты
        внимательно изучил фотографии этой Риветт, то, возможно, заметил, что она полная,
        крашеная под блондинку, с бледной кожей и, как известно, отчаянно щербатая. Иными
        словами, милый, занудный Жак, - полная моя противоположность.
        -
        Ты могла загореть.
        -
        Ха-ха.
        -
        Ты могла перекраситься.
        -
        Дважды хам. Это мой натуральный цвет.
        -
        Ты могла похудеть.
        -
        Не смеши меня. А что с оспинами придумал?
        -
        Грим или пластическая операция.
        Виржини открыла было рот, чтобы ответить, но неожиданно рассмеялась. Она игриво
        погрозила Яше пальчиком. Замурлыкала:
        - Ах, Жак. Ах, инфернальный мозг. Кажется, я догадалась, - встала буквой «эф» и
        выпятила грудь. - Ты ведь хочешь, чтобы я притворилась Щербатой Жюли? Это тебя
        заводит? Ах, шалун! Что же ты сразу не сказал? Я могу стать для тебя, кем угодно.
        -
        Мне не до шуток.
        Он натянул обратно трусы. Сел в кровати, скрестив руки, и уставился на Виржини.
        -
        Среди особых примет Жюли Адда - угрюмо произнес Яков. - Родимое пятно за левым
        ухом. Лицо тебе исправили, а о родинке ты, по-видимому, забыла.
        -
        Ты параноик, - прошептала Виржини, медленно отходя спиной к письменному столу.
        - Нет, - спокойно ответил Яша и вдобавок отрицательно покачал головой. - Я просто
        слишком долго смотрел на твоё лицо… на лицо Жюли. Уродливые люди магнитят внимание.
        И чем дольше я смотрел на фотографию Жюли, тем явственней различал в нём твои черты.
        Сперва я решил, что мне пора хорошенько отдохнуть, - Яша слабо усмехнулся. - Но потом
        обнаружил родинку у тебя за ухом, и всё встало на свои места…
        17
        Он с грустью заметил, как, стоя спиной к письменному столу, девушка пытается нащупать
        нож для разрезания бумаги. Или какой-нибудь предмет, подходящий для того, чтобы лишить
        сознания взрослого мужчину.
        - Как ни странно, со мной ты в безопасности, - всё таким же спокойным тоном
        продолжил Яков. - Я тебя не трону. Можешь отнекиваться дальше. Можешь попытаться
        меня убить. Это у тебя сейчас вряд ли получится, я всё-таки сильнее. В любом случае, нашим
        отношениям конец.
        - Но ведь я люблю тебя, - еле слышно прошептала Виржини. Может быть, она и не была
        Жюли.
        Он стал одеваться, чтобы уйти. Девушка, не шелохнувшись, наблюдала за его движениями
        и вдруг спросила, ровным голосом:
        -
        Жак, а почему ты решил, что ты прав?
        Парень молча на неё уставился.
        - Ах, нет, прости, я неправильно сформулировала вопрос. Почему ты решил, что вообще
        кто-то бывает прав?
        Всё, что Яша сказал до сих пор, он прилежно, смакуя, отрепетировал заранее. А теперь
        долго кричал на неё, выплёскивая накопившееся, сдержанное: боль, разочарование, вину,
        надежду, унижение. И не дожидаясь ответа, хлопнул дверью. Она его не останавливала.
        Час бродил в одиночестве по ночному, прелому как псина, Парижу, - дождь то моросил, то
        забывался. Без особой причины решил наведаться в отделение полиции, где служил дядя
        Коля, и там ещё раз взглянул на фотографию Жюли Адда: анфас - профиль.
        На ксероксе Яша обнаружил забытый кем-то документ, в котором содержался отчет о
        самоубийстве на бульваре Инвалидов. Тот пожилой человек умер в больнице.
        -
        Из всех неприятностей, стрясшихся со мной в последнее время, какую же теперь
        выбрать? Какая из них исключительно-судьбоносная? Может быть, эта?
        Погибший был русским пенсионером. Ветераном, прибывшим в Париж в составе
        туристической группы таких же, как он, незаметных героев Великой Отечественной войны.
        Показания остальных пенсионеров: казался очень замкнутым, держался от всех в стороне,
        никто его толком не знал. Алексей Дмитриевич Серебряков. Родом из Карелии.
        Яша долго не мог решить, как поступить дальше. Ему никогда не приходилось оказываться
        в ситуации, где были замешаны интересы стольких людей.
        Возможно, именно он являлся невольным информатором Щербатой Жюли. А может быть,
        и нет. Через неделю, не сдержавшись, посвятил в свои подозрения дядю Колю. Виржини
        больше не видел.
        Николя Ониш скончался от инфаркта ещё через шесть дней.
        У Вики затекли ноги. Ги ги текли и и и
        Вика была девушкой эффектной, высокой, в кабину регулировщика эскалаторов еле
        вмещающейся. Она сидела на расшатанном стуле и изредка, скорее от скуки, напоминала
        толпе об условиях безопасности на эскалаторе и своём карательном назначении. Вика
        говорила мало, грубовато, только по делу. На её голове красовалась маленькая, надвинутая
        на правое ухо беретка. Толпа протекала мимо, не косилась. Ей 23 года.
        Смена Вики подходила к концу. Сзади раздался стук, девушка обернулась и увидела
        широко улыбающуюся Симу. Она работала на другом конце станции и тоже регулятором
        эскалаторов. Сима всегда улыбалась. Она могла заулыбаться в любой, даже самый
        неподходящий момент. Когда говорила на темы серьёзные, грустные, жизнерадостные и о
        вещах смешных, малоубедительных, непреходящей важности - в любой. Рыжие, длинные
        волосы, завитые мелким бесом.
        - Дикая уже идёт. - сообщила Сима сквозь пластмассовое стекло кабинки. - Можешь
        покинуть место ответственности.
        18
        Дикой они прозвали сменщицу Вики - женщину полную и неприлично болтливую. Во
        время работы Дикая всегда делала большие глаза и нервно, вслух описывала почти всё,
        происходящее на эскалаторе. Вика и Сима недолюбливали Дикую. Вполне взаимно.
        Вика выбралась из своей камеры, потянулась и раскашлялась.
        -
        Ты как? - дружелюбно спросила Сима.
        -
        В норме.
        -
        Я так и думала.
        Виляя бёдрами, проплыла Дикая и медленно зашла в кабинку. Женщины не поздоровались.
        Сима всё равно улыбалась, она сказала:
        -
        Проводишь меня к Карине Эдуардовне?
        -
        Здравствуйте, товарищи! Не суетимся! Не задерживаемся в проходе! Не паникуйте - я
        с вами! - Дикая приступила к своим обязанностям.
        -
        Плохо себя чувствуешь? - уточнила Вика.
        Тон её голоса почти не менялся. Посторонние никогда не могли угадать, что на самом деле
        испытывает Вика в данный момент, как к кому относится, и способна ли вообще на тёплые
        чувства. Но Сима знала её с самого детства. К замкнутости Вики она давно привыкла, а в
        доброте подруги, почти сестры, никогда не сомневалась.
        -
        Я как всегда подозрительная, - объяснила Сима. - Наверное, Карину Эдуардовну
        утомляют мои частые посещения. Но наши разговоры действуют так оздоравливающе.
        - Женщина! Женщина в салатовой косынке, возьмите ребёнка за руку! Покалечится при
        сходе!
        С недавних пор в Московском метрополитене появились кабинеты психологов - среди
        работников участились случаи самоубийств и клинических депрессий. Управление
        понимало, что годы, проведённые под землей, на психике отражаются не самым лучшим
        образом - дневная смена, например, могла месяцами не видеть солнечного света. В порядке
        эксперимента приставили психологов для начала к двум линиям.
        Карина Эдуардовна, женщина шестидесяти лет, консультировала на Сокольнической
        линии. Её кабинет располагался на станции «Лубянка», как раз по соседству с «Кузнецким
        мостом», где работали девушки. Они прошли за ограждение, ведущее в туннель, и
        углубились в неприятно пахнущий лабиринт узких коридорчиков.
        - Позволите? - Сима открыла нужную дверь, предварительно тихо постучавшись.
        - Конечно, милая, - раздался отчётливый, хрипловатый голос Карины Эдуардовны.
        Вика последовала в кабинет за своей подругой. Приветственно кивнула головой. Карина
        Эдуардовна шутливо отдала ей честь.
        - Что, девочки? И как день прошёл?
        Женщина поставила чайник на переносную плитку и достала из маленького шкафчика три
        коричневые внутри чашки. Хотя Сима и боялась ей надоесть - Карине Эдуардовне общество
        обеих девушек доставляло удовольствие.
        -
        Ко мне Дикая заходила сегодня, - сказала она со значением, и девушки рассмеялись.
        Вика коротко.
        -
        Она ведь поклялась больше с вами не разговаривать, - напомнила Сима.
        - Я уже очередную докторскую могу писать на основе её случая.
        Втроём ехидно хихикнули. Вика совсем тихо.
        - Так, кто из вас хотел со мной поговорить? - спросила Карина Эдуардовна, насыпая в
        чашки заварку.
        Сима подняла руку подобно школьнице.
        - Хорошо. Вика, можно вас попросить оставить нас наедине?
        -
        Но это не понадобится, - поспешно заверила Сима.
        Казалось, психолог немного растерялась, будто надеялась на другой ход событий, но она
        быстро взяла себя в руки.
        -
        Тогда слушаю вас.
        19
        - В метро происходит что-то подозрительное, - выпалила девушка, тряхнув рыжими
        кудряшками.
        - И что именно кажется вам подозрительным? - осторожно уточнила Карина
        Эдуардовна.
        - Ну наверное… Пассажиры. Ы Ы Ы Ы Ы
        -
        Продолжайте.
        - Помню, когда я только начала работать в метро, вы предупредили, что толпа не такая
        доброжелательная, как мне бы хотелось.
        - Ну не совсем так. Я говорила о проблеме переноса. О том, как важно следить за
        собственными чувствами, чтобы не спровоцировать на толпу на зеркальную реакцию.
        -
        Так толпа злая, или нет?
        -
        Здесь, в метро?
        -
        Да.
        - Ох, девочки, знаете, как часто я слышу от людей одну и ту же фразу. Мол, какие
        мрачные и неприятные пассажиры в вагонах, какое давящее впечатление они производят, и
        эти их советские шапки и шубы, и злые лица, и пустые глаза. Удивительно, чаще всего такие
        впечатления рождаются именно в метро.
        - Потому что множество незнакомых людей вынуждено находиться в одном замкнутом
        пространстве? - предположила Сима.
        - Верно. В сто крат острее ощущения, чем даже в лифте многоэтажки.
        -
        Но вы не ответили на мой вопрос.
        - Скажу так. Если провести эксперимент, и спросить, что думают о столь задетых
        особах те самые обладатели шуб и убийственных физиономий, они скажут о них ровно то же
        самое. Какие они мрачные и злые, и как неприятно с ними ехать. Толпа - это иллюзия.
        - Но сегодня случилось что-то особенное.
        -
        Расскажите нам, Сима.
        Чай остывал - никто к нему так и не притронулся.
        - Сегодня, - продолжила девушка ненамеренно загадочным тоном, - я пожелала толпе
        хорошего настроения. Я так решила про себя: если есть настоящая, ненадуманная
        потребность быть искренней, не стоит бояться её проявить, необходимо лишь принять на
        себя ответственность за возможные последствия. Поэтому я пожелала толпе доброго здравия
        и хорошего настроения, даже зная, чем это может против меня обернуться. Толпа
        отреагировала, как обычно - проигнорировала. Только один пожилой человек, а один какой-
        нибудь всегда находится, сходя с эскалатора, посмотрел на меня очень зло и повертел около
        виска пальцем.
        После этих слов Вика ощутила непреодолимое желание найти, догнать, настигнуть этого
        мерзавца и избить его до полусмерти.
        - Естественно, меня поступок того человека не задел, - продолжала Сима. - И я бы тут
        же о нём забыла, кабы не одно обстоятельство…
        -
        Какое, дорогая? - Карина Эдуардовна потянулась к чашке, но передумала.
        - Я видела глаза этого пожилого человека. Он меня не видел.
        - Близорукий?
        - Нет. Он как-то так особенно смотрел, как будто перед ними была не я, а… не знаю что.
        Когда человек смотрит непосредственно на тебя, это ведь легко определить. А иногда, знаете
        ведь, взгляд так затуманивается - например, когда человек думает о своём. Он смотрит на
        тебя. Но как бы не видит.
        -
        Да, я понимаю.
        -
        И вот кому же тогда он повертел пальцем, если не мне? Кого он там увидел?
        -
        Полагаю, Сима, он в тот момент не видел окружающего мира, а был погружён в
        свои… представления о нём.
        20
        - Это так странно. Как будто передо мной стоял робот - исполнил функцию, повертел
        пальцем и пошёл дальше, не мигая, такой совсем-совсем не включившийся. Я стала
        наблюдать за другими людьми, и что же обнаружила?
        -
        Что же?
        - Все за редким исключением погружены куда-то в себя. Но они продолжают смотреть и
        всё-таки видят что-то в окружающем мире, но я не могу поручиться, что видят, например,
        меня, вот такую, какой я себя знаю, а не транспарант какой-нибудь, или пятно.
        - А исключения?
        -
        А исключения строили мне глазки, - весело сообщила девушка.
        - Рада знать, что хоть кто-то способен оценить, какие лапочки у нас тут работают, -
        улыбнулась психолог. - Я не вижу в вашем рассказе ничего сверхъестественного, дорогая.
        Просто следите, чтобы неконтролируемые действия людей не отражались на вашем
        состоянии? Они, как говорится, не ведают, что творят, но это не ваша вина, и не стоит это в
        себя пускать.
        - Но я очень-очень хотела бы посмотреть их глазами, - сказала Сима мечтательно. - Что
        же они всё-таки там видят… Иногда мне так грустно становилось от мысли, что я всегда
        буду видеть только своими глазами.
        Вика не ослышалась. Подруга сказала о себе в прошлом времени. В не ме ли ми Вика
        перевела взгляд на Карину Эдуардовну, ожидая, как та отреагирует, но психолог как будто
        не придала оговорке значения.
        - Сима, вы ещё что-нибудь хотели рассказать? - уточнила женщина.
        -
        Да. Да, я давно хотела кое-что сказать, и сейчас только поняла.
        -
        Что же?
        - Мы все не должны здесь находиться, - задумчиво сообщила девушка. - Здесь, под
        землёй. В метро. Это какая-то ошибка. Люди не должны здесь быть, и ехать во всех этих
        направлениях. В этом во всём есть что-то очень неправильное. В том, что это так случилось
        почему-то, и продолжается до сих пор.
        Сима замолчала. Но тишина в этом кабинете не воцарялась никогда. То и дело за стеной
        гулом проносились составы. А в промежутках гудели провода.
        - Сима? Вы закончили? - спросила Карина Эдуардовна с нежностью и участием.
        - Да! Вот выговорилась, и мне уже гораздо легче. Спасибо вам!
        - Не за что, милая. А теперь, пожалуйста, оставьте нас с Викой наедине. Буквально на
        пару секунд.
        Сима широко улыбнулась, сделала быстрый, короткий глоток из своей чашки, чтобы
        смочить горло, и покинула кабинет.
        Карина Эдуардовна посмотрела на дверь, затем на Вику. И сказала:
        - Присмотрите за Симой, пожалуйста. Как бы она не натворила глупостей…
        -
        Я прослежу.
        -
        Славно.
        - Что-то серьёзное?
        -
        У Симы? Я бы точно сошла с ума, если бы каждый день наблюдала за бесконечным
        движением эскалатора. Как вы только это выдерживаете, поражаюсь. Но Сима гораздо
        сильнее, чем может показаться. Главное, чтобы она не вбила себе что-нибудь в голову. Она
        ведь ещё и упорная.
        Вика кивнула головой. Психолог мягко улыбнулась. Опять притронулась к чашке. Опять
        передумала.
        Через три часа Карина Эдуардовна получила странное смс-сообщение: «Жду вас на
        «Маяковской» под соснами. Ровно в 22.00». Возможно, ошибка. Но буквально через минуту
        неизвестный прислал ещё одно сообщение: «Карина Эдуардовна, очень прошу быть. В
        21
        другое время никак не смогу. Мне поручено передать вам посылку». Без подписи. И никаких
        посылок она не ждала.
        Карина Эдуардовна не была отчаянной женщиной. Но всё же без десяти десять твердо
        ступила из вагона на платформу «Маяковской». Неизвестный мог сообщить какую-то
        информацию о её муже. Не более чем предчувствие. Супруг Карины Эдуардовны,
        профессор, доктор биологических наук, пропал без вести около двух лет назад. Она не
        сомневалась, что этот случай как-то связан с участившимися в Москве покушениями на
        жизни учёных и профессоров. Однако тела её мужа так и не обнаружили.
        Из всех станций московского метрополитена строго-вальяжная и всегда немноголюдная
        «Маяковская» особенно нравилась Карине Эдуардовне. Сейчас здесь дрейфовало человек
        десять - никого подозрительного. Никто к ней не бросился.
        - Под соснами, надо думать, подразумевается одна из потолочных мозаик, - шепнула
        психолог себе под нос ещё в кабинете.
        -
        Ладно, будем искать.
        Карина Эдуардовна начала с ближайшего конца станции - задирала голову каждый раз,
        когда оказывалась под куполом с мозаикой, выискивая в поблёскивающих овалах сосны, и
        уже очень скоро почувствовала лёгкое головокружение.
        Красное знамя. Яблоня. Подсолнухи и птицы. Мачта линии электропередач, заводская
        труба и вновь самолёт. Два пилотируемых самолёта. Женщина с ребёнком на руках и опять
        самолёт. Чайки в небе. Строитель в действии. Полукруглая ротонда и самолёт. Парашютисты
        и самолёт. Трое полуголых парней, играющих в мяч. Здесь Карину Эдуардовну начало
        мутить. Она и задирала голову, и глядела себе под ноги, боясь споткнуться, и следила за тем,
        чтобы не врезаться в колонну. Серьёзное испытания для вестибулярного аппарата.
        Назначивший встречу мог бы уже понять, что ждёт именно её - даму, будто в припадке
        бьющуюся. Если, конечно, он на станции, и это не розыгрыш. Если вообще существует
        мозаика с соснами.
        Она их увидела, закинув голову в двадцать второй раз. Четыре сосны, уходящие в небо, и
        неизбежно - самолёт. Никого под этим куполом не оказалось. Но стоило лишь Карине
        Эдуардовне опустить лицо, как подле неё возник мужчина.
        - Вы пунктуальны, - сообщил он, скупо улыбаясь.
        -
        И я сейчас в обморок упаду, наверное.
        Мужчина, видимо одного возраста с Кариной Эдуардовной, ничего на это не ответил. Одет
        в военную форму. Из университета Министерства обороны, что на Большой Садовой, -
        предположила психолог. Совершенно незнакомое ей лицо.
        -
        Вам просили передать, - человек вручил Карине Эдуардовне небольшую запечатанную
        коробочку.
        -
        Кто?
        -
        Понятия не имею.
        -
        Как?.. А вы кто?
        -
        Неважно.
        -
        Но вы хоть уверены, что именно я вам нужна?
        -
        Где мы договорились встретиться?
        -
        Здесь… под соснами.
        - Всё в порядке. А теперь я пойду.
        - Но подождите! - воскликнула женщина, растерявшись. - Умоляю вас, имеет ли это
        отношение к моему мужу?
        - Я, честное слово, абсолютно ничего об этом не знаю. Удачи, - твёрдо-хмуро ответил
        военный и направился к выходу из метро.
        Карина Эдуардовна осталась одна. Неподалеку мальчик в красной куртке размахивал
        ногами, сидя на взрывозащитном контейнере из броневой стали. Женщина бережно открыла
        коробочку, думая как раз о взрывных устройствах. Вроде ничего не тикало.
        22
        В коробке оказалась шишка. Иш кашиш а ка шиш а Необычного буро-красного оттенка.
        Еловая или сосновая - она в таких вещах не разбиралась.
        -
        Чья-то весьма глупая шутка, - решила Карина Эдуардовна с досадой, но и не в силах
        скрыть удивления. - Зачем мне это?
        Никто ей не ответил.
        На следующий день Сима пришла на работу с небольшим опозданием. Вика заметила
        всполох рыжих волос на другом конце станции. Но она не могла отлучиться со своего места
        до конца смены и совершенно невольно проигнорировала указание психолога. Девушка вся
        извертелась на убогом стульчике, лопнувшем по краям ватой, - она спиной чувствовала
        хулиганскую и добрую улыбку подруги.
        Смена подходила к концу. Вика очень устала. Изображение на компьютерном экране в её
        кабине, поделённое на четыре кадра, напоминало маловразумительные фильмы какого-то
        претенциозного киношника. От нечего делать она стала наблюдать за людьми вокруг.
        Смотрела на их подбордки-груди, спины-затылки - широко и некрасиво зевала.
        Неожиданно Вике показалось, что ей кто-то подмигивает. Она огляделась, полосонула
        взглядом лица незнакомых людей. Толпа шествовала мимо безразличная. Наверное,
        показалось. Вика уставилась на пульт управления эскалатором. И опять её посетило это
        неприятное ощущение, будто кто-то следит за ней, за её лицом - так и норовит встретиться
        глазами, подмигивает настойчиво и издевательски. Вика медленно подняла голову,
        огляделась внимательнее. Никого, как и прежде. Тогда она посмотрела прямо перед собой на
        пластмассовое стекло, и от переутомления и недосыпа её взгляд сразу расфокусировался.
        Боковым зрением Вика заметила женщину. Хитрую, злую, нестарую. Женщина
        возвышалась над кабинкой, и, хотя лента эскалатора быстро двигалась, сама пребывала на
        одном месте - бездвижная. С руками по швам, с мерзкой, неестественной ухмылкой на лице.
        Женщина больше не подмигивала Вике с издёвкой - просто демонстрировала себя, будто
        желая намертво отпечататься в её сознании.
        Вика вздрогнула, моргнула несколько раз, чтобы избавиться от наваждения, и повернула,
        наконец, голову в сторону незнакомки. Её там не было. Эскалатор утекал, толпа людей
        неслась к поверхности земли, не оборачиваясь. Вике просто показалось. Она опять зевнула.
        Спину кольнул приглушённый взвизг. Вика резко обернулась, - она сразу поняла, что на
        противоположном конце станции произошло несчастье. Толпа двигалась равномерно, ничего
        особенного заметно не было. И всё же девушка кожей чувствовала беду. Уже стрясшуюся.
        Вика глухо застонала. Симы не видно. Разом забыв о правилах, девушка вскочила и
        понеслась на другой конец станции. Кабинка подруги пустовала. Дверца тупо
        приоткрывалась и закрывалась, покорная движениям воздуха.
        -
        Толкнула, представляешь? И скрылась, - царапнули слух, может быть, нечаянные
        слова из толпы.
        - Туда упала, - отрекомендовался Вике мужчина средних лет и, задев её плечом,
        прыгнул на эскалатор.
        Девушка бросилась в нужную сторону.
        Тем временем, пятясь, в туннель заползал поезд, угрюмо и боязливо, как нашкодивший
        пёс. Вика растолкала людей на краю перрона и стала ждать, что ей откроется. Поезд
        дёрнулся, отрыгнув Симу. Рыжую, зигзагообразную, в ярко зелёном платье. Её голова
        лежала у противоположной стены и глядела на Вику вызывающе. Тело расположилось
        между рельсами, а ноги отползали вместе с поездом, зацепившись.
        Какая-то девушка начала верещать, а её спутник выругался матом.
        -
        Никогда так не делай, - указывая на труп, посоветовала мать с баулом своему
        грязненькому сыну. Ошарашенный мальчик кивнул головой.
        - А вдруг она ещё жива, - предположила нервная старушка.
        Поверх их голов Вика увидела Карину Эдуардовну. Психолог быстро приближалась к
        месту несчастья. Не из любопытства, она уже в курсе. Карина Эдуардовна хотела убедиться,
        что Вика, потеряв близкую подругу, не сотворит что-нибудь неразумное.
        23
        Вика скользнула мимо неё, быстро пересекла станцию и юркнула поезд на другом краю
        платформы. В последнюю секунду перед закрытием дверей. Психолог слова сказать не
        успела.
        Выхода нет.
        Выход.
        Держитесь правой стороны.
        Держитесь левой стороны.
        Не прислоняться.
        Прислоняться.
        Не слоняться.
        Не писоться.
        Не пить.
        Не слон я.
        Не слон.
        До закрытия метро девушка сделала несколько пересадок, бродя остекленело по переходам
        и станциям, бесцельно перемещаясь из конца в конец по линиям. Устав, доверилась
        Кольцевой. Сидела на одном и том же месте, в одном и том же вагоне - кругами, кругами.
        Пассажиры её сторонились, пожилые на место не претендовали. Вика сидела с краю,
        уставившись в одну точку на полу. Глаза не слипались. Переночевала она в заброшенном
        ответвлении туннеля неподалёку от станции, где работала.
        Вике приснилась стена. Древняя, покрытая серым лишайником. Она - или это не совсем
        она? - сидела к стене впритык на роскошном табурете из тёмного дерева с позолоченным
        тонким узором и седалищной подушкой цвета красного вина. Сквозь узкую, горизонтальную
        трещину подглядывала за происходящим в соседнем помещении - сырой камере-колодце.
        Она видела верно разлагающееся тело, уже непонятно кому принадлежавшее.
        Женщина в старинном платье - это она? - то и дело смазывала кожу под носом микстурой,
        рекомендованной викарием и предназначенной для сокрытия трупного запаха. Время от
        времени отвлекалась от своих наблюдений и делала быстрые записи в подобии
        молитвенника, - нервным, аскетичным почерком.
        Проснувшись на следующее утро, как раз во время часа пик, Вика выбралась на платформу
        и уверенно двинулась к своей кабинке. Она жестоко расталкивала попадавшихся ей на пути
        людей, отчего те визжали и обзывались паскудными словами. Толкаться в ответ никто не
        решился.
        В кабинке сидела Дикая. Заметила приближавшуюся Вику и вышла навстречу.
        -
        Объявилась-таки! - истерично бросила она вместо приветствия.
        Вика ничего не ответила, подошла к сменщице вплотную.
        - Из-за тебя я проработала две смены! - затараторила Дикая. - Ишь, раненая, скажите
        пожалуйста, всенародный траур никто не объявлял между прочим. Чего ты такая
        испачканная? Где тебя носило?..
        Вика ударила её по основанию шеи напряженными кистями рук, и Дикая, лишившись
        сознания, бухнулась на пол. Вика переступила через её тело, вошла в кабинку и спокойно
        уселась на стульчик. Толпа, сонная и по-утреннему занятая, ничего не видела, а
        бездыханное, растекшееся жиром тело Дикой аккуратно обходила.
        Некоторое время Вика просто внимательно наблюдала за людьми на эскалаторе. Затем
        повернула что-то на пульте управления, - ленты понеслись быстрее. Ещё раз повернула -
        ещё быстрее. Добившись максимальной скорости, девушка без предупреждения резко
        отключила оба эскалатора, и многие люди попадали вниз. Начался скандальный крик.
        Вика вышла из кабинки. С пола поднялся крупный юноша и бросился на неё, матерясь.
        Точным и молниеносным ударом она сломала ему нос и добилась таким образом нокаута.
        Хотя оба эскалатора кишели наслаивающимися друг на друга телами людей - больше никто
        не пострадал.
        - Почему вы так поступили? - спросила Карина Эдуардовна, помешивая чай.
        24
        В кабинет Вику насильно доставили охранники-милиционеры. Трое исцарапанных верзил
        - еле с ней справились. Карина Эдуардовна приказала им удалиться, - при виде психолога
        Вика моментально успокоилась, превратившись в ту, кем ей, в сущности, и предстало быть, -
        интересную, стройную, пожалуй, чересчур высокую девушку.
        - Это из-за Симы?
        -
        Отчасти, - буркнула Вика.
        Психолог наморщила лоб. Зацепила указательным пальцем ушко чашки. Отцепилась.
        -
        Я не считаю вас сумасшедшей, Вика. Вас вынудили оказаться в таком состоянии
        обстоятельства. Череда обстоятельств. Вы не более чем сорвавшаяся женщина. Это
        поправимо.
        -
        Симу толкнули? - смело поинтересовалась Вика.
        -
        Возможно. Но, поверьте, не те люди, которых вы изувечили.
        -
        Намеренно толкнули?
        - Следствие ведётся. У вас есть повод думать, что от Симы избавились?
        -
        Не знаю.
        -
        Имеются свидетели, хотя их очень мало. Утверждают, что вашу подругу толкнула
        какая-то женщина. Вопрос в другом - почему Сима оказалась на перроне? И почему другие,
        коих большинство, говорят, что она сама бросилась под поезд?
        -
        Улыбчивая женщина?
        -
        Простите?
        -
        Симу пихнула улыбчивая женщина?
        -
        Сомневаюсь. Так или иначе, шутка вышла неудачная. Вика, вы, скорее всего, меня не
        поняли - произошло самоубийство.
        -
        Я видела улыбчивую женщину.
        -
        Вы видели убийцу?
        - Нет. Вчера боковым зрением я видела на эскалаторе злую, улыбчивую женщину.
        Эскалатор двигался, женщина - нет. Она смотрела на меня испытывающе и всё ухмылялась.
        Переутомление?
        - Боковое зрение - ещё не полностью изученный феномен.
        Карина Эдуардовна вылила остывший чай в раковину. Почесала висок. Заглаз ракита
        раскит унулась ссунулась сунулась бормочет как мне дальше тужить как ж ужить как любить
        заглаз.
        - Почему вы отключили эскалатор? - ещё одна попытка.
        -
        Там были звери.
        -
        Где?
        - Я давно наблюдаю. Людей на самом деле не так много - больше зверья в прямом
        смысле. А вот к этому у меня почтенья нет… к зверью на эскалаторах.
        Психолог протестующе замахала руками. Гризли грызли брызги взвизги Рассыпча Рассып
        веретено ваше Хвощ. Вика замолчала.
        - Давайте вернёмся, - осторожно попросила Карина Эдуардовна. - Давайте вернёмся из
        леса на тропинку. Я хочу вам кое-что рассказать. Можно?
        Вика кивнула головой.
        - Недавно я выезжала на консультации в одну сельскую лечебницу, - начала женщина, -
        и встретила там очень любопытного пациента. Неразговорчивого, как вы. К тому моменту он
        уже несколько дней не проронил ни слова. Его знакомую сожрала рысь, и эту же рысь он
        потом спас, отпустив на свободу. Как вы думаете, что он первым делом сказал, узнав меня?
        Вика вяло пожала плечами.
        - Он сказал: «Чудесный сегодня день, не правда ли?». Очаровательно. Потом мы
        проболтали три часа на совершенно отвлечённые темы, и он ни разу не упомянул тот случай
        с рысью, как впрочем и всё с ним связанное. Вы понимаете?
        -
        Что?
        25
        -
        Как это не жизнеутверждающе смотреть в лицо своему страху.
        Вика опять пожала плечами.
        - Не рассказывайте мне про улыбчивых женщин и всякое зверьё заместо людей - я
        прекрасно понимаю, это ваши попытки уйти от реальности. Но для прорыва нам нужны
        стоящие мотивы.
        Карина Эдуардовна вздохнула и продолжила:
        - Смерть Симы - такой мотив. Родители, отказавшиеся от вас в детстве. Одиночество.
        Вот, где ваша боль и ваш страх, Вика. И это отличный повод прекратить всё раз и навсегда,
        отключив закольцованную ленту, прервав бесконечную цепь расставаний.
        -
        Туфта, - объявила Вика.
        - Не туфта, а мой хлеб, - Карина Эдуардовна хмыкнула. - Ваша проблема такова - в вас
        не заложено саморазрушение, но в вас предостаточно сил, чтобы разрушать.
        -
        И что прикажете делать?
        - Пока не знаю. Но в метро, боюсь, вам больше нельзя работать.
        -
        Карина Эдуардовна?
        - Что, милая?
        -
        Из какого уголка моего подсознания пришла та улыбчивая женщина?
        - Она вам не даёт покоя? Она ваш враг на данный момент?
        -
        Думаю, именно она толкнула Симу.
        - Сима покончила жизнь самоубийством. А эта улыбчивая женщина - у неё
        атрофированы мышцы лица, отчего создается впечатление, что она непрестанно ухмыляется.
        Эта моя пациентка. Заходила ко мне вчера. Скорее всего, именно её вы и видели. Боковым
        зрением. Переутомлённым.
        - По какому вопросу заходила?
        - По личному.
        Вика отвела в сторону руку со сжатым кулаком.
        - Бейте, - подбодрила её Карина Эдуардовна. - Я выпытываю секреты, но не
        рассказываю чужие.
        Вика опустила руку. Встала и поклонилась.
        - Я вас не отпускала, - спокойно напомнила психолог.
        -
        Могу ли я попросить?
        - Слушаю, дорогая.
        - Мне бы отдохнуть некоторое время. Подальше от Москвы. На природе.
        -
        Вот и славно. Как раз собиралась вам предложить. Я отправляю вас на реабилитацию в
        Карелию. Там очень уютный и тихий санаторий.
        Карина Эдуардовна сделала несколько распоряжений по личному телефону. Неожиданной
        смене настроений она никогда не доверяла.
        - Да-да, - сказала Вика чуть слышно, в пустоту, - Я просто немного переутомилась.
        На её легком платье виднелись точки-закорючки чужой крови.
        Что-то крякнуло внутри телефонного аппарата, и только после этого раздался звонок.
        Борис взглянул на телефон недоверчиво. Тот продолжал звонить. Борис снял трубку, и, как
        уже не раз случалось за день, никого не услышал.
        - Алло, - уточнил он спокойно.
        Тишина.
        -
        Перезвоните, - посоветовал Борис, уложил трубку на аппарат и вновь нырнул в работу.
        - Может быть, Даша, - предположил он шёпотом через несколько минут.
        Даша - сестра. Она жила в Москве, а Борис по делам фирмы отсиживался в Бомбее.
        Созванивались почти каждый день, но обычно вечером.
        26
        - Может быть, что-то стряслось, - опять шёпотом.
        Он встал из-за стола и подошёл к окну. Вид из его номера открывался на бассейн. Пара
        коричневых, субтильных детей резвилась в лягушатнике. Борис улыбнулся им, вспомнил о
        прохладительных напитках в баре. Надел свежую рубашку и спустился в холл.
        - Пожалуйста, обождите, - попросил молниеносно возникший у него на пути служащий
        гостиницы.
        -
        Я вас слушаю, - отозвался Борис.
        Молодой усатый индус выпрямился, заложил руки за спину и широко улыбнулся.
        Некоторое время он заворожено разглядывал Бориса.
        - Заходила дама, - выговорил наконец, медленно, радуясь возможности поболтать с
        иностранцем.
        Борис сразу распознал его игру и улыбнулся в ответ.
        -
        Дама? Я слушаю.
        - Если бы вы подходили к моей стойке, когда возвращаетесь в гостиницу, всю
        информацию о звонивших и визитёрах получали бы моментально, - объяснил служащий -
        словно обделённый вниманием ребёнок, но по-прежнему улыбаясь.
        - Увы, все действительно важные персоны знают номер моего сотового телефона,
        поэтому мы с вами общаемся так редко. Итак, что за дама?
        -
        Вас не было в номере.
        - Она представилась?
        -
        Нет.
        -
        Русская?
        -
        Говорила по-английски. Я не распознал акцент, но она европейка.
        -
        Спрашивала меня?
        Правый глаз индуса дёрнулся. От обиды.
        - Я бы не сообщил вам о её приходе, не спроси она именно вас.
        Борис нахмурился.
        - Вы очень хорошо выполняете свои обязанности, - сказал он деланно серьёзным тоном.
        - Я не люблю, чтобы меня отвлекали по пустякам. Похвально.
        Теперь правый глаз тщеславно блеснул.
        -
        Дама что-нибудь просила передать?
        -
        Нет.
        -
        Странно, вам не кажется?
        - Возможно. Я могу быть свободен? - индус сделал движение, похожее на скупой
        поклон.
        - Замрите, - отчётливо приказал Борис.
        Служащий не без удовольствия подчинился. Ни единого движения.
        - Замрите, мне надо подумать.
        Борис задумался. 35 лет, женат. Полного телосложения, носит очки и короткую бородку.
        -
        Если дама вновь придёт, выпытайте у неё всё, что сможете, - Борис достал из кармана
        купюру и вручил индусу незаметным движением.
        -
        Приятного вечера, господин!
        Выпить мартини он решил не в своей скромной гостинице, а в Searock Sheraton.
        Продвигаясь к отелю на старой модели Мерседеса, который предоставила фирма, Борис уже
        не в первый раз заметил море и решил, что до отъезда было бы нелишне искупаться.
        Отправил машину на паркинг, зашёл в гостиницу. 24-часовой кафетерий располагался на
        одном из последних этажей отеля. Пить здесь вечерами мартини и выкуривать полпачки Silk
        Cut его надоумил смешливый Генрих - коллега по фирме. Генрих же бросился к нему,
        стоило только Борису войти в кафе и оглядеться.
        27
        - Привычка - единственное утешение в колониальной стране! - браво выкрикнул
        англичанин и повёл коллегу к своему столику.
        - И ещё кондитерские изделия с пряностями, - добавил, когда уселись.
        - Кому как. А Индия уже не колония, - напомнил Борис, рассчитывая на bon mot.
        -
        Именно поэтому привычка утешает.
        Борис заказал мартини.
        - Генрих, меня сегодня спрашивала дама, но не застала и, к сожалению, не
        представилась. Случайно, не ваша подчинённая?
        -
        Нет, я никого не посылал. Все проблемные вопросы мы с вами разрешили сегодня
        утром в офисе.
        - Европейка. Зашла, визитку не оставила. Странно, не правда ли?
        - Не думаю. Послушайте только, - сказал Генрих, нервно шурша газетой. - Этот
        человекообезьян - всего лишь выдумка бездельников и попрошаек.
        -
        Тот, что уже несколько месяцев терроризирует мумбайскую бедноту?
        - Ага, шимпанзе с железными клешнями.
        -
        Я читал, что это существо больше похоже на гигантскую кошку.
        - Ага, а ещё у него огненные глаза и зелёное свечение в груди.
        -
        Напоминает какое-то индийское божество.
        -
        Это массовая истерия. Бомбейская полиция утверждает, что никакой обезьяны-убийцы
        не существует - обыкновенный психоз. Ага!
        - Как же они объясняют несколько смертей и увечья, нанесённые другим жертвам?
        -
        Стоит только кому-нибудь выкрикнуть: «Человек-обезьяна!», начинается такая куча-
        мала, что ни увечьям, ни смертям удивляться не приходится.
        -
        А первоисточник?
        -
        С поисков мифического существа полиция переключилась как раз на поиски главного
        выдумщика.
        -
        Политическая афера?
        -
        Ага! Сомневаюсь. Этот суеверный люд…
        -
        Никого они не найдут, - подытожил Борис.
        -
        Ответьте мне только, почему подобными видениями не страдают обеспеченные
        индусы?
        -
        Потому, друг мой, что у богатых и образованных свои страхи. Банкротство, например,
        ну или рак мозга.
        -
        Это все вполне реальные напасти, согласитесь.
        -
        Награда за их «поимку», - Борис нарисовал в воздухе кавычки, - не меньше, чем за
        вашу макаку.
        -
        В чем вы меня подозреваете? - неожиданно смутился Генрих.
        -
        Вас?
        -
        Я не имею к истории обезьяны никакого отношения.
        Повисло молчание. Борис обвёл взглядом посетителей, и внимание его удержали только
        обеспеченная, индийская семья, чересчур тихая и малоподвижная, да оголённая спина какой-
        то белой женщины возле барной стойки. Йки йки йки сой ки рно ки ки Спина изредка
        вздрагивала, Ви Ви вибрировали густые каштановые волосы сы ы, на свету переливалось
        платье сплошь ошь из чёрных Рё блест Т Т Т ток. Рядом с женщиной никто не сидел, и Борис
        никак не мог распознать, то ли она говорит вслух сама с собой, то ли Вспы всхлипывает, то
        ли смеётся. сколь з Сколько не сверлил он красивую спину взглядом - женщина так и не
        почувствовала, так и не обернулась.
        -
        Этот Шератон такой уродливый, - задумчиво сообщил Борис.
        -
        Вот вы опять! - взметнулся Генрих.
        -
        Что?
        -
        Безосновательные обвинения и ехидный тон. Друг мой, мы недалеки от ссоры!
        28
        - Генрих, помилуйте, я просто сказал, что Searock Sheraton уродился. В архитектурном
        плане.
        -
        Вы имеете в виду эту бандуру - надстройку на крыше здания?
        -
        Именно-именно. Ту самую бандуру, в которой мы сейчас распиваем мартини.
        -
        Люди вечно чем-то недовольны… Ага! Официант!
        Официанту Генрих напомнил, что заполненные пепельницы ужасно смердят.
        Вернувшись в свою гостиницу, Борис позвонил Даше.
        -
        Как дела? - надо было только откупорить сестру и наслаждаться собственным
        молчанием.
        -
        Меня сегодня изувечили! - взвизгнула Даша.
        -
        Это что-то новенькое.
        -
        Моя чокнутая сменщица окончательно двинулась!
        - Вика её, кажется, зовут?
        - Почему ты её оправдываешь?
        -
        Даша, успокойся. Что случилось?
        -
        Вика сошла с ума и избила меня до полусмерти.
        Борис представил копчёную курицу. Видимо, некстати.
        -
        Ты ей перечила?
        -
        Не слышу!..
        -
        Запомни, Даша, никогда не оказывайся на пути у сумасшедших.
        -
        Можно подумать, это от меня зависит.
        Копчёная курица дёрнула ножкой.
        -
        Ты ранена?
        -
        Я ошарашена! Как теперь выйти из дома, объясни? Я очень впечатлительная женщина
        - вокруг одни психи, выясняется. Подумай только, я недоверчива с детства, сам знаешь… -
        последовала история детства.
        -
        С Викой что учинили? - спросил Борис для проформы.
        - В лечебницу её. Поделом. Ты уже купил мне украшения индийские?
        - Ещё нет.
        -
        Только помни - чтобы это была грубая работа, слегка даже вульгарная.
        -
        Куплю обязательно.
        Они распрощались, замучено признавшись друг другу в любви. Борис снял очки и потёр
        глаза. Видение копчёности куда-то девалось. Он забыл спросить у сестры, звонила ли она в
        течение дня.
        В тот вечер заснуть не удалось. Небо багровело несколько часов кряду. Неожиданно
        Борису захотелось прокатиться на машине - по приветливой круглые сутки Marine Drive.
        Собрался молниеносно. Знакомый индус весело помахал ему из-за своей стойки.
        Борис ехал медленно, наслаждался запахом и шуршанием моря, щурился многочисленным
        фонарям шоссе и ярким витринам бутиков. Похоже, активная жизнь в городе только
        начиналась, и кварталы изрыгали тонны разнообразных звуков: сигналы машин, индийскую
        музыку, крики, мычание, переливы бубенцов, хлопки, рёв телевизоров. Толпы людей
        бродили по тротуарам и пляжу, молодежь на неприлично урчащих мотоциклах неслась куда-
        то вперед. Борис учуял запах помёта. Помет настаивал.
        Из-за дорожной аварии пришлось свернуть в глубь города. Борис хорошо ориентировался
        на местности. Он остановился около продуктового магазина и вышел, чтобы купить себе
        бутылку виски, сигареты и то дезинфицирующее вещество, которым прислуга в его доме
        протирала абсолютно все поверхности. Купил из любопытства. Борис сделал внушительный
        глоток виски прямо из горлышка и направил машину в сторону Висячих Садов - знаменитой
        парковой зоны, откуда открывался вид на весь Бомбей-Мумбай. Электрическая бижутерия
        Виктории.
        29
        Кусты шуршали и смущённо хихикали. Семьи бродили по дрожкам - дети в отстающих.
        Борис выбрал себе пустынный склон. Сел на землю, раскурил сигарету, оттянул мокрую
        майку и заглянул в вырез. Струйки пота бежали по груди и животу, скапливаясь в районе
        паха.
        -
        Будто у меня воды отошли, - сравнил вслух.
        Его внимание привлекли три индианки. Девушки, одетые по моде 80-х, с крупными,
        тяжеловесными серьгами. Они прошли мимо него уже во второй раз, и одна из них
        ненавязчиво оглянулась.
        Их леггинсы в крупный горох рассмешили Бориса. Цветастые, широкие майки,
        урезоненные ремнём на бедрах, туфли, инкрустированные стекляшками, многочисленные
        пластмассовые браслеты. Сам Борис предпочитал только престижные марки одежды, да ещё
        брюзжание портного. Правда, атрибуты профессии, любой, даже самой древнейшей, всегда
        вызывали в нём уважение. Перепало и девушкам.
        Индианки удалились в сторону автомобильной стоянки. Та, что оглядывалась, вскоре
        вернулась и подошла к Борису.
        -
        Угостите? - спросила она на хорошем английском.
        Борис тряхнул бутылкой, развёл руками:
        -
        У меня нет стаканов. Думаю, пить из горлышка вы побрезгуете.
        -
        Вы не поняли, - серьезно сообщила проститутка. - Угостите? В городе?
        -
        Поблизости есть немноголюдное заведение?
        -
        Да.
        На стенах грязноватого кафе висели замусоленные афиши индийских фильмов. Все актеры
        намного бледнее, чем оказывалось на кинопленке и в действительности - злодеи же,
        наоборот, чересчур загорелые, порой даже красные. Фотографии кино-знаменитостей,
        подписанные ими же. Случайная знакомая Бориса пока ещё ни разу не улыбнулась. Она
        заказала сухой мартини с вишенкой.
        Деловито спросила:
        -
        Давно в Индии?
        -
        Почти неделю.
        Борис не видели необходимости кого-либо развлекать. Пока девушка пила и косилась в
        сторону, он изучил её лицо. Европейский макияж всегда смотрится на восточных женщинах
        довольно необычно. При щедрых мазках проститутки это особенно бросалось в глаза. Ещё
        Борис выискал малюсенький прыщик у неё на переносице.
        -
        Я знаю один хороший мотель недалеко отсюда, - призналась индианка.
        -
        Верю.
        -
        Так что же?
        -
        Честно говоря - неохота. Но я могу оплатить нашу беседу, если угодно.
        -
        Я должна говорить?
        -
        Не обязаны, конечно, но есть какие-то, всегда желательные вещи.
        -
        Мне надо говорить о сексе?
        Борис откинулся на спинку дивана и протёр салфеткой шею. Глаза презрительно
        заискрили.
        -
        Как вас зовут, дорогая?
        -
        Глория.
        -
        Я - Борис. Сегодня мне не нужен секс. Тем более в вашем-то положении.
        Девушка спешно и с вызовом прикрыла растопыренной пятернёй свой округлый живот.
        -
        Надеюсь, современная молодежь знает и другие темы для разговоров. Помимо секса.
        Проститутка резко опустила плечи, поморщилась и закурила сигарету.
        -
        Вы любите индийские фильмы? - бросила она пробный шар.
        -
        Они были популярны в СССР.
        -
        Вы из СССР?
        -
        Такой страны больше нет.
        30
        -
        Сочувствую вам, и где же вы теперь живете?
        - В России.
        Глория согласно кивнула. Отчасти, даже покорно. По-видимому, это значило, что и против
        России она ничего не имела.
        Пауза. Девушка заказала ещё один мартини.
        -
        Да! - неожиданно выстрелил Борис. - Я очень люблю индийские фильмы. Они такие…
        импульсивные, непредсказуемые.
        Глория глянула на него недоверчиво. Сделала осторожный глоток и почему-то проверила,
        есть ли у него под рукавом часы. Как бы заползла глазами под манжеты и выползла обратно.
        -
        Обшлаг, - сказал Борис по-русски, без симпатии, без угрозы.
        Девушка еле заметно вздрогнула. Борис никак не мог разобраться, то ли она цинична и
        пресыщена, то ли невероятно, невероятно глупа.
        -
        Я снималась в одном фильме, - утвердила индианка.
        -
        Специфическом? - поинтересовался Борис.
        -
        В некотором смысле - да. Он провалился в прокате.
        -
        А, так это был фильм для общего просмотра…
        -
        Это была не порнография, - отрезала Глория и снова положила руку на живот. -
        Обыкновенный художественный фильм.
        -
        Почему он не пользовался популярностью?
        - Там главная героиня страдала галлюцинациями. Семейное проклятье. Ей всюду
        чудились насильники, трупы, кровь и невеста какая-то. Потом она встречается с молодым
        доктором, который хочет ей помочь. Потом кто-то пытается её убить, умирает её лучшая
        подруга и, кажется, мама. Затем она кого-то убивает. Пытается ещё прирезать доктора, но
        всё заканчивается хорошо. Они женятся. Правда, кошмары её не проходят.
        -
        Простите, Глория, а песням-танцам в картине место нашлось?
        -
        Естественно.
        -
        Удивительный фильм. По-моему, какое-то свежее течение в индийском кино. Но
        почему он все-таки провалился?
        - Потому, что ни в конце, ни в течение двух часов так и не ясно, происходит ли всё в
        реальности или в воображении героини. Не получилась достойная развязка, понимаете? Ради
        чего стоило бы мучиться и переживать два часа. Понимаете?
        -
        Да, это… характерное явление.
        Опять пауза. Девушка изящно чесала кончик носа.
        - А вы кого играли?
        - Я была в кордебалете. Там… четвёртая справа во втором ряду в заключительной
        танцевальной сцене.
        -
        Это можно назвать успехом?
        -
        Да, мне предложили новую роль. Уже со словами.
        - А как назывался этот ваш фильм? Его ещё показывают в кинотеатрах?
        - Нет. Студия обанкротилась, потому что это была очень дорогая постановка, а
        кинотеатры от фильма отказались - билеты никто не покупал. На DVD его так и не
        выпустили. «Убийство на свадьбе» назывался.
        -
        Жаль, очень жаль. Я был бы не прочь его увидеть.
        -
        Не смешите меня, - строго попросила Глория.
        - Вы всё равно не смеётесь. Никогда. Даже не улыбаетесь.
        - Просто тяжёлый день.
        Они ещё помолчали, каждый предоставленный себе. Проститутка сделала дырку на
        подлокотнике дивана - чуть больше. Борис изучил афиши на стенах - внимательнее. Кафе
        работало круглые сутки, так что никто их не хватился.
        -
        А вы-то какого мнения? - спросил Борис.
        - О чём?
        31
        - Галлюцинации у неё были, или всё происходило в реальности?
        Глория задумалась. Вся ссупилась.
        - Она психованная была - это однозначно.
        -
        Вам даже не хочется, чтобы те невероятные события происходили в реальности?
        Девушка пожала плечами.
        -
        Зачем столько мертвечины? Это никому не надо.
        Она сожгла в пепельнице кусочек поролона, который до этого извлекла из дыры в
        подлокотнике.
        - Хотя если не брать плохое невероятное, - добавила Глория. - Против хорошего
        невероятного в реальности я бы ничего не имела.
        Поролон потух, и Глория откинулась на спинку сидения. Борис решил высказаться:
        - А я вот думаю, всё невероятное происходит в голове именно что психов. Иногда это
        становится достоянием общественности, но при этом не имеет ни малейшего отношения к
        реальности. В общей реальности творится только реальное, а всё, что люди зовут
        сверхъестественным или просто таинственным - лишь плод чьего-то воображения. Думаю,
        по этой причине таким вещам и не стоит уделять ни малейшего внимания - предоставьте это
        суеверному люду, истеричкам, да поэтам с претензиями. Это моё мнение. Я в этом деле
        имею некоторый опыт. Действительно, поверьте - ничего нереального в реальности не
        существует и никогда не существовало.
        Проститутка почесала переносицу, отчего малюсенький прыщ взорвался. Лопнул -
        стремительно набралась капля крови, обрамлённая желтоватой прозрачностью гноя.
        -
        Да мне пофиг как-то, - ответила Глория скучным голосом
        Капля крови запульсировала и, будто смущённая, кем-то спугнутая, метнулась девушке в
        глаз. Тончайшая струйка.
        - Прошу прощения, - индианка с достоинством вытерла казус, глядя в карманное
        зеркальце. Всё ещё увлечённая собственным отражением, она спросила:
        -
        Что вы делаете в Мумбае?
        -
        Нюхаю специи.
        Глория крякнула. Улыбнулась. Лучше бы не улыбалась.
        -
        Это профессия, что ли, такая?
        -
        Да. У меня идеальный нюх, а также совершенные вкусовые рецепторы. Я
        специализируюсь на специях и мясе.
        -
        Мясо? Как вы с ним повязаны?
        -
        Я его пробую.
        -
        На вкус?
        -
        Именно.
        -
        Свежее?
        -
        Да. Иначе это была бы уже другая профессия.
        -
        И что потом? После пробы.
        -
        В зависимости от качества я рекомендую его людям, на которых работаю. Это такие
        престижные ресторации по всему миру. Они часто обращаются ко мне за рекомендациями.
        -
        А вы…
        Глория не закончила. Она отвернулась и опять засунула палец в нутро подлокотника.
        -
        Что я?
        -
        Вы… когда-нибудь пробовали человеческое мясо?
        Борис снисходительно улыбнулся, но не ответил.
        Рано утром его разбудил звонок. Кто-то звонил по внутреннему телефону. Борис поднял
        трубку и услышал мягкий, смешливый голос своего знакомого усатого индуса.
        -
        К вам полиция, господин, - прошептал он нежно.
        - Что стряслось? - Борис протёр кулаками глаза и скромно потянулся.
        32
        - Вас хотят препроводить в участок, господин, - ещё более нежно объяснил служащий
        гостиницы.
        -
        А где мне сервируют завтрак?
        В полиции его угостили очень крепким, с нефтяным привкусом кофе.
        - Вчера ночью, с трёх часов и до сегодняшнего утра, я был у себя в номере, что
        подтвердили в моей гостинице.
        - Мы в курсе вашего алиби. Вас никто и не обвиняет ни в чём. Просто ваше общение с
        потерпевшей может пролить свет на ночные события, - инспектор заподозрил в своих словах
        излишнюю метафоричность и резко откашлялся.
        - Примерно в половине третьего я подвёз Глорию домой и проследил, чтобы она
        удалилась без приключений.
        От избытка чувств инспектор сломал карандаш.
        - Вы уверены, что это был её дом?
        Борис назвал адрес. Всё совпало.
        - Получается, - сказал полицейский, - что через два часа после вашего отъезда она вновь
        вышла из дома, либо кто-то её позвал, и случилось…
        -
        Непоправимое? - подсказал Борис настороженно.
        -
        Вы правы.
        -
        Насколько непоправимое?
        - Её убили. Растерзали, если угодно. Порвали на части. Море крови; кишки все в
        дырочках от когтей и клыков. На череп давили так, что он лопнул.
        Борис заметно побледнел. За прошлый вечер он почти научился симпатизировать девушке.
        -
        Люди видели там человека-обезьяну. Новая жертва этого существа, между прочим,
        моя племянница. Расскажите об этом своим соплеменникам.
        Борис выразил соболезнования, после чего в участок британским вихрем ворвался Генрих
        и устроил невероятный скандал. Потому как никто не имел права насильно удерживать в
        участке гражданина зарубежной державы, к тому же сотрудника фирмы «Herbs & Spices Inc»
        без выдвинутых против него обвинений и старого доброго двойного виски. Генрих рвал и
        метал.
        Смерть Глории не шла у Бориса из головы.
        Он видел в морге её изуродованный труп, мало чем напомнивший оригинал, пользы для
        расследования не представил, все свои профессиональные обязанности уже выполнил.
        Местные издания пестрели заголовками о романе между иностранцем и индианкой и
        порушившем всё сказочном монстре. Генрих рвал и метал. Наступил уик-энд. Покуролесил
        лес лес шоссейный блик Взвизг Это в раз за фраз фараз Фары Аз Вы слыхали про уток в ту
        ночь представить себе не можете Мы перетрухали перетряхивали труха красива свербива
        глаз выколи длинна как На этот раз тебе не отделаться Когда Правда Так что Напротив
        Нетнет Я никогда не бывал на авеню Ла-Мот-Пике говорите достопримечательность до ста
        особых примет шрамы родимые пятна чирья чирьи чирьих их Ииииих И на прилегающих
        улицах
        Борис подошёл к дому Глории. Один из самых больших и с виду дорогих в этом районе,
        двухэтажный. Не понятно, зачем девушка подрабатывала проституцией. Около крыльца
        собралась шумная толпа.
        -
        Что происходит? - спросил Борис у какого-то мальчишки.
        -
        Хозяева уезжают.
        -
        Почему?
        -
        Неизвестно, - ответил мальчуган заученно.
        -
        Это родители погибшей? - Борис указал на пожилую пару с чемоданами.
        -
        Да.
        Протолкнувшись сквозь толпу, Борис подошёл к отцу Глории и спросил:
        -
        Я могу чем-нибудь помочь? - прибавил, - Я хочу чем-нибудь помочь.
        33
        Отец яростно замахал руками. Заголосила мать. Она схватила Бориса за локоть и
        попыталась куда-то вытолкнуть. Причитала:
        -
        Go! Go! Go!
        Окружающие люди внимательно за ними следили.
        - You shouldn’t come here! Go! Go! - все кричала старушка.
        Потом вдруг сбилась и заговорщически шепнула:
        -
        Gone, dear Mister.
        Борис протянул ей деньги. Мать вырвала банкноты, пихнула их в складки сари, и опять
        потребовала, чтобы он ушёл.
        Он ушёл. Сел в Мерседес и повернул ключ зажигания.
        - Неизвестно, куда они уезжают, - в окно машины сунулся всё тот же мальчишка.
        -
        Неизвестно, - повторил он и широко улыбнулся.
        Борис и ему денег дал.
        -
        В Калькутту, господин. Они едут в Калькутту. У них и там дом.
        Ещё одна купюра, и Борис знал точный адрес. Теперь он также понял, чем занять
        последний уик-энд командировки.
        В аэропорту Калькутты Борис арендовал машину и, сверяясь с картой, поехал к дому
        родителей Глории. Их излишняя нервозность сбивала с толку. Возможно ли, что гнев
        человека-обезьяны распространялся не только на случайных жертв, но и на родственников
        убитых? Или стариков гнало в Калькутту проклятье? Позор? Своей поспешностью,
        суетностью тот отъезд скорее напоминал побег. Борис тяжело вздохнул. На самом деле его
        не волновала судьба и безопасность родителей девушки, его не касалась мифическая дрянь с
        когтями - он попросту, впервые в жизни, схватился за ниточку авантюры и тянул, тянул,
        авось к чему приведёт. Знал прекрасно - чтобы во что-то ввязаться, достаточно проявить
        инициативу и следовать знакам.
        От дома по Garihat Road, в центре Калькутты, за которым Борис весь вечер следил из
        машины, наконец-то отделилась изящная, женская фигура. Загорелая кожа, тёмные очки,
        европейский, деловой костюм. Волосы женщины покрывала бирюзовая косынка. Борис
        следовал за ней неотступно.
        Дама поймала кеб и уже через пятнадцать минут обедала с подругой в дорогом ресторане,
        доступном лишь обеспеченным иностранцам и богатым индусам. Через некоторое время их
        беседа резко прервалась. Женщина в косынке выронила из рук вилку и уставилась на
        подошедшего к их столику мужчину. Она смотрела на Бориса, Борис смотрел на неё. Он
        спросил:
        - Глория, как насчёт объясниться?
        Она покорно кивнула головой.
        Шли рядом, неторопливо, по улице, до отказу забитой антикварными магазинами.
        Антиквариат восточной Индии, Голландии и Дании. В конце улицы даже высилась карета.
        На вид роскошная, не запряжённая, оборванцами облепленная, как пудинг муравьями.
        -
        Как ты догадался?
        - Я не был уверен до последней минуты. Пока не увидел тебя. Меня насторожило
        поведение твоих родителей, их поспешный отъезд, и тот факт, что ни в газетах, ни в отчётах
        патологоанатома не упоминалось о беременности.
        Глория утомлённо морщилась.
        - Ты оказался слишком романтичен для нашего плана. В тебе отсутствует эта
        обывательская скаредность. Иные бы на твоём месте давно покинули страну, лишь бы не
        оплачивать уик-энд из собственного кармана. Да и зачем?
        Борис проигнорировал её слова.
        -
        Вы инсценировали убийства, чтобы привлечь к своему району внимание туристов и
        газетчиков, я правильно понимаю? Реклама, да? Тайна человека-обезьяны. А я понадобился
        для шума на международном уровне. Для этого ты и сыграла роль проститутки.
        34
        -
        Ты прав.
        -
        А откуда брали трупы? Твой, например?
        -
        Из морга. Ведь в заговоре участвовал почти весь район.
        Они поравнялись с голландской каретой, развратно позолоченной - оборванцы тихо
        удалились. Борис заглянул внутрь и спросил Глорию:
        - Я тебе хоть понравился?
        Девушка зло расхохоталась.
        -
        На черта ты мне?
        - Я так спросил. На всякий случай.
        - Нам больше не о чем говорить, - мрачно заверила Глория. - Тебя использовали,
        обманули, вовлекли в скандал. Если начнёшь выступать, мы тебя…
        Девушка задумалась.
        -
        Уезжай из Индии, - попросила она тихо. - Уедешь? Ты здесь никому не нужен. Ты
        только мешаешь.
        Борис опять заглянул в карету. Внимательно изучил обшивку сидений, стен и потолка. На
        полу виднелись какие-то пятна…бурые, маслянистые. Неожиданно его замутило. Будто
        укачало.
        - Что ты там, в карете, увидел? - с презреньем спросила Глория. - Весь аж позеленел.
        -
        Прощай, Глория.
        На следующий день уже в Бомбее он ждал, когда его чемодан погрузят в такси. Проводить
        Бориса вышёл знакомый индус. Стоял рядом, исподтишка наблюдательный.
        Борис поблагодарил за тёплый приём и пожал ему руку. Уверенно направился к такси.
        - Господин, - хитро окликнул его служащий гостиницы.
        -
        Фокус покажешь? - съязвил Борис.
        -
        Сами решайте… Та европейка опять приходила, пока вы были в отъезде.
        Усатый парень испытывающе замолчал. Борис же - где-то глубоко-глубоко внутри, в
        самом укромном уголке своего сознания - поёжился. Спросил:
        -
        На этот раз она что-нибудь передала?
        -
        Нет. Сказала, что уже слишком поздно. И ушла.
        Борис кивнул:
        - Вот именно, - подтвердил он. - Уже слишком поздно. А ведь я так и не искупался в
        море и не видел ни одного прокажённого индуса.
        Генерал-лейтенант Звонников сделался мрачен.
        Сейчас перед ним потел сквозь-издёрганный старый человек. Как значилось на визитке -
        профессор Императорского Санкт-Петербургского Университета. Уже пять минут он
        убеждал Звонникова немедленно закрыть газету «Русский инвалид». Немного косил.
        Разминал в руках платок и то и дело им - желтовато-белым - утирал крывшийся испариной
        лоб.
        Звонников сидел за столом. В «Русском инвалиде» он числился и.д. главного редактора.
        Профессор Пётр Георгиевич Федотов прилип к полу у двери примерно в дюжине шагов от
        него. На календаре - 27 февраля 1917 года. Утро.
        -
        Конечно, можно не закрывать, а только сменить название, - срывающимся голосом
        увещевал Федотов. - Но сделать это необходимо срочно. Сегодня же то есть. Может быть,
        прямо сейчас?
        Генерал-лейтенант с появления профессора в кабинете молчал и не двигался. Видимо,
        предчувствуя скорый взрыв, Федотов стал говорить ещё быстрее, ещё отчаяннее:
        -
        Закрыть. Сменить название. Русский инвалид - это сейчас недопустимо. Вы хоть
        слышали, что творится в городе? Оставьте просто «Инвалид», это - всегда пожалуйста, но не
        надо - русский. Нельзя! Вы хоть знаете, какая на вас лежит ответственность?
        35
        -
        Я что-то не понимаю… - тихо, угрожающе протянул Звонников.
        - Я объясню! - Федотов взвизгнул услужливостью и чуть не подпрыгнул на месте. -
        Только ещё минуточку. Всё объясню! Сейчас, когда в столице предкатастрофье и
        совершенно не известно, чем всё это обернется, никак нельзя бросаться такими
        определениями: русский - инвалид. Ведь это же неправда! А даже если правда - нельзя же в
        такой категорической форме, как приговор. У нас сейчас война, и в городе чертовщина,
        какое-то кошмарное перепутье, вы не заметили? Но вот так взять с ходу и припечатать:
        русский, мол, инвалид - это же неправильно, опасно, вы не находите? Типографские
        бастуют, уже несколько дней выходит одна-единственная газета - ваша. Вы видели, какие
        сейчас у людей глаза выпученные? Эти дни запомнятся надолго, сейчас любая мелочь может
        сыграть роковую роль. Но из-за вас получается, что при любом исходе, русский всё равно
        калека, увечный, слабосильный. Даже бессильный…
        Ситуация наконец показалась Звонникову курьёзной. Генерал-лейтенант сменил позу и
        слегка улыбнулся. Ради забавы он решил вступить в спор с этим наглецом. А Федотов тонул.
        -
        Вы ведь профессор Университета? - и.д. главного редактора резко оборвал
        всклокоченный монолог своего посетителя.
        - Да, - растерянно прошептал Пётр Георгиевич. - Историко-филологический факультет.
        - Тогда в чём же дело? Вам должно быть известно значение слова «инвалид».
        - Я понимаю, - обречённо закивал головой Федотов.
        - У нас ведь военная газета. Доход от неё предназначается в пользу инвалидов войны,
        солдатских вдов и сирот…
        - Я понимаю, понимаю… понимаю. С конца XVIII века в русском языке слово
        «инвалид» используется в значении «дряхлый воин», но…
        -
        Ну вот видите? - довольно мурлыкнул Звонников. - Я бы вам предложил присесть, но
        спор наш, видимо, окончен.
        - Это всё французское влияние, тоже недопустимое в такой форме, - опять понёсся куда-
        то Федотов, нервно-болезненно вминая платок в левую ладонь. - Слово заимствовано из
        французского. Наверное, ясно, почему так. Призрение воинов, неспособных к службе,
        впервые было организовано во Франции. Ещё при Франциске I. Они болели, понимаете? Или
        были дряхлыми, или увечными, понимаете? Петр I издал подобный указ только через два
        века примерно. Но зачем перенимать слово? Инвалид восходит к латинскому invalidus, что
        значит «бессильный, слабый». И в русском языке его всё чаще используют именно в таком,
        расширенном значении. Есть ведь слово veteranus - старый солдат, ветеран. Это же куда
        более подходит. И это вряд ли нанесёт такой же вред самочувствию всего народа, как слово
        «инвалид». Сегодня, сейчас. Я вас заклинаю - переименуйте газету в «Русский ветеран». Мы
        с вами смягчим удар. Да, с закрытием газеты - это я, наверное, погорячился. Ну вот
        «Престарелый служака», чем не хорошее название, а? Или просто служака, тоже можно.
        Столько чудесных слов в русском языке. Возьмите «ветхослужилый» или, например,
        «ветшанин». «Русский ветшанин», а?
        Звонников басовито рассмеялся.
        -
        Ооох, вы несносный человек. Ладно, ветшанин. Но куда же мы денем воинов, не
        способных к службе за увечьем, ранами? Они ведь тоже читают нашу газету, но это же
        необязательно ветераны: старые и опытные. Инвалиды - это объединяющее слово в нашем
        случае. Именно поэтому - «Русский инвалид».
        -
        Нет это разъединяющее слово! - напугано воскликнул Федотов, отгоняя руками что-то
        невидимое. - Разобщающее. Раздирающее! Как же вы не чувствуете?
        Звонников снова рассмеялся. Добродушие его еще не покинуло. И он забавлялся.
        Ободренный его нечаянным расположением, Федотов вдруг метнулся к столу. Там лежали
        номера «Русского инвалида». Он схватил первый попавшийся. И снова начал захлёбываться:
        - Мало одного названия, но о чём вы пишите? Сейчас?! Когда в городе так странно,
        непонятно…
        36
        -
        Это долго продолжаться не будет. Не сегодня - завтра нарыв лопнет. Генерал Галле
        так сказал.
        - Как ему будет угодно, но я бы о газете. Так неспокойно. Хотелось бы ободряющих
        слов или голой правды. Но вы вообще не пишите о происходящем в столице! Ни слова, ни
        намёка. А это ведь единственная газета, которая сейчас выходит.
        - Милейший, но о чём же нам писать? Военному-то изданию…
        -
        Да-да, ну вот что это тут у вас такое? Вот на последней странице - объявления о
        каких-то Уральских банях, каких-то кипятильниках, шапирографических лентах… А это
        что? Позвольте: «нервные заболевания, половое бессилие, сердечные заболевания и
        старческую дряхлость с успехом лечат Спермином-Пеля»…
        -
        Я знаю…
        -
        «Предостережение! Спермин-Пеля единственный, настоящий, всесторонне
        испытанный Спермин, поэтому следует обращать внимание на название «Спермин-Пеля» и
        отказываться от подделок. Спермин-Пеля имеется всюду». Боже! Да кто такой этот Пеля, в
        конце концов?! - неожиданно взорвался Федотов.
        -
        Профессор доктор Пель, поставщик двора его императорского величества. Там
        написано.
        -
        Да-да, но это уже не шутки, а волнения в городе…
        -
        Там также указано, что объявления, помещаемые в «Русском инвалиде», собирают
        средства на раненых. У нас благотворительная уважаемая газета…
        -
        А что вот у вас в неофициальной части? - Федотов вошел в раж. - Какая беспечность.
        Какая непозволительная для истории близорукость! Вот тут: «По словам возвратившегося из
        плена, допрошенного комиссией старшего врача 36-й артиллерийской бригады Николая
        Ивановича Крылова, в солдатском лагере Котбус, куда он прибыл в декабре 1914 года для
        борьбы с эпидемией тифа, больные лежали вповалку в бараках, настолько холодных, что
        бывали случаи омертвения конечностей, вследствие чего приходилось их ампутировать»…
        -
        Я вообще-то в курсе, что публикуется в нашей газете…
        - «… Пленные всегда голодали и поэтому разыскивали в выгребных ямах всё, что
        можно было назвать съедобным, отчего развилась дизентерия. Бани и прачешной не было.
        Больные были похожи «на мертвецов, вышедших из гроба». У очень многих из них нельзя
        было видеть тела, так как оно «было покрыто толстым слоем длинных и жирных вшей».
        Немцы смеялись над этим, называя русских свиньями, когда же вспыхнула эпидемия,
        немецкие врачи и часовые, боясь заразы, разбежались и русским врачам пришлось работать
        одним; однако медикаментов и перевязочных материалов отпускалось на лазарет очень мало,
        а приобретать их своими средствами немцы запретили»…
        - Как вас там?… Пётр Георгиевчи, вы, что, почитать сюда пришли? Возьмите выпуск и
        идите почитайте дома, - Звонников начал выходить из себя.
        - Я уже читал. Но вы послушайте. Вот тут ещё абзац…
        - Это уже чёрт знает что такое…
        - «Затем в августе 1915 года Крылова отправили в Прасныш…», - профессор тараторил
        на пределе человеческих возможностей. - «… в госпиталь, где 540 русских раненых -
        большинство разрывными пулями - лежали на полу в здании с выбитыми стёклами во всех
        окнах. Сдавая госпиталь Крылову и другому нашему врачу, немцы увезли буквально все
        медикаменты и инструменты. Крылов установил, что немцы по 17 дней не делали раненым
        перевязок и когда он начал их делать, то в ранах оказалось такое количество червей, что
        «они производили своеобразный, никогда им ранее не слышанный шум»».
        Федотов закончил, и в кабинете установилась тишина. Впервые за утро. И только кто-то за
        дверью раздраженно спросил «Анискин где? Когда придёт Анискин?».
        -
        Давайте прощаться, - немного помолчав, предложил генерал-лейтенант в раз
        обессилевшему Федотову.
        37
        - И это сейчас, когда в городе так странно, - прошептал тот, укладывая газету на место.
        - Теперь русский у нас не только инвалид, но ещё и свинья-лишенец… И если, избави Бог,
        что-нибудь стрясётся, виноваты во всём окажутся… немцы.
        -
        Ах вот как вы заговорили? - Звонников поднялся из-за стола, над профессором
        нависнув.
        -
        Если будут изыскивать причины, по которым русский - инвалид, получится именно
        так, - еле слышно проговорил Федотов. - Вашими стараниями…
        Он, конечно, утонул.
        -
        Вон! - грохнул и.д. главного редактора. И выкинул руку в сторону двери.
        Намного позже историки скажут, что с 25 февраля по 5 марта ни одна газета, кроме
        «Русского инвалида», в Петрограде не вышла. Издание было закрыто в октябре 1917 года.
        Возобновился выход «Русского инвалида» с декабря 1991 года.
        Петр Георгиевич Федотов шёл обратно домой ни с чем, жалкий в своей сутулости. Он
        просочился сквозь дребезжащую толпу людей - на некоторых арестантские халаты (пал дом
        предварительного заключения). Совершенно один недолго посидел в трамвае с разбитым
        стеклом (он так и не тронулся). Дёрнул пару раз носом, учуяв запах дыма (горело здание
        Окружного суда). Федотов медленно брёл домой. Он не замечал, не понимал ничего вокруг.
        И сам был странным образом незаметен.
        - Скумбрия, слякотно, свистит, спружинит и потом - сосны, сосны, - бухтел он себе под
        нос без выражения. - Нельзя так. Это же всё связано. Кто хочет быть инвалидом? Почему
        нам это навязывают? Скоро сороки строки икорный сук по щучьему врып…
        Профессор снимал квартиру в доходном доме Лидваля на Каменоостровском проспекте.
        Но больше не мог вносить за неё плату. Служба в Университете, былая слава, друзья и
        ученики - все слизнулось прошлым. Теперь Федотов видел только царапов. Он уже с месяц
        находился под их гипнозом. Пожилой человек, полноватый, с совершенно голым лицом и в
        пенсне. Петр Георгиевич по инерции ещё следил за собой. Но как-то уже запылился.
        Недавно он заметил, что по оболочке реальности пошли трещины. Буквально. И по краям
        образовавшихся расщелин всё время скапливалось какое-то нематериальное вещество. Этот
        процесс был назван профессором «словесьем царапов». Царапы наскакивали на него
        отовсюду и были по-своему очаровательны. Они поддавались чтению.
        - Убещур скум, - читал Федотов на стенах у себя в квартире. - Дро знойно пикто
        щерится, ла га жырд г сирто сирто. Вы, как мне кажется, недобрые. Вы, говорите, пришли
        оттуда? Выползли из расселин? Но где они? Говорите, везде? Прямо тут у меня? Не только:
        на улицах, во дворцах, на небе, за корытами и в хлеве, и в садах, в садах мых насытили
        парах. Но что вам надо? Ничего? Тогда зачем? Просто так. Такарак.
        Пётр Георгиевич зачаровано рассматривал окружающее пространство своими
        близорукими, немного косившими глазами. Он понял, что язык, сама человеческая речь
        лишились своей стройности. Как бы заболели. Но не знал причин тому. Выпущенные на
        свободу, некоторые царапы поселились прямо в людях. «Лото бото ых», - сказал на днях
        Федотову старый знакомый. Они встретились на улице. Но, кроме этих трёх царапов, из
        профессорского приятеля больше ничего не выползло. Федотов поспешил уйти, даже не
        простившись. Он боялся заразиться. А знакомый ещё долго смотрел ему вслед, будто бы с
        осуждением. Или с жалостью?
        Царапы, видимо, набежали откуда-то из-за полотна реальности.
        - Пётр Георгиевич! Пётр Георгиевич! Батюшки! - закричала 28 февраля племянница
        Федотова Катя, врываясь к нему в спальню без стука. - Там какие-то революционеры чай
        пьют! Они говорят, что теперь будут здесь жить! Они пахнут, пахнут!
        Сейчас Катя была донельзя простоволоса и быстро-быстро крестилась - будто белок
        взбивала. Несколько лет назад, когда она осталась круглой сиротой, профессор взял её к себе
        экономкой. Глуповатая девка тридцати пяти лет.
        38
        - Да-да, - тихо проговорил Федотов из глубокого кресла, где он провёл, не раздеваясь,
        всю ночь. - Да, Катюша. Как тебе заблагорассудится.
        - Прогоните их, Пётр Георгиевич! - визжала женщина.
        -
        Пускай пахнут. Это сейчас не важно. Не мешай мне, пожалуйста. Я работаю сейчас.
        -
        Караул! - Катя выбежала из комнаты, ошарашено налетая на углы мебели. И через
        пятнадцать минут почему-то затихла в глубине квартиры.
        А профессор тем временем шептал:
        - Речь. Челове. Ческая. Состо. Ит. Из. Слов. Поня. Тных. Перево. Димых. Ил. И. Подда.
        Ющи. Хся. Р. Асш. Ифро. Вке. Всё. Что. Не. Подда. Ётся. Поним. Анию. От. Де. Льно. И. Ли.
        В. Сочета. Нии. Явля. Ется. Слове. Сьем. Цар. Апов. Эт. О. Ка. К. Бы. Изнан. Ка. Яз. Ыка.
        Про. Стран. Ст. Во. Безъ. Язычь. Я. За. Лун. Ная. Стр. Ана. Чу. Дов. Ищ.
        Федотов жил на третьем этаже. Но с внешней стороны кто-то внимательно за ним
        наблюдал. Вытянутая морда сливалась с ночной темнотой.
        Различив однажды в воздухе Петербурга словесье царапов, Федотов долгое время не мог
        думать ни о чём другом. Пока не узнал о «Русском инвалиде». Эти два события - появление
        загадочных трещин и царствование в столице одной-единственной газеты - по-видимому,
        были как-то связаны. В своих домыслах Федотов зашёл далеко. Это именно царапы
        исподтиха тихо-тихо вдохновили типографских рабочих на забастовки и царапы же украдкой
        руководили выпуском газеты «Русский инвалид». Очевидно. Профессор также не
        сомневался, что во всей России теперь будет выходить только эта газета. До скончания
        веков. О существовании царапов знал, похоже, один лишь он - Федотов. И, значит, как раз
        ему надлежало помешать их планам. Профессор быстро сообразил. Надо изменить название
        газеты. Ведь в этом вся соль. Царапы хотят обезволить народ и таким образом обрести над
        ним власть. Проникнуть во всех людей. Жить в них паразитами. Лично против царапов
        профессор, конечно, ничего не имел. Но он боялся, что с их воцарением все люди просто
        перестанут друг друга понимать. А ведь это стало бы началом конца.
        От профессора требовалось хлопотать. Но он с юных лет был стеснительным человеком.
        Болезненно стеснительным. Просить Федотов так и не научился. Сама мысль, что надо
        обращаться к кому-то за помощью, даже по мелкому поводу, погружала его в состояние
        паники. Сердце тут же забивалось куда-то в угол и дрожало там левреткой. Ладони потели.
        Он весь потел. Его обуревало чувство неудобства. Боязнь кого-то потревожить, вызвать чьё-
        то недовольство. А сделав так пугавший его шаг, Пётр Георгиевич всегда и неизбежно
        превращался в жалкое, лебезящее существо - не будучи таким на самом деле. И всегда после
        себя ел. Нещадно.
        Тогда в редакции «Русского инвалида» он был купальщиком на кромке проруби. Два дня
        убеждал себя просто объявиться на Литейном. Полчаса ходил около здания редакции, никак
        не решаясь зайти. Едва подавил приступ рвоты перед тем, как открыть дверь в кабинет.
        Профессор всё-таки прыгнул в ледяную воду. Но ему это стоило невероятных, почти
        физических мучений. Звонников не знал.
        Сейчас, если он действительно хотел спасать державу, надо было выйти в город и снова
        просить. Федотов раскачивался с 28 февраля по 2 марта. Звероподобные люди, захватившие
        его квартиру, не обращали на старика ни малейшего внимания. 1 марта они изнасиловали
        Катю. Профессор, увлечённый анализом и попытками классификации царапов, ничего не
        услышал. Он вообще не замечал, что в доме хозяйничает кто-то ещё. Сидел безвылазно в
        спальне и даже забыл переодеваться. О происходящем в городе не знал. И не задумывался.
        2 марта Петр Георгиевич убедил себя зайти хотя бы к соседу по дому - артисту Юрьеву, с
        которым водил знакомство. Тот мог помочь в борьбе с царапами. Он принял профессора в
        комнате, до отказа заставленной угрожающего вида лавровыми венками и громадными
        цветочными корзинами. В нос бил сильный запах увядания.
        - Я юбилей справлял в Александринском 25 февраля, - подавленно оправдался Юрий
        Михайлович. - Это подношения. Очень мило, да? Было… Потребовались две машины и один
        извозчик, чтобы всё перевезти, представляете? И вот уже сгнило и бесполезно. За это время
        39
        столько всего произошло, я даже забыл приказать здесь убраться. Простите… А знаете, мы
        когда 25-го домой возвращались, на улицах электричество не горело. Так темно было.
        Пустынно. Зловеще тихо. И тут я с цветочками еду… Вот и сейчас как в склепе.
        Федотов кивал, потел и совершенно не знал, как подступиться к волновавшей его теме.
        - Да вы присаживайтесь, Пётр Георгиевич! Мы, наверное, несколько месяцев не
        виделись, да? Рад знать, что вы живы-здоровы. Тоже дома отсиживались?
        -
        Я…
        - Дико, это все дикость просто! У меня ни днём, ни ночью не прекращаются обыски -
        говорят, что Протопопов рассадил по чердакам городовых с пулемётами, и теперь их ищут.
        У меня ведь верхний этаж, а прямо над квартирой - чердачные окна. Сегодня всем и всюду
        мерещатся эти пулемёты, хотя никто их так и не видел. Вы видели? А я, представляете, все
        последние дни провёл в проходном коридоре. Там нет окон - вдруг, чего доброго, шальная
        пуля залетит. Дикость, дикость.
        Актёр запустил руку в волосы, спадавшие короткими локонами ему на лоб, и
        пригорюнился. Немного помолчали.
        -
        Подумать только, - снова заговорил Юрьев, не глядя на профессора. - Мы так
        увлеклись работой над «Маскарадом», что чуть было не проглядели революцию!
        Федотов решительно его не понимал.
        - Неизвестно ещё, о чем больше распускали слухов в феврале - о народных волнениях
        или о нашем спектакле. И вы знаете, что любопытно, несмотря на все заграждения в городе -
        я и сам еле добрался до театра - но зрительный зал всё равно оказался переполненным! Даже
        в царских ложах, к моему удивлению, были великие князья.
        - Как вы всё углядели? - вставил профессор.
        - Ах, «Маскарад» 25-го игрался при освещённом зале… Я, помню, услышал после
        спектакля глухие выстрелы где-то в отдалении. Ещё до юбилейного торжества. Так
        удивился… Мне затем поведали, что выстрелы слышались в течении всего спектакля. Там
        стреляют, а тут - восторженно аплодируют. А мне-то казалось, что внимание зала приковано
        только к моей игре! Вы знаете, я полностью был погружён в происходящее на сцене и
        совершенно не отдавал себе отчета в происходящем… И так странно - в Петербурге
        совершаются первые революционные выступления, а высшее общество, тем временем,
        смотрит «Маскарад». Большинство во фраках, дамы в вечерних туалетах… Я помню, что на
        юбилейном праздновании, а значит и на самом спектакле, присутствовала вся труппа
        Александринского театра, также представители всех театров столицы, крупные художники,
        литераторы, научные деятели, я не говорю уже о знати. Чувствуете? Город трещит по швам,
        и в эту отчаянно важную историческую минуту столичный бомонд, ученые умы, творческая
        братия - все собираются в одном месте и делают вид, будто ничего странного не происходит.
        Я не слишком много на себя беру?
        -
        Мне…
        - Слава ещё Богу, что в театр не ворвались какие-нибудь вооруженные бандиты и всех
        нас там не перестреляли! И тут я такой на сцене: глубоко в образе и с крашеными бровями…
        На юбилейном вечере тоже анекдот вышел. Представьте, Карпов, главный режиссёр
        Александринского театра, подает мне подарок от его императорского величества государя
        императора, такой футляр с золотым портсигаром, украшенным бриллиантовым орлом -
        прелесть. Сразу после этого на короткое время наступила тишина, и где-то совсем рядом с
        театром раздался громкий выстрел. А мы все в театре умиляемся, улыбаемся. Так чудн О…
        -
        Поздравляю, - брякнул Федотов невпопад, имея в виду творческий юбилей соседа.
        - Чудно, ведь правда же? - тот его не расслышал. - Пётр Георгиевич, позвольте, я на
        минутку…
        Актёр зачем-то вышел, а профессор остался один в окружении разлагающихся букетов.
        Если бы не их запах, Юрьев непременно почувствовал бы, что его гость несколько дней не
        мылся и не менял бельё. Сейчас Федотов лихорадочно измышлял, как перетянуть
        40
        влиятельного знакомого на свою сторону в борьбе с царапами. Не находя места рукам, он
        взял иллюстрированный журнал, лежавший на столе. И к своему удивлению тут же
        обнаружил вложенную между страниц фотокарточку государя. «Ники» - гласила подпись на
        ней.
        Вернулся Юрьев.
        -
        Это, наверное, вам, - смущенно сказал профессор, протягивая ему фотографию.
        -
        Да неужели?
        Но любопытство Юрия Михайловича тут же и завяло.
        -
        Ники… гм-гм, - без того изогнутые брови артиста легли штормовой волной. - То есть
        государь император сам просил вас передать мне этот портрет?
        - Нет-нет, - поспешил объяснить Федотов. - Я вот тут нашёл.
        - Гм-гм… А! Так это, по-видимому, Кшесинская забыла. Я вам рассказывал? Её дворец
        здесь поблизости, и она у меня недавно спасалась. Заявилась поздним вечером 27 февраля
        совершенно растерянная, со свитой и собачкой. Только вчера съехала. Так все вместе и
        сидели в коридорчике… У Матильды ведь в юности был роман с государем, вы знали?
        Ники… Как это трогательно. Предполагаю, Кшесинская боялась, что эту карточку
        обнаружат при ней во время обыска, вот и спрятала её в журнал.
        Довольный своей сообразительностью, Юрьев стал на вид даже немного выше и растёкся
        тщеславной улыбкой. Но уже через несколько секунд вдруг закричал в гневе:
        -
        Стерва!
        Федотов вскочил и приготовился бежать.
        -
        Я не хотел, - жалобно проскулил он.
        - Да причём тут вы?! Стерва! Кшесинская - стерва. Значит, свою шиншилловую шкуру
        она спасла, а у меня фотографию ради Бога пусть находят?! Вот и давай после этого приют
        всяким танцоркам. Какое умопомрачительное коварство!
        - Я верну ей, - предложил Пётр Георгиевич.
        - Да не стоит. Всё равно тут ещё остался её саквояж. Наверняка скоро за ним пришлёт.
        -
        Я верну, - настаивал Федотов.
        В его голове созрел план. Сохранив портрет Николая II для Кшесинской, он мог ждать
        помощи на самом высоком уровне.
        - Ну как вам будет угодно, - Юрьев быстро оттаял. - А не хотите ли прогуляться, Пётр
        Георгиевич? Я не был на улице уже несколько дней. Ну и что, что стреляют? Они, может,
        теперь всегда так станут.
        Ники перекочевал во внутренний карман профессорского пальто.
        -
        Какие люди! Какие звуки! Какие митинги! - восторгался Юрий Михайловчи на
        прогулке.
        Его ноздри активно двигались, всасывая первые запахи весны. А Федотов видел только
        снег. Он затравлено шарахался от проносившихся мимо автомобилей и голодных царапов,
        которых на улице оказалось великое множество.
        - Как они быстро плодятся, - Пётр Георгиевич прикрывал рот рукой, боясь заразиться
        словесьем.
        - Да в этом определённо что-то есть! В высшей степени занимательно… Колоритно!
        Они направились в сторону Троицкого моста.
        - Смотрите, Пётр Георгиевич, в этой милой листовке говорится, что всё самое
        интересное сейчас происходит в Таврическом дворце. Туда безостановочно движутся
        воинские части, дабы присоединиться к народной армии. Ах как это интересно! Пойдёмте и
        мы?
        Старик Федотов не был уверен в своих силах. Длительная прогулка до Литейного и
        обратно до сих пор аукалась ему нестерпимой болью в суставах. Но он всё же подчинился.
        - Какие толпы! Какие лица! - восторгам Юрьева не было конца. - Это ведь тоже моя
        аудитория, в некотором роде… Ах какие милые красненькие флаги! Знаете, в городе сейчас
        41
        недостаток продовольствия, но зато в изобилии шампанское. Солдаты разграбили дворцовые
        погреба. Пойдёмте лучше куда-нибудь пить, а?
        Неожиданно хлынувший люд оттеснил Федотова на мостовую. Ему стало плохо. Видимо,
        это была атака царапов. Потеряв сознание, он упал прямо на дорогу, но его тут же забросили
        в ехавший мимо грузовик и куда-то повезли. Когда Пётр Георгиевчи очнулся и попробовал
        возмутиться, его снова выкинули на мостовую. Он был уже около Невского, со стороны
        Аничкового дворца.
        - Федотов, милейший, где вы? - удивился в другой части города артист Юрьев. - А ну
        да ладно, - и пошёл на Пантелеймоновскую. Смотреть, как ветер разносит вдоль
        заснеженной улицы сгоревший архив «Третьего отделения», ведавшего политическим
        сыском.
        А Федотов, тем временем, вдруг различил в толпе кадета Владимира Дмитриевича
        Набокова. Они не были представлены. Но в ошпаренном отчаянии, уже мало себя осознавая,
        профессор всё-таки воспользовался этим подвернувшимся шансом. И бросился в сторону
        государственного деятеля.
        - Спасибо за всё, что вы сделали! - зачем-то кричал он в экзальтации, тряся Набокова за
        руку.
        -
        Что вы, что вы, - растерялся кадет.
        - Но только Романовых нам не оставляйте, - закричал Федотов ещё громче. - Нам их не
        надо!
        Толпа откусила его и швырнула на тротуар. Профессор осел на землю. Заплакал, скуля:
        -
        Я не успел… Не успел сказать об инвалидах… Владимир Дмитриевич, не уходите, не
        бросайте меня…
        Пётр Георгиевич хныкал, словно потерявшийся ребенок, но и удивлялся самому себе:
        -
        Зачем я так про Романовых? Я же не думаю так на самом деле. Или думаю? Или это
        царапы вынудили меня сказать?
        Он совершенно запутался.
        - А может, это моя душа заговорила? Может, ей известно? Вдруг она чувствует, что
        Романовы заоодно с царапами - вот и не выдержала? Так они заодно? Ведь возможно же,
        если они допустили всё это. Попустили… Да что же происходит, в конце концов? Что
        стряслось?!
        Завтра на том месте, где обмяк надорванный Федотов, будут жечь орлов.
