Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Решетов Евгений : " Полночь Время Колдовства " - читать онлайн

Сохранить .
Полночь - время колдовства Евгений Валерьевич Решетов
        Я родился на просторах дикого, северного леса. Там же впервые столкнулся с колдовством и имперцами, повстречал ведьм. Заклятие навсегда связало меня с одной из них. Даже то, что меня призвали под знамена империи, не помеха для ее игры. Я, мой друг, моя любовь, что нас ждет впереди?
        Часть I
        Глава 1
        Солнце высоко застыло на небосклоне, пронизывая лучами хвойный зимний лес. Снег искрился так ярко, что глазам было больно смотреть на него. Приходилось прищуриваться. Ветер легонько раскачивал деревья и заставлял кружиться в танце снежинки, сорванные с зеленых иголок елей. Они медленно вальсировали на ветру, как множество пар на императорском балу - я как-то так себе его представлял. Воздух был по-зимнему свеж и приятен. При каждом выдохе изо рта вырывалось облачко пара, и тут же бесследно исчезало подхваченное дуновением ветра.
        Девственную красоту леса испортила тихая брань Якова, провалившегося по колено в снег. Горе-охотник забыл дома снегоступы. Я негромко присвистнул на него, выражая свое негодование, поднявшимся шумом. Он ответил раздраженным взглядом, мечтая поскорее оказаться в деревне, хотя мы совсем недавно покинули ее.
        Охота была не его стихией. Он больше любил рыбачить, выходить с отцом на лодке в море, где с чувством, толком и расстановкой, подставив пронизывающему ветру обветренную физиономию, можно было спокойно ловить большую и мелкую рыбешку, чаще конечно мелкую, но по рассказам с крючка парня в последний момент срывались просто левиафаны морских глубин.
        Причина, по которой сейчас Яков топал со мной по лесу, а не бороздил море на утлом суденышке, была очень простой. В нашей небольшой, оторванной от крупных городов и сел, деревне, надежно укрывшейся среди лесов на берегу Северного моря, установлены были определенные правила, касающиеся всех юношей и девушек возрастом от пятнадцати до двадцати лет. Мы все должны были выполнять разного рода работу. И не играло роли, что кому было больше по душе. Только после двадцатого дня рождения, можно было выбрать то занятие, которое станет основным до конца жизни. Так старейшины деревни пытались разносторонне развивать молодежь, чтобы и крючок в море могли забросить и стрелу в зверя пустить.
        Я, конечно, старался почаще отправляться на охоту, и благодаря отцу, это мне удавалось, но и остальные, скажем так, ремесла приходилось осваивать. Сегодня вот снова выбрался в лес. В напарники достался Яков. Идущий рядом, он всякий раз завистливо косился на мои снегоступы. Взгляд парня становился еще более завистливым, когда его ноги по колено проваливались в снег, и в унты попадала белая крошка, которая со временем растает и доставит ему мокрых проблем.
        Эх, надо было оставить его в деревне. Только зверей пугает. Ломиться по лесу как медведь. Но с другой стороны, впредь будет ему наука. Да и старейшины подняли бы бучу, и парень получил бы нагоняй. Так что лучше вот так бороться со снегом, чем сидеть дома и ждать гнева старейшин. Надеюсь, он сам это понимает, а не винит во всем прекраснейшего человека на свете, то бишь меня.
        Мы с Яковом были ровесниками, обоим по восемнадцать лет - это, пожалуй, единственное, чем мы были похожи. Ах, нет, еще же была одежда. Разнообразием она в деревне не блистала, так что все население было одето примерно одинаково, кроме молодых девушек - эти всегда умели выделиться. Конкретно мы с Яковом могли похвастаться - меховыми унтами до колен, меховыми же штанами с подкладкой из оленьей кожи, и куртками, сшитыми из шкур животных, с костяными пуговицами. А теперь - непохожесть. С увлечениями тут и так понятно, не нужно даже сравнивать. Черты характера - начну с них. Яков - усидчивый, могущий часами просидеть, наблюдая за танцем поплавка. Я же через десять минут бросился бы в рукопашную на хитрую рыбу. Яков, как говориться из тех людей, которые семь раз отмерят и один раз отрежут. А вот некий Горан, кстати, так меня зовут, приятно познакомиться, наоборот, семь раз отрежет, и уж из этих отрезков выберет наиболее подходящий.
        Я многие важные поступки в жизни делал, как-то походя, так сказать с кондачка, совсем не задумываясь о последствиях. В противовес же мне Яков всегда долго обмусоливал тот или иной поступок. Тем поразительней треклятые снегоступы, забытые им дома. С начало-то по утоптанной зимней дороге идти было легко, а вот чем дальше в лес, тем труднее без снегоступов. Но забудем на время о снегоступах, вы ведь наверное, хотите узнать, почему меня зовут Горан? Даже если не хотите, то все равно узнаете. Горан - сильное имя, которое обозначает "человек-гора", таким думал отец, я вырасту, когда называл меня этим именем, и видел свою богатырскую стать в зеркале. Еще он, наверное, держал в голове многочисленных предков, тоже не хилой стати. К сожалению, он ошибся. Мне бы больше подошло имя, сравнивающее меня с человеком-тростиной, высокой такой тростиной, худой и нескладной. Отец все время утешал меня, видя на лице, кислую мину, когда я смотрелся в зеркало: "Были бы кости, мясо нарастет" - эти слова совсем не ободряли меня. Я был выше практически всех мужчин в деревне, но вот вширь... лучше не думать об этом.
Единственный плюс худобы - это то, что я мог спрятаться практически за любым деревом в лесу, что являлось отличным подспорьем в охоте.
        Пришло мое время бросить завистливый взгляд на Якова. Невысокий, плотный, с плечами как валуны и кулаками-молотами. Он чрезвычайно хорош в драках. Были мы как-то на ярмарке в селе, да зашли в тайне от взрослых в кабак... что он там вытворял. Зацепившие нас ребята из соседней деревне, тоже тайком улизнувшие от взрослых, получили по самое не балуй. Один Яков против пятерки недругов. Я даже возгордился им, лежа на полу, зажав хлещущую из носа кровь и наблюдая за дракой. Вообще-то изначально расклад был трое против пятерых, но я хоть и быстро завожусь, но так же быстро оказываюсь в горизонтальном положении. Рукопашный бой не моя стихия, я все больше издалека из кустов, из лука, подальше от цели, если она может дать сдачи. Третий наш боец, был еще тот воин. Так что честь деревни защищать пришлось Якову. И он сумел. Ему стоя рукоплескал весь кабак. Видавшие виды пропоицы и задиры, встречали овациями восходящую звезду кулачных кабацких боев. Потрепанные девицы недвусмысленно строили ему глазки и обещающе облизывали губы. Как же я ему завидовал в тот момент, с проклятиями убирая чей-то сапог наступивший
мне на руку.
        Раз уж так расписываю его боевые заслуги, то не лишним будет описать и его внешность. Пойду сверху вниз. Сейчас конечно на нем шапка, но я хорошо знаю, скрывающиеся под ней короткие, торчащие ежиком светло-пепельные волосы. Может быть, он сознательно носит такую прическу, а может и нет. Есть у него одна привычка, он постоянно проводит рукой по волосам, ото лба к затылку. Ну и понятно, что волосы принимают вертикальное положение.
        Так спускаем ниже, уже упомянутый лоб - широкий, выдающийся вперед, с легкими мимическими морщинами, загрубевшими на промозглом морском ветру. Лохматые кустистые брови, почти сросшиеся над переносицей. И сама переносица, сломанная несколько раз. Яков не был забиякой, но после приснопамятного случая в кабаке, драки сами находили его. К тому же существенную роль играл его характер. Он просто не мог отступить или проигнорировать когда кто-то обижает слабого, плюс любой расхрабрившийся парень из округи, решивший что-то кому-то доказать, выбирал своей целью именно его.
        Сосредоточенный взгляд, карих глаз Якова не отражали суть того убийцы, которым он становился в драке. Многих это обманывало. "Пусть большой, пусть кулаки огромные - и не таких мы видывали! - Думали они". Но ведь не это делает из человека отличного бойца, а особый склад характера. А он у Якова был.
        Так что там еще осталось? А! Невзрачные серые губы и квадратный подбородок на почти прямоугольном лице, немного подправленном Духами до состояния овала - не стоят пристального внимания. Такого добра у семерых на десять ребят. В общем, с внешностью Якова разобрались. Теперь попробую описать мою внешность. Не могу же я оставить себя в стороне, когда столько поведал о простеньком Якове. Скажу сразу - я пошел в мать, безвременно почившую десять лет назад. Поэтому мое лицо было несколько женственным для северянина, но, тем не менее, обладало резкими чертами вытянутого лица с выдающимися скулами, как и у большинства моих сородичей. Юный возраст пока еще сглаживал их, но со временем все изменится. Абсолютно прямые, как стрела, густые брови. Тонкие губы, постоянно трескающиеся на морозе, вследствие чего солоноватый вкус крови был мне хорошо знаком. Большие глаза цвета льда с густыми ресницами, которые делали меня похожими на фарфоровую куклу. Нос с легкой горбинкой - пожалуй, единственный кто добавлял мне мужественности, нет не сам нос, а как раз горбинка, оставшаяся у меня после той самой драки в
сельском кабаке. В изначальном виде он был тонким и прямым, но жизнь исправило сие творение моих родителей.
        В целях практичности, я носил волосы средней длины, до плеч, а то уши мерзли на морозе, да и голова тоже. Шапку на охоте всегда снимал. Она делала меня глухим к звукам леса, а соответственно и добычи. Так что мои светло-русые волосы весело развивались на ветру.
        Легкий толчок в плечо, от которого я между тем покачнулся, заставил меня посмотреть на Якова.
        - Оже за час не разыщем дичь, то велено возвращаться в деревню, або засветло не успеем, - проговорил он низким баритоном.
        - Пока не убьем кого-нибудь, домой не вернемся, - прозвучал мой наигранно-кровожадный тенор.
        Надеюсь, через несколько лет голос измениться, а то даже он похож на женский.
        - Горан, я хорошо тебя знаю. Ты ежели не хочешь вертаться с пустыми руками. Брось ты это. Пошли домой, або застудимся еще. Никто худого слова о тебе не скажет. Бывает и такое. Вспомни, сколько раз ты вертался в деревню с ног до чела увешанный куропатками?
        Я довольно улыбнулся, но твердо ответил:
        - Первую же попавшуюся живность убиваем и домой.
        - Ты не ведаешь меры. Тебе бы охотиться и охотиться.
        - Я знаю меру. Упал, замерз - значит хватит на сегодня, - бросил я весело, - а пока мы еще живчики.
        Яков молча махнул рукой и выдвинулся чуть вперед. В этот момент почти у него из-под ног выметнулся глухарь. Птица, расшвыривая толстый слой снега, покрывающий землю и шумно хлопая крыльями, устремилась к вершинам деревьев. Яков только рот раззявил, не успев даже лук вскинуть - вот что значит рыбак. Я же мгновенно выхватил из колчана стрелу, оттянул до уха тетиву и выпустил смертоносное древко. Времени это заняло буквально пару секунд, но глухарь остался жив. Снег, попавший в момент выстрела в глаза, испортил всю картину. Стрела прошла мимо. Хотя и буквально в считанных миллиметрах, мне даже показалась, что вырвала пару перьев из крыла птицы.
        Следующим выстрелом я бы наверняка поразил цель, но глухарь скрылся в переплетении веток.
        Яков медленно произнес:
        - Реакция у тебя лютая. Как ты это делаешь? Отпрысков, наверное, много будет.
        Он только вымолвил последние слова и тут же притворно испуганно потряс головой от такой перспективы, не скрывая озорного блеска в глазах.
        - Сам не знаю. Даже подумать, иногда не успеваю. Тело само как-то реагирует, - серьезно ответил я.
        - Но между тем ты промахнулся.
        - Гребанный снег. Гребанная птица. Гребанная жизнь, - процедил я сквозь зубы.
        Охота серьезное мужское занятие, и здесь не до шуток. Так что я прогнал те глупости, что обычно нагло лезут мне в голову и сосредоточился на деле.
        - Далеко он улететь не мог, баламошка... - протянул Яков, окидывая взглядом верхушки деревьев.
        Я тоже начал внимательно высматривать глухаря быстро шагая в том направление, куда скрылась беглая птица. Там было замысловатое переплетение веток, растущих по соседству деревьев, широко раскинувших свои кроны. Он вполне мог зацепиться за ветки и остаться там. С вершины дерева упала пригоршня снега, послышался глухой звук хлопающих крыльев, подтверждая мою догадку.
        - Вон он! - воскликнул я, перебив парня. - В ветках запутался.
        Я мгновенно вскинул лук и прервал жизнь пернатой тушки. Вот только эта самая тушка осталась висеть на дереве. Будучи живым, глухарь надежно запутался в кроне дерева. Сбить его стрелой не представлялось возможным.
        - Яко делать будем? - спросил Яков.
        - Лезь на дерево. Я убил эту мерзкую тварь, а ты ее доставай.
        Любитель рыбалки пожевал губы, но перечить не стал, и начал снимать с себя все лишнее, что могло помешать его восхождению на дерево. Я глядя на него начал снимать тетиву с лука. Сваленная из пеньки и покрытая воском для защиты от влаги, она составляла половину стоимости моего оружия. Так что я бережно положил ее в нагрудный мешочек. Там же лежала еще одна - запасная. Следом снял защитную рукавицу с правой руки. Вот если бы она еще защищала от мороза, а не только от ударов тетивы, то цены бы ей не было, а так одетые взамен варежки лучше подходили именно для этой согревающей цели.
        Осталось прикрепить лук к колчану и закинуть его за спину. Когда полутораметровое изделие из тиса оказалось на своем месте, я начал помогать Якову. Принял от него лук со снятой тетивой, подумав, он передал и длинный нож, еще подумав, скинул куртку и в вязаном свитере полез на дерево. Надо сказать, что глухарь был птицей высокого полета - это я к тому, что погиб он высокого над землей.
        Я стоял и молча наблюдал за Яковом. Он так же молча карабкался ввысь. Практики такого восхождения у него не было, поэтому двигался он неуклюже. Я пожалел, что оправил его, а не полез сам. Парень как-то очень опасно хватался за ветки. Ему явно мешали соскальзывающие варежки. Я только хотел крикнуть, чтобы он снял их, но судьба распорядилась иначе. Короткий вскрик и Якоб бескрылой птицей устремился к земле. Падение вроде бы не было страшным, но парень болезненно застонал. Его щиколотка на мгновение неестественно вывернулась, но затем приняла исходное положение указанное ей Великими Духами при создании человека.
        - Как ты? Ничего не сломал? - быстро спросил я его обеспокоенным голосом.
        - Вроде нет, - ответил парень, вставая, но тут же болезненно ойкнул, попытавшись наступить на поврежденную конечность. - Ногу, кажется, подвернул. Яро я громыхнулся.
        - С этим не поспоришь, - утешил я Якова. - Идти сможешь?
        - Попробую.
        Он сделал несколько шагов, и я понял, что засветло до деревни мы не доберемся. Парень еле хромал. Я посмотрел на тушку виновника произошедшего и начал разоблачаться. Не уйдешь от меня, пернатая тварюжка.
        - Куда ты? Брось ты его! - проговорил Яков, сдерживая боль в голосе.
        Я молча полез на дерево. Мое восхождение за добычей оказалось удачным. Спустившись, прицепил птицу к поясу и победно глянул на Якова. Он обозначил руками легкие аплодисменты. В этот момент вся серьезность ситуации не совсем доходила до моего сознания, чтобы ее понять, надо вернуться несколько назад, в начало зимы, когда прозвучали первые тревожные звоночки - пропавшая овца, затем коза, потом волчьи следы около деревни, желтые разводы от чьей-то струи на снегу возле моего окна, а нет, это другое, не относиться к звоночкам, но тоже неприятно. В лесу по каким-то причинам, перестало хватать добычи для волков и прочих хищников, и они повадились ходить в деревню. Не спасали даже большие лохматые дворовых собаки, которых собственно и вывели для защиты от волков. Серые хищники коллективным напором разорвали не одну и даже не две подобные собаки.
        С каждым днем волки наглели все больше и больше. По ночам казалось, что они воют буквально под окном, требуя пожрать. Пришлось серьезно укреплять сараи для скота и дома, хотя они и так были отнюдь не хлипкими строениями.
        Я и сам заметил резкое снижение популяции живности, служащей обычным рационом волков, но с чем это связано, не знал. Даже предположить не мог. Раньше, когда я уходил на целый день из деревни, то возвращался с полудюжиной зайцев, а не как сейчас с худющим глухарем.
        Я, проанализировав все это, мгновенно встрепенулся и начал торопить Якова. Он без сомнения уже всё прокрутил в голове, и понимал причину моей возросшей активности. Я подставил плечо Якову. Он оперся на него, и мы направились в сторону деревни.
        Кроме, естественно, вывиха Якова, жутко мешала наша разница в росте. Мне приходилось идти, чуть согнувшись, что не добавляло нам скорости, а добавляло нагрузки пояснице, а она у меня не любила физических упражнений и жалобно скрипела, намекая, чтобы я бросал подобные занятия.
        Глава 2
        Наш путь длился уже пару часов. За это время температура воздуха поднялась, и снег начал таять, превратившись в расползающуюся под ногами кашицу. Это заявился теплый воздух с равнины Перекати-Поле, официальное название которой Глауану с одноимённым королевством и столицей, расположенной на ней. Теплый воздух встретился с подпирающими небеса Мерзлыми горами. Они в свою очередь возвышались совсем недалеко от моего нынешнего местоположения, и преграждали воздуху путь, вследствие чего температура резко повысилась.
        Хорошо, что мы уже вышли на дорогу, где снег был не таким глубоким. В силу обстоятельств снегоступы пришлось отдать Якову еще в самом начале нашего пути обратно в деревню, поэтому я шел с насквозь промокшими ногами и постоянно проваливался, в такие моменты мой рост сравнивался с ростом Якова. Как же меня бесили эти ощущения прикасающейся к ногам мокрой шерсти вязаных носков. А уж вся ситуация в целом...
        Между тем начало смеркаться. Где-то ухнул филин. Сердце испуганно екнуло. Я раздраженно сплюнул. Тени сгустились, размазывая очертания деревьев. Солнце почти зашло за горизонт, виднелся лишь самый краешек. Вокруг начал клубиться туман. Его легкая дымка, сперва, покрыла дорогу, а потом начала взбирался всё выше и выше, оплетая стволы деревьев и зависая в воздухе.
        Нога Якова распухла. Я видел, как унта плотно обтянула его. Сам парень стоически терпел боль. Лишь иногда при особо неловком движении, выдыхал стон боли сквозь сжатые зубы. Я чувствовал его прерывающееся горячее дыхание на своей щеке.
        - Яков дыши в другую сторону. Мне не нравиться, когда мне в ухо мужик дышит, да еще так тяжело, - проговорил я раздраженно.
        Он сдавленно выпустил то ли смешок, то ли стон боли, но дышать стал в другую сторону, разгоняя туман.
        Через час тьма совсем подмяла под себя лес. Ночь еще не вошла в свои права, но поздний вечер начал краткое царствование. Если бы не туман, который набрал силу и стал густым как парное молоко, разлившееся в воздухе, то колючие звезды на небосклоне озаряли бы нам дорогу не хуже, чем солнце.
        Ветер, тревоживший деревья, прекратил всякое движение. Теперь они стояли не шелохнувшись и больше не издавали протестующие скрипы. Тишина заполнила дикий северный лес. Только наше тяжёлое дыхание и редкое уханье обнаглевшего филина-негодяя разрушало сказку леса. Но каков же филин! Ему явно было всласть подобное наглое поведение. Может они дружили с глухарем? И теперь он мстит за друга?
        До деревни оставались считанные километры, когда волчий вой заставил мое сердце испуганно вздрогнуть. Я почувствовал, как напряглась рука Якова на моем плече. Он попытался ускорить шаг. Я с радостью поддержал его. Мы как могли, скакали по зимней дороге, разрывая плотный туман.
        Постепенно вой начал раздаваться всё ближе. Похоже, что волки встали на наш след, или может быть тупо бежали к деревне, в надежде поживиться чем-нибудь - в общем-то без разницы, любой из предложенных вариантов грозил нам крупными неприятностями.
        Волки крайне редко нападают на людей. Есть мнение, что это делают только бешеные особи. Так как зверь заболевший бешенством не испытывает страха. Но логика подсказывает, что волк не побоявшийся выйти к человеческому жилищу за добычей, может напасть на двух бредущих в ночи охотников. Тем более это резкое сокращение лесного рациона волков. Серые хищники, наверное, не на шутку голодны, раз так осмелели. Пока еще они не нападали на людей из деревни, но кто знает что впереди?
        Яков шумно оступился и повалился на снег. Я наклонился над ним, чтобы поднять его, но тут же выпрямился. Невдалеке, сквозь разошедшийся на секунду туман, я увидел мелькнувшую тень животного. Тетива из мешочка быстро перекачивала на выхваченный из-за спины лук. Стрела плавно выскользнула из колчана и замерла на тетиве, готовая к полету. Нарастала паника. Хотелось сорваться с места и броситься бежать, куда глаза глядят.
        Я шепнул Якову, не прекращая озираться вокруг:
        - На дерево сможешь залезть?
        Он отрицательно покачал головой и начал готовить лук к бою.
        Мозг никак не мог воспринять новую реальность и предлагал, как ему казалось не лишенную доли практичности мысль: "Волки не нападут". Так, наверное, произошло бы раньше, но вследствие всего изложенного выше, это навряд ли. Учуять они нас, точно учуяли, но вот осмелиться напасть на двух человек... смогут ли? Если их большая стая, то весьма вероятно, что да, а вот если всего пару штук, то шанс избежать нападения волков есть.
        Совсем рядом раздалось рычание. Буквально в паре метров. Если бы не туман, то я бы увидел зверя. А так произошло то, чему я сам иногда не могу дать объяснение. Я не успел подумать стрелять или нет, как стрела отправилась в полет. Прозвучал визг раненного животного. Я точно знал, что раненого, что это был не предсмертный визг. Мои уши с точностью интерпретировали этот звук. Такой тонкости слуха, точнее, возможность улавливать различные оттенки звуков и расшифровывать их, я тоже не мог дать объяснение.
        Яков возбужденно спросил:
        - Загубил?
        - Ранил, - раздосадовано ответил я.
        Парень не стал спрашивать, откуда я это знаю. За восемнадцать лет он действительно неплохо меня узнал. Пожалуй, Яков был наиболее близким мне человеком в деревне, за исключением отца. Другом бы я его не назвал, но вот товарищем да. Да и вообще даже товарищей у меня было не много. Когда я не был занят делами деревни или своими, то любил проводить время за книгами, доставшимися мне от матери, а это не способствовало заведению близких знакомств с людьми, которые читать и писать почти не умели, разве что свое имя могли накарябать неровными буквами, и попробовать по слогам прочесть пару строчек из какой-нибудь книги для детей.
        Я посмотрел на Якова и произнес:
        - Дай мне половину своих стрел.
        Он без возражения протянул мне пять штук, понимая, кто лучше их использует. За то время, которое он потратит на один выстрел, я успею выпустить как минимум четыре стрелы.
        Итак, у меня четырнадцать стрел, у Якова пять. Хватит ли нам такого запаса снарядов? Время покажет.
        Еще один рык раздался в тумане. Еще одна стрела унеслась во мрак. В ответ тишина и разочарованный скрип моих зубов.
        Яков держал стрелу на тетиве, но не стрелял. Он сознавал, что в таких условиях только чудом может попасть в цель, ночью, в тумане, на звук... нет, лучше подождать пока волки покажутся из белесого молока, зависшего в воздухе, и только тогда стрелять, а пока надеяться, что я перестреляю их раньше этого мига.
        Нервы были натянуты до предела, как и тетива, холодившая тонкой нитью щеку. Пальцы подрагивали, готовые в любую секунду разжаться. Время тянулось, словно, вечность. Я чувствовал, что волки здесь, что они бродят вокруг нас. Ожидание прекратилось неожиданно. Сколько не готовься к нападению, но оно всегда происходит неожиданно. Волки как по команде, стаей выметнулись из лесу.
        Я еще никогда так быстро не стрелял. Тетива непрестанно била по рукавичке. Эти хлесткие удары слились в один протяжный звук, за которым я не сразу различил человеческие голоса. Из тумана, позади нас, оттуда, откуда мы пришли, вынырнули три мужские фигуры. Даже в такой смертельно сложной ситуации мозги, получившие знания не из одной книге по оружию прекрасно выдавали информацию о пришельцах. Одна фигура с ног до головы была закована в блестящие стальные латы, с полутораручным мечом в руке, известным под названием "бастард", который имел искусно выполненный полузакрытый эфес, обладающий дужкой для защиты пальцев. В другой руке обладатель бастарда держал длинный миндалевидный стальной щит с непонятным в темноте гербом. Еще одна фигура размахивала блестящим двуручным мечом. А третья была вооружена двумя длинными, изогнутыми кинжалами с прямыми кардами, загнутыми на концах. Неожиданная троица сходу разогнала стаю. Еще бы, двуручник с одного удара разрубал животное пополам. Меч и щит тоже знали свое дело, скупые, но смертельные выпады, сражали волков. Вихрь кинжалом полосовал серых убийц на кусочки. Я
не сразу понял, что мы спасены, настолько все это быстро произошло. Вокруг не было ни одного живого волка, только трупы и фрагменты тел, на красном от крови снегу. Даже раненых животных не было. Все были прямиком отправленные в волчью загробную жизнь, кто гоняться за зайцем, а кто убегать от охотника. Сизые кишки из распоротых животов, серые мозги из разрубленных удлиненных черепов, и кровь, алая, горячая, мои глаза не знали, за что зацепиться - такое зрелище впервые предстало передо мной.
        Обладатель двуручника, отправив свое страшное оружие в ножны, прикрепленные за спиной, произнес устало, обращаясь ко мне:
        - Прекращай.
        - Что простите? - не понял я, пытаясь унять нервную дрожь и отнять взгляд от трупов.
        Он, стирая тыльной стороной ладони, брызги волчьей крови с кожаного нагрудника, покрытого заклепкам, мотнул головой в сторону моего колчана.
        Я повернул голову и увидел, что моя правая рука бессознательно пытается нащупать там оперение стрелы, но колчан был пуст.
        - Лихо ты стреляешь, - продолжил простуженным басом все тот же воин.
        - Есть такое, - проблеял я.
        - Где здесь ближайшая деревня? - резко сменил тему он.
        Немного успокоившись, я произнес:
        - Час пути.
        Яков, молчавший до этого, проговорил:
        - Благодарю, яко выручили наши животы.
        Закованная в латы фигура, произнесла высоким женским голосом, приглушенным ведроподобным шлемом с опущенным узким забралом:
        - Не стоит благодарностей. Вы нам тоже хоть и невольно, но помогли. Если бы не ваши следы на этой богом забытой дороге, то мы бы так и бродили по проклятому северному лесу в поисках хоть одной живой души.
        - Леди Женевьева вы как всегда правы, - поддакнул еще один воин, хриплым голосом. - Познакомиться надобно, - продолжил он, смотря на нас с Яковом, - Харник - это собственно я. Леди Женевьева Сонбаденская наш сюзерен и покровительница. И вот этот угрюмый здоровяк - Георг.
        Я сразу поклонился благородной воительнице. Яков последовал моему примеру. Людей высшего сословия мы сроду невидали, но знали, как к ним нужно относиться.
        - Так что, - произнес Харник, - проводите нас до деревни?
        - Конечно, сэр, - ответил я, на всякий случай, наградив воина рыцарским обращением. - Мое имя Горан, а это Яков.
        Харник расплылся в довольной серогубой улыбке, но с сожалением произнес:
        - Не называй меня так парень. Я не рыцарь. Это здесь в медвежьем углу за это ничего не будет, а в империи мигом окажешься на эшафоте.
        - На виселице, - поправил Георг. - Но результат один.
        - Да, пеньковая подруга лишит тебя жизни так же верно, как и топор палача, - проговорил Харник.
        - Ведите нас в деревню, - приказала леди-рыцарь.
        Я подставил Якову плечо, и мы потопали вперед, но всего пару шагов.
        Георг добродушно произнес:
        - Давай я помогу.
        Он подхватил Якова с другой стороны, и мы начали двигаться заметно быстрее.
        Харник, идущий чуть позади, спросил:
        - А у вас лошади в деревне есть?
        - Есть, - ответил я.
        - Отлично, а то наших волки сожрали. Не углядели.
        - Ты не углядел, - подал голос Георг. - Ты отвечал за них.
        - Ну, сколько можно! Это меня не прощает, но ты ведь сам кумекаешь... что я мог сделать в той ситуации? Подкрались волки, кинулись на наших лошадей. Они испугались и деру дали. От них, наверное, сейчас только рожки да ножки остались. Хотя откуда у лошадей рога? Поклажу-то как жаль. Там у меня в мешке лежал такой хороший, теплый, меховой плащ. Тьфу, разорви их моя бывшая теща на мелкие кусочки этих ваших волков. Больно умные они здесь!
        - Привязывать надо было лучше, - буркнул Георг.
        - Оборвали ведь узду, - отбивался Харник.
        - Прекратили собачиться. Единый даст все нам вернётся сторицей, - твердо остановила перепалку леди Женевьева.
        - А вы кем вообще являетесь? - спросил я, смягчив вопрос, пытаясь, запоздало выяснить, кто они такие.
        - Наемники? - попытался угадать Яков.
        - Наемники? - гневно переспросила леди Женевьева. - Ты сравниваешь нас с этими ублюдками? Мы воины императорской армии, смерд!
        - Простите, госпожа, - промямлил парень.
        Девушка гневно фыркнула, выдохнув облачко пара сквозь решетку забрала, но промолчала. На этом разговоры прекратились, что давало мне возможность, украдкой изучать новых знакомых, благо, туман начал рассеиваться, и упорно пробивающийся звездный свет давал глазам возможность кое-что рассмотреть. Начну с Георга. Вот его можно было бы назвать Горан. Действительно человек-гора. Роста мы были одинакового, но какой же он был широкий. На его плечи можно было спокойно положить быка, и он бы весь целиком уместился на них. В его кожаный нагруднике могли влезть трое, таких как я, если не четверо. А уж руки в обхвате были как мои ноги, а уж сами ноги... да, статью он был не обделен. Черты лица Георга были подстать его телу, крупные, обращающие на себя внимание. Большой, побитый оспой, курносый нос с широкими ноздрями. Белесоватые брови, нависающие над серо-стальными, на выкате, глазами. Спокойный, уверенный взгляд был устремлен строго вперед, выискивая там врагов и прочих недругов, которым можно отсечь голову молодецким ударом двуручника. Губы едва выглядывали из черной с проседью бороды, закрывающей шею.
Из-под шлема выбивались кудрявые вихры, такие же как борода - черные с проседью.
        Я оценил его как бывалого воина, на которого можно положиться на поле брани. Возраст примерно сорок - сорок пять лет.
        Отдельно хотелось бы рассказать о его выдающемся оружии, поразившем меня. Благо я встречал такое в одной из книг. Это был полутораметровый фламберг с обернутой черной кожей рукоятью. Он представлял собой двуручный меч с клинком, имеющим ряд последовательных изгибов, расположенных на две трети своей длины от гарды -- конец клинка оставался прямым и служил для нанесения как рубящих, так и колющих ударов. По всей длине клинка, лезвие затачивалось, при этом "волны" клинка чуть отгибали как у пилы. Перед основной гардой, он имел еще одну, чуть поменьше, служащую для перехвата клинков противника.
        Так, теперь Харник. Невысокий, жилистый, быстрый, очень быстрый. Я видел, как он орудовал своими кинжала. Стальной смерч, не иначе. На его тонких губах играла насмешливая улыбка. Бегающие темные глаза, казалось, ни на чем не останавливалась дольше, чем на пару секунд. Жидкие темные волосы падали на смуглую кожу лба. Конечно, не только лоб был смуглый, он весь был смуглый. Черные, как смоль брови несколько раз прерывались ниточками шрамов. Нос Харника был далек от идеальной прямоты. Сколько раз его ломали - неизвестно, но явно не единожды, сейчас он заметно склонился к правой щеке, на которой, кстати, красовалась татуировка в виде когтей какого-то зверя. В отличие от Георга одетого в кожаный нагрудник поверх длинной кольчуги до колен, опоясанной широким, кожаным поясом, Харник был одет почти так же, как мы с Яковом, только у него на поясе были ножны, в которых притаились два кинжала, а через плечо была переброшена перевязь с метательными ножами. За спиной он нес объемный мешок.
        Леди Женевьева. На данный момент ее лицо было скрыто забралом шлема, сквозь которое ничего увидеть было невозможно. Сам шлем опирался на плечи, защищенные круглыми наплечниками с торчащими вверх длинными шипами. Фигуру тоже не оценить, доспехи надежно скрывали ее. Это были белые доспехи - так назывались любые латы, не являющиеся воронёными, не покрытые тканью и не раскрашенные одновременно. Даже герб на щите не рассмотреть, так как он висел у нее за спиной. Единственно, что оставалось это рост - на голову ниже меня, в общем, высокая и крупная для девушки.
        Несмотря на то, что внешность девушки пока была скрыта, мне было чем заняться - я рассматривал ее доспех. Все было стандартно: выпуклый двумя холмиками нагрудник, расположенный под ним напузник, кольчужная юбка, железки для защиты ног, сабатоны, они же латные сапоги, рондели для защиты подмышек, латные рукавицы, способные выдержать удар меча и ведроподобный шлем с забралом гармошкой. В целом все смотрелось безупречно красиво и надежно. Стальной блеск буквально сигнализировал о том, что эти латы так просто не пробить. Еще у меня в голове блуждала мысль об их возможной цене, но я не мог оперировать подобными категориями, поэтому просто выгнал на мороз эту мысль, цена казалась какой-то запредельной.
        Глава 3
        - Далече еще? - спросил Яков.
        Его глаза блеснули совсем рядом с моим лицом. Тучи, низко нависшие над лесом, почти задевающие тушами верхушки деревьев, пришли на смену туману, и скрыли только-только заблестевшие холодной красотой звезды. Лес покорно канул во мрак.
        Вот теперь ночь полностью приняла бразды правления в свои метафизические руки. Такие шутки природы были не в диковинку для этой местности.
        - Совсем рядом, - ответил я.
        - Как ты ориентируешься в такой темени? - удивленно произнес Харник.
        - Дымом пахнет. Хлевом. Рыбой копченой. Собака брешет, - проговорил я, пытаясь рассмотреть силуэт воина. - А как вы собственно здесь оказались, в этом лесу?
        - Деревни обходим, - последовала короткая реплика от Харника.
        По характерному звуку было слышно, что он втягивает ноздрями воздух, пытаясь почувствовать перечисленные мною запахи, и очень напряженно прислушивается, так что аж вот-вот послышится хруст удлиняющихся ушей.
        - Зачем? - удивился я, почти физически ощущая, как он разочарованно качает головой.
        - Скоро узнаешь, - загадочно ответил воин, словно, скрывая какую-то не совсем приятную, но не смертельную весть.
        - Может лучше сейчас? - почуял я неладное.
        - Неа, - бросил Харник.
        В этот момент мы поднялись на небольшой пригорок и вдали показались огни деревни. Некоторые жители еще не спали, благодаря этим полуночникам я почувствовал, что этот сумасшедший день почти закончился. Желтый свет свечей, пробивающийся сквозь бычий пузырь, натянутый на оконные рамы, дарил мне ощущения дома.
        Деревня была почти полностью обнесена новеньким частоколом. Тяжелый труд вкапывать бревна в промерзшую землю, но безопасность превыше всего. Как мы ненавидели волком, когда сооружали его. До этого отродясь никаких частоколов у нас не было. Воевать не с кем, бандитов у нас тоже нет, да и волки вели себя тихо до этой зимы.
        Георг не сбавляя шаг поинтересовался:
        - Как хоть называется?
        - Северный Мыс, - откликнулся Яков. - Это последняя деревня. Оже дальше пойдете, то там только море.
        - Прибавим шаг, - скомандовала леди Женевьева.
        Наш маленький отряд ускорил темп передвижения.
        Голова очистилась от переживаний, и пока шли, всплыла назойливая мысль: "Зачем императорские воины обходят северные деревни?". Я знаю, что империя по большей части феодальная страна, но в ее состав входят и такие территории как наша - где нет сюзеренов. Полсотни лет назад это было суверенное королевство Бривенхейм. Крошечное, затерянное среди лесов и гор, хотя и имеющее выход к Северному морю. Оно долго не интересовало своего могучего соседа. Да и чем оно могло заинтересовать? Полезных ископаемых, кроме угля, кот наплакал, дорог нет, благодатных для посева земель нет, только пушной, да рыбный промысел. Но все-таки империя решила увеличить свою территорию за счет нашего королевства. Война получилась недолгой, но кровопролитной. Имперские воины были хорошо обучены, но только не сражениям в заснеженных лесах, когда из-за каждого дерева в тебя готова прилететь стрела. Империя Истред Клат, конечно, победила, но благодаря стойкости наших дедов Бривенхейм получил множество свобод, которыми могут похвастаться далеко не все территории, завоеванные империей. Королевство перестало существовать, но его народ
имел право на свободу вероисповедания, на самоуправление, на отсутствие всяких господ из империи, на которых мы бы гнули спину, конечно, налоги мы платили, но сразу в столицу, в город Альт-Аарон. Это были основные свободы, которые сходу пришли мне в голову. Были и еще кое-какие, но сейчас мне не до них, отряд вступал в пределы деревни. Навстречу нам вышел часовой с факелом в левой руке, а в правой был зажат короткий поводок, на конце которого во всю пасть улыбался желтыми зубами лохматый здоровенный кобелина. Сегодня в качестве часового был старик с тремя перьями на лысине. Раньше мы и никаких часовых не выставляли, но с нападениями волков все изменилось. Я боялся, что он не удержит угрожающе рычащую на имперцев собаку, но он как-то справлялся.
        - Кто такие? - проговорил, щурясь старик Ярофей, не сразу сориентировавшись из-за бьющего по глазам пламени факела.
        - Беги за деревенским головой, - громко произнесла леди Женевьева.
        Ярофей догадался вытянуть факел подальше от себя, и наконец, разобрал, кто перед ним стоит. Он тут же начал кланяться. Я услышал, как жалобно трещать кости его позвоночника. На собаку слова леди-рыцарь не произвели впечатления, как только она почувствовала, что старик ослабил поводок, попыталась броситься на благородную, но Ярофей вовремя опомнился и схватил поводок двумя руками, чуть не выронив факел.
        - Давно ты меня поклонами не встречал, - весело произнес я.
        Часовой бросил на меня злобный взгляд, но тут же поковылял исполнять приказ благородной, борясь с рвущимся к имперцам кобелем.
        Спустя буквально пару минут прибежал старик Громых - он был глава Совета старейшин деревни. Тут же начал лебезить перед леди Женевьевой, потом чуть успокоился и повел трио имперцем в гостевой дом. Деревенские собаки оглушительно лаяли, почувствовав чужаков. А так как брехающие животины были в каждом дворе, лай стоял до небес, в этот момент вся деревня точно проснулась, я ни капли не сомневался.
        Мы с Яковом мгновенно стали никому не нужны. Я их понимаю, куда уж нам. Ну, не было нас целый день в деревне, ну, хромает Яков, так тут же целый леди-рыцарь прибыл, или прибыла? Наверно, все же, прибыла.
        Я посмотрел на парня и произнес:
        - Пойдем, провожу до дома.
        Он уже привычно оперся на меня, и мы потопали. Точнее топал я, неся его на себе. Парню, по-моему, стало только хуже. Он совсем не мог наступать на травмированную конечность. Я вымотался за сегодняшний день до предела и едва не падал под его весом. Благо деревня была маленькая - всего пятьдесят дворов на дух с половиной улицах, так что до дома Якова дошли можно сказать быстро. Я, тяжело хрипя, передал его под оханье матери на руки отцу, пожелал скорейшего выздоровления, и направился домой, едва волоча уставшие конечности. Желание оказаться в теплой кроватке, укрыться пушистой шкурой и заснуть, заставило быстрее заработать уставшие ноги. Я как измученная лошадь почуявшая отдых поскакал домой. Дохлым соколом пролетел расстояние отделяющее дом Якова от моего и подошел к нему. В окне горел свет свечи. Только протянул руку, чтобы открыть дверь, как она сама распахнулась, чуть не задев меня. На пороге стоял отец с всклокоченными волосами и бородой.
        - Горан, - удивленно-обрадованно выдохнул он, увидев меня. - Потом расскажешь, где пропадал. В деревню прибыл рыцарь! Кличут совет старейшин, я должен там быть.
        - Быть того не может, чудеса, рыцарь, надо же, - промямлил я в удаляющуюся спину отца и зашел в дом.
        Приятное тепло от жарко горящего очага, потрескивающего поленьями начало согревать меня. Мимоходом скинув жирного черно-белого кота со стола, я устало сел на стул и принялся снимать унты, но закончить не успел. Внезапно раздался негромкий стук в дверь. Выругавшись, пошел открывать. Гневно распахнув дверь, удивленно замер. В дом проскользнула Велена - мечта всех деревенский парней. Первая красавица округи. Я сглотнул вязкую слюну и большим пальцем провел по указательному, нащупав тонкое серебряное кольцо - всё, что осталось от матери.
        - Яко вытаращился, закрой дверь, люто холодно, - произнесла она чарующим голоском, в котором слышалось пение птиц - когда соловьев, а когда ворон.
        - Ага, - выдавил я и захлопнул дверь.
        Многих впервые увидевших и услышавших Велену, шокировали ее красота и поведение. Имея внешность ослепительной красавицы, девушка общалась нарочито грубо, словно пыталась разбить очарование от своей красоты. Подколки, издевки, едкие замечание - это далеко не весь набор ее любимых приемов.
        - Кого ты приволок в деревню? Кто это? - произнесла Велена, с нетерпением ожидая услышать ответ.
        А я все смотрел на нее. На ее длинные волнистые волосы цвета платины. Аккуратные, светлые брови. Высокий, ослепительно белый лоб. Чуть вздернутый носик. Алые, пухлые губки. Утонченный овал лица. Высокие скулы.
        Внешне она разительно отличалась от практически всех девушек не только нашей деревни, но и близлежащих. Вроде бы ее бабка по отцу не была северянкой и Велена унаследовала ее черты лица.
        Я сделал шаг назад, чтобы полностью охватить взглядом ее лицо. Духи подарили ей ошеломляющую красоту. Даже я, знающий ее с самого рождения, все ее семнадцать лет, и то каждый раз замирал при виде этого лица.
        Велене надоело ждать. Она подошла ко мне, глянула снизу вверх, синими бездонными озерами, окаймленными по берегам пушистыми ресницами, и протянула:
        - Иии?
        Я не отвечал, вспоминая ее фигуру, сейчас скрытую длинным, меховым плащом, сшитым из шкурок куниц. Я унесся в воспоминания лета, когда видел ее в свободном сарафане, развивающемся на ветру. Подспудно я желал, чтобы ветер сорвал тонкую лямку с ее плеча - к сожалению этого не произошло, но воспоминание все равно было яркое и жгучее.
        Девушка была высокой даже для северянки, с сильными руками и широкими, несколько мужскими, плечами. Хорошо развитая мускулатура только подчеркивала это. Зато, я уверен, ее филейная часть могла по твердости соперничать с гранитом.
        - Эй, - повысила голос девушка и щелкнула тонкими пальцами возле моего носа.
        - Слушай... - произнес я и, взяв себя в руки, рассказал ей все, что знал о прибывшей вместе со мной в деревню троице.
        - Интересно, - проговорила Велена, дослушав мой рассказ. - Так значиться они сейчас в гостевом доме?
        - Ага.
        - Пойдем.
        Девушка схватила меня за руку и потащила за собой на улицу. Я не сопротивлялся, млея от ощущения ее пальцев на коже. Девичье тепло разливалось по всему телу от того места где она держала меня. Я уже почти убедил себя, что это многое значит, чуть ли не признание в любви. Она была безумно популярна у противоположного пола, но ко всем относилась одинаково холодно. Может быть, у меня в свете последних событий появилась возможность выбиться из общего числа претендентов на ее любовь?
        Очухался я только тогда, когда Велена притащила меня под окна гостевого дома. Оттуда доносился приглушенный гомон голосов и лился желтый свет. Вокруг никого не было, только тревожные огоньки в окнах домов, то и дело мигающие из-за расхаживающих туда-сюда сгорающих от любопытства людей, заслоняющих телами язычки пламени свечей.
        - Ты решила подслушать? - удивился я, увидев, как девушка прильнула к бычьему пузырю.
        - Догадливый, - иронично изогнув бровь, оценила Велена. - Неужели тебе не любопытно?
        - Но так нельзя!
        Девушка молча махнула на меня рукой, вытащила небольшой нож, вскарабкалась на сугроб и сделала надрез на пузыре. Я колебался недолго, протянул руку, и Велена с победной улыбкой, вложила в нее нож. Проковыряв дырку в пузыре, отдал нож обратно и принялся наблюдать за происходящим внутри дома. За длинным столом расположились старейшины и леди Женевьева. Она сидела во главе стола, спиной ко мне. Девушка сняла шлем, и мне были видны ее короткие, немного недостающие плеч, русые волосы. За ее спиной стояли Харник и Георг. Один по левую руку, другой по правую, как два верных, сторожевых пса.
        Отец как один из самых младших по возрасту сидел почти в самом конце стола. В комнате повсюду были расставлены подсвечники с дорогими восковыми свечами. На столе стояли медные кубки, большая бутыль вина, сыр, ветчина, копченая рыба и мягкий белый хлеб. Старейшины выгребли все самое лучшее ради благородной гостьи. Я рефлекторно сглотнул слюну.
        Мы с Веленой прибыли в тот момент, когда леди-рыцарь в отплесках свечи дочитывала пергамент:
        -... рекрутировать в имперскую армию по два молодых парня от деревни, возрастом от шестнадцати до двадцати лет, и отправить одну девушку того же возраста в Имперскую Школу Лекарей на обучение. Печати и подписи присутствуют.
        Леди Женевьева передала пергамент ближайшему старейшине. Он внимательно посмотрел на него и передал дальше. Документ обошел стол по кругу и вернулся к женщине.
        Тишину, возникшую после прочтения имперского указа, разорвал голос Громыха, сидевшего по правую руку от леди Женевьевы:
        - Когда мы должны выбрать двух мальчиков и девочку, которые отправятся с вами?
        - Молодых людей я выберу сама, а девушку выберете вы. Они все вместе через неделю должны будут прибыть в ближайший крупный город Армейн. Оттуда девушка на санях доберётся в город Кар-Карас, где и находиться Имперская Школа Лекарей. Завтра утром прошу собрать всех подходящих по возрасту молодых людей в центре деревни. На этом всё.
        Старейшины молча встали со своих мест и цепочкой потянулись из дома. Я посмотрел на Велену.
        - Ты прав, уходим, а то заметят, - произнесла она разочарованно.
        Я только хотел отойти от окна, как услышал свое имя, произнесено голосом Георга. Глаза Велены испуганно расширились. Мои тоже. Неужели воин заметил нас? Но тут же я сообразил, что просто внутри дома разговор идет обо мне. Велена тоже это поняла, но удивление ее, наоборот, только возросло.
        Невдалеке послышался скрип снега под ногами. Мы с девушкой сорвались в бег и скрылись с места преступления. Было жутко жаль, что я не узнал о чем, конкретно, разговаривала троица, упоминая мое имя.
        Велена бежала чуть впереди меня. Наблюдая за ней, я игриво произнес:
        - Ты так грациозно бегаешь как... как...
        Я покрутил варежкой, пытаясь жестом помочь себе найти красивое сравнение. Девушка через плечо смотрела на мои потуги и я выдал:
        - Как олениха.
        Она резко остановилась и влепила мне звонкую пощечину.
        - Ты чего? - возмущенно воскликнул я, потирая щеку. - Ты знаешь, как грациозно они бегают?
        - Ты баламошка, - резюмировала она и, развернувшись, спокойным шагом пошла по улице.
        - Я комплимент хотел сделать, - оправдывался я пристыженно. Вот северный олень такое ляпнул.
        Девушка посмотрела на меня через плечо, сделала движение рукой, словно что-то ловит, а затем выкидывает.
        - Все, я выкинула твою олениху в море. Запамятовали об этом.
        - Спасибо.
        - Я только что обрекла бедное животное на мучительную смерть в лютых водах, а ты глаголешь мне спасибо? Изверг!
        Она произнесла это серьезным голосом, но я все же понял, что она шутит.
        - Как ты думаешь, кого они выберут? - переменил я тему, плохо скрывая стыд от неудачного комплимента.
        - Не ведаю. Выбор не так широк. У нас есть хорошие шансы перебраться в империю.
        - Я слышу в твоем голосе надежду? - изумился я. - Чем тебе здесь плохо?
        Велена молча шла вперед.
        - А как же твоя мать? Ты бросишь ее одну?
        Отец девушки пропал в горах много лет назад отправившись искать золотой рудник - была такая легенда в наших краях, и как не искали его жители деревни, найти не смогли, видимо он отыскал рудник. Так что у нее, как и у меня, остался только один родитель.
        Велена, плавно развернулась, и устремила на меня долгий взгляд пылающих злостью глаз.
        - Она даже не заметит моего отсутствия.
        - Она твоя мать! Этого не может быть, - неуверенно произнес я.
        В деревне все про всех всё знают. Поэтому от меня не укрылись слухи о проблемах Велены с матерью.
        - Когда я час назад покинула дом, она сидела возле очага и вязала, я шутливо сказала, перед тем как выйти на улицу: "Пойду, утоплюсь в море". И ведаешь, яко она мне ответила?
        - Нет, - протянул я.
        - Только не долго, - громко произнесла она. - Только не долго!
        Я попытался заговорить, подбодрить ее, может быть утешить, но она движением руки дала понять, что ничего не хочет слышать. Мы как раз дошли до ее дома, находящегося по соседству с моим. Она повернулась и на прощание произнесла:
        - Не вздумай никому ни о чем брякнуть.
        - Как скажешь, - проговорил я и пошел домой, поглядывая в направлении гостевого дома, скрытого другими домами, не появиться ли из-за угла отец.
        Нельзя попадаться ему на глаза, а то начнет задавать ненужные вопросы. Влетев в дом, я быстро разделся, кинул на стол многострадального глухаря и забрался в кровать. Шум открывающейся двери и тяжелые шаги отца, я уже не слышал - сладко спал. Еще я не услышал, гневное восклицание родителя, увидевшего кота, расправляющегося с неосторожно оставленным на столе глухарем.
        Глава 4
        Ночью меня из объятий мертвецкого сна, осторожно, за ручку, в приоткрытую дверь бодрствования, вывели приглушенные звуки человеческой речи. Я как мог, отбивался, упирался всеми конечностями совсем не стремясь просыпаться, но звуки были настойчивы как морской прибой. Я сонно приоткрыл один глаз, и услышал отцовское удивленное восклицание. Открыл второй глаз и перевел взгляд на дверь. За ней, в комнате, горела свеча. Ее отблески проникали в щель под дверью.
        Любопытство переселило отступающий сон. С кем мог отец разговаривать среди ночи? Я встал с кровати, на цыпочках подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее. За столом, подперев голову кулаками, сидел отец, напротив него Георг. Свеча освещала решительное лицо воина и полные боли глаза отца.
        - Почему он? - шепотом прокричал родитель.
        - Его выбрала леди Женевьева, - ровно ответил воин.
        - Впереди война, да? Просто так ведь империя не кличет воинов с окраин, только оже твориться что-то серьезное. Он будет воевать?
        - Весьма вероятно.
        - Ну, почему он? - снова произнес отец, - разве нет других парней? Хотя бы те с кем я работаю на шахте. Ты же видел его. Он хилый и тощий. Он меч-то поднять не сумеет. Какая ему имперская армия?
        - Дело в том, что я его видел, и видела леди Женевьева, - произнес Георг голос, в котором слышался прозрачный намек.
        Отец обреченно склонил голову на грудь и зашептал:
        - Я не ведаю, откуда у него этот талант. Ни я, ни его дед, никогда не были охотниками. Один рыбак, другой шахтер.
        - А кто его мать? - спросил Георг. - Я так понимаю, он в нее пошел. Больно вы не похожи.
        - Она была родом из империи, учительница. Несла грамоту дикарям. Ты ведь слышишь, какой у него чистый имперский?
        - Ага, не те рубленые слова, в которые коверкают имперский язык северяне, да еще и своих словечек кучу вставят, и пойми после этого, что они лопочат. Ты, конечно, извини Белогор, но он выгодно отличается от вас, словно имперец случайно попавший к северянам. Давно умерла его мать?
        - Давненько. Болезнь скоро ее сожгла. Пару дней и она умерла, - проговорил отец, пытаясь сдержать слезы. - Я ведь мирный человек, за что мне это? Он ведь тоже не солдат!
        - Взгляни вокруг, Белогор, - проговорил Георг, обведя рукой наше скромное жилище, - чего он здесь достигнет? Всю жизнь проживет, охотясь в этих местах, и состарившись, будет рассказывать о том, что много лет назад видел леди-рыцаря?
        - Зато он будет жив!
        - Он может достигнуть много в имперской армии, а затем и в империи, если пожелает остаться. Мы ведь забираем его не на всю жизнь, а лишь на три года. Посмотри на меня, Белогор, - отец поднял взгляд на воина, - это ведь не твои книги, - утверждающе произнес Георг, показывая рукой на заставленные полки, - если он хотя бы прочитал десятую часть из них, то его ждет неплохое будущее, а возможно и слава.
        - Он прочитал их все, - прошептал отец и затем громко крикнул: - Горан!
        Я вздрогнул, помедлил немного, и старательно протирая глаза, зашел в комнату, не смущаясь, что одет только в нижние штаны. В доме было всегда тепло, и я ходил легко одетый, а уж спал и подавно, там ведь еще шкура дарит мне тепло. Единственное, пол холодил босые ноги, но сейчас мне это совсем не доставляло дискомфорта.
        Отец посмотрел на меня полными муки глазами и проговорил по-бривенхеймски:
        - Они забирают тебя сынок. В их поганую армию. Оже ты не хочешь, только скажи мне. Я помогу тебе схорониться в лесу. Там они тебя никогда не найдут.
        Я слушал отца и не слышал его. Стремительно сбрасывающий оковы сна мозг переваривал слова Георга. Я был под впечатлением от них. Юношеский пыл взыграл во мне, как боевой конь под звуки рога, призывающего ринуться в атаку. Его слова запали мне в самую душу, каленым железом выжигая слово "слава". Неокрепший мозг еще не способный твердо отличить фантазии от реальности, уже рисовал мне картины дворцов, земель, прекрасных женщин, которыми я буду обладать, но червь сомнения, внушал мне страх того, что я просто погибну, как и тысячи таких же юнцов возомнивших о себе невесть что. Война кровавой мясорубкой перетрет в однородный фарш парня-северянина, не спросив, сколько книг он прочитал и как стреляет из лука. Все внутренности переворачивались от одной только мысли, что я буду воевать, убивать людей, видеть их кишки, мозги, кровь. Я с содроганием вспоминаю зрелище в лесу, когда имперцы расправились с волками, а здесь же будут люди. Я внутренне передернулся - это метафизическое движение заставило вынырнуть из океана эмоций доселе еще пребывающее во сне чувство собственно достоинства. Оно прочно обосновалось
в груди, выгоняя страх и сомнения, словно, экзорцист бесов. Струсь я сейчас, то вместо меня отправиться другой парень, а возможно еще и накажут всю деревню. Кто я тогда буду? Я не могу отступить. Хоть слезы уже наворачивались на моих глазах, но я знал, что не смогу жить, если сейчас страх одержит надо мной верх.
        - Я вернусь отец. Обязательно вернусь, - проговорил я на родном языке, трясущимися губами, но старательно делая вид, что мой яйца превратились в сталь.
        Он встал и обнял меня. Из его глаз катились слезы. Они солеными каплями падали на мою обнаженную шею и одиноко стекали по голой безволосой груди. Я не мог обнять его в ответ. Я безвольно стоял в его объятиях, вытянув руки по швам, и смотрел в закопченный потолок, видя там ратные баталии.
        - Я горжусь тобой, - проговорил подбадривающе Георг. - Заря через два часа. Будь готов выходить. Ты уходишь с нами - так приказала леди Женевьева. Возьми с собой лук, побольше стрел, запасную одежду, какой-нибудь кинжал, огниво, еды до следующей деревни...
        Воин все перечислял и перечислял, а я только кивал головой, понимаю, что через два часа начнётся новая глава моей жизни. Где-то в глубине души крепло чувство того, что я поступаю правильно, истинно по-мужски. Перед глазами неуловимой тенью промелькнуло лицо Велены. Еще один камушек, размером с глыбу, на чашу весов моего решения. Если я останусь, то навсегда потеряю ее. Она ведь упорная. Я помню ее решительные глаза. Она будет той самое девушкой, которая отправиться в империю.
        Занимался рассвет. Серый и промозглый, он незаметно накрыл деревню, прогоняя остатки ночи лихим наскоком рыцарской конницы. Нужда в свечах отпала. Струящиеся из окон свет с лихвой заменял их, освещая нутро нашего дома. Сколько я видел таких рассветов? Не счесть. Но сегодняшний был особенный. Последний, в этом доме для меня. Минимум три года я его не увижу, а может быть и никогда.
        Отец печальным призраком тихонько сидел в углу в плетеном кресле, грустно наблюдая за тем, как я собираюсь в путь, лишь изредка подсказывая, где лежит требуемая мне вещь. Я ходил по скрипучим половицам, ощущая, как от двери дует небольшой сквозняк, и старался не смотреть на отца. Каждый взгляд, брошенный в его сторону, наполнял грудь щемящей болью расставания. Она подмывала утес моей решимости. Было ужасно трудно оставлять его одного. Я знал, что он справиться, но душу всё равно рвало на части. Каждый предмет, к которому я прикасался, будил во мне воспоминания связанные с отцом, будто я уже покинул его. Вот стол, на котором я разделывал уже ободранные родителем тушки мелкой живности, вот шкаф с грубой резьбой на дверцах, выполненной моей рукой, направляемой указаниями отца, даже этот стул на котором он сидит и то мы вместе плели. Мысли все дальше уносили меня в прошлое. Я вспомнил, как он с доброй улыбкой смотрел на детскую фигурку с утра до ночи упражняющуюся с маленьким луком. Память услужливо показала мне эпизод, когда мы вместе освежевали мою первую добычу и маленькими кусочками кормили
котенка, сейчас выросшего в толстую, не признающую ничьего авторитета, пушистую ленивую бочку.
        Наконец я собрался и посмотрел на родителя. Он все понимал, подошел и напоследок крепко обнял меня. Я не просил его провожать меня до края деревни, прекрасно понимая, что может быть, ему сейчас еще более тяжко, чем мне. Я ведь его единственный сын, и он может больше никогда не увидеть меня.
        - Ляг, поспи, - произнес я, выворачиваясь из отцовских объятий. - Время пролетит незаметно. И все будет как прежде. На целый день уйду и принесу одного худющего глухаря.
        Отец улыбнулся и я, быстро развернувшись, вышел из дома. Он не должен видеть слез на моих глазах, и никто не должен их видеть. Мороз на улицы быстро превратил слезы в маленькие ледышки, которые я тут же зло смахнул варежкой, и решительно пошел прочь от дома.
        Деревня не спала. Входные двери то и дело хлопали, выпуская людей из домов. Все боялись опоздать увидеть, то действо, которое устроит леди-рыцарь. Никто не знал, как будет происходить выбор рекрутов, но то, что на это нужно обязательно посмотреть знали все. Такое событие может больше никогда не повториться в жизни маленькой деревеньки. Надо обязательно, хоть одним глазком, да поглядеть, что же там имперцы будут делать с нашими парнями.
        Люди шли как на праздник, целыми семьями, даже древние старики покрывшееся мхом и то ковыляли к деревенской пятаку, который громко величали площадь. Жидкий людской поток, слабым ручейком стекался на него. Обычно там происходили гулянья, веселья, свадьбы и прочее, но сегодня на нем произойдет особенный процесс. Такое событие, такое событие. Как бы оно не закончилось, но все равно надолго запомниться людям и буквально в считанные дни обрастет невиданными подробностями. И сосед-очевидец будет, не краснея, врать о том, что леди-рыцарь превратилась в дракона и дыханием пламени отметила рекрута, а такой же очевидец, слушая его, вставит свои подробности, что дракон был размером аж как полдеревни. Я гадко сплюнул от подобных мыслей и окинул площадь взглядом. По-моему все были здесь, только животных не хватало, я бы не удивился, если бы их привели поглазеть на невероятное таинство. Всего в деревне жило около двухсот человек. Обычно в середине дня она насчитывала человек пятьдесят, потому что остальные выходили в море, спускались в шахты, устремлялись в леса. Сейчас же, бьюсь об заклад, никто не покинул
Северный Мыс.
        В центре площади, поверх голов людей, увидел выхаживающую перед шеренгой из двадцати семи парней леди Женевьеву. Судя по вытоптанному снегу, они были здесь совсем недолго. Благородная вновь была полностью в латах, резонируя с зимней одеждой, повесивших носы, парней. Они казались толстенькими, добродушными щенками, дрожащими при виде матерой волчицы. Даже молчаливая поддержка жителей Северного Мыса, выстроившихся кольцом и пристально наблюдающих, за каждым шагом благородной, не помогала им. Мне казалось, что кто-то из них может вот-вот упасть в обморок. Меня перекривило от их слабости и я перевел взгляд на гостевой дом. Возле него стояли Георг и Харник, складывалось впечатление, что им было глубоко фиолетово кого выберет благородная. Они сосредоточенно ругались. На таком расстояние я не мог услышать слов, но то, что причина раздора, три смирно стоящих, навьюченных мешками, лошади, я не сомневался. Пока их держал за узды Харник, но Георг порывался вырвать ее у него из рук.
