Андреевский флаг Герман Романов
        Нельзя разбирать артефакты непонятного предназначения. Иначе наружу может вырваться такое, что в состоянии кардинально изменить мир, если кто-то окажется не в том месте, и не в том времени. А тут под воздействие древней магии попала целая эскадра, возглавляемая самым неординарным и энергичным правителем в русской истории. Выбора у царя Петра Алексеевича не остается - или погибнуть с горсткой своих людей в неравной борьбе с могущественным противником, либо попытаться изменить само будущее России, направив мировую историю по иному пути…
        Андреевский флаг
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «БОЖЬИМ ПРОМЫСЛОМ» Глава 1
        Благодатная пора август на Азовском море, стоит теплая погода, дождей почти нет, над головой всегда ярко светит южное солнце. Вот только ветра не было подходящего - вот уже пять дней стоявшая в Донском лимане эскадра из полусотни вымпелов с нетерпением ожидала, когда же прекратится этот затянувшийся штиль.
        Впервые было решено отправить русского посланника не сухопутной дорогой в захваченный турками Константинополь, на военном корабле, чтобы османы собственными глазами убедились, что все разговоры об Азовском флоте царя Петра не досужие разговоры, а непреложная истина. И визирю «Блистательной Порты» следует поторопиться с заключением мира с думным дьяком Украинцевым, ибо потом может прийти сам царь со всей своей эскадрой для «увещевания».
        Войны с могущественной Оттоманской Портой шли вот уже двадцать пять лет, прерываясь на перемирия. А иначе и быть не могло - турецкие султаны вот уже больше века пытались включить земли Слобожанщины и Малороссии под свое владычество, раздвинуть пределы османского государства на север. А заодно зарились на Правобережную Украину, что находилась под властью Речи Посполитой, неоднократно опустошая Подолию нашествиями, и нанося горделивым ляхам поражение за поражением.
        Крымские татары, данники и вассалы османов, чуть ли не каждый год устраивали набеги в пределы русского царства и польской части Украины, уводя тысячи и тысячи православных - басурманский полон, продаваемый на невольничьих рынках от Кафы до Бейрута. Слезами этих несчастных были политы сакмы, что вели из Крыма в русские земли - Кальмиуский, Муравский и самый печально известный Изюмский шлях.
        При блаженном царе Алексее Михайловиче в 1674 году были предприняты Чигиринские походы, чтобы поставить своевольных украинских гетманов под державную московскую руку. Однако вмешались турки, отправив огромную армию, которая после двух осад все же овладела Чигириным, так что пришлось в 1681 году царю Федору Алексеевичу пойти на заключение мира в Бахчисарае, ханской столице рода Гиреев в Крыму.
        И вовремя - на следующий год в Москве грянула смута!
        Умер молодой царь, и вот этим моментом воспользовались мятежные стрельцы. Они устроили в Первопрестольной бунт, и возвели на престол сразу двух царей - вечно хворого Ивана и малолетнего Петра Алексеевичей. А над ними поставили правительницей их старшую сестру, царевну Софью Алексеевну, про которую ходили нехорошие слухи, что оный бунт был и устроен благодаря ее проискам.
        Тихо бы жилось Московскому царству, но только австрийский цезарь, дож Венеции и польский король создали «Священную лигу» для войны с османами, что у врат самой Вены стояли. Правительница Софью в сей комплот с ними вошла, потому что только на выполнении сего условия поляки Киев с окрестными городками признали за Русским царством, подписав с Московским царством «Вечный мир». Так что пришлось выступать всеми ратями - один на один русские воеводы бы не рискнули воевать даже с крымским ханом, которому дань платить приходилось по прежнему «миру». А тут коалиция сильных европейских держав, и султан потому не сможет оказать помощь крымчакам своими янычарами.
        Князь Василий Васильевич Голицын, фаворит правительницы и ее любовник, как поговаривали, «галант и симпатик», повел рати в 1687 году на Крым, вот только даже до Перекопа не дошли - степь загорелась. Через год поход повторили, с тем же несчастливым исходом - на этот раз с превеликими трудами дошли, измотав людишек, но на штурм не решились, снова отойдя с немалым конфузом.
