Двоепапство Влад Поляков
        Борджиа #5 Раскол состоялся. Теперь в христианском мире два Папы, в Риме и в Авиньоне. Только на стороне первого коалиция держав, успешно завершившая, пусть и несколько раньше намеченного срока. Крестовый поход, надломивший мощь Османской империи и освободивший от ига турок немалую часть Балкан. Второй же вынужден опираться исключительно на короля Франции, инквизиторов с их массовыми пытками и дымом костров, да прочих мракобесов всех мастей и оттенков… Вот только отрава религиозного фанатизма способна проложить путь ко многим сердцам и душам, внутри которых уже поселилась гниль. Да и «Нечестивыми союзами» Авиньонский Папа Юлий II, «в девичестве» кардинал Джулиано делла Ровере, также не побрезгует. В том числе с исконными врагами Европы - мусульманскими правителями Востока.
        Борджиа: Двоепапство
        Пролог
        Пролог
        Республика Ливорно, июль 1496 года

        Некоторые города сдаются после долгой и изнурительной осады. Иные могут пасть после яростного штурма или будучи «открыты» при помощи предательства кого-либо внутри. Но есть и те, которые чуть ли не сами отворяют ворота подступившей к стенам армии, лишь бы избавиться от того, что творится внутри, считая любую внешнюю угрозу не столь ужасной, как угроза внутренняя. Ливорно, сердцевина выстроенного фра Джироламо Савонаролой и его дружками-доминиканцами «Царства Божьего» относилось к числу последних.

        О, разумеется, было много криков этих самых доминиканцев, которые громогласно утверждали, что народ республики Ливорно в едином порыве выйдет на стены, дабы не допустить войска «сына Антипапы» и «итальянского лжекороля» в город, что за последнее время стал «воротами в райские кущи» и «твердыней для чистых душой и сердцем детей Господа». Криков да, было предостаточно. На деле же всё сложилось совсем-совсем иначе.

        Информаторов внутри города и вообще в республике у нас хватало. Более того, они чуть ли не наперегонки бежали что ко мне, что к Пьеро Флорентийскому, лишь бы только донести нужные сведения и тем самым хоть немного ускорить падение этого «Царства Божьего», провонявшего кровью, дымом костров, гноем и дерьмищем. И я нисколько не преувеличиваю - все вышеперечисленные компоненты присутствовали в изобилии, поскольку настоящие воинствующие фанатики вроде Савонаролы без этого не могут. Им банально не на чем больше строить свою власть, она держится исключительно на тотальном мракобесии, постоянных публичных казнях «богоугодного» толку, а также молитвах по любому поводу и без оного. Подобные примеры были раньше, есть теперь, да и в родном для меня начале XXI века никуда не делись, пусть и остались там уделом исключительно чернозадых дикарей Африки и прочего «ближнее-средне-дальнего» Востока и прочей Азии. А вот тут ещё и в Европе имели место быть… пережитки исконного христианства, будь оно неладно.

        Впрочем, не совсем об этом речь. О чём тогда? Да о том, что на завоевание - громкое слово, но без этого не обойтись - Ливорнской республики отправилось пусть небольшое, но союзное итало-флорентийское войско. Символы, без них никуда в этом забавном мире! Савонарола, а потом его духовные наследнички слишком сильно нагадили что Риму, что Флоренции. А потому следовало показать, что именно мы должны раздавить уродливое детище безумного доминиканца. Тем более теперь имели для сего действия все мыслимые и парочку немыслимых основания, покоящихся на мощнейшем фундаменте. Да и с поддержкой у Ливорно стало совсем грустно!

        Франция? Оттуда только и исключительно слова, потому как начинать полноценную войну Людовик XII банально боялся. Понимал, что не те у него силы, чтобы, повторяя «удачи» своего предшественника на троне, вновь привести армию в итальянскую ловушку. А что она, ловушка, будет, тут и гадать не приходилось. Маршал Луи де Ла Тремуйль, ставший по сути вторым после короля человеком в королевстве, после полученного опыта стал чрезвычайно осторожным.

        Сиенская республика? Увольте! Не те силы. Да и Пандольфо Петруччи уже более полугода трясся, словно осиновый лист, из последних сил пытаясь прибиться под бок к Венеции, чтобы не потерять всё. Пока с горем пополам получалось, но… В любом случае, от былой наглости этого синьора и следа не осталось.

        Венеция? После вынужденного завершения Крестового похода республика, получившая таки свой кусок пирога, с жадностью его пережёвывала, одновременно пытаясь разом усидеть на двух стульях, кланяясь как Риму, так и Авиньону. Дескать, мы люди мирные, распрей в христианском мире не желаем, а потому готовы всяческим образом содействовать в примирении, преодолении раскола и всё в этом роде. Да ещё и Сиену прикрыть пытались, видя в этой республике уже де-факто вассала, который способен стать вассалом и де-юре, стоит ещё немного поработать. Игра понятная, естественная, но… пока приходилось терпеть, а местами даже соглашаться. Почему? Тут особые причины.

        Зато от Ливорно венецианский дож и все его советы-сенаты таки да отступились. Поняли, что у нас реально может кончиться терпение и тогда… возможно всякое.Вот и двинулись отряды в направлении Ливорно сразу с двух сторон. Двинулись, чтобы соединиться и одним решительным ударом положить конец слишком уж долго творящемуся на италийских землях безумию. И вот мы здесь.

        Пехота, лёгкая конница, артиллерия и абсолютная уверенность в собственных силах. После войны с Францией, успешного Крестового похода, в котором была поставлена на колени и едва не добита Османская империя, иных, более скромных сражений - Ливорно ни разу не внушало опасений. Вот совсем не внушало, особенно учитывая полную информированность.

        Тем не менее, война не терпит небрежности и тем паче разгильдяйства. Потому и обкладывали город по всем правилам, и места для расположения батарей подобрали соответствующие, да и огонь орудия открыли как подобает. Правда не по стенам, а аккурат по воротам и тому, что находилось рядом. Опять же благодарность информаторам, доложившим, что даже зная о надвигающейся на город угрозе, фанатики больше наделись на молитвы, а не усиленную оборону. Нам же лучше.

        Привычный грохот орудий уже давно не резал слух и даже не раздражал. Скорее уж воспринимался как побочный шум, отслеживаемый, но не способный вывести из состояния душевного равновесия и даже заставить голову разболеться. Опыт, однако. И не только у меня, но и у тех трёх людей, которые находились вместе со мной в разбитом шикарном шатре. Герцог Пьеро I Медичи, его советник и лучший политик герцогства Николо Макиавелли, ну и постоянно оказывающаяся рядом со мной герцогиня Форли, она же просто Бьянка. Немноголюдно, но тут большего числа и не требовалось.
        - День или два?
        - Думаю, не более дня, а то и раньше управимся, - ответил я подруге, понимая, что она имела в виду. - Где фанатики и где понимание насчёт обороны города? Они только и способны, что вывести на стены своих дураков в рясах и с крестами. Не удивлюсь, если молебен прямо под обстрелом устроят и святой водой штурмующих окроплять станут. Право слово, если они попытаются справить на наших парней малую нужду - и то больше вреда принесут. Может кто и побрезгует штурмовать ТАКОЙ участок стены.

        Пьеро сделал вид, что не расслышал сказанного, Бьянке было пофиг, а вот Макиавелли, циник из циников, лишь усмехнулся, добавив:
        - Кого бог желает наказать - первей всего разума лишает. Бежавшие из Ливорно Монтальбано, Альгири и иные оставили внутри стен глаза и уши верных слуг. Признаться, Ваше Величество, я собираю некоторые из таких посланий, что описывали жизнь в «Царстве Божьем».
        - Материал для будущей книги?
        - Вы не ошиблись, - очередной неглубокий поклон и внимательный взгляд. Опасный человек, очень опасный… потому и требуется отслеживать все его действия. - Савонарола и те, кто заменил его, на долгие десятилетия дискредитировали саму идею теократической республики и Орден святого Доминика особенно. Лишь живущие слишком далеко от Флоренции и особенно Ливорно могут сказать нечто хорошее о методах святых отцов там, за этими стенами.. Это хорошо для целей Рима и Флоренции, но вместе с тем и печально. Весомость слов, сказанных князьями Церкви, становится всё менее значимой. Ливорнская республика, раскол, двоепапство. Это способно привести к нежелательным последствиям.

        Умён, собака! Ну да я в этом и не сомневался.
        - Зато Ливорно вернётся под власть Флоренции, мой дорогой Николо, - предвкушающее потёр руки Медичи. - И моя семья наконец то вернёт себе то, чего была лишена несколько лет.
        - Теперь это клоака, - поморщилась Бьянка. - Аристократия, нормальные торговцы и ремесленники, куртизанки и даже простые шлюхи - оттуда сбежали все. Остались лишь бесноватые фанатики, монахи, уроды, калеки, забитые крестьяне и прочие «божьи люди». Те, которые смогли приспособиться жить… существовать в «Царстве Божьем».
        - Бьянка верно говорит, хотя и излишне горячо. До войск уже донесли, что за стенами на них могут бросаться с дубинами или кухонными ножами даже дети, которым монахи не один год вбивали в голову безумную смесь идей. «Божьи дети», как правило, оторванные от семей, воспитывающиеся большими группами и подвергающиеся обучению, схожему с тем, как происходит дрессировка диких зверей. Их разум раскалывают на куски, перемалывают получившееся в пыль, а затем из пыли лепят нечто… Похожее я видел в Османской империи, но там всё куда как более отшлифовано временем и более качественно.

        В Ливорно просто не успели, - сверкнул глазами Макиавелли. - Уверен, Ваше Величество, что доминиканцы использовали именно османский опыт. Просто пробная отливка оказалась корявой, хрупкой и непригодной. Если бы им дали ещё лет десять…
        - Стоп! - прервал я хитрого флорентийского змея, поймав ускользнувшую было мысль за хвост. - А что если Ливорно лишь тренировочная площадка? Опытом могут воспользоваться и в другом месте.
        - Авиньон!

        Выкрик последовал от Пьеро Медичи, но он был просто менее прочих выдержанным, только и всего. Но да, именно Авиньон - то самое место, где менее года тому назад избрали Авиньонского Папу Юлия II, в «девичестве» Джулиано делла Ровере. Избирали, понятное дело, его родственники в количестве трёх штук, то бишь экземпляров, ненавидящий всех Борджиа скопом кардинал Джованни Баттиста Зено, а также главы враждебных Риму монашеских орденов, которые также стали кардиналами аккурат после процедуры голосования. Собственно, это были первые действия Юлия II в своём новом статусе.

        Естественно, вся Франция вышла из-под духовной власти папы Римского и призвала к тому же всех, кто имел основания быть недовольными как собственно Борджиа, так и проводимыми церковными реформами. Только призыв то прозвучал, но откликнулись на него немногие. Из крупных фигур, само собой разумеется. Коронованные особы так и вовсе либо поддержали нас, Борджиа - Изабелла и Фердинанд Трастамара Испанские, король Португалии Мануэль I, не говоря уж о герцогах Флорентийском и Феррарском, герцогине Миланской и Яноше I, короле Славонии и Хорватии. - либо заняли в той или иной степени выжидающую позицию различной степени нейтралитета. Некоторые, правда. сигнализировали королю Франции относительно намерений дружить, но намеревались и как следует поторговаться, и не рвать окончательно связи с Римом. Практика сидения на двух стульях, она очень давно зародилась.

        И всё равно, Авиньон был большой проблемой. Хотя бы по причине невозможности раздавить тамошнего Папу, а заодно тех, кто ему покровительствует. Не из-за долбанного гуманизма, коим ни я, ни иные Борджиа сроду не страдали. По иным причинам, веским и обоснованным. Зато пакостить, не вступая в полноценную войну - это со всем нашим удовольствием. Но то, что верно в одном направлении, работает и в обратном. Оттого и вполне обоснованные подозрения, что «авиньонцы» могли использовать Ливорно, эту обитель окончательно сбрендивших фанатиков, как своеобразный полигон для испытания психологического оружия, тестовой прогонки создания христианизированного подобия янычар.

        Теории, однако. Но скоро их удастся либо подтвердить, либо окончательно опровергнуть. Аккурат после того, как мы окажемся внутри городских стен, а в опытные руки мастеров-дознавателей попадутся те, кто считается тут наиболее важными персонами. Побег? Даже не смешно, Ливорно мы обложили крепко, ни одна крыса - простая или тем более в рясе - не прошмыгнёт. Единственное, чего реально стоит опасаться - массового самоубийства всех тех, кто может представлять для нас ценность. Или частичного самоубийства с предварительным устранением иных, менее фанатичных. Кто знает, может случиться и такое. Удивляться я точно не стану! Привык-с, как ни крути.

        Пока мы продолжали разговор, перемывая кости то авиньонскому Папе, то королю Франции со всеми приближёнными, то рассуждая о делах внутри трещащей по швам даже в послевоенное время Османской империи… Обстрел Ливорно продолжался. Периодически в шатёр входили офицеры, докладывающие о состоянии дел. Иногда мы сами покидали шатёр, оказываясь на свежем воздухе, имея возможность лично понаблюдать за обстрелом и его результатами при помощи подзорных труб. В корзину реющих в высоте двух воздушных шаров, понятное дело, никто залезть и не намеревался. Ну оно нафиг! Зато наблюдатели, там расположившиеся, также вооружённые оптикой, по мере возможности докладывали и о том, что наблюдали внутри городских стен. А наблюдали они если и не панику, то ситуацию разворошенного муравейника.

        Точно, муравейник. Фанатики фанатиками, но даже под их толстые лобные кости потихоньку проникали мысли, что молитвы и прочая хренотень ни разу не достойный ответ осадным орудиям, способным, в зависимости от подвида, долбить ядрами в стену или ворота, либо перебрасывать взрывающиеся бомбы аккурат в нужные места. Нужные в нашем случае - это главные рассадники собственно мракобесов, то бишь городская площадь со множеством костров и прочих помостов с виселицами, а также коренные обители сектантов. Те самые, храмами именуемые, но даже по местным христианским меркам испаскуженные по самое «не могу». А вот по жилым кварталам и иным местам демонстративно не стреляли. Только выбранный участок с воротами и рядом, а ещё символы их упёртого и садистического фанатизма.

        Висящие в воздухе шары и подвешенные к ним корзины с наблюдателями-корректировщиками перестали быть такой уж сильной новинкой… в Италии. Зато вот в «авиньонской сфере влияния» все, относящееся к прогрессу или уже было объявлено колдовством или вот-вот могло перейти в эту самую категорию. Ладно, преувеличиваю. Не «вот-вот», но что доминиканцы, что прочие им сочувствующие, то есть наиболее мракобесная и косная часть как церковников, так и их паствы, искренне хотели замкнуться в своём «тёплом и уютном мирке». Правда, теплота в нём большей частью обеспечивалась кострами со сжигаемыми на оных грешниками, а под уютом подразумевались вши, серые рубища, болезни без соответствующего лечения и прочие подобные прелести сомнительного рода. Однако каждому своё. Уверен, внутри городских стен мы в изобилии обнаружим примеры подобного «рая на земле».

        Ай, что там насчёт внутри стен! Вне оных тоже было на что посмотреть. Ключевое слово... слова - нищета, серость, страх. Те, кто не желал бежать с насиженных мест, надеялся пересидеть, приспособиться - они всего за два с небольшим года превратились в натуральную забитую скотину, обломки людей, изъеденных изнутри, сломанных, потерявших немалую часть души. Если и не рабы, то нечто близкое. Причём рабы из смирившихся со своей участью и надеющиеся лишь на то, что хозяин будет не очень суров, будет бить не палкой, а плетью, не четыре, а всего лишь два раза в неделю. Мерзко и вместе с тем страшно! Особенно страшно, когда слышались постоянные молитвы, возносящие хвалу богу. Тому самому, представителями которого были выкормыши Савонаролы, превратившие богатый недавно край в выгребную яму, смердящую покорностью и смирением.

***

        Ворота раздолбали к закату, а ещё час спустя, когда уже планировали окончить стрельбу и обождать до утра, осел и участок стены, к воротам примыкающий. Современные по здешним понятиям орудия, высокий темп огня, точность выстрелов и правильный выбор уязвимых мест - всё это конвертировалось в радующий меня результат. А раз так, то было бы неразумным не воспользоваться имеющимся у итальянской армии преимуществом - умением вести ночной бой. Не городской - он повлёк бы за собой ненужные жертвы с обеих сторон - а всего лишь за контроль над стеной и особенно ключевыми башнями. И пусть потом «савонаролыши» цепляются за крепкие места внутри города - они всё едино будут обречены. Выковыривать врагов из мест их повышенной концентрации мои парни уже научились. Особенно при свете дня, да при обеспеченном тыле. Но пока следовало разобраться со стеной. Им разобраться, в то время как мне стоило поспать. Одному, без компании всяких разных походных девиц. Я ж не Пьеро Медичи, который явно решил устроить очередную оргию, воспользовавшись в качестве предлога тем, что и известия хорошие, и попутно, не слезая с
очередной шлюшки, можно худо-бедно отслеживать ситуацию на стенах. Верю… хотя не очень. Ай, пуская развлекается, мне от этого ни холодно, ни жарко!

        Вот он и развлекался, в то время как наши войска, держа под постоянным обстрелом область ворот, сперва выбивали дотуда фанатиков - числом немалым, но качеством убогим - а затем гнали этих жертв промытия мозга по стенам и со стен. Хорошо ещё, что доминиканцам не хватило безумия отправить на стены женщин. Видать даже до их искажённых разумов доходило, что фурии с «христосом головного мозга» в терминальной фазе ни разу не полезны там, где нужно хоть минимальное умение сражаться. Женщина же, по их упёртому и непоколебимому представлению, должна быть «босая, беременная и на кухне». Ах да, ещё и в предельно несексапильной одежде и как можно чаще ходящая в церковь, дабы там разбивать лоб о пол в поклонах, а также ставить новые и новые свечки, покупаемые на последние гроши. Тьфу на них тридцать три и ещё один раз!

        Ещё до рассвета стены контролировались нами целиком и полностью. Солдаты ждали лишь утра, чтобы, повинуясь полученным ранее приказам, начать полную зачистку города от последователей Савонаролы - сдох, уродец, а хлопот немногим меньше, чем от живого - вместе с тем не причиняя вреда женщинам и детям. Хотя детки обещали доставить много-много ни разу не маленьких проблем. Они ведь не просто отроки, но ещё и «божьи дети». То самое творение лично фра Джироламо Савонаролы, для выращивания коего покойничек приложил много собственного времени и сил, лично промывая мозг до полного спрямления извилин особо перспективным образчикам. Жуткое зрелище, насколько я мог судить как по докладам информаторов, так и по собственному пониманию сего явления. Янычаров то лично повидал, а уж о психообработке в силу прошлой профессии и широкого кругозора имел хорошее представление. XXI век с его всемирной паутиной давал множество возможностей узнать о самых неприглядных сторонах бытия, равно как и о механизмах функционирования оных.

        Просыпаться было приятно. Хорошая, тёплая погода, отсутствие всякой кусачей гадости внутри шатра, обеспеченное тлеющими благовонными палочками. Это, конечно, не привычная химия, но тоже неплохо так действовала. Одеться, привести себя в порядок - перекусить по быстрому, побриться и сполоснуться водой из бочонка - также много времени не заняло. Спешка? Ситуация тому ни разу не способствовала - с первыми лучами солнца укрепившиеся на стенах солдаты рванули в город, имея чёткий план действий с заранее распределёнными векторами атаки и секторами, которые следовало брать под контроль. Сначала одни, затем другие, потом третьи.

        А ещё были доклады о тех, кто пытался выбраться из города, использовав подземные ходы. Почти все нам были известны - слава уродам, которые достали многих жителей Ливорно до такой степени, что устроить фанатичным монахам пакость желали многие - но нашлась и парочка доселе неведомых. Как обнаружили? Так если озаботиться достаточным числом конных и не только патрулей, дело нехитрое. Конечно, при должном профессионализме исполнителей и их же энтузиазме. Первый присутствовал по причине качественной подготовки солдат. Второй обеспечивался щедрыми премиями за поимку беглецов. Вот и тащили немалое количество носителей крестов и ряс, скованных по ругам и порой ногам. Следовало отметить, что инстинкт самосохранения у «савонаролышей» верхнего уровня работал, а потому бежали они, переодевшись в ремесленников, купцов… но не крестьян, ибо измождённостью трудом там в большинстве случаев и не пахло.

        Поймали, понятное дело. Почти всех живыми. Почти - потому как несколько особо ушлых и наверняка знающих, что ничего хорошего их не ждёт, успели отравиться. Фанатизм плюс понимание равно самовыпил из реальности. Да и бес с ними, откровенно то говоря. Сомнительно, что кто-либо из откинувших копыта знал совсем серьёзные тайны. На интересующие же нас вопросы вполне могли дать ответы и функционеры среднего звена. Их наловили с избытком, даже при низком КПД гарантированы целые тома показаний.
        - А в городе остались самые фанатичные, которых и допрашивать бесполезно, - вздохнула тогда Бьянка, понимающая, что сейчас творится там, по ту сторону стен. - Мне совсем не хочется туда, Чезаре.
        - И мне не хочется. Только вот в чём проблема - я себе такого позволить не могу. А вот тебе от души советую подождать тут. И не потому, что ты девушка. Просто… Ты моя подруга, а я не хочу, чтобы близкие мне люди видели мерзости бытия чаще необходимого. Вы и так всего навидались.
        - Куда ты, Чезаре, туда и я. Я пообещала это самой себе. И остаюсь верной обещанию.

        Уверенность в голосе. В глазах отсутствие даже тени сомнений. Бьянка как она есть, за прошедшие годы я уже успел привыкнуть к особенностям её мышления и восприятия мира вокруг. Знал, что несмотря на все мои попытки её отговорить, пойдёт следом хоть в центр сражения, хоть в эпицентр мразотности бытия, что и был устроен внутри Ливорно. Остановить её можно было лишь прямым приказом, но… друзьям не приказывают, за исключением очень немногих случаев. Тех самых, когда хотят защитить их от действительно неотвратимой и чрезвычайно опасной угрозы. Не тот сейчас случай, а потому… приказ лучше приберечь.

        Зато Пьеро Медичи явно не задумывался о том, что он может увидеть в Ливорно. Не удивлюсь, если герцог Флорентийский всерьёз думал, что более двух лет пребывающая под игом религиозных фанатиков Ливорнская республика, она же «Царство Божье» есть нечто неприятное, но не за гранью добра и зла, разума и… Нет, вот как раз в пределах особо жуткого безумия оно и было. Думаю, Босх бы оценил подобное, но… Упс! Босх. Если мне не изменяет память, он должен жить примерно в это время. А с моей склонностью подтягивать к себе всё ценное и всех полезных, мимо подобного нельзя было пройти. Следовательно, делаем себе в памяти зарубку относительно того, что надо бы Босха того, задействовать на пользу и просто за ради чистого эстетизма. Как ни крути, но основоположник сюрреализма в хозяйстве точно пригодится, особенно если не на чисто библейские темы мастера раскрутить. Гений в плане техники уже есть, Леонардо да Винчи именуемый, вот и этот будет более чем уместен. У каждого имеются мечты, желания, которые далеко не всегда можно исполнить самому, без поддержки весомых персон мира сего. Как у того же да Винчи с его
связью с бывшей герцогиней Миланской. Ничего, даже это оказалось решаемо, а уж мечты отдельно взятого художника-сюрреалиста, они вряд ли окажутся чем-то совсем уж неподъёмным. Интуиция, знаете ли, подсказывать изволит-с.

        Ладно, ну её покамест куда подальше. В этом направлении, поскольку она же буквально вопиёт - а логика радостно подпевает - что в месте, куда мы сейчас направляемся, царит такой вариант «трэша, угара и содомии», что маньяки XXI века обзавидуются и возрыдают от чернейшей зависти.

        Теперь было можно. Что можно? Посетить Ливорно, само собой разумеется.Пусть внутри города и не было совсем уж спокойно, но основное сопротивление было подавлено, а храмы, в которые, как сельди в бочки, набились оставшиеся «савонаролыши», солдаты успели намертво заблокировать. Могли бы и штурмовать, но останавливало до поры то, что эти засранцы там не одни окопались, а затащив вместе с собой немалое количество женщин и детей. Фанатики-авраамиты, они такое «любят, умеют, практикуют». Закроются, а потом, накрутив себя в должной степени, травятся либо самосжигаются. Примеров масса, разве что масштаб с прошествием времени стал спадать, к концу тысячелетия став довольно скромным и явно маргинальным, помимо, конечно, совсем уж диких регионов. Но тут то не конец тысячелетия, а самая что ни на есть середина.

        Цок-цок, цок-цок… Копыта коней цокали по мощёной булыжником улице, ведущей от выбитых к долбеням ворот к центру Ливорно. Ну а мы имели возможность увидеть то, о чём раньше слышали исключительно с чужих слов. И если здания города за пару лет остались практически неизменными, то вот люди, этот самый город населяющие… На страх от вторжения врагов обычно можно списать многое, но имеются и исключения. Такие, как здесь и сейчас.
        - Что это за ужас? - выдохнул едущий рядом Перо Медичи, с бесконечным изумлением и отвращением обозревающий открывающиеся перед ним виды. - Такое даже среди бедняков Флоренции не найти. А я был в Ливорно. Вот по этой самой улице гулял лет пять назад. Как?
        - Савонарола.
        - Я слышал его проповеди. Но такое! Думал, что даже он до такого не дойдёт. Эти дети…
        - Нас встречают «божьи дети», - усмехнулся Макиавелли, в очередной раз делясь с миром бесконечными запасами цинизма. - Сам Бог встречать нас постыдился.

        «Божьи дети». Сейчас мы видели лишь нескольких, да к тому же тех, чьи руки были связаны во избежание естественного для этих юных зомби поведения. Были бы свободны - кидались бы камнями, палками… грязью на худой конец. Сейчас же могли лишь попеременно молиться и проклинать нас. Громко, понятное дело, но совершенно примитивно и невпопад, всего лишь бездумно повторяя услышанное от своих духовных отцов. Возраст… От лет этак семи до тринадцати. Вид? Чрезвычайно запущенный, и это ещё очень мягко сказано. Серая одежда из не то холстины, не то дерюги. Разящий за версту запах давным-давно не мытого тела, грязь на лицах, однотипно остриженные волосы. Большие деревянные кресты на груди, висящие на верёвочках, наверняка «благословлённые» местными монахами-изуверами.
        - Эй, Бруно! А сними-ка с парочки из них одежду, - крикнула одному из солдат сопровождения Бьянка. - Кажется, там тоже есть на что посмотреть.

        Для военного человека исполнить приказ командира, тем паче настолько вышестоящего, дело естественное, аки дыхание. Нам даже останавливаться надолго не пришлось. С парочки образчиков их рубища были сдёрнуты настолько быстро, что те и пискнуть толком не успели. А под ними… Мда. права была моя подруга, там тоже было на что посмотреть. Я то удивляться не собирался, флорентийский змий Николо тоже, а вот герцог Медичи не удержался, изрыгнув в пространство даже не ругательство, а откровенное богохульство. Правда приправленное исключительно ненавистью ко всяким разным ересиархам из Авиньона и не только.

        Спины детей, они были покрыты как уже зажившими шрамами, так и настоящими ранами, не столь давно нанесёнными. Плётка или кнут, тут точно не скажу, но избивали их на постоянной основе. И явно не только в рамках первоначальной дрессуры. Спрашивать этих натасканных на «ересь» зверёнышей было бесполезно, а вот поманить пальцем человека лет сорока с чем-то, смирно стоящего невдалеке и явно безопасного, раз охрана не всполошилась, я не преминул. Когда же он приблизился, спросил, причём не столько для себя, сколько для Пьеро и его советника:
        - Почему у этих «божьих детей», столь старательно взращиваемых доминиканцами, на спинах живого места не осталось?
        - Тело есть сосуд греха, а истязания плоти просветляют разум, - тяжко вздохнув, ответил тот. - Причиняя же боль телесную с юных лет, дух возвысится с меньшими дружностями, и чистота помыслов не станет омрачена греховными желаниями.
        - А что с не желающими так просветляться?
        - Ставши «дитём божьим», обратно не возвращаются, синьор, - перекрестившись и пробормотав короткую молитву, ответил горожанин. - Тех, кто ещё не на кладбище, поищите в церковных и монастырских подвалах. Там исправляют строптивых.

        Жестом приказав горожанину удалиться, я перевёл взгляд на Медичи.
        - Ну что, Пьеро, вот и первое прикосновение к обновлённому Ливорно. Только гноем, безумием и смертью изрядно попахивает. Едем дальше или остальное оставим нашим военачальникам?
        - Дальше, - процедил герцог Флорентийский. - Главная городская площадь, а потом разговор с теми, кого удалось поймать. Только после этого я смогу уехать, не стыдясь самого себя. Это был нормальный флорентийский город. Есть и моя вина в том. во что он превратился. Можно было вернуть его раньше!
        - Мудрый государь потому и мудр, что совершает свои деяния не раньше и не позже, но лишь в нужное время, - слова Макиавелли и сами по себе были достойны внимания, но я понимал и то, что этот монстр явно уже начал работать и тут над знакомой мне с юношеских лет книгой. - Движимый лишь рассудком, государь способен встать над теми, кто сперва подчинён чувствам, а лишь потом, сделав шаг, оценивает то, к чему он привёл. Вы могли попробовать вернуть Ливорно раньше, но тогда это место не стало бы… уроком другим. Страшным, но нужным. Спросите у Его Величества Чезаре, как бы он поступил с Ливорно. С нынешним Ливорно, а не тем, который был раньше.

        Пьеро Медичи сперва призадумался, но потом. спустя где-то полминуты. Выжидающе посмотрел в мою сторону. Дескать, я не понимаю, но если подскажут, выслушаю.Что ж, вреда нет, а польза может и проклюнется.
        - Этот город - память. Страшная, омерзительная, но память. И демонстрация даже для самых толстошкурых касаемо того, что может случиться, когда религиозный фанатизм заменяет правителям разум, чувства, саму душу. Печально, но, помимо прочего, придётся притащить сюда лучших художников и скульпторов Италии. Пусть запечатлеют на холсте и в мраморе то, что увидят. Все знают, что красота достойна памяти в веках. Но и уродство тоже. Не для любования им, но для предупреждения, что может случиться, если вовремя не остановить отбросы рода человеческого.

        Пока я продолжал рассуждения о том, что длившаяся более двух лет в республике Ливорно трагедия может и более того должна оказаться противоядием против стекающихся в Авиньон инквизиторов и прочих изуверов от религии… мы прибыли на главную городскую площадь. И вот тут проняло не то что Пьеро с Бьянкой, но даже меня и Макиавелли. Опыт уроженца XX века, повидавшего множество ситуаций типа «кровь, кишки, потрошки» и запредельная циничность флорентийского политика и те частично спасовали перед видами чуть ранее творившейся на площади гурятины.

        Одно дело слышать про установленные виселицы, помосты для сожжения на костре и прочие инквизиторские радости и совсем другое наблюдать это самолично. И не просто видеть, но ещё и обонять запахи уже даже не горелой, а скорее разлагающейся плоти. Не то чтобы раньше этот запах был мне незнаком, вовсе нет, но в таких декорациях… Ведь ублюдки не просто убивали, но делали это с предельной затейливостью, принося максимальные мучения своим жертвам. Да и жертвы то были не чужаки из земель далёких, не маньяки-преступники, а схваченные по доносам или просто за недостаточное усердие в вере. Схваченные и запытанные знакомые, соседи, просто не раз виденные на городских улицах. Жесть как она есть!

        Звуки рвоты. Герцога Медичи тупо выворачивало наизнанку, да и не только его.Даже некоторые из многое прошедших ветеранов не могли сдержать естественного порыва организма, расставаясь кто с недавно съеденным, а кто просто с порцией желудочного сока. И будь я проклят, если упрекну за это! Бьянка побледнела, сравнявшись цветом лица с мелом. Николо Макиавелли и тот скривился в идущей от ядра души гримасе, укоризненно качая головой. В жестокости он понимал толк, считал её разумным средством, но увиденное было за пределами любой необходимости. С точки зрения разумного человека, а не религиозного фанатика, разумеется. Да и религия должна была быть… особенной, вроде ветвей авраамизма или напрочь сдвинутых верований инков, ацтеков и прочих майя.
        - Синьоры и синьорина, клянусь всем тем, что мне дорого, а такие клятвы грех не исполнить, - я давил обертоны гнева и откровенной ненависти в своём голосе, но получалось отнюдь не идеально. - Все те ублюдки, что творили вот это всё… Они будут сожжены, разорваны четвёркой лошадей или медленно повешены здесь же, на этой самой проклятой площади. На виду у всех, да так, чтоб вести об этом дошли до всех уродов, под крестом и рясой скрывающими нутро бешеных животных. И если Орден святого Доминика и прочие в месячный… ладно, двухмесячный срок не выдадут к нам, в Рим всех, кто был замечен в таких «деяниях веры»… Если ещё через месяц члены этого Ордена и сочувствующих ему не приползут к ближайшему тамплиеру на коленях, посыпав голову пеплом…
        - Уничтожение, Чезаре?
        - Для тех, кто провёл хоть один допрос с пристрастием над «ведьмой» или «колдуном» - именно оно, Бьянка. Для подписавших приговор и для исполнителей оного. Остальным, которые просто смотрели и не подали голос против творящегося безумия - не меньше десятка лет в подземной келье, а то и больше. Таково мое слово как короля Италии и Великого Магистра тамплиеров.

        Пьеро Медичи, уже успевший и прополоскать рот вином, и глотнуть оное для восстановления душевного равновесия, аж вздрогнул. Заявление то было реально серьёзное. Макиавелли лишь хмыкнул, кивнув в подтверждение каких-то собственных мыслей. Что там у него в извилинах творится - гадать не берусь и другим не советую, мышление крайне своеобразное но жутко эффективное. Чем дольше его знаю, тем сильнее в том убеждаюсь. Бяьнка… этой всё трын-трава, да и мою крайнюю неприязнь к инквизиторской публике она полностью поддерживает. Про солдат охраны и говорить не приходится - они верны о степени, близкой к абсолюту, равно как и офицеры. Поднятые из наёмников и мелкого масштаба ловцов удачи чуть ли не к вершинам, ставшие опорой трона созданной Италии - эти готовы лично разорвать на куски кого угодно. Разорвав же, ещё и кровь оттирать от рук и одежд не станут, дабы иметь зримую возможность похвастаться совершённым. Знаем, начитаны и много.

        Ну а пока… Пришла пора окончательно подавить сопротивление в Ливорно. Более того, сделать это не повредив женщинам и детям, которыми ублюдки наверняка попробуют прикрываться. Фанатичная вера авраамитов этому ой как способствует, это даже до моего родного времени дотянулось. Ну что ж, продолжим, не помолясь, но матерясь, да многоэтажным манером.
        Глава 1
        Глава 1
        Русское царство, Москва, июль 1496 года

        Москву лихорадило вот уже вторую неделю подряд. И было из-за чего! Вскрывшийся заговор Софьи Палеолог, супруги царя Ивана III Рюриковича, имел серьёзные последствия. Собственно самой Софьи, равно как и её старшего сына, Василия, это уже не касалось. Отнюдь не потому. что Иван III был милостив и склонен прощать даже такие тяжелые грехи. Скорее совсем наоборот, царь русский, с детства росший в обстановке интриг вокруг трона и грызни всех против всех, безжалостно карал за любые попытки покуситься на его власть. Только чтобы покарать, требовалось иметь под рукой тех самых караемых. Они же успели покинуть Москву, да и вообще наверняка стремились в сторону Великого Княжества Литовского. Именно туда, в Литву, бежала большая часть тех, кто стремился покинуть Русское царство и при этом придерживался христианской веры, к тому же православного обряда.

        Как так получилось? Об этом лучше многих мог рассказать посол Италии, Франческо Галсеран де Льорис и де Борха. Мог, но не стал бы по давней причине держать язык за зубами в тех случаях, когда неоднозначные речи мог услышать кто-либо из числа тех, кому слышать этого не стоило. Зато доволен был Франческо Борджиа так, что даже не пытался скрывать очевидное. Улыбался, шутил, одаривал посольских и особенно тех красавиц, с которыми забавлялся в своих покоях. Щедро одаривал, поскольку знал, что после выполненных пожеланий Его Величества Чезаре I воздаяние последует пусть и не стократное, но вполне достойное содеянному. Скупостью король Италии сроду не отличался.

        Что произошло, к чему именно он сумел приложить руку? О, тут была интрига, достойная не этого удалённого от Вечного Города государства, пусть и стремительно набирающего силу, а тех мест, где он вырос. Сплести воедино случившееся в прошлом, добавить намерения, озвученные в настоящем, а потом перекинуть мостик к будущему и показать получившуюся картину в должном свете тому, кто обладал тут властью. Так показать, чтобы раздуть из постоянно теплящихся в душах коронованных особ углей опасений за собственную безопасность настоящий пожар. Пожар, пламя которого способно быстро и без остатка поглотить тех, кто осмелился покуситься на главное - власть. Дальний родственник итальянского короля благодарил небеса, что в сплетённой им паутинной ловушке лжи почти не было. Материалом стала правда, пусть показанная «правильным» и наиболее впечатляющим образом. А ещё поддержка тех, кто имел вес при дворе Ивана III и был жизненно заинтересован в успехе его, Франческо, затеи.

        А началось всё с того, что ища возможность «утопить « влияние Софьи Палеолог и, соответственно, её детей как будущих наследников, Франческо Борджиа вспомнил о главной потере Ивана III - смерти его сына, Ивана Молодого. Пусть она и случилась более пяти лет тому назад, но в таких делах срок особого значения не играет. Особенно в тех случаях, когда смерть ни разу не естественная, а последовавшая от яда. В том случае яд был дан вместе с лекарством, но яд грубый, довольно примитивный, действие которого никак нельзя было выдать за естественное развитие болезни. Потому исполнитель - лечащий врач наследника московского престола, некий венецианец Леон - был пойман, попал к местным палачам и молчать оказался не в состоянии, рассказав всё, что только знал. Правда знал он немногое - лишь то, что некто неизвестный дал ему много, очень много денег, да к тому же обещал отвести подозрения, а если они всё же случатся, так помочь скрыться. Подозрения возникли, скрыться же ему никто помогать и не думал. Понятно, ведь нужен был козёл отпущения… Вот его, этого «венецианского козла» и казнили за неимением настоящих
виновников. Исполнитель был мёртв, но память у Ивана III осталась, и он очень хотел добраться до убийц его старшего и любимого ребёнка.

        Вот и принялся Франческо Борджиа, пользуясь словами своего коронованного родича, «копать, ища место, где собака порылась». Иными словами, идти на зловонный запах кала не материального, но духовного, исторгаемого людьми, желающими несчастий ближним своим. Кому была прежде всего выгодна смерть наследника? Тем, кто также имел право на престол, пусть и менее весомое. Младшие дети царя Московского. Дети от Софьи Палеолог, византийки - женщины из рода тех, кто знал толк как в интригах, так и в устранении помешавших её замыслам или самим своим наличием доставляющих проблемы. Иван Молодой был как раз из последних. И не только, поскольку даже не скрывал неприязненного отношения как к мачехе, так и к её детям. При такой расстановке фигур на шахматной доске вполне могли убить.

        Доказательства! Поварившийся в котле римских интриг, Франческо знал, что они бывают прямые и не очень. Прямых, понятное дело, после стольких лет найти не удалось бы даже в случае их наличия ранее. Да и то… Софья Палеолог не могла не прибрать за собой мусор, ведущие к ней или к её приближённым следы. Иначе глава Разрядного приказа дьяк Иван Товарков - а сей приказ занимался не только и не столько пытками, сколько ведением дознания - дошёл бы и до самой царицы. Дойдя же. доложил бы об узнанном своему государю, после чего судьба Палеолог была бы плачевной, а выбор остался разве что между тихой смертью «во сне» и заточением в монастырь до конца жизни. Про окружении царицы говорить и вовсе не приходилось.

        Но прямых доказательств не было…. в отличие от догадок. Не зря же лекарь Леон из Венеции был присоветован не то самой Софьей, не то её братом, к этому времени уже покинувшим Русское царство. Дескать, сами они пользовались его услугами и проведённое лечение помогло. Как удалось узнать ему, послу Италии, дьяк Товарков проверял царицу и особенно её брата на причастность, но очень осторожно, понимая деликатность подобного. Ничего не нашёл, но… Товарков был верен Ивану III как цепной пёс, понимая, что иных покровителей у него нет, слишком многие считали этого придворного своим личным врагом, а то и кровником. А уж когда тебя считает врагом жена государя и её старший сын, остаётся лишь грустить, опасаться, но вместе с тем думать, как бы довести до конца однажды начатое дознание. Естественно, в нужном для собственного благополучия ключе.

        Разговаривать с главой Разрядного приказа сразу? О нет, Борджиа на то и Борджиа, чтобы не поддаваться соблазну простых и почти всегда неверных решений. К такому человеку нужно идти не с пустыми руками, а неся в них подтверждённые чем-то или кем-то подозрения. Ещё лучше и вовсе не идти самому, используя для этого невольных марионеток. И если нельзя пока связать Софью Палеолог и отравление Ивана Молодого, то следовало выяснить, кто из ближних сторонников русской царицы византийской крови был более всего уязвим. Брат Андрей? Уехал за пределы Руси, его не достать и не использовать. Кружащиеся вокруг боярские дети из желающих возвыситься? Мелкая рыбёшка, хотя потом и это можно и нужно использовать. Была ещё племянница Мария, супруга князя Василия Верейского, тогда наследника Верейско-Белоозерского княжества. Тот, будучи троюродным братом Ивана III, заигрался в игры возле Московского престола, в результате чего, обоснованно опасаясь за свою голову, вместе с супругой, приближёнными и личной дружиной бежал в Литву, где и был принят Великим Князем Казимиром Ягеллончиком. Там чета князей Верейских и
пребывала до сего дня, хотя само Верейское княжество ушло под власть Ивана III.

        Племянница Софьи сама по себе тоже была недосягаема, но напоминание о ней и её муже способно было повернуть предстоящий разговор с Иваном III в нужную сторону. Сходство то прослеживалось и сильное. Русский князь рода Рюриковичей, его сын, а жена сына из рода Палеологов. И вот эта жена подбивает супруга на нечто вредное для Руси, а потом ещё и на бегство в Литву.

        Полезная фигура оказалась отставленной до поры в сторону, а Франческо Галсеран де Льорис и де Борха, согласно заветам своих коронованных Железной короной и тройной тиарой родичей принялся искать дальше. И нашёл, едва лишь перешёл от светских сторонников рода Палеологов к сторонникам духовным. Наиболее яростный мракобес и фанатик из всех русских епископов - архиепископ Новгородский Геннадий, вот кто был нужен, вот кого следовало как следует изучить. Этот самый Геннадий уже показал себя во время той самой «ереси жидовствующих», когда, руководствуясь кровожадными инстинктами и опытом католической инквизиции,устроил в Новгороде и не только там массовые сожжения на кострах. Аресты, заключения в монастырских темницах, где помирали очень быстро от невыносимых условий, и вовсе считать не стоило. Много их было, чрезвычайно много. Это Франческо Борджиа знал и раньше, но теперь, когда появилась возможность связать архиепископа Новгородского с Софьей Палеолог, ситуация изменилась.

        Стоило признать, что наличие в европейских посольствах не просто людей. знающих местный язык, но и с текущей в жилах кровью тех самых стран была оправдана.Верные семейству Борджиа, обязанные вызволением из османского плена, русские по крови, но поклявшиеся в верности лично королю Италии, эти люди знали особенности местной жизни. Зная же, подсказывали послу, как лучше всего добыть нужные сведения. В том числе и из Новгорода, в котором до сих пор хватало тех, кто ненавидел не только своего архиепископа, но и самого Ивана III. Да, Иван III был нужен и важен для Борджиа но вот главное духовное лицо Новгорода совсем наоборот.

        Посланные в Новгород доверенные люди довольно быстро вернулись обратно, принеся с собой много интересного. Близ архиепископа Геннадия, как оказалось, уже не первый год крутились монахи-доминиканцы. Неудивительно, если вспомнить о желании главного князя Церкви в Новгороде устроить в Русском царстве свою полноценную инквизицию, пусть под другим именем, но с собой во главе. Однако за это сейчас не стоило хвататься. В отличие от иного, а именно составленного теми же доминиканцами трактата «О недопустимости отторжения церковных земель». Золото вкупе с ненавистью проложило нужные тропинки, в результате чего в руки итальянского посла попали черновики этого самого трактата, написанные рукой некоего доминиканца брата Вениамина, но с поправками и пометками самого архиепископа Геннадия. Вот это было серьёзно! Почему? Да просто русский царь был вовсе не сторонником наделения отцов церкви новыми и новыми землями, ранее уже запретив своим аристократам, боярам и детям боярским завещать свои земли и имения церкви, обделяя тем самым детей. Такое известие должно было изрядно поубавить веры Геннадию, которого он
считал пусть хлопотным, но верным своим сторонником. А от Геннадия тянулись нити и ко многим другим, в том числе и Софье Палеолог.

        Проникновение в Русское царство доминиканцев - как тут их называли, латыньских еретиков - инквизиторские замашки архиепископа Новгородского, его же стремление сохранить и умножить земельные богатства церкви, протянутая от всего этого связь к Софье Палеолог, лекарю-отравителю, племяннице Марии, бежавшей в Литву вместе с князем Верейским. Сумбурно, но из этого уже можно было соткать грубую, но сеть. Пока не для ловли, для показа и нарочитых угроз. Вызвать опасения, заставить цель шевелиться, погнать в нужном направлении - посол Чезаре Борджиа добивался именно этого. Оттого и первые осторожные встречи с врагами Палеологов, на которых звучали не просто слова вежливости, а предложения совместных действий. очень своевременные предложения, поскольку один из их главных союзников, митрополит Зосима, был очень плох и доживал последние не годы, а в лучшем случае месяцы. От первых разгвооров с важными союзниками по отдельности следовало перейти к чему то большему - к общему собранию. Так и произошло.

        Встреча эта состоялась в доме князя Ивана Юрьевича Патрикеева - главы большого и очень влиятельного в Русском царстве семейства. Служивший ещё отцу Ивана III, Василию Тёмному, ставший главнокомандующим армией, которого тут называли главным воеводой, а также наместником Московским во время отсутствия государя, а потом, с наступлением более почтенного возраста, возглавивший Боярскую думу, нечто вроде польского Сейма. Очень непростой человек, к тому же двоюродный брат Ивана III, знавший государя с юных лет и пользующийся огромным доверием. Одна из опор трона, а если учитывать детей, племянников и иных родичей… Патрикеевы были по уровню влияния примерно тем же, что Сфорца или там Колонна в италийских землях до прихода к власти Борджиа. А ведь помимо Патрикеевых - не всех, конечно, а лишь части - явился и ближайший советник Ивана III, дьяк Фёдор Курицын. Не только советник, сколько друг почти с детских лет, знающий почти все тайны русского царя, но хранивший их. Пожалуй, Курицын был единственным, кто вообще ничего не боялся, а слово опала и тем более заключение или казнь были ему не страшны. Вообще!
Это несмотря на явную и открытую поддержку «новгородской ереси», презрение к Геннадию Новгородскому, Иосифу Волоцкому и прочим князьям Церкви из лагеря «иосифлян», а также показное отстранение от всех, в ком текла кровь Палеологов. Неприкасаемая персона… и тем не менее, она была на этой самой встрече.

        Собравшиеся, включая, естественно, и мать Дмитрия, Елену Волошанку, дочь господаря Молдавии, поставили всё на внука Ивана III и сына покойного Ивана Молодого. Поставили, но получали удар за ударом прежде всего от епископов православной церкви, умело играющих на «чистоте веры» и защиты оной от «коварных латинян» и не только их. А поддержка простого народа, тёмного, но склонного к бунтам именно по поводу православной веры… В этом и была главная сложность. Этим и пользовались Палеологи как представители исконно византийского православия, «Рима Второго, передающего свет истинной веры Москве, Риму Третьему». У Франческо Борджиа подобные высказывания вызывали лишь улыбку, но проявить её на людях он бы никогда себе не позволил. Понимал, что можно, а что запрещено при любых условиях. Особенно тут, в этой едва вырвавшейся из-под остатков мусульманской инородческой власти стране.

        Вырваться то Русь вырвалась, но с кровью, оставив внутри себя куски чужого, восточного мяса. Да и кровь внутри была отравлена азиатским ядом. Об этом Чезаре Борджиа говорил особенно, наставляя своего посланника. Сие требовалось учитывать, но не потакать, а обходить, опираясь на общность со странами Европы и скрывать имеющиеся различия. Только так и не иначе. А приказы своего короля и родственника посол Италии стремился исполнять.
        - Москва - это совсем не Рим… И не Перуджа, и не другие города Италии, - вздыхал итальянский посол, покачиваясь в седле, следуя из снимаемого посольством дома в дворец, хоть и деревянный, как и большая часть строений на Руси, принадлежащий Патрикеевым. - Мне не нравится здесь. Хочу домой.
        - Наш дом здесь, - расслабленно отвечал первый советник посла, Павел Астафьев, боярский сын родом из Вереи, но уже давно не появлявшийся в родных краях… лет семь. Сначала плен татарский, затем османский, потом иные обстоятельства. - Только вернуться сюда могут немногие. А кто и может, не всякий захочет. Навсегда вернуться.
        - Мы можем сравнивать, - вторил второй тамплиер русской крови, на сей раз из новгородского купечества, Евлампий Захаров. - Мне ещё хуже, чем тебе. Твоя жена и двое детей с тобой… то есть в Италии. Родители умерли своей смертью, а брата и сестёр можешь повидать. А мои… Сожжены или заморены в монастырских подвалах. Зверь в одеждах епископа!

        Посол знал многое о своих приближённых. Точнее сказать, почти всё, благо читал о каждом из них всё, что ему сочли нужным предоставить. Советники, секретари, офицеры охраны посольства, прочие. Каждому были уделены хоть несколько строк, описывающих сильные стороны и слабости, уязвимые места и возможные риски, которых следовало по возможности избегать. Так того же Захарова ни за что нельзя было отправлять в Новгород и вообще советовалось держать подальше от здешних князей Церкви. Секретаря Паоло Мальгани ни за что не допускать до вина, а куртизанок подводить лишь тех, с которыми можно не только постельными делами заниматься, но и просто поговорить. Иначе всё равно говорить будет, но не там, где безопасно и с кем безопасно.

        Зачем тогда этот самый Мальгани в посольстве надобен? Очень полезная способность читать по губам и способности к разным языкам, в том числе и русскому, специально выученному за пару лет до почти что совершенства. Такие умельцы очень ценились семейством Борджиа. И не только такие, а самые разные, если только способности эти признавались полезными.

        Что Борджиа не нравилось в столице Русского царства, так это слишком заметные азиатские веяния. Причины этого были понятны - два с лишним столетия быть завоеванными татаро-монгольскими дикарями - ничем не лучше, а то и хуже пребывания под властью османов. Ему рассказывали о том, что творилось на землях, освобождённых в результате Крестового похода. Там всё было явно и грубо, а здесь… тоньше и коварнее. Наследники ханов Батыя и Чингисхана, будучи по сути своей кочевниками, не склонялись к тому, чтобы держать гарнизоны на некоторых завоеванных землях. Другое дело - всячески помогать и возвышать тех, кто готов был предать собственный народ, помогая завоевателям в обмен на власть и куски с ханского стола. Одно поколение за другим, затем третье, четвёртое… И вот уже под правлением князей-предателей русские перенимают черты своих завоевателей. А уж что такое азиатские черты, им, Борджиа, объяснять не приходилось. Уже объяснили, показали, разложили во всём безобразии и научили распознавать и бороться. Ведь именно проникновение азиатско-восточного духа погубило некогда могучую Византию. А тут, в Русском
царстве, византийский тлетворный душок тоже появился, добавившись уже к присутствующим, принесённым татаро-монголами язвам.

        Одно на другое… Итальянский посланник видел, что положение женщин тут очень отлично от привычного для Италии и других европейских стран.Скрывающие всё что можно одежды. Скрытые под платками волосы, глаза, устремленные в пол или к земле, робость и где-то даже забитость. Не у всех, но у большинства. Эти, как их называли русские, терема, где находились русские незамужние аристократки, отрезанные от светской жизни. А она, светская жизнь, такая как балы, танцы, театральные представления… отсутствовала. Известно, что там, где нет светской жизни, сильно влияние иной, религиозной. Очень сильно. То же, на что способна вера, не ограниченная здравомыслием, Франческо Галсеран де Льорис и де Борха сподобился увидеть неоднократно. Идеи Савонаролы, Крамера, Торквемады и иных, более ранних, запоминались надолго. Особенно после того, как сравнить их с предлагаемой в Италии альтернативой, куда более приятной для жизни и радующей душу, сердце и тело.

        Тут же… Вот почему бы не вымостить улицы камнем? Да и деревянные дома, которые то и дело горели ярким пламенем, подвергая опасности не только живущих в них, но и большую часть города. Нет, не понять. Также удивлял его и полнейшее отсутствие встраивания в нормальную жизнь бастардов здешней аристократии. Внебрачные дети всегда были для европейских стран обычным делом. Политические супружеские союзы это одно, а сердечные привязанности - совсем другое. Совершенно естественным для Италии, Испании, Франции, иных стран было признавать незаконнорожденных детей, давать им «усечённый» герб, а значит возможность пробиться в жизни. Понятное дело, что бастарды от связи с простолюдинами выходили подающими хоть тень надежд далеко не всегда. Сперва к таким присматривались, а уж потом, в зависимости от впечатления… Но если сын или дочь рождались от связи с не простой девицей, тогда о непризнании и речи не шло, Открытом или более тайном, но всё же! Чего скрывать, не менее трети знати имели среди предков до третьего-четвёртого колена хотя бы одного бастарда. Да и, стремясь прорваться с нижней ступеньки - а на ней
большая часть бастардов и начинала - туда, вверх, к славе, золоту и титулам, «молодые и голодные» ухитрялись добиваться немыслимого.

        А что было тут, в Русском царстве? Одно лишь большое ничто. Только и исключительно законнорожденные имели хоть какие-то возможности. Для других… или тяжкий труд крестьянина/ремесленника, или пребывание с самого детства при монастырях с последующим постригом и пребыванием уже как монаха до самой смерти. Для Борджиа, равно как и иной итало-испанской знати, это было равносильно выбрасыванию в отхожее место пригоршней серебра, золота, а то и драгоценных камней. Бессмысленно, беспощадно… неизменно.

        Много было в Москве того, что Франческо очень не нравилось. В том числе и поэтому Борджиа хотел вернуться обратно, в привычный ему Рим или иной город. Но сперва требовалось выполнить порученное. Его государь был сильно заинтересован в этой стране. Почему? Вот тут Франческо Галсеран де Льорис и де Борха не мог понять до конца. пытался, но не мог. Правда и падать духом по этому поводу не намеревался, успев не раз убедиться, что замыслы Чезаре Борджиа могут казаться странными, но в итоге их польза становится очевидной. Правда вот время… Но тут оставалось лишь делать что должно и смотреть за тем, что будет.

***

        Сам глава рода Патрикеевых, Иван Юрьевич, его сын Василий, зять Семён Ряполовский - наиболее важный из союзного Патрикеевым не слишком большого род Рюриковичей - да держащиеся несколько наособицу Елена Волошанка с Фёдором Курицыным. Именно эти люди встречали посланника короля Италии и его трёх приближённых. Собственно, они были ядром тех, кто поддерживал юного Дмитрия, а заодно являлись мишенью как для Палеологов, так и для большей части иерархов православной церкви, особенно после возвышение сторонников Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского.

        Отсутствовал, правда, ключевой сторонник в церкви - сам митрополит Зосима.Несмотря на тяжелое положение и слабое здоровье, он мог бы появиться, но… этим привлёк бы лишнее и совершенно не нужное внимание. Потому его присутствие было незримым, а нужные слова мог донести всё тот же дьяк Фёдор Курицын. Только дьяк он был светский, к духовному сану отношения не имеющий, что и позволяло ему… многое. И, разумеется, не могло идти и речи о присутствии собственно желаемого собравшимися наследника, царевича Дмитрия. Двенадцатилетнему отроку тут было и не место, и опять же, привлечение лишнего внимания на пользу не шло.

        Без присутствия же этих двух - внимание, конечно, привлекало, но в меру. Да и то большей частью из-за наличия на встрече Елены Волошанки. Однако тут была удачная отговорка - посланник Италии мог нуждаться в разговоре с дочерью господаря Молдавии по причине крайне сложных отношений Италии и Османской империи. Молдавия ведь тоже была совсем не дружественна османам, постоянно находясь то на грани войны, то воюя открыто. Отсюда и общие интересы. Их Фернандо Борджиа и использовал как дымовую завесу, заранее испросив у Ивана III разрешение вести нужную переписку с господарем Молдавии посредством дочери. Явно, открыто, не скрывая самого содержания писем. Учитывая обширность интересов Италии, к тому же вспоминая успешный Крестовый поход… Также ставящий себяв позицию защитника христианской веры Иван III не мог и не собирался возражать.

        «Хочешь что-то спрятать - прячь на видном месте», - говорил иногда Чезаре Борджиа. - «Пусть сперва привыкнут. Затем же подмени привычное и неинтересное на тайное, на то, на что уже не обратят никакого внимания». Вот и не обращали, считая, что посланник итальянского короля заинтересован в Елене Волошанке лишь как в дочери Стефана III, но не как в матери одного из претендентов на трон Русского царства.

        И вот первая встреча с Патрикеевыми и Волошанкой одновременно. Франческо Галсеран де Льорис и де Борха понимал, что в дальнейшем если подобное и будет происходить, то очень редко и по особым поводам. Но сейчас это и было особое событие.Предстояло окончательно договориться о совместных действиях с целью отстранения Палеологов от какого бы то ни было влияния на политику Москвы. Если же удастся ещё и обвинить их…

        Тяжеловесность этикета, куда успели проникнуть элементы Византии, не радовала Франческо Борджиа, но он не показывал виду. Более того, стремился держать себя так. чтобы казаться в этом обществе своим. В этом помогали уроки его советников русской крови, которые долгие месяцы учили не только языку, но и поведению, стремясь сделать оное приближенным к русскому, не вызывающим у тех же Патрикеевых отторжения. И это им удалось. Пусть итальянский посол и не принимал его как родное, зато освоил до того, что мог поддерживать, не прилагая лишних усилий. Вот только язык… Приходилось пользоваться услугами Астафьева, который быстро и на хорошем итальянском доносил до ушей Франческо всё до последних мелочей. Сам же Борджиа иногда говорил пусть к сильным акцентом, но по-русски - когда это было что-то не сильно сложное и можно было произносить слова медленно - но в основном на родном языке, который тут же перетолмачивался уже Астафьевым, способным донести все оттенки сказанного, используя родные для себя с детства слова и понятия.

        Отсутствие языковой преграды - вот что было немаловажно. Это и способность посла Италии вести себя почти как русский. Добавить к этому способности Паоло Мальгани читать по губам и сообщать нужное теми или иными сигналами… Получалось ощутимое преимущество, которое и использовалось раз за разом. Сейчас, к примеру, Мальгани подавал знаки, что Патрикеевы спокойны и даже благодушны, а вот Фёдор Курицын шепнул на ухо Елене Волошанке, что в ядах разбираются все Борджиа, а не только лишь понтифик с королём, эти отец и сын.

        Вот Франческо и не удивился, когда услышал от дочери молдавского господаря следующие слова:
        - Мы услышали от вас, посол, много радующего нас. Стремление помочь моему сыну упрочить своё положение наследника. раскрыть государю глаза на коварство Софьи Палеолог и иных, что рядом с ней… Мы примем помощь, мы благодарны за неё. Но связь меж отравлением моего любимого мужа, казнённым Леоном Венецианцем и Софьей Палеолог слаба. Государь не поверит, даже со всеми послухами и видоками творимого Геннадием Новгородским, бегством Марии Палеолог, иным. Этого мало!
        - Потому я и здесь, княгиня, - произнёс по-русски Франческо, после чего перешёл на итальянский, будучи уверен, что слова переведут мгновенно, без промедления. - Если сложить мои знания разных тайн с теми, что ведомы вам и вашим союзникам этого окажется достаточно..
        - Фёдор…
        - Иван Васильевич с юности опасается отравителей, видев силу яда и использовав её на своих врагах. Опаска не прошла и лишь усилилась после смерти сына.

        Сказав это, Курицын замолк, словно отстранившись от беседы. Но и прозвучавшего, по мнению посла Италии, было достаточно. Вдобавок показательная поддержка Курицыным Елены Волошанки и её сына вновь подтвердилась. Специально, для умных людей. А Борджиа считал себя действительно разумным человеком.
        - Палеологи издревле знают о ядах, как и почти все государи Византии и родственные им по крови семьи, - слегка улыбнулся итальянский посланник. - Но какая у них поддержка сейчас, после бегства князя Верейского, на которого, как мне ведомо, Софья очень рассчитывала? Так рассчитывала, что рискнула племянницей.
        - Мы хотим знать, есть ли у Софьи Палеолог верные воеводы и мечи дружинников, - добавил уже от себя Павел Астафьев, показывая и напоминая, что тут не только посол итальянского короля, но и они, его помощники и советники.

        Вот тут зашевелились Патрикеевы, являющиеся, в свою очередь, опорой Елены Волошанки. Уважаемые в войсках, умелые полководцы, они лучше многих иных знали, что сейчас творится в армии русского царя, кто из его воевод верен именно ему, а кто уже смотрит в сторону вероятных наследников. Короткий спор между Ряполовским и Василием Патрикеевым был прерван отцом последнего. Он, на правах старшего не только по возрасту, но и положению, и ответил на вопрос Борджиа. Осторожно, аккуратно, но дав то, что требовалось итальянцу.
        - Крупных дружин нет, умелых воевод тоже, слава тебе, Господи, за эту милость великую, - тут Иван Юрьевич с усилием встал и размашисто перекрестился. Лишь после этого, вновь присев на скамью и немного успокоившись, продолжил. - В других местах царица силу черпает, иной колодец её живой водицей питает, Франческ Галсеранович. Золота много, а на него и клинки покупаются, и другое. А злато дают наши враги давние, иосифляне, у которых его полны закрома церковные. И ещё те из князей удельных, кто уделы сохранил до поры, но хочет или упрочить имеющееся или прирастить.А ещё из Литвы и иных земель бежавшие подмогу готовы прислать. Князь Верейский, он не един, много таковых.

        Франческо Борджиа слушал то, что говорил старший из Патрикеевых, уже даже внутренне не сердясь на искажение его имени на русский манер. Слушал и немного успокаивался. Если поддержка Софьи Палеолог действительно опирается лишь на более ортодоксальную часть церкви да на недовольных - и оставшихся немногочисленными - удельных князей, то положение не так плохо, как можно было подумать. Хотя эти «иосифляне», если вспомнить очень высокую зависимость здешней власти от религии, пользующиеся поддержкой тёмного крестьянства и выставляющие себя блюстителями истинной веры… Это требовалось пресекать. А как? Мысли у посла имелись, что он и поспешил высказать собравшимся.
        - Дайте мне список сторонников Софьи. Знаю, что у вас он есть. И клянусь Орденом Храма, во главе которого стоит мой король, я сумею протянуть прочную нить от этих сторонников к монахам-доминиканцам близ Геннадия Новгородского. А если немного повезёт, то и до имеющих дело с ядами и лекарями, что их используют, смогу дотянуться. Про деньги, которые принимают Палеологи, тоже не забуду.

        Переглядка Елены Волошанки с Курицыным. И снова шепот, который не расслышать, зато можно увидеть. Движения губ воспринимались секретарём итальянского посольства, а потом нашёптывались на ухо самому Франческо Борджиа. И в этих самых словах было много интересного. Боярские дети… Гусев, Щавей-Скрябин. Андрей Палеолог… торг право на престолы Византии… Франция и Испания. Литва… Даже со всей своей одарённостью Мальгани не мог разобрать всё, если движения губ говорящих были плохо видны. Кое-что в таком случае приходилось угадывать, домысливать. Но он старался, зная, что именно за это ему и платят куда больше, нежели обычному секретарю, пусть и с хорошей памятью.

        Впрочем, на сей раз чтение по губам было дополнительным слоем брони, которая не понадобилась. Почти все слова царевны Елены и думного дьяка Курицына прозвучали снова, уже громко и отчётливо. Про детей боярских из числа поддерживающих Софью Палеолог и её детей. Приблизительные суммы в серебре и золоте, розданные приближёнными царицы, чтобы получить и укрепить эту самую преданность. Не забыли про источники этого самого золота, церковного и зарубежного, в том числе и посредством брата царицы, вроде как побирающегося по европейским дворам, но на деле готовящегося вернуться в Русское царство, едва только умрёт царь Иван Васильевич. Софья Палеолог очень рассчитывала на брата и поддерживала с ним переписку, в которой, правда. избегала прямых слов о своих намерениях, используя сложные образы, понятные полностью лишь им.

        Посол Чезаре Борджиа понял, что он уже узнал нечто важное и полезное. Раз этот странник по королевским дворам Европы не так прост, как о нём думали его видевшие, то… властелину Италии необходимо об этом узнать. Значит уже этим вечером будет готово тайное письмо, которое и отправится прямиком в Рим. После получения оного Чезаре I жизнь Андрея Палеолога станет стоит куда дороже, чем до этого. Или даже всё обернётся иначе. Ведь король Италии, как и многие из рода Борджиа, предпочитал сперва поговорить с много знающими людьми, вставшими у него на пути, а лишь затем окончательно от них избавляться. А Палеолог, если всё обстоит именно как, как сейчас прозвучало, куда более хитрая и опасная дичь.

        Встреча длилась ещё долго, более двух часов. Зато когда она подошла к концу, никто из её участников не остался разочарованным. Кроме того, каждая сторона искренне считала, что ей удалось получить куда больше, чем предполагалось, ограничившись невеликой платой. Разные цели. разные стремления. И это тоже было полезно. Борджиа играли в высокую политику, рассчитанную на десятки лет. Партия Елены Волошанки стремилась прежде всего выжить в борьбе за московский престол. Увы, но как и почти во всех местах где сильно было влияние Востока, проигрыш означал неминуемую смерть.

        А потом события понеслись вскачь, словно ужаленная слепнём лошадь с неопытным всадником. Во многом по вине Геннадия новгородского, который слишком сильно заигрался с доминиканцами. До того сильно, что принял очередную их делегацию, пусть и не открыто. Приняв же, позволил нескольким «братьям-проповедникам», ныне глазам и ушам Авиньонского Папы, отъехать на Москву, при этом будучи по его архиепископской защитой. Дальше было не так и сложно. Проследить за этими враждебными Борджиа персонами, их встречами с московским духовенством. Затем проверить, были ли встречи хоть доминиканцев, хоть беседовавших с ними московских священников-иосифлян с приближёнными царицы…

        Встречи были и этого хватало. Для чего? В посольстве были не только дипломаты и простые солдаты, но и умельцы, способные убивать тихо и незаметно. Не просто убивать, а прерывать жизни в нужном месте и в должное время, сводя воедино и обрезая жизненные нити обречённых умереть к пользе рода Борджиа людей. Вот парочка таких и устроила смерть одного из доминиканцев, выдав её как бы за драку, перешедшую в поножовщину. «Актёры» были подобраны как нельзя лучше хотя бы потому. что действительно были пьяными дураками, не понимающими, что их используют как дешёвый инструмент. В результате имелся нужный труп доминиканца, ещё один необходимый, но уже местного жителя, несколько обычных, значения не имеющих, а ещё пристальное внимание московской стражи, отвечающей хотя бы за то. чтобы в центре столицы не резали среди белого дня иностранных гостей в дорогих одеждах и с золотыми украшениями.

        Вот и привлекли внимание. А там, смотря на трупы, увидели, что один из них, уже не иностранца, с пеной на губах и в странной, ненормальной позе лежит. Что это могло означать? Или болезнь, или яд, но это уже не дело простых стражников. Требовался некто посерьёзнее… из Разрядного приказа.

        Смерти от яда в Москве были не в диковинку, пусть далеко не столь частые и особенно не столь искусно устроенные, как в тех же италийских землях. Но главное. что они были и их умели распознавать… в большей части случаев. Вот и распознали, а уж сложить два и два были в состоянии все нормальные дознаватели. Мертвец, в котором можно опознать человека не русского происхождения. При нём кое-какие бумаги, в том числе имеющие отсылку с архиепископу Новгородскому и ещё парочке высокопоставленных церковников. Ухватившись за эту не нить даже, а канат, легко можно было выяснить и личность. Если такого не произошло бы… всего то и требовалось подкинуть пару-тройку новых подсказок. А были и другие трупы, один особенно

        Смерть от яда - это не просто так! Абы кого травить не станут, дешевле и проще ножом в сердце или удавку на шею и придавить. Но нет, был использован яд. На ком? На одном из детей боярских, что был связан с Разрядным приказом. Так себе связан, поскольку посматривал отнюдь не в сторону боярина Товаркова, главы того самого Разрядного, а в направлении царицы Софьи и её приближённых. И не только смотрел, но и языком иногда болтал. Это до ушей итальянского посла довёл дьяк Курицын, знавший многое обо всём и обо всех.

        Труп умершего от яда сына боярского, связанного с Разрядным приказом. Труп иноземца, также не своей смертью опочившего, да с тревожными бумагами при себе, а также… несколькими склянками и мешочками с ядом под одеждой. Один из ядов и вовсе тот самый, которым был отравлен Иван Молодой. Итальянец, доминиканский монах, наличие ядов. Смерть от яда одного из причастных к Разрядному приказу. И всё это днём, в Москве. на виду у простого и не очень люда. Привлечение внимания было обеспечено!

        Первый шаг - успешный шаг. Привлечь внимание боярина Ивана Товаркова. Посредством людей князей Патрикеевых и Ряполовских донести вести о том снимании до приближённых царицы и… ждать первых действий противника. Самое интересное состояло в том. что почти все возможные движения со стороны Софьи Палеолог были проигрышными. Немногие же позволяющие выскользнуть из тщательно сплетаемой ловушки были теми, на которые византийка в дцатом колене пойти не могла. Протвино это было всей её природе - играть не с ложью и недомолвками, а почти что с чистою правдой. Вот на то и был главный расчёт Франческо Борджиа. Не его личный, а один из тех, которые прозвучали как возможные пути действий ещё тогда, при получении указов от короля Италии и его отца-понтифика.
        Глава 2
        Глава 2
        Республика Ливорно, июль 1496 года

        Вот не раз было подмечено, что когда дела идут хорошо в целом, то мелочи реал способны испортить тебе настроение. Сейчас был аккурат подобный случай. Де-факто Ливорнская республика перестала существовать уже тогда, когда пали стены её столицы. А уж после того как остатки религиозных фанатиков закрылись в нескольких храмах, проблема заключалась лишь в минимизации потерь среди мирного населения. Даже данное мной на городской площади обещание устроить всему Ордену святого Доминика «козу на возу» было не только уместно, но и - с осторожностью и после раздумий - с энтузиазмом воспринято герцогом Медичи. Медичи же, если что, научились чувствовать вещи рискованные сильно, в меру и практически безопасные. Так вот желание помножить на ноль доминиканцев проходило едва по нижней планке «рискованно в меру». Авиньонский Раскол давал о себе знать, ведь после сего события все поддерживающие Авиньонского Папу, а точнее Антипапу, были еретиками, а уж духовные персоны в особенности. Были неоднократные примеры в христианской истории, когда таких вот облечённых саном ересиархов сотнями и тысячами тащили на костры,
топили в воде и совершали иные «радостные зверства». Всё в рамках многовековых традиций, никакой самодеятельности и новаторства! Исключительно смена декораций… к чему добрым христианам не привыкать-с.

        Мелочи… те самые, из которых, по большому счёту, состоит жизнь. Вот они как начали цеплять в этом богами проклятом городе, так и не отпускали. Мало было мне той мерзости, что я видел на улицах и особенно на центральной площади? Судя по всему, мироздание посчитало, что таки да мало, поскольку продолжило церебральный коитус с моим многотрадальным мозгом, да по полной. Если из одного храма фанатиков выбили сразу и практически без жертв, то вот в двух остальных… Сказать слова «полная жопа» и «жирный песец» означало безбожно польстить реально происходящим событиям.

