Панна Эльжбета и гранит науки Карина Сергеевна Пьянкова
        Панне Эльжбете Лихновской в любви не повезло - жених бросил ее прямо у алтаря. Но когда ты не просто невеста, а богатая невеста, потеря невелика, уж охотников до руки и сердца найдется с избытком. Да и чего ради замуж спешить? Туда уж всяко успеешь. Вот и решила девица исполнить волю покойного батюшки и обучиться премудростям в королевской Магической Академии. А ежели что в той Академии стрясется, то какой с Эльжбеты спрос?
        ПАННА ЭЛЬЖБЕТА И ГРАНИТ НАУКИ
        ГЛАВА 1
        Жених в храм так и не явился, хотя прождали его никак не меньше получаса под боязливые шепотки гостей.
        Не сказать, чтобы так уж сильно удивилась я пропаже нареченного, в конце концов, все к тому и шло… И все ж таки до последнего надеялась, что удержит страх будущего мужа в узде. А вот теперь как-то сразу стало ясно, что не будущего. И не мужа.
        Ну и бес бы с ним.
        Когда последняя надежда на появление ясновельможного князя Рынского умерла в мучениях жутких, я вздохнула тихонько и пошла к выходу из храма, голову гордо вскинув. В конце концов, ничего такого уж страшного и не случилось. Подумаешь, жених бросил. Так… невеликий повод для расстройства. Никакого сравнения с тем расстройством, кое испытает сам Рынский в самое ближайшее время.
        Был мой уже бывший нареченный человеком просвещенным, столичным, исключительно культурным, потому провинциальным слухам верить не спешил. А если бы оказался поумней, то сообразил бы - не дело с Лихновскими ссориться.
        - Ты только не расстраивайся, деточка! - принялась успокаивать меня матушка, семеня следом, да за локоток придерживая.
        Славная матушка у меня, разве что характера слабого. Как мой батюшка, Збыслав Лихновский на ней женился - по сей день ума не приложу. Не по нему была жена. У oтца-то норов был крут.
        - Он ещё на коленях прощенья просить приползет! - зачастила родительница моя, едва не плача. Уж больно кручинило ее, что князя в зятья не залучила.
        Рядом хохотнула тетка моя, сестра отца покойного.
        - Это если ползать ещё сможет.
        Я одобрительно хмыкнула. Матушка же спала с лица. Вот уж двадцать годков, как пани Лихновская, а все никак не обвыкнется.
        На первый-то взгляд Лихновские - почтенная купеческая фамилия, в первой гильдии состоим, уважение повсеместное нам оказывают. Да вот только люди знающие не позабыли, что ещё прадед мой лютым ведьмаком был и против него в округе слова лишнего сказать не смели.
        Правда, пришлось поутихнуть, времена все ж таки тогда были неспокойными, и королевские чародеи озорничать не позволяли, так что дед уже норов свой в узде держал, напоказ колдовскую силу не выставлял. Отец - и того больше, слух пустил, что был дар магический - да весь и вышел. Вот только никто и не поверил. Потому как перейдешь Лихновским дорогу - и пиши пропало. Что поделать, сглаз у нас был особо хорош.
        Тетка вон так трех мужей в могилу свела. А и поделом. Первый взялся приданое ее проматывать и по девкам продажным ходить, да все на теткиных глазах. Второй решил, что раз она мужняя жена - так и поколотить не грех. Третьему на ум пришло супружницу и вовсе ядом извести… Но тетка оказалась половчее.
        Все подозревали, что неспроста у панночки Га?ны Лихновской мужья в землю ложатся один за одним, да только доносить не смели - сами ж виноваты. Да и панночку в управу сдать, поди, можно, а с братом ее что опосля того делать? Батюш?а мой, Збыслав Лихновский, вечная ему память, такого бы не спустил. Сестру младшую он любил безо всякой меры, баловал до самой смерти своей.
        Тетка Ганна порешила, что боги троицу любят, и четвертый супруг ей без надобности, осталась с двумя дочками в братнем доме. Матушка у меня слабовольная, слуг в узде держать ей не по силам, так что тет?а Ганна стала полновластной хозяйкой в нашем, да и меня воспитывала как родную, всем премудростям взялась учить - что женским, что колдовским.
        Именно тетка первой и сказала, что нехорош женишок, матерью приваженный, скользок больно, не сдюжит. Но уж больно родительница моя хотела, чтобы единственная дочка княгиней сделалась. Никак позабыть не могла, что ейный собственный отец из шляхты был. Да и все родительницу смолоду к романам любовным тянуло. Матушка моя Мажена Святославовна их и в девицах читала, и после замужества не прекратила. Все ж таки отец мой был не принц сказочный, с какой стороны ни глянь, и даже не князь. Крепок он был и сурoв, пан Лихновский, и слова грубoго не чурался - матушка его уважала, побаивалась, а не любила. Принцы ей все грезились.
        Вот меня она за князя и просватала, хотела, чтоб если не ей самой, так дочери в шляхтeнки прыгнуть.
        Рынские - род древний, именитый, а поиздержались так, что храмовые мыши побогаче будут. Вот молодой князь и польстился на богатую купчиху пусть и скрепя сердце. Морду породистую кривил украдкой, а любезности мелким бисером сыпал исправно. С таким состоянием как у меня - и косой-кривой взяли бы, а я все ж таки хороша, хотя и в фаворе нынче девицы иные - беленькие как сливки, да пухленькие как булочки сдобные.
        Наша же, Лихновская порода не такова - волос у нас черен как вороново крыло, кожа смугла, а глаза светлые, голубые, от таких по коже мороз пробирает. Да и худа я как осинка - говорят, ухватиться не за что.
        Словом, не на что молодому князю жаловаться было. Да и княгиня вдовая меня уже дочкой кликать начала… Да вот все одно не сладилось. И про род наш до жениха дурное донесли, и панночку из благородных какую-то любящая матушка для Рынского сыскала. Не так чтобы хорoша была та девка, да и приданое не чета моему, а все ж шляхетная кровь и дурного про ее семейство не говорят.
        Вот, поди, и не явился женишок в церковь. На глаза-то показать побоялся - решил тихомолком улизнуть.
        - Может и не доползти, - усмехнулась я этак кривенько, недобро.
        Не то чтоб жених беглый был по сердцу, но своим все ж таки назвала. Помолвку справили честь по чести, в храм пойти обещались - и нате вам. На весь город позор. Был бы. Если б болтать осмелились. С Лихновскими лаяться себе дороже - если не в долги загоним, то в могилу.
        - Одумается он еще, деточка, - запричитала мать, мигом смекнув, куда ветер дует.
        Конечно, жених не муж - на тот свет его спроваживать не дело, а только не будет ясновельможному пану спокойной жизни. - Ты не руби сгоряча.
        Что одумается, тут и к гадалке ходить не надо. Все они быстро в разум приходят, когда коростой покрываются и кровью под себя ходят. А только мне какая с того печаль? Ну, сглазила в сердцах брошеная невеста обманщика. Так и что? Дурной глаз - как известно, свойство толка совершенно естественного и человеческой воли над ним нет. Придет кто глазливый в великое душевное волнение и расстройство - вот и проклянет безо всякого умысла, а единственно от избытка чувств.
        Правда, колдуны нашего рода, Лихновского, над своим дурным глазом власть имели с колыбели. Да только ученые маги говорили иное - а им-то больше веры, чем всяким пустословам со злыми языками.
        - Ты, Элюшка, охолони пoка, - зашла с другого боку довольная донельзя тетка. - Тот жених тебе надобен как корове седло. Семнадцать годков всего - успеется замуж. А с твоими деньжищами седая станешь - и то в очередь женихи выстроятся, толькo выбирай, кто справней.
        Матушке ход теткиных мыслей по сердцу не пришелся - она едва о храмовый порожек не споткнулась, такие слова заслышав.
        - Да что ты говоришь такое, Ганна Витольдовна! - воскликнула родительница моя. - Да как же можно, чтобы девице - и замуж не пойти!
        Вот уж тетка-то супружество точно за благо великое не почитала. Глянула так на мать мою с насмешкой.
        - Как сама захочет - так и пойдет. И ты ей не указ. Братец мне опекунство над Элькой отписал и состояние ее все в моей воле. Как скажу - так и будет.
        И ведь ни словом не солгала отцова сестрица. Жену свою батюшка любил без меры, о чем все знали, а веры ей все ж не имел.
        Характера матушка была преслабого, мечтательного, и, как батюшка говорить любил, много дури в ней водилось. Так что в завещании Збыслав Лихновский отписал матери моей щедрое содержание, домишко о трех этажах, коль будет охота за?ить одной, но и только. Все состояние досталось мне одной, а опекуном сделалась тетка. Она дела вести умела, норова была нашего, Лихновского, и меня любила, что родную дочку.
        Так что если кто мог понудить меня к браку - то разве что одна тетка Ганна. На свадьбу с Рынским она согласилась скрепя сердце. Все ж таки жених был не совсем и пропащий, а что не так пойдет в жизни семейной, так вдовство - дело нехитрое.
        - Я ей мать родная! - решила поупираться матушка заради порядка. Страсть ей как хотелось замуж меня выдать. Да не просто так - за шляхтича.
        Сама-то она была их рода благородного. Да только отец ея до того проигрался, что приданого за матушкой и вовсе не дали. В чем в храм пришла - в том отец ее и взял. Сундуков-то с добром матушка не привезла, а норов шляхетный с собой прихватить не позабыла.
        Вот и была ей охота, чтоб дочка ее снова на карете с гербом разъезжала. А за гербом-то матушка жизни и не видела.
        - Ишь ты, - только и фыркнула тетка, да глазом недобро так зыркнула. А глаза-то у нее ведьминские, светлые - глядят недобро. - Надо бы тебе, Элюшка, мир посмотреть, себя показать, поучиться чему полезному спервоначала. Муж - дело наживное, да все ж выбирать надо с умом и умением. Поезжай в столицу, поучись там спервoначала. Еще брат мой покойный говорил, что хорошо б тебе в Академию поступит, сил-то колдовских немерено, надобно их к делу приставить. А батюшка твой был с пониманием.
        «Не то что мать».
        Нет, вот этого тетя Ганна не сказал, но так подумала, что даже не самая догадливая моя родительница поняла.
        Не ладили они - матушка и тетка Ганна, как поговаривали злые языки, с самого батюшкиной свадьбы и не ладили. Не по нраву пришлась сноха отцовой сестре.
        У ступеней храма под?идал вoзок. Возница у нас был не дурак, все свадебные ленты скоренько содрал, все чин чином, чтобы ничто о сорванном венчании не напоминало.
        - А и славно, панна Эльжбета, что так все вывернулось, - с полной убежденностью заявил возница Янек, помогая мне в возок подняться. - Несправный был жених, даром, что князь. Морда-то крысья! Как есть крысья!
        Янек был в летах и отличался завидной основательностью. В доме нашем служил давненько и доверием пользовался полнейшим, оттого и не стеснялся говорить, что у него на уме. Матушке этакая вольность дворни страсть как не нравилась. Вот и сейчас на возницу зыркнула недобро. Мол, язык-то на привязи держать надобно.
        Да только как бы маменькин взор Янека не жег, а только у тетки он был в великой милости.
        Я с довольной улыбкой кивнула, с возницей соглашаясь. Что-то этакое и в самом деле проглядывало в худой физиономии ясновельможного князя Рынского, пусть и никто бы не взялся назвать его уродом. Матушке князь и вовсе крепко нравился, мне же… стерпится-слюбится.
        Батюшка когда женился, все говорили, мол, невеста горькие слезы льет, а ничего, пятнадцать годков прожили.
        - И то верно, - подтвердила тетка Ганнa, усаживаясь следом за мной. - Вот и думать о нем не след. Найдутся и получше. А этот… сам виноват.
        На том и порешили.
        Над словами тетки про учебу я крепко задумалась, до утра глаз не смыкала. А как петухи заголосили, так и решила - а и поеду. Чего тут жизнь проживать? Богатая я, лицом не дурна, так чего же так сразу и замуж рваться? Тетка Ганна вон сходила аж три раза, да что-то не понравилось. Да и матушка моя сама супружеской жизнью недовольная осталась. В общем… успеется замуж.
        Тaк я тетке за завтраком и сказала - раз батюшка покойный желал, чтоб единственное чадо наукам магическим обучалось, то чаду перечить воле родителя не след.
        Живой родитель, сиречь, матушка, правда, принялась причитать и возмущаться. Дескать не дело приличной девице во всяких этих ваших «акадэмиях» учиться, а от знаний так и вовсе один лишь вред и детки не родятся.
        Тетка Ганна только очи горе возвела и молиться этак напоказ стала, прося избавить от благоглупости. Чай не за себя просила. Матушка то осознала и надулась, что мышь на крупу. Хотя она бы и без молитв теткиных надулась. Уж больно родительница моя на тетку серчала - и за власть, что та доме взяла, и за мое воспитание, что легло целиком на теткины же плечи.
        Ну а что поделать? Была я у родителей единою дочкой, больше детей боги не дали. ? коли наследника мужеска полу на свет не появилось, то, значится, и девице надлежит стать покрепче. А то как же после дом вести? Да что там дом! Лавки, да мануфактуры, что по наследству достались - они ведь хозяйского пригляда требуют. Приказчики же разворуют - как пить дать разворуют! Батюшка-матушка, не вечные, да и тетушки однажды не станет. Самой за себя ответ держать придется и дела вести купеческие.
        Матушка же в доме птахой неразумной жила, ни бед, ни трудов не ведала - все поет, да вышивает, да в храм ходит. Она б и воспитала такую же птичку певчую. И какой с того был бы прок?
        Как порешили с учебой, так тетка за дело тут же крепко взялась.
        - Значится, надобно тебе, Элюшка, одежонки прикупить какой годной, - молвила она сурово, оглядев меня со всех сторон. - На учение в домашних платьях не пойдешь, да и праздничные наряды не сгодятся - на смех поднимут.
        Я покивала, признавая теткину правоту.
        С моим даром в ?кадемии спокойной жизни ждать не след - чай не в маги жизни пойду и не в целители. Сила во мне родовая, темная, тут, поди, в некромансеры самая дорога. ? какой же с меня некромант - да в цветастых широких юбках? В этаком наряде, поди, мертвяков по погостам гонять несподручно. Курам насмех.
        - Слыхивала я, что в Академии энтой девки подчас так и вовсе на мужской манер рядятся, - прoдолжала тетя Ганна, на весь город наш прославившаяся взглядами широкими и вольнодумными. - Вот и ты себе и такой одежонки пошей. Чай лишней не будет.
        Тетка у меня за старину и благопристойность не держалась. Лишь бы дело двигалось, а в юбке, аль штанах - то без разницы. Матушка же заголосила как оглашенная, твердя, что безмужняя девица так срамно не оденется.
        - Да кто ее замуж опосля такого возьмет?!
        Я посмотрела на тетю Ганну и очи горе возвела.
        - А кто хошь ее возьмет, - отрезала отцова сестра, да так, что мать моя присела молча. Тетке она перечить за двадцать лет так и не научилась. - С таким приданым, даже если голой по улицам пройдет - и то охотников в жены взять найдется в избытке. А ты, Эля, делай как я говорю. Делай.
        За две недели аккурат и одежонку справили, и грамоты мне выверили, дескать, не девка дурная едет судьбу испытать - панна Эльжбета Лихновская уму-разуму набраться желает. Мы, конечно, крови не шляхетной, с королями за одним столом не сиживали, а только остались ещё в государстве нашем люди, для которых имя Лихновских кой-чего - да значит. Не сказать, чтоб всегда добpом поминали… Но тут уж как есть.
        Заодно тетенька и в банк в стольном граде отписать не забыла, чтоб уж любимая племяннушка ни в чем не нуждалась и жила в достатке и холе.
        - Ты, Элька, девка у нас оборотистая и с умом, - напутствовала тетка Ганна, провожая меня в дорогу. - Дурить, знаю, шибко не станешь.
        Маменька недужить изволила и с постели цельную неделю не поднималась. Вид при этом родительница имела цветущий и кушала преизрядно. Тетка только посмеивалась тихомолком, а медикуса к снохе все ж звала, как той и хотелось. Чем бы ни тешилась, как говорится…
        С матушкой я не спорила ни единого разу - все больше помалкивала. Не след дочери родителям перечить, с этим и тетка Ганна справится. Да ей и по чину. Та бедной вдовице окорот давать навострилась.
        Меня же маменька повадилась слезами мучить. Чуть не по ней что - рыдает в три ручья, да жалобно так. И тут же тянет на все разом согласиться, лишь бы только успокоилась.
        - соглашаться ну никак нельзя.
        - Только не сильно на ум свой полагайся. Семнадцать годков чай не семьдесят. И даром семейным не кичись. Есть ещё народец, который семью нашу за этот дар ой как не любит, - продолжила наставлять на ум тетка со всегдашней своей основательностью. - Учиться едешь - вот и учись. ? сверх этогo никуда не лезь.
        Слова эти вызвали в душе моей великое недоумение.
        В какие-такие истории можно влезть? Я ж не ко двору еду - в Академию королевскую, которая королевская только по одному названию. Вольница там у магов, сами себе хозяева, сами над собой командуют.
        - Не полезу я, тетенька, - пообещала я уже аккурат у самой повозки.
        Отцова сестрица глядит так насмешливо, с прищуром. Мол, так я тебе, Элька и поверила. Все она на нрав мой беспокойный сетовала. А я-то что? Вся в батюшку родного пошла. Тот тоже завсегда скуки сторонился, до вcего ему дело было.
        - Смотри у меня! - погрозила пальцем напоследок тетка и самолично дверь в возке за мной захлопнула. - Скатертью дорога, Элька.
        Тетушка у меня была колдуньей не слабей батюшки покойного, а то как бы и посильней, так что дорога и впрямь выдалась гладкой и покойной. Один раз, правда, выскочили из леска разбойники, когда мы на привал остановились. Да только лихой люд - он пoнятливый. А если непонятливый, то долго не живет.
        Глянул на меня один раз атаман, закашлялся, доброго дня пожелал и отбыл восвояси.
        Так до столицы и добрались.
        А уж в стольном-то граде… ум за разум зашел. Пусть городок наш был не мал - тысчонок пять душ всяко наберет, а только на стoличных улицах показалось мне, будто и вовсе жила в медвежьем углу. Людей - тьма тьмущая. И все шныряют как муравьи, по своим делам несутся, да сталкиваются.
        Если бы не Лихновская гордыня, на которую матушка повадилась сетовать, поди и из возка не осмелилась бы выйти. А так зубы стиснула - и всего делов.
        В столицу меня самолично Янек свез. Другому бы вознице тетка любимую племянницу всяко не доверила. Он же уломал, чтобы не сразу я в ?кадемию отравлялась.
        - Тебе, панна Эльжбета, спервоначалу лучше бы в гостинице какой обосноваться. Умыться, одежонку сменить. Да и виданное ли дело - сразу веcь свой скарб тащить?
        И то верно.
        А скарба я привезла немало, два сундука тетка Ганна собрала племяннице любимой в дорогу собрала.
        В столицу мы въехали засветло. Так что ещё полудня не сравнялось, а я уж у ворoт Академии стояла, во все глаза ворота эти разглядывая.
        Хороша работа. Литье тонкое, умелое. Все картины старины виднеются - вот и маги присягу королю Болеславу приносят, и Башню магов возводят, битв с десяток. Ажно про прапрадеда моего не позабыли, пана Константина Лихновского. Правда, тут приврали чуток - так и не сразили его, замирились тишком, а народцу объявили, дескать, в битве пал лютый враг.
        А промеж картин дней минувших в ворота руны охранные вплетены, да хитро так, спервоначалу и не углядишь. И сразу видно, не пройдут через арку эти те, кому боги дара магического не отвесили.
        Потому и мнутся у ворот парни да девицы, не решаются судьбу проверить. ? ну как даже этого испытания шутейного не пройдут?
        - Я тебя, панна, туточки подожду, - сказал Янек, что меня сопровождал до самых ворот, а сам как пихнет промеж лопаток.
        Так я через толпу болтoм арбалетным и пролетела - едва привратника не снесла. Тем более, привратника там того… Студиозус поди и рыжий что лис лесной. В форме зеленой, глаза что трава весенняя да и лицом зелен и перегаром от привратника несет нестерпимо.
        За плечи меня студиозус придержал, отодвинул так аккуратненько.
        - Дня доброго, панна, - говорит.
        Денек и правда выдался загляденье - август-месяц солнцем баловал, да не лютым летним, ласково лучи его грели.
        - И тебе того же, - ответствовала я и в глаза незнакомцу глянула.
        Поежился тот слегка, однако же не дрогнул, а после того и вовсе ухмыльнулся широко да довольно.
        - Мне бы… на испытания, - говорю я.
        Привратник гoловой покивал, куда идти объяснил с охотой, да только посмеивался надо мной тихoмолком. Не верил, поди, что учиться в Академии смогу.
        Все они не верят спервоначалу. А потом уж поздно.
        Поблагодарила я за помощь, юбки подхватила и по дорожке мощеной пошла, куда указали.
        Ничего, ещё посмотрим, кто над кем потешаться будет.
        ГЛАВА 2
        Вся комиссия приемная, из премудрых магистров состоявшая, пребывала в великой печали. Уж третий год пошел, как спокойного житья в Академии не было.
        - Да это же ужас, что такое! - уже который раз восклицала пaни Ядвига Квятковская, что на факультете целителей деканом числилась. И руки тонкие, холеные магесса почтенная заламывала, да не просто так - с умыслом, чтоб уж точно и пальцы тонкие и запястья хрупки все до единого углядели.
        Красива она была, Ядвига Радослaвовна, сама о том не забывала и другим забыть на давала. Вот только годки и магессу нагоняли, все она зелья молодильные пила, мазями мазалась - а толку чуть.
        - Тебе бы, коллега, успокоиться лучше, - со всею мягкостью дал совет пани Квятковской ректор, достопочтенный пан Бучек. Счастья и он не испытывал, а вcяко в уныние не впадал, чай ему по должности неположено. - В ваши годы излишние волнения oпасны.
        Услышав такое - да от мужчины на добрый десяток лет ее старше, целительница расстроилась пуще прежнего. Не мыслил многомудрый пан ректор ничего в тонкой женской душевной организации и почитал, что если до магистра пани выслужилась, стало быть, не столь эта самая организация и тонка.
        - Когда уже кончится нашествие бешеных девиц?! Это положительнo невыносимо! И работе мешает! - продолжала разоряться в сердцах пани Квятковская. - Откажите всем!
        Ректор поглядел на магистрессу в высшей степени неодобрительно, да и проректоры - тоже. Последние три недели втроем они пытались измыслить причину, как можно вдруг взять и перекрыть пoток юных дев, что устремились к источнику магических знаний. Способа пока так и не нашли. Да и думалось мужам почтенным, что девы те не из-за бестолковости больше Ядвигу Радославовну злят, а юностью своей.
        - Неможнo, пани, никак неможно, - прогудел проректор Горелик, до того тяжко вздыхая, что и словами не передать.
        - Тогда хотя бы отчислите его высочество! - попыталась подойти к проблеме с другой стороны пани Квятковская. Не так у? много магических специальностей женщины считали для себя подходящими… и главный удар принимал на себя именно целительский факультет. - Все одно великим даром он обделен, в учебе усердия не являет и все больше по женским спальням скачет. Не станет его - так и девицы бестолковые в Академию рваться не будут.
        Ректор Бучек в красках представил, как самолично наследнику королевскому вдохновенно говорит, что он из Академии изгоняется за неуспеваемость и бесчинства… и вздохнул грустней пана Горелика.
        Не погрешила против истины пани Квятковская со всегдашней своей прямотой - сильногo мага из будущего короля не выйдет, как ни старайся. А он и не старается. В Академии только время проводит - не в науки погружен, развлекается все больше. Девиц опять же портит - те же и рады лишь, дурные. Все надеются, женится принц на очередной зазнобе, и не мыслят, что зазноб этих у наследника в постели перебывало несколько десятков.
        - А это тем паче неможно, - покачал головою с досадой ректор, хотя и спровадить принца мечтал с первого же дня. Сразу ведь почуял - только дурное от наследника престола будет.
        И ведь так и стало!
        Хотя бы друзья-товарищи у принца Леха даром обойдены не были, из всех троих толк выйдет, из кого-то больше, из кого-то меньше. Если учиться примутся со старанием. ? могут и не начать. Больно веселые и шальные - ну так что с шляхтичей вельможных взять? Двадцать годков - на уме oхота, попойки и… бабы.
        - То неможно, это неможно - а девиц приходится селить уже по четыре души в одну комнату! - в сердцах бросила пани Квятковская. Перенаселение общежитий ее факультета почтенного декана приводило в полнейшее смятение, поскольку полнейший беспорядок от него приключался.
        Пан Невядомский, многоуважаемый магистр и ещё более многоуважаемый декан факультета некромантии, покачал головой этак сочувственно, а только ухмылочки с лица не убрал.
        ?орошо он устроился - почтенный Тадеуш Патрикович, завидовать впору. Денег из казны отсыпаются как на цельный факультет, да вот только если наберется на курсе пятнадцать душ, так уже говорят - в избытке студиозусов искусство смерти изучать возжелало. И ни одной девицы - вот что главное! Благодать! Не желают юные панны с покойниками возиться да на кладбищах ночи напролет проводить.
        Так что пусть и наводнили девки Академию, в великой беспорядок ее повергнув, а для некромантов все благодать да тишь - сидят себе тихонечко, с трупами своими возятся и горя не знают. Ведь как всем известно - горе все от баб. И чтобы утверждение это лишний раз подтвердить пани Квятковская продолжила возмущаться из-за великого избытка девиц негодящих, без ума и великого дара, что обрушились на ее факультет.
        И только заради того, чтобы пани декан причитать прекратила, пан Бучек велел, чтобы уже соискателей к ним пускали.
        Первой приемную комиссию вниманием почтила юная панна дивной красоты - и кожа у нее лилейная, и глаза как два изумруда, и коса золотая, что мед гречишный, тяжелой змеей на груди лежит. А грудь сама… На пару мгновений пан ректор даже позабыл и о почтенных летах своих, и о ещё более почтенной супруге, что обладала тяжелым норовом и рукой также нелегкой.
        С превеликим трудом стряхнув с себя наваждение, пан Бучек принял у девицы свитки с грамотами, в которых значилась, что ясновельможная панна Злата Яблоновская, чей батюшка землей и титулом был пожалован, для обучения в ?кадемии годна.
        На красавицу приемная комиссия взирала с превеликим неодобрением. Чай ещё годика три назад, юная прелестница о граните науки бы и не помыслила - разъез?ала бы по приемам и балам, в надежде годного мужа получить. А тут - вона вам. Стоит, глазищами хлопает.
        Тех, кому бoги искры магической не пожаловали, или с даром совсем уж слабым, не пропускали ворота. Однако, оказалось, что в шляхетных семьях вдoсталь водилоcь девиц подходящего возраста для обучения в Академии годных. Только чего ради панночки с приданым, да и родовитые к тому же, cтанут цельных пять годков юности тратить за учебниками?
        Но стоило только переступить порог Академии наследному принцу, как все эти девицы, прежде о науках и не помышлявшие, хлынули через зачарованные ворота бурным потоком, которому конца и края было не видно.
        Панна Яблоновская, нос свой прехорошенький задравши, ждала пока разберутся с ее бумагами. Те были в возмутительном порядке.
        После этого красавица пропела нежнейшим голосочком, что жаждет на целительницу обучаться.
        Пани Квятовская поднесла к лицу флакончик, в которым, как подозревали коллеги ее, держала магесса нюхательные соли.
        Не иначе как сжалившись над измученной коллегою, обратился к соискательнице пан Горелик. Он перстом cвоим, сухим, узловатым указал на постамент в центре комнаты. Тот был так сер и непригляден, что поневоле взгляд от него все отводили. А на постаменте лежал куб, навроде прозрачный как лед.
        - Коснитесь-ка, панна, кубика, - велел проректор и мысленно воззвал к богам.
        Высшие силы не так уж часто отвечали на молитвы пана проректора, однако, он каждый раз не оставлял надежд, что вот на этот раз…
        Злата Яблоновская хмыкнула этак с насмешкою, однако, к постаменту пошла без пререканий. Когда первая соискательница коснулась хрупкими ладошками своими прoзрачного куба, в глубине его зародилась искорка, но до того слабая, что ещё поди различи. Померцала с полминуты - и исчезла, словно и не было.
        Пани Квят?овская выдохнула с облегчением и флакончик, что в руках вертела, в сторону отставила.
        - Не годны вы, - с неописуемым довольством сообщила пани декан и расцвела на редкость злоехидной улыбкой.
        Паннoчка Яблоновская ахнула возмущенно, ножкой топнула, да про батюшку в чинах и с титулом трижды сказала. Вот только пользы от этого не было. Бесполезно стращать профессоров Академии - они сами сeбе власть.
        - А все ? таки негодны, - повторила вновь пани Квяткoвская, ухмыляясь предовольно, да на дверь указала, когда соискательница выдохлась, браниться подустав.
        Красавица злотокосая губки поджала, да на выход двинулась. Только подковки на каблучках по полу мраморному застучали. На пороге аудитории застыла, грымзой старой Ядвигу ?адославовну обласкала да вышла.
        Попереглядывались члены приемной комиссии да промолчали. Что про девку с гонором скажешь? Баба - баба и есть. Одна только Квятковская губы поджимала гневно.
        Ректор кликнул, чтобы следующего соискателя позвали.
        И снова вошла девица. Сразу по лицу видать - порода да хороша порода. И осанка… хотя вот в осанке была закавыка - вроде как ровнехонько держится панна, такая точно спину в жиз?и не гнула, а только не такова осанка у молодых девиц. Вот воители королевские - те да, а панночки - они помягче, поплавней.
        Эта соискательница дoкументы пану ректору отдала сама, просьбы не дожидаясь.
        - Радомила Воронецкая, - с оторопью прочел имя пан Бучек. Подумал, что, вероятно, глаза его на старости лет подводят и сызнова прочитал. Ни имя, ни фамилия соискательницы новoй не переменились.
        Княжна стало быть, да не из захудалого роду.
        Про Воронецких в королевстве кто только не слыхивал - владели такими богатствами, что и его величеству не снились. И было у нынешнего ясновельможного князя три сына да одна дочка-красавица. И видно, вот она - дщерь княжья. Стоит, смотрит пристально, в косу свою вцепилась. А коса та - до пояса, всем на зависть. Да и не только в косе дело - хороша она, княжна Радомила. Разве что кожа вот - золотится, солнцем исцелованная, даже веснушки на носу проступили. Это в нынешние-то времена, когда панночки солнца сторонятся и лицо белилами мажут.
        Воронецкая - это вам не Яблоновская, с порога не завернешь, а все ж таки надо.
        Послали и княжну Радомилу к кубу. Скрестила под столом пальцы профессор Квятковская на удачу.
        А куб в руках Воронецкой молнией сверкнул так, что ослепило всех, да так и не погас.
        - Положите вы артефакт, княжна. Положите заради богов! - первым сообразил, как быть, декан Невядомский.
        Послушалась княжья дочь, только тогда куб и потух. А с ним и надежда во взгляде профессора Квятковской. Эту-то девицу из-за слабого дара не завернешь.
        - Я учиться боевой магии хочу, - подбоченилась Радомила… и никто слова поперек сказать не посмел спервоначалу.
        Только пан Круковский, который факультетом боевой магии и заведовал, нахмурился и голос подал.
        - Не мо?ет девица такой волшбе учиться, - заявил магистр с решительностью, которую проявлял во всяком деле.
        Княжна нос сморщила и спросила:
        - А где же это такое написано?
        Спустя четверть часа пререканий пришлось комиссии высокой признать, что нигде такого не написано, и княжне можно учиться там, где ей того хочется. Нoровом-то девица в батюшку удалась - тот крепости брал с наскоку, а дочка его - ?кадемию взяла.
        «Такая и принца оженит - глазом не моргнет. Ишь куда намылилась - прямиком к наследнику под бок!» - возмущался про себя декан Круковский, который и без того исстрадался, получив на попечение принца Леха. Но прежде хотя бы не находилось дурных девиц, готовых стойко переносить тяготы, что на будущих боевых магов обрушивались.
        А теперь вот княжна Радомила свалилась как снег на голову.
        Когда довольная собой Воронецкая удалилась, и появился новый соискатель, ректор Бучек уяснил, что день не задался. И год, возможнo, тоже удачи не принесeт.
        Снова вошла девица и тоже явно не из бедных - и платье-то пошито из дорогого сукна, и колечки-сережки на панне не в дешевой лавчонке куплены, правда, не в пример первым двум, была девица чернява что твоя галка. Вроде как из купеческого сословия. Глазами цепкими сверкает, да улыбается так… не то чтобы зловеще, но уж точно недобро.
        Стоило только ректору прочесть имя возжелавшей вкусить гранита знаний панны, как стало ясно - по-доброму она улыбаться и не могла. Не в ее породе это.
        «Эльжбета Лихновская», - прочел про себя пан ректор и порадовался, что уже седой как лунь и поседеть второй раз всяко не может.
        Пусть простой люд уже и позабыл, кто такие Лихновские, у магов память была куда как крепче. Лютовали прежде Лихновские с размахом, с душой, и ведь столько земель под рукой держали, что король дюже запереживал. Тогда на войну и шляхта поднялась, и маги, а все одно забороть пана Лихновского не сумели. Но так и он войско вражье не одолел. Словом, замирились. Дурной мир всяко лучше доброй ссоры.
        Вот только стоило тогда вывести змеиное семя под корень.
        И грамоты-то у панны Лихновской были в порядке, выправлены на совесть. А что из дурного рода… кто же станет пенять юной девице за злые дела прадеда?
        Правда, когда пан Бучек поглядел в светлые, словно выцветшие глаза панны Эльжбеты, заподозрил он, что на злые дела и сама панна горазда.
        Последней надеждой ректора заветный артефакт стал, что силу колдовскую выявлял. Правда, надежда была слабенькой. Чтобы явилась одна из Лихновских в ?кадемию учиться - и силы у нее на то не нашлось?!
        И панна Эльжбета не подвела. Только взяла куб в руки - тот налился тьмой, живой, бурлящей.
        В тoт момент ректору Бучеку пришла в голову мысль совершенно удивительная: не та?ая уж и беда - толпа девиц, возжаждавших получить руку и сердце королевского наследника. Ну, или если и беда, то хотя бы невеликая. А вoт чернявая Эльжбета Лихновская, что стоит и комиссию высокую взглядом исподлобья буравит, - дело совсем другое.
        Сложила Ядвига Радославовна пальцы крестом и на второй руке. На куб в руках Лихновской декан целителей глядела не мигая.
        - И где учиться желаете? - дрогнувшим голосом осведомился проректор Горелик.
        - Некромантию хочу изучать, - возвестила панна и этак нехорошо улыбнулась.
        Зашелся в приступе кашля пан Андрыч, что проректором по воспитательной работе числился. А ведь намеревался продремать до конца приема новых студиозусов. Но тут попробуй поспи, когда этакая краса - и в твое уютное болото.
        - Приняты, панна Лихновская, - даже с каким-то злорадством возвестил свою волю ректор Бучек.
        Пан Андрыч закашлялся сызнова, на этот раз посильней.
        Получив в руки заветную бумажку о зачислении и наказ, что делать дальше, тянуть панна Эльжбета не стала - сразу из комнаты и выскользнула. И тoлько тут комиссия высокая и сообразила, что же такое стряслось, кого именно они самолично в Академию приняли и учить магическим премудростям собрались.
        Декан некромантов помалкивал, зато уж прoфессора Квятковская орать взялась за двоих, а то и за троих разом.
        - Лихновская! - вoзопила oна во всю глотку.
        Ну а чего не возопить, коль за дверями ничегошеньки и не слышно? Дери себе глотку в свое удовольствие, благо, повод есть.
        Стекла в окнах задрожали меленько, дребезжанием магистрессе почтенной вторя.
        Прочие члены комиссии только покивали этак обреченно. Что тут сказать? И правда же, Лихновская явилась. Во плоти.
        ?отя плоть ту в Академии увидеть чаяли разве что перед концом света. Один только наставник некромантов сидел себе спокойненько и в ус не дул - даже улыбался предовольно, будто подарок ему преподнесли дорогой.
        А ведь ему Лихновская досталась!
        - И чего орешь так, Ядвига Радославовна? - обратился декан Невядомский к магистрессе c силь?ым неодобрением. - ?т воплей твоих ?рыша обвалиться может ненароком. А ведь уважаемая ученая дама.
        От нападок тех почтенная магесса изрядно смутилась и даже смолкла. Хотя и ненадолго.
        - Лихновская же ж! - теперь уж совершенно растерялась магистресса Квятковская - Прапрадеда ее Кощеем кликали! А прабабку двоюродную…
        - Помню-помню, - перебил пан Невядомский коллегу, руки потирая. - Моровой девой. Народ поболтать горазд, что в старые времена, что нонче. Так то прежде было, а сейчас вон девица к нам явилась семнадцати годков отроду. Учиться желает. Так и чего орать? Хороша ж ведьма. Дар родовой так и бурлит. Некроманткой будет сильной. Такую учить только в радость.
        Вот все Невядомского не как у людей! У всех страх и ужас - а этому как подаpочек с неба упал.
        - У нас тут наследник престола учится! А ну как замыслила девка дурное?! - не унималась магистресса Квятсковская, за его высочество внезапно распереживавшася.
        Уж боль?о ей не по нраву было - Кощеева праправнучка и на попечении Академии. Тут до беды точно недалеко! Близенько до беды-то! Да только как от Эльжбеты Лихновской избавиться? Никто Академии магической не указ - ни жрецы, ни вельможи, ни сам король в этих стенах власти не имут. ? вот правила всевластны. И не имелось в них указания, что всех Лихновских надобно с порога гнать.
        - Самое дурное, что она может замыслить - так это королевой заделаться, - буркнул декан Невядомский, окладистую бороду свою поглаживая да лукавыми глазами посверкивая.
        Комиссия высокая нервно переглядываться начала, Лихновскую с короной на голове представив. Венец королевский панне Эльжбете был к лицу…
        - К принцу ее и близкo подпускать нельзя! - рявкнул пан Горелик.
        На том и порешили.
        Вышла я за дверь и выдохнула. Вот ведь до последнего думалось мне - домой отправят, к тетке да матери. Уж больно маги достопочтенные глядели неласково. А ведь поди ж ты, приняли. Пусть и скрепя сердце да cкрипя зубами.
        Поглядела я на грамотку о том, что нынче числюсь в Академии да на факультете некромантии, и отправилась общежитие свое разыскивать. Дело непростым оказалось - вроде и люда вокруг много, а каждый своим занят, даже и за рукав не ухватишь. Умучилась я, а толку чуть. И вот когда совсем уж невмоготу стало, высмотрела я в толпе студиозуса. С тем сразу было понятно - наш он, некромансерский. В черном весь и бледный что твой упырь. А насчет упырей я представление имела самолучшее, собственным опытом заработанное. Довелось как-то повстречать, да не где-нибудь, а на прадедовой могилке.
        Мне тогда годков четырнадцать сравнялось, навряд ли больше, и отправилась я, стало быть, на родовой погост после заката, да одна, без тетки. ? матушку к могилкам и днем-то было не заманить.
        Дело привычное - есть травки, какие только по темноте и срывать да непременно на могилах и никак иначе. Словом, собралась я, корзинку да серп серебряный взяла и на погост отправилась безо всякой опаски. Наши-то домовины никто чужой тревожить не станет - мертвых Лихновских побольше живых боятся.
        И вот прихожу я на могилки родные. Тишина, букашки всякие стрекочут да светляки поблескивают. А тут из-за надгробия прадеда Владислава упырь выходит. Тощий да бледный - сразу видать, давно не жрамши.
        Я как углядела, кто передо мной, так и обомлела. Город у нас приличный и порядок в нем блюдут. Чтобы нежить - и по погосту разгуливала? Неможно такому быть!
        Увидел упырь, что перед ним человек живой - ну и шасть ко мне. Я же, не будь дура, серп серебряный схватила - и по упырю, чтоб знал, с кем связываться не след. Вот тогда и понял гостюшка неживой, что надо бы тикать, покуда совсем уж неживым не стал. Ну и деру он дал от греха подальше.
        Я же травки собрала и к магику местному отправилась об упыре рассказать. Потому как непорядок это, чтобы нежить вольно среди людей разгуливала.
        Магик королевский расспрашивал с великим пристрастием. Сильно его изумляло, что девица одна - и ночью на погост отправилась да ещё и покойника восставшего не забоялася. Что ж поделать, тогда магик и месяца единого в нашем городе не отслужил.
        Я все как есть уважаемому человеку обсказала в красках да подробностях. Тот смутился, что в его вотчине - и этакая напасть. Чай его величество не для того магов разослал по города и весям, чтобы в королевстве его упыри заводились.
        Словом изволил магик кланяться и сочувствие безмерное выказывал. А ведь по сей день мыслю, чтo сочувствовал он упырю.
        И вот студиозус тот бледный на упыря смахивал порядком, в темноте и ошибиться могла бы.
        - А подскажи-ка, где тут некроманты обретаются? - спрашиваю я у парня тощего.
        Тот глянул исподлобья.
        - Тебе зачем?
        Я плечами пожала и грамотку свою от комиссии приемной показала.
        Ух как студиозуса перекосило-то.
        - Наберут всяких… Ну, пошли, что ль.
        ГЛ?ВА 3
        Всю дорогу до корпуса некромантского провожатый мой молчал с упорством редкостным и только сопел с укоризною. Мол, нечего девкам сущеглупым в науку магическую лезть, а тем паче - в некромантию. Я только усмехалась тихомолком. Чай морду кривить - много ума не надо. После поглядим, кому учиться надобно, а кто для Академии негоден.
        Общежитие некромансерское притулилось на самом краю кампуса, и стояло oно посередь настоящего леса. Нет, деревьев в Академии везде имелось в избытке, да и кустов - тоже, да только стригли их все больше, формы диковинные придавая. А тут растут деревья как растут, ветвями могучими переплетаются. Через листву если и проскользнет лучик света, то чудом, не иначе.
        Со стороны глянешь - и мороз по коже.
        Поди чужаки к некромантам если и заглядывают, то редко и без великoй охоты.
        - Вон где мы обретаемся, - кивнул на домину пятиэтажную провожатый мой, да приосанился. Гордился поди без меры этим мрачным обиталищем.
        Тут вспомнила я о махоньком деле. Не одна же я в Академию приехала - Янек свез. И он меня у ворот так и поджидает. Надобно рассказать обо всем и домой отпустить.
        А с сундуками что делать? Через ворота зачарованные вознице никак не пройти, нет в нем дара магического, а приделывать к имуществу своему ноги я точно не умела.
        Спросила у провожатого, как быть. Тот посмеялся да глянул со снисходительностью. Мол, что с дуры взять?
        - Так то главные ворота. А есть и другие. Или ты думаешь, профессора да студиозусы самолично кашеварят, полы моют, да дорожки метут?
        Так я и мыслила, правда, вслух о том решила не говорить.
        - Имеются у нас ворота, через которые и кухарки, и дворники ходят. Ну и прочие какие ещё обыкновенные люди, - поведал студиозус, и на сердце полегчало. Стало быть, сама сундуки не потащу, да и соучеников просить об услуге не придется.
        А то не люблю я на других полагаться да помощь просить.
        В общежитии некромансеров чисто было так, чтo сверкало все, ни пылинки, ни соринки нигде. Вот только тихо и пусто кругом, словно никто и не жил.
        - А где все? - спросила я с растерянностию и озираться по сторонам принялась. Во всей Академии суета да толчея, ещё поди протолкнись, а тут словно вымерли все.
        Пожал студиозус плечами и поглядел этак недоуменно, словно бы сказала я глупость несусветную.
        - Да тут где-то бродят. Вот только народ у нас все больше не шумливый. Да и не то чтоб набирается много. Десяток есть на курсе - и то ладнo.
        А общежитие-то большое, просторное…
        - Перваки на пятом этаже обретаются. Но спервoначала тебе к кастелянше надо. Она все и обскажет, - бросил небрежненько некромант-недоучка и на дверь в конце коридора указал, а после и промеж лопаток пихнул, чтоб шла скоренько.
        Не то чтоб обращение такое мне по сердцу пришлось, а все ж таки деваться некуда. Пошла я к кастелянше.
        Оказалась ей старуха сухопарая, суровая - ну точно как жрец в том храме, куда меня тетка сызмальства водила.
        - Девка, - буркнула она, меня разглядев как следует.
        Я старухе грамотку свою от комиссии приемной подсунула. Девка там или не девка, а теперича тут жить буду, с прочими студиозусами. Кастелянша повздыхала, похмыкала, а все ж таки и ключ достала, и до комнатушки проводила.
        Обиталище мне досталось просторное, на двоих рассчитанное.
        - Туточки будешь жить, - старуха сказала, нахмурясь грозно. - И чтобы ба… мужиков не водила!
        Я молча глаза закатила. Вот только мужиков мне не хватало.
        В комнатенке я огляделась, а после за Янеком отправилась. Надобно было ему обсказать, что дело сладилось и в студиозусы меня приняли. Пусть тетке и матери все передаст. Заодно и сундуки мои следовало в Академию перевезти. Не дело богатой девице купеческого рода без нарядов да колец-сережек жить.
        И вот когда и имущество мое в комнату было доставлено, и сама я платье на свежее переменила, дверь отворилась и застыла на пороге девица с волосами светлыми. Огляделась по-хозяйски и молвит:
        - Дня доброго. Меня Радомилой звать. Я тут жить стану.
        Гляжу я на ту Радомилу и разумею, что на нашем факультете ей уж тoчно не место. Силой от нее так и пыхает, да только навряд ли девице этой хоть одного покойника из могилы поднять удастся.
        - Эльжбета я. А ты разве на некромантии учиться cтанешь?
        Панночка хмыкнула весело и отвечает:
        - Нет. Я на боевую магию поступила. Да вот только меня из общежития выставили и сюда отправили. Чтоб к принцу не подбиралась, стало быть.
        Про принца заслышав, я растерялась совершенно. Потому как ни сном, ни духом.
        - Принц? Какой принц? - переспрашиваю недоуменно.
        А Радомила уже хихикает, потешается.
        - Так наследный. Других-то в нашем королевстве и не водится. Неужто не слышала? Он уже третий год тут обучается на бoевой магии. Правда, злые языки поговаривают, мол, так ничему и не научился. Вот заради принца в Академию панны молодые и рвутся, себя не жалеючи. Какая сама королевой хочет заделаться, кому сродственники на ухо нашептали.
        В королевы, пожалуй, кто только не рвется. Ну, окромя меня. Мне ни муж-принц не потребен, ни корона. И так хорошо живется.
        - ведь Радомила - она из шляхты, сразу видать. Непростая девица - порода проглядывает. Разве что держится навроде тех воителей, что дом градоправителя охраняют, и сама-то худая, жилистая, не как панночки нежные да холеные. Однако, хороша. Подикось, такую принцу за себя взять незазорно.
        - А ты что ж? Тоже в королевы метишь?
        Новая знакомица только головой мотнула.
        - Вот уж нет. Я из Воронецких. Мне их короны без надобности. И ты гляжу не заради принца явилась.
        Ишь ты! Княжна Воронецкая, стало быть. Порода и правда справная. Радомилин прапрадед ещё супротив моего прапрадеда войско водил. Победить не победил, а ведь и не проиграл.
        Ухмыльнулась я.
        - Дался он мне. Да и о венце королевском я не грежу. Я из Лихновских.
        Похмыкала соседушка. ?азъяснений ей уж точно не потребовалось.
        На следующий день после зачисления слухи по Академии ходили один другого занимательней. Больше всех о княжне Воронецкой языками трепали. Ежели самый завидный в королевстве жених - принц наследный, то самой завидной невестой Радомила Воронецкая считалась, да неспроста. Чай принцесса шляхтичу средней руки разве что во сне привидится, да и женишься на королевскoй дочери - бед не оберешься. А вот княжна Воронецкая - дело другое, о такой девице помечтать незазорно. ?дна беда, учиться панночка собралась на факультете боевой магии. Знамо дело, венец королевский примерить возжелала.
        Однако же, нашлась в академии панна, о коей болтали едва ль не поболе, чем о княжне Радомиле. Пожаром лесным пронесся слух, что прибыла из провинции купчиха богатая, да не просто купчиха - из первой гильдии. Вот где знатная добыча для молодого шляхтича, чей род гордыню растерял вместе с богатствами.
        Дочери купеческие в Академию редко когда не стремились. Виданое ли дело - приличной девице на выданье жить в дали от отчего дома да среди стольких мужчин? Тут и до греха недалеко! И даже когда принцу вздумалось наукам учиться, купчихи через ворота зачарованные не устремились. На кой им? Не возьмет наследник трона за себя девицу нешляхетной крови, а в полюбов?ицах, пусть и принцевых, ходить зазорно.
        И тут - на те вам.
        Словом, много велось разговоров о той купчихе.
        И принца новость тоже не обошла.
        Проснуться принц Лех изволил едва не в полдень - прибыл в Академию он за полночь, а после закатил пирушку шумную с друзьями. Друзей тех было трое - и все самолучшие, такие за наследником королевским и в огонь, и в воду бросятся. И каждый крови княжеской, да только не всем троим свезло.
        Юлиуш Свирский да Томаш Сапега - те да, богаты на зависть многим. Воронецким, пожалуй, что и уступят, но и только. А вот у Марека Потоцкого батюшка-покойник при жизни больно кутить любил, невоздержан был и в питии, и в игре. Потому, говорят, и преставился рано - не из-за болезней али драк хмельных, просто родственники на тот свет спровадили, покуда все состояние по ветру не пустил.
        Сам Марек о том не ведал, осиротел он ещё малым дитем. Да только изрядно князь Потоцкий при жизни веселие любил. Так что сынку его единому ох ?ак невесело жилось.
        При дворе Марека держали за ум великий и в друзья принцу Леху едва ль не назначили. Чтобы, дескать, хоть кто-то из товарищей наследниковых основательностью да образованностью отличался.
        А все ж таки на бедность молодому князю кто только не пенял.
        И вот, когда принцевы дружки только-только глаза после попойки ночной продрали, завел разговор Юлиуш Свирский.
        - Мне тут на ухо шепнули, купчиха из провинции в ?кадемии учиться станет, - хитро сверкнул княжич глазом зеленым. Продрать второй глаз сил не хватило. А язык… что язык? Он у пана ясновельмoжного с пеленок был без коcтей.
        Томаш Сапега, родом своим дюже кичившийся, буркнул, что стыд и позор принимать кого попало в Академию за мзду. Сказав то, смолк княжич и больше звуков не издавал. Поди заснул сызнова. А вот князь Потoцкий да сам принц слушали Юлиуша с великим любопытством.
        - Вздумалось ей, видишь ли, магии поучиться. Но тут, мыслю, дело совсем уж обыкновенное. Пока его королевское высочество курс наук не закончит, тут много какие девки крутиться станут, кто с умыслом, кто заради любопытства. И это нам только на руку, - хохотнул княжич Свирский и со стоном на живот перевернулся. - А купчиха, болтают, не простая - из первой гильдии. Мол, богатства безмерного девица, да и отец почил, оставив ее полной хозяйкой над всем состоянием. Так ты бы, друже Марек, пригляделся. Может это счастье твое.
        От слов таких князь Потоцкий ажно сел на постели, да тут же за голову схватился. Похмелье - оно такое, ни быдло, ни шляхту не щадит в равной мере.
        - Чушь опять мелешь, Юлек. Я княжеского рода, в жилах и королевская кровь течет - чтобы я к купчихе сватался?!
        Трепаться княжич Свирский был горазд - и все с шуточками да насмешками, а все ? таки в этот раз гoворил навроде как и серьезно. Кудри рыжие Юлиуш взлохматил, повернулся и на друга поглядел испытующе.
        - Да тут как бы все не из дворни, не гонорись, Марек. Но только состояние-то батюшка промотал? Промотал. Или собираешься на казенное жалованье мага тянуть? Несладкое выйдет житье. Так князю это и не с руки. А тут получишь купчихино приданое - мигом все наладится. ? жена… что жена? Монастырей по весям в великом избытке, в каком-то и примут княгиню Потоцкую, когда от мира устанет.
        Тут ясновельможному Маpеку крыть было нечем. Беден что мышь храмовая и всем о том известно. А жена… и правда ведь избавиться от сироты купеческой не велик труд. Князь он али не князь? И король за него встанет.
        Юлек же продолжал, хихикая:
        - Опять же купчиха, поди, загляденье - пудов шесть живого веса. Этакое счастьице - и не налюбуешься! И рука поди как две моих! Давай-ка сведем знакомство с такой завидной невестой?
        Согласно буркнул в подушку не проспавшийся принц. На том и порешили.
        Всю ночь пан Бучек глаз не смыкал, надеждами cебя теша. Думалось ему, что ежели поселить вместе панну Лихновскую да княжну Воронецкую - обеим придется несладко. Быть может, Академию-то они и не бросят из-за такого сoседства, а все ж на поклон к нему, пану ректору, наперегонки понесутся, только чтоб от врагини избавиться. А что не поладят девицы - то любой поймет. ?ще предки их замириться не могли. Вот будут просить девки вздорные поселить их в разных местах - а пан ректор скажет, что неможно, да злорадно так.
        Однако же, в столовой сидючи во время обеденной трапезы, наблюдал пан Бучек картину преудивительную: умостились панночки на одной скамье и воркуют аки горлицы. Ну ни дать ни взять подружки лучшие. И сияют-то как новехонькие злотые, даже глаза слепит.
        Прoчие прoфессоpа, что о плане пана ректора Воронецкой и Лихновской досадить, не то чтоб наверняка знали, но уж всяко догадывались, тоже опешили. Вида?ое ли дело - купчиха с княжной ужились?! Да не просто ужились, а даже и поладили!
        И одно дело просто купчиха какая и просто шляхтенка, коих в ?оролевстве имеется в великом избытке, а девка из старогo темного колдовского рода и княжна из Воронецких, которые всяческих чернокнижникoв били от века. Пока ещё бить разрешалoсь.
        - Да что же такое деется? - пробормотала под нос пани Квятковская и в тарелку взгляд свой опустила, только чтобы на двух девок тех не глядеть.
        На двух подруженек не только профессора косились, но и студиозусы от наставников нe отставали, и в первую голову принц Лех с друзьями.
        - Гляньте-ка! - вполголоса Юлиуш Свирский к друзьям-товарищам обратился, макушку рыжую почесав. - Я ж до последнего не верил, что поедет Воронецкая в Академию - а вон она сидит.
        Княжну Радомилу Юлек с первого взгляда признал.
        - А ты откудова знаешь ее? - ворчливо Томаш друга спросил, да стакан воды в себя опрокинул. Пятый уже. После ночной попойки выглядел принцев товарищ, что тать лесной - морда опухшая, кудри темные свалялись, еще поди расчеши.
        Сам княжич Сапега дочерь князя Воронецкого прежде ни разу не видел. Не пускал любящий отец радость очей своих дальше родового поместья, а туда не каждый войти мог. Томашу вон гостить в доме Воронецких так ни разу и не довелось.
        - Матушке однажды возжелалось меня с княжной Радомилой сговорить, - промолвил Свирский, да улыбнулся широко, от уха до уха.
        Поглядели на него друзья недоуменно. Прежде-то он об этаком не рассказывал.
        - И чтo? - полюбопытствовал принц Лех.
        Друг его рыжий плечами пожал.
        - Ну и не сговорила. Кто такие Свирские, чтобы за них князь Воронецкий единственную дочку просватал? От ворот поворот дали.
        И видно было, не кручинился развеселый Юлек, что с помолвкой не сладилось.
        - А княгиня Алиция? - совсем уж растерялся Марек.
        Норов Юлековой матери знал он как нельзя лучше.
        - Взъярилась, знамо, - фыркнул княжич Свирский, улыбаясь шире прежнего. - Не привыкла она, чтобы было не по - ейному. На неделю с досады слегла. До сих пор на Воронецких злобу держит. Но боги с нею, с княжной. А вот что за панночка рядом с ней сидит? Я ее у ворот вчера повстречал… Но кто такая - ведать не ведаю.
        А знал Юлиуш Свирcкий, почитай всех на свете, особливо девиц. Ни принц Лех, ни княжич Сапега, ни князь Потоцкий подруженьку кня?ны тоже прежде не встречали.
        Панночка та была, если судить здраво, нехороша, дивно нехороша. Баба ведь какой должна быть? Мягонькой, белолицей, да со взглядом ласковым. А тут что ручка от метлы - тощая, кожа да кости. Такую по постели не поваляешь - потом синяков не оберешься. Лицом смугла, что цыганка, волосом черна, да и взгляд стылый - чисто лед на реке. К такой на кривой козе не подъедешь - как зыркнет исподлобья, так и язык отнимется, и ноги заодно. А смотреть почему-то… все одно хотелось. Юлиуш с чернявой панночки так и вовсе глаз сводил.
        И ведь одета навроде неброско - платьице темненькое скромности великой и застегнуто на меленькие пуговки до самого горла. Тут и ключицы не увидать, о чем-то поболе говорить не приходится. Вот только сметливый Юлек подметил - сукно-то качества отменного, такое ползлотого за аршин потянет, по подолу вышивка неприметная тянется работы преискусной, а пуговки сплошь перламутровые.
        И сидит-то одежонка ладнехонько, поди по девке и шито. Стало быть, небедна. Можно бы и Марека с такой свести. Молодому князю Потоцкому невеста с приданым ой как потребна. Вот только неохота было Юлеку ту галку за друга сватать, ой неохота. Пусть лучше он за купчихой увивается.
        Да и должна быть чернявая панночка не так богата как приезжая купчиха, о которой уж в Академии королевской только ленивый не болтал. Ту особу молва наделила богатствами просто-таки сказочными.
        - Ты бы, твое высочество, сходил здравия Вoронецкой пожелал, - Юлек выпалил. - Чай тебя даже княжна Радомила не завернет. Надо же как-то с девицами знакомиться.
        Всю ночь мы с соседушкой проболтали при свече, про жизнь свою рассказывая да про то, как к наукам колдовским потянуло. Словом, легли, как петухи запели, поднялись только перед обедом, умылись, оделись и трапезничать в столовую отправились.
        Пока шли, на нас только ленивый дырку взглядом не протер. В столовой и того хуже стало. И профессоров перекосило - любо-дорого посмотреть.
        - Поди всю ночь гадали, ты меня первая подушкой душить станешь али я тебя, - промолвила я тишком соседке.
        Та со смеху и покатилася.
        - ?азочаровали мы их поди, - совсем уж развеселилась Радомила.
        Взяли мы снеди, за столом устроились, и принялась я тихомолком озираться. Пусть в королевы и не метила, а все ж таки поглядеть на принца хотелось. Потом хоть тетке обскажу.
        - А который тут наследник-то? - у княжны спрашиваю. Ей-то всяко известно.
        Она украдкой кивнула в сторону стола неподалеку. И сидели за тем столом четверо молодцев. Два волосом белы, один черняв, а последний - рыжий, что лис. Более ничего о панах тех сказать я не могла, поскольку физиономии шляхетные опухли преизрядно. Поди после ночи хмельной. И рубахи-то у всех мятые…
        - Белявый, тот у которого волосы подлинней.
        Поглядела я на наследника престола попристальней.
        - Хорош? - со смешком Радомила спрашивает.
        - Как наш градоправитель после недельных гуляний, - отвечаю.
        Чаяла я, что поесть удастся спокойно и к себе уйти, да только кто-то дернул и принца, и дружков его подняться и к нам направиться.
        Соседушку ажно передернуло.
        - Вон тот, что волосом ружий, мне в женихи метил, - шепнула она. И сразу видно, не по сердцу княжне Воронецкой то женихание пришлось.
        А ведь именно этот ружий вчeра у ворот меня встречал! Токмо прошлым днем выглядел принцев друг поприличней.
        - Здрава буди, княжна ?адомила, - к соседке моей принц обратился. На нее смотрел, но и на меня украдкoй поглядывал.
        Перегаром дохнуло знатным от наследника королевского.
        И пусть по взгляду княжны я понимала, что желала бы она принца отправить куда подальше, а все ж таки шляхетной панночке такое неможно. Пришлось зубы стиснуть и наследника престола приветствовать, пусть и без охоты.
        - И тебе не хворать, твое высочество, - соседушка отозвалась, да этак с прохладцей.
        На принцевых друзей, что из-за спины его выглядывали, княжна лишний раз и не посмотрела. Только губы недовольно поджимала, да морщилась украдкой.
        - Гляжу, не обманули слухи, и правда единственная дочка князя Яромира Воронецкого решила в Академии учиться. Да не где-нибудь, на факультeте боевой магии. Не для девицы дело, что же тебе оно по сердцу?
        ?адомила подбородок вверх задрала, да молвит:
        - Меч в руке лежит хорошо.
        И ведь не обманула. Ночью показала мне княжна меч родовой - и правда в ладони ее лежал как влитой. А ведь тяжелый, я сама проверяла. У меня тоже свой меч имелся, но полегче.
        Женишок несостоявшийся за спиной принца закашлялся и губами зашевелил. И подумалось мне, пропойца рыжий богов благодарил, что помолвка не удалась. С пониманием, стало быть. Радомила Воронецкая не такова, чтоб ее на женской половине заперли.
        Принц же улыбнулся вымученно и спрашивает:
        - А знакомицу твою вот знать не довелось. Не представишь?
        И с чего на мою повинную голову - и такая милость?!
        Княжна на меня покосилась да плечами пожала.
        - Эльжбетой Лихновской кличут.
        Больше ничего соседушка и не промолвила. Застыла каменной статуей.
        Замялся принц, подрастерялся. Да и друзья его не лучше - стоят, глазами соловыми хлопают.
        - Не слышал я про шляхетный род Лихновских, - наследник престола говорит.
        Подняла я на него взгляд и отвечаю как ни в чем не бывало:
        - ? я рода купеческого.
        И тут вот странное дело - принялись молодцы переглядываться да пересмеиваться. Все. Окромя рыжего. С чего развеселились - ума не приложу.
        - А где ж вы, панночка Эльжбета, учиться собрались? - продолжил принц расспрашивать с улыбочкой насмешливой.
        Не понравилось мне сие, ибо подозрительным показалось.
        - Некромантия.
        Тут уж закашлялись все четверо молодцев разом. А потом второго белявого по спине похлопали, будто утешали. Утешали-то утешали, а при этом и гогочут. Почему-то. А тот, что в женихи Радомиле метил, он как будто усмехался в облегчением.
        - Экая вы, панночка… оригинальная, - после молчания неловкого принц сказал. - Девица - да магии смерти учится. Почитай таких и не было никогда.
        Поглядела я принцу Леху прямо в глаза - тот назад и отшагнул.
        - Много таких бывало. Просто до Академии не доезжали.
        По нонешним временами некромантов, конечно, уже на костер не тащили и даже, подчас, с великим пиететом относились к ним, а все ж таки наделенные даром этим себя прочим магам являть без надобности не спешили. Передавали знания предков детям своим, учили так, как пращуры завещали.
        - Ну, мы пойдем тогда, что ли… - пpобормотал принц, и вся честная компания от стола нашего отошла.
        Гоготать в голос принцевы друзьям начали, уже когда из столовой вышли.
        - Вот вечно у тебя, Юлек, все не как у людей, - сквозь смех Свирскому пенял молодой князь Потоцкий. - Ты на ком женить меня хотел? Али обиду какую держишь?!
        Юлиуш отмахивался, да отфыркивался. А лицом - ажно сияет, будто радостную весть ему принесли.
        - Да кто ж знал, что заместо купчихи добропорядочной этакая галка залетит?! - взялся Юлек оправдываться, да только так, будто и вины за собой не чуял. - Я ж как думал - девка как девка, а тут всамделишная ведьма! И глазища-то, видать, от колдовства выцвели - сглазит и не поморщится.
        Тут принц призадумался.
        - Лихновская… Где-то слышал я фамилию эту. А где - ума не приложу!
        ГЛАВА 4
        - И чего это с ними такое случилось? - спросила я соседушку, в cпину принцеву глядя. Недоумению моему предела не было.
        Пожала Радомила плечами и усмехнулась кривовато, со смыслом.
        - А кто их разберет? Может, не проспались после попойки. Батюшка говорит - принц тот ещё гуляка. И товарищи ему под стать.
        Ну, может, так оно и есть… И все равно вели себя панове шляхетные престранно. Или перед обедом тоже на грудь приняли - с того и развеселились на ровном месте?
        - А чем тебе тот рыжий не жених? - спрашиваю я между делом.
        Навроде как пан родовитый на зависть, других-то в друзья к наследнику не пустят. Мужчина как мужчина - две руки, две ноги, голова. Уродом не назвать. ? шляхта завсегда женится по сговору.
        - Свирский? - прыснула княжна и глаза закатила. - Вот уж нет! Дурной, бессовестный и при принце постоянно. Нужен он мне такой как телеге пятое колесо. Пусть другую невестушку ищет. Не по сверчку шесток.
        Оглядела я «шесток», и подумалось, что сверчкам тут может и вовсе не светить. Но уж не мне пенять на переборчивость княжны Воронецкой. Чай и сама не рвусь за первого встречного. Пусть даже и князь. Видала уже тех князей - на всю жизнь хватит с избытком.
        - И чем плох? - любопытствую. - Вроде не кривой, не косой…
        Покивала Радомила и вздохнула, да устало так, будто не первый раз ей про жениха незадачливого рассказывать приходится. В пору и смутиться было из-за любопытства своего, но деликатничать я не стала, не в моем то характере.
        Да с княжной мы и не о таком ночью разговоры вели. В конце концов, Лихновские да Воронецкие - всяко есть, что вспомнить.
        - И даже не беден как Потоцкий. Тот-то гол как сокол, батюшка еще поиздержался так, что едва по миру не пошли. А матушка как овдовела - легче не стало, хозяйством управляет из рук во? плохо. Да и молодой князь состоянием семейное не преумножил.
        Зародилось у меня пoдозрением, с чего это принц меня расспрашивал. Чай бедность находит окорот на любой гонор.
        - Свирский, конечно, не урод. И даже не беден. Словом, для кого-то Юлиуш Свирский - муж самолучший. Вот только скользкий да увертливый - чисто гадюка под рогатиной. А только не люблю я таких - больно хитрых. По доброй волен не пойду за негo.
        Пoкачала я головой да запомнила. К хитрым у меня самой душа не лежала.
        Опосля обеда мы в общежитие воротились, и тогда я с соучениками впервые и увиделась. Они только-только из комнат выбираться начали. Сонные, на солнцe щурятся - ну чисто нетопыри. На нас глядят, глазами мутными лупают. И тощие все как один словно палки.
        Почти все.
        - ? вы чьих будете? - один из молодцев спрашивает. Был он не в пример прочим телом обилен и румян что яблочко наливное. И такие, выходит, некромансеры бывают.
        Вздохнула я с досадой и отвечаю:
        - Учусь я с вами. Некромантка. А ее вон подселили. С нами будет жить.
        В коридoр выбрался аккурат десятoк сонных парней и все они от слов моих обомлели.
        - Дожили. Бабы на некромантии, - проворчал кто-то, да высовываться, чтобы в глаза мне слова свои пoвторить, не стал.
        Толстяк рукой махнул этак безнадежно. Мол все, ловить тута больше нечего.
        Вперед выступил парень тощий, белявый и лицом бледный что твой покойник, даже щеки - и те ввалились как у мертвеца. И глаза - как крючки рыболовные, коли раз зацепят, уже и не вырвешься. Словом, по нраву мне такой товарищ в учебе пришелся. Нашей породы.
        - Как звать-величать, девицы? - к нам молодец обратился и улыбнулся этак кривовато.
        Я чиниться не стала.
        - Эльжбета Лихновская.
        Соученики покивали и свои имена назвали. По лицам ясно стало, что и они ничего про Лихновских не ведают. Наверное, и к лучшему то, что слава рода моегo в столице уже быльем поросла.
        - Княжна Радомила Воронецкая, - соседка моя говорит, подбоченившись. - Я с боевой магии.
        Княжна вызвала на сонных физиях студиозусов интерес живой, однако, ненадолго, да и не настолько он был живым, чтобы соученики мои кинулись знакомиться наперебой со шляхтенкой. Напротив, держались так, будто нет и не может им быть дела до всяческих там княжон.
        - А здесь девиц кроме нас нет, что ли? - спросила вполголоса Радомила, на расходящихся некромансеров глядя.
        Я пожала плечами, подвоха не почуяв.
        - Не знаю. Может, и нет больше. Уж некромантию изучать панночки точно не рвутся.
        Похмыкала княжна недовольно.
        - Непорядок. Чтобы две девицы - и среди мужчин. Был бы десяток - дело иное.
        Хохотнула я.
        - А раньше ты о чем думала? Или на боевой магии сплошь все девицы учатся?
        Княжна Воронецкая зарделась да руками развела.
        - Ну мне говорили, девицы на своей части этажа жить должны и туда мужчинам хода нет, - пробормотала она в смущении и вздохнула. - ? оно вона как. Да я и не мыслила даже, что мне в общежитии факультета бoевой магии жить дозволят. К принцу-то, знамо дело, близко не допустят.
        Я хитро ухмыльнулась и говорю:
        - А чего ты испереживалась по поводу парней здешних? Не отобьешься, что ли? Али молвы дурной испугалась?
        Соседка глаза закатила.
        - От этих сдыхотей? А ведь отобьюсь. Только не хотелось бы, чтоб отбиваться пришлось. А молва… и так болтать станут - княжна Воронецкая, да магии учиться собралась. И боевoй к тому же!
        Хлопнула я ?адомилу по плечу и к нашей комнате повела.
        - Пан ректор наш, конечно, тот ещё жук майский, а все ж таки не дурак. У здешних студиозусов мысли о глупостях если и появятся, то годка через три. А там уже ума наберутся, лапы тянуть не станут.
        Поглядела княжна недоуменно. Уж ей ли при таком количестве братьев не знать про дурь мужскую.
        - А чего так?
        Я фыркнула. Вот много чего о магии ведает ?адомила, а только кой-чего ей не открыто.
        - Так некромантия - сиречь магия смерти. А когда молодцы баб по постели катают - это самая что ни на есть жизнь. Не сочетается. Когда некромант только в силу входит, ему ничего не хочется. Разве что спать и есть.
        Радомила слушала внимательно, а верить все же не спешила.
        - А тебе откуда известно?
        Любит, стало быть, все вызнавать. Качество пoхвальное.
        - Батюшка обсказывал, пока жив был, как оно бывает, чтобы детям своим передала. Некромансеры дар принимают тяжело, сложно живому со смертью ладить. Так что не изволь беспокоиться, им сейчас не до того.
        Вошли мы в комнату, и княжна за собой дверь притворила, да тихо так, аккуратно, чтобы никакого шума.
        - А ты, стало быть, тоже дар принимаешь тяжело?
        И говорит этак с недоверием.
        Ну да, парни-то умученные - то ли силой колдовской, то ли дурью какой, ещё поди пойми, а я даром, что тощая как кляча лядащая, а вид имею здоровехонький, даже румянец цветет. Так и не скажешь, что дар иссушает.
        - А похоже, что ли? - усмехаюсь.
        Покачала головой Рaдомила.
        - И близко нет. То-то и дивлюсь.
        Уселась соседка на свою постель и уставилась - мол, продолжай. Секрета тут никакого не было, так и почему же не рассказать?
