Твое имя Анна Платунова
        Это страшная сказка, рассказанная ночью у костра. Если вы боитесь оживших мертвецов и смертельных тварей, что разгуливают в темноте леса, то лучше не слушайте. Отвернитесь, закройте глаза. Если вы боитесь предательства и смерти, то не переворачивайте первой страницы. У вас есть выбор. Но у Мары - прирожденной некромантки - его никогда не было. И она не боится посмотреть в глаза своему страху. Она только одного боится на самом деле - любви. Вы готовы отправиться в опасный путь? Пройти его с героиней до конца и понять, что, возможно, любовь - это главное, ради чего стоит жить.
        Анна Платунова
        ТВОЕ ИМЯ
        ГЛАВА 1
        - Ыхы, - сказал мертвец. - Ы-ы-ы.
        Мара поморщилась. Заказ на этот раз дурно попахивал в прямом и в переносном смысле. Она старалась избегать оживления трупов недельной давности: все равно внятной речи от них не добиться, а возни столько, что энергию потом приходится по крупицам восстанавливать. Но на этот раз выбора не осталось: денег едва хватит, чтобы за ужин заплатить, а вот ночевать вновь пришлось бы под открытым небом. Но у хозяйки трактира весьма кстати скончался супруг, забыв рассказать жене, как открыть сейф, где была спрятана внушительная сумма семейных накоплений. Металлический сейф был встроен в стену спальни, и новоиспеченная вдова, взвесив все за и против, решила, что легче заплатить некромантке, так вовремя шагнувшей за порог поздним вечером, чем ломать каменную кладку.
        - Не могу ручаться, что выполню заказ. Через три дня после смерти трупы… хм… клиенты… становятся не особо разговорчивы. Но вам придется оплатить мою работу полностью. Согласны на такие условия?
        Женщина с пристрастием осмотрела гостью - ну как она вовсе не некромантка, а только притворяется ею? Выкрала где-то знак гильдии и теперь обманывает порядочных людей. Но гостья не выглядела лгуньей и за заказ приниматься не рвалась. Смотрела устало и серьезно. Кожаная куртка покрыта пылью, волосы, чтобы не мешали в работе, обрезаны так коротко, что с первого взгляда и не угадывалось, что перед тобой девушка. Вроде как миловидный паренек. Но фигура все-таки выдавала: девица, тут без сомнений.
        Спутник тяжело опустился на деревянный стул, снял с плеч мешок, кинул у ног. Молчаливо ждал, чем закончится разговор.
        Договорились на ужин, ночлег и десяток медяков. Обычно Мара брала больше за свои услуги, но едва ли в ближайшие дни подвернется новый заказ, а они сейчас на мели.
        И вот теперь она пыталась вести беседу с бывшим хозяином трактира, который и при жизни, по словам его жены, разговорчивостью не отличался. Маре казалось, что мертвец был недоволен тем, что тело его потревожили, вынули из могилы. Но на самом деле она знала, что воскрешенные ничего не чувствуют и ни о чем не думают. На короткое время их можно было подчинить, оживить воспоминания, заставить говорить, но это были уже не люди. Если только…
        - Твое имя? - задала Мара традиционный вопрос.
        В нем сейчас никакой нужды не было, и так видно невооруженным глазом, что существо, сидевшее перед ней, не имеет ничего общего с мыслящим, разумным созданием, но, получая значок гильдии, Мара принесла клятву следовать всем этапам воскрешения. Если дойдут слухи о том, что она пренебрегает законом, значок могут и отобрать. А нет значка - нет работы.
        - Ы-ы-ы, - протянул мертвец, пуская слюни.
        Челюсть у него не закрывалась, так что Мара боролась с желанием наподдать по ней снизу, чтобы только больше не слышать этого тоскливого мычания.
        - Что и требовалось доказать, - доверительно сообщила она бывшему трактирщику. - Имени ты своего не назвал, так что имею полное право поступить с тобой по своему усмотрению.
        - Ы-хы!
        - Да. Даже могу дать тебе приказ убить собственную глупую женушку… Вот она удивится!
        Мара всегда разговаривала с воскрешенными. Она и сама не знала, зачем это делает. Может быть, это ее успокаивало, помогало унять то легкое чувство вины, что возникало каждый раз, когда тело, некогда бывшее человеком, открывало глаза, подчиняясь ее силе. Но что поделать - работа у нее такая. К тому же она прекрасно отдавала себе отчет в том, что перед ней только тень человека, пустой сосуд, где, если хорошенько поскрести, можно отыскать остатки воспоминаний. Если он не назвал своего имени, то, считай, перед тобой кукла, которую она, Мара, некромантка второго разряда, дергает за ниточки, заставляя говорить.
        - А скажи-ка мне, милый друг, как сейф открывается?
        Мара подошла ближе, пытаясь заглянуть воскрешенному в глаза, но они, пустые, мутные, белесые, как у рыбы, смотрели сквозь нее.
        - Эй! Ты бы не лезла ему в рожу, - одернул ее спутник, до той секунды молчаливо стоявший у дверей. - А ну как оцарапает?
        - Ерунда! - отмахнулась Мара. - Это не дикий мертвяк какой-нибудь. Этого я сама подчинила. Ничего он мне не сделает… А если что, так не впервой. Настойка кровяника всегда при мне.
        - Ага, - поддакнул мужчина. - Настойка кровяника и полночи в бреду. Знаем, плавали.
        Мара оторвалась от созерцания тусклых глаз воскрешенного и обернулась к своему напарнику. Губы сжаты от злости.
        - Не отвлекай меня! - только и сказала она.
        На этом спор закончился, некромантка вновь вернулась к работе.
        - Что же мне с тобой делать? - пробормотала она себе под нос. - Зря я за дело взялась. Знала ведь, бесполезно.
        Потом громко и четко, видимо, в последней попытке добиться хоть какого-то толка от мертвеца, повторила:
        - Как открыть сейф в спальне?
        Холодная липкая ладонь мертвеца вдруг схватила ее за руку. Мара скривилась от омерзения, но руку вырывать не стала. Она давно научилась различать угрозу и попытку что-то сообщить. Сейчас бывший хозяин трактира агрессии не проявлял.
        Мужчина, наблюдающий за этой сценой, дернулся было навстречу, но Мара жестом остановила его, а сама застыла на месте, пытаясь понять, что же хочет поведать ей воскрешенный.
        Мертвец не просто держал ее за руку - он норовил ухватить за безымянный палец. Безымянный палец, на котором замужние дамы обычно носят кольцо. Так-так…
        - Умри! - крикнула Мара, ткнув указательным пальцем в лоб бывшего хозяина трактира.
        В воздухе мелькнула синяя вспышка, резко запахло озоном, как после грозы, и мертвец точно подкошенный в то же мгновение рухнул на пол.
        - Бестолково все, да? - поинтересовался спутник Мары. Однако в его голосе явно сквозило облегчение. - И ладно. Деньги она нам все равно заплатит.
        Мара покосилась на напарника с неудовольствием.
        - Не знаю пока, есть ли толк, - ответила она, не вдаваясь в подробности.
        Она действительно не знала. Может быть, догадка окажется неверной, но попытаться стоило.
        Вдова ожидала в соседней комнате. Так и стояла, застыв у стены, как скульптура. Видно, даже с места не сдвинулась за те полчаса, что они отсутствовали.
        - Ну, что он? - спросила женщина, сжав руки у груди, словно пытаясь закрыться ими. - Как он?
        - Молчит как мертвец, - мрачно пошутила Мара, но, заметив округлившийся рот заказчицы и ее посеревшую кожу, смягчилась: - Возможно, мне удалось кое-что узнать. Где ваше обручальное кольцо?
        Женщина вытянула вперед трясущуюся кисть: на безымянном пальце блестело кольцо с большим, замысловатой огранки, камнем.
        - Это просто кварц, - объяснила она, будто извиняясь. - Не драгоценный камень. Но красивый ведь, правда?
        - Ага, - буркнула Мара, чтобы хоть что-то сказать. - Дайте-ка мне его и покажите, где у вас сейф!
        Как и предполагала Мара, камень идеально подошел к отверстию на дверце сейфа. Некромантка осторожно повернула кольцо, запирающий механизм щелкнул, и дверца приоткрылась.
        - Заказ выполнен полностью, - произнесла она финальную фразу, скрепляющую договор между двумя сторонами.
        - А деньжат можно и сверх накинуть, - не удержался напарник, возвышаясь над новоиспеченной вдовой подобно скале.
        Огромный, бородатый, мускулы угадываются даже сквозь ткань куртки. Хозяйка трактира нервно сглотнула и кивнула.
        - Почему бы и нет. Парочку медных монет… - быстрый взгляд вверх. - Пять медных монет? Отлично.
        В ее голосе явно читалось облегчение.
        - Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.
        Говорят, раньше мертвые не восставали из своих могил. Сказки, конечно. Люди чего только не болтают. И мертвецы ведут себя как паиньки - умерев один раз, больше не воскресают, и по лесам не шатается всякая нечисть. И вообще, в мире только радуги, бабочки да цветы. Мара усмехнулась. Она уже большая девочка и давно не верит в небылицы.
        ГЛАВА 2
        Мара проснулась утром и долго лежала в кровати, глядя в потолок, ощущая под руками мягкую льняную ткань, а под головой - подушку. Прошлые ночи она провела у костра, закутавшись в одеяло, которое все равно не спасало от пронизывающего, выматывающего холода осенней погоды. Мешал не только холод: не удавалось полностью расслабиться даже тогда, когда Бьярн караулил в свою очередь. Мара сквозь забытье пыталась уловить токи светлой энергии, которую излучает все живое, и токи темной энергии, которой наполнено все мертвое. Это было проклятием Мары, и это было ее даром. Даже если бы она захотела, то не смогла бы выбрать для себя иной судьбы: она была прирожденным некромантом. «Удивительным самородком», как назвал ее один из членов гильдии, когда она, никому не известная девчонка, ни дня не проучившаяся в Академии темных искусств, пришла сдавать экзамен на разряд. В стареньком платье, в шали, которая едва могла согреть в те первые весенние дни, когда солнце так обманчиво и приветливо светит, но не дарит ни капли тепла. Шаль отдала ей пожилая женщина, пожалев девчонку, у которой ничего не оказалось при себе,
когда она постучалась в ее дверь. Постучалась, а потом просто упала на пороге дома…
        Мара нахмурилась. В эти моменты она понимала, почему не очень любит ночевать в таких вот чистеньких, уютных трактирах. Стоит только выспаться, отдохнуть, а вечером хорошенько поужинать, да еще, если повезет, принять ванну и выстирать одежду, так непременно из самых потаенных уголков души полезут, как тараканы, воспоминания. Такие же, как они, - неистребимые. Прячутся до поры до времени, а потом, стоит только ослабить бдительность, ползут на свет.
        Мара откинула одеяло и поднялась: нечего разлеживаться. Они договорились с Бьярном, что выйдут пораньше, сразу после завтрака, и тогда, возможно, к вечеру доберутся до Скира. Скир - самое крупное поселение по эту сторону Вечного Тракта. Стоит у самой границы с Чернолесьем. Мара надеялась, что там для нее найдется работа и получится отложить денег на зиму. Пока с накоплениями негусто.
        Впервые за два года с момента получения значка гильдии Мара всерьез задумалась о том, что может остаться на зиму без крыши над головой. Она привыкла к тому, что отложенных денег хватает на то, чтобы снять комнату с полупансионом на постоялом дворе и худо-бедно переждать три самых холодных месяца. Но в этом году все как-то не заладилось. Затяжная весна, когда снег не сходил до самого Цветеня, а потом это неудачное дело, выбившее ее из рабочего графика на долгие три седмицы. Мара была уверена, что напарник, с которым она заключала договор уже второй год подряд, ее бросит, найдет более удачливого некроманта. А без напарника в ее деле никак нельзя - опять же закон, прописанный в своде правил. Кто-то должен прикрывать спину. Мара бы и рада стать сама себе хозяйка, но доверия некромантам-одиночкам никакого. Да и, признаться, вдвоем иногда легче. Есть с кем разделить дежурство у ночного костра, перекинуться парой слов в дороге. Да просто знать, что кто-то идет рядом. Бьярн был отличным напарником бОльшую часть времени - неразговорчивый, но исполнительный. Сильный и быстрый тогда, когда это нужно. И, к
счастью, ни разу не взглянул на Мару как на девушку. Если бы он только заикнулся о чем-то подобном, Мара рассталась бы с ним в тот же день.
        Мужчин она, мягко говоря, не любила. Всех. Бьярна терпела как суровую необходимость. Профессия некроманта приучила ее ко многим вещам относиться терпимее: отсекать лишнюю жалость, воспитать в себе здоровый цинизм. Ну и - так и быть - взять в напарники бородатого верзилу, раз так велит кодекс.
        Мара натянула на себя холщовые брюки, чуть влажные - вечером она их выстирала, а просохнуть в прохладной комнате они не успели. Ничего, на ней высохнут. Натянула поверх тонкой сорочки, в которой спала, льняную рубаху с длинными рукавами и высоким воротом.
        Потянулась за курткой, когда взгляд упал на отражение в зеркале. Волосы пшеничного цвета были подстрижены очень коротко, но Маре показалось, что некоторые пряди можно и подрезать. Вот на висках, например, опять начинают виться, закручиваясь в локоны. Нет, так дело не пойдет. Она вытащила из ножен длинный кинжал и, подойдя к зеркалу, принялась срезать прядь за прядью.
        За этим занятием ее и застал Бьярн. Мара услышала дробь пальцев по двери - напарник всегда так стучал, не ошибешься, - и крикнула, разрешая войти.
        - А можно еще налысо побриться, - посоветовал он густым, тягучим голосом.
        Мара с неудовольствием взглянула на Бьярна. Был у них разговор на эту тему, и ей казалось, что она разъяснила все раз и навсегда. Не его это печаль - ее волосы. Только ей решать, как с ними обходиться. Бьярн вроде отступился, однако каждый раз, когда он видел Мару, безжалостно кромсающую свои пряди, на его лице появлялось такое скорбное выражение, что некромантке незамедлительно хотелось этим же ножом оттяпать ему кусок бороды.
        - Так и побрейся, - посоветовала она язвительно. - Даже интересно на тебя взглянуть без бороды. Наверное, и не узнаю.
        Бьярн провел ладонью по своей черной, короткой, но густой бороде и смолчал.
        Прежде чем спуститься на завтрак, они проверили содержимое мешка - не надо ли пополнить запасы. С собой несли только самое необходимое, лишний вес - помеха в их деле. Мара выставила на стол батарею пузырьков и склянок, с пристальным вниманием пересчитала их и осмотрела. Взвесила на руке холщовый мешочек, наполненный рассыпчатым, сминающимся в горсти веществом.
        - Надо бы еще кладбищенской земли набрать, - сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к Бьярну. Все равно именно ей и придется этим заниматься, напарник в таких делах не помощник. - Почти всю потратили на того мертвяка. Вот сильная зараза…
        Мара вспомнила, как два дня назад они наткнулись на шатуна совсем неподалеку от тракта. Решили срезать путь до деревни по лесу. И казалось бы - солнце стояло в зените, когда шатуны предпочитают прятаться в тени, там, где заросли гуще, а этот вылез. И прямо на них попер, чуя исходящую от Бьярна энергию жизни. Мара успела прикрыться экраном, сделаться для шатуна своей - такой же темной и мертвой. А вот Бьярн представлял собой лакомый кусочек. Мертвецы ведь не за телом охотятся, а именно за жизненной силой. Присосутся и выпьют подчистую. Живыми их это не сделает, но позволит вместо положенного срока - недели после воскрешения - оставаться на ногах гораздо дольше, не распадаясь. Месяцы иногда. А этот как раз насосавшийся уже был, сильный, быстрый.
        Мара обычно с первого применения заклятия «Умри» могла мертвеца уложить, а этот ни в какую. Три раза - три всплеска силы, а он все идет и идет. Все за секунды происходило, пока Бьярн меч доставал. Потом уже, позже, Мара себя отругала хорошенько за непрофессионализм. Знала ведь, что напарник не подведет. Еще мгновение, снес бы шатуну голову, что он и сделал. Только вот Мара почти всю энергию потратила и, оступившись, рухнула как подкошенная. А шатун уже руки к ней протянул: экран слетел, и мертвец понял, что перед ним живое существо.
        Хорошо, Бьярн не растерялся и разрубил шатуна на куски. Потом они шевелящиеся еще обрубки как следует кладбищенской землей присыпали, подождали, пока затихнут.
        Никогда еще Маре не было так стыдно - повела себя как девчонка. Некромант второго разряда не должен таких промахов допускать. Если бы не Бьярн… Не зря она ему третью часть доходов отдает. Все по-честному - третью часть ему, третью часть себе, остальное на текущие расходы. Вот только накопить все равно не получается.
        - Кровяника докупить, всего три пузырька осталось, - продолжала перечислять Мара. - Я слышала, что еще солнечник хорошо от мертвецкой хвори помогает, но рисковать не хочу. Так… Ну, остальное пока в избытке.
        Мара осторожно развязала сверток, в котором металлически постукивала укладка с инструментами - нож с узким тонким лезвием, иглы, моток тонких белых льняных ниток. Мара удовлетворенно кивнула своим мыслям.
        - Ну, если только ниток взять еще. Кажется, я видела в начале улицы лавку. Дай-ка рану, кстати, посмотрю, - вдруг спохватилась она.
        Бьярн повел плечом, будто только сейчас вспомнил о чем-то несущественном.
        - Нормально там все, - буркнул он.
        - Ага, нормально. Кровища хлестала. Дай посмотрю, как заживает.
        Бьярн с обреченным лицом человека, который понимает, что выхода у него нет, стянул куртку, потом рубаху и остался сидеть перед Марой с голым торсом. Его плечо с двух сторон охватывал полукруглый шрам, стянутый аккуратными стежками. Мара пробежалась по шву пальцами, легко касаясь кожи. На ее лице появилось точно такое же выражение, какое бывает у гончара, рассматривающего изготовленную им вазу, или как у портного, примеряющего на клиента новый плащ, - профессиональный интерес и не более. На лице же Бьярна сквозь суровую отрешенность проступило сразу несколько чувств - некоторая неловкость сменилась легкой улыбкой, которая разгладила его жесткие черты, а потом, когда Мара хмыкнула: «Отлично, не зря попробовала этот шов», погасла так же быстро, как появилась.
        - Иногда думаю, что я для тебя подопытный лягух, - проворчал он.
        Мара на это ничего не ответила, только пожала плечами, не понимая, на что обиделся ее напарник. Рана заживает, шов не стесняет движения - значит, все отлично, она со своей работой справилась.
        К завтраку спустилась первой, не стала дожидаться, пока Бьярн соберет мешок. Как раз успеет сделать заказ. Хозяйки нигде не было видно, но скоро прибежала девочка-работница, вытирая руки о передник.
        - Хозяйке нашей нездоровится сегодня, отравилась, видно, - сказала она, но тут же смутилась, понимая, что сболтнула лишнее. - Что вам?
        Мара прекрасно понимала, что за нездоровье поразило хозяйку трактира. Это она человек подготовленный: каких только воскрешенных не повидала за время работы, а когда приходится два раза в течение одной недели своего мужа хоронить, тут кому угодно плохо станет. Мара невольно вспомнила, как женщина прижимала к груди руки и задавала нелепые вопросы: «Что он? Как он?» Да никак, труп - он и есть труп. Кольцо еще показывала, будто гордилась… Любила его, что ли? Вот глупость.
        Для Бьярна Мара попросила принести яичницу с ветчиной, для себя - подсушенные хлебцы с молодым сыром, и для обоих - по бокалу некрепкого светлого пива. Стол выбрала у стены, подальше от выхода, села спиной к двери - это давало хотя бы видимость уединения. Но это же сослужило ей плохую службу. Мара расслабилась и потеряла бдительность.
        Наверное, тот молодой мужчина не хотел ничего плохого, когда сел напротив.
        - Не занято? - спросил он и улыбнулся.
        Обычный парень из местных.
        - Занято, - ответила Мара без тени улыбки.
        - Да ладно тебе. Я просто поболтать. Никогда некромантов не видел так близко. Ты ведь из них, да? А на вид простая девчонка, только стриженая…
        Он накрыл ее руку своей ладонью. Мара отшатнулась: казалось, будто она испугалась. Словно перед ней сидел не молодой мужчина, вполне дружелюбный на вид, а все тот же мертвяк-шатун. Но ее замешательство длилось всего пару секунд. Мара выдернула руку и схватила незадачливого посетителя за запястье.
        - Никогда некромантов не видел, говоришь? - прошипела она. - Ну так смотри!
        Парень застыл, глядя ей в лицо с неподдельным ужасом. Кожа на запястье, стиснутом ее пальцами, становилась ледяной и бледной, а парень серел на глазах. Будто сама жизнь покидала его.
        - Полегче, девочка! - раздался над головой Мары голос Бьярна. - Ты его так раньше времени на тот свет отправишь. И нам за это, заметь, никто не заплатит.
        Мара вздрогнула, будто только сейчас очнулась, и разжала хватку. Парень попытался встать, но ноги держали его плохо, так что Бьярну даже пришлось подхватить его под локти и отвести к соседнему столу. До Мары долетел обрывок фразы:
        - Да, вот такая она… Терпеть не может нашего брата…
        Вернулся, сел на место невезучего ухажера. Оба сделали вид, будто ничего не произошло. Служанка как раз принесла заказ, так что Бьярн и Мара без лишних слов принялись за еду. Они и в обычных обстоятельствах нечасто разговаривали, только если это нужно было для дела, но даже тогда ограничивали общение парой коротких фраз.
        Но сегодня утром Бьярн выспался и сытно поел, свежий шрам, который беспокоил его несколько дней, больше не ныл, поэтому он не смог удержаться от ироничного замечания.
        - Удивляюсь, как ты меня-то в напарники взяла, - он ухмыльнулся.
        Мара ничего не ответила, только быстро взглянула исподлобья.
        Ей вспомнился тот первый день, когда она, новоиспеченный некромант, только получивший значок гильдии, пришла в трактир «Волки на страже» нанимать себе напарника. Таких, как она, новеньких было трое. Двое парней, окончивших Академию темных искусств, - в черных добротных мантиях, опоясанные кожаными ремнями, где в специальных отделениях лежало все необходимое для работы, в длинных тонких перчатках, закрывающих руки, ведь некроманты не должны касаться живых. Они вызывали доверие одним своим видом, хотя оба сдали всего лишь на третий разряд. И Мара - в тонком ситцевом платье, хотя на улице стояла ранняя весна и одежда была явно не по сезону, в старенькой шали, в башмаках на босу ногу. Она притулилась за столиком в углу и выложила перед собой знак гильдии - медный кругляш на витом шнурке, а на кругляше выбиты руны. Сущая безделушка на вид. Но все знали, что подделать знак гильдии нельзя: стоило чужаку взять его в руку, он обжигал, будто пролежал несколько часов на морозе. И чем дольше его держали, тем холоднее он становился.
        Наемники, которые специально в этот день стекались в трактир, найти себе работодателя, мельком взглянув в сторону худенькой девушки, кривились и уходили в сторону настоящих, как им думалось, некромантов. А те уже устроили состязание между претендентами, заставляя мериться силой на руках.
        - Вот шуты, - произнес спокойный, сильный голос у Мары за спиной.
        Мара обернулась и увидела мужчину, который возвышался над ней, словно гора, головой он почти касался потолка. По крайней мере, так ей показалось. Огромный, черноволосый и чернобородый, в походной простой одежде, на груди защищенной кожаным панцирем. Увидев ее взгляд, он кивнул и присел на край скамьи.
        - Я смотрю, ты напарника ищешь, птаха?
        В его голосе не было угрозы, только добродушное любопытство. Видимо, он действительно нуждался в работе, как и Мара - в напарнике. Он имел полное право спросить, тем более Мара выложила на стол значок гильдии, что само по себе являлось приглашением к разговору, и все же она почувствовала, как заколотилось сердце и кровь отлила от лица.
        Не нужен ей никто. Никто ей не нужен! Тем более этот страшный, огромный человек!
        Но увы, кодекс обязывал найти подручного, иначе ее карьера некроманта закончится, не успев начаться. Мара облизнула пересохшие губы и кивнула.
        - Морана, - представилась она. - И… Ты ведь понимаешь, что я могу одним прикосновением убивать?
        Мужчина посмотрел на ее руки, не защищенные перчатками, и ухмыльнулся.
        - Бьярн, - в свою очередь назвал он свое имя. - Не, не можешь, все это байки. Заберешь толику моей силы, но у меня ее столько, что на четверых таких птах хватит с лихвой.
        - Мара, - сказала она. - Ты можешь называть меня так. Не птаха, не крошка, никак иначе. Понятно? Среди нас двоих - я главная. Это я тебе работу даю, а не наоборот.
        Бьярн смотрел на нее, словно забавлялся: откуда в этой девчонке столько спеси. Мара и сама догадывалась, как смешно выглядит со стороны - как деревенская простушка в этом своем нелепом наряде. Но в то же время она знала, что сейчас - тот самый момент, когда сразу надо дать понять, кто здесь главный. Пусть она выглядит как чучело, но она некромант второго разряда, а значит, ей и командовать.
        Бьярн коротко взглянул туда, где вокруг двух парней в черных мантиях претенденты уже чуть было на руках не ходили. Судя по его иронично изогнутой брови, присоединяться к этому балагану он был не намерен.
        - Думаю, сработаемся, - кивнул он, давая понять, что принимает условия Мары.
        Мара, осознав, что теперь она стала полноправным некромантом - со знаком гильдии и даже с настоящим подручным, - вдруг испытала головокружение. Она действительно сделала это. Еще вчера она ночевала на сеновале в деревушке - единственное место, где ее согласны были приютить без денег. Еще сегодня утром ей нечем было заплатить за завтрак, так что на экзамен в Академию она явилась с урчащим от голода животом. Еще четыре часа назад члены комиссии, разглядев очередного претендента на вступление в гильдию, переглянулись между собой - кто с изумлением, кто с брезгливостью. А вот три часа назад она уже сжимала в своих руках простой на вид кругляш, который на самом деле станет первым шагом к безбедной жизни. И потом еще этот шепот вслед: «Удивительный самородок…»
        - Я сейчас составлю список того, что надо купить, - сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал и не выдал ее бешеного волнения. Только вот денег у нее не было, и Мара все никак не могла придумать причину, по которой напарник должен совершить покупку за свои деньги.
        - Тебе придется вложить свою долю в дело… - попробовала блефовать она, отчаянно надеясь, что Бьярн несведущ в правилах. - Потому что… Потому что…
        - Потому что ты, птаха, сейчас на мели, - закончил за нее Бьярн, наклонившись к ее лицу так близко, что Мара увидела его серые, с темными точками глаза.
        На секунду всего увидела, потому что в следующее мгновение она замахнулась, чтобы его ударить. Бьярн молча перехватил ее руку. Огромная лапища удерживала ее ладонь на удивление осторожно, но твердо.
        - Извини, - пробормотала Мара.
        Ничего себе, хорошенькое начало сотрудничества. Сейчас он просто встанет и уйдет. И правильно сделает. Но Бьярн вдруг расхохотался.
        - Нравишься ты мне, девочка. Ладно, так и быть. Вложу свою долю.
        С тех пор он и стал ее напарником - два года уже как. Бьярн был прав, они действительно сработались, как это ни странно. Потому что с Марой не так легко было сладить. Она умудрялась восстановить против себя любого, с кем едва успевала познакомиться. Мрачная, молчаливая, саркастичная и вспыльчивая. С людьми она любила общаться меньше, чем с воскрешенными ею трупами. Для них она порой и то находила парочку добрых слов, в отличие от живых клиентов. Но Бьярн, однако, умудрялся поддерживать со своей напарницей ровные отношения. Правда, Маре иногда казалось, что он больше изображает покорность, чем на самом деле ее чувствует. Потому что время от времени здоровяк Бьярн, который на самом деле мог бы одним движением переломить Мару пополам, как-то хитро усмехался в бороду. Да иногда, забывшись, называл Морану то птахой, то девочкой.
        ГЛАВА 3
        На Великий Тракт вышли ближе к полудню. Задержались из-за Мары: она решила пополнить запасы кладбищенской земли, отличного средства успокоения шатунов. Иногда они были слишком резвые - насосавшиеся энергии. Одной горсти земли хватало для того, чтобы замедлить самого шустрого мертвяка.
        Не каждое кладбище для этого годилось, но Мара давно научилась различать годную землю. То ли молитвы Всеединому делали свое дело - на таких кладбищах всегда располагались молельни, то ли просоленная за годы земля - давно уже известно, что покойники редко восстают там, где могилы щедро посыпают солью и пеплом, то ли оба эти фактора вместе, а может, и еще что-то неведомое Маре. Одно было ясно - кладбищенская земля всегда должна быть под рукой у каждого уважающего себя некроманта.
        Да и сам Великий Тракт был защищен именно этим простым, но действенным средством: по обе стороны от него были прорыты канавки, засыпанные такой землей, на которую к тому же были наложены заклятия. Правда, дожди и сточные воды частенько размывали их. Для того и существовали специальные бригады некромантов, которые должны были следить за порядком. Они разъезжали по Тракту, пересекающему всю Симарию с юга на север, от границы с Каладалом на юге до Чернолесья на севере.
        Тракт не был полностью безопасным местом, но все же относительно надежным для тех путников, которые хотели совершить путешествие через Корни-Кэш, Соувер, Тарк и Фермаго - четыре больших города Симарии. Тракт пересекал их все.
        Если же страннику необходимо было посетить маленький городок или селение, то… помогай ему Всеединый. Обычно на такие авантюры пускались купцы в надежде хорошенько подзаработать. Организовывали купеческий обоз, нанимали нескольких некромантов и отправлялись в опасный путь.
        Угрозу представляли не только шатуны. В лесах обитала масса другой нечисти. Мара даже не знала названий всех смертельных тварей, с которыми могла столкнуться, но предположительно должна была расправиться с любой из них. Предположительно. Потому что на практике ложная виверна, на территорию которой они случайно забрели, оставила на плече Бьярна тот самый шрам. И просто чудо, что первым делом она вцепилась в плечо, а не в голову.
        Однако люди вполне приспособились к тому миру, в котором вынуждены были жить. К шатунам или тварям, бродящим в лесах, ведь посевную никто не отменял. Жизнь продолжалась и каждый раз оказывалась сильнее смерти. Люди женились, растили детей, строили дома и надеялись на лучшее. Они только привыкли не рисковать зря.
        Маленькие городки Симарии были разобщены. В каждом царили свой порядок и свой уклад. Пользуясь тем, что Вседержитель далеко - аж в самом Корни-Кэше, - наместники устанавливали свои правила. Мара диву давалась, как причудлива бывает человеческая мысль. Она до сих пор с содроганием вспоминала деревеньку Зик, где в случае смерти мужа с ним вместе хоронили жену. И это в нынешнее время, в их просвещенном государстве!
        Симария, конечно, небольшая страна, но зато в каждом крупном городе располагалось учебное заведение. Академия темных искусств, где готовили некромантов, находилась в Корни-Кэше. Когда-то давно, еще девочкой, Мара мечтала учиться в Соувере, в Академии медицины. Но жизнь сложилась так, что о мечте пришлось забыть.
        К тому же медикусом она смогла бы стать только спустя много лет, а некромантом Мара являлась от рождения. Только один из нескольких тысяч детей появляется на свет с этим даром. Так что ей повезло, наверное…
        Все эти мысли вертелись в голове у Мары, пока они шагали по Тракту в сторону Чернолесья. Позже, когда придется свернуть с дороги, Мара снова станет сосредоточенной и внимательной, а пока можно немного расслабиться.
        С дороги сошли ближе к вечеру. До Скира рукой подать, если поторопятся, на ночевку остановятся позже, а выйдут с рассветом - к полудню дойдут. Идти было не тяжело: в сосновом лесу почти отсутствовал подлесок, стволы деревьев стояли далеко друг от друга. Их кудрявые вершины покачивались от ветра, скрипели, будто жаловались. Мара подняла повыше воротник куртки: ветер сегодня совсем ледяной, в нем чувствовалось дыхание приближающейся зимы.
        Бьярн уверенно шагал впереди, Мара следом. Дорогу они оба знали - бывали в Скире уже несколько раз. Обычно там удавалось неплохо заработать, некроманты редко добирались в дальний городок, стоящий на границе с Чернолесьем. В последние годы умершие восставали все чаще, а всякая нечисть так и лезла к границе города.
        - Если там денег не заработаем, - пробормотала Мара, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику, - то можно в обоз наняться на остаток осени.
        Голос ее звучал небрежно, словно ей было все равно, но на самом деле Мара волновалась, как к этому отнесется Бьярн. Напарник считал наемных некромантов посредственностями, которые не могут работать в одиночку. Но в нынешних обстоятельствах выбирать не приходилось.
        - Посмотрим, - односложно ответил Бьярн и позже, когда Мара уже решила, что продолжения разговора не будет, добавил: - Говорят, в Скире выдалась сложная осень. Наши услуги понадобятся.
        Для ночлега выбрали небольшой участок земли, огороженный с одной стороны упавшим стволом дерева. Остов сосны лежал здесь уже давно и весь был опутан молодыми побегами, словно живая изгородь.
        Быстро, в четыре руки, развели костер. Воду принесли с собой: набрали, встретив небольшой родник по пути. Мара села, прислонившись к стволу, достала кинжал и принялась с невозмутимым видом полировать его обрывком ветоши.
        - Сегодня твоя очередь готовить ужин, - заявила она, натолкнувшись на пристальный взгляд Бьярна.
        - Моя? - то ли удивился, то ли возмутился он. - Если мне не изменяет память, она вот уже третий раз - моя.
        Мара вздохнула.
        - Хорошо, давай вместе.
        Они начистили и накидали в котелок клубни земляной груши и кусочки вяленого мяса, большой шматок которого купили накануне в деревне. Бьярн по дороге нарвал побегов медвежьего лука и теперь добавил к похлебке. Мара с чувством выполненного долга вернулась на облюбованное место, а Бьярн остался рядом с костром, помешивая варево деревянной ложкой, и время от времени, обжигаясь и дуя, пробовал его на готовность.
        - Знаешь, - сказал он спустя какое-то время, - в тех местах, откуда я родом, приготовление пищи посчитали бы занятием, недостойным мужчины.
        Мара обвела кончиком кинжала, который до сих пор держала в руке, костер и готовящийся на нем ужин, и ответила:
        - М-м-м? А ничего, что деньги на это все появились только благодаря моим умениям?
        На самом деле подобные небольшие препирательства между ними происходили уже не в первый раз. Раньше Бьярн сильнее кипятился, а теперь уже почти свыкся и возмущался скорее по привычке, понимая, что Мару не переделать. Он даже самому себе не смог бы внятно объяснить, что его так сильно задевает. Вовсе не необходимость заниматься женским делом, в конце концов, наемники не брали с собой в походы женщин, обходились без них. Нет, не это… Скорее что-то неуловимое, что время от времени проскальзывало во взгляде Мары, когда она смотрела на него. Без тени улыбки, внимательно и будто изучая. Они провели рядом два года, а глаза ее словно говорили: «Ты, конечно, мой напарник, и я должна тебе доверять. И ты вроде еще меня ни разу не подвел, но, будь добр, не приближайся без крайней нужды!»
        Один раз, еще в начале совместной работы, Бьярн, уязвленный этой подозрительностью, вспылил и сказал довольно грубо:
        - Да что с тобой? Вот сейчас-то что случилось?
        Они тогда в первый раз расположились на ночлег в лесу. Мара держалась на расстоянии и все бросала на Бьярна быстрые взгляды, думая, что он не видит.
        - Жизнь со мной случилась! - крикнула Мара. - Просто жизнь!
        Постепенно яростные всплески непонимания перешли в язвительные и колкие разговоры, которые на самом деле просто стали способом спустить пар. Вот как сейчас после долгого перехода.
        После того как Мара парировала выпад Бьярна, наступил его черед. Эта игра велась по особым неизменным правилам, ведомым только им двоим. Обычно Бьярн действовал тоньше, но сейчас, видно, сказалась усталость. Или что-то в словах Мары действительно его укололо.
        - Нормальная женщина должна домом заниматься. Детьми. Мужем. А не по лесам шастать и с мертвяками общаться, - угрюмо высказался он.
        Мара прыснула. Ее давно было не пронять такими вещами, зато разговор принимал забавный оборот.
        - Можешь быть спокоен, мне это не грозит!
        - Я полностью спокоен. Кто бы еще тебя взял - худышку стриженую.
        - Чур меня, чур! Слава Всеединому!
        Бьярн бросил ложку в котел и поднялся во весь свой немаленький рост. Мара осталась сидеть, ни один мускул не дрогнул на ее лице, только рука непроизвольно покрепче перехватила рукоять кинжала. Пауза продлилась несколько секунд, а потом Бьярн так же молча опустился на место.
        В тот вечер они больше не говорили. В тишине съели наваристую похлебку. Разыграли на монете, кому первому дежурить. Первому очередь выпала Бьярну, а Мара тут же завернулась в одеяло и уснула: в походе надо пользоваться каждой минутой отдыха.
        Бьярн долго смотрел на костер, время от времени подкладывая сухие ветки, и качал головой в ответ на какие-то свои мысли. Мара завернулась в одеяло, как в кокон, только нос торчал наружу. Видно, замерзла, несмотря на жаркий огонь. Дождавшись, пока черты ее лица разгладятся, а дыхание выровняется, Бьярн поднялся и подошел ближе. Достал из мешка еще одно одеяло - свое - и укрыл ее сверху.
        - Девчонка, - проворчал он. - Бестолочь бестолковая…
        ГЛАВА 4
        Маленькая белокурая девочка сидела на корточках у муравейника и изучала деловитых насекомых. Крошечный муравей тащил огромного жука. Жук сложил лапки и не шевелился.
        - Ма-ам, а жук что, уснул?
        Молодая женщина, которая поблизости развешивала белье, мельком глянула туда, куда указывала ее дочь.
        - Хм… Хм… Нет, маленькая. Жук, он умер…
        - Умер, - грустно повторила следом за ней девочка. - Я помню, да… Не шевелится, не кушает.
        - Ага, правильно! - мама уже отвлеклась, пытаясь сложить мокрый пододеяльник.
        - Живи, жук! Живи! - услышала она нежный голос своей дочурки и сокрушенно покачала головой: мертвым лучше оставаться мертвыми, и без того в этом мире неприятностей хватает.
        Позади раздался сухой треск, похожий на звук электрического разряда, а следом - счастливый детский смех.
        - Он живой, мама! Только чудной какой-то. На месте крутится!
        Молодая женщина замерла, боясь обернуться. Потому что если это действительно так и мертвый, мертвее мертвого, жук ожил, то это значит… ее дочь - прирожденная некромантка.
        Она не желала бы для девочки такой судьбы. Тяжелая, выматывающая работа. И хотя приносит деньги, иногда неплохие, но взамен забирает все душевные силы. Бессонные ночи, опасность и никакой семьи. Поэтому, наверное, девушки так редко шли в Академию темных искусств. К тому же некромантов хоть и уважали, но вместе с тем опасались, а в некоторых отдаленных деревушках откровенно ненавидели, считая их едва ли не главными виновниками появления шатунов.
        В маленькой деревушке, где родилась девочка, своих некромантов не было. Для того чтобы пригласить специалиста, надо было добраться в соседний городок Фрелей. К счастью, и родная деревенька, и Фрелей находились совсем неподалеку от столицы Симарии - Корни-Кэша. Места здесь были по большей части спокойные, вычищенные от всяких тварей. Спонтанные воскрешения тоже старались держать под контролем, шатунов быстро успокаивали - некроманты Вседержителя недаром ели свой хлеб. А довольствие у них, надо сказать, было немаленькое. Вот только стать одним из них было очень сложно, почти нереально. Те, кто попал на службу к Вседержителю, держались за свои места.
        - Может быть, я когда-нибудь стану одной из вас! - сообщила десятилетняя пигалица пожилому некроманту, который остановился в деревеньке по дороге в столицу.
        Пожилой дядька, затянутый в черное, строгий и суровый на вид, при взгляде на белокурую девочку невольно улыбнулся.
        - Мало быть прирожденным некромантом, луковка. Надо набраться опыта и сдать сложный экзамен. А ты, невеличка, не знаешь пока даже элементарных вещей.
        Девочка надулась, сложив руки на груди. Разговор происходил на площади, где некромант отдыхал, ожидая, не понадобятся ли его услуги. Один день он вполне мог посвятить нуждам простых людей.
        - Не мешай господину, - уже в десятый раз повторила мать, пытаясь утянуть непослушную девчушку за руку, но та уперлась крепко.
        Некромант отвлекся было на тетку: «Нет, нет, скотину не оживляю. Что делать? Предлагаю сделать жаркое. И меня позвать, да», но потом и сам обернулся к приставучей малявке и подозвал ее движением руки.
        - Оживляла уже? - спросил он.
        - Ага…
        - Кого?
        - Птичку… Она в наше окно билась. Упала мертвая. А я - раз - и оживила! И она потом не стала глупой, как другие… Понимаете, да? Она стала такой же, как была. По настоящему живая!
        - Да, - подтвердил мужчина. - Так бывает. Редко, но бывает. Если погибший недолго мертв, его на самом деле можно оживить. Но как узнать, действительно ли он умер?
        - Как? - заинтересованно прошептала девочка и затаила дыхание.
        Некромант усмехнулся, польщенный ее неподдельным интересом. И даже мать замерла, не мешая дочери.
        - Это первое и главное правило. Надо спросить его имя. Если ответит - значит, душа еще не покинула тело. Вот так просто - только имя, и все.
        - А если не назовет?
        Мужчина помолчал, раздумывая, стоит ли отвечать и как ответить: все-таки ребенок перед ним, но юлить не стал.
        - Это значит, ты оживила мертвое тело. Можно спрашивать что-то простое. Оно расскажет, скорее всего. Но это уже будет не человек. А потом обязательно упокоить! Это второе главное правило.
        - Умри! - крикнула девочка, которая, кажется, нимало не расстроилась. - Да, я знаю! Я так старенькую Руту упокоила, которая умерла, а на следующий день пошла. А мне потом дядя Вал дал за это конфет и булочек.
        Некромант вдруг помрачнел и поднял глаза на молодую женщину, которая отступила под его тяжелым взглядом.
        - Деятельность некроманта без значка гильдии сурово карается законом!
        Но потом смягчился.
        - Ладно, я ничего не слышал. А ты, луковка, когда подрастешь, приходи в Академию темных искусств.
        - Я еще точно не решила… Может быть, я медикусом стану. Мне оживлять и лечить гораздо больше нравится!
        У маленькой белокурой девочки была простая, светлая жизнь. Правильная и хорошая. Папа много работал, но когда был дома, всегда старался поговорить с дочерью, никогда не был угрюмым или злым. Усталым иногда, и все же девочка беспрестанно чувствовала его заботу. А мамочка была просто чудо: добрая, мягкая и очень ласковая. Она всегда была рядом, обнимала, и целовала, и говорила ей: «Мое солнышко. Моя красавица. Моя умница». А еще девочка помнила, что солнце по утрам заливало комнату, в которой она спала, а ветер шевелил занавески, будто играя. Да, кстати, тогда у нее было другое имя…
        А потом случилась беда. Она пришла в деревню вместе с угрюмым человеком, кутавшимся в теплый серый плащ, хотя на дворе уже стояло настоящее лето. Странника бил озноб, да к тому же он был бледен, как сама смерть. «Просто приболел, - объяснял он. - Протянуло на ветру!» Конечно, он и словом не обмолвился о том, что идет по лесу вот уже три дня из деревушки, что осталась по другую сторону Корни-Кэша. Умолчал и о том, что, когда покидал деревню, в ней оставалось в живых всего несколько человек, и у тех счет шел на часы. Сам-то он думал, что избежал печальной участи, но чем дальше отходил от дома, тем яснее становилось: нет, не избежал. Он тоже подхватил эту заразу и теперь принес ее с собой туда, где его приняли как желанного гостя. Нет, путник вовсе не простыл, а заболел смертельной хворью - бледной лихорадкой, иссушающей человека за несколько дней. Он никого не предупредил, потому что не хотел умереть как собака где-то под кустом. Он всего лишь был слабым человеком.
        Лихорадка распространилась, как пожар. Уже спустя день не осталось ни одного дома, который болезнь обошла бы стороной. А через три дня болели все.
        Как умер отец, девочка не видела. Просто однажды утром он, шатаясь, ушел в кузницу, а домой уже не вернулся. А вот мама угасала у нее на глазах, и это было так жутко и неправильно. Разве такое может быть на самом деле, что мама больше не сможет ходить, улыбаться, называть ее солнышком. И когда дыхание женщины вдруг замерло на вдохе, девочка вцепилась ей в руку, призывая на помощь все свои, еще невеликие, силы.
        - Живи, мама. Живи!
        Молодая женщина открыла глаза.
        - Как твое имя? - закричала девочка: разговор с пожилым некромантом не прошел даром.
        - Элана, - прошептала та, облизнув потрескавшиеся, сухие губы.
        Будь девочка чуть старше, она бы поняла, что все бесполезно. Вот так оживлять - только причинять лишние страдания. Вылечить от бледной лихорадки невозможно. Но она просто не могла отпустить маму, снова и снова кричала: «Живи!» Она и сама уже измучилась так, что едва не падала в обморок. Но вот Элана сжала ее пальцы в своей горячей ладони.
        - Солнышко мое, не надо больше… Остановись… Дай мне уйти… И сама уходи из деревни. Здесь больше нельзя оставаться. Иди, моя девочка. Я люблю тебя…
        И когда ее дыхание затихло в последний раз, девочка заставила себя отвернуться и бросилась прочь. В лес, не разбирая дороги. Ее дом оставался позади. Она еще не знала, что покидает его навсегда, - к вечеру здесь появятся отряды Вседержителя и подпалят деревню с четырех концов, чтобы остановить распространение болезни. Если бы они узнали, что кто-то покинул зараженное место, то прочесали бы лес, нашли бы и уничтожили беглеца. К счастью, девочка ушла незамеченной и совершенно здоровой. Видно, та самая сила, что давала ей власть над мертвыми, сумела как-то защитить ее от смертельной болезни.
        Погода стояла жаркая и сухая, так что маленькая беглянка не торопилась выходить к человеческому жилью. Ночевала в лесу, соорудив из веток и травы лежанку, ела ягоды и съедобные корешки - много ли надо худенькой девчушке. И все же к концу месяца девочка больше напоминала тень, чем ребенка из плоти и крови: платье истрепалось, волосы - от природы светлые и шелковистые - повисли сейчас серыми свалявшимися прядями. Хотя девочка всегда была опрятной и старалась, как могла, приводить себя в порядок: умывалась, встретив ручеек, пыталась разбирать волосы пальцами - это мало помогало.
        Она знала, что однажды солнце уже не будет таким жарким и ясным, зарядят дожди, и надо будет прийти в какую-нибудь деревню. Но тогда ее обязательно спросят: кто ты такая и что с тобой случилось? А маленькая беглянка боялась признаться даже самой себе в глупой надежде, которая вопреки всему продолжала жить в глубине души. Вдруг, если она подольше пробудет в лесу, а потом вернется домой, то окажется, что не случилось никакой беды, а мама и папа живы и ждут ее. Пусть поругают за то, что она так долго не приходила, пусть. Она даже не заплачет… Ей думалось, что, пока она никому не рассказала о том, что произошло, этого словно и не было. И все еще можно изменить…
        Все закончилось раньше, чем она предполагала. Даже осени не пришлось ждать. Однажды, пробираясь по узенькой лесной тропинке, глядя под ноги и не глядя по сторонам, девочка только в последний момент заметила ноги, обутые в кожаные сандалии.
        Она подняла взгляд. Выше ног обнаружилась длинная серая рубаха, опоясанная пеньковой веревкой, а еще выше - лицо. Напротив стоял мужчина, по виду даже старше, чем тот пожилой некромант, который однажды не пожалел совета для любопытной девчушки. Этот был совсем старик - на голове седые волосы, как пух, реденькая седая борода, загнутый хищный нос и узкие губы. Он, прищурившись, разглядывал незнакомку.
        - Чья ты? - спросил он, и внезапно обнаружилось, что голос у него уверенный и властный, вовсе не то старческое дребезжание, которое ожидала услышать девочка. - Где твои родители?
        Девочка пожала плечами и уставилась в землю.
        - Ты одна здесь?
        Она едва заметно кивнула, думая над тем, не стоит ли сбежать, но ноги отчего-то не двигались с места. А потом старик подошел и взял ее за руку, и бежать было уже поздно.
        - Пойдем со мной, - сказал он.
        И повел следом за собой в глубину леса.
        ГЛАВА 5
        Мара вскинулась и проснулась, растерянно оглядываясь по сторонам. Она не сразу поняла, где находится, а когда поняла, то разозлилась. Уже рассвело, солнце поднялось над горизонтом, чаща наполнилась птичьим щебетом и свистом. Костер прогорел. Бьярн должен был разбудить ее, чтобы передать дежурство, но не сделал этого!
        А вот и он сам. Сидит у тлеющих углей, поглядывает на верхушки деревьев и щурится от солнца. Мара вскочила на ноги.
        - Никогда так больше не делай! - крикнула она. - Мне нужен отдохнувший напарник, а не тот, кто будет еле ноги волочить от усталости! Мы с тобой на работе, а не на прогулке!
        - Здесь идти осталось несколько часов. Высплюсь на постоялом дворе, - ответил тот вполне миролюбиво, поставив руку козырьком и разглядывая гневное лицо Мары. - Все под контролем.
        - Под контролем? - взвилась Мара, сама не понимая, из-за чего так злится. - Под контролем? Не надо мне этих одолжений, будь добр. Я что, по-твоему, девица в опасности, с которой следует пылинки сдувать? Или ты ставишь под сомнение мой профессионализм?
        - Я понял тебя, - оборвал он ее на полуслове.
        Мара открыла было рот, чтобы еще что-нибудь добавить, но это его «я понял» мгновенно обезоружило и лишило ее всех козырей.
        - Я рада, - проворчала она под нос, начиная складывать одеяло.
        До Скира действительно добрались к полудню, как и задумывали. На этот раз обошлось без приключений, хотя Мара с преувеличенным вниманием приглядывалась ко всем кустам, которые Бьярн обходил, не повернув головы. По его уверенной походке никак нельзя было сказать, что он не спал всю ночь.
        Наконец вышли к дороге. Это был не Великий Тракт - здесь он не проходит, но, вне всяких сомнений, этот путь тоже проложили люди. Еще полчаса, и выйдут к южным воротам. Скир, как и всякий маленький городок, был окружен стеной из стесанных, заостренных сверху бревен. Невесть какая защита, но хоть какая-то.
        Уже у самых ворот Бьярн притормозил и обернулся к Маре.
        - Знаю, тебе не слишком по душе Скир, - начал он, и Мара скривилась.
        Они не первый раз бывали здесь, но каждое посещение начиналось с такого вот предисловия. Потому что в первый… Но Мара вспоминать это не любила.
        - А ты сам-то не из этих мест, часом? - съязвила она. - После нашей беседы вчера не удивлюсь!
        - Нет, - ответил тот односложно. Видно, и ему было неприятно вспоминать о вчерашнем вечере. - Морана, здесь живут жесткие люди. Они вынуждены приспособиться к суровому климату и той жизни, что у них есть. То, что ты принимаешь за неуважение к женщинам, всего лишь стремление их защитить!
        - Ага, - скептически подтвердила Мара. - Тычки, подзатылки и окрики, а также желание принизить умственные способности именно из стремления защитить и исходят. Как я сразу не поняла!
        - Мара! Мы должны принимать законы тех мест, куда приходим работать. На всякий случай предупреждаю, я больше не намерен втыкать меч во всякого, кто просто попытается напомнить тебе о твоем месте.
        - Место женщины у ног своего господина, - процедила Мара сквозь сжатые губы. - О да. Я помню!
        - Если им хочется думать, что из нас двоих я главный, а ты должна меня слушаться, то просто позволь им это. Переубедить ты все равно никого не сможешь. Мара…
        Он, исчерпав все запасы красноречия, тихо опустил руку на ее плечо, словно этот жест мог убедить сильнее, чем все слова.
        - Руки! - крикнула Мара. - Убери!
        Она тяжело вздохнула, а потом, пересиливая себя, произнесла:
        - Ладно. Хорошо. Пока мы здесь, станем играть по их правилам.
        Парень, стоящий на воротах, их даже признал, хотя они не бывали здесь с прошлой осени.
        - Господин Бьярн, как я рад вас видеть! Как хорошо, что вы некромантку свою привели! Нам она как раз во как нужна!
        - Некромантка не моя. Мы вместе работаем, - сказал Бьярн. - А что случилось?
        Мара только кисло улыбнулась - задавать вопросы раньше своего господина здесь не позволялось, как и вообще разговаривать без позволения мужчины.
        - Так… Это… Идите прямо на площадь, там как раз все собрались и решают, что делать. Наместник вам все и расскажет.
        На маленькой площади, втиснутой между зданием ратуши и рыночными рядами, действительно собрались люди. Еще издалека Мара разглядела наместника и его помощника, те обсуждали что-то, яростно жестикулируя. Судя по гулу голосов, разговор никого не оставил равнодушным, но с такого расстояния ничего невозможно было разобрать.
        - Приветствую, господин Грир, - поздоровался Бьярн еще на подходе.
        Его гулкий голос был слышен издалека, и наместник вгляделся в гостя. Маре показалось, что на его лице мелькнуло растерянное выражение, но неудивительно - ведь он никак не ожидал их увидеть. Но вот он замахал руками, приглашая. Кажется, парнишка на воротах не обманул - здесь действительно нужны были их услуги.
        Мара силилась увидеть что-то, скрытое спинами людей. Они окружали телегу, на которой что-то лежало. Но что?
        Худощавый и жилистый господин Грир порывисто пожал руку Бьярну, помощник, неприметный блондин, чье имя Мара все время забывала, тоже протянул свою сухую ладонь. На Мару они едва обратили внимание, но все же кивнули, давая понять, что заметили ее.
        - Вы вовремя, - сразу перешел к делу наместник. - Хотя, пожалуй, тут и так все ясно… Не стоит, наверное, парнишку тревожить.
        Он протянул руку в сторону телеги, толпа расступилась, и Мара увидела тело, лежащее поверх соломы. Тонкие руки и ноги, всклокоченные черные волосы, одежда, покрытая пылью, разорвана в клочья, а сквозь прорехи просвечивают глубокие алые царапины. Это был мальчик лет восьми.
        Ребенок… Ну почему, проклятие, это должен быть ребенок?!
        Мара заставила себя подойти ближе. И лишь секунду спустя, как сквозь слой ваты, услышала голос помощника.
        - …Постучал в ворота рано утром и крикнул: в Анхельме все мертвы! А после упал замертво. Я знаю парнишку - это Эрл, сын Тарена. Они с семьей и еще с несколькими семьями проживают в Анхельме, селении в лесу. Это даже скорее хутор. Я всегда говорил, что это до добра не доведет. Нельзя быть такими самонадеянными. Что могут противопоставить десяток человек опасностям, подстерегающим в лесу? Хотя добыча вестяника, несомненно, вещь выгодная…
        Он заметил, что Мара и Бьярн смотрят на него с непониманием и попытался объяснить:
        - Вестяник - это мох, который только в Чернолесье растет. Из него лечебные настои делают. Вроде живисила, того, что раны быстро затягивает. Слыхали? Вот они его собирали и сбывали. На то и жили… Видно, не живут уже… Еще в прошлом году они с трудом от стада шатунов отбились. В этом, видать, не смогли.
        Но люди, прислушивающиеся к разговору, были не согласны с наместником.
        - Так-то оно так. Тревожить тело не хочется, но это единственный способ наверняка узнать, что же там произошло, - вступил в разговор один из мужчин, а другие закивали, соглашаясь с его словами. - Может, стоит подмогу отправить. Пособите?
        Это он уже к Маре обратился.
        - Сколько эта услуга стоит?
        «Не надо денег», - хотела было сказать Мара, но не успела открыть рот, как услышала уверенный голос Бьярна:
        - Двадцать пять монет. Наша обычная ставка.
        Да, все верно. Не время играть в благородство - они действительно сейчас на мели. К тому же, оказывая дорогостоящую услугу бесплатно, можно прослыть дилетантом, а Мара никак не могла себе это позволить.
        - Да-да, отлично, - наместник кивнул и тут же махнул рукой, указывая на беднягу Эрла.
        Мара тряхнула головой, заставляя себя двигаться. «Это работа. Это моя работа!» Такой маленький парнишка, такой израненный… Что же с тобой приключилось? Со всеми вами…
        Она провела рукой по его лбу, поправляя волосы. Тут немного силы потребуется, чтобы воскресить. Самое тяжелое - задать первый вопрос и не услышать ответа.
        С пальцев Мары сорвалась синяя молния, заставляя вздрогнуть худенькое тело. Мальчик открыл глаза.
        - Твое имя? - четко произнесла Мара, отринув сомнения. В конце концов, профессионал она или кто?
        - Эрл, - прошептал мальчик.
        - Что? - Мара тут же растеряла всю свою решительность, глаза ее распахнулись.
        - Эрл…
        Ее замешательство длилось всего секунду, потому что в следующее мгновение она уже вытряхивала из мешка его содержимое в поисках настойки кровяника и живоцвета. Руки ее дрожали, но только совсем чуть-чуть.
        - Что происходит?
        Наместник с недоумением наблюдал за суетой.
        - Его надо доставить на постоялый двор. Мне нужны чистые простыни. Кипяток. Стол. Да, стол тоже облить кипятком. - Мара говорила отрывисто, по капле вливая в бледные губы мальчика алый настой кровяника.
        - Что?..
        - Он жив! И останется жив, если мы ему поможем!
        - А как же… Жив? Как жив? И сможет на вопросы ответить?
        - Позже! Когда придет в себя.
        ГЛАВА 6
        Каждый некромант немного медикус. Совсем чуть-чуть - заштопать раны, смешать в правильной пропорции снадобья от разных хворей, лубки наложить на сломанные кости. Но то, что делала Мара, склонившись над распластанным на столе худеньким телом, по достоинству оценил бы даже медикус со значком гильдии.
        С теми инструментами, что были в ее распоряжении, сотворенное ею можно было приравнять к чуду. Мальчишка, обездвиженный, одурманенный безличником, не чувствовал боли. Правда, настойка безличника приводила к сбою дыхания, но тут уже Мара была начеку.
        - Нет уж, ты не умрешь сегодня, парень, - шептала она под нос, и очередная электрическая вспышка возвращала жизнь мальчишке. - Не со мной. Не сейчас.
        Наконец Эрл, забинтованный с ног до головы в лоскуты ткани, задышал ровно и спокойно. Опасность миновала. Мара, стоящая над ним, только сейчас расслабила плечи и тут же пошатнулась от усталости, едва удержалась на ногах. Бьярн, который все это время, довольно неуклюже, но старательно помогал чем мог, подхватил ее за талию.
        - Все нормально, - сказала Мара, отцепляя его руки. - Все. Я уже пришла в себя.
        Она подняла голову, выискивая наместника, и вгляделась в лица людей, столпившихся в углу зала. Заметила, с каким благоговейным ужасом смотрят на нее невольные свидетели спасения мальчика, и горько усмехнулась. Все как обычно: некроманты внушают только ужас и неприятие. Взгляды всегда говорили яснее слов: «Мы готовы тебе платить. Но, ради Всеединого, держись-ка от нас подальше!»
        - Эрл будет жить, - сказала Мара, стараясь, чтобы голос оставался ровным. - Но на вопросы ответит не раньше завтрашнего утра. Он остается здесь под нашим присмотром.
        Наместник сумел выдавить из себя что-то вроде благодарности. Наверное, это необходимость оплатить кроме оговоренных двадцати пяти монет еще и проживание всех троих на постоялом дворе сделала его таким сумрачным.
        - Отлично справились, я смотрю… Что ж… Отдыхайте, набирайтесь сил, - обращался он, однако, исключительно к Бьярну, словно Мара была бесплатным приложением к нему.
        Он слишком долго прожил в Скире, и неписаные законы отношения к женщине стали частью и его взгляда на мир. Хотя сам себя он считал образованным и современным человеком. Еще бы, ведь образование получил не где-нибудь, а в самом Тарке - в Академии управления и финансов.
        По настоянию наместника хозяин постоялого двора «Три топора» выделил гостям самую просторную комнату. Бьярн осторожно перенес Эрла наверх и закрыл дверь прямо перед носом любопытных служанок, которые так и норовили посмотреть, правда ли мальчик дышит, или это все некромантские штучки и бедняга Эрл теперь превратился в шатуна.
        Мара без сил повалилась на соседнюю кровать, чувствуя, что проваливается в сон: она потратила всю энергию и даже немного сверх того.
        - Следи за ним, - распорядилась она, чувствуя, как слипаются веки. - Буди, если что.
        Проснулась сама, когда свет, падающий в окна, стал рассеянным и мягким - видно, уже наступил вечер. Одним рывком села на кровати, но тут же улыбнулась, увидев мирную картину: Эрл спал, дыхание было сильным и спокойным, а щеки уже утратили мертвенную бледность и слегка порозовели. Рядом на полу в ногах кровати сидел Бьярн. Встретив взгляд Мары, он кивнул, давая понять, что все в порядке.
        Мара успела мимолетно подумать о том, что Бьярн сам еще не прилег со вчерашнего дня. Ничего, день почти закончился. До завтрашнего утра они все как следует выспятся и отдохнут.
        - Тебе надо поесть, - сказал Бьярн.
        Он старался говорить тихо, и оттого его могучий голос звучал словно эхо, запертое в узком колодце. Мара снова улыбнулась. Она была вымотана до крайности, и все же отчего-то на душе было легко и светло. Бьярн, которого она не баловала улыбками, невольно улыбнулся в ответ.
        - Ах ты птаха… - сказал он внезапно охрипшим голосом.
        Лучше бы не говорил. Мара мгновенно изменилась в лице, словно услышала не ласковое обращение, а грубость и колкость, но тут же постаралась взять себя в руки.
        - Я позову служанку, чтобы присмотрела за мальчиком, пока мы ужинаем.
        Работница сначала с опаской отнеслась к просьбе, но потом присмотрелась к мерно вздымающейся груди Эрла, к румянцу на его щеках и вздохнула с видимым облегчением.
        - Он хороший мальчик, - сказала она. - Я и родителей его знала. Они всегда у нас останавливались, когда в Скир приезжали. Идите, я присмотрю.
        В это время суток обеденный зал постоялого двора уже на треть был заполнен людьми. Мара огляделась и покачала головой: конечно, все здесь были мужчинами. Женщинам в такие места приходить не дозволялось. Разве что в качестве подавальщиц.
        Осенние вечера в этой части Симарии были ветреными и промозглыми, несмотря на то, что днем еще пригревало солнце. В углу зала горел камин, и Мара прошла прямо к нему: ее немного знобило, силы еще не полностью вернулись. Столики, стоящие полукругом вокруг очага, оказались заняты, но, к удаче Мары, крайний как раз освободился: двое мужчин поднялись со своих мест, встали у камина, подняли руки над головой и хлопнули, привлекая внимание. На обоих были одеты желтые рубахи и красные башмаки. Мара вспомнила, что так наряжаются бродячие артисты. И эти были наняты на один вечер хозяином постоялого двора на потеху публике.
        Маре было не до веселья, потому к шуткам она не прислушивалась, но, видно, что-то невероятно забавное говорили, потому что посетители хохотали так, что казалось, дрожат даже стекла. Бьярн как-то странно на нее поглядывал и не смеялся. А Мара была занята едой - с удовольствием разделалась с прожаренным куском мяса, овощами, приготовленными на гриле, и теперь запивала сытный ужин горьковатым пивом.
        Наверное, все бы обошлось в тот вечер, если бы одному из выступающих не вздумалось обратиться прямо к ней.
        - Я вижу, что за одним из столов присутствует прекрасная дама! - крикнул он, и взгляды всех присутствующих обратились к Маре, так что она едва не подавилась пивом. - А вы знаете, какие бывают виды женщин? Нет? Они делятся на дам, «недам» и «дам, но не вам»!
        Публика грохнула. Мара сжала ручку кружки. Посмотрела на Бьярна. Промолчала. Балагур тем временем не унимался:
        - Я, правда, решил сначала, что это парень. Волос-то почти нет. Но у каждой дамы - или недамы - свои маленькие слабости! A-а, я, кажется, понял! Говорят, волос длинный - ум короткий. И наша гостья, очевидно, таким образом решила раздобыть себе немножко мозгов!
        Тут уже не выдержал Бьярн, поднялся и, словно случайно, коснулся рукояти меча, с которым он не расставался даже за ужином.
        - Ого, - раздался чей-то жизнерадостный голос, - это же тот парень, что прошлой весной пырнул старину Ала. Кажись, из-за той самой девки.
        Мара поднялась следом за Бьярном.
        - Пойдем отсюда, - сказала она.
        Но далеко им уйти не удалось, потому что какой-то верзила перегородил дорогу. И тут же поднял руки, показывая, что безоружен.
        - Так значит, в деле она хороша? - спросил он, кивком указывая на Мару. - Я никогда не доверял некромантам, коли они бабы. Но смотрю, строптивости у нее на десяток женок хватит. А давайте на спор! Если она с делом справится, то я лично извинения принесу. И даже на колени встану.
        Он ухмыльнулся, словно заранее был уверен в победе.
        - Мы на спор не работаем, - ответил Бьярн.
        - А за деньги? - Мужчина потряс шапкой, которую все это время сжимал в руке. - Сейчас по кругу пустим, все скинемся.
        Напарники переглянулись. За долгие месяцы совместной работы они научились понимать друг друга без слов. Бьярн качнул головой: «Не стоит. Какая-то засада». Мару разрывало от противоречий. Ужасно хотелось доказать этой скотине, что она чего-то да стоит. И деньги опять же… Но в то же время ей, некроманту второго разряда, попасться «на слабо» как-то непрофессионально. И Эрл наверху. Нельзя надолго оставлять его без присмотра.
        Верзила увидел ее колебания и оглянулся, призывая всех в свидетели своей победы. Ощерился в улыбке.
        - Девка - она и есть девка. Трусиха. Носит медную бляшку и думает, что ее только за это будут уважать. А делов-то там на час от силы. Подумаешь, нехороший дом проверить…
        - Какой дом? - не выдержала Мара.
        Час. Час - это немного. Эрл спит, ничего с ним за это время не случится. Надо доказать этим болванам… Он еще встанет перед ней на колени, чтобы прощения попросить.
        Бьярн только брови нахмурил, но при всех ничего не стал говорить. Шапку между тем пустили по столам, и Мара видела, что разгоряченные напитками посетители кидают не только медные монеты, но изредка серебряные. Им бы заработок не помешал - до зимних холодов месяца два, а то и полтора. И Мара согласно кивнула.
        Дом, который им предстояло проверить, принадлежал тому самому верзиле, который всю кашу заварил. Возможно, он с самого начала планировал нанять Мару, но, понимая, что тогда в любом случае придется платить, разыграл целый спектакль. Если Мара и Бьярн не принесут никаких доказательств тому, что происходит в доме, то и денег не получат.
        Сам наниматель, который назвался Горгом, в доме уже давно не жил. По его словам, эта развалюха досталась ему после смерти бабушки, и он планировал пускать туда жильцов, но даже те, кто вносил задаток за седмицу, на следующий день бежали прочь. Объясняли все по разному. То шорохи и стуки спать не давали. То тревожно и жутко в доме, так что спать невозможно. А кто-то жаловался после единственной ночи, проведенной под крышей дома, на полное изнеможение. С тех пор уже несколько месяцев дом пустует, разрушается потихоньку. Сам Горг пару раз решился заглянуть в него при свете дня - ничего страшного не обнаружил и изнеможения не почувствовал. Так что лично ему кажется, что все это происки конкурентов. Но люди, твари неблагодарные, пожаловались наместнику, и тот повелел все окна и выходы заколотить досками до того момента, как в город придет некромант и наведет порядок. Кто знает, что за зараза там водится, не перекинется ли на другие дома.
        - Бабушку похоронили? - прямо спросила Мара.
        - Само собой. Честь по чести. Поэтому если в доме кто-то шалит, то ты должна принести мне его голову на блюдечке.
        Горг сжал немаленькие кулачищи.
        - Даже если это соседские мальчишки!
        Дом располагался в самом конце глухого переулка. Здесь вообще стояли старые и большей частью пустующие дома. В таком месте Мара точно не захотела бы снимать жилье, так что постояльцы, возможно, всего лишь выдумывали предлог для того, чтобы сбежать. Что ж, если так, то это станет самым простым делом в ее жизни.
        Горг и парочка его приятелей проводили Мару и Бьярна до дверей особнячка - десять минут ходьбы от постоялого двора. Окна и двери действительно были заколочены, краска, некогда зеленая, облупилась и слезала с деревянных стен грязными лоскутами.
        Горг, захвативший с собой гвоздодер, рванул на себя одну из досок, перекрывавшую вход, и та внезапно рассыпалась в его руках трухой.
        - Жучок, что ли, какой… - пробормотал хозяин, кроша дерево в пальцах.
        Наконец дверь распахнулась, и в лицо Мары ударил затхлый запах пыли и старости. На дворе был еще ранний вечер, но из-за того, что окна были закрыты ставнями и забиты, в доме царила темнота.
        Горг передал гвоздодер Бьярну с предложением открыть пару окон, если ему понадобится, а то «кто знает, может, девка твоя в темноте видеть умеет». На том и ретировался, сообщив напоследок, что дождется их в «Трех топорах».
        Мара перешагнула порог, прислушиваясь к ощущениям, пытаясь поймать темную или светлую энергию. Дом молчал. Он был тих, пуст и мертв. Бьярн, не мешая ей сосредоточиваться, прошел мимо и вскрыл пару окон, заколоченных изнутри. В комнату хлынул свет, который, пробившись сквозь потрескавшееся грязное стекло, словно и сам становился серым и грязным.
        Дом как дом. Видно, после смерти хозяйки Горг вынес все, что можно было продать, оставив минимум необходимых вещей. У старенького камина стояло продавленное кресло, на полу лежал коврик, на стенах, на потемневших обоях кое-где виднелись светлые квадраты - видно, раньше здесь висели картины.
        Бьярн и Мара, двигаясь медленно и прислушиваясь к каждому шороху, шаг за шагом обошли весь дом - зал внизу, кухонька, маленькая спальня, две спальни наверху, чердак, заставленный сундуками, где хранились какие-то слежавшиеся старые тряпки. Особенно пристально осмотрели подвал. Бабушка Горга, вероятно, была женщиной рачительной и любила делать запасы на зиму, на полках до сих пор стояли банки с соленьями, в полутьме с трудом можно было разглядеть плавающие в рассоле маленькие помидоры и даже целые капустные головы. Здесь стоял кислый, нехороший запах. Интересно, сколько уже лет здесь стоят эти соленья? Наверное, давно испортились, а отнести все это хозяйство на свалку у Горга руки не дошли.
        - Чувствуешь что-нибудь? - спросил Бьярн.
        Мара еще раз прислушалась к ощущениям и отрицательно качнула головой.
        - Не знаю… Нет. Атмосфера здесь угнетающая, конечно, но…
        - Вернемся?
        Первым ее порывом было сказать: «Да!» Вернуться, посмеяться на Горгом, сказать, что в доме нет ничего страшнее протухших помидоров, получить свои деньги и отправиться отдыхать. Но вместо этого Мара ответила:
        - Подожди. Давай побудем здесь еще немного.
        ГЛАВА 7
        Они поднялись наверх. Бьярн тяжело опустился в кресло у камина, Мара присела на краешек стула. Поток света, проникающий в окна, постепенно иссякал, словно кто-то снаружи прикрутил фитиль лампы. Вечерело. Если верить рассказам постояльцев, все неприятности в этом доме происходили именно по ночам. Ждать темноты оставалось недолго, и раз уж они взялись за это дело, то надо довести его до конца.
        Мара только переживала за Эрла, но, имея уже опыт спасения людей, точно знала, что мальчик вне опасности. Он не проснется до самого утра, а утром будет достаточно бодр для того, чтобы попросить завтрак.
        Когда сумерки заполнили зал, Бьярн, до этого сидевший неподвижно, достал из мешка пузырь из тончайшей кожи, наполненный серой крошкой, и сжал его в ладони. Каждая песчинка внутри пузыря тут же зажглась зеленоватым мерцающим огнем, так что сам пузырь превратился в светильник, озаряющий стены комнаты мертвенным светом.
        - Ох, не люблю я эти «русалочьи огни», - вслух выразила Мара то, что, судя по выражению лица напарника, тот подумал, но не сказал. - И так жутко…
        Но по настоящему жутко, хоть Мара не призналась бы в этом даже себе самой, ей стало в следующий миг, когда она ясно и четко расслышала топот легких маленьких ножек. Непонятно только, откуда он раздавался - снизу или сверху. Казалось, он идет отовсюду. И тут же сполохи темной энергии заполнили пространство.
        - Здесь есть что-то, - сказала она. - Не живое.
        Бьярн тоже услышал топот. Оба вскочили на ноги.
        - Что мы упустили? - прошептала Мара.
        Этот вопрос не требовал ответа - Бьярн знал, что она рассуждает вслух, и не мешал.
        - Давай на чердак!
        Они одновременно подумали об этом: если что-то или кто-то прячется в доме, то таким местом может быть только чердак. Жаль, что они не осмотрели как следует сундуки, когда была такая возможность.
        Четыре огромных тяжелых сундука стояли впритык друг к другу, занимая почти все пространство под крышей. Мара откинула крышку ближайшего к ним и принялась вытаскивать тряпки - какие-то старые платья, пахнущие плесенью, шерстяные кофты, побитые молью. Они так слежались за это время, что приходилось их буквально отдирать друг от друга. Драгоценное время уходило.
        Бьярн решил проблему радикально: аккуратно отстранил Мару и, взявшись за нижние углы сундука, просто перевернул его, вытряхнув ворох вещей. Обычные старушечьи вещи, ничего больше.
        Когда Бьярн шагнул к следующему сундуку и на чердаке на секунду установилась тишина, они вновь услышали дробный, быстрый топоток. Мара закрыла глаза, пытаясь уловить направление, откуда исходят волны темной энергии, но чувства обманывали ее, пытаясь сказать, что отовсюду: снизу, сверху, со всех сторон. Это было невозможно. Она тряхнула головой: ладно, разберемся!
        В следующем сундуке не обнаружилось ничего нового. И в следующем. Бьярн переворачивал их, и они вдвоем раскидывали вещи, перетряхивали их, боясь упустить что-то важное. И если бы не воистину медвежья сила Бьярна, несомненно, не успели бы докопаться до содержимого последнего сундука. Сверху тоже лежали вещи, а вот под ними обнаружились книги и ворох исписанных от руки листов со странными знаками и рисунками.
        - Посвети! - Мара подняла ближайшие к ней листы, разгладила, поднося к «русалочьему огню», который Бьярн поднял повыше, и тут же, не сдержавшись, выругалась: - Проклятье! Проклятье!
        На пожелтевших листах были изображены тщедушные тельца с непомерно большими головами, с тонкими конечностями и зажмуренными глазами.
        - Это кто? Дети? - даже в голосе Бьярна сквозили ужас и отвращение. - Мертвые дети?
        - Нет… - Мара качнула головой, хотя, признаться, это было первое, что ей самой пришло в голову, но секундой позже она поняла. - Это гомункулы. Кто-то выращивал в доме гомункулов. Понятно кто - бабка. Она умерла, и твари вышли из-под контроля.
        В нависшей тишине вновь послышался шум легких шагов. Бьярн обвел светильником пространство, пытаясь увидеть хоть одно из этих созданий. Нет, чердак пока был пуст.
        - Зачем кому-то делать такое? - глухо сказал он.
        Мара с гомункулами еще дела не имела. Ведь эти создания - творение человеческих рук, и, к счастью, немногие люди готовы были совершить такую глупость. Но однажды она читала про них в книге, которую часто держала в руках в детстве… Нет, сейчас не время для воспоминаний! Мара мотнула головой, выбрасывая из головы все лишнее и сосредоточившись на главном.
        - Жизненная сила! Вся нечисть охотится за ней. Но, в отличие от гомункулов, потребляет ее в свое удовольствие, а гомункул приносит ее хозяину, оставляя себе лишь малую часть.
        - Бабка питалась жизненной силой? Чтобы продлить себе жизнь?
        Бьярн схватывал все на лету. Мара быстро кивнула, соглашаясь.
        - Да! Возможно, сначала это был только один гомункул. Но беда в том, что они бесконтрольно и быстро размножаются сами по себе. И все это время запертые здесь, высосав всю силу даже из стен - ты ведь заметил, что дерево в руках Горга превратилось в труху, - они теперь голодны и очень опасны.
        - Что-то не больно бабке помогла ее хитрость. Померла старушка-то!
        - Кто знает, сколько она прожила на самом деле. Может, лет сто пятьдесят вместо положенных восьмидесяти! Это неважно уже… Но я не понимаю - где же они?
        У Бьярна черты лица вдруг застыли.
        - Не знаю, где они сейчас… Но знаю, где они были! Мы их видели!
        Мара смотрела, не понимая, чувствуя себя ужасно глупо. Чего она не заметила?
        - Подвал, Мара! Не думаю, что бабка огурцы солила.
        Мара ойкнула, как девчонка, и, не осознавая, что делает, вцепилась Бьярну в предплечье. Все эти кочаны капусты, помидоры…
        - Бежим! - крикнула она.
        Как она не поняла сразу! Ведь должна была догадаться! Во всех этих банках со специальным раствором находятся гомункулы. Дремлют, пока на дворе день, а когда наступает ночь, выходят и бродят по дому. Выискивают, озверевшие от голода, чем бы поживиться. А они, как Мара сейчас вспомнила, не только энергией питаются, но и живой плотью. И вполне вероятно, что в старом особняке не осталось уже ни крыс, ни пауков. Зато такая отличная вкусная добыча сама пришла в гости! Здесь нельзя больше оставаться! Даже ее силы не хватит на то, чтобы уничтожить всех расплодившихся тварей. Уйти, а утром вернуться и сжечь дом. Больше ничего сделать нельзя.
        Бьярн все понял. Мара любила с ним работать еще и потому, что напарнику не надо было повторять дважды. Они рванули к выходу. Но слишком поздно.
        Только теперь Мара разгадала, где твари прятались все это время и почему звук шел словно отовсюду. Деревянные стены, ставшие трухлявыми и ненадежными, вдруг пошли трещинами. Они крошились, выпуская наружу тех самых существ, которых напарники только что видели на рисунке. Гомункулы все это время прятались в перекрытиях дома и между стенами.
        Пока Мара и Бьярн искали их на чердаке, твари поднялись наверх, окружили, а теперь медленно и верно двигались навстречу своей добыче.
        Они были точно такими, как на изображении. Уродливые большеголовые создания с узенькими щелями вместо глаз и непомерно широкими ноздрями. Некоторые величиной с кочан капусты, другие - не больше ладони взрослого человека. Они неуверенно двигались вперед, переступая кривыми тонкими ножками, принюхиваясь.
        - Бьярн… Они слепые… - прошептала Мара. - Молчи, застынь на месте.
        Один из гомункулов повернул голову на звук и зашипел, разинув пасть, обнажив ряд длинных, острых, как иглы, зубов.
        Бьярн стоял ближе к выходу, Мара у стены. Между ними три шага взрослого человека. А вокруг каждого постепенно сжималось кольцо, состоящее из желтоватых, влажно блестевших при свете «русалочьего огня» тел.
        Даже если напарники не издадут больше ни звука, их все равно обнаружат на ощупь довольно скоро.
        Бьярн подал Маре знак руками: «Прыгай ко мне. Я тебя поймаю. Успеем убежать». Мара отрицательно покачала головой. Они услышат и кинутся на Бьярна. Судя по острым зубам тварей, далеко уйти с Марой на руках ему вряд ли удастся.
        Она закрыла глаза, прислушиваясь и, словно наяву, наблюдая, как темная энергия затопила чердак. В мешке, который Бьярн так и не снял с плеча, лежит «пожиратель тьмы». Они приобрели его за бешеные деньги и держали на самый крайний случай, а он, похоже, как раз наступил. «Пожиратель» безотказно действовал на любую нечисть, уничтожая темную энергию, которую та излучала. Любое создание тьмы впадало в оцепенение, достаточное для того, чтобы убить врага. Или, как сейчас, сбежать. Гомункулы же настолько малы, что «пожиратель» должен оглушить их до утра.
        - Бьярн, - одними губами произнесла Мара, привлекая внимание напарника. - «Пожиратель»…
        Один из гомункулов почти добрался до ноги Бьярна - еще пара мгновений, и вцепится. Выхода нет: их надо отвлечь, выгадать для него время. Мара сняла с пояса кинжал и, не обращая внимания на запретительные жесты напарника, провела по ладони.
        Капли крови градом посыпались на пол. Гомункулы разом повернулись к источнику вкусного запаха. Их ноздри раздувались, рты были разинуты в предвкушении пищи. Они все теперь шли по направлению к Маре.
        - «Пожиратель», Бьярн! - крикнула она.
        Бьярн всегда действовал быстро. Мара не сомневалась: тех нескольких секунд, что гомункулы идут к ней, ему вполне достаточно, чтобы вытащить из мешка склянку с фосфоресцирующей жидкостью и разбить ее. Она забыла о том, что Бьярн не спал уже двое суток. «Говорила же тебе!» - с горечью подумала Мара, глядя, как Бьярн неуклюже выронил мешок, снимая его с плеча. Эта крошечная заминка дорого ей обошлась…
        Когда она крикнула, гомункулы, теперь ясно понимая, где искать добычу, ринулись вперед. Десятки маленьких скользких тел облепили Мару со всех сторон. Карабкались по ногам, цепляясь за брюки, грызли сапоги. Она стряхивала их с себя, как крыс.
        - Умри! Умри!
        Вспышка за вспышкой озаряли чердачное пространство: одна за другой твари валились замертво, но их было так много, что освободившееся место тут же занимали другие. И вот Мара закричала от острой боли: самый крупный из гомункулов все же сумел вскарабкаться по ноге и вонзил зубы в бедро. И следом за этим несколько укусов тварей поменьше пронзили ее, словно молнии.
        Это продолжалось совсем недолго - всего несколько ударов сердца. А ей чудилось - вечность. Бьярн наклонился за мешком, выхватил банку и швырнул об стену. Последовала ослепительно яркая вспышка, а следом за этим пространство словно застыло. Визгливые вопли гомункулов мгновенно стихли, и твари, словно перезревшие плоды с дерева, попадали с Мары на пол. Мара и сама едва не упала: ноги отказывались держать. Кровь заливала брюки, раны вызывали нестерпимую боль. Голова туманилась. Нет, нельзя терять сознание. Тогда не выбраться…
        Бьярн подхватил ее на руки и бросился вниз по лестнице. Гомункулы не поднимутся до рассвета, а с восходом солнца станут неопасны.
        Тщедушные тельца лежали по всему дому - вполне достаточно в качестве доказательства, чтобы получить деньги. Пусть Горг теперь сам разбирается со своим наследством. Вот только какая-то неясная мысль не давала Маре покоя, плескалась на самом дне, под слоем боли, страха и смятения.
        Бьярн бегом нес ее по темным пустым улицам. В номере остались лечебные настои, укладка с инструментами - надо только добраться.
        - Потерпи, птаха, - разговаривал он с ней, как с маленькой. - Смотри, мы уже прошли переулок. До «Трех топоров» рукой подать. Сейчас, девочка, сейчас…
        Постоялый двор встретил их музыкой, льющейся из обеденного зала, - кто-то играл на лютне, - шумом голосов и запахом пищи. Бьярн шагнул на крыльцо, но Мара, очнувшись, вдруг схватила его руку:
        - Увидят… Не хочу, чтобы меня видели такой… Давай через черный ход…
        Бьярн только головой покачал, но свернул в сторону, чтобы обойти здание и зайти с черного хода. Мара и сама на себя удивлялась: о чем она думает! Но почему-то так не хотелось видеть сочувствующие взгляды, а еще хуже - саркастические, в которых ясно читалось бы: «А мы что говорили? Баба - она и есть баба. Какую работу можно ей поручить?»
        Служанка, задремавшая у кровати Эрла, при виде их вскочила на ноги и застыла в ужасе, словно в комнату вломились чудовища.
        - Э-э… Господин… Госпожа…
        - Спасибо, ты можешь идти.
        Девушка рванула было к двери - ей очень хотелось поскорее сбежать, - но все же у самого выхода притормозила:
        - Господин наместник заходил. Спросил, выживет ли Эрл. Я говорю: не знаю, на вид очень уж плох. Он над ним постоял-постоял, покивал и ушел…
        - Я понял тебя, - рокочущий голос Бьярна, хотя он вовсе не хотел пугать служанку, заставил ее исчезнуть в коридоре так быстро, что показалось, будто она прошла сквозь стену.
        Бьярн уложил Мару на постель и бросился к батарее склянок, стоящих на столе. Мара выставила их на случай, если Эрлу срочно что-то понадобится. Укладка с иглами и льняными нитками лежала тут же.
        - Сейчас, сейчас, девочка…
        Бьярн зубами вытащил пробку из пузырька с темно-синей жидкостью - настойкой безличника. Поднес его к губам Мары.
        - Три капли… - прошептала она.
        - Трех мало. Ты останешься в сознании, когда я тебя буду штопать.
        - Три! - сказала она твердо. - Я сама… себя заштопаю…
        Бьярн только головой покачал, но сделал, как она просила, а потом вложил иглу в дрожащие пальцы.
        - Отвернись!
        Бьярн отвернулся, и Мара поняла, что он с трудом сдерживает резкие слова, готовые сорваться с языка.
        - Проклятие!
        Мара не могла удержать иглу, руки просто отказывались слушаться. Кровь между тем все лилась, особенно из раны на бедре, и заливала простыни.
        Бьярн выругался сквозь зубы и вдруг выхватил из ее слабых пальцев иглу.
        - Можешь орать и злиться. Потом. Потому что сейчас я намерен не дать тебе истечь кровью.
        Стянул с Мары сапоги, принялся расстегивать ремень на брюках. Мара вцепилась в пряжку и только отчаянно помотала головой.
        - Ну чего ты боишься?
        Он аккуратно снял ее руки, бессильные сейчас, и Мара, понимая, как беззащитна, вдруг расплакалась, как маленькая. Она знала, что потом будет винить себя за эту минуту слабости. Никто никогда не должен видеть ее слез. Бьярн замер - за два года он ни разу не замечал, чтобы Мара плакала. Даже тогда, когда в начале весны шатун распахал ей когтями спину и Мара после этого две недели находилась между жизнью и смертью, но все же одолела мертвецкую хворь.
        - Ну что ты? - Он погладил ее по волосам неуклюжей огромной пятерней, которая, однако, касалась Мары очень бережно. - Больно? Ах ты птаха…
        И, уже не обращая внимания на слабое сопротивление, стянул пропитанные кровью брюки, а потом влил в искривленный от боли рот напарницы еще несколько капель безличника.
        - Не буду наживую штопать, уж извини.
        Мара почувствовала, как погружается в беспамятство, но все же огромным усилием воли удержала сознание. Она ничего не ощущала, но слышала, что Бьярн продолжает разговаривать с ней, зашивая рану на бедре.
        - Потерпи, девочка… Ты на меня в прошлый раз ругалась, что я тебе рану на спине зашил, словно плугом прошелся. Я сейчас аккуратно постараюсь… Как смогу… Ты не злись уж… Не надо было нам связываться. Ты устала. И я… Прости, птаха, подвел тебя!
        Бьярн долгие несколько секунд молчал, должно быть, только сейчас осознав, что, возможно, Мара была права, устроив ему выволочку за ночное бодрствование.
        Молчал, а Маре сейчас был так нужен его спокойный, уверенный голос. Она застонала, и Бьярн будто очнулся.
        - Тихо, тихо, птаха… Уже почти все. Вот подштопаю тебя и спущусь, заберу наши деньги. А заодно, может быть, голову оторву этому Горгу. Еще не решил…
        Он закончил и крепко перевязал рану полосками ткани, разорвав простыню на лоскуты. Маленькие раны промыл настойкой живоцвета и тоже стянул повязками.
        - Отдыхай теперь…
        Он поднялся было на ноги, но Мара, повинуясь какому-то внезапному порыву, вдруг, не открывая глаз, схватила его за руку. Неясная тревога продолжала сжигать ее изнутри, хотя самое страшное должно было остаться позади.
        - Не ходи, - проговорила она, собрав последние силы. - Утром…
        - Мара, но… - он постоял пару секунд, а потом сел на пол у ее постели. - Ладно, хорошо. Я не уйду. Спи.
        ГЛАВА 8
        Старик недолго вел девочку по лесной тропинке. Дорога, вильнув, выбежала на небольшую полянку, где, притулившись к старому кряжистому дубу, стоял домик. Старик завел ее внутрь, и девочка оказалась в квадратной комнате с небогатым убранством.
        Комната была разделена на две части старенькой занавеской. В одной стороне находилась кровать, стол возле нее, где стояла чернильница, лежали очиненные перья и, о чудо, даже книги. Девочка в своей жизни книги видела только один раз - в городе, на ярмарке. Стоили они целое состояние, а в руках их, конечно, продавец подержать не разрешил. В другой стороне располагалась крошечная печь, сложенная из кирпичей, стол, где на доске лежал ломоть хлеба, завернутый в чистую тряпицу, и стоял кувшин с водой. Девочка невольно облизнула губы - хотелось пить. А еще все стены этого странного дома от пола до потолка занимали полки, и на них - ух, глаза разбежались - чего только не было. Баночки и пузырьки - в некоторых жидкости, в некоторых непонятные предметы. Свитки, перевязанные ленточками. Камни и минералы. Черепа и кости. Ой, ужас-то! Девочка отвернулась и снова облизала пересохшие губы.
        - Садись! - старик усадил ее на табурет перед столом, а после налил в кружку молока - в кувшине оказалось молоко - и отрезал кусок серого пышного хлеба.
        - Ешь! - голос был все такой же властный и суровый, но девочка отчего-то больше не боялась.
        Пока она откусывала маленькие кусочки от лакомства - а для нее после долгих дней впроголодь даже хлеб казался лакомством, - хозяин дома снял с полки какой-то флакон и смочил жидкостью тряпицу.
        - Покажи мне свою руку! - сказал он вновь тоном, не терпящим возражений.
        Девочка забеспокоилась. Руку она поцарапала три дня назад, и с тех пор царапина болела все сильнее и сильнее, так что она даже боялась прикасаться к этому месту. И ей вовсе никому не хотелось ее показывать.
        - Не бойся! - старик заметил ее беспокойство, и голос его вдруг смягчился. - Больно не будет. Я только перевяжу тебе ручку.
        И действительно, от прохладной повязки царапину тут же перестало дергать. Девочка наелась, напилась и повеселела. Ей захотелось поболтать с непонятным, удивительным стариком, тем более что за дни вынужденного одиночества она успела соскучиться по человеческому общению.
        - Как тебя звать? - спросила она с детской непринужденностью.
        - Хм… - хозяин дома усмехнулся в бороду. - Кто-то зовет меня профессором Вигге. Кто-то просто учителем. Но при рождении мне дали имя Биргер.
        - Дядя Биргер, значит? - проговорила девочка, словно пробуя имя на вкус, но потом критически взглянула на старика и поправилась: - Дедуля Биргер. Можно я тебя так стану звать?
        Дедуля Биргер, кажется, был немного ошеломлен таким натиском, потому в ответ издал что-то вроде сдавленного хрипа, но девочка не обратила внимания, потому что уже направилась с осмотром на другую половину дома. Первым делом ей хотелось прикоснуться к книгам.
        Она подобралась к столу и застыла в благоговении у раскрытого посредине толстого фолианта. Пожелтевшие листы изображали нечто странное, да к тому же все были исчерканы надписями и незнакомыми знаками. Девочка только головой сокрушенно покачала: это кто ж такое безобразие учинил?!
        - Можно? - спросила она.
        - Да.
        Маленькая гостья коснулась края листа кончиком пальца. На большее ее решительности не хватило.
        - А что это? - спросила она, указывая на нечто странное, немного похожее на требуху поросенка.
        - Это человеческое сердце в разрезе, - терпеливо объяснил старик.
        - Ух! А зачем?
        - Хм… В этой книге рассказано о том, из каких частей состоит человек. Они называются органы. А еще о том, как эти части лечить.
        Девочка покосилась на него недоверчиво.
        - И что, ты всю эту книгу прочитал?
        Старик снова усмехнулся, вся напускная суровость постепенно слетала с него, и с каждой минутой знакомства становилось понятнее, что сердце у него доброе и терпеливое.
        - Более того, я эту книгу написал.
        Девочка даже рот раскрыла от удивления. Заяви старик сейчас, что он сам Всеединый, спустившийся на землю, он и то не сумел бы изумить ее больше.
        - Ох… - только и смогла произнести девчушка, но, поразмыслив минуту, осмотревшись еще раз по сторонам, сделала вывод: - Ты, верно, медикус. И учился в Академии. Да?
        - Да, - согласился собеседник, которого весь этот разговор, судя по его лицу, и радовал, и огорчал одновременно. - Сначала учился. Потом преподавал. И лечил…
        - А сейчас?
        - Больше не лечу. Я дал обещание…
        - Кому?
        Синие глаза внимательно посмотрели на старика.
        - Себе.
        Девочка тут же рассмеялась и махнула рукой:
        - А! Себе - это ладно! Я так тоже делаю. Даю обещания, а потом… - она понизила голос, - а потом вот не исполняю.
        Дедуля Биргер рассмеялся этой непосредственности и вдруг, наклонившись к маленькому уху, признался:
        - Я, честно говоря, тоже.
        Девочка серьезно кивнула ему, как будто обязуясь хранить эту тайну, а потом направилась к полкам. Ей очень нравилось в этом доме. И странный запах - запах книжных страниц и травяных настоев, и атмосфера загадочности, таившаяся, казалось, в каждом уголке. И сам дедуля Биргер очень нравился. Почему она вначале его испугалась? Ведь ясно же, что он только на вид грозный, а сам вон, пожалуйста, протирает листочки у какого-то растения, стоящего на подоконнике. И взгляд такой, будто перед ним не цветочек, а живое создание, даже разговаривает с ним. Девочка вдруг почувствовала себя страшно взрослой, смотрящей свысока на заигравшегося малыша. Да он, бедняга, без хозяйской руки совсем здесь пропадет.
        - Я ведь останусь с тобой, - сказала она, не столько спрашивая, сколько утверждая.
        Дедуля Биргер не ожидал такого и смутился.
        - Ну, по крайней мере, до тех пор, пока рука не заживет, - выкрутился он из щекотливого положения.
        Прошли дни. Рука зажила. А девочка так и осталась жить в доме. У нее появилась отдельная комнатушка, отгороженная занавесью. И своя кровать, сколоченная из досок. И даже свой столик. В комнате и без того места было мало, а сейчас стало совсем тесно, но девочка была счастлива. И дедуля Биргер, хоть иногда сурово хмурил брови, тоже был счастлив.
        ГЛАВА 9
        Мара проснулась во тьме с бешено колотящимся сердцем. Им нужно срочно уходить. Сейчас!
        Подспудная тревога, гнездившаяся в сердце, вдруг оформилась в одну-единственную мысль: их хотели убить. Все было подстроено с самого начала.
        Горг знал! Он не мог не знать о том, что творится в доме. Неужели он ни разу не заглянул в банки, стоящие в подвале? Ладно, даже если так - не это стало главной уликой. Мара знала точно: гомункулы продлевают жизнь своим хозяевам. Умершая женщина должна была прожить на свете не меньше полутора сотен лет. Сколько же тогда должно было исполниться ее внуку? На вид ему было не больше тридцати. А это значит… Это значит, что он сам не раз пользовался гнусными маленькими созданиями, пока те, расплодившись, не вышли из-под контроля.
        Знал и все равно отправил некромантку и ее напарника в заколоченный дом, понимая, что они не вернутся живыми. Но зачем? И решился бы он на такой поступок, не имея за спиной сильного покровителя?
        Горг и сам обмолвился в разговоре о том, что наместник знает о доме. Но действительно ли он повелел заколотить дом, ожидая приезда некроманта, или, возможно, сказал Горгу что-нибудь вроде: «А давай пока оставим все как есть, может, пригодится однажды!»
        Наместник… Мара вспомнила взгляд, в котором так ясно читалась растерянность, когда они с Бьярном появились на площади. Потом последовала просьба не тревожить тело. Потом изумление: «Как он может быть жив?» И наконец - это необъяснимое появление поздним вечером в номере, где Эрл лежал без сознания. Значит ли это, что после ответа служанки наместник понадеялся, что мальчик не доживет до утра, и только поэтому ушел?..
        Догадки, одни догадки. Но Мара ощущала всеми своими обостренными чувствами: ее догадки верны. О, ради Всеединого, что происходит в этом городе?
        Так или иначе, уходить надо было немедленно. Пока на дворе ночь и их еще не хватились. Хорошо, что Бьярн пронес Мару через черный ход - возможно, еще никто не знает, что они вернулись. Горг, должно быть, уже празднует победу… Но сколько у них осталось времени?
        - Бьярн… - позвала Мара, но из горла вместо имени вырвался какой-то хрип.
        Бьярн, дремлющий на стуле, однако, услышал и поднял голову.
        - Что, девочка? Воды?
        Мара была так слаба, что даже не стала возмущаться насчет «девочки». Вот так всегда - стоит мужчинам почувствовать слабину, как начинается… Нет, сейчас об этом думать некогда.
        Она кивнула и указала на настойку безличника - глубокая рана на ноге снова ныла и дергала, как больной зуб. Как она пойдет? Но надо идти, что поделать.
        - Бьярн, послушай, - произнесла она тихо, когда горло перестало саднить.
        И она, стараясь говорить кратко, рассказала о своих подозрениях, пытаясь вложить в слова всю уверенность - лишь бы только напарник поверил, лишь бы не стало слишком поздно.
        - Тебе придется понести Эрла. Я пойду сама.
        Бьярн выглядел ошеломленно.
        - Ты думаешь, Грир убил родителей этого мальчика? Едва его самого не отправил на тот свет? Зачем ему это нужно? Зачем убивать нас?
        - Я не знаю, Бьярн! Не знаю! Знаю только, что если мы не поторопимся, то ненадолго задержимся на этом свете! Наверное, не все жители с ним заодно. Многие даже не догадываются, но на его стороне сила и власть! Бьярн…
        Мара не хотела, но, кажется, в ее голосе проскользнули умоляющие нотки. Она прокашлялась, заставляя слезы, выступившие на глазах, убраться куда подальше.
        - Я понял тебя, - ответил Бьярн. - Понесу мальчика. А ты, птаха… Тяжело тебе придется с такой раной.
        Мара и сама знала, что тяжело. А разве у нее есть выбор?
        Парень, охраняющий ворота, дремал в сторожке. Вскинулся от стука, долго щурился, пытаясь понять, чего от него хотят. Оставалось только надеяться, что он не в курсе дел наместника и не побежит докладывать ему о беглецах. Им главное - уйти подальше в лес, в погоню никто не кинется: слишком опасно.
        - Уходите? Сейчас?
        Он покосился на мальчика, завернутого в одеяло.
        - Да… Его срочно надо доставить в… Соувер. В Академию медицины.
        Мара стояла покачиваясь, с трудом опираясь на палку, которую Бьярн изготовил за несколько минут из толстого сука. Всеединый, что она несет! Он их раскусит мгновенно… Как бы тревогу не поднял! Но парень, не очнувшийся еще ото сна, пожал плечами и открыл ворота.
        - Доброй дороги вам, господин Бьярн. И некромантке вашей.
        - Я не его некромантка! - прошипела Мара, но никто, кроме напарника, ее не услышал.
        Шли всю ночь. Расстояние, которое обычно преодолевали за час, теперь растянулось, казалось, на тысячи километров. Мара ковыляла, опираясь на палку. Морщилась, стараясь не стонать. Время от времени подносила к губам бутылочку с безличником и роняла на язык пару капель. Больше никак нельзя. А так хотелось сделать большой глоток, растянуться прямо здесь на мягкой траве и провалиться в благословенное беспамятство.
        Бьярн, шагавший впереди, поначалу все оборачивался на нее через каждый десяток шагов, пока Мара не взорвалась:
        - Жива я пока. Жива! Буду помирать - крикну!
        «Нам бы только подальше от Скира отойти, - думала она про себя, - чтобы догнать не попытались!»
        О том, что до Великого Тракта ей теперь придется ковылять больше суток, даже думать не хотелось.
        В конце концов Бьярн не выдержал. Увидев по дороге небольшую сухую ложбинку, поросшую густой травой и скрытую от посторонних глаз нависшими над ней деревьями, он аккуратно уложил Эрла, а потом встал у Мары на пути.
        - Все. Привал. Мы ушли далеко.
        Мара хотела поспорить: нет, недалеко, надо дальше, но поняла, что уже просто готова выть от невыносимой боли. Посмотрела на ополовиненную бутылочку с безличником. И ведь, как назло, эта была последней… Мара вздохнула. Эрлу тоже может понадобиться снадобье, когда он очнется. Мара откупорила пробку и сделала крошечный глоток - и пяти капель, наверное, не будет. И тут же рухнула как подкошенная на руки Бьярну.
        ГЛАВА 10
        Очнулась Мара от гула голосов. Бьярн старался говорить тихо, но это все равно что колокол на ратуше заставить звучать вполсилы - практически невозможно.
        - Ты что-то помнишь? - спрашивал он. - Про то, как прибежал в Скир? Про Анхельм? Что случилось там?
        А детский голос отвечал:
        - Нет… Нет… Я помню только, как возвращался домой с прогулки… Я…
        Мара услышала, как Эрл - а это, конечно, был он - начал всхлипывать:
        - Значит, мои мама и папа… Они…
        Мара, поморщившись, села. Рана ныла, голова была тяжелая, как с похмелья, во рту пустыня. И тут же две пары глаз устремились на нее. Бьярн смотрел с тревогой: «Как ты, птаха?» - а черноволосый Эрл, у которого глаза оказались изумрудно-зелеными, яркими, словно трава, взглянул с ожиданием и с некоторым испугом. На удивление хорошенький мальчишка. «Ух, грозой девчонок станет, когда вырастет!» - подумала бы с восхищением любая на месте Мары, она же мысленно произнесла то же самое, только с оттенком горечи. Но сейчас это был просто испуганный осиротевший ребенок, потому она улыбнулась и приветливо кивнула.
        - Я Мара. А ты Эрл, да? Здравствуй.
        - Здравствуй, - прошептал Эрл. - Ты меня спасла. Мне Бьярн рассказал. Вот только… Только я ничего не помню… Как же так?
        Его лицо сделалось растерянным и несчастным. Мара не была удивлена такому повороту дел. Очень часто сознание людей, переживших ужасные события, вытесняло их из памяти. И вновь ее коснулось мимолетное сожаление: ее разум отказался ей помогать - она подробности самого страшного дня своей жизни помнила так четко, словно они произошли только вчера.
        - Это ничего, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. - Ничего. Так бывает. Ты сейчас с нами, и тебе ничего не грозит…
        Жаль, конечно, что Эрл не дал им никакой зацепки для понимания того, что же все-таки произошло в Анхельме, но так лучше для него самого.
        - Нам надо идти.
        Мара заставила себя произнести это, хотя от одной мысли, что вновь придется ковылять по лесу, спотыкаясь о корни и кривясь от ноющей боли, ей стало нехорошо.
        - Поешь сначала!
        Оказывается, Бьярн успел приготовить похлебку. Правда, воды и медвежьего лука в ней в этот раз было гораздо больше, чем корнеплодов и мяса, но горячая пища придала сил и взбодрила.
        - Вечером попробую грибов найти, - говорил себе под нос Бьярн, выскребая со дна котелка остатки варева. - Продержимся…
        Он тщательно перебрал и заново уложил мешок, засыпал костер землей, расстелил на земле одеяло, чтобы завернуть Эрла. Бьярн всегда все делал основательно и вдумчиво. Маре нравилось наблюдать за ним в такие минуты - за его неторопливыми, уверенными движениями. Заодно у нее появилось время свыкнуться с необходимостью, сцепив зубы, двигаться дальше.
        Бьярн закончил и присел рядом.
        - Я иду, иду… Сейчас…
        Мара потянулась к палке, заменявшей ей костыль, но Бьярн вдруг удержал ее руку.
        - Птаха… Ты ведь знаешь, что силы мне не занимать. Мне ее порой просто девать некуда.
        - Не зови меня птахой, - по привычке одернула она его, а потом недоуменно вскинула взгляд. - Это ты к чему?
        Бьярн вместо ответа перевернул ладонь тыльной стороной вверх и кивнул.
        - Что? Нет! Нам это запрещено!
        Мара знала, что предлагает ей напарник - поделиться частью своей жизненной силы. От этого раны действительно начнут затягиваться гораздо быстрее, но Мара просто не могла так поступить с ним.
        - А мы никому не скажем, - ухмыльнулся Бьярн. - К тому же, когда ты бедолагу в трактире едва на тот свет не отправила, тебя это не остановило.
        - Я… Не отправила бы я его! Я больше испугала, чем…
        Мара почувствовала, как щеки начинают предательски алеть.
        - Давай, давай, - Бьярн попытался подсунуть свой огромный кулачище под ее узкую ладонь, но Мара отодвинулась. - Не артачься, девочка. Далеко ли ты уйдешь с такой ногой? Подумай хоть об Эрле.
        - Знаешь, как это называется?
        - Ага, - широко улыбнулся Бьярн. - Знаю.
        Мара вздохнула и кивнула, соглашаясь. Ее тонкие пальцы обхватили запястье напарника, Мара закрыла глаза, чувствуя, как вверх по руке заструились ручейки силы.
        Некромантов еще и поэтому не любят: мало того что они мертвых поднимают, так вдобавок могут жизненную силу забрать. Потому члены гильдии ходили в перчатках, показывая добропорядочным гражданам, что бояться им нечего. Мара терпеть не могла перчатки, но в городе тоже вынуждена была их носить.
        Те случаи, когда она забирала чью-то жизненную силу, Мара могла пересчитать по пальцам. Но самый первый случай никогда не забудет: тогда она выпила человека до дна. И именно тогда решила, что отныне будет зваться Мораной - смертью. Та энергия была горькой, как прогорклая, болотная вода, так что невыносимо хотелось разжать пальцы, но она все пила и пила, ведь от этого зависела ее жизнь.
        Парнишка в трактире был на вкус словно ледяной родник - обжигающе прохладный. Впрочем, тогда она едва сделала один глоток.
        Бьярн был словно тягучий мед - густой, питательный и сладкий. Одного прикосновения хватило, чтобы Мара насытилась и почувствовала, как уходят усталость и боль.
        - Вот и ладно, - удовлетворенно сказал напарник, когда Мара выпустила его руку.
        Он даже не побледнел и бодро поднялся на ноги. А у Мары отлегло от сердца - она не причинила ему вреда.
        На Великий Тракт вышли только в сумерках. Счастье еще, что по дороге им не встретились ни шатун, ни другая опасная тварь. Мара, благодаря Бьярну, чувствовала себя значительно лучше, да и Эрл, кажется, постепенно приходил в себя. Дети удивительным образом умеют приспосабливаться даже к самым отчаянным обстоятельствам жизни. Все утро мальчик проплакал на руках Бьярна, ближе к обеду, когда расположились отдохнуть, он уже с любопытством озирался по сторонам, а под вечер начал задавать вопросы. Кажется, от природы Эрл был общительным и разговорчивым ребенком, и сейчас темперамент брал свое.
        - Куда мы идем? - спрашивал он время от времени.
        Ответ «Пока прямо!» его не устраивал.
        - А что мы будем есть на ужин? - интересовался он, поняв, что на первый вопрос ясного ответа не получит, и сам же сообщал: - Грибную похлебку! Да, Бьярн?
        Бьярн, который все же выдохся, неся Эрла, только неопределенно мычал в ответ.
        - Очень кушать хочется, - доверительно сообщил Эрл Маре, надеясь, что хотя бы она вступит с ним в беседу.
        Мара порадовалась, что к мальчику так быстро вернулся аппетит - значит, идет на поправку. Да к тому же дети быстро растут и всегда голодны… Внезапно ее озарила догадка.
        - Эрл, а вчера ты ел вестяник? Не помнишь?
        - Не помню, - задумался Эрл. - Но я его часто ем. Он вкусный. Кисленький такой.
        Возможно, вот она - разгадка невероятного воскрешения. Может быть, именно вестяник стал причиной того, что жизнь продолжала теплиться в мальчике так долго. Если этот вестяник действительно так хорош, то надо, пожалуй, прикупить настойки живисила.
        Они планировали заночевать на Тракте, пусть даже без обещанной грибной похлебки - в темноте отыскать грибы не удалось даже Бьярну, - зато в относительной безопасности. Но на этот раз удача, которая нынешней осенью, казалось, совсем отвернулась от некромантки и ее напарника, вдруг одарила их своей милостью.
        Впереди горели костры, и до голодных путников донесся вкусный запах готовящегося мяса. Непонятно, кем были эти люди, устроившие привал так недалеко от того места, где они вышли из леса, но ясно было одно: это не шатуны и не нечисть, а значит, можно попробовать договориться. Может, получится купить еды или они разрешат остановиться рядом на ночлег.
        Все сложилось лучше, чем они предполагали. В небольшом кармане, специально устроенном на Тракте для отдыха путешественников, расположилась бригада некромантов, призванная следить за безопасностью на главной артерии, соединяющей города Симарии.
        Две подводы с кладбищенской землей образовали дополнительный заслон на случай, если сунется мертвец. Три темные фигуры расположились у костра, негромко переговариваясь.
        Мара, хромая, вступила в круг света, высоко подняв над головой знак гильдии.
        - Некромант второго разряда. Прошу помощи и содействия.
        ГЛАВА 11
        Уже спустя час Эрл, сытно поужинав, безмятежно спал. Мара на всякий случай дала ему две капли безличника - пусть спит крепко и без сновидений.
        Некроманты - все трое молодые парни - представились попросту, по именам. Кьел, Магнус и Зик. Мара и Бьярн назвали свои. Теперь дозорные перестали быть случайно встреченными на дороге путниками, а значит, могли спросить о том, что произошло.
        Напарники быстро переглянулись. Сейчас честность была, пожалуй, не самой верной стратегией. Мара отвернулась, давая Бьярну возможность самому придумать подходящую версию. Обманывать своих, да к тому же тех, кто накормил и приютил, было совестно.
        - У мальчишки всю родню нечисть истребила, - кратко поведал Бьярн полуправду, но потом все же вынужден был приврать: - Ведем его к тетке, в Корни-Кэш. А Маре вот ногу в битве порвали… Так что вот так…
        Немногословность у такого огромного - косая сажень в плечах - парня казалась чем-то естественным, потому молодые некроманты не стали выпытывать подробностей: все равно толку не будет, а только сочувственно покивали головами.
        - А мы практику проходим, - сказал Кьел, обводя рукой темную дорогу, телеги и лес за спиной.
        - Так вы из Академии? - догадался Бьярн.
        - Ага. Четвертый курс. Я сначала боялся до смерти, что шатуны на каждом шагу будут лезть - только успевай заклинания выкрикивать. И вот уже третью неделю таскаемся по Тракту - тишина, пустота. Честно, даже скучно.
        Он покосился на Мару и на ее залитые кровью брюки с толикой зависти.
        - Кстати… Штаны запасные есть. Могу поделиться.
        Магнус и Зик не разделили энтузиазма по поводу разбазаривания казенных штанов, это было ясно по тому, как они переглянулись. Но все же Мара оказалась своей, к тому же пострадала на задании, потому ей все-таки отдали форменные брюки Академии.
        - Мы завтра в Выселенки - надо запас земли пополнить. А потом обратно на север, - сказал Магнус, молчавший до этого. Он, судя по серьезному лицу, был главным из троих. - Вы там отдохните. Может, в южном направлении кто поедет. Говорят, обоз через эти места пойдет как раз в направлении столицы.
        - Да, отлично.
        Мара даже не думала, что ради них бригада бросит работу. Даже то, что завтра их довезут до деревеньки, - большое везение.
        Начали располагаться на ночлег, когда Кьел, самый юный из команды, разговорчивый и дружелюбный, указал рукой в направлении леса:
        - О, еще какой-то путник шастает по ночам. Ну, этого уж мы кормить не станем.
        Бьярн встал рядом и вгляделся в силуэт, который то появлялся, то исчезал между стволами деревьев.
        - Я бы даже сказал - шатается по ночам, - сказал он со смешком.
        Четверокурсники мгновенно поняли, на что намекает напарник Мары, и все трое, не сговариваясь, отступили к телегам. Потом судорожно заметались, вытаскивая из мешков бесполезные в таком деле вещи. Один зачем-то натянул перчатки, другой дрожащими руками откупорил пузырек с настойкой кровяника и одним глотком осушил его. Мара поморщилась: вот у бедолаги голова теперь разболится! Практиканты не обманули, похоже, дела с шатунами они пока не имели. Разве что на занятиях в Академии под бдительным присмотром преподавателей.
        Шатун-одиночка, вышедший к Тракту, не опасен. Он не сможет переступить через канаву, наполненную кладбищенской землей. А если сможет - потеряет бОльшую часть своей силы. Если не рассыплется прахом, то станет слаб, как ребенок. Раненая Мара и то сумеет справиться с ним одним движением пальца.
        Но мальчишек надо учить, иначе они так и будут шарахаться от каждой тени. Поэтому она сделала знак Бьярну: «Подыграй» - и осела на землю.
        Бьярн знака не увидел: он в этот момент вглядывался в мертвеца, который подошел совсем близко к дороге и теперь брел вдоль нее, приближаясь к дозору. Зато увидел тело Мары, распластанное без движения, и кинулся к ней.
        - Девочка… Что?
        Он приподнял ее голову, нащупывая на поясе флягу с водой.
        - Сейчас, потерпи…
        - Бьярн, проклятие! - прошипела Мара, стараясь, чтобы парни не услышали. - Притворяюсь я, не видишь! Даю им шанс проявить себя!
        Бьярн как стоял, склонившись над ней, так и сел. Провел ладонью по лбу.
        - С ума ты меня сведешь, птаха…
        - Не зови меня так! Тихо… Давай посмотрим!
        Четверокурсники между тем взяли себя в руки и, растянувшись цепочкой, двинулись к шатуну. Мара даже не знала, кому она больше сейчас сочувствует - незадачливым некромантам или бедняге мертвецу, который заметался, выбирая, какой лакомый кусочек из троих ему выбрать.
        - М-мы? М-му?
        Он даже выглядел удивленным, хотя Мара понимала, что это только ее воображение.
        - Экран, дурни! - прошипела она, догадавшись, что некроманты забыли закрыться. - Чему вас только учат!
        - М-мир? М-мир-н-но? - мычал шатун.
        Но в конце концов Магнус сумел подобраться к мертвецу и упокоил его заклятием «Умри». Мара подумала, что из серьезного молодого некроманта, возможно, все-таки выйдет толк. Трое вояк разразились победными криками, ликуя так, словно одолели по меньшей мере стадо шатунов.
        - Что он там говорил? - Мара нахмурила брови, размышляя, не почудилось ли ей. - «Мирно»?
        Бьярн неопределенно пожал плечами: он не прислушивался.
        Но некроманты тоже это слышали.
        - Он что - говорил? Серьезно? - спрашивали они друг у друга. - Мирно - смирно. Вот ты и присмирел, горемыка.
        Мара, которая уже как ни в чем не бывало сидела, ожидая их возвращения, не упустила возможности поучить молодежь. Она едва ли была старше парней, но чувствовала себя гораздо опытнее и умнее.
        - Иногда последняя мысль или слово застревает у них в голове, - назидательно сказала она. - У шатунов. Тогда они только его и повторяют. Обычно это ничего не значит - только эхо оборванного сознания. А иногда…
        Все трое заинтересованно посмотрели на гостью - в тоне ее голоса они безошибочно угадали отголосок нерассказанной интересной истории. Мара не устояла перед этими взглядами.
        - Ладно, чего уж… Хотя рассказывать особо нечего. Встретили мы раз шатуна, и не в лесу, а в городе. Ночью вылез из какого-то подвала, где его, видать, и убили. Жуткий, полголовы топором отрублено.
        Кьел судорожно сглотнул, и Мара краешком глаза увидела, как Бьярн усмехнулся в бороду. История действительно случилась с ними год назад, и с тех пор Мара любила рассказывать ее случайным спутникам. Лучше всего срабатывало, если разговор происходил у ночного костра.
        - Идет и бормочет, - Мара перешла на шепот, и трое некромантов невольно приблизились к ней. - Идет и бормочет…
        Она распрямилась и сказала обычным голосом.
        - Потом оказалось, что был он купцом, возвращался домой с хорошим наваром. Деньги зашил в рубашку и думал, что никто о них не узнает. А попутчики как-то увидели, напоили, завели в подвал и убили.
        - А что бормотал-то он? - жалобно спросил юный дозорный.
        - Что бормотал, что бормотал… - Мара вновь перешла на шепот и вдруг резко вытянула вперед руку и завыла, подражая шатуну: - Верни деньги!
        Некроманты отпрянули, лица их исказились от ужаса, но тут же, догадавшись, что Мара специально их напугала, они расхохотались так, что едва не падали на землю от смеха.
        - Кстати, слова покойного как раз и послужили доказательством мотива, - закончила она историю. - Убийц скоро поймали.
        - Фух! Чуть в штаны не наложил! - доверительно сообщил вслух Кьел.
        - Ты поосторожнее там. Свои-то как раз отдал! - улыбнулся Зик, и вдруг улыбка завяла. - А этот-то, кстати, тоже не своей смертью умер. У него вся грудь разворочена…
        Он помолчал и добавил:
        - Только это не наша печаль уже. Свою работу мы выполнили.
        ГЛАВА 12
        В Выселенках - маленькой деревушке - не оказалось даже своего постоялого двора. Купеческие обозы проезжали через нее редко, гости тоже не захаживали. Если кому-то требовалось заночевать, некоторые жители сдавали комнаты.
        Мара и Бьярн сняли две тесные комнатушки у какой-то глухой бабки, которая хоть и была туга на ухо, но деловой хватки не потеряла, вытребовав с путников двадцать монет за седмицу, причем плату взяла вперед. Правда, обещала за это кормить завтраками, а на ужин подавать крынку молока.
        Двадцать монет. Почти все, что было у напарников. Мара ничего не сказала вслух, но с тоской подумала о том, что теперь денег до зимы им едва ли удастся заработать. И, видно, придется переговорить с Бьярном - отпустить его. Один он, возможно, найдет подработку на оставшееся время. Что же за черная полоса такая…
        Но это подождет - есть еще несколько дней в запасе. Пусть Бьярн тоже отдохнет, наберется сил. Мара не хотела признаваться даже себе самой в том, что просто не хочет его отпускать.
        Бабка достала из печи горшок с кашей, нарезала хлеб и налила квас - невесть какой завтрак, но лучше, чем ничего. Эрл, который уже смог самостоятельно подняться на ноги, присоединился к ним за столом. Хотя Мара уговаривала его поесть в постели, но мальчик, узнавший утром от провожатых о ночной стычке с шатуном, теперь не отставал ни на минуту, продолжая выспрашивать подробности. Мара даже подумала о том, что, возможно, какое-то воспоминание, стершееся из головы, заставляет его снова и снова задавать вопросы. А может быть, это обычное детское любопытство.
        - Он убит был? Прямо в грудь?
        - Да, - в сотый раз устало согласилась Мара, поскорее накладывая себе в тарелку горку пшеничной разваристой каши, мечтая набить рот и помолчать хотя бы пять минут.
        - Ух… И даже говорил! Жу-уть! Откуда он шел, интересно?
        - Так вы нашего Базиля нашли? - встрепенулась хозяйка, которая, видно, плохо слышала только тогда, когда ей это было выгодно. - Ох, злодейство. Злодейство вчера здесь совершилось, малыш!
        Мара и Бьярн одновременно попытались задать вопрос, оба подавились кашей и закашлялись.
        - Убийство? - первым пришел в себя Бьярн. - Значит, ша… погибший из здешних мест?
        - А то! Из наших. Базиль это, Самохи сын. Они с Вендимом невесту не поделили. Та сначала с Базилем шашни крутила, а потом… - старуха махнула рукой. - Ветреная глупая девчонка. Так вчера Вендима и застали на месте преступления. Стоит с колом в руках - из ограды, видать, вытащил. Весь трясется. «Я не виноват, - говорит. - Я только защищался!» А Базиль у его ног лежит и не дышит уже. Ну, повязали голубчика - и в погреб, пока дознаватели едут. Они к нам из самого Флагоса поедут, двое суток пути. А пока суд да дело, Базиль наш поднялся и убег в лес.
        Бабка рассказывала историю так буднично, словно тут, в небольшой деревушке, каждый день происходят убийства. А ведь наверняка дело неслыханное, и еще через год только об этом происшествии и будут вспоминать.
        - Но точно ли это он? - засомневалась Мара. - Во что он был одет?
        Сама она утром успела осмотреть упокоенного. В том, что он деревенский парень, сомнений не возникало, но в таком деле лучше изучить все детали.
        - Рубашка желтая с алым узором, штаны серые… М-м-м… Шляпа, кажись, была…
        Шляпу несчастный по дороге, конечно, потерял, но остальные приметы совпадали.
        Эрл переводил взгляд любопытных зеленых глаз с бабки на Мару, с Мары на Бьярна, и вновь возвращался к бабке.
        - А если Вендим правда не виноват? - спросил он. - Если он защищался?
        Мара вспомнила идущего на них шатуна, бормочущего: «М-мир-н-но». Едва ли защищался. Неведомый Вендим доверия у нее не вызывал. Как, впрочем, и Базиль - сочувствия.
        - А может, допросишь его, девица? Раз уж ты так удачно к нам в Выселенки завернула. Промысел Всеединого, не иначе. Да и тело Базиля надо домой вернуть, похоронить по-человечьи. Мать убивается…
        Мара вздохнула.
        - Не получится допросить. Его уже наши упокоили. После такого заклятия мертвого не поднять… А тело, конечно, покажем.
        Она посмотрела на Бьярна, вопросительно приподняв брови: «Покажешь?» Ей неловко было просить напарника вместо отдыха возвращаться к месту ночной стоянки, но себя она чувствовала пока слабой. Бьярн кивнул.
        - Ах, как жалко, деточка. Как жалко, - причитала бабка.
        Мара промолчала о том, что один способ все же существовал, но такой трудоемкий и муторный, что игра не стоила свеч. К тому же дело казалось ей очевидным: убийца застигнут на месте преступления.
        Бьярн задержался у дверей, глядя на Мару. Явно хотел что-то ей сказать, но сомневался, стоит ли. Все же не выдержал:
        - Рана сильно беспокоит? Сейчас оба ложитесь и отдыхайте!
        Мара чуть было не вспыхнула снова - опять эти покровительственные интонации в его голосе. То волосы не стриги, то ложись и отдыхай! Что дальше? Но тут же кольнула совесть: Мара чувствовала себя значительно лучше именно потому, что Бьярн поделился с ней частью жизненной силы. И хотя он старательно не показывал вида, но Мара точно знала, что приходить в себя потом не так-то легко.
        - Ладно, - за обоих ответил Эрл.
        И Мара не стала спорить, они действительно нуждались в покое. Зато у мальчика дела быстро шли на поправку: детские организмы быстро восстанавливаются, да тут еще вестяник сыграл свою роль - через несколько дней Эрл будет как новенький. Аппетит отличный, и щеки порозовели.
        - Можно мне каши еще? - словно в ответ на ее мысли спросил Эрл у хозяйки. Он выскреб свою тарелку и оглядывался, разыскивая, чего бы еще съесть.
        - Ась? Что, милок? - бабка приложила ладонь к уху. - Глуховата я стала.
        И юркнула за дверь. Мара только головой покачала: артистка, так ее. Переложила половину своей каши мальчику в тарелку - все равно есть не слишком хотелось. Потом доковыляла до постели и с облегчением легла, вытянув ноги.
        В безопасности. Живы. Солнце светит в окна. Как же хорошо.
        Поспать, однако, не удалось. Бабка не сумела удержать язык за зубами. Совсем скоро Мара услышала возню у дверей, неясный гулкий голос Бьярна и незнакомый женский, с плачущими интонациями. Мара выругалась про себя и пошла открывать.
        Эрл, облизывающий ложку, с любопытством ждал развития событий. В комнату влетела худенькая немолодая женщина, Бьярн с виноватым видом зашел следом. На заднем плане маячила бабка, лицо хитрое и довольное: будет о чем посудачить.
        Гостья увидела Мару и тут же, без предисловий, бухнулась перед ней на колени, обхватила за ноги. Мара сцепила зубы, чтобы не закричать: боль резанула рану. Но женщина, похоже, была в отчаянии.
        - Деточка, милая! Спаси его!
        Мара растерялась. Видно, мать Базиля совсем ума лишилась от горя. Такое бывает иногда. Некоторые, потеряв близких, вот так же упрашивали оживить. И уговоры, и объяснения, что воскрешенный уже не будет тем человеком, которого они любили, что он лишь тело без разума, обычно не действовали на убитых горем родных.
        - Невозможно… - прошептала Мара. - Он умер. И этого не изменить.
        Женщина подняла залитое слезами лицо.
        - Его казнят, если докажут, что специально убил. Мой сын не виноват. Вендим всегда был добрым, хорошим мальчиком.
        Ах, вот оно что. Это мать Вендима - убийцы, что ожидает сейчас своей участи в погребе. Законы в Симарии строги к убийцам. Если докажут, что он совершил это преднамеренно, виселицы парню не избежать. Но если, допустим, окажется, что он только защищался, то…
        Мара вновь вспомнила шатуна, бормочущего одно-единственное слово. «Мирно, мирно, мирно…» Она так и видела, как широко распахнулись глаза Базиля, когда Вендим всадил деревянный кол ему в грудь.
        - Неужели ничего сделать нельзя? - горячо шептала женщина, сжав в ладонях ледяные руки Мары. - Оживить хоть на минуточку? Спросить, как все было?
        - Вообще-то есть один способ, - нехотя призналась Мара.

