Эффект лягушки Александр Сергеевич Потупа
        #
        Александр Потупа
        Эффект лягушки
        Удивительно спокойная катастрофа… Кругом тихо, до ужаса тихо. Нас окутывает какая-то безобразная, бессмысленная тишина. И лишь один звук упорно пытается разрушить, искромсать ее - то ли кровь стучит в виски, то ли расплавленным свинцовым шариком бьется о стенки черепа короткая, но исчерпывающая оценка случившегося:
        - Застряли-в-бета-туннеле… за-стря-ли-в-бе-та-тун-не-ле…
        Так и есть. Тринадцатая кабина серии «Бета» сидит в туннеле. Тринадцатая кабина основной серии сидит… Из этого положения еще никто не выбирался, но важнее всего - никто в него и не попадал…
        Уникальный капкан захлопнулся. Мы же - Дональд Кинг, Марио Кальма и я - понятия не имеем о местонахождении капкана. В том-то и загвоздка, что во всей Вселенной-долгожительнице нет для нас даже небольшого местечка, даже самого крохотного «нынче» и то не существует. Мы как бы выпали из общедоступной четырехмерности. И все-таки мы живы, живы до сих пор…

* * *
        До сих пор основная серия шла не так уж плохо. Только «Бету-7» подстерегла беда - она выпрыгнула из туннеля у поверхности какого-то захолустного пульсара. Ребята и скорлупка, в которой они сидели, - все раскрошилось под действием могучих приливных сил. Что поделаешь, малая вероятность несчастья гарантирует лишь приличный страховой полис, отнюдь не саму жизнь, тем более - не жизнь Испытателя. Бывают случаи и пообидней, чем с «семеркой». Угораздило, скажем, Жака Дюфре из побочной серии наткнуться на микрозвезду - миллиард тонн размером с атомное ядро. Попробуй, учти такое…
        Если бы в космосе плавали лишь привычные славные плазменные шары, если бы… Но уже первые дальние броски кабин дали сногсшибательные результаты. В буквальном смысле сногсшибательные - едва ли не о каждый результат спотыкались Испытатели.
        Забавней всего интерпретирует новые открытия Кинг: представьте себе добропорядочное семейство, которое просыпается в своем ультрасовременном коттедже и вдруг обнаруживает, что все вокруг до предела насыщено разнообразной чертовщиной - домовой возится с собакой, на кухне шлепает дверцами холодильника симпатичная ведьма, в бассейне престарелый водяной гоняется за юной русалочкой, а в кабине хозяина некий козлообразный джентльмен потягивает лучший коньяк и листает томик Бодлера…
        Обычно в этот момент Дональд наливается краской, челюсть отваливается, руки трясутся, глаза вылезают из орбит - он олицетворяет отца добропорядочного семейства, столкнувшегося с чем-то, что до неприличия дерзко и насмешливо выбивается за рамки его не слишком богатой фантазии. Кинг утверждает, что это лишь слабое отражение той реакции, которую непременно вызывали бы сводки из наших отчетов у астрономов предшествующих поколений.
        Превосходно, что даже в такой более чем сомнительной ситуации на ум пришла одна из неподражаемых сценок Дона. Простая улыбка на дне самой безвылазной из безвылазных ям чего-то да стоит. А бета-туннели - ямы хоть куда.
        Эти туннели - пожалуй, самая невероятная деталь в современном полотне космической экзотики - были обнаружены лет двадцать назад во время опытов по высокой концентрации энергии. Вскоре начались эксперименты по сверхдальним переброскам. Полной теории все еще нет - теории нет, а туннели работают вовсю, транспортируют исследовательские автоматы, грузы, а теперь и людей. Таково золотое правило нашей игры с природой - используя, постигаем. В конце концов и далекие предки бета-кабин, паровозы, двинулись в путь при всеобщем убеждении, что котел работает благодаря особой тепловой жидкости - флогистону.
        Похоже, после открытия бета-туннелей самое пространство оказалось чем-то вроде флогистона, а на самом деле…