        Наглухо отбитые и оттрахавшие друг друга в мозг твари! Право слово, даже самому Великому Ктулху, проснись он именно тут, в Ливорно, и возжелай, по обыкновению своему, «зохавать мозг» пробудившим Древнего своими воплями сектантов - что с крестом, а не с символами Лэнга, это уже вопрос десятый - так бедняге пришлось бы сперва сильно постараться, а потом совсем разочароваться, Мозгов - в духовном, а не чисто материальном понятии - у «савонаролышей» в принципе не присутствовало. Зато желание отправиться прямиком в рай, да к тому же в сопровождении бальшой-пребальшой свиты прослеживалось вполне отчётливо.

        С-суки вислоухие и крестонесущие! Видимо, заранее натащили в оба оставшихся храма в избытке бочек со смолой, маслом, да и вообще запаслись горючими материалами под завязку. Сделав же запасец и набившись туда, посредством особо громогласных и крикливых заявляли, что будут сидеть там и молиться до тех пор, покасам бог не прогонит еретиков из «Божьего Царства». Ну а ежели нечестивцы осмелятся штурмовать «дома божии», то они скорее сгорят в очищающем пламени, чем позволят «выблядку Антипапы» торжествовать.

        Немного утешало лишь одно - какие-никакие запасы еды и воды у них там имелись, а потому можно было взять паузу, дабы как следует подготовиться. К чему? Уж точно не к отступлению, потому как прояви слабость перед террористами один раз, они потом раз за разом будут разыгрывать оправдавшую себя ставку. Проверено веками, мля!

        Вспоминая родное близкое мне время, можно было с предельной уверенностью сказать, что лучше всего поступали спецы из Израиля. У них недопустимость удовлетворения требований террористов была чёрным по белому в законах и уставах прописана. Совсем впечатляющим фактом было то, что сей запрет раз за разом себя оправдывал. Находясь в окружении полностью шибанутых на голову арабов с их бесконечными террористами, любовью к захвату заложников, использованию смертников и прочим пакостям, они на своём многолетнем опыте нащупали, точнее сказать, использовали изрядно позабытую ранешнюю модель поведения. Какую именно? Прогибаются исключительно слабые. Сильные нагибают сами и никак иначе. Нельзя было давать террористам почувствовать себя сильными. Никогда и ни за что. Малейшее удовлетворение их хотелок и всё, амбец.

        Зато тянуть время и говорить, забалтывать, даже обещать - это дело другое. Примерно то же самое предстояло делать и нам, но за единственным исключением. Тут не XX-XXI века, тут конец века XV, а значит обещать что-либо, подпирая слова клятвами… недопустимо категорически, особенно для меня, выстроившем репутацию человека чести, слово которого всегда исполняется. Хотя оставалась ещё и софистика, но оную стоит приберечь на совсем уж крайний случай. Сейчас оставалось лишь приказать части войск обложить оба храма со всех сторон; другой части продолжить зачистку города от остатков «савонаролышей» с разделением мирных жителей на совсем безопасных и тех, кого лучше некоторое время подержать под замком во избежание эксцессов; третьим же оставаться на стенах и близ города, дабы уж совсем без неприятных сюрпризов обойтись.

        Что делать самому? Обрисовать тяжесть сложившейся ситуации Пьеро Медичи и особенно его советнику по фамилии Макиавелли, после чего заняться допросами тех, кто может оказаться полезен. Ага, тех самых доминиканцев, которые пытались свалить из Ливорно, явно не желая «гореть святым пламенем» во имя торжества «Царства Божьего». Вот их и надо прихватить за оны органы. Проверено, едва зажмёшь «фаберже» подобных типусов в тиски, как сразу начинают петь на разные голоса. Одновременно исповедуясь и испражняясь, порой в самом прямом смысле этого слова. Где лучше всего вести задушевные разговоры с доминиканцами? Может показаться странным. но вовсе не в пыточных подвалах. Этого они ожидают, в какой-то степени готовы, а значит и разорвать им привычные шаблоны не получится. Обстановка должна быть другая, по возможности с элементами роскоши, уюта… но только не для них самих. Зато как контраст между положением ведущего допрос и допрашиваемых становится совсем уж разительным.

        И вот очередная проблема. Ливорно было загажено и оскудело до такой степени, что найти пристойное место оказалось практически нереальным. Парадоксально, но факт! Гобелены, картины, мебель, одежды, многое другое - всё было сожжено на кострах, зажжённых ещё самим Савонаролой в его «крестовом походе» против роскоши. То, что нельзя было спалить на кострах, разбивали дубинами и молотами, чтоб уж точно и следа от всего красивого не сталось. У тех, бежавших монахов тоже в местах обитания ничего роскошного не обнаружилось… почти ничего. Вина из числа великолепных, хорошие такие копчёные окорока, сыры, засахаренные фрукты… Жратву было прятать куда проще, аскетизм и умерщвление плоти они оставляли тем самым тупым фанатикам, сами предпочитая не издеваться над собственными телами. Ничего удивительного, всё как всегда.

        Не знаю уж, как там устраивались флорентийцы во главе с самим Пьеро Медичи - не удивлюсь, если на скорую руку ухитрились создать пристойные условия для коронованной особы из того, что везли в обозе - но мне было немного не до того. Работа, она ждать не могла. Доминиканцы сами себя не допросят, да и оттягивать выбивание из тушек братьев-проповедников ценных сведений было бы крайне нежелательно. Фанатики, самозапершиеся в храмах с кучей заложников, в любой момент могли окончательно слететь с катушек, после чего «вознестись на небеси». Нет, самим то им я бы лично билет прокомпостировал, но вот женщины с детьми - это совсем иное. Пусть немалая часть из них тоже успела быть оболваненной по самые гланд, но эту часть требовалось хотя бы попробовать вылечить.

        Остановиться же пришлось в доме семьи Альгири, которая хоть и бежала из Ливорно уже более года тому назад, но через верных людей следила за творящимся здесь. Одни из верных информаторов, работающие «за идею», а вовсе не за золото.

        Дом, а точнее хороший такой особнячок, как и прочие, также пострадал. Внутри не сказать, что шаром покати, но где то около и что то рядом. Ни картин, ни мебели, ни даже статуй. Всё вынесено, сожжено, уничтожено. Грубая мебель, вместо кресел стулья, сидеть на которых означало подвергать свою задницу большому неудобству. А что поделать, таков уж тут «савонарольский стиль». Представляю, как сложно будет вернувшимся в Ливорно нормальным людям восстанавливать родовые гнёзда. Даже в том случае, если их финансовое состояние остаётся относительно пристойным. Мда, тяжкая картина.

        Однако обустроились… в бывшей шикарной библиотеке. Сейчас от неё мало что осталось, но совсем уж печальная участь оную не постигла. Особо ценные тома, обернув в несколько слоёв ткани, слуги Альгири зарыли. Иные просто складировали в подвалах за ложной стеной. Это уже после того, как стало понятно, что взбесившихся последователей Савонаролы интересуют как топливо для «очистительных костров» не только «роскошь» или там запретные с их точки зрения книги, но и большая часть книг вообще. Дескать, достаточно лишь библии, жизнеописаний взятых и всяких разных богоугодных сочинений вроде «Молота ведьм», столь чтимого инквизиторами современности. Потому в последних рейдах, на сей раз против книжной мудрости, искать особо не старались все эти «божьи дети» и прочие энтузиасты. Мозгов не хватало понять, что книги для нормальных людей тоже ценность, которую будут прятать. Потому и…

        Теперь, понятное дело, библиотека вернётся на своё законное место, эта конкретная, а не все. Не успевшие, плохо спрятавшие или вообще не думавшие, что дойдёт до такого уровня маразма почти всех своих книг лишились. Печально. Это ж не массовые издания, тут книги дороги и весьма.
        - Кого прикажете привести, Ваше Величество?

        Луис Мигель де Арженто - как то незаметно прижившийся на месте этакого секретаря. Не допущенный к действительно важным секретам, а именно находящийся в постоянной беготне валенсиец, попавшийся на глаза ещё во время Крестового похода, там же проверенный как в бою, так и на предмет расторопности. Верность же… время покажет. Хотя база была неплохая, да и сам род Арженто был из Валенсии, причём знакомство с Борджиа также было заведено давно, более века тому назад. Сложные они, отношения меж аристократическими родами, ой какие сложные. Все всех знают, порой даже отдалёнными родственниками приходится, стоит только как следует изучить генеалогические древа. Впрочем, сейчас это меня слабо волновало.
        - Самую жирную дичину, что попалась в силки.
        - Не буквально, Луис, - усмехнулась Бьянка, успевшая изучить доставшихся нам пленников. - А то есть там брат Иаков, больше всего похож на хорошо откормленного борова с нежным таким розовым салом. Но он мало что скажет, потому как ничего и не знает. Тащи к нам брата Гуго и того, который Юлий, но совсем не цезарь.
        - Исполняю, герцогиня.

        Чего не отнять у секретаря, так это умения двигаться быстро, незаметно и при этом не раздражать. Ну а Бьянка с каждым месяцев становится всё более похожей… Точнее не похожей на обычную итальянку конца XV века. Как и немалая часть тех, кто слишком близко со мной общается. Такая вот забавная ситуация - не я подстраиваюсь под мир, утрачивая свойственные мне изначальному привычки, намерения, образ жизни и мыслей, а совсем наоборот. Словно вокруг образуется некая сфера, находясь внутри которой изменяются здешние люди. Не все, понятное дело, а лишь те, с кем я общаюсь как с ближним кругом. Общаюсь, общаюсь, а потом начинаю замечать их психологическую трансформацию. Более того, они потом разносят новые мысли и стремления дальше. «заражая» ими уже своих друзей, родных и прочих близких. Своего рода медленная, но неотвратимая «эпидемия», которая, вместе с тем, идёт и людям и миру вокруг них лишь на пользу. Естественно, мои принципы и идеалы ни разу не белые и пушистые, но всяко лучше того безумия, которое творилось в изначальной, аутентичной реальности этого временного периода. По крайней мере, сжигание
простых людей на кострах, грязь, антисанитария и ненависть к прогрессу мне точно чужеродны по самое не могу, равно как и стремление всеми силами удерживать прекрасную половину человечества в отведённых ей всякой библеятиной очень узких рамках. Ну и всё прочее, и всё в этом же духе.

        Философские вопросы, но куда от них спрячешься? Достаточно посмотреть из окна разорённого не войной, но мракобесами особняка на искалеченный город, чтобы понять, почему на меня в очередной раз накатило. Бьянка, как знающая меня чуть ли не лучше всех остальных, просто стояла рядом, чуть сзади, положив руку мне на плечо. Успокаивала, но без слов, понимая, что они сейчас будут ну совсем лишними.

        Полегчало, хоть и немного. А там и де Арженто вернулся, да не один, в сопровождении пары солдат охраны и двух же доминиканцев, закованных в кандалы.. Закованных тут же пристегнули к грубым стульям, после чего солдаты-конвоиры удалились за дверь, а вот Луис остался, приготовившись записывать. Прогнать что ли или пусть бюрократию разводит? Нет, оба варианта не совсем пригодны. Используем третий.
        - Сейчас твоё дело не пером по бумаге скрести, Луис, - кривовато усмехнулся я, обращаясь к секретарю. - Во-он ту сумку возьми, которую вместе с этими еретиками просто выродками рода человеческого сюда принесли..

        Арженто знал, что это за сумка такая. Специфического вида со столь же особенным содержанием. С лёгкой руки Бьянки подобные называли «малым набором дознавателя», поскольку там были средства для того допроса, при котором допрашиваемому становится даже не грустно, а совсем-совсем паршиво. И никаких тебе дыб, столов для «растягивания», «железных дев» и прочих инквизиторских радостей. Кляпы, кожаные ремни, разного рода иглы, несколько ланцетов… и набор склянок с порошками и жидкостями, пригодными для скорейшего получения нужной информации. Относительно деликатно, без грубостей и лишней крови. Да, тут не XX век, но некоторые аналоги подобрать можно. А раз можно, значит и нужно.

        Хвала богам, что эти два монаха были не из числа тупоголовых фанатиков, готовых осыпать врагов проклятьями и петь псалмы во время пыток до последней возможности. Как только Луис стал один за другим выкладывать на хреновато сколоченный стол находящиеся внутри сумки предметы, один из них, тяжко вздохнув и передёрнувшись - явно от представления того, что скоро начнётся - вкрадчиво так произнёс:
        -А можно без игл и ваших дьявольских снадобий, Ваше Величество?
        - Конечно можно, дорогой мой Гуго. Уж прости, что «братом» не называю, но если рассудить здраво, то ни о каком «братстве» между мной, королём и главой Ордена Храма, и тобой, по уши извалявшимся в делишках делла Ровере и особенно Крамера с покойным Савонаролой, и речи быть не может.
        - Я подчиняюсь королевской воде и надеюсь на милосердие…
        - Мы готовы покаяться и сделать всё, что можно, - вторил Гуго второй доминиканец, Юлий. - Что хочет знать достойный сын великого отца?

        И голоса такие заискивающие… и лживые до самого нутра говорящих. Понятно дело, сейчас они готовы обещать что угодно, лишь бы выжить. правда это им если и светит, то отнюдь не на длительный срок, но… Пусть пока пребывают в неведении, пытаясь станцевать на лезвии топора, который всё равно доберётся до их шей.

        Храмы святого Джироламо и святого Юлия. Те самые, в которых заперлись созданные вашими собратьями по Ордену святого Доминика безумцы, желающие, если мы не покинем город, сжечь не только себя, но и целую ораву женщин и детей. Я знаю об этом городе много, но не всё. А посему… Есть ли тайные ходы в эти клятые храмы?
        - Эти храмы есть прибежище духа госпо…

        Хрясь! Бьянка, вновь оправдывая свою природу не то валькирии, не то амазонки, подойдя к вякнувшему не по делу Юлию, как следует двинула того кулаком под рёбра. Понятное дело не просто голой рукой, а будучи облачённой в боевую перчатку. Ничуть не хуже кастета. Лично проверено, причём не единожды. Правильно, подруга, именно по рёбрам урода. Ведь по морде лица нельзя, тем паче по голове. Или шамкать-шепелявить будет по причине выбитых зубов, либо сознание потеряет от сотрясения всё же присутствующих мозгов. Сейчас это вредно, в отличие от не самых жутких, но более чем ощутимых болевых ощущений в не опасном для жизни и здоровья месте.
        - Будьте более разумны, Гуго, - посоветовал я второму, ещё не«причастившемуся» от щедрот герцогини Форли доминиканцу. - Тайные ходы в храмы, если они вообще есть. Все ходы, даже самые неудобные или полузаваленные. Мне всё сгодится.
        - Быстро!

        Приготовившаяся к нанесению нового удара по другой цели Бьянка являлась неплохим таким мотиватором. И информация полилась ручьём. Как из Гуго, так и от откашлявшегося, кривящегося от боли в боку Юлия. Тайные ходы были, что и неудивительно. В храм святого Джироламо вело два, во второй аж три, правда, один из них вроде как окончательно пришёл в негодность. Знали ли находящиеся внутри о них всех? Минимум один тайный ход в каждом храме особо большой тайной не являлся, будучи известен всем тамошним служителям из мало-мало значимых. А вот остальные… тут ещё вилами по воде. Они и предназначались то для тайного проникновения внутрь или бегства не всех подряд, а лишь особо избранных персон. Эти самые избранные, насколько я мог судить, не входили в число готовых заживо поджариться во имя какого-то там райского блаженства, слишком ценя жизнь здешнюю, земную. А при подобных раскладах не могли выдать тайных ход для спасения себя любимых простым фанатикам. Даже в том случае, если кто-то ещё остался внутри храмов, рассчитывая смыться в самый последний момент. Плавали - знаем. Взять к примеру тех же исламских или
иных фанатиков, которые раз за разом накручивали паству до шахид-уровняч, после чего ускользали в последний момент, вновь и вновь принимаясь за привычные игрища. Вот и тут нельзя было исключать подобного.

        Очередная порция приказов - ничуть не стесняясь присутствия двух доминиканцев, которым жить оставалось без году неделя - затем продолжение выжимки информации, необходимой «вот прям щас!», после чего отправка обоих разговорчивых, выторговывающих себе жизнь функционеров Ордена доминиканцев в ни разу не уютные, зато надёжные импровизированные камеры. С охраной, понятное дело, чтоб без форс-мажорных обстоятельств.
        - И всё же плохие у меня предчувствия, - процедил я, невольно вспоминая пакостные события родом из родного времени/реальности. - Если неприятность в таких случаях способна возникнуть, то она всё равно образуется. В той или иной мере.
        - Весь город - это одна большая беда. Хуже сделать было нельзя, только лучше. Ты сам это знаешь, Чезаре.
        - Знаю, - не стал я возражать подруге. - Но вместе с тем понимаю и то, что плескать помоями и иной гадостью в мою сторону будут тем сильнее, чем сильнее заставят себя запомнить эти уроды, закрывшиеся в храмах. В Авиньоне и вовсе будут орать, что это по моему приказу бедных монахов с женщинами и детьми из их паствы затащили в храмы и там устроили «купель огненную».
        - Кричать всё равно будут. Ты и так собрался повесить этих извергов там, где они пытали и убивали своих жертв. И ты это исполнишь, Чезаре. Я знаю. После такого… О любых «купелях огненных» и другом будут кричать тише. Для них это не так важно. Особенно для доминиканцев и Крамера.

        Умеет Бьянка сказать правильные слова в нужное время. Вот реально как то даже полегчало. До такой степени. что я не стал оттягивать неизбежное, отправившись поближе к этим самых храмам. Ливорно ведь довольно небольшой город, тут всё довольно компактно расположено. Есть плюсы, есть минусы… Плюс портовый, а часть крепости - старой её части - и вовсе примыкает к воде. По идее ещё один шанс удрать для осаждённых, но не всегда. Не в нашем случае, когда у фанатиков реально флота не водилось и в зародыше - не считать же за таковой скорлупки рыболовов из числа тех, что не разбежались окончательно - мы же на всякий случай перекрыли прибрежную линию и патрулями, и кораблями. Кое-кого даже поймали. Так себе улов, но не будь сей меры предосторожности, наверняка водой ушли бы и более важные персоналии. Аккурат внаправлении той самой Генуи, где покамест правил верный слуга французского короля, Лодовико Моро Сфорца. Тот самый Мавр, чьё время пока не пришло, но уже подходило к концу. Слишком одиозная фигура, чересчур много от него хлопот было раньше, да и сейчас доставлял существенные неудобства на пути к
сшиванию италийских земель в единое целое.

        Деловитая суета - вот как в паре слов можно было описать творящееся на улицах Ливорно. Местные жители - немногие оставшиеся, да и то за вычетом тех, кто был в полном неадеквате по религиозной теме - предпочли попрятаться по домам и не высовывать носа. Правильно, так и для здоровья безопаснее будет. Количество же неадекватных совсем и почти неадекватных стремительно сокращалось - выполняя приказы, мои солдаты вязали свихнувшихся последователей Савонаролы, как пучок редиски, после чего оттаскивали в места, приспособленные под временные не то тюрьмы, не то просто изоляторы. Потом окончательно разберёмся, кого и куда распределять: на волю, на перевоспитание, по домам с непременным надзором родичей или аккурат в мир иной. Порой легче добить, чтоб не мучались сами и не изводили других. Сектанты, они такие.

        Жёстко взятые в осаду храмы. Те самые, числом два. Наружу никто не вышмыгнет, а вот прорваться внутрь - это совсем другое. Отряды были готовы, вооружены по полной, да к тому же приготовились к тому, что может стать жарко в самом что ни на есть прямом смысле слова. Плюс приказ при возникновении пожара быть готовыми отступить при действительной угрозе жизням. Это ж обычные по сути вояки, а не профессиональные огнеборцы, которых в этом времени днём с огнём не найти. М-мать! А вот и ещё одна важная деталь, о которой придётся позаботиться. Спору нет, в итальянских городах - равно как и других - есть люди, худо-бедно умеющие тушить горящие дома. Но именно что худо и кое-как с точки зрения уроженца эпохи на стыке тысячелетий. Значит, придётся кого-нибудь озадачить развитием полноценной пожарной службы, дав первоначальные советы и потом отслеживая вектор общего развития. Ёмкости с водой, транспорт, примитивные насосы для подачи этой самой воды под давлением и всё в этом роде. Плюс обучение людей, без которых технические новинки останутся бесполезным хламом. Твою же мать, ну вот опять новые проблемы на мою
многострадальную голову.

        Люди работали быстро, качественно, к тому же стараясь не то чтоб засветиться у меня на глазах, а скорее как можно быстрее порадовать очередной приятной новостью. Вот что тут сказать? У них даже получалось. Два храма. Пять найденных ходов в них. Один и вправду оказался полуобвалившимся, перемещаться по нему было охренеть как рискованно, но всё же возможно, если быть ну о-очень осторожным. И по всем пяти отправились в путь разведчики из числа наиболее успешно скрывающихся, не производящих не то что лишнего, а шума вообще. Такие умельцы всегда были. есть и будут. Если же для их обучения задействовать тех, кто бесшумные проникновения в чужие дома сделал основой своего благополучия… Ага, я именно о криминальном народце говорю. Как в Риме, так и в других италийских землях этого добра всегда хватало, пусть количество и успело изрядно так подсократиться.

        Сократиться и исчезнуть - несколько разные понятия. Тем паче сокращение то шло в основе своей за счёт откровенных неумех и банальных посредственностей, в то время как мастера своего дела оставались в большинстве своём живы и даже здоровы. Одни предпочли на время затаиться, другие сменить «место прописки», третьи, особо хитрые, решили попробовать договориться. Не сами, понятное дело, а через посредников из числа слишком жадных или чрезмерно оптимистично настроенных. Привыкли, понимаешь, к тому, что власти можно купить, уговорить звоном монет закрывать глаза на различную противоправную деятельность. Мда. не учли разбойнички, воры и налётчики специфику сложившейся ситуации, за что и поплатились. Посредники стали ниточками, идя по которым, удалось накрыть тех самых особо хитрожопых любителей спайки меж властями и криминалом. В результате количество «криминальных баронов» уменьшилось ещё сильнее, но…

        Везде есть свои «но». Несколько действительно выдающихся специалистов, всеми силами желая искупить грехи и избежать троекратного выступления на «гладиаторских аренах» за ради улучшения подготовки молодых солдат итальянской армии, была использована несколько иначе в обмен на то же самое - возможность оказаться на свободе, пусть и с клеймом-предупреждением на руке. Обучение проникновению в дома, кое-каким ухваткам тихого убийства, карманных краж и прочего, могущего оказаться полезным. Инструкторы, пусть даже очень своеобразные. И вот сегодня очередное применение полученных от них умений. Посмотрим, как пройдёт.

        Хорошо прошло… в меру разумного. Нельзя тихо и бесшумно проникнуть туда. где лишь одна нить-тропа, а в конце оной выставлена нехилая такая стража. Потому в конкретных случаях разведчики проявили ум с сообразительностью и отступили обратно, не позволив заметить себя родимых.

        Ч-черт бы их всех побрал и подрал одновременно! О ком это я сейчас? Естественно, о сектантах-«савонаролышах», которые в храме святого Юлия таки да ухитрились перекрыть оба тайных хода. Незаметно проникнуть не получится, увы и ах. Зато второй храм, там иное дело. Перекрыт был лишь один из трёх тайных ходов. Тот самый, который не особо скрываемый. Два остальных же, включая и полуобрушившийся, особо рискованный, они оставались доступными для использования. А раз есть доступ, то грешно будет им не воспользоваться. Потому две группы до зубов вооружённых головорезов и были отправлены туда. Их задача - проникнуть внутрь и, как только настанет назначенное время, начать уничтожение фанатиков. И никаких выстрелов без совсем уж крайней необходимости, во избежание риска зацепить пулями всю эту смолу и масло, в изобилии затащенные внутрь храма. Клинки, метательные ножи, арбалеты… по идее, этого арсенала должно было хватить. Разные, понимаешь, весовые категории у профессиональных живорезов и религиозных фанатиков.

        Что с тем храмом, где тихо пробраться внутрь не получится? Если нельзя тихо, то остается лишь громко, но сразу с нескольких направлений. Изображение активности с главного входа, а чуть позже - удар со стороны ходов тайных, чтоб растащить внимание фанатиков и, соответственно, понизить их шансы на устроение огненного апокалипсиса в отдельно взятом строении. Шансы не самые большие, но и не насколько малые, как если бы мы тупо ломились по предсказуемым направлениям. И излишне напоминать, что атаки на оба храма должны будут происходить одновременно.

        Эх, часы тут пока ещё крайне убогие и примитивные! Пока никак не удавалось местным часовщикам прикрутить в карманную их разновидность вторую, минутную стрелку. Всё обещали, но никак не складывалось до такой степени качества, чтобы лично я признал это приемлемым. Ну да ладно, раньше вообще никаких не было, следовательно… сойдёт.

        Время. Сейчас оно тянулось, словно неизвестное тут резиновое изделие. Какое именно? Зависит от степени не то нездоровой испорченности, не то здоровой фантазии. Но тянулось, тянулось… пока не началось то, чего я и ожидал. Стоящая рядом Бьянка тоже облегчённо выдохнула. Не потому, что очень уж сильно переживала - ей по большей степени было глубоко пофиг - просто не любила, когда нервничаю я по той или иной причине. А сейчас нервы хоть немного, да отпустило. Каюсь, проявил некоторую слабость и предпочёл находиться рядом с храмом святого Джилоламо. Тем самым, внутрь которого наши парни могли и должны были проникнуть незаметно. Могли и проникли! Это стало очевидно не сразу, а лишь когда находящиеся внутри последователи давно уж сдохшего Савонаролы засуетились, аки тараканы под струёй дихлофоса. И сразу же рванула вперёд та группа, что долдона была проникнуть через главный вход, окна тоже не позабыли. Те их них которые не оказались заколочены и через которые представлялось реальным проникнуть в условиях начавшейся неразберихи.

        Крики, звон стали, несколько выстрелов… Пошла работа. Главное не допустить пожара, остальное уже не столь важно. Только бы не пожар!

        Обошлось. Это стало ясно после того, как ко мне подбежал весь из себя всклокоченный и с кровью - чужой, не своей - на доспехе солдат из числа тех, кто был внутри. Курьер, мать его за ногу. Речь у него была ни разу не изысканная, но вполне понятная. Переводя с солдатского матерного на обычный, можно было утверждать, что почти всех фанатиков перерезали. Женщин с детьми от греха подальше уже выводят на улицу - это я и сам мог наблюдать - а оставшиеся внутри храма солдаты заняты тем, что обыскивают каждое помещение и особенно подвалы. Мало ли какой урод спрятаться там ухитрится, дабы потом устроить какую-нибудь пакость. Да и исключать нахождение внутри нескольких бочонков пороха тоже не стоило. Сектанты порой такие затейники!
        - Вот всё и закончилось,- улыбнулась подруга. - А ты ещё…

        Тут она осеклась на полуслове, уставившись куда-то вдаль. Сперва я не понял, безжалостно протупив секунд этак пять, но потом до меня дошло. В той стороне, куда сейчас смотрела Бьянка, находился храм святого Юлия. И оттуда поднимался в небо подозрительный такой дымок.

        С-суки ж вы поганые! Слов у меня просто не было, зато многоэтажные матерные выражения имелись в избытке. По ходу, одно из двух запланированных самосожжений для оболваненной паствы доминиканцы таки да получили…

***
        Русское царство, Москва, июль 1496 года

        Характер царя русского Ивана III был загадкой для многих, не исключая тех, кто был его приближённым, другом, родственником. Оно и неудивительно, ведь человеком он был выдающимся по меркам не только Руси, но и любой европейской страны. Дело не в том, что он единолично правил государством вот уже более трёх десятков лет - хотя и в этом тоже, чего уж - до того ещё и являясь соправителем своего отца. Василия Тёмного. Сидеть на троне и править - разные дела. Тем более собирать державу из кусков, одного за другим уничтожая противников или заставляя их сдаваться на милость победителя. Галич и Тверь, Можайск и Новгород… это не считая иных, куда менее значимых независимых от Москвы князей. Окончательное уничтожение попыток Орды восстановить свою власть над Русским царством с последующим раздроблением этих самых ордынских владений на нечто далеко не столь опасное. Превращение Казанского ханства в обычного данника Москвы со сменой тамошних ханов на новых, едва только очередной посаженный на престол начинал либо дурить, либо пытаться сталь самостоятельным. Постепенное, кусок за куском, возвращение русских
земель, ранее бывших под властью Литвы. Наконец, напоминание о силе Руси европейским государствам, таким как Дания, Швеция, Ливонский Орден и Священная Римская империя. Союзы опять же, мимолётные и куда более постоянные. Из последних можно было отметить Молдавию с Венгрией и ещё одного союзника. Неоднозначного, но порой очень полезного - Крымское ханство.

        С отроческих лет пребывая в центре жесточайшей борьбы за власть, Иван Васильевич привык видеть разное и воспринимать это как естественное в стремлении возвысить себя и уничтожить врагов. Убийства, ослепление или иное калечение противников, насильственное пострижение в монахи с указаниями желательности смерти через несколько лет, когда всё поутихнет. Потому и к смертям вокруг себя царь относился как к неизбежности. Более того, если поначалу отдавал подобные приказы с колебаниями и неохотой, затем с печалью, то с недавних пор… Только полезность касаемо дел государевых и ничего больше. Ледяная рука отождествления себя и державы добралась до самой его души, сжала оную душу и медленно, но верно промораживала. Опять же сперва едва заметно, потом всё сильнее и сильнее.

        Когда случился главный «удар»? Иван Васильевич знал, пусть и старался о том не вспоминать. Смерть его первенца и единственного сына от первой жены, Марии Тверской, виновника которой найти так и не удалось. Хватать же тех, на кого падало подозрение, но не было уверенности… Это могло ударить по главному детищу Ивана III - Руси, которую он собирал из кусочков. Потому и сдержался, хотя и не оставил попыток найти виновников, но так, чтобы это были не просто подозрения, но полная уверенность.

        А вот после смерти старшего сына… словно порвалась главная нить, соединяющая государя и человека. Вроде бы он и продолжал жить, чувствовать, получать удовольствие от еды, питья, иных радостей плоти и духа, но в то же самое время они становились не такими важными. И не было главного - привязанностей сердца. Жена? Софья Палеолог была выбрана в невесты из государственной необходимости, дабы придать роду князей Московских связи с византийскими императорами. Самой Византии уже не было, а вот преемственность сохранялась, такое нельзя было не использовать. Тут и вера, и причастность к великой империи, и многое другое. Сама же Софья как была, так и осталась для Ивана III полностью чужой, непонятной и даже малоприятной особой. Но необходимость… Насильно пригасив в себе чувства, снова и снова делая это и после смерти сына, царь даже не заметил, как окончательно превратился в некий сложный механизм, наподобие часового, только настроенный на развитие государства и увеличение его силы. Друзья, родичи, тем паче просто приближённые - все они могли быть при необходимости отодвинуты в сторону или и вовсе сняты с
доски, словно фигуры в шахматах.

        Лишь поняв это, получалось осознать то, что двигало русским царём. Но вот что нельзя было, так это даже пытаться заговаривать о подобном с ним самим. На этом многое потеряла Елена Волошанка, вдова Ивана Молодого, пытавшаяся воздействовать на любовь царя к покойному сыну. Осторожно намекала на то, что он Ивана Молодого остался ребёнок, Дмитрий, родной внук Ивана III от любимого сына.

        Не подействовало. Или она просто опоздала. Тут уж нельзя было сказать наверняка. Попытка же упорствовать привела к тому, что Иван Васильевич стал воспринимать Волошанку как одну из вероятных угроз, наряду с той, что исходила от его теперешней супруги, Софьи Палеолог. Привязанность же к внуку, и так не шибко великая, поубавилась. Спустя пару лет он и вовсе начал считать как Палеолог, так и Волошанку представительницами двух путей, по которым может двинуться Русское царство после его смерти.

        В какой-то мере так оно и было. У каждого из путей имелся наследник - но то, что немалую роль будут играть матери этих наследников, сомнений не имелось - присутствовали и те, кто готов был помогать. Одни склонялись к сближению с европейскими странами, дальнейшему ослаблению влияния церкви, влиянию крупной аристократии на принимаемые царём решения. Они собирались вокруг сына Волошанки, Дмитрия, а к тому же пользовались поддержкой Курицына, Патрикеевых, Ряполовских и прочих. Вторые… «Москва есть Третий Рим и наследница Византии!» - вот какова была их путеводная тропа. Сильная церковь, единовластие царя-кесаря, свой, особенный путь, выражающийся в лавировании меж Европой и Азией. Собственно, привнесение на Русь того, чем была Византия… в последние века своего существования.

        Сильные стороны и стороны слабые. Они имелись у обеих дорог, это Иван Васильевич понимал, но решил дать возможность как тем, так и другим доказать это. Может быть сам того не замечая, но поступив в традициях, свойственных не то Византии, не то расположившейся на её землях сейчас Османской империи. Зато прекрасно понимая, что выиграет лишь одна сторона, а вторая лишится всего, возможно, и жизней. Даже наверняка и жизней тоже.

        До недавних пор сложно было сказать, кто именно занимал более выгодную расстановку сил. Вроде бы вдове его покойного сына удалось заручиться поддержкой знати и даже привлечь на свою сторону ближнего советника и единственного настоящего друга - Фёдора Курицына, но… «Нестяжатели», это церковное течение, которое было связано с Патрикеевыми и не только с ними, оказались слишком слабы, не имели большинства на церковном Соборе. Даже помня о том, что им удалось заручиться поддержкой митрополита Зосимы, положение самого Зосимы становилось более и более шатким. «Иосифляне» как один сплотились даже не вокруг своих глав вроде того же архиепископа Геннадия, а вокруг Софьи Палеолог, видя в царице ту самую Византию, которую они очень хотели перенести сюда, на русские земли. И этот перенос находил живой отклик в душах простых людей: мастеровых, хлебопашцев, многих рядовых воев.

        Вместе с тем, Софье сильно аукалась история с князем Верейским, его женой Марией, приходившейся царице племянницей. Да и брат её. Андрей Палеолог, вызвал на себя гнев Ивана III своими постоянными просьбами, что граничили с требованиями. Подобного царь не позволял никому, а тут от этого побирушки по чужим дворам, не имеющему за душой ничего, кроме громкого имени предков и сестры… Сестрой он, положа руку на сердце, тоже торговал. И продал ему, Ивану, получив взамен многое.

        Потому он продолжал думать, взвешивать, оценивать. Требовалось понять, кто же станет лучшим царём для Руси, кто не пустит по ветру то, что он делал вот уже почти сорок лет и посвятил этому всего себя. отдавая силы, время, саму душу государству. То, ради чего почти перестал чувствовать себя человеком. И вот… последние события уподобились боевому коню, который увлекал сидящего на нём всадника к едва держащемуся мосту через бурную реку. А началось всё с того вечера, как боярин Товарков, глава Разрядного приказа, пришёл к нему со словами о том, что произошло нечто совсем уж необычное, но в то же время очень важное.

        Важность случившегося и впрямь нельзя было не заметить. Государь очень не любил, когда в его столице оказывались те, кого он сюда не звал. А Орден святого Доминика, известный с давних пор как твердыня монахов-инквизиторов, а с пор недавних как важная часть Авиньонского Раскола в католической церкви… Подобные хлопоты ему не требовались, особенно после того, как с Италией были подписаны важные и очень выгодные для Руси договора. Торговля, в том числе и морская, обещание итальянцами прислать новых мастеров, другие важные дела. Король Чезаре из рода Борджиа предлагал и давал многое - правда и сам выгоду блюл - а вот Париж и зависящий от него Авиньонский Папа дать ничего ценного не могли. И даже не пытались говорить с ним, государем Руси, вместо этого предпочтя крысиные тропы. Тропы, что привели их в город, с которым у него, Ивана, были связаны неприятные воспоминания. Новгород! И слишком тесная связь с архиепископом Геннадием, который и без того взял себе слишком много воли, поступая не так, так требуется царю, а лишь по собственным деланиям. Желаниям опасным, раз уж оказалось, что доминиканские
монахи получали от него и не только охранные грамоты и даже помогали православным епископам писать церковные наставления.

        Тут уж и речи быть не могло об исконной вере и противодействии «латинской ереси». Или и вовсе «ересь жидовствующих», её искоренение использовали как повод, скрывая дымом одних костром другой пожар, на сей раз куда более опасный? Тот, на котором мог сгореть и он, русский царь Иван Васильевич.

        Тогда, сделав над собой небольшое усилие, Иван III призвал к себе Фёдора Курицына не просто как друга - а именно как с другом он беседовал о многом, в том числе и о делах государственных, но не затрагивая престолонаследие и всё, что могло быть с этим связано - и не попросил, а приказал поведать всё, что было тому известно о Геннадии Новгородском и его связях с доминиканцами. Приказ - прозвучавший, правда, более похожим на просьбу - оказался выполнен очень быстро. Менее часа понадобилось Фёдору, чтобы его человек доставил не просто какие-то бумажки с мыслями самого Курицына, а нечто куда более серьёзное и опасное для архиепископа. Трактат «О недопустимости изъятия земель церковных» был написан рукой некоего доминиканца, брата Вениамина, а вот правки на нём - в которых некоторые мысли лишь усиливались, становились более резкими, направленными на увеличение церковной силы и богатства - были начертаны рукой самого Геннадия. Архиепископ прямо ратовал за то, чтобы церковь вернула себе то, что ему, Ивану III, удалось изъять, тем самым оградив царство от большой слабости в будущем, может даже самом
ближайшем.

        Одно это было важным и заметно ослабляло позицию «иосифлян», а значит и связанной с ними царицы Софьи. Но одними этими бумагами его друг и советник не ограничился, печально, но твёрдо заявив тогда:
        - Раз уж ты, Иван, захотел узнать правду, то выслушай её полностью. Может я и не смог найти всё, но и узнанное заставляет кричать в ужасе от того, что может приключиться с тобой, Москвой, да и всей Русью… Корона царская да не в тех руках, много горя причинит всем, от царёвой крови до последнего пахаря, от бояр знатных до воев рядовых.
        - Опасные слова говоришь, Фёдор! Я тебе давно уже…
        - Раньше не говорил, потому что знал, что нет полной уверенности. Печалился, но понимал твои намерения, твоё желание выбрать, кто для дел государевых лучше будет, Василий или Дмитрий, Софья Палеолог или Едена Волошанка, - невесело так, но с уверенностью в голосе произнёс Курицын. - Кто лучше будет, того я и сейчас не скажу, чтоб ты в том уверился. Зато кто может державу по кускам растерять - это уже ясно стало. И кто ни перед чем не остановится, кусками этими бросаясь, только бы на троне усидеть.
        - Так говори! Но если не сумеешь убедить… Грех на душу не возьму, с детских лет тебя знаю. Токмо от двора и из Москвы навсегда удалишься.

        Произнесённые слова Курицына не испугали. А Иван Васильевич знал своего друга и понимал, что на такой разговор его могло заставить пойти только нечто важное. Не просто важное, но то, в чём тот был уверен.

        Уверенность была не пустышкой, а покоилась на обоснованных подозрениях. По своему положению Курицын имел право подходить к боярину Товаркову и задавать вопросы, на которые тот отвечал. Не на все, но на многие. Ответил и касаемо найденного на теле убитого монаха-доминиканца. А найдены были яды, самые разные. Среди них был и тот, которым несколько лет назад был отравлен Иван Молодой. Сейчас же от другого, но также применяемого всё больше в землях итальянских, погиб сын боярский Павел Куницын, порой приносящий пользу Разрядному приказу. Сам Товарков его не знал, но он и не должен был ведать обо всех без исключения. Хватало того, что сына боярского опознали и донесли о том, кем он был. А Фёдор добавил к этому иное знание, что ведомо было средь ближников Еллены Волошанки.

        Павел Куницын приносил пользу не только Разрядному приказу, но и царевне Софье. Не только он, были и другие, доносившие всё возможное о Товаркове и его людях, которых царица действительно опасалась.

        Опасалась, но… дело не только в этом. Доминиканец, брат Лука, со всеми его «охранными грамотами» от архиепископа Геннадия и не только, не единожды был замечен близ царицы. Встречался ли он с ней, о чём могли говорить? Этого Курицын сказать не мог, зная лишь о том, что уже поведал. Но Ивану Васильевичу для глубокой задумчивости было достаточно и этого. Царь осознавал, что такие встречи тайны настолько, что узнать об их содержании равно воплощению в жизнь прекрасного сновидения. То бишь оно может и случается, но настолько редко, что надеяться на подобное не стоит.

        Человек с ядами близ царской семьи - уже угроза. Принадлежащий к монашескому ордену чужой церкви, да к тому же имеющий подозрительные связи с часть церковных иерархов - ещё более великая опасность. А погибший человек, близкий к Разрядному приказу, перед смертью - сам или при помощи кого-то, тут выяснить не получилось - убивший монаха-отравителя? Почему, кстати, отравленный? Уж не потому ли, что было предложено нечто вовсе уж греховное? Например, отравление кого-либо, мешающего интересам хозяев отравителя. А кто может мешать Ордену братьев-проповедников?

        Много вопросов вставало перед Иваном Васильевичем, а ответы на них - не любые, но некоторые - заставляли признать, что Фёдор неспроста решился заговорить с ним о столь нежелательной, запретной даже теме. Ясно было лишь то, что вдова его сына и поддерживающие её Патрикеевы с Ряполовскими точно невинны. Доминиканцы для них враги, если замечены рядом с «иосифлянами». Иного быть попросту не могло!

        А раз невинны эти, но остаётся кто? Поддерживающие царицу Софью, а быть может… Попытка отогнать лихую мысль была подавлена разумом не отца семейства, а русского царя. Потому и обращённые к Фёдору слова были теми, которые тот явно хотел, надеялся услышать, но уверенности в том не имелось.
        - Дурные ты вести принёс, Федя. Может, токмо тебя да Елену с её сторонниками радующие. И отмахнуться от них не можно, а ну как и сам я, не говоря уж про тебя, отраву в кубке получу. Да оттуда, откуда её быть не должно! Ищи, кто близ жены моей мог с тем доминиканцев знаться. Не с ним, так с другими, а то и с теми, кто ему… может даже им охранные грамотки выдавал. И Ване Товаркову я приказ дам, чтоб тебе помогал в этом, людей, злата и времени не жалеючи.
        - Всё сделаю. И душой не кривя, как есть обскажу. На том крест готов целовать.
        - Лишнее, - отмахнулся тогда Иван III. - Если уж тебе не смогу верить, так и вовсе никому не получится. Моим именем твори, что пожелаешь, но найди эти ходы змеиные!

        Искать дьяк Фёдор Курицын умел. А уж ища при поддержке главы Разрядного приказа, полной помощи сторонников Елены Волошанки и ещё кое-кого, раскопал такое, от чего и сам в некоторое изумление пришёл. От Софьи, как уже было ведомо, тянулись нити не только к видным «иосифлянам», но и к недовольным детям боярским, среди которых Гусев, Щавья-Скрябин и прочие были лишь малой частью. И вот часть этих сторонников, но на сей раз совсем уж скрытых, были связаны с Белоозером. Суть же этого места на Руси знали немногие. Именно там, в этом городе, находилась тайная казна Ивана Васильевича. Была она, надобно сказать, совсем не маленькая. Коль уж совсем не лукавить - куда больше той, что находилась в самой Москве.

        Причины? Здесь и скрытность, да и про возможность осады столицы тем или иным врагом - а их у Русского царства хватало - забывать не следовало. В таком случае следовало иметь возможность использовать золото, а не подвергать казну риску захвата торжествующими вражескими войсками. Белоозеро же было признано более всего подходящим местом. Очень подходящим, но в то же время…

        Редко какая тайна остаётся таковой долго. Всегда находятся посвящённые в неё, а они, в свою очередь, готовы поделиться этим знанием с другими. Порой и за деньги либо за другие блага земные для себя и не только. Вот потому Софья Палеолог и узнала эту тайну, наряду с прочими. Узнав же… О нет, она не была глупа, а значит даже не думала о том, чтобы пытаться оттуда что-либо украсть тем или иным способом. Золота она получала достаточно, из разных источников. Но тайная казна государева… Она была важна лишь в единственном случае - если окажется, что всё пропало и остаётся лишь бежать. А вот бежать следовало одновременно быстро, без лишнего шума, но вместе с тем с прибытком, дабы и лишившись многого, оставить за собой шанс вновь достичь желаемого.

        Не зря, совсем не зря Мария Палеолог была сосватана князю Верейскому! Тут и немалое войско, и влияние, и новая связь Палеологов с сильными русскими князьями, но не только. Близость Вереи к Белоозеру, вот что тоже было важным.

        Щуку съели, а зубы остались! Это к тому, что Фёдор Курицын получил возможность убедиться, что, несмотря на бегство Василия Верейского «с дружиной, чадами и домочадцами в землю Литовскую», часть верных ему людей осталась в Верее и поблизости. Они затаились, но могли о себе напомнить, как только будет получен приказ от того, кого продолжали считать своим князем.

        Полученные сведения были не знаниями, но всего лишь подозрениями. Теми, которые прошли мимо людей боярина Товаркова. Курицын специально брал исполнительных, старательных, но не шибко способных связывать нити меж собой, ткать из обрывков цельную картину. Оттого к главе Разрядного приказа потекли сведения лишь о тех церковных иерархах и детях боярских, которые в своей поддержке царицы Софьи зашли слишком далеко по любым меркам. Гусев, Шавья-Скрябин и иные и вовсе за злато с серебром покупали готовых биться воев, да в числе изрядном. Меж собой и цель не особо скрывали, коей было воцарение сына Софьи, Василия, постижение в монахи царевича Дмитрия и Елены Волошанки с последующей их «тихою и внезапною смертью». Причём не когда-нибудь в далёком будущем, а скоро. Дескать, уже не долгие годы того ждать придётся, когда престол Московский освободится.

        Ивану Васильевичу, уже разнутрённому вестями о яде, отравлениях, коварстве епископов-«иосифлян» и прочим, должно было хватить узнанного, чтобы начать делать нечто опасное для царицы Софьи. А раз так… Сам Курицын на этом и остановился бы, но были и иные заинтересованные стороны. Не Елена Волошанка, а посланник короля Италии, заодно его дальний родственник, тоже Борджиа.

        Коварство и жестокая расчётливость - вот что было нутром этих самых Борджиа. Курицын, будучи сторонником сближения с европейскими странами, а не «византийского пути», понимал, что в Европе тоже много… всякого. Понимал, но всё равно считал это лучшим путём из возможных. Для того, чтобы вновь и вновь убеждаться в том, хватало посмотреть на Софью Палеолог и тех, кто её поддерживал. Да и сам его друг детства, ныне царь русский, менялся год от года, да к тому же не в лучшую сторону. Смотреть за жестокой сварой собственной семьи и с ледяным спокойствием ждать, кто победит, чтобы затем едва ли не собственными руками подписать указы о казни невезучих, оказавшихся более слабыми. Такого он принять не мог, хотя понимал хорошо. А ещё осознавал, что это как раз в обычаях Орды, Казанского ханства, Османской империи, сгинувшей уже Византии. Не тот пример, которому хотелось следовать, совсем не тот!

        Лучше уж европейское коварство с жестокостью! Они хотя бы чем-то ограничены, особенно после новых веяний, что подули со стороны Рима и итальянского королевства. Там как раз дали укорот тем же доминиканцам-инквизиторам, запретили им сжигать на кострах «ведьм» и «еретиков». Да, случился раскол, но опыт десятков лет подсказывал дьяку, что Рим это даже теперь не ослабило. А в дальнейшем Авиньон канет в небытие как центр веры, вновь превратится в обычный французский город.

        Выбор давно был сделан. Оттого он лишь грустно вздыхал, понимая, что именно принесёт с собой хитрый ход итальянского посла. Через третьи уста намекнуть Софье Палеолог о том, что совсем скоро государь начнёт хватать и заковывать в железа тех боярских детей, на которых царица рассчитывала как на поставщиков воев на всякий случай. А затем и на некоторых поддерживающих её епископов гнев царский обрушится, потому как связь с отравителями из числа доминиканских монахов, да к тому же итальянцев, да после случившегося пяток лет тому назад… Софью можно было считать подловатой, хитрой, жестокой, готовой на всё, но ещё и умной, умеющей оценивать приближающуюся к ней и детям опасность. Вот ей и предоставили возможность оценить, понять и испугаться. Вдобавок же намекнули, что поддерживающие Волошанку Патрикеевы сумели найти вроде давно обрубленные верёвочки, ведущие от Леона Венецианца к близким к ней людям. Да и её старший брат слишком развязал язык, пребывая при европейских дворах.

        И едва люди государя показались близ Гусева и Щавьи-Скрябина… Только показались, ещё даже не намереваясь хватать и заковывать в железа! Зато исчезли несколько более мелких людишек. Исчезли словно в никуда, тихо и за одну ночь. Ну а то, что к этому были причастны не люди Товаркова, а убийцы из числа состоящих при итальянском после… Тайно сработали, тайной сие и осталось. Этого хватило Софье, уже опасающейся каждой тени, видящей в любом ночном кошмаре угрозы в настоящем мире.

        Бегство! Не простое, хорошо подготовленное заранее, ведь Палеолог понимала, что дело могло кончиться именно так. Потому и уделяла столь весомое внимание Белоозеру и находящейся там тайной казне царства.

        Всё было продумано царицей загодя, оставалось лишь отдать необходимые приказы. Кому? Как находящимся близ Белоозера, чтобы те готовились к встрече сильного отряда, целью которого был захват царской казны, так и другим людям. Очень многим, находящимся в столице и нужных для скрытия истинных целей действий Софьи. Иным, располагавшимся в малых и не очень городах по пути в Литву. Именно в Литву, ведь женой великого князя Литовского, Александра Ягеллончика, была её родная дочь Едена. Да, свадьба случилась совсем недавно, но тем оно и лучше было. К тому же чтобы Ягеллончик да выдал кого-нибудьИвану III... Подобное было почти невозможным из-за очень плохих отношений меж Литвой и Русским царством.

        Курицын и Патрикеевы были в восторге от узнанных, пусть и довольно смутно, намерений Софьи, желая перехватить как захват казны, так и бегство, но… Вновь ядовитая мудрость рода Борджиа, поддержанная матерью царевича Дмитрия, Еленой Волошанкой. Последняя разумно опасалась того, что даже пойманная на бегстве в Литву Софья может как-либо вывернуться, уподобившись не то змее, не то рыбе-налиму. И ещё большая опаска имелась, что вывернется царевич Василий, с самых юных лет показавший себя умелым притворщиком. Раз дело могло сложиться именно так, то, по мнению Борджиа, стоило просто дать им уйти. И не просто положиться на случай, а ещё и скрыто помочь. Пусть бегут, далеко и удачно, тем самым окончательно разрывая связи между собой и московским престолом. Именно это и было основной целью Елены Волошанки и её сторонников. Пожертвовать меньшим, чтобы получить большее. Старая хитрость, но действующая, ежели сделать всё правильно. Что же до белоозерской казны, то вот тут следовало приложить все усилия, чтобы не дать людям Палеолог её захватить.

        Тут же нашлось и как бы оправдание, почему будут упущены сами царица, её дети и приближённые. Думали, что будет сделана петля на Белоозеро, а уже оттуда в Литву. На деле же…

        Итальянская задумка удалась. Сумев воспользоваться отвлеченным вниманием своего супруга - для этого Софья пожертвовала немалой частью верных ей людей, понявших в Новгороде подобие бунта, почти мгновенно подавленного, но сыгравшего свою роль в поставленном представлении - царица со всеми своими детьми, приближёнными и не столь малым числом воинов покинула Москву. Покинула как бы с целью помолиться в одном их подмосковных монастырей, что уже не раз случалось в последнее время. Естественно, это тоже было с целью приучить других к такого рода отъездам. А уж на самом деле… Оставленные заслоны, что должны были ждать некоторое время и любой ценой задержать возможных преследователей, а потом спасаться и самим, если повезёт. Подготавливаемые по пути припасы и некоторое число свежих лошадей. Многого, понятное дело, таким способом получить не удавалось, но хоть что то. И надежда на добычу с Белоозера.

        Вот только с казной так ничего и не получилось. Палеолог так и не осознала, что ей помогло уйти не собственное хитроумие и предусмотрительность - хотя они тоже присутствовали и заслуживали искренней похвалы - а далеко идущие планы одного европейского короля, затеявшего сложную игру с целью влияния на Русь. То влияние, к от которого она. равно как и её потомство, были теперь большей частью отрезаны. Белоозеро же…Именно там её и ждали, но дождались лишь нацеленных на захват тайной царской казны людей царицы, которых большей частью перебили, а оставшихся взяли живыми. Эти самые взятые сразу запели соловьями, стремясь избежать усекновения голов, усердно топя как саму Софью, так и Василия, её старшего сына и до недавних пор одного из наследников престола. Очевидным было одно - Палеологи проиграли сражение за власть, так и не успев к ней прийти. Царь Иван Васильевич был не из тех, кто прощает подобное…
        Глава 3
        Глава 3
        Италия, Рим, август 1496 года

        Чем не в последнюю очередь способны огорчать века минувшие того, кто ухитрился там оказаться? Отсутствием привычных вещей, понятное дело. И это относится буквально ко всему. Ладно ещё то, чего невозможно найти из-за несоответствия уровня технического развития. Проще говоря, мечтать о компьютерах, телевизорах, самолетах и прочем однозначно не стоило. А вот другое вроде как принципиально возможное - это совсем другое дело. Взять, к примеру, нормальный водопровод, устроить который было вполне реально даже в более древние времена, нежели конец XV века. Так ведь нет, наличие банальной воды, подаваемой по трубам, было редчайшим исключением из общего правила.

        Развлечения опять же, с которыми тут был если не полный щвах, то нечто близкое. Нет, ну вот действительно, как могли культурно развлечься те же римляне, даже из числа знати? Разного рода торжества случались нечасто, да и предоставляемые ими развлечения являлись невеликими числом и скудными по содержанию. Чопорные танцы, возможность показаться в красивых нарядах для женщин, посплетничать с редко видимыми подругами… Еду и вино в расчёт не берём, это нечто другое.

        А что помимо торжеств? Редкие или не очень выезды на охоту для мужчин, иногда проходящие скачки на ипподроме, да порой спасающие от скуки игры в карты и кости, весьма примитивные. Всё это приедалось довольно быстро. Любителям книг и театральных представлений также спустя некоторое время становилось тоскливо. Почти вся художественная литература ограничивалась греческо-римскими сочинениями, а нового в этой сфере ожидать точно не стоило. Авторы то того, много веков назад отошли в мир иной и возвращения их оттуда ожидать никак не следовало.

        Вот и получалось, что новые способы борьбы со скукой, самые малозначимые, воспринимались знатью и не только с большим энтузиазмом. А в этой сфере я мог многое предложить, опираясь на опыт веков грядущих. Для такой банальщины как игра в карты имелось множество новинок-рецептов. Иные игры, лишь наиболее известными из которых были бильярд, боулинг, дартс и прочие. Танцы опять же, которые вполне реально было сделать более… радующими как для участников, так и для наблюдающих. Плюс по возможности стимулировать словом и обещанием щедрой платы разного рода дружащих со словом. Для начала они могли бы ориентироваться на старую, ещё античных времён, литературу, создавая по её рецептам нечто своё. И вовсе не обязательно, чтоб это было в стихотворной форме! В дальнейшем же… Сделал по шаблону раз, второй, а потом склонному к творчеству человеку захочется создать и нечто своё, оригинальное. Но упаси боги от сугубо религиозной составляющей! Как одна из составных частей - это понятно, от этого и при желании никуда не деться - но только не пытаться сделать божественные мотивы альфой и омегой.

        Получалось ли? С переменным успехом, но первоначальный толчок - он же душевный пинок под зад в направлении прогресса - был сделан и даже начал приносить ощутимые результаты. Если с теми же танцами у людей пока не шибко складывалось - ну да, то разного рода танго было ой как далеко, но групповые чопорные танцы всё же чуток отползали в сторону - то разного рода игры карточные и на свежем воздухе пришлись народу по душе. А раз оценили в Риме, то и по другим городам мода расползалась. Мода в плане одежды тоже постепенно начала меняться. Очень осторожно, больше из разряда частичных заимствований, но и то хлеб. Плюс тот самый творческий народ, соблазнённый платой, трудолюбиво скрипел перьями по бумаге, пытаясь выдать нечто такое, за что заплатят не абы как, а с премиальными. Последние же были обещаны лишь тем, кто действительно сможет впечатлить, причём сумма зависела от уровня этого самого впечатления. Поживём - посмотрим! Хотя имелись некоторые подвижки, особенно у тех, кто взялся ваять подобие воспоминаний о тех или иных войнах, которым было много очевидцев, но и не только. Давно минувшие времена, а
заодно и таинственные моменты истории, также нашли отклик. Пусть пока у собственно авторов, творящих нетленку. Истории времён Жанны д’Арк и самой Орлеанской девы, мифы о тамплиерах - наверняка будут лить патоку в уши, но оно и понятно. Всплыла персона Влада III Бассараба по прозванию Колосажатель, чему способствовала напечатанная в немалом числе книга «Сказание о Дракуле воеводе» за авторством одного из ближайших советников Ивана III, царя Руси. Да и османов в книгах попинать, равно как и мавров, недавно изгнанных с ныне испанских земель, любители нашлись. В общем, если не будет форс-мажоров, то в скором времени можно будет и художественное чтиво в образованные слои населения продвигать. Современное, а не античное, что особенно важно.

        Сейчас же я отвлекался от не самых лучших воспоминаний при помощи игры в бильярд - тут он, понятное дело, так не назывался, но суть всё едино одинакова - с «отцом», Родриго Борджиа. Ему именно это развлечение пришлось очень по душе. Да и варианты игры были различные, от банальной американки до снукера, карамболя и прочих, пусть и менее известных в моё время вариаций. Довольно безмолвной, хоть порой и дающей о себе знать тенью присутствовала Бьянка. «Отец», хоть и поглядывал на неё порой, но по факту уже давно успел смириться с этой моей «тенью», ставшей из безвестной и безродной наёмницы аж целой герцогиней Форли. Более того, ближайшей советницей и подругой королевской особы. Жизнь, она штука сложная, чего скрывать.

        А ещё он сильно, ну очень сильно желал отхлестать мою подругу кнутом по спине или там заднице, невелика разница. Причина? Та самая, вполне себе уважительная, с Лукрецией связанная. Довели всё ж до сведения самого Папы Римского, что его любимая дочурка причастилась к любовным делам, пусть и довольно необычным способом, да ещё и с неожиданной персоной.

        Кто раскрыл этот маленький «розовый» секрет? Как ни странно, не собственная неосторожность двух дамочек и не любопытная прислуга. Всё было более серьёзно. Началось же с того, что некто Иоганн Буркхарт, мастер церемоний, а заодно юрист, архивист плюс негласный ватиканский летописец, исчез в никуда. Словно растворился. Поскольку это исчезновение произошло во время последнего этапа Крестового похода, внимание на сей факт пусть и обратили, но не самое пристальное.

        А потом я вернулся в Рим… Вернувшись, не мог не ознакомиться со всеми мало-мальски важными событиями, случившимися за время отсутствия, после чего только и оставалось, что громко и бесплодно материться. Проворонить уползание Буркхарта в сторону Авиньона - это ж надо было ухитриться! Усыпил таки бдительность старый змей, притворялся белым и пушистым… Ладно, безобидным и смирившимся точно. Дескать, архивы и работа с ними есть верх его желаний и стремлений. Надо, ой надо было помнить его «дневники», известные и в моём времени! Те самые, в которых «летописец Ватикана» явно и однозначно показывал своё крайне отрицательное отношение к Родриго Борджиа, всей его семье и вообще тем кардиналам, которые не впадали в религиозный фанатизм и аскетизм.

        Моя вина, моё упущение. И вот теперь эта гадина уползла в Авиньон со всеми своими воспоминаниями. Не сама по себе - трусости и звериной осторожности Иоганну Букрхарту было не занимать - но при помощи агентов делла Ровере и доминиканцев. Получив же столь ценную в плане пропаганды личность, «авиньонцы» начали«сеансы чёрной магии с её последующим разоблачением». И если в магии они ни бельмеса не смыслили по понятным причинам, то вот с «разоблачениями» в худших традициях неизвестной тут «жёлтой прессы» вполне себе навострились.

        Упор, понятное дело, делался на разврат при дворе «Антипапы и итальянского лжекороля». Дескать, постоянные пиры, царство похоти и непотребия, отсутствие скромности и целомудрия даже там, где они быть обязаны и всё в этом роде. Гадание с колдовством, богомерзкая алхимия, выдаваемая за науку, помрачение разума добрых христиан путём ритуалов с жертвоприношениями. Опять вспомнили время уничтожения тамплиеров в период Филиппа Красивого со всеми прилагающимися к тому обвинениями Ордена Храма… Смешно по большей части, но для тёмных народных масс годилась и эта хрень.

        Однако при разгребании немалой части навозных куч обнаруживаются и «жемчужные зерна». Авиньонский Папа Юлий II и его родственнички кардинальского сана дебилами не были, а потому отделяли годное лишь на потребу черни от действительно полезного. Интимный же опыт Лукреции относился как раз к полезному. Хотя бы в плане возможности малость подпортить репутацию как ей, так и всем Борджиа. Они, конечно, понимали, что в ответ последует полный игнор, но не воспользоваться не могли. Хоть за пятку, но цапнули, серьёзно испортив настроение Родриго Борджиа и вынудив Лукрецию некоторое время отсиживаться подальше от Рима. Где именно? В Приштине, столице Сербского королевства, где ж ещё! Должна же королева некоторое время проводить в стране, над которой властвует. То-то и оно.

        Королева… Вспомнив как о коронации сестрёнки, так и о реакции на оную со стороны королей и прочих европейских властелинов, я невольно улыбнулся. Заодно и расслабился, да так, что очередной удар по шару вышел смазанным. Вроде бы гарантированно долженствующий закатиться в лузу шар слоновой кости остановился буквально в сантиметре от цели. Идеальная подставка сопернику, бей не хочу. «Отец» не мог этого не заметить, улыбнувшись и высказав:
        - Специально ты бы этого не сделал, Чезаре. Что отвлекло?
        - Лукреция, - усмехнулся я, делая шаг назад от стола, дабы не мешать Родриго Борджиа подготовиться к началу собственной серии - или как пойдёт - ударов. - Её скорое возвращение, если быть точным. Я по ней скучаю, да и ты тоже.
        - Тут все скучают, - проворчал понтифик, примериваясь и резким ударом закатывая неудачно сыгранный мной шар в лузу. - Король Италии, Папа Римский и герцогиня Форли. Про мать я и не говорю, она свою любимицу зацелует, задушит в объятиях и уже замучила поваров, чтобы те приготовили всё то, что любит наша королева.
        - Обе они заслужили. Мать своим терпением. Сестра… просто тем, что осталась сама собой и даже более того. Ты сам понимаешь, отец.

        Понимает. Чуть прикусил губу, нахмурился и ударил по очередному шару, через два рикошета загоняя тот в цель. Однако! Жил бы в XX веке, вполне мог бы стать одной из звёзд бильярда. Хотя тут он ещё лучше устроен, да к тому же полностью аутентичен эпохе.

        А чего нахмурился? Так ведь мои слова всколыхнули не самые приятные эмоции. Прежде всего касающиеся Ваноццы ди Катанеи, ныне уже Ваноццы Борджиа. Да-да, очередная булла «О церковной реформе», которая перевернула европейский христианский мир вверх дном, причём сделала это словно играючи, без совсем уж печальных последствий. И да. Авиньонский Раскол не был следствием реформы, совсем даже наоборот. Булла была призвана хоть немного, да опередить оный, не допустить, чтобы Риму стал обороняющейся стороной. Умные люди, особенно из числа носящих короны или стоящих за тронами, это оч-чень хорошо понимали. Потому оценили новую буллу верно, как наступательное оружие. Благо успех Крестового похода тому содействовал на все сто.

        По сути главной частью буллы «О церковной реформе» было то самое снятие обетов безбрачия со всего подчиняющегося Риму духовенства. Сами обеты безбрачия и прочего никто не трогал. Хочешь их соблюдать? Никаких вопросов. Никто не мешает. Хочешь завести семью, то есть жену и детей? Тоже имеешь право, и никто не осмелится это осудить, если не желает получить по мозгам от понтифика и его верных последователей.

        Этот шаг был тем, которого не ждали, но на который в глубине души надеялись многие священнослужители, уставшие от невозможности узаконить своих любовниц и урождённых от них детей. И если детей ещё признавали довольно быстро, проводя оные просьбы через папскую канцелярию в ускоренном режиме и за довольно скромное вознаграждение, то вот матери этих детей… В лучшем случае их, кривя губы. называли куртизанками разного рода святоши. В худшем - незримое клеймо шлюхи и частенько случающаяся травля с унижениями, которые не все могли вынести. Множество маленьких трагедий, заканчивающихся или печально, или вообще трагически. Теперь этому пришёл конец. То есть не пришёл, а начинал приходить. Мгновенно такого рода ситуации не выправляются, требуются не месяцы даже, а годы. Зарастание старых ран, наносимые новые, но уже менее глубокие и опасные. Потом просто легкие отметины на душах, потом… уже малозначимые пересуды и сплетни, не более того. Но требовалось время.

        Время, да. Зато мы могли отслеживать ситуацию и не допускать больше перегибов. В том числе со стороны тех, кто от аннулирования обетов безбрачия терял больше всех. Кто это был? Монастыри и монашеские ордена как цельные структуры. Де-юре они сохранялись, а вот де-факто лишались очень многого. Ну вот на кой теперь нужны были монастыри в большом количестве, когда монахи получили возможность обзаводиться законными сожительницами, а затем - некоторые и вовсе сразу, путем признания уже имеющихся - детьми? Стоп, не совсем так. Сами монастыри могли и должны были использоваться, но в несколько иных аспектах. Требовалось лишь меняться, должным образом приспосабливаясь к трансформирующейся реальности. А именно этого многие из орденских верхушек и не желали, им и так было хорошо.

        Вот и началось бегство некоторой части даже вроде как лояльных Риму монашеских орденов в сторону Авиньона. Наивные, они и в самом деле надеялись на то, что их будут останавливать и уговаривать вернуться, рассчитывая тем самым предельно смягчить удар по теряемым выгодам и привилегиям. Обломились, да в самый полный рост с жалобным хрустом обледеневших от ужаса «фаберже»! Триумфаторам Крестового похода многое было дозволено, в том числе и реформы. Часть же улепетнувших монахов - туда и дорога «замученным постами» бездельникам, почётным содомитам и аскетам-фанатикам - и без того была откровенно лишней, избыточной нагрузкой на государство. Динамично развивающейся Италии, наращивающей темпы технического прогресса, требовались архитекторы, механики, химики, пусть считающие себя алхимиками, и прочие люди, умеющие и желающие думать, а не расшибать лоб о каменный пол во время молитв и страдать хренью вроде изнурения плоти.

        В общем, процесс шёл полным ходом. И пример прочим подал сам понтифик, наконец-то вступивший в законный брак с матерью своих детей, Ваноццой ди Катанеи. Шок и трепет! По сути новая страница в истории папства, но страница очень интересная и перспективная. Про саму Ваноццу и говорить не приходилось. Бывшая куртизанка, уже давным-давно смирившаяся с положением де-факто спутницы жизни сперва кардинала, а потом и Папы, внезапно оказалась совсем в ином статусе. Супруга понтифика и мать итальянского короля плюс королевы Сербии - это, скажу я вам, любого человека могло выбить из колеи. Вот и бывшая ди Катанеи, а нынче Борджиа около двух месяцев ходила словно пыльным мешком десять раз по голове ударенная. Потом, правда, отошла, вновь став самой собой, но прибавив изрядную толику уверенности в себе и собственном будущем. Статус, он всегда и везде многое значил, а уж в этой эпохе особенно.

        Меж тем Родриго Борджиа загнал подряд ещё три шара, тем самым завершив партию в свою пользу. Победно улыбнулся, бросил кий на покрытый тканью стол и вновь вспомнил о скором, очень скором прибытии Лукреции.
        - Я рад, что моя дочь возвращается, но может ли она себе это позволить? Сербия ещё неспокойна.
        - Там Мигель, - успокаиваю я «отца». - Он уже успел привыкнуть к тамошним особенностям и держит в кулаке всех сильных и влиятельных персон. Хотя… Их приходится не держать, а скорее удерживать от порыва вновь продолжить резню османов, которых большая часть королевства ненавидит до скрежета зубов и дрожи в руках. Эта война состоится по любому. Но нужен перерыв, чтобы разобраться с авиньонской заразой. Но мы об этом говорили и не раз.
        - Говорили, - эхом отзывается Родриго Борджиа и, прихватив трость, направляется к выходу из «бильярдной», где помимо собственно пары бильярдных столов ещё и карточные и просто полки с разными книгами и не только присутствуют. - Я хочу прогуляться, сын. Сопроводишь немощного отца?
        - Не такой ты и немощный.

        Вроде бы мои слова и подбадривают понтифика, но на деле я понимаю, что чрезмерно насыщенный ритм последних лет изрядно утомлял «отца», заставлял работать на пределе сил. Только вот пытаться удерживать его не представлялось возможным. Ведь Родриго Борджиа дорвался не просто до тройной тиары и положения Папы Римского, но до возможности дать всей своей семье настоящую власть, превратить просто аристократический род в правящую династию с ну очень заманчивыми перспективами. Уже сейчас Борджиа носили ТРИ короны: тройную тиару папства, Железную корону Италии и новосозданную корону Сербии. К слову сказать, сестричка, чтоб ей тридцать три раза икнулось, короновалась тем подарком, который достался ей от Хуаны - серебряным обручем, украшенным крупными изумрудами. Ага, по сути копией Железной короны, только из серебра с изумрудами, а не золота с рубинами, как в оригинале.

        Шутка юмора? Отнюдь, скорее уж с расчётом на будущее, хотя я возражал относительно того, чтобы столь явно показывать оное умным и догадливым людям. Ведь что на деле означала подобная аналогия? Символ того, что корона Сербии есть нечто младшее, подчинённое относительно короны Италии. Лукреция была в курсе далеко идущих планов по превращению Италии в империю, под властью которой будет сперва несколько объединённых корон, а затем они и вовсе сольются воедино, оставшись лишь формальными символами, никакой значимой самостоятельностью не обладающими. Но это в будущем, причём не самом близком. А вот здесь и сейчас… Но если сестрицу понесло, то остановить эту бестию с моторчиком пониже спины было просто нереально.

        Римское лето… Средиземноморский регион вообще близок к идеальному относительно климата. Никаких тебе зимних морозов, но и иссушающая летняя жара тут тоже экзотика. Мягкий, умеренно влажный климат с плавными переходами от одного времени года к другому. Я и раньше, несколько веков тому вперёд, будучи ещё киллером по прозвищу Кардинал, любил отдыхать именно в подобных местах. И вот сбылась своеобразная мечта относительно постоянного местожительства. Правда вот касаемо спокойного пребывания не сложилось, ну да на это и надеяться не стоило. Карма? Нет, просто шило в заднице, не дающее стоять на месте. Плюс желание достигнуть большего, а затем ещё большего и ещё… зато так не скучно, что уже немаловажно.

        Лёгкий ветер, солнышко не шибко яркое, прекрасный вид на Римские городские пейзажи. Мда, а ведь как привык большую часть времени проводить в замке Святого Ангела, так тут и живу по большому то счёту. Нет, в собственно Риме бываю постоянно, совершая что конные, что пешие прогулки, да и за городские стены то и дело наведываюсь. Прекрасная половина человечества в лице Бьянки, Хуаны, Лукреции и иных, менее для меня важных, очень любит посиделки на природе, равно как и активное там времяпрепровождение. И вместе с тем…

        Домосед я в какой то мере, от этого не откреститься. А постоянные метания то в пределах италийских земель, то и вовсе в края далёкие - вынужденные меры.
        - Рим меняется, - без особого удовольствия в голосе произнес Родриго Борджиа, подойдя почти вплотную к ограждению террасы, выводящей к одному из лучших видов на Вечный Город. - Мне уже не единожды говорили, что скоро этот ранее опасный город можно будет исходить вдоль и поперёк посреди ночи. Ночи светлой от сотен фонарей, которые развешаны вдоль всех улиц и за попытку испортить или украсть которые снимают плетьми шкуру со спины. А разбойники… Признаюсь, я не думал, что тебе удастся из обуздать. Теперь они грабят дома, воруют на рынках и из карманов зевак… Убийцы делают своё дело, но осторожно и не для того, чтобы обобрать убитого, осмелившегося проскользнуть по ночным улицам по надобности или будучи пьяным.
        - Таких возмутителей спокойствия выдают сами преступники, отец, - отвечаю я, заодно вспоминая, что именно сочетание витающего над криминалитетом страха и неотвратимости наказания за беспредел сделало их столь… сговорчивыми. - Мы позволяем им дышать, хоть и не полной грудью, а взамен они ведут себя очень тихо и не лезут туда, куда запрещено. Отщепенцев же или сами придавливают, или выдают на расправу, когда это действительно требуется. Сам видишь, городу это пошло только на пользу. Другие города из крупных тоже не слишком отстают. Наступают новые времена.