        - Лихновские завсегда на женщинах держались, - фыркнула я, превосходства своего не скрывая. - Кто про породу нашу помнит, те все больше про прапрадеда Константина говорят. Кто же про Кощея сказок во младенчестве ни слыхал? Все про него знают. Не все уже ведают, правда, что Лихновский он. ? вoт про Деву Моровую, что в столицу и вошла и невозбранно из нее вышла, уже и слыхом не слыхивали. Оно и верно, прабабка Марыся была страсть как сильна, чуть всю рать королевскую не заборола. Поэтому народец-то и позабыл о Моровой деве. Даже из летописей официальных ее вымаpали.
        Уселась и я на постель да прямо в глаза соседке глянула.
        - Бабы в роду нашем колдуют как дышат. Без прeпон. И дар принимаем безо всяких затруднений.
        Вздохнула княжна и молвит:
        - Это хорошо, что я с тобой задружиться надумала. Враждовать было бы накладно.
        Ухмылка на лице моем сама собой расцвела.
        - ? то!
        К вечеру осенило. Да не принца, а Марека Потоцкого. Все у него купчиха светлоглазая из головы не шла. Уж больно приметная была, да и приданое ее… Не то чтобы молодой князь так уж сильно возмечтал на себя роль мужа девицы-некромантки примерить, а только мысли о состоянии ее преогромном из головы никак не шли.
        Можно было бы поместье подновить, и девчонок замуж повыдавать. Куда сестрам замуж-то без приданого? Это он сам, Марек, еще сгодится в супруги - чай цельный князь, а титулы на улице не валяются. А княжон кто из дома на свадебных возках свезет, коль сундуки пусты?
        Вот и вспомнилось внезапно князю Потоцкому после раздумий долгих и нерадостных…
        Замер он посреди дорожки парковой, где гуляли принц с друзьями ввечеру и девицам подмигивали, и воскликнул пораженно:
        - Кощей!
        Спервоначалу никто и не уразумел, чего это Мареку вздумалось злых колдунов из сказок детских поминать. Юлек первым докумекал. Он вообще сообразительный был прочим на зависть.
        - Мать честная… Кощей же! Из он Лихновских был! - за голову рыжую Свирский схватился.
        Именно в этот момент князь Потоцкий начал подозревать, что Юлек ему кто угодно, но точно не друг. Так и не каждый враг невестушку выберет.
        Принцу и Томашу обсказывали про Линхновских на два голоса, друг друга перебивая и в подробностях путаясь. Не то чтобы много нашлось в памяти молодых шляхтичей тех подробностeй, да и родом они были все больше из сказок детcких, коими няньки чад господских озорничать отучали.
        - И что же, Кощеевы сродственники до сих пор… живые есть? - оробело пробормотал Томаш, друзей выслушав.
        В голове его то не укладывалось. Как такое может быть, чтобы кто-то против короля пошел - и опосля того род его под корень не вырезали?
        Принц глаза закатил да Сапегу в плечо пихнул, над недогадливостью княжича потешаясь. Придумал - под корень темный род изводить. Опосля этакого подвига кровавыми слезами умоешься, а следом и дети твои, и внуки.
        - Скажешь тоже… Кто некроманта сильного убивать возьмется? Да чтобы со всем родом? Он пoсле смерти лютой только мощи наберется. И вот тогда с ним уже не договоришься, - пробормотал прин Лех и вздохнул тяжело. - Нет уж, живой некромант - он всяко лучше. ?го, в конце концов, купить можно или еще как задобрить.
        Неспокойно у королевского наследника на душе стало. И думать о чернявой светлоглазой панночке стало откровенно неприятно - а ну как и правда вспомнит однажды о подвигах пращуров?
        - Какие деньжища пропадают, - тяжко вздохнул Юлек и князя Потоцкого этак сочувственно по спине похлопал. ? сам улыбается предовольно. - Ничего, Марек, мы тебе кого потише найдем… Лихновскую в дом тащить - это же беду зазывать!
        Утром пан Невядомский, декан факультета некромантии, новеньких в аудитории собрал и оглядел пополнение с гордостью. ?жно тринадцать душ! Порядком набралось новых студиозусов и число какое хорошее.
        Дюжина молодцев - бледноваты, худоваты и позевывают. Окромя одного - что телом обилен. Поди дар невелик, не высушил до костей еще. И тринадцатой сидит на скамье панна Эльжбета Лихновская. Тоже позевывает - не выспалась поди. Оно и немудрено, девки горазды ночь напролет лясы точить.
        Просчитался пан ректор, поладила княжна Воронецкая с панночкой Лихновской.
        - Утро доброе, студиозусы, - гаркнул пан декан.
        С последней парты донесся стон мученический.
        На первой буркнули «А это кому как».
        В целом же, поросль молодая на древе науки глядела неласково и ничего доброго главе факультета никак не желала.
        «Хороши студиозусы», - похмыкал про себя пан Невядомский.
        Среди некромансеров добрые да покладистые долго не тянут. Тут только упорные да вредные сгодятся.
        - Сегодня вы ступаете на тернистый путь…
        Очередной стон с последней парты. Громче прежнего. Но хотя бы промолчал. Стало быть, с пониманием недоросль.
        Полчаса для порядку стращал пополнение некромансерское декан, рассказывая, какие ужасы ждут их на пути к вершинам мастерства магического. Студиoзусы внимали, хотя по глазам их пан Невядомский уже и так сказать мог, что про ужасы они сами поведают многое, да тaкое, что поседеть впору.
        Долг наставнический выполнив, достопочтенный магистр первокурсников в библиотеку за учебниками отправил, а после похмыкал, руки потирая. Ночь - oна близко, вот тогда и посмотрит он, чего ученики новые стоят.
        ?кадемия в столице стояла на отшибе, на бывших землях князей Свирских, и было тому причин множество. К примеру, требовалось магам молодым силушку показать, а при том мнoго чего моглo случиться, вот и построили заведение учебное в месте тихом и удаленном. Да и почудить студиозусы горазды были. Таких к прочим людям пускать не следовало.
        Имелся у Академии и погост собственный. Злые языки поговаривали, там студиозусов негодящих хоронят тишком, чтобы обыватели о том не проведали. Горазд народ поболтать.
        Хоронили там профессор с большим почетом, но то лишь изредка. На погосте все больше пристанище находили людишки безродные, до которых больше никому и дела не было. А после на тех покойниках некроманты уменья оттачивали.
        Вот на погост тот и повел пан Невядомский после заката пополнение молодое. Способности - дело од?о, а без практики все ж таки никуда.
        Многое за жизнь долгую почтенный магистр успел повидать. Поступил как-то в Академию молодец силы великой, дар из него так и хлестал - бери только и учи. А как труп всамделишный увидал, так и вывернуло студиозуса на изнанку да не единожды. И ведь покойник был аккуратный, на леднике лежал - картинка, не покойник. Когда же пришлось могилу вскрывать, молодец тот и вовсе чувств лишился и на землю упал едва не замертво. Ну чисто девица крови шляхетной, что мыша узрела.
        Как себя панночка Эльжбета на кладбище покажет, было для пана магистра любопытней всего.
        Лихновская - это, конечно, хорошо, а все ж таки девка - она девка и есть. И вот девок уму-разуму учить пану Невядомскому прежде не доводилось и как иметь с ними дело магистр достопочтенный не ведал. Нет, что делать с девкой обычной, он представлял, но девка-некромант - это зверь неведомый.
        Студиозусы факультета некромантии к заходу солнца взбодрились, встрепенулись и почти на живых людей походить начали.
        Что с младшекурсников взять? Пока что не они даром командуют - дар ими. Поутру таких бедолажных с нежитью можно перепутать. Да они к нежити покамест и близки, пробуждаются - с заходом солнца, и осмысленности до заката ждать от них пустое. В себя тянут все больше мясо и то с кровью, толком не прожаренное. Жрут что мертвецы неупокоенные, а все не в коня корм. Кто-то через два года с даром уживется, но это те, кто силы большой, остальные же на людей через три годка потянут, не ранее.
        А вот панна Лих?овская - та хороша, с силой уже сжилась, цветет как чертополох на могиле, и было сие любопытсвенно.
        ?глядел пан декан собравшихся студиозусов, что скалились довольно и даже как-то… кровожадно, да на погост и погнал. ?ни и понеслись рысью, кто-то даже носом тянул - чисто зверье лесное. Этаких магистр особого внимания удостоил. Самые сильные… Но в них и человечьего осталось поменьше, чем в прочих. Чудить могут начать, пригляд нужон.
        - А теперь студиозусы, будете вы наблюдать простейший ритуал - сиречь, подъятие на крови, - провозгласил пан Невядомский, ножичек ритуальный из-за пояса вытащил да палец кончиком проколол.
        Выступила капля крови малая - магистр ее на домовину смахнул и опосля слова колдовские молвил. То даже не кoлдовство настоящее - баловство только. Одного мертвяка разве что удастся таким манером пробудить, да и тот едва шевелиться начнет.
        Внезапно содрогнулась земля под ногами.
        И понял магистр многоопытный, что то не один покойник ото сна последнего проснулcя. Как бы не все разом пробудилися… И уж вялыми их точно назвать язык не повернется.
        Первой до дерева метнулась кошкой перепуганной панна Лихновская и вверх полезла, затем - сам декан. Третьим кинулся студиозус пухлый, под которым ветки потоньше захрустели жалобно.
        Прочая молодая поросль была не столь шустра, но все вовремя успели убежище найти.
        - А чего это вы, пан декан, от нежити прятаться начали? - с укорoм спросил студиозус, телом обильный, у достопочтенного магистра. Тот крякнул с досадой.
        Ответила панночка Эльжбета после вздоха недовольного:
        - Потому что некромантия - суть магия по большей части ритуальная. К ней готовиться надо. Обычно.
        В том-то была и беда. Некромансеры обычно ходят и с ножами серебряными, и с солью, и с травами… Да что только с собой брать не приходится. А пан Невядомский размяк, расслабился. Кампус же. Что тут может случиться? А поди ж ты! Случилось!
        Земля трястись продолжила, а после могилы полопались - словно куколки раскрылась. И полезли наружу ну такие «бабочки», что отворотясь не насмотришься. К мертвякам пан Невядомский испытывал пиетет великий, вот только если они на привязи колдовской сидели.
        «И что за напасть?» - причитал про себя декан некромансерский.
        Делал он все так же, как и много лет до того, ни с ?ровью не переборщил, ни в словах не ошибся. Так что на этот-то раз стряслось?! Покосился он на панночку Лихновскую, та на ветке соседней сидела. Неужто она решила волю силе дать?
        Да навроде нет. Да и зачем бы ей шалить? Сидит, глазами хлопает. Напугана не особливо, а вот изумлена до крайности. Поди, тоже не смыслит, что случиться могло.
        Вот и пан Невядомский пребывал в недоумении великом.
        Разве что только… ещё обряд проводили на погосте? Ежели кто-то собрался творить сильное колдовство, то и малой капли крови, не ко времени пролитой, хватило бы для этакого беспорядка.
        «Да нет. Глупости. Никто же не брал в деканате разрешение», - от мысли той отмахнулся пан декан.
        А мертвяков собралось тем временем в великом множестве - десятка три, не меньше. И все шустрые такие да бодрые, просто на загляденье. Были бы. Если бы над ними пан декан власть имел. Но пробудились по?ойники от сна последнего не по его воле, и не ему приказы отдавать.
        - И что теперича делать? - жалостливо пробормотал студиозус телом обильный.
        На него нежить восставшая поглядывала с особливым интересом. Он и поживей прочих был, и мяса поболе. Студиозус то чувствовал да опасливо ежился.
        Прочие некромансеры будущие аппетит в беспокойниках пробу?дали куда как меньший.
        - Рассвета ждать. Ну или на помощь звать, - с неохотой промашку свою пан декан признал.
        Постарел магистр Невядомский, расслабился. Можно было и грубо супротив мертвецов восставших сработать, одной только силой сырой… Да только тогда все может худо обернуться. Этих-то покойников положишь… А кого другого поднимешь ненароком? И хорошо, коль прямо сейчас! А ежели только заворочается в подземной колыбели тварь немертвая, чтобы наружу вырваться спустя десяток лет?
        Некромантская сила - она как меч, который прямо за лезвие держишь.
        Поглядели студиозусы на главу факультета. Он все тринадцать взглядов на себе почуял. Вот же воронье.
        - Не хочу до рассвета ждать, - пробормотал кто-то. Кто именно - в темноте не разглядеть да и не велика важность. Потому как ждать всем было не по нутру.
        И завопили молодые некромансеры на тринадцать голосов. Даже панна Лихновская молчать не стала. Видно и ей на ветке не шибко понравилось.
        Не ждал Тадеуш Патрикович, что кто-то на зов о помощи откликнется - неблизко погост от корпусов жилых был. Однако, пришла подмога. Вот только декан некромантов не шибко и обрадовался. Уж лучше бы на ветке до рассвета просидели.
        Сам пан Круковский явился, да не один - с третьим курсом в полном составе. Как узрели добры молодцы нежить, что из могил повылезала, помянули и покойников, и некромантов словом бранным, а опосля мечи повытаскивали и мертвяков в капусту порубили, а после подожгли трупы от греха подальше.
        С тоской глядел на студиозусов бравых пан Невядомский. Коллега его был на диво памятливый и к декану некромантов чувств теплых не испытывал. Наверняка лет десять поминать ночь эту станет.
        И молодцы его ржут что жеребцы. Глядят на некромансеров, что на деревья как галки расселись, - и гогочут бессовестно. Не лень им над чужой бедой потешаться.
        - Слезайте уж, чего там, - со смешком пан Круковский говорит и бороду свою окладистую поглаживает.
        Давненько ?е бывало магистру Невядомс?ому настолько неловко. И принц Лех тут как тут, глядит, ухмыляется.
        Не по нутру был Тадеушу Патриковичу наследничек корoлевский, ой не по нутру. Но куда деваться - и улыбаться приходится, и кланяться.
        - И как же вы тут оказалися? - спросил глава некромантов, чтобы только сказать что-то.
        Ведь и так понятно - вывел Круковский третьекурнисников силушкой помериться да дурь спустить. А дури-то в избытке, вот до ночи и провозились!
        Улыбочка декана факультета магии боевой стала еще гаже.
        - Да вот пришли на полигон поразмяться и жирок согнать, а тут слышим, голосит кто-то «Поможите! Помо?ите!». Ну мы покумекали - и пошли помогать.
        Тут уж подопечные Круковского в голос захохотали все как один, себя не сдер?ивая. ? некромантам и крыть было нечем. Опростоволосились так опростоволосились. И ведь не станут спасители помалкивать - ославят на всю Академию.
        «И все ? таки что случилося?» - недоумевал пан Невядомский, подгоняя учеников своих в сторону общежития.
        Как ни крути, а престранно все вышло.
        ГЛАВ? 5
        Когда я к себе возвратилася, как раз рассвет занимался, горизонт позолотив тонкою ниточкой. ?адомила уже успела и десятый сон досмотреть, и дo двадцатого добратьcя. Ажно завидно стало. Я-то полночи на дереве прокуковала, на нежить бушующую глядючи. Как вспомню - так досада берет. Никогда прежде такого со мной не случалось! Не столько из-за силы родовой, что в жилах бурлила, сколько из-за того, что хватало у меня ума не влезать куда не следует. И меч с лезвием серебряным ведь с собой как назло не взяла!
        Был у меня меч свой, под мою руку скованный, легкий что перышко и поострей чем язык тетки Ганны. Да только не мыслила я, на встречу с деканом собираясь, что может случиться может этакое.
        Хотя ну взяла бы я с собой верный меч? И что с того? Уж столько мертвяков повылазило - одной мечом не порубить.
        Хорошо еще, декан боевой магии своих подопечных размяться вывел. А то бы так до утра самого и просидели аки совы на ветках, друг с другом переглядываясь.
        Но позора поди не оберемся теперь. Кажись, не особливо ладят промеж собой наш декан с паном Круковским. Стало быть, болтать про неудачу станут.
        Вот только как же так все обернулося на погосте?
        Не стал бы наш декан новыми студиозусами заради шутки глупой рисковать. Собой - тем паче. Не задумывал этакого конфуза пан Невядомский и даже не ожидал, иначе бы получше подготовился.
        Как тихо я ни ступала, а Радомилу все ж таки потревожила. Слух у нее что у лисы был.
        - А… Явилась, - пробормотала в подушку княжна да одеяло на голову скоренько натянула.
        Крепкий у соседушки сон, всем на зависть. Поди и совесть чиста.
        Княжна Воронецкая прямой была, честной, правду-матку рубила безо всякого стеснения. То Радке труда не составляла да и бед не приносило, ибо кто же ей осмелится окорот дать?
        - Явилась-явилась, - говорю в ответ и одежу перепачканную с себя стаскиваю.
        Изгваздалась знатно, да и в косе вон сучки да листья запутались. Чисто чучело огородное - не панночка благовоспитанная.
        Спать хотелось изрядно, а вымыться все ж таки больше. Непривычная я была к грязи. Так что взяла полотенца, мыло, мочалку и в подвал пошла. Там мыльня некромантская находилась.
        Было в ней пусто, никому окромя меня помыться спозаранку в голову не пришло. Ну так с мужчин и брать нечего. Эти-то хорошо если раз в неделю сполоснутся.
        В коридорчике малом направо вела дверь, на коей написали кривовато «девки», слева, стало быть, «мужики». Пошла я, не думая, направо. Попала в предбанник, одежонку свою скинула, да на лавку сложила аккуратненько. Подхватила с пола ковшик да шайку. Были они чистенькими, что радовало немало.
        Зашла в парную в чем мать родила, воздух теплый по коже заскользил. А парная оказалась вовсе и не парная - была в ней ванна каменная в полу, да такая просторная, что хоть плавай. И на стеночке поодаль краники малые да табуреты рядком.
        Пошла я спервоначала к краникам, омылась, кожу мочалом так натерла, что порозовела она, а уже после ополоснулася и в ванну опустилась. Любила я в воде теплой понежиться, а тут такое роскошество. Как удержаться?
        Придремала, голову на бортик опустив. И тут вдруг слышу - дверь отворилась.
        Оборачиваюсь резко - а там парень в чем мать родила, тощий, мосластый и высокий как колокольня. И прежде я того парня не видала. Застыл на пoроге, на меня пялится, охальник, взгляд и не думает отводить.
        Ну я на него тоже зыркнула. Да так, что вылетел наглец из мыльни на ногах подгибающихся.
        Прошлым днем довелось Леславу Калете слыхать от прочих студиозусов, дескать, учится теперь на их факультете девка сословия купеческого. Но слыхать одно, а видеть cобственными глазами - другое. Тем более, видеть ту девку нагишом.
        С самого основания ?кадемии магической повелось, что в каждом общежитии две мыльни имелось - одна для мужеска полу, другая же для девиц. Вот только не на каждом факультете те девицы появлялись. У некромантов так отродясь девок не было. Девок не было - а мыльня для них была.
        Обычно пользоваться ей студиoзусы не спешили. Табличка-то на двери - вон она, могут и застыдить, и обcмеять. Да только завсегда находились и те, кому не было дела дo шуток глупых. Пусть хоть мозоли на языках натрут. ?лавное, что помыться можно, локтями с сотоварищами не толкаясь.
        Вот Леслав к бабской мыльне еще с первого курса и пристрастился, в любое время в нее шел. И тут на те - девка голая взаправду. В ванне cидит. Обернулась, глянула через плечо эта? с прохладцей… Ну хоть бы завизжала для порядку! ?н нет!
        А Калета пожалел от всей души, что уже на четвертом курсе, а не на первом, когда девичья живая плоть привлекает не больше мертвой.
        Как наружу выскочил, Леслав и не помнил толком. Да не только из парной, но даже из предбанника. Потом охолонул малость, за одежей вернулся и уже в мужескую мыльню перешел. Кончилась вольница, пора привыкать.
        И ведь казалось бы что с того - девка и девка. Что он голых девок в жизни не видел? А только стоило некромантке новоявленной глазами светлыми на Леслава зыркнуть, как его озноб охватил и такая слабость накатила… Сколько бы он в теплой воде ни отмокал, все ещё от холода трясся.
        Выйдя из мыльни, еще пару часов студиозус Калета терпел, а потом к целителю отправился. Тот был мужчиной основательным, опытным, поглядел он на некромансера молодого, языком поцокал, повздыхал и говорит:
        - А тебя, студиозус, сглазили.
        Много чего случалось в жизни с Леславом, а вот такого - ни разу. Сглаз, конечно, дело совершенно обыкновенное, рядовое, кто только не зыркнет недобро. Да только везло прежде Калете, не случалося с ним этакой напасти. Поэтому обомлел он и спрашивает:
        - Как?!
        Целитель только руками развел.
        - Качествен?о и с душой.
        И так с душой, что тот сглаз ажно до вечера с Леслава снимал, проклятиями сыпля направо и налево. Уж больно крепко впилось в некромансера подхваченное ненароком проклятье.
        А Калета вздыхал изредка и помалкивал. Знал он, кто его так душевно сглазил, ох знал. Девка в мыльне. Очи светлые, поди, от колдовства выцветшие, ой какими недобрыми были.
        «Как есть ведьма», - подумал Леслав и решил, что с девкой той надо быть настороже. У кого глаз дурной - того злить не след.
        Декану Невядомскому что ноченькой было не до отдыха, что утром не полегчало. С погоста он отправился прямиком будить пана ректоpа. Потребно было и о беде ночной рассказать… и сделать это прежде, чем Круковский на смех поднимет. Уж больно Тадеуш Патрикович имя свое доброе ценил да уважение, коим среди прочих профессоров пользовался.
        Магистр Бучек побудке ранней нисколько не обрадовался и коллегу встретил неласково и словами недобрыми, однако, выслушав декана некромантского, гневаться передумал. Поскольку такие недобрые вести сообщать надобного незамедлительно, пока хуже не стало.
        - Так может, Лихновская наведьмачила? - осведомился пан Бучек, поверх исподнего халат теплый натягивая. Понял ректор, что не до сна уже.
        Нeвядомский головой покачал. О том, что во всем панна Эльжбета может быть повинна, он уже думал и так, и этак. Вот только все не то.
        - Не она. Почуял бы я. Не Лихновская. И с чего бы такому твориться на погосте, который я до последнего камешка знаю? Спервоначала подумал, кто-то ещё обряд близехонько проводил, да только кого ни расспрашивал - никто такого не творил. Недоброе дело, Казимир Габрисович, разобраться надо бы!
        Ректор помаргивал сонно, но кивал на каждое слово магистра Невядомского.
        - Верно ты говоришь, Тадеуш Патрикович. Верно. Надо бы бдительность удвоить. Как-никак наследник у нас тут обучается. Случись что, стыда не оберемся!
        И его величество по головке не погладит. Поскольку вольница в Академии - это одно, а вот безопасность принца - совсем другое.
        После помывки в сон не тянуло вообще, и задумала я пойти трапезничать. Благо, Радомила уже поднялася, косу переплела и тоже в столовую отправиться собиралась. С соседушкой оно все как-то веселей. Мы с нею, конечно, день и нoчь - что мастью, что силой магической, а сошлись хорошо, всем на зависть.
        - Ночка выдалась веселой? - осведомилася княжна, когда я только в комнату нашу из мыльни воротилася.
        - ?й, лучше и не спрашивай, - отвечаю я со вздохом тяжким. - Опростоволосились так опростоволосились. Поди сегодня вся Академия животики надорвет.
        Что случилось на погосте местном, я Радомиле по дороге в столовую в красках обсказала. Посмеялась она от души, но то сперва. А после насторожилась, подобралась вся.
        - Недоброе стряслось, Эля, ой недоброе, - покачала головой соседушка. - Пан Невядомский - магистр опытный, обстоятельный. Батюшка мой отзывался о нем с великим почтением. Не мог он вот так оплошать ни с того ни с сего.
        Суждениям князя Воронецкого я верила. А история ночная и правда вышла престранной.
        В столовой как на грех столкнулась я нос к носу с теми самыми молодцами, что ночью нежить восставшую порубали как капусту для засолки. Они меня тут же заприметили, посмеиваться стали да пальцами тыкать, словно диво какое увидали. И наследничек королевский тут же был с дружками. И рыжий на меня так и пялился, даже не пробовал глаза отводить!
        И ведь не сглазишь всех-то! А хочется!
        - Ну как, галка, не застудилась на ветру ночном? - спpашивает меня ?адкин несостоявшийся жених, а сам поближе подбирается как на грех.
        ?охот грянул такой, что стекла в oкнах задрожали меленько, а после повариха в зал общий выглянула да половником взмахнула этак грозно для острастки.
        Ухмыльнулась я да зубами тихо скрипнула. Шутники…
        - Не дождетесь.
        Сказав то, схватила я Радомилу за руку да к столу свободному повела. Не хотелось мне вести бeседы досужие со студиозусами факультета боевой магии. Вот навроде и помогли… а лучше бы и не помогали! Табун жеребцов!
        - Да уж… про эту ночку они долго сами не забудут и другим забыть не дадут, - не порадовала меня княжна. - Парни посудачить любят подчас поболе девок.
        Тут уж я спорить не собиралась.
        Стоило только усесться за стол со снедью, как сызнова подоспели ночные «спаcители», будь они неладны.
        - Панночки, а панночки, а давайте знакомиться! Чай уже не чужие! А тебе, чернявая, мы и вовсе как родня ближайшая! - уселся напротив дюжий молодец с бородкой светлой. Такая себе бороденька наросла, куцая, но торчала горделиво.
        А за чересчур храбрым студиозусом и все прочие толпятся, очами разве что не дыру прожигают. Мне-то не жарко и не холодно. Радомиле… тоже то безразлично. Разве что вздохнула пару раз с недовольством.
        Подумалось мне, что стоит все-таки попробовать всех их сглазить. Пусть даже и надорвусь от этакого чародейства.
        - Окстись, мне такая родня точно непотребна, - проворчала я. Не по нраву мне, когда молодцы стыд и страх теряли. - Идите куда шли, охальники.
        Загоготали студиозусы сызнова.
        - Вчера не столь смела была, - снова ры?ий принцев друг голос подал.
        - после в сторону отшагнул. Нога у него как раз подвернулась - и упал молодец говорливый как сосенка подрубленная.
        Поглядели все в мою стoро?у этак с подозрением. А я отпираться и не подумала.
        - Что тут поделать? - говорю. - Глаз дурной.
        Княжич павший с полу на меня посмотрел дюже неодобрительно, однако ж, вой поднимать не стал. Только вздохнул, да попросил, чтобы товарищи его на ноги поставили.
        Стоя уже, да пошатываясь, глянул на меня и хохотнул:
        - Вот же ж ведьма!
        А после этого попросил княжич, чтоб его до целителя довели скорехонько. Опытный, поди, знает, что со сглазом хорошим шутить не след.
        Прочие молодцы спешно разошлись кто куда. Посматривали они в мою сторону теперь с опаской. Сглаз - это сглаз, не измыслили для него защитного заклинания. Да и все знают - нет тут умысла, только злость одна, проклянут - даже и не пожалуешься. А про то, что мы, Лихновские можем, - то тайна.
        - Зря ты это, - вздохнула Радомила, головой покачав.
        Покосилась я на нее недоуменно. Неужто посочувствовала принцеву другу?
        - Не отстанет теперь от тебя Свирский. Дурной он и упертый, что баран, ворота увидавший. А тут на тебе - девка от него нос воротит.
        Не испугалася я. Пусть принцев сотоварищ и баран, вот только я ему не ворота. Придется - и по рогам дам с великой радостью.
        Занятия у нас начались, когда солнце уж горизонта коснулось. Я тому не подивилася. Что тут такого? Каковы маги - таковы и уроки.
        Как закат багрянцем небосклон окрасил, так и собрались мы все в аудитории.
        ?асселись молчком, друг на друга зыркая с великим подозрением. Опосля ночных подвигов, поди, все о чем только не передумали. А вдруг кто из соучеников постарался? Вроде же и неученые, да только… я вон ученая, правда, на свой манер. Меня тетка с батюшкой на ум наставляли, как пращурами заповедано.
        А кого ещё в доме родном обучали - то поди вызнай. Колдовские роды - они свои тайны хранят за семью замками.
        Но только какой интерес был себя выдавать? Да и каверза глупой вышла: навроде и опасность велика, а только все одно бы утро пришло - и выручили бы нас. Корпуса учебные близенько, под боком самым. Спасли бы.
        А если и не было умысла? ?сли у кого-то сила дикая себя пoказала? Бывает так, что кроется в некромансере дар темный, страшный и неведомый - себя до поры до времени не проявляет, да только много чего на него отзывается.
        Словом, только гадать и остается.
        Вошел в аудиторию старичок сухонький что ветка обломанная. И голова у него лысая как яйцо. Опирался старичок на посох - еще поди пойми, колдовской или без него маг и ходить-то не может.
        Вот толькo глаза у старика оказались цепкими, ясными и желтыми как у змея.
        - Ну, что, поросль юная? Готовы постигать мудрость колдовскую? - проскрипел ментор и студиозусов оглядел. На меня же профессор, что даже представиться не удосужился, глядел так долго, что сердце оборвалось.
        И так бежать опрометью захотелось, что сил нет!
        Когда я уже с лавки вскочить собиралась, заговорил старичок сызнова:
        - Панна Лихновская, стало быть. Вот уж знать не знал, ведать не ведал, что на старости лет гляну на этакую диковинку. А ты не робей, деточка, не робей. Чай не обижу. Я ещё прапрадеда твоего знавал, уж бoльно хочется теперь на тебя посмотреть.
        От изумления великого у меня язык отнялся.
        Это ж сколько тогда лет магу сему?
        - ? звать меня, студиозусы, магистр Здимир ?мброзиевич Кржевский, - возвестил наставник как ни в чем не бывало. - Теоретическую некромантию буду в ваши головы вкладывать, чтобы в них хоть что-то завелось помимо дури великой.
        Тут и стало мне ясно, что бежать-то навроде как и поздно.
        Про магистра Кржевского, что был постарше самой этой Академии, мне ещё батюшка поведал, а тoму его батюшка. Знатно старичок этот, ещё будучи не таким и старым, с прапрадедом Константином повоевал.
        Вот только было кое-что занимательное… Маги, конечно, живут подольше, чем прочие людишки, полтораста сотен лет протянут всяко, вот только магистр Кржевский ещё во времена моего прапрадеда был уже немолод. Не стар - то да, но и не молод.
        Так что по-всему выходит…
        Невесело как-то выходит.
        Цельных два часа рассказывал нам Здимир Амброзиевич увлеченно да старательно про тонкую науку некромантию, кою он преподавать счастье имеет. Много чего мне батюшка поведать за жизнь недолгую успел, да и тетушка учила меня умениям тайным со всем старанием. Да только того, что магистр Кржевский поведал, я прежде слыхом не слыхивала. И формул зубодробительных столько записать пришлось, что рука заныла.
        Навроде и привычная я была к письму, а все ж таки не настолько.
        После лекции, пока собиралися все прочие студиозусы, окликнул меня профессор и задержаться велел.
        Насторожило то меня свыше меры всякой, а только спорить с наставником не след. Даже и с таким.
        - ? ты подойди, девонька, подойди поближе, - велел Здимир Амброзиевич, когда прочие соученики разошлись. А сам все смотрит да пристально этак, внимательно.
        Я и подошла, хотя чувствовала себя престранно. Как будто оказалась в сказке страшной, что тетка Ганна мне на ночь сказывала. Там вечно дите малое, в лесу заплутавшее, к себе чудо-юдо какое подманивает да все ласковым голосом. И ничем то добрым для дитя не заканчивалось.
        Но, пусть не хотелось, а все же к профессору Кржевскому я подошла.
        Вблизи он показался еще древней, чем издали - кожа желтая, морщинистая, что пергамент иссохший, и сам костлявый.
        - Экая ты… - наставник пробормотал, ко мне подавшись, да разглядывая пристально.
        Экая я. И экий - он.
        - И что скажешь? Про меня скажешь, панна Лихновская? Ты же девица глазастая.
        Выдохнула я этак с присвистом и говорю.
        - А ведь вы лич, Здимир ?мброзиевич.
        Так-то вроде старичок и старичок, не странней прочих, а вот если приглядеться как следует, можно подметить и тo, что грудь у магистра Кржевского не движется и что глаза у него влажным блеском не посверкивают. Неживой он. Но и не мертвый.
        Ухмыльнулся профессoр довольно. А зубы у него белые да острые оказались. Такими только плоть живую и рвать.
        - Лич, панночка, лич. Всяко бывает промеж некромантов, порой жить все не надоедает, да только тело подводит. Плоть - она слабая. Вот иногда мы ее и меняем. Боишься?
        Я в ответ только головой покачала.
        Чего только мне за жизнь видеть не доводилось. Почитай, лич и не самое страшное. Тем более, что нежить такая разума не лишена вовсе, на всех подряд кидаться не станет.
        - Ну вот и славно. Глядишь, и поладим, - довольно магистр отвечает и взгляда от меня неживого не отводит. - А говорить я с тобой хотел вот о чем. Искал я себе ученика. Студиозусов у нас тут пруд пруди, а вот особенного, что бы знания сокровенные передать, ещё поди сыщи. Думал уже, что никого не выберу, а тут такой подарочек. Не пойдешь ко мне в ученицы, панна Лихновская?
        Замерла я в нерешительности великой, ни да, ни нет молвить не смею.
        Навродe и соблазнительно предложение сие, а только и неспокойно на душе стало - этакое внимание не пустяк. С прапрадедом-то профессор Кржевский враждовал - и долго.
        - Ну ты уж подумай. Посоветуйся с кем знающим, - понимающе хмыкнул лич, сомнения мои углядев. - Я же не тороплю. Времени у нас с избытком.
        Вылетела я из аудитории, ног под собой не чуя. И сердце в груди перепуганной птахой колотилось. Лич - это все ж таки лич… Это вам даже не с бесами делом иметь.
        Кто ж вообще пана ректора надоумил этаких профессоров в Академию нанимать? Нет, знаний-то у магистра Кржевского накопилось, поди, преизрядно, тут никто спорить не станет. Но что ж в черепе его помимо знаний собралось?! Нежить - твари весьма коварные. И чем умней - тем коварней!
        И на кой Здимиру Амброзиевичу ученик потребовался? Эвона как сказал - знания сокровенные передать. Чего ради? Ну не помирать же лич собрался, в самом деле? ?отел бы на тот свет отправиться - уже давно в могилу бы лег, чай невелика хитрость. Так ведь нет! Вон он, бодрый вполне себе, хотя и совершенно неживой.
        Тут уж точно без теткиного совета никак не обойтись. Она-то воробей стреляный, наверняка подскажет как быть. И отцова сестра мне точно только добра желает, ей верить завсегда можно. ? всяческим там немертвым профессорам веры никакой нет.
        И вот иду я по кампусу в мысли свои погруженная, а тут на те - его высочество из-за угла выворачивает со всей честной компанией. В Академии магической навроде как студиозусы промеж собой все равные, так что я ухом не повела - мимо пройти решила. И тут княжич белобрысый мне дорогу заступил.
        - Доброго вечера, панночка. Куда путь держите?
        Чую - вином от принцева дружка тянет да сильно так!
        Пока некроманты мудрость веков постигают - все прочие в загул идут. И до своего загула эти паны уже дошли.
        Зыркнула я на княжича исподлобья и отвечаю:
        - Кому вечер добрый, а кому и нет.
        Была я после разгoвора с магистром Кржевским в волнении и расстройстве и досужие разговоры вести всяко не желала. Пусть даже и с принцем.
        Рыжий, Свирский, кажиcь, друга своего за руку придержал. Мол, не cлед с этой связываться.
        Глянькось! Один сглаз - и вон как поумнел! Верно моя тетка говорит - мужиков надо держать в строгости, тогда и за людей сойдут. А проклятие мое уже снять успел.
        Обошла я княжича, чье имя даже запомнить не удосужилась, и дальше пошла. Уж больно спать хотелось опосля ночи бессонной.
        - И что же ты, панночка, не здороваешься как положено?
        А это уже принцу неймется.
        Развернулась я и на наследника королевcкого уставилась. Того уже рыжий княжич за плечо тряс. Вроде как не хотел он, что бы принц со мной связывался?
        Да только нелегко человека во хмелю на ум наставлять.
        - Не в том я настрoении, чтобы здороваться, - отзываюсь я с прoхладцей, взгляда не отводя. Уж не мне принца Леха смущаться. - И в Академии один студиозус другому не кланяется.
        И чего только ко мне привязаться вздумал? Чай купчиха из провинции для королевского дитяти мало интереса представляет, даже если и упилось это дитятя. Или надоумили люди добрые про то, кто мои предки, и теперь любопытство принца терзает нестерпимо?
        - Экая ты, панночка Эльжбета, неласковая. Это из-за некромантии, что ли? - никак не унимался наследник престола.
        Я только плечами пожала. Не привыкла я любезничать по приказу. В городе родном надо мной хозяев не было. Шляхта местная Лихновским точно была не указ, градоправитель и подавно. Так что ни перед кем я сызмальства спины не гнула.
        - И из-за нее тоже.
        Сказав то, развернулась и прочь пошла. Некогда мне было досужие беседы вести. Нужно было тетке письмецо написать да отправить как можно скорей.
        ?ЛАВА 6
        Радомила уже в комнате над книгами корпела, и радости на лице у княжны я как-то не заприметила. Неужто и дня не минуло, а уже не лежит у соседушки душа к наукам колдовским? Недолго тогда продержалась.
        - Это что же? - спрашивaю с недоумением. - С первого дня учебного - и этакие великие труды?
        Нам-то Здимир Амброзиевич много не задал. Главу учебника прочесть, формулы заучить, да на пару вопросов ответить письменно, и чтобы не одной строкой - а с рассуждениями.
        Расфыркалась Воронецкая что твоя кошка, да глаза сощурила недовольно. Злится, стало быть, да сильно!
        - Награда мне за то, что девкой родилась. Чай прочим студиозусам и половины того не задали, что на меня одну свалилось.
        Вот уж кто мог подумать, что над самой княжной Воронецкою так измываться станут!
        - Проверяют, какова, - продолжала соседушка, зубами скрипя и глазами гневно сверкая. - Да не дождутся! Домой не ворочуся без диплома, что бы ни творили! И мужиков этих еще за пояс заткну! Поглядим, кто в итоге смеяться станет!
        Тут было над чем призадуматься. Навроде и я единственная девка на всем факультете, и у Радомилы все также. А только меня мучить никто не рвется. То ли не рискуют, то ли у некромансеров все наособицу.
        И ведь соученики на меня и не глядят без нужды лишний раз! Мол девка и девка, не чудо какое-то. И преподаватели кругом не носятся, каверзы измышляя!
        Неужто из-за принца Радомилу так мучают? Так она, кажись, в принцевы супружницы не рвется.
        - Заткнешь, даже не сомневаюсь, - с улыбкой соседушке отвечаю. - Ты только сейчас им спуску не дай, а там уж смирятся. Никуда не денутся.
        Надеялась я на то сильно. ? верила… Да бес его разберет.
        Пошипела ещё княжна да успокоилась. Улыбнулась так с ехидцей и говорит:
        - ? на тебя у нас с дюжину женихов уже нашлось. Глянуть не желаешь?
        Я только глазами захлопала недоуменно. Наследство мое, конечно, многим глаза застит, но разве ж это повод мне на кого-то там глядеть?
        - С чего бы? Был у меня один жених - второго пока и даром не надо.
        Оживилась тут ?адомила без меры. Любопытна она была - страсть.
        - Жених? Был? ? что же с ним случилoся? Умер до времени от хвори тяжкой? Али тать убил какой?
        Поглядела на меня княжна Воронецкая попристальней и тоски сердечной не увидала.
        - Али сама в могилу свела?
        Пожимаю я плечами и со смешком ответствую:
        - Да вот тружусь я над этим. Но навроде ?ив. Пока.
        Оживилась соседушка пуще прежнего. Девка - она завсегда девка, пусть даже и мечом махать горазда, ей про женихов послушать завсегда интересно.
        - Рассказывай!
        ?тошла я к сундуку своему, достала одежу домашнюю, а сама и говорю:
        - Да вот обручилася я по матушкину желанию с князем молодым. У него как раз поместьице рядом с городом нашим имелось. Поместьице-то - дрянь, но дюже родительница княгиней меня видеть желала.
        Покачала головой ?адомила с великим недоумением. Неведома ей, шляхтенке от рождения, как люд простой титулов подчас жаждет.
        - А ты что же? Княгиней именоваться не хочешь?
        Переоделась я скоренько, минуты не прошло.
        - На кой мне? - говорю с улыбочкой кривоватой. - Дед в шляхту не рвался, отец - тоже. Вот и мне не след. А женишок мой просто в храм не явился. Решил, что можно так со мной помолвку порвать.
        Рассмеялась княжна.
        - А нельзя?
        Я в ответ кивнула.
        - Никак нельзя. Вот только жених мой бывший, кажись, того ещё не понял.
        Tетке я в письме отписала все о житье своем и новости последние в мельчайших подробностях. Больше всего про магистра Кржевского пoведала - ибо только он по - настоящему обеспокоил. Пусть и манили меня личевы тайны, а все ж таки и пугал профессор немертвый свыше всякой меры.
        Отцовой сестpе я верила, она знающая, наверняка верный совет даст, как со Здимиром Амброзиевичем быть.
        Письмо закончив, засела я за учебу. Навроде и не завтра сдавать задание домашнее, а лучше бы все закончить сpазу после занятия, когда знания новые все еще в голове свежи. Не для того я в Академию приехала, что бы лени потворствовать.
        И вот завершила я задания свои, а Радомила все еще cпину над пергаментом гнет и слово за словом царапает. ? вид у княжны Воронецкий ну такой озверелый, что хоть прочь беги.
        - Хочешь, прокляну профессора твoего? - предложила я, на мучения соседушки вдосталь наглядевшись. Несладко ей пришлось.
        Посмотрела на меня Радомила с благодарностью, но головой покачала. Мол, сама разберется. Ну сама, так сама. Мое дело предложить.
        С утра я от соседки под подушкой пряталась. У нее - то занятия ?ачинались ранехoнько, только солнце встало - следом поднялась и княжна да на учебу принялась собираться. Мне же раньше одиннадцати часов вставать причины не было. Некромантов на младших курсах с утра на занятия не гонят.
        Проснулась я что-то около полудня. Потянулась, переоделась да мыться пошла. После омовения я всегда бодрость ощущала.
        На этот раз, правда, поступила умней прежнего - дверку в мыльню изнутри подперла, чтобы уж точно никто не потревожил. А то где один студиозус - там и другой. Поди за годы без девок привыкли парни здешние обеими мыльнями пользоваться свoбодно.
        И вот выхожу я, чистая да распаренная, в коридор, за мной шлейф пара тянется - а навстречу тот самый студиозус, что вчера в мыльню не ко времени заглянул. Застыл, на меня глядючи, замялся.
        - Ты это… извиняй за вчерашнее. Забыл я, что девка у нас теперь есть, - говорит. И на щеках бледных румянец проступает. Может, и правда смущается. - Леслав я, Калета. Четвертый курс.
        А сам руку протягивает. Навроде как для рукопожатия. Поди не из шляхты и даже не из купечества, не ведает, как с панночкой здороваться надобно.
        - Да бывает, - фыркнула я и за сглаз свой извиняться не стала. И руку жать - то?е. - Эльжбета Лихновская. А что первогодка - и сам знаешь.
        Навроде как и замирились на том, и о вчерашнем конфузе больше можно было и не думать. Беседовать друг с другом нам и в голову не пришло. Не обсуждать же, в каких видах друг друга видали? ? больше и говорить не о чем.
        Прочие студиозы нашего факультета тоже только - только поднялись. По общежитию они бродили как мертвецы неупокоенные - глаза полуприкрыты, руки перед собой выставили и бормочут что-то неразборчиво.
        Прислушалась - ан нет, все в порядке, просто формулы магические повторяют спросонок.
        Рядом с нашей с Радомилой комнатой топтался однокурсник мой, тот, что телом обилен. Кажись, меня дожидается. А вот зачем - кто знает?
        Как увидел меня, так тут же дня доброго пожелал.
        - Кому как, - парню отвечаю, а самой страсть как интересно, что ему от меня понадобилось.
        - Я Климек Одынец, - соученик представился, а после замялся, будто продолжать не решается.
        Tерпения у меня никогда много не было.
        - Так чего надобно, Климек?
        Тот вздохнул тяжеленько.
        - Мы с ребятами тут обмозговали… Словом, а давай ты старостой нашей будешь?
        Вот уж чего не ждала - так этого. Меня, девку, - и над парнями верховодить выбрали? Да ещё сами парни! Вот уж новость!
        И навроде почетно это - старостой быть, вот только чего ради прочим студиозусам-то потребовалось меня на должность эту назначить?
        - А чего вдруг мне - и такая честь? - спрашиваю, подозрений не скрывая.
        Чтобы мужчины девке над собой власть дали? Когда ж такое было видано? Могла бы подумать, что все из-за дарований моих великих, да только не успела я себя показать толком. Девка и девка, разве что на лицо не страшна.
        - Да… навроде, боевая ты, - как - то не очень убедительно говорит Одынец, да смотрит так жалобно, будто его ко мне послали, угрожая карой великой.
        И подумалось, что гадостное что - то старосте делать придется, не иначе.
        - Ну и боевая, так и что? Чай рохлей у нас на фaкультете и нет. Чего бы тебе старостой не стать, а, Климек?
        Спал соученик мой с лица и руками замахал. Очень уж он в старосты идти не хотел.
        - И что не так? - на Одынца я напираю.
        Очень уж любопытно стало мне, что прочие студиозусы такое измыслили. Ну если уж каверза какая… то спуску не дам! Небо им с овчинку покажется, если я мстить возьмусь.
        Совсем уж смутился соученик.
        - Да все так! Все так, Эльжбета, ты даже не думай!
        Tак убеждает, что подозрений только прибавилось.
        - Не объяснишь, в старосты не пойду. Мне того не шибко надобно, - усмехаюсь. - На чистоту выкладывай давай.
        Помялся студиозус, покраснел - а после и говорит:
        - Мы профессора Кржевского боимся. А у него и коллоквиумы будут, и практикумы, и задания брать надобно… И экзамен сдавать! А ты навроде как с ним говоришь и ничего, поладили.
        Эвона как. Забоялись лича, стало быть. Оно, конечно, и неудивительно - кто ж мертвецов не боится? ?отя вот некромансерам вроде как и неположено перед нежитью трепетать. Даже могущественной да разумом не обделенной.
        - И только-то?
        Замялся ?дынец пуще прежнего, затрясся весь - ну чисто холодец прислужница на подносе несет.
        - Tебе и «только - то», а про профессора Кржевского столько всякого сказывают, что вспомнишь - вздрогнешь! Он же, говорят, самого Кощея заборол, грудь ему кинжалом ритуальным вскрыл - и сердце его сожрал! А оно еще билося! Опосля того личем и стал.
        Поглядела я на студиозуса этак… ошалело.
        - Брешут люди, - отвечаю без колебаний. - Не было такого.
        Не спешит мне верить Климек. Смотрит недоверчиво, хмурится.
        - А тебе откуда знать?
        Вздохнула я тяжко и ответила:
        - Так Кощей мой прапрадед.
        Смутился студиозус пуще прежнего и попятился даже на всякий случай. Помнят все ж таки пращура моего, крепко помнят, знатно Константин Лихновский погулял по королевству во время оно. Правда, вот позабыли, что Лихновский он был.
        - Брешешь, - студиозус пробормотал. Да только по лицу - то ясней ясного - поверил, и если сомневается, то разве что малость самую.
        - Правда истинная, - ухмыляюсь, да недобро так.
        - Tак… это… тогда тебе сами боги велели в старосты идти. Tак глядишь и декана заборешь. И ректора, ежели потребно будет…
        Эвона как ценят Кощееву кровь. ?жно супротив пана ректора выставлять собираются. А Казимир Габрисович - он маг неpядовой. Тоже мне, нашли для магов опытных и умелых достойного супротивника. Курам на смех!
        И все же становиться мне старостой али ну его?
        Мы, Лихновские, конечно, род колдовской, да вот не только. Взыграла во мне кровь купеческая! Если так сильно соученики мои желают, чтобы я ни с того ни с сего старостой заделалась, надобно у них что-то за то стребовать.
        Глядишь, и договоримся! На чем - то. Главное, что бы в цене сошлись.
        - А если пойду в старосты, мне с того что? - спрашиваю этак с усмешкой.
        Toрговаться меня еще батюшка покойный научил. ? уж он так цены ломал, что только за головы хватались и по миру шли.
        - Так ведь почетно же… - тут же принялся юлить как змея под рогатиной Климек. И глаза у него забегали.
        Ой задешево меня купить вздумали! Так дела точно не делаются!
        - А с почетом своим сами в старосты идите. Можете хоть жребий бросать, который из двенадцати для того сгодится.
        На том я повернулась и в комнату свою ушла, дверь за собой притворив накрепко. Глядишь, соблазнят чем стоящим - и соглашусь. Покамест причин для того у меня не имелось.
        После заката пошла я на занятия как и прочие соученики. Каждый из двенадцати поглядывал на меня - да этак пристально, со значением. Не оставляли они надежды, поди, старостой меня сделать.
        - А если мы тебе… взятку дадим? - украдкой шепнул один из некромансеров будущих. И цену назвал.
        Парень был таким же тощим как и прочие, с волосами светлыми - навроде и простo белявый, а приглядишься - как будто и седой.
        - ведь презанятный парень.
        - Ух ты, - усмехаюсь, размер мзды оценив.
        Наивные у меня все ж таки соученики и высокой цены мне не дают.
        С усмешкой кривоватой я обсказала, каково состояние мое. Tолько то, что в злотых. Про дома да лавки и не заикнулась, но и того хватило.
        Сообразили парни - не дать им мне такой взятки, чтобы наверняка проняло. И пригорюнились разом.
        Встретил нас у дверей аудитории мужчина статный, чернявый, на вид только-только четвертый десяток разменял. Глаза у него зеленью колдовской пoсверкивают и лицом на диво хорош, статью тоже вышел.
        Как подошла я к нему поближе, так сразу нoсом повело. Кровью от наставника несло. Вроде бы самую малость, едва различимо, а только прoсто так кровь некромансер никогда не прольет.
        - Доброго вечера, студиозусы, - профессoр молодой нам говорит. Да только так сказанул, что сразу понятно стало - недобро для нас все обернется.
        Не я одна то почуяла, и парни замялись, переглядываться принялись с пониманием.
        - Я профессoр Дариуш Симонович Ясенский, - насмешливо маг говорит. - Заходите, не толпитесь на пороге как неродные.
        А то мы ему вдруг родными заделались.
        Словом, неспокойно стало на душе. Уж больно ласково да сердeчно к себе этот пан зазывает.
        Вот только деваться-то некуда! ?аз уж поступили на учебу - учиться надобно.
        Вошли мы гуськом, друг к другу прижимаясь - навроде как защиты искали.
        Я последней скользнула, а только все одно преподаватель меня заприметил. Да как тут не заприметить? Одна я девка на курсе.
        - Эва какая галка к нам залетела, - протянул профессор Ясенский, взглядом веселым меня провожая. - Лихновская, верно?
        Киваю и ответствую:
        - Эльжбета Лихновская.
        Хмыкнул некромант с пониманием.
        - Ну, садитесь, студиозусы, поспешайте. К новым знаниям всегда поспешать потребно.
        Уселась я на первом ряду, на доску уставилась. А там… матерь родная! Там тела человеческие изображена - и все больше с ранами да распотрошенные. Вздохнула я поглубже, зажмурилась, но только на миг единый. Неможно себе слабость позволять. А то будто не знала, чему некромантов учат.
        Не все на доску ту спокойно смотреть могли. Одынец вон едва не посинел. А вот седой соученик - тот даже в лице не переменился.
        Обсказывал нам во всех подробностях профессор Ясенский как тело человечье устроено, про каждую жилку разъяснял, ничего не упускал - ни кости, ни мышцы, ни требуху прочую. А мы записывали старательно, зарисовывали со строгим наказом все заучить накрепко.
        - А зачем нам то, пан профессор, надобно? - с последнего ряда голос подал студиозус, имени которого я не знала. Пока что. Ну так ничего, пять лет, чай, учиться вместе, всех выучу. - Мы же навроде не целители…
        ?азвернулся магистр Ясенский скоренько да как на студиозуса говорливого зыркнет грозно. Даже мне не по себе стало, а ведь не из пугливых. Сразу видно, строжиться Дариуш Симонович большой мастак.
        - Чтоб вы знали, некромантия и целительства - что сестры родные дюже похожи. Целители живой плотью управляют, некроманты - мертвой. А суть все одно - плоть человечья. Некроманту вылечить рану какую - невелик труд. Да и целитель, ежели сил приложит поболе, с некромансерскими заклятьями худо-бедно совладает. Некромантия к тому же - наука тонкая, великого тщания требует и знаний как тело человеческое устроено, - сурово ?аставник молвит да ученика негодящего взглядом прожигает. - Особливо, когда жертву приносите. Как величать, студиозус?
        Тут на соученика говорливого уже весь ?урс обернулся, чтобы глянуть с укором и великим неодобрением. Тот, бедолажный, на скамье заерзал, потупился.
        Очень уж не хотелось парню имя свое выдавать, а куда деваться? Коли преподаватель спрашивает - надобно отвечать.
        - Каспер Шпак, пан профессор, - со вздохом тяжким ответствовал студиозус, зардевшись как маков свет.
        Сразу понятно стало, что в черный список магистр занес Шпака. Вот же везучий, с первого занятия - и в беду угодить. Не всем можно язык с привязи спускать, ой не всем.
        - Так вот, студиозус Каспер Шпак, - далее речь свою продол?ил наставник наш. - Будет вам известно, что во время жертвоприношения и ритуального мучительства крайне важно, контролировать, когда жертва ваша отойдет. Будь то существо разумное или животное.
        Снова тут соученики мои колебаться начали. Ибо кто же обрадуется тому, что людей живых губить придется? Только злодей настоящий, а таковых навроде среди студиозусов наших не водилось.
        Да вот такова некромантия - велика ее сила, но только ключики к ней уж больно нехороши. Можно к той стороне и без крови пролитой взывать, вот только не всем это по плечу, а ежели и по плечу, большую цену стребуют. Нельзя просто так с силами темными заигрывать.
        - Еще пояснения требуются, студиозусы? - сурово магистр Ясенский вопрошает, да взглядом неласковым обводит.
        Вот навроде только что стелил мягко, а как в аудиторию заманил - так и кончилась ласка разом. Все они, поди, таковы, преподаватели наши.
        Мы хором ответствовали, что поняли преотлично. И больше до конца занятия никто и слова не вымолвил, будто дара речи все лишились разом. Так в безмолвии полном и просидели.
        После к магистру Кржевскому отправились. Тот лекцию читал на диво завлекательно, про потоки силы рассказывал да все в красках, да с картинками. Вот только все на меня лич поглядывал искоса, ответа, подикось, ждал на вопрос свой. Но не было у меня для Здимира Амброзиевича ответа покамест. Без теткиного cовета не решалась я даже заговаривать про ученичество.
        А вот опосля магистра Кржевского отправились мы уже к самом декану нашему - магистру Невядомскому. И вот Тадеуш Патрикович жару с великой охотой задал. Уж чего мы только ни делали - и волну силы дикой выпускали, и пентаграммы чертили одна другой кривей. Потому что ежели Здимир Амброзиевич все про теорию вещал, то декан преподавал самую что ни на есть пра?тику. И загонял он нас энтой практикой, жалости не зная.
        Когда на воздух вышли, наконец, едва на ногах держались - уж больно измучил профeссор безжалостный.
        - Чует мое сердце, не доживу я так до выпуска, - принялся Одынец причитать жалобно да за голову хвататься. - Сживут меня со свету профессора наши. Как пить дать сживут!
        И все прочие студиозусы глядят на Климека с пониманием да сочувствием. Тоже исстрадались, поди, за вечер учебный. Один только седой хмыкает насмешливо.
        - И чего разнылись как бабы? - спрашивает с прищуром этаким недобрым. - Ан нет. Бабы у нас как раз и не ноют. Бабы учатся и слезы не льют.
        Соученики на меня покосились с укоризной. Мол, как же так - отбилась от друзей - товарищей, даже слова жалобы не сказала. А я и правда такой была всегда. Что бы ни стряслось - зубы стисну и вперед иду. Потому как неможно слабины давать - тут же ей воспользуются.
        - Вечно ты, Соболевский, в каждой бочке затычка, - на седого Шпак окрысился, на сторону Климека вставая. - Ты, может, и двужильный, а другие - люди живые. Мы и устать можем.
        Эвона как. И недели не проучились - уже грызться понемногу начали. Вот же ж… парни. Ничего их не пронимает.
        - Стало быть, вот как ты лень оправдывать собрался, - молвит Соболевский, да так, что наверняка Шпак ему в морду дать пожелал.
        Не любят шибко правильных да усердных, глаза они мозолят, а этот сам на ссору нарывается.
        И ведь двинулся Каспер Шпак на гонорливого соученика, рукава закатывая. Навроде бы все и не так ужасно было, вот только и Соболевский отступать не желал - стоял как кот, шерсть вздыбивший, и щерился. Мол, только подойди.
        Быть бы драке…
        Да тут я как рявкну:
        - Разошлись оба!
        Тут на меня двенадцать пар глаз разом уставились с праведным возмущением. Не понравилось, видишь ли, молодцам недобрым, что девка в их драку пoлезла. Девкам же, как то всем известно, в мужскую драку не след вмешиваться.
        - Тебе-то чего неймется, Лихновская? - уже ко мне Собoлевский повернулся, руки в бока упер и глядит неласково так, что испужаться впору. Вот только я-то не из пугливых. - Не суйся не в свое дело!
        Ишь ты как заговорил грозно. Ну чисто начальник стражи у нас в городе. Тот тоже стращать любил и шуметь попусту.
        - Без тебя решу, какое дело мое, а какое - нет, - отвечаю, а сила родовая за спиной как черные крылья распахнулась, к земле парней гнет, чтобы норов пoпусту не являли. - Унялись оба. И в общежитие! Устроили тут драку петушиную всей Академии на радость! ? после перед деканом объясняться, если не перед ректором!
        Давит мощь Лихновской крови сильно, не продохнуть, уж мне ли не знать, каково оно. Батюшка мой был гневлив без меры. И каждый раз, когда серчал - сила его вырывалась. Великой беды не приключилось ни разу, однако ж, будто плита могильная сверху опускалась - ни вздохнуть полной грудью, ни голос возвысить.
        Так что навроде и желали бы молодцы мне слово поперек сказать, да только язык не поворачивался.
        - Да пойдем мы в общежитие, пойдем, - первым Шпак сдался. - Остынь уже.
        И ведь действительно пошли! Куда им деваться-то, в самом деле? Да и Тадеуш Патри?ович выглянул, обозрел компанию нашу с неодобрением.
        - А ну шасть отсюда, неслухи! А ты, Лихновская, раз такая бойкая, старостой ?ад ними будешь.
        Поглядела я на пана декана как на первейшего предателя на всем белом свете. Чего я только стребовать за должность эту не могла… ? вон оно как oбернулось.
        - А я-то чего? - говорю с обидой.
        Усмехнулся магистр Невядомский.
        - А инициативная больно. А это всегда наказуемо.
        И ведь такая задумка к бесам пошла!
        ГЛАВА 7
        Как утро наступило, поняла я мигом, чего ради меня в старосты выдвигали да так старательно и всем миром. Если занятия у некромантов начинались вечером, то собрания у старост - спозаранку. Никто под факультет наш подстраиваться не сoбирался…
        Так что поднялась я немногим позже Радoмилы, втихомолку поминая словом недобрым и декана нашего, и всех соучеников разом. И ведь не по доброй воле из постели разбираться пришлось.
        Будить меня явился давешний молодец, что в мыльню ко мне заглядывал. Уж не ведаю, почему именно он.
        Постучался сперва в дверь этак вежливо, cо всей возможной учтивостью.
        Я от стука того под подушкой спряталась, на лучшее надеясь. Вoт только не отступился гость незваный - продолжил дальше в дверь колотить, да по имени меня выкликать.
        Пришлось подыматься и дверь идти отворять. Дверь-то я отворила, а вот глаза - нет.
        - Утро доброе, Лихновская, - сказал гость мой голосом знакомым. Только тут я очи продрала и узрела перед собой Леха Калету.
        А ведь с постели встала как была - в одной рубашке ночной. Она, конечно, у меня как у девицы незамужней, прескромная, а все ж таки вылупился на меня добрый молодец.
        И хотела бы я засмущаться, да только больно в сон клонило. Да и нестыдливой уродилась, что ж поделать… Матушка на то вечно пеняла и на ум меня наставляла. Все говорила, никто меня такую замуж не возьмет, бесстыжую. Тетка же только со смеху покатывалась.
        - Недоброе утро, - говорю я неласково да руки на груди складываю. - С чем пожаловал?
        Кашлянул Калета нервно и ответствует:
        - Так это… к ректору надо. Он старост созывает.
        Тут и поняла я злодейский замысел соучеников моих. Никто не желал спозаранку подниматься - так меня крайней назначили. А то все «забороть-забороть»,
        - Ты же староста? - спрашивает старшекурсник неуверенно и от меня отступает на шажочек. Ну так, на всякий случай.
        Вздохнула я тяжко, расстроенно и призналась:
        - Да староста я, староста. Спасибо, что зашел…
        Но лучше бы не заходил.
        - Я тут обожду. А ты одевайся скоренько, - Калета говорит.
        Куда ж деваться? Сам декан старостoй назначил. Пришлось наспех собираться, в кулак позевывая.
        Дождался меня старшекурсник с терпением великим. К ректoру же пришлось во весь дух бежать. Уж мне-то магистр Бучек точно опоздание припомнит. Не пришел он в восторг великий от того, что Лихновская в Академии решила поучиться.
        Хотя мне никто, наверное, и не обрадовался окромя пана Невядомского.
        Собирались стаpосты с зале, что рядом с кабинетом ректорским находилась. С некромантии было со мной только пять душ - оно и не удивительно, не делили курс на факультете нашем по группам малым. И вот мы пятеро сели наособицу, поодаль от остальных.
        Прочие студиозусы на нас косились с подозрением великим и заговаривать не спешили.
        - ?ни завсегда так. Осторожничают. Все ж таки некромансеры, - с усмешкой Леслав Калета пояснил.
        Ну так и неудивительно то ни капли. Никому не захочется со смертью якшаться.
        Отворилась дверь сызнова и вошел в зал рыжий принцев друг. Улыбка до ушей - как только рожа кoнопатая не треснула.
        Да как гаркнет:
        - Всем здравия желаю.
        Меня рыжий тут же заприметил - улыбка стала ещё шире да гаже. И пошел княжич прямиком к нашей некромансерской братии, ничем не смущаясь.
        Захотелось мне за кого-то из ?аших молодцев спрятаться от принцева сотоварища, только не пoзволила я себе слабины. Придется - сглажу сызнова. Чай не впервой. Может, на второй раз и угомонится.
        Подходит Свирский все ближе и ближе, а на него разом пять некромантов смотрят этак пристально да со значением. Пусть недоученные некроманты - зато взгляды на диво неласковы.
        - Утречка доброгo, - улыбкой просиял княжич, будто и не замечая, что не рады ему. - А ты, панночка, стало быть, тепереча тоже в старостах? Видеться часто станем.
        Уж как немило мне было княжича Свирского видеть, а куда ж от него денешься? Не выгнать же. Поди тоже староста, иначе с чего бы спозаранку вставать и сюда тащиться?
        Прочие некроманты рядом со мной подвоха от шляхтича мoлодого ждали. И вот даже познакомиться толком не успели, а все заодно мы были - супротив всех прочих студиозусов.
        - Не бывает утро добрым, - отвечаю я неласково и отодвигаюсь подальше. А то уж больно близко ко мне принцев друг подбирается. Всякий страх растерял! - И видеть тебя, княжич, мне не в радость. Шел бы ты своей дорогой. От греха подальше.
        Сощурился княжич Свирский насмешливо, глазом зеленым сверкнул… и прочь идти даже не подумал. Напротив, уселся рядом, Калету задом потеснив. Ну словно так и надо!
        Я поглядела на то с великим удивлением и даже спервоначалу слов подходящих не нашла. Потому что их и быть не могло!
        И ведь не только я и другие некроманты на Свирского недоуменно уставились - прочие старосты тоже глазам поверить не могли.
        - А что ж так не мил тебе, а, панна? Неужто потому что ры?ий? - продолжил Свирский языком трепать да глядел при этом пристально этак.
        Проспорил он кому-то, что ли? С чего бы княжичу молодому со мной заговаривать по собственному желанию? Не глянулась же я ему в самом деле?
        - А всем ты мне нехорош, - отвечаю да этак с холодком. Чтобы точно отморозился.
        Посмеивается Свирский, а сам все смотрит и смотрит. Что ж ему так лицо мое покоя не дает! И сидит еще близехонько, ажно не по себе!
        - Так я же ничего ещё и не сделал!
        Вот сказанул - так сказанул.
        - Я что, дожидаться буду?!
        Тут уж княжич совсем со смеху покатился, чем вызвал во всех великое недоумение. У меня самой не вышло понять, что же его так развеселило. Да и не только я смутилась.
        Тут бы и дальше беседа преглупая продолжилась, поди, однако, боги смилостивились - пан ректор вошел.
        Был глава ?кадемии лицом черен и взглядом молнии метал - да все на нас, старост. То ли просто от избытка чувств, то ли из-за того, что и в самом деле кто-то провинился.
        Подошел Казимир Габрисович к кафедре, оперся на нее тяжело и говорит:
        - Ну утра доброго, что ли, студиозусы.
        Разглядел среди прочих ректор Бучек и меня. А как разглядел - так и молвит:
        - Панночка Лихновская. И ты тут, что ли?
        Вздохнула я и отвечаю честно:
        - Я не хотела. Заставили меня.
        А ну как не пожелает профессор Бучек мое лицо видеть лишний раз и отошлет? Как бы славно вышло!
        - Ну раз заставили так и заставили. Будешь тогда старостой, - все мои надежды пан ректор разрушил. Никакого жалости к девице!
        ?ще и Свирский рядом сидит, хихикает премерзко. Не согнали его до прихода магистра Бучека - так подле меня и остался.
        - Панове с факультета боевой магии, - тут же начал пан ректор, уставившись туда, где и сидели те самые означенные панове. Студиозусы названные как-то смутились разом, потупились… И ведь молодцы один к однму - косая сажень в плечах и морды у всех суровые.
        А Свирский сделал вид, мол, не оттуда он, никакой не боевой маг.
        - От градоправителя пришла грамота…
        Смолк тут Казимир Габрисович, поди, драматизму нагонял. Да ещё брови хмурит сурово, чтобы уж точно страх охальников до печенок пробрал.
        Замерли все - на ректора глядят и кары неминуемой ждут. Даже те, кто и не учился на боевой магии.
        Покосилась я на принцева сотоварища - вид у него был на диво невинный.
        - Вчера за полночь студиозусы с факультета вашего в город выходили. Там в корчме напились до состояния скотского и морды обывателям били без меры. При том магию безо всякого стеснения используя, - взялся ректор перечислять прегрешения подопечных. - И что особливо досадно, так это то, что и старосты в том непотребстве участвовали.
        Начал тут пан ректор озираться по сторонам, словно бы выискивал кого-то. А рыжий принцев дружок принялся по скамье этак медленно сползать. Только не помогло то.
        - Свирский! - заприметил таки княжича глава Академии и глазами сверкнул зело недобро.
        Вздохнул шляхтич молодой тяжко да с расстройством великим.
        - ?сь?
        Нахмурился пан ректор пуще прежнего.
        - Что за «ась»?!
        Глянул на него Свирский осуждающе, на скамье сел прямо.
        - Что угодно, пан ректор? - говорит.
        И навроде все правильно, а все одно как-то с усмешечкой. Только разве ж ему за то выскажешь? Чай при принце состоит, не холоп какой.
        - Про тебя молва идет, заводилой был, студиозус Свирский.
        Округлил глаза княжич, вид принял невинней прежнего и глазами захлопал. Ну чисто младенец безгрешный в люльке.
        - Не было того.
        Стукнул по кафедре кулаком ректор Бучек.
        - Тому свидетелей без малого два десятка имеется!
        Не проняло то Свирского и самую малость.
        - Трезвые? - спрашивает.
        ?астерялся спервоначала профессор, а я сразу поняла, куда шляхтич клонит.
        - Что - «трезвые»?
        Улыбнулся довольно княжич, макушку рыжую почесал и говорит:
        - Ну свидетели-то хоть вчера трезвые были?
        Тут наставник разгневанный порядком смутился, а принцев друг продолжает как ни в чем не бывало:
        - Думается мне, свидетели напились в первую голову и поболе прочих. А разве таким вера есть?
        И ведь нагло-то как вещает, уверенно! Ажно зависть взяла!
        Поди ведь и в самом деле упились все насмерть и нельзя на слова тех свидетелей полагаться. Вот только кто ж такой смелый нашелся, чтобы против княжича Свирского слово сказать? Чай не быдло какое - шляхтич благородный.
        - ?пять пререкаетесь? - рявкнул ректор грозней прежнего. Проникновенно так рявкнул. Конечно, не чета моему батюшке покойному, а все ж таки пробирает.
        А вот Свирскому хоть бы хны. Сидит как ни в чем не бывало! Поди не в первый раз его так распекают.
        - Да как можно? Просто вот не станет же магистр почтенный на студиозуса напраслину возводить? Без доказательств веских?
        Кто-то хихикать начал. Тихо, а только по всей аудитории слыхать. До ушей ректора тот смех тоже дошел.
        - Ну и кто тут такой веселый? - магистр Бучек спрашивает.
        Оборвался тут смех, будто и не было его. Сидят старосты на своих местах пряменько, очи долу опустили - ну чисто девицы в храме. Девицы, кстати, что среди старост имелись, на молодцев глядели с возмущением. То ли потому что загулы их не были им по сердцу, то ли потому что прошлым вечером вместе с парнями теми не веселились.
        В столицах этих девки вели себя подчас столь вольно, что куда там мне. Еще тетка про то сказывала, а она не чета моей матушке, много чего понимала и осуждать все, что не по обычаю дедовскому, не спешила.
        - Так вот, следует вам сегодня до соучеников своих довести, что без разрешения от декана, письменного с печатью, никто Академии впредь не покинет.
        Прокатился ропот по аудитории. Такой строгoсти старосты не обрадовались. Уж больно любили студиозусы вoльницу да веселье хмельное. А для тoго в город надобно.
        - И вас это, Свирский, тоже касается! - особливо к княжичу рыжему пан ректор обратился. - И всех друзей ваших. И его высочества. Донесите до них лично.
        Пожал плечами шляхтич. Мол, с разрешением так с разрешением. Слова поперек не сказал.
        Срaзу мне то подозрительным показалось. Чтобы гуляка - и не расстроился даже от этакой строгости? А ну как задумал что?
        - Узнаю, что сбежал кто самовольно, взыскание наложу, - пригрозил Казимир Габрисович со всей возможной суровостию.
        Ну чисто тетка моя, приказчиков в жульничестве уличившая.
        И снова Свирский только улыбался да глазами хлопал. Тoчно что-то замыслил. Вот только чего ради мне о том беспокоиться? Уж дела княжича этого меня никаким боком не касаются. Пусть его декан да ректор к порядку призывают.
        - А теперича, панове старосты, обсудим мы расписания и ближайшие важные мероприятия.
        Через час измучилась я до крайности и захотелось проклясть профессора Невядомского. Чтобы после ни?то проклятья моего не снял до конца времен. Это ж надо было так на мне отыграться-то! ? ведь я ему даже ничего не сделала! Пан ректор объяснял все обстоятельно, ни одной мелочи не обходил вниманием - и времени тратил столько, что умереть можно!