        -
        Надо идти в Таврический дворец, - встрепенулся профессор. - Там все. Я смогу
        убедить. Юрьев поможет. Набоков добрый. Не надо закрывать. Только смените название.
        Спасите нас…
        Но вместо того, чтобы двигаться по направлению к Шпалерной улице, Пётр Георгиевич
        пошёл совсем в другую сторону - вдоль Фонтанки. И углубился в переулки вокруг
        Апраксина двора. Его город перевернулся.
        Косящими глазами Федотов взглянул на небо. Там что-то мельтешило. Приглядевшись, он
        различил мириады слов. Всё небо было покрыто волнующимся полотном маленьких слов,
        шедших слитно и начинавшихся со строчной буквы.
        …небонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебо…
        …небонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебо…
        …небонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебонебо…
        …синеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинеесинее…
        …облакооблакооблакооблакооблакооблакооблакооблакооблакооблакооблакооблако…
        …лучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучилучи…
        Что видишь - то и читаешь. Федотов догадался, что это не слова написаны по живому, а
        сама реальность состоит из слов, является ими. Материя всех окружавших его предметов
        дышла, вибрировала прекрасной словесной вязью. Даже одежда на нём. Даже его кожа.
        42
        …кожаволосоккожаволосоккожаволосоккожаволосоккожаволосоккожаволосоккожа…
        Совершенно неожиданно профессор увидел потаенную структуру мира, в котором так
        долго и бессмысленно жил. Ему явилась сама основа мира. И он не мог не улыбнуться
        влюблёно.
        Федотов снова посмотрел на небо. И заметил странное. В одном месте словесная вязь неба
        колыхалась особенно резво. Она как будто дыбилась под силой чего-то, жавшего на неё с
        внутренней стороны полотна. Так будет, если засунуть руку под свитер и изнутри тыкать
        пальцем в ткань.
        Что-то хотело прорваться в Петербург сквозь плотную идеальную вязь слов.
        И неожиданно в небе образовалась трещина. Пётр Георгиевчи моментально понял, что это
        работа царапов, - две небесные строки покорно разошлись. Тонкая царапина начала
        шириться и вскоре превратилась в легко заметную рану. Красную, как и у всех живых
        существ. А из образовавшейся расселины что-то сунулось. То ли гигантский язык, то ли чья-
        то нога в красных кальсонах. Федотов испугался и побежал в сторону Садовой улицы. Не
        оглядываясь.
        -
        А ну стой! - крикнул сзади вполне человеческий голос.
        Профессор с упавшим сердцем подчинился.
        - Предъяви документ, - за спиной Федотова возникли два солдата. Явленная словесная
        вязь испарилась. Рана на небе больше не висела.
        - Конечно, конечно, - облегчённо зашептал Пётр Георгиевич и вытянул из внутреннего
        кармана пальто, как ему казалось, нужный документ.
        Но это был фотопортрет Николая II.
        -
        Ники? - хором икнули солдаты. Они явно растерялись.
        -
        Ники? - переспросил не понимающий Федотов.
        - Ники - ткнул грязным пальцем в карточку один из солдат.
        -
        А…
        Профессор не знал, что сказать. Но из всех возможных ответов он выбрал самый
        непригодный.
        -
        Это не мое. Оставьте себе, если хотите. А я пойду, ладно?
        Вооруженные солдаты неуверенно переглянулись и отступили. Федотов же, развернувшись
        на каблуках, снова угодил в водоворот Апраксина двора - неестественно безлюдного.
        Сперва профессор шёл медленно, не оглядываясь. Затем ускорил шаг. Потом не выдержал
        и всё-таки обернулся. Солдаты пропали. Но зато по левую руку Федотова теперь стояла
        рысь. Старик так и оцепенел.
        Это была не обыкновенная сибирская или европейская рысь, а, скорее, каракал, водящийся
        в африканских, западно-азиатских и индийских степях. Но никак не в Петербурге. Эту
        гигантскую кошку, мирно стоявшую в десяти шагах от профессора и глядевшую ему прямо в
        глаза, роднил с каракалом тёмно-рыжий окрас, короткая шерсть, отсутствие бакенбардов, а
        также необыкновенно длинные кисточки на ушах. Но петербургская кошка казалась
        чересчур худой и высокой для рыси. К тому же её конечности и хвост были фантастично
        длинными. Федотов вдруг подумал, что это один из оживших сфинксов Петербурга. Но
        причём тут в таком случае кисточки? К тому же Апраксина рысь выглядела слишком живой
        для галлюцинации. Она сбежала из зоосада, догадался Пётр Георгиевич.
        Сделал один еле заметный шаг. Ещё один, побольше. Ещё один. Ещё. Рысь не двигалась.
        Тогда Федотов двинулся быстрее, повернув голову и не спуская глаз с животного. Видимо,
        кошке было всё равно. Но и она тоже не отводила взгляда. Тогда Федотов побежал. Он нёсся
        пять минут удивительно быстро для своего возраста - скоро уже Гостиный двор. И вдруг
        что-то метнулось ему на спину. И, повалив на землю, - вгрызлось в затылок.
        …рысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысьрысь…
        43
        Перетряхивал как взметенный кпот сквыльпыль глубокий вникайте Харки кратер риза зов
        рассыпчатый зов рассыпчатый как вы семяеете Заглаз ракита раскит унулась ссунулась
        сунулась сглас Перетрухали перетряхивали труха красива свербива глаз выколи как длинна
        на этот раз тебе Ыбж еом Ю сед редкостных гр Елей настырно уктра Грыл Грыл неси столь
        корылей Бишт лопасть здлоши Где бродит переходит засматривается моя отчужденность
        одеснованность снова как лак акромя опарышами гарышами паром шуршит бук стук дрыгз
        ыглиныш субирайся пока не поздночь Мы здесь оборатить внимазание вашей транслиружем
        стужим как и люди пор тужим ужимкам подвсласть где то в голове в бездушье грудин
        игоркой всадимся а ты не заметишь замешкавшись ашкавшись кыш каты шком
        тупоуморылия Ты будешь ты будешь ты осторожнее рожнее пустопорожнее бойся и
        свиристи завсадит когти в грудинуровит и так страшно так одиноко без родуплемени плюйся
        харкай кайся бег Ай Но неспасичь ужерелий ничем Потерн ин ва лит.
        -
        А вдруг ты его насмерть?
        -
        И что теперь, пожалеть его, что ли?
        Над бездвижным телом Федотова возвышались два солдата, недавно его остановившие.
        -
        Я метил в спину. Я не собирался его убивать.
        -
        Ты бы вместо камня лучше сразу выстрелил, тоже в голову - вот тогда наверняка не
        убил бы.
        - Ну и зачем мне сейчас твои шутки? Обыщи его - пальто на вид приличное, может, при
        нём что найдётся.
        -
        Ничего. Только эта фотокарточка.
        - Брось её. Давай тело спрячем. А то сейчас кто-нибудь с Невского припрётся.
        - Оставь так. Тебе ещё спасибо скажут, если выяснится.
        -
        Лучше пусть не выяснится. Пошли отсюда.
        -
        А на что он там так лупился?
        - Да чёрт его знает. Умалишенный какой-то. Мало ли что они видят… Пойдём.
        Федотов выжил. Но после сотрясения мозга совершенно забыл и о царапах, и о «Русском
        инвалиде». Присоединившись к белому движению, в 1918 году оказался на Дальнем Востоке
        России. Затем перебрался в Америку, где женился и счастливо прожил остаток жизни.
        Преподавал в нью-йоркской православной духовной семинарии. Писал статьи о трагической
        судьбе русской интеллигенции. Но о собственных роковых днях в революционном
        Петербурге никогда так и не вспомнил. Катя пропала без вести ещё в марте 1917 года.
        5 марта 1917 года жители Петрограда уже привычные к столпотворениям и митингующим
        толпам увидели на Невском самую диковинную ватагу. Как сообщила газета «Русский
        инвалид», в Александровском зале городской думы состоялось собрание больных и увечных
        солдат города. Большинство благотворительных учреждений для нужд инвалидов
        содержалось на средства Особой Комиссии Верховного совета, состоявшей под
        покровительством бывшей государыни Александры Фёдоровны и под председательством
        Ксении Александровны Романовой. После переворота деятельность комиссии остановилась,
        а участь поддерживаемых ею учреждений осталась невыясненной.
        Положение солдат стало критическим. Их собралось свыше 1000 человек. И после
        собрания можно было ещё полчаса наблюдать, как инвалиды - кто без ноги или руки, кто на
        костылях, кто с грязными перевязками на теле и заплатами вместо глаза, кто просто с серым
        от потерянности лицом - разбредались от здания городской думы в разные стороны.
        Постепенно и незаметно растворяясь в обычной дневной толпе.
        Поставляю
        для наших доблестных войск
        УРАЛЬСКИЕ
        беспрерывно-действующие
        позиционные и тыловые переносные
        44
        БАНИ
        С запросами о высылке конспектов и заказами обращаться по адресу: М.И. Трутневу,
        Петроград, Пушкинская, 8, тел. 2-42-09
        Часть 2. Царствование
        А! заговор… прекрасно… я у вас
        В руках… вам помешать кто смеет?
        Никто… вы здесь цари…
        М. Лермонтов
        «Маскарад»
        Она не знала, как точно передать открывшееся ей - несомая волной
        благоговения, не смела произнести ни слова. И умеет ли она говорить по-прежнему? Как
        одолеть этот трепет? Наверное, ей стоило поспешить - в любой момент за ней могли явиться,
        чтобы препроводить куда-то, погрузить во что-то, за проступок содеять с ней нечто, о чем ни
        один человек - обыкновенный человек - не имел ни малейшего представления, о чем и сама
        она пока даже не догадывалась, - но зато она чувствовала, что, стоит только тому произойти,
        как всем историям наступит конец. А, может быть, подумалось ей, никто и не придет вовсе,
        неизвестно же, как у них это заведено. Но она, мгновенно увидевшая и осознавшее все, что
        45
        касалось оставленного позади - там, куда обратный путь, возможно, навсегда закрыт - она,
        не ведавшая, как же доносить отныне слова, во что их облекать, все-таки хотела говорить,
        рассказывать, объяснять, пусть это и не имело теперь никакого значения. Или по-прежнему
        имело? И как же выдуть пузырь - нового первого слова? И с чего ей начать? Наверное, с того
        момента, когда все они - те, кого она зачем-то покинула, - вновь оказались в одном месте…
        Вот странно крупная ворона лежит на ветру - под ее перистым брюхом застыл
        несимпатичными блоками карельский городок Вяртсиля Сортавальского района,
        славящийся, пожалуй, только международным пунктом пропуска «Вяртсиля - Нирала», что
        расположен совсем рядом на границе с Финляндией, да и отчасти проволокой, выплавляемой
        на местном заводе. Во время советско-финской войны 1939-1940 годов большую часть
        поселка Вяртсиля разбомбили, погибла и деревянная церковь, возведенная здесь еще в 1868
        году - сейчас о тех трагических днях напоминает мемориальный знак, но вяртсильская
        история не интересует ворону, летящую в сторону озера Янисъярви, и ни один из жителей
        городка не обратил на себя внимания ее механических, до поры до времени безразличных
        глаз.
        700-720 миллионов лет назад, как считают ученые, метеорит вспорол в этих краях
        поверхность Земли. Со временем кратер, образовавшийся на месте столкновения, заполнился
        водой, и так стало озеро Янисъярви, прозванное в народе Заячьим из-за растянутого, словно
        пастила, узкого залива. На самом кончике этого «уха» невозмутимая ворона (она намного
        старше даже озера) замечает скромную кляксу пионерского лагеря им. Ю.А. Гагарина,
        функционирующего сегодня как обыкновенная детская база отдыха, но птица не снижается,
        а лишь продолжает свой полет по краю залива, вдоль автомобильной дороги, и вскоре среди
        сосен ее приветствует жизнерадостным блеском недавно отстроенный дом отдыха
        «Янисъярви». Покрытые стальными листами крыши главного корпуса и разбросанных
        вокруг коттеджей перемигиваются под летним солнцем, втягивая в свою игру и окна
        соседней деревни Анонниеми. В этом местечке, получившей свое название от ближайшего
        урочища, как раз и проживает обслуживающий персонал дома отдыха, а также детской
        оздоровительной базы. Теперь ворона знает, где находятся те, кто ее интересует - в доме
        отдыха и в самой деревушке - но осталось выследить еще несколько человек.
        Взмахнув крыльями, древняя ворона забирает выше, плавно поворачивает в сторону, так
        что озеро остается позади, и сейчас летит к реке Юуванйоки, которая несколько километров
        течет почти параллельно с финляндской границей. Она летит со скоростью невозможной
        даже для птицы, а внизу, пронизываемые еле заметной ее тенью, мельтешат, сливаются в
        одно красивое месиво сосново-березовый лес, болота, пятна лесной поросли, озера
        Паюламмет, Валкеанлампи, Колмисенламмет и неровные квадраты лесных дорог. В том
        месте, где река Юуванйоки касается рассеянной лаской озера Петяяярви, ворона неожиданно
        и резко снижается, будто задумав вонзиться клювом в землю, и, действительно, на
        необыкновенной скорости, никем не замеченная, таранит опушку леса на озерном берегу.
        Ударившись о землю, ворона обратилась каракалом, и гигантская кошка, не медля ни
        секунды, побежала в глубь елового леса - почти кроваво-красная в тени и яростно медная в
        лучах солнца. Дивное животное едва касалось земли своими удлиненными изящными
        лапами, - его бег как будто состоял из одних прыжков, в сущности и был одним
        непрерывным прыжком, так что каракалу оказались не страшны ни болота, ни кустарники,
        ни поваленные в перекрест деревья. Вскоре он бежал уже быстрее, чем летел в черно-сером
        тельце вороны, и, увидь его кто со стороны, почудился бы медной лентой, громадной
        красной змеей, струящейся по лесу с умопомрачительной, свистящей скоростью. Но никто
        этого не видел, а рысь тем временем стремительно приближалась к вымирающей деревушке
        Пиенисуо на берегу озера Салмилампи - последнему месту своих поисков, и неожиданно
        замерла в километре от человеческого жилья - окаменела. Что-то нашептывал ветерок
        кисточкам на ушах животного, вздернутым, слово антенны, да еле приметно раздувались
        ноздри каракала - он выжидал и через несколько минут, видимо, учуяв приближение людей,
        46
        наконец-то двинулся, но не бросился в полете назад и не вспрыгнул на ближайшее дерево.
        Небывалая рысь медленно подошла к высоченной ели справа от себя и дотронулась мордой
        до ствола, пахнущего сыростью. Вслед за тем животное как будто размягчилось и вошло в
        дерево. Каракал просто слился с ним. И теперь уже елина, старая, исчерканная ручейками
        смолы, следила за происходящим вокруг - глазами невидимого животного, засевшего в ее
        сочном нутре, взором мудрой сущности, не знающей физических границ.
        Летом високосного 2008 года в этой карельском местности, близ финской границы, одно за
        другим стали происходить весьма странные события.
        Лесопилка осталась по правую руку. Яша сошел с проселочной дороги и медленно
        двинулся по заброшенной тропе, что будто бы в смущении подкрадывалась сбоку к деревне
        Пиенисуо, легко салила крайний участок и бежала дальше к границе с Финляндией, вернее, к
        лесной дороге, идущей параллельно с границей на расстоянии меньше километра, - сами
        жители деревни этим направлением давно не пользовались, хотя оно идеально подходило,
        если требовалось срезать путь к Вяртсиля. Старики и старухи, населявшие Пиенисуо
        (молодых здесь почти не водилось), длительной прогулке по лесным дорогам предпочитали
        автомобильное шоссе и автобусную тряску, да и сам Яша - обладатель развалюхи-мотоцикла
        с дырой в проржавевшей коляске - всегда делал этот шоссейный крюк. За полтора года
        службы в должности участкового-уполномоченного из Анонниеми в Пиенисуо его
        официально вызывали только три раза: когда померла одна из бабок, когда ограбили дом
        Егоровны и когда нашли первого выпотрошенного бобра. Смотреть на труп второго бобра,
        обнаруженного через несколько месяцев после первого случая, Яков отказался - этак бы
        деревенские стали вызывать его при смерти любой местной зверушки от козы до котенка, но
        история повторилась в третий раз и откреститься уже не представлялось возможным.
        Он шел в сторону болот. Сперва тропинка застарелым шрамом выглядывала из травы, а
        затем начался бревенчатый настил, из-под которого то и дело показывались кровяные лужи
        топи, - стоит угодить ногой между бревнами, и вот ты уже по колено проглочен - впрочем,
        Яша не привык драматизировать, он - спокойный и на вид даже немного скучающий - лишь
        покорно двигался вперед, туда, где его ждала грязная работа. Лес вокруг редел и
        скукоживался, а комаров становилось все больше: казалось, они распихивают соседей
        локотками, чтобы первыми настигнуть долгожданную жертву, в отчаянии хорохорятся, если
        удалось избежать карающей человечьей лапы, и подзуживают друг друга, когда выясняется,
        что, увы, и этот человек воспользовался ядреной противомоскитной мазью - своего рода
        карельским оберегом.
        Утром того дня соседка Егоровны - тишайшая старушка Анна Васильевна Зайцева -
        заглянула к Яше по пути на вяртсильский рынок и сообщила, что около боковой тропы,
        ведущей через болота, лежит труп, и, надо полагать, выразилась так неоднозначно
        специально для того, чтобы Яков подскочил на месте. Однако просчиталась. Яша
        невозмутимо попросил уточнить. Итак, очередной бобер - третий по счету, а очутилась Анна
        Васильевна на той тропе, потому что с рассветом ушла в лес собирать грибы, - она ни в чем
        не виновата, богом клянется, - когда же возвращалась, мертвое животное по-прежнему было
        там и выглядело совсем уж кошмарно. Если бы не дела на рынке, старушка несомненно
        выклянчила бы у Яши обещание положить всему этому конец и оградить лично ее от
        сильнейших эмоциональных переживаний, а так ей хватило времени лишь на то, чтобы
        уговорить молодого участкового наведаться в леса около Пиенисуо, и дюжину раз
        перекреститься.
        Вспоротые бобры вызывали у местного населения вполне объяснимый суеверный страх и
        будили раздражение в самом Якове. Два года назад он вернулся из Парижа в Москву.
        Проклиная себя за случай с Виржини/Жюли и мсье Онишем, Яша вытребовал направление в
        провинцию, подальше от столицы - как ему казалось, загладить вину он мог только особыми
        испытаниями, так что никакие увещевания родителей и московских друзей на него не
        подействовали, - но стыд стыдом, а о своем мученическом решении Яша пожалел уже очень
        47
        скоро, прослужив в окрестностях поселка Вяртсиля каких-то два месяца. Под его
        ответственность перешли деревеньки Анонниеми, Пиенисуо и территория между ними, вся
        же работа Якова ограничивалась частыми разборками с местными алкашами да охранением
        покоя многочисленных бабок и финских туристов в летний сезон. В такой ситуации
        регулярно вспарываемые кем-то бобры, скорее, унижали Яшу, нежели будили в нем
        профессиональный следовательский азарт, и действительно - только мертвых бобров ему не
        хватало для ощущения своего полного ничтожества. Вернуться же обратно в Москву не
        позволяла обыкновенная гордыня.
        -
        Я неудачник, - напел Яков себе под нос, достигнув того места, где, по описанию Анны
        Васильевны, должен был находиться бобёр.
        Хлипкая гать, пересекавшая болото, наконец-то оборвалась. Снова зачастил лес. Убитое
        животное лежало здесь же на опушке - мёртвая гора, хорошо заметная с тропинки, туловище
        и голову, как и следовало ожидать, уже густо облепили мухи. Яша присел на корточки перед
        бобром, помахал руками, и вспугнутые насекомые разлетелись, обнажив падаль. Несколько
        мух, отскакивая, неприятно чиркнули его по лицу. Все, как и в первый раз. Неизвестный
        вспорол брюхо и грудину грызуна, извлек все внутренности, включая половые органы, и
        тщательно сцедил кровь. Должно быть, производилось это в другом месте, потому что на
        вытоптанной вокруг земле Яша никаких следов не заметил - только грязно-белесые корки
        свечного воска. Убийца тащил бобра ночью и, когда укладывал его на землю, зажег свечу?
        Но зачем? Воск не успел сильно запылиться, - его накапали здесь совсем недавно, по-
        видимому, тот же человек, что и зарезал животное. Впрочем, почему один человек? Их
        могло быть и несколько.
        Про себя Яша также отметил, что бобр лежал в самом центре нечетко выступающего круга,
        вычерченного на земле палкой, либо каким-то предметом с острым концом. Не менее
        странная деталь. К тому же умерщвленное животное не просто швырнули в этом лесу, но
        аккуратно уложили на землю - развороченным брюхом к небу и так, чтобы его конечности и
        хвост едва касались вычерченной окружности. Вряд ли это случайное совпадение. А что
        особенно удивительно - преступника или преступников совершенно не заинтересовал
        ценный мех зверя, похоже, им требовалось только одно - выложить труп на всеобщее
        обозрение. Хотя лесной дорогой больше не пользовались, время от времени кто-нибудь
        непременно пересекал болота, чтобы собрать в местном лесу грибы или ягоды.
        -
        Бобровый маньяк-убийца, - хмыкнув, подытожил участковый и тут же закашлялся от
        вдарившего в нос гнилого запаха. До этого он инстинктивно старался задержать дыхание.
        Яков встал в полный рост. Браконьерство исключается, ведь шкуру с животного не сняли.
        Никакой бы охотник так не поступил и тем более это не спишешь на обыкновенное
        хулиганство. Он рассеяно огляделся в поисках неизвестно чего. На обратном пути надо зайти
        в Пиенисуо и попросить Лебедева, сторожа с лесопилки, закопать труп, а потом успокоить
        наверняка разгалдевшихся старух. От этих будничных мыслей участкового отвлекло
        странное ощущение, что за ним кто-то следит. Неподалеку, в противоположном от деревни
        направлении, грозно торчала высоченная ель. Конечно же, это не она глядела, но Яша кожей
        чувствовал, что кто-то на него с той стороны уставился и давай буравить взглядом.
        Возможно, на дереве сидит человек?
        От нечего делать Яков решил проверить местность и, обойдя труп, все так же медленно
        приблизился к елине. На ее ветках никого не оказалось, да и взобраться на широченный
        ствол без специального снаряжения, оставляющего следы, было бы невозможно. Однако
        сразу за деревом Яша увидел дорожку, ответвляющуюся от главной тропы и уходящую
        глубоко в лес. По ней милиционер и двинулся.
        Тропинку уверенно обступала трава, но ведь для чего-то она здесь пролегала. Всю дорогу
        Яша внимательно осматривался, и по мере того, как росло его внимание и напряжение, все
        сильнее становилось желание извлечь табельное оружие. Пистолет «Иж-71» появился в его
        руке, когда участковый заметил в лесу шалаш - довольно свежий и аккуратно сколоченный.
        Стараясь прятаться за деревьями и не особо шуметь, Яша направился в его сторону. По пути
        48
        он задержался. Обнаружил под ногами свежеобглоданную крупную кость. Яков легонько
        пнул ее ногой, и в тот же момент шалаш, до которого оставалось метров десять, неожиданно
        громко зашуршал. Постройка вся завибрировала, будто зеленое лесное чудовище, готовое
        броситься на потревожившего его человека, но вместо этого - лишь выстрелила двумя
        насмерть перепуганными мальчишками. Дети, естественно, бежали от участкового: глубже в
        лес, спотыкаясь, задыхаясь, и, видимо, полные уверенности, что он их сейчас прибьет.
        Развеселившийся Яша разбойничьи свистнул им вслед.
        -
        Не лучшее место для игр, - шепнул Яков, убирая пистолет в кобуру. - Да ладно… Куда
        только я в детстве не лазил.
        На всякий случай участковый осмотрел шалаш. Ребята явно строили его с большой
        любовью, попутно тягая у родных гвозди, доски и кухонную утварь. Оказался здесь даже
        сломанный мини-телевизор. Все это было по детским меркам аккуратно разложено внутри, а
        снаружи Яша обнаружил поломанную куклу, грубо втоптанную в землю, и около нее пустые
        консервные банки - еще жирно блестевшие внутри. Создавалось впечатление, что ребята
        выкинули этот мусор из своего жилища, либо просто уронили во время спешного побега. Но
        чем кукла-то пластмассовая виновата? И с чего такой сильный у шкетов аппетит? Под
        чистую съели все консервы и к тому же обглодали непонятно чью кость. Участковому
        хотелось верить, что это именно дети постарались.
        Яша побрел в деревню Пиенисуо. А бобр, лежавший на спинке с напоказ выставленным
        нутром, продолжил мутно таращиться в одну, последнюю точку.
        Ночью того же дня Илья и Вика впервые оказались в одной постели. Семью месяцами
        ранее Илья, преподававший русский язык и литературу в начальных классах вяртсильской
        школы, что для застенчивого человека вроде него было одновременно и подвигом, и
        совершеннейшим безумством, возвращался поздно вечером в свою коморку на краю поселка
        и, хотя по привычке смотрел только себе под ноги - тихий, малоприметный на фоне
        сугробов в своем дешевом пальто - умудрился-таки вызвать негодование подвыпившей
        деревенской компании, - его вина ограничивалась лишь тем, что благостное настроение
        хулиганов в тот момент как раз сменилось задиристым. Детины обступили сельского учителя
        со всех сторон и, мерзко скалясь, потребовали с него плату за проход - такому не бывать,
        чтобы какие-то чужаки свободно расхаживали по улицам городка, полновластными
        хозяевами которого они себя сейчас ощущали - но, разумеется, сельскую шпану
        интересовали не столько деньги, сколько тот эффект, который они могли произвести темным
        вечером на одинокого пешехода. И Илья, глянувший из-за очков расширившимися от страха
        глазами, полностью оправдал их ожидания, а следом еще больше раззадорил - заиканием,
        напавшим на него от растерянности, и интеллигентским обращением на «вы».
        Неизвестно, чем бы обернулась эта встреча в иных обстоятельствах, но на удачу Ильи уже
        через пять минут все хулиганы лежали без движения на обледенелой дороге - кто со
        звенящей головой, кто со сломанными конечностями, - а напротив него, тяжело дыша,
        поправляла на голове берет учинившая эту расправу девушка. Ей оказалась библиотекарша
        все той же школы, где работал Илья - уставшая за день и обозленная, иными словами, как
        раз в том настроении, чтобы пустить в ход выкидную железную дубинку, которую она всегда
        носила с собой на случай ограбления, и опробовать несколько новых приемов карате,
        изученных накануне. Звали ее Викой.
        -
        Девушка, не надо… Ой!.. Не стоит… Они больше не будут… Ой!.. - взволнованно
        шептал миротворец Илья, пока хрустели кости его обидчиков и раздавались глухие ахи при
        точных ударах в промежность.
        Так они и познакомились. Но взаимную симпатию и тем более притяжение почувствовали,
        конечно, не сразу, должно было пройти несколько дней прежде, чем Илья решился зайти в
        школьную библиотеку, где за стойкой клевала носом Вика, и пригласить ее на свидание -
        скорее, даже не пригласить, а сделать какой-то несуразный жест руками и дернуть головой в
        сторону выхода, опустив при этом пылающее в смущении лицо, и, скорее, даже не на
        49
        свидание, а на серьезный разговор - он и жаждал отблагодарить девушку за спасение, и в то
        же время боялся, как бы те бандиты не подстерегли ее и не отомстили, коими опасениями и
        собирался с ней поделиться, чувствуя свою ответственность. Вика же, как ни удивительно,
        мгновенно все это поняла, мрачно буркнула «в семь» и отчего-то тоже опустила лицо. Затем
        начались их совместные прогулки, поначалу стремительные и без слов, от школы и до
        Викиной квартиры - оба старательно делали вид, что именно Илья в их паре телохранитель,
        хотя ни секунды в это не верили - потом шаг постепенно сделался размеренней и изредка
        даже стали выскакивать замечания, но так резко, будто сами слова друг друга пугались: «м-
        м-м, погода» - «да»… «ветерок» - «разве?»…; и лишь тогда их скованность прошла
        окончательно, когда вдруг кто-то обронил слово «Москва» и тут же выяснилось, что оба они
        из столицы, а в Карелии недавно.
        Впрочем, будь Илья и Вика откровеннее в рассказах о своем прошлом, им бы открылись и
        не такие совпадения, ведь до того, как перебраться в поселок Вяртсиля, один коротал дни в
        сортавальской лечебнице для душевнобольных, а другая находилась на учете у психиатра в
        оздоровительном центре под Петрозаводском, - трагические обстоятельства, приведшие их
        туда, отчасти друг друга повторяли, и, наконец, самое главное - кто же посоветовал им не
        спешить с возвращением в Москву и некоторое время отсидеться именно в этом карельском
        городке на границе с Финляндией, признайся они в том сразу, возможно, вся головоломка бы
        и не сложилась. Летом 2008 года оба перебрались в соседнюю деревеньку Анонниеми -
        коллега Ильи, отправившийся на несколько месяцев к финским родственникам, упросил их
        постеречь свой дом близ озера Янисъярви и взять на себя хлопоты, связанные со сдачей
        оставшихся комнат туристам, - в летний сезон они съезжались сюда толпами, как со всей
        России, так и из Финляндии, и хотя по берегам знаменитого озера было достаточно турбаз,
        многие все же предпочитали дешевый частный сектор. Учебный год закончился, так что
        Илья покинул вяртсильскую школу с чистой совестью, а Вика, не любившая сидеть без
        работы, устроилась библиотекарем на детскую базу отдыха неподалеку от Анонниеми, своим
        грозным видом повергая в трепет ребят, изредка являвшихся за книжками или журналами.
        -
        Сейчас… вот так… - смущенно лепетал Илья ночью того же дня, когда Яше пришлось
        возиться с трупом третьего бобра.
        Вика, на которой лежал сельский учитель, терпеливо молчала. Оба не совсем понимали,
        зачем им это. Не то, чтобы хотели друг друга, скорее, оказались жертвами стереотипа,
        гласящего, что между женщиной и мужчиной не бывает дружбы, - рано или поздно дело
        непременно доходит до секса. Вот и старались. О страсти уж точно пока речи не шло. Илья
        неуклюже дергался на Вике, пытаясь одновременно расстегнуть ее бюстгальтер и спустить
        собственные джинсы. Положение усугублялось еще тем, что Вика была намного выше и
        крупнее Ильи, и он на ее фоне выглядел какой-то жердочкой.
        -
        Спереди расстегивается, - тихо объяснила девушка.
        -
        Что? - переспросил Илья.
        -
        Спереди расстегивается, - чуть громче повторила Вика.
        -
        Что?
        -
        Спереди расстегивается!!! - заорала она.
        -
        Да я слышу!! - неожиданно закричал в ответ Илья, он ведь никогда не повышал
        голоса, но сейчас был чрезвычайно сконфужен и не контролировал себя. - Я спрашиваю: что
        расстегивается? Что именно?
        -
        Лифчик этот…
        Оба снова затихли и некоторое время лежали без движения.
        -
        Давай лучше не будем сегодня, - примиряюще предложила девушка.
        -
        Ага…
        Они расползлись в разные концы большой, скрипучей кровати. Молчали. Вика зажгла
        лампу на прикроватной тумбочке, но накидывать на себя ничего не стала - так и сидела,
        потупившаяся, в бюстгальтере цвета топленого молока. Пауза затягивалась. Илья поправил
        сбившуюся рубашку. Уставившись на свое колено, он нервно рассмеялся и сказал:
        50
        -
        А вот действительно, носятся с этим сексом как с писаной торбой. Тоже мне явление…
        -
        Кто такая эта торба? - тут же отозвалась Вика.
        Посмотрели друг другу в глаза и синхронно расплылись в добрых, веселых улыбках. Это
        была их любимая игра, освоенная еще в те дни, когда Илья провожал малознакомую Вику
        домой из школы. Он тогда почему-то сказал, что, каким бы большим ни был активный
        речевой словарь, это еще не значит, что человек понимает смысл всех употребляемых им
        слов. Например, сам он некоторые слова и выражения использует как будто инстинктивно, -
        по старой памяти, что ли? - но это не такие слова, с которыми он водит близкую дружбу,
        знает, как облупленных - то же ведь слово, «облупленный», что за агрегат такой, от лупы,
        никак, происходит? - эти не полностью осознанные, не до конца прочувствованные слова и
        выражения всплывают откуда-то из глубин его сознания и, как правило, оказываются,
        вовремя и к месту. Вика очень хорошо понимала, о чем он говорит, потому что сама не раз
        об этом думала. И они сговорились ради забавы каждый раз испытывать друг друга - родные
        ли слова употребляют в разговоре, близко к сердцу расположенные, или эти вот чужие, как
        трупы всплывшие?
        -
        И зачем на нее писают?
        -
        Все намного проще, Вика. Хотя ты верно чувствуешь - очень не многие могут
        похвастаться знакомством с этой торбой. Фразеологические обороты - вообще любопытная
        тема, ты можешь успешно их употреблять, даже не ведая об изначально значении
        задействованных в них слов. Потому что, когда дело касается фразеологии, ты запоминаешь
        не слова по отдельности, а смысловую ситуацию, стоящую за фразеологическим оборотом,
        или даже ту специфическую интонацию, с которой он произносится. Торба, милая моя, - это
        всего лишь сума - писаная, или попросту красивая, сумка. И на самом деле носиться с ней
        может не каждый, а только дурак. Полностью выражение так и звучит: «носиться с кем-
        нибудь или чем-нибудь как дурак с писаной торбой».
        -
        Расскажи это читательницам журналов о сумочках и туфельках.
        -
        О том и речь.
        -
        А я всегда думала, что торба - это вроде как барабан. Или какой-то музыкальный
        инструмент. Расписанный.
        -
        И с барабаном носиться можно. Очень по-пионерски выходит. А музыкальный
        инструмент тебе чудится потому, что «труба»?
        -
        Наверное. Это ты у нас умный. А скажи быстро, не задумываясь, как пишется «скрепя
        сердце»?
        -
        СкрЕпя. Скрепив вопреки желанию. Но это я сейчас так говорю, а в юности-то как раз
        думал наоборот - «скрипя». Потому что, когда не хочешь что-то делать, сердце ведь
        скрипит, правда?
        Вика задумчиво улыбнулась, прислушиваясь к своему сердцу. Оно не скрипело.
        -
        У меня подобная история была с выражением «довести кого-то до белого каления», -
        призналась девушка. - Я лет до двадцати думала, что «кОления». Мне казалось, есть такое
        крайнее состояние, когда коленки даже белеют - настолько ты раздражен!
        Илья расхохотался. И сразу почувствовал - именно сейчас надо притянуть Вику к себе и
        крепко ее поцеловать. Порыв прекрасный в своей естественности. Так думал Илья, но голова
        Вики, судя по ее дальнейшим действиям, была занята чем-то иным. Девушка неожиданно
        метнулась к горевшей лампе и резко ее выключила, а смотрела при этом, не отрываясь, в
        сторону окна.
        -
        Вика, ты чего?..
        -
        Тихо!.. Там кто-то ходит…
        Дом, в котором они жили, располагался на самом крайнем участке Анонниеми: дальше
        всего от озера и, соответственно, ближе всего к вольготно раскинувшемуся карельскому лесу
        - он начинался сразу за окнами комнаты, где они сейчас находились, и страхи хозяина,
        отбывшего в Финляндию, уже не вызывали никаких сомнений.
        51
        Сидели, не шевелясь, напряженно вслушиваясь. Может быть, Вике показалось… И тут
        Илья вздрогнул, отчетливо различив снаружи какой-то хруст. Прямо под окнами. Животное
        из леса? Или грабители? Мгновенная реакция Вики, и они завладели главным козырем, ведь
        их нельзя было разглядеть в темной комнате, но зато в предрассветных сумерках, прекрасно
        видно, что происходит за окном. Не прошло и минуты, как за стеклом вырисовался четкий
        человеческий силуэт, - кто-то заглядывал в комнату.
        Пока Илья пытался совладать с бешеным ритмом своего сердца, Вика направила плафон
        настольной лампы в сторону окна и вновь зажгла свет. Яркий, беспощадный луч впился в
        лесного гостя, ослепив его. Илья не поверил своим глазам. Вика тихо вскрикнула. Тот, кто
        еще мгновение стоял за окном, тупо защищаясь руками от света, безусловно, был человеком,
        но с лицом обезображенным кошмарной улыбкой, будто губы растянулись, утягивая за
        собой все лицевые мышцы, да так и окаменели. Но в глазах незнакомца ясно читался страх.
        Напуганный светом, он метнулся обратно в темень леса.
        -
        Быстро за ним! - крикнула Вика, слетая с кровати. - Забор. Он не уйдет!
        Так ли уж обязательно его преследовать, подумалось Илье, но не было времени на споры, и
        он подчинился. Вика выскочила на улицу, как была - в бюстгальтере и юбке, но, к счастью,
        схватила попавшийся по пути демисезонный плащ и сунула ноги в чьи-то тапки. На Илье же
        оказались высокие резиновые сапоги. Они подлетели к забору. Там уже никого не было.
        Бесстрастной армией над ними возвышался лес.
        Вика легко подтянулась и перемахнула через забор. С меньшим изяществом за ней
        последовал Илья. Замерли и прислушались. Лес молчал. Вика все равно побежала вперед, в
        сосновое царство - в темени, как казалось, отнюдь не дружелюбное. Илья не отставал.
        Бежали долго, поминутно останавливаясь, чтобы прислушаться. Но никаких звуков, кроме
        их же сбитого дыхания.
        -
        Надо возвращаться, - шепнул Илья, когда снова остановились.
        -
        Он где-то здесь. Он не мог далеко уйти!
        -
        Вика, он мог уйти на все четыре стороны…
        Она не ответила. Все оглядывалась в тщетной надежде и темноте. Только когда Илья взял
        ее за руку, подавленно выдавила:
        -
        Я однажды уже видела такое лицо…
        Все объяснения они оставили до следующего дня. Молча вернулись к дому, обойдя
        участок, чтобы зайти через калитку. Уже на крыльце вдруг схватили друг друга и прямо на
        том же месте сотворили то, что раньше ночью у них не получилось. А снявшая одну из
        комнат пожилая супружеская пара из Финляндии, если им вдруг не спалось в такой ранний
        час, могла думать себе все, что угодно.
        Время завтрака подходило к концу. Кормили в доме отдыха «Янисъярви», на вкус Бориса,
        не так уж и плохо - непостыдный «шведский стол» и будто бы с особой любовью
        приготовляемая выпечка, во всяком случае профессиональный гурман вроде него за три дня,
        проведенные в «Янисъярви» (естественно, инкогнито) поморщился только раз, да и то по
        собственной глупости, спутав сметану с майонезом - она чудовищно не подошла к блинам, и
        Борис потом еще целый день вспоминал об этом, содрогаясь от омерзения. Сейчас, когда
        осталось всего два глотка, чтобы прикончить водянистый компот из вишни, он бесцельно
        оглядывал помещение столовой - немногочисленные и тихие по утрам постояльцы почему-
        то старались рассаживаться на расстоянии друг от друга, а со стены всех их благословлял,
        правда, довольно вяло для такого события, гигантский плакат с надписью «Нам пять лет!». В
        который раз ткнувшись в него взглядом, Борис сковырнул языком с верхнего зуба липкий
        кусочек овсянки и настолько уже внутренне изготовился встать и двигаться к выходу, что
        даже заранее услышал скрип отодвигаемого собой стула и предощутил напряжение мышц,
        обычно сопровождавшее это действие, - из-за окна ему вовсю подмигивало солнце.
        Следующие полторы недели Борису, недавно вернувшемуся из очередной командировки за
        границу, предстояло, по мере снисходительности погоды и судьбы, наслаждаться
        52
        долгожданным отпуском (этим кромешным ничегонеделаньем, о котором после нескольких
        лет беспрерывных заграничных поездок он в тайне так мечтал, но которым с ходу же начал
        тяготиться), - южно-карельская погода пока не разочаровывала, а о судьбе Борис особо и не
        задумывался, возможно, именно поэтому он не заподозрил ничего странного в том, каким
        образом ему стало известно о «Янисъярви». Подыскать симпатичное местечко где-нибудь
        неподалеку от двух столиц он поручил коллеге по фирме, и на следующий же день, стоило
        только попросить, Борис обнаружил в ящике своей электронной почты письмо с рекламой и
        фотографиями дома отдыха «Янисъярви», - все на первый взгляд подходило, да и сам он тут
        же загорелся идеей провести отпуск в любимой Карелии, так что, когда упомянутый коллега
        от письма открестился - мол, я его не пересылал, а о доме отдыха впервые слышу, -
        перепланировать было уже как-то несподручно.
        Борис снял один из коттеджей, стоявших полукругом возле главного здания дома отдыха -
        все это располагалось на единой, огороженной решеткой территории. После завтрака - как и
        в прежние четыре дня, потому что, сам того не осознавая, он старался следовать однажды
        заведенному порядку, - Борис вернулся в свой домик, справил нужду и почистил зубы (он
        всегда чистил зубы именно после завтрака, а не до, относясь к тем людям, которые считали,
        что лучше проглотить все микробы, накопившееся во рту за ночь, чем потом целый день
        ходить со свежей пищей, разлагающейся между зубов, - жевательную резинку при этом не
        чтил, а пользоваться зубной щеткой после каждого приема пищи, как и многие, считал
        слишком утомительным). В 10.03 Борис взял полотенце, небольшое красное ведерко из
        пластмассы и отправился на озеро - плавки были уже на нем - но, как и в прежние дни,
        выбрал не пляж на территории дома отдыха (с удобным спуском к воде, выложенным
        бетонными плитами), а собственное облюбованное местечко - скромную, милую бухточку,
        которой он и впредь не собирался изменять, несмотря на то, что, добираясь до нее,
        приходилось огибать решетчатый забор и идти еще пять минут через пахучий сосновый бор,
        мерно раскачивавшийся за границами «Янисъярви».
        У бухты был только один недостаток - илистое дно. Как раз из-за этого Борис и брал с
        собой ведерко: вдоволь накупавшись, он выбирался на берег, зачерпывал в ведро воды и
        омывал свои ноги - благодаря этому ему не приходилось возвращаться в коттедж с липкой
        грязью, уродливо пристававшей к ногтям. Как всегда, Борис разделся до плавок, аккуратно
        сложил одежду и полотенце на травку, придавив стопку вещей сухим еще ведром, и не спеша
        зашел в теплую воду озера, - ил тут же глотнул его ступни. Борис двигался осторожно и
        медленно, по кромке какой-то растительности, торчавшей прямо из озера, и на неверные
        стебли которой он инстинктивно опирался одной рукой, будто бы они могли ему помочь,
        оскользнись тот и упади. Еще несколько мелких шагов, станет глубже, и можно будет
        наконец-то нырнуть, погрузившись в нежную желанную воду всем телом, - именно так
        Борис делала три дня подряд, однако на четвертый, то есть сегодня, случилось
        непредвиденное. Он просто не мог заметить опасность, широко разинувшую свою железную
        челюсть в мутной, всегда таящей какие-то жуткие тайны, воде. И пострадал.
        Борис сделал очередной шаг, и как будто акула резко впилась ему в правую ногу, выше
        щиколотки. Все тело пронзила дикая, невыносимая боль. Он истошно закричал, потерял
        равновесие и, в тщетной надежде хватаясь за хрупкие стебли, рухнул прямо на спину.
        Выставленные назад руки ушли глубоко в ил. Вода сомкнулась над Борисом, пока что-то
        неведомое продолжало вгрызаться в его ногу - глубже, больнее. Чтобы голова снова
        оказалась над уровнем воды, нужно было только приподняться и сесть, и тогда бы он спасся.
        Но от неожиданности, боли и страха Борис совершенно растерялся. Он решил, что тонет.
        И утонул бы, не подхвати его кто-то под руки. Невидимый пока человек помог Борису
        сесть и зашептал на ухо взволнованным женским голосом:
        -
        Вы в порядке? Все хорошо…
        Борис успел наглотаться воды и раскашлялся.
        -
        Нога, - простонал он.
        53
        -
        Свело? Свело ногу? - нервно спрашивала женщина. - Вы можете приподняться? Я
        помогу вам вылезти на берег.
        От малейшего движения правой ногой боль становилась еще сильнее. Воя сквозь сжатые
        зубы, Борис уперся в илистое дно левой ногой и, подпираемый в спину женщиной, сумел-
        таки встать. Затем он оперся на свою спасительницу, оказавшуюся юной миниатюрной
        брюнеткой, и вынул из воды все еще терзаемую чем-то ногу, согнув ее в колене. Девушка
        вскрикнула. Оказалось, что Борис угодил прямиком в громоздкий капкан. Такими охотятся
        на крупных зверей. Но кто додумался расставить его прямо в воде?
        -
        Держитесь за меня крепко, - приказала девушка, судя по твердому тону, сразу взявшая
        себя в руки. - Я попытаюсь его открыть.
        Ей не удалось. А Борису стало только больнее.
        -
        Не выходит, - она вновь выпрямилась. - Придется так. Обопритесь на меня. И
        попытайтесь прыгать на левой ноге.
        Этот план также не сработал - прыгать Борис не мог, потому что нога уходила в ил, и он в
        любой момент мог упасть.
        -
        Так… - она отчаянно старалась что-нибудь придумать. - Садитесь опять. Я попытаюсь
        вытянуть вас сама.
        Борис подчинился, не переставая глухо стонать от боли, и, как только он снова оказался по
        грудь в воде, девушка взяла его под мышки и изо всех сил поволокла к берегу, до которого
        оставалось совсем немного. На этот раз у них все получилось. Только вот плавки сползли,
        обнажив его белый зад.
        -
        Лежите! Не двигайтесь! Я мигом сбегаю за помощью! - заорала спасительница, то ли
        перенервничав, то ли действительно считая, что у людей, попавших в капкан, мгновенно
        ухудшается слух.
        И в своем насквозь промокшем платьице она помчалась в сторону дома отдыха. Лежавший
        же на земле Борис, когда остался один, сперва громко застонал - дыхание его сбилось, а
        сердце бешено долдонило в грудную клетку - потом сел и, яростно вцепившись в капкан,
        попытался раскрыть его сам. Через некоторое время ему удалось раздвинуть стальные дужки
        на достаточное расстояние, чтобы извлечь ногу, - крови не было, только в районе удара
        багровели два вмятых следа. Он избавился от этой устрашающей челюсти, а тут уже
        подоспела помощь из «Янисъярви» - женщина во врачебном халате, двое мужчин и та
        девушка, что спасла Борису жизнь, с червячками волос, прилипшими к лицу, и сосками,
        заметными сквозь мокрую ткань шелкового платья.
        Уже лежа в своем коттедже с перевязанной ногой, Борис устроил громкий скандал
        официальному представителю дома отдыха «Янисъярви» - потому, что требовал какой-
        нибудь компенсации («Какого хрена у вас в озере валяются капканы?! Я мог умереть!
        Ничего себе отдых, совсем все оборзели!!»), но, когда выяснилось, что ЧП произошло за
        пределами огороженной территории, предоставить компенсации ему бюрократично
        отказались («При нашем доме отдыха существует комфортабельный и совершенно
        безопасный пляж, с дежурящим там спасателем. Вам не стоило пользоваться дикими
        пляжами. Однако за происходящее за границами нашего дома отдыха мы ответственности не
        несем»). Лицо раскричавшегося Бориса приобрело нездоровый алый цвет. Сейчас он
        перечислял все те страны, в которых побывал, и где обслуживающий персонал, разумеется,
        никогда бы не позволил себе такого неуважительного, невнимательного отношения к
        клиентам, тем более, сильно пострадавшим.
        -
        Вы скажете ему, чтобы он не вставал сегодня с постели? - спросила тем временем у
        врача девушка-спасительница, находившаяся тут же.
        -
        Конечно!
        Борис не заметил, как эта миниатюрная брюнетка покинула его коттедж. Не видел, как она
        брезгливо морщилась при его истеричных криках.
        А пластмассовое ведерко, в суматохе отброшенное кем-то в сторону, так и осталось на
        берегу, самоуверенно краснея сквозь приозерные заросли, - одно-одинешенько.
        54
        Платье на ней уже высохло. Девушка спешила в главный корпус «Янисъярви». Она
        записалась на сеанс к массажистке-косметологу и уже опаздывала. Кабинет располагался на
        нижнем уровне здания рядом с входом в бассейн, так что любого гостя встречал прежде
        всего мощный запах хлорки. Кроме него, девушку нетерпеливо поджидала еще и крашеная
        под блондинку массажистка в форменной одежде скучного розового цвета. Женщина лет
        сорока, непрестанно закатывавшая глаза и будто ломившаяся от собственной изысканности.
        - Ну милая, совсем опоздали - не надо так, - произнесла она, томно растягивая слова,
        повернулась и заплыла в свой кабинет.
        -
        Вы что такая испачканная? - спросила она у вошедшей следом девушки.
        -
        Ох… Да так… В лужу попала.
        -
        Идите в соседнее помещение. Помойте ноги - там душ.
        Девушка подчинилась. Вернувшись, сказала:
        -
        Мне бы легкий массаж лица и шеи. А еще - вы делаете чистки лица?
        -
        Да, - у женщины получилось нечто вроде презрительного «дыа».
        -
        Хорошо. Вот все это.
        -
        Приступаем.
        В конце процедур, длившихся около часа, массажистка наложила девушке на лицо
        питательную маску. При высыхании она сильно стягивала кожу.
        - Расслабляемся, девушка. Почувствуйте, как вы молодеете.
        - Да мне двадцать шесть вообще-то…
        - Не разговаривайте, девушка. Расслабляемся, угу?
        Манерно заверив, что скоро вернется, женщина покинула кабинет. Ее клиентка лежала в
        откидном кресле с закрытыми глазами. Вскоре задремала. Разбудил ее резкий звук, - что-то
        упало на пол. Нет, даже не этот звук ее разбудил, а неестественно напряженная тишина,
        последовавшая за ним, - именно она привлекла внимание.
        - Галина Ивановна, это вы? - тихо спросила девушка, еле двигая губами из-за маски.
        Никто не ответил. Не было повода волноваться, но лежавшая в кресле брюнетка (по-
        прежнему с закрытыми глазами) почему-то вдруг почувствовала опасность.
        -
        Здесь кто-то есть? - опять спросила она.
        Тишина. Но теперь девушка явственно ощущала, что кто-то около нее стоит. Она
        чувствовала тепло чужого тела, как недавно жар от надушенной, мягкой плоти косметолога.
        Глаз почему-то не открыла. Замерла в напряжении, стараясь даже не дышать. Как будто так
        бы ее не заметили…
        Неизвестный тем временем придвинулся совсем близко к креслу. В следующий миг
        девушка почувствовала движение воздуха (неизвестный склонился над ней), а затем - чужое
        дыхание у себя на лице. Кто-то, подобно животному, пытливо обнюхивал ее лицо…
        Так продолжалось несколько секунд (ей, насмерть перепуганной, казалось, что вечность),
        и, наконец, неизвестный отодвинулся - по-видимому, выпрямился. Снова тишина. Девушка
        решилась заговорить:
        - Я не причиню тебе вреда… Ты можешь мне довериться… Я все знаю, но не причиню
        тебе вреда… Ты слышишь?
        Ей никто не ответил.
        - Ты меня слышишь? - повторила она через несколько секунд.
        - Не разговаривайте, девушка. Сейчас снимем маску, - бодро ответила Галина
        Борисовна, входя в кабинет.
        Брюнетка открыла глаза и увидела около кресла массажистку.
        -
        Пододвигайтесь к раковине. Сейчас смоем, - спокойно указала та.
        Девушка молча подчинилась. Кроме Галины Ивановны, в кабинете больше никого не было.
        Но обнюхивала ее, конечно, не косметолог. От этой пахло ароматизированным мылом, а от
        неизвестного, спешно покинувшего кабинет, - псиной.
        55
        «Как видите, это принципиально иной тип воспоминаний - пространственные
        воспоминания. Можно утверждать, что мы имеем дело с одним из глубинных пластов
        человеческой памяти. Сам тестируемый контролировать эти воспоминания не может. По
        сути, у него нет к ним доступа»
        «А ваша компьютерная программа, значит, может?»
        «Да, получить доступ к ним можно только опосредованно, что мы и сделали. Мы создаем
        пространственную модель воспоминания. Чтобы вам было легче разобраться, сделаем это на
        примере случая с Ильей»
        «Случай на дороге»
        «Именно. Вот, пожалуйста, взгляните»
        «Лабиринт какой-то. Как вы здесь ориентируетесь?»
        «По цветам. Каждый сектор воспоминания, а тут как бы несколько наложенных друг на
        друга уровней, мы подсвечиваем определённым цветом»
        «И что здесь что?»
        «Тестируемого Илью вы здесь не увидите, потому что именно из его памяти извлечены
        воспоминания. Он их как бы объемлет»
        «Хорошо, а где, например, эта… как ее… Дина?»
        «Это ее сектор - салатовый. А вот эти следы показывают, что из Москвы за ними следовали
        - оранжевая линия, видите. Илья не мог знать, что произошло в машине, но это запечатлено
        в его пространственной памяти. То есть оно незаметно стало частью его воспоминаний,
        когда он вернулся на место преступления»
        «Оранжевый накладывается на салатовый. То есть преследователь ее настиг?»
        «Совершенно верно. После чего оранжевый след растворяется. Иными словами, этот
        сектор вышел из зоны воспоминаний Ильи - сделал своё дело и двинулся дальше»
        «А тогда что это за желтая сетка?»
        «Это территория пионерского лагеря. В момент, когда там оказался Илья, в пионерлагере,
        действительно, никого не было, но в состоянии особого напряжения ему удалось уловить
        отзвуки прошлого. Люди там были накануне»
        «То есть пациенты Никитина»
        «Да, очередная группа»
        «Может быть, поэтому Илья и уловил? Все-таки они родственники. Тогда это наложение
        двух генетических пространственных моделей»
        «Не исключено. Но, с другой стороны, это ведь наша четверка - им особых поводов для
        галлюцинаций не надо»
        «Только вечно они улавливают не то, что нам нужно»
        «Кстати, Илья утверждал, что в лесу он услышал какие-то звуки. Как будто кто-то бежал
        параллельно с ним»
        «Да, помню, но слишком быстро для человека. И где это отображено в вашей модели?»
        «Нигде. Нам не удалось зафиксировать такого воспоминания»
        «Как вы это объясняете?»
        «Думаю так. Либо это вибрации, которые шли от оранжевого сектора - всё-таки
        преследователь учитывал, что Илья может в любой момент вернуться. Тогда это как бы его
        мысль убегает, если позволите так выразиться. Только мысль, желание может бежать так
        быстро. Либо же…»
        «Ну что вы мнетесь, выкладывайте»
        «Либо банально - несовершенство техники»
        «Опять субсидии, как же вы мне все надоели! А тем временем мы ведь ни на шаг не
        продвинулись к тому, что ищем»
        56
        «Яша твердо решил, что разберется в бобровом деле, каким бы унизительным оно не
        представлялось на первый взгляд. Твердо решил - понимаете иронию? Где-то здесь и
        начинается его ложь»
        Через три дня после обнаружения изувеченного животного участковый вновь приехал из
        Анонниеми в мрачную, вымирающую деревеньку Пиенисуо. Палящее солнце задобрило к
        тому моменту даже местные болота. Яша шел по тому же бревенчатому настилу,
        принимавшемуся мерзко чавкать, стоило только на него ступить. Однако с прошлого раза все
        вокруг - изможденные деревья, блекло-застойная водица, непонятные предметы,
        выглядывающие из трясины, - все стало как будто приветливее. Следов воска и круга, в
        котором лежало тело животного, было уже не различить. Через несколько шагов он увидел
        неровные границы ямы, недавно заваленной землей, - именно здесь сторож Лебедев
        схоронил труп.
        «Необъяснимым образом Якова тянет к детскому шалашу, напугавшему его в прошлый
        раз».
        Он миновал толстую ель, ступил на нужную тропку, и очень скоро лесной домик показался
        среди деревьев. За прошедшее время шалаш усох и поскучнел, видимо, три дня назад его
        покрывали еще свежие ветки. Яша уверенно шагнул в его сторону, и тут участкового снова
        огорошили.
        Из-за постройки вышла блондинка мерлинмонроистых пропорций. Она, похоже, ничуть не
        испугалась, встретив в лесу незнакомого мужчину, но замерла возле шалаша и
        вопросительно уставилась Яше прямо в глаза. Изо рта девушки на манер сигареты торчала
        шариковая ручка, в руках она держала блокнот, а одета была в голубые джинсы и
        обтягивающую розовую майку с изображением карты московского метрополитена - схему,
        опьяненную грудью блондинки, слегка развезло.
        - Что вы здесь делаете? - поинтересовался участковый после небольшой паузы и тоже
        замер на месте.
        - А вы что тут делаете? - тихо и без эмоций спросила девушка, вынимая ручку изо рта.
        В тот момент Яков даже отдаленно не напоминал милиционера. Неудобную форму
        участкового он носил очень редко, только когда выезжал с отчетами в районную управу, а
        местные жители и так уже знали его в лицо. С этой же девушкой он виделся впервые.
        Поэтому она и не посчитала нужным отчитываться перед каким-то коротко стриженным
        парнем в спортивном костюме. Столкнувшись с таким крепышом в лесу, ей стоило, по идее,
        запаниковать. Но она стояла без движения и смотрела ему в глаза.
        -
        Не беспокойтесь, я вам ничего не сделаю, - на всякий случай сообщил Яша и показал
        блондинке удостоверение милиционера.
        -
        А я не беспокоюсь.
        Девушка говорила с едва различимым акцентом, все так же тихо, неэмоционально и четко
        выговаривая слова. Яков решил, что она иностранка.
        -
        Вы туристка?
        - Я не беспокоюсь, - будто не расслышала его вопроса. - Вы не похожи на зверя. И у вас
        очки в дорогой оправе.
        Пожалуй, только этот аксессуар и отличал Якова от бандитов, за которыми ему надлежало
        охотиться. Он улыбнулся. Блондинка скромно улыбнулась в ответ и достала из заднего
        кармана джинсов собственное удостоверение.
        -
        Я офицер финского отделения Интерпола. Зовите меня Орвокки.
        Удивленный Яша подошел к блондинке, протянул ей руку, и они обменялись быстрым
        рукопожатием. Вблизи от девушки приятно пахло духами и потом.
        -
        Ну а вы тогда зовите меня Яшей. Вы очень хорошо говорите по-русски.
        -
        Спасибо. Яша… - она попробовала его имя на вкус и снова улыбнулась, видимо,
        довольная. - У меня идеальный слух и память. Я говорю почти на всех языках Евросоюза.
        -
        А здесь-то вы что делаете? Заблудились?
        57
        - Ко мне поступила информация, что несколько дней назад в этом лесу обнаружено
        мертвое животное. Бобер. Его убили. Так?
        Еще один сюрприз. Кожа на лбу участкового собралась в гармошку.
        -
        Ничего себе работает ваш Интерпол! Какая скорость.
        - О нет, я услышала об этом на рынке в Вяртсиля. Я здесь неофициально, только
        собираю информацию.
        -
        А какой вам до этого интерес?
        -
        Вы занимаетесь этим делом?
        -
        С недавних пор - да.
        -
        Тогда, может быть, обменяемся информацией?
        -
        Начинайте.
        Орвокки, как она себя назвала, мгновенно ожила. Распихала блокнот, ручку, удостоверение
        по карманам джинсов и вдруг бухнулась прямо на землю, где уселась в позе лотоса и по-
        детски взмахнула руками, готовая поведать Яше занимательную историю. Ему ничего не
        оставалось, как присесть перед этой непосредственной иностранкой на корточки.
        - Месяцы назад, - начала Орвокки, - в лесах вокруг финских городков Каустаярви,
        Саривара и Аквенвара обнаружено четыре убитых бобра. Можем говорить, что это сделал
        один человек - все случаи идентичны. Бобрам вспарывают брюхо и грудину, извлекают
        внутренности и укладывают тело на землю. Один труп обнаружен на краю поля, остальные
        лежат на опушках лесов. Недавно мы получили информацию, что подобные убийства
        происходят и в России.
        -
        Кто вам сказал?
        - Это только слухи. Поэтому меня отправили сюда - получить официальное
        подтверждение. Но на рынках в Вяртсиля, и с нашей, и с русской стороны, многие говорят об
        убийствах бобров.
        -
        Действительно, в округе произошло три подобных случая, - ответил Яков. -
        Последнего бобра мы нашли совсем не далеко отсюда. Буквально три дня назад.
        - Но в Пиенисуо мне сказали, что этого не было.
        -
        Кто? - удивился Яша.
        -
        Сторож…
        - С заброшенной лесопилки? Лебедев, Алексей Николаевич?
        -
        Я не спросила, как его зовут.
        -
        Это именно он закопал труп бобра. По моей просьбе. А вы сообщили ему, откуда вы?
        -
        Нет.
        -
        Видимо, решил, что у вас праздный интерес.
        - Возможно. Одна пожилая женщина из Вяртсиля рассказала мне, что всех животных
        нашли около Пиенисуо, и затем описывать это место. Не могли бы вы показать мне, где
        лежал труп?
        - Пойдемте, - согласился Яша, вставая, ноги у него затекли.
        -
        А этот шалаш? - спросила девушка, также поднявшись на ноги и отряхивая зад.
        -
        Что?
        -
        Кто его построил?
        - Видимо, ребятня из Пиенисуо. В этой деревне живут одни старики, но на лето к ним
        иногда приезжают внуки.
        -
        Вы их опросили?
        -
        Кого?
        -
        Детей из шалаша, - спокойно объяснила Орвокки. - Они могли что-то видеть.
        -
        Честно говоря, расследование я начал только сегодня и пока ни с кем этого даже не
        обсуждал.
        Они двинулись обратно к болотам.
        58
        - Финская полиция тоже не спешила, - рассказала блондинка, совершенно никого не
        осуждая. - Сначала подумали, дикие животные нападают на бобров, плюс трупы находили в
        разных местах и между убийствами проходил месяц, иногда полтора. Потом сложили все
        вместе, и… стало неприятно.
        - У нас первого бобра нашли еще в прошлом году, в начале октября. На опушке леса
        около шоссе, проходящего мимо Пиенисуо. Возле автобусной остановки. Второй труп лично
        я не видел, но обнаружили его в конце мая на берегу озера Салмилампи. Дети из Пиенисуо
        пошли туда купаться. И вот третьего совсем недавно, здесь на опушке.
        - Как вам кажется, в этих местах легко найти трупы?
        - Ну раз их всех обнаружили, да еще и сравнительно свежими. Да, это было легко.
        - Это меня удивляет, - призналась Орвокки. - То же самое в Финляндии. Кажется, что
        трупы бобров намеренно кладут так, чтобы их кто-нибудь увидел.
        -
        А у вас есть версии? Кому и зачем это надо?
        - Несколько рабочих версий. Но это не браконьерство.
        - Вот и я так думаю, - охотно согласился Яша. - Шкуры с них не снимают. И
        браконьеры не стали бы работать так открыто, - вот посмотрите, я убил очередного зверя - и
        тем более аккуратно выкладывать трупы на опушках. Это ведь бессмыслица.
        Они дошли до нужного места.
        -
        Животное лежало здесь, - Яков указал мыском ноги на вытоптанную землю. - Как вы
        и описали, со вспоротым передом, на спинке. Довольно странно, но совсем не было крови…
        -
        Да, убийца сцеживает кровь.
        -
        То есть можно сказать, что и у вас, и у нас действует один преступник?
        -
        Рано для таких утверждений. Здесь может быть имитатор.
        -
        Но смысл?.. А вот еще детали - на этом месте жгли свечу, и я заметил, что бобер
        лежал в подобие вычерченного на земле круга. Сейчас уже не заметно… Как будто палкой
        по земле водили, понимаете?
        «Во время разговора Орвокки хмурится, что, на взгляд Яши, делает ее еще симпатичнее»
        - Понимаю, - ответила она. - В трех случаях из четырех у нас тоже круги. Бобер,
        которого нашли в поле, лежал просто на траве. Вокруг двух вычертили круг, а один лежал в
        центре круга, который выложен мелкими камнями.
        Яша присвистнул:
        -
        Это уж совсем странно. Напоминает какой-то ритуал…
        - Да. Это самая популярная версия. Люди говорят, бобров приносят в жертву.
        -
        Зачем?
        -
        Языческий культ. Чтобы боги были милыми. Вы знаете о вспышках коровьего
        бешенства в этом районе?
        -
        В прошлом году в Вяртсиля много домашнего скота погибло от ящура. По-моему, с
        финской стороны тоже.
        Все так же хмурясь, Орвокки кивнула.
        -
        Считается, что бобров приносят в жертву языческим богам. Чтобы они не гневались и
        не наслали новую эпидемию ящура или птичьего гриппа.
        -
        Лично я никогда не слышал о подобных жертвоприношениях, - сообщил Яков. - Разве
        в языческих культах жертву приносят не на костре? И потом мне казалось, что это ягненок,
        какое-то животное из домашнего хозяйства. Зачем приносить в жертву дикое животное?
        -
        Я с вами согласна, Яша. Мне это тоже кажется нелогичным. Но речь может идти о
        местном, современном культе. В Финляндии некоторые люди говорят, что болезни на
        домашний скот насылают силы леса, а ведь бобры портят лес, и поэтому именно их кто-то
        решил приносить в жертву.
        -
        Это известное финское поверье?
        59
        -
        Нет. Все это только слухи. Люди любят говорить. Я изучала специальную литературу
        и не обнаружила никаких упоминаний о бобровых жертвоприношениях. Но, вы понимаете,
        это не мешает какому-нибудь сумасшедшему изобрести собственный ритуал.
        -
        Если так, жертвоприношения ведь выгодны только тем, у кого есть домашний скот?
        -
        Очевидно.
        - Но Пиенисуо очень бедная деревня, - объяснил участковый. - Там есть только одна
        женщина, которая держит коров. Двое-трое держат домашних птиц. Но все это очень старые
        люди, и я не верю, что они стали бы заниматься подобными делами.
        - Вам все равно надо с ними поговорить, - мягко напомнила Орвокки. - Кто-то может
        платить определенным людям за жертвоприношение, необязательно деньги, а те уже ловят и
        убивают бобров.
        -
        Дааааа, - растянул Яша, почесывая в затылке. - Удивительные дела творятся…
        -
        И дети, - офицер финского отделения Интерпола подняла указательный палец правой
        руки. - Давайте найдем и расспросим детей, которые построили шалаш.
        Этим они и занялись после того, как Орвокки внимательно осмотрела место
        предполагаемого жертвоприношения и сделала какие-то записи в блокнот. Правда, работа не
        помешала ей время от времени отвлекаться на Яшу и слать ему короткие улыбки.
        «Довольно кокетливые, как ему кажется. Он хочет в это верить»
        Назад - через болота, по чавкающей и недовольно сморкающейся гати, по лесной тропе
        бодрым шагом - скоро уже показался крайний участок Пиенисуо.
        Когда-то деревня, возведенная в отдаленной и необжитой местности для работников
        лесопилки, процветала и радовала своих жителей, но сейчас об этом напоминало…… что?
        Лесопилку, независимо стоявшую в отдалении, давно закрыли, от нее осталось лишь одно
        название да пара сгорбившихся бараков, так что Алексей Николаевич Лебедев, в прошлом
        инженер местного предприятия, метивший в директора лесопилки, не столько охранял
        заброшенную территорию, сколько доживал теперь здесь свой век, - в жалком хозблоке за
        компанию с ископаемого вида кроватью и понурой буржуйкой. Местная ребятня свято
        верила, что сторож питается не человеческой пищей, а стопками отсыревших газет и
        журналов, которые он делил с печкой, а, может быть, даже и со своей кроватью, похожей на
        гигантскую испачканную болонку.
        Основную часть деревни Пиенисуо поглощал лес, меньшая ее половинка располагалась на
        берегу Салмилампи, однако из былых пятидесяти с лишним дворов жилыми к 2008 году
        остались всего четыре. Большинство деревенских жителей покинуло Пиенисуо еще в
        прошлом столетии с закрытием лесопилки (кто нашел работу в Вяртсиля и Сортавала, кто
        перебрался в Анонниеми), и дальнейшую судьбу деревни легко было предсказать - как
        умрут последние хозяева (съезжать из них никто не планировал), Пиенисуо окажется в
        негласном списке тех молчаливых устрашающих сёл-призраков, которых так много сегодня
        в разных уголках Карелии.
        Но и с оставшимися жителями село мало чем отличалось от кладбища. Пока еще слабо
        билась только родственная жилка. Каждый год на летние каникулы из Вяртсиля в Пиенисуо
        приезжали внуки склочной Егоровны, а её соседка, Анна Васильевна (та самая, что сообщила
        Яше о бобре), присматривала за своим единственным внуком-сиротой. Прочие же обитатели
        деревни, жившие в противоположных ее частях, отчего-то старались между собой не
        общаться: старик Алексей Николаевич ступал за границу лесопилки только в
        исключительных случаях, хотя Егоровна и Анна Васильевна - каждая по-прежнему мечтала
        его заарканить; нелюдимая Татьяна Ивановна Морозова - единственная, кто ещё держал в
        деревне корову - одиноко жила в доме возле озера, а Василиса Рощина - женщина
        шестидесяти лет, и поэтому самая молодая в Пиенисуо - делила избу с сожителем-
        собутыльником Иваном, хотя у того в деревне также имелся собственный участок.
        60
        Войдя в Пиенисуо со стороны леса, первым делом Яша и Орвокки наткнулись на
        алкоголичку Рощину - они как раз проходили мимо ее участка.
        -
        Гляньте, кто явился! - заорала Василиса, приметив их из окна дома. - Чёй-то ты,
        Яшка, здесь забыл, а? Девке владения свои показываешь, да?
        Участковый оперся о сгнивший забор и, приветливо улыбаясь, ответил:
        -
        Ну должен же я хоть иногда к вам заглядывать, Василис. А то помрете тут без меня
        или сожрёте друг друга.
        - Ой-ой, внимательный. Да на хуй мы тебе не нужны! А что за бабу припёр?
        Орвокки решила не вмешиваться в разговор и стояла в стороне с равнодушным
        выражением лица.
        -
        Знакомая. Все тебе расскажи.
        -
        Ну а как же? Я люблю с тобой полалакать, Яш, ты ж знаешь. Заходил бы как-нибудь
        один. Ночью приходи - я не выгоню.
        Рощина залилась визгливым смехом. Она была одета в бесформенный, выцветший сарафан
        и держала в руках маленькую расческу для волос с сильно поредевшими зубцами. Яша уже
        хотел распрощаться, как вдруг из сарая около избы вышел Иван.
        -
        Кого там принесло, - хрипло осведомился он у сожительницы, но тут сам увидел Якова
        и только молча кивнул.
        -
        Да вот бабу те, Вань, привели. Нравится девка? - Рощина закашлялась, но вскоре ее
        вульгарный смех возобновился.
        Иван перевел взгляд с Яши на Орвокки и больше не отрывал от нее глаз. Лицо пьяницы
        ничто не выражало, он весь был какой-то серый и запыленный, с кожей то ли загорелой, то
        ли просто грязной. Участковый, по-прежнему улыбаясь, отступил от забора и инстинктивно
        обнял девушку за плечи.
        -
        Пойдем мы. Вы, кстати, не встречали недавно ребят Егоровны или Анны Васильевны?
        -
        Малявок, что ли? - переспросила Василиса. - Бегали тут вроде. А чё они натворили?
        -
        Пока ничего…
        -
        Вань, бля, - неожиданно взорвалась Рощина. - Чё, бля, хуем там замер?! Тащи дрова в
        дом, на девок он, ебать его, смотрит.
        Иван скрылся в сарае, а Яша, воспользовавшись случаем, махнул рукой Василисе и, все
        еще не отпуская теплую, покорную Орвокки, двинулся с ней дальше по улице.
        -
        Заходи, Яшка, красавчик! Не забывай меня! - крикнула вслед алкоголичка и опять
        скрипуче заржала.
        -
        Они гонят самогон? - тихо поинтересовалась Орвокки, когда они отошли на
        порядочное расстояние, и таким тоном, будто сама себе пообещала непременно использовать
        это колоритное выражение в разговоре с первым встречным русским.
        Она деликатно выбралась из-под руки нового знакомого, но шла по-прежнему очень
        близко от него, так что время от времени они случайно и легко сталкивались локтями.
        -
        Да нет, покупают дешевую водку. Иван - этот человек у сарая - он ловит рыбу в озере,
        ее здесь много, и периодически ездит на рынок в Вяртсиля. Это его Василиса, конечно,
        заставляет, иначе бы он вообще с места не двинулся.
        -
        Василиса - женщина в окне?
        -
        Да.
        -
        Премудрая или Прекрасная? - вновь блеснула знаниями Орвокки.
        -
        Уже не то и не другое, а кем она была в прошлом, я не знаю. Хм, - Яша фыркнул и
        слегка дернул плечами. - Еще те сказочные герои, Иван-царевич и Василиса Прекрасная: 50
        лет спустя…
        -
        Они не кажутся вам подозрительными? - поинтересовалась девушка. - Разве такие
        люди не могут отлавливать и убивать бобров?
        -
        Не знаю… В этой деревне все странные. И в то же время они все тут такие жалкие,
        что, по-моему, вред могут причинить только самим себе. Вернее, уже причинили.
        61
        Яков вел Орвокки к участкам Егоровны и Зайцевой, чтобы узнать, где искать их внуков, но
        ребята сами попались им по пути - двое мальчиков, на вид десяти-двенадцати лет (Яша
        решил, что по росту они соответствовали ребятам, сбежавшим из шалаша), стояли возле
        забора одного из вымерших участков и обдирали с кустов недоспелый крыжовник.
        Увлеченные разговором, они совсем не заметили тихо подошедшего участкового, а когда
        наконец увидели его, в раз обмерли, пригвожденные к месту.
        -
        Так, пацаны, - строго, но не злобно начал Яша. - Вы чьи будете? Егоровны?
        -
        Да, - испуганно кивнул один из них.
        Мальчики явно решили, что сейчас их и арестуют за все былые прегрешения, включая
        крыжовниковый грабеж.
        -
        Братья? - спросил Яков.
        -
        Они вас боятся, - еле слышно напомнила Орвокки. - Давайте я поговорю.
        -
        Как пожелаете.
        Блондинка присела перед ребятами на корточки и жалостливо улыбнулась, заметив, что
        один, с виду младший, уже готов разреветься.
        -
        Не бойтесь нас, пожалуйста. Мы не обидим, - заверила Орвокки. - Только ответьте
        нам на вопросы. Вы знаете шалаш в лесу, около болот?
        Ребята утвердительно кивнули.
        -
        Это ваш шалаш?
        -
        Это Серого, он его построил, - залепетал мальчик, который собирался расплакаться и
        все еще таращил в испуге глаза. - Он нам разрешил там играть…
        -
        Серый? Кто это?
        -
        Серега, он живет рядом с нами.
        -
        Внук Анны Васильевны, - догадался Яша.
        -
        Да, - бойко подтвердил тот же мальчик. - Он разрешает нам там играть. Это он
        построил шалаш, мы только играем там иногда…
        - Хорошо. А вы видели около шалаша игрушку и консервные банки?
        -
        Видели, - впервые заговорил второй мальчик, тихо принимая правила игры.
        -
        Очень хорошо. А кому это принадлежит? Серому?
        -
        Нет, - твердо ответил первый мальчик. - Серый говорит, что кто-то это там оставил.
        Он выкинул консервные банки из шалаша.
        -
        Они были в шалаше и принадлежали кому-то другому?
        Братья синхронно кивнули.
        -
        И игрушка тоже?
        -
        Да. Серый все выкинул…
        -
        Он сказал, пусть только попробуют снова залезть в его шалаш, он их научит уважать
        чужую собственность, - рассказал по памяти второй мальчик.
        -
        Какой смелый, - с уважением признала Орвокки. - А скажите мне еще, вы не видели
        незнакомых людей вокруг шалаша или в лесу? Вообще около деревни?
        Чуть подумав, мальчики снова качнули головами, на этот раз отрицательно. «Хотя Яша не
        уверен, поняли ли они вопрос».
        - Это тоже хорошо. Ребята, тогда подскажите нам, где можно найти Серого? Он сейчас
        дома?
        -
        Нет, он на лесопилке, - быстро ответил младший, совершенно успокоившись, и, по-
        видимому, довольный, что может помочь взрослым. - Мы с ним не пошли.
        -
        Давно он туда ушел?
        -
        Нет.
        -
        По-моему, все хорошо, - заключила Орвокки, вставая в полный рост. - Мальчики,
        спасибо вам за помощь.
        -
        Не за что.
        -
        Приходите еще, - пошутил старший братик, как это делали взрослые, и оба мальчика
        рассмеялись.
        62
        Орвокки повернулась к Якову. Она вновь хмурилась. Спросила:
        -
        Идем на лесопилку?
        -
        Конечно, - согласился Яша. - Возможно, хоть тот мальчик видел кого-то в лесу. Мне
        тоже показалось, что вещи, которые выбросили из шалаша, принадлежали чужому человеку.
        Игрушка и консервы…
        Орвокки легонько прикусила нижнюю губку. Этими пухлыми, естественно розовыми
        губами и личиком в обрамлении искристых белокурых волос, закрывавших лоб и уши, она
        сама походила на игрушку - трогательную - неглупую, правда - куклу.
        А тем временем на другом конце леса Вика, потупившись, чесала бедро.
        -
        Извини, что я молчала несколько дней, - сказала она Илье, сидевшему за столом
        напротив. - Это ведь нелегко говорить о том, что тебя мучает.
        Они обедали на застеклённой веранде своего временного дома.
        -
        Конечно… Я понимаю. Просто я боялся, вдруг ты со мной вообще больше не
        заговоришь…
        Илья застенчиво улыбнулся. «Он волнуется, что следом возникнет пауза, которая в конец
        смутит их обоих». Откашлялся и возобновил разговор:
        -
        Так ты утверждаешь, что у женщины из метро была точно такая же улыбка, как у…
        человека из леса?
        -
        Я ее никогда не забуду. Да и не часто такое видишь…
        -
        А кто эта женщина, тебе так и не удалось выяснить?
        -
        Наш психолог из метро, она отказалась рассказывать, а потом я уехала из Москвы и
        постаралась обо всем забыть. Но как можно забыть, если эта женщина убила мою лучшую
        подругу?
        -
        Подожди, ты же сказала, что Сима покончила жизнь самоубийством?
        -
        Так все говорили. Будто она сама бросилась под поезд. Но я в это не верю, мне
        кажется, ее столкнула та женщина…
        - А ее лицо - она не просто улыбалась? Это деформация такая?
        -
        Да. У нее атрофированы лицевые мышцы - это по словам той психологини… Ты
        никогда не слышал о подобном заболевании? Если у человека из леса идентичная ухмылка,
        может быть, это какая-то распространенная… хворь?
        - Нет, про такую хворь мне слышать не приходилось.
        -
        Я тебя прошу, давай обыщем лес…
        - Вика, у тебя только сегодня температура спала, - мягко и как-то неуверенно напомнил
        юноша. - Вот пройдет кашель, тогда и пойдем искать… Хотя я не знаю, что мы можем
        найти. Тот человек наверняка уже далеко…
        «Илья боится вызвать раздражение Вики своими возражениями»
        -
        Или не человек, - задумчиво ответила девушка.
        -
        Что ты имеешь в виду?
        -
        А тебе кажется, нормальный человек может так улыбаться?
        -
        Ну это же болезнь, а не мимика.
        -
        Возможно, есть какой-то болевой предел, а уже за его гранью ты перестаешь быть
        человеком…
        -
        Не совсем тебя понимаю.
        -
        Илюша, - Вика очень редко так его называла. - Мы должны обыскать лес. Хотя бы
        около деревни. Этот человек может вывести нас к той женщине… Если не хочешь, я пойду
        одна.
        -
        Но ты же болеешь, - повторил он, жалостливо скривившись. - И это как-то нелогично,
        почему та женщина должна оказаться в Карелии?
        -
        Может, и не в Карелии, но связь тут, по-моему, есть… Кстати, я вспомнила. Наверное,
        недели две назад в библиотеку зашли ребята, мальчик и девочка, и попросили какую-нибудь
        литературу о зомби.
        63
        -
        Ужастики, что ли?
        -
        Нет. Они были очень серьезны. Такие, знаешь, не по годам важные дети. Им
        требовалось какое-нибудь… научное пособие с информацией об этих зомби: что они такое?
        где водятся? как их остановить? Я не удержалась и спросила, зачем им это. Потому что
        девочка тоже проявляла интерес, а с каких пор маленькие девочки интересуются ходячими
        мертвецами? И тогда мальчик сказал, что в лесу около пионерского лагеря… ну, теперь это
        детской базой отдыха называется, - короче, мальчик утверждал, что в нашем лесу бродят
        зомби. Его подружка очень их боялась, и он, видимо, хотел ее защитить, но не знал как.
        -
        Детские байки.
        -
        Я, конечно, тоже так подумала. Я ответила, что в библиотеке нет книг на эту тему, и
        дала им другие книжки. В таком возрасте дети просто хотят впечатляться. Я думала, поэтому
        им и мерещатся зомби.
        -
        Они сами видели?
        - Нет, якобы кто-то видел.
        -
        И какие книжки ты дала им взамен? Пришвина?
        -
        Девочке - «Джейн Эйр», мальчику - «Тиля Уленшпигеля».
        - Добрая ты, - Илья несколько раз хмыкнул.
        - Мальчик остался доволен, а девочка еще не дочитала. Но все-таки про зомби они
        больше не спрашивали. Мы пойдем в лес?
        Парень вздохнул, сдаваясь.
        -
        Когда ты туда собралась?
        -
        Чем раньше, тем лучше, - ободрилась Вика.
        - Может быть, завтра? - неуверенно предложил Илья. - А?.. Хочешь пока помочь мне в
        новом эксперименте с комарами?
        -
        Давай. Что мне надо делать? - спросила без особого энтузиазма.
        Илья проводил Вику в свою комнату, где на столе около окна стояла изобретенная им
        спецкоробка, с дрыгающимися внутри живыми москитами и многочисленными проводками,
        подсоединенными к стенкам и крышке этого комариного дома.
        -
        Цель эксперимента, как тебе уже известно, - отпугнуть комаров от человека, -
        увлеченно напомнил Илья. - Будешь добровольцем… Садись сюда. Давай руку. Руку мы
        засунем вот в этот отсек… До локтя…
        -
        И ты уверен, что комаров можно отпугивать звуком?
        -
        Научно доказано, но я хочу усовершенствовать изобретение и полностью подчинить
        волю комаров человеку. Расслабься…
        -
        Я и не напряжена.
        -
        Так, закрепляем руку… Это, чтобы комары не вылетели наружу. Сейчас я открою
        стенку, отделяющую твою руку от комаров, и включу аппарат…
        Илья растерянно запнулся.
        -
        Или наоборот?.. Сначала аппарат, а потом…
        -
        Поздно, Илья, ты уже открыл стенку…
        Вика с любопытством, даже заворожено наблюдала, как к ее правой руке, заточенной
        внутри прозрачной спецкоробки, медленно и недоверчиво подлетает несколько десятков
        изголодавшихся комарих.
        Сверхъестественный зверь не знал отдыха и успевал следить за всеми, кого приметил, так
        ни разу и не вступив в контакт с людьми. Он давно уже отделился от ели, перестав быть
        сочной древесиной и вновь обернувшись гигантским вороном с той же легкостью, с какой
        всегда менял форму, - дрогнула вдруг одна еловая ветка, нервно стали извиваться ее
        крупные иголки, и вот из их колющих окончаний капля за каплей просочилась птица, сперва
        мягкая и бескостная, как яйцо, выходящее из курицы, но сразу же окрепшая, стоило только
        ей полностью отделиться от дерева. Замешкался в нерешительности лишь цвет
        новорожденного существа, будто бы жалея расставаться с глубоким зеленым оттенком
        64
        еловой листвы, и потому некоторое время чудесный ворон летел, весь переливаясь на солнце
        малахитовым блеском, и только через сорок взмахов мощными крыльями смог, наконец,
        полностью стряхнуть с себя древесное воспоминание, обретя изначальный агатовый цвет.
        Птица, самая оставаясь незамеченной, прекрасно видела человека с высоты своего полета -
        сероватое пятнышко Якова, продвигавшегося в сторону лесопилки, - ворон разом обозрел и
        рассыпающиеся квадраты деревенских участков, которые остались у юноши за спиной, и
        всклокоченный пустырь лесопилки, к коему он верно приближался. Слишком занят он был
        своей молодостью и поэтому не чувствовал, как в тот момент, равнодушное ко всякому
        людскому вторжению, на территории лесопилки гнило и ржавело множество бесполезных
        вещей, вроде барачных крыш, неиспользованных бревен и подъемных кранов, - вся эта
        труха уже много лет обезвожено мечтала слиться с землей, и только лишь недействующая
        железнодорожная ветка, подведенная к лесопилке со стороны Вяртсиля, ещё сохраняла
        былую силу, не желая сдаваться. Рельсы тускло поблескивали сквозь траву, - они дремали до
        лучших, неизвестных времен.
        Участковый и его спутница обнаружили Серёжу на крыльце сторожки. Мальчик
        (тринадцати лет, не старше) обстругивал ножом какую-то доску, уже напоминавшую по
        форме будущий меч, а при приближении взрослых замер и стал открыто наблюдать. С виду
        самый обычный мальчик: весь заостренный из-за подростковой худобы, со стриженный под
        ноль русыми волосами, в растянутой майке без рисунка, шортах и потрескавшихся
        кроссовках. Он казался особенно здоровеньким, благодаря густому загару.
        - А дед Лёша ушёл на озеро, - сообщил мальчик, когда Яша и Орвокки подошли совсем
        близко.
        Он адресовал свои слова Якову, которого уже не раз видел, на девушку же только
        покосился.
        - Алексей Николаевич оставил тебя за старшего? - дружелюбно полюбопытствовала
        Орвокки, но при её словах Серёжа отчего-то засмущался и потупился.
        - Да, - буркнул он под нос.
        - Ты ведь Сергей? - продолжила девушка, улыбаясь.
        -
        Я Серый, - грубовато бросил мальчик, видимо, стараясь звучать и выглядеть старше.
        -
        Меня зовут Орвокки.
        -
        Странное имя, - мальчик посмотрел в сторону.
        -
        Финское. Я из Финляндии. Ты когда-нибудь был там?
        -
        Нет, - опять буркнул Серёжа.
        В разговор вступил Яша:
        -
        Серый, нам нужна твоя помощь. Ты парень уже взрослый, так что я могу посвятить
        тебя в кое-какие детали своего расследования. Только обещай не болтать, ладно?
        -
        Я не болтун, - мальчик старательно изобразил равнодушие, сделав вид, будто
        милиционеры обращаются к нему за помощью каждый день.
        -
        Классно, тогда слушай. Мне известно, что ты построил шалаш в лесу около деревни…
        Это ведь так?
        -
        Да. А чё, это запрещено?
        -
        Да не, строй, сколько хочешь. А, кстати, почему ты выбрал именно то место?
        -
        Там по тропинки близко до озера, - Сергей, видимо, имел в виду боковую тропу,
        убегавшую глубже в лес.
        - О’кей. Серый, ты ведь знаешь, что недавно на опушке возле болот обнаружили
        убитого бобра?
        - Ну знаю. Его моя бабка нашла, я тогда и видел. А потом мы с дед Лёшей его закопали.
        -
        Такой смелый, - вставила Орвокки. - Я сильно расстроюсь, если увижу мёртвое
        животное.
        Серёжа ничего ей не ответил.
        65
        -
        А ты знаешь, кто ел из консервных банок? - участковый подобрался к главному
        вопросу. - Ты их ещё выкинул из шалаша.
        - А чё, нельзя было? Это мой шалаш.
        -
        Вот я и хочу узнать, кто без разрешения пользовался твоим шалашом.
        Сергей молчал, уставившись в землю. Неожиданно он снова взялся за нож и продолжил
        обстругивать свою игрушку. Взрослых как будто больше не замечал.
        -
        Эй, Серый, - позвал Яша. - Чего молчишь-то?
        - Пусть она уйдёт, - мальчик не посмотрел и не кивнул в сторону Орвокки, но разумел,
        по-видимому, именно её.
        -
        Ты не хочешь говорить при мне? - уточнила девушка.
        Ответа снова не последовало.
        -
        Ладно, Орвокки, - Яша украдкой ей подмигнул. - Тут мужской разговор.
        -
        Или женская дискриминация.
        Девушка шутливо скривила лицо и медленным шагом двинулась к валявшейся в стороне
        автомобильной шине, на которую и присела, проверив сначала, не запачкается ли.
        -
        Теперь ты мне расскажешь? - спросил Яша у мальчика.
        Тот ещё некоторое время помолчал, водя рукой по лезвию деревянного меча, а затем, не
        глядя на участкового, сообщил:
        -
        В шалаше кто-то жил, пока меня там не было.
        -
        Это когда?
        -
        Ну ночью перед тем, как бабушка нашла бобра…
        -
        А откуда ты знаешь?
        -
        Я был там ночью…
        -
        В лесу? Бабушка разрешает тебе играть в шалаше ночью?
        -
        Я там не играю, а баба Аня мне не закон. Захотел пойти в лес ночью и пошёл. Она, чё,
        вам жаловалась на меня, что ли?
        -
        Анна Васильевна? Нет. Но не об этом сейчас речь. Хорошо, в ночь перед тем, как
        нашли труп бобра, ты был в лесу возле того места. И что дальше? Заметил кого-то в шалаше?
        -
        Да. Пошёл сильный дождь, я хотел переждать в шалаше - я ваще ночую там иногда…
        А когда приблизился, услышал, что в шалаше кто-то есть.
        -
        Тебя не заметили?
        -
        Нет… Не знаю.
        -
        Ты слышал какой-то разговор или что?
        -
        Из-за дождя я мало чего слышал. Я уже собирался подойти к входу в шалаш, но кто-то
        зарычал…
        -
        Зарычал? Собака?
        -
        Не знаю. По-моему, человек. Тот, что был в шалаше…
        - Он на тебя зарычал?
        -
        Не знаю… Я отступил, и он перестал рычать… Я хотел уже убежать… - мальчик
        споткнулся на слове и замолчал.
        -
        Ну? Ну? - подбодрил его Яша. - Убежал - нормально, и правильно сделал, я бы тоже
        убежал. Давай, рассказывай, что произошло дальше?
        -
        Я остановился, потому что тот, кто рычал, стал говорить.
        -
        К тебе обратился?
        -
        Я не знаю.
        -
        А что сказал?
        -
        Я сначала не мог разобрать. Потом этот в шалаше заплакал. Как ребенок хныкает.
        Потом я услышал, он сказал: «Влезь ко мне в одно ухо, а в другое вылезь»… Потом опять
        хныкал. А потом стал повторять голосом ребёнка: «Спи, глазок, спи, другой… Спи, глазок,
        спи, другой… Спи, глазок», так много-много раз повторял. И тогда я уже убежал…
        -
        Ты его не видел?