* * *
        А на самом деле, мы - Марио, Дон и я - застряли в бета-туннеле. И хорошо еще - знали бы, что это значит. По теории выходит, что мы и места в пространстве не занимаем, и время для нас не течет. Но теория теорией, а факты куда приятней - я уже открыл глаза, могу пошевелить пальцами, дышу и, главное, хочу есть.
        Нелепость какая-то! Люди, попавшие в невиданную катастрофу, не потерявшиеся в нормальной межгалактической пустыне, а буквально вывалившиеся из пространства, голодны, как волки.
        Я смело обобщаю, потому что взгляд Марио направлен как раз в сторону пищевого автомата. Не думаю, что он увидел там представителя иной цивилизации - этим Кальму черта с два удивишь. Да и взгляд у него не вопрошающий, а жаждущий. Так что инопланетянин должен сильно смахивать на бутерброд с гусиной печенкой…
        Кинг облизнулся…

* * *
        Кинг облизнулся и вполне благодушно спросил:
        - Парни, а куда это мы попали?
        - В туннель, - лениво буркнул Кальма, дожевывая последний кусок.
        - Посмотри на табло, - добавил я.
        А на табло горела красная буква «бета». В этом все дело. Мы никогда не видели столь эффектного зрелища и, в общем-то, хорошо, что не видели. Мы просто знаем, что буква вспыхивает, когда кабина находится в бета-туннеле, но для нас это длится меньше самого короткого мгновения. Мы не успеваем заметить горящую букву, и в этом наше счастье. Но сейчас мы воспринимаем ее столь же отчетливо, как друг друга. Она - сигнал высшей опасности, броская реклама пребывания в нигде.
        - Плевал я на этот семафор, - сказал Кинг, - вытаскивая из кармана зубочистку. - Куда мы попали, что нас окружает, понимаете?
        - Нас ничего не окружает, - ответил Кальма. - И ты понимаешь это не хуже других. И не раскачивай нас, Дональд.
        Раскачивать - значит причитать по поводу очевидной опасности, пока не найден способ борьбы с ней. Раскачивать - последнее дело, лучше уж подраться. Только, я думаю, Дон вовсе не собирался никого раскачивать. И это не благодушие, послеобеденное желание завязать умный разговор…
        Просто пришло время обо всем говорить вслух. Пришло время рассеять едкий, гаденький туман страха, скопившийся в наших извилинах. Когда глядишь опасности в глаза, поневоле перестаешь ей поклоняться. Возникает спасительная идея сопротивления, надежды конденсируются и становятся опорой в борьбе.
        Ведь с голодом мы справились.