* * *
        Тело привезли в Выселенки довольно быстро и оставили лежать на телеге посреди двора.
        - Я только возьму немного крови, и можете вернуть его матери, - сказала Мара.
        Она держала в руках узкий нож и жестяную миску. Эрл высовывал из-за дверного косяка любопытный нос: ближе подходить боялся, но и уйти был не в силах. Мара снова вздохнула про себя: хорошо, что он не помнит, что с ним случилось, и вид мертвого тела не пугает его.
        - Фу-у, - протянул Эрл, подсматривая за действиями Мары сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы. - Мертвая кро-овь!
        - Брысь! - в один голос крикнули Мара и Бьярн.
        Постепенно вокруг собиралась толпа. Мать Вендима не ушла больше со двора, но жители каким-то образом узнали о том, что происходит. Хотя тут к гадалке не ходи - понятно, кто растрезвонил. Люди стояли за частоколом - мрачные и молчаливые.
        - Да что тут расследовать, Вендим и убил, - мрачно изрек один из мужиков.
        - Молчи, Борат! Ты не можешь знать!
        Мать Вендима сейчас готова была вспыхнуть от любого слова.
        Мара старалась не думать о родных Базиля, которые пока так и не объявились. Осталось только надеяться, что они не против.
        - Позовите сюда главу Выселенок. Он должен дать разрешение! - крикнула Мара в толпу.
        - А что его звать! Вот он я! - все тем же угрюмым тоном произнес тот, кого мать убийцы назвала Боратом. - Ладно. Давайте. Самому интересно посмотреть, что у вас получится.
        Мара подняла миску, наполненную кровью Базиля, кивнула:
        - Я расскажу, что сейчас будет. Базиля я оживить не смогу, но я на время передам его последние воспоминания тому, кто согласится его представлять. Я нанесу на его тело магический узор, произнесу заклятие, и другой человек на несколько минут станет Базилем, повторит все его слова и действия. Вендим будет играть свою роль. Обмануть он не сможет - над ним я тоже произнесу заклинание, так что он словно вернется во вчерашний день, когда произошло убийство. Мы увидим, как все происходило, своими глазами. Кто согласен ненадолго превратиться в Базиля?
        Толпа в едином порыве тут же отступила на шаг назад от ограды. Мужчины прятали глаза. Испытывать на себе некромантские штучки никто не желал.
        - Умоляю! - крикнула плачущая женщина. - Хоть кто-то!
        Мара беспомощно оглянулась: если желающих не найдется, вся затея бесполезна.
        - Я побуду жертвой, - сказал Бьярн, разводя руками, словно говорил: «Напарник я или кто». - Уверен, на тот свет ты меня не отправишь.
        Он хохотнул. Но слегка неуверенно.
        - Приведите Вендима на место убийства и ждите нас там, мы скоро придем.
        Мара позвала Бьярна обратно в дом. Эрл, оказывается, прилег отдохнуть, ожидая, да так и уснул. Вот и ладно - во сне быстрее выздоровеет. Да и нехорошо ребенку на это смотреть. И тут кольнула Мару непрошеная мысль: он поправится совсем скоро, а потом куда его? Работа у них такая, что мальчишку за собой таскать не станешь. Но тут же отмела сомнение - потом, все потом.
        - Разденься по пояс, - скомандовала она напарнику.
        На Бьярна, который как-то вдруг неловко и долго стал стаскивать с себя куртку, а потом рубашку, Мара не смотрела. Была занята тем, что добавляла в кровь Базиля ингредиенты из многочисленных баночек. То пару капель одного средства, то ложку другого, то щепотку кладбищенской земли. Она все время шептала что-то себе под нос.
        - Ты ведь не училась в Академии, - подал голос Бьярн, который уже приготовился к неведомому ритуалу и неотрывно следил глазами за Марой.
        - Нет, - односложно ответила та.
        - А откуда тогда…
        - Тихо! Ты меня сбиваешь!
        В конце концов она взяла миску со снадобьем и встала перед Бьярном. Лицо сосредоточенное, губы сжаты - Мара всегда становилась такой, когда занималась делом.
        - Если будет током дергать, это ничего. Это нормально.
        - Отлично, - проворчал Бьярн.
        Мара обмакнула указательные пальцы в приготовленную смесь и коснулась ими ямочки на шее Бьярна, а потом быстро начала чертить на его теле замысловатый узор, разводя руки все дальше в стороны, касаясь плеч, опускаясь на живот. Глаза у нее были полузакрыты, и она не переставала произносить напевное заклинание.
        Слабые искры действительно слетали с ее ладоней, но Бьярн сидел не шевелясь. Он будто превратился в статую и все смотрел и смотрел на Мару не отрываясь, в его глазах застыло странное выражение. А ее пальцы продолжали скользить по его коже, вычерчивая знаки.
        Но вот наконец она закончила.
        - Бьярн?
        - Да, - его голос был охрипшим, словно после сна.
        - Мы сейчас пойдем на место преступления, и когда я скажу: «Умри», ты отключишься на минутку. За тебя говорить будет Базиль - его кровь.
        - Да, хорошо… Мара…
        - Что?
        - Нет, ничего…
        - Ты не волнуйся, это не страшно и совсем не опасно. Веришь мне?
        Бьярн потянулся к ней, но опустил руки на полпути.
        - Конечно, верю.
        Толпу заметили издалека - даже спрашивать не пришлось, куда идти. Казалось, здесь собралась вся деревня, прибежали даже ребятишки и теперь носились под ногами у взрослых. У штакетника с заостренными кольями стоял, окруженный со всех сторон, парень. Одного кола как раз не хватало - видно, он и послужил орудием убийства.
        Вендим оказался невысокого роста. Мара мысленно прикинула - он едва достигал плеча убитого. И Бьярн также возвышался над убийцей на две головы. За спиной Вендима пряталась его мать, она уже не плакала, словно потеряла всякую надежду.
        - Где ты стоял тогда? Здесь? Встань и стой. Я произнесу заклятие, и ты как будто уснешь. Во сне ты повторишь все, что делал вчера.
        - Я не виноват, - сказал Вендим, который, вероятно, повторил эти слова уже сотый раз за день. Точно они были волшебным заклинанием, призванным защитить его от беды.
        - Тогда мы это увидим, - резко ответила Мара.
        Замахала руками, делая знак зевакам: «Тихо, молчите все!» Толпа всколыхнулась в последний раз и затаила дыхание.
        Мара подошла к Вендиму и прошептала ему что-то на ухо. Тот остался стоять, вот только глаза сделались пустыми и остекленевшими.
        - Бьярн, готов?
        Напарник кивнул.
        - Умри!
        …Они встретились случайно у дома Лары. Ну как случайно: Базиль надеялся вызвать девчонку на разговор. Непорядок это - она с ним гуляла, подарки принимала без счета, поцелуй обещала, а сегодня говорят, Лара твоя за руку с Тощим шла. С Вендимом, стало быть. И есть с кем за руку держаться - дохляк, в чем душа держится. И ладно, что грамоте учен, невеликая вещь. Для семьи от лишнего ума ущерб один.
        Так он думал, шагая по дороге к дому той, кого уже привык считать своей невестой. И тут из дверей показался этот заморыш. Этот недомерок несчастный. Вышел из калитки с наглой харей, остановился. Смотрит.
        - Эй! Поди-ка сюда! Поговорим!
        - О чем, Базиль? Лара тебя не любит. Понимаю, ты расстроен. Но пока ты не успокоишься, к ней не зайдешь!
        - Я? Не зайду? А кто меня остановит? Ты, что ли?
        Базиль угрожающе надвинулся на Вендима. Кровь его кипела. В сопернике его раздражало буквально все: и чистенькая рожа, и умные словечки, которыми тот сыпал. Даже то, что в семье Вендима мир и лад, а его родители каждый день грызутся. Почему все ему, жалкому недомерку, достается?
        Ненависть застила Базилю глаза. Руки тряслись от злости.
        - Отойди! А то и ее убью, заразу продажную, и тебя тоже!
        Он двинулся к калитке, но Вендим преградил путь.
        - Нет! Базиль… Слушай… Давай попробуем решить все мирно!
        - Мирно? Мирно?
        Руки Базиля сомкнулись на горле Вендима, сжали изо всех сил.
        Когда резкая боль пронзила грудь, вышибая из легких воздух, Базиль успел удивиться и даже, пожалуй, обидеться: «Это называется мирно?»
        Это была его последняя сознательная мысль.
        ГЛАВА 13
        - Бьярн! Отпусти его! Отпусти! Слышишь!
        Мара всем телом повисла на руках напарника, вцепившихся в горло Вендима. Почему-то заклятие «Отомри» подействовало не сразу.
        Зеваки, завороженные разыгранной пьесой, не сразу пришли на помощь, но все-таки опомнились, оттащили Бьярна от Вендима. Тот еще долго втягивал в себя воздух посиневшими губами и кашлял, приходя в себя.
        Бьярн очнулся, покачнулся, оглядываясь вокруг, словно не понимая, где находится, но постепенно взгляд его прояснился.
        - Вы все видели! - крикнула Мара. - Вендим невиновен! Он только защищал жизнь Лары и свою!
        Толпа зарокотала, соглашаясь. Борат тер затылок, размышляя, как вырулить из этой ситуации. Он избегал смотреть в сторону матери Вендима, которая будто не могла поверить произошедшему, стояла окаменев.
        А на ступенях дома Мара увидела юную девушку. Видно, та самая невеста, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Она вглядывалась в лица, но не могла разобрать с такого расстояния, что происходит. Бледная как полотно, губу закусила. Но вот глава деревни крякнул, хлопнул Вендима по плечу, точно приносил извинения, и Лара, догадавшись, что Вендим оправдан, залилась слезами и бросилась к калитке, вцепилась в его рукав, прижалась.
        - Ну, что ты, что ты… Вот глупая… Хорошо все! - Вендим гладил девчонку по волосам, а та дрожала и ревела.
        - Пойдем отсюда! - бросила Мара. - Голова разболелась!
        Они уже далеко отошли, когда их догнала мать Вендима. Она стала совать Маре в руки узелок, в котором поблескивали две ложки, покрытые позолотой, и тонкое колечко с маленьким камешком, наверное, обручальное.
        Если бы она предложила денег, Мара взяла бы их не раздумывая, но это подношение явно говорило о том, что с деньгами в семье негусто, и хотя благодарная женщина готова отдать последнее, Мара не могла принять такой дар.
        Она подняла виноватый взгляд на Бьярна, тот все понял и кивнул.
        - Не надо ничего, - устало сказала Мара.
        Настроение, однако, стремительно катилось вниз. Да, они помогли распутать дело. Спасли Вендима от смерти. Но Базиль… Он просто был слишком молод. Он мог измениться когда-нибудь. Теперь не сможет.
        К тому же вновь вылезли сомнения и тревоги, которые Мара так старательно пыталась спрятать поглубже. У них всего несколько монет на двоих. Вернее, на троих. Надо отпустить Бьярна. Она должна. Еще немного, и он ничего не успеет заработать до начала зимы. А Эрл? Как быть с ним?
        - Ты что невеселая, птаха?
        Бьярн, покрытый до пояса кровавыми разводами, выглядел жутковато. Под кожей перекатывались жгуты мышц. Если бы Мара не знала Бьярна и случайно повстречала на пути, она бежала бы, не оглядываясь, куда глаза глядят. Она и сейчас невольно отодвинулась, отступила на шаг. Бьярн заметил, сжал челюсти, но ничего не сказал.
        Вернулись в дом. Мара, не снимая обуви, легла на кровать и отвернулась к стене. Отчего-то не радовали больше ни солнечный свет, проникающий в окна, ни ветер, заставляющий трепетать легкие занавески, ни запах домашнего уюта, когда смешиваются ароматы трав, что сушатся под потолком, с запахом каши и хлеба, а еще пыли и земли.
        Все это слишком живо напоминало Маре ее собственный дом, в котором она жила с мамой и папой. И конечно, тот дом, где она жила с дедулей Биргером.
        На секунду ей показалось, что вот сейчас, стоит ей открыть глаза, она увидит маленькое окно с колючим цветком, который дедуля упорно звал по имени - Куксом. Противный этот цветок сотни раз колол Маре руки, когда она пыталась поправить занавески, а цвел всего лишь раз в год. Никакого толка от него.
        Она откроет глаза, потянется, еще вялая ото сна, и не спеша подойдет к столу. Дедуля по привычке встал рано и ушел в лес собирать травы, но под чистым вышитым полотенцем ее ждет завтрак - молоко и хлеб. А иногда пряник или медовая сота. Мара сядет, подогнув под себя ногу, и примется задумчиво отламывать маленькие кусочки, мечтая о будущем: еще немного - и она отправится поступать в Академию. В Соувер.
        Воспоминание потрескалось. Покрылось черной паутиной. Рассыпалось прахом.
        Мара почувствовала, как по ее щеке скользнула одинокая слезинка, и поскорее стерла ее рукой. Ничего. У нее больше ничего нет. Она и в воспоминаниях не может найти прибежище. Самое светлое отняли у нее. Потому что, стоило начать думать о доме, о дедуле, о несбыточных глупых мечтах, когда она представляла себя студенткой Академии медицины, следом выползали из тьмы черные пауки и шипели, и шептали на все голоса: «А ты помнишь, что было дальше? Ты помнишь?»
        Мара помнила все…
        Она услышала, как скрипнул пол. Бьярн постарался подойти тихо, чтобы не потревожить: думал, она спит. Мара шестым чувством ощутила, как он смотрит на нее, прислушивается к дыханию, а потом так же тихо отступает.
        Уже на самом деле задремав, она словно издалека слышала плеск воды во дворе. Бьярн смывал с себя кровавые разводы. Потом уловила легкое дыхание Эрла: все хорошо, мальчишка почти поправился. Значит, скоро надо что-то решать. И с ним, и с напарником.
        Но у нее еще есть время! Целых семь дней на то, чтобы ни о чем не думать. И Мара решила позволить себе эту роскошь.
        Дни в Выселенках, похожие один на другой, заполненные дремой и ленивыми прогулками, вовсе не казались Маре скучными. Она поняла, что так устала за эти месяцы бесконечных поисков работы, борьбы на грани жизни и смерти, ночевок у костра и жизни впроголодь, что теперь готова лежать целыми днями и жевать вкусный свежеиспеченный хлеб, намазанный вареньем.
        К счастью, благодарные жители, хоть не смогли оплатить ее услуги деньгами - в деревне деньги роскошь, - зато кормили напарников от души. Каждое утро начиналось с того, что мать Вендима приносила на завтрак отварные яйца и пироги, а вечером на крыльце обязательно обнаруживалась корзина со снедью. И даже жадная бабка, скрипя зубами, вернула Маре пять монет, пожаловавшись ей же, что «глава распорядился дорогих гостей кормить за так». «Дорогих гостей» она произнесла таким едким тоном, что сразу стало понятно, как они ей дорого обходятся.
        И все-таки наступил день, когда необходимо было принять решение. Эрл подружился с местными ребятишками, и хотя бегать сил у него пока не хватало, все же и дома он усидеть не мог. Мара знала, что Эрл стал частым гостем в доме Вендима и добрая женщина подкармливает худенького мальчика, который чудом выкарабкался с того света, то сливками, то сладкой кашей. Эрл никогда не отказывался - Мара только диву давалась, какой он маленький обжора.
        Она видела, что здесь ему хорошо, и знала, что мать Вендима согласится принять мальчика у себя в семье. И не только в качестве благодарности за спасение сына. Эрл был таким очаровательным ребенком, что все его любили совершенно искренне.
        Мара долго думала и решила, что оставит Эрла в Выселенках. Едва ли те, кто желал мальчику зла, смогут найти его в маленькой деревушке - это все равно что искать иголку в стоге сена. Сегодня же договорится. А завтра утром надо уходить. По крайней мере, до Тракта, а там…
        Она не должна больше удерживать Бьярна. Как-нибудь сама справится. Выбора-то все равно нет.
        Сначала Мара переговорила с семьей Вендима и получила тот ответ, на который надеялась. «Да, конечно, мы рады принять маленького Эрла. Он, бедняжка, и так столько всего пережил! Вырастим как родного сына, ни о чем не волнуйся!» Условились о том, что приведет его утром. Не хотелось расставаться прямо сейчас, и, признаться, тяжело становилось на душе от мысли, что завтра придется проститься с ним навсегда. Мара успела привязаться к смышленому славному мальчику.
        С Бьярном решила обсудить все вечером. Дождалась, пока Эрл убежал на улицу к друзьям, а хозяйка дома отправилась к колодцу посплетничать. Бьярн сидел за столом и пил взвар, настоянный на травах.
        Мара присела рядом, опустила подбородок на сложенные на столе руки. Вспоминала почему-то, как она вот так же сидела девчонкой, наблюдая работу отца в кузне. Хотя при чем здесь отец? Бьярн и не похож даже. Мара вдруг удивилась, осознав, что не знает, сколько лет ее напарнику. С этой бородой и густыми волосами он казался таким взрослым, почти старым.
        Тут Бьярн поднял на нее серые с коричневыми крапинками глаза, и Мара поняла, что он еще очень молод. Едва ли намного старше ее самой. Ему в глаза она обычно старалась не смотреть, как и вообще в лицо, - ни к чему это. А вот сейчас не успела отвернуться и разглядела.
        - Ты что, птаха? - спросил он и улыбнулся.
        Мара зажмурилась. Вот сейчас надо сказать. И всем сразу станет хорошо. Он, может, и сам давно хочет уйти, да только держит слово, данное ей.
        - Бьярн… Что-то не заладилось у нас дело в этом году. Сам видишь - денег едва хватит на ближайшую неделю. Разделим их честно пополам и…
        - И? - удивился Бьярн, в его голосе смешались удивление и что-то похожее на раскат приближающейся грозы. - Это ты о чем, птаха?
        Мара вздохнула.
        - Я освобождаю тебя от слова. Ты один гораздо больше заработаешь сейчас. Я еще… В общем, плохой из меня пока напарник.
        Она не поднимала головы, когда объясняла. На самом деле ей было страшно. Одно дело - мысленно все проговорить, решить, отпустить. Представить, как завтра, дойдя до Тракта, они разойдутся в разные стороны. И совсем другое - ждать сейчас его ответа. Он помолчит ради приличия, а потом, конечно, согласится.
        Бьярн действительно молчал. И молчание это уже переходило все разумные пределы. Мара быстро взглянула на него исподлобья. Лицо у напарника застыло, скулы напряглись. Мара не могла понять, что это значит. Злится? Но за что? Ведь она делает это ради него.
        - А Эрл? - спросил Бьярн, и ни слова о решении Мары насчет него.
        Вот как. Значит, согласен. Сердце Мары стукнуло как-то неровно, словно споткнулось обо что-то.
        Сбиваясь, она рассказала о том, что мальчика заберет себе семья Вендима. Они добрые люди, Эрлу здесь будет хорошо. Никто и никогда не разыщет его здесь.
        Бьярн снова долго молчал. Только ложку, которой он до этого помешивал взвар, сжимал в руке все крепче, так что она смялась, словно оловянная. Мара отодвинулась на край скамейки, готовая, в случае чего, вскочить и бежать. Он пугал ее.
        «Нет. Это же Бьярн. Он не сделает мне ничего плохого…»
        Мара встала и сделала шаг к двери. Лицо Бьярна исказилось, будто он получил пощечину. Только сейчас он увидел, что сделал с ложкой, и со звоном кинул ее в чашку.
        - Мара!
        Едва ли он хотел кричать, но его сильный голос даже от малейшего повышения тона превращался в колокольный набат.
        Мара прижалась к стене, закрываясь руками, не вполне осознавая, что делает, и думая только о том, что на столе рядом с хлебом лежит нож. Кухонный нож. Он не слишком острый, но ничего, пойдет и такой.
        По лицу Бьярна одно за другим скользнули непонимание, обида и раскаяние.
        - Мара, ну что ты… Это же я… Это я, птаха…
        Он протянул к ней руки, как показывают открытые ладони диким животным, убеждая, что не причинят им вреда. Мара прерывисто дышала, следя за ним испуганными глазами.
        - Пожалуйста, Бьярн, не подходи, - сказала она, пытаясь сохранять остатки хладнокровия, но голос ее подводил.
        Он застыл словно на невидимой границе, разделяющей их, - не подходил ближе, но и не отступал.
        - Мара, девочка… Не знаю, что с тобой случилось и кого ты сейчас видишь, но это я. Разве я когда-нибудь тебя подводил?
        Мара качнула головой: «Нет».
        - Я не хотел тебя пугать.
        Он проследил за ее взглядом, который Мара то и дело кидала на злополучную ложку.
        - Я никогда не сделаю тебе больно. Веришь мне?
        Мара кивнула: «Да».
        - Я только хотел сказать тебе, что не уйду и не брошу тебя. Вместе придумаем что-нибудь. Да хоть в обоз наймемся. Я просто удивился, что ты вот так просто хотела меня вышвырнуть…
        - Я не… - голос Мары сорвался, пришлось начать сначала: - Не вышвырнуть. Освободить.
        - Ладно. Ладно, птаха. Я ошибся. И ты ошиблась. Все хорошо.
        Мара почувствовала, как ее отпускает. И тут же ослабли ноги, так что она сползла по стене и села на пол. Чего она так испугалась? Это же Бьярн. Тот, кто заштопал ее рану. Поделился частью жизненной силы. Тащил ее на руках… Теперь ее трясло от чувства вины и собственной глупости.
        Бьярн опустился рядом на колени. Мара увидела, что он протягивает ей свою чашку со взваром. Она допила. Он сел, облокотившись о стену. Мара, стараясь показать, что действительно ему доверяет, что все случившееся сейчас - недоразумение и просто какое-то наваждение, пересилила себя и положила руку ему на сгиб локтя. А потом и голову на плечо. Он ее напарник. Надежный и верный. Не страшно ведь, если два напарника просто посидят рядом…
        Бьярн накрыл ее ладонь своей пятерней.
        Поцеловал волосы.
        Поцеловал застывшие, превратившиеся мгновенно в камень губы. Он не чувствовал, как Мара под его поцелуями превращается в ледышку. Она оцепенела и даже не дышала.
        - Мара… Как ты не видишь… Я люблю тебя, птаха моя…
        Отстранился, пытаясь поймать ее взгляд, и наткнулся на дикий ужас в потемневших глазах.
        - Отпусти… - произнесла она одними губами.
        Бьярн поднялся и ее тоже поднял на ноги. В его глазах горело отчаяние.
        - Отпустил. Не держу.
        Мара сделала два шага назад, ближе к столу и ножу на доске.
        - Любишь, - повторила она. - Любишь меня.
        И вдруг начала хохотать так неистово и жутко, что Бьярн вскинул голову, будто его ударили, и ушел, тихо притворив за собой дверь.
        Он ушел, а Мара все никак не могла перестать смеяться, сама понимая, что с ней творится что-то неладное.
        Но ведь это правда смешно. Что тут можно любить? Стриженые волосы? Обветренные губы? Обломанные ногти? Тело, изуродованное шрамами. Он сам столько раз ее штопал - все видел. Так к чему эта глупая шутка?
        Рот горел огнем от его поцелуя. Бьярн пах медом. Медом. Проклятье.
        Мара схватила подушку и вцепилась в нее зубами, лишь бы только унять этот смех, что раздирал ее на части. Ничего, завтра все закончится. Бьярн пойдет своей дорогой, а она своей.
        ГЛАВА 14
        Светловолосая девочка, уже почти девушка, старательно перерисовывала изображение из книги на лист бумаги. Если бы кто-то мог сейчас заглянуть через ее плечо, он, несомненно, удивился бы, ведь такие юные особы должны рисовать цветы или что-то другое, такое же милое, но старательная художница пыталась перенести на бумагу изображение человеческого легкого. Которое, к слову сказать, казалось ей не менее прекрасным, чем цветок или бабочка. А тот единственный человек, который мог наблюдать за ее работой, нисколько не удивился бы, а скорее похвалил бы свою воспитанницу за усидчивость и старательность.
        Он, кстати, скоро явился, удовлетворенно кивнул, увидев, чем занята девочка, и не стал мешать, занялся своими делами - принялся изготовлять вытяжку из листьев молочного стреловида для облегчения боли. Только когда время подошло к обеду, он окликнул ученицу:
        - Зайчонок, пойдем пожуем, что Всеединый послал.
        - Сейчас, дедуля… У меня вот тут, посмотри, не очень выходит…
        Профессор Вигге подошел и встал за ее спиной, разглядывая рисунок, который был еще неловким, пока совсем детским, но очень старательным. Улыбнулся, стараясь, чтобы она не заметила его улыбки, а вслух произнес:
        - Отлично, зайчонок. До поступления еще четыре года, ты успеешь подготовиться, я обещаю.
        Девочка вздохнула. Она была еще не очень уверена в своих силах, но надеялась, что все получится.
        - Ты еще обещал, что в следующий раз, когда в город позовут, ты мне разрешишь самой осмотреть больного.
        - Помню, помню… Ну, раз обещал…
        Биргер Вигге, профессор и известный даже самому Вседержителю медикус, несколько лет назад дал себе зарок отойти от дел. Что-то случилось тогда в Академии медицины, и происшествие это не давало ему покоя. Профессор Вигге бросил кафедру, которую возглавлял, своих студентов, свою безбедную жизнь и удалился в лес, чтобы вести уединенное тихое существование.
        Но обмануть свое истинное призвание не так-то просто. Как бы Биргер Вигге не стремился уйти от своей судьбы, но в конце концов все в округе - и в небольших деревушках, вроде Зилушек и Сморилок, и в городке покрупнее, Лабранте, - узнали о том, что в лесу проживает талантливый медикус, способный вытащить человека буквально с того света. Из города за ним обычно присылали телегу, а деревенские жители чаще приходили сами, если в силах были идти. Если же нет, то профессор Вигге, ворча и ругаясь, отправлялся на помощь больному, даже если за ним прибегали ночью.
        Поначалу юная воспитанница, зная о желании дедули Биргера отойти от дел, ревностно охраняла его покой. Сейчас ей смешно было вспоминать о том, как утром первого дня новой жизни она пыталась спровадить с крыльца растерянного молодого мужчину.
        - Нет, он никого больше не станет лечить! - выговаривала она ему, уперев руки в бока. - Не трогайте его. Оставьте в покое!
        - Кто там? - сварливо окликнул из глубины домика профессор Вигге, а потом и сам шагнул на порог, оттирая пальцы от чернил обрывком тряпицы.
        Проситель бухнулся на колени. Глаза его были будто два темных омута, полных безнадежности.
        - Жена от бремени не может разрешиться… Второй день уже… Помоги! Всеединым заклинаю, помоги!
        - Почему так поздно пришел? - профессор Вигге тут же стал сдержан и собран, больше на разговоры тратить время не стал, ушел в дом и вернулся через минуту с холщовой сумкой, перекинутой через плечо. - Пошли.
        - Меня возьмите! - пискнула девочка.
        - Зачем ты там, глупая. Хочешь помочь - в доме прибери или…
        - Возьмите! - крикнула она, разозлившись. - Ты не понимаешь! Я спасти могу!
        Профессор Вигге внимательно посмотрел на нее и, видимо, понял.
        - А, вот оно что, - только и сказал он. - Ну, идем.
        Так и повелось с тех пор, что таинственный медикус, живущий в лесу, являлся на особо тяжелые случаи вместе с юной некроманточкой, которая всем и каждому сообщала о том, что некромантка она по рождению, а на самом деле ей очень-очень хочется стать медикусом, когда она вырастет. Она обязательно поступит в Соувере в Академию и сделается самой лучшей!
        Дедуля Биргер сначала посмеивался, а потом незаметно, постепенно стал ее учить. Он не зря считался в свое время не только талантливым медикусом, но и выдающимся учителем. Профессор умел так аккуратно и легко вложить знания в головы самым нерадивым студентам, что в Академии ходили слухи, что без магии здесь не обошлось.
        Девочка под его руководством изучала книги, помогала при операциях, готовила настойки и лечебные отвары. Порой она даже не понимала, когда профессор Вигге учит ее, а он учил ее постоянно.
        - Налей себе молока, зайчонок. Кстати, если смешать молоко с той водой из родника, про которую ты говорила: «Фу, ну и запах», то получится отличное средство от кашля, - ненавязчиво сообщал он за завтраком.
        - Вот, заштопай-ка мне рубашку, совсем износилась. Чувствуешь, какая тонкая ткань - чуть тронь, и порвется. Надо потихоньку, специальными стежками. Я тебе сейчас покажу, а дальше сама, - мог попросить он, и девочка, охотно помогая, даже не понимала в тот миг, что учится накладывать швы.
        И так день за днем. Год за годом. Из тоненькой белокурой девчушки вырастала серьезная умная девушка с внимательными глазами и чуткими руками. Отзывчивая и добрая, открытая и доверчивая. Пожалуй, чересчур открытая и доверчивая… За что и заплатила слишком высокую цену…
        Но до того дня было еще далеко. Еще несколько счастливых лет, полных надежд на будущее.
        Как-то она увидела, что профессор Вигге достал из-под кровати сундучок и прячет в него пару серебряных монет.
        - Я не беру денег от тех, кому это не по карману, но в городе живут люди, которые могут позволить себе расплатиться за мои услуги, - объяснил он чуть виновато: мало того что обещал не лечить больше, а лечит, так теперь еще и деньги за это берет. - А тебе нужны будут деньги, зайчонок. В Академию ты поступишь без проблем, я уверен. Да и мои старые связи… Кхе-кхе… Но обучение стоит денег, тут связи не помогут…
        Девочка почувствовала, как у нее защипало глаза от слез, нахлынувших, когда она поняла, что дедуля Биргер делает это ради нее. Приблудной грязной девчонки, которую нашел в лесу. Потому, кстати, и звал зайчонком. «Вижу, скачет по тропинке, серенький такой!» - смеясь, объяснял он.
        Однажды, вернувшись с ярмарки в Лабранте, Биргер Вигге положил на стол перед девочкой книги. Она радостно встрепенулась, но, взглянув на обложки, удивленно обернулась на учителя. Одна из книг называлась «Нечистые твари и способы избавления от них», а другая - «Некромантия. Краткий курс».
        - Зачем это? - рассерженно спросила она. - Я не собираюсь в Академию темных искусств! Я ведь…
        - Я знаю, - мягко прервал ее профессор Вигге. - Но это твоя сильная сторона. Глупо не использовать то, что дает тебе преимущество перед остальными медикусами, согласись. Кто еще сможет буквально вытащить больного с того света! Давай изучим, мало ли, пригодится.
        Девочка подумала и согласилась - действительно, лишним не будет. В тот момент она еще не знала, как прав дедуля Биргер: пригодилось, и еще как. Именно благодаря этим знаниям и книгам, сквозь которые она продиралась вместе с учителем, - сама бы и половины не одолела, - она и смогла без труда сдать сложный экзамен на вступление в гильдию и получила сразу второй разряд.
        Но если бы в тот момент, когда книги легли перед ней на стол, девочка сумела заглянуть в будущее и понять, что именно некромантия, а вовсе не медицина, станет ее уделом, она бы разорвала их в мелкие клочки. К сожалению, это не изменило бы того, что изменить нельзя…

* * *
        Мара не могла сомкнуть глаз всю ночь, с трудом дождалась рассвета, чтобы начать собираться.
        Вчера, едва заслышав шаги Бьярна на крыльце - он вернулся поздно вечером, - Мара упала на кровать и старательно делала вид, что спит. Эрл сопел на соседней кровати, и она попробовала подладиться под его сонное дыхание, чтобы у Бьярна даже сомнения не возникло в том, что и Мара погрузилась в глубокий сон.
        Она слышала, как он остановился в дверном проеме и долго стоял, глядя на нее. Сердце Мары готово было выпрыгнуть из груди, колотилось о ребра так, что ей казалось, стук слышно на другой окраине деревни. Она боялась, что Бьярн заговорит с ней, и тогда она не выдержит, снова раскричится или, еще того хуже, расплачется. Не о чем ей с ним говорить. Все уже сказано…
        Едва верхушка солнца вызолотила край облаков и в воздухе разлился первый розовый свет, Мара поднялась на ноги и начала укладывать мешок. Бьярн всегда тащил бОльшую часть вещей, чтобы освободить ей руки, а сейчас придется самой. Ничего, справится.
        Деньги честно разделила на три кучки. Получилось каждому по четыре монеты - все, что удалось скопить за это время. Бьярну, себе и родителям Вендима, согласившимся приютить Эрла. Смогут купить мальчику одежду на первое время, да и вообще пригодятся.
        Деньги для Бьярна оставила на столе, не решилась отдать в руки. Она старалась передвигаться на цыпочках, чтобы не разбудить, и со страхом поглядывала на закрытую дверь его спальни - только бы не услышал шагов.
        Но вот вещи уложены, можно уходить.
        - Эрл, малыш, вставай, - прошептала она, наклонившись к мальчику.
        Эрл открыл зеленые глаза, увидел Мару, искренне и радостно улыбнулся.
        - Собирайся, пойдем со мной.
        Эрл послушно вскочил, начал одеваться. Только потом заметил, что Мара одета по-походному.
        - А мы куда? Мы уходим уже?
        Он огляделся.
        - А где Бьярн?
        Мара с трудом удержала на лице улыбку - так вдруг стало пусто на душе.
        - Он позже… позже придет… А мы с тобой сейчас к Вендиму.
        - Ой, к Вендиму! Здорово!
        Эрл запрыгал на одной ноге, скривился, ухватившись за бок - раны еще давали о себе знать, - но тут же выпрямился и махнул рукой, мол, ерунда.
        К дому Вендима шли по пустынной улице, залитой янтарным сиянием, какое бывает только осенью, когда листья на деревьях и трава еще зелены и живы, но уже будто устали и готовятся к тому, что скоро придется проститься с этим миром.
        В душе у Мары словно ворочался, пытаясь улечься, тяжелый камень с острыми краями. И так его положи - больно, и этак - не легче.
        «Ничего. Я все делаю правильно. Эрлу здесь будет хорошо. Бьярну я лишняя обуза. Это он от жалости вчера сказал. Не нужна мне жалость…»
        Мать Вендима, завидев их из окна, вышла во двор. Погладила Эрла по голове.
        - Иди-ка пока в дом, дружок.
        Эрл убежал, и Мара передала женщине скудные сбережения. Та попыталась было отказаться, говоря, что она и так у Мары в неоплатном долгу, но Мара была непреклонна.
        Уже уходя по дороге в сторону леса, Мара вспомнила, что не успела обнять Эрла на прощание. Но так даже лучше, наверное…
        Каждый шаг сначала давался с трудом, и вовсе не от того, что продолжала болеть нога - она, к счастью, почти совсем не беспокоила. Но каждый новый шаг отделял ее от прошлой жизни, где она была не одна. Где Бьярн сидел у костра, охраняя ее сон. Где он осторожно гладил ее по голове, когда она готова была выть от боли. От его голоса, от того, как он называл ее «птаха»… И Эрл… Она так успела привязаться к нему, даже сама не ожидала. Ей вдруг подумалось, что эта неделя, когда они были все вместе и рядом, стала самой счастливой в ее нынешней жизни, начавшейся после того, как… Она уже и не думала, что однажды снова сможет стать почти счастлива. И вот теперь все закончилось. Все всегда заканчивается.
        Мара почти дошла до кромки леса, осталось только миновать частокол, когда услышала за спиной полный отчаяния крик:
        - Мара, подожди! Подожди меня!
        Она обернулась и увидела Эрла, который сначала, видно, бежал, а теперь брел, спотыкаясь, держась за бок. Сердитые слезы катились по его лицу. Мара кинулась навстречу, злясь на себя - за то, что не попрощалась, за то, что не объяснила, бросила его вот так. А он, бедный, пытался ее догнать всю дорогу.
        Мара присела на корточки и обняла мальчика, а тот в ответ тоже обхватил ее руками.
        - Не оставляй меня здесь! Я с тобой пойду! - горячо зашептал он.
        - Но, малыш, с нами опасно… Со мной, - спохватилась она. - Со мной опасно. Работа у меня такая.
        - Мара… Марунечка, милая. Не оставляй меня!
        Мара закусила губу, вспомнив девочку, которую привел в дом профессор Вигге. «Я ведь останусь с тобой», - говорит она ему, очень стараясь, чтобы голос звучал уверенно, а у самой сердце так и скачет: не бросай меня, не бросай… Он не бросил.
        Это, наверное, очень безответственно с ее стороны - идти на поводу у ребенка. Поплачет да забудет. Ведь там, за оградой, настоящие опасности ждут. Но Мара просто не могла так поступить. Крепко взяла его за руку.
        - Хорошо. Идем.
        А когда поднялась, то увидела, что от дома движется, быстро нагоняя их, знакомая широкоплечая фигура. Бьярн. Приблизился, скользнул взглядом по Маре и ничего не стал говорить. Лицо непроницаемое, и о чем думает - не понять.
        И Мара тоже не придумала, что сказать. Так и пошли дальше втроем. Бьярн через несколько шагов снял с плеча Мары мешок и понес сам.
        Они молчали, но Мара вдруг почувствовала, как камень, давящий на грудь, растворяется, исчезает без следа.
        ГЛАВА 15
        Они шли по лесу уже довольно долго, не сговариваясь, выбрали путь на Тракт, когда Мара вдруг остановилась как вкопанная.
        - Деньги… Я отдала матери Вендима четыре монеты и не забрала.
        Мара почувствовала себя ужасно: вот голова дырявая! Денег и так нет… Стыдно было поднять голову и посмотреть Бьярну в глаза. Но Бьярн, а следом за ним и Эрл, расхохотались. Смех Эрла разливался колокольчиком, так что Мара тоже не смогла сдержаться и прыснула.
        - И ты еще хотела одна идти, птаха. Не обижайся, но деловая хватка - не твоя сильная сторона.
        - А тебя, видно, бесполезно уговаривать не называть меня птахой? - парировала Мара.
        Бьярн вместо ответа улыбнулся уголком рта. Он, видно, мысленно всегда ее так называл, вот и вслух не сдержался.
        - Ну, ладно… - махнула рукой Мара.
        И Бьярн теперь улыбнулся широко и открыто, получив наконец разрешение. Поймал ее взгляд.
        - Мара, вчера я…
        Но Мара тут же закрылась, лицо ее потемнело, в настороженных глазах ясно читалось: «Нет. Не говори. Не сейчас. Не нужно». И Бьярн замолчал.
        Зато теперь они оба могли делать вид, будто ничего не произошло. Могли обсуждать планы и решать, куда податься дальше. Решили отправиться в Фермаго - ближайший крупный город, через который проходит Тракт. Возможно, получится наняться в обоз. Мара знала несколько постоялых дворов, где совершались сделки. Бьярн всегда был против такой подработки, но сейчас выбирать не приходится.
        Погода стояла сухая и теплая, идти по утоптанной дороге, зная, что она безопасна, было легко. Мара посчитала, что до Фермаго доберутся завтра к обеду. Эрл пока не мог все время идти сам, часть пути Бьярн нес его на плечах, но обоим это, кажется, доставляло только радость.
        После того как вышли на Тракт, остановились пообедать. Мара бы сделала привал позже, но Эрл канючил, что проголодался и устал. Что же, она знала, на что шла, когда брала с собой ребенка.
        Припасов с собой захватили много - Бьярн постарался. Оказывается, он еще с вечера собрался и караулил Мару, подозревая, что она попытается сбежать с рассветом. Ждал у двери, прислушиваясь к шагам. Но под утро его сморил сон. Ему показалось, на секунду закрыл глаза, а очнулся: ни Мары; ни Эрла. Бьярн рассказывал с улыбкой, но Мара видела, как по его лицу скользнула тень тревоги, и поняла, что он на самом деле почувствовал в тот миг, когда понял, что больше, возможно, не увидит ее. И будто что-то теплое разлилось в груди на том самом месте, где еще утром ворочался тяжелый камень.
        Эрл наелся до отвала. И куда только помещается в такого маленького ребенка! И потом до вечера выклянчивал то яблоко, то пирожок, то кусок хлеба с солью. После ужина, когда они остановились на ночлег и Эрлу приготовили уютное гнездышко из одеял, стал требовать еще и кусок сахара на закуску. Мара отказала.
        - Ребенок голодный, между прочим! - возмутился мальчишка.
        - Мара, да отдай ты ему этот сахар! - это уже Бьярн вступился за обжору.
        - Нет, не дам. Ему плохо будет. Он себя уже не контролирует. Получит утром.
        - Ну ладно, - проворчал Эрл.
        Он завернулся в одеяло и через несколько минут уже спал. Скоро лег и Бьярн, Мара вызвалась дежурить первой. Хотя напарник уговаривал ее отдохнуть - все же ей пришлось одолеть длинный путь впервые после ранения, но Мара была непреклонна.
        И все же не рассчитала сил. Сидела у костра, любуясь на пламя, подбрасывая веточки и поленья, и сама не заметила, как задремала, положив подбородок на колени.
        Очнулась от острого чувства опасности. Все ее пять чувств вопили, предупреждая. Мара вскочила на ноги, не понимая, что происходит. Костер по-прежнему мирно горел, Бьярн и Эрл спали. Край леса, освещенный сполохами огня, состоял из неподвижных теней - просто деревья, ничего больше.
        И все же Мара, прислушавшись к ощущениям, поняла, что до нее дотронулась волна темной энергии. Шатун или нечисть были совсем близко. Совсем близко. В двух шагах. И все-таки она никого не видела.
        Что же это? Неужели дар ее подводит? Она отошла от костра как можно дальше, обошла его кругом, прислушиваясь, но чем дальше уходила - тем слабее становилась темная энергия. Но стоило приблизиться, все начиналось сначала.
        И еще была странность - темная энергия смерти и светлая энергия жизни каким-то немыслимым образом переплетались между собой, так что отделить одну от другой было невозможно.
        Мара вернулась к костру и вдруг осознала. И, осознав, едва не закричала.
        - Эрл, Эрл. Проснись, малыш.
        Эрл, выдернутый из-под теплого одеяла, моргал и ничего не понимал.
        - Эрл, дай сердечко послушать.
        Мара задрала на мальчике рубашку и прижала ухо к его груди, одновременно прислушиваясь к дыханию.
        Теплый. Дышит. Сердце бьется. И все-таки волны темной энергии исходили именно от него.
        - Ты зачем меня разбудила? - Эрл недовольно тер глаза. - Что случилось?
        - Ничего, малыш. Ничего. - Мара только надеялась, что в темноте не видно, как сильно она побледнела.
        Что случилось? Что она нарушила? Что сделала не так? До сих пор оживленные ею люди, если она успевала вовремя, живыми и оставались, но, может быть, Эрл был мертв слишком долго? Мара никогда не слышала ни о чем подобном и не знала, как быть.
        - Эрл, как ты себя чувствуешь?
        - Хорошо, - ответил мальчик.
        Подумал и добавил:
        - Есть хочу.
        Мара сглотнула. Если она задаст следующий вопрос, который так и просится на язык, как его воспримет Эрл? Перепугается ведь до смерти. И все же она должна его задать.
        Шатуны охотятся за жизненной силой, а добраться до нее проще всего, вцепившись зубами в горло живого человека. Кровь - вот что их влечет.
        - Эрл, малыш… Ты крови хочешь?
        Эрл сонно пожал плечами, потом кивнул.
        - Ага. А что, можно?
        Но тут же встрепенулся, сбрасывая дремоту:
        - Но нельзя же, - прошептал со страхом.
        Мара прижала к себе худенькое тело. Что же она натворила? Как теперь это исправить?
        - Ты спи пока. Спи спокойно…
        Она очень старалась, чтобы голос не дрожал, но когда Эрл уснул, закутавшись и подложив под щеку маленькие ладошки, вцепилась себе в волосы, да так и просидела до утра.
        ГЛАВА 16
        Она сидела и перебирала в голове сотни возможных вариантов. Никогда еще так остро Мара не чувствовала свою беспомощность и недостаток опыта. Все же обучение по книгам не сравнить с обучением в Академии, а талант не всегда выигрывает по сравнению со знаниями. Она что-то упускала, но не понимала что. Снова и снова она мысленно перелистывала страницы книг, которые читала в юности, но не могла вспомнить ничего похожего.
        «В конце концов, я могу дать ему немного своей крови, - малодушно подумала она. - Много ли нужно такому малышу!»
        Но тут же зажмурилась, закрутила головой. Нет, Мара, нет. Остановись. Ее крови, потом крови Бьярна. А потом? К чему это их приведет?
        Она вспомнила случай, с которым столкнулась в прошлом году. Вернее, она никогда не забывала его, а он только будто и ждал возможности вновь напомнить о себе. В городке, где они остановились прошлым летом, творилось неладное. Не так давно в нем начали пропадать люди. Сначала это посчитали случайностью. Ведь бесследно пропадали одинокие беспробудные пьяницы, и людям это казалось закономерным итогом их жизни. Их никогда не искали. Но потом исчез добропорядочный отец семейства, а за ним еще несколько человек подряд. Тогда уже забили тревогу. Наняли целую команду ищеек - тех, кто занимался расследованием, и некромантов - тех, кто должен был уловить след, если в деле окажется замешана нечисть.
        Мара и Бьярн работали над этим делом. Мара не могла сказать, что это целиком ее заслуга, но все же именно она первой зашла в дом той женщины. Обычной женщины. Трудолюбивой хозяйки и любящей матери, которая никак не могла смириться с тем, что ее единственный сын заболел и умер.
        А потом поднялся уже шатуном. Но ведь это все еще был ее мальчик, ее ребенок. И если он ее не узнает, так только потому, что не оправился еще от болезни. Не узнает, кидается на стены и дико воет. Так это он просто кушать хочет. Надо его покормить.
        И заботливая мать кормила свое дитятко, приводя в дом сначала тех мужчин, которых никто не хватится, а потом всех, кого смогла уговорить. Продлевая жизнь тому, кто давно был мертв.
        Она кидалась под ноги Маре, когда та прорывалась в дом, умоляя ее не трогать сына. Однако Мара не могла поступить иначе.
        Но теперь впервые смогла понять убийцу. Если ничего не поможет, если голод станет мучить Эрла все сильнее, как она сама поступит?
        Мара застонала, прикусив губу. Нет, только не это. Только не это, молю тебя, Всеединый!
        Бьярн услышал и вскочил на ноги, огляделся, не понимая, что происходит. Темноту сменили серые предрассветные сумерки.
        - Ты почему не разбудила меня? - в голосе не столько удивление, сколько тревога. - Что, девочка? Что случилось? Нога болит?
        Мара нашла в себе силы покачать головой. Он сел рядом, осторожно придвинулся. Мара видела, что он хочет дотронуться до нее, может быть, взять за плечи, развернуть к себе, заглянуть в глаза, но Бьярн, памятуя о недавней сцене, удержался.
        - Мара… Ты можешь сказать мне все…
        И Мара рассказала. Кто, если не Бьярн, должен знать? Он ничем не поможет, но даже от того, что ей есть с кем поделиться своими страхами, стало легче.
        - Что же делать, Бьярн? Что же делать? - она повторила вопрос десятки раз, понимая, что это походит уже на какое-то безумие. Ответа все равно нет…
        Бьярн действительно долго молчал, а потом медленно и основательно, как умел делать он один, принялся рассуждать вслух:
        - Темная энергия проявилась только сейчас. Раньше ты ее не чувствовала, так?
        - Да…
        Мара вновь оглянулась на спящего Эрла. Она столько раз за сегодняшнюю ночь оборачивалась, надеясь, что случившееся окажется ошибкой. На самом деле ей даже смотреть на него было не нужно: Мара ни на секунду не переставала ощущать темную энергию, исходящую от мальчика.
        - Голод Эрла тоже идет по нарастающей. Значит, раньше его что-то сдерживало. Но что?
        Мара вскинула голову. Слова Бьярна вернули ей робкую надежду.
        - Что? Я не знаю… Деревенская еда? Что-то другое в Выселенках? Или…
        Мара зажмурилась - так усердно думала. Эрл остался жить чудом. Все думали, что он мертв, но он был жив. Или почти жив… Мох вестяник, из которого изготовляют настойку живисила, смог удержать его на грани жизни и смерти. Вдруг именно из-за него Эрл долгое время продолжал вести себя как обычный ребенок? А если так, то он снова поможет. Или нет… Но попробовать стоит.
        - Настойка живисила! - крикнула Мара. - Срочно нужно раздобыть!