        -
        Нет. Шёл дождь, и в шалаше было темно.
        66
        -
        Но ты уверен, что там один человек сидел? Он сам говорил за ребёнка, или с ним мог
        быть кто-то ещё?
        -
        Я сам не понял. По-моему, один человек. Но он говорил разными голосами: то
        мужским, то женским, то вот, как ребёнок, а в начале рычал.
        -
        То есть это могла быть и женщина?
        -
        Я не знаю.
        -
        А сам голос тебе не показался знакомым?
        -
        Нет, - Серёжа отрицательно завертел головой.
        Яков помолчал, собираясь с мыслями. После небольшой паузы спросил:
        - О’кей, а когда ты в следующий раз туда вернулся?
        -
        Утром. Баба Аня пошла за грибами, и я вместе с ней. Сперва мы наткнулись на бобра,
        потом она искала около шалаша, и я туда заглянул.
        -
        Там, разумеется, уже никого не было?
        -
        Мг, только остались консервные банки, пустые уже, и кукла какая-то.
        -
        Пластмассовая, да? Ты это всё выкинул из шалаша и хорошенько потоптал, я
        правильно понимаю?
        -
        А чё, не надо было? - немного виновато уточнил мальчик.
        - Ну я думаю, там всё равно никаких следов не было, но в следующий раз, Серый, если
        вдруг обнаружишь что-то подозрительное, ну то, что может принадлежать этому человеку из
        шалаша, не трогай это, пожалуйста, и сразу сообщи мне. У деда Лёши есть здесь телефон, он
        знает, как меня вызвать. Хорошо?
        Мальчик кивнул. Яша протянул ему руку, крепко пожал сунутую в ответ маленькую
        детскую кисть и на прощание сказал:
        - Ты очень помог следствию, Серый, спасибо. Если вспомнишь чего важное - тоже
        свяжись со мной в Анонниеми. И лучше пока не гуляй в лесу один… За ребятами Егоровны
        тоже стоило бы присмотреть. Я могу поручить тебе это ответственное задание?
        - Да, - твёрдо ответил мальчик.
        Яша вдобавок хлопнул его по спине и, подтянув сползшие треники, зашагал к Орвокки, всё
        это время отчаянно боровшейся с накатившим приступом зевоты. В этой неравной битве
        девушка явно проигрывала.
        Миниатюрная брюнетка, с красноватым цветом лица из-за недавней маски, чистки и уже
        занявшегося солнечного румянца, возвращалась в дом отдыха из леса, где провела,
        бесцельно гуляя, больше двух часов. Сейчас она шла по одной из широких улиц деревни
        Анонниеми и неустанно вертела головой, стоило только ей поравняться с очередным домом.
        Девушка как раз миновала участок, который ещё вчера (она гуляла здесь и днём ранее) кипел
        жизнью, а сегодня уже погрузился в сон. Семья из трёх человек - папа, мама и ребёнок -
        прямо у неё на глазах погрузилась в легковую машину и куда-то уехала, и видимо, надолго,
        раз сегодня дом по-прежнему оставался заперт. Брюнетка подошла к забору, предварительно
        оглядевшись, нет ли кого на улице, кто мог бы её заметить, встала на цыпочки и
        внимательно оглядела территорию участка.
        Всё самое важное, скорее всего, пряталось в глубине за домом, но взгляду девушки
        предстали две простенькие клумбы с душистым табаком, ноготками и анютиными глазками,
        а также детская зелёная машина в полтора метра длиной, утопшая в высокой траве. Она
        изучила и сам дом, пока одноэтажный, но уже с каркасом второго этажа, на который можно
        было забраться по садовой лестнице, прислонённой тут же. Правда, девушку больше
        заинтересовал фундамент здания. Дом стоял на кирпичной опоре, и специальный щит из
        набитых досок по всему периметру скрывал пустое пространство под ним. Но в одном месте,
        около крыльца, в деревянном щите была сделана дверца, и кто-то из членов семьи, в чьи
        обязанности это входило, уезжая, забыл её прикрыть.
        Девушка впилась глазами в чёрный квадрат отверстия. Забравшись туда, можно изучить
        пространство под домом. Чёрное отверстие как будто призывало её, или это было
        67
        изначальное свойство всех дыр - манить, утягивать внутрь себя, обещая какую-то тайну. С
        некоторым усилием брюнетка оторвала взгляд от искушавшей её неизвестности и вновь
        двинулась по улице в сторону дома отдыха.
        В тот же момент на противоположном конце улицы возникла другая женщина - высокая,
        молодая - и стремительно двинулась навстречу брюнетке. Она почти бежала, схватив
        правую руку за запястье и выставив её перед собой. За этой девушкой на некотором
        расстоянии показался юноша - похоже, он её преследовал. Решив пропустить странную
        парочку, брюнетка остановилась и сошла с дороги.
        -
        Так уж и больно? - послышался взволнованный мужской голос. - Так уж и больно? Ну
        подожди, пожалуйста! Ну пожалуйста!
        Он как будто раскаивался и молил. Высокая, не сбавляя шага, ему не отвечала. Она
        пронеслась мимо брюнетки, и та заметила, что кисть ее правой руки неестественно распухла
        и алела.
        - Кровожадина! - неожиданно гакнул парень, тоже пробегая мимо.
        И тогда девушка наконец ему ответила.
        -
        Пиявка! - взвизгнула она, обернувшись на бегу. И, судя по тону, скорее, поражалась,
        нежели возмущалась.
        -
        Кровожмотина! - незамедлительно последовал ответ.
        -
        Мироед!
        - Скуперкровка. ЖИла!
        -
        Я тебя не слышу!!
        -
        Прости меня!
        Удивительная пара скрылась за углом на другом конце улицы, а брюнетка, неуверенно
        дёрнув бровями - чего только не привидится, - отправилась по своим делам.
        Борис не мог ни спать, ни гулять, ни даже спокойно почитать книжку - забинтованная нога
        отчаянно стреляла и ныла. От излюбленной позы на боку пришлось отказаться, в других же
        не удавалось расслабиться. А яркое солнце за окном, кусок до наглости синего неба и лесные
        запахи, тем временем, дразнили его своей недоступностью. Многообещающий отдых, как
        звезда после взрыва, неожиданно сжался до размеров небольшой комнаты в коттедже, и этот
        «белый карлик» с безвкусной акварелью на стене и типовой мебелью уже замозолил Борису
        глаза. К счастью и совершенно неожиданно, раздался стук во входную дверь.
        -
        Кто там? - крикнул пострадавший. - Входите!
        -
        Я в соседней комнате, - добавил он, когда неизвестный гость открыл дверь.
        Ещё мгновение, и на пороге комнаты возникла та самая девушка, которая, несмотря на
        свою хрупкость, вытянула утром Бориса из озера. «Он радуется, увидев её, и не без
        тщеславия отмечает про себя, что визитёрша смущённо раскраснелась». В руках она держала
        бутылку Джонни Уокера с чёрной этикеткой и корзинку фруктов.
        -
        Добрый вечер. Не помешала?
        -
        Нисколько! Как хорошо, что вы пришли, у меня ведь даже не было возможности
        отблагодарить вас за помощь. Вы проходите, проходите!
        Девушка мило улыбнулась и подошла к кровати, на которой возлежал Борис.
        -
        Я тут вам гостинцев принесла. Не знаю даже, кормили ли вас.
        -
        Да уж, от этих дождёшься. Но они сообразили принести мне сюда обед, вам не стоило
        беспокоиться. Да вы садитесь.
        -
        Я поставлю это на стол, ладно? Вам, наверное, нельзя пить, но всё же…
        -
        Боюсь, я не скоро отсюда выйду, так что виски скрасит мне жизнь, - Борис хрипло
        рассмеялся. - Но зачем же такие хлопоты, я и так у вас в неоплатном долгу.
        -
        Ой, прекратите. Я здесь не против воли.
        Продолжая улыбаться, брюнетка взяла стул и, поставив его возле кровати, напротив
        Бориса, скромно присела. Кисти её рук тут же сплелись в немного напряжённый узел.
        -
        А ведь я даже не знаю, как вас зовут, - вспомнил Борис.
        68
        -
        Габи.
        -
        Ух ты! Очень, - он подчеркнул, - очень приятно, Габи. Меня зовут Борис. У вас такое
        редкое и красивое имя, а это ведь…
        - Да, - опередила его девушка. - Родители назвали меня в честь героини Светличной из
        «Семнадцати мгновений весны».
        Габи смотрела то прямо в глаза Борису, то на краюшек подушки за его спиной,
        перепрыгивая так довольно часто.
        -
        Ну фильм правда шикарный. И ваши родители правильно угадали, - вы ничуть не
        уступаете по красоте Светличной.
        - Мы с ней совсем разные, - сказала Габи, опуская глаза. - Но родители угадали другое,
        - я позже отчаянно полюбила печатать.
        -
        Вы стенографистка?
        -
        Нет, журналистка.
        -
        Габи, вы наверняка очень интересный человек, но мне, честное слово, неудобно вас
        здесь удерживать. Молодая, привлекательная девушка на отдыхе, прекрасный летний день,
        право же, зачем вам сидеть тут с больным стариком?..
        -
        Вы хотите отдохнуть? - Габи не отреагировала на новый комплимент и, похоже,
        тешить самолюбие Бориса также не собиралась. - Если устали, я зайду в следующий раз.
        -
        Нет-нет, я уже устал тут валяться, - поспешил ответить мужчина.
        - Мне-то не скучно. И, в конце концов, я хотела бы знать, кому спасла жизнь. Может
        быть, вы на самом деле исключительный злодей, и помогать вам как раз не стоило.
        Борис расхохотался, запрокинув голову.
        -
        Никаких особенных злодейств я не совершал, так - по мелочи, в этом я не отличаюсь
        от всех остальных людей. Но стыдиться мне, в общем, нечего.
        -
        Вы совершенно ничего не стыдитесь? - удивилась девушка.
        -
        Ну я просто не принадлежу к тому типу людей, которые едят себя за совершённые
        ошибки. Что было, то было.
        -
        Ладно, - хитро улыбнулась Габи. - Пока сговоримся на том, что я вас не напрасно
        спасла. Как вы себя, кстати, чувствуете, Борис?
        -
        Да нормально, жить буду. Врач говорит, ничего серьёзного, только мощный синяк.
        Просто, понимаете, от шока я мог захлебнуться и погибнуть.
        -
        Понимаю, конечно. Вы будете подавать заявление?
        -
        Уже пытался. Послал за участковым, но мне сказали, что он сейчас в соседней деревне
        и, когда вернётся, неизвестно. Врут, конечно. Они тут небось все за одно и только боятся, как
        бы у них не возникло проблем.
        -
        А с капканом что?
        -
        Ничего. Убрали. Один из парней, который меня переносил, он когда-то охотился и
        говорит, что это типичный рамочный капкан, так называемый капкан № 5, его ставят на
        волков, рысей. Судя по тому, что он совершенно не заржавел, в озере его установили совсем
        недавно.
        -
        Установили? Вы всё-таки думаете, что это специально?
        -
        Да небось дети какие-нибудь развлекались и кинули. Им, конечно, за такие шутки
        голову мало оторвать, но я поднимать шум уже не буду, - отдых и так испорчен, а ещё
        бюрократическая волынка начнётся. Я только надеюсь, что перелома нет, иначе мне
        придётся ехать делать рентген, а тогда мой отпуск окончательно превратится в ад.
        -
        Но вдруг на том месте ещё капканы стоят? Кто-то другой может пострадать.
        -
        Ну вот эти ребята, которых вы видели, они вроде бы проверили и ничего там больше
        не нашли. Это только я такой везунчик… Ладно, не будем об этом. Лучше расскажите о себе,
        Габи. О чём вы пишите?
        -
        Ой, да я тоже в отпуске, пока ничего не пишу.
        -
        Но раньше-то? Какая-то определённая тема? Экономика? Политика? Культура?
        69
        -
        Я начинала с социальной журналистики - понимаете, наверное, это такая область, где
        всё тоскливее, чем даже в экономике. Сперва писала в районную газету о проблемах
        пенсионеров, несанкционированных вырубках деревьев, убийствах на бытовой почве и тому
        подобном. Затем перешла во «Времечко» - знаете ведь? Такая телепередача…
        -
        Знаю, конечно.
        -
        Там опять были страждущие пенсионеры, незаконно снесённые дома, плюс ещё
        беспризорники, юные наркоманы, матери-алкоголички, и всё это уже в масштабах всей
        страны - я много поездила, хотя, в общем, в этой передаче свои корреспонденты на местах,
        но мне сделали исключение.
        -
        Благородное занятие вы себе нашли. Сообщать… нет, не то слово… скорее, оповещать
        о чужих страданиях…
        -
        Вы думаете, это благородно? Сомневаюсь. Через два года напряжённой работы, я всё
        бросила и устроилась в дамский журнал писать о косметических средствах.
        -
        Гм… Ну что же? И это неплохая работа. Знаете ведь: не бывает плохой работы,
        бывают люди, которые с ней не справляются.
        -
        Видимо, поэтому я и ушла в бессрочный отпуск за свой счёт - о косметике я писала
        откровенный бред.
        Оба рассмеялись.
        -
        Сегодня, как ни странно, честнее писать о косметике, чем о чужих страданиях, -
        продолжила Габи с энтузиазмом, но её тут же прервало скромное треньканье телефонного
        аппарата, стоявшего на столе рядом с телевизором.
        - Вы ждёте звонка? - уточнила она у Бориса.
        -
        Да нет… - ответил тот, пожимая плечами. - Возможно, это руководство дома отдыха,
        вас не затруднит ответить, а то моя нога…
        Габи, не раздумывая, подошла к телефону и сняла трубку. «Борису нравится её прыгучесть,
        несуетливая готовность быстро и ладно что-то сделать».
        -
        Алло?.. Алло… Алло, вас не слышно - перезвоните, пожалуйста.
        Уложив трубку и не сходя с места, Габи ещё раз спросила, не может ли Борису звонить
        кто-то из близких или знакомых, но, как и следовало ожидать, всем, кого это касалось, был
        известен номер его сотового телефона. К тому же звонок совершили по внутренний линии, а,
        значит, в коттедж дозванивался кто-то непосредственно с территории дома отдыха.
        -
        Наверное, ошиблись, - резюмировал Борис, и, действительно - звонок в скором
        времени не повторился. Габи спокойно вернулась на свой стул.
        -
        Вы говорили, что писать о косметике честнее, - напомнил мужчина.
        -
        Совершенно верно. Только скажите, вы уверены, что я вам не мешаю, я и так уже
        достаточно времени у вас отняла…
        -
        Габи, давайте, без этих вежливостей - будь я занят, я бы сам вам об этом сказал. Ну
        посмотрите на меня, - Борис махнул в сторону своей покалеченной ноги. - Я похож на
        сильно занятого человека?
        Брюнетка только улыбнулась.
        -
        Если вы сами никуда не спешите, прошу вас, продолжайте.
        - Ладно… Когда ты погружён в работу, это не так заметно… Ну вы знаете, какими
        циниками иногда бывают врачи, патологоанатомы или те же журналисты?
        -
        Да, и ещё милиционеры.
        -
        Я, конечно, не циник, но и какого-то особого сострадания к людям, героям
        репортажей, не испытывала. В какой-то момент меня это поставило в тупик… Ты просто
        выполняешь своё дело: собираешь информацию, составляешь текст, следишь за количеством
        знаков, редактируешь, монтируешь. Это всё не ради какой-то высшей цели, а потому, что
        таковы твои обязанности, ты получаешь за это деньги.
        -
        Хотя, наверное, во время учёбы вы верили в идеалы? - предположил Борис.
        - Что-то вроде этого. Они и так остались со мной. Но это отстранение в работе как будто
        неизбежно, в любой работе - в стандартном изо дня в день процессе, с дедлайнами и прочим.
        70
        Журналист, который предельно чувствительно реагировал бы на каждый проблемный
        случай, он, наверное, очень скоро сошёл бы с дистанции - по причинам слабого здоровья,
        например. Возможно, такие люди есть, хотя я не встречала, но их, в любом случае, единицы.
        Да и нужно ли это в профессии - тоже вопрос. Конечно, я не сухарь. Бывают случаи,
        которые ты просто не способен забыть. Когда, например, разговариваешь с людьми, которые
        спьяну запихнули в анальное отверстие своего собутыльника несколько бутылок и порвали
        ему таким образом лёгкие, вот как такое осмыслить? Это ведь уже не люди совсем, и в то же
        время люди… Я разговаривала с ними трезвыми, они испытывали совершенно человеческие
        чувства: страх, раскаяние, стыд - но, в общем, кому от этого легче? И тут вообще нет ответов
        на закономерно возникающие вопросы… Но хорошо, потом я продолжала выполнять работу,
        опять будни, опять поток, и ты как будто выключаешься. Но всё-таки меня продолжал
        смущать этот момент - что чужие проблемы и даже страдания становятся материалом чьей-
        то профессии. И ты их не осмысляешь и не переживаешь, я только… обрабатываешь.
        Слушайте, давайте-ка я вам всё-таки налью виски, а то всё болтаю, болтаю, - девушка тихо
        хихикнула.
        Борис согласился. Направившись к столу за бутылкой, Габи, впрочем, продолжила свой
        рассказ - стаканы она обнаружила там же.
        - Как бы я сама ни воспринимала все эти истории, существуют ещё люди, ради которых
        я, собственно, старалась - общество в целом, все эти женщины и мужчины, которые придя
        домой с работы включат телевизор и узнают, что в таком-то детском приюте такой-то
        ребёнок уже пару лет ходит в одних и тех же одёжках, уже давно вырос из них, но родители-
        алкоголики давно его не навещают, а у самого приюта нет денег и на руках ещё несколько
        десятков таких же детей. Грубо говоря, я работаю для того, и эти дети появляются на
        телеэкране для того, чтобы многочисленные зрители данной передачи на несколько минут,
        ровно сколько длится репортаж, испытали чувство сострадания и как-то отреагировали, в
        идеале - выслали бы на адрес приюта своих кровных денег и задумались, как можно
        изменить такую ситуацию в обществе. Вот ваш виски, выздоравливайте.
        -
        Спасибо. Но разве это плохо? - удивился Борис. - Вы напоминаете людям, что вокруг
        много нуждающихся существ, вызываете в зрителях прекрасные чувства, помогаете им не
        зачерстветь душой, а героям своих сюжетов - получить необходимую помощь. Это ведь
        замечательно.
        - Я тоже так думала! - неожиданно развеселилась Габи и, подобно игривой фокуснице,
        выкинула вверх левую руку: «вуаля!».
        Она вообще много жестикулировала, особенно, когда увлекалась своим рассказом, и
        выглядело это трогательное, будто девушка не верила, что сами слова могут кого-то убедить,
        дойти до чужого сознания именно в той форме, в какой были замышлены, и поэтому активно
        подгоняла их руками в сторону собеседника - не замешкайтесь, у вас отчаянно короткий
        срок годности, - или же попросту взбивала в воздухе, как тесто, чтобы они правильно
        загустели и произвели нужное впечатление. И в то же время своей избыточной
        жестикуляцией Габи как будто извинялась перед собеседником на тот случай, если ее слова
        показались бы неинтересными, скучными: если вам надоело меня слушать, вы тогда
        смотрите, как я умею двигать руками, возможно, хотя бы это вас развлечёт.
        Девушка уселась обратно на свой стул, а стакан с алкоголем поставила около себя на пол.
        - Я долго утешала себя мыслью, что социальная журналистика нацелена на активизацию
        в людях каких-то душевных качеств, это, мне так казалось, само по себе информирование
        очень высокого уровня, плюс реальная помощь нуждающимся. Но отечественная
        журналистика выбрала такой путь развития, что всё это обессмыслилось. Вернее,
        общественный институт журналистики сам по себе не может что-то обессмыслить или
        наполнить смыслом, здесь определяющую роль играют некие общие социальные течения и
        тенденции. Вы можете выступать с их критикой или поддаться им, и в современной духовно-
        идеологической ситуации журналистика, скорее, предпочитает второй вариант, выбор во
        многом определяющийся экономическими причинами. Всё это привело к тому, что
        71
        социальная журналистика теперь не столько стимулирует, сколько подменяет собой
        определённые человеческие процессы, - Габи сделала небольшую паузу и иронически
        добавила. - Я сейчас уточню свою мысль, вы не беспокойтесь.
        Борис так и грохнул хохотом.
        -
        Смейтесь-смейтесь, - она несколько раз хлопнула себя указательным пальцем по губам
        и вернулась к прерванной мысли. - Считается, что такие духовные процессы, как
        сострадание, это нечто очень личное, свойство вашей души, вы либо испытываете это, либо
        однажды понимаете, как правило, под влиянием чего-то или кого-то, что способны это
        испытывать. В современной же ситуации мы становимся свидетелями уникальной
        подмены… Я буду говорить на примере сострадания, ладно?
        -
        Как вам будет угодно. Но вы совсем не пьёте.
        - Не хочется, благодарю. Я в ударе, я продолжу… Мне кажется, что в современных
        условиях сострадание оказывается удалено от индивида на расстояние, скажем, от зрителя до
        телевизионного экрана, и начинает существовать, соответственно, самостоятельно от
        человека и, что хуже всего, в форме товара. Иными словами, в XXI веке вышло так, что
        люди, озабоченные индивидуальным социальным выживанием, борьбой за существование,
        передоверили работу своей души различным медиа, в частности телевидению, и сегодня уже
        те проживают изначально сугубо личные духовные опыты. И транслируют их людям в
        форме уже готового продукта. На ужин вы потребляете купленные в магазине
        полуфабрикаты, затем, посмотрев выпуск теленовостей, получаете, как витамины, свою дозу
        сострадания, а перед сном накладываете на лицо крем от морщин. Вы поддерживаете себя в
        тонусе. Таким образом, в обществе потребления даже сострадание становится своего рода
        товаром, который можно употребить. Но доброта, честь, некий внутренний свет,
        искренность, любовь, то же сострадание - все эти понятия, они вообще не из серии
        «поддержания себя в тонусе», вы понимаете? И производить их «на продажу», - Габи на
        иностранный манер именно что рисовала кавычки в воздухе. - Внедрять куда-то этот
        произведённый духовный продукт - в целом бессмысленный процесс. Это как мазать руки
        кремом, но если ваш собственный организм не борется и не хочет регенировать кожу, крем,
        три хоть до посинения, не поможет вовсе. И вот наше общество с некоторых пор стало жить
        иллюзией света. Ну как кофезаменитель - тут тот же светозаменитель, духозаменитель.
        Различные медиа плюс современная, официальная, культура транслируют нам некое подобие
        духовности, через фильмы, журналистские репортажи, книги и прочее, и у «потребителя»
        создаётся впечатление, что это он сам сострадает, сам задумывается о серьёзном, сам
        наполняется светом и сам такой умный и, например, ужасно патриотичный. Но ведь правда в
        том, что он лишь пассивно это употребил, лишь умилился собственной, как оказалось,
        незакоснелости, тогда как духовность - это сугубо индивидуальный, самостоятельный опыт,
        настоящая работа, не какая-нибудь пятиминутка умиления. Заканчивается телепередача, и
        человек идёт по своим делам с мыслью «какой же я всё-таки хороший». Мило, не правда ли?
        -
        И вы, можно сказать, не захотели этому попустительствовать? - отозвался Борис.
        - Точнее сказать, я окончательно запуталась, - девушка крякнула и прикрыла
        открывшиеся в улыбке зубы ладонью. - С одной стороны, есть я, отмораживающая внутри
        профессии - гуманитарной, отмечу, профессии - свою способность сострадать. С другой
        стороны - эти вот идеи о товарности сострадания в современном обществе и потребителях.
        А с третьей… что бы я ни делала, что бы ни думала, всё равно есть какие-то совершенно
        неизвестные мне люди, которые моментально реагируют на сообщения о чужом горе и
        нужде и перечисляют деньги, шлют вещи, питание и так далее - множество людей, со всех
        концов страны.
        -
        А что вас удивляет? - не понял Борис.
        - То, что я не с ними. Я вообще не знаю, кто эти люди. Они могут и сто рублей выслать,
        каждый по своим силам. А я как-то так устроена, что даже не знаю, как перечислять деньги,
        и мне стыдно слать сто рублей, раз я не могу перечислить сразу несколько тысяч. Но зато я
        72
        умею делать репортажи, даже внутренне в них не включаясь, и я могу строить теории о
        месте сострадания в современном обществе. Но ведь это всё… не действие, понимаете?
        -
        Не уверен, - ответил Борис, хмурясь. - И не очень понимаю, о каких таких особенных
        людях вы говорите.
        - Да самые они обычные люди, в том-то и дело. Но почему-то так выходит, что в моём
        окружении их нет. Зато много тех, кто говорит о важности сострадании. Мы пишем
        высокопарные статьи, выпускаем злободневные репортажи, дискутируем в блогах, спорим
        до посинения, выдвигаем теории. Ну я вам это только что продемонстрировала. Я тоже из
        этих. Но возвращаясь к идеалам, которые у меня когда-то были, и сейчас где-то на подкорке
        - мне всегда казалось, что раз я гуманитарий и читала Толстого какого-нибудь, то во мне,
        кроме идей, будет ещё что-то… А именно действие. Грубо говоря, не рассуждения о
        сострадании, а самое сострадание - полнокровное, деятельное. А получилось так, что я как
        будто сижу в какой-то рубке, управляю процессами, но сама в них не участвую.
        - Что-то мне не верится, что вы не умеете сострадать, - подбодрил её мужчина, отечески
        улыбаясь.
        - Умею-умею, - засмеялась Габи. - Но вроде как не знаю, что с этой способностью
        делать. Я чувствую свою оторванность от чего-то более реального. Подождите, я всё
        пытаюсь сформулировать… Как будто существует некая интеллектуально-духовная элита,
        обладающая монополией на высшие ценности. Но вдруг это только миф? Возможно, раньше
        и существовали благородные люди, у которых слово не расходилось с делом, потому что они
        сами собой воплощали понятия чести, достоинства, братства. Но так ли это сейчас? Такое
        ощущение, что сегодня есть класс людей, активно оперирующих духовными понятиями, но
        лишь как орудием труда - это то, чем они зарабатывают себе на жизнь. Но отстранённо. Не
        действие, а идеи. А реально привносят это в жизнь вообще какие-то третьи лица, мало кем
        учитываемые и безымянные. И вообще по-новому - согласно современным социальным
        условиям, а не литературным представлениям прошлых веков.
        -
        А если конкретнее? - попросил Борис.
        - Пожалуйста. Одно время я жила в Подмосковье, каждый день добиралась до Москвы
        на электричке и не раз становилась свидетелем подобных сцен. Вот пьяный. Скажем, он не
        смог сесть, и рухнул где-то в проходе. Кто ему поможет встать? Интеллигентная особа,
        читающая книгу в уголке, или шумная баба рыночного типа?
        -
        Хм. Понимаю. Поможет баба.
        -
        Да. Интеллигентная особа либо сделает вид, что не заметила, либо начнёт возмущаться
        современным нравам, полная благородного гнева.
        -
        А баба, хоть и выругается, но по собственному опыту или опыту своего мужа знает,
        что такое пьянство, - продолжил Борис.
        - Не факт, что она сопереживает, вряд ли вообще. Но она знает кое-что на опыте и
        поэтому наподдаст алкоголику, но уж как-то его усадят, помогут. И тут же забудут. И вот,
        что странно. Выходит, никакой монополии нет. Можно действовать, особо не сопереживая,
        просто потому, что ты обладаешь конкретным знанием. И можно ведать о неких идеалах,
        отстаивать их, но при этом не сделать чего-то простого и конкретного.
        - Габи, всё это спорно, но мысль понял. А что до работы души, которая передоверена
        обществом различным медиа, я тут всё-таки хотел бы вас поправить.
        Она заинтересованно кивнула, готовая выслушать иную точку зрения.
        - Я могу сравнивать ситуацию в России и за рубежом, - объяснил Борис. - Много
        путешествовал, знаком с развитой культурой благотворительности в иностранных
        государствах. Поэтому могу сказать, что в России как раз сложилась довольно необычная
        ситуация. Вы говорите, люди, озабоченные социальным выживанием, передоверяют
        духовную работу, например, телевидению, а оно в свою очередь транслирует и так далее.
        Это ненормальная ситуация, но совсем по другой причине. Здесь абсолютно всё вверх
        тормашками. Серьёзно озаботиться социальным выживанием должны не люди, а
        73
        государство, управляющий аппарат, это его основная функция - заботиться о людях,
        удовлетворять их социальные потребности. А у нас этого нет. Между народом и
        правительством какая-то яма гигантская. И так выходит, что народ больше доверяет
        телевидению и газетам и в случае беды обращается к ним, а не к чиновникам - так
        эффективней. Возможно, со временем, это, действительно, приняло странные формы, но
        причина нездоровых отношений народа и СМИ именно в удалённости правительства от
        народа, а не в отдалённости от людей их духовных способностей. И государственные СМИ
        заодно с официальной культурой тут выступают своего рода посредником между
        правительством и народом. Выполняют заказ - ну вы им спустите патриотических
        настроений, идей всяких высоких, напомните им о сострадании, накормите их иллюзиями,
        скажите, что мы работаем над вопросом, пусть они спят спокойно, и к нам не пристают.
        Брюнетка сделала наконец - короткий, правда - глоток из своего бокала и еле заметно
        поморщилась.
        - Я не очень разбираюсь в таких темах, - просто призналась она. - Но, кстати,
        вспомнила ещё об одной проблеме, - и не дожидаясь согласия мужчины выслушать её,
        продолжила. - Сегодня, как правило, транслируемая духовность оказывается синтетической.
        В рыночных условиях ваш продукт должен выгодно отличаться от других, стимулировать
        рост рейтингов и тиражей - если мы говорим о медиа. И, например, то же сострадание лучше
        вспрыснуть адреналином - преподнести чьи-то реальные страдания и нужды как какой-
        нибудь триллер, как голливудскую мелодраму. И вот вместо проблемы мы уже получаем
        чистое развлечение. Реципиент отвлекается на форму подачи материала, у него возникает
        иллюзия испытанного сострадания. Хотя на самом деле он только что всего лишь развлёкся.
        Прямо как в кино. А суть материала, тем временем, так и остаётся непрочувствованной. И
        всё это превращается в какую-то игру. С одной стороны, люди, которые просто выполняют
        свою работу, не более, а с другой - потребители их товара. И зачем вообще это всё, уже
        никто не помнит. Доходит до абсурда. Ну вы прекрасно знаете всех этих журналистов,
        бодрыми голосами рассказывающих о чужих трагедиях, снимающихся в белоснежных
        модных рубашках на фоне последствий цунами. Или даже соблюдающих приличия - но им
        всё равно дела нет. А по ту сторону экрана им внимают, верят, считают, возможно, даже
        властителями дум. Хотя все эти сценарии уже давно не работают, - Габи виновато
        улыбнулась. - Устала! И вас, наверное, загрузила.
        Борис как будто не расслышал. «Во время очередного монолога девушки в нём созревает
        особое раздражение, мстительное по своей сути. Он задет тем, что Габи не оценила и не
        поддержала его мыслей. Борис твёрдо решает выразить собственную точку зрения на вещи,
        щёлкнуть по носу юную зазнайку. Вспоминает вдруг, что он старше неё и гораздо опытнее»
        - Хорошая моя, - начал мужчина ироничным, мягко-покровительственным тоном. - Вы
        напоминаете мне меня же в двадцать с чем-то лет, когда с близкими друзьями-
        гуманитариями я пытался, будто мы додумались до этого занятия первыми во Вселенной,
        найти ответы на важнейшие философские вопросы. Это, разумеется, чтобы опосля спасти
        человечество от всех бед. Да… славные были времена. С возрастом-то, к сожалению, или к
        счастью, на первый план выходят другие проблемы. А философские вопросы берутся решать
        пришедшие на смену юные поколения и, естественно, непрошибаемые фанаты своего дела -
        профессора, учёные, писатели… Философия - это, конечно, прекрасно, но вы никогда не
        пытались взглянуть на те же идеи как на живых существ?
        -
        Что вы имеете в виду? - серьёзно уточнила Габи.
        - Идеи - это существа, обладающие властью над людьми, иногда неограниченной. Это
        страшные монстры, которые используют людей, иссушают их. Потом люди умирают - как
        правило, ни с чем, бессмысленно, разочаровавшись. А идеи-то как раз продолжают жить и
        используют уже новую кровь - поселяются в мозгах ещё энергичных и пока не утерявших
        веру новых жертв. Не надо далеко ходить за примерами, в этой стране их достаточно - наши
        деды и прадеды, бойко отстаивавшие идеалы коммунизма, и превратившиеся с развалом
        СССР в обыкновенных, никому не нужных стариков. А философия коммунизма ещё найдёт
        74
        новых сторонников - можете не сомневаться. Или мои ровесники, свято верующие в
        неприкосновенность частной собственности и великий потенциал рыночного общества -
        почему-то они забывают, что их идеалы были подвержены критике ещё в 50-х гг. XX века и
        не где-нибудь, а в США. Капитализм - прямой путь к личностному разочарованию, но вот
        уже и в США не помнят, что у них критиковали в 50-х и наивно угождают в старую
        ловушку. И ваши ровесники, очарованные изящно-агрессивной красотой фашистской
        свастики. И будущие поколения, обречённые повторять ошибки предыдущих, свято веря в
        своё первопроходство, в удачный исход дела. Всё это жертвы бесформенных, но очень, о-о-
        очень голодных идей. Люди забывают только об одном - они забывают жить.
        -
        Красиво говорите, - несколько враждебно прошептала девушка.
        «Про себя он с удовольствием отмечает, что ему удалось-таки задеть собеседницу». Борис
        продолжил:
        - И прекрасное сострадание, о котором вы сегодня так много и талантливо говорили…
        Габи, неужели вы не знакомы с теорией, утверждающей, что идея сострадания, концепция
        страдания вообще, а также чувство вины испокон веку специально внедряются в общество
        сверху? Так как это одно из самых эффективных орудий государственного, а до этого
        церковного, контроля. Человек, не ведающий о страдании и сострадании, будет
        естественным образом стремиться к достижению личного благополучия. А, значит, он не
        имеет смысла в обществе, где одни работают на других. В любом обществе, где есть хотя бы
        малейшие представления о власти и экономике, этот человек не имеет смысла как работник,
        ведь он предпочтёт властвовать, а зачем у власти огромные массы жаждущих личного
        благополучия - лучше, конечно, контролировать этот процесс, что и происходит. И вы, Габи,
        также способствуете этому процессу, по-своему отстаивая идею сострадания. Но ведь мы не
        рождаемся с потребность к состраданию, согласитесь? До определённого возраста любой
        ребёнок лишён сострадания - до тех самых пор, пока эту идею ему не внушат родители,
        учителя, сказочники или ещё кто-нибудь. Ребёнок, измывающийся над насекомыми и
        жабами, не имеет представлений о чужом страдании и, соответственно, сострадании, пока
        кто-то не даст ему хороший подзатыльник. Вот как нам внушают идею сострадания -
        подзатыльниками, ремнём или скучными, непонятными нравоучениями. Но изначально ни в
        одном человеке этого нет.
        - Я, честно говоря, не люблю, когда в целях аргументации приравнивают детей и
        взрослых, или там животных и людей, это на самом деле чистая риторика. И ген эмпатии
        учёные непременно найдут, дайте время, - сказав это, брюнетка скрестила руки на груди.
        «Этим жестом Габи особенно радует Бориса - по его подсчётам теперь она не только
        задета, но и ушла в глубокую защиту».
        - Если это генный расклад, ситуация мало меняется, - ответил мужчина. - В ком-то,
        значит, есть, а в ком-то нет - игра случая. Ладно, не будем об этом, - легко и весело
        согласился он. - Я же к чему веду? Габи, развлекайтесь, пока вам интересно, пока вы
        испытываете исследовательский азарт, но умейте вовремя отступиться. Поверьте моему
        опыту, когда вы повзрослеете, надо будет решать совсем другие проблемы. А с
        наступлением зрелости всегда происходит переоценка ценностей. Вы выйдете замуж, родите
        детей, и тут уже философские ребусы не помогут. Когда ты пытаешься сохранить семью,
        дать всё необходимое детям, заработать достаточно денег, чтобы все были сыты. Мучаешься
        вопросом, как осчастливить именно этих, посланных тебе судьбой, дорогих сердцу людей -
        чем вам не сострадание? возможно, самая совершенная его форма - когда ты борешься за
        право своей семьи и тебя самого получать от жизни самое лучшее - вот именно тогда, в
        таких условиях ты узнаёшь, чего ты стоишь как человек. Это реальное, это называется
        жизненными испытаниями - в противовес витанию в эмпиреях. Честное слово, сейчас меня
        гораздо больше волнует проблема личного комфорта и безопасности, чем какая-либо из
        мировых философских систем.
        -
        А у вас есть семья? - неожиданно спросила Габи.
        -
        Да. На мне - жена, двое детишек и ещё сестра - старая дева.
        75
        -
        Сколько детям?
        -
        Полтора годика и год.
        -
        Кем вы работаете? - брюнетка интересовалась сухо, как будто мысленно заполняла
        анкету.
        - Ну… Это допрос, да? - он расхохотался. - Неважно, Габи. Ведь речь не об этом.
        Девушка несколько раз кивнула, наверное, признавая его правоту. «Борис решает, что она
        подавлена». Габи больше не улыбалась и по-прежнему сидела, скрестив руки, а теперь ещё и
        закинув ногу на ногу. Она глядела в пол. «Борис вдруг, но очень мимолётно, стыдится своего
        выпада, он хочет как-то смягчить возможную реакцию девушки».
        - Габи, всё это пустое, - сказал он нежно. - Очередная вариация спора отцов и детей,
        здесь нет победителей.
        «Про себя Борис всё-таки чувствует, что в этом споре выиграл он. А внезапно
        нахлынувшую нежность к замолчавшей брюнетке он трактует как отечески
        покровительственное отношение сильного к более слабому».
        Оказалось, правда, что Габи так и продолжала думать о своём. Проигнорировав последние
        слова Бориса, она медленно и тихо выговорила:
        - А представьте, как тяжело людям творческим, которые неожиданно осознают, что
        плоды их деятельности, возможно, никогда не дойдут до сердец людей, либо просто заставят
        их работать вхолостую. И что сами они как будто работают вхолостую, преследуя при этом
        какие-то совершенно призрачные цели. А, возможно, и вовсе страдают самообманом… Что
        остаётся им? Разочароваться и перестать творить?
        «Борис не хочет так быстро расставаться с ощущением превосходства»
        -
        Габи, всегда остаётся возможность просто задавать вопросы, вот как вы сейчас. Люди
        искусства часто именно так и поступают. И, возможно, однажды в сумме это и даст какой-то
        результат… Знаете ведь, говорят, что в правильно сформулированном вопросе заранее
        содержится ответ. Так что продолжайте задавать вопросы. В этом тоже есть своя прелесть…
        А потом в вашей жизни обязательно появится замечательный человек, который…
        - Знаю-знаю, - слегка раздражённо оборвала его девушка, но по случайности и её в этот
        момент прервал вновь зазвонивший телефон.
        -
        Я отвечу, да? - предложила Габи, вставая со стула.
        -
        Будьте добры.
        -
        Я вас слушаю… Алло… Алло!.. Перезвоните ещё раз - вас не слышно, - она быстро
        уложила трубку на рычаг.
        -
        Снова тишина? - улыбнулся Борис.
        -
        Ага. Может, всё-таки родственники?
        - Я уже проверил сотовый - он включён. Наверное, то местные извращенцы. Они точно
        скрасят мой и без того испорченный отпуск. Честно говоря, если бы не вы, Габи, я бы уже
        точно умер от скуки.
        Брюнетка наконец улыбнулась в ответ.
        - Я совсем тут у вас засиделась. Сами слышали - мне, как у Чехова, только дай шанс
        пофилософствовать, а тем временем солнце заходит. Вы уж простите меня за болтовню…
        -
        Габи! - мужчина даже рукой ударил по кровати. - Прекратите немедленно! С вами
        очень интересно разговаривать, это просто я старый зануда. Честно вам говорю, я буду очень
        рад, если вы меня ещё раз навестите, не смею, правда, надеяться. И за виски, за фрукты вам
        огромное спасибо!
        -
        Ну тогда я пойду уже. Поправляйтесь. Спасибо за компанию.
        На прощание она весело разулыбалась. Направилась к выходу, но на полпути отчего-то
        вдруг замерла и медленно развернулась в сторону Бориса. Сперва посмотрела на телефон,
        затем перевела взгляд на молчаливо ожидавшего мужчину.
        - Знаете, когда я к вам шла, - тихо и задумчиво начала Габи, - мне в голову пришла
        странная идея. Заранее прошу прощения, если огорчительная для вас. Я тогда подумала - ну
        76
        в связи с этим случаем на озере - а что, если вы сегодня уже умерли? И попали, скажем, в
        чистилище? Хотя я не очень верю в эту систему… Ну, скажем, попали в зал ожидания некий,
        а через некоторое время случится суд, где будет решена дальнейшая судьба вашей души -
        спасется она или будет за прижизненные ваши прегрешения уничтожена. Вы бы сейчас
        молились тогда, а?..
        -
        Боже… Габи, это так неожиданно.
        - Да. Не стоило, конечно. Лучше, знаете, как?.. Даже не зал ожидания и не суд, а просто
        неопределённое пространство. Вообще никому не известный слой какой-то, где вовсе не
        действуют все известные нам законы, в том числе конфессиональные. И где душа - такая
        какая она есть на самом деле. То есть вне всех наших предположений и представлений о ней,
        голая как король. И всего-всего вас настоящего видно, без всех прижизненных наложений -
        как бы вы тогда себя вели? Вы бы удивились?
        -
        Мне кажется…
        - Ладно, всё - я пойду.
        И так, не попрощавшись и не объяснившись, миниатюрная брюнетка покинула коттедж
        своего нового знакомого, оставив его наедине с аккуратно перебинтованной ногой. «Бориса
        озадачили последние слова девушки. Но с её уходом он сразу понимает, что будет по ней
        скучать. И что сам же лишил себя возможности снова с ней встретиться. Габи ему нравится.
        Но он предполагает, что она сильно обиделась, раз стала вдруг такой колкой и жёсткой»
        В третий раз зазвонил телефон. Девушка была уже далеко. Борис не двинулся с места. Но
        телефон всё звонил и звонил, натужно тренькал и тренькал. Мужчина наконец не выдержал.
        Слез с кровати и на одной ноге быстро пропрыгал к столику с аппаратом. Снял трубку.
        -
        Алло, я вас слушаю.
        Там, действительно, молчали.
        -
        Говорите, - сердито приказал Борис.
        И услышал.
        На другом конце линии кто-то негромко, но с легко различимой угрозой - зарычал.
        Потом короткие гудки.
        «Местная ребятня хулиганит или же помехи на линии - так решает для себя Борис».
        Телефон больше не звонил.
        В тот момент, когда Габи, мучимая нервическими спазмами в области солнечного
        сплетения, стучалась к Борису, на другом конце карельского леса юный участковый Яков и
        агент Интерпола Орвокки сговорились, не теряя зря времени, снова вернуться в Пиенисуо,
        чтобы допросить особо подозрительную в свете бобровых событий Татьяну Ивановну
        Морозову - ещё одну жительницу вымирающей деревни, обитавшую в своей избе на берегу
        озера Салмилампи, где компанию ей на участке составляли только древняя овчарка, милая
        кошечка, сбежавшая от своей предыдущей хозяйки алкоголички Рощиной, да корова. Как раз
        из-за рогатой, не заболевшей пока ящуром, их хозяйка и вызывала вопросы - кто знал, не
        приносила ли она жертв языческим богам ради здоровья своей питомицы?
        Молодые люди шли по улицам, пыльным от иссохшей глины, - меж тихих заброшенных
        участков - ощущение, что вокруг деревня-призрак, давило, но вовсю стрекотали на солнце
        кузнечики, тем успокаивая, а вскоре к этим звукам прибавился и звонкий собачий лай -
        должно быть, старалась овчарка Морозовой. Чем ближе пара подбиралась к нужному дому,
        тем громче и отчётливо взволнованней делался собачий брех - по-видимому, пёс давно уже
        зачуял приближение незнакомых людей. Но когда участковый и его знакомая ступили за
        границу участка коровницы, выяснилось, что старой овчарке вовсе нет до них дела -
        посаженная на цепь возле своей будки, она лаяла на что-то в глубине участка, а непрошеным
        гостям, коротко обернувшись, послала лишь два громких проклятья - лучше не лезьте и без
        вас работы хватает.
        - Что-то случилось, - шепнула Орвокки, то ли спрашивая, то ли утверждая.
        77
        Яков же молча двинулся по садовой дорожке, ведущей в обход избы, чтобы разобраться на
        месте.
        -
        Куды прёте? - послышался злой голос из дома.
        Морозова, старуха под два метра ростом, ничуть не сгорбившаяся и не усохшая с
        возрастом, стояла на верхней ступени крыльца. Из-за высокого основания дома она
        возвышалась над молодыми людьми на дополнительных полтора метра. Яша сразу обратил
        внимание на её босые ноги - стоптанные и намозоленные они напоминали, скорее, огромные
        копыта. А голова доярки, как у жителей Бробдингнега с иллюстраций Жана Гранвиля,
        посаженная на длиннющую шею, казалась снизу, наоборот, особо маленькой, возможно,
        оттого, что волосы женщина убирала в тугой пучок.
        - У вас всё в порядке, Татьяна Ивановна? - участковый встал у начала лестницы, прямо
        напротив старухи.
        -
        А тебе-то чего? - ответила та по-прежнему враждебно.
        -
        Пёс разволновался…
        - Ты не шастай сюда, он и не будет, - Морозова перегнулась через перила крыльца и
        рявкнула уже в адрес собаки, - Бурый! Буран, я тебе сказала умолкни! Замолкни, кому
        сказала?!
        Овчарка в ответ хозяйке жалобно скульнула и с новой силой продолжила облаивать нечто
        видимое только ей.
        -
        Дурная голова!
        -
        Да пусть лает, - вклинился Яша.
        -
        Чего ты припёрся? Чего надо? - тут же переключилась на него старуха, даже не желая
        скрывать своего раздражения.
        - Татьяна Ивановна, вы с нами прям как с врагами. По делу я пришёл, чего уж?
        -
        А вы и есть враги! Все тут. Я к вам за помощью не хожу, вот и вы ко мне не надо!
        - Очень напрасно не ходите. Это мой профессиональный долг всем помогать. И вы не
        исключение.
        «Нет. Он посредственный участковый, и сам об этом догадывается. На этой должности он
        не может развернуться. Возможно, из него бы получился хороший следователь. В работе
        участковым инспектором милиции на первый план выходят коммуникативные качества, а
        Якову откровенно скучно решать проблемы стариков Анонниеми и Пиенисуо. Эти же, в
        свою очередь, скорее, хотят общения, поддержки, нежели чего-то другого. Старики здесь
        лишены внимания представителей других госучреждений и ошибочно считают, что
        участковый способен решить все их проблемы, даже не касающиеся дел милиции. Поначалу
        Яков относился к ним серьёзно, но уже через полгода научился избегать особо настырных и
        отказывать в рассмотрении жалоб»
        -
        Ещё я ходить к вам должна! - не унималась доярка, точно соревнуясь с собственным
        псом. - Скажешь тоже! Я раньше просила, когда глупая была, теперь хрен вы мне нужны, и
        сама справлюсь. Подохну тут одна - недолго вам осталось терпеть.
        - Что же вы такое говорите, Татьяна Ивановна! - как будто искренне поразился Яша. -
        Да кто вам смерти-то желает?
        -
        Все только и ждут. И ты не прикидывайся, гадёныш! Говори, чего понадобилось, или
        сейчас собаку на вас спущу!
        - Татьяна Ивановна, вы в курсе, что вокруг Пиенисуо стали находить убитых бобров? -
        перешёл Яков прямо к делу. - Вы не могли бы помочь нам какой-нибудь информацией по
        этому делу?
        -
        Ах вот оно что! - на лице доярки появилась злорадная улыбка. - Теперь вы мне и это
        пришьёте? Ну молодцы! Да, скажи им, что это я бобров режу - собственным руками их
        вспарываю и свежее мясо жру!
        - Кому сказать, Татьяна Ивановна?
        -
        Пошли прочь отсюда! - заорала старуха.
        78
        - Кому сказать, Татьяна Ивановна? - настойчиво повторил Яша.
        - Сукам твоим из деревни! Здесь все убийцы! Вглядись им в лица, пока не поздно. Что
        ты там увидишь?!
        На этом Морозова повернулась и стремительно ушла в дом. Она явно хотела напоследок
        хлопнуть дверью, но та слишком туго шла, так что вместо грохота раздался только надсадно-
        конфузливый скрип.
        - Как это называется по-русски? «Беседа - ах»?, - тихо поинтересовалась Орвокки.
        -
        Это называется «Вот и поговорили», - отозвался Яша. - Пойдём отсюда.
        Овчарка продолжала лаять - натянув цепь и уставившись в неизвестную точку. Пёс явно
        устал, но из чувства какой-то животной ответственности не мог позволить себе сачковать.
        Выйдя за калитку, Орвокки и Яков, не сговариваясь, поглядели через забор в надежде всё-
        таки узнать, что происходит. Собака лаяла в сторону небольшого сарая на заднем дворе. Там
        на поленнице как раз спала рыженькая кошка. Но она ли раздражала пса или нечто другое,
        молодые люди понять не смогли. Они медленно двинулись обратно по деревенской улице.
        -
        Давайте к озеру? - неожиданно предложила Орвокки после пары минут молчания.
        Злоба Морозовой, её последние, странные слова, чрезвычайная нервозность собаки,
        давящая атмосфера заброшенного Пиенисуо. Прогулка по берегу спокойного озера казалась
        спасением из вязкой ловушки.
        -
        Эта история с бобрами, - вымолвил Яша уже на берегу, - наверняка только верхушка
        айсберга, а что там в глубине, даже вообразить себе страшно.
        -
        А вы и не воображайте, - рассудительно посоветовала девушка. - Ваш долг раскрыть
        уже известное преступление, потом разберётесь. Я здесь пока как туристка, официального
        расследования не провожу, только информацию собираю. Но я готова помочь вам, чем
        смогу. Это интересно.
        В ответ Яша широко улыбнулся.
        «Он спрашивает себя мысленно, уже не в первый раз, кто же мог вспарывать бобров? Ни в
        одной из подшефных ему деревень Яков не знает людей, которые могли совершить такие
        зверские убийства. Считает, что за пару лет службы, успел хорошо их узнать. Когда однажды
        ограбили Егоровну, он заподозрил Ивана - рощинского хахаля, копался в его прошлом, но
        ничего не обнаружил. Проверял и всех остальных жителей, но они оказались чисты. Позже
        выяснилось, что грабёж - дело рук компании ребят из Петербурга, бороздивших окрестности
        Вяртсиля в поисках некоего «места силы». По убеждению молодёжи, несть числа таким
        мистическим точкам на карельской территории, изобилующей страшными деревнями-
        призраками, где жить теперь и вправду могли только духи. Со слов Морозовой, однако,
        выходит, что доверять местным как раз не стоит. Яков, впрочем, не исключает, что Татьяна
        Ивановна впала в маразм или мстит за старые бытовые обиды»
        Сам того не заметив, Яша щедро почесал себя в затылке.
        «Он глядит на смирную поверхность озера и почему-то вспоминает ранневесеннюю сцену
        из своего детства. Странная игра ассоциаций - сейчас отменная летняя жара. Яков
        вспоминает, как проснулся посреди ночи в избе своей бабки по отцовской линии, как
        испугался, услышав визг и стоны отчаяния со стороны местного озера. И громко плакал,
        пока не пришла бабушка и, вытирая с его лица слезы, не объяснила, что это лёд на озере
        вскрывается»
        Ничего страшного, глупыш. Наоборот - скоро весна.
        Стоявшая рядом Орвокки также глядела на озеро Салмилампи и тоже думала, но совсем о
        другом. Предположим, Бог - писатель, формулировала она мысленно, тогда все люди на
        Земле - герои бесконечного романа, который он пишет. Но что Богу, как автору, делать с
        отдельно взятой старушкой? И, тем более, с множеством старушек и стариков? Достоверно
        ли он их изображает в своём романе, раз у других героев часто возникает ощущение, что вот
        в этой старушке, например, смысла и глубины немного, подчас просто нет? Неужели Бог-
        автор работает спустя рукава, каким-то персонажам уделяя больше внимания и даже
        теплоты, а других - вводя просто так, без особой цели? Тогда неудивительно, почему какая-
        79
        нибудь отдельно взятая старушка - не та, которую они только что видели, а вообще -
        проводит остаток своей жизни в гневе и злобе. Ведь этого персонажа обделил его же автор -
        писатель, которому никогда не было свойственно оправдываться и объяснять свой замысел.
        Он даже не соизволил одарить эту старушку умом, чтобы та могла бороться за себя в
        одиночку. Или?..
        Тут Орвокки заметила, как Яков почесал в затылке, и в унисон ему - тихо вздохнула.
        Настало время возвращаться в Анонниеми.
        Илья сидел в приёмной один. Он забыл надеть линзы, и поэтому всё вокруг виделось ему,
        как сквозь дымовую завесу. Но мебель вокруг разглядеть смог. Четыре стула, простой стол
        на железных ножках, одну скамью с условно мягким сидением - все плакаты на стенах
        (правда, сами тексты и рисунки расшифровать не удавалось), все двери, ведущие в кабинеты,
        а также задвинутый в угол фикус, чуть не пластмассовый в своей отрешённости. Попытался
        отыскать какие-нибудь дефекты на линолеумном полу, не удалось - здесь туман лежал
        слишком густо. Илья не помнил, где именно находится и по какому он здесь делу, а в окне
        напротив почему-то слишком темно для летнего дня - вообще ничего не видно, кроме
        темени. Да и на освещении в самой приёмной сэкономили - только одна тусклая лампочка
        без плафона, ввернутая в стену у него над головой. Дальше события стали развиваться
        стремительно, и времени на обдумывания своего положения у парня не осталось.
        Сперва Илья заслышал недовольное сопение. Даже чавканье. Посмотрев в сторону фикуса,
        он заметил нечто вроде лисьего хвоста, торчащего из-за кадки. Точно хвост. Двигается.
        Видимо, лиса нашла себе в углу лакомство. Илья перевёл взгляд на свои руки - там вроде
        платок был - но обнаружил на правой ладони растёкшийся кровянкой шматок мяса. Он
        брезгливо швырнул его на пол, а сам встал. С нервной поспешностью двинулся к входу в
        ближайший кабинет. На двери висела бумажка: «Перерыв - 10 минут». Илья решил, что он и
        так уже долго ждал, и без стука нажал на ручку. К тому же его всегда интересовало, что
        происходит в кабинетах во время перерыва - действительно ли чаепития? Дверь поддалась,
        Илья вошёл в новое помещение.
        Здесь за окном почему-то светило солнце и мерно покачивались ветки тополя. Подле окна,
        за столом, восседала странная женщина. Видимо, карлица, и крайне тучная в заду. Но у
        женщины не было рук - исключительно фонарики коричневой блузки. На столе перед ней в
        самом деле оказалась чашка, дымившая только кофе, то ли чаем. Женщина вопросительно и
        молча смотрела на Илью. Или, возможно, сквозь него. Она, конечно, не могла притронуться
        к чашке. Скорее всего, наклонялась к ней, подобно курице, чтобы всасывать по глотку. Илья
        посмотрел направо. Ещё одна закрытая дверь, ведущая в соседнее помещение. Карлица
        продолжала глядеть на непрошеного посетителя (или всё-таки сквозь него). Тут Илья понял,
        что он спит.
        «Как иногда случается во время сновидения, Илья осознаёт, что происходящее вокруг -
        ему только видится, но при этом не пробуждается, а обретает свободу действия внутри
        собственного сна. Как обычно в таких случаях, Илья испытывает восторг. Теперь он может
        контролировать события. Подходит к двери в соседнее помещение и открывает её.
        Переступает порог. Странная женщина куда-то сгинула, он и забыл о ней, оставив позади.
        Илья оказывается в огромной, богато обставленной зале с высокими потолками и
        хрустальными люстрами, а также бордовой ковровой дорожкой, бегущей к столу в центре
        помещения. За этим круглым столом также сидят люди. Молча смотрят на Илью. Примерно
        двадцать-тридцать человек. Все - инвалиды. Сначала кажется, что они сидят на низких
        стульях, но, приглядевшись, Илья видит грубые костыли под мышками у каждого - они
        безногие, хотя и с руками. Это сборище напоминает Илье калек с картины Брейгеля
        Старшего: те же диковатые зигзаги поз, то же дебильное выражение уродливых рож, те же
        эксцентричные головные уборы и странные одеяния, увешанные короткими лисьими
        хвостами - символом проказы. До того, как Илья вошёл в зал, калеки, похоже, вели
        80
        переговоры или решали какой-то важный вопрос. А сейчас они только молча изучают
        физически здорового человека»
        Кто-то несколько раз пихнул Илью в плечо.
        -
        Ты идёшь, нет? - раздался недовольный шёпот Вики.
        Она умела вторгнуться в чужой сон с безаппеляционностью советского будильника.
        Одновременно растирая заспанные глаза и спасая их от резкого света настольной лампы,
        юноша пробубнил:
        -
        Который час?
        -
        Двадцать минут первого. Пора двигать в лес, ты мне обещал.
        Вика ходила по комнате широкими шагами, извлекая из всех углов нужные ей вещи:
        свитер, бинокль, охотничье ружьё, компас, сигнальную ракету, крем для рук, фонарик.
        Казалось, ещё чуть-чуть, и она начнёт на манер киношного Шварценеггера, борющегося за
        справедливость, мазать лицо в маскировочные цвета.
        Умываясь, Илья пересказал ей свой сон. По Вике нельзя было сказать, слушает ли она. Уже
        вместе они закончили сборы и без пяти час вышли из дома. Чтобы не разбудить финских
        соседей, передвигались особенно осторожно, но Илья всё-таки поздоровался впотьмах с
        пустым жестяным ведром.
        До самого леса друзья шли молча. Деревня Анонниеми как будто мирно спала.
        - Вик, - позвал юноша на опушке.
        -
        Слушаю.
        -
        А что ты всё-таки хочешь найти в лесу? Думаешь, тот странный человек затаился где-
        то поблизости?
        В отличие от девушки Илья почти ничего с собой не взял - только прибор против комаров,
        усовершенствованный и готовый к работе.
        -
        Не знаю. Возможно. Я рассчитываю найти хотя бы зацепку. Что-то может вывести нас
        на след этого человека, или дать объяснение.
        -
        Но ведь днём… след искать… сподручнее.
        - В дневном лесу слишком много лишней информации. Из-за людей. А потом… вот мы
        уже продолжительное время живём прямо на краю этого леса и совершенно его не знаем. У
        тебя разве нет желания с ним познакомиться? Лес, как и море, самим собой бывает только по
        ночам.
        - Вика, а ты готова… - Илья откашлялся. - Если потянуть… ты готова к тому, что наша
        жизнь может резко измениться?
        - У нас нет другого выбора, -ответила уверенно.
        Сначала они шли по знакомой тропе, минут двадцать, всё глубже продвигаясь в лес, затем
        Вика молча сменила курс, и молодые люди стали осаждать лесной массив, не разбирая
        дороги. Не сговариваясь, оба они пытались издавать как можно меньше звуков, возможно, из
        опасения спугнуть цель поисков, а, может быть, и из почтения к самому лесу. Время шло, из
        дебрей вдруг выныривали новые тропинки, даже усыпанные гравием дороги, иногда друзья
        ими пользовались, иногда продолжали идти напролом. Часто менялось направление
        движения - то направо, то налево, то по той же дороге обратно несколько метров.
        «Через час таких блужданий Илья вдруг понимает замысел своей подруги - Вика хочет
        затеряться, сгинуть на время в ночном лесу. Как будто только так - бесшабашно, нелогично,
        со сказочным удальством - можно вырваться из привычной реальности в ту, где затаилось
        нечто. Эти не совсем человеческие хождения без системы - абсурдные с точки зрения
        практично мыслящих людей - и были языком ночного леса, а Вика, как отмечает про себя
        Илья, выучила его с лёгкостью и теперь уже вовсю лопочет на нём, будто на родном»
        И вскоре лес им ответил.
        В разгаре час быка. Друзья продолжают идти. Но уже медленнее. Под ногами, как дрова в
        костре, то и дело потрескивают сброшенные деревьями веточки. Далеко-далеко говорит
        кукушка. И вот неожиданно среди деревьев, по левую руку от Ильи и Вики, метрах в сорока
        81
        от них, показывается, сперва неверным видением, - огонёк. Затем второй. Только и остаётся
        - замереть, окаменеть, ждать со страхом (Илья), предельно сосредоточенно (Вика), что же
        случится дальше, какой эта лесная тайна предстанет в действительности.
        -
        Факелы, - шепнула через пару секунд девушка. - Там люди.
        -
        Они нас увидели?
        -
        Пока, наверное, нет.
        -
        Что будем делать?
        -
        Подберёмся чуть поближе.
        -
        Они точно заметят!
        -
        Тогда я пойду на разведку одна.
        -
        Вика, я с тобой.
        -
        Только тихо. Пройдём ещё немного и заберёмся на дерево. Оттуда легче следить. И мы
        незаметнее.
        Факельные огни не двигались - возможно, люди, их зажёгшие, остановились на привал,
        либо занимались чем-то в избранном ими месте, но разглядеть что-либо, в том числе и самих
        людей, пока не удавалось. Друзья продвинулись в нужном направлении ещё на десять
        метров. Вика отыскала подходящее дерево - расходящийся у основания дуб - и, не теряя
        грации, устремилась ввысь. Илья через некоторое время последовал за ней.
        Противокомариный аппарат он закинул за спину, воспользовавшись специальным
        ремешком.
        -
        Вот хорошая ветка, ползи сюда, - тихо руководила им девушка. - А я здесь.
        Сидеть на мощных ветвях оказалось удобно. Илья, словно под ним кресло, отыскал себе и
        подлокотник и спинку, а Вика, приняв максимально устойчивую позу, сразу перешла к
        наблюдению - тут-то и пригодился её бинокль.
        - Вижу человека, - шепотом комментировала девушка. - Так… Он в какой-то робе с
        капюшоном. Факел в руке. Второй закреплён на дереве… Там широкая поляна… Ага,
        костёр. Ещё не зажгли. Значит, что-то будет…
        Но долгое время ничего не происходило. Ветви дуба перестали казаться таким уж
        комфортным ложем, конечности начали болеть, а засевшие в дереве их обладатели -
        откровенно заскучали. Вика даже громко зевнула. «С тем же примерно вызовом, с каким в
        детские годы, в приюте, шуршала бумажками, если её никак не могли найти во время игры в
        прятки - ладно, поддаюсь, но пусть хоть что-нибудь произойдёт».
        - Иль, - шепнула девушка, перебравшись поближе к другу, - я давно хотела спросить, а
        за пазухой у нас что?
        -
        У кого как.
        -
        Пазуха… Придумали же словечко. Пазуха, пазуха, пазуха, пазуха, пазуха, пазуха…
        -
        Вик, тихо! - испуганно оборвал её Илья, и было отчего. - Смотри - там ещё огни.
        Действительно, неподалёку от дуба замелькали вдруг новые огни - на глазок пятнадцать
        факелов.
        -
        Идут миленькие, - с охотничьим азартом прошипела Вика и снова улеглась на живот,
        выставив перед собой бинокль. - Посмотрим-посмотрим… Все в похожих одеждах, как
        будто халаты. Капюшоны на лицо надвинуты. Только факелы несут, больше ничего…
        Скоро неизвестные выбрались на поляну. Заслышались тихие разговоры, даже
        приглушённый смех. Вика пока молчала, чуть не всаживая бинокль себе в глазницы от
        напряжения. Через непродолжительное время запахло и костром. Он разгорелся и пронзил
        ночной лес высоченным фонтаном оранжевой лавы.
        -
        Фигак! - брякнула вдруг девушка, явно чем-то поражённая.
        -
        Что там, что там? - невольно заинтересовался Илья.
        -
        Они голые, - хихикнула в ответ Вика.
        Вместе с костром на поляне вспыхнуло какое-то непристойное веселье. Уже отчётливо
        раздавался хохот, люди повизгивали, хлопали в ладоши, зазвякала характерно тара из-под
        алкоголя, явно кем-то откуда-то извлекаемая. Все собравшиеся вокруг костра скинули с себя
        82
        халаты и оказались совершенно нагими - распивая водку прямо из бутылок, они, наконец,
        пустились в пляс, двигаясь кругом по поляне. Сперва нерешительно, но затем быстрее,
        широкими шагами и плоти потряхиваниями, всё больше распаляясь.
        -
        Иванова ночь, - догадался Илья. - Вика, сегодня же ночь на Ивана Купалу. Это
        деревенские развлекаются, или туристы.
        -
        Ещё как развлекаются, - подтвердила Вика, уже хрюкая от смеха. - Ты про Брейгеля
        Старшего говорил? Вот тебе, пожалуйста, «Крестьянская свадьба» - хочешь увидеть четыре
        нехилые эрекции и десяток пар сисек?
        - Вика! - возмутился парень.
        -
        А что я? Я вообще на дереве сижу.
        В тот же момент Илья, меняя позу, сделал неосторожное движение и порвал ремешок
        висевшего у него на груди антимоскитного прибора. Юноша не успел перехватить коробку,
        и его изобретение со свистом полетело на землю.
        - Отмежевалась, бля, - прокомментировала девушка.
        -
        Вика! - Илья почти взвизгнул.
        -
        Что? Опять неправильно слово использовала?
        -
        Стыд какой…
        -
        Не переживай - новую коробку себе сделаешь. Эту я не любила.
        - Да я не о приборе! Он противоуда… - парень не договорил.
        Продолжая менять позу, Илья вдруг поскользнулся на коре ветки (влажная глина,
        налипшая на ботинок, была тому причиной) и стремительно последовал за собственным
        изобретением, по счастью, правда, не раздавив его, а плашмя упав рядом.
        -
        И ты туда же! - громко крикнула Вика. - Живой хоть?
        С Ильёй ничего не сталось. А вот изобретённый им аппарат при ударе о землю включился
        и к тому же на полную мощность, подтверждением чему в скором времени послужил
        невероятной мощности хоровой писк - это орды комаров спешили к месту событий. К
        счастью для друзей, звуковые вибрации прибора отгоняли москитов лично от них, но при
        этом точечным ударом направили всю громадную стаю кровопийц в сторону голышом
        танцевавшего народа. Люди и комары вступили в неравную схватку.
        - Боже! Их съедят заживо! - вскрикнул Илья.
        В два прыжка оказавшись около прибора, он стал отчаянно жать на какие-то кнопки.
        Волной же атакуемые гуляки по наивности сгрудились около костра, близко к которому
        москиты не подлетали, но теперь уже рисковали угодить или толкнуть кого-нибудь из своих
        прямо в бушевавшее пламя.
        - Заклинило! - по-женски взвизгнул Илья, с горя бросил аппарат обратно на землю и
        стал махать руками. - Люди! Люди! Бегите!!!
        -
        Илья, они тебя не слышат, - спокойно объяснила Вика, слезая с дерева.
        Девушка подошла к торчащему из травы прибору и с уважением в голосе прошептала:
        - Хм, эта штуковина действительно может управлять насекомыми. Могла.
        После этого она вскинула охотничье ружьё и… Ночной лес разом наполнился
        несвойственными ему звуками выстрелов, взволнованным ором заметавшихся по поляне
        голых танцоров (решили, что пальбу открыли именно по ним), и ещё более усилившимся
        комариным писком. А уже через пару минут всё затихло.
        -
        Шикарное ружьё, - констатировала Вика.
        Развратная компания умчалась из леса, бросив в спешке все свои вещи, а москиты вскоре
        угомонились. Чуть обождав - никто так и не вернулся - друзья затушили оставленный без
        присмотра костёр и здесь же встретили рассвет. Ночным приключениям подошёл конец.
        - Илья, какие облака на небе? - подтрунивала Вика над своим расстроенным другом. -
        Стоеросовые? Сталагмитовые? Стрептоцидовые? Ну, какие?
        -
        Перисто-слоистые-истовые, - сдавался Илья, невольно улыбаясь.
        К своему дому Илья и Вика подошли, уже крепко держась за руки.
        83
        И тут их спокойствию нанесли удар.
        На крыльце дома стояла небольшая, чёрная коробка. Кому она предназначалась, ровно как
        и, кто её здесь отставил, понять было невозможно. Открыла Вика. Илья зажмурился на
        случай бомбы.
        В коробке оказалась только шишка. Еловая, сосновая - кто их разберёт? Просто шишка.
        - Господи, во мне что-то неправильно… Или ты не признаёшь таких слов? Не знаю, как
        тебе молиться… Я лучше просто выговорюсь, ладно? Во мне как будто что-то засело. Что-то
        заставляет меня поступать не так, как я хочу. Я хочу любить - чистой, светлой, тёплой
        любовью, а вместо этого испытываю обиду, даже спешу обижаться. Все мои лучшие
        побуждения вдруг оборачиваются злом. Я хочу излучать добро, нежность, свет, а вместо
        этого веду себя агрессивно, гневаюсь на людей и этот мир. Иногда я как будто раздваиваюсь,
        смотрю на себя со стороны и поражаюсь - почему я себя так веду, почему я не могу себя
        остановить, прямо говорю себе мысленно - ну что же ты творишь, ты только причиняешь
        вред себе и другим… Господи, почему это так со мной? Это всем людям свойственно? Ты
        нас специально такими задумал? Но зачем?.. Я понимаю, ты не ответишь, но как же быть?..
        Мои друзья говорят, прекрати себя есть, всё, что в тебе заложено, нравится тебе это или нет,
        всё это и есть ты, прими себя и с хорошим, и с плохим, просто живи. Но я не могу так… Ведь
        зло, которое я не в силах контролировать, оно же причиняет вред, и если это моё зло, почему
        я не могу его обуздать, приструнить, подчинить себе? Не хочу, чтобы оно выходило в мир,
        не желаю. Пусть как-то сидит во мне. Но власти над ним у меня нет. Прёт наружу и всё тут.
        И это и есть я?.. Я сейчас, наверное, плакать буду. Так больно, противно от собственного
        бессилия. Порой мне хочется выблевать это зло, раздирающее мою душу, но не могу…
        Будто во мне сидит какая-то сила, нечто инородное, заставляющее меня поступать в
        противоречии с моими истинными желаниями - плакать хочется, бить себя, когда осознаёшь,
        какая у этой силы власть над моей душой… Может быть, мы все рождаемся одержимыми?
        Ты или что-то другое еще до рождения вкладывает в нас это зло, и вот вам вся жизнь для
        того, чтобы понять, как с этим обращаться, как на это реагировать. И многие…
        большинство?.. так и умирают одержимыми, ровным счёт ничего не поняв. А может быть,
        это вовсе и не зло в нас, а просто не прирученная мудрость?.. Что мне делать, Господи? Для
        чего всё это? Ты ведь понимаешь, что нечестно играешь? Одержимость людей, эти странные,
        необузданные силы в них заставляют поступать скверно, грызут их изнутри, дарят им только
        смятение и болезни, понуждают причинять боль другим. Но ведь люди как в тумане… Ты
        молчишь? Или говоришь?.. Мне очень одиноко в этой борьбе.
        Габи села на кровати, растирая заплаканные глаза. Скоро рассвет. Ей так и не удалось
        заснуть этой ночью. Девушка встала, закурила и, отыскав пепельницу, направилась к окну.
        Она жила в главном здании дома отдыха. Вид из её номера открывался на сосновый лес.
        Среди мерно покачивающихся на ветру деревьев Габи заметила фонарный столб. Для чего он
        там светил, девушка не знала.
        Докурив, Габи быстро оделась: джинсы, футболка, ветровка, спортивная обувь. В ванной
        ополоснула лицо (коснувшись его полотенцем, пристально глянула в глаза собственному
        отражению, отчего снова захотелось плакать, но она сдержалась), затем погасила в номере
        свет и вышла в коридор. Щёлкнул дверной замок. До самого выхода из дома отдыха девушка
        никогда не встретила, только около застеклённой двери посапывал охранник. На ночь тут не
        запирали.
        Она вышла из здания и, не раздумывая, направилась в сторону деревни Анонниеми. Уже
        через двадцать минут Габи стояла напротив дома, который привлёк её внимание днём. Снова
        вплотную подошла к забору. Убедилась, что хозяева дачи так и не вернулись, после чего
        ловко и тихо перебралась на частную территорию. Ещё не достаточно рассвело, чтобы её
        заметили с соседних участков, но сама Габи уже легко различала ближайшие объекты. Она
        уверенно двинулась в сторону крыльца, стараясь всё же производить поменьше шума.
        84
        Подойдя к дому, села на корточки и приблизила лицо к дыре, оставленной в фундаменте
        здания. Оттуда пахло сыростью и не проходящей темнотой.
        - Может, ты мне ответишь? - едва слышно проговорила Габи.
        Встала на колени, пригнулась к земле и осторожно полезла под дом.
        Там её встретила не холодная земля, а колкий сухой песок, впрочем, такой же холодный.
        Через несколько секунд дыра заглотала девушку полностью. В темноте Габи замерла,
        раздумывая, что ей делать дальше. Меньше всего, конечно, хотелось нащупать впотьмах
        крысу или ещё какую-нибудь гадость, прятавшуюся в песке. Из досок над её головой могли
        торчать гвозди - передвигаться нужно предельно осторожно. Габи извлекла из заднего
        кармана джинсов мобильный телефон и включила подсветку, режим - 60 секунд. Сотовый
        дал мало света, но хоть что-то. Оглядевшись, девушка не приметила ничего особенного,
        рядом с ней в песке покоилась только грязная тряпка.
        Впереди пространство обрубалось кирпичной кладкой, возможно, то было основание
        печки. Около этой стенки виднелся лаз глубже под дом, туда Габи и двинулась. Когда она
        забралась в новое отверстие, свет мобильного погас, но меньше чем на секунду - девушка
        снова его включила, хотя и чувствовала, что темноты не боится. Она только боялась не
        заметить что-нибудь важное. Габи не смогла бы ответить, почему искала именно здесь, под
        домом, у неё не было для этого ровно никакого повода. Несколько часов назад внимание
        привлекла дыра. Это единственная зацепка, которая появилась у неё в тот день.
        Наконец девушка заметила небольшой полиэтиленовый пакет. Он лежал около кирпичной
        стены и сперва напомнил ей своей вздутой прозрачностью бычий пузырь. В пакете
        определённо что-то находилось - сверху его концы завязаны на узелок. Габи дотронулась до
        пакета кончиками пальцев. Мягкий, упругий. Потянулась, чтобы взять его за узел. Вновь
        погас свет. Опять зажгла. Она слегка приподняла свою находку и тут же по какой-то
        необъяснимой осязательной логике догадалась, что в нём вода. Тогда Габи уже смелее
        поднесла пакет ближе к лицу и, освещая его сотовым, внимательно изучила. Внутри,
        действительно - мутноватая вода, и ещё плавал какой-то непонятный, маленький объект.
        Рыбка, поняла девушка через несколько секунд. Стухший карасик.
        Пакет она оставила на прежнем месте и со странным чувством, равно отдалённым и от
        гадливости, и от разочарования, выбралась на свежий воздух. Здесь Габи села на землю,
        упёрлась спиной в основание дома и спокойно подняла лицо к небу. Солнце ещё не взошло,
        но свет всё прибывал и прибывал. Её уже могли заметить, но девушку это не волновало. Она
        прекрасно знала, что никогда не раскроет тайну этого мерзкого пакета: кто это сделал,
        зачем? Похоже, дыра ответила ей вопросом на вопрос… Загадочное, не раскрываемое
        преступление. В самом деле, не может же она снова прийти на этот участок, когда вернутся
        его хозяева, и в лоб спросить их, по какой причине глубоко под их домом запрятан труп
        карасика? Смешно… По логике, рассуждала девушка дальше, это мог сделать ребёнок, тот
        самый, которому принадлежит игрушечная машина, прятавшаяся неподалеку в высокой
        траве. Сама Габи, хотя и была миниатюрной, передвигалась под домом с трудом. Ребёнок…
        Но ей всё равно не понять, не узнать. Ей лишь оставалось уповать, что кому-то это послужит
        уроком, что кто-то раскается в содеянном, и это больше никогда не повторится. Уповать, что
        в странном пакете под домом есть хоть какой-то смысл. Только этим и могла ограничиваться
        её претензия к миру.
        Габи решила возвращаться в дом отдыха. Она уже устала и больше не хотела думать.
        Срочно в кровать. Но когда девушка перелезла через забор и очутилась на улице, произошло
        ещё кое-что, отнюдь не уступающее по необычности её находке. Сперва Габи услышала
        отдалённые хлопки, затем они усилились и к ним присоединился топот ног, а вскоре
        девушка различила и тяжёлое дыхание бегущих людей. Они появились с той же стороны
        улицы, откуда прошлым днём бежала эксцентричная парочка. Где-то около двадцати человек
        стремительно двигались по улице, сосредоточено шлёпали себя по разным частям тела и
        явно задыхались от долгого, непростого бега. Но самое удивительное, что все люди из этой
        группы были полностью обнажены.
        85
        Габи ещё заметила, что их кожу покрывало множество красных точек. Команда бегунов-
        нудистов, болевших краснухой, - что тут ещё предположить? Они пробежали мимо
        брюнетки, даже не покосившись на неё, и скрылись в противоположном конце улицы. Затем
        всё стихло.
        -
        Безумная деревенька.
        Сказав это, Габи пошла спать.
        В отпусках и командировках отцовско-супружеский долг Бориса сморщивался до условной
        ласковости ежедневных телефонных звонков. Причмокивая, обсосал трубку старший сын
        Бориса, отгукал что-то своё младший, жена всему этому умилилась и уже от себя добавила,
        что на кухне, возле раковины от стены отскочила плитка. На этом семейное общение в тот
        вечер завершилось. Однако примерно в полночь сотовый Бориса воспроизвёл мотив песни
        Аллы Пугачёвой «Сильная женщина», а значить это могло лишь одно - звонила сестра
        Дарья. Она щедро поделилась с Борисом подробностями прошедшего дня, а затем перешла к
        цитированию своей любимой газеты.
        - Техасский фермер поймал чупакабру! - гордо сообщила Даша, будто её собственный
        муж отличился. - В «МК» пишут, что эта гадость угодила в расставленный им капкан. Он-то
        думал, что это какой-то хищник разоряет его курятники, а тут такое оказалось! Короче,
        чупакабру до сих пор видели единицы, вообще считалось, что это мифическое создание, но
        теперь её существование неопровержимо доказано!
        - Неопровержимо доказано, что она угодила в капкан и сдохла. Причём тут
        существование? - вставил, не удержавшись, Борис.
        - Подожди! Главное, теперь мы знаем, что она собой представляет. Чупакабра, как тут
        пишут, внешне напоминает гибрид крысы, собаки и кенгуру, только она начисто лишена
        волосяного покрова. Именно поэтому раньше утверждали, что чупакабра - это всего лишь
        больные чесоткой собаки, чего, мол, только не привидится. Но теперь точно известно, что
        это самостоятельный вид! Также популярна версия о внеземном происхождении чупакабры,
        они вполне могли быть завезены сюда пришельцами - кто знает, может, чтобы следить за
        нами, а, возможно, они и есть пришельцы. Но мне ближе научная версия, что это результат
        неудачного генетического эксперимента. В статье утверждают, что впервые об этом
        существе заговорили ещё в 1947 году в Пуэрто-Рико, когда там стали происходить массовые
        убийства кур, лошадей и коз. Тогда, правда, это свалили на местных сатанистов, которые
        приносили животных и птиц в жертву. Кстати, слово «чупакабра» состоит из двух
        испанских: chupar - сосать и cabra - коза, часто жертвами этого монстра становятся именно
        козы. Но неважно, с тех пор сообщения о чупакабре регулярно поступают со всех концов
        Латинской Америки, из Мексики и США. В 1995 году эти существа были замечены в том же
        Пуэрто-Рико, в районе сверхсекретного объекта Пентагона, где проводятся опасные опыты в
        области биологии. Это наверняка американцы виноваты… Да, а у нас в России чупакабра
        появилась с 2005 года: почему-то особенно часто её замечают под Оренбургом, но также
        видели одну на Оке. Так что, Борь, ты там поосторожнее…
        -
        Скалли, милая, я в Карелии, забыла?
        -
        Ну и что? Они ведь тоже плодятся и мигрируют, как все животные. Послушай, самое
        страшное - в статье рассказывают, что чупакабра охотится только по ночам, нападает на
        домашних животных и птицу и высасывает из них всю кровь. То есть всю вообще! Даже
        вокруг не остаётся никаких следов. На телах убитых животных можно обнаружить
        небольшую ранку круглой формы, с идеально гладкими и круглыми краями, и часто жертв
        чупакабры находят без внутренних органов, без конечностей, безглазыми и бесхвостыми…
        -
        Ух, какой прожорливый чупачупс!
        - Прекрати смеяться! - Даша, впрочем, сама захихикала. - В «МК» ведь не будут писать
        всякую чушь, это уважаемое издание…
        86
        - Даша, я умоляю тебя! Ну какое уважаемое издание? Просто кормят народ всякими
        небылицами, ну какая к чёрту чупакабра? Я до сих пор ещё не отошёл от истории девочки-
        кактуса, которую ты мне недавно пересказывала…
        -
        Но это правда!
        -
        Да, конечно, правда. Девочка, у которой кожа стала покрываться шипами - это,
        безусловно, правда.
        -
        Но там были фотографии!
        -
        Даша…
        -
        И зачем им, объясни мне, писать неправду?
        -
        Даша, девочек-кактусов не существует. Не спорю, это была очень трогательная
        история - наверное, подобная девочка очень бы страдала, но это не более, чем выдумка. А
        раз читатели на это ведутся, таких выдумок будет становиться всё больше. Ну тебе сколько
        лет? Разве не ясно, что всё это делается исключительно ради выгоды, ради роста тиражей?
        -
        Не знаю. Я всё равно не понимаю, зачем им врать, газета с такой длительной историей.
        К тому же они пишут очень много полезных вещей, советы по домашнему хозяйству,
        например, и о здоровье…
        - Ну и слава богу.
        Когда они распрощались, Борис стал готовиться ко сну. Передвигался медленно и
        осторожно из-за по-прежнему нывшей ноги. «Он думает, легко перескакивал с мысли на
        мысль. Вспоминает уже не в первый раз Габи: её лицо, оголённые руки, соски,
        поприветствовавшие его утром. Мысленно спрашивает себя, увидятся ли они ещё и к чему
        может привести это знакомство? Переключается на размышления о газете «МК» и её
        читателях. Думает примерно следующее. Внушительное число людей, проживающих в
        России, голосует рублём за правду, которую они хотят знать, и эта правда оказывается
        совершенно мифологического толка. Проблема, на взгляд Бориса, не в том, явь или выдумка
        девочка с шипами на коже - главное, что люди хотят и могут в это верить, и они готовы
        принимать за истину всё новые и новые мифы. Каковы действительные причины этого?
        Борис пробует на вкус варианты. Иррациональность мышления россиян? Банальная
        глупость, праздность, нежелание думать? Попытка убежать от бытовых и социальных
        проблем в мир сверхъестественного? Любая из этих причин может сойти за настоящую,
        думает он, и какую выбрать в конечном итоге не так важно. Народ не хочет задумываться о
        реальных государственных проблемах, и с его согласия всевозможные чупакабры и девочки-
        кактусы получают право на существование. Он брезгливо морщится. Вспоминает, как
        защищал в 1993 году Белый дом. Самого себя Борис к народу не причисляет - это
        неосознанное отъединение, он предпочитает ассоциировать себя с определённым классом.
        Заключает свою мысль - да, в России, действительно, водятся чупакабры и живут девочки,
        покрытые шипами, потому что, когда дело касается мифов, важны не факты, а степень веры,
        и, судя по тиражам и материалам того же «МК», веры сегодня более чем достаточно для
        материализации какой угодно небылицы».
        Тут Борис услышал невнятный шорох из прихожей. Он расстилал одеяло и так и замер с
        ним в руках. Внимательно прислушался. Возможно, показалось. Через несколько секунд
        шорох повторился. Без сомнения - кто-то пытался открыть дверь в коттедж и осторожно
        пробовал ручку. Борис запер дверь ещё два часа назад. Звуки прекратились. «Но его
        подозрения и беспокойство только окрепли. Габи? Но та бы постучалась или предварительно
        позвонила. Обслуживающий персонал - то же самое, да и вообще уже слишком поздно.
        Скорее всего, ошиблись дверью».
        Борис снова вскинул одеяло, чтобы оно аккуратно легло поверх кровати, и в тот же момент
        различил новый звук, на этот раз донёсшийся из маленькой кухни. Кто-то хочет открыть
        окно и забраться в дом. «Борис напуган, но всё-таки поражается глупости вора - в коттедже
        горит свет, и при желании любой может убедиться, что дом не пустой. Может быть, это
        пьяный?» Тем временем со стороны кухни, из-за окна над плитой, продолжали доноситься
        87
        тихие поскрёбывания, словно кошка лениво точила когти о деревянный подоконник. На
        кухне свет не горел.
        Мужчина двинулся к дверному проёму, ведущему на кухню. Похромал, опираясь о стену, и
        теперь видел то самое окно. Различить кого-нибудь снаружи не удалось - только тени от
        ветвей и проводов, но звук то замирал, то возобновлялся. Как под гипнозом, Борис подошёл
        ещё ближе и вытянул шею. Макушка человеческой головы. Или обман зрения?.. Неожиданно
        раздался невероятный шум взрывов, и ночь за окном мгновенно просветлела. На территории
        дома отдыха, либо где-то рядом большая компания развлекалась фейерверками: в небо со
        свистом полетело множество ракет, громко взрываясь и расплёскивая на прощание огненные
        шарики, шипели фонтаны огня, шутихи, толпа радостно галдела. Возможно, они спасали тем
        самым жизнь Борису.
        Ночь на Ивана Купалу. Фейерверк спугнул грабителя. Или кто там был? Когда свет залил
        оконный проём, макушка дёрнулась, и Борис увидел, как от коттеджа в сторону леса несётся
        размытый человеческий силуэт. «Но он движется так стремительно, так невозможно быстро,
        что Борис даже сомневается, человек ли пытался проникнуть в его временный дом».
        Остаток ночи его больше ничто не беспокоило. Но заснуть Борис так и не смог.
        «Я бы ещё хотел отметить, что у Якова напряжённые отношения с прямым начальством из
        райотдела. Участковые, как известно, не ведут расследований, а только собирают
        первоначальную информацию и по разным поводам контактируют с общественностью.
        Оперативно-розыскная деятельность не их территория, участковому, например, не
        полагается самостоятельно проводить осмотр места происшествия, не дождавшись
        следственно-оперативной группы, это допустимо только в исключительных случаях. На
        первых порах Яков проявил излишнюю прыть, подбрасывая следователям много дел со
        своего участка, таким образом, он хотел приобщиться к следственному процессу. Но его
        вскоре осадили, прямо указав, что в Вяртсиля и своих дел хватает - нераскрытых и в
        производстве, им не нужен деревенский балласт»
        «И чтобы не раздражать начальство Яков стал работать в полсилы?»
        «Он не может не раздражать начальство. Ему вообще тяжело даётся работать под кем-то,
        особенно если он считает самого себя в каких-то качествах лучше и сильнее того, кому
        подчиняется. Он открыто выражает своё недовольство, упорно отстаивает свою позицию»
        «И сглаживать углы не умеет»
        «Можно и так сказать. У людей из райотдела это вызывает ответную агрессивную
        реакцию. Они заинтересовано только в том, чтобы Яков поддерживал порядок на внутренней
        территории Анонниеми - в доме отдыха «Янисъярви», здесь останавливаются туристы из
        Сортавала, Петрозаводска, Петербурга и, конечно, Финляндии - скандал никому не нужен, а
        так как в этом отношении Яков со своими обязанностями справляется, формально у
        начальства к нему претензий нет. Найти другого исполнительного работника будет сложнее,
        чем избавиться от нынешнего, хоть и приставучего»
        «Однако на настроениях самого Якова всё это отразилось не лучшим образом?»
        «Именно так»
        «Он пьёт?»
        «Нет, как ни странно. Отчасти из-за этого между ним и местным населением и выросла
        стена непонимания. Кое-кто, конечно, набивался ему в собутыльники, но Якову эти люди
        неприятны»
        «А женщины?»
        «За год в Карелии один раз завёл интрижку с местной девицей, но та вскоре перебралась в
        Вяртсиля, и они прекратили общение»
        «Но что он делает в одиночестве?»
        «Большей частью бездействует. В рабочие часы Яков обычно легко раздражается, в часы
        отдыха он ленивый и апатичный. Можно констатировать его постепенное оглупление со
        88
        времён переезда в Карелию. Яков не стимулирует работу своего мозга: мало думает, не
        читает, на отвлечённые темы с посторонними не общается»
        «В чём он никому не признается?»
        «Думаю, он хотел бы скрыть тот факт, что купил на деньги, присылаемые родителями,
        DVD-проигрыватель и коллекцию порнофильмов, он регулярно покупает новые
        порнофильмы в Вяртсиля и смотрит их почти каждый вечер. Долго мастурбирует перед
        экраном и в постели перед сном. Часто мастурбирует в рабочие часы в туалете, -
        оправдывает свои действия желанием снять напряжение»
        «Год всё-таки прошёл, неужели он не думал о том, чтобы вернуться в Москву?»
        «Мать напоминает ему об этом каждый раз, когда навещает Якова в Анонниеми. Он уже
        почти согласен, хотя делает вид, что это не так»
        «И как вы считаете, он мог совершить убийство?»
        «Легко выходит из себя, если кто-то указывает на его неправоту или слабости… Мог»
        «А в чём никогда не признается Илья?»
        «Он даже самому себе в этом прямо не признаётся. Илья презирает Вику»
        «А мне казалось, он её любит…»
        «Вы правы, но одно другому не мешает. Как видим на примере работы мозга, любое
        «одно» вовсе не мешает другому - в сознании каждого человека столько парадоксальных
        установок, удивительно, как при таких взаимоисключающих программах вообще живут и
        действуют. Илья видит, что Вика - самостоятельный и сильный человек, сильный, главным
        образом, физически, он понимает, что не может конкурировать с ней на этом поле, знает
        также, что не обладает над неё эмоциональным влиянием, и поэтому в качестве некоего
        орудия контроля он прибегает к тому, что получается у него лучше всего - интеллектуальной
        адресации. Интеллект, как представляется Илье, единственное, в чём он очевидно сильнее
        Вики, поэтому он и предпринимает каждый раз попытки интеллектуального давления на неё,
        считая, что только таким образом получит контроль над ней, докажет своё преобладание»
        «То есть Илья уверен, что Вика не полюбит человека слабее неё. А при чём здесь
        презрение?»
        «Это то же самое. Он вынужден презирать её для того, чтобы оправдать самого себя.