        Это и привело к свержению Софьи с престола ее младшим братом Петром Алексеевичем - за права семнадцатилетнего царя, сбежавшего в Троицу, встали бояре, которым сильно не понравилось правление женщины, пусть и «романовской крови», на московском троне.
        Вошедший на престол государь с детства любил воинские и морские «потехи», не чурался даже солдатскую и матросскую службу освоить, ремесла изучал, а как плотник был выше всяких похвал. А так как перемирие закончилось, то войну с турками следовало продолжить. И в 1695 году русские войска снова двинулись на войну - «Большой воевода» боярин Борис Петрович Шереметьев с дворянской конницей, солдатскими полками Белгородского разряда и гетманскими казаками Ивана Степановича Мазепы двинулся по Днепру, овладев штурмом крепостью Казы-Кермен и еще тремя малыми крепостицами, стоявшими по реке.
        Царь Петр Алексеевич со своими «потешными», солдатскими и стрелецкими полками, с пятью тысячами донских казаков, на нескольких сотнях стругов в силе тяжкой подошел к крепости Азов. Вот только «конфузия» получилась преизрядной - взяли только две каланчи, к стенам приступали трижды, два раза поднимались на них приступом, но бешено сражавшиеся турки все же отбили штурмы. К Азову, с моря в реку Дон, через гирло к османам постоянно подходили подкрепления на галерах - стало ясно, что крепость нужно блокировать флотом, которого у молодого царя не имелось.
        Но в том и был «герр Питер», что не предавался при неудачах унынию - государь проявил кипучую энергию, повелев без проволочек немедленно заложить в Воронеже верфи и строить на них корабли. Спешно набрали мастеров, нагнали тысячи работников - кто пытался бежать от неимоверных тягот, таких сразу вешали для устрашения нерадивых. Для образца была привезена из Голландии галера, заложили еще 26, а с ними два «галеаса», вернее пинаса «Апостол Петр» и «Апостол Павел» о 28-ми пушках каждый, и множество грузовых судов, всякого вида дощаников и стругов. Галеру «Принципиум» строил сам царь, показавший всем работникам пример своим трудолюбием, на ней же он и отправился в поход.
        И уже спустя девять месяцев, а именно столько природой отводится срока женщине для вынашивания ребенка, под стенами Азова была не только армия, но и весьма внушительный флот. Теперь турецкий гарнизон получить помощь не мог - донские казаки на сорока трех стругах атаковали и взяли на абордаж два османских судна и десяток больших лодок, что попытались по Дону доставить припасы. И событие сие случилось прямо на виду османских галер, что побоялись вступить в сражение с ненавистными гяурами, известными по всему Черному морю своими разбойничьими набегами.
        После непродолжительной осады азовцы сдались на милость победителя, оттого в Москве праздновали это событие «шумно», отправив союзникам «похвальные грамоты» - «мы, де, в стороне не стояли и сильнейшей крепостью турок овладели, ущерб басурманам нанеся преизрядный!»
        Однако молодой царь и его окружение прекрасно понимали истинное положение дел - для войны с османами на Черном море настоятельно требовался настоящий флот, способный сорвать морские перевозки войск султана в Крым и устье Днепра, в Очаков, как в Чигиринских осадах и случилось. А потому велено было учредить по всему царству «кумпанства» для спешного строительства 33 кораблей, названных «варварийскими», по примеру пушечных судов, на которых христианские корсары успешно сражались с магометанами на Средиземном море. А с ними начата постройка 19 «баркалонов», двухпалубных кораблей, чуть крупнее в размерах.
        Каждое «кумпанство» строило по одному кораблю, полностью его снаряжало и набирало экипаж. Сам царь взялся за постройку десяти кораблей, шесть досталось патриарху и еще пять духовенству. Бояре и дворяне взялись за «складчину» - им предстояло построить 34 корабля. Чуть ли не плача, выкапывали из подвалов горшки с серебряными копейками, что спрятали там деды и прадеды на «черный день». «Великая Смута», то время, когда самозванец «Лжедмитрий» уселся на московский престол, и наступило всеобщее разорение, прочно укрепилась у всех в памяти. Купечество тоже заставили хорошо тряхнуть мошной, горожан и «черносошных» крестьян обложили «увесистым» дополнительным налогом - ведь кроме больших боевых кораблей требовалось построить восемь десятков малых, а к ним еще прибавить множество грузовых судов и стругов.