        Обладатель грозного фламберга заметил меня и махнул рукой, предлагая подойти, что я незамедлительно и сделал. С моим появлением спор угас.
        - Доброе утро, - поздоровался Георг.
        - Здравствуй. Как настроение? - спросил весело Харник. - Боевое?
        - Привет. Страшно, - не стал врать я.
        - Это еще не страх, - сказал крупногабаритный воин. - Так, легкий мандраж.
        - Согласен с верзилой, - проговорил Харник. - Будешь нас слушать как маму родную, вернешься сюда целым и невредимым. Мы уже не одно сражение прошли, и как видишь - живы. Хотя за Георга не уверен. Чуешь эту вонь?
        - Кого выбрала леди Женевьева? - переменил я тему не став поддаваться на провокацию кривоносого имперца, только и ждущего как бы еще укусить Георга.
        - Пока еще никого, сейчас она начнет всех расспрашивать, кто, каким оружием владеет, попросит показать, узнает, есть ли добровольцы и т.д. В общем, не быстрый процесс, - произнес Георг. - А ты бы кого посоветовал? Ведь этому человеку, возможно, стоять в одном с тобой строю.
        - Яков, - не задумываясь, выпалил я.
        Только он был способен прикрыть спину, так чтобы в нее не воткнули что-то острое, остальным я бы не рискнул этого доверить.
        - Будь по-твоему, - проговорил Георг и направился к леди-рыцарю.
        - Но ведь у него же нога травмирована. Как он пойдет с нами? - наигранно удивился я и посмотрел на Харника.
        Сделаю небольшое отступление для тех, кто забыл. Вчера, когда мы с Веленой подслушивали разговор в гостевом доме, я узнал, что рекруту надо будет самостоятельно добраться до Армейна, но сейчас я как бы этого не знал, поэтому и задал этот вопрос. Конечно, Якову будет тяжело с такой травмой, но уж лучше он, чем кто-то другой.
        - Потом приковыляет. Место стрелки, город Армейн. Пока мы все деревни тряханём, он уже будет в лагере обучения. Но вот если его там не будет к назначенному времени, то люди из особого полка навестят вашу деревню. Да и все остальные деревни, из которых не прибудут рекруты. Тебя-то мы сразу берем с собой, потому что изначально сглупили. Не местные мы, вот и не знали, что без проводника сразу же заплутаем. Во всем виноват Георг: "Я умею ориентироваться в лесу, да еще и карта есть!". Вот и остались без лошадей. Эти клячи, - Харник кивнул на лошадей, - не чета тем коням, что были у нас. Все, кажется, рекрутировали твоего кореша.
        Шеренга деревенских парней распалась. Кто-то хлопал Якова по спине, делая вид, что рад за него, а кто-то молча отправился домой, быстро перебирая ногами, желая скорее скрыться из поля зрения благородной, а то вдруг она передумает. Яков понуро опустил голову и как-то растеряно смотрел на поздравляющих его людей. Он словно не верил, что выбрали его. Сама мысль, что привычная жизнь закончилась, не могла пробиться в его сознание. Какая имперская армия, когда надо лотку залатать?
        Жители деревни разочарованно выдохнули белесые облачка пара, которые устремились к свинцовым облакам, низко висящим над землей. Столько спешки, ожиданий, а оказалось, что и смотреть-то не на что. Походила благородная перед взволнованными парнями, взрывая золотыми рыцарскими шпорами снег, затем к ней подошел здоровенный бугай, что-то шепнул, и она ткнула пальцем в одного из шеренги - вот и все. Никаких тебе испытаний, боев учебным оружием. Эка невидаль. Только от дел оторвали.
        До разочарования деревенских жителей мне не было дела, я чувствовал, что Яков понял, кто причастен к его новому будущему. Он сбросил апатию, и вертел головой будто искал кого-то. Мы встретились глазами. Он отрывисто кивнул мне головой, я криво улыбнулся.
        Леди Женевьева похлопала Якова по плечу и что-то ему сказал. Затем она вместе с Георгов направились к нам, оставив хромающего парня одного. Буквально через пару шагов к ним резво подскочила Велена. Она что-то горячо зашептала благородной, та остановилась и принялась внимательно ее слушать, затем кивнула головой и девушка пошла с ними.
        Харник увидев Велену пораженно зашептал:
        - Мать моя пустынная лисица, вот это красотка северная, я-то думаю у вас тут одни медведихи.
        Я ревниво всхрапнул, что не укрылось от внимания воина.
        - Невеста? - спросил он, сально улыбаясь. - Любовница?
        - Нет, - отрубил я.
        - А хотел бы?
        - А ты бы не хотел? - вопросом на вопрос ответил я.
        Харник философски пожал плечами и проговорил, хохотнув в конце:
        - Староват я для нее. Хотя еще ого-го. Врагов своим дрыном вырубаю как дубиной.
        Троица приблизилась, и леди-рыцарь глухо произнесла из-под шлема:
        - Велена идет с нами до Армейна. Она сведуща в травах и пригодиться Имперской Школе Лекарей.
        Харник никак не отреагировал на речь леди Женевьевы, а я посмотрел на мешок, закинутый за спину Велены.
        - Давай понесу, - предложил я.
        Она фыркнула и ответила:
        - Я сама.
        Леди Женевьева взмахом руки прервала нас и проговорила:
        - Горан карту читать умеешь?
        - Ага, - ответил я.
        Она передала мне кожаный тубус. Я вытащил из него свернутую в тугой рулон карту и развернул ее, держа за края. Благородная показала пальцем в латной перчатке на красный крестик - всего таких насчитывалось семь. Один был обведен в кружочек, а другой зачеркнут. Зачеркнули мою деревню. Путь был составлен таким образом, что последняя деревня была расположена недалеко от Армейна. Северный Мыс был первой деревней, которую посетили имперцы.
        - Веди нас в эту деревню. Найдешь путь?
        - Ага, - вновь не блеснул я красноречием.
        - Тогда в путь, - скомандовала леди-рыцарь, и тут ее взгляд упал на двенадцать столбов с ликами зверей, стоящих за деревней, правильным кругом. Они символизировали двенадцать Великих Духов, которым поклонялись северяне. Благородную аж передернуло от этого зрелища, но она смолчала и отряд, мерно работая ногами, направился к деревне под названием "Лисьи Норы", совсем крошечному поселению на территории Бривенхейма. Скакать верхом на лошадях по такому снегу было невозможно, поэтому шли пешком. Впереди всех шел я, следом леди Женевьева, за ней Харник, потом Велена и замыкал цепочку Георг, с победной улыбкой ведущий за собой лошадей. Жители деревни немного проводили нас и отстали. Вслед еще недолго неслись пожелания удачи и скорейшего возвращения домой.
        Глава 5
        Погода вновь не радовала. Холодный, встречный ветер дул прямо в лицо. Кожа мгновенно занемела. Нос как будто превратился в ледышку. Для меня эти ощущения были привычны, а вот для остальных членов отряда, кроме Велены, они были в диковинку. Харник зябко ежился и поминал чью-то мать. Георг вроде бы был также спокоен и уверен в себе как обычно, но легкое дрожание губ, выдавало его. Что было написано на лице леди Женевьевы, наглухо скрывал шлем.
        Неожиданно, ветер швырнул пригоршню снега в сторону благородной. Он попал ей в щель забрала, и девушке пришлось снять шлем. Теперь я понял, почему она не часто снимает его. От края верхней губы до левого уха по лицу леди Женевьевы тянулся шрам. Тонкой змеёй он извивался по снежно-белой кожи девушке, разрезая надвое щеку и скулу. Не будь этого шрама, ее можно было бы назвать вполне симпатичной, но он портил всю картину.
        На вид благородной было двадцать пять - двадцать шесть лет. Дугообразные редкие брови, сейчас были нахмурены от неприятных ощущений. Девушка, варежкой вытирала холодные капельки воды, в которые превратились снежинки. Ее серые, чуть раскосые глаза смотрели с затаенным вызовом. В их глубине тлел странный огонек, смысл которого я не мог уловить - никогда раньше не встречал подобного взгляда. Ее глаза были, словно, два омута с затаившейся неизвестностью на две. Я перевел взгляд чуть ниже. Прямой как копье нос с трепещущими крыльями ноздрей, вылепленный, словно из алебастра, - был идеально правильным. Тонкие бледные губы мелко подрагивали. Холод и ей доставлял неудобства. Уголки рта были немного приподняты, создавая иллюзию улыбки. Волевой подбородок дополнял черты ее лица.
        Беглое изучение лица благородной закончилось, когда она справилась с последствиями снежной атаки и надела шлем. Теперь можно было сказать, что мое знакомство с троицей имперских воинов полностью состоялось. Это, пожалуй, было единственное светлое пятно среди монотонности пути. Время тянулось, словно патока из дырявой бочки, а мы еще медленнее пробирались по заснеженному лесу. Вой ветра, нечастое ржание лощадей и редкие восклицания Харника, сетовавшего на погоду, судьбу, ноги и прочее, что, по его мнению, было послано ему в наказание за грехи, нарушали тишину леса, и хоть как-то отвлекали меня от щемящего чувства разлуки с домом. Вроде бы после расставания с отцом, оно поутихло, погребенное под грузом дел, но когда мы, в общем-то, не так далеко отошли от деревни, я уже снова вовсю переживал. Никогда не думал, что так люблю свой дом и отца. Пока человек рядом, ты не понимаешь всей его значимости в твоей жизни. Я по умолчанию должен любить отца, так как я его сын, но в жизни не все так просто. Родители далеко не всегда любят своих детей, и те в свою очередь платят им той же монетой. Я никогда не
слышал от отца слов любви, но всегда чувствовал его поддержку, а она во сто крат ценней любых слов.
        Я тяжело вздохнул и посмотрел на Велену. Она шла довольная. Щечки раскраснелись, глазки заблестели. Во взгляде читалось ожидания скорых приключений. Не знаю как будет дальше, но пока девушка была в полном восторге от того какую дорогу выбрала. Казалось, что ей совершенно не ведомы те чувства, что прогорающим костром бушевали у меня в груди.
        Раздался голос леди Женевьевы:
        - Привал.
        Я посмотрел на солнце - время обеда, когда по всем законам путешествий, должен состояться прием пищи и краткий отдых. Отряд остановился на небольшой полянке. Харник вытащил из вьючных мешков сухих веток и принялся разжигать огонь, на очищенном от снега клочке земли. Георг начал возиться с лошадьми. Велена, по подсказке обладателя фламберга, нашла в седельной сумке котелок и зачерпнула снег. Когда Харник с красной от натуги рожей разжег костер, она повесила его над огнем. Пока снег превращался в воду, девушка принялась на плоской дощечке, из всё тех же мешков, кромсать различные корешки, вяленое мясо и травы. Затем все это отправила в закипевшую воду.
        Леди Женевьева еще в самом начале привала отошла к деревьям и опустилась на колени, точно напротив солнца. Она сложила ладони лодочкой, поднесла их к лицу, опустила голову и, закрыв глаза, что-то шептала. Закончив со своими делами, к ней присоединился Георг, а потом и Харник. Все вместе они что-то затянули в унисон.
        Я, пользуясь возможностью, и тем, что меня ни к чему не припахали, принялся рассматривать карту. Недели нам должно хватить с лихвой, чтобы обойти все деревни, если нигде надолго не задерживаться.
        - Горан, - позвала меня Велена.
        - Да, - откликнулся я, оторвав взгляд от карты.
        - Яко они творят? - спросила девушка, кивнув головой на имперцев.
        - Молятся.
        - Кому? Духам?
        - Нет, Единому богу, ну так они его называют.
        - Откуда ты ведаешь?
        - От матери осталась книга, в которой было немного написано об этой религии.
        - Странно всё это. Чем он может им помочь? - проговорила Велена непонимающе. - Это же не Духи, могущие вывести из лесных дебрей, приманить рыбу на удочку, вылечить хворь...
        - В империи многие молятся ему, - перебил я девушку. - Они называют себя унуситы.
        - Уну... кто?
        - Унуситы, - повторил я, снимая варежки. - Советую тебе поближе познакомиться с этой религией, если ты собираешься учиться в империи. У них множество запретов, табу и прочего, что следует тебе знать. И я тебе советую никогда, слышишь, никогда не подвергать сомнению их учение.
        Велена изучающе посмотрела на меня и произнесла:
        - Ты мне расскажешь об этих унуситах?
        - Лучше обратись к леди Женевьеве, я не достаточно знаю об этой религии.
        Девушка фыркнула и бросила на меня разочарованный взгляд.
        - Почему ты все-таки пошла с нами? - спросил я, зачерпнув ладонью снег и пытаясь помыть руки. - Ведь мы идем на войну. Пусть у тебя проблемы с матерью, но ведь это не так страшно.
        Велена как будто не слыша моих слов колдовала над котелком, откуда доносился аппетитный запах.
        - Почему ты пошла с нами? - повторил я громче, тряхнув кистями рук стряхивая брызги растаявшего снега.
        Девушка бросила в воду какой-то пахучей травы и спокойно ответила:
        - Да, дело не только в матушке. Я хочу покинуть эти дикие места. Ну не хочу я здесь жить как наши предки, которые кроме этой глухомани ничего не видели! Яко меня ждет здесь? Работа по хозяйству? Визжащие сыны и дщери? Я хочу в империю, где множество дорог ждут меня, где балы, праздники. А яко война? Она ведь не завтра. Успею что-нибудь придумать. Ведь сейчас придумала, как выбраться из этого медвежьего угла, и потом придумаю.
        Лицо девушки раскраснелось. Она что-то самовлюбленно пела, рисуя свое восхитительно воздушное будущее полное блеска дорогих украшений и шелеста мягких тканей, но я не слышал ее, вспоминая слова Георга, произнесенные в доме моего отца. Кривая, горькая усмешка растянулась на моих губах. В доме моего отца, а не в моем доме. Прошло всего полдня, а Северный Мыс мне кажется теперь таким далеким.
        Резкий, как пила, недовольный голос Велены заставил меня вздрогнуть:
        - Чему ты лыбешься? Ты меня не слушал?
        - Слушал, всё так, ты абсолютно права. Тебя ждет блистательная империя. Ты такая красавица и умница, что обязательно найдешь там сове место.
        Тщательно скрытый скепсис она не уловила и восприняла мои слова как должное. Девушка хотела спросить еще что-то, но вернувшиеся после молитвы имперцы помешали ей.
        - Как вкусно пахнет, - произнёс Георг, втянув ноздрями запах, исходящий от котелка.
        - Все готово, можно есть, - проговорила Велена радушно.
        Харник наклонился над котелком, часть варева перелил в глубокую тарелку и передал ее леди Женевьеве, та с благодарностью приняла ее, произнесла короткую молитву, и начала есть. Мы же вчетвером начали хлебать из котелка. По очереди опуская ложки в горячее нечто, приготовленное девушкой.
        Пока я ел, в ушах звенели отголоски самовлюбленности, прозвучавшие в словах Велены. Я всегда знал, что она жуткая эгоистка, но почему-то именно сейчас меня это особенно задело, захотелось ее как-нибудь уколоть и поставить на место.
        Я посмотрел на девушку и проговорил по-бривенхеймски:
        - Только сейчас понял, что за молитву читали имперцы.
        - И? - произнесла на том же языке девушка.
        - Эту молитву они читают, когда чего-то бояться. Не знаешь, что их так страшит?
        В этот момент, леди-рыцарь очень удачно для меня поперхнулась едой. Я посмотрел на нее и протянул в сторону Велены:
        - А ну все понятно, чего они бояться.
        Девушка почти сразу сообразила, что я имею ввиду.
        - Можешь не есть, если тебя что-то не любо.
        Я молча улыбнулся, отправил в рот целую ложку варева и демонстративно закатил глаза от наслаждения.
        - О чем вы говорите? - вклинился в разговор Харник.
        - О том, как нам повезло отправиться вместе с вами в империю, - откликнулась девушка, лучезарно улыбаясь белозубой улыбкой.
        - Ааа, - недоверчиво протянул воин и следом добавил: - Интересное у тебя кольцо.
        Взгляд Харника остановился на моей среднем пальце правой руки.
        - От матушки досталось, - проговорил я.
        - А где... - кривоносый имперец не договорил. Георг положил ему свою лапищу на плечо и что-то сказал в ухо.
        На этом разговор прекратился, а следом и привал. Собравшись, мы двинулись дальше. Теперь порядок передвижения нашего отряда немного изменился. Следом за мной топал Харник, а Велена шла бок о бок с благородной, тихо с ней беседуя, и только Георг не изменил себе, шел последним ведя за собой лошадей.
        Мы даже не успели еще, как следует войти в темп, как погода подбросила нам сюрприз. Неожиданно пошел снег, да такой густой и крупный, что мгновенно облепил всё и вся. Скорость отряда резко упала.
        Харник тронул меня за плечо и, выдыхая облачко пара, спросил:
        - До вечера успеем в эту захолустную деревню?
        - Должны добраться.
        Воин по цепочки передал мои слова назад. Сам я был не уверен в них. Я даже был не уверен, что по такой погоде смогу найти дорогу к деревне.
        - Мы не заблудимся и не подохнем от холода? - произнес Харник, как будто подслушав мои мысли.
        - Не должны.
        - Ты можешь хоть что-то сказать уверенно? - в голосе имперца проскочила нотка неудовольствия.
        - В данный момент - нет.
        - Не наседай на парня, - прилетели слова Георга, приглушенные снегом. - Веди нас Горан.
        - Надо сделать привал и переждать, - предложил Харник, начиная заводиться.
        Все посмотрели на благородную, та немного помедлила и произнесла:
        - Что скажешь, Горан? Ты лучше знаешь эти места.
        - Снегопад может продлиться и несколько дней и пару минут. Да и распоясавшихся волков не стоит сбрасывать со счетов.
        - Привала не будет, двигаемся дальше, - решила леди Женевьева. Харник сплюнул в снег и что-то проворчал, наградив меня угрюмым взглядом исподлобья, будто бы это я приказал следовать дальше.
        Продираться через такую бурю было проблематично. Вокруг стеной валил снег, а ветер швырял его в лица людей. Я прикрыл глаза рукой, и шел, только интуитивно чувствуя направление. В этой части леса было множество троп, и если свернуть не на ту, то мы можем уйти совсем в другую сторону, нежели та, что нам нужна.
        Вдалеке раздался волчий вой, ясно слышимый сквозь пургу. Отряд как по команде замер, прислушиваясь. Я закрыл глаза, и, не обращая внимания на колючие снежинки, жалящие лицо, вслушивался в звуки. Вой волков не повторился. Зато ветер вроде бы начал стихать, жалобно скулил, постепенно сходя на нет, даря надежду на перемену погоды. Я услышал шелест клинков, вынимаемых из ножен, подумав, достал лук и приготовил тетиву. Обернувшись, увидел, как Харник крутит головой, выискивая источник звука.
        - Вой был оттуда, - проговорил я, показав рукой вперед. - Далеко еще.
        - Ты уверен?
        - Ага - это я могу сказать уверенно.
        Воин кивнул головой и спрятал клинки. Его примеру последовали и все остальные. Тут же, буквально за десяток секунд, прекратился снег. Как будто кто-то на небесах перекрыл его подачу. Воздух очистился от нашествия снежинок, давая нам возможность рассмотреть последствия подобной атаки. Снега выпало не меньше, чем по колено. Все деревья были укрыты его плотным пушистым слоем. Если тряхнуть такое дерево, стоя под ним, то можно не выбраться из упавшего на тебя сугроба.
        Харник недоуменно посмотрел вокруг, потом на свои кинжалы, вытащил их из ножен, посмотрел на небо, затем вложил их в ножны.
        - Не работает, - разочарованно произнес он, усмехаясь, - а так хотелось стать повелителем снежных бурь.
        - Только Единый может повелевать погодой, остальное от Проклятого, - громко проговорила леди Женевьева, чем стерла ухмылку с лица воина.
        В молчании и настороженности отряд двинулся дальше с трудом пробираясь по глубокому, рыхлому снегу. Благо, нас снабдили снегоступами - людям это помогало, но вот лошади изрядно тормозили нас, то и дело глубоко проваливаясь в снег. Мы всем отрядом вытаскивали их из снежной ловушки. Животные хрипели, ржали, клочья пены капали из их ртов. Им было тяжело. Часть поклажи мы сняли с них и начали тащить сами. Так дело пошло веселее, но не намного. Несмотря на холод, царящий вокруг, я был потный как мышь, долго-долго удиравшая от не слишком прыткого кота.
        Так мы пробирались еще примерно час, пока я резко не остановился, разглядывая множество волчьих следов. Они четкой вереницей прорисовывались на снегу - звери были здесь уже после конца пурги. Члены отряда так же разглядывали отпечатки лап диких зверей, и делились друг с другом выводами.
        - Много, под сотню, наверное, - произнес пораженно Харник. - Как будто все родственники моей второй жены пробежали здесь.
        - Мы столько не перебьем, - в тон ему проговорил Георг и посмотрел на леди Женевьеву.
        Та глянула на меня и спросила:
        - Куда ведут следы?
        - Пока точно сказать не могу, но скорее всего в деревню.
        - Там много воинов?
        Я бы сейчас мог ей устроить краткий экскурс в историю, в котором поведал бы ей, что империя запретила нам обучаться воинскому ремеслу, но ответил просто:
        - Там только охотники и шахтеры.
        - Сколько?
        - От двадцати до тридцати.
        - Волки могут напасть на деревню?
        - Раньше бы не напали, но сейчас я ни в чем не уверен.
        - Нам надо поспешить в деревню.
        Леди Женевьева бросилась вперед, своим примером увлекая за собой остальных членов отряда. Я чуть помедлил, что-то меня смутило в цепочке волчьих следов. Когда я понял, что царапнуло мой взгляд, то удивленно распахнул глаза, наклонился над поразившим меня явлением и принялся его разглядывать, изумленно хмыкая.
        - Что не так? - заметил мое внимание, чуть отставший Георг.
        - Смотри, какой большой, вдвое больше следов остальных волков.
        - Ну и что? Наверное, и такие волки бывают. Не забивай себе голову ерундой. Беги в начало отряда.
        Я неохотно оторвался от следа и последовал его совету, держа в голове мысль, что этот след не только большой, но еще и очень глубокий. Даже если бы волк весил бы втрое против обычного, то он бы не оставил подобного следа. Свои мысли я оставил при себе, молча возглавив отряд.
        Глава 6
        Отряд оголтелой пятеркой несся по заснеженному лесу с тремя лошадьми на хвосте. Дыхание с хрипом покидало легкие, пот выступал на лбу и тут же замерзал на лицах, но мы упорно пробирались вперед. Температура воздуха понизилась и на снегу образовалась корка льда. На ногах лошадей показалась кровь. Они царапали конечности об острые края разломанного нашими ногами наста. Опытный Георг остановил отряд и начал заматывать ноги лошадей тряпками, на которые пошли две запасные, нижние рубахи Харника. Кривоносый имперец раздраженно скрипел желтыми, как стухшее сало кита, зубами, но ничего не мог поделать. Только у него остались хоть какие-то запасные вещи, после того как их лошадей схарчили волки. Георг сразу потребовал у него рубахи, и имперец рассержено сверкая глазами, вытащил их из мешка и отдал ему. Обладатель двуручника мог бы попросить какие-нибудь не слишком нужные вещи у нас, но не сделал этого. Может он все еще не мог простить Харнику потерю лошадей? И таким образом мстил ему.
        Обезопасив ноги лошадей от травм, мы двинулись дальше. Несколько раз нам по пути попадались волчьи следы, мне даже казалось, что я видел те самые странно глубокие отпечатки лап. Леди Женевьева поторапливала отряд, и я не мог остановиться и как следует рассмотреть его. Мы спешили как обжора к куску пирога, хотя доподлинно не было известно нападут ли волки, но благородной не давала покоя мысль, что они все-таки нападут и деревенские не сумеют защититься. На бегу я объяснял ей, что в случае нападения их могут спасти дома, сложенные из бревен. Серые бестии никак не проникнут внутрь. Окна можно закрыть плотными ставнями, а крыша так же непреступна, как и сам дом. Покрытая слоем смёрзшегося дерна и снега, зимой она подобна граниту. Леди Женевьева все мои доводы перекрывала тем, что если волки нападут, то это произойдет внезапно и кто-нибудь точно пострадает. Я удивлялся ее стремлению обезопасить даже от латентной опасности каких-то совершенно неизвестных ей дикарей с севера.
        Вскоре деревья расступились, и показалась деревня. Над землей уже царили сумерки, и потрескивал мороз. Лисьи Норы встретили нас гробовой тишиной, нарушаемой лишь скрипом снега под нашими ногами. Территория вокруг деревни была хорошо утрамбована. Мы больше не проваливались по колено в снег, лишь самую малость ступни погружались в белую крошку, проламывая наст. Лошади почти физически ощутимо обрадовались такому подарку. После проделанного пути, я бы не удивился, если бы они сейчас обнялись и начали друг друга хвалить за выдержку и терпение.
        Частокола не было, и мы могли видеть, что ни единого огонька не освещает окон домов, только печной дым свидетельствовал, что деревня обитаема. Меня поразило отсутствие тявканья собак - элемента присущего любой северной деревни, да и вообще, наверное, любой деревни.
        Мы потихоньку шли вперед, я пытался рассмотреть хоть какие-нибудь следы, но если они и были, то их замело снегом, зато в воздухе витал запах крови и мокрой шерсти, о чем я не преминул сообщить остальным членам отряда. Имперцы удивленно переглянулись. Я увидел, как подрагивают крылья носа Харника, пугая неприятными черными волосами, растущие в ноздрях.
        - Всем быть наготове, - приказала леди Женевьева. - Я чувствую здесь что-то не чисто.
        "А то мы не чувствуем, - с иронией подумал я". Оружие показалось в руках людей. Я крепко сжимал лук, готовый выстрелить в любой момент. Отряд медленно двинулся вглубь деревне. Лошадей мы оставили на краю лесу, под охраной Велены. Надо сказать, что девушка не обладала никакими воинскими навыками и не могла защитить себя-то не то что коней, но выбора не было. Нас и так было слишком мало. Я очень надеялся, что в случае опасности, она успеет закричать, и мы вовремя прибудет к ней на выручку.
        Я шел последним, надежно скрывшись за спиной Георга. Леди-рыцарь была на острие нашего отряда. Харник чуть позади по левую руку от нее, а Георг по правую. Их трио двигалось как единый организм. Опыт и слаженность чувствовалось в каждом их вздохе. Они, наверное, уже давно сражаются вместе. Я чувствовал себя паразитом-приживалкой. Настолько я не вписывался в их отряд. Оставалось только одно, в чем я был неплох, вертеть головой по всем сторонам света, чтобы не пропустить момент, когда надо выпустит стрелу в серую харю супостата или что там еще за напасть будет. Раньше я высматривал дичь, а вот теперь опасность. Времена меняются.
        Вдруг, утих ветер, ни дуновения, полный штиль. Тишина была столь оглушающей, что скрип наших шагов казался мне громоподобным. Он врывался в уши как грохот прибоя. Я вполне реально ожидал, что услышу, как дым покидает трубы и развеивается в воздухе. Перемена погоды напрягла только меня. Отряд все так же медленно крался по деревне, как вдруг неожиданно раздался неприятный скрежет несмазанных петель. Это захлопнулась оконная ставня - через секунду понял я, но за это краткое время, в ней выросла моя стрела, и подрагивал метательный нож Харника.
        - Отставить, - шепотом приказала благородная, - а если бы это был кто-нибудь из жителей деревни?
        - Жутко здесь, - выдавил Харник. - Ей Богу, чуть штаны не обгадил, и не только себе, но и Георгу.
        - Успокойся, - проговорила леди Женевьева. - Надо проверить этот дом.
        Выставив перед собой щит, леди-рыцарь двинулась к двери. Мы на расстоянии вытянутой руки следовали за ней. Из головы не шла мысль, что Велена там совсем одна. Перед тем как отряд проник в деревню, я шепнул ей, чтобы в случае опасности со стороны волков, она бросала лошадей, повыше забиралась на дерево и кричала. Девушка ответила мне колючим взглядом, словно я предлагал ей продать самое ценное, что у нее есть, а не бросить на растерзание трех лошадей, и тем самым спасти свою жизнь.
        В это время благородная оказалась возле двери и дернула за деревянную ручку. Дверь с ехидным скрипом подалась. Мы остались стоять на пороге. Дом представлял собой одну большую комнату, погруженную в непроглядный мрак. Был ли кто-то внутри, невозможно с точностью сказать.
        Никто первым не решался полностью зайти в дом. Мы стояли около порога и чего-то ждали.
        Темнота ужасно мешала. Я весь уже изнервничался, каждую секунду ожидая немедленного нападения. Леди Женевьева сделал шаг, и мы медленно начали обследовать дом. Войдя, мы сразу все вместе устремили взгляды к тому окну, чья ставня так напугала нас, но там никого не было. Исходящий из окна и от открытой двери тусклый свет, скорее даже мешал нам, чем помогал, преломляя тени от внутреннего убранства дома, даря им причудливые очертания. Я чуть не выпустил стрелу в обычный деревянный стул со спинкой, приняв его за волка, а Харник зашипев, отшатнулся от шкафа. За кого он принял его, я даже не догадываюсь.
        Дом оказался пустым, то есть без наличия живых организмов. Георг подошел к очагу и, тут же стоящей кочергой, поворошил угли. Они ответили злыми, красными искрами, намекая на неприятности, которые могут нас постигнуть если воин не оставит их в покое.
        - Не так давно потух, - прокомментировал он.
        - Что-то нечистое здесь твориться, - откликнулась леди Женевьева. - Следов борьбы нет. Жителей, насколько я понимаю - тоже нет. Нам надо разделиться, иначе мы так до утра будет обследовать деревню. Если кто-то находит, что-то интересное, зовет остальных. В случае опасности, бой не принимать, отступаем и поднимаем крик. Все понятно?
        Вопрос был адресован мне. Я молча кивнул головой. Благородная увидела мое движение и покинула дом. Я вышел следом за ней, и направился в противоположный конец деревни. Харник и Георг двинулись вглубь поселения.
        Когда имперцы пропали из виду, мне стало не по себе, но делать было нечего, дома надо проверять, вдруг кого-нибудь из жителей найду. Жутко было не одному Харнику, но справляться как-то надо.
        Лисьи Норы выросли из парочки охотничьих домиков. Деревня могла бы никогда не появиться, если бы неподалеку не нашли уголь. Строили, как хотели, никакого даже приблизительно плана не было. Дома в деревне были разбросаны хаотично. Деревьев для строительства было навалом, а в качестве крыши использовался тонкий слой дерна положенный на бревна, что тоже не являлось дефицитом. Предприимчивые люди расчистили участок леса, переехали сюда со своими семьями из других деревень, и начали добывать уголь. Так и появились Лисьи Норы. Всё это дела давно минувших дней, но деревня за это время мало изменилась, тут были очень старые дома, которые могли видеть еще первых поселенцев. Кое-какие дома уже основательно ушли под землю. Где-то окна были только чуть выше уровня земли, а сейчас зимой, и вовсе наполовину скрылись в снегу. Вот такие дома живо у меня в голове ассоциироваться со всем народом Бривенхейма. Размеренный быт северян продолжался десятилетиями, лишь война с империей встряхнула людей, заставила сплотиться, взяться за оружие, почувствовать плечо друг друга. Та война заставила пробудиться уходящий под
землю и утопающий в снегу дом под названием Бривенхейм. Нас завоевали, но имперцы вдохнули какую-то новую струю в жизнь северян. Медленно обрастающий коростой отчуждения народ начал впитывать знания и традиции других народов империи. Пока в голове метались подобные мысли, я подошел к ближайшему дому, толкнул дверь и с порога заглянул внутрь. Вроде никого. Хотя в такой темени много-то не углядишь.
        - Есть здесь кто? - тихо позвал я. - Ауууу.
        В ответ тишина. Совесть не дала мне отделаться подобной проверкой, и я зашел внутрь дома, предусмотрительно оставив дверь открытой. Медленно переступая ногами, я начал осматривать дом. Вот убранная шкурами постель, плетеное кресло-качалка, стол с наполовину разделанной тушкой зайца. Похоже, готовили ужин, да так и не приготовили. Следов борьбы или пятен крови, я не углядел. Все было так, как будто что-то заставило людей молниеносно покинуть жилье, возможно, прихватив самое ценное. Хотя, были бы следы поисков этого ценного - разбросанные вещи, например. Я не думаю, что многие в панике сразу же осознают, что у них самое ценное. Большинство примется бестолково метаться и рыться в вещах, выискивая пресловутое наиболее ценное. Это у богачей золото да серебро, а у нас, простых деревенских жителей и не знаешь, что схватить-то.
        Полностью осмотрев дом, направился к выходу. Улица встретила меня гробовой тишиной. Не став ничего придумывать, пошел в следующий по порядку дом, затем в еще один. Везде все было одно и то же. Никаких следов людей и признаков насилия. Животных, кстати, тоже не было. Сараи и хлева были пусты. Люди как будто ушли по своей воле, оставив домашние дела недоделанными, но не забыли прихватить скотину.
        Несмотря на тайну исчезновения людей и животных, так взволновавшую меня поначалу, я начал понемногу успокаиваться. Хожу себе, выискиваю следы, никто на меня не нападает, никто не воет. Я уже без признаков осторожности бродил по брошенным домам. Без всякого пиетета открывая ногами двери. Какого же было мое изумление, когда одна из дверей оказалась закрытой. Я даже не обратил внимания на боль, пронзившую ушибленную ногу. Тут же тошнотворный страх вновь принялся подтачивать мою выдержку. Вроде бы ничего необычного, но по сравнению с остальными домами... мало ли что, скрывается за этой дверью.
        Пришла мысль заглянуть в окошко. Я последовал ей и осторожно припал к стеклу. Именно что к стеклу, а не бычьему пузырю. Видимо здесь жил зажиточный по меркам деревни человек. Мрак, царящий внутри, не дал мне ничего рассмотреть. Я отошел назад и взглядом окинул дом целиком. Большой, крепкий, бревенчатый, возле кирпичной трубы, где растаял от поднимающегося из очага тепла снег, угадывалась черепичная крыша, а не земляная. Рядом, прямо к дому, пристроена конюшня. Проверил, пустая. Снова в задумчивой позе встал перед домом.
        Кто же мог жить здесь? Чуть поразмыслив, пришел к выводу, что это, скорее всего, купец. В начале зимы прошел слушок, что в этой деревне поселился имперский торговец. Он вроде бы сразу покупал у окрестных охотников пушнину и отправлял ее в империю. И местным удобно, и ему выгодно. Кто-то меня звал сходить к нему разузнать, что да как, но я не пошел. В тот момент не нужно мне это было.
        От раздумий отвлек нарастающий звук шагов. Я вскинул лук, но тут же его опустил, узнав троицу имперцев.
        - Нашел что-нибудь? - спросила, подойдя, леди-рыцарь. - У нас ничего, деревня как будто в одночасье вымерла, не оставив ни одного трупа. Ни людей, ни животных. Никого.
        - Дверь в этом доме закрыта, - произнес я и поделился с имперцами своими предположениями, кто здесь мог жить.
        - Горан держи дверь под прицелом, Георг выламывай ее, я с Харником по бокам, - скомандовала благородная.
        Все засуетились, и через пару секунд раздались тяжелые удары плеча Георга в дверь. Бух, бух, бух - разносилось над деревней. Мне казалось, что эти звуки слышны минимум в Северном Мысе, что сейчас сюда примчится толпа недругов, верхом на волках. Я мысленно осекся. Верхом! Странный след. Кто-то ехал верхом на волке! Догадка пахнет безумием, но ведь как логично. Развить эту мысль мне не дал раздавшийся треск. Георг ввалился вместе с дверью внутрь дома, оттуда донесся слабый, женский визг, полный невероятного, всеобъемлющего ужаса. Он так полоснул по моим ушам, что аж ноги подкосились.
        Харник и леди Женевьева тут же забежали в дом. Я, медленно шагая, и не убирая стрелы с тетивы лука, пошел за ними. Перешагнув порог, обнаружил вот такую картину. Троица имперцев окружила привалившуюся к стене женскую фигуру. Я подошел к ним ближе, на всякий случай, целясь в левую грудь женщины - туда, где расположено сердце.
        Женщина была жива. Об этом свидетельствовали слабые хрипы, доносящиеся из ее, сведённых судорогой ужаса, губ. Закрытые глаза и струйка слюней, спускающаяся из уголка ее рта - совсем мне не понравились. Как и легкая, белоснежная ночная рубашка, покрытая капельками чего-то темного.
        Леди Женевьева опустилась на колени и взяла голову женщины в свои руки. Кисти последней дернулись, и я увидел, что часть ногтей на ее пальцах отсутствовали, с них вяло капала кровь. Вот откуда темные пятна на одежде.
        - Вы меня слышите? - позвала благородная. - Мы не причиним вам зла.
        Глаза женщины резко распахнулись. Может быть, я себя накручиваю, но мне показалось, что именно слово "зло" заставило ее веки раскрыться и напугать меня чернотой глаз и полной опустошённостью во взгляде. Испугалась и леди Женевьева. Еще бы, зрачки женщины были расширены до предела, заполняя собой все пространство глаза. Благородная отшатнулась и выпустила женщину из рук. Голова последний безвольно склонилась к плечу и потянула за собой серебряную цепочку. На свет показался маленький круг из того же металла. Он висел на цепочке. Это был святой круг, знак принадлежности к униситам.
        - Разожги очаг, - приказала Харнику леди-рыцарь, пытаясь унять дрожь в голосе.
        Тот поспешил выполнить ее приказ. Воин взял несколько березовых поленьев, лежащих возле стены, закинул их в очаг и начал раздувать тлеющие багрянцем крупные угли.
        - Мы ничего от нее не добьемся, - прогудел Георг. - По-моему Единый или Проклятый забрал ее разум.
        - Я вижу, - бросила благородная. - Но мы не можем здесь ее оставить. Это не по-униситски.
        - Но и взять с собой тоже не можем, - парировал воин.
        Леди Женевьева промолчала, вглядываясь в пустые глаза женщины.
        - Во имя Единого, что же здесь произошло? - прошептала, ни к кому не обращаясь, благородная.
        - И часто у вас так? - спросил Георг у меня.
        - Первый раз на моей памяти, - честно ответил я, глупо хлопая глазами.
        Харник, наконец, закончил суетиться возле очага. Вспыхнуло слабое пламя, принявшееся лизать поленья. Они практически сразу занялись. Видимо были отлично просушены. Очаг озарил окрепшим пламенем комнату. Вот здесь, в отличие от других домой, были видны определенные следы. Стол явно был не на своем месте, словно, кто-то в спешке задел его. На полу валялись черепки от разбитого кувшина. Занавески на окнах были оборванны. Подобных мелочей было достаточно, чтобы определить, что в этом доме все произошло несколько иначе, чем в других.
        Леди Женевьева окинула взглядом комнату и проговорила:
        - Георг, Харник обыщите остальной дом и чердак. Горан приведи сюда Велену и лошадей.
        Я выскочил из дома и направился к тому месту, где мы оставили девушку. Хотелось броситься к ней со всех ног, но я понимал, что во время бега мой слух будит, не так хорош, и я могу пропустить некоторые звуки, которые возможно будут очень важны. Так что я шел обычный шагом, прислушиваясь к окружающему пространству.
        К огромному облегчению я нашел Велену там, где ей и положено было быть. С нескрываемой радостью я подскочил к ней и даже хотел обнять, но она подозрительно отстранилась.
        - Яко это с тобой?
        - Рад тебя видеть, - сказал я правду.
        Девушка проигнорировала мои слова и спросила:
        - Почему так долго?
        - По дороге расскажу.
        Я схватил за узды лошадей, и мы пошли в деревню.
        - Рассказывай, - потребовала Велена.
        - В общем так, в деревне никого нет, кроме одной женщины.
        - Как это никого нет? А куда же все делись? - удивилась девушка.
        - Не знаю. Никаких следов, и предположений тоже.
        - А яко говорит эта женщина?
        - Ты знаешь, она в основном молчит, - задумчиво произнес я, вспоминая ее крик.
        - Как это?
        - Сама сейчас все узнаешь. Нам вот в этот дом без двери.
        В проеме я увидел имперцев о чем-то бурно совещающихся. К ним тут же подскочила девушка, и начала внимательно слушать их разговор. Я же, не заходя в дом, повел лошадей в конюшню. Завел в стойла, высыпал в ясли из, тут же найденного мешка, овса, и вот теперь пошел в дом.
        Имперцы все так же на повышенных тонах препирались. Спор шел о том, ночевать ли нам в этом доме или нет.
        - Он удобен для обороны в случае нападения, - громко говорил Георг.
        - А куда мы отступим в случае чего? - задал вопросом Харник и победно посмотрел на воина.
        - Мы не отступим.
        - Ой ли! А если их будет прорва. Даже ты не устоишь. И сложим мы свои драгоценные косточки прямо тут.
        - Ночёвка в лесу - это не выход. Бедняжка может не выжить, - с оттенком стали в голосе проговорил Георг, кивнув на женщину.
        - Так она и здесь может помереть, - не отступался Харник. - Это дело не хитрое.
        - Здесь ее удобней защищать.
        На секунду возникла пауза. Харник еще не сдался, но пока ему в голову не приходили новые доводы.
        В этот момент я произнес:
        - Может не стоит так переживать из-за нее? Она же уже нежилец. Духи скоро заберут ее.
        Имперцы так на меня посмотрели, словно, это я виноват в ее прискорбном положении.
        - Мы не можем бросить ее! Она униситка, - разорвал тишину возмущенный голос леди Женевьевы. В доказательство она показала на святой круг, который смирно лежал на груди женщины.
        - И что? - не понял я.
        Благородная махнула рукой и тихо буркнула:
        - Дикарь.
        Георг внушительно посмотрел на меня и проговорил:
        - Мы ее не бросим в любом случае - это не обсуждается. Не знаю как ваши Духи, но нам этого Единый не простит.
        - Ладно-ладно, - произнес я, примирительно поднимая руки.
        Леди Женевьева сурово посмотрела на что-то порывающегося сказать Харника и проговорила:
        - Ночуем здесь, а завтра утром поищем следы людей за пределами деревни.
        Он разочарованно закрыл рот и покачал головой, всем своим видом показывая, что не одобряет этого, но перечить дворянке не решился.
        Отряд начал располагаться на ночёвку. Мы поделили ужин, который состоял из вяленой рыбы и мяса, и каждый примостился в облюбованном им углу. Так уж получилось, что я оказался рядом с Георгом.
        Я отрывал зубами куски от рыбы, и смотрел на спину Велены, которая сидела возле потрескивающего горящими поленьями очага и понемножку отщипывала от своей рыбины.
        - Любишь ее? - тихо, так чтобы не услышала девушка, спросил Георг, проследив за моим взглядом.
        - А разве не заметно? - вопросом на вопрос ответил я.
        - Ты в таком возрасте, когда любая увлечённость кажется любовью. Скажи, тебе страшно?
        - Да.
        - А за кого тебе страшнее? За себя или за нее? Готов ли ты защитить ее ценой своей жизни, чтобы она имела возможность продолжить жить с другим человеком, нарожать от него детишек, любить его? Не отвечай мне, подумай над этим, и ответь себе. И тогда ты поймешь, любишь ее или нет.
        Первой мысль было послать имперца куда подальше и посоветовать не лезть в чужие отношения, но затем я задумался. Георг умел находить нужные слова, западающие в самое сердце. Подсознательно не ожидаешь от грубоватого на вид воина подобных речей, но этот почти двухметровый колосс иногда мог нащупать потайные струны души и движением вербальной руки выдать на них головокружительный мотив. Я серьезно задумался, погрузившись в себя, и не замечал никого и ничего вокруг, кроме Велены. Воин, увидев мое состояние, отодвинулся и подсел к Харнику. Они тут же начали о чем-то тихо беседовать. Я не спускал взор с девушки. Слабое пламя очага четко обозначало ее силуэт. Его плавные линии вырисовывались в темноте. Я сидел в тени, отбрасываемой телом девушки, и, пожалуй, впервые начал понимать, что она может не стать моей. Тлевшая в груди уверенность, что я все-таки добьюсь ее, тихо затухала. В маленькой северной деревушки не так много парней, и там были шансы на ее благосклонность, ведь в любом случае ей пришлось бы выбрать кого-то себе в мужья, а я был неплохой партией. А вот теперь мы направляемся в империю. Там
тысячи соблазнов, непроходимая тьма людей всех национальностей и вероисповеданий, сотни дорог и возможностей, а уж, сколько у такой красавицы будет поклонников, знатных и не знатных, мне не хотелось даже представлять. На этом поле боя под названием любовь, я чувствовал себя растяпой и неумехой. Я утлым суденышком, попавшим в морской шторм, за секунды пойду ко дну, наблюдая как богатые галеоны, будут штурмовать корабль Велена. Здесь не пригодиться мой лук, моя реакция, моя ловкость. Здесь нужно нечто иное, чем я, к сожалению, не обладаю. Я тяжело вздохнул и повесил голову. Я не готов мериться с тем, что она будет с другим. Она должна быть только моей. Значит ли это, что я ее не люблю? Время покажет любовь это или что-то другое.
        Глава 7
        Наступила тревожная ночь, полная необъяснимой жути, по крупице вытеснившей любовные переживания. Холодный свет звезд равнодушно проникал в дом через окно. Беспокойно шумели деревья на легком ветру. Крепчал мороз. Ощущение мистической угрозы разливалось буквально в воздухе. Я вдыхал ее и выдыхал. Внутри сжался упругий комок расшалившихся нервов. Кончики пальцев вздрагивали каждый раз, как звучал какой-нибудь, пусть даже легкий, шум, будь то трест мороза или завывание ветра в трубе очага. Сон даже не пытался попробовать закрыть мои веки и унести в страну грез. Ему был чужд напрасный труд.
        Я удивлялся Харнику. Как, как он это делает? Колдун, как пить дать колдун. Кривоносый имперец уже крепко храпел, испуская заунывные рулады, будто пес, воющий на луну. Он оказался не одинок в своей чудесной способности. Леди Женевьева беспокойно поворочалась и тоже заснула. Рядом с ней горкой лежали доспехи, сама она спала в толстой войлочной рубахе и таких же штанах. Ее щит лежал под головой девушки, а меч под рукой. Даже во сне она была готова кромсать и резать врагов.
        Благородная испытала облегчение, сняв увесистое железо, я прямо чувствовал, как она с наслаждением его стягивала. Единственный, кто кроме меня, бодрствовал, был обладатель фламберга. Он сидел возле приставленной к косяку двери и в щелочки наблюдал за деревней. То в одну сторону посмотрит, то в другую. Его голова поворачивалась через равные промежутки времени. Георгу явно подобное времяпрепровождение было не в новинку. Через пару часов его должен был сменить Харник, а затем придет время караулить леди Женевьевы. Мне пока не доверяли такой ответственный пост, а уж Велене и подавно. Она, кстати, держалась молодцом. Перед тем как лечь спать, ее каменно застывшее лицо не выражало ни тревоги, ни страха. Несколько десятков минут назад она вместе с благородной пыталась покормить хозяйку дома, но безрезультатно. Женщина даже не пыталась проглотить пищу. Единственно, что мы могли для нее сделать, это перенести на кровать и накрыть одеялом. Лучше ей не становилось. Кстати, случайно выяснил, почему отсутствую ногти на ее пальцах. На выбитой Георгом двери дома, с внутренней стороны, обнаружились длинные
царапины с обломками ногтей торчащими из них. Женщина пыталась покинуть дом, но почему просто не открыла дверь? Наверное, она тронулась умом уже до этого и не могла соображать здраво.
        Вся эта ситуация изрядно нервировала меня. Я по черному завидовал Харнику и леди-рыцарю, которые могут спокойно спать. Тут к каждому шороху прислушиваешься, боясь пропустить хоть малейший намек на опасность, а они вон дрыхнут.
        Легкий душераздирающий храп Харника начинал раздражать. Из него, словно невинно убиенные души рвались на свободу с унылыми стонами. Хотелось встать и пнуть его по ребрам. Даже не знаю, что бесило меня больше - храп или то, что он спит.
        Поняв, что все равно не засну, я встал и подошел к Георгу.
        - Что, не спиться? - тихо спросил он, протирая в чем-то смоченной тряпочкой гигантское лезвие меча.
        - Уснешь тут, - ответил я нервно. - Что это ты делаешь?
        - На морозе лезвие может примёрзнуть к ножнам, этот раствор препятствует подобной каверзе.
        - Георг, я не хочу никого обидеть, но почему мы просто не оставим эту женщину здесь, а завтра попрем ее с собой? Ведь надежды на то, что она придет в себя совсем мало.
        - Ты боишься смерти? - задал неожиданный вопрос воин.
        - Конечно.
        - А я нет. Зато я боюсь Страшного Суда, который последует за ней. Я не всегда вел праведную жизнь и мне есть чего стыдиться. Я еще не искупил эти поступки, чтобы спокойно умереть. Может быть, спасение этой женщины будет тем самым камешком, который перевесит чашу моих грехов, - проговорил Георг и изобразил руками чаши, которые попеременно перевешивали друг друга.
        - Ты так уверен, что Страшный Суд непременно есть? Существует?
        - Да, я уверен. Ведь где-то же должна быть справедливость? Если не в этом мире, то где?
        - А если все-таки нет справедливости, не здесь ни там? - я показал пальцем вверх, зная, что униситские Кущи по их учению находятся там.
        - Тогда после смерти, я плюну в лицо Единому, - твердо сказал воин.
        - Не знаю. Все это мне кажется таким зыбким, - растерянно ответил я, примерно понимая, что стал свидетелем богохульства.
        - Иди, попробуй заснуть, - посоветовал Георг, обрывая разговор.
        Я только хотел последовать его словам, но в тишине установившейся после нашего диалога, начал различать нарастающий звук. Он уже давно мелькал на периферии моего слуха, но я не обращал внимания, сосредоточившись на словах Георга, а теперь этот звук стал различим и более того быстро приближался.
        - Ты это слышишь? - взволновано произнес я, посмотрев на воина.
        - Что? Я ничего не слышу.
        - Звук. Как будто кто-то бежит по снегу.
        - Волки? - облизав губы, выдохнул он, уже поняв, что моему слуху стоит доверять.
        - Не знаю, - честно ответил я. - Еще далеко.
        - Наблюдай за деревней, а я будить остальных.
        Через пару секунд все были на ногах, будто только и ждали, что их внезапно разбудят среди ночи. Остатки сна таились только в глазах Велены, уступая место пока еще только тени страха. Харник и благородная смотрели абсолютно незамутненными взглядами, словно и не спали. В их глазах застыло ожидание и немой вопрос. Георг мгновенно ввел отряд в курс дела. Я боялся, что кто-нибудь начнет подвергать сомнению то, что я услышал, дескать, померещилось и прочее, но такого не произошло.
        Леди Женевьева начала раздавать приказы:
        - Горан к окну. Георг забаррикадируй входную дверь. Харник на тебе дверь в комнату, подопри ее, чем захочешь. Велена будь рядом с хозяйкой дома.
        Я метнулся к окну, которое выходило на улицу деревни, а леди Женевьева встала к тому окну, что смотрело на огород и лес. Благо их всего было два. Благородная заколебалась, искоса поглядывая на доспехи, но не переставала следить за тем, что происходит за окном.
        - Не успеете, - сказал я, примерно высчитав время, когда звук будет возле дома. Леди-рыцарь разочарованно выдохнула и устремила взгляд за окно.
        Благородная справедливо рассудила, что весь дом вчетвером мы не сможем оборонять, так что оплотом нашей борьбы будет только эта комната. Поэтому сейчас Георг, кряхтя, кое-как закреплял выломанную дверь и заваливал ее тем, что поувесистее. Первым в ход пошел массивный стол с крупными ножками, потом стулья и большой, мне до пояса, сундук из мореного дуба. Харник занимался тем же самым, но с другой дверью. Они чуть не подрались за дохлый, скрипящий всеми дверцами шкаф. Георг посмотрел на входную дверь и уступил шкаф Харнику. Дверь того была менее усилена изнутри. Кривоносый имперец довольно улыбнулся, записав маленькую победу на свой счет, а не на здравый смысл Георга.
        Вскоре вся комната была пуста, а двери были завалены горами всякой всячины. Осталась только кровать, на которой лежала хозяйка дома. Была бы моя воля, я бы не только кроватью подпер дверь, но и хозяйку куда-нибудь пристроил, килограммов пятьдесят она весила, так что хоть немного, но усилит оборону.
        Закончив приготовления, люди устремили взгляды на меня.
        - Близко, скоро появятся. Это точно волки, - произнес я уверенно. За столько лет в лесу, наслушался их характерной поступи, и теперь мог с точностью интерпретировать ее.
        Через несколько минут, сквозь мутное окно, я увидел зверей. Они серым, бурным потоком заполняли деревню, точно зная, куда им идти, будто кто-то вел их. Зверей было на первый взгляд больше сотни, только с моей стороны, а если судить по легкому вскрику благородной, то и из леса они тоже появлялись.
        - Откуда же их столько? - прошептала, ни к кому не обращаясь, она.
        - Со всего леса набежали, - предположил я, решив не оставлять без ответа слова благородной.
        - Я чувствую, их ведет злая, темная сила, - произнесла леди Женевьева и провела в воздухе круг перед собой. Воины синхронно повторили за ней, осеняя себя святым кругом.
        Тем временем волки окружили укрывающий нас дом плотным кольцом и замерли, будто ожидая команды. Это зрелище напомнило мне, как благородная выбирала рекрута в деревни. То же кольцо из живых существ, та же благородная в центре. Звери были заинтересованы не менее, чем люди из деревни, только интерес их разнился. Плавящиеся от сдерживаемого страха мозги, продолжали проводить аналогии, боясь даже подумать о возможной смерти от клыков хищников, скопившихся снаружи.
        - Сколько их там? - прошептал глядя на меня Харник. С его места не было видно, что твориться за пределами дома.
        - С моей стороны около сотни, - ответил я дрожащим голосом.
        Пламя очага давало достаточно света, чтобы я увидел, как округлились от удивления глаза кривоносого имперца.
        - Тьфу, твою, мяу, - выдохнул он, явно смягчив выражение в присутствии благородной дамы.
        Харник пораженно замолчал, и я перевел взгляд наружу. Волки чего-то ждали, нервно переступая лапами по снегу и настороженно шевеля острыми ушами. Луна освещала их серую шерсть и блестящие жаждой крови глаза. Я передернулся, глядя как у ближайшего к окну волка, капает желтая пена на тающий от ее температуры снег. Он клацнул челюстью, словно пугая меня. Я повертел пальцем у виска. Волк припал к земле и угрожающе зарычал. Его примеру последовали и некоторые другие хищники. Звуки, издаваемые зверьми, разносились далеко по округе.
        Харник бросил на меня раздраженный взгляд и сказал:
        - Не провоцируй их парень. Может еще все обойдётся.
        Я пожал плечами, перебегая взглядом по серым тушам волков. Они перестали рычать и успокоились. Зловещая тишина повисла над деревней. Свинцовые тучи закрыли высоко сверкающую луну. Темнота обрушилась на этот клочок мира. Зияющие чернотой окна пустых домов с болезненным любопытством наблюдали за разворачивающейся драмой. Десятки поблескивающих волчьих глаз стали особенно пугающими в темноте.
        Я со страхом бросил взгляд на Велену, ужасно переживая за нее. Они сидела рядом с хозяйкой дома и поглаживала ее по волосам, будто успокаивала маленького ребенка. Неожиданно в глаза бросился круг, висящий на шее женщины. Мне показалось, что он начал менять цвет, наливаясь краснотой. Только я хотел это сказать, как многоголосый рык оглушил меня, больно полоснув по барабанным перепонкам. Волки бросились в атаку. Взрывая когтями промерзшую землю, укрытую тонким слоем снега, они ринулись к двери и окну. Первый же волк, тот которому я намекал, что он с головой не дружит, сильно оттолкнувшись от земли, прыгнул прямо в покрытое изморозью окно. Раздался звон разбитого стекла, выбитого серой тушей. Тут же я сбросил оцепенение, и прозвучал хлопок тетивы о рукавичку. Туша убитого волка зацепилась за остатки стекла и повисла на оконной раме. Я быстро спихнул ее на улицу.
        Волки после смерти своего собрата и не думали останавливаться. Все завертелось в безумном хороводе. Яростный мат Харника. Визг раненных зверей. Свист, разрезающего воздух, меча благородной. Выкрики Георга, подпирающего своим телом забаррикадированную дверь, шатающуюся от ударов извне. Наполненные страхом возгласы Велены - они-то мне пугал меня больше всего. Я постоянно пытался держать девушку в поле зрения, но приходилось чрезвычайно туго. Волки лезли в окно один за одним, почти полностью поглощая мое внимание. Их не пугала участь погибших сородичей, стонущей грудой возвышающихся около дома. Они наоборот использовали их как ступени к окну. Те, кто добегал к дому, не словив мою стрелу, прыгали на тела погибших хищников, а затем в окно. Пока мне удавалась не пропустить их в дом, но все же не весь бой был таким удачным. В какой-то миг мне пришлось быстро отпрыгнуть назад, чтобы волк не хватанул меня пастью, тут же один из хищников влетел внутрь дома, проскочив мимо своего менее удачливого товарища, в шее которого выросла стрела. Волк метнулся к стоящей к нему спиной благородной, намереваясь
запрыгнуть на нее. Я выстрелил в него и перебил позвоночник. Он, волоча вмиг отказавшуюся служить заднюю часть тела, умудрился слабо куснуть леди Женевьеву за ногу, чуть выше лодыжки. Она покачнулась, мимолетным движением отсекала зверю голову и бросила на меня рассерженным взгляд. Я виновато пожал плечами.
        Взгляд леди Женевьевы изменился, в нем появилась нарастающая боль. В пылу битвы она вообще не должна была заметить тех царапин, что успел ей оставить умирающий волк, но глаза девушки кричали о той боли, что она чувствовала. Я не мог ничем сейчас ей помочь, поэтому снова встал на свое место возле окна и приготовил лук, но волки больше не атаковали. Их изрядно поредевшая стая, снова кольцом окружала дом и ничего не предпринимала.
        Раздался вскрик Велены. Я быстро посмотрел на нее. Глаза девушки расширившись, вонзились, чуть ниже горла хозяйки дома, туда, где раскалившись до яркого багрянца, лежал святой круг. Запахло паленой кожей. Застонал Харник, исказилось от боли лицо Георга, леди Женевьева пыталась забраться рукой под одежду. Велена испугалась за хозяйку дома и сорвала круг с ее шеи. Тут же, казалось, лежащая без сознания женщина, вскочила на ноги, легким движение руки, как пушинку, отшвырнула на пару метров Велену, и медленно начала обводить взглядом опешивших людей. Я был первый в ее очереди. Глаза женщины встретились с моими. Мир сузился до размера налитых чернотой глаз. Они были широко распахнуты и гипнотизировали меня. Их бездонная, абсолютная тьма сводила с ума. Я не мог отвести взгляд, казалось, что на свете нет ничего кроме этих затягивающих меня омутов. Сознание медленно, но верно погружалось в них. Апатия и вялость начали разливаться по телу. Зачем жить? Зачем любить? Зачем страдать? Когда эти глаза могут подарить вечный покой. Хотелось навсегда кануть в глубину тьмы, свернуться калачиком и слушать тишину
мрака. С каждой секундой это желание крепчало, лишая меня остатков воли.
        Когда я почти потерял свое "я" под взором хозяйки дома, что-то легким набатом церковного колокола зазвучало у меня в голове. Звук становился все громче, прогоняя тьму и даря мне ясность сознания. Громкая молитва леди Женевьевы была этим звуком. Но хозяйка дома не желала так просто сдаваться. Ее глаза не отпускали меня. Мозг пронзала боль от столкновения двух противоположных начал. Я упал на колени, схватил голову руками, не смея отвести взгляд от ее глаз. Голос благородной, сражавшийся с тьмой, наполнился болью. Ей приходилось несладко в борьбе за мой рассудок. Я же тихо скулил от тех чувств, что дарил раздираемый битвой мозг.
        Неожиданно все закончилось. Я ощутил невероятную легкость и облегчение. Даже застонал от наслаждения. Давление тьмы пропало. Это воины-имперцы отошли от ступора и атаковали хозяйку дома, чем заставили ее выпустить меня из-под своего влияния. Я с трудом поднялся на ноги, почувствовав, как по щекам скользят слезы, и щиплет глаза. Вытер лицо раскрытой ладонью и посмотрел на нее. Она была в крови.
        Громкий крик леди Женевьевы вывел меня из прострации:
        - Не снимайте святые круги!
        В дымящейся от плавящейся кожи руке, она держала багровый круг, и смотрела на нас с Веленой. Сперва, я подумал, что девушка, так же как и я, подпала под влияние тьмы, но потом разобрал, что она до безумия напугана. Ее прекрасные глаза были еще замутнены страхом, но уже обретали ясность. Жить будет.
        Хозяйка дома осознав, что после атаки имперцев, потеряла надо мной контроль, растопырив, на подобии паука, руки и ноги, запрыгнула на потолок и, разорвав в клочья законы физики, побежала по нему в сторону благородной. Та отбросила щит и приготовилась к атаке. В одной ее руке был зажат круг, а в другой покачивался меч.