* * *
        Эрл не понимал, зачем его разбудили в такую рань - вон, даже еще солнышко не проснулось. Очень бледная и серьезная Мара называла его зайчонком, но не улыбалась при этом. Бьярн тоже не улыбался, Эрл подумал было, что они сердятся на него из-за того, что он такой обжора. Но он ведь не специально. Он не виноват, что все время голоден. Эрл смутно помнил о каком-то странном ночном разговоре, но о чем Мара спрашивала и что он ей ответил - забыл. Кажется, снова говорили о еде.
        - Я не стану сегодня просить пирожков! Честно-честно! - прошептал Эрл, чувствуя себя страшно виноватым.
        Он увидел, что Мара и Бьярн переглянулись, и Мара отвернулась, сморщившись, будто собирается заплакать, но уже через секунду поглядела на него с улыбкой.
        - Что ты, малыш. Можешь есть пирожки сколько хочешь!
        И в доказательство своих слов протянула ему и пирожок, и оставшийся после вчерашнего ужина кусок сахара.
        Бьярн поднял его на плечи и понес по дороге. Иногда деревья подходили совсем близко к Тракту, их ветви свешивались над головой Эрла, щекотали шею. Эрл срывал листья и ел их. Сначала жевал, а потом просто набивал ими рот и глотал. Почему-то ни пирожок, ни сахар не утолили голода. Он никогда не чувствовал себя таким голодным.
        Эрл хотел срывать листья незаметно, но по осторожным взглядам Мары понял: она все видит. Видит, но не ругает его, не делает замечаний. Это казалось неправильным и каким-то страшным…
        Еще хуже было то, что Бьярн стал вдруг аппетитно пахнуть. Будто у него под кожей текла не кровь, а сладкий сок. Сладкий, вкусный сок… Эрл облизнулся и тут же закрыл ладонями рот. Что это с ним?
        А Мара источала еще более вкусный запах. Иди сюда, Марунечка. Иди ко мне. Я тебя так люблю, что хочу укусить…
        - Мара! - крикнул Эрл. - Мара, я боюсь!
        Его глаза сделались словно две медные монетки. Он вцепился пальцами в плечи Бьярна - перепуганный, растерянный.
        - Ничего, малыш. Все хорошо. Все будет хорошо! - Мара ласково улыбнулась ему.
        И улыбка действительно успокаивала, вот только в глубине глаз мелькало такое же выражение, как тогда, когда ей было больно - рана саднила и жгла. Ей и сейчас было больно. Но почему?
        - Ты мне расскажи про своих маму и папу. Расскажешь?
        Эрл понял, что она пытается его отвлечь - не маленький уже, - но не стал противиться.
        - Мама очень красивая и добрая. И папа очень красивый и добрый. Мама по праздникам печет тоненькие блинчики. А начинка разная - и с ягодками, и с медом…
        Эрл облизнулся, но тут же запнулся, понимая, что вновь завел разговор про еду.
        - А папа много-много интересных историй знает. Мы с ними вместе ходили собирать вестяник. Его лучше собирать рано утром, тогда он свежий, сочный, кисленький… А еще в Анхельме наши друзья жили…
        Эрл вдруг замолчал, произнеся «жили», и в одно мгновение ему стало ясно, что прошлая жизнь никогда уже не вернется. Что следовало говорить «мама была красивая и добрая», «папа знал много интересных историй»… В прошедшем времени…
        Он закричал, забился и едва не упал на землю, но Мара успела, подхватила, прижала к себе. Эрл уткнулся носом ей в ключицу и заплакал. Сверху на макушку опустилась ладонь Бьярна. Так они и стояли втроем посреди дороги долго-долго, пока слезы Эрла не иссякли. А потом молча продолжили путь.
        ГЛАВА 17
        На подходе к Фермаго Мара вытащила из мешка перчатки и, морщась, натянула их на руки. Она не переносила ощущения чего-то постороннего на коже, ей казалось, что перчатки сковывают ее. Но до сих пор никому не удалось развенчать предрассудок об убивающем прикосновении некроманта. Не станешь ведь объяснять всем и каждому, что некроманты только тогда вытягивают жизненную силу, когда сами этого хотят, а обычное прикосновение не причинит вреда. Иначе прирожденные некроманты становились бы причиной смерти своих родителей еще в младенчестве. Мара и Эрла сколько раз обнимала, и до Бьярна дотрагивалась без последствий, но закон гильдии предписывал в городе закрывать руки до локтя - и точка.
        Едва ступив за городскую стену, первым делом стали разыскивать лавку травника, где продавали настои и вытяжки из трав, мази и порошки. Лавками травника, которые во всех городах назывались одинаково, пользовались и медикусы, и некроманты.
        Если в Фермаго где-то и продается настойка живисила, то искать ее нужно именно в таком месте.
        За прилавком в окружении пузырьков и бутылочек, сухих веточек и листьев, разложенных горками на квадратиках промасленной бумаги, стоял молодой мужчина. Мара вдохнула знакомый с детства запах: почти так же - смесью трав и медикаментов - пахло у нее дома. И воспоминания нахлынули с новой силой. Ей показалось, что к запаху настоев примешивается резкий запах крови. Голова закружилась так сильно, что пришлось схватиться за Бьярна.
        Мара несколько раз открыла и закрыла рот - она боялась спросить и получить отрицательный ответ. Напарник заговорил вместо нее:
        - Настойку живисила продаете? Сколько стоит?
        - О, да-да. Вчера только привезли партию на заказ. Но пара лишних флаконов имеется. Семь монет за один. Будете брать?
        Мара и Бьярн переглянулись. Семь монет - почти все, что у них есть на двоих. Но раздумывать было некогда. Мара вложила свои четыре монеты в руку Бьярна, а тот выложил на прилавок все их небогатые сбережения.
        - Один? Ну хорошо.
        Мужчина выставил перед ними флакон, наполненный зеленой, чуть фосфоресцирующей жидкостью. Рядом положил инструкцию - маленький свиток тонкой бумаги.
        - За инструкцию еще монету. Здесь написано, от каких болезней помогает, как принимать правильно, что делать при передозировке. Целиком можно, только если совсем уж при смерти…
        - Инструкция не нужна! - буркнула Мара, сжимая в кулаке крошечную бутылочку и направляясь к выходу.
        Больше всего на свете она боялась сейчас оступиться, упасть и разбить драгоценную ношу. Но одновременно боялась того, что ждет их, когда Эрл выпьет содержимое пузырька. Их последняя надежда. Если средство не поможет, то уже ничто не поможет… И что тогда?
        Едва перешагнув порог лавки, она вытянула пробку и протянула мальчику настойку.
        - Выпей, малыш.
        Эрл послушно отхлебнул зеленую жидкость.
        - Вкусненько. Кисленько.
        Он допил до конца и облизнулся.
        Мара и Бьярн смотрели на него, словно прямо сейчас на их глазах должно было произойти какое-то необычное превращение. Но ничего не происходило.
        - Ты голоден, Эрл? - решилась Мара.
        - Да, я хочу есть.
        Мару словно окатили ледяной водой: она пошатнулась, глотая воздух, но Бьярн внешне оставался спокойным.
        - Он просто голоден, Мара. Просто голоден. Дорога была длинная. У нас остались деньги для того, чтобы заказать обед для нас всех. Подожди.
        И Мара быстро кивнула, согласная сейчас на что угодно. Еще одна отсрочка непоправимого…
        Через дорогу от лавки травника обнаружился трактир с открытой террасой. Эрл уселся на деревянную лавку, принюхиваясь к запахам, доносящимся из кухни.
        - Мне яичницу. И колбаску. И вкусную булочку. Две. И стакан сладкого компота.
        Он болтал ногами, вертелся, улыбался. Обычный мальчишка, уже позабывший о своем страхе и грусти. Взял тканевую салфетку со стола, принялся жевать краешек.
        - Я попрошу принести, - тихо сказал Бьярн. - Эрл, малыш, что-то еще сладкое будешь? Может быть, блинчики? Такие, как твоя мама пекла. Или медовые соты? Заказывай, что хочешь.
        - Блинчики! С ягодками! Пусть только быстрее принесут.
        Мара закрыла глаза, прогоняя слезы. Он не увидит ее боль, он не испугается… Он будет счастлив до последней секунды, если придется…
        «Пусть медленнее несут, - мысленно кричала она. - Дайте нам еще хоть несколько лишних минут…»
        Девушка-подавальщица расставила перед Эрлом тарелки.
        - Это что же, все тебе, малявка? У тебя праздник сегодня? Смотри не лопни.
        Мара и Бьярн сели напротив. Они ничего себе не заказали, да и не смогли бы сейчас проглотить ни кусочка.
        Эрл съел яичницу. Надкусил колбасу. Сжевал пару блинчиков, макая их в мед и запивая компотом. Отломил кусочек булки, но так и не донес до рта, положил обратно.
        - Уф, объелся, не могу больше! Мара… Мара, ты почему плачешь?
        Эрл не обманывал - он действительно больше не ощущал того странного, жуткого голода. Мара сначала не разрешала себе верить, но темная энергия, которую излучал мальчик, постепенно пошла на убыль. Перед ней снова сидел обычный живой ребенок. К тому же довольный и сытый.
        - Ничего, малыш… Это мне просто глаза ветром надуло. Иди побегай пока по площади с другими ребятами, нам с Бьярном надо поговорить.
        Настойка живисила помогла. Она не убирала проблему, но давала им время, чтобы придумать еще что-нибудь. Вот только надолго ли хватит ее действия? Надо бы запастись заранее. Одна беда - денег нет совсем.
        По площади, вымощенной брусчаткой, бегали стаи городских мальчишек, распугивая птиц. Эрл рад был присоединиться к этому бестолковому занятию.
        Мара почувствовала, что ее бьет озноб. Как всегда после сильного волнения, руки начали дрожать так, что пришлось опустить их на колени и сжать в замок, чтобы никто не увидел, как ее колотит.
        Бьярн протянул ей стакан, где на дне плескались остатки компота, но увидев, что она не в силах его держать, сам тихонько напоил ее.
        - Тебе надо поесть.
        Мара замотала головой. Нет, она не сможет проглотить ни кусочка, хоть от трапезы Эрла осталось столько всего вкусного. Вот мед, например. Мара очень любила мед…
        - О, Бьярн… - прошептала она, вспомнив, какие страшные мысли бродили в ее голове всего несколько минут назад. - Я почти готова была его убить…
        Руки задрожали сильнее, а теперь и плечи вслед за ними. Мару трясло, как в лихорадке.
        - Дай обниму тебя, - сказал Бьярн. - Согрею.
        Вот всегда он так неожиданно. Как подготовиться к этому? Мара помотала головой: нельзя.
        - Просто согрею. Тебе это нужно сейчас.
        Снова покачала головой: нет.
        И тогда Бьярн, этот невыносимый человек, просто сгреб ее в свои медвежьи объятия, прижал и положил подбородок ей на макушку. Мара словно утонула в чем-то теплом, большом, уютном. И сама не поняла, почему вместо того, чтобы закричать и оттолкнуть, она покорно сдалась. Правда, все тело напряглось, мышцы свело от напряжения.
        Ей казалось, будто часть ее хотела довериться, разрешить утешить, а другая часть вопила от ужаса, требуя бежать, бежать, пока не поздно. Но, видно, у нее просто не оставалось сил на бегство.
        Бьярн почувствовал, как она сжалась, превратилась в комок нервов. Нашел ее сомкнутые в замок пальцы, уместил обе ее руки в одну свою - огромную и жаркую.
        - Не обижу, - тихо сказал он. - Никогда.
        - Отпусти, прошу тебя, - прошептала Мара, чувствуя, что еще чуть-чуть - и она снова начнет вырываться и паниковать. - Слишком… близко…
        Он вздохнул и отпустил.
        ГЛАВА 18
        - Так… - она потерла лоб, пытаясь прийти в себя. - Теперь у нас есть время… Но нужны деньги… План наняться в обоз не изменился?
        - Похоже, ничего другого не остается. Но Эрл… Он не опасен для людей?
        Мара видела, как тяжело ему такое говорить вслух: как может быть опасен малыш Эрл? И все же это было вполне возможно.
        - Я все время буду держать ситуацию под контролем! Не сведу с него глаз. Мы с собой настойку возьмем. Все будет хорошо!
        Сделки с купеческими обозами заключали на постоялых дворах. Надо только знать, где именно. Мара еще прошлой весной думала над этим вариантом, но Бьярн отговорил. Почему-то считалось, что в обозы нанимаются либо совсем молодые и неопытные, либо очень слабые некроманты. Бьярн пренебрежительно говорил про таких: «Пятачок за пучок». И вот теперь им самим придется явиться на поклон к нанимателям.
        Мара знала в городе три постоялых двора, где некроманты могли найти себе подработку. «Зеленые холмы», «Привал» и «Отдохни - и в путь».
        В «Зеленых холмах» предложений для них не оказалось. Единственный обоз шел с юга на север, как раз в Скир, куда им соваться нельзя. В «Привале» почти удалось заключить сделку. Хозяину обоза понравилась мысль, что за те же деньги он получит не только некроманта, но и отличного воина - Бьярн, молчаливо стоящий за спиной Мары, сразу ему понравился. Но узнав, что кроме некромантки и наемника придется взять еще и мальчишку, купец быстро передумал.
        Мара заметила, что на Бьярна кидают заинтересованные взгляды - такой груде мышц рады в любом походе. На нее поглядывают оценивающе - вроде и значок гильдии при ней, и даже присвоен второй разряд, а все же девчонка какая-то худосочная, побоишься такой жизнь доверить. А когда выяснялось, что в поездку странная парочка собирается тащить мальчишку, интерес сразу гас.
        Мара почти отчаялась найти им с Бьярном работодателя, а между тем день клонился к ночи. Они устали и проголодались, денег же не осталось даже на стакан молока для Эрла. Он, правда, держался героически. Не ныл, молча сидел за дальним столом, иногда дремал, положив лоб на сложенные на столе руки.
        Мара время от времени прислушивалась к своим ощущениям и каждый раз чувствовала облегчение: Эрл излучал только светлую энергию жизни. Обычный уставший и проголодавшийся мальчик. И чем больше Мара смотрела на него, тем острее понимала, что никогда и ни при каких обстоятельствах не смогла бы его убить. Будь он хоть трижды шатун. Мучилась бы, проклинала себя за слабость, но не смогла бы переступить эту черту. Как же хорошо, что не придется делать ужасный выбор.
        В конце концов все сложилось даже лучше, чем можно было предположить. Почти все хозяева обозов, нашедшие себе работников, разбрелись по комнатам, и тут к Маре подошел грузный мужчина с окладистой бородой. Почему-то у купцов борода считалась едва ли не знаком гильдии. Маре даже стало любопытно, вдруг родители Бьярна тоже купцы.
        - Что скажешь, если я найму вас с напарником за пять монет в день?
        Пять монет в день - это была средняя цена за ее услуги, не много и не мало, но тут уже не заартачишься.
        - Каждому, - добавил он.
        И Маре показалось, что она ослышалась. Более чем щедрое предложение.
        - С нами поедет мальчик, - Мара кивнула в сторону стола, рядом с которым на скамейке дремал Эрл - умаялся все-таки.
        - Да знаю, видел. Вы бы еще бабулю с собой в поход притащили, - он хмыкнул, но беззлобно. - Пусть едет. Питаться будет из общего котла. Был бы он старше - вычел бы денег за его еду, но эта козявка и половиной зернышка будет сыта.
        «Ага, - мрачно подумала Мара, - с вами на закуску».
        Но тут же прогнала тревожные мысли. Все складывается отлично, главное - не спугнуть удачу.
        Однако сюрпризы на этом не закончились. Когда Мара, смущаясь, попросила им выплатить авансом монеты за не сколько дней работы, чтобы прикупить кое-какие снадобья в дорогу («Настойку живисила», - переглянулись они с Бьярном), хозяин уточнил, какие именно, ведь они как раз везут на продажу вытяжки из растений, что растут только в Чернолесье.
        Оказалось - и Мара могла посчитать это разве что чудом, - они везли среди прочего и настойку живисила.
        - Для своих флакон за три монеты продаем, - пояснил купец, который после того, как ударили по рукам, представился Альфом. - Возьмете, коли нужно будет. И другие тоже. Разное везем. Настой, травы, меха. На юге хорошо разбирают, а здесь гроши стоит.
        Похоже, он не прочь был поболтать о своих торговых умениях, но Мара совершенно вымоталась сегодня, поэтому они с Бьярном, получив задаток за день работы, поспешили снять койки в общей комнате. Бьярн осторожно поднял Эрла на руки - тот даже не проснулся, когда он нес его на кровать.
        - Вот, птаха, все у нас налаживается, - тихо сказал Бьярн, когда Мара рухнула на узкую койку, застеленную колючим грязным одеялом. Общая комната - самая дешевая комната на постоялых дворах - всегда заполнена до отказа. В воздухе стоял запах немытых тел, какой-то мужчина неопрятного вида храпел так, что, казалось, пол трясется. Но Маре было все равно. Главное - вытянуть ноги и отдохнуть!
        Какой длинный и тяжелый день. Мара закрыла глаза, пытаясь понять, можно ли начинать радоваться или черная полоса в жизни еще не закончилась. Итак, что они имеют? Эрл - живой мальчик, который вдобавок к чудесному воскрешению получил все повадки нечисти. Они его не вылечили, но отсрочили непоправимое. С самой Марой как обычно - нервы ни к черту, но это, видно, уже на всю жизнь… Бьярн. Ну, с ним, единственным, похоже, полный порядок. Теперь у них есть работа. Крыша над головой на сегодняшнюю ночь. Большего и желать нельзя.

* * *
        С работой, правда, случилась некоторая загвоздка. Как выяснилось утром следующего дня, Альф пообещал им неплохие деньги только потому, что Мара будет единственной некроманткой в обозе, а Бьярн - единственным наемным воином.
        - Дело у меня маленькое, семейное, - объяснял он расклад помрачневшим напарникам. - Едем не в глушь какую, а в сторону столицы. Чем дальше на юг, тем безопаснее. Это и ребенок знает. Вот коли на север, тогда - да. К тому же я сыновей взял - чем не защитники! Все трое - ростом с тебя, парень. Так что вы не опасайтесь, я так уже тыщу раз ездил, и ничего.
        Хитрый хозяин обоза решил сэкономить, хотя Мара и Бьярн, да и любой житель Симарии, знали, что выезжать с обозом можно, только если с тобой не меньше трех некромантов.
        Мара и Бьярн вновь переглянулись. «Опасно!» - хмурился Бьярн. Мара и сама понимала, что Альф слишком самонадеян, но деваться некуда: аванс они получили и даже частично потратили. Да и не найти им новую подработку - это по вчерашнему дню ясно.
        ГЛАВА 19
        Альф захватил с собой не только троих сыновей, но и дочь, готовившую на всю компанию еду. Да пару бродячих артистов, которые никогда не передвигались из города в город в одиночестве, а приставали к таким вот обозам. Мара присмотрелась к ним - не те ли, кого они видели в Скире, но с облегчением поняла: нет, другие.
        Купец представил ей сыновей по именам - Руфус, Ратус и Ридус. Все трое детинушек оказались парнями под два метра ростом, заросшие пегими бородами до самых бровей. Маре они показались похожими между собой, как близнецы, хотя по разговору она поняла, что Руфус - старший из них, а Ридус - младший.
        Дочь Альфа, Тайла, была не намного старше Мары. Мара посмотрела на нее и испытала легкий укол зависти. Тайла обладала женственной фигурой с округлыми формами, густой косой медного цвета и большими карими глазами. Одета она была в дорожное платье до колен, из-под которого выглядывали мягкие кожаные сапожки, которые выгодно подчеркивали стройность ее ног. Мара невольно представила, как со стороны выглядит она сама: волосы срезаны почти под корень, черные брюки, подаренные Кьелом, оказались ей велики, поэтому она подворачивала их снизу и крепко стягивала поясом на талии, чтобы не свалились. Когда-нибудь, когда раздобудут побольше денег, она сможет купить себе новые, удобные брюки, но пока… Старая кожаная куртка покрылась трещинами и вытерлась, а дорожная пыль впиталась в нее так, что и не выведешь. Ладно, плевать. Может быть, для Тайлы это увеселительная прогулка, но для нее работа.
        Оба артиста представились сами. Тот, что поменьше, покруглее и поулыбчивее, назвался Бимером, а тот, что выше и мрачнее, представился Вильямом. Он пожал Маре руку, словно хотел показать, что он-то человек просвещенный и не боится глупых суеверий об убивающем прикосновении некроманта.
        Обоз, отправляющийся в путь от Фермаго к столице Симарии - Корни-Кэшу, действительно оказался небольшим. Четыре телеги, груженные товаром, которыми управляли сыновья купца и сам Альф. Обычно купцы не ездили в одиночку, предпочитая объединяться в группы, но Альф действовал обособленно. Видимо, стремление ни от кого не зависеть и оставаться самому себе хозяином перевесило пользу от совместной поездки, когда обоз продвигается вперед медленно и в пути нередко возникают споры о том, какую именно деревню стоит посетить следующей.
        Выехали на рассвете, сразу после раннего завтрака. Альф вручил Маре и Бьярну маршрутную карту, где кружками были отмечены деревеньки и городки, намеченные для посещения. Также он планировал проехать через Тарк, Соувер и закончить путешествие в Корни-Кэше. Хотя если повезет и получится распродать весь товар, то повернут назад раньше, чем намечалось.
        Первым пунктом назначения на плане значился Трелей - крошечный городок, почти деревушка, в сутках езды от Фермаго. Почти весь путь до него лежал по Тракту, только под конец придется свернуть и несколько часов добираться по лесу. Эта часть маршрута у Мары, да и у Бьярна, сильных волнений не вызвала, а вот затем намеченный расчетливым купцом путь уводил все дальше от Великого Тракта, в те места, где обитали опасные твари и жили люди, не менее грозные, чем эти твари.
        По Тракту продвигались быстро. Коренастые лошадки споро тащили за собой телеги, видно, приучены были к тяжелой работе. Мара бездельничала. Поначалу старалась делать вид, что работает - шла рядом с обозом, посматривала на лес, что тянулся по обеим сторонам дороги. Однако ясно было и ей самой, и Альфу, что наблюдал за ней с хитрой улыбкой, что сейчас пока опасаться нечего, а если и выползет какой ошалелый шатун из чащи, то Мара легко его уничтожит на безопасной территории.
        - Да сядь, доча, ноги, чай, не казенные. Деньги условленные я вам все равно обязуюсь платить. Совсем не нужно для этого убивать по одной твари в час, - крикнул Альф и показал место в своей телеге, где дремал укутавшийся в одеяло Эрл и сидела, прищурив глаза от солнца, Тайла. Она тоже улыбнулась Маре и кивнула, приглашая.
        Мара вздохнула и сдалась - почему нет? Тем более ее услуги сейчас действительно едва ли могут понадобиться. Бьярн упорно шел пешком. Шел и будто даже не уставал. Его широкоплечая фигура уверенно держалась позади обоза. Время от времени он перекидывался парой слов с Бимером и Вильямом, что ехали в последней телеге. Те, наверное, острили в ответ, потому что Бьярн время от времени сверкал белозубой улыбкой, а один раз засмеялся так громко, как будто кто-то ударил в колокол. Мара невольно улыбнулась в ответ на его смех, сама не понимая почему.
        - Так ты Мара? - спросила Тайла: ей было скучно и хотелось поболтать. - А напарник твой?
        - Бьярн, - ответила Мара, не видя ничего плохого в том, что она сама назовет его имя - им ведь придется провести вместе не один день.
        - Бьярн, - повторила медноволосая Тайла, будто пробуя имя на вкус. - Медведь, значит… Впервые вижу, чтобы имя так идеально подходило тому, кто его носит… Так и представляю сценку: мамочка присмотрелась к крошечному дитяти и говорит: «О! Назову-ка я тебя медведем!»
        - Ну… - пожала плечами Мара. - Бывает. Меня именно так назвали. Папа взял на руки и сказал: «Только любоваться на тебя!»
        - И назвал Мораной? - Тайла посмотрела на нее с любопытством и с некоторой долей ехидства. - Ничё се!
        Мара вспыхнула, поняв, что едва не назвала свое настоящее имя. Тут же закрылась, помрачнела, ненавидя себя за излишнюю болтливость и за то, что ее светлая кожа тут же начинает алеть от смущения. Но Тайла оказалась не из тех девушек, что отступают, увидев, что ляпнули что-то не то, а наоборот, пробив оборону, усиливают натиск.
        - А он что, обижает тебя?
        - Кто? Бьярн? - изумилась Мара, решив, что в первый же день знакомства надо потерпеть и не доводить дело до ссоры. В конце концов, Тайла - обычная девушка, едва ли хочет обидеть, ею движет простое любопытство. - С чего ты взяла?
        - Ну, когда ты идешь с ним рядом, то иногда, когда задумываешься, вдруг начинаешь отходить в сторону, будто ждешь подвоха. Ты как воробей взъерошенный, испуганный. Я и подумала, лупит тебя, наверное, когда никто не видит.
        Маре вдруг стало дико обидно за Бьярна.
        - Он хороший парень! А вот ты - дура! - огрызнулась она, спрыгивая с телеги на землю.
        Но слова Тайлы задели ее. Так вот, значит, как она выглядит со стороны - взъерошенный воробей, в любую минуту готовый бежать. Самое неприятное - что Тайла не лукавила, говорила то, что видит. Гадство…
        Тайла вслед за ней спустилась на дорогу и отправилась к последней телеге, даже не взглянув больше в сторону Мары. Ее толстая коса спускалась почти до пояса, круглые бедра покачивались в такт шагам. Тайла понимала, что она красива, и знала себе цену.
        Вот и Бимер заулыбался при виде ее, а вслед за ним и серьезный Вильям. Улыбнулся и Бьярн.
        Мара отвернулась, до боли закусив губу, и твердо решила больше не смотреть в ту сторону, но уши закрыть не могла - время от времени до нее доносились веселый смех девушки, шум голосов, и одним из них был гулкий голос Бьярна.
        «Бьярн имеет право общаться с кем угодно. Ты ему не хозяйка!» - подумала Мара и заставила себя переключиться - начала наблюдать за лесом, а заодно размышлять над тем, как помочь Эрлу. Пока, сколько бы она ни думала, освежая в голове все знания, которые когда-либо получала о шатунах, ничего похожего на их случай вспомнить не могла.
        На ночевку остановились на Тракте. Вчера кто-то побывал здесь до них - на круглой площадке, обложенной камнями, горкой лежали дрова. Обычная вежливость, принятая в этих краях. Забота о тех, кто остановится в сумерках и вынужден будет идти в небезопасный лес, чтобы набрать топлива для костра. Завтра они, в свою очередь, побеспокоятся о тех, кто приедет следом.
        Телеги расставили полукругом, развели огонь. Тайла принялась кашеварить. Мужчины сели у костра, разлили по кружкам терпкий эль в ожидании ужина. Эрл требовал и ему дать попробовать - он ведь тоже мужчина! Бьярн усмехнулся, но покачал головой. Мара прислушалась к ощущениям: все в порядке, настойка живисила все еще действовала на мальчика.
        Мара не хотела садиться рядом с мужчинами. Если бы только один Бьярн был там! Но присутствие троих огромных мужчин, даже четверых - если считать Альфа, ее нервировало. Скучая, она хотела было помочь Тайле с ужином, но поняла, что все еще злится на нее.
        Тайла подошла первой. Кажется, она и думать забыла о том, что произошла размолвка. По крайней мере, вела себя так, будто ничего не случилось.
        - Я воды нагрела, - сказала она. - Хочешь искупаться перед ужином?
        Мара открыла рот, чтобы ответить что-нибудь резкое, но подумала, что худой мир лучше доброй ссоры. К тому же ей ужасно хотелось ополоснуться после долгого дня. Поэтому она кивнула, но потом спохватилась:
        - А как же? Твои братья…
        - Не двинутся с места. А мы с тобой вон за телегу отойдем. Ты мне польешь, потом я тебе.
        Оказывается, Тайла отлично приспособилась к жизни в походах. Теплая вода, кусок душистого мыла - и Мара снова почувствовала себя человеком. Даже голову вымыла. Правда, настроение немного испортило то, что Тайла ойкала и охала, разглядывая ее шрамы - несколько длинных полос на спине, оставленных когтями, и еще не до конца заживший пунцовый след от укуса гомункула.
        - Стой здесь! - приказала она вдруг Маре, кутавшейся в полотенце.
        Мара ничего не поняла, но послушно осталась стоять. Тайла вернулась через минуту, сжимая в руках платье.
        - Давай нарядим тебя? - спросила она чуть смущенно. - Хочешь?
        Мара не носила платьев с того самого дня, когда наняла Бьярна. Платье, в котором пришла на экзамен в Академию и позже в трактир, нанимать напарника, она выкинула в тот же вечер. С тех пор надевала только брюки.
        Но платье, которое протягивала ей Тайла, на секунду будто вернуло ее к прошлой жизни. Тогда у Мары были длинные волосы и мечты о будущем…
        - Хочу, - ответила она быстрее, чем поняла, какое слово сорвалось с языка.
        Платье Тайлы оказалось ей велико, но сообразительная купеческая дочь так ловко перехватила его поясом, что стало казаться - так и задумывалось с самого начала.
        - Так, с прической не знаю, что и придумать, - протянула она, пожевав губу, но тут же всплеснула руками. - Погоди-ка!
        Минуту спустя она набрала полную горсть белых мелких цветов снежника, что росли у канавки, отделяющей Тракт от леса. Мара знала, что отвар из снежника используется как слабое успокоительное средство, но даже представить не могла, что хрупкие соцветия могут так украсить ее коротко остриженные волосы.
        Тайла покрутила Мару за руку туда-сюда и удовлетворенно кивнула, довольная результатом. Мара не знала, как она сейчас выглядит, но чувствовала она себя очень уязвимой. Злилась: зачем согласилась, поддалась уговорам.
        Она шла к костру, увлекаемая Тайлой за руку, и вновь ощущала себя маленькой и слабой. Ей очень хотелось вновь натянуть на себя кожаную куртку, как броню, сорвать с волос глупые цветочки. «Сейчас они увидят меня и будут смеяться!» - с ужасом думала она.
        Эрл увидел первым. Подбежал, схватил за руку и запрыгал:
        - Марунечка! Какая ты хорошенькая!
        Братья Тайлы одобрительно загудели. Только Бьярн не издал ни звука. Мара вскинула на него глаза, не понимая пока, оскорблена она молчанием или рада ему.
        Она увидела в его взгляде растерянность, а следом за ней - нежность. Не перепутать, как себя ни обманывай. Бьярн с таким же точно ласковым выражением глаз наблюдал за играющими котятами или за Эрлом, когда тот резвился и дурачился. Но следом за нежностью в глубине его глаз родилось совсем иное чувство. Его Мара тоже узнала. Именно такими глазами смотрит любой парень на девушку, которую он бы не прочь…
        Бьярн поднялся ей навстречу, а Мара шарахнулась назад, едва не оступилась, запутавшись в подоле.
        - Мы с этой стороны костра сядем с Тайлой, - быстро сказала она, надеясь, что он поймет: «Не подходи, не нужно».
        Бьярн понял. Взгляд стал жестким. Он сел и продолжил прерванный разговор с Альфом. На Мару больше не смотрел.
        - Вот ты дикая! - прошептала Тайла, когда Мара уселась и, получив свою порцию похлебки, сделала вид, что ничто, кроме еды, ее не интересует. - Ведь ты ему нравишься!
        - Мне все равно, - буркнула Мара.
        - Все равно? - изумилась Тайла. - Да ты посмотри на него! Как тебе может быть все равно?
        Мара, не понимая, о чем речь, подняла голову и всмотрелась сквозь языки пламени в Бьярна, сидящего напротив. Рукава он закатал до локтя, снял кожаный панцирь и расстегнул воротник рубашки. Он держал локти на коленях, слегка опираясь подбородком на сцепленные руки, и разговаривал с Руфусом. Открытая улыбка время от времени появлялась на его лице, и в такие секунды становилось ясно, что он еще очень молод.
        - Глазищи огромные, - шептала Тайла. - Ты посмотри! Такие необычные. Серые с коричневым. Иногда будто бы такой болотной зеленью отдают.
        Мара кивнула немного удивленно. Глазищи у Бьярна действительно были большие.
        - А руки! Ты видела эти руки! А ключицы! У меня аж скулы сводит, когда на него смотрю.
        - Это хорошо? Или плохо? - не поняла Мара.
        - Дурочка! Да я готова его прямо сейчас оседлать и объездить! Он умывался когда, рубашку снял, так я едва Всеединому душу не отдала. Ты видела эти мускулы? Клянусь, ничего красивее в жизни не видала. Наши парни в деревне вроде тоже не хилые, но у них мышцы, как наросты на деревьях. А Бьярна точно из мрамора ваяли.
        Мара удивленно вскинула брови, не ожидая такого поэтического сравнения от деревенской девушки.
        - А что ты смотришь! Я не такая простачка, как ты считаешь. В прошлом году была в музеуме, в Корни-Кэше. Там на постаментах такие же красавцы стоят.
        Мара потрясенно молчала. Сейчас, посмотрев на Бьярна глазами Тайлы, она будто увидела перед собой другого человека. Она смотрела на него каждый день, но замечала, похоже, только бороду, громкий голос и огромные кисти рук.
        По ту сторону костра сидел невероятной красоты молодой мужчина.
        - Кстати, - продолжила Тайла. - А ты знаешь, что он тебя обманывает?
        ГЛАВА 20
        Мара закашлялась и с трудом проглотила похлебку, которая отчего-то встала поперек горла. Тайла похлопала ее по спине и дождалась, пока Мара сама спросит:
        - Обманывает? Ты о чем?
        - Ну… Сложно вот так прямо сказать, но он не тот, за кого себя выдает.
        Мара снова взглянула на Бьярна. Зачем ему выдавать себя за кого-то другого? Обычный деревенский парень, который, как многие молодые люди, пошел в наемники: платят неплохо, так что потом, разжившись деньгами, можно и дом построить, и семью завести. Мара ничего этого не произнесла вслух, но Тайла и так поняла, о чем она думает.
        - Я спросила, откуда он родом. Он сказал, что из небольшой деревушки на юге, из Болотинки.
        - И что же?
        - А то. Он специально это сказал: мы-то на севере живем, а значит, никогда в Болотинке не бывали и не можем проверить. Но вот представь, я в детстве совсем неподалеку жила и в Болотинке бывала. Конечно, он знать этого не мог. А у всех жителей там, знаешь, такой интересный выговор, ни с чем не перепутать. Они слова растягивают, словно поют. У Бьярна этого нет.
        - Ну и что, ерунда какая, - вспылила Мара.
        Бьярн вполне мог придумать эту историю просто потому, что не хотел, чтобы Тайла лезла ему в душу. Как и сама Мара придумала бы, спроси ее кто про детство…
        И все же похлебка остывала в чашке, которую она держала в руках, а аппетит, и так никудышный в последнее время, снова пропал. Дело в том, что Мара четко вспомнила один из разговоров с напарником. Осторожный разговор, когда они впервые шли вместе по лесу.
        - Я выросла на юге Симарии, - сказала она тогда, чтобы хоть что-то рассказать о себе.
        - А я на севере, в маленькой деревне, - сказал Бьярн.
        Даже бровью не повел. Кому он правду сказал? Ей или Тайле? Или никому? Мара убеждала себя, что каждый имеет право на свои тайны, что и она сама из одних только недомолвок состоит, но все же осознание того, что Бьярн, казавшийся таким открытым и прямым, что-то скрывает, неприятно кольнуло ее.
        - А еще, - продолжала Тайла как ни в чем не бывало, не замечая, как Мара опустила руки и сидит, уставившись в землю, - ты приметила, как он говорит?
        - Как же?
        - Так деревенские не говорят! Он будто роль выучил и шпарит. Хочет показаться дремучим парнем. Слова иногда неправильно выговаривает. А иногда забудется и плавно так, стройно рассказывает. И не ругается через слово, как все наши.
        Маре, которая выросла в доме с профессором Вигге - образованным и умным человеком, - речь Бьярна действительно казалась речью деревенского парня. Она не видела подвоха. А Тайла, сама выросшая в деревушке, сразу поняла, что здесь что-то не то.
        - Это не значит, что он меня обманывает, - тихо сказала Мара. - Обманывают - это когда нарочно. Мало ли что там у него в прошлом…
        Все, чего ей хотелось, - это завершить скорее этот бессмысленный разговор, но Тайла, мечтательно подперев ладонью щеку, никак не могла успокоиться:
        - Он, может, какой-нибудь бастард! Сын благородного. Вырос в богатом доме, а потом его - раз - и выгнали. Папаня умер, а мачехе он зачем сдался?
        - Какая ты болтушка! - не выдержала Мара. - Болтаешь, что в голову придет! Бьярн не имеет отношения к благородным.
        Она сказала это резче, чем хотела. Благородные… Как называли аристократов Симарии. Заносчивые, подлые, мерзкие…
        Мара поняла, что один за другим вытаскивает из волос цветы снежника и крошит их в пальцах. На землю падают тонкие белые лепестки.
        Глупая, глупая! Как она дала себя уговорить, нарядилась в платье, цветочки нацепила!
        Она поймала взгляд Бьярна. Он хмурился, глядя, как смешиваются с грязью нежные соцветия. «Зачем?» - вопросительно поднял брови.
        Зачем? Мара и сама не знала. Знала только, что она ужасно устала от своей жизни. Нечисть, походы, ночевки у костра. А зимой крошечная комнатка под чердаком, продуваемая всеми ветрами. Но кого она думает обмануть: у нее нет выбора - эта жизнь или вовсе никакой.
        Тайла, выросшая под защитой отца и братьев, - просто романтически настроенная девчонка, которая пока не встретилась с настоящей бедой. Она и сейчас продолжала что-то щебетать про благородных, их манеры и их красоту.
        Мара вдруг ощутила себя на столетия старше своей ровесницы и поняла, что за раскованными манерами и смелыми речами скрывается наивная девушка, пытающаяся показаться искушеннее, чем она есть.
        - Ты ведь никогда даже с парнем не была по-настоящему, - неожиданно для себя самой сказала Мара. - Бьярна она оседлает. Смешно…
        Тайла замерла на полуслове и потупилась:
        - Ну, говорят… Это словно в небо взлететь. Дух захватывает…
        - Дух захватывает, это точно, - выдавила Мара сквозь зубы.
        Ее захлестывали злость, обида и боль. Все, что она так старательно подавляла в себе день за днем.
        Она поднялась и ушла не попрощавшись.
        Телеги на ночь превращали в палатки, подняв борта и натянув поверху ткань. Маре, Бьярну и Эрлу выделили одну на троих. Мара залезла под полог, упала на пыльное одеяло и долго уговаривала себя не реветь. Чего уж реветь-то… Жизнь - она такая. Никто не говорил, что будет справедливой и простой.
        Но почему-то она вновь чувствовала себя страшно одинокой. Бьярн не доверял ей, если не смог рассказать о себе главного. Но зачем-то в памяти настойчиво звучал его голос, который повторял снова и снова: «Как же ты не видишь… Я люблю тебя, птаха моя…»

* * *
        Утром Мара скомкала платье с ожесточением, которого от себя не ожидала, и сунула сверток в руки Тайле. Надела привычную одежду и вздохнула с облегчением, словно все вновь пошло своим чередом, так, как надо.
        Тем более скоро свернули с безопасного Тракта на лесную дорогу и стало не до безделья. Надо было идти впереди обоза, прислушиваться к ощущениям, чтобы успеть предупредить об опасности.
        Бьярн, как это водится в походах, шагал позади. Эрл принялся было бегать между ними, но Мара быстро пресекла игру. Маленький он еще, не понимает, как опасно сходить с пути, а неприятности могут случиться в любую минуту.
        - Сядь в телегу к Альфу и только попробуй слезть! - прикрикнула она на него.
        Эрл моргнул, не понимая, почему обычно такая ласковая Марунечка ругается, но спорить не стал, залез в телегу, принялся угрюмо рассматривать деревья.
        Другие участники похода, к счастью, сами понимали, что надо держать ухо востро. Вчерашние веселые беседы уступили место тихим перешептываниям. Любой звук в глухом, мрачном лесу разносился далеко, и казалось, что каждый лист, каждая травинка неприветливо прислушиваются к разговору.
        Как это часто случается в такие минуты, беседа свернула на обсуждение нечисти, шатунов и всего того, что может ожидать их на переходе. Мара, правда, не ожидала от этого участка пути больших сложностей: все-таки не так далеко от Тракта, но успокаивать народ не стала. Пусть боятся, зато будут начеку.
        - Я вот часто думаю, почему бы не жечь всех умерших. Тогда бы и шатунов не было, - рассуждал Бимер вполголоса.
        - Эк ты хватил. Всех! Никакого леса не хватит. Расточительно! Восстает-то один из десятка, или даже реже, - откликнулся Вильям, который, видно, считал себя умнее товарища. - А нечисть! Ее поди поймай сначала, чтобы сжечь.
        Бимер покивал, соглашаясь.
        - А Всеединый велел в скрижалях Завета: умерших хоронить в освященной земле. Сжигать - против его воли! - подал голос Руфус.
        Некоторое время ехали молча.
        - А вот любопытно все же, почему они восстают. Чего им смирно-то не лежится? - неугомонный Бимер хоть и ежился от страха, вглядываясь в темноту между стволами, но любопытство было сильнее его.
        - Да уж сто лет гадают, никто не знает, а ты хочешь знать! - усмехнулся Ридус.
        - Говорят, плесень у них в голове. У кого она заводится, тому не дает на месте лежать, - глубокомысленно сообщил Вильям.
        - У самого у тебя в голове плесень, - хохотнул Ратус.
        Мара, шедшая впереди, резко остановилась и подняла руку вверх: «Стойте!»
        Альф, а за ним и сыновья, к их чести сказать, беспрекословно послушались - натянули поводья, останавливая телеги. Быстро подошел Бьярн, встал рядом.
        - Что? - коротко спросил он.
        Мара молча кивнула вперед, туда, где лесная дорога, изгибаясь, делала поворот. Под деревьями стояли телеги. Вокруг трупов лошадей вились мухи. Людей не видно.
        Мара уже встречала такое и знала, чем это может грозить. Вполне возможно, что поблизости ходит целое стадо шатунов. Те, что сумели истребить всех в обозе, изначально превосходили их числом.
        Мара пересчитала телеги - шесть. Значит, минимум шестеро людей, трое некромантов и пара наемников. Десять шатунов, не считая тех, кто напал первым. В том, что произошло нападение нечисти, Мара не сомневалась: над брошенными телегами до сих пор витали сгустки темной энергии. Это плохая новость. Хорошая заключалась в том, что сейчас присутствия шатунов она не ощущала, значит, до них, по крайней мере, километра три-четыре: максимальное расстояние, на котором Мара могла чувствовать нечисть.
        Об этом она рассказала остальным, стараясь не пугать, но и не обнадеживать. Знали, что поход может оказаться небезопасным, так что нечего теперь смотреть на Мару круглыми глазами. Словно дети малые, честное слово.
        - Надо убрать телеги с дороги, - сказал Бьярн. - Вчетвером справимся.
        Братья, в одно мгновение превратившиеся вдруг в перепуганных мальчишек, нехотя, но пошли вслед за Бьярном. Мара тоже - прикрывать в случае нападения.
        В тишине, которая прерывалась только жужжанием мух, выпрягли из телег убитых лошадей, в восемь рук затолкали телеги поглубже в кусты.
        - Стойте, - прошипел Альф, когда обоз поравнялся с подводами. - Товар заберем. Им не нужен теперь.
        Мара только головой покачала: расчетливость не покинула рачительного купца даже в такой момент.
        - Лошади не вывезут, - тихо сказал Бьярн. - Всех денег не заработаете.
        - Вывезут! Они у меня работяги! - огрызнулся Альф. - И неча мне тут указывать!
        Товар перегрузили и в полной тишине продолжили путь на юг, в сторону Трелея.
        Мара шла и не могла отделаться от мысли, что вчера дрова на привале оставили для них те самые люди, которые теперь мертвые разгуливали где-то неподалеку. Ничего изменить нельзя, а все равно горько…
        ГЛАВА 21
        До Трелея оставалось ехать недолго, от силы час-полтора. Они бы успели, если бы Альф послушался Бьярна, но теперь телеги стали тяжелыми и неповоротливыми, лошади с трудом тянули их за собой. Никто больше не разговаривал, ехали молча, время от времени оборачиваясь, словно могли разглядеть что-то в глубине зеленой чащи.
        Мара ощутила их за спиной спустя полчаса. Темная энергия ощущалась, как запах гниения и тлена, но только чувствовала она его не нюхом, а всем телом. Сначала долетело едва различимое дуновение, так что какое-то время можно было себя обманывать и думать о том, что это другая нечисть прячется в лесу. Идет по своим делам, а их преследовать вовсе не собирается. Но через несколько минут сомнения развеялись: их преследовали и быстро настигали.
        - Вперед! Не останавливайтесь! - крикнула Мара, а сама отстала, поравнялась с Бьярном и молча протянула руку, зная, что он все поймет без слов и вложит в ладонь мешок с кладбищенской землей.
        Бьярн вынул меч и занял позицию чуть впереди Мары, хотя она ему сотни раз говорила: это она должна стоять впереди. Мара не оборачивалась, но слышала, как скрип колес затихает, удаляясь по дороге. Она не знала, сколько времени получится удерживать стадо шатунов, но нужно дать возможность людям уйти как можно дальше. Дать им шанс. Про себя старалась не думать. Если ее опасения подтвердятся и из леса выйдет стадо, то… Впрочем, закономерный конец ее глупой жизни. Только Бьярна жаль.
        - Марунечка! - закричал издалека звонкий детский голос.
        Мара прикрыла на мгновение глаза. Эрл, малыш… Нет, она должна постараться выжить. Должна!
        Сзади зашумели кусты, захрустели, ломаясь, ветки, Мара и Бьярн резко развернулись, думая, что пропустили нападение с тыла, но это вернулся Альф, сжимающий в руках топор. Встал рядом.
        - Ребят отправил вперед. Может, успеют… Я тут, с вами…
        Фигуры, появившиеся на дороге, напоминали обычных людей, которые шагали вперед, сплоченные общим делом. Впрочем, так оно и было - энергия жизни словно магнитом тянула их к себе.
        Мара пересчитала шатунов. Шестеро. Их было всего шестеро. Непонятно, почему они отбились от общей группы - по всем подсчетам их должно быть больше. Будто фортуна решила ухмыльнуться напоследок, подарив слабую надежду на благополучный исход дела. Шестерых при хорошем раскладе они смогут одолеть.
        Они приближались, и Мара как следует успела рассмотреть каждого. Все мужчины. Четверо, похоже, купцы того самого обоза. Наемник в залитой кровью куртке. И молоденький некромант, на левой руке которого до сих пор надета перчатка. А другой руки попросту не было.
        Почувствовав добычу, они заковыляли быстрее. Наемник закрывал и открывал рот, словно беззвучно кричал им что-то. На самом деле - Мара точно знала - готовился вцепиться в шею. Некромант, который, видно, погиб на своем первом и последнем задании, до сих пор сохранял жалобное выражение лица, точно пытался сказать: «Ну как же так-то?» Мара качнула головой, прогоняя наваждение. Они не люди, они смертельно опасные твари, которых нужно уничтожить.
        - Мара, готовься, - отрывисто бросил Бьярн, поднимая меч.
        Мара запустила руку в мешок и набрала горсть земли. Бросить, затормозить, упокоить. Все просто.
        За ее спиной надсадно дышал Альф, втягивая воздух открытым ртом. Только бы его удар не хватил прямо здесь.
        - Постарайтесь не дать им себя оцарапать.
        Любая, даже самая маленькая царапина или укус, полученные от шатуна, неизменно приводили к возникновению мертвецкой хвори. Зараженные ею гибли за считаные часы. И если обычные умершие восставали один из десяти, то зараженные мертвецкой хворью - все до единого. Причем быстро и страшно голодными. К счастью, настойка кровяника отлично справлялась с напастью, главное - успеть принять ее вовремя.
        Первым кинулся бывший наемник. Мара закрылась экраном, поэтому шатун выбрал своей целью Бьярна. Протянул руки, пытаясь вцепиться в лицо. Бьярн рубанул мечом по шее, но мертвец увернулся, меч скользнул и вонзился в плечо, глубоко застрял в кости. Пока Бьярн дергал его, пытаясь вытянуть, шатун не замедлял движение ни на секунду - он не чувствовал боли, ощущал только голод и видел источник жизненной силы прямо перед собой.
        Мара бросила ему в лицо горсть кладбищенской земли, и мертвец завыл, закрутил головой, движения его замедлились. Теперь оставалось дотронуться и сказать: «Умри», но тут позади закричал Альф, сражающийся с одним из бывших купцов. От растерянности - едва ли Альфу раньше приходилось это делать - он метил топором в грудь и живот, забыв о том, что мертвому телу безразличны раны. Шатун, чье туловище покрывали глубокие разрезы, продолжал надвигаться на Альфа.
        - Бьярн, держись!
        Мара была уверена в напарнике, надо вначале помочь Альфу. Она забежала сзади, дотронулась до затылка шатуна и крикнула:
        - Умри!
        Голубая вспышка. Ноги мертвеца подломились, и он грузно упал на землю. Минус один. Мара ощутила легкое головокружение, как это всегда бывает, когда отдаешь часть силы, но расслабляться рано.
        Бьярн, пока она расправлялась с мертвецом, атаковавшим Альфа, сумел освободить меч и разрубил бывшего наемника на куски. Минус два.
        Краем глаза Мара увидела, как из-за деревьев выбегают сыновья Альфа, в руках ножи. Увели телеги на безопасное расстояние и вернулись помогать отцу. Мара сначала обрадовалась, но потом поняла, что братья скорее мешают, чем помогают. Опыта в таком деле у них никакого, смелости еще меньше. Мара видела, как Ридус машет ножом у носа шатуна, как делал бы это в драке, пытаясь испугать противника. Мертвеца не испугать, а Ридусу не хватит духа всадить острие в пусть мертвое, но все же человеческое тело.
        Горсть земли. Вспышка.
        - Умри!
        Минус три. Мара ощутила, как земля уходит из-под ног. Резерв стремительно истощался. Вот именно поэтому в поход берут не менее трех некромантов. Даже самый сильный едва ли сможет упокоить больше трех шатунов за раз.
        Защитный экран слетел с Мары, и теперь в ней тоже почувствовали добычу. Голова шла кругом, лес качался. Так, соберись, Мара! Соберись! Ты профессионал!
        Краем глаза Мара увидела, что Бьярн расправился еще с одним. Оставалось двое. Купец и тот самый парнишка-некромант. Бестолковое семейство, к которому она имела глупость наняться, вчетвером кружили вокруг купца, но так и не могли его уложить. Тот раз за разом поднимался и тянул руки к желанному источнику жизненной энергии.
        Мара втянула воздух сквозь сомкнутые зубы, пытаясь прийти в себя. Прижала безымянный палец левой руки к ладони, задействуя неприкосновенный запас сил. Если не рассчитает, вложит в заклятие чуть больше, чем у нее есть, - сердце остановится.
        - Пропустите, - прохрипела она, отталкивая с дороги Руфуса.
        Шатун, воя, кинулся вперед, но наткнулся на синюю вспышку.
        - Умри!
        Пятеро. Мара рухнула на колено, стараясь не потерять сознание. Прямо на нее шел парнишка-некромант. На лице застыло печальное выражение. И тут он раскрыл рот, полный окровавленных обломанных зубов, и захрипел, чувствуя живую кровь. Мара наблюдала за ним, будто во сне. Ни встать, ни попытаться защитить себя она уже не могла.
        Шатун наклонился, целясь в шею, и Мара зажмурилась, готовясь к неизбежному. Но тут ей на лоб полились горячие капли. У мертвецов холодная кровь. Что же это? Она вскинула голову и увидела, что Бьярн подставил руку, позволяя нечисти вцепиться в предплечье, не давая добраться до Мары. Потом поднял меч, покрытый черной слизью и кровью, и одним махом отрубил твари голову. Шесть.
        Все затихло, слышно было только тяжелое дыхание разгоряченных после боя людей. Они остались живы, выстояли. Настоящее чудо!
        Бьярн, зажимающий рану ладонью, не изменился в лице.
        - Похоже, мне сегодня понадобится настойка кровяника, - буднично сказал он.
        Глупый, строит из себя героя. Мара знала не понаслышке, что с каждой секундой ему становится все хуже. Кровь разгоняет яд по телу, и каждая клеточка начинает гореть, точно сжигаемая внутренним огнем. После такой раны, если вовремя не принять лекарство, смерть наступит максимум через час.
        Мара сжала зубы и заставила себя подняться.
        - Где вы оставили телеги? - услышала она свой голос будто со стороны.
        Телеги обнаружились метров через пятьсот - братья загнали их в гущу деревьев, словно это могло уберечь от шатунов. Лошади мирно щипали траву, радуясь неожиданной передышке. На одной из телег сидели, прижавшись друг к другу, Тайла и Эрл. Бимер и Вильям, белые, трясущиеся от страха, стояли у бортика и, так как все оружие, какое было, братья унесли с собой, сжимали в руках каждый по сковороде: Альф вез их на продажу. Смотрелась сцена до того комично, что Мара нервно рассмеялась.
        - Марунечка!
        Эрл спрыгнул с телеги и бросился к ней навстречу, обхватил изо всех сил.
        - Я так напугался!
        - Не бойся, малыш. Все хорошо, - Мара постаралась придать голосу бодрости.
        Все плохо. Надо немедленно уезжать. Где-то совсем близко бродит остальное стадо, и второй раз им точно не повезет.
        Мара поскорее вытащила настойку кровяника и попросила Бьярна выпить полный флакон. Перевязала руку и заставила лечь в телегу. Бьярну, видно, стало совсем худо, потому что сопротивляться он не стал. Мара, которая и сама едва держалась на ногах, села рядом, положила ладонь на его горячий лоб.
        - В город. Быстро! - скомандовала она.
        Альф тоже понимал, что дольше здесь оставаться нельзя. Телеги, кряхтя, выползли на дорогу, и лошади, подгоняемые нетерпеливыми ездоками, понуро потянули подводы вперед.
        Бьярн погрузился в беспамятство. Мара знала, что сейчас ему тяжело, но настойка кровяника начала действовать, а значит, к вечеру он почти поправится. Рука, конечно, поболит, и слабость продержится до утра, но жизни теперь ничто не угрожает.
        - Потерпи, - прошептала она, и тут же оглянулась: не услышал ли кто. - Что же ты… Зачем…
        Бьярн ее не слышал. Метался. Искал что-то у себя на груди. Потом вдруг открыл глаза, словно на секунду пришел в себя.
        - Главное, что не ты… - сказал он.
        ГЛАВА 22
        Они смогли вздохнуть с облегчением, только когда миновали городские ворота. Альф направил обоз в «Бочку эля» - постоялый двор, где всегда останавливался, проезжая через Трелей.
        Почувствовав себя в безопасности, купец вновь вернулся к своему благодушному состоянию. Договорился о комнатах, о конюшне и корме для лошадей, отправил сыновей в лавки, с которыми сотрудничал прежде, надеясь и теперь пристроить часть товара.
        - Отдыхайте, - сказал он Маре. - Задержимся здесь на пару дней.
        Он прищурился и вдруг всыпал ей в руку горсть монет.
        - Вот тебе сверх жалованья. Заслужила.
        Мара не знала, радоваться или огорчаться: если бы не жадность Альфа, если бы не его желание прибрать к рукам все, что плохо лежит, Маре не пришлось бы рисковать. И Бьярн не лежал бы сейчас в горячечном бреду. Она сжала губы, но деньги взяла. Вот так - пустота в карманах вечно лишает ее остатков гордости.
        Правда, пару монет она потратила на дело: попросив у хозяина постоялого двора бумагу и перо, написала записку в городскую управу, рассказала о том, что в окрестностях Трелея разгуливает стадо шатунов. Свернула, запечатала воском и заплатила мальчишке за то, чтобы доставил сегодня же. Теперь примут меры: в каждом городе существует специальный «смертный» отряд, созданный, чтобы истреблять нечисть. Там и некроманты штатные имеются. Так что Мара свой долг выполнила, пусть дальше сами.
        Она вернулась в комнату, еле передвигая ноги от усталости. Эрл сидел около Бьярна и время от времени снимал тряпку с его лба, полоскал в тазике с холодной водой и возвращал на место. Он делал это с таким серьезным лицом, гордый порученным ему делом, что Мара невольно вспомнила себя девочкой. Как стояла рядом с дедулей Биргером, подавая инструменты или просто наблюдая за его умелыми руками.
        Мара присела рядом с Бьярном, приложила тыльную сторону ладони к его щеке: уже не такой горячий. Еще немного - и придет в себя. Напарник больше не метался, крепко спал. Только почувствовав прикосновение, вдруг забормотал, пытаясь что-то сказать. Отдельные бессвязные слова наконец выстроились в предложение:
        - …Уже этой весной… недолго осталось…
        Слова явно не предназначались для ее ушей. Сама Мара не хотела бы, чтобы кто-то мог случайно подслушать ее мысли.
        - Ты голоден, Эрл? - спросила она.
        - Ага, - кивнул мальчик. - Как волк.
        «Хорошо, что не как шатун», - с грустной иронией подумала Мара. Настойка живисила продолжала действовать, и голод Эрла был обычным человеческим голодом.
        - Пойдем вниз, перекусим.
        Они спустились в трактир, что располагался при постоялом дворе. Мара с удивлением обнаружила у камина Бимера и Вильяма, которые успели переодеться в традиционные для своей профессии красные рубашки и готовились дать представление. Хотя чему она удивлялась? Именно для этого артисты и поехали с обозом. В маленьких городках всегда рады новым людям, особенно если они привозят с собой новые песни, а еще слухи и сплетни.
        Эрл вновь попросил гору еды, так что Мара ничего не стала заказывать для себя - все равно придется доедать за маленьким обжорой. И вот перед мальчиком поставили тарелки с жареной картошкой и цыплятами, сдобными булочками и блинчиками.
        Бимер тем временем веселил публику игрой на свирели, а Вильям под аккомпанемент пел забавные песни со скабрезными шуточками. Непритязательная публика хохотала, хлопала и бросала в лежащую у ног артистов шапку мелкие монеты.
        - Уф, наелся!
        Эрл протянул Маре тарелки с картошкой и недоеденным блинчиком, откинулся на спинку скамейки. Мара задумчиво взяла ломтик картошки. Есть не хотелось, хотя она понимала, что силы на исходе. Нет, надо себя заставить, брюки и так спадают. И она решительно приступила к еде, надеясь расправиться поскорее и вернуться к Бьярну. Ему ничто не угрожает, но на душе станет спокойнее, когда окажется рядом.
        Она уже хотела уйти, но Вильям вдруг запел песню, отличавшуюся от прежних. Песня была пронзительной и грустной, так что все сидящие в зале притихли, слушая. И Мара осталась тоже.
        Свирель вторила словам, будто бы соглашаясь и оплакивая. Светлая и печальная музыка взлетала и трепетала, то затихая, то воскресая вновь.
        Надо мной летит неслышно
        Мой невидимый убийца,
        Шорохом прозрачных крыльев
        Мне считает каждый миг.
        И в тоске забилось сердце,
        Но не спрятаться, не скрыться.
        Но не спрятаться, не скрыться…
        Он безжалостен и тих.
        И настанет миг, на плечи
        Крылья он свои положит.
        И настанет миг, прошепчет:
        «День пришел, и пробил час».
        И уже ничто на свете
        Не спасет и не поможет.
        И уже ничто на свете…
        Светлый бог, помилуй нас…
        И когда смеюсь от счастья,
        Над собой увидев солнце,
        И когда весенним утром
        По траве бегу босой,
        Словно слышу я как будто
        Надо мною смерть смеется,
        Словно чувствую как будто
        Шорох крыльев за спиной.
        Мара почувствовала, как сжалось сердце. Вот он, исход всего - смерть. И нет ничего больше. Счастье, радость, любовь - все скоротечно и тленно. Она сама не заметила, как спрятала лицо в ладонях, борясь со слезами.
        Тут большая теплая ладонь легла на ее плечо.
        - Ты чего, птаха?
        Мара обернулась, не веря ушам. Бьярн! Тяжело опустился рядом на скамью, поморщился, когда положил забинтованную руку на стол. Под глазами залегли тени. Но это был он! Живой и достаточно бодрый для того, чтобы первым делом отправить в рот недоеденный блинчик.
        А вторым делом, пользуясь изумлением Мары, скользнуть по ней ласковым взглядом, а потом притянуть к себе и прикоснуться губами к макушке. Мара хотела было дернуться и отмахнуться, но раненая рука Бьярна помешала - по тому, как он держал ее, хоть и старался не показывать вида, догадалась: рана беспокоит.
        - Сидит грустит моя птаха, - сказал он.
        - Песня грустная…
        - Разве? Мне не показалось. Вроде она о том, что надо ценить каждый счастливый миг этой жизни. Быть живым, пока жив. Радоваться и любить, пока можешь.
        Бьярн улыбнулся, а Мара вдруг вспомнила слова Тайлы: «А иногда забудется и плавно так, стройно рассказывает…» Сидящий рядом с ней человек говорил слишком умные вещи для простого деревенского парня. Умные и правильные. Кто же ты, Бьярн? Откуда? Почему ничего не рассказываешь?
        - Да… - прошептала Мара. - И правда…
        Эрл, который все это время прислушивался к разговору, но не понял ни слова, успел заскучать.
        - Можно погулять?
        - Только по двору! - строго сказала Мара.
        Бимер и Вильям между тем решили сделать передышку в выступлении и присели за стол. Мара знала, что на самом деле это часть программы. Сейчас посетители станут наперебой угощать их элем и вином и пытаться выведать, какие слухи привезли артисты из тех мест, где бывали.
        - А что там у Чернолесья? - спросил кто-то, подливая в кружку Бимера темный пенящийся напиток. - Что нового слышно? Говорят, в Скире страшная хрень творится!
        Мара переглянулась с Бьярном, оба обратились в слух.
        - Сам давно в Скире не бывал, врать не буду, но слыхал от верных людей, правду говорят. Там всегда нечисто было - чем ближе к Чернолесью, тем страшней, - ответил артист. - Всего и не упомнил, но вот из последнего. Говорят, в одном доме столько нечисти развелось, что она, эта нечисть, подчистую сожрала двух дюжих парней. Наутро даже косточек не осталось!
        Мара перекинулась взглядами с напарником - уж не о них ли слухи? Правда, измененные до неузнаваемости, но понятно, о чем речь идет. Неужели наместник решил, что их съели без остатка?
        - А еще говорят, девиц мертвых находили в Скире без счета. Вечером жива девица - утром мертвая лежит! - продолжал Вильям, пока товарищ осушал кружку с элем.
        Слушатели загудели то ли одобрительно, то ли сочувственно и подлили эля теперь уже Вильяму. Мара нахмурилась: про девиц она ничего не слышала. Возможно, Вильям просто придумывает.
        - Или вот что! Говорят, что хутор, что в самом Чернолесье стоял, подчистую вырезали. Взрослых, ребятишек - всех. Пришли на следующий день хоронить - а там нет никого! Одна окровавленная одежка валяется! - Бимер перешел на мрачный шепот, подавшись вперед, к слушателям. Те, напротив, отодвинулись.
        - А куда же делись они? - спросил молодой мужчина.
        - Видать, та тварина, что убила, потом вернулась и дожрала, - пояснил еще кто-то.
        - Ага, - усомнился третий. - Только от кожурок почистила сначала, как картофан.
        У Мары подкатил к горлу ком, она непроизвольно зажала рот рукой, догадавшись, что речь идет о хуторе Анхельме и гибели всех родных Эрла. Как хорошо, что она отослала его во двор и он ничего из этого не услышал.
        Бьярн поднялся и протянул ей руку, помогая встать.
        - Ты устала, птаха. Давай провожу тебя в комнату.
        Вот что за человек! Не успел вернуться с того света, как давай быстрее командовать. Но Мара правда чувствовала себя слабой, как цыпленок.
        Рачительный Альф снял комнату на троих, справедливо рассудив, что если эти трое в дороге делили одну телегу, то не зазорно им будет ночевать вместе и на постоялом дворе. Мара привыкла к любым походным условиям. В конце концов, главное, что кровать делить не нужно - у каждого своя, остальное пустяки.
        - Не буду мешать тебе, - сказал Бьярн. - Выспался. Присмотрю за Эрлом пока.
        Ей хотелось отругать Бьярна - зачем поднялся так рано, что за глупый и никому не нужный героизм. Но понимала: не послушается. Она и злилась на него, и в то же время радовалась: жив-здоров, а это главное.
        - Ладно, иди… Ты чего?
        Не уходит. Стоит. Смотрит. Огромный, как гора. Медведь - он медведь и есть…
        Мара вдруг поняла, что они одни в комнате. Отступила, складывая руки на груди в неосознанном закрывающем жесте.
        - Да что ж ты!.. Разве я обижу тебя!
        Столько горечи в голосе, будто Мара его ножом полоснула. Стыдно стало ужасно. Он жизнь ей спас, а она…
        - Бьярн…
        Подошла, прижалась, обняла за шею. Для этого пришлось на цыпочки встать, но и Бьярн наклонился навстречу. Приподнял ее легко, как пушинку.
        - Если поцелую, в глаз ведь получу, да? - уточнил он.
        - Получишь, - согласилась Мара. - Давай вот так просто… Просто постоим рядом…
        Бьярн зарылся в ее волосы, вдыхая запах. Она чувствовала его теплое дыхание и его большие сильные руки, обнимающие за талию. Он держал ее так осторожно, так бережно, будто хотел дать понять: «Отпущу, как только попросишь». Но Мара не просила.
        ГЛАВА 23
        Обоз потихоньку продвигался на юг. Телеги постепенно пустели: товар шел хорошо. Альф даже поднял жалованье Маре и Бьярну до шести монет в день каждому. Видно, чувствовал свою вину за битву, в которой пострадал Бьярн.
        Мара иногда задумывалась, хватит ли заработанных денег на то, чтобы протянуть зиму, если учесть то, что теперь на ней Эрл и его неизлечимая пока хворь. По всем подсчетам выходило - нет, не хватит. Эта мысль угнетала. Ведь осень не остановить - еще несколько недель, и она полностью вступит в свои права. Уже сейчас, хотя обоз продвигался на юг, темнело рано, и промозглый ветер выдувал тепло из палаток, в которые по ночам превращались телеги. Со дня на день зарядят дожди. Но сейчас, к счастью, последние солнечные деньки радовали путников хорошей погодой.
        Они уже миновали Тарк, а до этого несколько маленьких городков на пути к нему, и теперь приближались к Соуверу. Чем дальше на юг, тем чаще лес отступал от Тракта, открывая перед взглядом путешественников обширные луга, когда-то зеленые, а теперь поросшие бурой и рыжей травой, и сжатые поля, на которых уже закончилась уборка.
        Чем ближе их путь подходил к столице, тем безопаснее становились земли. Территории здесь контролировали отряды Вседержителя, очищая от шатунов и нечисти, так что по лесу можно было передвигаться почти спокойно. Мара знала по своему опыту: девочкой она провела в лесу больше месяца, а потом несколько лет прожила в домике на опушке чащи. И самыми жестокими существами, встреченными ею, оказались вовсе не шатуны. Ими были люди.
        Теперь, когда опасность стала казаться далекой и эфемерной, путники повеселели. Бимер и Вильям частенько развлекали всю компанию песенками и забавными историями, которых они знали, казалось, сотни. Мара чувствовала, что совсем разленилась: иногда, вместо того чтобы, как положено, идти рядом с телегами, бессовестным образом ехала, уютно устроившись на одеялах. Нечасто, но могла себе позволить. Она никак не ожидала, что поход, начавшийся так тревожно, под конец окажется приятной прогулкой. Порой стыдилась принимать положенную плату. Однако от таких мыслей Мара быстро избавилась: впереди три холодных месяца, а на ней ребенок.
        К Эрлу она приглядывалась каждый день, прислушивалась по ночам: не будет ли болезнь прогрессировать. Нет, к счастью, вытяжка из вестяника действовала исправно и ее хватало на несколько дней. Потом Эрл начинал испытывать голод. Сначала переставал наедаться обычной пищей, потом терял над собой контроль, и тут уже Мара чувствовала первые всплески темной энергии.
        Один раз маленький кровожадина перепугал Тайлу, которая искренне полюбила мальчишку - да и как его не полюбить, такого чудесного - и часто баловалась с ним, щекотала и тискала. Мара в тот вечер как раз собиралась дать Эрлу новую порцию настойки, но совершенно неожиданно на лугу, который они пересекали, обнаружились норки штицкинов - неприятной мелкой нечисти. Штицкины незаметно забирались в волосы, а утром, благодаря их стараниям, можно было проснуться лысым. Поэтому Мара оказалась занята до поздней ночи, отпугивая гадких пакостников отражающим заклятием, которое не убивало, но погружало в сон.
        Мара отвлеклась, и Эрл остался без настойки. Когда Тайла принялась щекотать своего любимца, он вдруг облизнулся и вцепился ей в руку. Кожу не прокусил. Сам перепугался и долго ревел, размазывая слезы, так что Тайла принялась его утешать и говорить, что она, когда была маленькая, тоже кусала братьев.
        Девушка, ее отец и братья, конечно, приняли все за игру, вышедшую из-под контроля, а Мара едва не поседела, пристально разглядывая отпечатки зубов Эрла на руке Тайлы. Одна крошечная царапина - и пришлось бы напоить девушку настойкой кровяника. А после пережить долгий и неприятный разговор, объясняя, зачем применять сильное средство после укуса мальчишки. Но обошлось.
        Отношения в команде сложились приятельские. Братья оказались благодушными парнями, которые первыми никогда не встревали в конфликт. Альф, если дело не касалось выгоды, легко шел на компромиссы и сквозь пальцы смотрел на многие вещи. К примеру, на то, что Мара потихоньку переложила всю настойку живисила в свой мешок. Правда, честно отсчитав за нее положенное количество монет. Артисты хоть и ссорились иногда между собой, но так же быстро мирились, да и вечера у костра в их обществе каждый раз превращались в маленькие представления.
        Бьярн… С ним все было сложно. После того дня, когда Мара позволила себя обнять, их отношения не изменились. Возможно, подай Мара какой-нибудь знак, Бьярн сумел бы найти повод пойти на сближение. Да он и пытался. Мара пригреется у огня, а он подойдет и рядом сядет или одеяло накинет ей на плечи - принесет из телеги.
        На следующий день, как вышли из Трелея, Бимер пел песенку о любви между благородным и обычной девушкой. Простая песенка без особых изысков и довольно предсказуемым грустным финалом. Темнота уже спустилась на поляну, где остановился обоз. В траве пели цикады, и крошечные огоньки светлячков мерцали в воздухе. Мара специально присмотрелась: не блуждающие ли огни? Нет, точно светлячки. Бьярн вдруг нашел на ощупь ее руку, и ее узкая ладонь утонула в его жаркой ладони. Он не оборачивался, не смотрел на нее, будто боялся спугнуть, и Мара тоже делала вид, что это случайность. Просто руки встретились нечаянно, бывает же…
        Но потом она все испортила. Он всего-то лишь сжал ее пальцы немного сильнее, чем она хотела. Но вдруг навалилась какая-то муть, во рту пересохло, и страх, для которого не было никаких оснований, сжал горло. Мара выдернула руку и спрятала кисти между колен. Они не взглянули друг на друга, но снова между ними пробежала трещина.
        «Ерунда все это, - уговаривала себя Мара. - За руки держимся, как дети малые… Он взрослый красивый мужчина, заполучит любую, какую пожелает. Я только нервы ему истреплю…»
        Возможно, он бы и заполучил любую, вот только Мара сколько раз замечала, как Тайла вьется вокруг Бьярна, а тот в ответ неизменно вежлив и приветлив, но не более.
        - Мара, не будь ты собакой на сене, - однажды прошипела Тайла ей на ухо, когда они ужинали в трактире городка Санса, от которого оставалось меньше одного дневного перехода до Соувера.
        Тайла за время похода успела сделаться заклятой подругой Мары. Желание посплетничать и поделиться девичьими секретами тесно переплелось с завистью и надеждой одолеть соперницу. Мара старалась не обращать внимания на колкости Тайлы, тем более что в отношении всего остального она оказалась неплохой девчонкой.
        Вся их небольшая компания заняла места за одним столом. Бьярн сидел задумавшись и опершись на руку, смотрел в стену, будто замечал на ней какие-то видимые только ему одному знаки. В такие моменты, как этот, Мара понимала, почему поначалу частенько шарахалась от него. Задумавшийся Бьярн, без тени улыбки на лице, с прищуренными глазами и сжатыми губами, являл собой довольно грозное зрелище.
        - Выглядит… опасно! - как-то сказала про задумчивого Бьярна Тайла.
        Бьярн услышал и тут же улыбнулся, и улыбка мгновенно изменила его лицо.
        - Тех, кто выглядит неопасно, съедают обычно в первые дни, - сообщил он.
        Мара теперь часто разглядывала его и сама себе удивлялась. Как это Бьярну поначалу так ловко удалось ее провести? Она видела деревенского простого парня. Вернее, не так. Она не видела его, не замечала. Словно Бьярн состоял из каких-то отдельных частей. Отдельно борода. В тот год, когда они познакомились, бороду он себе отрастил знатную - черную и густую. Потом, видно, надоела она ему, и Бьярн подстриг ее коротко. Отдельно - голос, громкий и звучный. Отдельно - широкие плечи и огромные ладони.
        И вот теперь, после стольких месяцев работы напарниками, она внезапно разглядела его таким, как он есть. Бьярн был молод: лет двадцать пять или чуть больше. И неожиданно очень красив. Удивительного цвета глаза притягивали взгляд, заставляя смотреть на его лицо снова и снова. А еще Мара с изумлением поняла, что любит оборачиваться и наблюдать за тем, как он идет за обозом. За разворотом его плеч, за уверенной походкой и за тем, как он разминает руки, вынув меч из заплечных ножен, подбрасывает и перехватывает его.
        И как он - этот невероятный мужчина - может говорить такой нескладной девчонке, как она: «Люблю тебя, птаха моя…» Просто жалеет, понятно же.
        Хотя, надо отдать Бьярну должное, он будто не понимал, как хорош собой. Наверное, проскользни что-то такое в его поведении прежде, Мара пригляделась бы раньше. Ведь люди, осознающие свою красоту, совсем иначе себя ведут. Вон как Тайла. Она даже ходит так, будто сообщает всему миру: «Полюбуйтесь-ка на меня!»
        ГЛАВА 24
        Тайла приняла слова Мары как сигнал к действию, вот только ни в этот вечер, ни в следующий, когда подъезжали к Соуверу, ее кокетство не принесло плодов. А Тайла, надо сказать, очень старалась. Надела платье, которое почти выходило за рамки приличия: выше колен на две ладони, а вырез спереди позволял всем желающим любоваться на аппетитные девичьи прелести. Она вилась вокруг Бьярна ужом, смеялась в ответ на любую фразу и все норовила коснуться то руки, то торса. Мара только головой качала, глядя на эти ухищрения. Поначалу чувствовала она себя не очень, решив, что Бьярн, конечно, не устоит перед красавицей Тайлой. Да и кто бы смог. Она готовила себя к неизбежному. «Поболит немного и пройдет! - уговаривала она себя. - Так будет лучше. И для него, и для меня…»
        Но в какой-то момент она поймала на себе растерянный взгляд напарника. Сначала на все заигрывания Тайлы он реагировал вполне благодушно, но с каждой секундой все чаще искал глазами Мару. Она старалась на него не смотреть. А закончилось все тем, что Бьярн ушел далеко вперед обоза, отговорившись, что надо проверить местность.
        - Глупая девчонка, - шепнул он, проходя мимо Мары.
        После этого он избегал любого повода остаться с Тайлой наедине. Тайла загрустила, и даже повышенное внимание со стороны Бимера и Вильяма, которые по достоинству оценили новое платье, ее не радовало.
        А Мара повеселела. Стыдно признаться, но на сердце стало вдруг так легко, что хотелось прыгать. Будто она снова маленькая. Глупая девчонка как есть.
        Для радости был еще один повод. Обоз подъезжал к Соуверу, где задержится на несколько дней, прежде чем двинуться к последней точке маршрута - столице Симарии Корни-Кэшу. Мара заранее договорилась с Альфом, что уйдет на несколько часов, чтобы посмотреть на Академию медицины. На свою несбыточную мечту… Пусть ей уже никогда не подняться по пятидесяти пяти ступенькам, сложенным из черного мрамора, что ведут в центральный корпус, никогда не надеть серую мантию будущего медикуса, но она хотя бы постоит рядом. Посмотрит на счастливых сверстников, учащихся в Академии.
        - Иди, конечно, - махнул рукой Альф. - В городе ты мне без надобности. Вряд ли тут на нас загрызень какой нападет или шатун. Бьярна с собой забираешь? Ну ладно. Нас тогда вон Эрл защищать будет!
        Альф доброжелательно потрепал мальчишку по волосам, а Мара только вздохнула. Да-да, Эрл-то вас как раз защитит!
        На самом деле малыш пока не представлял опасности: он только вчера выпил новую порцию настойки, и Мара могла оставить его с чистым сердцем.
        Зато в компанию к Маре и Бьярну напросилась Тайла. Платье так и не сменила, только накидку сверху набросила. Неужели не оставила надежд заполучить Бьярна? Повод для прогулки она, конечно, нашла невинный:
        - Я в Соувере второй раз, а ничего толком не видела. Сижу как проклятая на постоялом дворе каждый раз, пока братья с отцом по делам мотаются.
        Мара посмотрела на Бьярна, приподняв бровь: «Пусть идет?» Бьярн повел плечами: «Пусть, ладно».
        В конце концов Мара даже порадовалась, что они захватили с собой Тайлу. Девушка болтала без умолку, смеялась и разглядывала достопримечательности. Это хоть немного отвлекало Мару от переживаний. Руки тряслись, а ноги будто ватные. Хотя, казалось, чего бояться? Академия медицины - подумаешь! Всего лишь здания, сложенные из черного камня, с большими окнами. Всего лишь студенты, наряженные в серые мантии. Всего лишь преподаватели, которые спешат на лекции и практические занятия. Всего лишь мечта, которую можно увидеть и даже прикоснуться к ней, но которой, увы, никогда не достигнуть…
        Академия медицины расположилась на холме в центре города. Черные здания издалека казались детскими кубиками, расставленными в произвольном порядке. На вершине возвышался центральный корпус, к которому вела Аллея Памяти, переходящая в знаменитую Мраморную лестницу.
        Мара застыла у входа на аллею. Дорога, мощенная темными камнями, уводила вверх. Столетние дубы охраняли покой тех, чьи бронзовые изваяния украшали аллею. Великие профессора, великие врачи и ученые - свет Академии медицины. У Мары не хватало силы духа переступить невидимую черту, отделяющую обычную городскую улицу от святая святых.
        Но вот мимо пробежала стайка девушек в серых мантиях, они о чем-то оживленно беседовали и торопились, прижимая к груди книги и свитки. То, что казалось Маре чудом, для них являлось обыденностью. Наверняка они только и делают, что носятся туда-сюда по этой аллее, а преодолевая пятьдесят пять ступенек, испытывают злость и усталость, но никак не восторженный трепет.
        Бьярн терпеливо ждал, пока Мара решится. А она сжала кулаки и все же сделала первый шаг. Потом идти стало легче.
        Тайла подбегала то к одной скульптуре, то к другой, зачитывала вслух надписи, трогала бронзу, из которой они были отлиты. Мара вновь порадовалась, что они взяли несносную купеческую дочь с собой. Сама Мара застывала бы у каждой скульптуры на полчаса, вглядываясь в лица, пытаясь представить этих людей живыми. Она знала почти всех по рассказам профессора Вигге, читала их книги и лекции, записанные на свитках. Она сейчас словно встречала старых знакомых.
        - У-у, какой толстый нос! - радостно сообщала Тайла про известного врача Лоура Рота. - А вот у этого… хм… Вариуса Лири кудряшки, как у барашки!
        Бьярн ничего не говорил, молча шел рядом. Искоса поглядывал на Мару: «Как ты, птаха?»
        Чем выше забирала дорога, чем ближе подходили они к Мраморной лестнице, тем тревожнее становилось Маре. Даже воздуха сложно набрать в грудь, будто что-то ее сжимало.
        - О, новенькая скульптурка, прямо светится! - донесся до нее голос Тайлы. - Профессор… Биргер Вигге.
        Мара вздрогнула и обернулась. Не может быть. И все же это был он, она его сразу узнала.
        Профессор Вигге, отлитый в бронзе, выглядел моложе, чем в тот день, когда она его встретила, и неведомый скульптор воссоздал его образ без бороды, зато с густыми волосами. Но сомнений не оставалось. Это был он. Его лицо, его взгляд. Его иронично сжатые губы.
        «Зайчонок, пойдем пожуем, что Всеединый послал… Тебе нужны будут деньги, зайчонок… Ты поступишь в Академию, я тебе обещаю…»
        Она покачнулась и закрыла лицо ладонями. Тайла затихла, не понимая, что происходит. Бьярн подошел и встал за спиной, тихо положил руку ей на плечо: «Я с тобой, птаха…» Такое теплое прикосновение. Мара вздохнула глубоко-глубоко, заставляя себя расправить плечи. Ничего. Она справится. Прикоснулась к руке Бьярна кончиками пальцев: «Все хорошо…»
        - Так-так, юная леди, я вижу, вы знакомы с профессором Вигге? - раздался позади бодрый голос.
        Все трое обернулись и увидели небольшого коренастого человека, судя по темно-синей мантии, преподавателя.
        - Да, знакомы, - заставила себя произнести Мара, хотя больше всего в этот момент ей хотелось убежать.
        - Вижу, вы после долгой дороги! Хотите, угадаю, что вас сюда привело?
        Бьярн и Мара мрачно молчали, но преподавателю Академии, видно, не нужно было их разрешение.
        - Думаю, вы пришли отдать дань великому ученому и врачу. Он, к сожалению, не так давно скончался… Вероятно, он спас кому-то из вас жизнь?
        Мужчина обвел заинтересованным взглядом Мару, Бьярна и Тайлу.
        - Да, - односложно ответила Мара. - Спас…
        - Светлая голова! Но ведь какую глупость совершил! Его никто бы и не стал винить за тот случай. Все совершают ошибки! А он все бросил - студентов, кафедру - и ушел жить, не поверите, в лес, радом с какими-то затрапезными городками. Говорят, и там продолжал лечить. Не выдержал.
        - А какой случай? - спросила любопытная Тайла. - Что он сделал?
        Скорее всего, медикус не имел права оглашать подробности дела. Но хорошенькая пухлощекая девчонка с соблазнительно приоткрытой грудью, в коротком платье, заставила его забыть о врачебной этике.
        - В Соувере лет так десять назад произошло несколько случаев алой лихорадки. Все началось с того, что перепуганная мамаша притащила к нему на прием девчушку. А та уже заражена была. Всем ясно, что болезнь эта распространяется, как пожар. Надо было и мамашу, и девочку гуманно усыпить. Болезнь эта редкая, к счастью, следующего случая, может, и не дождались бы на нашем веку. А он, упрямый старый баран… Хм, прости, дружище… Этот упертый человек сказал: нет, я вылечу. И забрал девчонку в Академию. Не вылечил. Но зато заразу подцепил его помощник и еще несколько студентов-добровольцев. Профессор Вигге успел болезнь вовремя остановить, но все заразившиеся погибли. А спустя несколько дней приходит и сообщает совету: не имею больше морального права лечить людей. И ушел. Говорю, невероятный упрямец.
        Хотя рассказчик упорно называл профессора Вигге упрямцем, Мара видела, как он гордится им и как жалеет о том, что этот человек теперь мертв.
        - Ну, я пойду. Не буду мешать, - закончил он, натолкнувшись на потерянный взгляд Мары.
        - Идите, я догоню, - попросила Мара спутников.
        Бьярн кивнул и утянул упирающуюся Тайлу, которая рвалась прочитать надпись на бронзовой табличке.
        Они ушли, а Мара подошла ближе и прикоснулась к холодной щеке профессора Вигге. Казалось, он смотрит на нее и хочет что-то сказать. Даже мертвых можно заставить говорить, но бронзовые скульптуры, увы, нельзя.
        - Прости, - прошептала она. - Родной мой…
        Они дошли до ступеней Мраморной лестницы, но Мара так и не решилась подняться, хоть Бьярн и уговаривал. Уговаривала даже Тайла, догадавшись каким-то образом, что для Мары это очень важно.
        - Вот, смотри! Я же стою! - подбадривала она заклятую подругу, временно позабыв о разногласиях.
        Поднялась на несколько ступеней вверх, остановилась, оглянулась и замахала руками, приглашая. Но Мара покачала головой.
        Мимо нее вдруг легко, как перышко, пробежала вверх девушка-студентка. Светлые волосы, по бокам заплетенные в тонкие косички, рассыпаны по плечам. Мара и сама носила раньше именно так. Подумалось: если та обернется, то и лицо окажется знакомым. Не таким, правда, худым, как у Мары, и без этого тонкого шрама у края волос. Это будет счастливое лицо с сияющими синими глазами.
        Будто встретились на секунду две непересекающиеся реальности. Та, где хмурая Мара с обкусанными губами смотрела вслед улыбчивой и счастливой Маре, которая по-прежнему верила людям и знала, что чудеса случаются.
        Наваждение растаяло, оставив после себя пустоту.
        - Пойдемте, - хрипло, слово старуха, произнесла она.