        Следовало поторопиться с выводом всей этой армады в Азовское море. Ведь между Священной Лигой и султаном в Карловицах недавно подписали мир, оставлявший русских один на один с турками, если венецианцы, и цезарцы с ляхами коварно задумали предать своего православного союзника - русского царя, о чем писал в своих тайных посланиях дьяк Возницын…
        Взятие турецкой крепости Азов в 1696 году.
        Глава 2
        - Господин «шкипер», нужно вставать на якоря и ждать попутного ветра! А там идти с отобранными кораблями на Керчь!
        Вице-адмирал Корнелий Крюйс внимательно посмотрел на царя, что неторопливо обгладывал рыбий скелет, запивая вином. Ужин в адмиральском салоне флагманского корабля «Скорпион», самого мощного на эскадре, о 62-х пушках, вопреки обыкновению обошелся без очередной «баталии с Бахусом», сиречь безмерного пьянства, которое Корнелий недолюбливал. Норвежец стал сторонником русской поговорки «делу время, потехе час», еще с детства, благодаря суровому воспитанию отца, который, к сожалению, преждевременно умер, когда парню исполнилось всего 13 лет. И звали его тогда Нильс Ульсен, вот только имя с фамилией пришлось сменить, так как подросток решил обрести счастья в Нидерландах, на корабельной палубе, подставляя лицо соленым ветрам.
        Началась полная приключений морская служба. Ведь четырнадцатилетний юноша поступил матросом на голландский торговый корабль. В 25 лет уже стал капитаном торгового судна «Африка», возил из Лиссабона соль, фрукты и сахар. Служил шести монархам и трем республикам, воевал с англичанами и с французами. Прошел по трем океанам, у Санто-Доминго брал на абордаж французских торговцев, два года брал ценные призы в Карибском море как капер, по сути, узаконенный пират. И попал в плен к тем же французам, фрегат с белым флагом, на котором были вышиты три золотых лилии, взял его корабль на абордаж - удача отвернулась от норвежца, давно ставшего голландцем. Но Корнелий Крюйс даже в узилище не отчаивался - написал матери, попросил, чтобы та отправила бумаги, что он норвежец, то есть подданный датской короны. Уловка удалась - Франция с Данией не воевала, от имени короля Людовика XIV власти выразили «сожаление», что произошел захват «нейтрального судна». Хитрого капера не только отпустили из тюрьмы в Бресте, но и вернули ему корабль.
        Дальше он уже вполне официально служил в голландском флоте, занимался многими делами, среди которых были и такие, о которых лучше помалкивать. Исполнял даже экзотические поручения, вроде доставки крупных головок сыра, для чего ему пришлось лично отобрать пять кошек, для охраны трюма от вездесущих корабельных крыс.
        Три года тому назад оказался он на береговой службе - назначили унтер-экипажмейстером, отвечающим за снаряжение военных кораблей «низменных земель», за их снабжение и надзор. Жалование небольшое, зато семья рядом - жена Катарина, старшая дочь Юханна, к которой уже сватались, и два младших сына - Ян и Рудольф, парням сейчас 11 и 9 лет. Еще двое деток померли младенцами - обычное дело.
        Вот только служба сразу не заладилась. В сочельник первого года рассчитался с бондарем за поставленные бочки, но того взбесили низкие расценки, и с толпой приятелей он ворвался в дом Крюйса и тот получил несколько крепких ударов, отчего упал на пол и следы побоев долго носил на лице. А дальше пошло хуже - «перешел дорогу» влиятельным чиновникам Адмиралтейства, и те возложили на него ответственность за недостачи в казне, одновременно обвинив в поставках недоброкачественного продовольствия на один из кораблей флота - подлый навет.