* * *
        С голодом мы справились, а вот со всем остальным что делать? И что это - все остальное? Что, собственно, происходит за бортом «Бета-13»? Происходит в нигде и ни с чем. Но ни с чем и произойти-то ничего не может. Тем более, если в нигде…
        С ума сойти от такой схоластики. Впрочем, мы народ тренированный насчет раскачки - и внутренней и внешней. Нас просто так страхом не прошибешь. Пугливым на «бетах» делать нечего - не для них эта работа.
        Например, «восьмерка» ухитрилась выскочить из туннеля в атмосфере симпатичного красного гиганта. Но ребята не сдрейфили. Искупавшись в плазме, они успели дать полный стартовый рывок и унесли ноги из самого пекла.
        А на «десятке» - и того похлеще. Врезались в окрестность черной дыры, хорошо еще - в эргосферу, откуда можно было убежать…
        Странно ли, что, обретя опыт, никто или, скажем, почти никто из нас не стремился дважды оседлать «бету»? На первый раз повезет - можешь даже открыть планету со всякой живностью, как случилось с «Бетой-3». Но при повторной попытке непременно угодишь в натуральную дыру или во что похуже.
        Среди нас это вроде поверья, что ли… Поверья, стартовавшего вместе с капитаном
«семерки», легендарно удачливым Рахмакришной, тем, который вел «Бету-3»… Нельзя лететь второй раз - быть беде. Да если б лететь! Если бы ты чем-то управлял, и от тебя что-нибудь зависело… Так ведь нет! Туннель управляет тобой и твоей судьбой, начисто отрезает от внешнего мира, и ты вообще начинаешь сомневаться - существует ли этот внешний мир и разумны ли его законы. Врезаться в ту или иную пакость при выходе из туннеля полбеды, главное в ином - туннель как-то забавно перетасовывает информацию, фрагменты памяти мечутся, как стекляшки в детском калейдоскопе, выстраивая десятки реальностей, каждая из которых ничему не соответствует. Такова цена, которую приходится платить за краткое - для тех, кто наблюдает извне, очень краткое - пребывание в совершенно искусственном и весьма по-дурацки запрограммированном информационном канале, именуемом бета-туннелем. Но об этом у нас не принято говорить. В конце концов нормальное мировосприятие восстанавливается довольно быстро - лишь бы выскочить благополучно и своевременно. Отпечатки остаются - не без этого. Ощущение безотказной триггерной ячейки в гигантском
полупьяном компьютере, путающемся в начальных строках таблицы умножения, еще долго преследует тебя, но - лишь бы выскочить благополучно и своевременно…
        Не здесь ли истинная причина поверья? Не в этом ли непередаваемом ощущении? Или в полном непонимании тех безымянных и никак не умещаемых в горизонты человеческих понятий проектантов, которые сумели пронизать Вселенную сверхсложной сетью бета-туннелей, созданных, может быть, вовсе не для транспортировки в будущее или к центрам иных галактик, а кто знает, с какой целью?.. В полном непонимании - столь превосходной питательной среде для страха и предрассудков…
        Бесшабашный Жак Дюфре, на счету которого был один из самых первых туннелей, не посчитался с зарождающейся традицией - решил испробовать кабину-одиночку из побочной серии. Эти кабины отлично туннелировали, а вот судьба Жака испытания не выдержала… Случайно ли встретилась на его пути проклятая микрозвезда?
        А теперь я сам пошел наперекор суеверию, которое после гибели Жака стало превращаться в неписаный закон. Второй бросок Дюфре оказался каким-то магическим знаком… Мы не были особенно близки с ним - просто коллеги-приятели. И вроде бы у меня нет оснований мстить, тем более бета-туннелям, явно сбрендившим от заброшенности, от миллиардолетнего невнимания со стороны своих творцов и первопользователей. Не в этом дело… Но не достаточно ли того, что люди исчерпали себя изнутри и снаружи целой сеткой предрассудочных символов, покрыли этой сеткой свою планету? Неужели это неизбежно и в космических масштабах? Преклоняться перед информационным шулерством бета-туннеля, разделять его правила игры с человеком - этого еще не хватало!
        Не могу сказать, что решение о повторном туннеллировании далось безболезненно. После броска на «десятке» бета-кабина вряд ли покажется привлекательной. Но кто-то должен был сделать этот шаг.
        А теперь все мы будем расплачиваться…

* * *
        - Теперь все мы будем расплачиваться за твой чертов атеизм, - говорит Дон.
        Говорит вполне серьезно, и вдруг я словно бы кожей ощущаю импульс взаимного озлобления, маленьким смерчем ворвавшийся в нашу кабину.