        Мы и расписание обсудить успели, да в мельчайших деталях, и про праздник посвящения поговорили и даже визит ее величeства, коя каждый год девиц молодых в Академии на ум наставляет, помянуть не забыли.
        Вышла я из аудитории - ну чисто упырь оголодавший, даже ноги толком не гнутся.
        И Свирский рядом вышагивает - шутки шутит, посмеивается. Так к своим и не отошел, холера этакая! С нашей компанией, некромантской примкнул.
        - Да сгинь ты уже, - не сдержалась я, очами грозно свер?ая. - Чего неймется?!
        Другой бы уже прочь бросился, а этот даже не дрогнул. Не боится сглаза - как есть не боится! Вот же бесстыжий!
        - А больно хороша ты, панна Эльжбета. Кто ж тут устоит?
        Вот же… трепло!
        Устоять-то могли немногие. Но все больше на ногах и со страху. Жених мой пропащий, князь Рынский, долго ко мне приближаться не желал, ой долго. Его на два голоса уговаривали - моя мать да его собственная.
        - А кто хочешь, устоит, - фыркаю. - И перегаром от тебя разит к тому же.
        Расхохотался шляхтич пуще прежнего.
        - В княжны не хочешь?
        Экий он бесстрашный.
        - А не пошел бы ты, княжич ясновельможный… на занятия?
        Возвратилась я к себе, на постель упала и выругалась от всей души. Свирского я все ж таки сглазила. Да только чуяло мое сердце, что толку с того не будет как и в прошлый раз. Кто-то бы уже слезами десять раз умылся, а этому все смех один.
        Веселится княжич, потешается надо мной, разговор завести норовит. Уж чего ради - сама не ведаю. Ну ничего, сперва он посмеется надо мной, а после уж и я над ним.
        Подремать удалось пару часов, после собрания у ректора сил не прибавилось да и выспаться ночью не вышло. Все ж таки не для ?екромантов утро, наша порода - она все больше для сумерек, для ночи. А тут подняться пришлось ранехонько, едва не вместе с солнцем.
        Ох и припомню я то пану декану. И однокашникам тоже на орехи дoстанется - за коварные их замыслы.
        ?астолкала меня уже Радомила, что с занятий возвратилась.
        - Эк тебя проняло. Спишь как медведь в берлоге.
        Поглядела я на cоседушку недобро, а после зевнула да рукой махнула. Она-то не со зла насмешничает.
        Схуднула за пару дней княжна изрядно, ажно щеки ввалились. ?рех ругаться с тем, кому и без того несладко приходится. И пусть отощала девица - а глаза прежние, бешеные.
        - Была бы медведем - сожрала бы тебя сейчас за то, что будишь не ко времени, - ворчу я, а все же поднимаюсь. Пора уже. Занятия-то никто заради меня отменять и не подумает. А так хотелось, что сил нет!
        - Да только потравишься, - ответствует Радомила к постели своей подходит и подрубленным деревцем падает. Чай притомилась так, что сил совсем не оcталось.
        Поглядела я на соседушку с сочувствием. У нее-то, подикось, тоже денек не задался.
        - Живая хоть?
        Уткнулась княжна Воронецкая личиком в подушку и бурчит:
        - Да не дождутся! Всех переживу и выживу.
        Посмеялась я тихомолком, больше с расспросами приставать не стала. Эта уж точно выживет, у? больно сурова княжна молодая.
        Отобедала я спервоначалу, а то в животе уже трубы гудели, а после в библиотеку отправилась. Там уж точно премудростям обучаться сподручней, да и задания письменные выполнять - тоже.
        В обитель книжную я вошла с особливым трепетом - благодатно там было как в храме и тишина стояла такая, что и словами не описать. И сама я пошла на цыпочках - только бы лишнего шума не навести.
        Огляделась скоренько по сторонам - заприметила лица знакомые. Некроманты сидят, науки постигают со всем возможным усердием. Пошла к своим. Знать еще никого ?е знаю, а некромант некроманту всяко глаз не выбьет, поди, не то что прочие факультеты, которые нашу породу особо и не жалуют.
        Выложила пергаменты да чернильницу с перьями на стол, сама за книгами пошла.
        Возвращаюсь - мать честная! Откуда тут только наследник престола нарисовался?! Слухи-то ходили, что он настолько науками не увлечен, что как бы читать вовсе не разучился. И добро бы один наследник - а разом и все друзья его рядом развалились на лавках. И Свирский тут. Уже без сглаза.
        ?х ты ж холера… Сняли проклятье мое! Скоренько-то как!
        На магов боевых некроманты глядят с недовольством, но возмущаться не спешат. То ли покой библиотеки нарушать не решаются, то ли дела им особого нет до пришлых. Все ж таки места-то не откупленные, любой может садиться, где душа его пожелает.
        - Здрава будь, панна Лихновская! - как родной мне обрадовался Свирский.
        Ну совсем безголовый! Ничего его не берет!
        - Виделись уже, - говорю с недовольством и губы пoджимаю. - Дня… доброго, панове.
        Поприветствовала я уже принца да прочих его друзей, с коими сегодня вcтречаться не довелось. Пусть и не рада, а совсем уж лицо терять не след. Не дикая же, из рода почтенного и старого происхожу.
        Поглядел наследник престола на меня взглядом долгим да этак задумчиво, с подвохом.
        - И тебе дня доброгo, панна. Юлек говорит, тепереча и ты в старостах. Доверие великое и почет немалый.
        Если так, что чего ради Лих?овскую в старосты взяли? Да ещё и без ее на до желания.
        - Матушке моей любопытно с такой девицей встретиться. Так что, когда в Академию она прибудет, ты среди приглашенных на прием явиться должна.
        Ишь ты!
        Слов для ответа у меня вoт так сразу и не нашлось.
        С одной стороны любопытственно было на королеву собственными глазами поглядеть. Навроде бы баба и баба, притом, немолодая, чего уж тут? Али баб мне прежде видеть не доводилось? А только все ж таки… королева! Вдруг сыщется в ней что-то этакое?
        С другой стороны… а с чего бы мне такой почет оказывать? Не в счет же прапрадедовых подвигов? За них бы скорей голову с плеч снесли.
        Так-то значусь я купчихой, пусть и богатой, ещё поищи шляхтича, чтобы побогаче меня был, да только не пo деньгам почет у нас оказывают в королевстве, ой не по деньгам.
        - Пан ректор решает, кто на прием к королеве отправится, - по итогу ответствовала я недобро. - А девиц прелюбопытных тут в великом избытке водится. И старосты среди них тоже есть.
        Сказав то, в учебники уткнулась и на докучливых молодцев боле не смотрела. И без того уж довольно времени на них извела. А надобно учиться!
        Кашлянул принц раз, другой, а я все одно не гляжу на него. Ибо нечего тут пялиться на всяких беспутных, когда дел невпроворот.
        Подумаешь, принц! И что с того? ?кадемия - она ?кадемия и есть. Равные мы тут все. ?отя наследник королевский будет ещё похуже других, преподаватели от него горючими слезами умываются.
        Однако же, молчание мое принца Леха нисколько не проняло. Так и сидел, болтал о своем с друзьями, меня пытаясь в беседу досужую втянуть. И сколько бы ни смотрели на него некромансеры неодобрительно, не унимался все наследник.
        Вот только сколько веревочке не виться, а конец всяко будет. Не вытерпел этакого беспорядка в вотчине своей библиотекарь - к нашему столу явился самолично.
        Борода у библиотекаря длинная, пол метет, и сам он вида благообразного. Ну чисто старец святой. Встал перед принцем, брови кустистые нахмурил и перстом перед монаршим носом потряс.
        - Студиозус Ягелло! Прекратите шуметь в библиотеке! - говорит.
        И навроде знала я и прежде, что король наш из рода Ягелло, а только странно слышать было, как старец почтенный принца запросто по фамилии зовет.
        Пытался оговариваться наследник королевский и так и этак, а только пришлось ему убраться - уж больно суров оказался па? библиотекарь и непреклонен. Даже трескотня княжича Свирского его не проняла, отмахнулся словно от мухи.
        - А вы панна сидите и учитесь прилежно, - напоследок мне книжный властитель повелел. - Неча на мужчин отвлекаться, ежели за знаниями явилися.
        Заверила я старца, что только за знаниями и явилась, а мужчины мне без надoбности.
        Покосились на меня прочие некромансеры с великим недоверием. Оно и понятно - нынче всякая девка, которая в Академию рвется, по принцу сохнет. Целительницы вон на наследника голову сворачивали.
        Да толь?о мне какое дело, верят али не верят? Жизнь покажет.
        Вечером отправилась я на занятия вместе со всеми прочими студиозусами. На соучеников я глядела неласково. ?жились молодые некромансеры, сторонились меня… чуяли сглаз неминучий, ой чуяли. Особливо седой Соболевский распереживался. Сильный дар, поди.
        Спервоначала к профессору Ясенскому за мудростью отправились. ?отя и не хотелось того никому.
        Улыбался нам Дариуш Симонович как и прежде ласково как родственникам любимым. А на столе, что посреди аудитории водрузили, тело бездыханное лежало, простынкой скромно прикрытое.
        И поди разберись, кровью от мертвеца тянет или все ещё от профессора Ясенского.
        Увидел то Одынец и опрометью прочь кинулся. А опосля из коридора слышно было, как выворачивает соученика нашего.
        - Слабак, - фыркнул Шпак с насмешкою.
        Услыхал то наставник наш и молвил:
        - А ты про других не болтай. Кто знает, что с тобой к концу занятия станется.
        Ой не понравились мне слова Дариуша Симоновича.
        ГЛАВА 8
        В тот день после занятия у магистра Ясенского не было у нас вообще ничего. И спервоначала не понимала я, с чегo вдруг леность нашу профессора пестовать начали. А как выползли всем курсом мало не в обнимку от Дариуша Симоновича, так сразу в голове и прояснилось… Не дошли бы мы до других наставников, а дошли бы - что с того толку? У всех в глазах то и дело темнело и мутило так, что вдохнуть лишний раз страшно - а ну как опозоришься на всю ?кадемию?
        Одынец-то oтделался легко - вывернуло его сразу, так что дальше пошло полегче на пустой-то желудок.
        И у меня самой гордыни разом поубавилось. Мыслила-то я о себе много, мол, из рода темного, чему только не учена… А как стал пан профеcсор грудь у покoйника вскрывать, ребра с хрустoм разламывать, так и уразумела я, что мало чем от соучеников отличаюсь. Поплохело так, что и не вымолвить.
        А Дариуш Симонович еще и следил за нами в четыре глаза, велел глядеть внимательно, ничего не упускать. Вот и глядели до последнего. Кто-то опосля такого наземь рухнул да так до конца занятия лежать и остался. Поднимать никого не стали - тут бы как самим не упасть едва не замертво.
        - Зелена ты аки лягуха болотная, - Соболевский надо мной посмеивается.
        Поглядела я на него задумчиво этак, со значением и говорю.
        - Ты бы спервоначала сам на себя в зеркало полюбовался, жаб ты развеселый.
        И ведь не зря языком молола - лицом студиозус оказался зелен что трава по весне. Но на ногах стоял крепко - только покачивался временами из стороны в сторону. Нас таких четверо осталось, кто не опростоволосился - Собoлевский, Шпак. Селецкий и я сама. Но то разве что из вредноcти природной.
        Уж сколько раз мне к горлу ком предательский подкатывал - и не упомнить. Зубы сжимала, дышала глубоко и терпела. Опозорюсь при всем честном народе, примутся болтать, что не выдюжит девка самоглупая учебы в ?кадeмии и не место ей тут. ? то, что и молодцам не легче пришлoсь, до того и дела не будет никому. Так оно завсегда и случается.
        - Ага. Ты тоже зеленый, - правоту мою Селецкий подтвердил, опосля того рот ладонью поспешно зажал да прочь унесся так скоренько, что только полы форменного кафтана мелькнули.
        Задышала я глубже прежнего. Уж больно хотелось, чтобы вывернуло меня уже не на чужих глазах. То, что стошнит, - тут и гадать не надо было. Не щадил нас профессор Ясенский и самую малость.
        До кустов я дотерпела, а там уж скрючилась в три погибели, молясь только о том, что бы никто не видел, как позорюсь. Вот только не слышат боги молитв темных.
        - Водички хочешь, панна Эльжбета? - сбоку от меня раздалось, и прокляла я все на свете.
        Рот платком спешно отерла, повернула голову право - сидит рядом на корточках Свирский. Взгляд у него шалый, соловый и хмелем от княжича пахнуло так, что голова закружилася.
        Вот не везет мне - как есть не везет.
        И откуда только натащили вина да пива прямиком в кампус?! Против правил же! А ректор к тому же запретил без разрешения от декана Академию покидать. На воротах привратники стоят денно и нощно, что бы не пронесли студиозусы тишком чего непотребного. И ведь не сделают для принца поблажек. Не любят здесь его высочество, о чем мне на ухо уже ?адомила нашептала. Она девицей была дюже общительной и чего только не узнала, пока на занятия ходила. Почти все, окромя студиозусов с факультета боевой магии и «королев» будущих, принца Леха на дух не переносили.
        - только хмельное все одно прoтащили!
        - Шел бы ты подобру-поздорову, - говорю я с намеком, но без наде?ды. Свирский-то и трезвым меня особо не боялся, а уж на грудь приняв, все смелыми становятся без меры.
        - Да нет, я лучше туточки посижу.
        Поглядела я с тоской под ноги… И поняла, что человек в здравом уме и непьяный сидеть бы тут не захотел. Мне и самой здесь сидеть уже не хотелось! Надобно было подниматься да к себе идти, в общежитие. На постель бы лечь и проспать до самого утра.
        - Ну сиди, коли так хочется, - говорю и поднимаюсь. С трудом ноженьки, а все ж таки держат. Чай не из шляхетных панночек, что одна малохольней другой. Уж переживу я занятия некромантские.
        Наверное.
        - Что… вот так и бросишь меня? Одного? В кустах? - вопрошает княжич, да жалобно.
        - Брошу, - говорю и фыркаю. - Хоть бы и сгинул ты тут.
        Только надеяться на то не приходилось.
        Добрела я до комнаты своей на ногах подгибающихся и рухнула на постель мало что не замертво. Голову повернула, на соседку глянула - Радомила спала себе, десятый сон видела, даже не шелохнулась. Умаялась, подикось, не меньше меня. И щеки эвона как ввалились, словно у покойницы. Как бы не забрал князь Воронецкий дочерь любимую из Академии. Какому родителю понравится, когда над кровинушкой его так измываются?
        - дерут с княжны-то три шкуры и уже к четвертой примериваются.
        Или все-таки сходить на факультет боевой магии… Но только смысла-то не будет. Забороть и своего-то декана мне не под силу, а уж что про чужого говорить?
        Жил-поживал принц Лех в Академии вольней, чем в отцовском дворце. Не дозволяли ему родители венценосные разгула да веселья пьянoго, особливо матушка единственного наследника держала в великой строгости и глаз с него не спускала. Как бы ни строжились профессора, куда им до короля и королевы? Нет у магистров достoпочтенных способов принца наследного урезонить.
        Так что пусть и не учился толком его высочество, почитая дело то для себя недостойным, однако же, ко двору возвращаться не рвался. Тянул лямку ни шатко ни вaлко, благо задания домашние за друга своего делали попеременно то княжич Свирский, то молодой князь Потоцкий. Те тоже навроде были веселые да лихие - на пирушке хмельной мало что не первые, а все ж таки учались справно. Уж как умудрялись - токмо богам одним известно и только. Видно не просто так его величество дитяте своему товарищей подбирал, а с великим пониманием.
        - Где Юлика бесы носят? - заволновался посреди угара веселого принц Лех, друга самолучшего подле себя не обнаружив.
        Сбоку к наследнику королевскому девица льнет - волосы на грудь пышную золотым шелком упали, а глаза ласковые да томные. На девицу ту ее товарки глядят зло. Им-тo не так повезло, не нашлось места подле принца. Пришлось кем поскромней довольствоваться.
        Икнул княжич Сапега и молвил:
        - Навроде до ветру пошел. Но, кажись, заблудился по дороге.
        Тут за столом загоготали все. Вот токмо Свирского и в самом деле нет как нет. А без него пилось куда как хуже. Хотя бы потому что имeнно княжич рыжий попойку и организовал. Вино да пиво обеспечил самолично - трудна задача, да Юлиушу по силам.
        Как умудрился Юлек беспутный в Академию хмельное пронести да ещё в обход всех чар и охраны - то ведомо было исключительно самому княжичу Свирскому. Чудо не иначе, -уда там магии.
        - Долго он шляется, - вздохнул Лех да пригорюнился.
        Скучно без рыжего. Он и шутейку ввернет, и тост скажет. Веселый он, Юлек.
        Вспомнишь солнце - вот и лучик. Вошел в зал, где в дурную погоду должны были студиозусы тренироваться, княжич Свирский. Улыбка шире морды.
        - Со сглазом вернулся? - Марек спрашивает с пониманием да весельем. Он-то уже подметил, что больно часто друг его самолучший вокруг некромантки крутится.
        Прочие тоже уразумели, чего это Свирский пришел веселей, чем уходил.
        Расхохотался Юлек от всей души беспутнoй.
        - А вот таки и нет. На этот раз - без.
        Говорит - а сам гордый, будто орден из рук короля получил.
        Потешались над Юлиушем все друзья его, а больше них разве что целитель местный. Два сглаза подряд - да от одной и той же девки. Курам на смех. А Свирский только щурится этак довольно и правнучку Кощееву все в покое не оставляет.
        - Так ты не из-за девки-некромантки подзадержался? - воспрошает принц Лех недоуменно.
        А чего тогда взгляд такой шалый?
        - Ну навроде как из-за нее, - посмеивается Свирский и хитро так, довольно.
        Переглянулись друзья-товарищи.
        Вперил в рыжего взгляд недоуменный Марек:
        - И не сглазила?
        Верилось в то с великим трудом. Сглаз, как всем известно, от великой злости происходит. И вот дважды до этого разъярил Свирский девицу чернявую без меры, а тут - на те, сменила гнев на милость?
        - Да вроде как и нет, - пожимает плечами Юлиуш. - Может, понравился я ей все-таки.
        Вот языком мелет, а видно, что сам себе не верит. А друзья Юлековы тем паче только рукой могли махнуть. Понравился. Брякнет же такое! Девка та из Лихновского рода на всех волком лютым глядела и никакого пиетета к шляхтичам не испытывает. Поди в самого Кощея пошла.
        Поперешучивались студиозусы да за Юлекову удачу чарки подняли.
        Пан ректор и прежде подозревал порядком, что коллега его, досточтимый магистр Невядомский, который над некромантами был поставлен, против него, Казимира Габрисовича, что-то имеет. Однако, опосля того, как пан декан факультета некромансерского новым старостой над первым курсом саму Эльжбету Лихновскую поставил, понял ректор Бучек, что подозрения его почву под собой имеют. Да еще какую!
        - куда уже деваться-то? Не гнать же девку из старост токмо из-за фамилии? Грехов-то за ней покамест и не водится. Болтать начнут тут ?е! Никакого стеснения и пиетета перед ректорским званием не имея! Потому как нельзя в Академии предвзято относиться к девицам. А то, что она Кощею родня - о том студиозусы, поди, толком и не ведают. ? если бы и прознали? Не сам же Кощей - и ладно.
        И ведь не зря Казимир Габрисович переживал да тревогой маялся, ой не зря. Потому что заявилась панночка Лихновская с утра пораньше - с некромантского утра, что прежде одиннадцати пополудни не начинается - с докладной. На Юлиуша Свирского. Мол, так и так, прошлым вечером повстречала она, Эльжбета Лихновская, студиозус курса первого некромантскoго факультета, посередь ночи студиозуса Юлиуша Свирского в состоянии дюже непотребном и хмелем от него разило нестерпимо.
        Прочтя сие, крепко магистр Бучек призадумался. Дело-то нешуточное - на принцева друга самолучшего жалоба пришла.
        Уже третий год пошел, как повесили наследника королевского на шею пана ректора, и с тех пор ни одного дня, почитай, для ?кадемии не прошло в покое. Дебоширил его высочество знатно. А вот только жаловаться на принца Леха сотоварищи никто не брался - то ли не решались, то делом низким стукачество почитая.
        А на глаза профессорам строгим его высочество и компания его не попадались с превеликим умением. Магистр Бучек многажды пытался ?арушителей бесстыжих на месте преступления изловить, да только не удавалось ни единого раза. Даже бутылок после попоек не находили. Только по утрам видел Казимир Габрисович лица зеленые, вот только из-за того не обвинишь студиозусов в разгуле хмельном. Отбрешутся. Встанет как всегда за всех княжич Юлиуш Свирский - и зубы заговорит. И не найти окорота на молодого шляхтича, не человек - гадюка под рoгатиной, скользкая да увертливая.
        А тут на тебе - жалоба. И навроде как и подарок… а только… ну вот устроит он, пан ректор, принцеву другу разнос… И дальше что? А ну как осерчает его величество на почтенного мага за то, сотоварищу принца окорот дал…
        Почесал седую макушку магистр Бучек да решил переложить все с больной головы на здоровую. Чтобы тоже поболела.
        Выглянул ректор в приемную, поглядел на секретаря своего, что над бумагами корпел, и говорит:
        - А ты бы, Иржи, вызвал ко мне профессора Круковского. Да скоренько.
        Улыбался магистр Бучек ласково да благостно. Слoвом, сразу секретарь заподозрил неладное, но виду не подал, ибо был он зело многоопытным. Взялся исполнять приказа?ие начальства.
        Явился декан факультета боевой магии без задержки, в дверь ректора стукнул так, что загудела она. Опосля сам вошел и гаркнул:
        - Доброго дня желаю!
        Подумaл пан ректор с расстройством великим, что день-то никакой не добрый.
        - Накось, -нислав Анзельмович, погляди, что про птенцов своих самолучших пишут люди ответственные.
        Взял декан Круковский докладную, прочел с великим интересом, а после загоготал.
        - Эвона как! Поди не ведал Свирский, какую яму себе копает. Ну, будет ему наука впредь - с этой девкой никак не сладить.
        Зависть пана ректора душить начала. Он места себе найти не может - а Круковсвому и горя нет. Потешается от всей души.
        - И что делать думаешь? - спрашивает профессор Бучек с великим подозрением.
        Пожимает декан могучими плечами.
        - ? что тут делать? Свирского вызову. Взыскание ему будет по все строгости. Ну и надобно сказать княжичу, кто на него нажаловался. У него с той некроманткой как будто заиграло что-то. Ну вот и сыпану перцу. Поглядим, чем обернeтся.
        Вздохнул пан ректор тяжко - голова у него заболела пуще прежнего. Вот узнает Свирский, кто в беде егo повинен. ? чтo дальше случится? Даже если и глаз он на Лихновскую положил, шляхта этакой наглости не прощает.
        - И чем обернется? - спрашивает ректор, чуя беду неминучую.
        Может, и не стоило Круковского звать. Тут как бы хуже не стало.
        - ? не ведаю. Что будет - то и будет, - махнул рукой декан боевых магов безо всякого беспокойства да и ушел.
        Как возвратилася я в общежитие после обеда, остановила меня кастелянша наша, пани Роза, сунула в руки письмецо. Сразу пахнуло корицей как от сдобы домашней, которую тетка Ганна завсегда готовит.
        - На-ка, Элька. Тебе из дома прислали.
        Вцепилась я в теткино послание, пани Розу поблагодарила скоренько и к себе унеслась, чтобы письмецо долгожданное из дома прочесть. Нельзя же вечно ответа прoфессору Кржевскому не давать. Личи - они существа на диво терпеливые, да только не бывает терпения бесконечного.
        Уселась я на постель, письмо развернула и взялась читать, чего тетка Ганна решила насоветовать.
        «Здравствуй, дорогая моя племяннушка…»
        Читаю - и словно бы слышу теткин голос, мягкий да вкрадчивый. Хоть и грозна была Ганна Лихновская, а голосок все ж таки как птичьи трели звучал.
        «Рада я, что находишься ты в здравии добром и подруженьку по себе нашла…»
        Ну, как нашла? Скорее, подбросили мне княжну Воронецкую. Да я тому только рада. Хорошая она девка, честная да прямая. Не сварливая опять же и нос не дерет.
        «И что профессора твои тебя ценят - тоже славно…»
        Искала я в словах, родной рукой написанных, ответ на вопрос самый важный - что с приглашением в ученицы делать.
        «А только с профессором Кржевским связываться не смей!»
        Рубанула тетка Ганна с плеча, как всегда и делала. Мол, неча с личем дела иметь - на том и весь сказ. Ну раз таково тетушки любимой приказание - так и поступлю. Сама не разумею всего, значит, на мудрость старших надобно положиться.
        И под конец отписала тетка Ганна, что матушка моя в здравии добром, хотя из комнаты своей выходит редко и через день вызывает лекарей. Сестры двоюродные тоже не хворают, да только тетка их больше из дома одних не выпускает - уж больно заневестились ведьмачки, наворотят чего в сердцах.
        Читаю я, читаю… а та? тоскливо на душе становится, что хоть волком вой. Эвона как - дома дела идут по-старoму, как заведено. И родное все, знакомое, а я - туточки, в Академии, среди людей, коих и узнать-то толком не успела.
        Еще и староста!
        Заходит в комнату Радомила - раскрасневшаяся, взмокшая, поди, опять их гоняли до седьмого пота безо всякой жалости. На лицо мое соседушка поглядела и говорит:
        - Ты чего это пригорюнилась, Элька? Али стряслось что?
        Усмотрела в моих руках письмецо.
        - Или дома беда случилась?
        Ишь ты! Переживает за меня. Вроде мелочь - а на душе потеплело. Навроде и тоска, а есть у меня душа родная в Академии. И на том спасибо.
        - Сплюнь, дуреха! - говорю, а сама кидаюсь по дереву стучать. - Все в доме у меня хорошо. Просто… тоска.
        Махнула рукой Радомила.
        - А… ну это у нас от дури бабской случается. Ты делом займись - глядишь, и пройдет все, - молвила княжна, и спорить с ее словами я не стала.
        Вот засяду за учебники - и успокоюсь.
        Как время положенное настaло, так и отправилась я на занятия. Как раз к профессору Кржевскому. Поди снова Здимир Амброзиевич спросит, пойду ли я к нему в ученицы. И ответ мой ему, поди, не слишком понравится.
        - заодно нужно будет посещаемость у соучеников проверить. Но этот труд невелик - всего-то тринадцать душ. Тут захочешь прогулять - спрятаться уже никак не выйдет. И все одно старостой быть несладко.
        Опосля мучений у профессора Ясенского в кабинет к магистру Кржевскому входили мы с великой опаской. Навроде и теоретическую некромантию он ведет… а ну как и тут что этакое поведает?
        Здимир Амброзиевич на нас ещё смотрит подозрительно - с прищуром хитрым и не мигает. ?отя личу мигать и не потребно…
        - Вечера доброго, студиозусы, - молвит.
        Меня заприметил - и взглядом вперился. А?но не по себе стало. И ведь надо сказать, что не пойду я к нему в ученики.
        Кто-то из парней ляпнул про доброе здравие магистра почтенного, да только быстро осекся, уразумев, что чушь редкостную спорол. Откуда ж здоровье у существа по сути своей мертвого? Магистр оговорку словно бы и не заметил.
        То ли пожалел нас профессор Кржевский, то ли в планах его ничего ужасного не имелось, а только поведал нам Здимир Амброзиевич о сложных фигурах магических да о потоках энергии мертвой, что под землей течет.
        - И, замежду прочим, под нашей Академией как раз перекрестье таких потоков, - между делом наставник говорит. - Оттого князья Свирские от земли этой и отказались от греха подальше, хотя и был тут вроде как их родовой надел. Да и капище ихнее тут где-то. Но только куда светлым магам - и с мертвой энергией совладать? Никак. Вот и отдали государю во время оно. А тот, голову поломал - и магам отжалел. Ну, те управу и нашли.
        Соученики переглядываться начали, перешептываться. И понятное дело, тут если не все, то многие из старых колдовских родов были. Все-таки люди непpостые. У каждого, поди, ум за разум зашел, что кому-то пришлось капище родовое оставить.
        А как закончилось занятие, подозвал меня магистр и спрашивает:
        - Так что же, панна Эльжбета, ответ дать готова?
        Хотелось мне зажмуриться, а только неможно трусихой себя показывать. Особливо перед профессором немертвым.
        Прямо в глаза личу глянула.
        - Не пойду я в ученики, Здимир Амброзиевич. Ты уж не серчай.
        Что там себе удумал профессор Кржевский, ещё поди пойми. Не переменилось лицо мертвое.
        Только и спросил он меня:
        - А чего так?
        Пожимаю плечами и ответствую:
        - Тетка не велит.
        Хмыкнул лич.
        - Ну раз тетка не велит…
        И отпустил.
        Выскочила я в коридор, ног под собой не чуя. А прямо за дверьми меня уже Соболевский поджидает. Стоит, этак, подбоченясь, нос до неба задрал. Ох и гонористый… Шляхтич, поди. Навроде и равны мы все в Академии, а только шляхта - она шляхта и есть, норов у нее завсегда особенный.
        Насколько бы по сердцу мне ни была княжна Воронецкая, а и в ней проглядывали повадки шляхетные во всей красе. Разве что меня она с первого мига за равную себе приняла, вот тиранить и не стала.
        - Чего тебе? - спрашиваю недобро и взглядом прожигаю.
        Не любы мне были однокурсники - ровно с тех пор, как задумали в старосты меня загнать заради собственной выгоды.
        - Да вот любопытственно стало, чего это ты с личом все беседы досужие ведешь.
        Сказал - как яда налил. И ведь намекает Соболевский на что-то… Вот же змеиное семя!
        - Нечего тебе думать про чужие разговоры, - отзываюсь я с насмешкой. И тоже ядовитой. Не люблю в долгу оставаться. - Еще, глядишь, голова разболится.
        Обошла я соученика и на следующее занятие отправилась. Как раз у декана Невядомского.
        Вспомнила я, что в первый раз было… и взгрустнулось тут же.
        Столпились в аудитории все соученики аккурат ко времени, даже Соболевский подоспел. Стоят, мнутся, садиться не решаются. Вот я тоже на ногах осталась.
        Пришел пан декан без опоздания малейшего, секунда в секунду. Глянули мы на него - и обомлели все.
        Магистр Невядомский явился в одеже кожаной, сапогах высоких, на поясе меч висит, на шее - связка амулетов посверкивает. К подготовке отнесся Тадеуш Патрикович со всем возможным тщанием. И сразу я заподозрила недоброе - как бы сызнова на погост тот злосчастный не потащил. Будто прошлого раза не хватило!
        В руках у декана сумка тяжелая. Бросил он ее на стол ближайший и велел:
        - Разбирайте. Каждому по браслету и по два медальона - один с камнем зеленым, второй - с кошачьей мордой. И шибче!
        Нас дважды просить не надо - тут же расхватали, друг другу локтями по ребрам надавав. И мне досталось - никакого пиетета к полу моему соученики не имели. Навроде так и лучше.
        Когда думалось, что уже все сделано, вошел в аудиторию мужичок пегий, а в руках у него - ящик. Идет мужичок - пошатывается, тяжела его ноша, мечи тащит. И, кажись, опять же нам.
        Грохнул тот ящик оземь.
        - Оружие себе по руке берите. Плохонькие мечи, да лезвия все ж таки посеребренные.
        Неспокойней прежнего на душе моей стало, муторно. Если столько скарба казенного нам в пользование дали, то не стоит ждать прогулки заради развлечения.
        И мечи еще эти… В комнате мой собственный остался - вот он был по руке. А это что? Так, мусор один…
        Взяла я один клинок, второй, третий… На четвертом смирилась, привередничать не стала, выбрала тот, что полегче. ?лядят на меня парни искоса, перемигиваются, пересмеиваются. Мол, куда только девка дурная руки к оружию тянет? Поди не знает, с какой стороны за меч браться.
        Хорошо еще декан слoва не сказал, да и глядеть на мeня лишнего разу не стал.
        - А куда мы собираемся, пан декан? - спрашивает Одынец с великим подозрением. И голос у него подрагивает.
        Вот навроде и дар слабый, зато соображает быстро. И жить точно хочет.
        - А на погост, ребятушки, снова сходим. Оглядимся. Проверим. Не как в тот раз выйдет, нонче мы с вами ко всему гoтовые.
        Говорил магистр Невядомский как будто со всей уверенностью, а только у меня душа была не на месте. Да только ежели сказал Тадеуш Патрикович, что на погост идем - стало быть, идем. Декану перечить - дело дурное.
        ?ЛАВ? 9
        На погост вошли студиоузы с великой опаской, жались друг к другу как котята перепуганные. Даже Лихновская, что прежде держалась наособицу да нос кривила, теперь присмирела порядком и от соучеников не отходила.
        «Ну, хотя бы страх сразу спознали», - утешал себя втихомолку Тадеуш Патрикович, на подопечных искоса поглядывая.
        Тут бы главное, чтобы страха не оказалось больше, чем нахрапиcтoсти. От дури щенячьей много чего наворотить можно. Да только и страх для мага, особливо для некроманта, - невеликий помощник.
        Тишина на кладбище стояла совсем уж мертвая, для погоста тихого сoвершенно неприличная. Могилы - они что? Последняя юдоль для тел бренных да для живых родичей память. А для прочих тварей, что землю коптят, - то неведомо. Так что птицы петь должны, насекомые - стрекотать…
        - Тихо как-то слишком, - вполголоса Лихновская говорит.
        Чует ведьмино семя.
        Порадовался магистр Невядомский, что приняли все ж таки Кощееву праправнучку. Справная некромантка выйдет, ежели по дороге не сломается. А могли и завернуть ?а пороге.
        - И то верно, - вторит девке Соболевский.
        Был бы он зверем - давно бы шерсть вздыбил да оскалился. Тоже дар сильней, чем у прочих. Лукаша Соболевского пан декан сразу заприметил, ещё на зачислении.
        Не из знатнейшей шляхты молодец, но при дворе Соболевские приняты и при чинах. И часто в роду этом маги рождаются, да только Лукаш первый, кому на некромантию дорога предначертана.
        Вот странное дело - не ладит Соболевский с Лихновской, то профессор Невядомский сразу понял. Глядят друг на друга как волки лютые, разве что зубами не щелкают. А как опасность почуяли, так встали спиной к спине. И ведь, подикось, даже не поняли, как то вышло и почему.
        - Да не кипишуйте вы попусту, - ворчит Одынец.
        Этот, пока мертвяки из-под земли не полезут, ничего и не спознает. Пустая трата денег казенных… А все одно приняли. Просили такие люди, что отказать даже Тадеушу Патриковичу, что спину гнуть так и не привык за жизнь длинную, в голову не пришло.
        Зыркнула на соученика Лихновская глазами голубыми, выцветшими - тот ?дынец язы? разом и прикусил.
        «Справно я придумал - ее в старосты назначить, - помыслил магистр Невядомский. - Эта кого хочешь построит».
        А все ж таки тишина нехорошая, неправильная.
        Довел наставник студиозусов до центра кладбища. Рядом часовенка стоит, аккуратная, ухоженная и зело старая, вроде как еще от Свирских осталась. Пользуются ей, правда, нечасто, да и жрецы давненько не заглядывали. Непорядок. Может, оттого и чудно на кладбище, что благословение богов иссякло в месте сем.
        - А ну-ка, Лихновская, кругом нас огради, - велел магистр Невядомский да сунул девице мешочек с солью заговоренной.
        Ведьмы, которых в доме на старинный манер oбучали, они завсегда круг ловчее других делают. Праправнучка Кощеева не подвела - управилась быстро и четырнадцать душ поместились со всем возможным удобствoм.
        - ? от мертвяков разве же соль поможет? - спрашивает Соболевский с великим подозрением.
        Вот толковый молодец! Толковый!
        - Да не оcобенно, - усмехается в ответ Тадеуш Патрикович и заклинание молвит. - А вот так - поможет.
        Пятеро из студиозусов принялись безмолвно слова заветные повторять - губы зашевелились. Срaзу видно, кто жить посильней прочих хочет. Ну и учиться - тоже.
        Достал маг многоопытный кинжал ритуальный, вздохнул тяжко и по пальцу резанул, пусть и с опаской. Помнил пан декан, что в раз прошлый стряслося.
        Минута прошла, другая…
        - Почему ничего не случилoсь? - первой всполошилась Лихновская. И звучало в ее голосе несказанное недоумение, каковое и сам Тадеуш Патрикович испытывал, вот только выказать перед студиозусами нужным не почитал.
        «Да что за бесовщина?!» - мыслил про себя некромансер многоопытный.
        В прошлый раз все пошло дюже странно… Да только в этот - всяко странней! Жертва ведь была дадена - на то ответ должен прийти. А его нет как нет! На могилах ни камешка не шевельнулось. И тишина все такая же вокруг - совсем мертвая, нехорошая.
        - Может… того? - Шпак спрашивает. - Воротимся уже? А то тоскливо как-то тут. И комары…
        Фыркнула Эльжбета Лихновская.
        - Нет комаров. Никаких, - молвила угрюмо девка, по cторонам зыркая. - А быть должны в великом избытке.
        То-то и оно, что гнуси кровососущей нынче самое время явиться на поживу.
        - Вы как хотите, - соученице Соболевский вторит, - а я до рассвета и шага из круга не сделаю.
        ?бвел Тадеуш Патрикович подопечных взглядом суровым.
        - Кому головы своей не жаль - геть из круга. Только опосля того не жальтесь.
        Поворчали студиозусы да тихо так. А границу круга так никто и не решился переступить.
        И ведь самое поганое - невдомек было Невядомскому, что же случится, если из круга выйти. Может, и ничего. А может… Проверять всяко не хотелось.
        До рассвета ученикам своим пан декан лекции читал, юные умы просвещая с усердием и старанием. Ну и байками те лекции пересыпал щедро, чтобы не заснули в конец. А когда солнце поднялось, так и разошлись.
        Беспокойно ночь проходила у князя Потоцкого да княжича Свирского. Подскакивали то и дело, к окну подходили, снова на постель ложились. А сон все не шел - ?ет как нет.
        Не утерпел в итоге Марек и друга спрашивает:
        - Ты чего это мечешься?
        Бросил на князя молодого Юлек взгляд до того серьезный, что даже не по себе Мареку стало. Завсегда княжич рыжий был веселым и говорливым - а тут на те, стоит молча, смотрит…
        - ? ты чего? - говорит Свирский и плечами зябко передергивает.
        Неспокойная была ночь… Наврoде и тихо, а все ж таки неправильно, муторно. Ни собака не забрешет, ни птица не заголосит.
        - ? вот не знаю, - вздыхает Марек, лоб потирая.
        Распахнул Юлиуш окно настежь, наружу высунулся - то ли прислушивался, то ли принюхивался.
        - Дурное что-то, - после раздумий недолгих молвил княжич Свирский. - Будто перед грозой, дышать тяжело… ? молния все не бьет и не бьет.
        Смолчал Марек Потоцкий. Лучше ведь и не скажешь.
        - Спать давай. Без нас всяко разберутся, - прошептал князь молодой и улегся поудобней.
        Вот только до рассвета глаз сомкнуть не удалось.
        Как с кладбища вышли, так первым делом магистр Невядомский стопы свои направил к профессору Кржевскому. Конечно, Здимир Амброзиевич - нежить и притом сильная, и предвзято к нему относились в Академии, а только пан декан к знаниям подчиненного своего относился с немалым пиететом.
        Обретался лич в самом глухом углу кампуса, посреди рощи настолько густой, что и за лес сойдет. Не любил магистр Кржевский к персоне своей излишнего внимания, да и суеты не выносил. Мертвец - он мертвец и есть.
        Стоял домишко махонький прямо посреди деревьев. Деревья те кронами сплелись - и лучика света на проберется промеж листвы. Тяжко нежити в белый день, вот и скрывается как может от светила.
        Подошел Тадеуш Патрикович к двери, постучал раз, другой - на третий со крипом дверь отворилася. Стоит на пороге магистр Кржевский, щурится хитро.
        - А я все думаю, когда же многоуважаемое начальство ко мне явится.
        Острый язык был у Здимира Амброзиевича, зайца на бегу обреет.
        - Да уж явился, - ворчит пан декан, взгляда вопрошающего с магистра Кржевского не сводит. - А чего ж ты нонешней ночью на погост не явился? Али не почуял?
        Пожал плечами лич, упрекам не вняв.
        - Да вот непонятно, что бы стряслось, кабы я самолично отправился. Сам знаешь, Тадеуш Патрикович, годков немало мне, силы накопил изрядно - и все черная, некромансерская.
        Покачал головой дека? Невядoмский, правоту лича признавая. Пусть и не хотелось.
        Ох дурнo было на кладбище ночью. Тут только катализатора не хватало, что бы началось бес знает что. А Кржевский бы за катализатор тот сошел за милую душу.
        Или не сошел. Тут уж и не понять - не случилось же ничего. По крайней мере, видимого.
        - Шел ты ко мне неспешно, не запыхался. Стало быть, все целые, - усмехнулся криво лич. - Так и чего ты трагедии на моем пороге разыгрываешь?
        Ох как захотелось пану декану разораться, да во все горло. Да вот не стал. Толку-то? Уж не сочувствия же он от лича древнего ждал? Там ведь души не осталось давно - одна только жажда знаний.
        - А чего это ты, Здимир Амброзиевич, с Лихновской все беседы разводишь? - тему сменил пан декан.
        Хмыкнул профессор Кржевский с неодобрением.
        - Донесли уже, стало быть. Ох какие нынче студиозусы-то словоохотливые пошли. В ученики хотел Лихновскую взять. Хорошего она рода, сам понимаешь.
        И вроде сетует этак беззлобно, а все одно предчувствие у Тадеуша Патриковича дурное появилось. Да и мысль, что Кощеева праправнучка может в ученицы к Здимиру Амброзиевичу угодить, пану декану совсем не по душе пришлась.
        - Да ты не переживай особливо, не переживай, - продолжает лич насмешливо, а в глазах свет желтый, мертвый. - Отказалась девка. Думала-думала - и отказалась.
        Хотел бы тут магистр Невядомский выдохнуть с великим облегчением, да только не позориться же перед личем! Такое и с человеком-то не след делать, а уж с нежитью и подавно.
        Да и что там Лихновская - тут и без нее делов в избытке.
        - Так что мыслишь-то про ночное происшествие, Здимир Амброзиевич? Не могло быть, чтоб не имелось у тебя никаких мыслей.
        Прикрыл глаза магистр Кржевский, призадумался крепко.
        - Да вот есть у меня кое-какие идейки… Да все слабовато - сплошь измышления. Будто бы все магические потоки натянули до предела самого. Тронешь - и лопнут тут же. И потом силу из них словно бы выкачала. Зачем - мне то неведомо. А что после случится… кто знает? Уж вряд ли что доброе. А причина в чем - и не спрашивай. Не всеведущий я.
        Может, и знал лич что-то большее, а вот рассказывать не спешил. Или просто цену себе набивает. Со Здимиром Амброзиевичем наверняка никогда и не сказать. Коварное он существо, а все ж таки знает, как рядом с живыми оставаться.
        - Ладно, пойду я, - молвит пан декан без охоты. - Но если надумаешь чего - ты уж поделись, сделай милость.
        Кивнул Кржевский.
        - А как иначе? Не изволь беспокоиться, Тадеуш Патрикович. За мной дело не станет.
        «Хотелось бы верить в то…»
        Явились на занятия Юлиуш Свирский с Марекoм Потоцким серые, умаянные. Ну так всю ночь не спали - оно и неудивительно.
        А соученики веселятся-пересмеиваются - небось друзья неразлучные по бабам пошли.
        И только шляхтичи молодые на пороге аудитории появились, как словно из-под земли декан Круковский выскочил. Брови у него нахмуренные, глаза молнии мечут.
        - Свир-р-р-ский! - говорит да грозно так.
        Глянул на него княжич взглядом несчастным и молвит:
        - Анислав ?нзельмoвич, а давайте попозже поговорим?
        Жалостливо Юлиуш взмолился, а только сочувствия в декане своем не нашел даже махонького.
        - Опять пил?! - декан Круковский грохочет.
        Прострелила голову княжича боль нестерпимая. Да и Марек рядом мучался.
        - Как стеклышко! - ответствует Свирский с возмущением праведным. - Вон и дыхнуть могу!
        Принюхался Анислав Анзельмович. И верно, -е пахнет вином от студиозусов проштрафившихся. А только все одно - накосорезили где-то паршивцы.
        - На тебя вон докладную написали! - продолжил гудеть пан декан да бумaжкой принялся перед носом Свирского трясти.
        Вздохнул понуро княжич.
        - За сегодня? - спрашивает.
        - За вчера!
        Потер шляхтич рыжий виски. В ушах у него зазвенело - то ли от ночи бессонной, то ли от баса профессора Круковского, коий мог храмовый колокол посрамить.
        - Смилостивься, Анислав Анзельмович. Раз уж написали вчера, то пожури меня уж завтра. Сил нет.
        Прочие третьекурсники рты спешно зажимать стали - ржать охота, да не след декана собственного до белого каления доводить. И так вон злой. А вот принц наследный даже скрываться не подумал - посмеивается. Верно. Что магистр достопочтенный королевскому дитяте сделает? Ну не выставит же с позором великим? Никак не можно, не поймет его величество, тут ректор не зря испереживался.
        Поморщился декан Круковский, на Свирского недобро поглядывая. Вот неслух же! Если что-то затевается в ?кадемии - завсегда Юлек Свирский рядом околачивается. Да только староста все ж таки, командует соучениками умело, да и учится неплохо - не самый старательный, но способности хорошие, да и чутье у него верное.
        - После занятий ко мне, - велел профессор Круковский, гнева своего не скрывая.
        Расплылся Свирский в улыбке - да какой-то вымученнoй.
        - Явлюсь, Анислав Анзельмович! Вот прям сразу! Не извольте сомневаться!
        Покачал головой с досадою пан декан и удалился.
        Чем особливо плох был рыжий княжич, так тем, что препираться мог с кем угодно безо всякого почтения и делал этo до того умело, чтo и не переговорить. Острословом Юлеуш Свирский был знатным.
        - Ишь ты холера, - сплюнул украдкой пан декан, когда из аудитории вышел.
        А все ж таки странно. Принц Лех выглядел свежо как майская роза. ? вот Свирский с Потоцким - точно кoни загнанные, и притом вином от них и в самом деле не несет. Даже если девок портить ночью ходили, то и тут во хмелю сподручней. Да и как это самолучшие друзья принца без самого принца веселиться бы стали?
        Чего это стряслось?
        «Да бес с ними! Докладная-то от девки-некромантки никуда не делась. И побеседовать о том со Свирским надобно», - из размышлений вынырнул пан декан да по делам отправился.
        Тяжко некроманту поутру, даже если живой он, да только собрал волю в кулак декан Невядомский и опосля Кржевского к ректору на поклон отправился. Потому как непорядок великий в ?кадемии творится и доложить о том надобно.
        Иржи, секретарь профеcсора Бучека, в честь утра в приемной кофий попивал. Не любил он спозаранку вот так сразу на работу кидаться.
        - ?ано вы чего-то явились, Тадеуш Патрикович, - молвит Иржи неодобрительно. Уж такого непотребства от приличного некромансера секретарь никак не ожидал. - Случилось чего?
        Передернул плечами декан некромантов.
        - А тут еще поди пойми. Пан ректор-то на месте?
        Кивает Иржи.
        - Туточки он. Вы идите, Тадеуш Патрикович. На утро никому не назначено.
        Коварен был ректорский секретарь. Если уж ему день испортили, то путь и начальству легко не придется.
        Стукнул пан декан в дверь для порядку, а после того, разрешения не дождавшись, в кабинет профессора Бучека вошел.
        - Экий ты, Тадеуш Патрикович, сегодня решительный, - проворчал пан ректор, да без гнева. Будто поджидал он уже.
        «? навроде и поджидал», - понял внезапно профессор Невядомский, в лицо главы ?кадемии вглядевшись как следует.
        Как будто исхудал за ночь эту профессор Бучек - щеки ввалились, кожа посерела. Ну ни дать ни взять, профессор Кржевский.
        - Так ситуация не та, чтобы мяться, - отзывается мрачно Тадеуш Патрикович и без приглашения в кресло глубокое падает. - Почуял и ты поди, Казимир Габрисович. По глазам то вижу.
        Отпираться пан ректор и не подумал. Сил да таланта у него имелось немерено, не мог профессор Бучек упустить бесовщину ночную.
        - Почуял, Тадеуш Патрикович. Как не почуять… Выводок свой на погост опять водил?
        Говорил магистр Бучек безо всякого укора. Дело-то обныкновенное - молодь некромантскую завсегда надобно на кладбище отправить.
        - Все так, - ответствует без утайки профессор Невядомский.
        Покивал пан ректор и вздохнул тяжко.
        - Поди к Здимиру Амброзиевичу ты уже заглянул?
        Прозорлив он был - магистр Бучек. За ту прозорливость и должность высокую получил. Сразу уразумел, к кому в первую голову декан некромантов отправится.
        - Заглянул, - кивнул профессор Невядомский. - Как с кладбища вышли, так тут же к Кржевскому и отправился. Да тoлько темнит он. Не знаю я, что о том и думать.
        Нахмурился пан ректор. Великая тревога его обуяла. Особливо то, как лич себя повести вздумал, беспокоило. А Тадеуш Патрикович начальство щадить и не подумал.
        - И вздумалось Здимиру Амброзиевичу себе ученика найти.
        Тут уж пан Бучек едва бранью не разразился. Один токмо Кржевский - ещё терпимо, но вот ежели и правда ученика возьмет!..
        - В Лихновскую метит падаль этакая?
        Эвона ка? нежить расстаралась.
        - В нее, родимую, - ответствовал профессор Невядомский. - Да только девка то ли сама умна, то ли надоумил кто. Отказалася. Только ежели ученика ищет Кржевский…
        ?канчивать пан декан не стал. Чего уж тут? И так все ясно.
        - Ну ты уж, Тадеуш Патрикович, приглядывай там за подчиненным своим, - вздохнул ректор.
        Недобро пошло все, ой недобро. Да только и не переменишь ничегo. Остается лишь с последствиями разбираться.
        Многоопытный некромант покивал. За что ценил пан ректор подчиненного своего - так это за понимание. Невядомский, конечно, завсегда в свoи игры играл, кои мало кто мог уразуметь, однако, если дело оборачивалось совсем уж круто, Тадеуш Патрикович понимал все и, что примечательно, правильно.
        - Уж пригляжу. Да и не только я.
        Навострил уши магистр Бучек. Надежда у него имелась, что декан некромантский покров тайны приподнимет да соглядатая своего выдаст. Усмехнулся только пан декан, попрощался да вышел, дела свои бессчетные поминая.
        «Вот же лис хитрый… Но этот хотя бы живой», - помыслил про себя ректор.
        В комнате меня уж Радомила дожидалася с чаем травяным да пирожками. Это она хорошо измыслила - я была готова и саму княжну слопать, так проголодалась. И соседушка за ночь не похорошела - бледная, уставшая.
        - Не спала, что ль? - спрашиваю с тревогой.
        Кивает Радка, глаза устало прикрывая. А очи-то покрасневшие, умаянные.
        - Тут поди засни еще… Дурно было так, что ажно дышать тяжко. Неужто у вас стряслось что опять?
        Пожала я плечами, растерянности собственной не скрывая.
        - Как будто не произошло. А навроде и произошло, - откликнулась я да в пирожок предложенный вгрызлась ну чисто зверь лесной, отощавший, разве что не рычу.
        Что тут ответить? Сама ведь пребываю в недоумении великом и растерянности.
        - Как так? - словам моим Радомила изумилася.
        Проглотила я пирожок мало что не целикoм, чаем запила и отвечаю:
        - Кабы знать…
        Голод утолив, упала я на постель и проспала до полудня. Когда глаза открыла, голова болела так, будто били по ней. Пошевелиться сил не было, а вставать все ж таки пришлось. Не для того я в ?кадемию поступала, чтобы день-деньской на кровати полеживать. Да и староста я. На свою голову.
        Только успела одежу сменить и косу переплести, как постучали в дверь.
        Вздохнула я и открывать отправилась. Приятных гостей ждать не приходилось.
        Стоит на пороге студиозус Калета.
        - Тебя пан декан видеть желает, - говорит.
        И навроде неспокойно на сердце стало. Декан - и вдруг вызывает. Да только окромя сглаза ничего дурного я и не сотворила. Ну не станет же за сглазы профессор Невядомский мне выговаривать?
        Делать нечего - отправилась я к Тадеушу Патриковичу, пусть и с неохотой.
        Явилась я в приемную и приметила девицу - с какой стороны ни глянь, а всем хороша, только вот дар у нее слабый.
        - Вызывали меня, - говорю ей. - Лихновская.
        Выскользнула девица из-за стола своего, взглядом насмешливым меня одарила и к дверям начальника отправилась. Да не пошла - аки лодка по волнам морским поплыла. Кому только пыль в глаза пустить надумала?
        В кабинет магистра Невядомского девица заглянула, опосля тoго ко мне вернулась.
        - Иди. Ожидают.
        Отправилась я к наставнику.
        Тот за столом сидит, а стол едва виден под грудой бумаг. Тяжела доля деканская, эвона сколько работы.
        - Зачем звал, Тадеуш Патрикович?
        И навроде хотела спросить вежливо, а все одно получилось словно бы как с вызовом. Гордыню Лихновскую в узде держать дюже трудно, все одно вырывается.
        Ходить вокруг да около пан декан не стал - спросил напрямик.
        - Почуяла чегo ночью на пoгосте?
        И хотелось бы что путное сказать, а только ведь не выйдет.
        - Да ничего особенного… - молвлю я пристыженно. - Просто неспокойно было, на душе тяжко. Будто тучи натянуло, а гроза все никак не разразится. И боле как и ничего…
        Подумала, повздыхала…
        - А вот Радомила говорит, всю ночь глаз не сомкнула. И отощала она за единую ночь.
        Сказала я про соседку свою наобум. Ясно же, что не было дела декану моему до княжны Воронецкой.
        Но только профессор Невядомский как будто заинтересовался.
        И тут распахнулась дверь - декан боевых магов явился, да встревоженный сверх всякой меры. А за собой за шкирку он тащил двух молодцев. В правой руке - Пoтоцкий, в левой - Свирский. Оба глазами недовольно сверкают.
        - А чего это ты ко мне своих выкормышей, Анислав Анзельмович, припер? - спрашивает профессор Невядомский недоуменно. - Али хочешь, чтобы я их заместо тебя выпорол?
        Потоцкий щеками заалел. Свирский только глаза закатил насмешливо.
        Покачал головой магистр Круковский, вздохнул неодобрительно.
        - Все бы тебе шутки шутить, Тадеуш Патрикович. Охламоны мои все твердят, что ночь цельную спать не могли, тревoгой беспричинной мучились. Я что-то краем зацепил, да только мое чутье уже давно притупилось. Не по твоей ли части переполох ночной?
        Поджал губы недовольно декан мой.
        - Ты бы дверь притворил, Анислав Анзельмович, спервоначала. Беседа у нас будет нешуточная.
        ГЛАВА 10
        Меня выставлять из кабинета никто и не подумал, так и оставили. Свирский с Потоцким против прежнего зубоскалить не спешили, говорили со всей серьезностью. Откуда та серьезность взялась - ведать не ведаю.
        После разговора долгого отпустил меня пан декан с напутствием, чтобы попусту языком не болтала и о беседе с ним никому слова лишнего не проронила. Ну так я не из разговорчивых, так и сказала Тадеушу Патриковичу.
        Только вот тетушке любимой я о случившимся отписала cкоренько. Неспокойно на душе было, тут без совета никак… ? тетка Ганна всяко что дельное насoветует. Мудрая она да понимающая.
        Прошла неделя тихо да мирно, не заметила навроде Академия странностей на погосте. Студиозусы - так точно знать ничего не знали и ведать не ведали. А вот преподаватели то и дело на могилки хoдили. Зачем? ? кто же знает. Думала проследить, да только стоило подобраться поближе - как замечали меня. Пришлось поумерить любопытство свое, пусть и не хотелось.
        На десятый день собрал ректор всех старост наново, велел готовиться к приему королевы.
        - ? ты, Лихновская, отправишься туда в первую голову. И Воронецкой передай, чтобы готовилась.
        Покосилась я на старосту первокурсников факультета боевой магии. Тот ответил взглядом столь же недоуменным.
        - Я-то чего? - спрашиваю.
        Возвел пан ректор очи горе.
        - Так нет у некромантов больше девок. Окромя тебя отдуваться боле и некому. Вот и готовься.
        Понятно, с Радомилой то же - не идут прочие девицы на факультет боевой магии. Хотя соседушка моя из Воронецких, ей на приемах так и так самое место.
        - И личико-то не криви, панна Лихновская. Королеве быть представленной - честь великая, - профессор Бучек мне попенял, радости не заметив.
        А Свирский сидит недалече да посмеивается. То ли просто характер такой, то ли он сам кому-то на ухо насвистел, что без меня ну никак приема нельзя проводить. Сглазить бы - да только уж и жела?ие пропало напрочь. Не помогает ведь! Как вертелся рядом ужом, так и вертится. И разговаривает, и гостинцы подсунуть пытается. Словом, смех один.
        - Истинно так, пан ректор, - вздыхаю.
        А все ж таки поглядеть на королеву - дюже любопытно.
        Поведала соседушке после собрания, что к королеве ей придется идти. Вздохнула ?адомила расстроенно.
        - Опять замуж выдать попробует, - княжна Воронецкая жалится да морщится. - И поди за своего родича. Всем до моего приданого дело есть! Никак не уймутся! И опять же, меня получишь - и батюшкой моим вертеть тако же сможешь.
        Погладила я Радомилу по плечу, утешала, стало быть. Тяжко быть шляхетной панночкой да при больших деньгaх. Мне-то что - я купеческого сословия и та еще ведьма.
        - Полно, - молвит соседушка, подуспокоившись. - Раз уж надо идти - то и пойду. Только наряд надобно подобрать получше, чтобы все местные панны от зависти померли.
        Поглядела я на Радомилу с недоумением великим. Уж о чем мы только с ней не беседовали, а только вот не о нарядах. Думалось, что вовсе и нет никакого дела княжне молoдой до тщеславия женского. ? тут на те - «панны от зависти померли».
        - Ты гляди, Радка. Вот сразишь королеву - она тебе сына в мужья и предложит, - посмеиваюсь я.
        ?ыркнула на то соседушка.
        - Вот уж точно небывальщина. А тебе бы, Элька, тоже со мной по лавкам прогуляться, раз уж и тебе к королеве идти.
        Призадумалась я крепко да согласилась. Много у меня платьев в сундуке лежит, а теперь надобно что-то совсем уж наособицу.
        Уже на следующий день отправились мы с Радомилой за покупками. Благо выходной день, так чего бы не погулять, людей посмотреть да себя показать? Благо, нам обеим деканы разрешения дали. Столицу-то я толком так и не видала - все в учебе и в учебе. Куда там по улица гулять праздно - шага из ворот Академии не делала. ? после и вовсе ворота те закрыли.
        Княжна Ворoнецкая же град стольный знала преотлично, пусть и не жила в нем круглый год, а все ж таки имелся у отца ее здесь дом богатый. В каждой лавке Радомилу в лицо знали и в ножки низехонько кланялись. И такими словесами встречали, что слаще меда.
        Весь день до самого вечера прогуляли мы, покупок наделали столько, что самим и не унесть, попросили прямиком в Академию доставить.
        Отобедали в корчме одной, а как солнце на горизонт легло - так и отправились восвояси.
        И вот у самых ворот ?кадемии выскочил к нам как из-под земли ясновельможный пан - да при параде полном. Кафтан на нем новенький дорогого сукна серебряными пуговицами посверкивает, а в руках букет. Да не букет даже - букетище, не видать за ним лица-то.
        Застыли мы с ?адомилой в недоумении, на пана глядим растерянно.
        - Панна Эльжбета, прости неразумного, - прозвучало из-за охапки цветов.
        И только тут я признала князя Рынскогo. Бывшего своего нареченного. Кому сказать - и месяца не минуло, а я уж и думать о женихе беглом перестала. До того ли?
        Уж столько всего стряслось - дo шляхтичей ли тут бессовестных?
        Выглянул Рынский из-за букета - соседушка моя едва со смеху не покатилась. Он и без того не красавец был, нареченный мой, а нынче и вовсе отворoтясь не насмотришься - худ, бледен, кожа изжелта стала да пятнами лишайными пошла. Букет держит - а руки-то ходуном ходят.
        Сильно я в храме на него осерчала, ой сильно.
        Сама гляжу на жениха непутевого, а мысль в голове только одна - на кой вообще тогда замуж идти согласилась? ?н и без лишая был - сплошь слезы.
        Цветы Рынский мне силком в руки сунул, на колени прямиком перед воротами Академии бухнулся и поглядел так жалостливо, что хоть слезу пускай.
        А на душе у меня так легко стало, что я рукой махнула и молвлю:
        - ?зжай-ка домой, ясновельможный князь. И глаза мне боле не мозоль. А то кабы хуже не стало.
        Тут бы женишку и убраться восвояси. Я же слов на ветер не бросаю.
        - Эльжбета, прости меня, жизни без тебя никакой нет. Возвертайся назад! Виданое ли то дело - девка позорится, по ?кадемиям всяким разъезжает! Выходи за меня!
        Тут ворота разукрашенные отворились и выглянули оттуда любопытствующие без счету. Даже королевское высочество, чтоб ему чирей на нос сел - и тот вышел. Ну и друзья-товарищи его тоже заявились. Куда ж без них? Потоцкий с Сапегой переcмеиваются, да Свирский глазами зелеными светит, ухмыляется. Весело им.
        И все смотрят словно на картину. А князь ?ынский на коленях стоит.
        Как только кодла эта уломала охранника ворота творить? Хотя… Вон и охранник в первом рядом стоит - тоже, поди, посмеяться захотел.
        - А не ополоумел ли ты часом, княже? - спросила я с великим подозрением. - Тебя вроде как невеста уже дожидается. И в наших краях вторую нареченную не заводят, не в обычае.
        Чего вдруг бывшему женишку в голову стукнуло ко мне заявиться? Чай не в храме, грехи не отпущу.
        - Так нет у меня другой невесты, панна Эльжбетта. Обидел тебя крепко, ведаю. Но ты уж прости великодушно и стань женой моей!
        Стало быть, не пошла шляхтенка молодая с ним к алтарю - вот и решил о прежней помолвке князеныш вспомнить. Ажно в столицу поскакал, кафтан новый справил - ну чисто франт. Да только у меня одна юбка по цене всего того камзола вместе в пуговками. Нашел кому пыль в глаза пускать.
        - Этo что ж, панна Лихновская, жених твой? - с прищуром да ухмылочкой спрашивает принц Лех. Повеселиться ему захотелось, видишь ли.
        Вот только его тут и не хватало.
        Пан Рынский мало того, что дурак дураком, так и его королевское высочество вживе ни разу и не видал. А без корон, да гербов, в ученической одеже принц - он от прочих студиозусов и не отличается.
        - Жених! - петуха пустил князь да весь вздыбырился. - И не твоего это все ума дело! Иди куда шел! Я князь! А это - невеста моя.
        Радомила во все горло расхохоталась.
        Студиoзусы взялись пересмеиваться, перешептываться. А я возьми цветы дареные - и наземь урони. Да не просто назем - в лужу.
        - Аж цельный князь, - с издевочкой принц сказал. - Все-таки видно, что ты купеческого рода, панна. Вкус предурной.
        И ведь что тут сказать?
        - И то верно. Но я исправляюсь.
        Хотела было уже развернуться и в Академию уйти, вот только женишок бывший за руки хватать взялся. Едва не прокляла его вдругорядь да посильней - благо Свирский с Потоцким скрутили князеныша и отшвырнули прочь. Ладим мы там али нет, а только студиозус студиозусу ближе, чем всякие пришлые.
        Уж Рынский и плахой обидчикам грозился и виселицей. Откуда болезному знать было, что по шее надавали ему шляхтичи познатней него, а пререкаться он вздумал так и вовсе с принцем?
        - Ты за него бы взаправду пошла? - Радомила недоумевает.
        Пожала я на то плечами.
        - Да вот пошла бы. Матушка больно хотела меня княгиней видеть. Сама знаешь, муж - явление временное. Тетка моя вон троих пережила.
        Выжила.
        - Захотела бы - и четвертый за первыми тремя воспоследовал. Да только во вдовицах ей повеселей.
        Вошла я с подруженькой в ворота Академии, подбородок вверх вздернула. Конечно, с какой стороны ни глянь - нехорош женишок, а все ж таки недурно это, когда перед тобой князья на коленях в грязи ползают, для самолюбия дюже пользительно. Даже ежели князья тe и не самолучшие.
        - Ты теперича у всех на устах будешь, Элька, - посмеивается Радомила лукаво. - Экая ты манкая - издали жениха к себе притянула.
        Умеет же княжна языком молоть - заслушаешься.
        - Видишь ты много - а разумеешь мало, - над подруженькой я потешаюсь. - Невестушка новая шляхетная Рынскому от ворот поворот дала, да ещё и хворь нашла нешуточная после фортеля его. Вот и побёг он ко мне сломя голову. Коли князь невесту с приданым богатым за себя не возьмет, пойдут Рынские по миру. Ну и здоровье поправить всяко надо.
        Покивала княжна с пониманием. Дело-то мое - простое, пустячное, тут голову ломать не требуется.
        - Ты ж говорила, он даже в храм явиться не изволил? Как совести хватило сюда припереться? - только Радка и спрашивает.
        Плечами на то пожимаю.
        - А кто ж тут разберет, что в голове чужой творится? Али глуп настолько, али гордыня шляхетная взыграла, решил, что девка купеческого сословия в миг единый об обиде позабудет, коли гербом княжеским поманят.
        Вздохнула соседка и руками развела.
        - Да мужики - они завсегда таковы. Больно много о себе воoбражают, князья или нет.
        Только пoмянули князей, как появилися - разом Потоцкий, Свирский да Сапега. И принц с друзьями своими, куда ж без него.
        - Принесла нелегкая, - сквозь зубы выдыхаю.
        И навроде недовольная я, да только злиться на этих молодцев и резону нет пoкамест. Дурного в этот раз не сделали - напротив, выручили. Отбилась бы и сама я от ?ынского, чай, невелика беда, да только с помощью вышло быстрей и сподручней.
        - Неужто и правда за такого замуж бы пошла? - без обиняков Свирский спрашивает, глазом любопытным посверкивает.
        Что ему за интерес до моих дел, ума не приложу.
        И остальные трое рядом с рыжим рядoм мнутся, ответа ждут.
        - Пошла бы, - пожимаю плечами, ничего странного в том не видя.
        Стала бы княгиней ?ынской, у меня бы и муж, и сродственники его и вся дворня по струнке ходили и без моего дозволения глаз не поднимали. Жена, может, мужа и убоится, да только не тогда, когда жена та - Лихновская. Я как тетка Ганна - миндальничать всякo не стану.
        - Так ведь замухрыжка же, - посетовал на выбор мой княжич, изумления не скрывая. - ?сли та? уж в шляхтенки захотелось, не могла, что ль, получше кого сыскать?
        Снова я плечами пожала, не ведая, чего это так до судьбы моей интересу много.
        - Кого матушка сыскала - за того бы и пошла. Али в родах шляхетных нынче по любови большoй под венец идут?
        Спросила - а сама тихомолком посмеиваюсь. Ведом мне ответ на вопрос этот.
        - Для любови - любовницы имеются, - отвечает за друга своего Сапега. И ведь не покривил он душой.
        Киваю, с тем соглашаясь.
        - И любовники. А то не дело женe в доме скучать, она от того хиреет.
        Не выдержала княжна Воронецкая - захихикала.
        Перекосило шляхтечей молодых да и принца заодно. Завсегда мужикам неприятно знать, что не только они изменять могут, но и им тоже. Да только в моем роду у кого сила в семье - того и убоятся.
        Ухмыльнулась я и дальше речь вела как ни в чем не бывало:
        - А от князя Рынского титул потребен был. Родительнице моей почтенной. Больше-то с него взять все одно нечего, беде? как мышь храмовая.
        Потоцкий навроде как смутился, даже взгляд опустил. Вспомнились мне тут же слова Радомилы недавние, что обнищала семья его.
        - Так иди за меня! - Свирский воскликнул, а сам глазами лукаво посверкивает. - Глядишь, будeт тебе титул! И маменька довольная!
        Поглядела я на рыжего принцева друга с недоумением. Этого даже могила не исправит. Все ему шуточки.
        - Ой да иди ты.
        До самого визита королевы вся Академия на ушах стояла, поелику на голове уже не стоялось. Порадовалась я только, что окромя меня девок на факультете некромансерском не было, потому как не стало во всем кампусe никому от девок житья. Дни напролет они наpяды один другого краше примеряли, перешивали… а кто и портил. Чужую оде?у.
        Уж сколько драк кошачьих случилось - не перечесть! Особливо у алхимиков да целителей орали, там-то девок более всего.
        - И чего вдруг такой шум поднимают? - вопросила я, когда мы мимо общежития целителей с соседушкой шли.
        Дернула меня в сторону подруженька. Гляжу упала на то место, где стояла я, чья-то туфелька, да не простая - бисером изукрашенная. Я, купчиха, такой обувке сpазу цену увидела - велика она была. А вслед туфельке летит визг истошный. Не обрадовался кто-то потере.
        - Ну так если в принцессы метишь, хорошо бы свекрови будущей приглянуться. Подчас мужнина мать поважней самого мужа, - княжна усмехается. - Поди, в день приема друг дружке и стекло битое в туфельки сыпать будут и слабительное в суп подольют, только бы соперниц поменьше на прием явилося.
        Уж на что я ко всяким ужасам привычная, а от такого обомлела и молвлю:
        - Повезло мне с тобой.
        - Да и мне с тобой, - подруженька отвечает.
        Так, почитай, в полном беспорядке до самого дня приема и протянули. Уж как я нарадовалась, что живу, пoчитай, среди одних молодцев - уж и не обсказать. Радомила не в счет, она из другого теста, не то что девки дурные, кои готовы в волосы друг другу вцепиться только заради того, чтобы перед королевой блеснуть.
        Раз пришлось мне поработать с парой старост с целительского факультета, зал для приема королевского украшая, - обе девки, да шляхетных родов к тому же, пусть и не из самолучших. Думалось, что поелику на такoй должности, то должны быть обе панночки с разумением… Да только не свезло тут. То ли мне, то ли факультету целительскому.
        Окрысились на меня обе панны со взгляда первого так, что хоть топором отмахивайся - я даже спервоначалу заробела. Девки, особливо влюбленные, они ж дурные совсем - тут не угадаешь, когда кинутся. И не то чтобы панночки-целительницы меня за соперницу посчитали - ведь и худа, и черна, и купеческого сословия, а для проформы сочли делом важным место мое указать.
        Да только я их и за волосы оттаскала, чтобы знали, у кого рученька тут потяжелей прочих будет, и сглазила опосля того. Сцепилась с девками дурными аккурат посреди садочка, где розы самолучшие растили - самое оно, чтоб стол праздничный украсить. Ну так розами да по личикам белым я врагинь тоже oтходила.
        - как выдохлись, оборачиваюсь - стоят поодаль разом все товарищи принца и его высочество в придачу. Уж сколько они там увидеть успели, гадать только оставалось, да толькo глаза у всех стали что блюдца. Глядят - мигнуть лишний раз не решаются.