        В начале прошлого года явилась новая беда. Над головой нависла угроза увольнения с дальнейшей горькой участью безработного. Война ведь завершилась, а потому неизбежным ее следствием является сокращение личного состава военно-морского флота. Закручинился Крюйс, загоревал, но тут в его скромный домик явился неожиданный спаситель - амстердамский бургомистр Николаас Витсен, старый друг, с ошеломительной новостью. Сам московский царь Петр Алексеевич желает его нанять для строительства своих военных кораблей, которыми ему предстоит командовать в бою и обучить экипажи всему, что знает. Вообще-то московит хотел нанять прославленного вице-адмирала Гилля Шхея, но тот вежливо отказался, предложив вместо себя кандидатуру Крюйса, про которого царь слышал немало лестных слов от «своего друга» бургомистра Витсена.
        В прошлом году Голландию посетило «Великое Посольство», прибывшее из Московского царства. Русские посланники не скупились на обещания всем иностранцам, что пожелают вступить на царскую службу. К тому же они нанимали не только инженеров, механиков и мастеров, любой человек, хорошо знавший свое ремесло, мог получить хорошо оплачиваемую работу в этой заснеженной стране, которую в Европе считали «форпостом варварства перед европейской цивилизацией».
        Но Крюйса поразил молодой царь Петр - скрываясь под личиной «Питера, плотника Саардамского», он работал на верфи с десятками других русских, где изучали ремесла. И на личной встрече с монархом Крюйс дал согласие выехать в Москву - условия ему предложили прямо сказочные, на которые он и рассчитывать даже в пьяном бреду не мог.
        Чин вице-адмирала, жалование в девять тысяч гульденов - почти в четыре раза больше, чем мог получить в Нидерландах, аванс за полугодовую службу, и обещание получить тот же чин в Голландии, если через четыре года захочет оставить русскую службу. А еще гарантию, что если попадет в плен к неприятелю, то будет из него выкуплен царской казной. Кроме того, к нему приставили переводчика Ивана Кропоткина, двух служителей из солдат, обучавшихся морскому делу, личного секретаря, и оплатили наем пяти человек прислуги, включая лютеранского пастора…
        - «Флаг» и «Золотая звезда» настолько скверно построены, Корнелий Иванович, что в поход их лучше не брать?!
        Царь Петр называл Крюйса на русский манер, хотя с ним всегда говорил на голландском языке. Вообще, несмотря на происхождение, московский повелитель был опытным кораблестроителем и моряком, говорить с ним было удовольствие - моментально ловил мысль, обдумывал ее и никогда не ругал, даже если она не совпадала с его желаниями.
        - Недоверие к ним у меня большое, господин «шкипер». Понимаю, что сильно торопились, лес на постройку пошел сыроватый. Но только плотники кое-где обшивку скверно подгоняли, а конопатчики с ленью трудились. Но дойти до Керчи корабли смогут, вот только османы, а они моряки хорошие, эти недоделки сразу заметят. Да и на ходу корабли себя плохо покажут, не годны для эскадры, отставать будут.
        - Жаль, - Петр Алексеевич отшвырнул рыбью кость на блюдо, нахмурился. Минуту думал, потом неожиданно спросил:
        - Мыслю, еще «Апостола Павла» и «Миротворца» придется оставить, ведь так господин вице-адмирал?
        - Так и есть, ваше величество, - Крюйс наклонил голову, но ругать корабли не стал, хотя следовало. Однако норвежец прекрасно понимал причины спешки, более того, он восхищался царем, который смог всего за три года создать достаточно приличный по числу вымпелов флот. Причем, только в июле корабли стали выводить в Азовское море по одному, через Кутюрминское гирло - в устье Дона были мели, и пройти их можно было только в «большую воду», когда сильный западный ветер нагонял волну. Всего провели 14 трехмачтовых кораблей, все, что успели построить. А до этого, еще в мае-июне вывели в Донской лиман почти полсотни гребных галер, бригантин, фуркатов, казацких стругов. А вместе с ними также несколько десятков различных парусных судов - яхты, включая царскую, бомбардирские корабли с двумя мортирами на каждом, дощаники с всевозможными грузами, да струги с разным имуществом и продовольствием.