«Ничего себе поездочка в будущее! - мерцает во взгляде Марио. Провалитесь вы все с такими идеями… Куда ты увлек нас, и что с нами будет?..»
        У Дона сжимаются кулаки.
        Чувствую - он не прочь зубы мне высадить за наплевательское отношение к общепринятым табу, за нарушение простых и потому безусловных правил, писаных или неписаных… И за многое другое - не знаю, за что, но, с его точки зрения, непременно вызывающе безумное.
        И у меня тоже настоящий внутренний взрыв. Хочется вскочить и разыграть роль взбесившейся гориллы - орать, бить себя в грудь и запугивать, запугивать, запугивать…
        Хочется вогнать этих слизняков в истинно животный страх, чтобы знали, каково рисковать - не абстрактной вероятностью испариться среди бета-туннеля, сгустка чужой и загадочной мысли, а реальной собственной шкурой, которую вот-вот начнет дырявить сорвавшееся с тормозов живое существо, переполненное нетерпимостью, отравленное невозможностью дальнейшего заточения в сразу сгустившемся комочке пространства.
        Они решили, что бета-туннель лишь для таких, как я, лишь мне можно застревать в нем или красиво сгорать в момент выхода, а их предназначение делиться мудрыми объяснениями и глубоко сожалеть о случившемся. Случившемся не с нами!
        Но так не будет, не будет! Гореть, так вместе, потому что туннели сквозь Галактику, туннели в наше будущее - общая игра, и никому не дано выйти из нее на полпути. Здесь нет полпути - нет такого понятия, нет ни остановок, ни пересадок, никаких «Гуд бай!» и «Чао!», освобождающих от сотрудничества. Есть движение от общего начала к общему концу, нравится это или нет…
        И я готов вбить в любого из них эту общность, воздеть их на рога этой общности, ибо сейчас я - разъяренный бык. Не какой-нибудь символ лунного бога или солнечной души и не ритуальная жертва Юпитеру или Илье-пророку, а реальный разъяренный бык, и пусть перед моими глазами не красная тряпка, а архисовременное табло с горящей буквой - тем хуже. Я готов к самым изощренным - древним или современным - приемам борьбы, пусть считают меня жесточайшим из тиранозавров, я отступлю еще ниже по эволюционной лестнице на любую ступеньку, за которую можно зацепиться, чтобы выжить.
        Еще немного, и кто-то из нас бросится в атаку с выставленными кулаками, а потом пойдут в ход блейзеры - этого не миновать. И мы исполосуем сжимающееся пространство кабины лучами превентивных ударов, разрежем друг друга и общие стенки, чтобы впустить сюда застеночное ничто и бесповоротно - теперь уже бесповоротно - выпасть из времени…
        Бред! Настоящий приступ коллективного бреда, за который мы все будем расплачиваться…

* * *
        - Теперь мы все будем расплачиваться за твой чертов атеизм, - снова говорит Дон, но совсем уже иным тоном.
        И вдруг начинает смеяться так, как только он один и умеет. Великолепные зубы блестят, волосы рассыпаются, колени подрагивают… За ним вступает Марио. Он смеется спокойно, смакуя смех - трудно поверить, что этот образцово-выдержанный парень способен взорваться миллионом восклицаний и жестов через несколько секунд после полета или тренировки. Я смеюсь едва не до слез.
        Нет, это не истерика. Это вполне здоровый смех, необходимый и, возможно, спасительный. Впрочем, спасительный от чего? Если б мы знали…
        Кальма выключается первым. Он мгновенно становится серьезным и ко всему готовым - настоящим Испытателем люкс-класса.
        - Что скажешь? - обращается он ко мне.
        - Эффект лягушки, - отвечаю я, продолжая посмеиваться.
        Кинг уже затих. Он исследует меня долгим взглядом. Сейчас его глаза отличная ловушка. Ловушка для надежды. Ни один квант надежды не проскользнет мимо. Любой бета-туннель - детский капканчик для мух по сравнению с этим взглядом-ловушкой.
        Вот уж проблема, так проблема - ребята уверены, что однажды проскочивший туннель знает некие правила, на худой конец, владеет петушиным словом. Если бы! Но ведь правил-то нет - тех правил, тех выходов, о которых любят рассуждать в логически безупречном внешнем мире, здесь попросту не существует. Туннель играет по-своему - чудовищно деформируя представления своих обитателей, он существует за счет этих деформаций, навязывает особый вариант бета-жизни, которая оттуда, извне, кажется мгновением путешествия-подвига. Кажется… Между тем, она существует, эта бета-жизнь, и самое страшное - я вовсе не уверен, что в данный момент реклама несчастья на экране и ощущение сытости, недавняя вспышка озлобления и преследующий меня ловушечный взгляд Дона не являются ее фрагментами.
        - Приступим, что ли? - спрашивает Кинг.
        И мы не спеша - куда уж тут торопиться? - перебираем все возможные и невозможные варианты спасения. Мы не очень-то разбираемся в физике бета-туннелей, куда меньше наших теоретиков. Но вся загвоздка в том, что мы застряли в этом проклятом туннеле, а друзья-теоретики застревали только в своих уравнениях. И уж конечно, лучше путаться в значках на бумаге, чем в реальных завитушках пространства и времени и еще чего-то такого, что вообразило себя надвременной категорией и принялось размножать безотказные триггерные ячейки в гигантском полупьяном компьютере.
        Впрочем, у нас нет выбора, и смешно думать о всяких там «лучше» или «хуже». А самое забавное - застрять в туннеле бета-кабина никак не может. Если верить теории, кабина должна немедленно испариться или уйти в собственное будущее, разумеется, очень далекое и светлое. Если верить табло и своим ощущениям - мы живы и на самом деле застряли, а будущим и не пахнет. На экране горит красная буква
«бета», а все датчики внешнего информатора на абсолютном, так сказать, нуле. Окружающий мир словно потерял свои характеристики - похоже, мы и вправду вывалились из него. Вывалились и почему-то проголодались, и чуть не перерезали друг друга, а сейчас мирно обсуждаем безвыходность положения. И живы вопреки всем законам природы.
        Да здравствуют обнадеживающие противоречия!
        Однако же восклицаниями разбрасываться рановато. Надо искать выход и барахтаться…