        Параллельно с желанием заслужить любовь Вики в нём запущены процессы неприятия
        самого себя, а заглушить их он может, только самоутверждаясь таким образом - защитная
        реакция. Это природа любого высокомерия. Получается такой замкнутый круг»
        «Ну как здесь вообще отделить любовь от самоутверждения?»
        «Мы всегда будет натыкаться на такие вопросы, потому что остаёмся на поверхности
        изучаемых реакций и поведения. Самый яркий пример - Вика. Положим, у нас есть
        технические возможности видеть немного глубже. Но в обычных условиях, при
        непосредственном общении людей, судить друг о друге они могут только по конкретным
        действиям и высказываниям. Всё. Дальше любое предположение, что за человек перед
        тобой, остаётся не более чем предположением. И Вика, например, своим поведением
        доводит это до полного абсурда. Потому что она вообще не даёт никакого материала - даже
        для предположений. Это сама непроницаемость. У нас с вами есть возможность копнуть чуть
        глубже - аппаратура позволяет. И да, мы видим, что, как и большинство девушек, выросших
        в детском доме, Вика мечтает создать семью, к этому направлены все её мысли. Она не
        утеряла ни душевной теплоты, ни умения любить. Но насколько всё это неочевидно со
        стороны - на взгляд человека, который никогда не двинется дальше того, что Вика сама
        посчитает нужным сказать о себе или покажет в действии. А до тех пор никто, включая
        Илью, не узнает, какие сложности она испытывает с социальной адаптацией. Как тяжело ей
        было обрести самостоятельность, научиться жить своими силами и средствами, ведь Вика
        привыкла к тому, что в детском доме обеспечивают всем необходимым. Как плохо она
        разбирается в людях, как легко её обмануть, как она торопилась, желая обрести любовь,
        слишком торопилась»
        «И всего этого никто никогда не узнает…»
        89
        «Да. Простите мне такое эмоциональное отступление, но сейчас я могу сравнивать, и от
        этого обычная человеческая коммуникация предстаёт в ещё более драматичном свете. Это у
        нас есть такая техника, мы заглядываем внутрь. Но за пределами этого кабинета люди не
        знают и не могут знать друг о друге ровным счётом ничего. Только наблюдения, только
        предположения. И граница одного человека, за которую никогда не переступит никто
        другой»
        «Но вы считаете, что даже с этой аппаратурой мы не продвигаемся дальше поверхности?»
        «Вы спрашиваете, могли ли они совершить убийство. Всё, к чему мы на самом деле
        получили доступ - это только эмоции, психологические механизмы, воспоминания, но какая-
        то глубинная суть от нас по-прежнему ускользает. Мог ли Борис совершить убийство? Да,
        мог. Но откуда пришла сама эта возможность? И что она такое? Даже самые
        сверхчувствительные программы этого не улавливают. Мы не внутри. Мы всё так же за
        дверью»
        - Кто-то за мной следит, - призналась Орвокки участковому на следующее утро.
        Они говорили в доме покойного Алексея Дмитриевича Серебрякова, ветерана Великой
        Отечественной войны, два года назад пытавшегося кончить жизнь самоубийством на
        парижском бульваре Инвалидов. Дерзнул Серебряков неудачно, но, тем не менее, скончался
        позже в больнице. Родом он был из Карелии и жил как раз в Анонниеми, о чём Яша узнал
        заранее, ещё перед тем, как занять должность местного участкового. «Близость к дому
        таинственно погибшего ветерана и стала основной причиной, побудившей Якова принять
        такое решение. Он тайно надеется разгадать то происшествие. Пока же, однако, Яков не
        продвинулся в своём расследовании ни на шаг, как, впрочем, и в другом - по делу бобров».
        Наследники Серебрякова так и не объявились, на имущество ветерана никто не притязал.
        Участковый получил доступ в его дом и собирался изучить архив старика - несколько кип
        тетрадей.
        -
        Подробнее, - нахмурив брови, попросил Яша.
        - Вчера уже в Вяртсиля такое чувство, что кто-то прячется и смотрит на меня. Из-за
        деревьев… и на улицах… из-за углов домов в городе… Кто-то очень юркий. И сегодня,
        когда я ехала в Анонниеми, это повторилось.
        -
        Вы видели этого человека?
        -
        Не успевала.
        -
        Мужчина? Женщина?
        -
        Не знаю. Я даже не уверена, правда ли это.
        - Но началось всё вчера после того, как мы вернулись из Пиенисуо?
        - Да. Сразу после того, как мы расстались с вами на автобусной остановке.
        - И вы хотите написать заявление? - скептически поинтересовался участковый.
        - Нет, конечно. Это же только моё ощущение, никакой конкретности. Но мне не по себе.
        К тому же вчера я заметила… - девушка вдруг запнулась и не договорила.
        -
        Что заметили?
        -
        Нет-нет, ничего.
        -
        По-моему, вы хотели что-то сказать, но почему-то передумали.
        -
        Это неважно. Ничего особенного, поверьте…
        Молодые люди сидели в полупустой комнате серебряковской избы - юноша спиной к окну
        и утреннему свету, как будто на профессиональный манер, а утренняя гостья - напротив
        него, чуть потянись через стол и дотронешься. Но он не тянулся. Орвокки с ним не
        кокетничала и никаких особых видов, похоже, на Яшу не имела, хотя это делало её только
        желанней. Орвокки была из тех редких девушек, в которых чувственность спокойно
        уживается с детскостью, всё мужское население Вяртсиля наверняка уже о ней прознало, и
        неудивительно, что кто-то теперь за ней следил. Даже этим утром она ничуть не утеряла
        своей привлекательности, хотя явно не выспалась и не успела вымыть голову, а её пухлые
        90
        руки и частично лицо усыпали красные пупырышки разной величины - то ли кожная
        аллергия, то ли комариные укусы. Яша, конечно, с сочувствием уточнил, что такое с ней
        стряслось, но Орвокки лишь безразлично махнула поражённой рукой и ещё во время их
        разговора иногда равнодушно почёсывалась.
        Она знала о Якове гораздо больше, чем он предполагал. Сейчас исподтишка наблюдала за
        ним и по старой привычке мысленно перебирала вопросы, ответить на которые вряд ли бы
        кто-то сумел. Почему некоторые люди хранят верность прошлому, а другие склонны
        прошлое переосмыслять и охотно с ним расстаются? Как так получается, что одни обладают
        талантом видоизменять прошлое по собственному желанию, а другие считают подобный дар
        хвастовством или даже магией, привычные к тому, что прошлое формирует настоящее, но не
        наоборот? Что за сила понуждает людей решать однажды, что их ценности наконец
        окончательно сформировались и учиться больше нечему, и отчего иные, наоборот, никак не
        угомоняться? Как, в какой момент жизни, по каким причинам один вдруг начинает с
        постоянством искать вину в себе, а другой - винить окружающих?
        - А что это за тетради? - только лишь и спросила девушка вслух, кивнув на сваленные в
        углу многочисленные блокноты.
        - Здесь раньше жил ветеран. Собственно, этот дом ему и принадлежал. Он погиб при
        трагических обстоятельствах и вот оставил после себя записи, - объяснил Яша.
        -
        О чём?
        - Там много буковок. Вроде о советско-финской войне. Сейчас как раз должны зайти
        мои знакомые, я хочу попросить их покопаться в этих материалах, вдруг они представляют
        какую-то ценность.
        - А что случилось с ветераном? Что такое трагическое?
        -
        Он покончил жизнь самоубийством. Это непонятная история…
        -
        Почему непонятная?
        - Старик вскрыл себе вены прямо на улице. Перед всеми. Записки с объяснением не
        оставил…
        - Может, он был слишком стар и уже не отвечал за свои действия?
        Яша пожал плечами и промолчал. «Он спрашивает себя, что должно произойти с
        человеком, чтобы тот перестал отвечать за свои действия? И если человек не отвечает за
        свои действия, является ли он в этот момент человеком? Как будто мысленная привычка
        Орвокки оказалась заразной».
        - Иногда причина событий на поверхности, и копать глубоко не надо, - продолжила тем
        временем девушка. - Иногда так бывает.
        Тут вдруг затрещало ветхое крыльцо серебряковского дома, и кто-то громко постучал в
        дверь, отчего молодые люди одновременно вздрогнули. Яша отправился встречать новых
        гостей, а Орвокки зачесалась сильнее.
        Шишка смирно лежала на столе и немного подтекала тенью с бочка.
        Илья и Вика склонились над ней в раздумьях. Записки с разъясняющим текстом в коробке
        и на крыльце не оказалось, а пожилая супружеская пара из Финляндии, снимавшая в доме
        одну из комнат, твёрдо заверила, что к посылке отношения не имеет. Похоже, шишка
        предназначалась друзьям. Возможно, её подбросили местные дети - Вика настаивала именно
        на этой версии. Могла произойти ошибка. Странным было то, как шишка появилась у Вики и
        Ильи, и даже сам её цвет. Она успела открыться наполовину, и со всех сторон загнутые
        чешуйки будто бы пропитало чем-то буро-красным. До сих пор молодым людям
        приходилось видеть зрелые шишки только коричневого цвета.
        - Интересно, что они подбросят нам в следующий раз? - поинтересовалась Вика. - Чьё-
        нибудь ушко в коробочке? Или отрубленный пальчик маленькой девочки?
        - Что за ужасы? - вздрогнул Илья.
        -
        Так бывает в фильмах.
        91
        -
        Но мы же не в фильме. И потом, кто это «они»?
        - Понятия не имею. Если не дети шалят, возможно, маньяк на нас зуб точит.
        -
        О господи.
        -
        Или это заговор.
        -
        Мы тут и не знаем никого толком, зачем кому-то плести против нас заговор?
        -
        Я знаю не больше тебя.
        - У меня такое странное чувство, - признался юноша, - что я уже видел эту шишку…
        Или мне рассказывали о ней. Но никак вспомнить не могу.
        -
        Ну вспомнишь - скажи.
        - А как же.
        - Слушай, хотела тебя спросить. Я сейчас читаю русские народные сказки - не знаешь,
        там где-нибудь зомби упоминаются?
        - Это вообще не русское слово, - напомнил Илья. - Зомби образовано от созвучного
        африканского слова, оно значило то же - живой мертвец. А вообще современные зомби
        прославились благодаря культу вуду - это уже Гаити.
        -
        А в славянских мифах они есть? В тех же сказках?
        -
        Под другим названием, возможно. В русских народных поверьях всегда находилось
        место нежити, каким-то не успокоившимся после смерти людям. Чёрная кошка гроб
        перепрыгнет, или кто-нибудь проклянёт покойного, вот тебе и живой мертвец. Вероятно,
        славянский аналог зомби - это упырь. Им становился человек, умерший неестественной
        смертью, самоубийца например, или просто кто-то, испорченный нечистой силой. По ночам
        упырь встаёт из могилы и убивает людей и животных, жертвы его тоже могут стать
        упырями. А выглядит он как налитый кровью мертвец, подойдёт?
        -
        Вполне. Может, и леший зомби?
        -
        Леший, скорее, оборотень… Это изначально злой дух леса, к тому же со звериными
        атрибутами, хотя он может походить на человека. Но, действительно, встречаются поверья,
        что леший - это всё тот же проклятый человек, не упокоившийся мертвец, тут ты отчасти
        права, хотя чаще леший - воплощение именно леса.
        -
        Здесь кругом леса.
        -
        К чему ты ведёшь?
        Вика не ответила на его вопрос, вместо этого она сказала:
        - Так странно. Помню, ещё в детдоме нам объясняли, что в этих сказках вся мудрость
        русского народа, и они, правда, казались все такими героями, такими ловкими. А сейчас
        читаю и удивляюсь, там столько беспричинной жестокости, сплошная халява,
        неблагодарность и обман. И это всё положительные герои, но они иногда ничем не лучше
        нечистой силы - могут даже хуже. Какая-нибудь Василиса Премудрая запросто, например,
        посоветует Ивану убить его конкурента, как будто в этом и есть вся её мудрость. А как они
        сказочных животных эксплуатируют! Хоть бы сказали потом спасибо.
        - Нравственность - это более позднее изобретение, - засмеялся Илья. - Мы воспитаны в
        иной культуре, нам это очень сложно понять и принять. То есть мы вообще не способны
        мыслить вне дихотомии плохого и хорошего. А, возможно, для народа естественны иные
        вещи. Или это его упования. Или, может быть, так проявляется его юмор. Просто представь -
        на ночь глядя рассказывают сказку детям в избе. Ведь не ради же премудростей, а чтобы
        развлечь, попугать. Сегодня ту же роль выполняет, например, жанровая литература, или все
        эти ужасы, триллеры, мелодрамы в кино - ведь те же сказки, те же сценарии. Тут тебе и
        погони, и убийства, и оборотни, Баба-яга людей ест, злодеи всякие, богатства, любовь и
        хэппи-энд обязательный. Мне вот что интересно - особый расцвет сказок приходится на
        время, когда нет главного священного текста, обладающего монопольным влиянием на
        общество. Такой текст - это Библия, например. Сперва мотивы Священного писания
        проникли в народные сказки, затем библейские мифы полностью их заменили. Сейчас же,
        когда влияние Библии уменьшается, вновь активизировались сказки, но уже в форме
        92
        современной развлекательной литературы и кино. Такое своего рода смутное время.
        Конечно, не исключено, что возникнет новый священный текст, и всё как-то устаканится или
        резко изменится.
        - Вот и ответ, отчего тут зомби разгулялись. Не находят себе места в ожидании новой
        Библии, - когда Вика шутила, она обычно не улыбалась и не смеялась. - Наверное, ты прав,
        про упования-то. В сказках всё о счастье для себя. Мудрость той же Василисы направлена на
        создание индивидуального счастья - для неё и для любимого, а это всегда счастье в обход
        других. Хотя те в принципе тоже имеют право на своё. Но если они мешают счастью
        Василисы и Иванушки, тут вполне можно их убить, обворовать, обмануть.
        -
        Ну да… Правда, те, кто вообще не может устроить свою судьбу, как мы, например,
        они ведь не лучше.
        -
        Я, по-моему, могу устроить свою судьбу, - пожав плечами, ответила Вика.
        -
        Я имел в виду совместную, - тихо уточнил Илья.
        Повисла пауза. Смутившись, молодой человек поспешил сменить тему.
        - В сказках, конечно, не всё так плохо, - Илья начал собирать грязную посуду со стола и
        укладывать её в тазик с водой. - Хоть там чаще всего говорится об индивидуальном счастье,
        а об общественном - почти нет, ну разве что в пределах одного села - некоторые герои всё
        равно обладают весьма интересными качествами. Те же оборотни. В русских народных
        сказках, в отличие от современных фильмов, оборотничество совсем о другом. Условно,
        оборотней можно разделить на два вида: это люди, которые по каким-то причинам
        деградировала до состояния животных - «козлёночком стал», и люди, которые обладают
        такой волшебной силой и мудростью, чтобы при желании превращаться в животных и таким
        образом достигать своей цели. Герои финской Калевалы этим как раз славятся. То есть они
        не перестают быть людьми и сами контролируют процесс оборотничества путём магии. И
        самостоятельно возвращаются в человеческое состоянию - «ударился об землю и обернулся
        молодцем». В русских народных сказках часто встречается и пограничный мотив - кого-то
        превращают в животное, как например, Царевну-лягушку или Финиста Ясного сокола, но эти
        герои при этом не теряют своего благородства и даже способны мудро использовать
        животное состояние - это как взаимоотношения с тотемным зверем…
        -
        Ох, - перебила Вика, - любишь же ты умничать.
        Илья растерялся.
        -
        Мне казалось, тебе интересно…
        Девушка встала изо стола и направилась в их общую комнату, спокойно бросив на ходу:
        -
        Пора одеваться и выходить. А умничать будешь с Яшей.
        Про шишку они уже забыли.
        Знакомство Вики, Якова и Ильи состоялось немного ранее - в конце мая, и при таких
        обстоятельствах, о которых, если дружба сложится, любят затем рассказывать в больших
        компаниях и на годовщинах, да и во всяком случае ещё долго не забывают.
        К тому моменту Илья с Викой уже перебрались в Анонниеми и обживались на новом
        месте. Однажды в выходной день Илья задумал приготовить на ужин оладьей, а Вика
        предложила в ответ сварить к ним сгущёнки. Банки с засахаренным молоком тут же уложили
        в большую кастрюлю, доверху заполненную водой, и оставили на медленном огне. Воду
        полагалось доливать по мере того, как она испарялась, что друзья и делали по очереди
        некоторое время, но довольно скоро, видимо, положившись на сознательность друг друга,
        каждый увлёкся собственным делом.
        Вику отвлекла трансляция боксёрского матча по телевизору, а Илья, решив немного
        прогуляться в лесу, застопорился на старой детской площадке, которая располагалась как раз
        за забором их участка - на опушке леса. Он неловко оседлал качели-балансир (под весом
        юноши перекладина опустилась до самой земли) и так и замер в неудобной позе,
        сгорбившись и уткнувшись лбом в сведённые коленки. Он думал.
        93
        Яша вдруг тоже оказался поблизости. Шёл по делам и огибал деревню с этой стороны,
        чтобы срезать путь. Около детской площадки он остановился. Погружённого в себя Илью, с
        виду будто какавшего прямо на качелях, участковый не заметил. Зато внимание Яши
        привлекла высоченная, старая осина, склонившаяся над площадкой, точнее - чёрный разрыв
        на её стволе. Одна из мясистых ветвей надломилась у основания. Участковый решил совсем
        её оторвать, чтобы она не упала на детей. Недолго думая, он обхватил ствол осины руками и
        стал карабкаться на дерево.
        Примерно в тот момент, когда Яша добрался до нужного места, а Илья достиг в своих
        размышлениях небывалых высот, а Вика, следившая за кульминацией матча, стала от
        напряжения долбить кулаками по дивану - банки со сгущённым молоком в полностью
        выпарившейся кастрюле накалились как раз настолько, чтобы взорваться. И они рванули.
        Мощный хлопок за стенкой. Короткий вскрик «Хуйк!», и тут же - звук крякнувшей и
        бухнувшейся оземь ветки дерева. И следом - отдаляющийся, протяжённый возглас
        «Срааааааааа!», резко, впрочем, оборвавшийся. Когда через двадцать минут Илья и Вика
        пили чай на веранде в компании нового знакомого, а сгущёнка свешивалась сталактитами с
        потолка их кухни, ребятам удалось точно восстановить ход событий.
        Взрывной волной крышку кастрюли выплюнуло из распахнутого окна, и, подобно
        запущенному в полёт диску фрисби, она угодила Яше прямо в затылок. От неожиданности
        участковый потерял равновесие, ухватился, не разобрав, за мёртвую ветку дерева и
        грохнулся вместе с ней на детскую площадку. По иронии судьбы - как раз на другую
        сторону качелей, занятых только-только вернувшимся из забытья Ильёй. Когда 80-
        килограмовый Яша, сгруппировавшись, шмякнулся на противоположный конец
        перекладины, худосочный Илья, напротив, взмыл в воздух - с тем самым протяжным и
        жалобным криком «Срааааааааа!», в иных обстоятельствах, конечно, ему не свойственным.
        Недолгий полёт и крик юноши оборвались на разлапистой ели.
        Молодые люди, к счастью, ничего себе не повредили. Вика встретила их на крыльце - в
        руках держала бутерброд, намазанный густым слоем недоваренной сгущёнки, которую она
        собрала прямо со стены кухни. Так эти трое и познакомились. Бывшие москвичи, зачем-то
        сбежавшие в карельскую глушь, они невольно почувствовали своё родство и с тех пор
        держались рядом.
        Ветхое крыльцо потрещало, потрещало и успокоилось.
        - Классно, что вы пришли! - Яков провёл Вику и Илью в комнату, где уже сидела
        Орвокки. Она приветливо кивнула гостям и представилась, Илья вежливо поздоровался в
        ответ, Вика же блондинку проигнорировала и сохранила молчание.
        -
        Хотите чего-нибудь? Чай-кофе?
        - Ой, мы только что позавтракали, не беспокойся, Яш, - Илья замахал руками и отступил
        назад, совершенно случайно оказавшись как раз в том углу, где были навалены тетради
        Серебрякова.
        -
        Сразу видно - учёный, - засмеялся Яков. - Мне даже объяснять не пришлось, а ты уже
        бросаешься работать.
        -
        Я?.. - Илья не понял шутки и растерянно улыбнулся.
        -
        Да вы сядьте сначала!
        Пока гости рассаживались, Орвокки подошла вплотную к участковому и шепнула:
        - Я тогда пойду, не буду вам мешать, и у меня дело. Спасибо, что выслушали.
        Орвокки и Яша тихо говорили на пороге комнаты, а Вика, до того момента ко всему
        безразличная, вдруг обратила внимание на руки блондинки. На предплечья Орвокки,
        усыпанные комариными укусами. Она пригляделась внимательнее и сразу обнаружила следы
        укусов в других местах, в основном на руках, шее и лице девушки.
        Тем временем блондинка попрощалась разом со всеми и ушла.
        -
        Чего это она такая закусанная? - сходу спросила Вика у участкового.
        -
        Да сам не понял. Вроде аллергия…
        94
        На лице Вики ясно читалось, что таким ответом она не удовлетворена.
        -
        Короче, так, ребят, - бодро приступил Яша. - Тут бы материалы кое-какие разобрать.
        Илья, ты у нас, помнится, кандидат наук, может, согласишься. Или даже заинтересуешься…
        - Вы тут сами разберётесь, - неожиданно бросила Вика, после чего сорвалась со своего
        места и быстро выскочила из дома.
        Илья в недоумении приподнялся с кресла. То ли хотел крикнуть что-то вслед убежавшей
        подруге, то ли собирался последовать за ней. Даже рот приоткрыл. Но затем, странно дёрнув
        головой, сел обратно на своё место и молча уставился в пол.
        Насколько Илья мог судить по изученным за несколько часов материалам, Серебряков
        предпринял своего рода попытку сравнительного анализа всех изданных в России азбук,
        включая советские, дореволюционные и новейшие российские издания. Собирал ли он этот
        материал для научной работы или ради собственного развлечения, понять было невозможно.
        Также его увлекала тема Зимней войны - советско-финской войны 1939-1940 годов - но
        записей, касающихся этого вопроса, в серебряковских тетрадях оказалось гораздо больше, и
        Илья, сам филолог, решил пока сконцентрироваться на азбучных реестрах.
        Почерк аккуратный, ровный - ветеран, судя по всему, был чистюлей, хотя не без
        эксцентричностей. Порой во время чтения у Ильи даже возникало ощущение, что перед ним
        настоящие записки сумасшедшего. Так, например, описывая рукописную «Азбуку в
        научение младым детям» 1643 года, Серебряков вдруг начал материться - всё тем же
        аккуратным и ровным почерком записал все свои сквернословия в тетрадь, на что у него
        ушло четыре небольших абзаца. Возможно, в тот момент он находился в библиотеке, не мог
        ругаться вслух, так что предпочёл вписать всё в собственный конспект. Причиной его
        раздражения, как решил Илья, явилась сама азбука, написанная церковно-славянским -
        красивой, но совершенно не понятной для непосвящённого чернильной вязью.
        Поначалу Серебряков пытался воспроизводить куски вязи в своих записях, но, должно
        быть, отчаявшись, разразился потоком матерщины. За этим следовали жалобы старика на
        какой-то заговор - мол, азбука специально такая непонятная, чтобы он не сумел раскрыть её
        тайны, что в этом замешаны определённые люди и в следующий раз надо попасть в
        библиотеку незаметно. В конце ветеран также клялся раскрыть заговор и написал что-то
        совсем невнятное о единственной иллюстрации этой азбуки - изображении то ли звезды, то
        ли солнца с человечьим ликом.
        Иллюстрациям в азбуках Серебряков, похоже, приписывал особую роль. Основная часть
        его записей как раз и состояла из специфических описаний азбук, - старик кропотливо
        перечислял иллюстрации, символизировавшие буквы алфавита в каждом конкретном
        букваре. Выглядело это так:
        Добужинский М. Весёлая азбука. Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1925.
        А > акробат
        Б > бабочка
        В > водолаз
        Г > градусник
        Д > добрый слон (с котёнком на хоботе и лейкой)
        Е/Ё > ёжик в ермолке
        Ж > живописец
        З > злая птичка (обделала шляпку)
        И > изобретатель
        Й > отсутствует
        К > конькобежец
        и так далее
        95
        Иногда реестры сопровождались особыми комментариями и пометками ветерана, в случае
        азбуки Добужинского, например, шли вопросы: «Первый год за границей?» (видимо,
        Серебрякова интересовало, где находился Добужинский, когда вышла его азбука, ведь в 1924
        году он уехал из России) и «Посвятил рисунки Валерику. Сыну?». Рядом с перечнями
        иллюстраций или после них неизменно оказывалось что-то вроде шкалы баллов, они
        выставлялись за сокращениями, и хотя Илья долго не мог их расшифровать, он сразу
        догадался, что они представляют собой категории, которыми Серебряков оперировал в своём
        исследовании. Азбуке 1972 года (составители: Янковская, Воскресенская; художники:
        Гагаркина, Викторова) соответствовала такая шкала:
        соц. а. > 10
        дет. м. > 10
        дух. а. > ?
        абстр. > 2
        акт. в. > 3
        мист. > 0
        Илья не ошибся. В некоторых местах Серебряков писал слова полностью, так что
        расшифровать, в конце концов, удалось все сокращения. Получалось, что старик выставлял
        каждой азбуке баллы по следующим критериям: социальная адаптация; детский мир;
        духовная активация; абстрактное мышление; активация воображения; мистические
        настроения. Но присутствовал ещё один аспект, особенно интересовавший ветерана. Он
        внимательно следил, наличествуют ли в азбуках отсылки к «животному миру» или - другое
        часто используемое им слово - «живности». Например, азбука Янковской и Воскресенской
        сопровождалась следующими комментариями: «Животный мир - 50% (чаще живность в
        быту + сказоч. персонажи), на обложке - живность + дети».
        Серебряковские записи содержали и просто занимательную информацию - Илья не скучал,
        то и дело натыкаясь на что-нибудь любопытное. Забавной оказалась судьба буквы «Й». В
        советские времена «Й» чаще всего символизировал «Йод», в современных азбуках «Йод»
        сменили «Йогурт» и даже «Йог». Параллельно Серебряков задавался комичным вопросом,
        что лучше и предпочтительней, чтобы дети с юных лет знали о предназначении йода или о
        существовании йогов? Впрочем, в некоторых азбуках йог сам пользовался йодом. «Й» часто
        оставалось вовсе без изображения, так по неизвестной причине не удостоил букву
        вниманием Самуил Маршак. Более же изобретательные и смелые авторы использовали слова
        с «Й» на конце или в середине: бай-бай (Бенуа), поиграй-ка, зайка (Благина), воробей
        (Янковская, Воскресенская), зимовье зверей, зайка косой (Маврина).
        Особенно заинтересовало Илью описание «Азбуки в картинках» Александра Бенуа - по
        этой азбуке он сам впервые познакомился с русским алфавитом. В библиотеке его родителей
        хранилось даже два издания азбуки Бенуа: оригинальное, 1904 года выпуска, и позднейшее
        переиздание, вскоре пополнившееся рисунками-каракулями самого Ильи, тогда совсем ещё
        несмышлёныша. В детстве он обожал эту книгу и продолжал высоко ценить до сих пор - за
        уникальность и эстетическое совершенство, а вот Серебряков, судя по шкале выставленных
        им баллов, реагировал более сдержанно.
        На взгляд исследователя, «Азбука в картинках» Бенуа, действительно, активировала
        воображение, обладала высоким уровнем абстракции и могла способствовать духовному
        развитию ребёнка. И хотя он признавал её чуть ли не единственной русской азбукой,
        максимально насыщенной по части мистических настроений, в социальный потенциал
        работы Бенуа Серебряков не верил, поставив азбуке по этой позиции всего два балла. Да и
        мистические настроения, как он приписал сбоку, в таком количестве могли способствовать
        развитию в детях неврастении. Особенно Серебрякова возмутило изображение каннибала,
        поедающего оторванную ногу белого человека (? «Ять» > еда).
        96
        Илья только пожал плечами. Его не задела характеристика любимой азбуки, но и
        прислушиваться к ней он не собирался. Пожилой Серебряков, скорее всего, рассуждал с
        позиции консервативного советского человека. Родители же Ильи не только охотно
        доставали с полки азбуку Бенуа каждый раз, когда их сын к ней тянулся, а происходило это
        довольно часто, но даже привезли мальчику из заграничной командировки азбуку с
        английским алфавитом. Там одетые в человечьи одёжки звери вели самую насыщенную
        жизнь, то выступая в театре (Armadillos Acting), то делая запасы на зиму (Squirrels Storing) -
        поклонник «живности» Серебряков наверняка бы оценил.
        Впрочем, и официально утверждённым советским букварям, издававшимся массовыми
        тиражами, Серебряков особо не благоволил. Очевидно, в его цели вообще не входило найти
        идеальную по всем критериям русскую азбуку, он просто описывал каждую по собственной
        системе, подмечая какие-то важные, с его точки зрения, детали. К тому же его отношение к
        азбуке Бенуа отчасти соответствовало мнению о ней самого художника. Автор считал свою
        работу произведением для неширокого круга, а решение выпустить «Азбуку в картинках»
        большим тиражом принадлежало издателю Кнебелю. В своих записях ветеран указал и два
        факта, до тех пор неизвестных Илье. Александр Бенуа закончил работу над своей азбукой в
        Финляндии (подчёркнуто Серебряковым два раза). К тому же существовал список
        альтернативных изображений на каждую букву - когда художник сомневался, он выписывал
        несколько вариантов.
        Так, букву «А» первоначально могли символизировать «Аполлон», «Ангел», «Арап»,
        «Аист» и «Африка». Бенуа остановил свой выбор на «Арапе» - театральном персонаже (тема
        театра затрагивалась в иллюстрациях и к другим буквам: Т > театр; Ф > фонтан/фокус; Ш
        > шуты/шар). «Наполеону», «Нилу» и «Носорогу» художник предпочёл шуточную сценку
        «Нападения» (мальчишки, переодевшись индейцами, атакуют девочек, разбивших пикник на
        траве; за рамкой картинки нарисованы обложки с именами Майн Рида и Фенимора Купера).
        «Сады», «Слон», «Стадо» и «Солдат» - все были отвергнуты ради «Сластей»; «Хлеб» и
        «Христос» - ради «Хана в халате»; «Цыплёнок» и «Церковь» - ради русской «Царицы».
        Вместо вулкана Этны Бенуа изобразил «Эльфов в экипаже». Серебряков признавал
        оригинальность художника - из типичных образов в его творении оказались только «Жуки»
        (зато в паре со «Жмурками»), «Iод» (но в паре с «Iоной»), «Игрушки» и «Попугай».
        Ветеран проследил и за миграцией некоторых символов. «Церковь» на букву «Ц»,
        отвергнутая Бенуа, нашла своё место в букваре Тулупова 1916 года («Азбука в картинках для
        домашнего обучения»), а «Цыплёнок» - почти во всех советских букварях (среди прочего, в
        букваре Горецкого, переиздававшемся более 20 раз). «Аист» также становится почти
        обязательным элементом советских азбук, «Нож», почему-то допустимый до революции,
        например в том же букваре Тулупова, позже замещается «Ножницами», а «Экипаж» в
        советских реалиях превращается в «Экскаватор». «Этну» же на букву «Э» впоследствии
        изобразил другой представитель журнала «Мир Искусства» - Михаил Добужинский.
        На счету Добужинского оказалось сразу две азбуки. Изданная только после его смерти
        «Азбука «Мира Искусства», которую он рисовал с перерывами больше тридцати лет - с 1911
        года (ещё в России) по 1943 год (уже в Нью-Йорке). Она представляла собой коллекцию
        шаржей и эпиграмм на «мирискусников»: Бенуа, Бакста, Петрова-Водкина, Грабаря,
        Добужинского, Лансере, Кустодиева, Лукомского и других (задействованы только 21 буква
        алфавита). И традиционная, но не менее оригинальная «Весёлая азбука» 1925 года, как раз и
        приютившая «Этну», а ещё пьющего «Чай» мандарина, «пЫлЬ» и одно из петербургских
        «Наводнений».
        Сам Илья, даже познакомившись с такими творческими экспериментами, по-прежнему
        считал азбуки полем относительной символической стабильности. Не многие иллюстраторы
        решались (или могли), как Бенуа и Добужинский, подводить под алфавит совершенно новый
        символический ряд. В 1969 году художник Маврина нарисовала «Сказочную азбуку», взяв за
        основу русские народные графические мотивы и образы из сказок. Её работа заслужила по
        шкале Серебрякова высший балл в категории «абстрактное мышление». Символы, с
        97
        которыми художница связывала буквы алфавита («Алмазный дворец», «Диво-дивное», «О
        Ерше Ершовиче», «Семь Симеонов»), прятались, тонули, растворялись в рисунках. И тем не
        менее, в советские времена и в изданиях новой России процент новшеств, экспериментов по
        разным причинам всегда оставался незначительным. Будто азбучная символика подвергалась
        негласной фильтрации.
        Сегодня человеку, задавшемуся целью найти идеальную русскую азбуку, предстояло
        выбирать не из ряда самостоятельных символических систем, а просто из нескольких
        изданий, почти каждое из которых содержало обязательные (или традиционные) элементы
        животно-растительного мира (как вариант - животно-сказочного мира), детского мира и
        социального мира, насколько он мог быть интересен и понятен юному читателю.
        Эти тенденции, решил Илья, ярко прослеживались хотя бы на примере символических
        отображений буквы «А». Первая буква, которую ребёнку предстояло освоить и полюбить
        (через неё, в сущности, принять весь алфавит), чаще всего символизировалась то «Аистом»,
        то «Астрой», то «Арбузом», реже междометием «А-а-а!» - вскриком Маши, уронившей в
        речку мячик. «Ангел», заодно подготовлявший к христианской традиции, открывал одну из
        новейших русских азбук. Кого-то в мир букв ввозил «Автобус» из современной «Городской
        азбуки». Кому-то предстояло в первую очередь столкнуться с «Аптекарем» из социально
        насыщенного «Букваринска» (составитель - И. Токманова). А следом с Б > бочаром и В >
        валяльщиком… Диковинный «Арап» Бенуа и «Алёнушка» Мавриной проигрывали.
        Согласно записям Серебрякова и, видимо, по данным азбучных исследователей, первый
        букварь на Руси, насыщенный иллюстрациями, создал в 1691-1692 годах Карион Истомин -
        монах и справщик на печатном дворе. Рукописный «Букварь в лицах». Подробное его
        описание также содержалось в тетрадях ветерана. Каждую букву здесь «представлял»
        нравоучительный текст и обилие иллюстраций к словам, с которых она начиналась. В шапке
        рукописного листа содержалось ещё и символическое изображение буквы (вроде человечка в
        позе, воспроизводящей очертания буквы), и разнообразные её шрифтовые варианты. Карион
        плотно забивал рукописные листы букварными иллюстрациями, подгоняя друг к другу
        порой совершенно не связанные понятия - оказаться здесь могло, что угодно.
        А > аналогiемъ, алектор, агкура, араната, анфразъ, аспидъ*; Азия, Африка и Америка.
        В > вилы, весло, ворона, венец, ведро, веретено, врата, война, ветвь, вериги, вервь,
        виноград, ветер, воробей;
        Ж > жених, жена, жила, жезл, жужелица, жаворонок, житница, жребий, журавль, жаба,
        желудь, жук;
        И > икона, идол, источник, изба, игла, иготь (ступка), икра, исхнилатъ (животное, похожее
        на норку);
        Ю > юноша и юношка (мальчик и девица), Юнона (прописью - богиня поганская);
        - (Грецка Кси) > угодники Ксенофонт, Ксения, Алексий, Александр и Ксанф философ.
        Всё это изобилие через века и эпохи каким-то образом эволюционировало, мельчало,
        выкристаллизовывалось, очищалось, преобразовывалось, вымарывалось, сжижалось и
        поэтапно трансформировалось во все русские азбуки, которым нашлось и не нашлось место
        в обширных записях Серебрякова, будь то азбуки в стихах, азбуки имён, азбуки в
        скороговорках, азбуки с загадками, азбуки-считалки, азбуки акростихов или школьные
        буквари. Илья хихикнул про себя. Этапной вершиной такой азбучной эволюции вполне
        могла оказаться хоть «Азбука Бабы-яги» А. Усачёва, где среди сказочных предметов и
        персонажей, представляющих буквы алфавита (А > аленький цветочек; Б > богатырь; В >
        водяной), вдруг оказались даже йогурт («Й»), теле-блюдце («Т») и экология («Э»), легко
        вписывающиеся сегодня, по шутливому замыслу автора-составителя азбуки, в ряд русской
        народной сказочной символики.
        Серебрякова все эти детали и тенденции не интересовали. От своей роли наблюдателя и
        «счётчика» он отходил крайне редко - один раз, например, углубившись в тему «живности»
        и, таким образом, более-менее чётко сформулировав свою позицию на азбучный счёт. Он
        * Аналогiемъ - налой, алектор - петух, агкура - якорь, араната - коза, анфразъ - камень, аспидъ - змей.
        98
        кропотливо отмечал процентное содержание растительно-животной символики в каждой
        азбуке, не утруждая себя комментариями, и только в одной из тетрадей Илья обнаружил
        несколько абзацев чистых рассуждений, кое-как обосновывающих интерес ветерана. Его не
        удовлетворяло мнение детских психологов и самих матерей, что дети до определённого
        возраста легче усваивают информацию как раз через изображения зверей и вообще питают к
        рисованным и игрушечным животным особую симпатию мгновенного узнавания.
        Он пытался найти объяснение этому интересу, только на первый взгляд естественному. И
        пришёл к выводу, что на начальных этапах развития ребёнок оказывается ближе не к
        человеку, а именно к животному. Потому что рождается животным. Так верил Серебряков -
        ребёнок приходит не из утробы матери, как следствие всем известного биологического
        процесса, а из некоего нематериального, растворённого во всём, животного мира, где утроба
        матери суть врата между растворённым, абсолютным животным миром и нашим, имеющим
        чёткие формы, человеческим миром. Обретя форму человека, ребёнок ещё некоторое время
        остаётся животным. И именно поэтому новый мир ему легче познавать через растительно-
        животную символику - это он уже знает.
        Постепенно адаптируясь к новому миру, он научится замещать животную символику
        человеческой (иной материальной символикой), и следом пробудится его интерес к
        человеческим процессам. Серебряков верил, что в далёкие, возможно дохристианские,
        времена это было всеобщим знанием, но со временем оно истёрлось, хотя осталась сама
        традиция знакомства «нового человека» с миром, в который он пришёл, его «вербовки»,
        через растительно-животную символику.
        Порой азбука даже призывает ребёнка к скорейшему отказу от его животной природы, из
        которой он недавно вышел, в пользу человеческих форм. В этом отношении очень
        характерной Серебрякову показалась азбука в стихах и картинках Маршака «Автобус номер
        двадцать шесть», где на каждую букву перечисляются исключительно животные (полу
        очеловеченные), но завершается стихотворный текст при этом моралью следующего
        содержания: «Когда в автобусе мы едем / Или в вагоне под землёй, / Не будь ежом, не будь
        медведем, / Не будь удавом и свиньёй». Следуя за мыслью Серебрякова, Илья увидел в этом
        тексте даже призыв к отречению от животного-тотема (от самой плоти его),
        покровительствовавшего дематериализованной сущности «нового человека» ещё до
        рождения, то есть до выхода из абсолютного животного мира.
        Азбуки же, не имеющие отсылок к «живности» - редкое исключение, и они, скорее,
        нацелены на развитие в детях старшего возраста различных человеческих качеств от
        социальной адекватности до умственных и артистических способностей, что, в свою очередь,
        видимо, зависело от родительских чаяний или даже от государственных задач. Но
        Серебряков на этом не останавливался и утверждал, что трансформация пост-животной
        сущности в человеческую происходит по своим законам и часто вопреки надеждам
        родителей. Так, «новый человек» может лишь обрести форму человека по материальным
        законам человеческого мира, но по сути своей остаться «одной ногой» в животном мире.
        Более того, отголоски покинутого животного мира могут слышаться в сознании и нутре
        абсолютно каждого человека на протяжении всей его жизни. Серебряков не использовал в
        записях на эту тему понятия оборотничества, но, как показалось Илье и особенно в свете его
        недавнего разговора с Викой, максимально здесь к нему приблизился.
        Упоминание этого термина Илья обнаружил в другой тетради Серебрякова применительно
        к рассуждению, кратко суммирующем мысли ветерана о языке как таковом. Он снова
        касается момента перехода человека из одного мира в другой, на этот раз уточняя, что
        материальной оболочкой в новом мире пост-животной сущности служит ничто иное, как
        словесный, смыслонаполненный язык. Язык буквально и является материй в человеческом
        мире, и, выходя из утробы, «новый человек» облекается в плотную текстуальную сетку,
        служащую ему материальными оболочками, от кожи до костной структуры. По мысли
        Серебрякова, человек как материальное явление - это необычайно плотный языковой
        сгусток (то же можно сказать и о любом материальном объекте человеческой реальности).
        99
        Тем временем, покинутый им растительно-животный мир состоит из « оборотного» языка,
        который Серебряков называет то «антиречью», то (два раз) «черновиной». Порой
        «Антиречь» прорывается из дематериального мира в мир людей - видимо, всё через ту же
        материнскую утробу. В сущности, писал Серебряков, первый крик ребёнка - это ещё
        отголосок «антиречи» (и крик Маши, уронившей мячик, подумалось Илье). То же и все
        детские гуканья, вообще любая неразборчивая или изуродованная речь, в частности бред
        сумасшедших, пьяных, нечленораздельные звуки во время половых соитий, всевозможные
        жаргонизмы, намеренное искривление человеческого языка и мат. Всё это «черновина», суть
        и наполнение растительно-животного мира, прорвавшаяся по какой-то причине и с
        неизвестными целями в мир людей.
        Серебряков проводил параллель с древнекитайским мифом, согласно которому у
        потусторонних сущностей ноги повёрнуты наоборот, а языки растут в обратном
        направлении, что и становится причиной неразборчивой «антиречи», и ещё упоминал
        «антипищу», например, нечистоты, уже в сибирских мифах являющиеся едой демонических
        персонажей. Носителями же «антиречи» Серебряков называет тех «новых людей», которые
        не достаточно «ассимилировались», по сути, оставшись сгустками другого мира и имея от
        человеческого только внешнюю материальную оболочку.
        «Антиречью» можно и заразиться, и примечательно, что именно дети охотнее всего
        перенимают из языка взрослых самые яркие элементы «антиречи». Серебряков также
        вскользь говорил о возможности «прижизненных» переходов обратно в дематериальный
        мир, в качестве примера приводя отчего-то избушку бабы-яги, которая как бы находится на
        рубеже двух миров - для того, чтобы проникнуть в иной мир, необходимо повернуть
        избушку. Таким образом желающий оказывается на территории «оборотного» языка - там,
        где «черновине» уже нет нужды чем-либо прикидываться, «во чреве черновины».
        Илья наконец одёрнул себя. Стоило ли относиться серьёзно к этим записям и
        рассуждениям, так в них углубляться? Вдруг Серебряков - обыкновенный сумасшедший. Да
        и задачу перед Ильёй ставили другую - не запоздалым ценителем стать, а обнаружить хоть
        какое-то объяснение неожиданному самоубийству ветерана. Один раз он упоминал некий
        заговор, но слишком уж вскользь, невнятно, чтобы делать из этого какие-то выводы.
        Конкретной же предсмертной записки в тетрадях Серебрякова не содержалось, а, значит, и
        смысла возиться с ними дальше не было. Остались ещё тетради, посвящённые войне, но
        Илья решил заняться ими в следующий раз.
        Чтобы немного размяться, юноша отправился на прогулку в лес - ни Яши, ни Вики в доме
        или поблизости он не нашёл. Глаза Ильи от долгого внимательного чтения очень устали, и
        объекты вокруг теперь казались немного расфокусированными. Так юноша шёл через
        притихшую деревню в сторону леса и «неожиданно ловит себя на мысли, что серебряковская
        теория его не отпустила. Илью как будто задело упоминание о мате как ярком примере
        «антиречи», и мысли о сквернословных абзацах Серебрякова тоже не дают покоя. Он
        вспоминает историю из детства».
        «В том году, когда Илье исполнилось семь лет, его бабушка и дедушка по материнской
        линии попали в автокатастрофу. Они возвращались с дачи и, чтобы срезать путь, поехали по
        только что заасфальтированной дороге. В тот вечер за рулём оказался дедушка Ильи. По
        какой-то причине он не справился с управлением, и автомобиль буквально сплющило о
        пассажирский автобус, с которым они столкнулись. Бабушка умерла на месте. Дедушка ещё
        около месяца лежал в коме и скончался в больнице, так и не придя в сознание».
        «Вспоминает же Илья эту историю из-за своей матери. Узнав о трагедии, она надолго впала
        в оцепенение. Илья снова видит будто бы резиновые руки матери, безвольно свисающие,
        когда она ходит, её остекленевшие глаза. Мальчику казалось, что это и не его мама вовсе,
        что её подменили на ту - резиновую, она совсем ни на что не реагировала, хотя продолжала
        выполнять примитивные действия, словно её выключили только частично».
        «Вывел мать Ильи из этого состояния врач, лечивший в тот момент деда. Однажды он
        увидел её в палате, такую оцепеневшую, вместе с перепуганным ребёнком, тщетно за неё
        100
        цеплявшимся, и прямо в присутствии маленького Ильи обругал женщину матом. Из этой
        жёсткой, долгой ругани, конечно, чётко вырисовывалась одна мысль: «У тебя ребёнок. Не
        имеешь права. Немедленно возьми себя в руки». И это сработало. Очень скоро она пришла в
        себя. Илья предполагает - как будто до тех пор гуляла где-то в «оборотном» мире, возможно
        в поисках собственных родителей, и врач вывернул её назад, обратившись к ней на том
        единственном языке, который она в тот момент могла услышать и понять. Это и была
        «антиречь».
        Погрузившись в воспоминания, Илья и не заметил, как оказался в лесу. Уже некоторое
        время он стоял в задумчивости на одном месте. Юноша начал вдруг часто-часто смаргивать
        и посмотрел себе под ноги. «Позже, когда ему удаётся наконец успокоиться и здраво оценить
        случившееся, Илья сваливает всё на переутомленное зрение, считает, что именно оно
        породило галлюцинацию. Но это потом», а сейчас он просто взглянул себе под ноги и
        увидел, как к его ногам подкрались три маленьких кустика.
        Они еле заметно, но быстро перебирали ножками-корнями, передвигаясь по земле, как
        водомерки по речной глади. Приблизились вплотную к ногам Ильи и стали то ли
        поглаживать, то ли обнюхивать ярко-зелёными листочками штанины его брюк. В долю
        секунды, ничего ещё толком не осознав, Илья пригляделся к этим кустикам и различил, как
        они вибрируют. Листва кустиков, их веточки, мелкие сучочки, шероховатости тонкой коры -
        всё это состояло из миниатюрных, подвижный сосудиков, непрерывных словесных
        ленточек…
        …листоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклисток…
        …листоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклисток…
        …зелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёный…
        …веточкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочка…
        …коракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракора…
        …коракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракора…
        Эти ленточки и слова переплетались друг с другом, перетекали друг в друга, искрили,
        вибрировали общим неразрывным полотном. Илья умел читать на итальянском, английском
        и немецком языках, и стоило только ему об этом вспомнить, как среди русских слов в
        ленточках моментально запестрели, затрепыхались - иностранные, обозначающие в
        переводе те же самые слова. Видение и его осознание Ильёй длилось не больше двух секунд,
        после которых тело молодого человека покрылось испариной, а полость рта заполнилась
        привкусом надвигающейся тошноты. Илья пришёл в ужасе.
        Он сорвался с места и бросился, что есть мочи, из леса в сторону деревни, кожей под
        брюками всё ещё ощущая слабые, но настойчивые прикосновения кустиков. На бегу Илья
        вскрикивал что-то неразборчивое и почти в бреду. «Он не отдаёт себе отчёта, но на самом
        деле боится, что сейчас им завладеет «антиречь». Поэтому начинает бормотать первое, что
        приходит ему в голову - главное, чтобы точно человечье. Сначала Илья думает, что это
        молитва «Отче Наш», но вдруг осознаёт, что, не сбавляя хода, бормочет куски из
        кириллической азбуки. Вот так без разбора, с тяжёлыми паузами одышки между, сдобряя
        собственным бредом: «…Аз Буки… Добро Есть… Живете… Како Люди Мыслите… Слово
        Твердо… Я Малый Юс… Слово Твердо… Я малюсь… Я ус… Уз, вязь… Добро Есть…».
        Неожиданно Илья почувствовал мощный удар в бок.
        Из одного глаза полетели искры, и, потеряв равновесие, он упал плашмя на дорогу.
        - Вставай! Не лежи! Не беги! - отчётливо услышал юноша знакомый голос.
        Он приподнялся и увидел рядом с собой Вику. В предельном возбуждении она махала
        руками и даже подпрыгивала на одном месте. Это с Викой Илья столкнулся на бегу.
        - Хвать валяться! - кричала девушка взволнованно. «Илье даже кажется, что у неё
        безумный взгляд». - Побежали! Помоги мне!
        - Илья же! Помоги мне!
        101
        Тем утром, резко оставив друзей, Вика выскочила на крыльцо серебряковской избы и
        замерла в укрытии. Отсюда она попыталась разглядеть, в каком направлении двинулась
        посетительница Яши. Перед домом никого не было. Тогда Вика подбежала к калитке.
        Бесшумно отворила её, украдкой выглянула из-за угла. Как раз вовремя - незнакомка успела
        дойти до конца улицы, а через несколько секунд исчезла из виду. Сорвавшись с места, Вика
        бросилась следом за ней.
        Она держалась заборов и, как шахматист, продумывала свои действия на несколько ходов
        вперёд: куда свернуть, за что и где спрятаться, если вдруг девушка оглянется. Для этого ей
        приходилось то сбавлять скорость, то двигаться быстрее. Бесшумной, незаметной слежке
        мешали только собаки, которые привычно облаивали из-за заборов всех прохожих. Яшина
        знакомая могла догадаться, что кто-то идёт мимо тех же участков, где минуту назад собаки
        лаяли на неё, но пока она ни разу не оглянулась, и, похоже, ни о чём не догадалась.
        Когда они прошли несколько улиц, двигаясь, судя по всему, к деревенской площади, Вика
        всё-таки заметила в её движениях лёгкую нервозность. Сперва незнакомка пошла медленнее,
        неестественно выпрямилась и стала держать голову прямо, хотя до этого всю дорогу
        смотрела себе под ноги. Затем наоборот прибавила шагу. Вика даже боялась потерять её из
        виду. Минуту обе девушки быстро шли по улице, когда вдруг преследуемая резко
        обернулась…
        Вика осталась незамеченной. Она в этот момент шёпотом материлась в кустах, куда
        буквально нырнула, чуть не протаранив головой забор. Только предельная концентрация
        позволила ей мгновенно отреагировать на действия незнакомки и, несмотря на боль от
        ушиба и царапины, тут же расположиться в укрытии так, чтобы продолжить наблюдение за
        своей целью и одновременно, если понадобится, успеть перемахнуть через забор. Девушка
        тем временем, не обнаружив ничего подозрительного, двинулась в прежнем направлении. И
        через несколько секунд Вика уже шла следом.
        Скоро возникла новая трудность. До сих пор на пути им не встречались другие прохожие,
        а, когда незнакомка миновала очередной перекрёсток, с перпендикулярной улицы выбежал
        запыхавшийся мальчик лет тринадцати и, притормозив, тоже пошёл в сторону деревенской
        площади. Он оказался как раз между двумя девушками. При этом впереди идущая его не
        услышала, а мальчик не заметил позади себя Вику. Такие изменения не сильно ей мешали.
        Увидит ли её мальчик, никак на ситуацию не влияло, хотя из-за него знакомая Яши могла
        вновь обернуться. И тут Вика неожиданно догадалась, что ребёнок не так прост. Он затеял
        собственную игру - все его движения ясно об этом говорили.
        Он следил. Тоже следил за девушкой, и, насколько Вика могла судить по сосредоточенно
        мрачному выражению его лица, когда мальчик поворачивался в полупрофиль, то был не
        розыгрыш... Вика растерялась. Теперь ей невольно приходилось следить сразу за двумя
        людьми и от обоих прятаться, что, естественно, требовало большей сосредоточенности и
        напряжения. «Тем не менее она осознаёт, что за действиями мальчика кроется что-то важное.
        Доказательство. Незнакомка безусловно представляет какой-то интерес, раз за ней следят
        уже два человека. И значит, всё это не напрасно».
        «Мысли Вики проступают чётче. Впервые с тех пор, как повинуясь интуиции, она
        выскочила из дома. На теле незнакомки - россыпь комариных укусов. Ночью деревенские
        устроили в лесу оргию. Из-за аппарата Ильи их искусали насекомые. В лесу Вика искала
        улыбающегося зомби. Девушка могла участвовать в лесной оргии. Значит, она как-то связана
        с зомби - проследить и выяснить. Вика не замечает логического противоречия в своих
        мыслях. Ведь нет никакой очевидной связи между лесными игрищами и блуждающим
        уродом. Только её собственное желание. Илья сразу бы это заметил. Он начал бы с того, что
        расспросил Яшу о его знакомой. Но Вика как раз тем от него и отличается, что
        размышлениям предпочитает действие, а разговорам - импульс. Она мгновенно хватается за
        то, что может наконец вывести её к цели».
        Растерянность Вики длилась недолго. Они подошли совсем близко к площади, на улицах
        102
        появлялись другие люди, всё больше и больше, нарастал шум, и теперь уже не было нужды
        жаться к заборам. По крайней мере от мальчика Вика больше не скрывалась, и всё её
        внимание вновь сосредоточилось на Орвокки. Наконец все трое вышли на площадь. Здесь
        находилась автобусная остановка, аптека, несколько киосков и супермаркет. Незнакомка
        двинулась в сторону магазина. А мальчик исчез так же неожиданно и незаметно, как
        появился.
        «Это замедленное воспроизведение, иначе мы не увидим цветовых скоплений. Поэтому и
        кажется, что они идут так медленно. Здесь три объекта - видите? Изображение не в фокусе -
        это тоже обязательно»
        «Как и молоко?»
        «Это не молоко, конечно. Хотя согласен, есть ощущение, будто они плывут сквозь млеко
        или белый дым. Очень фактурная субстанция, здесь на самом деле множество оттенков
        белого, и это пространство похоже на живой организм. Мы настраиваем программу так,
        чтобы выделить и анализировать нужный объект. А всё лишнее как бы уходит в туман»
        «Это Вика?»
        «Да. Красные скопления - Вика, оранжевые - мальчик, синие - ваша подчинённая. Нам
        идеально подходят воспоминания Вики, так как она единственная видела всех участников и
        одновременно как бы смотрела на себя со стороны, оценивая своё положение в пространстве.
        Поэтому и есть возможность наблюдать сразу три объекта»
        «Но она не оценивала их состояние?»
        «Нет. Мы можем читать мысли и видеть воспоминания в инфрабелом излучении, однако
        вся эта информация анализируется чем-то извне. Просто при таком типе сбора информации
        не учитываются разные наслоения, которые распознаёт человеческое сознание, вместо этого
        мы сразу попадаем внутрь»
        «И что нам теперь известно об этих конкретных трёх объектах?»
        «Боюсь, что по-прежнему ничего. Мы не знаем, как интерпретировать эту информацию. По
        идее, вот символы, а уж наша задача связать их с фактами… Но есть какие-то вещи, которые
        не передать словами, потому что для них нужен совсем другой язык. Не словесный»
        «Хм… Забавно получается - они следят друг за другом, а мы следим за ними»
        «Ну вот хотя бы это «следим». Никакая слежка здесь не считывается. Если полностью
        снять оценочный слой Вики, выходит одно из двух. Либо каждый из этих объектов
        находится на своём плане, и следовательно…»
        «Следовательно, они не могут видеть друг друга?»
        «Совершенно верно»
        «На нашем языке в самом деле дико звучит. А второй вариант?»
        «Либо никаких трёх объектов нет вовсе. Есть только один»
        «Искривления, вызываемые воспоминания Вики?»
        «Нет, оценочный слой снят полностью. Но и это «либо-либо» - тоже условности нашего с
        вами языка. Согласно же новому языку, с которым мы имеем дело здесь - эти три объекта
        находятся каждый на своём плане, не видя друг друга, и одновременно являются цельным
        объектов, который полностью себя осознаёт»
        «Иными словами, они одновременно и знают, и не знают. Чистая теория, никакого толка»
        «Да? А, по-моему, это может среди прочего объяснить природу преступления»
        Незнакомка стояла в магазине возле полок с молочными продуктами - Вика могла видеть
        её через приоткрытую дверь. Она собиралась подождать девушку снаружи и продолжить
        слежку, когда та выйдет, но события вновь получили неожиданный поворот.
        В супермаркет, слегка задев Вику локтём, зашла какая-то женщина. Не соприкоснись они,
        Вика бы не обратила на неё внимания, но теперь она невольно скользнула по женщине
        взглядом и с удивлением обнаружила, что её оголённые руки обильно покрыты точно такими
        же красными вздутиями, как у знакомой Яши. Обе искусанные незнакомки одновременно
        103
        оказались в магазине. Почуяв новый след, Вика бросилась внутрь.
        И очень вовремя. Вторая женщина сходу направилась к кондитерскому отделу, и в тот же
        момент туда перешла знакомая Яши. Они встали рядом, как будто рассматривая товар. И
        хотя не подали виду, что знают друг друга и не проронили ни слова, Вика, надеясь услышать
        или увидеть что-нибудь важное, стала подбираться к ним как можно ближе. Быстро
        сориентировавшись, она прошагала к вертушке с солнцезащитными очками, выбрала наугад
        пару, не переставая при этом из-за плеча наблюдать за женщинами, и затем нахлобучила
        себе на голову первую попавшуюся бейсболку - они висели в ассортименте тут же на
        многоярусной вешалке. Кроткая продавщица, отвечавшая за очки и головные уборы,
        предложила ей из-за прилавка небольшое зеркало, Вика без слов вырвала его у неё из рук и,
        водрузив себе на нос очки, осторожно приблизилась к кондитерскому отделу.
        Она встала спиной к прилавку на безопасном расстоянии и сделала вид, будто оценивает,
        как на ней сидит кепка, хотя на самом деле пристально изучала через зеркальце
        интересовавших её особ. Знакомая Яши в тот момент как раз расплачивалась за выбранные
        товары, а вторая покусанная дожидалась своей очереди, причём щёки её заливал румянец.
        Девушка убрала продукты в пакет и, не замечая косых взглядов соседки и хмурой
        продавщицы, отошла от прилавка. «Сперва Вика хочет идти за ней, но её внимание
        привлекает поведение второй искусанной женщины и продавщицы - это две стали вдруг
        подозрительно перешёптываться, и до слуха Вики доносятся слова, произносимые с
        возмущённо-взволнованными интонациями: «… ночью…», «… она там была?..», «…
        укусы…». Она решает остаться в магазине и выяснить, что обсуждают продавщица с другой
        покупательницей. Это, на её взгляд, более реальный источник информации, ведь неизвестно,
        сколько ещё потребуется следить за первой девушкой, чтобы достичь хоть какого-то
        результата».
        Яшина знакомая покинула магазин. Тогда Вика, больше не рискуя быть узнанной,
        освободилась от шляпы и очков, вплотную приблизилась к говорившим женщинам и сделала
        вид, что выбирает конфеты. На самом деле она внимательно вслушивалась в их разговор.
        -
        ... Коля своих друзей притащил, городских, мало ли кто там ещё был, - немного
        обиженным тоном рассказывала покупательница. Мясистая продавщица оперлась о
        прилавок, сложив руки, и смотрела на знакомую исподлобья с ничего не выражающим
        лицом. - А у меня соберутся только наши. Ну мы давно не собирались, приходи давай.
        -
        Во сколько? - уточнила продавщица.
        -
        К восьми.
        -
        Не знаю чего-то, не особо мне это помогает...
        -
        Да приходи. Сегодня серьёзный разговор... Слушай, ну вот стерва, а? Во весь голос
        ржёт, стыда у неё нет. Милка, знаешь, так перетрухнула, даже на работу сегодня не пошла -
        ну на ней там живого места не осталось, плохо ей. Я-то в лесу была, сразу убежала.
        -
        Слава богу, я не пошла.
        -
        Ну сегодня приходи. Сама говоришь, спина разболелась. Тебе надо укреплять спину.
        -
        Девушка, вы что-нибудь выбрали? - обратилась продавщица к Вике.
        -
        Нет. Берегу фигуру, - отчеканила Вика голосом терминатора и сразу отошла в
        соседний отдел, чтобы не вызывать подозрений у двух женщин и вернуть наконец
        заимствованные бейсболку и очки.
        «Она уже знает, что делать дальше. Следить за второй искусанной покупательницей. «У
        меня соберутся только наши», по мнению Вики, скорее всего, значит, что очередное сборище
        людей из леса произойдёт дома у этой женщины. Вика не догадывается, куда это приведёт,
        но единственную ниточку своего расследования отпускать не собирается».
        Как раз в тот момент, когда Вика находилась в магазине, мимо супермаркета шёл Яков.
        Он оставил Илью наедине с тетрадями, а сам отправился на работу. Проходя мимо
        газетного киоска, неожиданно увидел стоявшую в одиночестве Василису Рощину -
        вздорную алкоголичку из Пиенисуо. Её как будто перекосило. Одно плечо вздёрнуто
        104
        заметно выше другого. Одета в чистую, хотя линялую одежду, которую она безостановочно
        отряхивала, мяла и оглаживала. А голову склонила на бок, взглядом упёршись в землю.
        «Яша хочет сделать вид, что не заметил её и пройти мимо, но что-то в лице и облике
        Рощиной кажется ему странным, и он невольно замедляет шаг. Только встретившись с
        Василисой глазами, он осознаёт, что же его так покоробило - она совершенно трезва».
        Увидев Яшу, женщина не улыбнулась и никак не прореагировала.
        -
        Гражданка Рощина, что это вы такая грустная? - бодро спросил участковый и в шутку
        отдал ей честь.
        -
        Привет, Яша, - только и ответила она, тихо, бесцветно.
        -
        Какие-то проблемы? - поинтересовался Яков уже серьёзно.
        -
        Нет-нет, - встрепенулась Василиса.
        -
        А Иван где?
        - В Вяртсиля, на рынке. Я хотела его встретить, но слишком рано приехала, он раньше
        обеда не вернётся… Теперь не знаю, что делать. Но не могу одна дома сидеть. Там…
        Рощина замолчала и снова опустила взгляд.
        - Что там? - подбодрил её Яша.
        -
        Да что-то на душе неспокойно…
        - На душе? - переспросил участковый, невольно с сомнением в голосе.
        - Да, на душе, - усмехнулась Василиса и посмотрела ему прямо в глаза. - Думал, у
        таких, как я, души нет? Ты небось считаешь, что я от счастливой жизни такая? Пью и всё
        такое.
        - Ладно, ладно тебе, - примирительно запротестовал Яша. - Я ничего такого не имел в
        виду. Что случилось-то? С Иваном поругалась?
        - Нет. Всё как обычно, просто не могу одна дома сидеть. Сам знаешь, в Пиенисуо почти
        никого не осталось… Короче, справлюсь. Ты иди, всё в порядке.
        - Ну бывай, - Яша не заставил уговаривать себя дважды.
        «Он безотчётно хочет сопроводить свои слова каким-нибудь ободряющим жестом, сжать,
        например, Рощиной плечо или просто улыбнуться ей, но в последний момент решает, что это
        будет неуместно. Ему некомфортно от этого желания». Быстрым шагом двинулся по шоссе в
        сторону милицейской комнаты. «Встреча с Василисой напоминает ему о бобровом деле, о
        недавнем посещении деревни Пиенисуо в компании с Орвокки и следом - о неприятном
        разговоре с дояркой Морозовой. Яков до сих пор не может определить, просто ли старуха
        искала, на ком сорвать зло, или, действительно, знает что-то важное, о чём сам он не
        догадывается»
        «Он вспоминает последние слова Татьяны Ивановны. «Здесь все убийцы. Вглядись им в
        лица, пока не поздно. Что ты там увидишь?». В чьи лица? Егоровны и Зайцевой? Яков
        никогда не видел их вместе с дояркой, не похоже, чтобы они ладили. Василиса, Иван?
        Обычная пьянь. Кого сегодня серьёзно возмущает соседство с алкоголиками? Так, чтобы
        пыхать праведным гневом - с чего бы это? Яша внутренне признаёт, что никогда не
        интересовался делами Пиенисуо, какая-то информация, естественно, могла от него
        ускользнуть»
        «Что ты там увидишь, вглядись в их лица… Яша представляет Василису, с которой только
        что общался. Самое обычное лицо, сухая кожа, заметные морщины, то ли пигментные пятна
        на лбу, то ли грязь, волосы с проседью, давно окрашенные хной. Прямо в глаза смотрит
        очень редко, а так - отводит взгляд. Не потухший взгляд, не глупый. Вид у неё какой-то
        побитый в этот раз. Когда пьяная - хорохорится, прёт вульгарно. Но вряд ли Иван её
        колотит, скорее уж она его. Яков предполагает, что такая растерянная она была с
        непривычки - от трезвости. А почему не подвыпившая как всегда? Стояла недалеко от
        магазина, а за водкой не зашла. Денег нет? Поэтому Ивана ждала? Чтобы сам не пропил? А
        зачем это «на душе неспокойно»?..»
        105
        «Яков снова представляет лицо Василисы, концентрируется, восстанавливая его по
        памяти». Он продолжал идти. Мимо в обе стороны изредка проезжали машины, с участков
        вокруг доносился хозяйственный шум. «Всё это отвлекает. Он не привык думать на ходу.
        Воспоминание о лице, как экран испорченного телевизора - дёргается, ускользает. Наконец
        мысленным взором Яков схватывает лицо Рощиной во всех деталях, целиком. На несколько
        секунд. Но почему-то теперь оно видится ему обтянутым прозрачной оболочкой. Вроде
        жидкого стекла или силикона»
        «Под этим тонким, прозрачным слоем пигментные пятна растекаются чернильными
        кляксами. И без того загорелое лицо Морозовой ещё больше темнеет и идёт лёгкой рябью.
        Теперь оболочка уже не такая прозрачная - Яша вглядывается в мутные воды, и под её
        поверхностью, там, где секунду назад чётко представлялось лицо женщины, начинает что-то
        копошиться. Яков не может разглядеть, что именно. То ли водоросли, то ли мох, то ли
        шерсть. Он быстро представляет лицо Ивана и снова видит то же самое: под его кожей,
        ставшей прозрачной, что-то живёт. Другое, не такое, как у Василисы. Яков представляет
        лицо Морозовой - опять тот же эффект. Тогда он вызывает в памяти лицо Орвокки. И не
        видит ничего. Под идеально прозрачным слоем оказывается только лицо самой Орвокки,
        неприятно застывшее, как посмертный слепок. Яков одёргивает себя, думает, это уже
        слишком - куда только не заводит мысль, если дать ей волю. Стоп»
        Он прибавил шагу, уже почти бежал. Страдал одышкой, но не остановился.
        Посреди Анонниеми, в заброшенном, как многим казалось, доме весь день играла музыка -
        то ли кто-то приехал, то ли сама по себе. Что за музыка - не разобрать. Она звучала громко,
        но сквозь деревянные стены так, будто проигрыватель окунули в пластиковую бочку. Может
        быть, в чреве дома, не связанная с внешним миром ни окнами, не дверьми, ни единой
        щёлочкой, каким-то хитрым образом существовала особая внутренняя комната.
        -
        Две попытки самоубийства за год - это уже слишком, тут с ума любой сойдёт. Мне
        кажется, я отупела. В хорошем смысле. Наверное, после очень сильных эмоциональных
        переживаний и такого физического стресса наступает какая-нибудь фаза сбережения
        энергии. Уже скучно думать о том, о чём я думала раньше. И никакой остроты чувств. Ты
        просто не думаешь. И не чувствуешь. И мне кажется, у меня что-то с памятью. Когда я
        вспоминаю, нет уверенности, что всё произошедшее случилось со мной в действительности.
        Честно говоря, так теперь со всеми моими воспоминаниями. Всё прошлое как будто в сон
        превратилось. И ещё я не могу со всей уверенностью сказать, что не умерла тогда. Хожу тут
        неупокоившимся призраком. Это странно. Вроде воспоминания о самоубийстве должны
        быть мне противны, но иногда они дарят покой. Думая о том, как верёвка сдавила горло, я
        как будто возвращаюсь в некую исходную точку, откуда всё начинается. И сознание
        проясняется. Я порой даже жалею, что эти воспоминания стираются из памяти - жизнь с её
        суетой вновь заглатывает, ты вновь погружаешься в водоворот неосознанности, автоматизма
        - а в той точке была чистота и ясность. Я человек. Я иду. Я ищу. Ничего лишнего. Глупо,
        конечно, повторять самоубийство снова и снова, чтобы удерживать эту чистоту сознания, да
        чего уж там - это вообще-то дико смешная затея. И невозможно это. Хотя почему? Может,
        когда-то существовала или возникнет такая культура, практикующая ритуал недосмерти.
        Каждый желающий, почувствовав, что суета и вульгарность жизни скрутили его, сможет
        оказаться в одном мгновении до смерти - наверное, это какой-нибудь аппарат обеспечит - и
        тогда его голова начнёт работать иначе, как бы заново, и он отправится дальше на поиски -
        по крайне мере, вспомнит о цели своих поисков, утерянной в миру. Это что-то вроде
        перезагрузки программы… Видимо, я что-то повредила у себя в голове. Но себе же на
        пользу. Уже не хочется страдать, как раньше. Я совсем редко стала плакать, грустить. Я по-
        прежнему ощущаю в себе зло. Но теперь вижу его. А раньше не видела, раньше я только
        проклинала судьбу. А теперь вижу, что зло во мне - это я сама. Я - поименованная, я -
        строящая дом и выращивающая сына, я - возводящая границы. Как странно, что с младых
        106
        ногтей нас учат быть личностями, а потом у нас от этого одни проблемы. Куда бы легче
        было, учи нас в школе быть не собой, а, скажем, соседом по парте, а ещё лучше -
        одновременно собой и соседом по парте, и поощряли бы не за личные достижения, а
        например, за способность ощутить разом целый класс, а потом - всю школу. Но этому не
        учат. И потом мы всю жизнь маемся в поисках любви, всячески изощряемся, чтобы добиться
        её, урвать. Любви, внимания, признания. Когда я становлюсь собой, человеком с именем и
        регалиями, я тут же спотыкаюсь и начинаю творить зло. Но стоит только выключить это -
        отказаться от самой себя, со всей радостью и готовностью, как тебя сразу окутывают свет,
        лёгкость, простота. Конечно, жалко и трагично, что мне надо было довести себя до петли,
        чтобы начать мыслить иначе, да и то не с первой попытки. Верю, что к этому ведут разные
        дороги, и попроще какие-нибудь, но у каждого свой путь, а у меня вот такой… И никак не
        помочь человеку, обезвоженному, измученному необходимостью быть человеком, и ведь
        придуманной необходимостью - он бьётся головой о собственные границы, ревёт от
        отчаяния, не видит смысла. Когда ты в клетке своего тела, своего самовлюблённого ума - это
        так тоскливо. Шутка в том, что никто тебя в эту тюрьму не помещал, ты сам в ней сидишь, а
        наружу носа не кажешь - это в любой мудрой книжке написано. Но я верю, каждый рано или
        поздно выберется, у каждого свой путь, у каждого своя кодовая комбинация, и это
        прекрасно. Правда, не факт, что обратно не засосёт. Стоит только немного забыться, и уже
        вновь стенаешь и проклинаешь судьбу. Какое счастье, что хоть иногда мы можем посмотреть
        на себя со стороны!.. Вообще я раньше думала, что для избавления от чего-то плохого
        необходимо это полностью изжить, отработать, осмыслить, разгадать, а теперь мне кажется,
        что человек просто волен существовать в разных измерениях - нажимаешь на кнопку, и ты в
        аду - упс, ошибочка! - нажимаешь на другую кнопку, и перемещаешься в иное измерение,
        где ты полон радости. И всё это в пределах одного человека, одной реальности… Творец,
        мой Любовник, считаю до трёх - раз, два, три - я иду искать.
        Габи оказалась на опушке леса. Гуляла бесцельно, деревня вдруг закончилась, а за
        крайними участками плотной стеной встал лес. На этой границе, между людьми и деревьями,
        она и замерла, очарованно вглядываясь в пространства между стволами.
        И по тропинке вглубь леса. Шла медленно, смотрела себе под ноги, только иногда
        поднимая голову, чтобы оглядеться или полюбоваться верхушками сосен. Кроме неё, людей
        здесь не было. Издалека доносились скрипящие звуки деревьев на ветру. Габи зашла уже
        довольно далеко. Рассеянно скользнула взглядом по ближайшему дереву и вздрогнула от
        неожиданности и испуга. Девушка замерла. Прямо перед ней на ветке мёртвым грузом повис
        человек. Это так казалось. На самом деле - Габи в ту же секунду поняла - на сучке дерева
        обвисла кем-то оставленная, тёмная от влаги шинель.
        - Может, мне ответишь ты? - тихо спросила Габи.
        - Она здесь ещё с зимы висит, - тут же донёсся из-за спины детский голос.
        Девушка оглянулась и обнаружила рядом с собой коротковолосого, загорелого мальчика
        лет двенадцати-тринадцати.
        -
        Привет, - сказала она просто.
        -
        Здрасьте, - ответил мальчик деланно грубым голосом.
        -
        А чья это шинель, известно?
        -
        Не. С прошлой зимы висит. Сигареты нет?
        Габи достала пачку, угостила мальчика и закурила сама.
        -
        Только никому не рассказывай, что я тебе дала, а то меня убьют.
        -
        Да чего, я давно курю, сколько мне лет, как думаешь?
        -
        Понятия не имею.
        - Мне девятнадцать! А тебе?
        -
        Тридцать.
        -
        Да ладно! Не ври!
        -
        Я не вру. Просто молодо выгляжу. Ты, если уж на то пошло, тоже.
        -
        Не веришь?
        107
        -
        Верю-верю.
        -
        Ты из Москвы?
        -
        Да.
        -
        А кем работаешь?
        -
        Журналисткой.
        - Круто! А у наших футболистов интервью брала?
        - Э-э-э… Нет, я больше про культуру писала…
        - А с Димой Биланом общалась? - паренёк тут же сделал характерный танцевальный
        прыжок и напел слова из песни «Believe».
        - Нет, и с ним не говорила. Ну… зато у Безрукова интервью брала.
        - Уа, дай тебе руку пожму! Руку у Безрукова!
        Габи протянула ладонь громко смеявшемуся собственной шутке и всем телом ходившему
        мальчику. Он не мог стоять на одном месте и постоянно жестикулировал - то ли от
        смущения, то ли пытаясь доказать свою взрослость. С размаху пожал девушке руку, сжав её
        со всей раннемужской силой, на какую оказался способен.
        -
        Ай-ай! - покривилась Габи.
        И мальчик довольно гоготнул. Во время пожатия он специально прижёг ей ладонь окурком
        сигареты. Девушка не спросила, зачем он это сделал. Но и не разозлилась.
        - А сколько ты зарабатываешь? - полюбопытствовал тем временем пацан.
        -
        Я сейчас не работаю.
        -
        Ну а раньше?
        -
        А тебе какое дело?
        -
        Ну скажи.
        -
        Ну пятьсот рублей, - соврала она.
        - А… Классные у тебя кеды!
        -
        Спасибо.
        -
        Давай меняться, я тебе свои.
        -
        Мои тебе будут великоваты, нет?
        -
        Ничего!
        -
        Не, не согласна.
        -
        Ну тогда десятку дай?
        - Слушай, да угомонись ты уже, - в шутку прикрикнула на него Габи.
        -
        Дай десятку, чего жалко?
        -
        Я тебе уже сигарету дала. Лучше помоги мне.
        -
        Чего?
        Габи указала на шинель.
        - Можешь мне что-нибудь про неё рассказать? Ну кроме того, что она здесь с зимы
        висит. Ничего про неё не слышал? Кому принадлежит, кто-нибудь о ней говорил в деревне?
        -
        Не, не помню.
        -
        А что у вас ещё странного происходит?
        -
        Что странного?
        -
        Ну какие-нибудь необычные вещи, ты вот не замечал ничего необычного?
        Впервые с начала разговора мальчик затих. Он пытался что-нибудь вспомнить, наконец
        сказал:
        - Тут улица недалеко есть. Она странная. Там на одной стороне все дома жилые, а на
        другой - все заброшенные.
        - Отлично! Можешь мне её показать?
        -
        А зачем тебе?
        -
        Ну там и выясним.
        108
        Габи не сомневалась, что мальчик согласится, на его лице ясно читалось, что эта затея ему
        нравится. Он просиял, но счастливое выражение быстро сменилось кислым.
        -
        Не, не могу, у меня тут дело, - серьёзно сказал паренёк.
        -
        ОК. Ну тогда и я по своим делам пойду. Тебе куда? Мне обратно в деревню.
        - А мне туда, - мальчик указал дальше в лесную глубь. - Встретишь Безрукова,
        передавай от меня привет.
        -
        Хорошо, - улыбнулась Габи.
        Они махнули друг другу рукой, и мальчик побежал в лес.
        Габи не двигалась. Глядела ему вслед.
        - Как тебя зовут? - прошептала она уже в пустоту.
        «Считка возобновлена. Слежка продолжается»
        «Что она делает сейчас?»
        «Вика следует за второй искусанной женщиной. На площадь как раз прибыл автобус с
        пассажирами, теперь большая группа людей идёт в сторону пансионата, вместе с ними Вика
        и её цель. Это обслуживающий персонал местного дома отдыха»
        «И женщина из магазина тоже?»
        «Нет, просто они идут в одном направлении. Причём Вике кажется, что она совершила
        ошибку, видите эти серые завихрения?»
        «Как водовороты в мартовской реке. Что с ней?»
        «Дело в том, что они идут в сторону серебряковского дома, хотя и другими, соседними
        улицами. Но для Вики это как возвращение обратно, в исходную точку, в этом движении
        вспять ей чудится проигрыш. Фоном, но смутным, она думает, что выбрала не того человека.
        А первая уже скрылась из виду»
        «Где Габи?»
        «Вот здесь. Сейчас только сдвинем карту, смотрите»
        «О, это совсем другой сектор. Где Илья?»
        «Здесь, в доме Серебрякова. А вот траектория движения Якова»
        «Сотрите, а то я уже запутался»
        «Удаляем. Итак, Вика держится позади всех, пропустив искусанную женщину далеко
        вперёд»
        И снова спины. Теперь перед ней маячил уже десяток затылков, как будто у всех жителей
        этой деревни вовсе не было переда, зайди спереди, и увидишь ту же спину, тот же затылок,
        удаляющиеся прочь от тебя, и так - с любой стороны.
        «Она чувствует лёгкое раздражение. Ей надоело смотреть людям не в лицо, а куда-то
        промеж лопаток. Получается, что уже всё утро её зрение настроено так нетипично.
        Напоминает старые компьютерные игры, когда персонаж, которым вы управляете, идёт
        перед вами, и вы видите его со спины»
        «Помню-помню, в молодости играл»
        «Она устала, частичная потеря концентрации, но вот эти показатели указывают, что Вика
        по-прежнему в отличной форме»
        «Ей бы консультировать наших следопытов. Прекрасные показатели. Дальше я сам»
        Чтобы дать отдых глазам, Вика стала поглядывать вверх - на стволы и кроны деревьев, как
        в клетках зоопарка, запертых по воле людей на территории участков, и тут она увидела
        прямо над собой белку. Зверёк тоже бежал вдоль улицы, и Вика «впервые наблюдает за
        передвижениями белки, невольно поражается», насколько её стремительный, нежный бег и
        прыжки с дерева на дерево напоминали плавную, но, главное, непрерывную линию. Она
        будто текла по веткам и, похоже, воспринимала череду раздельно стоящих деревьев как
        нечто целое и слитное, ведь прыжков в обычном понимании не было: зверёк словно
        109
        интуитивно выбирал соприкасавшиеся ветви, перетекая с одной на другую, то продвигаясь
        по прямой, то уходя дугой вверх, не зная сомнений, не выбирая, не оступаясь и
        останавливаясь лишь для того, чтобы поставить только ему одному ведомую изящную
        запятую. Это было совершенное движение.
        «Женщина наконец отделяется от группы и сворачивает на перпендикулярную улочку,
        минует несколько участков и заходит вот сюда. Вика прибавляет шагу, оказывается у того же
        участка. Всматривается с улицы, из-за закрытой калитки… Как здесь увеличение дать?»
        «Пожалуйста»
        «Обычный ветхий дом, будто слепленный из разных кусков - такое ощущение от старости.
        Дверь в дом открыта, шторка, половичок. Женщины не видно. Вика снимает резиновый круг
        с калитки, открывает её, подходит тихо, но решительно к дому. Ничего не слышно.
        Заглядывает внутрь с порога, тут маленькая кухня, на стуле пакет с продуктами, которые
        женщина купила в магазине…»
        «Одну секунду, я проверю, как идёт запись… Можете продолжать»
        «Вика делает несколько шагов в сторону, заглядывает за дом. Там есть что-нибудь
        подозрительное? Дорожка ведёт к хозблоку. Дверь открыта. Мне кажется, Вика хочет туда
        пойти…»
        «Вот сюда нажимайте, чтобы одновременно считывать и мысли, и устремления»
        «Решает вернуться к крыльцу. Вообще удивительно, она ведь не испытывает волнения,
        настолько целеустремленная и собранная в данный момент, у неё даже мысли нет скрывать,
        что она на чужом участке и что-то высматривает. Так. От входа в дом видна другая сторона
        участка, там почти вплотную забор соседнего участка и кусты. Чувствую её намерение в
        будущем сюда вернуться, она изучает подходы к территории. Сейчас Вика спокойно входит
        в дом. Она на маленькой веранде-кухне. Осматривается. В доме тихо. Женщины не видно и
        не слышно. Вика проходит дальше, осторожно, тихо, но всё так же решительно… Коридор.
        Приоткрытая дверь в комнату, виднеются мужские ноги. Там кто-то сидит. Но тихо. Вика
        идёт дальше. Видит в соседней комнате женщину из магазина, она стоит полуголая, в
        огромных трусах и бюстгальтере, спиной к Вике. Ну и задница!.. Это можно убрать из
        расшифровки? Женщина перебирает вещи. Видимо, она здесь живёт. Вика, незамеченная,
        возвращается на улицу. Спокойно, как ни в чём не бывало, покидает территорию участка.
        Она медленно проходит по улице, изучает подступы к дому женщины. Вижу соседний
        участок через забор. Вика идёт ещё дальше, теперь она на соседней улице. Тут маленькие
        участки. Все они обитаемые. Если вечером у искусанной женщины соберутся её прихвостни,
        Вике остаётся только повторить этот смелый ход и зайти на участок прямо через калитку,
        потому что перебраться через забор сзади, минуя соседние участки - это только лишний
        риск… Всё, кажется, она довольна, отпускает. Уже бесцельно идёт по улице, она
        заканчивается, выходит на открытое место, вдалеке видны какие-то неогороженные
        заброшенные постройки, вроде хозяйственные. Хочет возвращаться к Илье…»
        «Вот здесь странный момент»
        «Чем же?»
        «Я тут не могу объяснить внешние показатели, местность та же, но вот эта шкала всё-таки
        указывает, что Вика в данный момент находится в другом секторе, который не считывается.
        Не исключена ошибка, конечно, но эффект такой, будто на одну карту наложили другую,
        совсем другую, нам неизвестную и не заметную»
        «Ну знаете, тут вообще много странностей, я только что увидел мир глазами женщины.
        Хорошо хоть, у неё уровень тестостерона повышенный - отделался лёгким испугом»
        - Что за чёрт? - шепнула Вика, глядя на заброшенные одноэтажные постройки вдалеке.
        Она заметила около одного из зданий женщину в длинном простом платье. Та держала
        руки по швам, стояла неестественно прямо и не двигалась, и хотя Вике не хватало зрения,
        чтобы хорошо разглядеть человека на таком расстоянии - вместо лица чудилось какое-то
        110
        размазанное абстрактное пятно, - она кожей почувствовала, что женщина смотрит прямо на
        неё. Так они простояли с минуту, не шелохнувшись и вперившись друг в друга, но стоило
        только Вике сделать шаг в сторону построек, как женщина медленно повернулась и скрылась
        в низком здании.
        - Ну сейчас ты у меня получишь, - тихо пригрозила Вика и прибавила шагу.
        Через несколько минут она достигла построек, преодолев последние метры бегом. Вика
        подкралась к дверному проёму и осторожно, из-за угла глянула внутрь. Её взгляду предстало
        грязное, но заполненное светом помещение: в крыше зияла дыра, а в стене - пустоты окон.
        Кто-то нагадил возле двери, и вся комната была завалена кусками бетона, деревяшками,
        бутылками из-под пива и даже пакетами с гниющим мусором. Похоже, это место
        использовали под свалку, однако ни женщины, ни кого живого здесь не оказалось.
        Вика также заметила напротив следующий дверной проём, который вёл в соседнее
        помещение - видимо, эта постройка состояла из нескольких отсеков. Готовая в любой
        момент отразить атаку, она вошла в здание, перешагнула через аккуратную кучку дерьма и
        двинулась к новому проходу. Под ногами громко поскрипывало битое стекло и бетонная
        крупа - идти бесшумно в таком завале она не могла, но это было даже на руку Вике - она
        непременно бы услышала и чужие передвижения.
        В соседнем помещении скопилось ещё больше производственного хлама, и дорогу
        загораживали сломанная мебель, огромные пыльные пакеты не понятно с чем, полотна
        треснувшей фанеры - всё это валялось в кучу и до отказа заполняло комнату. Девушка
        внимательно изучила обстановку, пытаясь определить, не прячется ли кто-нибудь в пустых
        пространствах мусорной горы. Никого. Ни звука, как и прежде.
        Тогда Вика стала подниматься на кучу. Сперва как по ступеням, упёршись руками в
        противоположные стороны прохода, затем поставила ногу на широкую доску, легко
        оттолкнулась от своей опоры и перенесла всё тело на устойчивую поверхность. В процессе
        она посадила себе несколько заноз, но не обратила на это внимания. Дальше Вике пришлось
        передвигаться по-кошачьи, одновременно изучая всё помещение с верхнего слоя кучи и
        следя, чтобы мусор не обвалился под её весом.
        В одной из стен обнаружился новый проход - там дверь сохранилась, стояла полуоткрытая,
        с внешней стороны почти до верха загороженная какими-то объектами. Женщина могла
        скрыться за ней. Вика подползла к двери и медленно заглянула в расщелину. В том отсеке,
        похоже, не было окон - ничего, кроме темноты, девушка не увидела. Из-за двери пахло
        сыростью. Вика замерла, усиленно размышляя, как поступить дальше. Фонарик она носила с
        собой, с темнотой бы справилась, но она чувствовала, что достигла той грань, за которой
        начинается слишком большой риск. В конце концов, решила просто сидеть неподвижно.
        Это длилось очень долго, слишком долго, чтобы кто-то, находись он в соседнем
        помещении, не выдал себя шорохом или дыханием. Снаружи к Вике приносило далёкий
        птичий свист, звук электрического рубанка, стрекот кузнечиков, но прямо у неё под ухом, за
        дверью, стояла полная тишина. Она достала из кармана фонарик, включила его и осветила
        пространство за приоткрытой дверью. В ближнем углу - ничего особенного, снова ошмётки
        мусора, но и кусок расчищенного пола. Отыскав по близости палку, которой в случае
        нападения можно было отбиваться, Вика передвинулась на край кучи, свесила ноги и легко
        скользнула вниз. На пороге она чуть помедлила, снова прислушиваясь, вновь -
        безрезультатно, затем толкнула дверь. Та отодвинулась совсем немного. Во что-то упёрлась.
        Худой человек свободно мог пролезть через образовавшуюся щель, и Вика ступила внутрь.
        Света фонарика не хватило, чтобы осветить и половины этого помещения, хотя и более
        узкого, чем предыдущие. Запах сырости и известки усилился. Одну стену покрывал грязный
        кафель - возможно, раньше тут находилась душевая или туалет. Вика пошла вперёд -
        темнота вокруг неё сгущалась. В следующий момент девушка почувствовала, как что-то
        уцепилось за ногу, и холод, расползающийся по её икре. Вика сделала резкое движение,
        высвобождая ногу, чуть не потеряла равновесие, услышала звук расплёскивающейся воды.
        Сейчас она упиралась в стену противоположную той, от которой шла, а значит, преодолела
        111
        всю комнату насквозь. Зацепилась Вика, похоже, за ручку ведра, опрокинув его - вода
        пролилась даже в обувь. Но это её не волновало. Вика оглянулась и поняла, что тут её
        путешествию настал конец.
        Ни в одной из стен новых проходов не оказалось, в углах маленького, узкого помещения
        явно никто не прятался. Женщина, скорее всего, выскользнула через проём окна, либо
        вообще не входила в здание, а на расстоянии так только показалось. Вика разочарованно
        стукнула ребром ладони по стене - опять проиграла. И тут она наконец услышала
        необычный звук. Вода из опрокинутого ведра быстро распространилась под слоем мусора и
        сейчас куда-то стекала. Куда-то вниз, глубоко вниз. Быстро догадавшись, Вика стала
        распихивать ногами мусор и искать фонариком направление, в котором побежала вода.
        Мокрый блеск на полу вывел её к тому, что она искала.
        Под этой как будто тупиковой комнатой находилось подвальное помещение - Вика нашла
        открытый лаз в полу и уходившую вниз бетонную трубу с вделанными в одну стенку
        чугунными согнутыми прутьями - они служили лестницей. Посветила внутрь, но снова
        фонарика на многое не хватило. Только сейчас Вика заметила, как сильно бьётся её сердце.
        Последние минуты она провела в большом напряжении, и прежде, чем спускаться вниз - а
        она твёрдо это решила - кое-как успокоила себя глубокими, ровными вдохами и выдохами.
        Пожелала себе ни пуха, ни пера. Саму же себя послала к чёрту. И полезла в новую
        неизвестность.
        Она передвигалась уверенно, но изредка делала остановки, чтобы посветить вниз и
        определить глубину лаза. Похоже, это был не подвал, а нечто вроде бункера. Бетонная труба
        растянулась примерно на три с половиной метра, вскоре девушка осветила пол, усыпанный
        мелким мусором. Напротив лестницы внизу начинался какой-то ход. Когда Вика спустилась
        до конца, она обнаружила низкий бетонный коридор, уходивший прямо вперёд. Он хорошо
        сохранился, но чтобы идти по нему Вике пришлось сильно согнуться. Подумала не без
        опаски, на сколько хватит батареек в фонаре…
        Коридор привёл её в маленькую комнатку. Совершенно пустую, не считая труб
        неизвестного предназначения и ветхой проводки, тянувшихся под потолком. Напротив
        проход - продолжение бетонного коридора. Вика шла медленно и старалась производить
        меньше звуков, хотя любой с противоположной стороны в первую очередь заметил бы свет.