        Я, полностью придя в себя, по привычке потянулся за стрелой, но колчан был пуст. Теперь лук бесполезен. Оставался длинный, охотничий нож, прикрепленный на поясе. Меня ни капли не смущало то, что вокруг твориться сплошная чертовщина. Я готов был драться, за себя, за Велену, за имперцев. Этому немало способствовало то, что я отчасти понимал, что твориться вокруг. Я читал об этом.
        Харник и Георг последовали примеру благородной и тоже сжали круги в кулаки, несмотря на то, что они причиняли боль. Имперцы, в отличие от благородной, не стали ждать приближения хозяйки дома, а сами напали на нее. Налитые чернотой глаза не действовали на них. Завязался бой. Хозяйка дома обладала невероятной скоростью, реакцией и гибкостью тела. Тройка имперцев не поспевала за ней. Женщина носилась по всему дома. Изредка ей удавалось вскользь задеть открытые участки тела имперцев, и тогда на них оставались длинные порезы. Утратившие ногти пальцы сумасшедшей, теперь заканчивались черными когтями. Мы с Веленой каменными изваяниями наблюдали за этим вертепом, понимая, что любое наше движение может привлечь сумасшедшую и начать новый раунд битвы за наше сознание.
        Желания драться куда-то улетучилось, так же быстро, как и пришло. Бойцовский кураж испарился как туман над рекой. Мне даже хотелось закрыть глаза, чтобы избежать второго взгляда хозяйки дома, но в этом случае она просто могла бы располосовать горло невидящей жертве. Так что я приклеился к стене дома, стараясь казаться бездушным предметом мебели, и только краем глаза наблюдал за битвой, а она тем временен, приняла иной оборот. Имперцы начали уставать, а вот хозяйке дома усталость была нипочем. Она принялась активней кромсать измотанных воинов. Я видел, что положение становиться отчаянным и надо вмешаться, но страх липкой паутиной сковал меня. Я ощущал себя мухой попавшей в сахарный сироп.
        Периферическим зрением заметил как Велена, морально обессилев, скользит по стене дома и опускается на пол. В этот момент меня будто бы что-то кольнуло в сердце, наполняя решимостью.
        Хозяйка дома не ожидала, что я, до этого изображающий из себя то ли вешалку для одежды, то ли длинный канделябр, кинусь на нее. Она пробегала совсем рядом со мной, когда я схватил ее за ногу и сдернул с потолка на пол. Она упала как безобразная кукла, ни издав, ни звука. Я подмял ее под себя. Хозяйка дома принялась рвать когтями мою куртку, пытаясь пробраться к телу, но это не спасло ее. Нож по самую рукоятку вошел ей в сердце. Я провернул лезвие и вытащил его. Кровь толчками начала выплескиваться из груди, образую на полу лужу.
        - Молодец, - прохрипел уставший Георг. - Настоящий охотник. Долго выжидал, но верно ударил.
        - Я, значит, гонял-гонял ее, а ты всю славу прибрал себе. Не хорошо так поступать, - отдуваясь, с улыбкой произнес Харник, и погрозил мне пальцем. - Присоединюсь к словам Георга, все правильно задумал, молодец.
        - Твоей рукой управлял Единый, - серьезно сказала благородная. - Все к окнам. Волки могут устроить повторную атаку.
        Но к всеобщему облегчению слова леди Женевьевы не воплотились в жизнь. Как только хозяйка дома приняла смерть, волки как будто проснулись ото сна, пробудившего в них смелость, кровожадность и ярость. Волки, как мне казалось, с недоумением смотрели на деревенские дома, словно, не понимая как здесь оказались. Некоторые тут же начали драться друг с другом. Во все стороны полетели клочки шерсти, и слышался визг. Большинство же волков ринулись прочь из деревни, за ними потянулись и успокоившиеся драчуны. Вскоре деревня очистилась от них.
        Леди-рыцарь посмотрела на остывающий в руке святой круг, затем устремила взор куда-то вдаль улицы, туда, куда убежали хищники, и произнесла:
        - Это была ведьма. Только они могут управлять разумом животных и людей.
        - Почему она ушла? Почему не добила нас? - быстро выкрикнула Велена, все еще не отойдя от пережитого ужаса. - И яко это за тварь?
        Девушка не отрывала взгляд от трупа хозяйки дома.
        - Скоро рассвет. Солнце лишит ведьму силы, - проговорила леди Женевьева и продолжила объяснять: - Теперь многое мне стало понятно. Ведьма подчинила себе всех жителей деревне и увела за собой. Только она, - палец благородной показывал на сумасшедшую, - благодаря святому кругу и вере в Единого смогла удержаться.
        - Не такой уж она была и верующей, - пробубнил Харник.
        - Ты прав, - согласилась леди-рыцарь, - стоило кругу оставить ее тело, и она тут же поддалась влиянию ведьмы.
        - Что нам теперь делать? - задал резонный вопрос Георг.
        - Надо спасти жителей деревне, - бросила благородная. - В случае нашей неявки в город через неделю, другой отряд займётся рекрутами, а нас сочтут пропавшими в северных лесах. Так что мы смело, можем отправиться по следу ведьмы. Горан, - леди Женевьева посмотрела на меня, - я не могу тебе приказать, так что спрошу, ты с нами?
        Я пожевал губы и проблеял, стараясь унять страх:
        - Да.
        Леди-рыцарь посмотрела на девушку и приказным тоном произнесла:
        - Велена отправляйся в Армейн, и передай всё, что здесь увидела и узнала.
        Я только хотел сказать, что она не дойдет и ее кто-нибудь сожрет, но был остановлен решительным выкриком девушки:
        - Я пойду с вами!
        Удивление проступило на лицах всей мужской части отряда. Благородная как будто бы ждала именно этих слов. Легкая улыбка тронула ее губы.
        - Хорошо. Ты нам пригодишься. Одень эту цепочку.
        Она прошептала короткую молитву над кругом хозяйки дома и передала его Велене. Девушка с небольшой долей нервозности взяла его в руки и одела на шею.
        - Тридцать минут на сборы и в погоню.
        Слова леди-рыцарь ознаменовали начало бурной деятельности. Я начал собирать неповрежденные стрелы, нисколько не брезгуя выдергивать их из тел волков. Воины быстро приводили в порядок амуницию, а Велена не сдвинувшись с места что-то шептала, поглаживая святой круг.
        Я не знаю как для имперцев, но для меня эта встреча с колдовством стала первой. И надо сказать, что потрясла она меня до глубины души. Я кое-что знал о колдовстве, может быть даже больше, чем кое-что, но лицом к лицу никогда не сталкивался. Где-то глубоко во мне жила жажда увидеть колдовство, почувствовать его, но что бы вот так...
        Сейчас после горячки боя страшно было неимоверно - это тлетворное чувство разрушающее самообладание нагоняло ощущение собственной слабости. Я ничего не мог противопоставить тому влиянию тьмы, которое на меня оказала хозяйка дома. Если бы не молитва леди Женевьевы, то я бы сейчас... кстати, а что бы со мной произошло? Этот вопрос я и озвучил глядя на благородную.
        - Наверное, ты бы стал подобен хозяйке дома. Ведьма овладела бы твоим разумом, - ответила она с нотками неуверенности в голосе.
        - Леди Женевьева, вы точно не знаете, что произошло бы? - не отставал я, но больше для проформа, так как знал, что она, скорее всего, права. Если имперцы узнают, что в моей комнате под полом лежат колдовские книги, то боюсь не служить мне в имперской армии, а полыхать на костре.
        - Нет, - коротко бросила девушка. - Я так тесно не связывалась с колдовством. Могу судить только по книгам.
        - Георг, Харник? - произнес я и вопросительно посмотрел на воинов. Они синхронно отрицательно покачали головами. Лучше сразу создать себе реноме никак не связанного с колдовством человека.
        - Значит для нас для всех это первая встреча с колдовством, - тихо под нос, произнес я, но так чтобы услышали все. - Леди Женевьева, а вы не могли бы научить меня парочке молитв? А то не хочется быть куклой ведьмы.
        - Научить могу, - ответила она, - но без веры в Единого это будут просто слова, набор букв и не более.
        - Ясно.
        Особой веры в унуситского Единого я не чувствовал, но все-таки попросил меня обучить. Благородная кинула на меня изучающий взгляд и принялась копошиться в своей седельной сумке. На свет показалась небольшая, темная книжица.
        - Вот, возьми, тебе нужнее, - проговорила леди-рыцарь и протянула мне ее.
        Я взял маленькую книгу в руку и принялся рассматривать. Потрепанная, с теснённым кругом на обложке, обтянутая кожей, она была не больше моей ладони. Раскрыв ее, я увидел ровные строчки маленьких букв, складывающихся в молитвы.
        - Спасибо, - искренни, поблагодарил я.
        - Надеюсь, молитвенник тебе поможет.
        Глава 8
        Спустя ровно то время, которое благородная отвела на сборы, мы отправились в погоню. Шли пешком, от лошадей не осталось даже копыт. Леди-рыцарь кляла себя за непредусмотрительность. По ее словам животин надо было завести в дом. Георг мудро рассудил, что и там они были бы не в безопасности. На что Харник поддакнул, что впавшие в безумие от страха лошади, изрядно мешали бы нам сражаться, а если бы ведьма взяла их мозги в оборот, то и вовсе стали бы врагами. На этом тема сожранных лошадей была закончена, хотя кривоносый имперец и порывался возложить часть вины на плече Георга, но его никто не слушал, и он быстро заткнулся.
        Я привычно шел первым, хотя возглавить отряд мог кто угодно. Так как следы мог прочитать и самый плохенький следопыт, даже не надо было быть следопытом, чтобы понять, куда ведет это вытоптанное в снегу море отпечатков волчьих лап, просто нужно наличие глаз, можно даже подслеповатых.
        Харник идущий позади, прибавил шаг и, поравнявшись со мной, спросил:
        - Как ты думаешь, когда мы настигнем этих тварей?
        - Не знаю, честное слово не знаю.
        - Скверно, я даже больше скажу, мразно.
        Я резко остановился, настолько меня поразила мелькнувшая в сознании мысль. Надо сказать вовремя мелькнувшая. Мы уже покинули пределы деревни, и ее дома давно скрылись среди деревьев.
        - Постой, а почему мы идем за волками, если нам нужна ведьма?
        Мой вопрос заставил воина приподнять брови.
        - А разве они не побегут к ней? Она же владеет их разумом.
        - Я не думаю, что она настолько глупа, чтобы так просто выдавать место своего обитания. Ведь ей в голову явно приходила мысль, что кто-то попытается ее выследить и убить.
        - Горан прав, - сказала благородная и напряженно задумалась.
        - И как нам ее выследить? - обведя взглядом членов отряда, спросил Георг, и не услышал ответа.
        В воздухе повисла тишина. Каждый упорно размышлял, пытаясь найти выход из ситуации. Люди переглядывались, но никто не раскрывал рта. Молчание затягивалось.
        Георг громко прочистил горло и проговорил:
        - Если вариантов нет, то идем за волками, может она глупее, чем о ней думает Горан и леди Женевьева, или предположим, что она расслабилась и не ожидает погони. Это все же лучше, чем просто стоять на месте.
        Харник взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Когда все взгляды были устремлены на него, он начал рассуждать вслух как заправский, имперский сыскарь:
        - Ведьма увела людей, несколько десятков харь, для чего они ей? Если она хотела бы их умертвить, то сделала бы это прямо в деревне. Выходит, они ей зачем-то нужны живыми, пусть и околдованными. Значиться, она должна их где-то держать, ведь под открытым небом они рано или поздно околеют и покинут наш не очень-то гостеприимный мир.
        - Шахты, - выдохнул я, поняв, куда клонит бандит, ой, имперский воин. - Там целые подземные лабиринты. Хватит места, чтобы скрыть жителей деревни. И там довольно тепло должно быть.
        - Вот туда мы и направимся, - решила леди-рыцарь. - Как долго туда добираться?
        - Час, не больше.
        - Тогда в путь.
        Пока по бесконечному лесу шли к предполагаемому логову ведьмы и содержанию околдованных людей, я все думал, как мы так чуть не опростоволосились? Чуть не увязались за волками, которые, отчасти, вообще не при делах, ведьма же вроде теряет над ними контроль, как только восходит солнце. Ну, это конечно, если благородная права. Тогда если опираться на эту информацию, почерпнутую, по словам леди Женевьевы из книг, получается, что до наступления ночи ведьма не представляет угрозы. Это изрядно успокаивает мои расшатавшиеся нервы. Я хотел притянуть за уши еще один довод, который подтверждал правильность выбранного нами пути. Ведь если ведьма теряет силу, то получается люди, снова обретают ясность ума? Пусть на какое-то время, но все же. Тогда она просто обязана их где-то запереть до того момента когда ее сила вновь восстановиться. Но этот сильный аргумент перечеркивала хозяйка дома, ночёвка в котором чуть не стала для нас последней. Она-то уже была того, не в себе, когда мы вошли в деревню, но правда и солнце уже было за горизонтом и над землей царствовали сумерки. Фух, как же все сложно. Вот сейчас я
думаю, что этот довод опять становиться веским, если принять во внимание то, что сила ведьмы не действует только в промежуток светового дня. Ладно, надо рассуждать логически. Вот пришла ведьма в деревню и давай колдовать, солнце село, ей уже можно. Люди, значит, подпадают под это колдовство и словно сомнамбулы выходят из домов. Так, осекся я, а где домашние животные? Твою мать, опять хрень какая-то. Ладно, предположим, она их околдовывает тоже, кормить ведь чем-то надо людей. Может, они ей на целый месяц живые нужны? Всё, деревня полностью пуста и ведьма довольно насвистывая похабные песенки, уводит весь этот табор за собой, не зная, что в одном доме была унуситка, которая не подпала под ее влияние. Тогда что же случилось с этой женщиной? Есть пару мыслей. Она боролась с действием колдовства до последнего, но все же проиграла. Только к этому времени она уже свихнулась, и ей в расплавившийся мозг, просто не пришла возможность открыть дверь и она начала ее царапать. А успокоилась хозяйка дома только тогда, когда ведьма покинула деревню или отошла довольно далеко для того, чтобы бедная женщина не ощущала
ее влияния. Вроде все складно. Правда нашли мы ее у противоположной от двери стены, но она ведь была уже того, может другой выход из дома искала. Вот только не пойму, зачем ведьма вернулась в эту деревню?
        Я снова резко остановился, повторяя те же телодвижения, что и час назад. Ясный пень, чтобы завалить нас вернулась. Значит, она каким-то образом почувствовала, что мы в деревне. Следовательно...
        - Ведьма узнает, когда мы будем приближаться к ней.
        Отряд тоже замер.
        - Почему ты так думаешь? - спросила леди Женевьева.
        Я посмотрел на солнце. Время вроде есть, пересказ моих мысленных рассуждений не займет много оного.
        Люди внимательно слушали меня. Я видел, как в глазах имперцев растет уважение. Даже Велена как-то иначе начала на меня смотреть.
        Свою речь я закончил словами:
        -.. она чувствует живых существ, она почувствовала, что мы пришли в деревню. И я даже скажу больше, ведьма поняла, что вы опасны и именно поэтому на нас напали волки. А как она это поняла, а легко и просто. Вы ведь только святыми кругами и верой в унуситского бога отличаетесь от нас - вот она посчитала вас опасными и решила устранить.
        Харник довольно улыбнулся и самодовольно произнес:
        - Волков мы славно потрепали и не дали нас убить. А как мы перебили ее последнюю козырную карту - хозяйку дома? Полагаю, все пошло не совсем по придумке ведьмы, как бы, она не ожидала, что Велена сорвет круг с шеи женщины, но распорядилась этим на славу. Сообразительная бабенка.
        - Почему ты и Велена еще до нападения волков, когда ведьма проверяла наш разум на прочность, не подпали под ее чары? - резонно спросил Георг у меня.
        - Может быть, близость к вам не дали ведьме овладеть нашими сознаниями, - предположил я. - От прямого воздействия, конечно, мы не защищены, вспомните, как хозяйка дома чуть не поглотила нас, но вот, так сказать, от дальнего колдовства мы прикрыты вашей верой.
        - Браво, - сказал Харник, и одобрительно кривя губы, медленно захлопал в ладоши. - Ты растешь в моих глазах не по дням, а по часам. Еще немного и я начну воспринимать тебя как мужчину.
        Леди-рыцарь подвела итог:
        - Значит, берем в расчет то, что ведьма знает, что мы идем, и предпримет меры. И все же не стоит надеяться, что ее колдовство не действует до захода солнца. Это ведь всего лишь книги. Ну что ж с нами Единый, мы не можем бросить людей в беде. Вперед к шахте.
        Путь продолжился, мы все дальше и дальше углублялись в лес. Я чувствовал себя прескверно. Практически все те книге о колдовстве, что остались в Северном Мысе, скорее были кратким жизнеописание ведьм. Они не объясняли принципов колдовства, лишь вскользь упоминались некоторые битвы, но естественно без подробностей. Там было что-то вроде: "Вскинула руку, произнеся заклинание испепеления и король с его войском был повержен". В детстве я их читал как сказки на ночь. Только повзрослев, понял, что все-таки в них есть зерно истины. Особенно когда наткнулся на заполненную от руки тетрадку с непонятными символами и пояснениями к ним. Тетрадь была помещена в обложку одной из книг, и если бы я ее случайно не порвал, то никогда бы и не нашел. Но все это практически никак мне не поможет в борьбе против ведьмы. Ну как мне поможет знание о том, как действует "град льда"? Лучше бы там было написано, в какое время действует колдовство, ночью или днем? А может круглые сутки? Или как обычному деревенскому парню убить ведьму. Кстати, пора возвращаться к мыслям о ней. Во мне боролись противоречивые чувства. Ведьма,
скорее всего, пока без сил, но она знает, что мы идем за ней. Хотелось бы большей точности от леди Женевьевы. Что мы конкретно должны сделать? Спасти людей или убить ведьму? Или то и другое? Скорее всего, конечно, последний вариант. Вся надежда на имперцев и на их веру. Если мы встретимся с ведьмой лицом к лицу, то я мало что смогу, а если она подсуетиться, то вообще сомлею и перейду на ее сторону, пусть даже и, не осознавая этого.
        Шахта показалась внезапно. Вход в нее зиял чернотой среди нагромождения камней. Деревья около входа были вырублены. На поверхность вели рельсы, на них стояла нагруженная углем тачка. Для неискушенного человека такая скромная с виду шахта могла бы показаться сущей малостью, дающей от силы пару тачек угля в день, но это была только вершина айсберга. Под землей было множество галерей и штолен. Добыча угля здесь велась не то, что годы, а столетия. Обо всем этом я предупредил спутников.
        Леди Женевьева обвела всех напряженным взглядом и произнесла:
        - Нам нужен план. У кого какие идеи?
        - План "А", - произнес весело Харник, - я пока только название придумал.
        Я посмотрел на улыбающееся лицо воина, совсем не вязавшееся с серьезными, сосредоточенными глазами. Для людей только что узнавших его, он казался недалеким балагуром, но в действительности это было не так. За придурковатой манерой шутить не к месту и разговаривать нарочито грубовато с проскальзывающими бандитскими словечками, скрывался острый интеллект и недюжинная отвага.
        - Не у кого никаких мыслей нет? - проговорила леди-рыцарь.
        Недолгое молчание послужило ей ответом.
        Харник пожевал губы и произнес:
        - Раз уж не придумали план "А", давайте придумаем план "Б". Вот мой дьявольски хитрый и изощренный вариант - просто вломимся туда и все. Пока это единственное, что пришло мне на ум.
        - Поддержу, - сказал Георг, - только вламываться будем тихо, чтобы нас раньше времени не услышали.
        - И не разделяться, а то по одному ведьма нас переловит, - предложил я отчасти из страха остаться с ней один на один. С моей удачей в случае разделения отряда я непременно наткнусь на нее.
        - Так и поступим, - проговорила благородная. - Вперед.
        Мы вошли в шахту, и я тут же указал спутникам на то, что мы пришли по адресу. Если на открытом пространстве следы были занесены снегом, то здесь они были хорошо видны. Десятки свежих отпечатков подошв человеческой обуви перемежались с отпечатками копыт и лап животных. Даже если бы не было следов животных, то я бы все равно был уверен, что здесь прошли жители деревни, а не просто шахтеры, так как следов было намного больше, чем могли оставить рабочие шахты.
        - Я думаю, нам не составит труда, найди, где содержаться люди, - проговорил я уверенно, кивнув на следы. - Такая колея приведет нас прямиком к ним.
        - Не расслабляться, - произнесла леди-рыцарь.
        Идущий рядом Харник тихонько прошептал, так чтобы услышал только я:
        - Мой сфинктер напряжен так, что я им могу железные гвозди перекусывать.
        Я не сдержался и истерично захихикал.
        - Какой мерзкий смех, - сказала, удивленно приподняв брови, Велена, - ты случаем не родственник этой расщеколды? Мне кажется, она смеётся так же.
        - Ну что ты наговариваешь на ведьму? - возмущенно проговорил Харник, пряча нервную улыбку. - Я уверен, она смеется гораздо мелодичней.
        - Заткнулись, - громыхнул Георг, в мгновение ока, прервав все разговоры.
        Маленькая, серая птичка испугалась баса воина и что-то проверещав, полетела прочь из шахты.
        - Обматерила, наверное, - прошептал Харник.
        Георг так на него глянул, что имперец тут же закрыл рот.
        Тишина, установившаяся после этого, больше не нарушалась. Мы в напряженном молчании шли дальше. Благо галереи шахты освещали масленые фонари, которые были расположены на довольно значительном расстоянии друг от друга, но света давали достаточно, чтобы неплохо было видно окружающее пространство.
        Я не знаю, как ощущали себя мои спутники, но чем дальше мы спускались по следам вглубь шахты, тем туже взводилась пружина моих нервов. В причудливо извивающихся тенях на стенах, мне виделась довольно потирающая ладони ведьма. Я будто наяву слышал ее мерзкое хихиканье. Кстати, действительно очень похожее на мое.
        Воображение разыгралось не на шутку. Я покрепче сжал лук. Отполированное сотней прикосновение дерево, ответило мне приятной ностальгией по временам, которые закончились буквально пару дней назад, когда я только в ночных рассказах у очага слышал о ведьмах. Тогда они казались такими далекими, нереальными персонажами из бабушкиных сказок. Я никогда не мог подумать, что сам буду охотиться на одну из них. И где? Да почти у себя дома.
        Мои внутренние часы отсчитали примерно полчаса, когда я услышал легкий на что-то ужасно похожий звук.
        - Тишина, не шагу дальше, - прошептал я спутникам. Они тут же замерли, не мешая мне прислушиваться.
        - Что-то услышал? - тихо спросил Харник, нервно облизав губы. Похоже, ситуация проняла даже его.
        - Там кто-то плачет, вроде женщина, - ответил я.
        - Ну, не мужик же, - еле слышно проговорил Георг.
        Для сурового воина с гранитным сердцем и купированными слезными железами, коим являлся двухметровый имперец, вопрос действительно имел только один правильный ответ. Все естественно пропустили его шепот мимо ушей.
        - Следы ведут туда же, - внимательно всматриваясь в землю, произнес Харник.
        Леди Женевьева беззвучно подняла забрало, прошлась решительным взглядом по нашим лицам и кивнула головой в сторону звука. Никому не надо было разъяснять ее жест - вперед и не расслабляться.
        Отряд двигался дальше, и уже все слышали нарастающий плачь, к которому присоединились и другие звуки: человеческие голоса, мычание и блеяние животных.
        Вскоре мы дошли до того места где галереи шахты перпендикулярно пересекались и заглянули за угол. Всё население крошечной деревни было здесь. Домашние животные тоже присутствовали. Люди сгрудились вокруг костра и что-то бурно обсуждали. В общую какофонию добавлялись звуки издаваемые домашним скотом и собаками. Но все это перекрывал женский, надрывный плачь, который я услышал первым. Увидев причину рыданий, я чуть не повторил вместе с имперцами святой круг, но вовремя опомнился, успев изобразить, что-то вроде серпа.
        Прямо на наших глазах, буквально в паре метров впереди, усыхал, засыхал - не знаю, что это был за процесс, но, в общем, превращался в мумию еще живой человек. В его глазах невыносимые муки боролись с животным ужасом, поглощающим все человеческое, что было в нем. От его тела исходила серебряная дымка, которая словно бычий пузырь закупоривала шахту от пола до потолка, от стены до стены. Даже изголодавшаяся мышь не проскочила бы там, не то, что человек. К этой дымке привалилась женщина средних лет, и с болью во взоре, рыдала, глядя на этого человека. Внезапно она увидела нас. Боль в ее глазах сменилась на страх, а затем на надежду.
        - Помогите! Помогите! - закричала женщина, выводя нас из ступора.
        Я бросился к несчастному мужчине. Только прикоснулся к нему и тут же был отброшен невидимой силой к стене шахты. Удар был такой мощный, что я мгновенно потерял сознание.
        Кто-то, когда теряет сознание таким экстравагантным способом, рассказывает, что видел иные миры, единорогов гарцующих по заливным лугам, фей блюющих радугой после попоек с гномами, но мне ничего подобного не привиделось, только темнота и безмолвие, казалось бы, продлившееся для меня всего мгновение, прерванное грубыми ударами шероховатых ладоней по щекам.
        - Ааа, - простонал я.
        - Ты как? - спросил, с озабоченной рожей Харник, наклонившийся надо мной, и держа руку занесенной для очередной оплеухи.
        - А ты как думаешь? Я только что своей башкой чуть не пробил шахту насквозь.
        - Все в порядке значит, - проговорил воин, улыбнувшись, и разогнулся, приняв вертикальное положение.
        Я посмотрел на то место где лежал мумифицировавшийся человек и не обнаружил ни тела, ни барьера, ни людей, ни животных.
        - А где все? - тупо произнес я.
        - Ушли в деревню. Леди Женевьева развеяла колдовство, - ответствовал Харник.
        - Как она сумела?
        - С помощью молитвы. Только последствия для нее стали примерно такими же, как и для тебя. Вон она.
        Благородная без сознания лежала возле противоположной стены шахты. Возле нее скакала Велена, то прикладывала смоченную водой тряпочку к лицу, то гладила по руке. Шевельнулось чувство ревности. Я значит, чуть не разбил себе башку, а она прыгает вокруг благородной, которая будто бы прилегла отдохнуть в знойный день на заливном лугу. Кряхтя встал на ноги, и тут же из-за поворота галереи вышел Георг.
        - Всё, проводил их на поверхность, - произнес он, устало дыша, видимо бежал к нам, опасаясь за нашу безопасность. - О, Горан, ты пришел в себя? Молодец, а то Харник хотел прикопать тебя здесь.
        - Он шутит, - быстро произнес кривоносый имперец. Слишком быстро. И тут же перевел тему: - Так, что будем делать дальше, валим отсюда?
        - Постой, постой, ты хотел меня здесь прикопать?
        Георг хохотнул и прервал начавшую разгораться перепалку:
        - Тише, тише. Послушайте лучше, что мне рассказали жители деревни, - увидев, что привлек наше внимание, он продолжил: - Все как один утверждают, что где-то с наступлением сумерек и до сегодняшнего утра - это я уже сам вычислил, так как они, сидя в шахте, не знали, сколько времени, ничего не помнят. Бац, вроде бы сидели по домам, а очнулись в шахте вместе с животными. Но не это напугало их больше всего, а эти колдовские барьеры, сквозь которые нельзя пройти, кстати, второй барьер вон там, его леди Женевьева не сняла, да и снимет ли? В общем, перепугались люди изрядно, начали ломиться сквозь колдовство, а оно не пускает. С ума бы все до вечера сошли, если бы мы их не вызволили.
        - А этот мужик, который медленно усыхал, давал барьеру силу? - произнес я утвердительно, бережно ощупывая здоровенную шишку на затылке. Не будь шапки, помер бы, а так она смягчила удар.
        - Наверное так и есть, около того барьера лежит такое же тело. Этого-то жена забрала, ее плачь ты услышал, а тот, похоже, бобылем жил, никто из деревенских даже ухом не повел, глядя на его кончину.
        - А может просто козел, - вставил Харник. - И еще вот что, - он положил одну руку мне на плечо, а другую на плечо Георга, - нам надо валить отсюда. Людей-то мы спасли, а вот кто их защитит от колдовства ведьмы, если она вернётся в деревню? Даже если она и правда, здесь затихорилась, то смысла ее искать нет. Только заблудимся и сдохнем зазря.
        - Дело говоришь, тем более, что никто из шахтеров не согласился с нами тут блуждать в поисках ведьмы. Я хотел сам это предложить, когда бежал к вам. Ладно, берем леди Женевьеву на руки и уходим.
        Глава 9
        - Мы успеваем, солнце еще не село? - проговорила обеспокоенным голосом Велена.
        Я поймал себя на мысли, что по-моему она второй раз открыла рот с того момента как мы проникли в шахту.
        - Не знаю, - честно ответил Георг, у которого капельки пота выступили на лбу и блестели в пламени фонарей. Благородная может быть весила и не очень много, но прибавлялась тяжесть ее доспехов, меча, щита. Так что двум имперцам приходилось поднатужиться, чтобы нести своего пребывающего в бессознательном состоянии сюзерена.
        Была мысль мне понести щит или хотя бы меч, но Георг здраво рассудил, что хоть у одного из нас оружие должно быть наготове. Велена даже не рассматривалась в роли носильщика, она тупо не подняла бы вооружение благородной. Так что мы передвигались значительно медленнее, чем спускались. И если исходить из логики, то до захода солнца вряд ли успевали покинуть шахту, что вызывало во мне бурный прилив беспокойства.
        - Если мы не успеем, то мне страшно даже подумать о том, что ведьма может сделать с деревенскими, - произнес я, хотя в голове были другие мысли: "Что ведьма сделает с нами".
        - Если у нее хватит сил превратить их в подобие той тварины, что скакала по потолку, будто по земле, то мы покойники, - невесело проговорил Харник.
        В голове возникла трусливая мысль: "Может, ну его нафиг эту деревню? Переждем в лесу до утра. А там уж пойдем, проверим, что стало с жителями за ночь. Авось нас не найдет ведьма, если мы успеем покинуть шахту".
        Георг кашлянул и твердо сказал:
        - Мужайтесь. С нами Единый.
        Не знаю как Харник и Велена, а меня, его слова совсем не подбодрили. Лучше бы с нами был отряд паладинов, а не эфемерный Единый - эти знаменитые охотники на ведьм, сейчас пришлись бы в самую пору. Сам-то я их не встречал, но в книгах читал. Так вот там они рубили головы ведьмам направо и налево, изредка прерываясь на публичное сожжение бесноватых и еще какие-нибудь незначительные подвиги, такие, как например, остановить нашествие тьмы на унуситские земли.
        Мы проходили небольшое ответвление от основной галереи, которая вела на поверхность, как вдруг, что-то заставило меня насторожиться. Мурашки стадом муфлонов пронеслись по коже. Чем вызвана такая их миграция, я не знал, но на всякий случай поднял вверх руку - предупреждая, а не сдаваясь. Отряд остановился. Я приложил указательный палец к губам и начал прислушивался, всматриваясь в боковую галерею. Она была не так хорошо освещена, как основные ходы шахты, так что четко не просматривалась, скрытая по большей части темнотой. Глазам было сложно что-то там заприметить, а уши ловили только тяжелое дыхание имперцев и прерывистые вдохи и выдохи Велены. Леди Женевьева дышала так тихо, что едва было слышно. Внезапно мне показалось, что напротив одного из редких фонарей мелькнула человеческая тень.
        Я сглотнул вязкую слюну и прошептал:
        - Она там.
        Кто именно там, не надо было объяснять. Имперцы переглянусь. Тут как нельзя кстати, начала приходить в себя благородная. Ее глаза широко распахнулись, стремительно обретая ясность. Она удивленно посмотрела на Харника, держащего ее за ноги на весу. Он тут же отпустил ее задние конечности. Раздался глухой удар латных сапог о землю. Георг, держащий ее за руки, помог ей встать, и что-то зашептал на ухо. Леди-рыцарь кивнула и обнажила меч. Прикрываясь щитом, нетвердой походкой она пошла в боковую галерею. Мы за ней следом. Было видно, что благородная прямо на глазах приходит в себя и уже уверенно ступает по земле - это добавляло нам оптимизма.
        Вдруг, впереди, совсем рядом с отрядом, от стены отклеился человеческий силуэт и бросился бежать, дробно стуча каблуками.
        - За ней! - закричала леди Женевьева и бросилась в погоню.
        Впятером мы понеслись за прытко бегущей ведьмой. Казалось, она летит над землей, а не перебирает ногами. Скорость ее движения внушала уважение. Неровность поверхности шахты ее нисколечко не смущала, казалось, она знает каждый камешек, каждую выбоину. Ничто не нарушало плавность ее бега, хотя доносящиеся матерные выкрики Харника сетовавшего на бездарных шахтеров, которые не могут соорудить даже ровную поверхность без камней и ям, частенько слышались из-за спины.
        Я с изумлением обратил внимание, что за спиной ведьмой что-то колышется. Моя бурная фантазия подсказывала, что трепещущееся нечто у нее за спиной это не что иное, как крылья, подобные тем, что присущи летучим мышам, но потом прагматизм прошептал, что это всего-навсего плащ. Я слегка разочаровался от осознания этого факта, и даже немного сбавил темп, но длинные ноги все равно позволили мне вырваться вперед, обгоняя имперцев и еще больше оторваться от безнадежно отставшей Велены.
        Расстояние до ведьмы медленно, но верно сокращалось, даря мне возможность использовать оружие. Я на бегу вскинул лук и попытался прицельно выстрелить. Стрела-то ушла в полет, но вонзилась в нескольких метрах позади ведьмы. В таких условиях даже я не мог выстрелить на точность, а мог полагаться только на удачу. Множество факторов нельзя было учесть, особенно то, что ведьма начала петлять как заяц, поняв, что ее преследует лучник.
        Я оторвался еще больше от отряда, сократив расстояние до цели, и предвкушал, как уже наверняка всажу стрелу в спину богомерзкой ведьмы, как она бросилась куда-то к стене и юркнула в темноту. Я разгоряченный погоней и проснувшимся охотничьим азартом, не задумываясь, сиганул в темный лаз следом за ней, и ухнул куда-то вниз. Оставляя клочья одежды и кожи на изгибах подземного желоба, скользил вниз, больно ударяясь о каменную поверхность. В ушах шум стоял такой, что я не мог определить, впереди ли ведьма. Вроде бы слышались какие-то женские вскрики, но я не мог сказать с точностью.
        Наконец полупадение закончилось, и я кубарем вкатился в какую-то подземную пустоту. Скривившись от боли в глубоких ссадинах, вскочил на ноги, и сразу же ощупал оружие. Возможности визуально проверить лук не было, так как вокруг стояла непроглядная темень. Наощупь он вроде бы не пострадал, тетива тоже не была порвана, а вот часть стрел оказалась безнадежно испорченной или утерянной. Колчан не выдержал путешествия моей тушки на нем и превратился в лохмотья, отчего и поломались стрелы или застряли в подземном желобе.
        Времени оплакивать потери не было. На кону стояла жизнь. Я плавным движением натянул одну из уцелевших стрел на тетиву и застыл, выравнивая дыхание и стараясь успокоить несущееся вприпрыжку сердце. Ссадины жгучей болью не давали о себе забыть, а правое, ушибленное о землю колено, тупо ныло, намекая на возможную трещину. Я выработанным за годы усилием воли отрешился от всего и начал вслушиваться в пространство. Тишину нарушала где-то вдалеке капающая вода. Даже намеков на присутствие ведьмы не было - не слышно тяжелого после бега дыхания, ни звуков шагов.
        Вдруг гробовую тишину нарушил, легкий женский шепот полный неясного мне предвкушения:
        - И что же ты теперь будешь делать герой? Один на один в темноте с ведьмой.
        - Эээ, - промычал я враз пересохшим горлом, но, все же, пытаясь определить источник голоса. - Убью, наверное.
        Мелодичный смех полный самодовольствия наполнил пространство. Я уже сообразил, откуда исходит речь и мог бы выстрелить прямо сейчас, но медлил, боясь, что ведьма может стоять за каким-нибудь камнем, валунов, насыпью земли т.д. Надо стрелять наверняка, второго шанса может не быть. У меня всего три стрелы. Вряд ли она такая дура, что так просто подставиться под выстрел, выдавая свое местоположение звуками. Уж слишком уверенно звучит ее голос. Значит, она чувствует свое превосходство в данной ситуации. Следовательно, не торопись Горан, стреляй наверняка.
        - Ты поднимешь руку на женщину? - притворно удивилась ведьма. - Какой же ты после этого герой?
        - Современный, - буркнул я, распознав, что голос скорее девичий, нежели женский.
        Я сделал шаг в сторону и осторожно начал смещаться, меняя свое положение, только сейчас сообразив, что это игра, в которую играют двое. Она ведь тоже может запустить в меня какой-нибудь дрянью, вроде увесистого булыжника в голову или метательного ножа.
        - Ты не боишься меня герой? - голос ведьмы раздался уже из другого места. Вот она-то сразу поняла правила, что доказывает правильность моего промедления.
        - До захода солнца нет, - почти честно ответил я, скрывая клубящийся во мне страх.
        - Осталось совсем немного. Я чувствую, как сила наполняет меня. А ты чувствуешь?
        - Нет.
        - Неужели ты не ощущаешь, как заканчивается время, отведенное тебе на никчемную жизнь? - ласково проворковала ведьма.
        Провокация удалась. Нервы сдали, рука дрогнула. Я выстрелил. Стрела чиркнула о камень, высекая искры. Мелькнули желтые глаза. Раздался заливистый смех, настолько заразительный и веселый, что я сам нервно хохотнул.
        - Неплохо герой, неплохо, но это не спасет твою жизнь, я заберу ее, но чуть позже, сначала я погружу твое сознание во мрак, и вдоволь наиграюсь с твоим телом.
        - Эээ, - повторился я, - ты будешь меня пытать?
        Вновь раздался смех, и еще одна стрела ушла в безрезультатный полет. Я уже почти окончательно потерял самообладание. Животный страх начал захлестывать меня, приказывая бежать отсюда истошно воя. Но вот куда бежать, он не сообщил. Так что я пока стоял с последней стрелой на тетиве и ждал чуда.
        Ведьма томно проговорила, явно играя со мной:
        - Нет, люди называют это по-другому.
        - Ты омерзительна, - выдохнул я, чувствуя, как дрожат ноги при одном только виде мелькнувшей в голове картинки, как уродливая, бородавчатая ведьма скачет на мне.
        - Тебе понравиться. Ах да, твое сознание будет мертво, я такая забывчивая, - ее голос был напополам капризным и ироничным, - но вот я развлекусь на славу, а потом скормлю то, что останется от твоего тела, деревенским свиньям или может быть твоим друзьям. Пока еще не решила.
        Всё это конец. Куда-то делась храбрость, давно ушел азарт охоты, и вот навострили тапки бежать куда-то вдаль последние крохи самообладания. Я попал в классическую ситуацию, когда охотник сам становиться добычей. Сглотнул ком, который, словно из жерла вулкана, пытался выскочить у меня из горла, подпираемый магмой страха разливающейся по всему телу, и грозящей выплеснуться из всех отверстий наружу. Я понимал, что с каждой секундой обрисованное ведьмой будущее становиться все ближе. Ее сила вернётся и тогда мне конец. Не те я книги читал, ох, не те.
        Я, наплевав на честь и поддавшись древнему инстинкту выживания, выдавил из себя:
        - Может, договоримся?
        Еще одна порция смеха прозвучала в темной пещере шахты, грозящей стать моей могилой.
        - А ты действительно современный герой. Но тебе нечего мне предложить, всё, что мне надо от тебя я возьму сама.
        - Может, просто разойдемся в разные стороны и забудем о том, что тут друг другу наговорили? Слышала поговорку: милые бранятся, только тешатся.
        - Разойдемся, конечно, разойдемся, ты на тот свет, а я уж как-нибудь тут, - сарказм сочился из каждого ее слова. - Да и герои не поворачивают назад, пришел убить ведьму, так убивай.
        - Современные герои поворачиваю назад если того требуют обстоятельства.
        - Поздно, герой, поздно, - сладко пропела она откуда-то намного ближе, чем стояла раньше. - Твое время подошло к концу.
        Мне показалось, или я действительно, совсем рядом с собой услышал запах гвоздики. Идея пришла мгновенно. Я схватил лук двумя руками за один конец и как дубиной крутанул его вокруг себя. На полпути я хорошенько вдарил им во что-то, так что он сломался. Раздался женский вскрик. Я тут же бросился на него. Споткнулся обо что-то мягкое и упал. Рядом раздались звуки возни, ведьма пыталась воздеть себя на задние конечности. Я схватил ее, как оказалось за тонкую щиколотку, и мгновенно подмял под себя ее хрупкое тело - что-то это мне напомнило. Нащупав горло, рыча как зверь, начал скрепя зубами от натуги душить ее, вымещая все пережитые страхи. Ведьма хрипела, царапала мне грудь, бешено извивалась как змея, но я знал, что если отпущу, то второго шанса не будет. По рукам потекло что-то теплое, я не сразу сообразил, что это слюна. Конец был близок. Я уже ощущал миг триумфа.
        Ведьма сквозь хрипы выдавила:
        - Отпусти, я награжу тебя.
        - Ни надо мне от тебя ничего, всё, что хочу, возьму сам, - произнес я голосом, в котором прорезалось ликование.
        То, что произошло дальше, в корни, изменило мою жизнь. Трепыхающаяся подо мной ведьма, заплакала и сквозь рыдания позвала маму. Это казалось настолько абсурдным, что я ослабил хватку. Глупо не понимать, что даже у самых мерзких людей есть матери, но вот прямо сейчас, эти слова сразили меня своей неестественностью. Злобное, отвратительное создание, чуть-чуть не уничтожившее деревню звало свою мать.
        Я так опешил, что аж рот открыл, а она не унималась:
        - Мама спаси меня. Мама приди...
        Пещера наполнилась холодом. Температура воздуха резко упала. Что-то сильно, будто, тараном ударило меня в грудь и припечатало к стене. Хрустнули ребра. Из уголков рта потекла горячая кровь. Легкие горели огнем, сжатые грудной клеткой. Я висел на стене, словно, букашка пригвождённая иголкой к двери. Мои ноги не доставали до пола, руки были раскинуты в разные стороны, что-то давило на меня, заставляя стонать от боли и слышать потрескивание собственных костей, под аккомпанемент рыдающей на полу ведьмы.
        Прямо перед моим перекошенным от ужаса и страданий лицом появились глаза. Желтые с паутиной красных полопавшихся капилляров и вертикальными зрачками. Я затрясся на стене, и до конца буду честным, чуть не пустил ту самую в штаны, окончательно теряя человеческий вид. Жуткие глаза качнулись, уставившись в район моей шеи. Я почувствовал, как что-то шершавое с аппетитом облизало кожу, и с противным чмоканьем исчезло. Какая-то архистойкая часть моего мозга, еще ожесточенно сражающаяся с всепоглощающими ордами ужаса, завопила, что это язык желтоглазого монстра, и нам надо бежать отсюда вплоть до крайнего севера, подальше от этого создания.
        Всхлипывающая ведьма, поднялась на ноги и подошла ближе к монстру и его трясущейся жертве.
        - Я понимаю, мам, это будет мне уроком, - проговорила она как провинившийся ребенок.
        Желтые глаза обратились куда-то в сторону. Видимо, существо, у меня язык не поворачивается назвать это иначе, смотрело на ведьму. Мозг все это отмечал, но уже прогонял передо мной картинки детства, ненавязчиво намекая на то, что будет дальше.
        - Я хочу его смерти, - капризно воскликнула моя недавняя жертва и топнула ножкой. - Мне плевать, что он может нам пригодиться.
        - Точно, я могу вам пригодится, - прохрипел я, не желая умирать.
        Холод резко стал еще более ощутим. Это был уже почти трескучий мороз. Он, как ни странно, облегчил боль от ран, возвращая мне тонкий лучик надежды на лучшее будущее, но тут же перечеркнул его страшной вонью, проникнувшей в ноздри. Вокруг разносилась омерзительный запах разлагающегося трупа - много позднее, я точно узнал, что так пахнет цветок под названием "лилия мертвой лошади". Вот эту-то особенность ведьм я уже встречал, хоть и на бумаге. В одной из книг было упоминание, о том, что Христания Костяная Рука - это имя ведьмы, отвратительно смердела как цветок лилия мертвой лошади.
        Ведьма тем временем со страхом проговорила:
        - Хорошо, мама.
        Глаза вновь уставились на меня. Заставлял рассудок содрогаться в конвульсиях ужаса. Рука этого существа проникла под мою одежду и, скользнув по обнажённой коже, остановилась возле сердца. Невыносимый холод обжог как раскаленное добела железо. Я почувствовал быстро уходящую боль в форме руки. Она на общем фоне мелькнула легким, комариным укусом, на который не следует даже обращать внимания, когда у тебя вся грудь содрогается в огне страданий.
        Внезапно глаза пропали, а за ними исчезли холод и вонь. Невидимая сила тоже испарилась. Я упал на колени, и начал широко распахнутым ртом ловить воздух. Грудь, освобожденная от оков боли судорожно вздымалась, давая легким работать. Физически тело пострадало гораздо меньше, чем я думал. Гораздо больше досталось моей психике, которая навсегда запомнит эту шахту.
        Я не сразу сообразил, что ведьма говорит со мной. Она наклонилась и громко произнесла со смешанными чувствами в голосе:
        - Теперь ты принадлежишь мне.
        Глава 10
        Спустя некоторое время, я, прихрамывая, шел в направлении имперцев и Велены. Я точно знал, где они. Откуда у меня эта информация, предпочитал не вспоминать, как и старался забыть колдовство ведьмы, которая практически вылечила все мои раны, посчитав, что свое имущество нужно беречь. Она оставила мне только мелкие раны и ссадины. И то, лишь из садистских побуждений. Чтобы я помучался ближайшие дни.
        Хотелось стереть из памяти последние несколько часов - они круто изменили мою жизнь. Я уже практически не вздрагивал, вспоминая мать ведьмы и то, что произошло в пещере. Молодой мозг пластичен, он гораздо легче воспринимает столкновение с чем-то новым, и лучше подстраивается под изменившуюся навсегда реальность. Колдовство на страницах книг - это одно, а вот в темной шахте - это другое.
        Ведьма больше не жаждала моей смерти. И хоть я и потел от ужаса и страха, когда находился рядом с ней, но понимал, что зря. Опасаться да, но не больше. Осознание этого постепенно заставило отступить ужас и страх. Они затаились где-то глубоко во мне, уступая место невыносимому чувству досады. Ведь все могло бы быть иначе, вспомни я в пылу схватки о притаившемся в ножнах охотничьем ноже. Зачем я начал ее душить? Воткнул бы острое лезвие ей в сердце и все обернулось бы по-другому. Обидно было до слез. Я бессильно заскрипел зубами. Из таких роковых мелочей и складываться жизнь. Плетётся узор судьбы.
        Злобно пиная встречающиеся по пути камешки, я издалека увидел четверку моих спутников. В свете фонарей были видны, их крадущиеся спина к спине, силуэты.
        - Эй, - позвал я громко.
        Они мгновенно остановились.
        - Горан? - удивленно протянул Харник.
        - Он самый, - откликнулся я.
        - А мы уж думали ведьма тебя того, - произнес имперец и провел пальцем по горлу Георга.
        - Это ты так думал, - с неодобрением сказал Георг, убирая руку Харника от своей шеи.
        Кривоносый имперец пристально посмотрел на меня и сказал:
        - Неважно выглядишь. Кто тебя так? И что это ты несешь?
        Я размахнулся и бросил свою ношу к ногам спутников. Велена громко закричала. Ее крик далеко разнёсся по галереям шахты. На секунду я пожалел, что так поступил, напугав ее. Харник же довольно выругался. Леди Женевьева не прилично сплюнула на землю и осенила себя святым кругом. Георг мрачно улыбнулся и присел на корточки, рассматривая ношу.
        - Я убил ее, - подойдя, проговорил я лишенным эмоций голосом.
        На земле лежала отрубленная голова. Кровь сочилась из перерубленной шеи. Лицо было в глубоких морщинах, кожа на нем напоминала печеное яблоко. Безжизненные глаза смотрели в потолок. Лицо было настолько изуродовано кровоточащими ранами, что невозможно было понять кто это мужчина или женщина, а уже тем более различить черты лица.
        - Как ты это сделал? - пораженно просипела благородная, не сводя глаз с отрубленной головы.
        - Сперва, нужно сжечь эту мерзость для надежности, а потом я все расскажу, - проговорил я, отводя глаза.
        - Ты прав, - сказал Георг и протянул руку в сторону Харника.
        Тот с несчастной миной на лице вытащил из кармана фляжку и вложил ее в ладонь имперца. Георг облил голову крепкоградусной жидкостью, щелкнул кресалом и поджег голову. В воздухе запахло палёной кожей и горящим мясом. В носу неприятно защекотало. Затрещали человеческие волосы, пожираемые пламенем. Огонь лихо начал пожирать голову, благодаря пойлу кривоносого имперца.
        - Больше нам здесь делать нечего, - подвел я итог, и, не дожидаясь их, пошел прочь из шахты.
        Через минуту отряд догнал меня, и леди Женевьева спросила:
        - Ты точно знаешь куда идти?
        - Точно, - ответил я.
        - Тогда рассказывай, как ты ее убил.
        Я скупыми фразами рассказал спутникам мой бег за ведьмой, как шмыгнул вслед за ней в лаз, играл с ней в кошки-мышки в темноте, сломал об нее лук, схватился в рукопашную, начал орудовать ножом, вонзил его в ей сердце, отрезал голову, и в исступление принялся кромсать ее.
        - Ты настоящий воин, - убежденно произнесла леди-рыцарь.
        - Да, такое под силу не каждому, - почесав затылок и растягивая слова, проговорил Харник. - Удивил парень. Нет, пожалуй, что уже мужик.
        Георг похлопал меня по плечу и сказал:
        - Была бы моя воля, дал бы тебе рыцарские шпоры. А пока могу только пообещать, что в деревне осмотрят твои раны, иначе я им...
        Он многозначительно недоговорил, сжав могучие кулаки.
        Велена, прекраснейшая Велена, была не похожа сама на себя. Она будто превратилась в серую мышку, проникнув под своды шахты, где-то снаружи остался ее гонор и спесь.
        Теперь она молча взяла меня за руку и пошла рядом, словно подтверждая мои мысли о том, что она преобразилась, может всего лишь на пару часов, но все же. Я чувствовал теплоту ее ладони и понимал, что не заслужил этого.
        Они считают меня героем, а ведь я просто трус и обманщик, подсунул им голову второй жертвы ведьмы, чья жизнь поддерживала барьер. Особенно рвали душу слова имперцев. Они больно ранили мое метафизическое тело. Воины и воительница выражали свое восхищение. Всего пару часов назад я бы млел в лучах славы, но не теперь. Каждая толика восторга звучащая в голосах спутников раскаленной иглой впивалась в израненную душу. Сердце металось от безысходности. Но я понимал, что правда, должна быть погребена здесь, раз и навсегда, и никто не должен узнать ее.
        Выйдя на поверхность, первое, на что я обратил внимание так это на луну. Она уже довольно высоко взгромоздилась на небосклон и освещала мир серебряными лучами. Ее неполный диск осуждающе смотрел на меня.
        - Второй раз за день ты удивил меня, - произнес весело Харник, - вывел из шахты без сучка и задоринки. Как ты это сделал?
        - Чутье, - безразлично проговорил я.
        Георг, видя мое состояние, толкнул кривоносого имперца в бок и что-то прошептал ему на ухо. Тот пожал плечами и замолчал.
        - Идемте в деревню, расскажем людям благую весть, - произнесла благородная. - Там же найдем знахаря и переночуем.
        Безмолвное одобрение было ей ответом. Мы зашагали в деревню. Ночной лес был непривычно тих. Только хруст снега под ногами нарушал его покой. Ветер тоже решил сделать передышку и сонно затих. Немного подморозило и ноги скользили по корке льда. Велене, так и не отпустившей мою руку, теперь она служила опорой. Весьма хилой опорой, но все же лучше, чем ничего.
        Пока мы шли к деревне. В голове всплыла мысль, что людей-то я спас. По поведению ведьмы я понял, что она вторично не собирается нападать на эту деревню. Может, на другую, но точно не на эту. Меня наполнило тепло гордости, отчасти смывающее черное пятно с души. Я спас людей. Как ни крути, но я их спас. Не догони я ведьму и не вступи в бой, то они, скорее всего, были бы мертвы. По какой-то причине ведьма отправилась восвояси. Она покинула шахту, менее экстравагантным путем, чем ее мать, пешком, но все же покинула.
        Я приободрился и на мгновение облегченно закрыл глаза. Все же я не совсем пропащий человек, хорошие поступки за мной тоже водятся. А как я бесстрашно в одиночку бросился преследовать ведьму? Это уже потом праздновал труса. Но что мне оставалось делать? Умереть? Нет, уж лучше я буду служить ей. Может, Духи так и задумывали? Кто я чтобы знать их мысли? Я всего лишь пешка в их древней игре. Я прочитал десятки книг о приключениях героев стародавних времен и не все они начинались хорошо, но в итоге герои побеждали. Кто дракона, кто поработившего его черного колдуна. Так почему бы мне не встать с ними в один ряд?
        Пока я мысленно убеждал себя в том, что обязательно справлюсь со всеми трудностями, впереди показался дым печных труб, клубящийся над лесом. Мы под звуки лая собак вошли в деревню. В некоторых окнах горел свет. В один из таких домов и постучала леди Женевьева. За дверью кто-то охнул. Прошла минута. Никто не спешил узнавать чего нам надобно. Благородная постучала еще раз, сильнее, сопроводив сотрясание двери словами:
        - Откройте, это леди-рыцарь Женевьева Сонбаденская. Мне нужен деревенский голова.
        За дверью кто-то зашуршал и старческий голос проскрипел:
        - Подойдите к окну.
        Благородная, пожав плечами, выполнила просьбу. За бычьем пузырем, натянутым на узкую, словно, крепостная бойница, оконную раму, мелькнула чья-то тень. Спустя миг дверь отворилась и стоящий на пороге дед, непрестанно кланяясь, начал причитать:
        - Простите меня госпожа, яко не пущал сразу, боялся, яко это проклятущая ведьма верталась.
        - Мы убили ее, - громко произнесла леди Женевьева и, отстраняя старика рукой, вошла в дом. Мы следом за ней. Георг захлопнул дверь. - Приведи деревенского голову и знахаря. Наш воин ранен.
        Старик живо метнулся к вешалке, схватил тулуп и вылетел из дома.
        - Теплынь, благодать, - довольно проговорил Харник, сев в плетеное кресло напротив потрескивающего очага. - Надо сказать, чтобы еды нам приволокли.
        - Не располагайся, сейчас нас поведут в гостевой дом, - сказал Георг.
        - Деревня маленькая, здесь нет гостевого дома, - произнес я, чувствуя, как в тепле начинают еще больше саднить раны.
        Дверь отворилась, и на пороге показался уже известный нам старик с крепким мужиком средних лет, который представился деревенским головой. После короткой беседы, он пригласил нас в свой дом, сказав, что тот просторней и теплее. Я отказался, сославшись на усталость, и прозрачно намекнул благородной на то, что переночую здесь, у старика, и не буду участвовать в чествовании победителей ведьмы и в выборе молодежи для императорской армии. Леди Женевьева согласно кивнула головой и вышла из дома. Георг последовал за ней. Велена, поколебавшись тоже устремилась за благородной.
        Харник встав в дверях, крикнул им в спину:
        - Я тоже здесь останусь. Только попросите, чтобы еды нам принесли.
        В доме осталось трое. Хозяин пожевал губы и проговорил:
        - Отдыхайте бравые воины. Скоро придет знахарка, ей кое-чаво надо собрать для врачевания.
        Харник занял облюбованное кресло, а я сел на колченогий стул и положил локти на стол. Тишина повисла в доме. Я думал о ведьме. Имперец не сводил взгляда с огня. А старик сидел на краешке кровати и старался быть незаметным.
        Прошло несколько минут и в дверь постучали. Старик резво ее открыл и принял внушительных размеров корзину снеди от молодого безусого парня. Захлопнув дверь перед любопытной миной, поселившейся на лице парня, хозяин дома начал раскладывать еду на столе. Кроме еды, в корзине оказалась пузатая бутыль самогона. Харник радостно потер руками, перетащил кресло к столу и начал откупоривать стеклянную тару. Старик хотел снова усесться на кровать и не отсвечивать, но имперец сказал ему:
        - Давай к нам дед.
        Тот мгновенно переместился за стол, и с вожделением начал смотреть на бутыль. Харник справившись с пробкой, принялся разливать самогон по глиняным кружкам.
        - Ну, за победу над ведьмой, - проговорил имперец браво.
        Мы стукнулись кружками и пригубили алкоголь. Самогон продрал до самых печенок. Первые две секунды я думал, что сжег себе слизистую. На глазах выступили слезы. Дед протянул мне соленый огурец. Я тут же целиком отправил его в рот. Фух, полегчало. Даже боль отпустила.
        - Тебя как зовут-то отец? - спросил я у хозяина дома по-бривенхеймски.
        - Благонрав, - ответил он. - А ты откель бушь, сынок? Вроде говоришь по-нашему без акцента.
        Видя недовольную рожу Харника я перешел на имперский:
        - С Северного Мыса.
        Так завязался разговор. Сначала робко, а потом все более оживленно, он бурным потоком захватил нас. Каждому было, что рассказать. Этому в немалой степени способствовал самогон, вкусная еда и потрескивающий в очаге огонь. Я даже забыл о настоящей истории, произошедшей со мной и ведьмой. Так хотелось поверить в собственную ложь, которую я вешал на уши заслушавшемуся Благонраву и имперцу. Хотя последний, уже слышал ее, но все равно восхищённо цокал языком и вновь и вновь предлагал выпить за победу над исчадием мрака.
        Старик в свою очередь рассказал о том, что много лет скитался по Бривенхейму, исходил его вдоль и поперек, прежде чем осесть в этой деревне и обзавестись семьей. По его словам он был мастером на все руки, поэтому мог содержать большую семью. Но время шло, и дед остался один. Дети переехали в столицу Бривенхейма город Бривен, жена умерла год назад, а сам он не пожелал перебираться к отпрыскам и решил доживать свой век здесь.
        Изрядно захмелевший Харник, поведал свою историю жизни. Родился маленький имперец, который оказался совсем не имперцем, в одном из оазисов пустыни Орум. С самого детства он прекрасно ладил с животными, поэтому был одним из погонщиков каравана, курсировавшего транзитом через пустыню между княжеством Валиус и королевством Тантил. Время шло, Харник рос, и все лучше и лучше управлялся с кинжалами, которые стали смертоносным продолжением его рук. Так кривоносый имперец стал не только погонщиком, но и охранником. Когда парню было лет двадцать, точно он уже не помнил, когда это произошло, на королевство Тантил напала империя Истред Клад. Она быстро поглотила королевство и завладела всеми его землями. Жители пустыни боялись, что империя покуситься и на их пески, но этого не произошло. По крайней мери до сих пор. Для Харника мало что изменилось, только теперь его караван следовал из княжества в империю. Каждый раз, когда приезжал в империю, он видел, как бывшее королевство преображается в лучшую сторону. Однажды, знакомый пригласил его сходить в имперскую церковь, Харник согласился. Спустя какое-то время
он стал унуситом. Дальнейшее продолжение этой увлекательной истории я не услышал, так как, наконец, пришла знахарка. Будь я тяжело ранен, то уже раз десять сдох бы. Она без стука открыла дверь и ворвалась в дом. Мы все трое уставились на нее. Это была симпатичная, рыжеволосая женщина, не достигшая еще рубежа в тридцать лет, но уже приближавшаяся к нему.
        - Ну, и кто здесь раненный? - произнесла она, с нотками вызова глядя на наши захмелевшие рожи. - Ты что ли Благонрав опять помирать собрался?
        - Типун тебе на длинный язык Радмила, печная ты ездова! Вот этот герой, победивший ведьму, охоч до твоей помощи, - быстро произнес дед.
        - И я что-то захворал, - сказал, изображая кашель Харник и жалобно посмотрел на женщину.
        Радмила дерзко улыбнулась, обнажая белые зубы и проговорила:
        - Покиньте дом, больному нужен осмотр и покой, а не самогон. Идите в дом головы, вас там ждут. И заночуете там же. А то споите молодца.
        Благонрав встал со стула и пошел к выходу. Мы с Харником остались сидеть. Я-то и правда, не отказался бы от помощи знахарки, а вот судя по глазам имперца, он хотел совсем иного. Наконец он махнул рукой и вышел из дома, вслед за стариком, напоследок подмигнув мне.
        Женщина приказала мне раздеться до нижних штанов и лечь на кровать. Сама она снимала верхнюю одежду, оставшись в свободной домашнее блузке, унтах и штанах. Я быстро выполнил ее просьбу и лег на живот, повернув голову и наблюдая за ней.
        Знахарка достала из сумки деревянную кубышку и села рядом со мной на кровать. Я ощутил тепло женских ладоней втирающих какую-то мазь в мои кровоподтёки и ссадины. Мне стало так хорошо, что невольно в голову начали заползать мысли недавно посещавшие Харника. Этому в немалой степени способствовала и сама женщина. Она скинула унты и с ногами забралась на кровать.