        Родриго Борджиа лишь махнул рукой. Дескать, всё меняется, но суть всё едино прежней остаётся. Человеческая суть. Вроде и прав, да не совсем. Как раз суть живущих в Италии и в зависящих от нас землях мы и выправляем мало-помалу. Особенно если вспомнить… Быстрым шагом движущийся гвардеец Папы привлёк внимание. Нечто неприятное? Не-а, другая ситуация. Наловчился уже определять, когда стоит беспокоиться, а когда вообще лишнее. Правда вот расслабляться всё единое не следует.
        - Говори.
        - Королева Лукреция в городе, Ваше Святейшество, - поклонившись, на валенсийском диалекте вымолвил гвардеец.
        - Хорошо. Ступай. И пусть всё будет готово, когда моя дочь переступит порог замка.

        Прибыла таки сестрёнка. Даже несколько быстрее ожидаемого. Торжественные встречи и всё такое? Тут моё дурное влияние имеет место быть. И не только моё, откровенно то говоря. Повращавшись в кругу бывших кондотьеров, обычных бойцов кондотт и прочих, да к тому же пытаясь брать как примеры для подражания меня и Бьянку, Лукреция Борджиа нахваталась совсем иных предпочтений. О нет, пышные приёмы, праздники и всеобщее внимание она просто обожала, но вот с излишней помпезностью обставлять банальный въезд в город, пусть даже после долгого отсутствия… Бессмысленность, как по мне, а посему и она привыкла воспринимать это похожим манером.

        К слову о том, как удалось узнать о её прибытии. Тут не скачущий во весь опор курьер, а другое, исключительно плоды прогресса в виде оптического телеграфа. Уровень техники более чем позволял использовать подобное, а значит…. Увы, по всей стране подобного ещё не было, но работы велись. Голубиная почта и прочие изыски - это так, за неимением лучшего, как по мне. Риск, время опять же, пусть и не столь длительное, как использование гонцов. Не-ет, исключительно плоды технического прогресса и только они.
        - Жаль, что твоя супруга не в Риме, - вздохнул «отец», напоминая о том, что Хуана сейчас была в гостях у родителей, в Испании.
        - Приедет. Лукреция ведь не на пару-тройку дней появилась, а на достаточно долгий срок. И кажется, я даже знаю, чего она захочет… Бьянка, сделай лицо менее радостным, понятное дело, тебя она тоже счастлива будет видеть.
        - Розгой королев на вразумляют… а жаль, - только и заметил Родриго Борджиа, который слишком сильно соскучился по любимой дочурке, а потому не желал сейчас вновь плеваться ядом по поводу её сложной личной жизни. - Но ей нужен муж… Консорт, конечно. Это упрочит её положение на троне. Сейчас она держится на наших мечах и на ненависти сербов к османам. И ещё эти ортодоксы!
        - И об этом мы с ней тоже поговорим, - успокаиваю «отца», а заодно отслеживаю реакции Бьянки.

        Хм, всё ровно и гладко, никаких вспышек эмоций и вообще. Вроде как Бьянка и не склонна была устраивать сцены ревности, да и вообще. соблазняла сестричка её, а не наоборот, но мало ли что могло стукнуть в девичью голову, да после не одного месяца отсутствия общения. Предсказывать женское поведение с высокой степенью достоверности вряд ли кто-нибудь из мужчин возьмётся. В плане эмоций, разумеется.

        Что до замужества… Поговорить с Лукрецией по любому стоит. Принуждать точно не собираюсь, но и обходить тему стороной также не есть вариант. Плюс её отец точно будет усиленно капать уже коронованной дочурке на мозги, да при полнейшей поддержке матери. «Жизнь - боль!» - как порой говаривали в моё время, пусть и в философском аспекте сего выражения. Вот пусть и пострадает малость сербская королева, едва-едва успевшая ощутить на голове настоящую тяжесть короны, а не ту, про которую говорят, жалуясь на материальный вес последней!
        - Этот замок, отец.
        - А чем тебя заинтересовал замок Святого Ангела? - хмыкнул Родриго Борджиа. - Ты тут каждый уголок знаешь… как и другие из нашей семьи. Мы находимся тут больше, чем в любом другом из дворцов.
        - Именно. А ещё то строительство, которое ты ведёшь чуть ли не с первого месяца становления понтификом. Замок становится не резиденцией очередного викария Христа, а твердыней именно нашей, Борджиа. Так может стоит оставить богу богово, то есть Ватикан. Латеранский дворец и ещё несколько мест?
        - Святой Ангел как душа Вечного Города? И душа эта в руках семьи. А ты подумал о возмущении тех, кто может счесть, что мы снова покушаемся на устои?

        Улыбаюсь, задумчиво постукивая пальцами по ограждению террасы. Ещё вижу, что Бьянка уже успела понять всю безопасность моего предложения. Киваю, тем самым давая ей возможность высказаться. Она, ясно дело, не упускает эту возможность:
        - Не обязательно это делать сразу, Ваше Святейшество. Несколько лет помогут. Нужно лишь снижать долю событий духовных, что связаны с замком Святого Ангела. И проводить здесь больше мирского, государственного. Люди привыкнут, они привыкают ко всему. Особенно сейчас, когда изменения часты и значимы.
        - Полное ограничение светской власти для будущих Пап, - призадумался понтифик нынешний. - Да, это разумно. Через год, может полтора, я закончу передачу королевству того, что было землями Папской области. Даже сам Рим. И останется тем, кто придёт после меня…
        - Ватикан.

        Фанатично верующий тут бы и взбеленился… в отличие от патриарха рода Борджиа, которому на дела духовные, в сравнении с выгодами для семьи, было чуть ли не плевать. Цинизм, он такой, очень часто помогает по жизни. Тут дело в том, что вопрос, стоит ли передавать тройную тиару исключительно Борджиа, пока так и стоял на повестке дня, не будучи окончательно решённым. Вроде бы самый лёгкий и даже напрашивающийся вариант, но вместе с тем имелись тут некие подводные камни.

        Закрепив должность викария Христа за родной кровью, мы тем самым рисковали выходом из зоны духовного влияния большей части Европы. Если Папа непременно Борджиа, то у иных властителей появится очень весомый стимул отколоться. Отколовшиеся же будут управлять своими карманными церквями… как это было в известной мне истории в Англии. Генрих VIII поступил схожим образом, пусть по другой причине. Но англиканская церковь по большей части так и осталась в границах Британской империи. А посему…

        «Отец» желал скушать всё, удержать за семьёй и папскую тиару и Железную корону. Разубеждать его до поры не стоило, но сам я вот прямо в эти мгновения окончательно решил, что не стоит пытаться усидеть задницей на двух стульях сразу. Пусть новые Папы будут не Борджиа, но зато лишённые земель, крепостей, вассалов, оставив за собой лишь чисто духовные дела. Вот только, будучи со всех сторон окружёнными землями итальянской короны и располагаясь в пределе шаговой доступности от нас, Борджиа, особо ерепениться в принципе не смогут. Мнимая независимость, но на деле почти полная подчинённость. Пожалуй, это будет лучшим из возможных вариантов.

        Ну а пока… Вот-вот появится Лукреция, а я успел как следует соскучиться. Сестрёнка заслуживает самой тёплой встречи, ведь это реально от души, а не по необходимости.

***

        Бах… Бах. Бах-бах! Четыре выстрела за несколько секунд, причём всё выпущенные из двух двуствольных пистолетов пули попали почти туда, куда и следовали - не в центр мишени, но рядом с ним. И довольная как паук сестрёнка, ничуть не жалующаяся на то, что отдача пока была довольно сильной и уменьшить оную главному спецу всея Италии по такого рода оружию не удавалось.

        Оставила пистолеты на предназначенном для оных столике и величаво так уходит, двигаясь к нам. Зачем? Так ведь освободить место следующему участнику не таких и маленьких соревнований, которые вздумалось провести прямо тут, в замке, в одном из внутренних дворов, как раз для тренировок вояк и предназначенном.

        Праздничный обед в кругу семьи? Был, причём прошёл хорошо, гладко, без каких-либо конфликтов. Да и откуда им взяться, конфликтам, если учитывать тот факт, что единственная «паршивая овца» семейства Борджиа давно уже находился в Испании и носа оттуда не казал. Это я про лично битого Хуана, ежели что. Лукреция же… была затискана, закормлена, расспрошена о самом разном, а заодно подвергнута уж-жасной пытке со стороны Ваноццы относительно того, что «любимая доченька, пора тебе и о детях подумать». Ну а сперва, понятное дело, о замужестве. Неудивительно, что королева Сербии уже на следующий день возжелала компенсации за изнасилованный своими любимыми родителями мозг. В результате и было организовано такое вот «домашнее» мероприятие в виде состязания по стрельбе, а также умению битвы на мечах и отдельно на кинжалах.

        Сама Лукреция, понятное дело, могла участвовать только в первом, то есть в стрельбе. Хотя как с использованием пистолетов, так и арбалетов. Последние то покамест никуда исчезать не собирались. Более того, не исчезнут и в дальнейшем, поскольку я, в отличие от местных, осознавал необходимость именно что бесшумного дальнобойного оружия. До глушителей тут как до Пекина на п**дячем паре!
        - Хорошо отстрелялась, Лукреция, - приобнял я радостную девушку, как только она подошла ко мне. - Хотя скоростная стрельба из двуствольных пистолей… Отдача тут не женская.
        - А я там, в Приштине. не только за бумагами сидела и споры сербов между собой решала, - задрала носик эта мелочь с повышенным энтузиазмом. - И пострелять время находила и даже больше того. Но отцу и маме знать не надо. Хорошо, Чезаре? - и глазами как хлоп-хлоп. Неотразимый приём в её исполнении, применяемый не только на меня, но и на других, кто был к ней неравнодушен.
        - Кинжалы?
        - И эсток.
        - Не великоват ли? - изумилась Бьянка. Точнее, она первая высказала это самое изумление. - У него ж длина клинка метр. А ещё рукоять. И вес не самый маленький.
        - Мне облегчённый сделали и укоротили немного, - подмигнула Лукреция своей подруге, да и мне заодно. - И гарду, как у шпаги, чтоб рука тоже защищённой осталась. Я в сражение верхом на коне не собираюсь. Королеве такое не нужно.

        Глас разума остался, никуда не испарившись. Это есть хорошо и хорошо весьма. Любовь к оружию - дело святое, но всё должно быть в меру. Признаться, я рассчитывал на то, что удастся ограничить кое-кого пистолетами и кинжалом, однако… Впрочем, протыкатель брони в экстренном случае - надеюсь, его никогда не приключится - лишним тоже не будет. Эсток, пусть и облегчённо-укороченный, чуть ли не самый веский аргумент против хорошо защищённого противника. Гранёный клинок, а порой даже снабжённый ребром жёсткости, способен пробить даже не самые первоклассные латы, что бы нам ни говорили спецы из моего времени. Главное правильно ударить! Ну а про стыки, защищённые лишь кольчужной сеткой, шею, шлем… тут и вовсе говорить не приходится. Нужен лишь опыт, достигаемый долгими и упорными тренировками. А их Лукреция себе точно обеспечит… с её то откровенной упёртостью и любовью по всему колюще-режуще-стреляющему.

        Лукреция, понятное дело, влезла сразу в три из возможных трёх видов: стрельба из арбалета, стрельба из пистолета прицельная и вот такая, из двух двуствольных, за время, пока брошенный платок на землю не приземлится.
        - И на что рассчитываешь? - полюбопытствовал я. - Неужто на призовые места?
        - Хотелось бы,.. - последовал печальный такой вздох. - Может через ещё пару лет я и смогу потягаться с такими чудовищами, как гвардейцы отца или твои рыцари-тамплиеры. Для них оружие есть жизнь. Умение им владеть то есть. А я…
        - Ты начала не так давно, да и других дел более чем достаточно. Важных, государственных, - я не столько утешал коронованную юную особу, сколько напоминал ей про очевидное. - Ты не дева-воительница, как Бьянка, тебе важнее умение править. Для таких, как мы, воинские умения вторичны, хотя и тоже необходимы.
        - П-ф! Ты то у нас стрелок лучше многих и многих. Вздумай ты тут участвовать и… Может только из арбалета б первое место не взял, вот!

        Приятно, когда в тебя верят. Лукреция вообще частенько была склонна преувеличивать мои способности, хотя и не на этот раз. Я реально мог сделать всех тут присутствующих в пулевой стрельбе. Оно и понятно, учитывая мой настоящий стаж стрельбы, причём такой, от качества которой зависела моя жизнь и жизнь немногочисленных близких людей. Но показывать удаль молодецкую здесь и сейчас не было никакого смысла. Эго почесать? Так у меня с ним и без того полная гармония. Возраст не тот, да и комплекс неполноценности отсутствует как класс, равно с желанием кому-то что-то доказать.

        Но сестра всё равно умница и молодец. Уже потому, что в её голову даже не постучалась мыслишка о возможности воздействовать на остальных участников. Более того, своего отца тоже предупредила, дабы не вздумал таким вот образом дитятко порадовать. А то пользы от подобных лжепобед даже не ломаный грош, а величина сильно отрицательная. Шила в мешке не утаишь, а узнав о таком… уважения от приближённых из числа воинов - да и не только, а вообще людей чести - не заслужить. Зато потерять, напротив, как два пальца об отсутствующий тут асфальт. Сколько в подобном поведении было порыва души и сколько расчета - сказать не берусь, но не столь важно. Главное тут исключительно результат. К нему же можно идти самыми разными путями-дорожками.

        Бьянка, собиравшаяся было тоже участвовать, пусть и в боях кинжальщиков, вынуждена была пропустить из-за случившихся в последний момент чисто девичьих сложностей. То есть участвовать, конечно, можно, но в хреновом состоянии души и тела эффективность её как бойца заметно падала. Показывать же меньше того, на что в принципе была способна… не её стиль. Понимаю и даже разделяю подобное мнение. Так что поэтому просто стоит, наблюдает, а для снятия хреноватого состояния вином и фруктами себя поддерживает.

        Собственно, во дворике и рядом, в том числе у окон, сюда выходящих, собралось немалое число народа из тех, которые либо постоянно пребывали в замке Святого Ангела, либо имели право тут появляться без особого приглашения. Ну и приглашённые, куда без них! Присутствовали на местах различной степени комфортности, смотрели, восхищённо или печально ахали, комментировали происходящее. И Родриго Борджиа со своей давней спутницей жизни и недавней супругой также тут присутствовали. Если сам патриарх Борджиа уже привык к подобным увлечениям любимой дочурки, то вот Ваноцца… У неё представления о том. что подобает женщинам, а что нет, являлись самыми что ни на есть консервативными. Вот и изображала тоску с печалью, но вместе с тем не могла не радоваться за собственного ребёнка. Забавное такое сочетание эмоций.
        - Этот может и взять первое место, - взглянув на результат стрельбы очередного участника скоростной стрельбы, заметила Бьянка. Пауль фон Швиммерт, уже послевойны с Францией пришёл, но показал себя… Хорошо показал!
        - Напомни.
        - Когда с янычарами столкнулись, Чезаре! Он, среди прочих, был в том укреплении, куда эти фанатики прорвались.
        - Быть среди прочих - невеликое достижение. Ты бы его просто за это не запомнила.
        - Верно. - не стала спорить со мной подруга. - А вот отходить в числе последних, сдерживая натиск орущей толпы, да ещё стреляя без промаха из пистолетов, передаваемых товарищами - это помнить можно.

        Меж тем новые стрелки, новые мастера кинжала и длинного клинка. Было на кого посмотреть, представлялась возможность оценить способности чуть ли не лучших бойцов Рима. Но если мечи с кинжалами были явлением стопроцентно привычным, то вот огнестрельное оружие, не так давно получившее широкое распространение, продолжало удивлять жителей Италии из числа тех, кто вообще имел возможность его приобрести. Цена! Пока что она оставалась очень высокой, пусть постепенно и снижалась за счёт увеличения числа производимого оружия.

        Новинки, да. Взять, к примеру, те самые двуствольные пистолеты с колесцовыми замками, из которых стреляли участники. Именно колесцовыми по причине большей надёжности, хотя и кремневые на два ствола также имелись. Более, хм, бюджетный вариант. По крайней мере, до тех пор, пока не пройдут ещё несколько усовершенствований, а то колесцовый механизм, при пока ещё присутствующих преимуществах, обладал главным недостатком - увеличенным временем перезарядки.

        Исходя из всего этого сам автор колесцового замка, Леонардо да Винчи, понятно чем обязанный Борджиа, корпел, наряду с прочими проектами, над дальнейшим усовершенствованием огнестрельного оружия. Сам я в этом деле был не великим спецом, но общее направление развития знал. Вот и озадачил мастера на все руки некоторыми «путеводными нитями», способными привести как к собственно ускорению стрельбы, так и к многозарядности. Не сейчас и не через пару лет, но хоть какие-то результаты всяко лучше их полного отсутствия.

        И вместе с тем…
        - Понимаю, что при родителях ты не всё сказать могла, а потом общалась с нашей общей подругой-герцогиней. Письма тоже всего передать не могут. Но теперь… Как тебе это, быть королевой в отрыве от большей части привычных людей и семьи?
        - Хочу вот сказать, что всё хорошо, но тебе врать не буду, - самую малость загрустила Лукреция. Малость, потому как грусть была… светлая, что ли. а сожаления лишь о том, что время, когда можно было жить чужим умом и не принимать действительно важные и неоднозначные решения, окончательно вышло. - Мне трудно. Мигель помогает, но он больше по военным делам. Крепости, солдаты, пушки, охрана приграничья от османов. Много чем занят, ему не разорваться.
        - Но, как я понимаю, сейчас ситуация стала получше, раз ты не просто тут, а ещё и имеешь возможность остаться на некоторое время.
        - Лучше, но только… В Османской империи что-то творится. Они даже убрали часть войск от границы, ослабили гарнизоны крепостей. Это может означать… Сам скажи! У тебя в Стамбуле и в других городах свои люди, притворяющиеся османами. И не надо про то, что сыновья султана хотят сместить папочку или отправить его к вечно девственным гуриям. Очень просто, а ты сам упоминал, что простые ответы чаще всего ошибочные.

        Научил на свою голову! И ведь истину глаголет, красотка юная с нутром хитрым. Наши агенты на территории Османской империи успели заметить некоторые шевеления. Причём направленные вовне. Но однозначно не в нашу сторону, тут можно было ручаться. Более того, султан до расслабления кишок опасается ввязаться во второй раунд военного конфликта с нами и это несмотря на то, что Авиньонский Раскол никуда не исчез, а может и вовсе будет набирать обороты. Предположения? Их есть у меня. Увы, но пока таковыми они и остаются, нет стопроцентной гарантии, куда понесёт после понесённых поражений Баязида II. Если на ту же Молдавию или там Венгрию, то ведь снова получит по рогам. Уверен, он это должен понимать, а значит вряд ли сунется в именно европейские страны, не желая получить продолжение Крестового похода. который легко объявит «отец». Тогда, «с болью с сердце», Италия с союзниками вынуждены будут нарушить мирный договор, вступаясь за близких по крови и единых в вере правителей и их подданных.

        И что тогда остаётся султану османскому? Только щемить таких же, как он сам, приверженцев ислама, стремясь усилить свою империю за счёт их обгрызания либо полного поглощения. И тут уж варианты различные. Вроде как различные, но с учётом того, что османы почти полностью лишились флота, а его восстановление - дело отнюдь не быстрое, то… Южное направление - Мамлюкский султанат. Ещё западное - это уже Ак-Коюнлу

        Ак-Коюнлу, вот ведь экзотика, греби её коленвалом от трактора «Беларусь»! Я раньше и не знал, что подобное образование вообще существовало. А вот поди ж ты! Это государство располагалось на землях восточной Анатолии и западной Персии а его сонову составляли туркоманские племена. Охвостья Тамерлана, они копошились на этих землях давненько, но оформились в полноценное государство, не раздираемое совсем уж жуткими противоречиями, лишь к концу шестидесятых этого века. Основным же соперником Ак-Коюнлу была как раз Османская империя, что как бы намекало. На что? А уж тут видно будет.
        - Если османы хотят поднять свою значимость для подданных и внешних врагов-соперников попыткой ударить по мамлюкам или ак-Коюнлу, то… Почему бы и нет. Пусть надрываются изо всех своих сил, заметно уменьшившихся. А мы будем смотреть, наблюдать… выжидать.
        - К Ак-Коюнлу морем не добраться, а иметь дело с Мамлюкским султанатом, - тут Лукреция поморщилась. - Мне, как и тебе, это не нравится.
        - Зато вторая стадия стрельб нравится куда больше. Иди уже, меткая амазонка, а то твоя очередь почти подошла.

        Два раза напоминать не пришлось, ведь сестра и сама была рада. Уже тому, что прошла во второй этап, куда попадала лишь треть от общего числа участников. Не в арбалете, а в двух остальных видах. Всё же, что ни говори, а стрелять она хорошо научилась. И учителя хорошие были, и желание перенимать знания присутствовало в избытке.
        - Ну а ты что за тяжкие мысли внутри своей головы прокручиваешь? - поинтересовался я у Бьянки. - Вроде как наоборот, должно быть хорошее настроение.
        - Оно хорошее. Но ты ж сам не даешь расслабиться с государственными делами, Чезаре. Упомянул вот про мамлюков, а я про Венецию вспомнила. И пряности. Они же держатся за свою монополию, как за сам Грааль!
        - Грааль и есть, - проворчал я, уже понимая, к чему этот разговор. - Посредники между восточными владыками и европейскими странами. Перец, имбирь, шафран, прочие виды. Все они большей частью идут через бывший Египет. Потому Мамлюкский султанат и богат, потому и сохраняет своё влияние, несмотря на все происходящие с ним печали и сложности. Дороги пряности и важны, а Венеция… Неужели их так испугали посланные Испанией и Португалией экспедиции с целью всё же добраться до Индии и близлежащих земель?
        - Ещё и открытый Колумбом Новый Свет, но тут они ничего не могут сделать. А к тому же понимают, что оттуда поставки начнутся нескоро, в то время как Индия… Там постоянный поток, уже проверенный и постоянно приносящий прибыли. А если проложить другую дорогу по морю, мимо мусульманских стран, то и Мамлюкский султанат, и Венеция лишатся целой горы золота.

        С кем поведёшься, на того и мысли похожи. Вот и Бьянка выросла в настоящего политика, умеющего не просто «складывать два и два», но и в высшую математику способного.

        Любопытно! Если и впрямь ослеплённые опаской потерять сверхприбыли от посредничества в торговле пряностями венецианцы решили, посредством мамлюков и уже их торговых партнёров, ставить палки в колёса Испании и Португалии… Положение Борджиа сейчас тем и хорошо, что есть контроль как над властью светской, так и духовной. И как раз духовная власть в лице Папы Александра VI в состоянии, как только наступит момент, высказать «сильное ай-яй-яй!» венецианцам, «ради потакания златому тельцу склонившимися перед магометанами и словами содействовующие пролитию крови христианской». Как обернуть подобное, «отец» хорошо знает, в красноречии ему никто не отказывал.

        Это плюс суета внутри Османской империи, которая тоже вскорости должна будет проясниться… Есть возможность устроить очередной взвыв, причём прикладывая минимальные усилия, задействуя больше союзников, в то время как с собственной стороны ограничиваясь советами и поставками информации. Ну и действиями флота в Средиземном море. Благо он в настоящий момент является доминирующим и вообще имеются планы по окончательной нейтрализации мусульманских пиратов и не только их. Но сначала…
        - Я это сделала! Сделала! - преисполненный энтузиазма вихрь, в котором с некоторым усилием угадывалась королева Сербская, она же просто Лукреция Борджиа, повисла на шее у герцогини Форли, то бишь Бьянки. - Я третья, третья! Сама не ожидала, но вот. И никто не поддавался, совсем-совсем!

        Да, сначала Лукреция. Право слово, не ожидал я от неё подобной прыти. Третье место в прицельной стрельбе из пистолета - это действительно серьёзно. Прежде всего, как очередной символ для семейства Борджиа. Дескать, даже наши женщины способны не просто использовать оружие, но делать это наравне с опытными солдатами, папскими гвардейцами и рыцарями Ордена Храма. Так что буду поздравлять, да от души. Ну, как только этот клещ отцепится от своей обожаемой Бьянки.
        Интерлюдия
        Интерлюдия
        Мамлюкский султанат, Каир, сентябрь 1496 года

        Владеющий землями канувшего в Лету Египта имеет большую силу, пусть и сам далеко не всегда понимает это. И дело тут вовсе не в плодородных землях близ Нила и тем более не в памятниках сгинувшего величия вроде огромных пирамид и загадочного зверя-сфинкса. Египетские земли были, есть и будут мостом, связующим дальние и загадочные страны Востока с миром куда более известным. А ведь именно оттуда, из дальних стран, особенно из Индии, шли самые редкие, востребованные и дорогие товары. В том числе пряности, ценность которых не оспаривалась никогда и никем.

        Ранее прочих выгоду от подобной торговли поняли ещё в том, старом Риме, доимперском. Недаром сам Плиний жаловался - людям и бумаге - что граждане республики тратят на пряности десятки миллионов сестерциев в год. Огромная сумма даже для очень богатого государства. Да и король вестготов Аларих, сокрушивший мощь уже слабого, чуть ли не агонизирующего Рима в начале V века, не зря требовал с побеждённых дань в пять тысяч фунтов золота и три перца, тем самым показывая востребованность подобного товара наравне с драгоценными металлами.

        Римская империя пала, но нужда в постоянном поступлении пряностей осталась. Более того, стала ещё более желаемой. Богатые люди требовали больше, больше, ещё больше! И вместо Рима изначального взошла звезда Рима Восточного, то есть Константинополя. Именно этот великий город стал центром торговли. Туда свозили ценные товары со всех сторон, но, понятное дело, большая часть пряного товара шла через те же самые египетские земли.

        Затем Византия тоже стала клониться к своему закату. Но к тому времени случился первый Крестовый поход, в результате которого крестоносцы, помимо прочих выгод, получили доступ пусть не к самим пряностям, но к возможности закупать товар не через пятые руки, минуя жадность большей части посредников. Понятное дело, что Святым Престолом был издан эдикт о недопустимости торговли с магометанами. Однако… Междоусобицы европейских держав привели к постепенному вытеснению крестоносцев, а там и к усилению уже мусульманских властителей.

        Не в последнюю очередь из-за этих сложностей купцы итальянских торговых республик и сумели выдавить из Иннокентия III разрешение в виде исключениявозобновить торговлю пряностями, пусть даже и с врагами христианской веры. И были эти купцы родом именно из Венеции. Тогда ещё Венецианская республика не была столь сильна, потому пришлось разделить «пирог» на куски, отдав часть оного Генуе и Пизе. Но самый большой прибыток с монополии, это известно любому торговцу, имеющему в своей голове хоть каплю здравого смысла. Вот и пытались венецианцы вытеснить двух своих главных конкурентов. Старались, очень старались, прикладывая огромные усилия. И им действительно удалось это сделать, пусть и к середине XIV века.

        О, это сладкое слово - монополия! Пусть всего лишь в качестве посредника с остальными европейскими странами, но и это являлось чуть ли не самой главной золотой жилой для Венеции. Собираемые в далёких индийских и не только землях, они грузились на корабли, которые из Индии двигались к Аравийскому полуострову, затем вдоль его берегов в оманский залив и уже там разгружались. Караваны доставляли ценнейший груз на средиземноморское побережье, большей частью в Александрию, а вот оттуда уже грузились на венецианские суда. Остальное - уже хлопоты венецианцев, развозивших и продававших пряности тем, кто готов был щедро за них платить.

        Цепочка посредников была… солидная. Не зря же совсем недавно, лет пять тому назад, в своем научном труде «Яблоко земное», германский учёный и мореплаватель Мартин Бехайм подсчитал, что, прежде чем дойти до потребителя, пряности проходят в среднем двенадцать рук. Венеция же стояла чуть дальше середины сей цепочки. И этого хватало республике для того, чтобы обеспечивать себе более чем безбедное существование. Отсюда и желание во что бы то ни стало сохранить существующий порядок вещей, не дать ему разрушиться.

        А предпосылки к разрушению возникали одна за другой. Сперва Новый Свет. Не само его открытие и даже не папская булла о разделе оного между собственно Святым Престолом, Испанией и Португалией. Есть там земли за океаном или нет - Венецию и тем более её купцов заботило не слишком. Другое дело в том, что именно там обнаружили. Точнее сказать, обнаружили то многое, даже золото, но ещё и… пряности. Незнакомые, но вместе с тем не слишком уступающие тем, которые везли с восточных земель через Египет, он же Мамлюкский султанат. Уже серьёзный удар по монополии венецианских торговцев в пределах Европы.

        Помешать! А как? То-то и оно, что возможностей не имелось. У маленькой республики при всём на то желании не было возможности выбраться за пределы средиземноморья таким образом, чтобы пресечь доставку пряностей из Нового Света. Атлантический океан слишком велик, а блокировать испанские порты, вкупе с португальскими, и при этом победить… О нет. Венеция умела считать, в том числе и воинские силы, потому и не думала влезать в заранее провальную затею. Утешало венецианцев лишь то, что для создания больших и приносящих обильный урожай плантаций в Новом Свете потребуется немало времени. Годы… если не десятилетия. Так что с той стороны океана угроза хоть и наметилась, но вызревать ей предстояло ещё долго. Достаточное время для того, чтобы обдумать будущее, приготовиться к нему, а также найти и новые источники обогащения.

        Иная опасность терзала умы что дожа, что его советов с сенатом, что вообще всех венецианцев, допущенных к тайнам. Пути в Индию! Ведь именно их искал первоначально Колумб. Искал, но нашёл нечто иное, что обязано было снизить интерес к тому, что венецианцы считали чрезмерно вредным для собственных интересов. Снизило… но разве что на год. Раззадоренные уже сделанными открытиями, Изабелла и Фердинанд Трастамара послали новую экспедицию. А следом за ними и Мануил I, король Португалии, также озаботился отправкой экспедиции в Индию. Два сильных государства, две экспедиции, одна цель. И не стоило надеяться на то, что испанцы с португальцами передерутся в стремлении непременно остаться единственными. Венецианцы были бы этому очень рады и боле того, помогли бы случиться подобному. Однако… Святой Престол и тот, кто в настоящее время на нём восседал, Александр VI, он же Родриго Борджиа, недвусмысленно намекнул, что будет чрезмерно опечален сварами добрых христиан из-за дележа того, чего хватит не только Испании с Португалией, но и на его интерес останется. Учитывая же возникший союз между Борджиа и
Трастамара, подкреплённый не одним, а уже двумя браками… Рассчитывать на то, что к словам Папы не прислушаются должным образом, было бы наивно.

        Серьёзная угроза и уже не в далёком будущем, а чуть ли не сейчас. Это венецианцы окончательно осознали совсем недавно, когда их доброжелатели из Мамлюкского султаната донесли вести о том, что некие европейские корабли не просто побывали у берегов Индии и на нескольких островах, но и отправились в обратную дорогу, будучи не сильно ослабленными. Сверх того, на кораблях было замечено два флага. То есть не на каждом корабле по два, а два вида флагов. Это могло означать лишь одно - эскадры португальца Васко да Гама и испанца Алонсо де Охеда каким-то образом не просто встретились, но и договорились о совместных действиях. Такое усиление наверняка и помогло провести исследования вод близ Индии и лечь на обратный путь, наверняка везя в трюмах зримые доказательства богатств тамошних земель.

        Да, использованный да Гама и де Охеда путь вокруг Африки был сложным. далёким и опасным. Но при всех рисках он являлся заменой тому, который был подвластен Мамлюкскому султанату и их посредникам из Венеции. А значит, следовало позаботиться о противодействии наглым конкурентам. Как раз с этой целью и был направлен в Каир Антонию Гримани, первый капитан венецианского флота. Пусть он с большим трудом удержал это положении после… не совсем удачной именно для Венеции битвы при Лефкасе, но тем сильнее он желал восстановить своё влияние в республике. Да и союзники у семейства Гримани были сильны, в настоящее время являясь де-факто второй силой после той. что поддерживала нынешнего дожа, Агостино Барбариго.

        К слову сказать, Барбариго со своими сторонниками склонялся к более мирному разрешению вопроса, к попыткам договориться с новыми конкурентами. Однако… Первая по силе партия республики не означает, что она будет иметь большинство в сенате и советах. Да и среди сторонников дожа также порой случались разброд и щатания, что позволяло соперникам проталкивать собственные устремления, делая их воплощаемыми в жизнь. Вот как теперь. Гримани был послан в Каир к новому султану мамлюков не просто так, а с целью договориться о противодействии испанцам и португальцам. Не в Средиземном море, понятное дело, а там, по пути к Индии. Султанат имел особенную, недоступную никому иному возможность расположить флот в двух местах: в море Средиземном и в море Красном. А уж оттуда и до Индии недалеко!

        Вроде бы звучало всё это достаточно просто, и обязано было вызвать интерес мамлюкского султана, но вместе с тем… Султанат вот уже не первый год колотило в лихорадке постоянной смены власти. Внезапная смерть летом 1494 года султана Каит-бай аль-Ашраф Сайфуддина, который хоть и сидел на троне более четверти века, но был ещё достаточно крепок. Последовавшее менее чем через год после воцарения убийство его преемника, Мухаммада II ан-Насира. В этой смерти не было ничего неясного, поскольку последовала она от клинков недовольных начавшимися было реформами эмиров. Вводить огнестрельное оружие - это, конечно, нужно и важно. Только не следовало молодому султану забывать о том, что повышение налогов, призванное пополнить казну для того самого вооружения, будет воспринято не слишком радостно. Восток - земли особые. Вот и поплатился Мухаммад II ан-Насир за свою неосмотрительность и неумение предвидеть очевидные угрозы. Почти сразу отравили вскарабкавшегося было на трон преемника,Кансух аз-Захира. После сего отравления случилась не то чтобы полноценная война, но противостояние Туман-бай I аль-Адиль Сайфуддина
и засевшего в восточной части султаната Джанбалат аль-Ашрафа. Последний султаном не был, но очень хотел стать. Собственно, лишь разгоревшийся Крестовый поход помешал аль-Ашрафу обратиться за помощью к тому же Баязиду II. Попытки были, но османскому султану стало совсем не до того, собственную бы империю удержать.

        И последняя стадия борьбы за власть в султанате случилась тогда, когда эти двое, султан и претендент на трон в Каире, всё таки сцепились между собой. решив поставить всё на одно сражение. Оба рассчитывали победить, но внезапно… Наиболее влиятельные мамлюкские эмиры, не видящие ни в одном из этих двоих сколь-либо устраивающего их султана, прикончили обоих, так и не дав решающему сражению разгореться в полную силу. Избавившись же от сих возмутителей спокойствия, стали искать устраивающую большую часть сторон персону. Ищущий же всегда найдёт. Таковой находкой стал тогдашний великий визирь Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури.

        Тот, надо признаться, не слишком желал оказаться на троне, хозяева которого слишком часто за последние годы раньше срока отправлялись к Аллаху и вечно девственным гуриям. Пытался было даже отказаться, но… Предложение оказалось очень настойчивым, вплоть до того, что в голосах предлагавших звучала и угроза. Вот и не стал великий визирь отказываться от возможности стать султаном, понимая, что отказ может и его отправить поближе к Аллаху. А было это в конце зимы сего, 1496 года.

        Полгода - незначительный срок. Это в Венеции понимали, но иного выбора, кроме как не просто начинать, а ускорять переговоры, связанные с экспедициями испанцев и португальцев к берегам Индии, не имелось. Очень не хотели венецианские купцы лишаться немалой части прибыли. Учитывая же, что семейство Гримани опиралось на столь значимых союзников как Лоредано, Джустиниани и Гритти… Сам Антонио мог чувствовать себя довольно уверенно здесь, в Каире, чувствуя поддержку немалой части венецианской знати.

        Какая цель стояла перед синьором Гримани? Простая для понимания, но сложная при претворении в жизнь. В должной мере разжечь в мамлюкских эмиров страх. Не завоевания - хотя и тут было над чем подумать - а того, что испанские и португальские корабли, в большом числе обогнувшие Африку и оказавшиеся близ Красного моря, смогут ударить по флоту султаната и с этой стороны. Почему «и с этой»? Дело было уже в итальянских кораблях, которые рыскали по всему средиземноморью, словно близ своих крепостей. Рыскали и захватывали корабли любых магометанских стран, невзирая на то, кому именно те принадлежали. Османская империя, Мамлюкский султанат, государства Хафсидов и Зайянидов. Фесский эмират - людям на кораблях под чёрными флагами со знаками смерти на оных было всё едино. Да, флаги были чёрные, а не Италии или её союзников, но всем всё было понятно. К тому же отправлялись захваченные корабли прямиком в порты Феррары. А это герцогство никаких договоров ни с кем из мусульманских стран в последние годы не заключало.

        Феррара… Семейство д’Эсте потому и сохраняло пока независимость от Рима, что эта самая независимость была выгодна Борджиа, использующим герцогство как свою личную землю обетованную для разбойничающих на море. Как бы разбойничающих, поскольку эти самые бороздящие морские воды под пиратскими флагами каракки и каравеллы в любой момент сбрасывали маски и становились теми, кем являлись на самом деле - подданными короля Италии Чезаре Борджиа. Но приличия были соблюдены. Имеете претензии к Италии? Так она тут ни при чём, это герцог Феррары привечает на своих землях пиратов. Ему и отправляйте свои жалобы и угрозы. Можете даже завоевать попробовать.

        Понятное дело, желающих напасть на Феррару с моря не находилось. Хотя Борджиа такая попытка бы порадовала, дав возможность окончательно разгромить флот тех магометанских стран, с которыми Италия пока ещё не воевала. Видя же подобное усиление Борджиа, герцог Гонзаго, сеньор Мантуи, уже откровенно повернул голову в сторону Рима, считая Венецию стороной пусть не проигравшей сейчас, но обречённой проиграть в будущем. И теперь этот в недавнем прошлом почти венецианский вассал яростно торговался со всей семьёй Борджиа относительно своего становления вассалом. Это был очередной серьёзный удар по интересам Республики. Что ни говори, но именно на герцога Мантуи как на полководца рассчитывал как сам дож, так и большая часть его советов. А у Мантуи была ещё и армия - не самая большая, но хорошо обученная, закалённая в сражениях.

        Мантуя - потеря значимая, но волновала Антонио Гримани отнюдь не она. Ему то поручили совсем другое. Слава господу, что эти пираты короля Италии пока рыскали лишь по Средиземному морю, не пытаясь выйти в океан, чтобы через какое-то время оказаться близ моря Красного. Борджиа не хотели разделять свои силы, и это могло стать спасением для Венеции. Пока что корабли других стран ещё не успели измениться, копируя итальянские. Артиллерия не только на палубах, но и внутри корпусов, стреляющая через пушечные порты. Теперь это было понятно всем европейским государствам, имеющим флот, Османской империи… даже магрибские пираты, многократно познавшие горечь поражений, перенимали опыт. Но перенимать также было не просто. Можно затащить на корабль побольше пушек. Прорубить пушечные порты, даже научиться кое-как их открывать и закрывать. Только вот кто расскажет про правильное применение всех этих новинок? Уж точно не капитаны итальянского флота и даже не офицеры оного. Они ведь не глупцы и понимают, что подобные знания приведут к тому, что итальянский флот станет уже не таким могучим, утратив часть своих
нынешних преимуществ.

        Так или иначе, но даже те немногие, которых венецианцам удалось переманить - не обычных палубных матросов, что толком ничего и не знали - не могли показать и научить так быстро, как того хотелось бы. Требовалось время, а его как раз и не хватало.

        Каир. Сам по себе он впечатлял не очень сильно, но совсем рядом была и Гиза. А это совсем иное место. что становилось очевидным каждому, кто дал себе труд совершить пешую или даже конную прогулку. Египтяне давным-давно исчезли, но эхо прежнего колоссального величия доносилось даже сквозь долгие века, напоминая о себе. И пришедшие на место настоящих создателей пирамид и иных чудес явно были куда как мельче. Разумеется, будучи посланником Венеции, Антонио Гримани не мог и помыслить о том, чтобы произнести подобные слова, но мысли то всё равно оставались. Равно как и необходимость хоть немного, а переступать через собственную гордость, кланяясь султану, его визирю, родственникам… А ещё на самой грани сознания завидовать проклятым Борджиа, добивающимся и получающим возможность не то что не кланяться властелинам с Востока, а попирать их своими подбитыми серебром сапогами. Как они почти сумели сделать с султаном Баязидом II. Уже наступили, желая растоптать в крошево из плоти и костей, но… Помешал тот самый Авиньонский Раскол.
        - Пора, синьор Гримани, - раздался голос Джузеппе, верного слуги и охранника, верного роду Гримани и доказывавшего эту верности уже полтора десятка лет. - В крепости Саладина лучше прибыть заранее. Султан оценит долгое ожидание.

        Оценит! В этом Гримани не сомневался, успев понять сидящего сейчас на троне Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури. Это несмотря на то, что больше видел султанского племянника Туман-бай аль-Ашрафа. И это вынужденное общение Гримани не слишком то нравилось. Нет, не нравилось совершенно, поскольку «не слишком нравился» ему нынешний султан, а не его будущий - если ничего не поменяется, как это часто бывает на Востоке - преемник.

        От выделенного «дорогому гостю из Венеции» дома до крепости… то есть теперь уже скорее дворца Саладина было не так и далеко. Но пешком идти всё ж не стоило. Только на конях, да под охраной не только венецианцев, но и мамлюков. Мамлюкский султанат во многом был похож на все прочие магометанские страны. В частности тем, что почти во всех европейцах, оказавшихся на городских улицах, местные видели свою законную добычу… Если, конечно, рядом не присутствовали свои же, мусульманские воины, да к тому же не какие-то там, а узнаваемые, либо с фирманами или иными зримыми знаками от власти. Теми знаками, которые сообщали, что конкретные гяуры находятся под покровительством. Временным, конечно, потому как… тонкости востока, больше и сказать нечего.

        Антонио Гримани успел побывать не только в Каире, Стамбуле, Александрии, но и ещё в десятке мусульманских городов. В чём-то они отличались, но сходств подмечалось куда больше, нежели различий. Показные улыбки, мгновенно сменяющиеся злобными гримасами, стоило лишь отвернуться. Показная роскошь, через пару шагов сменяющаяся отвратительной нищетой. Рабы, число которые превышало всё мыслимое и даже немыслимое. Закутанные в ткань с головы до пят женщины, которые то шмыгали, словно вспугнутые мыши, то семенили в окружении гаремных евнухов. Тоже то ещё зрелище, вызывающее отвращение у любого здорового мужчины. Калеки! Причём намеренно искалеченные и это длилось долгие, очень долгие века. Мусульманские страны и… канувшая в Лету Византия, слишком много набравшаяся от этих самых мусульман и не только от них, вообще из обычаев востока.
        - Отвратительно, - скривился сопровождающий Гримани Марино Сонудо, один из членов Большого Совета. - Каждый раз, как я вижу евнухов, вспоминаю о тех христианских мальчиках, которые были похищены, захвачены или просто куплены. И их судьба… И женщины тоже. Под этими тканями могут скрываться француженки, испанки, итальянки… Может даже и те. которые раньше жили в нашей славной республике.
        - Здесь их власть.
        - Их, да, - согласился Сонудо. - Но мы недеянием помогаем этой власти оставаться столь же крепкой. В то время как власть другого султана. Баязида II, уже не столь прочна, как всего пару лет назад. Теперь Османская империя уже не грозит христианским странам, а обращает свои жадны взоры на тот Восток. Откуда и пришла за земли Византии. Я читал недавние сочинения «Нравы Востока» и «Путешествие по землям магометанским». Они хоть и вышли из-под перьев сторонников Борджиа, но лжи там нет. Итальянский король до сих пор трепетно относится к тому, что считает нерушимостью собственного слова. А на этих книгах подписанные им вступления. Я знаю, что ты тоже читал эти книги!

        Вот что мог ответить Гримани своему спутнику? Да. он читал сии сочинения, причём внимательно. Очень полезные для многих, раскрывающие многие неприятные тайны магометанских стран со всех сторон. Быт султанов, визирей, эмиров... творящееся внутри гаремов, постоянное и неизбывное желание распространяться дальше, завоевывать новые земли, чтобы бросить куски добычи в жадные и фанатичные массы славящей Аллаха черни. Вечные требования новых рабов, женщин, золота. Готовность убивать даже родных отцов и сыновей, торговать дочерьми и сёстрами - ибо женщин мусульмане и за людей редко когда считали согласно Корану, их святой книге. Иные частицы правды, обильно снабжённые примерами из жизни, приправленные цитатами из проповедей мулл и прочими изречениями духовных лидеров. И всё это было изложено языком одновременно ярким и понятным даже обычным людям. Хорошие книги, опасные книги. Опасные прежде всего для тех, кто пытался вести дела с Мамлюкским султанатом. Османской империей и иными не христианскими странами.

        Чем опасные? Отношением со стороны. В Венеции это понимали, но бороться с подобным было чрезвычайно сложно. Особенно после Крестового похода, в котором, если что, республика не просто принимала участие, но и получила в результате ощутимые выгоды, расширив свои владения.

        Выгода! Только не от ведения общих дел, а от взятия принадлежащего магометанам силой, по праву победителя. Пусть не самостоятельно, но в союзе… Многим это показалось не просто приемлемым, а очень приятным. Но умеющие смотреть на несколько шагов вперёд - а Антонио Гримани относил себя к числу таковых - опасались как раз потери республикой уникального положения. Ведь чем была Венеция? Торговой республикой. То есть опиралась на торговлю с тем, кто готов платить. А примешивать к звону монет общие идеалы, как предлагали, маня за собой других, клятые Борджиа,.. Венеция не могла позволить себе сражаться в одиночку, так как не слишком велика была её армия, да и флот хоть и являлся сильным, но не сильным сокрушающе. Потому лавирование между более сильными, оставаясь нужными всем. И иногда, время от времени. короткие войны, напоминающие о силе не только золота, но и клинков. Собственных или нанимаемых - это не было столь важным.

        Но сейчас… Антонио смотрел на того же Марино Сонудо и видел, что тот, потомок одного из основателей республики и уже получивший известность писатель, подпал под влияние не самих Борджиа, но провозглашаемой ими идеи усиления натиска на мусульманский мир и вытеснения магометан с ранее занятых теми земель в бесплодные пустыни Африки и совсем уж дальние восточные земли. А если мысли, посеянные в итальянских землях Чезаре Борджиа и его отцом дали такие бурные всходы, то… Предстояло очень сильно задуматься. Марио Сонудо, что о нём ни говори, был противником нынешнего дожа, а значит союзником рода Гримани. А он такой не один.

        Сложно! Как же всё было сложно! Уже подъезжая к крепости Саладина. Гримани в раздражении бросил огрызком яблока в одного из нищих, явно больного проказой. А побирушек в Каире хватало! Казалось, что их даже больше. нежели евнухов или хотя бы торговцев из самых разных стран. И такие же крикливые. Не просящие, а прямо вымогающие из проходящих мимо медные и не только монеты. Льстивые перед теми, в ком видели силу. И угрожающие иным, европейцам. Сейчас, например, эту свору - не только попрошаек, но и просто каирскую чернь - останавливали лишь клинки мамлюков охраны. Именно клинки и именно наголо, извлечённые из ножен. В султанате, корабли которого то и дело захватывались пиратами итальянского короля, даже не пытались отличать итальянца от жителя Венеции!

        Дворец султанов, он же крепость Салидина, был внушителен снаружи и неимоверно роскошен изнутри. Казалось, Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури за недолгий срок своего правления ещё больше украсил это место. Хотя за более чем два с половиной века, с мгновения, когда один из племянников Саладина и его преемник султан Аль-Камиль Мухаммад ибн Ахмад сделал крепость своей резиденцией… Многое изменилось. Впрочем, богатство мамлюкского султана сейчас почти не волновало Антонио Гримани. В отличие от необходимости договариваться с ним. Два дня назад, во время последней встречи, султан намекнул ему, посланнику Венеции, что ждёт важного известия, способного многое изменить или же подтвердить.

        Поклоны, самоуничижающие фразы сперва перед придворными, затем Рахманом Синбадом аль-Бадри, нынешним великим визирем… И только затем возможность предстать перед султаном. Тот, беря пример с османского, тоже не говорил с какими-то христианскими послами напрямую, лишь через того или иного приближённого. Но поскольку Мамлюкский султанат и Венецию связывали давние и крепкие отношения, то разговор обычно шёл посредством великого визиря или, в некоторых случаях, наследника. Сейчас говорил Рахман Синбад аль-Бадри и произносимое им, доносимое через переводчика, Гримани очень не нравилось.
        - …вошёл в нечестивый союз с франками, объединяясь с которыми намереваетсянапасть на нас с суши и с моря. Двое из сыновей султана Баязида II поведут янычарские орта и остальные войска на Антиохию и Халеб. Франки же, приплыв на кораблях, будут мешать нашим доблестным и хранимым милостью пророка капитанам покинуть порты, пользуясь превосходством в числе судов. Зная, что у дожа Барбариго нет дружбы с королём франков, мой великий и благочестивый, осенённый милость Аллаха султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури милостиво разрешает венецианским войскам присоединиться к мамлюкским воинам в борьбе против общего врага. Тогда победа будет столь же быстрой, сколь и сокрушающей как франков, так и искушённому шайтаном османского султана.
        - Великий и могучий султан не был введён в заблуждение недоброжелателями? - поспешил уточнить Антонио Гримани, будучи изрядно удивлён услышанным. - Король Людовик XII, объединивший силы с тем. против кого совсем недавно окончился Крестовый поход… Это может оказаться вымыслом, созданным для вас.
        - Это не вымысел, - слова вновь пошли по цепи от султана к визирю, а там и к переводчикам. - Баязид II ссылается с королём франков через франков, принявших истинную веру, открывших Аллаху могучему и милостивому своё сердце. И он обещал тому Папе, который сейчас в Авиньоне, отдать Иерусалим. Не весь, но важную для вас часть, И тот храм, имени гроба пророка Исы бен Мириам.

        А вот теперь Гримани поверил, равно как и сопровождающие его венецианцы. Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Тот самый, обретённый в ходе первого Крестового похода а затем утраченный - сперва на время, а потом, казалось, уже окончательно или на очень длительное время. Важнейшая для христианского мира святыня и если до неё дотянутся руки Авиньона, то Папа Авиньонский Юлий II получит если не преимущество над Римом, то некоторым образом уравновесит влияние.

        Святыни… Они у каждого свои. Османской империи и её султану Баязиду II не очень сильно требовался Иерусалим, в отличие от Мекки и Медины. Зато эти два города - тоже, кстати, находившиеся сейчас на землях Мамлюкского султаната - не представляли чрезмерной важности для христиан. Потому... раздел. Выгодный обоим сторонам. А значит как Франция, так и Османская империя смогут, случись что, оправдать образовавшийся союз.

        Пока изо рта Гримани словно сами по себе вырывались слова благодарности и уверения в том, что он обязательно и как можно скорее передаст «щедрое предложение великого султана» своему дожу… В голове бились изнутри о кости черепа очень нехорошие мысли. У мамлюков не было шансов выстоять против двух ослабленных, но всё ещё достаточно сильных держав. Точно не сейчас, с заметно ослабленным флотом и после менее года назад закончившегося противостояния внутри страны. Да и вооружение мамлюкской армии оставляло желать лучшего. Увы, но войска султаната едва-едва начали получать огнестрельное оружие. Всего лишь получить тоже мало, необходимо научить воинов правильно его использовать. А кто учить то станет? Они, венецианцы? Такие замыслы у республиканской знати имелись, но вот теперь, когда Гримани услышал о возможном совместном нападении на мамлюков Франции и Османской империи…

        Уже вернувшись в выделенный посольству дом, Антонио приказал готовиться к возвращению в Венецию. Потом же, обращаясь к Санудо, произнёс:
        - Слабый флот, отсутствие пушек, раздоры среди эмиров… Мамлюков раздавят. Возможно быстрее, чем Борджиа сделали подобное с Баязидом II. Может ли их кто-то защитить?
        - Не мы, То есть не Венеция, - сразу, не взяв времени на размышления, ответил Сонудо. - Только если Совет Десяти и Большой Совет обезумеют от жадности. И обезумев, отдадут республику в руки Борджиа. Чезаре ударит сразу, как только наши войска покинут республику. Отсутствие большей части флота, ослабленное войско. И повод к войне, который ему даст Александр VI, ведомый интересами рода и отеческой любовью. Республика перестанет существовать, а самый опасный враг Борджиа, занятый войной с мамлюками, не сможет ничего сделать.
        - А если соблазнить Борджиа разделом «дороги пряностей»? Отдать часть и сохранить для себя оставшееся. Можно убедить советы, сенат… а дож согласится ещё быстрее.
        - Их может и удастся убедить. Чем вы будете убеждать Борджиа? Чезаре, короля Италии. Тамплиеры во главе с их Великим Магистром в Железной короне, защищающие одних магометан от других... Антонио, ты действительно хочешь дать итальянскому королю повод поупражняться в остроумии за счёт республики?

        Гримани представил себе подобное и поморщился. Борджиа он видел, даже говорил и не с единственным членом их семейства. Оказаться мишенью, в которую летят их невидимые, не смертельные даже, но всё равно ядовитые стрелы… такое стоит желать лишь врагам.

        И вместе с тем Марино Сонудо был прав. Для того, чтобы побудить короля Италии защитить Египет недостаточно было обещания золота единовременно и даже процента с «дороги пряностей». Требовалось иное, более важное, способное заставить этого Борджиа, главного среди всей семьи, отойти от громогласно объявленных идей. Так отойти, чтобы сохранить образ не нарушающего слово защитника всего христианского мира. того, который находится в Европе и только там, потому как всем уже стало известно… прохладное отношение Чезаре I к миссионерству.

        Защитник! И то, к чему рвутся враги Борджиа из Авиньона и Парижа. Иерусалим… От подобного предложения сын папы Римского отказаться не сможет, даже если захочет. Нужно было только убедить сперва дожа с советами и сенатом, а потом и до мамлюкского султана донести, что такая уступка единственный выход из положения, что грозит его султанату скорым и неминуемым крахом.
        Глава 4
        Глава 4
        Италия, Рим, октябрь 1496 года

        Тибр - река, что видела многое. И ещё более многих приняла в свои неласковые объятья в виде либо окончательно мёртвом, либо умирающем. Очень уж любили убийцы бросать трупы в реку, понимая, что лучше всего тайны хранятся не в земле, а именно в воде. Особенно если тайна защита в мешок и отягощена несколькими весомыми камнями. А если потом что и всплывёт, то опознать вздувшегося и изрядно подъеденного рыбами утопленника не представляется возможным. Если. конечно, не оставлять особых примет вроде дорогих украшений, оружия, прочего…

        Но не одним лишь разбойникам и желающим избавиться от врагов был важен и нужен Тибр в Риме и не только в пределах Вечного Города. Некогда эта река, одна из самых больших, протяжённых на всех италийских землях, была важной судоходной артерией. Римская империя, к примеру. очень ценила предоставляемые Тибром возможности и всячески их использовала. Потом же… Тибр успел изрядно обмелеть, зарасти, а посему для возобновления полноценного судоходства потребовались бы огромные усилия по очистке русла. А кто бы стал этим заниматься, в раздираемых междоусобицами и постоянными войнами землях? Правильно, никому и дела не было до таких «мелочей».

        Но это было раньше. Теперь времена менялись, и вот уже вновь мало-мальски разбирающиеся в современных - для конца XV века, конечно - мастера задумчиво чешут головы, пытаясь придумать, как именно лучше всего привести реку в пристойное состояния. К тому же намереваясь не слишком затягивать дело и не использовать для воплощения затеи в жизнь совсем уж чрезмерные ресурсы.

        Лично мне было понятно, что с помощью «граблей и такой то матери», пусть и с заметным итальянским акцентом, проблему разрешить если и можно, ко копаться придётся до морковкина заговенья. Требовалось нечто иное, куда более технологически развитое. А прогресс, он, собака страшная, требует не только постоянного подталкивания в спину, но и внимательного наблюдения с щедрым финансированием тех, кто его. собственно, двигает.

        Именно из-за необходимости выразить «высочайшее благоволение» от имени всего рода Борджиа, я сейчас и нахожусь на мосту Святого Ангела, соединяющего собственно замок с городом. Не один, понятное дело, а в окружении охраны, придворных и немалой части Борджиа. «Отец» в наличии, по такому случаю использующий одновременно величественное и благожелательное выражение, как нельзя больше подобающее понтифику. Лукреция, способная очаровывать и в обычном обличье, но сейчас прекрасная до невозможности, облачённая в одеяния вроде бы и женские, зато с намеком на то. что она не просто красотка, но ещё и полновластная королева. способная, случись что, и выехать воодушевлять войска прямо перед сражением. Слегка отстранённая - не потому, что неинтересно, а скорее по привычке, привитой в родной Испании - Хуана, на деле заворожённая всё новыми и новыми изменениями в Италии. королевой которой стала. С трудом сдерживаю желание обнять эту очаровательную, но на людях совсем уж стеснительную особу прямо здесь. Церемониал, ети его за ногу и с ускорением аккурат в жерло Везувия! Несколько кардиналов, полководцы, дипломаты…
Даже прикатившая не так давно в Рим по своим делам Львица Романии Катарина Сфорца, герцогиня Миланская. Прикатившая, да и задержавшаяся на недельку-другую. И дела окончательно порешать, и посмотреть на заинтересовавшее эту во всех смыслах выдающуюся женщину событие. Вон она, бывшая герцогиня Форли, стоит рядом с герцогиней нынешней, Бьянкой,. Наверняка обсуждают нечто своё, частично девичье, но скорее валькиристо-амазонистое. Пусть развлекаются, благо с некоторых пор эта конкретная Сфорца напрочь привязана к интересам Рима и союзна всерьёз и надолго. Даже интересно, как сложится судьба этой валькирии лет через несколько, чего она сумеет добиться в своём Милане и когда поймёт затеянную мной партию, рассчитанную на не годы даже, а десятилетия…

        С чего такая торжественность в целом? На самом деле всё просто. Именно сейчас, именно на этом участке Тибра - обмелевшего, но пока ещё кое на что пригодного, должен был состояться показ первого уникального по местным понятиям корабля. Хотя какого там корабля, по сути большой лодки, пусть и красиво украшенной! Только дело то не в украшениях и прочей мишуре, а в том принципе, согласно которому сие плавсредство могло двигаться. Прототип этого самого средства был - естественно, при настоятельных моих пинках и подталкиваниях - разработан и продемонстрирован алхимиком Вильгельмом Гортенхельцем. Конечно, под эти самые исследования пришлось подложить «историческое обоснование», сослаться на столь весомых и известных в науке персон как Герон Александрийский и его ученики, живших аж в первом вене нашей эры. Ну так и что с того? Дескать, давнее открытие незаслуженно забыли, но это не значит, что нельзя оное оживить и использовать государству во благо.

        Да-да, это я про использование силы пара, а именно паровой котел. Леонардо да Винчи опять же - он то явно Герона Александрийского не забывал, лично интересовался - в своих дневниках и описывал возможное и даже крайне желательное применение силы пара для движения различных механизмов, да и осторожные наброски подобного делал, пользуясь своими уже художественными талантами. И вот он, тоже прототип, но уже втихаря испытанный, а теперь готовый к показу пред глазами широкой общественности. А также вызывающий омерзение и очередные обвинения в колдовстве и «богомерзком сговоре с врагом рода человечества» со стороны «авиньонцев» разного калибра.

        Эти замшелые ретрограды и враги всяческого прогресса с каждым днём раздражали меня больше и больше. Буквально каждое новшество - воздушные шары, новые лекарства, перемены в обычной жизни - они встречали такими воплями и визгами, что стаи дворовых шавок обзавидовались бы. Воистину дивные самки собаки… в рясах и с крестами. После сегодняшнего должен был случиться новый пароксизм ненависти и воистину звериной, первобытной зобы. Но сейчас…

        На той самой экспериментальной посудине находились сразу двое её непосредственных создателей: Вильгельм Горненхельц и Леонардо да Винчи. Вот оно, неискоренимое желание создателей лично продемонстрировать работу любимого детища и, само собой разумеется, получить полагающуюся славу и ещё более расположение тех, кто покровительствовал подобным исследованиям. Семейству Борджиа, ясно дело, ведь другие покамест не рисковали так сильно привечать тех, кто недавно вполне мог считаться «колдунами», «еретиками» и иными крайне не одобряемыми церковью личностями.

        Показалось или нет? Не-а, не показалось. Первый осторожный клуб дыма, затем ещё, ещё… И расположенные по бокам кораблика гребные колёса осторожно начали вращаться, загребая лопастями воду. Поднеся к глазу подзорную трубу, я видел начало движения первого, очень примитивного, но всё же парохода чуть ли не в самых малых деталях. Доселе стоявший на якоре посреди Тибра, лишённый каких-либо парусов, сейчас он начинал движение. Якоря поднимались, тем самым освобождая возможность двигаться, но не по течению, а против оного.

        Колеса начинают вращаться быстрее, дым из трубы валить гуще и… Вот и оно. Нет работающих вёсел, принципиально отсутствуют паруса, а кораблик медленно, но идёт вверх по течению, вызывая массу эмоций у людей, за этим наблюдающих. Охи-ахи, крики изумления, многие осторожно крестятся на всякий случай. Только вот остаться равнодушным ни у кого не получается. И высказывание сестрёнки, которая таки да не удержалась:
        - А когда ты. Чезаре, воздушные шары в честь окончания Крестового похода запускал, тогда некоторые удивились до расслабления всех органов. Очень пахучего расслабления. Особенно забавно смотрелись некоторые монахи. Я, кстати, спросила… Все они, расслабившиеся, в Авиньон или куда-то в те края убежали.
        - Туда и дорога,- оскалился я. - Если же серьёзно, то надо будет всерьёз подумать об упразднении, полном и окончательном, очень многих монашеских орденов, показавших полную или частичную нелояльность. Вообще же они в новых условиях должны сильно поменяться или… раствориться, оставшись лишь на страницах летописей.

        Укоризненный такой вздох Хуаны, которая вроде как и избавляется потихоньку от чрезмерной религиозности и строгого воспитания. Но до конца пути ещё очень далеко. Зато сам Родриго Борджиа куда более рассудителен, рассматривая сказанное с сугубо прагматичных позиций:
        - Рано. Чезаре. Новые Ордена нужны, ты прав. Только сперва надо преодолеть или хотя бы ослабить раскол. Части Священной Римской империи слишком посматривают в сторону Авиньона. Это плохо.

        Киваю, принимая контраргументы. Действительно, сейчас король Людовик XII и Авильонский Папа Юлий II - наиболее неприятные и опасные противники в борьбе за умы на европейских землях. А именно идеологическую борьбу проигрывать нельзя. От поражения на поле боя оправиться можно, если остались верные сторонники, сражающиеся не за золото, а за собственные идеалы. Если же потеряешь идейных - тогда останется пробавляться только наёмниками, которые, несмотря на профессионализм, биться до последнего не станут. Следовательно, нужны идейные мастера своего дела. знающие и умеющие воевать. Собственно, как раз на таких я с самого начала и делаю ставку. Не зря всеми силами привязывал к себе мало-мальски пристойных кондотьеров вместе с их кондоттами, формируя из сего высококачественного материала ядро итальянской армии. Достаточно лишь бросить взгляд в недавнее прошлое, после чего остановиться на настоящем, как сразу становится ясно - выбранная стратегия себя оправдала. Плюс внимание к прогрессу. Вон он, новый плод технического развития, плывёт себе по Тибру, надрывно пыхтя хиленькой паровой машиной,

        Первый блин. Но даже не могу сказать. что комом получился. Для местной невзыскательной публики сам факт наличия корабля, способного двигаться без парусов и весёл, является чем-то непредставимым, этаким чудом света. Очередным чудом, которые Борджиа последние несколько лет демонстрируют одно за другим. И к чудесам уже вполне так стали привыкать, благо все они тем или иным образом ассоциировались у людей с последующей пользой. Исчезнувший страх перед оспой, на корню купированная эпидемия завезённого из Нового Света сифилиса, спектр обеззараживающих и обезболивающих средств, практически убравших смерти от болевого шока и гангренозные воспаления. У тех, конечно, кто имел хотя бы зачатки мозгов и отсутствие религиозного фанатизма, не позволяющего пользоваться плодами «дьявольских и богомерзких придумок аптекаря сатаны». Подзорные трубы, новое оружие и тактика - тут уже иное, а именно ощущение безопасности у простого и не только народа. Ведь если государство обладает сильной и победоносной армией, то населению можно не особенно беспокоиться касаемо возможных вторжений войск противника.

        Налоговые реформы опять же, вкупе с правильным развитием банковского дела. Иными словами, ростовщиков как следует поприжали. Не запрещая прямо, но предоставляя в основанной на банке Медичи сети контор, предоставляющих услуги как по сохранению денег - даже с небольшим процентом дохода - так и с предоставлением займов под весьма щадящий процент на внутреннем рынке. Куда ни кинь, а действительно пользы от нововведений хватало. А посему…
        - Нелепый он, этот твой… па-ро-ход, - по складам выговорила незнакомое ей раньше слово Хуана, смотря на действительно не блещущую из-за громоздких гребных колёс красотой конструкцию. И движется медленно, и страшненький.
        - Первые в мире пушки тоже представляли из себя вычищенный изнутри ствол бамбука и стреляли горстью камешков, которые даже лёгкую броню пробить были не в состоянии. А теперь, дорогая моя, осадные орудия способны крушить каменные стены действительно мощных крепостей, про дерево ворот и тем более простых людей в какой угодно броне я и вовсе молчу. Всё развивается, всё усовершенствуется. Дай только срок!
        - И какой он, этот твой срок?
        - Лет десять, может пятнадцать. Мы с тобой точно увидим всю мощь силы пара, а уж для детей что наших, что Лукреции, что других моих родных и близких примерно нашего возраста подобные новинки станут не диковинкой, а привычной частью жизни.

        Мечтательная улыбка на лица испанки относилась отнюдь не к мыслям о дальнейшем развитии техники и прогресса в целом. О нет, уж настолько то я Хуану успел изучить! Девушку куда сильнее привлекали слова о будущих детях. Млин, это в её то неполные семнадцать лет, что, как по мне, было ну совсем невеликим возрастом даже для того, чтобы в принципе задумываться о подобном. Вообще. вот скажите мне на милость, какого художника надрывать едва-едва созревший и пока до конца не завершивший развитие организм столь тяжёлым испытанием как роды? С этим вообще лучше лет до двадцати не торопиться во избежание различных нехороших последствий. Особенно здесь, во времени, когда медицина едва-едва начинает отходить од дурдома «тёмных веков», вызванных прямо таки зоологической ненавистью христианских фанатиков ко всем прежним достижениям. Да и то эта самая ненависть не исчезла сама по себе. а просто была выброшена с особо рьяными носителями за пределы большей части италийских земель. Не угомонилась, не притихла, просто теперь паскудила лишь там, где её пока не прижимали по политическим причинам.

        Хуана… Увы, но это дитя своей эпохи. Для неё в порядке вещей как ранние браки, так и их последствия в виде тех самых детей. А зашкаливающая детская смертность в младенчестве и не только, равно как и серьёзная угроза для самих рожениц - это тоже воспринимается как опасность, но как бы естественная, входящая с привычный порядок бытия. Плюс упование на божью милость, божью же помощь и весь подобный бред. Порой из сил выбивался, лишь бы вложить супруге в голову простейшую аксиому относительно того, что боги помогают тем. кто и сам себе помочь стремится. Получалось, это да, но с переменным успехом. Отсюда и моя чрезмерная осторожность в делах постельных, дабы не устроить раньше времени определённые последствия. Время, оно здесь ни разу не критично, а уж вздохи со стороны супруги и «отца» с «матерью» я легко переживу. Уже переживаю в постоянном режиме.

        Привычно забалтываю супругу, переключая внимание этой ещё совсем юной девушки на очень интересные перспективы тех же паровых машин. А много ли надо той, которая стала постигать настоящую красоту мира лишь недавно, по причине замужества вырвавшись из-под мелочной опеки испанского духовенства и разного рода дуэний и полудуэний под разными личинами. Забавно, но факт. Частенько замужество тут становится ещё одной клеткой, золотой или позолоченной в лучшем случае. Зато Хуане, как по мне, сильно повезло. Почти полная свобода и лишь очень осторожное, почти незаметное влияние. Окружение опять же, как нельзя больше способствующее раскрепощению и раскрытию личности вне установленных рамок.

        Меж тем собственно демонстрация нового чудо-корабля подошла к концу. Несколько раньше ожидаемого кораблик приткнулся поближе к берегу. , да и дым из трубы валить перестал. По ходу, опять проблемы с собственно паровой машиной. И хорошо, что не сразу, а после демонстрации возможностей. «Детские болячки», от них никуда не скрыться. Зато сошедшие на берег испытатели во главе с да Винчи и Гортенхельцем выглядят донельзя довольными, что само по себе неплохой показатель. Сам кораблик почти сразу берётся под охрану, чтоб ни одна зараза даже и думать не мыслила прошмыгнуть на борт. Полная тайна и без малейших послаблений! Мне оно нафиг не требуется, чтобы особо любопытные персоны сунули нос к собственно паровой машине, да и связка оной с гребными колёсами тоже открытой информацией являться не будет ещё очень долгое время. Военная технология ж! Согласен. не только военная, но по любому дающая огромное преимущество, если правильно разыграть пришедшие на руку карты.
        - Опять задумался, братик? - прикоснулась с моему плечу Лукреция. - Успеешь ещё. Сейчас нужно на площадь. Отец произнесёт очередную речь о торжестве науки над предрассудками, а также о том, что подобное угодно церкви и он, как викарий Христа продолжит стоять на страже истинной веры и защиты её от еретиков. В том числе и особенно от собравшихся в Авиньоне и разжигающих новые костры во главу не бога, а иной силы. И нам, как особам коронованным, несколько слов сказать придётся.
        - Да, теперь и тебе тоже, - улыбаюсь, вспоминая то, как Лукреция раньше представляла себе бытие королей. Идеализированно, несмотря на все мои слова. - Потом ещё и торжество в нашем, Борджиа, дворце в честь создателей паровой машины. Очередные награды для Гортенхельца и да Винчи, благо оба их более чем заслужили, причём из рук что отца, что наших.
        - Леонардо да Винчи нужны не только деньги и земли. Он желает… Ты сам знаешь, чего именно.
        - Я своё слово сдержал, причём в срок. Он тут, рядом с любимой женщиной и детьми, а также имеет возможность дать им привычную и достойную жизнь.
        - Только пока они считаются детьми Джан Галеаццо Сфорца. Хотя всем известно, кто их настоящий отец. Трастамара, пусть неаполитанской их ветви, не та супруга, которую может получить всего лишь сын простого нотариуса из небольшого города. Но он желает большего.
        - Желает. И я не собираюсь ставить его перед несбыточностью подобных желаний. Пусть доказывает свою значимость и полезность, помогая укреплять королевство, тем самым повышая и свою в нём значимость. Если же влияние Леонардо достигнет определённой черты и перейдёт её - что ж, тогда даже кажущиеся несбыточными мечты способны становиться реальностью. Эх ты! Лукреция, а на это стоит взглянуть. Зрелище мерзкое, но внимания заслуживает.

        Поскольку подзорные трубы были у многих - не многих вообще. а из числа элиты королевства - то не составило особенного труда рассмотреть начавшиеся было, но быстро пресечённые беспорядки. Ну да, куда ж без них! Это я не про конкретно беспорядки, а касаемо их устроителей. Фанатики, чтоб им пусто было. То пытаются прорваться к находящимся на земле воздушным шарам, чтобы их сжечь. То пробуют разгромить типографию, в которой печатают, по мнению «авиньонцев», еретические и колдовские книги. Врачи опять же порой находятся в зоне риска, особенно те, которые в моргах проводят вскрытие тел с целью установления причин смерти или просто за ради изучения различных аномалий и патологий развития. Ах да, один раз таки да ухитрились побить стеклянные сосуды, в которых хранились заспиртованные части тел, необходимые для обучения юных медиков. Мракобесы, чтоб им пусто было! Частенько хочется заспиртовать их самих, но увы, уродства душ внешне не проявляются в большей части случаев, а значит подобная выставка не окажется чем-либо действительно полезным и познавательным.