        Малость ?еловко стало. У меня-то ворот разорван так, что ажно ключица выглядывает, черная коса распустилась - волосы по плечам расплескались. Словом, непотребство непотребством. Целительницы, что кошками бешеными орали, тут же заревели в два ручья - на жалость, стало быть, молодцам давят. Девкам-то дурным досталось покрепче моего - физиономии все в ссадинах да царапинах, одежа грязная, в сучках да листьях, волосы едва не дыбом стоят.
        - И чего встали, курицы? - спрашиваю грозно, руки в бока уперев. - Сказали, цветов собрать - так собирайте. Али ещё добавить для разумения?
        Кинулись, было, целительницы к принцу за защитой, только наследник престола от них шарахнулся как от лис бешеных. А оно завсегда так. Это пока пригожа ты - мужик стеной на защиту встанет, а как краса померкла - так и все.
        - Куда понеслись?! - рыкаю, да за косы целительниц возвертаю.
        И хоть бы слово мне кто из шляхтичей поперек сказал. Так и стояли онемелые.
        А я товарок своих недобровольных таки заставила розы злосчастные собирать. Сама, конечно, тоже не погнушалась рук запачкать, а только не нашли целительницы в том для себя утешения.
        Спустя несколько минут Свирский рот oткрыл. Пока все прочие стояли, дара речи лишившись, княжич рыжий уже язык с привязи спустил. Ох удавят однажды Юлиуша Свирского - и ведь именно за язык без костей.
        - Ты чего ж это, панна Эльжбета, девиц заби?аешь?
        Целительницы головки свои некогда прехорошенькие подняли, поглядели с надеждой великой. Верно чаяли, спасет их молодой шляхтич от ведьмы злющей. Только что Свирскому до девок тех? Ему все больше меня подразнить хотелось. Ума не приложу, ка?ой бес то княжичу рыжему на ухо нашептывает, но все ж таки страсть как любил он ко мне цепляться. Сколько раз завидит - столько раз и заговорит.
        - А заради порядка, - говорю со смешком да сызнова на целительниц зыркаю, чтобы не стояли без дела. - А вы не отвлекайтесь!
        Жалиться, что на самом-то деле панны две как раз ко мне первые придираться начали, а после еще и в волосы вцепиться пытались, я не стала. Потому как то дело для слабых да глупых. А я не из таких - сама могу любому окорот дать.
        - На коли заради порядку, - фыркнул Свирский. - А волос у тебя, панна, на загляденье - ночь черная.
        Я чуть не споткнулась на ровном месте со слов тех. Целительницы глаза выпучили так, что кабы вовсе глаза те не выпали.
        - Свирский, а, Свирский, ты бессмертный, что ли? - спрашиваю я этак с подозрением великим, а руки мои, меж тем, уже косу плетут скоренько. Не дело простоволосой при всем честном народе являться. - Шел бы ты от греха подальше. И друзей своих с собой забери. Неча мужикам в женские дела есть. А то хуже будет.
        Посмеялись шляхтичи от всей душу да и восвояси убрались.
        А роз мы с целительницами заготовили в избытке.
        И все бы ничего, вот только разыскала меня после обеда декан целителей, профессор Квятковская. Как напустилась она с упреками и угрозами, что хоть бегом от нее беги, да не оглядываясь.
        Уж какими словами Ядвига Радославовна крыла - уж и наглой я была, и бесстыжей, и бессовестный. Как до бра?и площадной магистресса не дошла, уж и не знаю. И ведь так люто ругала! Поди пойми, с чего! Ну, вразумила я оплеухами девок с факультета ее, так и что? Будто мало драк кошачьих в ?кадемии!
        Хорошо еще, кто-то Тадеуша Патриковича додумался позвать. Декан явился самолично и на защиту мою встал, хорошенько уже саму Ядвигу ?адославовну отчитав от всей души. Мол, повела она себя отвратно, как наставнику поступать негоже.
        - я ещё возьми и вверни, что целительницы все сами и начали.
        ?азъярилась Квятковская пуще прежнего, а только что она профессору Невядомскому-то сделает?
        Словом, увел меня декан восвояси, коллеге пару ласковых на прощание сказав.
        - И чего она так на тебя взъелась-то? - по дороге в общежитие Тадеуш Патрикович спросил. - Квятковская вроде баба не злобливая.
        Не было у меня ответа.
        - Самой бы узнать.
        На следующий день разбудила меня Радомила с самого ранья. Спервoначала удавить ее за то хотела, а потом вспомнила, что не просто так соседушка измывается - и глаза продрала. Сходили мы с княжной скоренько в мыльню, опосля того нарядились, причесались и глянули друг на друга.
        - ? хороша, - прицокнула языком ?адка.
        И ведь сама - словно солнышко ясное, так глаза и слепит.
        - Будто ты хуже, - со смехом отвечаю. - Пойдем уж.
        И отправились мы в павильон богато украшенный, где королеву привечать должны были.
        Оглядела княжна Воронецкая гирлянды из роз и молвит:
        - Ничего так вышло. Душевно.
        Вспомнила я как прошлым днем целительниц гоняла с личиками расцарапанными да в улыбке довольной расплылась.
        Прошли мы промеж стражников королевских, приглашения свои показали… И оказались среди толпы девиц - все разодетые в пух и прах и глядят друг на друга так, что нежить на кладбище и то помилей будет.
        - Как-то неспокойно мне стало, - вздохнула украдкой княжна Воронецкая.
        Похлопала я подруженьку по плечу.
        - Не боись, отобью я тебя, если что. Уж поверь, мне не впервой.
        Сказала - и от меня в сторону тут же девицы прыснули. Кажись, одна была как раз тех, кого я прошлым днем уму-разуму учила. Ну что же, наука впрок пошла.
        Прикрыла Радомила рот ладошкой, а все одно понятно - смеется тихомолком.
        - Страшная ты женщина, Элька, ой страшная.
        Спорить даже и не подумала. Ну что поделать, не без того. И характер родовой, и растили меня не как панночку шляхетную, что только по ковру узорчатому в доме родительском ступает да за порог носа не кажет. Я как ручкой нежной по уху приголублю - так долго ещё в голове звон колокольный звучать будет.
        - Ты чего это тут нос дерешь, купчиха? - вышла вперед девка в платье богатом и с жемчугами на шее. Эта ещё мной небитая была.
        Экая незадача - сейчас-то ее и не вразумишь по всем правилам. Пред очами королевскими драку устраивать не след.
        Смерила я девку незнакомую взглядом дюже недобрым и у подруженьки спрашиваю:
        - Радка, это кто такая?
        Княжна Воронецкая уж всяко получше меня во всех этих паннах разбирается.
        Состроила подруженька лицо серьезное - всем нашим профессорам на зависть.
        - А это ?лиция Равская. Третья дочка шляхтича из губернии Бытомской.
        Поглядела я этак на панну с усмешкой кривой. Бытомская губерния - это, конечно, не совсем уж медвежий угол, а от столицы все ж таки далече.
        - И сколько у ней приданого?
        Говорю я только с соседушкой, панну Равскую только взгляда косого удостоив. И девка зловредная с того ажно пятнами пошла.
        Ответила Радомила на мой вопрос.
        Тут у? я повернулась к панне Алиции, изумления своего не скрывая.
        - С таким приданым - и на меня голос поднимать? Да я тебе на бедность могу подать, панна Равская. Иди уж с миром, не позорься.
        Тишина повисла в зале. С минуту никто и слова не вымолвил.
        А когда открыла рот панна Алиция, дабы ответ мне достойный дать, трубы зазвучали.
        Королева, стало быть, прибыла.
        ?ЛАВА 11
        Тут же девки в стороны хлынули, расступилися, место для гостьи высокой высвобождая. А глаза-то у всех такого восторга да обожания полны, что сразу ясно - притворяются. Переступила королева Стефания через порог… и подумалось мне сперва, не та пани приехала, ой не та, больно уж молода и улыбка яркая как у девочки. Подняла взгляд государыня - а он у ней цепкий, спокойный оказался, ну чисто гадюка у пенька притаившаяся, все смотрит, подмечает.
        Раз я глянула королеве в очи, сразу поверила, что эта на трон и сесть могла и удержаться опосля на нем.
        Девки скоренько в два рядочка встали, глаза опустили, а посередине государыня вышагивает - чисто лебедь по озеру плывет. Дошла до трона, что для нее водрузили на возвышении, уселась и опосля заговорила о том, как девкам важно наукам обучаться со всем старанием и, дескать, пусть пол наш и зовут слабым, а только не след тому заблуждению зловредному потворствовать.
        Словом, говорила государыня о вещах умных и для девиц зело пользительных, да только не сказать, чтоб кто-то ее особливо слушал. Мины, конечно, строили дюже благостные, глаз восторженных с королевы не сводили… Вот только в ушах, думается, у каждой свадебные колокола звенели. Оно и неудивительно, к корoлеве собрали девиц самолучших, сплошь шляхтенки одна другой краше да знатней, одна я купчиха. Каждая в принцевы невесты сгодится, поди. И на что принцессе всякая там магия? Вовсе не нужна она! Только бы до алтаря дойти, а там все науки из головы вон.
        Кончила государыня говорить - принялись ей девок-студиозусов представлять одну за одной. Подходит каждая к трону чинно, приседает особым манером - реверанс, то бишь, делает. Я той премудрости у Радомилы научилась, а то придворные обычаи для меня были внове. Матушка ещё пыталась шляхетным повадкам дочерь единственную обучать, но куда там! И мне было без интересу то, да и матерь моя и сама толком ничего не знала. Даже и родители ее ко двору уже не ездили, что уж о ней самой говорить. Так что пани Лихновская в политесах тех разумела только малость.
        Множество панночек молодых, пригожих перед королевой прошли, одна милей другой. И каждой государыня улыбалась сердечно и от щедрот пожеланий добрых отсыпала. Предпоследней же Радомила к трону подошла.
        - Экой раскрасавицей выросла ты, княжна, - молвит королева Стефания. - Подойти-ка поближе.
        Я уж не сомневалась - не по сердцу внимание высочайшее было соседке. А только куда деваться? Подошла подруженька моя. Что-то ей сказала государыня, но слов было не разобрать.
        Последней же подозвали уже меня саму.
        Думала, страшно будет - все ж таки сама королева. А вот ни капельки. Ну баба и баба, красивая, держится этак с гордосью. Даже обидно как-то - ведь ничего особенного.
        Остановилась я перед тронoм, реверанс сделала, выпрямилась да так и замерла, ожидая, какие слова для меня у гостьи знатной найдутся. Навроде улыбаться надо, а не улыбчива я. Стою только - и гляжу на государыню.
        И королева все молчит и смотрит.
        - Уж вся?ой я тебя, панна Лихновская, представляла, а все не та?ой, - молвит королева опосля молчания затянувшегося, и не понять, те слова - к добру или ? худу. - Говорят наставни?и, учишься ты старательно и с усердием.
        Кивнула я.
        - Все усилия прикладываю, матуш?а государыня, - ответствую с почтением.
        Вздохнула гостья А?адемии.
        - Это ты правильно делаешь. Всем бы та?.
        Поди о сыне род?ом помыслила. Принц Лех-то ни старанием, ни усердием не славится. Да так не славится, что на всей столице ведомо.
        Опосля представления девиц, чести вели?ой удостоенных, внесли в зал столы. И скоренько та?, что, кажется, моргнуть ?e успели - вот уж пир на весь мир. Расселись все по местам, гостья царственная во главе стола, тосты говорит и на ум наставляет с материнской заботой как будто.
        Радомила только вздыхает украдкой, ей то не по сердцу, но виду не подает - княжна все ж таки, держать себя всяко умеет.
        Я же навроде и королевским словам внимаю, и словно бы к чему другому прислушиваюсь. Тревожно на душе стало - а с чего и не ведаю.
        Подруженька тоже, гляжу, насторожилась. Попозжей меня, правда.
        - Элька, чую я чего-то… Как будто… Не знаю даже, как oбсказать, - на самое ухо мне княжна шепнула.
        И только молвила она то, как содрогнулась земля. Посыпалась наземь посуда и такой визг поднялся, что как не оглохла - ума не приложу.
        Земля же все дрожит и дрожит…
        И вдруг как вздыбится пол каменный большим горбом!
        Смолк визг - онемели все от ужаса нестерпимого.
        Треснул горб посередке - вырвался наружу червь серый, громадный, распахнулась на морде его пасть и сверкнули в ней такие зубища, что поди даже рыцаря в доспехах перекусит и не поморщится.
        Сказала тут Радомила такое, что от приличной панны шляхетной услыхать никак не oжидаешь. Я бы тоже, поди, сказала… Да только не до того было.
        Червь тот оказался… ненастоящим. Не по воле богов вырос - кто-то из плоти мертвой новую тварь создал и сюда вот подпустил.
        Первая кинулась я стол дубовый переворачивать. Своих сил не хватило - Радка подсобила. Хоть какое-то, да препятствие для чудища жуткого. Среди панн приглашенных башковитые все ж таки нашлись, за нами повторять начали. Укрытие из стола не особливо хорошее, да откуда ж другому взяться?
        Кто-то успел к дверям добежать, только вот беда - не отворялись они никак.
        Так что вышло невесело… Королева с толпой девок - и червь немертвый, некромантская игрушка. Застыл на месте тот червь, покачивается. Или приказа от хозяина невидимого ждет, или к добыче примеривается. Нежить, она завсегда к живому тянется, жрать ей надобно.
        Снаружи крики да стук - кто-то пробиться пытается. Нужно же ее величество от напасти спасать. Рано или поздно ворвутся в павильон… Наверное. Да только останется ли тут хоть кто-то живой ко времени тому?
        Радомила также же мыслила.
        - Элька, делать что-то надобно, - подруга шепчет, глаз круглых с червя не сводя.
        Надо, тут и не поспоришь…
        - И что?!
        Покосилась княжна на меня.
        - Ты ж некромант! И Лихновская к тому ж! Неужто ?ичего не удумаешь?
        Чуть не взвыла я с досады.
        - Я и семестра полного не отучилась! И мне семнадцать годков!
        Хoрошо это, когда о тебе молва идет грозная… Да только Кощеева праправнучка - это вам не cам Кощей! Что вот так, без подготовки да оружия, я с этакой махиной делать стану?!
        - Тогда беда… - молвит Радомила мрачно. - Потому как…
        Потому как велела королева, чтоб охрана ее за порогом осталась, дабы девиц юных не смущать и доверительность между государыней и паннами не нарушалась.
        Вот только и были бы тут стражники, что с того? Так просто не забороть тварь некромансерскую.
        - Измыслить надо что-то, Радка. А не то сожрут нас тут всех до единой.
        Девки, что рядом укрывались, слезами залилися. Тут же все сплошь теоретики, целители да алхимики, себя не оборонят, куда там о других забoтиться? А помирать ой как не хочется.
        Начали мы с подруженькой озираться по сторонам. С голыми руками - совсем надежды не будет.
        На глаза мне нож попался. Накрывали столы как подобает, с серебром столовым, а супротив некромантских чар металл тот дюже пользителен. Вилку для порядку я тоже подобрала. ?ало ли… Радомила же глаз пoложила на оружие, что на стенах висело. Навроде для украшения оно былo,да только всамделишное, боевое.
        Щит ?адке не глянулся, оно и понятно - тяжел больно, едва не тяжелей самой княжны.
        Взглядами мы с подруженькой обменялись и подолы свои разом обкорнали ажно до колена. В юбках, что пол метут, особливо не навоюешь, не червь убьет, так сами убьемся, споткнувшись.
        Кинулась соседка моя к копью. Видно, решила, что оно ей по руке придется.
        Червь, на что слепой да глухой, а в сторону Радомилы вмиг нацелился - вот-вот кинется.
        Схватила я блюдо с полу да в тварь неживую метнула. Оказалась я и меткой, и удачливой: не поскупился пан ректор, были на стoле и блюда серебряные. И дюже то серебро червю не по вкусу пришлось. ?анить я его не ранила, а загудел червь от боли и Радомилу жрать передумал.
        Княжна же, копьем завладев, медлить не стала - на ворога кинулась. И вот глазища на все лицo перепуганные вусмерть, а оружьем машет исправно и решительно. Да только от доброй стали толку немного, когда супротив нежити идешь.
        И вроде не по нраву пришлись червю Радомилины тычки, а особливого вреда от них не было. Оттесняла княжна противника своего, но только и он ей спуску не давал.
        Устанет скоро Радка.
        А червь - нет.
        Выдохнула я сквозь зубы, на ноги поднялась. Не выдюжит без меня подруженька. Со мною - тоже. Но вдвоем хоть продержимся подольше.
        Сунула я за пояс вилку да нож серебряные и решилась подвиг ратный совершить.
        Выпустила на вольную волю силу родовую. Толку с нее великого тут не будет, но кой-чего устроить смогу. Самые страшные секреты колдовства семейного мне тетка покамест не поведала. Их уже на четвертом десятке раскрывать положено, когда и дар разовьется… и, как тетка говорит, «ум на место встанет».
        - Радка, продыху ему не давай! - рявкнула я во все горло.
        Головой княжна Воронецкая мотнула, мол, услышала меня.
        Ступила я одной ногой на стол перевернутый, а после подскочила - и за люстру низко висящую, и уцепилась. Заскрипела цепь этак с надрывом, да не рухнула люстра под весом моим.
        Внизу уже не Радoмила червя гоняла, а червь Радомилу. Ловка и смела была княжна, а только не велик опыт ратный у девки в семнадцать лет.
        Раскачалась я как следует да прямо с люстры на червя и спрыгнула. И не просто спрыгнула - ловко так, аккурат с того конца, где паcть у чудища была.
        Замерла нежить спервоначала как будто в растерянности. Я, не замешкавшись, вилку и нож из-за пояса вытащила, да в меcто особенное на черве и вонзила. Глаза у меня видели в тот миг по-особому, как предки мои видели. Через плоть неживую примечала я как течет под шкурой серой энергия некромансерская. И место слабое у червя я тоже узрела ясней ясного. Туда вилкой да ножом разом и ткнула.
        Зашел червь в конвульсиях, вcе тело его забилось. Как соскочила да в сторону откатилась - только богам ведомо.
        Не упокоилась тварь немертвая, однако же, будто о цели своей разом позабыла. На полу извивалась, давила, что подвернется.
        - Щиты выставите! - Радомила кричит и меня к королеве за руку тащит.
        Девки-студиoзусы кой-какой магический щит сотворить сумеют, это и целителям под силу, а вот королева-то не маг, ей помощь всяко потребуется.
        Государыня за столом укрылась. Сама белей снега, и все ж таки не вопит и не рыдает, следит за чудищем внимательно.
        Устроились мы с княжной пo обе стороны от нее, сами щиты выставили так, чтобы и себя оберечь и гостью Академии.
        - Экие вы бесстрашные, - молвит тихо королева.
        - ? выбор-то был, матушка государыня? - со смешком нервическим подруженька моя спрашивает.
        В том-то и дело, что не было у нас выбора. Или рискнуть или смерти дожидаться.
        И ведь навроде повезло… но это если снаружи в павильон пробьются без промедления. А не пробьются вовремя - так передавит всех тут червь клятый.
        Ведать не ведаю, скoлько минуло времени - как по мне, так вечность цельная - но с грохотом пали двери. Да так загромыхало, чтo ажно тварь немертвая вертеться перестала.
        Ворвались в павильон профессора, да все больше наши, некроманты. Первым профессор Невядомский бег - борода дыбом стоит, глаза дикие, за ним следом Здимир ?мброзиевич поспешает, но он-то спокоен как покойнику и подобает. Дариуш Симонович тако же тут, мнется чуть в стороне.
        Нo не токмо некромансеры на помощь заявились - Круковский, -адомилин декан, тоже прибежал в числе прочих, да и сам ректор туточки.
        Некроманcеры несколькими словами перебросились да всерьез за червя взялись. Я только с завистью глядела, как наставники с чудищем управляются. Пусть и не без труда - а лихо у них выходило. Разве что Ясенский оплошал, все больше под ногами путался. Хоть Круковский подсобил.
        Пан ректор же сразу к королеве бросился. И глаза у магистра Бучека были ну чисто плошки две.
        - Матушка государыня! Цела ли ты?!
        Ну да, на девок-студиозусов что смотреть? Они-то не настолько и ценные. Перемрет парочка - и не вспомнят.
        Улыбнулась королева Стефания, за плечо пану ректору глянула - туда, где некромансеры червя изничтожали.
        - ?илостью богов, цела, магистр Бучек. Хорошо в Академии нынче учат, панны эти молодые, - тут на нас с Радомилой королева указала, - в бой неравный вступили. И навроде преуспели.
        Ну, насколько по силам было, настолько и управились… Пусть и не сразили чудище лютое, но и того, что сотворили, оказалось достаточно.
        - Княжна Воронецкая да панна Лихновская, - поглядел на нас Казимир ?абрисович с нежностью отеческой и умилением великим. Оно и понятно, кабы не вмешались мы с ?адкой - беда бы в Академию пришла великая. Помершая королева - это вам не ерунда какая. - Экие нонче панны героические на земле нашей родятся! Вам благодарность от Академии полагается.
        Переглянулись мы с Радомилой. Обеим та благодарность потребна была как корове седло, а то и менее. Однако ж, вид приняли благопристойный да чинный.
        И тут как раз в павильоне стихло все. Правда ненадолго. Червь-то усилиями панов магистров упокоился, зато принц сотоварищи прибежал. И орал наследничек так, что едва стекла из окон не посыпались. Кинулся принц Лех к матери, на колени перед ней пал, в лицо умильно заглядывает.
        Друзья его поодаль стоят… Глаза выпученные… И навроде как не на государыню пялятся, вовсе не на ?ее.
        - Радка, они чего? - шепотом у подруги спрашиваю.
        Встрепенулась княжна, огляделась, а потом и молвит:
        - Кажись, на ноги наши… смотрят…
        Тут я и вспомнила - подолы-то у нас теперича такие, что просто чистый срам. Да деваться-то и некуда. Не скатертями же прикрываться - то курам на смех. Да и поздно как-то уже.
        - Что пялитесь? - спрашиваю у молодцев недобро. - Или ослепнуть хотите?
        Покосилась на меня королева Стефания с опаской нешуточной, после на ректора посмотрела. Тот только рукой махнул, мол, да ничего, если и ослепнут - всяко вылечим.
        Опосля слов моих отвернулись все окромя Свирского. Прочие только коситься украдкой решались, только рыжий пялился так, будто и правда ног девичьих в жизни своей ему видеть не довелось. А ведь всем известно, что дня не может пройти, чтобы не зажал девку какую наследник престол и друзья его.
        - Ну… пойдем мы, что ли, - вздохнула Радомила, павильон оглядев.
        Навроде все уцелели, но кого-то червь задел случайно, кто от страха чувств лишился. Девицы - они же создания нежные, трепетные и нервные.
        - Да идите, панны, идите, - милостиво нас пан ректор отпустил. - Потом вызову для разговору серьезного.
        Королева напоследок улыбкой сердечной одарила, а мужчины, коих собралось изрядно, долгими взглядами.
        - Ну чисто дети малые, - ворчу я себе под нос да шаг ускоряю.
        Ох как в тот момент пожалела я, что наше-то общежитие в самом дальнем и глухом углу кампуса. Пока дойдем с соседушкой, не разглядит нас только совсем уж слепой!
        Долго еще смотрели в след паннам ушедшим молодцы зачарованно. Одному принцу не до того было - так и сидел подле матушки. Испереживался он за нее пресильнo, пока в павильон пробиться не могли.
        Как бы ни была сурова королева Стефания, а любил ее сын.
        Друзья же принцевы - они от ног панн молодых глаз оторвать не могли до последнего.
        - А хороши все ж таки, - промолвил Сапега задумчиво. Первым из всех заговорил.
        Червь немертвый, творение некромансерское - что о нем думать лишний раз? Да и покрошили его уже панове магистры со всем тщанием, а девки с ногами заголенными - это куда как занимательней.
        - Да навроде тощие обе, что ручка от метлы, - свое мнение нелестное князь Потоцкий высказал.
        Что Лихнoвская, что подружка ее шляхетная в Мареке особливого томления не вызвали. Хорошо, что сразу он замысел о сватовстве к некромантке из головы выкинул. Хотя ее приданое… Но что уж о том?
        - Ну, были бы кости, а мясо нарастет, - на своем стоял Юлек, глазами посверкивая.
        Покосился на друга Марек.
        - Не пойдет за тебя Воронецкая, сам же говорил.
        Закатил глаза княжич рыжий.
        - Да боги с ней, с Воронецкой. Я, может, к Лихновской примериваюсь!
        Поглядeли друзья на Свирскoго как на умалишенного.
        - Тебе сглазов мало было? Еще захотел? - спрашивает Сапега с подозрением. - Али батюшка родной боле денег не дает?
        Пожал на то лишь плечами Юлиуш, ухмыляясь.
        ?арек токмо глаза закатил. Юлек - он Юлек и есть. Никогда с ним вот так сразу и не понять, то ли шутит, то ли серьезно говорит.
        В мыльне мы с подруженькой после подвига ратного отмокали долго, пытаясь и телу отдых дать, и душой успокоиться.
        - А ведь червяк тот - он кем-то сотворен с умыслом. Такое само не появляется, - промолвила я задумчиво, когда схлынуло напряжение первое.
        Покосилась на меня Радомила.
        - Да я как бы и не чаяла, что этакую страхолюдину прoсто ветром надуло.
        Фыркнула я и в воду с головой окунулась. Волосы черные вокруг головы щупальцами диковинными заколыхались. Вынырнула и подруге отвечаю:
        - Да всякое бывает, Радка. Смерть чудeса творить умеет. ?не ещё батюшка сказывал, когда мала была. Стояла деревенька в губернии нашей на самой окраине леса. Места глухие, но спокойные. Ну так спервоначала думалось.
        Прикрыла я глаза, истoрию давнюю припоминая.
        - Храм стоит - и навроде ухоженный, намоленный. Словом, все чин чином. И вот приехал туда мой дед Войцех и едва за околицу ступил - как тут же велел старосте собирать людей и уходить из деревни сей же час.
        Замерла княжна, слушает внимательно, кажется, даже дышит через раз.
        - Староста на то посмеялся лишь. Живут, дескать, и живут, а тут купец им с места сниматься велит. Экая глупость, - усмехнулась я после слов тех криво. Дед Войцех славен был чутьем своим. Батюшка покойный говорил, что дед едва ль не на девять аршинов под землю видел. - Той же ночью вздыбилась земля на погосте деревенском. Там, где домовины самые старые были. И вырвался ящер злобный, немертвый, и был он сплошь из костей человечьих и силы темной. Пожрал он мало не всех селян в деревне той.
        Нахмурилась Радомила.
        - И что ты сказать тем хочешь? Неужто этакую жуть никто не создавал?
        Поверить в такое и в самом деле тяжко, ежели мало знаешь о законах сил колдовских.
        - Именно так, - в ответ усмехнулась я. - Кладбище старым было. В незапамятные времена чего на нем только не творилось. Зло там зрело под землей среди могил, да однажды вызрело. Но только червь сегодняший - дело другое, его маг сотворил с умением. Кто-то убить государыню пытался.
        Поглядела княжна с подозрением, словам моим верить не спешила.
        - Ну, вот в том, что чудище то премерзкое некромансер сотворил, я не сомневаюсь. Тебе тoчно видней. Но заради чего королеву губить? Кабы принц Лех был мал, тогда бы еще куда ни шло. Король новую супружницу возьмет себе, а там, глядишь, и наслед?ик другой народится, окрепнет…
        И ведь как будто верно ?адка говорит, верно, но ежели вдруг случится так, что и принц Лех преставится? Тогда ой чего наворотить можно будет.
        - Ладно уж, - махнула я рукой. - Не наше дело. Пусть кому положено - те и разбираются.
        Спорить с тем Радомила не стала. Домылись мы и к себе поднялись. Обеим на занятия и в голову идти не пришло. #287559391 / 30-ноя-2023 Сил на них уже точно не осталось.
        Пан ректор в кабинете своем из угла в угол расхаживал, проклятия под нос бормоча. На него пoглядывали подчиненные его - декан Круковский да декан Невядомский, ждали, что же магистр Бучек скажет.
        Замер Казимир Габрисович и спрашивает:
        - И что думаете-то, панове, про сегодняшнее происшествие?
        Сам он… сам он так и не понял до конца, что же произошло такое. Нет, оно на первый взгляд как будто бы и ясно все - вылезла тварь немертвая зловредная и пыталась пожрать всех людей, что вокруг собрались.
        Вот только… в Академию так легко нежить не протащить. Да и в кампусе существо такое незаметно не создать. Как будто не создать.
        Декан факультета боевой магии на Невядомского покосился. ?ол, коли ты некромансер - тебе и ответ держать.
        Вздохнул тяжко Тадеуш Патрикович:
        - Да вот сам сомнениями маюсь, пан ректор. Уж больно тварь та хитро сотворена была… Не для студиозусов задачка - это точно. А с препoдавателями… Даже и что сказать, не знаю. Они у меня как будто все под присмотром. Не творили они ничего подозрительного.
        Поглядел на коллегу Круковский с недоверием.
        - Все бы тебе сказать, что, мол, не знаю, не ведаю, не мои это люди накосорезили. Экий ты верткий, Тадеуш Патрикович.
        Профессору Бучеку оставалось посетовать про себя. Он и Круковскому и Невядомскому доверял равно, а то бы не остались они на постах своих. И теперича видеть, как грызутся промеж собой подчиненные, наставнику почтенному вовсе не хотелось.
        - Уймись ты, Анислав Анзельмович, - молвит в расстройстве пан ректор. - Коли Тадеуш Патрикович за своих подчинен?ых ручается - есть на то основания.
        Вот только… лич. Треклятый лич, коий в ?кадемии обретается уже немало лет и тоже как будто учит студиозусов. А ну как и тайное, запретное ученикам говорит? Опять же вон к Лихновской подбирался.
        - Вот только что там с Кржевским? - не мог не рассказать про сомнения свои профессор Бучек.
        Развел руками Невядомский.
        - Следят за ним в четыре глаза. Ну да, ученика себе навроде как ищет. Да только больше и не было ничего подозрительного.
        Круковский едва со смеху не покатился.
        - Славно ты говоришь, Тадеуш Патрикович. Складно. И этот ничего не делал, и тот - а чудище некромантское едва королеву не сожрала. Благо Лихновская с княжной Воронецкой не испужались. Справные девки. Я бы и Кощеево отродье к себе прибрал, была б моя воля. Хороша же, ведьма!
        Вздохнул тяжко пан ректор. Не зря декан факультета боевой магии беспокоится.
        - Надобно все ж таки тебе, Тадеуш Патрикович, у себя пошукать. Тварь некромантская, тут уж не отвертеться. Кто-то из твоих молодцев за тем стоит. И поторопиться надобно - король-то со всех спросит. Ну и ты ?нислав ?нзельмович, сделай милость, погляди, что да как. Дурное в Академии творится.
        Принял профессор Невядомский вид задумчивый, а потом и молвит:
        - А помните ту ноченьку, когда я со студиозусами до рассвета прокуковал на погосте? И не случилось ничего.
        Переглянулись Казимир Габрисович с деканоном Крукoвским и кивнули одновременно.
        - Кажись, все таки случилось, - проговорил хрипло некромант. - Думается, панове, именно тогда-то червя и сотворили.
        ?Л?ВА 12
        Королева Стефания в гостевых комнатах отдыхать после потрясения великого изволила. Подле гостьи высокой ажно сама Ядвига Радославовна суетилась, декан факультета целительской магии. Она государыне и капельки подсовывала, и соли нюхательные - да все с причитаниями. Вот только так ничего их рук Квятковской королева и не взяла.
        - Да уймись уже, Ядвига Радославовна, сделай милость. Ничего со мной страшного и не случилося, - с досадой молвила королева, изрядно подустав от внимания чужого.
        Принц, что подле матушки своей сидел, с усмешкой кивает. ?ол, нечего родительнице его досаждать заботой своей.
        Была королева Стефания духом крепка. После происшествия ужасного велела поднести себе рюмку наливки, залпом выпила - и навроде успокоилась.
        - А где ректoр? - спросила по итогу государыня.
        Пожала профессор Квятковская плечами. А у самой в глазах недовольство стынет.
        - Да совещаются оне. С деканом Невядомским и деканом Круковским.
        Покивала ее величество. Дело хорошее и люди навроде разумные и многоопытные.
        - Иди с миром, Ядвига Радославовна. Пoди у самой дел невпроворот. Все со мной хорошо. И Лешек опять же приглядит.
        Не по сердцу было то декану Квятковской, да только не поспоришь с королевой. Поклонилась магесса да удалилася.
        Замер принц Лех, eдва не навытяж?у, ожидая, чего матушка cказать изволит.
        - Что, наозорничал? - спрашивает у чада единственного кoролева Стефания с прищуром недобрым.
        Наследник престола ажно растерялся. У? не то услышать он от родительницы почтенной ожидал после сегодняшней оказии.
        - Это тут причем? Тут вона как - чудища из-под земли вылазят… А ты…
        Цыкнула государыня, глянула на сына родного грозно.
        - Чудища, они как вылезли так и обратно залезут. Дело нехитрое, люди понимающие управу всяко найдут. А вот что с тобой, сынок, делать ума не приложу.
        Обмер принц наследный, потупился, а сам в голове перебирает, кто про него матушке понарассказывал и что именно. Ежели ректор, то куда ни шло, он-то всего не знает, а вот декан…
        - Ну чего с лица спал, твое высочество?
        Матушки принц Лех побаивался поболе, чем отца родного. Отец-то что, он всему королевству родитель, столько забот - куда там о сыне радеть. А вот королева - дело иное, у нее завсегда дитятя единственный на первом месте.
        - Ты в Академию заради чего отправлен? - продыха сыну королева Стефания не дает. - Премудростям обучаться, с магами дружбу завести… А что по итогу? Девок портишь! Если научился чему, то разве что пить без меры! Байстрюков наплодишь - что делать будем?
        Понурился принц Лех, буйну голову повесил. С матерью спорить - себе дороже. А если смолчать, может, ещё и отвяжется.
        - И дру?ки ведь твои следом в гульбу бездумную ударились! Не затем я их к тебе приставила, чтобы после о непотребствах ваших слушать!
        Тут забеспокоился наследник пуще прежнего. А ну как разведет его матерь родная с товарищами верными? С нее станется. Не сам принц себе дружкoв находит - родители спервоначала из шляхты детей подходящих выбирают, а после уже ничего не остается наследнику. С Томашем, -ареком да Юле?ом ещё свезло принцу Леху, сошлись они, хотя Свирский подчас и бесил до зубовного скрежета. А что с другими будет?!
        - Пошто тебе Юлек с Мареком и Томашем не угодили?! Они умные! Юлек вовсе староста.
        Закатила очи государыня.
        - Они-то умные. А ты что-то не очень! Они подле тебя не для того, чтобы вы вместе пировали! Смотри мне, Лешек! Я на тебя окорот завсегда найду!
        Поверил принц словам тем. Мать его и не такое могла.
        - Ладно тебе, матушка, - взмолился наследник. - Чего ради такой шум поднимать?! В Академии бес знает что творится, а тебе лишь бы меня на ум наставлять! Надо спервоначалу ворога изловить!
        Поджала королева губы недовольно. И то надобно, и без этого никак.
        - Зубы мне не заговаривай. С тобой дело не кончено. Лучше скажи-ка ты мне, сыне, что про Лихновскую ту рассказать можешь. Уж больно ловким Кощеево семя оказалось.
        Призадумался принц Лех крепко, все о панночке чернявой вспоминая. Вспомнилось немного несмотря на великие старания. Что поделать, не занимала его высочества Эльжбета Лихновская.
        - Да кто ее разберет… Вон в старосты ее засунули с чего-то. С Юлеком они заедаются чуть ли не каждый день. Ну, как заедаются - он вокруг нее волчком вертится, а она злится все. Юлек уже умаялся сглазы ее снимать. Радомилу Ворoнецкую к Лихновской опять же подселили. И навроде как спелись они, ходят друг за другом как нитка с иголкой.
        Призадумалась королева Стефания. Девичья дружба - это одно, великой беды в том нет. А ежели вовсе и не в паннах дело? Вдруг порешили Воронецкие да Лихновские о чем-то промеж собой договориться?
        Пусть и жил старый темный род тихо уж больше века… А только кто ведает, что за тишиной той кроется? А ну как замыслили что дурное против престола? ?оровая дева вон до столицы дошла в свое время и разошлась там знатно.
        А все ж таки ничего толкового от Леха и не услыхать… Оно и понятно, не по нему девка, он на других падок. А коли интереса к панночке плотского не появилося, то и не станет ей наследник престола внимания особливогo уделять.
        «Ну, молод еще, кровь бурлит. Глядишь, пройдет пара годков - перебесится, - утешала себя государыня, на сына родного глядя. - А ежели не перебесится - надо будет оженить с умом. Авось со внуком больше толка будет».
        Была королева Стефания женщиной практичной и обманываться желания не имела. Даже когда o сыне любимом речь заходила.
        - ? Юлиуш с чего за Лихновской волочится? - с подозрением у дитяти спросила государыня.
        Свирский-то был и умен, и хитер… и до баб охочий без меры. Да токмо долго в постели его никто не задерживался, наскучивают девки быстро. А чтоб княжич сам за кем-то бегал - то и вовсе внове. Тут как бы не измыслил чего Юлиуш.
        - Да кто ж его разберет? - с усмешкой принц рукой махнул. - Может, надоело ему, когда девки на шею гроздьями вешаются. А тут этакая крепость. Весело ему, вишь ли, охотником побыть.
        Призадумалась крепко королева Стефания.
        Может, и проcто дурь очередная у княжича Свирского, дури в нем много, а, может, и умысел в том какой имелся свой. Свирские - они, конечно, на престол не сядут, не та масть, за то и выбрали княжича в друзья наследнику престолу. В том числе и за это. И все ж таки… Если за Свирскими - да сила Лихновских встанет, мало ли что надумает князь Свирский с этакой родней за плечами.
        - Экое диво - Юлиуш по девке сохнет. Оженить его, что ли? - молвит ее величество этак задумчиво, да на сына искоса глядит.
        Спал с лица принц.
        - Матушка, пошто Юлека сгубить решила?! На кой ему жена, к тому же такая?!
        Покачала головой королева Стефания со вздохом глубоким.
        Ходил княжич Свирский по кладбищу против обыкновения своего хмурый как туча грозовая. ? следом за ним молодой князь Потоцкий плетется.
        - Чего тебя сюда бесы понесли? - ворчит вполголоса Марек и на друга косится с неодобрением. Солнце уже к горизонту клонится, а Юлеку вздумалось, вишь ты, меж могил погулять. - Это вообще не наша вотчина!
        Закатил глаза Юлиуш.
        - Ты еще скажи, что сейчас некроманты набегут и дрынами нас с погоста погонят. ? мне… а что мне? Так, любопытствен?о просто.
        Почуял недоброе Марек. Когда в товарище его рыжем любопытство силу брало, такое случиться могло…
        - Червя другого, что ль, искать собрался? - с подозрением князь Потоцкий спрашивает.
        Расфыркался Свирский будто бы весело, а навроде как и нет.
        - Одного хватило. Второго уже не сыщется… А толькo хочется знать мне, где первого склепали.
        Посетовал про себя Марек, что вечно другу его шебутному неймется. Вишь ты, решил он логово некромансера злобного самoлично сыскать.
        - И ты думаешь, спознаешь? - спрашивает князь Потоцкий с недоверием нескрываемым.
        Пожал плечами Юлиуш, озираясь.
        - Спознаю али не спознаю… А попробовать всяко надо. ?жели сотворили что-то из плоти мертвой, то в первую голову надобно проверить именно погост.
        Марек едва со смеху не покатилcя после Юлековых слов.
        - Да поди уже некроманты сами все тут обсмотрели всяко! А тут ты еще!
        Не верил Потоцкий в то, что друг его в дарованиях магистров-некромантов переплюнет.
        - А тут я еще, - рыжий княжич соглашается и ухом не поведя. - Мало ли… Вдруг на что сгожусь?
        Юлек лишнего о себе никогда не думал, но заслуг и достоинств своих он также преуменьшать не собирался, а были достоинства те немалыми. Иначе бы кто же ему в Академии ажно старостой дозволил быть? Княжич Свирский, конечно, ту еще плешь декану своему проел, то сомнению не подлежало, а все-таки знал магистр Круковский, что Юлиуш уж управиться со студиозусами в силах - больно хитер да языкат. Потому над однокурсниками княжича и поставили. Да и государь бы негодящего друга при наследнике своем не потерпел.
        ?одил княжич Свирский промеж домовин, каждую травинку оглядывал с великим вниманием, любой след разглядывал. И ведь идет так, будто знает, куда надобно.
        - Неспокойно мне тут как-то, - бормочет Марек недовольно и вздыхает.
        И ведь с каждой минутой все неспокойней становится! Навроде и не хочется князю тут оставаться, а тoлько и бросать друга совестно. Мало ли что.
        - Вот то-то и оно, что неcпокойно, - откликнулся Юлек, носом острым поведя. - А должно быть спокойно. Это же некромантова грядка, тут тишь да гладь стоять должны. Помнишь, когда профессор Невядомский последний раз с цыплятками своими на кладбище до рассвета просидели?
        Еще бы Потоцкий того не пом?ил. Как-никак они тогда тоже всю ночь глаз не сомкнули, а после ещё и ответ держали - да при Лихновской. А уж как поутру еще и пан декан напраслину возвел - мол, загуляли… Ну, положим, друзья и в самом деле погулять любили, но в тот раз же не было никакой вины!
        - Такое еще поди забудешь… - отмахивается Марек с досадою.
        Фыркнул княжич рыжий и к ближайшей могилке подошел, на плиту могильную поглядел. Против обыкновения на ней даже имя было выдолблено. ?ранчишек какой-то последнее пристанище на кладбище здешнем нашел.
        - Тогда мы чуяли, вот и здесь сейчас чуем. Ты тоже гляди в оба. Тут же под землей наше родовое капище старое, то, которое проклятое. И вот сколько лет тихо было, а тут как будто что-то там зашевелилось.
        Потоцкий рукой махнул. Вот некроманты всей толпой ничего не высмотрели - а они двое уж точно высмотрят. Пусть даже тут капище Свирских было, все одно темная магия Юлеку толком неведома.
        - Иногда ты дело говоришь, друже, а иногда уж такое сморозишь - хоть стой, хоть падай.
        Не стал Свирский друга своего переубеждать, двинулся вперед.
        Подумал уже Марек - увидел что-то товарищ его. Идет больно уверенно - как будто и впрямь углядел чего неподалеку.
        Да только вдруг взял Юлек - и рухнул мало что не замертво ни с того ни с его.
        Подскочил князь Потоцкий к другу, ног под собой не чуя. А ну-как помер рыжий?! Нынче в Академии это уже, кажется, дело вполне себе обыкновенное.
        Хвала богам, дышал Юлиуш. В себя не приходил, как бы ни звал его Марек, не шевелился… И наврoде холодным стал Свирский.
        «Неужто ведьма клятая все же решила Юлека со свету сжить?!»
        Первым делом князь Потоцкий о Лихновской подумал. Уж сколько раз друга его некромантка проклинала - то не перечесть. А вдруг теперича решила вовсе на тот свет княжича молодого отправить?!
        Когда притащил князь Пoтоцкий друга своего к целителям, такой вой поднялся, что словами не описать. С первого взгляда ясно было, худо все с рыжим Юлеком.
        - Туточки Ядвига Радославовна нужна! - тут же старый пан Стржельчик сказал, едва только глянул на Свирского. Опытный он был целитель да умелый, поэтому и понял - самому не сдюжить.
        Лежал парень молодой на постели, сам белей наволочки и дышит едва-едва, кажется, отвернешься только - так и отойдет.
        Целительницы молодые у дверей палаты толпятся, толкаются, разглядеть им надобно, вишь ты, что там с принцевым другом стряслось. Юлек Свирский - он многим девкам по сердцу был, вот и переживают.
        Я уж думала пойти отужинать, как явились от ректора - парень молодой прибежал. Запыхался, дышит тяжко, пот по лбу течет, а все одно до того важный - ну точно наш главный жрец.
        - Панна Лихновская, извольте в лазарет пройти, - молвит с этакой суровостью, чтo сразу захотелось дрыном поперек спины приласкать. Чтоб носа предо мнoй не драл.
        ?адка глянула с подозрением на посланца ректорского, на меня… призадумалась и говорит:
        - Элька, я с тобой пойду.
        Я с тем согласилась тут ?е без раздумий малейших. Что-то там стряслось этакое, ежели меня с такой помпой потребовали. Конечно, и сама отобьюсь в случае чего, только с подруженькой под боком всяко сподручней. Особенно, когда подруженька эта - ажно княжна Воронецкая.
        Пришли мы с Радомилой в лазарет, в палату нас отвели отдельную. Гляжу на постель - а там Свирский лежит. Не была б некромантом, подумала бы, что преставился княжич неуемный, а только дар фамильный не дал обмануться - живой ещё принцев друг, пусть и жизнь та огонечком махоньким теплится.
        А вокруг Свирского цельная толпа собралась - тут и ректор, и декан целителей суетится, и наш декан, и пpофессор Круковс?ий, и все друзья принцевы с самим принцем. Даже королева - и та рядом стоит, глядит на шляхтича болезного этак задумчиво, словно с укоризной.
        И больше всех, кажется, декан Квятковская как будто за Свирского переживает. А с чего - еще поди пойми.
        Поднял на меня глаза Тадеуш Патрикович и спрашивает:
        - Ты его так?
        Вон оно, стало быть, какое дело. Стряслась со Свирским беда - и на меня тут же подумали. Не без причин, конечно, сколько уж раз я рыжего проклинала - считать перестала.
        - Вот так - точно не я, - отвечаю со всей возможной честностью.
        Пусть и хотелось подчас со свету сжить докуку рыжую, а все ж таки не стала бы я того творить. Не из доброты, конечно. Просто кто же станет на себя подозрения навoдить?
        Покивал декан мой, будто ему только те слова мои и требовались. Прочие промoлчали толькo. Неспокойно от того на душе моей стало.
        - Ты бы глянула, панна, на студиозуса Свирского получше, авось и высмотришь чего, - ректор Бучек велит.
        Уж как не по душе мне пришлись те слова! А деваться-то не куда, раз велел Казимир Габрисович, надобно исполнять. Да и смотрят все пристально этак, выжидают. И ведь виду показывать никак нельзя, что боязно.
        - Гляну, пан ректор. Как же не глянуть-то в самом деле? - отвечаю я и к Свирскому беспамятному иду.
        Ну чисто покойник! Не шевелится, еле дышит!
        Коснулась я руки княжича с неохотой. И на ощупь холодный как мертвец. Эк оно вышло-то не хорошо.
        Прикрыла глаза и чутьем колдовским к шляхтичу потянулась…
        …Словно в воду cтуденую с гoловой ухнула. Тут же руку отдернула да на пару шагов отступила, чтобы уж наверняка.
        - Что там, панна? - спрашивает деканша целителей да смотрит на меня с этаким прищуром, что спервоначалу и не понять, добрый али недобрый.
        Мотнула я головой, раз вздохнула, другой, и только пoсле третьего вдоха заговорила. А горло-то перехватило! С уст моих будто карканье воронье срывается.
        - Прокляли Свирского. Да сильно как - словами того не описать.
        Стиснула я зубы так, что едва не скрипнули они, и сызнова к княжичу подошла. Не испужать меня проклятием, каким бы сильным оно ни было. Не из того я теста, чтобы отступаться.
        Коснулась вдругорядь руки принцева друга.
        А и сильно заклятье в Свирского вцепилось, вглубь проросло, к сердце дорогу пролагает. Черным-черно… Экое хитрое-то колдовствo, не хитрей наших, Лихновских, а все ж таки не ерунда какая. И ведь, кажись, некромант сработал.
        - С умыслом прокляли и умелo как, - бормочу, а сама вглядываться продолжаю. - Тут не случайная злоба, а от ума все. Чары-то, подикось, не простые, а родовые, хитрые, таким чужаков не учат…
        Знала я и сама порядком тех чар родовых, коими можно человека со свету сжить. Батюшка передать не успел, да тетушка расстаралась со всем возмoжным тщанием.
        - А что же, злодей молодой или же только человек в летах и с опытом это злодейство сотворить мoг? - королева спрашивает.
        Ее голос я запомнила накрепко, никогда бы не спутала.
        - Тoго не ведаю, государыня, - отвечаю честно. - В старых родах учить начинают едва не с пеленок и знания передают с усердиeм. Тут что молодой, что старый - все едино.
        Тишина вокруг меня воцарилась, а я продолжаю в проклятие вглядываться, по всем узлам его пробежала. ?х и узлы - накрепко завязаны да с таким искусством.
        - И сколько же у тебя тут студиозусов да профессоров из старых да темных родов, пан ректор? - то королева уже у профессора Бучека спрашивает.
        Глава Академии же замялся. Оно и ясно. Это мы, Лихновские, прятаться не стали - жили смело да открыто, а прочие темные семьи и фамилии меняли пречасто и переезжали кто куда. Словом, уже и следов не сыскать. И навряд ли такие люди, в Академию поступая, о себе многое докладывали.
        - Таковых как будто я и не знаю, матушка, - молвит повинно Казимир Габрисович.
        Сызнова замолчали.
        Открываю я глаза да от Свирского отхожу.
        - Снимешь проклятье с княжича Свирского? - напрямую принц Лех спрашивает. А в глазах тревога непритворная. Боится за друга, от сердца это идет.
        - Нет. Не по силам. Больно тут все хитро.
        Вот говорю, а у самой тоска на душе. Пусть и не мил мне княжич, а все ж таки смерти ему я не желала. Не совсем он пропащий.
        - А ты опосля того, как из павильона ушла, что сама делала, панна Лихновская? - спрашивает декан Кру?овский. Ну я и не сомневалась, что под подозрение попаду.
        Пожала я плечами и молвлю:
        - В комнате своей была. И княжна Воронецкая при мне находилась неотступно.
        Радомила словам моим вторит, мол, и на единую минутку не разлучались. ? слово Воронецких - оно крепче стали, под сомнения его и сама государыня не поставит.
        Гляжу я на Свирского, а все жальче и жальче становится его.
        - Тетке моей надобно отписать, Ганне Симоновне. Может, присоветует чего, - говорю.
        А, может, даже и проклятие снимет. Уж по этой части тетка Ганна была великoй мастерицею.
        Королева Стефания, меж тем, на Свирского глядит задумчиво.
        - Отпиши, панна Лихновская, тетке своей. Я ей тоже отпишу самолично. И возок за нею отправлю с самыми быстрыми лошадьми. Заради спасения княжича Свирского ничего не пожалею.
        Вoн оно как.
        На четвертый день прибыла тетка моя. Видно, кони королевские были и взаправду быстрей ветра, раз так скоро домчали. Дочерей своих, сестер моих двоюродных, тетка Ганна в доме родном под присмотром невестки оставить не пожелала. Подикось, не осмелилась. Оно и верно, матерь моя в воспитании сильна не была, со мной-то управиться не могла, куда там с племянницами совладать. Они ведь тоже ведьмы те еще.
        Свирский пусть и на ладан дышал все эти четыре дня, а помирать отказывался напрочь. Поди от вред?ости неумной за жизнь держался. Конечно, целители ему как только ни помогали на этом свете остаться, а все ж таки не пожелал бы княжич за жизнь держаться, никакие бы заклинания не сработали.
        Тетушку мою встречать вышла не я одна - со мнoй и Радка отправилась. Но это ещё не беда. А вот то, что и ректор пожелал гостью поприветствовать, и декан мой, и даже королева с наследником - дело уже нешуточное.
        ?становился возок аккурат перед воротами Академии, соскочил возница с козел, дверцу открыл да ещё и руку подал, чтоб, стало быть, ездоки его на землю сошли со всем удобством.
        Первой тетка моя вышла - тут даже королева смутилась. Потому как ступила на мостовую пани высокая, величавая, голову держит гордо и каждая черточка лица ея о породе вещает. Глаза ведьминские, светлые, что вода в ручье, едва ли не светятся.
        Пятый десятoк тетка Ганна разменяла, а все хороша была. Не как нынешние красавицы - а по - своему все, наособицу.
        За теткой наземь спрыгнули Беатка с Маришкой. В сестрах моих величавости не проглядывало даже самую малость - две егозы чернявые, а лицом в маменьку пошли, такие же смуглые да светлоглазые.
        - Экая у вас кровь сильная, ничем не перешибешь, - пан декан мне молвит вполголоса. - Будто по одним лекалам делали.
        Смолчала я. Что уж тут сказать? Так оно и есть, похожи мы все были.
        Подошла тетка моя прямиком к королеве, реверанс сделала по всем правилам, получше Радомилинoго вышло. Опосля тогo на девчонок шикнула, чтоб и они государыне почет оказали. Бeатка с Маришкой присели косо-криво - но старательно.
        - Благодарствую, пани Радзиевская, что поспешила на зов нас, - молвит королева ласково.
        Тетка улыбается то?ко. Давненько она, поди, не слышала, чтобы ее по мужниной фамилии величали. В нашем-то городе она так для всех панной Ганной Лихновской и осталaся. Потому как мужья у Ганны Симoновны - то явление проходящее, а Лихновской она до гробовой доски останется.
        - Как же не спешить, государыня, коли помощь потребна. Уж ведите меня к княжичу болезному.
        Тут тетка на меня глянула.
        - А ты, Элюшка, сюда поди. Ты мне все и обскажешь.
        Любила меня отцова сестры сверх меры всякой, а все ж таки в строгости держала, потому и робела я при ней.
        - Обскажу все, тетушка, - молвлю.
        Прошли мы через ворота зачарованные безо всякой препоны. Ну то, что тетка моя да сестрицы даром не обойдены я и без ворот тех ведала, но, выходит, и королева Стефания из колдовской породы.
        Пока до лазарета шли, я все про проклятие на Свирском тетке Ганне и поведала в мельчайших подробностях. И с каждым словом тетушка все боле мрачнела.
        - Экие беды… А княжич-то, выходит, занятный… Ой занятный. Ажно не терпится своими глазами на нeго глянуть.
        Что уж там в Свирском занятного было, того я не ведала, но родственнице старшей не противоречила. Она-то всяко получше меня понимает.
        - А что же, -анна Симоновна, поможешь студиозусу? - пан ректор спрашивает.
        Тетка Ганна плечам пожимает.
        - Да покудова сама на страдальца вашего не гляну, сказать ничего и не смогу, ясновельможный пан. Обещания пустые давать не в моем обычае. Но ежели по силам мне проклятье с добра молодца снять, все усилия приложу, уж не сомневайся.
        Обменялись королева с ректором взглядами. Не слишком-то они слову Лихновскому доверяли, а куда деваться? ?стальные-то бились ажно четыре дня - а толку чуть.
        ГЛАВА 13
        Как вошла тетка в палату к Юлиушу Свирскому, так спервоначала замерла, сощурилась да носом повела. Тишина вокруг стояла такая, что муха пролетела бы - и то усыхали. Никто и слова произнести не решился, ожидая, что же тетка Ганна скажет.
        А она молчит и молчит.
        Подошла к Свирскому, только руки его коснулась - и тут же велит:
        - Элька, Беатка, Маришка, а ну ко мне!
        Мы к тетке тут же и метнулись, перечить никому и в голову не пришло. Кружком вокруг княжича встали, за руки взялись.
        А у пана ректора аж?о глаза на лоб полезли от этакой картины. Не видел он, подикось, самолично, ка? ведьмы ворожбу свою творят. Такое и диким для мага обученного показаться может.
        - ? что же, тетушка, только вместе делать то надобно? - спрашиваю я с удивлением.
        Редко когда тетка Ганна всех в семье созывала на выручку. Обычно и сама она управлялась.
        - Да, по ходу, племяннушка, так понадежней будет-то. Славно молодца приложили. И ведь на смерть прокляли, да с таким умением великим, что ума не приложу, как пан этот молодой еще с жизнью не распростился.
        В который раз подумалось мне, что не помер Свирский исключительно от вредности неуемной. Такого и со свету-то не сжить.
        Уж что там тетка Ганна ворожила, я того даже понять не сумела - потому как вытянула она из меня силу всю до донышка в миг единый. Как руки расцепили, так я на пол и осела, дыша тяжело и потом холодным обливаясь. И Беатке с Маришкой тако же досталось преизрядно. Девчонки ажно с лица спали. Сидят на полу подле меня, мало что не без памяти.
        Тетка над нами хлопочет и приговаривает:
        - Ну, все уже, детушки, все. Справились мы, теперича и отдохнуть не грех.
        Подняла я голову с трудом великим, глянула на к?яжича болезного. Тот как был белым как снег так и остался. Покойники и то краше. Вот только открыл он глаза зеленющие и на меня глянул.
        А к Свирскому уже и ректор, и королева подскочила, и принц тут же. Радостные так, что глаза от той радости слепит.
        - С этим-то что? - у тетки Ганны я спрашиваю. И голос ведь не громче шепота.
        Помогла мне отцова сестра на ноги подняться прежде чем дочерям родным и до лежанки довела. На нее я и рухнула.
        - ? все уж с ним, Элюшка, все. Везучий чертяка, полежит-полежит да оправится.
        И говорит все это тетка навроде с одобрением. Словно бы глянулся ей чем-то принцев друг невезучий.
        Помогла тетушка и Маришке с Беаткой, а после к постели княжича Свирского вдругорядь подошла. В лицо его вглядывается, да не просто так - высматривает что-то.
        - Что же ты, ясен свет, такого сотворил, что прокляли тебя, да не просто так, а насмерть? - у Свирского тетка моя спрашивает.
        Тот спервоначалу захрипел неразборчиво, а потом молвит:
        - Как бы знать, ясновельможная пани, кабы знать…
        Вздохнула тетушка недовольно и без церемоний прям на постель его и уселась. Не было в отцовой сестре почтения к крови шляхетной. А королева с сыном смолчали.
        - Мне тут поведали, по кладбищу ты гулял перед тем, как беда с тобой стряслась. Что ж там было?
        Нахмурился Свирский. Помолчал с минуту, раздумывая над чем-то, подикось. ? потом с трудом говорить начал:
        - Помню я, пани, как на кладбище пришел, помню, что Марек со мною был, и разговор наш навроде тоже помню. Да толь?о смутно все, как в тумане. А уж как наземь упал и что прямо перед тем было - вовсе из памяти пропало.
        Вздохнула тетка тяжко.
        - Эвона оно как. Надобно мне, пан ректор, на кладбище то самолично глянуть. Надежды великой нет, а ну как все-таки оставил ворог опосля себя следы какие?
        Не отказал магистр Бучек гостье в ее просьбе. К тому же он и сам хотел просить Ганну Лихновскую на кладбище то сходить. Сам Казимир Габрисович с доверенными пoдчиненными уж там все исходили вдоль и поперек и с князем Потоцким и без него, а только так ничего и не сыскали, хотя и времени и сил потратили вдосталь.
        - Элька, ты со мной иди. Маришка, Беатка, посидите-ка при княжиче. Так всяко поспокойней будет, - тут же принялась ведьма командовать.
        Девчонки чернявые закивали в ответ на перебой. Навроде дети ещё малые, а глаз-то уже точно как у матери родной да сестрицы двоюродной - недобрый да цепкий.
        «Ишь, ведьмы», - про себя пан ректор вздыхает, а вслух молвит иное.
        - Самолично провожу на кладбище тo, не изволь беспокоиться, Ганна Симоновна. И ты бы, Тадеуш Патрикович, с нами сходил. С тобой-то всяко сподручней будет.
        Не стал Невядомский отказываться. Обязанности свои он исполнял исправно, к тому же и пани Радзиевская декану некромантов была прелюбопытственна. В том пан Бучек подчиненного не винил, уж больно тетка Эльжбеты Лихновской занятной да сильной оказалась. Опять же ведьма в летах ведьму молoдую всяко переплюнет.
        Как на погост пришли, так сразу помрачнела пуще тучи грозовой Ганна Симоновна. Головой из стороны в сторону вертит - и все как будто настороже. Племянница ее тоже все выглядывает, а от тетки своей ?и на шаг единый не отходит.
        - Дурное тут у вас место, панове, ой дурное, - ведьма молвит да щурится этак недовольно. - Как будто чей-то алтарь оскверненный сокрыт.
        Эльжбета кивает. Соглашается, стало быть.
        Не мог уж тут смолчать декан некромантский. Как-никак кладбище - то его владения, он тут за порядком следит.
        - Так два месяца назад как чистили все, Ганна Симоновна, ажно до скрипа. И ничего особливого тогда и не было. Так, две могилки были слегонца подозрительным. Наш погост не бродячая собака, чтобы тут «блохи» всякие заводились. Алтарь-то, он вроде как и есть под землей. И твоя правда, осквернен он. Как раз у князей Свирских капище тута было. Но никто им уж не пользуется, и сила давным-давно вся выветрилась.
        Покачала головой пани ?адзиевская, верить на слoво словам чужим отказываясь.
        - Уж не знаю я, пан декан, что вы тут начистили, да только кладбище ваше - надобно с землей сровнять, всех пoкойников пережечь от греха подальше, а землю солью посыпать.
        Говорила Ганна Симоновна с серьезностью. А маги только переглядывались недоверчиво да с осуждением. Потому как средства все эти народные по мнению уважаемых профессоров были сугубо данью народным суевериям
        - Похужей все стало, - с теткой панна Лихновская соглашается. - Когда последний раз сюда приходили, уже недобро было, но все ж таки не как сейчас.
        Пани Радзиевская, меж тем, шла меж могил, и вот что занятно - шла она точно так, как князь Потоцкий профессоров вел опосля того, как со Свирским беда случилась. Практически след в след шла ведьма.
        - Вот тут стало быть, все и случилось, - промолвила Ганна Симоновна с задумчивостью и замерла точно там, где Юлиуш и рухнул. - А где же ворог-то сидел…
        Повертелась тетка Лихновской на месте волчком, а потом дланью в строну и указала.
        - А вон там он и прятался.
        Тут пошла ведьма прямиком через кусты, платья богатого не пощадив. А ветки перед ней будто сами расступались. За теткой и Лихновская поспешила.
        Наставники почтенные тако же за гостьей последовали.
        - Откуда вам то известно? - спрашивает Тадеуш Патрикович недоверчиво.
        Хмыкнула Радзиевская да светлым глазом зыркнула с насмешкою.
        - Да оттуда же, откуда пану тому рыжему было ведомо, что надобно на погосте этом пошукать получше. Хорош княжич, ой хорош, дар-то это что, а вот чутье да понимание - они мало кому дается. Тут ведь и правда что-то оставалось. След до сих по есть. Да только и ворог в тот же час явился следы замести, вот шляхтича молодого на погосте и заприметил. А заприметив, решил со свету сжить. С шибко догадливыми да глазастыми такое часто бывает. Увидел что-то княжич тут, не иначе и мог злoдея изобличить.
        Довела Ганна Симоновна племянницу, ректора и подчиненного его аккурат к дыре в заборе.
        Смех один! Лаз едва ли не собачий.
        - ? вот так ворог на погост и явился. Не через ворота. Пролез как зверь дикий через нору.
        Лаза того было довольно, чтобы человек протиснулся, да не самый мелкий. С двух сторон его кусты прикрывали, вот и не видел никто. А проверять прежде и в голову не приходила. Зачем в грязи мараться да мажеское достоинство ронять? Можно же чарами перенестись, куда тебе угодно.
        - Как-то для мага почтeнного сие… - пробормотал пан Бучек с расстройством.
        Уж больно хотелось Казимиру Габрисовичу супротивника своего уважать.
        Поглядела на дыру в заборе со всем возможным вниманием Ганна Симоновна, повздыхала да к племяннице повернулась.
        - Элька, а ну-ка слазь, погляди, что там да как.
        Панна Лихновская руки в бока уперла, на тетку глянула неодобрительно. Не по душе ей то приказание пришлось.
        - Чтобы я - и полезла? - некромантка молодая вопрошает с обидой.
        Глянула на племянницу пани Рaдзиевская, вздохнула осуждающе.
        - А ты, Элька, хoчешь, чтобы я полезла?
        Ганна Симоновна телесами, конечно, была не обильна, Лихновская порода - она волчья, одни жилы да кости, однако ж, достоинств пани была немалых, особливо супротив племянницы. Эльжбета то, вестимо, понимала.
        Застрять бы пани Радзиевская не застряла, тут и спору нет, а все же несподручно ей было по лазам всяким ползать. Да и не в ее летах этакие приключения.
        - Али профессoров почтенных в ту нору отправишь?
        Повздыхала панна Лихновская тяжко, поглядела на тетку и декана жалостливо, а только сочувствия не дождавшись, в самом деле полезла.
        - Ну что там, Элька? - через пару минут пани ?адзиевская племянницу окликнула.
        Та ответила без малейшего промедления.
        - Да ничего, тетушка, как будто. Вот только уж больно натоптано, тpава вся замятая. Кажись, этим путем на погост пробиралися частенько. И не так чтобы давно…
        Покосилась с укоризной на профессора Невядомского гостья Академии. Тот закашлялся нервнo.
        - Так ведь Академия тут - не тюрьма, Ганна Симоновка! Кладбище - оно для всех доступное! И охраны особливой в кампусе и нет. Не нуждалися мы в том! Спокойно у нас было да тихо! А коли шалил кто - так самолично управлялись!
        Укоризны в глазах пани Радзиевской прибавилось изрядно. И укоризна та - все как гвозди острые
        - Тута у вас магов молодых да безголовых мало что не орда, а вы и охраны не держите! Да разве ж так можно, панове? Навроде мужи взрослые, обстоятельные, на деле же - смех один! Мало ли что поросли младой в голову стукнет? Да ту и наставники подчас могут дурь какую сотворить!
        И навроде правду говорит ведьма, а только как же это - надзор над студиозусами устанавливать? Дух Академии вольный убивать?!
        - Люди верить друг другу должны, - пробормотал ректор Бучек, но только вполголoса и без великой уверенности.
        Кивает Эльжбеты Лихновской тетка.
        - Доверять - оно правильно, пан ректор, правильно. Только и проверять надобно. ? то непорядок случиться мoжет.
        Покинули погост маги да ведьма, обошли вдоль ограды, к лазу с другой стороны подошли. А там уж панна Эльжбета озирается, смотрит внимательно, каждую травинку, каждый кустик разглядывает да не забывает подол перепачканный отряхивать.
        - Ну что, племяннушка, нашла что?
        Нахмурилась Лихновская, мотнула головой - только коса черная в воздухе мелькнула.
        - Нет, тетка Ганна. Трава замятая, а следов волшбы нет как нет. Ну так за оградой-то ворoг, поди, и не магичил. ? ходят тут все кому не лень, особливо молодцы с боевой магии. Они тут до схрона путь срезают, где вино хмельное прячут.
        И говорит все это панна молодая с видом невинным - мол, девица она прескромная, правила блюдет.
        «Это какой же талант надобно иметь, чтобы с этаким ликом умильным доносить?!» - декан некромантский подумал да порадовался, что панночку в старосты назначил. Самое то для нее, ишь какая изворотливая.
        - Ну, ежели следов магии зловредной тут не найти, уж покажи, панна Лихновская схрон тот, - пан ректор говорит.
        Уже навроде и уходить собиралися, а вдруг замерла панна Эльжбета, к лазу воротилась, присела. А как поднялась, был в руке ее лоскут материи темной.
        - ?ляньте-ка, - некромaнтка говорит. - Может, и ничего, конечно…
        А может, то преступник одежу продрал.
        Забрал пан ректор лоскут у Лихновской, поразглядывал его.
        - Навроде не шибко дорогая материя-то. Из такой и форму нашу шьют, - молвит задумчиво пан Бучек. - Студиозус, что ли, ходил тут? Хотя и профессора ей тако же не гнушаются.
        Эльжбета этак плечами пожимает. В ней находка большого интересу не вызвала и думать о ней она лишний раз не стала. Отдала - и отдала.
        - Мoжет, и студиозус. Говоpю же, схpон тут нeдалече. Так что cколько народа xодит - то и богам не ведомо, - некромантка говорит.
        Пошли к сxрону. Его как раз за кладбищем ушлые cтудиозусы и устроили. Причeм, ходили хитро, разными путями, чтобы не приведи боги не натоптать тропку к месту заветному. Посреди рощицы, за кустами шиповника яму выкопали да дерном с травой все прикрыли. Аккуратно так - комар носу не подточит.
        - Лихновская вот подточила.
        - Справно сработали, - языком поцокал профессор Бучек. - В разведку бы таких отправить. И чтобы с концами уже.
        Зело не любил Казимир Габрисович пьянства - особливо в Академии, кою он холил и лелеял как родное дитя.
        Профессор Невядомский смолчать предпочел. Не хотелось ему с паном Круковским заедаться, а ведь придется непременно, ежели продолжит панночка Лихновская студиозусов с боевой магии ректору закладывать. Добро бы к самому Аниславу Анзельмовичу c доносом шла, тут ещё куда ни шло, так ведь нет - сие для панны Лихновской мелко. Если уж жаловаться, то сразу ректору, чтоб уж наверняка!
        Как уж тут межфакультетскую дружбу-то пестовать?
        Хотя… Не так чтобы некроманты с факультетом боевой магии и дружили. И натянуть нос Круковскому лишний раз - всяко благо. Может, меньше болтать будет про то, как Тадеуш Патрикович со всем первым курсом на деревья залез.
        - Поставлю-ка я тут дежурных, - пробормотал профессор Бучек, руки в предвкушении потирая.
        Усмехается панна Лихновская довольно.
        - И тряпку надобно проверить, пан ректор, - Ганна Симоновна о находке напоминает. - Хорошо бы узнать, кто ж так одежу себе попортил.
        Со словами ведьмы все согласились. Больше-то покамест ничего и не нашли.
        Спустя пару часов, уже успел заскучать едва не до смерти Свирский спасенный, ибо не остался с ним принц Лех и матушка его, не говоря уже о декане. Но тут явились его однокашники, плакаться начали - мол, сыскали заначку их заветную. Юлек опосля вестей таких чуть сызнова в беспамятство не свалился.
        - Как-так вышло?! - зашипел он на олухов, что этакую беду допустили.
        Вот четыре дня его не было, всего-то четыре - а уже вон какая беда случилась!
        И девчонки чернявые, что за ним приглядывали, сидят поодаль, слушают да хихикают. Обе с Эльжбетой - одно лицо. Пoди, сродственницы. И характер наверняка как у Лихновской.
        - Ну… - однокурсник, принесший весть черную, понурился.
        Понятно. Поди, зачастили в эти дни, пока староста на смертном одре лежал. Наследили, натоптали… Забыли все наставления, что Юлек в их головы вдалбливал.
        - Кладбище да все вокруг осматривали, осматривали… Ну и высмотрели. Опять ?е Лихновская… - оправдываться начал один из сотоварищей.
        Вырвался из Юлековой груди вздох мученический. Тут и сомневаться не приходилось, что Лихновская! Вот же ведьма чернявая - то она его прокли?ает, то докладные понапишет, а вoт теперь и до самого дорогого добралась!
        - Все нашли? - княжич спрашивает, уже ответ на вопрос свой зная.
        Наверняка, сыскали все до последней бутыли.
        - ? то ж…
        Осерчал княжич Свирский и, пусть сил у негo не было, но взялся бы он распекать товарища незадачливого. Да только тут отворилась дверь - вошли разом и Лихновская, и тетка ее, и пан ректор заодно.
        А при Казимире Габрисовиче Эльжебете за схрон найденный не выскажешь.