        Я перевернулся и уставился прямо в её глаза, они были бездонно зелёные и манящие. Несколько минут, а может быть часов, продолжалось моё падение в эту бездну зелёного омута. Мой рассудок отказался от борьбы или какого-то сопротивления. Мне было так тепло и уютно, что даже показалось, как будто чаровница наслаждается моментом, рассматривая моё лицо и массируя плечи. Она немного наклонилась ко мне и как бы принюхивалась, дёргая курносым носиком, изучая мой запах. Её блузка соскочила и с плечика, и мой взгляд заскользил ниже, упираясь в ложбинку между больших и красивых грудок, покачивающихся под тонкой материей. Я не мог оторвать глаза от этого вида, спелой женской груди, тем временем знахарка, проследив за моим взглядом, как-то странно улыбнулась, показав белые зубки, и отпустила мои плечи. Она быстро встала с кровати и начала раздевается, дразня меня своим движениями. Я лежал, как истукан, которого к тому же разбил паралич. Она лёгким движением сбросила свои штаны к ногам, блузка полетела мне в лицо, но я все же увернулся. Перед моим взором открылось великолепное женское тело с округлыми линиями
стройных бёдер, с холмиком между ними, чуть поросшим волосиками, почти такого же цвета, как и на голове. Она смотрела на меня опытным взглядом хищницы. Я смущённо опустил глаза, но она взяла меня за руку и провела ей себе по щеке, спускаясь по нежной коже, вниз по шее и по упругой груди, прямо к бусинке соска. Я чувствовал тепло её тела и чуть сладкий аромат, какой-то травы, исходящий от её кожи, но не мог вспомнить какой.
        Утро началось с головной боли, и веселых криков Харника:
        - Вставай пьянчужка, Георг бьет копытом, пора в следующую деревню, а ты все дрыхнешь.
        Я поднялся с измятой кровати. Знахарка ушла еще ночью. Сладкая боль от вчерашних плотских утех заглушила еле саднящие раны. Каждую ночь бы меня так лечили. Даже готов получать такие же травмы, лишь бы лечение повторялось вновь и вновь.
        Счастливо улыбаясь, я быстро сполоснул опухшую рожу в бочке с водой и хотел позавтракать, но имперец складывал остатки вчерашнего пиршества в мешок. Правильно истолковав мой взгляд, он быстро проговорил:
        - В дороге перекусишь. Если леди-рыцарь спросит, почему у тебя такой вид, вали все на деда - это он тебя споил. Ему все равно ничего не будет, он старый. А если и будет, то он свое уже пожил.
        Благонрав смешно вытаращил глаза и начал отнекиваться:
        - Правду расскажу благородной, как на духу выложу!
        Харник махнул на него рукой и перед самым выходом из дома разочарованно проговорил:
        - Не пойду я с тобой в разведку, Благонрав, заложишь ведь.
        - Шутит он, - сказал я, когда имперец покинул дом, - пора нам. Может, свидимся еще когда-нибудь.
        - Прощевай сынок.
        Выйдя на улицу, увидел, что дожидаются только меня. Подойдя к четверке людей, сразу же получил подарок.
        - На, - Георг протянул мне лук, - деревенский голова сказал, что самый лучший какой у них есть.
        - Спасибо, - произнес я и принял оружие. Бегло осмотрев его, понял, что он действительно неплох.
        - Карту-то не потерял? - спросила благородная.
        - Ну как бы нет - неуверенно произнес я и показал продырявленный тубус с картой. - Я неплохо на нем прокатнулся в шахте.
        - А с картой-то что?! - воскликнул Георг.
        Я достал карту из тубуса и развернул ее. На месте где должны были быть Мерзлые Горы не хватало здоровенного куска, но все северные деревни были на месте.
        - А ты силен, - произнес, смеясь Харник, - стер с лица земли горы. Герой. Стираешь горы, может и океаны осушаешь?
        - Веди нас к ближайшей деревне, - произнесла благородная спокойно, хотя было видно, что она сдерживает облегченный выдох.
        - Ну, с Единым, - громко сказал Георг и перекрестился. Все, кроме меня повторили его жест, даже Велена.
        Отряд зашагал прочь из деревни.
        Часть II
        Глава 1
        Армейн был крошечной точкой на карте империи. С население чуть больше десяти тысяч человек, он не представлял большого интереса для крупных торговцев, производителей, коммерсантов. Конечно, в городе было полно ремесленного люда и купцов, но так, местного пошиба. Единственное, почему этот город выбрали как центр сбора, а потом и обучения рекрутов, это потому что он находился рядом с границей Бривенхейма, откуда и должна поступить львиная доля новых солдат. Сам Армейн был, по словам Георга, типичным городом империи, той ее части, откуда и начались завоевания Истред Клад. Обнесенный высокой каменной стеной с башнями и массивными воротами, он служил домом для извозчиков, цирюльников, содержателей постоялых дворов и таверн, трактирщиков, монахов, уже упомянутых ремесленников и купцов, и еще множеству людей различных профессий. Харник шепнул мне, что воры и бандиты здесь тоже обитают и мне следует держать ухо востро.
        С каждым годом население города росло, но стены не давали его территории расширяться, поэтому улицы были узкие, в ширину не больше длины рыцарского копья. В центре, где была торговая площадь, собор и ратуша, улицы были чуть шире.
        Дома из-за нехватки земли тянулись ввысь. Я впервые увидел строения в три-четыре этажа. Их крыши так близко нависали над улицами, что по ним можно было спокойно ходить, не спускаясь на землю.
        Так как город был старый и считался глухоманью не просветной, то никто даже не задумывался о канализации. Мусор и нечистоты сливали прямо в вырытые около стен домов канавы. Из-за этого нередко вспыхивали эпидемии, выкашивающие по десятой части Армейна.
        По ночам ворота в город закрывались до утра, а на улицах фонарщики зажигали популярные масляные фонари. Они давали немного света, но все же лучше, чем ничего.
        Мы прибыли к стенам Армейна неделю назад. За это время я успел два раза посетить город. Многого не видел, что-то не знал, но Харник восполнил пробелы рассказами. Его красноречие и словоохотливость оказались весьма полезны. Так же они оказались полезны для моего особого статуса среди рекрутов. Харник договорился со старшим сержантом Бленти, и тот позволял мне после тренировок и занятий, вылазки в город под ответственность кривоносого имперца. Правда, такие вылазки были очень ограничены по времени. Харник за два раза всего лишь успел мне показать серый собор с высокими шпилями и цветными витражами, оглушившую меня торговую площадь и ратушу с колоннами на фасаде. Но и этому я был рад. Всю жизнь, проведя в лесу, охотясь на живность, я был под впечатлением от увиденного. Такая лавина новой информации, событий и наблюдений, позволила мне стойко переносить отсутствие Велены. Девушка отправилась в Кар-Карас на следующий день после того как мы прибыли в Армейн. Ее дилижанс мы провожали всей четверкой - трое имперцев и я. На прощание она поцеловала меня в губы. Я чуть не умер от счастья. Сердце билось так,
что грудная клетка еле устояла под его натиском. Тогда Велена прошептала мне на ухо: " Не забывай меня, мы обязательно встретимся, и тогда..." Она лукаво на меня посмотрела и тихо добавила: "Все у нас получиться".
        Я еще долго со смешанными чувствами вспоминал ее отъезд. Радость от того, что небезразличен ей и горе от расставания. Харник, который как-то само собой разумеющееся стал мне другом, а не просто спутником, подбадривал меня, говорил, что время пролетит незаметно, а чувства, а чувства это навсегда. Сейчас глядя в скрытый мраком потолок казармы, я снова видел отъезжающий дилижанс Велены. Нет, надо поспать. С утра тренировки и муштра.
        Казармы располагалась в предместье Армейна и были построены на совесть. Даже и не скажешь, что их возводили специально для новых рекрутов. Столовая, душ, тренировочное поле, конюшня - это был целый небольшой городок со своим людом. Все было добротно, основательно. Кормили хорошо, спали на удобных кроватях. Правда пока нам не выдали крепкую форменную одежду с имперским орлом на груди и левом плече, и мы ходили в своем. Зато офицеры относились к нам как к людям, а не говну северных оленей.
        Режим тренировок сначала был щадящим, но с каждым днем нагрузки возрастали. Пока была общефизическая подготовка, еще не все рекруты прибыли, поэтому даже не было распределение по родам войск. Странно сказать, но мне нравилась такая жизнь, с утренними подъемами и вечерними отбоями. Я чувствовал, как становлюсь сильнее, самостоятельнее, дисциплинированнее. Но не все разделяли мои чувства. Некоторые бривенхеймцы были подавлены и угрюмы. Их выдернули из привычного ареала обитания и превращают в солдат империи, с которой воевали наши деды. Есть о чем задуматься и о чем загрустить. Тем более многие из них говорили по-имперски с ужасным акцентом. Даже я с трудом их понимал, что уж говорить о чистокровных имперцах. Я старался разговаривать с ними, учить языку, как-то помогать обустроиться. На меня смотрели косо и с подозрением, как на предателя, якшающегося с имперцами как с родными. Все видели Харника, многие знали о моих отлучках в город. Я как-то поговорил с сержантом Бленти о том, почему остальным рекрутам нельзя покидать территорию лагеря, и получил прямой ответ. Жители Армейна и его окрестностей с
радостью поколотят северянине, потом обчистят, хорошо если не убьют. Еще сержант намекнул на возможное дезертирство и повешение, следовавшее за ним. Я все понял и больше не поднимал этот вопрос.
        Пока рекрутов было не очень много, поэтому я мог каждому уделить пару минут своего времени, но с каждым днем их становилось все больше. Наша казарма вмещала двести пятьдесят человек, а таких казарм было четыре. Надеюсь, не все бривенхеймцы, оправдывают сложившийся в империи стереотип о северных дикарях, ходящих в медвежьих шкурах и рычащих на непонятном языке.
        Утро начало как обычно с зычного крика сержанта. Кто дольше находился в казармах, те оделись быстрее, нежели те, кто недавно прибыл. Сержанта последние заставили грозно на них глядеть, пока они путаются в рукавах и штанинах. Вроде бы все своё, но я думаю, никто не тренировался одеваться на скорость. Наконец люди привели себя в надлежащее состояние и сержант вывел нас из казармы на построение. Началась перекличка. На выкрик сержанта "Горан сын Белогора", я так же громко выкрикнул "здесь". За ночь никто никуда не делся. Сержант удовлетворённо покивал головой и начал учить нас маршировать.
        Надо сказать, что в этих местах зима была не такой суровой, как в моих родных краях. Снега на земле лежало мало, температуру благоволила. Отбивать такт и выполнять команды сержанта, было довольно просто. Вскоре муштра на плацу закончилась. Я сразу пошел к мишеням для стрельбы. Не стал смотреть, как сержант опрашивает новичков, каким оружием они умеют владеть.
        Добравшись до площадки с мишенями, скинул верхнюю одежду, оставшись только в свитере, начал готовиться стрелять. Лук, тетива, колчан - все было привычно. Оттянул древко и послал стрелу в полет. Ее оперение выросло точно посередине мишени, находящейся на пятидесятиметровом расстоянии. Для меня не стоял вопрос, в какой тип инфантерии податься при распределении, хотя выбор был богат. Копейщики, арбалетчики, лучники, пикинеры, щитоносцы, тарченосцы, скопитарии. Конечно лучники. Хотелось бы попробовать конные лучники, но, к сожалению, в седле держаться я не умею, и никто не будет заморачиваться с обучением дикаря обращению с лошадью - это слишком дорого и накладно. Пехота или по-имперски инфантерия, вот наш удел.
        Следующую стрелу я послал точно в цель на сто метров, а потом и на сто пятьдесят метров попал в яблочко. Позади меня раздались аплодисменты. Я резко обернулся и тут же вытянулся по струнке, отдавая честь капитану графу Артуру фон Скоца.
        - Вольно солдат, - произнес он мужественным голосом, снимая перчатки и кладя их в карман кафтана. - А дальше можешь попасть?
        Я с недовольством посмотрел на свой лук и промямлил:
        - Не из этого.
        - А если бы у тебя был мощный составной лук?
        - Думаю да.
        Капитан пожевал тонкие губы, возле них образовалось несколько глубоких складок - видимо он так часто делает. Для своих тридцати с небольшим лет он выглядел превосходно. Одевался по последнему слову моды, даже щеголевато. Красивое, смуглое лицо с высокими скулами. Черные глаза с блестевшим в них интеллектом. Высокие брови на открытом, с еле заметными мимическими морщинами лбу. Он был жгучим брюнетом. Волнистые, ухоженные волосы, были собраны в короткий хвостик и обвязаны тонкой лентой. Нос с заметной горбинкой придавал ему хищный вид.
        Я молча ждал окончания его напряженных размышлений. В глазах графа читалось, что он что-то прикидывает, высчитывает. Его умственную деятельность прервал подбежавший, молодой оруженосец. Он с поклоном передал капитану Артуру запечатанное письмо.
        Граф не глядя положил письмо в карман и произнес, умудряясь чуть свысока смотреть мне прямо в глаза, хотя был на полголовы ниже ростом:
        - В шесть часов жду в своем кабинете. И назови свое имя солдат.
        - Горан сын Белогора.
        - До встречи.
        Я поклонился. Капитан и оруженосец ушли. Я вытер выступивший на лбу пот. Мне совсем не нравиться внимание от столь высокопоставленной личности. Среди младшего офицерского состава ходят слухи, что капитан Артур был вхож к самому императору, но попал в опалу и был сослан сюда набирать и тренировать рекрутов для армии. Для такой незначительной сошки как я, такое внимание могло закончиться чем угодно.
        От раздумий меня отвлек громкий свист. Невдалеке стоял Харник и призывно махал мне рукой. Я радостно подбежал к нему, предвкушая новый поход в город.
        - Здравствуй, - поздоровался я.
        - И тебе не хворать, - проговорил он. - Идем. Армейн нас ждет.
        Мы беспрепятственно покинули территорию казарм, только на выходе мне пришлось показать дежурным пропуск заверенный старшим сержантом Бленти, гласивший о том, что мне можно покидать лагерь.
        До города добрались быстро, миновав только-только начавшее зарождаться предместье. Всего пару десятков домов жались по бокам дороги, ведущей к главным воротам города. Стражники на воротах безучастно проводили нас взглядом, и мы проникли на узкие улочки Армейна.
        - Куда пойдем? - спросил я Харника.
        - В трактир, однозначно.
        - Мне в шесть нужно вернуться, - предупредил я воина. - И выглядеть я должен трезвым.
        - Мы сильно налегать не будем на спиртное, а пока обратно будешь идти весь хмель выветриться.
        - Доверюсь твоему богатому опыту, - ухмыляясь, произнес я.
        Кривоносый имперец уверенно двинулся сквозь хитросплетение улиц города. По дороге нам встречались частые прохожие. Каждый второй подозрительно окидывал нас взглядом. Наверное, мы с воином представляли колоритное зрелище. Хотя в последнее время, благодаря выросшему за стенами города лагерю в Армейне, прибавилось людей. Я думаю, многие из них выглядели не менее колоритно, чем мы.
        Наконец Харник остановился возле свежеокрашенной двери, двухэтажного строения, с покатой крышей. Над дверью была вывеска, на которой красовался пузатый мужик с кружкой пенящегося пива. Еще около двери грызла кости худая собака с проплешинами на шерсти.
        Кривоносый имперец, обернувшись, произнес:
        - Береги ноги.
        И кивнул на собаку, затем улыбнулся и сказал:
        - Шучу. Сам не нарывайся, но если что, спуску не давай.
        Я согласно кивнул головой, и он толкнул дверь. Войдя внутрь, мы окунулись в море смеха и веселья. Воин сразу заулыбался и направился к одному из немногих пустых столов. Как только мы сели на отполированную множеством задов лавку, подошла дородная женщина средних лет и встала возле нас.
        Харник глотая слюну, произнес, глядя на нее:
        - Дорогуша, рагу из птицы и бекона с фундуком, есть?
        - Только что приготовили.
        - Отлично. Вот его и пива. Пиво можно сразу.
        Женщина кивнула и молча ушла. Харник повернулся ко мне и жарко проговорил:
        - Я сейчас тебе расскажу, как оно готовиться. Надо поджарить в сотейнике бекон с чесноком, до слегка коричневого цвета. Положить туда птицу и обжарить со всех сторон. Добавить грибы и фундук и жарить еще несколько минут, затем добавить темного пива и лавровый лист. Довести до кипения и накрыть крышкой. Тушить на медленном огне пару часов пока мясо не будет отходить от костей. Вынуть птиц, охладить жидкость и удалить лишний жир. Птицу обычно подают целой.
        Женщина вернулась с большим подносом, поставила на стол две кружки пенящегося пива и общее блюдо с птицей.
        - Храни тебя Единый, - проводил ее словами Харник.
        Я не первый раз был в трактире, но меня до сих пор поражает разнообразие в еде. После Северного Мыса, я чувствовал себя королем, уплетая разнообразные блюда. Этому в немалой степени способствовал хороший вкус Харника в еде.
        Из приборов были две большие деревянные ложки. Харник тут же запустил ложку в блюдо и принялся уминать за обе щеке, и запивать пивом.
        - Мясо хоть сейчас в рот Единому, пиво отличное, - оценил он. - Угощайся, чего сидишь? Это лучший трактир в этой части города. Да и денег здесь дерет не в пример другим трактирам.
        - Когда-нибудь я верну тебе все до серебрушке, - ответил я краснея.
        Воин обиженно махнул рукой и проговорил:
        - Я плачу. Мы же друзья.
        Я не заставил себя ждать и схватил кружку с пивом. Кормили нас в лагере хорошо, но вот спиртного, даже слабоалкогольного не давали.
        Несмотря на довольно ранний для веселья час, в таверне стены ходуном ходили. Парочка менестрелей отчаянно рвали струны на своих инструментах, еще один бил в барабан, а другой, раскрасневшись, рьяно водил смычком по скрипке. Люди пили, смеялись, танцевали. На лавках повсюду была верхняя одежда, снятая разгоряченными посетителями. Жизнь била ключом. У меня ноги сами собой пошли в пляс под столом, а Харник уже не мог усидеть на своем месте. Он то и дело хлопал в ладоши и порывался выскочить к танцующим посередине зала людям. Наконец он не выдержал, скинул теплую куртку, и, оставшись в одном дублете, присоединился к ним, выделывая лихие па.
        Я настолько засмотрелся, что не заметил, как напротив меня за столом возникла милая девчушка моего возраста. Она грациозно расстегнула булавку с драгоценным камнем, удерживающую кожаный, подбитый мехом плащ с капюшоном, и положила его рядом с собой, давая мне возможность лицезреть свою ладную фигурку, затянутую в расшитый золотом мужской колет из плотного бархата. Небольшого роста, хорошо сложенная, она молча сидела напротив меня, загадочно улыбаясь красным, вампирским ротиком. Я представлял себе губы сказочных вампириц именно такими, спело-красного цвета, почти бордового, пухлые, красиво очерченные, в них так и тянет впиться поцелуем. Я завороженно изучал ее юное лицо без единого признака морщин или шрамов. Точеный нос, словно, вылепленный гениальным скульптором в совершенстве овладевшим пропорциями человеческого тела. Прямые с изогнутыми к низу краями светлые брови. Водопад густых, золотистых волос, вьющихся в кажущемся беспорядке, но на самом деле прошедших через руки искусного парикмахера. И большие, невинно распахнутые синие глаза. Если присмотреться, то можно было увидеть тонкий, желтый
кружок возле черного зрачка, сразу же сменяющийся синевой. Она моргнула и желтый кружок исчез. Я помотал головой, прогоняя наваждение.
        - Здравствуй, современный герой, - произнесла она до боли знакомым голосом.
        Я как будто голый ухнул в прорубь с ледяной водой с привязанным к ногам здоровенным валуном. Грудь сдавило, я не мог не вздохнуть, не выдохнуть.
        - На, выпей, - ведьма протянула мне кружку с пивом.
        Я повиновался ей и опрокинул пиво внутрь себя. Шок отступал. Не знаю, что меня изумило больше всего, то, что она находиться сейчас здесь, напротив меня, или то, что это мерзкое, злобное создание выглядит как прекрасная фея красоты. В шахте мне не удалось ее рассмотреть из-за ее капюшона и темноты, да я и не слишком пытался, все-таки страх сильное чувство.
        - Что тебе надо, - прохрипел я.
        - Увидела тебя в городе. Решила познакомиться поближе со своим слугой.
        - Я тебе не слуга! - огрызнулся я.
        - Подручный, слуга, миньон, раб, вассал, прихвостень - я настолько добра, что позволю тебе выбрать.
        - Я не хочу выбирать.
        - А придётся, - ласково проговорила ведьма, и затем, что-то неразборчиво прошептала.
        Сердце сдавило болью. Второй раз за день я начал задыхаться и хватать ртом воздух. Мне, словно, сосульку вогнали в грудь. Обжигающий холод и острая боль заставляли мое сердце, словно сжиматься в чьей-то сильной руке.
        Скребя ногтями по столу, я выдавил:
        - Вассал, вассал.
        - Хороший мальчик, - пропела ведьма и что-то тихо добавила на непонятном мне языке.
        Боль мгновенно прошла. Я разинутым ртом хватал наполненный запахами воздух. Он был далек от идеального, но показался мне невыносимо прекрасным.
        - Чего ты хочешь от меня? - проговорил я зло глядя на нее, быстро беря себя в руки. Злость смывала страх. Битком набитая людьми таверна внушала мне чувство мнимой безопасности. Там, в шахте, я боялся ее до зубовного скрежета, но здесь уже мог вполне владеть собой. Да и ее внешность... ну, не мог я так уж сильно бояться девушку такой красоты, а вот отомстить, отомстить я хотел невероятно сильно, довершить дело, начатое в шахте и свернуть ее тоненькую шейку.
        - Хорошего вассала, - произнесла она, сделав ударение на последнее слово. - Для начала мы познакомимся Горан сын Белогора, я Каститас, можешь звать меня госпожа. Понятно?
        Ведьма вопрошающе приподняла бровь.
        - Да, госпожа, - прошипел я.
        Она довольно улыбнулась.
        - Что ты знаешь о колдовстве? - неожиданно спросила Каститас.
        - То, что оно не действует днем, - не стал я раскрывать своих карт. Да и никто бы на моем месте не стал, только может дурак какой-нибудь купившейся на ее внешность.
        - Я думала ты более наблюдательный и сообразительный.
        Я скривил равнодушную рожу.
        Девушка глядя на меня произнесла:
        - В шахте деревенщины не могли покинуть ее. Днем. Колдовство действовало.
        - И что это значит? - проговорил я, стараясь держать рожу кирпичем, а самому ой как хотелось вытрясти из нее все, что она знает о колдовстве.
        - Ели колдовство имеет подпитку силы не от ведьмы напрямую, то оно может работать и при свете солнца.
        - Зачем ты все это рассказываешь мне?
        Девушка ответила вопросом на вопрос:
        - А зачем мне, ведьме, вассал не сведущий в колдовстве?
        - Тапки таскать, - огрызнулся я.
        Каститас звонко рассмеялась и сказала:
        - А что, неплохая мысль.
        -Я вам не помешаю? - галантно спросил подошедший Харник.
        - Я уже ухожу, - произнесла ведьма вставая.
        Имперец ловко подхватил ее плащи и накинул на плечи.
        - Спасибо, - поблагодарила она. - До встречи Горан. А вы приятный, молодой мужчина, сберегите его для меня.
        - Постараюсь, госпожа, - сияя как солнце, сказал Харник.
        Как только Каститас ушла, воин, тут же, быстро спросил:
        - Кто эта очаровательная леди?
        - Только что познакомились.
        - Не похоже что-то, - недоверчиво произнес он.
        Я пожал плечами и сказал:
        - Нам пора.
        Харник только начал открывать рот, как я опередил его:
        - Ее зовут Каститас. Больше ничего о ней не знаю.
        Кривоносый имперец разочарованно захлопнул рот и пошел следом за мной.
        Глава 2
        Харник проводил меня до городских ворот, дальше я пошел один. Трио моих знакомых имперцев снимали комнаты на постоялом дворе и ждали новых приказов.
        Я опасался, что ко времени встречи с графом еще буду навеселе, но благодаря появлению ведьмы даже захмелеть не успел.
        Быстро и без происшествий дойдя до казарм, сунул под нос дежурным пропуск и проник на территорию лагеря. Только я пересек его невидимый порог, как был остановлен уже виденным мною оруженосцем.
        - Граф просил передать, что его планы меняются, и он ждет тебя возле северной городской стены в восемь часов вечера. Ты все понял? - проговорил он, не скрывая высокомерия в голосе.
        - А нельзя ли повежливее? - грубо произнес я, пытаясь на нем отыграться за Каститас.
        - Я Мамерк фон Эмилий, - сказал он гордо и резко развернувшись ушел.
        - И что? - крикнул я вдогонку, но ответа не получил. Мои слова не достигли ушей оруженосца.
        Растерянно потоптавшись, я пошел в столовую. Там уже привыкли к моим набегам. Старший сержант предупредил их о моем особом статусе.
        Поев в одиночестве в просторной столовой, я зашел в казарму, взял легкую одежду из льна на пеньковой основе, выданную нам сержантом, и направил свои стопы в зал для физических упражнений. Он был оборудован множеством, до недавнего времени, неизвестных мне тренажеров, но теперь-то я освоил их. Переодевшись в раздевалке в прихваченные вещи, я приступил к наращиванию мышечной массы. Здесь я уже не был в одиночестве, и занимался среди прочих. Кряхтя и надрываясь, я заставлял свое тело выкладываться по максимуму. Каждый мускул моей тушки ощущал непривычную нагрузку и отдавался приятной болью. По лицу текли капли крупного пота, одежда промокла насквозь, но я улыбался. Буквально с каждым днем ощущая, что становлюсь сильнее.
        По истечению полутора часов, довольный, я вышел из зала. Зимой рано темнеет, поэтому на улице заметно сгустились сумерки. Я закинул вещи в полную народу казарму и под удивленными взглядами покинул ее. Кто-то уже привык к моему отличному от них положению, а кто-то только диву давался. Чувствую с такой службой, я наживу себе врагов.
        Дежурные на воротах были все те же. Они даже не стали смотреть мой пропуск, а просто один из них махнул рукой, вроде как, иди отсюда.
        Температуру немного опустилась, но все равно было довольно комфортно для вечера зимы. Путь до северной стены я преодолел быстро. По моим расчетам я должен был прийти раньше. Так и случилось, колокол на башни ратуши не успел пробить восемь раз, а я уже стоял на дороге около стены города. Рядом не было ни одной живой душу. Только вдалеке котилась запряженная четвёркой лошадей карета. Мелкий покров снега ей был нипочем. Он нисколько не затруднял ее передвижение.
        Я стоял и ждал графа, но его силуэт нигде не появлялся, зато приближалась карета, и с первыми ударами колокола она поравнялась со мной. Обычная, ничем не примечательная. Внезапно ее дверь со скрипом открылась. Закутанный в плащ капитан движение руки предложил мне проникнуть внутрь. Больше никого в карете не было, если не считать кучера на козлах. Я последовал жесту графа и, закрыв за собой дверцу, сел на сидение напротив него. Карета тронулась. Капитан молча достал из-под сиденья композитный лук и передал его мне. Я повертел его в руках и произнес:
        - Намного лучше моего.
        Граф улыбнулся и загадочно проговорил:
        - Проверим твое мастерство.
        После его слов в карете установилась тишина, нарушаемая лишь скрипом колес и снега.
        Примерно через полчаса он приказал кучеру остановиться и вышел из кареты. Я с луком в руке следом за ним. Мы отъехали довольно далеко от города. Вокруг не было ничего, кроме, редких деревьев. Кучер, ни слова не говоря, начал копаться в багажном отделении кареты, вытащил оттуда мишень, колчан со стрелами и факел. Я начал догадываться, что задумал граф Артур.
        Он сказал кучеру:
        - Зажги факел и прикрепи мишень вон к тому дереву.
        Кучер отправился исполнять приказ капитана.
        - Сколько примерно метров, как думаешь? - спросил он.
        - Двести где-то.
        Граф передал мне колчан, ранее полученный им от кучера. Сам кучер в это время уже установил мишень, оставил возле нее факел и предусмотрительно отошел подальше. Видно было ни то, что хорошо, но все же лучше, чем стрелять впотьмах.
        - Прошу, - сказал капитан и жестом предложил мне выстрелить.
        Я натянул тетиву, задержал дыхание и выпустил древко. Я опасался, что новый лук может повести себя не так, как рассчитывал и испортить выстрел, но все прошло на ура. Стрела вонзилась в центр мишени. Кучер подбежал к ней и выкрикнул:
        - На два пальца ниже яблочка.
        - Отлично, - похвалил меня граф. - Отойдем подальше.
        Он успокоился, только когда я промахнулся с трехсот метров, и то, стрела попала в краешек мишени, но для меня это уже был промах.
        Граф крикнул кучеру, чтобы он возвращался, а сам долго и изучающе смотрел на моё расстроенное лицо.
        - Ты превосходный стрелок. Мне нужны такие люди, - наконец проговорил он, взвешивая каждое слово.
        - Спасибо, - откликнулся я.
        - Продолжим разговор в карете.
        Подошедший кучер наградил меня уважительным взглядом, положил факел, лук и мишень со стрелами в багажное отделение, и залез на козлы. Мы с капитаном забрались внутрь кареты, и она тронулась.
        Граф Артур пожевал губы и начал говорить:
        - Я прочитал твое досье, кто ты и откуда, как прошло твое путешествие с леди Женевьевой, как вы одолели ведьму. Всё это внушает уважение. Но особенно меня поразила твоя сегодняшняя стрельба. У тебя бесспорно талант. И ты не должен растрачивать его впустую.
        Он посмотрел на меня, будто, ожидая комментариев, но, не дождавшись, продолжил:
        - Служба в императорских войсках это конечно почетное и уважаемое дело, но и риск сложить голову велик. Да и продвижение по службе, ты уж извини меня за эти слова, но дикарю с севера будет закрыта.
        Он снова выжидающе посмотрел на меня.
        - Ваша правда, - согласился я.
        Капитан Артур с большей уверенностью в голосе начал говорить дальше:
        - А вот служба высокопоставленному дворянину сулит множество выгод...
        Граф многозначительно замолчал.
        - Вы хотите, чтобы я служил вам? - прямо спросил я.
        - Все несколько сложнее, - уклончиво ответил он. - Я хочу, чтобы ты выполнял мои поручения, но при этом ни одна живая душа не могла связать тебя со мной.
        Я тихо присвистнул. Капитан с напором проговорил:
        - За каждое задание я буду хорошо платить. Очень хорошо платить. Ты станешь богатым человеком.
        - А как же служба в армии?
        - Пока ты в лагере обучения, то я и дальше буду закрывать глаза на твои отлучки, и не заберу у тебя пропуск выданный Бленти.
        - А что будет потом, когда я попаду в настоящую армию?
        - Это будет не скоро, у нас есть как минимум пару месяцев.
        - И что эти пару месяцев я должен буду выполнять ваши поручения?
        - Скорее учиться.
        - Чему?
        - Всему понемножку, - с загадочной улыбкой сказал граф. - Ну что ты согласен стать богаче или выберешь путь нищего императорского солдата?
        - Я буду служить вам, - проговорил я, немного подумав. И то только делал вид, что думаю. Не мог я ему отказать иначе у меня начались бы серьезные проблемы.
        - Поклянись.
        - Клянусь.
        - Отлично. Ты ведь понимаешь, что этот разговор нужно сохранить в тайне?
        - Да.
        - И еще одно. Если ты предашь меня, то моей власти хватит дотянуться до Северного Мыса.
        - Я не предам вас, - проговорил я, сглотнув вставший в горле комок. Во что я вляпался? Зачем ему лучник? Уж не отстреливать ли неугодных ему людей?
        - Вот тебе в качестве премии, - произнес капитан и протянул мне мешочек с завязками.
        Через минуту карета остановилась, и я вышел из нее. Я снова был на тот самом месте, где граф подобрал меня. Карета продолжила путь, оставив меня одного. Капитану не нужно было объяснять, для чего это было сделано.
        Я открыл мешочек и высыпал его содержимое на ладонь. В свете луны увидел шесть золотых, шесть серебряных и шесть медных монет. Такое сочетание и количество монет немножко покоробило меня. Где-то на краю сознания маячила какая-то информация о числе шестьсот шестьдесят шесть, но я не мог вспомнить, что именно знал об этом, и махнул мысленной рукой на эту информацию.
        Шесть золотых монет примагнитили мой взор. Это же огромные деньги. На такие средства я мог бы полгода жить в Северном Мысе и в ус не дуть. Да и здесь я мог купить на них, хоть хорошего боевого коня, хоть отличную кольчугу. Но лучше пока приберегу. Без надобности сейчас мне эти траты. Посмотрим, что еще может дать мне щедрый граф. Довольно улыбаясь, я потопал в казарму. Там меня ждал сюрприз. На одной из кроватей лежал Яков. Я бросился к нему и начал горячо говорить:
        - Здравствуй! Как добрался? Что-то задержался ты братец.
        - Здравствуй, Горан. Спасибо тебе за заботу обо мне. Вот даже в армию пристроил, - зло проговорил парень.
        - Постой-постой,- опешил я. - Это империя призвала тебя служить ей.
        - Зато ты указал ей пальцем на меня.
        - Я не хотел, так получилось, - оправдывался я.
        - Просто уйди, оставь меня.
        Я попытался, что-то сказать, но Яков решительно отвернулся к стене. В расстроенных чувствах я побрел к своей кровати. Ну, вот что я мог сделать, чтобы он меня простил? Прямо сейчас - ничего. Надо выждать время, а уж потом идти мириться к Якову. Рано или поздно он меня простит. Надо попробовать объяснить ему, что имперцы меня подставили. Кого я еще мог назвать, кроме Якова? Только он подходил на роль человека, который может прикрыть спину. Конечно, парню от этого не легче. Вот так жить восемнадцать лег в привычном окружении, среде. Планировать какие-то дела на завтра, на неделю, на следующий месяц. У него, по-моему, отец даже о невесте из соседней деревни заикался. Из нас троих, покинувших Северный Мыс, ему было сложнее всего. Он плоть от плоти северных лесов и морей. Все его увлечения были связаны с ними. Мне и Велене было объективно легче. Девушка вообще мечтала покинуть Северный Мыс, а я там чувствовал себя чужим. Как нарочно подчеркивая свое отличие. Совесть начала меня грызть с возросшей активностью. Я пытался скормить ей слова о том, что уже ничего не вернуть. Он здесь, а значит пути назад
нет, прошлого не воротишь. Ближайшие три года он, как и я, проведет в имперской армии. Успокоив такими словами совесть, я чуть меньше переживал и решил выжидать удобного случая, чтобы воплотить в жизнь задуманный мир с Яковом.
        После таких невеселых мыслей засыпать было крайне тяжело. Я ворочался на кровати еще долго после отбоя, но все-таки сумел заснуть.
        
        Глава 3
        Утро началось с всеобщего построения на плацу. Я впервые увидел, сколько всего будущих солдат имперской армии было в лагере. На девяносто пять процентов это были северяне. Если бы мы вздумали бунтовать, горстка офицеров и сержантов, ничего бы с нами не сделала. Я думаю, мы даже без проблем захватили бы Армейн, если бы как-нибудь перепрыгнули его стены.
        Капитан Артур прогарцевал на коне перед строем и начал произносить речь:
        - Сегодня важный день, мои доблестные солдаты. Да, именно, что доблестные! Я уверен, что вы не посрамите честь имперского мундира! Я горд, осознавать, что именно мои офицеры и сержанты сделают из вас героев империи! Слава о могучих выходцах с севера будет греметь от Мерзлых гор до южных морей!
        Граф на мгновение перевел дух и продолжил, уже не так громогласно и перейдя к сути дела:
        - Сегодня вас будут делить по вашей будущей военной специализации. Прошу вас сержанты, начинайте.
        Граф Артур отдал приказ и покинул плац не став смотреть на распределение. Я, конечно, попал к лучникам. Для меня стала неожиданной новость о том, что придется переезжать в другую казарму. Пока стоял на плацу, выискивал глазами Якова. Парень попал к пикинерам. Я спросил у сержанта Бленти, куда заселят пикинеров. Оказалось, что это моя прежняя казарма.
        Пришло время вспомнить, что я знаю о пикинерах, где и придётся служить Якову. Пикинеры действовали преимущественно отрядами, линиями или группами. Они были эффективны в обороне против отрядов ближнего боя, кавалерии и представляли для них грозную силу. Недостатком пикинеров является их низкая мобильность. Они были практически непригодны для штурма, очень уязвимы к оружию дальнего боя. Для любого пикинёра было потенциально опасно подпускать своего врага слишком близко, так как пика практически непригодна для ближнего боя, что вынуждало пикинёра бросать свою пику и использовать запасное оружие. У них был кацбаргер - короткий меч для ближнего боя с широким клинком и сложной гардой в форме восьмерки. Был еще баселард - кинжал с прямым, относительно узким клинком, как правило, четырёхгранного сечения.
        Теперь я буду жить среди арбалетчиков и лучников. Последних набралось в пять раз больше чем первых. Пятьдесят против десяти. Если лучники все поголовно были северянами, то арбалетчики были из местных, добровольцы. Они сторонились нас, считая дикарями. Надо сказать, что арбалетчиками стали лучшие из лучших, так как подобное оружие стоит дорого и кому попало его в руки не дадут. Так вот они были выходцами из обедневших дворян, детьми купцов, мастеровых и т.д. Им приходилось начинать с самого низа, но перспективы устроиться повыше были. Такое соседство напрягало и нас и их. Арбалетчики были, в общем-то, нормальными парнями, не задирались, не грубили, но смотрели с каким-то затаенным превосходством. Выльются ли такие взгляды в открытое противоборство, покажет время, а сейчас надо идти получать пришедшее в лагерь обмундирование. Из какого города оно к нам поступило, мне было неведомо, да и безразлично.
        Помощник интенданта окинул меня изучающим взглядом и начал доставать вещи. Первым он мне передал коричневый акетон с красным имперским орлом на груди. Я взял его и начал рассматривать. Он имел несколько слоев ткани, между которыми была набита подкладка, по длине достигал колен, рукава длинные и зауженные. Так же акетон имел кольчужный слой. Потом помощник интенданта передал мне плотные перчатки, наручи, чтобы тетива не цеплялась за рукав, прямой лук, самый обычный колчан, широкий ремень с крючками, дорожный плащ с капюшоном, высокие сапоги со шнуровкой, туалетные принадлежности, походный мешок, свечи, огниво, флягу, пятьдесят медных монет, конический шлем с полностью открытым лицом, метровый меч в ножнах, маленький щит-баклер и тридцать стрел из тополя. За все это мне пришлось расписаться, что я действительно получил эти вещи. Я поблагодарил помощника интенданта и понесся в казарму облачаться в настоящего имперского лучника.
        Спустя пару десятков минут возле шеренги из пятидесяти имперских лучников одетых с иголочки, вышагивал старший сержант Бленти. Он к моей радости должен был тренировать нас. Не то, чтобы он был превосходным человеком, но, по отзывам других сержантов, был хорошим командиром и наставником.
        Оглядев нас, старший сержант приступил к тренировке. Основная цель, которую он ставил перед нами это сделать мощный выстрел на большое расстояние. Для такого выстрела, чтобы стрела не просто улетела далеко, а попала в мишень, нужно было уметь отлично целиться. В основном лучники использовали три типа прицеливания: инстинктивный, полуинстинктивный, и по точке прицеливания.
        Инстинктивно человек целиться каждый раз, когда, например, бросаем снежок. Инстинктивное прицеливание происходит без участия сознания. Стрелок концентрируется на цели и выпускает стрелу.
        Полуинстинктивное прицеливание отличается от инстинктивного тем, что стрелок кроме цели держит в поле зрения лук и натянутую на нем стрелу.
        Стрела летит по навесной, а не настильной траектории. При наведении по точке прицеливания лучник учитывает расстояние до мишени. Есть некая опорная точка, через которую, как лучнику известно из опыта, стрела обязательно пройдет при определенном положении лука. Для выстрела по более низкой мишени стрелок опускает лук, а для стрельбы по удаленным, напротив, поднимает.
        В основном лучники среднего уровня мастерства использовали прицеливание по точке или полуинстинктивное. Некоторые выбирали себе ориентиры рядом с целью, например дерево. Более матерые лучники просто смотрели на мишень, потом на стрелу, а затем снова смотрели на мишень. Однако эти способы считаются недостаточно эффективными. Лучшие стрелки действуют только на инстинкте. Постоянно держать цель в поле зрения - отличный вариант удачно сделать выстрел. Если лучник стреляет на глаз с детства, то он редко промахивается.
        Настоящий стрелок всегда делала выстрел "от уха", прицеливаясь инстинктивно. Конечно, говорить "от уха" это не совсем верно. В реальности у каждого лучника своя манера стрельбы, своя точка, в которой он фиксировал натянутый лук.
        Еще лучники отличались друг от друга манерой захвата стрелы. Хотя трехпальцевый захват и применялся, большинство лучников использовали захват двумя пальцами. Такой захват позволял резче спускать тетиву.
        Я всегда стрелял только на инстинкт и держал стрелу двумя пальцами.
        Лучники на поле боя были грозной силой, особенно если их было несколько тысяч. Даже вне зоны обстрела, лучники сковывали передвижения вражеских воинов - никто не хотел попасть под дождь стрел. Рыцарская конница и та побаивалась лучников. С помощью различных наконечников из хорошего лука можно было пробить довольно приличные латы. У стрел было четыре типа наконечников: общего применения, шиловидные для пробивания лат, шиловидные, более тонкие, для пробивания кольчуги, и охотничьи. Все это я знал из книг оставленных матерью. Многие из них были так или иначе связаны с битвами, лучниками, войнами.
        Я вспомнил, как часами стоял, держа камень на вытянутой руке, чтобы выработать так называемое "железное плечо", которое позволяло долгое время держать лук без малейших признаков дрожи. Как старался за минуту выпустить максимально количество стрел. Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и вернулся к действительности.
        Старший сержант Бленти в основном тренировал нас действовать слаженно при стрельбе на дальней дистанции, чтобы стрелы лавиной обрушивались на ту часть двора лагеря, которую он выбрал. Мы втыкали в землю перед собой по несколько стрел и стреляли, стреляли, пока не заканчивались стрелы. Потом шли их собирать, и все начиналось заново.
        Сержант иногда прерывал практические занятия и предавался теории. Он рассказывал о тактике лучников, пересказывал знаменитые битвы.
        Так прошел весь день - практика стрельбы, теория тактики. Затем еще один точно такой же день. А вот на третий день всё было несколько иначе. Теперь мы отложили луки и сражались друг с другом с помощью учебных мечей и щитов-баклеров. Теория так же присутствовал. Сержант рассказывал о том, как лучникам приходилось сражаться в рукопашную, когда враги прорывали строй.
        Умучился я за три дня изрядно, и поэтому вечером третьего дня мечтал скорее добраться до казармы. Я только успел раздеться. Даже отбой еще не прозвучал, а я уже унесся в дальние дали сонного царства.
        Среди ночи меня разбудил неприятный звук. Я открыл глаза и, найдя его источник, испуганно замер. Каститас стояла за ближайшим ко мне окном, и водила острым ногтем по мутному, низкого качества, стеклу. Она сразу заметила, что я проснулся, и помахала мне ручкой, предлагая выйти к ней.
        В сердцах плюнув, я начал одеваться. Закончив это дело, тихо выскользнул из казармы.
        - Красавец, - встретила меня она, - форма тебе к лицу.
        Я молчал и хмуро смотрел на нее.
        - Не желаешь поприветствовать свою госпожу? - вроде бы с приятной улыбкой сказала она, но я почувствовал пробежавший мороз по коже.
        - Здравствуйте, госпожа. Вы не боитесь, что вас здесь застанут?
        - Нисколечки. Ведь ночь на дворе.
        - Ну да, ну да.
        - Сегодня нам предстоит замечательное путешествие.
        - Нам?
        - Ага.
        Каститас тихонько присвистнула, и с крыши казармы спрыгнуло нечто. Я выхватил меч, так как лук и щит оставил в казарме, и занял неуклюжую оборонительную стойку, чем вызвал искренний смех ведьмы.
        - Не пугайся, это Лео, он грифон, - проговорила она и запустила руку в длинную, песочного цвета гриву существа.
        Грифона я видел впервые. И надо сказать никогда не думал, что увижу. И даже больше, не считал возможным их существование. А вот теперь смотрю на здоровенного льва, который в холке был чуть выше меня, с крыльями летучей мыши, превышающими в размахе несколько метров, и чешуйчатым хвостом рептилии. Захотелось помянуть всех Духов и заодно осенить себя святым кругом, но я удержался, лишь только пораженно выдохнул, изо рта.
        Девушка тем временем легко залезла на спину грифону и произнесла:
        - Не бойся. Он не кусается, пока я не скажу. Садись позади меня.
        Унимая дрожь в коленках, я кое-как заполз на спину Лео и осторожно обнял ведьму за талию.
        Она строго произнесла:
        - Вздумаешь воткнуть эту острую железяку мне в спину, Лео тебя сожрет, если раньше мама до тебя не доберётся. Понятно?
        - Да, госпожа.
        - Лео, полетели, - приказала Каститас.
        Зверь мягко разбежался, подпрыгнул и, расправив крылья, взлетел. Благо, лагерь спал, и никто нас не видел.
        Лео набирал высоту, плавно двигая крыльями. Я смотрел вниз и страх змеей заползал в сердце. Как же высоко! Деревья кажутся не крупнее зерна просо. Я покрепче ухватился за девушку. Она недовольно всхрапнула. Я тут же ослабил хватку. На миг вернулось сладкое воспоминание, как я ее душил. Наверно, она вспомнила тот же момент из истории наших взаимоотношений.
        - Смотри вперед, - посоветовала девушка грубо.
        Я последовал ее словам, и страх высоты начал отступать, на смену ему пришел восторг. Лео взлетел еще выше. Под нами уже были пушистые облака, а сверху яркие звезды. Желтый бумеранг месяца казался близким как никогда. Грифон летел, разрезая холодный воздух, мощной грудью. Его грива трепетала на ветру, словно языки пламени. Я с разинутым ртом дивился ощущению свободы, полета. Хотелось закричать. Выкрикнуть что-нибудь эпическое, запоминающееся.
        Каститас обернулась, посмотрела несколько секунд на мою физиономию и произнесла:
        - Счастлив как мальчишка.
        - Есть немного, - не стал скрывать я. - А куда мы летим?
        - В Мерзлые горы.
        - Зачем? - удивился я.
        - Мама зовет.
        Я поперхнулся воздухом. Совсем не хотелось с ней встречаться.
        - Ты должен быть ей благодарен, - сказала Каститас. - Если бы не она, я бы уже убила тебя.
        - Если бы не она, я бы уже убил тебя, - передразнил ее я.
        Ведьма нахмурилась, и отвернулась.
        - А почему в шахте с тобой не было Лео? - спросил я, после недолгого молчания.
        - Думала, справлюсь сама, - огрызнулась она. - Неподалеку он гулял.
        - Зачем тебе нужны были все эти крестьяне?
        - Вот за этим, - Каститас показала мне висящий у нее на шее кулон с большим, красным камнем.
        - Что это?
        - Ретраитур - в нем ведьмы черпают свою силу.
        - А ты не боишься все это говорить мне?
        - Нет. Рано или поздно ты сам все узнаешь. Зачем скрывать общеизвестные в мире ведьм вещи? Ведь ты теперь тоже принадлежишь к этому миру, а значит, так или иначе, узнаешь многое.
        - Объясни, зачем тебе были нужны крестьяне? - не унимался я.
        - Их страдания должны были наполнить камень силой.
        - Под страданиями ты подразумеваешь смерть? - содрогнулся я. Вот такой ценой колдовство мне совсем не нужно.
        - Не обязательно. Пытки тоже подошли бы, - без тени эмоций сказала девушка.
        - Это чудовищно, - поразился я.
        - Если будешь себя хорошо вести, тоже получишь такой.
        - Никогда! Слышишь, никогда! - выкрикнул я.
        - Какой ты еще наивный. Не испорченный. Если мать захочет, ты оденешь ретраитур, по своей воле или нет.
        - Но ведь я не могу стать ведьмой! Я мужик! - попытался разыграть я глупца, хотя прекрасно знал о существовании колдунов.
        Каститас заливисто рассмеялась и сквозь взрывы смеха выдавила:
        - Это называется - колдун, мужчина с силой ведьмы.
        - Но зачем? Я ведь могу обратить эту мерзость против вас.
        - Если успеешь. Я за секунду оборву твою жизнь, - серьезно сказала ведьма, и что-то прошептала.
        Я тут же почувствовал боль в сердце.
        - Понял, понял. Прекрати.
        Каститас тихо проговорила неприятные для слуха звуки и боль прошла.
        - Что это за язык? - спросил я, потирая под акетоном сердце.
        - Ты слышал? - удивилась ведьма.
        - Если ты про отвратительные лязгающие звуки, доносившиеся из твоего не менее отвратительно рта миг назад, то да.
        Брови Каститас взлетели на середину лба. Глаза стали еще больше и еще более невинными.
        - Этого не должно было быть, - наконец протянула она, сдавив колдовством мое сердце. - Простые смертные не прошедшие ритуал, не могут слышать заклинания, произнесенные на ведьмовском языке.
        - Значит я не простой смертный? - со скрытой надеждой спросил я, испытывая облегчение от переставшей мучать мое сердце боли.
        - Весьма вероятно. Кто твой отец я уже узнала, а вот кто твоя мать?
        - Ее звали Бажена. Она была учительницей из империи. Я внешне очень похож на нее, - я соврал. Как действительно зовут мою мать и историю ее появления в нашей деревне знают лишь два человека - я и мой отец.
        - На отца ты совсем не похож, - с намеком проговорила Каститас, сально улыбаясь.
        - Она была честной женщиной! - выкрикнул я гневно.
        - Я не спорю, - притворно потупив глазки, сказала ведьма.
        Первый раз в жизни захотелось ударить существо противоположного пола, но я быстро справился с собой. Сказались воспитание и страх перед ведьмой.
        Каститас оценила мой суровый вид и замолчала. Дальше полет продолжился в тишине.
        Глава 4
        Через некоторое время мы достигли Мерзлых гор и летели уже над ними, почти касаясь заснеженных пиков. Температура понизилась настолько, что я начал дрожать от холода. Ведьма прошептал что-то, и вокруг нас образовалась прозрачная сфера, заставляющая слегка подрагивать пространство. Стало заметно теплее. Снежинки, попадающие в пределы сферы, тут же таяли и превращались в дождь. Впервые я стал свидетелем того, как колдовство может быть использовано не только во зло.
        Лео обогнул вершину одной из гор, и я увидел величественный замок, к которому вела узкая дорога, уходящая куда-то к подножию горы, на которой возвышался замок.
        Массивная каменная стена выглядела непреступно. Наверху ее были расположены широкие зубцы с небольшими отверстиями в них. Через равные промежутки расстояния, зубцы прерывались круглыми каменными башнями. На углах стены выступали вперед крытые каменные балконы. Над всем этим гордо поднималась главная замковая башня. На ее острие, устремленном в небо, трепетал черный флаг, на котором была красным цветом изображена фигура женщины в остроконечной шляпе и на метле.
        Мы подлетели ближе. Я начал рассматривать ворота. Они были помещены между двумя башнями, неразрывно соединенными со стеной. На каждой башне сидела каменная горгулья, устрашающих размеров. Если вдруг такая отколется от башни и упадет вниз, то разом прихлопнет десяток человек.
        Рядом с большими воротами было нечто вроде калитки. Она была закрыта, а вот ворота распахнуты настежь. Каждая их створка, казалось, была полностью выплавлена из металла, толщина которого составляла несколько ладоней. Толстый слой инея серебрил их поверхность.
        Лео приземлился, сложил крылья, и мягко побежал к воротам. Мы проникли внутрь. Я обратил внимание на железную решетку, в один миг могущую опуститься из специального отверстия вверху стены и преградить нам путь.
        Внутри между первой и второй замковой стеной расположились несколько каменных домов с черепичной крышей, из их печных труб поднимался густой дым, в окнах царил мрак. Еще был колодец и небольшая церквушка с водруженным на ней изъеденным ржавчиной кругом.
        Мы быстро преодолели расстояние, отделяющее нас от второй стены, и прошли сквозь точно такие же ворота, как и у первой стены. Тут находилась конюшни, несколько сараев, скорее всего с погребами, вроде бы кухня, и различные бытовые строения, вроде тех же сараев для дров. Больше всего мой взгляд привлекла главная замковая башня, она же донжон. Вход в нее располагался метрах в трех над землей, но широкая, каменная лестница с железными перилами отделанными деревом способствовала быстрому проникновению внутрь круглого каменного тела башни, касающегося своим шпилем самих облаков. Стрельчатые окна подсказывали мне, что башня имеет пять этажей.
        Каститас подвела грифона к большому камню, лежащему около лестницы, и благодаря ему, ловко соскочила на землю. Я последовал ее примеру. Мы бы и так легко спрыгнули со спины совсем не хрупкого грифона, но благодаря камню это было делать удобнее.
        Девушка погладила Лео по голове, что-то сказала ему на ухо, и хлопнула рукой по спине. Он разбежался и взмыл в воздух. Мы проводили его взглядом, пока он не скрылся во мраке ночи. Ведьма пошла по лестнице к резным дверям башни. Я сделал шаг за ней, как тут краем глаза уловил чудо из чудес. Это был прелестный цветник. Он был расположен за конюшней, и только часть его была видна с моего места, но и это поразило меня. Несмотря на холод, все цветы в нем были живые. И хотя ночью часть бутонов закрыты - это все равно производило сильное впечатление. Уголок лета среди царства зимы.
        - Чего застыл? Ноги примерзли? - произнесла девушка грубо.
        Она уже стояла возле дверей и положила руку на одно из мощных колец, заменяющих ручку.
        - Как называется этот замок? - спросил я, быстро подходя к ней.
        - Малум Енс, - ответила она, входя внутрь.
        - Кому он принадлежит? - сказал я и прошмыгнул за ней.
        - Моей семье, - глухо произнесла она, и что-то начала говорить на режущем мне слух языке.
        Вокруг начали вспыхивать свечи: на стенах в золотых канделябрах и на хрустальных люстрах. Мы стояли в большой главной зале, на том конце которой, была изогнутая, мраморная лестница, ведущая на второй этаж.
        Каститас проследила за моим взглядом и проговорила:
        - Там спальни, на третьем этаже горницы для гостей, на четвертом - комнаты для исследований и занятий колдовством, на самом верху живет башенный сторож, а в полуподвальном этаже - темница и склад для припасов. Нам на четвертый этаж. Ты должен повидаться с матушкой.
        Я сглотнул и пошел за уверенно ступающей девушкой. Такой роскоши, которая царила в этой башне, я никогда не видел, даже не читал в книгах. Везде золото, парча, дорогие сорта деревьев, предметы искусства, резьба и статуи, выполненные великими мастерами, и все дышало стариной. Этому замку была не одна сотня лет, может даже тысяча.
        Пока мы поднимались на четвертый этаж по лестнице, устланной ковром баснословной цены, я с каким-то непонятным, щемящим чувством в груди, ощущал, что это вершина, что я вряд ли когда-нибудь увижу нечто подобное. Из глаз чуть слезы не брызнули. Такой замок мог быть лишь один. Вряд ли у кого-то хватит достатка и вкуса создать нечто подобное.
        Каститас привела меня к отделанной серебром двери. Я несколько удивился, повсюду золото и платина, а здесь серебро. Девушка постучала, затем присушилась, словно ожидая ответа, но его не прозвучало, по крайней мере, я его не услышал, а вот Каститас как-то поняла, что можно войти. Она открыла дверь, и мы синхронно перешагнули порог. Я как в омут тьмы канул. В комнате стоял непроглядный мрак.
        Внезапно, в паре метров от меня, вспыхнули те самые глаза, желтые, с паутиной красных, полопавшихся капилляров с вертикальными зрачками. Я был готов к этому, поэтому почти не испугался, лишь сдавленно икнул.
        В воздухе разлилась уже знакомая мне вонь. В Бривенхейме ее бы назвали брыдлой, то есть гадкой. Я тщательно старался не морщить нос. Выпрямил спину и застыл как гвардеец возле кабинета императора. Даже руки держал по швам.
        Комнату озарило пламя свечей. Они стояли в человеческих черепах, кости которых были белы от времени. Черепа нитью опоясывали комнату, даже на двери были. Мать Каститас сидела за большим письменным столом из черного дерева. Перед ней лежал раскрытый фолиант с красной кисточкой закладкой. Мне было видно резную спинку глубоком кресле, в котором она сидела. Ее руки спокойно лежали на подлокотниках в форме кошачьих лап. Ведьма была одета в простое черное длинное платье под горло с рукавами, закрывающими даже кисти рук. На голове у нее был капюшон из тонкой материи, а поверх него узкая платиновая диадема с острыми зубцами, в каждый из которых был вставлен кроваво-красный рубин. В тени капюшона ничего невозможно было рассмотреть, кроме глаз.
        Я тихо стоял и смотрел на нее, пока она не сделал движение рукой, маня меня к себе. Я пошел к ней будто барашек на заклание, хотя пытался это сделать так же невозмутимо как солдат на плацу. Остановился возле стола и замер. Страх был, но я уже как-то привычно ощущал его. Если бы хотели убить, то давно бы это сделали.
        Вдруг услышал скрип позади себя, и мгновенно обернулся, будто марионетка повинуясь воли кукловода. Низко над полом, покрытым ковром с серебряными нитями, ко мне летел плетеный стул. Он приковрился точно под моим седалищем. Я нервно опустился на него, и вперил взор в стол, стараясь не смотреть в глаза ведьме. Периферическим зрением, увидел как Каститас села на низенький вычурный диван, и забросила ногу на ногу.
        Тишина затягивалась. Никто не нарушал ее. Я уже успел изучить все трещинки на столе, а ведьмы не спешили говорить. Вот здесь кто-то провел когтем по столу, тут капнули чернилами. Интересно, это лак черный или само дерево?
        Наконец Каститас кашлянула и сказала:
        - Я буду передавать тебе слова матери.
        - Хорошо, - вымолвил я, стараясь унять дрожь в голосе.
        - Мое имя Ветус Пантониса Провидус. Я не причиню тебе вреда, пока ты не будешь угрожать моей семье. Я глава ковена Темные Нити.
        Каститас замолчала. Я хотел что-нибудь сказать, представится, но девушка так на меня зыркнула, что я понял - я здесь, чтобы слушать, всё, что им нужно, они обо мне знают.
        Раздался еле слышный скрип. Это выдвинулся ящик из стола. Ведьма Ветус протянула скрытую рукавом руку над ящиком и тут же ей в пальцы прыгнула небольшая иголка, доселе лежавшая там.
        Каститас сказал:
        - Дай ей свою правую руку, и не сопротивляйся.
        Я последовал словам девушки и вытянул дрожащую руку. Глава ковена обхватила мою кисть руками и уколола в палец иголкой. Выступила капелька крови. Ведьма быстро присосалась к маленькому проколу кожи. Я инстинктивно хотел отдернуть руку или дать ей по роже свободной рукой, но хватка ведьмы была железной, а мой страх перед ней большим, поэтому я смерился, хоть и корчился на стуле. Она все так же высасывала кровь из пальца, даже не заметив моих трепыханий. Это было омерзительно, отвратительно. Я хотел блевануть и давился одновременно, но усилием воли сдерживал свой организм от таких крайностей. Я думаю, ведьма была бы не рада увидеть мой ужин у себя на столе.
        К моему несказанному облегчению, через несколько секунд Ветус отпустила мою руку и откинулась на спинку кресла. Я тут же начал баюкать конечность. Боли совсем не было, но это было страшнее ее. Мерзкая ведьма высосала мою кровь. Пусть не всю, но мою же!
        - Ну, что? - быстро спросила Каститас.
        - Хреново, - сказал я, прекрасно зная, что она спрашивала мать.
        Ведьма не стала наказывать меня болью за дерзость, и я удивленно посмотрел на нее. Она через секунду изумленно на меня. Затем встала и уважительно поклонилась главе ковена. В ее глазах застыло восхищение.
        - Что случилось? - тихо спросил я Каститас.
        - Не зря мы оставили тебе жизнь. Ой, не зря, - загадочно произнесла девушка. - Ты еще принесешь нам много пользы.
        Ветус Пантониса Провидус сделал жест рукой, чтобы мы выметывались из комнаты. Напоследок я бросил на нее быстрый изучающий взгляд. Она была явно довольно. Ее чудовищные глаза лучились самодовольством. Будто она провернула нечто действительно заслуживающее пристального внимания.
        Я опередил Каститас и первым выскочил из логов ее страшной матушки. Девушка была явно чем-то возбуждена. Я почти физически ощущал, как ее бьет дрожь.
        - Что случилось-то, расскажи. Что такого она почувствовала в моей крови? - лихорадочно проговорил я. - Я ничем не болен? Это не оленье бешенство?
        Ведьма, словно не слыша меня, начала быстро говорить:
        - В кого ты такое трепло?
        - У меня есть оправдание - я живу в первый раз.
        - Завтра в полдень встречаемся в той же таверне. Сумеешь ускользнуть на весь день из лагеря?
        - Вряд ли, у нас сейчас жарко, - ответил я уклончиво.
        - Тебе надо как-то суметь, или придётся дезертировать. Если твоя жизнь в мире солитусов будет мешать планам матушки, то тебе придётся завязать с этим, и жить только в мире колдовства. Ты понял?