        Вот и на этот раз мероприятие не обошлось без внимания их завшивленных и благовоняющих физиомордий. И это я нисколько не преувеличиваю, поскольку частое мытьё также было греховным по представлениям этих идиотов. Типа того. что истинных праведник должен быть измождён. Убог, вонюч и болен сразу несколькими телесными недугами. Дурдом, однако…. Не оскудеет шар земной скудоумными и больными на всю голову.

        Естественно, на что-либо умное и эффективное они не сподобились, так как для подобного им требовалось постоянное влияния «поводыря» из числа не фанатиков, но умеющих обращаться с подобной фауной. Таковых в Рим загнать последнее время было очень сложно - их искали и, найдя, в лучшем случае быстро вешали, а как правило сначала выжимали досуха на предмет полезной информации. Отсюда и убогость действий. Сейчас они, к примеру, пытались забросать экипаж первого в Италии парохода камнями и зажжёнными факелами. Получилось, само собой, практически никак, но шум создать таки да удалось.
        - Опять горе-висельники, - прокомментировала увиденное Лукреция. - Поступишь как обычно?
        - Естественно. Повешу на одной из площадей непосредственно за ноги. Ну а палачи будут этих убогих розгами до вечера по задницам охаживать, попутно перечисляя их многочисленные прегрешения, первейшее из коих - глупость неизлечимая.. Потом же, как только телесные наказания закончатся, отправятся на годик трудиться в каменоломни или там на иных полезных для города работах. Камнями кидаться - это, знаешь ли. совсем нехорошо. Могли кого-нибудь и зашибить. Наверняка хоть одного из горожан да задели ручонками своими корявыми. Потом же... пусть катятся на все стороны света, а лучше прямо в Авиньон. Там такого мусора всегда в избытке.

        Брезгливость и презрение - вот что было очень весомым идеологическим оружием против фанатиков такого вот невысокого ранга, не успевших кому-либо всерьёз навредить. Если им подобные ухитрялись кого-либо убить или серьёзно покалечить - о, тогда и наказание было соответствующим, вплоть до массового отчекрыживания тех кочанов капусты, которые лишь по недоразумению числились головами. Всем следовало помнить, что на подданных короля Италии и вообще вассалов Борджиа нельзя нападать никому. А если уж напали - будьте готовы получить такую ответку. что и у ангелов крылья подгорят.

        Пока мы не могли добраться до идейных вдохновителей, засевших в Авиньоне. Пока! Но кое-какие шаги уже были предприняты. Те самые, применяемые ещё мной в бытность Кардиналом против заказанных объектов. Тут я пользовался ядами редко, но теперь настало время, не против коронованных особ, даже не против Папы Авиньонского. Это политика, пусть и очень жёсткая. И пока можно обойтись без особых средств, без них лучше обходиться. Но держать наготове, куда без этого. Зато против настоящих выродков, таких как Крамер и прочая свора инквизиторов, любые средства хороши. Сложно лишь найти подходящих людей, чтобы оказались в достаточной близости от цели. Глава доминиканцев, кардинал Крамер, он ведь отнюдь не дурак, вот и окружил себя исключительно доверенными людьми, на которых пробы негде ставить. Фанатики, садисты, отлично понимающие, что тут их не ждёт ничего, помимо позорной и оч-чень мучительной смерти на одной из площадей. Ибо как сами они измывались над «ведьмами и еретиками», то и должно к уродам вернуться в полной мере.

        Ладно, тут уже всё закончилось, серьёзно испакостить торжественное событие этим убогим не удалось, а значит следовало переходить в следующей стадии намеченного. Ага, той самой, в которую входило выступление перед народом, затем торжество для особых гостей и бесплатное угощение с увеселениями для широкой публики. Тут ведь дело не в желании повеселиться очередной раз, а в прививании очень полезного рефлекса. Новые достижения просто обязаны ассоциироваться у народа с чем-либо приятным. Хлеба и зрелищ! Как было это актуальным в древнем Риме, так и в нынешнем остаётся востребованным.

***

        Танцы… Признаться, не большой я специалист в этом деле, но и полным бездарем назвать сложно. Были в той ещё жизни ситуации, когда требовалось мимикрировать, сливаться с людьми и в тех местах, где они были обязательной частью. Приёмы, благотворительные вечера и всё в таком роде. Отсюда и необходимый минимум, который пригодился и тут. Да, сами танцы были совсем-совсем другими… поначалу. Но поскольку римский двор в силу понятно каких обстоятельств быстро так стал наиболее модным и прогрессивным, то и танцы менялись тем сильнее, чем больше проходило времени. Разумеется, им было всё равно далеко до современных мне, но процесс не просто пошёл, а уже и являлся неостановимым.

        Обязательные, но от этого ничуть не разочаровывающие танцы с Хуаной, потом с Лукрецией, даже с Бьянкой разок не то чтобы пришлось, просто… Подруге подобное вообще было не слишком по душе, а уж танцы в плане близкого нахождения к мужчине и вовсе вызывали реакцию, словно у встопорщившегося дикобраза. Детская травма, больше и сказать нечего. Хоть немного примиряло с ситуацией девушку то, что партнёром по танцу выступал я - человек, которому она не просто была предана, но и по настоящему доверяла. Я бы вообще оставил её вне танцевальных дел, но увы, от этого было бы куда больше проблем. Герцогине Форли требовалось соблюдать пусть минимум, но всё же приличий, в число коих входило и ношение подобающей женщине её положения одежды - на торжествах уж точно - и принимать ритуальные ухаживания от потенциальных женихов по причине своего незамужнего состояния. С платьями то более менее всё образовалось, за что отдельное спасибо сестре, сумевшей таки привить ближайшей подруге и не только если не любовь, то хотя бы терпимость к красивым нарядам. А вот как бы кавалерами пришлось озаботиться уже мне. В роли
последних периодически выступали то один, то другойвоеначальник из числа бывших кондотьеров. Изображали живейший интерес, как бы ухаживания, на деле же просто болтая с близкой по духу и мировосприятию особой о делах военных и политических. Более ничего. потому как часть знала об особенностях Бьянки, а другая часть была предупреждена о рамках, за которые не стоит выходить. Вот так вот всё и обстояло. Сложно, но тут уж ничего не поделать.

        Сейчас же… Мда, та ещё партнёрша по танцу! Не в плане отсутствия красоты или неприязни, отнюдь. Катарина Сфорца была и красива, и интересна во всех смыслах, чего уж там! Тридцать с небольшим лет даже здесь для женщины, умеющей и старающейся следить за собой, возраст если и не юный, то и близко не подошедший к первой опасной для внешности черте. Ч-чёрт, да Катарину даже семь родов ничуть не испортили в плане красоты и умения её преподнести. Тут ещё и здоровье свою роль сыграло, многим на зависть.

        А танец это не просто так, а ещё и разговор во время оного. Не со всеми и не всегда, конечно, да и темы частенько самые нейтральные. Только не в случае с Львицей Романии, она всегда предпочитала банальному светскому трёпу куда более острые и интересные лично ей темы. Вот как сейчас.
        - Никак не могу понять, Чезаре, куда именно теперь устремлён ваш взор?
        - Несмотря на наличие супруги, красоту ценить отнюдь не разучился, - делаю вид, что не понимаю намёка. - Так что на вашу красоту, Катарина. Право слово, она того более чем достойна.
        - Льстец… Но умелый.
        - Истина, высказанная в подобающей обрамлении, лестью не является. Всего лишь достойной оценкой реальности. Ну а если быть более серьёзным, тоя действительно не до конца понял вопрос. Смотрю я как Борджиа или как король Италии? С точки зрения военной или политической?
        - В какой-то мере всё вместе. Закончился Крестовый поход, победители начали обустраивать доставшиеся им земли, использовали иную добычу. Что вы собираетесь делать дальше? Сосредоточитесь на преодолении Авиньонского Раскола или же пока отставите это печальное событие в сторону? События в Ливорно заставляют думать о первом. Но ваш интерес к Русскому царству наводит на другие мысли. И это лишь известное мне.

        Умна, этого у Сфорца не отнять, особенно у конкретной представительницы сего семейства. Уничтожение, причём показательное, оплота «савонаролышей» произвело серьёзное впечатление на «авиньонцев». Показало, что и с их верхушкой особенно церемониться не станут, а про инквизиторов, измаравшихся в крови невинных сверх любого предела, и вовсе сомневаться не приходится. Но и интерес к Руси секретом уже давно не являлся. Не после того, как пошли первые серьёзные поставки леса. Корабельного, само собой. Относительно серьёзные, поскольку этот материал сперва требовалось подготовить, «просушить», а уже потом строить из него корабли, не опасаясь, что через пару-тройку лет их сожрёт червь.

        Это что касаемо дел чисто торговых. А были и совсем уж политические. Пускай вести из Москвы до Рима идут немалый период времени, но уже подоспели важные известия. Те самые, касающиеся проблемы тамошнего престолонаследия. Бегство царицы Софьи Палеолог с чадами, домочадцами и немалым количеством воинов в Литву, оно не просто так произошло. Окопавшийся до поры посланник в Москве заслужил свою награду, которую и получит в скором времени. Вот только окончательно уладит нужные вопросы с Иваном III и может возвращаться, оставив вместо себя того, кого пришлют на замену. Оставлять Русь без доверенного и способного человека нельзя, а то мало ли как всё обернётся.

        Зато главное уже сделано. Пробравшиеся было на Русь византийцы показательно обгадились, оказавшись по уши в заговорах, мнимых и реальных, а бегством лишь окончательно отрезали дорогу обратно. Да и поддерживающие их церковники мракобесного толку, если не случится очередного форс-мажора, получат по рогам и будут вести себя гораздо тише. Учитывая же, что наследником на данный момент официально объявлен царевич Дмитрий, то… Не то у него окружение, которое будет с «иосифлянами» дружеские мосты наводить, совсем не то.

        Палеологи - это дело иное. Вроде как их «русская» карта отыграна, но вместе с тем влияния они не утратили. Просто откочевали в Литву, и теперь будут там плести ядовитые сети, ловя в них тех, кто не обладает иммунитетом к византийской, то есть особо хитрой азиатской заразе. Извести бы их, как тараканов, да только Литва - это пока вне зоны досягаемости. Но кое-кого из этой поганой семейки мне отловить удалось. Андрей Палеолог, родной братец царицы Софьи, прикидывающийся златолюбивым дурачком-побирушкой, готовым многократно торговать своими формальными правами на все земли бывшей Византийской империи. Очень удачная маска. На деле же - опасная тварь, создавшая многошаговый план по восстановлению влияния своей откровенно гнилой семейки, посредством брака Софьи с Иваном III. Брак. постепенное увеличение влияния, подкуп знати и духовенства - не в последнюю очередь на те самые деньги, которые он, Андрей, получал как подачки и как плату за формальную возможность получить куски сгинувшей Византии.

        Что затем? Устранение русского царя и его наследников не от Софьи, восшествие на престол Василия, сына Софьи. А затем, понятное дело, и самому вернуться в Москву, откуда его пинком под зад выставил Иван III. Но нет, это уже было совсем нереально. Куда он вернётся то, особенно сидючи в одной из подземных камер замка святого Ангела? Привык, что его все считают абсолютно безобидным, вот и не поостерёгся. Не озаботился собственной безопасностью. Зато находясь у нас, Борджиа, в гостях, сей Палеолог пел соловьём, выдавая такие тайны европейской и не только политики, что аж завидно становилось. О многом я лишь догадывался, о некотором и вовсе не знал. Равно как и о далеко идущих планах византийской семейки, будь она неладна!

        Не всё, но кое-что из этого я сейчас и рассказывал Катарине. Собственно танец уже закончился, но тема для разговора отнюдь не иссякла. Потому отошли к стеночке, да и продолжили беседу. Никто из не особо доверенных персон, понятное дело, близко не подходил. Попытки же, буде таковые и имелись, пресекались на подходе окультуренными телохранителями - теми самыми, которые умели не только убивать, но ещё и вращаться в обществе.
        - Византия снова напомнила о себе, даже после завоевания, - процедила Сфорца, не будучи любительницей восстающего из могилы прошлого. - Хорошо, что италийским землям они не угрожают. И их претензии на византийские земли, отвоеванные у османов, даже если прозвучат, смешны.
        - Опасны не византийцы, а византийство. Ум европейца и душа, поражённая язвой азиатства. Но они уже проиграли, попытавшись сделать далекую Москву вторым Константинополем. Их опасность заключалась не в силе, а в яде.
        - Борджиа знают в этом толк.
        - Знаем, - охотно согласился я, ничуть не смущаясь уколом со стороны хозяйки Милана. - Только не ядом единым. А эти… Я перешлю часть допросных листов Андрея Палеолога, там есть много любопытного и для вас.

        Помедлив пару секунд. Катарина кивнула, не просто соглашаясь, но показывая свою признательность. Затем переключилась на иную тему, вроде как не связанную с политикой, но в то же время и не совсем.
        - Наши авиньонские «друзья» снова льют грязь в сторону Рима. И на этот раз им удалось задеть больное место, Чезаре. Пока это начало, но через год или два станет опасным.
        - Что именно?
        - Слухи, что Господь покарал детей Антипапы бездетностью и теми грехами, за которые были уничтожены библейские Содом с Гоморрою. Вам следовало отравить или удавить гарротой этого Буркхарта ещё до того, как у него появились первые мысли о побеге в Авиньон.
        - Моя вина, не успел вовремя, а раньше просто не посчитал нужным. Но помилуйте. Катарина, обвинять отца, меня или там Джоффре в любви к мужским задницам… Это попросту не смешно. Даже скудоумные сторонники инквизиторов в подобное не поверят. А бездетность… Хуана пока ещё чересчур молода для безопасных родов, Лукреция даже мужем не обзавелась сразу по нескольким причинам. Что же касается Санчи, женушки моего младшего брата… Поверьте, эта синьора может забеременеть в любой момент. Главное, чтобы это сделала правильно.

        Намёк на откровенную блудливость Санчи, в девичестве Трастамара из неаполитанской ветви, был не слишком тонким. Хотя тонкость здесь вовсе не требовалась. А уж зажигала дамочка ещё некоторое время назад так, что хоть святых выноси. Оно и понятно, ведь в силу политической необходимости обретённый ею муж-подросток не был сколь-либо адекватен именно как супруг. Потом ситуация малость изменилась, но специфика Санчи никуда не девалась. Хлопотное создание, пусть являющееся красивой и весьма неглупой особой. И когда уже именно Джоффре дозреет до детей, придётся помещать его нимфоманистую жёнушку в этакий карантин, чтобы быть уверенным в отцовстве. Иначе никак. Мой же непутёвый «братец» Хуан и вовсе паршивая овца, до него нет дела никому, кроме матери, да и та только печально вздыхает при вестях об очередных творимых им безумствах.Так что его выходки вообще никакой значимости не представляют, буде таковые и обнаружатся.

        Уверен что Катарина Сфорца это прекрасно понимала. Только речь завела не совсем об этом. Ну да. так оно и есть.
        - Упоминание Содома - это не про мужскую часть вашей семьи, Чезаре. Лукреция, при всей моей к ней симпатии, оказалась… недостаточно осторожной. Или просто Буркхарт слишком умело искал и находил чужие секреты.
        - Последнее, - проворчал я. - За то его и ценили, потому и не познакомили с гарротой.
        - Теперь это неважно. Но именно Лукреция стала началом, от которого стали выплетать паутину авиньонские пауки. Ложь опровергается, если ни на чём не основана. У этой лжи основание есть. И от действительного уже протянулись нити к обычной выдумке. Пока слабые, но по прошествии времени это может поменяться. Не здесь, не в Италии и не в союзных странах. Но вы же не хотите полностью потерять другие земли? Для Рима такой исход станет болезненным ударом.
        - Предлагается поторопиться, действиями опровергнув уже распылённый в воздухе словесный яд?

        Кивает Сфорца. Кивает и улыбается, благо всегда любила беседы с понимающими ход её мыслей людьми. И несколько неожиданно для одной герцогини подобралась другая. Я же, по причине опыта, успел заметить Бьянку чуток пораньше. Зато для бывшей герцогини Форли слова нынешней реально стали внезапными.
        - Кого хочешь предложить в мужья нашей дорогой Лукреции, Катарина?
        - Бьянка! - чуть ли не подпрыгнула на месте Львица Романии. - Тихо ходишь. Это… опасно.
        - Для меня или тех, к кому подхожу?
        - По-разному, - не восприняла шутку Сфорца. - Мы обе не нежные цветы, а скорее дикие розы с очень острыми шипами. А Лукреция… Я не верю, что её отец и мать не настаивают на браке. Но она может выбирать. Королева и консорт, только так. Другого и Чезаре не позволит.

        Права, что тут скажешь. Мне всякие разные претенденты на короны нафиг не впёрлись, а потому таковые, если возникнут, будут изгоняться пыльным веником с добавлением пинка под зад. Да и не от меня одного, благо сестрица тоже не агнец божий. Скорее уж набирающийся опыта чертёнок с красивым личиком и сформировавшейся фигуркой. Однако, есть и ещё один важный нюанс, о котором Сфорца не упомянула. Я же как раз и напомню.
        - Даже если со всей серьёзностью отнестись к авиньонским козням, есть ещё моё слово, которое я не нарушаю. Лукреции было обещано, что она выйдет замуж только по собственному желанию и никак иначе. А уж будет это любовь или политическая необходимость - решать исключительно ей. Впрочем… Если сперва случится необходимость, а потом возникнет любовь - ничего не помешает оформить развод. Уверен, что викарий Христа ей не откажет.
        - Тогда… - призадумалась Сфорца. - Ложный брак с кем-либо из знати. С тем, кого ваша сестра знает и к кому дружески относится. Два, может три или пять лет. Тебя бы тоже замуж, - вздохнула герцогиня Миланская, глядя на Бьянку. - Только тебя к алтарю и скованной не притащить.

        Смущение? Это ни разу не про мою подругу. Вот и сейчас скалится во все зубы, которые у неё, как ни странно для бойца с немалым опытом все целы. Редкое по этим временам явление, но меня только радует.
        - Ты не смейся, - спокойно так произнесла Сфорца. - Знаю, что ты и мужчины, особенно в качестве супруга, не совмещаетесь. Но деньги, земли, герцогство, которое мне небезразлично - это всё кому достанется? Детям твоей сестры, Риккарды? Она хорошая девочка, но не ты. Обычная. И род новых Медельячи если не угаснет, то и не вспыхнет, подобно яркой звезде.
        - Я… Это другое. У меня друзья мужчины, но муж… Нет! Только не после…
        - Успокойся, Бьянка, - голос Катарины сделался совсем уж участливым, да и руки, которые она положила на плечи девушки, одновременно и удерживая ту от возможного побега и успокаивая, они тоже о многом говорили. Родственные души. Отсюда и искреннее участие Сфорца. - Я не знаю, что у тебя произошло, но могу догадываться. Вижу. что Чезаре знает, но он всегда хранит чужие тайны, ему доверенные. Но если ты расскажешь мне, может я смогу тебе помочь. Женщины некоторые вещи понимают лучше мужчины, ты же знаешь.

        Кивает, а в глазах смятение и растерянность. Вот уж действительно застали мою подругу и советницу-помощницу-охранницу врасплох. В самый неожиданный для той момент, да ещё и когда она чуток приоткрылась и почти полностью расслабилась. На пользу… надеюсь. Во вред уж точно не пойдёт. Детские психические травмы, они такие. Живут внутри, вызревают, а потом прорываются тем или иным образом. Сам я, признаться, думал вскрыть гнойник несколько позже, задействовав Лукрецию. А тут вот как вышло. Посему…
        - Катарина. Бьянка. Думаю, лучше вам наедине побеседовать. Исключительно женский разговор, к коему никто другой касательства иметь не долен. И даже наша дорогая Лукреция. Поговорите, а уж потом посмотрим, что и как.

        Бьянка растерянно кивает, а вот на лице Катарины Сфорца я вижу одобрение и готовность воспользоваться удачно сложившейся ситуацией. От души надеюсь, чторезультат будет… хоть сколько-нибудь положительный. Тут важно сделать первый, самый сложный шаг. Потом будет гораздо легче.

        Пусто место свято не бывает! Это я про себя и то, что в одиночестве поскучать у стеночки точно не получится. Сразу две дамы пожаловали и обе Борджиа, урождённая и ставшая оной. Лукреция и Санча. И если первая, как и всегда, адекватна и энергична, то вот вторая изволила слишком много выпить. А в подобном состоянии стервочка начинает даже на публике вешаться на всех подряд, не разбираясь толком. на кого именно, лишь бы на лицо неплох был… или была. Пару раз пробовала и к Лукреции приставать, но банальным образом получила по заднице от Бьянки, которая не собиралась уступать свою обожаемую подругу какой-то там потаскушке, пусть и из рода Трастамара.
        - Чезаре… - несмотря на выпитое. Санча оставалась очаровательной. Да и голос ни разу не отражал то количество вина, которое плескалось внутри. - Ты и один? Если не моя родственница и твоя супруга. то есть и другие юные синьорины, готовые скрасить временное, но одиночество короля. Достаточно поманить пальцем, даже взглядом. Или мне тебе помочь в этом? Во многом помочь…
        - Прекрасна и порочна, - протянул я, глядя на дочь давно уже мёртвого короля-живодёра. Знал, что это её ничуть не обидит и более того, будет воспринято как комплимент. - И бесконечно пользуешься моей тягой к прекрасному. Но-но, не такой явной и не прямой. До сих пор в раздумьях, что бы такое посоветовать Джоффре, чтобы брат смог хоть немного тебя укротить.
        - Быть сильным. Очень сильным… И тогда я полечу, словно бабочка к огню.
        - Ты и так много где порхаешь и куда перепархиваешь, - прокомментировала излияния Санчи сестра. - Не волнуйся, Чезаре, я уже послала за Джоффре. Или за теми, кто нашу бедовую родственницу к нему доставит. Ей в таком состоянии надо в постель. И не только для сна, но и того, что будет перед ним.

        Это точно. Самый лучший способ угомонить Санчу - как следует её отыметь. Проверено не лично, но известно из достоверных источников. Ясное дело, что Джоффре для подобного действа уговаривать не нужно - ибо женушка его блудливая настоящая красотка. Только вот чрезмерные потребности одной и не бог весть такая выносливость второго как раз и создавали определённого рода нестыковку. Мда, тот ещё сюрр, но он имеет место быть и ничего с этим не поделать. Впрочем… В последнее время и тут стало значительно лучше. Раз уж Санча малость того, бисексуальна, то высказанная мысль оградить Джоффре от возможных проблем путём перевода его любвеобильной жёнушки на женскую сторону… Вроде как и получилось. В некоторой степени. По крайней мере. тот момент, когда тот таки да застал свою благоневерную за наставлением рогов, то они были не столь оскорбительны для мужского самолюбия. Две девушки, пусть одна из них Санча… всяко лучше. чем она же и с каким-то мужиком.

        Минимизация ущерба, больше и сказать нечего. Ни мне, ни «отцу» напрочь не требовался разлад в благородном семействе, который иначе непременно стал бы куда серьёзнее. Плюс в кои-то веки Родриго Борджиа признал, что и от дурного увлечения Лукреции Бьянкой возникла хоть какая-то польза. Джоффре то тоже был осведомлён о любовных приключениях сестры. Вот и более мягко принял… схожие, пусть и частичные закидоны Санчи. Ну а то, что бывшей Трастамара не было особой разницы, с кем оказаться в постели, наставляя мужу рога - это уж оставалось и должно было подольше оставаться секретом.

        Сложности, всюду сложности! Поэтому когда вышеупомянутую красотку из рода Трастамара утащили поближе к Джоффре, находившемуся в другой части дворца, я только облегчённо выдохнул. А потом ещё объяснял Лукреции, куда делась Бьянка и когда она вернётся. О, женщины, вам имя не вероломство, а скорее слабопредсказуемость. Уж в некоторых сферах точно!

        Пока суд да дело, обнаружилось, что спокойствия сегодня не видать. Совсем. И это я не про бившее вокруг ключом веселье и не про появившихся танцовщиц из числа куртизанок разного пошиба. Подобное нормально, особенно в последние пару лет. Смягчение нравов, ослабление оковывающих сознание людей цепей, наброшенных ненавидящим красоту и эстетику, особенно женскую, авраамизмом. Я сейчас совсем про другое.

        Другое - это венецианский посланник. Переминающийся с ноги на ногу в ожидании момента, пока мрачная охрана, вынужденная оставаться трезвой и даже к девочкам не имеющая возможности поприставать, пропустит болезного на предмет поговорить.

        Посланник, к слову сказать, был не абы кто, а родственник самого дожа, Если точнее, один из многочисленных племянников последнего, Джованни Барбариго. Получив эту должность около трёх месяцев тому назад, Барбариго пока ничем этаким себя не проявил, больше присматриваясь и разнюхивая обстановку в Риме. Выжидал… и попутно продолжал политику предшественника, всеми силами демонстрируя нейтралитет Венеции во всём, что касалось Авиньонского Раскола. Ни разу за эти три месяца не искал встречи по собственной инициативе и вдруг нате. Даже не дождался более подходящего момента, чтобы застать меня в лучше настроении. Для дипломатов, сколь-либо понимающих в своём нелёгком ремесле, очень важно уметь выбирать подходящие моменты для того или иного разговора. Сейчас момент был однозначно неподходящий, но дожев родственник всё же настойчиво желал пообщаться.

        Глупость или неопытность? Сильно в том сомневаюсь. В Рим бы не послали откровенного бездаря, сколь бы важной персоной он ни был. Тем более Агостино Барбариго, всё время своего правления борющийся с весьма сильной оппозицией, откровенно мешающей ему проводить желаемую политику. Уж некомпетентностью племянника дожа эта самая оппозиция охотно бы воспользовалась, можно даже не сомневаться! Тогда остаётся что? Правильно, нежелание даже в малой степени выпускать из надёжных рук возможный контроль за происходящим в Вечном Городе.
        - Посол, - жестом я приказал охране пропустить венецианца. - Чем обязан, отчего на вашем лице столь отчётливо читается желание поговорить? Сейчас великий день, у всех, помимо ненавидящих науку воинствующих мракобесов из Авиньона и им сочувствующих, отличное настроение и желание отпраздновать сход на воду первого корабля нового вида. А тут вы. Джованни. С лицом, словно умерла любимая тёща. Вроде и надо опечалиться, да только сперва стоит десять раз подумать, будет ли печаль искренней и не вызовет ли понимающие усмешки.
        - Письмо от дожа Агостино Барбариго. Ваши Величества, - выдав сразу два поклона, мне и Лукреции, венецианец протянул мне письмо с легко узнаваемой печатью венецианских дожей. - Сперва прочтите, а об остальном, питаю надежды, вы и сами захотите поговорить.

        Крак. Сургуч был незамедлительно сломан, а открывшееся послание Агостино Барбариго предстало перед глазами моими и Лукреции. Рядом лишь родственник дожа и посол по совместительству, а также охрана. Всё, больше никого и не подпустят. Народ вышколенный. Понимающий расклады. Раз появилось письмо, которое я с интересом читаю, да к тому же не абы какое, значит остальных, оказавшихся поблизости, будут заворачивать обратно. Сперва вежливо. Потом, коль не поймут, не очень.

        Читаю каллиграфически начертанные строки, продираясь через обязательное вступление к собственно основе. Та-ак… Неожиданно, но в то же время удивляться не стоит. Получается, затейники из Парижа во главе лично с Людовиком XII Валуа, если верить сведениям, полученным венецианцами, таки да спелись с султаном Баязидом II. Не против нас, понятное дело - подобное мало кто в Европе понял бы, а не поняв, могли со всей охотой сколотить антифранцузскую коалицию - а против Мамлюкского султаната.

        Неожиданным являлся именно союзник и противник, поскольку суету французов, готовящихся к уже собственной войне с магометанами, наблюдали все имеющие глаза и толику разума. Да они и сами не скрывали, понимая, что шила в мешке не утаишь. А уж подготовку армии и флота тем паче. Просто маскировали под желание ударить по магрибскому сектору как по наиболее выгодному с точки зрения добычи противнику и вместе с тем не столь опасному в свете последних событий. Там ведь основой силы являлся флот, а он становился всё менее внушительным с учётом продолжающих резвиться на море наших каперов.

        Выгода финансовая и иная, идеологического характера. Для Людовика XII Валуа были чрезвычайно важны обе этих части. С трудом удерживаемая им как единое целое Франция, подъедаемая изнутри очагами сепаратизма, требовала вливаний как финансовых, так и идеологических. С золотом было плохо, а идеалы… Авиньонский Раскол мог стать основой, но не сам по себе, а исключительно в случае сколь-либо зримых результатов. Пока же получалось так. что пока Рим собирает союзников и проводит успешную атаку на османскую империю под знамёнами Крестового похода, в Авиньоне… стараются ещё сильнее разжечь костры инквизиции. Пусть Крамер и его свора только-только начинали свои поганые делишки на французских землях, да и сдерживались по возможности, но запашок гари уже поплыл. Пока что слабенький, местами, но этим тварям дай только начать, а уж остановиться они по своей воле никогда не остановятся.

        Отсюда и необходимость показать, что они, создавшие Авиньон как символ раскола и столицу нового Папства, также должны показать себя в амплуа борцов с врагами христианства. Не с османами, потому как сие направление уже было отработано, а с другими. Вот отсюда и вроде как магрибское направление. Вроде как! На деле же вот как оно выходит.
        - Твари! И совсем-совсем не божьи, - прокомментировала Лукреция уже прочитанную часть послания. - И они что, думают, будто союз с теми, кого недавно били крестоносцы, сойдёт им с рук? Можно так всё представить, что…
        - Читай дальше. сестра. Там будет самое интересное, многое меняющее.

        Недовольное ворчание, но возражений как таковых не прозвучало. И это правильно, потому как дальше становилось ясно, на что нацелились неожиданные союзнички. Одним требовался Иерусалим, другим, соответственно, Мекка и Медина. Ну и разделить иные части Мамлюкского султаната Франция с Османской империей однозначно не откажутся.

        Достоверность написанного в письме? Верить по умолчанию я не собирался, но вероятность была высока. Про намеренное дезинформирование нас венецианцами и вовсе речи не шло. Ибо на кой? Ложь всё едино всплывёт, а положение венецианцев не такое хорошее, чтобы ещё сильнее раздувать пламя неприязни, уже существующее между республикой и королевством. То есть уже королевствами.

        Это что касалось вводных данных. Меж тем одними ими послание не ограничивалось. Агостино Барбариго, сильно озабоченный получаемыми Венецией доходами от посредничества торговли пряностями - а она шла как раз через мамлюков, с которыми республика давно и прочно была повязана торговыми договорами - был намерен любыми способами сохранить за собой эту золотую дорогу, пропахшую перцем, корицей и прочим имбирем. Потому и предлагал нам, Борджиа, то, что могло стать закономерным развитием успехов Крестового похода. Или же следующим походом под теми же знамёнами, но направленным на другую, но очень важную для христианского мира цель. Иерусалим, чтоб ему пусто было! Символ веры, святыни, восстановление ранее существовавшего Иерусалимского королевства в том или ином виде и всё тому подобное. Знал, с-собака зверохитрая, что отказаться от подобного после всего случившегося я в принципе не смогу. Положении защитника христианства - а на деле европейской цивилизации, поскольку миссионерство уже напрочь сворачивалось и восстанавливаться в принципе не собиралось - не позволит. Оставалось лишь соглашаться, пусть и
сопровождая положительный ответ площадной бранью в адрес хитрожопых венецианцев, таки да ухитрившихся и рыбку съесть и на хер не сесть. Или пока не ухитрившихся?

        Насколько я понял, в письме говорилось о том, что венецианцы намерены каким-то образом убедить мамлюкского султана отдать Иерусалим и окрестности в качестве платы за помощь в войне с Османской империей и их французскими союзниками. Звучит, конечно, разумно и логично, но где те самые разум с логикой применительно к мамлюкским фанатикам и дикарям? Они даже с огнестрельным оружием из-за каких-то догм и суеверий толком подружиться не в состоянии. Даже одного своего султана прибили по сему поводу. А тут вдруг отдать целый Иерусалим каким то так неверным? Сильно сомнительно, что это будет возможно. Посему…
        - Неужто почтенный Агостино Барбариго уже успел договориться о передаче Италии Иерусалима в том случае, если мы согласимся защитить ваши и мамлюкские интересы, Джованни?
        - Переговоры ведутся, а мы послали туда лучших дипломатов и щедрые дары султану и его эмирам, - попробовал было увильнуть посланник. - Это Восток. Там всё и сложно, и не быстро. Главное для нас - договориться с вами и вашей сестрой, Ваше Величество. И конечно с Его Святейшеством!
        - Можете считать нас троих за единое целое. Аккурат как святую троицу, - усмехнулся я, будучи полностью безразличен к разного рода возможным «святотатствам». -Но без подтверждения договорённостей от султана Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури всё это останется лишь словами. Венеция может поручиться за успех переговоров и возместить весь возможный урон в случае их провала?
        - Я могу утверждать, что республика приложит все усилия…
        - Усилия без результата нас слабо интересуют.
        - Совсем не интересуют. - мило улыбнулась Лукреция.- Вот если вы, венецианцы, пообещаете нам Иерусалим. Все вы, то есть дож, Совет Десяти, иные советы и даже Сенат. Не только пообещаете, но и тут, в Риме, поклянётесь, поцеловав крест в руках викария Христа…

        Упс! Сестренка - не знаю уж, их желания изощрённо поиздеваться над послом или с тонким расчётом - внезапно подкинула совсем интересную идею. Ту самую, которую грешно не попробовать реализовать.
        - Думаю, посол, нам и впрямь удастся договориться. Более того, вы если и потеряете в деньгах с «дороги пряностей», то немного. По крайней мере, пока из Нового Света поставки не пойдут. Вы ведь, насколько я понимаю, просто обязаны понимать в торговых делах?
        - Я из Венеции, Ваше Величество.
        - Вот и я о том же. А основной закон торговли - один из таковых - гласит, что для получения большей прибыли разумно устранять посредников. Посредником в гашем случае являются именно мамлюки с их завшивленным султанатом. И отсюда возникает вопрос…
        - Вам нужны эти магометане или деньги, которые вы получаете с их помощью? - подхватила Лукреция, которая научилась с лёту развивать прозвучавшие мысли. - Если второе. то мы договоримся.

        Естественно, второе. Торговцы, они во все века мыслят примерно одинаково. Прибыль есть альфа и омега их поведения. А уж если они приходят к власти в отдельно взятой стране, то бедное государство перестраиваться аккурат на пути-дорожки чистогана. Вот и навострил уши Джованни Барбариго, готовясь со всем вниманием слушать и запоминать для последующей передачи услышанного своему родичу-дожу.

        Сложного в предложениях ничего не было, скорее совсем наоборот. Есть Иерусалим, равно как и остальные места, образующие собой Мамлюкский султанат. Большая их часть выгодна с экономической - собственно, Нил и окрестности, равно как и «коридор» до Красного моря - другие же имеют исключительно идеологическое значение. И это я не только про Иерусалим, но и про Мекку с Мединой. Да, это чисто исламские святыни, но если суметь наложить на них лап, то перспективы открываются оч-чень интересные. Этакое демонстративное унижение всего Востока. То есть пока лишь омусульманенной части, но и сие будет ой каким немалым достижением.

        Вот уж и впрямь новый Крестовый поход, начинающийся очень скоро после недавно завершившегося. Более того, имеющий классическую цель, против которой даже тем фанатикам из Авиньона будет нечего визгнуть-пискнуть! Зато в их сторону можно запустить оченно вонючие идеологические мины, связанные с готовностью вступать в союз с врагами христианского мира, то есть Османской империей. И всякие-разные отговорки в стиле «ради Иерусалима подобное допустимо» легко будут парированы. Дескать, пока вы искали возможность договариваться с врагом, мы нашли возможность иную, доказывая вашу никчёмность и беспомощностью в политических делах… и это в самом мягком из возможных вариантов. Ведь нельзя исключать и злонамеренного сговора.

        Примерно это, пусть и в сильно урезанном виде - исключительно про возможность НЕ договариваться с мамлюками, если не захотят отдавать Иерусалим с окрестностями с первого раза - я и излагал Джованни Барбариго. Про Мекку с Мединой молчок. Про идеологическую диверсию в адрес Парижа с Авиньоном тоже пока стоило помалкивать… Это я только своим рассказывать буду, а не всяким мутным венецианцам.

        Только и сказанного хватило для того, чтобы посланник хлопал глазками и разевал рот словно рыбка из неизвестного в этом времени детского стишка. Моргал, хлопал… но потом отмер и сразу же попросил дозволения немедленно начать писать письмо дожу. Заинтересовался. Особенно тем, что прибыли с «дороги пряностей» останутся на венецианский прожор почти в прежнем объёме. До поры до времени, определяемыми развитием поставок из Нового Света, само собой разумеется.

        Золотая блесна! Как же местами печально, но большей частью приятно сознавать, что на неё ловились и будут ловиться любители наживы. За злато-серебряным лесом не видящие подлинной силы, для которой богатство всего лишь один из инструментов. Джованни Барбариго был в высокой степени уверен, что мы, то есть Борджиа, сдержим данное обещание. Правильно, сдержим, но именно по букве договора, что относиться станет исключительно к пряностям. Ибо к чему цепляться за старую золотую жилу, если знаешь, как разработать сразу несколько новых, к тому же ничуть не истощённых, не освоенных конкурентами? Вот то-то и оно!

        Что же касаемо новой войны, второго во время взлёта Борджиа Крестового похода - так тут главное правильно разыграть карты. На сей раз не стоит нести основную тяжесть боёв на себе, доверив эту «великую честь» даже не ближним союзникам-полувассалам, а союзникам дальним, но ещё больше тем, кого мы вынудим таковыми стать. Кто это будет? Первым делом венецианцы, которым на сей раз придётся растрясти мошну на предмет найма опытных воинов в тех же германских землях и в швейцарских горах. Португальцы… Им тоже есть что предложить! Пусть даже с пряностями им придётся шастать в кругаля, огибая Африку, да и то можно договориться, чтобы оставили именно поставку пряностей, переключившись в этом аспекте на Новый Свет… Зато иные товары из индийских и не только земель по любому удобнее будет таскать через ныне мамлюкские земли. Плюс перспективы выхода на колонизацию ещё одного очень важного региона. Другие европейские страны пообщипать по принципу с каждого по колечку - крестоносцу справная кольчуга. Священная Римская империя, Англия, Шотландия, Ливонский Орден. Наконец. Венгрия с Польшей, будь они неладны! Хлопот
куда больше ожидается, чем проку, но за ради создания впечатления о «едином порыве» того стоит. Проклятье, да тут лучше вообще хоть символически, но всех подтянуть тем или иным образом. Полезно первым делом для того, чтобы показать единение европейской цивилизации, условного Запада, против всей проистекающей с Востока гнили и чумной заразы. разлагающей не столько тела, сколько души. Примеров то более чем достаточно.

        Про Испанию - это как раз близкий союзник - и вовсе молчу, Трастамара и вынуждать не надо. Разве что сделать пару дополнительных финтов ушами, привязывая их к интересам Борджиа ещё сильнее и надёжнее. Пусть Изабелла Католичка думает до поры, что может проглотить и переварить ядовитую семейку. Как бы на деле совсем наоборот не оказалось… в хорошем смысле слова, конечно. На Испанию я в принципе не собираюсь покушаться с целью аккуратненько так поглотить, удаву уподобившись. Подобный монстр будет не слишком жизнеспособен, к тому же раздираем внутренними противоречиями. Лучше уж классический союзник… в ближайшие несколько десятков лет. Этого должно хватить. Для чего? Чтобы любые попытки откатить историю назад если и и будут, то окончились бы быстро и безрезультатно.

        Удалился донельзя взбудораженный венецианский посол, а я всё стоял у стены. Стоял и гонял по извилинам мысли, которые, будучи воплощёнными в жизнь, способны были вывести ядовито-грозную семейку если и не на околоземную орбиту в плане будущего влияния, но уж на уровень стратосферы точно. Знающая же мою сложную натуру Лукреция, дотронувшись до моей руки, тихо произнесла:
        - Чезаре… Пойдём отсюда. Я же вижу, что у тебя вызрели очередные замыслы. И на людях им лучше не звучать. А я прикажу, чтобы всех нужных людей прямо в кабинет… или в библиотеку доставили. Это ведь срочно?
        - Не срочно, но важно, - проворчал я, влекомый сестрёнкой из забитого танцующими, флиртующими и всяческими иными способами развлекающимися людьми зала. - Но отец и Бьянка быть просто обязаны. И эта змея, ошибочно названная Львицей Романии, тоже не повредит.
        - Тогда будет большая гадость для наших врагов. И мир содрогнётся!

        Лучше и не скажешь, Лукреция. Лучше и не скажешь. Но порой миру это только на пользу… Ибо застой и стагнация в самые критические моменты на порядок опаснее любой встряски. Уж я то знаю. Видел и осознал, к чему подобное может привести.
        Интерлюдия
        Интерлюдия
        Франция, Авиньон, октябрь 1496 года.

        Тишина и покой. Благолепие, никаких светских праздников, зато большое число духовных, долженствующих создать подобающую обстановку для твердыни истинного христианства. Противовес развратному, тонущему в пороках Риму. Вот что старались создать из Авиньона его нынешние хозяева во главе с Папой Юлием II. Пусть многие из них были совсем не чужды радостям плоти, но прилагали все силы к тому, чтобы не показывать это добрым христианам. Молитвы, посты, шествия с самобичеванием участников оных, показательная скромность и щедрая раздача милостыни. Привлечение паломников опять же. Большого количества паломников, которые действительно стали стекаться в Авиньон. Не так много, как в Рим, но для начала и это было очень неплохим знаком.

        Причины подобного? Для начала, многие особенно известные своим аскетизмом и склонностью к умерщвлению плоти монахи перебрались если не в сам Авиньон, то в близкие края. Давно Франция не видела подобного нашествия! Затем различные священные реликвии, пусть и не чета особенно важным и редким. Откуда? Опять же из монастырей. Те же доминиканцы, к примеру, заранее их вывозили - сначала в особенной тайне, потом не слишком и таясь - из своих монастырей и церквей, опасаясь дальнейшего. Может зря, может и нет. Вроде как Александр VI, он же Родриго Борджиа, вкупе со своими родственниками и сторонниками если на что и покушался, то на золото и земли. Но мало ли как могло обернуться.

        А где святые реликвии, мощи - там и готовые жертвовать верующие. Их становилось тем больше, чем сильнее становилась трещина, потом и вовсе Раскол. С момента же избрания нового Авиньонского Папы перемены вышли на новую стадию. Запрет на продажу индульгенции, отмена целибата, иные нововведения в булле «О церковной реформе»- они изрядно помогли, сделав Авиньон настоящим центром веры для не желающих смиряться с той самой реформой. Потоки недовольных хлынули во Францию из Италии. Милана, Флоренции, Испании, Португалии и некоторых других, менее значимых мест.

        Юлий II и его кардиналы торжествовали, рассчитывая, что ещё немного и Авиньон станет сперва вровень с Римом, а потом и… Но нет, не вышло. К ним бежали именно недовольные, а таковыми в основе своей были именно монахи, аскеты, фанатики. При всей их несомненной пользе не они составляли те силы, на которые опирались Борджиа. Армия, наука, ремесленники. Этим трём опорам не было такого уж сильного дела до церковных дрязг. Знать тем более не намеревалась идти на какие-либо жертвы, дабы помочь далёкому Авиньону. Им было и так хорошо, ведь король созданной, склеенной из кусков Италии давал им главное - не подачки, а возможности добыть силой меча золото и новые земли. Крестовый поход… точнее замаскированный под него завоевательный поход. Удачный поход!

        Богатые, плодородные земли. Многочисленные крепости. Дружественно настроенное к освободителям население, ненавидящее изгоняемых османов люто и желающее мстить. Много золота, серебра и разных дорогих товаров. Никак нельзя было отрицать, что Борджиа сдержали свои обещания, а влияние Рима и лично Александра VIкак понтифика резко возросло. А чем мог ответить Авиньон? Одного благочестия и дыма костров инквизиции, к тому же сильно ограничиваемым самим Юлием II и королём Франции Людовиком XII, не хватало. Требовалось некто сопоставимое с достижениями Рима.

        Вот потому что сам Джулиано делла Ровере, что его родственники-кардиналы, что кардиналы иные, но столь же преданные - по разным причинам, но с одним результатом - облегчённо перекрестились, лишь заслышав о возможности нападения на Мамлюкский султанат вместе с ослабевшей, но пока ещё достаточно сильной Османской империей. Заранее обговоренный раздел будущих завоеваний позволял надеяться не только на золото - нужное как Авиньону, так и Парижу - и земли, но и на Иерусалим. Вернувшие этот город не могли не получить славу и уважение всех христиан. Даже результаты завершённого недавно Крестового похода могли и должны были померкнуть в сравнении с таким успехом. Оставалось лишь подготовиться и напасть! Но только вместе, поскольку у Франции был сильный флот и немалая армия. У османов - исключительно армия, но огромная, несмотря на ранее понесённые потери. Народу в Османской империи всегда хватало, как и умения быстро сбивать разгорячённых призывали мулл в неисчислимые многотысячные орды, несущие с собой смерть и разорение.

        Король и его маршал Луи де Ла Тремуйль заново готовили армию, собирали в нужных портах корабли, не забывая и о том, чтобы не оголять границы и просто гарнизоны в опасных, склонных к бунту провинциях. В Авиньоне готовились к иному, но не менее важному - разжечь пламя веры в пастве, убедить французов и не только в том, что скорая война с мусульманами станет непременно победоносной и угодной Господу. Только вот сперва приходилось скрывать настоящую цель, делать вид, что собираемые войска отправятся на кораблях отнюдь на в земли мамлюков. Зато потом…

        Вот как раз потом и случилось страшное. Расслабившись за то долгое после Раскола время, сначала ожидая от Борджиа ответного удара, Джулиано делла Ровере и сам поверил было в то, что его давние враги отвлеклись на более важные для себя дела. Падение Ливорнской республики и показательная казнь всем мало-мальски видных последователей Савонаролы тоже была принята как естественное явление. Слишком уж они… обнаглели, а с землями Борджиа под боком так поступать было опасно для жизни. Потеряли страх, не позаботились о себе? Сами и виноваты. А к тому же из них получились очень хорошие мученики, полезные Авиньону.

        Но других мучеников ни Юлию II, ни приютившему и вознесшему его вверх Людовику XII не требовалось. Однако… пути господни воистину неисповедимы. И не только собственно господни, но и тех, кто представлял бога там, в Риме.

        Это случилось два дня тому назад, в соборе Нотр-Дам-де-Дом, который с недавних пор стал резиденцией Ордена святого Доминика, а ещё твердыней инквизиции. Всем было известно, что именно в подземную часть этого собора - расширяемую в связи с необходимостью - доставляют часть особо злостных еретиков и заподозренных в колдовстве. И именно оттуда у попавших если и получается выбраться живыми, то большей частью на одну из площадей, до костра, на котором ожидает смерть либо от огня, либо, в качестве особой милости, от удавки с последующим сожжением уже мёртвого тела. Сам Папа Юлий II неоднократно сдерживал что Крамера со Шпенглером, что иных, менее высокопоставленных братьев-инквизиторов. Это получалось, но хотя бы раз в неделю и хотя бы парочка жертв непременно горела, услаждая взоры одних и вызывая страх у других. В любом случае, все делла Ровере, равно как и король Людовик XII знали. с кем именно они имеют дело. Зверя надобно кормить свежим мясом, а не травкой. Только так его можно удержать от того, чтоб тот не бросился на хозяина. Однако…

        Некого теперь было удерживать! Крамер, его друг, сподвижник, соавтор «Молота ведьм» и наиболее доверенное лицо Шпенглер частенько коротали вечера за вином. Бумагами и разговорами о развитии доминиканского ордена. Порой и не одни, а в компании ещё кого-то из инквизиторов. Обычное времяпрепровождение, тайной не являющееся. И не любили, когда их беспокоили, даже если засиживались глубоко за полночь. Возраст и сопутствующая ему бессонница, особенно у Шпегнлера. Если же что-нибудь было необходимо - так на то присутствовали слуги из тех же монахов-доминиканцев, но простых, не продвинувшихся ещё в иерархии братьев-проповедников.

        Забеспокоились лишь утром, когда из комнат Крамера так никто и не вышел.Сразу же открыли дверь. Точнее сломали, поскольку та была заперта изнутри на засов. Открыв же… Глазам вбежавших, вроде бы готовых к чему угодно братьев предстала довольно страшная картина. Вокруг была только и исключительно смерть! Посиневшие лица, выпученные глаза, смрад от рвоты, удушливого дыма и каких-то непонятных, но очень неприятных запахов. Запахов, от которых и только что появившимся становилось дурно. Тут же выбитые окна не слишком поправили ситуацию, но хотя бы позволили как-то дышать. И почти сразу нашлись источники тех самых запахов. Свечи, курильницы, какие-то кувшины в разных местах комнаты… комнат.

        Яд! Никакой ошибки тут не могло быть. Да и откуда бы ей, ошибке, взяться, еслистали лишаться чувств и те доминиканцы, которые нашли мертвого главу Ордена и его ближайших сподвижников. Кардинал Крамер, архиепископы Шпенглер и бежавший из Испании Диего де Деса, ближайший сподвижник Томаса Торквемады, ещё пятеро высокопоставленных инквизиторов. Все мертвые, причём умершие незаметно для себя, сперва лишившись чувств.

        Кстати, более половины вошедших в «комнаты смерти» тоже скончались, не приходя в сознание. Странный, быстро действующий, но вместе с тем загадочный яд - всё это явно указывало на виновников, на Рим и на тех, кто правил им и Италией в целом. Борджиа! Только они не просто умели пользоваться ядами, но и применяли столь жуткие и устрашающие составы. Лишь через пару часов, когда воздух сам по себе окончательно очистился, улетучившись через выбитые окна и открытые двери, дознаватели из числа опытных в подобных делах монахов сумели воссоздать очень приблизительную, но всё же картину случившегося.

        Свечи. Яд был подмешан в их воск. Причём лишь в срединную часть, чтобы начать действовать не сразу после того, как они будут зажжены. Курильницы, где к обычным благовониям было подмешано нечто иное, тоже ядовитое. И кувшины… «вода» в них подернулась каким-то странным налётом, а на дне можно было разглядеть гнилостного цвета осадок, которого просто так образоваться не могло. Травили наверняка, но вместе с тем так, чтобы яд начал выделяться не сразу, и первое время его нельзя было почуять. Сперва отравленные теряли сознание, словно бы засыпая, а уж потом… Потом было поздно.

        Виновник? Не тот, что отдавал приказы, а исполнитель! Тут тоже не было вопросов. Брат-инквизитор Отто Виттерштейн, в последнее время приближенный кардиналом Крамером за свои изобретения нового, особенно устрашающего пыточного инструмента. Особенно «прославилась» его «железная дева», представляющая собой особенный шкаф, ощетинившийся изнутри множеством гранёных игл. Причём длина этих самых игл могла увеличиваться и уменьшаться извне. Палачу или инквизитору-дознавателю для этого нужно было лишь поворачивать в ту или другую сторону несколько расположенных снаружи колёс. И не только «железная дева» была порождением разума Виттерштейна. «Маска молчания» и «пояс целомудрия», не просто сживающие или - в зависимости от особенностей - колющие голову и срамные органы, но и жгущие плоть изнутри едкими жидкостями, поступающими по полым трубкам-иглам…

        Такого мастера дознания кардинал Крамер не мог к себе не приблизить, удостоверившись предварительно, что тот «твёрд в вере». Это доказывалось личным участием брата Отто в допросах еретиков с применением его же пыточных механизмов. Он и участвовал, хотя и как наблюдатель. И вот, неожиданно для всех, он исчезает, в то время как остальные мертвы.

        Кто-то мог считать, будто это случай или бедного инквизитора, сделавшего для Ордена святого Доминика немало, коварно похитили, но… Только не Юлий II. Уж он знал, как долго способны Борджиа готовить удар, как умеют подготавливать подходящее для этого орудие. И разменять какого-то германского механика, работающего за золото или за иные награды, на уничтожение главы инквизиторов… Это они могли, и без каких-либо сомнений!

        А потом и раздумывать стало излишним, поскольку Отто Виттерштейн нашёлся. Так нашёлся, что лучше бы этого не случалось. Очень уж находка оказалась ядовитой, опасной и возмутительной для всех сторонников Юлия II и авиньонского Святого Престола. Сам он, конечно, там не был, но рассказали во всех подробностях, упомянули про каждое слово. Проклятые Борджиа! Проклятый брат Отто, оказавшийся совсем не братом добрым христианам!

***
        Авиньонская площадь, несколько ранее.

        Кружащаяся голова, подступающая к горлу тошнота, уплывающее куда то сознание. И вместе с тем понимание, что надо держаться, сохранять рассудок и уж точно не падать в обморок. Вместе с осознанием, что сам виноват, что не стоило оставаться в заполняющейся ядовитым воздухом комнате дольше, чем на пару-тройку минут. Тем более не стоило дожидаться потери сознания Крамером и остальными, затем частично приводить кардинала в чувство, чтобы последними услышанными тем словами были те, заставляющие осознать причину его скорой смерти и крушение не только личных, но и вообще планов Ордена святого Доминика.

        Не стоило. Но отказать себе в подобном Отто не мог. Не мог и не стал. А ещё не чувствовал в себе желания дальше жить, влачить разом потерявшее смысл существование. Крушение сперва всего, во что верил, затем потеря последнего, то есть желания отомстить… Он прошёл свой путь. А ещё должен был расплатиться за те жуткие вещи, которые делал во имя того, чтоб добраться до настоящих виновников постигшей его трагедии.

        Раньше у него были любящие родители, брат, две сестры. А затем пришла она… оспа. Не стало родителей, затем, от невыносимости жить с изуродованным болезнью лицом и полуслепотой, бросилась в реку сестра. Осталась последняя, Гретхен. Только она, после всех постигших семью несчастий, решила, что сделает всё, дабы избежать болезней, скудости, жизни в небольшой деревеньке. И уж тем более не могла понять брата, который отправился в монастырь, чтобы удалиться от так жестоко обошедшегося с ними всеми мира.

        Не могла понять, но родственные чувства всё равно никуда не исчезали. Потому время от времени, но не реже раза в год, она появлялась поблизости от монастыря францисканцев близ Франкфурта, а уж там всегда находила возможность встретиться с ним, со своим братом, рассказывая о произошедшем в жизни и то хвалясь успехами, то сетуя на неудачи. Год за годом, постоянно и неизменно. Потому Отто знал и о замужестве, сперва казавшемся Гретхен удачным выбором, а затем… превратившемся в нечто иное. А поскольку сестра ещё тогда, после смерти от оспы родителей, поклялась, что сделает всё, лишь бы миновать подобной участи… Неудивителньо, что знающий, какими именно травами и настоями из них можно лечиться, ведает и об ином применении растений. Особенно том, которое укорачивает или и вовсе прерывает жизнь.

        В общем, муж Гретхен умер «естественной смертью», выпив слишком много вина и упавв реку, где его и нашли. А уж о том, какие именно добавки в вине вынудили его сперва полностью потерять разум. а затем и лишиться чувств… Это знала лишь его нынешняя вдова и он, брат Отто, францисканский монах. И оба они, знающих, не собирались раскрывать тайну кому-либо третьему.

        Затем… Гретхен, попробовавшая жизнь в брачном союзе и разочаровавшаяся в ней, второй раз к подобному не стремилась. Поскольку жить она хотела хорошо, но при том была женщиной, то… О нет, никакой торговли собственным телом! Зато торговля травами, и не только целебными составами на их основе. но и иными, помогающими избавиться от нежелательного плода… Покупали подобное многие. Да и осторожность Гретхен соблюдать удавалось, ведь торговала подобным она не там, где жила, в иных местах.

        Опасный способ заработать. Очень опасный, учитывая никогда не утихающие, а вдобавок то и дело усиливающиеся охоты на «ведьм и ворожей». В их же число постоянно попадали и такие вот травницы. Особенно варящие составы для скидывания плода. Если, конечно, у них не было высокопоставленных покровителей. У Гретхен был… но умер. А вот новым или новыми, столь же влиятельными, она обзавестись не успела. За что и поплатилась, попав под взгляд очередного инквизитора из числа тех, кто любил проехаться по городам, выискивая и вынюхивая ересь с «колдовством».

        «Добрые христиане» редко когда заступаются не просто за «колдунью», но еще одновременно красивую женщину, что замечена либо подозревается в торговле снадобьями. А уж слухи о «рыжей Гретхен» шли давно. Как и о том, что та может продать самые разные настои. Правды среди слухов было, ясно дело, мало, но… Инквизиторам правда никогда не требовалась, а вот яркий костер всегда. Правда, в пламени большого костра горело уже мёртвое дело - знающая толк в травах и лишённая наивности женщина всегда держит при себе яд - но доминиканцам и такое годилось. Заодно сожгли и десяток других, опять таки женщин из числа «затронутых ведьмовской заразой», а проще говоря тех, кто покупал что-либо у Гретхен и вместе с тем был достаточно молод и красив, чтобы сталь показательной жертвой.

        Что сам Отто? Он про это ничего не знал. Сперва не знал, потому как забеспокоился, когда единственный родной человек не появился в примерно условленное время в окрестностях монастыря. Месяц, другой… Беспокойство за сестру достигло края, и он покинул монастырь, даже не озаботясь разрешением. Впрочем… ничего особого ему и не грозило, ведь достаточно умных, грамотных и в то же времяне стремящихся к росту в иерархии монастырской было немного. Очень немного.

        Не слишком и долгий путь до Майнца, визит в место, где раньше жила Гретхен. Жуткая правда… И разом рухнувший мир. Снова рухнувший, оставивший понимание, что теперь он остался совсем один. А ещё знание о том, кто именно виновен. Если в первый раз это была болезнь, то теперь… Такие же как и он монахи, пусть и из другого ордена, доминиканцы. Служители того же самого бога, вера в которого разом исчезла, обратившись в тот самый пепел, который остался от Гретхен.

        Впрочем, не совсем. Отто Виттерштейн продолжал верить в то, что тот самый бог существует, что его влияние велико, а силы почти безмерны. Это осталось по-прежнему. Зато благоговение и смирение перед этой силой, посылающей милости и кары, сменилось на самую лютую ненависть. Особенно ненависть к тем, кто представлял самые жестокие проявления сил и желаний этого бога - Ордену святого Доминика, инквизиторам.

        Ненависть в целом и ненависть к конкретным людям, имеющим лица, имена, место, где те жили. Отто нужны были те, кто участвовал в поимке Гретхен, суде, кто вёз уже мёртвое тело на площадь, привязывал его к кресту над костром и подносил факел с политым смолой и маслом дровам. Они должны были умереть, все они, без исключений.

        Пусть мести или же воздаяния, ибо бывший францисканец, бывший монах, бывший христианин не видел разницы. Были лишь он, цель и желание скорее закончить, после чего воссоединиться с родными. Неважно где, но точно не в том «раю», о котором говорили ему, да и он сам говорил раньше. Теперь Отто был полностью уверен, что уж сестра его точно не могла оказаться в средоточии всей той лжи, которая веками изливалась в уши мириадам людей во множестве городов и стран.

        Ряса монаха, рубище нищего, чистые одежды писаря, мелкого странствующего торговца, иные обличья. Полтора года! Этого хватило, чтобы избавиться от стражников, схвативших Гретхен; от палача и его помощников, причастных к этому делу; от судьи, наконец. Двое из трёх инквизиторов также не миновали смерти, причём самой мучительной. Одного заживо сожрали крысы, другой же мучительно умиралсо вспоротым животом, будучи погружен по шею в выгребную яму. Но оставался один, покинувший германские земли, отправившийся на юг, в земли итальянские.

        Туда отправился и Отто, ведомы сжигающим изнутри пламенем мести. Отправившись же, внезапно привлёк к себе внимание тех, кому до него вроде и дела особого не должно было быть. Внимания Борджиа. Необычное внимание, поскольку тогда ещё не королю Италии, но уже Великому магистру Ордена Храма Чезаре Борджиа не было дело до убитых Виттерштейном палачей и инквизиторов. Хотя нет, не совсем так. Дело было, но всё совершённое вызвало у сына понтифика не негодование, а понимание с одобрением. Более того, глава тамплиеров предложим ему, беглому монаху, роскошный подарок - того самого инквизитора, да ещё, по словам дарителя «в подарочной упаковке». Это не было преувеличением. Ведь жертву доставили Виттерштейну перевязанную шёлковыми ленточками, облитую маслом и с раскрашенным под яблоко кляпом во рту. Оставалось разве что факел поднести. Что он и сделал, понаблюдав вволю за тем, как не столь медленная, но очень мучительная смерть от огня забрала последнего из виновников.

        А после такого… Бывший монах понимал - долги надобно отдавать. Особенно такие, связанные с жизнью врагов. Но к удивлению своему обнаружил, что прямо здесь и сейчас от него ничего требовать не собирались. Полная свобода, доступ в библиотеки Рима и даже Ватикана, возможность бывать в святая святых Борджиа - замке Святого Ангела. Пусть и без огласки, скрыв лицо под капюшоном плаща, открывая оное лишь по разрешению. И периодические разговоры то с самим Чезаре Борджиа, то с кем-либо из его приближённых.

        Разговоры. Они оказались не простыми, а с подвохом. Он понял это не сразу, а когда осознал, всё уже было кончено. В том смысле, что Отто Виттерштейн осознал - его месть хоть и свершилась, но затронула лишь исполнителей, «руки». если так можно сказать, Да и то от потери нескольких рук голова, а именно руководство инквизиторов, ничего и не потеряла, и, тем более, не испугалась. А если так, то стали ли его усилия чем-то большим, чем укус комара? То-то и оно, что не стали. Зато наполненные ядом и сочувствием слова Великого магистра тамплиеров жгли душу так, как никогда раньше:
        -Ты сделал то, на что осмеливались немногие. Это достойно уважения. Но не понял, что обрубив лернейской гидре одну из множества голов, лишь освободил место для другой, вырастающей аккурат из обрубка. Хотя… В твоём случая не было позабыто и «целебное прижигание».
        - Смерть в огне, Ваше Высокопреосвященство? - уточнил тогда Отто. - Но сгорел лишь последний и то тайно, в ваших же подвалах.
        - Не это. Символически. Учись разделять подобные понятия, бывший монах, бывший слуга Господа.

        Борджиа скалился, ничуть не смущаясь тем. что Виттерштейн ничуть не скрывал своё разочарование в вере и даже отречение не только от данных ранее обетов, но и от Христа с Богом-Отцом. Казалось, его это только забавляло. Сперва казалось. Потом обнаружилось, что и в этом аспекте будущий король Италии видел для себя пользу.
        - Вставая на дорогу мести, нельзя останавливаться. Если, конечно, ты не возжелал вновь впасть во искушение смирения и всепрощения, как учили тебя с самого детства, читая библию, жизнеописании святых, проповедуя с амвонов и на городских площадях.
        - Я больше не прощаю зло!
        - Нет ни зла, ни добра как таковых, - вновь звучал спокойный голос Борджиа. - Ты уничтожил виновных в смерти твоей сестры. Зло это или добро? Добро для тебя, Гретхен, множества замученных инквизицией и их несчастных, сумевших уцелеть родственников, что лишились близких и получили исковерканную душу в «награду» от слуг тех, кому всю жизнь молились. Зато для Ордена святого Доминика ты и тобой содеянное есть зло безусловное. Равно как и для всех фанатично верующих, мечтающих о том, чтобы весь мир превратился в то, что хочет устроить фра Савонарола и его последователи. Посему… Зло и добро не универсальны, а ситуативны.
        - Слышать такое от служителя Господа…
        - Пастве, а проще говоря, стаду овец и баранов, такое и впрямь слышать не стоит. Но ты то уже давно сбросил ошейник и разучился блеять, Отто Виттерштейн, вывший сперва барашек, затем рядовой пастух блеющего стада, а нынче ставший хищником, режущим не покорно блеющий скот, а тех, кто направляет оный. Кровь, пролитая лично, смывает многие оковы. А ещё она либо просветляет разум, либо ввергает его в пучину кровавого безумия, где кровь льётся лишь для удовольствия. Именно там находятся многие инквизиторы. Почти все из их числа. И это я тебе хочу показать и доказать.

        Чезаре Борджиа действительно рассказал и показал очень многое. Не просто так - впустую этот… называть его «преосвященством» Отто перестал быстро, ограничиваясь тамплиерским титулованием - а используя монаха-отступника как глину, из которой лепил нечто нужное ему. Расшатывать веру уже не приходилось, от неё остались лишь пепел и ненависть. Направить ненависть тоже труда не составляло - Виттерштейн понимал, что приказы жечь «ведьм и еретиков» отдавали другие, а не те, кого он убил. Зато не понимал до поры, что от него хотят. Не мог же он просто отправиться и пробовать зарезать или застрелить кого-то из важных фигур в Ордене Братьев-проповедников. Это бы ничего не дало… точно не Борджиа, которые не любили простые решения. Особенно те, успех которых сомнителен.

        Оказалось, что он - а наверняка и не он один - был необходим для иного. Чего именно? Как «троянский конь», вкатываемый пусть не в ворота мифической Трои, но в твердыни верхушки доминиканского Ордена. Отсюда и необходимость убедиться в полной и абсолютной ненависти к инквизиторам, и в отпадении от веры, а также в том, что хватит способностей не показывать все этого.

        Вот с последним и были сложности. Отто поначалу даже представить себе не мог, что согласится на даже отсутствие действий в мгновения, когда у него на глазах станут пытать или сжигать очередную «ворожею», что неизменно станет напоминать об участи, постигшей сестру. Однако… Каждый новый разговор с главой тамплиеров постепенно менял бывшего монаха. Осторожно шаг за шагом. Вера в Христа, понятное дело, уже не могла восстановится, но вот вера в нечто иное… А он любил читать, причём и о минувших событиях также. Тамплиеры! И слухи об их знаменитом проклятии, вновь вспыхнувшие после случившегося с королём Карлом Валуа и маршалом де Ла Тремуйлем.

        И не в проклятии дело, но в том, что за обвинения были предъявлены Ордену Храма. После того, что говорил нынешний Великий магистр, как-то легче было поверить в то, что и прежние также не были очень уж ревностными и смиренными служителями господа. Но не то чтоб это сколько-нибудь смущало Виттерштейна. Равно как и произносимые Борджиа слова, раз от раза становившиеся всё более еретическими... для других.

        «Любые принуждения значат лишь то, что данные под давлениями и угрозами клятвы не имеют никакой силы…»

        «Обман и есть обман, но обман детей есть нечто совсем уж мерзкое. А когда детям внушают мысли о греховности лишь из-за рождения - есть ли нечто более лицемерное?»

        «Как относятся к тебе, так и ты относись. Зеркало - вот есть идеальное отображение того, как должно поступать на добро и зло в отношении тебя».

        «Делая доброе в своём понимании, ты бросаешь добро в воду. Оно может вернуться, а может и кануть в бездну».

        «Прощая врага, ты лишь побуждаешь его к подобным деяниям, идущим во вред если и не тебе, то близким. Ну или тем, кто окажется в схожем положении».

        «Нет ничего предначертанного и лишь люди творцы своей судьбы… Если у них окажется достаточно сил, чтобы сойти с отведённого им пути».

        Беседы, книги, «случайно» оказывающиеся в отведённой комнате трактаты. Не то довольно древние, не то современные - этого Отто не мог понять, да и не особенно стремился. Ему хватало и того, что они отвечали его мыслям, стремлениям, представлениям о мире, новых представлениях, в коих не было ничего от прежних, безжалостно растоптанных теми, к кого он верил и коими был жестоко обманут. Их он переписывал, чтобы не забыть, не упустить возможности нащупать новую истину. Каждый нуждается в некой путеводной звезде. Отступники тоже. Особенно они.

        А потом… Потом его, выкованный в особой незримой кузне клинок, метнули в нужном направлении. Туда, поближе к инквизиторам, да к тому же снабдив «волшебным ключом», отпирающим множество надёжно закрытых дверей. Знали, что придётся по душе некоему Генриху Крамеру, автору «Молота ведьм». Абсолютно омерзительные, воистину бесчеловечные пыточные механизмы, доставляющие ужасные страдания, способные не просто добиться от пытуемых признаний, но и доставить несравненное удовольствие палачам.

        «Железная дева» - вот что стало первым изобретением, поставленным на службу инквизиторам. Оно же привлекло внимание Крамера и не только его. А уж создателю подобного было очень легко перейти из францисканского в Орден Братьев-проповедников. Затем «пояс целомудрия», потом «маска молчания»… И каждое новое «его» - на самом деле порождение разума Борджиа или кого-то из его приближённых, возможного, того знаменитого да Винчи - изобретение опробовалось и применялось на невинных жертвах. Раз за разом. Снова и снова. Он же вынужден был носить маску! Не любителя наслаждаться страданиями - она оказалась просто не способна с достаточной достоверностью прирасти к лицу - но учёного механика, интересующегося лишь своими механизмами и их использованию во благо Веры. Кстати, именно этим «приступом вдохновения» и было объяснено бегство из францисканского монастыря. Дескать, требовалось уединение и тишина, а не постоянные отвлечения на посты и молитвы.

        Да, подобное объяснение братьями-инквизиторами было принято с полным пониманием. Они и сами знали толк в самых разных радостях и «радостях». И чем более длительное время теперь уже как бы доминиканец брат Отто проводил близ инквизиторов, тем сильнее в этом убеждался. В чём в «этом»? В том, что уничтожение этих подобий человеческих станет достойным завершением его мести. И особенно смерть самого Крамера, ставшего сперва главным в Ордене святого Доминика, а потом и кардиналом, и Верховным Инквизитором милостью Папы Авиньонского Юлия II.

        Доверие… Крамер мало кому верил хоть в небольшой мере, но вот своего личного творца замысловатых пыточных машин приблизил достаточно. И это было как раз то, что и требовалось от Отто. Он оставил сообщение - условное, непонятное никому, даже букв не имеющее - сразу в тройке мест, после чего стал ждать. Упорный же дождётся… сие было ведомо Виттерштейну и раньше. Он ждал, упорно ждал. И как только получил знак, сразу же нанёс удар. Не клинком, понятное дело, поскольку не был достаточно умел в обращении с оружием, хотя бить в спину и неожиданно пришлось научиться. Ядом. Сразу по самым высокопоставленным инквизиторам, смерть которых ударила бы не только по самому Ордену Братьев-проповедников, но и по Авиньону, по здешнему Святому Престолу.

        Это было раньше. А теперь, сам вдохнув собственной - предоставленной Борджиа, аптекарем Сатаны - отравы, он даже не хотел, не стремился выжить. Хотелось закончить жизнь в этом мире, но сделать это ярко. Правильно сделать. Так, чтобы смерть осталась в памяти и пробудила тех, кто долгие годы пребывал в глубоком смиренном сне. Как он сам раньше, до случившегося с… Гретхен.

        Облик сестры почти стёрся из памяти, а портрета, понятное дело, не имелось. Совсем мимолётное чувство печали сменилось на осознание. Что это и не столь важно, ведь скоро, совсем скоро они встретятся. Пусть черты лица Гретхен расплывались, не складывались в целое, зато оставалась любовь к ней. Но сперва… Последний акт выступления под названием жизнь… и завершающая её смерть. А запоминающейся её должны были сделать нужные слова. Слова, которым не должны будут помешать, если не захотят испытать на себе взрыв пары бочек пороха - не простых, а специальных - что обложены подобающих размеров камнями. Такими, чтоб те разлетелись как и куда надо. Имея такую угрозу рядом с собой, авиньонская стража поневоле поостережётся. Умирать хотят далеко не все. Мало кто хочет!

        Откуда взялся порох, тележка? Всё можно купить, если знаешь, где именно, а ещё имеешь достаточное количество золота. У Виттерштейна имелось всё необходимое.Останавливать же персону, пусть и не слишком известную в Авиньоне, но относящуюся к доминиканцам, да к тому жеимеющую при себе весомые бумаги - дураков не имелось. Отцы-инквизиторы славились прежде всего «очищением душ», а делали это посредством сжигания, утопления, удавления и прочими ни единожды не привлекающими людей способами. В том смысле. что никто не хотел участвовать в этом как очищаемый… Смотреть то любили многие. Чересчур многие!