        Огромная эскадра встала на якоря у крепости Святой Троицы, которую возвели на мысу Таган Рог, там раньше стали спешно возводить город с гаванью. А вот Павловскую крепость царь осмотрел самолично и приказал снести укрепления - место для нее было выбрано крайне неудачно. А новый город Таганрог, так его стали именовать слитно, единственным словом, рос прямо на глазах - ходили разговоры, что царь однажды обмолвился, что хочет перенести сюда столицу, на юг, к теплому морю. Да и Крюйсу возводимый город напомнил английский Дувр, только слишком велик риск попасть тут на мель, ведь залив мелководен, и крупный по водоизмещению корабль просто не сможет его пройти, сядет днищем…
        Корнелий Иванович Крюйс - вице-адмирал Российского флота, верно прослуживший под Андреевским флагом до конца жизни.
        Глава 3
        - Господин «шкипер», генерал и адмирал Головин находится на своем флагмане, а мне следует руководить эскадрой в походе, - Крюйс прекрасно понимал всю щекотливость своего положения. Командующим флотом царь поставил доверенного боярина Федора Алексеевича Головина, полного генерала и адмирала по своим чинам. Таким прежде был только сподвижник московского монарха швейцарец Франц Лефорт, умерший зимой в столице.
        - Я сам прекрасно понимаю, что «генерал» и «адмирал» с него никакой - полки в походы не водил, а на корабле оказался только в плавании на Дону, когда второй раз пошли Азов брать, - фыркнул молодой царь. Но тут же стал серьезным и тихо пояснил:
        - Но он предан мне с младых ногтей, покойный батюшка мой взял с него клятву беречь меня, и от стрельцов мятежных спас, уберег, не дал меня убить подлым изменникам, - лицо царя исказила гримаса ненависти, но монарх тут же взял себя в руки, и продолжил негромко говорить:
        - Однако переговоры в Нерчинске с посланниками «богдыхана» провел успешно, за что наместником Сибирским пожалован, «Посольскими» делами успешно вершит, и в реформах моих правая рука. За что кавалерией ордена Святого Андрея Первозванного пожалован - единственный, кто голубую ленту через плечо носит, у меня такой нет. Да и старше он тебя на пять лет - в следующем году шестой десяток пойдет, а тебе, как я помню, всего сорок четыре года совсем недавно исполнилось.
        - У вашего величества хорошая память, - поклонился Крюйс, прекрасно помня, как два месяца тому назад, устроено было «шумство великое» по этому поводу. И «бились с пехотой Бахуса изрядно», но когда подоспел «Ивашко Хмельницкий», то все присутствующие, включая царя, потерпели поражение, свалившись на «бранном поле», среди блюд с обглоданными костями и множества пустых винных бутылок.
        - Вот и отдавай приказы напрямую капитану Рейсу - он моряк опытный и зазря Федора Алексеевича беспокоить не будет. И вообще - на то он и командующий, чтобы его делами лишними не терзали, у него своих раздумий много. А у тебя шаутбенахт Рез для дел есть, вот его и озадачивай. А если, что решить не можешь, ко мне обращайся сразу! Понял?!
        - Понимаю, господин «шкипер», - Крюйс склонил голову. Он уже прожил год в России и достаточно хорошо узнал царя - тот никогда не выходил на первый план, каждый раз «заслоняясь» как щитом «значимой фигурой». Такой сейчас именно был боярин Головин, являвшийся в глазах всех русских руководителем, как посольских дел, так и командующим флотом. Иностранцам московиты не доверяли, хотя охотно приглашали их на службу, прекрасно понимая, что без них в новых для себя предприятиях не обойтись. Так на всех трехмачтовых кораблях, что сейчас стояли на якорях в лимане, капитанами или «шкиперами» являлись иноземцы - англичане, голландцы, немцы. Единственным исключением был командир 42-х пушечного корабля «Отворенные врата» Петр Михайлов - под этим именем скрывался сам царь, которого порой называли на море «шкипером», а на суше «бомбардиром».
        Настоящих матросов на эскадре было немного - в европейских странах «великие послы» наняли несколько сотен «морских служителей», вот только после распределения их по кораблям выяснилось, что на каждом оказалось не более двух десятков. Экипажи формировались из солдат двух «потешных» полков - Преображенского и Семеновского, которые с детства царя были вместе с ним и принимали участие во всяких «воинских потехах». Вернее людишек и сыскать невозможно - Петр Алексеевич чуть ли не всех знал по именам, ведал, кто на что способен. В этих полках особенно много было дворян - все они проходили службу с самых низов, как и сам царь. Вместе с самодержцем занимались воинскими экзерцициями, ходили на штурм Азова, строили корабли, овладевали ремеслами. Служили матросами и гребцами - да делали все тоже, чем увлекался их государь.