        - Да, - произнес я без энтузиазма. - А кто такие солитус?
        - Люди никак не связанные с миром колдовства. Ты сейчас "модикус" - человек связанный с миром колдовства, но не владеющие колдовством.
        - А я и не знал, - с иронией сказал я.
        - Ты много не знаешь, - произнесла девушка и зашагала по лестнице, я поскакал за ней.
        В лагерь мы отправились тем же способом, что и прибыли в замок главы ковена Темных Нитей Ветус Пантонисы Провидус под названием Малум Енс, на грифоне Лео, который явился на залихватский свист девушки. На вопрос: "Была ли она пиратом?", ведьма заставила мое сердце сжаться от боли.
        Глава 5
        Утро следующего дня вроде бы начиналось как обычно, если не считать, что из-за ночных приключений я зверски не выспался. Солдаты, и я в том числе, оделись по команде сержанта и начали покидать казарму, как вдруг Бленти притормозил меня и сунул клочок бумаги в руку и показал глазами на выход из лагеря. Я покинул шеренгу, а затем и лагерь. Выйдя наружу развернул бумажку. Там был написан адрес. Я, ничего не понимая, решил проследовать по указанному местоположению.
        Пока шел в город, думал: "Почему для чего-то важного использовали пергамент, а для обыденных вещей бумагу?". Даже когда проник сквозь ворота в Армейн, достойного ответа, увы, не нашел.
        Так, что там дальше. Город я знал плохо, поэтому только по подсказки прохожих, нашел низенький одноэтажный дом, прилепившийся к городской стене. Деревянный с покосившейся крышей и забитыми досками окнами, он не внушал доверия. Я живо представил, как там расчленяют младенцев и пьют кровь из их черепов. Общение с ведьмами накладывает свой отпечаток, и пусть они пока ни в чем подобном не замечены, но после того, как я узнал, зачем Каститас нужны крестьяне, по-другому о них думать не мог.
        Я стоял на улице, возле дома и совершенно не знал, что мне делать. Стоять и глазеть - не самый лучший вариант. Набравшись смелости, постучал в крепкую, дубовую дверь. В отличие от дома, она производила солидное впечатление.
        Через минуту дверь открылась. Я горько выдохнул, хотел уже уйти, но не успел. На пороге стоял сутулый старичок с шикарной плешью, обрамленной жидкими, седыми волосами. Его крючковатый нос, нависший над серыми губами, слегка подрагивал, будто он нюхал воздух. Маленькие, бесцветные глаза, спрятавшиеся в набрякших веках, тщательно осматривали меня. Я же смотрел на покрытые волдырями руки и засаленный, в прорехах и разноцветных пятнах, халат.
        Он произнес скрипучим голосом:
        - Заходи.
        И посторонился, пропуская меня. Я поник внутрь дома и оказался в маленьком коридоре с тремя дверьми.
        - Снимай верхнюю одежду и иди в лабораторию, - сказал старик и, толкнув дверь в конце коридора, скрылся за ней.
        Я снял акетон, повесил его на гвоздь возле двери и пошел за стариком. Осторожно открыл хлипкую дверь и попал в небольшую комнату. Первое, что увидел это печь, я интерпретировал ее как алхимическую, так как видел похожий рисунок в книге. Она обладала отличительными особенностями - это смотровое окно и множеством фитилей для регулировки нагревания. Возле нее лежали дрова, и стоял бронзовый кувшин. Готов поклясться, что он был с растительным маслом. Ибо алхимики использовали его для того чтобы топить печь.
        Посередине комнаты стоял большой деревянный стол, поверхность которого была вся изъедена. На нем стоял тигель с полостью в форме креста, приспособление для дистилляции, хрустальная реторта, пеликан, он же перегонный аппарат, который и получил название из-за своей формы, напоминающей эту птицу.
        В открытом шкафу на полках стояла различной вместительности керамическая посуда. Там же лежали щипцы, ножи, молоточки. На нижней полке были меха для раздувания огня.
        Второй шкаф стоящий рядом, был полностью заставлен банками с различными растворами, порошком, травами и т.д.
        У меня не оставалось сомнений - я в лаборатории алхимика. Знания, полученные из книг, помогли мне узнать каждый предмет в этой комнате.
        Старик посмотрел на меня и сказал:
        - Будешь звать меня Наставник, а я тебя Неуч. Все понятно?
        - Да, Наставник.
        - Тогда приступим. Я обучу тебя зельеварению.
        - Наставник, просветите меня, с какой радости вы взялись меня учить?
        - Мне заплатили. Кто - не знаю. Высокий человек в плаще, скрывающий свое лицо капюшоном. Сказал, что пришлет молодого парня сегодня утром. Пришел ты. Значит, учить буду тебя.
        Я почти был уверен, что это граф, но зачем это ему? Тем временем старик начал говорить и я с головой ушел в новые знания. Вкратце поведаю то, что узнал от Наставника за то, время, что я провел с ним. Зельеварение - это наука, изучающая различные зелья, настои, сыворотки и другие жидкие субстанции. Она так же изучает параметры этих жидкостей, варианты их приготовлений и различные особенности входящих в них ингредиентов.
        Сегодня мы варили два типа ядов. Один сразу убивал человека, другой сначала парализовал его, сознание жертвы оставалось ясным, но тело отказывалось реагировать, вскоре переставала функционировать дыхательная система, и человек умирал. Первый был яд белладонны, если его принять внутрь, то даже один листик мог быть летальным. Наставник с намеком сказал, что он очень подходит для изготовления ядовитых наконечников для стрел. Так же он рассказал, что ягоды белладонны смертельные - десять симпатичных кругляшков, могут стать фатальными. Второй яд болиголова. Смертельная доза для взрослого человека составляет около ста миллиграмм - это около восьми листков растения.
        Пока мы со стариком возились в лаборатории, мне в голову пришла одна замечательная идея.
        - Наставник, а нет ли эликсиров улучшающих память?
        - Есть такие, - хмыкнул он.
        - Можно мне такой, чтобы лучше запоминать ваши мудрые слова?
        - Сделаю, - сказал старик. Вообще в словоохотливости он в моем присутствии не был замечен.
        Без четверти двенадцать, если судить по настенным часам с маятником, которые висели в лаборатории, я поблагодарил старика за науку и покинул его. Напоследок он сказал мне, чтобы я все держал в секрете и приходил завтра в это же время. Я заверил его, что все сделаю так, как он сказал.
        Теперь мой путь лежал в таверну. Быстро преодолевая улицы, я несся к месту встречи с Каститас. Старик не шел у меня их головы. Как он не боится учить кого-то своему смертоносному ремеслу? А если я его сдам? Или я засланец? Может граф надавил на него или очень хорошо заплатил, вот дед и рискнул? Надо будет спросить у графа при встрече. Интересно все-таки, ведь и алхимик может сдать всех кого учил, если его повяжут, тьфу, набрался словечек от Харника. Ну и скверные же дела творятся в моей жизни.
        На встречу с Каститас я опоздал. Она уже сидела за столом.
        - Опаздываешь, - с неудовольствием сказала ведьма.
        Я развел руками.
        - Старался как мог.
        Она движением руки подозвала служанку и спросила:
        - Свободные комнаты без клопов есть?
        - Да вы что, у нас сроду не было, не клопов не крыс... - заохала служанка.
        Каститас резко ее перебила:
        - Комнаты есть?
        - Да, - быстро ответила женщина.
        - Самую лучшую. Пока на пару месяцев, - проговорила ведьма и вложила в ладонь служанки увесистый мешок.
        Та открыла его и чуть не упала. Ее ноги подогнулись, лицо приобрело донельзя растерянный вид.
        - Тут хватит денег на год, - прокудахтала она потрясенно.
        - Она нужна мне на пару месяцев. Веди.
        Служанка поклонилась до пола, и посеменила в сторону деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Когда она поднималась, прямо перед моими глазами плясал ее пухлый зад. Рука аж зудеть начала, как хотелось ее шлепнуть по мягкому месту. На втором этаже она показала нам комнату - третью слева, почти в конце коридора, смотрящего окном на противоположную от входа в таверну улицу.
        Глава 6
        Каститас брезгливо сморщилась, оглядев комнату, но произнесла:
        - Подойдет. Давай ключи, - женщина передала требуемую вещь. - А теперь пошла прочь отсюда.
        Ту как ветром сдуло, несмотря на ее внушительные габариты. Я тоже было рыпнулся вслед за служанкой, но ведьма окатила меня полным презрения взглядом и я остановился. От такого взгляда захотелось прямо в коридоре броситься на нее и сполна расплатиться за все те ужасы, что она нагнала на меня.
        Я выдохнул, пытаясь расслабиться и вслед за ведьмой зашел в комнату. Она закрыла дверь на ключ.
        - Надо сделать дубликат, - задумчиво сказала девушка. - Располагайся за столом.
        Я пододвинул один из двух стульев к плохо обработанному деревянному столу, и сел на него, чуть не получив занозу в задницу. Тут же вскочил и взял другой стул. Тщательно осмотрев, сел на него. Он неприятно заскрипел, грозя развалиться, но все же выдержал мою тушку и не стал оставлять часть своего деревянного тела в моем.
        Комната действительно была неважнецкой. Деревянная гробоподобная кровать на одного человека. Тюфяк с торчащим из него соломой, был накрыт серой простыней и тонким одеялом с желтыми разводами. Наволочка подушки с вмятиной от множества голов, спящих когда-то на ней, была в противовес остальному белью практически белой. Помимо всего этого "богатства" был покосившейся шкаф без дверок, хотя по наличию поеденных ржавчиной петелек, можно было судить о наличии их когда-то. Зато было большое окно, с настоящим стеклом. Оно пропускало так много света, что видно было сухарные соринки на протертом, до дыр, ковре.
        Девушка вытащила из-под плаща книгу, карандаш, и передала их мне. Обтянутая тисненой красной кожей книга была явно дорогой вещицей. Справившись с двумя золотыми, хитрыми крючка, на которые она была закрыта, я обнаружил, что все ее бумажные страницы были чисты. Я захлопнул ее и непонимающе посмотрел на ведьму.
        - Это будет твой дневник. Будешь сюда записывать то, что я буду рассказывать тебе о колдовстве и колдовском мире в общем, - пояснила Каститас, глядя на книгу.
        - Хорошо.
        - Сделай первую запись. В колдовском мире я твоя госпожа, ты мой вассал. В мире солитус, я богатая дворянка из дальних земель, а ты мой любовник, - мои брови взлетели вверх, - так будет проще, меньше вопросов, почему благородная якшается с нищебродом-солдатом.
        Я записал ее слова в дневник, кое-что изменив. Нищеброда-солдата, я заменил на подающего большие надежды бравого рекрута-серерянина, а перед словосочетание "твоя госпожа", поставил слово "пока". Писать я решил по бривенхеймски.
        Дальше ведьма принялась, вышагивая по комнате, рассказывать непосредственно о колдовстве. Я все ждал, когда она сядет на стул с занозой, но у ведьмы были сильные ноги.
        За время ее лекции, я узнал, чем заклинание отличается от заклятия - заклинание это когда ведьма тратит непосредственно свои силы, а заклятие, когда сила берётся извне. Понял, как колдовской язык вербально влияет на некие силы, пронизывающие все вокруг - в колдовском мире они называются "примум вис". Процесс воздействия на примум вис как раз и называется колдовством. Овладеть колдовским языком, он же антикуа лингуа, можно только после специального ритуала, который меняет что-то в голосовых связках и позволяет им воспроизводить те скрежещущие звуки, которые я уже слышал от Каститас. Владение колдовским языком не даст тебе возможности управлять примум вис, нужен еще ретраитур - это кроваво-красный рубин с шестьюстами шестьюдесятью шестью гранями. Его нужно заполнить человеческими страданиями с помощь специального кинжала, который является обязательным предметом каждой ведьмы или колдуна. Название этот кинжал носил "суджере". Каститас дала мне посмотреть свой суджере. Изящно выполненный кинжал с обоюдоострым тонким клинком длиною в две мои ладони. Рукоять сделана из прозрачного камня, а навершие из
всё того же рубина. Он был похож на мизерикордию. Я такие видел на гравюрах в книгах, но не понимал что это, и считал просто красивой безделушкой. Я вернул его обратно, и приготовился слушать дальше, но Каститас сказала, что на сегодня хватит.
        - Завтра в это же время, - проговорила девушка, когда мы покидали комнату.
        Я тут же встрепенулся.
        - Я не смогу. Я же все-таки имперский солдат на службе.
        - Придётся тебе перестать им быть.
        - Я не могу все бросить. Ведь можно найти какой-то выход, - проговорил я умоляюще.
        Ведьма посмотрела на меня холодным, равнодушным взглядом и сказала:
        - Я спрошу совета матери.
        - Спасибо, - поблагодарил я, практически искренне.
        Каститас хмыкнув, открыла дверь и пошла к лестнице. Я следом за ней. Любовник как-никак.
        Из города я шел с ощущением того будто бы кого-то предал. Ведь я не должен учиться колдовству - это отвратительная мерзость. Столько людей погибло ради силы колдунов и ведьм. Они просто физически не могут обходиться без человеческих страданий. Иначе им никогда не воспользоваться примум вис. А я сам, не сопротивляясь, падаю в эту пучину тьмы, бездну порока. Я все это понимал, но жгучий интерес не давал мне покоя. Это же сакральные знания. От кого я еще узнаю о мире колдовства? Я утешал себя мыслью, что попробуй, откажись учиться, то ведьмы могут применить свою власть надо мной и просто заставить. Я не собирался прощать им все то, что они учинили надо мной. Я обязательно отомщу, и полученные знания помогут мне. Сперва, мне надо избавиться от заклятия, что довлеет над моим сердцем, а уж потом посмотрим.
        В голове каша из колдовских знаний принимала структурированный вид. То, что дала мне Каститас было вроде знаний начальной школы, а то, что я вычитал в паре книг, притаившихся у меня дома, было очень похоже на университетские. Особенно в память запал та тетрадка с мелким убористым почерком. В ней мог скрываться ключ к моему освобождению.
        Почти перед самыми воротами в лагерь, я пришел к соглашению с совестью, которое устроило нас обоих. Буду познавать колдовство, но не применять его на людях. Так сказать только теорию, но не практику.
        Я пересек расстояние отделяющее меня от казармы и зашел внутрь. Под изучающими взглядами солдат разделся и лег на свою койку. В голову пришла мысль: "Как я объясню графу, где был сегодня, начиная с полудня и до сего вечернего времени? Он, конечно, разрешил покидать лагерь, но я не думаю, что вот так вольно могу распоряжаться этим разрешением. А ведь еще есть Каститас с ее занятиями, которые тоже требуют времени". Мысль пришла умирать, так как я почти мгновенно заснул.
        Глава 7
        Каститас появилась ночью, когда я тревожно спал, ожидая какого-нибудь дурного сюрприза, но только со стороны своих сослуживцев. Уж больно злобно они на меня смотрят в последнее время. Как бы не отметелили ночью. Ведьма едва царапнула стекло, а я уже проснулся и вперил в нее туманный взор. Она мотнула головой, чтобы я вышел. Быстро одевшись, сержант был бы доволен, я покинул казарму.
        Ведьма ждала меня верхом на Лео.
        - Забирайся, опасно здесь долго находиться, я чувствую, что в лагере многие не спят.
        Я уже без страха залез на грифона, и мы взлетели.
        - Куда? - спросил ее я.
        - В замок, - так же кратко ответила она.
        Я пожал плечами, но она этого не увидела. Так как полет проходил в молчании, я принялся мечтать о том светлом времени, когда сумею освободиться и тогда то, она у меня попляшет, и матушка ее тоже, вот только Лео я не трону, попробую приучить, уж больно он хорош чертяка.
        Через некоторое время мы прилетели в Малум Енс. Нас уже ждали. Парадная зала была освещена. Каститас не пошла по лестнице, а сразу же свернула к неприметной, серой дверце. Она открыла ее и начала спускать по крутой каменной лестнице с заметно истертыми ступенями. Я хвостиком следовал за ней, пока не понял, что она привела меня в темницу. Тут я пораженно замер, глядя, в свете пламени настенных факелов, на ряд камер и большой деревянный стол, на котором были закреплены кандалы. Всё, допрыгался северный олень. Сейчас тебя будут расчленять на благо колдовской науки или заполнять твоими страданиями ретраитур.
        Каститас увидела страх отразившейся на моей лице и разочарованно произнесла:
        - Ну и трус же ты. Никто не будет тебя убивать.
        Я испустил еле слышный выдох облегчения и тут же вздрогнул всем телом, ощутив движение возле стола. Это мать Каститас раскладывала какие-то баночки на нем. Она не обращала внимания на наше вторжение, словно не видела нас, хотя я прекрасно понимал, что она уже давно осведомлена о нашем прибытии.
        Девушка твердо произнесла, смотря мне в глаза:
        - Раздевайся.
        - Что, совсем? - поразился я с вновь возникшими подозрениями о своей кончине.
        - Можешь оставить исподнее.
        Было прямо скажем неуютно, стыдновато, страшно, но я все-таки разделся, оставшись только в грубом нижнем белье. Бежать некуда, оставалось подчиняться. Я понимал, что кандалы здесь не случайно. Отдаваться на волю двух ведьм, было чрезвычайно опасно. Страх я уже почти не испытывал. И дело не в словах Каститас, которая пообещала не убивать меня, а в том, что я похоже уже смерился со своей нелегкой судьбой, образно говоря - переболел страхом. Да и вообще не в том я положении, чтобы артачиться. Они крепко держат меня за яйца.
        Каститас оценила мое белье словами:
        - Как ты только ничего себе не стер в такой циновке. Хотя может и стер.
        - Ничего я не стер! Все при мне! - выкрикнул я возмущенно, чем вызвал ее улыбку, хотел добавить еще что-нибудь, что непременно бы привело к боли в моем сердце, но при матери Каститас не стал. Если молодая ведьма еще более-менее предсказуема, то старая в этом уравнении неизвестное, которое за дерзость в разговоре со своей дочерью может и молнией между рогов зарядить.
        - Ложись на стол, - скомандовала Каститас жизнерадостно.
        Я выполнил приказ Каститас. Она захлопнула на моих конечностях прохладное железо кандалов, покрытых серебром. Только прозвучал последний щелчок кандального замка, как Ветус приподняла мне голову и поднесла к губам наполненную сладко пахнущей жидкостью пиалу. Я выпил ее, ощутив приятный вкус. Глава ковена тут же воткнула мне в рот кляп и завязала веревочки на затылке. Я задергался, но не от боли, а просто проверяя насколько крепко скован. Оказалось, что крепче некуда.
        Ветус вытащила из складок платья маленький нож и сделала два тонких, вертикальных надреза на моем горле, а затем уколола иголкой внутрь моих ушей, достав, кажется, до самой барабанной перепонки. Я совсем не ощутил боли, хотя уже готовился корчиться во всю силу. Почувствовал только, как раздвигается кожа на шее и легкое нажатие внутри ушей. Ветус тем временем втерла в надрезы какую-то мазь, капнула в уши зеленую дрянь, похожую на чьи-то сопли и начала открывать и закрывать рот, будто, что-то пела.
        Я лежал в неудобной позе, чувствовал, как затекают конечности, ощущал шероховатость стола голой спиной, и пытался услышать беззвучное пение ведьмы. Казалось бы, не от чего паниковать, пока не убивают, а только издеваются, но тут дикая боль пронзила горло и уши. Глаза полезли из орбит, чертов кляп мешал мне визжать как девчонке. Я дико извивался на столе и если бы не кандалы, то уже раздирал бы себе горло в кровь, которое, внезапно, в дополнение к боли невыносимо зачесалось, а уши бы уж точно оторвал.
        Горло и уши одновременно жутко зудели и немилосердно болели. Я физически чувствовал, что с ними что-то происходит. Будто хрящи в ушах меняют свою форму подстать костям горла, что тоже изменяли указанное им Духами положение в человеческом теле. Мне казалось, будто я слышу все их перемещения. Чертова боль сводила с ума. Желание почесать горло и уши выпивало все душевные силы.
        Мне показалось, что так продолжалось вечность, но на самом деле от силы пару минут. Вдруг, так же неожиданно боль отступила, уступив место блаженству. Уши и горло перестали зудеть. Глаза, наполненные слезами, очистились. Я облегченно вытянулся на столе.
        Каститас вытащила кляп. Я вздохнул полной грудью, радуясь тому, что все прошло. И тут услышал невыносимо прекрасный голос. В нем звучало соловьиное пение, журчание ручья, дыхание ветра. Он мог принадлежать унуситскому ангелу, спустившемуся с небес, чтобы воздать по заслугам натерпевшемуся северному дикарю, но доносился изо рта Ветус.
        - Теперь ты почти колдун, - проговорила она, вгоняя меня в шок. - Тебе осталось сделать ретраитур и суджере.
        - Я слышу вас, - пораженно произнес я.
        - И не только это, - сказала глава ковена и произнесла скрежещущие звуки. - Повтори.
        Я был уверен, что не смогу, но почти в точности воспроизвёл их. Моему изумлению не было придела.
        - Я могу, я сумел, - повторял я радостно, чем вызвал усмешку на устах Каститас.
        - Теперь идите за камнем и суджере, - произнесла твердо Ветус.
        Девушка освободила меня от кандалов. Я тут же ощупал горло и уши, но никаких изменений не обнаружил, быстро оделся и кинулся следом за Каститас, поднимающейся по лестнице. В голове радостно билась только одна мысль: "Я колдун". Тщательно скрываемая от самого себя она прорвалась наверх, наполнив меня ликованием. С самого раннего детства, когда я впервые добрался до верхней полки, где лежали книги о колдовстве, я мечтал приобщиться к этому миру тайн и загадок. Познать неведомое. Сражаться с могучими колдунами и ведьмами, ощутить запретный вкус колдовства. Мать тщательно оберегала меня от этих книг, запрещая прикасаться к ним. Даже хотела сжечь, но почему-то передумала. Только после ее смерти, я начал одну за одной читать их. Откуда они у матери, доподлинно не знал ни я, ни отец. Как и то, откуда она появилась на небольшом суденышке с косым парусом, возле наших берегов. С ней были только книги и вещи, надетые на ней. Измученную и практически безжизненную ее нашел мой отец и принес к себе в дом, выходил и научил языкам: бривенхеймскому и имперскому. Для всей деревни она стала учительницей из империи,
а для нас с отцом навсегда осталась таинственной незнакомкой. Я тряхнул головой, отгоняя грустные воспоминания. Радость от осознания того, что я колдун куда-то исчезла.
        Мы с ведьмой пересекли главный зал, обошли лестницу и оказались возле еще одной неприметной дверью. Каститас приложила к ней ладонь и что-то проговорила на колдовском языке. Ее лицо на миг исказилось от боли. Дверь щелкнула и приоткрылась. Каститас открыла её совсем, пропуская меня вперед. Я увидел, как вспыхивают факелы на стенах. Тут тоже была крутая лестница, преодолев которую мы вышли в длинный закрученный спиралью коридор, в конце которого оказалась большая дверь, покрытая серебром. Девушка заранее поморщилась и приложила к ней руку. Было видно, что ей больно. Дверь отворилась. Мы вошли в круглую комнату всю заваленную золотом, платиной и драгоценными камнями. Отдельно лежали слитки серебра. Раньше я бы, наверное, на пороге потерял рассудок от таких сокровищ, но теперь лишь поразился и открыл рот. Обладатели такого замка, должны иметь примерно такие запасы сокровищ, а то и больше.
        Каститас видя мое состояние, взяла меня за руку и подвела к горке рубинов.
        - Выбирай, - равнодушно обронила она. - Только такой, который будет удобно носить на шее. Не сильно большой, но и не маленький.
        Я жадно смотрел на камни и не видел среди них различий, если не считать размеров. Они все были огранены и сверкали в пламени, отбрасываемом факелами. Дрожащей рукой, я схватил один из них и поднес к глазам. Его переливающаяся красота заворожила меня и мою жадность.
        - Этот, - сказал я, после минутного разглядывания рубина.
        - Хороший выбор, - проговорила девушка и покинула сокровищницу.
        Я пошел за ней, дав себе зарубку на память, что еще вернусь сюда. Должен же я хоть что-то получить за тот ущерб, что нанесли мне ведьмы. Дверь в сокровищницу закрылась сама собой, отрезая меня от самого великолепного вида, что я зрел в этой жизни.
        Через несколько минут мы стояли в оружейной замка. Приведи меня Каститас сперва сюда, то я глотал бы слюни, глядя на все это великолепие, но после сокровищницы, только легкий выдох изумления вырвался из моего рта. Мечи, кинжалы, ножи - всё самой искусной работы, украшенные драгоценными металлами и каменьями. Они стоили баснословных денег. Тут же на стенах висели разнообразные щиты, луки, арбалеты и кольчуги. Тоже не уступающие своей ценностью холодному оружию. Из сундуков выглядывали фрагменты изумительных доспехов. Будь моя воля, я бы вооружился на славу. Любой король устыдился бы своего оружия, посмотрев на меня.
        Я мог долго наслаждаться подобным зрелищем, если бы ведьма не дала мне подзатыльник.
        - Ты чего? - воскликнул я.
        - Просто захотелось, - произнесла она и подошла к столу, на котором стоял небольшой сундук.
        Ведьма открыла его. Через ее плечо я увидел десяток суджере. Они отличались, только чистотой камня, из которого была выполнена рукоять, хотя все были прозрачными, но одни более, другие менее. Я уже понял смысл действий девушки и поэтому молча взял суджере с самой прозрачной рукоятью.
        Она закрыла сундук и направилась к выходу, а я не мог сдвинуться с места. Мои глаза прикипели к фантастически прекрасным лукам на стене. Они были скрыты доспехами, и с порога я не видел их, а вот теперь они раскрылись во всем своем великолепии.
        Каститас обернулась, не услышав шагов, проследила за моим взглядом, и устало проговорила:
        - Ну и где ты его будешь в казарме прятать? Не всякий граф себе может такой позволить.
        Я разочарованно вздохнул и заставил непослушные ноги вынести меня из оружейной. Мозг никак не желал им отдавать подобный приказ. Он верещал о том, что левая рука должна цапнуть вон тот лук, а правая вот этот. Я пытался вразумить его, что руки и так заняты. В одной я держал ретраитур, а в другой суджере. Мозг вроде успокоился и переключился на них. Ноги пошли быстрее покидая замок.
        Буду честен перед самим собой, деньги, драгоценности, золото не имело для меня, прям уж такого огромного значения, но сейчас я не мог оторвать взгляд от тех вещей, что презентовала мне ведьма. Даже желание отомстить ей немного размылось при взгляде, сквозь грани этого изумительного рубина.
        Мы как-то незаметно покинули замок и теперь стояли во внутреннем дворе.
        Ведьма повернулась ко мне и сказала:
        - Воткни суджере себе в ладонь и капни кровью на ретраитур.
        Я заколебался.
        - Давай уже, - поторопила она, - втыкай.
        Я прикоснулся бритвенно острым концом кинжала к ладони и нажал. Было больно, но терпимо, я даже сумел сдержать стон, а судорогу боли, скривившую губы, превратил в презрительную улыбку.
        - А теперь зажми ретраитур в ладони, - инструктировала Каститас.
        Я последовал ее словам. На мгновение меня словно током ударило. Девушка это заметила и сказала:
        - Теперь ты полноценный колдун, слабый и не обученный, но все же колдун. Запомни этот день. Можешь разжать руку, а то умрешь.
        Я быстро раскрыл ладонь. Камень упал на снег. Я поднял его не травмированной рукой.
        - Сообразил, - улыбнулась Каститас и позвала Лео.
        Грифон тут же приземлился перед нами. Веселый и довольный, с окровавленной пастью, он чуть ли не плясал перед девушкой.
        - Съел кого-то, - резюмировала ведьма и забралась на Лео.
        Я следом за ней. Грифон повернул ко мне свою башку и начал обнюхивать меня. Я тревожно замер. Как некстати будет, если он меня сейчас сожрет. Наконец Лео потерял ко мне интерес и отвернулся. Я осторожно продолжил взбираться на него.
        Усевшись позади девушки, услышал ее слова:
        - Он почувствовал, что в тебе что-то изменилось.
        Мы взлетели. Грифон заложил лихой вираж, и мы полетели в сторону Армейна.
        Во время полета девушка поведала мне суть происходящих вещей:
        - Твои голосовые связки и барабанные перепонки изменились. Теперь ты можешь говорить на антикуа лингуа и слышать голоса высших ведьм и колдунов. Ретраитур и суджере были абсолютно чистыми, пока ты не окропил их кровью. Теперь они навсегда связаны с тобой. Даже если ты умрешь, они все равно будут верны только тебе. Вопросы есть?
        - Я уже могу пользоваться колдовством? - жадно спросил я.
        - В теории да, но на практике тебе надо выучить заклинание или заклятие, и еще, для первого нужна сила ретраитура, а он у тебя пуст, а для второго источник силы.
        - А где можно взять источник силы?
        - Обычно это человеческое тело.
        - Как тот барьер в шахте? - ужаснулся я, гоня прочь эти воспоминания.
        - Именно, - равнодушно ответила ведьма. - Можно еще использовать животных, но силы они дают мало. На совсем уж простенькое заклятие хватит, но не больше.
        Мне стало муторно. Я гнал эту мысль подальше от себя, но давно уже начал понимать, что столкнусь с чем-то подобным. Кровь, смерть, страдания - это основа колдовства, уточню, практического колдовства.
        Девушка прервала мои тяжкие думы словами:
        - Учить я тебя буду по ночам. Мы с Лео будем забирать тебя в лагере, и лететь в город, в таверну - это намного ближе, чем замок, и у нас будет больше времени.
        - Рано или поздно в лагере заметят вас, а может и в городе!
        - Не заметят, - довольно сказала Каститас.
        Я хотел узнать, почему она так уверена в этом, но передумал. Были у меня кое-какие предположения, но я даже не хотел думать о них, поэтому спросил о другом:
        - Кто такие высшие ведьмы?
        - Ведьмы подобные моей матери, давно практикующие колдовство и сумевшие много достичь в нем.
        - Почему я не слышал ее голоса раньше?
        - Колдовство имеет свою обратную сторону.
        - Какую? - спросил я.
        - Узнаешь когда-нибудь.
        Глава 8
        Два месяца пронеслись как скаковая лошадь по тракту полному учебы и муштры. Мы сидели с Харником в общем зале того самого трактира, где на втором этаже Каститас снимала комнату, и пили пиво. Имперец что-то рассказывал мне, отчаянно жестикулируя руками, а я плавал среди воспоминаний. Вчера половину ночи с ведьмой прибирали за собой в комнате таверны, чтобы никто не догадался, что там занимались колдовством. В основном мы переправляли на Лео, скопившиеся в комнате книги. Иногда мы их по одной-две штуке, брали в замке и оставляли здесь. Я их читал в свободное время. Таковых накопилось приличное количество, вот теперь они вернулись на родину в замковую библиотеку.
        Колдовство стало моей самой любимой наукой, в которой было множество теорий, гипотез, аксиом. Каститас не подавала виду, но я замечал, как она удивлена моими успехами. Не говорить же ей, что кое-что я уже знал до встречи с ней и ее матушкой. Хотя отрицать не буду, даже если учитывать мои прошлые знания, колдовство все равно давалось мне поразительно легко. На ум приходило только одно объяснение - я с детства привык учиться, самообразовываться. Ну и еще колдовство действительно стало моей страстью. А уж как тут не разбираться в нем, коли постоянно размышляешь о способах снятия с себя заклятия Ветус.
        На исходе двух месяцев я почти в совершенстве овладел колдовским языком, чем поразил обеих ведьм. Была одна загвоздка с антикуа лингуа. Он содержал сорок звуков и соответственно сорок букв, но никто не говорил на нем, потому что подобные разговоры это, по сути, колдовство с неясным результатом. Если в неколдовских языках подбор определенных букв складывается в слово, то в антикуа лингуа в заклинание или заклятие. Такая же система и с бессмысленным набором букв не передающим никакой информации, и тут, и тут, они не будут нести никакой нагрузки.
        Каститас говорила, что существуют колдуны и ведьмы, которые пытаются составлять новые заклинания и заклятия, что у каждого ковена есть такие люди. Если кто-то из них находил что-то новое, то это было невероятной удачей, и результат тут же прятали от посторонних.
        Мне не терпелось воспользоваться колдовским языком, что бы колдануть что-нибудь эдакое, но ретраитур был пуст. Оставалось только заучивать заклинания и заклятия, и без конца повторять их, не видя результата.
        В память врезался один эпизод, произошедший в библиотеке замка. Я наткнулся взглядом на ветхий свиток. Он разительно отличался от всех остальных своей явной предрасположенностью к тому, что бы рассыпаться от любого прикосновения. Ему точно было не меньше нескольких сотен лет. Я осторожно взял его и развернул. Семь довольно длинных заклинания. Два из них были с короткими пояснениями на имперском языке: "Вызывает огненный вихрь, испепеляющий все вокруг" и "Поднимает мертвые существа из могил".
        - Что это? - спросил я быстро у Каститас, роющейся среди книг.
        - Семь великих заклинаний.
        - Почему только два подписаны?
        Ведьма усмехнулась и сказала:
        - А ты прочти любое.
        Я знал, что без силы ретраитура любое заклинание из моих уст не приведет к активации примум вис, поэтому начал читать вслух, то заклинание что гласило о вихре. Первый, второй и третий символ я прочел буднично спокойно, а потом не мог вымолвить ни звука на колдовском языке. Из моего горла раздавались только хрипы. Лицо побагровело, я силился прочитать четвертый символ, но не мог.
        - Не старайся, не получиться, - произнесла ведьма, видя мою рожу и распахнутый рот. - Только те, что подписаны, когда-то сумели использовать великие ведьмы, а остальные до сих пор загадка. Кроме того, видишь, в них есть неизвестные символы?
        Я прекратил попытки чтения заклинания.
        - Ага.
        - Так вот никто не знает, как они читаются. Если известные буквы в этих заклятиях еще кто-то может прочитать, то, как сам понимаешь, вот эти символы нет.
        - Как это?
        - Вот так. Колдовство гораздо древнее, чем ты можешь себе представить, и мы еще очень много о нем не знаем.
        - Откуда эти заклинания, кто их создал?
        - Никто не знает. Да и никто теперь, наверное, и не узнает. Таких свитков осталось очень мало. Их уничтожают те, кто не может ими воспользоваться. Матушка вот все силиться прочитать хоть одно из них, но все никак.
        Я положил свиток на место, но спустя несколько дней переписал заклинания в дневник. Вот в тот-то миг я и вспомнил о тетради с записями, лежащий в моем доме в Северном Мысе. Там точно было что-то о снятии заклятий, только освоив антигуа лингуа, я понял, что там было написано.
        Харник заметил мой затуманенный взгляд уставившейся в дно давно опустевшей кружки и недовольно проговорил:
        - Ты меня не слушаешь?
        - Слушаю, слушаю, - быстро сказал я и, скрывая неловкость, подозвал служанку. - Еще пива.
        Она тут же умчалась исполнять заказ. Молоденькая еще совсем девчонка, даже младше меня. Наверное, дочь содержателя таверны.
        - Так вот, - произнес имперец, - грядет что-то серьезное. Уже давно все об этом шепчутся. Еще когда только начали собирать рекрутов, было все понятно. Но вот только с кем?
        Я пожал плечами. Действительно, слухи о войне ходили уже давно, но никто не знал с кем, мы будем воевать. Тренировали нас на совесть, экипировали тоже - значит, империя не скупиться на подготовку солдат, которые служить-то должны всего три года, следовательно, предстоит что-то жаркое и крупное, где нужны хорошо обученные солдаты.
        Я думал, нас лучников, тренируют с утра и до позднего вечера, ан нет, несколько раз я пытался заговорить с Яковом, но тот мало того, что не хотел разговаривать со мной, так еще и не имел ни минутки на разговор. Пикинеров муштровали еще хлеще, чем нас.
        Харник схватил одну из двух принесенных служанкой кружек пива и задумчиво заговорил:
        - Будем размышлять логически. Кто настолько силен, чтобы империя так готовилась?
        Он с вопросом в глазах уставился на меня. Я снова пожал плечами и безразлично произнес:
        - Я таких на нашем континенте не знаю.
        - Точно, - воскликнул он. - Ты подтвердил мою догадку. Мы идем через океан.
        - А где корабли? - с изрядной долей пессимизма сказал я.
        Кривоносый имперец задумался, я тоже, но на другую тему. Граф после моего месячного обучения у Наставника пригласил меня покататься в карете, где поинтересовался, многое ли я усвоил из уроков алхимика. После моего пересказа, всех тех знаний, что дал мне старик, капитан Артур кивнул головой и сказал, что я усвоил достаточно и мое обучение закончено.
        Не утерпев, я все-таки поинтересовался у него:
        - Почему алхимик не боится учить других своей науки? Я же, по сути, с улицы пришел.
        - По всем бумагам он аптекарь, - улыбнулся граф. - А они чего только не смешивают у себя в коморках. Да уж очень старик охоч до денег.
        Граф был в хорошем расположении духа, так что я решил попробовать выпросить себе свободного времени на других учителей:
        - Граф, не будите ли вы так любезны и дальше предоставлять мне свободное от тренировок время? Я разыскал неплохого учителя по фехтованию и верховой езде - эти навыки пойдут на пользу делу.
        Капитан Артур удивился.
        - Хм, если у тебя есть средства, то можешь заниматься с кем хочешь, и так и быть, я закрою на это глаза.
        Деньги у меня были, те самые, полученные от капитана. И вот уже месяц как я занимаюсь с учителем верховой езды и тренером по фехтованию. Если с маханием мечом всё понятно, то управление лошадью - это было очень непривычно.
        Харник встрепенулся, наклонил ко мне голову и тихо прошептал:
        - А корабли строятся где-нибудь в укромной бухте, чтобы никто не знал о готовящемся вторжении через океан.
        - Твое предположение имеет право на существование, - протянул я.
        - Бьюсь об заклад, так и есть!
        Глаза имперца лихорадочно сверкали. Ему казалось, что он разгадал тайну грядущей войны.
        Тут в таверну быстро вошел один из сержантов лагеря и, подойдя к стойке, в несколько глотков выпил кружку пива. Посетители уставились на него, такой он имел возбужденный вид. Сержант прочистил горло и громко произнес:
        - Завтра новички отправляются в Кар-Карас, а оттуда на равнину Перекати-Поле. Война с Глауану, господа.
        Таверна взорвалась шумными разговорами. Все звали сержанта к себе, но Харник оказался самым шустрым. Сержант стал третьим за нашим столом. Имперец сунул ему в руки мою, еще не отпитую, кружку пива, и заказал служанке еще шесть.
        - Ну, брат, говори, откуда все это узнал, - торопил его Харник.
        Сержант вытер рукавом пенные усы и начал рассказывать:
        - Несколько часов назад капитану Артуру пришла депеша, и тут все понеслось, да завертелось.
        - Только новички уходят на равнину?
        - Вроде как, точно пока не знаю. С Армейна точно одни новички, а из других лагерей не знаю.
        Харник заговорщицки на меня посмотрел и довольно улыбнулся.
        - Я пойду? - спросил сержант, глядя как ему машут из-за другого стола.
        - Да, иди, брат, спасибо, - произнес имперец.
        Сержант ушел. Харник быстро начал говорить, пока я не разнес в пух и прах его предположение с экспансией через океан:
        - Все правильно! Посуди сам. На равнине нет ничего ценного, только пыль и жидкая травка, но это удобный плацдарм для империи, чтобы обкатать своих новых воинов в реальных боевых условиях! Новички, еще может быть, не сразу сломят сопротивление Глауану, но точно сломят. А если будет совсем туго, то придут регулярные войска и все там разберут по камушку за пару дней. А уж потом чуток заматеревшие вы вольетесь в ряды имперской армии, которой предстоит путь через океан. И депеша пришла как вовремя. Дороги только-только просохли. Весна все же. Да еще и очень теплая. В столице, наверное, только и ждали донесения о том, что дороги готовы к маршу.
        Я захлопнул рот и проглотил доводы разваливающие идею с заокеанским плаванием. Харник может оказаться чертовски близко к истине. Тем временем имперец сказал:
        - Дуй в лагерь. Там сейчас жарко. Эх, как не хочется расставаться с тобой. Ну, такой бравый парень как ты не пропадет на равнине. Свидимся еще. Дай тебя обниму напоследок.
        Воин облапил меня и довольно выговорил:
        - Мясом оброс, уже ворона не утащит. Дома тебя не узнают. Раздался вширь. Что-нибудь передать леди Женевьеве и Георгу?
        - Скажи, что я привезу им травы из столицы Глауану, - бодро произнес я.
        Харник рассмеялся и подтолкнул меня к выходу. Я вышел и пошел по улицам города. Люди вели себя еще более осторожно, чем прежде. Этому способствовали слухи о колдуне, расхаживающему по городу среди бела дня. Я вспомнил инцидент приведший к этим слухам. Ведьма дала мне ретраитур, но как мне его носить? В кармане? Да я же вмиг потеряю его. Я решил заглянуть к ювелиру и заказать цепочку и оправу к камню. Я так прикинул, что если не шиковать, то денег полученных от графа мне должно хватить на это, да на учителей. Идти к ювелиру в форме имперского лучника было верхом глупости, поэтому я озаботился приобретением обычного, недорогого плаща. Закутавшись в него, отправился к ювелиру. Таких в городе было несколько, но особенно популярен был некий старик. Я и пошел к нему, объяснил, что хочет "мой господин", и на просьбу ювелира показать камень, вынул оный. Старик внимательно осмотрел его, и чуть в обморок не упал. Его губы затряслись и начали шептать молитвы. В глазах застыл неподдельный ужас. Я понял, что ювелир узнал ретраитур, и быстро ретировался. Сглупил, конечно, я изрядно. Следующей ночью, в комнату
таверны влетела рассерженная Каститас и устроила мне разнос. Отпираться не было смысла. Она отобрала у меня ретраитур и злобно выплюнула, что сама позаботиться о цепочке. Вот теперь я иду по городу и чувствую под рубахой камень, болтающейся на тонкой, но крепкой золотой цепочке.
        Я вышел из Армейна и пошел к лагерю. Мысли опять вернулись к Каститас. Через неделю, после того, как она загадочно сказала, что ее не заметят в лагере или городе, до Армейна дошли слухи, что люди и скот в одной глухой, северной деревушки куда-то исчезли, просто таки испарились. Аналогии напрашивались сами собой. Впервые услышав этот слух, я сразу все разложил по полочкам. Каститас наполнила ретраитур и теперь ее силы хватает на то, что бы быть незаметной. А еще через неделю я узнал заклинание позволяющее сливаться с окружающей средой, будто, иноземное, экзотическое животное хамелеон. Внешне я никак не изменил с Каститас своего поведения, но внутри меня клокотал вулкан. Хотелось разорвать ее на куски, отомстить не только за себя, но и за часть своего народ, пусть и мизерную. Жизни людей пошли на утеху ведьме. Огромными усилиями воли я сдерживался, а потом стало легче. Воспоминания об этом случае стали подергиваться пеленой забвения, и перестали быть такими острыми.
        Я не хотел призваться самому себе, но, похоже, начал привыкать к такой жизни. Иногда читая какое-нибудь задевшее меня за живое заклинание, я мысленно прикидывал, сколько нужно человеческих страданий на его воплощение? Так примерно мясник думает о том, сколько нужно коров на сто килограмм колбасы. Человеческая жизнь начинала терять для меня свою ценность. Жутко хотелось использовать свои знания. Эта цель манила меня. Я просил Каститас научить меня добывать силу из животных, но она назвала меня ничтожеством, и не пожелала развивать эту тему, зато несколько раз намекала на гуляющих по городу преступников, насилующих невинных дев и убивающих за гроши обычных работяг.
        Глава 9
        Утром мы шли длинной колонной по подсохшим дорогам. Пятьсот новых воинов империи, не меньше, в основном северяне. Каждый нес приличный походный мешок и полную экипировку.
        Позади нас катили телеге с полевой кухней, провиантом и палатками. Впереди гарцевали на конях офицеры, и самый главный из них капитан граф Артур фон Скоца.
        Ночью я никак не мог заснуть. Меня мучало нетерпение. Ведь в Кар-Карасе меня ждет Велена. Хотелось нежно обнять ее, сильно-сильно прижать к себе и поцеловать. Ощутить вкус ее губ. Всю ночь я грезил о ней. Как же она прекрасна.
        Я поправил походный мешок, притаившийся за спиной, и ощутил как к коже прилипли ножны суджере. Его я носил под левой подмышкой в скрытых ножнах, которые делали для воров и убийц. Такую экстравагантную вещь достал Харник, по моей просьбе. На его вопрос, зачем они мне сдались? Я ответил, что хочу иметь козырь в рукаве, то есть подмышкой. Он одобрительно хмыкнул.
        В полдень граф остановил колонну на обед, но распускать пока не стал, а начал скакать на коне перед ней.
        Наконец он заговорил:
        - Воины есть ли среди вас те, кто умеет скакать на лошади? Выйдите вперед.
        Взгляд капитана остановился на мне, словно подталкивая вперед. Я вышел. За мной еще несколько человек.
        - Есть ли среди вас доброволец, который отвезет послание градоначальнику Кар-Караса? - спросил граф и снова посмотрел на меня.
        - Я, - прозвучал мой выдох.
        Кто-то еще вызвался, но капитан ткнул пальцем в меня и проговорил:
        - Я выбираю тебя солдат. Жду у себя в палатке.
        Я отдал честь и граф ускакал. Колонна распалась. А я же пошлепал к быстро возводимой белой палатке. Пока дошел, она уже стояла. Капитан заметил меня и, махнув рукой следовать за ним, скрылся в палатке. Я пошел за ним. Там уже стоял стол со снедью и два стула.
        - Присаживайся, - сказал граф Артур и сел на один из стульев.
        Я тоже сел. В палатке нас было только двое.
        - Угощайся, сейчас же обед, - произнес он, показывая на еду в дорогих тарелках.
        Я никогда не пользовался вилкой и ножом одновременно, но знал, как это делать. Перетащил себе на тарелку мяса из общего блюда, начал резать его ножом, накалывать на вилку и отправлять в рот.
        - Хм, - хмыкнул удивленно капитан. - Вас учат этикету в лесах?
        - Иногда, - уклончиво ответил я и показал глазами на бутылку вина. Граф согласно кивнул головой. Я открыл ее и наполнил хрустальные фужеры. Уже хотел отпить немного, но капитан сказал:
        - Не хорошо пить без тоста.
        Моя рука с фужером замерла на полпути ко рту.
        Граф торжественно проговорил:
        - Давай выпьем за удачное окончание твоего первого задания.
        - Какого задания? - быстро спросил я, от волнения чуть не разлив вино.
        Он демонстративно приподнял фужер и пригубил напиток. Я тоже отпил, совсем не почувствовав вкуса.
        Капитан поставил фужер на стол и начал говорить:
        - Есть один человек. Очень нехороший человек. Прямо скажу - гад, вор и мошенник. Он поставляет в армию некачественный фураж для лошадей. Благодаря покровительству там, - граф указал пальцем в вверх палатки, - ему все сходит с рук.
        - Единый что ли его оберегает? - разыгрывая глупца, произнес я, оттягивая тот момент, когда граф скажет, что мне надо сделать с этим человеком.
        Капитан Артур недовольно дернулся, но тут же совладал с собой.
        - Кто-то из высокопоставленных приближенных императора греет на этом руки, а нам солдатам умирать из-за этого!
        Он замолчал и пристально посмотрел на меня, ожидая реакции.
        - Действительно гад, - выдавил я.
        - Вот если бы этот гад случайно помер бы, то его место занял бы хороший человек, преданный, понимающий насколько важна эта должность.
        Я понимал, куда клонит граф, очень хорошо понимал. Когда он делал мне это предложение в карете, я практически сразу сообразил, что ему нужен ручной убийца, но отказать не мог, да и думал, что это случится не так скоро. Рассчитывал что-нибудь сообразить к этому времени. На самый крайний случай, я ведь могу просто скрыться в замке ведьм и все. Правда, в империи меня будут считать дезертиром. Зато руки мои будут чисты. Вот только граф обещал дотянутся до Северного Мыса... как же все не просто.
        Немного помолчав, я проговорил, скрывая дрожь в голосе:
        - Случайно помер - это от яда, например?
        Капитан моргнул глазами.
        - Как я его узнаю?
        Он молча протянул мне конверт, портрет карандашом на бумаге, карту местности и кошелек с золотом.
        - А если я не сумею и попадусь?
        - Я не знаю тебя солдат. Я просто отправил тебя с депешей. А уж кто тебя подговорил расправиться с совершенно не интересным мне человеком, я и подавно не знаю. Может сам господин градоначальник, с которым ты увидишься. Ходит слух, что он тоже не самый хороший человек. Конечно, твой отец очень огорчиться такому повороту событий.
        Я все понял кристально ясно. Поднялся из-за стола, отсалютовал и направился прочь из палатки.
        - На выходе тебя ждет конь со всеми припасами, - донесся в спину голос капитана Артура. - Отправляйся сейчас же, что бы к утру быть в городе. Я с солдатами прибуду туда через два дня, после того как ты окажется в городе. Так что у тебя есть целых двое суток.
        Я покинул палатку и увидел высокомерную рожу Мамерка фон Эмилия - оруженосца графа. Он держал за поводья вороного коня с навьюченными на него сумками. Я кисло на него посмотрел.
        - Ты что ли конь?
        Оруженосец окинул меня убийственным взглядом, но молча передал поводья, хотя как передал, швырнул в лицо, и, развернувшись, ушел, всем своим видом показывая, что он дворянин незнамо в каком поколении, а я дикарь лесной, и что он не опустится до перебранки с таким ничтожеством.
        Я проводил его взглядом и как учил наставник по верховой езде, вскочил на коня. В седле я себя чувствовал более-менее уверенно, но если конь попался ретивый, с норовом, то есть существенный шанс не добраться до города, а сверзиться с него и сломать шею.
        Пока вроде вороной вел себя смирно, и я тихонько поскакал вдоль дороги в сторону Кар-Караса. Отъехав от лагеря, остановился, достал из кармана бумагу и прочел имя под портретом - Дитрих фон Бран. Стукнул каблуками по бокам коня и снова помчался вперед. Граф всё предельно ясно объяснил. Мне надо отравить этого Дитриха, не навлекая подозрений ни на себя, ни на графа. Если поймают, то врать, что это градоначальник подговорил меня. Если выдам капитана Артура, то он прозрачно намекнул, что мой отец будет "расстроен", то бишь умрет. Граф хитрый проныра, своего не упустит. Убью Дитриха - молодец, не смогу этого сделать, но оговорю чем-то не угодившего ему градоначальника - тоже не плохо. Ох уж эти интриги за власть. Конечно за власть, а за что же еще? На место Дитриха он поставит своего человек, как пить дать.
        Граф вряд ли оставит мне жизнь, когда я перестану быть ему нужным. Таких подручных как я, выполняющих грязную работу бросающих непомерно огромную тень на заказчика, находят где-нибудь в таверне с ножом в спине или бокалом отравы в руке. Я могу замарать графа так, что он вовек не отмоется, а скорее всего, пойдет на эшафот, несмотря на благородное происхождение. Именно, что на эшафот под топор палача или лезвие гильотины, простолюдинов вроде меня просто вешали, чтобы не позорить честную сталь.
        Сбежать от него, дезертировав из армии я не могу. Граф тут же воспользуется моим отцом. Единственное что, дезертировать, прежде как-то обезопасив отца. А что если он потянет за веревочку, на конце которой будет Велена? Есть еще вариант умертвить графа. Как бы мне не хотелось пачкать руки, но иногда без этого не обойдёшься. С его смертью я ничего не теряю. Впереди война, там уж кто бы не был твоим покровителей, но по городу не побегаешь, отлынивая от тренировок. Хотя, конечно, по протекции графа, можно не попасть в самые горячие точки, но я, пожалуй, рискну, и начну формировать план по устранению капитана Артура фон Скоца. Как же я был наивен, связавшись с ним. Позарился на расположение знатного человека и те блага, которые он может дать. Надо было отказываться. Уж лучше бы он меня в лагере сгноил, чем так. Граф напоминал мне железную руку в бархатной перчатке. Он вел себя со мной как с равным, но не давал забыть кто из нас главный. Многие вещи не говорил напрямую, но подразумевал их. Ну, что же граф, возможно, вы связались со своим убийцей.
        Наступал вечер. Я въехал по тракту в лес. Он надвое разрезал жидкое скопление деревьев, и по деревянному мостику перепрыгивал неглубокий и не широкий ручей. Надо бы заночевать здесь, возле ручья. Солнце уже село. Пора и мне отдохнуть, да и взмыленному коню тоже. Физически я устал под стать своему скакуну, как будто это я пронесся галопом это расстояние. Сказывалась непривычка долго ездить верхом.
        Я еле слез с коня, и широко расставляя ноги начал расседлывать его, потом привязал к дереву и начал протирать травой. Сразу пить ему нельзя давать, надо подождать пока остынет. Конь тянулся к воде, но я проявлял стойкость. Наконец, посчитал, что пора и подвел его к ручью. Скакун принялся шумно пить, а я же полез в мешки, в одном была еда и вода для меня, а в другом овес для коня.
        Я с грустью посмотрел на сыр и лепешку. Сейчас бы хорошо прожаренный шмат мяса. Пришлось ужинать тем, что есть. Сыр был полутвёрдый из козьего молока, на вкус не жирный, не соленый. Не оправдав моих опасений, на ужин он хорошо пошел под ржаную лепешку. Еще бы пива или вина. Что-то я часто в последнее время думаю о горячительных напитках. Как бы не начал превращаться в пьянчужку. У меня было хорошее оправдания жажды спиртного. С моей-то жизнью, пригубил одну, вторую кружку и уже не страшны ведьмы с их заклятием, не граф с его дурно пахнущими заданиями.
        Я сознательно думал о чем угодно, кроме предстоящего убийства этого фон как-то там по заказу графа, отвлекал себя всем, чем только мог. Доев остатки сыра и лепешки, сполоснул руки в ручье. Снова привязал к дереву коня и повесил на морду торбу с овсом. В который раз начал протирать его спину травой, хотя там не было и намека на пот или грязь. Принялся осматривать подковы на предмет застрявших камешков. Делал все, чтобы не думать. Долго так не могло продолжаться и тщательно гонимые мысли бурным потоком хлынули в мою черепную коробку.
        Они все меня только используют, и граф, и ведьмы. Им всем от меня что-то нужно, особенно ведьмам. Мотивы графа я понимал, а вот их нет. Я не могу избавиться от них. Метка Ветус, оставленная у меня на груди, служит не только для того, чтобы убить меня на любом расстоянии, но и помогает определять мое местоположение. Глупо было бы не пытаться разгадать тайну этого заклятия.. Я как-то буквально на полчаса остался в библиотеке замка один, а не под наблюдение Каститас, и отыскал книгу с такими заклятиями. Я давно приметил полку с подобными книгами и только ждал удобного момента, что бы прочитать, что же там говориться. Прежде чем раскрылась дверь библиотеке и в нее вошла Каститас, напугав меня до чертиков, я успел прочитать один абзац. В книгах, которые я читал до сего момента, было лишь вскользь упомянуто подобное колдовство. А вот здесь уже конкретно говорилось о нем. Оно считалось прерогативой уже опытных колдунов и ведьм. Это заклятие было высшего ранга и носило название "крутус деф". Оно относилось к разряду смертельных, то есть тех заклятий, которые снимались только лишь после смерти одного из
участников. Было два способа его снять: смерть Ветус, смерть Горана. Тут я услышал скрип двери и быстро поставил книгу на место.
        Я тяжело вздохнул, подавив рвущийся из самой глубины души всхлип. Надо было всё рассказать Харнику. Он бы понял меня. Подсказал выход. А теперь я дрожу среди ночного леса и стараюсь не разрыдаться. Безнадега накатила удушающей волной. Хотел лечь и умереть, не сражаться за свою жизнь и свободу. Если от графа еще можно избавиться, то от Ветус, этой многосотлетней ведьмы... как, как ее можно убить?
        Так я просидел минут десять, пока немного не успокоился. Человеческая психика очень гибкая вещь, подстраивающаяся под изменяющуюся реальность. Я встал, подошел к ручью, умылся и начал готовиться ко сну.
        Глава 10
        К полудню следующего дня я прибыл в Кар-Карас, Вороний город, как называли его местные из-за каркающего названия, хотя и ворон здесь хватало.
        Город был до ошеломления похож на Армейн. Те же улицы полные нечистот, высокие дома жмущиеся друг к другу, даже люди казались теме же самым, что и в Армейне. Рожа вон того длинного была до странности знакома, будто я его уже видел не раз. Да и вон тот толстяк с широкой улыбкой... играющие около стен домов дети... в общем все и вся казалось знакомым, как и не покидал Армейн.
        Хотелось сразу же по приезду в город, помчаться разыскивать Велену, но я наступил на горло влюбленной песне, и осведомился у скучающих стражников, где мне искать градоначальника. Они поинтересовались кто я, и, получив ответ, дали инструкцию как проехать в ратушу. Я не преминул ей воспользоваться.
        Разбрызгивая копытами грязь, уточню, копыта были конские, я поскакал в указанном мне направлении. Чем дальше пробирался к центру города, тем больше становилось людей. Начал доноситься глухой рокот человеческой толпы. Конь пробираясь вперед, грудью расталкивал людей. Вслед неслись сквернословия и проклятия.
        Я оказался на главной площади города, на которой и стояло серое здание ратуши. Остановил коня. Не сразу обратил внимание на ратушу, а поверх голов, запрудивших площадь людей, смотрел на, наспех сколоченный из грубых досок, помост. Там к столбу была привязана женщина, возле ее ног были разложены вязанки хвороста. На таком расстоянии я не мог рассмотреть ее, как и не слышал, что зачитывает с пергамента инквизитор в черной сутане.
        Человеческой море бурлило, волновалось в ожидании аутодафе. Гомон не смолкал. Тут и там раздавались крики:
        - Смерть ведьме!
        - Огонь очистит твою черную душу!
        - Покайся!
        Инквизитор дочитал обвинение, свернул в трубочку пергамент и что-то спросил у обвиняемой. Та отрицательно мотнула головой. Инквизитор кивнул палачу, и тот заранее приготовленным факелом, поджег хворост.
        Толпа взвыла, когда первые языки пламени лизнули голые ноги женщины. Грубая хламида, одетая на обнаженное тело ведьмы задымилась. Клубы дыма заволакивали фигуру, корчившейся от боли женщины, но воображение ярко рисовало перекошенное лицо, заполненные страданиями глаза и плавящуюся от жара кожу.
        На миг люди притихли и над площадью пронеслись пронзительные крики несчастной. Толпа вновь загудела, опьяненная страданиями ведьмы.
        Я не мог больше на это смотреть и стал пробираться к ратуше. В ушах стояли крики сжигаемой заживо женщины. Я не мог их слышать за шумом толпы, но они неотступно преследовали меня.
        Я соскочил со скакуна, чуть не подвернув ногу, и направился к высоким стрельчатым дверям ратуши. Там двое стражников, завороженно наблюдали за сожжением.
        - Депеша градоначальнику, - произнес я глухо.
        Они переглянулись, и тот, что моложе недовольно протянул ко мне руку. Я вложил в нее депешу. Стражник неспешно открыл, неприятно заскрипевшую, дверь, бросил последний взгляд на аутодафе и исчез в чреве здания. Другой оценивающе меня разглядывал, иногда посматривая на костер. Я не спешил уходить.
        - Точно передаст? А то ведь мне... - недоговорил я и провел большим пальцем по горло. - Или вон как ее, - с невеселым смешком добавил я и кивнул головой в сторону ведьмы.
        Стражник махнул рукой и пропитым голосом проговорил:
        - Передаст. С этим-то уж точно справиться.
        - Город у вас чертовски похож на наш Армейн - протянул я.
        - Да все они одинаковые, - поддержал разговор явно стражник.
        - И часто у вас так? - спросил я.
        Стражник не стал уточнять, что я имею ввиду.
        - Вторую ведьму за неделю жжет. Как прибыл сюда инквизитор со своими подручными, так и началось. До его появления спокойно у нас было.
        Стражник хотел еще что-то добавить, но осекся, не став откровенничать с незнакомцем.
        - Ну, желаю доброй службы.
        - И тебе того же, - проводил меня словами стражник.
        Я вскочил на коня и не глядя в сторону полыхающего костра, выбрался с площади. Мне надо было разыскать дом Дитриха, под его портретом находилась надпись: "Дегтярная, угол Старой улице".
        Отъехав подальше от площади, я у первого же прохожего поинтересовался, как проехал на улицу Старую. Добрый старичок рассказала, как туда добраться. Я быстро нашел требуемую улицу, и поехал по ней, на каждом углу читая названия улиц, написанные на табличках, приколоченных к домам.