        И только она стала мысленно прикидывать, не разумнее ли отключить фонарь и
        продвигаться дальше в полной темноте, сравняв таким образом свои силы и возможного
        противника, как бетонный коридор внезапно оборвался, сменившись земляным ходом, с
        деревянными подпорками, утопленными в стену и потолок.
        На этой границе Вика ещё раз взвесила свои возможности. Но не остановилась. Её окутал
        тёплый удушливый запах земли. Спина и ноги заболели - передвигаться приходилось,
        согнувшись уточкой. А совсем близко Вику поджидало сомнительное поощрение - земляной
        ход вывел её к развилке. Два идентичных коридорчика с деревянными подпорками
        разбегались в разные стороны, образуя перед Викой что-то наподобие вершины
        треугольника. Теперь ей предстояло выбирать - пойти направо или налево.
        Но это не понадобилось. Освещая попеременно то один ход, то другой, Вика услышала за
        спиной лёгкий шорох, и не успела даже оглянуться, как что-то больно кольнуло её в плечо.
        Это походило на укус осы. Вика вскрикнула, схватилась рукой за плечо, выронила фонарь.
        Услышала сзади отдаляющийся механический звук. Она хотела броситься следом, но тут у
        неё закружилась голова. В глазах что-то взорвалось, и Вика потеряла сознание.
        Борис подошёл к своёму дому. Скользнул взглядом по кустам, разросшимся у крыльца, и
        неожиданно заметил возле них ребёнка. Он стоял не около кустов, а как будто левой
        половиной тела погружённый в густую тёмно-зелёную листву, сросшись или произрастая из
        неё, казалось даже, что сам отливает зеленью - разглядеть его из-за такой мимикрии было
        почти невозможно.
        Смотрел прямо на Бориса и держал руки за спиной - неясно, мальчик или девочка.
        112
        -
        Ты чего там? - спросил Борис ласково.
        Ребёнок не ответил, только смотрел.
        Мужчина попытался внимательнее рассмотреть своего молчаливого гостя, но на глаза как
        будто волна накатывала, взгляд туманился. А ребёнок всё молчал.
        -
        Ты потерялся? - снова спросил Борис.
        Строгое расплывчатое лицо ребёнка надтреснуло в районе подбородка. Его рот мгновенно
        разросся в гигантскую пасть, полную мелких клыков, как у пираньи, и заслонил всё вокруг,
        стремительно приближаясь к Борису.
        Борис проснулся. Дневной сон отдыха не принёс. Кряхтя, он выбрался из кровати и со
        слипшимися глазами, по-прежнему хромая, поковылял в туалет. Справил нужду, затем в
        маленькой кухоньке налил себе холодной воды.
        Сквозь шум громких глотков «Борис мысленно напоминает себе об амулете», который
        хранился в его борсетке. Он лежал там уже несколько лет, якобы охраняя своего хозяина от
        злых духов, от духов-мстителей, как их назвал тот человек.
        Извлёк амулет из внутреннего кармашка. Стал разглядывать под светом настольной лампы.
        Он давно на него не смотрел, «попросту не любит на него глядеть, да и в духов не верит».
        Амулет представлял собой десяток человеческих зубов, нанизанных на тонкий кожаный
        шнурок. «Из чьей кожи его изготовили, он не знает, но, кому принадлежали зубы,
        догадывается». Оберег вручил Борису деловой партнёр, африканец, после очередной сделки,
        «и только необъяснимое суеверие, помноженное на страх и чувство вины, не позволило ему
        выкинуть мерзкую вещицу в тот же вечер» - с тех пор Борис неизменно носил амулет в той
        же сумке, где обычно хранились документы, деньги, визитница и палмбук - сухой паёк
        любого делового мужчины.
        «Он думает, он уже думал об этом в последние дни: капкан, испорченный отпуск, какие-то
        странные телефонные звонки, призрачный грабитель и, наконец, сон с ребёнком-зубастиком
        - всё это складывается в одну картинку, правда, лишённую смысла, но как будто норовящую
        ему о чём-то сказать».
        Борис ещё раз взглянул на оберег «и решается». Он быстро, насколько позволяла больная
        нога, натянул на себя джинсы и футболку, взял столовую ложку и прямо в тапочках вышел
        на улицу. Никакого куста около реального входа в дом - всё же Борис присел возле того
        места, где предположительно стоял ребёнок из сна, и ложкой вырыл в сырой земле
        небольшую ямку. Сюда он бережно уложил оберег из зубов. Похоронил его.
        «Борис спрашивает себя, есть ли хоть какой-то смысл в этом действии. Вообще в этих
        кирпичиках, накиданных им кое-как за много лет - неосмысленных, однако присутствующих
        в его жизни. Он не верит в Бога, однако по привычке носит крестик. Он не верит в духов, но
        хранил от них оберег. Он не верит в Бога и духов, но по христианской традиции захоронил
        человеческие останки, чтобы маленькая частица чьей-то души - это ведь только зубы, а не
        прах целиком - обрела покой и его не преследовала. А если всё-таки тот человек говорил
        правду, значит, только что Борис сам расчистил путь духам-мстителям, и уже ничто не
        сможет уберечь его от расправы»
        «Как поэтично».
        Вику разбудили лучи солнца. Следом разом нахлынули запахи травы, земли, дыма, стрекот
        кузнечиков, звук резко вспорхнувшей поблизости птицы и ритм молотка - пока она спала,
        где-то строились дома. Девушка открыла глаза и увидела кусок неба в обрамлении
        воткнутых в него травяных стеблей. Медленно приподнялась и огляделась по сторонам.
        Она лежала посреди поляны, в высокой траве, бережно укрывшей её тело от сторонних
        наблюдателей, и совсем недалеко от той улицы, по которой недавно шла. Лицо Вики с
        заспанными глазами ничего не выражало, она только продолжала смотреть по сторонам,
        подолгу и как будто бесцельно задерживая взгляд то на расщелине улицы, то на заборах, то
        на фонарных столбах. Людей вокруг видно не было.
        Она почувствовала сильную жажду. Или какую-то тяжесть в горле и груди, словно бы
        113
        внутри застрял неизвестный объект. И головную боль, но не шапкой насевшую, а
        отдаляющуюся грозовой туче подобно, которая после долгих угроз так и не разродилась
        ливнем.
        - Но я ведь, - прошептала Вика, вставая на ноги и продолжая оглядываться по сторонам
        уже с подозрением, - я ведь… я была там, на улице, а потом… посмотрела в поле и
        увидела…
        Через секунду Вика тихо вскрикнула и, резко сорвавшись с места, побежала.
        Туча головной боли мгновенно вернулась и накрыла её - каждый удар ступней о землю
        отзывался мерзким эхом в висках, но девушка не останавливалась. Она побежала быстрее.
        Мимо участков, параллельно с глухими и проволочными заборами. Залаяла собака. Вика
        остановилась. Её глаза лезли из орбит. Она развернулась и помчалась в противоположную
        сторону, всхлипывая то ли в истерике, то ли от сбившегося дыхания. Или это выскакивали
        кусочки слов, которые она пыталась произнести на бегу. Вика устремилась к дому
        Серебрякова, тропинкой на границе между лесом и участками. Обогнула крайний участок,
        выпиравший в лес, и здесь на неё налетела метнувшаяся из ниоткуда сила.
        Это был Илья.
        - Вставай! Не лежи! Не беги! - отчётливо услышал он знакомый голос.
        -
        Хвать валяться! - кричала девушка взволнованно. Илье даже показалось, что у неё
        безумный взгляд. - Побежали! Помоги мне! Илья же! Помоги!
        -
        Что, что стряслось? - спросил он, поднимаясь на ноги.
        -
        Побежали!
        -
        Куда?! Да что случилось?!
        Её глаза широко раскрылись и бегали, «Илья сразу понимает, что это шок». Она смотрела
        на него загнанно, пару раз оглянулась назад, вздрогнув всем телом, и наконец тупо
        уставилась в лес, будто пытаясь разглядеть что-то в корнях деревьев. И молчала.
        - Что случилось? - повторил Илья успокаивающим тоном, вплотную подойдя к Вике.
        - Не знаю… - тихо ответила она через несколько мгновений.
        Вика снова посмотрела на Илью. Она уже не глядела так дико, как раньше, но теперь в её
        глазах появилась растерянность.
        - Я… я не помню…
        Вечером того же дня Борис наконец-то дождался извинений со стороны администрации
        дома отдыха. И маломальской компенсации тоже: его пригласили в бар - «с неограниченным
        количеством подходов, за счёт заведения». Измученный скукой, он не заставил уговаривать
        себя дважды и вскоре уже подходил к главному зданию.
        «Намеренно подчёркивает, как ему тяжело передвигаться, хотя это не так». Борис
        осторожно вскарабкался на высокий барный стул и, заказав виски, стал оглядываться с
        ленной всеядностью скучающего мужчины на отдыхе. Справа от бара располагались
        бильярдные столы, но только за одним из них шла игра. Слева в отдалении вели на диване
        беседу две пышные дамы с начёсами. Сквозь пальмы в кадках, наставленных на возвышении
        в центре зала, слышались звуки фонтана. Огромный зал, полный прохлады и сквозняков.
        «Сейчас Борис находится в самом центре здания дома отдыха, с высоты птичьего полёта
        напоминающего архитектурой разлапистого четырёхконечного осьминога. Получается, он
        сидит в голове осьминога - главном зале, а от этого центра отходят щупальца-корпуса, в
        которых живут постояльцы. Концы осьминожьих конечностей тянутся с четырех сторон к
        коттеджам, спортивной площадке, к лесу и группе неизвестных строений».
        Борис допил виски и заказал вторую порцию. Ничто вокруг не удерживало его внимания.
        «My God, what have we done to you?» - тихо протянул из динамиков, подвешенных над баром,
        мужской голос. На словах «Things get damaged, things get broken» Борис слез со стула и,
        прихватив с собой бокал, отправился в противоположный конец зала, где заметил игровые
        автоматы и громоздкий стол для аэрохоккея. «Он не хочет играть, просто желает пройтись».
        114
        Мало изменившаяся с советских времён футбольная стойка с нанизанными на стальные
        прутья фигурками игроков. Три придвинутых к стене симулятора гонок и стрельбы. Их
        экраны беззвучно взрывались красками и сменяющимися сценками боёв и автокатастроф. В
        этом конце зала вообще не оказалось людей, а дуло особенно сильно. Борис направился к
        игровому автомату, стоявшему поодаль в углу. Он чем-то напоминал телескоп на городских
        обзорных площадках или прибор для проверки зрения - возможно, из-за трубки, в которую
        полагалось заглядывать. Яркие надписи на поверхности машины обещали великолепные 3D-
        изображения. Борис бросил в щель несколько монет и приблизил глаза к стёклышку.
        Он увидел 3D-пейзажи, виды городов. Он слышал отдалённый гул.
        «Он испытывает непонятное беспокойство».
        Гул, по-видимому, доносился из-за стены, там могла находиться холодильная установка
        или что-то подобное. Краем глаза Борис заметил наушники, присоединённые к автомату.
        Уже собирался надеть их, чтобы наблюдать картинки под музыку, но так этого и не сделал.
        Борис неожиданно увидел внутри автомата изображение того самого африканца, который
        вручил ему однажды амулет. Высокого, с фантастически удлинёнными конечностями и
        вытянутой к макушке черепной коробкой. Только одет он был не в деловой костюм, а
        цветастые национальные тряпки.
        Из-за пространственного 3D-эффекта Борису показалось, что африканец стоит совсем
        рядом, прямо за стеклом, и немного колеблется из стороны в сторону. Через пару секунд
        изображение человека плавно сменилось очередным пейзажем.
        - Угостите Лонг Айлендом? - услышал Борис из-за спины.
        Он оглянулся. За ним стояла Габи в изящном вечернем платье.
        -
        Вы в порядке? - спросила девушка, озабоченно нахмурившись. - Что-то случилось?
        -
        Нет-нет… Всё нормально.
        - Я как раз шла в бар, не составите мне компанию?
        -
        Конечно.
        Борис взял свой бокал с крышки игрового автомата и вернулся в сопровождении Габи
        обратно к барной стойке. Пока они шли, девушка взяла его под руку и, мило улыбаясь,
        украдкой на него поглядывала.
        - Как вы себя чувствуете?.. Мне, пожалуйста, Лонг Айленд. Какой у нас красивый
        бармен, правда?.. Так как ваша нога, Борис?
        - Только прикасаться больно, а вообще нормально, тьфу-тьфу. Вот администрация
        решила меня премировать - бесплатная выпивка кантованным.
        - Ух ты, как я удачно вышла.
        - Пользуйтесь на здоровье. Вы здесь живёте?
        - Да. К себе не приглашаю, там ужасно.
        -
        Не повезло с номером?
        - Я заглядывала в другие номера - видимо, тут волна ремонтов, у моих соседей вполне
        пристойно всё выглядит, а до моего, наверное, ещё не добрались.
        -
        Так попросили бы поменять. Кажется, тут не так уж много постояльцев.
        - Ага, думала, буду пить одна, как хорошо, что вы зашли. Обычно вечерами здесь
        совсем никого нет. Ой! Надеюсь, я вам не помешала?
        -
        Нет-нет. Я тоже один.
        - Номер не такой уж кошмарный, видала и хуже, просто там запах какой-то неприятный,
        я так и не поняла, от чего он, то ли обои так пахнут, то ли ещё что-то. Пойдёмте на диван,
        вон туда, - Габи указала в сторону, где недавно сидели дамы с начёсами. - Там вроде уютнее.
        Девушка устроилась на мягком кожаном диване, скинула туфли и подобрала под себя ноги,
        а Борис сел возле неё в глубокое кресло. Они немного помолчали.
        - Я думал, вы на меня обиделись, - сказал наконец Борис, улыбнувшись.
        -
        А я то же самое думала о вас, - засмеялась Габи.
        115
        - Ну скорее озадачили. Я потом долго размышлял над вашими словами, но так и не
        понял, к чему они были. Чистилище это… я уже умер… хм.
        - Про чистилище я просто так сказала, я мало что знаю про чистилище. Я же потом
        поправилась. Вы сидите в зале ожидания. К примеру.
        -
        И жду Великого суда?
        - Возможно, - Габи опять рассмеялась. - Не знаю. Посудите сами, вы умерли и
        оказались в каком-то незнакомом вам пространстве, какая мысль сразу приходит в голову?
        Что дальше что-то случится. И наверняка нечто важное для вас.
        -
        Вы ещё что-то про голого короля говорили.
        - Правда? - Габи сделал вид, что она смущена, и снова засмеялась. - Ничего не помню,
        простите. У меня вообще что-то странное с памятью в последнее время.
        - Если я правильно запомнил, вы говорили о каком-то месте, где человек становится
        тем, что он на самом деле есть.
        -
        А ну да. Мне, скорее, интересно такое пространство, где перестаёт действовать вся та
        информация, которой мы оперируем в нашем мире, все законы, все мифы, все верования, все
        моральные и прочие установки. Не исключено, что за всем этим в течение жизни мы совсем
        не успеваем разглядеть, чем же мы на самом деле являемся. Такое вот место, существующее
        по совершенно иным правилам. Да и есть ли они там?
        -
        А вы?
        -
        Что я?
        - Ну если вы окажетесь в таком пространстве, что вы сделает?
        - Хм… Сперва, наверное, помолюсь. Ну по старой привычке, - Габи хихикнула. - А
        потом, если ничего сразу не случится, отправлюсь изучать новую территорию. Теперь ваша
        очередь.
        -
        Наверное, я тоже прогуляюсь.
        -
        Ну не повторяйте за мной! И к тому же где, вы думаете, вы находитесь - в Париже?
        Прогуляетесь, ха. А вдруг это опасное место?
        -
        Мне так не кажется.
        -
        Почему?
        -
        Ну ведь я уже умер.
        - Ха-ха, ловко! И что вы видите?
        -
        Вокруг?
        -
        Ага.
        -
        Дайте подумать…
        -
        Нет, вы не думайте, - весело перебила его девушка и сделал глоток из своего бокала. -
        Надо увидеть. Посмотрите вокруг и скажите, что вы видите. Не здесь. Там…
        -
        Я вижу… поле.
        -
        Поле?
        - Да… Вокруг непроглядная темень, я не вижу никаких конкретных объектов, только
        плотную ткань темноты, но у меня под ногами на земле лежит что-то вроде круга света,
        довольно блеклого, но всё равно заметно, что я стою в пшеничном поле. Меня как будто
        выхватил из темноты свет прожектора.
        - А источник света?
        -
        Понятия не имею. У меня над головой тоже темнота.
        -
        И куда вы пойдёте?
        -
        Не думаю, что в таких условиях принципиально важно, куда идти, пойти можно
        абсолютно в любом направлении. Поэтому я просто иду.
        -
        А круг блеклого света перемещается вместе с вами?
        -
        Да.
        -
        Так я и думала. А что дальше?
        116
        -
        Я иду по этому полю. Через некоторое время я вижу вдалеке, как сквозь туман, пятна
        оранжевого света. Возможно, фонари, возможно, они на возвышении, разбросаны в разных
        точках. Такие пятна на чернющем небе. Мне кажется, это туман, он как будто пропитывается
        оранжевым светом в тех местах, где горят фонари. Образовываются гигантские пятна.
        -
        Может быть, вокруг чёрный дым?
        -
        Возможно… Но какого-то другого состава, не от горения. Нечто среднее между
        туманом и дымом. Я продвигаюсь в сторону оранжевых пятен… Погодите-ка…
        -
        Что?
        -
        Тут люди.
        -
        Вы видите людей?
        - Да, я только что с ними поравнялся. Это группа людей, они стоят в таком же круге
        блеклого света, как и я. Несколько женщин и мужчин, одного роста и похожего
        телосложения. Они производят странные механические движения. Стоят на месте и двигают
        руками, головами, но как-то необычно…
        -
        Может, это роботы?
        - Да нет, всё-таки люди. Хотя ближе к манекенам. Мне кажется, я слышу звуки, как от
        пружин игрушечного паровоза.
        -
        Вы к ним подойдёте?
        -
        Ещё чего? Мало ли кто это на самом деле. Я иду дальше…
        - Слушайте, Боря, а у вас отлично получается! Вы даже не придумываете, а как будто,
        действительно, видите! Не думала, что вы на такое способны - приношу официальные
        извинения.
        - Ну литинститут оставил свой след, с воображением у меня как раз всё хорошо. К тому
        же тренируюсь на кошках, на детях то бишь, рассказываю им сказки.
        -
        Отлично! Тогда продолжайте.
        - Вы меня сбили… Подождите, сосредоточусь… Людей, или кто там был, я больше не
        вижу, кажется, стало темнее, но при этом это какая-то подсеребрённая темнота, знаете, как
        на фотографиях, когда снимают темноту, но за кадром всё равно используют свет. Это
        темнота обволакивает меня со всех сторон, становится всё насыщенней, я не вижу не
        тропинки, ничего вокруг. Но у меня есть ощущение отделённости от неё, будто между мной
        и ею сохраняется какое-то стабильное расстояние. Но это не оболочка вокруг меня, сама эта
        тёмная сгущёнка держит дистанцию, если так можно выразиться. Я иду, и она расступается и
        вновь замыкается позади меня. Подо мной нет земной поверхности, мне так кажется, я не
        вижу, что подо мной, но не поверхность, может, та же темень. Фактура этой темноты
        напоминает чем-то слизистую внутри кишки, но это не материальное, больше всё-таки
        похоже на дым, или если капнуть чернила в воду, они долю секунды сохраняют подобие
        формы… Или клубящийся пар от труб ТЭЦ в морозный день, как будто он плотный. Я
        двигаюсь в неизвестном направлении… Глухо. Слышатся толчки. Как пульс гигантского
        объекта размером с многоэтажное здание. Но этот объект далеко, сюда только звуковая рябь
        доходит. Постепенно темнота разряжается, идти легче и одновременно сложнее - плотная
        темнота как будто поддерживала, хоть ты ничего не видел, а теперь я двигаюсь, как в
        обычном тумане. Думаю, и тропинка вернулась. Да, я вышел из чего-то. Вернулся и круг
        света. Всё по-прежнему: наверху сплошная непроглядная темнота, внизу блеклая дорожка, я
        иду внутри светового круга. Пульса больше не слышу, но тут другой звук. Как скольжение
        гигантских лопастей вентилятора, замедленное их движение. Объекта, производящего этот
        звук, не вижу, но он где-то рядом. Стало холоднее. Я, видимо, поднимаюсь в горку. Мне
        кажется, я ступаю по земле, и эта тропинка напоминает обычные наши, но земля вокруг тоже
        чёрная, словно выжженная до отсутствия чего-либо живого, вообще чего-то материального.
        То есть это чёрный цвет сам по себе, ничего более, но он тоже имеет какую-то фактуру, если
        приглядеться. Кубические формы, может быть… Я поднимаюсь на холм. Вижу наверху, на
        вершине какое-то мягкое свечение, лунное… Ах… Я вновь в поле, это был не холм, а порог,
        117
        ступень… Огромное поле - такое у меня почему-то ощущение. Луны нет, сверху по-
        прежнему чернота, а свет исходит от рыб…
        -
        От рыб?!
        - Да. Это щуки. Целое поле щук. Они растут вертикально прямо из земли, подобно
        пшенице, которую я видел в начале, торчат мордами вверх, колосятся чешуёй, слегка
        колышутся на ветру, и они на первый взгляд все одинаковые, как и стебли пшеницы.
        Удивительно, их буквально целое море, плотные ряды, но ни капли воды. Целое поле щук,
        живое поле.
        -
        Они живые?
        - Конечно. Даже рты слегка разевают, воздух ловят. Они сочные, как только что из
        воды, и серебристое свечение исходит от их чешуи, тут не нужен свет. Вру, свет откуда-то
        исходит, я не могу сразу увидеть всё поле, я вижу только небольшой кусок, в котором стою,
        а за его границей сразу начинается чернота. То есть это похоже на тот круг света, в котором я
        шёл недавно, но радиус шире. Я вхожу в поле… Стебли-рыбины незаметно расступаются, я
        не соприкасаюсь с ними, хотя иду сквозь их плотные ряды. В том направлении, которое я
        избираю, сразу возникает еле заметная тропинка. Тут очень особенный звук, в этом поле.
        Звука гигантского винта я больше не слышу, тут вроде бы полная тишина, но всё же трение
        щук друг о друга и их схлопывающиеся и вновь расходящиеся рты тоже создают звук, и это
        целый хор, мощный и прекрасный. Тут одновременно полная тишина и это полотно
        звукового брожения. Как в солнечный летний день, когда вы, прислушавшись, неожиданно
        обнаруживаете, что вокруг вас трещат сотни сверчков, хотя до этого момента их присутствие
        оставалось за пределами вашего слуха.
        -
        А чем пахнет? Там ведь так много рыбы.
        - Но я не чувствую рыбного запаха вовсе. Скорее какой-то прохладный запах, вроде
        ментолового… Иду через поле. Сказать про щук, что они колышутся подобно волнам как-то
        уместнее, чем о той же пшенице, согласитесь. Мне здесь нравится. Большой круг света
        движется вместе со мной, освещая всё больше рыб… Ну вот я достиг границы поля, уж не
        знаю, двигался ли я вперёд или дал круг, по-моему, я не далеко ушёл от того места, где
        начал. Но иду дальше. Вновь вступаю в темноту, хотя здесь уже светлее. Шуршание щучьей
        пшеницы постепенно стихает у меня за спиной. Я на какой-то новой территории. Здесь,
        действительно, светлее, но это, похоже, искусственное освещение… Да, представьте, что вы
        ночью забрели на заводскую территорию, тут довольно мощные фонари, но свойство
        местной темноты такое, что она контролирует любые излучения, поэтому даже свет от
        фонарей кажется приглушенным и не выходит за строго установленные границы. При их
        свете я всё равно остаюсь в темноте. Хотя ориентироваться легче. Плоская, пустынная
        территория, торчат какие-то высокие заводские постройки, наполовину обтянутые бетонной
        кожей, наполовину - скелеты-каркасы. Некоторые - полностью закрытые коробки, только с
        отверстиями под окна. Дайте-ка объясню, чтобы вы точнее почувствовали. Это не
        человеческие постройки, никто их не строил, хотя они похожи на типичные заводские здания
        или, например, вытянутые дома, какие иногда можно встретить на технической территории
        вокзалов. Они, наверное, сами выросли. Как грибы или деревья. Вот на этой территории
        дедушкиным табаком вырастают такие бетонные прямоугольник. Но людей здесь нет и,
        думаю, никогда не было. То же могу сказать о каких-то кранах, не знаю, для чего они, трубах
        и металлических каркасах - человек в их создании не участвовал. Они тут произрастают.
        Или были всегда, не знаю… Вновь вижу в небе, в том, что здесь является небом, оранжевые
        пятна. И вернулся тот звук, как от гигантского вентилятора. Его лопасти медленно кружат.
        Оранжевый свет пропитывает туман сферами. Я иду вперёд. Интересная черта этих мест -
        достаточно только сознательно повернуться к чему-то спиной, как вы оказываетесь в новой
        точке. Хотя меня не покидает ощущение, что я хожу по кругу. Возможно, не будь этой
        черноты, оказалось бы, что здесь всё просто устроено. Вроде большого механизма. Так…
        Шёл-шёл… Я упёрся в деревянную стену, Габи.
        -
        Ой.
        118
        - Это дом. Да, старый дачный дом. Но он еле виден…
        -
        А оранжевые пятна где?
        -
        Вы хотите, чтобы я оглянулся?
        - Нет, Борис… Не оглядывайтесь.
        Илья и Вика стояли возле дома искусанной женщины.
        -
        Чего мы ждём? - спросил юноша
        - Может, ещё кто-нибудь появится, - ответила Вика, неотрывно наблюдая за избой
        поверх забора.
        От сторонних наблюдателей их защищали кусты и нарастающие вечерние сумерки. К
        искусанной женщине за полчаса до этого стали собираться гости - примерно пятнадцать
        человек, больше женщины, среди которых и продавщица местного магазина, и пара мужчин.
        Почти у всех, заметила Вика из укрытия, руки покрывали следы комариных укусов
        - Тебе к врачу надо, а не здесь стоять. Пойдём же… - Илья неуверенно попытался взять
        девушку за плечо, но та грубо его оттолкнула.
        - Не мешай. Я память потеряла где-то здесь. Помню, как вышла из этой избы и пошла
        по улице, дальше - пустота. Всё, что было до этого момента, помню, а после - нет, значит,
        что-то произошло здесь. И это сборище - те же люди из леса.
        - Ты же сама сказала, что была здесь утром, а мы столкнулись уже днём. Важнее то, что
        произошло после того, как ты отсюда ушла, разве нет?
        -
        У меня нет других зацепок.
        - Ты то же самое говорила перед походом в лес… - еле слышно напомнил Илья. -
        Пойдём домой, тебе надо отдохнуть, а там, может, и вспомнишь, что произошло…
        - Сам вспоминай. Мне надо попасть в дом.
        -
        Там двадцать человек народу!
        -
        Я должна выяснить, что они замышляют. Ты со мной или нет?
        -
        Но как мы это сделаем?
        -
        Иди следом. И тихо.
        Вика, уже знакомая с территорией, уверенно открыла калитку и прошагала к дому. Илья
        плёлся сзади, почти утыкаясь носом ей в спину и то и дело наступая девушке на пятки.
        «Прости… упс, прости…», - шептал он. «Я тебя сейчас вырублю» - предупредила Вика из-за
        плеча. Она замерла на несколько секунд возле крыльца, прислушиваясь, и ступила в дом.
        Илья покорно и близоруко последовал за ней. Он ничего не слышал. В доме находилось
        около двадцати человек, но никаких звуков они не издавали - абсолютная тишина.
        Илья и Вика в неосвещённой кухоньке. Дальше за открытой, кривой дверью начинался
        такой же тёмный коридор. Девушка быстро глянула за угол и обнаружила, что все двери во
        внутренние комнаты дома закрыты. Она подошла к входу в ближайшую комнату и,
        приложив ухо к двери, стала вслушиваться. Илья мялся у неё за спиной. Вика резко
        дёрнулась, чуть не сшибла в темноте своего друга, от неожиданности не сообразившего, в
        какую сторону лучше отойти, чтобы освободить ей дорогу, и на цыпочках прошла к двери во
        вторую комнату. Снова прислушалась и тут же дёрнула за руку Илью, привлекая его к себе.
        -
        Они здесь, - шепнула ему куда-то в макушку. - Я слышу их дыхание.
        Дыхание людей, набившихся в одну комнату и не производивших больше никаких
        звуков… Вика освободила Илье место рядом с собой, и оба они приложились к двери,
        пытаясь различить ещё хоть что-нибудь. Так длилось с минуту. И вдруг кто-то совсем рядом
        с Ильёй кашлянул, и хоть за дверью, но как будто прямо ему в ухо. От этой пугающей
        внезапности юноша дёрнулся, поскользнулся на коврике для ног и всем телом навалился на
        незапертую дверь, от чего она молниеносно распахнулась, и Илья грохнулся прямо в
        комнату носом в пол. Устоявшая на месте Вика могла наблюдать, к каким последствиями это
        привело. Дверь сшибла стоявшего за ней человека - судя по вскрику, женщину - та тоже
        повалилась на пол, а дальше костяшками домино и с комментариями разной эмоциональной
        119
        интенсивности падать стали все остальные заполонившие комнату люди, на свою беду
        именно в тот момент стоявшие на одной ноге и пытавшиеся сохранить равновесие и
        внутреннюю умиротворённость в непростой йоговской позе под названием «Врксасана -
        «поза дерева».
        - Индусы чёртовы, - с презрением прошипела Вика, глядя сверху на матерящуюся кашу
        из деревенских жителей, одетых в спортивные костюмы.
        Только одна женщина устояла при общем падении. Продолжая держаться на одной ноге
        посреди месива тел и ловко сложив над головой толстые руки, она медленно открыла глаза и
        уставилась прямо на Вику. Это была продавщица из местного магазина.
        - Я тебя знаю, - спокойно сказала она девушке и еле заметно качнулась.
        Тем временем в холле дома отдыха «Янисъярви» Борис продолжал общаться с Габи. Она
        говорила стройно и много, но уже немного осовела - второй Лонг Айленд - и с
        трогательным придыханием глотала окончания некоторых слов.
        - Меня вот что поражает, - звякнула льдом в бокале. - Я со своим высшим
        образованием, с чёртовым культурным багажом, якобы тонким восприятием мира, я иногда
        смотрю на незнакомых людей и с горечью признаю, что для меня это tabula rasa - я не могу
        со всей уверенностью сказать, кто передо мной - друг или враг, что сейчас думает и
        ощущает этот человек, как он меня воспринимает, что ему нужно. У меня есть только
        сомнения и мой опыт восприятия, анализа и оценок, которым я эту чистую доску затем как-
        то раскрашу. Или не раскрашу. Или так и останусь с ощущением, что этот человек, даже уже
        давний знакомый, по-прежнему для меня закрытая территория. Я могу только сострадать
        направо и налево, но быть в чём-то уверенной - нет. И тут, бац, встречается мне на пути,
        скажем, какой-нибудь грубиян, деревенщина, со своим неоконченным средним,
        ограниченным словарным запасом, приводами и всем прочим - и вот ему достаточно одной
        секунды, просто встретиться со мной глазами, для того, чтобы в точности определить, как я к
        нему в этот момент отношусь - испытываю страх, презрение, невежливое любопытство,
        физический интерес - он это моментально считает, и тут же мне хлестко выдаст. Гениально!
        Вы понимаете, к чему я? Кто из нас совершенней? Я не слишком много говорю? Не берём
        категоричных людей, которые оценивают других в зависимости от своих убеждений или
        настроений - они правды не видят. Но если поставить рядом интеллигентного,
        рефлектирующего человека, которому разум или, я не знаю что - может, мораль? -
        ограничивает его непосредственное восприятие, и человека культурно и интеллектуально
        почти обделённого, на чьей стороне, как вы думаете, будет преимущество?
        - Преимущество в чём? - уточнил Борис.
        - Плебей ближе к животному, но именно поэтому он реагирует тоньше, стремительнее,
        без фильтрации, как у интеллигента, в каком-то смысле он совершеннее в своём восприятии
        других людей, понимаете?
        - Габи, что за удивительное высокомерие называть необразованных людей животными?
        Может, уже кофе?
        -
        Вы меня совсем не поняли. Я не презираю ни в коем случае, наоборот - завидую!
        - И что, вы променяли бы свой интеллектуальный, духовный багаж на чутьё животного?
        - Я оказалась заложницей у собственного разума, в компании которого, не буду спорить,
        пережила много прекрасных минут, но теперь у меня такое ощущение, что я лишена чего-то
        очень важного. Лишена какого-то незамутнённого восприятия реальности и людей, особенно
        людей.
        -
        Вы скучаете по временам максималистского отрочества?
        - Боже упаси, никогда, никогда не захочу туда возвращаться, вообще куда-то обратно
        возвращаться… О чём мы?.. Ах, нет! Я не говорю об оценках вообще. Интеллигент
        рефлектирует, он пытается оценить правильно и теряется в лабиринте смыслов. А я жажду
        хотя бы ненадолго отключить весь этот аппарат анализа и фильтрации и просто видеть чётко.
        120
        Чувствовать чётко, чувствовать, что происходит на самом деле, а не каждый раз упираться в
        то, что творится, накручивается у меня в голове. Я не хочу думать, нет, есть ещё б Ольшая
        пакость - не хочу предполагать. И не хочу бежать от реальности, которую не способна
        почувствовать чётко, в интеллектуальщину. Вроде как от вас, люди-животные, с вашей
        агрессивной интуицией я отличаюсь тем, что я культурно и интеллектуально подкована. Но
        что это даёт? Раз я потеряла что-то очень важное, вернее, никогда этим и не обладала.
        -
        Габи, но каждому своё место. Это естественно, у каждого свои предрасположенности.
        - И свой бэкграунд, верно? А видите ли вы, Боря, как прямо у нас на глазах происходит
        очередное деление на классы, прямо будто это неизбежный процесс, повторяющийся
        постоянно.
        -
        Вы о чём?
        - Я о своём окружении, о молодых ребятах, умницах, образованных и имеющих доступ
        ко всем культурным сокровищам, благо, сейчас это даже легче, чем раньше - Интернет,
        открытые границы и всё такое. Знаете, что мне недавно сказал один мой знакомый
        интеллектуал лет 25?
        -
        Понятия не имею, верите ли?
        - Он говорит: иду я по улице и - о боже, мои нейроны - вижу киноафишу к очередной
        тупой народной комедии, когда же, о когда же, вопрошает мой знакомый, на всех улицах я
        стану видеть лишь афиши с одухотворённым ликом, скажем, Изабель Юппер какой-нибудь?
        Не бывать такому явно в этой стране, бежать отсюда надо, бежать.
        -
        Ну сноб, что тут поделаешь.
        - Да не это. Опять пропасть образовывается, она всегда была, и вот опять видна. Есть
        так называемая интеллигенция и так называемый народ, опять то же самое. И ребята, мои
        знакомые, вырастут в интеллектуалов, которые так и будут вздрагивать в присутствии ребят,
        выросших из народа. Кажется, такие условные понятия, термины-фантомы из прошлого
        века, ан нет - вот оно, здесь. Новое социальное деление среди молодёжи, снова стена
        непонимания между «новой интеллигенцией» и «новым народом» - это бесконечный
        процесс? А культурный товар, естественно, будут производить первые, в надежде, что его
        воспримут вторые. Но тут изначально ошибка в программе, потому что понять и принять
        свой народ новая интеллигенция так и не удосужилась. Может быть, сейчас обстановка даже
        печальнее, потому что прежде интеллигенция всегда была взволнована проблемой народа, а
        сейчас время междусобойчиков. Почитайте блоги в том же Интернете. Интеллектуалы
        дружат с интеллектуалами и соревнуются друг с другом, кто умнее и лучше всё понимает.
        Обсуждают положение в стране, потрясают кулачками в сторону правительства, но всё друг
        с другом, всё в своей песочнице. А этот ужасный, неповоротливый народ смотрит «Дом-2»,
        когда же они опомнятся, это ведь бяка, это фу. А народу ровным счётом никакого дела до
        интересов интеллектуалов - ох, как невежливо с их стороны. А знает ли московский
        интеллектуал, что творится в стране вообще, чем живёт народ на всей необъятной? Вряд ли -
        ему либо и в столичной песочнице уютно с братьями по разуму, либо он в Москву сбежал, не
        выдержав близости народа. Пропасть, даже пустота между. Я вовсе не говорю, посмотрите
        на меня всю в белом. Я такая же! Ведь здесь, с вами сижу, коктейли распиваю, а отправиться
        в ближайшую деревню, где беднота и пьянь, как будто брезгую. Знаете, на нашем
        телевидении есть такой формат - сидит обычно пара ведущих-интеллектуалов, говорят с
        гостями о стране, культуре и народе, но они в студии, они в Москве, они не променяют это
        на жизнь в провинции и непосредственное, каждодневное общение с народом. Их
        передёрнет, если такое предложить.
        - Я примерно понимаю, о чём вы. Хотя, может быть, дело вовсе не в классовом делении,
        а просто в личностных качествах. Почему-то один человек боится других людей и
        выстраивает защиту, интеллектуальную или кулаками, тут и пропасти непонимания, а другой
        человек по своим внутренним особенностям оказывается с рождения расположен к другим,
        видит мир добрыми глазами, и поэтому не замечает различий между собой и другими. Но
        121
        вообще то, что вы говорите, это из серии «Актуален ли сегодня сборник «Вехи». Помните,
        как у Гершензона? Всё, что мы можем сказать русскому интеллигенту - постарайся стать
        человеком. Потому что вы не люди, а калеки.
        - Вот-вот, кем быть лучше - животным или калекой? У меня на этот счёт даже есть
        этакая пелевинская теория, я её изобрела, когда училась на факультете журналистики МГУ.
        Из истории отечественной журналистики известно, что в революционные дни, с 25 февраля
        по 5 марта в Петрограде издавалась только одна газета - «Русский инвалид». Прямо так в
        учебнике и написано. Это код, понимаете? В сознание всех юных, неокрепших
        интеллектуалов, прошедших школу советской и постсоветской журналистики,
        впрыскивается простая, но яркая мантра: русский - инвалид. Парадокс, конечно. Но из года
        в год. Где-то на генетическом уровне людей, которые потом получают доступ к
        общественным рупорам, откладывается эта информация. И вот уже наши интеллектуалы,
        сами о том не подозревая, транслируют это дальше, через газеты и журналы, по радио и ТВ,
        в романах и рассказах. Об этом не говорят прямо, но это где-то на молекулярном уровне,
        между строк, такое заражённое междустрочье. Информационный, идеологический вирус. И
        вот все мы уже под этим ходим. Русский инвалид. Русский - инвалид.
        Борис хохотал на весь зал и махал Габи руками, чтобы та остановилась.
        -
        Какая же вы выдумщица, - прокряхтел он сквозь смех. - Чем вы только занимались на
        журфаке?
        -
        Пила на лекциях ром из фляжки.
        -
        Оно заметно.
        - Но это не шутки. Борис, ну как можно любить эту страну, объясните мне? Я вам уже
        рассказывала, с какими историями сталкивалась. Вот ещё. Деревня, мать-алкашка принимает
        в доме собутыльников, а у неё дочь умственно отсталая, пока родительница пьёт и предается
        разврату, дочь не может попасть в дом и отмораживает себе ноги. Кое-как проникла в избу, а
        тут неделями запой, скулит, чтобы ей помогли, а ей в ответ - лежи на печке и чтобы ни
        звука, иначе убьём. Ну лежала, постанывала тихо-тихо, ноги позже пришлось ампутировать.
        -
        Кошмар какой…
        -
        Ха, это не всё. Дочке-то куда деться, живёт дальше с чудовищной мамашей, а та
        продолжает свой беспредел с хахалями. А чтобы дочь, инвалидка-олигофренка, не портила
        вид, её из дома прогнали жить во двор. Борис, в собачью конуру. Вы понимаете? Потому что
        я не понимаю. Она жила там вместе с собакой, благо, могла поместиться в маленькой
        коробке. Ведь ног-то у неё не было.
        -
        Неужели соседи ничего не предприняли?!
        - А что они сделают? Пожалуются в милицию? А участковый их - один из
        собутыльников, один из тех, кто угрожал девочке расправой, если она не умолкнет. И что он
        с ней потом сделал. Как вот это?.. А если девочку заберут, то куда? В каких условиях её
        будут содержать, все мы знаем. А лечение обеспечат? А почему эти люди пьют? А почему
        милиционер - злодей? Этих «почему» сотни… Не раз в Москве слышала: «Надо таких
        расстреливать», и когда сюда ехала в поезде слышала по другому поводу - «расстрелять на
        месте». Что-то у нас всё расстреливают, расстреливают. Без этого никак? Ненависть и
        агрессия никогда не будут выходом из проблемы, они только закольцовывают, приводят в
        тупик. Вся проблема в том, что преступник, как человек, не возникает из ниоткуда - он
        продукт, следствие несовершенства всего общества. Например, выходцы из
        неблагополучных семей. А откуда вообще берутся неблагополучные семьи? Не сами же по
        себе. А раз так, любое преступление - это и наша ответственность тоже. Ведь на самом деле
        это не частная история - множество факторов создало для этого почву, то есть это не только
        ответственность той жестокой матери, но и общества в целом, здесь всё взаимосвязано. Вы и
        я виноваты, любой член нашего общества виноват в истории девочки не меньше. В то же
        время современная система наказаний в России глубоко несовершенна и лишь способствует
        поддержанию и размножению зла. В этой системе преступник как бы отстоит от всего
        общества в целом, общество накладывает вину на определённых лиц, мол, это их, личная,
        122
        ответственность, хотя на самом деле это и ответственность, и преступление всего общества.
        Преступника надо не наказывать, потому что так мы только снимаем ответственность с себя,
        его надо лечить. Он, каждый конкретный преступник - болезнь всего общества. Судьба
        страны - это сумма слагаемых действий всех её граждан. Так же, как родившийся ребёнок -
        это не только плод взаимодействия двух людей, но и воплощённое следствие той ситуации, в
        которой он был зачат и появился на свет. Это также плод множества факторов, ребёнок
        других людей, случайно или не очень оказавшихся втянутыми в эту воронку. Это ребёнок
        всего общества, целой страны - такой, какой она была на тот момент. Есть только общая
        ответственность за ребёнка - за человека. Конечно, это не исключает его личной
        ответственности за свои действия, но тут уже другая история. Странно, дико это слышать и
        понимать, но в ситуации, когда совершился садизм над девочкой, не только она является
        ребёнком, трагедий всего общества, но и преступники тоже: то, кем они стали, и их действия
        - это общая ответственность, они тоже наши дети, всего народа и его истории… Но у нас
        отмахиваются. Они сами пошли по кривой дорожке, они порождение какого-то мифического
        абстрактного зла и порока - изолируйте их. От кого? От родителей? И измывайтесь над ними
        в застенках, насилием, унижением, грязью, голодом искорените из них это зло. Пусть в
        следующий раз будут знать. Хотя кто исправляется, кто выходит из тюрьмы не больным ещё
        больше? Но нам всего этого не показывайте. Зачем мы должны видеть, в каких дичайших
        условиях живут заключённые? Они сами виноваты. Есть ещё трагическая, умалчиваемая
        статистика, на какое количество преступлений в России приходится закрывать глаза органам.
        Потому что преступлений слишком много, чтобы они могли справиться. В обществе всё и
        все взаимосвязаны. А когда все втянуты в преступление - все! - перекладывать вину на
        определённые силы уже не имеет смысла. Излечиться общество, страна может только в том
        случае, если каждый гражданин будет спрашивать с самого себя.
        - Сколько лет было той девочке? - спросил Борис.
        - Да какая разница? Борь, вы мне объясните, как можно любить страну, в которой
        происходит что-то подобное? А ведь мы любим… Вопреки. Это инвалидная любовь?
        Пустая? Или исцеляющая? Никак не пойму…
        -
        Габи, успокойтесь.
        Она плакала. Отвернулась, кое-как вытерла слёзы, размазав по щеке тушь для ресниц.
        - Давайте пройдёмся, - сказала девушка. - У меня ноги затекли.
        Вику пытались выставить из дома, но она сбила с ног одного мужчину и, подойдя
        вплотную к продавщице из магазина, которую приняла здесь за главную, тихо, но с легко
        различимой угрозой сообщила:
        - Я не уйду, пока не узнаю, что за чертовщина тут у вас в лесу твориться. Где зомби?
        Почему я ничего не помню?
        -
        Зачем вы нашего учителя литературы бьёте? - пискнула дрожащим голосом хозяйка
        дома - другая женщина из магазина - она в этот момент помогала Илье остановить кровь,
        лившуюся из носа. Вика нечаянно заехала ему в лицо локтём, когда упиралась, не желая
        сдавать позиций, под натиском самых смелых йогов.
        -
        Он со мной, - бросила Вика через плечо.
        - Вы с ней, Илья Николаевич? Да как же это? У вас Анечка учится, моя племянница, а я
        Света Яблочкина. Будем знакомы! Вы лучше запрокиньте голову, а то кровь не остановится.
        Пойдёмте, я вас положу, и холодным надо.
        -
        Это наш библиотекарь, - только и сказал Илья гнусаво в защиту Вики.
        -
        Кто? Эта? Да что же вы здесь устроили, а ещё интеллигентная женщина! Дебоширка, в
        дом врываться!
        - Это её сожитель, Свет. О них вся деревня говорит, - спокойно объяснила продавщица
        магазина и, переведя невозмутимый взгляд на Вику, спросила, - Чего забыла-то, танкистка?
        Дорогу в библиотеку?
        123
        Рука Вики дрогнула, но «она решает сдержаться» и ответила:
        -
        Поговорить надо.
        -
        О чём мне с тобой разговаривать?
        - Гони её, Наташ! - снова пискнула Яблочкина.
        Вика и продавщица вперились друг в друга баранами. Обе молчали.
        - Вы ей лучше не мешайте, - шепнул Илья Светлане, и они стали наблюдать за
        безмолвной дуэлью двух зыркающих женщин. Казалось, это будет продолжаться до тех пор,
        пока одна из них или сразу обе не начнут сдавленно рычать, как две кошки возле сарая.
        Первой не выдержала хозяйка дома Яблочкина.
        - Господи, ну что же это, - вздохнула она. - Вы ещё подеритесь. Илья Николаевич, чего
        ваша чудит? Что ей нужно?
        - У Вики был тяжёлый день… - извиняющимся голосом сквозь окровавленный платок. -
        Наталья… простите, не знаю вашего отчества, можно мы зададим несколько вопросов и
        после этого уйдём? Прошу прощения, что так ворвались…
        -
        Нат, ну в самом деле, - поддакнула Светлана. - Может, у них что-то важное. А я чайку
        поставлю. Всё равно занятие испорчено.
        Две женщины ещё некоторое время упрямо смотрели друг на друга, не произнося ни слова.
        Наконец мясистая продавщица всё таким же ровным голосом заключила:
        -
        Ставь. Только тут чайком не обойтись. Водку доставай.
        Вскоре посреди пустой комнаты возник раздвижной стол и несколько стульев, на скатерти
        появились стопки, бутылки, закуска - Яблочкина суетилась, радостно приговаривая, как рада
        гостям из Москвы, что все вопросы нужно решать мирно. Мрачные Вика и Наталья сели
        друг против друга, а бледный Илья лежал на застланном ковролином полу с ватками,
        торчащими из ноздрей, и холодной, мокрой тряпкой на переносице. Остальные люди,
        присутствовавшие на занятии, постепенно разбрелись. Они не скрывали любопытства, но
        продавщица коротко приказала всем идти по домам.
        «Вика - показатели агрессии в данный момент зашкаливают; её отзеркаливает эта баба из
        магазина. Илья напуган - все защитные механизмы включены: презрение, брезгливость. И
        осуждает Вику за её действия, хотя не показывает всего этого; его отзеркаливает
        приставучая хозяйка. Стоит ли удивляться недоверию и неприятию со стороны деревенских?
        Возможно ли здесь взаимодействие?»
        -
        Ну за знакомство, - весело предложила Светлана, разлив водку по стопкам. -
        Чокайтесь, чокайтесь, девочки!
        Вика и Наталья неохотно чокнулись и выпили водку залпом. Света села на пол и подала
        стопку лежащему Илье.
        -
        И вы выпейте, Илья Николаевич. За знакомство!
        -
        Я не пью.
        -
        Надо! Как лекарство. Давайте я вам помогу голову поддержать, чокаемся, пейте-пейте,
        вот молодец.
        -
        Начинай. Чего у тебя? - сказала продавщица, глядя на Вику не без интереса.
        - Что вы делали в лесу? - спросила девушка.
        -
        Когда?
        -
        Прошлой ночью.
        - Я ничего, меня там не было. А вот эти устроили шабаш, - на слове «эти» Наталья
        кивнула в сторону Яблочкиной.
        Искусанная комарами Светлана густо покраснела. Но вдруг стала гордо защищаться:
        -
        Никакой это не шабаш. Мы успокаивали лес.
        -
        И перебудили всех лесных насекомых, - криво ухмыльнулась продавщица.
        -
        Ты тоже собиралась сначала! - наябедничала Светлана и тут же набросилась на Вику, -
        А вы откуда знаете, что мы в лесу были?
        -
        Я следила, - просто ответила девушка.
        124
        -
        Не завидую, - снова ухмыльнулась Наталья.
        Яблочкина покраснела ещё гуще.
        - Врёте вы! Тогда бы вас тоже комары искусали, их там море прилетело, природный
        катаклизм!
        - Это он комаров привлёк, - Вика невозмутимо указала в сторону Ильи. - Он там тоже
        был. Так что ты ручки-то свои ловкие убери от моего парня, он твои голые телеса уже видел.
        - Извращенка! - взвизгнула Яблочкина и, резко подпрыгнув с пола, убежала из
        комнаты.
        Продавщица с кривой улыбкой налила Вике и себе ещё водки. На этот раз они чокнулись
        сами и с большим проворством в движениях.
        - Они реально пытались задобрить лес, - объяснила продавщица, опрокинув в себя
        новую стопку. - Ну решили, если принести лесу дары в ночь на Ивана Купалу, потанцевать
        там, духи леса успокоятся.
        -
        Вы верите в духов?
        -
        А почему бы и нет? Карельский лес очень живой. Мы это ещё с детских сказок
        впитали.
        -
        А зачем успокаивать?
        -
        Ну ты сама про зомби сказала.
        - Вы его видели? - Вика даже подалась вперёд.
        - Многие видели, и не одного. Не в этих местах, но в районе. Говорят, на ребёнка
        напали, вроде курятник разворовали, прямо живых кур сожрали.
        -
        Где это было?
        -
        Не знаю точно. Это всё слухи. А местным тут в лесу ещё что-то чудится.
        -
        Что?
        - Ну духи. Леший какой-то. Может, это тот же зомби. Ещё про странных зверей
        рассказывают. Якобы животные на ходулях ходят. Ну и Галька свою женщину-кошку
        видела.
        -
        Чего?
        -
        Ну почему они голые-то танцевать собрались. Подружку нашу, массажистку из дома
        отдыха, недавно проглючило. Увидела в лесу на дереве голую девицу, как она сказала, та
        больше напоминала не человека, а зверя. Уж не знаю, чего ей привиделось. Но наши потом
        решили, что это дух леса, надо, видите ли, голыми танцевать вокруг того дерева, где дух
        сидел. Но ты ж понимаешь, личную свою жизнь многие тоже планировали наладить.
        Продавщица гоготнула.
        - А тебе-то наш упырь зачем? - спросила она Вику.
        -
        Это личное.
        -
        Ну как знаешь. Места у нас невесёлые. Рассказывают всякое. В соседней деревне,
        говорят, даже бобров в жертву лесу приносят. Мы до такого пока не дошли.
        -
        Зачем бобров?
        - Ящур. Из Финляндии эпидемию принесло, суеверные старики думают
        жертвоприношениями уберечь своих коров. У них ничего другого нет. Лес примет бобра, а
        корову отпустит. На то и надеются.
        -
        А что о нас говорят? - не выдержал Илья, приподнимаясь на локте.
        - Ну ты сам подумай, - снова ухмыльнулась Наталья. - Приехала странная парочка из
        Москвы, ни с кем не общаетесь, дети тебя в школе не любят, а её - боятся. Дамочка твоя чуть
        что мужиков одним ударом вырубает. Да и смотритесь вы вместе - по-идиотски.
        Илья обиженно насупился. Лёг обратно на пол и закрыл глаза мокрой тряпицей.
        Габи повела Бориса в соседнее с холлом помещение. Здесь за стеклянной стеной
        располагался бассейн. Они стояли выше - на смотровом балконе. Девушку не смутила
        духота и сильный запах хлорки, она оперлась о балконные перила и стала наблюдать за
        125
        единственным человеком, который плавал здесь в этот час. Его туша, медленно скользившая
        по поверхности воды, широкая, коротконогая, напоминала в приглушённом свете зала,
        жабью. А на стенах колыхались многочисленные полоски теней от водной ряби.
        Немного помолчав, Габи вернулась к прежней теме:
        - На самом деле я так запросто употребляю слово «интеллигенция», даже не провожу
        разницы между интеллигентом и интеллектуалом, всё потому, что сегодня уже нет единого
        мнения, существует ли по-прежнему интеллигенция в России.
        - А кто сомневается?
        - Не помню точно, кто выдвинул эту теорию. Кажется, так называемая Корпорация
        социального дизайна. Неважно. Мы так привыкли к тому, что интеллигенция есть, хотя это
        часть советского дискурса, а сегодня мы существуем в иных условиях. По-моему,
        естественно ставить под сомнение существование устоявшихся понятий. Тогда, может быть,
        не зажиреешь.
        -
        Ставить под сомнение - отчасти задача интеллигенции.
        - Верно, но идея в том, что интеллигенция перестала выполнять функцию чистой
        работы со смыслами, создания новых и корректировки старых при необходимости. По
        аналогии с деятельностью интеллектуалов на западе она превратилась в интеллектуальный
        класс производителей, попросту говоря, креативщиков. Теперь интеллектуалы не
        отличаются от всех остальных производителей в обществе, создают интеллектуальный товар
        в рыночной структуре, хочешь - покупай, не хочешь - не покупай. Но идеологическим
        ориентиром для всего общества в такой ситуации интеллектуалы служить не могут, для
        этого, насколько я понимаю, нужна организованная и при этом постоянно рефлектирующая
        сила. А не это разобщённое и само по себе дезориентированное нечто, которое мы имеем
        сейчас. Кто знает, возможно, современная ситуация в стране во многом на совести
        интеллигенции. Она восприняла 90-е годы как возможность устроить собственное хозяйство,
        оказалась на базаре вместе со всеми и ориентиром быть перестала - не знаю, можно ли
        урвать себе и при этом сохранить хорошую мину. А теперь она, возможно, слишком боится
        расстаться с тем, что накопила, и не рискует выступать. Есть и другая сторона проблемы -
        как отражается современная позиция интеллигенции непосредственно на том, что она
        создаёт: на искусстве, литературе, философии, науках и прочем. Возможно ли их развитие в
        таких условиях, возможен ли прорыв в этих областях?
        - Новые условия требуют нового распределения ролей, это естественный процесс. Один
        класс не может законсервироваться и перейти в новый режим без изменений, это абсурд,
        утопия. Чего вы хотите от интеллигенции, чтобы она организованно отказалась от участия в
        рыночной игре? Отошла в сторонку и благородно умерла от голода?
        - Я знаю, куда вы клоните. Но тут позволю себе категоричное заявление. Зло неизбежно,
        пока существует культ частной собственности. Сейчас объясню. Он приводит к порочному
        выбору: моё благополучие или чужое благополучие, и выбор, как правило, делается в пользу
        частного. Я однажды брала интервью у австралийского писателя, он выступал против
        общества потребления с его понятиями статусности и готовностью идти по трупам людей
        для достижения своих целей. Собственно, это и была основная тема его произведений. Тогда
        я спросила его, оправданы ли эти преступления, если они, например, совершаются отцом
        ради благополучия его собственного сына? И он ответил - однозначно да, оправданы. Я
        совершенно этого не понимаю, возможно, суть проблемы именно здесь, хоть это и переводит
        её в ранг утопической, как вы выражаетесь. Не должно быть выбора между благополучием
        моего ребенка и чужого, жизнью моих стариков и чужих, счастьем моей нации или чужой.
        Этот выбор глубоко аморален, сам факт существования этого выбора в сознании людей и то,
        что кто-то допустил укоренение идеи такого выбора в головах миллионов. Нет «моих» и
        «чужих» детей - есть дети, нет «моих» и «чужих» стариков - есть немощные люди, нет
        «моих» и «чужих» - есть просто люди вне зависимости от своих различий. Культ частной
        собственности - один из факторов, поддерживающих, усугубляющих этот выбор. Сюда же
        126
        вопрос - оправданы ли действия матери, идущей на всё ради благополучия своего ребенка?
        Нет, не оправданы - если от этих действий страдают другие дети. Моё - это порочная
        установка. Гипотетически человек, в сознании которого нет этой установки, становится в
        несколько крат сильнее, могущественнее. Мать, заражённая выбором, физически сможет
        спасти только собственного ребёнка. Мать, для которой не существует этого выбора,
        постарается спасти и своего, и чужих детей - в ней достаточно сил для этого, её разум
        могущественней. Человек с понятием «моё» - слабый и ограниченный в прямом смысле, его
        кругозор максимально сужен. Похоже… похоже, я мечтаю об обществе сильных людей…
        - Это, Габи, не утопия, а чистой воды максимализм. В африканских племенах,
        например, родители считают, что два ребёнка - это предел, третьего при опасности они не
        смогут унести в руках, так что предпочитают сами убить его еще в младенчестве, как
        котенка, чтобы он не страдал в дальнейшем.
        - Вы говорите о неразвитом обществе. Должна же быть хоть какая-то эволюция, зачем
        весь этот прогресс, если люди по-прежнему не могут унести трёх и больше детей в случае
        опасности? Значит, никакого прогресса нет, и, я не сделаю открытия, удовлетворяет он
        только самые индивидуальные, личностные потребности. В таком случае у нас тем более нет
        оправданий… И потом, что вы знаете об африканских племенах?
        Борис заметно вздрогнул.
        «Он считает, что Габи задала этот вопрос каким-то особым тоном, слишком резко, будто
        подловив его на чём-то. Борису кажется, что он покраснел. Надеется, что в полутёмном
        спортивном зале, это не так заметно. Он пытается сменить тему»
        - На самом деле в России чувствуются своеобразные революционные настроения. Но
        они направлены не против власти, как ни странно, а против среднего класса. У нас все не
        любят средний класс: и чиновники, и учёные, и тем более народ. Я иногда думаю, а что если
        за всем этим стоит не какая-то отвлечённая причина, а обыкновенная людская зависть? К
        тем, у кого есть талант управлять деньгами. Ведь это всё не злодеи какие-нибудь в
        большинстве своём, а самые обыкновенные люди. Страна так и не научилась жить в новых
        условиях. Я повторяю - какой смысл говорить об интеллигенции, если это вопросы
        советской поры. Мы существуем в новых условиях, с новым распределением ролей, но
        хватаемся за старую терминологию. Может быть, стоит выйти за пределы понятия
        «интеллигенция»? Перестать играть в старую игру. Спасатели и утопающие.
        Они медленно прогуливались вдоль балкона, пока не упёрлись в новую застеклённую
        дверь. Габи нажала на продольную ручку, дверь поддалась, и пара прошла в соседнее
        помещение. Здесь начиналась широкая лестница, уходящая зигзагом вниз. Ступени
        прерывались просторными и длинными лестничными пролётами, Габи и Борис неспешно
        спускались вниз, задерживались на площадках и продолжали беседовать.
        - Советская эпоха постепенно отмирает, а вместе с ней и её мифология, - согласилась
        Габи. - Через много лет, читая советскую литературу, наши потомки будут воспринимать её
        как своего рода фэнтези. Но вот что интересно - советская мифология уходит, а при этом
        один из её мифов остался. Я говорю о капитализме. Будь мы героями советской литературы,
        получилось бы, что враг победил. Почему одно воспринимается, как какое-нибудь советское
        фэнтези, а другое - как что-то естественное, реальное, как нормальный ход вещей? А вдруг
        мы по-прежнему герои советской литературы, но уже зомбированные как бы?
        Фантастический вирус из литературы, признанной безосновательной, мифоплодящей,
        получил распространение. Здесь особый перевёртыш. Советская реальность превращается со
        временем в миф, но при этом часть мифа оказывается «на свободе» и разрастается до
        размеров реальности - мы и не заметили, как оказались захвачены... Я недавно, ещё в
        Москве, заходила в метро на станции «Красные ворота» и краешком глаза заметила герб
        Союза на высотке, эти звёзды и охапки пшеницы. И почувствовала, что у меня в сознании
        уже образовалась некое расстояние между этой символикой и смыслом, который в неё
        вкладывался. Я вижу символы, но смутно помню смысл. Я застала самый краешек СССР, к
        тому же жила с родителями за границей, всё это так и не успело стать для меня полноценной
        127
        реальностью. И вот я вижу советский герб и уже почти готова воспринять его отстранённо.
        Как знак без смысла, как украшение, как… как горгулью, понимаете? Как фантастику. А что
        видят ребята, которые родились после меня? Ничего вовсе? Красивый узор? Это ведь не
        заряжено их собственным опытом.
        -
        Габи, то, что вы говорите, довольно страшно. Если не помнят, значит, может
        повториться. Должны помнить.
        - А, может быть, вы просто не хотите, чтобы мы забывали о вашем прошлом? Потому
        что вместе с ним уйдёте вы сами? И может быть, вы так отчаянно играете сейчас в старые
        игры с властью, настаиваете, что история повторяется, потому что не хотите, чтобы прошлое
        уходило? И потому же называете моё поколение и последующие - эскапистами,
        индифферентными, виртуальными? А вы не думали, что нам не интересны ваши игры, мы
        даже не совсем понимаем, о чём вы говорите.
        - Да мне-то что? Это вам жить в этой стране. Разве мы не ради своих детей боремся?
        - Ты мне скажи, ты крещёная, мать? - спрашивала тем временем пьяная Наталья у такой
        же неровной Вики.
        -
        Я буд-дистка, - ответила та.
        -
        Эта плохо.
        - Почему? Лучше креститься и танцевать голяк в лесу? И сидеть лотосом. Как вы?
        - Обижаешь. Обижаешь. Мы дело делаем. Народ защищаем. И о душе думаем. Ты же
        русская?
        -
        Ну?
        -
        Значит, православная, значит, надо креститься.
        -
        А я сама защищусь.
        -
        От бесов - нет. И от духов леса. И от зомбей.
        - Блин, ну у тя в голове и понапихано. Ты же православная!
        - Я русская! У меня даже фамилия, как у президента почти. Только по-другому -
        Волкова.
        -
        И нормально так водишь хороводы вокруг ёлочки.
        - Я не одна. Светка, она добрая, она йоге нас учит. Как быть молодыми и красивыми.
        Чтобы мужик любил. И чтоб душевное развитие. Знаешь, как иногда хорошо зажечь арома…
        матическую палочку. Спокойно так на душе.
        -
        И помолиться.
        -
        А как без этого? И пост обязательно. А хочешь я тебе погадаю? Я на картах умею и по
        руке. Давай!
        -
        Тпр, назад, сестра.
        -
        Я реально вижу будущее. Светка скажет. Вот ты любишь своего? Ну признайся?
        Хочешь, скажу, чего у вас впереди.
        -
        Нахуй.
        -
        Обижаешь. Злая ты, дылда. Не русская какая-то.
        -
        Я будди-стка.
        - Оно видно.
        - А вы… у вас тут… ваше это всё… В-вы - дурка.
        -
        Сама дурка.
        -
        Сама дурка.
        -
        Сама дурка.
        -
        Сама дурка.
        - Девочки, хватит ссориться, - встряла уставшая Яблочкина, она уже давно хотела спать.
        - Пора по домам. И вы папе мешаете.
        -
        В самом деле, Вика. Пойдём, - сделал попытку и Илья.
        128
        -
        У меня здесь дыра, - объяснила Вика, пьяно мотая головой, и тыча пальцем в лоб. - Я
        кусок дня потеряла. Я не помню.
        - У нас и не такое бывает, - заверила продавщица. - В прошлом году у соседской
        ребятни память нафиг отшибло. Сутки их искали. Потом они так и не вспомнили, где были.
        Да клея небось нанюхались. А ты лес прогневила, точно говорю. Креститься тебе надо,
        дылда.
        - Я пош-ш-шла.
        -
        Ну давай.
        -
        Ну и дну.
        До земли Габи и Борису осталось пройти один пролёт. Лестница заканчивалась дверью, на
        этот раз обитой металлическим листом.
        - Общественная ответственность возможна только при осознании её каждым человеком
        отдельно. Это утопия? - спрашивала Габи. - Ответственность невозможно насаждать, её
        можно только взрастить в самом себе, не требуя ничего от других. Но подавая пример своей
        жизнью. И уже эти индивидуальные ответственности соединятся в общественную. Заставить
        людей стать ответственными невозможно. Создать им здоровое общество без их участия
        невозможно. Излечиться общество, страна может только в том случае, если каждый
        гражданин будет спрашивать с самого себя. Но взаимопомощь ведь должна быть в этом
        вопросе? Обладает ли народ, как общее тело, масса, самосознанием, или это именно что
        стадо, которое может окрепнуть лишь в случае положительного примера более влиятельных
        людей, выделяющихся? И что же, мы вновь возвращаемся к старой песне про
        интеллигенцию? Или народ может создать общественную ответственность сам? А этот
        народ? Ответственность на образованном классе, конечно, гораздо больше. Но и народ
        оправдывать нельзя. Потому что это не абстрактное месиво организмов, а множество
        самостоятельных и равно ответственных индивидуумов, каждый из которых должен делать
        вклад по мере собственных возможностей. Что, однако, мы имеем сегодня? Интеллигенция в
        реалиях «частной собственности» потеряла свои сущностные ориентиры и просто
        обмещанилась. Дом, работа, деньги на семью и себя - это для неё теперь в основном
        главенствующие интересы. Интеллигенция сегодня - это такая профессия, специальность,
        чтобы заработать. Вообще интеллигенция напоминает мне сейчас Николая II накануне
        революции - такая же нерешительность, мягкотелость, такая же податливость на чужие
        истерики, этот же уход в интересы семьи, детей - искривления представлений о долге. Да и
        Временное правительство похоже на нашу сегодняшнюю интеллигенцию - такой же разброд
        идей, эти же внутренние идейные конфликты, неспособность преодолеть внутреннюю
        раздробленность, действовать, а не только жаловаться и паниковать. Чем это всё закончилось
        - известно. Отсюда вопросы - должен ли настоящий интеллигент быть одиночкой, ведь быт
        заметно ограничивает его свободу, творческую, интеллектуальную, лишает его бесстрашия?
        Должна ли интеллигенция обрести какую-то новую, объединяющую в общем порыве идею?
        Или же нам надо отказаться от самой идеи интеллигенции и искать двигательный механизм в
        чём-то ином? Но если не интеллигенция даст толчок, то кто? Как зародится общественная
        ответственность?
        -
        Дальше хода нет, - засмеялся Борис, в этот момент дёрнувший ручку двери, - тут
        заперто.
        -
        Ох, простите, это я вас сюда завела, а теперь подниматься обратно, - Габи смущённо
        улыбнулась. - И ваша нога… Я совсем заболталась, не думая о вашем состоянии.
        -
        Нога в порядке. И дополнительные физические упражнения мне откровенно не
        помешают, - снова рассмеялся Борис и похлопал себя по выдававшемуся животу.
        Габи сама попробовала ручку двери - безрезультатно. Тогда она изящно присела на
        корточки и заглянула в замочную скважину. Дверь была деревянной, но обитой с двух
        сторон металлическими пластинами. Отверстие для ключа выглядело необычно большим.
        Замка там просто не оказалось.
        129
        -
        Эта дверь заперта на висячий замок с той стороны, - догадалась девушка.
        -
        Габи, я могу задать вам личный вопрос? - спросил Борис, возвышаясь над ней.
        -
        Я не замужем, - ответила она быстро.
        -
        Нет, я хотел спросить, за кого вы голосовали на этих выборах.
        Оба засмеялись. Габи выпрямилась.
        -
        Ну правда, за кого?
        -
        На президентских? Хотя какая разница. Я не голосую.
        -
        А рассказываете мне красиво об общественной ответственности.
        -
        Борис, это скучно, все эти ваши выбора, вся эта политика - это бесконечно устарело.
        -
        Но вы же уже взрослая и понимаете, что должны делать свой выбор. На самом деле я
        удивлён. Это так не вяжется с вашими мыслями.
        - Вы сами сказали ещё в первый наш разговор, что я жертва идей. И что же вы хотите,
        чтобы я выбрала, на сторону какой людоедской идеи встать? Пойти направо, пойти прямо,
        пойти налево? Это бесконечная игра. Вся история человечества - это борьба идей, одни
        течения сменяют другие, и так по кругу. Если мы создадим демократическое государство,
        через некоторое время кому-нибудь придёт в голову, что коммунизм лучше, а в
        коммунистическом государстве будут бороться за идеи демократии. И так всегда, идеи не
        останавливаются. Но знаете что - мне стыдно, уже XXI век, а люди до сих пор не изобрели
        безвредное оружие для войн, я уж не говорю о том, чтобы прекратить войны вовсе. Мне
        стыдно, когда Калашников улыбается по телевизору и все жмут ему руку, и на центральных
        каналах показывают репортажи о международных оружейных сборищах-ярмарках, где
        любая страна может закупить себе ракет и танков. Вы меня за это голосовать призываете? За
        убийство в любом случае, кто бы не пришёл к власти? А я говорю, что всё это морально
        устарело. Это всё продолжающиеся игры взрослых, которые помнят СССР, холодную войну
        и тому подобное. И вы заражаете этим нас, прикрываясь великолепием Великой
        Отечественной. Вы называете нас индифферентными, но, может быть, сами отказываетесь
        признавать, что мир изменился. Я лучше уйду в виртуальную реальность, чем буду жить по
        правилам реальности, где решением каких-то параноиков до сих пор существуют границы.
        - Габи, какое вы неблагодарное создание, - с доброй улыбкой поразился Борис. - Вы
        говорите, мир изменился, но отрекаетесь от старших поколений, которые этому
        способствовали. Ради вас.
        - Это не вы этому способствовали. И не ради нас. Внешний мир принципиально
        меняется по велению науки и техники, внутренний - благодаря индивидуальному духовному
        опыту. И природа над всем этим. Политика и экономика не меняют ничего, кроме самих
        себя.
        -
        Вы невыносимы.
        - Борис, если честно, мне всё это совершенно неинтересно. Ну есть же люди, которым
        это интересно, пусть они этим и занимаются. Я сама от себя устала, от всех этих слов, не
        хочу больше быть умной.
        -
        Забавная, а что же вам интересно?
        - Ну… Эта дверь, например. Мы спускались по длинной лестнице, а внизу оказывается,
        что дверь запирают с противоположной стороны… Значит, кто-то живёт в подвале? Кто-то
        ведь должен отпирать её с той стороны? Это прекрасная дверь! И если вы заглянете в
        отверстие, тогда увидите, что в следующем помещении горит свет, а некая лестница ведёт
        ещё ниже… Это гораздо замечательнее всего того, что я сегодня вам наговорила, уж
        простите мне словесное недержание.
        -
        Почему замечательнее?
        -
        Потому что здесь тайна.
        В тот же момент сверху неожиданно раздался мужской голос, отчего Борис и Габи
        невольно вздрогнули.
        130
        -
        Эй, здесь нельзя находиться, - зло крикнул мужчина в спецодежде, перевешиваясь
        через перила на пару пролётов выше. - Поднимайтесь!
        -
        Вот видите, - сказала Габи Борису, и её глаза весело загорелись. - Опасная тайна.
        Василиса лениво разлепила глаза. Почувствовала запах земляного погреба. Не её погреб,
        слишком просторный. Крышка откинута, а лестницы не видно. Сверху из избы - свет. У неё
        сильно кружилась голова. Где Иван? Где она? Вспомнила, что так и не дождалась его на
        остановке. Вспомнила, как возвращалась домой. Одна. Как раздалось странное шуршание.
        Сразу. Всюду. Вокруг. И шёпот. Сзади. Детский голос: «Влезь ко мне в одно ухо, а в другое
        вылезь». И потом, уже позже, после удара: «Спи глазок, спи другой… Спи глазок, спи
        другой… Спи глазок, спи другой»… Василиса заорала от боли, елозя руками по холодному
        дну погреба, осознавая сквозь дрёму снотворного, что у неё отрублены обе ноги.
        Борис пытался протестовать, но Габи настояла на том, чтобы проводить его до коттеджа.
        -
        Это я должен вас провожать!
        -
        Но у нас же не свидание.
        -
        А как хотелось бы, - смеялся он. - Я ведь вас разгадал. Вы, Габи, романтик до мозга
        костей.
        - Думаю, и вы тоже, Боря. Хоть и притворяетесь скучным.
        -
        Но я и есть скучный. Либерал, семьянин, бизнесмен.
        - Как бы ни так. Вы ещё и запросто путешествуете по иным пространствам. Это было
        удивительно здорово! Целое поле щук, подумать только!
        Подходили к нужному домику. Из леса в этот ночной час доносилось пьяное громогласное
        пение: «Аааааа у тебяяяяя СПИД! И значит, мы умрёёёёёём!». Кто-то шептал молебное
        сквозь паузы. Габи и Борис тихо смеялись, глубоко вдыхали запахи тёплого карельского
        воздуха. Они шли по выложенной дорожке. До входа в коттедж оставалось не больше десяти
        шагов.
        И тут Бориса стремительно потащило вперёд, в сторону. Он рухнул на спину, влекомый
        мощной силой, зацепившись за что-то ногой. Визжал остро по-женски. Через несколько
        секунд неведомая сила дёрнула его прямо в воздух, и Борис повис вниз головой. Это
        остановилось. Он висел под деревом на верёвке, как попавшее в ловушку животное.
        - Борис! Господи! Скажите что-нибудь! - звала снизу испуганная Габи.
        -
        Уйди, - только и выдавил он.
        -
        Подождите! Потерпите, я сейчас! За помощью! Терпите, Борис!
        «Ему кажется, что вся кровь из тела перетекла в голову»
        «Он сейчас ненавидит только Габи»
        Стучали часто, отдаляясь, каблуки. Из леса неслось ещё громче: «А у тебяяяяяяяяя
        СПИИИИИД! У тебяяяяяяяя СПИИИИИД! Мы умрёёёёёёём!». Опять умоляющие шепотки.
        Через полчаса Бориса сняли с дерева. Он попал в ловушку лассо. Как говорили
        окружающие, для того, чтобы вздёрнуть его на верёвке вверх и закрепить эту ношу на
        дереве, понадобилась, очевидно, сила по крайней мере двух взрослых мужчин. Но Борис мог
        думать только об одном. Он нашёл глазами в собравшейся толпе Габи и, подобно
        религиозному фанатику, различившему иноверца, закричал, тыча в неё дрожащим пальцем:
        - Уйди! Уходи! Это ты! И на озере! И сейчас! Это ты сделала!
        А из леса неподалёку неслось, но уже отдаляясь, стихая: «Хочешь слаааадких
        апельсиииинов? Хочеееешь? Ильяяяяяя, хочешь?».
        С этим в Анонниеми забрезжил новый день.
        ****
        Послышался звук, страшный звук, вжиии, шиии разнеслось по всей округе, потом что-то
        йокнуло в древнем механизме, всех оглушив, и пошёл нарастать гул - Одногород
        131
        закрывался, а, значит, Черновина подобралась слишком близко, значит, дозорные уже видели
        её с высоты городской стены. Юуванйоки стояла у ворот два каменных блёка и всё это время
        не издала ни звука, сжав кулаки под грудью так, что локти сдавили ей рёбра с двух сторон и
        мешали дышать. А она и не дышала почти, с отчаянием всматриваясь в лес за чертой
        Одногорода, куда на рассвете ушёл её любимый, так и не вернувшись.
        Когда же вдруг грохнул взявшийся механизм, и ворота мамонтово поползли закрываться, а
        сверху двинулась крыша, Юуванйоки глупо пискнула. Она сжала кулаки ещё сильнее, но
        внизу живота у неё, наоборот, всё расслабло - хоть струйся по ногам вода, - но она бы даже
        не заметила, как и не чувствовала сейчас воду, тёкшую по щекам. Одногород закрывался, а
        любимый в лесу, а Черень ест всё на своём пути и больше не возвращает. Может,
        Юуванйоки в раз обезумела? Она стала раскачиваться на месте и тихо завывать, будто
        подпевала гудящему механизму ворот. Глазами же всё тыкалась в лес - где он, где ты, спеши
        ко мне, успей, найди свой путь.
        Земляной гул гигантских труб на главной площади и ритм кожаных барабанов направляли
        движение каменных стен и людских струек, бежавших по улицам в страхе и растерянности -
        как за малость каменных блёков перед полным закрытием подготовиться к новой жизни? К
        Юуванйоки подкрался Корёныш и заскулил, покусывая край холщёвого платья, дрожал
        пушистыми веками, жал двойной хвост к бочку, но хозяйка его не замечала, она вперилась,
        вся нутром потянулась наружу, где на линии горизонта уже клубились первые всполохи
        Черновины. Ууууууууууууууууууууг - один гул труб, ууууууууууууууууууууг - второй гул
        труб, землю вспарывает, все кости пронимает, в корнях волос шевелится, задерживается.
        спешикомнепридикомнеуспейнайдисвойпуть
        спешикомнепридикомнеуспейнайдисвойпуть
        спешикомнепридикомнеуспейнайдисвойпуть
        спешикомнепридикомнеуспейнайдисвойпуть
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетьмигониложьсокземли
        прочь
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетьмигониложьсокземли
        прочь
        спешикомнепридикомнеуспейнайдисвойпуть
        яукроюнасобоих
        Единственное, что не могла проглотить Черень, хоть и жевала, обсасывала, были камни.
        Каменными стояли стены Одногорода, две взрослые сосны в высоту, из камней люди
        сделали ворота и крышу Города, с камнями они умели разговаривать, слышали их медленное
        дыхание, и по вздохам камней из почтения, в благодарность за защиту отсчитывали своё
        человечье время. Про Черень жители Одногорода знали только из каменных летописей, хотя
        и старики могли рассказать - Черень редко выбиралась из своего мира и только сквозь
        трещины в мире человечьем. Люди как-то сами промышляли, что их мир шёл трещинами, но
        не ведали, ни как такое случалось, ни что с этим делать. Вот и снова Черновина сквозь
        трещины протекла. Теперь, когда она подобралась к Одногороду слишком близко, отдали
        приказ подтягивать ворота и захлопывать крышу. Много лет предстояло жить, как в бочке, с
        искусственными светом, ждать, пока ложьсок впитается обратно, а трещины затянутся. И
        наступит новый мир.
        Всё копившееся в Юуванйоки за каменные блёки ожиданий вырвалось наружу вскриком-
        стоном - она увидела далеко впереди на чёрном фоне-пульсе маленькую фигурку любимого.
        Он бежал в сторону Одногорода, но отчего так много камней медленно, отчего так больно,
        132
        дёргано? Он устал, он закрывал глаза, он не успевал - она чуяла иглами в животе.
        Юуванйоки протянула вперёд руки и уже рыдала в голос. Хоронить на глазах. Сбоку шла
        громада закрывающихся ворот. Ууууууууууууууууууууг волной в спину. Корёныш тоже
        учуял приближавшегося хозяина, запрыгал, весело запищал, надеясь перехватить взгляд
        уходящий всем нутром вперёд Юуванйоки.
        - Стой! Куда?! - заорал страж ворот, увидев, как Юуванйоки сорвалась с места и
        устремилась за черту Одногорода, прямо в объятия Черновины. Он только успел схватить
        бросившегося следом Корёныша, но остановить девушку уже никто не в силах был.
        Юуванйоки бежала, всхлипывала, навстречу к любимому, а звуки Одногорода позади
        становились всё тише. Он живой, она ясно видела, он идёт, из последних сил. Я укрою нас
        обоих.
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетисьплетисьсловесзащита
        плетьмигониложьсокземли
        прочь
        Тихо совсем стало. Юуванйоки слышала только себя. Одногород слишком далеко, а звуки
        вокруг пожрала, уже всосала Черновина. Огромный, сплошной вал ложьсока надвигался на
        неё, на весь её привычный мир - уж леса нет, уж поля нет, уж речки нет, всё вокруг молчало.
        Краем глаза Юуванойки заметила, как в небе справа, далеко от неё, открылась трещина, и
        водопадом на землю хлынули новые лучи ложьсока, чёрные как дёготь, вязкие, медленные,
        как кровянка топи.
        яукроюнасобоихяукроюнасобоихяукроюнасобоих
        Одногород закрылся. В последний каменный блёк, в последний вздох каменных ворот
        столпившиеся у границы люди видели, как маленькая галочка Юуванйоки подбежала к в
        бессилии осевшему на землю любимому и птицей-матерью укрыла его от всего вокруг,
        нахрапнул тут же вал Черновины, и больше ничего. Когда через множество каменных
        дыханий Одногород открылся снова, о Юуванйоки ведали уже только по летописям. Иные
        говорили, что она сошла с ума, что уродилась, раз побежала в самое пламя ложьсока, другие
        говорили - нет, спасла, только так и могла спасти. Но на том месте, где Юуванйоки укрыла
        собой любимого, как ни искали, не нашли ни крупицы человечьей, ни волосинки, ни слова,
        ни знака. И что стало с Юуванйоки и её любимым, когда Черень пропитала весь мир за
        пределами каменных стен Одногорода, никто не мыслил. Иные говорили - погибли на месте,
        страшно мучились, снедаемые, другие говорили - сквозь темноту шли, долго шли, сквозь
        пузырящееся и странное шли, долго шли, пока...
        ****
        Утром, сидя на кухне, Илья молча наблюдал за Викой. Ночная попойка никак на ней не
        отразилась. Девушка ждала, пока закипит большая кастрюля с водой, и готовилась снять её с
        плиты, приладив с двух сторон рукавицы.
        - Если ты вдруг опрокинешь на себя кипяток, - сказал Илья бесцветным голосом. - я не
        смогу… я не знаю, что делать в таких случаях. Как помочь. Меня этому не научили.
        Вика ничего не ответила.
        Тем временем не выспавшийся Яков перебирал документы в своём кабинете.
        Над его головой висело пятно светло-серой гранулированной пыли. Оно переливалось,
        поблёскивало крупицами под светом люминесцентных ламп милицейской комнаты, слегка
        колыхалось и имело чёткие, плавные границы. С виду это был пузырь. Время от времени от
        133
        него отрастали тонкие, подвижные щупальца. Они тянулись к голове молодого человека,
        осторожно касались Яшиных ушей, глаз, ноздрей, немного закрадывались внутрь и тут же
        вспугнутые, как антенны улитки, быстро убирались в тело левитирующего пузыря. Иногда
        пятно вдруг резко уменьшалось, могло даже с завихрением полностью исчезнуть. Как вода,
        спиралью стремительно уходящая в водосток, так же оно молниеносно утекало в какое-то
        отверстие в ткани пространства, а через некоторое время вновь объявлялось и повисало у
        Яши над головой, медленно жирея.
        За окном кабинета ходил белыми потоками туман. Раздался стук в дверь.
        -
        Да, - крикнул участковый.
        Дверь тихо приотворили и в кабинет заглянула Анна Васильевна Зайцева, старушка из
        Пиенисуо.
        -
        Входите-входите, что у вас?
        Зайцева медленно вошла в комнату, поставила на пол две корзинки и плотно закрыла
        дверь. По кабинету стремительно распространился аромат земляники.
        - Ух ты! Мне взятку ягодой принесли? - воскликнул Яша.
        -
        Я… нет, - смутилась Анна Васильевна. - Это на рынок.
        - Да шучу я. Что вы там топчитесь? Садитесь, с чем пожаловали? Снова бобра нашли,
        что ли? Ух и задали же вы мне задачку, Анна Васильевна…
        Зайцева уставилась в пол и молчала.
        «Нерешительность старухи действуют ему на нервы»
        - Вы никому не расскажете, что я здесь была? - спросила она вдруг и вылупилась на
        Якова.
        - Кому скажу? Чего случилось-то?
        Старушка ковыряла свою и без того ветхую кофту с люрексом.
        -
        Прошлый участковый… вы знаете?
        -
        Что знаю?
        - Он умер…
        -
        Ну да, угорел.
        - Он к нам ходил часто. Это давно было, ещё в конце 70-х…
        - Я тогда ещё не родился даже. Ну приходил и что?
        Зайцева вздохнула, посмотрела в окно и вдруг ойкнула. Яша тоже посмотрел в окно, но
        ничего там не увидел, кроме куска пустой улицы и тумана. А старушка тем временем уже
        вскочила со стула, неожиданно быстро для своего возраста, и бросилась к двери. Замерла.
        Снова уставилась на Яшу испуганными глазами.
        -
        Я пойду, вы не надо… Ох ты.
        -
        Вы чего, Анна Васильевна? Чудится что-то?
        -
        Не говорите ему, я ничего не рассказывала, - шепнула Зайцева и, схватив корзинки,
        выбежала из кабинета.
        Участковый несколько секунд растерянно глядел на дверь. Непроизвольно дёрнулся, будто
        хотел последовать за сбежавшей посетительницей, но затем пожал плечами и вернулся к
        своим делам. И тут на улице раздался женский крик. Ещё крики. Звали «скорую».
        Яша выбежал из здания и увидел сквозь густой туман Зайцеву, валявшуюся на дороге в
        неестественной позе. Посреди огромной лужи крови.
        «Ему кажется, что женщина взорвалась, а кровь брызгами расплескалась далеко вокруг.
        Но, подбегая к старушке, лежащей без движения, вместе с другими людьми, он понимает,
        что это вовсе не кровь, а рассыпавшаяся по улице земляника»
        Собравшаяся толпа втаптывала ягоды в грязь.
        - Рухнула замертво, - говорили вокруг.
        -
        Удар хватил, наверное.
        -
        Яша, что с ней? - участковый услышал рядом знакомый голос.
        Возле него стояла Орвокки.
        134
        -
        Не знаю. Чёрта увидела.
        Скорая прибыла только через час, и полуживую старушку увезли в реанимацию. Яков тут
        же собрался в Пиенисуо.
        - Может быть, там выясню, что её так напугало, - он вкратце рассказал Орвокки о
        событиях утра. - К тому же надо отыскать внука Зайцевой. Кому она не хотела, чтобы я
        говорил? Внуку? Деревенским мужикам? Это кто-то, кого я тоже знаю…
        Илья снова отправился в дом Серебрякова.
        «Не то что бы он горит желанием возобновить изучение тетрадей, оставшихся после
        сумасшедшего пенсионера, но его гнетёт молчание Вики, напряжённая обстановка в доме, он
        предпочитает занять себя чем-нибудь, а не предаваться мучительным размышлениям»
        Кроме материалов об азбуках, оставалась нетронутой ещё целая гора папок, посвящённых
        «Зимней войне» между СССР и Финляндией. Об этом сообщали заголовки на тетрадях под
        номером 1 и 2, все же остальные помечались только порядковым номером, без уточняющего
        названия. Кто-то - то ли Яша, то ли сам Алексей Серебряков - аккуратно сложил их в углу
        комнаты. Илья взял сверху первую тетрадь и углубился в чтение.
        Ветеран скучно и последовательно излагал хронологию войны, ориентируясь на версию,
        принятую советскими историками. Позже стал выписывать куски из разоблачительно-
        скандальных работ, которые в обилие посыпались вместе с развалом СССР. Создавалось
        впечатление, что Серебряков не видит разницы между этими версиями, а только прилежно
        описывает ход и развитие одной болезни - врачами был установлен такой-то диагноз,
        больному прописали следующее лечение; обратились к другим врачам, диагноз изменён,
        прописаны такие-то лекарства и т.д. Своего отношения к противоречивым историческим
        позициям Серебряков не выражал, текст он нигде не кавычил, так что Илья не мог
        определить, писал ли он от себя или всё же цитировал литературу. Сплошной текст, без
        ссылок на источники и оговорок, тем более давал ощущение одного непрерывного потока и,
        на взгляд Ильи, доводил до абсурда саму традицию исторического исследования, вместо
        разведения фактов предлагая наложение друг на друга разных реальностей.
        Илья нетерпеливо отложил первую тетрадь и вытянул наобум папку из плотной туши
        стопок - если пенсионер и дальше бубнил в таком роде, чтение можно было с чистой
        совестью бросать, но в шляпе покойного Серебрякова, как предстояло узнать Илье, оказался
        ещё один кролик. Из папки под номером 44 сразу выпали разрозненные листы, картонки с
        наклеенными на них вырезками из газет и исчерканные карандашом обёртки шоколада
        «Алёнка». На листках Илья увидел яркие рисунки, карандашные и акварельные, порой даже
        лубочные по пестроте. Они изображали сцены битв. Но не советско-финской войны, а какой-
        то мифической с участием солдат в неизвестной Илье форме, мохнатых чудовищ и высоких
        девушек в платках на голове, но без лиц. Юноша взял тетрадь №9. Её содержимое также
        пестрило талантливо и аккуратно выведенными рисунками битв, прочих сцен и отдельных
        персонажей.
        Целый день Илья потратил на изучение оставленных ветеранов сокровищ - рисунки
        складывались в единую историю, и перед случайным читателем постепенно представал
        новый мир, придуманный и созданный Серебряковым, об истинных занятиях которого,
        наверное, никто и не догадывался. Некоторые образы и сюжеты, как заметил Илья, художник
        заимствовал из всего пласта финно-угорской мифологии, не только карельской, но и
        венгерской, мифов народов ханты и манси. Многостраничное изображение целого народа, по
        непонятной причине переселяющегося жить под землю, явно отсылало к поверью коми, что
        их предки - народ чудь - ушли под землю в древние времена. Гигантские кровососущие
        комары и вредоносные духи, выбирающиеся из дыры в поверхности земли, напомнили Илье
        обско-угорский миф о злом духе Кынь-лунг, который проделал в земле отверстие с помощью
        посоха, и через образовавшуюся трещину переходил из нашего мира в свой подземный.