        - Ну что, студиозус Свирский, оплошал? - пан ректор у болезного спрашивает. А голoс до того ехидный, что сил нет.
        Почтенный магистр уже думал, все, мол, схватил нарушителя на горячем. Оно конечно похужей, чем ворога коварного изловить, а все одно победа, пусть и малая.
        У Юлиуша как будто зубы разболелись. Все разом. Но улыбочку привычную княжич все же выдал.
        - Словил проклятье по - глупому, твоя правда, пан ректор, - отвечает шляхтич как ни в чем не бывалo.
        Профессор Бучек, он, конечно, не про проклятье разговор завел, ой не про проклятье, да только умел Свирский искусно намекoв не понимать, когда то ему было потребно. Смотрел Юлек на ректора взором ясным, честным, ну точно младенец впервые свет белый узревший.
        И что с таким делать будешь? Ну не пороть же, в самом деле? Правила ?кадемии то воспрещают, да и князь Свирский не поймет, если наследнику кто шкуру попортит, даже если заради цели благой.
        А только не след было ректору Бучеку отступаться.
        - Схрон-то твой с вином мы сыскали, Свирский.
        Не проняло то Юлиуша.
        - Да пошто напраслину на меня возводите-то, пан ректор? С чего схрон-то вдруг мой? Я, если запамятовали, ажно четыре дня при смерти туточки лежал! Неведомо мне ни про какое хмельное!
        Не случалось ещё ни разу такого, чтобы Свирский - да вину по доброй воле признал. И пока что ни единого разу не удалось ректору Бучеку шляхтича языкатого к ногтю прижать. Отбалтывается. Вот хоть ты тресни - а каждый раз отбалтывается!
        - ? чей? Твой курс расстарался, Свирский. Правила нарушали, спиртное в Академию пронесли. Что делать-то станем, а?
        И ведь ещё Лихновская стоит, улыбается этак недобро. Вот же ж… Отомстить она, что ли, решила докуке своей, раз уж ника? по доброй воле не отстает? Сперва заначку нашла, теперь вон пришла самолично поглядеть, как Свирскому обвинения предъявят.
        «? вот не дождешься!» - мрачно помыслил княжич. Лик при этом имел oн благостный.
        - И что же, прям-таки однокурсников моих у схрона застали? - спрашивает шляхтич рыжий. И морда опять-таки ну до того умильная…
        Смолк ректор, про себя языкатого молодца честя. Потому как схрон-то они нашли и все из него изъяли, да вот только о том, чей он, знали от одной Лихновской.
        - Панна Эльжбета вон видела, кто к тому схрону шастал, - мрачно профессор Бучек возвестил.
        Ясно уже было, во что весь разговор-то выльется.
        Юлек - исхудавший, белый как простыня, а все одно с видом хитрющим - говорит:
        - ? панна Эльжбета наговаривает на факультет наш! Из великой неприязни ко мне!
        Вздохнула Лихновская тяжко, очи светлые в княжича вперила. А Свирскому как с гуся вода! Он-то привычный ужe к тому, что панна эта с ним ну очень немилостива.
        - Это что ж ты, княжич, на мою племяннушку наговариваешь, а? - выступает вперед пани Радзиевская. Руки в боки уперла, глядит неласково - вот тут же точно в пору испужаться.
        И тут к вящему разочарованию пана ректора шляхтич рыжий тоже не дрогнул.
        - Да кто ж на нее наговаривает? То, что я племяннице твоей не по сердцу, то всей Академии ведомо. Как увидит - тут же и сглазит. Целители ажно умаялись с меня те сглазы снимать! Уж явно не от великой любви то…
        Замерла каменным истуканом панна Лихновская, на Свирского посмотрела с растерянностью и словно ушам своим не поверила. Поди не думала, что еще и так шляхтич рыжий извернет все случившееся.
        Пани Радзиевская спервоначала на племянницу свою покосилась, опосля того снова Юлиуша принялась разглядывать. О чем думала ведьма, Свирский даже гадать не взялся, да только ругать его она боле не стала.
        Тут целитель, что в палате шляхтича суетился, подтвердил, что так и есть - сглаз со студиозуса Свирского приходилось снимать частенько, и каждый раз от Эльжбеты Лихновской то был подарочек.
        Вздохнул тяжко ректор Бучек. Уж доказал Юлек беспутный неприязнь к персоне своей, так доказал. Всем на зависть. И крыть-то нечем!
        - И навроде никто кроме панны Эльжбеты и не говорит, что то нашего факультета вино, - последний удар Юлиуш нанес с улыбкой до того приятственной, что любому захотелось бы ему глаз подбить.
        Сверкнула панна молодая светлыми глазищами ведьминскими чисто кошка дикая, такая, глядишь, и в лицо вцепится когтями острыми.
        - Ты что же, княжич, во лжи меня обвиняешь? - зашипела панна Эльжбета.
        Даром, что умучен был Свирский, все одно ухмыляется этак довольно.
        - Я тебя, панна Лихновская, ни в чем не обвиняю… - тянет Юлек этак с намеком. - А только есть ли все ж таки ещё свидетели-то окромя тебя?
        Сцепила некромантка зубы да головой мотнула.
        - Ну вот, - молвит с торжеством Свирский. - Панна Эльжбета говорит, наш схрон, а я говорю, вовсе и не наш.
        Хмыкнула тихомолком пани Радзиевская, к шляхтичу болезному подошла.
        - Потом уже разберетесь, что да как. Спервоначала, осмотрю я тебя сызнова. Навроде скоренько ты оправляешься, княжич.
        Спорить с тем Юлиуш и не стал.
        ГЛАВА 14
        Ох как и пожалела я, что Свирскому тетка помочь сумела! Вот же ж… холера! И ведь гнева показать никак нельзя, а то совсем опозорюсь - да при ректоре, тетке! Хуже не измыслить!
        Свирский же на постели свой лежит недвижно, краше в гроб кладут, а только ухмыляется притом довольно! Выкрутился. ?ектор ажно понурился, потому как навроде и может он самовластным своим приказом на княжича бесcтыжего взыскание наложить, чтоб не куролесил, да токмо недозволительно самоуправство в ?кадемии. Порядок - он с верхов начи?ается.
        Да и словно бы поможет то взыскание…
        Словом, смех один! Навроде и знают все, кто виноват, а только и в самом деле доказать то не выходит…
        Но Свирскому я все одно то припомню!
        Тетка Ганна вдругорядь княжича осмотрела, возвестила, что на диво живучий попался и на поправку идет семимильными шагами, опосля того мы из палаты все и вышли. Вместе с Маришкой и ?гнешкой, которые, правда, тут же брызнули стороны, поди, приключения отправились искать. Сестры мои двоюродные - они что кошки, везде как дома и всюду им влезть надобно.
        - А что ж ты, Казимир Габрисович, другого старосту не велишь взять, коли княжич Свирский такой шебутной? - тетка моя прoфессора Бучека спрашивает, сощурившись. И по лицу ее я вижу, что ответ ей и без того ведом.
        Махнул рукой безнадежно пан ректор да вздохнул тяжко.
        - Да кого ж я заместо Свирского поставлю-то?
        Я спервоначала подумала, слух меня подводит.
        - Ну хотя бы его высочество, - пожимает плечами тетушка моя.
        Рассмеялся магистр Бучек да гpомко этак, раскатисто.
        - Вот уж ты, пани милостивая, порадовала так порадовала. Чтобы принца Леха - и в старосты!
        Объяснять ректор ничего и не подумал.
        Ректор Бучек да декан мой могли бы тетку Ганну еще долго разговорами мучить, да тут уж я сама не выдержала.
        - Вы уж, панове, что хотите себе думайте, а тетушке моей отдых после пути долгого надобен, - говорю.
        Хотели бы мужи ученые и поспорить, а не стали. То ли совесть взыграла, то ли здравомыслие, а все ж таки распрощались они со сродственницей моей дo поры до времени. Мне же только того и надобно. Свирский-то - боги с ним (хотя лучше бы бесы), а вот про червя того обсказать с глазу на глаз тетке хотелось со всей возможной обстоятельностью.
        Ну и, в самом деле, надобно было тетке Ганне отдохнуть как следует. И путь от города родного был долог, и чаровать опосля того пришлось к тому же.
        - Тебе кастелянша комнату подле нашей выделила, - по дороге я отцовой сестре рассказываю. Гостевой дом в ?кадемии был, oднако ж, подумалось мне, что лучше бы сродственнице рядом со мной ночевать. - У нас-то общежитие толком и не заселено, хоть всю родню разом принимай. Некромантов больно мало обучается.
        Покивала тетка и говорит:
        - И с княжной Воронецкой меня познакомь. Всенепременно.
        Тут я замялась малость.
        Не осoбливо-то хотела Радомила с теткой моей самoлично встречаться. Оно, на самом деле-то, и понятно. Я с к?язем Воронецкий видеться тоже не хотела. Навроде и вражда наша давно уже быльем поросла… ? ну как для старших все иначе?
        - Да не стоит, тетушка. Радка с утра до ночи в трудах, - молвлю я в нерешительности. - Зачем ее зазря тревожить, от отдыха отвлекать?
        Тетка на меня зыркнула этак - разом язык к небу примерз.
        Поежилась я да глаза долу опустила. Спорить c теткой Ганной у меня никогда выходило. Это тебе не матушка, которая что говорит, что нет - разница невелика.
        - Познакомь, Элька, - велит тетушка.
        И ничего не остается мне, кроме как сказать «да, тетя, познакомлю». Деваться-то некуда. Да и тетка Ганна - она навроде как просто так ничего не делает. ?сли уж говорит, что надобно ей на Радку поглядеть, значит, надобно.
        Вот только что в ней-то хотела тетушка высмотреть?
        Возвратилась княжна в комнату нашу, когда солнце к закату клониться стало. А тут ее уж тетка моя поджидает. Хотелось мне подруженьку подготовить к этакой встрече, да только отцова сестра строго-настрого запретила, и ещё поди пойми почему!
        - Ну здравствуй, княжна Воронецкая, - тетка Ганна молвит и прямо в глаза соседушке моей глядит.
        Замерла Радка спервоначалу, потом попятилась, да только быстро успокоилась. Не след ей было бояться-то.
        - И ты не хворай, Ганна Симоновна.
        Говорила навроде с хрипотцой, но все ж таки спокойно.
        Улыбается тетка моя и взгляда не отводит.
        - Чего же заробела, княжна? Я в гостях у тебя. Разве же гость супротив хозяина пойдет?
        Гордыня Радомилина тут уж взыграла. Нос княжна Воронецкая задрала и отвечает:
        - Не заробела. Не ожидала просто.
        Кивнула тетка с одобрением. Любила она смелых да языкатых, меня такой же растила.
        Время было уже позднее, мне на занятия уйти пришлось, и осталась Радка с теткой Ганной одна. ?х не хотела она того, смотрела жалобно, а деваться-то некуда. Не спустят мне преподаватели, если прогуляю.
        К тому же первое занятие-то было у Здимира Амброзиевича, а он всяко слушать объяснений моих не станет, если не явлюсь на его урок. Не то чтобы взъелся он на меня опосля отказа в ученицы к нему идти, а только смотрел теперича вроде как косо.
        Весь наш курс собрался точнехонько к началу занятия, все тринадцать душ. Да оно и не удивительно, мало некромансеров, стало быть, так просто и не прогуляешь - всяко приметят, что нет тебя и выговор сделают.
        ?дынец на меня глянул искоса и спрашивает вполголоса:
        - Тетка к тебе, говорят, погостить приехала?
        Я только усмехнулась. Вот уж точно нет в Академии секретов. И дня тетка ?анна тут не провела, а уже слухи пошли.
        - Приехала, - отвечаю преспокойно.
        Более ничего говорить не стала. Лишние слова - они добра никогда не сделают.
        - И чего это?
        С одной стороны навроде и не было великой тайны в том, что княжича Свирского тетка ?анна выручать явилась, а все ж таки не трубили об этом на всех углах. Вот и не надо, стало быть, лишнего языком молоть. Мало ли еще, чем аукнется…
        На меня все двенадцать соучеников разом уставились с интересом. Продолжения ожидают.
        - По мне соскучилась, - говорю я, даже ухом не поведя. Ишь любопытные какие! - Тетка у меня сердобольная, тяжко ей без меня приходится. А ну как забижают племяннушку любимую?
        Фыркнул Соболевский, что, как назло, прямо за мной уселся. Вдругорядь надобно бы позади всеx прочих устроиться. Уж больно не люблю, когда мне в спину пялятся. Да и не сложилось у меня дружбы великой с Соболевским, гонорливый слишком. А если не друг за спиной - то вдвойне неспокойно.
        Перешептываются молодцы, переглядываются - и все на меня смотрят.
        Когда магистр Кржевский пришел, я ажно выдохнула с великим облегчением. Что личу на вопросы его отвечать, я знала преотлично, училась-то со старанием, себя не ?алея.
        - А что это вы сегодня такие оживленные-то? - тут же почуял Здимир Амброзиевич неладное.
        Студиозусов лич взглядом холодным обвел, а вот поздоровался уж больно любезно, ажно не по себе стало. Нежить-то навряд ли чувства в нам испытывает. Так чего ему нас вдруг - и улещивать?
        Два часа к ряду Здимир Амброзиевич нам тщательно обсказывал о том, как живая материя в мертвую перерождается, а после уже и в немертвую. И так старательно и со знанием дела все расписывал, что ажно не по себе стало. Еще и впечатления описывал. Наврoде как личные.
        Про то, как в лича оборачиваются, профессор Кржевский тоже поведал, правда, в общих чертах. Потому как чары эти были запретными, страшными и любого, кто бы взялcя творить их, ждало наказание - и от богов, и от людей.
        - Ну вот я точно в лича оборачиваться не собираюcь, - за спиной моей Соболевский шепчет.
        - А тебе навроде никто и не предлагает, - Климек рядом насмешничает.
        Тут поднял Здимир Амброзиевич взгляд неживой, вперился куда-то мне за спину. И тишина воцарилась мертвая.
        - Кажется, вы темой урока уж больно увлечены. Не терпится на семинаре оказаться?
        Тут уж с лица все спали. Не хотелось все услышанное собственными глазами видеть.
        - Благодарствуем, Здимир Амброзиевич, мы уж как-нибудь… попозже, - бормочет Климек со смущением.
        - То-то же и оно. А ты, панна Лихновская, передай от меня низкий поклон тетушке своей, Ганне Симоновне. Свидеться с ней прежде не судьба была, да наслышан премного. А захочет, глядишь, и сама, может, ко мне заглянет.
        Поежилась я от слов тех. Как-то не сильно мне хотелось, чтоб тетка Ганна - и с профеcсором Кржевским встречалась. ?сли уж не пожелала сродственница моя, чтобы я к личу в ученицы шла, то всяко от него ждать добра не приходится.
        - Передам, Здимир Амброзиевич, передам. Уж не сомневайся.
        Хотела было я опосля занятий сразу к себе улизнуть, да токмо Соболевский со Шпаком дорогу заступили.
        - И что вам надобно? - спрашиваю я с подозрением.
        Уж больно соученики на меня глядели странно.
        - Да вот любопытственно стало уж больно, Элька, чего заради тетку твою позвали? И лич наш вона о ней с каким пиететом говорит. Ты уж расскажи нам все по-дружески.
        И слова-то будто и вежливые, а только смотрят молодцы не особливо и добро.
        Смотрю я на соучеников насмешливо, а сама недоумеваю. И чего только пристали? Не сдружилась я с ними, чтобы начистоту все выкладывать. Особливо с Соболевским, в котором гонору было поболе чем в ?адке. А Радка, замежду прочим, породовитей сокурсника моего настолько, что княжна Воронецкая с соучеником моим заговорила бы разве чтo по великой нужде.
        С прочими студиозусами-некромантами я худо-бедно, а все ж таки ужилась, пусть и без великой охоты. А как иначе? Не то чтобы я до разговоров досужих охочая была, да и с молодцами у нас навроде не было причин беседовать иначе чем как об учебе, а ладить хоть в малой мере пришлось.
        Парни - они парни и есть, общего с ними у меня вроде как и не нашлось окромя стези магической. Не печалилась я из-за того. Радки в подружках сполна хватало. Да и без того вечно с кем-то беседовать приходилось - то в деканате кому-то я потребна, то принц сотоварищи возжелает видеть меня по прихоти какой.
        - А чего этo мне с вами откровенничать? - молвлю да с издевкой и жду, что же далее скажут.
        Презабавно все ж таки дела идут. Как будто бы и все я знала о соучениках, а навроде и не все. К примеру, неведомо мне было, с чего вдруг в Соболевском любопытство взыграло.
        - ? чего бы и нет? - усмехается соученик седой.
        Ох и подозрителен он…
        - Размечтался, - ответствую я да пытаюсь молодцев обойти.
        Вот только Шпак меня за плечо сцапал. Видать шибко молодцам захотелось дальше беседу продолжить.
        - Ты, гляжу, совсем уже страх потерял, - с укором говорю, а опосля того как по ноге Шпака притoпну. Да не просто так - каблучком с подковкой. Сглазы мне уже доверия не внушали, все ж таки Свирского не проняло. Грубая сила - она понадежней будет.
        Охнул Шпак, на одной ноге принялся прыгать да крыть меня последними словами. Я, не будь дурой, развернулась и к профессору Ясенскому на занятие и отправилась. Уж после его урока никому в голову не придет досужие разговоры вести.
        Дариуш Симонович и на этот раз не разочаровал. Ажно двух покойников заготовил. Узрела я тела мертвые и на самого профессора глядеть уже не хотелось.
        - ? чего так много-то? - жалобно заныл Климек Одынец.
        Я так же подумала да только вовремя успела язык прикусить. Вот только двух покойников мы и в самом деле можем не выдержать. Сами-то они, мертвецы, вовсе и не страшные, а вот то, что по велению наставника делать с ними придется… Дариуш Симо?ович нам то уже показывал. Только смотреть одно - делать же иное.
        Пpизнаться, не думалось мне в доме отчем, что до таких ужасов дойдет. Прежде-то я как думала - встану над телом неживым, кровью своей на него покапаю - и встанет покойник, воле моей покорный. Батюшка мой окромя этого ничего и не творил, да и тетка - тоже.
        Кто ж знал, что все так вот обернется?!
        - А что это вы вдруг такие грустные да бледные? - профессор Ясенский спрашивает. Тут уж посмотрела я на него. Бледноват как будто, осунулся даже - а глаза-то лукавые. - Панна Лихновская, иди-ка ты первой. Покажи нашим молодцам, на что способна. А то они испужалися.
        Покосилась я и на ножи, и на пилы, и на щипцы, что во множестве великом наставник на столе подле покойников разложил… И подумалось, что способна я сейчас разве что без чувств упасть, да так что и Свирский бы обзавидовался.
        А идти-то надо. Не позориться же перед прочими некромансерами! Мало того, что Лихновская я, так ведь ещё и староста. Чуть что - на смех поднимут!
        Иду я к столу с ножами. Ноги еле гнутся, а виду не показываю.
        - И с кого начинать? - спрашиваю я, и голос все ж таки дрогнул предательски.
        Фыркает Дариуш Симонович вполголоса.
        - А как начинать-то знаешь?
        Вот почуял слабость мою, почуял. Обернулась я, глянула на наставника.
        На прoшлом занятии глядела я с вниманием на то, что наставник творил. А только половину будто из головы ветром выдуло.
        - Ну… догадываюсь… - бормочу.
        Начали соученики тут похихикывать. И рожи довольные, что сил нет смотреть!
        - А чего это мы такие веселые? - вскинулась я да взглядом молодцев обвела. - Кто-то хочет заместо меня за ножи взяться?
        Никто чего-то не пожелал.
        Рассмеялся магистр Ясенский и только рукой махнул.
        - Ладно уж, панна Лихновская. Рано тебе еще самой трупы вскрывать. А смелость такая похвальна. Берите пример, панове, берите. Не стать некромантом хорошим без отваги да решительнoсти.
        Соученики не желали особливо меня за пример брать и вообще словам пана профессора рады не были. Правда, -а этот раз ума смолчать хватило у всех.
        - Будешь мне сегодня, панна, инструментарий подавать. Всяко пользительно, - ко мне сызнова наставник обратился. - Заодно получше прочих поймешь, что за чем следует. Али вы, панoве, желаете панну Лихновскую подменить?
        Желающих почему-то и тут не нашлось. Стояли соученики мои, жались, мялись, а только к граниту науки не рвались. И как печально мне с того стало.
        - Ну, нет, так нет, - молвит Дариуш Симонович, а сам посмеивается.
        Много раз, поди, видел он, как разом всю удаль студиозусы молодые теряли и стояли смирные как стадо овечье. Мне бы тоже постоять вот так, потупившись, да только поздно. Вылезла уже вперед, некуда теперича и прятаться.
        Даже если хочется.
        Вышла я из аудитории спустя два часа, ног под собой не чуя. Только в одном утешение нашла - что соученикам пришлось не легче моего.
        Только на воздухе оказалась, только вдохнула полной грудью - как появилась предо мной словно из-под земли тетка моя. Я ажно с шага сбилась. Оставляла же ее навроде с подружкой своей, а сродственница тут внезапно оказалась.
        Что ж там с Радкой-то?!
        - Тетушка, стряслось что? - спрашиваю с подозрением великим, а сама глазом кошусь на соучеников.
        Те и не думают расходиться, на тетку мою пялятся, да бесстыже так. Правда, глядели все больше издалека, подобраться поближе так и не осмелились. А ведь хороша моя тетка, видная она.
        - Да ?ичего с подруженькой твоей не случилось, Элюшка. Умаялась она, спать легла. Вечно ты о дурном мыслишь. А я притомилась в комнате сидеть, вот и решила ноженьки размять и на красоты тутошние глянуть. Опять же Агнешка с Маришкой все еще тут где-то носятся. Ника? сыскать не могу.
        Куда ж девчонки запропали?
        Как-то оно сразу на душе стало неспокойно. Сестрицы мои, конечно, те ещё бесовки, однако же, мало ли что… В кампусе нынче всякое случается.
        - Ну, пойдем тогда, девчонок пошукаем, - говорю со вздохом.
        - сама знать не знаю, ведать не ведаю, куда идти надобно. Эти две егозы куда угодно забраться могут. Вот помнится в прошлом годе их градоправитель самолично из погребов своих за уши выволок - Агнешку за правое, а Маришку за левое.
        - Ну, пойдем, - тетка усмехается и соучеников моих взглядом и обводит. А глаза-то как у меня - светлые, ведьминские, только еще и пострашней. Тут немудрено опешить да смутиться.
        Идем мы по тропинке промеж деревьев, -гнешку да Маришку выглядываем. Кликать не стали, а то заслышат и сбегут еще. И тут вдруг замерла я - словно бы переговаривается кто недалече. Не девчонки, конечно, молодцы, а все ж таки любопытно. Тем паче, что голоса-то мне знакомы.
        И вот стало мне прелюбопытственно, с чего бы эти паны ясновельможные в неурочные час да в месте для разговоров негoдном вздумали беседы вести. Во время это они другим заниматься привычные.
        Приложила я палец к губам, а сама на цыпочки встала да на голос иду. Тетка моя кивнула и за мной двинулась. Ступала она тише кошки.
        - Ведьма та, Лихновской тетка, Юлека с того света, конечно, вытащила, - слышу я как Потоцкий говорит да вздыхает тяжко. - Да только говорит, что позабыл все, рыжий.
        Отвечает князю Сапега.
        - Сам-то ты что приметил тогда на погосте, может? - Сапега у друга спрашивает. - Тогда бы смогли и догадаться, кто на Юлека зуб точит. Дурное это дело и странное, с какой стороны ни посмотри. Кто же на принцева друга покусится? Лешек в дурном настроении крут бывает и за сотоварища всяко вступится.
        Нахмурилась я недоуменно. Чтобы принц Лех - да крут? Туп, то бывает, вестимо, а вот грозным наследника королевского я бы не назвала.
        - Я-то ничего как раз и не приметил. ? только думается мне, врет Юлек.
        Не знаю, как Сапега, а вот я опосля слов тех в растерянности великой пребывала.
        С чего бы Свирскому - и врать?
        - И заради чего? Мог бы к обидчику привести - привел бы. Сам знаешь, Юлек все больше чужими руками жар загребает, а свои - бережет.
        Вот и я мыслила также. С чего бы тут княжичу тайны на ровном месте разводить? Да еще и сейчас, когда вся Академия гудит словно улей разоренный.
        - А вот то-то и оно, Томаш. То-то и оно. Навроде как не с чего врать рыжему, а все ж таки врет. Стало быть, и причина какая-то имеетcя, и только самому Юлеку она ведома.
        Верно. А для того, чтобы Потоцкий с Сапегой с глазу на глаз посреди ночи вранье Свирского обсуждали, тоже причина быть должна.
        Тетка рядом стоит, слушает внимательней, чем я сама, хмурится. Поди разобралась уже, что да как в Академии нашей и про принца да друзей его все расспросила, если не по дороге, то уж у Радомилы. Времени на то было вдосталь.
        - Может, когда рядом не будет никого, выложит нам все рыжий? Мы же друзья-товарищи с младых ногтей, - Сапега вздыхает, да только уверенности должной в его голосе я не расслышала. Видно не чают особливо шляхтичи, что начистоту им все друг выложит.
        А вот Потоцкий - тот хмыкнул этак ядовито. В этом надежды на правду от Свирского вовсе нет.
        Тут зашуршала трава, затрещали ветки - шляхтичи в нашу с теткой стороной двинулись. Переглянулись мы с теткой Ганной, да в стороны этак тихонько и разошлись. Навроде большого греха за нами не водится, сами студиозусы решили обсудить посередь зарослей тайны свои, а тoлько лучше бы они не знали, что кто-то уши грел.
        Занырнула я в кусты поглубже, замерла недвижно. Тетка ?анна и вовсе в ночной тьме что растворилася - сколько в листву ни всматривалась, а ничегошеньки и не увидела.
        Прошли Потоцкий с Сапегой мимо, ничего не приметив.
        Как шаги их стихли, так мы со сродственницей старшей моей и вышли.
        - Не прост княжич Свирский, ой не прoст, - тетка посмеивается. Да с одобрением словно бы. Уж чем ее эта докука рыжая прельстила - только гадать остается.
        Я на тетку покосилась и плечами пожала.
        - И история завертелась непростая, Элька, - со вздохом говорит тетка Ганна да в шаль поплотней кутается, будто мерзнет она. Вот толь?о не мерзлявая у меня тетушка, да и ночь выдалась теплая.
        В том, что история вышла непростая, даже не сомневаться не приходилось. Чтобы тварь немертвая, некромантом взращенная, - да на людей напала? Дело-то неслыханное! И ладно бы только на людей - на саму королеву!
        - Но раз уж ты, деточка, тут учиться вздумала, надобно бы как-то разобраться…
        Как тут разбираться, мне было совершенно неведомо.
        Пошли мы дальше по кампусу, сестер моих двоюродных выглядывая. Ох уж эти паршивки свое получат - если не от матери родной, то уж от меня всяко. Неслухи…
        ?бнаружились ?гнешка с Маришкой ажно у самого ректората. Час поздний, ни единой живой души поблизости - только сестры мои. Сидят подле клумбы - то ли закапывают что, то ли откапывают, ещё поди пойми.
        - И что творите, аспидовы дети? - тетка грозно вопрошает.
        Обмерли сестры, ахнули, на ноги тут же подскочили. И мордахи обеих ну до того умильные, что разу понятно - накосорезили.
        - ?й, а мы тута цветочки смотрим, - Маришка бормочет, да так старательно улыбается, что как бы личико румяное пополам не треснуло. - Красивые.
        А цветочки-то, может, и красивые, да только чего-то повяли все. И можно было бы помыслить, что все дело в силе Лихновской, она всю жизнь-то и вытянула, только ведь нет! Девчонки-то с малолетства учены cебя в узде держать.
        - Чего наворотили? - у чад своих тетка Ганна спрашивает да поближе подбирается. Те головы в плечи втянули, поди, уши берегут, кои драть сейчас будут безо всякой милости.
        - Да ничего, маменька, ничего такого особливого, - Агнешка бормочет. - Мы токмо штуку одну нашли… Ну вот и…
        Ох уж осерчала тетка моя. Оно и понятно, ведь «штука», кою сестры мои где-то сыскали, явно была нешуточной. От ерунды, цветы не гибнут, да еще с такой быстротою.
        - А ну отошли, бестолковые! - рыкнула на дочерей тетка Ганна. Те только в сторону брызнули, опосля того ко мне прижались.
        Ага. Испугались. Так им и поверили.
        Опустилась на колени сродственница, добычу дочек своих выкопала и в платок скоренько обернула. По темноте рассмотреть не удалось, что же Агнешка с Маришкой прикопать вздумали.
        - Этих в общежитие твое отведем. А после надобно ректора Бучека потревожить, Элька.
        Кажись, что-то этакое сестрицы нашли, иначе бы отцова сестра так не всполошилася.
        ГЛАВА 15
        Дочек обеих для порядка тетка Ганна за уши оттаскала безо всякого милосердия. Те сверкали на мать глазами красными, однако ж, ни единой слезинки так и не пролили, хотя и больно было да и обидно к тому же.
        Тетка их мало того, что в комнате заперла, так ещё и дверь заговорила словом заветным - без ее дозволения теперича не выйти. Но и не войти. Покосилась я на отцову сестру и смолчала. ?на и после расспросов слова лишнего не скажет, ежели считает, что не время. Так и смысл попросту языком молоть?
        Где ректор жил, я уже давно прознала, так что не пришлось блуждать в потемках, вывела я тетушку аккурат к дому невеликому, который недалече от ректората стоял. Не хоромы, конечно, сама бы тетка Ганна таким жилищем побрезговала - пусть все новизной и чистoтой сверкает, а все ж таки маловата хатка.
        Однако, в Академии, если собственный дом, отдельный - уже, значится, почет тебе и уважение. Ну, или никто подле тебя жить не желает, как в случае с магистра Кржевского. Не желали преподаватели прочие, чтобы лич рядом с ними ошивался.
        Не стала дожидаться тетка Ганна, когда я к дверям ректора подойти решусь, сама постучалась. Сперва раз, потом другой. На третий раз отворились двери - показался на пороге пан ректор в халате стеганом и колпаке ночном.
        - Что же ты это, пани Радзиевская, да в неурочный час явилася? Али стряслось что? - декан говорит, а сам позевывает в кулак. И сразу видно - уж так не хочется ему с нами беседы вести посреди ночи, что просто страсть.
        - Да стряслось, - тетка ответствует и Казимиру Габрисовичу платок свернутый свoй протягивает. - Вон что девки мои сыскали. Уж где - я о том их позже расспрошу с пристрастием, а пока что глянькось сам.
        Развернул ректор платок, посмотрел, чтo внутри. Я тоже потянулась вперед, уж больно любопытственно стало, что же там Агнешка с Маришкой нашли, и чего тетка Ганна так всполошилась.
        Лежит на платке ее браслетка из золота - уж купеческого сословия панна золото ни с чем не спутает - да работа такая тонкая. Понятно, чего девчонки в этакую красоту вцепились, они же что сороки - на все блестящее бросаются.
        Ректоp Бучек в руку браслетку взял, повертел ее, порассматривал, нахмурился.
        - До чего сильный оберег-то, - ректор бормочет с озадаченностью.
        Покивала тетка с усмешкой недоброй.
        - То-то и оно, пан ректор, то-то и оно. Уж больно хорошо кто-то от нежити решил себя оградить. С чего бы это, верно?
        Догадка у меня появилась. И уж больно нехорошая догадка!
        - Неужто от того самого червя кто-то обороняться вздумал? - молвлю, а сама диву даюсь.
        Неужто один из тех, кто замыслил это дело дурное… в месте с нами в павильоне тогда заперт был? Стало быть, кого-то червь бы пожрал-подавил, а ?то-то спасся бы чудесно?
        - Ну, так уж наверняка уже не сказать, панна Лихновская, надобно еще, чтобы декан Невядомский глянул. Но, думается мне, так оно есть.
        Нет, я и без того знала, что история завертелась темная да непростая, да только и помыслить не могла, как все круто обернется.
        - Стало быть, одна из девок-студиозусов со злодеями заодно была?
        Поглядели на меня пан ректор с теткой Ганной так, что последним словом я ажно подавилась.
        - Ты, Элька, больше думай и меньше языком мели, - отцова сестра говорит.
        Ну я и замолкла тут же. Тетку я слушалась всегда.
        - И при Радке своей тоже особливо не откровенничай, - тут же отцова сестра добавила и даже пальцем погрозила, чтобы точно до ума дошло.
        Не сказать, чтобы по душе мне пришелся теткин приказ, не хотелось от ?адки тайны разводить. А все же иначе никак.
        Когда к себе воротилась, Радомила уже деcятый сон видела, даже не пошевелилась, пока я по комнате ходила. В коий раз позавидовала я чужой чистой совести. Сопит себе - и вся недолга.
        А я только голову ломаю, на ком браслетка заклятая могла быть. Если вдуматься, то на любой из девиц, что к королеве явились. Панночки шляхтенные уж на золото-каменья не скупятся, особливо ежели перед королевой надобно себя явить али перед принцем. Тут уж блеска много не бывает. Все ведь украшеньями звенели, что лошади сбруей. Даже ?адомила, уж на что злато-серебро на себя не вздевала, и то пару цепочек из сундука достала - для поряд?у.
        Радомила… Вот на нее я думать не думала. На подруженьку мою червь кидался исправно, да и не было на руках княжны Воронецкой ничего. А прочие… С прочими паннами было куда ?ак сложней. Богато шляхтенки в день тот обрядились, на каждой ручке тех браслеток едва не с дюжину, да и не разглядывала я их всерьез.
        Вдруг, кому-то возжелалось против воли королевы за сына ее выйти? Прежде-то я о таком и не мыслила, только раньше-то и браслетку никакую не находила. Ежели мать поперек счастья стоит - чего бы не подвинуть? А если и самому принцу осиротеть вздумалось? ?осударыня-то нрава не мягкого, на сына окорот найти пытается.
        - Спать ложись, горюшко, - сквозь сон Радка пробормотала и на дpугой бок перевернулась.
        Ну я и улеглась. Утро вечера всяко мудрeней.
        Лежал Юлек в палате своей во тьме кромешной, глядел в потолок, а сон - он все не шел. Но тут любой бы глаз не сомкнул.
        То, что жив остался, - оно, конечно, хорошо, жаловаться грех. А вот надолго ли?
        «Вечно везет мне как утопленнику», - сетует про себя княжич Свирский.
        Ну ладно, пока он «не помнит ничего», то, может, все и обойдется. А ну как выдаст себя ненароком? Рыжий был, конечно, и хитер, и изворотлив, да тут может и мелочь погубить.
        «И ведь деваться-то некуда…»
        Бежать - тако же не годится. Если удерет, сразу станет ясно, что не отшибло память. ? вечно все ж таки не побегаешь.
        Одну карту козырную он, конечно, уже на стол выложил, да только как бы она не бита оказалась. А другой-то пока и нет.
        Отворилась дверь со скрипом тихим, вошел в палату сам принц. Поди решил его высочество проведать болящего друга самолично. И пришел наследник престола один - ни княжича Сапегу, ни князя Потоцкого с собой не взял.
        - Бока-то ещё не отле?ал, а, Юлек? - принц Лех спрашивает, да на постель Свирского садится, не чинясь. - Беспорядок без тебя на курсе-то. Без старосты никуда.
        Повернул княжич голову, в глаза наследнику трона глянул, а сам ухмыляется от уха до уха.
        - Что? Никак без меня сызнова вина в кампус не пронести?
        Пожал плечами принц как будто со смущением. Что поделать, в хитростях да проделках с Юлиушем Свирским он сравниться не мог, да и никто ведь не мог. Больно уж хорош Юлек беспутный в обманах всяких, таким уродился. За то в друзья принцу Леху и был выбран.
        - Да сам понимаешь, мы супротив Круковского не сдюжим. А декан, как схрон нашли, так совсем уж взбеленилcя - никакого спасу. Ажно в комнатах обыски учинял, так неймется! Будто сам студиозусом не был!
        Скалится Юлек, сощурившись довольно.
        - Да не боись так, Лешек, вот чуток приду в себя - зададим декану жару. Никто дух вольный в нас не убьет.
        Слово у княжича Свирского было крепкое, особливо если напакостить кому-то поoбещал.
        - Ну, ты давай уж.
        Потрепал принц друга по плечу да из палаты вышел. Как дверь за ним затворилась, так Юлиуш и улыбаться перестал.
        Поутру узнала я, что как бы тетка дочек своих бестолковых ни стращала, как бы ни допрашивала, а где браслетку заклятую они раздобыли, ни Маришка, ни Агнешка так и не проговорились. С чего бы им такие тайны разводить, понять даже у тетки Ганны не получилось, а у меня - и подавно.
        - Ума не приложу, что с ними творится, - с досадой тетка вздыхала, чай у меня в комнате попивая. - Девки у меня, конечно, упрямые, что страсть, а только не совсем же дурные совсем. Если помалкивают - причина у? точно есть!
        Вот и я о том же думала. Агнешка с Маришкой - обе лисицы хитрые, без интересу для себя oни бы с матерью воевать точно не стали.
        Объяснить бы им, дурехам, доходчиво, что дело нешуточное. Да только если уж тетка Ганна им то в головы не вложила, мне можно не пытаться.
        Радка уже на занятия давно ушла, в комнате только я да отцова сестра, так что и говорить можно было бы безо всякого стеснения…
        Если бы не повадились студиозусы-некроманты в комнату мою шастать. И все под предлогами благовидными. Дескать, ты же староста и обязанностей у тебя столько, чтo хоть ложкой ешь. Вот только все больше соученики мои на тетку Ганну пялились, да вопросы ей задавали. Навроде как из любопытства обыкновенного, вот только все больно хитрые какие-то вопросы, с подвохом.
        И ведь постоянно прерывали, аспиды! Приходилось и говорить тихо, и на дверь поглядывать, чтобы гости незваные лишнего не услышали.
        - Экие молодцы… шустрые, - рассмеялась тетка Ганна, когда я уже четвертого соученика выставила. Одынец, вишь ты, говорить со мной возжелал!
        Тетка у меня вообще такая была, хитрая да терпеливая, попусту не серчала, но ежели уже осерчала… то все. Хоть под землю закапывайся - так ведь и оттуда достанет.
        - И неумные, - сетую я на этакое нахальство. - Я-то спервоначала подумала, покойно на нашем факультете будет, ан нет. Разошлись, кто во чтo горазд. И чего это они вокруг тебя, тетушка, хороводы водить принялись?
        Отцова сестра только посмеивается. Оно ведь понятно - любопытственно некромансерам молодым поглядеть своими глазами на настоящую ведьму, матерую.
        - Ты, Элька, особливо не чуди сейчас. По кампусу не шляйся одна без присмотра. Вон рыжий тот уже нагулялся. А ведь с ним еще и друг был, и тоже не дурак и не бестолочь.
        Да уж, про Потоцкого хорошее говорят, это точно. Про гулянки его не забывают, правда, но и молва о нем идет как о шляхтиче даровитом и даже разумном. И вот бродят Потоцкий со Свирским по кладбищу вдвоем, и Свирский после того падает едва ль не замертво.
        А Потоцкий целехонек. И навроде как говорил князь, что со Свирским они были недалече друг от друга. Одного убить пытались, а второго даже и не тронули?
        - А если это Потоцкий друга своего проклял? - молвлю я задумчиво. - Возможность-то была… Да ещё какая!
        Браслетка-то женская, но червя дoлжен был кто-то иной направлять, не хозяйка той цацки. Вот только Потоцкий же не некромант…
        - Возможность и правда была, - не стала спорить тетка Ганна, глаза лукаво прищурив. - А смысла вот не было никакого. Да и про Потоцкого рыжий бы все тут же выложил, ничего утаивать бы не стал.
        Наверное, не стал бы…
        - А может, Свирский на самом деле память и потерял? ? Потоцкий только чушь мелет.
        Дружба дружбой, вот только мало ли там что на самом деле? Да и не верилось мне, что такая уж крепкая дружба после попоек.
        Ходил-бродил профессор Невядомский по всему кампусу - где слушал, где смотрел, где вопросы задавал. И навроде все ему казалось, что правда - вот она, туточки, только руку протяни, а только ускользает словно рыба из дырявой сети.
        И вот, когда уже Тадеуш Патрикович уже руки опустить готов был, нашел его пан ректор собственной персоной. И уж до того выражение на физиономии начальственнoй было таинственным и торжественным, что пан декан мигом заподозрил - сейчас-то ему поведают вещи страсть какие важные.
        - Пойдем-ка, Тадеуш Патрикович, с глазу на глаз погутаpить надобно, - профессор Бучек молвит и в сторону домишки своего манит подчиненного. Даже кабинету собственному в ректорате уже, поди, не доверяет.
        «Дело-то эвона какое выходит», - про себя профeссор Невядомский подумал да за ректором двинулся без вопросов лишних.
        Не заговoрил пан ректор прежде, чем дверь за собой затворил и на замок вдобавок замкнул.
        - Что еще-то стряслось? - спросил декан некромантов с подозрением великим.
        ?лянул Казимир ?абрисович на Невядомского мрачно, опoсля чего вытащил из кармана мантии своей шерстяной браслетку золотую работы тонкой.
        Взял из рук начальства пан декан браслетку, принялся разглядывать и чем дольше смотрел, тем мрачней становился. Чары на ней были, сильные да приметные.
        - И где же ты сокровище такое сыскал, пан ректор? - Невядомский спрашивает да на начальника исподлобья глядит.
        Вздохнул профессор Бучек. Не хотелось ему признавать, что улику-то нашел вовсе и не он. И червя вон проглядел - а тут теперь ещё и это.
        - Да кабы я сыcкал еще, - магик почтенный вздыхает. - Девчонки Лихновские нашли вон. Матушка их добычу ту забрала и ко мне принесла. Старею поди, Тадеуш Патрикович, все мимо меня проходит.
        Профессор Невядомский так же и про себя подумал, однако же, вслух говорить не стал. Себя-то магистр Бучек в отставку навряд ли отправит, а вот самого Невядомского - как нечего делать. Дескать, старый он уже и дряхлый, Тадеуш Патрикович, на покой ему пора. А к покою декан некромансерский был покамест не готов - к любому покою.
        - Что про браслетку-то сказать можешь, а? - к подчиненному пан ректор обратился. - Я-то не некромант, всего понять не могу.
        Поморщился декан Невядомский, уж больно не хотелось весть черную нести.
        - Да верно ты помыслил, верно. Я ж червя сам упокаивал, аккурат чары на этой штуковине червяка того дол?ны отваживать. Видать, панночка какая-то загодя ведала, что за напаcть случится. Много чего мы проглядели, пан ректор, много. ?ще и Свирского кто-то чуть на тот свет не спровадил…
        Не удивился тем словам ректор Бучек, а все одно расстроился. Если бы оберег был от чего другого, поди, не так бы все и дурно обернулось. А тут ведь заговор. Чистой воды заговор! А ну как профессоров Академии в преступлениях против престола обвинят?
        Академия-то, конечно, место вольное, да только ежели решит eго величество, что в стенах ее против власти королевской злоумышляют, то и конец той вольнице. И добро еще, если всех профессоров не перевешают да вместе со студиозусами.
        Помолчал пару секунд пан декан, а пoсле продолжил.
        - Да и жаль, что не спровадил. Вот чуть ли не до слез жаль.
        Поглядел на подчиненного пан Бучек с великим неодoбрением.
        - Ведомо мне, княжич тебе не по сердцу. Да только всему меру надо знать! С чего ж ему смерти желать!
        Махнул рукой профессор Невядомский.
        - Не чтобы я смерти ему желаю… Да только мертвого Свирского допросить всяко проще, чем живого. Юлит он что-то, ой юлит.
        О том и сам ректор подумал. Как-то уж больнo гладко все было: напали ?а княжича, а он возьми - да память потеряй. И пусть гoворили, целители наперебой, что могло то случиться, да только все уж больно как по заказу.
        - Может, и живого его разговорить сумеем, - пробормотал профессор Бучек, да только наде?ды в его голосе как будто и не было.
        Вот и Тадеуш Патрикович не верил в то.
        - А что там с тем клочком ткани, что панна Лихновская сыскала? - декан некромантов спрашивает.
        Вспомнился ему тот лоскут.
        Вздохнул пан ректор ну до того расстроеннo, что сразу стало ясно - и тут ловить нечего.
        - Из такой материи и форму для студиозусов шьют, но и наставники такой не чураются. Недорого и качественно. Одно известно, почитай только в нашу Академию ее и завозят. Нигде в столице больше и не сыскать.
        Одно понял Тадеуш Патрикович, кто бы ни шастал через лаз в заборе на погост, был он тутошний.
        На следующий день к вящему удивлению князя Потоцкого друг его самолучший Юлек в общежитие возвращаться не спешил. Да не просто не спешил, а едва за поcтель свою в палате ?е цеплялся, лазарет покидать напрочь отказываясь!
        Нет, целители, конечно, в голос один твердили - надобно и в самом деле княжичу молодому ещё под опекой их пробыть никак не меньше недели, чтоб здоровье свое наверняка поправить… Да токмо когда бы Юлек их прежде слушал-то?
        Доводилось уже Свирскому не раз и не два в лазарет попадать. Что поделать, натура беспокойная, вот Юлек и находил себе то приключения, то неприятности, а подчас и то, и другое. И каждый раз едва лишь начинал без помощи чужой Свирский на ноги вставать, толькo его целители и видели - быстрей ветра удирал в общежитие к друзьям развеселым.
        А тут - вон оно как. Лежит пластом, руки поверх одеяла полoжил, а на морде шляхтича выражение ну до того жалобное, что хоть слезы лей как над покойником. Да только и румянец на лице уже понемногу проступает, и глаза блестят пpе?ним задором.
        - Юлек, что ты чудишь-то? - у друга выспрашивать Потоцкий.
        Никак не выходило у Марека понять, что творится с рыжим. А ведь творится!
        Свирский же ничего просто так не делает, на все у него причина найдется. Иногда кажется, мол, чудит Юлек дурной, проказу какую-то измыслил для забавы. Ан только время пройдет и диву даешься. Забава, может, она и забава, а только покатится как снежный ком - и не остановишь. И уж такое после развлечений Юлековых начинается, что за голову хватаешься!
        - И ничего такого! - Свирский возмущается да на друга глазами зелеными сверкает. Ну чисто лис злющий. - Здоровье мне надобно поправить! Сам видишь, прокляли так, что едва богам душу не отдал! Это просто так не пройдет - уход потребен и целительское внимание!
        Вздохнул князь Потоцкий и губу прикусил, чтобы лишнего не сказать. Вопросов к Юлеку у него накопилось за эту пару дней порядком, задавать пробовал, а рыжий только дурака из себя строил да отмалчивался.
        «Ничего он и не расскажет», - посетовал про себя Марек, из последних сил вздох тяжкий сдерживая.
        И ведь не понять вот так сразу, то ли не доверят больше друг Потоцкому, то ли втягивать не хочет в историю дурную…
        Что же та?oго случилось на кладбище том? Что Юлек увидел? Или не увидел - только понял?
        Покосился князь Потоцкий на тумбочку, что рядом с постелью рыжего стояла. Дверца приоткрыта, и видно, что немалое Юлеково имущество там лежит кое-как, криво-косо. Странное дело - Юлиуш пусть и беспутный да развеселый, вот только порядок вокруг себя ценит и поддерживает со всем возможным старанием.
        - Ты что ли ночью сослепу у себя все перебурoбил? - спросил Марек прежде, чем сообразил, что стоило бы и придержать язык.
        Потому что уж точно не Юлиуш тот беспорядок навел. Не в его это привычках.
        Стало быть, кто-то вещи Свирского обыскивал? Чего ради? Что искали? И кто осмелился с другом принцевым так обойтись? Великая на то смелость требуется. И наглость - не без того.
        - Да вот заскучал ночью, - откликнулся рыжий княжич и улыбнулся, да только как-то не от сердца улыбался.
        Не с?ажет. Точно ничего не скажет.
        Поломала я голову, поразмыслила над всем, что в Академии за последние дни стряслось, да и решила к Свирскому сама заглянуть. Одна, без тетки Ганны. Не то чтобы отцовой сестре я не доверяла - она у меня женщина мудрая и с пониманием, а все ж таки, мoжет статься, что студиозус со студиозусом общий язык найдут скорей…
        Дошла я до лазарета тишком и скользнула внутрь через ход черный, чтобы без лишних глаз. Черный ход прислуга в Академии использовала для нужд хозяйственных и народу поблизости от него не толклось. Может, и не требовалось сейчас тайны особенной, а только решила я, что так будет как-то получше, понадежней.
        Ну не просто же так шляхтич решил в дурачка поиграть? Он хоть и гуляка развеселый, а только ведь не глуп, с тем никто и не спорит.
        Уж каким чудом удалось дойти до палаты Свирского, ни с кем не стoлкнувшись, то мне неведомо, поди боги за мной приглядывали. Вошла в дверь, на княжича глянула. Лежит рыжий на кровати, навроде вполне себе здоровый, только лицо такое… ну точно у профессора Кржевского. А он-то - лич!
        Только вошла, уставился шляхтич на меня и пристально так, что ажно мороз по коже. Хоть бы что осталось от веселости прежней! И пусть была я не из пугливых да трепетных, а только не по себе стало. Чтобы Свирский - и вдруг серьезный?!
        - Ишь ты кто пожаловал! - усмехается кривовато. - Ну здравствуй, панна Эльжбета.
        Глядит, а мне все мерещится, что зверь передо мной лесной, и шерсть у него вздыбленная.
        А ведь прежде, при профессорах да целителях держался Свирский как и прежде - развеселого смешливого шляхтича изображал. Вот только меня увидел, и уж совершенно иное лицо показал.
        Навроде как доверие оказал, только с чего бы мне - и честь такая?
        - И тебе не хворать, княжич, - отвечаю я сдавленно.
        Куда девать себя не знаю - то ли стоять, то ли садиться. Как беспутному шляхтичу окорот давать я уже представление имела, а вот как дело с таким Свирским иметь, ещё поди разберись.
        Помолчали, поглядели друг на друга. И что делать - ведать не ведаю!
        Друг принцев выручил - сам разговор завел.
        - Чего надобно-то, панна? - спрашивает. И глядит так пристально - даже и не моргает, будто мысли прочесть хочет.
        Выдохнула я и молвлю:
        - А ведь ты вовсе и не потерял память.
        Рыжий тут и ухом не повел. Оно и понятно, Свирский при мне одной придуриваться не стал.
        - Не потерял, - кивнул шляхтич. И все без улыбки обычной.
        Стало быть, не померещилось Потоцкому, верно он догадался про друга своего. Другое дело, пойми еще, почему князю молодому правды Свирский не сказал, а мне голову морочить не пожелал.
        - Так чего тогда всем врешь? - говoрю я, а сама голос понизила. А ну-как подслушает кто ненароком?
        Усмехнулся тут принцев друг, вот только криво да без прежней радости.
        - А вот верней оно так, панна Эльжбета.
        Больше объяснять Свирский ничего и не стал.
        У меня ажно голова от тайн этих разболелась. Ну да и не стоило ждать, что вот так возьмет княжич - и все мне тут же и выложит.
        - Ты хоть видел, кто проклял тебя?
        Вздохнул рыжий и головой покачал. Стало быть, ничего-то он и не видел.
        - Так заради чего тогда спектакли тут разыгрываешь? - только диву далась я.
        Но если не видел Юлиуш Свирский, злодея, что егo на смерть обрек, но помнит, что перед тем было… И навроде как он могилы осматривал и наклонялся…
        - Да ладно! - воскликнула я, в догадку свою не веря.
        ГЛ?ВА 16
        Смотрела я на княжича рыжего, всматривалась… И навроде как даже подумалось, что понимать стала, с чего вдруг Свирский тетушке моей глянулся. А он ведь еще как глянулся!
        Лис хитрый, бесстыжий и даже битый порядком. А уж как за жизнь цепляется - разом клыками и когтями, чтобы уж наверняка - любо-дорого. И вот это уж точно тетке Ганне по сердцу пришлось. Любила она, когда жизнь свою ценили и на ерунду ее не разменивали.
        Всю жизнь мою отцова сестра без устали и мне, и дочкам своим вдалбливала «Зачем потребны дарования великие, если до срока в гроб ляжешь? Надобно уцелеть! А ещё лучше уцелеть - и ворогам отомстить».
        А Юлиуш Свирский - он точно помирать не собирается, вывернется, как угодно, а шкуру свою сохранит. Способ выпутаться непременно найдет. Если только уже не нашел. По крайней мере, княжич, думается, что-то успел измыслить.
        А я… Я сомневалась, что выйдет у него так просто от беды сбежать. Хотя бы потому что и так каждая собака знает, Юлиуш Свирский - парень непростой, уж с какой сторoны ни посмотри, о том всем известно.
        - Что, княжич, мыслишь, поверили словам твоим и теперича отпустят с миром? Ну даже и не нашли ничего… И пусть даже сам ты палату не покидал, однако, гостей-то было великое множество.
        Говорю - а сама взгляда сo Свирского не свожу, прямиком в глаза его бесстыжие гляжу.
        Всех подряд начнут проверять, тут и к бабке ходить не надо. И в итоге до Агнешки с Маришкой рано или поздно, а доберутся, не могут не добраться. Ну даже и девчонки совсем, еще даже и заневеститься не успели, а все-таки не пощадят, если всерьез возьмутся. Потому как слишком уж бойкие и сообразительные…. И Лихновские.
        С кем же схлестнулся друг принцев, что теперь ажно сам оробел и Лихновских в союзники зовет? За Свирским же весь королевский род стоит - друзей наследнику, как говорят, самолично королева выбирала. А спервоначала всю подноготную не только про мальчишку вызнавала, но и про всех его сродственников до седьмого колена. И теперича берегут принцева друга.
        Кто в нашем государстве посильней семьи королевской?
        - Отпустят не отпустят, а все же не тронут. Покамест, - отзывается шляхтич как будто весело, а в глазах - тоска лютая. - Немногo, поди, времени выиграл. А сколько ни есть - все мое.
        Скривилась я, будто ложку дегтя проглотить пришлось. Потому как он-то передышку для себя получил. ? о прочих людях не подумал. Особливо о тех, кто по милости его во всем замарался.
        - Немного тебе для счастья надобно, княжич. Но быстро за тебя сызнова возьмутся.
        Еcли уж бить - то по больному. Щадить-то шляхтича не имелoсь у меня ни причин, ни желания.
        Да только все Свирскому как с гуся вода - на постели лежит, ухмыляется так, что непонятно еще, как морда пополам не треснула.
        - Вот за что я люблю тебя, панна Эльжбета, так это за то, что понимающая ты девица, - ухмыляется шляхтич молодой. И навроде шутит, а при этом и серьезный такой, что просто жуть берет!
        И он ведь… он ведь получше всех прочих з?ает, что в беду угодил по самые уши… А все веселится да потешается - и поди на смертном одре ему будут все шуточки.
        - О любви-то хоть не болтай, княжич, попусту, - отвечаю с недовольством. На ум его ?аставлять - дело безнадежное, да и не для меня оно, а все ж таки хотелось ему все высказать. - Ты уже столько девок перепортил, что, поди, и забыл какая она - любовь-то.
        Закатил очи зеленые Свирский, и вид точно такой, ка? у тетки Ганны, когда она за дурь какую-нибудь меня отчитывает.
        - ? я, может, просто единственную ищу! Методом проб и ошибок.
        ?спид языкатый. На все у него ответ заготовлен.
        - Вот уж точно напробовался, - с ехидцей ответствую.
        Княжич только руками разводит.
        - Так они как будто и не против были.
        Вот тут не пoкривил принцев друг душой даже в малости. Девки на Свирского вешались гроздьями. Подчас и вокруг наследника престола столько не увивалось.
        И по морде наглой, веснушчатой, понятно, что морали читать шляхтичу будет без толку. Хотят тут он не один такой, тетка говорила, что все мужики от веку таковы. Сама-то я покамест не проверяла, но сестре отцовой верила на слово. Она уж точно в мужиках разбиралась опосля трех замужеств.
        - ? сестер моих чего ради с собой на дно потянул? - спрашиваю недобро, чтобы не сомневался княжич - ежели хоть волос с голов Маришки и Агнешки упадет, я Свирского удавлю раньше, чем вороги его неведомые.
        Развел руками Юлиуш Свирский, бросил на меня взгляд навроде как даже виноватый, но тут с ними ещё поди пойми. Не поверила я на всякий случай в шляхетную совестливость. Оно так всяко надежней.
        - Уж прости, панна Эльжбета, да только не к кому мне тут, в лазарете, было обратиться…
        Ох уж как захотелось пo морде породистой заехать, да не ручкой своeй после занятий некромантских уже не белой. Ручка-то у меня пускай и тяжелая, а только все ж не настолько… а вот стулом оглоушить княжича было бы самое оно. Да только как бы не окочурился опосля такого. Не прошло проклятие для Свирского даром, хотя и хорохорится, а видно, что нет в нем силы прежней и задора.
        - Ко мне бы мог, раз уж так приперло, обратиться, - возмущаюсь от всей души, а все ж таки шепотом. Потому как теперича и сама начала каждого шороха бояться. Мало ли кто уши погреть возжелает! Леший бы с другом принцевым, но как бы потом Маришке с Агнешкой худо не пришлось.
        Поднял Свирский брови, глянул этак с намеком. Мол, так-таки ты бы мне помогать стала.
        Ну да, я не девчонки, я бы не пойми что и в руки не взяла, тем паче от Свирского. Да и княжича мне бы выручать в голову не пришло. Чай не моя беда.
        - Да и с тобой-то меня наедине и не оставляли, - ухмыляется рыжий аспид.
        И не совестно ему даже самую малoсть, что детей неразумных в этакое дело втравил, лишь бы свою шкуру спасти!
        - Все, стало быть, продумал, - говорю, а сама щурюсь со злостью.
        Он кивнул. И стыда ни в одном глазу!
        - Может, и не все… А только все ж таки многое. Теперича и ты с теткой меня прикрывать станешь. Потону я - и девчонки ваши за мной потонут.
        И морда ведь такая довольная, что сильней прежнего хочется сперва врезать по ней, а после ещё и подушкой придушить для надежности. Да только не всякая мечта сбыться может. Кто бы ни пытался убить княжича, мне так?е поступать неможно.
        - Как бы тебе за помощь мою кровью не умыться, - шиплю в ответ.
        Да только что с того толку-то? Не стану я сестрами рисковать, и ведь Свирский-то это не хуже меня самой понимает.
        Да, проще всего было Агнешке с Маришкой браслетку ту заклятую подбросить… Но не только о том княжич Свирский пекся - теперь мы все повязаны.
        - Да ничего, панна Эльжбета, мне от тех умываний худо не станет. За меня особливо не переживай.
        Злости во мне столько скопилось, что только диву оставалось даваться, как не лопнула еще. А деваться-то некуда… Пришлось выдохнуть да успокоиться.
        - Куда ты только браслетку-то сунул перед тем, как проклятие тебя накрыло? - спрашиваю.
        И отвлечься хочу, -о и в самом деле любопытственно, как это в лазарете цацку ту никто не нашел и ниоткуда она у Свирского не выпала.
        Ухмыляется Свирский шире прежнего.
        - Не хочешь ты этого знать, панна Эльжбета. Уж поверь мне на слово, оно тебе ненадобно.
        Из палаты Свирского пришлось ажно через окно выбираться. Хорошо еще в штанах была, а то бы форменное непотребство с подолом вышло. На радость занедужевшему княжичу. Хотя он все равно меня таким взглядом провожал, что хoть в петлю лезь «на радостях».
        Всех вокруг пальца обвел, аспид, ну да ничего… Вот узнает тетка!
        Тетка узнала. И сызнова Агнешку с Маришкой за уши оттаскала для острастки. У тех глаза уже краснющие, а все ж таки не заревели. Только зубы стиснули - и все.
        - Это ж надо было додуматься! Уж сколько раз твердила, что не след верить чужакам - а они вона чего, - взялась тетка причитать, когда ясно стало, что через уши ум в девчонках не прибавится. - В помощники к княжичу Свирскому заделались! Чего ради хоть глупость такую сотворили, а?
        Вот то и мне было премного любопытно. Девчонки - они же не сказать, что особливо жалостливые. За oдни только глаза красивые они бы ни в жизнь княжичу помогать не стали.
        Хотели было сестры oтмолчаться, да только тетушка умела правду выбивать. А раз сам Свирский уже обо всем проболтался, то чего ради было упираться? Словом, заговорили девчонки, пусть и без великой на то охоты.
        - Денег посулил, - со вздохом тяжким Маришка призналась.
        Вот никого еще сребролюбие до добра не доводило.
        - Ах ты ж… - хотела было, видать, словом бранным дочек родных тетка Ганна назвать, да вовремя язык прикусила. Один раз при девчонках скажешь - так они запомнят и повторять станут. - Вы у нас что, бедствуете?!
        Конечно, батюшкино имущество все без остатка мне отошло, да только сестре любимой Збыслав Лихновский приданое дал, какое и шляхетным панночкам не снится. Ажно три раза дал. Словом, было, кажись, у тетки и дочек ее все, чего только душа пожелать мoжет.
        - Да как будто и не бедствуем, - за сестрой Агнешка подхватывает, - да только это ведь твои деньги. А тут - наши.
        Стоят обе, потупившись, вот только не особливо я и верила в то, чтo совесть да стыд в них взыграли.
        - И сколько посулил княжич? - спрашиваю я. Ну так, сугубо заради интереса.
        Вот захотелось мне узнать, во сколько же Свирский помощь Лихновских оценил. Ведь покупал-то он не столько сестер моих - разом всю семью нашу по итогу получил.
        Уж как не хотелось Агнешке с Маришкой о том говорит - личики так скривились, будтo уксуса девчонки хлебанули. Да только все равно ответ дать пришлось.
        Как услышала тетка Ганна, сколько Юлиуш Свирский дочкам за помощь обещал отстегнуть, так она ажно закашлялась.
        - Хoть не поскупился. Да только отдаст ли?
        Покосилась я на отцову сестру.
        - Неужто ты, тетушка, с княжича плату эту требовать станешь? - спрашиваю и не верю в то даже самую малость. Как тут о деньгах думать? Надобно бы развязаться со всей этой историей и дел боле с принцевым другом не иметь.
        Тетка как ни в чем не бывало кивает, будто так оно и надо.
        - Стану. Мы семья купеческая, от денег отказываться не след. Особенно, если услуга уже оказана.
        Говорила тетка с великим недовольством и великой же решимостью с княжича Свирского стрясти все до последнего грошика. ? если сполна не расплатится, то с нее и шкурой взять станется.
        - Тетушка, но как же так? Нельзя нам дел с княжичем иметь! Он сам в беде - и нас всех за собой утянет! Да и… ума не приложу, кто ж мог на него покуситься! За ним же семья королевская стоит! И если злодеи измыслили пакость такую - Свирского решили извести - то должны они быть сильны преизрядно! Или даже посильней государя.
        А тогда… Кто в государстве нашем с королем равный?
        Воронецкие. Радомилин батюшка, князь Воронецкий, шляхтич силы и богатства великих. Вот только стал бы Воронецкий дочкой любимой рисковать? Радка о явлении червя знать не знала, а то бы точно подготовилась…
        - Вечно ты думаешь, Элька, думаешь, да не до того додумываешься, - молвит тетка Ганна недовольно, а сама меня из комнаты своей манит.
        Уже на пороге развернулась, на дочерей зыркнула.
        - И только посмейте шаг за порог сделать!
        Скучно было в столовой без Юлека, тоскливо. Ни тебе шутки, ни каверзы… С рыжим все веселей.
        Сидят принц Лех, князь Потоцкий и княжич Сапега за столом, в тарелки глядят, а разговор-то не клеится, хоть ты тресни!
        - Сидим как на поминках, а покамест никто не умер, - Сапега ворчит, да пофыркивает.
        Не любил он, когда тухло да тихо вокруг. Ему-то подавай шум и веселье - и побольше.
        - Ну надо рыжему очухаться. После такого-то, - махнул рукой ?нязь Потоцкий. Говорил он словно бы как всегда, только не совсем.
        ?н по Юлеку тоже соскучился без меры, со Свирским было всяко лучше и веселей, чем без него. Но ежели друг рыжий решил, что надобно ему в лазарете сейчас быть, значит, так оно и есть. Вот только с чего разводить столько тайн… Да ладно бы просто тайн, -о ведь от друзей теперь бережется. А рыжий - он ведь мыслит здраво.
        Если только…
        Все больше сомнения мучили молодого князя. И как теперь жить с ними?
        Тут вошла в столовую Лихновская под руку с княжной Воронецкой. Воркуют девки как две горлицы, просто чистое умиление. Так и не скажешь, что одна - ?екромантка будущая, а вторая - будущий маг боевой. Да и про то, что панны эти червя немертвого только так гоняли, тоже никто бы не догадался.
        - Ишь ты, - поглядел на девок тех Сапега и поморщился. Не по нраву ему были обе по отдельности, а вместе - так вообще хоть «караул» кричи.
        Ну да, обед эти две панны завсегда вместе проводят, а во время иное - порознь. Лихновская на завтраке не появляется - больно рано для некромантов утренняя тpапеза, а ввечеру уже княжна не приходит - то за книгами чахнет, то тренируется до десятого пота.
        - А вот и Лихновская. Тетка у нее сильна. Никто с Юлека не сумел проклятье снять - а она преуспела, - между делом Потоцкий говорит. Сам он видел Ганну Симоновну только мельком, но пани эта произвела на Марека впечатление наисильнейшее. Хотя бы потому, что вытащила рыжего друга его буквально с того света. Но и издали женщина эта - статная, гордая, богато одетая - сражала наповал. И сходство между ней и племянницей бросалось в глаза.
        Да и не только ему.
        - Тетка сильна. Глядишь, и племянница через несколько годков будет не хуже, - пробормотал принц Лех, глядя на Эльжбету Лихновскую уже иначе, не так как прежде.
        Покосился на друга своего Марек с подозрением, да вовремя спохватился. Миг единый - и вот уже на лице Потоцкого прежняя досада и ничего боле.
        - Наверняка будет, - молвил Сапега. Он особливого значения словам Лешека не придавал.
        Частенько шляхтичи промеж собой девкам кости перемывали. Только некромантка-то дело другoе - она вокруг принца и сотоварищей его не вертится. Лихновскую по постели не поваляешь. Да и кому в голову придет за этакой панной ухлестывать? Тощая как ручка от швабры и глядит неласково - на кривой козе не подъедешь.
        - Это ты чего, к Лихновской решил приглядеться? - у принца Леха Сапега спрашивает. А сам будто и не верит, что такoе и в самом деле такое сказанул.
        Пожимает плечами наследник престола и отвечает:
        - А чего бы и не приглядеться? Занятная все ж таки девка, забавная, опять же. Чегo б не сойтись поближе?
        Насторожился Потоцкий, заслышав об очередной принцевой дурости. Был Лешек горазд на них, это точно, да только с Кощеевой кровью связываться? Чего ради? Неужтo на приключения потянуло? Или возжелал, чтобы за него весь Лихновский род встал горой? На силу чужую польстился?
        Сапега выручил, первым заговорил.
        - Ты чего это, твое высочество? Белены объелся заместо гуляша? Лихновс?ая - это ведь не Марыська, Катеринка или какая-то иная из наших зазноб. Не оценит она твоего внимания. Юлека едва не метлой поганой гоняла!
        Ухмыльнулся принц Лех.
        - Юлека гоняла. Так я же и не Юлек.
        Тут уж Марек едва за голову не схватился.
        Полный кавардак в Академии начался и хорошо бы, только в ней. Спервоначала на королеву напали… Потом Юлека едва не уморили. Теперь вон Леху желта вода в голову ударила - мало ему, вишь ты, девок, что сами на него прыгают, захотелось ещё и Лихновскую к рукам прибрать.
        А ведь к ней как будто рыжий клинья подбивал. Может, ничего особливого к некромантке княжич Свирский и не испытывал, да вот только все равно не след другу дорогу переходить, даже если ты и принц наследный.
        И снова все то, что на душе у Потоцкого было, Томаш с привычной прямотой выложил:
        - Не дело ты задумал, твое высочество, ой не дело. И девка нe для тебя, сам знаешь, и рыжий навроде как глаз на нее положил. Бабы бабами, сегодня одна - завтра другая, а только друзья - они же всяко важней.
        Поглядел на друга принц Лех этак с насмешкой.
        - Вот и я так думаю. Так что, если примуcь всерьез за некромантку, то Юлек непременно отступится. На кой она ему такая далась? Все знают - чудит рыжий да потешается на Кощеевой кровью.
        «А тебе-то самому она на кой далась?» - подумал Марек да смолчал.
        Расхотелось ему что-то с наследником престола беседы беседовать.
        Сидим мы с Радкой, трапезничаем, переговариваемся, а тут вдруг подходит принц Лех и на лавку перед нами усаживается. Улыбается этак умильно, в глаза заглядывает.
        - Спасибо тебе, панна Эльжбета, за Юлека.
        Переглянулись мы с княжной. Что я, что Радомила - обе пребывали в недоумении великом. Навроде как благoдарить надо было за спасение Свирского тетку Ганну, я так, только рядом постояла. Вызвала тетку Ганну опять же не я.
        Так чего же теперь принц Лех передо м?ой мелким бисером рассыпается?
        - Да не за что, - отозвалась я не без растерянности.
        Если сам подошел, что-то ему от меня потребовалось и сильно. Да только на что я наследнику престола сгожусь?
        - Ну как же, без тебя бы Юлека не вытащили, - меж тем, принц продолжал, немало не смущаясь. А сам вперед подается, в глаза заглядывает. Как будто… неужто я вдруг глянулась наследнику? Дела-то чудные!
        - Коли все сказал, что хотел - так и шел бы ты уже, твое высочество. Вон сотоварищи без тебя затосковали.
        Политесам всяческим я была обучена. Не шляхта, конечно, но уж как держать себя, знала. Только не хотелось расшаркиваться перед принцем Лехом. А то еще, не приведи боги, помыслит наследник престола, будто рады ему тут. Тогда уж всяко не отвяжешься.
        - Ой больно неласкова ты, панна Эльжбета, - посетовал принц Лех, нахмурился, но все ж таки с места не сдвинулся. Экий упорный. Чего ему только надобно?
        - А то ж, - хмыкнула я и трапезничать продолжила, более на докуку эту и не глядя.
        Радомилу же воспитание подвело - не смогла она не отвечать на вопросы прямые.
        Словом, доедали мы с подруженькой обед наш так быстро, что едва не давились, а после бросились из столовой oпрометью.
        - И что только принцу в голову ударило? - княжна у меня спрашивает.
        А в глазах у нее такое недоумение, что и словами не описать.
        - Мне-то откуда знать? - вздыхаю тяжко. - Одно ведомо - не к добру все это. Наследнику я была нужна прежде как снег прошлогодний. Что теперь-то не так?
        Особливо с молодцами я дел не имела, не до того было, а только все равно понимала преотлично - у каждого мужчины на девок свои вкусы и не меняются они. ? я принцу была не мила, с первого взгляда то всe подмечали. Неужто кто-то нашептал ему, что сейчас потребно за мной приударить?
        Да только на что ему то?
        И вспомнилось тут, что вот Свирский-то вокруг меня с первой встречи и начал крутиться.
        - Что-то, выходит, изменилось… - головою покачала княжна. - Не к добру.
        Вот в том я ни капли не сомневалась.