        Перед глазами стояло видение костра и корчившейся женщины. Оно неотступно следовало за мной, пока груз собственных проблем не стал стирать ее из памяти. Странно сказать, но вчера скорая смерть фон Брана от моей руки, вызывала во мне хоть легкое, но дрожание губ, а теперь я не испытываю какого-то сильного негативного отклика. Это было вроде охоты на медведя. Если уж ты взялся за дело, то либо он тебя, либо ты его. Даже смерть графа, если я его когда-нибудь убью, и то оставит во мне больший след, чем убийство Дитриха. С тех пор как я покинул Северный Мыс, цена человеческой жизни для меня сильно упала. В маленькой, северной деревушки жизнь каждого человека была чем-то огромным, существенным для коллектива. Ты знал этого человека с детства, жил бок о бок с ним. Если кто-то погибал, то оплакивала вся деревня. В Армейне я увидел другое отношение к человеческой жизни. Каждое утро из сточных канав вытаскивали очередные трупы, за лишний медяк вчерашний товарищ мог воткнуть нож тебе в спину, в тавернах и кабаках частенько случались поножовщины с трупами, продажная стража на все это закрывала глаза, лишь бы
ей исправно платили. Такая жизнь накладывала свой отпечаток. Для себя я решил, что Дитрих фон Бран всего-лишь мимолетное видение на моем пути. Точка, которая упадет после выстрела из лука. Я его никогда не знал и не узнаю, не познакомлюсь с его родственниками и детьми - если они у него есть, и уж тем более не буду жить рядом с ним. Узнай я его ближе и тогда вряд ли так холоднокровно высчитывал бы способы его убить, а так совесть не будет мучать меня, как и не мучала после того, как я убивал лесную живность.
        Показалась улица Дегтярная. А вот видимо и дом господина Дитриха. Он был отдельно стоящий, обнесенный высокой, кирпичной стеной, обвитой плющом, двухэтажный с черепичной крышей и нежно розовым оттенком оштукатуренных стен. Внутрь двора вели кованые ворота и рядышком калитка, тоже кованая.
        Как мне его отравить? Ума не приложу. Только если пробраться в дом и подлить яд в питье. Хотя, можно ведь и просто отравленной стрелой убить. Нет, так сразу все поймут, что это убийство. Надо что-то хитрее. Да и почему отравленной стрелой? Можно ведь и обычной. Да, убийца из меня еще тот.
        План начал постепенно вырисовываться. Он не был дьявольски хитер или чертовски изобретательным, но мне понравился. Я приступил к его осуществлению. В городе было больше десятка лекарей продающих разнообразные травы и ингредиенты. Я посетил пятерых, работающих в разных концах города, и у каждого купил по одному единственному компоненту, затем сходил на базар и купил несколько стрел, которыми пользовались равнинники, у них было своеобразное оперение - только этим они и отличались от стрел, бывших в ходу в империи.
        Теперь пришло время искать комнату на пару ночей. Я выбрал таверну средней руки почти у самых городских ворот, чтобы в случае чего было сподручнее драпать. Оплатив комнату у жизнерадостного краснощекого хозяина, я тут же поел в общем зале, попросил слугу за отдельную плату присмотреть за моим конем, и отправился в комнату. Там кроме обычного набора стандартной мебели и вещей, висело на стене настоящее, хоть и мутное зеркало. Я посмотрелся в него и в очередной раз поразился, как изменился. Там не было того восемнадцатилетнего юноши из Северного Мыса, там отражался входящий в силу молодой мужчина. И эти изменения были не только внешними, гораздо сильнее я изменился внутри. Я отвел взгляд, вытащил из сумки купленные ингредиенты и начал их смешивать, выдавливая сок. Яд был составлен только из трав, растущих на равнине Перекати-Поле. Он за несколько минут убивал жертву, вызывая сильную аритмию сердца, что в итоге приводило к удушью. Легко всасывался в малейшие ранки на теле и разносился по кровеносной системе, пока не доходил до сердца. Остатки этого яда очень сложно найти в организме. Он был очень
популярен среди людей, пытающихся совершить неотслеживаемое убийство. Я намазал им две стрелы равнинников, а пузырек спрятал под кровать. Я так и не решил, как буду действовать. Если будет возможность, то капну яд в стакан с напитком, или тарелку с едой, или рот Дитриха, что подвернётся под руку, а может, всажу в него стрелу - если даже выстрел будет не смертельным, то яд сделает свое дело. На фоне надвигающейся войны, надеюсь, такую смерть спишут на проделки королевства Глауану.
        Я оставил свои смертельные игрушки в комнате, а сам, расспросив хозяина таверны, где живут ученицы Имперской Школы Лекарей, отправился искать Велену. На поиски решил идти не пешком, а на коне - так солиднее будет. Да еще и акетон как следует вычистил и коня уговорил держатся молодцом.
        Я пытался держаться в седле как умелый всадник, приноровившись к поступи коня и уже почти не подпрыгивая в седле. Только лишь коленями направлял коня в нужном мне направлении, огибая встречные кареты и всадников. Чем ближе к центру города, тем лучше становились дороги и гуще был поток животных, двигающихся по ним под седлом или в каретной упряжи. Подковы коня зацокали по брусчатки. Скоро должно показаться здание женского общежития Имперской Школы Лекарей если люди не соврали. С почти переставшим биться сердцем, я вывернул на указанную мне улицу и увидел серое, трехэтажное здание, чей фасад был покрыт цементирующим составом. На крыше стояла статуя женщины в глубоко надвинутом на глаза капюшоне. Ее каменно тело было выполнено в виде будто бы развивающегося на ветру плаща. Здесь теперь и живет моя любовь. Дыхание перехватывало. Руки и ноги дрожали. Конь недовольно всхрапнул. Ему не нравилось мое поведение. Мне оно и самому не нравилось, но по-другому я не мог. Душа жаждала увидеть Велену. Распахнуть свои объятия ей навстречу. Вдохнуть запах ее волос. Ощутить упругое тело, заключенное в кольцо моих
рук.
        К полукруглым, массивным дверям в здание, вела широкая лестница из булыжников, скрепленных специальным составом. Перила были железными с деревянными накладками. Возле лестницы стояла позолоченная карета с резным дворянским гербом, тоже покрытым золотом. Она занимала половину узкой улицы и с трудом давала возможность остальным каретам разъехаться с ней. Множество прохожих с неодобрением смотрели на нее. А пару всадников побогаче, гневно сплюнули, проехав мимо.
        Внутреннее напряжение достигло пика. Я боялся сверзиться с вороного. Как будто пику проглотил, настолько не естественно прямо держал спину. Я спрыгнул с коня и взял поводья в трясущуюся руку. Ноги были как ватные, не желая держать хозяина. Прекрати Горан, - наставлял я себя, - успокойся. Хорош ты будешь, свалившись в грязь. И как мне тогда быть? Только прохожих повеселю. Заявится в таком виде к Велене, я не посмею.
        Неожиданно среди снующих туда-сюда сквозь двери общежития девушек я увидел ее. Она была еще прекрасней, чем прежде. Глаза сияли ярче, чем звезды. На щеках играл здоровый румянец. Волосы сверкали как драгоценные нити, убранные в замысловатую прическу. Весь ее вид говорил, что если она и не достигла еще своей мечты, то уже на пороге к ней. Каждое ее движение руки, грациозный шаг, вздымающаяся грудь - все подчинялось изысканным канонам красоты. Она уже не была дикой северянкой из деревни - это была молодая леди. Ее одежда подчеркивала это. Платье, которое носили в основном дворянки, жены и дочери зажиточных простолюдинов, отчетливо разделялось на юбку и лиф. Красная юбка, собранная вверху в плотные складки, была пришита к короткому, обрезанному по прямой белому лифу. Он застегивался спереди на крючки и имел широкий треугольный вырез, доходящий до плечевых швов. Шнуровка не давала вырезу возможности обнажить девичьи груди. На плечах к лифу прикреплялись широкие вздутые рукава с оборкой на запястьях.
        Я смотрел на нее и не мог поверить, что все это отныне мое. Что вот сейчас она увидит меня, счастливая сбежит по ступенькам, дробно стуча каблуками маленьких, черных туфель и броситься мне на шею, радостно целуя. Я ждал этого мига, во все глаза, следя за ее поступью. Она не замечала меня, спускаясь по лестнице.
        Тихо открылась дверь той самой кареты. Из нее выбрался молодой дворянин и пошел Велене навстречу. Через пару ударов, моего, заподозрившего неладное, сердца, они встретились. Велена счастливо бросилась ему на шею и радостно поцеловала в губы. Он крепко обнял ее, не скрывая любви переполнившей его глаза. Мое сердце мелкими осколками осыпалось на землю страданий. Такое бывает только в книгах. Это можно только выдумать. В жизни нет места таким драматическим событиям. Я мог узнать об этом тысячами способов, но только не вот так. Подобные сцены хороши для любовных романов, но не для жизни, где живое сердце обливается кровью, глядя на чужое счастье.
        Внезапно глаза девушки встретились с моими. Они расширились от удивления и еще какого-то чувства. Велена резко отстранилась от дворянина и вытерла рукой губы. Он непонимающе смотрел на нее, а она смотрела на меня. Я не знал, что делать. То ли убежать в слезах, то ли мужественно подойти к ним. Я выбрал второй вариант. Ведя за собой коня, я переставлял, пудовые ноги, будто на сапоги налипла вся грязь этого мира. Расстояние, отделяющее меня от них, я шел будто преступник на эшафот. Нет, мне не отрубят голову, а вытащат еще бьющееся сердце из развороченной груди. Страшные муки терзали меня при одном только взгляде на них.
        Подойдя к парочке, я проговорил непослушными губами:
        - Здравствуй Велена.
        - Здравствуй Горан, - проговорила она, пытаясь казаться обрадованной нашей встречей. - Это виконт Жозеф фон Стокбур, - представила она мне молодого, кудрявого дворянина лет двадцати пяти. - А это Горан, мы жили с ним в одних краях.
        Благородный протянул руку для рукопожатия, и не просто протянул, но еще и снял с нее белую перчатку - невиданная галантность со стороны дворянина к простолюдину. Я посмотрел ему в глаза. Он ответил открытым, любезным взглядом, не понимая, чего мне стоит не броситься на него с кулаками.
        Виконт обладал гармоничными и в тоже время очень индивидуальными чертами лица, вопящими о нескольких поколениях предков благородного происхождения. Минимум животных черт лица, максимум так называемых правильных. Симметрично прямой нос, высокий лоб, на который падали русые волосы, открытый взгляд серых глаз, средние губы, не торчащие уши, белая кожа интеллигента, никаких выпирающих надбровных дуг, а ухоженные брови.
        - Приятно познакомиться, - сказал он красивым юношеским голосом. - Друзья Велены, мои друзья.
        - Взаимно, - проговорил я и пожал руку, ощутив мозоли от меча.
        - Я вижу вы имперский лучник. Тоже отправляетесь на равнину? - спросил он.
        - Да.
        - Под чьим командованием?
        - Я пока не знаю. Сейчас нахожусь под командованием графа Артура фон Скоца.
        Виконт понизил голос и доверительно сказал:
        - Между нами говоря, вам лучше попытаться поменять командира.
        - Почему вы так считаете? - проговорил я, не слыша о чем идет разговор, а только чувствуя, как открывается рот и мозг, потерявший хозяина от разрыва сердца, пытается держаться вежливо.
        - Граф хоть и известен как хороший командир, но он не привык беречь людей, да и репутацию свою в столице подпортил. Жаль я командую отрядом конницы, а то бы попробовал взять вас к себе.
        Велена молча слушала разговор, но вдруг быстро произнесла:
        - Дорогой нам пора, твои родители, наверное, уже заждались.
        - Да, действительно, они давно хотели посмотреть на мою будущую невесту. Всего доброго Горан.
        - До свидания Горан, - проговорила девушка ровным голосом. Мозг отметил, что ее имперский стал значительно лучше и уже не проскальзывают северные словечки.
        Они сели в карету. Кучер присвистнул на лошадей, и животные тронулись. Карета медленно катила по брусчатки, а я в состоянии близком к обморочному, смотрел на маленькое заднее оконце, удаляющейся кареты. Не шелохнётся ли занавеска? Не покажется ли бледное лицо Велены, требующей остановить карету? Не шелохнулась, не показалась.
        Я как в бреду шел обратно в таверну, даже не подумав сесть на коня. Он смирно топал за мной. Его большие, влажные глаза, как будто все понимали и сочувствовали мне. То, что творилось в душе, может понять только действительно влюбленный человек, познавший всю ту горечь, что выпала на мою долю. Глаза застилала пелена еле сдерживаемых слез. Я всем сердцем жаждал, что это сон, дурной сон, от которого я сейчас проснусь и услышу знакомый храп казармы, но сон не прекращался, продолжая разрывать душу.
        Подойдя к таверне, я отдал коня мальчишке-слуге и вошел в общий зал. Сел за стол и заказал вина, затем еще и еще. Чем больше я пил, тем больше злость овладевала мной. Да как она могла? Она же обещала, когда уезжала из Армейна, что у нас все получиться, а теперь она с другим поехала на смотрины к его родителям. Мы не виделись два месяца, а она уже идет на такой серьезный шаг. Как же, он виконт! Благородный! И золото, наверное, водиться в его карманах из дорогой ткани. Не то, что я, бедный северный парнишка, ставший на три года императорским стрелком с медным окладом.
        Я, не закусывая, выпил стакан крепкого пойла. По-моему это уже не вино. Глотку продрало так, что слезы выступили на глазах. А может это не слезы, а кровь разорванного на клочки сердца?
        Я то впадал в ярость, то лелеял безумную надежду, что снова увидев меня, она передумает и бросит виконтика. А спиртное все лилось и лилось в мой рот.
        Глава 11
        Утром я проснулся от острой, ноющей боли в голове. Похмелье наступило неожиданно. Я открыл глаза и уставился в потолок. После того как он перестал кружиться, я не узнал его.
        Рядом кто-то зашевелился. Кто-то огромный и мягкий. Я повернул голову и кровь застыла в моих венах. На кровати лежала прямо скажем очень широкая в кости девица с заплывшими жиром глазками. Ее филейная часть в необъятных трусах выглядывала из-под одеяла и навевала на меня страх редкими черными волосами и красными прыщами. То ли девушка почувствовала обуявший меня ужас, уже готовый материализоваться в этом мире, то ли она в это время привыкла завтракать корытом щей, но девушка проснулась и сладко мне улыбнулась, показывая отсутствие некоторых зубов. Зато остальные зубы были на месте, такие желтые, крепкие, ими легко можно рвать даже очень жесткое мясо, что она, бьюсь об заклад, и делала.
        - Скажи, что ничего не было, - умоляюще произнес я, отстраняясь от нее и почти не ощущая биения испуганного пульса.
        Она послала мне воздушный поцелуй сальными губами. Я в слезах вскочил с кровати, собрал раскиданную по полу одежду и напялил ее на себя. Не разбирая направления, побежал куда-то налево по коридору, затем вниз по деревянной лестнице, проскочил нижний зал, промчался по еще одному коридору и выбежал на улицу. Инстинкт вывел меня из страшного места.
        В равнодушном к моим страданиям и мытарствам городе было еще совсем раннее утро. Легкий туман скрывал очертания домой и заставлял зябнуть руки. Тяжело вздыхая и всхлипывая, я побрел в свою таверну. Воспоминания возвращались нехотя, лениво. Я вспомнил, как вчера вышел проветриться из таверны, и видимо побрел в поисках приключений по вечернему городу. Хорошо, что меня в таком состоянии никто не убил или обокрал. Унуситы говорят, что Единый бережет пьяных и влюбленных, а я подходил под обе категории вместе взятые. По-моему я хотел набить рожу виконту и посмотреть в лживые глаза Велены, но забрел в бордель. Да, точно бордель. Как-то само-собой меня окрутили две миловидные девушки. Помню, как сорил деньгами, полученными от графа, будто я сам граф. Девушки умело поддерживали мою щедрость. В памяти запечатлелись жаркие поцелуи и объятия на низеньком диване в нижнем зале, потом мы поднялись в комнату, а вот потом, ничего не помню, хоть убей. И хорошо, что не помню. Хотя нет, отголоски какого-то грубого голоса и тяжести невесть откуда навалившаяся на меня впотьмах, все же всплывает в сознании. Я всерьез
начал раздумывать о том, чтобы сжечь бордель вместе со всеми кто там находиться. Лишь бы никто не узнал. Потом все-таки отказался от этой идее и постарался подальше запрятать эти воспоминания.
        Я нащупал в кармане кошелек и обнаружил там немного денег. Погулял я знатно, надо сказать. Голова всё никак не унималась, тело было, словно, из ваты. А ведь мне сегодня предстоит еще убить Дитриха. Как же не вовремя меня предала Велена. Я заскрипел зубами от злости, уже выкинув из головы сегодняшнюю ночь и быстрее зашагал.
        Дверь мне открыл заспанный слуга. Не отвечая на его приветствие, я пролетел расстояние, отделяющее мне от комнаты и начал лихорадочно действовать. Вытряхнул содержимое походного мешка на кровать, снял акетон и одел тот самый плащ, в котором ходил к ювелиру в Армейне, взял лук, две стрелы с нанесенным на наконечник ядом, и сам яд.
        Сбежав по лестнице, я толкнул дверь и покинул таверну. Весь план котился к чертям. Я еще вчера ночью должен был залезть в дом Дитриха. Если бы его не оказалось там, то сегодня бы повторил попытку, а теперь у меня ровно на половину шансов меньше. Я его еще ни разу не видел, но уже люто ненавидел, мысленно обвиняя во всех пакостях случившихся со мной.
        Где же? Где же вы все лазите? Спите что ли еще? Вчера надо было еще этим озаботиться. Неожиданно я увидел выбирающегося из окна, расположенного на уровне земли, нищего. Ну, наконец-то, то, что нужно. Он был одет в грязные, засаленные лохмотья. Его нечёсаная, заросшая голова оказалась на уровне моего колена. Я хорошим ударом кулака оглушил бедняку нищего, и начал снимать с него лохмотья.
        Оставить его голым лежать посередине улицы, у меня рука не поднялась, поэтому я просунул его обратно в окно и толкнул. По звуку он упал на что-то мягкое. Жить будет.
        Кривляясь от омерзения, я снял свою одежду и засунул ее в мешок, где уже были стрелы и яд, потом облачился в лохмотья нищего. Гладковыбритая рожа выдавала меня. Я вытащил из мешка плащ и отрезал у него капюшон, вывалял в грязи и одел. Благо на улице царил еще очень ранний час, и никого не было, иначе у меня было бы много нежелательных свидетелей.
        Я быстро шел по улице к дому Дитриха. За спиной был мешок, который тоже пришлось вывалять в грязи и лук. Я просил Духов, чтобы никто меня не увидел. Нищий с луком - это нонсенс. Духи услышали меня. Никто не попался мне по пути, а ленивых, громыхающих доспехами стражников, я ловко избегал, только услышав их вдалеке, сразу же ныряя в какой-нибудь закоулок.
        Подойдя к дому предполагаемой жертвы, я начал лихорадочно прятать лук в наростах плюща, там же спрятал яд и стрелы. Оглядевшись, отошел от места сокрытия инструментов для готовящегося убийства, и, привалившись к забору дома Дитриха, начал изображать нищего. Я сел с протянутой рукой на мешок недалеко от ворот, так чтобы меня обязательно увидели, и всё видел я.
        Прежде, чем ворота заскрипели и открылись, прошел час. По улице уже ходили люди и с осуждением смотрели на меня. С территории дома Дитриха выкатилась роскошная карета с гербом. В окне ее дверцы я увидел мужчину средних лет и закричал:
        - Доблестный Дитрих фон Бран киньте монетку несчастному нищему, чей дом сгорел, жена скурвилась, а престарелых родителей кормить чем-то надо.
        Мужчина посмотрел на меня, затем перевел взгляд куда-то вглубь кареты. Показалась усатая, надменная физиономия другого мужчины, с сединой в волосах, очень похожего на портрет, что дал мне граф.
        - Кто же меня называет доблестным? - спросил он равнодушно.
        - Да все наши! - выкрикнул я.
        Мужчина состроил кислую мину, приоткрыл дверцу и кинул на землю монету. Я бросился к ней, как будто это было сказочное сокровище.
        Карета тронулась и покатила по улице. Я смотрел ей вслед, стоя над медяком. Не стал его поднимать, а вернулся на свое место, караулить возвращение хозяина дома.
        Ох, не сладко живётся нищим, ох, не сладко. В следующий раз не пройду равнодушно мимо, а обязательно кину монетку. Меня шпыняли все кто только мог. Дети кидали в меня камни, стражники гнали прочь, горожане материли. Я и часа не мог просидеть на одном месте без инцидента. Приходилось постоянно менять дислокацию, но дом и улицу я не терял из вида. Даже мысли о Велене отошли куда-то глубоко в зад, где им и место.
        Дошло до того, что ко мне подошли двое крепких нищих и сказали, что это их территория, и чтобы я валил отсюда, пока они мне ноги не поломали. Я послушался их и снова сменил место, но всё на той же улице.
        Где-то через час они вернулись, и как я не старался, но заметили меня.
        - Ты что не понял? - угрожающе сказал один из них.
        - Всё, ухожу, - быстро пролепетал я.
        - Теперь ты уползешь отсюда.
        Они, набычившись, двинулись ко мне. Из оружия у меня был только суджере под мышкой - лохмотья ничего больше не могли скрыть. Я выхватил его и встал в оборонительную позу - кое-чему я натренировался у учителя по фехтованию. Не знаю, что заставило отступить нищих, моя угрожающая поза, или дорогой, странный кинжал с рубином в рукоятке.
        Они посмотрели на него, потом на меня и, не сговариваясь, начали отходить. Отойдя подальше, о чем-то начали говорить, настороженно посматривая на меня, затем прекратили разговор и быстро ушли. К какому решению пришли нищие, я мог только догадываться, но до самого вечера они не появились, зато, как только начало смеркаться прикатила карета Дитриха.
        Я огляделся и, не заметив прохожих, быстро перебежал дорогу, по плющу влез на стену и начал смотреть, как карета въезжает во двор. К моему облегчению Дитрих фон Бран вылез из нее и направился в дом. Это был самый важный момент. Если бы он не вернулся домой ночевать, то всё пошло бы прахом.
        Я вернулся на свое место и начал ждать наступление ночи. С каждым часом огоньков в домах становилось все меньше, людей изредка проходящих по улице тоже, но появились патрули стражников. Мне приходилось прятаться в тени, чтобы они не прогнали меня.
        Наконец я решил, что пора действовать. Стояла темная ночь, слабо освещаемая пробивающимися из-за туч лучами лунного света. В кустах лежал оглушенный мною фонарщик, который должен был зажечь масленый фонари, прикрепленные к столбам по обеим сторонам улицы. Сегодня его услуги были лишними.
        Я подбежал к забору и достал спрятанные вещи, лихо перемахнул через забор и оказался во дворе. Я боялся, что на ночь хозяева могут выпустить собак, поэтому вел себе крайне осторожно и прислушивался к любому подозрительному шороху. В эту ночь мне помогал сам Проклятый, вряд ли конечно Единый. Собаки были, но они что-то грызли в другой части двора. До меня доносились лишь тихие повизгивания.
        Низко пригибаясь, я бесшумно пересек двор и приблизился к дому. Сказывались мои навыки охотника и осторожность. Вкупе они принесли кое-какой успех. Никто меня пока не заметил, ни собаки, ни охранники. Сквозь звуки отчаянно бухающего сердца, я услышал тихий, женский голос, доносящийся из распахнутого окна второго этажа. Я подошел ближе и начал прислушиваться.
        - Нас могут раскрыть, - говорила женщина взволнованным голосом, - так дальше не может продолжаться. Я больше не могу обманывать мужа.
        - Ну, я же обманываю жену, - проговорил мужчина голосом Дитриха.
        - А я так не могу! - почти прокричала женщина, и они начали ссориться.
        Так продолжалось минут пять, которые я стоял в тени под окном и решал, что предпринять, пока собаки не учуяли меня или не наткнулись охранники. Сверху прозвучал шумный удар двери об косяк. Женщина убежала из комнаты и наступила тишина. Я решил действовать и уже приготовился карабкаться по стене к окну, как тут оно озарилось светом приближающейся свечи. Дитрих поставил канделябр со свечами на подоконник и приготовился закрыть окно. Я не мог упустить такой шанс, вытащил приготовленную стрелу, натянул ее и отпустил тетиву. Она вошла господину Дитриху фон Брану точно в горло. Он захрипел и упал куда-то внутрь комнаты. Сплошная импровизация удалась.
        Я развернулся и приготовился покинуть место преступления, как врезался в широкую грудь, неслышно подошедшего человека. Видимо это был охранник, очень удивленный охранник. В свете луны я увидел его раскрывающийся для крика рот. Медлить было нельзя. Тело вновь приняло решение за меня. Рука выхватила из-под мышки суджере и вонзила в живот охранника. Он упал навзничь и начал стремительно засыхать, словно из него выкачивали всю жидкость. Рукоять суджере на миг помутнела, затем снова стала прозрачной. Я ощутил как ретраитур на мгновение потеплел. Передо мной была высохшая мумия, пару десятков секунд назад бывшая здоровым, крупным мужчиной.
        У меня волосы встали дыбом от осознания того, что я сделал, но твердой рукой остановил панику. Тело оставлять здесь никак нельзя. Я вытащил суджере, засунул в ножны подмышкой и поднял тело. Оно оказалось очень легким после того процесса, что с ним сотворил суджере. Я перекинул мумию через забор, потом перелез сам. Схватив тело, я как самая трусливая мышь, пригибаясь, сливаясь с забором, побежал прочь от дома покойника Дитриха. Заголосили собаки. Очнулись животины.
        Отбежав на приличное расстояние, кинул мумию в канаву. Она не желала тонуть, пришлось притопить ее тут же подобранными камнями. Не мешкая, я переоделся, выкинул лохмотья в ту же канаву и побежал в таверну. Ночные патрули я мастерски обходил, так же как и утром, полагаясь на слух, который улавливал бряцание их доспехов и оружия.
        Добравшись до таверны, постучал в дверь, мне открыл все тот же слуга, что и утром. Он опять имел сонный вид. Я молча проскочил мимо и пошел к себе в комнату, стараясь выглядеть невозмутимо. Очутившись у себя, начал возбужденно ходить по комнате. Я убил двух человек, я убил двух человек! Мысли путались в голове, руки дрожали, ноги подгибались. Охранник спутал все карты. Если смерть Дитриха, я уже оправдал, то его еще предстоит оправдать. Ну, он же знал, на что шел? Конечно, знал. Охранников ведь убивают, если они окажутся не в том месте и не в то время.
        Я глубоко вздохнул и попытался разобраться в мешанине чувств. Странно, но угрызения совести от смерти двух человек, меня уже почти не донимали, а вот волна страха возможного разоблачения набирала обороты. О чем я думал? Опытный, имперский сыскарь распутает это дело. Хотя... я ведь не оставлял нигде явных улик, меня могут опознать только лекари. Странного нищего, околачивающегося возле дома Дитриха они могут искать хоть до посинения, я не оставил ниточек ведущих ко мне. Всё указывало на какого-нибудь равнинника, у которого были счеты с фон Браном, или это вообще проделки Глауану.
        Я сел на кровать и попытался успокоить дыхание. Никто меня не найдет, я всё сделал так, что комар носа не подточит. А если и выйдут на мой след, то это еще не скоро, я уже буду на равнине Перекати-Поле, а там легко можно и без вести пропасть, если уж совсем жаренным запахнет, или инсценировать собственную смерть. Вот-вот-вот, похоже, я нащупал тропку, которая может меня вывести не только из поля зрения сыскарей, но из-под бдительного ока графа. Почему я сразу не подумал об этом? Даже если сыскари не найдут меня, а они скорее всего не найдут, я все равно инсценирую свою смерть и графу ничего не останется, кроме как забыть обо мне. Зачем ему после моей "смерти" убивать моего отца? Если он думает так же как я, то незачем, он же ничего не знает, и не кажет носа из глухого угла.
        Грудь перестала вздыматься как бешенная, дыхание выровнялось, постепенно меня наполняла некоторая гордость за проделанную работу. А убивать совсем не сложно, да и не страшно. Почти так же легко, как и лесное зверье. Я тут же осекся, такие мысли могут быть у маньяка, но не как не у меня. С другой стороны подобная реакция на смерть человека от моих рук очень кстати перед войной на равнине.
        Накатила усталость. В душевном и физическом изнеможении, рухнул на постель, разделся не вставая. Эмоции покидали меня. Напряжение отпускало. Тело требовало отдыха.
        Глава 12
        Я проснулся от негромкого стука в дверь. Казалось, я только закрыл глаза, и он прозвучал. За окном все еще была ночь. Сердце тревожно трепыхнулось. Неужели меня вычислили по горячим следам? Да ну, бред.
        Как был, в одних нижних штанах, подошел к двери. В левой руке я держал суджере, и, спрятав, его за дверью, открыл ее. На пороге стояла весело улыбающаяся Каститас. Ее глаза сразу вперились в ретраитур. Улыбка стала довольной. Она отстранила меня рукой и прошла внутрь. Я закрыл дверь. Она одобряюще покрутила головой, глядя на суджере в моей руке.
        - С почином тебя, - произнесла весело ведьма. - Кто твой первый? Он сильно страдал?
        Я молчал. Она исследовала глазами мое хмурое лицо.
        - Да пойми же, - проговорила она, стараясь казаться убедительной, - ты создан для этого. Ты колдун. Это был только вопрос времени.
        Я молча лег на кровать и уставился тяжелым взглядом в потолок. Девушка села на стол и, закинув, ногу на ногу продолжила говорить:
        - Это естественный ход вещей. Вот ты же ешь мясо. А для того чтобы откушать его, нужно убить какую-нибудь невинную зверушку. И уж поверь мне, любая зверушка гораздо невиннее любого человека.
        - Ты сравниваешь людей со зверьми? - произнес я глухо, стараясь забыть, что сам так делал.
        - Да. А так и есть. Возьми любого солитус, он же живет как неразумное животное. Такие люди не знают и сотой доли происходящего в мире, а уж видят и того меньше. Вот ты был бы точно таким же солитус, если бы не покинул свою деревню. А так матушка Ветус дала тебе жизнь, ценность которой ты еще не понимаешь.
        - Все равно мне это кажется диким и жестоким, - сказал я, повернув голову к ведьме.
        - Ты пойми, это придумали не мы с тобой, - это закон жизни. Нет другого способа воздействовать на примум вис, кроме этого. Тысячелетиями колдуны и ведьмы убивают людей ради силы. Если ты такой нежный, то используй плохих людей: бандитов, убийцы, клоунов.
        Девушка говорила горячо и убедительно. Она видела, что мое сопротивление почти пало. Я не мог противиться этому шквалу событий, и жажде колдовать, она поглощала меня. Я был как уставший путник в пустыни, тело которого требовало глоток чистой воды. Теснившиеся в голове знания жаждали применения на практике. Они вопили как сумасшедшие, требуя выпустить их на волю.
        Внезапно меня охватила злость, я вскочил на ноги и уставился на свое смазанное отражение в зеркале. Каститас дернулась, но осталась сидеть на столе. Всё так и должно было быть. Духи подталкивали меня встать на эту тропу. Это судьба. Я ни в чем не виноват. Кровь должна была оказаться на моих руках. Я ударил кулаком по зеркалу, паутина трещин покрыла его поверхность, по костяшкам пальцев потекла кровь. Ведьма сидела не шелохнувшись, внимательно наблюдая за мной. Что-то надломилось в душе. Я уже не считал жизнь человека бесценной.
        - Сколько нужно человек, чтобы заполнить ретраитур? - спросил я, облизнув вмиг пересохшие губы и напряженно смотря в глаза ведьме.
        - Вот это подход настоящего колдуна, - довольно проговорила Каститас. - Шестьсот шестьдесят шесть - по количеству граней на рубине.
        Мои глаза удивленно распахнулись, брови взлетели к волосам на голове, даже рот открылся от изумления, но прежде, чем я начал говорить, что это не по мне, что я не хочу быть мясником, ведьма опередила меня:
        - Но никто уже давно не убивает столько. Пятьдесят человек хватает, чтобы зарядить ретраитур примерно на полгода, если использовать колдовство не слишком регулярно, тратить силы где-то на среднем уровне. Мне вот хватает сотни на год.
        Я закрыл рот. Если тратить совсем мизер, на простенькие заклинания, то смертей будет еще меньше. Я задумался. Стоит ли оно того? Новый Горан-убийца-колдун твердил, что да, конечно, без вопросов паря, а вот старый Горан-охотник-девственник, цеплялся за все подряд, чтобы остановить первого Горана.
        Напряженные размышления прервала Каститас:
        - Пойдем, выпьем чего-нибудь. Надо отпраздновать сегодняшний день.
        - Нет-нет, - быстро сказал я. - Мне уже вчера хватило.
        - Так ты куролесил без меня? - деланно удивилась девушка. - Значит, сегодня ты просто обязан пойти со мной.
        Я отнекивался, а Каститас кидала на кровать мои вещи. Наконец я сдался и начал одеваться.
        Она с неудовольствием посмотрела на мою форму и сказала:
        - Придётся идти в кабаки средней руки. Приодеться тебе надо, как подобает настоящему колдуну.
        - Не забывай, я еще и имперский лучник.
        - Ох, уж эта жизнь на два фронта. Пошли.
        Мы покинули таверну. Ведьма вела себя как веселая, молодая дворянка. В каждом кабаке куда мы заходили и пили самые лучшие напитки, на нее смотрели все посетители - мужчины с похотью в глазах, а женщины с завистью. Досталось и мне немного завистливых взглядов, но уже от мужчин. Всем на ум приходила одна и та же мысль, что госпожа дворянка изволит прогуляться со своим любовником. Пока мы веселились, пили, танцевали, я краем уха слышал, что подобного любовника-нищеброда как я, воспитанная, благородная девушка должна держать в тайне, а не показывать на людях.
        Ночь подходила к концу, когда мы оказались возле нижнего города. Пьяное веселье привело нас в самую неблагополучную часть Вороньего города.
        Я придерживал изрядно опьяневшую девушку за талию, когда неожиданно перед нами выросли трое здоровенных, заросших щетиной детин. Они были вооружены кинжалами из дутого железа.
        - Горан, оглуши их, - закричала Каститас. - Колдуй! Я потеряла свой ретраитур.
        Я был пьян, соображал с трудом, а голос девушки был столь убедителен, что я произнес требуемое заклинание три раза, по очереди вытянув руку в направлении каждого из нападавших.
        Оглушение - заклинание, характеризующееся значительным затруднением восприятия всех внешних и внутренних факторов. Ориентировка в окружающем пространстве неполная или отсутствует. Мыслительные процессы продвигаются с трудом или отсутствуют вовсе. При выходе из состояния оглушения часто наблюдается амнезия, возможна и кома.
        После применения заклинания, здоровенные лбы ползали на четвереньках, сталкивались друг с другом, тряся головами. Меня так позабавила эта картина, что я весело загоготал.
        - Забери их силу, - вкрадчиво сказала мне девушка. - Они как раз то, что тебе нужно. Падаль, а не люди.
        Я перестал бороться с новым Гораном и воткнул одному из них суджере в сердце. Он начал превращаться в мумию.
        - Лучше в конечность, так больше страданий, следовательно, и силы, если даже удар не смертельный, то суджере все равно выпьет его, - поучала меня ведьма, - и лучше используй заклинание паралича, если совсем не сможешь без колдовства. Лучше чтобы они были в сознании и всё понимали.
        Двум оставшимся я воткнул суджере в ногу. Ретраитур потеплел. Я поднес его к глазам. Мне показалось, что его цвет стал более густым.
        - Мало еще, - оценила Каститас. - Я знаю, тут есть рядом притон бандитов. Сходим туда?
        - У меня не хватит силы на всех.
        - У меня хватит, - хитро произнесла девушка и вытащила свой ретраитур, покачивающийся на цепочке.
        - Так ты соврала! - воскликнул я, пьяно удивившись.
        - Растерялась, - сказала она таким тоном, в котором явственно проступала нарочитая ложь. - Пойдем к бандитам?
        - Пошли, - сказал я решительно отбросив все сомнения. Как же мне это нравилось. - Только сбросим мумии в канаву и закидаем камнями.
        - Вот поэтому я не собираю силу в городе. Одна морока, - проговорила девушка расстроено. - Постоянно избавляться от трупов, столько возни, а если этого не сделать, то и паладины могут налететь.
        Час спустя мы были у меня в комнате. Ретраитур пополнился на тридцать человеческих жизней. Без Каститас я бы не справился. Она с заметной искушенностью парализовала метавшихся с дикими криками по подвалу бандитов, а я методично втыкал в них суджере, глядя в их наполненные страхом глаза. Это были последние минуты жизни прежнего Горана, из горящего подвала вышел полноценный молодой колдун. Больше человеческая мораль не для меня. Я колдун и точка.
        Лежа на кровати, я глядел в окно на занимающийся рассвет нового дня. Ведьма не спешила уходить. Она смотрела на меня другими глазами. Что-то изменилось в ее взгляде. Через мгновение она начала раздеваться, оставшись совсем нагой, подошла к кровати и начал помогать мне снимать акетон.
        Глава 13
        Утро началось в полдень. Ведьмы рядом уже не было, но были приятные воспоминания. Голова снова ужасно болела после вчерашнего, да еще и на старые дрожжи. В горле пересохло, язык вот-вот грозил отвалиться.
        Я сообразил мысленно прогнать все заклинания, которые знал, и выудил из памяти, одно, от головной боли. Не знаю, подойдет ли оно для данной ситуации, но решил попробовать. Произнес вслух нужную комбинацию букв антикуа лингуа. Ничего не произошло. По вчерашней ночи, я знал, что если заклинание срабатывает то ретраитур на секунду становиться теплее, но сейчас он молчал. Я повторил громче. Заклинание опять не сработало. И только посмотрев на солнце, я мысленно хлопнул себя по глупому лбу. Сейчас же день, колдовство и не должно работать - это его главный минус. Вторым минусом, но менее масштабным, я посчитал зарядку ретраитура.
        Кряхтя как столетний дед, я встал с кровати, и обратил внимание на бархатный мешочек на столе. Там лежала неплохая кучка золотых монет. От кого эти деньги у меня сомнений не было.
        Я сделал шаг и с проклятием отдернул ногу. На полу лежали осколки разбитого зеркала. На один из них я и наступил. Теперь на нем блестели пару капель моей крови. Я опустился на корточки и завороженно смотрел, как рубиновая капля медленно сползает по гладкой поверхности осколка. В перетряхнутых последними событиями мозгах, мелькнуло воспоминание из далекого детства. Я разбил глиняный горшок и порезал руку. Что-то зацепило меня в этом воспоминании, даже не само воспоминание, просто оно заставило меня снова вспомнить о доме, там ведь остались книги о колдовстве. Я взлелеял надежду снова раскрыть ту тетрадку. Зеркало, зеркало, зеркало... оно ведь на многое способно.
        Задумчиво улыбаясь, я оделся и направился вниз. Порез на ноге был не глубокий и совсем не тревожил меня, лишь немного пощипывало.
        В общем зале царил оглушительный гомон. Я сел с краю за свободный стол, заказал цыпленка с фенхелем, пирог с голубем и беконом, и светлое пиво. Служанка ушла, я начал прислушиваться к разговорам, царившим в таверне. Главной темой была смерть Дитриха фон Брана, точнее его убийство. Все как один сошлись во мнение, что это равнинники убили его. Как же, яд с равнины, стрела оттуда же. Кто-то высказывал предположение, что это агенты Глауану поработали, что это будет не единственная жертва, они начнут убивать офицеров армии империи и высокопоставленных людей, связанных с ней - так сказать, королевство Перекати-Поле нанесло превентивный удар. Это предположение многие поддерживали, хотя звучали и другие версии: месть обманутой жены или мужа-рогоносца любовницы Дитриха. В городе шел слух, что фон Бран крутит с кем-то шашни, что было мне на руку.
        Пока ел и пил, узнал и еще одну популярную нынче днем тему: за ночь пропало сразу несколько уважаемых в преступном мире людей. Тут уже предположение были самые фантастические. Было кстати и почти верное, кто-то сказал, что их ведьмы утащили за грехи.
        Насытившись, я вернулся в комнату, собрал вещи и покинул таверну. Оседлал в конюшне вороного и поскакал к ратуше. Там узнал, что прибывших утром солдат из Армейна расквартировали в бараках за городом. Я выяснил их месторасположение и помчался туда.
        Покинул я Вороний город через ворота, дорога от которых убегала в направлении равнины Перекати-Поле. Невдалеке виднелись деревянные бараки и снующие среди них солдаты. Я тихо присвистнул от изумления. За те два дня, что я как угорелый метался по Кар-Карасу за его стены прибыли новички-солдаты со всей империи, и они всё прибывали и прибывали. Я никогда не видел столько человек сразу. Тут было пять тысяч? Шесть? Семь? Не знаю, но очень много. Я растерялся. Как я найду своих? Но тут же взял себя в руки - легко и просто.
        Я поскакал дальше и как только попал на территорию бараков, возведенных правильными рядами, начал спрашивать у солдат о том, видел ли кто-нибудь знамя капитана графа Артура фон Скоца? Один из сержантов указал мне направление. Я поскакал туда и увидел знакомые рожи. С улыбкой я поприветствовал их и спросил: "Где капитан?". Мне показали на барак, выглядевший чуть лучше остальных. Я направил лошадь к нему. Подъехав, спешился, передал поводья солдату, стоящему возле двери и постучал.
        - Войдите, - раздался уставший голос графа.
        Я открыл дверь и проник внутрь. Капитан был один. Он читал длинный список имен. Увидев меня, показал глазами, чтобы я сел на стул. Я отсалютовал и пристроился на указанный предмет мебели.
        - Вы доставили мою депешу вовремя солдат. Хвалю, - удовлетворенно сказал граф. - У меня к вам претензий нет. Вы справились на отлично. Даже лучше, чем я мог предположить.
        - Благодарю за доверие капитан.
        Он понизил голос и ровным голосом начал говорить:
        - На днях пришел приказ о моем возвращении в должность полковника.
        - Поздравляю, - сказал я.
        - Накладок с заданием не было?
        - Никак нет.
        - Ты сталкивался со слухами обо мне? - задал неожиданный вопрос граф.
        - Было дело, - честно сказал я. - Но никто ничего толком не знает.
        - Я вызвал на дуэль одного зазнавшегося дворянина из приближенных к императору кругов, за что и был разжалован и сослан. Мне дали шанс и кое-кто при дворе уговорил императора простить меня. Прямо скажу для таких масштабов, я маленькая птичка, но все же кто-то желает вернуть меня в игру, - задумчиво закончил уже не капитан, а полковник.
        - Это ведь хорошо? - осторожно спросил я, примерно представляя, за какие заслуги графа простили. Если я убью еще парочку человек, то он видимо станет генералом.
        - Время покажет, а пока я назначен командовать первым Армейнским полком легкой кавалерии, и мне нужен надежный адъютант. Сам полк пока еще есть только на бумаге, но адъютант уже нужен.
        Граф покопался в столе и вытащил скрученный в трубочку пергамент.
        - Вот здесь поставь подпись.
        Он протянул мне пергамент и перо с чернилами. Я бегло прочитал приказ о назначении Горана сына Белогора из Северного Мыса адъютантом первого Армейнского полка легкой кавалерии.
        - Но ведь я ничего не смыслю в этом? - растерялся я.
        - Научишься, - уверенно сказал полковник. - Я всю жизнь служил в легкой кавалерии. Ее задачи - разведка местности и добивать врагов. В основе вооружения есть лук, что тебе, безусловно, понравиться. И знаешь, что хочу тебе сказать? Это невиданная удача стать из простого лучника сразу адъютантом, но нынешнее положение вещей позволяет такой фокус провернуть, нужные люди уже дали свое согласие, хотя пришлось изрядно попотеть. Твоя основная задача будет отвозить письма в штаб - ничего сложного.
        Я подписал и передал пергамент заулыбавшемуся полковнику. На миг я подумал, а что было бы, если бы я отказался?
        Он снова повозился в ящике стола и передал мне несколько десятков бумаг и мешочек с деньгами.
        - Это мои записки о легкой коннице, которые ты должен выучить назубок, это список доспехов и оружия, которые ты должен купить, а это мое распоряжении, чтобы тебе выдали цепь со знаками отличия адъютанта. Иди, изучай и получай. И еще, твой барак справа от моего, чтобы ты всегда был под рукой. Теперь ты зависишь от меня еще больше. Если я полечу вверх тормашками, то и ты тоже.
        Я отдал честь и покинул полковника. Все и так понятно. Если граф оступится и потеряет расположение сверху, то и меня быстро в рядовые разжалуют. Никому я здесь не нужен в роли адъютанта, кроме графа.
        Граф совсем запутал меня этим назначением, теперь даже очень глупый солдат понимает, что я человек фон Скоца, раз он так меня приблизил. Если меня прихватят на чем-нибудь горяченьком, то графа тряханут в первую очередь. В голову лезло множество предположений, но парочку казались наиболее вероятными: граф рассчитывает уберечь меня от смерти в этой войне, чтобы я потом выполнял его поручения; или в роли адъютанта мне проще будет передвигаться по линии фронта и стрелами равнинников устранять неугодных графу людей? Да хрен его знает, интригана. Теперь даже не знаю, убивать графа, инсценировать собственную смерть или оставить все как есть?
        У одного из знакомых солдат, я спросил, где хозяйничает интендант. Он указал мне место. Я вскочил на коня и помчался туда. Солдат не обманул. Склад с обмундированием стоял там, где он и указывал. Хмурый помощник интенданта принял приказ, его взгляд изменился, когда он прочел, что должен выдать, и быстро начал рыскать по закромам.
        Большой склад способствовал долгому разыскиванию требуемых вещей. Видимо парень только-только прибыл на место, и плохо ориентировался здесь. Пришлось подождать.
        Пока я стоял, то до меня дошло, что теперь я цельный офицер! Адъютант это же офицерское звание. Я аж рот открыл от такой головокружительной карьеры. Будь я в регулярных войсках, то годами добивался бы этого, и то вряд ли бы получил из-за своего простолюдинского происхождения, а так среди новичков, да еще и при нехватке выпускников офицерских школ, да плюс расположение графа, и вот я уже не простой лучник.
        Интуиция подсказывает мне, что это еще может аукнуться полковнику. Возвести простолюдина в адъютанты. Конечно, в империи грань между благородным и не благородным была только приставка к фамилии, иной простолюдин-торговец был богаче самого родовитого дворянина и занимал гораздо более важный пост, но все же перекос сохранялся. Дворяне правят, занимают высшие чины, а простолюдины пресмыкаться. Но все же, в истории армии были даже генералы-простолюдины, но к моменту их становления оными, они уже получали дворянство. Но с другой стороны, что графу остаётся? По умолчанию я бы попал в полк к лучникам, и полковник Артур уже бы не имел возможности давать мне тайные поручения как в истории со смертью Дитриха, надо мной были бы другие командиры, которые ограничили бы мою свободу действия - это если второе предположение верно и мне все-таки придётся убивать для графа сейчас, а не после войны.
        Пока я напряженно размышлял, помощник интенданта с извиняющейся улыбкой передал мне серебряную цепочку с серебряным же орлом, держащим в одной лапе свиток, а в другой перо. Я надел цепочку на шею, распрямил спину, залез на коня, и гордо поглядывая на солдат, поскакал в город.
        Второй раз за сегодняшний день, я сквозь ворота пересек городскую стену Кар-Караса и направился в самую известную оружейную лавку в городе.
        Пока ехал на лошади по улицам Вороньего города, прочитал список графа. Великие духи, я даже не знаю, как вооружена легкая конница! Как я справлюсь со своими обязанностями? Легкое волнение охватило меня. Почему-то вспомнилось как я, также волнуясь, скакал к Велене. Мой яростный плевок полетел под копыта коня. Если абстрагироваться от терзающих меня мук любви и ярости, то Велена не так уж и виновата. Я ведь прекрасно знал, чего она хочет. Этого я дать ей не могу. В тот момент, когда она давала мне свое обещание - это был минутный порыв. Я ведь практически только что убил ведьму, был героем в ее глазах. Мы еще так молоды, порывисты, не умеем отвечать за собственные слова и поступки. Как бы я не относился к виконту, как бы не желал растерзать его голыми руками, похоже, что он хороший человек, и очень может быть, что Велене повезло с ним. Богатый, красивый, воспитанный, дворянин - мечта любой девушки.
        Я тяжело вздохнул, больше не желая бередить рану. Благо показалась нужная мне лавка, отвлекая от грустных мыслей. Я соскочил с коня и минуту постоял, приводя чувства в порядок, а то торговец подумает, что я перепутал его оружейную с похоронной лавкой.
        Привязав коня, я натянул надменную улыбку на уста, подпусти немного презрения в глаза и походкой короля вошел внутрь. Хозяин привычно мазнул взглядом по небогатой одежде и тут же поджал губы, ошибочно полагая, что я ничего не куплю. Вдруг его глаза удивленно распахнулись. Я равнодушно прошел мимо, краем глаза следя за его взглядом, прикипевшим к адъютантской цепи.
        Я уже знал, что куплю. Харник еще в Армейне насоветовал мне много доспехов разной категории, да и оружия тоже. Я небрежным жестом подозвал хозяина и начал показывать то, что хочу примерить и опробовать. В результате примерок, соотношения цены-качество и моих представления как должен выглядеть адъютант, который выбился из простолюдин, я кое-что приобрёл. Первым был конический шлем с мощным наносником. Две его боковые пластины были позолочены, что придавало ему яркий и богатый вид, а шею прикрывала кольчужная оборка.
        Для защиты тела нужно было купить легкий доспех, так как кони у моего полка были приспособлены для скорости, а не мощи, и не могли нести тяжелоэкиперованного всадника. Я купил идеально севшую на меня бригантину. Она представляла собой доспех из пластин, наклёпанных на стеганную льняную основу, покрытую синим бархатом и заклёпками декоративной формы, с юбкой ламинарной конструкции. Для защиты ног, я приобрел плотные штаны с нашитыми железными пластинами, и высокие сапоги. Шпоры не захотел брать, так как пятки у сапок были оббиты железом с шипами - этого было достаточно.
        Так же купил две пары хороших перчаток для защиты от тетивы, короткий всаднический лук сложного типа, оклеенный вываренной в масле берестой, и великолепный колчан, украшенный золотой нитью. В качестве оружия ближнего боя взял точно такой же меч, как сейчас был у меня, но более хорошего качества и отделанный золотом, ну и ножны к нему, и легкий, круглый кавалерийский щит с золотым орнаментом по краю.
        Обалдевший хозяин сделал мне хорошую скидку и пожелал господину адъютанту удачи в сражениях.
        На обратном пути в лагерь, я купил еще дорогой, кожаный плащ с капюшоном, крепкие сапоги, и несколько смен повседневной одежды: штаны, рубахи, пояса, кафтан, легкую куртку. Все обновки сложил в несколько мешков и поехал в свой барак. Конечно, у меня не оставалось сомнений, что я хватил лишнего, и буду выглядеть не как простолюдин, и у людей возникнут вопросы, откуда у меня деньги на всё это? Но образ виконта в дорогих одеждах, заставлял меня скрипеть зубами от злости. Честно, я пытался прогнать эту злость, но у меня мало получалось.
        После того как я совершил все покупки, нужно было отправляться в лагерь армии, но я решил на свой страх и риск совершить некий колдовской ритуал, который очень может мне помочь с одной смертельной проблемой. Для этого нужно было зеркало, комната и одиночество.
        По подсказке местных жителей, я отправился на ближайший постоялый двор. Конь шел вяло и неохотно, его тяготил лишний груз, который он не привык носить на себе. Его копыта цокали в такт ударяющимся в мешке друг об друга доспехам.
        Показалась вывеска постоялого двора, на которой была изображена кровать и пенящаяся кружка пива. Я облизнул вмиг пересохшие губы. Нет, сейчас не время, только комнату. Я направил вороного к конюшне, снял с него мешки и передал мальчику-конюшему.
        Зайдя на постоялый двор, прикрыл глаза рукой. Свет от масляных фонарей резанул по глазам, после сумеречной темени. Найдя взглядом хозяина постоялого двора, договорился о комнате с зеркалом на ночь. Он без удивления дал мне ключ и сказал, какая она по счету на втором этаже. Найдя комнату, отпер ее грубым ключом и зашел внутрь.
        Побросав мешки с покупками в угол, я подошёл к зеркалу в деревянной оправе, висящему на стене, и снял его с гвоздя. То, что я хотел сделать, нужно было проводить под присмотром еще одного колдуна или ведьмы. Оттуда, куда я отправлюсь, можно было и не вернуться. Я положил зеркало на пол, проколол палец кинжалом и начал выводить на нем колдовские символы. Когда-то я попросил Наставника изготовить для меня эликсир, улучшающий память, а потом и сам научился его делать. Я частенько принимал его и благодаря этому знания, полученные от алхимика и Каститас, были свежи в моей памяти. Закончив выводить символы на поверхности зеркала, я начал произносить заклинание. Поверхность зеркала дрогнула и приобрела цвет и однородность расплавленного серебра. Я продолжал читать заклинание. Зеркало пошло концентрическими кругами, заклинание сработало, теперь самое время взглянуть туда, что я и сделал.
        Я откинул шкуру и опустил ноги на пол. В доме было тихо. Отец уже ушел в шахту. Я, шлепая босыми ногами, подошел к своему тайнику, отодвинул одну из неплотно подогнанных досок, схватил ярко раскрашенную книгу и потянул ее на себя. Она зацепилась о торчащий из доски сучок и я дернул ее на себе, спросонья не совсем понимая к чему это приведет. Мягкая обложка порвалась. Я досадливо цыкнул, но вдруг удивленно ойкнул. Внутри обложки было что-то спрятано. С тяжелым сердцем, я дорвал ее, и на свет показалась тонкая тетрадь. Я изумленно открыл ее и увидел мелкий, убористый подчерк. Мое любопытство полыхнуло с недюжинной силой. Я забрался на кровать и принялся читать ее. Внезапно поверхность книги растаяла у меня в руках. Комната преобразилась, став, словно из расплавленного серебра. Пространство задрожало и меня куда-то поволокло.
        Фух, выдохнул я облегченно. Все прошло как по маслу. И нечего было Каститас пугать меня, будто бы погружаясь в свои воспоминания, легко и не выбраться. Это ей легко и не выбраться, а у меня все работает как часы на ратушной башне.
        Я возбужденно встал и начал мерить шагами комнату. То, что я узнал из тетради, полностью подтверждало мои догадки о ней. Она содержала колдовство высшего порядка. Может быть, даже сама Ветус не знает таких заклинаний и заклятий, что описаны в ней. Там было всего четыре заклинания и два заклятия, но каких! Одно из них давало мне шанс избавиться от крутус деф, что наложила на меня Ветус. Но сумею ли я воспользоваться этими знаниями?
        Я начал спешно собирать вещи. Накинул на плечи новый плащ и плотно в него укутался. Дверь не стал закрывать, а ключ бросил на кровать. Спустившись по лестнице, пересек зал и выскочил на улицу. Времени было в районе десяти часов. Через два часа полночь. Должен успеть. Я забрал вороного из конюшни и держа поводья в руке, направился в самую неблагополучную часть города. После того как мы с Каститас вырезали три десятка бандитов, городское дно затихло, а мне они сейчас ой как нужны. Пять штук не больше, но и не меньше.
        По моим ощущениям я уже иду по району, где разгуливает беззаконие, но пока я вижу пустые, грязные улицы и обшарпанные дома с латаными-перелатанными крышами. Где же вы, господа грабители и душегубы?
        Впереди раздались голоса. Я обрадованно ускорил шаг и увидел трех людей, стоящих возле двери дома. Они даже ничего не поняли, как я их парализовал, но этого было мало надо еще двоих. Время уходило. Луна уже почти взобралась на небосклон. Я толкнул дверь в ближайший дом. Она заскрипела, но устояла. Значит, кто-то там есть. Простеньким заклинанием я выбил дверь и зашел внутрь, предварительно наколдовав шар огня, который неплохо освещал пространство. В темноте блеснули чьи-то испуганные глаза. Я метнулся туда и увидел жмущегося к печи чумазого мальчишку лет десяти. Больше никого в доме не было. Я зло сплюнул и погрузит его в сон. Детей убивать я не стану.
        Злой как сто медведей, разбуженных среди зимы, я вышел из дома, и к своей вящей радости увидел две фигуры, которые раздевали тройку моих парализованных жертв. Кто-то из богов или духом, мне явно благоволит. Я выкрикнул заклинания и фигуры присоединились к уже парализованным. На секунду я задумался. Если на улице буду проводить ритуал, то это может привлечь ненужное внимание.
        Я пролеветировал пять тел, одно за одним в дом с погруженный в сон мальчиком. Зашел сам и закрыл дверь. Подвесил шар огня к потолку и начал выводить тонкой струйкой огня пентаграмму на деревянном полу. Он чуть не загорелся, но спешно созданная вода исправила дело. Время поджимало и я торопился. Быстро разложил с ужасом таращихся на меня людей по вершинам пентаграммы и начал выводить на них, своей кровью из проколотого пальца, колдовские символы. Внутрь пентаграммы я положил кольцо матери. Закончив выводить символы, я разогнулся и посмотрел на дело рук своих. Пять до ужаса перепуганных людей - трое мужчин и две женщины, были покрыты вязью антигуа лингуа. На первый взгляд я все сделал правильно и начал произносить слова заклятия. Они давались мне с трудом. Пот выступил на лбу, и тонкими струйками спускался по лицу, капая на пол. На одном из символов я почти запнулся, теряя связь с заклятием. На башне ратуши пробил колокол. Первый удар. Я с хрипом произношу заковыристый символ. Осталось еще два. Второй удар колокола. Я давлюсь звуками, но выплевываю еще один символ. Третий удар колокола. Четвертый
удар. Я упал на колени, изо рта доносятся только хрипы. Пятый удар. Сводимые судорогой губы еле слышно прошептали заключительный символ. В ней было больше стона и хрипа. Он почти не разборчив. Двенадцатый удар колокола. Пентаграмма вспыхивает, и люди начинают превращаться в мумий. Вроде сработало. Отдышавшись, я забрал кольцо и покинул дом, оставив в руке мальчика мешок с серебряными монетами и выжженную посередине комнаты пентаграмму с пятью горками пепла.
        Кар-Карас я покинул не без проблем. Стоящие на городских воротах стражники, не желали выпускать меня из города, дескать, ворота откроются только утром. Меня так и подмывало приложить их каким-нибудь заклинанием, но я сдержался и откупился несколькими серебрушками и рассказом о горячей девушке, из-за которой я припозднился, а в лагерь-то надо, а то утром дезертиром назовут.
        Добравшись к лагерю армии уже во втором часу ночи, я направил лошадь к двери барака. По пути мелькнула мысль: "Если у меня не забирают этого спокойного вороного коня, то по умолчанию он мой? Хм, надо бы уточнить".
        Оказавшись возле барака, указанного мне полковником Артуром, я передал своего скакуна одному из дежуривших возле костра солдат и велел отвести в конюшню, сам открыл дверь в барак и проник внутрь. Обстановочка была по-солдатски простой. Четыре деревянные кровати с лежащими на них тюфяками, подушками, тонкими одеялами и сменой белья. Каждая из них стояла в своем углу. Возле одного окна залитый светом луны стоял письменный стол, около другого окна был точно такой же стол. Возле кроватей стояли вместительные сундуки. Был еще один шкаф с множеством полок и умывальник, с висящим над ним зеркалом в железной оправе. Вот и вся мебель барака.
        Я выбрал дальнюю от двери кровать, сложил в сундук все свои вещи, расправил простыню, снял сапоги и лег спать. За мгновением до того, как сон утащил меня в путешествие по закоулкам грез, я подумал о том, что надо было доложить графу, что я вернулся. Усталость и лень, и если честно, отсутствие дисциплины в лагере обучение под Армейном, лично для меня, сделали свое дело, я заснул, ощущая лишь небольшие признаки вины и безумную надежду на то, что мое заклятие поможет снять заклятие Ветус. Получилось ли у меня заклятие правильно, можно было проверить только одним способом, но я до последнего не буду это делать.
        Глава 14
        Утро разбудило меня криком полковника Артура. Я сонный вскочил с кровати, и с широко распахнутыми глазами слушал его яростную отповедь. Впервые видел его таким - слюна брызжет изо рта, глаза метают молнии, руки то и дело сжимаются в кулаки. Того и гляди засветит в глаз.
        Как и предчувствовал, я должен был показаться ему на глаза, после того как побывал в городе. Граф не скрывая гнева, кричал, что я больше не в лагере обучения, а в армии, и должен вести себя соответствующе, тем более я офицер. Мне показалось, он уже двадцать раз проклял идею возвести меня в адъютанты.
        Чуть снизив обороты, он спросил:
        - Ты читал бумаги, которые я передал мне?
        Боясь говорить, я отрицательно покачал головой. Граф плюнул на пол и сказал мне:
        - Чтоб до обеда не появлялся мне на глаза, а сидел и читал!
        Полковник, сильно хлопнув, ни в чем неповинной, дверью, вышел. Барак покачнулся, по его стенам пробежала нервная дрожь.
        Я сел на кровать и вытер вспотевший лоб. Мысли о завтраке как-то само-собой отошли на второй план. Есть после такой взбучки совсем не хотелось. Единственно на что я пока решился - это побриться острым ножом и почистить зубы мягкой щеткой с пахнущей мятой мазью. Потом достал бумаги и принялся их читать. Это были записки, сделанные чернилами от руки. Я так понимаю, граф сделал выжимку из той информации, которую должен знать нормальный адъютант. Так-с, приступим. Конный полк состоит из четырех эскадронов численность по двести человек. Эскадрон делиться на две сотни. Сотня делилась на две турмы, турма на десятки.
        Всего в полку было: полковник - одна штука, четыре тушки эскадронных капитанов, восемь сотников, шестнадцать сержантов и восемьдесят капралов. Кроме того были полковые лекари, ветеринары, трубачи, и священник. Так же наблюдался обозный люд, он включал в себя: семь поваров, четырнадцать хлебопеков, пять кузнецов, шесть мастеровых шорного и деревянного дела. Возглавлял обоз интендант и его помощники.