* * *
        До постоялого двора, правда, без приключений добраться не удалось. Вызывающее платье Тайлы, которое без опаски можно было надевать, если рядом находятся братья и отец, в городе сослужило плохую службу.
        Мара, Бьярн и Тайла решили пообедать в трактире - проголодались во время прогулки. Уселись за деревянный стол, заказали жареных крылышек и кваса. Мара была уверена, что не сможет проглотить ни кусочка, но, на удивление, поняла, что проголодалась.
        - Девочки, вы отдыхайте, я скоро, - сказал Бьярн, наскоро перекусив. В ответ на удивленный взгляд Мары пояснил: - Обещал купить Эрлу деревянный меч. Ждет ведь мальчишка.
        Он ушел, а Тайла и Мара мгновенно потеряли нить разговора. Обе, догадалась Мара, подумали об одном и том же: Бьярн.
        «Пусть только попробует мне что-то про собаку на сене сказать. Больше молчать не стану!»
        К сожалению, дальше события стали разворачиваться так, что о взаимных обидах и недомолвках девушки и думать забыли.
        - Ой, какие хорошенькие девочки здесь скучают! - произнес чей-то голос за спиной Мары. - Мы их сейчас повеселим.
        Тайла заерзала: интонации в голосе не сулили ничего хорошего. Мара обернулась - позади стояли три здоровенных лба. Ухмылялись, осознавая свою неуязвимость и то, что девушки ничего не смогут противопоставить грубой силе.
        Один из верзил, рябой и здоровый, как кабан, сел, подперев Тайлу к стене. Два других примостились по бокам от Мары, сдавили.
        Мара оглянулась в поисках хозяина трактира. Но тот поймал ее взгляд, усмехнулся и ушел. Просто ушел. Оставил их самих разбираться. Быть может, сам подал знак, когда две молоденькие девочки остались одни.
        Мара сегодня сменила походную одежду на городскую, более подходящую для прогулок. Скрепя сердце заставила себя купить еще один комплект, а то ведь стыдно: в приличное место не зайдешь, когда всего одна побитая жизнью куртка и штаны - больше, чем нужно, размеров этак на пять. Перчатки, хоть это против правил гильдии, не смогла заставить себя надеть. Ничто сейчас не выдавало в ней некромантку, и это, возможно, был их единственный козырь.
        - Я Чак, - представился, осклабившись, кабан, - а тебя как звать, лапушка?
        И тут же, без предупреждения, запустил руку в глубокий вырез платья Тайлы. Она завизжала, забилась, вцепилась в него ногтями, но тот лишь рассмеялся, зажал обе ее ладони одной своей и продолжил ощупывать грудь.
        - Мягонькое мясцо. Монет пятьдесят-то выручим. Да, парни?
        Мара краем глаза видела, как редкие посетители спешно покидают зал. Похоже, девушки, сами того не ведая, оказались в притоне, который только маскировался под трактир, и когда они остались одни, мерзавцы не замедлили этим воспользоваться.
        Мара слышала о таких местах. У них несколько минут, чтобы попытаться что-нибудь предпринять. Потом уведут, спрячут, и больше никто никогда не услышит ни о Маре, ни о Тайле.
        Мара чувствовала, как воздух покидает грудь. Сердце билось о ребра так, словно еще немного - и выпрыгнет наружу. Их трое. Она одна. Но она обязана что-то сделать.
        Тайла, всегда уверенная в себе, потеряла весь свой лоск. Она совсем затихла, побледнела и только плакала, уже не сопротивляясь. Мара сжала губы. Нет, не дождетесь… У нее одна попытка, но ее она не упустит.
        - Тайла, беги! - крикнула она, вскакивая на ноги и хватая предводителя за обе руки, тут же изо всех сил втягивая в себя жизненную силу, так что запястья его бычьих рук мгновенно похолодели, а сам он посерел и покрылся холодным потом. Покачнулся, выпуская Тайлу.
        - Беги!
        Тайла вскочила на ноги, перепрыгнула через скамейку и рванула к выходу. А на Мару тут же навалились, прижали, отрывая ее руки от Чака.
        - Ах ты грязная некромантка!..
        Кто-то ударил ее по лицу, и Мара в ответ укусила того, кто был ближе. Вцепилась до крови. Не дождетесь. Буду сражаться до смерти!
        Сражаться не пришлось… Верзила, сидящий справа, вдруг тонко вскрикнул и повалился на бок. Пытался зацепиться пальцами за столешницу, но мелькнувший клинок отрубил ему руку выше запястья. Когда он упал на пол, то больше не шевелился.
        Второй пытался бежать, но Бьярн, который вернулся так вовремя, будто играючи чиркнул клинком по шее сзади, и тот свалился кулем на пол. Чак, оглушенный, лишенный почти всех жизненных сил, пытался ползти, поскуливая, но Бьярн наступил ему на спину и пронзил мечом насквозь. Скулеж оборвался.
        - Я вам здесь намусорил, - сообщил он грозовым голосом хозяину трактира, выбежавшему на шум. Тот резко сдал назад и отступил по стене обратно в кладовую.
        Мара не могла подняться, сколько ни пыталась: ноги предатели просто не держали.
        - Тихо, тихо, птаха, - Бьярн осторожно подошел к ней, протягивая руки. - Дай возьму тебя.
        Она мотнула головой: нет, уходи! Но он не послушал, поднял со скамейки, прижал нежно-нежно. Мара всхлипнула и обмякла в его объятиях.
        Тайла мялась у входа. Видно было, как ей хочется сбежать поскорее из этого места, а все-таки не уходит.
        - Спасибо, - прошептала она, когда Бьярн приблизился с Марой на руках. - Спасибо, Мара… Если бы не ты…
        ГЛАВА 25
        Мара не разрешила Бьярну долго ее нести. Почувствовала, что сможет стоять на ногах, и попросила ее отпустить.
        - Мне не тяжело нести тебя, птаха.
        Но Мара покачала головой. Она знала, что ему не тяжело, но у нее нет времени на то, чтобы себя жалеть. Нет, она вовсе не та хрупкая девчонка, какой была два года назад. Ничего. Все обошлось. Надо забыть и поскорее выкинуть из головы.
        Бьярн поставил ее на землю, но шел рядом, и Мара каждую секунду ощущала на себе его встревоженный взгляд, заставляющий злиться и жалеть о том, что она показала свою слабость.
        - Я не из сахара сделана, - огрызнулась она наконец. - Не рассыплюсь.
        Бьярн промолчал в ответ на колкость. А Тайла всю дорогу вытирала слезы, сначала от испуга, а потом из-за предстоящего разговора с отцом.
        Разговор действительно вышел жарким. Альф сначала кричал, что убьет мерзавцев, а узнав, что те и так мертвы, обещал напороть дочери неугомонную пятую точку, которая давно напрашивалась на приключения. И почти перешел от угроз к действию, вытянув из штанов широкий кожаный ремень.
        - Ты посмотри, как ты вырядилась! Вот мужики и липнут к тебе, как мухи. Бестолочь! А ну иди сюда!
        Но Бьярн загородил перепуганную Тайлу.
        - Она и так достаточно наказана. И можете мне поверить, платье здесь сыграло последнюю роль. На девушек напали не поэтому. Они не местные: искать не станут. А если станут - в Соувере все равно заступников нет.
        Мара согласилась с Бьярном: даже в Соувере, считавшемся современным, просвещенным городом, девушкам приходится держать ухо востро. Девушкам всегда и везде надо быть начеку…
        После объяснений Бьярна Альф обратил свой праведный гнев, ищущий выхода, на власть и Вседержителя.
        - Куда они смотрят? Чем занят наместник? Только и делают, что нечисть по лесам гоняют, когда такие вещи под носом творятся!
        На это Бьярну нечего было ответить. Он сумрачно пожал плечами, словно мог держать ответ за наместника, Вседержителя и иже с ними. А Мара подумала, что правитель, в общем-то, и так делает многое: южные леса почти безопасны, города процветают. Но, увы, победить людские пороки под силу разве что светлоликому Всеединому богу.
        Те несколько дней, что они провели в Соувере, Тайла просидела, закрывшись в комнате, боясь даже нос на улицу высунуть. Что и говорить, перепугалась она сильно. А Мара старательно делала вид, что все в порядке. Бьярн несколько раз пытался заговорить с ней о произошедшем, но каждый раз Мара его обрывала.
        - Я не маленькая! - говорила она. - Я шатунов убиваю! А тут ерунда такая. Думаешь, так просто меня испугать?
        Она ходила, расправив плечи, и шутила, пересказывая историю Бимеру и Вильяму, которые теперь наверняка далеко разнесут весть о подвиге Бьярна, зарубившего трех негодяев зараз. И подтрунивала над Тайлой, которая спускалась на ужин, закутавшись в плащ с ног до головы.
        Что и говорить, Мара отлично научилась носить непроницаемую маску и обманывать саму себя. У нее было много времени, чтобы научиться.
        Вот только во сне продолжала видеть, как распутывает мужская рука шнурок на запястье, чтобы перевязать волосы. Иначе они будут мешать, лезть в глаза… «Ты ведь сама этого хотела. Да, моя сладкая?»
        Поэтому в том, что случилось дальше, обвиняла Мара только себя. Это она подманила их, притянула своим страхом, смешанным со стыдом. Всеми теми образами, что вставали в воспоминаниях, не давая спать. Те, кого она привела, питались сильными эмоциями, и чем острее оказывались переживания, тем неотступнее преследовали они носителя, требуя дань.
        Все начиналось мирно. Вечером обоз выехал из Соувера и направился в сторону столицы. Альф намеревался посетить по дороге несколько небольших городков. На ночь остановились на лугу, когда-то покрытом россыпью ярких цветов, но теперь осень заставила их опустить головки и поникнуть. Вечера стали холодными, а по утрам землю укрывал туман.
        Мара не удивилась, когда, проснувшись, увидела, что телеги утонули в белой, густой хмари. Такое уже бывало раньше. Ничего, солнце пригреет - и дымка развеется без следа.
        Но время шло, а туман и не думал редеть. Даже пламя костра, казалось, боится, жмется к земле. Без настроения позавтракали. Говорить не хотелось: голоса звучали жутко, словно голоса призраков. Все чувствовали вялость и странную безысходность. Так и не дождавшись, пока хмарь рассеется, решили ехать.
        - Чай, не заблудимся, - буркнул Альф. - Колея здесь одна наезженная. Выведет.
        Погрузились, поехали. Вильям и Бимер, у которых на любой случай жизни была заготовлена забавная или поучительная история, молчали. Мара невольно вспомнила первый день их путешествия, когда вот так же, свернув с Тракта в лес, путешественники ощутили, как они уязвимы и слабы.
        Туман лежал толстым одеялом. Забивал рот. Лип к коже. Дышать становилось все тяжелее. И вот уже Эрл захныкал, не выдерживая пасмурной беспросветной мглы.
        - Зачем мы по этой дороге едем? - жалобно спросил он. - Давайте по той!
        - Здесь одна дорога, малыш, - откликнулась Мара, прислушиваясь к ощущениям.
        Она не могла точно определить, чувствует ли темную энергию или это давит на нее безрадостный, мрачный день. В какой-то миг ощущала явно: да, точно, где-то поблизости нечисть. А в следующее мгновение: нет, почудилось.
        Колея тянулась и тянулась. День казался бесконечным. Зная, что до ближайшего городка ехать несколько часов, припасов и воды взяли немного - пару раз перекусить.
        Мара шагала рядом с первой телегой, вглядываясь в клубящийся перед ней туман. Она могла сколько угодно обманывать себя, но прекрасно понимала, что дело нечисто… Понимала и продолжала идти вперед с каким-то обреченным упрямством. Потому что… Если это то, что она думает… Ох, нет.
        Бьярн догнал, пошел рядом.
        - Мара, - сказал он, стараясь не повышать голоса, хотя мог и не прилагать усилий: даже его могучий голос тонул в тумане, как в молоке. - Ты знаешь, что происходит?
        - Нет, - соврала Мара.
        Так и не достигнув границ города, остановились на ночевку. Мгла покрывала луг, заслоняла звезды, ложилась тяжелой грудью на костер. Хмурые, вялые путники, едва похлебав варева из остатков припасов, отправились спать.
        Мара не шла. Сидела, упорно расковыривая палочкой угли. Сжимала губы. «Нет. Нет. Это просто туман!» Ей было жутко, и холодный пот, хотя Мара находилась близко к огню, тек по спине.
        Она изо всех сил боролась со сном, понимая, что стоит закрыть глаза, как догадка станет явью. Тогда договориться с собой уже не получится. Так и задремала, обнимая колени и мысленно повторяя: «Нет, нет, нет…»
        И конечно, во сне она увидела их. Бледные девы, сотканные из обрывков тумана, стояли за гранью тусклого круга света, падающего от костра. Их волосы, похожие на паутину, развевались, из пальцев сочилась белесая мгла.
        - Дань… Дань… - повторяли они.
        И словно вспышка в сознании Мары - шнурок на мужской руке и голос: «Ты ведь сама этого хотела…» А дальше…
        Их называют Шепчущие. Бесплотная и почти неопасная нечисть, питающаяся сильными эмоциями. А что может быть сильнее страха? Они требуют заплатить. А она не может. Ни за что не сможет…
        Она вскинулась, вырываясь из объятий сна, и больше не сомкнула глаз.
        Следующий день стал продолжением предыдущего. Солнце словно навсегда покинуло мир, а дорога тянулась, тянулась без конца и края. Мара знала: их водят по кругу, затуманили, отвели глаза. Им ни за что не выбраться, пока она не заплатит дань. Она шла, не поднимая головы.
        Еда закончилась. Вода тоже. Путешественники теперь не просто недоумевали, они были в ужасе. Альф ругался, понукая лошадей, которые брели, еле переставляя ноги. Тайла и Эрл сидели обнявшись. Мужчины мрачно молчали, перебрасываясь тяжелыми взглядами.
        Бьярн пытался заговорить с Марой, но она качала головой: «Отстань!» И он отставал.
        К ночи Мара приняла неизбежность. Выхода нет. Они все могут погибнуть из-за нее. Слабачка, хватит себя жалеть! Она заплатит дань, и Шепчущие выпустят обоз из своих удушающих объятий.
        - Эрл, хочешь сегодня переночевать у Тайлы? - спросила Мара мальчишку.
        Эрл давно уже кочевал из телеги в телегу. То выпрашивал сказки у Вильяма и Бимера, то учился у Руфуса вязать из гибких прутиков корзинки, то просился под бочок к Тайле. Она его обнимала и пела колыбельные, в отличие от Мары. Эрл, конечно, и сейчас согласился.
        После скудного ужина натянули пологи, разбрелись по телегам. Мара легла на свое место, стараясь успеть вперед Бьярна. Быстро, пока хватало решимости, стянула куртку, брюки, рубашку. Сквозь щели между досками проникал ветер, и щупальца тумана, казалось, тянулись к ней, стремясь дотронуться до обнаженного тела. Мара юркнула под одеяло, зажмурилась, пытаясь унять дрожь.
        Ничего. Будет вам дань, твари. В конце концов, это не страшнее смерти…
        Но когда, отодвинув полог, в телегу нырнул Бьярн - огромный, занявший собой сразу все пространство, и осторожно, стараясь не задеть Мару, лег на привычное место, колотить ее начало так, что сердце зашлось.
        Но Шепчущие не отступятся, а договориться с ними невозможно.
        - Бьярн, - тихо позвала она.
        ГЛАВА 26
        Он уловил в ее голосе страх, приподнялся на локте.
        - Не переживай, птаха. Туман нам всем нервы помотал сегодня, но завтра…
        Мара почти не понимала, что он говорит ей. Слышала только стук своего сердца. Быстро стянула одеяло, зная, что обнаженное тело будет выделяться на темном покрывале. Она надеялась, что не придется больше ничего говорить, да она и не смогла бы произнести ни слова… Бьярн замер на полувдохе. Мара не могла разглядеть его лица и радовалась этому. Что он чувствует? Замешательство? Радость? Или отвращение? Уже неважно… Надо просто покончить с этим.
        Она привстала на коленях. Бьярн находился так близко, что она чувствовала жар его тела. Закусив губу, Мара протянула руки и принялась расстегивать верхнюю пуговицу его рубашки.
        - Мара…
        Пальцы дернули за петлю сильнее, чем она рассчитывала, и пуговица со звоном ударилась о бортик телеги. Молчи! Лучше молчи!
        Бьярн стянул рубашку через голову. Мара чувствовала, что он не отводит от нее взгляда, но не видела выражения его глаз. Легко, словно касаясь крыльев бабочки, он провел по ее обнаженным плечам.
        - Моя хорошая… Я не понимаю…
        Мара рванула вперед и накрыла его рот своим. «Ничего не говори!» - мысленно умоляла она, зная, стоит ему произнести хоть слово, как потекут слезы из глаз.
        Его губы были солоноватыми, жаркими и нежными. Он ответил на поцелуй, хоть и не сразу, будто считал все происходящее наваждением. Ответил, прижал к себе, и Мара всей кожей ощутила огонь, исходящий от него. Она и раньше прикасалась к нему: когда зашивала раны, когда накладывала заклятие, но Бьярн в такие моменты оставался только напарником. Но сейчас она вдыхала его запах - терпкий, чуть дымный… и опасный… Да, он пах так же, как все мужчины. А еще Мара ощущала, как перекатываются мускулы на его груди, как огромные руки все сильнее давят на спину. И захочет освободиться - не сможет…
        Ей отчаянно захотелось кричать, кусаться и царапаться, вырываясь на свободу. Но она не должна. Ничего… И в порыве страсти тоже стонут и кусают губы.
        Мара откинулась на спину, надеясь, что он поймет. Зажмурилась, услышав, как Бьярн расстегивает ремень. «Все скоро закончится», - уговаривала она себя, как-то болезненно радуясь тому, что Бьярна удалось провести. И уже зная, что потом, когда все произойдет, она никогда больше не сможет прикоснуться к нему. Обнять. Даже просто взять за руку. И так горько вдруг стало от того, что придется одним махом разрушить все, что так робко и осторожно они пытались выстроить вдвоем. Захотелось выть от отчаяния. Но надо терпеть…
        Бьярн лег сверху, покрыл поцелуями ее лицо, плечи. Добрался до живота и хотел опуститься ниже, но Мара удержала.
        - Птаха моя… Девочка моя…
        Мара лежала в его объятиях, как безвольная кукла, позволяя себя целовать. Бьярн, казалось, заполнял собой весь мир, а она тонула, погружаясь во тьму.
        Жгутики тумана, словно щупальца, дотрагивались до кожи, липкой от страха. Шепчущие соберут свою дань. Они будут довольны. Давно жертва, попавшая в их силки, не испытывала такого ужаса, к которому примешивались бы горечь утраты и гамма других чувств - от стыда до раскаяния.
        Бьярн обнял ее - нежно и в то же время страстно. Дыхание его сбивалось. Мара знала, что сейчас все случится, и думала, что будет готова. Но не успел Бьярн подступиться к ней, как она не выдержала - вздрогнула всем телом, вцепилась в одеяло, как в спасательный круг.
        И Бьярн понял. Застыл. Приблизил свое лицо, пытаясь заглянуть в глаза.
        - Мара… Что происходит? - голос растерянный, сухой, помертвевший. - Мара, не молчи…
        Мара могла только открывать и закрывать рот, словно выброшенная на берег рыбка. Губы ее дрожали. Она опять все испортила! Не справилась! Подвела всех…
        Бьярн, тяжело дыша, опустился рядом. Он ждал ответа и не сводил с нее глаз. Мара закрыла лицо руками, повернулась к нему спиной, свернулась клубочком.
        - Какая… я… жалкая… - прошептала она сквозь прижатые к лицу ладони.
        И вдруг почувствовала ласковое прикосновение его губ к своей спине, там, где ее пересекали полоски шрама. В этом прикосновении больше не было огня, только нежность.
        - Моя любимая… Что же ты творишь с нами? Зачем?
        Это оказалось последней каплей. Как Мара ни уговаривала себя, что должна быть сильной, но тут разрыдалась, будто испуганная маленькая девочка.
        Бьярн все еще ничего не понимал и сам, кажется, испугался, но старался не показывать вида. Завернул ее в одеяло, посадил к себе на колени, прижал. Гладил по волосам и собирал губами слезинки с ее щек.
        - Моя хорошая… Тихо-тихо… Ну всё…
        Рыдания становились все тише, и вот уже Мара, обессилев, положила голову ему на плечо.
        - Что происходит, птаха? - уже который раз за вечер спросил он. - Доверься мне. Мы вместе обязательно что-нибудь придумаем.
        - Туман… - всхлипнула Мара. - Это не просто туман… Они нас не выпустят!
        И, путаясь в словах, она рассказала о Шепчущих, которые пришли собрать дань. Это она, Мара, притянула их своими страхами - ей и расплачиваться.
        Повисла тишина, прерываемая только дыханием и стуком сердца. Вот теперь и Бьярн увидит, что выхода нет, и сделает то, что должно…
        - Обойдутся, - сказал Бьярн. - Я не стану этого делать.
        Он коснулся ее лба горячими сухими губами.
        - И как ты думаешь, я бы смог жить дальше, сотворив это с тобой? - голос на секунду стал жестким.
        - Я думала…
        - Хорошего же ты мнения обо мне, птаха!
        Она сжалась, но Бьярн уже не злился на нее. Привлек к себе, укутал в объятия, Мара чувствовала его дыхание на своей макушке. Нестрашный, теплый, большой. Она уткнулась в его ключицу и чувствовала, как разжались ледяные когти страха: она снова могла дышать.
        - Мы что-нибудь придумаем. До утра есть время…
        Оба долго молчали. Мара начала дремать, пригревшись, когда Бьярн погладил ее по плечу.
        - Птаха, я знаю. Это, возможно, сработает. Ты должна мне рассказать.
        - Что рассказать?
        - То, что ты так долго от меня скрывала. Уверен, это тоже страшно. Но тогда мы с тобой будем по одну сторону. Переживем это вместе.
        - Так ты понял?
        - Трудно было не понять…
        Мара еще никогда ни одной живой душе не обмолвилась и словом о том, что произошло. Она верила, что удачно прячет свои чувства от посторонних глаз, а оказывается, всё как на ладони. Возможно, действительно пришло время поделиться с кем-то. Так пусть этим человеком будет Бьярн.
        - Его звали Лейрас Айлири… - тихо-тихо сказала она, ведь до сегодняшнего дня клялась, что никогда больше вслух не произнесет его имени.
        ГЛАВА 27
        Весенний утренний лес наполнял птичий гомон. Пичужки радовались наступлению первого тепла, и тоненькая девушка, осторожно пробирающаяся по мягкой изумрудно-зеленой траве, тоже радовалась. Она знала, что это обманчивое тепло: зацвела черемуха, а значит, скоро снова похолодает, но пока солнышко приветливо и ярко светило сквозь ветви, наполняя все вокруг легким, искрящимся светом, и казалось, будто наступило лето.
        Она поправила волосы, выбившиеся из-под повязки. Локоны растрепались и цеплялись за тонкие веточки. Подумала-подумала, сняла повязку, заплела пряди в косу, а потом и курточку расстегнула, завязала вокруг пояса. Вечно дедуля волнуется попусту. Не простудится она: жарко, аж парит.
        Девушка присела рядом с кустиком неприметной травки - блеклые листочки, раздваивающиеся на конце. Погладила, а потом аккуратно срезала и положила в корзинку, перекинутую через руку. Дедуля будет доволен, увидев, сколько всего нужного она раздобыла сегодня утром. Трипутник - ну, этого добра везде довольно, у каждой дороги растет, несколько четырехлистников клевера - вот это уже куда более достойная добыча. А теперь еще звездчатка - от желудочной хвори отличное средство.
        Поднялась на ноги, осмотрелась. Едва заметная тропинка, извивающаяся между холмиками, исхожена вдоль и поперек. Каждое деревце здесь знакомо, каждый цветок: родной лес, неопасный, спокойный. За все время, пока она жила у профессора Вигге, только пару раз появлялись шатуны, однако и тех она упокоила без малейших усилий. Да поселилась в подполе мелкая нечисть, которого они с дедулей прозвали Соседушкой. Но он никаких неприятностей не доставлял - возился, стучал, вздыхал, да иногда воровал молоко, забытое на столе.
        Надо было возвращаться. Дедуля с утра ушел в деревню, а ей наказал прогуляться да собрать полезные травы. Обещал медовых сот принести. Девушка облизнулась и улыбнулась. Стыдоба-то. Совсем взрослая девица - шестнадцать лет, в Академию скоро поступать, а такая лакомка.
        Она уже повернула назад, когда услышала за спиной треск ломающихся кустов и нечеловеческий рев. Вернее, в первую секунду он показался нечеловеческим, а потом она поняла, что все-таки именно человек воет от боли и ужаса. Она, помогая профессору Вигге, частенько слышала, как здоровенные мужчины могут кричать от боли. Кому-то требовалась помощь, поэтому она колебалась не дольше секунды. Она ведь не может уйти и бросить человека в беде.
        Побежала на крик, но, заметив человеческие фигуры, сначала притаилась за кустами, прислушиваясь.
        Семеро мужчин. Один лежит на земле, ухватившись за ногу, и воет, крутится от боли. Двое принялись было поднимать его, подхватив под руки, но не удержали. Шестеро, видно, деревенские парни - к таким она привыкла. Одежда простая, бороды лопатами, нестриженые вихры торчат во все стороны. А один…
        Она почувствовала, как перехватило дух. Она никогда таких раньше не видела. Вернее, видела один раз в книге на ярмарке. В той истории рассказывалось о прекрасном принце и заколдованной принцессе, и тот юный принц на картинке, преклонивший колени перед девушкой в пышном платье, был точь-в-точь этот молодой мужчина, с пристальным вниманием разглядывающий сейчас корчащегося от боли парня. Высокий и стройный, в черном походном костюме, плащ небрежно накинут на плечи, в ножнах на поясе кинжал. Он сжимал в одной руке перчатки и нетерпеливо постукивал ими о ладонь другой. Светлые волосы достигали плеч. Такие светящиеся, гладкие, точно шелк. Глаза синие, словно небо, даже издалека видать. А лицо гладко выбрито. Девушка, сколько жила на свете, безбородых мужчин почти не встречала. Как-то в городе видела мельком в карете какого-то господина из благородных, но тот лишь на секунду показался в окне. И был он толстым и старым, вовсе не таким чудесным, как этот юноша, стоящий сейчас перед ней.
        Она так загляделась на сказочного принца, что совсем забыла о воющем парне, распростертом у его ног.
        - И что мне делать с тобой? - произнес чудесный мягкий баритон. - Сколько раз повторять: в дорогу башмаки не надевать, только сапоги. Так что в том, что тебя эта тварь покусала, сам виноват.
        Девушка сбросила наваждение. Человек нуждается в помощи, а она тут думает непонятно о чем. Решительно раздвинула кусты и вышла из укрытия.
        - Что случилось? Кто его укусил? Шатун? Или другая нечисть?
        Семь пар глаз в изумлении уставились на худенькую большеглазую девушку, невесть каким образом очутившуюся в этом глухом и безлюдном месте.
        - Змея его укусила, - первым пришел в себя прекрасный принц. - А ты знаешь, где лекаря найти?
        Она закивала, вдруг растеряв все свое красноречие. Чудесный золотоволосый парень, словно сошедший со страниц сказки, обращался прямо к ней: ну как тут не забудешь человеческую речь? И тут же покраснела, догадавшись, что выглядит со стороны, должно быть, дурочкой.
        - Да, - выпалила она. - Мой дедуля лечит! Пойдемте, я провожу.
        Они давно условились с учителем, что всем незнакомцам будут представляться именно так - пожилой знахарь со своей внучкой, а что там на самом деле, никому знать не надо.
        - Ну, пойдем!
        Он окинул девушку взглядом с ног до головы и вдруг улыбнулся.
        - Какая ты ладненькая.
        Девушка потупилась, чувствуя, что щеки совсем раскраснелись.
        Правда, по дороге, пока парни, подхватив за руки, за ноги, несли своего горемычного товарища, а тот лишь стонал, сумела вернуть самообладание. Она будущий медикус, а здесь страдающий пациент. Не время глазки строить!
        В какой-то момент несчастный захрипел, забился, и стало понятно, что сердце не выдержало. Дедуля строго-настрого запрещал рассказывать каждому первому встречному о том, что она некромантка, но бросить несчастного парня в беде она не могла. Понимала, что еще не поздно его спасти.
        - Положите на землю и отойдите! - крикнула она, да так уверенно, что здоровяки послушались и даже прекрасный незнакомец только кивнул, давая понять, что не против.
        Он, видно, какой-то начальник у них? Ну, неважно. Сначала - дело.
        Синяя вспышка, в воздухе запахло озоном, парень застонал.
        - Твое имя? - быстро спросила девушка.
        - Берт…
        - Отлично! Бежим скорее. Ему совсем худо.
        Она заметила, как пятеро деревенских посторонились, увидев, как она оживила умершего, а вот золотоволосый, наоборот, посмотрел с интересом.
        - Некроманточка, значит? Думал, все некроманточки закрыты в Академии темных искусств. Они носят черное и выглядят мрачно. А тут такое чудо нежное по лесу бегает. Тебя-то как саму звать, кстати? Я - Лейрас Айлири. Лер, если кратко.
        Она мимолетно удивилась тому, что в тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти, он пытается шутить, но по опыту знала, что люди по-разному реагируют на шок. Не ей его судить.
        - Любава, - быстро ответила она. - Надо торопиться.
        - Любава, значит… Подходит имя. Так бы и любовался на тебя!
        Нет, ну точно от ужаса мозги набекрень съехали! Любава только головой покачала.
        До домика, к счастью, недалеко оставалось добираться. И дедуля как раз вернулся из деревни. Посмотрел на толпу, ввалившуюся в комнату, на обвисшее хрипящее тело, на Любаву с растрепавшимися волосами, и мгновенно из старика превратился в энергичного человека с острым взглядом и твердыми руками.
        - Что?
        - Змея, дедуля.
        - Кладите сюда. Как его?..
        - Берт.
        Профессор Вигге вскинул голову:
        - Опять возвратила с того света? Ну ладно… Надеюсь, не поздно ему помочь.
        Профессор Вигге один за другим влил в рот пострадавшего настои, осмотрел рану, надрезал, нанес мазь, перевязал. После лечения Берт задышал спокойно, погрузился в сон.
        - Придется вам задержаться на пару дней, пока он придет в себя, - сказал медикус.
        И у Любавы сладко заныло сердце: еще два дня она сможет находиться рядом с принцем из сказки, смотреть на него, разговаривать. Как же повезло! Но тут же устыдилась, ведь повод для остановки нерадостный.
        Лер кивнул и улыбнулся, глядя на Любаву, словно тоже был рад. Его взгляд не ускользнул от внимания профессора Вигге.
        - А кто вы, молодые люди? Куда путь держите? - спросил он как бы между делом, расставляя по местам пузырьки с настоями и мазями.
        - Лейрас Айлири, сопровождаю группу рекрутов, долженствующую пополнить отряды Вседержителя. - Лер выпрямился, склонил голову и заговорил очень официально. - Это мое испытание.
        Слово «испытание» произнес так, словно оно еще что-то иное означало.
        - Из благородных, значит? - уточнил профессор Вигге. Похоже, слово «испытание», произнесенное с такой интонацией, ему тоже было знакомо. - Готовишься к инициации?
        Лейрас сдержанно кивнул, давая понять, что такие личные вещи обсуждать с деревенским лекарем не намерен.
        Позже Любава все все у дедули выспросила: и что за испытание такое, и какая инициация предстоит Леру. Оказалось, есть у благородных такая нерушимая традиция - в определенный момент, когда старшие решают, что молодой наследник готов к взрослой жизни, ему назначают испытание. Либо совет старейшин, либо сам Вседержитель. И чем знатнее, древнее и могущественнее род, тем серьезнее испытание, с которым предстоит справиться наследнику. Справился - значит, прошел инициацию и получил все права, возможность распоряжаться деньгами и имуществом и выбрать невесту.
        Лейрасу назначили собрать по деревням рекрутов для военной службы в отрядах Вседержителя и доставить в столицу.
        - Он что же, чуть испытание не завалил? - округлила глаза Любава. - И что было бы с ним, если бы Берт умер?
        Дедуля махнул рукой:
        - Думаю, ничего. Одним рекрутом больше, одним меньше. Там, в столице, рекрутов считают группами, а не отдельными людьми.
        Любава с облегчением вздохнула. Не хотелось бы, чтобы у такого славного улыбчивого парня возникли проблемы из-за нерадивых рекрутов, которые шагают по лесу, не глядя под ноги.
        - Ты только, зайчонок, смотри - ни слова о деньгах, которые мы на твое обучение откладываем. Они народ простой, деревенский, могут и не справиться с искушением. И Лейрас, который кажется вполне разумным юношей, боюсь, с этими быками не справится один, если им в голову что втемяшится. А нас с тобой защитить некому.
        - Конечно, дедуля, - легко согласилась Любава, чтобы он не волновался.
        А у самой и тени опасения не возникло. Выдумает ужасов всяких! Это потому что он старенький и всего боится.
        Настроение стало отличное. И Берта спасли, и Лейрас… Лер… задержится теперь на несколько дней! Ей понравилось, как дедуля про него сказал: «разумный юноша». А если что - он их обязательно спасет.
        И Любаве даже захотелось, чтобы случилась какая-нибудь беда - шатун бы объявился или нечисть какая. И тогда Лер защитил бы ее, а она потом… Так и быть - подарила бы ему первый поцелуй!
        Щеки покраснели, когда представила Лера. Как смотрит на нее и улыбается. Хороший такой…
        ГЛАВА 28
        Рекруты разбили лагерь на поляне рядом с домиком: натянули навес, сложили костер. Припасы принесли с собой, попросили у Любавы только соли и немного хлеба. Дедуля покачал головой в ответ на просьбу, но хлеба выделил, хотя и поворчал для вида: «Вот так, настои на них изведи, а потом еще и покорми!»
        Любава поцеловала дедулю Биргера в мягкую щеку.
        - Ну ладно, не бранись!
        - А кто бранится? Это я разве бранюсь? Ладно, беги, зайчонок. Только смотри не задерживайся, нечего тебе там рассиживаться. Как придешь, у меня для тебя поручение есть.
        Любава понимала, что профессор сейчас отошлет ее в деревню под выдуманным предлогом и такое задание даст, что до вечера она домой не попадет. Вздохнула. Понятно, опять волнуется. Спорить, конечно, не стала, надеясь, что потом, вечером, найдет хотя бы полчаса, чтобы посидеть у костра рядом с Лером.
        Когда передавала ему хлеб и соль, завернутую в чистую тряпицу, Лейрас скользнул ладонями по ее рукам. Будто случайно, но она-то видела, поняла: нарочно хотел ее коснуться. Щеки вновь заалели.
        - Посиди с нами, сладкая, - сказал Лер, а сам смотрит, глаз не отводит.
        Любава обернулась на дом - не смотрит ли дедуля, а потом прошептала:
        - Я вечером приду.
        Профессор Вигге, как она и думала, поручил ей отправиться в лавку травника и там собственноручно приготовить смеси по рецептам, которых он ей вручил целый ворох.
        - Ох, обязательно я сама должна смешивать? А травник тогда зачем? - воспротивилась было она.
        - А кто здесь хочет стать медикусом? Или передумала?
        Пришлось согласиться.
        Из деревни вернулась уже на закате. Аккуратно несла в заплечном мешке приготовленные смеси, и сама не понимала, чему улыбается. Руки щипало от едких растворов, нос чесался от мелкой пыли - некоторые сухие травы пришлось пестиком истолочь в порошок, - а все равно было легко и радостно, ведь впереди ждала встреча со сказочным принцем.
        На поляне жарко горел огонь. Мужские фигуры сгрудились у костра, передавали из рук в руку фляжку, разговаривали слишком громко, смеялись. Пришел в себя и Берт, сидел, водрузив перебинтованную ногу на мешок. Любаве отчего-то вдруг стало страшно подходить. И темно уже, и дедуля не одобрит.
        Но Лер увидел ее, улыбнулся и махнул рукой. Любава видела, что он фляжку в руки не брал, качал головой каждый раз, когда протягивали. Она оглянулась на дом: не увидел ли дедуля, что она вернулась. В окнах горел мягкий свет. Как всегда в это время, профессор Вигге писал при свете масляной лампы. Все надеялся дописать книгу о методах лечения алой лихорадки. А когда дедуля увлекался своим научным трудом, то мог позабыть обо всем на свете. Не будет вреда, решила Любава, если она всего несколько минут рядом с Лером посидит.
        Тот обрадовался, когда она подошла к костру. Расстелил на траве одеяло, придержал за руку, усаживая, а после и сам опустился рядом. Любава сидела потупившись. А ведь никогда раньше она себя робкой девушкой не считала. Бывало, могла и на пациента прикрикнуть, если не слушался, а тут словно язык проглотила - ни одно умное слово на ум не шло. Лейрас первым завел беседу.
        - И что же такая очаровательная девушка делает посреди леса? Не скучно тебе? Не страшно?
        Любава удивилась. Никогда подобных вопросов она себе не задавала. А почему ей должно быть скучно и страшно? Так что в ответ только головой покачала.
        - Предложите даме выпить, господин Айлири! - крикнул из темноты чей-то развязный, пьяный голос.
        Любава, сидевшая рядом с Лером, увидела, как он прищурил глаза, как раздулись от гнева его ноздри.
        - Это кто там? Глузд, ты? Видно, захотел сразу в увечные батальоны, куда проштрафившихся отправляют?
        Любаве стало приятно. Вот, защищает ее! Она уже смелее взглянула на своего сказочного принца.
        - Тяжело, наверное, это все… Я имею в виду испытание, - решилась заговорить она.
        - Мужчинам не пристало жаловаться, - с достоинством ответил Лейрас. - Но это великая честь - то, что меня допустили. Еще два похода, и стану полноправным наследником рода Айлири.
        Любаве польстило, что он вот так по-простому, не кичась своим именем и благородным происхождением, беседует с такой, как она, словно обычный парень. Она расслабила плечи и протянула руки к огню: озябла немного.
        - Прохладно сегодня, - сказал Лер и, сняв свой плащ, накинул ей на плечи, запахнул у горла. - Вот так. Теперь теплее будет.
        Его лицо оказалось совсем близко. Любаве на секунду почудилось, что он собирается ее поцеловать, но нет, вместо этого потрогал локон, выбившийся из прически.
        - Можно?
        Любава оторопело кивнула. Лер погладил прядь, намотал на палец, понюхал.
        - Дивный, дивный цветочек вырос в такой глуши. Тебе не место здесь. Ты должна цвести в столице.
        Любава почти готова была сболтнуть про то, что еще немного - и она уедет поступать в Академию медицины. Пусть Соувер не столица, но тоже большой город. Да и не важно это, ведь она поедет исполнять свою мечту. Но во время прикусила язык: обещала ведь дедуле. Конечно, Лер - человек чести, но вокруг, совсем близко, сидели другие люди.
        - Я стану медикусом, - вместо долгих объяснений сказала она и добавила неопределенно: - Когда-нибудь…
        Сказала и вдруг почувствовала, как загорелось лицо. Она сообразила: да ведь он сейчас совсем о другом говорил! Про столицу и про то, что она должна там цвести… Значит ли это?..
        - А что же, вам можно на простых девушках жениться? - осторожно спросила она. - Не на благородных?
        - Конечно, - улыбнулся Лер. - А ты не знала? Пройду инициацию и волен буду сам выбирать невесту.
        Любава смотрела на его лицо, пытаясь увидеть малейший намек на шутку. Вот сейчас он улыбнется. Вот сейчас подмигнет и скажет: «Что ты, глупенькая, конечно, нет!» Но Лейрас не отводил взгляда и был серьезен.
        Но не может ведь такое случиться на самом деле? Жила себе на опушке леса бедная девушка. Правда, была она добрая, милая и старательная. А потом повстречался ей прекрасный принц, влюбился и увез за собой во дворец, где они жили долго и счастливо! Любава, которая читала книги по медицине и научные трактаты, говорила себе: «Нет, такого никогда не случится!» Но Любава, увидевшая однажды на пожелтевшей странице сказки чудесного юношу, преклонившего колени, робко думала: «Но ведь бывает… бывает…»
        Лер нашел под плащом ее руку, сжал. Пальцы его неожиданно оказались холоднее льда. Хотя почему неожиданно, на дворе ранняя весна.
        - Пойдем прогуляемся? - прошептал он.
        Прогуляемся? Любава растерянно оглянулась: куда же? Ночь на дворе. И дедуля, наверное, уже волнуется.
        - Мы завтра прогуляемся обязательно… Когда светло…
        Лер отчего-то нахмурился и выпустил ее пальцы.
        - Да, хорошо, - сухо сказал он.
        Любава не поняла: отчего обижается? А потом подумала: он, видно, хотел подольше с ней побыть, а она вот так убегает. Даже не поговорили толком. Ничего, завтра наговорятся.
        Дедуля снова принялся ворчать, что она задержалась дотемна, и, чтобы не расстраивать его еще больше, Любава не стала рассказывать о том, что сидела у костра с Лером и другими парнями. Те, кстати, совсем нестрашные оказались: сидели смирно, о своем разговаривали, на них с Лером внимания не обращали.
        - Завтра для тебя еще одно дело есть.
        - В деревне? - вздохнула Любава, понимая, что можно было и не спрашивать.
        Дедуля твердо вознамерился оградить ее от любой возможности остаться с Лейрасом наедине. И конечно, она кивнула, соглашаясь. А сама, впервые за все эти годы, решила ослушаться. Она не пойдет в деревню, она отправится гулять с Лером. Вот! Взрослая девушка, в конце концов.
        Засыпая, Любава представляла себе будущую жизнь. Никогда она не была склонна к пустым мечтаниям, но эта весна что-то странное делала с ней…
        Что, если завтра на прогулке Лейрас, смущаясь и сбиваясь, сделает ей предложение? Он уже почти сделал. А что? Мама рассказывала, что папа только увидел ее - сразу полюбил, а через два месяца сыграли свадьбу. Может быть, Любава только для того и жила столько времени в лесу, чтобы однажды встретить его.
        - Я согласна, - скажет она строго. - Мы поженимся. Только пообещай, что я окончу Академию медицины.
        Да, только так. Даже ради любимого она не собиралась изменять своей мечте. Так тепло стало на душе. Что еще нужно для счастья?
        Утро следующего дня встретило прохладным ветерком, струящимся в окно, которое приоткрылось от сквозняка. Занавеска трепетала, зацепившись за колючки Кукса. В подполе возился Соседушка. На столе ждал графин с молоком и медовые соты в тарелочке. Любава улыбнулась. Когда только дедуля их принес? И ведь припрятал, хитрец!
        Лакомство она обычно получала за старание или если профессор чувствовал за собой какую-то вину. Поворчит, поворчит, а потом сам вздыхает и тайком мед покупает, чтобы порадовать. В этот раз дедуля понимал, что Любава его раскусила - поручения он ей дает для отвода глаз, чтобы подальше от дома держать. А Любаве самой стыдно стало, ведь она собиралась его обмануть.
        Понадеялась, что учитель в лес ушел, за травами, но едва она села за стол, как он вернулся. Выложил перед ней стопку рецептов, снадобья по которым надо сегодня изготовить. Тревожно стало. Как же она выкручиваться станет, когда придет с пустыми руками? Подумала и решила: пару часиков с Лейрасом погуляет, а потом и в деревню можно сбегать. Лер проводит как раз.
        Вытащила из сундука новое платье, которое сшила к весне. С дедулей вместе на ярмарке ткань выбирали. Легкая совсем, нежная, и будто наполнена то ли медовым, то ли солнечным светом. Не для нынешней погоды, но очень уж хотелось перед Лером в обновке появиться. Волосы по бокам заплела в две тонкие косички, а сзади локоны свободно падали на спину.
        - Куда так наряжаешься, зайчонок?
        - Просто так, дедуля, - отмахнулась она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно.
        - Куртку не забудь!
        - Ага…
        Любава сгребла рецепты в заплечный мешок и, не оборачиваясь - боялась, что учитель заметит алые пятна на щеках и обо всем догадается, - поспешила на крыльцо. Загадала: если Лер ее ждет, увидит и догонит - значит, так тому и быть. А если нет, то вчера ей все померещилось. Нет так нет…
        Вышла, а у самой сердце трепещет. Никого… Рекруты спят под навесом, костер прогорел. Утренняя прохлада разлилась в воздухе. Любава поежилась - дурочка, зря только платье надела! - и зашагала по тропинке. Старалась гордо спину держать, а у самой внутри все дрожит. Ну как же… Он ведь говорил…
        Лейрас догнал ее за поворотом тропинки. Торопился, так что волосы, обычно идеально уложенные, разметались. Протянул букетик полевых цветов. Любаве никто раньше цветов не дарил, и сама она привыкла делить растения не на красивые и некрасивые, а на полезные и неполезные. Эти все оказались неполезные. Но это ведь совсем неважно…
        - Прогуляемся теперь? - спросил Лер.
        Любава кивнула. Далеко не ушли, облюбовали лужайку. Ветка старого дуба опускалась на нее почти параллельно земле, здесь и расположились. Любава продрогла в новом легком платье: зря не послушалась, куртку не взяла. Лейрас, увидев, что она покрылась мурашками, предложил ей плащ.
        И вновь накатило смущение. Любава не решалась поднять глаза, теребила в руках край плаща, отороченный серебряной каймой.
        - Какая ты застенчивая, сладкая. Неужели рядом с парнем никогда не сидела?
        Не сидела, это он верно угадал. Жили они уединенно, и с молодыми ребятами Любава виделась только мельком, в деревне. Они здоровались, улыбались, шутили беззлобно, а один, сын лавочника, конфетками ее угощал, но вот так, совсем близко, так что тепло тела чувствуется, - еще никогда.
        - Я ведь нравлюсь тебе?
        Любава быстро подняла глаза. Как же ты можешь не нравиться, когда словно со страниц сказки сошел? Она раньше и не думала, что такие в реальной жизни есть.
        - Поцелуешь меня?
        Любава не знала, что ответить. Поцеловать? Вот так сразу? Но она почти его не знает… А что он про столицу говорил? Сейчас уже не говорит почему-то. Нет, ей не столица была нужна, а то, что Лер откроет ей сердце. Скажет, что увидел и понял: она ему милее всех благородных девушек.
        Практичность, разум и весь ее жизненный опыт кричали Любаве, что в настоящей жизни благородные не влюбляются в селянок, да так, что готовы на них жениться. Но она рада была обмануться, поверить в волшебство хоть на миг. Лер это понял, усмехнулся.
        - Мы с тобой будем жить долго и счастливо, сладкая, - сказал он. - Ты одна такая на всем белом свете.
        Будь Любава чуть более опытной и искушенной, она бы непременно услышала иронию в его голосе. Но Любава оказалась наивнее даже обычных деревенских девушек, ведь она долгие годы жила посреди леса со стареньким учителем и об отношениях между мужчиной и женщиной могла только догадываться.
        - Правда? - спросила она.
        - Ага…
        Он приподнял ее лицо за подбородок, коснулся ее губ большим пальцем. В глазах Лера застыло странное выражение. Любава не знала, как смотрят на любимых, но этот взгляд не был похож на взгляд любящего человека. Он будто бы оценивал ее, чуть сузив глаза.
        А потом без предупреждения впился в рот поцелуем. Жадный язык беззастенчиво проникал все глубже, так что Любава не могла вздохнуть. Она не смогла ответить на такой поцелуй - просто не умела, да и растерялась. Отпустил. Она ошарашенно глотала воздух, ухватившись за потрескавшуюся кору старого дуба.
        - Нет… Не надо так… - только и смогла сказать.
        - Разве ты не этого хотела, сладкая?
        Его губы стали алыми, припухли. Любава прислушалась к себе: этого ли она хотела? И поняла: нет, точно нет. Ей казалось, что на утренней прогулке они оба станут смущаться, говорить глупости и смеяться, чтобы сгладить оплошность. Возьмутся за руки. А потом поцелуются, конечно. Она разрешит. Но этот поцелуй окажется мягким и нежным. Не таким…
        Любава, конечно, неопытна и наивна, но полной дурой она не была. Человек, сидящий перед ней, вовсе не тот милый и славный юноша, каким она успела его вообразить. Он твердо знал, что делает, и позвал ее в лес вовсе не для того, чтобы беседы беседовать и слушать пение птичек.
        - Нет, - ответила она на вопрос. - Мне надо идти.
        Но Лейрас будто не слышал. Прижал ее одной рукой, губами вновь нашел ее губы. Другая рука шарила под плащом, исследуя изгибы девичьего тела.
        Ей ничего другого не оставалось, как вцепиться в его запястья, обжигая, вытягивая жизненную силу. Она не хотела причинить вред, только напугать, и это удалось. Лер оттолкнул ее от себя. Лицо исказилось от злости и негодования.
        - Ах ты, мерзкая пакость!
        Любава вскочила на ноги. Шмыгнула носом. Стало ужасно обидно: никто еще не называл ее пакостью. За что он с ней так? Хотела его в ответ уколоть, но не нашла подходящих слов.
        - Мне еще никто не отказывал! Кем ты себя возомнила, грязная деревенская девчонка? Неужели всерьез думала, что наследник дома Айлири возьмет в жены такое жалкое создание?
        В его словах сквозило столько злости, такое презрение отразилось на лице, что Любава не выдержала.
        - То, что ты родился в семье благородных, еще не делает тебя лучше! Сам-то ты чего добился? А я скоро стану медикусом!
        - Пфф, где вы, выродки, деньги на обучение найдете? Там деревенских свиней не принимают.
        И Любава совершила страшную глупость - разрешила чувствам и обиде взять верх над разумом.
        - Не твоя печаль! Но дедуля мне уже полную сумму собрал!
        Выкрикнула и едва не зажала ладонью рот. Какая же она глупая! Зачем растрепала? И все же Лейрас, пусть и оказался отвратительным типом, вряд ли станет претендовать на их жалкие сбережения. Зачем ему? Он и так богат.
        - Пошел ты… - прошептала Любава, развернулась и побежала по тропинке в сторону деревни.
        Он не станет ее догонять: прикосновение некроманта надолго запоминается. Пусть только сунется.
        Любава бежала и смахивала слезы с глаз. Глупая, глупая… И как только позволила себе очароваться?
        Возможно, продолжи она путь в деревню, происшествие в лесу стало бы только ступенькой на пути к взрослению. Такие Лейрасы часто возникают на пути неопытных девушек. Оставляют зарубку на сердце, но нет худа без добра: ведь опыт, даже болезненный, полезен. Сколько таких наивных и юных плакали по ночам в подушку, прощаясь с иллюзиями. Это не смертельно. Это можно пережить и идти дальше, оглядываясь назад с пониманием и улыбкой.
        Но Любава вернулась - продрогла без куртки. И почему не послушала дедулю и не надела сразу? Дедулю надо было слушаться…
        Хотя, возможно, все в тот день было предопределено. Вернись она раньше или позже, ничего бы не изменилось. В любом случае она этого уже никогда не узнает…
        Любава шагала по тропинке к дому, сжав губы. Однако с каждым шагом горечь таяла. Придумала тоже, прекрасный принц! Да она бы давно его раскусила, будь у нее возможность провести с ним чуть больше времени. Ерунда. Уже совсем скоро, этой осенью, она поступит в Академию, и начнется новая, интересная, по-настоящему волшебная жизнь.
        Она еще не знала, что наступили последние минуты ее счастливой юности. Что все это, такое, казалось бы, привычное - изумрудные весенние листья, мягкая трава, покосившийся домик с перилами, на которых маленькая Любава когда-то вырезала свое имя, - совсем скоро останется в прошлой жизни. В той жизни, где возможны чудеса. Где все обязательно заканчивается хорошо…
        Любава поднялась по ступенькам крыльца, и вдруг под ноги ей бросился какой-то лохматый комок. Пискнул, отталкивая прочь. Их домовенок, который всегда прятался и не показывался на глаза, теперь почему-то осмелел.
        - Эй, Соседушко, не шали! - прикрикнула на него Любава, едва удержавшись на ногах.
        Потянула ручку, переступила порог дома. И остолбенела.
        Склянки, реторты, флаконы с настоями и порошками оказались раскиданы по всему полу. Полки, стол и стулья перевернуты, будто по комнате пронесся ураган. Исписанные листы устилают пол. Книги, бесценные книги, которые сделались за эти годы верными, хоть и безмолвными друзьями Любавы, валяются обезображенные, будто раздетые - лишенные обложек.
        Взгляд бездумно скользил по предметам, а разум не успевал воспринимать происходящее. Рекруты зачем-то собрались в доме. И Лер с ними. Смотрит на Любаву, искривив рот в презрительной усмешке… Сундучок, их сундучок с заветными монетами, отложенными на обучение, стоит с оторванной крышкой. А рядом с ним на коленях дедуля. И к горлу дедули тот, кого называли Глуздом, прижимает нож.
        Профессор Вигге поднял глаза на воспитанницу. В них не было осуждения или злости, только страх за нее.
        - Беги, зайчонок! - крикнул дедуля.
        Чужая безжалостная рука резанула по горлу, превращая крик в хрип. Отпустил - и профессор, покачнувшись, сполз на пол. В воздухе остро запахло кровью.
        Любава пискнула, точно действительно превратилась в маленького испуганного зверька. В голове билась одна-единственная мысль: «Это сон, это сон. Сейчас я проснусь!»
        Замешкалась, когда надо было бежать, бежать без оглядки. Профессор Вигге еще бился в агонии, когда Глузд переступил через него, направляясь к Любаве. А за ним - и другие пятеро. Один встал у дверей, перекрывая выход. Усмехнулся лениво, словно кот, почуявший лакомство.
        - Ну что, господин Айлири, как договаривались? Нам монеты, вам девчонку?
        Лейрас поморщился, когда его так явно изобличили в подлости, но кивнул. Подошел к Любаве. Она сделала шаг назад - и уперлась в грудь одного из мужчин. Они окружили ее, разглядывали откровенно, раздевая взглядами. Один потянул за локоны. Другой ущипнул за шею. Любава заметалась в кольце рук. А потом вспомнила: у нее же есть ее сила. Ухватила Глузда за запястье. Тот охнул. Но их было слишком много. Тут же ухватили за локти, вывернули руки.
        - Жжется, погань некромантская, - вполголоса переговаривались они между собой. - Надо потом руки тряпками замотать…
        Лер ничего не говорил, стоял, наклонив голову, наблюдая и дожидаясь, пока Любава перестанет дергаться в попытках вырваться. А она пыталась. Крутилась, пиналась, стараясь дотянуться и укусить. Вывернутые руки ужасно болели, а мужчины, видно, забавлялись, глядя на ее бесплодные усилия.
        - Ох, какая попрыгушка, - смеясь, сказал кто-то, - подо мной тоже так будешь вертеться, лапушка?
        Любава тяжело дышала, волосы растрепались, падали на глаза. Но она продолжала смотреть на Лейраса. Невозмутимого, спокойного, будто ничего особенного сейчас не происходит. Подошел, заправил выбившиеся пряди ей за уши. Погладил по щеке, небрежно приподнял ее лицо за подбородок, заставляя заглянуть в глаза. Как ей раньше казалось, что его глаза цвета неба? Его глаза цвета зимнего льда - такие же холодные и пустые.
        - Не захотела по-хорошему, значит, будет по-плохому, сладкая.
        - Лер, прошу тебя…
        - Да ты ведь сама этого хотела, сладкая. Игры со мной играть надумала? Сейчас узнаешь, в какие игры люблю играть я.
        Лейрас принялся распутывать шнурок на запястье. Любава видела, что он подвязывает им волосы, чтобы не мешали. Он и сейчас завязал их в хвост. Любава задергалась, закрутилась.
        - Берт, - крикнула она, увидев стоящего поодаль рекрута. - Прошу, помоги! Я ведь тебе жизнь спасла!
        Берт нахмурился и уставился в пол. Он уже положил в карман свою долю монет.
        Любава почувствовала, как ее всю целиком наполняет беспредельный ужас. Неужели то, что с ней сейчас происходит, - правда? Дедуля на полу в луже крови… Она сама с заломленными руками… Лер, который принялся расстегивать пряжку на ремне.
        - С нами потом поделитесь девчонкой? - уточнил Глузд. Его голос дрожал от нетерпения и возбуждения.
        - А почему нет? - ухмыльнулся Лейрас. - Сейчас поучитесь, как надо с мерзавками обращаться, а потом и попрактикуетесь. Руки ей надо бы перевязать только.
        С окна сдернули занавеску, неловко зацепив Кукса. Горшок раскололся, и земля брызнула во все стороны. Любава стояла посреди разоренного мертвого дома. Рядом с мертвым дедулей. Да ей и самой не выжить после всего…
        Ткань разорвали на лоскуты, крепко замотали ей руки до локтя, чтобы не «жглась». Косы, наоборот, Лер распустил. Медленно-медленно, лаская каждую прядь. Гладил, нюхал, наматывал на пальцы.
        - Пожалуйста, пожалуйста… Лер, милый, хороший, отпусти меня…
        - Вот как ты теперь запела, сладкая? Отпустить, говоришь? Так я милый и хороший?
        - Да-да, очень милый. Чудесный, добрый… Отпусти меня…
        Слезы текли по щекам, а не вытереть.
        - Что, парни, отпустим эту плаксу?
        Рекруты хмуро переглянулись, пожимая плечами. Такого поворота они не ожидали.
        - Отпусти, Глузд, - мягко сказал Лер.
        Любава почувствовала, как хватка ослабла. Неужели в Лейрасе проснулось что-то человеческое? Она сделала шаг к двери, еще один… Взялась за ручку.
        - А нет, сладкая. Оставайся-ка с нами! - рассмеялся он. - Видишь, как весело нам играть.
        Любава, которая уже ощутила робкую надежду на свободу, вновь рухнула в пропасть отчаяния. Ее оттащили от двери и вновь поставили перед Лейрасом.
        - Можешь кричать, - говорил он, проводя пальцами по ее щекам и губам. - И плакать. И умолять. Чувствую, повеселимся на славу…
        Он начал одну за другой расстегивать пуговицы на ее платье, пока наконец платье цвета солнца и меда не осело на пыльный пол мятой тряпкой. Рубашку, что оказалась под платьем, просто порвал.
        - Сладенькая, голенькая девочка…
        Он провел требовательными пальцами по всем изгибам ее тела, заставляя дрожать и вскрикивать, а потом дернул за руку, кидая на пол к своим ногам.
        ГЛАВА 29
        Любава очнулась на затоптанном грязном полу, где валялась, словно сломанная кукла. Она больше не чувствовала себя человеком, скорее истерзанным куском мяса. Тело, покрытое холодным потом, колотила дрожь. Сквозь провал окна зияла тьма. Неужели уже ночь? Сколько же часов прошло?
        - Как больно… - прошептала она, не думая, что произносит это вслух.
        - Скоро перестанет болеть, сладкая, - тут же откликнулся веселый голос за ее спиной. Они все еще здесь, они не оставят ее в покое…
        Сжалась в комочек, обхватив колени руками. Лер подошел и толкнул ее в бок носком сапога.
        - Понравилось, плакса? Вижу, что понравилось!
        Несколько голосов рассмеялись в ответ на его слова. Любава уже знала, что умолять бесполезно, только вновь закусила изгрызенные до крови губы, уверенная, что сейчас все повторится сначала, но Лер, подумав, что она, вероятно, лишь бредила, оставил ее в покое, продолжая прерванный разговор с рекрутами.
        - Значит, так и сделаем: Берт останется караулить плаксу - он нас только задерживать будет. Остальные идут рыть могилу. Не хватало еще, чтобы сюда дознавателя с некромантом из города прислали да разговорили наших свинок. Похороним, и делу конец, - деловито, будто говорил не о свершившемся преступлении, а о чем-то обыденном и простом, подытожил Лейрас.
        «Я еще жива, - билась в голове Любавы мысль. - Я ведь жива…»
        Конечно, Лейрас это знал. Потому что дальше принялись обсуждать, каким образом избавиться от девчонки, оказавшейся на удивление очень живучей.
        - Я думал, когда Лейрас и ты, Глузд, на пару ее, ну… того… Так у нее и дух вон, - смеясь, напомнил кто-то, словно рассказывал о чем-то забавном.
        Любава содрогнулась и прижала к животу обвязанные тряпками руки. Даже вспоминать было больно.
        - А если отроются и пойдут шататься? - обеспокоенно уточнил кто-то. - Надо камнями сверху завалить.
        - Я слышал, если живьем хоронить, то человек земли наглотается и уж не встанет, - добавил другой. - Можно еще и камнями сверху.
        Идея понравилась. Никого, похоже, не смущало, что живьем собираются похоронить ни в чем не повинную девушку, не желая убить ее хотя бы из милосердия.
        Любава застонала от ужаса, на крик просто не хватило сил. Разве могла она сегодня утром подумать, просыпаясь в своей уютной постели, о том, что ночью умрет такой мучительной и страшной смертью?
        - Берт, следи, чтобы не уползла, - бросил Лейрас.
        Ушел было, но потом вернулся, присел на корточки рядом с Любавой.
        - Я бы тебя еще разок, пожалуй, поимел на прощанье, но ты теперь грязная вонючка. Утром была такая высокомерная, нос задирала. Хотя сладкая, заразочка, этого не отнять. А теперь посмотри, что с тобой стало - валяешься в грязи, где тебе самое место.
        Он вновь накрутил на палец ее локон, а потом вдруг отхватил кинжалом у основания, так близко к коже, что выступила кровь. Любава не видела, но знала, что он снова его нюхает. От этой мысли затошнило.
        - На память оставлю, - усмехнулся тот, кого неопытная и наивная девушка приняла за прекрасного принца и кто на деле оказался страшнее любой нечисти.
        Рекруты во главе с Лейрасом ушли рыть могилу для нее и дедули, Берт остался караулить. Любава слышала по шагам, что ему не по себе оставаться рядом с ней: Берт ходил туда-сюда по комнате, нервничал. Из-за подспудного чувства вины ему неприятно смотреть на нее. Дедуля говорил, как ему дознаватели рассказывали: убийцы, указывая место преступления, часто не могут заставить себя приблизиться к жертве.
        Вспомнила про дедулю, чье тело так и лежало ничком у разоренных полок. А потом и про могилу…
        Все, что произошло дальше, было продиктовано отчаянием. Любава не рассчитывала остаться в живых, но еще страшнее быть похороненной заживо.
        «Если он не смотрит на меня, я могу попробовать освободить руки!» - подумала она, поворачиваясь в сторону Берта, чтобы точно знать, когда он смотрит, а когда нет.
        Берт поднял с пола стул, уселся: долго ходить после укуса змеи он пока не мог. Увидел, что Любава повернулась и смотрит на него.
        - Эй, ты чего это? Отвернись! Зенки свои убери, кому сказал!
        Любава продолжала сверлить его глазами: или выведет рекрута из себя и Берт ее задушит, или заставит отвернуться - тогда она освободит руки и кинется на него. Силы неравны, и Берт забьет ее до смерти. И тот, и другой вариант ее устраивал.
        Берт грозно поднялся, но постоял секунду и, кряхтя, опустился на место: опухшая нога давала о себе знать.
        - Да смотри. Недолго тебе осталось глаза лупить.
        Поднял с пола изуродованную книгу, принялся листать, разыскивая картинки. Любава вздохнула, осторожно-осторожно поднесла руки, замотанные тряпками, ко рту и стала зубами развязывать узлы. За несколько часов узлы ослабли, а кое-где она сумела прогрызть саму ткань. Через пару минут правая рука оказалась свободна, с левой все пошло еще быстрее. Любава пошевелила пальцами: они сильно онемели и почти не гнулись. Ничего, главное - добраться, ухватить Берта за руку. Он ее, конечно, убьет, но напоследок и она ему жизнь испортит.
        Прикрыла руки тряпками, выжидая подходящий момент, но и тянуть было нельзя: с минуты на минуту вернется Лейрас с рекрутами. Вернутся за ней и дедулей… В тот момент, когда Берт нагнулся за очередной книгой, Любава кинулась на него, вложив в этот рывок всю свою оставшуюся невеликую силу.
        Голова тут же закружилась, а ноги ослабли, но, уже падая, Любава вцепилась в его запястье. Обеими руками за одно - бычачье, почти неохватное. Решила: не отпущу, даже когда начнет лупить свободной рукой, пытаясь стряхнуть.
        - Эй, ты чего? - заорал он, в первую секунду опешив, а потом почувствовал, как похолодела его рука, как она начала отниматься. - А ну пусти, тварь некромантская!
        Он поднялся во весь свой немаленький рост, принялся трясти рукой, но Любава вцепилась намертво. А потом еще, изловчившись, обхватила его ногами. Берт уперся свободной рукой ей в грудь, отпихивая от себя, - бесполезно. Ударил по лицу еще и еще раз. Любава чувствовала, как кровь бежит по губам, но только улыбнулась, чувствуя, что конец близок.
        И эта улыбка на окровавленном лице лишила Берта последних остатков самообладания. Он закричал, завыл, попятился и, споткнувшись, упал на пол. Любава так же крепко сжимала его запястье, чувствуя, как жизненная сила Берта наполняет ее. На вкус он оказался, словно болотная вода, - нестерпимая гадость. А еще Любаву тошнило от осознания того, что она делает: сознательно убивает человека. Причем убивает того, кого ранее спасла. Но жгучее желание жить, охватившее ее, оказалось сильнее любых принципов.
        Любава поняла, что побеждает, а ведь даже не надеялась, что переборет этого огромного быка. Никогда не думала, что у нее столько силы, но неудивительно - ведь до этого момента ей убивать не приходилось.
        Берт затих и перестал двигаться, но еще дышал, и сердце билось. Можно было отпустить его сейчас, он больше не мог причинить вреда, но Любава продолжала пить до тех пор, пока поток жизненной силы не иссяк.
        Поднялась на ноги, оглядываясь и тяжело дыша. Она читала в книге, которую купил дедуля, что некроманты, получив чужую жизненную силу, могут оправиться от самых тяжелых ран, причем очень быстро. Любава не думала, что это возможно, но сейчас ощущала, как боль и слабость покидают тело.
        Она сможет идти. Она сможет бежать! Прямо сейчас! Нашла платье, отброшенное к стене. Теперь оно выглядело, как изношенное и старое. Надела прямо на голое тело. В таком разгроме отыскать сапоги не представлялось возможным - на это нет времени. Ничего, пойдет босиком.
        Но вот уйти, не попрощавшись, Любава не могла. Дедуля лежал ничком на полу, седые волосы испачканы кровью. Любава погладила его по голове, поцеловала. Такой холодный… Она бы, не раздумывая, отдала всю свою силу, всю свою жизнь, чтобы вернуть его назад. Увы, это было не в ее власти. Тот, кто вернется, больше не будет умным, заботливым и любящим профессором Вигге, ее дедулей Биргером. Так же, как и она после этого дня не останется веселой, наивной и беззаботной девчонкой.
        - Спасибо тебе за все, дедуля, - прошептала она.
        Показалось, будто на стене качнулась тень от масляной лампы и тихий голос сказал: «Беги, зайчонок».
        И она побежала. Ледяной воздух поймал ее в свои объятия, так что дыхание перехватило. Но зато и голова прояснилась.
        Сначала Любава бежала по знакомой тропинке к деревне Зилушки, самой ближней к ним, потом опомнилась, что Лейрас знает эту дорогу. Да и в Сморилки бежать страшно. Догонят, схватят и убьют. Теперь, когда она обрела свободу, умирать тем более не хотелось. И Любава решила пробираться в сторону Корни-Кэша. В столице затеряться легче и идти не так далеко.
        Она шла почти три дня, ничего не ела, только пила воду, если встречала по пути ручейки. Спала по чуть-чуть, зарывшись в прелую прошлогоднюю листву.
        Сначала она не знала, что будет делать в городе. Может, станет просить милостыню. Или попросится в храм Всеединого Бога послушницей. Хотя, говорят, туда берут только невинных девушек, а значит, она уже не подходит. Любава нервно захихикала, вытирая слезы. А может, дойдет и умрет в какой-нибудь канаве. Зато свободная!
        Когда усталость в очередной раз сморила ее, ей привиделась их чистая комнатка, залитая светом. Стол с чернильницей, белый лист бумаги и книга, раскрытая посредине, на разделе: «Экзамен в гильдию некромантов». Любава знала, что у нее никогда не было книги с таким разделом, но вспомнила, как дедуля мельком упоминал о том, что экзамены на вступление в гильдию проводят как раз ранней весной.
        - А я бы сдала, как думаешь? - спросила она с любопытством.
        - Думаю, да. Ты уже знаешь все, что необходимо, - подумав и взвесив все, ответил профессор Вигге. Он всегда был честен с ней и обманывать бы не стал.
        В гильдию она не собиралась, но услышать ответ дедули оказалось лестно.
        «Я попробую, - подумала она. - Умереть в канаве никогда не поздно».
        Любава не помнила, как оказалась на пороге того дома на окраине столицы. Постучала и рухнула без сил, уверенная, что так и останется лежать на крыльце, но пожилая одинокая женщина отперла дверь и приютила девчонку, у которой, видно, стряслась какая-то беда. Лезть с расспросами не стала, зато подарила старенькую шаль и разношенные башмаки и объяснила, как добраться в Академию темных искусств, где как раз проходили экзамены в гильдию.
        Секретарь комиссии, вносящий имена кандидатов в список, оглядел ее с ног до головы красноречивым взглядом.
        - Вы ведь не заканчивали Академию? - уточнил он. - Однако планируете сдать экзамен?
        - Да, - коротко ответила Любава.
        Что-то во взгляде хрупкой девушки его убедило.
        - Имя? - спросил он, занеся перо над бумагой.
        - Морана, - ответила она, сама не понимая, что толкнуло ее на это.
        Смерть… Теперь это для нее самое подходящее имя.
        ГЛАВА 30
        Бьярн слушал, не перебивая. Мара чувствовала, как напрягались его мускулы, как сжимались кулаки, и невольно задавалась вопросом: будь он там, выстоял бы против семерых? Спас бы ее? Но какой смысл сейчас об этом думать - прошлого не вернуть.
        Иногда Бьярн касался горячими губами ее виска, точно хотел удостовериться, что Мара, живая и невредимая, сидит рядом с ним. Мара чувствовала, что ему тяжело слушать не меньше, чем ей вспоминать, но его присутствие будто делило боль на двоих. И вот произнесено последнее слово. Мара замолчала.
        - Лейрас Айлири, - тихо и твердо произнес Бьярн так, будто подписывал приговор. - Я запомнил.
        Мара вздохнула.
        - Бьярн… Он на недосягаемой высоте. Все равно что до Вседержителя добраться. Где мы - и где они… Все эти благородные! Мы только грязь на их сапогах!
        - Моя девочка…
        Накрыла его рот рукой.
        - Об этом ни слова! Знаешь, сколько раз я думала о том, что когда-нибудь судьба предоставит мне случай отомстить. Дедуля говорил: зло всегда возвращается к тем, кто его совершил. Очередная сказка… Лейрас живет где-то припеваючи, а мы с тобой здесь, посреди поля, без еды и воды, и денег у нас… Сам знаешь.
        Бьярн поцеловал ее ладонь, и Мара убрала ее, положила голову ему на плечо. Было тепло и уютно и очень хотелось спать. Внутри ощущалась странная пустота, словно прорвался воспаленный нарыв. Не хотелось пока волноваться о том, собрали ли Шепчущие свою дань или им, ненасытным созданиям, мало?
        - Любава, - сказал Бьярн. - Могу я так тебя называть?
        Мара ждала этого вопроса и заранее приготовила ответ.
        - Нет… Наивная девочка Любава умерла в тот страшный день. Я не хочу больше слышать этого имени.
        - Моя хорошая… Жаль, что ты мне не рассказала все тогда, когда мы повстречались. Возможно, я бы сумел их догнать.
        - О, Бьярн… - только и могла сказать Мара, вспомнив, как пришла в трактир нанимать помощника.
        В тот момент ей бы и в голову не пришло попросить у кого-то помощи.
        - Когда увидел тебя, такую юную, сначала поверить не мог, что ты пришла за наемником, но знак гильдии лежал на столе, не давая ошибиться. Такая испуганная хрупкая девочка. С первого взгляда стало ясно, что с тобой стряслась беда.
        - Правда?
        Мара-то была уверена, что отлично держалась, казалась себе взрослой и выдержанной, хотя внутри все дрожало от страха: идти бок о бок с этим страшным огромным парнем, ночевать рядом с ним. Но у нее просто не оставалось иного выхода.
        - Я просто не смог пройти мимо. Как, думаю, брошу эту девчушку? Мне показалось, тебе лет четырнадцать…
        - Шестнадцать… Было тогда.
        - Моя маленькая. Рядом с тобой я чувствую себя стариком.
        - А сколько тебе лет, Бьярн?
        Удивительно задавать такой вопрос после двух лет работы вместе, но, похоже, они только сейчас начали по-настоящему узнавать друг друга.
        - Двадцать шесть.
        - О да, старик Бьярн, - Мара невольно улыбнулась, а потом удивилась: надо же, она ведь не разучилась улыбаться после всего.
        И смеяться, и радоваться, и дурачиться иногда. Неужели не все потеряно и когда-нибудь, пусть не скоро, она сможет стать такой же, как другие девушки? Вести нормальную жизнь и не шарахаться от каждой тени?
        Бьярн поцеловал ее в уголок рта быстрее, чем понял, что делает, и тут же, Мара по его глазам поняла, испугался, ожидая ее реакции. Теперь, зная все, что произошло, он не удивится, если Мара его оттолкнет, или ударит, или снова закроется, став холодной и отстраненной. Мара и сама ждала: вот сейчас ее затопит волна ужаса и отвращения. Однако ничего не произошло. Бьярн оставался уютным и теплым и вкусно пах костром.
        - А знаешь, о чем я думала тогда? - спросила она, решив быть честной до конца. Пусть между ними больше не останется тайн. - Ты сказал, что твоей силы хватит на четверых таких, как я. А я обрадовалась: «Пусть он так считает! Я в любой момент могу его убить, как убила Берта!» Я знала, что моей силы хватит, чтобы убить тебя, если понадобится…
        Мара опустила взгляд. Зря рассказала! Кому приятно услышать, что два года проработал с человеком, который в случае необходимости может убить. Однако Бьярн вовсе не выглядел уязвленным.
        - А зачем же тогда за нож все время хваталась? - усмехнулся он. - Грозная моя птаха.
        Мара пожала плечами. И правда, зачем? А потом поняла: нож стал бы последним предупреждением. Не смогла бы она просто так убить человека, что бы ни говорила.
        Какой странный у них получался разговор, но отчего-то с каждым сказанным словом становилось легче на душе. Она бы не пережила, если бы Бьярн стал строить планы мести или мучительно подбирать слова утешения. Это его краткое и емкое «Я запомнил» сказало больше множества бессмысленных слов. А еще Мара чувствовала, будто рухнула преграда между ними. Бьярн всегда оставался только напарником, пусть и таким, на которого можно положиться, а стал… Нет, она пока не знала, кем он стал, но как же хорошо сидеть в кольце его рук. Она почти решилась спросить: «А у тебя какая тайна, Бьярн?» - но удержалась в последний момент. Бьярн почти два года ждал, пока она откроется ему, теперь ее очередь ждать. Каждый имеет право на тайны.
        - Попробуй заснуть, птаха. Тебе нужно отдохнуть.
        - А если утром окажется, что Шепчущие не выпустили нас? Что, если им мало?
        Мара совсем не хотела, чтобы голос предательски дрогнул, но это случилось. Бьярн мягко пожал ее ладонь.
        - Подумаем об этом утром.
        Мара устала и перенервничала, и Шепчущие казались сейчас меньшим злом по сравнению с тем, что пришлось вытащить на свет из глубин памяти. Она так и уснула у Бьярна на руках. Но незаданный вопрос продолжал крутиться в голове, пока Мара не погрузилась в сон: «Кто же ты, Бьярн? Незаконнорожденный сын благородного мерзавца? Беглый преступник? Обычный горожанин, зачем-то притворяющийся деревенским парнем? Кто? Кто? Кто?»
        Ей казалось, она совсем ненадолго закрыла глаза, когда почувствовала, что теплая ладонь гладит по щеке.
        - Птаха, посмотри.
        Сквозь неплотно задернутую ткань пробивались яркие лучи солнца. Мгла развеялась. Шепчущие отпустили их.