        Принятые не лекарства, помогающие исцелению, но иные составы, дающие повышенную бодрость, но окончательно сжигающие тело, давали возможность не просто почувствовать себя особенно живым, но и распирали изнутри особой силой. Как раз это и требовалось Отто. Остановиться не в центре площади, но ближе к Папскому дворцу… жаль, вплотную не вышло, стража не позволила бы, не пустила именно с повозкой. Но и так, если что, хватит. Уж большую яму на площади он как прощание оставит. И память, что гораздо важнее.

        Отдать приказ вознице остановиться, бросить золотую монету ошалевшему от подобной щедрости человеку и… зажечь светильник из хрупкого стекла, что при падении разобьётся, тем самым поджигая пропитанные маслом доски. Огонь, порох в бочонках, взрыв! Но всё это не сейчас, несколько позже. Сейчас же пришло время слов. Для кого? Для людей. которых в это время на площади хватало, а уж поглазеть на нечто необычное простой народ всегда готов. Особенно если это необычное напитано кровью, смертью и страхом.
        - Люди Авиньона, - громко, на пределе своих сил закричал Виттерштейн, привлекая к себе внимание. - Сегодня смерть забрала к себе не случайных жертв, а самих кардинала Крамера, архиепископов Шпенглера и де Деса, а также иных высокопоставленных инквизиторов. И смерть эта была не случаем, но умыслом. Умыслом тех, кто устал от лжи и звериной жестокости тех, кто год за годом отправлял на костры невинных, наслаждаясь их мучениями. И это говорит вам тот, что находился внутри Ордена изуверов, именующих себя Братьями-проповедниками. Я, Отто Виттерштейн, вынужденный создатель «железной девы» и иных орудий пыток, расплатился за сотворённое, уничтожив создателей «Молота ведьм» и их приспешников. И совершил возмездие за тех, кто сгорел на кострах, был утоплен, задушен и убит иными мучительными способами.

        Уже этих слов хватило, чтобы привлечь к себе внимание. заставить толпу перекликаться десятками изумлённых голосов, но вместе с тем… Стража. Она также не дремала, а уж пресекать и искоренять угрозы тут, в центре Авиньона. Они наловчились. Только вот опять же не очень захотели рисковать, услышал иные, предназначенные как раз для них слова.
        - Два бочонка пороха и огонь в моей руке. Выстрелите - я упаду и будет взрыв.Подойдёте - и будет взрыв. Страха нет, я отравлен тем же ядом и скоро умру. Но вы, жители Авиньона, вы не бойтесь, - ещё громче воскликнул Виттерштейн, видя, что толпа готова удариться в бегство. - Взрыв, когда бы он ни случился, будет направлен в сторону Папского дворца и вглубь. Я не инквизитор, хоть и вынужден был скрываться под маской одного из них. Невинные не должны быть убиты и замучены. Это путь их Бога. Того, который перестал быть моим. Ибо не может человек стоять на коленях и возносить хвалу тому, чьим именем творятся немыслимые зверства над единоверцами. Пусты оправдания тех, кто называет жертв еретиками или ворожеями. И пусты слова мучительно умершего на кресте, раз своей пастве он несёт лишь муки и с самого рождения клеймит младенцев первородным грехом, который обязаны те искупать всю свою жизнь. Потому слушайте же то, что говорит вам отринувший веру смиренных рабов, веру готовых смотреть на казнь родных и близких своих, лишь бессильно плача, а то и слёзы скрывая, опасаясь следующими оказаться на костре.
Слушайте, ибо я не только слово принёс, но и делом предварил его, избавив мир от чудовищ в образе человеческом и рядящихся в одежды праведников.!

        Убеждённость. И подтверждение слов делами. Быть может, Отто не столь многому научился в Риме, у Борджиа, но уж то, что слова никогда не должны расходиться с делами он запомнил крепко. Как оказалось, на всю жизнь запомнил. Сейчас абсолютная уверенность, отсутствия ничтожной доли лукавства в звучащих, разносящихся по площади словах, поневоле приковывали к себе всеобщее внимание. Отто делился с заворожёнными людьми мыслями, идущими от сердца, к тому же выстраданными за долгие месяцы сперва в Риме, а потом и тут, в сердце всего того, что было ему до глубины души ненавистно.
        - Бог есть в каждом из нас, необходимо лишь взглянуть внутрь, отбросить навязанное и познать истинное. Только тогда увидишь тропу, что приведёт тебя… И мало кто из вас сделает круг, вновь придя к Саваофу и сыну его, Иисусу!

        Да не будет пред вами запретов, помимо тех, которые вы сами изберёте, дабы не уподобляться тупым животным. И не уподобляясь стаду овечьему особенно ведь глупее его сложно найти тварей. Тому стаду, которым именуют вас снова и снова в храмах. А вы лишь смиренно блеете, крестясь и, благодаря и щедро платя «руном златым и серебряным».
        - Иисус любит тех, за кого он умер на кресте, смертью своей искупив…

        Неожиданно для себя Отто одним лишь взмахом руки и презрительной гримасой заставил заткнуться посреди фразы какого-то человека. И новые слова, на сей раз про любовь.
        - Любовь дарят лишь тем, кто этого достоин, но не тем, кто её требует! Или вымогает, твердя, что ты обязан любить всех, даже врагов или омерзительных тебе существ. Говорит и при том лжёт, потому как есть ли любовь в кострах и плетях, в творящихся под покровом тьмы в монастырях развращении юных мальчиков и прямом насилии над ними? Нет её там. Потому не ждите любви от небес, там лишь ложь.

        И всепрощение ложно, ибо прощая, вы дозволяете обидчикам снова и снова торжествовать, пользуясь вашей слабостью, может и не тела либо разума, но духа.

        Потому трижды проклят слабый духом. Собою же и проклят! Плодами же проклятья пользуются не сильные, но хитрые. Торжествующе хохочущие после того, как прочитают вам проповедь о благости смиренных и терпеливых.

        Всё больше людей. всё внимательнее они. И порой возникающий то ропот, но перешёптывания - это показывало Виттерштейну, что он выбрал верную тактику. Страх и интерес. Просто страх у стражников, видящих огонь и убеждённых, что взрыв может произойти в любое мгновение. А стрелять без приказа… приказа действительно высших тут, в Авиньоне - означало навлечь на себя множество кар не небесным. А самых настоящих земных.

        Обольщаться не стоило. Было очевидно - долго ему говорить не дадут. В любое мгновение вонзившаяся в грудь стрела. Арбалетный болт, пуля могли оборвать его и так догорающую жизнь. Значит, следовало успеть сказать самое главное.
        - Я могу не успеть! Скажу лишь, что ищите дорогу к собственному пути среди сказанного и не только. Мудрость, приводящую каждого на особую трону. Ведь Templi omnium hominum pacis abbas готов узреть и принять каждого, кто достаточно умён, смел и упорен, чтобы сделать первый шаг.Запомните! Templi omnium hominum pacis abbas! И Отрывки из Книги Тайн, Книги Времён и Книги Гордости станут вашей путеводной звездой. Проще же всего узреть путь утром, когда остаётся лишь та самая, путеводная. Имеющие уши да слышат, имеющие разум да поймут! Я сделал то, что был должен и не боюсь того, что будет. Ибо страх - есть главный ваш враг. Из страха люди ломают свои души, делая чистоту грязью, решительность превращая в угодничество, а смелость переплавляя в подлость. И никогда не становитесь на колени, лишь одно преклоняя перед достойными того! Ибо в этом есть…

        Боль. Она пришла внезапно, но тут же отступила. Лишь улыбка, пусть и кривая, появилась на лице монаха-отступника, увидевшего вонзившиеся в него арбалетные болты, легко пробившие носимую под рясой броню.
        - Я ухожу в огне, - прохрипел Отто. - И пусть он сожжет крылья ангелов и одежду самого Саваофа!

        Падающий вниз сосуд в пламенем, вспыхнувшие доски, пропитанные маслом. Порох… И взрыв, который действительно оказался направлен в сторону Папского дворца.

        Правда и любопытствующим досталось. Порыв горячего воздуха. разбрасывающий всех и вся. Оглушающий грохот, крики… И место взрыва, которое хоть идолжны были заделать в скором времени, но вот память то стереть будет гораздо сложнее. Подобного Авиньон ещё не видел…

***

        От некстати нахлынувших мыслей о недавно произошедшем Юлий II вновь скривился. А куда деваться? Сейчас каменщики заделывали огромную воронку, оставшуюся после взрыва на площади перед Папским дворцом, а заодно исправляли менее значимые повреждения. Но это зримые следы, которые можно скрыть. Страшным было другое, и под другим он подразумевал не только смерти кардинала Крамера и иных высокопоставленных инквизиторов, но и наиболее опасное - публичность. Проклятый Господом Виттерштейн своим предсмертным выступлением на площади сказал слишком много и сделал это чересчур ярко, оставшись в памяти многочисленных авиньонцев. Слухи же, они всегда расползались слишком быстро и очень далеко.

        Не просто слова, а настоящая проповедь, направленная против всего и всех, но первей всего против авиньонского святого престола и инквизиции. Поэтому прежде всего требовалось понять - был ли Отто Виттерштейн одиночкой или… Вот «или» по настоящему пугало Джулиано делла Ровере. Одно дело бороться с ересями или там мусульманами, а совсем иное с чем-то совсем неведомым и от того куда более пугающим. Очень уж уверенно говорил мертвец, упоминая некие таинственные Книги Тайн, Времён и Гордости. Счесть это бредом безумца? Но безумец не смог бы сперва подобраться к вершине Ордена Братьев-проповедников, а затем её уничтожить. Да и принесение себя в жертву было слишком хорошо подготовлено, спланировано, осуществлено. Так одиночки не действуют!

        Скрип двери. Взгляд в сторону входа, и Юлий II увидел того, в ком никогда не сомневался. Одного из немногих действительно верных, потому как связанных с ним по крови людей - кардинала Джироламо Бассо делла Ровере.
        - Джироламо… Хоть ты порадуй меня! Что ни человек, то новое печальное известие, не дающее смотреть в будущее с уверенностью или даже надеждами.
        - У меня есть для тебя разные слова. Джулиано, - вошедший в кабинет понтифика присел в одно из пустующих кресел и. задумавшись, начал перебирать жемчужные зерна чёток. - Одни огорчат, другие заставят задуматься, третьи… Надежды остаются, а радости здесь и сейчас испытать не получится. Времена теперь мрачные под небом Авиньона.

        В этом то понтифик не сомневался. Мрачные, и улучшения «погоды» ожидать не следовало. Уж точно не раньше того дня, как авиньонские клирики окажутся внутри стен Иерусалима не как покорные просители, а хозяевами отвоёванного у магометан священного города. Благо договорённости меж Людовиком XII и Баязидом II уже были достигнуты, да и войска скоро придут в движение. Не прямо сейчас, не через неделю даже, но точно не позднее пары месяцев. Увы, но Франции сейчас приходилось опасаться ударов с самых разных сторон. Англия, Священная Римская империя, даже вроде бы малая и ничтожная Бретань! Все или почти все соседи с радостью откусят кусок от больного тела ещё недавно могущественного королевства. Не зря же простой народ вновь начал поговаривать о нависшем над Валуа проклятии, которое и со сменой короля не отступило. Опасные разговоры… которые ещё и усилятся после случившегося тут, в Авиньоне.
        - Я тебя слушаю. Говори как есть, не старайся пощадить мою гордость.
        - Не до гордости сейчас, - вдохнул кардинал, прикрыв глаза, словно желая хоть так отстраниться от многочисленных проблем. - Это Борджиа. Такие яды используют лишь они. такими знаниями о том, как взрывать, чтобы снести одних и не затронуть других, обладают только из мастера. Безмерная наглость и умение получить выгоду из всего… тоже их образ мыслей и деяний. Отто Виттерштейна подготовили они. Ещё и слова этого порождения борджианского Рима… «Templi omnium hominum pacis abbas», - мы знаем латынь и понимаем, что в переводе это звучит как «настоятель Храма мира всех людей». Это нотарикон. Возьмём первые буквы, одну из подборок, получив «Temohpab». Затем перевернём и затем снова прочитаем. Baphomet! Я знаю, ты, как и я, читал всё по Ордену Храма и особенно по процессу над ними.
        - Ты ещё сюда Книги Тайн, Времён и Гордости прикрепи, чтобы не отвалились случайно, - ядовито процедил Джулиано делла Ровере. - Яды Борджиа и другие их привычки ещё не означают, что Виттерштейн был одним из их людей. И тамплиером он быть не может.
        - Но слова… Они не могут быть совпадением!
        - Борджиа, особенно Чезаре. никогда не сделают то, что способно им повредить. Они могли приказать убить Крамера и других - могли и сделали - способны и устроить взрыв посреди Авиньона, рядом вот с этим вот дворцом. Но те слова на площади, полные ненависти к Вере и Церкви - это вредно не только для нас, но и для Рима, того Святого Престола. Ищи других, Джироламо! Тех, кого Борджиа пытались использовать в своих целях, но кто или не был им покорен или перестали быть таковыми. Знающих о тамплиерах, использующих кое-что, а также имеющих собственные или «свитые книги» или оккультные трактаты.
        - Культ?

        Юлий II кивнул, хотя удовольствия наконец то проснувшаяся понятливость родственника ему всё едино не доставила.
        - Настоящий культ, а не очередная ересь. Если они так громко заявили о себе, не боясь, значит, чувствуют силу и поддержку. Ищите и найдите хотя бы куски этих Книг. Прочитав их, сможем хотя бы понять, с кем придётся столкнуться.
        - Их может быть горстка. Жалкая и почти не опасная.
        - Эта «горстка» уже обезглавила нашу инквизицию, испугав тех, кто остался. Ты должен знать, что говорят доминиканцы!

        Оба делла Ровере знали, да и не только они. Пост главы Ордена Братьев-проповедников, совмещённый с титулом Верховного Инквизитора и кардинальским саном в обычное время, освободившись, вызвал бы огромное число желающих его занять. Сейчас же… О, желающие никуда не исчезли, но и числом были поменьше, и страх чувствовался. Более того, они медлили начать эту самую борьбу. Выжидая. Не случится ли чего-то ещё столь же грозного и опасного для них. Страх. Тот самый, ранее внушаемый инквизиторами всем остальным, теперь добрался и до самих доминиканцем. По-настоящему добрался. Даже случившееся с Ливорно, где произошли показательные казни из собратьев, оставило куда менее заметный след. Ведь Ливорно казалось столь далёким, да и мученическая смерть постигла инквизиторов пусть не рядовых, но и не столь высокопоставленных. Зато теперь стало ясно, что не защищён никто. И нигде не осталось действительно безопасного места, раз уж посреди Авиньона убили самого Крамера и его ближайших сподвижников. Мало того, не незнакомец со стороны, а вроде как проверенный инквизицией, имеющий перед ней ощутимые заслуги.

        Подозрительность ко всем! Страх мучительной смерти. Неверие в то, что хоть кто-то может обеспечить защиту. Вот что за три отравленных стилета вонзились не в плоть, а в души большей части инквизиторов, тем самым подтачивая, разлагая изнутри одну из самых важных опор Авиньона.
        - Мы найдём их. Обязательно и без промедления, - прохрипел вцепившийся в крупные зёрна жемчужных четок кардинал. - Но нужно что-то делать, иначе страх сожрёт даже самых верных!
        - Иерусалим! - выждав несколько мгновений, понтифик продолжил. - Часть из нас должна будет отплыть вместе с армией. Этим мы обезопасим себя… частично.
        - А что же оставшиеся в Авиньоне и не только?
        - Обещания, много и разные. Золото, новые приходы, саны епископов и архиепископов. Напоминание о том, что с ними случится, если мы проиграем. Что с ними сделают Борджиа, которые никогда, ничего и никому не прощают. Алчность, страх и исполнение самых потаённых желаний - только этим мы удержим свою власть над Церковью.
        - Хочешь победить Борджиа - стань ими сам…

        Джулиано делла Ровере лишь кивнул, соглашаясь со словами другого делла Ровере. Только сказать было проще. чем сделать. Борджиа были сильны не только умом и хитростью, но и тем, что не боялись делать шаг за границу круга. очерченного когда-либо и кем-либо. Они такого позволить себе не могли. Открыто позволить, разрушая старые традиции и создавая на их месте новые. Им оставалось лишь цепляться за уходящее прошлое. Привлекая к себе тех, кто не хотел, не желал, а главное не умел… не меняться даже, а совершенствоваться. И понимать это для них, делла Ровере, не обделённого умом древнего рода, было стократ печальнее.
        Глава 5
        Глава 5
        Италия, Рим, октябрь 1496 года

        Если известно направление, в котором требуется двигаться - это уже не так плохо. Собственно, именно это в нашем случае и имело место быть. Если на Иерусалим нацелилась Франция - давний и последовательный враг Борджиа - то подобные телодвижения с её стороны требовалось пресечь быстро и надёжно. Как? Тоже имелись наработки, в том числе и заранее разработанные. Их, наработок, было много, каждая из которых была для конкретного случая. Уязвимых мест хватает у любой страны, у любой правящей династии. Франция и Валуа тут ни разу не исключения!

        То же самое относительно союзника французов, то бишь Османской империи.Пусть нельзя было нанести превентивный удар - руки то в определённой степени связаны мирным договором, нарушать который без веских причин… Разумеется, под сурдинку возможности прихватить Иерусалим спишутся любые грехи, но если есть возможность разыграть партию более тонко именно это и следует сделать.

        Собственные войска, связь с союзниками и не очень, подготовка проблем для османов - это всё ладно, тут работы шли полным ходом. Равно как и отслеживание ситуации во Франции, где были свои нюансы. Ожидаемая проблема возникла в Мамлюкском султанате. Венецианцы оказались чересчур оптимистично настроены, раз всерьёз рассчитывали вложить что-либо умное в голову тамошним незаконнорожденным отпрыскам гонорейных ишаков и сифилитичных верблюдов, передающих потомкам все признаки прогрессирующей умственно-моральной деградации. Проще говоря, при одной лишь попытке венецианцев обменять Иерусалим на полную поддержку в войне против союза Франции и Османской империи - союза, который однозначно и без вариантов сносил большую, но откровенно отсталую мамлюкскую армию и заметно усохший флот султаната - эти долбаные фанатики орали, визжали, сучили ножками и прочими способами выражали категорическое неприятие подобного.

        Что с того нам, Борджиа? Исключительно плюсы, поскольку лично у меня и мысли не было договариваться с мамлюками по-хорошему. С такой публикой работает исключительно метод кнута и дубинатора. Этакая БДСМ-сессия в формате конца XV века в особо жёстком формате даже без признаков вазелина. Но то мы. А вот венецианцы изображали этаких целок-невидимок, выторговывая очередные сроки для достижения недостижимого. Оч-чень уж им не хотелось воевать ещё и с давними торговыми партнёрами. Не всем венецианцам, а той их части, которая находилась в жёсткой оппозиции Агостино Барбариго. Плакали, кололись и продолжали жрать какту… то есть пытаться разговаривать со всё больше звереющими мамлюками. Де-факто дело шло к тому, что хоть часть венецианцев в Каире или в иных городах вполне могли в лучшем случае избить, а в худшем мучительно прикончить во славу Аллаха. Обычное для тех мест и этноса дело.

        А Васька слушает да ест! Вот что тут сказать, гениальность некоторых баснописцев сомнению сроду не подвергалась. Вся эта венецианско-мамлюкская возня была просто идеальна для того, чтобы показать степень загнивания собственно Венецианской республики её союзникам и противникам. В частности, Мантуе, герцог которой, Франческо Гонзага, обладал развитым инстинктом самосохранения. Бывший кондотьер, причём действительно хороший, он научился чувствовать угрозу собственному положению. Чутьё изменило ему, по большому счёту, лишь единожды, когда во время войны с Францией герцог посчитал венецианские позиции более прочными, чем позиции семьи Борджиа. В результате чего послушался инструкций дожа, открыв французам путь к отступлению за пределы италийских земель. Упс, ошибочка вышла. Для него, понятное дело, потому как была возможность договариваться на куда более хороших условиях. А в результате… В результате договариваться всё равно пришлось, поскольку Гонзага верно оценивал ситуацию. Венеция стремительно теряла влияние, её флот уже не был доминирующим среди итальянских государств, а армия… Армию венецианцы
использовали по большей части наёмную, а за последние годы большая часть мало-мальски приличных кондотт влилась в войско Италии. Оставалась Мантуя, но и тут… Гонзага понимал, куда дует ветер. Особенно хорошо понимал по причине того, что его жена, Изабелла, была как бы дочерью герцога Феррарского и в девичестве носила фамилию д’Эсте. Отсюда и хорошая осведомлённость о том, что те же Феррара с Моденой, находящиеся под властью д’Эсте, хоть формально и не входили в Италию, но по факту уже стали её частью. Независимость же будет длиться лишь до той поры, пока она будет выгодна Борджиа. А ещё, что Борджиа сильно сердиты на герцога Мантуи и планируют при случае… понятно что сделать.

        Вот отсюда и дрейф от Венеции к Италии с предварительными договорённостями о сохранении герцогства как такового, но уже без независимости оного. А уж потом, когда вассалитет будет воплощён в реальность, тогда шаг за шагом, кусочек за кусочком из под задницы Гонзага окажутся выдернуты и элементы даже частичной независимости. Аккуратно, конечно же, да со всем полагающимся финансовым и иным обезболиванием.

        Почему Мантуя была особенно важна? Исключительно как важная составляющая венецианской армии. Лишившись поддержки что войск Мантуи, что полководческих талантов семейства Гонзага, венецианская верхушка просто обязана была совсем уж присмиреть и стать гораздо более договороспособной. А ещё даже не пытаться издавать возмущённые вопли по поводу захвата Сиенской республики, которая уже давно мозолила глаза и вообще была не опасным, но сильно раздражающим чирьем на заднице. Располовинить её меж Италией и Флоренцией, да и все дела. Но не прямо сейчас, а после окончания заварушки с мамлюками. После такой встряски и снижения влияния Венеции никто и не вспомнит про какую-то там мелочь наподобие Сиены. При оправдании ожидаемого кровопролития проглоченных чижиков точно не считают!

        А пока… Предместья Рима, оцепление из проверенных солдат и испытание очередного оружия, которое планировалось использовать для того, чтобы раздолбать хоть с моря хоть с суши может османов, может мамлюков, а возможно тех и других одновременно. Во время Крестового похода Османской империи уже досталось по полной от используемых нами новинок, но они были относительно привычными. За исключением разве что воздушных шаров, но их сложно было отнести непосредственно к оружию. Вспомогательные средства, пусть и очень полезные. Хотя и они, мда, заставили многих правоверных вот реально так обосраться.

        Опять же не о том речь. Испытываемая сейчас новинка имела непосредственное отношение к артиллерии. Более того, опять же использовалась ссылка на уже имевшийся опыт, пускай и не самый удачный, не самый эффективный. Китайский опыт, а это уже само по себе о многом говорит. Идея родом из давних времен, точнее сказать, из века этак XI или даже X. Что это было такое? Боевые ракеты. Те самые, наиболее примитивные, пороховые, но при правильном применении способные сильно-сильно огорчить противника. Особенно того, который был чрезмерно склонен к панике и подвержен суевериям. Ага, османы и прочие мамлюки с бедуинами подходили ну просто идеально.
        - Батареи готовы к стрельбе, Ваше Величество, - доложил подошедший Пауль фон Циммер, ещё со времени войны с Францией как ставший главным артиллеристом, так им и остающийся по причинам высокого профессионализма и готовности воспринимать и использовать любые новинки в стрелковом деле. - Прикажете начать?
        - Прикажу. Для начала пусть отработает первая батарея. Две других в резерве. Через пять минут можно и начинать.

        Надо же почтенной публике приготовиться, не так ли? Хотя слово «публика» тут не совсем уместно. Это ж не испытания первого в мире парохода, прошедшие посреди Рима совсем недавно. Там да, можно было показывать достижение прогресса широким народным массам. Более того, это нужно было сделать, дабы показать неудержимость прогресса и ниспровержение кажущихся незыблемыми основ. Другое дело - новинки, относящиеся к оружию. Те самые, что должны до нужного дня оставаться в секрете, дабы огорчить врага совсем уж сильно, не дать ему подготовиться хотя бы морально, хотя бы в некоторой степени. Отсюда и крайне узкий круг собравшихся посмотреть, оценить, откомментировать. Часть семьи - без женщин за исключением Лукреции - да военачальники всё больше из числа бывших кондотьеров. Раталли, Эспиноза. Росиенте, Циммер опять же с Матеушем Лехманом. Те самые, с кем многое и через многое прошёл. Ну и флотские спецы - Гарсия де Лима и Джузеппе Калатари. Первый у нас флотоводец более классического формата, заточенный первым делом на полноценные сражения. Ну а Калатари - пират типичнейший, сорви-голова, любящий угар
кровавых схваток, просто и абордажных, а также многодневные загулы с морем вина и толпами девок легчайшего поведения. Но вместе с тем очень полезный, разбирающийся в тактике и не чурающийся самых неоднозначных средств для достижения победы.

        Для полного расклада не хватало разве что Мигеля, Рикотто и Диего де Ларго-Виллаима с Витторио да Крионе. Но отсутствие последних как раз понятно. Корелья при помощи Рикотто сейчас поддерживал порядок в Сербии. Ну а де Ларго-Виллаима с да Крионе бороздили воды Средиземного моря, наводя страх и ужас на всех мусульманских мореплавателей, топя любого, кто отваживался выйти в море. Не сами по большому то счёту, но общая координация действий каперов была именно на них.

        Однако большая часть военной верхушки королевства была тут, готовилась увидеть, оценить и сделать выводы. Почему в столь полном составе? Очень уж оружие серьёзное, этакое вундерваффе в реалиях нынешнего времени. Я то хорошо помнил, как британцы применили оное в начале XIX века! Сперва против Франции, в Булони, а затем отстрелялись по датскому Копенгагену. Оба раза города выгорали если и не под ноль, то где-то рядом, а уж моральный эффект оказывался и вовсе сокрушительным. Напрочь убивая боевой дух и нанося реально серьёзные потери не столько войскам, сколько инфраструктуре. Собственно, впечатления от ракетных обстрелов были настолько… впечатляющими, что после двух опытов их больше и не применяли. Хотя возможности имелись. Сочли, так сказать, воистину «адским оружием» и наложили на оное негласный, но крепкий запрет на довольно долгое время. Применяли лишь на суше, эпизодически да и без большого эффекта. Рассеивание там и все дела. Зато на азиатских театрах ракеты применялись снова и снова, показывая высокую эффективность, не только рассеивая вражескую кавалерию, но и наводя ужас на собственно
тамошних солдат. Мда. всё это были сведения из известной мне исторической линии, а вот как оно окажется тут… Поживем - посмотрим. И начнём смотреть совсем скоро, через несколько минут.

        Вообще-то планировалось устроить пробные стрельбы вчера, но подгадила погодка. Дождь - не сильный, но противный, длительный - как-то ни разу не способствовал именно что комфортному наблюдению за первым массовым испытанием ракет. Требовалась приличная погода, без которой пристойное настроение и состояние наблюдателей гарантировать бы не получилось. Моё так уж точно. А сейчас… Нет солнца, но и дождь не пакостит. Назвать погоду действительно тёплой по итальянским меркам было бы преувеличением. Но меня, родившегося и выросшего в куда более северной местности, итальянская погода устраивала практически в любое время года. Благодать да и только!

        Вершина небольшого холмика, походные столики, стулья, подзорные трубы, что имелись у каждого. Ну и разного рода приятные мелочи вроде кубков с вином, ещё дымящегося и пахнущего дымом и приправами мяса… Сочетание пикника на свежем воздухе и чисто делового мероприятия. Как раз то, что я люблю, ценю и стараюсь использовать. Вон, даже «отца» вытащить удалось, хотя он, признаться, предпочёл бы ограничиться докладом со стороны. Ан нет, присутствует и сочетает в себе интерес и некоторую досаду. Для последней, впрочем, свои мотивы, с испытанием ракетного оружия никак не связанные.
        - Необычные… мишени, магистр, - замялся Калатари, которого терзало любопытство. - Я же и не только я, думали, что это будет как пушки. А из них там по чучелам в доспехах или без либо по деревянным щитам стреляют. Ну по старым и ненужным замкам иногда. А тут… Необычно.
        - Два малых корабля, пусть из не корабельного леса и без оснастки. Несколько домов, где и дерево, и камень. Чучела в доспехах тоже, но внутри, - вторил второй морской волк из присутствующих, Гарсия де Лима, командующий всем итальянским флотом. - Для прицельной стрельбы это не годится. И мы с синьором Джузеппе не увидели нормального прицеливания. Эти… ракеты, как ими можно попадать в цель? Нет ствола, нет и меткости. Это не стрела и не болт, там порох, его взрыв. Он же вытолкнет их из лож.
        - Вот сейчас всё и увидите. Хотя в целом вы действительно правы - для прицельной стрельбы ракеты не предназначены. Попасть в отдельный корабль, батарею, небольшой отряд - задача чрезвычайно сложная. Особенно если цель движется. Зато для бомбардировки города или тихо мирно стоящих в гавани кораблей. Атаки не ожидающих - тут уже совсем другое дело. Сами и убедитесь.

        Ещё несколько секунд и… Батарейная прислуга подожгла запальные шнуры и отбежала в стороны, поскольку были в курсе насчёт того, что ракета может и не сойти с направляющих или просто плюхнуться поблизости. Ан нет, на этот раз всё обошлось и ракеты, издавая противный такой вой, стартовали в нужном направлении.

        Вид у них был, конечно… Боевая часть в виде классической остроконечной пули, только соответствующих габаритов. Внизу часть «бустера» - отделённая, понятное дело - основанием которой служил опять же железный перфорированный лист с отверстием посредине, предназначенный для выхода оттуда реактивной струи. Ну и там же прут-стабилизатор, потому как расположить его сбоку означало получить совсем уж печальное снижение точности. Дальность… Теоретически два с лишним километра, особенно если увеличить «бустерную» часть, но главным сейчас было вовсе не это. Требовалось продемонстрировать сам факт возможности поражения целей, а посему цели эти располагались на дистанции менее километра.

        Летят, родимые! Видно, как и куда. ведь след то в воздухе остаётся даже ясным днём. Вот по этому самому следу я и следил за полётом. Батарея в полтора десятка ракет, все пятнадцать вышли и взлетели… Ан нет, две куда-то в сторону ушли, третья рухнула вниз совершенно внезапно. Пофиг, это нормальное явление для подобного примитива. Если долетит половина и попадёт четверть - уже достойный результат.

        Падение ракет, негромкие взрывы и расплескивающаяся из боевых частей вязкая горящая жидкость. От чисто взрывных ракет толку чуть, а вот ракеты зажигательные - это уже совершенно иной расклад. Абсолютно иной! Водой зажигательную смесь на основе нефти не потушить, а песок… Далеко не все и не сразу поймут, а если и поймут, так не везде он будет, особенно на кораблях, стоящих в гавани. По крайней мере. правилом это станет точно не моментально. Люди - существа склонные к инерционности мышления. Не все, понятное дело, но большая их часть. А посему…

        Взмах рукой и, увидев это, командиры двух других батарей, следящие за местом, где я нахожусь, также отдают приказы. Несколько мгновений и очередные ракеты, теперь уже три десятка, несутся в направлении тех же целей. Опять же достигает и попадает в нужную область несколько больше половины, но и этого достаточно для демонстрации.

        Всё, отбой! И сразу оживляются другие - те. кто должен потушить занимающиеся пожару вокруг. А область расположения мишеней пусть горит, для того она и создана. Хорошо, кстати, горит! Сперва пожар был так себе, но разгорелся быстро, душевно, вызывая у наблюдающих за стрельбами целую гамму эмоций. Тут ещё и мои слова подоспели:
        - Ракеты хороши ещё тем, что даже с направляющих перезарядка времени почти не занимает. Поджёг фитили у первых ракет, отбежал до укрытия, дождался, пока те взмыли в небо, а потом устанавливай новые. Если, конечно, какая-нибудь не осталась валяться и шипеть на позиции. Но даже если и так. то всё равно быстрее. Да и установить можно быстро, к тому же в таких местах уда орудия не притащить. Преимуществ хватает.
        - Точность… плохая, - сглотнул Калатари, пытаясь хоть таким образом сбавить впечатления.
        - Потому используется большое число. Ну и стрельба по большой цели, в которую легко попасть даже ракетами. Крепость или опять же много кораблей со спущенными парусами в одном месте. Оружие не самое обычное, не для всего пригодное. Но если правильно выбрать место. время и цель, то результат способен сильно обрадовать нас и огорчить врагов.

        Люди тут были многое повидавшие, потому представляли себе могущую возникнуть картину. Хотя их как бы всё устраивало в плане эффективности, но вот с точки зрения моральной возникали определённые вопросы. И первым их озвучил Раталли, вымолвивший:
        - Если когда то просто арбалет стал «дьявольским оружием», про трои, Чезаре. цепные ядра и бомбы то же само говорят, то уж здесь… В Авиньоне обрадуются так, что не только у нас, в Риме, но и у Лукреции в Приштине слышно станет.
        - Разумно. Было бы, если мы хоть раз обстреляем ракетами европейские города. Так мы ж этого делать и не станем, используя новое оружие исключительно против магометан и их городов. Их, я уверен, можно бить любыми видами оружия, не стесняя себя правилами. Крестовый поход уже показал эффективность подобной тактики и благожелательное восприятие оной почти всеми европейскими странами.

        Осознание. Осмысление. Согласие. Именно эти эмоции сменяли одна другую на лицах итальянских военачальников. Вот и ладушки. Ответив ещё на несколько вопросов, уточнив некоторые интересные для тех детали, я аккуратно так перевел разговор, чтобы они продолжили задавать вопросы уже не мне, а друг другу и особенно фон Циммеру как главному артиллеристу королевства. Сам же, воспользовавшись представившейся возможностью, улизнул обратно, к столу, за которым сидели «отец», Лукреция и Бьянка. Чисто семейный круг по большому то счёту. Бьянка, она хоть не супруга и даже не любовница, но учитывая мои наикрепчайшие с неё связи, а также связь девушки иного рода с Лукрецией… Мда. действительно практически семья, пусть и с розоватым отливом с определённой точки зрения. Ну да прекрасной половины человечества много не бывает, чего уж самого себя обманывать.
        - Александрия и другие города побережья султаната? - с ходу даже не спросил, а скорее пожелал получить подтверждение Родриго Борджиа. И тут же сам это сделал. - Да, Чезаре, это окажется ударом по мамлюкам, когда венецианцы закончат пытаться с ними договариваться.
        - Скорее когда их послов изобьют или и вовсе посадят на кол, - саркастически фыркнула Бьянка. Поддерживаемая кивающей Лукрецией. - А османам тогда будет не до того. Наши люди уже готовы, ждут лишь приказа.
        - Мирный договор,- елейно вздохнул «отец», переключившийся в режим понтифика. - Наши слова, наши клятвы. Подписи на бумаге…
        - Которые не будут нарушены. Ни мы, ни наши люди не прольют кровь. А слова… Они лишь косвенно подтолкнут жаждущих власти деток Баязида II и их не менее властолюбивых мамочек. Хотя тут не столько власть, сколько простое желание выжить самим и обеспечить выживание детей. Милые азиатские традиции, связанные с грызней голодных крыс в клетке, всем известны. Нужно лишь вовремя бросить шмат сочного мяса в этот пруд с крокодилами.
        - В этом мы не сомневаемся, сын. Умалить влияние Венеции, воспользоваться раздорами мамлюков. Снова посеять раздор в Османской империи. пользуясь не только своими людьми, но и обязанным нам самой жизнью великим визирем…
        - Он не «обязан жизнью», просто сама жизнь его в наших руках, папа, - сочла нужным уточнить Лукреция, мило улыбаясь и плотоядно посматривая то в сторону ракетных батарей, то на Бьянку. Мда, две страсти, оружие и красота. Понимаю и всячески их разделяю. - А жить он хочет!

        Херсекли Ахмед-паша он же Стефан Херцегович Косача - великий визирь Османской империи, оказавшийся и на вершине, и оставшийся в живом состоянии не в последнюю очередь благодаря нашему молчанию о некоторых нелицеприятных нюансах. Особенно об обстоятельствах убийства Селима, баязидовского сынка. Вот теперь он и отрабатывал саму возможность жить и дышать, исправно и огромными порциями сливая нам сведения о многом… почти всём, что происходило при султанском дворе. Про затею с Францией молчал до последнего, скотина. Распечатал свою иудину пасть лишь тогда, когда скрывать информацию стало совсем уж опасно.

        Ну а мы что? Пока сделали вид, что вошли в положение. Что поверили, будто Баязид II держал переговоры с французами втайне даже от своего визиря и родственника. Доверия то к Херсекли Ахмед-паше не было по умолчанию. Это на прямо поставленные вопросы он отвечал правду, вынужден был отвечать, если точнее. Затоостальное… тут можно было хитрить и изворачиваться, благо зная специфические нравы османского двора, никогда нельзя было с гарантией утверждать, что известно той или иной персоне, а что остаётся тайной.

        Верить нельзя. Зато использовать можно и нужно. Вот и сейчас визирь должен был сыграть свою роль, чтобы подорвать под задницей Баязида II новую мину. В переносном смысле, конечно. По сигналу, даже сам не представляя всех последствий. А может и представляя, но кого волнует таких мелочей! Выхода у паскудника и многократного предателя всех и вся один бес нету.
        - Не об османах сейчас речь, - вновь зазвучал голос патриарха рода Борджиа. - Ты что натворил в Авиньоне, сынок? Урон «авиньонцам» нанесён огромный. Гибель доминиканской верхушки, унижение Джулиано делла Ровере и тех, кто его приютил, сделал Авиньонским Папой, иное... Но твои «руки» творят демоны знают что! Да, Чезаре, именно демоны, потому как их уже назвали «слугами Люцифера» и ищут как главных врагов веры и церкви! А сколько ты таких вот «виттерштейнов» воспитал? Десять, двадцать, может сотню?
        - Всего около тридцати. Двадцать восемь, если считать и самого Отто, - абсолютно спокойно, без тени волнения ответил я. - И на всякий случай повторю - он не должен был вот так выступать с зажигательной проповедью посреди Авиньона близ Папского дворца. Да ещё с эффектным самоуничтожением в финале. Это был, скажем так, неожиданный, но от того не менее полезный для нас подарок.
        - Подарок?!

        Сорвавшись было на крик, Родриго Борджиа постарался взять себя в руки, малость успокоиться. Успокоению вроде как помог выпитый кубок не самого слабенького по убойности вина. Да и то… скорее уж «отец» просто привык, что я то и дело подкидываю ему очередные на первый взгляд безумные выходки, в результате оборачивающиеся выгодой. Собственно, этим и держимся. Хотя придётся разъяснять… более подробно.
        - Именно подарок. Эти ублюдки создавали из ничего ереси, после чего с ними героически боролись. Вот теперь пусть попробуют бороться с настоящим культом, адепты которого не будут смиренными овечками. А ещё станут заманивать в свои ряды не абы кого, а тех, кто люто и за дело ненавидит хоть инквизиторов в частности, хоть разного рода монахов в целом. Кого-то в детстве сношали во все дырки «святые отцы», других разорила безмерная жадность церковных иерархов. Третьи лично видели совращение малолетних, к тому же мальчиков, что не смогло не оставить неизгладимый след в памяти и в душе. Они уже ненавидят само христианство, это есть факт. Но вместе с тем такие люди - личности цельные, пригодные для того, чтобы если и не переворачивать мир, то оставлять свой след. Это… ресурс. Ценный ресурс, отмахиваться от которого было бы неразумно.
        - Враждебный церкви ресурс!
        - Вот потому о нём и не должны будут знать простые люди. Вместе с тем никто из церковных иерархов, помимо тебя, отец, к этому также не должен быть причастен. Зато мои тамплиеры - это дело другое. Не все, понятное дело, только избранные. Очень уж удобно скрывать за ложными обвинениями прошлого, которые нам удалось высмеять, малую частицу правды. Мы сможем играть сразу на двух шахматных досках. На обычной, как Орден храма, защитники веры и знамя Крестовых походов. А ещё на второй, как скрывающиеся за туманной дымкой покровители того самого культа, которому только предстоит получить название… хотя собственные «святые книги» у него уже есть.
        - Я читала, - радостно воскликнула Лукреция. - Чезаре хорошо пишет! Убедительно так, образно! Многие усомнившиеся в вере отпадут от неё окончательно, но отпав… останутся под нашим же, Борджиа, влиянием. Indaemonedeus! Алхимики не зря это говорят.

        В дьяволе бог. Ну что тут сказать, истина в сем изречении действительно имеется.Вот и Родриго Борджиа, выключив Папу Римского и включив собственно Борджиа, капитально так призадумался. Это раньше, год-два назад, не говоря уж о совсем прошлых временах, подобное бы вызвало у «отца» разрыв шаблона. Сейчас уже нет. Шаг за шагом, ступень за ступенью, но от типичного для конца XV века образа мыслей все тут присутствующие давно ушли. Я так и вовсе по уважительным причинам близок не был, ну да то отдельный разговор. Разговор, который никогда не будет начат, ибо нефиг даже самым тут близким людям знать мою главную тайну. У каждого демона есть собственный ад, куда нет доступа даже Люциферу.

        Родриго Борджиа думает, мы тем временем ведем беседу о культах и их возможном влиянии, вояки с флотскими спорят о плюсах и минусах ракетного оружия… Лепота! И в голове есть место для мыслей.

        Мысли. Они вообще в большом количестве внутри черепа копошатся. В том числе о том, что Отто Виттерштейн, несмотря на сказанное недавно тут присутствующим, всё ж малость напакостил своим порывом «старого, опытного камикадзе». Я то планировал привязать убийство Крамера и других инквизиторов к культу через сеть слухов и сплетен. Подкрепив оные несколькими иными громкими и показательными устранениями авиньонских святош из числа особо мерзких. А попутно распространять специально созданные Книги Тайн, Времён и Гордости, долженствующие стать идеологическим фундаментом здешнего демонопоклонничества. Название опять же придумать, хотя варианты вроде Храма Бездны или Церкви Проклятых уже крутились в голове. Ан нет, не сложилось из-за естественного душевного порыва одного из тех, кто планировался на роль лидера культистов. Впрочем…

        Как говорится, и в Инферно есть свои собственные герои. Первым таким и стал Отто Виттерштейн. Называть его мучеником не стоило, поскольку это бы противоречило самим основам создаваемого культа. Не смирение, не готовность просто умереть, а исключительно смерть с целью, забрав с собой врагов… да и то лишь в случае, когда не имеется другого выхода. Очередной вариант смертника-шахида интереса не представляет по причине своей тупиковости.

        Есть и ещё одна тупиковость. Не для всех и даже не для многих, но для очень интересной прослойки людей. Тех самых, которых совсем скоро, в силу сразу множества причин начнёт не устраивать не только мракобесный авиньонский Святой Престол - он уже очень многих выбесил - а и христианство как таковое. Проводимыми тут, в Риме, реформами процесс можно ослабить, замедлить, но не развеять. Слишком уж несовместимо с менталитетом наиболее пассионарной части европейцев всё это смирение, заповеди и тому подобная жиденькая похлёбка. Следовательно, нужен специальный отводной канал, что будет изымать наиболее непримиримо настроенных. Но не кострами, темницами и прочими методами, а совсем-совсем иными. Ага, созданием тайной параллельной структуры, которая будет однозначно вне контроля церкви, но в то же время связана с тамплиерами. Тайно, само собой разумеется… довольно длительное время уж точно. А потом будет видно, какой сложится расклад. Но этого я Родриго Борджиа никогда не скажу. В отличие от той же Бьянки, Лукреции, может Мигеля. Сдаётся мне, что уж эта троица уже в состоянии воспринять даже такие мои
мысли, рассчитанные не на годы. а на пару десятков лет вперёд как минимум.
        Интерлюдия
        Интерлюдия
        Османская империя, Стамбул, октябрь 1496 года.

        Переход от величия к упадку далеко не всегда занимает долгое время. Порой подобное видно всем, порой лишь тем, кто умеет пользоваться своим разумом. Но вот происходящее в Османской империи являлось очевидным как для самих османов, так и для появляющихся там иностранцев. Война с коалицией стран, участвовавших в очередном - и на сей раз более чем успешном - Крестовом походе оставила на теле империи настолько глубокие раны, что они обильно кровоточили и отнюдь не собирались закрываться. Потери земель, вынужденное унижение при подписании мирного договора, потеря практически всего флота и почти полностью прервавшееся сообщение с другими странами морскими путями. Любое из перечисленного по отдельности ещё можно было пережить без далеко идущих последствий, а вот всё сразу…

        Отсюда и нависшее над столицей империи тягостное уныние. Несмотря на все усилия самого Баязида II и сохранявших ему верность людей, переломить ситуацию у них так и не получалось. Немного помогали подачки нужным людям, но именно что немного. Глава дома Османа хорошо знал свой народ, особенно те его стороны, которые могли как помочь, так и принести череду несчастий,

        Основным поводом для тревоги для султана являлось его собственное положение на троне. В Османской империи с самого её основания сложилось так, что если сидящий на троне ослабел, пошатнулось его доселе устойчивое положение - тогда следует опасаться всего и всех и даже от собственной семьи может последовать удар в спину. Особенно от семьи! Вот потому Баязид II, готовясь к совместной с франками войне с мамлюками, не забывал посматривать по сторонам, отслеживая движения каждого из своих сыновей, да и их матерей из поля зрения старался не выпускать. Оставшихся сыновей, потому как одного из них, самого опасного и властолюбивого, ему уже пришлось принести в жертву. Тайно, конечно, потому как открытие сего события, вынесение его на потеру простым правоверным было бы… опасным. Так что знали об этом очень и очень немногие. К примеру, находящийся сейчас пред его очами великий визирь Херсекли Ахмед-паша, к тому же женатый на родной сестре султана. Он вообще был в числе тех, кому было известно почти всё.

        Опасался ли Баязид II предательства с его стороны? Остерегался, конечно, но менее, чем со стороны прочих, потому как не мог себе представить выгоды в том самом предательстве. Вот если таковая появится - тогда другое дело. Но пока… Пока он ему почти верил. Оттого и делился собственными тревогами, касающимися многочисленных отпрысков. Шесть взрослых сыновей, шесть тревог. Особенно с учётом того, что сейчас все они собирали войска для предстоящей войны, целью которой являлось восстановление пошатнувшегося величия империи. А собранные сыновьями султана войска, они ведь именно ими собирались, а значит и преданность таковых под большим вопросом. И тень покойного Селима, вновь поднявшаяся прямиком из могилы! Нехорошо так поднявшаяся, опасно лично для него, Баязида II.

        Зато великий визирь Херсекли Ахмед-паша, покорно внимая словам своего повелителя и родственника по жене, на деле был занят совсем другим. Раздумьями относительно того, как лучше всего выполнить приказы тех, от кого самым прямым образом завидела его жизнь. Достаточно было лишь нескольких слов, что шепнут на ухо главе дома Османа и… Смазанный бараньим жиром кол, на который посадят недавнего великого визиря, или там подвешивание на крюках или… у палачей множество ухваток и все они ужасны для того, кто окажется в их «заботливых» руках. Особенно если окажется тот, кто совсем недавно отдавал им приказы. Османская чернь с особой охотой будет и пытать и смотреть за пытками того, кому совсем недавно готова была целовать не то что сапоги, но и их следы в надежде на отблеск внимания.

        Но был ли у него, Херсекли Ахмед-паши, ранее носившего имя Стефана Херцеговича Косачи, какой-либо выбор? Не было, если не хотел податься в бега или ещё тогда, в конце Крестового похода оказаться мертвецом. Подобной участи для себя он не желал, потому и принёс вместо себя иную жертву - тогдашнего великого визиря, Коджу Дамат Давуд-пашу. Тогда именно Коджа стал как бы единственным виновником убийства Селима, сына Баязида II, Сам же Херсекли Ахмед-паша не просто «смог выкрутиться», но и «сильно помог» султану с заключением мирного договора со странами, участвовавшими в Крестовом походе. Потому и стал новым великим визирем. Потому ещё сильнее упрочил своё влияние при дворе и смог его не утратить. Однако…. Взамен всего этого он ежедневно чувствовал невидимый крюк в своих потрохах, столило потянуть за который и… А верёвка, за которую тянут, была в руках семейства Борджиа. Ну и у тех, кто говорил от их имени. Один такой разговаривающий встретился с ним недавно… в очередной раз. Напоминал, что следует делать и как именно, чтобы настоящие хозяева великого визиря Османской империи оставались довольны его
работой.Воспоминания о тех разговорах и особенно последнем никуда не девались. Хуже того, память вновь и вновь заставляла к этому возвращаться…

        Великий визирь по своему положению ответственен за многое. В том числе и за то, чтобы жители Стамбула были довольны своей жизнью. Не все, конечно, но уж определённые их части точно. Требуется постоянный подвоз еды в огромном числе - близ столицы империи вообще мало что произрастало, да и заставить османов работать… Ни султаны, ни их приближённые не были для этого достаточно наивными, понимая, что иначе их подданные из числа правоверных непременно взбунтуются. Потому кормили османов покорённые народы, такие как греки, валахи, болгары, албанцы и прочие. До недавнего времени и сербы, но теперь эта кормушка была недоступна, тем самым заставляя тратить немалые деньги за покупку нужных товаров. Иначе… Что такое бунты черни в Стамбуле хорошо знали и вовсе не стремились в очередной раз почувствовать на своих шкурах нечто подобное. И вовсе не потому, что Баязиду было не плевать. Тут иное. Те самые шестеро сыновей, шестеро возможных наследников. каждый из которых видел себя одного живым и на троне, а остальных - удавленными или обезглавленными. Пример отца и его борьбы за трон уже с собственными
родственниками, особенно «султаном Джемом» был свеж в памяти нового поколения дома Османа.

        Товары, товары и ещё раз они же, доставляемые в столицу империи со всех сторон, со всех частей страны и извне. Но если с поставками внутренними всё было приемлемо, но вот внешняя торговля находилась в упадке. А виной тому что? Правильно, полное господство в Средиземном море итальянских пиратов, да и в Эгейском они чувствовали себя как дома. Любой корабль - неважно, Османской империи или иной страны, где правили правоверные - вышедший в море был если и не обречён, то имел мало шансов добраться до нужного места. Потому доставить что угодно можно было либо кружным путём по суше, либо… на венецианских кораблях. Хотя и венецианские торговцы были не лучшим выходом, ибо заламывали большую, чрезмерно великую цену за доставку. Или всё же лучшим? Пожалуй, но лишь из-за неимения иных выходов.

        Однако всегда находились люди, готовые рисковать кораблями, надеясь получить прибыль. Конечно же, таким образом везли не зерно или там масла. А вот дорогие ткани, фарфор, пряности… Именно те товары, которые занимают мало места, зато стоят больших денег.

        Керим Сардак считался одним из таких торговцев, корабли которого были особенно удачливы. О нет, они тоже оказывались взятыми на абордаж и разграбленными, но мастерство нанимаемых им капитанов и удача позволяли тому получать немалые прибыли. И вследствие этого становиться всё более известным, получать большее влияние, возможность приблизиться к султанскому двору, а в будущем… Человек, обладающий богатством, должниками, а также полезными знакомствами в окружении султана мог взлететь очень высоко. А уж если привлечь внимание самого великого визиря…

        Очень многим казалось, что Керима Сардака ждёт большое будущее, если, разумеется, он не оступится на половине пути или даже ближе к его завершению. Однако никто - или почти никто, если быть искренним - не знал, кем он является на самом деле. Полностью этого не знал и сам Херсекли Ахмед-паша, зато то, что Керим никакой не Керим и что он человек Борджиа - вот это было великому визирю известно. Не зря же он встречался с ним далеко не в первый раз и во время каждой такой встречи получал новые приказы. Сам же «Керим Сардак», отдавая их, искренне при этом улыбался, нисколько не скрывая своей радости от того, что сам великий визирь вынужден подчиняться врагам Османской империи. Вот и в последний раз…
        - Получили ли славные сыновья великого нашего султана всё то, что должны были получить, о почтенный Ахмед-паша,- предельно вежливо на словах, но без тени уважения но существу произнёс «Керим Сардак». - Понимают ли они, какой день лучше прочих подходит для того, чтобы показать свою силу? Каждый свою, конечно.
        - Смерть брата их не огорчила, но напугали те планы султана, о которых я им рассказал.
        - Вы должны были намекнуть и только…
        - Я намекнул. Остальное они домысливали сами, - быстро поправился великий визирь империи, почувствовав признаки холода в речи собеседника. - Я больше остальных обеспокоен одной только возможностью того, что Баязид заподозрит своих сыновей в чем-либо раньше срока. Они…. сразу скажут, кто натолкнул их на тот опасный след, пахнущий смертью. Множеством смертей.

        Называющий себя Керимом в ответ лишь улыбнулся, тем самым показывая, что верит дважды предавшему. Или, что куда более вероятно, сделал вид. Херсекли Ахмед-паша не столь давно вынужден был общаться с глазами и ушами Борджиа в Стамбуле. Но и этого срока хватило, чтобы частично понять. Хотя бы ту ненависть, которую этот самый «Керим» испытывает не только к империи, но и ко всем османам. К нему же, как к «предателю крови», особенно.

        Борджиа… Великий визирь имел достаточно ума, потому осознавал приверженность этой итальянской семьи к опоре не на тех, кого можно купить, а лишь на по-настоящему верных. Остальных они лишь использовали, хотя слово своё король Италии держал. Своеобразно держал, потому как любил находить тайные ходы в отношении тех, кого сильно не любил. Зато упрекнуть в нарушении даже мимолётных обещаний Чезаре I так пока никто и не смог. Пытались, конечно, но… подобное вызывало лишь печальные улыбки у способных думать.

        Лично ему Борджиа обещали богатство и безопасность всей семьи… если он будет правильно себя вести и не попытается в очередной раз предать. Предать тех, кто держал его с гарротой на шее и готов был в любое мгновение затянуть стальную петлю.

        Кто затянет? Уж наверняка не «Керим», который лишь голос своего коронованного хозяина. Зато голос уверенный в себе, на которого полагаются и собираются использовать долго. И не только он, но и те, кто вокруг него. Пара слуг, которые и не слуги, а скорее охрана, умеющие убивать и притворяться правоверными. Жёны, Мариам и Зульфия… внешне показывающие полную покорность, подобающую супругам богатого и уважаемого стамбульского торговца, но на самом деле… На самом деле достаточно посмотреть в глаза этим тигрицам, чтобы понять их истинные желания. А они заключались в стремлении убивать, пусть не лично, но посредством своих слов, действий или просто помощи тому, кого они называли своим «мужем и господином». И все они были не османской крови. Все, исключений Херсекли Ахмед-паша не наблюдал. Лишь на низших ступенях Борджиа использовали «чужую кровь», покупаемую за золото, но лишённую какого бы то ни было доверия и возможности подняться наверх. Купить, использовать… и выбросить. В этом и была сила этой семьи. Другие считали это слабостью, но он, как находившийся в разные времена по разные стороны, понимал
обстановку лучше многих.

        Раздел! Свои и чужие. И если свои могли предать, этого не избежать, но всё равно число этих самых предательств было гораздо меньше. Сразу по нескольким причинам, из которых опора не на веру, а на кровь была одной из важнейших. Особенно в противостоянии с мусульманским миром, внутри которого он, великий визирь, находился уже очень давно, а потому знал его уязвимые места. Лоскутное одеяло редко когда бывает прочным, особенно если нити, которыми сшиты лоскутки, гниловаты. Не столь важно, кому именно молиться. Куда важнее, кто это делает и что этих самых «кто» объединяет. Османская же империя этими самыми «объединяющими нитями», помимо религии, похвастаться как раз и не могла…
        - Шехзаде Ахмет всегда был соперником Селима и считал себя тем, кто должен наследовать Баязиду II, - слегка улыбнулся «Керим Сардак». - Теперь он должен видеть новые возможности. А Шехзаде Коркут должен начать из-за страха смерти. Раньше он боялся братьев-соперников больше отца. теперь, после смерти Селима, если ты, почтенный Херсекли, сделал всё верно, должен быть в ужасе перед отцом. Но в правильном ужасе. Ты же сделал всё правильно?
        - Да. Керим. Ахмет собирает войска в своей Анталье и в своих мечтах видит отцовский трон. Коркут выжал Трабзон, как будто тот апельсин. А воины - тот сок, который стекает из него.
        - Остальные?
        - Они… встревожены, но первыми не начнут. Желание власти Ахмета и страх Коркута оказались сильнее жадности или осторожности иных сыновей султана. Но если начнут одни, другие тоже не останутся в стороне.
        - Чьей?
        - Может отца, может желания сделать из своего санджака ханство или королевство. Аллах знает, не я.

        «Голос» короля Италии был доволен услышанным, это великий визирь осознавал столь же ясно, как и всё возрастающую угрозу разоблачения собственной игры. Пускай он был очень, чрезвычайно осторожен. донося до сыновей султана правильную правду о смерти их брата, но вся его безопасность доживала последние если не недели, то пару месяцев.
        - Я знаю, что войска султана уже выдвинулись к границам Мамлюкского султаната. И что Баязид II в этот раз будет очень осторожен, предпочитая раньше прочего бросить в пламя сражений тех, кто верен не ему, а сыновьям. Они сами понимают это? И что он сделает так. чтобы верные трону янычары избавили этот самый трон он новых угроз… со стороны наследников? Сперва Селим, а затем… Кто именно, Ахмет или Коркут? Пусть думают и боятся.

        Если бы Херсекли Ахмед-паша мог себе это позволить, он бы… выпил крепкого вина. Много, сразу. Или хотя бы вышел на свежий воздух, а не оставался здесь, в помещении без открытых окон и освещаемом лишь несколькими светильниками. Пауки из Рима уже сплели новую паутину, запутывая в ней уже не только его, но и всё ещё живых сыновей Баязида II. Он сам уже давным-давно в ней запутался. Или служба или… лютая смерть. От тех или от других.А Борджиа хотя бы не были замечены за нарушением своего слова. Не молодые Борджиа точно.

        Переплетение бывшего и действительности и того, чего не было, но что являлось очень похожим на правду. Вот чем были страшны слова, посредством его, великого визиря, вложенные в разум сыновей султана. Их подталкивали к бунту, имея в руке весомый довод - смерть Селима, оказавшуюся далеко не тем, что они о ней думали раньше. Спасти Османскую империю могло лишь заступничество самого аллаха! Херсекли Ахмет-паша осознавал это, но не слишком верил в подобный исход. А потому… В конце концов, менять сторону ему будет не в новинку. Оставалось лишь понять, какой именно их осколков готовой разрушиться империи окажется более благоприятным для одного бывшего великого визиря.

***

        Если в одних местах царят страх и уныние, обязаны быть и те, в которых присутствует совершенно иная обстановка. И дом Мирко Гнедича, давно уже надевшего маску Керима Сардака, восходящей звезды на стамбульском небосводе, был как раз таким оазисом не просто благополучия, но ещё и уверенности. Не в смысле уюта и комфорта - хотя и это тоже - а успеха в более широком понимании сего слова.

        Внешнее и внутреннее, две стороны одной монеты, части единого целого. Одна для всеобщего обозрения, показывающая маску под названием «Керим Сардак». Зато другая - это было истинное. Сейчас Гнедич чувствовал себя по настоящему хорошо, довольным жизнью. И дело даже не в двух прекрасных женщинах, которые уже не просто играли роли его жён, а стали настоящими спутницами в жизни, к тому же разделяющими его стремления. Не в обстановке истинного восточного кейфа, к коему он за минувшее время привык и даже стал получать немалое удовольствие. Кричащая роскошь, слегка кружащаяся после вроде как запрещённого по Корану, но употребляемого почти всеми магометанами вина… Мирно спящая рядом Мариам-Злата и перебирающая пряди собственных волос, о чём-то задумавшаяся Зульфия-Божена. К этому прибавлялось состояние блаженной отрешённости после удачно завершённого несколько часов назад разговора с Херсекли Ахмет-пашой и ещё парой важных людей, чья роль в предстоящих событиях была подробно расписана. Не столько им, сколько теми, кто дал ему возможность поквитаться к этим богомерзким порождением, Османской империей. Очень
многие были довольны итогами Крестового похода. Освобождённые сербские земли. возрождение самого королевства Сербского… А то, что корона оказалась на голове Лукреции Борджиа, а не потомков прежних королей - это не имело значения, не было по-настоящему важным. Зато возрождённой Сербии дали надежду не просто на будущее, но ещё и на месть. Не сразу, позже, но этого хватало.

        Многим хватало, но не таким как он, пылающим в огне ненависти. Чезаре Борджиа и его приближённые, особенно из ордена Храма, это понимали. Понимая, продолжали подпиливать ножки османского трона. Чтобы обрушить и самую магометанскую империю и тех, кто находится на вершине. Он сам, как глава прознатчиков Борджиа в Стамбуле, знал многое. Без знаний и понимания не получилось бы работать так, чтобы не было стыдно перед самим собой. Именно сюда, в дом «Керима Сардака» стекались сведения, люди, золото. Это все делалось так. чтобы не вызывать и тени подозрений. Маска… Самый, пожалуй, удачливый из всё ещё рискующих вести морскую торговлю. Тот, чьи корабли раз за разом ухитрялись уходить от итальянских пиратов, а потери, без которых всё стало бы подозрительно, с лихвой перекрывались прибылями. Теми самыми прибылями, которыми он щедро делился с важными людьми Стамбула. Великий визирь опять же, которому делались особо ценные подношения… как думали очень и очень многие.

        В чём-то они были даже правы. Гнедич доставлял своему «покровителю» различные диковины из самых разнообразных мест, словно бравируя своей возможностью доставить что и когда угодно. Для всех он был верным слугой своего покровителя, готовым на всё ради благоволения великого визиря. На деле… подчинённым был как раз визирь, а не «скромный торговец».
        - Ты нахмурился, - Божена провела кончиками пальцев по груди своего возлюбленного и одновременно сотоварища по тайным и кровавым делам. - Я могу помочь или просто отвлечь?
        - Ты помогаешь. Злата тоже… Без вас двоих тут было бы совсем мучительно.
        - Не только мы трое в этом доме. Есть и твои «слуги».
        - Они мои руки и клинки. Вы… это вы. А беспокоюсь я о том, что будет, когда начнётся война. И получится ли столкнуть османов в пропасть.
        - В нужное время столкнуть, Мирко, - проворковала обнажённая красавица, тесно к нему прижавшаяся. - Я понимаю, что Его Величество знает, что делает, но…Ему ведь сейчас нужен Иерусалим и не нужно, чтобы его заняли не только османы, но и французы. А если сыновья Баязида восстанут, что случится тогда?
        - Восстанут в нужное время, Божена, - говоря, Мирко начинал поглаживать льнущую к нему девушку, ощущая, что та очень даже не прочь ещё немного пошалить. - Наш приручённый визирь донёс до слушающих его речи то, что восстание против всё ещё сильного отца может быть опасно сверх меры. А вот если его успеют потрепать войска мамлюков… Не смотри так, я всё понимаю.

        Девушка смотрела. Так, как научилась за прошедшее время, пристально, с любовью но и с некоторым сочувствием. Дескать, я бы и хотела поверить, да как-то никак не получается. Слова тоже прозвучали, помимо взглядов.
        - Баязид собирает войска, но самых верных оставляет тут, в Стамбуле. Как же его смогут «потрепать»? Вот его сыновей - да, смогут.
        - Великий магистр и для этого успел кое-что придумать. Столкнуть лбами сразу трёх своих недругов и получить желаемое.
        - Османы, французы и… и мамлюки. Как?
        - А вот про это мне не рассказали. Каждый знает лишь нужное. Я и без того посвящён во многое, милая. И вы, - взгляд на продолжавшую сладко посапывать злату, - тоже не блуждаете во тьме неведения.

        Гнедич действительно знал многое. Но не всё из этого самого многого рассказывал даже своим подругам-соратницам. Прежде всего нужно было столкнуть мамлюков и османские войска. А уж будут это верные султану или султанским сыновьям - разница невелика. В первом случае всё пройдёт совсем хорошо и быстро, даст Ахмету с Коркутом возможность быстро поднять восстание, тем самым разрывая империю на куски. Во втором же… Сила войск Османской империи всё равно уменьшится, а вложить в головы султанским сыновьям, что их намеренно ослабляют, хотят, чтобы те и вовсе не вернулись - тоже найдутся способы. И тогда они всё равно восстанут. Просто несколько позже. В любом случае он. Мирко Гнедич, будет с наслаждением наблюдать, как корчится в агонии ненавистное ему государство.

        А ведь имелось и ещё одно место, способное доставить Баязиду II немало хлопот. Какое? Крымское ханство, являющееся вассалом Османской империи вот уже более двух десятков лет. Вассалом не слишком покорным. Только и ждущим возможности избавиться от находящегося в Стамбуле повелителя. Особенно теперь, когда хан Менглы-Гирей почувствовал свою силу, поглотив или разбив осколки Золотой Орды и очень успешно совершая набеги на Польшу с Литвой. Но это было вне круга знания Гнедича. Он лишь по смутным оговоркам догадывался, что и с той стороны Османской империи будет больно. И это не могло не радовать.

        Ожидание. Осталось совсем недолго. Но пока оно длится, ему будет чем заняться. И во вред османам и себе в удовольствие. То самое, которое он испытывал прямо сейчас, наслаждаясь близостью с любимой женщиной и мечтая о неотвратимо приближающихся временах краха османов, причинивших столь много боли и страданий ему, его близким и вообще тем, кем он хоть немного дорожил.
        Интерлюдия
        Интерлюдия
        Испания, Кадис, ноябрь 1496 года

        Индия. То место, куда с давних пор стремились найти морской путь. Искали долго, упорно. Совсем недавно Колумб, ища тот самый путь, нежданно-негаданно для всех и прежде всего себя самого открыл Новый Свет, сулящий великие блага. Но именно Новый Свет, а не доселе неизвестную часть искомой Индии. И вот новая экспедиция под руководством Алонсо де Охеда, одного из тех, кто уже проявил себя в открытии новых земель. Долгое путешествие без особых уже надежд, но закончившееся успехом. Не новые земли, а уже известные. Та самая Индия и прилегающие к ней земли. Да, путь туда был далёким, потребовалось сперва обогнуть Африку и только затем, после длительного пути с многочисленными остановками, корабли де Охеды прибыли к берегам Индии. Более того, там, в водах, которые доселе не бороздили испанские корабли, эскадре удалось встретиться со второй экспедицией, отправленной королём соседствующей с Испанией Португалии под флагом Васко да Гама. Встретиться, суметь договориться о совместных действиях, после чего вернуться обратно.

        Вот они, корабли в порту. Из шести кораблей, четырёх каракк и двух больших каравелл, вернулось лишь четыре. Три каракки и каравелла, да и те были весьма потрёпанными, нуждающимися в ремонте. Убыль экипажей тоже была велика, но вместе с тем…

        Груз, находящийся в трюмах даже каравеллы, превышал все расходы на экспедицию в несколько раз. Именно груз одного из кораблей, а не всех вместе. Это не говоря уже о том, что сам путь в Индию стоил куда больших затрат. Пряности, шёлк, слоновая кость, заморские диковинки разных видов. И понимание, что всего этого можно получить гораздо больше, особенно если не просто проложить морской торговый путь, но и зацепиться за клочок тамошних земель. А это, учитывая слабость местных владык, было не столь сложно. Преимущество в оружии и кораблях, оно не пустые слова, достаточно было лишь как следует прислушаться к словам самого Алонсо де Охеда и его капитанов.

        Прислушиваться было кому. Не зря каравелла «Санта-Роса», пользуясь своей более высокой скоростью, прибыла в Кадис раньше трёх остальных кораблей. И как только был брошен якорь, а первые моряки сошли на берег, в Толедо, где сейчас находился королевский двор и сами Трастамара, понеслись гонцы с известиями о возвращении эскадры. Триумфальном возвращении, само собой разумеется. Не простые слова, но и письменный отчет де Охеда, в котором, помимо всего прочего, наличествовала прямая просьба о скорейшей аудиенции. Однако… Просьба просьбой, но подхваченная командиром экспедиции в Индию лихорадка делала эту самую просьбу несколько отложенной во времени по понятной причине.

        Меж тем Изабелла Трастамара являлась той ещё личностью, а именно умной, целеустремлённой, да к тому же не гнушающейся совершить очередное путешествие по стране, не откладывая оное на сколь-либо длительный срок. Прочитанное ей в письме как раз и способствовало желанию совершить прогулку в Кадис, дабы побеседовать с тем, кто более прочих знал о свершившемся путешествии. Капитаны кораблей - это всё же не совсем то. Королеве требовался сам Алонсо де Охеда. Доверенный человек, который, ко всему прочему, имел перед отплытием сразу несколько долгих с ней бесед. Вспоминая же о готовящейся начаться новой войне, продолжении недавно законченного Крестового похода, но направленного уже против иного государства магометан… Изабелла Трастамара отлично понимала, какие сложности способны возникнуть. А раз так. требовалось оценить возможные угрозы и по возможности сгладить те затраты, что придется понести Испании. Уклониться от похода с целью возврата христианским странам Иерусалима возможности не представлялось. Слишком велик и значим был символ веры, а ещё. в отличие от прошлых лет, в успех похода можно было не
только верить, но и получить весомые доказательства.

        Но Иерусалим - это особая мечта, пусть и способная наконец воплотиться. Зато путь в Индию уже стал реальностью, а не витанием в сладких грёзах. Той реальностью, которую следовало не просто принимать, но и использовать для увеличения силы и мощи Испании. И думать над этим вновь должна она, не муж. Фердинанд может и должен будет взять на себя дела с продолжением Крестового похода, обратить свой жаждущий побед взор на Иерусалим и окрестности. Борджиа уже успели доказать, что следуют уже не букве, а духу заключаемых с ними соглашений. Куски, оторванные от Османской империи. достались даже Венеции, у которой с королём Италии и Папой уже несколько лет были всё ухудшающиеся отношения. Но им было кое-что обещано, вот они и получили это, пусть и заплатив налог кровью и не только ей.

        То Венеция, сложный и мимолётный для Борджиа союзник, которого они в ближайшие годы съедят. Точно так же, как это уже случилось или вот-вот произойдёт с большей частью италийских государств, становящихся частью целого. Большая часть бывшего королевства Неаполь, Лукка, кусок Миланского герцогства уже стали частью Италии. Римини и подобные ему малые государства и вовсе добровольно присоединились к ставшей необоримой для них силе. Феррара с Моденой… Независимость д’Эстэ лишь иллюзия, длящаяся до тех пор, пока это выгодно Риму. Мантуя уже склонила голову и в ближайшие месяцы станет покорным вассалом Борджиа. Милан, в котором нынче правит Львица Романии, Катарина Сфорца? Очень сильная зависимость от Рима, и герцогиня не могла этого не понимать, будучи обязана самим своим положением семейству Борджиа. Кто из понимающих скажет, что Флоренция и Пьеро Медичи равная сторона в союзе с Италией Борджиа? Никто, разве что он сам, да и то понимая ложность произносимого.

        Трастамара осознавала, чего добивается Чезаре - объединения под властью своей короны всех италийских земель. Не сразу, шаг за шагом, но именно всех. В том числе и тех, которые сейчас находились в числе явных вассалов Людовика XII Валуа либо вассалов по существу своему. Савойя, Генуя, Салуццо… Они должны были стать последними. Наверное, потому как королева Испании не была уверена насчёт Венеции, с которой Борджиа могли«играть» и подольше. Сперва ослабляя республику снаружи и изнутри, благо противоречий там всегда хватало.

        Где их вообще нет, противоречий? В Испании, к примеру, тоже много чего творилось, весьма настораживающего её. Кознями же соперников можно было объяснить лишь малую часть, оставляя оставшееся совершенно иным причинам. Каким? Божьему промыслу. Наверное, хотя скажи она это бывшему кардиналу и нынешнему Великому магистру Ордена Храма, королю Италии Чезаре Борджиа… тот бы саркастично усмехнулся и сказал бы нечто такое, не то граничащее с богохульством, не то им совершенно явно считающееся. Итальянский король никак не являлся добрым христианином по меркам многих и многих. Но вместе с тем совершенно парадоксальным образом становился символом торжества христианских государств над их исконными врагами с Востока. Объяснить это… Нет, Изабелла сейчас не слишком хотела углубляться в богословские дебри. Проблемы не позволяли.