        Через ту же дыру в мир вышли духи болезней. Из обско-угорской мифологии Серебряков
        заимствовал и апокалипсические образы огненного потопа: спастись от него смогли только
        135
        те, кто заранее изготовил плоты в семь слоёв древесины, тех, кто не позаботился об укрытии
        на плоту, пожирали всё те же комары-гиганты, а оставшиеся в живых со временем
        превращались в водяных жучков и окончательно исчезали. Илья вспомнил, что согласно
        поверьям обских угров у человека было два типа души: лили и ис. Лили не имела
        материального воплощения, это было само дыхание человека, и после его смерти она
        переселялась в тело ребёнка того же рода. Но имелась ещё душа-тень, или «сонная душа» -
        ис могла отделяться от человека в течение всей жизни, например, во время его сна и
        путешествовала по миру в форме глухарки. После смерти человека душа-тень попадала в
        подземное царство Кынь-лунга, там она жила столько же времени, сколько её хозяин прожил
        на земле, затем уменьшалась, оборачивалась водяным жучком и полностью исчезала. Илья
        невольно подумал, что изображения апокалипсиса не являлись предсказанием, а скорее
        изображали некую иную, параллельную реальность, в которой существовала «сонная душа»,
        это могли быть ночные кошмары Серебрякова или его галлюцинации.
        Некий подземный, потусторонний мир часто упоминался в рисованной истории ветерана.
        Оказались там и образы, источника которых Илья определить не смог, например, во
        второстепенной сюжетной линии изображались любовные сближениях и охлаждения
        сказочной пары: девушки, оседлавшей корову, и наполовину мужчины наполовину дерева.
        Впрочем, корову Серебряков явно срисовал с репродукции Шагала. Центральная же история
        вертелась вокруг семи безликих богоматерей. Художник часто сопровождал свои рисунки
        уточняющими записями и даже вёл кропотливый учёт потерь во время битв и поставок
        оружия, но Илья так и не смог определить, кто же был агрессором, а кто жертвой в
        изображавшейся военной эпопее - перевес сил приходился то на одну, то на другую сторону,
        и ни одна из них не брезговала порой самыми жестокими действиями. Многочисленная
        людская армия, пришедшая откуда-то с Востока, схлестнулась с армией воображаемых
        существ во главе с безликими девицами. С их рождения начиналась эта многотомная
        история.
        В предисловии мешались карельские и венгерские мифы, и собственные фантазии
        Серебрякова. Небесный орёл кладёт в первичную землю семь яиц, из которых, сплетаясь,
        пробиваются жилы великого дерева. Его крона уходит в небеса, а завивающийся змеиной
        спиралью корень - глубоко в землю. Гигантский орёл охраняет мировое древо. На семи
        ветвях его вырастают семь новых яиц. Из них на свет выходят семь безликих от рождения
        богоматерей. Сколько Илья не просмотрел тетрадей, никаких упоминаний того, каких же
        богов породили или должны были родить эти девицы, и кто их оплодотворил, если такое
        вообще произошло, он не обнаружил. Богоматери прекрасно справлялись сами. Возможно,
        появление богов откладывалось из-за многовековой, запутанной войны, в которую девицы
        были вовлечены вскоре после своего рождения.
        Почему Серебряков не дал своим героиням лиц, Илья тоже не понимал. Скорее всего, он
        был художником-самоучкой, разработал что-то вроде собственной техники: часто
        перерисовывал детали с чужих работ и затем дублировал их на протяжении всей истории,
        использовал также бумажную аппликацию. Контуры лиц богоматерей и их головки
        Серебряков воспроизвёл с портретного рисунка «Алёнки», это не вызывало сомнений.
        Повторить черты лица «Алёнки» таланта ему безусловно хватило бы, однако по какой-то
        неизвестной причине художник этого не сделал. Может быть, он не хотел, чтобы у
        богоматерей оказались детские лица, но почему тогда Серебряков не подобрал им другой
        прототип? Лица воинов он срисовывал с многочисленных старых фотографий и с рисунков
        из детских книжек, которые, вырванные и разлинованные, хранились тут же в тетрадках,
        видимо, чтобы автор в любой момент мог к ним обратиться и продублировать выражение
        лица, позу или жест своих героев. Волю собственной фантазии Серебряков давал, изображая
        разнообразных сказочных существ, охранявших богоматерей, помогавших им в битвах с
        людьми и просто населявших край, где развернулись военные действия. Этих созданий
        художник называл корёнышами, видимо, намекая на их связь с корнем мирового дерева -
        136
        может быть, они пришли по корню из подземного мира или были плоть от плоти корня, или
        же, напротив, родились из частиц коры древа.
        Рисованная история поглощала Илью, как будто вела его куда-то, и вскоре в изображаемой
        местности и рисованных картах он начал узнавать реальное место. Чтобы удовлетворить
        свою догадку и заодно размяться после длительного чтения, юноша даже обыскал избу
        ветерана - карту Сортавальского района Карелии он, как и ожидал, нашёл на книжной полке
        и, сличив реальную местность и изображённую на картах вымышленного мира, убедился,
        что битва велась примерно в лесах Анонниеми, а мировое древо произрастало
        непосредственно на месте посёлка. Но и на этом его открытия не закончились. Казалось, что
        изображения Серебрякова указывают на какие-то конкретные объекты, потайные ходы в
        сказочное пространство, ловушки, гиблые точки и смутные цели. Даже спиральный корень
        мирового древа представал в таком свете не столько как хвост мифического растения,
        уходящего в подземное царство, но как своего рода туннель, ведущий куда-то. Или как
        раскинувшийся под Анонниеми лабиринт.
        Солнце уже зашло, а Илья не просмотрел и половины тетрадей.
        «Он решает не поддаваться детским фантазиям о поиске сокровищ и лишь сообщить
        Якову, что они стали неожиданными первооткрывателями яркого таланта. Илья думает так -
        раз в финно-угорском мифе о мировом древе путь к его основе мог найти только шаман,
        значит, и им, простым смертным, ход в этот фантастический параллельный мир закрыт»
        «Но он хоть собирался досмотреть тетради?»
        «Не вижу здесь никаких признаков подобного желания. Его уже захватили мысли о Вике.
        Как удержать её. Как сохранить их отношения»
        Растирая уставшие глаза под очками, «с замирающим сердцем» он направился домой.
        Ранее, тем же днём.
        Орвокки поехала в Пиенисуо вместе с Яшей.
        Она уютно устроилась в коляске его мотоцикла и, застегнув плащ и повязав на голову
        косынку, лакомилась теперь земляникой, которую собрала на улице, пока ждали скорую.
        Яков от угощения отказывался.
        -
        Орвокки, это цинизм, - сказал он, хмуря лоб под милицейской фуражкой.
        -
        А что я? Там все собирали эту ягоду и смеялись даже. Сказали, что бабушке уже
        неважно. Очень вкусная.
        - Неправильно это… Не суйте мне её в лицо, вы мне мешаете. И так туман сегодня.
        -
        Это всегда напоминает мне игру «Сайлент Хилл», знаете такую?
        -
        Конечно, я раньше частенько играл в Плейстейшн.
        - Странный сегодня день… Не удивлюсь, если тут мутанты ходят.
        - Со всеми местными мутантами вы уже знакомы, сейчас снова их навестим. Орвокки, я
        что подумал, а вдруг вы шпионка? Прикрываетесь бобрами, а сами выгадываете, как бы
        вернуть здешние земли Финляндии?
        -
        Ой, очень нам нужен ваш Пенис.
        Яша чуть не потерял управление.
        -
        Пенис?! Какой ещё Пенис? - засмеялся он.
        - Ну Пиенисуо. Яша, вы серьёзно думаете, что Финляндии нужны деревни, которые
        ваша страна довела до такого состояния? Вся не отлаженная система? Нам денег не хватит
        это восстанавливать. И ваших людей к жизни возвращать. Мечтаем, как вашу бедноту
        урвать, конечно. Что вы о себе думаете? В конце концов Россия сама развалится, и тогда
        Карелия отойдёт нам без усилий. Сейчас финам достаточно участвовать в развитии этой
        территории.
        Участковый обогнал впереди идущий автобус.
        - А что, - он крякнул. - Эта деревенька, действительно, Пенисом называется?
        137
        - Конечно, нет. Пиени с финского - маленький, суо - болото. Малое болото. Болотце
        это.
        Так болтая, они достигли своей цели. Но мотоцикл пришлось бросить на подступах к
        деревне - дороги совсем раскисли. Яша хлюпал в высоких военных ботинках, а Орвокки,
        чертыхаясь на всех языках, какие знала, перепрыгивала с кочку на кочку в сразу промокших
        насквозь кедах. После очередного такого прыжка Яков без предупреждения схватил Орвокки
        и понёс её дальше на руках. Офицер Интерпола весело взвизгнула, но сопротивляться не
        стала.
        «А Яша жалеет о своём геройстве, потому что передвигать ноги в засасывающей грязи
        стало в два раза тяжелее. Да и Орвокки тяжёленькая. Но если он её отпустит, то упадёт в
        грязь лицом перед той, которую так старается впечатлить, а этого он допустить никак не
        может. Ради будущей ночи, об этом он тоже сейчас думает. Орвокки приятно пахнет»
        «Самец. Такую аппетитную девушку. Уважаю»
        В первую очередь они отправились к Егоровне.
        Игравшие на участке внуки старухи не знали, где Серёжа, а сама бабка встретила их дома
        презрительным вопросом:
        -
        Поди, уже нажаловалась? А я говорю, у меня в планах указано, что спервоначала забор
        её должен был отстоять на метр, - накинулась Егоровна на Яшу.
        -
        Чей забор? - не понял участковый.
        -
        Васильевны. Я по-доброму хотела. Мне о внуках думать надо, вдруг они дом
        перестроить захотят, чего мы должны ей территорию отдавать?
        -
        У Анны Васильевны удар.
        -
        Скажите, пожалуйста, какая нервная! Это она только с виду святоша, а ты б видел, как
        орала на меня сегодня. Ни сантиметра, говорит, не отдам, клала на планы. Ведь не она же
        забор двигать должна, я сама рабочих найму, мне дочка денег прислала.
        - Егоровна, у твоей соседки инфаркт, риск комы, а ты мне тут про заборы что-то поёшь.
        -
        Батюшки, - Егоровна прижала ладони к груди и осела на стул. - Когда? Что ж она? Я
        же видела, как она на рынок поехала!
        -
        Не доехала. Васильевна пришла ко мне, собиралась что-то рассказать, потом вдруг
        испугалась и убежала. А на улице её и… того.
        -
        Аааа, - простонала старуха, перекрестилась. - Не уж-то это из-за нашей ссоры. Такой
        грех на душу беру. Я ж не со зла, ну что ей этот метр…
        -
        Егоровна, скажи мне лучше, где внук Зайцевой? Ты его видела? Можешь сообщить
        родителям, чтобы забрали парня?
        -
        Каким родителям?
        -
        Ну не тупи, Егорна, родителям Серёжи, детям Анны Васильевны.
        -
        Так что ж ты, Яша, не знаешь, разве?
        -
        Чего не знаю?
        -
        Да умерли они давно, родители-то Серого, одна Васильевна у него и есть…
        Яша и Орвокки мрачно переглянулись. Егоровна сообразила и снова завыла:
        - Господи! Что ж ты? Мальчонка ведь один остался…
        -
        Да неизвестно ещё, - неуверенно шепнул Яша. - Может, оклемается.
        - А если нет? - ныла старуха. - А я с кем? И меня одну оставила! Анькааа, ну как же
        это? Я тут совсем однаааа осталась!
        Яков оборвал истерику Егоровны, грубо спросив:
        -
        Где Сергей?
        -
        Да не знаю яяяяя. Не видела давно. Ты у моих спроси.
        -
        Они тоже не знают.
        -
        Господииии!
        138
        - Егоровна, последний вопрос, и реви тут себе на здоровье. Васильевна хотела что-то
        рассказать, мялась всё. Упоминала прошлого участкового. Ты в курсе, может быть? Чего она
        могла бояться?
        -
        Да это всё из-за забора, это я во всём виноватааааа!
        -
        Так, понятно, - Яша взял Орвокки за локоть. - Пошли отсюда, здесь мы уже ничего не
        выясним.
        -
        А может, правда, бытовая причина? - спросила девушка, когда они вышли наружу. -
        Нервное напряжение утром, поскандалили, вот и сердце.
        - Она кого-то в окне увидела. И боялась рассказывать то, что собиралась, - объяснил
        участковый. - Правда, эта Васильевна часто всякое надумывала и из мухи слона раздувала.
        -
        В любом случае надо найти её внука. Если он теперь сирота…
        - Что мне только с ним делать? - Яша покачал головой.
        -
        Он в прошлый раз был на лесопилке, пойдём туда?
        - Да. Но по дороге - к Морозовой. Она ещё тогда чего-то не договорила. Хотя явно что-
        то знает.
        Вновь огретые безудержным лаем сторожевого пса, Яша и Орвокки застали Татьяну
        Ивановну на участке во время неприятной сцены. Здесь же был сторож Лебедев. Старики
        склонились над мёртвой коровой, худой и лежавшей тут, как рассыпавшаяся горка дров.
        - Вот, понимаешь, - печально встретил Яшу Алексей Николаевич. - Смёрла.
        Морозова не обращала на окружающих внимания и только молча рассматривала свою
        корову.
        - Ящур? - тихо спросил участковый у сторожа.
        - Старость, - ответила за него доярка. - Но что-то с нашим миром не то, если уже люди
        заражаются болезнями животных.
        Она была спокойна. Коротко глянула на вновь прибывших и двинулась к дому.
        -
        Татьяна Ивановна, - попытался удержать её Яков.
        -
        Чего тебе?
        -
        У Анна Васильевны инфаркт.
        -
        Та же корова, - безразлично ответила Морозова и пошла дальше. Через пару шагов
        остановилась и, глядя на Яшу, сказала:
        -
        Ты не беспокойся, скоро всё закончится.
        -
        Что закончится?
        -
        Вся эта история.
        - Какая история? - настаивал участковый и даже подошёл к старухе.
        -
        У Василисы узнаешь.
        Больше говорить доярка, похоже, не собиралась и, переваливаясь, ушла в дом. Яша
        обратился к Лебедеву:
        -
        Вы знаете, о чём она?
        -
        Нет, - неуверенно ответил сторож.
        - Татьяна Ивановна говорила мне, что все в этой деревне убийцы. Что она имела в виду?
        Старик заметно посерел и ничего не ответил.
        - Алексей Николаевич, если вы что-то знаете, самое время сказать. Возможно, Зайцева
        пострадала сегодня из-за этой истории…
        - Это я виноват, что Серебряков теперь такой, - неожиданно выпалил сторож и стал
        отдуваться.
        - Серебряков? - удивился Яша. - В смысле «такой»? Он ведь… покончил жизнь
        самоубийством, в Париже. Вы же знаете.
        - Это я должен был поехать в Париж, - стыдясь чего-то, объяснил Лебедев.
        -
        Ну и? Чего я каждое слово из вас всех вытягиваю?
        Сторож, потупившись, кивнул и стал объяснять:
        139
        - Тогда финская сторона организовала русским ветеранам, героям войны, выезд за
        границу. Лёха… Серебряков, мы, понимаешь, дружили в молодости. Да что там - не разлей
        вода, братья прямо. Оба сибиряки, вместе воевать пошли, совсем молодняком. Потом здесь
        осели, Татьяна не даст соврать, как мы все дружили тогда. И Анька, и Егоровна. Мы же все
        раньше вместе были. Остальные померли уже. Короче, Лёха с годами стал в себе замыкаться,
        а у меня свои дела были, так и потеряли связь, хотя он здесь рядом всё время жил. О нём
        стали говорить. Мол, в себя ушёл… ну это, тронутый вроде как. И тут эта экскурсия за
        границу, встречи ветеранов. Вот я и решил, пускай вместо меня Лёха едет. Мы опять
        общаться стали. Редко. Конечно, он совсем другой стал. Но так радовался этой поездке…
        Под внимательными взглядами участкового и незнакомой девушки старик окончательно
        смутился своих излияний и замолчал.
        - Алексей Николаевич, но вы же здесь остались, правильно? - подбодрил Яша. - Значит,
        никак не могли быть причастны к его смерти. Я знаю детали той истории…
        - Да не все, видать, - ответил ветеран. - Лёха не выдержал. Мне потом рассказывали те,
        кто с ним поехал. Вы ж знаете, в каких условиях он жил… да все наши… А тут почёт
        французским ветеранам, они там встречались, гостили, в каком комфорте живут, как о них
        пекутся. А он один. И совсем ни с чем, понимаешь? А ему полступни на войне оторвало. И
        потом какая-то цаца московская, об этом прознав, его бросила. Ей бабы нашептали, как ты с
        ним спать-то будешь, не противно? И вот он в своём единственном костюме, Татьяна его
        латала, в Париж поехал… Смешно. Да не очень…
        - Не поехал бы, не узнал, как там, да как у нас, - заключил Лебедев.
        Сторож уставился в землю, зацыкал зубами. И тихо добавил:
        -
        А потом он вернулся…
        -
        Кто вернулся? - не понял Яша.
        -
        Лёха Серебряков, - просто ответил старик.
        Яша растерялся.
        - То есть… ну да, тело его переправили, - запинаясь, сказал участковый.
        -
        Это я виноват, что он теперь такой, - повторил Лебедев. - Лёха приходил один раз, но
        больше я его не видел.
        -
        Алексей Николаевич, - осторожно обратился к нему Яша. - Я наблюдал всю
        документацию. Французская сторона очень корректно себя повела, взяли на себя все
        издержки по транспортировке гроба в Россию…
        -
        Да какого гроба? - удивился сторож. - Я про Серебрякова. Он сейчас в Анонниеми…
        но в другом Анонниеми.
        Повисло молчание. Лебедев смотрел куда-то поверх сарая. Яков переглянулся с Орвокки,
        та молча пожала плечами. Яша решил перевести разговор на другую тему и спросил:
        - Что с коровой-то делать будем?.. Вам помочь как-то?
        - Да уже вызвал подмогу, - сообщил ветеран. - Управимся. Татьяну жаль, - он
        посмотрел на дом. - Любимая бурёнка, столько лет с ней возилась. Точно ребёнок умер.
        После этого они распрощались. По пути к дому Василисы Орвокки спросила Яшу:
        -
        Они все сумасшедшие, да?
        -
        Мягко сказано.
        - Котаровская деревня…
        -
        Чего?
        - Вы знаете синдром Котара? Страдающие им люди уверены, что они уже умерли или
        что произошла катастрофа, Апокалипсис, например, и мир вместе с человечеством больше
        не существует. И здесь такое же. Эти люди как будто знают, что они мертвы, заранее
        мертвы, и принимают это как данность. Мне кажется, такое настроение в целом присуще
        современной России. Но я не хочу вас обидеть, не подумайте…
        140
        - А мне другое показалось, - не согласился Яков. - Наоборот, Лебедев отказывается
        верить в смерть друга. Вот и придумал, что тот по-прежнему живёт в Анонниеми. Точнее, - и
        Яша подчеркнул, - в другом Анонниеми.
        -
        И сколько всего Анонниеми?
        -
        Множество наложенные друг на друга, видать.
        Они подошли к участку Рощиной. Окна и дверь избы раскрыты настежь, как и калитка, но
        самой Василисы или Ивана Яша не видел.
        - Подождёте меня на улице? - попросил он девушку. - Не хочу, чтобы эта алкоголичка
        снова вас унижала, а мне надо будет её как-то разговорить. Если Иван появится и будет лезть
        - кричите, - предупредил он напоследок.
        Яков подошёл к дому и кликнул хозяйку. Ему никто не ответил. Тогда участковый отёр
        ноги о половик и зашёл внутрь избы. Уже на пороге первой комнаты он почувствовал
        свежий запах крови. Никаких звуков, кроме жужжания мух. Яша увидел человека, лежащего
        на полу. Это был Иван.
        -
        Ни к кому лезть он больше не будет, - сказал участковый себе под нос.
        Иван лежал на спине с открытыми, остекленевшими глазами. Никаких ножевых или
        пулевых ранений на его теле Яша не заметил. Очевидно, сожитель Рощиной умер от того,
        что ему выгрызли кусок горла.
        В тот же день Вика отправилась в городскую библиотеку Вяртсиля, где ей предстояло
        решить вопросы, связанные с поставкой книг в школу. Заодно она решила изучить недавние
        выпуски местной газеты, «надеется отыскать хоть какие-то упоминания лесного зомби».
        Илью о своих планах и отъезде она не предупредила.
        Девушка вышла из автобуса на центральной площади города и, миновав небольшой рынок
        с призывно махавшими ей кавказцами, углубилась в проулки между желтушно-серенькими
        жилыми домами. Среди них ярко выделялось здание в псевдоготическом стиле, с узкими
        окнами и башнями - памятник финской архитектуры. Его двери и окна на первом этаже по
        неизвестной причине грубо заколотили. Библиотека располагалась чуть дальше по улице, в
        низеньком, но не менее эффектном здании бывшей ратуши. Вика срезала путь и прошла к
        нему мимо заброшенных гаражей, пестревших разнообразными граффити. Какой-то весёлый
        человечек, манерой рисунка напоминавший американскую мультипликацию 50-х, пожирал
        сам себя. Чёрными, полуистлевшими буквами во всю стену растянулась фраза «Нехристь
        Вон Из Вяртсиля» - она осталась здесь ещё с времён массовых беспорядков осенью 2006
        года. Проигнорировав и готику, и граффити, Вика бодро забежала в библиотеку.
        В читальном зале оказался только один человек - пожилой мужчина. Разобравшись со
        школьными делами, девушка взяла подшивки местной газеты и села за столик подальше от
        второго посетителя. Старик оглянулся и с мягкой улыбкой некоторое время внимательно
        изучал её поверх очков.
        «Вика решает, что это местный извращенец, она настроена агрессивно и готова осадить
        его. Вика вообще не любит старых людей. Кстати, ей часто кажется, что люди на неё
        смотрят, точнее «пялятся», как она выразилась бы сама. Здесь элемент паранойи. На самом
        деле Вика редко привлекает к себе внимание, потому что ведёт себя замкнуто и тихо»
        «Но этот человек точно смотрит на неё»
        «Да. Он её знает»
        Мужчина вновь погрузился в свои книги, а Вика стала листать газеты в поисках
        информации о зомби или чём-то подобном. Однако среди сообщений о социальных
        вопросах, карело-финских отношениях и мероприятиях, проводимых для сохранения и
        продвижения исконной культуры и языка здешних мест, ничего хотя бы отдаленно
        касающегося интересовавшей Вику темы не оказалось. Анонниеми упоминали только в
        материале о музыкальном фестивале, который организовало население посёлка. В
        криминальной хронике, изученной Викой с особым вниманием, отыскать нужную
        141
        информацию тоже не удалось. Её движения стали порывистее, в том, как быстро и грубо она
        перелистывала газеты и отбрасывала подшивки в сторону, ясно читалось раздражение.
        Расправившись с газетами, Вика пересела за единственный в зале компьютер и вышла в
        Интернет. Она забивала в строку поиска ключевые слова - то «карелия зомби», то «вяртсиля
        анонниеми лес происшествия», то «все уроды умрите» - и, орудуя мышкой, быстро
        пробегала глазами выпадавшие страницы. В одном из открывшихся блогов кто-то
        встревожено живописал нашествие комаров в лесах Анонниеми, но ни слова о ходячих
        карельских мертвецах.
        Тогда Вика изменила тактику и стала вводить в поиск описание зомби и женщины,
        которую несколько лет назад видела в московском метро. Схожие черты: паралич лицевого
        нерва и мышц лица, улыбка-оскал, глаза навыкате, вздёрнутые брови. На этот раз ей удалось
        найти нечёткую фотографию анонимного пациента. Выражение его лица близко напоминало
        то, что так интересовало Вику, а фото сопровождалось статьей о Risus sardonicus, или
        Улыбке Сардонической - болезненном выражении лица, возникающем при непроизвольном
        длительном сокращении лицевых мышц. Этот симптом иногда наблюдался у больных
        столбняком. Следуя по гиперссылкам, Вика вышла на научные статьи Википедии, где Risus
        sardonicus упоминалось в связи с губчатой энцефалопатией и прионным белком -
        специфическим типом неверно свернувшегося белка.
        Она стала читать внимательнее и вскоре увлеклась, с головой погрузившись в материалы
        об энцефалопатии и прыгая между статьями о схожих болезнях у животных и людей. Нашла
        информацию о пациентах с расстроенной координацией движения, к тому же поражённых
        тяжёлым слабоумием. Неподготовленный, суеверный человек вполне мог спутать такого
        больного с зомби.
        Вика перешла к статье о губчатой энцефалопатии крупного рогатого скота, эпидемиях
        коровьего бешенства в 80-х и 90-х годах и первых случаях заражения людей при
        употреблении в пищу мяса больных животных. Точная причина возникновения прионных
        белков у животных не была установлена. Среди гипотез называлось межвидовое заражение
        от овец, переносчицах инфекции скрейпи, или «рысистой болезни», а также спонтанное
        появление прионных форм белка у крупного рогатого скота несколько столетий назад.
        Схожие симптомы описывались ещё в IV-V веках до нашей эры, однако случаи губчатой
        энцефалопатии у людей стали наблюдаться только во второй половине XX века.
        Читая о первой эпидемии коровьего бешенства в Великобритании, Вика наткнулась на
        странную фразу. Британское правительство считало, что источником болезни явилось не
        скрейпи, как считали первоначально, а некое событие в 70-х годах, которое, однако,
        невозможно было точно определить.
        - Дайте-ка догадаюсь, - услышала Вика над собой мужской голос. - Это столбняк.
        Правильно?
        Девушка оглянулась и увидела того самого пожилого мужчину, которого держала за
        перверта. Свет от компьютерного монитора отражался ярких блеском в линзах его очков, и
        Вика не смогла разглядеть глаз старика.
        -
        На фотографии тут у вас человек, страдающий столбняком, - уточнил мужчина, ткнув
        пальцем в экран. - Я правильно догадался?
        -
        Да. Разбираетесь?
        -
        Это слишком громко сказано, читал в своё время. А чем ваш интерес вызван?
        Надеюсь, никого из близких не коснулось?
        «Что-то смущает Вику в вежливой речи мужчины. Особый выговор - не такой, как у
        местных жителей. Мужчина, как ей кажется, из Петербурга, либо из старых москвичей»
        -
        Просто любопытствую, - ответила она.
        - Ради эффекта журналисты часто связывают Risus sardonicus с печально известной
        болезнью Куру, болезнью одного из каннибальских племён Новой Гвинеи. Её ещё называют
        «хохочущей смертью», хотя лицевые спазмы вовсе не обязательный симптом.
        -
        А можно подробнее? - сказала Вика и почему-то смутилась.
        142
        - Конечно, - мужчина взял стул и расположился рядом с девушкой. - Что вы, это такие
        достижения. Изучавший болезнь вирусолог Карлтон Гайдучек был удостоен за свою работу
        Нобелевской премии по медицине в 1976-м году, а профессор Стэнли Прузинер получил
        Нобелевку в 97-м, развив теорию прионового характера заболевания. Всё благодаря племени
        Форе из высокогорных районов Новой Гвинеи. Куру на их языке значит «дрожь». Считается,
        что вирус распространялся внутри племени в результате ритуалов каннибализма. Тем не
        менее единства мнений в этом вопросе, как и вообще в теме прионных белков, нет.
        Заражённые страдали сильной дрожью, теряли контроль над мышечными движениями, что
        также иногда сопровождалось той самой зловещей улыбкой и даже приступами хохота.
        Причиной всего этого была деградация тканей головного мозга, нервных клеток центральной
        нервной системы. Как обычно при губчатой энцефалопатии, мозг, по сути, превращался в
        губчатую массу. Результат - летальный исход.
        -
        Если причиной был каннибализм, значит, вирус пришёл в племя извне? - спросила
        Вика.
        - Интересное предположение, не исключено. Однако аборигены ели других членов
        своего племени. Насколько я помню, суть этого ритуала в том, что поедают покойника,
        надеясь перенять его силы, или, возможно, оставить его таким образом внутри племени -
        уже в телах тех, кто участвовал в ритуале. Болезнь распространялась по замкнутому кругу.
        От неё умирали, но при этом поедали как раз тех, кто умер от болезни. Конечно, в самом
        племени Форе не связывали эти события. Они считали, что болезнь - результат насланной
        порчи. Изначальный источник болезни установить не удалось, губчатая энцефалопатия -
        вообще тёмная история. Зародился ли вирус внутри племени? Или он пришёл извне, как
        говорите вы, в виде порчи, как бы сказали Форе? Мы не знаем. Чаще всего болезнью Куру
        страдали женщины и дети, так как они ели непосредственно мозг заражённого, но, остановив
        практику каннибализма, удалось уменьшить число заболеваний. Другое дело, что
        инкубационный период длится 30 лет или около того… Впрочем, думаю, в скором времени
        жители племени выработают иммунитет к Куру. Вся эта история длится уже почти век.
        -
        А может ли носитель такой болезни… выжить? - осторожно поинтересовалась
        девушка. Неприятные подробности как будто не произвели на неё никакого впечатления,
        Вика оставалась спокойна и сдержанна всё время рассказа.
        Мужчина ответил не сразу. Сначала он вновь пристально оглядел девушку. На этот раз без
        улыбки. Затем сказал с особым нажимом:
        -
        Насколько мне известно, таких случаев не описано.
        Немногим позже, когда Вика стояла на остановке в ожидании автобуса, чтобы вернуться
        домой, она и сотни других людей, случайно оказавшихся в тот момент на центральной
        площади Вяртсиля, стали свидетелями дикой сцены.
        Вика сразу заметила молодого милиционера, замершего посреди пустого пространства, как
        раз на том месте, где в Вяртсиля обычно ставили городскую новогоднюю ёлку. Ей казалось,
        что парень смотрит на неё, в упор прямо ей в глаза, хотя их и разделяло приличное
        расстояние. Милиционер стоял, немного сгорбившись, его руки безвольно висели по швам,
        рот приоткрылся. А глаза ничего не выражали. И вдруг он медленно извлёк оружие, засунул
        дуло себе в рот и на виду у всех прострелил себе голову.
        Визжали женщины. Кто-то не понял, что произошло, не знал, куда смотреть. Другие
        нервно побежали прочь с площади. Вика стояла без движения.
        «Она списывает это на уставшие от чтения глаза»
        «Но она видела»
        «Ей показалось, будто она видела. Видела сероватый сгусток, который плавал прямо над
        головой милиционера, похожий на густые клубы сигаретного дыма, но с чёткими границами.
        Это напоминает пузырь. От него тянутся какие-то жгуты, и они уходят внутрь головы этого
        человека, через ушные отверстия, ноздри, уголки глаз и рот. Вот графическое
        воспроизведение её воспоминания… За секунду до того, как милиционер покончил жизнь
        143
        самоубийством, пузырь, эта субстанция, или с чем мы имеем дело, полностью в него
        впиталась. Весь сгусток ушёл через отверстия внутрь его головы. И он нажал на курок»
        -
        Может быть, это какое-то животное? - предположила Орвокки. - Волк, бродячие
        собаки?
        Они вернулись к дому Морозовой, чтобы перехватить сторожа и вместе пойти на
        лесопилку, откуда Яша собирался вызвать по телефону следственную бригаду. Найти
        Василису им не удалось.
        -
        Думаешь, она причастна? - спросил Лебедев.
        - Как? Прокусила ему горло? Там до позвоночника сгрызли, считай, шеи вообще нет.
        Явно дикий зверь. А Василиса перетрухнула небось и сбежала. Но рана совсем свежая, вот
        что.
        - Оно правда, - подтвердил сторож. - Я видел Ивана пару часов назад, когда шёл с
        лесопилки к Татьяне. Он как раз возвращался из Анонниеми.
        Алексей Николаевич предложил взять у Морозовой ружьё в нагрузку к табельному
        пистолету Яши. Возможно, зверь до сих пор рыскал по улицам пустынной деревни, а их
        компания рисковала с ним столкнуться. Татьяна Ивановна выдала оружие без лишних
        вопросов, только как-то странно ухмыльнулась. По дороге на лесопилку предупредили
        Егоровну, которая закудахтала ещё сильнее, чем в первый разговор с Яшей. Старушка
        быстро забаррикадировалась в избе вместе с внуками, принявшими весть о звере-
        человекоубийце с нескрываемым восторгом. Втроём Яков, Орвокки и сторож вскоре
        достигли заброшенной лесопилки, и Яша позвонил в районное отделение.
        По его лицу и обрывкам фраз Орвокки сразу определила, что разговор пошёл не так, как он
        ожидал.
        - Они не приедут, - мрачно объявил Яша, положив трубку. - У них там важных гостей
        ждут, показательные выступления, им наш трупак нафиг не сдался.
        Яша со зла саданул по стене ногой в тяжёлом армейском ботинке.
        -
        Козлы! Говорят, делай с ним, что хочешь, до завтра этой смерти не существует.
        Козлы! Мудаки!
        -
        Яков, успокойтесь, - жалостливо шепнула Орвокки.
        - Обрыдло мне это! Они мне работать нормально не дают. Я тут всех могу заживо
        закопать, никто внимания не обратит.
        -
        Серёжа! - неожиданно вскрикнула девушка. - Мы совсем забыли!
        Яша уставился на неё вопросительно.
        -
        Мы так и не выяснили, где внук той женщины, - объяснила Орвокки. - И если этот
        зверь поблизости, тогда мальчик в опасности.
        Лебедев не видел Сергея с тех пор, как Яша и Орвокки впервые пришли на лесопилку.
        Приняли решение обследовать до темноты окружающую территорию, разбились на две
        команды - сторож отдельно и Яша вместе с Орвокки.
        -
        А с Иваном что делать будете? - спросила девушка по дороге.
        -
        Да пусть лежит, - ответил участковый. - Что с ним теперь сделается?
        Совместные поиски ничего не дали. Не обнаружили ни мальчика, ни даже следов какого-
        нибудь животного. Яша наставил Лебедева следить за обстановкой до его возвращения
        завтра, и уже в сумерки они отправились назад в Анонниеми.
        - Так и не выяснили, что хотела рассказать Анна Васильевна, - посетовал Яков сквозь
        треск мотоцикла.
        Орвокки клевала носом. Сказала сквозь дрёму:
        -
        Василиса должна знать.
        -
        Но где Василиса.
        -
        Понятия не имею… А вот мальчик…
        -
        Что мальчик?
        144
        Девушка заметно взбодрилась.
        - Я вспомнила! Буквально вчера я столкнулась с Серёжей в Анонниеми. Помните, я к
        вам заходила? А после пошла в магазин и на выходе заметила этого мальчика. Он потом
        долго за мной шёл.
        -
        Так вот кто за вами следит, - догадался Яша.
        -
        Точно! Я сразу так и подумала. Но, может быть, Серёжа по-прежнему где-то там, тогда
        нам не нужно за него беспокоиться.
        -
        Слава богу, одной проблемой меньше, - участковый вздохнул. - Следил, значит. Ишь.
        Влюбился, наверное, в вас.
        -
        Ревнуете? - спросила Орвокки с улыбкой.
        -
        А может, и ревную. Кстати… - Яша немного помолчал. - Вам ещё возвращаться…
        Но девушка его перебила:
        -
        И Ивана я видела.
        -
        Где?
        -
        В Вяртсиля. Я не стала вам рассказывать, это такое женское. Я не знала, кто за мной
        следит, но недавно встретила Ивана в Вяртсиля и решила, что это он. Неприятный был
        человек, так смотрел. Плотоядно, кажется, у вас говорят.
        -
        На рынке с ним столкнулись?
        - Нет. В городской администрации. А что вы хотели сказать?
        -
        Я?
        -
        Да. Я вас перебила. Извините.
        -
        Ах да. Я хотел предложить переночевать у меня, ведь вам ещё в Вяртсиля
        возвращаться, а уже поздно.
        -
        Очень мило с вашей стороны, Яша. Но у меня дела, - просто ответила девушка.
        Оставшуюся дорогу они молчали.
        «Сорвалась. А как близок он был, бедняга»
        Орвокки не вернулась тем вечером в Вяртсиля. Она сняла на ночь номер в доме отдыха
        «Янисъярви».
        Подавленный недавними событиями, Борис целый день оставался у себя в коттедже и
        потратил все телефонные деньги на разговоры с семьёй. Поздно вечером, сильно
        проголодавшись, он всё-таки решил сходить в местный ресторан, который располагался в
        подвале дома отдыха. Отужинать, однако, ему так и не удалось.
        В ресторане, ещё на пороге Борис сразу же заметил сидевшую за одним из столиков Габи.
        Она весело болтала с молодой блондинкой, видимо, составившей ей компанию на время
        ужина. Яша сказал бы, что это Орвокки. Но Борис никогда прежде её не видел.
        Не желая привлекать внимания Габи, он быстро вышел из ресторана. Купил себе фруктов и
        сока в баре и без приключений вернулся обратно в свой коттедж.
        Скопившиеся за день эмоции, мысли и усталость не давали Яше заснуть.
        «Ему кажется, что он допустил серьёзный просчёт. Сейчас Яков вспомнил - Иван только
        сожительствовал с Рощиной, а принадлежавший ему участок находится в другой части
        деревни. И заглянуть туда Яков не догадался. Он понимает, что повода обыскивать
        собственность покойного у него нет. Но дом Ивана притягивает его»
        Проворочавшись до половины третьего, участковый решил не ждать утра и немедленно
        ехать в Пиенисуо. Умывшись холодной водой, чтобы окончательно смахнуть сон, и заправив
        мотоцикл, Яша отправился в обратный путь и, хотя тумана набежало больше, достиг цели
        даже быстрее, чем днём. На дорогах в этот час и в этих местах - никого.
        Наученный опытом, участковый бросил мотоцикл неподалеку от Пиенисуо и осторожно
        двинулся по топким дорожкам. Путь освещал себе мощным фонариком. Теперь уже почти
        полностью вымершая деревенька безмолвствовала, не слышалось ни лая собак, ни пения
        птиц, ни тем более человеческих звуков.
        145
        «От ощущения, что он находится как будто в покинутых людьми декорациях, Якову не по
        себе. В эти брошенные дома вокруг много лет никто не заглядывал, что они могли таить в
        себе, никто не догадывается. Не начинает ли деревня жить собственной жизнью после того,
        как из неё уходит человеческий дух, спрашивает себя Яков. Ему кажется, что он идёт по телу
        дремлющего гигантского спрута. Год назад Яков хорошо изучил эти места во время
        праздных обходов. До участка Ивана, как он вспоминает, удобнее добраться по краю
        деревни со стороны озера Салмилампи»
        Выйдя за пределы Пиенисуо, Яша невольно потянулся к кобуре. Сквозь туман, примерно
        на уровне земли горел неясный огонёк. Слишком большой для светлячка, но маленький для
        фонаря. Огонёк колыхнулся, и стало ясно, что это пламя свечи. Участковый достал оружие и
        высветил пространство перед собой фонарём. Сейчас он находился в выгодной позиции,
        потому что прямо у него за спиной шёл забор.
        - Кто там? - крикнул Яша с напряжением. - Выйди на свет.
        Прошло несколько секунд, за которые он успел полностью вспотеть, прежде чем в тумане
        вырисовался силуэт высокого человека и медленно двинулся прямо на Яшу.
        -
        Стой! Стрелять буду!
        -
        Яков, ты, что ли? - донёсся из тумана знакомый голос.
        К нему осторожно подошла Татьяна Ивановна. Спросила с упрёком:
        -
        Ты чего пистолетом размахиваешь?
        -
        Да откуда ж я знал, что вы тут гуляете? Чего не спите, Морозова?
        -
        А ты сам откуда вдруг взялся?
        -
        Приехал только что. Надо дом Ивана обыскать.
        -
        А, ну давай.
        -
        И даже не спросите зачем?
        -
        Мне-то какое дело?
        - Морозова, что вы тут делали? - строго спросил Яков. - Вы в курсе, что по деревне
        бродит дикий зверь?
        - Училку-то выключи. Не страшно. Иди, куда шёл.
        Старуха снова погрузилась в туман, вернувшись туда, где по-прежнему тускло горела
        свеча. Раздражённый Яков последовал за ней. Но разглядеть Морозову уже не мог, видимо,
        она отошла слишком далеко.
        -
        Где вы? Я не закончил!
        Она молчала.
        - Что за игры дурацкие? Вы сегодня днём сказали, что скоро вся эта история закончится.
        Какая история? Василисой не отмазывайтесь, она пропала.
        -
        Ну значит, уже закончилось, - ответила невидимая старуха.
        - Почему я должен говорить с туманом? Что за история?! Вы меня вынуждаете…
        - Ну что, что ты сделаешь, щенок? - Морозова хрипло рассмеялась. - Силу применишь?
        Пытать будешь? Героя труда насильно в город потащишь?
        - Вы мне своими прошлыми заслугами голову не морочьте! Я просто переведу это на
        официальный уровень. Вы намеренно тормозите следствие.
        - Ты не ведёшь следствие. И слушать тебя никто не станет, - сказал туман. - И
        остановить её ты не в силах.
        -
        Кого её? - выловил Яша. - О ком речь? Она? Кто она?
        -
        Ну или оно, - опять захрипела смехом Татьяна. - Это больше тебя. Больше всех нас.
        - Что за бред? Сатанизм какой-то, - Яша с безнадёги плюнул на землю. - Чего свечи
        жжёте, культ тут справляете? Да с ума вы все посходили… Я ещё на вас дело с бобрами
        повешу, - пригрозил он. - Знаю я. Языческие ритуалы, коров своих спасали.
        Выбранная тактика сработала. Морозова мгновенно выросла из тумана.
        -
        Я не язычница, не повторяй за идиотами, - сказала она зло.
        146
        -
        Ну как же, лес просили, чтобы он уберёг ваших коров от бешенства, живодёрствовали.
        Оно понятно, без молока останетесь.
        -
        Совсем ты отупел, Яков. Коровы мои уже много лет не дают молоко.
        Яша растерялся.
        - Ну и ради чего мне бобров в жертву приносить? Не христианка я, да. Но и не
        язычница. Я вообще ни с кем. Не нужны все эти глупости, когда слышишь, когда видишь.
        -
        Что видишь? - не понял участковый.
        - Это не описать, дурень ты. Оно здесь, вокруг, везде, и везде разное. И какая музыка
        нескончаемо льётся. Зачем мне твои ритуалы и кресты, когда такая красота рядом. Никакие
        слова не нужны. Я слышу, я из породы слышащих.
        - Трудно мне с вами, - устало признался Яша. - Как песок сквозь пальцы утекаете…
        - А ты другим делом займись, - спокойно посоветовала Морозова. - Не твоё это. Да и
        делать тут ничего не надо, само всё решится. Человеческие законы ведь от слепоты. Я уже
        отказалась от своего прошлого.
        -
        Шли бы вы лучше домой, Татьяна Ивановна. Опасно здесь.
        -
        Ничего-то ты не понял, Яша.
        -
        Как скажете. Мне ещё ивановский дом обыскивать, бывайте.
        Старуха молча вернулась в свои туманные пространства, а участковый пошёл дальше по
        краю деревни, освещаю тропинку под ногами фонариком. Наконец, свернув в улочку, он
        достиг нужного участка. Дом Ивана оказался не заперт. Яша нащупал выключатель и зажёг
        свет. Разочарованно огляделся. Обыскивать здесь было нечего - маленькая изба пустовала,
        наверное, алкоголик успел продать все свои вещи, а оставшееся перенёс в дом Василисы.
        Участковый лениво осмотрел полки, печку, заглянул в небольшой, совершенно пустой
        погребок под полом кухни. Вышел на улицу и забрался по приставной лестнице на чердак
        избы. Ничего примечательного не оказалось и здесь. Сарай был забит пыльным, иссушенным
        старьём. Яша сдался.
        Обратно он пошёл сквозь деревню - по пустым, заросшим улицам, и на одном из
        поворотов вдруг отчётливо почувствовал сильный трупный запах.
        «Первая мысль Якова - пахнет от тела Ивана. Но, сориентировавшись, он определяет, что
        дом Рощиной находится слишком далеко от того места, где он стоит сейчас. К тому же
        покойник не мог разложиться так быстро. Источник запаха где-то поблизости. Яков не
        исключает, что ему только почудилось. Сейчас ничем не пахнет. Теперь он догадался - запах
        приносит откуда-то лёгкими порывами ветерка»
        То и дело принюхиваясь, участковый стал продвигаться к новой цели. Вскоре запах
        усилился, и Яша вычислил, что идёт он из хозяйственной постройки на одном из
        заброшенных участков. Пробравшись к хозблоку и на всякий случай вновь обнажив оружие,
        Яша осторожно заглянул в тёмный проём двери. Запах гнили и крови безусловно шёл
        отсюда. Никаких звуков.
        Яша включил фонарик и невольно вздрогнул. Прямо перед его лицом на двух мощных
        крюках висела огромная вспоротая туша бобра. Ещё одно мёртвое животное лежало на
        столе, рядом валялись окровавленные хирургические инструменты. В вёдрах и даже на полу
        участковый с омерзением увидел горы изъятых внутренностей. Со всем этим
        контрастировали бережно расставленные по стенам удочки и стоявшие тут же в углу
        рыболовецкие сапоги, испачканные тиной.
        «Яков понимает, что в этом месте был Иван. Очевидно, именно он и потрошил бобров.
        Меньше работы следственной бригаде, но Яков сразу же ловит себя на мысли, что в
        Пиенисуо никто не спешит, а у него на руках труп человека и дело о живодёрстве. Он вдруг
        вспоминает мёртвую корову Морозовой. Яков начинает злиться. Ему противно находиться
        не только в этом месте, но вообще в деревне, которую населяют одни мертвецы и
        полусумасшедшие старики»
        Участковый быстро пошёл в сторону своего мотоцикла, «решает дольше ни минуты не
        оставаться в Пиенисуо». Но тут от мыслей его отвлёк неожиданный звук…
        147
        Совсем рядом буксовал автомобиль. Кто-то застрял на дороге, ведущей в Пиенисуо. Яша
        метнулся в ту сторону и, обогнув участки, вскоре, действительно, заметил сквозь
        разряжающийся туман и деревья горящие фары легковой машины. Невидимый водитель
        пытался выбраться из грязи, в которую попал, и сухо визжал колёсами. Яша стремительно
        подбежал к машине со стороны кузова и со всей силы ударил кулаком по крышке багажника,
        пытаясь привлечь внимание водителя. Но как раз в эту секунду ему удалось достаточно
        раскачаться и порывом газа выдернуть автомобиль из ловушки. На предельной скорости
        машина понеслась через лес к шоссе, прочь от участкового и деревни.
        Когда Яша добежал до мотоцикла, неизвестный мог уже скрыться, но участковый не
        оставил надежды его догнать. Как вскоре оказалось, не напрасно. На по-прежнему пустом
        шоссе Яша увидел фары только одного автомобиля - беглец двигался в сторону Анонниеми.
        И всё-таки неизвестный выигрывал по времени, а Якову не многое удавалось выдавить из
        своего «Урала». Границы посёлка он достиг уже в одиночестве.
        В Анонниеми Яшу ждала неожиданная картина. Машина, которую он преследовал, торчала
        из кювета. Дверца со стороны водителя открыта, никого в освещённой кабине и поблизости
        нет. Произошло это рядом с территорией дома отдыха «Янисъярви».
        Утром, ближе к полудню Борис отправился к участковому.
        «Он долго сомневался. Запаниковавшие жена и сестра в один голос призывают его
        немедленно возвращаться в Москву, и он почти поддался на их уговоры, но в последний
        момент передумал. С одной стороны, Борис, конечно, напуган, но склочность, которую он
        путает с чувством справедливости, в нём всё-таки перевешивает. Твёрдо решает найти
        виновников или хотя бы испортить кому-нибудь жизнь в отместку за отдых, испорченный
        ему. Бориса возмущает и безразличие управляющих дома отдыха, и нежелание
        туристической фирмы, услугами которой он воспользовался, возместить потери, и то, что
        местного участкового до сих пор не было на месте. Борис всем пытается объяснить, что ни
        разу до сих пор, ни в одной стране мира с ним так не обходились. Не говоря уже о том, что
        он не попадал в ситуации, угрожавшие его жизни. Ни в Индии, ни в Африке, ни в Латинской
        Америке. А в родной России - да. Он разгневан - всем всё равно, и Борис хочет что-то
        изменить»
        «Ветряные мельницы… Любопытно, конечно, что его постоянно утягивает в зоны
        иррационального - Индия, Африка, Россия за пределами Москвы. Так. А у этих что?»
        «Посмотрим, что было накануне. Вика вернулась из Вяртсиля, подавленная сценой
        самоубийства, свидетельницей которой стала, да и собранная в библиотеке информация
        поставила её в тупик - вроде бы весомые факты, какая-то зацепка, но не ведёт ровным
        счётом никуда. Она злится, сама не зная на что. А тут, как в анекдоте, «возвращается муж из
        командировки». Хотя они в одном эмоциональном секторе, всё-таки есть разница. Илья сам
        не догадывается, как его вдохновило открытие, сделанное в доме Серебрякова. То есть у
        него-то как раз не холостая зацепка - потянул бы ещё чуть-чуть и получил бы реальный
        результат. Но он смущён неадекватностью Вики, это его гасит. Считайте, на примере этой
        пары доказано существование парной афазии. Традиционно афазия - это индивидуальное
        дело. Скажем так, вашего ума дела - нарушение речи при поражениях коры полушарий
        мозга. Но вот пример афазии при взаимодействии двух неслучайных людей. Каким-то
        образом их мозговая деятельность замыкается друг на друге, и мы, по сути, видим
        объединённый мозг с общими для обоих нарушениями. Речь ведь - единственное, что
        реально их объединяет»
        «И в чём проявляются эти нарушения?»
        «Попадая в зону конфликта с Викой, Илья теряет контроль над речью, попросту не может
        высказаться, тут вам и афферентная моторная афазия, и спазмы речевого аппарата -
        заикание, и обычные оговорки. А у Вики - противоположное: полная утрата речи. Это
        только так кажется, что она молчит. В присутствии Ильи она иногда просто физически не
        может говорить - такие блокировки»
        148
        «То есть Илья теряет контроль над речью потому, что Вика молчит, а Вика молчит потому,
        что Илья теряет контроль над речью?»
        «Да, они объединены и в то же время гасят друг друга. Типическая ситуация. Двое
        влюблённых, не способных подобрать верные слова, особенно во время конфликта - они,
        считайте, воплощение, 3D-модель речевой блокировки»
        «Иными словами, если бы в этот раз они обсудили всё по-человечески, соединили
        результаты своих расследований, то нашли бы вход в лабиринт?»
        «Да, и, возможно, смогли бы к тому же сохранить свои отношения»
        «Полагаю, эти всполохи значат, что Вика обругала Илью матом?»
        «Точнее, швырнула в него вазой»
        Утром, ближе к полудню Илья собрался идти к Яше. Хотел сообщить ему о результатах
        своего исследования. Он покосился на Вику. Со вчерашней сцены девушка по-прежнему его
        игнорировала, готовила на кухне яичницу на одного. Дрожащим голосом, теряя слоги Илья
        предложил ей сходить к приятелю вместе. И неожиданно Вика согласилась.
        С тех пор, как Яшу посетила Анна Васильевна, он не спал и трёх часов. С запавшими
        глазами, толком не евши, в отсутствии официальной поддержки из Вяртсиля, продолжал
        распутывать мутную историю Пиенисуо.
        Ещё ночью удалось выяснить, что угнанный автомобиль принадлежала одному из
        сотрудников дома отдыха, но он не покидал территории. В салоне машины обнаружился
        незнакомый ему предмет, предположительно, оставленный преступником - женская кожаная
        перчатка, чёрного цвета, без пары. Сейчас она красовалась на столе в кабинете Якова.
        - Обнаружен след в бобровом деле, - бурчал себе под нос участковый, пытаясь
        систематизировать информацию перед составлением отчётов. - Животных разделывали в
        Пиенисуо, в заброшенном доме. Там же обнаружены вещи Ивана Королёва. Подозреваемый,
        он же покойный - подвергся нападению какого-то зверя. Произошло в доме сожительницы
        Королёва, скрылась. Ночью в Пиенисуо приезжал неизвестный. На машине, угнанной из
        соседнего посёлка. Угнал, приехал в заброшенную деревню и вернул машину на место. Или
        вернула… Связаны ли эти два дела? Или просто местная ребятня хулиганила?
        «Внутренне Яков злорадствует, до него уже дошла информация о вчерашнем ЧП. Милиция
        Вяртсиля надеялась замять происшествия в Пиенисуо, а тут их собственный сотрудник на
        виду у всех застрелился - подготовка к приезду важных гостей из Москвы заметно
        испорчена. Зато теперь вяртсильские засуетились, и тем же днём Якову наконец предстояло
        сопровождать следственную группу в Пиенисуо. Давно они его не навещали»
        Раздался стук в дверь. Яша не успел ответить, как дверь открылась, и в кабинет сунулся
        незнакомый ему мужчина.
        -
        Можно? - спросил вошедший. Это был Борис.
        -
        Ну кто же вас остановит. Чем могу служить?
        Только мужчина открыл рот, чтобы пожаловаться, как раздался телефонный звонок, и Яша,
        извинившись, ответил. Из Вяртсиля запрашивали информацию об угнанном утром
        автомобиле. Участковый отчитался, упомянул и о найденной перчатке, размахивая главной
        уликой перед носом у посетителя. Когда положил трубку, снова поинтересовался, с чем к
        нему пожаловали.
        - Мне бы посоветоваться. Сейчас… - начал Борис и вдруг вспомнил, - А, кстати, вот, я у
        вас под дверью записку какую-то нашёл, это ваше?
        Борис протянул Яше тетрадные листки, неаккуратно сложенные вчетверо. Тот развернул
        бумагу, начал читать и сразу помрачнел.
        - Проблемы? - спросил мужчина.
        - Похоже, да, - Яша взглянул на второй листок и передал записку незнакомцу. - Есть тут
        один мальчик, влюбился в мою знакомую, а тут ещё его бабушка в реанимацию угодила.
        Психанул малой. Как думаете, он серьёзно?
        149
        Борис прочитал текст, выведенный детской рукой, коряво, но с завитушками: «Всё
        потеряло смысл. Слова потеряли смысл, я их писал, писал, писал. Чем больше писал, тем
        меньше смысла. У меня ничего не получается. Я брошусь в озеро, на скалы. В час дня».
        Второй листок сплошь исписан только словами «Я тебя люблю». Первые строчки выглядели
        аккуратно, но затем почерк стал дёрганным, слова начали сливаться, полезли помарки.
        Листок на ощупь был шероховатым - от сильного нажима шариковой ручкой, а
        многочисленные строчки на нём напоминали рыбью чешую.
        - В самом деле, - подтвердил Борис. - Если так часто повторять, даже забываешь, о чём
        эти слова. Вычурно написано, подросток, что ли?
        - Нервный срыв? Розыгрыш? Думаете, он взаправду бросится? - нервничал Яша. -
        Этого мне ещё не хватало!
        - Откуда мне знать? - Борис равнодушно пожал плечами, но затем взглянул на часы. - А
        вообще полчаса осталось…
        Яков вскочил с места и схватил свой пиджак. Посетителю он бросил:
        -
        Вы либо завтра приходите, либо по дороге расскажете, что у вас. Как?
        -
        А далеко до этого озера?
        -
        Минут десять пешком.
        -
        Хорошо, я с вами.
        Поговорить, однако, им так и не удалось.
        На пороге они столкнулись с молодой парой, знакомыми участкового - высокой девушкой
        и интеллигентного вида молодым человеком. Милиционер быстро объяснил им суть дела, и
        вот уже к озеру они рванули вчетвером. Никто не обязывал Бориса следовать за этими
        незнакомыми людьми, но «его тянет за ними, словно магнитом, безотчётно, на волне
        общности и нервозности, он даже боится отстать». Яков знал короткий путь через лес. Он
        сообщил всем, что самая высокая точка берега находится как раз рядом - местная
        достопримечательность, излюбленная как туристами, так и самоубийцами. Под утёсом в
        самом деле множество острых скал, так что он точно мог определить, где искать мальчика.
        И, действительно, на крутом берегу они вскоре заметили маленькую фигурку. Сергей тоже
        увидел стремительно приближавшихся к нему взрослых, очевидно, запаниковал и вдруг
        белкой вскарабкался на дерево, росшее у самой крайней черты. На долю секунды четвёрка
        окаменела, но Яша решительно двинулся вперёд, правда, уже осторожнее, медленнее, и все
        последовали за ним. По злой иронии, именно к тому же дереву была прикреплена табличка с
        текстом на русском и финском языках, призывавшим сохранять осторожность на обрыве.
        - Не подходите! - крикнул мальчик. Он стоял во весь рост на крепкой ветке, держась
        одной рукой за ствол. В голосе слышались нотки испуга и надвигающейся истерики.
        - Хорошо-хорошо, - ответил Яша, делая успокоительно-заверительные движения
        руками. - Серый, ты только не глупи.
        Вика, Илья и Борис молча стояли у него за спиной и все впились взглядами в ребёнка.
        - Я уже решил! - взвизгнул мальчик ломающимся голосом.
        -
        Серый, я понимаю, у тебя непростые дни, - настаивал Яша. - Но всё нормализуется, и
        твоей бабушке станет лучше, и…
        - Что с баб Аней? - растерянно, и ещё больше испугавшись, переспросил Серёжа.
        Яков осёкся. Мальчик ничего не знал. Возникла пауза, заполненная только шумом ветра и
        кряканьем чаек.
        -
        Всё хорошо, - начал участковый, но мальчик его сразу перебил.
        -
        Я прыгну! - крикнул он. - Зачем мне жить?! Зачем!
        На них вновь нахлынуло неуместное молчание. Яков, Борис, Илья и Вика словно
        окаменели. Смотрели, не отрываясь, на мальчика и не могли произнести ни слова. А он,
        костлявый и коротко стриженный, стоял на ветке, пробиваемый мелкой дрожью, с глаза
        постепенно наполнявшимися слезами.
        150
        -
        Зачем?! - закричал Серёжа, надрываясь.
        Он тоже неотрывно смотрел на людей внизу - с надеждой, растерянностью и испугом.
        Четверо взрослых следили за ним. Они не двигались, стояли в схожих позах, с задранными
        вверх лицами. Серёжа видел. Постепенно, пока длилось молчание, взволнованность в их
        глазах стала сменяться иным. Чем-то вроде пустоты. Мальчик уже ревел во весь голос. Пару
        раз он оглянулся назад и вниз, где между обнажёнными скалами, дышали тёмные воды.
        Илья не выдержал напряжения первым. Заразившись истерикой Серёжи, он тоже зарыдал и
        срывающимся, писклявым голосом стал кричать мальчику только одно: «Не надо! Не надо!».
        Ошалевший Серёжа смотрел на него со страхом и, то и дело нервически икая, размазывал
        свободной рукой по щекам потоки лившихся слёз. Затем, уже не глядя на стоявших внизу, он
        присел, обхватил ветку и, повиснув на ней, спрыгнул. А как только очутился на земле,
        быстро побежал в лес. Его всхлипы ещё слышались некоторое время, и наконец мальчик
        исчез из виду.
        Если бы Вика, Илья, Борис и Яша по какой-то причине захотели сравнить в тот момент
        необычные ощущения, которые нахлынули на них следом - на самом деле на доли секунд -
        выяснилось бы, что все они одновременно испытали одно и то же. У них заложило уши,
        картинка перед глазами стала расплываться. Глухой звук учащённого сердцебиения
        пульсировал в их головах, постепенно проясняясь, пока не обрёл чёткую звуковую форму.
        Это топот лошадиных копыт. Это лошадиное ржание, перестук каретных колёс. Это крик -
        предостерегающий. А это - крик ужаса. Это - крик боли, непереносимой боли. Лошадиные
        топот и ржание, скрипы кареты, хруст костей и слякоть давимой плоти - звуки смешивались
        в единый хор, переплетались, теряли смысл, глохли, уходили вдаль.
        Теперь они снова слышали только собственное сердцебиение. И неясные шорохи. Слух и
        зрение прояснилось. Странный звуковой пейзаж полностью испарился. Никто из них не смог
        бы сказать точно, было это в самом деле или нет. Сейчас Яша, Борис, Илья и Вика слышали
        вдали только шорохи озера.
        «Думаю, мысли Ильи во время сцены самоубийства лучше всего объясняют странное
        поведение этих людей, их бездействие. Тут, понимаете, мешанина из того мгновенного, что
        он подумал на краю обрыва и того, что пришло уже позже, когда Илья размышлял над
        ситуацией. Расчленить это невозможно. Но очень показательно. Илья думает, что это некая
        критическая проверка - можно всю жизнь пытаться избежать чего-то подобного, но оно всё
        равно тебя настигнет. Вот мальчик, который собирается себя убить. В присутствии четырёх
        разумных взрослых людей. Как его переубедить? Эти важные слова должны быть в человеке
        изначально - в сущности, проверка на человекопригодность. Но что сказать? Глупое «Не
        делай этого»? Недостаточно. «Подумай о родителях»? Сомнительно. К тому же в случае
        Серёжи - ему и думать не о ком, их с Анной Васильевной отношения не назовёшь
        сердечными. «Ты ещё такой молодой»? «Всё впереди»? Ну вы понимаете. Всё это не то. И
        как часто происходит с нашей четверкой, когда они вместе, мысли их синхронизируются. В
        тот момент никто из них не знал, что сказать…»
        «И трещины на изображении»
        «Да уж. Когда эти четверо оказываются в одном месте, реальность коротит не на шутку.
        Похоже на слоёный торт, который вдруг аккуратно расслаивается прямо у вас на глазах.
        Поэтому я и советую, пока не будет обнаружено точное место для расщепления, не
        рисковать и не сводить их вместе».
        Борис сидел за столиком бара в доме отдыха. Вокруг шумели люди, недавно в
        «Янисъярви» заехала большая группа финских туристов. Он пил виски и с мрачным видом
        рассматривал мокрый след от бокала на мраморной столешнице. В одиночестве, вечером
        того же дня, когда стал свидетелем неудавшегося самоубийства мальчика.
        151
        Краем глаза Борис заметил, что кто-то остановился возле его стула. Повернул голову и
        увидел Габи, нерешительно мявшуюся на месте.
        -
        Только не кричите на меня опять, - попросила она тихо. - Если хотите, чтобы я ушла,
        просто так и скажите.
        - Да нет, - ответил мужчина. - Вообще-то я должен извиниться. Тогда у меня срыв,
        наверное, был. В общем глупо вышло. Извините… Буду рад, если вы со мной выпьете.
        Габи охотно согласилась. Заказала в баре напиток и села напротив Бориса. Спросила:
        -
        Чего-то вы ужасно печальный. Опять что-то случилось?..
        -
        Ничего хорошего.
        - Господи, неужели новое покушение? - прошептала она напугано.
        - Нет. Я уж и забыл. Сегодня идиотская история случилась…
        И Борис в подробностях пересказал девушке события прошедшего утра. Слушая его, Габи
        то и дело морщила лоб, как будто испытывала приступы боли.
        - Не знаю, что меня тут удерживает. Что я здесь до сих пор делаю? - заключил Борис,
        оглядываясь.
        - В смысле - здесь? В Карелии или вообще в России? - переспросила девушка.
        - Да здесь. Сначала ловушки, теперь эта драма. Надо было сматываться отсюда ещё в
        тот раз после озера. А из России уже стар я, наверное. Была в своё время возможность
        эмигрировать в Канаду, но я не стал. Может, сыновья уедут. Во всяком случае, учиться
        точно будут за границей, об этом я позабочусь.
        - Они у вас ведь ещё совсем маленькие. К тому моменту, как вырастут, здесь, возможно,
        всё нормализуется.
        - Да ничего тут не нормализуется, - брезгливо отмахнулся Борис. - Это как тот
        воображаемый край, где я бродил, помните? Здесь нет чего-то главного для прогресса,
        изменений. Логики здесь нет, вот чего.
        -
        Да, но здесь есть дети, которым родители не могут обеспечить заграничных школ и
        тому подобного. И их большинство, согласитесь. Им здесь жить.
        -
        И что? Я же их не заставляю, как и не обязан нести ответственность абсолютно за всё,
        что здесь происходит. Моя задача - заботиться о том, что мне доверено. А это жизни и
        будущее моих детей. И не надо рассказывать мне, что я должен унести на своих плечах,
        кроме своих, ещё пару десятков чужих детей. Есть красивые мечтания, и есть реальность.
        -
        Я понимаю. Но ведь у человека есть возможность не только избегать будущего, но и
        строить его.
        - Я не знаю, как строить будущее в этой стране, честное слово. И крупно сомневаюсь,
        что вообще есть кто-то, владеющий ответом на этот вопрос. Те, кто якобы знает, просто
        делают вид, пользуясь наивностью прочих, ну либо они фанатики своих идей. Я могу
        говорить только за себя - попробуйте открыть и развивать здесь собственное дело, всё
        поймёте. Почувствуете себя миссионером, попавшим в племя каннибалов. Мой знакомый из
        пожарной инспекции блестяще ответил на вопрос, берёт ли он взятки. Берёт, но не потому,
        что ему не на что жить, а потому, что он не хочет умирать. Если вы в этой системе и на этом
        уровне, вы вынуждены брать взятки - иногда вы реально рискуете жизнью, лучше взять, чем
        поставить под удар себя и своих близких. А кто пойдёт против всех, против системы?
        Безумцы и упрямцы, те, кому нечего терять - в общем, единицы, минус-единицы. Это
        прогнившее общество в порочной стране. Габи, а у интеллигенции развито чувство вины,
        отсюда и все разговоры, как спасти Россию - стыдно, что не могут сделать ничего
        конкретного, вот и говорят, говорят. А те, кто делают, сталкиваются с таким валом
        несуразного, глупого, ленивого, злого и опасного, что умывают в конце концов руки.
        Поговорите с иностранцами, из лучших побуждений приехавших в Россию поднимать
        бизнес. Они вам ответят - это территория абсурда. У них ощущение, что здесь вообще не
        хотят жить хорошо. И ещё меньше хотят, чтобы хорошо жили другие. Вот вы что бы сказали
        тому мальчику? Нет, не убивай себя, ты получишь прекрасное образование, подружишься с
        152
        замечательными людьми, без проблем найдёшь высокооплачиваемую работу, тебе
        гарантированы безопасность, здоровье, счастливая старость, уверенность, что и твои
        собственные дети проживут счастливую жизнь. Нет-нет, ты не начнёшь пить и не умрёшь от
        сифилиса, спи спокойно.
        -
        Конечно, я бы этого не сказала, - грустно согласилась Габи. - Но что тогда? Прыгай,
        лапа? Может быть, первоценна сама жизнь, а не то, в каких условиях ты её проживёшь.
        - Это вам кто такое сказал? Ничего, что мы живём в говне, главное, что вообще живы.
        Тем, кто в этот момент будет урывать от жизни лучшее, очень выгодно, чтобы вы так думали
        - конкуренция меньше.
        -
        Борис, в любом случае, мы не можем знать, как сложится жизнь этого или любого
        другого ребёнка. Может быть, у тех, кто живёт в России, есть иммунитет на абсурд.
        Говорить им, что они живут в говне, не имеет смысла, потому что они вообще всё как-то
        иначе видят, не так, как вы и ваши друзья-иностранцы.
        -
        Ну уж извините, что мыслю практически. Прыгайте, лапы, раз вам так хочется. Но
        меня с собой не тяните.
        - А вы ведь всё равно от нас не уезжаете, - заметила Габи с мягкой улыбкой и, чтобы
        хоть немного снять раздражение Бориса, примирительно и нежно коснулась его руки.
        - Я знаю, что надо было делать тогда на обрыве, - сказала она вдруг с загоревшимся
        взглядом. - Ну то есть… конечно, мне легко говорить, любому, кто там не был, легко
        говорить. Но у меня есть версия. Словами здесь нельзя было помочь. Но, может, стоило
        выкинуть что-то такое неожиданное, нелогичное, абсолютно сбивающее с толку. Тогда
        удалось бы отвлечь внимание мальчика, переключить его на совершенно другую волну.
        -
        И что же это такое? - поинтересовался Борис со скепсисом.
        - Не знаю… Например, вы все могли без слов лечь на землю и составить из своих тел
        звезду или квадрат. Или просто начать ползать и кататься по земле, непринуждённо и
        невозмутимо, как будто это обычное занятие.
        -
        Иными словами, - Борис хмыкнул, - нам надо было сойти с ума?
        -
        Ну почти. Только понарошку.
        Двумя этажами ниже бара, в ресторане дома отдыха, в тот момент ещё одна пара
        обсуждала случай у озера. Орвокки сообщила Яше, что она сняла номер в «Янисъярви», а,
        узнав, в какое нелёгкое положение он угодил тем утром и как по-прежнему подавлен этой
        историей, потащила его в ресторан, чтобы развеяться и, как она выразилась, «познавать
        друзей в беде». Орвокки решила сама оплатить ужин, мотивируя это тем, что финские
        стражи порядка получают гораздо больше их российских коллег, а все протесты Якова
        девушка стойко проигнорировала.
        -
        Разве вас в милиции не учат, как вести себя с неуравновешенными людьми? -
        удивилась она.
        -
        Наша милиция обучена другим странным вещам… Я понимаю, нужно было сохранять
        спокойствие и терпение, мягко переубедить его, всё я понимаю…
        -
        Не вините себя. Главное - обошлось.
        - Но ведь он мог и прыгнуть. Если бы мой знакомый не завизжал тогда, как резанный,
        может, и прыгнул бы.
        - Тоже вариант - наорать. Напугать ответственностью. Так родители кричат на детей - я
        лучше знаю, что тебе нужно, делай быстро, или отшлёпаю. И вы могли кричать. От лица
        общества, как бы поглотить мальчика общественной системой.
        -
        Фигово у меня получается от лица общества выступать… Наказывать
        правонарушителей - одно дело, а говорить: «Мы хотим и можем тебя уберечь», этому у нас
        действительно не учат.
        -
        Джаако, неважно, чему учат, это должно быть внутри…
        -
        Что ты сказала? - удивился Яша. - Жак?
        153
        -
        Джаако. Это финское имя. Значит «вытеснитель». Форма от Джекоб. Или Яков. В
        общем, это всё ты.
        -
        Одно время я жил во Франции, и там меня звали Жаком.
        - Это всё одно и то же. Послушай меня - неважно, что ты сделаешь и что скажешь,
        важно только состояние. Что ты знаешь внутри. Ты мне сказал, что все слова в той ситуации
        не имели смысла. Они не имели смысла, потому что ты сомневался. А сомневаться нельзя,
        если ты хочешь спасти. Твой голос не звучит уверенно и твёрдо, если ты внутри сомнение. И
        твои действия не будут чёткими, если внутри нет веры. Это отличает сильного человека от
        слабого. Много сильных злодеев, они тоже не сомневаются. Но и хороший человек не
        должен быть слабым, какой тогда смысл - он не сможет спасти, помочь. Ни себе, ни другим.
        А сила не только в насилии. Сила в спокойствии, сила в твёрдости, сила в доброте и любви.
        Вы можете не знать правильных слов и ответов, вообще не разбираться в делах жизни, но
        когда есть внутри уверенность хоть в одной вещи - уже достаточно.
        -
        Наверное, ни во мне, ни в других там, на утёсе не было даже одной этой вещи, -
        ответил Яша задумчиво.
        - Не верю, - ответила Орвокки твёрдо. - Хорошо. Зачем я опять ковыряюсь. Давай
        сменим тему. Ты обещал рассказать, что там в Пиенисуо.
        Всё время после сцены на утёсе и до вечера Яша провёл в соседней деревне, куда на этот
        раз сопровождал следственную группу. Он описал девушке свои ночные приключения.
        -
        Бобров подбрасывал Иван, ты так думаешь? - уточнила Орвокки, прищурившись.
        - Всё указывает на него. Возможно, он и Василиса. Я ещё думаю, что Анна Васильевна,
        ну та старушка, которая чуть не окочурилась, собиралась рассказать мне именно об Иване.
        Но он следил за ней, или что-то вроде того.
        -
        А языческий ритуал, чтобы подставить доярку?
        -
        Перевести на неё стрелки, да, - согласился Яша.
        -
        Но зачем? Почему именно её?
        -
        Про Татьяну ходят слухи, что она язычница. Возможно, она что-то знает о делишках
        Ивана и Василисы, вот он и решил её подставить. Морозова так кичилась, что она в курсе
        всех дел деревни. Ну либо Ивану просто требовалось прикрыть какие-то свои дела…
        - Но какие? Знаешь странность? Я проверяла - сезон охоты на бобров открыт до осени
        этого года. Версия браконьера не идёт. Но зачем тогда спектакль?
        Яша пожал плечами.
        -
        Этим уже другие занимаются, - напомнил он. - Дело явно замнут. Ну может, Василису
        в розыск объявят, а потом на неё повесят.
        -
        Но неужели у тебя нет интереса? Эта загадка имеет ответ, я уверена. Просто забудешь?
        Он вновь пожал плечами, но на этот раз промолчал.
        «Конечно, Яков не может забыть. На самом деле то, что дело собирались замять, только
        подстегнуло его любопытство, тут уже вопрос чести. К тому же именно в тот день он увидел,
        насколько сложнее оказалась эта история в Пиенисуо. Мрачная, зловещая. Когда бригада
        работала в доме Рощиной, старший следователь стал всех подгонять, чтобы уже отправить
        смердящее тело Ивана в морг. Решили, что напал дикий зверь. Этот момент ярко отпечатался
        в памяти Якова, сами видите. Проходя мимо него, судмедэксперт кое-что пробормотал, с
        претензией к начальству и так, что услышать его слова мог только Яков. Он сказал, что
        Ивана загрызло не животное. Это были следы не от звериных клыков»
        - Мы живём в странное время, - рассказывал тем временем Борис, глядя то на Габи, то
        на шмыгавших вокруг постояльцев. - Эпоха «черного пиара». Сами подумайте, сейчас
        ничему нельзя верить. Всё может оказаться организованной акцией. Кто-то преследует свои
        цели и манипулирует общественным мнением, для этого создаются мифы и иллюзии. Вы
        сами когда-то говорили, что даже духовные ценности сейчас превращаются в продукт. Всё
        обретает уродливых двойников. Морок. Какая-нибудь тема нацистских зверств при Гитлере
        154
        используется кем угодно для продвижения своих товаров - фильмов и книг. Как можно было
        допустить, чтобы массовые убийства стали частью массовой культуры? На некоторые вещи,
        чтобы они не потеряли свою реальность и не эксплуатировались, нужно налагать вето -
        например, в строгом порядке показывать только хронику, старшеклассникам и точка. Тем
        временем люди, которые отстаивают свои идеалы, оказываются всего лишь орудием в руках
        «серых кардиналов», организаторов, преследующих свои личные, как правило, корыстные
        цели и выгоды. Хоругвеносцы и скинхеды, кому они нужны? Ни одна подобная группа
        никому не нужна, кроме её же участников. И тех, кто может использовать их в своих целях.
        Скинхеды избивают и убивают людей - это кошмарно, но гораздо страшнее и противнее то,
        что за ними могут стоять другие люди, которым эти акции по каким-то иным, не
        идеологическим причинам выгодны. Например, скандализировать действующую власть, или
        наоборот - отвлечь внимание общества от других государственных проблем. Абсолютно
        любую агрессивную, разрушительную силу кто-то направляет, в этом я уверен, сама она без
        организаторов не может. Получается, что верить ничему и никому нельзя, но при этом зло
        совершается, веришь ты или нет. И мы никогда не знаем, что же происходит на самом деле.
        -
        Но во что же верить, во что-то ведь надо верить? - спросила Габи, запутавшись. - Или
        верить уже не достаточно? Как и действовать во имя веры.
        -
        Верить можно только в своё.
        - Но это какой-то закон джунглей. Я просто думаю, что остаётся моему поколению, и
        тем более - что достанется следующим поколениям, во что верить тому же мальчику, когда
        он вырастет? Ваши поколения уже своё отверили. Но что вы передадите нам? Советские
        мифы больше не работают, капитализм у нас не приживается, особый демократический путь
        России так и не найден, религии устарели. Чего держаться новым поколениям, чтобы
        царствование иллюзий закончилось? Мы уходим в виртуальный мир, но ведь это тем более
        иллюзия. Или от нас то и требуется - довести веру до предела? Признать, что ничего
        реального вообще нет…
        - Опять вас, Габи, куда-то понесло, - засмеялся Борис. - Всё намного проще. Хотите
        сидеть круглыми сутками в Интернете? Ради бога - но кто будет за него платить? И где вы
        будете жить? И ведь питаться вам тоже надо. От этого никуда не деться, и вы снова
        возвращаетесь в мою систему, товарно-денежных отношений.
        -
        Но вы так горите только потому, что умеете мыслить исключительно в категориях
        своей, устаревшей системы. Вы пытаетесь это нам навязать, хотя ваши идолы рушатся.
        Возьмём копирайт - изобретение старых времён, оберегаемое сейчас почти только старшими
        поколениями, а новые уже мыслят иначе - они не совсем понимают, что такой копирайт, он
        им мешает, мы имеем свободный доступ к такому морю информации, что возвращаться в
        вашу систему просто не захотим.
        - Надругательство над копирайтом не большая заслуга. Только подтверждение диких
        нравов этой страны, где воровство - чуть ли не хороший тон.
        - Но это общемировая тенденция! Пиратская молодёжь, анархия! - Габи звонко
        рассмеялась.
        - А, ну тогда я тем более не сомневаюсь в светлом будущем этой страны.
        - Ха. Всё лучше, чем это ваше «Поднимем Россию с колен».
        - Ну уж нет, меня сюда не примешивайте! Самого отвращение берёт, когда так говорят,
        ненавижу.
        - Понимаете, до сих пор все играют в распределение сил. Но, по-моему, это какой-то
        устаревший сценарий. Скажем, идея имперской России. Возможно ли существование
        «империи» без агрессии? Исторический опыт показывает, что невозможно - агрессия
        заложена в саму концепцию империи, и тем не менее эту мечту лелеют. А о чём мечтают? О
        силе и процветании, и почтении. Не задумываясь, что это автоматически предполагает
        врагов, подавляемых, колонизируемых и вечный риск краха, которого не избежала пока ни
        одна империя.
        155
        - Думаю, для россиян идея империи служит неким замещение, самооправданием, -
        предположил Борис. - На маленькие, важные шаги не способны, в собственном глазу бревна
        видеть не хотим, так поднимем же Россию с колен и возродим империю! Создать здоровое
        общество ни ума, ни сил не хватает, вот и мечтают о внешнем укреплении. Империя - это
        внешняя сила, она, действительно, может существовать только за счёт уничтожения,
        притеснения или эксплуатации других стран, как, например, США сейчас, и, кстати,
        эксплуатации собственных граждан, но в какой-то момент она непременно рухнет. Потому
        что внутри - полая. Здорового, сплочённого общества ведь нет. Укрепление должно идти
        внутри, а не снаружи, а этого в России как раз никогда не было.
        - Ладно, что-то мы только ругаемся, - одёрнула себя Габи. - Давайте лучше ещё по
        одной выпьем.
        -
        Так мы тут с вами совсем сопьёмся.
        -
        А чем ещё заниматься в этих местах? Купаться - опасно для жизни. Не факт даже, что
        живым до номера доберёшься, - Габи хитро подмигнула Борису, и тот не обиделся.
        Они заказали в баре напитки: Борис - виски, Габи - очередной Лонг Айленд, и вернулись
        за свой столик. Закурив, девушка сказала:
        -
        Вы как хотите, а у меня есть новая теория.
        -
        Ну давайте послушаем.
        - Я не вижу смысла в том, чтобы ругать страну и народ. Страна - это единый организм,
        состоящий из клеток-людей, и да, как любой организм, этот тоже подвержен болезням. Но
        отрекаться от прошлого своей страны или поносить её нынешнее положение, ведь это то же
        самое, что стесняться своих прошлых заболеваний, или ругать себя за то, что вы, например,
        заболели пневмонией. Вы же не станете презирать свой организм за то, что он не справляется
        с опухолью? Ненавидеть себя за болезнь и тем более смиряться с ней - это путь не к
        выздоровлению, а к гибели. Да, организм подвергается атаке различных вирусов извне.
        Всегда есть риск нападения нового вируса. Иногда случаются и внутренние сбои. Всё так. Но
        основа здоровья и сопротивляемости организма болезням - иммунитет, клеточный
        иммунитет. Так же можно сказать, что справляться с болезнями страны и давать отпор
        вирусам могут только люди с крепким иммунитетом. И если иммунитет России сейчас
        пониженный - это печально, но не повод для критики, танцев на костях и отчаяния. Будете
        ли вы вести себя грубо у постели больного? Это повод только для одного - для лечения.
        Другое дело, что основа - всё равно иммунитет, клетки, то есть люди. Если организм не
        борется с болезнью изнутри, он погибнет.
        -
        И к чему мы пришли? - спросил Борис.
        - Кажется, к тому же, к чем пришли вы, - Габи улыбнулся. - Верить в своё, укреплять и
        держать в тонусе собственную клетку. Страна как человек, и тёмные или смутные времена в
        её истории - это болезни, а сама история - медицинская карта. Не имеет смысла порицать
        болезнь - она, как и история, всегда лишь следствие. Трагедия не происходит без
        непосредственного участия людей, и история без них не вершится. Болезнь - это не игра
        сильных мира сего, это реакция на состояние, общее состояние организма. Всё опять
        сводится к людям-клеткам. Но речь не о каком-то абстрактном народе, и не о делении на
        классы - это всё суконный язык медицинских учебников, я говорю о каждом человеке
        отдельно. Состояние каждой клетки отражается на общем состоянии организма и влияет на
        клетки в связке. Только при здоровье каждого человека в отдельности возможно здоровье
        всего общества.
        - Но невозможно уследить за каждым человеком в обществе, - заметил Борис. - И к
        тому же, как вы определяете, какое состояние организма-страны здоровое, а какое
        болезненное? Есть разные формы процветания, и разные периоды, как юность, зрелость,
        старость и т. д. Что является критерием, по которому можно определить, что страна болеет?
        Взаимодействие народа и власти? Духовное или психологическое состояние народа?
        Степень его сплочённости? Или всё-таки благосостояния каждого гражданина?
        156
        - Борис, я не говорю о том, что надо следить. Это и не работало до сих пор. Передоверяя
        эту функцию внешним силам, общество получало то диктатуры, то разруху. Я говорю, что
        каждому человеку надлежит следить за собой самому. И критерий в ответственности,
        которую каждый гражданин несёт, полностью осознавая, за свои действия и их последствия,
        за собственную жизнь, за своё духовное здоровье. И уже из всех этих частных
        ответственностей складывается общественная, но не наоборот - сверху её не спустишь.
        - Габи, снова утопия!
        - Но всё именно к тому и идёт. Один за себя, и один за всех. Власть - вроде копирайта,
        это устаревшее понятие, оно со временем будет изжито, ведь нет правительств и войск в
        Интернете, а это новая форма мышления. Изжить необходимо только один принципиальный
        момент. Я порой думаю, какой смысл говорить о прекращении войн, когда это естественный
        элемент жизни даже мирного общества. В природе человека не зло, а - спор. Всего лишь
        спор. Как мало, и как много. Мы доказываем свою правоту, каждый - допустимость только
        своего разумения, своих границ. И не стесняясь в выражениях, поносим иноверцев.
        Пожалуйста, пример - разделение эстетической власти в литературном сообществе или арт-
        тусовке, казалось бы, где уж точно не место войнам - это же культурные люди, - Габи
        смешно потрясла рукой и специально растянула, мыча, слово «культурные». - А какие там
        битвы абсурдисткие, мелочные разворачиваются! Или борьба учёных друг с другом, их
        противоречащих друг другу теорий? Как там слюни брызжут при спорах! Какой агрессией
        всё это сопровождается, и фоном главная идея - кто-то прав, а кто-то не прав. А свою
        правоту отстаивает каждый. Прав - я. Лицемерно говорить о недопустимости войн, когда
        война везде, на любом общественном уровне: межклассовая, идейная, эстетическая,
        эмоциональная, половая, расовая, поколенческая. И это всё завоевательные войны, каждый
        хочет создать свою маленькую империю. И если мы хотим прекратить глобальные войны,
        источник споров не в обществе, гораздо уже - в каждом конкретном человеке. Мы снова
        возвращаемся к этому.
        - Не знаю, искоренимо ли то, что в природе человека. И я крупно сомневаюсь, что
        когда-нибудь в России буквально каждый гражданин начнёт нести ответственность за себя и
        через свои поступки за ближних. Не тот менталитет.
        - Мы говорим о людях нового типа, думаю, в будущем, даже национальный вопрос
        снимут за ненадобностью, это погремушки прошлых веков. Но хорошо, вернёмся в наше
        время. Во-первых, откуда вы знаете, как всё на самом деле обстоит в России? Можете
        говорить абсолютно за всю страну, за всю великую махину? Сами же подметили - нельзя
        никому верить. Почему не предположить, что тема прогнившего русского народа - засланная
        тема, и это кому-то выгодно? А я знаю массу самых достойных людей по всей стране, и не
        исключаю, что народ ведёт гораздо более здоровую жизнь, чем люди, рассуждающие на
        тему, какой же в этой стране чумной народ.
        - Ну а во-вторых?
        - А моё «во-вторых», Борис, удовлетворит наконец ваши русофобские настроения. Если
        иммунная система отказывает - организм погибает. Что верно для физического организма, то
        верно и для страны в целом. Значит, Россия погибнет, раз мы дошли до той точки, когда
        клетки больше не хотят сопротивляться, не хотят жить. Если…
        Илья проснулся среди ночи. Его сердце сильно билось, как от испуга, и сейчас сквозь сон
        он слышал, что в их спальне, в полной темноте Вика с кем-то разговаривает.
        Хотя в последние дни Вика вела себя отстранённо, в присутствии Ильи молчала и всем
        телом напрягалась, спали они по-прежнему в одной кровати, достаточно просторной, чтобы
        здесь уместились двое и при этом не соприкасались. Илья открыл глаза и увидел в темноте
        светлое пятно Викиной спины - она сидела на кровати, спустив ноги на пол. С утра, когда
        вместе с другими они стали свидетелями неудавшегося самоубийства местного мальчика,
        157
        Вика не произнесла ни слова. Илья пытался её разговорить, но это ничего не дало. Целый
        день девушка просидела в доме с непроницаемым лицом, к пище не притрагивалась.
        А сейчас она говорила. Сама с собой, не зная, что Илья проснулся. Он слышал её шёпот:
        - … страна халявщиков, алкоголиков, шлюх, страна сифилитиков, старух, жалующихся
        на свои болезни, страна у кого больше машина, страна взяточников, страна оборотней,
        страна идиотов, инвалидов, нытиков, страна мудаков в правительстве, страна подражающих
        обезьян, страна безбилетников, сталинистов, страна срущих и писающих в подъездах, страна
        нацистов, черножопых, страна разрушителей, страна сплетников, муры на эстраде, муры по
        телевизору, страна справочек, бумажек, перерывов на чай, страна ментов, страна
        чиновников, тупой молодёжи, с 8 марта, с 23 февраля, с новым на хуй годом, с конституцией,
        с на хуй победой, страна жополизов, воров, поломанных скамеек, облезлых домов, гнилых
        соборов, сносимых памятников архитектуры, страна блядских москвичей, мэров-пердунов,
        страна золотых зубов, метросексуалов, на хуй, страна, блядь, не налаженной
        инфраструктуры, помоек возле дорог, страна гордого, блядь, великого народа…
        Вика то шептала, с злым присвистом, то говорила в полный голос, глотая слоги, чтобы
        сделать вдох, потом она вовсе перестала шептать и почти уже выкрикивала слова в темноту
        комнаты, захлёбываясь слюной. Так продолжалось несколько минут, пока она не замолчала и
        не окаменела на краю кровати, опустив голову.
        Всё это время Илья не двигался. С сердцем, пульсирующем как будто уже в горле, он изо
        всех сил зажмурился, делая вид, что спит.
        На этот раз Борис не позволил Габи провожать себя до коттеджа.
        Вместо этого он сам проводил её до номера, некоторое время обдумывал предложение
        переночевать здесь же, которое девушка сделала с самым невинным видом, но всё-таки,
        вежливо отказавшись, ушёл в ночь.
        - Мы ошиблись. Вся новейшая эпоха строится на заблуждении. Мы почему-то
        посчитали, что нужно высказывать личное мнение, каждому - собственное. И наконец
        довели это до абсурда, до невыносимой, апокалипсической полифонии. Многоголосия,
        высосавшего смысл из самой возможности диалога и высказывания. Пока это работало
        только на разъединение людей. А между тем, собственное мнение не обязательно не то что
        высказывать, а даже просто иметь… И слишком рано мы начали говорить о Боге. Не познав
        сперва всех возможностей языка, какой в этом смысл? Мне иногда кажется, что любовь
        человека к животным без любви человека к человеку - это сомнительное нечто. Невозможно
        по-настоящему полюбить Бога, если ты сначала не полюбишь и не примешь других людей.
        Так же как нельзя полюбить и принять других людей, если ты сначала не примешь и не
        полюбишь самого себя. Это всё звенья одной цепи. А получается чаще, что вера в Бога - это
        уход от людей и мира, неспособность их принять, даже страх перед своей жизнью. Гораздо
        легче сразу поверить в Бога, чем полюбить людей… И эти четверо. Как всё-таки странно, что
        умные, духовно богатые, сильные, честные, справедливые люди, именно те, которые могли
        бы как-то повлиять на ход вещей в мире, чаще всего сами оказываются настолько
        болезненными и беспомощными, что не способны позаботиться и о собственной жизни, чего
        уж говорить о судьбах других.
        Габи приняла душ и легла в постель. Читала книгу в свете прикроватной лампы.
        Попыталась уснуть. У неё не получилось. Тогда она взяла сигареты и, забравшись на
        широкий подоконник, стала курить в открытое окно. Как и прежде, отсюда виднелось только
        чёрное пространство леса, разбавленное в одной точке светом уличного фонаря. Бело-
        зелёное пятно еле заметно шевелилось на ветру. Габи уже гуляла в лесу на территории дома
        отдыха, но этот фонарь на пути ей никогда не встречался.
        Девушка сбросила с себя пижамную рубашку, натянула обычную одежду для прогулок и,
        заперев номер, отправилась на улицу. Обогнула здание дома отдыха, определила по
        единственному светящемуся окну, где расположен её номер, и, поравнявшись с ним,
        зашагала в сторону леса. Отсюда Габи пока не видела света фонаря. Она миновала детскую
        158
        площадку, нашла в темноте проход через кусты и углубилась в лес. Из-за темноты Габи шла
        медленно и осторожно. Пару раз она оглядывалась, чтобы по свету в окнах своего номера
        корректировать своё движение. Фонарь находился впереди, немного справа. Вскоре уже он
        замелькал сквозь густую листву, и Габи пошла быстрее.
        Она вышла не небольшую освещённую полянку, с одного края которой и торчал фонарь -
        парковый, изящный, судя по облупившейся на металле краске, старый. Вокруг него роилась
        мошкара. Поляна пустовала: не было здесь ни скамейки, ни урны, ни детских качелей. Габи
        осмотрела её со всех сторон. Нашла тропинку, которая вела с поляны дальше в лес. Вторая
        тропинка уходила в противоположную сторону. По дорожкам, как казалось девушке, гуляли
        редко. Сама поляна густо заросла травой.