* * *
        Искать выход и барахтаться - в этом, коротко говоря, и состоит эффект лягушки.
        Когда два года назад моя «десятка» выпрыгнула из туннеля вблизи черной дыры, пришлось мгновенно, еще до поступления подробных данных с внешнего информатора бросить кабину в эргоманевр. Вся шутка заключалась в том, что, окажись мы на самом деле за эргосферой, в зоне чистого коллапса, такой маневр лишил бы нас даже нескольких законных мгновений жизни. Но мы выскочили как пробка из бутылки. А потом пришлось месяца три капитально ремонтировать психику - глубокий гипномассаж, и прочее, и прочее… До сих пор не могу забыть вкрадчивый голос профессора: «…в мире нет ничего такого, что имело бы черный цвет… нет такого цвета и быть не может… мир - крепкое ярко-красное полотно… в нет нет дыр… не может быть дыр…»
        Н-да… Есть в мире черный цвет, и всяких других цветов в мире сколько угодно, и не такое уж крепкое полотно - дыр хватает… Но говорить о дырах легче всего, выбираться из них гораздо сложней. Как найти спасительный маневр - вот в чем вопрос.
        Почему мы ничего не ощущаем - ни тяжести, ни вибраций, ни архангеловых труб?
        Во всяком случае, включать генераторы до полного выхода из туннеля нельзя - получилась бы славная вспышка. И нет хуже положения у Испытателя, когда он лишен возможности куда-нибудь двинуться - к земле, к звездам, наконец, к черту на рога… Но что же делать - ползком выбираться из туннеля, что ли?
        Обсуждение закончилось, да и обсуждать, в сущности, было нечего. Единственная стоящая идея повисла в воздухе сразу после нашего неповторимого завтрака, и, может, ее невысказанностъ чуть не довела нас до полного краха. Надо выйти из кабины и уносить ноги хоть пешком, хоть действительно ползком. Недурственная сенсация для репортеров - храбрый экипаж тринадцатой кабины по-пластунски преодолевает бета-туннель…
        Встаю с кресла и, придерживаясь за все выступы подряд, пробираюсь к выходному отсеку.
        - Твое право, кэп, - бурчит Дональд. - Но лучше бы мне пойти. Я поздоровей тебя, кэп, и опыта работы за бортом у меня побольше…
        Делаю веселый вид:
        - Пойдешь следующим, Дон. Ровно через тридцать минут. Соберешь мои косточки, старина.
        Марио через силу улыбается:
        - Стоит ли драматизировать…

* * *
        Стоит ли драматизировать… в самом-то деле - стоит ли? Это же просто, как дважды два. Когда за твоей дверью происходит что-то непонятное, накапливается некая злая сила, не жди, не мучайся, не унижай себя - открой дверь и выйди. Со злой силой, а всякая угрожающая неизвестность - страшная злая сила, надо встретиться лицом к лицу. Она может убить тебя, растоптать, разорвать на части, но ты до последнего мгновения остаешься человеком. И не дожидайся того момента, когда твое убежище начнет сжиматься - не стены, нет, а вязкая оболочка страха. Она залепит глаза и уши, загонит назад в горло последний протестующий крик, распластает, вдавит в землю, заставит воспринять как сладчайшее счастье твое растворение в пакостной луже, коей злая сила удостоила отметить твой порог…
        Выходной отсек в полном порядке. Все на месте. Надо влезать в скафандр и двинуться за борт.
        Страшновато? В общем-то, да. Можно открыть люк и за исчезающе малую долю секунды рассыпаться на атомы или на что помельче. Но ведь не распадается же стенка кабины. Кажется, на этот раз туннель устроил новую игру - пичкать нас иллюзиями бета-жизни ему надоело, захотелось побаловать нас бета-смертью. Нечто новое и непонятное…
        В углу резко метнулась тень - словно лягушка прыгнула. Нет, всего лишь тень руки. А было бы неплохо иметь провожатым какого-нибудь простецкого подмосковного лягушонка. Лучше не какого-нибудь, а именно того, который так напугал Иринку…
        Неужели где-то есть эти столетние заболоченные пруды, есть Иринка, нараспев читающая стихи, есть «огромность квартиры, наводящей грусть», есть я без этого нелепого скафандра и вне туннеля, есть лягушонок, который прискакал немного поиграть с красивой тетей Ириной, а его не поняли и испугались…