        Дети. То самое, о чём она уже не раз говорила со своим супругом, сумев частично достучаться до его разума. Опасность угасания династии и необходимость срочных действий, чтобы не допустить подобного. Отсюда и свадьба Хуаны с Чезаре Борджиа, и попытки как можно скорее вывести единственного своего сына на путь настоящего правителя, и очень осторожное воспитание других своих дочерей, если случится несчастье. Раньше бы она не задумалась о том, чтобы превратить дочерей в своё подобие, сделать их способными не только сидеть на троне, но и править, однако… Злая, ядовитая и донельзя циничная мудрость Борджиа, едва закрепившейся на троне… тронах династии, достигла не сердца Трастамара, но её разума. Та мудрость, которая голосом змея-искусителя шептала о том, что нет разницы между сыном и дочерьми, есть лишь целесообразность посадить на трон того или ту, кто покажет себя более мудрым, коварным, способным правильно отвечать на постоянно возникающие угрозы. А собственно Трастамара… «Консортов никто не отменял, - писал в одном из многочисленных посланий Чезаре. - Да и передача фамилии по материнской линии при
необходимости тоже возможна. Это слабые могут просить, сильные же берут и делают вид, что должно быть именно так и никак иначе».

        Злая, ядовитая мудрость, лишённая смирения и оглядок на давние традиции. Та, что и позволила Борджиа вознестись над всеми их соперниками в кратчайшие сроки.Изабелла же… оказалась вынуждена прислушаться к ней. А всё дело в Хуане, сыне и наследнике. Пусть её мальчик в последнее время взялся за ум и усиленно учился быть королём, пока будучи наследником, но… Здоровье, вот что вызывало сильное беспокойство. Подхваченная непонятно где и когда лихорадка заставляла как Изабеллу, так и Фердинанда серьёзно беспокоиться за здоровье наследника. А если единственный сын и объявленный наследник уже сейчас стал слаб телом, то… может случиться всякое.

        Намерения выдать замуж дочерей, укрепив тем самым союз Испании с важными соседними государствами, немного изменились. Достойные супруги из древних и благородных домов - это да, но лишь те, которые приедут сюда или и вовсе будут из числа испанских грандов. Исключение можно было сделать лишь длястаршей дочери, Изабеллы, но та находилась в настолько глубоком трауре после смерти своего любимого мужа и настолько удалилась в духовную жизнь, что… нет, без согласия самой Изабеллы королева не собиралась что-либо делать, понимая, насколько хрупок стал разум её дитя. Хотя кто знает, может Мануэль Португальский и сумеет - не посредством посланников, так сам, во время уже намеченного визита в Испанию - убедить ещё юную девушку не закрываться от мира, особенно если… Тут Изабелла Трастамара поневоле улыбнулась, вспомнив о тех, кто очень хорошо умел читать в человеческих душах и даже менять в них кое-что.

        Действительно, почему бы её старшей дочери не совершить паломничество к святыням… находящимся в Риме, этом Вечном городе? Заодно проведать сестру, которую она хоть и видела недавно, во время посещения Хуаной Толедо, но точно не откажется встретиться снова. Слава Господу и матери его, Деве Марии, что дети жили друг с другом в мире, не испытывая какого-либо разлада и тем более ненависти друг к другу. Попросить же кого-либо из семьи Борджиа помочь родственникам и союзникам с их небольшой бедой не будет грехом. Может и удастся вернуть Изабеллу к её прежней жизни. И укрепить союз с Португалией будет правильным выбором. В той же Индии места хватит не только для Испании. Хотелось бы, конечно, одним, но из послания де Охеды становилось ясно, что без помощи Испании просто не справиться. Ведь есть ещё и Новый Свет, и вот-вот готовый начаться поход на Иерусалим. Нет, лучше поделиться с Португалией и скрепить этот союзный договор авторитетом Борджиа с их Железной короной Италии и тройной тиарой понтифика. Сами они - что Чезаре. что его отец - ещё раньше, во время отправки экспедиции в Индию, заявили, что
Италия пока заинтересована лишь Новым Светом и особенно Средиземноморьем, а никак не совсем далёкими и проблемными землями. Тут верить следовало, потому как супружеская чета Трастамара понимала - у недавно образовавшейся Италии просто нет возможностей с интересом поглядывать ещё и в направлении Индии. Они и так в изобилии обзавелись врагами.

        Союз с Португалией… Новый Свет и Индия. Уже готовящаяся свадьба Хуана и дочери императора Максимилиана. Добавить уже состоявшийся через Хуану и не только крепкий союз с Борджиа и… И хватит. Двух других дочерей королева Испании собиралась учить быть не верными супругами, а возможными правительницами, если вдруг… Об этом самом «вдруг» Изабелле даже думать не хотелось, но телесная слабость Хуана не позволяла с уверенностью смотреть в завтрашний день. А рассчитывать на возможных его детей от ещё не случившегося брака… Нет уж, она хорошо помнила, что может происходить, когда на троне оказывается ребёнок, а правят те, кто одержал победу в придворных кровавых играх. Ввергать объединившуюся наконец в единое королевство Испанию в такое она не собиралась.

        Дела возможного будущего, важные, но не сиюминутные. А пока Изабелла Трастамара собиралась лично побеседовать с Алонсо де Охеда. Удостовериться в собственных мыслях, услышать личное подтверждение от того, кто был во главе экспедиции, после чего принять окончательное решение. Или решения, поскольку Индия не ограничивалась простой торговлей, да и государств в доселе малоизвестной и почти недоступной части света хватало. А где много стран, там и вражда, там и возможность натравить одних на других, после чего пожинать плоды собственной сообразительности. Может даже распространить истинную веру… Или не распространять, поскольку Рим нынче изменил ранее существовавшую и применявшуюся вот уже много веков идею миссионерства. Вот и ещё один важный вопрос, на который Алонсо де Охеда пусть и не сможет ответить, но в состоянии будет подсказать, помочь принять своей королеве верное решение.

***
        - …Ваше Величество должны понимать, что из отплывших шести кораблей вернулись четыре. И за это нужно благодарить как Господа нашего, так и португальцев Васко да Гама. Десять кораблей, из которых вернулись шесть. В плохом состоянии вернулись.
        - Это лишь начало, мой храбрый Алонсо, - улыбаясь, отвечала Изабелла Трастамара, сидящая напротив де Охеда и внимательно наблюдающая за бледным после только-только отступившей болезни капитаном. - У Колумба тоже были неприятности. В первой и во второй экспедиции. Во второй даже больше, он слишком… возгордился, решив, что успех будет вечно ему сопутствовать.
        - Там были только дикари. Не опасные, слабые. В Индии иначе. Они слабее нас, но их много. Очень много. Города, войска, уверенность, что слабы не они, а мы. И эти португальцы… Они сперва показали себя уязвимыми, ещё до того, как мы встретились, объединив силы. Это сложно будет исправить.
        - Давайте вы вспомните об этом ещё раз. И о своих деяниях, и о тех, которые совершили португальцы. Вы вспомните. А мы подумаем. Время у нас есть. Не в избытке, но достаточно.

        Мог ли де Охеда воспротивиться желанию своей королевы? Если и да, то не видел в том никакого смысла. Опытный капитан, он понимал, как порой полезно вспомнить минувшее ещё раз, к тому же перед другим человеком, ничуть не менее разумным, хоть и не имеющим отношение к морским делам. Зато понимающим в делах власти, управления, политики… войны, наконец.
        - Каликут, - после недолгого молчания начал говорить де Охеда. - Именно туда, в эту небольшую индийскую страну, прибыли корабли Васко да Гама. С подарками заморину, тамошнему правителю, с просьбой разрешить открыть торговую факторию.Пытались показать силу торговли, а не пушечных залпов. И это при знании о мусульманских торговцах, которые позаботились о том, чтобы принизить как самого Васко да Гама, так и Португалию, под флагом которой он прибыл на своих кораблях. Ошибка… с большими последствиями.
        - Но вы не случайно направились именно в Каликут, Алонсо.

        Королева не спрашивала, она утверждала. Имея на то право, ибо хорошо разбиралась не просто в людях, но и в конкретном человеке. Де Охеда был назначен главой экспедиции не просто так, а благодаря уже имеющимся заслугам. Изабелла Трастамара неплохо знала отца Алонсо, воевавшего под её знаменем и хорошо себя проявившего. Да и сам командир экспедиции в Индию был умелым воином, отметившись при осаде Гранады и не только там. Стоило ли удивляться тому, что именно этот малый ростом, подвижный, обладающий острым разумом и умением принимать быстрые и верные решения человек стал глазами и ушами испанской королевы в экспедиции Христофора Колумба? Верно, удивляться не стоило. Довольно серьёзное знакомство с Новым Светом, умение поиска столь нужных испанской короне золотых россыпей, решительные победы над проявившими агрессию индейскими племенами… возврат в Испанию со словами, порадовавшими Трастамара. После всего этого назначение командиром новой экспедиции в Индию было чем-то само собой разумеющимся. Как и уверенность Трастамара в том, что её доверенное лицо и чуть ли не новый фаворит способен не только пером
описать, но и словами рассказать при личной встрече причины тех или иных своих поступков.
        - Море - это не безлюдная пустыня, Ваше Величество, хотя и может таким казаться. Нужно лишь умело управляться с парусами и не бояться нарушить тишину выстрелами из орудий. Меткими выстрелами. А ядро, проломившее корпус, или ядра цепные, рвущие паруса и оснастку, они сразу настраивают людей на правильный разговор. Тамплиеры в таких делах дают верные советы.
        - Я прочитала, что храмовники оказались полезными.
        - Очень полезными, - отозвался Алонсо. - Когда мы огибали Африку, их советы сперва показывать силу оружия, а потом снисходить с дикарями до разговоров оказались действенными. Недостатка в провизии и других припасах не возникало, а ещё мы узнавали, что в этих местах есть ценного. Потом была восточная сторона континента, там попадались арабские торговые суда. Их мы не жалели… тоже по совету. Но кормить акул отправились не все, мы сохраняли жизнь тем, кто знал нужные языки и знал о местных правителях и знати. Это помогало.
        - Я поняла, вы шли по следу, что оставался после португальцев не на воде, а в головах людей.
        - Именно так, - капитан слегка поморщился от напомнившего о себе не столь хорошего самочувствия. Но почти сразу взял себя в руки, продолжив. - А ещё на тех кораблях были карты. Земель и морские, не менее ценные. И куда более важные, чем золото, пряности и слоновая кость. Оставалось лишь сверить их и закрепить увиденное словами пленников. Они становились особенно разговорчивыми после калёных игл или когда их притапливали в ведре с забортной водой.
        - Господь должен отпустить грехи верному слуге испанской короны…
        - Рыцари Ордена Храма отпускали грехи сразу, - не выдержав, улыбнулся де Охеда. - Ваше Величество должны знать их особое отношение к подобному. И одобрение их деяний самим Святым Престолом.

        Теперь понимающая улыбка возникла на лице Изабеллы Трастамара. Было бы странным, если бы понтифик чинил препятствия детищу своего любимого сына, увенчанного Железной короной. Детищу эффективному и показавшему себя на поле боя и в политических сражениях.
        - И когда корабли прибыли в Каликут…
        - У португальцев уже начались раздоры с заморином из-за высоких пошлин. Ему посоветовали поднять их арабские торговцы, знающие цены на предлагаемые да Гама товары. Наше прибытие оказалось неожиданным и позволило португальцампоказать большую силу, чем они имели раньше. Выгодно торговать да Гама не смог, но и унизить его у индийцев не получилось.
        - И вы объединились.
        - Вынужденная необходимость, моя королева. Десяток кораблей может за себя постоять и не слишком учитывать мнение других. Корабли что арабов, что индийцев, они сильно уступают нашим, вооружённым пушками.
        - Дальше вы отправились на север от Каликута. Почему туда?

        Тут де Охеда лишь печально вздохнул и посмотрел на одну из карт, не самую подробную, но достаточно точно показывающую те места, да ещё и с отметками касаемо их пути.
        - Более богатые для купцов земли. Мануэл Португальский поручил да Гама прежде всего добиться наибольшей выгоды, вот он и исполнял приказ короля. И себя забывать не собирался. Вы же посоветовали прислушиваться к доводам, ценным для стратега и политика.
        - И что они сказали?
        - Остров Шри-Ланка, - показал капитан на карте на упомянутую землю. - Достаточно велик, хоть и не столь богат. Несколько государств, а значит, при умении и желании можно использовать их вражду или создать её. И остров проще оборонять. Потом, когда он станет вашим.
        - Но там вы так и не побывали.
        - Не сумели. Зато есть карты и рассказы тех, кто там был и не раз. И несколько таких мы привезли сюда. Они ещё не всё рассказали… Мы могли не спросить то, о чём и не догадывались спрашивать.

        Одобрительный такой кивок со стороны королевы показал Алонсо де Охеда, что и тут он не ошибся в своих действиях. Поняв это, капитан стал рассказывать о уже недолгом плавании на север, в сторону Гоа. О попытке тамошнего правителя использовать объединённую эскадру для борьбы с соседями, но не платить за это, а сперва изображать щедрого нанимателя, после чего просто захватить корабли. Все или их часть. Поведал, как удалось это узнать и о случившемся морском сражении, во время которого были потеряны два корабля и повреждены ещё несколько, но местные узнали о настоящей силе артиллерии. Затем в нескольких словах напомнил про высадку на берег, разграбленные склады и дома, что были поблизости…
        - Десяти кораблей не хватило.
        - Не совсем, Ваше Величество. Если бы их не хватило, мы бы просто не вернулись. Нам удалось победить и взять добычу, но после сражения пришлось уходить. Гоа - это не маленький островок, а у нас к тому времени уже не было большого запаса пороха. Воевать же с индийцами, несоизмеримо уступая числом и без огнестрельного оружия… Это неразумно. Мы уплыли, чтобы потом вернуться. Может не на Гоа, но вернуться. Хотя португальцев манит богатство увиденных земель. Позволю себе предложить позволить им пытаться воевать на материке, пока мы занимаем стратегически удобный остров.
        - Я буду думать над этим. Но вторая экспедиция... Сколько бы ты, Алонсо, взял людей и кораблей?
        - Кораблей… Число людей зависит от их количества. Десятка полтора, из которых вернуться должны лишь несколько, чтобы привезти в трюмах часть добычи и известить вас о том, что удалось закрепиться на суше. И так несколько раз, по уже проложенному пути. Накопить силу и лишь тогда можно считать, что мы сумели достичь первой из целей.

        Изабелла Трастамара призадумалась. Плавание вокруг Африки даже по уже известному пути должно было занять немалое время, месяцы. И это при всех новинках родом из той же Италии, что позволяли избежать многих ранее очень существенных проблем. Средства борьбы с цингой, борьбы же, но с вездесущими корабельными крысами, портящими запасы провианта. Способы сохранять воду относительно свежей и не допускать порчи провианта, что порой сводила экипажи в могилу или надолго превращала корабль с бесполезную лохань, полную больных и умирающих. Врачи опять же, присутствие хотя бы одного из которых стало обязательным на каждом корабле в таком плавании. И врача настоящего, умеющего лечить на итальянский манер, новыми снадобьями, многими до сих пор считающимися в лучшем случае алхимическими, а тои вовсе колдовскими.
        - Корабли будут, Алонсо. Столько, сколько ты говорил. Возможно и больше. И ты, если будешь к тому времени крепок телом, вновь возглавишь эскадру.
        - Португальцы, - напомнил капитан о давних соперниках. - Их интерес к Индии теперь не унять.
        - Пусть помогают нам, сами того не желая и даже не осознавая, - отчеканила королева. - Им понравились Каликут и Гоа? Пусть берут и эти места и тех врагов, которых получат вместе с ними. А я последую совету своего верного кабальеро и устремлю взор на остров Шри-Ланка. Для начала. Я довольна тобой… вице-король Испанской Индии. Теперь пойди и возьми те земли, которые покажутся тебе нужными.

        Эти слова многое значили как для Изабеллы Трастамара, так и для Алонсо де Охеда. Королева окончательно определилась с дальнейшими действиями, а заодно с тем. кто должен был стать проводником воли Трастамара там, в далёких землях. Ну а де Охеда получил шанс взлететь так же высоко, как это уже сделал Колумб, а то и выше сего надменного португальца, который чем дальше, тем сильнее был опьянён собственной славой. Да и земли Индии являлись куда более… не то чтобы богатыми, скорее уже освоенными. Правда и хозяева имелись, но они как-то не слишком впечатляли своими воинами и тем более кораблями. Всё было в его руках, а род де Охеда за свою долгую историю всегда отличался крепкой хваткой.
        Глава 6
        Глава 6
        Италия, Рим, декабрь 1496 года

        Доигрались! Это я отнюдь не про последствия собственных интриг и даже не про друзей-союзников из числа тех, кто действительно полезен и о ком стоило беспокоиться. О нет, речь шла совсем об иной категории, о венецианской. И заигрались они именно в том месте, опасность которого была очевидна всем и каждому… однако жадность у некоторых людей всё превозмогает, в том числе и рассудок.

        Мамлюкский султанат и попытки венецианских послов таки да добиться согласия султана Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури на помощь Венеции и Италии в обмен на Иерусалим и прилегающие к нему земли. Пытались доводами разума додавить фанатиков, ничего, помимо проповедей мулл воспринять не способных в большинстве своём. Ну а способное хотя бы на частично здравое мировосприятие подавляющее меньшинство… оно не собиралось вступать в конфликт с толпой, очень даже умеющей бунтовать и требовать выполнения своих «угодных Аллаху» желаний. Вот и в этот раз толпа, которую кто-то как следует подогрел, живой волной захлестнула венецианское посольство как раз в тот момент, когда внутри находились практически все.

        Результат очевиден. Растерзанные посол, его свита, охрана и даже слуги. Живых там в принципе не осталось, а насчет мёртвых… Сильно повезло тем, кто погиб в быстрой, кровавой и по сути безнадёжной схватке с озверелой толпой. Ведь выжившие - целые или раненые, не суть - умирали долго и мучительно, попав в руки неумелых, но очень уж преисполненных энтузиазма палачей. Сам же Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури, узнав о случившемся, даже не почесался, тем самым показывая многоглавой и многоголосой толпе, что не держит зла на своих подданных, пусть и не одобряет случившегося. Даже, вот ведь какая щедрость, направил Агостино Барбариго, дожу венецианскому, щедрые дары, включающие в себя пряности и драгоценные каменья. Этакие чисто восточные не то знаки внимания, не то извинения. И что сцуко характерно, всерьёз считал, что этого вполне достаточно. Обычно ведь работало да ещё как!

        Сработало бы и сейчас, будь венецианцы сами по себе, не понимай они. что при попытке свернуться в клубок и не делать резких движений… Мы, то есть Италия, всё равно начнём свою игру, но уже без какого-либо внимания к пока ещё вроде союзникам. А на кону была та самая «дорога пряностей», краеугольный камень богатства республики.

        Вот и что делать бедным венецианцам в такой сложной ситуации? Правильно, смотреть в сторону Рима и слушать умные советы, от которых за версту несло кровью и пороховым дымом. Предстояло действовать, причём срочно, без промедлений. Очень уж шикарный «казус белли» предоставили нам мамлюкские идиоты, сами того толком не осознавая. Исходя из новых козырных карт, пришедших в нашу «руку», кое-что в планах существенно поменяется. Импровизация? Не совсем, мы рассматривали и подобные расклады тоже. Но как же шикарно, когда противник словно сам роет себе могилу. Причём со всем азартом, рассчитывая уложить туда совсем иную жертву. Благодать да и только! Известие о гибели венецианского посольства пришло сюда, в Рим, всего несколько часов тому назад. Равно как и о том, что сделал мамлюкский султан. Как удалось узнать это? Продажность на Востоке, она такая, особенная. Да и вести в Венецию отправились на венецианском же судне, пусть не приписанном к посольству, а на одном из купеческих. Оно и понятно, учитывая то, как мал был шанс у мамлюкских кораблей проскочить сквозь довольно плотную «сеть» наших каперов.
Султан не хотел рисковать тем немногим, что осталось от некогда вполне себе солидного флота.

        И вот оно, ключевое известие, оказавшееся в Риме ещё быстрее, чем в Венеции. Каперы, они ведь не просто так, не доверчивые суслики. Венецианский флаг? Ну так и что с того? Сперва проверка, а лишь потом встреченное судно отпускалось. Если же на борту были разного рода османы, мамлюки и прочие арабы… ну, они частенько переставали быть либо меняли место пребывания с комфортного на куда более печальное. В трюме, как ценный или не слишком груз, которому в Италии всё едино найдут применение. Вначале подобное случалось часто, затем реже, к недавнему времени и вовсе почти прекратилось. Эти же конкретные мамлюкские посланники, трясущиеся всеми упитанными телесами… Они являлись посланниками, а потому капитан встретившей венецианское торговое судно каперской каравеллы пропустил их в целости и сохранности. Вот только предварительно внимательно выслушал как готовых рассказать что угодно мамлюков, так и венецианцев. А уж когда кое-кому «позолотили ручку» информация и вовсе полилась полноводной такой рекой.

        Как отреагируют в Венеции, какие инструкции даст дож своему послу и родичу у нас, в Риме? Варианты разные, но это уже ничего принципиально не изменит. Теперь наш ход. Наш!

        Собирать всех времени не было. О, вестники помчатся во все стороны Италии и не только, разнося то, что им будет поручено. А вот красками какого цвета и яркости будет нарисована общая картина - это будет ясно совсем скоро, ещё до полуночи. Хвала богам, что и «отец» всегда в Риме, и Лукреция отлучаться не намерена, пока в Вечном городе я и Бьянка. Зато из военачальников первого ряда в пределах города находился лишь Сальваторе Эспиноза, коего и вызвали в срочном порядке. Быстро, без промедления, впопыхах - лишь бы не… опоздать? Пожалуй, правильнее будет сказать - не потерять и малой части форы по времени, которая имелась у нас.

        Ага, сестричка тут, входит в двери, а за ней, словно тень, Бьянка де Медельяччи, герцогиня Форли. И вид у обеих дово-ольный. Понятно, чем они занимались, а также и то, что если и отвлекли от сего приятного занятия, то уже после самого важного этапа. Что ж, тем оно и лучше. Вздох Хуаны, которой хоть специально и не говорили об отношениях моей подруги/советницы и сестры, но шила в мешке не утаишь, особенно тут, в центре всей итальянской светской жизни. На духовную то в Вечном городе стали если и не поплёвывать свысока, то уж точно не уподобляться какому-то там Авиньону или подобным местам.
        - Больше не ждём никого, - уведомляю собравшихся, жестом предлагая Лукреции и Бьянке устроиться на свободных местах ну или остаться стоять, если вдруг у последней такое желание вдруг возникнет. - Случившееся всем уже известно, но только в общем. Подробности пока не каждому ведомы
        - Венецианцы прыгали-прыгали и наконец допрыгались, - пренебрежительно хмыкнула Лукреция, поудобнее устраивая свою попку в кресле. - А их предупреждали, что нельзя разговаривать как с людьми с теми, кто на человека только внешним образом походит. Но ты же собрал нас не для выражения скорби по этим глупцам. Наша выгода в том…
        - Предоставлен повод к войне, - хрипло каркнул Эспиноза. - Если им не воспользуется Венеция, то Рим сможет заступиться «за невинно муки претерпевших и смерть жуткую принявших». Если же ещё и суть переговоров упомянуть, с возвращением Иерусалима связанную, то Ваше Святейшество получает удобную возможность.

        Родриго Борджиа всегда привык сперва как следует думать, а уже потом делать. Собственно, сейчас ничего не поменялось. Однако у «отца» было некоторое время для оценки ситуации, а значит и для обдумывания наших ответных шагов. Потому ответ Эспиноза получил сразу. На вопрос, который не прозвучал, но подразумевался.
        - Одни воевать не станем. Но начнём войну мы, воспользовавшись преимуществом флота. И тем новым оружием… ракетами, как их назвал Чезаре. Пусть прибрежные города Мамлюкского султаната запылают, напомнив им о неприкосновенности послов.
        - Иерусалим… Главная цель, к которой стремились все Крестовые походы.

        А тут уже слова моей очаровательной, но местами так и оставшейся наивной девочкой супруги. Понимаю, что наивность, равно как и религиозность придётся помаленьку извлекать и на это уйдут долгие годы, но… Даже не знаю, улыбаться от души или с толикой иронии. Хотя лучше пока и вовсе удержать улыбку. Хуана хоть и наивна во многих делах, но чуять эмоции хорошо знакомых ей людей - это явно наследственность по материнской линии да и в целом от Трастамара. Все они умели - если в принципе хотели этим заморачиваться - читать чувства и эмоции. Полезный талант, как ни крути.
        - Объявить о цели лучше потом, когда нанесём первые удары, - озвучил я свои намерения. - И если раньше это мог быть собственно Иерусалим, то теперь всё будет иначе. Красное море - вот что станет именно нашей целью. Что же до Иерусалима… - небольшая пауза для поднятия напряжения. - Город слишком желанен для многих, чтобы достаться кому-то одному. Значит…
        - Все и никто, - понятливо подхватила Бьянка, знающая чуть ли не лучше других, по каким замысловатым траекториям по местным понятиям несутся мысли в моей голове. - Совместное владение, поделенный на части гарнизон ивообще общее владение для тех стран, которые будут участвовать в войне. Это так?
        - Именно! - расплываюсь в искренней улыбке. - Нас некому будет обвинить в желании заполучить святой город в единоличное владение. Но ведь все дороги всё равно ведут в Рим, к понтифику. К тебе, отец. К нам, к Борджиа. Хорошо быть щедрым, когда это полезно.
        - Хотела бы я посмотреть на страну, чей правитель откажется предоставить войско при таких обещаниях.
        - Обещаниях, которые выполняются, Лукреция, - мечтательно протянула Бьянка. - Чезаре всегда держит слово, это поняли даже в самых отдалённых частях Европы.

        Репутация, она такая. Сначала ты на неё работаешь, потом она на тебя. И горе тем, кто не понимает сей простой, уже изрядно потасканной, зато рабочей истины. Хорошо, что сейчас собрались осознающие, хотя не все разделяющие данную точку зрения. Родриго Борджиа, он такой, готовый обещать кому и что угодно, чтобы предать в самый подходящий момент. Неудивительно, что ещё до его становления понтификом доверять сей персоне мало кто был готов. Хорошо ещё мне хватило ума и сообразительности разделить свои обещания и «отцовские», равно как и даваемые от всего семейства Борджиа. Люди быстро прикинули хрен к носу и поняли, когда даваемые обещания действительно выполняются, а когда… в зависимости от ситуации.

        Обсуждаемая сейчас тема и предполагаемый статус Иерусалима? Вот тут нужно было настоящее слово, крепкое и нерушимое. Примерно как обещания перед Крестовым походом на Османскую империю, по итогам коего все получили обещанное… в зависимости от итогов, разумеется. Осталось как следует поразмыслить о союзниках.
        - Испания, - начал перечислять с наиболее очевидного Эспиноза. - Флоренция и Милан. Эти два герцогства немногое дадут, но обязательно станут участвовать. А вот Сербия…
        - Другая цель, - сразу же вмешалась Лукреция. - Граница с Османской империей. Защита или нападение, но оттуда нельзя отводить и части войск.
        - Поддерживаю сестру. И не стоит полагаться на Венецию. Поступит республика разумно? Замечательно. Верх возьмут опаска или желание остаться в стороне и смотреть, как воюют другие? Тоже неплохо, но несколько позже, после окончания войны за Иерусалим и не только. Только есть и остальные, их много. Священная Римская империя и Португалия, Англия и Шотландия, Дания и Тевтонский Орден, Польша и Орден Ливонский.
        - Далеко. Долго. Сложно.
        - Верно, Бьянка, - кивнул я. - Но нам нужно показать значимость всех как упомянутых, так и нет. Общий порыв всего христианского мира за ради возврата святынь и более того, восстановления могущества. Победа уже была и весьма громкая. А вот с символами пока не так хорошо. Зато может ли быть что-либо более значимое, чем столь известный и воспетый многими Иерусалим? То-то и оно. Отец?
        - С высоты Святого Престола хорошо объяснять верующим значимость таких решений и такого союза. Но теперь таких престолов два. Потому ты и не упомянул Францию, да. Чезаре?
        - Виновен. А если серьёзно, то дорогой наш Людовик XII окажется в нелепой ситуации. Он хочет получить Иерусалим для себя и ради этого уже взял в союзники османского султана. Тот ещё союз, не показывающий короля Франции как доброго христианина. Мы рассчитывали сокрушить врага, сперва позволив ему впутаться в союз с османским султаном. Но обстоятельства… Пусть теперь жадность станет тем ножом, на который он сам и напорется.

        Задумчивость на лице Родриго Борджиа, мягкая улыбка Хуаны и… саркастичное замечание Лукреции:
        - Людовик хитёр и коварен. Он может понять, что мы хотим получить. Вдруг возьмёт и просто присоединится к нам вместе со всеми своими авиньонцами?
        - Да и пусть, - произнёс я, неслабо так удивив всех присутствующих. - Мы никуда не спешим, вполне можем позволить себе взять Авиньон измором. Но лишь в тех случаях, когда покровительствующая ему Франция не добивается больших успехов, чем мы, Борджиа. Согласитесь, большая разница в том, стоять во главе похода за ради освобождения Иерусалима либо быть одними из тех, кто следует за лидером. А посему…
        - Говори уже, братик.
        - Уже сегодня будут отданы приказы флоту. Погрузка имеющихся ракет, затем выдвижение к важнейшим портам Мамлюкского султаната и…
        - Огненный дождь, - улыбнулась Бьянка.
        - Верно. Хороший такой, превращающий в пепел немалую часть портовых городов и всего ценного, что там находится. Сильный удар по султанату. И как только войска погрузятся на корабли - другие, понятное дело - и достигнут уже подготовленных для высадки мест - вот тогда мамлюки попробуют на своих телах не только огонь и разрывающие бомбы из наших орудий. но и обычные клинки.
        - И Франция опоздает. Как и другие, даже наши союзники. Это будет не опасно, но затратно.

        Понимаю, о чём беспокоится «отец». Италия и так вытащила на себе большую часть сложностей недавнего Крестового похода, да и солидная часть войск находится в Сербии, страхуя новое подвластное Борджиа королевство от возможных - очень даже возможных - проблем со стороны Османской империи. Местных же, прежде чем бросать в настоящие сражения, ещё предстоит как следует так натаскать, в том числе и на живой добыче, в роли которой, кстати, как раз и используются то и дело пытающиеся проникнуть на бывшие свои владения османские шайки. Нестандартное такое использование вроде как проблем для усиления собственного войска. Мигель, по счастью, справляется. Более того, в своих постоянных письмах упоминает о постоянно растущем уровне набранных из сербов и черногорцев войск. Хотя жалоб тоже предостаточно. В основном на необходимость постоянно просеивать окружающих людей на предмет османской агентуры. Работа, увы и ах, на много лет тому вперёд. Столько лет владычества бесследно не проходят. Можно сгладить последствия, ускорить очищение, но не по мановению руки. Люди, они такие, с ними ничего не поделать. С
некоторыми так точно.
        - Лишь первая стадия будет целиком на наших плечах. Флоту мамлюки всё равно ничего не могут противопоставить, кораблей и без того осталось мало, а если попробуют огрызнуться - их и вовсе не станет. Достать наши корабли с берега? А чем, позвольте полюбопытствовать? Они ведь так и не озаботились огнестрельным оружием. Как ручным, так и пушками. Камнемёты же, пусть даже их и попробуют использовать, просто не добьют до того места, откуда будут запущены ракеты.
        - И когда придёт время высаживаться, нас встретят уже боящиеся, надломленные, не готовые к очередным «проискам шайтана» мамлюки, - ухмыльнулся Эспиноза, наравне с прочими много в последнее время прочитавший об особенностях всех наших будущих противников, особенно магометанских. - Да, так будет легче. И меньше потерь.
        - Вот и я о том же. Ракеты посеют страх и уничтожат часть вражеской обороны. Затем высадка и штурм крепостей. Не всех, только нескольких. Опять же с помощью артиллерии, к противостоянию которой в султанате не готовы. Не перестроенные должным образом крепости совсем скоро откроются в нужных местах. Французы во время той войны многому научили.
        - Не нас, мы были готовы.

        Сестричка и её усиливающаяся воинственность… Умиляет, право слово. Но это лично меня, а вот для остальных подобное развитие Лукреции Борджиа несёт кому уверенность в дне грядущем, а кому большие проблемы. Последнее, конечно, исключительно для врагов семейства.
        - Были, не спорю. Но урок, пусть и со стороны, лишним не оказался. Впрочем, сейчас не о том. Высадиться, закрепиться в крепостях и ждать, пока не придёт поддержка, воодушевлённая должным образом как сугубо государственными интересами, так и твоими, отец, пламенными речами, обращёнными ко всем христианам Европы. Ну или иной благоприятной ситуации, поскольку предсказывать в таких случаях очень сложно.
        - И не важно будет, кто именно первым войдёт в Иерусалим, - мечтательно проворковала Лукреция. - Мы, Борджиа, всё равно будем теми, кто встал во главе и нанёс первый успешный удар по султанату, неправедным образом удерживающему за собой святой город. Отец, это… Это просто немыслимо как хорошо!
        - Есть ещё Османская империя, - осторожно так напомнил патриарх семейства. - Да, Франция в лице своего короля не осмелится даже плюнуть в сторону освобождающих Иерусалим. Но османы… Баязид II может попробовать откусить кусок не от Мамлюкского султаната, а от Сербии.
        - Не осмелится!

        Злобное шипение Бьянки было очень эмоциональным, убедительным, но вот эмоции и логика таки да немного разные понятия. Или она просто не успели озвучить доводы разума?
        - Не осмелится, - эхом отозвалась Лукреция, но этими словами не ограничилась. - В бывшей Болгарии османов тоже ненавидят, пусть болгары за прошедшие времена стали… значительно покорнее сербов. Есть ещё Валахия, особенно Трансильвания, в которой до сих пор вспоминают Влада Колосажателя. И к северу от Валахи Молдавия, господарь которой обязан нам за сохранение влияния его дочери в Москве. Не сильно, но обязан.
        - Он не обязан, он умён. И понимает, что стоит Османской империи начать распадаться, Молдавия сможет получить часть Валахии, а то и всю эту землю целиком. Одно цепляется за другое. как те зубчатые колеса в часах. Ты знал об этом, Чезаре, или просто удачное стечение обстоятельств?
        - Обстоятельства, отец, - пожал я плечами. - Понимание тоже было, но скорее насчёт того, что Молдавия нам тоже может пригодиться и уж точно не будут лишними отношения с её правителем. В итоге вполне может пригодиться. Хотя какой там может, обязательно пригодится! Если не прямо сейчас, то чуть позже. Я уже не раз говорил, что в Европе магометанам делать совсем-совсем нечего. И в Константинополе тоже.
        - Я тебя услышал. Подготовить речь могу… Нет, не к завтрашнему дню, лучше к послезавтра.
        - А стоит ли спешить? Лучше тебе в очередной раз изумить добрых христиан аккурат тогда, когда корабли отплывут от наших берегов и направятся к берегам иным, однозначно враждебным. Зато сказать сразу обо всём. Иерусалим. Совместное им владение, возобновление Крестового похода, пусть и не нарушая заключённый договор. Ну и обещание всех «казней египетских» тем, кто даже косвенными своими действиями будет мешать столь важному для всего христианского мира походу.

        Возражений вроде как не возникло. В этом аспекте. Зато уже через несколько минут разгорелся иной спор, касающийся того, кто именно направится командовать не флотом, а высадившимся в султанате войском. При этом что «отец», что Лукреция этак подозрительно на меня посматривали, словно бы подозревая в желании нестись вперед всех в атаку, чуть ли не с самого начала, в первого этапа высадки. Не-а, случай уже совсем-совсем не тот. Это раньше, когда я только начинал создавать себе репутацию, подобные действия могли быть оправданными. Зато сейчас… Нет уж, исключительно направление и координация вначале и только потом личное участие. Личное - это в смысле прибытие на уже завоёванные территории и управление как следует закрепившимися войсками.

        Стоило прояснить свою позицию и большая часть проблем словно бы сдулась. Были совсем недавно, а вот уже и нет. Благодать. Разве что оставался вопрос, кто именно будет «местоблюстителем» итальянского престола в то время, пока меня в Вечном городе и в Италии вообще не будет. Ясен пень, что по факту большую часть дел возьмёт на себя Родриго Борджиа, но де-юре… По закону это должна быть Хуана, но достаточно немного пообщаться с прелестной испанкой, чтобы понять - она и настоящая власть слабо совместимы. Что особенно любопытно - бывшая Трастамара и сама это не только осознаёт, но и близко не стремится взять в свои изящные руки хоть толику реальной власти. Домашняя девушка, больше и сказать нечего. Отсюда и прозвучавшие из её уст слова, стоило только прозвучать первым намёкам.
        - Лукреция и твой отец знают как управлять страной. Чезаре, - и мягкая такая улыбка, совмещённая с тем, что её рука накрыла мою и слегка так сжала. - Я не хочу мешать. И создавать вид, что сама что-то решаю, когда буду только говорить их слова… тоже не хочу. Это неправильно.
        - Не хочешь, значит и не будешь, - приобнимаю своё стеснительное сокровище, заодно целуя девушку, пусть даже не в губы, чем вызываю очередное покраснение бледного обычно лица. Смущается пока, не расхрабрилась ещё, хотя борьба со стеснением идёт помаленьку. - Значит, именно ты, сестрёнка, будешь вновь символизировать власть нашей семьи в самом её средоточии. Ну а в Приштину, я полагаю, символизировать Джоффре отправим. Заодно и Санчу выгулять надобно, а то тут, в Италии, она явно заскучать изволила. Путешествие, смена обстановки, новые знакомства.
        - Ох уж эти её знакомства! Не все они одинаково полезны, - хмыкнула Бьянка, лично видевшая загулы этой представительницы неаполитанских Трастамара. - Когда уже твой брат беременной её сделает, а?
        - Уже, - внезапно для всех для нас заявил «отец». - Все признаки говорят об этом. Врачи этим утром подтвердили, что Санча беременна.

        Упс. Больше тут и сказать то нечего. Хотя нет, выражение «Внезапно ой!» также вполне себе подходит. Беременная Санча - это само по себе то ещё событие, а учитывая время и обстоятельства и вовсе колоритно. Я с детьми по причине юного возраста Хуаны спешить как-то не собираюсь, Лукреция и вовсе не замужем, Изабелла во время уже окончившегося брака детьми не обзавелась, а в новый покамест не вступила. На Хуана мне откровенно плевать - это отрезанный ломоть и даже его дети далеко не факт, что будут признаны семьёй. И тут вдруг такое событие, а именно грядущее рождение - если не случится чего-либо форс-мажорного, разумеется - первого Борджиа нового поколения. Того самого, когда из просто аристократов мы превратились во вполне себе серьёзную королевскую династию, крепко связанную с домом Трастамара. Пока только с этим домом, а впоследствии…
        - Прогулки дальше окрестностей Рима для Санчи теперь противопоказаны, - подвёл я черту. - А вот Джоффре отправиться в Сербию всё едино придётся. Мы же, то есть ты. Хуана, да и Лукреция, присмотрим за тем, чтобы наша очаровательная, но малость беспутная родственница в его отсутствие вела себя прилично.
        - Хи-хикс.
        - Поправлюсь, в определённой мере прилично.

        Смеяться сестрёнка всё едино не перестала, да и у других улыбки появились. Даже у скромницы, которая Хуана. Она ведь не слепая, понимала особенности характера своей неаполитанской родственницы, тем более после постоянного и частого общения.

        Переход от дел военно-политических к семейным как состоялся, так особо и не закончился. Воистину нескончаемая тема, особенно если учитывать такую значимую новость. Плюс желание Лукреции рассказать об этом матери, от коего она чуть ли на месте не подпрыгивала. Сидение в кресле, к слову, этому ну вот ни разу не мешало. Забавная она... местами. Исключительно для своих.

        Спустя часа этак полтора улизнула Лукреция, прихватившая с собой Хуану. Для компании, наверно, поскольку Бьянка от подобных дел старалась всё же держаться на некотором расстоянии. Видать до сих пор считала, что семейные дела Борджиа к ней такого уж прямого отношения не имеют. В смысле, она сама не является частью семьи, а значит… Сложными траекториями перемещаются мысли в её голове, даже мне порой не до конца удаётся её понять. Но я стараюсь, честно-честно.

        Утопал Эспиноза, побуждаемый недвусмысленным намёком «отца», который явно хотел о чём-то поговорить со мной. Оп-па, не только со мной, но и с Бьянкой, поскольку её попытку оставить нас для чисто семейного разговора пресёк ещё на подходе. Интере-есно, однако, что за мысль Родриго Борджиа пришла в его несомненно гениальную голову? Пусть он смирился с постоянным присутствием Бьянки как неотъемлемой части моего окружения, но чтобы вот так, разговор на троих - это действительно редкое событие.
        - Ты хочешь меня чем-то удивить, отец? - слегка улыбаясь, произнёс я, смотря на понтифика. - Право слово, после всего случившегося с нами за последние годы это будет… сложновато. Или нет, лицо у тебя чуть иное. Очередная мысль, способная оказаться полезной, но нуждающаяся в предварительном обсуждении. Но Бьянка тогда при чём?
        - Потому что вы оба - те, к кому Лукреция прислушается быстрее, чем ко мне. Эта Лукреция, изменившаяся и ставшая не просто моей дочерью, но ещё и королевой. Любимый брат, сделавший её такой. какая она есть, и… И ты! - Родриго Борджиа ткнул пальцем в сторону Бьянки, позволив на пару мгновений проявить свою ни разу не симпатию к моей подруге. - Понимаю, что Лукреция к тебе привязана, и что это уже неисправимо. Вот и будешь помогать.
        - Я? - опешила Бьянка, от избытка эмоций повысившая голос и вскочившая из мягкий объятий кресла. - Если это нужно Лукреции, я готова. Но что нужно, Ваше Святейшество?
        - Кажется, дела матримональные внезапно нагрянули. Или совсем не внезапно, учитывая очень даже возможное появление в скором времени у тебя, отец, первого внука. Так?

        Родриго Борджиа мог водить за нос многих, даже тех, кто его неплохо знал и часть родни, но не меня, ой не меня. Козырь в виде психологии и физиономистики, принесённый из времени «много лет тому вперёд» позволял считывать даже то, что он ни разу не хотел показывать. Тут только и нужно, что довольно долгое общение с человеком и понимание, по каким именно путям движутся его мысли. Не обязательно досконально, достаточно было и общего представления. А посему…

        Патриарх семейства поудобнее вытянул беспокоившую его последние несколько дней ногу, смерил меня оценивающим таким взглядом. Затем вздохнул и вымолвил:
        - Королевствам и особенно империи, которую ты собираешься создать, нужны наследники. И не когда-нибудь, а скоро. Я же понимаю, Чезаре. что как только мы завоюем часть мамлюкского султаната, а войска выйдут к Красному морю, ты объявишь себя императором.
        - Не тогда. Позже, когда завоевания удастся переварить. Да и сербов нужно будет подготовить, что они сохранят определённую свободу, но уже внутри империи.
        - Римской? Итальянской
        - Пожалуй, что нет, - отмахнулся я от как бы правопреемственности. - Слишком уж неоднозначная память от первого названия, да и Священная Римская будет вносить хаос с непониманием. Вдобавок придётся волей-неволей тащить за собой не самое приятное наследие, о части которого лучше как следует забыть и не давать вспоминать другим. Итальянская же… Опасно. Могут возникнуть мысли, что именно италийцы станут основой и займут все высшие ступени. А на Балканах народ гордый, может стать на дыбы. Не стоит раздражать важных и полезных людей тогда, когда этого совсем не требуется.
        - Название империи важно, сын. Как и семья императора, который пока бездетен.
        - Хуана слишком молода. Да, слишком, - надавил я на «отца», живущего местными представлениями, а не привычными мне. - Несколько моих врачей кое-что проверили, собрали записи о беременностях у женщин в зависимости от возраста и… В общем, чтобы излишне не утомлять многочисленными цифрами, скажу лишь, что роды раньше восемнадцати лет чаще прочих очень плохо влияют на здоровье матери, да и риск смерти младенца велик. Посему лучше обождать, я не собираюсь подвергать Хуану какой-либо опасности. Особенно той, которую легко избежать, лишь подождав пару лет.

        Против таких аргументов Родриго Борджиа просто нечего было возразить. В неполитических науках он был не столь силён, а имеющийся разум позволял понимать и принимать уже мой высокий уровень в подобных областях. Тем паче в медицинской. Опыт, он того, наглядно демонстрировал, что я в этом не просто разбираюсь, а способен переворачивать ранешние авторитеты с ног на голову. А то, что знания эти ни разу не мои, а заимствованные… так кому это известно то?
        - Я не настаиваю, просто напоминаю, - сдал назад «отец». - Но ты уже женат и твой брак оказался для нас важен и полезен. Союз с Трастамара… мы уже не единожды об этом говорили.
        - Это точно.
        - Но если король Италии живёт в счастливом браке, то королева Сербии, его любимая сестра, тоже заслуживает семейного счастья.
        - Ты знаешь, что я обещал Лукреции, - а вот тут нужно было добавить в голос этаких металлических ноток. - Вынужденные браки, вопреки мнениям многих, ни к чему хорошему не приводили, руша не только судьбы супругов, но и всё вокруг. Порой ненамеренно, а порой и специально. Исключения из подобного лишь подтверждали правила. Я тебе приводил множество примеров. Убедительных.
        - Пусть ищет сама. Женихов появится множество, стоит ей намекнуть о начале поиска супруга. Даже того, который не будет иметь власти. Теперь породниться с нами захотят многие. Пусть даже от брака будет только видимость! Я обещаю, что расторгну его тогда, когда Лукреция только скажет. Я викарий Христа и могу заключать супружеские союзы, но и объявлять их ничтожными.

        А вот это хар-роший такой шаг вперёд. Теперь Родриго Борджиа согласен и на такое, то есть полностью фиктивный брак с его последующим аннулированием. Прогресс, однако. Не пойму лишь отчего его столь сильно припекает касаемо брака дочери? Положение что в Италии, что в Сербии вполне себе устойчивое, перспективы также радуют. И вдруг такая суета от умудрённого жизнью политика с многолетним стажем. Моя не понимать, причём категорически!
        - Почему, отец? Я понимаю, что раньше, когда ты только что примерил тройную тиару и был озабочен возможным укреплением положения семьи посредством наших браков. Но сейчас, когда один триумф сменяется другим… Это просто странно.

        С некоторым усилием встав и, опираясь на трость, сделав несколько шагов в сторону пусть закрытого, но окна, понтифик ответил. Смотря не на меня, не на Бьянку, а на небо с уже проявившимися звёздами.
        - Ты смотришь в будущее и создаёшь его, меняя настоящее. А я привык оглядываться назад, не забывая о прошлом. Оно, прошлое, может очень больно укусить, если позабыть про осторожность.
        - Я очень осторожен. отец. И стараюсь приучить к подобному как лукрецию, так и иных дорогих мне людей. Собственно, не в последнюю очередь потому мы все не только живы, но и довольны жизнью.
        - Ты и прав и ошибаешься. Чезаре. Становясь сильнее, мы не только сохраняем наших старых врагов, но и приобретаем новых. Не всех из них можно отравить, заколоть или уничтожить дух, отпустив тело на покаяние. Очень скоро те, кто ещё не стали нашими врагами, поймут твои замыслы. Поняв, станут им противодействовать. Не так грубо, как Авиньон и Людовик XII Валуа, пожираемые изнутри ненавистью, страхом и туманными пророчествами о своём печальном будущем. Императору Максимилиану не нужны соперники, он сам хочет создать империю, сравнимую в Римом изначальным. Трастамара хотят убаюкать нас сладкими речами и превратить в своих вассалов. Не получится, могут и ударить в спину. Потом, через десяток или два лет. Король Англии, сидя у себя на острове, мечтает вернуть времена Столетней войны, только без печального её конца. Русское царство, с которым ты начал вести свою игру, не откажется стать Третьим Римом, хотя Палеологов, которые заронили в разум царя Ивана III это ядовитое зерно, уже проиграли всё, кроме жизней. Другие… Ты осознаёшь?
        - Путь не выстлан розами, в этом даже не сомневаюсь, - усмехнулся я, подходя к патриарху рода Борджиа и становясь рядом. А вид звёздного неба сегодня и впрямь неплох. - Ты хочешь укрепить положение каждого из своих детей, сделать так. чтобы если с одной ветвью и случится несчастье, другие смогли бы подхватить бразды власти. И не хочешь ждать, опасаясь, что ожидание послужит на руку врагам уже состоявшимся и врагам возможным. Понимаю. Однако… Спешка тоже может повредить. Лучше держаться золотой середины.
        - Тебе тоже.
        - Стараюсь, отец, я действительно стараюсь. Как видишь, мне уже удалось не допустить возникновения сперва отчуждения, а потом и вражды между Джоффре и Санчей. А всё это непременно бы случилось, учитывая особенности сей неаполитанской Трастамара с очень плохими предками. Вспоминается некое сходство с тем, любителем делать чучела из своих врагов и обедать в их присутствии. Только у того Трастамара была жестокость, а у Санчи похотливость сверх любой допустимой черты. Методы, правда. были не самыми обычными, зато довольно действенными, согласись.

        Родриго Борджиа лишь покачал головой, будучи в курсе «лекарства», выданного мной Санче Трастамара. В «розовенькой» такой обёртке, идущем вразрез со многим тут допустимым, но вместе с тем не задевающим уже моих принципов и представлений о прекрасном. Меж тем, я продолжал развивать тему.
        - У нас уже есть прочный союз с Трастамара, а вот с остальными действительно могущественными династиями родниться… Уверен, это будет не только лишним, но и вредным в ближайшие годы. Интересов общих нет, а вот противоречий в избытке. Тюдоры. Габсбурги, прочие. Нет, оно того не стоит. Если уж и обращать на кого внимание, так на тех, которые менее значимы, но полезны и совсем-совсем рядом.
        - Медичи, - сразу подхватил мысль понтифик. - Ты с самого начала уделяешь им особое внимание. Большее, чем они того достойны.
        - Верно, Медичи. А ещё Катарина Сфорца, которая сейчас в Милане. У неё дети, в том числе дочь почти шестнадцати лет от роду. У Пьеро Медичи дети слишком малы, но есть как родной брат, так и кузены. Аккуратно так привязать их не только выгодой, но и смешением крови, после чего…
        - Легче станет запутать их клятвами и золотом. Потом затянуть в империю, кусок за куском обменивая независимость на блага, - тихо, но уверенно произнесла Бьянка. - Показать, что малым государствам будет сложно выжить в меняющемся мире. и оставить короны. Символы, не настоящую власть. Со временем.
        - Если не Лукреция, то те, кто готов и хочет получить выгодное супружество, - кивнув на слова Бьянки, соглашаясь с ними, процедил «отец». - Изабелла?
        - Она, - подтвердил я догадку понтифика относительно его старшей дочери. Более чем готовой к действительно выгодному браку, в котором ей будет оставлена немалая степень свободы. С ней о том уже говорили не намёками даже, а прямо. - Ещё есть твой внучатый племянник Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи. Теперь кардинальский сан браку не помеха, а значит… Ему стоит предложить брак с дочерью Львицы Романии. Ну и самой Катарине. Мягко, осторожно, потому как давить на неё никак не следует. Гордость этой женщины всегда меня радовала. Поболее бы таких!
        - Мало кто с тобой согласится.
        - Знаю. Однако у каждого свои понятия о прекрасном, у меня тоже. А вот Лукреция… есть у меня одна интересная мысль.

        Родриго Борджиа молчал, выжидая. Знал, что в такие моменты лучше не прерывать, а дать как следует подумать, оценить, после чего высказать уже оформившуюся в слова идею. Говорить, что всё уже обдумано, взвешено и сочтено приемлемым при условии благосклонности сторон, я не стал. Лишнее это сейчас.
        - Мигель. Тот самый Мигель Корелья, мой давний друг, полностью верный человек и к тому же их с Лукрецией связывают дружеские отношения. Не знаю уж, как оно может случиться насчёт настоящего брака, но вот для видимости никаких проблем не ожидается. Мигеля я хорошо знаю, пусть временно, но оказаться мужем королевы он не откажется. И пытаться требовать исполнения супружеского долга не станет, зная всю картину, а не отдельные её обрывки. Да, Бьянка?
        - Ну я… конечно. Мигель знает обо мне… и твоей сестре.

        Давненько я не видел смущающуюся Бьянку. Ой давненько. Даже соскучился малость по подобному виду. Эх, ностальгия! Милая она в такие моменты, несмотря на всю показную брутальность, тщательно лелеемую и демонстрируемую окружающим. Впрочем, влияние Катарины Сфорца и Лукреции уже многое сделало с моей подругой и советницей. Сгладило излишнюю, показательную жёсткость и скрытие женственных черт. Облик опять же, ведь теперь герцогиня Форли не пыталась увильнуть от ношения пристойных именно девушке нарядов. Амазонистых, конечно, но они лишь добавляли ей привлекательности. Ага, в глазах Лукреции особенно!
        - Это может быть… приемлемо, - взяв небольшую паузу на раздумья, вымолвил, наконец, Родриго Борджиа. - Не лучший супруг, но после Крестового похода и ещё той войны, с Францией, его имя стало звучать в разных странах. И Лукреция к нему не испытывает неприязни. Больше. считает другом. Если же…
        - А вот тут как ей сердце и голова подскажут, - развожу я руками. - Впрочем, зная её и Мигеля, могу сказать точно, что одного камня преткновения точно на пути не окажется. Даже двух. Во-первых, Мигель, случись что, даже не подумает мешать расторжению брака. Во-вторых, в любом случае, как бы оно ни сложилось, не станет мешать тесной дружбе Лукреции и Бьянки. Для этого он слишком любитженскую красоту.

        Точное накрытие сразу двух целей. Как «отца» проняло до глубины души, так и Бьянка свела глазки в кучку и уставилась в пол, изображая, что она тут так. случайно мимо проходила. Красота!

        После такого вот хода только и оставалось, что выслушать от Родриго Борджиа принципиальное согласие на подобное, взять совсем уж ошеломлённую и смущённую подругу под белы ручки - на самом деле весьма загорелые - да и покинуть отцовский кабинет. На сегодня и так уже вынес мозги ему и не только по полной программе. Хорошего помаленьку. Но вот чего я не ожидал, так это того, что Бьянка чуть ли не шёпотом произнесёт:
        - Чезаре. нам нужно поговорить. Это важно… для меня. Я долго думала и…
        - Конечно, я всегда буду рад тебя выслушать.
        - Тогда… Туда, где нас никто не услышит и где никого не будет.
        Интерлюдия
        Интерлюдия
        Мамлюкский султанат, побережье близ Думьята, январь 1497 года.

        Не думал не гадал Гарсия де Лима о том, что сперва окажется командующим флотом целого королевства - причём флотом немалым, не из нескольких старых полуразвалившихся кораблей - затем примет участие в победоносном Крестовом походе, в результате которого окажется щедро одарён деньгами, землями и просто вниманием правящих в Италии Борджиа. После этого он, равно как и многие другие, признаться, рассчитывали на более спокойную жизнь. И поначалу всё было именно так. Каперские рейды по Средиземному морю, во время которых брались на абордаж все суда под флагами магометанских правителей и проверялись суда стран нейтральных к Италии - это было привычно. Доход и просто радость бытия лихим капитанам, не мыслящим жизни без стрельбы орудий, криков жертв и обильно льющейся крови. Польза королю Чезаре, конечно. И поддержка в состоянии, близком к полному ничтожеству, флотов Османской империи, Мамлюкского султаната и прочих мусульманских стран. Тем более самому Гарсии де Лима не было нужды болтаться по волнам пусть на большой, мощной каракке, но всё равно куда менее удобной, нежели собственная вилла близ берега
моря. Море - это хорошо, но не тогда, когда проводишь там месяц за месяцем, сходя на берег лишь изредка.

        Командующий итальянским флотом уже помаленьку начал привыкать проводить большую половину времени на берегу, лишь изредка всходя на палубу «Копья судьбы», новой флагманской каракки. И вот новый приказ, который удивил многих, даже его.Погрузка на борт кораблей нового оружия, суть которого уже была известна и откровенно пугала многих, а затем плавание к берегам Мамлюкского султаната. Не просто так, не с целью вновь попугать оставшееся от тамошнего флота, а для обстрела портов и крепостей. Тех, конечно, до которых в состоянии были дотянуться эти… ракеты. Новое оружие, опасное оружие. Опасное не только для врага, но и для тех, кто его использует. Не зря у тех штук, предназначенных для пуска ракет, имелись корзины с песком, которым только и можно было тушить пламя, если что-то пойдёт не так. О да, команды не раз и не два учились гасить подобный огонь, но именно потому стремились относиться к его возможному источнику как можно бережнее, не допуская ошибок. Насмотрелись!

        Само плавание оказалось спокойным, даже шквалистого ветра не было. Обычный, попутный или не очень, но благодаря «косым парусам» это уже давно не представляло неудобств. Места опять же знакомые, те самые, бороздя которые многие капитаны эскадры изрядно набили свои карманы. И вот она, первая цель, город Думьят. Почему именно Думьят, а не куда более известная, значимая и богатая Александрия? Простой вопрос и не самый сложный ответ.

        Думьят был городом древним, куда древнее той самой Александрии. Потом, как только Александрия была построена, он вроде как заметно угас, утратил большую часть блеска, но вместе с тем всё было не так просто. Ворота Нила - вот чем был Думьят. Кто владел этим городом-крепостью, тот владел если и не всем Нилом, то важной его частью. Это поняли ещё крестоносцы во времена Крестовых походов. Иерусалимское королевство во время своего расцвета пыталось захватить Думьят, но увы, войска были разбиты печально известным во всей Европе султаном Саладином. Но это было лишь началом.

        Когда готовился пятый Крестовый поход, первой важной целью опять же должен был стать Думьят. Именно захватив этот порт, воины креста рассчитывали сделать его центром, откуда будут наноситься удары по всему Египту. И только завладев большей и важнейшей частью Египта, они планировали начать наступление на Палестину и, соответственно, возвратить Иерусалим. Город тогда действительно взяли и даже начали наступление вглубь Египта, но увы… Без достаточной поддержки союзников эту часть крестоносцев разбили под Каиром и вынудили отступить сначала обратно в Думьят, а потом и вовсе на корабли.

        Шестой Крестовый как-то миновал этот регион, а вот седьмой - тут уж совсем иное дело. Возглавлял этот поход король Франции Людовик IX и опять же Думьят пал довольно быстро, в очередной раз показав, что бить магометан по существу довольно легко, равно как и завоёвывать принадлежащие им земли. Проблемы начинаются несколько позже, когда начинают делить до конца не захваченную добычу и пытаются проглотить слишком большие куски, не опасаясь за собственный желудок. Вот и в тот раз Людовика IX подвела его безграничная жадность и нежелание делиться обещанным. Думьят, равно как и кое-что иное, был обещан Иерусалимскому королевству, которое наметили возродить и сделать основой для дальнейших завоеваний.

        Жадность, нарушенные обещания, отпадение части союзников и куда меньшее рвение других, осознающих, что и другие обещания могут оказаться ничего не стоящими пустыми словами. Французский король за неё поплатился. Его войска, лишённые значимой поддержки союзников, были разбиты спустя некоторое время и сам Крестовый поход окончился ничем, оставив после себя лишь горечь уплывших из рук побед и печаль от поражений.

        К сожалению, уроки важности Думьята не остались незамеченными, и один из мамлюкских султанов всё же решил усилить этот город. Хорошо так усилить, разрушив до основания старый и построив новый. Рядом с прежним, но всё-таки не совсем, перенеся крепость вглубь, подальше от реки. Кончено же, высота стен и оборонительные сооружения также изменились, став куда более внушительными. Такие действия мамлюков принесли плоды и больше Думьят не подвергался серьёзным угрозам, приходящим с воды.

        До этого дня не подвергался! Гарсия де Лима имел не допускающий двойного толкования приказ взять город, предварительно использовав ракеты для того, чтобы уничтожить остатки мамлюкского флота и просто спалить до состояние углей все прибрежные постройки. Не артиллерией, ибо она в таких делах не была достаточно эффективной, а именно зажигательными ракетами. Сперва запуская их с кораблей, ну а потом и высадившись. Да, высадившись, поскольку Думьят всё же был расположен слишком далеко, чтобы дотянуться до укрывшихся за стенами крепости не сходя на берег.

        Паника! Именно она овладела мамлюками, стоило им завидеть приближающуюся итальянскую эскадру. Противопоставить ей на воде было просто нечего, ведь бросать против ощетинившихся стволами орудий каракк и каравелл уступающие числом и лишённые пушек суда… Такому повороту итальянцы бы искренне порадовались, быстро и без особых усилий перетопив или захватив осмелившихся им противостоять. Вот потому и поднимались паруса, потому и загребали воду вёсла галер, стремясь увести ценное имущество вверх по Нилу, укрыться там, куда зловещие огнедышащие корабли может и не сунутся. Или сунутся, но потом, когда хозяева обречённых судов успеют снять с них всё ценное, потеряв только сами суда. Тоже болезненно, но хотя бы не столь сильно, не смертельно.

        Реки и Египет. Собственно, вся жизнь этой страны была сосредоточена близ рек, главной из которых являлся великий Нил. Его разливы приносили ил, делающий почву плодородной, да и вообще боролись с иссушающей жарой пустынь вокруг. Зато владеющий реками мог сказать, что владеет Египтом.

        Да, караккам нужно было с осторожностью передвигаться. Зато каравеллы с их осадкой около трёх метров, особенно если выгрузить часть грузов, они могли чувствовать себя в относительной безопасности. Тем более, если есть те, кто знал опасные места и особенно мели. Не зря Чезаре Борджиа щедро платил за карты глубин в интересующих его местах. Теперь эти знания должны были пригодиться.

        Де Лима стоял на мостике каравеллы «Отпущение грехов» рядом с её законным капитаном Зигфридом фон Меллендорфом и смотрел на суету прислуги ракетной батареи, что была установлена по левому борту. Они сейчас как раз готовились дать залп по прибрежным постройкам, спалив всё, что окажется в пределах досягаемости. Огонь, смерть и волны страха, расходящиеся во все стороны - именно это и требовалось посланцам итальянского короля. Вот подожжены фитили, вот сделавшие это отбегают в сторону. укрываясь за окованными железом большими щитами. Залп! Сразу несколько ракет с противным воем-визгом-скрежетом взмывают вверх, за ними и оставшиеся. Удачно! Ни одна не взорвалась, не осталась на «станке». Правда две все же вильнули на полпути, только и сумев, что напугать рыб и бесславно зарыться в прибрежный песок. Зато остальные шли туда, куда их и направили. Другие каравеллы тоже отстрелялись, как выражался король. Удачные слова, вошедшие в употребление наряду с множеством иных. Борджиа вообще любили и умели удивлять.
        - Хорошо горит! - с явно ощутимым удовлетворением от увидено вымолвил фон Меллендорф, - наблюдая за берегом в подзорную трубу. - Суетятся, бегают, даже тушить пытаются. Водой… А вот… Ди Чента, я его акулам скормлю! Ну почему у него всегда сложности!
        - Гарсия де Лима, понимая, что Меллендорф назвал имя капитана «Быстрой ласточки», перевёл взгляд на эту каравеллу. Ну да, вот и опасность ракет подтвердилась. Видимо, одно из этих дьявольских порождений разорвалось прямо при взлёте или просто не сойдя со станка. Теперь команда каравеллы спешно тушила пламя, не давая ему серьёзно навредить. Успешно, но… Невезучесть Сильвио ди Чента стала воистину легендарной. Причём череда печальных случайностей была не такой серьёзной, чтобы тот лишился корабля. потерял большую часть команды или остался совсем без добычи, но вместе с тем… То матросы нажрутся чего-то и потом маются животами в самый неподходящий момент. То во время абордажа ухитрятся поджечь или разбить самую ценную часть груза, сами того не представляя. Могли снести походя голову пленнику, за которого дали бы огромный выкуп или знающему очень ценные и важные сведения. Один раз и вовсе бравые офицеры капитана ди Чента пустили на подтирку своих задниц «какие-то бумажки с закорючками», на деле бывшие ценной перепиской. В общем…. подобных случаев хватало, и были они разными. Неудивительно, что фон
Меллендорф откровенно злобствовал, видя как Невезучий Капитан в очередной раз оправдывал своё прозвище.

        К счастью, такой он был один. Другие каравеллы вновь и вновь запускали ракеты, что, попадая в цель, взрывались, расплескивая зажигательную начинку. А уж весело разгорающееся пламя давало понять мамлюкам, что им остаётся только бежать, причём желательно как можно дальше. Или просто умереть без цели и смысла, потому как тушить это пламя они явно не умели. Пока не умели, но это сейчас не имело особого значения.
        - Меняем позицию, Зигфрид, - напомнил капитану де Лима. - Нам нужно выжечь как можно больше, а только затем готовиться к высадке.
        - Чтобы жечь дальше! Это мне нравится! - радостно откликнулся капитан «Искупления грехов». - И пусть они на себе почувствуют всю тяжесть грехов, искупить которые их племя сможет только смертью. Смертью в огне! Ярком. Жарком. Горячем!

        Командующий итальянским флотом знал сильные и слабые стороны своих капитанов. Тем более тех, кто являлся особенно важными. Таких как Калатари, Меллендорф, Ларго-Виллаима и прочие. Зигфрид фон Меллендорф, к примеру, частенько впадал в боевое безумие, когда ему нужно было лишь убивать врага, да как можно больше. кровавее. Вот и сейчас он поддался зову ярости и теперь… Хорошо хоть его желания полностью совпадали с тем, что требовалось. Огненный дождь, выжигающий всё в окрестностях Думьята. И лишь когда пламя сожжет достаточное число прибрежных построек, придёт время самого Думьята. Скоро придёт, очень скоро, в этом де Лима не сомневался. А следом за Думьятом и Александрия узнает, что такое сила итальянского флота. Только вот сперва им будет предложено оценить возможные последствия своего сопротивления. Угольки внутри крепостных стен Думьята, которые только и должны будут там остаться, вполне способны навести на правильные мысли. Всё же слишком много ценного внутри некогда великого города, оттого и не хотелось что Гарсии де Лима, что пославшему его Чезаре Борджиа сжигать дотла то, что реально
захватить нетронутым… ну или слабо затронутым. Война, она может быть ещё и очень, очень выгодной.

***
        Мамлюкский султанат, Каир, январь 1497 года

        Как правило, война не начинается внезапно, ей непременно предшествует что-либо серьёзное. Желание соседа присвоить себе часть земель, личные обиды, вопросы веры, иные важные причины. По мановению руки это всё возникнуть не может. Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури ожидал нападения со стороны Баязида II, поддержанного к тому же королём франков. Это да, это было. Потому и часть войск уже успела отправиться ближе к границе с Османской империей. Также были предупреждены эмиры, владения которых были на побережье. И, разумеется, султан продолжал собирать армию, в том числе используя наёмников, понимая, что даже одному османскому султану противостоять будет очень сложно, не говоря уже о франках. Тридцать тысяч уже были там, близ османской границы. Ещё почти пятьдесят ему удалось собрать. Далеко не все из собранных воинов были действительно умелыми, наёмники могли в любой момент исчезнуть или предать, плохо обученные части способны были побежать при сколь-либо серьёзной угрозе, но… То же самое творилось и у Баязида II, уж в этом Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури был полностью уверен. Золото способно творить чудеса,
будучи положено в нужные кошельки.

        Только удар последовал не со стороны османов, не от франков даже - те ещё не отплыли от своих берегов - а от Италии. От той самой Италии, которая совсем недавно предлагала, совместно с Венецией, союз против Османской империи, желая получить взамен Иерусалим и окрестности.

        Один быстрый удар новым оружием, которое, по словам видевших это, было словно отрыжкой из Джаханнема, порождением самого шайтана. Падающий с небес огонь, он словно выжег Думьят изнутри, мало что оставив. Не горел разве что камень, а вот дерево, тела… И потушить это пламя водой было просто невозможно. Думьят пал, да и вокруг города всё было выжжено. Быстро, жестко, коварно… И вместе с действиями имелись слова. Те слова, которые были переданы с немногими отпущенными пленниками. Сами слова и начертанные на бумаге со всеми печатями и подписями итальянского короля и Папы.

        Смерти венецианских послов, растерзанных толпой в посольском доме. Не столько сами смерти, сколько то, что никто не понёс соответствующего наказания, а «щедрые дары», отправленные в Венецию, Борджиа сочли унижением для всех стран, а не только той, чьи послы лишились жизней. И на этом основании объявили, что считают своим долгом «принести возмездие за невинно и мученически погибших» и сделать это, «принеся крест и меч на все земли, кои вот уже не первый век стонут под гнётом злокозненных и богонеугодных правителей», а ещё «особо покарать тех, кто отверг предложенную помощь против врага иного, предпочтя жестоко убить предлагающих помощь из злокозненной сути своей, которую только смертью следует исцелять».

        Такие слова можно было бы не принимать во внимание… исходи они от кого другого. Но это были Борджиа, те самые, которые успели показать себя, чуть было окончательно не растоптав совсем недавно казавшуюся всемогущей Османскую империю. Султана Баязида II тогда спас лишь случившийся Авиньонский Раскол. Но что может спасти его, Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури? Второго раскола точно не ожидается, да и король Франции не обезумел, чтобы даже попытаться ударить в спину тем, кто вновь начал Крестовый поход, наверняка имея целью не только Думьят и иные мамлюкские земли, но и столь желаемый всеми неверными Иерусалим.

        Что тут можно было сделать? Султан терялся в раздумьях, никак не в силах найти тот путь, который приведёт пускай не к победе, но хотя бы к не самому тяжёлому поражению. И точно не к краху, ведь он уже понял, что никакого милосердиянему или там османам Чезаре Борджиа не проявит. Пощадить и договориться он может … Не с единоверцами, как это можно было подумать, вовсе нет! Тут было что-то совсем иное. Обдумывать это сейчас не имело смысла, в отличие от других мыслей. Тех, в которых должен был помочь его племянник и предполагаемый в будущем наследник, Туман-бай аль-Ашраф. Именно он сейчас и вошёл в комнату, пропущенный охраной, пусть и вынужденный отдать как саблю, так и кинжал. Султан был бдителен и не терпел рядом с собой кого-либо с оружием, помимо верных как псы охранников, всем ему обязанных и знающих, что с его смертью и им долго не прожить.
        - Дядюшка, - не слишком низко, но достаточно для наследника поклонился Туман-бай аль-Ашраф, после чего, получив разрешение, присел на лежащие на полу подушки. - Ты обеспокоен?
        - Письмо. Оно как обещание приговора и казни. Для меня, для тебя. Для всех нас. Если ничего не делать, то султанат падёт. Нам не выстоять и против одной Италии, а они приведут своих союзников по тому Крестовому походу. И Иерусалим… Остальные тоже могут присоединиться.
        - И Баязид укусит нас с севера, - покивал головой наследник. - Я понимаю и тоже этого страшусь. Но бежать не хочется. Борджиа выкопали из могилы истлевшие Крестовые походы и вдохнули в них новую жизнь. Теперь они ещё опаснее, вернувшись к началу. И дядя, почему тут нет твоего визиря?
        - Рахман Синбад аль-Бадри смотрит в глаза многим эмирам, ожидая ласки и подарков. Он полезен, но ему нельзя доверять.
        - И посадить на кол тоже.

        Султан и его племянник понимающе переглянулись. Друг от друга им скрывать было нечего, а присутствующие стражи были приучены молчать и даже дышать тихо и незаметно. К тому же Туман-бай аль-Ашраф осознавал своё нынешнее положение, понимая. что не может рассчитывать за занятие престола, случись с дядей «несчастье». Слишком слабая опора, слишком мало верных именно ему людей. И очень много тех эмиров, держать коих в повиновении или просто подальше от возможности захватить власть для себя мог только Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури. И как кое-что знающий, и как не опасный для них.
        - Думьят только начало. Куда они пойдут дальше?
        - Сюда, в Каир… наверно, - неуверенно протянул Туман-бай аль-Ашраф. - А может сначала подождут, пока захватят другие прибрежные города.
        - Тир, Триполи?
        - Не думаю, дядя. Это Борджиа. Они бьют туда, где их враги слабее. И не станут разделять силы. Александрия и то, что между ней и Думьятом. Им нужен Нил и то, что близко. Не пустыни.
        - И то, что неверные назвали «дорогой пряностей». Наша часть, сожри иблис их порочные души!
        - Сейчас они едят нас. По кускам, - охладил чувства султана его племянник. - Мы может попытаться закрепиться в Александрии. если не поздно, но это их оружие… Наших воинов просто сожгут.
        - Кружить вокруг и мешать, наскакивая на неверных, не девая им ни одного спокойного дня и ночи?
        - Итальянцев учили ночному бою, - тяжко вздохнул Туман-бай аль-Ашраф, к своей печали кое-что узнавший о нежданных врагах. - Пробовать можно, но с опаской, а то лишимся лучшей части воинов. У нас нет ничего, что мы можем противопоставить их пушкам и другому, чему даже названия не знаем. Аллах покарал нас, забрав разум у твоих подданных, дядя. Их ненависть к новому оружию, она… Она может погубить всё. Уже многое погубила.