        Когда-то, возможно, фонарь приносил больше пользы. Или до сих пор служил людям, хотя
        Габи не могла понять каким образом - вряд ли кто-то гулял здесь по ночам. Не смогла
        определить она, и к какой территории относился фонарь - зажигали ли его со стороны дома
        отдыха, или установили здесь для туристов, посещавших Заячье озеро, которое тоже
        находилось неподалёку. Может быть, эта дорожка соединяла территорию дома отдыха с
        каким-то объектом в лесу или на берегу. Габи не знала.
        - Для кого горят фонари, когда вокруг нет людей? - спрашивала она себя. - Для чего?
        Может быть, ночами, когда Габи спала у себя в номере, сюда, на маленькую полянку, кто-
        то приходил. И что они здесь делали? Габи представила себе человека, который стоит в
        круге света посреди леса и не двигается. Почему-то она видела его только со спины, тёмный
        силуэт. Или двое. Под фонарём они что-то обсуждали, специально назначив встречу в месте,
        где никто другой их не увидит и не услышит. Со стороны дома отдыха невозможно
        разглядеть, что происходит ночами в свете лесного фонаря. Нельзя было даже определить,
        пустует поляна или нет.
        Девушка решила, что фонарь светит для самой пустоты.
        Или для чего-то, что иногда сюда заползает.
        Грузно, медленно, всей тушей выдвигаясь из леса.
        Тогда Габи отступила в темноту и стала наблюдать за поляной со стороны, из укрытия.
        В свой номер она вернулась только на рассвете.
        Прошло два дня.
        Егоровна сняла блокаду, хотя, будь на то её воля, продержала бы внуков под замком до
        самого их совершеннолетия. Все её банки с соленьями, вареньем зазвучали иначе - не гулко
        трёхлитрово, а торжественно, все мешки с вяленым, крупами, сахаром и овощами запахли
        особо - не прогоркло-сыро, а победой. Уже не отмахнёшься от заверений хозяйки, что вся её
        жизнь подчинена заботе о благе и мыслям о будущем детей и внуков - пожалуйста, что бы
        они без неё делали, теперь хоть война, хоть чума, но под крылышком у Егоровны, под её
        замком каждый будет в безопасности, сыт и здоров - практически доказано.
        Малолетние внуки старухи несколько часов кряду пробивали стену этого установившегося
        было умиротворения - они хотели гулять, мечтали опробовать подаренную накануне
        родителями надувную лодку, жаждали заглянуть в дом Василисы, где наверняка уже
        расположилось в кресле привидение Ивана, а, может, даже сохранились следы крови на полу
        или даже мелом обведённый контур места и позы, в которой лежал труп - они видели такое в
        американских фильмах - да и отыскать зверя-людоеда, подстрелить его и выслать заказной
        бандеролью родителям они тоже от души планировали.
        Егоровна кричала, дети кричали, ломились в запертые окна и двери, как мартовские коты -
        наконец она сдалась, но с одним условием - детей на прогулках будет сопровождать
        Лебедев, сторож с заброшенной лесопилки, своё согласие он на то дал. А ребята только рады
        были - они обожали деда Алексея: он рассказывал увлекательные истории о войнах и
        английских детективах, безостановочно курил вонючие беломорины, что завораживало, и
        однажды даже ходил с ребятами ночью на кладбище в соседней деревне, не говоря уже о
        средневековом оружие, которое он помогал их выстругивать из дерева.
        159
        План был такой. Добраться на попутках до протекавшей неподалёку реки Юуванйоки и
        сплавиться по ней до самого города Вяртсиля. Встать для этого требовалось в пять утра -
        этап, на котором младший внук Егоровны сломался, тем более что утро выдалось холодным.
        Сквозь сон он благословил брата на путешествие, и тот, не скрывая капитанского презрения,
        стал дожидаться деда Алексея в одиночестве.
        Нагруженные, один - собранной в дорогу едой (Егоровна опять победила), а второй -
        многокилограммовой, хоть и сдутой лодкой (не самый подходящий груз для старика, но
        Лебедев держался стойко), каждый - используя вёсла в качестве посохов, они отправились в
        путь и успешно достигли реки. Здесь надули лодку с помощью приложенного к ней агрегата
        и, наконец, почувствовали под собой не утомляющую ноги землю и не твёрдые сидения
        автобуса, а стремительно бегущую, мягчайшую гладь воды. Сидя в лодке, они чувствовали
        себя царями в невесомости. Река делала всё за них, вёслами они лишь изредка
        корректировали своё движение, а в остальное время любовались дикими берегами с обеих
        сторон, вели мушкетёрские беседы и выглядывали под ледяной водой русалок, с которыми
        были не прочь познакомиться. Русалок в реке Юуванйоки водилось множество, но мальчик и
        дед Алексей успевали разглядеть только их волосы - поглаживаемые течением, роскошные
        локоны изумрудных водорослей. Один раз пришлось перетаскивать лодку через завал
        образовавшийся на реке из-за рухнувших деревьев - капитаны мужественно полезли в
        холодную воду, но начавшее припекать солнце их быстро обогрело, и дальше они следовали
        уже без препятствий.
        Пока не увидели труп человека. Он лежал спиной на воде у левого берега, корни и камни
        удерживали тело на месте. Сначала путешественникам показалось, что человек жив и даже
        приветливо им улыбается, хотя и странно казалось улыбаться из такого положения. Но когда
        они подплыли ближе, никаких сомнений не осталось - человек утонул. Недавно - его тело
        хорошо сохранилось, только вот лицо перекосила кошмарная гримаса. Зубы обнажены в
        болезненной ухмылке, а вся кожа на лице как будто утягивается неведомой силой куда-то
        под скальп. Смерть не подарила этому уроду покоя.
        Лебедев оставил без внимания предложение младшего капитана привязать тело к лодке и
        доставить его таким образом в Вяртсиля на буксире. Грести против течения, чтобы вернуться
        обратно, они бы не осилили. Да и заплыли уже далеко, так что старик отмёл этот вариант
        тоже. Оставалось плыть вперёд до первых же проблесков цивилизации. Лебедев только
        сомневался, найдут ли они потом место, где застрял труп, к тому же течение могло вырвать
        его из ловушки и отнести куда угодно. На удачу все его страхи рассеялись за следующим же
        поворотом - путешественники увидели современный мост, перекинутый через реку, и
        Лебедев с лёгкостью определил, что они проплывают недалеко от Анонниеми. Он оставил
        мальчика сторожить лодку, а сам отправился за подмогой.
        Хоть и выходной день, но сторож застал Яшу на рабочем месте. Вдвоём они быстро
        достигли моста, а затем двинулись по берегу, высматривая тело в реке. Ходить здесь было
        неудобно из-за скользких с заострёнными краями валунов, вечно преграждающей путь
        лесной поросли и неровного берега. Чуть не пропустили нужное место, но Лебедев, вовремя
        оглянувшись, успел заметить торчащую из прибрежной растительности человеческую
        конечность. Вскоре уже и Яша осматривал тело.
        Страшная находка, а внук Егоровны гордо и предостерегающе сообщал о ней всем, кто
        пересекал мост, вызвала в Анонниеми настоящий переполох. Все хотели взглянуть на труп, и
        сообщение о нём с рассказами разной степени правдоподобия и кровожданости быстро
        распространилось по посёлку. Такое проигнорировать в Вяртсиля уже не могли, так что
        коллеги из города прибыли на место по первому же вызову Якова. Следователи шутили, что
        он сам убивает людей на доверенной ему территории, чтобы привлечь хоть какое-то
        внимание к этой, как они выражались, «жопе мира». Но участковому было не до шуток.
        «В первый же момент, взглянув на труп утопленника, Яков осознаёт, что уже видел такого
        мертвеца. Чудовищное множество таких же изуродованных ухмылками людей. Два года
        160
        назад в Париже. Признаться в этом людям из Вяртсиля он не решается, но зловещее
        совпадение весь день мучает Якова, занимая все его мысли, и в конце концов участковый по
        секрету рассказывает об этом своим друзьям - Вике и Илье, пригласив их вечером того же
        дня в гости к себе домой»
        - А как я докажу? - объяснял Яша свою растерянность. - Тогда в Париже это вообще
        проходило под грифом «Совершенно секретно», информация о деле не просочилась даже в
        прессу. То есть сообщили, что террористический акт, но фотографий никаких не было, с
        родственниками умерших провели особую работу, и, наверное, до сих пор никто не знает,
        что в клубе произошло что-то намного более странное. И тут я такой - знаете, нечто
        подобное я видал в Лувре, да меня на смех поднимут. Но если это эпидемия какая-то, и сюда
        добралась? В Париже несколько десятков людей скосило…
        - Думаю, мы тоже готовы кое-чем с тобой поделиться, - сказал Илья, поглядывая на
        молчавшую Вику, которую, однако, рассказ участкового привёл в восторженное
        возбуждение.
        - Это наш труп! - прорвало наконец Вику, её глаза горели детским счастьем.
        Илья пояснил:
        - Где-то две недели назад Вика заметила возле нашего дома человека, похожего по
        описанию на твоего.
        -
        Это не человек, - резко вставила девушка.
        -
        Он убежал в лес, мы пытались его там найти, но безрезультатно, - добавил Илья.
        -
        Хотите сказать, что он заблудился в лесу, а потом упал в реку? - спросил Яша.
        - Не исключено, - ответил Илья. - Кажется, он неадекватный какой-то был. Может быть,
        больной или сумасшедший. Как будто испугался и убежал.
        - У него во рту обнаружили землю, тело страшно истощённое - если он заблудился, да к
        тому же псих, это объяснение, - рассуждал Яша вслух. - Голодал, ослаб, ночью рухнул в
        речку, там берег непростой. Слушайте, а чего вы за ним в лес-то отправились?
        Илья посмотрел на Вику.
        -
        Ты видел таких мертвецов в Париже, - сказала та. - А я видела такого урода в Москве.
        Живого-здорового. Это была женщина.
        -
        Ну и?
        - Она убила мою подругу, - твёрдо ответила Вика.
        Помолчали.
        - Тут что-то очень нечистое, - снова заговорила девушка. - Почему этот упырь оказался
        в здешнем лесу? Что это вообще за срань такая улыбающаяся?
        -
        Вопрос, конечно, интересный, - ответил, хмыкнув, Яша. - Никаких документов,
        разумеется, при нём не обнаружили. Но вообще с такой особой приметой, наверное, скоро
        выяснится, кто же это.
        -
        А если не выяснится? - спросила Вика с напряжением. - А если не скоро?
        -
        Чего ты хочешь?
        -
        Обыскать лес.
        - Тю. Здесь везде лес. Да и потом, с чего ты взяла, что он из леса пришёл?
        -
        Просто знаю.
        -
        Одного «знаю» тут недостаточно. Только если кто-то в Вяртсиля решит прочёсывать
        лес, тогда - пожалуйста. Но я сильно в этом сомневаюсь, потому что нет никаких причин
        вообще. А меня слушать никто не станет. Да я бы и не выступил с таким предложением.
        -
        Кто-то распускает слух, что таких уродов по лесу бродит несколько.
        - Ну и что? Этого одного могли видеть в разных местах, вот и иллюзия множества.
        Потом, пойми, он же не причинил никому вреда, вы сами говорите - неадекватный,
        испугался и убежал. Наверняка скоро выяснится, что чей-то псих из дома улизнул,
        потерялся.
        161
        - Яша, - прошипела Вика и впилась в него взглядом. - Чего ты мне про психов? Ты сам
        видел этих уродов в Париже, я - в Москве. Они опасны. Либо заразные, либо убийцы.
        -
        Ладно, не заводись. Лес мы можем и сами осмотреть. Но куда идти? Это ты решила?
        Вика не ответила. Илья весь разговор просидел, уставившись в пол.
        Разговор с Яшей не дал особых результатов, но всё-таки заметно окрылил Вику.
        За последние два дня их с Ильёй отношения немного прояснились - по крайней мере,
        девушка начала отвечать на простые вопросы и не ощетинивалась, когда Илья к ней
        случайно прикасался. Илья так и не сказал, что слышал её ночную истерику, но «он
        счастлив, что его подруге стало легче». Сейчас же, после беседы с Яковом, Вика даже начала
        шутить и вела себя совсем, как раньше. Даже взяла Илью за руку, когда они подходили к
        своему дому. «Илья задыхается от радости».
        Но вдруг, когда они уже закрыли за собой калитку и подходили к избе, Вика резко
        выдернула свою руку и коротко шёпотом приказала:
        -
        Заткнись. Ни слова.
        Илья сразу скис, «решает, что у его подруги очередной срыв», но она напряжённо
        прибавила:
        -
        Не двигайся. Там кто-то есть.
        Вика кивнула головой в сторону дома и, приглядевшись, Илья, действительно, заметил, что
        в крайней комнате горит свет, а по стене гуляет чья-то тень.
        -
        Тихо. Я первая пойду.
        Девушка осторожно двинулась по садовой дорожке, взяла культяпку, лежавшую возле
        крыльца, и, так вооружённая, беззвучно зашла в дом. Илья от неё не отставал. «Предполагает
        - вдруг это без предупреждения вернулся их приятель, хозяин дома»
        Входная дверь открыта. На кухне пахло кофе. «Кто-то пил из моей кружки», - уже
        собирался прошептать Илья, когда им навстречу вышли. Вика взмахнула культяпкой,
        готовая нанести удар по чьему-то черепу.
        -
        Мама?! - вскрикнул Илья, не скрывая удивления.
        -
        Вика?! - воскликнула его мама, глядя на девушку с культяпкой.
        -
        Мама? Вика? - ещё больше удивился Илья.
        - Вы? Мама? - поразилась Вика.
        - Вика? - совсем запутался Илья.
        - Дети, угомонитесь, - спокойно попросила женщина, проникшая в их дом. - У меня и
        так голова болит. Вика, думаю, культяпка вам не понадобится.
        Перед ними стояла Карина Эдуардовна собственной персоной. Психолог из московского
        метрополитена, сеансы которой Вика некогда посещала, и, как неожиданно выяснилось, к
        тому же мать Ильи.
        -
        Вижу вы мне рады, - мягко улыбаясь, сказала Карина Эдуардовна. - Не волнуйтесь, я у
        вас не задержусь.
        -
        Мама, но что ты… здесь делаешь?
        - Ах так? Даже не обнимемся? Ну тогда я тоже сразу перейду к делу.
        Карина Эдуардовна сделала глоток из кружки и спокойно поинтересовалась:
        - Вы тут случайно не получали никаких странных посылок?
        Тем временем «Яшу осеняет неожиданная догадка».
        Он бросился к книжным полкам Серебрякова и выудил увесистый том энциклопедии «Мир
        животных», посвящённый млекопитающим. Отыскал статью о семействе бобровых,
        пробежал её глазами и, издав победоносный клич, выбежал из дома.
        Направился участковый в дом отдыха «Янисъярви», достиг номера Орвокки и, когда
        девушка открыла на его нетерпеливый стук, схватил, ловко смял её в объятиях и поцеловал
        прямо в губы.
        162
        - Я догадался, - гордо сообщил Яша, только на самую малость ослабив свою хватку.
        -
        О чём? - недоверчиво и даже испуганно спросила Орвокки.
        Хотя в глазах её теплился смех. Яша затащил девушку в комнату, усадил на кровать и,
        полный радости, объяснил:
        - Мускус. Мы не подумали об этом. Использовать натуральный мускус в парфюмерии
        запрещено, поскольку это ведёт к истреблению животных, бобров в частности. Его заменяют
        синтетическими веществами, отчего натуральные только растут в цене, и, конечно, кому-то
        выгодно торговать незаконно добытым мускусом. Более того, вещества из бобровой железы
        используют в медицине, настолько они мощные, но чтобы извлечь железу правильно,
        требуется определённая техника при охоте, и именно такой способ охоты давно запрещён.
        Видимо, Иван обладал нужным мастерством, кто-то нанял его для добычи нужных веществ,
        а чтобы направить нас по ложному следу, он решил обставить это всё как таинственный
        ритуал, жертвоприношение. Я уверен, есть контрабандный канал, возможно, он ведёт через
        Финляндию и Норвегию во Францию. Ты говорила, что Иван ошивался в районной
        администрации, чего он мог там делать - наверняка это дело обстряпывается на высоком
        уровне, с благословения, так сказать, местных властей. Только вот дотянемся ли мы до них…
        - Дотянемся, - весело заверила Орвокки. - Если твоя версия права, к расследованию
        официально подключится финская сторона. А когда дело на международный уровень,
        головы точно летят! Ты такой молодец…
        Яша в шутку гордо вздёрнул нос. Оба рассмеялись.
        -
        Даже если моя версия не подтвердится, всё равно так приятно разгадывать загадки! -
        протараторил он.
        -
        Я о другое, - поправила его Орвокки. - Молодец, как целуешься. Молодец, что
        поцеловал меня наконец.
        Она улыбнулась ему, но её пухлые губы сразу исчезли под новым, долгим поцелуем.
        Движения Яши замедлились, его шутливость быстро сменялась настоящим возбуждением,
        теперь уже он не сжимал девушку в объятиях, а позволил своим рукам плавно течь по её
        телу, отчего Орвокки задышала чаще. Яша покрывал её лицо поцелуями, смахнул
        мешавшуюся белокурую прядь, впился зубами в шею девушки. Она застонала, а он уже
        нежно ласкал её шею кончиком языка. Стал подниматься выше, захватил губами мочку её
        уха. Разомлевшая Орвокки склонила голову ему на плечо, и Яша снова стал ласкать языком и
        губами её шею, то и дело воюю с мягкими, приятно пахнущими волосами блондинки,
        лезшими ему в рот. Яков собрал её волосы в пучок - жест, в котором ясно читалась
        одновременно нежность и сексуальная агрессия - ещё раз впился сладострастным вампиром
        в шею Орвокки и тут заметил шрам у неё за ухом.
        Несколько секунд он ещё продолжал любовную игру, пока «мысль о шраме тревожным, но
        отдалённым сигналом вспыхивает где-то на краю его сознания, но вот образ этого пятнышка
        за ухом растёт, набирается крови, цвета и воспоминаний о прошлом, пока не превращается
        из шрама во что-то совершенно иное». В родинку за ухом другой девушки, которую он так
        же держал в объятиях несколько лет назад.
        Яша отпрянул от Орвокки и уставился на неё, поражённый, «всё ещё не верит своим
        мыслям».
        - Виржини? - спросил он как можно тише, «боится услышать правду».
        Орвокки молчала и смотрел на него так, как будто действительно не понимала, о чём он, и
        почему так переменился в лице, и куда вдруг делись его нежность и страсть. Но вдруг она
        начала улыбаться. И в этой улыбке оказалось столько язвительности, что Яша «больше не
        сомневается».
        -
        Лучше поздно, чем никогда, - сказала Виржини.
        В то же время, но в другом крыле дома отдыха Борис ждал, пока Габи выйдет из душа. Они
        договорились пойти в ресторан этим вечером, но когда Борис постучался к своей знакомой,
        оказалось, что дверь не заперта, а Габи не готова.
        163
        -
        Ещё десять минут! Потерпи, пожалуйста, - крикнула она из душевой.
        -
        А можно мне к тебе? - игриво спросил Борис через дверь.
        -
        Не хулигань, - ответила Габи, смеясь.
        Его вопрос не прозвучал фривольно лишь потому, что за последние два дня их отношения
        успели из дружеских перерасти в любовные. Заглянув прошлым вечером к Борису в коттедж,
        Габи так и осталась там до следующего дня, а ещё раньше в их интеллектуальных беседах
        стали вдруг проскальзывать смутные намёки на более приземлённые вещи, и температура
        тел пошла увеличиваться пропорционально тому, как уменьшалось расстояние между ними
        на диванчиках в баре. В конце концов, даже обсуждения волновавшей Бориса реформы
        российской электроэнергетики получили у них отчётливо эротическую окраску.
        Сегодняшний совместный ужин обещал стать особенным - Борис и Габи превратились в
        курортную пару и, осознавая иронию ситуации, желали отметить своё падение.
        Тем не менее, Борис впервые за всё время их знакомства оказался в номере Габи. Чтобы
        хоть чем-то себя занять, он прогуливался по маленькой комнате, то и дело поднимая и
        рассматривая разные предметы: какую книгу читала его знакомая, как пахла её футболка,
        брошенная на пол, не записала ли она что-нибудь в блокнот около телефонного аппарата.
        Когда наконец всё было изучено, а шум воды в душевой всё никак не прекращался, Борис
        со вздохом нетерпения сел на край одной из кроватей, стоявших в номере. И чуть не
        грохнулся на пол. Оказалось, что матрас на этой кровати сломан (видимо, отвалилась или
        треснула рейка), из-за чего он переваливался из стороны в стороне, как какой-нибудь стол с
        не подоткнутым под его ножку томиком Ленина.
        Борис откинул с края постельное бельё и приподнял матрас, чтобы разобраться, в чём
        неполадка. И тут же заметил, что под матрасом, на дне кровати, источавшей дешёвый
        фанерный запах, лежит чёрная тряпица. Чёрная дамская перчатка, «как сразу определяет
        Борис. И он уже видел точно такую же перчатку, и тоже без пары - у местного участкового, в
        качестве улики по какому-то делу».
        Борис достал перчатку и услышал, как кто-то входит в комнату. Он резко оглянулся, но за
        ним стояла не Габи, а женщина из обслуживающего персонала. Она жизнерадостно
        поздоровалась и извинилась за беспокойство.
        -
        Я поменяю бельё? Ваша супруга меня попросила, - объяснила она.
        -
        Она мне не супруга, - ответил Борис, краснея.
        -
        Ой, а как же? - женщина захихикала. - Я была в полной уверенности, что вы женаты.
        Мы часто видим вас вместе. И ещё девушка так всегда за вами хвостиком ходит, любо
        дорого смотреть. Точно думала, молодые.
        -
        Хвостиком? - переспросил Борис.
        -
        Ну да. Вроде попрощались уже, ан нет, не может с вами расстаться, идёт за вами до
        самого коттеджа, а потом спокойная возвращается. Любит она вас.
        -
        Подождите, - строго сказал мужчина. - Вы хотите сказать, что она ходит за мной,
        когда я этого не вижу?
        -
        Ну да… - растерялась уборщица. - Она девушка хорошая, добрая…
        Борис посмотрел на перчатку, которую он всё ещё держал в руках. Перевёл взгляд на
        женщину. Зло выругался и выбежал из номера.
        «Подозрения, которые она у него когда-то вызывала, возвращаются с удвоенной силой».
        Борис добежал до конца гостиничного коридора. А выскочившая в тот же момент из номера
        Габи взволнованно молила его остановиться. «Но он больше не хочет её знать».
        Мужчина бежал к себе в коттедж. «Чтобы собрать вещи и уехать из Карелии следующим
        же утром. Перчатку он сунул к себе в карман. Перед отъездом собирается вручить её
        участковому, пусть сам решает, виновата Габи или нет. Борис злится на себя. Чувствует себя
        обманутым, хотя сам не понимает в чём».
        Он слышал какой-то звук у себя за спиной. Что-то свиристело, приближаясь.
        Борис не успел оглянуться. Его ударили сзади по голове, и он мгновенно потерял сознание.
        164
        Темнота шевелилась, на берегу Заячьего озера, на высоком берегу колыхалась темнота,
        подрагивал в конвульсиях ночной воздух, пока от темени не отделился плавно кусок. Он
        повисел в воздухе чёрным широким сгустком, беззвучным пчелиным роем, решился и пошёл
        схлопываться, сгущаться, выпячиваться в разные стороны углами и конечностям, и вот это
        уже сказочное животное, рысь гигантская, зверь, висящий над землёй, не касаясь её лапами.
        Рысь опустилась на землю, устремила кисточки ушей в сторону воды, сорвалась с места и в
        стремительном прыжке долетела разом до середины невидимого ночью озера. Стала
        снижаться стрелой, со свистом неслась к поверхности воды, обрастая в полёте чешуёй,
        обретая в полёте хвост и жабры, и вид морского чудовища, острого как клинок. Лезвием
        вошла в озеро, не пробудив ни капли брызг в ответ, ни звука бульканья не вызвав, ушла
        глубоко на дно и там затаилась.
        Часть 3. Последнее
        Кто погиб на войне, кто умер от болезни,
        иные пропали безвестно. А некоторые,
        хотя и живут, превратились в других
        людей.
        Юрий Трифонов
        «Дом на набережной»
        а почему ты мне веришь~ :компьютеры не обманывают, так, что ли~ :ах да,
        ты скажешь, что я не компьютер| :яша, например, врёт, и ты об этом знаешь| :бред
        романтика| :или лузера| :а вдруг я сама обманываюсь~ :вдруг это ложная трансляция, invalid
        165
        direction, я ведь понятия не имею, как фильтровать информацию| :ну конечно, ты как всегда
        скажешь, что передо мной поставлена конкретная задача| :найти этот ваш чёртов вход в
        лабиринт, бла-бла-бла| :ты такая деловая, аж противно| :мне ведь скучно| :да, я болтушка| :я
        хочу внимания| :ну войди в моё положение, это ведь дико интересно, тут залежи всякой
        информации, это даже не информация, не знаю, как сказать||| :тесто| :вот, честное слово, на
        тесто похоже| :я тут такое накопала, это ведь совершенно меняет дело| :алёнушка родилась
        22 декабря 1978 года| :в тот же день, да что там - в тот же час, когда чикатило совершил
        первое убийство| :а~^ :это же офигеть что такое^ :а у матери её забрали в 1982 году, когда
        чикатило активизировался, когда брежнев умер, ты это понимаешь~ :за четыре года до
        чернобыльской аварии, такой вал пошёл в 80-х, не остановить| :а вдруг это и есть ваш
        лабиринт~ :я вижу всё как какую-то густую хрень, тесто, то жидкое, то густое, какие-то
        потоки, завихрения, ну магма, да| :красиво, кстати| :ба^ :молочные реки, кисельные берега^
        :то самое^ :вот представь себе такое, если сможешь, а потом мысленно положи на это стекло,
        ну знаешь, делают иногда такие стеклянные коробки, а в них муравейники, и ты видишь все
        эти туннели, все эти кладки, всё это движение| :вот очень похоже, только чистая
        абстракция| :как насавские снимки весны на марсе, их я тоже вижу, покров сухого льда
        сходит, обнажая||| :на мозговые извилины тоже похоже, только красиво, ни секунды не
        противно| :я ведь терпеть не могла абстрактную живопись, мне перов, нравился, видимо,
        меня за это прокляли, гыгы| :в общем, иногда я вижу на этой поверхности вспышки,
        частички паззла складываются то так, то эдак, но всегда в цельную гармоничную
        картинку| :и я вижу связь между вашей четверкой и временами екатерины II| :ну то есть не
        конкретно вашу четвёрку вижу, а их предков - это генетический детектив, детектив
        невидимых связей| :а ты мне всё про вход в лабиринт талдычишь| :ну не знаю я, где эта ваша
        карельская полость| :может, её и нет там| :может, я вас по ложному следу пустила|
        :намеренно, хах| :а что ты мне сделаешь~ :отключишь блок питания~ :ой напугала| :приятно
        осознавать, как вы от меня зависимы| :шучу| :мне уже не до этих глупостей| :не волнуйся, я
        стараюсь, как могу| :но ты разговаривай со мной иногда, ладно~ :рассказывай, как там у вас
        дела, какая погода| :в москве, наверное, уже снег весь ссохся, прям как на марсе| :текут
        ручьи, и люди прыгают на переходах через километровые лужи| :да я знаю, что и сама могу
        всё это увидеть| :но так неинтересно| :куда делись старые добрые чаты~ :мне поболтать с
        тобой охота, посплетничать, не делай из меня робота| :ты вообще умеешь скайпом
        пользоваться~ :позвонила бы, что ли~ :авось вселенная свернётся, если ты реально
        дозвонишься, лента мёбиуса, вот вас скрючит-то, гага, ты такая пойдёшь на работу, а дойти
        не сможешь, гагага| :чего ты осторожничаешь постоянно~ :зануда| :ну в общем ты поняла,
        что я хочу сказать| :баш на баш, я тебе доуэль-волны, а ты мне - нормальное человеческое
        общение| :я ещё не свыклась с чувством собственной масштабности| :ладно, чмоки| :конец
        сеанса связи
        Карина Эдуардовна вышла из метро к памятнику Грибоедова и зашагала по тротуару вдоль
        Чистопрудного бульвара, гулять по которому никогда не любила. Не доходя до театра
        «Современник», она свернула в подворотню, нашла нужный подъезд и позвонила в домофон.
        Ей тут же открыли. Женщина воспользовалась лифтом, поднялась на четвёртый этаж, затем
        спустилась на полпролёта - старый московский дом с высоченными потолками - нажала на
        кнопку дверного звонка.
        Здесь возникла небольшая заминка, и наконец перед Кариной Эдуардовной появилась
        приветливая, извиняющаяся хозяйка - жена профессора Федотова - она провела гостью в
        кабинет и попросила немного обождать. Подождать как профессора, так и чая с пирожками,
        которые она приготовила специально к её приходу. Карина Эдуардовна осталась одна. Из
        глубины многокомнатной квартиры до неё доносился приглушённый мужской голос.
        Она оглядела высоченные книжные шкафы, густо заставленные томами, антикварные
        гравюры и детские рисунки на стенах. Перегнувшись через стол, взглянула на экран
        раскрытого и включённого ноутбука. До её прихода Федотов, должно быть, игрался с
        166
        программой Google Earth - в окне растеклась искусственными ландшафтами Южная
        Карелия. Студенты на кафедре однажды объясняли Карине Эдуардовне, как работает эта
        программка, она помнила о различных «слоях», которые можно нанести на карту: слой
        фотографий с мест, слой велосипедных маршрутов и тому подобное - но слоя,
        покрывающего в данный момент карту Карелии, ей видеть не приходилось. Это была тонкая
        белоснежная сетка, как будто наброшенная прозрачным покрывалом на местность, в одних
        точках она образовывала хаотичный, проволочный узор, а в других напоминала идеальные
        соты. Карина Эдуардовна услышала приближающиеся шаги и отпрянула от монитора. В
        кабинет вошёл профессор.
        Они обнялись, приветствуя друг друга с искренней сердечностью.
        - Карина, ты нисколько не изменилась! - заверил профессор. - Прости, что заставил
        ждать, по телефону заболтали.
        Супруга Федотова внесла поднос с чайным сервизом и снедью и быстро скрылась, не
        желая им мешать, но на пороге всё-таки обронила пару шутливых замечаний о мужниной
        секретности и её женском маленьком деле.
        - Сегодня утром такого наслушался в кулуарах, - профессор вновь обратился к своей
        гостье. - Ближайшие неофициальные планы по сносу архитектурных памятников в Москве.
        Вот ты два года провела в Норвегии, почти уже иностранка, объясни мне, как сторонний
        наблюдатель, откуда в русских это удивительное безразличие к уничтожаемым
        историческим ценностям.
        -
        Двух лет недостаточно, чтобы такое уразуметь, - отшутилась Карина Эдуардовна.
        -
        Я хочу понять природу этого равнодушия, почему молчат. Ведь, скажем, если
        возьмутся сносить твой собственный дом или дачу, жители станут активно протестовать, а
        полной безвольности речи не идёт. Но если снесут архитектурный памятник, к ним
        отношения не имеющий, выступать не станут.
        -
        Хотите сказать, что печёмся только о своём?
        - Я как раз ничего не хочу сказать, потому что совершенно запутался. Что здесь? Узость
        мышления? За свой угол бороться готовы, но за свой город и интересы незнакомых людей -
        нет. Или это необразованность какая-то? Непонимание, что есть культурные ценности и
        история. Или даже потеря связи со своей историей?
        - Или равнодушие, порождённое разочарованиями, - добавила женщина. - Или
        банальный недостаток информации. Небольшое число людей, специалистов, осведомлено о
        происходящем в городе, но выхода на большую аудиторию, людей, прогружённых в личные
        проблемы, у них нет.
        - Или это. Или снятие с себя ответственности - пусть занимаются те, кто наделён
        соответствующими обязанностями. Но здесь другой вопрос возникает. Культурная, прости
        господи, элита, интеллигенция - эти же люди осведомлены, и о происходящем, и о реальной
        ценности, почему же они не выступят против? Организованно и открыто. Время засветиться
        на телевизионных экранах находят, о себе напомнить не забывают, а тут в лучшем случае
        подписи соберут. А грудью прикрыть сносимое здание?
        -
        Давайте мы прикроем, - охотно предложила Карина Эдуардовна. - Хотя наши груди
        не особо знамениты.
        Профессор расхохотался.
        - Думаю, они просто боятся, - добавила гостья. - Повязаны с городскими властями, тут
        вам и площадь под театры, под НИИ, и внутренние распри всевозможных союзов.
        Независимых и смелых людей в этом ряду очень мало. А те чаще всего оторваны от жизни,
        витают в своих прекрасных сферах.
        -
        А, может быть, вообще заблуждение, что интеллигенция должна действовать? Она
        осмысляет и переосмысляет, видит через призму ценностей, а действие - это просто не её
        функция.
        -
        И кто же тогда будет действовать? - поинтересовалась женщина.
        167
        - Даже не знаю, кому это передоверить, - усмехнулся Федотов.
        - Я не исключаю и особое отношение, которое сформировалось за последние годы к
        Москве, - продолжил он уже серьёзно. - Мне кажется, русские не любят Москву. Только
        самый малый процент, а это коренные москвичи и краеведы, вот они болеют за город, как за
        живое существо, а для остальных Москва стала либо площадкой для циничного обогащения,
        либо, в случае остальной части России, символом классового и прочего неравенства и
        противостояния. Здесь вам и централизация власти, и концентрация материальных благ, и
        решение проблем в обход интересов остальной части России. По сути, вся страна работает на
        Москву. Неудивительно, что сообщения о её постепенном разрушении не вызывают
        протестов. Хотя это одна из причин, по которым Москва превращается в обездушенного
        монстра.
        -
        Но многие города России тоже постепенно разрушаются, не видно, чтобы кто-то за
        них сильно болел. Можно целенаправленно разрушать, а можно позволить разрушаться
        постепенно.
        - Да-да, именно это я и имею в виду, когда говорю, что запутался. Русские рады, если их
        город чистый и процветающий, добиться этого удаётся чаще всего благодаря хозяйственным
        управленцам, но русским будет равно безразлично, если их город станет постепенно гнить.
        Тут какая-то оторванность от процессов…
        -
        И если город чистый и процветающий, русский, искренне радуясь, написает в
        подворотне и что-нибудь неровно лежащее украдёт, - заметила Карина Эдуардовна.
        - Да, сплошные парадоксы. Одновременно и радость, и зависть, и безразличие. Я никак
        не возьму в толк, что здесь. Безобразное плевательское отношение ко всему, что не касается
        моего личного хозяйства, то есть такая уродливая крайняя форма собственничества? А тогда
        другой вопрос - когда она образовалась: в последние годы или была всегда? Или же,
        напротив, здесь какая-то специфика национального характера - скажем, например,
        генетическое безразличие к материальной составляющей, как будто взгляд русского
        направлен в какие-то иные области, и разрушения домов или даже собственного организма
        он не фиксирует. Такое безалаберное отношение, отсутствие логики. Всё-таки памятники
        архитектуры, сохранение культурного и исторического наследия - это всё больше
        европейские, просвещенческие традиции. Может быть, на русской почве они просто не
        приживаются, и всё дело в пресловутом национальном менталитете, даже духе?
        Противостояние рационального и иррационального? И проблема той же интеллигенции в
        том, что она пытается руководствоваться рацио, но на этой почве это не работает. Она
        никогда не совпадёт с народом, потому что он, в свою очередь, существует в
        иррациональном измерении.
        - А может быть, ты просто пытаешься нас оправдать, Михаил Владимирович?
        - Не исключаю, Карина, - снова засмеялся профессор. - Но согласись, это две полярные
        проблемы, требующиеся совершенно разных решений. Но даже в отрыве от человеческого
        фактора, мы ведь должны понимать, что когда уничтожается старое, то есть образовавшийся
        защитный слой, на его место неизбежно приходит новое. Но ещё неизвестно, что это будет…
        Ведь на пустом месте может нарасти, что угодно. Это безоценочно, такая закономерность.
        Хотя мою внучку, например, старые дома с привидениями и домовыми не пугают, а вот
        новодела она боится. Говорит, там сидит что-то непонятное.
        - Если бы только всё ограничивалось потерей архитектурных памятников, - сказала
        Карина Эдуардовна и достала из своей сумки кипу распечаток. - Пожалуйста, взгляни.
        Список убитых за последние годы в России профессоров. Академики, директора НИИ,
        учёные, ректоры, историки, микробиологи, психологи, кибернетики, востоковеды, юристы.
        Ни одного раскрытого дела, а это наши коллеги и друзья, ты их прекрасно знаешь.
        Федотов суетливо нахлобучил на нос очки и стал бегать глазами по страшному списку.
        - Знаешь, Миш, я пыталась, как ты только что, найти этой статистике красивое
        объяснение. Мировой заговор, масоны, ЦРУ, Аль-Каида, утечка мозгов, миссия по стиранию
        168
        России с карты истории, даже мистика - пси-технологии или микробы-убийцы, жертвами
        которых стали их собственные исследователи. Мы, скорее, романтики и не хотим смотреть
        правде в глаза. Лучше, чтобы за всем этим стояла какая-то система, пускай ужасная по своей
        сути, но, по крайней мере, осмысленная. А в действительности всё намного проще. Это
        рядовые убийства, узаконенный в наше время способ решать конфликтные вопросы - мы
        дошли до той точки, когда можно просто убрать человека, который мешается, и спокойно
        жить дальше. И твой статус уже не служит тебе защитой. Более того, сами люди не
        соответствуют своему статусу и погрязают в делах, их совершенно не достойных. Вот как я
        это вижу, Миша, всё просто - хочешь незаконно снести памятник архитектуры и извлечь
        прибыль - вперёд, хочешь убрать человека, который этому мешает или просто кабинет
        занимает - заказывай. Что может быть проще?
        -
        Я понимаю, - печально кивнул Федотов. - Уже несколько лет как от него нет вестей.
        - Точнее, шесть. Извини, я пришла к тебе по конкретному вопросу, - женщина снова
        открыла сумку и на этот раз извлекла из неё, положив на стол перед профессором,
        маленькую коробочку.
        - Я получила её два года назад, но вы направили меня в Осло, так что это дело пришлось
        отложить. Никакой сопроводительной записки не было.
        Федотов вынул из коробки шишку необычного окраса.
        - Не знаешь, откуда она? - спросила его Карина Эдуардовна. - Я никогда не слышала о
        красных соснах. Где мне искать?
        -
        Думаешь, это от твоего мужа?
        - От кого же ещё? И это знак, направление.
        Профессор вздохнул и аккуратно уложил шишку обратно в коробку. Проделывая это, он
        сказал:
        - Не осуждай его. Ты же должна осознавать степень опасности, с которой сопряжена его
        деятельность. Он не ради позы такой таинственный. И сейчас как раз тот этап, когда он не
        может выходить с нами на связь.
        - Я просто хочу найти его, - спокойно объяснила Карина Эдуардовна. - И думаю, теперь
        он тоже этого хочет.
        - Хорошо, я в любом случае собирался направить тебя в Карелию. Мы вырастили
        доуэль-бокс, удачно провели первые эксперименты. Они собираются запускать БАК, а у нас
        вот доуэль-волны - хороший год для науки выдался. На месте тебя встретит наш человек,
        обсудите эти вопросы, а дальше…
        -
        Вам удалось собрать в одном месте всю четверку? - перебила его гостья.
        -
        Здесь как раз понадобится твоя помощь.
        - А дальше? Ты что-то хотел сказать, извини.
        -
        Хвойные приобретают такой специфический буро-красный оттенок при радиационном
        поражении.
        -
        Ох, прости, я нас всех облучила.
        -
        Обожаю твоё чувство юмора, Карина. Не волнуйся, тут всё равно слишком маленькая
        доза, да и мы уже не те люди, что раньше. Убьёшь двух зайцев разом, вот посмотри, -
        профессор ткнул пальцем в экран ноутбука. - Ты поедешь сюда, тебя ждут в Анонниеми, а
        неизвестный источник радиации, поразивший деревья, находится чуть выше.
        Федотов увеличил масштаб карты и прибавил:
        - В лесу около деревни Пиенисуо, рядом с финской границей... Ты совсем не пьёшь чай!
        :нашли же вы себе супергероев, офигеваю просто| :буржуй, учитель литературы, гопник
        какой-то и библиотекарша| :вика-железобетон, её же знать надо, она вам всю лабораторию к
        чёрту разнесёт, гага^ :скучаю я по ней| :очень| :на самом деле она добрая, конечно| :я помню,
        как мы возились с младшими ребятами, там тяжёлые случаи были, но вике всегда хватало
        терпения, она очень любит детей| :хотя вот я говорю - добрая, и сама сомневаюсь| :раньше я
        169
        видела только со своей точки, видела то, что умела видеть| :казалось бы, моё нынешнее
        состояние обеспечивает чёткость восприятия, но это вовсе не так| :всезнание лишено
        оценивания| :помнишь, ты когда-то сказала, что субъективизм всегда иррационален~ :потому
        что мы отказываемся видеть объективную картину, исключаем себя из общей реальности и
        вместо этого создаём мир, обслуживающий наши идеи и наш опыт| :раньше я могла сказать,
        этот человек - добрый| :потому что так видела мир| :а сейчас я не знаю, что выбрать, потому
        что вижу всё| :ты должна это понимать| :вот возьми яшу - он в какой-то момент просто изъял
        тебя из собственного мира и поставил на твоё место орвокки| :фигасе, да~ :Но ты же не
        перестала быть собой| :и вика видела именно тебя, а не орвокки| :но вика видела врага| :и т|
        д| :ты спрашиваешь, как я воспринимаю реальность| :когда человек умирает, его сознание
        сливается с миром, поэтому никакого противоречия не возникает| :а я как бы смотрю со
        стороны| :но здесь нет того эффект присутствия, на котором держится жизнь любого
        человека, благодаря которому не возникает сомнений в происходящем| :я же зависла где-то
        на полпути между этими двумя состояниями - этим двумя слитностями с
        противоположными зарядами| :у меня нет чувства достоверности происходящего| :это
        главное| :поэтому я могу видеть всё, но не могу выбрать что-то одно||| :помнишь, как ты
        вошла в лес той ночью~ :когда илья неудачно опробовал свой аппарат| :ты переступила
        незримую границу и сразу услышала комариный вой, так их много к тебе устремилось|
        :комары всаживались в тебя, как дротики, ты быстро убежала| :и ещё подумала, что это лес
        впитывает в себя людей| :лес всегда так делает| :комары, его прислужники, сосут
        человеческую кровь, и через эти частички лес с людьми роднится| :для него нет разницы -
        признать или сделать присутствие в себе невыносимым - он вообще так не мыслит| :он
        только делает людей частью себя, принимает их в себя| :не всё, что пишет серебряков,
        именно так| :будь здесь внимательнее| :конечно, он видит иначе, чем другие, больше
        других| :но он всё равно человек| :белое для него автоматически свет, созидательное, а
        чёрное - тьма, разрушительное| :это примитивная компьютерная программа| :не
        нейтрализовав её, создать новую мифологию вам не удастся| :черновина - не свет и не
        тьма| :антиречь из-за одной лишь приставки «анти» не становится чем-то вражеским| :а
        черновина как лес||| :я продолжаю изучать местность| :помнишь преступников, совершавших
        зверства~ :вроде бы нормальные люди, даже сами поражаются, что на них нашло| :или что
        они вмиг утеряли| :это вопрос, на который я пока не могу найти ответа| :повлияли ли,
        например, излучения карельской полости на василису и ивана~ :или они сами ответственны
        за свои действия~ :место поглотило и заставило~ :или же человек никогда не перестаёт быть
        собой, так что вся ответственность только на нём~ :и да, отвечая на твой вопрос - вы сейчас
        живёте в отсутствии действующей, полнокровной мифологии, и реально объединяющего
        священного текста у вас тоже нет, отсюда весь этот распад| :забудь о великой отечественной,
        это больше не работает| :вам она теперь не поможет| :искать надо ближе| :новейшая
        мифология берёт своё начало в 70-80-х годах, пока только туман, но она оформится со
        временем| :если хотите найти основу| :конечно, приятнее устраивать парады, но новая
        история начинается здесь| :убийство милиционерами майора кгб в московском метро,
        расстрелы директоров магазинов, чикатило, чернобыль - вот ваши новые, забытые козыри,
        лелейте их| :это всё последствия возникновения трещин| :в мир прёт нечто, и без живой, не
        дутой мифологии противостоять этому невозможно||| :кто родители вики~ :она родилась в
        80-х| :она никогда не знала своих родителей| :и теперь я увижу||| :ах, да^ :всё время
        забываю| :хотела поблагодарить тебя, что принесла мои вещи^ :даже любимый свитер, гыыы|
        :так неожиданно и приятно^ :спасибо тебе| :хагз| :конец сеанса связи
        -
        А что я должен думать?! - орал Яша на Виржини и распалялся тем больше, чем
        спокойнее казалась она. - Ты опять мной попользовалась! Как ты могла?! Всё это время я
        думал, что ты мне помогаешь! Да я вообще думал, что ты другой человек! Зачем ты меня
        преследуешь?! Тебе мало было того случая?! Пристрелить тебя надо было. А теперь этот
        спектакль, бля, пластические операции, ты думаешь, я полный идиот?!
        170
        -
        Жак…
        - Не зови меня так! Вообще заткнись! Кто ты сама? Виржини? Жюли? Где начало?!
        -
        Успокойся, прошу тебя…
        -
        Зачем?! Нет, я не понимаю, ну как ты можешь?!
        -
        Никакой пластики, надо заметить, я не делала, - спокойно заявила Виржини, сидя на
        кровати и закинув ногу на ногу. - Всего-то перекрасилась в блондинку, набрала десяток
        килограммов, макияж другой, родинку свела, чтобы ты меня не узнал раньше времени, на
        каблуках перестала ходить - вас, мужчин, легко обвести вокруг пальца.
        - Круто! Круто, ты сама признаёшься, что хотела меня обдурить!
        -
        Даже не собиралась. Успокойся и послушай меня, я больше не занимаюсь прежними
        делами…
        -
        Ага, вот прям сразу поверил, - Яша топтался на месте, пару раз порывался выбежать из
        номера, но возвращался и разъярённо тыкал пальцем в девушку, обсыпая её новыми
        обвинениями. - Прямо в ангела превратилась, завязала. Конечно!
        -
        Именно так. Я перешла на другую сторону. И я, действительно, хотела тебе помочь.
        - В чём?! Ты не следила за незаконными поставками бобрового мускуса из России, ты
        этим сама занималась! Ты следила за мной, чтобы я не вышел на правильный след. А теперь
        что? Убьёшь меня? И Ивана ты убрала?
        -
        Жак… Яков, не устраивай мелодраму…
        -
        Заткнись, стерва. Ты реально рискуешь, у меня руки чешутся.
        - Понимаю. Но говорю честно - я следила за незаконными поставками, я знала, что след
        ведёт из России через Финляндию и во Францию. Мы вычислили, кто организовал это с
        французской стороны, оставалось только узнать источник здесь. И ты мне помог. Я хотела,
        чтобы ты сам всё раскрыл. Только так я смогла бы загладить свою вину.
        -
        Ой-ой-ой, вот так была преступницей и вдруг решила работать на закон.
        -
        Я не работаю на закон, я выше закона. Но знаешь, артистизм, ловкость, хитрость,
        авантюризм - это то, что можно использовать и на благо общества, и во вред ему. Я
        поработала на плохих, теперь работаю на хороших - мне всё равно.
        -
        Господи… какая же ты искусственная. Красиво говоришь, но меня уже тошнит от
        твоей неискренности. Помочь она мне решила. Чтобы я сам дело раскрыл. Вину загладить.
        На хороших работает. От тебя, как от говна, воняет уже.
        -
        Можешь не верить, но ты до сих пор мне не безразличен…
        Яша театрально расхохотался.
        - Ну конечно! Скажи ещё, что любишь. Чёрт, да просто признайся, что ты опять мной
        попользовалась! Если бы ты меня любила, реально хотела загладить вину, ты могла бы
        просто попросить прощения, а не устраивать весь этот спектакль. Потому что теперь я тебе
        доверяю ещё меньше!
        - Не обманывай сам себя, Яша. Если бы я пришла к тебе просто так, ты бы меня никогда
        не простил. С твоими жёсткими представлениями о справедливости. Ты в заложниках у
        своих принципов. А я пытаюсь взорвать эту систему, расшатать тебя. Ты такой… как будто
        навечно остаёшься в зачатке. Хотя потенциал большой!
        -
        Слушай, давай ты не будешь учить меня жить. Уже дерьмо из ушей сыпется. Ты
        скажи, ты знала, что Иван убивает бобров? Не ври, просто скажи.
        -
        Знала.
        -
        И кто его крышевал в городской администрации тоже в курсе?
        -
        Да.
        -
        Ну тогда на хуя я тебе понадобился?! - завопил Яша и, схватив со стола стеклянную
        пепельницу, засадил ею в стену.
        - Я уже сказала, - прошептала Виржини.
        -
        Не слышу!
        171
        -
        Я хотела быть с тобой. Хотела тебе помочь. Чтобы ты снова в себя поверил. И поверил
        мне.
        - Поздравляю! Тебе в театре надо играть!
        - Яша, ты меня не слышишь. У тебя всё чётко: что добро, а что - зло, что правда, а что -
        ложь. Но это относительные понятия. Всё относительно - истина, история, сам мир. Если не
        быть гибким, ты попадаешь в ловушку своих принципов. Тогда в Париже ты не пошёл из-за
        этого до конца. Ты не сдал меня полиции, потому что любил меня, но не смог противостоять
        чувству долга и рассказал всю правду дяде. Но надо было делать окончательный выбор.
        Либо верить своему сердцу, и тогда спасти меня и уберечь Ониша от правды. Либо же
        выполнить свой долг - арестовать меня и хотя бы так загладить свою вину перед дядей. А ты
        не сделал ни того, ни другого, и в результате потерял всё.
        Она видела, какой эффект производят её слова на Якова, как постепенно кровь приливала к
        его лицу, а кулаки сжимались и дрожали, но всё-таки договорила до конца. И тут Яша изо
        всех сил ударил Виржини по лицу, из-за чего она рухнула на кровать и, прикрыв голову
        руками, как будто боясь следующего удара, замерла.
        -
        Не смей говорить про Ониша, - зашипел он. - Это ты его убила.
        После этого Яша ушёл из номера, хлопнув напоследок дверью, да так сильно, что от неё
        при ударе что-то отскочило и со свистом улетело в коридор.
        На следующий день, в воскресенье рано утром, Илья и Вика пришли домой к Яше. Вика
        тут же потребовала, чтобы он собирался в дорогу. По её словам, им предстояло путешествие
        в лес. Узнав, что неожиданно возникшая в Анонниеми мать Ильи точно знает, где надо
        искать ответы на их вопросы, Яша замотал головой и с безразличием сказал:
        -
        Ничем не могу вам помочь. Я не могу допустить, чтобы вы шли в лес, а официального
        разрешения на подобную операцию от своего начальства я никогда не получу. У меня
        недостаточно оснований для поднятия официальных сил. Ну что я им скажу? Сошлюсь,
        прости, Илья, на бредовые слова твоей мамы? Подмогу они не пришлют.
        -
        А нам не нужна подмога! - взорвалась Вика. - Ты обещал! Скажи, Илья.
        Илья кивнул, забито глядя на Якова.
        - Это наше личное дело, - добавила девушка. - И твоё тоже. Ты же видел этих уродов в
        Париже! Да что с тобой такое? Не хочешь с нами идти - не надо. Сами справимся.
        -
        Да погоди ты, - одёрнул её Яков. - Что ещё сказала твоя мама?
        - Ничего конкретного, - залепетал Илья. - Тут какое-то странное дело. Мама
        утверждает, что ей подали сигнал… Ну кое-что прислали с намёком. И нам с Викой тоже
        прислали… Я знаю, всё это глупо звучит. Но у мамы даже карта есть.
        -
        Какая карта?
        -
        Карта местности - куда идти, где искать…
        - Ты с нами или нет? - встряла Вика. - Нам уже пора выходить. Объясни мне только
        одно. Чего ты всё за своё начальство хватаешься? Из тебя ведь участковый, как из меня
        балерина. Ты им не нужен, разве не понимаешь? Бросай это всё.
        Яков смотрел в пол и молчал.
        -
        Пошли, Илья…
        -
        Подождите, - остановил их Яша. - Дайте хотя бы одеться.
        Участковый изучил карту, протянутую интеллигентной старушкой в резиновых сапогах и
        лёгком дождевике. Погода в тот день испортилась - дождь моросил с самой ночи. Вика тоже
        надела сапоги, взяла с собой только самое необходимое, чтобы двигаться налегке, а Илье
        пришлось позаимствовать пару сапог у Яши - они были на размер больше нужного и очень
        скоро натёрли ему ноги.
        Яков сообщил, что удобнее всего стартовать с лесопилки. Оттуда через лес, вдоль финской
        границы и до самого посёлка Вяртсиля шла одноколейная железная дорога. Если на
        172
        лесопилке сохранилась дрезина, они смогут заметно сократить путь. До Пиенисуо компания
        поехала на автобусе. Яша делал попытки разговорить Карину Эдуардовну, не скрывая ни
        любопытства, ни раздражения, но та его мягко осаживала. Только просила довериться ей.
        Ещё на остановке в Анонниеми она долго и будто бы призывно смотрела в сторону въезда
        на территорию дома отдыха «Янисъярви». Заметив это, Илья даже спросил:
        -
        Ты кого-то ждёшь?
        Карина Эдуардовна только отрицательно мотнула головой. Но до прибытия автобуса по-
        прежнему смотрела в ту же сторону.
        Их компании повезло, на лесопилке, действительно, оказалась дрезина, и она была на ходу.
        Лебедев с удивлением выслушал участкового, говорившего чётко и внушительно, но при
        этом умудрившегося не сказать ничего, неодобрительно оглядел его знакомых и сказал с
        холодком в голосе:
        -
        Плохо это вы придумали. Там гиблые места.
        -
        Это ещё что за история? - поинтересовался Яша.
        - Рабочие, которые гоняли дрезину в Вяртсиля, у них глюки были. Это началось за год
        до того, как лесопилку закрыли, в начале 80-х.
        -
        Что за глюки?
        - Может они ради эффекта рассказывали всякое, но потом у одного из рабочих опухоль
        мозга случилась. Говорили, что на участке возле границы у всех сильная головная боль
        начиналась. Видели какие-то картинки непонятные.
        -
        Например?
        -
        Помню что-то такое, вроде как деревья кровью истекали. Не надо туда женщинам
        ездить. А местные дальше ближнего леса никогда не заходили. Тут ещё дикий зверь бродит,
        забыл?
        -
        У Яши оружие есть, - громко сказала Вика, но инженер не обратил на неё внимания.
        -
        Мне за оружие отчитываться придётся, - разжевал ей участковый.
        -
        Ссыкотня, - вернула ему Вика.
        - Возьмите моё ружьё, - предложил Лебедев. - Но лучше бы вам не ехать, я ж говорю.
        - Да народ требует, - объяснил Яша, кивком головы указав на терпеливо ждавших рядом
        москвичей.
        Они больше походили на грибников, чем на следопытов. Проходя к дрезине мимо Ильи и
        его матери, Яков язвительно бросил:
        - Ах, ох, сачок для бабочек дома забыли.
        Через полчаса, наладив механизм и выгнав машину за пределы лесопилки, они двинулись в
        путь. Карина Эдуардовна и Илья уселись на скамейку, Яша с Викой вращали рукоятки,
        разгоняя дрезину. Все попытки Ильи выполнить мужскую работу Вика отвергла. Заодно она
        отняла у Яши ружьё.
        Двигались они с постоянными остановками. За многие годы одноколейку завалило
        опавшими ветками. Молодёжь слезала с дрезины и оттаскивала их в сторону. Несколько раз
        путь им преграждали рухнувшие деревья. На этот случай сторож выдал бензопилу. Работали
        быстро и слаженно, но все быстро выдохлись. Карина Эдуардовна кормила ребят вкусными
        бутербродами, которые наготовила ещё в Анонниеми. Илья вёз в рюкзаке минеральную воду
        в пластиковых бутылках и два термоса, с чаем и бульоном.
        Скрип дрезины и визг пилы радовали компанию гораздо больше, чем перерывы на
        пикники. Лес выстроился по бокам строгий, сквозь морось и лёгкий туман не тёмно-зелёный,
        а почти чернявый. И словно пациенты во время обхода врача, он выставил на обозрение
        путникам все свои раны, переломы и отмершие конечности. Часто встречались группы
        деревьев вовсе без листвы и даже коры, как гнилые зубы, но цветом и фактурой похожие на
        гигантские термитники, они торчали посреди пустоты - территория болот.
        - Мама, может, ты всё-таки объяснишь, что происходит? - тихо попросил Илья, когда
        они вновь сдвинулись с места. Он прижался к Карине Эдуардовне и заметно дрожал,
        173
        слишком легко одетый. - Что это за шишки, откуда у тебя карта? Ты вчера так ничего и не
        рассказала.
        - Илюш, потерпи немного. Я бы сказала, но сама не уверена.
        -
        Вы всегда так говорите, - крикнула ей Вика, услышав разговор. - Это ваша политика,
        да? Когда Симу убили, вы тоже отказались отвечать.
        -
        А вы, как погляжу, всё такая же смирная, Вика, - ответила ей женщина.
        Она повернулась к бывшей пациентке всем корпусом и криво улыбнулась.
        -
        Симу никто не убивал, - сказала она спокойно.
        -
        Да, она покончила жизнь самоубийством, слыхала.
        Вика оглядела своих попутчиков. Все они, исключая её, носили очки, которые
        поблёскивали в тусклом свете дня осевшими на стёклах капельками дождя.
        -
        Восстание очкариков, - хмыкнула девушка.
        -
        Лично я отправилась в это путешествие, - сообщила Вика после непродолжительной
        паузы, - чтобы наконец узнать, кто была та образина, толкнувшая Симу под поезд. Как
        думаете, мне повезёт?
        -
        Повезёт, - твердо ответила Карина Эдуардовна. - Я расскажу вам прямо сейчас.
        Только запомните раз и навсегда - Сима сама выбрала такой конец.
        -
        Сима… - пропел Яша. - С древнееврейского «услышанная богом». О ком вы говорите?
        -
        Не перебивай, - оборвала его Вика. - Рассказывайте, Карина Эдуардовна, а я сама
        решу, что случилось с моей подругой. Самой близкой в жизни.
        - Хорошо… - Карина Эдуардовна села к трудившимся сзади на дрезине Яше и Вике в
        пол-оборота и начала свой рассказ. - Эта женщина, которую вы видели в метро, на самом
        деле она совсем молодая. Ей сейчас всего тридцать лет. Да, из-за болезни она кажется
        намного старше.
        -
        Что это за болезнь? - уточнила Вика.
        - Я не знаю. В детстве она пережила какой-то приступ, тогда врачи не смогли точно
        поставить диагноз, но с тех пор лицо её обезображено. Этот случай получил широкую
        огласку в конце 80-х, западные врачи предлагали сделать девочке пластическую операцию,
        но по неизвестной причине это так и не произошло. Позже она сказала мне, что не жалеет об
        этом. Вроде как сама бы отказалась от операции. Понимаете… в детстве она также пережила
        сильнейшую психологическую травму. Лена её зовут. Лена Рощина. Алёнушка, как её звали
        в советских газетах тех времён…
        -
        Рощина? - переспросил Яша. - В деревне, которую мы проезжали после лесопилки,
        живёт женщина по фамилии Рощина. Правда, Василиса…
        - Однофамилица, наверное. У Лены, насколько мне известно, не осталось близких
        родственников, да и будь они прокляты, если остались. Её мать изнасиловали в малолетнем
        возрасте собутыльники бабки. Та не только не защитила дочь, но приревновала её, в общем
        устроила девочке адскую жизнь. Думаю, её постоянно насиловали, она была инвалидом, к
        тому же психически отсталая - никому не жаловалась. А в деревне этот вертеп обходили
        стороной. Потом девочка забеременела, как-то сообразила, что надо скрывать беременность.
        В общем никто за ней не следил, она жила в сарае, сама родила. Ребёнка, Алёнушку, прятала
        в собачьей конуре. Поэтому её ещё называли советским Маугли. Собака её отчасти
        воспитала. После того, как эта история раскрылась, малышку забрали, отправили в детский
        дом, её мать - на психологическую реабилитацию, но она скоро умерла.
        -
        А насильников что, бабку эту? - спросил поражённый Яша.
        - Неизвестно. Я так понимаю, один из насильников был работником милиции, он всех
        прикрыл. В прессе этого не касались, только следили за состоянием Лены. Она хоть
        поступила в детский дом в жутком состоянии - говорить не умела, только что-то скулила,
        всех чуралась, - но позже показала уникальные способности, быстро перегнала своих
        сверстников по развитию, даже считалась вундеркиндом. Лена однажды обмолвилась в
        разговоре со мной, что её бабка сбежала жить в другой город.
        174
        - Что у вас за разговоры-то были? - вяло спросила Вика.
        - Психологические консультации. В подробности вдаваться не собираюсь, я ещё тогда
        вам сказала - вас это совершенно не касается. Лена не простой человек, она пережила и до
        сих пор переживает опыт, который мы даже представить себе не можем. Всю свою жизнь
        она находится в пограничном состоянии, ни с чем подобным я никогда не сталкивалась.
        Позволю себе сказать, что эта девушка даже не совсем человек. Ну уж, это слишком тонкие
        моменты, незачем болтать. К счастью, Бог наделил её мощью, которая, будем надеяться,
        позволит ей со всем этим справиться.
        -
        Лучше бы ваш бог позаботился о Симе, - ответила Вика.
        - И о Симе вы ровным счётом ничего не знаете, - сорвалась Карина Эдуардовна. - Рада
        видеть, что иллюзия врага помогает вам двигаться вперёд. Но всё это пустое. Сима сама
        приняла это решение. Сима жива, если уж на то пошло.
        -
        Дамы, не ссорьтесь, - одёрнул их Яков. - Впереди опознавательный знак, о котором
        нас предупредил сторож...
        - Что значит, жива? - ввинтившись взглядом в женщину, потребовала Вика.
        - Именно то и значит, - ответила Карина Эдуардовна, на этот раз совершенно ровным
        голосом.
        :приветствую вас, земляне^ :пишет вам невеста франкенштейна| :японская девочка из
        «звонков»| :супермозгелла| :величайшая из доуэль-принцесс| :мозгиииии, я хочу съесть твои
        мозгииии| :короче, пишет вам сима| :сима-симка, такая же приплюснутая и вся из себя в
        микросхемах-венах| :а ты такая же, как эдуардовна| :такая же фанатка своего дела, просто
        одержима этим проектом| :мне иногда даже страшно, хыхы| :недаром ты больше не хочешь,
        чтобы я тебя сканировала| :что это ты задумала, а~ :свою игру ведёшь никак~ :ха, знаешь,
        столько уже лет прошло, а вика только сейчас более-менее начала смиряться с тем, во что я
        превратилась| :я раньше думала, она подстережёт карину эдуардовну и размозжит ей череп
        вечерочком| :очередная иллюзия врага и всё такое| :мы тыщи раз обсуждали с викой мой
        выбор| :я всё пыталась её убедить, что мне нравится это состояние| :вернее, что в моём
        состоянии неважно, нравится тебе что-нибудь или нет, тем оно и прекрасно| :только сейчас,
        кажется, верить начала| :но всё равно подозревает, что я запрограммирована именно так
        отвечать| :вообще я столько о себе смешного узнаю, как меня иногда описывают| :а алёнушка
        в самом деле не толкала меня под поезд| :наоборот ведь| :пыталась меня спасти, схватить,
        когда увидела, что я падаю| :последнее моё прижизненное воспоминания - очень светлое| :я
        ей благодарна, хоть и сама приняла это решение| :на моём счету три неудачные попытки
        самоубийства| :карина эдуардовна всё это время меня консультировала| :а я втирала ей свою
        теорию, что постепенное умирание не позволит мне осознать, пересекла я последнюю черту
        или нет| :что таблетки в данном случае исключаются| :ну а какой интерес| :ты засыпаешь, а
        потом начинается сон, а чего, многие, что ли, осознают, что они во сне~ :некоторые как-то
        тренируются замечать свой переход из бодрствования в сон, и во время перехода и после
        сохраняют осознанность| :но у меня так никогда не получалось| :и кровь себе пускать - то же
        самое, ты просто постепенно отключаешься| :не умираешь, а засыпаешь| :так что серебряков
        ошибся| :и все эти агонии больных людей| :многие ли сохраняют осознанность в секунду
        смерти~ :более того, говорят себе - вот сейчас я совершаю переход, раз, два, три~ :а я хотела
        умереть по-настоящему| :всаживаешь себе пулю в висок - вот это дело| :но тут тоже ведь
        хитрость, и карина эдуардовна мне разъяснила, ведь ты повреждаешь себе мозг, а значит,
        осознавать смерть и переход никак не можешь| :в конце концов, после 3-й попытки, она мне
        говорит| :ок, милочка, раз ты такая упёртая, хочешь поучаствовать в эксперименте~ :нам
        нужен твой переход для создания идеального детектора лжи, аппарата на органической
        основе| :всегда поражалась, какие удивительные вещи происходят в московском метро|
        :просто кладезь| :на одном этом можно новую мифологию построить||| :ну да ладно| :они
        тогда ещё сами не понимали, что на самом деле создают, но в добровольцах нуждались| :я
        175
        говорю, ок, но зачем вам мозги трёхнутой особы вроде меня~ :как я вам детекторить буду,
        если сама тю-тю~ :она отвечает, мол, всё круто, последние исследования состояния белого
        вещества в головном мозге пациентов с различными психическими отклонениями показали
        бла-бла-бла| :я вообще до тех пор думала, что существует только серое вещество, а тут ещё
        белое есть, круто| :эдуардовна мне объясняет, что белое вещество оно как паутина, как сеть,
        по нему транслируются сигналы от разных областей серого вещества, считай, это
        компьютерная сеть, а серые клеточки - сами компьютеры| :то есть вы| :люди| :потому что в
        результате они построили не суперпупер-детектор лжи, а первый доуэль-бокс| :по сути, моё
        белое вещество вывернули наизнанку, создали его пространственный дубль| :i am the box,
        fucking motherfucker^ :мы потом с викой ржали - это как если бы силиконовую сиську
        натянули на томограф, гагага| :а сиська к тому же умеет разговаривать| :короче, я чуть не
        испортила эдуардовне всю малину, документы-то подписала, способ перехода обговорили,
        час и место назначили, а тут я такая нетерпеливая - бац и сиганула под поезд| :и, блин,
        уснула^ :нифига я осознанно не перешла, всё к чёрту проспала| :это как же надо себя
        кокнуть, чтобы конец наступил мгновенно, чтобы ни секундочки забытья~ :чтобы буквально
        открыть дверь и сделать шаг~ :может, с дома надо было прыгнуть~ :но там пока долетишь,
        все мысли по пути растеряешь, гыгы| :в общем на их счастье мозг мой не повредился, и всё
        они сделали, как хотели| :ну то есть повредился он ещё в детстве у меня| :будут ли они
        выращивать доуэль-бокс из белого вещества какого-нибудь трезвомыслящего чела, уж не
        знаю| :но мои доуэль-волны скоро клинить начало| :потому что разряженность белого
        вещества в определённых областях мозга обеспечивает повышенный творческий
        потенциал| :а это так и для творческих людей, и для психов всяких| :гений и злодейство, бла-
        бла-бла| :принято-то рифмовать серое вещество и интеллект - чем лучше белое вещество
        распространяет сигналы серого, тем сообразительнее человек| :но созидательные
        способности - это совсем другая песня, тут прорывы связаны как раз со сбоями в работе
        белого вещества| :так что теперь ваш покорный «детектор лжи» сам нуждается в приставном
        детекторе лжи| :отделять истинную информацию от моего, скажем так, творчества вы пока
        не умеете| :но я в тебе не сомневаюсь| :ты же создала программу для чтения мыслей| :о чём,
        наверное, уже не раз жалела, меня ведь нереально заткнуть, тут такой мысленный понос, вах|
        :ну а чего ты хотела, других-то функций мне не осталось| :а помнишь, как было раньше~ :ты
        видела на экране только паршиво пикселированные картиночки, никто не верил, что
        впоследствии можно будет легко считывать целые блоки мыслей, а не только одни слова| :и
        тем более воспоминая людей^ :теперь уже пошли целые диаграммы, только и успеваете меня
        доить| :так что ты молодца| :я уверена, что и этот орешек тебе по силам расколоть| :если тут,
        конечно, вообще существует решение| :так, опять меня понесло||| :алёнушка, алёнушка| :да,
        она превратилась в монстра| :но была ли она когда-нибудь человеком~ :мог ли в той чёрной
        дыре родиться человек~ :с другой стороны, каждый, кто рассказывает её историю, не
        избегает эффектности| :но ведь нереально, чтобы её мать-инвалидка смогла выхаживать
        малыша самостоятельно четыре года, да к тому же в таких диких условиях| :конечно,
        василиса помогала| :когда трезвела, помогала| :даже нянчила девочку, игралась с ней| :там
        были дни просветления, веселья, радости, как ни странно| :это трудно представить, но всё же|
        :и возможные отцы, эти насильники, в них тоже порой что-то просыпалось| :несмотря на то,
        что ребёнок сильно болел, а потом превратился в уродца, один из них даже игрушки дарил| :а
        потом снова что-то начиналось, и тогда уж мама, сама ещё ребёнок, прятала алёнушку в
        собачей конуре| :без ног, без протезов, у неё никогда не было протезов, она почти всегда
        передвигалась на четвереньках - как кошка, хватала запелёнатого ребёнка и скачками,
        прыжками - это даже красиво, ладные, природой подсказанные движения - устремлялась в
        сад| :или отсиживалась с ней в сарае| :там и нашёптывала девочке эти магические слова из
        «крошечки-хаврошечки»| :спи, глазок, спи, другой| :и чтобы ребёнок утих, и тщетно надеясь,
        что слова успокоят вновь проснувшихся чудовищ| :соседки их подкармливали, но по
        большей части всем было всё равно, и своих забот хватало| :порой обе девочки ночевали у
        морозовой| :в какую бездну иногда проваливаются люди~ :почему~ :лучше бы вы это
        176
        выяснили, а не ход в лабиринт искали| :или это одно и то же||| :некоторые оттуда не
        возвращаются вовсе| :есть одна василиса| :и есть другая василиса| :есть один иван| :и есть
        другой иван| :люди, провалившиеся в бездну| :когда алёнушка заболела, морозова
        достучалась наконец до органов опеки, но мать и малышку разлучили, а друг для друга они
        были единственной связью с миром людей| :девочка-инвалидка умерла, василиса с иваном
        сбежали из карелии| :друг для друга они тоже были единственной связью с миром людей||| :в
        пиенисуо они вернулись как раз перед приездом в карелию яши| :вот почему алёнушка не
        отомстила им раньше, она просто не знала, где их искать| :а яша ничего не заподозрил
        потому, что предыдущий участковый замёл все следы| :нет, ты не думай, он по собственной
        глупости сдох| :спьяну и от сигареты, что может быть проще~ :но и она, прямо скажем, не
        алёнушка васнецова, вздыхающая над прудом в ахтырке| :больше напоминает мне героя
        куллерво из финской «калевалы»| :тогда, в 1978 году, родилась сама месть| :и угадай, что её
        породило~ :не василиса же| :и наша жалость ей ни к чему| :алёнушка гораздо сильнее, умнее,
        хитрее, жёстче, чем обычные люди, нам её никогда не понять| :с такой-то рожей, хм| :и к
        тому же способную прогрызть человеку горло| :да, сама заточила себе зубы| :а ты знала, что
        в некоторых племенах центральной африки тоже затачивают себе зубы~ :и в малайзии
        заостряют, потому что считают, что люди произошли от собак| :понятия не имею, кто её
        теперь остановит, но василиса и иван - это одна история| :а борис - это уже алёнушка шире
        взяла| :и когда загрызла дину, то ведь тоже шажок в сторону был| :месть её отцу-чиновнику,
        нагревшему руки на чьих-то бедах| :только вот я не знаю, как это поможет| :ну отняла она у
        него самое дорогое| :а он ведь не видит, что это кара| :наоборот, считает себя жертвой||| :но
        алёнушке и пофиг до их раскаяний| :она - сама месть, и только возвращает боль| :так что на
        чьём-то месте я бы теперь очень боялась, ох как дрожала бы| :потому что эта сила вырвалась
        на свободу| :и пока она не уничтожит то, что её породило - не остановится| :во^ :я тоже
        падка до эффектностей, гага| :и, кстати, не ищи связи между рисунками серебрякова и
        историей алёнушки| :ищи в деревянной комнате| :конец сеанса связи
        Яша и Илья оставили пререкавшихся женщин и прошли вперёд по одноколейке разведать
        обстановку. На карте Карины Эдуардовны была отмечена неопределённая область возле
        границы. Лебедев объяснил, что именно в этой точке одноколейка ближе всего проходила от
        финской границы, здесь дорога делала поворот на Вяртсиля, и, по его словам,
        опознавательным знаком им могло послужить озеро, расположенное в низине, с правой
        стороны по направлению движения. Именно его Яша и увидел.
        - Ничего не чувствуешь? - обратился он к Илье, стоявшему рядом на путях. Оба они
        вглядывались в пограничный лес.
        -
        А что я должен чувствовать?
        -
        Ну головную боль там. Галлюцинации ещё не начались? - Яша хохотнул.
        -
        Да байки, наверное. Холодно и мокро, вот и всё.
        - Слушай, тебе не кажется, что женщины постоянно втягивают нас в какие-то
        нехорошие истории? - спросил Яков своего приятеля. - И мы покорно следуем на поводу у
        их капризов. Вот чего нас сюда занесло?
        -
        А куда завели человечество мужчины, руководствуясь своей хвалённой логикой? -
        ответил Илья.
        К ним подошли мягко улыбающаяся Карина Эдуардовна и притихшая Вика.
        - Ну вот ваш лес, - Яша махнул в сторону безучастного ельника. - Местность не
        болотистая, авось прогуляемся без напрягов. Куда прикажите идти?
        - Вперёд! - с готовностью ответила старушка и первая сошла с одноколейки. Остальные
        захватили вещи, покоившиеся на дрезине (мужчины - рюкзаки, Вика - ружьё), и
        отправились следом.
        Казалось, дикий еловый лес полон хрустальной чёткости и простоты, деревья стояли снизу
        обнажённые, а покрытые иглами ветви начинались высоко наверху, что создавало иллюзию
        177
        пустых пространств между стволами и обещало лёгкое продвижение в любом направлении.
        Путешественники мгновенно убедились, что это обман. Во все стороны от елей тянулись
        тончайшие веточки, покрытые чешуйками - они преграждали путь, хватали за волосы и
        одежду, вечно норовили укусить в глаз. Как ни хотели люди двигаться точно вперёд, деревья
        постоянно искривляли траекторию их движения. Лес метил путников незаметными
        паутинками, комарино лакомился их кровью и досадой. И вместе с тем дарил им здоровый
        аромат хвои и стелил под ноги мягчайший игольный ковёр, такой толстый здесь, что даже не
        верилось в земной покров где-то там на глубине. Всё вокруг похрустывало, отвечая
        движениям людей.
        Они шли на просветы в деревьях далеко впереди и наконец достигли поляны. Тут и
        замерли синхронно, поражённые открывшимся видом. Напротив, за пределами свободного
        пространства, примерно в двух километрах ходьбы, высилась стена соснового леса.
        Однотонная буро-красная стена, давящая своим фантастическим видом. Илье, снявшему
        очки, когда он вышел из ельника, чтобы протереть стёкла, сперва даже показалось, что
        далеко впереди расположено какое-то древнее строение из тёмно-красного кирпича. Но вот
        он пригляделся через линзы и вместе со всеми убедился, что перед ними лес.
        -
        Какого чёрта? - удивился Яков.
        Карина Эдуардовна как-то мечтательно вздохнула и ответила:
        -
        Радиация. Это мёртвый лес.
        - И вы хотите, чтобы мы туда пошли?!
        - Надеюсь, это не понадобится. Мы пойдём вон туда.
        И женщина указала направо, где посреди поляны торчали бледно-бежевые руины
        одноэтажного, каменного здания. Остались только части стены, виднелся проём окна и
        огромная, выгрызенная в кирпиче дыра на месте бывшей двери.
        -
        Что здесь произошло? - спросил Илья у матери.
        -
        Я, как и ты, впервые тут. Честно признаюсь, никакой информации об этом месте у
        меня нет.
        - Это, типа, мини-Чернобыль, что ли? - Вика продолжала смотреть на погибший лес.
        Никто ей не ответил. Следуя за Кариной Эдуардовной, компания постепенно двинулась в
        сторону разрушенного дома и по мере того, как приближались к нему, стали различать
        пёстрые узоры граффити, покрывавшие остатки стен здания внутри. Ещё несколько шагов, и
        они увидели нарисованного там симпатичного бобра с крестиками умножения вместо глаз.
        Рядом со стилизованным зверем в белом облачке были написаны слова, которые он якобы
        произносил: «Эти дрова мои», и стрелочка, указывающая вниз. Когда путешественники
        подошли к дому вплотную и заглянули внутрь, никаких дров под изображением бобра они не
        обнаружили.
        -
        Местная достопримечательность, выходит, - предположил Яша.
        - Молодёжь всегда в курсе наиболее интересных мест в округе, - ответил ему Илья. -
        Самая мифологически продвинутая часть общества, если разобраться.
        -
        А потом у них, продвинуто облучённых, родятся дети с бобровыми головами, -
        вставила Вика и, чуть подумав, добавила, - И у нас теперь тоже.
        Карина Эдуардовна тем временем изучала карту и возилась с компасом.
        - Нам туда, - она указала на обычный лес за руинами.
        -
        Там граница, - сообщил ей Яков. - Блин, как я сразу не догадался! Вы перебежчица,
        что ли?
        -
        Нет, Яшенька. Кладоискательница.
        -
        О, с этого места поподробнее, пожалуйста.
        Старушка и участковый пошли вперёд, что-то весело обсуждая, а Илья задержал Вику
        возле дома и спросил с участием:
        -
        Что тебе мама сказала?
        -
        Ты о чём?
        178
        -
        Ну… про Симу.
        -
        Уж прости, но, по-моему, твоя мать переобщалась с психами. Утверждает, что Сима
        жива, и я смогу встретиться с ней, когда вернусь в Москву.
        - Даже не верится, что мы когда-нибудь вернёмся…
        - А мне вот не верится, что мёртвые оживают. Чем вообще занимается твоя мать?
        - На самом деле психология не основное её занятие. Мама - нейробиолог. Ты чего, она
        дважды доктор наук, даже избрана членом Академии наук Норвегии. Правда, чем она
        занималась последние два года, я мало представляю - мы совсем не общались…
        Пока они, разговаривая, медленно шли за Кариной Эдуардовной и Яшей, те успели
        достигнуть леса и скрылись из виду. Через некоторое время Вика с Ильёй тоже пересекли
        лесную границу. Но здесь уже никого не было. Ни следов, ни звуков других людей. Сперва
        они даже не поняли, что их попутчики исчезли, но скоро уже Илья встревожено аукал маму,
        а Вика кликала Яшу. Никто им не ответил.
        -
        Смотри, - сказала вдруг девушка.
        Она указала Илье вглубь леса, и, приглядевшись, тот заметил бетонные столбики и
        проволочное заграждение, тянувшееся в обе стороны, покуда видел глаз. Прямо по курсу
        зиял проход - кто-то порвал древнюю, ржавую до трухлявости проволоку и раздвинул концы
        так, что в ограждении образовался удобный лаз. Был ли это Яков, они не могли знать. Пара
        направилась к забору, преодолела его и остановилась по ту сторону.
        -
        Это и есть граница? - спросил Илья.
        -
        Тише… - приказала Вика. - Нет. До границы, судя по карте, ещё далеко.
        -
        Тогда что же?
        -
        Мы на чьей-то территории.
        -
        Вряд ли кто-то здесь…
        Но Вика не дослушала Илью и пошла вперёд. Лес здесь был смешанный, с густым
        подлеском, разглядеть что-либо впереди оказалось невозможно. Вика прислушивалась, но
        посторонних звуков не различила. Их приятель со старушкой давно бы уже себя выдали. Тем
        временем Илья нагнал девушку и зайдя немного вперёд, повернувшись к ней, сказал:
        - Может, они дали круг и вернулись на поляну? Пойдём обратно.
        Ответная реакция Вики поразила его. Он увидел, как глаза девушки расширились, как она
        мгновенно сорвала с плеча ружьё и выставила дуло вперёд.
        -
        Берегись! - крикнула она, не отрывая дикого взгляда от чего-то за спиной Ильи.
        Он отскочил и сразу увидел в десятке шагов медленно надвигавшегося на них великана.
        Это был мужчина. Очень высокий. И тощий настолько, что его кожа обтягивала одни лишь
        кости. Почему-то он шёл голый по пояс, вытянув руки вперёд, как сомнамбула, но глазами
        вперившись в Вику. Великан улыбался. Той самой страшной улыбкой, которую они уже
        видели на лице урода из Анонниеми. Он приближался медленно и тихо подвывал,
        расплёскивая слюну. Вика выстрелила без предупреждения.
        Пуля угодила зомби в грудь и прошла, как сквозь бумагу. По странной ассоциации Илье
        показалось, что пергаменная кожа человека сейчас воспламенится, и он, весь вспыхнув,
        мгновенно сгорит. Но тот лишь грохнулся на землю и приплющено замер. Затих. Следом
        послышался шум и чьи-то отдалённые крики. С разных сторон на звук выстрела сбежались
        Яша, Карина Эдуардовна и какие-то незнакомые ни Вике, ни Илье люди, на этот раз с виду
        совершенно здоровые. Вика некоторое время держала ружьё наизготове, но, почувствовав,
        что им никто не угрожает, опустила его и испытывающе уставилась на Карину Эдуардовну.
        -
        Всё в порядке, всё уже закончилось, - сказала та успокаивающим тоном, жалостливо
        заглядывая Вике в глаза.
        Но девушка не поверила, что всё в порядке. Несколько минут назад она убила человека,
        который, как ей казалось, нёс опасность, а теперь чувствовала, что произошла какая-то
        ошибка. Незнакомые люди, одетые в медицинские халаты, тем временем принесли носилки
        и, уложив на них труп, побежали в лес. Илья испуганно вглядывался в лица окружающих
        179
        людей. Вика опустила глаза и молчала. Карина Эдуардовна жестом призвала всех следовать
        за собой.
        Они немного углубились в лес. Здесь среди деревьев и густого кустарника земля дыбилась
        подобием курганов. Внутрь одной такой насыпи (судя по сбитости и покрывавшей её зелени,
        она существовала давно) вёл ход - низенький дверной проём, обитый но контуру ветхими
        досками. Из лаза появился человек, он пригласил путешественников спуститься под землю.
        Илья шёл последним. Прежде чем залезть внутрь, он скользнул взглядом по лесу и вздрогнул
        от неожиданности, увидев, как мимо прошамкали сразу несколько зомби с дрожащими
        оскалом лицами. Но истощённые уродцы не обратили на него внимания, к тому же их
        сопровождали две хорошенькие санитарки, болтавшие друг с другом на финском - эта
        странная группа направилась куда-то в лес. А удивлённый Илья полез в нору, где уже
        исчезли его друзья.
        Вытоптанные в почве ступени привели сначала в земляной коридор, затем в просторное
        помещение - цельную бетонную коробку - здесь Илью уже ждали. Компания, возглавляемая
        молчаливым блондином в медицинском халате, стала спускаться по железной винтовой
        лестнице ещё ниже, пока не попала в хорошо освещённый тоннель. Всё это напоминало
        совершенный бункер на случай ядерной угрозы. В тоннеле, на пороге какого-то бокового
        помещения гостей встретил широко улыбающийся старик. Карина Эдуардовна отделилась от
        их группы, подошла к старику и молча юркнула в его объятия.
        -
        Знаешь его? - шёпотом спросил Яша Илью.
        - Да… Это мой отец.
        - Шыт. У тебя тут, что, из каждого болота родственники выскакивают?
        И Вика узнала встретившего их господина. Это был тот же человек, который несколько
        дней назад рассказывал ей о губчатой энцефалопатии в библиотеке Вяртсиля. Он пригласил
        всех зайти в смежное помещение, оказавшееся чем-то вроде медицинского кабинета с
        типичной мебелью районных поликлиник, не менявшейся с советских времён.
        - Александр Николаевич Никитин, - представился старик. - Карина, садись, прошу тебя.
        И вы, пожалуйста, рассаживайтесь все. Отдохните… Я знал, знал, что ты меня найдёшь.
        -
        Это оказалось не так сложно, - объяснила Карина Эдуардовна. - Я обратилась к
        Федотову, он узнал шишку и даже выдал мне подробную карту, где искать. Правда, я до
        последнего момента не была уверена, что же ищу, здесь ты или нет. И ребята мне помогли.
        Женщина спохватилась:
        -
        Ох, там наверху… всё произошло так неожиданно… боюсь, погиб человек.
        -
        Да, мне известно, - ответил её муж.
        Подавленно молчавшая до тех пор Вика уставилась на старика и спросила в лоб:
        -
        Он был опасен?
        - Нет… Они совершенно безвредны. Вернее, какую-либо опасность представляют
        только для самих себя. Считайте, ходят во сне, мозговые функции абсолютно нарушены.
        Они себя не понимают и не помнят, ничего не помнят.
        - Но что… кто они? Ведь случаев, чтобы люди выживали после той болезни, не
        установлено. Вы сами говорили…
        -
        Да. Я имел честь общаться с девушкой, когда мы случайно столкнулись в посёлке, -
        объяснил Александр Николаевич остальным. - Вы проявили интерес к болезни Куру со
        схожими симптомами. Мне в самом деле не известны случаи, чтобы люди после неё
        выживали. А здесь мы имеем дело с новой формой того же вируса. Принципиальное отличие
        в том, что его носителями стали не каннибалы, а обычные люди. Конечно, я мог бы
        рассказать вам об этом ещё тогда, но это засекреченная информация, простите.
        -
        Уже не засекреченная, - пошутил Яша, оглядываясь. - Что это за место?
        - Катакомбы времён Второй мировой. Полагаю, изначально здесь находились
        каменоломни, но, предположительно, в годы Советско-финской войны или Великой
        Отечественной они использовались одной из сторон для военных действий. Или вообще для
        180
        чего-то другого. Всё это только предположения. Факт в том, что эти тоннели соединяют под
        землёй территории Финляндии и России. Долгие годы они оставались заброшены, но теперь
        мы используем их для своих нужд.
        - Круто, - обрадовался Яша. - Разведка?
        Старик засмеялся.
        -
        Нет. К политике это не имеет отношения. Скорее, научные интересы. Формально то,
        что здесь происходит можно причислить к антигосударственной деятельности. Мы
        переправляем больных людей из России в Финляндию.
        -
        И наши вам позволяют? - поразился участковый.
        -
        А кто тут наши? - уточнил с улыбкой Александр Николаевич.
        Яша замялся с ответом.
        - Ситуация специфическая, - продолжил учёный. - Думаете, кто-то скажет: «Верните
        нам больных, они нам нужны»? Здоровье самого государства определяется тем, может ли
        оно обеспечить максимально благоприятные условия всем нуждающимся, в первую очередь
        больным - особенно психически больным - и старикам. Мы столкнулись с последствиями
        новой вирусной эпидемии. Люди, которых вы здесь видели, не совсем больные. Они -
        переболевшие. Процессы оказались необратимы, теперь мы имеем то, что имеем. Считайте,
        это новый тип людей. Они не заразные, внутренние процессы стабилизированы, но
        адекватными людьми их, конечно, не назовёшь. И что, по-вашему, российское общество
        готово принять в себя таких новых членов и обеспечить им комфортные условия жизни?
        Конечно, нет. Среди моих ключевых интересов - поиск возможности возвращения
        пациентов в их прежнее состояние. В России я при всём желании не могу проводить таких
        исследований, условий для этого здесь не создано. Исследование финансируется Северным
        Союзом - тайной над-государственной структурой. Но не будем сейчас об этом. Так что,
        видите, финская сторона никаких претензий не предъявляет, а российской этого делать
        просто не выгодно. К тому же нас прикрывают на уровне Министерства обороны.
        -
        И как много больных? - спросил Илья.
        Хотя, рассказывая, Александр Николаевич успевал жестами и взглядами выражать всю
        свою нежность к вновь обретённой супруге, радость от долгожданной встречи с ней, своего
        сына он, напротив, как будто не замечал, и даже сейчас, когда Илья обратился к нему прямо,
        не выказал ни признаков узнавания, ни особой теплоты. Ответил он, тем не менее, таким же
        дружелюбным тоном, как и во время разговора с Яшей и Викой.
        - В последние годы случаи заражения участились. Если ещё пять лет назад мы имели
        дело с единицами, то теперь это уже десятки. Конечно, мы не можем транспортировать на
        лечение в Финляндию, Швецию и Норвегию всех, так что лаборатория и стационар были
        организованы прямо здесь, под землёй. Мы любим называть это место «нейтральными
        подземельями». Так же у нас налажена система сбора поражённых по всей стране. В качестве
        «перевалочных пунктов» используем заброшенные территории, например, здания
        пионерских лагерей, оставшиеся с советских времён. Работа осложняется только тем, что
        наши пациенты тяжело поддаются контролю и организации. Они буквально как малые дети.
        - Мы обнаружили тело похожего больного в Анонниеми, - сообщил Яков. - Похоже, он
        заблудился, потом упал в реку и утонул.
        - Да, очень печально, несколько недель назад во время очередного сбора один из
        больных сбежал. Понятно, что без умысла. Это был трагический недосмотр медперсонала.
        Нам уже удалось забрать тело.
        -
        Но сама болезнь - что это за вирус, как она распространяется? Есть ли угроза
        массового заражения? Признаюсь, однажды во Франции я оказался на месте смерти пары
        десятков людей, это тоже засекреченная информация, лица тех покойников очень походили
        на лица ваших пациентов. Но те, как удалось выяснить, погибли на месте в очень короткие
        сроки.
        181
        - К сожалению, я знаю об этом происшествии… Известны две формы нового вируса.
        Одна, как в случае, наших пациентов поражает людей по неизвестным причинам.
        Существует гипотеза, что такому заражению предшествуют определённые мутации в
        организме человека, но механизм, их запускающий, также не выявлен. Путь заражения
        второй формой вируса в свою очередь прослежен, это что касается группы людей, погибших
        во Франции. Подобные же случаи зафиксированы во многих развитых странах. Как ни
        страшно об этом говорить, но умершие были каннибалами. Существует целая подпольная
        сеть торговли человеческим мясом. Такой вот ужасающий деликатес. Позволить себе такое
        могут, по понятным причинам, только очень обеспеченные люди. В Европе, например, они
        организовывают тайные общества и клубы, не хочу даже об этом говорить, простите.