* * *
        Последние крохи товара распродали в Корни-Кэше за полцены. Обоз опустел. Альф был доволен выручкой и потому щедро отсыпал Бьярну и Маре двадцать монет сверх обговоренных.
        - Это Эрл заработал, - сказал, подмигнув.
        Он звал напарников сопровождать их на обратном пути, но Мара взвесила все за и против и отказалась. Дорога дальняя, а осень почти закончилась. Месяц потратят на дорогу туда, а назад уже не найдут обоза, придется выбираться самим. На севере Симарии в это время года обычно выпадает снег, а с ними Эрл - нельзя рисковать. Поэтому на обратную дорогу Альф нанял троих молоденьких некромантов, только-только окончивших Академию, и их напарников.
        Денег по-прежнему мало, но на первое время хватит. Мара надеялась найти подработку, в столице это сделать проще, чем в маленьких городах. Бьярн выслушал ее доводы и согласился. Напарники тепло попрощались с Альфом, братьями и Тайлой. Артисты оставались зимовать в Корни-Кэше, и с ними условились встретиться ночью на Поворот года в таверне «Сытый воин» - одной из лучших в столице.
        - Я почти сложил песню о подвиге Бьярна, - похвастался Вильям.
        - Это о каком? - нахмурился Бьярн, который, видно, вовсе не жаждал славы, особенно с легкой подачи Вильяма, любящего приукрашивать и привирать. - Если о том, как я зарубил тех мерзавцев, и думать не смей. Девушки не должны быть впутаны в историю.
        Тайла с беспокойством посмотрела на артистов. Такой сомнительной славы она тоже не хотела.
        - Да нет! - махнул рукой Бимер. - О битве со стадом шатунов. Ты был невероятно крут тогда. Спас всех нас!
        - Это Мара всех нас спасла, - отрезал Бьярн. - Думаю, мы обойдемся без песни.
        Вильям промолчал, но остался при своем мнении.
        Обнялись на прощание. Эрл немного поплакал, прощаясь с Тайлой, но когда она, расчувствовавшись, предложила поехать с ними, решительно покачал головой:
        - Я не брошу Марунечку!
        Мара растрогалась и обрадовалась. Ведь отпустить Эрла она бы все равно не смогла - не станешь ведь объяснять Альфу, что мальчик серьезно болен, да к тому же опасен.
        Тайла и Мару притянула к себе, прижала. Мара подняла руки, сделавшиеся словно деревянными, и обняла в ответ, злясь на себя, что все-таки она совсем дикая: ни обнять, ни приласкать не может. Разучилась за два года.
        - Ты только его не потеряй, - прошептала Тайла, шмыгнув носом. - Я, знаешь, рада, что он с тобой, а не какой-нибудь дурочке достался.
        - Он не со мной, - растерялась Мара. - Он сам по себе…
        Действительно, разве она имеет какие-то права на Бьярна?
        Проводили обоз до ворот. Мара долго смотрела вслед, удивляясь тому, что успела привязаться к этим в общем-то чужим людям. А совсем скоро предстояло новое расставание.
        На ночь остановились на маленьком постоялом дворе. Мара понимала, что пора начинать экономить деньги: зима на носу, а работы у нее пока нет. Перебирала в голове возможности и варианты. Раньше она снимала на холодный сезон комнатку с полным пансионом в доме «У тетушки Роуз». Маленькую, плохо отапливаемую, но ничего, жить можно. Крутилась как-то, зарабатывала мелкими заказами, а могла себе позволить и отдохнуть. Сейчас так не получится: с нею Эрл, значит, нужна квартира на две комнаты, теплая и уютная, если она не хочет, чтобы мальчишка все время ходил простуженным. Да к тому же раз в неделю малышу необходима настойка живисила. Мара, наморщив лоб, попыталась посчитать, на сколько хватит отложенных денег, и расстроилась: выходило, самое большее на месяц.
        Бьярн на зимний сезон снимал комнату на другом конце города, устраивался то ли охранником, то ли вышибалой. За него Мара не волновалась, но и попросить на Эрла долю из заработанных вместе денег совесть не позволяла.
        - О чем думаешь, птаха? - спросил Бьярн за ужином.
        Он уже расправился со свиными ребрышками, выпил кружку светлого эля и доедал за Эрлом пирожок, который тот надкусил и скривился: «Фу, с капустой». Мара же так и сидела, уставившись в тарелку. Она хотела по обыкновению огрызнуться: «Отстань», но подняла глаза и натолкнулась на внимательный теплый взгляд.
        Разозлилась даже: «Ох, Бьярн, что же ты делаешь! Уйдешь, а как я буду без тебя!» Она и забыла, что не так давно сама хотела его прогнать. Но и посвящать в планы не собиралась: не хотелось, чтобы он чувствовал себя обязанным помогать из-за жалости и чувства вины. Они, конечно, напарники, но тот доверительный разговор не дает ей на него прав.
        - Просто думаю, какой пансион выбрать для себя и Эрла. «У тетушки Роуз» неплохо, но дороговато. Говорят, еще «Полная чаша» хороший, там часто останавливаются женщины с детьми…
        Бьярн сжал губы. Мара подобралась: понятно, что злится, но непонятно, из-за чего. Но он уже поборол гнев. С того дня, как он напугал ее в деревне, научился быстро справляться с собой.
        - Птаха… Ты ведь правда не понимаешь, как сильно обижаешь меня?
        - Обижаю? - Мара действительно ничего не понимала. - Как?
        - Разреши мне позаботиться о вас! Ты серьезно думаешь, что я уйду, бросив тебя и Эрла с теми жалкими крохами, которые удалось накопить?
        Мара пожала плечами, как всегда делала, когда у нее не находилось ответов на вопросы. Она действительно думала именно так. Он имеет полное право уйти, а она держать не станет. Бьярн, прочитав ответ в ее взгляде, только головой покачал:
        - Мара… Выслушай. Только не пугайся! Я предлагаю снять дом для нас троих.
        Предостерегающе поднял руку: «Дай договорить!» - когда Мара встрепенулась, услышав про дом. Как это для них троих? В каком качестве она окажется в этом доме?
        - Я тоже принял на себя ответственность за мальчика, когда разрешил ему идти с нами. Почему теперь ты одна должна заботиться о нем? Втроем выжить проще. Найдем возможность заработать. Тебе не придется волноваться, чтобы денег хватило на новую порцию настойки для Эрла. Будем жить рядом как напарники, и только.
        - А что потом? - прошептала Мара, сдаваясь.
        Как бы она ни храбрилась, а мысль о том, что придется обеспечивать себя и Эрла долгую зиму, ее пугала.
        - Потом наступит весна, - улыбнулся Бьярн.
        Весна. Благословенное время. Можно снова отправиться по деревушкам и городкам, выполняя заказы. Можно снова наняться в обоз - прибыльное дельце и не слишком хлопотное, хоть Бьярн и ворчит, что это для слабаков.
        Эрл, который во время разговора наворачивал круги по двору, гоняясь за кошкой, вернулся и очень обрадовался тому, что они снимут домик.
        - А у меня будет своя комната? - незамедлительно поинтересовался он.
        «А у меня-то будет своя комната?» - в унисон подумала Мара с некоторым страхом.
        ГЛАВА 31
        В итоге своя комната оказалась у Бьярна, а у Мары и Эрла одна на двоих, зато большая. Домик нашли на окраине, изрядно умаявшись. За жалкие хибары, где сквозь щели в стенах проникал сквозняк, некоторые хозяева заламывали такие цены, что Мара и Бьярн бежали от них быстрее, чем от шатунов. Но на вечер второго дня им повезло: на окраине города отыскался уютный и теплый домик, маленький и симпатичный, с резным крыльцом и свежевыкрашенными в синий цвет стенами.
        На втором этаже, под чердаком, крошечным, где только Эрл мог стоять, не согнувшись в три погибели, расположилась небольшая комната, которую решили отдать Бьярну. Бьярн зашел в нее, и в комнате сразу стало тесно. По этому поводу Мара и Эрл, не сдержавшись, похихикали в кулак.
        - Я тогда займу вашу комнату, - прогудел Бьярн, пряча улыбку, и рванул к двери, понимая, что Мара и мальчишка вслед за ней с топотом понесутся вниз баррикадироваться в спальне, которую облюбовали. Он-то, конечно, не побежит, но вдоволь посмеется над трусишками.
        Маре сразу понравилась комнатка внизу - квадратная, светлая, стены украшены изображениями цветов. Из мебели всего лишь пара кроватей, стол да шкаф, но это ничего, ерунда. Сама Мара выросла, имея в распоряжении только уголок за занавеской, однако никогда не чувствовала себя ущемленной и несчастной.
        Пока Эрл скакал на пружинящих матрасах, Мара пошла осмотреть зал. Залом общую комнату можно было назвать с большой натяжкой, потому что небольшое вытянутое помещение совмещало в себе и прихожую, и холл, и столовую, и даже кухню. Как во многих небогатых домах, еду предстояло готовить прямо в камине, сложенном в торцевой стене комнаты. Но Мара привыкла готовить на открытом огне, всю жизнь так готовила.
        Подвала в домике не оказалось, только подпол, куда предстояло спускаться по скользкой железной лестнице, откинув перед этим тяжелую деревянную крышку. Мара не поленилась, слазила посмотреть, не ждет ли их внизу какой-нибудь сюрприз - после гомункулов в банках она не слишком доверяла щедрым хозяевам.
        Внизу оказалось холодно, пусто и пахло сыростью, но ни гомункулов, ни другой нечисти не обнаружилось. Что же, отличное место, чтобы хранить припасы.
        Что и говорить, с домиком повезло. И обошелся он напарникам относительно дешево: Бьярн отдал за месяц всю заработанную выручку, а на те деньги, которые остались у Мары, планировалось обзавестись необходимыми вещами на первое время и закупить еды.
        - Ничего, заработаю, - уверил он.
        - Заработаем! - поправила его Мара.
        Сидеть на шее у напарника она точно не собиралась, а тем более принимать милостыню. Бьярн только вздохнул: «Вот упрямая!»
        - Отдохни хотя бы пару дней, - не удержался он. - Работа от нас не убежит.
        - Если только пару дней, - подумав, согласилась она, тут же пожурив себя за лень. Но так и быть: один выходной можно себе позволить.
        - Давайте завтра прогуляемся по центру? Будет ярмарка. В Пестрых Рядах представление должны давать, и на улице станут выступать артисты. Может, передвижной зверинец появится.
        Эрл слушал, раскрыв рот, а Мара хмурилась.
        - Бьярн, но это сколько денег!
        - Один раз можем себе позволить.
        Мара посмотрела на подпрыгивающего от предвкушения мальчика.
        - Ох, ну ладно…
        - Платье тебе купим для прогулок, хочешь?
        - Точно нет! - отрезала она.
        Мара не любила толпу и всех этих странных увеселений. Что за удовольствие толкаться локтями и, приподнимаясь на цыпочки, пытаться разглядеть из-за чужих голов посиневших от холода актеров, пытающихся натужно шутить.
        Вся центральная улица, идущая вниз от дворца Вседержителя вдоль реки Тихой, оказалась забита под завязку балаганами с развлекающими публику артистами всех мастей - фокусниками, жонглерами, комедиантами; ларьками со сладостями; кибитками, куда за монетку пускали посмотреть на какую-нибудь невиданную доселе нечисть. Мара подозревала, что чаще всего в роли нечисти выступали собаки, облаченные в сшитые из обрывков меха шкуры, да дети хозяев с изготовленными из соленого теста уродливыми накладными лицами. Она и раньше, когда зимовала в столице, никогда не посещала подобные сборища, и сейчас скептически поглядывала на Бьярна и Эрла, которые, в отличие от нее, похоже, были в восторге. Мальчишки, что с них возьмешь. Нет, ну ладно Эрл - он маленький еще, но Бьярн! Взрослый мужчина, а с таким восторгом смотрит на яблоко в карамели, будто в жизни ничего вкуснее не ел.
        А может, не ел? Что она о нем знает, в конце концов? Тайла напридумывала невесть что, а она и поверила. Возможно, Бьярн просто от природы сообразительный и нахватался знаний в деревенской школе, организованной каким-нибудь энтузиастом-горожанином для умненьких ребят. Мара слышала о таких: в Зилушках вот один пытался, но потом мужики местные его прогнали, сказав, что нечего детям мозги забивать этой ученой ерундой.
        Так что Бьярн и Эрл получали удовольствие от жизни, а Мара героически терпела. Но и ее терпению пришел конец, когда на тумбы, расположенные в разных местах улицы, поднялись глашатаи в ярко-красных плащах и одновременно повсюду прозвучал сигнал труб, призывающих к вниманию. Голоса умолкли, представления остановились, все взгляды обратились на фигуры в красном.
        - Слушайте! Слушайте все! Великий светлый день! Славьте его! Сегодня день рождения старшего сына Вседержителя!
        Толпа восторженно завопила, захлопала, засвистела. Мара и Бьярн переглянулись с одинаковыми кривыми ухмылками. Мара не знала, о чем думал Бьярн в эту секунду, но сама думала примерно следующее: «О, еще один благородный сынок! Развалился сейчас, наверное, за столом. Лопай, не подавись!»
        Глашатаи вдруг слаженно опустились на колени, голоса загудели скорбно:
        - Молите великого Всеединого бога о нем! Молите бога, ибо он нуждается сейчас в ваших молитвах!
        Толпа горестно взвыла, некоторые покорно пали на колени, поднимая руки к небу. Отзывчивый Эрл захлюпал носом. Глаза Бьярна полезли на лоб, даже он, похоже, не выдерживал подобного зрелища. Мару разбирал смех.
        - Какие-то сумасшедшие люди, - пробормотал Бьярн, - пойдемте отсюда!
        Он схватил одной рукой ладошку Эрла, другой - Мару и повел за собой, грудью раздвигая стенающую толпу.
        - А почему все расстроились? - пищал на бегу Эрл. - А что случилось? Если день рождения, то надо радоваться!
        - Кто знает! Может, он болен? - предположила Мара и тут же злобно порадовалась: - А и ладно! Одним благородным больше, одним меньше!
        Бьярн хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли ему кто-то в этот момент наступил на ногу.
        - Если день рождения, то все должны есть торт! - не унимался Эрл. - На мой день рождения мамуля всегда пекла торт!
        - А когда твой день рождения, малыш? - притормозил Бьярн.
        - Не знаю, осенью… Когда выпадает первый снег.
        Мара и Бьярн переглянулись и поняли друг друга без слов: на севере Симарии, у Чернолесья, где жила семья Эрла, снег выпадал примерно в это время года. Бьярн круто свернул и затянул их в крошечный кондитерский магазин, пропахший пряностями и сахаром. Казалось, что здесь сам воздух сладкий. Эрл получил маленький торт с кремовыми розочками и разноцветными карамельками. Бьярн выложил на прилавок шесть монет - и Мара едва не протянула руку, чтобы остановить эту баснословную трату, но удержалась. Малыш Эрл заслуживал того, чтобы обрести немного радости. Они все заслуживали.
        Ужинали тортом, сидя у разожженного камина. Каждый получил по крошечному кусочку и по кружке кипятка - на травяной сбор для взвара решили не тратиться. За окнами разгулялась непогода. Днем заметно похолодало, а теперь, под вечер, задул ветер такой силы, что сорвал с деревьев последние желтые листья. Мара знала, что завтра утром вся улица будет устлана пестрым ковром.
        Как вовремя они сняли домик: еще немного - и наступит зима. Правда, за один день потратили почти все отложенные деньги, но это ничего. Завтра найдут работу и продержатся как-нибудь. В услугах опытного некроманта в столице нуждались часто, обязательно подвернется какое-нибудь дело.
        Если бы Мара знала, что завтра вечером будет ненавидеть свою профессию… Впрочем, чему удивляться: если ты некромант, то получи все, что полагается, - смерть, человеческую подлость и прочие составляющие. И кто ее дернул устроиться помощником дознавателя?
        ГЛАВА 32
        Все вышло случайно. Решили утром прогуляться по округе, посмотреть. Район города, где они остановились, был небогатым, но и трущобами его назвать было нельзя. Нашли несколько постоялых дворов, куда Бьярн мог бы устроиться охранником. Ни учреждений, ни крупных магазинов. Маленькая лавка травника на углу - Мара ее приметила, чтобы знать, куда приходить за настойкой живисила, когда их припасы закончатся. Жилой район окраины столицы не предоставлял широкого выбора. Что же, придется завтра с утра отправляться ближе к центру или сразу в контору, где оставляли заявки работодатели. Прошлой зимой Мара подрабатывала именно так. Оставила в конторе свои данные и забегала каждое утро, чтобы узнать, не поступило ли запросов на ее услуги. Бывало, ее помощь требовалась немедленно, в такие дни к ней прибегал мальчишка-посыльный, иногда даже по ночам.
        Уже хотели возвращаться, понимая, что искать дальше бесполезно, хотя домой можно было не торопиться: Эрл под присмотром. Получилось так, что с утра пораньше из соседнего дома, стоящего стенка к стенке с их собственным, прибежали два братика-погодка, увидевших, что в пустующий до этого особнячок въехала семья с мальчиком-ровесником. А следом пришла их мама - молодая симпатичная женщина, принесла пирог.
        - Какая вы юная, - удивилась она, разглядывая новоиспеченную соседку.
        Мара действительно никак не могла быть матерью Эрла, но вдаваться в подробности не стала, ни к чему это. Пусть в глазах всех они будут казаться обычной семьей.
        - Вы, наверное, вдовец? - сделала новое предположение разговорчивая женщина, решив, очевидно, что молодой красивый мужчина, овдовев, женился во второй раз.
        Бьярн промычал нечто неопределенное, что приняли за согласие. В конце концов новое знакомство оказалось очень кстати. Эрл побежал играть с братьями, а женщина, которая назвалась Вики, вызвалась присмотреть за ним, пока Мара и Бьярн ищут работу.
        - Где двое, там и третий, - добродушно сказала она. - Хотите, могу каждый день присматривать. Тем более что мальчишка у вас просто чудесный!
        Сговорились за монету в день. У Мары камень с души упал: оставлять Эрла одного, запертого в доме на целый день, не хотелось. А теперь за ним присмотрят, да и скучать не станет.
        Так что Эрл находился на попечении Вики, когда напарники рыскали по округе в поисках предложений о работе. Они уже повернули к дому, когда заметили притулившееся в тупике короткой улицы неказистое здание с красной крышей. Красные крыши указывали на казенное учреждение: их всегда должно быть видно издалека.
        Обменялись взглядами: «Посмотрим?» - и оба одновременно кивнули. Под красной крышей расположился охранный стан - маленькое отделение системы, призванной следить за порядком в столице. Обычно в стане работали двое, редко трое дознавателей, каждый с помощником-некромантом, да несколько стражей, которые подключались к делу тогда, когда необходим был не разум, а грубая сила.
        Как показывал небольшой опыт работы Мары в таких местах - прошлой зимой она несколько раз оказывала услуги как наемный некромант, - грубая сила требовалась гораздо чаще. Дела редко бывали сложными и запутанными. Если и случалось убийство, то раскрыть его по горячим следам можно было в тот же день, просто задав нужные вопросы погибшим. Неприятно, но несложно. Только однажды пришлось собрать целую команду дознавателей, некромантов и стражей для расследования: тот самый случай, когда мать, тронувшаяся рассудком от горя, заманивала мужчин и скармливала их умершему сыну, ставшему шатуном.
        За конторой у входа грустил дежурный - один из стражников. При виде Мары и Бьярна немного оживился и взял в руки перо:
        - Ограбление? Убийство? - спросил он едва ли не радостно, видно, день выдался небогатым на события и бедняга совсем измучился. - Изна…
        Не смог закончить фразу, потому что тяжелая рука Бьярна легла ему на плечо. Заговорил он, однако, миролюбиво:
        - Вам сотрудники на постоянную работу не требуются? Некромант и стражник.
        - Это вы, что ли? - парень оглядел пришедших с ног до головы, потом махнул рукой куда-то влево. - Вообще требуются как раз. Господин старший дознаватель у себя, можете зайти.
        Господин старший дознаватель, пожилой, но поджарый мужчина, с коротко остриженными волосами и бритым лицом (Мара прямо-таки остолбенела на пороге: бритым она как-то не очень доверяла), узнав, в чем дело, указал на стулья перед собой.
        - Витор Даг, - представился он. - Так вы хотите у нас работать? - Критически осмотрел Мару. - И что, значок гильдии имеется?
        Бьярн в роли стражника его, похоже, сразу устроил.
        Мара выложила на стол значок, уговаривая себя не злиться. Он ведь не обязан ей на слово верить, а на лбу у нее не написано.
        Как выяснилось чуть позже, зашли они удачно. Совсем недавно помощник дознавателя перевелся в стан, расположенный ближе к центру, а стражники требовались всегда: многие не выдерживали тяжелой работы и увольнялись. Одно дело - сиднем сидеть в трактире, совсем другое - высунув язык, рыскать по городу с утра до поздней ночи.
        - Я вас возьму, почему нет. Но с испытательным сроком. Оплата… - Витор задумался. - Шесть в день стражнику, пять помощнику дознавателя.
        Мара нахмурилась. Она знала, что будущий начальник обманывает: помощники дознавателя всегда получали больше. Но она девушка, а значит, шансов найти хорошее место у нее гораздо меньше. Согласится, никуда не денется. И Мара согласилась, мрачно переглянувшись с Бьярном. Тот попытался успокоить ее взглядом, словно хотел сказать: «Плевать, мы же вместе». Но было обидно.
        - Вы ведь грамотные оба? - спохватился Витор. - Только грамотных принимаем.
        - Угу, - не разжимая губ, подтвердила уязвленная Мара. А потом подумала: «А вдруг Бьярн…»
        Но он тоже кивнул. Витор положил перед каждым листы бумаги и перья, поставил чернильницы.
        - Ладно, пишите, - задумался. - Ну, давайте хоть из клятвы…
        Принялся мерить шагами комнату за их спинами, диктуя:
        - Поступая на службу, торжественно присягаю на верность Вседержителю и клянусь…
        Мару учил грамоте профессор, и до сих пор ее почерк оставался округлым, немного детским, буквы выходили аккуратными и слишком старательными. Писала она медленно и, как ни печально сознаваться в этом, продолжала иногда сажать кляксы. Она вывела несколько слов, потянулась к чернильнице макнуть перо, посмотрела на Бьярна и вздрогнула.
        Ладно, следует признать, Тайла оказалась права. Ни один деревенский парень не осилил бы такого виртуозного обращения с пером. Бьярн будто играючи держал перо своими огромными пальцами, и на бумагу ложились ровные, словно стежки, строчки. Не просто какие-то корявые буквы - линии с нажимом там, где необходимо, и тонкие при соединении букв. Перо летело по бумаге, не забывая оставлять даже затейливые завитушки на заглавных буквах.
        Мара позабыла о том, что с ее пера капают обратно в чернильницу черные капли - так засмотрелась. Ох, Бьярн… Если ты скрываешься от кого-то, именно эта мелочь и может тебя выдать с потрохами.
        Бьярн поймал ее взгляд, приподнял брови: «Что?» Мара указала глазами на лист, пока начальник не видел, покачала головой: «Не так». Бьярн понял. Кажется, впервые за эти два года Мара увидела, как он побледнел. Скомкал исписанный лист в руке и засунул в карман.
        - Испортил, - вслух сказал он. - Давно не писал…
        Начал сначала, старательно подражая неуклюжему почерку деревенского парня.
        Судя по всему, с заданием они справились, потому что Витор приказал ждать в кабинете, а сам отправился за подъемными и договориться об обмундировании для новых сотрудников.
        - Мара… я… - начал Бьярн, с трудом подбирая слова. Вид у него был такой, словно он только что повстречал стадо шатунов.
        - Не надо, не говори, - оборвала она.
        - Я и не могу… Не имею права. Прости!
        Как ему худо, бедному. Бьярн выглядел ужасно виноватым. Мара дотронулась до его руки.
        - Каждый имеет право на тайны. Ничего.
        Больше об этом не говорили.
        Мара надеялась, что сегодня их отпустят домой: Эрл хоть под присмотром, но начнет волноваться, прождав их несколько часов. На подъемные можно купить крупы, овощей и мяса, так, чтобы на неделю хватило. Мара мысленно составляла в голове список трат, когда в комнату ворвался стражник, дежуривший у двери:
        - Господин дознаватель зовет вас с собой. Труп нашли!
        Вот так всегда, стоит только начать строить планы, как все летит в тартарары.
        Старший дознаватель уже ждал у выхода.
        - Идешь со мной, - отрывисто бросил он. - И надень перчатки, ты теперь штатный некромант. Могут выписать штраф. Пока так, а завтра выдадут обмундирование.
        Он протянул ей черные тканевые перчатки, обычные для униформы штатного помощника дознавателя. Мара, кривясь, натянула их на руки. Как же неприятно ощущение скованности на коже, но никуда не денешься. Шагнула следом за начальником к выходу, Бьярн за ней.
        - Эй, а ты куда собрался? Стражники ожидают на месте до особых распоряжений.
        Судя по лицу Бьярна, он хотел уволиться в ту же секунду: так сжал скулы, что желваки напряглись. Мара дотронулась до его руки: «Ничего, мы ведь не можем быть всегда вместе. Это работа».
        - До вечера, - прошептала она.
        - До вечера, птаха.
        Признаться, Маре и самой стало немного не по себе: она так привыкла видеть Бьярна рядом с собой, что теперь словно часть ее тела или души оторвали от нее. Поэтому мысль о том, что они увидятся вечером, еще больше согревала.
        Работа помощника дознавателя не так проста, как кажется. Да, большинство убийств раскрываются быстро. Обычно люди убивали непредумышленно, в порыве ярости или страсти, а потом бежали, бросив труп на месте преступления. Но существовали и те, которые все тщательно планировали и старались замести следы преступления. Например, прятали тело, чтобы его не могли обнаружить несколько дней - тогда разговорить несчастного уже почти невозможно. Или пытались впрыснуть в кровь яд, чтобы хотя бы так помешать расследованию и не позволить провести обряд передачи последних воспоминаний. Тот самый, который Мара использовала, расследуя убийство Базиля. В большинстве случаев уловки не помогали, и опытный некромант находил способ установить истину.
        Но то, что Мара увидела на месте преступления, даже для нее оказалось в новинку. Тело обнаружили на скамейке в небольшом сквере. Издалека все казалось обычным - парень сидел, откинувшись на спину, свесив голову на грудь. Либо жертва ограбления, либо умер своей смертью, перебрав с алкоголем. Немного времени займет. Мара приблизилась, стягивая с рук перчатки, и застыла.
        Тело вблизи напоминало сдувшийся воздушный шарик, казалось странно сплющенным, точно внутри не имело ни костей, ни органов. Мара подняла руку жертвы и ощутила, что та повисла, прогнувшись, словно была сделана из резины. Ладно, еще можно предположить, что убийца каким-то образом выпотрошил несчастного, но представить, что он вынул кости, притом что на теле нет заметных разрезов, было практически невозможно.
        Мара сосредоточилась, перебирая в памяти все способы и варианты преступных хитростей, - на ум ничего не шло.
        - Что скажешь? - спросил начальник, выждав какое-то время. - Есть мысли?
        Мара оторопело покачала головой, но тут же приказала себе собраться. Ты профессионал или где?
        - Я попробую воскресить. Возможно, оно что-то скажет.
        - Действуй, - разрешил Витор.
        Мара вовсе не была уверена, что обезображенное тело поддастся ее влиянию, но попробовать стоило. Вспышка! И мертвец, сидящий на скамейке, действительно сделал попытку пошевелиться. Правда, у тела, практически лишенного костей, это получалось плохо, и движения напоминали подергивания дождевого червяка в луже.
        - Твое имя? - спросила она, хотя и понимала, что в данном случае ошибки никак не может быть: мертвец был мертвее некуда.
        Тело промычало в ответ невнятное. Мара вопросительно посмотрела на начальника. Она свою работу выполнила, задавать вопросы - прерогатива дознавателя, некромант же только посредник в разговоре. Но не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, каким станет первый вопрос.
        - Кто тебя убил? - спросил дознаватель, а Мара повторила, обращаясь к воскрешенному.
        Тот силился поднять болтающуюся голову, но так и не сумел. Двигать челюстями, упираясь подбородком в грудь, он не мог, поэтому продолжил бормотать нечто нечленораздельное. Мара, вздохнув, задрала ему голову. Молодой совсем парень. Печально.
        - Кто тебя убил?
        - Я… убил… его… Он… убил… меня…
        - Что? - озадаченно спросил Витор, очевидно, и сам впервые столкнувшийся с таким ответом.
        - Не знаю, - призналась Мара.
        - Спроси его, кто «он».
        - Кто - он?
        - Я… Я - он… Он - я…
        - Бред! - разгорячился Витор. - Да ты нормально спроси! Так, чтобы он ответил!
        Мара оглянулась на начальника, но ничего не стала говорить. Еще не хватало вылететь с работы в первый рабочий день.
        - Назови имя того, кто тебя убил, - приказала она. «Раз уж господин старший дознаватель дал позволение!» - скептически дополнила про себя.
        Воскрешенный долго молчал, только открывал и закрывал рот, словно пытался выскрести что-то из глубин памяти.
        - Нет имени… - тихо произнес он, а потом стал кричать все громче и громче. - Нет имени. Нет имени! Нет имени!!!
        Он орал так, что Витор зажал уши.
        - Упокой его! Упокой! - закричал он.
        - Умри!
        Вспышка. Парень дернулся, сполз на мокрую осеннюю траву, замерев уже навсегда.
        - Поехали к медикусам, - мрачно изрек начальник.
        Медикусы часто оказывали помощь в странных делах, требующих дополнительных исследований. Проводили вскрытие, могли определить присутствие в крови яда или обнаруживали невидимые с первого взгляда следы уколов или укусов.
        В городской больнице существовало особое отделение в помощь дознавателям, где всегда дежурил один из медикусов.
        Мару представили смуглому молодому медикусу Вайсу и попросили подождать - ее знания тоже могли понадобиться. Вайс провозился с телом до поздней ночи, исследовал вдоль и поперек. Мара и рада была бы помочь, но к столу ее не подпускали: не положено. Но и домой не отпускали: может пригодиться в любой момент.
        В итоге узнали то, о чем и так уже догадывались. На теле ни одного разреза, однако почти все кости неведомым образом растворились, а внутренние органы попросту исчезли. Вайс заметил только одно наружное повреждение - укус с внутренней стороны губы. Но укус почти зажил и, скорее всего, к делу отношения не имел: вероятно, симпатичного парня в порыве страсти укусила возлюбленная. Мара надеялась, что именно в порыве страсти, а не пытаясь отбиться…
        И все же о своем предположении рассказала.
        - Возлюбленная, значит? - удивился Витор, но подумал и добавил: - Значит, завтра поищем возлюбленную. Жаль, имени своего он нам так и не сказал.
        «Да, жаль, - согласилась Мара. - Ведь если бы сказал, это означало бы, что он жив…»
        Домой вернулась совершенно разбитая, уставшая и голодная. Ей казалось, что от нее за версту разит покойницкой. Работенка, чтоб ее…
        В окнах домика горел свет. Мара надеялась, что Бьярн давно дома и Эрл не успел соскучиться. Наверное, они давно спят - ночь на дворе. Догадались ведь перекусить чем-нибудь? Ну, Бьярн точно Эрла голодным не оставит, сварит свою знаменитую похлебку. А сама на ужин даже не надеялась. Умыться бы холодненькой водичкой и спать, спать, спать!
        Мара тихонько отворила дверь и вошла. И тут же с коврика у камина подскочил Эрл, а с кресла поднялся Бьярн.
        - Я закончил работу и пытался тебя найти, - сказал он. - Но никто не знал, куда вы отправились.
        - А мы тебе воды принесли! - закричал Эрл. - И нагрели! А еще Бьярн приготовил суп!
        - Ох, ребята, - у Мары в носу защипало. - Обожаю вас!
        Эрл тут же подбежал ластиться, подставляя черноволосую головку под поцелуй. Мара поцеловала его в макушку.
        - А меня поцелуешь? - спросил Бьярн и тут же улыбнулся: «Шутка, шутка, птаха!»
        Наверное, от усталости голова плохо соображала - иначе не объяснить. Мара и сама не поняла, что это такое она сделала, но она вдруг обняла Бьярна, поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку. И вновь ее охватило чувство тепла и защищенности, а Бьярн снова пах костром и совсем чуть-чуть медом.
        - Почему ты медом пахнешь? - выдохнула она.
        - Потому что я тебе сделал молока с медом, - тихо сказал Бьярн, ошеломленный не меньше самой Мары. - Моя девочка…
        Потом они сидели у огня, и Мара, стараясь не упустить ни одной подробности, рассказывала Бьярну о странном убийстве. Вдруг, пока рассказывает, случится озарение и она что-то поймет? Или Бьярн подскажет. Но пока оба терялись в догадках. Засиделись за полночь, обговаривая все детали, но так ни к чему и не пришли. А Эрл притулился к Маре, да так и уснул, счастливо сопя.
        ГЛАВА 33
        Насыщенный событиями день не позволил Маре задуматься о том, что произошло утром. Но сейчас она поужинала, немного отдохнула, выговорилась, и в сознании невольно толкнулась та самая мысль: «Кто же он?» Она пообещала не спрашивать, да и Бьярн прямо сказал, что не ответит, но… «Ведь не может он в самом деле быть благородным?»
        Она искоса наблюдала за ним, крошечными глотками пила вторую порцию молока с медом. Тянула время. А кроме того, напиток оказался невероятно вкусным, Бьярн еще травок каких-то добавил. Он смотрел на пламя в очаге, думал о чем-то своем. Он совсем, ни капельки не был похож на благородных - изнеженных, утонченных, подлых созданий. Правда, Мара знала только одного, но и этого хватило на всю жизнь.
        - Пойду спать! - сказала Мара, решительно поднимаясь.
        - Да, сладких снов, - рассеянно отозвался Бьярн. - Я Эрла перенесу позже.
        Мара сделала шаг в сторону спальни, зажмурилась, сжала руки в кулаки для пущей смелости.
        - Бьярн. Прости. Ты ведь не из благородных? Ты незаконнорожденный, да? Я только один раз спрошу, больше никогда не стану…
        Щеки заалели от стыда: было неловко за свою настырность. Бьярн долго молчал. Мара буквально спиной чувствовала повисшее в воздухе напряжение.
        - Да, - наконец ответил он. - Если это так важно для тебя.
        - Слава Всеединому, - вырвалось у Мары. Вот ведь, никогда она молитв светлому богу не приносила, а тут само вырвалось.
        Благородным верить нельзя, никогда и никому, но Бьярн сам от них пострадал. Он не такой, как они. Хорошо, что спросила, теперь сможет спать спокойно.

* * *
        К началу утренней смены стала известна личность убитого. Его опознал лавочник, торгующий неподалеку украшениями из лент и бисера.
        - Только недавно он для своей девушки брошь покупал… А до этого ленты для волос, заколки… Одну в виде капли, а другую… - бедный лавочник ерзал на скамейке под суровым взглядом невыспавшегося дознавателя, который всю ночь искал свидетелей и никак не мог собраться с мыслями.
        - Короче, - оборвал его Витор. - Вам знаком убитый?
        - Не то чтобы знаком…
        Начальник Мары ударил ладонью по столу, так что и несчастный свидетель, и Мара, только что вошедшая в комнату, подскочили на месте. Витор Даг с утра явно был не в духе.
        - Отвечать! Быстро! Кто он?
        - Студент! Говорил, что учится в Академии темных искусств. На втором курсе. Звали его… Да! Точно! Раймон Блесс. Он представился и просил обращаться за услугами, если что.
        Мара нахмурилась: убитый оказался почти коллегой.
        - А девчонка его?
        - Рита, Лита… Не запомнил!
        Имени убитого оказалось вполне достаточно для того, чтобы установить, где тот проживал. В Академии обучался только один Раймон Блесс, и он снимал комнатку неподалеку от Академии. Студентам предоставляли койки в общежитии, но Раймон, видно, нашел способ заработать на отдельное жилье.
        В этот раз захватили с собой двоих стражников, одним из которых вызвался Бьярн. Запертую дверь выломал с первого удара, и тут же на лестничную клетку вырвался зловонный запах. Мара скривилась, но не столько от вони, сколько от понимания того, что их ждет внутри. Такие миазмы могли исходить только от несвежего трупа.
        Рита или Лита лежала навзничь на полу. Смерть никого не красит, а особенно если твое тело превратили в желе, лишив половины костей и органов. Да, с первого взгляда становилось ясно, что девушку Раймона поразил тот же самый неведомый смертельный недуг.
        Мара сделала несколько попыток оживить тело, но все оказалось бесполезно. Признаться, она даже обрадовалась.
        Медикус подтвердил: да, все в точности как у найденного вчера в сквере Раймона, если не считать того, что девушка мертва уже несколько дней. И на нижней губе та же странная ранка.
        - Как же так? Он знал, что она мертва, - тихо сказала Мара. - Получается, жил рядом с телом несколько дней?
        Дело становилось все более странным. Все можно было бы списать на попытку замести следы, если бы парень сам не умер той же загадочной смертью.
        Остаток дня Витор, Мара, второй дознаватель - Айк, его помощник - молодой и высокомерный Гарс, закончивший Академию в прошлом году, и присоединившийся к ним Бьярн провели в кабинете. Мара по долгу службы - она должна была неотлучно находиться рядом с дознавателем. Бьярна начальник несколько раз пытался выгнать на пост, но потом плюнул и сдался, тем более что стражник давал на удивление дельные советы. Крутили версии так и этак, но ни к какому толковому выводу так и не пришли.
        Утро следующего дня началось с того, что домик сотрясся от ударов в дверь. Бьярн так грозно ее распахнул и имел такой внушительный вид, нависая над непрошеным гостем голым торсом - брюки он успел натянуть, а вот рубаху нет, - что мальчишка посыльный порядком струхнул и отскочил на несколько шагов.
        В коридор выбежала Мара, а за ней и сонный, зевающий Эрл.
        - Эй, что случилось? - окликнула она посыльного.
        Парнишка покосился на застывшую у порога гору мускулов. Впрочем, Бьярн и так старался не делать резких телодвижений, а то сбежит мальчишка, ищи его потом.
        - Начальник вызывает срочно. Тело нашли.
        - Еще одно? - крикнула Мара вслед удаляющимся лопаткам, но ответа так и не дождалась.
        Да, нашли еще одно тело. Еще вчера Витор пытался спихнуть расследование на медиков, утверждая, что криминальной составляющей нет. Это, видно, какая-то болезнь, вот и разбирайтесь. Но медики тоже открещивались от мутного дела, мол, докажите сначала, что это не нечисть поработала, а там уж мы, так и быть, начнем искать следы болезни.
        Мара остро чувствовала пробелы в своем образовании. Как в случае с Эрлом, она понимала, что чего-то не знает, а главное - не понимает, где искать нужную информацию. Поэтому вчера, перед уходом домой, попыталась поговорить с Гарсом.
        - Может быть, это действительно нечисть? - задала она вопрос. - В Академии не изучают что-то похожее?
        - У меня отличные оценки по курсу «Нечистые твари и способы избавления от них», - скривив губы, снизошел до ответа Гарс, который отказывался видеть в Маре коллегу - скорее выскочку, неведомо каким образом заполучившую значок гильдии. - Нет там ничего подобного.
        Мара и сама знала, что нет. Дедуля купил ей как-то именно эту книгу, и под его руководством она проштудировала главы вдоль и поперек.
        - А если… Не может нечисть быть разумной? Я точно не помню, но, кажется, разумную нечисть изучают в Академии как отдельную дисциплину?
        - Да. Курс называется «Создания ночи». Только время тратить. Разумная нечисть так редка, что, можно сказать, ее вовсе нет.
        Ясно, продолжать разговор не имело смысла. Но Мара все же поделилась с Бьярном своими соображениями.
        - Если есть курс, значит, должна быть книга. Попробую достать.
        Так и получилось, что Мара поспешила в стан, а у Бьярна, дежурившего сегодня в ночь, утром как раз появилось свободное время, чтобы прогуляться в Академию.
        Впрочем, и сама Мара во главе с Витором явились туда же спустя полчаса: тело обнаружили в студенческом общежитии. Снова девушка, убитая тем же самым загадочным образом. Правда, сейчас тело выглядело так, будто убийцу кто-то спугнул - словно он бросил начатое на пол-пути.
        Витор отогнул нижнюю губу жертвы и выругался: внутри виднелся четкий след от укуса.
        - Ну давай, - обратился он к Маре, указав рукой в сторону тела. - Может, скажет что-то новое.
        Мара стянула перчатки, борясь с жалостью. Ужасно каждый раз осознавать, что воскрешает она лишь оболочку, но уже никакая сила на свете не сможет вернуть душу в это тело.
        Воскрешенная слабо шевелилась на полу, пытаясь встать, но полурастворенные кости не позволяли этого сделать. Глаза вращались в орбитах, пальцы слепо шарили по половику.
        - Кто тебя убил? - передала Мара вопрос дознавателя, уже готовясь услышать полубезумный бред.
        Так и вышло.
        - Я убила…
        - Ты сама себя убила?
        - Нет… Оно убило меня… - пауза, вращение глаз, пальцы скребут по полу, точно пытаются ухватиться за что-то. - Я убила… Я умерла…
        - Как можно быть одновременно и убийцей, и жертвой? - вслух проговорила Мара то, что услышала.
        Витор мрачно посмотрел на нее, пожевал губу. Он не знал ответа, но признать это не торопился. От тела толку больше не добились. Перешли к опросу свидетелей.
        Девушка делила комнату с пятью студентками Академии. Они испуганной стайкой ждали в коридоре под присмотром стражника. Мара не думала, что кто-то из девушек замешан, но их ответы могли добавить в это дело ясности.
        Первой пригласили Вайолет - ту самую студентку, что первой обнаружила тело. Она отчего-то смотрела на Мару во все глаза.
        - Ой, а вы помощник дознавателя, да? Я тоже хочу начать с этого, когда закончу Академию. Для девушки самое подходящее место, да? Это парни пусть по Тракту за обозами бегают. Или по лесам шатунов упокаивают. Брр! Надо совсем не иметь мозгов, чтобы решиться на такое. Да?
        - Да, - сухо подтвердила Мара. - Ни мозгов, ни выбора…
        - Не отвлекайтесь! - оборвал беседу Витор. - Ты хорошо знала погибшую?
        - Ну… Так… Жили вместе.
        Судя по яду в голосе Вайолет, та соседку не жаловала. Лора и училась плохо, и думала только о парнях. Вот только позавчера она видела ее, целующуюся в сквере с парнем. А он, между прочим, давно с другой встречается…
        - Что за парень? - не выдержала Мара, хотя понимала: ее работа закончена, задавать вопросы свидетелю должен дознаватель.
        Витор кинул на подчиненную гневный взгляд и молча указал на стул у двери. Яснее любых слов: «Сиди и молчи». Да, сейчас Мара не на Тракте, приходится подчиняться. Интересно, что Бьярн чувствовал, когда Мара на него покрикивала?
        - Знаешь имя парня, с которым позавчера погибшая была в сквере?
        - Ну да… Раймон.
        - Раймон Блесс?
        - Ага…
        Мара наморщила лоб. Это что же получалось? Алита - первую жертву все же звали Литой - умерла первой и пролежала в доме несколько дней, но это ничуть не смущало Раймона. Он до такой степени не опечалился смертью бывшей подружки, что даже целовал другую. Причем, судя по всему, в день своей смерти. А сквер… Не тот ли самый, где его нашли? И вот, спустя два дня, новая пассия тоже мертва.
        Мара принялась грызть ногти, не замечая этого, всегда так делала, когда волновалась. Из цепочки Алита - Раймон - Лори все мертвы. Ранка на внутренней стороне губы - след страстного поцелуя? Один раз - возможно, но три раза подряд - это уже доказательство… Вот только доказательство чего? Жертва и убийца в одном лице… В одном лице и в одном теле?
        Мара подскочила:
        - Господин старший дознаватель!
        - Тихо! Ты не видишь, что я разговариваю со свидетелем? Свои идеи выскажешь приватно позже.
        Гадство! Мара еще ничего не понимала, но какая-то неосознанная тревога не давала ей покоя. Какая-то неоформившаяся мысль, что времени мало и надо торопиться, не позволяла усидеть на месте. Мара вся извелась, обкусав ногти почти до крови.
        - Вайолет, а Лори сегодня никого не целовала? - все-таки не выдержала она.
        Вайолет изящно пожала плечом.
        - Ну, знаете, как это бывает. Лори и мальчики нравились, и девочки тоже. Она нас тут всех перецеловала. Ничего такого, не подумайте! Просто невинные поцелуйчики. Ну, знаете, как бывает.
        - И сегодня?
        - Может, и сегодня…
        Мара вскочила на ноги.
        - Витор, мы должны немедленно!..
        - Я тебя немедленно уволю, - прошипел старший дознаватель. - Если ты не сядешь и не замолчишь! Всех опросим в свое время. Понятно?
        - Понятно, - сквозь зубы процедила Мара.
        Дверь приоткрылась, и в комнату, где проводили допрос, заглянул Бьярн.
        - Да вы издеваетесь! И ты здесь!
        Вайолет переводила заинтересованный взгляд с Мары на грозного дознавателя, а с дознавателя - на красавца стражника, так внезапно появившегося в дверях. Она уже совсем не расстраивалась по поводу смерти соседки. Такое веселье вокруг.
        Бьярн вместо ответа протянул Маре книгу, кивнул и прикрыл дверь. «Создания ночи. Спецкурс» - вытеснено было на обложке. Он ее нашел, какой молодец!
        ГЛАВА 34
        Ладно, если никто слушать ее не хочет, можно скоротать время за книгой. Вдруг отыщется подсказка.
        Мара открыла первую страницу и начала читать введение, прыгая глазами через строчку. «Разумная нечисть встречается настолько редко, что некоторые ученые предпочитают считать ее мифом… Однако доподлинно доказано существование некоторых разумных видов…» Мара перелистнула страницу и бегло просмотрела оглавление. Некоторые виды она всегда считала выдумкой, потому что ни она сама, ни кто-либо из ныне живущих с ними не встречался. Другие же создания ночи, такие как Шепчущие например, никаких сомнений в своем существовании не вызывали. Так что, возможно, эти загадочные асанбосы, ночницы, рокуоромби и другая нечисть так же реальны, как шатуны, и куда более разумны.
        Оглавление оказалось длинным, список нечисти Маре мало что говорил. Ладно, придется позже, когда появится время, прочитать все вдумчиво и подробно. А пока она продолжила изучать введение. «Жизненная сила - вот главная ценность, за которой охотится любая нечисть, разумная или нет. Человеческие живые кровь и плоть - главное, что их интересует. Разумная нечисть бывает невероятно хитра и изворотлива, природа ее такова, что она готова на любые уловки и ухищрения ради того, чтобы добыть жизненную силу и продлить свое существование…»
        Неприятный холодок пробежал по коже. Мара и так догадывалась, но только сейчас ясно осознала, что, возможно, они имеют дело с разумной, хитрой, изворотливой нечистью.
        Она захлопнула книгу и попыталась собраться с мыслями, но в голове была каша. А смех из-за двери очень мешал сосредоточиться… Смех? Что там происходит?
        Не спросив разрешения, Мара поднялась и вышла в коридор, сопровождаемая недовольным взглядом старшего дознавателя.
        Бьярн ожидал ее, прислонившись к стене. Сложил руки на груди и со снисходительной улыбкой смотрел на девушек-свидетельниц, которые вовсе не выглядели испуганными, когда поглядывали на Бьярна. О, Мара узнала эти взгляды. Точно так же смотрела на него Тайла. Хихикала, опускала глаза, накручивала локоны на палец.
        - Ты, значит, стражник? - спросила рыженькая. - А имя у тебя есть, смелый стражник?
        Мара почувствовала, как сводит скулы. Зачем она вышла? И как это теперь выглядит? Еще решит, что она его ревнует. Уже хотела вернуться и взялась за ручку двери, когда услышала позади себя голос другой студентки, черноволосой и миниатюрной.
        - Ты такой хорошенький! А хочешь, я тебя поцелую?
        Что-то внутри у Мары дернулось быстрее, чем она успела сообразить. Развернулась и схватила девушку за руку, не подпуская к Бьярну. Увидела, как приподнялись его брови. Успела разозлиться на него и на себя за странный порыв. И только потом ее догнала мысль: вовсе не ревность толкнула ее к действиям.
        «Разумная нечисть готова на любые уловки…» И не только для того, чтобы добыть жизненную силу. Спасать свою жизнь она тоже станет всеми возможными способами. И что бы там ни было - все начинается с поцелуя!
        - Покажи мне внутреннюю сторону губ, - жестко сказала она. - Вы все покажите!
        - Чего?.. Да ты в своем уме?!
        Но Мара угрюмо ждала, не вступая в препирательства. Сейчас она олицетворяла закон, и девушки, скривив лица в презрительных усмешках: «Да что она возомнила о себе, эта убогая», выполнили просьбу.
        Мара была настолько уверена в своем предположении, что внутренне собралась, готовая произнести заклятие «Умри». Но ни у одной из девушек не оказалось укуса.
        - Все? - уточнила брюнетка с плохо скрываемым ехидством. - Больше ничего показать не нужно?
        В тот день больше ничего и не удалось установить. Разве что кто-то из девушек упомянул, что несколько дней назад Лита и Раймон дежурили в музее Академии. Они частенько вызывались на эту повинность. Студенты не любили возиться с пыльными фондами в запаснике, разбирать, маркировать пришедшие в негодность артефакты, систематизировать свитки, оставленные выдающимися мастерами темных искусств, но Раймон и Лита никогда не отказывались. Все считали, что таким образом они выслуживаются перед преподавателями, и потому не удивлялись.
        Витор Даг записал информацию, а после сообщил Маре, что следующий день они начнут с визита в музей. Едва ли это поможет, но хоть какая-то зацепка.
        Мара брела домой как в воду опущенная. Надо было так опростоволоситься! Просто выставила себя на посмешище! Со стороны это выглядело так, будто она приревновала Бьярна и нашла способ остановить флирт. Еще и услышала за своей спиной, когда уходила: «А что ей остается, бедняжке. На нее ведь без слез не взглянешь!» Девушка нарочно произносила слова громко.
        Мара услышала и расправила плечи. Да уж какая есть! Но на душе стало погано. Хуже всего, что и Бьярн услышал тоже. Все пытался по дороге домой взять ее за руку, а Мара упорно и молча руку вырывала.
        - Птаха…
        - Заткнись! Пожалуйста…
        Даже вечер у камина, когда они собирались вместе за ужином, смеялись и шутили и который был любимым временем всех троих, вдруг словно выцвел, потерял все краски. Мара отрезала кусок хлеба, отказавшись от похлебки - отговорилась тем, что не голодна, забралась с ногами на дальнее кресло, там и сидела, не вступая в разговор. Бьярн угрюмо смотрел на огонь. Губы сжаты. Мара знала, что обидела его ни за что, но даже не могла извиниться - так ей было плохо. Эрл ничего не понимал и пытался то пристроиться к Маре под бочок, то перебегал к Бьярну. В конце концов так и разбрелись по комнатам, не проронив ни слова.
        Утром она постаралась выскользнуть из дома незамеченной - встала пораньше, умылась, надела черную униформу. Маре очень нравилась ее новая одежда. Черные брюки, черная рубашка под горло, черный длинный плащ с капюшоном. А главное, все видят только помощника дознавателя, а не худенькую девушку.
        Обычно они выходили вместе с Бьярном, но сегодня Мара хотела идти одна. К счастью, замешкалась. Мара потом долго пыталась вспомнить, что же ее задержало - какая-то мелочь вроде крошечной дырочки на перчатке. Да, точно. Перчатки некроманта должны полностью закрывать кожу, и Мара, вздохнув, полезла в ящик разыскивать целую пару. А ведь могла бы уйти, могла бы разминуться…
        Мара уже подошла к порогу, когда в дверь постучали. Снова мальчишка-посыльный? Что на этот раз? Неужели новое тело?
        На крыльце стояла Вайолет, комкая в руках платочек.
        - Мне очень нужно с вами поговорить!
        Мара посторонилась, пропуская свидетельницу в дом. Может быть, она вспомнила что-то важное?
        Вайолет села на диван, оглядываясь, не зная, с чего начать разговор.
        - О чем ты хотела поговорить? - напомнила Мара, смиряясь с мыслью, что одной уйти не получится.
        Так и вышло - наверху послышались шаги. Бьярн проснулся и начал собираться. Он появился внизу через минуту, увидел полностью одетую Мару, сузил глаза. Ничего не сказал, но Мара поняла, что он расстроен.
        - Я… я…
        Вайолет облизнула губы, шаря глазами по сторонам. Было видно, что она нервничает. Тут из комнаты вышел сонный Эрл, увидел незнакомку, приветливо улыбнулся.
        - Какой у вас чудесный мальчишка! - обрадовалась Вайолет, и вся ее нерешительность вдруг куда-то испарилась. - Так бы и зацеловала.
        Эрл привык к тому, что девушки к нему необычайно благосклонны, готовы затискать и зацеловать. Мара не раз думала о том, что надо как-нибудь провести с мальчиком серьезный разговор. Как бы не получился из него самовлюбленный сердцеед! Но пока Эрл был еще очень мал и рос добрым, отзывчивым мальчиком.
        - Иди поцелую в ушко, - позвала Вайолет, и Эрл пошел.
        Дальше все случилось очень быстро. Эрл присел рядом с Вайолет, а та взъерошила ему волосы и потянулась к нежному маленькому уху. Ни Мара, ни Бьярн не заподозрили неладного. Они бы не успели ничего предотвратить, но Вайолет вдруг отпрянула, зашипела, словно кошка, оттолкнула Эрла и сама вскочила, кинулась к выходу.
        Только тогда Мара поняла, преградила ей путь, но Вайолет теперь и не пыталась бежать, наоборот, вцепилась пальцами ей в плечи, пытаясь прижать к себе посильнее, и тянулась губами к ее лицу. Как Мара догадалась, можно и в ухо поцеловать. Главное - чтобы нечто проникло в организм жертвы.
        - Бьярн! Это оно! Оно!
        Но Бьярн уже и сам понял. Он почти в ту же секунду кинулся оттаскивать Вайолет, которая вдруг стала невероятно сильной, какой-то скользкой, и выкручивалась так, будто ее тело состояло из одних только мышц, как у змеи, а костей в нем не было вовсе.
        Впрочем, так оно и было.
        И вот уже создание, некогда бывшее студенткой Академии темных искусств, сидит, привязанное к стулу, плюется и шипит. А потом вдруг Вайолет начала хохотать, задрав голову. Сейчас она совсем не напоминала ту девушку, которая несколько минут назад вошла в дом. Чуждое, жуткое существо сидело перед ними. Чуждое, однако разумное.
        - Вы хоть знаете, кто он? - она указала глазами на Эрла, который, испуганный и заплаканный, сжался в комочек на кресле.
        - Знаем, - зло оборвала ее Мара. Не хватало еще, чтобы эта гадина перепугала мальчишку, открыв тому, чем он болен. - А вот ты что за тварь?
        - Расскажу, если пообещаете меня спасти, - прошипела та.
        ГЛАВА 35
        Мара и Бьярн переглянулись, и эти взгляды не сулили нечисти ничего хорошего.
        - Эрл, ступай к Вики, - сказал Бьярн, и Эрл, понимая, что сейчас произойдет что-то, не предназначенное для его глаз, тут же выбежал из комнаты.
        А Мара стянула с рук перчатки.
        - И не надо, не отвечай. Мне совершенно все равно, что ты за создание. Но ты убивала людей, ты хотела убить Эрла и поплатишься за это.
        Мара подняла руки. Одно ее слово - и все будет кончено.
        - Стойте! - закричала Вайолет с неподдельным ужасом в голосе. В ее глазах, совершенно человеческих, застыло отчаяние. - Я не хочу! У меня не было выбора! Они сами разбудили меня!
        Мара пыталась не слушать, не смотреть. Надо произнести заклятие, и все. Но привязанная к стулу девушка (нет-нет, это всего лишь жуткая тварь, не человек!) взывала к милосердию, и Мара не смогла.
        - Зачем ты пришла?
        Вайолет - вернее, та, что притворялась ею, - совсем по-человечески закусила губу.
        - Круг все равно вот-вот сомкнулся бы. Вы были в шаге от меня. Ты была в шаге… Я не смогу вечно бежать и прятаться. Человеческие тела такие слабые, хватает всего на несколько дней… Я пришла поговорить, объяснить, что всего лишь хочу жить.
        - Именно поэтому ты кинулась на беззащитного мальчика?
        - Беззащитного? - Вайолет вскинула глаза на Мару. - Серьезно? Ну хорошо, сначала я думала, что он обычный ребенок… Я решила, тому, кого вы любите, вы поможете с большей охотой, даже если это будет всего лишь оболочка…
        - Рассказывай, - перебил ее Бьярн. Сейчас он опять выглядел «опасно», как сказала бы Тайла. - Что ты такое и откуда взялась?
        - Вы, люди, зовете нас мотыльками… Мы так же недолговечны, а для того, чтобы жить, нам нужно перелетать с места на место…
        - С одного тела на другое, - назвала Мара своими именами то, что видела.
        - Да, - не стала отрицать Вайолет. - Но в этом нет моей вины. Я сотни лет дремала, заключенная в кристалл, пока эта недотепа Лита не разбила его. Куда мне было деваться? Снаружи я живу минуты, не больше…
        - Стоп, стоп, какой кристалл? Где она его нашла?
        - В музее. Все думали, что Раймон и Лита хотят выслужиться перед преподавателями, но никого не удивляло, что два студента могут позволить себе снимать отдельное жилье. На самом деле каждый раз, оставаясь на дежурство, они искали в запасниках то, что можно было продать коллекционерам. Отслужившие артефакты, старинные свитки…
        - Откуда тебе знать?
        - Я вобрала в себя их души. Я была Алитой, Раймоном, Лори. Теперь я Вайолет. Все их воспоминания стали моими воспоминаниями.
        Теперь Маре стало понятно, почему воскрешенные так странно отвечали на вопросы. Тело, после того как в него вселялся мотылек, принадлежало уже двоим. «Я убил», - отвечал мотылек. «Я умер», - говорила жертва. Раймон кричал, что у убийцы нет имени, и тоже говорил правду: у мотылька были десятки имен, но ни одного настоящего, ведь он только присваивал имена жертв.
        - Хорошо, продолжай.
        - Лита нашла кристалл. Ни она, ни Раймон не знали, что это, но подумали, что необычная вещица сможет заинтересовать ценителей темного искусства. А потом Лита выронила его, попробовала собрать осколки, порезала руку… Так я нашла ее…
        Бьярн и Мара вновь переглянулись. Им не нужно было разговаривать, чтобы понять друг друга. Бьярн качнул головой: «Оно слишком опасно…» Но Мара медлила. Не так просто уничтожить живое мыслящее существо. Да, Вайолет - вернее, то, что стало ею, - убийца, но она спасала свою жизнь. Так же, как когда-то сама Мара убила, спасая свою.
        - Несчастное ты создание, - помедлив, произнесла она. - Вечное бегство и неминуемая гибель. Возможно, ты последняя в нашем мире.
        - Возможно, - согласился мотылек. - Этот мир стал такой хрупкий. Нам в нем не выжить. То ли дело во времена, когда ходили по земле железные гиганты. Мы отлично существовали вместе. Мы не давали их телам остыть и затвердеть, а они продлевали нам жизнь.
        - Не помню такого… - задумалась Мара.
        - Это было тысячи и тысячи лет назад…
        - Что же мне делать с тобой?
        За поддержкой подняла глаза на Бьярна.
        - Мара, нечисти не место в Симарии, - ответил он. - Дай им только возможность…
        - Это смотря кого считать нечистью, - оборвала Мара, мгновенно принимая решение. - Знаю я одну нечисть, которая живет и радуется после того, что сотворила. Нечисть в обличье человека. И пока ты не можешь ничего с этим поделать, не надо мне ничего говорить!
        Потом посмотрела на мотылька в обличье Вайолет:
        - Я не стану тебя убивать, если ты согласна на пожизненное заключение. Ты сказала, что дремала в кристалле?
        - Да, - ответила та, не понимая, куда клонит Мара.
        - А еще сказала, что раньше вы жили в железных гигантах. Видела железную статую в начале улицы, в небольшом сквере? Ее можно разглядеть из наших окон. Ты могла бы вселиться в нее?
        - Да, - тщательно все обдумав, подтвердила та, что когда-то была Вайолет. - Она не разобьется, как кристалл, а благодаря моей силе металл никогда не заржавеет, останется чистым и гибким. Я смогу дремать, а иногда любоваться на мир.
        - И больше никогда не вселишься в человека! - сурово сказала Мара, хотя и понимала, что брать обещания у нечисти - пустая трата времени.
        - Да, обещаю, - сказал мотылек.
        Мара подняла глаза на Бьярна, зная, что, пока он не согласится, она тоже не сможет решиться. «Не могу, не могу ее убить!» - читалось на ее растерянном лице. Бьярн вздохнул.
        - Что тебе нужно для того, чтобы переселиться в статую? - спросил он.
        Вайолет совсем по-девичьи хлюпнула носом.
        - Отпускаете меня? Правда?

* * *
        Скоро по улице в сторону сквера выдвинулись трое. Некромантка в черной одежде помощника дознавателя, юная девушка, которая, видно, совсем недавно плакала, но сейчас выглядела спокойной и умиротворенной, и высокий стражник.
        В это раннее утро в сквере почти не было людей. Позже молодые мамы и няни выведут детей на прогулку, на скамейки сядут пожилые пары, но сейчас мимо по тропинкам торопились такие же работяги. Они бежали, не глядя по сторонам, погруженные в свои мысли.
        Трое встали у статуи молодого воина, олицетворяющего всех воинов, служивших в отрядах Вседержителя. Воин сложил руки на оголовье меча и смотрел прямо перед собой как раз в сторону домика, где жили Мара, Бьярн и Эрл.
        Бьярн вытянул из ножен узкий кинжал.
        - Повтори-ка еще раз, - обратился он к мотыльку.
        - Просто оставь след на статуе, чтобы я знала, куда лететь.
        Мара заметно нервничала и все пыталась забрать кинжал у Бьярна из рук, но это было так же бесполезно, как попробовать отобрать меч у железного изваяния.
        - Бьярн, дай лучше я. Когда порежешь руку, то станешь беззащитен. А если…
        - Мара, ты ведь понимаешь, что я тебе все равно не позволю. Либо я, либо никто. Но если уж ты твердо вознамерилась спасти эту нечисть…
        Мара оглянулась на Вайолет, пристально посмотрела ей в лицо. Угадать, что та думает на самом деле, не было никакой возможности. Она так ловко притворялась на допросе, что даже Мара с ее интуицией не смогла понять, что перед ними не живая девушка, а лишь ее тень.
        - Только попробуй меня обмануть, - тихо сказала она. - Только попробуй!
        - Я не обману, - ответил мотылек.
        Бьярн не стал тянуть дольше. Острием ножа сделал небольшой разрез на ладони и приложил кровоточащую руку к железной руке, сжимающей меч. Тут Мара, не спускающая глаз с Вайолет, увидела, как у той из губ словно вырвалось облачко пара, хотя день вовсе не был морозным. Облачко развернуло два тонких полупрозрачных крыла, веретенообразное тельце взмыло в воздух и устремилось к отпечатку ладони. Напоследок мотылек обернулся, и Маре показалось, что глаза, темные, как ночное беззвездное небо, посмотрели с благодарностью. И тут же оставленное без души бездыханное тело Вайолет упало на промерзшую землю, укрытую первой хрупкой ледяной корочкой.
        Мара не знала, правильно ли поступила. Лежащая на земле мертвая девушка еще раз напомнила о том, что они помиловали убийцу. Но сделанного не воротишь. В конце концов, дедуля всегда говорил: когда не знаешь, какой поступок правильный, сделай так, как подсказывает сердце.
        - Ладно, пойдем сдаваться на милость Витору, - обреченно выдавила Мара.
        Перевела взгляд на Бьярна, безуспешно пытающегося перевязать рану одной рукой. Кинулась помогать.
        - Мы правильно поступили. Правильно. Она же не обманула.
        Бьярн положил ладонь здоровой руки на ее трясущиеся пальцы, с трудом удерживающие концы платка. Он ничего не говорил, и оба просто стояли в пустынном сквере, полном осыпавшейся листвы и голых деревьев, под холодным, серым, зимним небом, согревая друг друга.
        Мара постояла-постояла и уткнулась лбом ему в плечо, прислонилась, застыла, и Бьярн замер, боясь пошевелиться и спугнуть ее доверчивое молчание.
        - Спасибо, - сказала она, надеясь, что он поймет за что.
        За дом. За то, что рядом, когда нужен. За то, что прощает и терпит. За то, что всегда на ее стороне.
        ГЛАВА 36
        Старшему дознавателю по трезвом размышлении решили сообщить другую версию случившегося. Правда никому уже не поможет. Поэтому, явившись в стан, рассказали дежурному, а позже Витору, что в сквере у дома обнаружили тело Вайолет.
        - Наверное, она шла к нам, - предположила Мара, - да убийца догнал.
        Дело постепенно развалилось. Новых жертв и улик не появлялось, дни заполнились повседневной рутинной работой. Драки, грабежи, иногда убийства, но такие, к которым все давно привыкли: то кто-нибудь по пьяни зарубит собутыльника, то ревнивица-жена пырнет неверного мужа.
        Первые дни Витор был мрачнее тучи - злой от того, что загадочные убийства остались нераскрытыми: он не любил незавершенных дел. Мара старалась поменьше попадаться ему на глаза, словно он мог прочесть ложь у нее на лбу. Только Бьярн ходил с непроницаемым лицом. «Неудивительно, - думала Мара, - скрываясь столько лет, научишься сохранять невозмутимое спокойствие».
        Жизнь постепенно вошла в колею. Мара привыкла к работе, и она ей даже нравилась. Должность помощника дознавателя, конечно, не самая спокойная, но Мара делала нужное дело, у нее хорошо получалось, и она чувствовала себя на своем месте.
        Иногда подумывала о том, чтобы с приходом весны не уходить из города. Это поначалу ей, неопытной и юной, было трудно устроиться в столице: брали неохотно, платили гроши, вот и пришлось выйти на Тракт, а теперь она помощник дознавателя - прибыльная и почетная профессия для некроманта. Да и Бьярн, кажется, вполне доволен.
        Как-то завела разговор об этом.
        - Как ты смотришь на то, чтобы остаться в Корни-Кэше, когда придет весна?
        Бьярн первую секунду смотрел странно, точно сильно удивился или испугался чего-то, потом понял, выдохнул.
        - Останемся, - немногословно согласился он.
        Теперь, лежа в постели, Мара представляла, как с приходом весны зазеленеет сквер рядом с домом, как теплыми летними днями они втроем станут выбираться на речку, по выходным - прогуливаться по центральной улице. Лучше уж она станет любоваться на нелепую нечисть в виде детей с накладными лицами и собак с прицепленными рогами, чем на настоящих шатунов. Может быть, она позволит Бьярну купить ей платье для прогулок.
        К тому же Эрлу в следующем году нужно пойти в школу. На родном хуторе мальчика едва ли стали учить грамоте, но теперь он горожанин, в будущем грамота ему пригодится. Надо, кстати, узнать, сколько стоит обучение в школе и потихоньку начинать откладывать. А пока Мара и сама сможет с ним заниматься. Азбуки, правда, нет, зато есть книга «Создания ночи», для начала и она сойдет. Кто знает, вдруг Эрл в будущем захочет стать дознавателем, надо же с чего-то начинать.
        О том, что для Эрла будущее может и не наступить, Мара себе думать запрещала.
        Погода становилась все более ненастной. Столица находилась на юге Симарии, климат здесь был мягче, чем на севере, и снег обычно таял, как только выпадет, но ветра дули такие злые и пронзительные, что иногда Мара, идя наперекор ветру в сторону стана, думала, что ее унесет. Правда, Бьярн чаще всего находился рядом, закрывал ее и брал за руку, не давая упасть.
        В стане давно поняли, что двое новеньких живут вместе. Вопросов лишних не задавали: не принято это здесь. Да и кому какое дело - взрослые люди, имеют право.
        Мара замечала за собой, что стала мягче. Раньше ее никакая сила не заставила бы остаться в одной комнате с несколькими стражниками, а теперь по утрам, придя на работу, они вместе пили взвар, отогреваясь, принимая дела у ночной смены и готовясь к долгому дню. Смеялись и шутили. Мару принимали за своего парня - могли мимоходом дружески похлопать по плечу или беззлобно позубоскалить на ее счет.
        - Что, Маруня, говорят, ты вчера за шатуном по переулку гонялась? То ты за ним, то он за тобой? - смеясь, расспрашивал рыжий Свен.
        - Ага, - не смущалась Мара. - Только вот я-то его упокоила, а тебя, я слышала, вчера на ярмарке карманник упокоил - уложил носом в грязь.
        Слушатели грохали, Свен почесывал голову. Никто не оставался в обиде - такие моменты, наоборот, еще больше сплачивали команду. Мара иногда смотрела на них и думала: вот нормальные же вроде парни. Обычные люди.
        Те, другие, тоже казались нормальными… И вдруг застывала, глядя на рыжего Свена, на верзилу Теренса, на совсем молодого, безбородого пока Майка: а ведь они мужчины. А что, если… И так мерзко, холодно становилось на душе.
        Она не позволяла себе бояться, но все же радовалась, что Бьярн всегда рядом, а еще тому, что на ней темная глухая форма. Мара старалась разговаривать грубо, подражая простому деревенскому выговору. «Я свой парень!» - казалось, кричало все в облике Мары.
        - Ты не зови меня птахой на работе, пожалуйста, - как-то попросила она Бьярна и отыскала глазами его глаза: «Не обижайся, мне это нужно». Бьярн кивнул и с тех пор держал обещание.
        Только по вечерам, переодевшись в домашнюю одежду, сев в кресло у камина, строгая и несгибаемая некромантка Мара - та, что беспрекословно бралась за любое самое неприятное дело, работала наравне со всеми и никогда не просила поблажек, - превращалась в юную девочку, почти беззащитную в теплом мягком пледе, который подарил Бьярн, несмотря на ее протесты. Мара сначала не хотела брать: с чего бы такие подарки, но Бьярн снова сжал губы, и Мара подумала, что такая малость, как плед, не стоит того, чтобы обижать друга и напарника.
        Вечер был тем временем, когда трое случайно встретившихся людей превращались в семью. Разжигался огонь, готовилась еда - простая, не слишком разнообразная. Бьярн готовил сытную похлебку и суп, жарил мясо на вертеле, а Мара запекала картошку и рыбу, кипятила воду и заваривала для всех душистый напиток. Потом они разговаривали, смеялись, обсуждали события, произошедшие за день. Мара и Эрл забирались с ногами на диван и учили буквы - выискивали во введении к «Созданиям ночи» букву «А» и «Б». Дальше пока не продвинулись. Дома Бьярн называл Мару птахой, а она отзывалась.
        Незаметно пролетел месяц. Мара привыкла к новому дому, к своей должности, к тому, что вечером не надо думать, где бы завтра раздобыть денег. И призналась себе, что ей нравится такая жизнь.
        Она надеялась, что и Бьярну нравится. Во всяком случае, он никогда не стремился прогуляться вечером в трактир, хотя другие стражники много раз его звали и иногда подначивали, когда Бьярн раз за разом отказывался.
        - Смотрю, Мара крепко тебя держит в кулаке, - смеялся Теренс.
        Бьярн криво усмехался и никогда не вступал в спор.
        - Да оставь ты парня в покое, - унимал шутника пожилой, но еще крепкий Бран. - У них, может, медовый месяц. Ты от своей жены в медовый месяц тоже не больно бегал.
        Но не было никакого медового месяца. Не было даже прикосновений, если не принимать за них те редкие мгновения, когда, вернувшись домой позже обычного, Мара обнимала сначала Эрла, а потом неловко, смущаясь и пряча глаза, целовала Бьярна в щеку.
        Иногда, лежа в кровати, Мара пыталась посмотреть правде в глаза и спрашивала себя: действительно ли она не понимает, что Бьярн хочет большего? Конечно, Мара не была полной дурой, она все понимала. Ловила на себе его внимательные взгляды, а в редкие вечера, когда Эрл засыпал, умаявшись от учебы, и они оставались наедине, Бьярн порывался начать разговор, но Мара настолько явно пугалась, так отчаянно смотрела на него, что Бьярн качал головой и отступал.
        Разве им плохо и так? Однако Мара, пока Бьярн не видел, сама украдкой рассматривала его. Красивый. Какой же, гадство, ты красивый. Но она прекрасно понимала, что не будет у них двоих никакого будущего. Она только измучает его. Слишком надломлена. А у него когда-нибудь кончатся терпение и силы ждать. Бьярн уйдет. Не этой весной, так следующей. Когда-нибудь.
        «Но не сегодня. Еще не сегодня», - думала она, засыпая, и от мысли, что утром снова его увидит, становилось тепло.
        А еще подспудно бесконечно грыз, подтачивал червячок сомнений. За что ее любить-то? И где-то совсем-совсем глубоко звучал надменный голос, заставляющий мертветь сердце: «Ты теперь грязная вонючка…» Мара мотала головой, пытаясь заглушить его, вытрясти из своей памяти. Он уходил на время, но всегда возвращался.
        Но потом случилось то, что перевернуло все с ног на голову.
        Мара стояла у зеркала и с удивлением рассматривала свои волосы: отдельные пряди достигали плеч. Она и не заметила, когда успели так отрасти. Хотя чему удивляться? В последний раз она откромсала пряди на висках еще в начале осени, а потом жизнь так завертелась, что стало не до того.
        И вот теперь Мара смотрела на себя с некоторым ужасом: слишком уж отражение в зеркале напоминало ту легкомысленную, беззаботную девчонку, какой она была два года назад. Еще немного - и можно косички плести. Вздрогнула, сходила за ножом Бьярна: он всегда его держал отлично наточенным. Навертела локон на палец, оттянула и примерилась, как ловчее срезать.
        - Не надо, - сказал Бьярн. - Не нужно, птаха.
        Попытайся он давить или требовать, Мара немедленно отчекрыжила бы локон и глазом бы не моргнула. Но он говорил так, словно Мара его самого этим ножом резать собралась. Она обернулась. Бьярн стоял в дверях и смотрел, смотрел на нее.
        - Почему? - не сдержалась Мара.
        - Ты очень красивая, моя девочка…
        У Мары снова холод побежал по сердцу. Издевается? Или серьезно? Она красивая? Она?
        Скривилась, отвернулась и снова взялась за нож. Бьярн в два шага преодолел расстояние между ними и мягко вынул нож из ее рук.
        - Я знаю, почему ты это делаешь, - сказал он. - Но это в прошлом. Я рядом. Я сумею тебя защитить.
        - Я не хочу об этом говорить, - произнесла она, каменея. - Отдай нож.
        - Мара!
        - Отдай! - крикнула она.
        Бьярн отдал.
        - Не веришь мне, - с горечью сказал он. - Что бы я ни сделал, что бы ни сказал… Нечисти и то веры больше…
        - Я верю, - удивилась Мара.
        Откуда такие мысли: конечно, верит.
        - Но только не в мою любовь к тебе…
        Они застыли друг напротив друга. У Мары внезапно закончились все слова, да и мысли вылетели из головы, как стая испуганных птиц. Нож она, не осознавая, что делает, держала в руках у груди. А Бьярн вдруг подошел совсем близко, обнял, так что лезвие уперлось ему в грудь, продавило кожу, но еще не порезало. И Мара, гораздо сильнее испугавшись, что поранит его, чем того, что Бьярн ее поцелует, выронила нож.
        И Бьярн поцеловал. По-настоящему, вовсе не тем целомудренным поцелуем в щеку или в лоб. Третий их поцелуй. Первый - в Выселенках, когда Мара перепугалась до полусмерти. Второй - посреди морока-тумана, когда Мара переламывала себя, чтобы спасти других. И вот сейчас…
        Губы Бьярна были и нежными, и требовательными одновременно. Мара чувствовала, как грохочет, бьется сердце. В груди щемило от странной боли: страшно, но вовсе не от того, что целует, а от того, что разожмет объятия.
        Он отстранился.
        - Сейчас отпущу, сейчас…
        А сам снова поцеловал. Потом все же отступил. Лицо виноватое: сам от себя не ожидал и уже казнил самой страшной казнью.
        - Моя девочка. Прости! Я…
        Стоит, опустив руки. Мара знала: начни она его сейчас кромсать ножом - даже не шелохнется.
        И тогда Мара сама его поцеловала. Неважно, сколько им суждено быть вместе - год или всего месяц. Пусть потом будет больно расставаться, плевать. Но сейчас, в эту секунду, ей ничего другого не нужно. Чувствовать его губы и дыхание, чувствовать, как бьется сердце. Чувствовать себя живой.
        ГЛАВА 37
        «Ладно, и что же дальше?» - спрашивала себя Мара вечером того дня. И на следующий день, когда все, казалось, возвратилось в привычную колею. Можно было бы продолжать обычную жизнь, но Мара себе места не находила. Это казалось нечестным по отношению к Бьярну. Он, конечно, умел ждать, никогда и слова не говорил, но Мара вдруг поняла, что тот момент, когда она его поцеловала, стал переломным.
        Она должна попытаться оставить прошлое в прошлом и идти вперед. Дать себе хотя бы шанс быть счастливой. Иначе это означало бы, что тот гад с холодными глазами все-таки убил ее. Да, она бы дышала, думала, двигалась, но всегда и всюду носила в себе смерть. Надо попробовать жить, хоть это и страшно.
        Эти мысли вертелись в ее голове, когда Мара без сна лежала в своей постели. Рядом тихо посапывал Эрл, он давно уснул, а Маре не спалось. За окном, подсвеченным газовым фонарем, стоящим на углу дома, метались снежинки. Утром все вокруг укроет, укутает тонкий белый ковер, чистый и свежий. К вечеру от чуда не останется и следа, но сейчас Маре думалось, что если решаться на что-то, то именно в такую ночь.
        Встала, поежившись от ночного холода, и тихонько, стараясь не разбудить Эрла, вышла из комнаты. Постояла у лестницы на второй этаж, а потом медленно начала подниматься. Босые ноги осторожно пересчитывали ступеньки. Одна, две… Мара помнила, что их пятнадцать. На последней сделала маленький вдох. Толкнула дверь в комнату Бьярна и вошла.
        Дверь скрипнула едва слышно, но этого оказалось достаточно, чтобы Бьярн проснулся и приподнялся на локте, вглядываясь в темноту.
        - Мара?
        Мара подумала, что сейчас в своей длинной светлой ночной рубашке она напоминает призрака. Специально выбирала такую, чтобы до пят и рукава полностью закрывали руку.
        - Это я…
        Присела на край кровати. За все то время, что они снимали дом, Мара побывала в комнате один раз - в первый день. Обняла себя руками, огляделась. В комнате царил строгий порядок: вещи на своих местах, одежда аккуратно развешана на стуле - Бьярн предпочитал не убирать ее на ночь в сундук. Он молчал, ждал, пока Мара еще что-нибудь скажет. А она забралась с ногами на постель, откинула одеяло и скользнула под него.
        - Холодно… Можно я с тобой рядом посплю сегодня? Буду к тебе привыкать…
        Она услышала, как прерывисто вздохнул Бьярн, и поняла, что до этого момента он и не дышал вовсе. Обнял ее, притянул к себе - жаркий, большой. Сразу стало не то что тепло - горячо. Мара едва не начала вырываться, но секунда страха быстро прошла. Тем более что Бьярн не сжимал ее, не удерживал, просто лежал рядом. И Мара успокоилась, положила голову ему на грудь и обняла. Бьярн осторожно, словно накрывал ладонью птичку, положил кисть руки на ее плечо, погладил.
        - Уютно? Тепло, птаха моя?
        Мара только кивнула. Говорить не могла - в горле внезапно пересохло.
        - Спи спокойно… Поцеловал бы тебя, но… лучше не надо.
        Мара поняла, почему лучше не надо. Бьярн побоялся, что начни он ее целовать - и остановиться будет сложно. И то, что Мара планировала отложить еще на несколько дней, а то и недель, случится сегодня, когда она еще не полностью готова. Да что там говорить, совсем не готова. Потому и пришла «привыкать».
        «Говорят, это здорово, когда с тем, кого любишь…» - горестно думала Мара. Она пыталась убедить себя в этом, но как-то пока плохо получалось. Но во всяком случае, обнимать того, кого любишь, чувствуя его тепло, чувствуя защиту, действительно оказалось приятно.
        Мара проговорила это про себя, а потом даже глаза распахнула от осознания: она ведь любит его! Вовсе не той глупой юношеской любовью, которая вспыхивает, как спичка, и горит недолго. Она любит его глубоко и искренне, так, как вообще можно любить. Как напарника, как верного друга, как мужчину, с которым хочется делить не только дом, но и постель.
        «Я попробую! - мысленно пообещала она себе и ему. - У нас все будет. Ты только дождись, мой родной».
        - Мой родной, - прошептала вслух.