        Человеческий материал выше всяческих похвал - крепкий, здоровый и храбрый, неприхотливый и верный. Не то, что бородатые стрельцы, которых прошлой зимой предавали на Москве самым лютым казням - рубили головы, вешали, колесовали - причем палачами выступали бояре и дворяне, в верности которых царь хотел лично убедиться. Крюйс был этому свидетелем, всех иноземцев обязали смотреть на сие действо.
        Ничего, зрелище это привычное, даже занятное. В европейских странах публичные казни порой гораздо зрелищней устраивали, особенно в Англии до недавней «славной революции» - вот где король Яков свирепствовал в своей власти, куда царю Петру до него…
        - Вославим же Бахуса, дети мои, и чарки за него поднимем! Дабы нам в здравии проживать и бл…й охаживать!
        Князь-папа Никита Зотов поднял немалых размеров кубок, и начал из него пить, проливая рубиновое вино себе на рубаху, на которой расплывались «кровавые» пятна. Выпил одним махом, и куда в него только залезло, пролил не больше четверти налитого. Крюйс уже не раз участвовал в «пьяных баталиях», а также в «славлениях Бахусовых», и уже отчетливо понимал, что дело тут не в простой пьянке, тут каждый играет свою роль. Можно было бы относиться с презрением снисходительным к одутловатому, с испитым лицом Зотову, что учил царя в детстве грамматике, а сейчас играл роль некоего «служителя» культа Бахуса - своего рода жуткой пародии на православную церковь. Вот только взгляд у Никиты Ивановича порой был жутко трезвым, оценивающим каждого участника действа. И можно было не сомневаться, что по прошествии времени, он доложит о своих соображениях господину «шкиперу», которому был предан как пес. И не тот он был человек, за которого себя выдавал в «хмельном буйстве» - то был обман для легковерных. Да и не может быть секретарь царя, ведающий многими тайными делами быть вечно пьяным простачком, каковым выглядел. Тем
более, если вхож к самому князю-кесарю Федору Ромодановскому, главе страшного Преображенского приказа, с которым Зотов любил выпивать на пару.
        - Давай пей, адмирал, - прокричал «шкипер», пихнув Крюйса локтем в бок, и Корнелий опрокинул большую чарку хлебного вина, полезного на кораблях, где жизнь идет в вечной сырости. А царь сверкнул глазами на Зотова, и громко, на всю палубу, где был поставлен длинный стол, вдоль которого на лавках сидели сановники и капитаны, прокричал:
        - Аникита, ты про бля…х женок не вспоминай - бабам на корабли наши дорога закрыта, не хрен им тут ничего делать. Метресок захочешь, так вали на берег, Анисья Толстая тебе живо подберет парочку. А баба на корабле примета дурная, верно, Корнелий Иванович?!
        - Сие так и есть, герр Питер, - напустив на себя важный вид, произнес Крюйс. Он уже сообразил, что царь желает совершенно противоположного, а потому громко произнес:
        - Но мы не в море под парусами, а на якоре в речном лимане, тут можно и пригласить дам для веселья.
        - Слышишь, Алексашка, что адмирал говорит? Девки где?!
        - Здесь, мин херц, - царский любимец уже стоял у планшира, а на палубу здоровенные матросы вытягивали хохочущих бабенок в разноцветных убранствах и с оголенными плечами. Все предусмотрел Меншиков, за это и ценил его царственный покровитель и приятель. Петр поднялся со своего кресла, шлепнул полную метреску по ягодицам и неожиданно выругался:
        - Что за хрень?! Корнелий, ты такое на морях видывал?!