        Тут султан лишь скорчил недовольную гримасу, но отмолчался. Понимал, что слова племянника правдивы, что он, пользуясь немного укрепившимся положением на троне, мог бы действовать более упорно, переломив, наконец, сопротивление застрявших в прошлом, но увы. Не успел. Не хватило решимости. Не… Не получилось и всё. Сейчас огнестрельного оружия нет, и просто так оно не появится. А и появись, так кто будет из него стрелять и попадать? Всему нужно учиться, а уж такому особенно.
        - Предлагаешь молиться Аллаху и ждать чуда, Туман?
        - Нет. Чудо не сохранит тебе каирский престол, а мне возможность сесть на него в будущем, - сверкнул глазами на султана наследник. - Наши враги объединились вокруг Италии.
        - Не все! Только те, кого Борджиа обманули или заставили.
        - Если и так, то этого объединения хватило, чтобы поставить на колени Баязида II и его империю. А сейчас на нас нападут и крестоносцы, и он. Нужно… открыть глаза единоверцу. Убедить, что он недолго будет наслаждаться «победой», что её плоды уже поразил червь, что у них вкус гнили и ими он отравится… через несколько лет.
        - Он боится за свой трон, - очередной печальный вздох последовал от султана, многое понимающего, но не видящего возможности изменить уже случившееся и готовое вот-вот произойти. - Много детей, много жаждущих, но только один утолит эту нестерпимую жажду. Источник слишком мал, чтобы напиться могли все.
        - Мы должны хотя бы попробовать. Не удастся с Баязидом, пусть об этой попытке узнают другие властители одной с нами веры. Аллах милостив, он откроет им глаза.
        - На что?
        - Что поодиночке нам не выжить. И что нужно искать нового Саладина, Льва Пустыни, способного изгнать воинов Креста туда, откуда они пришли. Иначе одного за другим перебьют всех. Это уже идёт. Два года, три, может пять… Фес, Заяниды. Хафсиды… Твой султанат. Неизвестно, что останется от владений дома Османа и останется ли хоть что-то! Они сумели объединиться, пускай не полностью. Должны и мы. Иначе - смерть либо бегство.

        Теперь султан призадумался ещё более серьёзно. Думал, молчал, перебирал чётки, пытаясь, видно, таким образом воззвать к самому Аллаху, всемилостевейшему и милосердному. Наконец молчание закончилось и Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури изрёк:
        - Сейчас под нашей властью не только Иерусалим, но и Мекка с Мединой. Это сила… когда на саму нашу единственно праведную веру надвигается беда. И кто помешает сказать, что не только Иерусалим является истинной целью воинов Креста, но и священные для каждого почитающего Аллаха Мекка с Мединой с их бесспорными святынями, кои не могут попасть в руки неверных!
        - Никто… Да, никто, - оживился Туман-бай аль-Ашраф. - Их «войне за веру» мы противопоставим свою. Наш священный Джихад! Мы имеем право его объявить, если угроза не трону, а самой вере. После этого осмелится ли османский султан напасть на нас?
        - Если да, то это его ослабит. И поможет нам получить помощь от других правоверных, - ответил племяннику султан. - Но это займёт много времени. И угроза от уже топчущих нашу землю войск Борджиа это не уберёт. Война с ними никуда не исчезнет.
        - Не исчезнет, но тогда мы сможем воевать… правильно. Победить пока не сумеем, а вот показать готовность сражаться за веру вполне. Послушай меня, дядя…
        Туман-бай аль-Ашраф говорил и сказанное находило отклик в душе султана, поражённой страхом потери не только трона, но и самой жизни. Если очень сложно, а то и невозможно сбросить обратно в воду закалённые в победоносных войнах войска Борджиа, то нужно сделать вид, что для этого приложили большие усилия. А что лучше прочего доказывает попытки? Верно, понесённые потери. Другое дело, что жертвовать стоит лишь ненадёжными отрядами да ещё теми наёмниками, которым не хочется платить по каким-либо причинам. Зато сохранять войска настоящие, войска сколь-либо верные.

        Сожжённые «огнём шайтана» города, понесённые потери… Это даст возможность отправленным в страны единоверцев послам громко кричать об угрозе не Мамлюкскому султанату, но самой вере, за которую не щадя жизни бьётся султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури. Объявленный джихад, натиск воинов Креста, уже разгромивших могучую Османскую империю. Сам османский султан, «склонившийся перед врагами веры» и в союзе с франками не то готовящийся напасть, не то уже напавший - это зависело от ещё неясного будущего - на Мамлюкский султанат. Цели крестоносцев, ведь про желание вернуть себе Иерусалим речь шла открыто, не таясь. А добавить к этому ещё и «услышанное намерение захвата Мекки с Мединой» сам Аллах велел. Обман во благо веры… Аллах милостив, он простит правоверных!

        Султану не просто понравилось услышанное от племянника, он готов был начать исполнять сложившиеся в единое целое мысли хоть с завтрашнего дня. Однако…
        - Отсюда, из Каира нужно начать вывозить всё ценное. И не только отсюда, - с должной печалью вымолвил Туман-бай аль-Ашраф. - Вряд ли мы сумеем сейчас удержать всё, что рядом с Нилом. Придётся временно отступить в те земли, которые для Борджиа не столь важны. Возблагодарим Аллаха, если неверным хватит выхода к Эс-Сувайсу (Суэцкому заливу) и они не потащатся ещё и к заливу Акаба!
        - Так далеко? Потерять почти половину земель…
        - Меньше, дядя. То, что западнее Александрии, не должно сильно интересовать итальянцев. Или их взгляд обратится туда не сразу. Нам нужно время для того, чтобы джихад стал не просто словом. Угрозу сразу видно лишь мудрецам да тем, кому Аллах нашепчет. Остальные прозреют не сразу.

        Повисло недолгое, но многозначительное молчание. И всё же султан сумел погасить вспыхнувший было гнев. Более того, готов был смириться с потерями, но лишь с яростно горящей в душе надеждой на то, что пламя джихада, которое они с племянником вознамерились раздуть из искр, поглотит неверных, а ему вернёт все имеющееся ныне и даже сверх того. Ведь только истинно верующие достойны повелевать миром.

***
        Франция, Париж, конец января 1497 года.

        Если чему и стоило научиться любому монарху, так это умению осознавать, когда стоит продолжать намеченные планы, а когда стоит аккуратно их спрятать до лучших времён, изменить до неузнаваемости, а то и просто забыть, подобно ночному кошмару.

        Именно подобием ночного кошмара стали недавние известия, пришедшие из Рима и подтверждённые несколько позже наблюдателями в Мамлюкском султанате. Снова Борджиа совершили неожиданный ход, начав новую шахматную партию, теперь против мамлюков. И вновь использовали положение Родриго Борджиа, его возможности понтифика, объявив новый Крестовый поход, теперь с целью возвращения Иерусалима. Возвращения не себе, не уже давно забытому Иерусалимскому королевству, а всем и одновременно никому.

        Не просто слова, а сразу же подтверждённые делами. Ведь Александр VI выступил с очередной своей речью спустя пару дней после того, как итальянский флот отплыл в сторону мамлюкского побережья в стремлении пройтись огнём и мечом по всему, до чего получится дотянуться. Италия вновь удержала за собой знамя, положение духовного и военного лидера. Вдобавок в речи прозвучали, помимо призывов оказать должную поддержку благому делу, успокаивающие слова для того, кто мог представлять угрозу для замыслов Борджиа. Успокаивал понтифик османского султана, но делал это так, что ни у кого не могло возникнуть и мысли о том, что викарий Христа каким-либо образом заискивает перед недавним врагом.

        Он и не заискивал. Более того, печалился, что недавно завершившийся Крестовый поход лишь ослабил Османскую империю, но не сокрушил окончательно. И что подписанный мирный договор не даёт возможности окончательно добить ядовитую змею, засевшую в Риме Восточном, Константинополе. Ибо данное Борджиа слово было, есть и будет крепче закалённой стали. Но вот если Баязид II или кто-то из его военачальников осмелится нарушить договорённости со своей стороны… Тогда он, викарий Христа, воспримет это как щедрый дар небесный.

        Король Франции был вынужден признать действенность подобного. Баязид II и так был изрядно напуган понесёнными поражениями и пошатнувшимся троном. А после таких слов Папы Римского, одновременно успокаивающих и напоминающих, в Риме могли почти что не опасаться любых неправильных по их представлению действий османов. Неудивительно будет, если те и вовсе прекратят досаждать близ сербской границы, лишь бы не дать почуявшим вкус целой череды побед Борджиа повода возобновить войну.

        Война. Она уже началась, называясь новым Крестовым походом, в сравнении с которым даже недавно окончившийся следовало считать уступающим по охвату и значимости. Цель - Иерусалим и наверняка не только он. Возможность достижения основной объявленной цели? Людовик XII и сам хорошо понимал в военном деле. и советоваться не брезговал, а потому осознавал, что успех… почти что неминуем.. Слишком несравнимы силы мамлюков и их даже маловероятных союзников и той армады, которую готовы были собрать под знаменем Креста Борджиа, умеющие кипятить адское варево в своих котлах. Воистину аптекари сатаны и родственники Люцифера! По хитроумию уж точно сравнимы с главным врагом рода человеческого.

        Сейчас король сильно сожалел, что в его окружении не нашлось своего «борджиа». Имелся талантливый военачальник, доставшийся ещё от почившего после взрыва бочонка с порохом Карла XVIII, маршал Луи де Ла Тремуйль. Верный, преданный, умеющий прислушиваться к советам и побеждать, но вместе с тем… Да, ещё и битый главными врагами Франции и таящий глубоко в душе страх перед ними. Тот самый страх, ведомый и ему, королю.

        Опора в делах духовных, кардинал Жорж д’Амбуаз, понимающий, осознающий необходимость тесного сочетания духовного и светского. Именно этому кардиналу Людовик XII был обязан многими политическими и управленческими решениями, поспособствовавшими укреплению своей власти над Францией. Теперь д’Амбуаз был ещё и противовесом Папе Авиньонскому, Юлию II, он же Джулиано делла Ровере.

        Местный французский понтифик тоже был тут. Необходимый, важный в политической игре, но в то же время опасный для всех вокруг. Почему? Да потому что осмелился открыто выступить не только против самих Борджиа, но и против всех проводимых ими преобразований, духовных и светских. А таких врагов что Родриго, что Чезаре уничтожали неотвратимо и с предельной жестокостью. Жестокость заключалась не в процессе умирания врагов, а в уничтожении того, за что те боролись, чего хотели достигнуть. Карл VIII, кардиналы Крамер и Шпенглер, кардинал Карафа. Пока был жив Лодовико Сфорца, но он уже потерял большую часть и мало кто сомневался, что спустя некоторое время потеряет оставшееся, включая саму жизнь. Ну и род делла Ровере, что не склонился подобно Орсини и Колонна. Тем Орсини и Колонна, которые остались живы после ожесточённого противостояния с новыми владыками Италии.

        Трое их было, советников, которые сейчас являлись ему необходимыми. Маршал де Ла Тремуйль, Папа Юлий II, кардинал и вице-канцлер Жорж д’Амбуаз. Потому Людовик XII и собрал их, чтобы высказать свои мысли и услышать их видение происходящего, равно как и того, что лишь может случиться. Война, управление королевством и церковь. Все три части сейчас были важны и каждую требовалось затронуть. Вот король и высказывал своё беспокойство как по происходящему вовне, так и о творящемся внутри королевства. Вовне, понятное дело, начало новой войны, она же Крестовый поход, а также о намерениях Франции. Внутри же… Требовалось сделать так, чтобы как дворянство, так и простой народ были опорой трона, а не мечтали о смене монарха. Столетняя война, она послужила хорошим. пускай и болезненным уроком, да и правление предшественника Людовика XII тоже оставило после себя не лучшую память. Внутренние усобицы, неудачные войны, обнищание многих провинций, готовность части этих провинций восстать. И восстания тоже, пусть пока и подавленные. Подавленные мягко, поскольку излишек силы мог вызвать вторжение соседей. Такое,
которое королевство могло уже и не пережить. Не после Бретани!

        Обо всём этом король и говорил, зная, что его не просто слушают, но и готовы в нужное мгновение дополнить, посоветовать. А то и вовсе со всем почтением к монаршей особе, но возразить. Первые действительно значимые слова прозвучали от д’Амбуаза:
        - В королевстве неспокойно, сир. Случившийся раскол всколыхнул всех, а сохраняющаяся вражда с Римом не даст успокоиться ни духовенству, ни дворянству. Если беспокоятся они, крестьяне и городские ремесленники тоже останутся взволнованы. Их необходимо успокоить. Иначе…
        - Многоглавая гидра мятежа. Я помню! Но что можно предпринять?
        - Талья, - произнесённое кардиналом слово само по себе многое говорило собравшимся. - Этот налог становится настолько ненавистен низкому сословию, что если мы его не ослабим, то может случиться самое печальное. Уже почти везде начинают шептаться, что в Англии тальи больше нет, что она изменилась, став другими налогами, более щадящими и справедливыми. Люди шепчутся, а ещё им нашёптывают.
        - Но талья приносит много денег, - покачал головой Людовик XII. - Отменить её - вонзить себе кинжал в ту руку, которой мы держим меч.
        - Не отменить, а только понизить. И избавить от неё тех дворян, которым не повезло владеть не рыцарскими феодами. Это тоже вызывает ропот. Ваш тёзка, сир, Людовик XI, оказался чересчур настойчив в своём желании пополнить казну. Теперь вам желательно вернуться с предшествующим ему временам. Или почти вернуться.

        Король понимал, о чём говорил д’Амбуаз. Людовик XI Валуа, по не совсем понятным причинам прозванный Благоразумным, поднял тальи, этот земельный налог с очень удобными для монарха возможностями его сбора, аж в три раза, тем самым вызвав к себе чуть ли не безграничную ненависть тех, с кого он собирался. Не самый благоразумный поступок, как и множество других, если не успокаиваться привычными для многих словами о правоте коронованных особ, которым «сам Господь подсказывает верные решения». Многие такие раньше времени отправлялись на суд к Отцу Небесному. Как и его предшественник, тоже чересчур рано позабывший о непредсказуемости воли небес.
        - Королевский указ может оказаться полезен. А может и нет, - призадумался Людовик. - Если созвать Генеральные штаты?
        - Время, сир, - проскрипел маршал. - Но если таково ваше желание, то можно сперва издать указ о снижении тальи … на год или два. Потом же созвать Генеральные штаты и вместе со снижением тальи принять и иные законы во благо короны.
        - Вы сведущи не только в делах войны, де Ла Тремуйль, - одобрительно проворчал король. - Да будет так, я доволен. И сделаю довольными французов, которым многое пришлось пережить в последние годы. Они должны быть довольными, чтобы трон подо мной оставался незыблем, словно скала. И я не позволю пытаться его расшатать ни извне, ни изнутри. Ваше Святейшество, я сейчас говорю о ваших излишне ретивых отцах-инквизиторах! Они вновь пытаются вызвать недовольство своими деяниями. Неужели страшная смерть главы их ордена, его верного помощника и иных святых отцов их так и не образумила, не заставила как следует задуматься? Если нет, тогда образумьте их сами!

        Джулиано делла Ровере, слушая слова недовольного последними действиями инквизиторов короля, только и мог, что вежливо кивать, соглашаться, обещать то, что желал услышать монарх. Братья-проповедники после того отравления верхушки их Ордена и последующего взрыва, устроенных притворявшимся их собратом культистом… сильно испугались. А страх, он порой заставляет делать не самые разумные вещи.В том числе и пытаться избавиться от него при помощи внушения похожего страха другим. И вот тут притаилась ошибка, которую требовалось исправлять.

        Объявленные в Риме не просто еретиками, а «бешеными псами, изничтожать которых при каждой встрече есть дело богоугодное и поощряемое властью как светской, так и духовной», инквизиторы старались распространением страха оградить себя. Но добивались лишь всё усиливающейся неприязни, откуда и до ненависти было уже совсем недалеко. Особенно в сравнении с тем, что в Италии и дружественных ей странах никакой охоты на ведьм и колдунов не допускалось. Там не было, а вот во Франции и кое-где в германских землях присутствовало. Но в Священной Римской империи правил Максимилиан, который далеко. Зато Людовик XII Валуа вот он, в нескольких шагах, выражающий своё недовольство происходящим и требующий прекратить неугодное его монаршей особе.

        Желание монарха - есть закон! Как бы ни было больно Папе Авиньонскому сие сознавать, но глупо отрицать очевидное. Сейчас вся его духовная власть, всё благополучие и будущее рода делла Ровере зависело от благорасположения вот этого Валуа. Сочтёт он, что от Авиньона больше хлопот, нежели пользы, да и напишет покаянное письмо в Рим, Александру VI. И что тогда? Борджиа могут и согласиться разменять Авиньон на что-либо очень выгодное французскому королю. Конечно, для воплощения в жизнь подобного апокалипсического для делла Ровере исхода он должен был допустить несколько очень грубых ошибок, но исключать подобного всё равно не стоило. Да, сейчас Юлий II ощущал себя в этаком «золотом ошейнике», «ручным Папой» для французского короля - этого и, наверняка, последующих. Но это всё равно была независимость от порочного и погрязшего в бесчисленных грехах папства Борджиа. Джулиано делла Ровере понимал, что после всех проведенных и только готовящихся реформ привычное ему понятие папства в Риме просто перестало существовать и вряд ли в обозримом будущем возродится. Чересчур крепко взяли власть Борджиа, слишком
сильно сместились в светскую часть, подчиняя ей духовное. Осознанно, с далеко идущим расчётом. Противостоять этому? Он пытался, сделал всё возможное и даже немного больше, но… не получилось. Удачный Крестовый поход уже многое разрушил, а готовящееся взятие Иерусалима, возврат столь давно чаемых всем христианским миром святынь и вовсе не оставит камня на камне от его, Джулианно делла Ровере, замыслов.

        Смириться и ждать - вот то, что оставалось. Ну и показать своему нынешнему единственному покровителю в короне, что он делает всё для того, чтобы унять рвение доминиканцев. А они ведь, помимо того, что пытались тащить в пыточные, а затем и на костры еретиков и «еретиков», занимались ещё и поисками того самого культа, чей член разом обезглавил их орден. И кое-что им даже удалось узнать. Например, не только узнать название, Храм Бездны, но и добыть даже не переписанные от руки отрывки, а напечатанные Книги Тайн, Гордости и Времён - то, что культисты называли «Чёрная Триада».

        Книгопечатание означало, что культ имеет и деньги, и поддержку. Ведь чтобы решиться выполнить подобные заказы… А вот поймать кого-то, кроме нескольких неофитов, ничего толком не знающих и даже не видевших лиц тех, кто передавал им книги - лица культисты скрывали за тканью или безликими масками - так и не получилось. Зато слухи поползли не только по Франции, но и выплеснулись наружу. Вспоминая же, что культ Храма Бездны объявил своими главными врагами именно инквизиторов и тех, кто им покровительствует, то есть Авиньонский Святой Престол… Поддержка у этих демонопоклонников имелась, хотя и тайная, и очень осторожная. Инквизиторы постарались, вызвав к себе у родственников сгоревших на кострах и просто замученных искреннюю, ничем не устранимую ненависть. Да ещё поддержанную из Рима стараниями Борджиа.

        Объяснять это Людовику XII Джулиано делла Ровере сейчас не осмеливался. Он пытался было намекнуть на грозящую в не столь далёком будущем опасность, но не добился желаемого. Король считал всё это не более чем мышиной вознёй в тёмном углу комнаты. И даже взрыв в центре Авиньона не послужил веским доводом для монарха. Лишь добавочным камнем на чаше весов в пользу того, что ему, Папе Юлию II, требовалось не медля «посадить на цепь» своих инквизиторов.

        Меж тем Людовик XII Валуа перешёл от дел духовных к военным. К тем, от коих никак не получалось отстраниться, да и французские войска уже почти готовы были грузиться на корабли и отплывать… А вот куда именно, тут пока не было ясности. В Риме вновь изменили положение фигур на шахматной доске самым неожиданным образом.
        - Союз с османским султаном был хорош, но только до того, как Александр VI объявил о Крестовом походе на Иерусалим, а его сын отправил к берегам Мамлюкского султаната свой флот и закалённые во множестве сражений войска, - чеканил слова Луи де Ла Тремуйль, не испытывая от этого ни малейшего удовольствия. - Ваше Величество, сейчас любые подозрения в союзничестве с Баязидом II изваляют нас в грязи. И эту грязь Борджиа сумеют использовать вам во вред.
        - И что же мне теперь, присоединиться к остальным, кто отправится освобождать Иерусалим, делать его «открытым для всех городом»? - лицо короля искривилось в горькой гримасе. - Такое унижение мне до конца дней будут припоминать в самой глухой провинции. Про иные страны я и вовсе молчу!
        - О нет, сир, я осмелюсь предложить вам совсем иное. Вернуться к истоку, сделать ложный манёвр истинным, ведь его сейчас и не подумают воспринять всерьёз.
        - И этот исток…
        - Хафсидский халифат, сир, - склонился в поклоне де Ла Тремуйль. - Халиф Абу Абдалла Мухаммад V аль-Мутаваккиль ибн аль-Хасан слаб, изнежен, не занимается государственными делами, посвятив себя только лишь радостям плоти. Эмиры погрязли в междоусобицах, арабские и бедуинские племена почти не подчиняются ему. А от флота Хафсидов, как и от флотов иных магометан, мало что осталось. В этом Борджиа, делая лучше себе, случайно помогли и нам. Этот враг будет удачным выбором, Ваше Величество. Малые потери, богатая добыча, показательное рвение в защите веры и… И возможность миссионерства, столь брезгливо отвергнутого Римом.
        - Свой собственный «крестовый поход». Это интересно, маршал. Золото, земли, слава, которой не придётся делиться. И не будет обвинений в том, что Франция предала веру, вступив в союз с мусульманами. Борджиа не смогут нас обвинить в том, в чём хотели бы.

        Король Франции изволил серьёзно задуматься. Настолько серьёзно, что сидя на троне, смотрел в пустоту и лишь время от времени шевелил губами, перестав видеть и слышать троих своих советников. Мешать движению королевской мысли? Таких смельчаков тут не было. Легче уж подождать. Ну или тихо удалиться, если сим опытным царедворцам подобное покажется лучшим выходом из ситуации.

        Долго ждать не пришлось. Людовик XII глубоко вздохнул и, словно переступив незримую черту, приказал:
        - Хафсидский халифат должен быть покорён нами. Маршал, теперь вам известна цель. Кардинал д’Амбуаз!
        - Ваше Величество…
        - Подготовьте указ о двукратном снижении тальи на два года и оповестите о начале подготовки к созыву Генеральных штатов. Задумайтесь о том, что ещё стоит там обсудит для пользы моей и Франции.
        - Для меня это будет большим испытанием и великой честью, - улыбка кардинала показывала знающему человеку, что всё услышанное его вполне устраивает.
        - Ваше Святейшество. Буллы о важности миссионерства и необходимости покарать злокозненного хафсидского халифа. Вам нужны пояснения?
        - О да, Ваше Величество, - воспользовался случаем делла Ровере. - Миссионерство может напомнить иным государям…

        Если что и может обсуждаться долго, усердно и во всех подробностях, так это война, дела управления государством и вопросы веры. А так как этим днём во дворце французского короля были затронуты все три эти области, то… Собравшихся ожидали многочасовые, а то и многодневные разговоры. Но кто сказал, что в серьёзных делах нужна спешка? Особенно в таких, эхо от которых способно пронестись сквозь десятилетия.
        Глава 7
        Глава 7
        Италия, Рим, февраль 1497 года

        Вот уж не думал не гадал, что когда-либо буду выходить из покоев Лукреции, оставляя там почти обнажённую девушку, с которой только что имел вполне себе определённые отношения, пусть и довольно своеобразные. И нет, плохо обо мне думать не стоит. Точно не стоит, поскольку…
        - Чезаре, - встревоженный голос Лукреции раздался почти сразу, стоило мне как следует прикрыть дверь даже не спальни, а прилегающей к ней комнаты. - Всё… в порядке?
        - В порядке, если эти слова вообще применимы к нашей общей подруге. Как мне показалось, она уснула, что после того количества вина, которое в ней булькает, ни разу не удивительно. А вот когда это чудо проснётся, лучше бы, чтоб с ней рядом была именно ты. Обнять там, поцеловать, прошептать нечто подбадривающее и утешительное. Демоны, вот зачем я вообще во всё это ввязался?
        - Потому что тебя попросили лучшая подруга и любимая сестра. Мы вместе попросили, - хитренько так прищурилась Лукреция. И не изображай страдальца и невинную жертву! Не поверю, вот.

        Стервочка. Да и всегда ею была, только до того, как я приложил руку к её становлению, стервозность развивалась бы медленнее и несколько иным путём. А ещё в голосе и поведении не было даже толики ревности, ну вот от слова ва-аще. Всё ж распущенность Борджиа историками не была высосана из пальца, это явно опиралось на исторические факты. Стоило только как следует приглядеться к Лукреции, как становилось ясно, что случившееся её заметно возбуждает. Уверен, что когда одна совсем не безразличная ей девушка проснётся, просто беседами и утешающе-подбадривающими объятьями дело не ограничится.

        Ага, той девушкой, спящей сейчас крепким алкогольным сном, была Бяьнка. Та самая Бьянка де Медельяччи, герцогиня Форли, моя лучшая подруга и не просто подруга, а вовсе даже первая и пока единственная любовь для Лукреции. Какого чёрта вообще произошло и почему убеждённая сторонница «розовых» граней интимной жизни решила что-либо менять? О, это хороший вопрос, но со вполне логичным ответом.

        Собственно кардинально менять Бьянка ничего не собиралась, да и её неприятие мужчин как спутников в интиме никуда не пропало. Просто… до неё не просто дошли слова Катарины Сфорца, но и были должным образом восприняты. Какие слова? Те самые, касаемо крайней нежелательности увядания только что возникшего рода новых повелителей Форли. Скептическое отношение Львицы Романии к тому, что младшая сестра Бьянки. Риккарда, обладает хотя бы малой долей всех достоинств первой. И пожелание как следует поразмыслить, что Бьянка оставит после себя, помимо собственных достижений, которые не пойми кем унаследуются.

        Для женщины подобные аргументы были реально весомыми. Более того, сейчас на дворе конец XV века, а значит волей неволей, а в головах всех представительниц прекрасной половины человечества крепко засела мысль, что семья и дети - явление не то что необходимое, а прямо таки первостепенное. Та же Катарина Сфорца, несмотря на всю свою независимость и амазонистость в высочайшей степени, в другой грани своего характера являлась чуть ли не идеальной женой и матерью. Так было и это есть непреложный факт.

        У Бьянки, понятное дело, после психологической травмы родом из детства в плане возможного супруга стоял чрезвычайно прочный блок, а вот дети… Эта часть не только нашла первоначальный отклик, но постепенно переросла в оформившуюся идею. Учитывая же, что для получения ребёнка без участия мужчины ну вот никак не обойтись, она и завела со мной тот самый разговор. Я эту идею услышал вторым, ну а первой, понятное дело, стала Лукреция. Стремление моей подруги быть честной с теми, кто ей дорог, заслуживало исключительно уважения и поощрения, такое вообще не часто встречается даже тут, в эпохе, где довольно большое число людей помнили, что такое честь. Чай не рубеж второго и третьего тысячелетий, будь она неладна, эта эпоха, откровенно смердящая гнильём не тел, а душ подавляющего большинства в ней живущих.

        Мысли мыслями, а вот присесть на диван, плеснуть в кубок травяного настоя и немного расслабиться - это никак не лишнее. Тем паче в компании сестрёнки, которая прямо таки не могла спокойно сидеть от… Любопытства? Пожалуй, это именно оно.
        - Ты прямо как на ежиках восседаешь, - съязвил я. - Давай уже, говори, что хотела сказать. Обещаю, что отвечу и даже ушки твои навострившиеся не откручу.
        - Братик стра-ащный, - хихикнула Лукреция, ничуть не опасаясь высказанной мной угрозы. - Бьянка ведь с тобой скромная была, да, стеснительная?
        - Скорее уж с трудом понимающая, где она и что с ней. Не просто ж так она заливалась крепким вином. Всё ради того, чтобы поменьше осознавать и потом вспоминать, как я понимаю.
        - Не-а. ты не так понимаешь. Она боится близости с мужчинами, но не тебя.
        - Это понятно. Слишком многое нас связало за прошедшие то годы. Такие узы прочнее многих родственных.
        - Мужчины! - изобразила негодование Лукреция. Нарочито так, да ещё и как бы показательно надулась… на пару секунд, тут же возвращаясь в естественное, любопытствующее такое состояние. - И всё то вам объяснять надо.
        - Так давай, объясняй.

        Времена разные, а девушки одинаковые… по большей то части. в плане психологии так и вовсе многие черты почти неизменны. Вот и сейчас лёгкая пикировка с Лукрецией доставляла мне истинное удовольствие. Ну а что? Сижу в комфорте, интересная собеседница, дела в целом идут более чем прилично, что же до мелких частностей, то и с ними можно справиться, особенно если приложить должные усилия к одним и не зацикливаться на других, которые изменить просто нереально.
        - Бьянка. Она… очень ранимая, хотя никогда этого никому не скажет и не покажет.
        - Знаю. Потому и стараюсь её оберегать не от сражений даже, поскольку с клинком то она чувствует себя увереннее многих мужчин, а от иных угроз. Слова порой ранят сильнее кинжала. От большей части она защищена, но вот меньшая… Ты сама понимаешь, не меньше моего с ней времени проводишь. Тесно так, прямо вплотную.
        - Ой-ой. Теперь ты тоже.
        - Подчиняясь необоримой силе и только так, - шуточно отстраняюсь, поднимая руки в защитном жесте. - Устоять перед просьбами подруги и любимой сестры оказалось не в моих силах.
        - Не отвлекай меня! - и ножкой об пол этак звонко, с заметной силой, а в глазах прямо искрятся довольство и озорство. Довольна Лукреция, ой как сильно довольна происходящим. - Я люблю Бьянку. Мне с ней хорошо и… ты же понимаешь?
        - Понимаю. И точно не собираюсь нарушать вашу идиллию. Тем более я человек женатый и вообще.
        - Женатый он, - саркастически хмыкнула юная Борджиа. - Знаю я про твою любовь к красоте. Куртизанки не из Рима, приключения в Сербии, другое…
        - Очень осторожно и чтоб не ранить чувства Хуаны, - мигом парирую я. - У меня есть голова на плечах и я ей даже умные мысли думаю, в отличие от многих наших общих знакомых, которые чуть ли не лупанарий из своих домов устраивают, а жёны то молча страдают, то отвечают полной взаимностью.

        Я ничуть не преувеличивал. Для многих представителей итальянской и не только знати подобное было в порядке вещей. У мужчин, конечно, поскольку женщины тут находились в заведомо проигрышной позиции. Собственно, огромное количество бастардов, оно ж не только от как бы соблюдавших целибат духовных персон. О нет, они тоже вносили весомый вклад, но не ими едиными. Пуританством, пусть оно пока ещё не появилось как явление, тут даже не пахло. Аскетизм? Подобным в Италии да и в соседних странах мало кто страдал. Были, конечно, но их процент среди людей не низкого сословия ни разу не зашкаливал. Это ж не германские земли, вот там… там да, порой очень печальные картины встречались. Не зря же в известной мне истории Лютер появился именно там, да и Реформация со всеми протестантами и кальвинистами зародилась как раз в тех краях. Да и здесь разгул ныне объявленных вне закона инквизиторов случался большей частью опять же в Священной Римской империи. Савонарола являлся исключением, равно как и Торквемада в Испании. И то последний поначалу был нацелен на марранов с моррисками, то есть как бы сменивших веру мавров
и иудеев. И на не сменивших тоже, ну да это уже детали.

        Ай, ладно, сейчас эти высокие материи к конкретной ситуации отношение имели исключительно косвенное. Зато следующие слова Лукреции заставили серьёзно так призадуматься.
        - Я уверена, что ты никогда не огорчишь ни Хуану, ни меня, ни тех, кого любишь и ценишь, - слова были сказаны негромко, но с абсолютной уверенностью, что откровенно радовало. - Хуана хорошая, добрая и очень тебя любит. Только до конца не успела понять и принять нас, Борджиа. Но ничего, она успеет. Я ей в этом помогаю. Но сейчас я о Бьянке. Ты для неё очень близкий человек, может ближе меня. Не отталкивай её, если она вдруг… Постой! Я что-то слышу. Подожди, надо проверить, вдруг она проснулась и одна. Это будет нехорошо!

        Борджиа на реактивной тяге, млин. Мигом вскочила и, цокая сапожками, унеслась в спальню, откуда, по её впечатлению, раздались какие-то звуки. Не было звуков, зуб даю, но девичье беспокойство, оно такое, не стоит в него вмешиваться. Пусть лишний раз удостоверится, что всё в порядке.

        Неспешно попивая малость остывший настой, я подумал, что Лукреция малость подзадержалась. Хм, может и впрямь что случилось? Пойду и я проверю, всё ли в порядке с девочками. С обеими, благо что Бьянка, что Лукреция мне действительно дороги. Но эти намёки и недоговаривания сестры… Приходится достраивать половину её фраз, а в случае с женщинами подобное далеко не факт, что окажется верным. Мужской и женский образы мышления действительно разные. Они не лучше, не хуже. Просто гендерная составляющая своё берёт. Что сейчас, что в родном для меня «исходном времени». Эх, вечные философские вопросы, столь интересные и априори до конца не разрешимые.

        Подкрадываться я не собирался, специально шуметь тоже. Однако Лукреция так и не заметила меня до тех пор, пока я не приблизился чуть ли не вплотную. Занята была. Чем? Сидела на кровати рядом с крепко спящей и сладко посапывающей Бьянкой и поглаживала ту по растрепавшимся волосам. Нежно так поглаживала, смотря на спящую девушку с искренней заботой и ничуть не скрываемыми чувствами. Идиллия, прям нарушать жалко. Вот и повернулся было, чтоб не мешать, но был остановлен тихим голосом сестры:
        - Мне показалось, она спит. Крепко. Даже оставлять её не хочется.
        - Ну так и побудь с ней, это ведь твоя спальня, не чья-то посторонняя. А вот мне стоит удалиться. Зато завтра… Даже не знаю, как лучше всего с нашей Бьянкой и встретиться то. Точнее где, в какой обстановке, чтоб ей лучше было.
        - А я знаю, - улыбнулась Лукреция, наматывая вокруг пальца прядку волос своей подруги-любовницы. - Она хотела на конную прогулку. Не одна, а с тобой или мной. Вот давай мы оба вместе с ней и покатаемся. Ты сможешь?
        - Я то? Конечно, смогу, даже не думай сомневаться. И надеюсь, что выполненная мной просьба не приведёт к тому, что Бьянка хоть немного, хоть временно, но отдалится. Очень бы этого не хотелось.
        - Глупый брат. Так и не хочешь понять, что я тебе сказала. Она не отдалится, а приблизиться ещё сильнее сможет. Я в этом уверена. Иди уже, - махнула она рукой. - Утром встретимся.

        Сказали пойти, вот я и пошёл. Куда? Спать, к себе. Не к Хуане, так как законная супруга решила проехаться до Остии, да там и заночевать. С целью? Какой-то тамошний храм, какая-то реликвия… Плевать! Охрана более чем достойная, да и вообще я сильно уверен, что новый приступ благочестия - они порой случались, но затихающие благодаря стараниям моим и окружения - случился не в последнюю очередь из-за косвенных действий Лукреции. Понятное дело, что она не сама подобное учинила, через третьи руки. Интриганка и уже ни разу не начинающая, несмотря на юный возраст.

        Выспаться удалось, да и неплохо. А поутру, хоть и не спозаранку, Лукреция изволила самолично прибыть, дабы исполнить вчерашнее обещания, вытащим меня вместе с Бьянкой на конную прогулку. Сама девушка, кстати, должна была ждать уже у четвероногого транспорта. Хорошо ещё, что уже оседланного, потому как ездить на лошадях - это ещё ладно, но вот ухаживать… Нафиг такое счастье не сдалось и заниматься подобным точно не собираюсь, благо есть возможность скинуть это на прислугу.

        Одеться, собраться… под расслабляющую болтовню Лукреции, которая первым делом заверила меня, что всё с нашей общей подругой в порядке и никакой утренней тоски после случившегося быть не должно. Но если только самую малость появится - она мигом её исцелит самыми эффективными и действенными методами. Уверенность, как говорится, «over 9000». Рад это чувствовать. Только б она со временем в самоуверенность не переросла. Впрочем… Я то рядом и никуда деваться в ближайшие десятилетия точно не планирую. Подскажу в случае чего, подправлю.

        Лошади? Присутствуют. Бьянка? Рядом с одной из них, что-то в упряжи поправляет или нечто вроде. Пофиг, всё едино я ни разу не специалист в сем вопросе. Ну и охрана поблизости, знакомые всё лица… хотя скорее физиомордии заслуженных псов войны. Только вот эти конкретные проверенные по самое «не балуйся», а вдобавок специально натасканные первым делом на защиту. Способные не потерять голову от азарта, не броситься за возможными злоумышленниками. На то другие есть со своими задачами. Эти же - телохранители. Кто-то скажет об излишней осторожности, граничащей с трусостью. Плевать! На подобное найдутся ответы как из уже случившихся убийств видных персон, так и тех, о которых знаю лишь я. Тех, которые не факт что случатся в изменившемся мире, но вот схожие по сути произойдут непременно. Меняется общий ход истории, появляются новые лица, только суть человеческая останется неизменной при любом раскладе. Равно как и стремление решать проблемы путём устранения людей, их создающих. Нет человека - нет проблемы! Воистину душевное изречение, хоть и не полностью верное. Проблема то может и останься, только вот
решить её станет заметно проще. Опять же многочисленные ссылки на исторические примеры родом из разных времён и мест.
        - Бьянка. Рад видеть тебя бодрой и даже без последствий от вчерашнего возлияния. Вот уж действительно, хорошее вино не всегда даёт знать о себе поутру.
        - Особенно если утром приободрить эту любительницу вина кое-какими настоямии вином же, но самую малость, - проворчала Лукреция, глядя на подругу. Сама же Бьянка… - Ты ещё покрасней тут. Садись в седло и поехали. На прогулке совсем-совсем здоровой себя почувствуешь.

        Юная командирша. Впрочем, королевский статус, он такой, быстро приучает к подобным возможностям. Зато вижу, что Бьянка действительно не выглядит очень уж смущённой, не прячет глаза и не отстраняется. Хотя чуть вздрогнула, когда я, приветствуя, по привычке последних месяцев её приобнял. Но са-амую малость, едва уловимо. Чуть ли не идеальный вариант с минимумом последствий. А затем… Неспешная езда по улицам Рима, к ближайшим воротам. В меру присутствующее любопытство окружающих, но без лишнего фанатизма. Что они, короля не видели с его сестрой-королевой? Мы же специально в замке Святого Ангела не затворялись, вполне себе постоянно показываясь как на улицах Рима, так и нанося визиты тем или иным важным персонам, проживающим в пределах города. Про «за пределами» сейчас речи нет, к тому же меня никак нельзя было назвать любителем дальних путешествий. Уж точно не с местными «условиями сервиса», по моим понятиям практически отсутствующим.

        Итальянская «зима», которая в моём понимании этого термина не шибко заслуживает, исключительно радовала. Да, прохладно, но это ж Рим, то есть по сути юг Италии, а вовсе не Венеция или там Верона, расположенные куда как севернее. Там тоже не боги весть как холодно, но и не Рим. Эх, хорошие места. Не зря же многие подмечали прекрасный климат что Адриатики, что Средиземноморья. Воистину чуть ли не идеал. Не иссушающая жара пустынь Африки, не сводящая с ума влажность тропиков, не вымораживающая душу зима севера Европы со снегом, метелями и прочими пакостями. Хорошо! Воистину не понимаю любителей холодов, хотя и жить в состоянии «кусок масла на раскалённой сковородке» тоже не шибко прельщает. Потому «золотая середина» как она есть.

        Прогулка действительно помогала развеяться всем нам троим. Особенно Бьянке, которую Лукреция то и дело тормошила, ведя общую нить беседы и порой ехидничая то по одному, то по другому поводу. Не зло, а исключительно любя. Вот и сейчас…
        - Может остановимся, погуляем пешком. Не всегда удобно сидеть в седле после некоторых то действий.

        И глазками этак хлоп-хлоп. Ну вот и зачем пытается смутить Бьянку, понятно на что намекая? Ан нет, смущения не последовало. В отличие от ответной шпильки.
        - Я достаточно стойкая. Может и могло бы быть что-то такое, но не после того, как мы оценили красоту того подарка из золота и слоновой кости. Ты оценила. Я оценила. Было что оценить и почувствовать всю ту щедрость, которую вложил неизвестный мастер в своё творение. Ты так оценила, что весь следующий день вспоминала и не всегда приличными словами.

        Это называется одним словом - упс! Я, конечно, в интимные дела этих двоих лезть не собираюсь, но уши то у меня не просто так, а что Лукреция, что Бьянка от меня не шибко что и скрывали по целому ряду причин. Потому и понимал, о какой такой вещи из слоновой кости, золотом украшенной, речь шла. Таких вещиц у сестрёнки хватало, она хвасталась несколько раз, что и как ей удавалось доставать. Вроде как и странновато, ну а с другой стороны, с кем ещё она могла и поговорить, и быть уверенной, что в ответ не получит целый ворох неприятных эмоций, а то и слов. Я же… как ни крути, вариант «девочка с девочкой» это мило и вполне себе эстетично. В то время как иной вариант, в моём времени известный как «яой богомерзкий и дьяволоненавистный» только тотального экстерминатуса и заслуживает.
        - Спокойнее, очень страстные и затейливые красавицы, - малость осадил я спорщиц, которые чересчур уж разошлись и вот-вот могли слишком уж повысить голос, просто от азарта и из желания одержать победу в своей милой словесной дуэли на околопикантные темы. - Мы тут как бы не совсем одни, а охрана хоть и будет молчать, но… это всё же не для их ушей, пусть трижды доверенных.

        Дошёл голос разума, хорошо так дошёл. Что до Лукреции, что до Бьянки. Хотя общее направление осталось практически прежним, а именно связанным с личной жизнью в настоящем и в предполагаемом будущем.
        - Отец обязательно признает законным наследником или наследницей Форли твоего ребёнка… как только будет кого признавать. Но ведь будет, да? - подмигнула сестрёнка сперва Бьянке, а потом и мне, как непосредственным участникам, хм, процесса. - Против слов понтифика о благородном происхождении никто ничего не скажет. А тайна рождения… она тайной и останется до тех пор, пока все не захотят её открыть.
        - Ситуация. Хуана.
        - Никакого ребёнка ещё ведь нет, - слегка засмущалась Бьянка.

        Лукреции же было несколько пофиг что на моё лаконичное напоминание, что на слова подруги. Её несло на крыльях воодушевления.
        - Я знаю тебя. Чезаре. Если захочешь, сможешь свою уже не такую скромную и робкую как вначале супругу и подвести, и не ранить. Но только после того, как у неё собственные дети появятся. Лучше даже не один. Она привыкла жить в большой семье, с братом и сёстрами вокруг. И хочет такого же.

        Опять же упс! Ни разу не имел в планах многодетную семью и вообще голова от подобного кругом идёт. А ведь что «отец», что Лукреция, что Хуана явно настроены добиваться именно такого расклада. Ну как же, король Италии с перспективой становления императором в довольно скором времени. Значит должны и быть и наследники. Именно во множественном числе, учитывая разные форс-мажорные обстоятельства и неизбежные случайности, коих в нынешнее время, увы и ах, предостаточно. Но эти подколки Лукреции просто нуждаются в ответке. Вот прямо сейчас она её и получит, ибо нефиг.
        - И я тебя знаю. Равно как и отца, который уже давно мечтает подобрать тебе жениха. Так сильно мечтает, что согласен и на брак лишь для видимости, с расторжением в любой момент по твоему желанию. Про полностью твой выбор и говорить нечего, это само собой подразумевается. Он как, тебе об этом раз в неделю напоминает или почаще?
        - Пф-ф! - с показным возмущением отозвала сербская королева. - Я не глухая, а ещё наша мать всегда умела разговорить отца. А если я её попрошу, всегда мне расскажет, о чём он там с тобой и не только беседовал. Я сейчас про Мигеля, если ты не понял.
        - Понятливая. Но раз так, то знаешь и про целую вереницу условий, которыми такой исход будет обставлен… если он вообще придётся тебе по душе.
        - Знаю. И Бьянка тоже, - ласковый и одновременно похабно раздевающий взгляд в сторону воительницы. - Этот неисправимый любитель куртизанок и не только их мне мешать ни в чём не станет. Как и я ему. Взаимное понимание между супругами залог крепкого и счастливого брака. Особенно если его можно расторгнуть, когда только вздумается. И ты сам знаешь, что для своих детей я ма-аленькая и хрупкая. Потом, лет через пять…. Может быть. Пока пусть Хуана старается, она к такому уже готова. Да и наша дорогая Бьянка тоже. Мы ведь не оставим её без помощи во всех делах. И в воспитании тоже, да?

        Лишь улыбаюсь в ответ, потому как ответа подобный вопрос в принципе не требует. Эх, хорошо вот так вот отдыхать в радующей душу компании, да и свежий воздух с прогулками полезны. Заодно можно как следует отвлечься от очередного очага, в котором разожжённое моими усилиями пламя дотла выжигает однозначно вредоносные элементы и даёт возможность прийти на их место… Уж не знаю, что именно придёт, но по любому будет лучше нынешнего.

        Это я про Мамлюкский султанат, которому как бы давно пора вернуть прежнее название, а именно Египет. Только не названием единым, ещё и содержание должно быть сколь-либо пристойным, а не как в моём мире. Как вспомню, так вздрогну, да не единожды.

        Вести оттуда приходили каждые несколько дней с очередной каравеллой, специально для этого отправляемой Эспинозой, который командовал сухопутными нашими войсками. От Гарсии же Де Лима, командующего флотом, доклады хоть и имелись, но вот ничего нового там не наличествовало. Обычное патрулирование вод, которые словно вымерли. Не целиком, конечно, а в плане наличия враждебных судов. Их и раньше было очень мало, а теперь… ну да, кому в здравом уме и даже в не очень здравом стукнет выползать в море сейчас, во время не просто войны, а войны с тотальным доминированием на воде одной из сторон. То-то и оно, что или никому или редчайшие исключения лишь подтвердят правило.

        Но то море, а вот суша… Там новостей реально хватало, о недостатке даже помыслить не получалось. Мамлюкский султанат, как собственно и ожидалось, оказался даже не колоссом на глиняных ногах, а воистину дендрофекальной конструкцией с тотальным преобладанием последнего из компонентов. После сожжённого Думьята и всего, что рядом с ним было, предъявление окопавшимся в стенах Александрии ультиматума прошло просто на ура. Очень многие не захотели почувствовать, каково живётся куску мяса, запекаемому в угольках и… город был сдан со всеми потрохами в обмен на возможность убраться на своих двоих и даже «на четверых» для некоторых. Нюанс, убраться без большей части имущества и уж точно без тех рабов, которых нельзя было не освободить. Европейцев, конечно, благо арабы и им подобные меня не волновали ну вот совсем ни разу.

        Два города, два плацдарма, которые можно и нужно было расширять. Только не вот прям сразу после захвата, а чуть погодя. Да и с Думьятом были сложности по причине того, что осталась лишь «скорлупа от ореха», то есть одни стены и прочие каменные части. Ракеты поработали на славу, показав всю материальную и психологическую силу нового типа оружия. Того оружия, которое явно превзошло по нагнетанию страха простую артиллерию. Ну а то, что его можно использовать лишь против больших, очень больших и стационарных целей - это мы умолчим. Пусть продолжают бояться и думать, что «огненный дождь» может достать всех и каждого. Страх… именно на нём строится определённая и довольно немалая часть этой кампании. Не им единым, но и упускать из рук фактор психологического прессинга было бы неразумно. А посему…

        Беда не приходит одна. Вот и к мамлюкскому султану Аль-Ашрафу Кансух аль-Гаури этих бед постучалось несколько, с разных сторон его страны. Со стороны моря это были мы, под знаменем не Италии, не Борджиа, а Ордена Храма. Сейчас это было самым лучшим из имеющихся вариантов. Значительно к северо-востоку к мамлюкам подобралась беда иная, хоть и вполне себе ожидаемая. Та самая, о которой они знали, о которой их предупреждали те же венецианцы. Предупреждая же, хотели заключить временный союз, да ещё и с нашим участием. Приняв доводы разума, мамлюкский султан потерял бы малую часть своей страны - так он мог бы думать и какое-то время так бы оно и было… пока не истек бы срок мирного договора или не случилось бы его нарушение с мамлюкской же стороны - взамен, вполне вероятно, приобретя куски Османской империи, никому, помимо него, не нужные по большому то счёту. Но нет, он выбрал сторону безумной толпы, которую не то опасался, не то просто желал кинуть ей очередную кость взамен на мимолётные восхваления в свой адрес. Плевать мне на такие вот нюансы, они теперь роли никакой не играют. И вообще, случившееся
нам даже на руку. По моему представлению так точно!

        Османский удар, он тоже состоялся. Сейчас Баязид II, несмотря на всю потрёпанность своей империи, не успевшую толком восстановиться и с невысоким боевым духом армию, всё равно явственно ощущал преимущество над Мамлюкским султанатом. Особенно показательное из-за необходимости для султана Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури сражаться одновременно на два фронта. Близкие к идеальным условия для всех… кроме самих мамлюков, разумеется. Вот их положение было так у того верблюда, что стоит на горе и подвергается извращённому, но о-очень пристальному вниманию. И это ещё с учетом того, что французы не начали веселиться на этом празднике жизни, вложив свою лепту в происходящее. А ведь должны были.

        Должны. Однако по какой-то неведомой причине опаздывали. Почему? Неизвестно. Неизвестное же так или иначе вызывает беспокойство и желание прояснить ситуацию. Следовательно…
        - Надо бы нам остановиться и передохнуть, - отвлек меня от мыслей голос Лукреции. - Смотри, Чезаре опять в свои думы начал уходить, отвечает нам не сразу и глаза такие… мечтающие. О чём мечтаешь, братик?
        - О разном и о многом, - отбрехнулся я. - Но вот прямо здесь и сейчас хочется размять ноги. Долго находиться в седле хоть и могу, но не люблю. А ещё… Давайте ближе к Тибру. Постоим у берега, посмотрим на эту много чем известную реку.
        - Нашёл на что смотреть! Ладно, ладно, - уступила Лукреция взгляду Бьянки, которая… Не знаю, может её тоже захотелось чего-то спокойного, вроде неспешного течения воды, много веков текущей по изрядно заросшему руслу на дне которого… Ой, чего только на этом дне не было.

        Минут десять прошло, и вот мы уже не восседаем на лошадях, а стоим и смотрим на тот самый Тибр. Я опять же молча, а Лукреция доказывает Бьянке то, против чего девушка даже не пытается возражать. Насчёт того, что совсем скоро корабли на «паровиках» да Винчи и Гортенхельца станут совсем привычным явлением, а не как сейчас, редкой забавой, от которой пока непонятно чего ждать.

        А вот мне как раз понятно. Прототип уже успел себя как следует показать, равно как и второй похожий корабль, только уже с более мощной машиной и движущийся без поломок куда дольше. Вот кое-что ещё подкрутят-подвинтят находящиеся под началом этих двух мастера и простые рабочие - тогда можно будет запускать паровые машины в относительно массовое по здешним понятиям производство. И в других местах тоже нужны паровые машины. Насосы для откачки/перекачки воды, подъём тяжестей на большую высоту и просто на стены строящихся домов, крепостных стен и прочего. Воздуходувные машины, столь необходимые в делах кузнечных, паровые молоты для ковки и пробных штамповок…. Да мало ли самых различных применений можно подобрать! Про собственно движки для примитивных колёсных пароходов я и не говорю. А где пароходы, там и паровозы, но к ним ещё только предстоит подступиться. Слишком это будет серьёзный шаг вперёд. Пусть сперва сила пара покажет себя в уже перечисленных областях, а уж потом будем посмотреть, как именно сделать следующий важный шаг, в какие сроки и с какой силой придётся продавливать необходимые решения.
Косность человеческого мышления, она штука такая, особенная.
        - Всё будет. И совсем скоро, - подвожу я пунктирную, но черту под мнениями обеих девушек. - А ты. Бьянка, на досуге посмотри новые рисунки да Винчи. Там он такое наворотил, что даже меня удивить смог, а это, сама знаешь, непросто сделать.

        И никаких шуток. Гений, он гений и есть, правда порой чересчур уж «сумрачный». Меня реально аж перекорёжило от вида «боевой самодвижущейся машины» на огромных колёсах, которую. По замыслу маэстро, должны были двигать несколько паровых машин… а внушать страх врагам она должна была при помощи множества острых штырей и лезвий. И да, орудие тоже было, одно. Огромное… просто царь-пушка, мать её, воткнутая по центру. Нет, такой футбол… то есть псевдотанк на пе***чем пару нам точно не требуется. Разве что с целью посмеяться. Вот пусть девочки и посмотрят на плод сюрреализма, порождённый действительно гениальным, но на сей раз забредшим совсем не туда творцом. Сперва может и испугаются, впечатлятся, но после моих желчных комментариев разве что посмеются. Оно тоже дело полезное.

        Меня же беспокоило иное…
        - Чертовы французы!
        - А?
        - Ты о чём, Чезаре?
        - Так, о внезапно наболевшем, - хмыкнул я. - Про наших галльских друзей внезапно вспомнил. Про то, что они вроде как должны были накинуться на мамлюков, а пока не видно их и не слышно. Наверняка решили выждать, а потом либо к нам вынужденно присоединиться в походе на Иерусалим, либо… начать свою игру. Вот только какую? Не люблю неясностей, вы же это знаете. А непонятно себя ведут не только французы, но и мамлюки. Они же откатываются и из дельты Нила, и от османов, что их хоть и преследуют, но отвлекаются на занятие оставленных городов и грабёж всего и вся. Проблема в том, что Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури должен понимать тяжесть своего положения!
        - Надеется на союзников? - призадумалась Бьянка, но тут же сама себе и ответила - У султаната их почти нет. Сильных и надёжных.
        - Отступает он не внезапно. Мы же с тобой читали донесения Эспинозы. Подкупленные нами в Каире заметили, что оттуда вывозят… уже вывезли всё ценное. Поговаривают, что сам султан, его наследник, визирь, гарем, придворные… да почти все собрались ближе к Мекке. Они отвели из столицы настоящие войска, её защищают только ополченцы и некоторые наёмники. Да, это странно, Чезаре прав.
        - Готовят нам какой-то очень неожиданный и неприятный подарок, - резюмировал я сказанное сестрой. - Готовы потерять земли, но сохранить лучшую часть войска. Причём уходят туда, куда что мы, что наши союзники если и двинемся, то далеко не сразу. Для нас важнее Нил и выход к Красному морю. Для остальных, понятное дело, Иерусалим. Интересно это всё! И немного тревожно. Я сейчас не шучу, именно тревожно.

        Пояснение может и не требовалось, но я всё равно заострил внимание спутниц на испытываемой мной лёгкой, но тревоге. Они девушки умные, да и не просто так стараюсь натаскивать их на самые сложные ситуации. Одна и вовсе успела стать аж целой королевой!
        - Тибр плохо влияет на тех, кто смотрит в его мутные воды, - внезапно пробило на философию Бьянку. Ан нет, судя по следующим словам, я не совсем прав. Философия была лишь преамбулой. - У Людовика XII и его посаженного на цепь Авиньонского Папы не осталось опасных для нас ходов в этой проигранной ими партии. Они могут только сдаться как действиями, так и бездействием. Союз с Баязидом… теперь они на это не пойдут, а всё, что тот может сказать, объявят клеветой. Обманут не всех, но им хватит. Присоединятся к походу на Иерусалим? Признают твоё, Чезаре, главенство. Как короля или Великого Магистра тамплиеров - это уже неважно. Просто затаятся - получат насмешки и презрение. Затихшие в норе трусы, не осмелившиеся понять меч против врагов всех христианских стран, когда иные государи не щадят золота и крови для возвращения Иерусалима. Да пусть они устроят свой отдельный «крестовый поход», это всё равно…
        - Бьянка! - аж взвизгнула Лукреция от избытка эмоций. - Ты поняла, что сейчас сказала? Людовик XII Валуа действительно может решиться на такое. Свой собственный «поход во имя веры», но не на Иерусалим. Он и о нём задумался только чтобы усилить зависимый от него Авиньон и тамошнее папство. И… У Франции довольно сильный флот. Не сравнить с нашим, но хороший. А у мусульманских владык его, нашими же стараниями, почти нет. И это значит…
        - Фес, может государства Хафсидов или Заянидов. Любая из трёх целей, тут от многого будет зависеть, - задумчиво протянул я. - Умницы вы у меня, обе. Воистину истина рождается в спорах, разговорах, да где угодно, только чтобы у «родителя» с разумом всё обстояло подобающим образом. А если эта мысль окажется верной, то…
        - То вреда всё равно нет, - припечатала сестрёнка. - Все три цели вместе взятые не сравнятся с единственным Иерусалимом. Франция будет отрезанным куском. И их Авиньон с местным Святым Престолом тоже.
        - Изоляция, - мне только и оставалось, что согласиться. - Тоже хороший исход. Запечатать их со всех сторон, оградить от возможности искать союзников вовне, а потом уже наносить удары изнутри, благо авиньонцы постоянно предоставляют нам очень удобные возможности. И очень хороший инструмент у нас теперь имеется. Тот самый, который будет расти, матереть, становиться всё более опасным.
        - Храм Бездны…
        - Под покровительством главы Ордена Храма. Хи-хикс.

        Забавно девушкам. Это хорошо. Они обе не видят во взращиваемом культе ничего выламывающегося за пределы их мировоззрения. Совсем замечательно. Вместе с тем не до конца понимают, что именно может из этой затеи вырасти. Ничего, со временем поймут. Поняв же… к тому времени изменятся ещё сильнее, после чего опять-таки станут воспринимать это как вполне приемлемый путь духовного развития для определённой и отнюдь не худшей части наших вассалов. Поживём - посмотрим. Но я по любому надеюсь на то, что удастся большая часть задуманного.

        С союзниками, к слову сказать, дела обстояли… неплохо. Милан с Флоренцией - тут и говорить нечего, Пьеро Медичи и Катарина Сфорца уже выделили некоторую часть войск и те даже двигались в нужных направлениях. Бретань? Чисто символическое участие, которое только мы и попросили, понимая, что страна маленькая и в положении сложном. Соседство с враждебной по самые уши Францией, оно такое, несмотря на поддержку что от нас, что со стороны Испании. Анна Бретонская и её сын были ха-арошей такой занозой в заднице не только у Людовика XII Валуа, но и у любого, кто пришёл бы ему на смену. Высокая политика, тут и добавить нечего. Испания… Выход к Красному морю - эти слова звучали для супругов Трастамара аки райская музыка, они уже чувствовали возможные прибыли от короткого пути не только для торговли пряностями, но и иных товаров. Ясен пень Изабелла понимала, что мы, Борджиа, застолбим тамошнее побережье исключительно для себя, но вот возможность для их кораблей свободно входить в те порты, чиниться, загружаться/разгружаться и всё в таком роде - она будет предоставлена, исходя из довольно крепких союзнических
обязательств, которые ни одна из сторон нарушать даже и не думала. Обоюдная выгода, она такая, почище суперклея!

        Португалия? Те же «фаберже», только вид сбоку. Одно дело посылать вокруг Африки корабли и совсем другое - отсутствие необходимости отправлять ценные грузы этим реально длинным путём, если есть возможность получить доступ к пути короткому. Отношения же с нами у Мануэла Португальского также вполне себе пристойные. Повода для ссор и конфликтов таки да не наблюдается. Вот потому что Испания, что Португалия охотно откликнулись на призыв к участию в освобождении Иерусалима. Вера верой, но и выгоду для их стран никто не отменял.

        Ма-аленькая и почти безобидная Наварра, несмотря на эту самую безобидность, желала показать свою боевитость, равно как и то, что славное прошлое отнюдь не окончательно угасло. Там совсем недавно шла серьёзная свара между королевой Екатериной де Фуа и её дядей, Жаном де Фуа, также претендующим на маленький, но вполне себе королевский трон. Королева как следует прижала родственника, так, что тот отказался от претензий на власть, но смутное брожение в некоторых провинциях королевства так и не прекратилось. А что лучше всего делать со смутьянами? Правильно, отправить их «сбрасывать пар» куда подальше, где они не только вреда не причинят, но и пользу принести в состоянии. Вот потому Екатерина и решила в добровольно принудительном порядке записать в крестоносцы немалую часть сторонников проигравшего в войне дядюшки и отправить в далёкие края добывать славу и искупать грешки перед короной. Полезное дело, что тут сказать!

        Священная Римская империя изображала из себя зоофила, взирающего на ёжика. Император Максимилиан понимал, что если останется в стороне, авторитет его заметно так увянет и восстанавливать будет ой как непросто. С другой стороны, швейцарские кантоны уже откровенно скалили клыки, их отпадение от империи было делом практически решённым. Де-факто они и так были независимы, изгнав императорских людей и вот уже давненько не платя ни единого медяка из причитающихся налогов. Максимилиан был… в печальном таком положении. Сунуться в горы с войском, самолично или же отправив туда одного из военачальников? Война обещалась серьёзная, ведь словосочетание «швейцарские наёмники» стало известно не просто так, а по итогу целой череды войн и отдельных сражений. Да и одно дело начать войну против отдельно взятого Швейцарского союза, не имеющего доброжелательно настроенных соседей. Совсем другое, когда, случись что, лидеры входящих в союз городов издадут громкий и звонкий призыв о помощи. В адрес кого направленный? В сторону Рима, понятное дело, поскольку с некоторых пор с Францией швейцарцы старались никаких дел не
иметь. И хлопотно, и чревато последствиями, и циничный такой кидок их братии во время Итальянской кампании Карлом VIII наёмники неплохо так помнили.

        Не-ет, бросаться в омут с головой Максимилиан I не торопился. Равно как и оказывать сколь-либо серьёзную помощь очередному Крестовому походу. Только и отстраниться у него полностью не получалось. Не удивлюсь, если пошлёт туда тех, кого совсем не жалко - разного рода отребье мало-мальски благородного происхождения, да разбавит теми, кому искренне желает свернуть шеи. Типа, возьми, убоже, шо мне не гоже. Пусть так. Отбросов нет, есть резервы, как говаривали в прусском генштабе в схожих ситуациях.

        Иные возможные союзники были весьма удалены, но и они наверняка хоть как то да проявят себя. Это выгодно в первую очередь им самим - засветиться при освобождении Иерусалима, а может и отхватить ещё кусочек другой. Хотя бы самый завалящий, но на побережье того, что сейчас считается Мамлюкским султанатом.

        Всё? Нет, есть ещё Сербия сестрички, Славония с Хорватией многим нам обязанного Яноша Корвина, Венгрия, будь она неладна. Ах да. Молдавия опять же. Оттуда, ясно дело, никаких войск, даже если они и хотели бы их предоставить. Здесь иная задача - блокировка возможных телодвижений со стороны османов и, если таковые обнаружатся, удержание статус-кво сначала, а потом и содействие в атаке уже однажды серьёзно битого врага. Перечисленные страны уже считаются участниками Крестового похода, только выполняющие несколько иную роль, о чём уже было сказано и сказано будет ещё не единожды.

        И на закуску та страна, с которой, собственно, всё и началось. Венеция! Там творилось воистину чёрт знает что. Зверское убийство их посольства вызвало, скажем так, неоднозначную реакцию. Определённая часть их знати требовала немедленно и в союзе с кем угодно покарать потерявших всякое представление о здравом смысле мамлюков. Нормальная такая реакция здоровых людей. Только вот жаль, что таковых было в процентном отношении… ну не статпогрешность, но и не очень много. Куда большее количество готово было замять случившееся, упирая на то, что султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури как бы «извинился», прислав щедрые дары, призванные загладить «неприятный случай» и «излишнюю ярость толпы». Тут не «щедрость даров», а банальное нежелание терять налаженные деловые отношения и роль посредника в перепродаже пряностей и иных ценных товаров, идущих через Венецию. Продажность торговцев, она такая, они через что угодно переступить готовы, только бы это их по кошельку не ударило. Ну и пытающийся усидеть одной жопой на всех стульях сразу Агостино Барбариго, дож, положение которого уже давно было так себе, не шибко
прочным.

        Пока дож и его советы-сенаты грызли друг друга пытаясь отхапать кусочек влияния, усилить свои позиции и притопить противников… никакого решения так и не было принято. Вот совсем-совсем никакого, хотя дожев племянник, он же посол Венеции в Риме, Джованни Барбариго, изливал потоки патоки и елея в направлении как меня, так и всех Борджиа. Обещал, просил самую малость обождать. Дескать, его дядюшка непременно сумеет убедить сомневающихся и вот тогда непременно Венецианская республика встанет в союзные ряды рядом с Италией и прочими странами, добивающимися столь благородных и богоугодных целей. В общем, стандартная трепотня, ничего под собой толком не подразумевающая и тем паче не гарантирующая конкретного результата в приемлемые сроки.

        Зато как забегали в Венеции сразу после того, как от Думьята одни угольки внутри крепостных стен остались! Ну прямо как тараканы после того, как в сторону их тараканьего скопления как следует пшикнули из баллончика с дихлофосом. Поняли, что шутки кончились, и началась реальная такая война, по итогам которой Венеции так или иначе, а придётся заметно потесниться. Тут вопрос был уже не о возможности/невозможности потерь, а лишь о том, чтобы не потерять слишком уж много.

        Мыши плакали, кололись, но таки да начали обкусывать кактус. В роли кактуса выступал тот самый Крестовый поход, к которому республика через не хочу, через стоны, слёзы и вопли всё же присоединилась. Джованни Барбариго пытался было пискнуть насчёт «особых условий», но был вежливо послан. Причины? Слишком долго думали, слишком старались потянуть время, а вдобавок ещё и рассматривали возможность проглотить показательное унижение. Это после зверского то убийства толпой фанатиков собственного посольства, в котором люди были не из ближайшей канавы подобранные, а вполне себе из республиканской знати. Своих же, откровенно говоря, надо уважать, и за их смерти, если есть такая возможность, мстить по полной программе. Следовательно… пусть сидят и не чирикают. Одни среди многих и никаких особых привилегий. Другое дело, что с семейством Барбариго всё же стоит поговорить. На тему? Бытие Венеции после окончания этого Крестового похода, само собой разумеется.

        Если люди продаются - их нужно покупать! Более того, покупать их надо в тот момент, когда в твоих «карманах» есть то, за что их купить не просто можно, но и относительно задёшево. Есть у меня некоторые идеи, при удачном воплощении которых в жизнь может случиться и так, что немалое число венецианцев сами готовы окажутся приплатить, чтобы влезть внутрь Италии. Посмотрим, как карты лягут… ну и при необходимости выщелкнем из зажимов внутри просторных рукавов несколько припасённых карт. С шулерами и играть надобно по шулерски!
        - Эх, хорошо в Риме, но в скором времени придётся отправляться по ту сторону моря, в то, что раньше было Египтом… да и в будущем должно им стать.
        - Египтом ли? - испытующе посмотрела на меня Лукреция. - Я тебя знаю. Чезаре. Если что попало к тебе в руки, и ты посчитал это ценным… никогда не выпустишь. А тут Нил, Александрия, выход в Красное море, которое так много может дать. Какой тут Египет! Новые провинции Италии разве что.
        - Египет, равно как и Сербия, отдельная корона… и последующая часть единой империи. Ведь она, империя, только тогда воистину велика, когда образуется слиянием нескольких королевств в единое целое. Борджиа немало, королевств тоже уже не два окажется. Только центр один. Власть одна. Ты же сама прекрасно это сознаёшь, сестричка моя очаровательная.

        Лукреция осознавала, равно как и Бьянка. Им обеим я это и намекал и несколько раз прямо говорил, что планируется создать из Италии и иных земель, тем или иным образом присоединяемых. Образец? Германская империя, созданная при «железном канцлере» Отто фон Бисмарке. Он ведь тогда оставил короны королям, герцогам и прочим государям, только лишил их большей части реальной власти. поставив в подчинение центру, а именно власти императора. Вот и у меня подобные намерения.Только не резко, не сразу, а осторожно, шаг за шагом… что касается некоторых. Ну и тон преобразованиям может задавать Лукреция, королева Сербии. Она своя, она полностью поддерживает и понимает, что власть должна быть у Борджиа, но и делить её на куски, словно шкуру медведя… неразумно. Клочки, они мало на что пригодны, в отличие от целого. Хотя нет, тут скорее драгоценный камень, который, будучи большого размера, стоит на порядок больше, нежели два камня, полученных в результате распила одного большого исходника.
        - Если ты отправишься в Египет, то и я…
        - Не прямо сейчас, Бьянка. Должно пройти ещё некоторое время, за которое нужно будет завершить кое-какие дела тут, в Риме. А потом, учитывая возможное изменение твоего состояния…
        - Если от ночей, подобных прошедшей, будет результат, он тебя никуда из безопасных мест не отпустит, - расплылась в улыбке Лукреция. - И я его в этом поддержу! Мы оба о тебе заботимся и ни за что не захотим причинить хоть какой-то вред здоровью. Твоему и не только. Ты для нас… часть семьи.
        - Но… я… Вы Борджиа, а я нет!
        - Мы Борджиа, - протянула Лукреция, подойдя с Бьянке вплотную и обняв её так, что нужно было быть совсем слепым и тупым, чтобы не понять, как именно она к ней относится. - Борджиа очень не любят выпускать из своих рук то, что считают настоящими сокровищами. А нас тут таких двое. И я и Чезаре, мы оба считаем тебя настоящим и бесценным… сокровищем.

        Если она ещё и поцелует Бьянку у всех на виду… реально будет «таки ой!». Нет, удержалась, хотя и с некоторым усилием. Зато у моей подруги-воительницы сейчас в голове явно что-то окончательно встало на свои места. В том смысле, что дошло наконец, словно до зверя жирафа, что она не просто может считать меня и Лукрецию семьёй, но и хрена с два её кто из этой самой семьи отпустит. Борджиа действительно очень жадные в определённом плане и уж точно не отдадут своё. Тут сестрёнка верно высказалась. А что до обламывания Бьянки по поводу очередного турне в опасные места… Переживёт. Не последняя это заварушка, ой как не последняя! В таких вещах я в принципе не ошибаюсь.
        Глава 8
        Глава 8
        Египет, Каир, апрель 1497 года

        Если и есть на свете, что-то неизменное, так это Египет. В плане величественности того, что осталось от непредставимо далёкого прошлого, на которое пытаются надстроить всякое-разное, но ни разу не держащееся, не способное затмить основу. Вот и Каир, мда. Многие считают его исключительно арабским порождением, символом, кхм, своего рода преемственности и этакой причастности тех, кого неправильно считают египтянами в моём родном мире/времени, в мощи и величию древних, настоящих египтян.

        Они ошибаются, хотя ошибка эта и простительна в какой-то мере. Каир де-факто создавался вокруг Вавилона Египетского, время основания которого, скажем так, затерялось во тьме веков. Иные историки выводили дату к правлению знаменитой Семирамиды, другие склонялись к фараону Рамзесу II. В любом случае, к арабам это не имело ни малейшего отношения. Потом эпоха римлян, тоже многое что построивших и изменивших. Руины, остатки роскоши былой… Так называемый «коптский Каир», хотя копты эти не представляли собой что-либо заслуживающее уважения. Пытающиеся считать себя египтянами, но давно, прочно и без каких-либо серьёзных взбрыков подстелившиеся под арабов, гордящиеся лишь сохранением христианской веры, которая, ко всему прочему, к исконному Египту вообще отношения не имела. Да и крови тех египтян в коптах тоже было с гулькин хрен. Знакомо, да? Практически та же картина, что и у как бы греков в османской империи. Что настоящие египтяне, что эллины разве что плюнуть не побрезговали б в сторону таких… потомков.