        При штабе полка находились один штаб-трубач, два каптенармуса, следящих за дисциплиной, четыре адъютанта, шестнадцать человек офицерской прислуги, шесть офицерских лекарей, писарь и восемь человек отвечающих за офицерский обоз.
        Как и наказал граф, я покинул барак только к обеду. К этому времени я многое узнал о легкой коннице. О том, какие должны быть кони по параметрам, какое у нас знамя и многое-многое другое. Голова пухла от всего этого. Хорошо, что в лагере обучения как-то невзначай кое-что узнаешь об армии, даже особо не интересуясь.
        Когда я шел к офицерской столовой, направленный одним из солдат, напугавшего меня тем, что отдал честь, когда к нему обратился, думал о том, что смогу стать хорошим адъютантом. Кое-что я помнил по книгам, некоторую информацию получил в лагере, и вот теперь заполняю пробелы в знаниях записками графа.
        Надо сказать, что офицеров кормили значительно лучше, чем простых солдат, да и порции были больше. На столах стояли корзинки с мягким хлебом и фруктами. Давали суп, мясо с овощами и чай.
        В столовой я был не один, поэтому расшаркиваться приходилось со многими. Каждый день армия пополнялась все новыми и новыми людьми, среди них были и офицеры. Цепочки на шее каждого говорили, в каком они звании, я запоминал, сравнивал и делал выводы.
        После того как закончил трапезу, пошел к графу. Постучался, получил разрешение войти и осторожно скользнул внутрь. Там уже за столом сидел не только граф, а еще несколько офицеров. В углу, с пером в руке, за небольшим письменным столом, сидел молодой, остроносый парень - писарь, он же чернильная душа.
        Полковник прошелся по моему лицу тяжелым взглядом. Он уже был точно не рад такому адъютанту. Прочистив горло, граф сказал, обращаясь к офицерам:
        - Господа, мой адъютант Горан сын Белогора из Северного Мыса, что в Бривенхейме.
        Офицеры удивленно воззрели на меня, потом на графа, затем снова на меня, но уже с другим выражением на лице. Я читал в их глазах растерянность. Как так? А где приставка "фон"? Неужели это простолюдин, да еще и дикарь?
        Надо отдать им должное, хорошее воспитание взяло свое, и они по очереди начали представляться. Я запомнил каждого и по взгляду полковника сел за стол. Тут же началось бурное обсуждение всевозможных проблем полка. Я тихонько сидел на стуле и мотал на ус.
        Если сначала дворяне косились на меня, как на неведомую зверушку, то потом привыкли. Не рыгает, не пердит за столом, ну и ладно, пусть слушает, может что-нибудь поймет.
        После того как жаркая беседа в бараке графа была окончена, я окунулся в настоящую службу адъютанта. Я как проклятый развозил письма на уже точно своем вороном коне, том самом, что дал мне граф еще, будучи, капитаном, а теперь полковой интендант узаконил это на бумаге, написав, что конь такой-то масти, такой-то породы, носящий кличку "Черныш" закреплен за таким-то адъютантом носящим кличку "Горан". Ах, что простите, у вас там на севере не клички, а так же как у людей имена?
        Лагерь я изучил вдоль и поперек. Перезнакомился с множеством офицеров, еще больше просто узнал по именам. Задница болела от седла и превращалась в одну большую мозоль. За это время я еще больше начал ценить Черныша. Что мне больше всего нравилось в нем так это то, что он был до невероятного спокоен и флегматичен, как раз то, что нужно для начинающего всадника. Он мог спокойно стоять, когда рядом во все горло вопил какой-нибудь сержант на своих нерадивых подчиненных, лязгают доспехи, трещат колеса у телеги - его ничто не смущало.
        Когда я уставший, вечером вернулся в барак, то увидел там молодого парня, чуть старше меня, тоже с адъютантской цепью на шее.
        - Гай фон Тит, адъютант первого Армейнского полка легкой конницы, - представился он низким голосом.
        - Горан сын Белогора, тоже звание в том же полку, - вяло работая языком, выдал я и пошел к кровати.
        Я за сегодняшний день уже научился не обращать внимания на те эмоции, что вызывает у благородных мое имя. Кряхтя начал раздеваться, закончив, блаженно вытянул ноги на кровати и закрыл глаза.
        - Позвольте узнать Горан, а в какой офицерской школе вы обучались? - куртуазно спросил Гай, сев на свою кровать.
        - Ни в какой, я уже все умел.
        Дворянин весело хихикнул.
        - А вот я говорил папеньке, что все умею, а он нет говорит, иди, учись, и я оттрубил три года в Цинети. Эх...
        - А я говорил: "Нет, не забирайте меня из моей берлоги".
        Парень опять хохотнул.
        - Так вы с севера? А где ваша шкура?
        Он не хотел меня обидеть, это было что-то вроде дружеского подтрунивания.
        - Дуэль, - произнес я громко.
        Гай быстро проговорил голосом, в котором не было ни страха, ни раскаяния:
        - Я просто шутил. Но если вы вызываете меня на дуэль, то я к вашим услугам.
        - Я тоже пошутил. Хотел проверить вашу реакцию.
        - Хитрый, северный народ, - прошептал он так, чтобы я услышал. - Может на "ты"?
        - Так вы готовы, чтобы вам в лицо тыкал какой-то простолюдин?
        - Эээ, - махнул парень рукой, - это не важно. Если ты стал адъютантом, то, безусловно, чего-то стоишь, а такие люди не делятся на простолюдинов и дворян.
        - Твои бы слова, да остальным офицерам в уши, а то смотрят на меня, как на чудо природы.
        - Не обращай внимания, привыкнут. Главное веди себя достойно.
        Я приподнялся на локтях и решил рассмотреть получше, такого неординарного дворянина. Чуть выше среднего роста, на мой взгляд худоват, конечно, не такой как когда-то был я, но все же мясца ему надо наесть. Открытое, чистое лицо с привлекающей взгляд улыбкой. Почти круглые, как у филина, глаза с немного припухшими нижними веками - то ли не выспался, то ли болеет. Тонкий нос с широкой переносицей был вздёрнут кверху, и придавал парню задорный вид. Короткие русые волосы и легкий пушок на лице дополняли образ парня. О Гае у меня сложилось впечатление, как о человеке, которого все считают лучшим другом и готовы поделиться самым сокровенным, а на самом деле он может оказаться кем угодно.
        - Ты, конечно, Гай, парень хороший, но мне так спать хочется.
        - Всё, умолкаю. Доброй ночи Горан.
        Глава 15
        Ночь прошла так быстро, будто бы я мигнул, а не проспал девять часов. Утром в бараке графа было еще больше офицеров. Был здесь и Гай фон Тит. Полковник Артур назначил его старшим адъютантом, что, на мой взгляд, было естественно.
        Вертеп снова продолжился. Я носился на Черныше, где устно, где письменно передавал волю графа. Время летело в бешеном темпе. Вот, казалось, только-только было девять часов, а уже доносятся двенадцать глухих ударов колокола.
        К полудню я оказался у графа и узнал, что закончилась комплектация нашего полка личным составом и лошадьми. Почему он получил название Армейнский, для меня осталось загадкой. Только я и граф имели хоть какое-то отношение к этому городу, все остальные были набраны с других областей империи. Мы получили знамя - золотой конь, встающий на дыбы на сине-зеленом фоне. И такие же нашивки на грудь. Я попросил одного из мастеров в обозе присобачить мне ее на грудь бригантины. Он за час справился с этим делом, и я вернул доспех обратно в сундук, пока никто не увидел.
        Во время обеда в столовой появились еще два адъютанта, мои сослуживцы - Абелард фон Эмерик и его брат Жифье фон Эмерик. Темноволосые, среднего телосложения, но крепко сбитые ребята с приятными лицами, они были очень похожи друг на друга. Узнав, что я простолюдин, они старались не общаться со мной, а я молча презирал их.
        После полудня слух об адъютанте-простолюдине уже разошелся по всей армии, поэтому такого откровенного удивления как раньше я не встречал, а один из командиров тяжелой конницы, настоящий опытный рыцарь, сказал мне, узнав кто я:
        - Молодец, далеко пойдешь.
        И хлопнул своей лапищей мне по плечу. Я, конечно, здорово раздался вширь, но все равно покачнулся.
        Пересекался я за это время и с женихом Велены Жозефом фон Стокбуром. Я отвозил к ним в полк какое-то письмо от графа, что-то они там фураж делили.
        Увидев меня, он удивился:
        - Горан?
        - Приветствую вас сотник, - сказал я, почти ровным голосом, скрывая вспыхнувшую ненависть.
        Он был ни в чем не виноват, но попробуй это объясни любящему сердцу.
        - Я слышал, что... - Жозеф запнулся, - эээ, об своеобразном адъютанте, но не думал что это ты, то есть вы.
        Парень не знал, как теперь со мной общаться. Я простолюдин, но в тоже время не самый хилый офицер.
        - Господин сотник, вы считали, что я не смогу стать офицером? - с вызовом сказал я.
        - Нет, ну что вы, - искренне, по-моему, произнес он. - Так всё запутано.
        - Я вас понимаю. Как поживает милейшая и честнейшая Велена? - с ироний, впрочем, которую не заметил парень, сказал я.
        - О, прекрасно. После победы над Глауану, мы поженимся. Кстати, вы заранее приглашены. Она так понравилась моим родителям. Ваши края полны удивительных людей, если судить по вам и Велене.
        - Желаю вам счастья, - почти выкрикнул я и умчался прочь.
        Грудь разрывало громко бухающее сердце. Ребра трещали от рвущегося из меня вулкана. Душа металась в оковах плоти, взывая ко всем богам и духам. Губы сводила горькая судорога. В голове вновь и вновь звучал вопль: "Почему не я на его месте?".
        Я не видел куда ехал, глаза предательски щипало, картинка смазывалась. Конь сам выбирал дорогу. Почувствовав свободу, он устремился в одно только ему известное место. Ну что же я метаюсь как припадочный? Ведь все уже решено. Умом я уже отпустил ее, почему же сердце не понимает этого? Хотелось рыдать и выть одновременно. Позавчера я на тот свет отправил пять человек и не испытал ни капли эмоций, а сейчас веду себя как истеричка. Что же со мной происходит? Неужели это и есть любовь? Зачем она мне такая? Любовь должна приносить счастье, а не взрывать изнутри душу. Рано или поздно, но такое состояние должно было пройти. И оно прошло, когда небо уже затянулось темными тучами, солнце скрылось за горизонтом.
        Я остановил увлекшегося самоуправством Черныша. Глянув назад, на проделанный путь, понял, что мы уже давно покинули лагерь. Ландшафт поменялся. Вокруг было поле, только-только чем-то засеянное. Пахло недавно распаханной землей.
        Я посмотрел на небо. Вот-вот должен был разразиться дождь. Судя по облакам - настоящий ливень. Вдалеке прогрохотал гром. Сверкнула молния, озарив землю мимолетным отблеском. На лицо упала первая робкая капля, затем еще и еще.
        Не став медлить я произнес заклинание. Мы с конем оказались внутри прозрачной полусферы, стенки которой слегка искажали пространство, как марь, поднимающаяся от земли в жаркие дни. Она препятствовала воде проникновению внутрь. Потоки дождя стекали по ней к земле. Основа заклинания называлась "демидиум пила", разновидностей подобного колдовства было множество: для защиты от воды, огня, ветра, и т.д.
        Впервые я столкнулся с подобным заклинанием, когда замерз на спине Лео, который летел по зимнему небу, и Каститас применила для согрева одну из вариаций демидиум пила. Я тяжело вздохнул, этот день казался таким далеким. Сколько прошло времени? Несколько месяцев. А мне чудиться будто бы пару лет.
        Надо возвращаться в лагерь. Ненастье может продлиться долго. Ветер, дождь, гром и сверкающие в темноте молнии и не думали останавливаться. Я создал еще несколько демидиум пила - для защиты от пронизывающего ветра и расползающейся под ногами земли.
        Забрался в седло и пустил коня шагом. Он осторожно пробирался по дороге, не совсем понимая лошадиными мозгами, почему на его копыта не наливает грязь.
        Через некоторое время непроглядная темень окутала землю. Только частые молнии разрывали ее черную, неосязаемую плоть. Я произнес еще одно заклинание - одно из самых легких в колдовстве. В пяти метрах впереди коня появился светящийся, ровным, белым светом шарик, полметра в диаметре. Он давал возможность хорошо рассмотреть дорогу.
        Колдовство подобное демидиум пила и вот этому шарику, основой которого было заклинание "пила", могли приобретать различные параметры, то есть в структуре заклинания были изменяющиеся звуки антикуа лингуа, которые позволяли задать заклинанию: размер, силу, время действия, точку отсчета координат в пространстве и т.д.
        Пока я мысленно блуждал в дебрях знаний, впереди показались огоньки - я приближался к стоянке армии. Осознавая, что подумают люди, увидев меня, я развеял все заклинания одной лишь фразой - она лишала заклинания и ретраитур связи, колдовство не получало подпитки силой и тут же исчезало.
        В тот же миг, когда последний звук антикуа лингуа покинул мое горло, на нас с конем обрушилась ярость небес. За секунды я вымок до нотки и продрог до костей. Черныш от резкой перемены обалдел и скакнул вперед. Я чуть не вывалился из седла. Но тут же конь вспомнил о своей флегматичности и перешел на шаг.
        Мы проникли на территорию лагеря, и Черныш пошел еще медленнее. Здесь дороги были еще более разбитыми, чем за пределами стоянки армии. Оно и понятно - дорогу гробили в пыль телеги, лошади, тяжелая инфантерия.
        Вдруг открылась одна из дверей не совсем обычного барака, и кто-то позвал меня сильным, проникновенным голосом:
        - Сын мой, двери этого дома открыты для тебя. Зайди сам, и спрячь коня от ненастья.
        Я не знаю, почему не проехал мимо, ведь до моего барака было не так далеко, и лишние задержки в пути мне не нужны. Что-то подтолкнуло меня послушать священника, и зайти внутрь, оставив Черныша под длинным навесом снаружи.
        - Ты совсем вымок, - произнес священник, глядя на меня изучающим взором.
        Я в ответ посмотрел на него, как на человека, не совсем умного.
        - Представляете, промок. С чего бы это? - иронично сказал я.
        Священник, почти лысый старик, с длинной седой бородой в черной рясе, подпоясанной простой веревкой и большим, болтающимся на тонкой цепочке серебряным кругом на груди, сел за стол и показал мне рукой на свободный стул. Я присел.
        В пламени свечи я видел, как он не перестает буравить меня взглядом, словно год за годом просматривает мое прошлое. Я занервничал, вдруг он поймет кто я? Облизал губы, готовый в любой момент произнесли какое-нибудь летальное заклинание, но священник тяжело вздохнул и проникновенно произнес:
        - Я вижу печаль на твоем челе и кровоточащие раны на сердце.
        - Быть того не может, - сказал я, скрывая облегчение. - Я полностью здоров.
        - Ранено не физическое тело, а более важное - духовное.
        Я понял, о чем он и резко проговорил:
        - Это не ваше дело.
        Священник молча налил две кружки чаю и одну пододвинул ко мне. Горячий напиток пришелся очень кстати.
        - Ты еще дитя и первые страдания твоей души, кажутся тебе невыносимыми, но Единый дал тебе это испытание, чтобы в будущем ты действительно ценил то, что у тебя есть.
        - Я и сейчас ценю.
        - Искренние молитвы помогут тебе обрести душевный покой и веру в Единого.
        Я скептически посмотрел на священника и сказал:
        - Спасибо за чай, мне пора, дождь почти прекратился.
        - Постой, - произнес он и начал рыться в небольшом сундуке.
        Священник протянул мне деревянный круг на веревочке.
        - Возьми. Он тебе пригодиться.
        Я хотел отказаться, но в Северном Мысе мы уважали старость. Я протянул руку и взял круг.
        Покинув барак, влез на Черныша и направился к себе. Священник, стоя на пороге, провожал меня взглядом и творил знамения святого круга вслед.
        Я сдал коня на попечение удивленного от моего ночного визита конюху, и пошел в свой барак. Прошлепав расстояние, которое меня отделало от него, я тихонько открыл дверь и проник внутрь. Измучавшиеся за день адъютанты спали беспробудным снов. Я разделся и лег на кровать.
        Сон не шел, а наоборот, мозги развили бурную деятельность, подкидывая всё новые думы. За отца сердце болело. Как он там один управляется? Яков никак не желал меня прощать. Я видел его несколько раз мельком, он даже бровью не повел в мою сторону - то ли не узнал, то ли умело игнорирует. Каститас куда-то пропала. Как теперь изменяться наши отношения после ночи любви? И, конечно же, свадьба Велены. Есть шанс, что виконтик не доживет до нее, но только если стараниями равнинников - я не буду марать руки в его крови.
        Лицо Велены, как наяву, встало у меня перед глазами. Сердце опять защемило, стало трудно дышать. Я вскочил с кровати и начал надевать штаны. На пол из кармана выпал святой круг. Я поднял его и поднес к глазам, затем кинулся к сундуку и достал молитвенник, подаренный леди Женевьевой.
        Я вышел из барака. Дождь прекратился пару минут назад, и только припозднившиеся редкие капли падали на землю. Сел на крыльцо, туда, где суше. Тучи разбрелись по небу, обнажая полную, яркую луну. Ее света было достаточно, чтобы разобрать строчки в молитвенники. Я открыл его на первой попавшейся странице и тут же закрыл. Неужели я буду молиться унуситскому богу? Как мне могут помочь эти бессмысленные строки, лишенные всякой силы?
        Я посмотрел на круг, лежащий на раскрытой ладони. Что в тебе такого, что в тебя верит столько людей? Ты же не колдовство, результат которого можно увидеть. Ни заклинание, способное обогреть или забрать жизнь. Молитвы это всего лишь набор звуков. Антикуа лингуа способен влиять на примум вис, а на что способен ты?
        Крепко, до боли, сжал круг в руке. Воспоминания нахлынули внезапно, я снова очутился в той деревне, в том доме с сумасшедшей женщиной. Это было заклятие подчинения. Колдовство средней руки, но уже ближе к высшему. Каститас накрыла им весь дом, но поддалась только оставшаяся безымянной женщина, и то, только после того, как Велена сняла с нее круг. Сильные люди независимо от веры с трудом подпадают под действие этого заклятия, а часто оно совсем на них не действует. Я был сражен наповал глазами женщины, ретранслирующими заклятие, и только молитва леди Женевьевы вывела меня из подчинения. Может в этих бездарно сложенных, словно детские считалочки, строках, есть какая-то глубинная сила невидимая на первый взгляд?
        Я открыл молитвенник и начал искать подходящую случаю молитву. Найдя оную, зажал круг в руке и начал неумело, тихо шептать:
        - Умоляю, Мать Единого, смятение души и бурю моего уныния рассеять...
        Я полностью, жарко, прочел молитву и быстро изобразил святой круг, будто, сжигая последний мост, ведущий к прошлой жизни.
        Сказать что стало легче - это соврать, но эффект был. Я, словно выговорился давно знакомому человеку и попросил его поддержать меня. Странно, но мне показалось, что ретраитур на едва различимую долю мгновение потеплел - я списал это на волнение, и направился к кровати. После эмоциональной разрядке, засыпать было легче.
        Глава 16
        Утром началась какая-то суета, беготня, адъютанты метались по бараку как в жопу ужаленные. Я выглянул из-под одеяла и сонно, не скрывая недовольства в голосе буркнул:
        - Вы чего устроили?
        Гай фон Тит быстро мне ответил, не прекращая попыток натянуть легкий доспех:
        - Выступаем. Наш полк первый отправляется к Перекати-Поле. Еще же вчера пришел приказ. Горан ты чего, совсем замотался?
        Я откинул одеяло и начал одеваться в повседневную одежду. Братья фон Эмерик презрительно на меня посмотрели, как на последнего нищего, и продолжили натягивать одинаковые кольчуги с яркими каменьями.
        Гай покачал головой, подошел ко мне и тихо проговорил:
        - Если у тебя нет брони, то иди к интенданту может он тебе что-нибудь подыщет. Мы же на войну идем, а не на прогулку.
        Я хмыкнул. Похоже, пришла пора, доставать дорогие покупки. Старший адъютант неправильно расценил мой хмык и развел руками, мол, поступай, как знаешь.
        Я открыл сундук и начал облачаться. Сначала было несколько удивленных восклицания, потом гробовая тишина и отвисшие рты.
        - Пойдет? - спросил я, скрывая вдруг напавшее на меня смущение, когда полностью облачился.
        - Хороша бригантина, да еще и в цвет полковому знамени, - протянул Гай. - Дашь меч посмотреть?
        - Потом,- сказал я, увидев, как в открытую дверь проходят несколько человек офицерской прислуги.
        Гай тут же начал отдавать им приказы. Они молча начали выносить наши вещи и класть их в обоз.
        Когда барак опустел, мы вчетвером забрали лошадей из конюшни и поскакали на построение за пределы лагеря.
        Прибыли вовремя. Почти тысячу человек личного состава были здесь. Адъютанты и я, в том числе, крутились подле графа. Он увидел меня и еле справился с эмоциями. Его глаза кричали мне, что я окончательно охренел. В армии и так много слухом о том, почему я получил адъютанта, проскочив с ходу тучу званий, а теперь я еще щеголяю дорогим оружием и броней. Мне, показалось, что полковник готов покрутить пальце у виска, но он ограничился осуждающим покачиванием головы.
        Выстроившись в походную колонну, мы двинулись по дороге в сторону равнины Глауану. Несколько тысяч солдат, офицеров и горожан, прибывших на каретах из города, чтобы посмотреть на такое зрелище, провожали нас. Мы должны были на сутки опередить основную армию.
        Впереди ехал всадник со знаменем, за ним блистательный граф Артур фон Скоца, затем остальные офицеры по уменьшению значимости. Я с другими адъютантами ехал в четвертом ряду, и крутил головой по всем сторонам света. Столько народу, столько народу. И все нам кричат, подбадривают, желают удачи. Я не мог не улыбнуться.
        Вдруг увидел карету с гербом рода фон Стокбур, оттуда выглядывала Велена. Я встретился с ней глазами. Она изумленно смотрела на меня, распахнув до предела свои чудесные глаза. Я с наслаждением отсалютовал ей. Она как-то заторможено кивнула. Похоже, виконт не рассказывал ей о том, чего я достиг. Изумление девушки было предельно откровенным. Она как завороженная смотрела на меня. Что творилось в ее голове, я не берусь угадать. Но этот взгляд наполнил меня каким-то ликованием. Посмотри, на вчерашнего деревенского мальчишку, которому ты дала ложную надежду. Пока ты кривлялась перед благородными родителями Жозефа, чтобы они разрешили ему брак с простолюдинкой, я тоже не сидел сложа руки, и...
        Ликование словно ветром сдуло, я вспомнил, как получил это место. Память подбросила мне искаженное лицо Дитриха фон Брана - наверное, на всю жизнь запомню свою первую жертву, никогда это воспоминание не сотрется из моей памяти, сколько бы лет не прошло. Разворошённое улье прошлого, жужжа, окунуло меня в тот бандитский притон. Сколько человек я уже убил? Сколько крови на моих руках? А сколько еще будет? Зачерствевшее сердце равнодушно промолчало, только совесть пыталась хоть немного укусить, но я легко заглушил ее - это моя судьба, таким сделал меня всеведающий и всезнающий Единый. Как говорил священник в Армейне: "Если Единый допустил такое, значит это для чего-то нужно".
        Мои уже давно опущенные к земле глаза уставились на рыцарские шпоры - это был один из эскадронных капитанов. Рыцарские шпоры отличались от прочих золотым напылением. Никто кроме рыцарей не мог пользоваться такими. Дворяне в большинстве своем использовали с серебряным напылением или такие сапоги с шипами как у меня.
        Я подумал, что очень недооценил леди-рыцарь Женевьеву, ведь она совершила какой-то подвиг, иначе, в рыцари не посвящали - это звание не передавалось по наследству, его можно было только заслужить. Любой простолюдин, удостоенный чести стать рыцарем, тут же приравнивался в своих правах и вольностях к благородным. Но только он, его дети так и останутся простолюдинами.
        Рыцарь был где-то один на десять благородных. Дворянам гораздо охотнее присваивали это звание, нежели простолюдинам, поэтому простолюдинов-рыцарей было гораздо, гораздо, меньше. Чтобы обычный человек, не благородный, стал рыцарем, ему нужно было безоружным убить пару десятков недругов, захватить казну небольшого государства и победить дракона. Я утрирую, но это действительно должен был быть подвиг. Если бы я совершил такой, то мое будущее стало бы подтверждением настоящее - ни у кого бы не возникло вопросов, почему я адъютант. Такие возможности, выпадают крайне редко, и почти в ста процентах случаев заканчиваются смертью. Даже граф не рыцарь, хотя у него есть оруженосец, в то же время у леди Женевьевы нет оного - как все запутано. Хотя ничего запутанного. У него есть деньги, у нее по-видимому нет, или просто не хочет брать на воспитания какого-нибудь отпрыска-ротозея из благородной семьи.
        Надо бы сойтись поближе с нашим рыцарем-капитаном, разузнать, за что он получил золотые шпоры.
        Ехавший рядом Гай, толкнул меня рукой в плечо и весело спросил:
        - Чего пригорюнился? Посмотри, какая чудесная погода. Благодать.
        - Да вот думаю, как бы мне рыцарем стать.
        - Ооо, брат, ты загнул. На мелочи не разбрасываешься. Если придумаешь как, скажи мне, вместе будем рыцарскими шпорами щеголять.
        - Обязательно.
        - Ты это, не сочти за оскорбление, но как ты приобрел такие вещи? - осторожно спросил он, перебегая взглядом с эфеса меча на бригантину.
        Братья фон Эмерик начали прислушиваться.
        Я поглядел по сторонам и довольно громко шепнул:
        - В кости золотишка выиграл - вот и реализовал.
        - Ха. Удача тебя любит парень, - проговорил Гай с легкой завистью, намекая еще на мою адъютантскую цепь.
        Я развел руками.
        - Есть немного.
        - Надо бы держать к тебе поближе. Может она и на меня обратит внимание, - произнес с улыбкой парень.
        Я улыбнулся в ответ. Гай не собирался прекращать разговор и нашел новую тему для обсуждения:
        - Я тут слышал любопытный слух о тебе.
        - Ого, и какой же? - искренне удивился я.
        - Поговаривают, что ты незаконнорожденный сын Драгана Четвертого, в народе прозванного Последним.
        Это был последний король независимого Бривенхейма.
        - Вот только источник слухов не учел, что он умер за десяток лет до моего рождения, - снисходительно выдал я.
        - Эх, в следующий раз буду говорить, что ты его внук, - произнес Гай и заржал.
        - Вот ты сплетник, - обвинил его я.
        - Ладно, а теперь серьезно. Я слышал, на равнине есть шаманы. Как бы они чего не учудили мерзкого. Надо бы амулетов, что ли, где-нибудь достать.
        - Святой круг тебя не защитит? - иронично приподняв бровь, сказал я.
        Старший адъютант разочарованно крякнул и тихо произнес:
        - Я думаю, что с моей верой, я сам больше пострадаю от круга, чем шаманы. Глауану совсем не простая страна.
        Память услужливо начала из глубин поднимать на поверхность информацию. Глауану это было весьма закрытое государство без четкой власти - по сути это было общее название множества племен, кочующих по Перекати-Поле. Они частенько воевали друг с дружкой, но когда заявлялись чужаки, дружно принимались их бить, забыв о своих разногласиях.
        Главный город под название Глауану - это был скорее базар, чем столица, где все племена могли торговать друг с другом. Был, конечно, и формальный король. Его выбирали из вождей племен на десять лет. Потом снова выбирали. Некие принципы демократии у них были.
        Для империи, Глауану с его обширной равниной, нещадно терроризируемой солнцем, не представляло каких-то значимых интересов, но все знали, что рано или поздно имперские войска пересекут границу. Захватнический пыл нашего императора не иссякал.
        Хоть разведчики и собрали множество информации о Перекати-Поле, но для нас это был другой мир, в котором свои законы и порядки. Казалось бы, два дня пути, и ты уже на пороге равнины, вследствие чего культуры двух стран должны были проникнуть на территорию друг друга, но между империей и Глауану, словно невидимая стена стояла, которую не преодолеешь.
        Я тряхнул головой и произнес:
        - А что они могут учудить эти твои шаманы?
        - Они не мои. А что могут, точно не знаю, но слухи ходят разные. Говорят, они убивают пленников и что-то делают с их телами.
        - Ну, тут ничего необычного, пленников везде убивают.
        - Еще прошел слух, что шаманы на равнине собираются вместе и готовят какую-то пакость.
        - Хуже чем наш повар?
        Гай даже не улыбнулся. Он серьезно смотрел на меня.
        - Только вчера нашли пять трупов внутри пентаграммы в трущобах Кар-Караса, мало тебе? Никто не знает, зачем они это сделали.
        Я подавился воздухом и побледнел.
        - Вот-вот, они уже среди нас, - не правильно истолковал мое поведение Гай
        - Да брось ты, - сказал я хрипло. - Они уже давно убрались восвояси.
        - Не знаю, не знаю, - покачал он головой и хотел прекратить разговор, но я не дал ему этого сделать.
        - Что теперь с этими пятью трупами и шаманами? Их будут искать?
        - Инквизиция взяла это дело под свой контроль. Уж будь спокоен, они найдут этих шаманов или ведьм, где бы они ни были. Если шаманы еще не на равнине, то их найдут и удавят или публично сожгут. А если ведьмы из Кар-Караса, то они точно не спрячутся от бдительного ока святой инквизиции.
        - Почему ты думаешь, что их было несколько?
        - Не цепляйся к словам. Откуда я знаю, сколько их было? Пусть одна или одни, без разницы, их всех ждет костер.
        Вот это меняет дело. Решено, инсценирую смерть. Еще инквизиции мне не хватало. Рано или поздно они меня найдут. У них есть свои методы. Сейчас еще есть время, пока они сопоставят факты и показания, я уже буду далеко на равнине. Как же я опростоволосился. Знал ведь, что в городе хозяйничает инквизитор. В ночь ритуала, я был так возбужден тем, что получил маленький шанс на спасение от Ветус, что не мог рассуждать здраво, а сейчас уже поздно, что-либо исправлять.
        Вообще, надо было спалить всю халупу к чертям. Мальчишку на улицу, а в дом заклинание огня. Пожалел его, не стал лишать дома, а надо было. Я ему нормально серебра оставил, хватило бы на десяток таких сараев. Я гнал от себя мысль, что у него просто отнимут серебро. В таких районах быстро взрослеют и понимают ценность денег. Он не должен пропасть.
        Глава 17
        Ночевать полк расположился в небольшом лесу. Людей было больше чем деревьев. Если какое-то зверье и птицы жили здесь, то теперь они улепетывали со всех лап или крыльев. Повсюду были слышны разговоры солдат, ржание коней, треск ломаемых на костер сучьев.
        Около шатра полковника, нам поставили палатку, рассчитанную на четверых. Адъютанты уже были там. Они о чем-то тихо беседовали. А я после того как поел, решил прогуляться по лесочку, усвоить итог полевой кухни.
        Путь я выбирал менее запруженный солдатами, то и дело вскакивающими и отдающими мне честь. Вскоре я оказался на опушке леса, впереди расстилались поля, и виднелись огоньки деревни. Вокруг никого не было. Я сел на землю и достал дневник. Надо было освежить в памяти заклинания и заклятия. Вскоре, возможно, мне придётся ими воспользоваться, чтобы защитить свою жизнь.
        Я углубился в чтение знакомых строк, но в голову лезли посторонние мысли. Особенно настойчивой была одна - мозг пытался провести аналогию между молитвами и колдовством. Я перестал сопротивляться и стал размышлять на эту тему. Одно без сомнения влияет на другое, и является неким антиподом. Колдовство можно разрушить молитвами - я был этому свидетелем. Но за счет чего действуют молитвы? Хм, в основе любой молитвы, лежит вера. Может быть, она неким образом влияет на примум вис? Если эта теория верна, то тогда искренне верующие творили бы настоящие чудеса, но этого не происходит. Как объяснить такой вывод? В голову не приходило ничего путного. А если посмотреть на молитвы как на средство, которое может помочь уберечься от колдовства? Если они предназначены только на разрушения его? Как щит и меч. Эта мысль показалась мне интересной, но не хватало знаний не о колдовстве, не о унуситских молитвах.
        Неожиданно, я услышал шаги по мягкой земле, почти не слышные, но не для моего тонкого слуха. Я обернулся. В паре десятков метров от меня шла по лесу Каститас. Она увидела, что я смотрю на нее, и помахала рукой.
        - Долго тебя что-то не было, - сказал я, когда ведьма подошла. Я поймал себя на мысли, что почти рад ее видеть. Странно, ведь так хотел ей отомстить.
        - Дела, - коротко бросила она. - Вот еле выбралась пожелать тебе удачи на войне. И кое от чего предостеречь.
        - Говори, - произнес я.
        Девушка грациозно опустилась на траву. Она была одета в платье, которое вроде бы должно было скрывать ее тело, но оно только подчеркивало его. Молодой организм начал бурлить гормонами.
        Каститас, помедлив, начала говорить:
        - На равнине есть шаманы, которые владеют колдовством. Они не образованы, иногда не знают и самых элементарных заклинаний, но все же опасны.
        - Спасибо за предупреждение, - поблагодарил я, не отводя взгляд от ее груди.
        - Это еще не все. Ты же понимаешь, что ретраитур можно наполнить страданиями не только обычных смертных?
        - Ты намекаешь на колдунов и ведьм? - утвердительно спросил я. Такая мысль давно кружилась в моей голове.
        - Именно. Еще ты должен сообразить, что война - это буквально пиршественный стол для них.
        Я согласно кивнул головой.
        - Значит, в армии империи будут колдуны или ведьмы, а скорее всего и те и те.
        - У нас почти нет женщин в армии.
        Каститас пожала плечами и сказала:
        - Лекари. Среди них есть женщины.
        - Они захотят меня убить ради силы?
        - Естественно. Потому что ты дикий колдун.
        - Что это значит?
        - Колдун, не принадлежащий ни к одному ковену, следовательно, не могущий получить защиту членов этого ковена.
        Я быстро сообразил, куда Каститас завела разговор.
        - Значит, чтобы мне не опасаться за свою жизнь, я должен вступить в ковен? И этот ковен Темные Нити?
        Девушка согласно моргнула, но уточнила:
        - Колдунов и ведьм опасаться нужно. Кое-кто из них может попытаться тебя убить так чтобы ковен не узнал, а если же узнает, то это означает войну между ковенами. Главы ковенов запрещают убийства членов других ковенов, но колдуны и ведьмы встречаются разные.
        Я опустил голову и задумался.
        - Решай скорее. Ты играешь с огнем.
        - Я, пожалуй, рискну, - произнес я решительно. - Вступление в различные группы и альянсы означает потерю части своей свободы. Я пока не готов к этому.
        Я видел, как Каститас недовольно поджала губы и гневно сузила глаза. Я уже готов был ощутить знакомую боль, давящую на сердце, но лицо ведьмы приобрело другое выражение. Она задумалась.
        - У тебя есть время до конца месяца, чтобы согласиться, потом пеняй на себя. А пока запоминай. Ты ведь ощущаешь легкий аромат гвоздики, когда рядом твориться колдовство?
        - Ага, - сказал я.
        - Так вот всегда будь начеку. Если услышишь подобный аромат - значит рядом колдун или ведьма, что-то творят. Готовься к бою. А если услышишь вонь лилии мертвой лошади, то беги со всех ног куда подальше.
        - Лилия мертвой лошади - это название цветка? - прекрасно зная ответ, спросил я
        - Ага. Так пахнет очень сильное колдовство. Ты мог услышать эту вонь от моей матушки в кабинете или в шахте.
        Я содрогнулся от отвращения, согласно кивнул головой и выжидающе уставился на девушку. Она оправдала мои ожидания, и снова начала говорить:
        - Серебро причиняет боль колдунам и ведьмам, но только ночью. Чем могущественнее колдун или ведьма, тем сильнее боль.
        - Эээ, и на меня эти правила будут распространяться?
        - Не беси меня глупыми вопросами, - раздраженно сказала Каститас.
        Я захлопнул рот, но тут же вновь открыл его.
        - За счет чего унуситские молитвы разрушают колдовство?
        - Я не знаю. Наверное, за счет их глупой веры. Уверенного в чем-то человека, очень трудно подчинить колдовству. Но ты сильно не зацикливайся на этой проблеме, только очень верующий человек может разрушать колдовство.
        - Такой, как леди Женевьева?
        - Ага, - с неудовольствием буркнула девушка. - И паладины. Увидишь их - беги.
        - Они могут почуять меня?
        - Только если будешь колдовать. На тебя пока даже серебро не действует. Ты можешь стоять рядом с ними, и они даже не поймут, что ты колдун.
        - Обнадеживает.
        - Я бы провела с тобой учебный бой, но нет времени, да и место неудачное. Запомни главное - внимательно вслушивайся в слова заклинания противника, чем быстрее ты поймешь, что он хочет сделать, тем скорее найдешь противодействие. Опытные колдуны и ведьмы по первым звукам понимаю, что сейчас применят.
        - Спасибо, - искренне поблагодарил я девушку, когда она замолчала, и сказал то, что давно просилось на язык, хоть ответ и так был мне знаком: - Почему вы не освободите меня? Я клянусь, что не причиню вам вреда.
        Каститас толкнула меня в грудь, так что я опрокинулся на землю. Ее бедра оказались на моих. Она пальцем ударила меня по носу и издевательски произнесла:
        - Ты еще очень долго не сможешь причинить нам вреда. А что касается свободы, то когда-нибудь ты ее получишь.
        - Значит на учебный бой у тебя времени нет, а на это есть? - шутливо произнес я, делая вид, что обрадован ее словами. Ведьма врала. Свободу мне может дать только смерть ее матери или моя.
        - Если хочешь, можем провести бой, но на секс времени не будет.
        - Нет-нет, продолжай.
        Девушка через голову начала снимать платье.
        Часть III
        Глава 1
        Наш полк на несколько часов пути опережал основную часть армии. Несколько разведывательных турм скакали в паре километров по бокам и одна впереди на том же расстоянии. Все меры предосторожности были приняты.
        Империя Истред Клат четырьмя армиями, по четырем разным дорогам пересекла границу с равниной Перекати-Поле и двигалась в сторону столицы Глауану. Я входил в состав Четвертой армии князя Вильгельма фон Турана по прозвищу Имперский орел. Мы получили задание продвигаться по равнине по северной дороге. Наша армия была крайней в этом направлении. Были еще две центральные армии и южная. Сорок тысяч солдат должны были примерно в одно время встретиться в назначенном месте - столице Глауану. В главном штабе нам отвели не больше двух недель на этот путь, осадных орудий у нас не было, так что этот срок более чем реален, но если мы будем встречать такое же сопротивление как сейчас, то прибудем туда за неделю. Простые солдаты были уверены, что равнинники в страхе бежали от мощи империи, но в штабе армии князя Вильгельма так не считали.
        Нам по пути встречались селения жителей равнины, но там были только старики, женщины и дети. Ни одного взрослого мужчину мы не встретили. Солдаты радовались, офицеры с подачи князя находились в раздумьях. Старый полководец, поразивший меня своим острым умом и способностью делать далеко идущие прогнозы, сходу заявил, что работала не только имперская разведка, но и Глауану кое-что знает об имперских войнах. Солдатам строго было запрещено наносить вред местным жителям: поголовно женщинам, если они не оказывают враждебных действий, и мужчинами до шестнадцати лет и от шестидесяти. Не все воины империи следовали этому правилу, но каптенармусы со своими подчиненными быстро вправляли им мозги. В зависимости от проступка могли и жизни лишить. Империя распространяла свои идеи и культуру на территориях вновь завоеванных стран с помощью торговых связей, проповедников, имперских учителей, строительства школ и монастырей. Через пару десятков лет такие территории уже считали себя частью империи и многие из них даже не помышляли о бунте. Я был ярким тому примером. Рожденный в северной деревне, завоеванного
полсотни лет назад королевства, я был готов служить империи и считал себя имперцем.
        Так вот люди, которых мы встречали в деревнях равнинников, полностью укладывались в возрастные и половые рамки. Никто не пытался оказать нам сопротивление. Они занимались своими повседневными делами, словно, не замечая нас. Только ненависть в брошенных вскользь взглядах раскосых глаза, говорила, что они всё видят. Когда переводчики из нашего полка, хорошо знающие их язык, пытались узнать, где все мужчины. Жители деревни делали вид, что не понимают их. Такое положение вещей изрядно бесило нас. Мы ничего не могли сделать им, и они прекрасно это знали. Единственный прок для нас был от таких поселений - это колодцы. Мы могли напиться сами и напоить лошадей. Обозники на всякий случай ведрами наполняли большие бочки, которые перевозили на телегах. Князь опасался, что равнинники могут испортить воду в колодцах и отравить нас. Поэтому воду запасали впрок, и первым из нового колодца всегда поили старого, обозного коня. Если сдохнет, значит отравлено. Ждали около часа и только тогда пили сами.
        Обыскивали деревни на предмет пищи для себя и для коней, мы уже чисто для проформы. Жители Перекати-Поле всё хорошо припрятали. Хотя нам хватало и обозной еды, которые мы прихватили из империи, но всегда хотелось большего, особенного простым солдатам у которых рацион был скуднее, чем у офицеров.
        Спустя несколько дней после того как армия пересекла границу, я под вечер привез в шатер полковника запечатанное послание от князя. Он вскрыл его, внимательно прочитал и громко сказал:
        - Господа офицеры вы все свободны.
        Люди начали вставать со стульев и покидать шатер. Я тоже было рыпнулся, но граф показал мне глазами, чтобы я остался. Я сделал вид, что пропускаю благородных и выйду последний, но не покинул шатер.
        Как только мы остались с полковником Артуром одни, он кинул послание от князя на стол и сказал:
        - Читай.
        Я взял письмо и прочитал, там говорилось, что нужно скрытно и без свидетелей добыть информацию у какого-нибудь местного жителя. Что за информацию не уточнялось, но все офицеры это и так знали.
        - Они просто так не скажут, - произнес я, положив письмо на стол.
        Граф понизил голос и проговорил:
        - Придётся надавить.
        - Пытки?
        - Скорее всего.
        - Но ведь это не законно.
        - Это делается для блага империи. Если мы не узнаем, что они затевают, то могут погибнуть очень много хороших, молодых ребят, которым еще жить и жить.
        Я не стал говорить, что они и так могут погибнуть, благодаря аппетиту империи, вместо этого я произнес:
        - Это должен сделать я? Вы ведь не просто так мне дали прочитать это послание.
        - Ты, адъютант, - он выделил мое звание интонацией, - и один переводчик. Есть у меня на примете лихой малый. Вы проберетесь в девереньку, неподалеку отсюда и как угодно вытрясете информацию из одного из ее жителей. Отправляетесь, как только я поговорю с переводчиков. К утру, чтобы были в расположении полка. Жди переводчика за пределами лагеря, вот здесь, около этого дерева.
        Я отдал честь, вышел из шатра, подозвал свистом коня и отъехал куда надо. Через несколько минут появился мой напарник. Он подъехал ко мне, отдал честь и сухо представился:
        - Переводчик Густав к заданию готов господин адъютант.
        Я бегло осмотрел его. Суровый мужик лет сорока с угрюмым взглядом. Мне сразу пришла в голову мысль, что жена его бросила, дети не уважают, а с домом случилась непременно какая-нибудь беда - поэтому он и пошел в армию.
        - Зови меня просто Горан, - сказал я и послал коня в сторону деревушки.
        Переводчик кивнул и пристроил своего скакуна рядом. Сумерки уже накрыли землю и создали нам хорошее прикрытие, но я все равно решил дождаться наступления ночи. Благо оставалось около часа. Недалеко от деревни, мы спешились и стреножили коней. Расстояние было такое, что если они заржут, то их не должны были услышать.
        Как только мои внутренние часы, дали сигнал о наступлении полночи, мы чуть ли не ползком двинулись к деревне. Ни страха, ни сомнений я не испытывал. Мы совершаем правое дело. В груди клокотало немножко гнева, хотелось отомстить равнинникам за их комедии. Не хотели говорить по-хорошему, будем по-плохому.
        Мы вплотную приблизились к деревне, к одному из ее хлипких домов. Я положил руку на плечо Густаву, чем заставил его остановиться, и прислушался. Вроде бы совсем рядом кто-то сопел.
        Я прошептал на ухо переводчику:
        - Жди здесь.
        А сам тихо побрел вдоль дома. Заглянув за угол, обнаружил человека, сидящего около колодца. Он бодрствовал. Его глаза блеснули. Он смотрел в сторону полкового лагеря.
        Незаметным к нему подкрасться было невозможно - обычному человеку. Я наложил на себя несколько заклинаний на основе всё той же полусферы демидиум пила - теперь звук моих шагов не вырывался наружу и почерневшие стенки сферы надежно скрывали мой силуэт.
        Я обошел человека полукругом и пошел к нему сзади. Он до самого удара эфесом меча по голове ничего не заподозрил. Втащив его внутрь полусферы, создал светящийся шарик. Это оказался сухонький старик, я развеял шарик, положил равнинника на плечо и направился к Густаву.
        Дойдя до дома, за которым скрывался переводчик, я скинул все заклинания и предстал перед Густавом. Он одобрительно покачал головой, и мы пошли прочь от деревни.
        Дойдя до лошадей, я положил старика на землю и связал его.
        - Давай ты, - сказал я переводчику.
        У меня рука не поднимется причинить ему боль. Легкий гнев куда-то пропал, при виде этого сморщенного временем лица.
        Густав пожал плечами и начал бить равнинника по щекам. Тот вскоре очнулся и начал непонимающе таращиться на нас. Я отошел подальше и неслышно произнес заклинание. Переводчик и старик оказались внутри полусферы тишины. Рябь стенок ни тот не другой в такой темноте не увидят.
        Густав начал что-то говорить, старик бормотал в ответ. В итоге переводчик начал бить сильнее. Я отвернулся, когда у старика по лицу потекла кровь. Равнинник пытался закричать, но Густав зажал ему рот. Видимо дед не желал выдавать информацию, и тогда переводчик достал кинжал и начал резать им кожу равнинника. Тот дергался как сумасшедший, но упорно молчал.
        - Хватит, - произнес я, не выдержав. - Ты убьешь его. Дай я.
        Я наклонился к старику и посмотрел в его сверкающие ненавистью и решимостью глаза.
        - Скажи ему, что мы вырежем всех женщин и детей в его деревне, - проговорил я.
        Густав перевел, старик презрительно улыбнулся.
        - Мы все равно добьемся своего. Не ты, так кто-нибудь другой расскажет нам всё.
        Переводчик исправно делал свою работу. Равнинник снова презрительно улыбнулся.
        - Густав, возьми лошадей и отойди метров на двадцать и жди меня.
        Переводчик молча выполнил мой приказ. Когда он отошел, я проговорил заклинание -то самое, что однажды испробовал на себе. Меморьес - заклинание позволяющее увидеть воспоминания того человека, на которого оно направлено, можно контролировать период, за который нужно просмотреть воспоминания.
        Я видел, как старик отгоняет вглубь равнины скот, как прячет припасы в вырытый за деревней глубокий погреб, а затем присыпает его землёй. Больше всего меня интересовало воспоминание, в котором он видит приезжающего на коне в деревню старика в шкурах и с ожерельем из костей на шее. Этот старик собирает всю деревню и что-то громко им говорит. Потом строит всех способных держать оружие мужчин в ряд и разливается в словах уже только перед ними. Спустя несколько часов все мужчины оседлали лошадей, взяли оружие и припасы, и ведомые стариков в шкурах, ускакали на восток, в сторону столицы.
        Я разрушил это заклинание, затем быстро проговорил другое и развязал старика. Теперь пора к Густаву. Я подошел к нему, и он жадно спросил:
        - Ну, что?
        Я махнул рукой и взобрался на коня.
        - Вы убили его? Ведь он расскажет всем, что мы его пытали. Если узнает каптенармус и если старик опознает нас... - Густав многозначительно недоговорил.
        - Пытал не я, а ты. И он точно ничего не расскажет, - уверенно произнес я. Заклинание "оглушение" наградит его амнезией, и он точно ничего не вспомнит.
        Переводчик как-то странно на меня посмотрел, словно хотел что-то сказать, но потом облегченно выдохнул и взобрался на лошадь.
        Глава 2
        Ранним утро мы были в шатре у графа, кроме самого графа там никого не было - имперская армия бережет свою репутацию.
        - Рассказывайте, - проговорил полковник Артур.
        Густав, опустив глаза в пол, молчал.
        Я начал говорить:
        - Взяли без шума и пыли старика - скорее всего часового, он не отводил глаз от нашего лагеря. Долго не хотел говорить, а когда раскололся, сам много не знал, но кое-что мы выяснили. Скот отвели вглубь равнины, припасы скрыли в погребах, а их приспали землей.
        - А воины, воины где? - не выдержал граф.
        - Тут начинается самое интересное, - протянул я, не обращая внимания на удивленный взгляд Густава, - Они все дружно ускакали за какой-то их важной шишкой в сторону столицы.
        - И это все? - разочаровался полковник, когда я замолчал.
        Я развел руками.
        - Не густо, - оценил он и насупился. - Ладно, стой тут, я напишу послание князю - отвезешь. Густав свободен.
        Переводчик отдал честь и вышел, вновь наградив меня странным взглядом.
        Граф не поднимая глаз от тщательно выводимых букв спросил:
        - Как тебе он?
        - Исполнительный, молчаливый - пока все.
        - Как ты думаешь, стоит и дальше его привлекать к подобным делам?
        - Можно ответить не сейчас?
        Полковник поднял на меня удивленный взгляд, подумав мгновение, проговорил:
        - Можно. А теперь бери письмо и в штаб армии.
        Я сделал всё как сказал граф и вышел из шатра. Меня тут же, на полпути к коню, перехватил Густав.
        - Вы соврали ему! - тихим шепотом заорал он, чтобы не услышали солдаты.
        - С чего ты взял? - произнес я с явным неудовольствием в голосе.
        - Вы же ни слова не понимаете на языке Глауану!
        - Ни и что?
        - Как что? Вы солгали! Вы не могли понять старика, - жарко проговорил переводчик.
        - Солдат не забывайся, с кем ты говоришь, - с угрозой произнес я.
        - Я сейчас пойду и расскажу всё графу. Ваше вранье может поставить под угрозу всю армию! Вам лишь бы выслужиться. Так вы и стали из простого лучника адъютантом?
        - У меня есть свои способы понять человека, даже не владея языком, на котором он говорит, - сдерживая ярость, проговорил я.
        - Как это? - недоверчиво спросил Густав.
        - Я не могу показать тебе этого при таком количестве народу. Вечером я тебе всё продемонстрирую и расскажу, и ты тогда поймешь, что я не лгал графу.
        - А если вы меня обманете?
        - Тогда пойдешь и расскажешь графу свою точку зрения.
        Густав потер рукой подбородок, согласно кивнул головой и отошел от меня. Я вскочил на коня и погнал его в сторону штаба армии. Меня трясло от гнева. Как этот червь посмел так разговаривать со мной? Что он себе позволяет? Надо было поставить его на место немедленно же.
        Отъехав от быстро сворачивающегося полкового лагеря, я немного успокоился. А чего я ожидал от него? Что он будет покрывать мое "вранье"? Где-то в глубине меня блуждал ответ, что "да". Я бы на его месте так и сделал, а он оказался человеком иного склада. Теперь мне нужно решать эту проблему.
        Впереди замаячили ряды тяжелой конницы - авангард основной части армии. Где-то в середине едет князь. Меня узнали и пропустили к нему. Я передал письмо, и пока Вильгельм фон Туран, верхом на великолепном коне, читал его, я ехал рядом.
        Он посмотрел на меня и сказал:
        - Благодарю за службу адъютант. Передай графу Артуру фон Скоца, что к обеду жду его в своем шатре.
        Я отдал честь и помчался обратно, тщательно прикрывая рукой рот и нос. Пыль от двигающейся колонны солдат стояла до небес. Обгоняя пикинеров, я резко остановился, узнав среди них Якова. Соскочив с коня, позвал его. Он хотел сделать вид, что не слышит меня, но его толкнул идущий рядом солдат и показал на меня. Яков вышел из строя и подошел ко мне.
        - Звали, господин адъютант?
        - Яков, прекращай играть в обиженного оленя.
        Тот молча пялился на носки своих сапог.
        - Слышал, Велена замуж выходит за виконта?
        - Слыхал, - угрюмо отозвался он.
        - На свадьбу пригласила?
        - Нет.
        - И меня нет, - соврал я. - Ты это, все будет нормально, я замолвлю за тебя словечко перед князем.
        - Не стоит утруждаться господин адъютант или мне вас называть внуком Драгана Четвертого?
        Я досадливо сплюнул.
        - Это один из адъютантов выдумщик еще тот. Гай фон Тит его зовут.
        - Благородный, - усмехнулся Яков. - Теперь у вас другие друзья, да и у Велены, один я фуфлыгой остался.
        - Яков, все еще впереди, я обязательно тебе помогу.
        Парень наконец-то посмотрел мне в глаза, но не стал ничего говорить, отказываясь от помощи.
        - Тебе пора, - произнес я и протянул руку. - Пикинеры уже далеко.
        Яков поколебавшись молча пожал руку и побежал за своими. Я вскочил на коня и поскакал. Полк пришлось догонять на марше. Легкая конница бодро скакала по дороге. Мой Черныш был довольно резвым конем, поэтому мне быстро давались все поездки в качестве адъютанта. Я поравнялся с полковником и передал ему послание князя. Он кивнул и о чем-то задумался.
        Время до вечера пробежало в тяжких раздумьях о том, о сём. Хорошо, что граф, за полчаса до обеда, как уехал в сопровождении несколько всадников к князю, так и нет его до сих пор, значит, Густав если и изменил свое решение, то все равно сказать ему ничего не сможет. А до того, как граф умчался, я ехал рядом с ним и видел, что переводчика рядом не было.
        Один из эскадронных капитанов, тот самый рыцарь, который во время отсутствия полковника, замещал его, скомандовал ночевку. Пришел час искать переводчика. Нашелся он быстро. Густав ставил палатку. Я издалека наблюдал за ним. Когда он остался один, я свистнул. Густав обернулся. Я помахал ему рукой и показал идти за мной.
        Отойдя на приличное расстояние от лагеря, я наблюдал за фигурой переводчика, идущего ко мне.
        Он подошел ко мне и твердо сказал:
        - Я жду ответа.
        - Хорошо Густав, смотри вон на тот куст, за твоим плечом.
        Он обернулся. Я выхватил суджере и попытался воткнуть его ему в правый бок, но оружие во что-то уперлось. Вокруг силуэта переводчика пробежали искры.
        Густав сделал резкий шаг назад и снисходительно улыбнулся. Затем он быстро и уверенно произнес заклинание, и меня отшвырнуло на несколько метров, словно изумленную тряпичную куклу. Тело сработало независимо от головы и только поэтому я остался жив. Пока мозги воспринимали шокирующую информацию, что переводчик колдун, губы прошептали длиннющее заклинание, и меня окутала защита от воздуха - всё та же разновидность полусферы. Как я успел понять, что он будет атаковать именно шаром плотного воздуха, способного проломить мне грудную клетку, несмотря на бригантину, я до сих пор не понимаю. Может быть, это было чутье? А может, сработала установка Каститас - вслушиваться в первые слова заклинания?
        В общем, сейчас мы с Густавом, если это его настоящее имя, были примерно в равно удивленном положении. Он ошалел от того, что вбухав так много силы в атаку, не сумел убить меня. Я каким-то чудом успел создать защиту и выжил. Даже не знаю, что его удивило больше - то с какой скоростью я создал полусферу или то, что у меня хватило сил выдержать его шарик.
        Освоившись с новой действительностью, я произнес еще пару защитных заклинаний. Густав на мгновение раньше озаботился своей защитой и атаковал меня. Множество лежащих тут же камней с огромной силой забарабанили по моей защите.
        Колдун атаковал не прекращая. Он снова и снова повторял это заклинание земли, заставляя дрожать мою демидиум пилум дефенде терра. Она истончалась и через несколько минут совсем исчезнет. Как только запас сил в ретраитуре закончится его камушки превратят меня в жуткое месиво из мяса, костей и крови.
        Я пятился под ураганным натиском земли и думал, думал. Тактика Густава была ясна и проста, хоть и груба. Одним типом колдовства проломить одну из защит, и выбрал он для исполнения задуманного наиболее подходящую случаю землю. Из стихийных видов колдовства вода и огонь были слабы в этой местности, оставался воздух и та же земля. При атаке колдуны и ведьмы с помощью ретраитуру, воздействуют на примум вис, который уже влияет на мир. Конкретно в этой местности было проще влиять на землю, так сохранялось больше сил в ретраитуре. Если бы мы были на берегу озера или в океане, то без сомнения он выбрал бы воду. При возведении защитных заклинаний всегда тратился примерно один и тот же запас сил, немного варьируясь от местности. Да, здесь было проще поставить земляной щит, он же демидиум пилум дефенде терра или полусфера защиты от земли, но сил на него затрачивалось больше, чем на земляную атаку. Огромный фактор в колдовских поединках играл запас сил в ретраитуре. Я сейчас жутко жалел, что не вырезал всех преступников в Кар-Карасе, но, по-моему, у Густава сил было меньше, чем у меня, и если бы я первый
использовал подобную тактику, то, скорее всего, выиграл бы, но вот на защиту мне их не хватит. Мой ретраитур опустеет быстрее, чем его. Были ведь еще неоправданные затраты во время полуночного ритуала в Кар-Карасе. Ведь мог же я тела не леветировать, а перенести, а пентаграмму начертить кинжалом. Чего теперь вспоминать. Думать надо теперь, как выжить.
        Стихийное колдовство самое простое и грубое, с ним легче всего управляется, но существуют и другие виды колдовства, более тонкие. Я почти уверен, что Густав не намного опытнее меня в этих делах, раз действует так грубо, будь у меня больше сил, он непременно бы проиграл.
        В голове сформировалось несколько вариантов возможного спасения. Я попробовал читать молитву, но ничего не произошло. Не особо и надеялся на это. Тогда я решил использовать силу жизни - одно из самых сложных направление в колдовстве, но мне много-то и не надо. Я прочитал короткое заклинание, но ничего не получилось, я не ощутил отклика. Затем еще и еще раз, но все было в пустую. На лбу выступила испарина. Тщательно гонимый страх начал давать свои ростки. Он лишал сил и туманил мозг. Руки затряслись, колени ослабли. Паника нарастала как горная лавина, сметая все на своем пути. Слезы потекли по щекам. Я практически перестал соображать от животного страха обуявшего меня с такой силой, что я не мог вымолвить ни слова. Я упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал, содрогаясь в корчах ужаса.
        Сколько прошло времени, прежде, чем я начал приходить в себя, даже не догадываюсь. Наваждение страха отступало как морской отлив от берегов пляжа. Я поднялся с земли. Защиты не было, ретраитур отозвался холодом, он был пуст. Густав, раскинув руки, лежал на земле. Его рот был раскрыт в безмолвном крике, остекленевшие глаза не могли скрыть того ужаса, что застыл в них перед смертью. Полностью оправившись, я начал догадываться, что произошло, но доподлинно проверить это смогу только в лагере.
        Я прочел короткую, унуситскую, заупокойную молитву и начал обыскивать труп. На шее был ретраитур и какое-то кольцо в виде головы кошки. За пазухой суджере. Больше ничего при нем не было. Я взял только кольцо, остальное кое-как прикопал землей и пошел в лагерь. Ретраитур и суджере не будут слушаться никого кроме создателя, даже если он мертв. Хорошо что, в таких сумерках никто не должен был видеть наш бой, иначе будет много слухов и расспросов.
        Как только я вернулся в лагерь, первый же узнавший меня солдат, сказал, что граф ищет меня, очень усиленно ищет. Тяжко вздохнув, еще не до конца морально оправившись от боя, поплелся к нему.
        - Ты где был? - громко произнес полковник, только увидев меня входящим в палатку.
        Все офицеры повернули головы ко мне.
        - Эээ, - замялся я.
        Граф понял, что я не хочу говорить при всех, и произнес:
        - Господа оставьте нас. Уверен, адъютант Горан хочет сказать в своем оправдание, что-то очень веское.
        Офицеры вышли, с сочувствием поглядывая на меня. Я с удивлением понимал, что байка Гая о моем происхождении нашла живой отклик в их сердцах. Для них было легче воспринимать меня, как потомка древнего северного рода, чем обычного простолюдина. Они даже стали лучше ко мне относиться, где-то подсказывая и поправляя. Некоторые из них, наиболее убелённые сединами еще помнили войну с северянами и знали, что мы неплохие воины. Я стал неким сыном полка.
        Полковник уставился на меня тяжёлым взглядом, затем махнул рукой и быстро заговорил:
        - Потом расскажешь, где пропадал. Как ты знаешь, я был у князя, и там, на военном совете мы приняли решение отправить пятерку храбрецов в столицу Глауану. Они должны разузнать, что там твориться. Вильгельм поделился сведениями, что все разведчики перестали выходить на связь - видимо их устранили. Связь поддерживалась с помощью почтовых птиц. После того как империя перешла границу, больше не одна птица не прибыла к нам. Завтра утром ты, переводчик Густав и трое выбранных князем людей поскачите в столицу Перекати-Поле - это невероятный шанс для тебя, оправдать свое адъютантское звание.