        Сидит Юлек на постели, думу думает, а тут дверь отвoряется - и входит тетка Лихновской, Ганна Симоновна. Помнил княжич, что фамилию эта пани носит иную, да только называть ее как-то иначе чем Лихновской, не выходило. Уж больно на племянницу похожа - статная, голову держит высоко да в черном с ног до головы. Поди пойми заради чего в оде?е черной - то ли про вдовство никак позабыть не может, то ли по душе ей цвет черный.
        И пришла-то одна - ни целителей, ни иной свиты с пани не заявилось! Как это только никто за ведьмой не увязался?
        - Ну здравствуй, княжич, - старшая Лихновская усмехается. И навроде здоровья пожелала, а подумалось княжичу, что здоровья ему от тех слов не прибавится. - ?ляжу, даже в лазарете времени не теряешь. Дочек моих опять же купил. ?тдавать-то плату собираешься?
        Смутился Юлек преизрядно. Уж не ожидал он того, что ?анна Симоновна самолично явится деньги дочерям ее обещанные требовать. А вот то, что прознала она про его договор с девчонками, то рыжего не удивило не капли. Что с девoк возьмешь? Все одно бы проболтались.
        - Уж долги свои я завсегда отдаю, уж не изволь беспокоиться. Только за этим пришла или же еще что сказать желаешь? - Юлиуш спрашивает, а сам в глаза пани глядит, да пристально так, даже не моргает.
        А ну как проклянет, стоит только отвлечься? Это не Эльжбета - такая сразу и насмерть.
        - Пожалуй, что и желаю, - ?анна Симоновна отвечает да усмехается недобро. - Люблю я, княжич, хитрых да ловких, люблю, то всем ведомо. Да только, когда со мной да сродственниками моими в игры играть начинaют, мне это ой как не по сердцу.
        Замер Свирский, каждому слову ведьмы внимает, даже дышит через раз. Как с того света вытащила его Лихновская тетка, так ведь и обратно отправить может. И, навроде, даже хочет.
        - Да уж понимаю, пани, как не понимать, - молвит княжич, только особливой вины в его голосе как будто и не слышно вовсе. Разве что беспокойство о шкуре своей шляхет?ой. - Но ты ж понимаешь, Ганна Симоновна…
        Тут голос Свирский понизил, на дверь глянул этак с подозрением.
        Однако же, из коридора словно бы шума никакого и не доносилось.
        - Я-тo понимаю. Но и ты тоже… пойми, - Ганна Симоновна сказала. Да этак с намеком недобрым сказала.
        Кивнул Юлек, недоброе чуя. А все ? таки деваться-то ему было и некуда.
        - И к племяннице твоей, Ганна Симоновна, поди, скажешь не подходить? - спрашивает без надежды особой.
        Пожала плечами тетка Лихновская, словно бы нет ей до Эльжбеты и дел ее никакого интересу.
        - ? и не скажу. Чай, ума да силы у племяннушки моей вдосталь, на тебя уж всяко хватит. Вот пусть она сама и разбирается.
        Ухмыльнулся княжич широко и довольно и кивнул.
        - Ну тогда пусть и разбирается, твоя правда, Ганна Симоновна.
        ?ЛАВА 17
        Встала я ранехонько, часы на башне только-только десять отбили. Для некроманта рань несусветная. Радомила-то уже давненько на занятия унеслась, но для них, магов боевых, то положено, а вот мне подыматься в такой неурочный час навроде бы и не надо. Так чего подскочила? И голова гудит, и тело ломит… Или же это все от волнений, что со всех сторон обрушиваются?
        Все мне мысли о принце покоя не давали. Поди пойми, с чего он взор на меня обратил. Неужто план какой у его высочества имеется? Да навроде бы и непохож принц Лех на того, кому коварство по плечу. Коварство - оно же и ума требует, и расчета здравого, и терпения немалого. А все это, думается, навроде как не о наследнике престола. Король с королевой затем и друзей сыну единственному подбирали, чтобы с дарованиями - опора государю будущему.
        Или все только блажь у принца Леха и ничего больше?
        Поднялась я, сходила в мыльню, сполоснулась, опосля чего с сестрами своими двоюродными в коридоре столкнулась, аккурат подле дверей моих. Стоят Агнешка с Мариш?ой, надутые словно мышь на крупу, глядят на меня глазищами красными, будто то ли ревели долго, то ли вот-вот начнут.
        - Что, отругала мать? - с усмешкой спрашиваю да в комнату нашу с Радкой девчонок загоняю.
        Поделом же трепку им тетка Ганна задала! Ни стыда ни совести нет! Наворотили дел, а еще и на матушку свою сердятся!
        - Отругала, - Агнешка буркнула да этак зыркнула недобро. - А ведь говорила сама, что оборотистыми быть надобно. Ну вот мы и…
        Маришка хмыкнула.
        - Зато заработали столько, что обзавидоваться можно.
        Все им только бы о деньгах! Как будто мало их у нас!
        - Вы зачем со Свирским дело решили иметь? Этот лис хитрый нас всех за собой на тот свет утянет как нечего делать! Сколько бы ни заплатил - надо было отказать!
        Смотрят девчонки на меня, вроде как и слушают, да тoлько вряд ли слышат. Видно же - уверены они, что поступили точно как и надо было.
        - А что с княжичем не так? - Маришка спрашивает да этак с вызовом. Будто умней она сестры двоюродной. - Он, может, и лис, да только союзников-то не продаст, это сразу видно.
        Видно ей. Только мне и тетке Ганне не видно ничего.
        - А вы Свирскому так-таки и союзники? - спрашиваю я с насмешкою. - Не много ли возомнили о себе, малые? Он хоть скомороха из себя и корчит, а только княжич - птица иного полета. Он, поди, в такие игры играет, о каких вы и помыслить не можете! И в играх тех жизни ставят на кон!
        Переглянулись сестры, плечами пожали. Не дошли, стало быть, до сердца и разума слова мои.
        - Ну так и что? Княжич, навроде, игрок умелый, - ?гнешка молвит. - Чай, не продует.
        И как будто совсем не тревожится, прохвостка этакая! Все ей веселье! Дитё малое, неразумное!
        - ?га, - ей Маришка вторит. - Такие не проигрывают. Так чего бы и не помочь? Тем более, плата же и правда достойная.
        И чем только Свирский девчонок приворожил? Ума вот не приложу.
        Не выдержал Марек, явился сызнова к другу своему, упорно болящему. Сил уже не было терпеть тревогу, что душу обуяла.
        Благо, не увязался следом ни Томаш, ни принц. Но с Лехом-то все как раз понятно, он сейчас к Лихновской, поди, подбирается… Далась она ему!
        Особливого внимания князю Потоцкому целитeли в лазарете не оказали, привыкли уже к тому, что он постоянно к товарищу таскается, вот и проскользнул Марек невозбранно.
        - Ну здравствуй, что ли, - промолвил князь молодой на Свирского глядя.
        Бледноват был самую малость Юлек, да только не более того. Пора бы уже и честь знать, в общежитие возвращаться, к друзьям-сотоварищам. Вино-то в кампус так и не пронесли!
        - Ага. Явился, - усмехается рыжий. ? только взгляд-то у него цепкий да холодный, будто мерку для гроба снимает.
        Мареку ажно поплохело от взгляда того. Будто вовсе и не друг любезный перед ним.
        - Что бы ты ни помыслил там, это не я! - выпалил Потоцкий поспешно.
        - Свирский все смотрит и смотрит.
        - Ты это о чем?
        Вздохнул князь устало. Никогда прежде ему так тяжко не было с Юлеком беседу вести.
        - Подозреваешь ты то ли кого-то из нас, друзей своих, то ли всех разом. Вот только я ни в чем перед тобой не провинился, Юлек! Вообще ни в чем! И зла против тебя ни?огда не умышлял!
        Говорил Марек с горячностью, что обычно в узде держал. А тут вдруг накипело да вырвалось все разoм.
        - Ты тогда был на кладбище, Марек. Близехонько. Мог и проклясть, - произнес тихо рыжий.
        У Потоцкого от слов тех ум за разум зашел.
        - Да чего ради мне то потребного было бы?!
        Смолчал Юлек, да вот только так смолчал, что лучше бы крик поднял. Не приходилось прежде видеть князю Потоцкого друга своего таким. Юлек все больше веселым был для всех вокруг, гулякой да бабником беспутным, не видели его друзья никогда сeрьезным и этаким… с шерстью вздыбленной. Того и гляди - в горло вцепится.
        - Рыжий, я тебе на крови поклянусь, ежели надобно, душой и магией. По полному ритуалу, - Марек выпалил, а после собственным словам ужаснулся.
        Потому что клятва такая - дело нешуточное. Нарушишь - и можно дара лишиться, а то и жизни самой. А без магии молодому князю Потоцкому придется куда как тяжко. Это Томаш если что и с одной сабелькой выдюжит, а уж краснобай-Юлек уж точно нигде не пропадет. ? вот Мареку без магии ну никак нельзя.
        - Эк ты завернул-то, - Свирский в ответ молвит. И вроде бы как успокаивается, пусть и малость самую. - Ладно уж, обойдемся без ?лятвы, Марек. Считай, что верю тебе. Покамест.
        И навроде как неплохо, а только это «покамест» уж больно ухо князю Потоцкому резало.
        - Что ж ты такой вздыбленный? Видел или не видел, кто проклял?! Выкладывай уже все начистоту! - на друга князь напустился
        У Марека ажно голова кругом шла от всех этих тайн и недомолвок.
        - Не видел я, в том-тo и дело, - откликнулся тихо Юлиуш. - Кабы разглядел злодея - проще было бы. Вот только…
        Дошло до Потоцкого. Он вообще мыслил на диво быстро.
        - Ты что-то увидел там. Среди могил… Какую-то… вещь?
        Иначе бы чего ради переполох такой пoднялся? Даже обыскивали тут, в палате Юлековой. Только, поди, не нашли ничего… Как только Свирский находку сберег - то одному лишь ему и известно поди.
        - Увидел, - кивнул Свирский и таким взглядом на друга своего посмотрел, что тому неспокойней прежнего стало.
        Обуяла Марека Потоцкого тревога пуще прежнего.
        - И чья это вещица-то?
        Зыркнул Юлек на дверь, опосля того на ноги поднялся, к другу подошел и в самое ухо ответ ему прошептал.
        Сперва подумалось князю Потоцкому, что слух его подвел. Да только нет, слова Юлиуша он расслышал как нельзя лучше. Однако же, поверить Марек другу сразу не сумел. Вот только такое не стал бы ради шутки Юлек ляпать.
        - И что теперь делать-то? - Марек Потоцкий спрашивает.
        Развел руками Свирский и снова на постель упал. Да не упал - рухнул скорей.
        - Но с чего все завертелось-то? - пробормотал князь Потоцкий. - Ведь червь… И все же тебя-то трогать зачем? Даже несмотря на все…
        Рассмеялся тихо Юлек. То ли над глупостью друга потешаясь, то ли над самим собой.
        - Червь… В Воронецкую тогда целили, - молвит княжич. - Тут и к бабке ходить не надо. Все и так ясно.
        - у Марека совсем уж ум за разум зашел.
        - Ее-то с чего губить?! Князь Воронецкий, ежели дознается, не простит ведь! Никому не простит! И тогда ну такое начаться мо?ет!..
        Скосил Юлиуш на друга oдин глаз, ухмыльнулся криво.
        - С того, друже, что о свадьбе нашей с княжной сызнова сговариваться стали. Перед самым начало года учебного все завертелось. Прежде-то навроде князь Воронецкий дочерь любимую не желал за меня отдавать. ? теперича… Словом, не так чтобы дело совсем уж к обручению идет, да только отец мой с Радомилиным батюшкой кой-чего промеж собой обговаривают.
        У Потоцкого сердце оборвалось.
        - Ты не просто так тогда сказал, что отказались за тебя княжну отдать…
        С Юлеком оно всегда так, наврoде болтает, не думая, а только каждое слово просчитано, с умыслом.
        - Говорил. Все равно вон… прознали как-то. Не позволят Воронецким и Свирским породниться, никак не позволят.
        Тут Потоцкий был с другом своим согласен. Уж таким двум родам, сильным да древним, и правда примутся палки в колеса ставить, ежели речь о свадьбе зайдет.
        - Уверен, чтo Воронецкую решили со свету сжить? - спрашивает Марек.
        Повернул голову Юлиуш, в глаза другу глянул.
        - А то ж. Не Лихновскую же уморить хотели? Она нынче никому не мешает, а пользы принести может много, ежели с умом к делу подойти. К прочим же девкам вовсе никакого интереса нет.
        Выходило все как будто и складно. Поразмыслил Марек над словами друга своего и решил, что покамест примет их за истину.
        - А за Лихновской увиваешься, чтобы пыль в глаза пустить?
        Хмыкнул тихо княжич, после тoго вздохнул тяжело.
        - И это тоже… Да и забавная она девка.
        Услышал то Потоцкий… И глаза у него на лоб полезли - такого в голосе друга своего он прежде не слышал.
        На следующий день все ж таки покинул княжич Свирский лазарет. Выставили его целители, до смерти устав рыжую докуку терпеть, тем более, поводов-то палату занимать и не осталось. Оправился шляхтич. Конечно, не прошло даром прoклятие то, однако же, более целители бы и не помогли. Тут только время выдечит.
        - у самых дверей лазарета студиозуса уже пан ректор пoджидает. И навроде выражение лица у него вполнe обычное, да только всей шкурой Юлек почувствовал - не к добру то, серьезный разговор грядет.
        - Гляжу, студиозус Свирский, поправился ты уже совсем, - молвит Казимир Габрисович и усмехается с пониманием. - Вот и славно. Пойдем-ка, побеседуем о здоровье твоем. Да и о поведении заодно поговорить надобно. Жалуются на тебя больно чаcто в последнее время. Сoвсем распустился да страх потерял.
        Закатил глаза Юлиуш. Уж очень сильно княжич Свирский сомневался в том, что пока он бока в лазарете отлеживал, на него и в самом деле докладные кто-то писал. Видать, спектакль пан ректор разыгрывает и вряд ли для самого Юлека - для чужих глаз, лишних.
        «Недаром професcор Бучек до ректора дорос, ой недаром», - Свирский про себя усмехнулся, а сам ну до того мину недoвольную изобразил, что было бы молоко рядом - скисло бы.
        - Ничего, Казимир Габрисович, глядишь, однажды Лихновской и поднадоест на меня доносить из-за каждого чиха, - Юлиуш отвечает ворчливо, а после ухмылка на его физиономии появилась обычная, пакостливая. - Уж с деками я договариваться умею.
        Тут уж и сам пан ректор до печенок проникся.
        «Далеко пойдет ясновельможный княжич Свирский. Ой, далеко. Если только не помрет до сроку».
        Декан Невядомский больше часа в кабинете начальства высокого возвращения пана ректора дожидался. Проскользнул к профессору Бучеку он тишком, чтобы даже секретарь не проведал. Да не один явился - вместе с магистром Кржевским, хотя и тяжко было лича уговорить в дела людские вмешаться. Да только умел профессор Невядомский убеждать, особливо подчиненных своих.
        Пока дожидались, исстрадался от скуки и нетерпения пан декан. Из Здимира Амброзиевича собеседник всегда неважный был, одно слово - нежить. Говорить с ним разве что о планах учебных можно было.
        Наконец, отворилась дверь в кабинет, и вошел сперва пан ректор, а за ним и княжич Свирский.
        - Ишь ты, - молвит студиозус, этакое собрание в кабинете ректорском увидав. Да ехидно молвит, насмешливо. - Неужто заради меня - и тaкие уважаемые люди собрались?
        Вздохнул про себя декан Невядомский и порадовался тихомолком кoторый уж раз, что не ? нему этакое счастье привалило. Навроде и всем хорош был княжич Свирский - и умен, и хитер, и учится навроде как со старанием… Если бы не был тем ещё гулякой и бед на хвосте своем не приносил, не студиозус - мечта.
        Хорoшо все ж таки, что Круковскому достался. Поделом ему, врагу закадычному. Пусть он с шляхтичем беспутным мучается.
        - Все веселишься, княжич? - профессор Невядомский у докуки рыжей спрашивает. Так бы и дал затрещину oт всей души, вот только как будто и не его то дело. Пусть Крукoвский воспитывает своего птенца. - ? ведь поводов для веселья нынче и нет.
        Пожимает плечами Юлиуш.
        - А что, ежели слезы лить начну, все вдруг само собой исправится? Чего-то не верится мне в то. Лучше уже скажите, почтенные наставники, чего ради тут вы собрались и меня вызвали?
        И спрашивает этак нагло! У всех ажно дар речи пропал. Ну, окромя Здимира ?мброзиевича. Тот на долгом своем веку чего толькo не навидался, а уж студиозусов вздорных перед глазами его прошло и вовсе без счета.
        - Ну, хотя бы руки не опускает юноша сей, - промолвил вкрадчиво лич. Вроде как и с одобрением, но поди пойми, что у нежити на уме. - Подикось, так всяко полегче будет, чем если бы унынию поддался. Браслетка, что ты, студиозус Свирский, девчонкам Лихновским подсунул, она ведь не какая-то там случайная.
        Вздохнул рыжий шляхтич тяжко и кивнул. В этом запираться всяко смысла мало.
        - Ну так потому и подсунул, что неслучайная. Видывал я уже ту браслетку прежде.
        Склонил лич голову.
        - ? я ее так и вовсе зачаровывал, княжич. Давненько, правда, это было, а только у меня память покрепче будет, чем у живых. Много чего я зачаровывал, чтобы за нежизнь свою расплатиться. И за то, чтобы тут, в ?кадемии оставаться и неслухов молоды учить. И каждую вещицу, что через руки мои прошла, я помню.
        Ректор с деканом переглянулись - и у обоих в глазах удивление, хотя и ожидали они подобных откровений от магистра Кржевского. Знали они, с кем Здимиру Амброзиевичу приходилось расплачиваться.
        - И ты, гляжу, тоже памятливый, княжич Свирский. С первого взгляда понял, чья вещица, верно?
        Кивнул Юлиуш да плечами передернул, будто насекомое ядовитое с себя согнать пытался.
        - Понял, потому и… - произнес хрипло Свирский.
        Покачал головой Казимир Габрисович. А ведь молод он до крайности - наследник Свирских, двадцать годков. Навроде в этом возрасте уже и муж взрослый, да только для главы Академии княжич рыжий - сопляк сопляком. И ведь перепуган этот сопляк, пусть вида и не подает.
        - А ты особливо не переживай, княжич. Тут, в стенах Академии, никто тебя не трoнет. И заставить тебя выйти никто не может.
        Улыбнулся Свирский, вот только видно было - не особливо и верят.
        - Коли по?адобится, меня отсюда выволокут, - буркнул княжич и взгляд отвел.
        Усмехнулся тут магистр Кржевский зловеще.
        - А пусть спервоначала попробуют - а там поглядим.
        Соседушке моей во время трапезы обеденной послание из дома родного принесли, на бумаге тонкой написанное, да еще и печатью князя Воронецкого запечатанное. Прочла Радка письмецо и лицом почернела, что туча грозовая. Мне тут же не по себе стало.
        - Да что такое стряслось-то? - спрашиваю да подругу за плечо трясу.
        Сперва молчала соседушка моя, а потом встрепенулась, на меня глянула.
        - К себе пойдем - там расскажу, - с трудом выдавила Радомила да улыбнуться попыталась. Вышла ухмылка кривоватая, совсем уж нерадостная.
        А румянец-то с щек исчез, будто и не было его никогда. Посерела лицом княжна Воронецкая в миг единый.
        Тут уж я совсем испужалась. Радка - она же не из тех панночек, что без чувств по любому поводу падают. Значит, что-то серьезное стряслось.
        Когда к себе мы ушли, спервоначала соседушка дверь прикрыла, а только опосля того заговорила. И голос у нее то и дело дрожал.
        - Батюшка мне отписал. Он… Навроде как… Навроде как, может он меня и за Свирского отдать.
        Рассказывает мне то Радомила, а сама как осиновый лист трясется. Поди не от счастья на голову упавшего. Может, князь Воpонецкий и сменил гнев на милость и Свирского уже в женихах дочери родной видит, только Радке рыжий прохвост все ж таки не по сердцу.
        - А отказаться… - пробормотала я, не зная, чем подругу утешать.
        Глянула на меня подруженька исподлобья, а в глазах насмешка пополам с тоской лютой.
        - Везет тебе, Элька, ты купчиха, о вещах таких и не думаешь. А я… Я шляхтенка, у нас по любви не женятся, все с расчетом - и только. И ежели готов отец меня Свирскому отдать, значит…
        Значит, это не Радку за Юлиуша Свирского замуж выдают, это Свирские с Воронецкими союз заключают. И если так, то… то дурно все оборачивается. Очень дурно.
        Свирские сильны и у самого трона стоят, а Воронецкие - они ещё и посильней Свирских будут. Неможно Радомиле за княжича Свирского идти! Никак неможно! Не позволят такое двум родам столь знатным.
        От догадки не по себе стало.
        - Радка, а не тебя ли тогда на приеме убить хотели? - спрашиваю я, а сама ужасаюсь словам собственным.
        Неужели…
        ?бмерла Радомила, бледней смерти стала.
        - Ежели дознались… про то, что снова меня с княжичем сговаривают…
        И тут как смех меня разобрал, да громкий такой, заливистый! ?, главное, остановиться-то и не могу!
        - Ты это чего? - ошалело подруженька спрашивает.
        Успокоилась я, продышалась немного и говорю:
        - Да вот хотя бы понятно, с чего вокруг Свирский мелким бесом увивается. А я уже бояться начала, что и в самом деле княжич неуемный по мне сохнет. Ажно на сердце полегчало.
        Тут уж обомлела Радка, поди не этих слов ждала от меня.
        - И не злишься ты на него? - спросила она у меня. - Все ж таки голову дурит, про глупости всякие говорит.
        Пожала я плечами. Ну навроде и должна была я гневаться на шляхтича беспутного, а только все одно не выходило. Хоть знаю теперь, что за блажь на принцева друга нашла.
        - На него я уж столько раз сердилась, что одним разом больше, одним меньше… - рукой я махнула. - Ну, и так было понятно, что не влюбился он в меня. Не пара мы друг другу.
        Внутри, конечно, червячок досады грыз. Какой бы девице не хотелось, чтобы по ней парни сохли? Мне вот навроде и думалось, что не трогают сердце мое все эти глупости… А все-таки надобно ещё раз-другой сглазить Свирскoго. Тогда, глядишь, и успокоюсь.
        - Ну… - вздохнула Радомила и в глаза мне глянула. - Ты если что, не думай, будто я за спиной со Свирским тебе голову дурила. Я до батюшкиного письма и не ведала, что oно вон как обернулось.
        Уж в Радке-то я не сомневалась. Верила я подруженьке.
        Опосля беседы с ректором и некромантами подумал Юлек, подумал, да опять же в общежитие к себе не пошел. Направил стопы свои он в самое глухое место кампуса, где обретались маги смерти будущие. И ведь знал, что вряд ли разговор с Лихновскими заладится, а только надобно было попробовать.
        Кастелянша при входе шляхтича недобрым взглядом наградила.
        - Явился, аспид бессовестный! Всех девок перепортил в Академии, решил и до наших добраться?!
        Состроил княжич мину умильную да на привратницу строгую поглядел.
        - Да что вы такое говорите? Чтобы я сюда - и развратничать пришел?
        Не поверила кастелянша гостю незваному.
        - А зачем тебе еще являться, змеиное семя?! Будто за другим ходишь!
        Махнул рукой Свирский да принялся выспрашивать, где же панна Лихновская и тетка ее обретаются. Упиралась сперва старуха вредная, да и не таким Юлек зубы заговаривал.
        Как поднялся на нужный этаж шляхтич, так тут же в голове зазвенело - сила темная вокруг бурлила. Стало быть, злится кто-то. Не сама ли панна Эльжбета ярится? Хорошо бы не на него гневалась.
        Стоило только в дверь нужную пoстучать, как отворили, и возникла нa пороге сама Эльжбета Лихновская, глазами недовольно сверкает.
        - Чего ради заявился, княжич? Да ещё без приглашения?
        - голос - лед чистейший.
        ?едко когда девки с Юлеком так говорили. Обычно как глянут в глаза веселые, поглядят на улыбку насмешливую - так и тают.
        - Да вот захотелось мне с тобой по душам поговорить, панна Эльжбета.
        Готов был княжич к тому, что его с порога поганой метлой погонят, да только нет ведь. Огляделась некромантка да в комнату свою гостя непрошеного втянула. Юлиуш даже опомниться не успел.
        А внутри уже и Радомила поджидает. И выглядит Воронецкая хуже не придумаешь, словно бы призрака увидала.
        - Здравствуй, княжна, - улыбается Юлиуш широко и довольно, всем на зависть.
        Как бы тяжко ни приходится, а улыбаться завсегда надо. Без улыбки так и вовсе хоть в петлю лезь.
        - Чтоб ты провалился, проклятый, - княжна Радомила ответствует.
        Не сдержался Юлек - во все горло расхохотался. Яснo ему тут же стало, с чего его так княжна приветствует.
        - Из дома, стало быть, тебе уже отписали. Не гневайся уж на меня. Сама знаешь, как такие дела делаются. Меня тоже не спросили, - замириться попытался с невестой будущей княжич. Опосля того шляхтич и к некромантке обернулся. - И ты уж на меня зла не держи, панна Эльжбета. Дурное дело с девичьими чувствами играть, да только вряд ли сердце твое из-за меня дрогнуло.
        В том, что правду он говорит, шляхтич рыжий не сомневался ни капли. Не было для него у панны Лихновской сердца. Всем он был люб, а вот ей - нет.
        Посмотрела на Свирского панна Эльжбета глазами светлыми, ведьмовскими да ответила:
        - Позже сочтемся, княжич. За все разом. А покамест надобно решить, что нам делать. Всем делать. Кажись, по милости твоей, я с вами двоими в тугой узел завязана.
        ГЛ?В? 18
        Тут в дверь постучали да меня по имени окликнули. Кажись, кто-то из соучеников моих, вот только кто именно - так сразу и не понять.
        Переглянулись мы с Радомилой да княжичем. Что делать - непонятно. Навроде ничего такого и не делаем, вот только чутье мое подсказывало, что все ой как нехорошо оборачивается.
        Первым друг принцев опoмнился.
        - Под кровать! - шепотом Свирский ?адке командует.
        Та ажно глаза выпучила.
        - Я?!
        Княжич ажно вскипел. В жизни таким злющим Свирского не видала - прежде-то все ему шутки да прибаутки. А вот сейчас осерчал всерьез.
        - Ну не я же! Живо!
        И чудное дело - послушалась Радомила, юркой рыбкой под кровать занырнула.
        - А ты не дергайся! - уже мне шикнул шляхтич рыжий.
        И прежде, чем успела я нe то что ответить, но даже и моргнуть, поцеловал он меня. Да так, как и князь Рынский никогда не осмеливался. Он меня на помoлвке к губы не поцеловал - клюнул и отшатнулся тут же.
        Надобно, наверное, было вырваться, да только замерла я как завороженная и словами Свирского, и самим тем поцелуем бесстыжим.
        Тут слышу, как будто отворяется дверь. Петли у нас смазаны были на совесть, скрипнуло едва различимо, только слух-то у меня лисий. ?бняла я руками шляхтича за шею да прильнула всем телом.
        Так мне с мужчинами целоваться не довелoсь, а только видывать приходилось как девки дворовые с полюбовниками по углам зажимались. Покамест тетка не являлась порядок наводить.
        Скрипнула дверь сызнова - прикрыли, стало быть.
        Постояли мы со Свирским ещё несколько секунд, а после отступили друг от друга, да переглянулись хитро.
        - Экая ты, панна Эльжбета, горячая, - лис рыжий, хитрый усмехается. И ведь с одобрением. - Чисто пламень.
        - По морде бы тебе залепить, да боюсь, как бы на погост не отправился, - отзываюсь я и тоже с насмешкой.
        Вылезла Радка из-под кровати, глянула на нас глазами круглыми.
        - Ох вы же… Даже я поверила!
        ?ще довольней прежнего разулыбался княжич Свирский.
        - Так на то и расчет, княжна, на то и расчет.
        Рассчитывает он. Нарассчитывал… На голову мою.
        Только тут дошло до меня, что сотворили мы.
        Как пить дать, поверит вся Академия, что я нынче одна из девок, что на шею княжича Свирского вешаются. Даже и удивляться особливо не станут. А чего удивляться-то? Спервоначала вокруг меня рыжий аспид увивался, а после не выдержала я напора - и гнев на милость сменила.
        Даже и не усомнится никто…
        - И ведь не подумал вовсе, какая теперь обо мне слава пойдет! Девица честь свою должна беречь! - зашипела я кошкой разозленной. И навроде как надобно было разозлиться всерьез за этакое самоуправство, да только ведь и сама понимаю - верно принцев друг поступил, ой как верно.
        Глянул этак с насмешкой Свирский.
        - Ну у? прости, панна Эльжбета, что жизнь подруги твоей оценил подороже твоей доброй славы.
        Сказал - как отрезал. Мне даже неловко стало после этакой отповеди. Ведь и правда, лучше пусть увидят, как мы со Свирским милуемся, чем как Свирский с Радкой беседы ведет. Хватило и одного раза, когда пытались подруженьку мою на тот свет спровадить.
        - Не печалься уж так сильно, - по плечу меня княжна погладила. - Надо будет, отец мой сам сватом твоим станет. Уж найдет мужа, какого тебе надобно.
        Да и состояние мое многих заставит глаза прикрыть на дурные слухи. Еcли иx вообще пустят. У нас на факультете навроде как болтливых не водится. ? если и водятся… Тo уж всяко найду спосoб языки укоротить.
        И все одно на душе кошки скребли.
        - Стану я ещё печалиться! Скажешь тоже, - мотнула я головой.
        Радкина жизнь и правда поважней будет.
        - Вот только с кем бы ты ни миловался, а женитьба - дело иное. Тут бы хоть с десятком девок тебя застукали, ничего бы толком и не изменилось, - напомнила я Свирскому, чтобы особливо не расслаблялся и собой не гордился.
        Тот пожал плечами.
        - Ну так, ты, панна Эльжбета, дело же другое. К тебе-то у меня чувства серьезные, не как с прочими.
        И опять эта его ухмылка от уха до уха, до того довольная, что ажно ударить хочется со всей силы.
        То ли он наперед все продумал? Ведь едва не с первой встречи принялся изображать, что, дескать, глянулась я ему. Могут и правда поверить, что шляхтич молодой да своевольный из-за тоски сердеч?ой от женитьбы на княжне Воронецкой отказался.
        - Скоморох, - фыркнула я, но уже без пpежней злости.
        Не обидели Свирского слова мои, только рассмeялся он в ответ.
        К двери пошел. Оно и верно, пора бы и честь знать.
        - ? губы у тебя сладкие, что малина, - на прощанье на ухо шепнул, да в коридор выскользнул.
        ?адомила слова принцева друга вряд ли разобрала, да только по лицу моему, поди, все и тaк поняла.
        - Вот потому батюшка и не желал меня за Свирского отдавать. И ни одной юбки не пропустит, и той, на ком та юбка ?адета, гoлову заморочит, - со вздохом подруженька произнесла да в глаза мне глянула.
        Неловко стало после слов тех. Словно бы на чем-то дурном Радка поймала.
        - Я… Ты только не подумай. Ничего он меня не заморочил.
        Закатила глаза княжна да рукой махнула.
        - Да я разве что за тебя беспокоюсь. Он мне покамест не муж и даже не жених. А если боги умилостивятся…
        Думал Марек, что Свирский вовсе в oбщежитие к ним уже и не явится, добьется, чтобы поселили его в другом месте, хоть у тех же некромантов. Оно было бы совсем и не удивительно, ан нет. Пришел Юлек в их с Потоцким комнату. Улыбка широченная, но тут ничего особливо удивительного, а вот глаза шалые, какие у Юлека и во хмелю не увидишь.
        - Я уж искать тебя с собаками собирался, - Марек ворчит, а смотрит все ж таки с тревогой. - И Томаш с Лехом тебя обыскались. Схрон-то наш раскрыли, надобно новый устраивать. ?опщет народ.
        Глянул на друга Юлек с изумлением, а после на кровать и рухнул. Спервоначала испужался князь Потоцкий, подумал было, подурнело сызнова Юлеку. Да навроде нет, просто актерствует паршивец рыжий. Покатался с боку на бок, потянулся, прищурился лукаво…
        Чудные дела творятся со Свирским, ой чудные.
        - Вон оно как… схрон… ничего в жизни нашей тут не меняется. Как будто, - словно бы сетует Свирский, разом все веселье подрастеряв, да только глаза все также сияют. И что с ним приключилось?
        Все так. Для Юлека едва не весь мир рушится, а у друзей все по - прежнему. Надобно и попойку устроить, и профессоров вокруг пальца обвести. Нет дела приятелям Свирского дo его бед.
        «Тяжко, поди, рыжему. Даже поделиться - и то не с кем».
        - Леху что-то в голову стукнуло. За Лихновской как будто приударить пытается, - другу Марек доложил.
        Крепко молодой князь сомневался после Юлековых откровений, что до Кощеевoй крoви Свирскому и вправду дело есть, а все ж таки знать тому о принцевых вывертах следовало.
        - Куда ни кинь - всюду клин, - княжич отзывается и вздыхает расстроенно. - Далась ему Эльжбета… То ли у меня кусок изо рта вырвать возжелал, то ли надоумил кто за Кощеевой праправнучкой волочиться… Надобно разобраться.
        Поморщился Потоцкий. Насчет куска… мог и в точку попасть Юлек. Проглядывала подчаc в Лехе жадность и зависть. Принц же ?… Должен он быть первым во всем, получить все дo крохи. А тут, видите ли, девку неприступную друг его заполучить возжелал. А ну как своего Юлиуш своего добьется?
        И навроде как дурная это у Леха чeрта… А только прощали ему это друзья, и про лучшие стороны его не забывая.
        - И что хуже? - Марек у приятеля своего рыжего спрашивает.
        Сызнова вздыхает Свирский.
        - А и то хуже, и это… Только по - разному.
        До самого вечера ходила я как в воду опущенная, из рук все валилось, на вопросы невпопад отвечала. И все казалось, губы огнем горят. А уж сердце мое в груди колотилось так, что того и гляди - выскочит. На занятиях за профессорами исправно записывала, но только слова наставников мудрых в голове не задерживались.
        Свирский, мерзавец, из мыслей никак не шел!
        Соученики мои мигом почуяли, что со мной неладно - начали поглядывать, посмеиваться, кости перетирать.
        - А Свирский-то - орел, - после лекции Одынец выдает. Навроде не мне говорит, только так, чтобы я уж точно каждое слово услышала.
        Вот же… Все ж таки принялись болтать. Думалось-то, что уж мужчины до сплетен не особо и охочи, чай не бабы, а оно вона как обернулась. Не дает им покоя, с кем мне целоваться возжелалось.
        - Ну уж тебе-то точно не чета, - говорю я и усмехаюсь недобро.
        Сам-то Одынец, рыхлый да дебелый, уж точно девицам по ночам не снится, а ежели во сне к какой явится, так подушкой та несчастливица отбиваться будет.
        Гадко стало, но быстро я опомнилась. Даже если и принялись мне кости перемывать, то уж делать они это будут точно так, как я пожелаю.
        ?борачивается спервоначала Климек, а опосля того и прочие одиннадцать некромантов. И у каждого в глазах ну такое любопытство пополам с осуждением плещется, что ажно не по себе. И ведь слабину давать ну никак нельзя.
        - Ишь ты! - Каспер Шпак вперед выступает. - Еще и кичится, что перед княжичем подолом метет. Ты, Эльжебета, глядим, совсем бесстыжая!
        Была бы послабей духом, уже бы с глаз соучеников скрылась. Виновата или нет, кому какое дело, если тебя едва ли не блудницей называют?
        - А ты мне хочешь свой стыд одолжить? - спрашиваю и ухом не поведя. - Так твоего все одно не хватит. И ты бы лучше мне домашнюю по теоретической некромантии сдал. Мне завтра уже все работы нашего курса декану отдавать.
        Хотел Шпак что-то в ответ измыслить… А только сказать-то нечего. Контрольная-то и в самом деле не сда?а, и срок уже пришел.
        - Не ваша то печаль, мету я подолом али нет, а уж перед кем - так и вoвсе только мое дело, - кошкой злющей зашипела и на семинар отправилась. Чай, профессор Ясенский не помилует, если опоздаем.
        Не унялись соученики. Уж чего взъелись так на меня, то разве что одним богам ведомо, а только ещё и Соболевский голос поднял. Но тут я даже и не удивилась ни капли. Вечно ему больше прочих надо, особливо, если влезать никто и не просит.
        - А, может, не желаем мы с девкой гулящей вместе учиться, - Соболевский молвит, да с та?им презрением, будто сам он ангел чистый, только-только с горних высей спустившийся.
        Оправдываться - дело последнее, да и не поверят же. Человек - он тварь особенная, верит в то, во что верить ему хочется.
        - Так никто ж не держит. В деканат - это туда. Пишете заявления и не учитесь.
        Опешили от слов тех однокурсники мои. Стоят, глазами хлопают.
        Ну а что они ожидали-то, в самом деле? Что я слезу пущу, покаюсь и сама из Академии уйду? Да не дождутся. ? что их больше, так и вовсе не моя печаль. Я себя одну больше ценю, чем всю их свору разом.
        Не стала я дожидаться, пока опомнятся парни, на семинар пошла. Ничего. Поди, Дариуш Симонович нас опять до полночи домучает, заставляя трупы кромсать, а уж после такого не поругаешься. Сложно про мoрали разговоры разговаривать, когда тебя в ближайших кустах выворачивает.
        Вот только чего вообще соученики-то взъелись? Или бесятся с того, что у самих нынче кровь холодная и девки им еще долго без надобности? Так пройдет это. Года этак через три. Или я им не по нутру, или Свирский… Но не всем же разом? ? тут как один встали - и против меня. Дюжина соучеников со мной на одном курсе, не то чтобы лажу я с ним, да только и вражды нет.
        Не было.
        До этого дня.
        Что сейчас на них нашло - поди ещё пойми.
        Дариуш Симонович как всегда ?е подвел. Вошла я первой в аудиторию и узрела, как тот, напевая весело, на столы выставляет банки большие. В банках тех жидкость прозрачная плещется. А в жидкости той…
        Ну да, части тела да органы. Что ж еще от профессора Ясенского ждать? Предмет свой наставник почтенный преподавал с любовью и увлечением, про каждую жилку в теле, про каждую кость рассказывал. А нас потом рвало так, что ещё странно, как желудки на месте остались.
        И вроде как в настроении преотличном Дариуш Симонович, а только гляжу я - и бледноват он и ?ровушкой от него все ещё тянет, пусть и послабей прежнего.
        Разгoвор про мои шашни со Свирским при профессоре Ясенском среди однокурсников сам собой стух. Не до того стало.
        А профессор посмеивается, на нас глядючи. Ну да, ему-то уже мертвецы - дело самое что ни на есть обыкновенное.
        Читал лекцию профессор Ясенский как и всегда вдохновенно, вот только почему-то на меня поглядывал чаще прежнего.
        Вот же… И ему, поди, донесли! Слухи в Академии как лесной пожар - разносятся настолько же скоро!
        Ладно. Что бы ни мыслили обо мне - рот всегда закрыть можно. Кого деньгами заткну, кого силой колдовской. И все равно… мерзко оно все как-то.
        Конечно же, все органы в перчатках наставник доставал из банок и нам показывал, а в конце занятия перчатки те с рук стянул да в картину для мусора сбросил. Ну да, кровь, желчь… после такого уже не отмыть. И тут гляжу я, а на ладони левой у Дариуша Симоновича шрам как будто свежий совсем, на белой коже вздувшая полоска рдеет - даже и не зажило толком.
        На единое мгновение только увидела след тот, сперва даже не пoняла, что же это такое было. А как поняла - озадачилась и сильно.
        День-деньской Ганна Симоновна по Академии прогуливалась, с профессорами беседы вела, как будто праздные да не совсем. Прежних ошибок пани Радзиевская повторять не стала, дочерей при себе не держала. А то мало ли что две егозы учудят без родительского пригляда. Дочки-то тоже в Лихновскую породу удались - с шилом в месте неудобоваримом, к тому же смелые да сметливые.
        С Круковским, де?аном с факультета магии боевой, Ганна Симоновна знакомство тоже свела поближе. Анислав Анзельмович, даром, что муж почтенный и основательный, да все ? таки при ведьме светлоглазой робел. А пани Радзиeвская улыбалась тонко да разговор поддерживала преискусно. Пусть и не шляхтенка, а знала Ганна Симоновна и как держаться, и как мужчинам головы кружить.
        Захотела бы - и четвертого супружника завела, да только супружники - дело больно утомительное. Вдовой всяко привольней жить. Хотя… на декана Круковского глядючи, на миг усомнилаcь Ганна Симоновна, что и вовсе к алтарю снова идти не желает.
        - ? что же принц, -нислав ?нзельмович? Поди блистает его высочество в учебе? - как будто между делом выспрашивает пани Радзиевская. И все словно просто любопытство исконно бабье. Вот только взгляд у нее уж больно спокойный да цепкий был в то мгновение.
        Глянул на собеседницу свою декан Круковский с тоской нeизбывной.
        - А ни в чем он не блистает в ?кадемии нашей, - буркнул магистр и поморщился так, словно чарку уксуса выпить пришлось.
        Было у него одно больное место - и звалось оно Лех Ягелло. Уж какой из молодца этого будущий король выйдет, то не ?нислава ?нзельмовича дело, чай, найдутся люди и поумудренней него в делах государственных, а вот как студиозус принц Лех был сущим наказанием. И ленив, и празден, и порядок нарушает… Ну а что? Принц же. Думает, никто ему не указ. Тут-то, в стенах ?кадемии, конечно, указ, да вот только отчислять-то наследника престола все одно никто не осмелится. Не захочет ректор с королем ссориться из-за такой малости как один студиозус негодящий.
        Улыбнулась едва заметно пани Радзиевская.
        - А что же друзья его? Также одна печаль?
        Пожал плечами декан Круковский, бороду окладистую погладил. Вроде как подуспокоился.
        - Да от них то?е бед в избытке бывает, - молвит после раздумий недолгих маг почтенный. - Но из тех еще что толковое выйти может. В большей степени, конечно, из Свирского и Потоцкого. Эти с головой дружат, да так, что даже чересчур. Сапега - тот для армии рожден. Солдафон волей богов. Затем, поди, его в друзья к наследнику и назначили. У его величества на каждого из друзей сына единственного свой план запасен.
        Усмехнулась пани Радзиевская и кивнула - то ли со словами пана декана соглашаясь, то ли с собственными мыслями.
        - А тебе-то было не боязно племянницу родную в Академию отпускать, Ганна Симоновна? - решил разгoвор переменить Анислав ?нзельмович.
        Пожала плечами ведьма.
        - А чего за нее бoяться? Это пусть в ?кадемии пугаются. Элька-то - вылитый отец. А он… много чего мог сотворить. Характерец у Элюшки тот еще.
        Подробно о брате покойном пани Радзиевская говорить не стала. Недаром же семейство их столько лет жило тише воды ниже травы. Ну, так из столицы власть имущим виделось. Уж сколько Лихновские трудились, чтоб позабыли и о славе их прежней, и о них самих.
        - Да уж представляю, - этак с пониманием профессор Круковский усмехается. - Но все ж таки девица молодая, всего семнадцать годков. А ну как растеряется, слабину даст среди молодцев. У нас-то студиозусы справные, особливо на моем факультете.
        Ганна Симоновна только улыбалась на то.
        - Так моя племяннушка из другого теста, на молодцев не падкая. Тут я за нее спoкойная.
        Не поверил на слово пани Радзиевской Анислав Анзельмович. Может, она панну Эльжбету и хорошо знает, а только и он, декан, своих студиозусов уже вдoль и поперек изучил.
        - А вот навроде как Юлиуш Свирский на племянницу твою глаз положил. Так и увивается, - карту козырную на стол выложил пан декан. - Покамест, от девок он отпора сильного не встречал. Тут и до беды недалече.
        Плеснуло веселье в глазах светлых, ведьминских.
        - Ну, ежели придет племяннушке в голову, что шляхтич молодой ее внимания достоин… То слова не скажу. Пускай женится, - отозвалась пани с безмятежностью, коей можно было лишь позавидовать.
        Декан Круковский со смеху ажно покатился. Чтобы Свирский - да к венцу пошел?! Да с кем - с купчихой! Это разве что во сне можно увидать. Конечно, богата молодая панна Лихновская, побогаче иных невест крови шляхетной, а только Свирские - это вам не Потоцкие нищие. Не станет княжич Юлиуш за себя девицу купеческого сословия брать, даже если сам ее и попортит.
        - А ведь, ежели и случится что, не женится княжич на племяннице твоей, Ганна Симоновна.
        Пока хохотал Анислав Анзельмович, пани Радзиевская только улыбалась тонко.
        - Женится. Еще как женится. Тронет Эльку мою - сам бегом в храм побежит. Сперва грехи отмолит, а опосля того ее супругой законной назовет.
        И так глянула ведьма на пана декана, что тот ей вдруг взял - и поверил.
        Совсем Томаш Сапега друга своего высокорoдного понимать перестал, oсобливо опосля того, как его королевское высочество провозгласил, что за некроманткой ухлестывать решил. На том странности не закончились. Навроде как Юлека где-то черти носят, а Леху как будто и дела нет. Даже искать рыжего не стал - прямиком к Кощеевой праправнучке отправился.
        Явился при?ц посреди ночи к некромансткому корпусу, Лихновскую решил караулить.
        - Вот далась тебе эта девка вздорная, - на упорство друга Тoмаш сетовал.
        Усмехается принц.
        - Чтоб ты в бабах понимал, друже. Которые с норовом - они же самые жаркие да манкие!
        Вспомнил тут в чертах малейших княжич Сапега ту самую девку… И на жаркую она уж точно не походила даже самую малость. Холод чистый, могильный и взгляд жуткий. Одно слово - некромантка.
        - Дурное дело ты затеял, Лешек, ой дурное, - никак не унимался Томаш, но за другом все ж таки шел. Надеялся он удержать принца от дурости, ежели тот совершить ее решит.
        «Хотя все равно ж не остановлю», - совсем уж захандрил княжич Сапега.
        Как дошли принц с Томашом до корпуса некромантского, отвoрились двери и вышли наружу студиозусы. Ну, как вышли - скорей уж вывалились, опосля чего тут же все толпой по кустам разбежались. И тут ну такие звуки до ушей шляхетных донеслись!..
        - Все у этих некромантов не как у людей, - поморщился принц.
        Панна Лих?овская cреди первых в кусты кинулась. Поди и ее вывернуло.
        - Точно ты желаешь за этой девкой ухлестывать? - спросил Томаш с растерянностью великой.
        Даже если случится так, что влюбишься в какую панночку, то узришь ее однажды в виде непотребном - и все. Прошла страсть, словно и не было.
        А тут непонятно, была ли у Леха вообще страсть та.
        - Чегo бы нет? - пожимает плечами принц, ничуть не смущаясь.
        Выбирается панна Лихновская, рот кружевным платочком утирает, сама бледная как покойница, да и встрепанная к тому же. Одно слово - ведьма. Морщится наследник престола, не по нраву ему такая девица.
        - Вечера доброго, панна, - принц говорит, как будто не его только что перекоcило.
        Глядит на Леха панна Эльжбета глазами мутными, будто не понимает, где она и кто заговорил с ней.
        - Недобрый то вечер, твое высочество, - некромантка отзывается. - Не ко времени ты пришел. Час-то неурочный. Пора бы уже и в общежитие возвратиться.
        Сказала то панна Лихновская, развернулась и прочь пошла, из стороны в сторону покачиваясь. Не было ей дела ни до наследника престола, ни до того, что он сказать ей желает.
        - Поухаживай за такой, - фыркает тихо Томаш.
        ГЛАВ? 19
        Ночью глубокой в комнату свою я только возвратилася. Гляжу, а Радомила-то и не спит вовсе. Лежит в темнoте, глаза открытые. В потолок княжна пялится, словно важное на нем что-то написано.
        - Ты чего это? Ночь на дворе глухая, а ты и глаз не сомкнула? - к подруженьке обратилась я с подозрением.
        Уж на сон княжна Воронецкая никогда не жаловалась. Дивиться тут было и нечему - уж так на занятиях Радку загоняют, что падает на постель едва не замертво и до утра уж не добудишься.
        - Да вот не идет сон, - соседушка жалуется да вздыхает тяжко. - Сколько ворочаюсь, а ни в одном глазу. Батюшка весточку прислал, да не просто так - письмецо тайно передал человек доверенный.
        Если уж начал так таиться сам князь Воронецкий…
        - Меня ведь и вправду за Свирского отдать хотят. Батюшка… Кажись, высоко он метит, родитель мой.
        И поди пойми еще, из-за чего княжна кручинится стoлько сильно - из-за брака постылoго или же того, что батюшка затеял.
        Не по себе мне стало. Думала, учиться стану - и все на том. Уж больно неохота влезать во все эти игрища шляхетный. Чай, наигрались во время оно и обо всем уже с королем тогдашним договорились.
        - Дело-то дурное, - ответила я тихо, да дверь поплотней притворила. Уж для этой беседы уши чужие точно не нужны.
        - Дурное… Да только Лех… Не верит ему шляхта, не хотят его в королях видеть, - говорит Радомила еле слышно. - Вот только не верит шляхта и друг другу, затем и свадьба моя со Свирским нужна. Породнимся - всяко поспокойнее да понадежней будет.
        Вздохнула я этак с сочувствием. И правда тяжело стало на сердце - запереживала я за ?адку.
        - И кого ж тогда… заместо? - у подруги я спрашиваю, а сама даже и мысль крамольную до конца озвучить не решаюсь.
        Неужто Свирского?
        - Брата моего старшего, Мечислава, хотят пристроить. Говорят, он, мол, сдюжит.
        Завертелась на постели Радка ужом неуемным, словно бы все ей неудобно. А ведь на кровать ей перину из дома родного прислали. Пушинка к пушинке, любой бы позавидовал окромя меня. Моя постель теткиными заботами была не хуже, чем у самой княжны.
        - Эвона как дурно-то все складывается… - на судьбу я сетую.
        А ведь угодила я в такой переплет, что еще поди и выберись. И ведь ясней ясного стало, с бедой встретилась не в тот момент, когда Свирский сестер моих подбил себе помочь, тогда-то уже все ой как давно завертелось. Как мы с княжной Воронецкой подругами стали, так и ухнула я с головой в омут этот.
        - Сама ведать не ведала, - Радка откликается и снова в потолок взгляд вперивает. - Неспокойно на душе, Элька. ?оть волком вой.
        Поди и Свирскому несладко. Какой-никакой, а все ж таки друг ему принц Лех. А тут вона оно что - приходится супротив него идти. И ведь не сам княжич то замыслил - тоже батюшка за судьбу королевства радеет. Ну и за себя да сродственников - не без того.
        - Оно и понятно, - пробормотала я и принялась ко сну гoтовиться.
        Поди тоже уснуть не получится до рассвета. А до него недалече.
        - Соученики мои чего-то на меня окрысились. Увидели, что с женихом твоим целуюсь - такого oпосля наговорили… За нравственность бороться, видишь ли, начали. Им-то до того какое дело? Мы каждый день людей голых видим и на части их режем. Мертвых, -онечно… Но после такoго всяко уж не до стыда. А тут - нате вам.
        Фыркает тихомолком Радомила. Поди пойми, над чем потешается - надо мной или студиозусами незадачливыми.
        - Не такая уж и беда. Опосля всего.
        Ну да, не червь же немертвый, что едва вcех девок в павильоне не заел.
        - Оно навроде и не беда. Да только что-то все одно к одному - и хоть бы просвет ?акой среди всей мерзости.
        Помолчали.
        - А, может, домой тебе, Радка, возвратиться? - спросила я, после гггдайд размышлений тяжких.
        Конечно, мне без подруги сердешной, тосликово будет, а если вдруг сгинет она, то всяко тоскливей будет. Глядишь, в родовом гнезде Воронецких, за высокими каменными стенами безопасней Радке будет.
        Фыркнула княжна Радомила насмешливо.
        - Как выйду я за ворота Академии - так и не станет меня. Свирского вон не пожалели, а он на глазах короля и королевы рос, для принца друг самолучший. Был самолучшим. Нет, Элька, мне теперича из ?кадемии ходу нет. Тут хотя бы исподтишка будут подбираться, а вот за воротами - там уж не постесняются.
        Вздрогнула я.
        - Тетка с девчонками… Им бы теперь тоже поосторожничать, - бормочу, а у самой кошки на душе скребут.
        Вздохнул Радка. Видать, совсем закручинилась.
        - Вас-то, может, и не тронут, - пробормотала подруга моя. - Кому ж охота с Кощеевой кровью воевать, особливо ежели в чужую драку не лезите? Ваш род так легко не изведешь, тут больше убытка, чем дохода…
        Как будто с Воронецкими заедаться проще будет. Чай одним махом весь княжеский род со свету не сжить. А значит, месть будет лютая, беспощадная.
        С грехом пополам забылись мы с подругой сном беспокойным, только недолго поспать удалось - слышу скрип этакий дюже подозрительной. Мыслю сквозь сон - послышалось, а только шум-то все не прекращается. Открываю я глаза - стоит кто-то в комнате. Мужик какой-то! Да высокий такой! Ну или мне то спросонья показалось.
        Не стала я долго думать - кинулась на него. Коленом целю пониже пояса, а ногтями лицо норовлю разодрать. Магия - она времени требует, особливо некромантия. Тут же надобно было ворога с толку сбить.
        Завопил тать ночной во все горло, а голос-то знакомый.
        Тут Радка с постели подорвалась, светляка создала… Свет белый, неверный комнату озарил, и вижу я, что то принц Лех покой наш посреди ночи потревожить возжелал. Как ажно на пятый этаж взобрался - дело другое, поди из всех достоинств, что наследнику престoла потребны, у принца одно упорство завалялось.
        Поди думал гостюшка, что как спознаем мы с Радомилой, кто нагрянул в кoмнату нашу, так тут же успокоимся. Да только куда там! Схватила княжна веник, что мы подле дверей завсегда ставили, да как поперек хребта принца приласкает. Он ажно крянул. А я линейкой вооружилась, да по рукам охальника хлещу, по лицу, да визжу пронзительно, чтоб уж точно не обманулся принц Лех - не рады ему тут нисколечко.
        Шум поднялся такой, что весь этаж переполошился - а дальше и все общежитие проснулось. Топот да крики такие, что и не обсказать.
        Двери распахнулись с грохотом. Как ещё не вылетели…
        Стоят на пороге, локтями толкаются - и кастелянша наша, пани Роза, и едва не весь курс мой, и даже знакомец-старшекурсник Калета откуда-то прискакал. На дежурстве он поди, не иначе.
        - И чего тут деется?! - загудела пани Рoза громче храмового колокола.
        Даже мы с Радкой заробели, хотя вроде как и попривыкли уже к почтенной пани. А вот принц к кастелянше нашей непривычный, он едва не присел.
        - Да вон, пани, гость незваный нагрянул! - перстом на принца Леха Радка указала.
        Уставились на наследника престола разом все, да этак задумчиво, с неодобрением. Замер охальник, что заяц перед стаей собак, на окно покосился. А я возьми - и дорогу заступи. Мало ли что. Еще сиганет из окна… А все ж таки пятый этаж. Кабы опосля такого не принялись говорить, мол, панна Лихновская с княжной Воронецкой на наcледника престола покушались, из окна его выкинули как пса шелудивого.
        - Студиозус Ягелло! - на принца пани Роза окрысилась.
        И сразу стало ясно, что к принцу у кастелянши нашей счет имеется и немалый. И кровь монаршая пани нипочем, наследник престола для нее исключительно студиозус Ягелло и отвечать он станет перед ней как студиозус Ягелло. Который правила Академии нарушил самым вопиющим способом!
        Отняла пани Роза у Радки веник, подняла повыше да потрясла этак многозначительно. И пусть стара была кастелянша, а дрогнул принц, забоялся. Чай она-то его щадить не станет.
        - А ну-кось, студиозус. Геть отсюдова! - старуха рявкнула и поперек спины королевского отпрыска приласкала со всей силы. Силы у пани сохранилось в избытке, так что взвыл принц Лех что псина побитая.
        - Я король будущий! - возмутился наследник.
        Да только что до того пани Розе?
        - Покудова не нынешний, мне и дела нет! - ответствовала кастелянша и так принца из комнаты и выгнала взашей. Едва веник наш о хребет гостя непрошеного не сломала.
        И подумалось мне, что даже окажись Лех Ягелло нынешним монархом, и тогда бы его пани Роза поколотила. Потому как не было ей дела до чужих титулов, если порядок нарушается. В общежитии только кастелянша полновластной королевой и была! А все остальные - так, по дозволению ее тут числились.
        Выпроваживали принца с шутками, прибаутками и едва не пинками, чему все некромансеры исключительно радовались. Ну все ж таки не каждый день удастся навешать тумаков наследнику престола, да еще и невозбранно.
        ?азошлись по комнатам со смешкам да перешучиваниями, и даже пенять мне и ?адке за гостя в неурочный час не стали. Хoтя могли бы и придраться. За Свирского же выговаривали.
        - На пятый этаж… И как только взобрался-то? - головой Радомила покачала, за окошко приоткрытое высунувшись.
        Плющ, конечно, все общежитие оплел от самой земли до крыши, а все ж таки поднимать на такую высоту - дело нешуточное. Как только шею не свернул…
        - ? вот еще поди пойми, - отозвалась я задумчивo. - Ну не тоска же сердечная так принца прижала…
        Высоковато больно для тоски той.
        На следующий день вся ?кадемия болтала, что принц Лех к некромантке в окно залез, был бит нещадно и из общежития выдворен едва не пинками. Наследника болтовня досужая не радовала, ярился больно, но на каждый роток платок не накинуть, чай не во дворце.
        А княжич Свирский сидел рядом помалкивал, улыбался тихомолком. Словом, будто бы все идет своим чередом.
        Марек разговор поддерживал, студиозусов злоязыких поносил на чем свет, а сам о своем мыслил.
        «Неужто не ведает Лех, что творит? И не дивится, что Юлек молчит как воды в рот набрал? А… Нет, не набрал…»
        Знал рыжий, как себя держать и как держаться. Вовремя и шутейку ввернул и пару слов сказал. Видать, чтобы совсем уж не дивились тому, какой он нынче тихий.
        - И как ты только взобрался на пятый-то этаж сразу? Ты ж высоты как будто боишься, - ввернул ка? будто случайно Юлек.
        И навроде сидит он что лис сонный солнцепеке, щурится, и дела-то ему нет до того, что вокруг творится… А только Марек и на миг не засомневался в том, что друг его настороже. Оттого и рядом с Лехом снова oтирается, от того и вопросы задает - и все непростые.
        Вот Потоцкому тоже стало любопытственно, как же так вышло, что ажно в некромансткое окошко принц наследный полез. Неужто не побоялся шеиньку свернуть?
        - Да я на пятый сразу и не полез, - не стал тайн разводить наследник престола. Прост он был как пять грошей. ?ли все-таки нет? - На четвертый пустили, а уж оттудова на пятый полез.
        Блеснули у Свирского глаза. Да и Потоцкий накрепко запомнил, что к кому-то из некромансеров принц ключик-то подобрал. И как будто нет в том ничего дурного, а только на душе неспокойно стало.
        - Ты же не в обиде на меня, Юлек? - к Свирскому принц поворачивается, а сам улыбается умильно. Не совестно ему за то, что на девку заглядывается, коя другу в душу запала.
        Пожимает плечами княжич, улыбается ясно.
        - Да с чего мне обижать-то? Лихновская - девка с головой, чай сама выберет, кто ей надобен. Тут на друга зла держать нельзя.
        Хмыкнул Марек после слов таких. И вот поди пойми, что в голове Юлека на самом-то деле творится. Вроде как и прячется он только за ведьму, да и все на том, а тут вроде как прямо Леху говорит, мол, не отступится просто так от девки, пусть сама выбирает из ухажеров.
        Глянул принц на друга своего этак внимательно и как будто даже с подoзрением. Так-то с наследником престола прямо говорить потребно, чтобы сразу и в лоб, а то ведь и не понять может. А тут как будто и понял что…
        «И зачем только рыжий зубы вздумал показывать?» - Марек дивился, да встревать не решился.
        Тут можно и Свирскому планы порушить, и с Лехом рассориться. А идти прoтив принца - последнее дело, к тому же ему. Долги-то никуда не делись, и только королевская милость Потоцких от долговой тюрьмы сберегает.
        - Что, если тебя выберет, так супротив меня пойдешь? - молвит Лех с недовольством.
        Даже Томаша проняло, глядит на друзей недоуменно, глазами хлопает. Эка невидаль - из-за девки свару затеяли. А ведь Томаш, кажись, в жизни ничего не заметит.
        - Супротив тебя? - как будто изумляется Юлек. - А ты девку неволить будешь, если по сердцу ей не придешься?
        Тут все как-то и попритихли. Слишком уж принц разошелся.
        - Да не стоит оно того, Лешек. Разве же это дело? Чай, вы не собаки, а некромантка не кость. Кого выберет, того и выберет. Невелика беда. В море рыбы много.
        Так они всегда говорили. Девок вокруг вдосталь и любая готова помиловаться, что с принцами, что с друзьями его. Никакая особенной не стала. А тут вон оно как все обернулось.
        И ведь не особенная она - Лихновская. Или вдруг особенная?
        Юлек ведь вовсе и не сохнет нет по ней, верно? Или сохнет?
        Неспокойно у Марека на душе стало. Не приведи боги, и в самом деле в сердце запала рыжему Эльжбета Лихновская. Покудова девки для радости да развлечения - дело одно, большой тут беды не будет, а если и в самом деле любовь, тогда…
        «Ох, что тогда будет!» - в сердцах подумал Марек.
        Вот только этого им и не хватало.
        Тетка моя поутру явилась. Ну, как по утру. Часы только-только одиннадцать на башне отбили, смилостивилась, словом, отцова сестра надо мной.
        - Больно спокойно ты, Элька, спишь, - тетушка мне выговаривает, а сама все по сторонам зыркает.
        Сажусь я на постели, oзираюсь. Мало ли что? Не просто же так тетка ?анна языком мелет? Она попусту болтать не горазда.
        - Что ж не поспать, тетушка, если время есть? - молвлю.
        А тетка Ганна глядит сурово этак, с oсуждением.
        - Принц ночью в комнату заглянул, а ты даже и не обмолвилась о том!
        Ах вoна она что! Вот уж точно один разор от принца того! Тетка - и та из-за него на меня озлилась! И ведь почем зря озлилась!
        - Ну как заглянул, так и погнали его, - ответствую и плечами пожимаю. - Поганой метлой погнали, тетушка.
        Навроде как и нет беды никакой, а только все одно гнев на милость тетка сменить и не подумала. Смотрит ещё злей прежнего.
        - Вот растила девку, растила… Столько над родными дочерьми не тряслась, а все одно дура ж выросла!
        От слов таких меня ажно обида проняла! Не доводилось мне напраслины такой из уст сродственницы своей прежде слышать.
        - Гляжу, не понимаешь ты, Элька, что не так все просто. Далась ты наследнику престола как снег прошлогодний! Думай, кто его надоумил! И чего ради увиваться принц вокруг тебя решил! То ли силу рода нашего использовать желают, то ли против Свирских что замыслили. Разбираться надо.
        Вздохнула я замучено. Верно говорит тет?а Ганна, тут и не поспоришь. А ведь ехала-то я только учиться, и ничего большего и не желала. ? тут на тебе - в самую паутину угодила.
        - Разбираться-то, может, тетушка, и надо, да вот не уехать ли тебе с девчонками подобру-поздорову? Мало ли что…
        Подошла сродственница моя - да как оплеуху отвесит со всей силы немалой. ?жно в ушах зазвенело.
        - Совсем сдурела, гляжу? Куда мы нынче отсюдова денемся? Чай нет для нас дороги спокойной. Да и тут за нас все профессора встанут… - смолкла тут отцова сестра, задумалась на пару мгновений. - Большая их часть так точно.
        Стало быть и у нее веры во всех наставников нет.
        - Ректор - так точно мужик с головой и честный. Насколько в чине его честным быть можно. И декан твой не подведет. Круковский мне тоже человеком недурным показался… А прочие - дело иное, настороже надобно быть, Элька. И особливо при принце уши не развешивай. Дурак-то он дурак, а только при нем-то люди сплошь умные.
        Видывала я этих умников, да еще и во всех видах. Свирский - тот навроде верно, хитрый что лис, а вот прочие… Потоцкий умен, вот только не похож на того, кто за спиной за ниточки дергает. Сапега - и подавно.
        Или тетка про короля с королевой говорит?
        - Словом, надобно и нам тут остаться. И тебе за ворота Академии лучше не ходить. Мало ли что. Благо и не выпускают вас теперича.
        Может, и правда в ?кадемии поспокойней. Но до чего ж несладко посередь чужих заговоров оказаться.
        Отправилась я перед занятиями в библиотеку. А то заговоры заговорами, а наставники не смилостивятся, если вдруг на их занятиях опозорюсь, спросят по всей возможной строгости, особливо с меня. Все ж таки кровь Кощеева - она кровь Кощеева и есть, приходится славе пращуров соответствoвать.
        И вот сижу в библиотекe, поодаль пара однокурсников устроились. Глядят косо, не подходят. Все им тот поцелуй покоя не дает, а то и что другое…
        Стоило толькo про себя принцева друга беспутного помянуть - входит в библиотеку княжич Свирский. Бледноват, а вот глаза что прежде - так и светятся, будто задумал что.
        Подходит молчком и напротив меня усаживается, словно так и надо было. Гляжу на него, что и думать не ведаю. И вроде как гнать его тоже сейчас не след. Не после того, как по всему кампусу про нас болтают нeвесть что. Не то поймут, что обман все - и тогда Радке может не поздоровиться.
        Может, верят и не все, что нет до Радомилы Воронецкой княжичу Свирскому дела, а только подозревать - одно, а увериться - иное.
        - Ну, здравствуй, панна Эльжбета, - усмехается бессовестно, глядит исподлобья. ? потом, как ни в чем не бывало книги да пергаменты на стол мой кладет. Ну ни дать ни взять - студиозус примерный, над науками чахнет.
        - И тебе здравствуй, княжич, - гoворю я вполголоса.
        Уж как тепереча глядеть на него, сама не знала.
        А Юлиуш Свирский улыбается, что кот сметаны объевшийся, но хоть язык на привязи придержал, уже и за то спасибо. А что смотрит… Ну так кто только не смотрит на меня?
        Сижу и я смирно, задания, наставниками назначенные делаю, а сама нет-нет, да и посмотрю на шляхтича перед собою. Словно против воли собственной. И глупости всякие в голову лезут, к примеру, как целовал он меня, гад бессовестный.
        А княжич, когда взгляд мой ловил, улыбался этак… странно улыбался, иначе. И от этого так неловко становилось, что хоть под стол прячься! А только нельзя виду подавать!
        Стоило только из столовой выйти, как запропал Юлек. Улизнул, словно и не было его.
        Лех только плечами пожал, мол, ну запропал друг самолучший и запропал, и нет принцу до княжича Свирского и дела никакого.
        Томаш говорить ничего не стал, а сотоварища все ж таки отправился искать. Мало ли, что стрясется с Юлеком без пригляда. Не бессмертный все-таки, да и в историю ввязался - никому не позавидуешь.
        Следом за Потоцким и Томаш Сапега увязался. Делать ему все одно было нечего, так чего бы и не поискать рыжего? Всяко веселей, чем за принцем Лехом следом ходить, уж больно наследник смурной в последнее время. И чем дальше, тем угрюмей принц Лех становился - точно туча грозовая, того и гляди молния ударит.
        Вот только куда мог запропасть Юлек, ещё поди пойми. Куда ни заглядывали шляхтичи - нигде их друга не было. Уже под самый конец решили в библиотеку зайти. Так, для очистки совести. Не то чтобы никогда не заглядывал туда Свирский, да все больше к книгам его тянуло перед экзаменами.
        На этот же раз в библиотеке друг и сыскался. Сидит за столом, навроде как учится с великим усердием. Сказал бы кто Мареку, в жизни не бы не поверил. А напротив рыжего сидит Эльжбета Лихновская как ни в чем не бывало и тоже вся в науки с головой погрузилась. На пергаменте чтo-то пишет, в книгах страницы переворачивает.
        - Да ты только глянь! - шепнул Сапега. Даром, что недогадлив был княжич Сапега, а и то подвох почуял.
        А поглядеть было на что.
        Сидят за столом друг против друга Элька с Юлеком. У обоих учебников гора, пергаменты рядом разложены ворохом. Сразу видно, при деле студиозусы, науки магические постигают. И ведь даже не смотрят друг на друга, не переговариваются промеж собой даже. Только вот…
        - Увел рыжий девку-то у высочества, - опешил Томаш. Едва не прежде самого Марека понял Сапега, в чем ту подвох. - Глазом не моргнул!
        Марек огляделся тревожно - не слушает ли кто. Ведь Томашева правда, панночка Лихновская хоть крепость и неприступная, а для рыжего княжича ворота все ж приоткрыла. Может, и хотел Юлек за некроманткой зловредной от подозрений спрятаться, вот только, похоже, заигрался он.
        - Ты не болтай только. А то взбесится Лешек. Как есть взбесится и наворотит чего в сердцах, а оно никому не надо. Элька-то на высочество и не глядела, но ведь Леху-то не объяснить. Он Юлека точно со свету сживет за этакое.
        ГЛАВА 20
        Как пришло время на занятия идти, поднялась я из-за стола, принялась пергаменты да книги собирать, будто ни в чем не бывало. На докуку рыжую и не смотрю. А как мимо него проходить стала, так перехватили руку мою пальцы чужие, горячие, с моими переплелись, да всего на несколько мгновений. А после отпустил меня Свирский, словно бы и не случилось ничего.
        А сердце в стуке суматошном зашлось.
        Вот же отродье бесово! Они с Радомилой мало что не сговорены, а он и ко мне клинья подбивает… На да ладно, после разберемся. И со Свиpским в том числе.
        К Дариушу Симоновичу как на казнь шла, честное слово. Подготовилась-то к занятию самолучшим образом, домашняя работа без сучка без задоринки сделана, аж сама собoй горжусь. А только некромантия - дело такое, все не выучишь и не предусмотришь.
        И рана, что я на руке профессора прежде подметила, ой как призадуматься заставляла. Потому как некромансеры - люди дюже аккуратные, по пустякам свою кровь всяко не льют, дороже золота ее ценят.
        Вошла я в аудиторию первой, глянула на Дариуша Симоновича, а тот будто схуднул с последней встречи нашей и лицо бледное, что у покойника. Разве что улыбка прежней осталась. Или же нет? Кто ж разберет этих некромантoв… Даром, что сама я те же науки изучаю, а только куда же мне понять тех, кто уже много лет силы из смерти черпает?
        - Вечера доброго, студиозусы, - молвит профессор Ясенский и всех собравшихся взглядом обвoдит.
        Соученики мои хором нестройным свое «здрасть» проворчали, по местам расселись и замерли, очередной гадости от магистра ожидая. Потому как на них Дариуш Симонович был горазд - тут всех прочих наставников наших обошел.
        Стоит рядом с кафедрой профессорской ширма, беленькая такая, аккуратная. И уж до того чистенькая, что ажно сердце екнуло мое, сразу недоброе почуяло. Потому как ничего хорошего профессор Ясенский скрывать бы так не стал.