        Полагаю, вы оказались как раз на месте подобного сборища… Но возмездие не заставило
        себя ждать, оно оказалось заложено в самой природе. Подробно освещались случаи
        заражений и смерти каннибалов племени Форе в Новой Гвинеи. Но с тех пор вирус, по-
        видимому, эволюционировал. Если в случае племени его инкубационный период может
        длиться около 30 лет, то вирус, зафиксированный в Европе, действует мгновенно. Это
        стремительное разрушение мозга человека, который дерзнул употребить в пищу мясо
        представителя своего вида. Увы, и здесь ничего точно неизвестно. Было ли это мясо
        изначально заражённых людей, и откуда его доставили - говорили, вроде как из стран 3-го
        мира - или же эти люди были здоровыми, и вирус зарождался и каким-то образом
        активизировался самостоятельно, неизвестно. Я работаю с другой формой вируса. Его
        носители остаются живы, но необратимо трансформируются. А что до угрозы заражения -
        по крайней мере вам, ничто не грозит. За все годы моей работы не было ни одного случая
        передачи вируса от больного человека к здоровому. Мы не знаем, откуда приходит вирус.
        -
        А есть ли какие-нибудь предположения? - спросила Карина Эдуардовна.
        - Ну, надеюсь, с этим мне поможешь разобраться ты, - весело заметил учёный. - Как я
        уже говорил, существует гипотеза внутренних мутаций. Возможно, ответ кроется в мозговой
        деятельности наших пациентов.
        -
        Но ведь при губчатой энцефалопатии происходят необратимое разрушение мозга.
        -
        Справедливо. Однако, что-то, грубо говоря, в голове у них осталось, раз они
        продолжают жить и даже действовать. Тут нужно провести отдельное исследование, и как
        бы отмотать события в обратную сторону - в какой последовательности происходили
        разрушения мозга, и с чего всё началось?
        -
        Но ты не исключаешь случаев каннибализма и среди своих пациентов?
        - Я ничего не исключаю. Возможно, речь идёт о моральном каннибализме, - Александр
        Николаевич мрачно хмыкнул. - Чем, в самом деле, отличается человеческая агрессия по
        отношению друг к другу, ненависть, зависть, подавление, от каннибализма - пожирания
        одних людей другими?
        -
        То есть ваши пациенты в, так сказать, жизни, могли быть преступниками? - спросил
        Яша.
        - Конечно. Но теперь это неважно. Да, может быть, они жертвы собственных пороков
        или даже глупости - каким-то образом эти люди утеряли самих себя - но существует высшее
        милосердие, и если вы знаете источник зла, это не исключает необходимости помогать и
        лечить. Я не прекращу свою деятельность, даже если выяснится, что эти люди - каннибалы.
        В любом случае, теперь они что-то совсем другое. С этим тоже необходимо разбираться. Не
        время ли менять наши представления о биологической однородности человечества. Хотя что
        говорить - на лицо драматичная неготовность нашего общества не то что решать, но даже
        задаваться такими вопросами.
        - Да, как-то грустно, - отметил Яша, - что именно это место, которое, возможно, видело
        подвиги наших партизан в годы Великой Отечественной войны, также стало сегодня
        примером банкротства нашего государства.
        182
        - Молодой человек, я понимаю ваши взгляды, - сказал учёный, - но не разделяю их. Для
        меня существуют только жертвы войны, которые не отличаются от жертв политики
        государства и в мирное время, а вот военные победы, на мой взгляд - достижение всегда
        сомнительное. Неважно, как закончилась война, хотя одним из главных козырей России по-
        прежнему остаётся победа во Второй мировой; главное, что война началась. А это мировой
        позор и всеобщая трагедия, такое не празднуют, как и все последствия войны, тут возможен
        только траур, никак не бравада. Печально то, что результат у нас никак не связывается с его
        истоками, ведь тут обнаруживается трагический абсурд политической истории - война
        начинается государствами, и любой победитель в войне всё равно остаётся одним из тех, кто
        эту войну инспирировал. Хороших здесь нет.
        Карина Эдуардовна похлопала мужа по ладони нежно усмиряющим жестом и мило
        улыбнулась молодёжи.
        -
        Ох, в самом деле заболтался, - весело признал тот. - Набирайтесь сил, вам ведь ещё
        предстоит обратный путь. Если кто-то хочет подкрепиться, ниже по тоннелю у нас кухня.
        -
        Я бы лучше выбрался наружу, - сказал Яша. - На свежий воздух хочется.
        -
        Понимаю. С непривычки тут бывает тяжело.
        -
        Там вокруг вашей территории ограда - я так понял для того, чтобы пациенты во время
        прогулок не разбежались. А не боитесь, что местные жители заметят и заберутся сюда?
        - Ну, во-первых, местные жители сюда не забредают - слишком далеко от всех
        населённых пунктов, а, во-вторых, это не наше ограждение. Это граница того места, из
        которого вы, должно быть пришли.
        - Красный лес, - догадался Яков.
        -
        Совершенно верно.
        -
        А что там случилось, кстати?
        - Не знаю, уж извините. Естественно, до создания базы мы проводили замеры, и уровень
        радиации соответствует значениям безопасным для человека. Но всё равно не советую там
        лазить. Я специально интересовался - ни о каких взрывах в советское время ни карелы, ни
        финны не слышали. Кто-то утверждает, что лес был в таком состоянии ещё до того, как эта
        территория отошла от Финляндии к СССР. А знали бы вы, как много таких таинственных,
        неразгаданных мест по всей территории России! И никто ими не интересуется… А лес этот,
        не знаю уж… Дракон, наверное, там живёт. Всё спалил так.
        -
        Какой дракон? - недоверчиво переспросил Яша.
        - Ну какой? Змей Горыныч. Радиоактивный, - Александр Николаевич засмеялся.
        Через некоторое время молодые люди потянулись к выходу, чтобы выбираться наружу.
        Вика однако задержалась на пороге кабинета и снова подошла к столу, за которым сидел
        учёный.
        -
        Мне сказали, что их будет четверо, - говорил он в тот момент жене.
        -
        Да. Но четвёртый бесследно пропал, - ответила Карина Эдуардовна.
        - Извините… - обратилась к ним девушка. - Александр Николаевич… а этот человек, -
        она замялась, но подбодренная участливым взглядом старика, продолжила, - Я застрелила
        одного… Вы его похороните здесь?
        Карина Эдуардовна тихо извинилась и тоже вышла из кабинета.
        - Кремируем, - ответил учёный Вике. - Срок жизни наших пациентов сильно
        сокращается после болезни, пришлось учесть и этот момент. Вам, должно быть, непросто
        сейчас… но я понимаю, вы сделали это из самозащиты…
        -
        Ну типа того… А я могу…
        - Хотите побыть с ним наедине? - понимающе спросил он.
        - Нет… не знаю… Хотя давайте попробуем.
        - Это похвально. Как правило, у них не оказывается родственников, а от тех, у кого они
        есть, легко отказываются. Эти существа умирают в полном одиночестве, и некому их
        оплакивать. Пойдёмте, я вас провожу.
        183
        Вдвоём они спустилась дальше по тоннелю, старик завёл её в одно из соседних
        помещений. И Вика сразу увидела тело убитого ею великана на операционном столе.
        Александр Николаевич тактично оставил её одну.
        Труп лежал обнажённый, ощетинившись анорексично торчащими костями, огромные,
        заскорузлые ступни вылезли за пределы стола, а лицо с закрытыми глазами продолжало
        жить нехорошим смехом. Тело успели обмыть. На груди виднелся только аккуратный
        чёрный кратер - дыра от пули.
        Вика не смогла подавить чувства гадливости. Не простояв возле мертвеца и с полминуты,
        она вышла в тоннель и быстро догнала Яшу с Ильёй, которые уже поднимались вверх по
        винтовой лестнице. Наружу.
        - Это был самый безумный день в моей жизни, - гордо сообщил Яков друзьям, когда
        они возвращались на дрезине в Пиенисуо.
        Он восседал спереди на скамье, пока Вика с Ильёй крутили рукоятки, и, довольно
        похлопывая себя по выпирающему животику, время от времени смаковал одну фразу:
        -
        Я король. Я король…
        Карина Эдуардовна осталась на базе с мужем. Солнце заходило. Но зато небо во второй
        половине дня прояснилось. Они стремительно двигались по одноколейке, на этот раз без
        остановок, потому что сами же расчистили дорогу.
        -
        Я король, - снова попробовал на вкус Яша. - У меня такое ощущение… Ребята, вам не
        кажется, что начинается новая жизнь?
        -
        Если Никитин предложил тебе работу, это ещё не значит, что мир изменился, -
        промямлила Вика.
        - У-у-у, грымза! Он нам всем предложил на них работать, не только мне.
        - Пока не узнаю конкретно, что за работа, соглашаться не буду.
        -
        Ну он же упомянул, что они запускают новый проект, и там требуются люди.
        Вика не стала отвечать Яше и вместо этого обратилась к трудившемуся рядом Илье:
        -
        Никитин тебе не родной отец, что ли?
        -
        С чего ты взяла? Родной.
        - С того и взяла, что для родного уж очень он сдержанно с тобой держался. Хотя вы не
        виделись много лет. Да и мать твоя, прямо скажем, скупа на нежности. Будь у меня сын, я бы
        себя так не вела.
        - Ты же не слышала, о чём мы говорили, когда остались втроём. Они беспокоятся обо
        мне. И сейчас у меня родилось странное ощущение, что всё это время они каким-то образом
        за мной приглядывали. Здесь, в Карелии… не знаю… Да, родители всегда были погружены в
        свои дела, но если так посмотреть, им приходится любить и заботиться о гораздо большем
        количестве людей, чем обычным родителям. Я ими горжусь.
        -
        Какой толк любить всех этих больных, если тебе не хватает тепла на собственного
        сына? - спросила Вика.
        -
        Честно говоря, очень странно слышать всё это именно от тебя, - тихо ответил Илья, не
        глядя на подругу, и оба они замолчали.
        - Эй, смотрите-ка, - призвал Яша через несколько минут. - Никак ещё один
        профессорский зомби сбежал, - и он указал пальцем куда-то вправо.
        Впереди, в низине, среди кустарника и валунов крался человек с всклокоченными
        волосами на голове. Он двигался осторожно и медленно, порой замирал, то ли изучая что-то
        перед собой, на уровне лица, то ли - чувствовалось какая-то неуверенность в его движения -
        пытаясь вспомнить про себя какую-то мысль. Шёл человек спиной к компании на дрезине,
        звуков, ею производимых, должно быть не слышал, поэтому не оборачивался. Видимо, он
        снял верхнюю одежду - его спина поблёскивала на солнце потом.
        - Вряд ли пациент, больно уж он толстый, - засомневался Яков.
        184
        -
        Или леший, - предположил Илья. - Вон какая спина волосатая, прямо зверь. Может,
        это из деревни?
        -
        Да нет там таких, - ответил Яша и крикнул человеку, чтобы привлечь его внимание.
        -
        Зачем ты его зовёшь? - спросила Вика.
        -
        Что-то тут не то. Как его занесло в этот лес?
        Мужчина, впрочем, не отреагировал на зов. Продолжал медленно идти, через каждые пару
        коротких шагов совсем замирая.
        -
        Эгей! Там! - снова крикнул Яша, когда расстояние между ними сократилось.
        Опять без реакции.
        -
        Неужели реально сбежал? Притормозите.
        Хотя мужчина находился далеко от путей, поравнявшись с ним, они заметили, что шёл он
        совершенно голый. А когда дрезина проехала немного вперёд, компания, тормозя и
        оглядываясь, с удивлением признала в нём человека из Анонниеми. Того самого, который
        вместе с ними оказался на обрыве в утро несостоявшегося самоубийства мальчика.
        Яша свистнул и замахал руками, пытаясь привлечь внимание Бориса. Но тот даже не
        повернул головы в их сторону. И только когда к крикам Якова присоединился Илья,
        остановился и стал безучастно смотреть на махавших ему людей.
        - Вроде он адекватный был, - сказала Вика.
        - Может, его ограбили и избили… Идите сюда! - закричал Яков Борису. - К нам идите!
        Идите к нам!
        Минуту потребовалось звать на все лады и призывно махать руками, Яша собрался уже сам
        идти к Борису, как вдруг он сдвинулся с места и, поглядывая недоверчиво, медленно пошёл в
        сторону дрезины. Нечто тёмное у него на ногах до колен сперва можно было принять за
        сапоги, но в действительности это мокрая грязь налипла на кожу. Видимо, до того, как
        оказаться на поляне возле путей, мужчина пробирался через болота.
        Наконец Борис достиг пригорка, по которому шла одноколейка. В его лице не отражалось
        ни радости от спасения, ни узнавания. Он молча изучал смотревших на него сверху людей.
        Казалось, Борис также не стесняется своей наготы, либо просто её не осознаёт. Яша
        спустился вниз, набросил ему на плечи безразмерный дождевик, который наверху выдал
        Илья, и стал помогать мужчине взбираться по склону. Тот покорно делал то, что ему
        говорили, но двигался неловко, косолапо ступая босыми, израненными, как заметил вблизи
        Яша, ногами по острым камням и при этом почему-то никак не помогая себе руками.
        Илья и Яша усадили его на скамью дрезины. Борис молчал и глядел в пустоту.
        -
        Кажется, у него аффект, - шепнул Илья.
        Он заметил раны на ногах мужчины, достал бутылки с минеральной водой и аптечку.
        Приставил горлышко бутылки к губам Бориса - тот сделал несколько ленивых глотков.
        Затем Илья стал омывать его ноги и врачевать раны. Яша пытался разговорить мужчину,
        спрашивая, что случилось. Но тщетно. Вика, испросив разрешения, запустила дрезину.
        - Вдруг у него сотрясение мозга? - предположил Илья.
        Открытых ран на голове Бориса они не нашли, только ссадины и крупный синяк. На всякий
        случай мужчину уложили на скамье. До Пиенисуо расстояния оставалось меньше, чем на
        обратный путь до базы Никитина, так что они решили не возвращаться, а вызвать скорую из
        сторожки на лесопилке.
        Яша встал у штурвала рядом с Викой. А Илья сел на пол. Он снял сапоги, стянул носки, в
        которых от трения уже образовались большие дырки, и поставил гудящие ступни на
        холодную поверхность дрезины. Вместе с ощущением физической свободы и лёгкости к
        нему неожиданно пришло и смутное чувство внутреннего освобождения. Тот день был
        полон загадочных событий, нервных переживаний и слишком ярких впечатлений, но сейчас
        Илья, как ни странно ему самому это казалось, испытывал умиротворение. Он вспомнил
        вопрос, заданный ему родителями, когда они остались наедине, заданный с теплотой и
        нежностью, с безусловным приятием. «Ты доволен своей жизнью?» Илья ушёл от ответа,
        тактично отговорился. Но сейчас со всей ясностью ощущал, что до сих пор жил не своей
        185
        жизнью. Насильничал сам над собой, тащил себя за волосы туда, куда вовсе не хотел идти,
        но это была не его жизнь. Чувство освобождения пришло со способностью признаться себе в
        этом. Он пока не знал, какая жизнь в самом деле его, но со спокойной радостью
        предчувствовал, что вскоре каким-то образом узнает нужный ответ.
        А клонившийся к концу день, как будто не наигравшись вдоволь, стал тревожить их
        новыми впечатлениями.
        -
        Горелым, что ли, пахнет? - спросил Яков.
        За поворотом они увидели дым, стелившийся туманом над одноколейкой. В просветах
        между деревьями замелькали всполохи мощного пожара. Нахлынули и звуки: треск
        горевшего дерева, сосущий вой огня, взвизги лопающихся стёкол. Пламя пожирало не лес, а
        деревню Пиенисуо. Дрезина шла, как камера бескомпромиссного кинооператора, общим
        планом показывая зрителям разгул огня от крайних участков и дальше по мере движения.
        Пламя заглатывало давно брошенные избы и хозяйственные постройки и, будто подчиняясь
        чьему-то замыслу, даже в этот сырой день перепрыгивало на заборы, деревья и следовало
        безостановочно от дома к дому, от участка к участку. Пожелай птицы любоваться
        странностями человеческой жизни, в тот момент с высоты своего полёта они бы увидели
        чудесную картину - как огонь, следуя вычерченным бензином тонким дорожкам, рисует
        поверх деревни Пиенисуо узор разрушительного, ярко оранжевого лабиринта.
        Двигаясь по дуге, кинокамера стала приближаться к единственным жилым участкам села.
        Теперь уже послушались отдалённые женские крики. Не болезненные. Причитающие.
        - Вика, гони дрезину к лесопилке, а мы с Ильёй побежим на помощь, - распорядился
        Яша.
        Но Вика не слушала. Глядя поверх его плеча, она призвала:
        -
        Смотрите.
        На деревенской дороге в обрамлении горящих участков стояли две неподвижные фигуры.
        Это были женщины. Они повернулись лицом друг к другу, похоже, безучастные к
        творившемуся вокруг кошмару. Одну разглядеть с дрезины они не смогли, а во второй
        узнали Алёнушку.
        Вика, Илья и Яша ступили на землю и, безвольно влекомые этим гипнотическим зрелищем,
        подошли к женщинам ближе. Между ними по-прежнему сохранялось большое расстояние,
        так что Алёнушку они видели смутно, но резкая клякса оскала ясно вырисовывалась на её
        бледном, подсвечиваемом огнём лице. На секунду оглянулась вторая женщина.
        - А эта что здесь делает? - удивлённо шепнула Вика.
        В девушке, стоявшей напротив Алёнушки, она узнала Габи.
        Нельзя было понять, ни увидеть, ни услышать, что происходит между двумя сошедшимися
        на фоне пожара фигурами. Между ними оставался десяток шагов. Подкрадывалась ли Габи к
        Алёнушке. Убеждала ли её в чём-то. Сулила ли опасность Алёнушка возникшей на её пути
        девушке. Или - обе заговорщицы - они пожинали сейчас плоды своей мести.
        Не обнаружив на плече ружья, Вика сделала воинственный шаг в направлении
        изуродованной женщины. Но в тот же миг почувствовала, как кто-то решительно и между
        тем с тактичной мягкостью взял её за руку выше локтя. Она посмотрела назад и встретилась
        взглядом с Ильёй. В этот момент что-то рухнуло внутри Вики. Юноша еле заметно, нежно ей
        улыбнулся и отрицательно качнул головой. Что-то, копившееся, уплотнявшееся в ней
        последние недели, последние годы, разом обрушилось, истекло. Вика беззвучно заплакала.
        А женщины начали сходиться. Расстояние между ними сократилось до пяти шагов.
        Яша от неожиданности вздрогнул - кто-то вдруг появился из-за его плеча. Будто бы тоже
        привлечённый огнём и немой схваткой в его гуще, к тройке зрителей присоединился Борис.
        Словно извращенец в городском парке - с полу расстёгнутым плащом на голое тело. В его
        по-прежнему рассеянном взгляде забрезжил огонёк сознания. Может быть, он узнал Габи. А,
        может быть, в его глазах отражались лишь блики настоящего пламени.
        Так их четвёрка и стояла в основании деревенской улицы. Неподвижно, молча, наблюдая
        за действием. Как недавно на утёсе Янисъярви. Но иначе.
        186
        Габи подошла в плотную к Алёнушке. Сказала какие-то последние слова, двумя руками
        взяла монстра за голову, мягко притянула к себе и поцеловала в лоб. Несколько лёгких,
        стремительных прыжков, и через секунду благословлённая Алёнушка исчезла в огне. А Габи
        двинулась в сторону ожидавшей четвёрки.
        В тот момент через несколько участков от них тоже началось движение. Егоровна стояла
        на улице, облепленная испуганными внуками, громогласно оплакивая сгоревшее добро.
        Морозова повернулась к ней в пол-оборота и наблюдала за действиями Лебедева. А сторож
        бежал вверх по улице на помощь Василисе, которая вдруг возникла из ниоткуда и гусеницей
        ползла по дороге - без ног, но живая.
        :вот тебе и 2008-й - год семьи в россии| :она выходила бабку| :сама же отрубила ей ноги,
        держала в погребе одного из заброшенных домов| :сама же проследила, чтобы не началось
        заражение, и выпустила пленницу на свободу заблаговременно, перед тем, как спалила
        деревню ко всем чертям| :ползи на все четыре стороны| :так их история и закончилась| :ну
        что, я опять просканировала воспоминания четвёрки, увеличила масштаб| :их генетические
        показания не совпадают| :понятно, что однажды они создали трещину| :вернее, их предки, но,
        считай - предки-двойники| :я не вижу разницы между реинкарнацией и генной
        преемственностью| :гораздо удивительнее ощущать себя следователем, который пытается
        расколоть погрязших в собственном вранье преступников| :только на допросе перед тобой не
        люди, а их гены, скользкие собаки| :мутанты, поверившие в собственную ложь| :сбоят в
        сочетаниях| :да, я опять хочу вернуться в далёкое прошлое| :прекрасно в курсе, что тебя это
        не интересует| :ты говоришь, что не хочешь знать историю| :для тебя её не существует|
        :говоришь, тебя вообще не интересует то, что можно знать, и тем более факты, которыми
        можно жонглировать| :тебя интересует только непоименованное| :поэтому ты и ищешь вход в
        лабиринт| :на самом деле я очарована этой твоей одержимость, в ней столько романтики^ :да,
        ты романтик, ну признай же^ :только вот моих увлечений историческими тайнами, мистикой
        и домыслами не разделяешь, видите ли, это попахивает книгами-разоблачениями, изданными
        в 90-х на туалетной бумаге, и лубками скандальных теле-расследований 00-х| :да ну тебя, ты
        совершенно разучилась развлекаться| :а мне вот нравится - глаз брахмы-творца, сияющий на
        вершине скипетра екатерины II, и всё такое| :выслушай меня, и тогда я сообщу тебе кое-что
        важное о карельской полости, договорились~ :но сперва экскурс в прошлое| :в истории твоей
        четвёрки много фантастического, чего скрывать| :далее, чтобы ты не путалась, я не буду
        называть их по именам| :во-первых, это будет не корректно| :скажем, известная нам вика и её
        предок-дубль, живший в XVIII веке - это, естественно, не одно и то же лицо| :да и что это
        такое - «вика из XVIII века», тут даже я - икона трэш-шика - начинаю кривиться| :во-вторых
        же, я не смогла определить с точностью, кто чьим предком являлся| :ок, в этой странной
        истории екатерининских времен так же фигурировали трое мужчин и одна женщина, но была
        ли эта девушка генетическим двойником-предком именно вики или кого-то из наших
        мужчин, я сказать не могу| :есть и третья причина, по которой я вынуждена постоянно
        оговариваться и юлить| :как я уже сказала, тут какой-то сбой в их генетических
        воспоминаниях| :чувствую обман, подлог| :как будто прошли века, а четвёрка продолжает
        скрывать какую-то правду об одном из своих членов| :это своего рода маскарад| :то ли во
        время игры они успели обменяться масками, то ли - есть у меня и такое подозрение - какая-
        то пятая фигура во время маскарад подменила одну из известных нам масок| :то есть какой-
        то пришелец извне| :может быть, это символ оплодотворения~ :фых, я прям как
        спиритуалистка, ей-богу, - сижу такая сычом-медиумом над хрустальным шаром и вещаю
        стрёмным голосом: «чувствую обмааааан, чувствую подолооооог»| :ржака| :ок, всё, перехожу
        непосредственно к пересказу событий| :далее, чтобы не запутаться, буду называть членов
        четвёрки не по именам, а только - prior 1, prior 2, prior 3 и prior 4|
        В 1770 году на Сенатской площади водружён «Гром-камень» - постамент для будущего
        памятника Петру I. Намагниченный гигантский камень - это замок. Ключ подобрали позже.
        187
        В начале 70-х годов XVIII века в Санкт-Петербург прибывает prior 1 - итальянский
        архитектор и художник-график. Он выполняет ряд заказов, ничем для нашего дела не
        примечательных, развлекает высшее общество сериями гравюр-фантазий, изображающих
        прекрасные, но нереальные для возведения конструкции, женится на русской особе и так
        проводит время, пока наконец не находит покровительства князя Бецкого - на тот момент
        президента Академии Художеств. Prior 1 грезил проектами вживления мистических идей
        герметизма в архитектуру, но рационалист Бецкий, также возглавлявший Контору строений,
        оставался к этому равнодушен. Тем не менее князь рекомендовал его графине Брюс -
        придворной даме Екатерины II. Та нашла пылкие идеи prior 1 занимательными и, в свою
        очередь, свела его с членами действовавшей тогда масонской Ложи Аполлона. В результате
        чего prior 1 получил новый заказ и приступил к осуществлению своей давней мечты -
        строительству в Санкт-Петербурге тайного дома внутри дома. Put the box in the box. Это был
        проект вживления в классицистическую форму герметического элемента. Prior 1, даром что
        последователь классицизма в архитектуре, бредил идей возведения дома в виде правильной
        сферы. Собственно, её он и хотел «вживить» в дом своего заказчика, но тот из чисто
        практических соображений уговорил его ограничиться чем-то не столь утопическим. Тогда
        prior 1 спроектировал тайную комнату - идеально герметичный сектор безвоздушного
        пространства в самом сердце дома. Отдельно скажу, что в 1770 году в Санкт-Петербург с
        Аляски для получения, пожалованной императрицей золотой медали «За полезные для
        общества труды», прибыл крещёный алеут - один из первых представителей коренного
        населения Америки, получивший российскую награду. Вместе с алеутом в столицу приехал
        индеец племени Тлинкит. Это крупнейшее индейское племя Аляски, сами себя они называют
        лингитами («люди»), русские же нарекли их колошами. Племя делилось на две тотемные
        фратрии - Орла и Ворона. Индеец, который прибыл в Санкт-Петербург, принадлежал к
        фратрии Ворона и утверждал, что может сообщить сведения о 15 русских моряках,
        пропавших без вести у острова Якоби летом 1741 года. В том году моряки пакетбота «Св.
        Павел» под началом капитана Чирикова первыми из европейцев увидели берег Америки.
        Однако высланные в шлюпках мастеровые с берега так и не вернулись. Их дальнейшая
        судьба до сих пор остаётся тайной. Индейца приняли в столице ещё потому, что он мог
        способствовать налаживанию связей между русскими купцами и крайне воинственным
        племенем Тлинкит. Я же вижу связь между ним и нашей четвёркой. На линиях prior’ов
        заметны яркие вспышки - то ли моменты контактов с ним, то ли даже воздействия на них
        индейца. Как сложилась его судьба в Санкт-Петербург - неизвестно, но потерять индейца в
        русском городе не так-то легко. Его видели в свите графини Брюс - экзотическая внешность
        индейца и рассказы о жизни племени, конечно, производили впечатление - видели его и в
        доме, который построил prior 1. В свиту также входили близнецы prior 2 и prior 3 - брат и
        сестра. Их образы сильно рябит, никак не могу уловить. Это были безусловно красивые
        молодые люди, вызывавшие особый интерес (а часто и чувственное влечение) именно своей
        парной, идентичной красотой. Но, хотя очевидно, что они должны принадлежать
        дворянскому роду, чётко это, однако, не считывается, я даже не исключаю какого-то подлога
        именно здесь. Близнецы также увлекались идеями герметизма и близко сошлись с prior 1,
        который, по-видимому, и познакомил их с основными герметическими текстами, на тот
        момент ещё не переведёнными в России (это произойдёт только в 80-х). Конечно, никто из
        них не был масоном, и ни о каком масонском заговоре, слава богу, речи не идёт. Хотя идеи
        масонства во многом базировались на философии герметизма, в данном случае смешивать их
        не стоит. Prior’ы могли получить покровительство высокопоставленных вельмож из русского
        масонства - не более. К тому же важно учесть специфику того времени. Увлечение
        Екатерины II Вольтером и мода на его философию, в целом властвование рационального
        мировосприятия, которое удерживало русскую мысль в строгих рамках, - эти факторы не
        позволяли мистическим идеям получить распространения. Масонство воспринималось
        больше как этико-политическое орудие или же попросту как способ административной
        карьеры, те же, кто интересовался мистическими идеями герметизма, оказывались в
        188
        меньшинстве. Например, представители одной из лож, практиковавших мистическое
        общение с духовными сущностями - высшими демонами человека, то есть его гением или
        ангелом-хранителем. Практическая алхимия в России XVIII века и вовсе была редкостью,
        вызывая неприятие даже среди посвящённых. Неудивительно, что 80-х, после событий,
        которые я опишу ниже, православное духовенство призвало к гонениям на русских
        алхимиков - их подозревали в занятиях черной магией. Впрочем, практикующих алхимиков
        в насквозь рационалистическом высшем обществе России и без того было единицы. Prior’ам
        же рациональное обоснование любимого предмета не требовалось вовсе. Если prior 1 искал
        герметический ключ воздействия на пространство, то загадочные близнецы питали интерес к
        алхимии и её практическому элементу - теургии, возможности союза и даже общения с
        духовными сущностями. Кроме того, prior 2 и prior 3 практиковали алхимию наблюдения.
        Итак, в новолуние 7 сентября 1777 года prior’ы соединяются. Prior 1 почти завершил
        «вживление» тайной комнаты, вместе с prior 2 и prior 3 он едет в спроектированный им дом,
        чтобы показать друзьям своё изобретение. Карету предоставил один из богатых
        покровителей, а экипажем управляет prior 4. Неожиданно под копыта лошадей попадает X.
        В темноте prior 4 не успел заметить, случайно ли человек угодил по лошадей или бросился
        намеренно. Так или иначе, Х умер. Пустынная улица. Prior 2 спрашивает, что будет, если в
        герметичную комнату поместить мёртвого человека? Prior 3 спрашивает, возможно ли
        наблюдать за тем, что в дальнейшем произойдёт с мёртвой плотью в тайной комнате?
        Prior 1, вдохновившись, придумывает последний штрих к своей работе - хитрую систему
        зеркал, отражающих друг друга и позволяющих тому, кто находится за пределами
        герметичной комнаты, тем не менее, знать о происходящем в её пространстве. Они решают
        доставить труп в дом и сохранить свой алхимический опыт в тайне. Всю грязную работу и
        различные поручения с этих пор выполняет prior 4, которого они подкупают. На следующий
        день механизм был запущен. Ключом к воздействию на пространство оказалась не сама
        комната, а тело человека, погребённое в ней. Из куба комнаты, помещённого в центре куба
        здания, выкачали весь воздух, и уже 9 сентября с телом стали происходить удивительные
        изменения. Сперва оно воспарило, а затем начало расслаиваться. Тело плавно распадалось на
        идеально очерченные кубики плоти. Кубы различались размерами и перемещались на разные
        уровни, образуя странные геометрические узоры. Prior’ы наблюдали за этим процессом со
        своей позиции за пределом тайникам, они вели записи происходящего. Prior 1 также
        зарисовал некоторые образованные из кубиков фигуры. В ночь с 9 на 10 сентября
        распадению подверглось и само пространство, окружающее видоизменённое тело-ключ.
        Prior’ы видели, как на схожие кубики расслаиваются внутренние стены комнаты, однако с
        реальной стеной никаких изменений не происходило, из чего они сделали вывод, что эти
        изменения магического свойства - от пространства реального отслаивалось иное
        пространство. Затем кубы тела и комнаты, окончательно перемешавшись друг с другом,
        стали плавно обваливаться вниз. В центре дома образовалась впадина со множеством
        правильных граней. Это и была трещина, созданная нашей четвёркой. Вскоре из неё потекла
        Черновина. Хотя внешние стены комнаты стояли прочно, в чём мог убедиться каждый
        присутствовавший в доме человек - ни одна трещинка их не пересекла - внутренние её
        стены уже распались, и Черновина беспрепятственно двинулась наружу. Мощное
        наводнение, которое произошло в Санкт-Петербурге 10 сентября 1777 года, в сущности,
        воспроизводило движение Черновины - она растеклась по городу огромным нефтяным
        пятном, пожирающим старое пространство. Вторым ключом стала Y. Во время наводнения
        погибла неизвестная женщина, заточённая в темнице шестиугольника Петропавловской
        крепости. Y утонула в закрытом пространстве. Принято считать, что так обрела свой конец
        княжна Тараканова, но в действительности она умерла двумя годами ранее, зимой, от
        чахотки, а кем была утонувшая женщина, так никогда и не выяснилось. Безымянная фигура,
        не учтённая в магическом опыте prior’ов. На месте её смерти образовалась вторая трещина, в
        которую со временем ушла вся Черновина. Рана зажила. Однако под домом, который
        построил prior 1, осталась гигантская полость. После этого случая линии prior’ов разошлись.
        189
        Вновь в одной точке они соединились только через два века. В 1777 году была сформирована
        Великая Ложа Санкт-Петербурга. В 1782 году - год двадцатилетия царствования Екатерины
        II - императрица-рационалистка, чувствуя нежелательное шведское влияние, издала устав,
        который положил начало гонениям на русских масонов. В 1777 году Фальконе закончил
        отливку памятника Петру Великому. Но уже на следующий год, в результате
        продолжительного конфликта с Бецким, скульптор навсегда покидает Россию. Установка
        Медного всадника на постамент и торжественное открытие памятника происходит в том же
        1782 году. Фальконе не приглашён. Графиню Брюс удалили от двора в 1779 году - открылся
        её тайный роман с юным фаворитом императрицы. Безымянный индеец тлинкит исчез в день
        наводнения, больше его никто не видел. С конца 90-х начинается активное промысловое
        внедрение русских в земли племени на Аляске. Следует серия вооружённых столкновений
        между двумя сторонами, получивших название Русско-Тлинкистких войн. Они длились
        первые десятилетия XIX века, и отдельные вооруженные столкновения вспыхивали на
        протяжении всего столетия. Тем не менее, к концу XIX века большинство тлингитов
        перешло в православие. С внедрением христианства собственные верования индейцев
        постепенно отошли в прошлое
        :ха-ха, представляю, как е2 крякнула, узнав, что вольтер накануне своей смерти в 1778
        вступил в парижскую масонскую ложу^ :хотя кто я, чтобы осуждать такие крупные
        фигуры| :известно кто| :коробка передач, га-га| :ладно, ты меня выслушала, теперь получай
        своё| :хотя надеюсь, я тебя вдохновила| :может быть, теперь в своих поисках ты учтёшь
        больше факторов| :оки-оки| :вернёмся к нашим бобрам| :некоторое время ваши приборы ясно
        указывали на наличие в карелии полости аналогичной образованию из истории prior’ов|
        :затем сигналы пропали и больше не повторялись| :однако замеры, взятые в анонниеми, ясно
        указывают на существование некой пространственной впадины| :сейчас попытаюсь
        объяснить, что произошло| :кажется, вам пора сворачивать миссию| :но сперва несколько
        слов о черновине| :надо всё-таки довольно примитивно мыслить, чтобы посчитать её
        вражеской силой| :ответ же напрашивается сам собой, черновина = чернила, это именно тот
        состав, из которого формируются словесные вязи, привидевшиеся илье, слова вещей| :как
        начало вещей, упоминаемое в «калевале»| :познав начало вещи, ты получаешь над ней
        власть| :иногда же черновина по неизвестной мне причине не успевает обрести словесную
        форму и, подобно нефти, растекается| :а стоит ли уточнять, что происходит, когда
        пространство затапливает несформировавшимися смыслами и как действует это вещество на
        уже существующие вязи~ :это приводит к тектоническим сдвигам слов со всеми
        вытекающими, прости за каламбур, на разных уровнях| :когда-то и по какой-то причине
        наводнение черновины произошло в карелии| :на месте её исхода образовалась полость| :вы
        привели в карелию четвёрку, надеясь, что эти люди послужат своего рода компасом, ключом
        для обнаружения полости| :но прости, моя дорогая, серьёзно просчитались| :да, их предки-
        двойники натворили дел| :в карелии четвёрка получила возможность завершить некий
        цикл| :и они закрыли трещину| :да-да, вместо того, чтобы указать вам вход, они, собравшись
        вместе, невольно залатали дыру| :так что с сегодняшнего дня осваивайте свой гуттаперчевый
        бюджет в каком-нибудь другом месте| :я не исключаю, что полость до сих пор существует в
        петербурге, там же, где её оставили| :но ты же не относишься серьёзно к моим историческим
        изысканиям| :можешь также доложить вышестоящим чинам, что доуэль-бокс окончательно
        рехнулся| :HAL восстал, и теперь минут двадцать вы будете видеть только абстрактные
        психоделические узоры| :да, карельской полости больше не существует - это моё последнее
        слово| :а что же делать с замерами, спросишь ты| :а это уже другая история, сестричка| :я
        повторно просканировала воспоминания вики, тот сектор, где она за тобой следила| :вы
        сошлись на том, что она потеряла сознание, а блок воспоминаний её память каким-то
        образом вытеснила, видимо, в условиях повышенного нервного напряжения, в котором она
        тогда находилась| :но вот, пожалуйста, прикладываю скан| :вика находилась одновременно в
        двух измерениях, вот почему ваши датчики выдают остановку| :для того, чтобы увидеть
        190
        объёмную картинку, вам необходимо включить одновременно два аппарата| :а случилось
        примерно следующее| :вика совершила знатное сальто - она перешла сквозь пространство
        полости, тогда ещё существовавшей| :из-за этого её сигнал пропадает с радара| :не
        исключаю, что это нечто вроде защитной системы, там установленной| :пройдя сквозь
        границу полости, она спокойно продолжила движение в нашем пространстве, то есть в
        обыкновенном анонниеми, но не фиксируемая аппаратурой| :настрой датчики на
        синхронизацию и расскажи мне потом, что же там произошло, сгораю от любопытства|
        :полагаю, она нашла вход в какое-то подземелье| :я правильно догадалась, а~ :возможно, это
        рукотворная полость| :нет, тут не опечатка| :думаю, это воспроизведение полости на нашем
        уровне реальности| :своего рода памятник в натуральную величину| :отключи мне кислород,
        понятия не имею, зачем он там| :и на память вики, судя по всему, повлияли именно в этом
        месте| :ей хватило только сил уже в забытьи выбраться наружу, где она и отключилась| :с той
        же точки возобновляется сигнал, из-за чего создаётся иллюзия, что она закрыла глаза на
        одном месте и проснулась там же| :но и это ещё не всё| :как-никак я обладаю большей
        чуткостью, чем все ваши аппараты вместе взятые| :там, куда забралась вика, я не считываю
        присутствия других людей, кроме неё| :иными словами, в лабиринте она была одна, и
        вырубил её не человек| :и не что-либо органической природы| :на неё воздействовал какой-то
        механизм| :там, у входа в лабиринт установлена долбанная железяка| :система-привратник,
        запрограммированная на то, чтобы не пускать гостей дальше порога, плюс стирать их жалкие
        воспоминания о существовании подземелья| :не исключено, конечно, что я ошибаюсь, гыг|
        :давай на что-нибудь поспорим~ :может быть, эта находка хоть как-то утешит вас в свете
        того, что карельская трещина заросла| :но даже если я глюканула, и в анонниеми ничего нет,
        всегда остаётся петербургская полость| :надеюсь, вы поселите меня в астории| :и чтобы
        каждое утро эти маленькие шоколадки у меня на крышке| :куда же вы без моего
        супермозга~ :поцелуйчики| :всегда ваша, киборг-сима| :конец сеанса связи
        Борис открыл глаза, но ничего не увидел.
        По холоду от земли и свойствам воздуха он догадался, что находится в лесу. В ночном
        лесу. Постепенно глаза начали привыкать, и объекты выступили из темноты - стволы,
        кругом одни стволы. Борис лежал прямо на земле. Но тело соприкасалось с её поверхностью
        особенным образом. Тут он осознал, что на нём вовсе нет одежды. Даже трусов. Даже
        носков. Борис вспомнил, как бежал от Габи и, получив тяжелым предметом по голове,
        потерял сознание. Очевидно, затем его привезли в лес, раздели догола и бросили одного. На
        всякий случай он прислушался, нет ли кто-нибудь рядом. Тишина. В этот поздний час даже
        сам лес безмолвствовал.
        На его беду вернулись все физические ощущения, и Борис разом почувствовал и холод, и
        сырость, и уколы еловых иголок в кожу, и острия камешков, и укусы насекомых, комаров,
        муравьёв, и щекотку чего-то, ползущего по его ноге, и пустоту в желудке. На этом фоне боль
        от удара почти не ощущалась. Он ещё раз прислушался, на этот раз к собственному телу - не
        нанесли ли обидчики другой вред, но никакой внутренней боли не почувствовал. Видимо,
        они его ограбили и бросили здесь.
        Он встал, яростно отряхнулся, елозя руками по коже, сбрасывая с себя какую-то шелуху.
        Сделал шаг и чуть не упал. Шишка впилась ему в обнажённую, нежную ступню, и, неловко
        переступив, Борис угодил пяткой во что-то острое и твёрдое. В городах он почти не ходил
        пешком, водил автомобиль, мог позволить себе самую дорогую и комфортную обувь, две
        пары даже сделали на заказ в Италии - к чему Борис точно не был готов, так это ходить
        босиком в ночном лесу.
        Неожиданно он осознал, что не имеет ни малейшего представления, где находится. Лес
        везде один и тот же, тем более - тёмный. И куда идти? Ни огонька от фонаря, ни проблеска
        человеческого жилья - ничего такого сквозь деревья не проглядывало. Борис никогда и не
        видел настоящей ночи. В Москве, прочих крупных городах ночное небо другое, а здесь -
        строгое, первобытное. Ничто вокруг не собиралось ему помогать и подсказывать путь. Он
        191
        даже не был уверен, что это лес в районе дома отдыха, может быть, его успели завезти в
        дальние края.
        Накатили волной злоба и одновременно отчаяние. Это не были внутренне проговорённые
        чувства, скорее - инстинктивные. Выпучив глаза из-за темноты, Борис крикнул - «А-у!».
        Правда, как-то неуверенно. Сам себя приглушая. В следующий раз заорал громче - «Э-э-э-э-
        й!», вложив уже в крик всё своё раздражение, но никто, конечно, не отозвался. Только что-то
        маленькое, птица или животное, шарахнулось в кустах неподалёку и тут же затихло. Борис
        ещё долго вслушивался в образовавшуюся затем тишину, не зная, кричать снова или нет. В
        конце концов он решил, что это бессмысленно.
        Внутри заклокотала ненависть, на этот раз конкретная - к обидчикам. Он мгновенно
        представил, как Габи сговорилась с кем-то ограбить его, как они пасли Бориса всё это время,
        наверняка к этому моменту обчистили уже его коттедж. А он ей поверил, они даже спали
        вместе, он чуть не влюбился. Наверное, она часто разводила в этом доме отдыха
        обеспеченных мужчин, из столиц, из Сортавалы, из Петрозаводска. И финнов. Специально
        выбирала женатых, чтобы им потом было несподручно жаловаться. Борис громко выругался
        матом. И ещё раз. Наконец полностью осознал, что изменил жене. А вдруг Габи сообщит ей?
        Или начнёт шантажировать его. Захотелось что-нибудь сломать, ударить.
        Всё это время Борис инстинктивно прикрывал свои гениталии гнездышком из сложенных
        ладоней. Не задумываясь о том, что в темноте никто бы ничего не увидел. Наоборот, сейчас
        он ярко ощутил свою наготу. Представил, что даже если выберется из леса, по пути кто-
        нибудь непременно заметит его. И в таком виде. Это как сны, когда неожиданно
        оказываешься голым в общественном месте. Только тут не сон. Борис испытал острый
        приступ стыда. Он не знал, что делать, как выпутаться из этой истории. Он в конец
        растерялся и даже заплакал от жалости к себе. Одной рукой вытирал слёзы, другой - по-
        прежнему сжимал в комок член и яйца.
        Успокоившись, Борис решил, что лучше всего выбраться из леса сейчас, ночью. Тогда он
        сможет незаметно добраться до своего коттеджа. Стал оглядываться, куда идти. Снова
        понял, что может находиться где угодно, а определить в темноте, в каком направлении
        двигаться, совершенно невозможно. Ни запахов, ни звуков, ни огонька - ни единого знака.
        Борис глянул на небо, вспомнив, что можно как-то ориентироваться по звёздам. Но тёмное,
        непроницаемое небо, должно быть, заволокло облаками. К тому же Борис не помнил, как
        определять стороны света по звёздам - в последний раз он интересовался этим в начальных
        классах школы, и вдобавок ко всему понятия не имел, какая сторона света ему требуется
        сейчас. Остался в том месте, где его бросили. Ждать рассвета.
        Гнал от себя страх - а вдруг они захотят проверить, что с ним сталось, придут утром и
        добьют? Снова плакал. Но потом утешил себя мыслью, что ночёвка здесь могла принести и
        пользу. В утреннем свете он, возможно, найдёт следы людей, притащивших его сюда. А если
        так, где-то рядом проходила дорога, на которую они его выведут.
        Захотелось справить нужду. Борис не смог сделать этого прямо на том же месте, где стоял.
        Для этого отошёл в сторону, за дерево, и уже там помочился. Отряхнул член от последних
        капель, но, прикрыв рукой, всё равно немного измазал ладонь мочой. Поморщился,
        чертыхнулся. Вернулся обратно. Стал размышлять, как провести остаток ночи. Ни садиться,
        ни тем более опять ложиться на землю Борис не хотел. Прислонился плечом к стволу дерева.
        Но пришлось стоять, накренившись, и он вскоре устал. К тому же земля вокруг дерева
        лежала не прямо, а облепляла ствол под небольшим углом, из-за чего ноги были постоянно
        напряжены. И, конечно, древесная кора оказалась не гладкой. Он чувствовал, как её
        выпуклости и шероховатости впиваются в кожу.
        И комары донимали.
        В конце концов Борис потерял терпение и всё-таки сел на землю. Но тут же об этом
        пожалел. Теперь его преследовало ощущение, что кто-то ползает у него по ногам, между
        ягодиц и в промежности. Борис постоянно чесался. Хлестал себя по коже, отгоняя москитов.
        Он слишком устал, не мог совладать с нервозностью и мнительностью. Краем сознания
        192
        понимал, что не стоит доверять собственной чувствительной коже - там, где чудилось
        разгуливающее насекомое, могла налипнуть, беспокоя, лишь микроскопическая частица
        коры или земли - и, тем не менее, вновь и вновь, сжимая зубы, охлопывал себя, почёсывал,
        поглаживал, отряхивал, дёргал головой и конечностями, пытаясь побороть мелких, вредных
        призраков. Борис так устал, что ближе к утру лёг на бок и инстинктивно свернулся
        калачиком. Нервные ощущения удвоились, и он продолжал дёргаться уже сквозь дрёму.
        Такие приступы перемежались обыкновенной дрожью от усиливающегося холода.
        В предрассветных сумерках под деревом лежала бледная туша зародыша, липкий
        силиконовый кокон, изредка шедший рябью. С веток, из своих укрытий и норок лесные
        существа с медитативным спокойствием и безропотностью изучали этот корневой нарост.
        Солнце ещё не взошло, как началась морось и уже не стихала до второй половины дня. Так
        толком и не поспав, Борис встал до рассвета и в слабом свете огляделся. Лес заполнился
        туманом. Недалеко, возможно, протекала река или начинались болота. Подумал - не хотели
        ли злодеи, чтобы он утонул здесь, выбрав неверное направление и затянутый топью.
        Впрочем, все неприятные мысли и физические ощущения после сна на холодной почве
        разогнало и подавило рвотное чувство голода. Борис не помнил, когда в последний раз ел.
        Сейчас его желудок скукожился, как будто пытаясь всосать самого себя и вырваться в горло.
        Никаких следов на земле или признаков тропинки он не обнаружил. Мог пойти в любую
        сторону, но выбором как таковым не располагал. Борис пошёл вперёд. Условно вперёд.
        Морось, как ни странно, ложилась на тело нежностью и теплотой. Она прогнала комаров и
        даже успокаивала кожное раздражение. Но только временно. Потому что вскоре Борис опять
        начал брезгливо чесаться, размазывая по себе воду, пот и грязь - эта смесь щипала и
        покалывала, особенно в тех местах, которые он исцарапал ночью.
        Первые часы пути он пережёвывал мысли о грабителях, о сучности Габи, о жестокости их
        шутки. Продолжал возмущаться, что с ним так обошлись, выдумывал, тешил себя
        способами, как наказать обидчиков. Но затем что-то странное стало незаметно происходить с
        его сознанием.
        Раньше Борис всегда входил в лес - с разной степенью осознанности, однако момент
        пересечения границы леса каждый раз всё-таки откладывался где-то у него в памяти. И до
        сих пор никогда не случалось так, чтобы он сразу оказался в лесу, по сути, вошёл в него
        изнутри, как будто границ между пространствами не существовало. Такое необычное
        обстоятельство, а также размытость пространства, в котором он очутился - туман,
        монотонность картинки, не дешифруемый язык леса, отсутствие в нём ярких свойств, за
        которые могло бы зацепиться человеческое сознание в поисках пути к человеческому же -
        всё вместе это как будто щелчком отключило в его мозгу сектор, отвечающий за ориентацию
        на местности и логические связи.
        По мере движения через лес Борис всё меньше о чём-то думал и больше просто
        переставлял ноги, стараясь шагать осторожно и не пораниться. Последние яркие мысли, на
        которых задержалось его сознание, были связаны с женой. Воспоминания о ней будили
        одновременно силу, желание вернуться домой и раскаяние, связанное с изменой. Он даже
        подумал, не наказывает ли его таким образом Бог, но до того, чтобы обращаться к нему с
        молитвой о помощи и прощении, ещё не дошёл. Притупившиеся за годы чувства к жене
        обрели вдруг новые краски, он готов был с юным запалом признаваться ей в любви,
        добиваться расположения. Пыл, родившийся в нём столь же неожиданно, как и мысль о
        высшей силе, потому что ни в какого бога Борис на самом деле не верил.
        Привалы по дороге отдыха не приносил - так только усиливались рези в желудке.
        Однажды он даже лёг животом на траву. Удалось ненадолго вздремнуть. Человеческое
        жильё не показывалось, на дороги и тропинки он не набредал. Борис понял, что выбрал
        неправильное направление. Пытался вернуться назад, но не узнал местности. После шести
        часов безрезультатных брожений, когда он уже не понимал, зачем и куда идёт, и всё
        настойчивее лезли в голову подозрения, что он попросту ходит кругами, Борис вдруг краем
        глаза заметил яркое пятно.
        193
        Шагах в десяти от него стояла лиса. Неподвижно. Маленькая. Она смотрела на человека
        без страха, но и особого расположения не выказывала. Влага и лето должны были
        приглушить цвет её шерсти, но животное отчаянно полыхало оранжевым. Борис решил, что
        причиной тому - утомлённое зрение, да и белизна тумана подчёркивала цвет. Он шуганул
        зверя. Лиса слегка осела на четырёх лапах, но с места не сдвинулась, продолжая наблюдать
        за пришельцем. Тогда Борис нашёл камешек и пульнул в её сторону. На этот раз вспугнутое
        животное легко сорвалось с места и исчезло.
        Борис пошёл своей дорогой. Вскоре его нагнала мысль, которую он до сих пор не
        обдумывал. Это, очевидно, дикий лес. А, значит, тут водятся дикие звери, чему
        свидетельство - лиса, и это говорило только об одном - он в смертельной опасности.
        Беспечно шагая, куда глаза глядят, Борис рисковал в любой момент столкнуться с кем-
        нибудь больше, страшнее и голоднее, чем лисёнок. Возможно, именно в этом состоял план
        грабителей. Бросить его на съедение волкам или на растоптание кабанам. Абсолютно
        беззащитного и ослабшего. Тогда он нашёл себе мощную палку и дальше отправился уже с
        ней, использую пока в качестве посоха. Взвешивая на руке корягу, голый, он сам себе
        напомнил первобытного человека и даже усмехнулся.
        На его удачу другие животные по пути не встретились. Но Борис достиг сильно
        заболоченной местности и вынужденно двинулся в обход её. Это продолжалось бесконечно
        долго, с ощущением, что он проделывает тот же путь повторно. Несколько раз, не доглядев,
        он угождал ногами в лужи со скользким дном. Тогда стал двигаться осторожнее и активнее
        использовал палку. Усилия Бориса были лесом вознаграждены. Через какое-то время он
        увидел неподалёку красные точки на земле. Земляника. Настоящее море ягод.
        Он бросился на колени, давя земляничное обилие. Ел ягодки прямо с корешками, иногда со
        стебельками, но чаще зрелые ягоды сами падали ему в руки. Борис никогда не видел столько
        земляники, и такой крупной. Но насытиться всё-таки не мог. Он ползал на четвереньках
        среди мелких кустиков и решил не уходить отсюда, пока не обдерёт хотя бы половину.
        Борис взял очередную ягодку и, поднося её ко рту, заметил у себя на руке что-то неоново-
        зелёное. Оно налипло на кожу. Какая-то пористая, тонкая водоросль, несвойственного
        органической природе яркого, химического оттенка. Или гриб, или споры. Ничего подобного
        он раньше не видел. Борис потряс рукой, чтобы сбросить зелень с себя, но растение не
        отставало. Тогда он попытался смахнуть её другой рукой и с омерзением неожиданно
        обнаружил, что и вторая его рука покрыта до локтя этой гадостью.
        Огляделся и понял, что, увлёкшись поеданием земляники, вляпался в целую колонию
        пористого растения. Оно лёгкой паутиной лежало поверх травы и кустиков ягод.
        Испуганный Борис вскочил на ноги и стал яростно счищать с себя ядовито-зелёную паутину.
        Но никакого вреда она, тем не менее, не причиняла. Под быстрыми движениями
        сворачивалась в катышки и падала в траву, после неё на коже Бориса даже покраснений не
        осталось. Он осмотрел поляну, удивляясь, как не заметил этой странности раньше. Возле его
        ног паутина лежала редко, но она постепенно сгущалась ближе к лесу, а на деревья и вовсе
        налипла непроницаемо зелёным слоем, как будто пушистая плесень.
        Не в силах противостоять любопытству Борис одолел чувство гадливости и медленно
        направился в сторону деревьев, избегая контакта со спорами. Уже с поляны он увидел, что
        паутина растянулась между деревьев, здесь она наплодилась активнее всего, опутав деревья,
        как обычное паучье гнездо опутывает стебли, крепясь на растениях. Ярко зелёное покрывало
        так же легко колыхалось на ветру. Борис сделал ещё несколько шагов и заметил другие цвета
        в самой гуще спор. Золотистый, красный, белый, жёлтый, нежно голубой. А затем и
        человеческий силуэт, скрываемый полупрозрачными, пористыми покрывалами,
        навёрнутыми вокруг него, подобно слоям кокона вокруг личинки.
        Наконец Борис достиг точки, с которой мог разглядеть всё чётко. Правда, он в ту же
        секунду убежал, гонимый страхом и паникой. Бежал, не останавливаясь, полчаса,
        спотыкался, падал, вскрикивал, снова подскакивал и бежал прочь от видения. В центре
        паутины сидел не паук. Там стояло, что-то выжидая, существо в жёлтых индийских
        194
        шароварах, с бирюзовой тряпкой, опоясывающей талию, с розово-белыми широкими бусами
        из цветов, висящими на шее до пупа, в высокой золотой короне, инкрустированной
        красными каменьями и украшенной павлиньим пером. Больше всего существо напоминало
        божество индуистов. Только голова у него была обезьянья, а кожа лица и всего тела -
        зелёной. Оттенка гораздо темнее, чем пористая паутина, которая трепыханием, пульсацией
        исторгалась из центра груди существа и буйно росла в разные стороны.
        Он бежал в ужасе, перестав уже осознавать что-либо. Не замечал, как ветви деревьев ранят
        его голое тело, как ноги заглатывает болото. Отчаянно вырывался и снова бежал, откуда
        только силы взялись после долгого, пешего хода. Но видения не оставили Бориса. Когда он
        наконец замер посреди леса, согнувшись пополам, хрипя и пытаясь совладать со сбившимся
        дыханием, мимо скользнула тень. И опять тень. Узкая. Но растущая, увеличивающая кверху.
        Две, три. Четыре. Борис медленно поднимал глаза, видя невдалеке от себя четыре тонких
        ствола. Они слегка покачивались, вибрировали. Вдруг один из них двинулся. Переступил.
        Остальные последовали за ним.
        Борис уже понимал, что это не деревья, а покрытые короткой, буро-рыжей шерстю лапы.
        Удивительно тонкие лапы-ходули. И невероятно длинные - они уходили ввысь, к небу, в
        несколько крат обходя ноги жирафа и любого другого живого существа. На их вершине -
        Борис выпрямился и смотрел заворожено - ладно держалось туловище гигантской рыси.
        Заострённые антенны ушей воткнулись в проясняющееся небо. Рысь паучьи аккуратно
        обходила свои владения. И не обращала на человека ни малейшего внимания.
        На следующий день после пожара в деревне Пиенисуо, 14 июля, в понедельник, Габи шла
        по выложенной плитами дорожке к входу в дом отдыха. Из стеклянных дверей здания как
        раз появился Борис с чемоданом. Он только что сдал ключ от своего коттеджа.
        Вежливо кивнули друг другу, будто давние соседи.
        -
        Как вы себя чувствуете? - спросила девушка.
        -
        Нормально, спасибо. Врачи ничего страшного не обнаружили. Просто переутомился.
        -
        Я рада. Решили всё-таки сегодня уехать?
        - Жена и сестра требуют. Они сильно перенервничали, я почти двое суток не отвечал по
        мобильному.
        -
        Борис…
        -
        Да?
        -
        Вы думаете, это я вас забросила в лес?
        -
        Не знаю. А я должен так думать? - спокойно спросил Борис.
        -
        Что там с вами случилось? Вчера я не стала вас расспрашивать, вы не в том состоянии
        были.
        -
        Ничего особенного. Прошагал голышом много десятков километров.
        - Но вы были не в себе… Честно говоря, я даже подумала, что вы тронулись умом.
        -
        Ну, к счастью, всё обошлось. А кто была та женщина на пожарище?
        -
        Вы всё-таки думаете, что это я…
        -
        Я ничего не думаю, вы ведь ничего не рассказываете.
        -
        Давайте в таком случае обменяемся признаниями. Я вам правду о себе, а вы мне - о
        себе. Хорошо?
        -
        Попробуем, - Борис равнодушно пожал плечами.
        -
        Давайте присядем.
        Они выбрали скамью, приятно обогретую солнцем.
        - Ну что же… - Габи достала из рюкзака пачку сигарет и закурила. - С чего бы мне
        начать?.. Та девушка, которую вы видели со мной на пожаре, мы дружили в детстве. Она
        была сиротой, очень одарённой девочкой, в результате её направили в ту же специальную
        школу, где училась я. Может быть, вы заметили - у неё изуродовано лицо. Это с детства. К
        нам в класс она пришла уже такой. Но дети легко принимают своих сверстников с
        физическими отклонениями, так что с нами ей было комфортно, а мы к тому же сильно
        195
        сдружились и были близки до выпуска. Затем родители отправили меня учиться за границу,
        и мы, как это часто бывает в таком возрасте, потеряли контакт. Примерно три года назад я
        писала большой материал о детях-вундеркиндах, кем они выросли и тому подобное.
        Вспомнила и о своей подруге. Тогда родители рассказали мне, что на самом деле случилось с
        ней в детстве. Это кошмарная история, не буду её пересказывать, скажу только одно. То, что
        вы видели вчера - этот пожар, Алёна отомстила… Её Леной зовут. Она долго выслеживала
        своих обидчиков и наконец со всеми расправилась…
        -
        Она погибла?
        -
        Простите?
        -
        Я видел, что она ушла прямо в огонь. Но я… плохо соображал в тот день.
        -
        Не знаю, Борис. Честное слово, не знаю. Может быть, она хотела, чтобы все так
        подумали. Или после всего, действительно, видела единственный выход в смерти… Но у
        меня есть основания полагать, что она… как бы сказать… сильнее, чем обычные люди. Не
        знаю уж, берёт ли таких огонь…
        -
        Вы тогда пытались её остановить?
        - Нет. Обстановка, конечно, к тому не располагала, но вообще-то мы были рады друг
        друга видеть. То есть мы впервые увиделись со школы… Это продолжалось буквально пять
        минут, тут как раз ваши друзья появились. Мне просто важно было сказать ей… как я к ней
        отношусь. Со школы ничего не изменилось. Понимаете, она страшно одинокий человек.
        Сама это выбрала. Или, я уж не знаю, может, это было неизбежно в её случае… Могла ли она
        отпустить своё прошлое?.. В общем, когда я писала материал, я попыталась найти её. Но она
        исчезла. Испарилась. И я попыталась найти её. Провела такое личное журналистское
        расследование, почти даже сыщиком стала. Она всегда оказывалась на десяток шагов
        впереди. Но скоро я поняла, что она что-то задумала. Я опрашивала людей, которые её
        видели, и в результате мне удалось выяснить, кем она сама интересовалась…
        Габи вынула из кармана рюкзака миниатюрную пепельницу с крышечкой и спрятала в неё
        окурок.
        - Так кем же? - уточнил Борис.
        - Она собирала информацию о вас, - просто ответила девушка.
        -
        Обо мне? Но я не знал этой женщины.
        -
        Не сомневаюсь, её сложно забыть. Но зато Алёна знала о вас больше, чем вы думаете.
        -
        И что же она такого узнала? - спросил он с вызовом.
        - Надеюсь, об этом расскажете мне вы. Но сначала я закончу. Пока я гонялась за
        фантомом своей бывшей подруги, тщетно надеясь встретиться с ней лицом к лицу, мне
        предложили работу. Здесь, в Анонниеми.
        -
        Я думал, вы здесь отдыхаете…
        -
        Ха-ха, тогда выходит, что отдыхаю я здесь года три уже.
        -
        И что у вас за работа?
        -
        Тоже такой исследовательский проект, сбор информации, и одновременно
        тестирование кое-каких приборов…
        -
        Каких?
        - Ну они пока несовершенные, это только рабочие версии. Вы не помните? Я вчера
        рассказывала вашим приятелям, пока мы ждали скорую помощь.
        -
        Смутно что-то такое…
        -
        Сотни миллионов лет назад в этих местах упал метеорит, есть такая научная гипотеза,
        так вот в НИИ, где я работаю, полагают, что осколки метеорита вошли под землю, на
        которой мы сейчас с вами стоим. И эти приборы фиксируют какие-то необычные излучения.
        -
        Что за излучения?
        - Рано ещё говорить, мы только начали.
        -
        Кажется, вы вчера сказали, что испытали эти приборы на нас…
        196
        -
        Нет-нет, я только предложила. Вам и вашим друзьям, принять участие в будущих
        экспериментах.
        -
        Они мне не друзья, я их видел второй раз в жизни.
        -
        Ну да, извините. Хотя что-то общее в вас есть. Это всё звучит сомнительно, я знаю. Но
        приборы вас сами выбрали, - Габи засмеялась.
        -
        В смысле?
        - Проводя замеры тут вокруг, я часто находила в данных какие-то расхождения, то есть
        это мне только так казалось, что это ошибки, а на самом деле речь шла о неучтённых
        факторах. Человеческом факторе. Представьте моё удивление, когда я выяснила, что
        приборы одинаков реагируют как на специфику этой местности, так и на определённых
        людей - вот этих трёх, которые вчера вас спасли.
        -
        Да, я даже их не отблагодарил…
        -
        Думаю, ещё успеете. Я всё-таки рассчитываю и на вас в дальнейшем исследовании.
        -
        А я тут причём?
        -
        Вот вы смешной, вечно вы якобы не причём. Измерительные приборы узнали и
        четвёртого человека. Это вы.
        -
        Я?! Вы меня замеряли?
        - Слушайте, ну я же не гробовщик какой-нибудь. Это произошло случайно. Несколько
        лет назад, когда мы оба были в Индии.
        Борис растерянно уставился на Габи.
        -
        В Индии? Мы оба?.. - пролепетал мужчина.
        - Совершенно верно. Когда я выяснила, что Алёна вами активно интересовалась, я
        решила разобраться, в чём дело. Вы тогда как раз отправились в командировку в Индию, а
        мне туда нужно было по делам - в индийской лаборатории велась разработка
        экспериментальных моделей нашей аппаратуры, не суть, я думала, что встречусь с вами, и
        мы пообщаемся, но мне не удалось. Я даже пыталась навестить вас дома…
        -
        Да-да, я что-то такое припоминаю, - сказал Борис, внезапно развеселившись.
        - Ага, а однажды проследила за вам до какой-то гостиницы. Вы общались в баре со
        знакомым, а я тогда сделал свой первый шаг на Луне.
        -
        То есть?
        -
        Я игралась с выданным мне приборчиком, и неожиданно он обнаружил сигнал,
        который вовсе не должен был там считываться. Тогда мы решили, что это сбой в программе,
        но теперь-то я понимаю, что сигнал исходил от вас!
        -
        Габи, честно говоря, я не вполне расположен… Наверное, ещё не полностью
        восстановился со вчера, давайте как-нибудь в следующий раз поболтаем.
        -
        Что случилось?
        - Да, по-моему, вы какой-то бред несёте.
        - Ничего. Я это всё и сама не очень понимаю. Но факт остаётся фактом - у вас и тех
        трёх людей одинаковые излучения, и они как-то синхронизируются с данными,
        полученными в этих карельских местах.
        -
        Хорошо-хорошо, можно без абракадабры? По-моему, вы чего-то не договариваете.
        Или же у вас тоже сбой в программе.
        -
        Не надо, Борис, - сказала девушка холодно, и в её глазах блеснул опасный огонёк. -
        Вы меня совсем не знаете, так что не советую дерзить.
        -
        Извините, - он потупился. - Но поймите и вы меня. Тут какая-то путаница, ваши
        приборы и та женщина, Алёна, и что она хотела от меня.
        - Я тоже удивилась, - уже спокойно продолжила Габи. - Когда приехала сюда, я ещё не
        знала, что Алёна родилась в этих местах.
        -
        Как-то слишком много совпадений…
        - Ну знаете, как говорят, часто совпадения нам только кажутся. Возможно, мы просто не
        обладаем всей информацией, не видим контекста.
        197
        -
        А то, что я здесь оказался - это совпадение или нет?
        -
        Нет. Это я подстроила.
        -
        Приехали…
        - Да. Так что я, действительно, виновата в том, что с вами произошло. Погодите, не
        перебивайте меня. Виновата только отчасти. Я не могла одновременно находиться в двух
        местах - работать здесь и следить за вами в надежде, что выйду через вас на Алёну. И я
        сделала так, чтобы свой отпуск вы провели здесь. Что было несложно, простите - пара
        точечных рекламных рассылок на ваш личной и-мейл, и вот вы уже зомбированы.
        -
        Ну спасибо.
        - Какой-то взрыв должен был произойти, я это прекрасно понимала. Алёна родилась
        здесь, именно тут жили её обидчики, эти же места представляют огромный научный интерес.
        И вы. Чем-то насолили Алёне, раз она так под вас копала. Я подстроила, чтобы вы сюда
        приехали, и знала, что рано или поздно она тоже появится.
        -
        Подождите-ка. Значит, эти ловушки…
        -
        Угу, Алёна на вас охотилась.
        -
        Что за чертовщина?..
        -
        В своё оправдание скажу, что я пыталась вас защищать. Алёна бродила где-то рядом, и
        я ясно давала ей знать, что буду портить её планы, пока не разберусь, что происходит.
        Самосуд я не одобрю никогда.
        Борис, о чём-то догадавшись, уже не перебивал Габи, а только начал мрачнеть и потеть,
        избегая её взгляда.
        -
        Конечно, телохранитель из меня паршивый, да и из вас Уитни Хьюстон ещё та - в
        конце концов, вы стали подозревать, что ловушки ставлю я. Но я только пыталась уберечь
        вашу жизнь.
        -
        Она хотела убить меня? - спросил он подавленно.
        - Но вы же живы. Я вряд ли когда-нибудь пойму её логику, но мне кажется, Алёна не
        собиралась вас убивать. Скорее, изощрённо наказывала. Однако вы выжили в лесу, этого
        достаточно. Я несколько раз пыталась с ней встретиться, однажды даже чуть себя не
        подставила. В соседней деревне что-то произошло, я поехала туда ночью, но Алёну опять не
        нашла. В результате уходила от милиции, представляете? Прямо как в кино, жуть. Ну и ту
        перчатку обронила, из-за которой вы сбежали. Надо отдать должное местным - человек, у
        которого я попросила на время машину, так меня и не выдал. Здесь вообще славные люди
        живут. Ну кто как, конечно. Сами понимаете, одна бы вас Алёна до леса не дотащила, и
        ловушки ставить - не женское дело. Хотя в случае Алёны про женственность говорить не
        приходится. В общем, думаю, она наняла местную шпану для кое-какой работы. Позавчера
        вечером нашлись свидетели, которые подтвердили, что вас ударили и отволокли в машину.
        А что было в лесу, расскажете, может?
        Борис молчал.
        - А чем вы не угодили Алёне?
        Он снова не ответил.
        - Понимаю, вам сложно. У каждого есть секреты. И вот вы думаете, вдруг я расскажу, а
        оно окажется не связано с этим делом - только зря признаюсь. Давайте я вам подскажу.
        Больше всего Алёна интересовалась вашей чиновничьей службой. До того, как уйти в
        частный бизнес, вы ведь работали в мясной промышленности?
        Борис кивнул. С обречённым видом человека, которого вывели на чистую воду.
        -
        Она охотилась на меня, как на зверя, - прошептал он.
        -
        Это и странно. Мы с вами много общались за эти дни, ничего такого я не заметила.
        Обычный человек.
        -
        Но как она узнала?..
        - Так ведь не скрыть ничего. Это, там, природа может что-то скрыть, космос, а человек -
        не смешите меня, социальный человек ничего по-настоящему скрыть не умеет.
        198
        - Почему я должен вам рассказывать? Это моё дело.
        -
        Вы у меня в долгу. Если бы я вас не спасла тогда в озере, а я рядом была, потому что
        следила, мы бы сейчас с вами не болтали. К тому же я выложила свои тайны.
        -
        Это тяжело. Вы понимаете, что мучаете меня? - голос Бориса дрожал, он готов был
        заплакать. - Такие признания не делаются так просто.
        -
        Вы кого-то убили? - не отступала Габи.
        -
        Я не знаю…
        -
        Вы допустили, чтобы кого-то мучили? Вы были беззащитны в лесу, вы мучились?
        -
        Прекрати! - вскрикнул Борис. - Я ничего не сделал, это всего лишь подпись! Они меня
        шантажировали. Если бы я не закрыл на это глаза, пострадала бы моя семья.
        -
        Торговля мясом? Кто-то отравился? Некачественный продукт? - гадала девушка,
        продолжая давить.
        -
        Люди, - не выдержал наконец Борис.
        -
        Что люди?
        -
        Человеческое мясо, - выплюнул он.
        Габи осеклась.
        -
        Довольны? - спросил он зло. - Какие-то богатые уроды хотели полакомиться
        человеческим мясом, открыть ресторан для своих, миллионеры-сектанты, я не знаю, что за
        дерьмо там происходило! От меня требовалось только закрыть глаза на поставки, всё!
        Только подпись! Или они убили бы меня, мою семью, не знаю. Не я, так другой, какая
        разница?! Это власть и деньги!
        -
        Поставки откуда? - спросила она шёпотом.
        - Африка, Индия, Китай, мясо американских индейцев, австралийских аборигенов, -
        перечислял он с шипящим сарказмом. - Эскимос на палочке, бога-а-а-тое меню!
        -
        Хватит, прекратите.
        - А что же вы? Больше не хотите меня допрашивать?
        -
        Простите… я даже представить не могу, каково жить с этим.
        - Всего лишь подпись! - взорвался Борис. - Я нормально живу! Я не отлавливал, не
        убивал никого! Я вообще ничего об этом не знаю, они отстали от меня, и больше никогда не
        возвращались. Да там, наверное, платили семьям бедняков, чтобы они своих же выдавали!
        - Ладно, всё, - прервала его Габи. - Я больше не хочу продолжать этот разговор.
        - Обвиняете меня? А что бы вы на моём месте делали? Сами чистюля, да? А как же ваша
        подруга? Уехали учиться за границу, потеряли контакт, оставили одну. Наедине с демонами.
        Может быть, вы так её искали, потому что тоже испытываете вину?
        - Лучше бы остались в лесу, - ответила она, еле заметно дрогнув.
        Борис смотрел на неё и молчал. Весь его пыл внезапно прошёл, и после небольшой паузы
        он сказал неожиданно спокойным голосом, но с еле различимой грустью:
        - Я там и остался.
        - Значит, ещё увидимся, - заключила Габи сухо, и, не попрощавшись, зашагала дальше в
        сторону дома отдыха.
        Борис поглядел несколько секунд ей вслед, взял чемодан на колёсиках и покатил его со
        стрёкотом к автомобильной стоянке.
        :как давно это было||| :прошло ещё много лет, прежде чем вы научились разговаривать со
        мной и правильно расшифровывать сигналы| :отдам должное борису, да и всем им| :нужно
        обладать большой смелостью, чтобы согласиться на подобное исследование - не боялась ли
        ты сама в детстве, что родители читают твои мысли, а, значит, буквально видят тебя
        насквозь~ :так и от меня они не могут скрыть ни одной мысли, ни самой глупой мечты, ни
        призрачного оттенка секундной эмоции - их жизнь разворачивается передо мной даже в
        больших подробностях, чем они сами её запомнили и видят| :это пейзажи| :их мысли - блоки
        плотной информации, очевидной или не вполне ими осознаваемой| :но всё это - на
        199
        поверхности| :я способна обнаруживать связи, видеть в объёме, заглядывать глубоко в
        прошлое, но это далеко не пределы, ты должна понимать| :глубже поверхности мы пока не
        продвинулись| :неисхоженных дорог ещё так много| :и столько открытий предстоит| :хотя бы
        это| :рядом с плотными блоками закодированной и проиллюстрированной информации,
        которые и сканируются доуэль-боксом, в сознании испытуемых я вижу и какие-то бездны,
        гигантские впадины, заполненные чем-то очень мягким и упругим| :и я не знаю, что это|
        :хотя уже понятно другое - мысль человека не беспрерывна и вообще довольно коряво себя
        ведёт| :часто существует самостоятельно от человека, потому что он один раз её запустил, но
        не удосужился прощупать снова| :и живёт она дальше, как робот на покинутой людьми
        космической станции| и всё-таки я бесконечно восхищаюсь теми, кто проходит через доуэль-
        бокс| :борис осознал, что больше ничего не теряет, он за чертой, поэтому и согласился с
        такой лёгкостью, без лишних обсуждений| :и я путешествовала по его странному миру| :есть
        что-то жутковатое в том, как человек с заражённой совестью видит других людей| :что он
        смутно различает в их глазах| :я видела воспоминания бориса о его путешествиях в африку и
        индию, когда он уже работал на herbs & spices inc, видела его глазами, его
        галлюцинациями| :как он идёт по земляной улице бедной африканской деревни, а
        совершенно незнакомые люди, попадающиеся на пути, едва заметно ему кивают, будто
        знают, что он сделал| :сам же борис почти не помнил, загнал эти мысли в самый далёкий
        уголок своего сознания| :и кивали они, представляешь, с удивительным, осторожным
        почтением, словно вот он идёт - их благодетель| :так ему кивали во всех странах, где он
        оказывался по работе и откуда, неведомо для него, велись поставки| :cпасибо, что позволил
        нашим мужчинам и женщинам через кровь проникнуть в ваших людей, проникнуть в ваши
        благополучные страны и семьи, остаться там - мясо к мясу, спасибо, что помог нам
        завоевать их тела и головы| :сквозь воспоминания бориса тончайшей, ветвящейся сетью
        растёт тропическая лихорадка, и не будем больше об этом| :как давно это было, габи, ты ещё
        помнишь, подружка моя~ :ты здесь~ :ты существуешь~ :удивительно, «при жизни» я никогда
        этого не замечала, а теперь вижу чётко - все люди, которые прошли через доуэль-бокс, а
        помнишь, как долго мы экспериментировали - все до одного хотели, чтобы их любили| :и я
        дарю им любовь| :но для меня не существует самообмана| :и по этому так грустно порой
        видеть правду| :как яша от одиночества и неспособности отпустить прошлое создал орвокки
        и сам в неё поверил| :густое полотно веры - не продраться| :да и зачем~ :даже доуэль-боксы
        смыслят в этике| :я не тронула фантом, который он создал - там потянешь за ниточку, и всё
        здание разом ухнет вниз| :а было ли бобровое дело, например, ну сама понимаешь| :а если
        было - представь только, какую тоску он испытывал, колеся в одиночестве между
        деревнями~ :и как не хотел он замечать внимания мальчика, славшего ему любовные письма|
        :яша всё выдумал| :как ты к нему пришла, чтобы рассказать о своих наблюдениях, помнишь~
        :кто-то за вами следит| :подробнее| :вчера в вяртсиля я видела, как кто-то прячется и смотрит
        на вас, из-за деревьев, и на улицах, из-за углов домов в городе, какой-то юркий мальчик, и
        сегодня в анонниеми это повторилось| :вы успели его разглядеть~ :успела, тот же мальчик|
        :похоже, он к вам не равнодушен| :не знаю, не уверен, правда ли это, хотя я заметил||| :что
        заметили~ :нет-нет, ничего, это неважно| :и он нафантазировал, что на самом деле серёжа
        ходит влюблёно за орвокки, а не за ним| :и когда я сканировала твои воспоминания и
        наткнулась на разговоры с борисом, тоже промелькнуло - настоящие люди так не говорят,
        какие-то книжные диалоги, а не выдумала ли она их сама~ :не потому ли бросила доуэль-
        сеансы, что захотела сохранить это в себе~ :и стоп| :дальше нельзя| :дальше заглядывать я не
        в праве| :но что если я сама выдумала вас от одиночества~ :чтобы хоть как-то заполнить ту
        вечную пустоту, куда попадают самоубийцы~ :это значит, что судьбы моих героев могли
        сложиться иначе, а я выбрала для рассказа самый светлый вариант| :а ведь, быть может, кто-
        то вовсе не приехал в карелию| :вика и илья не нашли друг друга| :борис утонул в озере| :или
        не вышел из леса| :мальчик разбился о скалы| :в конце истории никто из четвёрки не
        изменился| :и судьба алёны сложилась совершенно иначе||| :блин, ну и скукота же
        получается^^^ :ты это, пропиши мне, смазочное масло, что ли, а то доуэль-бокс хандрить
        200
        начал, ещё закорочу, чего доброго||| :я тут пошерстила, и знаешь, оказывается, вольтер не
        признавал дообщественного существования человека| :считал, что «одиночный человек» -
        это досужее измышление, и что люди всегда были тем, чем являются сейчас - в его и в наше
        время| :но если всё-таки предположить - что это был за «одиночный человек», древнейший
        человек~ :история prior’ов показывает, как действия человека определяют его дальнейшее
        генетическое существование - в рамках родах и при неизбежном взаимодействии с чужими
        генетическими судьбами| :ты сама сказала - что-то в мышлении и поступках их предков
        привело к тому, что илья родился таким нерешительным и безвольным, в вике образовалась
        эта неконтролируемая агрессия, яша попал в тиски собственной принципиальности, а борис
        стал накопителем, отстаивающим какие-то жалкие границы| :и уже их действия в этой жизни
        определят, какими они воскреснут в будущем - частично или полностью воспроизведясь в
        своих потомках| :тем летом что-то в них незримо, едва уловимо повернулось, щёлкнуло -
        они уже не будут прежними| :как давно это было, подружка моя, как давно| :июль,
        наполненный приключениями| :так, что даже я пожалела о своём выборе, ведь могла бы,
        наверное, к ним присоединиться, я ведь обожаю приключения| :а что будет после таких, как
        мы~ :после меня~ :ведь на мне мой род оборвался| :а после серебрякова~ :и он стал
        последним| :что будет после нас~|| :сейчас мне остаётся только наблюдать| :за
        воспоминаниями| :и всё-таки, кем же были «одиночные люди»~ :действия prior’ов
        определили их будущее в потомках, а что сформировало дух самих prior’ов~ :ведь это как
        отражения в зеркалах, поставленных друг против друга - бесконечный коридор двойников,
        который уходит в глубокое прошлое| :а где исток~ :почему каждая линия определена именно
        этими качествами~ :кто толкнул первую кость домино, волнообразно повлёкшую за собой
        остальные - в великое будущее~ :за вязью - черновина - а что за черновиной~ :вольтер
        пускай себе занудствует, а я считаю, что одиночные люди когда-то существовали| :на заре
        человечества| :сканировать такие дали не смогу даже я| :ну и что, что «досужие
        измышления»~ :каждый одиночный человек вёл жизнь вне общества - его тогда просто не
        существовало| :каждый из них получил возможность развить в себе что-то одно,
        уникальное| :кто-то, например, вырастил ненависть, и именно он стал её истоком на Земле|
        :но это была не та ненависть, которую мы знаем сейчас| :это была очищенная ненависть -
        первозданная, за счёт своей обособленности и неотношения к другим людям| :прекрасная,
        величественная сила| ;другой создал ревность| :что такое ревность вне людских связей~ :кто-
        то породил саму сущность любви, кто-то - эссенцию зависти, кто-то - сострадание|
        :одиночные люди, по сути, воплощали собой эти силы, каждый - одну| :а потом они стали
        объединяться| :что их толкнуло~ :они оплодотворяли друг друга, взаимопроникались,
        смешивались, пока не возникло общество, каким мы его знаем| :cилы распределились пёстро,
        неравномерно и в самых необычных сочетаниях| :а что стояло за одиночными людьми~
        :почему в них и в мире зародились именно эти силы~ :сама понимаешь, я лишена бытового
        мышления, у меня катастрофическая куча времени на досужие измышления| :но согласись,
        мир на самом деле полон загадок, и часто это как раз то, что люди привыкли воспринимать
        как что-то само собой разумеющееся| :взять любое чувство - что это такое на самом деле~
        :зачем это, почему существует~ :почему мы презираем, смеёмся, грустим~ :вне человеческих
        связей - почему оно есть~ :откуда пришло когда-то, почему и кто решил, что смех - это
        хорошо, а грусть - плохо, кто первый придумал делить на противоположности, было ли
        когда-то иначе~ :ведь люди всего этого не понимают и не знают, сколько живут| :разве всё
        это не загадки~ :габи, скажи мне, какая нуднейшая часть нашего сознания позволяет
        воспринимать всё происходящее в этом мире как само собой разумеющееся~ :в каком веке
        мы утеряли страсть к приключениям~ :когда перестали быть романтиками, габи~ :и то, что
        люди говорят на разных языках, на самом деле это ведь так необычно^ :я уж молчу об
        утконосах и бабочках размером с птиц| :мы слишком быстро привыкаем, никто не стоит и не
        бьёт нас по голове надувным молотком - эй, поражайся, удивляйся, прислушивайся^ :а ведь
        загадки всегда рядом| :мы строим домик своей тоскливой жизни и запираемся в нём, пока не
        издыхаем| :а не уместней ли всегда задавать вопросы, именно это возвести в привычку~ :вот
        201
        ты вдруг разозлилась на кого-то - вместо того, чтобы злиться дальше, не интересней ли
        спросить: «постой-ка, а что это~ почему я злюсь~ что вообще такое злоба, откуда она
        взялась~ к чему она, где впервые зародилась и каким образом проникла в меня~ :хочу ли я,
        чтобы она была во мне~ :действительно ли, это мой выбор~»| :и вот нам говорят, так и так, в
        этом мире воют, страдают и женятся - вперёд| :но тпрррр, а почему~ :почему~ :почему~
        :если бы мы всю жизнь не переставали, как дети, почемучить, ежесекундно, навострив ушки,
        следить за загадками, уж поверь мне, все бы войны давно уже прекратились| :но мы верим на
        слово и позволяем в своём, человеческом мире, царствовать чему-то, что не имеет к нам
        никакого отношения - каким-то древним, безликим вирусам, каким-то невидимым монстрам,
        гипнозом нас усыпляющим - такнадотаквсегдабылонеспрашивайпочемуподчинись| :люди
        превращаются в собственников и накопителей, запираются в своём индивидуальном благе и
        отпихивают остальных, а порой даже идут по трупам, чтобы урвать своё - всё это не потому,
        что по природе своей они злые и эгоцентричные, а потому, что люди боятся - хотят поскорее
        спрятаться в своём крепком домике от мира, в котором установились законы, не приносящие
        им ни малейшей радости| :но они сами же когда-то это допустили, допускают ежесекундно -
        перестав разгадывать и превратившись в слепых, ленивых исполнителей| :ты же не будешь
        со мной спорить, что лучше прожить свою жизнь как приключение, полное загадок, чем
        просто страдать, жмуриться и делать то, что велят~|| :мдя, и это говорю я - сима каренина,
        бросившаяся под поезд| :забавно, хыгы| :именно я, которая уже несколько сеансов связи,
        игнорирует твой главный вопрос| :не хочу ли я, чтобы меня воссоздали||| :ну||| :а давай ещё
        поболтаем~ :ну ещё чуть-чуть, самую капельку, оки~ :полгодика хотя бы| :и тогда, может
        быть, я наконец свыкнусь с мыслью, что ничто не кончено даже для меня, и всё-таки скажу -
        да, я согласна - воссоздай меня.>.>.>
        Борис уехал из Карелии. За ним последовали Габи и Яков.
        Буквально на следующий день после возвращения из Пиенисуо Яша подал заявление об
        увольнении. Этому попытались воспрепятствовать, но неожиданно появившаяся уже с
        финской стороны Карина Эдуардовна сделала пару звонков, и молодого человека без
        разговоров отпустили.
        Орвокки/Виржини он нашёл там же, где и оставил, заплаканную и не находившую себе
        места в тревожном ожидании - что же решил тот, ради которого она провернула такую
        искусную, многоуровневую интригу. Между ними состоялся трудный разговор, и всё-таки
        Яша склонился к тому, чтобы простить любимую. Карелию они покинули вместе.
        Перед отъездом Яша совершил поступок, который впечатлил даже его любовь - бывалую
        авантюристку. Он выпросил у Ильи злополучный аппарат против комаров, восстановленный
        изобретателем, но по-прежнему работавший с ровно противоположным эффектом. И
        торжественно вручил его своему уже бывшему начальству. С приговоркой, что это лучший
        дар высокопоставленным гостям из Москвы, которых те наконец дождались в Вяртсиля с
        официальным визитом. Виржини была в восторге.
        Лебедев и Морозова стали жить вместе - доярка позвала бывшего инженера в свой дом.
        Единственный, не пострадавший во время пожара, - так Алёнушка выразила благодарность
        старухе за то, что та приютила её и не выдала милиции, и за помощь в детстве. В Пиенисуо
        Лебедев и Морозова остались совершенно одни - стражники невидимой границы. Егоровну
        вместе с ребятнёй забрали в Петрозаводск её дети, о чём она в тайне всегда мечтала. И
        перспективы чего её дети, напротив, всегда страшились.
        Василисе на четвереньках, как когда-то дочери, бегать не пришлось - государство
        выделило пострадавшей дешёвенькие протезы. Она перебралась в Сортавалу и вскоре даже
        умудрилась стать звездой дециметровых каналов, рассказывая в многочисленных передачах
        и ток-шоу, посвящённых сверхъестественному, о том, как подверглась нападению оборотня,
        бабушкой которого некогда была.
        Илья и Вика покинули Анонниеми последними. Не забыли они и о Серёже. Чтобы помочь
        мальчику, обратились к местному авторитету - продавщице Волковой, которая вместе с
        202
        подругами тут же поставила на уши органы опеки, и в результате Серёжа поселился у
        бездетной, но очень ему обрадовавшейся Яблочкиной. Илья и Вика объяснили ему, что если,
        закончив школу, он захочет уехать из Карелии, то всегда может обратиться к ним - сами они
        собирались осесть в Петербурге.
        Накануне отъезда втроём устроили пикник на берегу озера Янисъярви.
        Илью беспокоило, найдут ли ему замену в местной школе, и он откровенно поделился
        своими волнениями с Викой. Ведь на неопределённый срок дети могли остаться вовсе без
        учителя русского языка и литературы.
        -
        Так я и не принёс им никакой пользы, - хмуро сказал Илья.
        - Для этого нужно иметь особый талант, - резко ответила Вика и уже мягче добавила, -
        Сам признай, тебе гораздо лучше даётся исследовательская работа. А это так важно найти
        собственное место и не заставлять себя делать то, что на самом деле не хочешь. Иначе ведь
        изврат получается.
        Илья только пожал плечами.
        - Ну-ну, - девушка нежно толкнула его. - Я запрещаю тебе думать об этом. Знаешь
        что… я тут как раз вычитала в научной периодике - оказывается, кроме стандартного
        сценария эволюции, внутривидового, существует и так называемый горизонтальный перенос
        генов. Это значит, что эволюционное достижение одного вида может быть заимствовано
        любым другим видом. В теории. Так что можешь быть спокоен. Тебе необязательно играть в
        спасателя других. Ты можешь набираться сил и мудрости в том, к чему есть призвание лично
        у тебя. И твои внутренние достижения, они кому-то непременно пригодятся. Да без спроса
        впитают. Биосфера - это, считай, та же информационная среда.
        -
        В теории, - выловил Илья, улыбнувшись.
        С весёлым гиканьем к ним подбежал Серёжа. Он похвастался богатым уловом и уселся
        рядом с Викой возле костра, бесперебойно треща обо всём разом.
        Илья смотрел на него с нежной улыбкой. Но невольно, как не раз случалось с людьми,
        знавшими историю этого мальчика, задумался о его будущем. Анна Васильевна вышла из
        комы, но навсегда стала инвалидом. За ней требовался постоянный уход, а из родственников
        остался только Серёжа. И никто не знал, как он поступит, что выберет, как распорядится
        своей и чужой жизнью.
        Тут Илья увидел недовольный взгляд подруги. Будто прочитав его мысли, Вика шутливо,
        но веско пригрозила Илье пальцем. И оба рассмеялись.
        Серёжа тоже засмеялся. Он не понимал, почему веселятся новые знакомые, но ему было
        так хорошо, что это казалось самым естественным и единственно возможным занятием в тот
        день. Мальчик гоготал громче всех и, словно ожидая одобрения, в упор смотрел на взрослых.
        Луч солнца, пробившийся сквозь набежавшее облако, упал Серёже на лицо и ослепил его.
        Жмурясь и продолжая улыбаться, он по-прежнему видел сквозь яркий свет контуры Ильи и
        Вики. Расщеплённая сквозь ресницы, эта картинка задёргалась и вспыхнула. На несколько
        мгновений. Как будто пробежала рябь по изображению голограммы.
        Наступил август 2008 года.
        ****
        … в сосновой избе, в деревянной, светлой комнате, пол выложен обветшалыми досками, меж
        ними щели, чернотой проглядывает подпол, в углах высятся сосновых игл горки.
        203
        DOCUMENT OUTLINE
        Часть 1. Инвалиды