* * *
        Праздник Поворота года наступал на пятки, когда Бьярн напомнил Маре о том, что они собирались увидеться с Вильямом и Бимером в таверне «Сытый воин».
        - Но если не хочешь, не пойдем, - сказал он. - Думаю, они поймут.
        Мара задумалась - хочет ли? Бродячие артисты всегда ей нравились, а теперь, после месяца разлуки, наверняка припасли массу забавных историй и новых песен. Они никогда не лезли в душу, к тому же Мара действительно успела соскучиться, так почему бы не встретиться?
        - Хочу, - ответила она и совершенно неожиданно для себя самой добавила: - Только ведь мне совсем нечего надеть.
        Бьярн расплылся в улыбке.
        - Ага, - сказал он довольно. - Может быть, купим платье?
        Уже спустя час Мара сильно пожалела, что согласилась. Во-первых, Бьярн пытался затащить ее в самые дорогие ателье, на которые у них просто не было средств. Нет, если выложить все накопленное за это время, как раз хватит сшить платье, но Мара не могла себе такого позволить. В конце концов Бьярн сдался, и они отправились в магазины, где продавали готовую одежду. Во-вторых, здесь ее ожидала новая неприятность - перемерить гору платьев, чтобы выбрать подходящее, оказалось для нее непосильной задачей. Давно прошли те времена, когда девочка Любава начинала прыгать от восторга, когда дедуля предлагал отправиться на ярмарку и купить новую одежду.
        С каждым новым платьем Мара становилась все мрачнее: ей решительно ничего не нравилось. И вообще, зачем она такая худая, и глаза такие большие, и локоны эти… Мара видела в зеркале юную девушку и жутко злилась. Бьярн, который молча переносил ее недовольные взгляды, посоветовавшись с продавцом, принес Маре платье, которое на первый взгляд казалось очень простым - серебристо-серого спокойного цвета, длинное, в пол. А вот когда Мара надела его, оказалось, что гладкая матово-светящаяся ткань оттеняет фарфоровый цвет ее лица, делая глаза еще более синими, а кожу почти прозрачной. Небольшой вырез на груди каким-то непостижимым образом одновременно скрывал и подчеркивал ее. На узкой талии алела лента, сначала казавшая лишней на сером фоне, но именно эта яркая деталь дополняла образ, делая его законченным.
        Карие точки в глазах Бьярна показались вдруг искрами, когда он смотрел на нее. Но он ничего не стал говорить вслух, опасаясь, что спугнет, а Мара снова нахмурится и стянет платье, как многие другие до этого.
        - Ладно, - нехотя признала она. - Это вроде ничего…

* * *
        Таверна «Сытый воин» была набита под завязку. Клубы морозного пара врывались с улицы в зал, заполненный людьми, звуками, умопомрачительными ароматами готовящейся еды.
        Бьярн и Мара замерли на пороге. Глаза с трудом привыкали к темноте, но и так было ясно, что посетителей столько, что буквально яблоку негде упасть, все столики заняты.
        - Та-ак, - протянула Мара, - кажется, мы опоздали… Ну, в следующий раз будем умнее. И Эрл обрадуется, что мы раньше домой вернулись.
        - Эрл прекрасно проводит время у Вики с ее сорванцами, они себе занятия продумали на всю ночь вперед. Так что скорее огорчится… - ответил Бьярн, оглядывая зал, потом вдруг пожал ей руку. - Подожди немного, я сейчас поищу парней.
        Он врезался в толпу, направляясь в сторону большого камина и пространства перед ним, обычно занимаемого для выступления артистов. Интуиция его не подвела: Вильям и Бимер, наряженные в традиционные желтые рубахи, уже были здесь.
        - Бьярн! - оба кинулись обнимать его и жать руки. - Как сам? Как Маруня?
        Оказалось, их ждали. Приготовили удобный столик, на котором стояли тарелки со снедью и даже маленькая вазочка с редкими для этого времени года фруктами. Бьярн отправился за Марой, но она, разглядев друзей, подошла сама, стояла за спиной Бьярна и улыбалась.
        Вильям ее не узнал, она поняла это по сосредоточенному выражению его лица, но секундой позже бард расплылся от радости.
        - Я-то думаю, что за красотка с Бьярном! Маруня, ты отлично выглядишь!
        И Мара, против обыкновения, не смутилась, не закрылась, пытаясь спрятаться, а отчего-то вдруг рассмеялась звонким смехом.
        - Спасибо, Вильям. Ты тоже красавчик, как всегда!
        Праздник удался на славу, хотя Мара так и не сумела понять, что именно сделало вечер необыкновенным. Казалось бы, ничего необычного. Ну, еда вкусная, музыка веселая, хорошая компания. Но и раньше ведь бывало все то же самое, а сердце так не пело, не билось, точно пытаясь взлететь.
        Правда, танцевать до этого дня ей не доводилось. Может быть, именно танец с Бьярном сделал праздник таким незабываемым? Вильям и Бимер заиграли на свирелях медленную мелодию. Еще раньше центр зала освободили от столов, расчистив пространство, куда теперь, заслышав звуки музыки, начали выходить парочки.
        Вообще парный танец по традиции принадлежал высшему свету. Это благородные старательно разучивали сложные движения, чтобы потом блистать на балах. В низшем обществе люди предпочитали танцевать простые, быстрые танцы все вместе, встав в круг и повторяя незамысловатые движения. Но иногда, особенно на большие праздники, можно было позволить себе помечтать.
        Мара смотрела на танцующие пары и понимала, что они все делают неправильно, что попади они на бал - тут же были бы высмеяны и выгнаны с позором. Да о чем это она, никто из них никогда не оказался бы на настоящем балу. Но зато парни и девушки так искренне смотрели друг другу в глаза, так трогательно тянулись друг к другу, что это с лихвой заменяло отточенные па высокородных болванов.
        - Потанцуем? - спросил Бьярн, протягивая Маре руку.
        - Что ты, - почти испугалась она. - Я не умею. Я никогда не танцевала.
        - Просто доверься мне, - улыбнулся он. - Да и не все ли равно, как мы будем танцевать. Здесь никто не умеет.
        С этим невозможно было не согласиться. Что же, почему бы и нет!
        Они встали напротив друг друга, Мара заглянула в глаза Бьярна. Снова искрятся. Так вот почему глаза влюбленных так часто описывают этим словом - не перепутаешь! А потом… Мара с трудом смогла бы описать, что случилось потом. Она просто летала в его чутких сильных руках. Взмывала вверх и кружилась, кружилась под музыку. Это оказалось весело и совсем не страшно. Летать в руках того, кому доверяешь и точно знаешь, что он удержит и не уронит.
        Когда свирель затихла, Мара с трудом отвела взгляд от Бьярна - все это время она смотрела только на него и не увидела, что посетители окружили их, наблюдая за танцем. Как только смолкли последние звуки, они разразились аплодисментами и приветственными криками.
        - Им понравилось, как мы танцевали? - удивилась Мара.
        - Думаю, им понравилась ты, - не моргнув глазом, ответил Бьярн.
        - Врунишка, - беззлобно рассмеялась она. - Наверное, они думали, выронишь ты меня в конце концов или нет.
        Тогда и Бьярн рассмеялся.
        - Конечно, не выроню. Никогда.
        После этого, уже разгоряченные, раскрасневшиеся, Мара и Бьярн танцевали в общем круге, хлопали по плечам соседей, приседали и прыгали, так что от всеобщего веселья дрожал и прогибался пол.
        Мара рухнула за столик полуживая, вытирая пот.
        - Честно, я меньше сил трачу, когда от шатунов отбиваюсь!
        Вокруг пели и смеялись. Произносили тосты и пили. За столом чаще всего поднимал бокал Вильям - неисчерпаемый источник поучительных тостов. В конце концов решили выпить даже за Вседержителя.
        - А что, - объяснил немного неловко Вильям, - нормальный он мужик. Старается. Вон юг почти от нечисти освободил, на севере, правда, еще полно… Да и о людях заботится. Только проклят он и весь его род.
        - То есть как - проклят? - удивилась Мара.
        Этой истории она еще не слышала.
        - Ну, ты не знаешь, что ли? Какая-то болезнь их косит. Нынешний Вседержитель третьим сыном своего отца был, так двое старших не дожили до престола. Болели-болели да померли. Сколько за них Всеединому ни молились, а все одно. Теперь вот и старшего сына та же непонятная хворь свалила. Сколько уже времени… Помрет, как пить дать.
        Мара вспомнила, как глашатаи обращались к толпе с просьбой молить бога за старшего сына Вседержителя. Так вот оно что… Ну, в общем, понятно.
        - Да не проклятие это, - сказала она. - Ясно же, род вырождается. Они ведь, благородные, заключают между собой близкородственные браки, чтобы кровь не разжижать. А получается наоборот, кровь от этого только хуже становится, а сами они болезненнее и слабее.
        Маре даже стало жаль незнакомого ей юношу. Бледного, невзрачного, как цветок, выросший без солнца. Представила, как он постепенно чахнет и вянет в своем дворце. Нет уж, и врагу такой участи не пожелаешь.
        - Ладно, - сказала она, хмурясь. - Выпью за его здоровье. А ты, Бьярн?
        - Хм, - ответил Бьярн. - Отчего же не выпить за это несчастное хиленькое создание?
        Разошлись утром, довольные праздником и друг другом. Договорились, что обязательно встретятся снова, тем более что Вильяма и Бимера нетрудно теперь сыскать - они устроились на сезон в «Сытого воина» и теперь каждый вечер веселили публику в таверне.
        Эрл остался ночевать у Вики, с друзьями. У камина его ждал подарок - увидит, когда вернется. Деревянный меч на перевязи. В прошлый раз Бьярн не успел купить его, вернулся раньше, будто почуял что-то. То-то радости будет.
        - Тебе понравился праздник, птаха? - спросил Бьярн, целуя ее в кончик носа.
        - Ага, - счастливо вздохнула Мара.
        Вечер оказался волшебным, и закончить его тоже хотелось волшебно, но только подумала об этом, как сразу испугалась. Бьярн понял, что ее тревожит.
        - Просто согрею тебя, - тихо сказал Бьярн. - И поцелую. Хорошо?
        - Хорошо…
        Мара позволила взять себя на руки и отнести наверх.
        ГЛАВА 38
        Утром Мара проснулась и долго прислушивалась к ощущениям. Вечер все равно закончился волшебно, хоть и не совсем так, как она представляла.
        - Давай помогу снять, - сказал вчера Бьярн и прикоснулся к алому поясу на платье.
        Сзади оно застегивалось на десяток маленьких крючков - самой ни за что не дотянуться. Мара пожала плечами, молчаливо соглашаясь.
        Удивительно даже, что такие огромные руки могут быть такими чуткими и ловкими. Бьярн точно провел пальцами по спине, а оказалось, одну за другой раскрыл маленькие застежки. Осторожно потянул ткань, обнажая плечи.
        - Я дальше сама, - спохватилась Мара.
        И вот уже она стоит в коротенькой рубашке и тонком белье, зябко приподнявшись на носочки - холодно босиком на полу. Бьярн перекинул платье через спинку стула, поверх своей рубашки, разгладил подол так бережно, словно платье продолжало оставаться частью Мары.
        Мара тем временем юркнула под одеяло, прохладное и скользкое. Без Бьярна в огромной постели, рассчитанной на двоих, - видно, комната изначально планировалась для семейной спальни - стало неуютно и одиноко. Но он не надолго оставил ее одну, лег рядом, обнял вместе с одеялом, кутая. Плечо Мары беззащитно белело в полутьме комнаты. Бьярн опустил вниз тонкую лямочку рубашки, поцеловал ямку у ключицы.
        - Тепло, девочка моя?
        Она только кивнуть смогла. Потянулась навстречу его губам, и Бьярн тихонько принялся покрывать поцелуями доверчиво поднятое лицо, глаза, щеки.
        - Тепло?
        - Жарко, - прошептала она.
        Ей действительно стало жарко, одеяло мешало, и Мара скинула его, освобождаясь. Лямочка сползла со второго плеча, и тонкая ткань скользнула по коже. Бьярн глухо застонал, увидев Мару почти обнаженной, а она тут же застыла, напугавшись.
        - Не бойся, не бойся, птаха. Я сдержусь.
        Его губы проложили дорожку по ее шее вниз, не оставляя без внимания ни одного участка матово белой кожи.
        - Ай, щекотно, - рассмеялась она, когда язык Бьярна коснулся пупка, и тут же почти задохнулась на вдохе, потому что Бьярн остановился на секунду, а потом поцеловал тонкий полумесяц шрама у нее на бедре - след укуса гомункула. Когда-то багровый, теперь шрам стал светло-розовой полоской.
        - Бьярн…
        - А неплохо я тебя заштопал, согласись. В следующий раз еще аккуратнее сделаю, - пошутил он, отвлекая ее.
        - В следующий раз? Вот спасибо! - возмутилась Мара, и страх отступил.
        Именно этого Бьярн и добивался. Осторожно отвел ее руки, которыми она неосознанно закрылась.
        - Позволь мне… Тебе будет хорошо, обещаю.
        - Но только мы ведь не станем сегодня… Да?
        - Не станем. Я только поцелую тебя. Везде…
        А потом наступило утро. Свет проникал сквозь оконные стекла, которые из-за морозного узора на них казались витражными, волшебными, как весь вчерашний день. И ночь.
        Вот что это было? Мара никогда раньше не испытывала подобного. Невероятно, чудесно… Если так пойдет дальше, она, пожалуй, поверит: то, чего она так боится, с любимым человеком дарит совсем иные ощущения.
        Мара повернулась на бок и, положив щеку на сгиб локтя, долго смотрела на спящего Бьярна. Он лежал на спине, и могучая грудь поднималась и опускалась от сильного дыхания. Длинные черные ресницы едва заметно трепетали. Наверное, Бьярну снится сон. Мара надеялась, что хороший. Но если плохой, то сейчас она его прогонит! Приподнялась и чуть-чуть прикоснулась губами к его щеке, надеясь, что он и во сне ощутит ее любовь к нему. И Бьярн от этого легкого прикосновения проснулся и посмотрел на нее своими удивительными глазами, которые сейчас были очень серьезны.
        - Что бы ни случилось, всегда помни, что я люблю тебя, птаха, - сказал он.
        - Ладно, - согласилась она, улыбнувшись.
        В такое утро, как это, легко было поверить в его любовь. Мара поняла, что никогда еще не чувствовала себя такой счастливой.
        А потом наступил длинный радостный день. Не успели они одеться и спуститься к камину, как вернулся Эрл. Ворвался с улицы, принеся с собой прохладу и свежесть зимнего дня. Долго, захлебываясь от восторга, рассказывал о том, как они с Риком и Мартином не спали всю ночь. «Ну, почти всю! Потом Мартин уснул, а мы с Риком над ним посмеялись, а потом сами уснули!» Нашел меч, и мальчишеский восторг вспыхнул с новой силой. Эрл заставил Бьярна с ним сразиться и, кажется, всерьез поверил, что одержал верх, когда Бьярн, с торчащим под мышкой деревянным мечом, рухнул к его ногам.
        - Победил меня, малыш, - прохрипел он.
        - Ура! - завопил Эрл и без малейшего почтения к умирающему уселся на него сверху, заливаясь счастливым смехом.
        Тут и Бьярн рассмеялся, подхватил Эрла и начал подбрасывать вверх. А Мара бегала вокруг и уговаривала Бьярна постараться не приложить мальчишку головой о потолок.
        - Не, я его, конечно, оживлю! Но ремня оба получите, так и знайте.
        На обед отправились в таверну - решили позволить себе. Заказали столько еды, что в конечном итоге не справился даже Бьярн. А вечером гуляли по центральной улице, украшенной огоньками. И Мара поняла, что ее вовсе не раздражают артисты, выступающие на подмостках, и уличные торговцы, зазывающие попробовать орешки в меду, вяленую рыбу и яблоки в карамели.
        - Купи себе и Эрлу яблок, - кивнула Мара в сторону телеги, украшенной изображением весеннего цветущего сада. - Я же знаю, ты любишь.
        Торговец, увидев, что на него смотрят, поклонился и, словно фокусник, достал из чана, над которым клубился, устремляясь в небо, пар, вкусно пахнущий расплавленным сахаром, два яблока, нанизанных на палочки.
        Бьярн не устоял, и дальше они с Эрлом шли, хрумкая сладкой коричневой корочкой.
        - Сластены, - радовалась за них Мара. - Бьярн, вот от тебя не ожидала.
        - Я в детстве всегда мечтал их попробовать, - попытался оправдаться он. - Но так и не удалось.
        - Почему? - удивилась Мара. Даже она пробовала яблоки в карамели, дедуля покупал на ярмарке. Да, удовольствие недешевое, но иногда побаловаться можно.
        - Еда бедняков, - откликнулся Бьярн.
        Спохватился, да поздно, когда понял, что Мара встала посреди улицы и смотрит на него, приподняв бровь: «Еда бедняков, говоришь?» Бьярн с трудом проглотил застрявший в горле кусок яблока, взгляд виноватый: «Давай не будем об этом!» И Мара отступилась, не стала ни о чем спрашивать. Хотя сделалось тревожно: сколько можно скрывать от нее правду? Почему не сказать прямо? Но она помнила о том, что Бьярн никогда не донимал ее расспросами, а значит, и она не должна.
        Если не считать этой маленькой оплошности, праздничные дни удались на славу. Жаль, закончились быстро. А вышли на службу, стало казаться, что все произошедшее - лишь сладкий сон, растаявший поутру. Хотя о чем грустить? Вот он, сон. Ходит рядом. То взвара принесет, то поймает перед выходом, когда Мара торопится на очередное дело, и с бесстрастным лицом поправит капюшон плаща, застегнет под горлом.
        - Разболеешься, что мне с тобой делать? - говорит, хмурясь.
        А потом как-то вечером оговорился, глядя в камин:
        - Все страшнее отпускать тебя одну. Вдруг что-то случится, а меня рядом не окажется…
        Мара села рядом, потерлась носом о его щеку. Она понимала, о чем он говорит. Ей и самой страшно отпускать его на очередной вызов. Да, Бьярн сильный, почти неуязвимый, но никто не застрахован. Но она знала также, что, когда любишь, нужно доверять и отпускать, не пытаться удержать на коротком поводке. Иначе это уже не любовь…
        - Да, я знаю, - сказал он будто в ответ на ее мысли. - Ты сильная, птаха моя. Но как же тяжело каждый раз…
        Мара знала, как ему сложно, но за эту готовность верить в нее и не пытаться запереть в безопасности, в четырех стенах, любила его еще сильнее.
        На службе все шло своим чередом. Обыденные, скучные дела. Чаще всего их удавалось раскрыть за один день. Правда, нельзя сказать, что Мара скучала. Она каждый раз внутренне ликовала, когда благодаря ее усилиям очередной преступник оказывался там, где ему самое место. Витор в такие дни тоже пребывал в приподнятом настроении. Шутил с подчиненными и казался приятным человеком. Мара на какое-то время успевала забыть о взрывном и несговорчивом характере начальника. А потом случалось какое-нибудь происшествие, и старший дознаватель делался мрачнее тучи - угрюмым и злым.
        Таким он был тем утром, когда Мара и Бьярн, смеющиеся и довольные, вбежали в стан, отряхиваясь от снега. За ночь насыпало столько, что по дороге на службу они, как малые дети, принялись играть в снежки, гоняясь друг за другом по скверу. Перепало даже статуе воина. Мара, не сдержавшись, едва заметно кивнула ей. Она не знала, видит ли ее мотылек, помнит ли, или, возможно, погрузился в спячку, но отчего-то захотелось в такое хорошее утро показать, что она-то помнит. Ей почудилось, что воин слегка наклонил голову в ответном приветствии. Привидится же!
        - Отлично! - хриплый голос старшего дознавателя мгновенно привел их в чувство. - Не думали в бродячие артисты податься? Нет? Тогда приведите себя в подобающий вид. Через минуту жду в кабинете.
        - Меня? - спохватилась Мара.
        - Всех, - отрезал Витор.
        В кабинете сразу стало тесно. Стражники, вышедшие на смену, второй дознаватель с помощником. Мара присела на свое обычное место - за стол у окна. Она ничего не понимала. Что случилось? Новое дело? Судя по всему, очень неприятное.
        - Сразу скажу, нас это пока не касается, - так странно начал свою речь старший дознаватель. - Но обязан рассказать о том, что происходит. Пока в нашем районе, к счастью, ни одного убийства. Они начались чуть больше месяца назад. Находят мертвых девушек. Очень странная смерть. Причина не ясна до конца.
        - Что? - хором произнесли несколько голосов.
        Непривычно слышать из уст профессионала, что причина смерти не ясна.
        - А то, - развел руками Витор. - Сильно избиты, на шее следы удушения. Но очевидно, не это стало причиной смерти.
        Старший дознаватель сделал длинную паузу.
        - Жертвы почти полностью обескровлены.
        И после этой фразы не смогли промолчать даже самые выдержанные.
        - Обескровлены? Как это возможно? Снова нечисть? - заговорили разом все.
        - А что они говорят? - спросила Мара, дождавшись, когда гул голосов стихнет. - Что говорят жертвы? Ведь их…
        - В том-то и дело, что ничего! - резко оборвал ее начальник. - Ничего не говорят. Никому не удалось воскрешение. Самые опытные некроманты пробовали. Просили профессора Академии темных искусств - даже тот ничего сделать не смог. Говорит, незнакомый яд в крови, поэтому обряд переноса сознания тоже не осуществить. Так что молитесь, чтобы на нашей территории обошлось без очередного висяка.
        Не обошлось…
        ГЛАВА 39
        Это оказалось четвертое по счету убийство. Старший дознаватель сказал, что они случаются с периодичностью в две-три недели, так что новую жертву ждали, и, к сожалению, страшные прогнозы сбылись.
        На место преступления выехали оба дознавателя и оба помощника. За то время, пока Мара и надменный Гарс работали бок о бок, они привыкли друг к другу. Высокомерие молодого некроманта теперь не так раздражало Мару, да и он, видя, что новенькая работает не за страх, а за совесть, смягчился по отношению к ней и, бывало, приходил советоваться, когда происходили трудные случаи.
        И сейчас четверо стояли в тесной квартирке, которую снимала погибшая. Ее уже опознали, молоденькая Ганна работала подавальщицей в таверне. Соседка по этажу с завистью рассказывала о том, что устроилась она на хорошее место: «Королевская охота» - не какая-нибудь третьеразрядная таверна, там даже благородные обедают. А Ганна, вот негодница, смазливая мордашка, знала о том, какая она хорошенькая, и умело пользовалась этим.
        - В каком смысле пользовалась? - строго спросил Витор у соседки, которая смазливой внешностью похвастаться не могла и оттого Ганну очень не любила, это сразу бросалось в глаза.
        - Да нет… - замялась женщина. - Не в том смысле. Кокетничала с ними. Где нужно - улыбнется, или блюда на стол выставляет так, что все прелести наружу, а за то ей подарочки и чаевые хорошие… Вы не подумайте, что я вру. Она сама рассказывала!
        Соседка покосилась на тело, распростертое на полу, нервно поправила волосы. Кажется, только сейчас она поняла, что завидовать больше нечему.
        Мара держалась у входа и старалась не смотреть в сторону мертвой девушки. Ей было стыдно за свой страх, но она ничего не могла с собой поделать. К тому же они с Гарсом сделали все что могли. Неоднократно пытались воскресить, да бесполезно. Не оставалось сомнений - этот случай продолжает череду странных убийств.
        Мара зажмурилась, пытаясь не думать об убитой. Не получалось. Отсюда, от двери, она продолжала видеть разбросанные в стороны руки, выше локтя покрытые синяками. Почему-то до локтя кожа оставалась чистой. Избитая, истерзанная… Длинные волосы цвета спелой пшеницы…
        - Красивая… Была… - крякнул Витор, едва команда переступила порог.
        - Она… Ее… - начала Мара, но, как ни старалась, не сумела заставить себя договорить. Могла бы и не спрашивать, все и так ясно с первого взгляда.
        - Да. Изнасилована, - жестко подтвердил старший дознаватель. - Так, ты не вздумай мне тут в обморок падать! Ты сейчас не девушка, ты - помощник дознавателя! Сантименты оставь за порогом!
        И она взяла себя в руки и сделала все, что должно. Но впервые за все время работы Мара отчаянно нуждалась в том, чтобы Бьярн оказался рядом. Только бы на секунду прижаться к его плечу, вдохнуть его теплый запах, и станет не страшно… Но Бьярн находился за несколько кварталов отсюда, разнимал драку на постоялом дворе.
        Увы, совместные усилия ее и Гарса не принесли плодов, и теперь оба отошли к выходу, чтобы не путаться под ногами у дознавателей. Те еще осматривали место преступления, по ходу дела переговариваясь между собой.
        - Пока не могу сказать точно, но, судя по синюшности кожи, жертва так же обескровлена, как предыдущие, - бесстрастно говорил Витор. - Подождем заключения медикусов. Сегодня дежурит Вайс, он самый толковый из них.
        - Ага, а вот и следы на шее, - откликнулся Айк. - Два небольших прокола на яремной вене на расстоянии двух сантиметров друг от друга.
        Мара почувствовала, как ее замутило, и выбежала прочь, хватая ртом воздух. Витор останется недоволен. Плевать…
        Она долго пыталась отдышаться, стоя в тесном, захламленном внутреннем дворике. «Да что такое со мной? - недоумевала она. - Возьми себя в руки!» Ведь бывали случаи и страшнее. Мара навидалась всякого за время работы помощником дознавателя, почему же сейчас не хватает выдержки?
        Мара знала ответ, но не хотела себе в этом признаваться. Несчастную девушку изнасиловали и убили. Она словно видела себя, лежащую там, на полу.
        - Тебя Витор зовет, - Гарс, словно тень, вырос за спиной и вдруг похлопал по спине в неловкой попытке поддержать. - Как ты? Тяжко смотреть, я понимаю. Как увидел ее, прямо обомлел. Думаю, вот это надо же - вылитая Мара.
        - Что? - встрепенулась Мара. - Она совсем непохожа! Разве что волосы… Гарс! Вот спасибо! Мне теперь еще хуже!
        Заставила себя вновь подняться по грязным, затоптанным ступеням в пропахшую смертью комнату. Витор подозвал ее. Мара подошла ближе и разглядела на лице старшего дознавателя странное выражение: смесь сосредоточенности и растерянности.
        - Мара, я должен предупредить. Хотя ты и сама, вижу, догадалась. Все жертвы твоего типа внешности. Худенькие, синеглазые, белокожие, с длинными светлыми волосами.
        - У меня до плеч, - прошептала Мара.
        - Все равно… Я приказываю тебе с этого дня быть вдвойне осторожной, помощник дознавателя. Поняла меня? Чтобы ни шагу одна! Или со мной, или с Бьярном! Ему тоже расскажу.
        - Но…
        Такого поворота Мара не ожидала. Это какой-то дурной сон! Только все стало налаживаться! Бьярн и так переживает из-за нее, а теперь точно до конца расследования дома запрет, а сам у дверей сядет и станет караулить.
        Нет уж, Мара слишком долго жила, снедаемая страхом, и никому больше не позволит испортить себе существование!
        Остаток дня она провела как в тумане. Тело отвезли к медикусам, и Вайс, уже хорошо знакомый Маре молодой специалист, подтвердил догадки: тело обескровлено. Кровь выкачали из двух небольших отверстий на вене.
        - Шприцем? - уточнил Витор. - Или…
        Вопрос повис в воздухе: «Или ее выпили?»
        - Или есть возможность предполагать, что в этом деле замешана нечисть? - произнес он вслух.
        - Не могу пока точно сказать, - покачал головой Вайс. - Слишком мало данных. Но неизвестный яд в крови, эти следы на шее… Возможно, действительно нечисть.
        - Проклятие! - выругался старший дознаватель. - Снова!
        - Я не утверждаю пока…
        Витор махнул рукой. Он был зол, мрачен и суров. Мара боялась лишний раз заговорить, а тем более начать расспрашивать. Ей очень хотелось узнать о других убитых девушках. Кем они работали, кого любили, кто любил их. Но она понимала, что это вовсе не профессиональные вопросы, которые помогли бы расследованию. Это все глупая сентиментальность.
        - Жди Бьярна, - приказал Витор, а сам скрылся в кабинете, захлопнув дверь у нее перед носом, - ушел думать.
        В любой другой день Мара давно ушла бы домой, а теперь вынуждена была одиноко сидеть в опустевшем стане, нос к носу с унылым дежурным. Бьярн, как назло, задерживался. А может быть, сразу пошел домой - он ведь не знал, что ее нужно провожать. Дома Эрл скучает. Наверное, удивляется, куда все запропастились. Воды натаскал и сидит у потухшего камина, мерзнет. В это время он уже прибегает от Вики и ждет их возвращения.
        Мара вздохнула. А потом разозлилась: почему она теперь должна трястись и прятаться, будто в чем-то виновата!
        И ведь сколько раз влипала в неприятности из-за своего упрямства! Это уже потом Мара отругала себя за самонадеянность. Ничему ведь жизнь не научила - «захочу и пойду», «захочу и сделаю», и никто ей не указ.
        «Ничего со мной не случится!» - решила она и засобиралась домой. Накинула плащ, застегнула плотно, словно пыталась таким образом оправдаться перед Бьярном: «Вот видишь, я не замерзну». Кивнула дежурному и вышла в темноту.
        Что тут идти-то! Две улицы, три поворота, сквер, а там до дома рукой подать. Она не знала, что разминулась с Бьярном буквально на минуту. Тот зашел следом, отправился к Витору на доклад и спустя несколько секунд, узнав от начальника подробности дела, вылетел за дверь, пытаясь нагнать неразумную птаху, которая, похоже, ценит свою свободу сильнее жизни. Почти успел…
        Самым страшным местом по пути домой был переулок между двумя улицами. Сюда выходили глухие стены домов, так что кричи не кричи - все равно никто не услышит и на помощь не придет. Мара торопливо шагала, натянув на голову капюшон, и старалась не смотреть по сторонам. Не хотелось в этом признаваться, но сердце колотилось в груди от страха.
        «Ничего, ничего, - успокаивала себя Мара. - Это просто нищий напугал!»
        Нищий, кутавшийся в серый латаный плащ, сидел на корточках у крыльца, грел руки дыханием. И охота мерзнуть у стана! Здесь никто монеты не подаст и погреться не впустит. Шел бы к трактиру, там, глядишь, что-нибудь и перепало бы.
        При виде Мары он шарахнулся в сторону, вскочил на ноги. Мара думала, сбежит тут же, этот народ не любит представителей закона. А он как-то странно замер. Отошел на пару шагов и застыл на месте, глядя на нее.
        Мара прошла мимо, не поднимая головы, а теперь вот дрожит как осиновый лист. Теперь и шаги чудятся, и тень, крадущаяся следом. Воображение не на шутку разыгралось!
        Она почти добралась до конца переулка, когда сильные руки ухватили ее, развернули, прижав к стене дома, так что не вырваться. Над ней нависал тот самый нищий, лицо скрыто в тени капюшона.
        - Я думал, никогда уже не найду тебя, - тихо сказал он.
        Мара задохнулась от ужаса. Надо кричать, попытаться освободиться, а сил нет. Перчатки! Точно! Нищий удерживал ее за плечи, но руки оставались свободными. Мара стянула перчатку, освобождая кисть руки. Ладно, сейчас ты поймешь, каково это - связываться с некромантами.
        Быстро, чтобы он не понял, что происходит, Мара протянула ладонь и сжала запястье нищего, ожидая, как потекут по пальцам токи жизненной силы. Она не станет его убивать, только обессилит, а потом позовет на помощь.
        Но прошла секунда, вторая, а ничего не происходило. Мара не чувствовала ровным счетом ничего, точно касалась не живого человека, а шатуна, у которого своей жизненной силы не осталось.
        - Удивлена? - усмехнулся нищий из глубины своего капюшона.
        - Кто ты? - безмолвно произнесли губы Мары.
        - Точно не человек, - ответил тот.
        ГЛАВА 40
        - Эй-эй, ты только сознание не теряй! - прикрикнул он, легко встряхнув ее за плечи. - Я сейчас отпущу тебя. На ногах устоишь?
        Мара кивнула. Да, главное, пусть отпустит, а там она найдет способ сбежать! Но странно, в голосе нищего вовсе не ощущалось угрозы. Хотя это ни о чем не говорит, Мара знала случаи, когда самые безжалостные убийцы поначалу были добры к своим жертвам.
        - Сейчас я сниму капюшон.
        Мара зажмурилась, ожидая увидеть худшее. Самое страшное лицо, которое до сих пор преследовало ее в кошмарах.
        - Может, откроешь глаза? - спросил нищий. - Я не кусаюсь… Хм… Пока.
        Что же, двум смертям не бывать… К тому же легче сопротивляться с открытыми глазами. Мара заставила себя посмотреть на лицо незнакомца. И удивленно заморгала.
        Она никогда прежде не видела этого человека. Нечеловека, но выглядел он как обычный молодой мужчина. В любых других обстоятельствах Мара решила бы, что он красив. Какой-то невероятной, чрезмерной красотой. Слишком правильные черты лица, слишком зеленые глаза, слишком чувственные губы. И удивительное дело, она никогда прежде не видела его, а все же это лицо казалось ей знакомым.
        - Кто же ты? - прошептала она.
        - Я только хочу поговорить, Мара. Послушай…
        Мужчина отошел на шаг и поднял руки, точно пытаясь показать, что не представляет опасности.
        Именно в эту секунду на него налетел Бьярн. Точно разъяренный медведь, он схватил незнакомца, оторвал от земли и бросил в стену. Будь на его месте обычный человек, у него непременно сломался бы позвоночник от такого удара. Но нищий перевернулся в воздухе и упал, словно кот, на все четыре конечности. И тут же легко вскочил на ноги. Изящный, легкий, быстрый. Сразу понятно, что догнать его и убить - не такая простая задача.
        Бьярн вытащил из ножен кинжал и встал, закрывая собой Мару. Мужчины сверлили друг друга глазами, не произнося ни слова. Но вот существо, притворяющееся человеком, усмехнулось иронично, стряхнуло с плаща крупицы снега и отвесило Бьярну шутовской поклон.
        - Пока откланиваюсь! Вижу, что на разговор вы не настроены.
        Точно тень или ветер, он скользнул по темному переулку и растаял за поворотом.
        Бьярн резко развернулся к Маре.
        - Птаха, что же ты творишь!
        Та испуганно отступила на шаг, потупилась. Как тут оправдаешься? Кругом виновата!
        - Ну, иди ко мне! - вздохнул Бьярн, раскрывая объятия.
        Обнял, зарылся в волосы, а когда Мара подняла на него несчастные глаза, зацеловал холодные от мороза щеки.
        - Как ты меня напугала!
        - Прости… Прости меня…
        Она долго потом не могла отогреться даже под одеялом, лежа рядом с Бьярном, обнимающим ее. Он уснул, а Мара старалась не ворочаться, чтобы не потревожить его сон. Пусть отдыхает: на работе вымотался, а потом еще из-за нее перенервничал. Она хотела было перебраться в свою комнату, чтобы не мешать, но стоило попробовать освободиться из объятий, как Бьярн немедленно открыл глаза:
        - Ты куда, птаха?
        - Не спится. Не хочу тебя будить…
        - Да ведь я спать не смогу, если тебя рядом не будет.
        Пришлось остаться. Вот только сон по-прежнему не шел. Мара лежала и думала, думала. О загадочных убийствах, о незнакомце, который знает ее имя, о бедных девушках, умерших такой ужасной смертью. А еще не давало покоя смутное беспокойство. Мара знала, что интуиция ее никогда не подводит, и сейчас неясная мысль толкалась в сознании. Что-то о девушках и странных смертях.
        В конце концов она задремала и очутилась на постоялом дворе «Бочка эля», куда они приехали с обозом. Бьярн тогда был ранен шатуном, отдыхал, а Мара с Эрлом спустились перекусить. Бимер и Вильям развлекали народ, травили байки. О чем же? Ах да, рассказывали о том, какие странные дела творятся в Скире. О том, что в одном из домов нечисть сожрала двух парней - это слух о Маре с Бьярном, измененный до неузнаваемости. О том, что хутор, стоящий в Чернолесье, вырезали подчистую, а когда пришли хоронить бедолаг, тел не нашли. А еще… Мара, точно наяву, услышала голос Вильяма: «Говорят, девиц мертвых находили в Скире без счета. Вечером жива девица - утром мертвая лежит!»
        Мара резко вздрогнула, просыпаясь. Едва ли, конечно, убийства в далеком Скире и в столице - это дело рук одного человека, но почему-то показалось, что существует какая-то связь. Надо завтра же найти Вильяма и обо всем его расспросить!
        Чуть свет растолкала Бьярна. Надо успеть в «Сытого воина» до начала рабочего дня. Бьярн внимательно выслушал и спорить не стал, хотя Мара ясно видела сомнение на его лице: байка - она байка и есть. Но с другой стороны, в таком деле любая зацепка пригодится!
        Вильям обрадовался друзьям, но, узнав о цели визита, смущенно почесал лоб.
        - Да я ведь сам не бывал в Скире. Эта байка ко мне через третьи руки дошла. Сами понимаете, работа у нас такая - люди любят истории слушать. А правдивы они или нет, никого особо не волнует.
        - Мы понимаем, Вил. Нестрашно. Просто расскажи все, что помнишь!
        Вильям посмотрел на бледную, осунувшуюся Мару, на мрачного Бьярна, кивнул.
        - Конечно! Про то, что девиц находили без счета, это я, конечно, приврал для значительности. Две или три их было. Парень, что историю мне рассказал, и сам врун отменный. Говорил, что в них ни капельки крови не осталось. А ран никаких! Только два крошечных прокола на шее.
        Мара вскрикнула и зажала рот ладонью. Какая бы нечисть ни обитала в Скире, теперь она добралась до столицы. Бьярн притянул ее к себе, утешая.
        - Мара, это еще ничего не значит…
        - Но хоть какая-то зацепка!
        И увы, это никак не объясняло сходство убитых девушек с Марой.
        До начала рабочего дня оставалась еще пара часов, поэтому Мара и Бьярн решили купить в таверне свежих булочек, вернуться домой и позавтракать всем вместе. Эрл как раз должен проснуться.
        Так и было: сонный мальчишка зевал, сидя в кресле у камина, задумчиво хрустел вчерашним хлебом.
        - Ой, а я думал, вы сегодня на службу пораньше, - обрадовался он.
        Мара выложила на тарелку теплую сдобу, и комнату наполнил сладкий аромат. Вода в жестяном чайнике закипела, осталось только бросить в него пряных трав для взвара. Как же Мара любила такие уютные семейные посиделки!
        Расположилась с чашкой и булочкой на диване. Как хорошо! Пусть все ужасы на время останутся за порогом.
        Вот только расслабиться не получилось: раздался стук в дверь.
        - Не станем открывать, - сказал Бьярн, видя, как нахмурилась Мара.
        Но требовательный стук не прекращался. Кем бы ни был невидимый посетитель, он оказался удивительно настойчив.
        - Вдруг посыльный от Витора, - вздохнула она и отправилась открывать.
        На пороге стоял вчерашний незнакомец. Снежная крошка присыпала черные как смоль волосы, насмешливая улыбка тронула кончики губ. При виде Мары нечеловек дурашливо поклонился.
        Мара услышала, как позади нее вскочил на ноги Бьярн.
        - Мара, отойди от двери!
        И тут же оказался рядом, заслоняя собой. Молодой мужчина даже не шелохнулся, не сдвинулся ни на шаг, бесстрашно глядя в лицо Бьярну.
        - Нам нужно поговорить. Не для того я за вами по всей Симарии гоняюсь… Где мой сын?
        - Что? - опешила Мара.
        Она ожидала чего угодно, но только не этого вопроса.
        Услышала за спиной шлепанье босых ног по полу. Вздох. Тарелка выпала из маленьких рук и разбилась на сотни осколков.
        - Па?.. - прошептал Эрл и тут же, захлебываясь от радости, звонко закричал на весь дом:
        - Папа!!!
        ГЛАВА 41
        - Эрл, не приближайся! - крикнул Бьярн. - Эта тварь вовсе не твой отец, а только притворяется им!
        Мара не знала, что и думать. Оглянулась на Эрла: глаза у мальчишки, как две медные монетки, вот-вот заплачет. А этот… Это… Неужели правда отец? Как такое возможно?
        - Сынок… - мужчина сделал шаг навстречу, но тут же захрипел: Бьярн стиснул ему горло, прижал к стене.
        - Не смей его так называть! - прошипел он сквозь зубы.
        Мужчина, как ни странно, не пытался вырваться. Даже не пробовал отвести огромную руку от своего горла, только молча смотрел в глаза Бьярна: говорить со сдавленными голосовыми связками он не мог.
        - Отпусти, задохнется! - испугалась Мара.
        - Туда ему и дорога!
        Эрл всхлипнул и все же разревелся. Он попытался втиснуться между мужчиной и Бьярном, разнять их, развести своими маленькими руками.
        - Папа… Бьярн… Папочка… Бьярн, миленький, отпусти его, это папа мой!
        Но Бьярн точно не слышал. Лицо его побелело от ярости.
        - Ты убил всех этих девушек! Ты охотился за Марой! Ты не заслуживаешь жизни, тварь.
        Мара понимала: надо срочно что-то сделать, но потрясение оказалось настолько велико, что она наблюдала за происходящим словно со стороны, а с места сдвинуться не могла.
        Мужчина ухватил Бьярна за запястье, пытаясь отвести руку от горла. Сейчас стало понятно, что и его возможности небезграничны: он пытался вздохнуть и не мог.
        Эрл пронзительно закричал и бросился к своему игрушечному деревянному мечу, схватил его, ударил по ноге Бьярна, не переставая при этом плакать.
        - Отпусти его! Отпусти! Я тебя больше никогда любить не буду, гадкий Бьярн!
        Душераздирающая сцена вырвала Мару из ступора. Нет, так не должно быть!
        - Бьярн, - она мягко коснулась тыльной стороны его ладони, а после попыталась разжать пальцы. - Не надо. Отпусти. Если он виноват, то получит по заслугам. Но давай выслушаем сначала!
        И Бьярн послушался, отпустил, хоть это тяжело ему далось. И незваный гость, и хозяин - оба дышали, как после долгой битвы. Нечеловек сполз по стене на пол.
        - ЧУдно… - прохрипел он, закашлялся и не скоро сумел продолжить: - Всегда так гостей встречаете?
        - Только убийц, - мрачно отозвался Бьярн.
        Эрл скользнул мимо него и кинулся на шею мужчине. И тот в ответ обнял ребенка как величайшую драгоценность, как нечто бесценное - утерянное и вновь чудесным образом обретенное, так что сомнений не осталось, он действительно его отец. Черты его лица разгладились, потеряв немного язвительное выражение. Мара видела сейчас только безграничные нежность и любовь.
        - Я никого не убивал, - сказал он, когда дыхание выровнялось. - Так что ты, друг мой, едва не отправил на тот свет невинного человека.
        - Человека? - хмыкнул Бьярн, хотя теперь и на его лице читалось раскаяние, так что он пытался казаться еще более суровым и «опасным», чем обычно. - Ты явно не…
        - Тсс, - мужчина приложил палец к губам и скосил глаза на прижавшегося к нему Эрла. - Кое-кто не в курсе… Я Рейвен, кстати о птичках. Как-то некрасиво убивать гостя, не спросив сначала его имени, вам не кажется?
        Мара фыркнула, не сдержавшись. Ну что за человек? Ладно, нечеловек! Пытается острить, хотя ситуация далеко не веселая.
        А время убегало, Витор ждет на службе. Если прогуляют без уважительной причины - неприятности обеспечены.
        Рейвен сам предложил выход.
        - Эрл, сынок, ты ведь знаешь, где работает Мара?
        Эрл отстранился и кивнул, не понимая, к чему этот вопрос.
        - Добеги и скажи дежурному, что Бьярну плохо, а Мара осталась ухаживать.
        - Мне плохо? - прорычал Бьярн.
        - А что, тебе хорошо? - невинно парировал Рейвен. - Прости, не понял.
        Бьярн только челюсти сжал, понимая, что спорить с этим язвительным мерзавцем себе дороже.
        Эрл хлюпнул носом и вытер рукавом мокрые глаза. Перевел хмурый взгляд с Бьярна на отца и обратно.
        - Схожу, если только ты, папуля, и ты, Бьярн, пожмете друг другу руки и пообещаете не ссориться, пока меня нет! А то вздумали тут драться, как маленькие!
        - А я не дрался, сынок.
        Рейвен поднял на Бьярна взгляд кроткой овечки, так что даже Маре захотелось его поколотить. Бьярн молча протянул ладонь, только на скулах играли желваки. И вот две руки - одна обветренная и покрытая мозолями от меча, и другая - узкая, тонкая, такая, которая, кажется, ничего тяжелее пера не держала, - соединились в рукопожатии. Им удалось убедить Эрла, так что он, строго посмотрев на обоих, умчался, прихватив с собой деревянный меч.
        Рейвен, не дожидаясь приглашения, опустился в кресло, вытянув длинные ноги.
        - Что же, теперь можем поговорить!
        Мара сдерживалась при Эрле, но теперь поняла, что непременно должна сказать какую-нибудь колкость. Что он о себе возомнил?
        - Никогда бы не подумала, что у нашего милого мальчика может оказаться такой заносчивый и самовлюбленный отец.
        Рейвен поиграл бровями.
        - Я тоже очень милый. Правда-правда! Не будь твое сердце занято другим, ты бы уже таяла, как снежинка на солнце.
        Бьярн было подался к нему - лицо не сулило нечисти ничего хорошего, но осознал, что сказал Рейвен, остановился и посмотрел на Мару.
        - Сердце занято другим?
        Мара не могла не улыбнуться, глядя на его растерянное лицо. И тогда Бьярн догадался, глаза его сделались лучистыми от счастья.
        - Девочка моя… - сказал он.
        - Так! - Рейвен звонко хлопнул в ладоши. - Я рад за вас, ребята. Искренне рад. Но у нас времени ровно до того момента, как вернется мой сын. Эрл ничего не знает о том, кто он, и я пока не намерен ему это открывать.
        Рейвен оказался неприятной нечистью, но в данном случае говорил правильные вещи. Не время расслабляться. Бьярн и Мара переглянулись. Мара присела на край дивана, Бьярн подтащил ближе второе кресло.
        - Рассказывай. Кто ты, откуда и почему выжил? А главное - кто убивает девушек?
        - Уверен, вам не терпится узнать ответы на все эти вопросы, но придется начать издалека. Вы знаете, с каким государством граничит Симария на севере?
        - Да, - ответил Бьярн. - Граница с Иристаном проходит по Чернолесью.
        - А знаете, какое дивное место этот Иристан? - в голосе Рейвена вновь сквозила ирония, а еще горечь.
        - Не думаю, что дивное, - не согласилась Мара.
        Она не очень хорошо разбиралась в политике, но в Симарию доходили дикие слухи о том, что Иристан заполонила нечисть, что дела там обстоят хуже, чем на севере Симарии в самые плохие времена.
        - Люди там с трудом выживают, - продолжила она мысль. - Там какой-то мрак творится.
        - Лучше не скажешь, - согласился Рейвен. - Сейчас вы удивитесь - там с трудом выживает даже нечисть. Я имею в виду, разумная нечисть. Такая, как я, или малыш Эрл, или моя Адель… Я только хотел для своей семьи спокойной жизни. Мы пришли в Симарию не для того, чтобы убивать, мы пришли, чтобы растить детей. Построить дом, смотреть в будущее без страха.
        Рейвен говорил, и Мара увидела перед собой другого человека. Серьезного и довольно несчастного. Видно, все его нахальство и ехидство - лишь маска, спасающая от боли.
        - Хутор Анхельм? - спросила она.
        - Да. Наш дом. Но все по порядку… Мы - лестаты.[1 - Автору известно, что Лестат - это имя собственное. Лестат де Лионкур - персонаж книги Энн Райс «Вампир Лестат». Но мне показалось, что просто вампиры - это так ску-учно, так что захотелось ввести новую, интересную нечисть.]
        Мара вскинула голову, пытаясь припомнить, что скрывается за этим словом. Встретилась глазами с Бьярном, тот едва заметно пожал плечами.
        - Вам это слово незнакомо? Неудивительно. Симарию хорошенько подчистили от таких, как мы. Это у неразумной нечисти не хватает мозгов, чтобы убраться подальше. А разумной весьма доходчиво объяснили… В Симарии любую нечисть убивают без суда и следствия!
        - А как бы вы хотели? С судом и следствием? - глухо спросил Бьярн. - Нечисти не место в Симарии.
        Рейвен посмотрел в упор на собеседника. Взгляд был тяжелым.
        - Да. Я бы хотел с судом и следствием.
        На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина, а потом Рейвен продолжил рассказ:
        - Мы - лестаты. Кто-то зовет нас вампирами, но тот, кто это делает, просто не разбирается в расах. Вампиры - ночные жители, солнечный свет им противопоказан. Мы же не боимся его. И если бы кто-то увидел рядом вампира и лестата, ни за что не перепутал бы нас с этими блеклыми созданиями. Мы, как и они, нуждаемся в жизненной силе, которую легче всего заполучить из живой человеческой крови. Но наш главный козырь - наша внешность. Я ведь красив, Мара, правда?
        Мара кивнула: к чему отрицать очевидное.
        - Любая девушка оказалась бы очарована мной, захоти я этого. Очарована и согласна на поцелуй.
        Рейвен широко улыбнулся, и Мара только сейчас разглядела его клыки - гораздо длиннее и острее, чем у человека.
        - Один укус, и в кровь впрыснут яд. Действие его таково, что она не почувствует боли и до последнего мгновения будет влюблена в меня.
        Голос Рейвена становился все глубже, таким бархатным и убаюкивающим, что Мара почувствовала, как сами собой тяжелеют веки.
        - Убью тебя, нечисть, - прогремел Бьярн, и наваждение тут же схлынуло.
        Рейвен развел руками, словно говоря: «Я только показал».
        - Значит, значит… - Маре так трудно оказалось произнести это вслух. - Вы все же убиваете!
        - Лестаты - убивают. Но ни я, ни члены моей семьи не убили ни одного человека, - ответил Рейвен. - Наш клан презрительно назвали отступниками. Но я посчитал, что это небольшая плата за возможность прожить нормальную человеческую жизнь.
        - Но… как?
        - Настойка живисила. Отличный суррогат жизненной силы. Она утоляет нашу жажду и позволяет вести обычную жизнь. Когда мы пришли в Скир, я хотел сделать все правильно. Мне казалось, ни к чему начинать с вранья. Отправился к наместнику и рассказал все как есть. Обещал, что от нас не будет неприятностей. Построим хутор в лесу, станем изготавливать настойку для себя и на продажу. Ему лично в руки я каждый месяц относил пятьдесят монет. На Севере на такие вещи смотрят проще, жизнь там суровая. Наместник решил, что мирное поселение разумной нечисти, приносящее доход, всяко лучше стада шатунов… Мы, кстати, город от шатунов защищали как могли… Почему-то я думал, что нас оставят в покое.
        Он какое-то время молчал, глядя перед собой. Потом вновь нацепил свою непроницаемую маску, рассмеялся. Вот только смех вышел нерадостным.
        - Каким я был идиотом! Верить людям! А мы ведь даже детей воспитывали так, что каждый считал себя человеком. Настойка живисила, которую они принимали с младенчества, не позволяла почувствовать жажду крови. Правду о том, кто они такие, мы раскрывали им только в день совершеннолетия, когда лестату исполнялось шестнадцать лет… Сейчас я понимаю: это стало роковой ошибкой. Один из юношей не выдержал обрушившейся на него правды, что повлекло за собой цепочку событий, закончившейся гибелью Анхельма.
        - Но вы живы. Я не понимаю…
        - Они нас неправильно убивали, - ответил Рейвен, и его зеленые глаза почернели, точно в них взметнулась, поднялась со дна вся тьма, что хранилась в душе с того дня. - Они убивали нас как людей.
        Он усмехнулся.
        - А надо было - как чудовищ…
        ГЛАВА 42
        - То есть обычным способом вас убить нельзя? - нахмурил брови Бьярн. - Ты это хочешь сказать? Убийцы подумали, что вы мертвы, и ушли?
        Рейвен нарочито медленно изобразил аплодисменты: мол, ну вот, ты сам все понял.
        - Но за что? Мара подозревала, что за всем стоит наместник, но ведь у вас с ним был договор? Я не понимаю…
        - Возможно, для того, чтобы понять, надо не перебивать, а внимательно слушать? - язвительно поинтересовался Рейвен. - Или я просто так здесь сижу? До всего дойдет очередь!
        Маре и Бьярну ничего другого не оставалось, как только замолчать и приготовиться слушать дальше.

* * *
        - Все началось в тот день, когда мы открыли Ивару тайну его происхождения. Мальчику исполнилось шестнадцать лет. Он всегда был несговорчивым, себялюбивым, не признавал авторитетов. Ни для кого не являлось секретом, что он, достигнув совершеннолетия, собирался покинуть Анхельм. У него были свои планы на жизнь… К сожалению, он еще не знал, что я не могу этого допустить. Ивар, как и каждый лестат, не должен покидать хутор для его же блага и блага всех нас.
        Известие о том, что он нечеловек, потрясло Ивара. Долгое время он не мог прийти в себя. Злился, отказывался принимать настойку живисила, угрожал уйти. Каждый раз с трудом мы убеждали его остаться. Не хотелось доводить до того, чтобы запереть мальчика. Со временем мне показалось, что он смирился. Но произошло то, что нарушило хрупкое равновесие в его душе…
        Наместник часто навещал нас. Едва ли это можно было считать дружеским визитом. Он чувствовал свою власть над нами, знал, что Анхельм целиком и полностью зависит от его милости. Думаю, ему нравилось это ощущение могущества, хотя он лицемерно называл себя нашим другом. Иногда привозил с собой приятелей из благородных, которых каким-то ветром занесло в забытый Всеединым Скир. Просил устроить для гостей охоту на шатунов, а после все заканчивалось застольем. Уезжал тоже не с пустыми руками. Ежемесячная дань в пятьдесят монет, видно, казалась ему недостаточной. Но мы молчали и терпели, другого выхода не было. Хотя я миллион раз пожалел о том, что открыл ему, кем жители Анхельма являются на самом деле…
        Вот и в тот день он явился на хутор. Привез с собой хлыща из благородных. Тот хотел показаться дружелюбным: улыбался так, что я пожалел беднягу - как только челюсти не заболели. Господин Грир остерегался сообщать кому-либо нашу тайну, но сейчас не сдержался. Не знаю, как это вышло, видно, свою роль сыграла не одна кружка эля, ведь оба прибывших оказались сильно навеселе. Так или иначе, но благородный знал, кто мы такие, и пожелал с нами познакомиться.
        - Впервые вижу разумную нечисть! - воскликнул благородный. - А что, правда, что девушки от вас без ума?
        Это был неприятный разговор. Я отослал Эрла из дома, чтобы он не видел, как вынужден унижаться его отец.
        - А что за яд? Покажи-ка мне свои зубки!
        Я видел, как зажмурилась Адель, когда я вынужден был открыть рот и показать ему свои клыки. Я чувствовал себя как жеребец, которого продают на ярмарке, но ничего не мог поделать. От этих людей зависело будущее Анхельма.
        - А что, если ты меня укусишь, смогу ли я стать таким, как ты?
        - Нет, вы умрете, - ответил я.
        Я не стал вдаваться в подробности, как именно и как скоро он умрет.
        Мы накрыли стол, накормили и напоили гостей. Я видел, что гость затевает беседу то с одним лестатом, то с другим. Жители Анхельма вежливо, но неуклонно уходили от разговора. И в конце концов он нашел Ивара, который все это время угрюмо сидел в углу, сверля меня глазами. Я сделал ему знак «не говори с ним», однако мальчишка не послушался. Я видел, что они увлечены диалогом, и ничего не мог сделать. Судя по выражению лица благородного, тот был в восторге. Он то и дело хлопал Ивара по плечу. Я попросил Эрла незаметно послушать, о чем они говорят, но он оказался слишком мал, чтобы запомнить и правильно пересказать услышанное.
        - Дяденька гость хвалит Ивара и говорит, что он таких еще не встречал. А еще говорит, нечего тебе сидеть в этом болоте, поехали со мной! А еще сказал: никто не должен тебе указывать, кем быть.
        Из разговора мало что удалось понять, хотя я встревожился: гость звал Ивара поехать с ним, а неискушенный мальчишка мог согласиться и попасть в беду. Я решил, что глаз не спущу с него этой ночью, однако Ивар понимал, что я начеку, и усыпил мою бдительность. Господин Грир и его друг покинули нас следующим утром, а Ивар остался.
        Прошли дни. Постепенно все успокоилось и забылось. И вот тогда, когда я перестал опасаться подвоха, Ивар пропал. Сбежал… Не знаю, оказалось ли это спонтанным решением, или тот негодяй из Благородных подсказал ему план. Не знаю, ждал ли он его где-то, или Ивар с того дня был предоставлен самому себе…
        Ивар сбежал, а спустя какое-то время начались смерти девушек. Когда до Анхельма дошли слухи, я сразу понял, что убийства совершает лестат. Два прокола на шее, и жертва лишается крови и жизненной силы… Я не хотел верить, что это вина Ивара, но ничего другого в голову не приходило.
        Визит наместника не заставил себя долго ждать. Он кричал, что мы предали его доверие, что мы поплатимся за содеянное… Я пытался, как мог, убедить его в том, что весь род не несет ответственности за действия одного мальчишки, сбившегося с пути. Я обещал сам найти его и наказать. Господин Грир сделал вид, что соглашается со мной. Как теперь понимаю, специально, чтобы мы успокоились и не вздумали покинуть Анхельм.
        На следующий день нас пришли убивать. Не знаю, где наместник нанял этот сброд, но среди них я узнал некоторых местных жителей из тех, кто за лишнюю монету не погнушается самой грязной работы. Возглавлял их Горг. Знаю, его с наместником связывали какие-то мутные дела.
        - Ну что, паря, - сказал он мне. - Молитесь своим богам, если у вас, нечисти, они есть. Мы вас убивать пришли.
        Убить можно даже лестата, хоть это гораздо сложнее и дольше. Я испугался, что наместник надоумил их, как правильно это сделать. Но, к счастью, убивали нас как людей. Нескольких колющих ранений в живот и грудную клетку недостаточно. Недостаточно… Но очень больно. Особенно жаль было детей. Они не знали, что спустя несколько часов боль прекратится, а раны затянутся. Я совершил глупость. Я не хотел, чтобы Эрл пережил этот ужас. Перекинул его через ворота и приказал бежать в Скир. Я не знал, что его перехватят по дороге и изранят. Что он доберется до стен города и рухнет замертво… Как раз в этот день в Скире появились вы…
        Когда жители Анхельма понемногу начали приходить в себя, я понял, что задерживаться надолго нельзя. В любое время наместник и его люди вернутся, чтобы проверить, полностью ли зачищен хутор. Мы переоделись и покинули свой дом навсегда. Я приказал всем пробираться в сторону Фермаго, пообещав Адель найти Эрла и догнать их по дороге.
        Вот только сын бесследно пропал. Просто какое-то наваждение. Если учесть, что я вынужден был скрываться и никого не мог расспросить напрямую, слухи, дошедшие до меня, казались совершенно фантастическими. Ладно, я еще мог понять, почему заезжая некромантка сумела оживить погибшего мальчика, даже был рад, что все случилось именно так. Ведь спустя несколько часов Эрл ожил бы сам. Можно представить, какой это произвело бы переполох. Но куда потом исчезли некромантка, ее помощник и мой сын? До сих пор помню чувство отчаяния, охватившее меня. Я наблюдал за таверной, где они останавливались, надеясь, наверное, на чудо. И оно произошло. По счастливой случайности, служанка, которая хорошо знала мою семью, заметила меня. Чего мне стоило убедить бедную девушку, что я жив, а вовсе не стал призраком. В конце концов она поведала мне, что вечером израненную некромантку принес на руках ее напарник, а утром в номере не оказалось ни их, ни моего сына.
        - Испарились! - всплеснула она руками.
        Но я понимал: они догадались, что мальчику и им самим грозит гибель, и поспешили уйти.
        С тех пор я гоняюсь за вами по всей Симарии. Бывшие жители Анхельма поселились в небольшом городке рядом с Фермаго, а я пообещал Адель, что не вернусь домой без сына.
        Я почти нашел вас. Я догнал обоз Альфа, но, к сожалению, только тогда, когда он выехал из Корни-Кэша. Теперь я точно знал, что вы в столице и Эрл с вами, вот только найти мужчину, женщину и ребенка в таком огромном городе почти так же невозможно, как отыскать иголку в стоге сена. Однако я не терял надежды.
        Но вот недавно в таверне я краем уха услышал, что в столице начались странные убийства девушек. Неужели Ивар добрался до Корни-Кэша и совсем потерял голову от безнаказанности? Лестаты убивают, чтобы жить, но никогда не истязают своих жертв.
        Вчера вечером я пришел к стану, зная, что должен рассказать все об Иваре. Но в последний момент смелость мне изменила. Если узнают правду, то в опасности окажусь не только я, но и мой сын, и все лестаты, которые доверились мне.
        В тот момент, когда я, одолеваемый сомнениями, пытался принять правильное решение, открылась дверь и появилась та, кого я уже отчаялся найти. Ты, Мара. На мгновение я подумал, что схожу с ума. Но вот я здесь. Теперь вы знаете всю историю. Решайте, как быть дальше.

* * *
        Рейвен замолчал, и на какое-то время в комнате стало тихо, лишь потрескивали дрова в камине да ветер стучал в окно.
        - Значит, это Ивар? - прошептала Мара.
        Все просто, оказывается. Парнишка, который решил, что ему все сойдет с рук. Что ж, видно, сходство убитых девушек с Марой - простое совпадение.
        - Ты понимаешь, что он должен будет умереть после всего, что сделал? - спросил Бьярн.
        - Без суда и следствия, - скривился Рейвен.
        Мара ощутила его боль. Как это ужасно - быть меньше, чем человек, не иметь ни прав, ни надежды стать услышанным.
        - Если бы обвиняли Эрла, его бы ты тоже позволил убить, не сомневаясь ни секунды?
        Бьярн побледнел. Рейвен, похоже, ударил его в самое больное место.
        - Если ты останешься и поможешь отыскать убийцу, обещаю, смертный приговор ему вынесут, как человеку. В суде.
        - Бьярн, ты не можешь этого обещать… - прошептала Мара, но Бьярн молчал, точно имел право так говорить.
        - Согласен, - ответил Рейвен.
        Протянул ладонь, и второй раз за это утро они скрепили договор рукопожатием.
        Вернувшийся домой Эрл застал мирную картину. Рейвен, Мара и Бьярн сидели рядком на диване и пили дымящийся взвар из кружек, закусывая булочками.
        - Эй, обжоры, а мне булочку оставили? - возмутился он, втискиваясь между Марой и отцом.
        Обнял обоих, поцеловал. Бьярну показал язык.
        - Прости меня, малыш, - вздохнул тот, понимая, что мальчик имеет право злиться.
        - Ну ладно. Так и быть! Только не дерись больше!
        ГЛАВА 43
        Рейвена поселили в комнате с Эрлом. Теперь Мара не смогла бы уйти спать на свою постель, даже если бы захотела. Но она и не хотела.
        Нет, они по прежнему только ночевали рядом, дальше поцелуев дело не шло, но зато как уютно засыпать в его объятиях.
        После встряски, устроенной появлением Рейвена, жизнь постепенно вошла в колею. Человек ко всему привыкает. Поначалу Мара едва могла поверить в то, что все это время они растили и любили маленькую нечисть. Что в происходящем с ним нет ее вины. И пусть он вовсе не человек, а лестат, но при этом Эрл оставался Эрлом - любимым добрым мальчиком.
        Привыкнуть к присутствию в доме Рейвена оказалось сложнее. Трудно каждый раз, спустившись утром в зал, обнаруживать в кресле у камина лестата, ехидно улыбающегося при их появлении. Рейвен спал мало, так что к их пробуждению успевал согреть воды. Бьярн поначалу ворчал, что у них не дом, а проходной двор для нечисти. Ворчал, конечно, больше для вида, ведь он сам уговорил отца Эрла остаться до конца расследования.
        Дело шло ни шатко ни валко и, как предполагал Витор, грозило превратиться в очередной висяк. Ни новых зацепок, ни доказательств, ни свидетелей пока не нашлось, а Мара и Бьярн пока не придумали, каким образом сообщить информацию, полученную от Рейвена, так, чтобы не вмешать в это дело его и Эрла.
        К тому же постепенно становилось ясно, что здесь замешан кто-то вышестоящий. Опросили работников в «Королевской охоте» - таверне, где работала Ганна, - и узнали, что в последний вечер один из посетителей попросил ее присесть к нему за столик. Угощал вином и пирожными. Судя по всему, кто-то из благородных. Витор попытался рыть в этом направлении, но сверху спустили указ: «Без четких доказательств вины, указывающих на убийцу, представителей высшего света не беспокоить!» Витор потом сутки ходил злой как собака, срываясь на подчиненных, и кричал, что в таких условиях, со связанными руками, работать невозможно.
        Вечером того дня, дождавшись, когда Эрл отправится спать, устроили совещание. С момента первого убийства прошло две недели, время поджимало. Убийца сейчас, наверное, присматривает следующую жертву.
        - Давайте подбросим письмо? - Мара перебирала все варианты, какие приходили в голову. - Напишем все, что знаем. Убийца - лестат. Зовут Ивар. И, судя по всему, помогает ему кто-то из благородных. Ты не помнишь, как его звали?
        Рейвен скривился.
        - Даже не поинтересовался. А он не представился… Чем это поможет расследованию? Старший дознаватель в курсе, что замешана нечисть, так?
        - Так…
        Мара нашла способ навести на эту мысль медикуса Вайса, а тот подкинул идею Витору.
        - А от имени никакого толку не будет. Ивар не дурак: скорее всего, теперь он представляется иначе и, возможно, сам выдает себя за благородного. Легче отследить отправителей письма, - сказал Рейвен. - Тогда нам не поздоровится…
        Логично, не поспоришь. Бьярн по большей части молчал, глядя на огонь. Думал. Мара давно заметила за ним такую черту - уходить на какое-то время в себя, размышляя над сложной проблемой. Часто после таких раздумий решение находилось.
        - Мара, почему не удался обряд переноса сознания? - спросил он. - В общих чертах помню, но повтори.
        - Неизвестный яд в крови… Ой, теперь уже известный, конечно. Не позволяет воскресить и мешает обряду.
        - Ясно…
        Он вновь глубоко задумался, и Мара задумалась тоже. Какая-то идея скользнула по краю сознания и растворилась быстрее, чем она успела ее ухватить.
        Бьярн поднялся, потянулся.
        - Ладно, я наверх. Мара?
        Мара тоже поднялась было - действительно, глаза начинали слипаться. Это Рейвен, полуночник, непонятно когда спит, но на то он и нечисть, а людям нужен отдых. И вдруг заметила, как Рейвен смотрит на нее, точно хочет что-то сказать, но так, чтобы Бьярн не услышал.
        - Я сейчас. Ты иди.
        Бьярн поцеловал ее в макушку. Ступени заскрипели под его ногами, закрылась дверь в комнату.
        - Ты хотел мне что-то сказать? - быстро прошептала она.
        Ужасно неприятно тайком от Бьярна решать что-то, но у Рейвена с ним взаимная неприязнь, хоть оба боролись с собой ради Эрла. Ладно, она ему позже расскажет, если информация того стоит.
        - Он кое-что понял, но не стал тебе говорить. Боится за тебя…
        - Что понял? - удивилась Мара.
        - Я в ваших некромантских штучках мало что смыслю, поправь, если не прав. Для обряда нужна кровь жертвы?
        - Да…
        - Но яд в крови мешает?
        - Я ведь уже говорила!
        - А что, если у преемника окажется в крови тот же яд? Тогда обряд можно будет совершить?
        Мара рухнула обратно на диван, хлопая глазами. Мысль сумасшедшая, но может сработать! Только кровь нужна свежая, а преемницей придется стать ей.
        - Бьярн меня убьет, - прошептала она, понимая, что Бьярн ни за что не пойдет на этот шаг - позволить ей пережить все, что чувствовала жертва. Она едва-едва начала приходить в себя. Потому он и задал этот вопрос - сам все понял, но промолчал. Нет, своего разрешения он точно не даст.
        Но если Мара не решится - убийцу никогда не найдут, а убийства продолжатся. Слово некроманта в таких обстоятельствах являлось твердым свидетельством в суде. Если она укажет на убийцу, то больше ничего и не требуется.
        - Я согласна, - ответила она. - Но только как крайний случай. Я все же надеюсь, мы сумеем найти его прежде, чем он снова убьет.
        - Маловероятно, - прямо сказал Рейвен.
        Мара поднялась в комнату, скользнула под одеяло. Бьярн не спал, ждал ее.
        - Что случилось, птаха? Почему ты дрожишь?
        - Все нормально, замерзла немного.
        Мару трясло от мысли, что придется обмануть Бьярна. Она решила посвятить его в планы в последний момент, когда отступать станет поздно. Ей казалось, что для этого существует масса причин. Она ясно представляла, как все произойдет. Бьярн будет категорически против, однако Мара настоит на своем, так что ему придется согласиться, а все оставшееся время она будет вынуждена наблюдать, как он страдает, переживая за нее. Нет, пусть лучше не знает. Так проще и ему, и ей.
        Бьярн точно прочитал ее мысли, а на самом деле, видно, почувствовал.
        - Обещай мне, глупая птаха, что ты ничего не вытворишь, не посоветовавшись со мной!
        - Да-да… - пробормотала Мара, уткнувшись в его плечо. Ей стало невыносимо стыдно, но она уже приняла решение.
        - Да?
        - Да…
        Бьярн обнял ее, нежно коснулся губ.
        - Я люблю тебя! Как мне жить, если с тобой что-нибудь случится?
        - И я тебя. Все будет хорошо, обещаю!
        Все же она надеялась, что этого удастся избежать. Может быть, расследование выйдет на след убийцы без ее помощи? Или убийства сами собой прекратятся?
        Жизнь шла своим чередом. Мара научилась, вернувшись домой, оставлять тревоги за порогом. Иначе так недолго и с ума сойти, если постоянно думать об этих ужасах.
        А дома было нескучно! Эрл теперь не уходил к Вики, а оставался дома с отцом.
        - Это его дядя, - представила Мара Рейвена соседке. - Приехал погостить.
        Рейвен улыбался приветливо, но не слишком широко, старательно скрывая клыки.
        «Ужас, совсем заврались! - тоскливо думала она. - А как я буду объясняться, когда Рейвен с Эрлом уедут навсегда?»
        И тут же сжалось сердце… Как она сможет навсегда отпустить любимого мальчика, ставшего таким родным? Мара понимала, что Эрлу лучше с родителями. Огромное счастье, что они живы. И сам малыш то и дело спрашивал у отца, когда же увидит мамочку. Теперь, когда Эрл знал, что мама жива, разлука с ней день ото дня становилась все нестерпимей.
        Они бы давно уехали, если бы не обещание Рейвена помочь. Мара должна отпустить Эрла. И даже слезинки не проронит. Пусть, прощаясь с ней, он запомнит ее улыбку, но не ее слезы. Это потом она наревется всласть… И никогда-никогда его не забудет.
        - Дядя? - удивилась Вики. - О… Брат Бьярна, значит?
        - Ага, - согласилась Мара, стыдливо пряча глаза.
        - Брат, - прорычал Бьярн, и оба мужчины так красноречиво посмотрели друг на друга, что соседке стало очевидно: отношения в семье напряженные.
        Днем отец с сыном гуляли по городу, а по вечерам Рейвен готовил ужин на всю семью - добровольно принял на себя эту обязанность.
        - Я бы мог устроиться пока травником, но не вижу смысла на несколько недель.
        - Травником? - скептически переспросил Бьярн.
        - Травником, - в тон ему высказался Рейвен. - Никто не разбирается в травах лучше нас. В Анхельм из самого Фермаго приезжали за снадобьями, изготовленными по моим рецептам. Настойка живисила - полностью мое изобретение.
        Видно, недоверие Бьярна задело его за живое. Но тут же, решив, что объект недостоин его красноречия, лестат ехидно усмехнулся:
        - И радикулит отлично лечу. Ядом могу плюнуть.
        - Это я заметил, - не остался в долгу Бьярн. - Только это и можешь!
        Еда, приготовленная Рейвеном, всегда оказывалась очень странной. Мара никогда не могла предположить, что их ожидает на ужин. Иной раз сложно было распознать, что входит в состав пряных блюд, - угадывались овощи, и то не все.
        - Ты можешь обещать мне, что ни одна кошка не пострадала? - жалобно спрашивала она, с сомнением глядя в тарелку.
        - Не любишь кошечек? - невинно спрашивал Рейвен. - Зря, зря…
        Мара цепенела, а он хохотал.
        - Да шучу я! Ешь спокойно. Ведь вкусно?
        - Ага, - Мара с опаской продолжала трапезу.
        Действительно вкусно, а главное - необычно. Рейвен с улыбкой наблюдал за ней.
        - А как ты относишься к лягушечкам?
        Эрл сползал на пол от смеха. Бьярн пытался сохранить серьезное лицо, что удавалось ему с трудом. Мара тянулась ложкой ко лбу нечисти - стукнуть хорошенько, правда, никогда не успевала, Рейвен всегда оказывался быстрее.
        А время неумолимо бежало вперед, отсчитывая дни. Три недели, а расследование не продвинулось ни на шаг. Каждое утро Мара просыпалась с мыслью, что сегодня найдут тело новой жертвы. И заранее просила у девушки прощения за то, что не уберегли…
        ГЛАВА 44
        Однажды утром Мара вышла за дверь и с удивлением поняла, что зима почти закончилась, весна на пороге. В воздухе пахло чем-то неуловимым, и солнце пригревало совсем ласково. Правда, по вечерам все еще дули ветра, принося с собой снежную пыль. Но на юге Симарии весна всегда ранняя, так что недолго оставалось ждать настоящего тепла.
        Мара застыла, подставляя лицо под яркие лучи, зажмурилась. Неужели они пережили эту долгую зиму? Конечно, по календарю ей длиться еще две недели, но это такая мелочь. Зазеленеет сквер, город станет приветливым и светлым. А главное, они не выйдут больше на Тракт - будут жить с Бьярном в уютном доме, может быть, однажды сумеют накопить достаточно денег, чтобы выкупить его. Жаль только, Эрл не останется… Но в такое ясное утро даже расставание не казалось страшным. В конце концов, они всегда могут дойти до Фермаго, чтобы навестить мальчишку, Рейвена и познакомиться с Адель.
        Одно омрачало радость Мары: убийцу так и не нашли. Расследование топталось на одном месте. Да какое там топталось… Загруженные ворохом новых дел, дознаватели едва успевали проверять те крупицы информации, которые удавалось заполучить. По большей части - ложные. Всем было ясно, что в деле замешан благородный, но без четких доказательств добраться до него оказалось невозможно.
        Витор и старшие дознаватели тех станов, в чьих районах произошли прошлые убийства, время от времени встречались для обмена новостями. Мара иногда присутствовала на совещаниях и знала, что и на других участках расследование продвигается плохо. Кто-то наверху перекрывал все пути. Бесполезно даже пытаться.
        Оставалась одна надежда… И как Мара ни успокаивала себя, похоже, только она с помощью Рейвена сумеет переломить ход следствия.
        Ей было страшно, но она запрещала себя бояться. Только иногда, оставшись наедине с Рейвеном, задавала осторожные вопросы.
        - Так этот яд… Ведь я от него не умру?
        - Нет, Мара. Яд лестату нужен для того, чтобы подчинить жертву своей воле, сделать покорной. Но в случае со мной тебе не нужно бояться. Волнует другое. Никому еще не удавался обряд переноса сознания. Как ты объяснишь то, что тебе он удался?
        - Ну, я кое-что придумала… - уклончиво отвечала Мара, на самом деле больше рассчитывая на удачу и на то, что дознавателям достаточно узнать имя убийцы, чтобы они не слишком интересовались, как именно некромантке удалось совершить обряд. Позже Мара посвятила в свой план Рейвена, и тот признал его годным.
        Время от времени она ловила на себе внимательные взгляды Бьярна. Он чувствовал, что Мара что-то задумала, и не оставлял попыток ее разговорить.
        - Что тебя мучает, моя девочка? - спрашивал он, когда они лежали рядом в темноте и их обнаженные тела касались друг друга.
        Мара, заласканная, зацелованная, грелась в его руках, и оттого муки совести становились еще сильнее. Иногда почти совсем решалась - Бьярн поймет, он всегда понимает и поддерживает, - но не успевала набрать воздуха в грудь, как решимость пропадала. Не хотелось портить чудесный момент ссорами и слезами… Ругала себя трусихой.
        Она и на самом деле жуткая трусиха, хотя никто этого не знает. В стане ее в шутку прозвали Железной Марой, ведь она, не моргнув глазом, берется за любые дела, никогда не жалуется. Разве что случай с убийствами девушек вывел бесстрашного помощника дознавателя из себя, так ведь с кем не бывает, она тоже человек. Только Мара понимала, что и шатунов успокаивать, и убитых воскрешать - это одно, а довериться до конца любимому человеку - другое. Она никак не могла перейти последнюю черту, разделяющую их. Бьярн терпеливо ждал, не говорил ни слова, и Мара понимала, что когда двое любят друг друга, то чего уж тут бояться, а все равно не могла… Вот и душу ему открыть до конца не может…
        - Все хорошо, - говорила она всякий раз.
        И засыпала, точно проваливалась в темную яму, шепча мысленно, будто заклинание: «Пусть и завтра никого не найдут. Пусть и завтра будет спокойный день».
        Почти четыре недели продолжалось затишье. Дольше, чем обычно. Но потом это случилось вновь.
        Мара, едва переступив порог, услышала, как сыплет ругательствами Витор. Переглянулась с Бьярном, вошедшим следом: «Неужели снова?»
        - Алая хворь на голову этому мерзавцу! - вопил старший дознаватель, грохоча стулом. Была у начальника такая привычка - разволновавшись, он выдвигал стул и, видно, для придания большей значимости словам стучал его ножками по полу. - Скользкая тварь! И опять ведь выкрутится!
        Мара и Бьярн осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, просочились в кабинет начальника. Холодок охватывал сердце Мары. Еще не поняв до конца, в чем дело, она уже знала, что нашли новую жертву.
        - И снова на нашем участке! - горячился Витор. - Задушу своими руками гада, когда найду.
        - Не ты один… - тихо сказал Бьярн.
        - Мы будем выезжать на место? - тихо спросила Мара.
        - А что, есть другие варианты? - Витор бросил на нее злобный взгляд, но, увидев побледневшее лицо, вдруг смягчился. - Мара, ты можешь остаться. Обойдемся одним Гарсом. Все равно толку не будет…
        - Нет-нет… Я хочу поехать. Только вернусь ненадолго домой, кое-что взять.
        - Что взять? - не понял Бьярн. - Давай сбегаю, я быстрее.
        - Нет, мне нужно самой…
        Мара почувствовала, как алеют щеки. Вот сколько времени она размышляла над тем, как все провернуть, а до конца не продумала. Если Бьярн пойдет с ней - все пропало. И понимала уже, что одну он ее ни за что не отпустит.
        Витор махнул рукой:
        - Давай тогда, только быстро.
        Мара решила, что по дороге домой придумает, как поступить. Улучит пару секунд для того, чтобы остаться с Рейвеном наедине. Ох, как же страшно…
        Забежала домой, стягивая на ходу перчатки. Рейвен поднялся навстречу из кресла. Посмотрел на лицо Мары и все сразу понял, кивнул.
        - Бьярн… Наверху настойки живисила и кровяника, принеси, пожалуйста.
        Она назвала первые попавшиеся только для того, чтобы отвлечь. Ей бы любые сгодились для ее плана. Бьярн нахмурился, но ни слова не сказал, отправился за настойками.
        Мара зажала рот ладонями, тяжело дыша. Сердце билось о ребра. Так, надо собраться. У них полминуты на все…
        Подошла к Рейвену и наклонила голову, отведя волосы от шеи.
        - Так, да? Ну давай кусай…
        Рейвен вместо этого погладил ее по щеке.
        - Не бойся так, это совсем не больно. Необязательно в шею. Дай запястье.
        Мара протянула ему ладонь. Рейвен взял ее руку в обе свои, тихонько сжал.
        - Мара, один раз скажу, больше ты этого не услышишь… Не представляешь, как сладко ты пахнешь и как хочется тебя слопать! Теперь живи с этим!
        Мара пнула вредную нечисть по ноге, понимая, что он пытается, как может, отвлечь ее от мрачных мыслей.
        - Кусай уже!
        Рейвен перевернул ее ладонь запястьем вверх, а потом легонько коснулся губами.
        - Не бойся…
        Только секунду, когда клыки Рейвена пронзали кожу, боль казалась острой, а потом тело наполнили необычайная легкость и нега. Тревога испарилась без следа.
        - О, Рейвен… Как хорошо…
        - Ах ты нечисть!!!
        Бьярн вернулся в тот самый момент, когда Рейвен распрямился и вытирал с уголка губ кровь Мары. На Бьярна страшно было смотреть. Его лицо исказилось от ярости, рука сжала рукоятку кинжала.
        Мара шагнула между ним и Рейвеном, едва удержавшись на ногах. Все цвета вдруг стали казаться слишком яркими, а звуки - слишком громкими. Все, чего ей хотелось, это лечь и протянуть обе руки Рейвену. Пусть продолжает, не останавливается… Это так приятно…
        - Бьярн, нет… - собрав остатки воли, проговорила она. - Ты не понимаешь… Это последняя возможность отыскать убийцу!
        На шум вышел сонный Эрл, с ужасом посмотрел на Бьярна с кинжалом в руке, на отца, вытирающего кровь с губ.
        - Бьярн, ты опять?
        Бьярн глухо застонал, с силой возвращая кинжал в ножны.
        - Что происходит, Мара? Объяснишь?
        Мара вместо ответа притулилась к Рейвену, махнула рукой: давай, мол, ты. У самой сил почти не осталось. Бьярн с плохо скрываемой злостью смотрел на то, как Рейвен придерживает Мару за талию, не давая упасть.
        - Я объясню, - сказал Рейвен и строго посмотрел на Эрла: - А ну в комнату, и не выходи, пока не позову!
        Он вслух пересказал план, давно продуманный ими. Если в крови у преемницы окажется яд лестата - обряд переноса сознания может сработать, и Мара увидит, кто убийца. Дознавателю она скажет, что решила попробовать новый экспериментальный настой на нескольких травах, открывать состав которого не имеет права - секрет изготовления принадлежит знакомому травнику.
        Рейвен действительно достал из кармана флакон с зеленовато-желтоватой жидкостью.
        - Вот, выпьешь перед обрядом для достоверности - специально приготовил. Это поможет тебе быстрее вывести яд и прийти в себя.
        - Нет, - сказал Бьярн. - Нет, Мара. Я против.
        - Не имеешь права!
        - Имею!
        - Кто ты такой, чтобы мне приказывать! Это моя жизнь! Это мое тело! Могу распоряжаться ими, как хочу!
        Бьярн сжал губы. Молчал. Мара тоже упрямо закусила губу. И ведь знала, знала, что этим кончится, а все равно горько!
        Она постаралась выпрямиться и направилась к двери. Голова туманилась, будто она осушила пару кружек крепкого эля. Только бы Витор не отправил ее домой! На улице, на свежем воздухе, стало чуть легче. Она сделала несколько глубоких вдохов и зашагала в сторону стана.
        Бьярн догнал, пошел рядом. Когда она поскользнулась и едва не растянулась на земле, поймал, удержал, поправил плащ, съехавший на сторону.
        - Глупая девчонка… Что же ты творишь с собой…
        Мара подняла голову, но тут же отвернулась: невыносимо смотреть ему в глаза. Но кто-то обязан остановить убийц! Бьярн должен понять. Мара только надеялась, что после всего он от нее не отвернется…
        Нашла его руку, сжала пальцы, но он не ответил.
        ГЛАВА 45
        Какое-то время они просто шли рядом, потом Бьярн резко остановился, повернулся к Маре, взял ее за плечи.
        - Я несколько раз прямо спросил тебя о том, что происходит. Я чувствовал, что ты задумала очередную глупость. А ты врала, глядя мне в глаза! Что теперь я могу думать о наших отношениях? Тебе никто не говорил, что нужно доверять тем, кого любишь? Или твоя любовь ко мне тоже обман?
        Мара еще никогда не видела Бьярна в таком состоянии. Он всегда старался быть выдержанным. Вероятно, сегодня Мара перешла границы его терпения.
        - Бьярн… Ну, представь, я бы рассказала. Что бы изменилось? Ты бы только зря волновался все это время. Я бы услышала все, что слышу сейчас, только немного раньше. И это вовсе не помогает нам в поиске убийцы.
        - Я бы сказал тебе: подожди пару недель, - Бьярн говорил, тщательно подбирая слова. - Наступит весна, и все изменится. Откроются новые возможности…
        - Почему через пару недель? Почему не сейчас?
        Он только плечом дернул. Мара почувствовала, как теперь ее саму захлестывает обида. Она понимает, что каждый имеет право на тайны. Тогда пусть уважает ее решение. Или оба честны, или нечего тут душеспасительные беседы проводить.
        - Бьярн, теперь я спрошу тебя прямо! - сказала она, задрав подбородок и распрямив плечи: почему-то гордая осанка всегда помогала удержаться от слез. - Кто ты такой, Бьярн?
        Их взгляды встретились, и Мара, привыкшая по одним только глазам напарника понимать его мысли, увидела растерянность и смущение.
        - Я не могу сказать сейчас… Мара! Мара, стой!
        Но она освободилась от его рук и побежала в сторону стана. Не о чем больше говорить.