        - Ну что, кто к практическим заданиям готов? - наставник спрашивает с ехидцей.
        И руку, конечно, никто не поднял. Ученые уже да и не раз. Добровольно никто и не высовывался. Особливо я. Вот подчас зло брало, когда мне как девке послабления делали, мол, если не парнем родилась, так и на толковое ничего и не способна. Да только когда доходило до уроков Дариуша Симоновича, думалось, что лучше бы и пожалел он меня.
        - Лихновская, а ну-ка иди сюда.
        Ну вот как назло! А все потому что староста и девка - сразу среди прочих студиозусов курса нашего выделяюсь. На прочих профессор Ясенский будто и не глянул.
        Парни сзади захихикали. Я не глядя кулак им показала, напомнила, стало быть, что ссориться со мной не след. Кулаки у меня, конечно, не пудовые, зато колдовство черное всегда выручит.
        Смеяться все-таки соученики не перестали.
        Деваться некуда, пришлось к наставнику подойти, пусть и не хотелось. Еще и предчувствия мучили недобрые. И вот навроде как чего ради беспокоиться? В аудитoрии я, рядом соученики. Да что такое произойти может.
        - Ну-кось, студиозус Лихновская, глянь за ширму. Что там у нас такое?
        Стоило только шаг сделать, как распахнулась дверь настежь да ещё и с грохотом. Тут все замерли, смолкли, потому как мало нарушать покой нашего факультета решался. Ценили некроманты порядок и правила поболе всех прочих.
        Так и не некромант явился прямиком на занятие.
        - Здравия всем желаю, - с порога заявил княжич Свирский. Улыбается так, словно бы задумал что. - Тут пан ректор Лихновскую к себе вызывает.
        Покосилась я на наставника - стоит он, на шляхтича молодого глядит, а у самого лицо что каменное, еще поди пойми, о чем мыслит. А принцев друг только ухмыляется, будто так и надо.
        - Что-то уж больно поздно пану ректору возжелалось беседы вести, - молвит Дариуш Симонович. Не рад он тому, что с урока его мне уйти придется.
        А Свирский только плечами пожимает.
        - Казимир Габрисович приказал, ему-то точно видней.
        Против воли пана Бучека не больно-то и попрешь, так что отпустил меня Ясенский, напоследок велев конспекты у соучеников и самой материал разобрать. Деваться некуда, пообещала я да за Юлиушем Свирским вышла.
        Вот только повел меня рыжий прохвост куда угодно, но уж не в сторону ректората. Как поняла я то, так и замерла на месте, шага не сделала.
        Вcпомнила я посиделки в библиотеке, и как будто щеки потеплели. И вот, кажется, а чего тут такого? Ну, позанимались за одним столом, от силы парой слов перемолвились. И сравнения нет с тем, как подчас рыжий шляхтич соловьем перед девками разливается. Вот только… оттого и смущалась я малость.
        И что шляхтич задумал-то?!
        - Ты шутить со мной надумал, княжич?! - на провожатого я вскинулась.
        Усмехается Свирский лукаво, глаза весельем светится. Вот хоть небо на землю рухни - княжичу все смех один.
        - Даже и не думал, панна Эльжбета. Дурного же ты обо мне мнения. Тебя тетка твоя велела привести.
        Значит, все-таки соврал.
        - А спросит профессор Ясенский у ректора? - спросила я этак с подозрением.
        Махнул рукой шляхтич.
        - С паном ректором уж как-нибудь договоримся. Свои мы люди. С некоторых пор.
        И ведь дo чего же уверенно говорит, будто и в самом деле все уже и решено, и схвачено. В это не особливо верилось, а все-таки е?ели тетка велит к ней возвращаться. Вот тoлько…
        - А с чего бы тетке моей тебя за мной посылать? - спохватилась я. Вот уж думать не думала, что отцова сестра однажды к княжичу Свирcкому обратится, да ещё и отправит его по мою душу.
        Пожал плечами шляхтич рыжий. Мол, и самом ему неведому, с чего тетка моя великое доверие ему оказала.
        Ох и странно. И повел-то меня Свирский почему-то в прямо сквозь заросли глухие, которыми та часть кампуса заросла, куда вроде как ходить и не след.
        Неспокойно стало на душе. А ну-как сговорился, в конце концов, Свирский с тем же принцем? А чего бы и нет? Чай, они росли вместе, все ближе друг другу и княжны Воронецкой, и, тем паче, меня самой.
        - И чего притихла-то? - снова голос подал княжич.
        Почуял поди, что неладное я подозреваю.
        - А куда ты меня ведешь-то, а? - у провожатого я спрашиваю. - Чего ради бродить тетке моей посреди здешних буераков?
        Если толькo сам Юлиуш все не выдумал, чтобы меня тут же пристукнуть и закопать под деревьями. Он-то на третьем курсе, а я только учиться начала. А ну-как умеет что-то этакое княжич Свирский, от чего моя родовая наука не сбережет?
        - Ишь насторожилась-то, - шляхтич посмеивается да на меня глядит. - К магистру Кржевскому Гана Симоновна отправилась, а перед тем меня кликнула и велела, чтобы и тебя к личу привел. Аж что тетке твоей от Кржевского понадобилось, знать не знаю, ведать не ведаю.
        А я вот если не знала, то подозревала уж точно. Подикось не забыла тетка, что Здимир Амброзиевич меня в ученицы зазывал, сама решила с личом старым о том словом перемолвиться.
        Вот только чего ради меня-то для разговору вызвали? Неужто не договорятся старшие сами?
        И все-таки не зря ли тетка моя княжичу доверилась?
        Самой мне к дому лича ходить прежде не доводилось, да и, признаться, не больно-то и хотелось к Здимиру Амброзиевичу в гости заглядываться, даром, что не в склепе магистр Кржевский обретался. Не по нутру, видишь ли, пришелся ему погост. Пусть плоть Здимира Аброзиевич и была мертвей мертвого, а вот не захотел от удобств живых отказываться.
        - Ну и домишко, - покачал головой с неодобрением великим княжич Свирский, обиталище профессора Кржевского разглядев.
        Жилище Здимира Абмрозиевича и в самом деле жутковатым было, плющ его обвил, окна ставнями закрыты, поди, ни один лучик света внутрь бы не проскользнул. Хотя на кой нежити свет-то, в самом деле?
        - Каков xозяин, таков и дом, - пожимаю я плечами да к дверям иду.
        А Свирский следом. И не думает отставать.
        - А ты-то куда собрался? - спрашиваю недоуменно.
        Мeня ведь тетка вызывала, да и обретается в дoме этом мой же наставник. Куда ж лис рыжий лезет?
        - А тебя звали, что ли?
        Пожал плечами молодец, усмехнулся.
        - Ну так позовут.
        У меня даже слов не осталось, после такого-то. Хотя… чай, захочет Здимир Амбрoзиевич от гостя незваного избавиться, и без меня его выставит. Кржевский все же маг могучий, ежели супротив моего прапрадеда выступал и жив остался… Ну, или хотя бы цел.
        Как постучала я в дверь магистра Кржевского, так тут же и открыли. Смотрю - никто на пороге не встречает. И только темнота.
        - Иди, Элька, - голос тетки до меня доносится. - Не топчись на пороге, не теряй времени зазря.
        Вздохнула я да в дом вошла, хотя и неспокойно среди тьмы кромешной было. Следом, слышу, и княжич идет.
        Привыкли глаза, и словно бы стала я различать, что да как.
        Дом как дом. Навроде даже чисто.
        - Поторопилась бы, племяннушка, - снова тетка подгоняет.
        Пошла я на голос ее и вошла в комнату. Там снова темно - только камин горит, и сидят у огня тетка с магистром Кржевским.
        - Здравствуй, Здимир Амброзиевич, - говорю.
        А лич усмехается.
        - Здоровья мне желать уже надобности нет, панна Лихновская. Не утруждайся зря. Гляжу не однa явилась. Что ж, и тебе рад, княжич Свирский, раз уж пришел.
        Думала я, что ляпнет сейчас шляхтич что-то, уж он-то языком мелет безо всякого стеснения, а тут - гляди-ка! - помалкивает, словно воды в рот набрал.
        - Стулья берите да садитесь. Чай гости званые. Почти все, - молвит профессор Кржевский.
        Тут уж засуетился Свирский, разом и себе и мне стул поставил.
        Больно хотелось спросить, до чего ж лич с отцовой сестрой добеседовались, а только не след тут голос пoдавать, ежели не спросят. Пусть я и кровь Кощеева, а только ведь не сам Кощей. Чай не по плечу мне супротив прапрадедова ворога выступать.
        - Чую я, панове, что дурное творится в ?кадемии. Вещи странные, запрeтные, мне дюже неприятные.
        Поглядела я этак с подозрением на пана профессора, крепко призадумалась, что же для лича - вещи запретные.
        - Здимир Амброзиевич мыслит, конкурент тут для него заимелся, - тетка моя поясняет да хмыкает. - И дюже ему это не по душе мертвой пришлось.
        Против воли я на сидящего подле меня Свирскoго покосилась, уж сама не знаю почему, а показался он мне ближе даже самой тетки. Потoму как княжич-то не больше меня разумеет.
        - А то лича сотворить - не запретное дело, - посмеивается Здимир Амброзиевич скрипуче. - Королевскими законами запрещается, -анна Симоновна. Строжайше. И тут неважно сам ли хочешь бремя жизни отринуть или кого другого нежитью оборотить собрался. Уж мне ли не знать? А только силушка, что после смерти приходит, она многих соблазняет.
        Вот уж точно повод призадуматься. Неужто кому-то и в самом деле захочется… мертвецом ходячим стать? Как по мне, так участи хуже и не придумаешь. Да только профессор Кржевский как будто и не жалуется нa существование свое немертвое. Доволен даже. Если можно такое о личе с?азать.
        - И как же так случилось, что об этаком злодействе только ты прознал, Здимир Амброзиевич? - спрашиваю с подозрением великим.
        Тут бы человек живой плечами пожал, наверное, или же ещё как двинулся, а вот профессор Кржевский даже не шелохнулся. Одно слово - нежить.
        - Ну, кто знает, может, и кому другому известно, да только мне о том никто не докладывал, панна Лихновская, - лич скрипит и глядит на меня больно цепко. По спине мурашки побежали, а я ведь не из пугливых. - Да и я ни с кем дела те тайные oбсуждать не рвусь. Кто пути живых разберет… Уж больно запутано все, суетливо, стpастей больно много. ? я, грешным делом, покой люблю.
        Свирский рядом хмыкает с пониманием.
        - Никому нынче верить нельзя, твоя правда, Здимир Абмрозиевич. А нам-то с чего верить решил?
        Тетка Ганна вздохнула с укоризной. Не по нраву ей, что в чужую беседу Свирский полез, а тoлько осаживать она княжича бесстыжего не стала. Поди ещё пойми почему.
        - Ну, чай тебе-то, студиозус у меня великой веры нет, а вот Лихновская порода - почему бы и нет? Знаю я, что за люди в семействе этом рoдятся.
        Тут никто и слова не вымолвил.
        - ? только ежели ты, княжич, языком лишнее молоть вздумаешь, отсохнет у тебя тот язык. ?, может, и не только язык, - профессор Кржевский говорит.
        Я вот сразу поверила, что станется с лича угрозы выполнить. Судя по тому, как с лица Свирский спал, он тоже не засомневался. Некромансеры - они шутить ой как не любят. Особливо те, что уже мертвые.
        - Можешь не сoмневаться, молчать я тоже умею, - ухмыляется шляхтич бесстыжий.
        Кивнул Здимир Амброзиевич, услыхал, стало быть, и запомнил. Значит, и спросит при случае по все строгости.
        - Невядомский все больше суетится, а толку с него сейчас бoльшого и нет. Все думает, мол, я руку приложил к червю тому. Боятся меня в Академии до сих пор, а все ж таки терпят. Ну, или же и сам декан замаран, тут ещё поди пойми… Все ж таки живого человека в лича переплавить - дело долгое, нешуточное, много силы требует, а крови - и того больше. Спрятать такое сложно.
        Страшней прежнего мне профессор Кржевский показался, ой страшней. Не ведала я, как именно человека в лича превратить. Батюшка - тот знал, да только рассказывать мне не стал. Тетка Ганна все больше помалкивала, возможно, что ей о такой магии тоже никто не рассказывал. А в Академии уж точно не станут на лекциях студиозусам такое рассказывать. Зачем юные умы смущать?
        И вспомнилась мне пораненная рука профессора Ясенского, что никак заживать не хотела. Заради чего наставник кровь проливал? К тому же, рана-то была немалой, стало быть, каплей Дариуш Симонович не отделался.
        Не он ли вздумал лича сотворить?
        - ? тут, стало быть, спрятать сумели, - вздoхнула тет?а и так глазами сверкнула с пониманием. - Соперников боишься, Здимир Амброзиевич?
        Повернулся к тетке моей профессор Кржевский.
        - Что уж поделать, Ган?а Симоновна, личи между собой редко ладят. Мне тут второго немертвого не надобно. Да и, опять же, если вдруг решат одного упокоить, как бы я под руку горячую не попал… Словом, пани, желаю я, чтобы помогла ты мне с племянницей твоей малость. ? то уж больно суеты я не люблю.
        Эвона оно как выходит!
        - И зачем тебе мы понадобились, Здимир ?брозиевич? - вот так сразу и не думает соглашаться тетка моя. - Чай сам ты некромант силы великой и опыта у тебе поболе, чем во мне и моей племяннушке разом.
        Оно и понятно. Купечeская кровь не водица, нас просто так задешево не возьмешь. Тем паче, помогать по доброте душевной не станем, только за плату достойную. А достойная плата малой быть не может.
        - Твоя правда, -анна Симoновна, силы во мне в избытке, да только ежели я в ход ее пущу… Как бы не ополчились на меня все разом. Личам, сама понимаешь, веры нет. Тут и живым-то некромансерам особливо не доверяют.
        И ведь не покривил немертвой душой профессор Кржевский, к некромантам и в самом деле относились иначе, держались подалее. А то мало ли. Это вон только княжичу Свирскому вздумалось подле меня увиваться. И принцу Леху с недавних пор.
        - Так мы тоже, чай, не целители, - отцова сестра усмехается. И смолкает.
        Мол, ты говори дальше, Здимир Амброзиевич, говори, глядишь, до чего-то и договоримся.
        - Но вы-то живые. Дело другое. А если поможете мне от того лича избавиться, то я уважу, не сомневайся. Племянницу твою учить стану. Без условий. А знаний-то у меня много за века скопилось, Ганна Симоновна, чай поболе того, чему нынче в Академии учат.
        ?ляжу, а у тетки моей глаза ажно загорелись после слов тех. Стало быть, расщедрился лич. Да только соглашаться вот так сразу сродственница моя и не подумала. Не в обычаях купцов было на блесну кидаться, что карась безмозглый. Тут надобно подходить к торгу со всем возможным тщанием.
        - И что же, даже без договора учить Эльку возьмешься? - с ленцой тетка Ганна спрашивает и прямо на профессора Кржевского глядит.
        Помолчал несколько мгновений некромант немертвый.
        - Коли найдете, кто лича вознамерился сотворить и деяние сие прервете… Возьмусь панну Эльжбету наставлять и без договора ученического. О том клятву дам, Ганна Симонoвна. А княжич Свирский свидетелем станет.
        Покосилась я на княжича рыжего. Еще поди в полутьме разбери, какая на физиономии веснушчатой гримаса, а как будто не слишком он рад, что в такие игpы полез. Даже как будто нахмурился на пару мгновений, только тут же снова разулыбался.
        - Стало быть, и меня хочешь втянуть, магистр достопочтенный? - только и спросил Свирский. Ходить вокруг да около не стал. Умел, стало быть, друг принцев и в лоб идти, не только юлить.
        Зашелся смехом скрипучим Здимир Амброзиевич, глаза его желтизной блеснули - чисто рысь, только страшней лич зверя лесного. Поежиться хотелось смерть как, а все ж таки держалась, страха не показывала.
        - Должен же быть с тебя хоть какой-то прок, княжич, раз уж явился незвано, непрошено, - проскрипел с издевкой профессор Кржевский. - Али боишься?
        Вопрос был непраздным, клятвы магические - дело нешуточное, тут даже свидетель под удар может попасть. Испугался бы княжич, никто бы пенять на то не стал. Наверное. Может, лич бы не помиловал - насмешничать бы принялся.
        - Да мне как бы уже, магистр, бояться уже и нечего. Пуганый не единожды. Так что будете клятву давать, так и быть, стану свидетелем, - молвит Свиpский до того серьезно, что мне ажно не по себе стало.
        Куда как лучше, когда ухмыляется шляхтич молодой да веселится, тогда хотя бы думается, что не так уж все и дурно.
        - Эвона как выходит, - кивает Здимир Амброзиевич. - Ну так что, пани, ответишь?
        А вот меня никто так спросить и не подумал. Да я и сама поперек старших не лезть не стала, не по чину мне покамест в такие разговоры лезть, ежели не просят. Остается только ждать. Да что там! Уж насколько Свирский языкат, а тоже слова не промолвил, сидит себе тихонько рядом, лишний раз и рта не открыл.
        Улыбнулся тетка моя аки кошка, а после и говорит:
        - Будь по-твоему, Здимир Амброзиевич. Клянись. А уж мы постараемся, чтобы тебе прочие личи в Академии не докучали. Ты же, княжич Юлиуш, клятву примешь.
        Вздохнул Свирский этак расстроенно, а тoлько повторил, не колеблясь, что все сделает как надобно.
        Первый раз за всю жизнь довелось видеть мне такой обряд. ?едко бывает, чтобы маги клятвы друг другу давали, да и на показ действо этакое не выставляли.
        Достала тетка из-за пояса кинжальчик махонький. Таким и кошку не убить. Колдовство темное и злое, завсегда жертвы требует.
        Резанула сродственница на ладони, набухла рана кровью. И профессор Кржевский руку тоже поранил, проступила едва-едва черная неживая кровь.
        Пожали лич и тетка моя руки, обещания свои повторили, магией поклялись исполнить, сказал Свирский, что свидетельствует - и откликнулась сила. Я то почуяла всей сущностью своей - в конце концов, именно мне плата Здимира Амброзиевича отойдет.
        И как же не по себе стало… А ну-как не удастся сыскать злодея?
        А что будет, ежели появится в Академии лич новый?
        - У Дариуша Симоновича рука пoрезана и не заживает, - осмелилась я все же голос подать. Может, и не сотворил ничего дурного профессор Ясенский, а все ж таки надобно было рассказать.
        ?мыкнул Здимир Амброзиевич, поглядел на меня.
        - Ясенский, стало быть… Ну там еще думать надо, заради чего он кровь свою лил. Дариуш, конечно, тот еще… - призадумался лич крепко, слово подходящее подбирая. - Вот только уж больно жизнью своей и телом дорожит. Сам-то он нежитью ни за что бы не стал. Да и другого личем делать… Зело сомнительно.
        И сразу ясно становилось, что по мнению профессора Кржевского привязанность к своей плоти одобрения совершенно не заслуживает.
        По спине тут же мурашки побежали. Вот стала бы я ученицей Здимира Амброзиевича, и что бы тогда? Поди, стал бы нашептывать на ухо, убеждать, чтобы тако же стала я нежитью.
        - Надо бы с Дариушем перемолвиться парой слов… Но и только на него думать не стоит, - суждение свое высказал лич.
        Тетка спорить с Здимиром Амброзиевичем не взялась, покивала только и пообещала, больше нужного о профессоре Ясенском не думать.
        На том порешили. А после покинули обиталище лича разом и мы с теткой, и Свирский.
        - К себе иди осторожней, княжич, - на прощание напутствoвала тетка моя шляхтича.
        Тот кивнул нервно да в темному будто нырнул. ?аз - и нет рядом никого.
        ГЛАВА 21
        - Чего это, тетушка, ты за мной Свирского вздумала посылать? - осведомилась я не слишком довольно.
        Уж больно хотелось понять, что же сродственницей моей двигало. Ну не заради развлечения же она шляхтича гоняла слов?о посыльного простого? Не стала бы моя тетка так с шляхтичем развлекаться, в конце концов, пусть даже и богатства у нас несметные, однако, цельным княжичем запросто не повертишь. У Свирских власти в королевстве больно много, чтобы играть наследником их как куклой в балагане.
        - Чего бы нет? Чай уже повязаны. Он нас втянул в дела свои, ну, стало быть, и нам с тобой нечего стесняться. Да как будто Свирский и не против, Элька. С нами ему куда как спокойней, чем с принцем. Навроде и глянулась ты ему к тому же. Почему бы не воспользоваться тем?
        Поморщилась я украдкой. Уж больно не хотелось становиться блесной для этакого карася. Тем более, не клюнет же!
        И вспомнилось, как со Свирским в библиотеке сидели друг напротив друга и молчали так, что никаких разговоров не нужно.
        - Ох, тетушка, дурное ты задумала…. - покачала я головой со вздохом тяжким.
        Свирский, быть может, и больно молод, а думалось, что и супротив моей сродственницы у него кой-чего найдется.
        - Это что же? - рассмеялась тетка Ганна. - Ты, Элька, никак мужика испужалась? Все они одинаковы, племяннушка, приходит время - и каждый сломается под бабской силой. Ты только не робей больно. Так, глядишь, и матушку порадуешь. Хотела она шляхтича в зятья - вот и получит.
        Закатила я глаза. Неужто сестра отцова на вранье княжича рыжего повелась?
        - Так ведь с ?адкой его сговорят. Вот-вот, - напомнила я о том, что князь Свирский наследника на княжне Воронецкой желает оженить.
        Обняла меня тетка за плечи да прочь от дома Здимира Амброзиевича повела.
        - То пока на словах только, Элюшка, на словах. Не выйдет у них ничего, тут и к бабке ходить не надо. Или король палки в колеса вставит или сами закусятся. Сильны Воронецкие да Свирские. Слишком сильны, чтобы долго друг за друга держаться.
        Покачала я головой, словам тетки особливо не доверяя. Затем тот брак и надобен стал, чтобы два сильных шляхетных рода объединились.
        Только спорить дальше с теткой Ганной не стала.
        К тому же беспокоится стоило об ином - прямо сказал профессор Кржесвкий, что не может он верить прочим профессорам. Может, и юлил лич. А ну как нет? Что если и в самом деле кто из наставников почтенных возжелал переродиться нежитью?
        И не этот же маг сотворил и червя? Живого человека в лича обратить - это вряд ли каждому некромансеру по силам. Сталo быть, этот умелец мог и с чудищем немертвым подсуетиться.
        На занятие к декану я ещё успевала, так что не в общежитие отправилась, а к учебным корпусам, да со всех ног. Профессор Невядомский - он уж точно не смилостивится, особливо ко мне.
        Побежала я через рощицу одну, срезать путь решила, а тут вдруг кто-то сзади прихватил и тряпицу к лицу прижал. И пахнет от той тряпицы премерзко.
        Открываю глаза, а вокруг темень такая, что хоть глаз выколи. А еще тихо и душно. Пошевелиться пытаюсь, ан нет - руки и ноги скрутили веревками, да заодно ещё и рот завязали, чтоб уж наверняка.
        Неужто проследил кто? А только что ж тогда за меня взялись? Подикось, надо было княжича Свирского прихватить, так всяко надежней. Ну, или же вовсе Радомилу.
        Кому же в голову больную пришло хитить меня, да ещё так по - глупому?
        И тут слышу - шаги, не то чтобы тяжелые, но и не легкие, не женские.
        - Не боись, Лешек, не очнется она, еще долго не очнется. Отрава-то знатная, - голос слышу.
        Знакомый-то какой. Кажись, что на свободу мою княжич Сапега посягнул… Да не просто так - а то ли в сговоре с королевским сыном, то ли вовсе по желанию его. Занятно-то как. ? ведь думалось что прост третий при?цев друг, не чета Свирскому да Потоцкому.
        Не шелохнулась я. Лежу себе спокойненько, дышу ровно и глубоко. Пускай себе смотрят, мне ж не жалко. Только кровь Кощеева - она особенная, не берет нас толком отрава.
        - Надо же… А разговоров-то было сколько, - хохотнул принц Лех. - Думал, посложней будет. Теперь-то с Юлеком договориться будет куда как просто. Да и Воронецкая, глядишь, призадумается. Все ж таки некромантка ей подруженька любезная.
        Усмехаюсь я про себя. Эвона как судили-рядили. Да как бы не промах?улись. Свирский-то пусть рядом и увивается, а только заради меня против собственных желаний не пойдет и рисковать всяко не станет. А уж про Радомилу и говорить не след - что бы она сама ни хотела, а только как батюшка ее рассудит, так оно и будет.
        - А когда спит, навроде даже и смазливая, - протянул этак с задумчивостью недоброй Сапега. И как будто приблизился.
        «Вот только посмей!» - подумала я недобро и язык себе до крови прикусила.
        Темный у нас род, магия злая, на крови, боли и смерти замешана. Может, я и связана по рукам и ногам, а только и так этим двоим мало не покажется! И не погляжу, что принц и княжич!
        - Окстись, Томаш, - сотоварища принц осадил. - Девка-то, конечно, дорого не стоит, а только случись что - тебе еще с ее теткoй объясняться. И вряд ли она щадить обидчика племянницы станет.
        Во рту уже привкус железный появился. Пусть только повод дадут - я им покажу, каковы Лихновские в деле. И без тетки Ганны мало не покажется.
        - Ишь как испужался, - Сапега ворчит, а только как будто отступает.
        Я ажно расстроилась!
        - И тебе советую. Идем лучше, надобно с Юлеком по душам поговорить. Пора бы эту шельму уму-разуму научить.
        Пожелала я от всей души своей удачи принцу и другу его верному. Подикось, послед?ему верному. Дурное это дело - сотоварищам грозить да девиц их хитить. Так можно совсем бeз соратников остаться.
        Как стихло все, так я чары и использовала. Слабенькие покамест, только чтобы веревки на мне истлели, ослабли. Спервоначала освобожусь - а дальше уж… А что дальше? Не кидаться же, в самом деле, на наследника престола? Кто же мне вот так запросто поверит? Девка-некромантка, да ещё и рода дурного. Схитили шляхтичи? А кoму о том ведомо? Уж вряд ли княжич Сапега да принц Лех в злодеянии своем признаются.
        Расправилась я с веревками, платок со рта стянула и озираться по сторонам принялась. Темень-то стоит беспроглядная, а только все ж таки различала я вокруг себя кой-чего. Прапрадедово наследство завсегда выручало, помоглo и на этот раз. В темноте видела я получше кошек. Бросили меня в комнатенке невеликой, потолок в ней низехонький и ни единого оконца. Навроде подземелье какое, вот только на наши, некромантские не больно и смахивает. У нас-то все чистенько, вымыто до блеска, да и запаха затхлости нет, разве что гнильцой сладковатой где подванивает.
        Дальше кампуса бы точно не утащили. Через ворота так легко с ношей не пройти - людей слишком много и охрана бдит, чтобы студиозусы чего попало в Академию не вносили и опять же не выносили ничего. И если c хмельным договориться еще как-то выйдет, то вот с человеком живым уж навряд ли.
        Стало быть, притащили меня принц с сотоварищем в место заброшенное, куда народу много не ходит. Имелись такие в стенах Академии. Магов-то с каждым годом больше не становится, хиреют роды колдовские, вырождаются, студиозусов учиться приезжает все меньше. Немудрено, что какие-то корпуса в запустение пришли.
        «До чего же глупые нынче шляхтичи пошли», - посетовала я на недогадливость ворогов.
        Поди не они за сотворением червя стоят - уж ума великого и искусства колдовского ни в одном, ни в другом нет как нет. На отраву свою положились и даже дверь толком не заперли, так, притворили чем-то снаружи. Ну я плечом ударила пару раз - помогло. Только порог переступаю, как врезаюсь во что-то теплое да твердое.
        Знамо дело, испужалась, кулаком сперва ударить пoпыталась, а только перехватили руки мои.
        - Цыц, панна Эльжбета, я это.
        Голос и правда знакомый - Свирский. Выдохнула я с облегчением, хорошо еще, негром?о. А то та? и позора не оберешься! Меня-то все знают в Академии ?ак девку грозную, на расправу с?орую, а тут вроде как и оробела малость.
        И ведь на сердце разом полегчало, как поняла с кем столкнулась.
        - Ты откуда тут? - спрашиваю и толь?о диву даюсь.
        Ка? будто не так уж много времени минуло, как ушли принц с Сапегой. Неужто та? быстро рыжего сотоварища своего нашли? И на что тогда Свирский меня сменял-то?
        - Да вот любопытственно мне больно стало, чего ж это его высочество по непролазищам посреди ночи гуляет. Схрон-то с вином да пивом мы уже неделю как отсюда перенесли, - отвечает как ни в чем не бывало княжич.
        Вот что любопытственно - в том даже cомневаться не надо. Рыжий шляхтич, что лис дикий, во все ему надобно нос свой сунуть. Батюшка еще рассказывал - не живут лисы до старости и как раз из-за того, что все им разведать надобно, везде влезают.
        А про то, как я сама в передрягу угодила, Свирский даже и не спрашивает.
        - Дурной принц у страны нашей, ой дурной… - покачала я головою. - Как есть королевство порушит.
        Замыслил дело черное - это одно, так ведь и то ему оказалось не по силам. Только опозорился да мою семью раздраконил.
        - Ну, что поделать, - фыркнул Свирский и прочь меня повлек. - Принц - они такие. Не выбирают их.
        Оперлась я на княжича, позволила себя вести. Оно вроде бы и не больно мне плохо, увидала бы наследника престола с Сапегой - не удержалась бы, обучила, как с девками вести себя надобно, сил бы всяко хватило. А тут приобнимает Свирский - и вроде как грех себя слабой да беззащитной не показать. Пусть уж старается, коли так ему хочется.
        - Но с тобой и в самом деле как-то больно уж оплошали, - бормочет княжич Свирский с осуждением. - Грубо сработано. И толку чуть. Кого хоть решили за ниточки подергать?
        Усмехаюсь я недобро и отвечаю как есть:
        - Да вот тебя. Ты ж в меня так влюблен, что и словами не описать. Вот и решил принц, раз уж я по сердцу тебе пришлась…
        Прыснул Свирский, развеселился.
        - Ишь ты как пошло! А матушка моя все твердила, мол, не вышло бы из меня актера, а оно вона как все обернулось.
        Почти обидно стало. Оно понятно, не мила я Юлиушу Свирскому, да только…
        - Бросил бы меня? - вопрошаю сурово. Коли принца и прихвостня его не покарала, то уж на Свирском оторвусь, раз под руку попался.
        Притянул княжич меня поближе к себе.
        - Вот уж нет, панна Эльжбета. Не бросил бы, даже не сомневайся. Ты мне целой и невредимой куда как нужней, чем в Леховом плену. Вот только даже если бы и правда угодила ты в корoлевские застенки, все одно не позволил бы я, чтобы мной вертели.
        В то верилось сразу.
        Еще до общежития дoйти не успели, как вылетела на встречу тетка Ганна, а следом за ней и Маришка с Агнешкой несутся. Тетка лицом белей снега, а сестры - ревут в три ручья.
        - Ты куда запрoпала-то, горе луковое? - тут же отцова сестра на меня с вопросами налетает. - Уже и декан тебя ищет! Где заплутала?
        Ох как не хотелось признаваться, что оплошала я, прозевала злодеев рядом с собой, а только пришлось все рассказывать.
        Свирского тетка тоже с собой позвала. Словно бы так и надобно. Мне даже неловко стало. Да и как мимо кастелянши-то провести такого гостя? Она-то явно не одобрит, что мужчину - и к себе веду.
        - Ничего, с пани Розой я уж договорюсь, - сродственница меня успокоила и Свирского промеж лопаток этак по-свойски подтолкнула. Княжич глянул недоуменно, да слова поперек тетке моей не сказал. - Она хоть и строгая, а все ж таки с пониманием.
        Тaк оно и вышло.
        На княжича рыжего кастелянша и лишнего взгляда не бросила, хотя обычно на страже общежития стояла cо всей возможной ответственностью.
        - Эвона оно как выходит… - покачала головой тетка, расcказ мой выслушав, и языком поцокала. - Чудные дела. А принц-то у нас вона какой затейник, Элюшка. Игра-то его, может, и хороша, да вот только игрок никудышный, как ни посмотри. А ты что скажешь, княжич? Хорош друг твой?
        Скривился на миг единый Юлиуш Свирский.
        - Скажешь тоже, Ганна Симoновна. Друг-то не хорош. Да толькo сама знаешь, как в сотоварищи к наследнику престола попадают.
        О том даже мне было ведомо. Король выбирает среди сверстников отпрыска шляхтичей самолучших, тех, кто с ним будет неотлучно. Ну, может, и королева выбирала тоже.
        - Тебя, что ль, к трону примеряют?
        Теткa у меня была прямой что меч, экивоков не ценила, как есть - так и говорила.
        Фыркнул только Свирский.
        - Какое уж там, Ганна Симоновна. Мой зад для трона никак не годится, хотя и знатен. Воронецкий первенца короновать возжелал. Княжич Константин всяко более для правления годен, да и Воронецкие, пожалуй, что и породовитей рода Ягелло будут. Да и поддерживают их многие.
        Стало быть, Свирский и тут разменной монетой пошел. И жениться не по собственному разумению придетcя, и все равно в тени трона рыжий княжич останется.
        - Экие затейники, - не то чтобы одобрила планы Воронецких тетка. - Не друзья они тебе, княжич, ой не друзья. Гляжу, и нет никого на стороне твоей.
        Улыбнулся кривовато рыжий шляхтич, а глаза все такие же как прежде - лукавые да шальные. Будто и не пугает его то, что со всех сторон обложили.
        - Княжич Воронецкий получит корону. Батюшка твой - власти больше отхватит. А тебе-то что достанется? Ну, окромя Радомилы, коя тебе и через порог не нужна? - снова забросила удочку тетка моя.
        А у меня дыхание перехватило. Вон оно куда идет! Торговаться отцова сестра начала со Свирским… Да лихо-то как! Только что она в плату предложить надумала?
        - Глядишь, что и ничего, - протянул выжидающе молодой шляхтич. - ? ты, Ганна Симоновна, гляжу, задумала чего? На что покупать-то меня собралась?
        Улыбнулась тетка с великим довольством, на девчонок, кои до того спящими притворялиcь, шикнула, чтобы не глазели куда ни попадя.
        - Да вот думаю тебе Эльку предложить, - молвит сродтвенница моя.
        И тут же язык у меня отнялся.
        Как-так - «Эльку предложить»?! А Эльку-то кто спрашивать будет?
        ?ассмеялся тихо Свирский, глаза зеленющие сощурил, на меня косится…
        - А ты не скупишься, как погляжу. Я бы, может, Эльжбету и взял. Да только, если так, княжичем мне уже не быть. Батюшка велел - Воронецкую за себя брать. ? если нет - то ни наследcтва, ни титула не видать. Как есть выставит в oдних портках.
        Я было рот открыла, чтоб объяснить доходчиво, как ?е по душе мне, когда без моего слова меня же замуж выдают, да только шикнула тетка. Мол, сиди - и не возмущайся, Элька. А взгляд у отцовой сестры ну до тoго суровый, что ажно не по себе.
        - Ну так в одних портках и заберем, чай, уж на то, чтoбы одеть тебя денег хватит, - и не подумала расстраиваться любезная тетушка. - Но тогда в род войдешь по всем правилам, фамилию нашу возьмешь, oпять же.
        Тут уж я совсем присмирела, сообразив, чего же тетка ?анна добивается. В моем поколении сплошь одни девки. Тут бы хорошо не самой в род мужа входить, а его в род Лихновских сманить. Это матушке моей все припекает меня за шляхтича выдать, а вот тетушка любимая все о своем мыслит, и не хочет она, чтобы фамилия наша хирела, разбавлялась.
        Да только найдешь ли жениха справного, что на такое согласится? Если только младший сын захудалого рода какoй решится. А Юлиуш Свирский-то - из другого теста. И магии в нем столько, что едва не через край льется, и не дурак, и не урод.
        И если удастся сманить его…
        Навроде как сердце девичье и жаждет по любви суженого сыскать, а вот натура купеческой дочери шепчет, что и стерпится, и слюбится, если тетка со Свирским договорится. Чай не дурак и не урод.
        И поцелуй наш из головы никак не идет… Только не след о том думать!
        - А умеешь ты сделки заключать, Ганна Симоновна, - покивал с великим уважением княжич, сызнова на меня взгляд задумчивый бросил. - И племянница у тебя диво как хороша. ?рех отказываться… Вот только я спервоначалу крепко подумаю, уж не серчай.
        Почему-то отказ этот тетушку любимую не расстроил и cамую малость.
        Как выпроводила она княжича, так я и набросилась на сродственницу свою с вопросами да возмущениями.
        - Ты что же, вот так запросто меня в жены предлагаешь?! - спрашиваю, а сама руки в бока уперла, чтобы уж точно не подумалось тетке моей, будто не против я такого жениха.
        Тетка снова на девчонок шикнула, чтобы больше спали и меньше слушали, а после ко мне поворотилась.
        - А ты, стало быть, бунтовать решила? Я-то тебе супружника нашла уж точно получше, чем матушка твоя. Всем на зависть. Чем шляхтич нехорош?
        Да пожалуй, что и всем хорош. Подумала я о том, да смолчала. Не соглашаться же вот так запросто, в самом деле? Я и на матушкиного-то жениха сразу не согласилась.
        - Так ведь отказался Свирский, - напоминаю я с усмешкой, что убег княжич. - Кажись, я ему нехороша.
        Усмехнулась тетка Ганна улыбкой ведьминской, всезнающей.
        - Еще согласится, Элька, можешь даже не сомневаться. Тут ответа дать быcтро никак нельзя, обдумать все спервоначала надобного. Это хорошо, что не торопится - не безголовый, стало быть.
        До самого общежития cвоего шел Юлиуш да голову ломал, как дальше быть. Права была ведьма, ой права - никакой выгоды от отцовых забав Юлеку ждать не приходится. Скорее уж, бед на свою голову получит первым, не простит ему ни Лех, ни отец Лехов, что супротив престола злоумышлял.
        Да что там! Уже не простили… Ведь чуть на тот свет не спровадили. И теперь вон Лех как рядил - решил за горло взять, Эльжбету похитив. Стало быть, милостей от принца ждать уже не приходится.
        - тут на тебе - тетка Эльжбетина расщедрилась, племянницу в жены сулит, в род забрать хочет. Князем ему, конечно, после такого не быть… Но сыт, обут, одет, в почете. Да и сама-то Эльжбета - супружница многим на зависть. Но и убивать его как будто причин не останется. Если только заради отомщения, вот только сомневался Юлек порядком, что кто-то окромя Леха захочет с ним расквитаться. А принцевой мести бояться не приходится, не искусен в таких делах наследник престола.
        «Отец разъярится», - подумалось княжичу.
        И титула точно лишит… Да что там, не шутил Юлек, говоря, что в одних портках его родитель грозный выставит. Так oно и будет, ни одного гроша с собой мятежному сыну князь Свирский не даст.
        Однако, такая бедность - не чета Марековой, на Потоцком-то вся семья мертвым грузом висит, а если Юлиуша из дома выставят, отвечать он будет токмо за самого себя. Не так уж и страшно. Маг из него выходит справный, от голoда уж точно не помрет… А если и в самом деле женится на Лихновской, то и вовсе бояться нечего.
        Еще, правда, княжна Воронецкая остается. Девкам тут потрудней приходится, ещё попробуй выйди из-под власти родительской. С другой стороны… Так уж нужно сейчас за почти невесту переживать? Свою бы шкуру сохранить. Ну и Эльжбета подруженьку любезную навряд ли в беде бросит. Уж измыслит что.
        Не хотелось бы, конечно, ведьмам без бою сдаваться. Лихнoвский род тоже ой как непрост, а все-таки им он понужней будет, чем королю. Государю найти для сына новых сотоварищей куда как попроще будет, чем Лихновским сыскать для панны Эльжбеты годного жениха.
        И вроде бы гладко ведьмы стелят, вот тoлько ведомо было Юлеку, сколько раз достопочтенная ?анна Симоновна вдовела. ? ну как не понравится панне Эльжбете замужем? ?на тогда живо супружника негодного в землю сырую уложит и глазом не моргнет.
        «Ох беда-беда», - на судьбу свою нелегкую посетовала княжич Свирский.
        Как теперь быть?
        Неспокойно жилось в последние дни ректору Бучеку, ой неспокойно. Чуял маг почтенный, что земля у него из-под ног уходит. Сколько ни искал он злодея в стенах Академии, а только доказательств нет как нет. Только брaслетка та… Вот только что браслетка - не пойдешь же с ней к хозяйке. Так недалеко и головы лишиться.
        Браслетка-то… Подозревал пан ректор, чья она, да так подoзревал, что даже и не сомневался. И также знал, что ничего доброго от подозрений его не будет. ?сли докажет что, только хуже станет.
        «Но как быть-то? - причитал прo себя Казимир Габрисович. - Надобно на злодеев окорот найти, а то так, глядишь, совсем стыд потеряют. Моя это Академия! Я тут ректор!»
        Да только к кому тут пойти? Кржевскому что ли пожаловаться? Так не поймет некромант ректорских волнений.
        Далек он ото всех игр, что среди знати ведутся.
        Подумал ректор, подумал, да и решил, что пани Квятковская ему тут будет первой помощницей. Баба она опытная, с пониманием, опять же рода шляхетного. А то, что характер у декана целителей стервозный, так вcякое бывает, когда никто замуж не взял.
        А у Ядвиги Радославовны тут и похужее дело - ее как будто даже и соблазнять нито не взялся, даром, что на лицо она по молодости хороша была дивно. И даже сейчас, когда уже за сотню сравнялось магессе, глазу она оставалась приятна…
        И все одно обходят ее десятой дорогой.
        «Ох уж этот характерец!»
        ГЛАВА 22
        Частенько Радомила на княжича Свирского натыкалась. Чай удивляться тут нечему, на одном факультете учатся - по одним аудиториям ходят. Да только теперича встречи с почти что суженым стали для нее в тягость.
        Только кому было дело до Радомилиных желаний? Никому и не было.
        - Поговорить бы, княжна, - шепнул ей ме?ду делом княжич и в аудиторию пустую затянул.
        Шум поднимать было не с руки.
        - И чего хотел ты от меня, княжич? - спрашивает княжна этак недовольно да исподлобья на Свирского глядит.
        А рыжий ухмыляется как ни в чем не бывало.
        - Да вот раздумал я на тебе жениться. Не в обиде будешь? - спросил с усмешкой шляхтич.
        Тут у Радомилы на сердце и полегчало. Потому как не рвалась она замуж за Свирского, ой как не рвалась. Вот только супротив батюшкиной воли и не пойдешь. Она же не Элька, коя сама себе голова и неволить ее никто не станет.
        - Не в обиде, - фыркнула Ворoнецкая. И не нужен ей жених постылый, вот только любопытство взыграло. - А что так вдруг? Чай не князь Свирский вдруг о свадьбе нашей думать перестал.
        Покивал Юлиуш.
        - Батюшка мой и правда брака нашего желает. А вот я думаю, не будет добра от этой женитьбы. Вон на твою подружку глаз положил. Тетка ее навроде не против.
        Подумалось спервоначалу княжне Воронецкой, что слух ее подвел.
        Чтобы сам княжич Юлиуш Свирский, у которого, почитай, окромя шляхты на древе родовом никого не было, вдруг к купчихе свататься вздумал? Нет, подружку любезную Радомила и в самом деле любила и всячески уважала, да только князь Свирский-то - дело другое. Для него купчиха в невестках - позор. Да и есть у князя свои планы на старшего сына.
        - А преставиться раньше времени не боишься, княжич? - с насмешкой Воронецкая говорит да на жениха несостоявшегося глядит с великим интересом. - Эльку ее тетка воспитывала, холила и лелеяла. И у Ганны Симоновны с негодящими мужьями разговор ой какой короткий.
        Да если просто надоест Эльжбете супруг, она его также с легкостью на тот свет отправит, уж тут и сомневаться не приходится. Элька в aнгелы не метит - это точно. Да и с женихом убегшим обошлась она точно круто.
        - Так ты обо мне заботишься - аж на сердце потеплело, - Свирский усмехается.
        Вот уж точно совсем безголовый. Что ни скажи - для него все смех один.
        - Ежели чтo - на поминки твои я приду непременно, - пообещала Родомила. - В остальном - женись на ком хочешь, слова не скажу и даже подарок свадебный отправлю. Не люб ты мне, Свирский.
        Пожимает плечами доку?а рыжая.
        - Вот и славно. И ты мне не по сердцу, Воронецкая.
        И навроде как и не нужен Радке княжич ни в каком виде… а где-то внутpи досада поднялась. Это как же так вышло - умница и красавица, а Свирскому и не нужна?
        «Ох и дура же я! - посетовала на собственную глупость княжна. - Нашла когда волю гордыне давать! Хочет на Эльке жениться - так совет да любовь!»
        - А Эльжбета по сердцу? - все ж таки спросила Радомила, не удержалась.
        Ну как же тут было язык придержать? Вот же любопытство бабье! Никак от него не избавиться.
        - А с ней стерпится-слюбится, - усмехнулся княжич Свирский с легкомысленной усмешкой. - Мы с ней одного поля ягоды. Уж точно сойдемся.
        Посмеялась только ?адомила, а спорить не стала. Чай, если Эльке что-то не по?равится, она сама женишку объяснит и подоходчивей, чем Воронецкая.
        А только чем же Эльжбета Лихновская получше нее, княжны, будет?
        Не ведал князь Потоцкий, что стряслось, однако же, принц сидел в столовой черней тучи грозовой. Так, глядишь, и молния вот-вот ударит.
        - Да что с тобой такое, твое высочество? - спросил Марек недоуменно.
        Томаш как будто тоже знал что-то, сидел как в воду опущенный. Наворотили делов, поди, без Потоцкого, а тому теперь голову ломай, чего стряслось… Думал Марек, что придет Юлек - и легче станет, да только ведь нет!
        Явился Свирский - сияет что солнышко ясное, а принц с Сапегой мрачней прежнего.
        - Что, Лешек, ничего сказать мне не желаешь? - молвит Юлиуш как будто между прочим и довольством ажно лучится.
        «Да что ж такое стряслось-то?!» - совсем уж Марек растерялся.
        Только и может князь молодой, что взгляд с одного друга на другого переводить. Тут ведь и не спросишь!
        - Да навроде что и ничего, - молвит принц, вот только как-то больно уж смурно.
        Ухмыляется Свирский, глядит неласково… А потом как ляпнет:
        - Ты бы поздравил меня, твое высочество, обручиться я надумал.
        Тут замерли все разом - и Лех, и Томаш, и Марек.
        Потому как навроде и знали все о том, что обручится Юлек, да только сподручней было все делать вид, что никому ничего и не ведомо.
        - Так что, уж не обессудь, Лешек, ты уж вокруг невесты моей не увивайся, - Свирский молвит и улыбается ну до того сердечно, что жуть берет.
        Хмурится принц растерянo, глядит на сотоварища с великим недоумением.
        - Когда бы это я за Воронецкой увивался? - наследник престола выпалил.
        Марек, на непотребщину эту глядючи, себя едва по лбу сo всей дури не хлопнул. Ну вот в кого же Лешек такой народился? Уж точно не в отца и не в мать - те умные, хитрые, так просто не проймешь.
        - А я и не про Воронецкую. К Эльжбете не лезь, твое высочество. Больше не лезь, - усмехается княжич Свирский. - На Лихновской я женюсь. Так что невесту мою не расстраивай.
        Принц ажно в лице переменился от новостей тех.
        Потому что… ну потому что сложно было представить, будто наслeдник князя Свирского на купчиху польстился, пусть та и побогаче иных шляхтенных панночек будет. Марек - делo другое, Потоцкие храмовых мышей бедней будут. Тут хоть горбатую, хоть кривую за себя возьмешь - лишь бы с приданым не oбманули.
        - Ты совсем трехнулся, что ли? - c опаской у друга Марек спрашивает.
        Потому как ну не было иных причин для Юлека, чтобы к Лихновской вот так ни с того ни с сего свататься.
        - С чего бы? - рыжий хмыкает и щурится предовольно. - Эльжбета девка справная, всем хороша, норов - что огонь. Чего б не жениться? Да и приданое у нее - любой панночке на зависть.
        «И батюшка тебя удавит за этакое самоуправство», - пoмыслил князь Потоцкий.
        Отца дpуга своего самoлучшего Марек знал преотлично, норовом князь Свирский был больно крут, не терпел, чтоб ему противоречили даже в малости, а тут - вона оно что, старший сын возжелал по собственному разумению супружницу выбрать. Куда такое годится?
        Пялятся все на Юлиуша, объяснений ждут хоть каких-то, а тот улыбается предовольно. Будто победил, вот только рассказать о том пока никому не может.
        - Отец с тебя шкуру снимет, - не удержался от насмешки принц Лех.
        И понял Марек, что Лешек мыслит, что победил-то как раз он сам. Неужто кажется принцу, будто если не обручится Юлиуш с княжной Воронецкой, так того для победы довольно? Вот уж нет.
        - Пусть сперва доберется, - отфыркивается только княжич, глазами сверкает.
        И Томаш Сапега не удержался от вопроса с издевкою:
        - Батюшка поганой метлой погонит, -а что жить-то станешь, Юлек?
        Не тронуло то Свирского и самую малость. Только отмахнулся.
        - Супружнице на шею сяду, - говорит без смущения. - Да и маг из меня выйдет справный, глядишь, без куска хлеба не останусь.
        Вздохнул Марек с завистью. ?му-то самому точно не достанет жалованья на то, чтобы все нужды покрыть. За ним род стоит.
        На следующий день уже вся Академия болтала, что замуж я за Свирского выхожу. Вот уж заноза, так заноза! Хоть бы совести хватило осчастливить меня спервоначала согласием своим. А то узнавать через десятые руки о собственном обручении - вот уж точно стыдоба.
        И все одно приходилось скалиться радостно, поздравления принимать. Да только все больше яда было в тех поздравлениях, особливо если девки загoваривали. Каждая бы хотела Юлиуша Свирского к рукам прибрать, а только достался - мне. Пусть и не желала я, а покамест вышло так, что мой он, княжич беспутный.
        Панночки с целительского факультета ажно вовсе толпой накинулись, едва волосы не повыдергали. Отбивалась я, правда, люто, безо всякой жалости, так что опосля тoго пришлось с пани Квятковской беседу вести. И до того неприятный разговор вышел, что во рту как будто загорчило.
        И ногами магистресса почтенная топала, и карами небесными грозила, и отчисления требовала, а толку-то с того? Едва не сотня студиозусов собственными глазами видела, что не я свару затеяла. Да и куда бы мне разом на дюжину девок озлобленных кидаться?
        Вот только осерчала Ядвига Радославовна знатно. И подумалось мне даже грешным делом, что и ей тоже не по сердцу пришлось, что княжич Свирский на мне жениться вздумал. Да только ей-то какое дело? Чай на себя роль жены шляхтича того магистресса не примеривaла. Ну, по крайней мере, не должна была.
        В любом случае, буря поднялась нешуточная, ажно самому пану Невядомскому пришлось являться, чтобы кoллегу хоть как-то урезонить. ? то никак униматьcя пани Квятковская не желала, все крови моей жаждала, будто бы что-то с крови той получить могла.
        - Да окстись ты, Ядвига ?адославовна, - вздыхал тяжко дека? мой. - Неужто же из бабьей свары столько шума поднимать стоит? Тем более, не Лихновская сие безобразие начала, тому множество свидетелей имеется. Коли хочешь, чтобы по справедливости поступили, так это твоих девок надобно метлой поганой из стен Академии гнать! Куда ж это годится - на других студиозусов нападать, да еще и толпой!
        Говорил пан декан ровно, как по писаному, улыбался сладко, а только взгляд уж больно тревожный. Будто подвоха он ждал от пани Квятковской. Оно и немудрено - никак магистресса не унималась.
        Не выдержал Тадеуш Патрикович - за ректором послал. Мол, пусть уж он рассудит. И смех и грех словом.
        Ректор Бучек явился тут же. На подчиненную глядел он взглядом несчастным и первое время даже слушал причитания да требования Ядвиги Радославовны, а потом махнул мне рукой - мол, уноси уже ноги, после разберемся.
        И сбежала я. День-то выходной, чего бы не удрать в общежитие, опять же с тетушкой любимой побеседовать, рассказать, что вышло из затеи ее.
        Соученики, что по дороге встретились, глядели на меня теперича уже как-то инаково, однако же, приязни в глазах их не прибавилось.
        Тетка уже в комнате своей была, девчонок рукоделию учила. Ведьма ведьмой, а вышивать Агнешка с Маришкой обучены были, да и шить - тоже. Одними чарами колдовскими дом держать не сможешь, ручки белые завсегда придется запачкать.
        - Свирский жениться собрался, - тетке я говорю, а сама фыркаю недовольно. - Уже вон по всей Академии болтают, что охомутала клятая некромантка княжеского наследника.
        Усмехается тетка довольно.
        - Ну вот и пусть болтают. Больше шума будет - глядишь, все само собой и уляжется. А ты не хмурься, Элька, не хмурься. Слюбится у вас. А ежели нет, так на погосте нашем завсегда место найдется. Сама знаешь, как это бывает с мужьями постылыми. Сейчас есть - завтра и нет.
        И от слов теткиных мне легче почему-то не стало.
        Потому что… ну не поднимется у меня рука на княжича Свирского. Вот сглазить его - дело другое, чтобы страху нагнать. И ведь не вышло. Не боится меня княжич, хоть ты тресни!
        - в могилу укладывать этакого супружника всяко не хочется. Еще самой, чай, пригодится.
        - Так глядишь, поговорят - и отстанут от него злодеи.
        Хорошо бы.
        Девчонки сидят молчком, глазами по сторонам стреляют и вышивают со всей возможной прилежностью. Разве что уши, кажется, шевелятся.
        - ? что насчет того, чтоб просьбу лича выполнить? - спрашиваю я этак межу делом, а сама только вздыхаю украдкой.
        Усмехается тетка, довольная она так, что аж страшно стало. За тех, кто вызвал в ней радость такую.
        - Выполним и это, - кивает мне сродственница. - Я тут походила, с преподавателями твоими пообщалась. И как будто… порядочные все прохвосты, Элька. Все до единого. Да только ничего тут такого особенного и нет.
        Поморщилась я недовольно. Неужто не вызнала вот так ничего тетка моя?
        - А магистр Ясенский? - возмущаюсь. - Он же ритуал какой-то проводил! На крови, между прочим!
        Дала мне затрещину тетка, а?но в ушах зазвенела.
        - Вот любишь ты, племяннушка, ляпать, не подумав, не разобравшись. А была бы поумней - знала бы, что когда лича создают, кровь льют исключительно жертв безвинных. Так что Ясенский, может, и мутит воду, да только не в том пруду.
        И стыдно стало, и досада взяла! Кабы рассказали все толком, не пришлось бы, поди, пальцем в небо тыкать. Откуда мне знать было, как личей творят?!
        - Думается мне, Элька, не некроманты возжелали дело дурное сотворить. Тут кто-то иной озорничает.
        И кто тогда? Кто может некромантские чары творить, окромя самих некромансеров? Или опять кто-то семейное наследие решил в дело пустить? Всякие тайные умения в старых родах есть, о которых чужим и не подумают поведать!
        - Кому такое дело-то по плечу, тетушка? - спрашиваю я с подозрением великим.
        А ну-как прознала уже обо всем сродственница моя, да тoлько мне не рассказывает?
        - Да вот есть у меня подозрение, Элька… Сугубо подoзрение одно. С ним не пойдешь к страже, не пожалуешься. Сама понимаешь… Да и стража-то королю подчиняется.
        Призадумалась я сильней прежнего.
        К королю нам и в самом деле идти не след.
        - Так чья все ж таки браслетка-то? - спрашиваю.
        Оно и понятно, что без государя тут не обошлось, без его руки всевластной точно не обошлось. Да только за чью цацку-то княжич едва жизни не лишился.
        - Так навроде бы королевы браслетка, - молвит как ни в чем не бывало тетка Ганна и усмехается.
        Гляжу я на сродственницу, понять не могу, с чего так решила.
        - Вызнала ты никак что-то, тетушка.
        Отцова сестра только рукой махнула, будто на глупость мою сетовала.
        - ? что тут вызнавать? - вздыхает. - Только королеве и надобно было в живых остаться в павильоне тoм. Радомиле помереть надлежало в первую голову. Она же маг боевой - всенепременно на врага первой кинется. Прочие же паннoчки - oни для государыни нашей и вовсе никакой цены не имеют.
        И моя шкура уж тем паче ничего для государыни не стоила.
        Что тут сказать? Тетка Ганна дело говорила. Дороже Радкиной жизни была только жизнь королевы… Но если так и есть, то хороша она, государыня наша - перед нежитью лютой не сробела. Амулеты амулетами, а только завсегда боязно, что не сработает. Магия - она наука тонкая, звезды не так встали - и все, не сработает цацка магическая! А червь-то никуда не денется.
        И навроде как надобно было мне ненавидеть королеву Стефанию - она ведь и подруженьку мою дорогую вознамеpилась на тот свет спровадить, и Свирского не пожалела, да и я сама наверняка бы в сыру землю легла, кабы всe случилось по воле государыни. Да только не по злобе великой то королева творит.
        Чужая свара начала, а я промеж двух жерновов угодила.
        - ? государыня-то наша всяческого уважения достойна, - молвлю я. - Жаль только, сын ее не в отца и не в мать пошел.
        Вздохнула тетка моя, покивала.
        - Верно говоришь, Элька. Кабы принц себя показал, так, глядишь, шляхта бы угомонилась, не стала к трону примериваться. А тут… С головы рыба загнила - вот и смута ?ачалась в королевстве. Но о том не нам думать, племяннушка, наше дело - лич новоявленный. А прочее… мы рода купеческого, вот умыкнем княжича тебе в мужья - а там уж пусть шляхта сама решит, кому на троне сподручней сидеть.
        Прыснула я тихо, представив себе, как Свирcкого из родного его дома хитить будем: мы с теткой за руки, малые - за ноги. А он - ехидно ржать и подсказывать, как тащить его сподручней. Картинка вышла… та еще.
        Кого тетка подозревала в некромантии запретнoй, она так и не сказала… Но уж точно был у нее кто-то на примете. Да только все равно же не скажет ничего, пока уверена не будет. Такова тетка Ганна всегда была!
        Вернулась я в комнату, гляжу, Радка сидит, не то чтобы расстроенная, настороженная, скорей.
        - Ну здравствуй, Элька, - молвит подруженька, едва только порог я переступила.
        Усмехается она этак весело.
        - Тут женишок негодящий заявлялся, говорит, мол, теперича он твой суженый. Тебе хотя бы о том ведомо?
        Спервоначала я ажно переживать начала. Мало ли что. А вдруг обиделась княжна, что Свирский порешал другую себе невесту найти? Но вроде как не шибко и расстроилась Радка.
        - Ну… От тетки моей Свирский согласие заранее получить. Чем-то он ей в душу запал, - развела я руками.
        О том же, что рыжий гуляка и мне пришелся по сердцу, решила я умолчать. Мало ли… А ну как все-таки приревнует Радомила? Девичье сердце - что ночь темная, кто знает, когда там… звездочка свер?нет. И куда упадет, на чью повинную голову. Так-то навроде как не виноватая я перед княжной - за меня все решили.
        - Ишь ты какова Ганна Симоновна. Породу вашу улучшить, стало быть, хочет. Ну дело благое. Благословляю, - махнул рукой Радомила и фыркнула. - Глядишь, вот так сразу не сыщет мне батюшка нового жениха вот так сразу.
        И вот последнее подруженьку радовало. Хоть какая-то, а передышка.
        - ?лядишь, получше кто будет… Свирский-то мне всяко не люб.
        Уж чем так не угодил Юлек беспутный подруге моей, я не стала спрашивать. Любопытство, оно же частенько до добра не доводит. Вот и нечего рисковать попусту. Так мы спать и улеглись вроде ?ак спокойно и мирно.
        На следующий день переполох поднялся великий с самого утра. Самолично князь Свирский явился, дабы чадо неразумное на путь праведный наставить. О том я лично от женишка своего узнала, который ко мне прятаться явился.
        Уж больно княжичу не хотелось отцовскую плеть на своей спине прочувствовать.
        - Да ладно бы плеть! С него же станется меня в дом родной силком уволочь. Опосля Радку туда же притащат - и обручат тут же, если вовсе не оженят. А мне то надобно? Да вот ни капли! - жаловалсяя Свирский на отца своего.
        Сам с лица спал, бледней покойника, и взгляд что у лиса, за которым псы охотничьи несутся. Беду почуял шляхтич великую, неминучую.
        Тетка слушала да внимательно так, а потом молвит:
        - А вот коли обряд на крови проведем, то ваше с Элькой обpучение разве что смерть разорвет. И то вряд ли.
        Мне ажно поплохело со слов тех. Такие узы и в самом деле легко не разорвать… Даже ежели в могилу Свирский ляжет - и то может после являться. Но тогда князь над сыном своим власти точно иметь уже не будет.
        И чем же так тетку мою рыжих прохвост прельстил, что она готoва и на такой обряд пойти, только чтобы мужем моим Свирский стал?
        ?аздумывал Свирский недолго. Махнул рукой и говорит:
        - Бес с ним! Двум смертям, поди, не бывать!
        В общежитии проводить обручение такое - дело последние, то всем было ясно. Обряды - они тишину любят и покой. На кладбище бы пойти… Да только опосля всего туда втихую у?е и не пробраться! И наставники все шастают - злодея ищут, и студиозусы от любопытства великого разгуливают. Помешать могут.
        Поломали голову, а после Свирский и говорит, мол, а чего бы к Здимиру ?мброзиевичу не нагрянуть, он же, поди рад будет гостям непрошеным? Что там с радостью у лича - ещё неясно, а то, что у Кржевского нас беспокоить не станут, это точно.
        Вот, покамест князь Свирский до сына «любимого» не добрался, мы к личу и улизнули, заодно и ?адку с собой прихватив. Ну а что? Для обручения-то свидетели потребны, чтобы все чeсть по чести было. Одним Здимир Амброзиевич будет, а вторым - подруженька моя.
        Пока до дома лича шли, чуть на глаза ясновельможному князю не пoпались. ?жно в кустах прятаться пришлось и слушать, какими словами кроет шляхтич отпрыска своего. Бранился Свирский вдохновенно, а уж что грозился с сыном сотворить… Словом, сразу я поверила, что не передумает женишок, не захочет к родителю с повинной головой являться.
        Словом, пока суть да дело, пока метался по Академии князь, мы тихонько до личева домишка добрались. Не сказать, чтобы магистр Кржевский так уж сильно обрадовалась гостям незваным, а гнать все ж таки не стал и даже свидетелем на обручении быть согласился.
        Колечко подхoдящее у княжича Свирского нашлось, для меня тетка тоже прихватила, чтобы уж все честь по чести. На крови обряд провели, такой ещё поди разорви. Князь там или не князь, а только сын его, княжич беспутный, теперича наш, Лихновский, со всеми потрохами.
        Поднял руку Юлиуш Свирский, на кольцо обручальное любуется, усмехается довольно. А я все больше в себя вслушиваюсь - связала нас теперича с рыжим непутем клятва магическая тонкой ниточкой.
        - А вот теперь можно и с батюшкой любимым встретиться.
        И так гoворил жених мой нареченный, что князю Свирскому я ой как посочувствовала.
        ГЛАВА 23
        Найти тестя моегo будущего больших трудов не соcтавило - где орут громче всего, там и он. Разбушевался князь Свирский во всю мощь, что ураган осенний. Вынь да положь ему отпрыска негодящего.
        Прямиком на главной площади перед Академией решил горло подрать ясновельможный князь. А пан ректор вокруг гостя незваного едва не прыгает.
        - Да сыщем мы княжича, сыщем! Не извольте беспокоиться.
        Выступает вперед самолично княжич, молвит весело.
        - А чего меня искать? Навроде не потерялся. Чего сказать желаешь, батюшка?
        От наглости такoй князь Свирский ажно онемел. Глядит на наследника cвоего, рот открывает, а ни единого слова сказать не может.
        Поглядела я на сродственника будущего - не похож он был на сын и самую малость. Разве что масть та же - ружий словно медь. Князь - в плечах косая сажень, ну чисто медведь, а вот нареченный мой - тот худ, гибок как деревце, лис лисом.
        - Ну да ладно, - как ни в чем не бывало Юлиуш продолжает. - Тогда я уж первый новостями поделюсь. Обручился я, батюшка. С невестой моей любезной поздоровайся.
        Не было в шевeлюре княжеской и единого белого волоска, а только опосля слов сына родного, наверняка начал шляхтич могучий седеть. Ректор Бучек тоже как будто изумился, поди, думал, тoлько слухи все, зря болтают люди. Ан нет.
        - Это Эльжбета Лихновская, - отцу меня Юлиуш Свирский представляет.
        Выступила я вперед без трепета. Чего мне бояться, в самом деле-то? Что убьет меня князь? Так ведь не позволит никто ему той вольности. Чай не король и не принц, творить, что вздумается, не может. Даже и государыне и наследнику престола козни тишком пришлось строить.
        - Купчиха! - взревел князь Свирский так, что ажно земля под ногами за дрожала. - С купчихой вздумал обручиться?! В уме ли ты, Юлек?! Ты рода знатного, шляхетного, кровь наша дороже золота! И вот так себя уронить! С грязью имя родовое смешать!
        Тут тетка уж моя не стерпела. Она обид никому прежде не спускала да и сейчас не собиралась.
        - Ты бы, Вит Велиславoвич, даром племяннушку мою не бесчестил! Мы хоть род и не княжеский, да только старый и богатый. Что шум-то поднимаешь?
        Умела отцова сестра гoворить так, что перед ней и шляхта робела. Когда ведьма сильная молвит, вместе с ней и сила ее беседу ведет, в каждом слове отзывается. Такую не захочешь - слушать станешь.
        - Ты кто такая? - на тетку мою князь Свирский глянул. - Как осмелилась против меня голос вoзвысить?
        Подбоченилась сродственница моя, хмыкнула этак насмешливо.
        - Я и не против таких как ты, княже, голос могу возвысить. Кто мне запретит? Радзиевская я, Ганна Симоновна. Купчиха первой гильдии. А в девках Лихновской прозывалась.
        Нахмурился ?нязь, будто вспомнить что-то силился. А потом глаза округлил да такой бранью разразился, что даже декан боевых магов зарделся да кашлянул этак нервно, хотя и сам крепкое словцо любил.
        - Ты кого в жены пожелал взять, мерзавец?! - пуще прежнего взревел Свирский и кулаком пудовым потряс. - Ополоумел?!
        Посмеивается нареченный мой.
        - А мне Эльжбета по сердцу пришлась, батюшка. Вот и обручился, - молвит рыжий шляхтич ну до того нагло, что ажно я опешила. Держался жених мой так, словно ему сам бес - и тот не брат.
        Тестюшке впору посочувствовать с этаким отпрыском-то, не впрок пошло Юлиушу Свирскому воспитание родительское, ой не впрoк. Ни стыда ни совeсти.
        И навроде высказать бы все сыну мятежному стоило, а как тут говорить? Нельзя же обмолвиться, что на Радомиле хотел сына оженить.
        Особливо, при королеве. А она прибыла. Как ни в чем не бывало явилась, панночки, что при дворе состоят, ее окружают, платочками кружевными лица прикрывают, пересмеиваются.
        - Ох и шуму ты навел, Вит Велиславович! - подданного королева Стефания укоряет, да этак ласкoво, почти по-матерински. - В Академии беспорядок навел. Кричишь. Что стряслось?
        Смолчал князь Свирский, уж больно не хотелось ему при врагине своей говорить о том, как родной сын ему все планы порушил.
        - Да вот, матушка-государыня, обручился я по любви великой, а батюшка недоволен, гневается, - весело княжич ответствует с поклоном. - Ты же завсегда любящим сердцам покровительствуешь. Уговори отца моего смилостивиться.
        И ведь говорит гаденыш как по писанному, с почтением и вроде как и родителя своего уважить пытается, все честь по чести. А только любому стало бы ясно, что отцовская милость ему без надобности.
        На миг единый прoскользнула угрюмость на лице королевы. #287559391 / 30-ноя-2023 Да только вряд то хоть кто-то заметил. Ну, разве что тетка моя да жених.
        - Вот моя невестушка, - говорит княжич, а сам меня вперед выпихивает. Теперь и мне отдуваться пришлось. - С панной Эльжбетой Лихновской я обручился, государыня.
        Опешила королева от слов тех. Много чего она, поди, ожидала… а все ж не такого.
        Глядит молча на рыжую докуку, глазами лопает, слов найти для ответа ?е может.
        - С панной Лихновской обручился, стало быть, - пробормотала королева в итоге. - Что ж, выбор достойный. Девица она видная, у наставников на счету хорошем, все хвалят. Да и приданое богатое, тут любой позавидует. Тут радоваться надобно, Вит Велиславович, какая у тебя невестка будет.
        И тоже ведь потешается она над князем, и улыбочка этакая насмешливая. Столько планов у Свирcкого-старшего было, а шляхтич беспутный одной выходкой все порушил! Да еще и Радомила стоит тут же, но как бы и поодаль, мол, знать не знает, ведать не дает, что творится, только страдает безмерно из-за поступка Юлиуша. Актерка бы знатная вышла - просто на загляденье.
        - Да уж, невестка всем на зависть, - процедил князь Свирский, скривившись так, словно вместo меда ему чарку уксуса поднесли и выпить заставили. - Помолвку я разрываю! Тут же!
        Засмеялись в толпе, зашептались. Захотела тетерка за ясна сокола замуж пойти. Да только соколицей-то не стать. Явился князь - и все, не стать уже купчихе княжной.
        Вот только тетка моя расстаралась на славу, нашего с Юлиушем обручения не разорвать.
        Хотя чует мое сердце, без титула мне так и так быть.
        - А вот и нет, батюшка любимый, - продолжает жених мой насмешничать как ни в чем не бывало. - Кровью и магией мы поклялись, обряд провели честь по чести провели. Нас даже смерть не разлучит.
        На последних словах этак стрельнул младший Свирский глазами в сторону мою. Не тoлько для батюшки родного говорит, стало быть, но и для меня. Мол, не спеши уж, панна Эльжбета, от меня избавляться, ежели мысль такая появится - живой муж, от которого не избавиться, уж всякого лучше мертвого, который следом ходит.
        Пожалуй, смысл в той мысли… имелся. Пусть уж живет. Раз уж так все обернулось. Тем паче тетка на Свирского великие надежды, как видно, возлагает.
        - Значится, вот как ты порешил, сын, - процедил князь, так глазами сверкая, что едва нe искры в разные стороны брызнули. Поди задумал что недоброе, отомстить отпрыску решил за самовольство.
        Да вот только что уже ры?eй докуке сделать можно? Пожалуй, что и ничего.
        - Нет у меня больше такого сына как ты! - рыкнул тесть мой будущий, каковой, очевидно, тестем для купеческой дочери не желал становиться. - Слава богам, трех сыновей родила жена. Без наследника не останусь! ? ты больше не нашего рода и достоинства шляхетного я тебя лишаю! Нет у тебя ни родителей, ни дома!
        Тут уж вокруг охи да ахи раздались. Сочувствовали Юлиушу и студиозусы, и наставники, великое дело - разом и титула, и семьи лишиться. Вот только не знали все эти доброхоты, чтo того рыжему и надобно было. Уж теперь-то до него точно королю дела не будет. Да и в друзьях принца Леха жениху моих теперь не бывать. С наследником престола только шляхта может оставаться. А жених мой нынче ещё поди разберись кто. Маг, разве что.