* * *
        Не поняли и испугались - самое человеческое сочетание реакций. Сначала лягушонка, потом меня и моего дела. И заболоченные пруды канули куда-то. Одно дело стихи, другое - реальные туннели, откуда так легко угодить к профессору с вкрадчивым голосом.
        Иногда пруды оживают, лента памяти заполняется зеленовато-коричневыми колебаниями, солнечными бликами, Иришкиным шепотом…
        И сразу, без перехода, словно склеили куски двух разных кинопленок, встает перед глазами первый визит в главный Бета-центр. Отборочное собеседование. Но дело не в нем, оно - стандартное действо в жизни Испытателя.
        В вестибюле Центра сразу бросается в глаза презабавная скульптура. И какой шутник придумал поставить здесь эту огромную лягушку из яшмы на золотистом куске масла?
        Впрочем, старая притча неплохо вписалась в огромное пространство вестибюля, который в одном из телерепортажей был определен как «врата в будущее». Уж не в то ли, где мы теперь оказались?
        У лягушки усталый вид, из-под левой задней лапы еще летят брызги. Она спасается, она работает… Она по уши заляпана сметаной и комочками масла, но она добилась своего и создала свой кусок тверди, создала вопреки законам физики, ибо, в принципе, обычной лягушке не под силу такое дело… Между прочим, она еще не победила окончательно - скользкий островок масла плавает в целом сметанном озере. Не победила, но сделала главный шаг к победе… Может быть, смелость - комок затвердевшего страха?
        Как бы то ни было, прощай, лягушка, древний символ воскресения. Спасибо за проводы…
        Люк медленно отъехал в сторону, и я шагнул за борт. Вокруг мерцали звезды - обычные славные плазменные шары. Мое тело поглощало метры пространства, которое никуда не исчезало…

* * *
        - Никуда не исчезало ваше пространство и исчезать не собиралось, сказал я, заглянув в кабину ровно через двадцать девять минут и растирая затекшее плечо. - И кажется, оно по-прежнему трехмерно…
        - Дон, приступай к ремонту внешнего информатора. Там еще добрый десяток повреждений. И в системе дубля тоже. Марио передаст сигнал выхода и сменит тебя через полчаса. Я хочу спать, - добавил я и сел в кресло.
        Не стоит пугать ребят - пока ни к чему. Они сами все поймут. Туннель сыграл с нами, быть может, лучшую свою шутку - чуть не убил взаимным коротким замыканием. Созерцание вновь обретенного мира успокоит их, а ремонт - тем более, он кого хочешь заставит успокоиться. Вероятность полного восстановления невелика - туннель поработал на славу… Но нас будут искать, нас непременно отыщут…
        - Надо посоветовать кое-кому сунуть это дурацкое табло куда-нибудь подальше, - пробормотал я, проваливаясь в крепкий и ярко-красный, как полотно Вселенной, глубокий сон, неизбежный пролог к моей следующей, возможно, более счастливой бета-жизни…
        Минск, 1975
        Эту книгу - наиболее полное собрание повестей и рассказов Александра Потупа - можно воспринимать как особый мир-кристалл с фантастической, детективной, историко-философской, поэтической и футурологической огранкой. В этом мире свои законы сочетания простых человеческих чувств и самых сложных идей - как правило, при весьма необычных обстоятельствах.