* * *
        Убитая девушка казалась сестрой Ганны - те же пшеничного цвета волосы, тонкая фигура. Руки раскинуты в стороны. И снова этот странный рисунок ран на теле: синяки начинаются только выше локтя.
        В комнату набилось столько народа, что не продохнуть. Старшие дознаватели других участков со своими помощниками, инспектор из Правления. Гарс шепнул Маре на ухо, что инспектора прислали сверху следить за ходом расследования. Мара видела, как Витор наклонился к его уху и инспектор нахмурился. Потом нашел глазами Мару, подозвал к себе.
        - Так ты думаешь, у тебя получится провести обряд переноса сознания?
        Мара кивнула и начала было пересказывать тот бред, что они насочиняли с Рейвеном. В качестве доказательства извлекла из сумки, где уже лежали все снадобья, подготовленные для обряда, флакон с желтоватой жидкостью, но инспектор не вслушивался, махнул рукой.
        - Хорошо. Тебе требуется какая-то помощь в подготовке?
        Понадобится только помощь Гарса. Мара сама сумеет вплести заклятие в узор, наносимый на тело, это несложно, она несколько раз проводила обряд. Второй некромант нужен для того, чтобы произнести «Умри» и погрузить ее в сон, после разбудить заклятием «Отомри», а во время ритуала задавать вопросы, как если бы он обращался к убитой: Мара станет отвечать вместо нее.
        Но в таком деле свидетели не помешают: чем их больше, тем лучше. Даже хорошо, что инспектор здесь, услышит все своими ушами.
        Вот только Бьярна нет рядом. Мара до последнего надеялась, что он пойдет с ней, а он даже не посмотрел вслед, когда она уходила…
        Мара глубоко вздохнула. Потом, все потом.
        - Могу я попросить всех выйти из комнаты и оставить меня с убитой наедине? Мне нужно подготовиться.
        Последним вышел Витор. Перед тем как закрыть за собой дверь, он внимательно посмотрел на Мару.
        - Ты себя ведешь так, словно лично заинтересована в этом деле. Ты сможешь быть объективна?
        - Я вовсе не заинтересована лично! - вспыхнула Мара.
        Она была уверена в этом, но вдруг поняла, что действительно чувствует с убитыми, замученными девушками некое родство. Тот, кто стал причиной смерти любимого учителя и навсегда надломил ее, ушел от наказания, так пусть хотя бы этот негодяй получит все, что причитается.
        - Я буду объективна, - твердо сказала она, пытаясь убедить Витора.
        Голова все еще кружилась, в ногах ощущалась слабость. Яд распространился по телу, но, пока рядом не было Рейвена, Мара могла его контролировать. Вот только со стороны, видно, смотрелось так, будто она немного не в себе.
        - Ладно, помощник. Приступайте.
        Прежде чем начать обряд, Мара присела рядом с девушкой. Она уже знала, что жертву звали Дженни. Она была швеей в мастерской, где заказывали костюмы люди из высшего света. До недавнего времени работала в тесной комнатушке рядом с другими девушками - кроила, шила, не поднимая головы. Но на днях хозяин, столкнувшись с ней в дверях, разглядел хорошенькое личико и перевел Дженни в зал - снимать с клиентов мерки.
        - Приятно смотреть на твою мордашку, - сказал он, взяв ее за подбородок. - Но смотри, будь покладистой.
        Хозяин, господин Нерли, активно сотрудничал со следствием и подробно рассказал все, что помнил о последнем дне Дженни.
        - Наши клиенты - почтенные люди. Я бы поручился за любого. Нет, никто не пытался познакомиться с девчонкой. Такие люди не интересуются простолюдинками, будь они даже такие красотки, как наша Дженни.
        Мара наклонилась над убитой девушкой. На лице той застыло обиженное выражение, точно она хотела сказать: «Но я ведь вовсе не хочу умирать…»
        - Я все узнаю, - прошептала Мара. - Его казнят, обещаю! Он никого больше не обидит! Мне только нужно немного твоей крови, хорошо?
        Вот, снова она разговаривает с мертвыми… Иногда Маре казалось, что они понимают ее лучше, чем живые. Она погладила Дженни по светлым волосам. У нее были такие же длинные, когда…
        Мара ойкнула и вскочила на ноги. Совпадение, конечно! Ведь Дженни - швея, просто неудачно работала ножницами, наклонилась низко над тканью, вот и срезала локон…
        Она больше старалась не поднимать глаза на ее лицо, занялась подготовкой обряда. Все необходимое Мара принесла с собой - смешала настои и травы, сделала надрез на руке девушки и взяла немного крови. Быстро скинула с себя одежду и принялась рисовать узоры, шепча слова заклятия.
        Поздно отступать. Поздно… Но может, правда, бросить все прямо сейчас? Развернуться, уйти, забыть. Почему она все время должна всех спасать? Почему никто не спас ее, когда ей так нужна была помощь?
        Ведь этого не может быть?.. Нет, не может! Разве бывают такие совпадения? Всего лишь срезанный локон. Это ни о чем не говорит!
        Мара терзалась сомнениями, но в то же время продолжала начатое. Сама не заметила, как нанесла нужный узор. Натянула на обнаженное тело, покрывшееся мурашками то ли от холода, то ли от страха, кофту. Пора начинать…
        - Я готова! - крикнула она, и в комнату вновь вошли все эти люди.
        - Какая ты бледная, - сказал Гарс. - Может, не стоит проводить обряд? Знаешь, иногда сердце не выдерживает…
        - Что за упаднические настроения! - перебил его инспектор, а Мару хлопнул по спине. - Она у нас молодцом! Да, помощник дознавателя?
        Мара могла его понять: кому не хочется получить благодарность от начальства за раскрытое дело! А инспектор, видно, успел в деталях представить свое будущее повышение.
        Мара перевела взгляд на девушку. Ганна, Дженни и те три, кого она не знала: Ида, Айви и Кита. Они мертвы, их ничто уже не вернет. Но где-то рядом ходят, дышат, смеются те, кто еще жив. Если не поймать эту тварь и того, кто ему помогает, то через три недели другая, пока незнакомая, девушка окажется лежащей на полу, обиженно глядя в потолок.
        - Да, - сказала она.

* * *
        - Дженни, выйди в зал, нужно снять мерки с клиента! - крикнула Марта, заглянув в подсобное помещение.
        Во рту Марта всегда держала несколько булавок, так сроднилась с ними, что Дженни едва могла представить старшую швею без этих разноцветных булавочных головок, которые шевелились в такт ее словам.
        - Иду!
        Дженни поправила на голове чепец, заправила выбившиеся пряди. Улыбнулась. Господин Нерли по сто раз на дню не забывал повторять работницам зала: «Улыбайтесь, улыбайтесь, девочки! Довольные клиенты - щедрые клиенты!» Отодвинула занавеску и шагнула вперед.
        «Я не Дженни… Я не Дженни… Кто же я? Люба… Нет! Мара! Меня зовут Мара. Я некромантка. Я на задании!»
        Словно из ниоткуда, из тьмы, из потусторонней дали раздался голос, в котором перекатывались раскаты грома. Невозможно не услышать и не ответить.
        - Сегодня твой последний день. Ты на работе. Кого ты видела, Дженни?
        «О, Гарс, кто же так вопросы задает? Дилетант!»
        Дженни же послушно начала перечислять:
        - Господина Нерли, Марту, Риту, Ясмин…
        - Стоп. Ты видела кого-то нового? Познакомилась с кем-то?
        - Да.
        Дженни продолжила идти вперед. А в тесной комнате люди, стоящие рядом с телом девушки, внимали словам Мары, которая на время стала ею. Они услышали обо всем, что видела и что чувствовала Дженни. Но сама Мара, увы, не имела права голоса. Хотя ей было что сказать!
        …У высокого зеркала в кабинке, задрапированной золотой парчой, стоял молодой человек. Молодой - если судить по осанке. Его лица Дженни еще не успела разглядеть, потому что хоть она и работала в зале вторую неделю, но пока очень смущалась и при виде благородных невольно опускала глаза. Дженни только скользнула взглядом по фигуре и робко замерла на месте, ожидая, что клиент сам окликнет ее. Тогда можно приступать к работе.
        - Хм, кто здесь у нас! - услышала она голос над самым ухом. - Какая ты ладненькая!
        Мара дернулась как от боли. Ее будто прошили насквозь раскаленным железным прутом. Этот голос. И в точности та самая фраза. Внутри все кричало от ужаса, сердце билось как сумасшедшее. «Не смотри на него, Дженни! Уходи, Дженни! Беги, беги!»
        Дженни подняла глаза и увидела перед собой очаровательного юношу с золотыми волосами и глазами синими, словно небо в ясный день.
        - Я Дженни, - представилась она.
        Таковы правила - клиент должен знать, как обращаться к работнице.
        - А я… Лейн.
        - Я познакомилась с Лейном, - сказала Дженни устами Мары, и все собравшиеся в комнате неосознанно, кто громко, кто шепотом, повторили это имя.
        Имя убийцы.
        И только Мара, запертая в собственном теле, кричала, рвалась наружу, чтобы сказать правду: «Его зовут вовсе не так! Его настоящее имя Лейрас! Лейрас Айлири!»
        ГЛАВА 46
        - Что было дальше, Дженни?
        Дальше… Мара вдруг увидела себя стоящей у входа в мастерскую. Вечерело, солнце закатилось, и старенькая накидка Дженни не спасала от ветра. Девушка привычно закуталась в нее поплотнее, спрятала руки в рукава. На сгибе локтя висела корзинка, где лежали коклюшки, мотки ниток, иголки - Дженни дома плела кружева. Лишняя монетка не помешает, хотя хозяин не сказать чтобы щедро платил за подработку. Зато из остатков ниток можно сплести кружевной воротничок к новому платью, будет обновка к весне.
        Не успела она свернуть за угол, как от стены дома отделилась тень и превратилась в того самого красивого юношу, что приходил сегодня на примерку. Вот уж кого Дженни не ожидала увидеть здесь. Она-то думала, благородные совсем не ходят пешком, а только на каретах передвигаются.
        - Разреши проводить тебя, сладкая?
        Дженни потупилась, глядя на носки своих стареньких стоптанных ботинок. Он, видно, перепутал ее с кем-то?
        - Это я тебе говорю, Дженни. Дженни, все верно?
        Она едва заметно кивнула.
        - Ты ведь меня не боишься? - спросил он со смешком.
        Дженни покачала головой из стороны в сторону: «Нет».
        - Люблю таких робких и застенчивых мышек. Мне показалось, волосы у тебя длинные и светлые, но под чепцом не разглядеть.
        Дженни так удивилась, что подняла глаза на Лейна. Шутит? При чем здесь ее волосы?
        - Ну покажи локон, сладкая. Жалко тебе, что ли?
        Дженни всегда воспитывали в почтении к высшему свету, но не менее часто родители шутили между собой о том, что у благородных свои причуды. Видно, и этот красивый юноша имеет невинную странность. Захотелось ему взглянуть на локон, так что из того? Дженни не жалко показать. Тем более что она всегда гордилась своими волосами. Все еще смущаясь, она вытянула из-под чепца светлую прядь.
        - Великолепно!
        Лейн облизнулся - видно, губы заветрились на морозе.
        - Я провожу тебя. Опасно таким милым девочкам ходить по улицам одним. Давай корзинку.
        …Мара давно запретила себе думать и чувствовать, пропускать увиденное через себя. Какой в этом смысл. Конец предопределен… Но когда наивная девчонка доверчиво протянула галантному кавалеру корзину и простодушно пошла рядом, не зная, куда деть освободившиеся руки, Мара так ясно увидела себя, шестнадцатилетнюю, что почувствовала, как трепещет, точно рыбка.
        - Посмотрите, Мара белее снега, - услышала она голос Гарса.
        Что отвечали ему, она не слышала: заклятие работает так, что преемник слышит только голос некроманта. Через паузу Гарс продолжил:
        - Нет, обряд прервать нельзя…
        Мара сейчас чувствовала только студеные прикосновения ветра к обнаженным рукам и влагу в прохудившихся ботинках - снег проник сквозь трещины в подошве, растаял и холодил босые ступни. Но вдруг кроме этого она ощутила тепло на своей руке, точно кто-то сжал ее ладонь.
        - Нет, Бьярн, она тебя не слышит. Она слышит только меня… Ладно, хорошо… Мара, здесь Бьярн. Просит тебя быть смелой девочкой… Так, теперь тихо все!
        Бьярн! Он рядом! Держит ее за руку! Он пришел, он ее не бросил. И сразу стало гораздо легче дышать. Она должна, она сможет это пережить!
        - Дженни, Лейн поднялся с тобой в квартиру?
        Дженни попыталась взять из рук Лейна корзину, когда тот довел ее до крыльца. Дженни снимала крошечную комнатку на верхнем этаже. Наверх вела темная грязная лестница. Она вовсе не хотела, чтобы прекрасный юноша видел всю эту нищету, дышал запахом гнили и бедности. Он уйдет, но у Дженни навсегда сохранится ощущение маленького чуда. Когда-нибудь Дженни выйдет замуж за простого работягу, такого же, как она сама. Родит ему детей, состарится и однажды, сидя у камина, - когда-нибудь они с мужем обязательно накопят на домик, где будет комнатка с камином, - она расскажет своим маленьким внукам историю о том, что когда-то давно прекрасный юноша из благородных проводил их бабушку до дома и помог донести корзину. Внуки не поверят, станут смеяться: ты, старенькая, что-то напутала, - а Дженни улыбнется тихой улыбкой и ничего не ответит.
        - Я помогу наверх отнести, - сказал Лейн.
        - Там… грязно. Не место для таких, как вы…
        - Для таких, как я?
        - Для благородных.
        - О, я вовсе не благородный, - сказал прекрасный юноша, поправив золотую прядь. - Обычный горожанин.
        «Он врет! Врет!» - хотелось кричать Маре. Он знал, что когда-нибудь дознавателям удастся разговорить жертву, и заранее все продумал. Сейчас все слышат, что убийца вовсе не из благородных, как изначально предполагалось. И имя… Совсем другое имя… Мара мысленно застонала. Он опережал их на шаг!
        - Бьярн, зачем ты взял ее на руки? - услышала она голос Гарса. - Она вовсе не от холода дрожит… Да ладно, ладно… Ей так, похоже, действительно легче.
        И правда, от мысли, что Бьярн в эту секунду обнимает ее и согревает, сделалось лучше.
        Лейн поднялся следом и без разрешения переступил порог квартирки Дженни. Поставил корзинку на пол, но уходить явно не собирался. Огляделся по сторонам, потом задержался взглядом на лице Дженни, и той впервые стало не по себе.
        - Вам, наверно, пора?
        - Сними уже этот безобразный чепец! - вдруг приказал он. Голос звучал грубо и резко.
        Дженни невольно дернулась, отступила к стене, выставив перед собой ладонь, как испуганный ребенок. Гость хмыкнул, увидев эту жалкую преграду. Шагнул вперед, зацепив ногой корзину. Мотки ниток рассыпались по полу, покатились в разные стороны. Что происходит? Что с ним?
        Дженни видела за спиной Лейна прикрытую, но незапертую дверь. Если хорошенько толкнуть его, стукнуть пяткой по лодыжке, она успеет проскользнуть мимо. А там закричать, застучать в двери соседей. Тетя Агнесс всегда дома, и сын ее - они помогут! Или просто вниз, вниз по лестнице и бежать без оглядки!
        Но… Дженни только пискнула, когда его руки жестко рванули чепчик, срывая его с головы. Пряди волос, которые она утром так тщательно уложила в узел на затылке, рассыпались по плечам.
        - Иди ко мне!
        Лейн притянул ее за руку, прижал к себе, точно юный любовник свою невесту, вот только объятия отнюдь не были нежными. Дженни слабо вырывалась, но перепуганная, ошарашенная происходящим, почти лишилась сил.
        - Нет, я не могу прервать обряд! - загремел голос Гарса. - Сколько раз говорить. Я сам вижу, что ей плохо. Да, Бьярн, можешь меня задушить, когда все закончится, а сейчас не мешай работать!
        Как же Мара хотела оказаться сейчас там - в безопасности, среди людей, которые не обидят, в объятиях Бьярна. Не видеть, очнуться от этого кошмара… Она вдруг почувствовала, будто щеки коснулось теплое дыхание. Поцелуй? Значит, это Бьярн по ту сторону, невидимый и неслышимый сейчас, поцеловал ее.
        А Дженни вдруг вскрикнула от острой боли, словно что-то обожгло шею. Что это? Дженни отшатнулась, и Мара увидела…
        Нет, этого точно не может быть. Вдруг она сошла с ума во время проведения обряда и мозг мучает ее галлюцинациями? Потому что иначе увиденное объяснить нельзя!
        Лейн - а на самом деле, конечно, Лейрас - облизывал окровавленные губы. Он улыбался, и во рту блестели клыки.
        «Как? Он ведь человек. Точно человек. Я бы заметила. Я бы знала!»
        Сознание Мары металось, перебирая версии. Нет, точно нет. Лейрас не был нечистью два года назад, иначе он использовал бы эту возможность еще тогда!
        Дженни обмякла в его руках.
        - Да, продолжай, - прошептала она затуманенным голосом.
        - Не так быстро, сладкая. Сначала повеселимся. Покажешь мне комнату?
        - Да…
        Дженни пошла вперед, медленно переставляя ноги. Мара знала - теперь ей и в голову не придет вырываться. Она подчинялась ему беспрекословно. Видеть то, что будет дальше, невыносимо. А не видеть она не может.
        - Мы поиграем, - говорил Лейрас, срывая простыню с кровати и разрывая на полоски. - Я буду звать тебя Любавой. Давай завяжем ручки, сладкая…
        Вот она, причина того, что раны начинаются выше локтя. Лейрас совсем сошел с ума и во всех убитых девушках видел ее. Убивал ее снова и снова. Заматывал руки. Срезал локон. А теперь вот еще, оказывается, выпивает жизнь до капли.
        «Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!» - кричала Мара, но никто ее не слышал.
        Лейрас ударил Дженни по лицу, и яд, впрыснутый в кровь, увы, не сделал удар безболезненным. Та всхлипнула, но не отодвинулась.
        - Люблю, когда не сопротивляются, сладкая.
        Он заматывал ей руки, время от времени касаясь волос.
        - Любава. Любава. Я так долго тебя искал. Зачем же ты убежала от меня? Ты должна принадлежать мне без остатка. Полностью. Возьму тебя. Выпью тебя. Тогда мне этого не хватило. А сейчас ты полностью будешь моей…
        Он вновь растянул губы в улыбке, и острые клыки сверкнули, как два маленьких лезвия. Мара уже не спрашивала себя, как такое возможно, а только тонула в беспросветном ужасе.
        Бедная Дженни. Не будет у тебя ни мужа, ни внуков, ни вечера у камина… Ничего больше не будет…
        Мара чувствовала, что, если останется здесь хоть на одну минуту дольше, она тоже умрет, потому что пережить такое во второй раз - выше человеческих сил. Прости, Бьярн. Ты, похоже, оказался прав - страшная глупость этот обряд…
        - Мара, - пробился к ней голос Гарса. - Потерпи еще немного. Скоро все закончится. Бьярн, не тряси ее. Так ты ей не поможешь…
        Мара чувствовала, как по стенам, по потолку, по лицу Лейраса словно идет рябь. Точно кто-то пытается разорвать оболочку, заключившую ее в плен. А потом ворвался шум. Гул голосов прорвал пелену, и теперь Мара слышала не только Гарса. Слов пока не разобрать, но вот точно понятно, что Витор снова ругается. А ближе всего был другой голос…
        - Мара, открой глаза. Открой глаза, моя девочка. Посмотри на меня. Любимая моя, родная. Посмотри на меня…
        Бьярн. Он рядом. Держит ее и ни за что не отпустит… Маре казалось, что каждая ресничка весит, как камень. Чтобы открыть глаза, понадобилось неимоверное усилие. Но все же она сделала это, и реальный мир заполнил ее, прогоняя морок. Люди в комнате. Гарс с виноватым лицом. Полумрак начинающихся сумерек. И Бьярн, что склонился над ней. А секунду спустя стало понятно, что она у него на руках. Начала ощущать, что щеки мокрые от слез - выходит, она плакала. Почему-то пальцы ломит - опустила взгляд и увидела, что намертво вцепилась в ладонь Бьярна, так что из оставленных ногтями царапин сочится кровь.
        - Прости… Прости меня…
        - Это ты меня прости. Я не должен был тебя оставлять…
        - Отнеси ее домой, пусть отдохнет, - это Витор появился в поле зрения, посмотрел на Мару с сочувствием и с толикой гордости. - Молодец, помощник. Много ценной информации. Мы теперь знаем его имя. Знаем, что убийца - нечисть и к высшему свету отношения не имеет. Хорошо, что не стали беспокоить клиентов «Королевской охоты». Видно, нечисть переняла манеры представителя высшего света. И… эта…
        Он щелкнул пальцами, припоминая имя.
        - Любава! Надо поискать в архивах. Видимо, первая жертва.
        - Но… но… - Мара не могла сейчас подобрать подходящих слов.
        Это она - Любава! И имя убийцы ей хорошо знакомо. Но как сказать об этом? Кто ей поверит? Она чувствовала себя беспомощной и несчастной.
        Подняла глаза на Бьярна: «Но ведь ты понял?» И он кивнул, коснулся горячими губами ее лба.
        - Тихо, - сказал он, наклонившись к ее уху. - Ничего не говори. Две недели - и обещаю, он от нас не уйдет.
        - Хорошо.
        Мара разрешила себе довериться Бьярну. Две недели. Совершенно непонятно, что случится через две недели и почему что-то изменится. Но раз он так говорит, ладно.
        И только еще одна мысль не давала покоя: почему Лейрас получил способности лестата? Как такое возможно?
        ГЛАВА 47
        Мара лежала в постели и сквозь тяжелую дрему слышала, как внизу вполголоса, стараясь ее не тревожить, ругаются Бьярн и Рейвен. Мара жалела о том, что поддалась на уговоры и выпила отвар, приготовленный для нее Рейвеном: он обещал, что напиток успокоит, а не свалит с ног, как вышло на деле. Маре столько всего нужно сказать и самой о многом расспросить Рейвена, а она вместо этого головы не может оторвать от подушки.
        - Ничего, это выведет яд, - пообещал коварный лестат, когда она, едва сделав несколько глотков, почувствовала, как проваливается в забытье. - Тебе нужно отдохнуть.
        - Да, птаха, нужно поспать. Все завтра, - подтвердил Бьярн, поднимая ее на руки. В этом случае оба оказались удивительно единодушны.
        Эрла отправили ночевать к соседям, объяснив тем, что Маруня заболела и ей необходима тишина. А на самом деле, как теперь догадывалась Мара, для того, чтобы вдоволь наругаться, оставшись без контроля внимательных детских глаз.
        Мара не знала, сколько времени проспала. За окном темно - наверно, середина ночи. Снова заснуть не получалось: то жарко, то холодно, а стоило закрыть глаза, она видела перед собой клыки Лейраса. Она вздохнула, завернулась в одеяло и, тихонько отворив дверь, вышла на площадку. Села на первую ступеньку. Голоса стали яснее, и можно было разобрать слова. Мара вовсе не хотела подслушивать - собиралась с силами, чтобы спуститься. Но теперь стало неловко, ведь разговор шел о ней.
        - Надеюсь, ты доволен тем, что натворил! - говорил Бьярн и, судя по всему, не первый раз, ведь разговор длился давно. - Она только начала приходить в себя!
        - Сколько можно! - шипел Рейвен. - Я ведь ничего не знал! Извини! Сколько раз мне еще извиниться? Может, вернемся к разговору об Иваре?
        Мара вздохнула. Да, теперь и Рейвен знает о ее несчастье. По дороге домой они обсудили с Бьярном, стоит ли его посвящать. Решили, что расскажут, не вдаваясь в подробности. Ведь без помощи Рейвена им теперь тем более не обойтись: похоже, загадочный благородный, посетивший Анхельм, и Лейрас - одно и то же лицо. Только лестат откроет тайну того, как человек сумел притвориться нечистью.
        Бьярн ничего не ответил на «извини», видно, пока не мог простить. Какое-то время оба молчали, и Мара решила, что теперь может выйти. Так торопилась спуститься, что на последней ступеньке пошатнулась и едва не упала. Рейвен тенью метнулся к лестнице и успел ее поймать. Яд в крови Мары почти разрушился, но все же от прикосновения лестата вновь всколыхнулась сладкая покорность, захотелось безропотно отдаться его рукам и позволить делать что угодно.
        - Пусти! - крикнула Мара, борясь с собой.
        Бьярн выдернул ее из рук Рейвена, прижал к себе, неосознанно загородив от лестата. По лицу Рейвена скользнула тень.
        - Ясно, - сказал он. - Я для вас всегда останусь только нечистью. Мара, ты ведь знаешь, я никогда не воспользовался бы…
        Он махнул рукой, отошел и сел в кресло. Маре сделалось совестно. Она просила помощи у Рейвена, она ее получила, а теперь презирает лестата из-за его сущности. Как-то это по-свински. Она тихонько выпуталась из объятий Бьярна, подошла и села рядом.
        - Нет, конечно. Я знаю. Не хотела тебя обижать - у меня от происходящего мозги набекрень. И ты, и малыш Эрл для меня люди. И вовсе не клыки делают человека нечистью…
        Рейвен усмехнулся уголком рта.
        - Интересно, согласится ли с тобой суд. Который мне так опрометчиво пообещал, - Рейвен красноречиво посмотрел на Бьярна, - обыкновенный стражник.
        - Суд? Рейвен, но ты не предстанешь перед судом! Когда все закончится, ты и малыш Эрл сможете уехать домой! Да, Бьярн? - Мара растерянно оглянулась на Бьярна. - До чего вы тут договорились? Бьярн! Рейвен ведь останется на свободе?
        Бьярн ничего не ответил. Молча сел рядом с Марой. Старенький диван, скрипнув, просел под его весом. Такой большой, такой сильный, а лицо виноватое, словно у маленького мальчика.
        - Мара… Он сам так решил…
        - Что? - взвилась Мара, глядя то на одного, то на другого. - Рейвен, о чем он?
        - Мара, кто-то должен защитить Ивара. Будь он хладнокровным убийцей, он не заслуживал бы иной участи, но Ивар всего лишь запутавшийся мальчишка, который по своей глупости оказался в беде. Я не могу его бросить. Единственное, о чем прошу, - никто не должен узнать, что в Симарии живут другие лестаты. И уверен, вы отвезете Эрла его маме…
        Мара потерла виски, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Она решительно ничего не понимала.
        - Бьярн… Рейвен… - жалобно сказала она. - Ужасно голова болит! Перестаньте говорить загадками. Почему Ивар вдруг превратился в запутавшегося мальчишку? Может быть, он… Прости, Рейвен… уже давно мертв? И главное, почему Лейрас превратился в лестата?
        - Давай ты, - после паузы ответил Бьярн.
        А сам притянул к себе Мару, обнял, кутая в одеяло, пристроил подбородок на ее макушку. Стало тепло, уютно и снова потянуло в сон.
        - Помнишь, я рассказывал, как благородный, пришедший в Анхельм, спросил меня, что будет, если я его укушу. Станет ли он таким, как мы…
        - Да… Ты ответил, что он умрет. Ведь так?
        - Так… Но не совсем. Дело в том, что яд лестата действует только на жертву противоположного пола. Но если бы я укусил, например, Бьярна…
        - Давай без таких примеров обойдемся! - прогремел Бьярн.
        - Ладно, впечатлительный ты наш!
        - Тебе, может, твои клыки на язык давят? Очень разговорчивый стал!
        - Рейвен! Бьярн! Это становится просто невыносимо! Бьярн, ты первый начал!
        Мужчины посмотрели друг на друга и отвели глаза, как нашкодившие дети. Мара вздохнула. Мужчины в любом возрасте остаются мальчишками.
        - Если бы я укусил, например… Бьярна, - зловредная нечисть последнее слово оставила за собой, но Бьярн на этот раз оказался умнее и промолчал, - яд оказал бы на него иное действие. Не подчинил, а изменил. Одной дозы хватает примерно на сутки. На один день Бьярн получил бы все возможности лестата до тех пор, пока яд полностью не выйдет из крови.
        - Ого… - только и смогла сказать Мара.
        - Думаю, благородный для этого и пришел в деревню. Хотел заполучить наши способности. Но разговорил Ивара и понял, что обращение оказалось бы недолговечным, - серьезно продолжил Рейвен, уже не пытаясь поддеть Бьярна. - Для того чтобы стать таким, как мы, ему требовался свой личный лестат и новая порция яда каждый день. Иначе…
        - Подожди, - перебила Мара. - Я не понимаю. Зачем ему все это?.. Он вроде не из тех, кому отказывают…
        Она запнулась, замолчала. Говорить о Лейрасе оказалось невыносимо тяжело. Снова затрясло, и в голову полезли воспоминания.
        - Я знаю таких людей. Ему хочется чувствовать полную власть, наслаждаться беспомощностью жертвы, ее покорностью… Раз попробовав, уже не мог остановиться. Совсем на тебе помешался…
        Мара закрыла уши руками.
        - Нет, Рейвен. Не надо. Я поняла. Что ты там говорил про яд?
        - Ему необходима новая порция яда каждый день. Одного укуса достаточно, чтобы возникла зависимость.
        - Такая же, как у любителей «звездного эля»?
        Мара, помогая дедуле Биргеру, пару раз видела несчастных, подсевших на «звездный эль» - смесь из макового молочка и настойки безличника. Их даже людьми сложно назвать. За очередную порцию такие готовы на что угодно - грабеж, убийство. А не раздобыв крошечного флакона с мерцающей, молочно-белой жидкостью, воют от боли и кидаются на стены. Возможно, яд лестата действует так же?
        - Почти, - согласился Рейвен. - Только хуже. Я не просто так сказал, что он умрет. Каждое утро он чувствует огонь во всем теле, который жжет все сильнее. И «жжет» вовсе не фигура речи. Не получит яд - и жар начнет разъедать изнутри. Видел я однажды последствия… Врагу не пожелаешь. Медленная и мучительная смерть от того, что тело разрушает само себя. Но судя по тому, что больной на всю голову мерзавец жив и отлично себя чувствует, Ивар тоже жив и полностью в его власти. Я уверен, наш мальчик не знал, на что согласился, когда сбежал из Анхельма. Негодяй обещал ему весь мир и новую жизнь, а вместо этого, уверен, удерживает силой.
        - Может быть, он по своей воле ему помогает?
        Рейвен скривился: видно, и в его голове мелькала подобная мысль.
        - Хочется верить, что нет. К тому же все смерти - дело рук одного человека. Того, кто убивает тебя снова и снова, Мара…
        - Хватит! - прервал Бьярн разговор, почувствовав, как застыла в его руках Мара. - Ты достаточно сказал! Ей нужно отдохнуть.
        - Да… Прости, маленькая. Я иногда не чувствую, когда нужно остановиться. Он пожалеет о том, что родился на этот свет, обещаю.
        - О, - грустно улыбнулась Мара, - еще один обещальщик. Тоже через две недели?
        - Ты о чем? - не понял Рейвен.
        - Ладно, неважно… Я очень устала…
        Бьярн хмурился, но молчал, понимая, что не место и не время развивать эту тему.
        - Рейвен, у тебя остался тот отвар?
        - Я не стану пить, - запротестовала Мара. - Хватит меня пичкать всякой дрянью. То яд, то отвар. У меня от него туман в голове… Бьярн, я должна сама это пережить! Я справлюсь!
        На лице Бьярна большими буквами ясно читалось: «Упрямая девчонка!», но он промолчал.
        - Хорошо. Я буду рядом.
        Мара улыбнулась. Больше ничего и не надо: он будет рядом, а это главное.
        - Готовься к бессонной ночи, - проворчал им вслед Рейвен. - А Маре передай, что таких упрямиц еще поискать.
        ГЛАВА 48
        Мара как была в одеяле, так и легла на постель, свернулась калачиком.
        - Одеяло я тебе не отдам.
        Бьярн не удержался от улыбки, лег рядом, поцеловал в кончик носа.
        - Птаха моя. Свила себе гнездышко. Спи, родная.
        Мара надеялась, что из-за усталости уснет быстро, но не тут-то было. Не хотелось это признавать, но, похоже, Рейвен оказался прав. Действие успокаивающих трав заканчивалось, в голове прояснялось. А Мара-то гордилась собой, что после сегодняшней встряски держится молодцом. Наивная.
        Стоило закрыть глаза, как она видела перед собой лицо Лейраса. То глазами Дженни, когда в широкой улыбке благородного проступали клыки. То своими глазами, когда тот, кого она приняла за прекрасного принца, смеялся в ответ на ее мольбы и слезы. Невыносимо переживать это снова и снова.
        Мара села, сердито потирая виски пальцами. Голова гудела… Пойти попросить у Рейвена отвара? Но тяжелая дрема, что наваливалась после, ее тоже пугала.
        - Бьярн, - жалобно попросила она. - Отвлеки меня, расскажи что-нибудь. Прости, что мешаю спать.
        Он обнял ее за плечи.
        - Я и не думал, что усну сегодня. Что тебе рассказать, моя девочка?
        - Не знаю. Забавную историю из детства, - осеклась она, подумав, что Бьярну трудно будет рассказать что-то из детства, не проговорившись. - Если можно…
        - Я попробую, - ответил он. - Забавную? Хм… В моем детстве день был расписан по минутам, на забавы не хватало времени. Иногда я завидовал сестрам, думая, что жизнь у девочек гораздо проще и приятнее, чем у мальчиков. Братья со мной соглашались.
        Братья, сестры… Вот как! Бьярн-то, оказывается, из большой семьи. Множество вопросов сразу завертелось в голове, но она боялась, что Бьярн не сможет ответить.
        - Меня гоняли еще больше, чем братьев. А за непослушание могли и розгами выпороть. То, что прощали им - лень, грубость, ошибки, - мне никогда не прощали.
        Мара нахмурилась. Понятно почему. Выходит, она правильно угадала, что Бьярн - незаконнорожденный, только воспитанный в семье благородного, принятый туда из милости. Конечно, кто же станет носиться с приемышем. Это родных любят и прощают все, а ему доставались колотушки и пинки. Бедный, бедный… Мара погладила его по руке.
        - Так иногда скучаю по ним, - неожиданно сказал Бьярн. - Хоть бы издали взглянуть, но…
        Ох… Выгнали, видно, за какую-то нелепую провинность, выкинули, как нашкодившего щенка, и думать забыли, а Бьярн не держит зла. Мара так расстроилась за него, что о своих бедах и думать забыла. Хотя он вовсе не стремился вызвать жалость и грусть его была светлая.
        - Ну вот, пожалуй, забавное! Когда мне было лет тринадцать, двоюродные братья решили подшутить над женихом сестры, приехавшим знакомиться. Поспорили между собой, что нарядят меня в женское платье и никто не догадается, что на самом деле я не девушка, - Бьярн хмыкнул.
        Мара даже на локте приподнялась, чтобы посмотреть на Бьярна. Серьезно? Вот этого огромного бородатого парня, которого можно перепутать разве что с медведем, нарядили девушкой?
        - Трудно поверить, да? Ну, тогда я был совсем не такой. Тощий безусый юнец, и мама утверждала, что прехорошенький.
        - С этим соглашусь, - хихикнула Мара. - И что потом?
        - Один из братьев спор выиграл: жених действительно не догадался. Вернее, оставался в неведении до того момента, когда в ответ на попытку меня поцеловать ему прилетел в нос мой кулак.
        Бьярн помолчал.
        - Зато с того момента я стал лучше понимать девушек. Мне бы и в голову не пришло поцеловать хоть одну из них против воли.
        Мара прижалась к нему.
        - О, Бьярн, если бы все думали так же.
        Бьярн рассказал еще несколько историй, которые, лишенные имен, деталей и подробностей, больше походили на сказки, но Маре нравилось лежать и слушать. Иногда смеяться, иногда переживать. Бьярн, которого она и так считала родным человеком, с каждой рассказанной историей становился все ближе. Она понимала, почему раньше он не мог рассказать что-то о себе - боялся, что Мара не примет такой полуправды, но сейчас они словно заключили молчаливый договор, принимая условия игры: Мара не выспрашивает, а Бьярн открывает то, что может.
        - И пока я болтался одной ногой в этой петле, попав в ловушку, средние братья хохотали от удовольствия: им удалось меня подловить, но младший ужасно переживал: «Снимите М… хм… снимите Бьярна с дерева, пока у него мозги не вытекли!»
        Мара прыснула:
        - Ну, смотрю, не вытекли.
        - Просто чудом, - Бьярн расцветал при каждой ее улыбке и старался сказать что-то такое, отчего она продолжила бы улыбаться.
        - А когда ты поцеловал девушку первый раз? - спросила Мара. - Как это было? Ты любил ее?
        Она и сама не знала, зачем спрашивает. Бьярн посмотрел внимательно и серьезно.
        - Птаха, кем бы я был, расскажи об этом? Пусть останется между мной и ею… А люблю я только тебя.
        - Правда?
        - Правда.
        Мара вдруг поняла, почему задала этот вопрос. Наверное, ей нужно было знать, что не всегда первые поцелуи оборачиваются кошмаром. Что действительно где-то в этом мире влюбленные робеют даже от прикосновения руки, а каждое случайное прикосновение согревает, точно солнечный луч. Потом они гуляют, взявшись за руки, и шепчут милые глупости, и ждут подходящего момента, чтобы поцеловать в щеку, а потом однажды неловко срывают поцелуй с губ. Наверное, у Бьярна и незнакомой девушки все случилось именно так. Бьярн из тех, кто умеет ждать.
        Почему-то стало очень больно от мысли, что он кого-то до нее целовал. Он ведь не отрицает этого. Целовал, и, может быть, говорил ей «моя девочка», и обнимал, как ее сейчас обнимает. И та девушка теперь не ходит покалеченная и не дергается от каждого мужского взгляда, как она.
        Мара залилась слезами. Пыталась отдышаться и успокоиться, села, отвернувшись от Бьярна. «Что ты творишь! Перестань!» - уговаривала она себя и понимала, что без толку: теперь ее так и будет кидать несколько дней от смеха к слезам.
        Бьярн осторожно обнял ее, утешая.
        - Я тебя люблю, - повторил он, дождавшись, когда она перестанет всхлипывать.
        Поцеловал в горячие и мокрые от слез щеки.
        - Все должно было произойти иначе, моя родная. Вот еще одна последняя сказка… Представь, что это я проходил тогда через лес, и это меня ты привела в дом.
        Он баюкал ее на руках, а Мара закрыла глаза: ладно, сказка так сказка.
        - Я никогда прежде не встречал таких нежных, милых и все же очень уверенных в себе маленьких птичек, которые точно знают, чего они хотят от жизни. Сперва удивился бы твоему настойчивому желанию стать медикусом, а потом стал бы уважать тебя за него. Я задержался бы на несколько дней и поначалу страшно раздражал бы тебя своим громким голосом и громоздкой фигурой, ты бы язвила и называла меня увальнем. Так?
        - Ага, - Мара улыбнулась, представив, как огромный Бьярн вваливается в их маленький домик, как ненароком задевает плечом полку и обязательно роняет на пол хрупкие флаконы, как виновато пытается собрать осколки огромными ручищами. - Точно.
        - Приготовил бы тебе свою похлебку, от волнения перестаравшись с медвежьим луком, и ты, попробовав мою стряпню, неловко отставила бы тарелку. А я, переживая, проглотил бы половину котелка, а потом поймал бы на себе твой взгляд: «Ну и обжора!»
        Мара, не открывая глаз, засмеялась.
        - Напросился бы с тобой утром в лес, собирать травы. Нарвал бы каких-нибудь лопухов и репейников.
        - Бьярн, ты не настолько глупый, не выдумывай!
        - Не-не, я могу от волнения! Набрал бы, значит, лопухов и репейников, ты благосклонно сложила бы их в корзину, а потом показала профессору Вигге, вот, мол, какой чудак. А профессор попросил бы тебя не издеваться над парнем.
        - Ох, Бьярн, я какой-то злодейкой получаюсь в твоей сказке.
        - Вовсе нет. Ты ведь не знаешь, какой я на самом деле. Вдруг я только притворяюсь? Вдруг я вспыльчивый и злой? Как ты узнаешь, если сразу доверишься?
        - Да, пожалуй… - похоже, Бьярн знал Мару лучше ее самой. - Но я не стала бы долго тебя мучить. Потому что увидела бы, какой ты добрый, и верный, и забавный, и совсем нестрашный, несмотря на то, что такой большой и сильный… И когда однажды ты попросил бы меня о поцелуе, то…
        - Согласилась бы? - спросил Бьярн, и Мара ощутила волнение в его голосе, будто это действительно происходит в первый раз, а история, придуманная ими, ожила, стала реальностью.
        Весенний лес. Мара в платье цвета меда и солнца сидит у костра на куртке, что расстелил Бьярн. Он снова варит свою похлебку. Смешной такой. Думает, ее подкармливать нужно, чтобы ветром не сдуло? Дедуля время от времени подходит к дверям домика и смотрит на них, качает головой и улыбается.
        - Я согласилась бы с радостью, - прошептала Мара. - Поцелуй меня.
        И Бьярн в реальном, невыдуманном мире коснулся ее губ. Сколько раз уже это происходило, а Маре вдруг почудилось, что это и есть тот самый первый поцелуй, о котором она грезила в юности.
        Она обвила руками его шею. Одеяло скользнуло по телу, упало на пол, Мара осталась в одной тонкой рубашке. Она давно привыкла засыпать без нее, но каждый раз, прижимаясь к Бьярну, словно переступала внутри себя через невидимый барьер. И когда он ласкал ее, когда обнимал, Мара позволяла, но разрешала дойти до определенной границы, у которой смелость заканчивалась. Только сейчас Мара поняла, что всегда продолжала бояться. Но не сейчас…
        - Поласкаю тебя, птаха? - Бьярн на секунду прервал поцелуи.
        Мара ничего не ответила, зная, что он правильно истолкует ее молчание как согласие. И когда поняла, что полностью расслабилась в его руках, прошептала:
        - Давай пойдем до конца.
        Бьярн замер и, кажется, не поверил своим ушам.
        - Уверена, птаха? Этот обряд и…
        - Ничего не говори, пожалуйста.
        Все оказалось лучше, чем она могла себе представить. Только вначале вскрикнула. Бьярн нежно, осторожно поцеловал ее сжатые губы.
        - Радость моя… Девочка моя… Посмотри на меня… Все хорошо. Я люблю тебя.
        - И я… тебя…
        Губы плохо слушались, и дышать получалось с трудом. Но не страшно, не больно. Хотя, наверное, еще не совсем то, что нужно, но когда-нибудь… А пока пусть так. Стать одним целым, разделить каждое биение сердца и каждый вздох, взлетать и падать вместе.
        ГЛАВА 49
        Бьярн что-то напевал, подвешивая котелок с водой над очагом. Вернувшийся с Эрлом Рейвен наблюдал за ним, приподняв бровь. Мара, раскрасневшаяся, растрепанная, сонная, сидела на кресле, подобрав ноги, и следила за Бьярном счастливыми глазами.
        - Та-ак, ребята, - протянул Рейвен, хитро улыбнувшись. - Ну, я вас поздравляю!
        - С чем, пап? С чем ты их поздравляешь? - немедленно встрял Эрл, по обыкновению начиная подпрыгивать от нетерпения. - Какой-то праздник сегодня?
        - Рейвен! - с укором окликнула его Мара.
        - Да нет, сынок. Это я так! Шучу!
        - Эх, - поник Эрл, очень любивший праздники, и ни Мара, ни Бьярн не смогли удержаться от смеха.
        - Не грусти, малыш. Я тебе принесу с работы что-нибудь вкусное, - приободрил его Бьярн.
        И тут же переглянулся с Марой. Как там в стане? Какие новости? Нет ли новых убийств? Рано для следующей жертвы, но кто знает, вдруг мерзавец совсем слетел с катушек…
        Перед выходом Бьярн наклонился, чтобы поправить Маре застежку плаща, и тихо сказал:
        - Никому ничего не говори.
        - Да, конечно.
        Мара сжала его пальцы, доверчиво посмотрела в глаза. Раз он сказал, что надо подождать, значит, надо. Она только надеялась, что за это время не произойдет новых убийств. Но не должно, обычно проходит не меньше трех недель, а значит, у них достаточно времени.
        Витор рвал и метал. Все сидели на местах притихшие - опасались попасть под горячую руку. Гарс из-за своего стола кивнул Маре: «Ты как?» Она улыбнулась в ответ: «Нормально». Села рядом, стягивая с рук ненавистные перчатки: на рабочем месте можно ненадолго расслабиться. Судя по всему, начальник только вошел в раж и собирался бушевать еще долго.
        Бьярн, проходя мимо, коснулся ее плеча.
        - Так! - заприметил его старший дознаватель. - Ты! Бери парочку ребят и дуйте на ярмарочные ряды. Уже вторая жалоба, что там шайка карманников орудует.
        Бьярн обернулся от двери, будто снова пытался сказать: «Верь мне». Мара и не думала сомневаться: зря он так волнуется. Сейчас ее куда больше интересовало, что так сильно разгневало Витора. Догадаться оказалось нетрудно, потому что начальник костерил господина Нерли - владельца мастерской, - склоняя на все лады снова и снова.
        - Этот жук, этот пройдоха…
        - Эк вы его вежливо! - удивлялся народ.
        - Неприличные слова закончились, - огрызался Витор. - Этот прощелыга утверждает, что в тот день в мастерской не появлялся… Цитирую!
        Старший дознаватель остервенело поднял на вытянутой руке изрядно помятую бумагу.
        - «Не появлялся ни один молодой человек, подходящий под описание. Тем более нечисть! У нас приличное заведение!»
        Витор скомкал лист, потом разгладил и бросил на стол. Все ясно, яснее некуда: господин Нерли не даст им зацепки, он всячески пытается отмазаться от некрасивой истории, случившейся с его работницей. Убийство произошло в квартире Дженни, а значит, доказать связь убийцы с мастерской, где работала жертва, практически невозможно. Мало ли что там некромантке привиделось. Господин Нерли, честный гражданин, клянется Всеединым, что в глаза никого не видел. Мара вздохнула. Вполне возможно, сам Лейрас припугнул его или подкупил. А может, хозяин ателье по собственной инициативе выслуживается, оберегая репутацию клиентов заведения. Ведь если благородные откажутся иметь с ним дело, то мастерская быстро прогорит.
        В любое другое время Мара расстроилась бы, но не сейчас. Теперь им даже на руку, что Лейрас чувствует себя в безопасности. Пусть чувствует свою безнаказанность до поры до времени. Мара на короткий миг испытала торжество. Но только на миг.
        Какие они с Бьярном самонадеянные… Некромантка и стражник. Ладно, пусть он даже сын благородного. Он что, надеется, отец ему поможет, прислушается к нему? Возможно, подходит к концу срок наказания и Бьярну позволено будет поговорить со своим надменным родителем? Насколько Мара знала, такие люди только ищут повод, чтобы избавиться от неугодных отпрысков.
        Ладно, пусть пока Бьярн верит в лучшее, она поддержит его, а если ничего не выйдет, попробуют иначе: расскажут Витору правду, которую знают. Ведь должны в Симарии работать хоть какие-то законы?
        День заполнился рутинными делами. Гарс принес ей кипу бумаг с подробным описанием обряда: свои вопросы и ответы Дженни. Мара даже вчитываться не стала, подписала едва ли не зажмурившись.
        После они с Витором, который был зол и немногословен, отправились на вызов: в переулке неподалеку на куче мусора нашли труп. Предстояло его опросить.
        Труп обнаружился там, где и ожидалось. Лежал кверху пузом и уже пованивал.
        - Проклятие, - выругалась Мара.
        Наверняка ведь не первый день здесь валяется, а доброжелатели, сообщившие о преступлении, нашлись только сейчас. Куда раньше смотрели? Теперь половину сил придется потратить на воскрешение, и еще непонятно, выйдет ли толк. На второй день их с трудом удавалось разговорить, а на третий - и подавно. Еще спасибо, что шататься не пошел, кого-нибудь точно задрал бы, пока не отловили.
        Мара приблизилась, снимая перчатки. Наклонилась. В этот момент труп открыл глаза.
        - Ау? А-а-а? М-м-м?
        Все, ожил! Теперь только упокоить остается. Мара протянула руку:
        - Умр…
        Не успела договорить, потому что «мертвец» извергнул на нее фонтан содержимого своего желудка, хихикнул, почесал живот, повернулся на бок и захрапел.
        - Он просто пьяный, - прошипела Мара, оплеванная с ног до головы. - Гадство!
        - Идите домой, помощник, - устало подытожил Витор. - Переоденьтесь.
        Мара огляделась - до дома недалеко: вот сквер виднеется, а чуть дальше - краешек крыши дома. Пожалуй, действительно лучше сбегать, чем пытаться оттереть испорченную одежду снегом.
        - Теренс, иди с ней, - приказал он молодому стражнику, сопровождавшему их на задании.
        - Не надо, - запротестовала Мара.
        - Надо! - отрезал начальник. - Еще мне твоего трупа не хватало!
        Теренс по пути пытался подтрунивать над ситуацией, так что даже Мара сдалась, рассмеялась. По крайней мере, этим утром все живы, чем не повод для радости.
        - Подожди здесь, - попросила она стражника, когда подошли к крыльцу.
        Она бы пригласила его в дом, но не хотела, чтобы Теренс ненароком увидел Рейвена. Ни к чему лишние вопросы. Хотя обычно в это время Рейвен выходит с Эрлом на прогулку и дома никого нет. Толкнула дверь и удивилась: не заперто, значит, они дома.
        Влетела в зал, на ходу расстегивая плащ. Хорошо, что недавно выдали второй комплект одежды, а эту придется замочить и вечером повозиться, отстирывая. И застыла на месте от неожиданности.
        У камина стоял Бьярн и читал письмо. Лицо его было серьезным и печальным. Услышав шаги, он поднял на Мару глаза и побледнел.
        - Мара?..
        - Ой, ты дома? - удивилась и обрадовалась она. - Поймали карманников? Или забыл что-то?
        Бьярн какое-то время не отвечал, точно обдумывал ответ.
        - Мне на ярмарке передали письмо, - произнес он медленно, подбирая слова. - Я вернулся, чтобы прочитать.
        - Письмо? Что за письмо?
        Бьярн покачал головой. На его лице проступили растерянность и вина, так что веселость Мары и ее радость от встречи завяли, стерлись, уступая место тревоге. Он так ничего и не ответил, а письмо, что держал в руках осторожно, как нечто дорогое и ценное, опустил на угли и какое-то время стоял, глядя, как по краям бумаги занимается пламя.
        - Извини, - только и сказал он. - Я побегу, ребята ждут.
        Отправился к двери, на ходу поправляя кинжал. Рядом с Марой остановился, обнял на мгновение.
        - Люблю тебя.
        Едва за Бьярном закрылась дверь, Мара кинулась к тлеющей бумаге. Та - плотная, белая, видно, что дорогая, - еще не загорелась целиком, только кое-где огонь проел черные прорехи, проглотив бисерно-мелкие буквы. Мара, чувствуя себя преступницей, пробежала глазами по письму, пытаясь ухватить ускользающий смысл. Огонь оказался быстрее: удалось разобрать всего несколько предложений. «Мой дорогой, мой ненаглядный… Считаю дни до нашей встречи… Знаю, что недолго осталось ждать, но места себе не нахожу… Дошли слухи… Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело… Ты должен понимать, что важнее… Целую тебя, свет моей жизни…»
        Мара медленно опустилась на колени перед очагом. В глазах потемнело. Ее разрывали рыдания, руки дрожали, но она заставила себя проглотить слезы. Даже из того, что удалось разобрать, все предельно ясно: кто бы ни был Бьярн, через две недели он и думать забудет о Маре. Ему предлагают сделать выбор, и судя по тому, как Бьярн бережно держал этот проклятый листок, выбор явно не в ее пользу. Нет, так просто он ее не бросит, конечно, он не настолько подлый. Поможет, как обещал, сделает все, что от него зависит, а потом вернется к этой… Гадство, гадство, гадство! Наверное, отец подыскал ему невесту, пообещав, что после свадьбы Бьярн получит часть наследства, возможно, даже титул. Можно понять. Кто Мара такая, чтобы стоять на его пути? Она и вида не подаст, как ей больно, потерпит. Ничего, недолго осталось. Будет улыбаться и шутить, она и раньше так делала, хотя сердце ее было разбито, сможет и теперь.
        Мара поднялась, опираясь на стену. Несколько раз глубоко вдохнула, прогоняя из души затопивший ее мрак. Механически переоделась, нацепила на лицо маску доброжелательности и вышла на крыльцо.
        - Маруня, тебя за смертью посылать! - встрепенулся ожидающий ее Теренс.
        Взглянул на ее лицо и улыбаться перестал.
        - Что с тобой? То Бьярн вышел с таким выражением, словно привидение увидел, то теперь ты! Что у вас там произошло? Поссорились?
        Мара качнула головой: «Нет», потом кивнула: «Да». Говорить не могла. Пусть Теренс думает что угодно, лишь бы отстал.
        День, к счастью, сложился так, что Мара вместе с Витором целый день моталась по городу, в стан не заходила и Бьярна не встречала. Витор видел, что помощница стала молчаливой и замкнутой, но в душу не лез - видно, списал все на переживания после обряда. Вечером сам проводил до дома.
        - Отдыхай и набирайся сил! Чтобы завтра бодрячком!
        - Да-да…
        Рейвен пытался накормить ее ужином, Эрл вился вокруг, рассказывая какую-то забавную историю из своей ребячьей жизни. Мара кивала невпопад, пока Рейвен не забрал из ее рук тарелку с нетронутой едой и не отослал Эрла играть в комнату.
        - Что случилось, Мара? - спросил он прямо. - Плохо, да? Поторопились вы, видно.
        - Да, - с горечью согласилась Мара. - Поторопились…
        - Давай отвара приготовлю?
        - Нет! Не нужно!
        Скоро вернулся Бьярн. Он уже стал прежним, ничто не выдавало в нем того замешательства, которое Мара так ясно видела на его лице днем. Отряхнулся от снега - уходящая зима решила отомстить, поднатужилась и выплюнула метель.
        - Эрл, беги сюда!
        Протянул мальчишке, прибежавшему на зов, обещанные сладости - орешки в меду. И такой же кулечек вложил в безвольные руки Мары. Он еще не замечал в ней перемены. Сел рядом, тихонько обнял.
        - Извини, я холодный. Так соскучился по тебе за день!
        Мара слабо улыбнулась, пытаясь ничем себя не выдать. Рейвен с тревогой наблюдал за ними и молчал. Бьярн потянулся поцеловать ее в щеку, но Мара больше не смогла это выносить. Дернулась, вывернулась из его объятий, встала.
        - Я устала, хочу отдохнуть, - коротко бросила она, отступая к лестнице.
        - Мара, что случилось? - Бьярн поднялся было вслед за ней, но Рейвен остановил его.
        - Бьярн, подожди. Пусть идет.
        Вот и хорошо. Сейчас Рейвен расскажет ему свою версию событий. Они просто поторопились. И теперь Мара не хочет ни объятий, ни прикосновений. Жаль только, придется делить одну комнату, но потерпит, недолго осталось.
        Мара сидела в полутьме, и перед внутренним взором вставали слова, разъедаемые пламенем очага. «Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело… Ты должен понимать, что важнее…»
        И ей чудилось, что огонь прожигает ее насквозь.
        ГЛАВА 50
        Мара считала дни. Сколько их еще пройдет до того, как придется поставить точку? Утром осталось двенадцать. Всю ночь она пролежала без сна, решая, как быть. Спросить прямо? Так она сразу спросила: «Что за письмо?» - а в ответ услышала только: «Извини». Он не скажет…
        Чувствовала, как вернулся Бьярн, лег рядом, осторожно поцеловал кончики пальцев.
        - Прости, если был неосторожен.
        Мара затаилась, делая вид, что спит. Ведь все неправда: он был осторожен и очень нежен. Самый лучший… Как отпустить тебя?
        Дождалась, пока дыхание Бьярна сделалось ровным и мерным, подкатилась к нему под бок, уткнулась в плечо. «Я не стану держать… Если тебе там будет лучше, - думала она. - Но почему, почему я не разглядела тебя раньше? У нас было столько времени…»
        Иногда возникала робкая надежда: что, если письмо написал кто-то из родных? Но это объяснило бы только ласковое обращение, но не эти странные слова, предлагающие сделать Бьярну правильный выбор. «Ты должен понимать, что важнее…» И явно речь шла не о девчонке без рода и племени.
        Одиннадцать. Он вновь предупредителен с ней, лишнее слово боится сказать. Словно вернулись прежние дни, когда Мара вела себя как дикарка. О Всеединый, как он ее выносил? Чуть что - за нож хваталась… И вот теперь смотрит на нее так же: «Не бойся, я не обижу тебя».
        Десять. Спустившись утром в зал, Мара увидела, как Бьярн сидит, спрятав лицо в ладони, опустив плечи. Стало невыносимо жалко и его, и себя. Он ведь не понимает, что с ней творится… Ладно, почему нет! Села рядом, отняла его руку от лица, и их пальцы переплелись так крепко, точно два утопающих удерживали друг друга на плаву.
        - Бьярн, я так больше не могу… То письмо… - Мара посмотрела ему в глаза. - Прости, я прочитала несколько строк. Какой выбор тебе предлагают сделать? Кто тебе написал? Кто ты, Бьярн? Ответь, пожалуйста. Я вся измучилась. Обещаю, я постараюсь принять любую правду о тебе!
        - Мара…
        На Бьярна тяжело было смотреть. Казалось, его разрывают изнутри несколько противоположных чувств.
        - Я не могу тебе сказать! Просто не могу! Знаю, это идет вразрез с тем, что я говорил о доверии, но ситуация совсем другая…
        - О, Бьярн… Другая, конечно. Ведь речь-то идет о том, чтобы ты доверился мне, а не наоборот.
        - Одно могу сказать точно - я люблю тебя, всегда буду любить! Я просил об этом не забывать, и ты обещала.
        Мара только головой покачала. Любит, ага. Что-то не слишком в это сейчас верилось.
        Девять, восемь, семь… На работе все идет своим чередом, если не считать того, что все зацепки, которые удалось раздобыть при помощи Мары, ни к чему не привели. Господин Нерли отказывался выступать свидетелем, утверждая, что никто из его клиентов не подходит под описание. В архивных записях не нашлось ни одного упоминания об убитой по имени Любава. Витор пытался выбить разрешение на получение журнала из мастерской, куда записывали всех клиентов, раздобыть такой же в «Королевской охоте» и сравнить записи: вдруг найдется соответствие, но ничего не вышло. Как в первый раз, сверху спустили указ: благородных руками не трогать. Мара ожидала чего-то подобного. Дела благородных, даже если они оказывались замешаны в преступлении, рассматривал суд Вседержителя. Инспектор так и сказал Витору: «Разбирайтесь с делами простых смертных, а с небожителями и без нас разберутся, если сочтут нужным».
        Мара хорошо успела изучить своего начальника за время работы бок о бок. Витор был вспыльчивым, иногда тщеславным, порой чрезмерно дотошным, но при всех своих недостатках это был честный и порядочный дознаватель, которому убийства девушек встали поперек горла. Он готов был землю грызть, лишь бы достать того, кто замешан в преступлениях, а все двери захлопывались у него перед носом.
        Мара могла его понять, а потому безропотно терпела суровые выговоры. Впрочем, сама отвечала таким мрачным взглядом, что Витор с недавних пор переключил внимание на стражников и тренировал свою мизантропию на них.
        Шесть, пять, четыре, три… По ночам понимала, как ей не хватает Бьярна, его рук и губ. Он находился рядом, а был далеко как никогда. Несколько раз Бьярн пытался начать разговор.
        - Мара, поговори со мной!
        - Я и не молчу. Бьярн, я вовсе не пытаюсь тебя наказать за то, что ты не рассказываешь мне правды. Я просто не могу. Не могу, понимаешь? Во мне будто что-то накопилось и лопнуло…
        Она, не выдержав, порывисто обняла его, и он застонал, привлек к себе, прижался губами к ее виску.
        - Моя девочка… Зачем мы друг друга мучим?
        - Чтобы… - Мара всхлипнула, изо всех сил сдерживая слезы. - Чтобы не так больно было тебя отпускать.
        - Не нужно меня отпускать!
        Может, действительно не нужно? Вот он рядом, такой родной и близкий. Но Мара прекрасно понимала, что через несколько дней жизнь изменится безвозвратно.
        Надо же, еще недавно она совсем иначе представляла себе весну. Думала, будут гулять в сквере, ходить на речку. А теперь малыш Эрл уедет, а Бьярн… Сначала она думала, это что-то вроде шутки, потом стало казаться бравадой, но он так уверенно говорил о том, что сумеет повлиять на ход расследования. А после письма то, что представлялось игрой, - ой, а может быть, Бьярн вовсе не тот, за кого себя выдает? - стало реальным и настоящим. Он действительно не тот, за кого себя выдает. И от этого делалось жутко и очень тоскливо.
        Два дня. Витор ожидал ее в кабинете, нервно вышагивая из угла в угол.
        - Ага, пришла! - обрадовался он. - Быстро за мной!
        - Куда? - не поняла Мара. Давно она не видела начальника в таком нервном возбуждении.
        - Ее пообещали уволить, если проболтается, так что теперь она каждого шороха боится и в стан идти, конечно, отказывается, но я уговорил ее встретиться в трактире.
        - Что? Кого?
        - А, - отмахнулся Витор. - Некогда! На месте все поймешь!
        Мара привыкла к импульсивности старшего дознавателя и без лишних разговоров последовала за ним.
        За столиком спиной к ним сидела женщина в серой накидке, на голове чепец, такой, какие носили работницы мастерской господина Нерли. Витор первым подошел и сел напротив незнакомки. Мара не торопилась: отчего-то сделалось страшно. А когда увидела, кто их ждет, поняла почему.
        - Здравствуй, Марта.
        Старшая швея, которую Мара видела глазами Дженни, вскинулась, побледнела. Она вглядывалась в лицо Мары, пытаясь понять, не видела ли она ее раньше.
        - Я ведь говорил, - непонятно чему обрадовался Витор. - Она сможет опознать его так же, как только что узнала вас.
        Опознать его? Несложно догадаться, о ком идет речь!
        - Нет! - Мара подскочила, но Витор тут же ухватил ее за локоть, удерживая.
        - Ты что творишь, помощник? - процедил он сквозь зубы. - Марта - единственная ниточка. Она согласилась показать предполагаемого убийцу, а ты та, кто сможет подтвердить ее слова. Марта видела его!
        - Я не уверена, - прошептала старшая швея, чья решимость таяла на глазах. - Все говорят, что убийца - нечисть. А этот юноша из хорошей семьи. Просто совпадение, я уверена. Не хочу переходить дорогу благородным…
        - Вам это ничем не грозит, обещаю, - мягко сказал Витор, что ему было отнюдь не свойственно.
        И Мара знала, что старший дознаватель не остановится ни перед чем, если забрезжила возможность изобличить убийцу. Плевать он хотел на то, что Марта может потерять работу.
        - Марта любезно попросила благородного юношу о встрече в этом трактире. Мягко намекнула на то, что располагает кое-какими фактами, а также небольшими долгами…
        - Она что, пыталась его шантажировать? - задохнулась Мара. - Он ее убьет!
        - Не говори ерунды. Скорее всего, он вообще непричастен, а согласился приехать только для того, чтобы глупая баба - мои извинения, Марта! - не распустила о нем нелепых слухов.
        - Я ухожу, - тихо, но твердо сказала Мара. - Я должна сказать Бьярну. Только с его разрешения!
        - Что ты себе позволяешь, помощник! Это я твой начальник. Я, а не твой любовник! Это приказ!
        Марта переводила испуганный взгляд с девушки некромантки на разбушевавшегося дознавателя. Похоже, что она и сама готова была бежать. Но слишком поздно…
        У окон таверны остановилась черная карета - ни герба, ни вензеля, указывающих на хозяина, не наблюдалось. Мара знала, что в таких каретах благородные мерзавцы возят на свидание своих любовниц. Окна занавешены темной тканью, на козлах сидит человек, одетый в черный костюм. Невозможно догадаться, кого и куда везет экипаж и что происходит внутри.
        Мара услышала, как распахнулась и снова закрылась дверь. Кто-то легко спрыгнул на землю, по брусчатке прокатились быстрые шаги.
        Мара выдернула локоть из хватки Витора и рванула к выходу, надеясь разминуться. Хоть бы на секундочку, хоть бы на миг!
        Не успела… Не во сне и не в тяжелых воспоминаниях, а наяву она видела перед собой лицо, ставшее ее кошмаром, - Лейрас Айлири. Невозмутимый, излучающий уверенность и силу, холеный. Он возмужал за это время и приобрел лоск, или это яд лестата делал его еще более неотразимым, чем он есть на самом деле.
        Неотразимым для кого угодно, но только не для Мары. Ее словно окатило ледяной водой, а следом кипятком. Она вынуждена была ухватиться за косяк, чтобы не упасть. «Спокойно, спокойно, он, может быть, не узнает тебя…»
        Лейрас скользнул безразличным взглядом по форме некроманта, по лицу, почти прошел мимо. Вдруг брови его приподнялись, и он, почти потерявший интерес к обычной некроманточке, затянутой в черную одежду, вдруг метнулся назад, перекрывая ей выход из таверны. На лице - неверие и восторг. Он напоминал мальчишку, заполучившего любимую игрушку.
        - Ну здравствуй, сладкая! Вот это встреча!
        ГЛАВА 51
        Мара отшатнулась, оступилась, едва не упала, когда холодная гладкая рука ухватила ее за запястье, вздернула вверх. Лейрас прижал ее спиной к стене, придвинулся так близко, что Маре стали видны его зрачки. Он, не отрываясь, смотрел на ее лицо, скользил взглядом по губам, по шее. Улыбка становилась все шире. Мара разглядела, как сверкнули клыки. Лейрас облизнул губы ярко-красным языком.
        - Это действительно ты, Любава. Я грезил об этой секунде.
        Он перевернул ее руку вверх запястьем, медленно, наслаждаясь ее бессилием, стянул перчатку и потянулся губами, точно хотел поцеловать. Но Мара знала, что он задумал: один укус, и она превратится в безвольную куклу.
        - Сладкая, сочная девочка… Сегодня все наконец случится.
        Происходящее не заняло и нескольких секунд. Лейрас, увидев ее, видно, забыл о цели визита или подумал, что мгновения ничего не изменят, - подчинит Мару, а после разберется с наглой швеей, посмевшей использовать информацию о клиенте.
        Мара понимала, что должна пытаться противостоять. Она попробовала применить свою силу, но Лейрас, наполненный ядом лестата, не излучал энергии жизни, способности некроманта не причиняли ему вреда. А Мара вновь видела себя в домике на лесной опушке, сломленную, едва живую. Будто и не уходила никогда… И сейчас Лейрас наконец завершит начатое.
        Лейрас не успел коснуться губами ее кожи, когда Витор, стиснув одной рукой его шею, а другой выкрутив назад локоть, оттянул его от помощницы. Айлири не подумал сопротивляться, с усмешкой глядя в лицо Мары из-под сбившихся на глаза волос.
        - О, как мило! Засада? Поймали меня! Принимайте поздравления! - выплюнул он.
        Рот улыбался, а глаза оставались насмешливыми, полными черной ненависти: любимая игрушка уплывает из рук.
        - Мара, это он? - загремел Витор. - Посмотри на него? Это он? Ты подтверждаешь?
        Мара наблюдала за происходящим, словно издалека. Голос начальника и другие звуки пробивались к ней точно сквозь плотную ткань. Боковым зрением она увидела, как таверну заполняют стражники. Значит, Витор все продумал. Заманил его в ловушку. По закону показаний двух свидетелей достаточно для обвинения, даже если нет прямых доказательств. Ей осталось только подтвердить.
        Мара давно поняла, что старший дознаватель стал одержим поиском убийцы: ускользающий из рук мерзавец не давал ему покоя. Но Мара и не предполагала, что все зайдет настолько далеко. Витору прямо сказали, чтобы он оставил это дело, но начальник был готов пойти против системы.
        Мара оглянулась в поисках Бьярна, но его не оказалось среди тех, кто прибыл на задержание. Что же делать? Скажет «нет» - и Лейраса немедленно отпустят. Скажет «да» - и подведет любимого. Практически безвыходная ситуация. О, Витор, что же ты натворил!
        - Мара! Подумай обо всех этих девушках! Он должен понести наказание! Ты подтверждаешь? - кричал старший дознаватель.
        На его лбу вздулась и пульсировала вена, лицо побагровело. Лейрас же был спокоен, легкая улыбка играла на губах. Заметив ее взгляд, он нарочито медленно облизнулся.
        - Да! Да! Да! Это он!
        О Всеединый, ей просто не оставалось иного выбора. Лейрас ее видел, он завладел бы ею в тот же час, как оказался на свободе. Какой смысл утаивать теперь правду, ситуация изменилась.
        - Уведите!
        Витор толкнул Лейраса в руки Теренса, и тут же убийцу с двух сторон подхватили под локти. Тот с презрением и брезгливостью смотрел на окруживших его стражников.
        - Как думаешь, долго тебе торжествовать? - обратился он к Витору, кривя губы в усмешке. - Несколько часов - и я снова окажусь на свободе.
        Когда его уводили, он поворачивал голову и следил за Марой злыми и веселыми глазами. Он совсем успокоился - знал, что это лишь временная задержка. Понял, что дознаватель ему ничего не сделает и что никто не станет слушать швею и некромантку.
        - Его выпустят, - обреченно сказала Мара. - Он прав. Все бесполезно. Вы нас погубили…
        Она обернулась на швею, которая стояла с посеревшим лицом, комкая лиф платья, словно оно мешало дышать. Тоже поняла, во что вляпалась. Тут не увольнение грозит, тут бы живой ноги унести.
        Витор помрачнел. В глубине души он знал, что Мара права, но вслух ни за что не признал бы этого. А может, до последнего надеялся, что правда будет на его стороне.
        - Глупости. Никто его не выпустит. Переведут в Холодные Холмы, а дальше станет разбираться суд Вседержителя.
        Мара не сомневалась: Лейрас приложит все усилия, чтобы избежать Холодных Холмов, тюрьмы для аристократов. Ему утром надо получить очередную дозу, а значит, Айлири не остановится ни перед чем. Но вслух ничего не сказала, закусила губу. Что же делать? Как ей нужен сейчас Бьярн!
        - Ступай домой, помощник, - сказал дознаватель, будто прочел ее мысли. - Приди в себя. Завтра все образуется. Я отпущу Бьярна, когда вернусь в стан.
        Посмотрел на бледную Марту, которая так и не тронулась с места. На лбу несчастной выступили капельки пота.
        - Ты! Пойдешь со мной. Пока дело не закроют - останешься под защитой! Без свидетеля нам не обойтись. Будь готова выступить в суде Вседержителя.
        Мара выдохнула: хоть одной проблемой меньше. Витор безрассудный, но не совсем дурак. Вот только насчет суда Вседержителя она сомневалась. Не будет никакого суда…
        Похоже, начальник не расслышал, что Лейрас назвал ее другим именем. Вот и отлично, не придется ничего объяснять.
        В провожатые ей дали Свена - рыжего весельчака. Вот только сейчас он не балагурил, шагал сбоку от Мары, сжав губы.
        - Убил бы эту сволочь своими руками, - сказал он. - Задушил бы гада. Жаль - нельзя. Моей сестренке столько же лет, сколько Дженни было…
        Свен сжал кулаки.
        - Хорошо, что он больше никому не причинит вреда.
        Мара ничего не стала отвечать. Ей не верилось, что история с Лейрасом закончится так просто.
        - Мара! - окликнули ее.
        О, она бы узнала этот голос из тысячи! Сильный и мужественный, самый любимый.
        - Бьярн!
        Обернулась, отыскивая его взглядом. Бьярн торопился к ней навстречу. Как он узнал? Почувствовал? Витор не мог рассказать так быстро.
        - Мара! - он заключил ее в свои объятия, бережно прижал к груди. - Парни сказали, Витор повел тебя куда-то с загадочным видом. Намекнули, что это касается дела об убийце, хотя наш начальник, скотина, просил держать меня в неведении. Я чуть с ума не сошел. Ты как, птаха? Я все знаю!
        В кольце его теплых рук так уютно, так безопасно. Мара вдохнула родной запах и, хотя давала себе зарок поставить точку в их отношениях, оттолкнуть его сейчас было выше ее сил. Проклятие, как же она его любит!
        - Я… Лейрас…
        Мара поняла, что еще одно слово - и не выдержит, разрыдается.
        - Тихо, тихо, маленькая, пойдем домой. Спасибо за помощь, Свен, дальше я сам.
        Дома, чуть успокоившись, она рассказала обо всем, что случилось в таверне. Бьярн и Рейвен слушали, не перебивая, хотя Бьярну это тяжело далось. Когда Мара описывала, как Лейрас стянул перчатку с ее руки, Бьярн так сжал подлокотник старенького дивана, что раскрошил его в труху.
        - Убью гада, - глухо прорычал он.
        - Не ломай мебель. Диван ни в чем не виноват, - остудил его пыл язвительный Рейвен, хотя маска безразличия больше никого не могла провести: Мара видела, что он и сам переживает, но разве покажет? Будет иронизировать до последнего.
        Бьярн нашел ее ладонь.
        - Все хорошо. Все теперь хорошо.
        - Мне пришлось на него указать. Ты просил ничего не говорить, но у меня не осталось выбора!
        Маре стало очень страшно: вдруг она все испортила? Бьярн поцеловал ее в лоб.
        - Ничего. Так получилось. Иногда обстоятельства оказываются сильнее… Какая ты горячая!
        Он снова прикоснулся губами к ее коже, а потом приложил тыльную сторону ладони к щеке.
        - Птаха, ты вся горишь!
        Мара и сама чувствовала, что тело ломит, как от жара. Видно, от всех этих переживаний организм решил сдаться. Теперь и лестат потянулся к ее щеке, прикоснулся прохладными пальцами.
        - Надо сбить жар. Не нравится мне это.
        - Только бы Эрла не заразить, - расстроилась Мара.
        Мальчишка гулял с друзьями, и, к счастью, его детскую жизнь не омрачали тревоги - трое взрослых старательно оберегали его от мрачных событий.
        - Это не простуда. Ты перенервничала, - сказал Рейвен.
        Бьярн, не выпуская ее ладони, погрузился в задумчивость. Мара сразу узнала это выражение лица: глаза сощурил и смотрит в огонь. О чем думает, не понять.
        - Хорошо, - сказал он в ответ на свои мысли. - У нас есть несколько часов в запасе. В доме оставаться больше небезопасно. Лейрасу не составит труда найти нас теперь. Я думал уйти сейчас, переждать до полуночи в трактире, но Мара в таком состоянии… Она совсем разболеется. Уйдем после наступления полуночи.
        - Куда уйдем? - пролепетала Мара, решив, что начался бред. - Почему после полуночи?
        - После полуночи заканчивается… Потерпи, скоро сама все узнаешь.
        Так это то самое? После полуночи Бьярн перестанет быть Бьярном. И станет… Кем?
        - Но, Бьярн! Весна начинается только послезавтра!
        Он улыбнулся.
        - Ну, так приятнее было ждать. Придет весна - и все изменится. На самом деле я ждал последнего дня зимы… Птаха! Родная, посмотри на меня!
        Мара почувствовала, как внезапно навалилась усталость, потяжелела голова, она поняла, что сползает на руки Бьярна. Завтра. Вернее, почти сегодня. После полуночи. Несколько часов всего-то и ждать.
        - Бьярн… Значит, мы пойдем с тобой?
        - Конечно! Что за вопрос! Я бы вас ни за что не оставил. Ни тебя, родная моя, ни малыша Эрла… Ни даже эту крокодилью рожу.
        - Вот спасибо! - проворчал Рейвен. - Что за крокодил? Подозреваю, ничего хорошего.
        - Еще одна нечисть!
        - Ну, не удивлен!
        - А потом? - Мара не обращала внимания на перебранку мужчин, которая, похоже, стала для обоих чем-то вроде спортивного увлечения. - Что потом? Если тебе придется сделать выбор… не в мою пользу, лучше сразу скажи. Я не вынесу…
        Она замолчала: сама не ожидала от себя таких откровений. Но как же страшно - они вплотную приблизились к краю, за которым, возможно, пропасть.
        - Глупая моя девочка! Что ты напридумывала себе! Я люблю только тебя. Не знаю, что ты увидела в письме, но все поняла неправильно! Я… Потерпи несколько часов, совсем недолго осталось.
        - Бьярн…
        Мара поняла, что ревет, как маленькая. Бьярн качнул головой, как делают это все мужчины при виде горьких женских слез - «Ох уж эти девчонки!», прижал к себе. Но лицо тут же стало обеспокоенным.
        - Рейвен, ты бы дал ей что-нибудь от жара.
        - Да, сейчас.
        - Я и сама могу приготовить настой! - запротестовала Мара. - Этот травник-отравник меня когда-нибудь доконает. Почему все забывают, что я почти стала медикусом!
        - Почти не считается! - улыбнулся Бьярн. - Вот когда станешь…
        И осекся на полуслове. Мара даже переспрашивать не стала. Она, может, и мастер додумывать, но Бьярн, похоже, на радостях тоже перегибает палку. Ладно, мечтать рядом с ним так приятно. В итоге безропотно выпила мерзкий на вкус настой, от которого, следует признать, сразу почувствовала себя лучше.
        К сумеркам домой вернулся раскрасневшийся Эрл: набегался, наигрался и проголодался. Здоровый, счастливый мальчишка. Рейвен с порога огорошил его новостью:
        - Малыш, ночью мы уходим. Если тебе нужны какие-то вещи - собери сейчас.
        - Уходим? - у Эрла вытянулось лицо. - Одни?
        - Нет, все вместе, с Марой и Бьярном.
        - Ну ладно! - От грусти не осталось и следа.
        Эрл засновал между своей комнатой и залом, перетаскивая вещи, которые планировал взять с собой. Первым притащил деревянный меч, подаренный Бьярном, следом - желтую курточку из плотной ткани, которую Мара купила ему на ярмарке, потом какие-то свои детские сокровища в коробочке из-под печенья.
        Трое взрослых с улыбкой наблюдали за ним. В какой-то момент взгляды Бьярна и Рейвена пересеклись, и улыбка Рейвена тут же перетекла в торжествующую ухмылку: «Ага, моего сына ты нечистью не считаешь».
        Мара прикорнула на груди Бьярна, слушая, как бьется его сердце. Оно будто отсчитывало последние минуты той жизни, которая должна вот-вот закончиться. В тот момент Мара и предположить не могла, как она права.
        Последние минуты…
        В дверь оглушительно забарабанили. Кого еще принесло в такой поздний час - тьма на дворе? Неужели открылись новые обстоятельства дела и Витор прислал за ними курьера?
        Бьярн и Рейвен оба поднялись на ноги, переглянулись. Эрл испуганно выглянул из комнаты, вопросительно посмотрел на отца.
        - Иди наверх, - приказал ему Рейвен.
        - Не открываем, - сказал Бьярн, вытаскивая кинжал.
        Мара встала между ними, готовая ко всему. Оружия у нее нет, но способность вытягивать жизнь всегда при ней.
        Дверь слетела с петель от одного мощного удара, и в дом, нагнувшись перед низким косяком, вошел мужчина. В руке он сжимал выщербленный старый меч, покрытый пятнами ржавчины. Следом за ним ввалились другие. Мара сбилась со счета на пятом. Сколько же их?
        Предводитель поднял голову, вглядываясь в лица хозяев дома, ощерился в оскале. Мара вздрогнула, узнав этого человека. Глузд… Еще одно лицо из ее кошмаров.
        - Нам нужна только девчонка, - сказал он, указав на Мару. - Иди ко мне, лапушка, и мы никого не тронем. По тебе кое-кто соскучился!
        Лейрас… Значит, оставил Глузда при себе для грязных делишек. Как Мара жалела в эту секунду о том, что они задержались, но назад время не вернуть. Он добрался до нее! Он все-таки до нее добрался!
        Бьярн, Рейвен, Эрл… Она должна ради них. Конечно, Мара недешево отдаст свою жизнь. Хочет ее взять? Пусть попробует голыми руками. Она сделала шаг вперед.
        - Мара, не смей! - Бьярн сгреб ее в охапку, задвинул себе за спину.
        На середине лестницы застыл Эрл. Даже если он побежит наверх, выхода все равно нет - не прыгать же ему из окна.
        Трое с одной стороны и восемь человек с другой - застыли друг напротив друга.
        - Да что с ними толковать, - процедил Глузд.
        Махнул головой: «Давайте».
        - Только девку не трогайте. Она не для вас.
        И тут же, не изменившись в лице, будто делал нечто подобное каждый день, размахнулся и занес меч над Бьярном. Удар был таким неожиданным, что даже Мара поняла: достиг бы цели. В последний момент Бьярн успел бы сгруппироваться, уйти в сторону, но лезвие, пусть по касательной, достало бы его.
        Вот только Рейвен оказался быстрее. Он закрыл Бьярна, и вся мощь удара пришлась на него. Из развороченной груди хлынула кровь, но Рейвен не сразу осел на пол. Он стоял, вцепившись руками в меч, не давая Глузду сразу же выдернуть его. Острие ранило ладони, а он все не отпускал оружие. Зрелище оказалось настолько неожиданным и жутким, что даже видавшие виды убийцы отступили на шаг.
        - Наверх, - прохрипел Рейвен, теряя сознание.
        - Папа! Папа! - не переставая кричал Эрл.
        Бьярн выдернул Мару из оцепенения, отбросив ее в сторону лестницы. И, закрывая собой ее и Эрла, повел наверх, в спальню.
        Но что потом? Дальше отступать некуда. Сколько они продержатся?
        А Глузд наконец сумел справиться с мечом, вырвав его из ослабевших рук лестата.
        - Что смотрите? - крикнул он. - Парня и мальчишку убить. Девку забрать.
        ГЛАВА 52
        Но сам Глузд оказался не настолько глуп, чтобы первым броситься вперед - Бьярн, даже вооруженный коротким кинжалом, представлял собой грозного противника. Что доказал почти сразу, когда двое верзил одновременно полезли на него, толкаясь плечами на узкой лестнице. Мысленно уже делили награду, наверняка обещанную им.
        Короткий удар кинжалом - и один из нападавших, тот, что моложе и, видно, поглупее, захрипел, схватившись за горло, из-под пальцев ручьями побежала кровь. Он повалился на ступени, в агонии цепляясь за перила и за ноги своего напарника, утягивая того за собой. Тот чертыхнулся, отвлекся на секунду, пытаясь оторвать от себя сжатые судорогой пальцы, но Бьярну хватило времени, чтобы, перехватив кинжал, со всего маха всадить нападавшему в глаз.
        Нечеловеческие вопли смешались с криками ярости - снизу напирали с новой силой, обезумев от запаха крови и жажды убийства. Бьярн молча продолжал отступать, не сводя взгляда с наемников. Напряженный, как струна, он медленно поднимался по ступеням, загородив Мару и Эрла.
        - Птаха, возьми Эрла за руку. Поднимайтесь в комнату, - сказал он.
        Голос его, обычно громкий и гулкий, звучал спокойно и тихо. И Мара поняла, что она, вместо того чтобы идти наверх, застыла посредине лестницы, глядя расширенными от ужаса глазами на сцену битвы. Она с ног до головы была забрызгана кровью. Эрл, бледный до синевы, держался за ее кофту. Мара догадалась, что Бьярн специально говорит спокойно, пытаясь привести ее в чувство, но не напугать.
        - Идем, малыш. Все хорошо.
        Взяла Эрла за узкую ладошку и потянула за собой.
        - Заприте за собой дверь!
        Запереть дверь и оставить Бьярна один на один с кучей головорезов? Да они его задавят численным превосходством, никакие боевые навыки не помогут. Рано или поздно чей-нибудь меч достанет Бьярна, кинжал - несерьезное оружие.
        - Нет, - твердо сказала она. - Запрем, когда ты зайдешь!
        И тут же вспомнила: меч! Меч Бьярна, тяжелый меч из закаленной стали, которым он с ходу рубил головы шатунов, лежит наверху, в сундуке!
        - Эрл, бежим!
        Спальня дохнула на них обманчивым покоем и тишиной. Лязг металла о металл, разгоряченные крики доносились словно издалека и вдруг перестали казаться реальными. Маре, как маленькой девочке, захотелось нырнуть под одеяло, накрыться с головой и закрыть уши. Она судорожно вздохнула, прогоняя наваждение.
        - Эрл, малыш, спрячься под кровать!
        Весьма ненадежное укрытие, но лучше, чем ничего. Эрл будто не услышал. Бедный ребенок дрожал так, что зубы стучали. Мара взяла его за плечи, присела рядом, заглядывая в лицо мальчику.
        - Эрл, послушай, я знаю, что тебе очень страшно, но ты должен быть сильным. Спрячься. Мне нужно помочь Бьярну.
        - Па-а-па… - подбородок Эрла затрясся от рвущегося наружу плача.
        - Эрл… Твой папа жив! Верь мне! Это… такой трюк!
        Хотелось бы Маре самой верить в свои слова. Рейвен говорил, что убить лестата практически невозможно, но трудно представить, что кто-то сможет оправиться после такой раны.
        На лестнице раздался крик. У Мары захолодело сердце. Только бы не Бьярн! Рванула к сундуку, откинула крышку. Краем глаза заметила, что Эрл опустился на четвереньки и заполз под кровать. Молодец малыш.
        Меч лежал сверху, заботливо завернутый в промасленную ткань. Бьярн недавно начистил его. Кто бы мог предположить, что оружие скоро понадобится… Мара схватилась за рукоять и едва не уронила меч на пол. Какой тяжелый! Как только Бьярн держит его! Перехватила двумя руками и выбежала за дверь.
        Бьярн за те несколько секунд, что ее не было, сумел подняться на пару ступенек и убить ударом в горло еще одного противника, чье тело, перевалившись через перила, распростерлось на полу у лестницы. Он неплохо держался: узкое пространство лестничного пролета ограничивало убийц, не позволяя им нападать всем скопом. Но время играло против Бьярна. Левый рукав набух от крови: кто-то из мерзавцев достал его своим мечом.
        Окликать нельзя - обернется и потеряет бдительность. Мара закусила губу и сбежала на несколько ступеней вниз, вплотную приблизившись к Бьярну. Тот услышал ее шаги.
        - Меч? - коротко бросил он, экономя воздух. Догадался!
        - Да.
        - Давай!
        Он метнул кинжал в стоящего у основания лестницы Глузда, но тот среагировал мгновенно: нагнулся, и кинжал с лязганьем ударился в стену. Бьярн буквально за мгновение повернулся вокруг себя, на ходу принимая у Мары меч, и тут же с размаха всадил его в голову очередного рвущегося к своей смерти наемника.
        У Мары даже вырвался вздох облегчения: Бьярн с мечом был как единое целое. Тот словно стал продолжением его руки. Разве можно его одолеть?
        Глузд нахмурился, сплюнул сквозь зубы. Дернул за шиворот разгоряченного битвой парня, вытаскивая из гущи сражения.
        - Ты. Приведешь еще парней. Ждут, где условились. Надо сломать этого медведя. Здоровенный, твою мать.
        Робкая надежда, окрылившая Мару, угасла. Убийцы ни за что не выпустят их. Сколько там еще этих наемников? Лейрас, похоже, подготовился: решил действовать наверняка.
        - Наверх! - крикнул ей Бьярн.
        Теперь к вооруженному мечом Бьярну боялись подходить близко. Он и с кинжалом был опасен, а теперь почти непобедим.
        Дверь в спальню захлопнулась, засов опустился. Сколько у них времени на передышку, прежде чем убийцы ворвутся в комнату? Минута, две?
        Мара и Бьярн, тяжело дыша, стояли друг напротив друга. Мара смотрела на любимого и насмотреться не могла - наверное, это последние минуты. Выхода нет, никто не придет на помощь.
        По ту сторону двери неожиданно все стихло: возможно, Глузд приказал дожидаться подмоги. Но совсем скоро к оставшимся в живых убийцам присоединятся остальные, и тогда…
        Вот всегда так - где все стражники, призванные защищать покой граждан, когда они нужны! Маре и Бьярну одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Стражники! Их стан! Несколько дежурных всегда на месте. За Бьярна они этих тварей на лоскуты порвут.
        Но второй этаж - довольно высоко для прыжка.
        - Эрл, малыш! - позвала Мара: ей в голову пришла идея.
        - Я здесь, - раздался голос из-под кровати.
        - Эрл, надо спуститься.
        - Высоко… - начал Бьярн, но Мара подняла ладонь, останавливая его.
        - Я буду держать за руки Эрла, а ты возьмешь за ноги меня. Высунемся как можно дальше. До земли не дотянем, но он сможет спрыгнуть!
        Эрл уже стоял рядом. Бледный, со следами слез на щеках, но решительный.
        - Да, я смогу.
        Окно открыть не получалось: рама за зиму разбухла и не поддавалась усилиям. Бьярн, зарычав, просто выдрал ее.
        За дверью что-то происходило. Мара слышала голоса, но не могла разобрать слов.
        - Эрл, - торопливо заговорила она, - окажешься на земле, беги со всех ног в стан. Не оборачивайся, не останавливайся. Скажи дежурным, что мы в беде!
        Эрл кивал, глядя на нее большими зелеными глазами. Мара не сомневалась: сделает все как нужно.
        - Давай!
        Она взяла его ладони в свои, крепко сжала и принялась тихонько опускать из окна. Когда Мара оказалась лежащей животом на подоконнике, Бьярн обхватил ее лодыжки, страхуя и удерживая от падения. И вот Мара почувствовала, что целиком находится снаружи. Еще немного - и Эрл сможет спрыгнуть.
        В эту секунду дверь затрещала под натиском. Засов выдержал первую волну, но долго ли он продержится? Мара чувствовала, как напряжены руки Бьярна, но он действовал все так же медленно и осторожно, думая только об их безопасности.
        - Эрл, прыгай!
        Мальчик разжал руки, мягко приземлился на все четыре конечности, неосознанно копируя своего отца. Тут же распрямился и скользнул в сторону сквера. Мара мельком увидела статую воина, все так же стоящую на постаменте.
        - Поднимай!
        Бьярн потянул ее вверх, стараясь не причинить боли, - лодыжки и так уже ныли невыносимо. Но в эту секунду дверь слетела с петель. Мара вскрикнула: безоружный Бьярн спиной к вооруженным людям!
        И тут же почувствовала, как судорога прошла по его рукам, а следом на лицо упали горячие капли. Бьярн не крикнул, только глухо застонал. Ранен. Серьезно ранен. Иначе кровь не лилась бы таким потоком.
        - Бьярн!
        - Мара, руку, - прохрипел он.
        Мара изогнулась, протягивая ладонь. Бьярн снова вздрогнул от боли и едва ее удержал. Его снова ударили в спину. Мара закричала так, будто ударили ее. Они его убивают. Твари, твари, твари!
        Бьярн ухватил ладонь, и Мара повисла, цепляясь за его руку.
        - Прыгай, родная.
        Надо прыгать! Земля ударила по ногам, Мара упала, откатилась в сторону. Было не слишком высоко, и она не сильно ушиблась.
        - Бьярн, прыгай!
        Вот только какой в этом смысл? Их догонят за минуту! Но сдаваться нельзя! Никогда нельзя сдаваться!
        Бьярн тяжело приземлился рядом, не удержался, упал на колени. Медленно поднялся. Даже в темноте было заметно, какое белое у него лицо.
        - Мара, беги. Я не уйду далеко.
        - Ни за что!
        Мара судорожно пыталась придумать что-нибудь. Должен быть выход! Обязательно должен быть! И вспомнила про подпол в зале. Снизу он закрывался на щеколду - Бьярн навесил. Когда Мара спускалась, чтобы взять крупы или солений, несносный мальчишка норовил сунуть любопытный нос в запретное для него место. Лестница крутая - недолго и шею свернуть. Поэтому Мара закрывала за собой крышку люка и не волновалась по поводу Эрла. А сейчас подпол сможет стать временным убежищем. Главное - добраться туда раньше убийц.
        - Бежим, - выдохнула она. - Милый, родной, потерпи немножко.
        Чудо, что наемники замешкались наверху. Хотели понять, куда они побегут? Они разминулись на мгновения. Когда Мара с треском захлопнула над собой крышку подпола, она успела разглядеть взбешенное лицо Глузда. Его пальцы скользнули по металлической полосе, которой был обит край крышки, но не удержали. Мара защелкнула щеколду и какое-то время слышала только стук своего сердца.
        Бьярн! Он сидел привалившись к стене, тяжело дыша. Мара попыталась нащупать раны на его спине. Одна на плече, глубокая, но не настолько поганая, как другая, под лопаткой. Мара приложила смятую в комок кофту, придавила изо всех сил, пытаясь остановить кровь. В этих условиях она больше ничего не могла сделать.
        - Бьярн, родной, любимый. Держись, пожалуйста! Помощь скоро придет!
        - Думаете отсидеться здесь, как крысы в норе? - раздался насмешливый голос. - Не выйдет. Парни, найдите мне, чем крышку подцепить.
        Мара закусила губу. Хлипкая щеколда не выдержит и одного рывка - им достаточно раздобыть рычаг.
        Бьярн нашел ее ладонь, сжал. Какими слабыми стали его пальцы.
        - Птаха… Люблю тебя…
        Набрал в грудь воздуха, но не выдохнул.
        - Бьярн! Бьярн, нет! Нет, я тебя не отпущу!
        Наверху что-то происходило, но Мара едва вслушивалась. Какие-то крики, тяжелые шаги. Крышку люка, которую пытались поддеть, лязгая металлом, оставили в покое.
        Почему-то вспомнилась мама, которую она так отчаянно пыталась оживить, возвращая снова и снова, пока та сама не попросила дать ей уйти. Умирать снова и снова - мучительно и страшно. Может, надо позволить Бьярну спокойно покинуть этот мир?
        Мара взвыла, растирая по лицу злые слезы.
        - Нет, я не отпущу тебя! Слышишь, не отпущу!
        Синяя вспышка коснулась его груди.
        - Твое имя? - прошептала Мара, не смея надеяться и все же надеясь.
        - М-м-мм… - услышала она в ответ.
        ГЛАВА 53
        Горло точно сдавили ледяные пальцы - это от отчаяния перехватило дыхание. Нет, нет, нет! Это мычание могло означать только одно: она опоздала! Того, кого она любила, ее Бьярна - верного, сильного, терпеливого - больше нет.
        Она подняла руку, чтобы произнести заклятие «Умри», но не смогла.
        - Сейчас, сейчас…
        Мара прижалась к его груди, обхватила за шею. Воскрешенный ею не должен причинить вреда, а она сможет попрощаться. - Мой родной, мой хороший… Спасибо тебе за все…
        В зале над ними что-то происходило. Вопли ужаса, скрежет оружия. Потолок скрипел и прогибался под чьей-то тяжелой поступью. Неужели стражники успели? Все равно уже слишком поздно.
        И вдруг почувствовала, как его большая ладонь накрыла ее макушку.
        - Это я… Я жив…
        - Бьярн?
        Мара, все еще не веря, подняла голову, пытаясь всмотреться в его лицо. Как такое возможно? Ведь он не назвал имени! Но Бьярн попытался улыбнуться. Живой! Шатуны не умеют улыбаться! И тут же скривился от боли, когда Мара, осознав, что бьющееся сердце продолжает выталкивать кровь из раны, изо всей силы прижала к спине Бьярна потяжелевшую от крови кофту.
        - Не умирай, мой хороший! Не оставляй меня одну!
        - Я не хочу тебя оставлять… Уже наступила полночь?
        Мара покачала головой и вдруг поняла, что с того момента, как порог их дома переступил Глузд, едва ли прошло полчаса. Сейчас с трудом верилось, что меньше часа назад все были живы, здоровы и надеялись на лучшее. А сейчас… Рейвен искалечен, Бьярн едва жив… Сколько он продержится без помощи?
        Мара подняла голову, вслушиваясь во внезапно наступившую тишину. Не было слышно ни звуков борьбы, ни криков. Только тяжелая поступь мерных шагов по полу.
        - Мара… родная… послушай… - Бьярн делал длинные паузы: для каждого слова ему требовалось сделать усилие. - Если… снова… умру… до полуночи - не оживляй… Я не должен… назвать… свое… имя… Настоящее имя…
        Мара заставила себя проглотить вопросы, рвущиеся с языка. Не сейчас. Да что там, она готова никогда больше не спрашивать его ни о чем. Пусть оставит себе свою тайну, лишь бы только был жив!
        - Ты только держись! Слышишь, как тихо! Может, они ушли?
        Бьярн ничего не ответил, провалившись в беспамятство. Но главное - дышал и сердце билось.
        Ушли или затаились? Что там сейчас происходит? Это какая-то странная хитрость для того, чтобы выманить их из подпола?
        Внезапно крышка люка заскрежетала, когда ее попытались подцепить снаружи. Один рывок - и непрочная щеколда сдалась, отлетела с жалобным скрипом. Люк откинулся. Мара зажмурилась, ожидая, что сейчас в убежище хлынет толпа обезумевших от жажды убийства наемников, но тьма над головой безмолвствовала.
        Мара неловко, одной рукой, расстегнула ремень, чтобы кое-как закрепить повязку Бьярна и не дать ему истечь кровью.
        - Потерпи, мой хороший! Потерпи, - шептала она.
        Пальцы скользили в крови, и ногти, которые она только недавно перестала грызть, обломались. Кое-как справилась, сжала зубы и начала подниматься. Она не позволит им его добить. Если им нужна только она - пусть забирают!
        Она ожидала увидеть что угодно: кольцо ухмыляющихся наемников вокруг люка или, если позволить себе глупую надежду, стражников, скрутивших убийц, хотя и понимала, что за короткий срок, прошедший с момента, как Эрл убежал за подмогой, никто бы не успел прийти. Но то, что она увидела, Мара не могла и вообразить.
        Всюду лежали мертвые тела. Разрубленные, искромсанные с невероятной силой. Над ними в центре зала возвышалась одинокая фигура, сжимающая меч. Увидев Мару, человек опустил оружие и шагнул навстречу. Его нога задела выпавшее из чьей-то мертвой руки оружие, послышался звон металла о металл, а шаг оказался таким тяжелым, что пол вздрогнул, прогибаясь.
        Мара ахнула, отступая. Запнулась, упала и начала отползать. Она не верила своим глазам, все происходящее казалось нереальным. И все же…
        Высокий воин, отлитый из металла, приблизился и протянул ей руку. Он не говорил ни слова - не мог говорить, ведь его губы навечно спаяны, а в пустой грудной клетке нет легких, чтобы набрать воздуха. И все же существо, стоящее перед ней, жило.
        - Мотылек… Это ты!
        Мара вспомнила, как, опуская Эрла из окна, мельком увидела его в сквере. А он смотрел на них. Он всегда смотрел на их окна. Увидел, как спрыгнул Эрл, как убивали Бьярна, как оба скрылись в доме, и пришел на помощь. Выходит, он не впал в дрему и Маре не показалось тогда в парке, что мотылек кивнул в ответ на ее приветствие. Мара вспомнила, как, рассказывая о своем прошлом, он сказал, что мотыльки не давали железным гигантам затвердеть. Так вот что позволило статуе сойти с постамента!
        Железное изваяние наклонило голову, соглашаясь, и вновь протянуло руку. На этот раз Мара уцепилась за металлические пальцы и поднялась на ноги.
        - Спасибо! Спасибо тебе!
        Выходит, чувство благодарности не чуждо этим созданиям. Мара и Бьярн сохранили ему жизнь, а он пришел на помощь тогда, когда ничто уже не могло помочь. Мара обняла железного воина, не зная, чувствует ли тот прикосновения, но пусть поймет, что и она ему благодарна.
        - А теперь иди! Иди скорее! Скоро прибудут стражники.
        Воин вновь кивнул и направился к дверям, наклонился под низким косяком и слился с темнотой снаружи.
        В этот момент человек, который казался мертвым - он лежал, прикрытый другим телом, - отбросил его в сторону и прыгнул на Мару, сжимая кинжал. Глузд! Он только притворялся убитым, выжидая момент. Обхватил ее за плечи, приставив острие к горлу.
        - Ну что, лапушка, поиграем? - прохрипел он.
        В пылу битвы, видно, забыл, с кем имеет дело. Мара рассмеялась злым, жутким смехом.
        - Поиграем! - ответила она и обеими ладонями вцепилась в запястье убийцы, всасывая в себя жизненную силу так быстро, что Глузд слишком поздно понял, что происходит.
        - Грязная некро… - взвыл он, роняя кинжал из ослабевших пальцев, а следом и сам пошатнулся, попытался удержаться за плечи Мары, но она выскользнула из хватки и кинула его руку, допив последние капли никчемной, смердящей гнилью жизни.
        И тут же кинулась в подпол, обдирая ладони о занозистые ступени.
        - Бьярн! Бьярн!
        Дышит, хоть и без сознания.
        - Все хорошо, все хорошо! Сейчас прибудет помощь!
        Стражники действительно скоро появились, долго оглядывались с искаженными лицами: такого побоища они еще не видели.
        - Мара, что произошло? - спросил Свен.
        Но Маре некогда было отвечать - надо отправить Бьярна к медикусам, надо проверить, что с Рейвеном. Его в больницу отправлять нельзя, но вдруг получится помочь как-то иначе.
        Пока парни разыскивали по соседним домам телегу, на которой можно отвезти Бьярна, Мара, как могла, туго перевязала его раны. Слезы подкатывали к горлу, но Мара сердито шмыгала носом, прогоняя их: «Не время плакать!» Она видела, как у тела отца сидит Эрл и ревет в три ручья, Рейвен же был недвижим.
        Еще раз послушав, как бьется сердце любимого, прислушавшись к дыханию и поняв, что сможет ненадолго его оставить, Мара кинулась к Рейвену, прикоснулась к холодной шее, пытаясь нащупать пульс.
        - Маруня, ты говорила, это трюк! - в голосе мальчика слышалась обида, но была и капелька надежды. - Если это трюк, пусть оживет! Ну пожалуйста!
        Мара наклонилась к бледному, восковому лицу лестата.
        - Слышишь, что тебе сын говорит? - произнесла она, пытаясь придать уверенность голосу. Сейчас главное - самой не разреветься. - Рейвен! Открой глаза!
        С ее пальцев сорвалась синяя молния, лестат дернулся. Нельзя оживлять нечисть… Если в гильдии некромантов узнают - лишат значка в тот же день. Плевать!
        - Твое имя? - тихо спросила она.
        Только людей можно спрашивать об имени. Ведь считается, только у людей есть душа…
        - Рейвен, - услышала она в ответ. - Тьфу, зараза… Опять теперь с дырой в груди ходить!
        Хорохорился, но дышал с трудом. Мара поняла: старается не показать Эрлу, как ему плохо.
        - Что Бьярн? Всех победил? Я в нем не сомневался…
        Мара закусила губу.
        - Бьярн…
        Пришлось рассказать в двух словах, что произошло.
        - Иди с ним, - Рейвен коснулся ее руки. - Не оставляй одного.
        - А как же ты? А Эрл? Ты ранен, но в больницу тебе нельзя. А если снова придут? Как я вас оставлю одних!
        - Не волнуйся! Раны постепенно затянутся, мне нужен только покой. Никто уже не придет… Зачем им умирающий и мальчишка?
        - Эрл, пойдем со мной! - позвала она.
        Эрл упрямо покачал головой, отказываясь. Мара знала, что так и будет, вздохнула.
        - Мара, ты едешь? - окликнул ее Свен.
        - Здесь ведь останутся наши? Здесь умирающий мужчина и мальчик…
        - Не волнуйся, приглядим.
        Мара побежала было к выходу, но потом вернулась, наклонилась к самому лицу лестата.
        - Рейвен, а как убить нечисть?
        Тот хрипло рассмеялся, а потом закашлялся.
        - Надеюсь, не для меня спрашиваешь? Ладно. Все просто на самом деле, и ты сама давно могла догадаться. Нечисть может убить некромант заклятием «Умри», но лестата сначала надо ранить, чтобы выступила кровь.
        Мара кивнула и начала подниматься, когда Рейвен удержал ее ладонь и посмотрел без тени улыбки.
        - Не пытайся его убить! Он сильнее, хитрее, опаснее. Выкинь эту идею из головы!
        Мара дернула плечом. Она и без того понимала, что Рейвен прав и сейчас жизнь Бьярна важнее, чем планы мести.
        В больнице Бьярна забрали медикусы, не пустив ее и стражников дальше двора. Мара сидела в телеге, обхватив колени, и смотрела перед собой невидящим взглядом, не слушала сочувственных слов и не ощущала того, как парни хлопают кто по спине, кто по плечу. На соломе, заботливо подстеленной в телегу Свеном, - следы крови. И руки у Мары все в крови Бьярна. Кто-то на выходе из дома накинул ей на плечи плащ, иначе она так и выбежала бы на морозный воздух в одной тонкой сорочке.
        Вдалеке на городской ратуше часы пробили двенадцать раз. Полночь. «Ты дождался, Бьярн, - мысленно обратилась она к нему. - Этот день наступил…» И так горько стало, что сейчас Бьярн не в том состоянии, чтобы порадоваться.
        Минуты тянулись как часы, часы как столетия. Приехал Витор, что-то долго ей говорил, потом заглянул в лицо и, догадавшись, что она не слышала ни слова, отошел.
        Когда начало светать, открылись двери, выпустив усталого пожилого медикуса. Он подозвал Витора и сказал что-то, расстроенно морщась. Витор обернулся на Мару. Мара зажмурилась: «Нет, нет, нет! Уходите! Не трогайте меня!»
        - Мара… Маруня… - Витор виновато коснулся ее плеча. - Прости… Он мертв.
        - Нет. Нет-нет-нет! Я не верю!
        Мара спрыгнула с телеги на землю, побежала к дверям, рванула их на себя.
        - Пустите меня к нему! Пустите меня!
        Сзади подхватили, удержали и, как Мара ни билась и ни кричала, больше не отпустили.
        - Мара, ты не поможешь ему! - тормошил ее Витор, пытаясь привести в чувство. - Все! Его больше нет!
        Сколько раз Мара сама говорила эти самые слова убитым горем родственникам: «Его больше нет, его не вернуть. Смиритесь». И что-то внутри нее разорвалось, затопив душу отчаянием и безнадежностью. Она сделала все, что могла. Остается только смириться…
        - Я домой пойду…
        - Мы проводим!
        - Нет! Оставьте меня в покое!
        Что же она скажет Эрлу? Ведь он верит, что Бьярн скоро вернется. А как она сама станет жить дальше?
        Утренние улицы были безлюдны и тихи. Последний день зимы, а завтра наступит весна. Бьярн почти дождался, почти… И навсегда унес с собой свою тайну.
        Тяжело переставляя ноги, Мара поднялась на крыльцо, толкнула дверь, ожидая встретить встревоженные взгляды и услышать вопрос: «Как он?» Но дом встретил ее молчанием и пустотой. Ни Рейвена, ни Эрла, ни стражников… Только пятна крови на полу там, где раньше лежали тела, да черепки посуды и перевернутая мебель.
        Входная дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и Мара подскочила, развернулась, готовая ко всему. На пороге стояла бледная и испуганная Вики. Увидев разгромленный дом, она побледнела еще сильнее.
        - Мара, что случилось? Я слышала ночью крики, хотела послать мужа в стан, а потом увидела, что стражники сами пришли. Вы в порядке? Где Бьярн? Кажется, дяде Эрла досталось…
        Она считает дядей Эрла Рейвена.
        - Вики, когда ты видела его?
        - Недавно, с полчаса назад. Приехала черная карета, из нее вышел человек и вошел в дом. Потом появился вместе с Рейвеном, которого с одной стороны поддерживал Эрл, а с другой - один из ваших парней. С ними были еще двое стражников. Все вместе сели в карету и уехали… Мара, Мара, что с тобой?
        Мара чувствовала, как накатила дурнота. Черная карета… Лейрас добрался до них. Рейвен, малыш Эрл. Теперь они в полной его власти.
        - Я очень устала. Вики. Извини.
        Пусть уходит скорее домой, здесь оставаться небезопасно.
        Соседка ушла, а Мара села, прислонившись к стене. Они проиграли. Лейрас мимоходом разрушил, уничтожил все, что было ей дорого. Он никогда, никогда не остановится…
        Мара скользила взглядом по разоренному дому. Все, что они так заботливо собирали, растоптано и разрушено. Деревянный меч Эрла сломан, из коробки вывалились и рассыпались по полу его детские сокровища, среди которых Мара узнала свою потерянную заколку с блестящим камешком. Кружка Бьярна, которую Мара сама подарила ему на праздник Поворота, кружка со смешным медведем, разбита в осколки.
        - Ладно, - сказала она. - Ладно, тварь…
        У стены все так же лежал кинжал Бьярна, который он метнул в Глузда. Мара подобрала его, засунула за пояс и надела сверху объемную кофту, скрадывающую очертания фигуры. Потом села на корточки и стала ждать.
        Очень скоро послышался стук подков по мощеной мостовой. Мара закрыла глаза, заставляя себя дышать ровно и оставаться на месте. Некуда бежать. Незачем бежать. У нее больше ничего не осталось…
        - А вот и ты, сладкая! Ждешь меня, я смотрю. Вот и умница. Пойдем.
        Приторный, как патока, голос заполнил ее тьмой. Лейрас галантно протянул руку, улыбнулся тонкими губами. Как же Мара его ненавидела, как хотела вцепиться в эту холеную мерзкую рожу прямо сейчас, но нужно дождаться подходящего момента, чтобы план сработал наверняка.
        - Пойдем, - устало сказала она.
        Двери кареты захлопнулись за спиной, отрезая от мира. В карете было темно, душно и пахло тленом. Ничего, теперь уже ничего не страшно. Только бы совершить то, что задумано.
        ГЛАВА 54
        Мара прижалась к стенке кареты, обитой темной тканью. Шторы задернуты, так что Маре казалось, что она находится в катафалке. Впрочем, это было недалеко от истины. На Лейраса она старалась не смотреть, а вот он не сводил с нее глаз. Мара чувствовала его взгляд.
        - Хочешь, расскажу, что сделаю с тобой, сладкая?
        Мара ничего не стала отвечать, но подняла голову и посмотрела ему в лицо. В животе все скрутилось в тугой комок от страха. Лишь бы только он не заметил раньше времени ее ужас…
        - Что, не боишься меня? - усмехнулся Лейрас.
        - Не боюсь!
        - А зря!
        Он протянул тонкую руку с аристократическими пальцами, взял ее за подбородок и повертел туда-сюда, разглядывая, как трофей, добытый на охоте.
        - Тебе будет очень больно, сладкая. Уж я постараюсь. Вздумала бегать от меня, натравила шавку - этого дознавателя, как там его… Доберусь и до него в свое время!
        Мара молчала, думая, что больнее, чем сейчас, ей уже все равно не будет.
        - А торопиться мы не станем, да? Я так долго ждал этого момента, что теперь растяну удовольствие как можно дольше. Как думаешь, сколько ты выдержишь? Пару дней, три? Ты ведь сильная девочка!
        Во рту сделалось кисло от тошнотворного ужаса, который начал захлестывать ее несмотря на то, что Мара знала, на что идет. «Он не тронет меня, - пыталась успокоиться она. - Не успеет, я окажусь быстрее». Сквозь кофту она незаметно дотронулась до кинжала и немного взбодрилась. Может быть, самое время? Но Лейрас ненадолго оставил ее в покое, отодвинулся к противоположному краю и выглядывал на улицу, отогнув край занавески. Если Мара кинется сейчас, то слишком много факторов могут сыграть против: карета качнется или Лейрас заметит движение и отреагирует быстрее, чем Мара доберется до него. У Айлири сейчас реакция лестата, а у Мары всего один шанс.
        - Приехали! - весело сказал он, отворяя дверь со своей стороны и первым спрыгивая на землю.
        Улыбка не сходила с его лица. Он протянул ей руку, помогая спуститься, и Мара, которой некуда было деваться - не хотелось злить его раньше времени, - протянула свою испачканную кровью ладонь.
        - Фу, грязнуля. Это кровь того неотесанного мужлана на тебе? Быстро его угомонили? - с любопытством поинтересовался Лейрас, точно разговор шел не об убийстве, а о чем-то невинном.
        Мара заморгала, пытаясь спрятать слезы, но мерзавец заметил, рассмеялся.
        - Ой, жалко мальчика-зайчика. Не плачь, не плачь, береги силы. Слезы тебе еще понадобятся.
        Он коснулся указательным пальцем ее ресниц, а потом облизнул его. Мару передернуло от гадливости.
        - М-м-м, думаю, и кровь твоя восхитительна на вкус. Ну, пойдем, не смущайся, чувствуй себя как дома.
        Мара только сейчас разглядела, что карета подъехала к небольшому особняку, что прятался за высокой стеной с ажурными решетками. Они подъехали с заднего входа, к небольшой калитке, запирающейся на засов. Дом стоял в глубине сада, мертвого и застывшего в зимней спячке, к заднему крыльцу вела неприметная тропинка, вьющаяся среди разросшихся, неухоженных кустов. Ясно, что это не главное имение рода, а, возможно, летний дом, который пустует в зимнее время. Сейчас здесь, вероятно, пара-тройка слуг, которые - запуганные или подкупленные - станут молчать. Идеальное место для долгих и мучительных пыток, которые Лейрас для нее приготовил.
        Он повел, вернее, потащил ее за собой, потому что ноги отказывались идти. На полпути они подогнулись, и Мара упала на колени. Лейрас зло обернулся.
        - Видно, придется тебя подчинить сейчас, если не будешь слушаться. Хотел повременить с этим, не превращать сразу в бестолковую куклу, но, видно, ты решила поиграть в плохую девочку. Да, Любава?
        Мара покачала головой, одновременно пытаясь незаметно нащупать рукоятку кинжала. Как же достать его наверняка? А вдруг не выйдет? Сейчас план, казавшийся таким простым и верным - оказаться рядом с Лейрасом, ранить его и произнести заклятие, - виделся непродуманным и слабым. У Мары после бессонной ночи почти не осталось сил, и жар, который отступил было после настойки Рейвена, снова вернулся. А у Лейраса молниеносная реакция.
        - Я буду… послушной, - вытолкнула она сквозь онемевшие губы.
        - Хорошо! Вставай!
        Придерживая за локоть, он подтолкнул ее в перекосившуюся дверь - явно вход для слуг. В доме пахло сыростью и застоявшейся без хозяев старой мебелью. В смежном коридоре Мара мельком увидела фигуру пожилой женщины, идущей с корзиной в руках: служанка несла белье в стирку. Увидев хозяина, который вел с собой девушку, поспешно опустила взгляд, отвернулась. Мара поняла, что ее догадка верна - слуги все знают, но помогать не станут.
        Лейрас же поволок ее наверх по лестнице, покрытой темным лаком, вытертым до белых проплешин. С масляных светильников, развешенных по стенам, свисала комьями паутина. Запущенный старый дом, постепенно разрушающийся без присмотра.
        На втором этаже располагалось несколько комнат. Лейрас подтолкнул ее к одной из дверей и, вытянув из-под ворота цепь с ключом, открыл замок. Мара огляделась, пытаясь запомнить, где располагаются окна и лестницы. В противоположном конце коридора - зарешеченное крошечное окно, а лестница одна, по которой они поднимались.
        А еще Мара увидела, как при их появлении тихо приоткрылась соседняя дверь и в щель выглянул парень - черноволосый, совсем юный. Тонкая фигура и правильные, привлекательные черты лица выдавали в нем лестата. Ивар. Конечно, Лейрас всюду таскает его с собой, ведь ему каждый день необходима доза яда. А сейчас он рассчитывает не покидать особняк три дня… Мара задрожала, но огромным усилием воли взяла себя в руки.
        Лейрас отпер замок и втолкнул ее в комнату.
        - Жди!
        Жди… Мара услышала, как он закрыл дверь на ключ и тут же, не сделав и шага, осела на пол. Легла, сжавшись в комочек, видя только краешек затоптанного, когда-то дорогого ковра, крепкую ножку кровати и свисающий до пола плед с кисточками на концах.
        Неужели так бывает? Вот так обыденно и просто - старый дом, здесь живут люди, которые продолжат заниматься повседневными делами, когда ее станут медленно и мучительно убивать прямо на этой кровати, где плед с кисточками на концах. Лейрас, наверное, будет уходить на какое-то время: принять душ, перекусить. А потом снова и снова станет возвращаться к ней…
        Нет, ничего этого не произойдет! Мара вытянула из-под кофты кинжал, прижала к себе, баюкая на своей груди. Ей казалось, что кинжал все еще хранит тепло рук Бьярна, точно в нем сохранилась частичка его. Больше у нее все равно ничего не осталось.
        Мара заставила себя подняться на ноги, ругая за то, что совсем расклеилась и поддалась отчаянию. Адреналин, кипевший в крови, схлынул, оставив только опустошение. Но если она сдастся сейчас, то кто отомстит за Бьярна, за Рейвена и Эрла?
        В двери повернулся ключ, и Мара, вздрогнув, спрятала кинжал за пояс. Как быстро он вернулся! Как же страшно!
        Однако это оказалась служанка, которая несла кувшин с водой и перекинутое через руку полотенце. Следом ввалился мрачный детина, тащивший таз. На Мару он даже не взглянул, поставил таз посреди комнаты и ушел.
        - Господин хочет, чтобы ты привела себя в порядок, - произнесла женщина будничным голосом, точно ничего особенного не происходило в доме и перед ней сейчас стоит обычная гостья, а не девушка с затравленным взглядом и окровавленными руками.
        Мара чуть было не попросила: «Помогите мне», а потом вспомнила, что она сама загнала себя в ловушку и что она здесь для того, чтобы раз и навсегда уничтожить мерзкое существо, давно забывшее о том, что он человек.
        - Хорошо, - ответила Мара.
        - После того как умоешься, господин хочет, чтобы ты осталась в полотенце и ждала его.
        - Хорошо, - прошептала Мара, холодея.
        Мара умылась, глядя, как розовеет кровь в тазу. Бьярн, Бьярн, ничего не осталось от тебя… Лишь воспоминания… Его теплая рука на макушке, его губы на ее коже, его гулкий и сильный голос: «Я люблю тебя, птаха моя…» - «Я люблю тебя, Бьярн!»
        Завернулась в полотенце, села на постель, кинжал спрятала под край пледа, положила сверху руку, чтобы чувствовать его, и принялась ждать. Но как ни готовилась, как ни настраивала себя, услышав, как щелкнул замок, покрылась мурашками с ног до головы.
        Вошел Лейрас, облаченный в длинный халат из гладкой тонкой материи. На груди халат распахнулся, и виднелась голая, какая-то цыплячья грудь. Он хрустел яблоком, и сладкий сок тек по алым губам.
        - Хочешь? - радушно предложил он, протягивая Маре надкусанный плод.
        Она качнула головой, хоть с вчерашнего вечера ничего не пила и не ела, а сейчас поняла, что ее мучает жажда.
        - Зря, силы тебе понадобятся.
        Подошел, сел рядом, с противоположной стороны от кинжала, прикрытого краем пледа. Кинул огрызок яблока на пол и запустил обе руки в волосы Мары, заставляя ее запрокинуть лицо. Ей хотелось зажмуриться, лишь бы не видеть этот оживший кошмар. Эти холодные глаза, эти алые губы, клыки, блестевшие во рту, но она заставила себя смотреть, пытаясь поймать тот самый, нужный, момент.
        - Как я ждал этой минуты, Любава! Грезил… Ты помнишь нашу первую встречу в лесу? Ты казалась духом света, спустившимся на землю. Такая юная, нежная, светлая. Я никогда прежде не видел таких. Кровь закипела, так я хотел обладать тобой, а ты, маленькая пакость, уже тогда умела задирать нос! Унизила меня отказом!
        Вкрадчивый и тихий голос становился все более жестким и источал ненависть. Мара едва могла дышать от страха. Она полностью в его власти. На шее бьется вена. Один укус - и уже не получится осуществить задуманное. Мара слепо шарила по пледу, но никак не могла нащупать рукоять кинжала.
        - Ты станешь моей, Любава. Целиком и полностью моей! Я подчиню тебя, я возьму тебя, я выпью тебя до последней капли. Слышишь? Ты никуда и никогда больше не убежишь! Как бы мне хотелось забраться в твою маленькую головку и проникнуть в каждую клеточку твоего тела. Ты теперь принадлежишь мне, гадкая девчонка!
        - Нет, - прошептала Мара. Она наконец обхватила пальцами витую рукоять.
        - Что?
        - Ты можешь подчинить меня, овладеть мной и выпить меня до капли! - смело сказала она, глядя прямо в глаза своему убийце. - Но главного ты никогда не добьешься! Просто ты никак не поймешь, что за жар сжигает тебя изнутри и почему тебе нет покоя! Тебе незнакомо это слово! Ну так знай: моей любви ты никогда не получишь! Хоть тысячу раз меня убей!
        - Ах ты!..
        Мара выдернула оружие, взмахнула им, целясь в грудь Лейраса. Она не сомневалась, что удар достигнет цели.
        - Умри! - крикнула Мара, вложив в заклятие всю силу, которой обладала.
        Синяя вспышка прокатилась волной, коснувшись благородного мерзавца, и Мара практически увидела, как тот, покачнувшись, рухнет замертво к ее ногам.
        Лейрас действительно отпрянул, в ужасе воздев руки, уставился на свою грудь, ожидая увидеть кровоточащую рану, а секундой спустя гримаса ужаса сменилась торжествующей ухмылкой. Мара видела то же, что и он: реакция лестата спасла мерзавца. Кинжал пропорол халат, оставив длинный разрез на ткани, но на коже не оказалось ни царапины. Лейрасу словно сам темный бог ворожил: недосягаем, непобедим…
        Он метнулся к Маре и крепко сжал запястье, принуждая выпустить оружие из рук.
        - Плохая девочка. Очень плохая девочка! Придется тебя наказать!
        Кинжал отбросил в сторону, а Мару кинул на постель, повалился сверху, прижимая ее руки. На клыках блеснули капельки яда, но Лейрас не торопился кусать, наслаждаясь беспомощностью жертвы. Зарылся в волосы, вдыхая запах. Провел кончиком языка, мерзким, как слизняк, по ее шее.
        - Мы не станем торопиться, сладкая…
        Мара мечтала умереть и знала, что легкой смерти не будет. Как жаль, что нельзя сказать «Умри» самой себе. Сердце тоскливо бухало в груди.
        Внезапно в дверь заколотили.
        - Что там еще? - прошипел Лейрас, поднимая голову.
        - Господин! У ворот кареты! И стражники из отряда Вседержителя! И… они идут сюда, мы не посмели остановить.
        Лейрас поднялся, застыл на месте, сузив глаза. Он явно не понимал, что происходит, и нервно покусывал костяшки пальцев.
        - Какого черта их принесло… - пробормотал он.
        Запахнул халат и отправился к двери, бросив перед уходом: «Не радуйся раньше времени. Это не по твою душу, сладкая. Скоро продолжим!»
        Мара кинулась к окну, пытаясь разглядеть сквозь решетку карету или стражников. Окно выходило на задний двор: отсюда не удалось бы увидеть даже ограду. Но надо что-нибудь придумать, надо как-то позвать на помощь! Конечно, людям Вседержителя плевать на игрушку благородного, но вдруг найдется кто-нибудь, кому не все равно.
        - Помогите! - крикнула она в пустоту сада. Крик метнулся раненой птицей и сник, оборванный порывом ветра.
        Никто не поможет. Глупая надежда, наивная Мара… Смирись и прими свою судьбу.
        В коридоре раздались шаги. Лейрас возвращается? Так быстро? Мара застыла посреди комнаты, сжав на груди полотенце, все норовившее выскользнуть из слабых рук.
        Но идущих было много. Топот нескольких пар ног заполнил пространство. Все ближе и ближе! Дверь затрещала и распахнулась от мощного удара. В комнату шагнули четверо стражников в черных мундирах с золотыми позументами, встали по двое с каждой стороны от входа, замерли, вздернув подбородки. А следом в проеме двери возникла высокая фигура.
        В комнату вошел темноволосый широкоплечий мужчина в белой рубашке, коротко стриженный и гладко выбритый. Он волок за собой Лейраса, взяв того за горло, а Лейрас хрипел, перебирая ногами и пытаясь удержаться от падения. Он бросил его к ногам Мары, и та, не понимая, всмотрелась в лицо незнакомца.
        Незнакомец же сделал еще шаг и опустился перед Марой на колени, обхватил, прижал, уткнувшись головой в живот.
        - Родная моя… - прошептал он.
        Сквозь тонкую дорогую ткань рубашки виднелись плотные повязки, а кое-где на спине от усилия, с которым мужчина тащил Лейраса, выступила кровь.
        - Б-б-бьярн? - заикаясь, прошептала Мара.
        Огляделась, не веря своим глазам. Стражники отряда Вседержителя. Благородный у ее ног. Нет, нет, нет! Этого не может быть!
        - Птаха моя…
        Этот голос не перепутать ни с одним другим! Эти серые глаза с коричневыми крапинками. Эту улыбку. Пусть теперь Бьярн сам на себя не похож без бороды.
        - Бьярн, - помертвев, прошептала Мара. - Проклятие… Ты что, принц?
        - Ну, прости… Так получилось.
        ГЛАВА 55
        Мара проснулась и лежала, прислушиваясь сквозь дрему к дыханию Бьярна. Не опоздать бы на работу. Витор не обрадуется, если помощницы не окажется на месте к его приходу.
        И все же Мара тянула время, не открывала глаза. Сама на себя удивлялась: «Вот лентяйка!»
        Но тут Бьярн заворочался, пытаясь повернуться, и не сдержал стона. И Мара мгновенно вспомнила все что было. Нападение наемников, умирающий Бьярн, мотылек, сошедший с постамента, пальцы Лейраса, перебирающие ее волосы, и… Мара распахнула глаза и уставилась на человека, который лежал рядом с ней в постели.
        Лицо с благородными и правильными чертами разве что слепец принял бы за лицо деревенского парня. Бьярн без бороды и с короткими волосами выглядел совсем иначе: более молодым, привлекательным и… благородным. Может быть, Мара ненароком решила бы, что другой притворяется им, если бы не раны на спине. Сейчас Бьярн лежал на животе, а сквозь слои повязок проступала кровь. Он пришел за ней, едва очнувшись и поднявшись на ноги. Наложенные швы разошлись, когда он волок Лейраса, и Мара видела, как Бьярн незаметно отхлебнул из флакона синюю жидкость - настойку безличника.
        Вчерашний день. Мара наморщила лоб, восстанавливая в памяти события. Воспоминания всплывали в голове, как отдельные части мозаики, которые никак не хотели собраться в единое целое.
        Вспомнила, как, узнав о том, что Бьярн - наследник правящей династии и старший сын Вседержителя, она принялась хохотать точно ненормальная.
        - Хиленькое создание, - повторяла она, вздрагивая от нервного смеха, так что Бьярн озабоченно прикоснулся ладонью к ее щеке.
        - Птаха… Девочка моя…
        Но Мара не слышала. Так что медикусу, прибывшему со свитой наследника, пришлось влить ей в рот горькое снадобье. Мара узнала его вкус: успокоительное, каким потчуют нервных, истеричных дамочек. Сама изготовляла такое под руководством профессора Вигге и посмеивалась над рафинированными девушками из высшего света, которые от любого ветерка готовы упасть в обморок.
        Настойка подействовала, но затуманила разум. Следующее воспоминание: Бьярн держит ее на коленях… Они в карете, кажется. Во всяком случае, пол качается, а голова кружится. Мара ненадолго пришла в себя и задохнулась от ужаса:
        - Рейвен! Эрл!
        - Все хорошо, с ними все хорошо!
        Бьярн снова уложил ее голову себе на плечо, поцеловал в лоб.
        - Моя родная… Рейвена и Эрла я забрал из нашего дома сразу, как только пришел в себя и смог отдавать приказы.
        - Значит, эти черные кареты…
        - Были мои. Черные кареты очень часто используют все бла… хм… люди, которые хотят остаться неузнанными. Тебя не застали у больницы, не обнаружили ни дома, ни по дороге. Я чуть разума не лишился.
        Он пожал ее руку.
        - Но как Рейвен догадался, что они от тебя?
        - Я передал ему то, что знали только мы трое.
        - И что же? - заинтересовалась Мара даже сквозь муть, крутящуюся в голове.
        - Попросил «крокодилью рожу» довериться посланнику.
        Мара не сдержала слабой улыбки, представив, как вытянулось лицо Рейвена после этих слов. И ведь ничего не поделаешь - пришлось довериться.
        И тут же нахмурилась:
        - Почему они сказали мне, что ты умер?
        Бьярн еще крепче прижал ее к себе, лицо виноватое и несчастное: видно, представил, что ей пришлось пережить.
        - Понимаешь, моя мама…
        Но он внезапно замолчал, обеспокоенно глядя на Мару.
        - Ты устала! Я все расскажу позже.
        А потом, что же потом… Кареты въехали сквозь арку на широкий двор, и Мара мельком увидела окружившие их со всех сторон стены огромного дворца. Они высились вокруг и, казалось, уходили в небо. После этого чернота…
        Мара села на кровати, огляделась и сразу почувствовала себя маленькой и незначительной на фоне того великолепия, что открылось глазам. Стены украшены гобеленами, вышитыми золотыми нитями, на полу ковры с толстым ворсом, начищенная люстра сияет. У Мары от такой роскоши разболелась голова, и она упала на подушку.
        Это его спальня? Мара решилась и неловко осмотрела себя, оказывается, на ней надета рубашка из тончайшего шелка. Кто ее переодел? И почему она здесь?
        Эта помпезность не для нее. Все, чего ей хотелось, - это найти своего Бьярна, взлохмаченного и заросшего чуть больше, чем следует, Бьярна в одежде стражника, Бьярна, что неловко дует в кружку, прежде чем отпить из нее горячий взвар, и сказать ему: «Пойдем домой!»
        Вот только прежнего Бьярна больше нет. Он никогда не вернется. Вместо него появился принц. Наследник. Благородный. Может быть, от прежнего Бьярна ничего не осталось. Только иллюзия, только игра.
        Глядя на красивого спящего мужчину, Мара разрывалась от противоположных чувств: счастье от того, что он жив и все закончилось благополучно, мешалось с печалью - он жив, но вместе им не быть.
        Ее принесли в спальню, будто Мара - вещь, принадлежащая ему. Такая же игрушка, только любимая, о которой будут заботиться и пылинки сдувать, вот только никогда ей не стать женой, не родить детей любимому человеку. Была вольной птахой, а станет птицей в клетке, потому что любовь иногда держит сильнее любых железных оков. Вот только согласна ли она на такую судьбу? Эх, Бьярн, что же ты натворил.
        Бьярн открыл глаза, увидел, что Мара смотрит на него, и улыбнулся. Протянул руку и погладил по щеке.
        - Моя родная…
        У Мары не хватило сил отвести его ладонь: пусть, ладно, в последний раз. Она просто попрощается: только сегодня ощутит тепло его рук и нежность поцелуев, а потом можно уходить. Главное - что он жив и обязательно станет счастлив. Он вернулся к любящим его людям. А скоро, судя по всему, и свадьба не за горами.
        Внутри всколыхнулась боль, запустила острые коготки в сердце, но Мара заставила себя улыбнуться: она больше не заставит его страдать. Она разрешит и себе быть счастливой в этот последний день вместе.
        - Мы с тобой почти сутки проспали, - сказал Бьярн.
        - Сутки? - изумилась Мара.
        Она действительно ощущала себя выспавшейся и полной сил, а еще… ужасно голодной! Бьярн словно прочитал ее мысли.
        - Я сейчас попрошу принести чего-нибудь перекусить. Мы подкрепимся, а потом поговорим.
        - И ты расскажешь все? - скептически поинтересовалась Мара. - Да неужели?
        - Колючка моя любимая. Все расскажу.
        Он поднялся, и от Мары не ускользнуло то, как он сморщился от боли - все же очень мало времени прошло после ранения. Пусть к услугам принца штат всех лучших медикусов Симарии, но с такими ранениями лежать бы смирно еще несколько дней, а не в каретах трястись и девушек на руках таскать.
        - Дай посмотрю, - вырвалось у Мары. - Швы хорошо наложили?
        - Обязательно посмотришь! Я весь твой. Давай только поедим, умираю от голода.
        Мара и сама была слишком голодна, чтобы спорить. Бьярн вышел в соседнюю, смежную со спальней комнату и скоро вернулся, приглашая ее с собой.
        Маленький круглый стол сервировали на двоих серебряными столовыми приборами. В графине золотилось вино. На тонких фарфоровых тарелках лежали крошечные, с мизинец, пирожные всех видов, в креманках - варенье разных сортов, хрустящие хлебцы и булочки аппетитно выглядывали из корзины. Бьярн присвистнул, разглядывая это богатство, переглянулся с Марой.
        - Мяса?
        - Ага!
        - И эля?
        - Да-а! Вот только эти пирожные оставь, пожалуйста. Я их потом попробую, - смущенно добавила она.
        Пирожные показались ей знакомыми, и только доедая последнее, она поняла почему: крем оказался таким же, как на торте, купленном за бешеные деньги, когда они гуляли по городу в день рождения старшего сына Вседержителя.
        - Ой! - Мара едва не подавилась. - Это ведь… получается, был твой день рождения! О, Бьярн… Глашатаи тогда просили молиться о здоровье наследника, а ты рассердился. Бьярн, у меня голова кругом от всего этого! Как получилось, что наследник два года разгуливал по всей Симарии? Это же уму непостижимо!
        Бьярн вздохнул, понимая, что дольше тянуть нельзя.
        - Хорошо, птаха. Сейчас я могу все рассказать. Ты ведь знаешь, что каждый юноша знатного рода должен пройти своего рода инициацию. Испытание, которое тем сложнее, чем выше стоит род. Это было моим испытанием.
        Мара и верила, и не верила.
        - Но что же это за испытание такое, когда наследника правителя в любой момент могут убить? Умереть у тебя было гораздо больше шансов, чем выжить! Просто чудо, что ты сейчас сидишь передо мной.
        Бьярн знакомым до боли жестом почесал подбородок и, кажется, сам удивился отсутствию бороды. Да Бьярн ли он? Как на самом деле его зовут, наследника Вседержителя? Мара напрягла память, но политическое устройство Симарии никогда ее особенно не интересовало.
        - Давай все по порядку, - сказал он. - Когда мне исполнилось двадцать четыре года, пришло время моего испытания. Я готовился к нему всю свою жизнь…
        ГЛАВА 56
        Я готовился к испытанию всю свою жизнь. С раннего детства все только и делали, как твердили о том, что мне предстоит. Не могу сказать, что это добавляло радости в мое и без того сложное существование. Я говорил уже, что весь день был расписан по минутам, и, в отличие от младших братьев, которым иногда дозволялось пошалить и побездельничать, я за все шалости получал по первое число. «Вы наследник, ваше высочество! Вы готовитесь к испытанию!» Эти слова мне уже в первые пять лет жизни оскомину набили. Разве что ленивый не повторял их вслед за отцом. Мой преподаватель по бою на мечах, мои учителя, преподающие науки, даже конюхи и слуги.
        Один на редкость отвратительный тип, считающий себя великим актером, в чем ему удалось убедить даже моего отца, преподавал сценическое искусство, дабы потом я без труда сумел прикинуться деревенским парнем. «Вы готовитесь к испытанию, ваше высочество», - говорил он, когда лупил меня розгами по спине. Жаловаться отцу было бесполезно. Да я и сам понимал: то, что тяжело дается сейчас, сыграет хорошую службу тогда, когда я останусь один на один со своей судьбой.
        Признаться, годам к пятнадцати я возненавидел свою жизнь и свое предназначение. Хуже всего давалось осознание того, что отказаться от уготованной мне роли нельзя. Вернее, можно, но тогда очередность наследования перейдет к Варфоломею - вместе с честью пройти испытание, а средний брат никогда не отличался крепким здоровьем и выносливостью. Он не выдержал бы его. Однажды после особенно тяжелой недели, когда каждую мышцу ломило от бесконечных тренировок и никого, похоже, не волновало то, что я в кровь ободрал руки - напротив, преподаватели как сговорились лупить линейкой по незарубцевавшимся ранам, - я почти сдался. Заперся в своих покоях и отказывался с кем-либо разговаривать. Я жалел себя, ненавидел учителей и братьев за то, что им больше повезло в этой жизни, и собирался завтра же, с утра пораньше, отказаться от престола вместе с почетной миссией. Едва ли бы мне это позволили, но я был полон решимости и, думаю, сумел вывести отца из душевного равновесия. А он, кстати, отличается способностью сохранять спокойствие в любой ситуации.
        Мама поступила мудрее. Любовь всегда мудра. Она пришла ко мне и просто сидела рядом, положив руку на голову. Мы долго молчали, и уже одного ее присутствия было достаточно для того, чтобы я раскаялся и отменил бунт.
        - Сынок, я знаю, тебе тяжело, но такова твоя миссия. Вся страна надеется на тебя. Однажды ты станешь Вседержителем. Сильным, умным и великодушным. Ты и сам пока не понимаешь, как ты нужен Симарии. Я верю в тебя. Варфоломей хороший мальчик, но он не рожден правителем, в отличие от тебя.
        - Ерунда. Он бы научился. Или Матвей сумел бы стать Вседержителем. Отец тоже был третьим сыном в семье, но оба старших брата не прошли испытание. Однако правитель из него получился неплохой!
        - Неплохой, - печально согласилась мама. - А ты станешь отличным!
        Минута слабости быстро прошла. Глупо жалеть себя, когда младшие братья, несмотря на все свои глупые ребячьи выходки, смотрят на тебя как на бога и буквально в рот заглядывают, впитывая каждое слово. Я должен стать примером, а не разнеженным тюфяком, который жалуется на жизнь. К тому же, если бы Варфоломей погиб по моей вине, я никогда бы себе этого не простил.
        После этого случая не было ни одного дня, когда я бы пожаловался и впал в уныние. И удивительное дело, всегда строгие учителя вдруг подобрели и стали относиться иначе, чем прежде.
        - А ты взрослеешь, мальчик! - сказал мне пожилой актер, и в тот момент он мне показался куда менее отвратительным, чем обычно.
        Последний вечер перед испытанием до сих пор тяжело вспоминать. Все старались держаться уверенно, смеялись и шутили, будто не происходит ничего необычного. Будто я не отправляюсь в добровольное изгнание на два года, а, как в детстве, ухожу с отцом и братьями в поход в ближайший лес. Сестренки всегда были избалованными, ведь от них не ждали великих свершений. Хотя их старались воспитывать в строгости, отец настолько любил этих черноволосых маленьких бестий, что прощал им все шалости. Но в тот вечер они втроем повисли у меня на шее и всего залили слезами, умоляя вернуться живым. Я, конечно, отшучивался, убеждал, что непременно вернусь, но сам вовсе не был в этом уверен.
        Хуже всего то, что испытание невозможно прервать. Даже если бы я захотел вернуться. Даже в минуту смертельной опасности я не должен называть своего имени и раскрывать происхождение. А все потому, что вечером накануне решающего дня произносилась нерушимая клятва. Особый тайный орден посвященных некромантов наложил на меня заклятие, на два года связав с одним из тех, кто мне дорог. Стоит только назвать имя или сообщить, кем я являюсь на самом деле, как заклятие на крови мгновенно убьет мою мать.
        Ты побледнела, Мара? Ты теперь понимаешь, почему каждый раз, приближаясь к опасной черте, я чувствовал себя так, словно убиваю ее. Знаю, вы о чем-то шептались с Тайлой. Она, хитруля, быстро меня раскусила, хоть я старательно изображал деревенского немногословного недотепу. Получалось ведь, правда? Что значит «не очень»? Ну, ладно.
        А когда, нанимаясь на работу в стан, я так нелепо едва не выдал себя почерком? Помнишь? Вплотную приблизился к краю… Я так благодарен тебе, родная, что ты не расспрашивала, не мучила себя и меня. Я все равно не смог бы ответить.
        Потом появилось письмо… Надо сказать, что связанные клятвой люди чувствуют друг друга на любом расстоянии, а тут еще родная мать. Я места себе не находил из-за истории с этим мерзавцем. Иногда ночью просыпался и смотрел на тебя спящую. Такая беззащитная, юная, самая любимая. Эта тварь пыталась покуситься на самое дорогое, что у меня есть, а я чувствовал себя таким беспомощным и никчемным. Никогда прежде испытание так не тяготило меня, как в эти дни…
        Мама ощущала мой страх и мою боль, но она не знала, что происходит, понимала только, что я потерял покой. Ей показалось, что моей жизни угрожает опасность. Заклятие, связавшее нас, помогло разыскать меня и передать письмо.
        Теперь ты понимаешь, Мара, что не существует никакой невесты. И мне вовсе не предлагали выбирать между тобой и другой девушкой. Думаю, мама ничего не знала о тебе в тот день, когда отправляла письмо. «Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело, ты должен выбрать свою жизнь, сынок. Свою, а не мою. Ты должен понимать, что для Симарии ты важнее. Я верю в тебя». Вот что было написано в письме и что ты истолковала так неверно.
        Мне так жаль, что я не мог рассказать тебе правду и ты страдала напрасно.
        Ты спрашивала, почему сообщили о моей смерти? Такова традиция. Умер в одной ипостаси и появился в другой. Всегда сообщают о смерти, когда исходит срок испытания. Умер как стражник, родился как наследник. Но я ни за что не позволил бы так тебя напугать, если бы оставался в сознании. Благодаря узам крови меня разыскали прежде, чем я очнулся. А когда пришел в себя, едва не опоздал…
        Больше месяца после начала испытания я болтался по Корни-Кэшу и никак не мог решиться выйти за его пределы. Признаюсь, отчаянно трусил. Представляешь, детина в одежде наемника, с мечом и суровым взглядом, а внутри все тот же высокородный сынок. А я-то думал, что готов ко всему! Смешно, да? Колючка маленькая!
        В один из дней я зашел в трактир «Волки на страже». Я частенько туда захаживал, и хозяин уже стал поглядывать на меня с подозрением - ходить ходит, а наниматься не нанимается.
        За одним из столов я увидел тебя. Мне показалось, это розыгрыш или шутка. Что делает юная девочка среди наемников и некромантов? Те хотя бы окончили Академию, тебе же на вид нельзя было дать и четырнадцати лет.
        Сначала я просто за тобой наблюдал. Понимал, что ты не лучший напарник в таком рискованном деле. Прикроешь ли спину в случае опасности? Одолеешь ли безропотно все тяготы пути? А ты сидела такая решительная, сжав губы. И бесстрашно смотрела в лицо всем этим людям. Я понял, что внутри маленькой девочки стальной стержень. Нет, ты не из тех, кто сбегает в трудную минуту, не из тех, кто предает.
        Ладно, признаюсь. Не это стало главной причиной. Я просто не мог уйти и оставить тебя одну. Ясно, что с тобой стряслась какая-то беда. Только это могло вынудить юную девушку выбрать не самую простую дорогу в жизни. К тому же… Вот, ты снова грызешь губу, родная. Да, я понял. Прости…
        Я подумал о своих сестрах, у которых не было в жизни иных печалей, чем испорченное платье или неудавшийся танец. Они под защитой и окружены любовью. А вот передо мной девочка, с которой стряслась беда. И она не просит о помощи, ни на кого не надеется. Наверное, ей тоже страшно, но она смело смотрит в лицо своему страху.
        Дальше? Ты уже все знаешь сама. Сначала я видел только испуганную девушку, которая не подпустит к себе ни одного мужчину ближе чем на десяток шагов. Для меня сделали счастливое исключение. Но видела бы ты свои глаза, какими ты иногда смотрела на меня: «Не подходи. Не тронь». И сжимала в руках кинжал. Моя родная…
        А потом постепенно все изменилось. Иногда сквозь колючки и рубцы, волосы, обстриженные под корень, изгрызенные ногти словно проглядывала другая девушка - нежная и светлая. Наверное, именно такой ты была в тот день, когда выродок, чье имя недостойно произнесения вслух, встретил тебя в лесу. Я так и вижу ленты в твоих волосах и улыбку, в которой столько любви…
        К тому же в тоненькой девочке оказалось столько внутренней силы, какая не у каждого мужчины найдется. Смелая, самоотверженная, всегда готовая прийти на помощь - с каждым днем я восхищался тобой все больше. И в один прекрасный день проснулся с мыслью, что жить без тебя не могу.
        Я люблю тебя! И никто, кроме тебя, мне не нужен! Теперь ты мне веришь?
        Ах, имя! Конечно, теперь я могу тебе его назвать. При рождении меня нарекли Михаилом. Приятно познакомиться, птаха!
        Мара! Родная моя! Почему ты плачешь?
        ГЛАВА 57
        Мара не знала, что ответить на этот вопрос. Она верила ему, конечно, верила. И сама любила так, что щемило сердце, но…
        - Бьярн… Ми… Бьярн! Извини, я уже привыкла так тебя называть! Пойми… Этот великолепный дворец. Вседержитель… Ты - наследник. Я очень тебя люблю, но такая жизнь не для меня.
        Бьярн попытался сказать что-то, но Мара подняла ладонь, умоляя молчать и дать ей высказаться.
        - Как ты себе представляешь обычную девчонку среди всего этого? Твои родители, твои братья и сестры никогда меня не примут. Я стану посмешищем. Буду бояться покидать твои покои, чтобы никому не попасться на глаза. Презираемая всеми и даже самой собой. А тебя будет терзать чувство вины и стыда. Ты будешь разрываться между чувством долга и любовью ко мне. И неизвестно, что в конце концов победит… Я не смогу быть твоей любовницей.
        Мара прерывисто вздохнула, пытаясь сдержать рыдания, но слезы против ее воли текли по щекам.
        - Хотя сама мысль о разлуке с тобой невыносима, но лучше сейчас, чем потом, когда пройдет год или два и мы измучаем друг друга. А если я забеременею? Только представь, на какую жизнь мы обречем бедного ребенка? Нет, нет…
        Мара закрыла лицо руками, съежилась на стуле. Ей было так жаль, что она своими слезами испортила день, который хотела сделать счастливым.
        Она почувствовала, что Бьярн опустился рядом с ней на колени и обнял ее ноги.
        - Радость моя, просто выслушай. Я никогда не запру тебя в клетке, никогда не сделаю больно. Если ты решишь, что должна уйти, я держать не стану, хотя и жить без тебя мне незачем… Как ты думаешь, зачем наследник престола проходит испытание?
        Мара пожала плечами. Традиция казалась ей странной и, мягко говоря, глупой… Бьярн догадался о ее мыслях и улыбнулся.
        - На самом деле смысл есть. Правитель только тогда станет мудрым и сильным, когда узнает жизнь своей страны изнутри. Дойдет до самых дальних ее рубежей, встанет наравне со своими будущими подданными. В нашей клятве говорится… - Бьярн наморщил лоб, вспоминая: - Пока не принизишься, не возвысишься. Зато пройдя испытание, он получает гораздо больше прав, чем другие. Посмотри на меня, моя девочка…
        Он мягко отвел ладони от ее пылающих щек.
        - Мара, даже речи не было о том, чтобы ты стала моей любовницей. Помнишь, на ночь Поворота ты предположила, что правящая верхушка вырождается из-за близкородственных браков? Наш род никогда не допустил бы такого. Мы прекрасно понимаем, что всегда необходимы новые силы - свежая кровь, свежие взгляды. Развивается и движется только то, что не дает себе закостенеть и застыть. Понимаешь, вернувшийся после двухлетнего испытания наследник очень часто приводит с собой жену. Два года - это слишком долгий срок. Бывали случаи, когда будущий правитель возвращался с ребенком, а не только с женой. Такое позволено только правящему роду и только будущему Вседержителю. Моя мама вот так же пришла однажды с отцом…
        - Твоя мама? - повторила Мара, не веря ушам. - Но… Бьярн. Я ведь ничего не знаю. Даже вилку и то, наверное, держу неправильно… Да о чем я говорю… Голова кругом… Бьярн… Михаил… Какая жизнь меня ждет?
        - Отличная жизнь! Среди тех, кто будет тебя любить! Ты хочешь стать медикусом - значит, станешь. Так не принято было раньше, но я тот, кто может изменить правила. Поверь, правящая династия вовсе не затворники-белоручки. Отец практически не бывает дома, пытаясь уследить за всеми делами страны, а мама поддерживает его. Останься со мной, Мара. Останься со мной, птаха моя. Девочка моя. Давай пройдем этот путь вместе! Давай станем лучшими правителями, которых знала Симария.
        - Мне страшно… - прошептала Мара.
        - Я знаю, родная. Жизнь не очень похожа на детскую сказку. Приходится сражаться и сражаться… То за свою свободу, то за свою любовь. Но мы ведь не будем сдаваться? Мы с тобой столько всего преодолели. Конечно, стадо шатунов куда менее опасно, чем коварные столовые приборы, которые тебе придется изучить, но я думаю, мы справимся даже с этим.
        Мара рассмеялась сквозь слезы: на него невозможно сердиться. Жизнь, конечно, не сказка… Но она вдруг вспомнила книгу, давным-давно виденную на ярмарке. Прекрасный принц преклонил колено перед девушкой, предлагая ей руку и сердце. И хотя дедуля Биргер усмехнулся и сказал, чтобы она выкинула глупую сказку из головы, потому что ни к чему хорошему пустые мечтания не приведут, Мара все-таки запомнила.
        Наследный принц и будущий правитель Симарии стоял на коленях перед безродной девчонкой, с надеждой заглядывая ей в глаза.
        - Стань моей женой, родная.
        Сердце Мары колотилось, как в лихорадке. Ничего не получится. Она такая неумеха и недотепа. И все эти слуги, и все эти сияющие залы. А она даже ходить правильно не умеет. А родители? Вдруг она им не понравится? Вдруг сестры Бьярна станут ее задевать?
        - Я согласна, - прошептала она.
        Плевать на все! Справятся, не впервой. Ведь если не бороться за свою любовь, то зачем тогда вообще жить?