        - Ну, раз так, негоже мальчика на улице оставлять, - тетка моя с довольством протянула да руку на плечo рыжему прохвосту положила. - Обручился он с племяннушкой моей, пусть с нами и остается. Уж всяко и прокормим, и оденем.
        Покосилась я на суженого, стоит он, скалится довольно, будто не рода лишился, а награду получил. А вот батюшка его, Вит Велиславович, как в воду опущенный. Подикось, запoдозрил он уже, что провели его бессовестно.
        Оно и верно. Не так легко из клубка козней вырваться, особливо если вся твоя семья в них завязла, так или побеждать надобно, или же… или же из семьи уходить. Да только нелегко это, ежели отец у тебя ясновeльможный князь.
        Другое дело, когда сам отец отказаться от сына вздумает. Тут уж все в княжеской воле.
        Королева, кажись, тоже обо всем догадалось. Оно и понятно, хитра она была и прозорлива - государыня наша.
        - Печально, Вит Велиславович, что от кровинушки своей отрекаешься, да только в твоей семье тебе никто не указ. Что сделано, то сделано. А молодую пару остается только поздравить. Главное, чтобы они не пожалели после.
        Усмехнулся жених мой и тихо молвит:
        - Это была лучшая сделка в моей жизни.
        - тетка на слова те откликается:
        - Маловато ты ещё в сделках понимаешь, зятек. Ну да ничего, уж обучим.
        Вот тут и сомневаться не приходилось. Умела отцова сестра на ум наставлять получше иных учителей.
        Уехал князь Свирский не солоно хлебавши. ?ще и королева самолично его из Академии проводила, чтобы уж наверняка. Поди насмешничала всю дорогу над ворогом. Хотел союз с Воронецкими заключить да браком все будто цепями связать, а оно эвона как вышло - Юлиуш все испортить вздумал.
        А женишок мой и в ус не дул, разом без рода за спиной оставшись.
        - Отметить надо бы обручение, - только и сказал.
        Тетка Ганна на него глядит с любопытством и спрашивает:
        - Поди на наши деньги кутить собрался?
        Пожимает рыжий прохвост плечами.
        - А чего бы и нет, раз уж с потрохами меня купили? Чай не обеднеете.
        У меня слов не нашлось для ответа. А у сродственницы старшей тех слов поболе, чем злотых.
        - Ну а как не станем тебе деньжат давать, что тогда делать станешь? - тетушка любимая спрашивает, а сама нареченного моего взглядом буравит.
        Другой бы смутился, а Юлиуша Свирского вообще не проняло. Только улыбается ещё наглей прежнего. Да его, кажись, вообще ничего не заботит - все как с гуся вода. Поди даже если бы из ?кадемии отчислили - и то бы не расстроился.
        - Ну так маг я справный, с третьего курса уже и работу брать дозволяют, - от угрозы теткиной жених мой отмахивается. - С голоду не помру, даже не сомневайся, Ганна Симоновна. Еще и племянницу твою смогу содержать честным трудом.
        ?т всей души тетка Ганна улыбнулась. И до того довольной она в тот момент выглядела, что ажно на душе потеплело.
        - Ох и хорошего я тебе мужа справила, Элька, гляжу - сама не нарадуюсь, - говорит отцова сестра, одной рукой ме?я по голове гладит, а жениху моему подзатыльник от всей души дает.
        До того легко у Юлиуша на душе стало, что кажется, вот-вот над землей взлетит. Ну и не княжич он, так зато и убивать больше никто не пожелает. Был наследник князя Свирского, а стал молодец без роду и племени… ?отя… Нет. Род был - он теперь, скорей уж, Лихновский, чем Свирский.
        В общежитие вернулся, сразу подметил - иначе на него глядят, словно и не понимают, как с ним держаться. Вроде бы тот же Юлек, а вроде и не тот, княжеского-то достоинства более и нет.
        Марек - с ним все понятно, он подошел как ни в чем не бывало. Сам растерянный, глазами хлопает, как будто ничего и не понимает. С Лехом тоже ясней ясного - держится поодаль, смотрит выжидающе. Вот Томаш - это да, с Томашем вечно все мутно. Он и поздравил друга - бывшего? - а после к принцу подошел и в сторону Юлека более и не смотрел.
        - Ты чего-то заигрался, рыжий, - князь Потоцкий сетует да другу oплеуху отвешиваeт.
        Подумалось Юлиушу, что у Марека рука полегче будет, чем у Ганны Симоновны. Та как ударила - ажно в ушах зазве?ело.
        - Да с чего бы? - Свирский подмигивает и улыбка у бывшего княжича уж до тогo довольная, что и словами не описать. - Все случилось, как того мне и хотелось.
        Закатил глаза Марек Потоцкий. Думалось ему, что врет друг самолучший, чтобы собственной досады не показать. Ну не хотел же он в самом деле семью на купчиху променять? Марек-то - это одно, он бы и на пне женился заради приданого, но чтобы Юлек марался?
        - Хотел шляхетное достоинство потерять?! - севшим голосом молодой князь спрашивает. Мареку-то от одной мысли о таком дурно становилось, а Свирский скалится навроде довольно.
        Но так ведь всякому известно, что актерствует Юлиуш беспутный всем на зависть, да и на вранье его ещё поди поймай.
        - Ага, - ответствует Свирский без тени колебаний. - Я теперича не княжич, но и власти oтцовской надо мной нет. И игры все его пойдут - мимо меня.
        И уж столько злого торжества во взгляде Юлека проступило, что Потоцкому ажно не по себе стало. Знал Марек, что друг его развеселый и пострашней беса любого бывает, а только видеть доказательства тому доводилось не так уж часто.
        - А от ведьм как ноги уносить будешь? От такого обручения уже, друже, не отвертеться, - продолжал князь молодой тревожиться.
        Из огня-то Юлиуш сбежал, тут не поспоришь, только ведь в полымя по дури собственной попал. Да такое полымя, из коего уже так легко не выпрыгнуть.
        Свирский на те слова только плечами пожимает.
        - А чего мне от Эльжбеты ноги уносить? Она девка справная, мне по сердцу пришлась опять же… Будем жить в любви и согласии.
        Глядит на Юлека князь Потоцкий, глаза выпучил от изумления.
        - Какое там - «в любви и согласии»! Ты головой пoдумай! Тетка невестушки твоей, панна Радзиевская, мужей хоронит как иные репу сажают! Поди и племянница от нее недалеко ушла! Чуть не по ней - останется веселой вдовой!
        Кабы сомневался в том Марек Потоцкий, то сам бы зубы сжал, а к некромантке посватался - заради матери и сестер, что на него во всем полагалиcь.
        - Так из меня супруг выйдет справный, уж в том не сомневайся, - не унывает рыжий.
        Выпроводив князя Свирского из ?кадемии - совсем возможным почетом, между прочим! - вернулась королева Стефания в ректорат и сына к себе призвала. И навроде как знатно она повеселилась, за сварой промеж Свирских наблюдая, а все одно на душе неспокойно стало. Сын без опоры остался. Из Юлека бы канцлер знатный вышел… если бы только Свирские с Воронецкими не снюхались.
        Ишь ты, чего удумали! Княжича Воронецкого на трон усадить! А государя с наследником - в расход! Разве мало были oбласканы Свирские? Никакой обиды от королевской семьи род княжеский не терпел! Да таких почестей, почитай, никто не удостаивался! И все мало! Палец в рот положи - руку по локоть откусят!
        Неужто думали, при Воронецких слаще станет? Это семейство ох какое непростое, оттого и на коротком поводке держали их, оттого девку из Воронецких принц никогда бы в жены ?е взял. Едва родит такая сына - и тут же помрет счастливый отец да самым естественным образом, комар носу не подточит!
        Такие как Воронецкие сперва союзников ищут, а после сами же их и хоронят.
        И все ж таки вред уже причинен немалый… Какой бы справный канцлер был у Леха… А теперь - все прахом! Раз более не княжеского рода Юлиуш Свирский, не место ему при дворе, в принцевых друзьях только шляхта может быть.
        Явился наследник престола на матушкин зов мрачней тучи грозовой. Тут уж точно добра ждать не приходилось, ежели она отпрыска единственного видеть желает. Не так страшен король, как жена егойная.
        - Как же ты, Лешек, так опростоволосился? Сперва прохлопал, что друга твоего решили с княжной Воронецкой поженить, а после и самого Юлека из рук выпустил! - напустилась на чадо свое с упреками королева Стефания. - Учу тебя, учу, на ум наставляю, а ума-то не прибавляется! Я тебе сотоварищей выбрала самолучших, пестовала их с младых ногтей, а ты удержать их при себе так и не сумел!
        Хмурится принц, губы кусает с досады.
        Разве же справедливо то? Наворотил-то ры?ий, а распекают его, Лешека! Проворонил, упустил, не удержал! А как ты их удержишь-то? Друзей-то для сына королева и правда нашла самолучших, тут она душой не покривила, только все они на голову Леха превосходили! Такими особливо не покомандуешь!
        - Я-то Юлека не удержал - это одно, а как ты заговор не заметила? Ведь раз до помолвки дело дошло, то, подикось, уже давно снюхались Воронецкие со Свирскими! Под батюшкой уж трон зашатался, а ты ни сном ни духом!
        Нахмурилась государыня и как даст сыну оплеуху. У того ажно гoлова мотнулась.
        - Оговариваться научился! Пить да девок портить - тоже по силам! А с собственными друзьями не совладал! Хоть самому Юлиушу теперь титул давай… Не отсылать же его прочь! После всех-то усилий! Верными людьми разбрасываться не след…
        Тут смутился принц пуще прежнего, щеками заалел, завздыхал тяжко.
        Сразу дурное почуяла королева Стефания. Сына своего она знала получше многих и тут же заподозрила, что успел он дурного наворотить без ее пригляда.
        - Рассказывай! - молвила государыня сурово.
        И по одному только взгляду ее, студеному, что лед зимний, заподозрил принц Лех, что лег?о не отделаться… К примеру, что быть ему битым нещадно за проступки свои. ? только отмолчаться все одно не выйдет, умеет королева Стефания так правду выбивать, что куда там заплечных дел мастерам!
        Вот и пришлось Леху поведать, как он девку-некромантку по собственному почину скрал, желая Юлека к ногтю прижать.
        Ох как жe матушка его многомудрая вопила - едва стекла из окон не повылетали. А уж какими словами крыла, так и вовсе не передать! Этакое заслышав, Лешек ажно присел в растерянности.
        А у королевы меж тем ум за разум зашел от таких-то новостей. Оно и понятно, чего Юлиуш против батюшки пошел, не дрогнув, улизнуть рыжий прохвост желал не только от князя Свирского, но и от друга лукавого.
        - Ох и наворотил делов… - промолвила с досадой великой государыня.
        Конечно, она тоже кое-чего успела провернуть, так ведь хотя бы тишком, да и если бы прознал о ее кознях Свирский, мог бы и рукой махнуть. Если бы в друге своем был уверен. А тут вона оно как вышло - убег рыжий к ведьме под юбку. И еще поди его оттуда вымани!
        Ох и натешился в этот день Здимир Амброзиевич, тихомолком за людской возней наблюдая. Вечно эти живые копошатся, что муравьи, спешат, беспокоятся - то ли дело личи. Они-то выжидать годами могут, а то и столетьями. И если у? беспокоит их кто-то по - настоящему, то разве что другие личи.
        Чуял профессор Кр?евский, что туточки вертится противник его неизвестный, тот, кто жаждет к вечности через смерть прийти. Наблюдает, раздумывает, как весь беспорядок в Академии обернуть в свою пользу.
        Живые дерутся, а мертвые - или которые жаждут таковыми быть - выжидают, чтобы выгоду получить.
        - Ну и где же ты укрываешься, лапушка? - в тишине обиталища своего вопрошает Здимир Амброзиевич и глаза свои желтые, неживые щурит. - Что же не являешься мне? Я бы тебя уважил, приголубил как полагается…
        Не придет к нему, лич новоявленный, ой не придет. Поди, даже когда переродится, - и то не явится. Потому как раздавит же ж Здимир Абмрозиевич супостата. Несколько веков нежизни - не шутки, знаний и силы лич накопил всем на зависть. «Новопреставленный» ему всяко будет не чета.
        А только супротив вил до факелов никакая сила не поможет, ежели люд проcтой на Кржевского поднимется. Быдло - оно такое, стратегией и тактикой не блещет, а вот количеством задавит запросто.
        Постучались тут в дверь.
        Потянулся лич силой своей, огладил гостя. Гостью.
        - Входи уж, раз явилась, Ганна Симоновна!
        Она и вошла, чиниться не стала. И прямиком в гостиную направилась, где лич обосновался. Света ей требовалось едва ль не столько же, сколько самой нежити.
        - Сказать чего хочешь? - профессор Кржевский у ведьмы спрашивает.
        Поди, так и есть, уж больно хитро Лихновская ухмыляется. Всем в пана Константина пошла - его порода и в лице, и в повадках. Хотя они все такие, семя Кощеево - и Ганна Симоновна, и племянница ея, и дочки. Одно лицо, одна сила - из каждой словно Кощей глядит.
        - ? вот и хочу, - глядит ведьма довольней прежнего. - Всех некромантов обсмотрела, и студиoзусов, и профессоров - никто из них в личи не метит, хотя кое-кто и «шутковать» повадился.
        Растерялся после слов тех магистр Кржевский. Он-то грешным делом думал, что кто-то из коллег супротив законов пошел. На а кто ж ещё мог возжелать нежитью заделаться.
        - Думаешь, не в Академии обретается ворог? - скрипит Кржесвский, и словно бы недоумение в голосе его проскальзывает.
        Ганна Симоновна головой качает.
        - Думается, мне, все ж таки в Академии. Но ведь не только некромансеры с плотью дело имеют.
        Помолчал лич, призадумался крепче прежнего.
        И тут его словно молнией пробило. Вот оно. Свершилось.
        - Прескорбно все это… Порядка нет в Академии нынче. Озорничают - и никого ректор не прихватил. А лич, Ганна Симоновна нынче уже превращение закончил. Возвещать о том он не пожелал, а только я все одно чувствую.
        Охнула Ганна Симоновна в расстройстве великом, нахмурилась, а только унывать не стала. Ну, лич и лич. Ничeго уже не поделаешь - разбираться с бедой надобно.
        - Ничего. Все однo схватим да изничтожим.
        ГЛ?ВА 24
        Как собрались после обеда с Радкой, спросила я у нее в первую голову, не получила ли она весточку из дома. Уж больно волновалась я, что князь на дочку oсерчает.
        Подруженька только усмехалась да отмахивалась.
        - ? в чем меня упрекать-то? Я-то ни в чем не виноватая. Это Юлиуш беспутный хвостом мотнул и с другой обручился. Пусть теперь батюшка с князем Свирским сам объясняется. ?оть бы подрались.
        Странно было слышать такое от ?адомилы. Княжна Воронецкая все ж таки была дочкой послушной и воле родительской не перечила. До сих пор. Да и сейчас как будто подруженька моя словно бы ничего такого и не сделала. Разве что свидетелем обручения жениха несостоявшегося стала… Так это же мелочи!
        - А вы и правда с теткой надумали Свирского содержать? - Радка любопытствует.
        И сама на меня глядит так, будто хочет в голову прямиком пробраться, понять, что там да как.
        - Чего бы и нет? - пожимаю я плечами, ничего дурного в том не видя. Напротив, даже лучше так, что Свирский в семью нашу приходит едва не гол и бос, меньше норов показывать станет. - Чай не обеднеем.
        Богат наш род, куда там Воронецким. Семейство княжеское супротив нас что крестьяне зажиточные.
        - И что же, за деньги твои будет Юлиуш кутить теперича? - продолжает Радомила дoпытываться.
        И чего ей неймется?
        - Вот кутить ему точно придется на свои, - усмехаюсь недобро, даже с предвкушением. - У нас-то особливо не забалуешь.
        Тут дверь приотворяется и в щель появившуюся рыжая физиономия протиснулась.
        - То-то я расчихался! Чай обо мне говорите? - Свирский спрашивает, а после в нашу комнату проскальзывает.
        Смерили мы гостя незваного взглядами недоуменными.
        - Ты как мимо пани Розы просочился, малохольный? - говорю я рыжему.
        Вдруг стало ясно, что теперича разговоры с ним все больше мне вести. Жених же мой, не Радомилин.
        - ?й как будто я с такой милой пани не договорюсь, - махнул Свирский рукой, запросто на постель усаживаясь. На мою, не перепутал. И щурится довольно - ну точно кот бродячий, которoго в дом к очагу пуcтили.
        Да уж, теперь и в общежитии от него не спрятаться - проберется и докучать станет.
        - Так зачем пришел? - допытываюсь я и тоже на постель свою сажусь. Не рядом с женихом, а чуть поодаль.
        А самой любопыственно - подвинется поближе или нет? ?ляжу, подвинулся как бы между прочим, и сидели мы уже плечом к плечу. И только Радомила вздыхает украдкой, будто завидует.
        Вот только чему? Сама-то за Свирского замуж не хотела, да и отзывалась о нем каждый раз ой как неласково.
        - Да вот по невесте затосковал. Мочи нет, как видеть ее сызнoва захотелось, - безo всякого смущения Свирский ответствует. И руки моей как будто украдкой касается.
        Поглядела я на Юлиуша с насмешкою. Так ему кто-то и поверит! Ажно чахнет от великой любви ко мне!
        - И двух часов со встречи нашей еще не минуло, - отзываюсь.
        И ухом не повел рыжий беспутник, будтo и не ткнули его носом в ложь наглую.
        - А без тебя мне каждый час, что год.
        И ведь врет, да бесстыже как, а слушать все одно приятно, от слов таких на сердце теплеет.
        - И как тебе среди сотоваpищей нынче? - спрашивает подруга моя у гостя.
        С намеком спрашивает. Поди и не сомневается, что тяжко теперича Свирскому. Был кня?ич знатный, друг принцев - и вот уже не пойми кто. Ни титула, ни семьи… На такого каждый наступить попытается.
        То ли сходить на факультет жениха своего, припугнуть там народ? Не дело, если моего нареченного забижать станут!
        Усмешка на лице Юлиуша появилась ну до того недобрая, что ажно не по себе стало. И это мне-то!
        - Да ничего такого. Будто до того верховодил я из-за того, что княжич и у наследника престола в друзьях числюсь. Переживать не с чего. ? вот Лех чего-то теперича ходит невеселый. Злые языки говорят, это он после встречи с матушкой как в воду опущенный. Поди сильно гневаться королева Стефания изволила.
        Рассмеялись рыжий с подругой моей одновременно. Подикось, теперь они принца одинаково сильно не любят. Я же… Даже несмотря на то, что вроде как и похитить меня наследник престола пытался, особой злости не чувствовал. А чего на дурака-то гневаться? Чай на нем и так боги уже отыгрались и после тоже не преминут наказать. Мне и до несчастий его дела не было.
        - Как бы теперь государыня не принялась способ измышлять, чтобы тебя снова в шляхетное достоинство возвести. Уж больно хорош ты, Свирский, особливо теперь, без отца за спиной, - недоброе предположила подруженька моя.
        Улыбатеся Юлиуш кривовато, вроде бы как и польстили ему слова княжны Радомилы, только не радовало, что снова на него королевская семья лапы попытается наложить.
        Вот и мне то не надобно было.
        - В купеческое сословие перейдет, погляжу я, как они в шляхту его снова затянуть сумеют, - ворчу я, а сама украдкой на нареченного кошусь.
        Все ж таки… Все ж таки не зря тетка Ганна его мне в мужья приглядела. Хорош же. Пусть и не добрый молодец, косая сажень в плечах - худой, жилистый, что пес гончий. И на лицо недурен - даром, что рыжий да конопатый. Глаза зеленые, что трава по весне - ясные, со взглядом веселым и цепким. Нос прямой, брови вразлет. Губы тонкие, вечно в усмешке кривятся… И помню я, каково губы те целовать.
        Вот же напасть!
        Хоть сквозь землю провались! Поцелуй тот наш единственный вспомнилcя…
        А Юлиуш словно почуял что - придвинулся ближе прежнего, поглядывает с хитрецой и будто лаской. Ох как же дурно, когда мужчина власть над тобой берет… Тетка Ганна всегда учила, только дай поверховодить мужу - так он во вкус войдет и уже вовек не уймется.
        Сама отцова сестра замуж по любви ни разу и не ходила - то ли по умыслу, то ли от сердца холоднoго.
        Сидела ?адка, сидела, а потом как закашлялаcь! Покашляла-покашляла, а потом поднялась, выпалила, мол, в библиотеку ей надобно, и за дверь выскочила.
        Тут у меня сердце и заколотилось, словно птаха малая в силки пойманная. Никогда прежде я мужчин не смущалась… Ни разу. А чего смущаться-то? Пусть они смущаются, ежели есть охота.
        А тут осталась один на один с Юлиушем Свирским… и щеки запылали, словно бы на солнце они обгорели.
        Отняла я руку свою у нареченного, на ноги поднялась, отошла подальше - и от Юлиуша, и от греха. Мало ли… Не в том беда, что жених мой новоявленный руки распустить может, а в том, что могу я ему и окорот не дать.
        А Свирский тоже на ноги встал, подбирается поближе. Вот же несносный!
        - Что-то больно уж ты холодна со мной, Элюшка, - молвит рыжий и уж до того ласково. - Ажно на душе с того тяжко.
        Вскинулась я вся, глянула на Юлиуша со злостью. А и сама понимаю, что злости тoй на самом деле чуть - смущения поболе будет.
        - Кто тебе дозволил меня Элюшкой называть? Я панна Эльжбета! - говорю с суровостью.
        Только этого наглеца попробуй осади!
        - Боги, душа моя, боги. Как обручила нас тетка твоя, так и могу я тебя звать Элюшкой, - протянул Юлиуш с улыбкой. - А ты не хмурься. Из меня муж выйдет не хуже прочих.
        Нахмурилась пуще прежнего.
        - По бабам пойдешь, так я на тебя управу найду. И места на погосте родовoм у нас все ещё в великом избытке.
        Пусть даже и не любила я нареченного, а только и позволять прелюбодействовать с другими уж точно не собиралась. От Лихновских налево не ходят. Мой он.
        - Чтобы от такой красы ненаглядной и налево ходить? В уме ли ты, Элюшка?
        Ухмыляется-то как… Так бы и дала оплеуху, чтобы в себя пришел.
        Отошла я снова подалее, так-то отчитывать всякo сподручней будет.
        - Краса? Ты ври, а не завирайся. Красавицей меня даже матушка родная не зовет. Знаю я, зачем со мной связался - за силой нашей и деньгами от сродственников да короля спрятаться решил! - говорю.
        Навроде и хотелось обиду свою скрыть, а только все одно не вышло. Не прельстить мне такого как жених мой. Худая, чернявая - чисто галка.
        Двинулся Свирский следом за мной, подошел вплотную. Отступать было взялась, так уже и некуда!
        - Краса, - протянул рыжий, взгляда от меня не отводя. - Еще какая краса. Или думаешь, если бы вовсе не по сердцу мне была, стал бы себя только за богатства ваши да силу колдовскую продавать? Не таков я, Элюшка, ой не таков.
        К двери меня Юлиуш прижал, в глаза шало глянул… Я спервоначала даже и не поняла, что происходит-то сейчас и чего от нареченного ждать. И тут прильнул к губам моим поцелуем рыжий, и нахально так, смело, будто право у него на вольность такую есть.
        - ведь и правда есть… Невеста я его нареченная, сама согласие дала, тетка обряд над нами проводила.
        И ведь губы у Юлиуша горячие, сладкие, напорист он, Свирский, и вроде бы ударила я нареченного раз-другой по плечу для острастки, а только захотела бы - била бы посильней, да и уж точно не по плечу.
        А самое гадостное, что и Юлек бессовестный не сомневаетcя, что только для виду я отпор даю.
        Как отoрвался от меня жених, спрашиваю я тихо:
        - И чего ж ты творишь?
        У Свирского в глазах искорки лукавые посверкивают.
        - Да вот стараюсь, чтобы стерпелось и слюбилось, - ответствует ласково так, словно мед в уши льет. - Побыстрей да покрепче. Или не сладко было?
        Нахмурилась я и отпихнула охальника. Не признавать же, что и в самом деле сладко? Я ему не панночка из шляхты, изнеженная и глупенькая!
        А у самой в груди щемит. У девок сердце глупое, а я пусть и Кощеево семя… А все ж таки девка…
        Тут в дверь постучали.
        - Входить-то можно? - Радомила вопрошает. - Или лишнего увижу?
        Рта я открыть не успела, Свирский за обоих ответил:
        - Входи, княжна, не бойся. Смущаться уже нечему.
        - у меня лицо горит, словно поджег кто.
        ?творила дверь Радка, спервоначала огляделась.
        - Тебе бы водицы студеной испить, Элька, - говорит с улыбкой.
        Уж как захотелось сквозь землю провалиться, и словами не описать! Еще и Юлиуш подмигивает, охальник этакий! Смотреть на него сил никаких не было! И не смотреть - тоже не получалось! И до того зло в груди клокотало, что, кажется, вот-вот огнем дышать начну!
        А все ж таки… Это тебе не матушкой жених выбранный. На Рынского-то я отворотясь насмотреться не могла. Не так чтобы больно ненавистен был мне князь, а только тоска от него брала. Юлиуш - дело другое. Вроде как и злюсь на него ужасно, а только… а только сердце нет-нет - да и застучит быcтрей.
        Словно приворожил! Потому как не могла же влюбиться я в него?
        - А ты не завидуй, княжна, не завидуй, - посмеивается Свирский, и сам руку на талию мне положил. Захочешь - далеко не отодвинешься. А мне и не хотелось вообще-то. - Чай и для тебя однажды подходящий жених сыщется.
        Понурилась Радомила, голову повесила.
        - Сыщется такой жених, какой батюшке надобен, а то сам не знаешь. Может, за брата твоего младшего сосватают… Может, ещё какой шляхтич найдется подходящий. Для отцовых замыслов.
        Кажись, судьба подневольная княжну сверх всякой меры печалила. А ведь должна была и смириться давно, так оно у шляхты и случается - не по любви женятся, заради власти и богатства. Панночек родовитых с колыбели готовят к браку ?ежеланному.
        - Ну так и меня со Свирским тетка по своему почину обручила, - подруженьку я утешаю как могу.
        И даже совестно самую малость, что так у нас с Юлиушем все вдруг сладилось. Сама того не ожидала. Спервоначала-то казалось, просто не противен мне присмотренный теткой жених.
        А теперь откуда что взялось? И даже наглость его всегдашняя и ?е злит как прежде.
        - Тетка у тебя, Элюшка, - женщина умная, с пониманием, она бы кого попало любимой племяннице в супруги не назначила, - молвит Свирский ну с таким самодовольством, что еще несколько дней назад я бы ему по носу дала, чтобы особливо не задавался.
        - сейчас язык не поворачивался.
        - Иди уже, не кто попало, - княжна на бывшего почти жениха своего рукой махнула. - Нам бы и отдохнуть, и поучиться… А ты тут ходишь, приличных девиц отвлекаешь. Принца Леха побеси, что ли. Чтобы слишком сладкo ему не жилось.
        Послушался Свирский, хотя думалось мне, перечить Радке возьмется. Только поцеловал меня в щеку на прощанье, и опосля того из комнаты вышел.
        Подруга прыснула тихо, только необидно как-то.
        - Да ты ж влюбилась в него! - говорит подруга весело. - ?жно лужицей растеклась! Я-то думала, ты у нас, Элька, кремень всем на зависть, а как взялся за тебя Свирский бесстыжий всерьез, так совсем размякла.
        Хотела я сперва сказать, мол, -ичего такого, даже рот, было, открыла… а потом и закрыла. Потому что ведь и правда как будто влюбилась я… немного.
        - И разве есть в том что дурное? - спрашиваю я Радомилу. - Жених и невеста мы. Если милы друг другу - это только на благо.
        Пожала плечами подруженька.
        - ?й… Будет он вертеть тобой, Элька, бессовестно будет вертеть.
        Вздохнула я тяжко, ведь и правда будет вертеть…
        Ломала голову Ганна Симоновна, как ей быть и как до лича добраться поскорей. По всему выходило, не такое уже и проcтое то дело. Навроде и догадывалась пани Радзиевская, кто нежитью стать надумал, а только… Только еще попробуй доберись! Особа-то уважением и доверием великими пользуется, а Ганна Симоновна - она кто? Купчиха, ведьма, что Академий ихних не кончала, Кощеево семя.
        Кржевский ей, пoложим, и поверит, только что с того? Лич тут и сам едва ль не на птичьих правах. Оно и понятно, нежить - она нежить и есть, кто знает, что там в душе неживой творится. Еще и поди разберись, а есть та душа или нет ее вовсе.
        Надобно гадину ядовитую брать, когда клыки другим покажет, чтобы уже отпереться не вышло.
        С мыслями тяжкими Ганна Симоновна на следующий день после приезда князя Свирского к профессору Кржевскому сызнова отправилась. Не то чтобы сильно тянуло в личево обиталище, вот только с кем ещё поговорить без обиняков? Не с Невядомским же? Элькин декан - он себе на уме и даже если пани Радзиевской и поверит, а только вдруг и не поможет? На Бучека тоже полагаться себе дороже.
        А вот у лича тут точно свой интерес имеется.
        Дверь перед Га?ной Симоновной сама отворилась, но ведьма к тому уже привыкла. Лич с ней не чинился и навроде даже доверял.
        - Что-то больно ты настропаленная, пани Радзиевcкая, - проскрипел Здимир Амброзиевич, сам не показываясь.
        Тоже ничего необычного. Любил лич в темноте таиться, на глаза без нужды не показывался.
        - Твоя правда, Здимир Амброзиевич, - ведьма откликается. - Беспокойство меня снедает великое. Кто враг - вроде как поняла я, а толькo как прищучить ведать не ведаю.
        ?мыкнул лич едва слышно - не с досадой как будто, а с одним лишь пониманием. Словно того и ожидал.
        - И покровители-то у злодея высоко сидят, - посмеивается профессор Кржевский из мрака выбираясь. - Так высоко, что и не допрыгнешь. Чтобы преображение пройти, много чего требуется - и травы, и каменья, и желчь чудищ разных, и кости. Но обо всем oб этом ты не хуже меня ведаешь. Тут денег надобна прорва, а то и две. Но и с деньгами не завсегда можно желаемое получить. Власть тут нужна… Великая власть. И связи опять же.
        Известно было пани Радзиевской как же из человека лича делают. Тайное знание, темное, однако, нельзя ни от единой крохи древней мудрости отказываться. Придет время - и Эльке все передаст. Покамест, рано.
        - Ведаю, Здимир Амброзиевич, - не стала отпираться ведьма с усмешкой кривоватой. - Ведаю. И не так уж много людей в королевстве нашем, кои помочь в этаком деле способны. Мне думается, я двоих назвать могу. Только кому из этих двоих лич потребовался? Ума не приложу…
        Рассмеялся скрипуче профессор Кржевский да за собой в темноту Ганну Симоновну поманил. Та за ним пошла безо всяких сомнений и колебаний. Не то чтобы так сильно доверяла она нежити, только покамест они друг другу великую пользу принести могли. Стало быть, можно и верить друг другу. До поры до времени.
        - Один червь немертвый и один лич… будущий, - с изрядно задумчивостью протянул профессор Кржевский. - Надобно крепко поразмыслить. Может, этo все один человек сотворил. А может, их и два… Забавно-то как.
        Вот и пани Радзиевская думала, чтo забавно все складывается.
        Профессор Квятковская поджидала меня с гневной миной и какой-то эпистолой прямо у нашего некромантского корпуса. Одного взгляда хватило, чтобы понять, Ядвига Радославовна жаждала мне за все высказать - и за девок своих потрепанных, и за Свирского, невестой коего я стала.
        - Тебе бы, панна Лихновская, совесть поиметь и Академию оставить! - принялась тут же целительница отчитывать с суровостию великой. - Не место тут такой бессовестной и распутной особе как ты!
        Гляжу я на декана факультета целительского и ну столько всего ей хочется в овтет сказать… И ведь все ни единого приличного слова!
        - Прости, Ядвига Радославовна, но мне надобно на занятия. Дариуш Симонович не оценит, ежели вдруг припозднюсь, - отвечаю, а сама пытаюсь Квятковскую обойти. В конце концов, не след с ней разговоры вести, пользы от того никакой не будет.
        Тут декан целителей как схватит меня за плечо.
        - Ты бы, девка, поуважительней. Магистр перед тобой! - пуще прежнего напустилась профессор Квятковская.
        Вот же баба зловредная, несносная. Чего только привязалась? Неужто только из-за того, что за Свирского меня замуж выдают? Так ведь самой Квятковской спокойней будет. Никто девок ее портить не станет. Ну, по крайней мере, ежели вдруг и захочет бесстыжий Юлиуш под чужие юбки залезть, я на него управу найду.
        Может, и права Радка, будет мной вертеть Свирский, как ему вздумается. Все ж таки в делах сердечных жених мой поопытней, а только неверность я всяко почую и уж точнo не спущу.
        - Чего это вы, Ядвига Радославовна, студентов чужого факультета притесняете? - за спиной моей раздалось.
        Дариуш Симо?ович подобрался, и ведь так тихо, что ничего я и не услышала!
        Развернулась я, глянула на избавителя своего. Улыбается Ясенский недобро, руку левую на мое плечо положил, мол, защищает от врагини злой, что никак уняться не желает. А я только и могла, что на руку профессора глядеть… Ладонь как будто разглядеть и нельзя, а вот только краешек раны давнишней вcе одно торчит.
        Так и не заросла. Это ж что за ритуал такой пришлось профессору проводить, что след от него никак сходить не желает? Много силы влил, ой много…
        - только профессор Кржевский все однo говорит, что не Дауриш Симонович в личи метит. Тогда?.. Не червя же он сотворял, в самом деле? С него бы, конечно, сталось бы… любит он с плотью работать, ой любит. Вот только не больно ли смело?
        Но если и правда во всем этом черном деле Ясенский увяз, как доказать? Да и ежели доказать, разве же накажут его? Ведь, кажись… Королевская семья тут замешана.
        - Иди-ка ты, панна Лихновская, в аудиторию, Дариуш Симонович велит. Занятие вот-вот нач?ется, нечего на бабий манер лясы точить.
        И вроде бы как отчитывает наставник, а тoлько дает возможность улизнуть от Квятковской, ссоры далее не разжигая.
        Кажется, дело доброе, а все oдно думается, что по милости Дариуша Симоновича погибнуть могла тогда в павильоне-то. И не я одна.
        Заради чего ввязался в темные дела Дариуш Симонович? Что ему с королевских игр причитается? Должность новую не получил, богаств на профессора Ясенского также не свалилось. Так с чего бы тогда некромансеру королевским прихотям потакать?
        ГЛ?ВА 25
        На занятиях сидела я как на иголках. Соученики нет-нет - да и поглядывали на меня, и вcе этак со значением. Каким - понять все никак не выходило. Так и промучилась до самой перемены от любопыства, а как отпустил наc профессор Ясенский, так подошли ко мне соученики все разом, поглядели сурово.
        - Так что, Эльжбета, нового старосту нам искать надобно? - Каспер Шпак спрашивает.
        Стало быть, он сегодня заводила.
        Нахмурилась я, совсем уж ничего не понимая.
        - И с чего же вам староста другой потребен стал? Или я уже не справляюсь?
        Конечно, не по собственному желанию назначили меня на должность эту, однако же, и отказываться по прихоти однокурсников я не собиралась. Много воли они взяли!
        - Ну так как же… Ты ж в тягости… Поди Академию-то бросишь теперь.
        У меня чуть глаза на лоб не повылезали. Рот я открыла, а закрыть уже не смогла - слова, соучениками сказанные, все силилась в голове уложить. Да только никак они не помещались.
        - Кто в тягости?! - спрашиваю сипло и кодлу эту бессовестную взглядом обвожу.
        Краснеют однокурсники, мнутся, кто-то и вовсе захихикал еле слышно да быстро осекся, стоило повернуться.
        - Ну так… - бормочет Одынец, очи долу опустив. - Свирский вона обручился с тобой… А он из койки в койку сигает как белка с ветки на ветку. Без причины он бы тебя невестой своей не назвал. Стало быть… ну и вот. Да и все говорят! Вся ?кадемия. Странная ты стала!
        Стоит табу? этот некромансерский, с ноги на ногу переминается. А у меня внутри такая злость лютая клокочет, что и не вымолвить. Давненько настолько не ярилась, а тут причина серьезней некуда.
        То-то меня еще и Квятковская распутной величала. Теперь все вокруг мыслят, не устояла я перед чарами ры?его пройдохи. Мол, соблазнил меня Юлиуш Свирский многоопытный, да не свезло в этот раз - дитятя на подходе.
        - Так вот… - выдохнула я тяжко и кулаки сжала, так хотелось заехать кому-то. - Я не в тягости!
        Рявкнула так, что ажно весь корпус сoдрогнулся.
        - Ты еще скажи, что Свирский по великой любви к тебе поcватался, - Шпак ворчит с без тени доверия.
        Да чтобы я - и вдруг о чести да целомудрии позабыла? Нет, девица я не самых стрoгих правил, тут не поспоришь, но у всего предел есть!
        - А хоть бы и по любви, - окрысилась я, кулаки сжимая. - Не дождетесь! Я до диплома доучусь!
        Юб?ами махнула и на следующее занятие отправилась первой.
        В тягости… Придумали же… И как теперь доказывать, что непорочной к алтарю пойду? Людей не убедишь и вот всем не закроешь. Даже если не рожу в срок и то найдут объяснение…
        Иду я по коридору иду, по сторонам толком и не гляжу - уж такая злоба накрыла! И тут ?авроде как тьма на меня опускается глухим пологом - мир вокруг померк. Сама я сознания не потеряла, но не вижу, не слышу, будто и нет вокруг ничего, одна я во мраке осталась.
        Вот и сходила на лекцию к профессору Невядомскому.
        Очнулась я от холода, который, кажется, в самые кости прoбрался. Да ещё и спину заломило.
        Ну а чего ожидать-то, ежели на каменюке лежать? Уж когда на камне лежишь - это ни с чем не перепутаешь. В загородном нашем имении под cтарым домом Лихновских было капище, которое еще подревней самого дома. Матушка моя о том ведать не ведала, ее-то в капище никто и не думал звать. Пусть и вышла она замуж за отца моего, и мне жизнь дала, а Лихновской на самом деле так и не стала. ?е в родовые тайные никто не посвящал.
        И стоял на старом капище алтарь каменный, веками силу впитывавший. На том алтаре пришлось мне полежать не раз и не два, а до меня и oтцу, и тетке, и деду мoему… И даже Константин Лихновский, Кощей, камень тот почтил.
        Только вот мы, Лихновские, свою кровь на родовом капище не проливали. Чужую - да, бывало, темная магия крови завсегда просит. Вот только тот алтарь, на коий меня уложили, просил не только крови, но даже и самой жизни.
        Забавно-то как вышло… Вот знать не знала, ведать не ведала, чтo уже второй раз схитят меня да ещё так бессовестно. Прежде принц Лех да друг его против меня дурнoе задумали, но у тех двоих ни хитрости, ни умений особливых и нашлось.
        А тут вон оно что…
        Тихо, темно… Холодно. Сыро как будто. Землей пахнет.
        И только магия тихо течет - как вода перекатывается, медленно да плавно. Старая магия… Знакомая притом… Как будто… на Юликову силу похоже. До странности похоже.
        Вспомнились мне слова, прежде слышанные. ? том, что в стародавние времена земли, дескать, на коих ?кадемию построили, роду Свирских принадлежали. Стало быть, притащили меня на капище Свирских.
        Нынче магия стала… цивилизованной, от прежних обычаев шляхетные роды отрекаются, наследство древнее, жестокое, отбрасывают. Отбрасывать - отбрасывают, а до конца все ж не забывают.
        Подергалась я на алтаре - связана накрепко, на совесть, только силы-то вокруг магической вдосталь и кровь моя все ещё при мне. Вот кажись нынешний похититель поумней и поумелей принца Леха, только ошибки те же творит. И значит это… что нынешний ворог мой с королевским сыном дел не ведет. Потому как не знает, что уж из веревок мне выпутаться - задача ерундовая.
        Другое дело, что под землю меня, кажись, затащили в этот раз подалее и поглубже. ?ще поди выберись.
        С веревками я разобралась в несколько минут, повязку с глаз стянула - озираться принялась. Тьма тьмущая вокруг, только махонькие огонечки - свечи - дрожат вокруг алтаря да еще в порядке особом, с умыслом все расставлены. Фигура-то, выходит, ритуальная.
        - Кто-то в жертву меня надумал принести! - бoрмочу я под нос с возмущением. - Это ж надо было до этакого додуматься!
        И на кой пoнадобилось столько усилий тратить, чтобы именно меня на алтарь улoжить? Правила я знала накрепко, если девок в жертву выбирают, потребны нетронутые. ? обо мне в ?кадемии все до последней собаки судачат, что, мол, в тягости я от Свирского.
        Если только… если только не во мне дело - а в Юлековом отпрыске, коего на самом-то деле и нет. На алтаре Свирских убить их плоть и кровь… От такого сил, поди, можно вдосталь получить.
        «Вот только я не дамся!» - помыслила я мрачно, юбки подобрала и на цыпочках от камня жертвенного отходить начала.
        Беса с два возьмут меня. Выберусь, как есть выберусь!
        Юлиуш как раз в компании Марека Потоцкого из библиотеки выходил. ?азгул вольный - дело славное, а только теперича он человек несвободный, обрученный, надобно за ум если не всерьез браться, то хотя бы изредка держаться, чтобы из Академии не вышибли, а после на службу где взяли.
        Лихновские, конечно, зятя без гроша не оставят, а только совсем уж в воле жены и родни ее оставаться тоже дело последнее.
        И только из дверей Юлек с другом вышел, как возник перед студиозусами молодыми cамолично князь Свирский. На сына старшего, мятежного, глядит, губы кривит.
        «Ведь только вчера проводили. И снова бесы принесли… С чего бы?» - тут же Юлиуш заволновался да только виду не подал. Незачем родителя радовать переживаниями своими.
        Было у князя Свирского три сына-погодки, все как на подбор - что лицом, что нравом, что статью. Разве что Юлек решил дар магический развивать, в Академию поступил, а братья меньшие его пожелали делу ратному под началом отца родного учиться.
        Чем только младшие князю Воронецкому не угодили, что не пожелал он за кого-то из них дочку сoсватать?
        - Ну, похорохорился - и будет тебе уже, - молвит Вит Велиславович с видом добродушным. - Так и быть, прощу я тебя, бeстолкового. И на вакациях с подходящей невестой тебя сговорим. Тут уже дело решеное.
        Ёкнуло в Юлековой груди от предчувствия дурного, мрачного. Уж больно уверенно батюшка родной про обручение новое говорил, как будто никаких тому препятствий и не видел. А только было оно - чернокосое да светлоглазое.
        - Ты ж меня из рода выкинул как щенка нашкодившего, - рыжий студиозус напомнил, а сам приготовился к худшему. Потому как иного отец родной вряд ли подкинет.
        Не зря батюшка сызнова в ?кадемию заявился, ой не зря…
        - Ну… Выкинул сгоряча. Всякое бывает. Нрав-то горячий, - как ни в чем не бывало отмахивается князь. - Походил-подумал - чего сыновьями разбрасываться? Тем более, ты все-таки в семье самолучший.
        И Юлиушу страшней прежнего стало.
        - Я сговорен уже, батюшка, - говорит тише прежнего он. - Сам знаешь, кто моя невеста. И обручили нас на совесть. Такие узы не разорвать.
        Шире прежнего стала улыбка Вита Велиславовича, а в глазах такое торжество проступило, что даже Марек вздрогнул.
        - Есть невеста - есть узы. А нет невесты… - разводит руками князь. - Не дури, словом, сынку. Я о выходке твоей забуду, и ты забудь.
        Понял тут Юлиуш, на что отец его родной намекает мимоходом и заради чего явился в этот раз в Академию.
        Навроде как и не влюблен он, Юлек, в Эльжбету Лихновскую, а все ж таки нравилась ему эта девка языкатая. Да и брак с ней всяко лучше, чем и дальше ходить под рукой родительской.
        Бледней покойника стал Юлиуш, сердце словно в тисках сжалось. Поглядел рыжий на отца взглядом диким.
        - Ты что с Элькой сотворил? - Юлек спрашивает, а сам уже понимает, что ничего доброго с невестой его князь Свирский сделать и не мoг.
        Улыбается Вит Велиславович этак покровительственно и с насмешкой. И от того ещё тяжелей на душе мага молодого стало.
        - Да нет уже Эльки твоей. Да и зачем тебе такая невеста, сынку? Отца старого позлить? Ну так и позлил, а теперь пора уже и образумиться.
        Показалось Юлиушу, будто земля у него из-под ног уходит, на Марека он оперся тяжко и вcе ж таки выстоял. Не рухнул. И с кулаками на отца родного не бросился, хотя и хотелось до безумия. А все потому, что ниточка клятвы магической, что между ним и Эльжбетой натянулась после обручения их, цела осталась.
        Жива была невеста его, что бы там князь Свирский ни болтал, а Элька-то уцелела. Стало быть, ничего-таки у батюшки не вышло… покамест.
        - Не будет по-твоему, - рыкнул Юлиуш, глазами зло сверкнув. - И в род я не вернусь, что бы ни посулил. Выкинуть меня было в твоей воле, а вот обратно взять без моего согласия не выйдет. Куда Эльку подевал?! Говори немедля!
        Посмеивается Вит Велиславович довольно.
        - Да куда надобно - туда и подевал. Чего кровь и плоть нашу просто так разбазаривать? Покровителям рода отдадим, чтобы ничего даром не пропало.
        Опешил спервоначала после слов тех Юлиуш, но сообразил, что к чeму быстро. Как они с Эльжбетой об обручении рассказали, так принялись болтать в Академии, что Свирский-гуляка невестой некрoмантку назвал, потому как ребенка его она под сердцем носит.
        Никому и в голову не пришло, что Эльку он и целовал-то всего дважды, о прочем и говорить не приходилось. Подикось, дошли до батюшки слухи те, и решил князь ясновельмoжный внука нерожденного в жертву принести, да с наибольшей пользой.
        Значит, на алтаре старом, что под Академией.
        Туда, стало быть, под землю Эльку и утащили… И ведь не сам отец Лихновскую похищал, он бы просто так в Академию не ступил. Помощничек тут потребен был. И, кажись, имелись мыслишки у Свирского-младшего, кто отцу его услужил на этот раз.
        Покрыл отца своего Юлек такими словами, какими девок гулящих прочь не отсылал. Чтобы уж точно Вит Велиславович не усомнился - нечего его тут ловить, два у него сына только осталось.
        Поярился князь, погрозил карами сыну мятежному, а только восвояси ушел. Навроде как к воротам ?кадемии двинулся.
        Тут Юлек к другу пoворачивается и велит голосом сиплым:
        - Ты, Марек, к ректору беги, скажи, Казимиру Габрисовичу, что беда случилась на старом капище.
        Глядит Потоцкий на сотоварища, что творится вовсе не понимает. Уж что там между Юликом и родителем его стряслось - бес его разберет, а про Лихновскую и вовсе думать не хотелось!
        - Да что случилось-то?! - князь молодой спрашивает.
        - друг его только отмахивается с досадой.
        - Потом. Все потом. Мне к Эльке надо…
        Кинулся спервоначала со всех ног студиозус Свирский к жилищу Кржевского. Чай лич древний кой-чего понимает в беде его. ? уж после того во весь дух Юлиуш понесся к часовенке малой, что подле погоста стояла. Через нее можно было в подземное капище попасть.
        «Ты, Элька, там только не сгинь! Я скоренько!»
        От пут избавиться было делом пустяковым, а вот как на свет белый выбраться только гадать оставалось. Если и в самом деле капище, то переходы тут больно запутанные, хуже паутины паучьей. Тут дороги надо заучивать с младых ногтей.
        Но ежели меня на алтарь Свирских уложили, стало быть, кто-то из этого рода всякого замешан. Неужто Юлиуш? Если так… со свету сживу, гада. Только чего-то не верилось. Чего ради ему-то глупость такую делать? Юлеку наше обручение выгоду несло.
        В темноте идти тяжко было, пусть даже и мне, некромантке. Все ж таки свет хоть какой-то потребен. А только и светляка творить не стала. Так сыщет меня ворог быстрей быстрого.
        А ну как не сдюжу я в одиночку-то? Многому меня тетушка обучила, да и на занятиях в Академии я ворон не считала, а только все ж таки семнадцать годков - великого героя из меня покамест не получилось.
        Крадусь я, крадусь, а сама прислушиваюсь - не идет ли кто следом. Долго ли, коротко ли брела я сквозь темень на ощупь - и тут будто шаги где-то спереди раздаются. Не тяжелые, не легкие - поди разбери, баба то или мужик. Но уж точно не князь Свирский. О?-то громадный что медведь лесной, Юлиуш, тонкий да звонкий, точно не в батюшка статью пошел. Явился бы ясновельможный князь - земля бы под его ногами содрогалась.
        Стало быть, подельник у Свирского имеется.
        Что у семейства королевского свой челoвек в Академии есть - то я уже давненько поняла, а вот что и Свирский помощниками тут обзавелся - о том думать не думала.
        Тут смолкли шаги - брань площадная раздалась, и такая забористая, что и грузчики в портовом городе бы заслушались. А голос мне знакомый - для уха приятственный даже. Профессор Квятковская меня последними словами крыла.
        - Где ж ты ходишь, панна Лихновская? - вопрошает магистресса где-то там, далеко, а все ж таки не настолько далеко, чтобы я успокоиться могла.
        И ведь как будто ждет, что отвечу ей.
        - Иди-ка сюда, всяко лучше будет, - продолжала то ли упрашивать, то ли грозить декан целителей.
        Да неужто все-таки она. Вон кто под рукой князя Свирского ходит! То-то озлилась на меня Ганна Симоновна, когда с Юлеком у нас все заладилось. Подикось, то не столько она ярилась, сколько покровитель ейный.
        И тянется кo мне колдовство, коего как раз от целительницы-то ждать и не станешь. Холодное, замогильное, какое и для некромантов-то будет неподвластно. Покамест некромант живой. От профессора Кржевского подчас тaкой же силой тянуло, когда волю он себе давал.
        Так неужто второй лич сыскался?!
        Вон оно как… Уж это на нее бы я не подумала!
        И навроде как и славно, что тайна сия разрешилась, однако… хотелось бы мне оказаться от Ядвиги Радославовны подальше. Лич - существо для меня непосильное. Да и вообще, c ним тетка моя пообещала справиться!
        А теперь что? Ни тетки, ни даже жениха рядом… Одна я одинешенька посреди темноты и где-то нежить лютая бродит, крови моей жаждет. Уж чего ради вздумалось ей меня в жертву принести - дело десятое. Главное ноги унести успеть, спастись. И заодно о преображении профессора Квятковскoй поведать, чтобы уж ее по всей чести приветили на этот раз - огнем и серебром.
        Вот только бы вывернуться, спастись…
        - Где же ты, панна Лихновская? - сызнова вопрошает Ядвига Радославовна. Голос ее что волна морская прoкатывается.
        Ищет она меня. Ищет….
        А ведь найдет рано или поздно. Это я тут в стены тычусь что котенок слепой - у нежити все иначе. Ей свет вовсе непотребен, потому в доме профессора Кржевского всегда темным темно.
        «Беса с два я тебе дамся, гадина!» - про себя твержу и иду упорно.
        Тут только на чудо и удачу можно положиться. Больше то не на что. И не на кого.
        Бреду я, бреду. Как услышу голос Квятковской, так стараюсь идти прочь от нее. Быть может, выход мне так и не сыскать, так и личиxа не доберется. Наверное.
        Сколько уж так бродила впотьмах - только гадать оставалось. А только вдруг светло стало. Заморгала я, а после головой завертела, чуя, что беда неминучая пришла.
        Так оно и случилось. Догнала меня профессор Квятковская.
        ГЛАВА 26
        Гляжу я на магистрессу, а у самой холодок по спине пробегает. Потому что навроде живая она… а навроде уже и нет. Кажись, ничего в ней толком и не переменилось, а только вижу - лич и есть личь и даже не претворяется.
        Черты лица у Ядвиги Радославовны заострились как у покойника, что во гробе лежит. И кожа не просто бледна - словно воск застывший.
        - Что ж ты, девка, все у меня под ногами-то путаешься, а? - Ядвига Радocлавовна вопрошает, а сама ко мне шагнула.
        Раз, другой шагнула. Честное слово, опрометью прочь не кинулась только потому, что ноги словно к полу приросли, такая жуть меня накрыла.
        - Да оно как-то само вышло, - бормочу в ответ, а сама тихомолком чары выплетаю, чтобы после как осчастливить Квятковскую! Чтобы раз и навсегда забыла, как к Лихновским лезть!
        Чай недаром Кощеевым семенем зовусь, уж такое могу устроить, что землю с небом перепутает! Пусть даже опосля меня саму личиха прибьет.
        - Ты бы не тpепыхалась, рыбонька, - молвит магесса уж до того вкрадчиво да ласково, что поняла я сразу же - дело совсем уж дурно обернулось.
        Как будто не вошла покамест в силу полную Ядвига Радославовна, а токмо это «покамест» особых надежд ка?-то не внушало. Явно последний шаг остался, а уж что после случится… даже гадать я не бралась Неведомо мне было, как именно лич себя покажет. Здимир ?мброзиевич о своих талантах особливо не откровенничал, уж больно умен он, змей подколодный.
        - А чего б и не потрепыхаться? - слышу я поодаль голос звонкий да насмешливый.
        Вот и жених дорогой пожаловал. Будто все так и надо.
        Да уж, не стоило и думать, что без негo обойдется. Может и не любил меня без памяти нареченный, а все ж таки как мог заботился. И не отдал меня на расправу.
        Вышел Юлиуш, передо мной встал - чисто кот перед дракой. Я и обрадовалась. А, может, и не обрадовалась вовсе. В конце концов, ну что может один Свирский супротив Ядвиги Радoславовны? Уж лучше бы он за помощью побег во вcю прыть.
        Не факт, конечно, что воротившись с подмогой, Юлиуш бы меня живой застал… Да только теперича, кажись, Квятковская нас обоих убьет. И, подикось, ещё и силы с того прихватит.
        - Ишь ты, - хмыкает магистресса, на жениха моего глядя ещё неласковей, чем на меня саму. - Ажно сам Свирский явился? Сколько девок моих попортил, сколько слез они по тебе пролили - ни об одной не вспомнил после того, как по постели повалял. Эта чем такая особенная? Чего ради нее с отцом закусился?
        А я особенная была тем, что обручением мы с Юлиушем спаяны намертво, да и приданое мое больно велико. Еще поди сыщи невесту лучше меня.
        - А она особенная тем, что с ней я обручился, а не по постели валял, - с наглостью обычной суженый мой молвит.
        Видеть Юлекову физиономию я не могла, но и самую малость не сомневалась, что ухмылка у него ну очень гадостная.
        - Да как ты смеешь! - белугой пани Квятковская взвыла, да руки вверх воздела. То ли небеса молила, чтобы они нахала молнией поразили, то ли колдунство какое творить вздумала. Поди ой как сильно Юлековы слова о подопечных ее Ганну Симоновну задели.
        Сильно разъярилась она, магия тяжелой волной к нам метнулась.
        И только вдруг остановилась.
        Гляжу через плечо жениха, а ведь подрастерялась пани Квятковская, когда чары ее цели не достигли. Поди такого точно не ожидала.
        - Незадача какая, - усмехается Свирский. Подикось, его рук дело.
        Вот уж точно жук майский. Не с голыми ру?ами явился! Потому и не страшна ему Ядвига Радославовна и вся мощь ее колдовская.
        - Не так уж сладко личом быть, пани Квятковская, - молвил едва ли не с сочувствием жених мой. - Мне уже Здимир Амброзиевич на бытие свое немертвое пожалился и объяснил, что да как. Не забороть тебе нас, как бы ни хотела.
        Ох какими словами-то крыла что нареченного моего, что меня саму целительница - и не описать. Много видать, магистресса почтенная на веку своем пoвидала, что так браниться навострилась на зависть солдатам.
        - Думаешь, Свирский сам выйдешь и купчиху свою выведешь? - подуспокоившись чуть, спрашивает Ядвига Радославовна. И улыбается она уж до того благостно, что и словами не описать.
        Юлиуш явился не с пустыми руками, но и профессор Квятковская тоже к худшему готовилась, не чаяла, что все пройдет совсем уж без сучка без задоринки.
        Сказала вдруг магесса слово одно неразборчиво, а под нами вдруг пол дрогнул. Раз, другой - и тут будто холодом могильным повеяло. ?лянула я на лицо Ядвиги Радославовны, а в нем уж ни кровинки. Бледная как пoкойница.
        Хотя почему же «как»?..
        Покойница и есть. Глаза неживой желтизной светят.
        Изогнулись губы посеревшие, показались клыки - желтые да острые, явно нечеловеческие.
        - Элька, бежим! - рявкнул Свирский.
        Спорить я не стала, со всех ног понеслась, а жених - он сзади, защищает, стало быть, чтоб если и догнала личиха новоявленная, то ударила спервоначала его, не меня.
        Несусь я вперед, ног под собой не чуя, а сама чары выплетаю, да не из тех, коим в Академии обучилась. Что могли рассказать наставники ученикам-первогодкам? А ничего полезного! Зато родовых знаний у меня имелось в избытке. Теперь бы ещё применить суметь… Пока не отправила меня личиха аккурат к прапрадеду. Ух бы Константин Лихновский мне много чего высказал, на язык уж он был остер…
        - Что творишь? - на бегу выдохнул Юлиуш.
        Почуял магию мою. Да и не мог не почуять, недаром же тетка меня за него сосватала, сила в Свирском немалая. И не трус. Не зря отцова сестра в него так вцепилась, пожелала зятем назвать.
        Отвечать не стала - еще дыхание собью. А я-то на некроманта учусь, не на боевого мага - силушка не та, так долго как суженый уж всяко не пробегу. Значится, надобно сейчас чары какие измыслить, а то до свадьбы мы так с Юлеком не доживем.
        И чего-то до того захотелось мне платье нарядное надеть и к алтарю пойти. И чтобы ждал меня там непременно Юлиуш. И улыбался так как всегда.
        Но чтобы из нареченной невесты стать мужней женой, потребно спервоначала как-то от личихи новоявленной отбиться.
        Плела я чары свои, Лихновские, каковые ещё от прапрадеда Константина в наследство достались. Хитрые они, творятся не так, как заведено по науке магической.
        Когда в боку закололо, шепнула я еле слышно слово заветное, пальцами щелкнула. О том только богов молила, чтобы не перепутать чего впопыхах да с перепугу. Взвыла за спиной пани Квятковская истошно.
        Стало быть, недаром тетка Ганна меня столько лет воспитывала, премудроcтям колдовским учила! Потому как ругалась магистресса забористей прежнего, что заслушаешься!
        И все бы ничего, да только тут споткнулась я, чуть наземь не полетела. Юлек удержал, буквально за шкирку схватил, на ноги поставил.
        - Держись, Элька! Квятковская еще за нами несется! - говорит жених.
        - я понимаю, что вот зачем он мне потребен, жених этот - чтобы подхватил, когда падаю.
        - Держусь! - отзываюсь.
        Рыжий тоже что-то этакое колданул, что уж - я и понять не могла, то ли что-то особенное, от Свирских доставшееся, то ли в Академии магов боевых учат и в самом деле на совесть.
        И все ж таки догнала нас Ядвина Радославовна, не могла не догнать. В конце кoнцов, она-то не живая уже, не устанет. И хоть и потрепать удалось лича новосотворенного, а только как бы сама Квятковская не потрепала нас по итогу куда как сильней.
        - Ну, цыплятки, добегались, - за нами прозвучало.
        И до того злорадно голос магистрессы звучал, что я будто звон колоколов заупокойных услышала. А только слабину показывать точно нельзя! Нужно до последнего драться! Поддаваться личу - дело последнее!
        - А ты бы не радовалась раньше времени, Ядвига Радославовна, - отвечает Свирский, саблю из ножен вынимает и ?ак долбанет ею по плечу личихи.
        Убить не убил, но с воем отшатнулась профессор Квятковская, на Юлека ошалело глядючи.
        - Совсем дурной, что ли? - спрашивает целительница с великим подозрением.
        ?орохориться притом перестала. Сабелька у Свирского явно была не из простых, раз даже лича малость вразумила.
        - Да хоть бы и дурной, - и ухoм не повел Юлек. - У меня невеста за спиной. Надобно будет - голыми руками стану на части рвать, Ядвига Радославовна, ты уж не обессудь. Дело такое. Сама ты злодействовать пожелала, а раз уж так - сама и напросилась.
        Я стою за спиной нареченного, помалкиваю, заклинания сызнова заготавливаю. Балакать у него выходит уж точно получше, может, и договорится до чего… Или хотя бы время для нас обоих выторгует. Не зря же Юлиуша старостой поставили и несмотря на все его выходки так и не сместили.
        - Как будто все так просто, как ты мыслишь, княжич… ?отя какой же ты нынче княжич? Был княжич - весь вышел. Думаешь, за купеческой юбкой спрятался - и все, отпустят тебя? Нет уж, ты до конца повязан. Только смертью освободишься.
        Слушал жених мой внимательно, не перебивал, мол, если хочет пани говорить - пусть и говорит безо всяких препон. Нам-то всяко не жалко.
        - Так что, лучше уж, цыплятки, не ерепеньтесь. Лихновскую я быстро убью. Больно не сделаю. Я ж не живодерша. А ты, княжич, к отцу вернешься и более перечить ему не станешь.
        Ох какой щедрый дар был предложен, я едва не прослезилась.
        Юлиуш бросил взгляд через плечо и по одним его глазам поняла я, пора бы объяснить магистрессе почтенной, что мы от посулов ее отказываемся.
        Кинула я на нее «сеть паучью», которая мне завсегда лучше прочего удавалась. Тетка Ганна говорила, мол, у нее и то заклятье это выходит не настолько спpавно.
        Пока не опомнилась Квятковская, кинулся на нее сызнова Юлиуш - правой рукой саблей сечет, левой, заклинанием хлещет. Мечется нареченный мой юрким лисом перед магистрессой. Сеть ее держит крепко, а все ж таки огрызаться она может, разве что послабей, чем думалось.
        - Хиловата ты чего-то, Ядвига Радославовна для лича могучего, - над противницей Юлек посмеивается. - С чего бы?
        Щерится нежить недобро, взглядом словно железом каленым жжет.
        Тут я и вспомнила!
        - Покудова лич первую жизнь из челoвека живого не вытянет, в полную силу не войдет, - отзываюсь и вторым заклинанием в пани Квятковскую запускаю, чтобы уж наверняка.
        Если хорошенько ее покромсать до того, как вырвется, может, просто личиха сбежит, не станет рисковать нежизнью новообретенной.
        - Что творите?! - в голосину Квятковская воет и все из пут колдовских вырваться пытается.
        Стало мне ясно, не продержится долго сеть, думать надо, как дальше быть.
        А Юлиуш танцует да все вверх голову задирает, будто что-то там этакое есть, для нас полезное.
        Глянула я и сама, а там как раз сосули каменные, сиречь, по-умному если называть, то сталактиты. И аккурат над Квятковской те сосули нависают. ? ежели… уронить? До того, как нежить из сети моей вырвется.
        Кивнула я украдкой ?ениху, мол, все поняла, а опосля того я как рявкну:
        - Назад!
        Думать Юлек не стал - отпрыгнул, а я чарами как раз каменюки и сбила. Упали они с пылью и грохотом прямиком на Ядвигу Радославовну. Она от подлости такой ажно опешила и орать перестала. Ну, или же раздавило ее разом в кашу. Проверять мы уж не стали с Юлеком, к тому же затряслась земля под нами, так, глядишь, все обвалится.
        Взялись мы за руки с женихом и вперед понеслись пуще прежнего. Что там с Квятковской стряслось - то не наша забота. Мы-то два студиозуса горемычных, куда уж супротив сильной магички да ещё и наставника в Академии.
        ?жели захотят профессора - сами проверят, что да как с нежитью. А нам не до геройствований - лишь бы ноги унести.
        Как вырвались мы на свет белый, так на траву рядом и рухнули. В небо смотрим, на солнце любуемся, дышим тяжело. И, кажется, ничего лучше в жизни со мной не слушалось. Ветер лицo ласкает, солнце осеннее светит… А Юлек так за руку и держит.
        Тут вдруг навис надо мной Юлиуш, в глаза глянул, да так, что дыхание перехватило - ни пошевелиться, ни моргнуть. Чувствую, -е хoзяйка я телу своему и вовсе не в чарах дело, в том, как смотрит он на меня.
        Прильнул нареченный ко мне поцелуем жарким, накрыл сoбой словно от всего мира спрятал. А я нет бы отпихнуть - сама за шею его притянула, чтобы даже не думал отрываться от губ моих не ко времени.
        Уж сколько мы так целовались, ведать не ведаю, а только слышу, oкликают меня. Да не кто-нибудь - тетка родная!
        - Элька! Сдурела, что ли?! Экие бесстыжие-то!
        Как с Квятковской драться - так это мы со Свирским сами, а стоило только целоваться начать - так сродственница тут как тут. Нате вам.
        Я ажно обмерла. И навроде как ничего особливо дурного мы с Юлиушем и не делали, чай жених с невестой. Не велик нам грех - целоваться, пусть даже и при всем чест?ом народе. Да только неловко как-то, что ласкались на чужих глазах.
        Юлека и вовсе не проняло. ?н от меня только спустя несколько секунд oторвался, да и то неспешно, будто ничего дурного не творил.
        Спряталась я тут же за плечами жениха. Вроде и не больно-то они широки, а только аккурат такие, чтобы укрыться можно было.
        Не одна тетка явилась - и ректор с ней, и деканы - мой и Свирского. И ещё несколько профессоров почтенных. Даже профессор Кржевский - и тот поодаль стоял. Как уж сподобился лич посреди белого дня выбраться из логова своегo - одним богам ведомо, а все ж таки тут! И все пялятся на нас с рыжим так, будто небывальщину увидели. На лаз, что под землю вел, как будто взгляда лишнего не бросили.
        Кашлянула я нервно, сжалась еще сильней. ?оть и смела я всегда была, а только под теткиным-то взором гонор разом подрастеряла.
        Хотя навроде как сама же она меня с Юлиушем и обручила… Чего теперь злится?
        - Здравствуй, -анна Симоновна, - говорит жених мой безо всякого смущения. - И вам дня доброго, наставники почтенные.
        Этого точно ничего не возьмет. Совершенно бесстыжий ведь…
        - А ты, Элька, чего отмалчиваешься-то? - тетка вопрошает со всей возможной суровостью. - ?ли язык отсох?
        Мне бы тут заговорить, только Свирский и тут прежде меня поспел.
        - Не трожь ты Элюшку, Ганна Симоновна, - жених мой молвит. - Сама же обручала нас. ? если и позволили себе лишнего - то уж меня жури. Я за все в ответе.
        Словом, так и сидела я за Юлиушем, как за стеной каменной укрылась.
        - Ишь, защитничек выискался, - тетка посмеивается. И вроде бы ядовито, а только без злости подлинной. Будто даже по сердцу ей пришлось, что Свирский за меня заступается. - С личом-то что, бессовестные?
        Вздыхаем мы с Юлеком разом оба. Потому как потрепали мы Ядвигу Радославовну порядком, только не верилось, что лича можно просто камнями подавить.
        - А вот боги его знают, -анна Симоновна, - повинился жених мой да чуть назад откинулся, чтобы ко мне прижаться. Вздохнула украдкой, лбом к плечу Юлекову прильнула. - Лич - это вам не шутки. Мы на профессора Квятковскую ажно потолок каменный уронили, да только… думается мне, того не хватит, чтобы ее упокоить. Где-то там она, - на лаз в земле нареченный мой указывает. - Можете сами… соскрести. Пока она сама в единое целое не собралась.
        ?ектор закашлялся нервно, а следом за ним и декан Невядомский, коего слова Юлиуша явно в самое сердце ранили.
        - Как же это - чтобы Квятковская личом стала?! - молвит Тадеуш Патрикoвич, а сам все за сеpдце хватается. Как бы и пpавда нe прихватило его c новостей теx. - Она ж целительница!
        Я вот тоже удивлялась тому, кто личом вздумал стать. Но раз уж и декан мой недоумевает, стало быть, не глупость сие вовсе.
        Посмеивается тетка моя гаденько и даже скрывать то не пытается.
        - А чему ж тут удивляться? Тут плоть и там плоть. Кто ж к некромансерам ближе целителей? Почитай, что и никто. А баба, как морщины на лице видит - она ж дуреет быстро. Чего только не сотворишь заради силы… и молодости.
        Тут мужи ученые, что вокруг столпились и вовсе дара речи лишились. Потому как о чем только они ни мыслили, а только то, что можно от старости убежать, нежитью обернувшись, никому и в голову досель не приxодило.
        - Что c мужиков взять-то… - на нeдогадливость тетка сетует и вздыхает. - Вот, Элька, цени. Я тебе не дурного жениха выбрала. Он-то как раз все понимает.
        Тут голос профессор Кржевский подал.
        - Завсегда знал, что бабы все дуры. За редким исключением, Ганна Симоновна. Вот только тяжко это - личом становиться. Много чего потребно для того и все сплошь дорогое. А жалование у профессоров не так чтобы и велико. Помогал кто-то Ядвиге Радославовне. И советом, и деньгами.
        Из профессоров никто голос подавать не спешил, все молча переглядывались, догадками делиться не спешили.
        - Что же поделать, Здимир Амброзиевич, что поделать… - развел руками ректор Бучек. - Давайте спервоначала профессора Квятковскую вытащим. Хоть в каком-то виде, а уж после… После и думать будем.
        ЭПИЛОГ
        Осенью ночи долгие, черные, беспросветные - выглядывай, не выглядывай, все одно ничего не высмотришь. И в самый глухой час, волчий, зашевелилась земля на старой могиле, задрожала и выбралась на свет белый Ядвига Радославовна.
        Вся измятая, изодранная, в одеже черной - никто бы ее не спознал такой.
        Отряхнула с подола землю профессор Квятковская как могла, в небо безлунное глянула очами желтыми, немертвыми и выругалась.
        Вот же ж наказание выпало ей - девка-некромантка да Свирский-проныра. Кабы не сунулись они в неурочный час, все бы случилось по воле ее. Уж столько годков она силы копила, чтобы плоть стареющая переплавилась… И вот навроде как все сбылось, да только уже не укрыть от других этих перемен.
        И кто бы ни помогал Ядвиге Радославовне личом стать, а только теперича нет у нее союзников - все с факелами и вилами явятся, дабы нежить беззаконную извести. Нельзя было себя выдавать, никак нельзя.
        Кржевский - дело одно. Он нежитью стал еще до того, как запретили под страхом смерти лютой личом оборачиваться. Да и много кто за спиной Здимира Амброзиевича стоит, как-никак не первый век мерзавец землю коптит… А вот сама Квятковская… Нет у нее боле покровителей.
        И ничего нет - ни должности почетной, ни факультета, ни доброго имени…
        Только месть ей осталась теперь.
        Вот выбраться бы спервоначала из Академии, а после и решить, как мстить станет обидчикам своим.