        - Эээ, - протянул я нерешительно.
        - Что? И почему у тебя руки в земле?
        - Вот как раз и отвечу, где я был. Но сначала хочу сказать, что переводчик нам нужен другой.
        - Это почему? Ты не доверяешь ему?
        - Дело в том, что полчаса назад я его убил, а тело зарыл в земле.
        Глаза графа изумленно распахнулись. Он стал похож на Велену, когда она увидела меня с адъютантской цепью на шее.
        - За что ты его убил?
        - Помните, я говорил, что хочу дать ответ не сейчас? - полковник кивнул. - Так вот Густав после того дела с местным, вел себя крайне нервно, а потом вообще сказал, что нам надо обо всем доложить каптенармусу, а то и самому князю. Как я его не уговаривал, он чуть слезами не обливался, но это дело жгло его сердце.
        - Хм. Никогда бы не подумал, - задумчиво протянул граф. - Ошибся я в нем.
        - Так вот эмоции совсем его захлестнули и он начал угрожать мне, что если я не подтвержу его рассказ, то он и меня выставит в самом дурном свете. Ну, я его и...
        Полковник все понял и по-деловому спросил:
        - Надежно спрятал?
        Я кивнул.
        - Все правильно сделал, - одобрил он. - Спишем на смерть от рук лазутчиков-равнинников. Переводчика найдем другого. Можешь идти.
        - А что с личными вещами Густава?
        - В обоз, а потом родным. Почему ты спрашиваешь?
        - Интересно просто как поступают в империи в таких случаях. Мы же никто не застрахован от смерти.
        Под пристальным взглядом графа, я покинул палатку. Ужасно хотелось залезть в походный мешок колдуна. Что там можно найти? Я помнил, где Густав разбивал палатку и пошел туда. Над лагерем царила тишина. Бодрствовали только часовые. Я тенью прокрался к нужной мне палатки, сил чтобы наложить те же заклинания, что и в деревни, не было, пришлось на свой страх и риск проникать внутрь. Его палатка, так же как и моя, была рассчитана на четверых человек. Три тюфяка мерно храпели, один был пуст. Возле него был туго набитый заплечный мешок. Я схватил его и спокойно пошел к своей палатке. Добравшись к оной, спрятался за ней и начал тихонько рыться в мешке. Разочарование начало вырисовываться у меня на лице. Ничего необычного, стандартный солдатский набор. Я гневно вывалил всё на землю, и хотел было начать уже так проверять вещи, но почувствовал, что пустой мешок слишком тяжел. Я ринулся ощупывать его и нашел зашитые в подкладку золотые монеты. Довольный, я засунул ненужные мне вещи обратно, а сам мешок пришлось вернуть тем же способом, что и умыкнул.
        Оставалась еще одна вещь, которую непременно нужно сделать. Я вернулся в свою палатку, где уже мирно спали мои соседи-адъютанты, достал дневник из мешка и вышел вон. В свете звезд и полной, ярко блестевшей луны, начал искать интересующие меня записи. Я быстро нашел их и подивился своей удачливости и плюнул от осознания того, что глупость спасла меня. Я перепутал заклинания в бою с Густавом. Я хотел заставить траву, на которой стоял колдун впиться ему в ноги и тем самым заставить потерять контроль над атакующим заклинанием, но ошибся и вызвал колдовство разума. Это было страшное заклинание, полностью смывающее ужасом все человеческое, превращая противника в дрожащего от страха слабоумного. Я облегченно выдохнул. Выжил только чудом. Ох, как далеко мне еще до подобного мастерства. Я не сумел сдержать заклинание и чуть сам не погиб, а уж чего натерпелся Густав. Да и как бы я его сдержал? Я сам не понял, что призвал себе в помощь. Я покачал головой и зашел в палатку. Столько страха натерпелся за последнее время, что легко воспроизвёл заклинание густо замешанное на нем.
        Глава 3
        Утро началось с быстрого сбора в дальнюю дорогу. Офицерская прислуга навьючила на Черныша мешки, я получил последние наставления от графа Артура, и познакомился с новым переводчиком - парнем примерно моих лет. Его звали Фалк. Я внимательно пробежался по нему взглядом, памятую о покойном Густаве. Парень смущенно смотрел на меня серыми, добрыми глазами с редкими ресницами, шмыгая мясистым, курносым носом с веснушками. Лопоухий, со скромной улыбкой и вихром русых волос, он меньше всех солдат, видимых мною до него, походил на колдуна - тут меня все устраивало. А вот как член отряда, отправляющегося на опасное задание - он категорически мне не нравился, но я лишь только покачал головой. Выбор среди переводчиков был не велик. Хороших никто на это задание не выделит, они офицерам нужны. Так что дали того, кого терять не жалко.
        Троица княжеских избранников должна была нас ждать неподалеку от лагеря в условленном месте - так было задумано, чтобы скрыть наш отъезд даже от своих солдат. А так, мало ли, куда адъютант унесся с переводчиком - это их служба, то там, то здесь.
        Когда мы прибыли в условленное место, то я чуть не поперхнулся от неожиданности. Моему изумлению не было придела, когда я увидел улыбающихся Харника и Георга, леди Женевьева выглядела невозмутимо.
        Кривоносый имперец радостно стащил меня с коня и крепко обнял.
        - Ах ты чертяка. Уже цельный адъютант, - весело проговорил он. - Да еще броню ту самую, которую тебе советовал купил. Да и меч, и лук... ну, ты брат и разошелся.
        - Поздравляю, - пробасил Георг и крепко пожал руку.
        - Поздравляю, - вторила ему леди рыцарь.
        Я поклонился леди Женевьеве, хотя мог и не делать этого.
        - Как же я рад вас всех видеть. Как вы здесь оказались? Вы ведь должны быть в Армейне.
        Георг толкнул Харника в бок и сказал:
        - Это все он рвался на войну. Так на мозги леди Женевьеве накапал, что она была вынуждена обратиться куда следует за назначением. Вчера вечером только прискакали, и тут же получили задание.
        - Ну, теперь-то мы точно выяснил, что равнинники задумали, - произнес я радостно.
        Фалк спешившись, скромно стоял радом. Я кивнул на него головой и произнес, глядя на имперцев:
        - Это наш переводчик. Его зовут Фалк.
        Парень неуклюже поклонился.
        - Как ты уже понял - это Харник, вот Георг, а это леди Женевьева, - проговорил я.
        Когда имперцы и переводчик познакомились, мы поскакали в сторону столицы. Естественно леди-рыцарь по умолчанию стала главной в нашем отряде. Она между делом упомянула, что три другие армии тоже отослали в Глауану отряды. Они выехали параллельно с нами.
        Армиям чтобы достичь столицы Перекати-Поле требовалось от силы пару суток, одна лишь конница могла бы достичь точки назначения быстрее, но армия идет ровно с той скоростью, с которой идет инфантерия. Мы же на быстрых конях должны успеть туда к вечеру. Как только разузнаем, что да как, тут же скачем навстречу основным силам. Я представлял себе это так - подобрались к городу, примерно прикинули численность врагов, если, конечно, мужчины равнины собрались действительно там, и рванули обратно.
        Самой большой трудностью было как раз подобраться. Равнина хоть и изобиловала всякими холмами и ложбинами, но в основном была ровной как стол, и нашу пятерку было далеко видно. Есть взять за основу то, что все-таки равнинники стягивают все силы к столице, то они просто обязаны выслать дозорные отряды, хотя бы на расстояние полдня пути. Даже если у них есть шпионы в наших рядах, они все равно должны это сделать. Так, а вот что будет, если мы наткнемся на подобный отряд? Я адресовал этот вопрос леди Женевьеве.
        - Мы должны будем перебить их, не дав им сообщить о нас, - ответила она сухим голосом.
        - Хм, понятно, - произнес я. - У меня еще один вопрос, леди Женевьева.
        - Говори.
        - У нас тут в полку пробежал слух, что у равнинников есть шаманы, владеющие колдовством - как мы с ними справимся, если придётся вступить в бой?
        Не только я выжидающе посмотрел на леди-рыцаря. Она достала круг на цепочки и сказала:
        - С помощью этого и молитвы на устах.
        Харник, Георг и Фалк достали свои круги. Я, помедлив, вытащил из кармана деревянный круг, подаренный мне полковым священником.
        - Ты стал унуситом? - удивился Георг.
        - Пока нет, только учусь, - смущенно ответил я.
        - Ты на верном пути, - уверенно проговорила благородная.
        - Леди Женевьева, я еще не сведущ во всех молитвах, так вот скажите мне, не существует ли молитв специально против колдовства?
        - Есть такие молитвы, - сказала она. - Если ты не потерял молитвенник, который я подарила тебе, то ты найдешь их там.
        - Большой спасибо, леди Женевьева, - поблагодарил я искренне.
        Я задумался, как бы половчее и побыстрее, выучить подобную молитву. Хрен знает, когда выскочит на моем пути какой-нибудь колдун или ведьма, подстраховаться всё-таки стоит, даже если молитва опять не сработает, то это все-таки хоть мизерное, но подспорье.
        Задумавшись, я чуть отстал от отряда. Меня подождал Харник и тихо сказал печальным голосом, так, чтобы не услышали остальные:
        - Я все знаю.
        У меня яйца съежились от неожиданности и страха. Откуда он знает, что я колдун?????
        Воин продолжил:
        - Она недостойна тебя. Ты еще молод и найдешь свою настоящую любовь
        Я облегченно выдохнул, чуть не сдув с коня гриву.
        - Ты прав. Всё впереди.
        - Если тебе нужно выговориться, то я готов.
        - Нет, спасибо. Я уже пережил эту драму. Сейчас я просто хочу подумать.
        Харник все понял и замолчал.
        День приближался к полудню. Солнце карабкалось все выше и выше, раскаляя воздух. Все были предельно собраны и внимательны. До вражеской столицы совсем чуть-чуть. С каждым оставленным позади километром шанс встретить дозорный отряд возрастал.
        Если бы я был тем простым парнем из Северного Мыса, каким слыл раньше, то уже бы свалился с коня от нервной тряски, но теперь я изменился. Легкое волнение было, даже немного страха, но я точно знал, что моя рука не дрогнет при встрече врага. Как только я подумал о врагах, будто Проклятый услышал мои мысли. Из-за холма вынырнули десять всадников. Расстояние до них было около ста метров. Мы резко остановились, они тоже замерли. Это были мужчины-равнинники экипированные как воины. Часть из них были в кожаных, легких доспехах, другие в стеганых. На головах у них тоже было разнообразие: шлемы, стеганные головные уборы с бармицей, какие-то шапки с наушниками и назатыльниками. Вооружены они все поголовно были саблями и луками.
        Фалк заторможено начал творить святой круг. Его трясущаяся рука, будто дала старт бою. Тройка имперцев вихрем понеслась навстречу врагу. Я выхватил лук и начал стрелять. Равнинники тоже схватились за луки. Я опередил их на несколько секунд, за которые поразил двух врагов. Восемь стрел понеслись в имперцев. Я видел, как Харник на лету отбил две, одна высекла искру о латы леди Женевьевы, еще одна вонзилась в плечо Георга, а остальные прошли мимо. Равнинники в отличие от меня уже не успевали выстрелить второй раз. Они начали вытаскивать сабли. Я же сумел отправить на тот свет еще двоих, прежде чем имперцы налетели на врагов.
        Завязался боя. Я вытащил меч и щит, и послал Черныша к месту схватки. Достигнув заварушки, напал сзади на одного из двух атакующих Георга равнинников. Имперец, словно, не ощущал торчащей из плеча стрелы, он крутил своим двуручником как пушинкой. Один противник уже лежал на земле с рассеченной грудью - доспехи его не спасли. Я отвлек на себя второго и принялся обмениваться ударами с супостатом. Георг остался один на один. Харник молниеносным ударом вонзил в шею кинжал - еще один враг выпал из седла. Леди Женевьева отрубила своему противнику руку, с зажатой в ней саблей, и следующим ударом, слившимся с воем боли, отрубила ему голову.
        Я, к сожалению, не сумел воткнуть меч в спину равниннику. Он заметил меня и принял бой. Ну, как бой, в основном, конечно, он меня атаковал, а я неуклюже подставлял щит. Опыта конных схваток у меня совсем не было, ведь я готовился стать лучником. Прошли сущие мгновение, я даже не успел подумать, что, скорее всего, проиграю, как из груди врага вырос кончик могучего меча, принадлежавшего Георгу.
        Я огляделся. Все равнинники были мертвы, а их лошади спокойно трусили в сторону столицы.
        - Ловите лошадей, - прозвучал приближающийся вопль Фалка.
        Харник послал коня за лошадьми равнинников, догнал их, похватал за поводья и повел к нам.
        Я спрыгнул с Черныша и подошел к спешившимся леди Женевьеве и Георгу. Имперец резко вырвал стрелу из раны. Она проникла неглубоко. Звенья кольчуги хоть и разорвались, но не дали войти смертоносному древку глубже.
        - Ерунда, - оценил он.
        Я облегченно выдохнул, и перевел взгляд на труп равнинника. Начал исследовать его глазами, особенно обратил внимание на особенности его экипировки. У него был колчан в форме песочных часов, аркан и отдельный саадак для лука. Не утерпев начал рыться в его мешке, там обнаружился второй лук со снятой тетивой, еда и вода.
        - Что будем делать, леди Женевьева? - спросил Георг.
        Леди рыцарь замялась. Фалк почти неслышно произнес:
        - Если отпустим лошадей, то они придут туда, откуда прибыли.
        - В столицу, - утвердительно сказал Харник. - Убьём их?
        - Птицы начнут кружиться над трупами и выдадут их местоположение другим отрядам, которые захотят проверить что здесь, - проговорил переводчик чуть смелее.
        - Да ты знаток равнины, - похвалил я парня. Он смущенно покраснел.
        - Так, - сказала леди-рыцарь. - Переодеваемся в вещи равнинников, трупы засыпаем землей, связываем арканами ноги коней так, что бы они едва прыгали. Свои вещи зарываем в землю.
        Никто не стал ей прекословить. Понятно же, что план хороший. Леди Женевьева спряталась за нашими лошадьми и там переоделась. Мы переоблачались по другую сторону лошадей, смотря куда угодно только не в направлении благородной. Теперь мы стали хоть издалека, но похожи на равнинников.
        Я думаю, мы все, кроме Фалка, с болью в сердце складывали свои вещи в, вырытую саблями равнинников, яму. Теперь оставались лошади и трупы. Мне, Харнику и переводчику выпала роль похоронной команды. Перед тем как закопать, мы обыскали трупы, но не нашли ничего ценного - только один браслет из бронзы. Копали землю всё теми же саблями равнинников. Копали совсем неглубоко, чисто символически, лишь бы, хоть немножко спрятать, чтобы птицы не сразу нашли.
        Глава 4
        После инцидента с равнинниками, мы еще более осторожно продвигались к Глауану. Все максимально попытались скрыть свою внешность - закутались в снятые с покойников вещи. Издалека нас было не отличить от равнинников, а вот вблизи наш обман раскрылся бы мгновенно.
        Георг скептически смотрел на доставшуюся ему саблю. Она была слишком маленькой и легкой по сравнению с его гигантским двуручником. Харник весело его подтрунивал. Он-то спрятал свои кинжалы в мешке. Леди Женевьева была невозмутима. Фалк трясся как осиновый лист на промозглом ветру. Я не сомневаюсь, что все мы, мысленно молились о том, чтобы Единый избавил нас от еще одной встрече с равнинниками. Не знаю, что было тому причиной, молитвы наши или что-то еще, но мы видели силуэты жителей Перекати-Поле только вдалеке, никто из них не подъехал к нам, лишь издалека пару раз осматривали наш отряд и всё.
        Я смотрел на небо и с нетерпением ждал, когда сумерки опустятся на землю. Так и у нас меньше шансов быть раскрытыми, да и в самом крайнем случае смогу применить колдовство.
        Наконец багровый диск солнца скрылся за горизонтом. Темнеет здесь поздно, время было уже около восьми. Я облегченно выдохнул. И тут же через десять минут пути, вдалеке показались стены большого города, раза в три больше Армейна. Мы не стали подъезжать к Глауану, а остановись за холмом неподалеку и стали рассматривать его. Город был древний, весь изъеденный временем, из его центра поднимался столб дыма. Стены из желтого песчаника в большинстве своем уже давно разрушились, и сквозь них были видны невысокие, не больше двух этажей, дома из того же материала, что и стена. Там с факелами сновали люди. Судя по количеству огней, их было много, очень много.
        Арка, где должны находиться городские ворота, была пуста, но там было десяток конных воинов и по бокам горели два костра. Мимо них в город проникали равнинники, не сплошным потоком, но и не редким ручейком. Мы не наткнулись на них, потому что большая часть равнинников, прибывала ровно с противоположной стороны от наших армий. Они на арканах вели с собой множество людей. В сумерках сложно было рассмотреть, кто это был, имперцы или люди из других государств.
        - Это точно не имперцы, - сказала леди Женевьева, приложив ко лбу ладонь козырьком. - Информации о том, что равнинники нападают на наши границы, не поступало, значит это либо такие же жители равнины, как и те, кто их ведет, либо люди из Свободных Княжеств.
        Последние два слова она почти выплюнула. Свободные Княжества граничили с Глауану в той стороне, откуда сейчас прибывали равнинники. Это были территории, на которых властвовали феодалы, угнетая живущих там людей. Там процветало самое худшее, что есть в феодализме. Ирония в названии была в том, что там никто не был свободен, кроме князей. Все и вся принадлежало им. Князь мог продавать людей, убивать, сажать в тюрьму за неуплату непомерных налогов - всё было в его власти. Вот если бы туда вторглась империя, то простой люд её воинов встречал бы как освободителей.
        - Леди Женевьева, как мы поступим дальше? - спросил я, протирая глаза от пыли.
        - Подождем, пока совсем стемнеет, разделимся и проникнем в город. Стена не станет нам препятствием.
        - Позвольте, я поспорю с вами, - галантно сказал я, уже оформим в слова созревший у меня план. - Лучше если туда пойду я и Фалк.
        Переводчик побледнел. Его лицо светлым пятном выделялось в сгущающейся темноте. А я думал о том, что более подходящего момента для инсценировки смерти быть не может. Не могу я жить в страхе перед инквизицией. Просыпаться каждое утро и думать, что вот-вот они придут за мной. Даже то, что я уже давно за пределами империи не остановит их. Я ведь колдун, а они привыкли жечь таких. Да и от заданий графа избавлюсь. Останется только Ветус.
        Леди Женевьева с неудовольствие посмотрела на меня и произнесла:
        - Объясните ваши мысли, господин адъютант.
        Она впервые назвала мое звание, да еще и таким тонов.
        - Если мы разделимся, то поставим себя в сложное положение - ведь мы, кроме Фалка, никто не знаем языка, а он в свою очередь не сумеет себя защитить, если его раскроют. Мы, имперцы, можем вести только визуальное наблюдение. Так зачем нам идти всем? Я и один прикину, сколько их там. Да и переводчика защищу. Мои стрелы это надежное оружие.
        - В случае если их раскроют, то у Горана шансы пробиться из города, выше, чем у любого у нас - он превосходный стрелок, - осторожно проговорил Георг. - Да и чутье у него знатное.
        - Да и вообще он скользкий тип, - поддакнул Харник.
        Леди Женевьева колебалась.
        - Мы, три ветерана, отправим на смертельно опасное задание двух новичков? - произнесла она глухо, переводя тяжелый взгляд с Георга на Харника и обратно.
        Кривоносый имперец прочистил горло и заговорил:
        - Впятером идти это привлекать ненужно внимание, а порознь, без переводчика мы сразу же раскроемся, спроси, что-нибудь у нас любой равнинник. Вся суть в том, кто пойдет с переводчиком? Я сражаюсь отлично, Георг чуть хуже, вы лучше нас всех вместе взятый, но вы уж простите, женщина, а они все остались на равнине. Мне, кажется, надо дать парню шанс.
        Георг, молча его поддержал, хоть и неодобрительно хрюкнул, когда Харник свое воинское мастерство поставил выше его.
        Леди Женевьева вздохнула и подвела итог:
        - Ладно, идите вдвоем, мы подождем вас здесь. Если ровно в три часа после полуночи вас не будем, то мы отправимся в город.
        Мы вдвоем с переводчиком, пешком, отправились в город. Для начала я решил обогнуть его, и перебраться через стену в том месте, где равнинников не было. Было достаточно темно, чтобы они нас не заметили. Мы подошли к городу вплотную, и столкнулись с первой проблемой. Там где стену спокойно мог перелезть человек, караулили равнинники. Двое из них как раз стояли около выбранного мною места. Если бы не отблески костра, горящего за стеной, то я бы мог их и не заметить. Они стояли, словно статуи.
        Решение я принял быстро - надо использовать лук. Подкрасться мы не сможем, колдовство я при Фалке применить не смогу, остаётся одно. Тетива два раза ударила по руковичке, два трупа упали на землю. Раздался удивленный возглас и из-за стены выглянула макушка еще одного равнинника. Он сидел, и поэтому я его не увидел. Теперь же житель равнины хотел подбежать к вдруг упавшим товарищам. Еще один удар тетивы по руковичке и еще один труп. Вроде тишина. Никто не кричит, никто не зовет на помощь, никто не бьет тревогу.
        Я махнул Фалку рукой и мы пошли к стене. Лук я не опускал. Подойдя к месту смерти трех равнинников, заметил, что один из них жив и булькает, текущей изо рта кровью. Мы перелезли стену и больше никого не обнаружили - только костер мирно потрескивал дровами и коровьим навозом. Тела оттащили в самую темень. Я спросил у переводчика:
        - Как ты думаешь, их скоро найдут?
        Он пожал плечами, дикими глазами, смотря на еще живого равнинника. Да, действительно, кого я спрашиваю? У него подобного опыта еще меньше, чем у меня. На парне лица не было. Он дрожал от волнения, то и дело вытирал вспотевшие ладошки об штаны. Как бы он не выдал нас.
        - Успокойся, - сказал я, положив руку ему на плечо. - Ходим по городу, делаем вид, что мы свои. В такой темноте они не разберутся. Если что-то будут спрашивать, отвечать будешь ты, а я вроде как немой буду. Сперва, пойдем, посмотрит, что там так сильно горит. Жди меня возле того дома.
        Парень пошел в указанном направлении, а я с наслаждение воткнул суджере в раненого равнинника. Ну, хоть немного силушки будет.
        Я решил воплотить свои последние слова в жизнь немного иначе. Все-таки мы здесь для того чтобы оценить сколько воинов Глауану. Мы с Фалком по широкой спирали начали обходить город. В итоге мы должны были оказаться возле источника дыма.
        Некоторая часть равнинников не спала. Одни кучками бродили по улицам, другие сидели у костров, третьи соревновались в стрельбе из лука, запалив факел рядом с соломенной мишенью. Мы старались держаться в тени, подальше от костров и факелов. Пробирались как крысы, держась поближе к стенам домов и мусорным кучам.
        Я заметил, что наши будущие противники довольно беспечны. Нас только один раз остановили и то, чтобы налить кумыса, но Фалк что-то грозно рявкнул им и они мгновенно отстали от нас. У меня сердце в пятки ушло от его рыка.
        - Ты что им сказал? - спросил я, уняв дрожь.
        - Что мы по поручению шамана идем, - трясущимся голосом проговорил парень. - Они у них в большом почете.
        - Ты молодец, - похвалил я его.
        Чем меньше становились витки нашей спирали, тем ближе был центр города, и тем отчетливее чувствовалась гарь в воздухе. Пахло чем-то совсем мне неведомым, и к этому запаху примешивалась какая-то странно знакомая вонь. Я не придавал этому значение, меня занимали мысли о количестве равнинников. В городе их было пару десятков тысяч - не меньше. Они представляли грозную силу. Пусть они хуже вооружены и обучены, но опыта у них было несоизмеримо больше, чем у новичков императорской армии. Равнинники часто воевали друг с другом и с ранних лет знали вкус крови.
        Среди домов проступила площадь. Показались языки пламени большого костра, они лизали само небо, поднимаясь выше крыш. То, что я увидел, заставило меня в ужасе прижаться к горячей стене, прогретого за день песчаника.
        Как только Фалк разглядел, что происходит на площади, он ойкнул и упал в обморок, глухо ударившись о каменно-твердую землю.
        Я сдерживал рвотные позывы, понимая, чем дышу, кроме этого меня лихорадило от страха и ужаса. От осознания, чем всё это грозит, я сам чуть не присоединился к бессознательно лежащему переводчику. Такую сильную, негативную смесь эмоций, я с трудом выдерживал.
        В середине площади горел исполинский костер, в который полуголые равнинники кидали десятки мертвых, высохших до состояния мумий, тел. Недалеко скованные цепями, сидели, объятые ужасом люди. Они плакали, стенали, кричали. Я не понимал их языка, но всё и так было ясно по их перекошенным лицам, на которых плясали отблески костра. Прежде, чем отправиться в пламя, эти люди попадали в руки шаманов - именно так я интерпретировал десяток людей в зверинах шкурах и ожерельях из костей. Шаманы вскрывали им грудные клетки суджере и отбрасывали мумии в сторону, ожидая новых жертв. У меня ноги подкосились. Над площадью витала вонь лилии мертвой лошади. Сколько же они силы соберут? Да этот десяток шаманов запросто нивелирует разницу в количестве воинов империи и равнинников. Надо срочно возвращаться назад. Я поднял с земли Фалка и хотел было уже потащить его к городской стене, как заметил, что к одному из добывающих силу шаманов, подход, только что вышедший из дома, другой шаман. Тот, что в поте лица превращал людей в мумии, отдал подошедшему суджере, и пошел в дом. Сменились что ли? Новый шаман начал орудовать
суджере, на месте прежнего. Что-то не то. Разве сменщик не должен орудовать своим суджере, чтобы наполнить свой ретраитур?
        Я посмотрел на Фалка. Жутко захотелось разгадать загадку шаманов, а для этого мне нужен переводчик. Такие знания дорогого стоят. Парня придётся брать с собой. Я начал бить его по щекам. Он довольно быстро очнулся и начал хватать ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Его глаза прикипели к страшному зрелищу. Мне показалось, что он снова лишиться чувству. Я взял его за голову и повернул к себе, так чтобы он смотрел мне в глаза.
        - Соберись. От нас сейчас зависит будущее армии, и в частности от тебя, - проговорил я внушительно. - Сейчас мы должны допросить одного шамана. Ты понял меня?
        - Да, - пролепетал Фалк вставая. - Как мы его допросим? И где он? Нас же убьют.
        - Вон в том доме он, - сказал я и показал пальцем. - Мы обойдем его, а там уж по обстоятельствам.
        Переводчик кивнул головой. Мы быстро пересекли отделяющее нас от дома освещенное костром расстояние. Сердце часто стучало в груди. Если нас заметят, то это будет конец. На площади точно не должны околачиваться посторонние. Кто-то нас уберег и в этом случае. Мы, незамеченными, скрылись за домом. Я вытер пот и облегченно выдохнул.
        - Фалк, внимательно слушай меня во всем, а пока стой за углом и карауль.
        Переводчик затравленно посмотрел на меня, но все-таки отошел. Я проигнорировал этот взгляд и когда он порядочно удалился, произнес заклинание "окулус". Меня окутал шар, который позволял с помощью своих стенок видеть магию. С шаманами лучше подстраховаться. И я оказался прав. Вырубленное в стене дома окно, оказалось затянуто бледно голубой пленкой.
        Фалк стоял далеко и ничего не услышал и не увидел. Даже если бы он был рядом, то все равно мало что понял бы. Визуальных эффектов мое заклинание не произвело, но звуки антигуа лингуа он услышал бы.
        Я смотрел на голубую пленку и перебирал в уме заклятия, которые знал. Это точно не заклинание, так как колун сам не поддерживает эту пленку, значит, где-то есть источник силы, и скорее всего он внутри дома. Я полез на устланную соломой крышу с деревянной основой. Быстро работая руками, разгреб солому и начал с помощью сабли тихонько ломать дерево. Заклинание, скрывающее звуки было опасно использовать - вдруг голубая пленка покрывает весь дом изнутри, и тогда она сработает и подаст сигнал тем, кто там находится.
        Я проковырял маленькую дырку и заглянул внутрь, к счастью заклятие не распространялось на крышу и стены. Если бы не костер, пылающий на площади, то я бы совсем ничего не увидел, а так разглядел пять кроватей и лежащих на них людей. Окулус показал мне тонкую нить силы, поддерживающую заклятие. Оно работало за счет лежащего посередине дома еще живого человека, который к утру должен стать мумией. Я хотел доломать крышу и просто спуститься вниз, но вовремя заметил второе заклятие. Еще одно тело подпитывало тонкую зеленую сеть, расползающуюся по всему полу, едва-едва заметную. Несчастный, призванный дать силы заклятию, лежал в углу за сундуком, и были видны только его босые ноги.
        Так, спрыгнуть я не мог, но и в окно залезть не мог. Оба заклятия с таким расходом силы продержаться минимум до утра - так долго я ждать не мог, но и перебить нити тоже, иначе заклятия сработают и выдадут меня. Я начал вертеть в голове различные схемы, предположения, нагромождения заклинаний с множеством обманок. На ум пришла до того простая мысль, что я чуть не присвистнул.
        Я отломал еще часть доски, наложил на суджере заклинание левитации и пустил его в человека, подпитывающего пленку. Суджере высосал беднягу и заклятие пропало. Я быстро спустился вниз и пролеветировал суджере до следующего несчастного. Еще одно заклинание пропало.
        Я тихо позвал Фалка и приказал стоять здесь, сам влез в окно. Хотелось на себя наложить парочку заклинаний, но я наоборот, еще на улице развеял окулус, боялся, что запах гвоздики может выдать меня. Тихо ступая по полу, обошел четыре кровати, оставив на них четыре мумии. Страданий я им причинил минимум, а вот силушки пришло как с обычного, ощутившего приличную боль человека - видимо, сказывается, что они шаманы, то есть те же колдуны, но под другим соусом. А вот теперь я быстро наложил полусферу тишины и ударил последнего колдуна кулаком в лицо. Он вскрикнул, уставился на меня дикими глазами, зажимая хлещущую из носа кровь. Я прижал к его шее суджере. В глазах шамана отразился неподдельный страх. Он очень не хотел оказаться на месте своих жертв.
        Я тихо крикнул:
        - Фалк. Фалк. Тьфу.
        Я вспомнил о полусфере тишины. Вот закавыка. Сорвал с шеи шамана ретраитур и бросил его в окно. Переводчик осторожно заглянул в дом. Я махнул ему рукой, чтобы залезал внутрь. Он послушался меня. Бедный парень чуть снова не сомлел, увидев так близко мумии, но к его чести, как-то совладал с собой.
        Когда Фалк проник под полусферу тишины, я сказал:
        - Спроси его, куда девается сила, которую они добывают. И почему у всех одни и те же суджере, почему они не личные.
        Парень удивленно воззрел на меня, но начал переводить. На слове "суджере", в глазах шамана мелькнуло непонимание, Фалк повторил слово еще раз, тот же эффект, тогда я переместил свой суджере ему к глазам и покачал им. Шаман все понял и начал сбивчиво говорить, Фалк исправно все переводил, не понимая сути слов равнинника:
        - Души уходят в красное сердце великого шамана, он создал много драконьих зубов и раздал их нам.
        - Драконьи зубы заколдованы на его кровь?
        - Да.
        - Но он не может создать больше одного личного суджере, - воскликнул я недоверчиво.
        - Он великий шаман и знает великие заклинания.
        Я задумался. Этот великий шаман действительно чертовски сведущ в колдовстве, раз сумел создать несколько суджере, которые наполняют силой его ретраитур. Это, какие же перспективы открывают подобные знания? Меня затрясло от жадности.
        - Где его можно найти? - сказал я, глядя на шамана, Фалк перевел.
        - В башне с колоколом.
        - Он очень силен?
        По губам равнинника скользнула змеиная улыбка, которую он тут же стер.
        - Нет. Он стар и болен, - перевел Фалк.
        Я снова глубоко задумался. Один я с ним в честном бою не справлюсь, значит, нужна подмога. Каститас и ее мать? Можно вызвать ее через зеркало, но у меня его не было. Еще я могу отправить им заколдованную птицу, но пока она долетит, пока они прилетят, сколько времени пройдет? Уже, наверное, будет рассвет. Долго, очень долго, тогда их способности уже не смогут противостоять десяткам тысяч равнинников, которые в городе, но правда и шаман станет бессилен.
        - Господин адъютант, а разве мы не должны выяснить точное количество и план дальнейших действий равнинников? - спросил непонимающе Фалк.
        - Да, да, спроси, - отмахнулся я, и продолжил мыслить. - И спроси есть ли у него зеркало.
        Каститас с ее матушкой пока не отпадают, но все же идея дождаться утра, когда шаман станет обычным человеком, мне понравилась.
        Фалк вскрикнул. В его голосе прозвучал ужас.
        - Горан, Горан, - проговорил парень, от страха забыв о субординации. - Они завтра ночью наложат какое-то страшное заклинание на нашу армию, которое погубит её!
        - Успокойся, время есть, и спроси название заклинание. И зеркало, зеркало есть?
        - Он не знает. Только их великий шаман ведает это.
        - А зеркало???
        Парень начал шептать молитвы. Его губы тряслись. Глаза лихорадочно заблестели. Я ударил его по щеке. Голова Фалка мотнулась, краешек губы начал кровоточить.
        - Прекращай! - воскликнул я, тряся парня одной рукой за плечо.
        - Всё, всё, господин адъютант. Вон в том сундуке лежит зеркало.
        - Слушай меня, Фалк, поступаем следующим образом. Я провожу тебя до стены, а сам вернусь обратно. Всё расскажешь леди Женевьеве, понял?
        - А как же вы?
        - У нас мало времени. Армии будут около Глауану завтра вечером, если они сходу атакую город и убьют великого шамана, то у них будет шанс выжить, а если нет, то....
        - Что вы ходите сделать?
        - Я попробую убить его раньше.
        Глаза Фалка распахнулись, он жарко заговорил:
        - Он же колдовать умеет, а вы простой человек! Вы погибнете!
        - Поверь, у меня есть шанс. Я уже сталкивался с колдовством.
        В глазах парня я мгновенно вырос до былинного героя.
        - Фалк уходим отсюда.
        - А что мы сделаем с этим? - сказал переводчик и кивнул на смирно лежащего равнинника. - Я пообещал ему жизнь, если он расскажет о планах Глауану.
        - Ну, я-то ему ничего не обещал, - произнес я и воткнул суджере шаману в горло. Он начал усыхать. Фалка стошнило.
        - Вот ваш шанс? - спросил парень, вытирая губы и показывая на суджере.
        - Да. Решил вот прихватить себе зуб дракона.
        Прежде чем покинуть дом, я вытащил из сундука зеркало в бронзовой оправе и положил в карман. Мы направились к стене. На улице стало заметно меньше равнинников, часть костров потухла. Я принял решение покинуть город другим путем. Прошел минимум пару часов с того времени, как мы убили охрану на стене. Если кто-то обходит всех часовых, то они уже, скорее всего, обнаружили трупы и вот-вот кто-нибудь просигналит тревогу.
        Я взволновано шел чуть впереди, буквально летел над землей, хотелось скорее сбагрить живым и невредимым Фалка. Была мысль взять его с собой в башню и попробовать развязать язык великому шаману, но здравый смысл победил - если мы оба погибнем, то вместе с нами может погибнуть армия. Леди Женевьева хоть и говорила, что в город отправили еще отряды, но я бы не стал в таком деле надеяться на них.
        Наконец показалась стена, и трое равнинников. Двое на страже, один у костра - я так понимаю это стандартная схема для них. Я быстро отправил их на тот свет и буквально перекинул Фалка через стену.
        - Вы настоящий герой, - сказал он напоследок с горящими глазами. - Чтобы не говорили о вас в армии, я знаю, что адъютанта вы получили заслуженно.
        - Удачи Фалк, - сказал я и, развернувшись, помчался к башне.
        - Удачи, - донеслось в спину.
        Да, она мне совсем не помешает. Башня была расположена на той же площади, что и страшный костер. Я быстро шел к ней, надеясь только на импровизацию. В голове бродили опасение, как бы леди Женевьева не кинулась за мной в город, помогать убивать шамана. А ведь она может. Отправит кого-нибудь одного или двух навстречу армии, а сама сюда.
        Раздался сильный, трубный звук. Он мощно прокатился над городом. Всё, обнаружили трупы. Из домов начали выскакивать люди, куда-то бежать, кто-то вскакивал на лошадей. Поднялась неразбериха и суматоха. Я побежал в сторону площади. Рядом со мной в том же направлении бежала часть равнинников. Мы всей толпой вывалились на площадь. Равнинники разделились на отряды. Некоторые плотным кольцом окружили башню, другие дома, часть рассредоточилась по площади. Видимо, это были воины призванные защищать обитающих здесь шаманов.
        Я бессмысленно заметался, пока тело в очередной раз не взяло управление на себя, игнорируя мозговую деятельность. Я по какому-то наитию вбежал в открытую дверь стоящего, рядом с башней, двухэтажного дома. Пробежал по лестнице, открыл люк и оказался на крыше. Теперь до меня дошло, зачем я здесь. Башня имела три этажа, но третий был наполовину разрушен временем. Там на новых деревянных брусках висел большой, бронзовый колокол. Допрыгнуть до башни я не мог, но я ведь колдун. Заклинание левитация любопытная вещь, с каждым новым килограммом объекта воздействия, сила, требуемая для полета, увеличивается в разы. Я быстро наложил заклинание окулус, проверил башню на наличие заклятий, и не найдя оных, произнес слова антикуа лингуа вызывающие левитацию, разбежался и прыгнул. Колдовство помогло мне долететь без происшествий до башни. Я тут же снял заклинание и затих. Вроде всё чисто. Никто меня не заметил.
        Я встал, отряхнулся и осмотрелся. Ничего интересного не было, кроме деревянного, квадратного люка в углу. Я, тихо ступая, подошел к нему. Руки чесались его открыть, но глаза боялись, да и мозги подсказывали, что не стоит этого делать, все-таки здесь обитает великий шаман, уж он-то точно озаботился своей безопасностью, как минимум ничуть не хуже уже убиенных мною шаманов. Внезапно я увидел, как сквозь щель люка пробивается свет. Я припал к неплотно подогнанным доскам и вот что увидел. По небольшой комнате с письменным столом, кроватью, шкафом и глубоким креслом, ходил со свечой в золотом подсвечнике старик. Он был одет в толстый халат, подпоясанный веревкой. Его белоснежная борода опускалась почти до пояса, а на абсолютно лысой голове играли блики от свечи. Внезапно кто-то постучал в дверь. Старик, шаркая ногами, обутыми в тапочки с загнутыми кверху носами, открыл ее, перед этим отперев уйму запоров. В комнату вошел равнинник и что-то начал быстро ему говорить. Старик покачал головой и на мгновение приложил ладонь ко лбу вошедшего, как только он отнял ее, воин тут же умчался. Великий шаман, а это,
скорее всего, был он, если судить по десяткам заклятий, которые окружали комнату, закрыл дверь и сел за стол, поставив на него свечу. Он сложил руки на животе и о чем-то задумался, наполовину прикрыв воспаленные веки. Я же не мог не восторгаться увиденными мною заклятиями. Все яркие, кричащие о вложенной в них силе, разных цветов, что говорило об их различных направлениях в защите - они не оставляли ни малейшей щелочки для проникновения постороннего в комнату. Ни силы, ни умения у меня не было, чтобы хотя бы попытаться краешком пяточки ступить на протертый ковер, лежащий под ногами старика. Во всём этом была еще одна вещь до глубины души поразившая меня. Все нити силы заклятий вели под подушку, лежащую на кровати. Шаман, скорее всего, положил туда ретраитур, но вот как он заставил его работать? Ведь он должен касаться открытой кожи колдуна. Нельзя бросить ретраитур куда-то в сторону и произнести заклинание. Оно не сработает. Ретраитур должен касаться колдуна. Ты через себя пропускаешь, с помощью антука лингуа, силы, которые воздействуют на примум вис. Как старик обошел этот один из основополагающих
закон? Или он придумал что-то иное? Может, у него несколько ретраитуров? Нет, последнее предположение звучит еще более фантастически, чем первое.
        Я против воли зауважал этого старика. Хотя он еще тот монстр, позволяющий убивать людей сотнями ради силы. Тут же я вспомнил еще один закон колдовства - ретраитур может вместить силу шести ста шестидесяти шести человек. Нахрена они убивают так много? Они явно лишили жизни больше этого количества. Может, есть еще один, или даже два великих шамана с ретраитурами, которые заполняют простые шаманы на площади?
        Голова шла кругом от множества вопросов без ответов. Но как, как? Эх, завладеть бы этими знаниями.
        Шаман внизу зашевелился и открыл один из ящиков. Он достал толстую, потертую книгу с кожаными ремешками, позволяющими всегда ей быть закрытой. Внимательно посмотрел на обложку, на которой было нарисовано дерево, приложил пальцы к определенным частям рисунка и только после этого открыл книгу. Старик перелистал страницы почти до конца, взял перо с чернилами и начал писать, иногда, подолгу задумываясь.
        У меня чуть пена не пошла изо рта от жадности. Это же его дневник!!! Иначе, зачем такие предосторожности? На книгу наложено заклятие. Пальцы свело судорогой, они уже хватали дневник и жадно листали страницы. Какие же знания мог там записать этот мастодонт колдовства? Я ведь вполне могу сейчас смотреть на одного из самых сильных колдунов, мира не знаю, но вот континента - это почти наверняка, уж точно он высший колдун.
        Я еле сдержал стон отчаяния, когда старик закрыл дневник, положил его в ящик, а сам лег на кровать и затушил свечу.
        Пора вызывать Каститас. Я достал зеркало, обычным кинжалом проколол палец и начеркал кровью на нем несколько колдовских символов, затем тихо произнес заклинание, надеясь, что шаман ничего не почувствует. Поверхность зеркала заклубилась красным маревом, и появилось чем-то возбужденное лицо Каститас.
        - Тихо, - сразу прошипел я, пока она рта не раскрыла. - Этажом ниже спит могучий шаман, который не задумываясь меня убьет, если узнает, что я здесь.
        Глаза девушки округлились от удивления, а взгляд стал донельзя глупым.
        - О, как, - выдохнула она шепотом. - Как ты вляпался в это?
        - Долго рассказывать. Мне нужна ваша с Ветус помощь. Шамана надо срочно убить, иначе он убьет меня.
        - Мать нам не поможет. Она на совете ковена и просила ее не тревожить. С любым шаманом, я сама справлюсь, - самодовольно закончила она. - Где ты? Я почему-то плохо тебя ощущаю. Ты где-то на равнине?
        - В столице Глауану, на крыше башни с колоколом. Она в центре находиться, возле огромного костра, где жгут мумии людей, из которых суджере вытянуло силы и переместило в ретраитур, что лежит под подушкой лысого шамана, которого нам и надо убить.
        - Дела, - изумленно протянула она. - Не знаю когда буду, но точно буду. Я не могу это пропустить.
        Связь оборвалась. Зеркало приняло свой первоначальный вид. В голове занозой засела мысль о том, что Каститас плохо ощущает хитрое заклятие, наложенное на меня. С чего бы это? Неужели действует мое заклятие, наложенное в том злополучном доме в Кар-Карасе? Оно должно совсем не так себя вести. Я не правильно наложил его? Что-то перепутал, как в бою против Густава? Этого так просто не узнать, а проверять ой как не хочется, шанс будет только один.
        Я привалился к уцелевшей стене древней башне и принялся ждать Каститас.
        Глава 5
        Что-то упрямо припекало мою щеку, норовя превратить ее в подобие тонкого, хорошо прожаренного лоскута мяса. В желудке, кто-то буркнул, требуя пожрать. Я открыл неподъемные веки и уставился на солнце. Оно было уже высоко в небе, насмешливо взирая на меня. Сколько же я проспал? Ночью сон сморил меня - это было неизбежно, я потратит много сил и эмоций за последние сутки. Каститас еще не было. Что-то она задерживается. Хотя, скорее всего уже где-то рядом с городом, но ждет ночи, чтобы иметь возможность колдовать. Она ведь не знает, что шаман активирует ночью свое могучее колдовство. А если мы не успеем? В спешке я не сообразил поведать этого через зеркало, а сейчас уже поздно. Всё, приплыли, я ничего не мог сделать, чтобы остановить шамана. Тень черного отчаяние коснулась меня. Армия может погибнуть из-за меня. Сорок тысяч человек из-за одного меня. Так, перестань паниковать. Время еще есть. Да и паладины со священниками могут отвести заклинание равнинников.
        Я попытался встать. Всё тело болело от неудобной позы и каменной кровати. Хотелось пить. Язык стал сухим и шершавым. Я переполз в тенек и, перегнувшись, через край, посмотрел вниз. Там всё так же хозяйничали шаманы и равнинники-воины, которые стерегли башню. Похоже, после вчерашней нашей диверсии, они больше не решались оставить ее без прикрытия.
        До меня начала доходить мысль, что я изрядно сплоховал. Я не мог выбраться с третьего этажа башни, по крайне мере, до того, как солнце скроется за горизонтом и на мир опустятся сумерки. Перепрыгнуть обратно, на плоскую крышу дома, которая привела меня сюда, без колдовства я не мог, спуститься по стене вниз, тоже не мог, единственный путь это люк, но ведь он опутан множеством заклятий.
        Внезапно, равнинники внизу забегали, засуетились. Вдалеке зазвучали барабаны. Я узнал их, такие использовались в имперской армии. Я выпрямился во весь рост и попытался рассмотреть, что там твориться за городской стеной, но ничего не было видно, слишком далеко и рельеф местности мешал.
        Барабаны не смолкали час, потом послышались глухие крики и отдаленный звон стали. Армия прямо с марша пошла в атаку на город. Значит, Фалк успел всё передать и ему поверили. В отдалении донесся страшный удар, послышался треск дерева, звон железа и конское ржание. Похоже равнинники вышли из города и решили дать открытый бой, попав под рыцарскую конницу. Странная тактика, могли бы и попробовать отбиться внутри стен города. Какая-никакая, а защита. Тут конница была бы бесполезна. Но ведь я не знал, какое заклинание приготовил великий шаман. Может быть для него нужно, чтобы все имперцы были сосредоточены в одном месте? Если бы равнинники заперлись в городе, то имперцы попробовали бы окружить город и растеклись вокруг него жидким строем. Заклинание лысого старика, скорее всего, бьет по площади.
        Бой шел уже несколько часов. Я отчаянно сожалел, что не могу видеть, как происходит сражения, но по уменьшающемуся количеству равнинников внизу, понимал, что Глауану проигрывает и вводит в бой резервы. Но и солнце уже клонилось к закату. Багровый краешек шара уже коснулся линии горизонта.
        Я подбежал к люку и заглянул в комнату. Шаман сидел за столом. Перед ним лежал раскрытый дневник, и в большом, заполненном красной жидкостью, прозрачном бокале, лежал рубин, размером с мой кулак, ни меньше. Старик сквозь окно смотрел на солнце. В его взгляде отражалось нетерпение. Он не мог не слышать приближающихся звуков поля брани, имперцы уже были около стен города.
        Крики и звон металла приближался, но и солнце продолжало свой бег. Уже половина светила нырнула за горизонт. Бой переместился в черту города. Показались знамена имперского полка пикинеров. Я от нетерпения начал грызть ногти, потом понял, что делаю и с отвращением сплюнул.
        Солнце уже почти всей своей тушкой опустилось за горизонт. День начал сменяться вечером. Еще совсем немного и шаман сможет воплотить задуманное. Я как ужаленный метался по крыше, то подбегая к одному ее концу, то к другому. Воины-имперцы приближались к площади с двух сторон. Но хватит ли им времени? Продвижение одной из групп имперских воинов заметно затормозилось. Равнинники рьяно на них насели. Со всех сторон в имперцев летели стрелы. Я тоже подумывал достать лук и начать отстреливать равнинников, но боялся, что меня заметят и сообщат об этом великому шаману. Это будет означать мою верную смерть. Только если прыгать вниз, но с такой высоты шансов выжить будет немного.
        Пока я наблюдал за одной группой воинов, с другой стороны раздались ликующие крики. Я метнулся туда. Там на помощь обычной имперской легкой пехоте, пришла тяжелая инфантерия. Дело пошло веселее, и вот уже на территорию площади ворвались закованный в блестящие латы отряд - это была не тяжелая инфантерия, а паладины. Я никогда не видел их, но эти доспехи узнал по книгам. Покрытые серебром, с выгравированными цитатами из библии, с красными кругами на груди, они производили неизгладимое впечатление.
        Я чуть не захлопал в ладоши от радости. Паладины начали методично истреблять лишенных колдовства шаманов, двигаясь к башне. Они действовали как единый организм. Равнинники хоть и сражались отчаянно, но полуголые, плохо экипированные они ничего не могли им противопоставить. Опытный взглядом лучника я оценил доспехи паладинов на отлично. Их сочленения были подогнанными так искусно, что я не находил возможности стрелам добраться до уязвимого человеческого тела.
        На площадь прорвался еще один отряд. Совсем маленький, состоящий из четырех человек, но какие люди это были. Забрызганные кровью в знакомой броне, тройка моих, наверное, уже друзей имперцев, и Фалк, скрывающийся за их спинами и тыкающий пальцем в башню.
        К несчастью солнце скрылось за горизонтом, и сумерки начали быстро расползаться по земле. Я приник к щелочке в люке. Шаман встал с кресла. Он держал в одно руке книгу в другой бокал с рубином. Он начал нараспев читать заклинание, но громкие крики заставили его посмотреть на дверь. Паладины уже были в башне. Отряд леди Женевьевы тоже наверняка был там. Шаман колебался. Он то смотрел на книгу, то на дверь. Вдруг он резко захлопнул дневник и схватил бокал с рубином. Крышка люка отлетела вверх, чуть не задев меня и шаман вылетел из комнаты прямо пред мои ошалевшие очи. Он тоже надо сказать изумился, увидев меня. Тело, моя палочка-выручалочка, снова все сделало за меня. Суджере вошел шаману в горло.
        - Выродок, - выдохнул старик и упал.
        Он начал меняться. Шаман превращался в мумию гораздо медленнее, чем какой либо умирающий от суджере виденный мной ранее человек. Он медленно старел. Его кожа стала похожа на древний пергамент, глаза мутнели, но все так же яростно смотрели на меня. Он раскрыл оскаленный крошащимися зубами провал рта и попытался выговорить какое-нибудь умерщвляющее заклинание, но ему не хватило времени. Язык, губы, мышцы, мясо иссохли настолько, что не позволили ему этого сделать. Шаман умер.
        Я как истукан стоял с раскрытым ртом и не мог пошевелиться. После смерти шамана я спохватился, подобрал книгу и бросился к рубину. Бокал разбился, и он лежал в луже красной жидкости. Я подобрал его. Жидкость пахла кровью. Я вытер рубин об одежду и сунул в карман. Книгу спрятал за пазуху.
        В это время в комнату вбежали паладины, и прозвучал взрыв. Заклятия шамана работали даже после его смерти, так как источник силы был еще полон и не отрезан от них.
        Я почувствовал, как мои ноги отрываются от камней башни, и я куда-то со свистом лечу, потом сильный удар и темнота.
        Дивный лес щебетал голосами ярко раскрашенных птиц. Они прыгали с ветки на ветку и выводили приятные уху рулады. Их мало что заботило в этом мире кроме песен. Листья могучих деревьев шелестели на ветру, вторя птичкам и создавая неповторимое сочетание звуков. Летнее солнце высоко застыло на голубом небосводе, яркими лучами согревая высокую, изумрудную траву. Я брел по ней, ощущая неповторимую мягкость под босыми ногами. В воздухе разлился аромат пахучих цветов и сырой земли.
        Внезапно налетел порыв ветра и ласково прошептал:
        - Ты умер.
        Я раскрыл неподъемные веки и дикими глазами начал осматриваться. Вокруг хозяйничал огонь. Он полыхал на руинах того самого дома, с которого я перенесся на башню. От дома осталась лишь одна стена, возле нее я и лежал, наполовину засыпанный колотым песчаником. В клубах удушливого дыма на месте башни, зияла глубокая воронка. Разметало всё, вплоть до первого этажа и подвала, если он был. Рядом с воронкой лежал перевернутый колокол и горящие брусья.
        Я почему-то смотрел на колокол и пытался встать. Тело не слушалось меня. Я не мог пошевелить не ногой, не рукой, только в груди, будто раскаленной кочергой орудовали. Я скосил глаза и увидел огромную, кровоточащую дыру. Сквозь обломки ребер, было хорошо видно, как остановившееся сердце вновь набирает обороты, разгоняя кровь по венам. Конечности начали слушаться меня. Я как в трансе приложил к страшной ране непослушную, обгоревшую руку, пытаясь остановить кровь и восстановить тело. То, что в этот миг происходило в моей голове нельзя описать никакими словами. Дыра вдруг начала затягиваться новой плотью, выталкивая осколки песчаника, кости с треском вставали на место. Я почувствовал, как неведомая энергия струится сквозь мое тело, и ощутил нарастающую вонь. Ее начало исходило из кольца матери. Оно истончалось на моем пальце, заживляя страшную рану, пока совсем не исчезло.
        Я разгреб заваливший ноги песчаник и, пошатываясь, встал. Будто в бреду побрел прочь от башни. Глауану горел, ярко освещая сумерки и разгоняя мрак. Люди сражались друг с другом. Равнинники еще держались. За ними оставалась площадь. Я шел, полз, убегал от страшного места, в противоположную от имперской армии сторону. Те, равнинники, что бросили защищать город, прорывались сквозь кольцо имперских солдат в сторону Свободных Земель. Я был среди них. С неимоверным трудом создав заклинание хамелеон, я брел по улицам натыкаясь на сражающихся. Улицы были залиты кровью. Я поскальзывался и падал, пачкаясь в чужой крови. Возле ворот из города бушевала жаркая сеча. Я подхватил саблю и, раздавая удары направо и налево, выбрался из пылающего города.
        Впереди была равнина, свобода. Не выпуская окровавленную саблю из руки, я побежал вперед, туда, где никто не будет меня искать, в Свободные Земли. Прощай граф Артур фон Скоца, прощай ведьма Ветус, я больше не твой. Я ощущал какие-то изменения в себе. Не в физическом теле. Я больше не чувствовал смертельных объятий, что довлели над моим сердцем. Заклятие Ветус исчезло. Один из нас умер. Точнее был мертв, а сейчас спешит к своей свободе, падая и снова вставая.
        Эпилог
        Следующим утром около ворот дымящегося города стояли пять человек и разговаривали.
        - Фалк, соберись, не плачь. Он точно сказал, что пойдет в башню? - произнесла леди Женевьева Сонбаденская, держа шлем на сгибе руки.
        - Да, - сквозь всхлипы ответил парень, не отнимаю рук от лица.
        Леди Женевьева отвернулась и спросила у графа Артура:
        - Вы разговаривали с паладинами, что они говорят?
        Он пожевал губы и произнес, глядя куда-то вдаль:
        - Башня превратилась в руины. Там под завалами теперь никого не найдешь. Рядом была обнаружена ужасно обгоревшая мумия, судя по остаткам одежды это их великий шаман, его убили так называемым зубом дракона. Одежду опознали равнинники. Следов адъютанта Горана нет. Если он был в башне, то наверняка погиб. Вам повезло леди-рыцарь, что вы буквально несколько метров не дошли до нее. Сейчас там столько трупом и искореженных доспехов, что даже тела солдат тяжело опознать. Смерть всех нас уравнивает. Теперь там не различишь, кто свой, а кто чужой, а кто Горан сын Белогора.
        - Башню разорвало на кусочки, на наших глазах, - протянул Харник, вытирая кровь, сочащуюся из множества порезов на лице. - А потом еще равнинники отбили площадь, и мы до самой ночи не могли подступиться к ней, пока их сопротивление совсем не ослабло. Жаль парня если он погиб.
        - Господин Горан был вооружен зубом дракона. Кто кроме него в городе мог желать смерти великого шамана? - проговорил Фалк грустно. - Это он убил шамана и спас армию. Он так отважно бросился в самое сердце этого города, чтобы предотвратить неминуемую гибель армии.
        Переводчик опять захлюпал носом и уткнулся в ладони.
        - Ты прав, - громыхнул Георг. - Светлая ему память.
        Граф Артур пожевал губы и нехотя произнес:
        - Сегодня ночью из Кар-Караса прибыл инквизитор. У него есть веские причины подозревать Горана в колдовстве.
        Недоумение застыло на лицах людей. Слова полковника произвели удивительный эффект, лишивший их дара речи. Челюсть Фалк упала куда-то на пыл равнины. Брови леди Женевьевы вознеслись к самым волосам. Кривоносый имперец подавился воздухом. Только Георг остался невозмутим.
        Харник с трудом прохрипел:
        - Нашего Горана, упокой Единый его душу?
        Граф кивнул.
        - Я знаю только то, что у инквизитора есть свидетель, описавший внешность колдуна, а один из стражников на воротах, признался, что выпускал этого человека ночью из города.
        - Это человек точно был Горан? - проговорила, нервничая леди Женевьева.
        - Рисунок очень похож.
        - Бред, - громыхнул Георг.
        - Так или иначе, нас всех ждет инквизитор, - сказал граф, пожав плечами. - Если у кого-то есть грехи за спиной, то бегите, иначе, пеняйте на себя, инквизиторы вытащат из вас всю душу, но узнают каждую секунду вашей жизни.
        Граф подозвал свистом двух лошадей. Она из них была заводная. Он забрался на лошадь, проверил содержимое двух вьючных мешков и поскакал в сторону Свободных Земель.
        - Куда вы, граф? - удивленно, прокричал ему вслед Харник. - Войска в другой стороне.
        В ответ донеслись, приглушенные топотом копыт, слова:
        - У меня есть грехи за спиной.
        В это же время в Малум Енс бушевала над заплаканной Каститас ее мать. Ветус разгромила уже весь кабинет. Стол превратился в горку трухи. Диванчик тлел от жара. Вокруг стояла удушливая вонь. Молодая ведьма сквозь рыдания вздрагивала каждый раз, как ее мать громогласно сквернословила. Ветус внезапно остановилась и дала дочери звонкую пощечину. Голова последней безвольно мотнулась.
        - Как ты могла? Ты должна была поставить меня в известность, глупая девчонка!
        - Но матушка, я думала, что сама справлюсь. Это же всего лишь безграмотный шаман. Горан должен был дождаться меня!
        Глава ковена Темные Нити схватила Каститас за волосы и поднесла вмиг удлинившийся коготь к ее шее.
        - Не будь ты моей дочерью... - зловеще недоговорила она и бросила девушку на пол. - Ты знаешь, кого мы потеряли?
        - Кого? - робко пропищала Каститас.
        - Еще бы пару лет и его кровь послужила бы для ритуала, - с вкрадчивым предвкушением произнесла ведьма. - Но теперь он мертв! Из-за тебя и идиота графа я не пробужу демона! Ты знаешь, какие секреты он мог мне открыть??? Ты должна была всего лишь учить этого дикаря и не давать делать опрометчивых поступков, а презренный солитус граф, подталкивать его к убийствам!
        Слезы катились из глаз Каститас. Она рыдала навзрыд, заламывая руки, но сделала последнюю попытку смягчить старую ведьму, слова давались ей с трудом:
        - Мама, может, мы еще когда-нибудь найдем человека с таким же талантом к колдовству? Не у него же одного мать ведьма.
        - Да, не у него одного, - проговорила Ветус и бросила странный взгляд на свою дочь.
        Яков довольно улыбаясь, сидел на перевернутой телеге, а лекарь накладывал ему повязку на раненую сабельным ударом руку. Мимо пробегавший сержант, заметил парня и подошел к нему.
        - Как рука?
        - Лекарь глаголет, яко жить буду.
        - К ордену тебя представить хотят. Капитан хлопочет за тебя. Говорит, если бы не ты, то всех пикинеров, побросавших пики и с мечами первыми ворвавшихся в город, положили бы. Говорит, ты один своим кацбаргером чуть ли не два десятка равнинников заколол. Выл, рычал, глаза кровью налились, перепугал всех этот северянин, включая своих. Такие бойцы нужны нашей армии, далеко пойдешь.
        Сержант хлопнул Якова по плечу и умчался. Лекарь бросил на парня косой взгляд и проговорил, затягивая повязку:
        - Похоже, ты парень, попал куда надо.
        Яков согласно кивнул головой и снова довольно улыбнулся.
        В церкви замка Стокбур, принадлежавшего одноименно благородному семейству, происходило торжественное венчание. Священник Единого проводил этот замечательный обряд под взглядами десятков пар глаз. Он прочитал молитву, после которой спросил молодых:
        - Хотите ли вы дети мои быть рядом и нести вместе все горести и радостные события перед Единым?
        - Да, - произнес Жозеф фон Стокбур.
        - Да, - ответила ему Велена. Невеста была немного омрачена известием о смерти Горана сына Белогора, но это не мешало ей счастливо улыбаться.
        - Пусть Единый благословит вас. Ваш брак заключен перед небесами и будет нерушим во веке веком.
        Через несколько недель в деревню Северный Мыс прибыл курьер и доставил одному из жителей по имени Белогор письмо. Тот прочитал его. В нем говорилось о смерти его сына Горана. Мужчина с ухмылкой посмотрел на курьера и погладил сидящую на столе птицу, какую отродясь в этих краях невидали. Ее родиной были Свободные Земли.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к