* * *
        Все следующие дни Мара умирала от страха. Напрасно она надеялась, что после принятия решения страх пропадет сам собой. Он никуда не делся. Хотя, следует признать, бояться, когда рядом тот, кто всегда поддержит и защитит, оказалось даже приятно.
        Дни сделались такими насыщенными и яркими, что Маре порой казалось, будто она видит волшебный сон. Временами приятный, как в тот момент, когда Бьярн, зацеловав ее всю, торжественно сообщил, что теперь позовет и Рейвена с Эрлом, чтобы они своими глазами увидели, что с ней все в порядке.
        - Они здесь? - ахнула Мара.
        - В замке, да! Я пошлю за ними.
        Эрл с писком кинулся на шею, обвил своими маленькими руками.
        - Марунечка!
        Рейвен со смущенной и немного растерянной улыбкой - неловко ощущал себя посреди роскоши, и этим они были схожи с Марой - подошел и прижал к груди обоих. А Бьярн заключил всех троих в свои широкие объятия.
        - Рейвен, вы ведь еще не скоро уедете? - спросила она. - Я заранее скучаю!
        Радость от встречи сразу поблекла, когда она подумала об их отъезде.
        - Ну, - Рейвен смущенно взъерошил волосы. - Такое дело… Мы не уезжаем! Наоборот, совсем скоро в столицу прибудут лестаты нашего клана.
        - Я уже отправил посланника с письмом от Рейвена, - подтвердил Бьярн, наслаждаясь изумлением Мары. - Пришлось выдержать сложную беседу с отцом, но, думаю, скоро в закон внесут кое-какие поправки относительно лестатов… Хотя не стану забегать вперед.
        - О, Бьярн! - Мара кинулась на шею любимому. - Я думала, ты его ненавидишь!
        - Понимаешь, - помрачнел Бьярн, - здесь не все так просто. У нашей семьи с разумной нечистью свои счеты. Два старших брата моего отца погибли именно из-за разумной нечисти… Не из-за лестатов, но это неважно. Отец, одолеваемый горем, развязал войну, убивая без суда, следствия и права оправдаться. Этого больше не будет… Иногда люди оказываются куда опаснее. Мы до недавнего времени даже не подозревали о том, какие порядки установились на севере Симарии. Здесь многое придется обсудить и изменить. Одно могу сказать наверняка: господин Грир еще не знает о том, что годы его наместничества закончились, но в Холодных Холмах для него уже приготовлена комната, С Горгом же разговор будет коротким.
        - И твой отец вот так послушал тебя?
        Бьярн улыбнулся.
        - У прошедшего испытание наследника ровно столько прав, сколько у самого Вседержителя.
        - Бьярн, как великодушно с твоей стороны - позаботиться о лестатах.
        - Какое там великодушие, чистой воды эгоизм! Я просто не захотел расставаться с нашим мальчуганом. А толковые травники ни в одном городе не помешают.
        Маре стало так легко на душе. Но потом она вспомнила про Ивара, а следом - про мерзавца Лейраса, таскающего его всюду за собой.
        - Нет, Ивар невиновен, - развеял ее опасения Рейвен. - Я проверил, он не прикоснулся к человеческой крови ни разу за все это время, хотя негодяй вынуждал его. Не давал ему настойки живисила, только обычную человеческую пищу. Ивар мучился от постоянной неутихающей жажды, а гад уговаривал и обещал преподнести ему в подарок девочку. Крови Лейраса было слишком мало для того, чтобы утолить жажду… Удивляюсь стойкости паренька - он всегда отвечал отказом.
        - А Лейрас… - с трудом произнесла Мара, ощущая, как начинают дрожать руки.
        Бьярн крепко прижал ее к себе, согревая.
        - В Холодных Холмах. Ждет суда, - коротко бросил он.
        Больше о нем не заговаривали.
        Иногда волшебный сон, в который внезапно превратилась жизнь, становился тревожным. Как утро следующего дня, когда невеста должна была познакомиться с семьей жениха.
        Мара вся издергалась, пока молоденькая швея подшивала платье. Платье нравилось Маре за неброский цвет и силуэт, идеально смотревшийся на фигуре. Но вдруг она покажется в нем совсем простушкой? Однако в любом другом наряде она станет чувствовать себя неестественно и скованно.
        - А как мне тебя называть? Михаил? - волнуясь и неосознанно покусывая ногти, спрашивала она. - Я не могу. Ты для меня Бьярн, и точка. Но твоим это не понравится…
        Бьярн осторожно отвел ее руку ото рта.
        - Называй Бьярном, птаха. Мама поймет. Она сама называет отца другим, тайным именем, сохранившимся еще со времен его испытания.
        - Они примут меня?
        Мара подняла лицо на Бьярна, в глубине больших синих глаз плескался ужас.
        - Уверен, что да.
        - А если нет?
        - Я все равно хотел пожить какое-то время в Соувере, где ты станешь учиться в Академии медицины. Аристократ из малоизвестного рода и его юная жена. Придется снова на какое-то время взять себе другие имена: никто не должен знать, что я наследник. Только в этот раз у нас будут деньги и возможности. А еще друг у друга будем мы. До восшествия на престол еще несколько лет, нам некуда торопиться. Окончишь Академию, а потом можно отправиться в путешествие.
        - Да я напутешествовалась как-то, - хихикнула Мара.
        И все же надежда на то, что они с Бьярном будут жить вдвоем несколько лет вне стен замка, наслаждаясь друг другом, придала ей сил. Неужели она действительно сможет поступить в Академию? Исполнить свою мечту? От одной мысли кружилась голова! И предстоящая встреча с родителями больше не пугала.
        - Готова? - спросил Бьярн, предлагая локоть своей юной спутнице.
        И она, раскрасневшаяся, тоненькая, бесконечно очаровательная, хоть и не догадывалась об этом, решительно наклонила хорошенькую головку.
        - Да!
        ГЛАВА 58
        К центральному входу Академии медицины, у которого начиналась Аллея Памяти, подъехала карета. Герб на карете притягивал заинтересованные взгляды - кого из благородных принесло в Академию в столь ранний час? Но любопытные почти сразу разочарованно морщили носы. На гербе не было изображения медведя, орла или барса, трех главных аристократических ветвей Симарии. Любой более или менее известный род правдами и неправдами добивался того, чтобы на гербе изображена была хотя бы когтистая лапа или, на худой конец, клюв или клык. Увидев изображение медведя, вставшего на дыбы, - символ правящей династии, - зеваки попадали бы на колени. А сейчас они только переглянулись, ухмыляясь. Ну что за герб такой - обхохочешься: заяц на синем поле. Видать, побочная ветвь, ведущая начало от бастарда.
        Правда, когда они увидели выходящего из кареты молодого мужчину, желание ухмыляться резко пропало: такой разок даст промеж глаз - и дух вон. Даром что благородный. А тот огляделся по сторонам и протянул руку, помогая выбраться из кареты девушке. Она была столь мила в своем дорожном платье, что зеваки мгновенно сменили гнев на милость, залюбовавшись молоденькой аристократочкой.
        Правда, у бедняжки подол платья оказался испачкан и разорван, точно ей пришлось брести по грязи. Видно, дорога выдалась тяжелая. Может, карета застряла где-то в дороге, так что ей, нежному созданию, пришлось какое-то время идти своими ногами. Зеваки сочувственно покачали головами.
        Вот только кучер, сидящий на козлах, взирал на девушку отнюдь не с сочувствием, а с некоторым ужасом.
        - Я вас здесь по-подожду? - спросил он, немного заикаясь.
        - Да, Тим, - ответил мужчина и с особым намеком кивнул: - Только держи язык за зубами.
        Поплотнее запахнулся в плащ и повел за собой спутницу.
        - Птаха, - прошептал он, наклонившись к уху Мары, - в следующий раз, когда надумаешь погнаться за шатуном по Тракту, хотя бы знак подай, чтобы я вовремя успел вытащить меч. Тим, бедолага, едва душу Всеединому не отдал, когда твою погоню увидел.
        Но Бьярн говорил это с улыбкой, и видно было, что он гордится женой.
        - И потом, я волнуюсь за тебя!
        - Ой, Бьярн, тот шатун на Тракте совсем ослаб. Необязательно было кромсать его кинжалом, прежде чем я произнесу заклятие.
        Мара бережно поправила на Бьярне плащ, скрывая кровавые пятна. И оба тут же принялись хохотать, вспомнив лицо Тима, наблюдавшего эту картину: два аристократа, приличная на первый взгляд семейная пара, гоняются по Тракту за шатуном, пытаясь его упокоить. «Ну, а чему здесь удивляться, - ясно читалось на его лице, - заяц на гербе! Чего от них хорошего можно было ждать!»
        Мара долго отпиралась от зайца, но Бьярн уговорил. Если уж придется какое-то время жить в Соувере инкогнито, придется притвориться захудалой аристократической ветвью. «Чем заяц хуже всего остального? По крайней мере, не курица!»
        Но Мара знала истинную причину.
        В то утро Бьярн привел знакомить ее с семьей, а она умирала от страха. Их ожидали в Малом зале для торжеств. Малый зал только назывался малым, на самом деле Мара почувствовала головокружение - настолько высокими оказались здесь потолки.
        Четверо братьев, три сестры, отец и мать. Они стояли возле празднично накрытого стола. Мара изо всех сил старалась не показать, насколько волнуется. Все лица как в тумане. Она только видела, что братья удивительно похожи на Бьярна. Вот этот здоровенный детина, что поднял ее за талию и закружил в воздухе с криками: «Вот и наша невестушка!» - точно тот самый болезненный Варфоломей? Ну, может, в детстве он таким и был. Остальные не так эмоционально, но как будто искренне, выразили радость от состоявшегося знакомства.
        Сестры Бьярна окружили ее все вместе. Они, похоже, нервничали не меньше самой Мары и оттого хихикали не переставая. Но Мара чувствовала, что они вовсе не пытаются задеть ее своим смехом, просто волнуются. В конце концов старшая шепнула ей на ухо:
        - Ты не переживай, мы тебя всему научим! А то Миха такой неотесанный бывает, ему доверять нельзя.
        Она пожала ладонь Мары и заговорщически улыбнулась.
        Мама Бьярна обняла ее за плечи.
        - Я рада, что у меня появилась еще одна дочь, - сказала она.
        Маре хотелось верить, что в лице свекрови действительно обретет маму.
        На Вседержителя она даже боялась смотреть. Это ведь он - главный человек в стране. От его решений зависит буквально все! Если он сейчас отвергнет Мару, то остальным придется только смириться.
        Семья расступилась, пропуская его вперед. Мара робко подняла глаза на отца Бьярна. Статью и внешностью Бьярн удивительно походил на Вседержителя, только лицо правителя избороздили морщины, у губ залегла жесткая складка, а годы добавили пряди седины в некогда темные волосы. Взгляд его был серьезен и внимателен.
        Мара вцепилась в ладонь Бьярна, и тот в ответ легонько ее пожал: «Я рядом».
        И вдруг лицо правителя разгладилось, стало светлым и мягким.
        - Кто это здесь у нас боится? Что за маленький зайчонок?
        Мару только один человек на свете называл зайчонком - ее учитель, профессор Вигге. Она невольно улыбнулась в ответ на слова Вседержителя. И вдруг совершенно ясно поняла, что ее будут любить, оберегать и баловать в этой семье.
        …Мара очнулась от воспоминаний, когда Бьярн настойчиво потянул ее за руку.
        - Птаха, не переживай, все будет хорошо! Ты сдашь вступительные экзамены, я в тебе нисколько не сомневаюсь.
        Мара вздохнула. Хотела бы и она не сомневаться.
        - Только подойдем сначала к профессору Вигге… К дедуле…
        Долго стояла у бронзового изваяния, не зная, что сказать и нужны ли слова. Если правда по ту сторону жизни и смерти существует светлый мир, в котором правит Всеединый бог, то дедуля видит ее сейчас и гордится своей воспитанницей.
        - Я здесь, мой родной. Я больше тебя не подведу, - прошептала она.
        Лестница, сложенная из черного мрамора, ведущая к центральному корпусу Академии, уже виднелась впереди, когда Мара снова застыла. Видно, чтобы начать новую жизнь, ей нужно было отпустить тяжелые воспоминания навсегда.
        Она вспомнила суд, где присутствовала недолго, но и этого хватило, чтобы на несколько дней выбить ее из колеи. Бьярн винил себя и места не находил, то и дело прикасался губами ко лбу, проверяя, спал ли жар, и гонял Рейвена за настойками.
        - Ей просто нужен покой, - не выдержал Рейвен, вызванный к спящей Маре десятый раз за ночь. - Она должна отдохнуть пару дней. Давай я лучше тебе успокоительную настойку сделаю, посмотри, какой ты дерганый!
        - Это моя вина! - прошипел Бьярн сквозь зубы, опасаясь разбудить Мару. - Надо было убедить ее не ходить на суд.
        Он действительно пытался ее отговорить, сказав, что одного его присутствия и показаний других свидетелей будет достаточно, но Мара непреклонно отвечала одно: «Я должна его увидеть!»
        - Убедить нашу упрямицу Мару? - усмехнулся Рейвен. - Боюсь, это никому не под силу.
        Так и получилось, что Мара оказалась в ложе, затянутой тонкой сеткой, которая не мешала видеть и слышать происходящее, но ее видеть никто не мог.
        Когда ввели Лейраса, Мара сначала даже не поняла, что это он - настолько обезображенным выглядел когда-то красивый человек. Он шел спотыкаясь, как старик. Кожа на лице полностью отсутствовала, обнажая кровавое месиво, сквозь бинты, обмотавшие руки, проступали гнойные пятна. На безумном лице сверкали белки глаз.
        У Мары появилось ощущение, что только теперь она увидела его истинное лицо. Будто вся гниль, вся мерзость, таившиеся внутри, теперь проступили наружу. В любом случае Лейрас сам обрек себя на бесконечную муку - уверенность в собственной безнаказанности и неуязвимости обернулась против него.
        Первым в свидетели призвали Рейвена.
        - Вызывается лестат Рейвен, - провозгласил судья, и, несмотря на то что на днях был принят закон о статусе лестатов, признающий их права наравне с людьми, по рядам прокатился неприязненный шепот: «Нечисть! Нечисть!»
        Бьярн, который находился тут же, поднялся на ноги.
        - Я вижу в этом зале только одну нечисть, - сказал он и указал в сторону Лейраса.
        Лейрас то смеялся, то выл, то кидался на прутья клетки, в которую был заключен.
        - Убейте меня! - орал он. - Убейте, убейте!
        Мара, цепляясь за стену, покинула зал суда. Он заслужил все это, он получил по заслугам, но так тошно стало от этих криков.
        - Когда приговор приведут в исполнение? - спросила она Бьярна позже, когда немного пришла в себя после увиденного.
        - Уже, - коротко ответил тот. - Сразу после заседания суда.
        - Отлично, - выдохнула Мара.
        Теперь она могла отпустить и забыть. Хотя бы попробовать это сделать…
        …Мара сама не заметила, как оказалась у подножья мраморной лестницы. Пятьдесят пять ступеней, ведущих вверх, символизировали упорный труд и самоотверженность будущих медикусов. Застыла, не в силах сделать шаг. В прошлый раз она так и не решилась и не знала, решится ли сейчас. Достойна ли она такой чести?
        - Так, родная моя! - сказал Бьярн, подхватив юную жену на руки. - У нас сегодня дел невпроворот. Найти дом, обустроиться. Купить тебе пару новых теплых платьев - осень на носу! Пообедать, наконец! Так что быстренько сдаешь экзамен - и бежим!
        С Марой на руках он встал на первую ступень.
        - Мы сделаем это вместе, птаха!
        И зашагал наверх, удерживая ее на руках легко, словно перышко.
        notes
        Примечания
        1
        Автору известно, что Лестат - это имя собственное. Лестат де Лионкур - персонаж книги Энн Райс «Вампир Лестат». Но мне показалось, что просто вампиры - это так ску-учно, так что захотелось ввести новую, интересную нечисть.