        Ну а Каир новый, Каир арабский - как по мне весьма на любителя зрелище. Сплошные мечети, мавзолеи, минареты и прочие признаки азиатства во всей «красе». Разве что крепость Саладина, она же Каирская цитадель, была достойна внимания и уважения. Хотя кое-какие изменения вносить по любому придётся, и это я вовсе не об усилении стен и установке артиллерийских батарей. О чём тогда? О портящих общий вид вздымающихся минаретах, которым тут совсем-совсем не место, равно как и мечети внутри крепости. Вот на кой она здесь теперь нужна? Хотя и ломать как бы признаком варварства будет. Нет, ломать однозначно не стоит, а вот малость видоизменить, чтоб было ясно, что мечеть тут была, но уже нет её, лишь камень определённой формы остался… Тут моя сильно думать будет и советом ни разу не побрезгует.

        К слову сказать, именно в Каирской цитадели я сейчас и нахожусь. Стою, понимаешь, смотрю в одну из бойниц привратной башни, наблюдаю за городом, практически безлюдным, свободным от большей части как бы аборигенов. Собственно, практически одни копты и остались, а вот все арабо-мамлюки таки да блистали отсутствием. Куда они все подевались? Разбежались, вестимо, особенно после всего ранее случившегося. Думьят, Александрия, странное для многих понимающих людей поведение мамлюкского султана и его приближённых. Ну и бросок Эспинозы с частью войска и большинством ракетных батарей к стенам мамлюкской столицы. Увидел возможность Сальваторе и сразу же ей воспользовался, за что честь ему и хвала! Изгоном взять не вышло, ворота закрыть успели, но вот поймать немалое число пленников, имеющих представление о творящемся внутри города, бывшему кондотьеру удалось.

        А творилось там разное. Гарнизон? О да, он присутствовал, но вот качество оного заслуживало не то эталонного фэйспалма, не то просто гомерического хохота… не то серьёзных раздумий. Ополченцы из числа откровенных фанатиков, но с минимальными навыками боя. Немногочисленные наёмники, которым вроде как обещали заплатить, но на деле те и сражаться то не особо жаждали, предпочитая под сурдинку грабить то ценное, что не успели вывезти бежавшие из города султан, его придворные и прочие особо чующие надвигающие проблемы мамлюки. Нормальные войска? Присутствовали в мизерном количестве, потому их по большому счёту и учитывать то не следовало, да-с. Этакая сборная солянка, ни разу не способная к слаженным действиям, обладающая низкой устойчивостью и вообще не заточенная под задачи защиты столицы султаната.

        Эспиноза, не будь дураком, как следует поскрипел имеющимися у него извилинами, поднапрягся и… решил особо не мудрствовать, а применить уже зарекомендовавшую себя тактику запугивания с предварительным показом имеющихся на руках карт. Сперва последовал ультиматум, требующий от гарнизона покинуть крепость с сохранением жизней свободы и даже оружия из расчёта одна единица на воина. А вот ничего ценного с собой утаскивать не дозволялось, благо положение у осаждённых было ни разу не радостное, а боевой дух… Разве что у фанатиков, но когда и кого они вообще волновали? Помимо их использования в нужные моменты, разумеется.

        Любой мыслительный процесс стоит стимулировать. Вот и Сальваторе Эспиноза решил не отступать от подобного. В качестве средства стимуляции были выбраны отправленные внутрь крепостных стен ракеты. Немного, как раз чтобы показать затворившимся внутри, что может случиться, если они не послушаются голоса разума. Несколько вспыхнувших пожаров, поднявшаяся паника. Попытки фанатиков ополченцев совершить абсолютно бессмысленную вылазку… Ни Эспиноза, ни остальные так и не поняли, что за дерьмо вместо мозгов плескалось в головах у тех, кто всё это устроил. Зато понятно, почему те же наёмники позволили подобное. Поправка, стало понятно несколько позже. Оказалось, ни разу не желающие пасть смертью храбрых командиры наёмных отрядов не стали препятствовать желающим умереть во имя Аллаха и попасть в райские сады с вечно девственными гуриями или что там вообще у магометан находится, толком сейчас и не припомню… Особенно учитывая ни разу не естественные сексуальные пристрастия большей части рабского населения. Ну типа мальчики там, ослики и прочие извращения. А то забавно получилось бы. Дескать, попадает очередной
правоверный в рай, а там... гурии, на которых у него не шибко то и встаёт, в отличие от юных оскоплённых мальчиков. Вот ведь незадача то, а?

        Когда залпами из орудий на дельней дистанции и аркебуз на дистанции более близкой эта банзай-атака была помножена на ноль, тем самым поубавив число не желающих договариваться, начались собственно попытки переговоров. Находящиеся внутри желали для себя лучших условий. Эспиноза, соответственно, напоминал, что у кого пушки и ракеты, тот и диктует те самые условия. Несколько прицельных залпов в сторону ворот, которые после такого хамского с ними обращения стали жалобно поскрипывать и вообще сигнализировать, что долго против подобного беспредела не продержатся… В результате мамлюкские командиры резко поубавили аппетиты.

        Сутки! Именно столько времени заняла «осада» Каира. Потом начался «великий» исход» в направлении «куда подальше и щоб без возврата». Уже наслышанные о том, как мы, Борджиа, относимся к османам, арабам и прочим, арабское население Каира, пользуясь подвернувшейся возможностью, валило не то, чтобы куда глаза глядят, а в направлении, куда несколько ранее упылили султан и прочие. Ага, в сторону региона под названием Хиджаз, то есть той части султаната, где находились Мекка с Мединой, эти столь ценные магометанам города. Останавливать их Эспиноза не собирался, нарушать данные обещания тем паче. А вот зачищать город от затихарившихся там остатков фанатиков-ополченцев пришлось, да к тому же не один и даже не несколько дней. Воинские навыки у них были крайне убогие, зато настырность - это совсем другое. Отсюда и присутствующие первое время после занятия нашими войсками Каира пакости вроде обстрела из луков или там попыток броситься с кинжалом или сабелькой фиговенького качества наперевес на случайно оторвавшегося от группы солдата. Впрочем, к моему сюда прибытию это практически прекратилось. Не от
истощения заряда религиозного фанатизма, а просто по причине вырезания большей части подобных субъектов.

        Крестовый поход, целью которого было возвращение христианскому миру Иерусалима, уже принёс Италии много чего полезного и обещался принести ещё больше. Расстояние от Каира до Суэцкого залива, известного тут как Эс-Сувайс, всего полторы сотни километров. Местность же… вполне себе пригодная для передвижения войск, ад к тому же между этими двумя точками есть и поселения и нахоженные дороги. Трафик поставляемых товаров, идущих оттуда в Думьят и особенно Александрию с последующей погрузкой на корабли и отправкой в Европу, он был налажен давно и прочно. Это было нам на руку.

        Когда планировалось продолжение отжима особо важных территорий у мамлюков? Уж точно не сейчас, поскольку спешить в нашей ситуации точно не следовало. Само занятие нами Каира и то состоялось куда раньше ожидаемого, исключительно из-за странноватого поведения мамлюкской верхушки,. Султанские войска ведь того, отступали на всех фронтах, оставляя нам Нил и прилегающие к нему территории, вкупе с выходом к Эс-Сувайсу, ну а османам весь север своего султаната. Трусость? Было бы похоже, но при охватившем султана и его приближённых страхе они бы вели себя пусть самую малость, но иначе. Наверняка какой-то хитрый план, только вот понять его пока не удавалось. С другой стороны, я вовсе не собирался соваться в возможный капкан, предпочитая ограничиться самым важным и нужным для Борджиа куском, оставив остальное на откуп союзным войскам, которые уже помаленьку начали прибывать в египетские порты. Миланцы с флорентийцами - это отдельная тема, им суетиться сверх меры явно не стоит. Более того, при необходимости можно и придержать, дабы излишний энтузиазм не проявляли. Зато остальные… Пусть стараются, расхватывая
земли, известные мне больше как Ливан, Сирия, Палестина. Ценного там, как ни крути, маловато будет, ну а на религиозную составляющую или там наследие былых Крестовых походов мне по большому счёту плевать. Свою долю авторитета мы, Борджиа, всё едино получим. В остальном же кусков пирога хватит на всех, кто проявит хотя б минимальную расторопность и покажет своё реально деятельное участие в этой войне. Нутром чую, что те же испанцы с португальцами хапнут самые значимые куски от того, что пока ещё является мамлюкским султанатом. Как бы не облопались, право слово!
        - Король Италии смотрит на столицу, павшую к его ногам. Напоминает одну из книг, которые в изобилии стали появляться. Не твоими ли стараниями, Чезаре?
        - Герцогиня, - поворачиваюсь, и, бережно взяв протянутую мне руку, целую кисть Катарины, прекрасной и опасной Львицы Романии. - Вы, как и всегда, умеете подбирать слова. А ещё ухитряетесь оставаться обворожительной и привлекающей к себе внимание всех мужчин, которые ещё хоть на что то способны.
        - Льстец… Нет, прошу прощения. Дамский угодник, так будет правильнее.
        - Верно. Моя любовь к женской красоте неискоренима. Но именно к настоящей красоте, а не к её довольно убогим подобиям, которые, увы, попадаются куда чаще.

        Говоря эти слова и продолжая дальше сплетать словесные конструкции, я в очередной раз любовался этой действительно уникальной для этого времени женщиной. Красивая, харизматичная, независимая и готовая на что угодно, только бы сохранитьсвоё «я» от любого искажения. И уж точно не становящаяся на колени ни перед кем, даже на время. Потому и с тяжёлой судьбой в той ещё, изначально известной мне истории. Слишком сильно побила её жизнь, а итог… он оказался далёк от того, который был ею выстрадан, реально заслужен. К сожалению, судьба та ещё злая сука. Особенно к тем, кто постоянно ломает её о колено, но кому не хватает лишь самой малости, чтобы окончательно закрепить выгодный для себя излом. Мда. тогда Львице Романии не хватило самой малости. Теперь… Как ни странно, но именно от Борджиа, как бы непримиримых соперников большей части рода Сфорца, она получила всё и даже немного больше. Не только для себя, но и для своих детей. Аж целое герцогство Миланское вместо куда более скромных Имолы и Форли. Союз с теперь уже правящим домом Борджиа, а через нас и с испанскими Трастамара. Крепкий тыл для своих детей,
поскольку слишком уж тесно оказались связаны Рим и Милан усилиями последних лет. Терять такое она точно не захочет, даже если полностью поймёт те далеко идущие планы по построению империи, которые уже начали шаг за шагом воплощаться в жизнь. Беспокойство за благополучное будущее своих многочисленных детей не даст пуститься в рискованную авантюру с маловероятным успехом. Расчёт… частенько «браки» между государствами по нему очень даже выгодны. А ведь тут ещё и иной союз намечается. Уже не между Италией и Миланом, а между Борджиа и Сфорца. Не духовный, а вполне себе телесный, между дочерью Катарины и Хуаном де Борджиа-Льянсоль де Романи. Молодой, кардинал, успел себя показать на дипломатическом поприще и вообще облечён немалым таким доверием. Собственно, отторжения сделанное Львице Романии предложение не вызвало. Более того, было встречено весьма благосклонно. Время же… Явно после всей этой заварушки с очередным Крестовым походом и прихватизированием Иерусалима во всеевропейское пользование.
        - Слова как всегда красивы и их приятно слышать, - улыбнулась Сфорца, пребывающая сейчас в боевом облачении. Ну то есть без тяжёлых доспехов, конечно, но при оружии и в мужской одежде леди-воительницы. Редкое явление в это время, но уже не уникальное, учитывая последние, хм, тенденции, идущие с самого верха. Дескать, уж если Борджиа и Сфорца подобное себе позволяют, то почему бы и другим нечто подобное хоть изредка, да не попробовать? Прогресс и в этой сфере незаметно так стал подкрадываться. - Но ты беспокоишься о чём-то. Я это вижу.
        - Умные люди имеют глаза и умеют ими пользоваться, сопрягая оные с разумом. Такое чувство, что вот-вот «грянет гром», образно выражаясь.
        - Потому и решил пока остановить и свои войска, и мои с Пьеро Флорентийским?
        - Нет. Не совсем так, - покачал я головой. - Добычу надо захватывать по кускам, чтоб не ухватить больше, чем сможешь без риска удержать. Предел для Италии - то, что мы уже взяли. И выход к Эс-Сувайсу, это вторая моя основная цель в этой войне. Закрепимся тут и в окрестностях, укрепим эту цитадель и город в целом, подтянем ещё немного войск.
        - Подождёшь, пока испанцы двинутся прямо на Иерусалим?
        - Пусть получают этот кусок славы. Изабелле он придётся по вкусу, она об этом писала, соглашаясь с подобным разделением усилий и трофеев. Очень уж манят обоих Трастамара лавры непосредственных освободителей этого города.
        - Но не тебя.
        - Не меня. Идеи в Риме, и их достаточно поддерживать оттуда, а тут стратегия.
        - Откровенно.

        Лишь улыбаюсь в ответ. Она знает часть моей настоящей сущности, я знаю, что она это знает. И оба мы вполне довольны подобным знанием и не стремимся что-либо менять. Общие интересы, тем паче усиливающиеся год от года, они крепко нас связывают. Об этом наверняка и пока ещё не старина Никколо Макиавелли в своём «Государе» пишет, а то и написал. По последним слухам, собирается отдать в печать сие творение максимум через год. Понимаю, очередной Крестовый поход даст возможность кое-что скорректировать, а то и пару новых глав добавить, основанных на наблюдениях за столь значимыми событиями, происходящими в землях, что были завоёваны теми ещё, первыми крестоносцами.
        - Все важные участники Крестового похода получат то, что заслужили. Земли, славу…
        - А кто-то наказание, - понимающе кивает Сфорца. - Не поддавайся на показную слабость республики, Чезаре. Они уже не первый век балансируют над пропастью, но так в неё и не упали.
        - Их слишком долго воспринимали как нормальное государство, считая дожа полноценным правителем. А он всего лишь наполовину игрушка в руках… торговцев. Хочет или не слишком, но вынужден делать то, что желают они. Отсюда большая часть ошибок, когда иные правители пытались союзничать или бороться с венецианцами. С их как бы знатью. Я же собираюсь бить мешающих не по голове, а по кошельку. Поверь, Катарина, для поклоняющихся золотому тельцу это самое чувствительное место.
        - Лишившись «дороги пряностей», они будут… расстроены и способны на что угодно. Загнанный в угол зверь бросается даже на того, кто стократ сильнее. Отчаяние.
        - Пусть бросаются друг на друга. «Дорогу» то можно приоткрыть для одних, лишая доступа других. Республика неоднородна, есть те, кто ненавидят давних соперников внутри куда сильнее внешних врагов. Проклятье, они то и дело использовали тех же османов и мамлюков для разорения соперников в торговых делах, не гнушаясь ничем. Я их хорошо успел изучить.
        - Борджиа.
        - И тут есть чем гордиться, - слегка улыбаюсь в ответ на прозвучавшее слово. - Не будь мы такими, французская армада изрядно бы потопталась по италийским землям, Италия бы если и возникла, то совсем-совсем не скоро. Флоренция до сих пор сотрясалась бы безумцами вроде Савонароды. Милан… Думаю, что тебе корона идёт куда больше, нежели Мавру.
        - Мне тут не получится возразить.
        - Ну и то, что вовне. Разгромить Османскую империю и подготовить плацдарм для её окончательного сокрушения. Начать отбирать у арабов то, что ранее было получено нами, европейцами, во время первых Крестовых походов. Есть Запад, то есть мы, а есть Восток… Мы враждебны друг другу изначально, этого не изменить, не исправить. Хорошо одним, плохо другим. Такова жизнь.
        - Многие считают объединяющей нитью веру.

        Саркастически усмехаюсь в ответ на эти слова, прекрасно зная то самое будущее. которое возникло бы - и реально возникло, благо я ни разу не считаю первую часть своей жизни миражом - при помощи таких вот «объединителей».
        - Такой жуткой грызни всех со всеми, этих вечных войн на уничтожение из-за любой мелочи, «ересью» называемой», было столько, что и мне не по себе становится. Я даже не хочу вспоминать творящееся вне Европы, местные народы бессмысленно жестоки по природе своей. Но и на привычных нам землях творилось настоящее безумие. Катары, альбигойцы, другие… Просто первые два течения и не столь далеки и хорошо запомнились. Миллион, Катарина! Может и больше, но миллион - самая скромная цифра убитых «еретиков», которые ничем толком не отличались от тех, кто затеял и осуществил проклятый землёй и небесами Альбигойский крестовый поход. И кстати, спасибо за невольное напоминание.
        - О чём?
        - Выкопать сгнившие кости Иннокентия III и сбросить их в обычную могилу. Хотя хотелось бы, конечно, в ближайшую выгребную яму. Причём сделать это показательно, с предварительным обоснованием, отчего и почему это вообще делается. Привязать его к тому, благодаря чему отцы-инквизиторы достигли теперешних омерзительных высот, будет весьма просто. Вот прямо сейчас это делать… рановато, зато после взятия Иерусалима - самое время. Этот выродок на Святом Престоле ведь сокрушался и лил крокодильи слёзы из-за того, что падение Иерусалима есть «божественное возмездие за моральные слабости христианских князей». Пусть он и на том свете почувствует как я, Чезаре Борджиа, прозванный «сыном Антихриста» и «аптекарем сатаны», сын «Антипапы и богомерзкого развратника, своими бастардами наводнивший Рим» возвращением того самого Иерусалима плюну в наглые постные морды этим источающим елей из всех своих отверстий ублюдкам. Как живым, так и давно подохшим. После подобного… возвратСвятого Престола к прежним мерзким деяниям будет в принципе невозможен. Пусть в Авиньоне показывают всю степень гнилостности и разложения,
которая только возможна.

        Будь на месте Катарины Сфорца кто-либо иной, помимо совсем уж близкого круга, я бы не стал произносить подобное. Рано. А вот Львица Романии… она всем своим ранешним поведением, всё упрочняющимся союзом с Борджиа, а также складом характера шаг за шагом приблизилась к возможности быть «включённой в орбиту». Да и просто покрепче привязать к себе столь выдающуюся личность мне вот реально хотелось. У каждого человека есть слабости, я ни разу не исключение. Отсюда и определённая откровенность, своего рода финальный экзамен. Сумеет понять и хоть частично принять? Добро пожаловать. Нет… из этого тоже можно будет кое-что получить. Но не хотелось бы, право слово.
        - Разрушение и созидание. Мне кажется, что без первого у тебя не будет сил для второго, оно как дрова, которыми поддерживается огонь внутри тебя. Это… страшно. И это же привлекает к тебе людей. Тех, кого ты уже собрал вокруг и кого ещё соберёшь. Они вообще знают о том, что ты сказал сейчас мне?
        - Только самые близкие. Лукреция, Бьянка. Мигель… Отец узнает чуть позже, не хочу подвергать его лишним потрясениям раньше времени.
        - И мне сказал. Почему?
        - А ты, помимо всего прочего, ещё и герцогиня Миланская. Правительница. Потому должна понимать, что не раз случавшееся ранее безумие шло на пользу не побеждённым и даже не победителям, но иным врагам. Врагам полным и абсолютным, с которыми невозможно нормально договориться, не проиграв в итоге всё. Почему, ты думаешь, я до глубины души презираю Иннокентия III и ему подобных?
        - Я не знаю. Но ты сейчас хочешь мне это сказать.
        - Верно, хочу, - подтвердил я очевидное. - Иначе этого разговора не случилось бы. Так вот, Иннокентий III и ему подобные… Потерянный Иерусалим. В иных владениях крестоносцев дела также обстоят не лучшим образом. Начинаются междоусобицы. И что делает этот, с позволения сказать, понтифик? Устраивает четвёртый Крестовый поход, который вместо Египта неведомым образом оказывается направлен на Византию. Нет, я вовсе не испытываю тёплых чувств к этому насквозь прогнившему ещё тогда государству, но столь наглый обман уже о многом говорит.
        - Образовалась Латинская империя.
        - Само по себе это хорошо. Однако что сделал так громко кричащий об особом рвении в вопросах веры Иннокентий III? Подвиг ли он, обладая действительно большой властью над умами, европейских правителей к тому, чтобы те всё же начали выдавливать арабов из Иерусалима и других утерянных ранее земель? Нет. Более того, он как деяниями, так и недеянием содействовал умиротворению на границах с магометанами. Выгодному по большей части для последних. Зато устроить «крестовый поход» внутри Европы, да ещё со зверствами, всячески поощряемыми именно его посланниками, его представителями в войсках… Это он сделал с большим удовольствием.
        - С удовольствием?
        - Ватиканские архивы, в них есть многое. Надо лишь быть готовым потратить огромное количество времени и уметь «читать между строк». Полезное, к слову, умение.

        Задумавшаяся Сфорца. А вместе с тем беседа, соскользнувшая на о-очень интересную тему, шла как по маслу. Никаких гневных отрицаний, отсутствие вспышек классического религиозного мировосприятия. Я, конечно, рассчитывал на здравомыслие собеседницы, но всегда приятно быть правым в таких вот важных вопросах.
        - Возможно, я тебя поняла, - не совсем уверенно вымолвила Катарина. - Ты и твой отец хотите окончательно повергнуть те устои веры, которые считаете вредными. Оставить их Авиньону. А если помнить о том, кто там имеет наибольшее влияние - тот Престол станет пугалом. Как…
        - Можешь договаривать, оно и есть.
        - Как Царство Божье, что пытался создать Савонарола. Ставшее кошмаром для всех кто его видел и даже слышал о нём. Окончательная реформация, которой уже никто не сможет серьёзно помешать.
        - Так и есть.

        Отвечаю собеседнице, но на деле это далеко не всё. Не только реформы, исходящие со стороны Рима, но и иное, пока что совсем тайное воздействие, используя иной инструмент. Тот самый, уже успевший громко о себе заявить. Очень громко, прямо таки со взрывом.
        - Но конечная цель? Или хотя бы та, которую можно будет увидеть через годы, но не десятки лет.

        Люблю настойчивых и умных женщин. Вот чувствует, что я не до конца раскрыл карты, вот и пытается выжать из меня тот максимум информации, который я в принципе готов ей дать. Что ж, упорство того заслуживает.
        - Кодекс войны, - видя недоумение в глазах Сфорца, поясняю сказанное. - Войны неизбежны, но в силах моих и отца, при посильной поддержке союзников, конечно, ограничить их некими рамками. Правда, для каждого типа войн они должны отличаться. Я не желаю, чтобы, оправдываясь неким «наказанием еретиков», всякие ублюдки сжигали города с теми, кто по сути одного с нами духа, языка, крови. Сперва, уж прости, требовалось и требуется как следует показать душевное уродство таких как Савонарола, Крамер, Торквемада и прочих родственных им существ. Италия могла раздавить Ливорнскую республику Савонаролы и его выкормышей сразу, но…
        - Но вы показали их, словно зверей в клетке. Показали и испугали надолго.
        - Болезненно, с неминуемыми жертвами? Да. Но иначе новые «монсегюры» и подобные места, где без вины виноватые гибли многими тысячами. И похожее, но по возможности с как можно меньшим числом жертв, мы проделаем с «авиньонцами». Более того, у них будет выбор - измениться, очистившись отинквизиторов и прочих фанатиков, или повторить путь фра Джироламо, прорасти сорняки на его могиле и поливай их исключительно пробегающие мимо шелудивые псы.
        - И Рим как «верховный судья», ибо в нём наместник бога на земле в тройной тиаре?

        Поневоле усмехаюсь. Оно и понятно, ведь Львица Романии подкалывать меня таким образом изволит, неплохо успев узнать моё отношение ко всему касающемуся религии.
        - Вовсе нет, поскольку тогда нас станут ненавидеть. Громко или тихо, сразу или значительно после, но непременно станут. Такова уж природа человеческая. Никто не любит тех, кто стоят наверху и этак небрежно указывают, как жить и как мыслить. В этом наша слабость, но и сила, причём куда большая. Гордость. Отбери её у человека и останется лишь тварь дрожащая, раб на коленях перед господином. А раб… он по существу своему ничтожен, жалок и даже убить такого есть не грех, а милосердие. Благодарю покорно, но такого мне и даром не требуется.
        - Тамплиер, но не кардинал Святого Престола. Того, каким я его с детства помню. И Престол, и понтификов, и кардиналов вокруг. Наверно, потому Орден Храма и уничтожили… кроме жажды получить их богатства.
        - Быть может и потому. Увы и ах, но достоверных источников о тех, прежних тамплиерах почти не осталось. Так, жалкие остатки, из которых не собрать цельную картину. Приходится создавать Орден заново. Но результат, как видишь, получился впечатляющим как союзников, так и врагов.
        - Особенно врагов.
        - Именно, Катарина! - а теперь козырного туза, да на стол, да в подходящий момент. - Рим не как «верховный судья», не как что-то верховное вообще, а лишь как… советник относительно лучших и наиболее эффективных способов победить врагов общих, с которыми и договариваться не следует, да и «рамки войны» серьёзно так раздвигаются. Предыдущий Крестовый поход заложил первый камень в основу. Этот окончательно сформирует фундамент. Ну а дальше… На ближайшие десятилетия этих врагов хватит, а там тот самый Кодекс войны, о котором я недавно говорил, окончательно прорастёт в разумах и главное душах королей, знати, даже обычных людей. Право слово, если мне и моим детям, пока ещё не родившимся, это всё удастся - жизнь точно окажется прожита не зря. И ты, Катарина Сфорца. Львица Романии, можешь очень сильно в этом помочь. Более того, я, Чезаре Борджиа, король Италии, прошу тебя мне в этом помочь.

        Увидеть удивление на лице Львицы Романии - это дорогого стоит. И на вопрос: «А чем я могу помочь, если у тебя целое королевство и самая сильная армия?» последовал даже не ответ, а развёрнутое такое объяснение. Про то, что Османская империя ещё достаточно сильна и сама по себе не развалится. Что три североафриканских халифата хоть и не сравнимы с тем, чьей частью были в давние времена, но тоже нуждаются в выметании куда подальше. И что упомянутые враги есть лишь часть проблем, которые нам - не королю Италии и тем паче не герцогине Милана, а всем находящимся в здравом рассудке правителям европейских государств - решать. Ак-Коюнлу, Хорасан, Мевар, Делийский султанат и прочие, несть им числа. Что именно в той стороне кроются основные угрозы, именно туда нужно начать двигаться, уподобившись потоку лавы, что извергается из жерла вулкана. Зачем? Да чтобы с Востока не пришла очередная волна, приносящая исключительно бедствия. А уж то, что они могут быть не только явными, но и скрытыми до поры, этого пока Сфорца знать и не надобно. Может и вообще знать не следует. Это мне, выходцу из XXI века, известно,
что такое «ползучая инвазия», «разложение изнутри», «пятая колонна», «толерантность», «стокгольмские синдромы» и тому подобная пакость. Жуткое знание, ядовитое знание. Тут ему… не место, наверное. Впрочем, может и придётся это передать, но лишь для того, чтобы избежать возникновения самой возможности подобного уродства, что чуть было не сожрало европейскую цивилизацию к тому моменту, как меня закинуло на несколько веков назад, в неизвестно какой мир - не то родной, не то параллельный. Это разве что богам с демонами ведомо, никак не мне.

        Разговор оказался не минутный, не часовой даже. Хватило и на дорогу до выбранной мной под кабинет комнаты, и на более чем двухчасовые посиделки там, и на последующий обед на двоих, во время которого также молчание не присутствовало. Если уж взялся за то, чтобы приковать Львицу Романии к собственным планам и интересам, то отвлекаться от столь важной задачи категорически не рекомендовалось. Ну а попутно… разбавлял действительно важную тематику известиями из Рима, о которых, понятное дело, никому постороннему и не сообщали. В частности, о таки да случившейся беременности Бьянки, равно как и о том, что о замужестве моей подруги, даже для виду. речи не идёт. Про то, кто эту воительницу «беременел», понятное дело, умолчал. Если даже Катарина и проявит особую догадливость, вряд ли, при её то хорошем отношении к Бьянке, она станет распускать подобные слухи. Зато само известие Львицу Романии однозначно порадовало. Иначе и быть вряд ли могло, учитывая тот факт, что именно Катарина подтолкнула девушку к подобной мысли. Мда. как причудливо тасуется колода!
        - Ну что, Катарина, за более тесный союз не только между Римом и Миланом, но и между нами, людьми, которые не согласны вставать на колени перед кем бы то ни было?
        - Лестное предложение, - подняла в свою очередь кубок с вином Сфорца. - И я его… принимаю.
        - Услышано. А я очень ценю данное слово. Куда больше каких-то там бумажек, пусть даже с подписями и сургучными печатями.
        - Да. Чезаре Борджиа - это не Родриго Борджиа.

        Только я собрался выдать в ответ нечто подходящее к случаю, как раздался сперва стук в дверь, а через пару секунд на пороге появился и стучавший - самолично Сальваторе Эспиноза. И лицо у него было… озабоченное.
        - Простите, Ваше Величество. Вести не могут ждать.
        - Иначе бы ты сюда и не ворвался, Сальваторе. Говори уже, мы тебя внимательно слушаем.
        - Мамлюкский султан, Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури. Вы были правы, он не просто так уполз в Мекку. Он...
        - Ну же, не запинайся на полуслове!
        - Он объявил себя Хранителем Мекки и Медины, призвал всех правоверных к джихаду и обвинил крестоносцев в том, что они… что мы хотим захватить Мекку и Медину, после чего разрушить там все их святыни.

        Упс? Или совсем даже не «упс», а вполне себе рабочая ситуация? Жестом направляю Эспинозу в сторону одного из свободных кресел - их в Каирской цитадели по понятным причинам немного было, да и качество аховое - в то время как сам пытаюсь спешно обмозговать сложившуюся ситуёвину. Джихад, значит. Видимо, совсем султана прижало, раз он на такое решился. Неужто неотвратимо приближающееся полное поражение заставило его мозг работать на непривычных для того оборотах? А может кто подсказал? Эт-то надо будет выяснить. Ну а пока…
        - Катарина. Сальваторе. Кажется, разыгрываемая всеми нами партия неожиданно стала куда более серьёзной. Зато и выигрыш может оказаться под стать. Ну что, теперь наше время сделать ответный ход!
        Приложения
        Хронология

        1492, 2 января - падение Гранады (Гранадского эмирата), этого последнего мусульманского государства на испанских землях, знаменует собой окончание Реконкисты. Авторитет Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского поднимается на доселе непредставимый уровень.

        1492, 8 апреля - умирает Лоренцо Медичи по прозвищу Великолепный, правитель Флорентийской республики, великий дипломат и интриган. Власть переходит к его сыну Пьеро Медичи, чьё положение изначально неустойчиво.

        1492, 5 июня - попадание Кардинала в тело Чезаре Борджиа

        1492, 25 июля - смерть Папы Иннокентия VIII

        1492, 2 августа - начало конклава

        1492, 3 августа - начало первой экспедиции Христофора Колумба

        1492, 4 августа - окончание конклава, 214-м Папой Римским избран Родриго Борджиа.

        1492, 21 августа - Родриго Борджиа, принявший имя Александр VI, коронован папской тиарой.

        1492, 1 сентября - становление Чезаре Борджиа кардиналом. Вместе с ним в сан кардинала возведён Бернардино Лопес де Карвахал, посол Кастилии и Арагона при Святом Престоле.

        1492, 3 сентября - булла, запрещающая настоятелю монастыря Сан-Марко Джироламо Савонароле проповедовать на землях Флорентийской республики, а также находиться там, объявление его и его сторонников еретиками. Бегство Савонаролы, до которого дошли сведения о готовящемся принятии этой буллы, из Флоренции.

        1492, 21 сентября - заключение между родами Борджиа и Медичи союзного договора.

        1492, 26 сентября - кардинал Джулиано делла Ровере покидает Рим, направляясь в Остию, город, где у рода делла Ровере много сторонников, а у Папы нет и тени власти.

        1493, январь - посланники Александра VI заключают договор с султаном Османской империи Баязидом II об обмене находящегося в Риме брата султана Джема Гияс-ад-Дина на немалое количество христианских пленников из числа воинов, захваченных османами.

        1493, 11 февраля - бегство кардинала Джулиано делла Ровере во Францию.

        1493, 20 февраля - Александр VI объявляет как самого Савонаролу, так и всех его последователей, не пожелавших раскаяться, еретиками, отлучёнными от церкви.

        1493, конец февраля - прибывшие во Флоренцию войска Чезаре Борджиа захватывают - с полного согласия Пьеро Медичи - монастырь Сан-Марко, этот оплот Савонаролы и поддерживающей его флорентийской знати. Пьеро Медичи, поддержанный Римом, объявляет себя герцогом Флоренции.

        1493, 15 марта - возвращение Христофора Колумба в Испанию с известиями о Новом Свете и его богатствах.

        1493, 4 апреля - смерть «от естественных причин», выразившихся в удавлении гарротой, Джема Гияс-ад-Дина в замке Святого Ангела. На территорию Папской области прибывают последние из выкупленных христианских пленников, что должны составить ядро армии рода Борджиа.

        1493, 23 апреля - булла «Об изничтожении оспы». В Риме открываются первые места, где любой человек может получить прививку от этой опаснейшей в то время болезни, уносившей ежегодно многие и многие тысячи жизней, а немалый процент выживших оставляя обезображенными на всю оставшуюся жизнь.

        1493, 5 мая - коронация Пьеро I Флорентийского в Риме. Речь «О подготовке к Крестовому походу» и соответствующая булла. В этот же день умирает от яда Джан Галеаццо Сфорца. герцог Милана, отравленный по приказу собственного дяди, Лодовико Моро Сфорца.

        1493, 7 мая - консистория, на которой возведены в кардинальское достоинство Диего Уртадо де Мендоса-и-Киньонес, архиепископ Севильи, Франсиско де Борджиа, архиепископ Неаполя, Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи, архиепископ Сполето, Доминико Гримани, патриарх Венеции, Ипполито д’Эсте, архиепископ Эстергома.

        1493, 10 мая - булла «О Новом Свете», устанавливающая исключительные права належащие к западу от Канарских островов территории Испании, Португалии и… Святого Престола.

        1493, 14 мая - взятие в результате военной хитрости войском Чезаре Борджиа Остии, важнейшей крепости рода делла Ровере, «морских ворот» Рима.

        1493, 20 мая - Лодовико Сфорца узурпирует власть в герцогстве Миланском в обход законных наследников, то есть детей отравленного Джан Галеаццо. Вместе с тем. опасаясь чрезмерных осложнений с Римом и Неаполем, он высылает вдовствующую герцогиню и её детей в Неаполь, к родным.

        1493, конец мая - войско под командованием Мигеля де Корельи, соратника Чезаре Борджиа, вынуждает к сдаче Арче и Сору, столицы двух небольших герцогств на востоке Папской области, принадлежащих роду делла Ровере. Теперь у главных врагов Борджиа в Папской области остаётся лишь Сенигаллия.

        1493, 29 мая - договор между родом Борджиа и Ферранте Неаполитанским о помолвке между Джоффре Борджиа и внучкой короля Ферранте Санчей, герцогиней Салерно и Бишелье. Также заключён оборонительный союз между Римом и Неаполем.

        1493, 19 июня - войска Борджиа захватывают Сенигаллию, последние владения рода делла Ровере. Сами члены этого семейства, забрав оставшихся верными людей и сокровища, покидают Сенигаллию морем, пользуясь отсутствием у Борджиа флота.

        1493, 27 июня - первая часть французской армии под жезлом маршала Луи де Ла Тремуйля входит в Милан, соединяясь с войсками Лодовико Сфорца, герцога Миланского.

        1493, 9 июля - булла «О восстановлении Ордена Храма», де-юре восстанавливающая тамплиеров в правах и объявляющая юридически ничтожным роспуск Ордена и казнь его лидеров. Великим магистром возрождённых тамплиеров становится кардинал Чезаре Борджиа. Вдобавок к этому вместо обетов безбрачия и бедности новые тамплиеры, согласно повелению Александра VI, должны приносить клятвы супружеской верности и отчисления части доходов Ордена в адрес Святого Престола.

        1493, 16 июля - умирает Ферранте Неаполитанский, королём Неаполя становится его сын Альфонсо.

        1493, 23-27 июля - соединение войск Борджиа и Медичи, «замирение» Болоньи. Попытавшийся «играть в независимость фактический правитель Болоньи Джованни Бентивольо отказывается открыть ворота и впустить войско Чезаре Борджиа, посланника Папы Римского, своего сюзерена де-юре. После обстрела крепостных стен и довольно больших разрушений на отдельном участке, Бентивольо с союзниками вынуждены капитулировать. Болонья переходит под власть Ордена Храма и его великого магистра, а бунтовщики изгнаны с конфискацией большей части имущества.

        1493, 2-5 августа - римско-флорентийские войска входят на земли герцогства Модена, принадлежащие Эрколе д’Эсте, герцогу Феррары и Модены. Последний отвёл свои войска в Феррару и вывез казну, тем самым демонстрируя обеим сторонам конфликта абсолютный нейтралитет, но одновременно преследуя далеко идущие цели.

        1493, 7-8 августа - обеспокоенные возможностью удара по Парме, герцог Лодовико Сфорца и маршал Луи де Ла Тремуйль выдвигаются в сторону этого города. Туда же движутся и римско-флорентийские войска под командованием Чезаре Борджиа и Пьеро Флорентийского, которых в скором времени должна усилить армия Альфонсо Неаполитанского. Тем временем войско Карла VIII также приближается к италийским землям.

        1493, 14 августа - начало второй экспедиции Христофора Колумба в Новый Свет.

        1493, 17 августа - битва при Реджо-Эмилии между франко-миланскими и римско-флорентийско-неаполитанскими войсками. Из-за перехода большей части неаполитанцев, недовольных своим королём Альфонсо, на сторону французов, Альфонсо Трастамара бежит в Неаполь с остатками войск, покидая поле боя. Римско-флорентийским войскам удаётся, несмотря на это, вырвать победу, но она не становится разгромом. Отход войска Борджиа и Медичи к Модене из тактических соображений.

        1493, 26 августа - заключен договор между Римом и Флоренцией с одной стороны и Францией с её союзниками с другой. По нему немалая часть французской армии получает проход к Неаполю через земли Папской области, но с рядом существенных ограничений. Также король Карл VIII может получить корону Неаполя из рук Александра VI. Границы Флоренции и Папской области остаются неприкосновенными.

        1493 4 сентября - Папа Александр VI возлагает на голову Карла VIII Валуа корону Неаполя.

        1493, 6 сентября - Борджиа заключают союз к Катариной Сфорца, графиней Форли и Имолы. Её владения становятся герцогством, а она, соответственно, герцогиней, тем самым повышая свой статус.

        1493, 19 сентября - посланник Борджиа в Кастилию и Арагон, кардинал Хуан Борджиа Льянсоль де Романи заключает союз между Борджиа и королевской четой Изабеллой и Фердинандом Трастамара, направленный против короля Франции и его союзников. Планируется раздел королевства Неаполь.

        1493, 1 октября - войска Карла VIII входят в Неаполь, столицу одноимённого королевства. Альфонсо Трастамара и его ближайшие родственники подписывают отречение от престола и отправляются в изгнание на Сицилию, во владения своих родственников-Трастамара

        1493, 20 октября - Диего де Фуэнтес, тайный агент Борджиа при Анне Бретонской, герцогине Бретани и жене Карла VIII Валуа, предлагает ей план бегства в Бретань и восстания с целью вернуть независимость герцогства.

        1493, декабрь - переговоры между Римом и Венецией заканчиваются созданием союза с целью противостояния французской экспансии в Италию. Испанские войска под командованием Гонсало Фернандеса де Кордовы высаживаются на юге королевства Неаполь, а флоты Испании и Венеции перекрывают морские пути, тем самым закрывая «неаполитанскую ловушку».

        1494, 16 января - вошедшие в сговор с французами враги рода Борджиа в Папской области восстают против сюзерена. Центром сбора их сил становится город Перуджа. а формальным лидером - Гонфалоньер Церкви Никколо Орсини ди Питильяно. Чезаре Борджиа выдвигает собранные войска, чтобы подавить мятеж в зародыше.

        1494, 23-27 января - битва при Перудже. в которой войска Борджиа наносят поражение мятежникам, часть из которых отступает в направлении республики Сиена. Штурм крепости Перуджа и падение власти над ней семейства Бальони.

        1494, 30 января - взятие замка Маджоне, где находится один из лидеров мятежа, кардинал Орсини. Войска Борджиа соединяются с венецианскими и выдвигаются навстречу французской армии, решившей прорываться из Неаполя.

        1494 4 февраля - мятеж на землях Флоренции, ранее бывших Пизанской республикой, инспирированный французами. «Знаменем» мятежа становится доминиканский проповедник Джироламо Савонарола.

        1494, 8 февраля - прибывшая в Рим Катарина Сфорца получает и принимает предложение стать герцогиней Миланской вместо Лодовико Сфорца после того, как часть территорий герцогства отойдёт Венеции и Борджиа.

        1494, 15 февраля - сражение на территории Папской области у города Палестрина между римско-венецианскими и французскими войсками. В результате. бросив «золотой обоз» и швейцарских наёмников. Карл VIII Валуа с конной частью армии прорывается в направлении Сиены, имея промежуточным пунктом назначения Геную. Возникает конфликт интересов между Борджиа и республикой Венеция, заявившей о поддержке «Пизанского восстания» и поддержавшего оное республики Сиена.

        1494, 20 февраля - Анны Бретонская при помощи наёмников Борджиа покидает Амбуаз («золотую клетку», созданную мужем для неё и дофина) вместе с сыном, направляясь в Ренн, столицу Бретани.

        1494, 27 февраля - добравшийся до Генуи Карл VIII Валуа получает известие о бегстве жены, забравшей с собой дофина и о восстании в Бретани за восстановление независимости герцогства. В результате он вынужден вместе с гвардией и частью рыцарской кавалерии отправиться в Париж, оставив вместо себя в Италии маршала Луи де Ла Тремуйля.

        1494, март - семьи Орсини и Колонна, бывшие основными организаторами мятежа против Борджиа, склоняются перед ними, в качестве «выкупа» передавая немалую часть принадлежащих им крепостей на территории Папской области.

        1494, 16 марта - Борджиа получают послание от королевы Кастилии и Арагона Изабеллы Трастамара, в котором та предлагает укрепить союз между Трастамара и Борджиа бракосочетанием своей дочери Хуаны и Чезаре Борджиа.

        1494, апрель - фактический раздел Милана между Борджиа, Венецией и Катариной Сфорца. Бегство Лодовико Сфорца в контролируемую им Геную. Ввод войск Флоренции в Лукку и в княжество Пьомбино. Князь последнего сам признаёт себя вассалом Пьеро Флорентийского, чтобы получить защиту Флоренции и Рима от республики Сиены и территорий под властью Савонаролы.

        1494, 18 апреля - прибытие в Рим Изабеллы и Хуаны Трастамара.

        1494, 22 апреля - достигнута договорённость между Борджиа и Трастамара о разделе Неаполя. Трастамара получают «каблук» и «носок» итальянского «сапога», равно как и сам Неаполь. Остальное отходит Борджиа. Начинается подготовка к образованию королевства Италия, коронации Чезаре Борджиа и последующей свадьбе.

        1494, 2 мая - убийство Карла VIII Валуа во время переговоров с Анной Бретонской. Королём становится Людовик XII Валуа, бывший герцог Орлеанский.

        1494, 17 мая - прибытие в Рим посланника Франции, желающего заключить мирный договор, по которому Франция уступает Неаполь, подтверждает раздел Милана, сохраняя лишь своё присутствие в Савойе и Салуццо, а также принадлежность Генуи (за исключением Корсики) Лодовико Сфорца.

        1494, 25 мая - выигравшие «битву за Италию» Борджиа, готовясь к подписанию мирного договора, коронации Чезаре Борджиа и его свадьбе, планируют новую военную кампанию, на сей раз направленную против истинных врагов Европы - мусульманских владык.

        1494, 6 июня - в Риме происходит коронация Чезаре Борджиа Железной короной, в результате чего Борджиа становятся семьёй, властвующей как над Святым Престолом, так и над возрождённым королевством Италия. Официальной столицей становится город Перуджа, хотя де-факто центром власти Борджиа остаётся Рим.

        1494, 10 июня - Катарина Сфорца получает корону великого герцогства миланского из рук Александа VI, в результате чего Итальянское королевство получает ещё одного сильно обязанного союзника.

        1494, 17 июня - подписание мирного договора между всеми участниками Итальянской войны.

        1494, 1 июля- свадьба короля Италии Чезаре Борджиа и испанской инфанты Хуаны Трастамара.Образование династического союза между Борджиа и Трастамара, ещё более укрепляющего союз политический между Италией, Испанией и Святым Престолом.

        1494, август - вместе с несколькими кораблями, прибывшими из Нового Света с золотом и иной добычей, в Испании появляются первые больные неизвестным в Европе сифилисом. Установленный карантин не даёт болезни распространиться, идёт создание лекарства.

        1494, ноябрь - готовность первых, опытных препаратов на основе полученного йода показывает эффективность и в потенциале позволяет сдерживать распространение сифилиса.

        1495, январь - начало масштабной каперской охоты итальянских кораблей за судами Османской империи, а также иных мусульманских стран.

        1495, 10 февраля - отправка итальянского посольства к царю Руси, Ивану III.

        1495, 22 февраля - после ухода «по тяжкой болезни» генерального магистра Ордена святого Доминика Джиоаччио Ториани, на его место избирается одиозная персона - инквизитор Генрих Крамер, автор «Молота ведьм».

        1495, 19 марта - итальянские каперы, разграбляя очередные османские корабли, захватывают, помимо прочего, тайное венецианское посольство, возвращающееся в республику от султана Баязида II.

        1495, 14 апреля - прибытие в Рим Яноша Корвина, герцога Славонии - части венгерского королевства - бастарда покойного короля Венгрии и основного потенциального соперника действующего венгерского короля, Владислава Ягеллона. Цель - договорённости об участии в готовящемся крестовом походе в обмен на поддержку и защиту хотя бы в пределах его нынешних владений.

        1495, апрель - неудачное нападение османского отряда на посольство Италии в Зете (по сути Черногория в описываемое время) для срыва заключаемых договорённостей и устрашения господаря Зеты, Георгия IV Черноевича. Заключение договора о возможности использования портов Зеты для стоянки итальянского флота и высадки войск.

        1495, конец апреля - в преддверии неминуемой войны агенты Борджиа в Османской империи и особенно в Стамбуле проводят ряд диверсий, направленных на физическое уничтожение значимых персон противника. В ход идут яды, арбалетные болты и прочие средства, вызывающие панику в высших кругах империи.

        1495, 11 мая - флот Османской империи под командованием Кемаль-реиса, выйдя к Ионическим островам, нападает на венецианские корабли.

        1495, 16 мая - Чезаре Борджиа, находясь в Неаполе вместе с союзниками, официально объявляет войну Османской империи, а соответственно и начало нового Крестового похода.

        1495 - 20 мая - оглашение Александром VI буллы «О Крестовом походе» и призыв ко всем странам если не помогать делом, то никоим образом не мешать. «Просьба», а по сути настоятельная рекомендация о прекращении всех войн между христианскими странами Европы на время Крестового похода.

        1495, конец мая - пользуясь тем. что несколько заражённых сифилисом моряков, вернувшихся из нового Света, минуют карантин и начинают тем самым разносить болезнь, монахи-доминиканцы пытаются воспользоваться этим в целях дискредитации Папы Римского, разнося слухи о новой «каре Господней».

        1495 - 28 мая - битва при Лефкасе, в котором объединённый флот крестоносцеводерживает внушительную победу над флотом Османской империи.

        1495, 10 июня - высадка войск крестоносцев в Зете, используемой как база для продвижения на земли Османской империи.

        1495, 16 июня - ультиматум властям республики Дубровник, являющейся данником Османской империи. Опасаясь военных действий и осознавая явное преимущество объединённого флота крестоносцев, власти республики принимают его требования, предоставляя порт, а также территорию республики для базирования и прохода войск.

        1495, июль - король Франции Людовик XII при поддержке кардинала Джулиано делла Ровере и его союзников, а также доминиканцев и иных недовольных политикой Рима, готовится к инициации церковного раскола. Также планируется тайный и ситуативный союз с Османской империей для ослабления позиций Борджиа в Европе.

        1495, 12 июля - взятие союзными войсками Подгорицы - одной из ключевых крепостей Османской империи на Балканах.

        1495, 18 июля - в Подгорицу поступают известия о том, что в направлении крепости движется огромная армия османов под командованием великого визиря Коджи Дамат Давуд-паши.

        1495, 23 июля - в Риме проходят первые испытания прототипа паровой машины, тем самым открывая «эру пара», значимую на пути прогресса.

        1495, 27 июля - битва при Подгорице. Полный разгром османской армии, десятки тысяч убитых и пленных. Бегство остатков армии. Первое применение воздушных шаров как средств наблюдения и для корректировки артиллерийского огня.

        1495, август - в германских землях усилиями инквизиторов вновь вспыхивает охота на ведьм, причём в нарушение негласных запретов на оную со стороны Рима.

        1495, 7 августа - булла «О различии колдовства и науки», по факту запрещающая охоту на ведьм, а также до минимума урезающая полномочия инквизиции. Требование явиться в Рим для разбирательства всех отцов-инквизиторов, выносивших приговоры так называемым ведьмам.

        1495, 10 августа - Борджиа и Медичи заключают договор о совместном управлении Банком Медичи, тем самым распространяя финансовое влияние на большую часть европейских стран, в той или иной степени.

        1495, 17 августа - отравление Савонаролы, совершённое его приближёнными из числа доминиканцев, но представляемое как действия Папы Римского и короля Италии.

        1495, 20 августа - встреча между тайным посланником султана Баязида II и маршалом Франции Луи де Ла Тремуйлем. Достижение договорённости о французском влиянии на Венецию скорейшем объявлении Авиньонского Раскола для сдерживания Крестового похода и скорейшего его завершения, что в интересах как Франции, так и Османской империи.

        1495, 30 августа - сдача Сараево, достигнутая путём подкупа командира гарнизона и ещё нескольких ключевых фигур.

        1495, 11 сентября - взятие Приштины. В результате основные крепости Балканского региона находятся под контролем союзного войска. Продолжается движение вглубь контролируемой османами территории, а также постепенных захват островов в акватории Эгейского моря. Последнему способствует уничтожение большей части османского флота и отступление оставшихся кораблей в Мраморное и Чёрное моря.

        1495, 14 сентября - булла «О церковной реформе», основа которой заключается в отмене целибата как такового, запрете продажи индульгенций, а также усиления контроля над монашескими орденами как таковыми.

        1495, 18 сентября - заключение под стражу Томаса де Торквемады, великого инквизитора Испании и его ближайших сподвижников. Этим Изабелла и Фердинанд Трастамара однозначно показывают, на чьей стороне в уже неминуемом расколе церкви они находятся.

        1495, 23 сентября - прибытие в Приштину османского посольства во главе с сыном Баязида II Селимом с целью заключения скорейшего мирного договора.

        1495, 25 сентября - убийство Селима, сына Баязида II другими членами посольства по султанскому же приказу с целью одновременно избавить главу Дома Османа от возможного соперника и получить козырь на ведущихся переговорах. Провалившаяся попытка свалить убийство на сербских мстителей.

        1495, 1 октября - Авиньонский Раскол. В городе Авиньон пятью мятежными кардиналами, главами доминиканцев и союзных им монашеских орденов выбрансобственный понтифик, коим стал Юлий II, ранее известный как Джулиано дела Ровере. Европа стоит на пороге новых религиозных войн.

        1495, 3 октября - подписание мирного договора между Османской империей и коалицией крестоносцев. От Османской империи отпадают все острова акватории Эгейского моря, а также земли, ранее принадлежавшие королевству Сербскому. Готовится раздел завоёванного между участниками Крестового похода.

        1495, декабрь - Лукреция Борджиа становится королевой Сербии и после проведённой в Риме коронации отбывает в Приштину. сербскую столицу, вместе с советниками во главе с Мигелей Корелья.

        1496, февраль - после затянувшихся междоусобий правителем Мамлюкского султаната становится Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури, компромиссная для враждующих эмиров фигура.

        1496, 12 июля - провалившийся заговор Софьи Палеолог в Русском царстве (спровоцированный посольством короля Италии). Её бегство вместе с детьми и свитой в Литву. Окончательное поражение «византийской» придворной партии и поддерживающей оную консервативной части духовенства. Положение объявленного ранее наследником Дмитрия, внука царя Ивана III, становится крепким, как никогда ранее.

        1496, 23 июля - занятие столицы Ливорнской республики союзными итало-флорентийскими войсками. Окончательное крещение «Царства Божьего» последователей Савонаролы.

        1496, 7 августа - объявление Папой Александром VI инквизиторов, причастных к пыткам и казням «еретиков», вне закона. Заочный смертный приговор для тех из них, кто в двухмесячный срок не предстанет перед судом в добровольном порядке. Длительное заключение в монастырских кельях для тех, чья вина является менее «прямой».

        1496, сентябрь - Венецианская республика предпринимает попытки договориться с Мамлюкским султанатом о союзе в случае нападения на последний Османской империи. Платой за союз должен стать город Иерусалим с окрестностями, переданный Италии. Предложение не находит понимания со стороны мамлюкского султана.

        1496, 14 октября - первый колесный пароход, созданный да Винчи и Гортенхельцем, совершает непродолжительный переход по водам Тибра.

        1496, 22 октября - в Авиньоне отравлены глава Ордена святого Доминика Генрих Крамер, кардинал Шпенглер и ещё несколько представителей верхушки инквизиторов.Исполнитель, Отто Виттерштейн, не один год находившийся вреди орденской братии, после совершенного им отравления, и умирающий от того же яда, взрывает себя на главной площади Авиньона, предварительно прочитав собравшимся зевакам проповедь в качестве адепта антихристианского культа.

        1496, 26 октября - испытания в окрестностях Рима ракетного оружия, аналога «ракет Конгрива».

        1496, ноябрь - Возвращение в Испанию и Португалию экспедиций Васко да Гама и Алонсо де Охеда, направленных искать дорогу в Индию. Обе экспедиции, пересекшиеся и объединившие усилии в индийских водах, привезли с собой редкие и дорогие трофеи, а также карты тех мест и знания. необходимые для «второго шага», то есть создания полноценных плацдармов.

        1496, 22 ноября - в Каире толпой фанатиков взят штурмом дом венецианского посольства. Все венецианцы перебиты, в то время как мамлюкский султан, чувствующий недовольство улицы возможным союзом с неверными против Османской империи, занял выжидающую позицию, даже не пытаясь этому помешать.

        1496, 2 декабря - перехват итальянским капером венецианского торгового судна, на котором отправлялось в Венецию мамлюкское посольство с «откупными дарами» дожу за гибель его посланников в Каире. Судно, равно как и послы, продолжило путь, но благодаря этому перехвату в Риме скоро узнают о всей подоплёке случившегося в Каире и реакции султана.

        1496. 15 декабря - в Риме принято решение о новом Крестовом походе, главной целью которого намечено взятие Иерусалима. Причём этот город намечено сделать «открытым», общего владения с совместным гарнизоном стран-участниц похода. Вместе с тем сами Борджиа нацелены получить египетские порты, дельту Нила и выход к Красному морю.

        1496, 29 декабря - Папой Александром VI объявлен Крестовый поход на Иерусалим. Государи Европы призваны принять в нём участие тем или иным образом.

        1497, январь - Юлию II (Джулиано делла Ровере) удаётся кое-что узнать о культе, один из членов которого уничтожил верхушку Ордена святого Доминика: название, а именно Храм Бездны, их «священные книги» и общее направление деятельности. Однако любые связи и тем более прямой контроль культа со стороны Борджиа остаются тайной для Авиньона.

        1497, 5-8 января - ракетный обстрел итальянским флотом побережья близ крепости Думьят, этих «Нильских врат». Последующая высадка на берет и и ракетно-артиллерийский обстрел уже самой крепости, оставивший после себя лишь саму крепость и полностью сожжённое «содержимое».

        1497, 19 января - гарнизону Александрии предъявлен ультиматум - разделить судьбу сожжённого Думьята либо покинуть город с сохранением жизни. Свободы и личного оружия для гарнизона. После непродолжительных раздумий, ультиматум принимается.

        1497, 23 января - войска Османской империи переходят границы Мамлюкского султаната, тем самым начиная войну меж этими странами.

        1497, 28 января - на фоне поступающих из Рима и Мамлюкского султаната известий, король Франции Людовик XII Валуа из опасений стать окончательным изгоем для европейских государей разрывает союз с султаном Баязидом II - официально так и не заключённый - после чего приказывает перенаправить готовящийся удар в сторону Хафсидского халифата.

        1497, февраль - высадка отрядов крестоносцев, союзных Италии, в египетских портах и начало их продвижения в сторону Иерусалима. Наступлений османов с направлении Антиохии и иных сирийских земель, находящихся под контролем мамлюков.

        1497, 17 марта - падение Каира, столицы Мамлюкского султаната. Гарнизон, ослабленный отсутствием лучших войск, ранее вместе с султаном отступивших в сторону Мекки и Медины, сдаётся итальянским войскам, покидая город вместе с большей частью населения.

        1497, 8 апреля - прибытие Чезаре Борджиа в Каир для координации действий итальянских и союзных войск, а также окончательного закрепления на завоёванных территориях.

        1497, 14 апреля - мамлюкский султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури объявляет себя Хранителем Мекки и Медины, Защитником Веры, а также призывает к джихаду против неверных всех магометан и особенно их правителей.
        Глоссарий

        «Авиньонское пленение» - период с 1309 по 1378 год, когда резиденция Пап, находилась не в Риме, а во французском Авиньоне. Естественно, Папы этого периода находились под полным контролем королей Франции, да и число кардиналов-французов было велико.

        Аркебуз - подвид арбалета, имеющий ствол и предназначенный для метания свинцовыхпуль.

        Аркебуза - гладкоствольное, фитильное, дульнозарядное ружьё, фактически первое ручное огнестрельное оружие. Прицельная дальность составляя около 50 метров у качественных образцов, примерно на этом же расстоянии выпущенная пуля пробивала рыцарский доспех.

        Базилика - в католицизметитул для особо значимых церквей. Он присваивается исключительно Папой Римским.

        Балеарское море - располагается на юге Европы у восточных берегов Пиренейского полуострова. Отделено от основной части Средиземного моряБалеарскими островами.

        Барбакан - башня, вынесенная за периметр стен крепости, охраняющая подступы к воротам. Соединён с крепостью окаймлённым стенами проходом.

        Батование - применительно к лошадям означает их взаимное связывание таким образом, чтобы они стояли рядом друг с другом, головами в разные стороны, а повод каждой вяжется к сбруе соседней лошади. Таким образом, если лошади шарахнутся, то, дергая одна вперед, другая назад, друг друга удерживают

        Бейлербей - наместник в мусульманских государствах

        Брак по доверенности - брак, при котором один или оба участника лично не участвуют в церемонии, будучи представленными другими людьми. Был широко распространён при союзе членов королевских семей и реже у высшей аристократии.

        Булла - основной папский документ в эпоху средневековья со свинцовой, а при особых случаях с золотой печатью (собственно, по латыни булла и означает термин«печать»).

        Вице-канцлер - руководитель Апостольской канцелярии при Святом Престоле, имеющий второе по значению влияние после самого понтифика, обладающий весомыми внутриполитическими и дипломатическими полномочиями

        Галера - парусно-гребной корабль с одним рядом вёсел и одной-двумя мачтами, несущими латинское парусное вооружение. Слабо пригоден для плавания в открытом море, в основном используется в прибрежных водах.

        Галиот - парусно-гребной корабль средиземноморского региона, родственный галере. В основном использовался для прибрежного плавания. В среднем имели по 30-36 весел.

        Галлы - народ кельтской группы, живший на территории Галлии - Франция, Бельгия, частично Швейцария, Германия и север Италии - с начала V века до н. э. до римского периода. Принято считать именно галлов предками современных французов

        Гаррота - оружие ближнего боя, изготовленное из прочного шнура или стальной струны длиной около полуметра с прикреплёнными к его концам ручками или верёвочными петлями для хвата руками

        Генеральные штаты - высшее сословно-представительское учреждение во Франции с начала XIV века. По сути своеобразный парламент. Каждое сословие -аристократия, духовенство, остальные свободные люди - заседало отдельно от других и имело по одному голосу вне зависимости от числа представителей.

        Гонфалоньер Церкви - он же несколько позже Капитан-генерал Церкви. По сути командующий войсками Папы Римского.

        Граничары - сформированные из беженцев-сербов пограничные войска в Венгрии, в том числе иррегулярные. Отличались высокой боеспособностью и абсолютной верностью при столкновениях с Османской империей.

        Гурия - в исламской мифологии вечно девственные красавицы, что будут женами каждого праведника в раю.

        Девширме - «налог» в Османской империи, согласно которому у христианских семей имели право изучать мальчиков в раннем детстве для последующего воспитание в духе религиозного фанатизма и последующего служения империи. По существу в XV-XVI веках весь янычарский корпус (элитная часть армии) и немалая часть офицерства и чиновников империи состояла именно из изъятых из семей по праву «девширме».

        Дервиши-бекташи - духовные покровители янычарского корпуса, занимались идеологической накачкой изъятых по праву девширме с раннего детства.

        Дети боярские - благородное сословие, существовавшее на Руси с конца XIV по начало XVIII веков. Ниже боярства, но выше дворянства.

        Децимация - казнь каждого десятого воина в подразделении. Считалась самым жестоким наказанием для проявившей трусость воинской части в Римской империи.

        Джаханнем - одно из наименований ада у мусульман.

        Джизья - подушная подать с иноверцев в мусульманских государствах. Взималась помимо иных налогов и по сути являлась платой за сохранение жизни, что подтверждается исламскими правоведами.

        Диван - в Османской империи высший орган исполнительной и законосовещательной власти, заменяющий султана во время его отсутствия в столице либо в стране. Во главе стоял великий визирь.

        Дож - титул выборного правителя в некоторых итальянских республиках (Венеция, Генуя)

        Донжон - главная башня внутри крепостных стен. Зачастую там находились главные продовольственные склады, склад оружия и боеприпасов, обязательно колодец.

        Дофин - титул наследника французского престола

        Дукат - золотая монета весом примерно в три с половиной грамма. Чеканилась в Венеции, сменила флорентийский флорин как стандарт того времени в европейских странах

        Дуэнья - воспитательница девушки или молодой женщины-дворянки, всюду её сопровождающая и следящая за её поведением.

        Дьяк - в данном контексте глава какого-либо управляющего органа - от малозначимого до приказа (министерства) - на Руси с конца XIV до начала XVIII веков,

        «Единорог» - гладкоствольное артиллерийское орудие, способное стрелять как бомбами, так и ядрами. Имел коническую зарядную камору и улучшенную конструкцию лафета.

        Заморин - титул, который носили правители некоторых индийских государств.

        Иблис - один из высших демонов (джиннов) у мусульман.

        «Инфант террибль» - ужасный ребёнок. Человек, доставляющий окружающим массу беспокойства своими необоснованными капризами. Как правило, выражение применяется к людям, уже успевшим выйти из детского возраста, но не достигшим 25-30 лет.

        Иоанниты - они же Госпитальеры, позднее Мальтийские рыцари или Рыцари Мальты. Полное название звучало следующим образом: «Иерусалимский, Родосский и Мальтийский Суверенный Военный Странноприимный ?рден Святого Иоанна». Основаны в 1080 году в Иерусалиме в качестве госпиталя, христианская организация, целью которой была забота о неимущих, больных или раненых пилигримах в Святой земле. Весьма скоро, в1099 году произошла окончательная трансформация в религиозно-военный орден со своим уставом.

        Каббалист - мистическое учение, основанное на иудейской мифологии

        Кадырга - тип галеры, используемый во флоте Османской империи. Имела от 48 весел и более.

        Кантарелла - средневековый яд высокой эффективности, секрет которого был известен немногим. Основой является порошок кантаридина - вещества, выделяемого шпанской мушкой и жуками-навозниками. Хорошо растворим в жидкости, в том числе вине.

        Капудан-паша - командующий флотом Османской империи

        Каравелла - двух или трёхмачтовый парусник небольшого водоизмещения, но весьма скоростной и маневренный.

        Каракка - большое парусноесудноXV-XVI веков, обладавшее лучшей по тем временам мореходностью, использовавшееся как в торговых, так и в военных целях.

        Картезианцы - католический монашеский орден крайне аскетичного типа. Орден с начала своего существования поддерживал наиболее консервативные и жёсткие течения в католицизме.

        Колесцовый замок - механизм огнестрельного оружия, в котором необходимая для воспламенения порохового заряда искра высекается с помощью вращающегося колёсика с насечкой. Считается, что был создан в 80-х годах XV века Леонардо да Винчи. Являлся важнейшим для этого времени изобретением, поскольку позволял отказаться от фитильного воспламенения порохового заряда, являвшегося ненадёжным (дождь, влага) и крайне замедляющим перезарядку огнестрельного оружия

        Комедия дель арте - она же комедия масок. Вид итальянскоготеатра, спектакли которого создавались с широким использованием импровизации,с участием актёров, одетых в одежду кричаще-ярких цветов и носящих маски-символы.

        Кондотта - изначально договор о найме на военную службу в средневековой Италии. Позднее термин стал обозначать сам отряд наёмников. Как правило, отличались высоким мастерством и получали плату, значительно превосходящую таковую у обычных солдат. Могли состоять как из итальянцев, так и из иностранных солдат.

        Кондотьер - руководитель отряда наёмников (кондотты)

        Конклав - собрание кардиналов, созываемое после смерти или низложения Папы Римского для избрания нового понтифика

        Консистория - собрание кардиналов, созываемое и возглавляемое Папой Римским. На нем принимаются значимые решения, в том числе оглашаются имена возводимых в сан кардинала.

        Консорт - супруг правящей королевы, сам не являющийся суверенным монархом в своём праве за исключением тех случаев, когда он сам является королём другой страны.

        Консуммация - термин, употребляемый иногда для одной из составляющих брака, а именно первого осуществления брачных отношений (полового акта)

        Кулеврина - вид артиллерийского орудия, стреляющего по прямой траектории. Дальность выстрела ядром - от 400 до 1100 метров.

        Легат - личный представитель Папы Римского на срок, необходимый для выполнения поручения.

        Ливр (турский ливр) - основная золотая монета Франции весом чуть более 8 грамм.

        Лигатура - добавляется к драгоценному металлу для доведения ювелирного сплава до определённой пробы, для изменения цвета сплава, а также для придания ему различных полезных свойств. В частности, добавляемая к золоту монет лигатура предназначена для снижения «мягкости» основного компонента (золота).

        Лупанарий - бордель в Риме или в итальянских землях, расположенный в отдельном здании.

        Люнет - открытое с тылаполевоеукрепление, состоявшее не менее чем из трёх фасов (сторон).

        Магриб - распространённое название, данное странам Северной Африки, расположенным западнее Египта.

        Мамлюки - изначально так назывались представители военного сословия в средневековомЕгипте, рекрутировавшиеся из юношей-рабовтюркского и кавказского происхождения. Позднее, к середине XIII века, они захватывают власть, один из них становится султаном, а Египет меняет название на Мамлюкский султанат.

        Марраны - испанско-португальское наименование евреев, принявших христианство.

        Морриски - испанско-португальское наименование мавров, принявших христианство

        Мраморное море - расположено между европейской и малоазиатской частями Османской империи. Соединено с Чёрным морем проливом Босфор, а с эгейским - проливом Дарданеллы. По существу - наиболее защищённый, причём с двух сторон, бассейн, находясь в котором, флот может себя чувствовать практическим в полной безопасности.

        Орден Христа - см. Томарский орден

        Орта - янычарский полк численностью от восьмисот до тысячи бойцов.

        Охлос - толпа, большое скопление людей из низов.

        Павеза - вид пехотного щита, применявшегося итальянской пехотой с XIV века. Имел прямоугольную форму, однако нижняя часть могла иметь и овальную. Часто снабжалась упором, иногда на нижнем крае делались шипы, которые втыкались в землю. Обычно через середину щита проходил вертикальный выступ для усиления конструкции. Ширина составляла от 40 до 70 см, высота - 1 -1,5 м.

        Паланкин - средство передвижения в виде укреплённого на длинных шестах крытого кресла или ложа, переносимого носильщиками

        Патриарх Венеции - глава венецианского духовенства, находящийся под влиянием правителей Венецианской республики, по сути проводивший исключительно угодную дожам политику.

        Псилобицин - психоделик, вызывающий галлюцинации. Содержится в грибах-псилоцибах, широко распространённых на всех континентах (помимо Антарктиды. Само собой разумеется).

        Редут - отдельно стоящее полевое укрепление замкнутого вида, с валом и рвом, предназначенное для круговой обороны.

        Синьория - форма политического устройства ряда итальянских городов-государств со второй половины XIII века, при которой вся полнота гражданской и военной власти сосредоточивалась в руках синьора. Сначала устанавливалась пожизненная синьория, затем могла стать наследственной.

        Сир - одна из европейских форм обращения к монарху. Чаще всего применялась в Англии и Франции.

        Совет коммуны - во Флорентийской республике наряду с Советом народа законодательный орган в составе 192 представителей (по 40 членов торгово-ремесленных цехов и 8 дворян от каждого квартала), в котором главную роль играли представители старших (более престижных) цехов.

        Совет народа - во Флорентийской республике наряду с Советом коммуны законодательный орган в составе 160 представителей (по 10 членов торгово-ремесленных цехов от каждого района), две трети которого избирались от младших цехов и лишь треть от старших

        Сольди (сольдо) - серебряная разменная монета, имевшая хождение в итальянских государствах с конца XII века

        Суфизм - течение в исламе, проповедующее аскетизм и повышенную духовность, одно из основных направлений классической мусульманской философии

        Талья - земельный налог в средневековых Англии и Франции. Являлся произвольным и взимался королём с подвластных ему крестьян и горожан. Также мог взиматься с дворянских земель. не являющихся рыцарскими наделами.

        Тамплиеры (храмовники, Орден Храма) - они же Орден бедных рыцарей Христа, Орден бедных рыцарей Иерусалимского храма, Бедные воины Христа и Храма Соломона. Духовно-рыцарский орден, основанный на Святой земле в 1119 году группой рыцарей во главе с Гуго де Пейном после Первого крестового похода. Второй по времени основания - после Иоаннитов - из религиозных военных орденов. К концу XIII века имели обширные владения на территории большинства государств Европы, контролировали большую часть финансовых потоков и обладали большим влиянием на верхушку аристократии многих государств. Разгромлены королём Франции Филиппом IV Красивым при активной поддержке Папы Климента V. Оба они опасались - и вполне обоснованно - утратить свою власть - один светскую, второй духовную, поскольку великие магистры храмовников обладали влиянием не меньшим, чем короли. По мнению некоторых историков, им оставалось сделать лишь несколько шагов до преобразования своего ордена в полноценное государство.

        Тиара - головной убор в виде высокой шапки

        Тирренское море - часть Средиземного моря у западного побережья Италии, между Апеннинским полуостровом (Тоскана, Лацио, Кампания и Калабрия) и островами Сицилия, Сардиния и Корсика.

        Томарский орден - духовно-рыцарский орден, правопреемник тамплиеров на территории Португалии. Учреждён в 1318 году португальским королём Динишем для продолжения начатой тамплиерами борьбы с мусульманами. Папа Иоанн XXII позволил передать ордену все владения португальских тамплиеров, включая замок Томар, ставший в 1347 году резиденцией великого магистра. Отсюда и название ордена

        Фра - переводится как «брат», употребляется перед именем/фамилией католического монаха.

        Цистерцианцы - католический монашеский орден, ответвление от бенедиктинцев. Аскетизм, затворничество, но вместе с тем орден был известен своим богатством и влиянием. Близкие союзники доминиканцев, особенно касаемо поддержки деятельности инквизиции и расширения оной.

        Эгейское море - полузамкнутое море - соединено с Мраморным лишь проливом Дарданеллы - с огромным количеством островов (около 2000).

        Янычары - элитные части войска Османской империи, набираемые в описываемое время исключительно из воспитанных в духе мусульманского фанатизма детей европейских завоёванных народов.

        Эмир - аналог княжеского титула в мусульманских странах Востока и Северной Африки.

        Эсток - полуторный либо двуручный меч, предназначенный прежде для уколов в ослабленные места рыцарских лат. Клинок имел длину более метра, являлся гранёным, иногда с ребром жёсткости

        Pater - молитва в христианстве, она же «Отче наш».