        Крюйс кинулся к фальшборту, всмотрелся и сам выругался - разное он видел на морях, но такое зрелище впервые. В ста футах от борта «Скорпиона» из спокойной воды вылезло на поверхность белое пятно тумана, высотой в аршин, не больше. А в нем проступила небольшая лодка, необычная, со стеклянным «козырьком», невиданным. Но больше всего адмирала поразил человек, странно одетый - он замахал руками и что-то закричал…
        Боярин Федор Алексеевич Головин, первый кавалер ордена Святого Андрея Первозванного, генерал и адмирал.
        Глава 4
        - Никак по-нашему лается, упырь?!
        «Шкипер» с нескрываемым удивлением смотрел на видение - человек уже скрылся в густой белой пелене, которая разрасталась прямо на глазах, быстро расползаясь во все стороны, увеличиваясь в размерах в большую гору, высотой до клотиков мачт.
        - Господин «шкипер», я такое впервые вижу. Этот дьявольский туман нас сейчас с головой накроет…
        Договорить Крюйс не успел - молочного цвета пелена обрушилась на флагманский корабль. И все звуки разом пропали - словно уши ватой заложили. Корнелий потряс головой, но слух к нему не вернулся. Из пелены вынырнул царь, схватил его за плечи, затряс так, что голову замотало со стороны в сторону. У венценосного «шкипера» двигались под усами губы, но по их изгибу норвежец не мог понять слов - видимо монарх перешел на русский говор, причем на тот, которым ругаются. И, понятное дело, для Крюйса совершенно не известный, может быть, со временем он научится понимать эти слова, но не сейчас, да и смысл в них порой непонятен даже при переводе - Иван Кропоткин только головой порой крутил, не в силах истолковать на голландской речи многие идиомы.
        - Ничего не слышу, ваше величество, - во весь голос закричал Корнелий, страх проснулся в бывалом моряке, и для наглядности хлопнул себя ладонями по ушам, отрицательно помотав головой. Царь нахмурился, стал что-то орать, и в этот момент палуба «Скорпиона» рухнула куда-то вниз - будто корабль весом в несколько сотен ластов подняли из моря и тут же бросили обратно, вызвав чудовищный всплеск. От удара Крюйс свалился, но ловко извернувшись - все же рост был большой, в шесть футов и три дюйма - схватил падающего царя своими длинными руками, прижав к себе. «Шкипер» упал на него - падение было смягчено, но Корнелий сильно ударился спиной, к тому же получил болезненный удар локтем в живот. И тут же их обоих окатило такой ледяной волной, что в первую секунду даже показалось, что его ошпарили крутым кипятком. Но через секунду он продрог, ему стало до жути холодно, как когда-то в детстве, когда он упал с лодки в свинцовую воду фиорда, и чудом остался жив - вовремя вытащили и не слег с горячкой от жуткой простуды от переохлаждения.
        - Колдун, это колдун!
        Царь жутко хрипел, глаза выкатились, он изрыгал непонятные русские слова, видимо, проклинал враждебное к честным христианам колдовство. А разве могло быть иначе - непонятно откуда появившийся туман, в котором люди оглохли, а потом корабль уронили, причем в ледяную воду - разве так вообще может быть в природе?!
        Да любой человек в здравом уме сразу же скажет, что добрые моряки оказались жертвами самого мерзкого заклинания!
        - Схлынула волшба, я снова слышу!
        Царь поднялся на ноги, ухватил Крюйса за камзол и поставил на палубу, истово перекрестился. Корнелий, даром что лютеранин, тоже наложил на себя православное знамение, повторив его за «шкипером».
        - Алярм! Всем черпать воду! В трюме течь! Быстрее, черепахи, якорь вам всем в задницу! Проклятье!
        В туманной пелене раздался зычный голос Рейса - немец пришел в себя первым и моментально оценил состояние своего корабля. Все же русские плотники строили крепко, сшивали ладно - «Скорпион» не развалился. Первым на приказ откликнулся царь, сразу бросившись в трюм, как нырнул. За ним устремился Меншиков, посыпались солдаты, что служили матросами. С вытаращенными глазами и забористой фламандской руганью бросился корабельный плотник со своими служителями.
        - Может нам отплыть в сторону следует, Корнелий Иванович, прочь из этого колдовского тумана?!
        Норвежца ухватил за локоть сам командующий, боярин Федор Головин - под глазом кровоподтек, легкий шелковый кафтан разорван. Вот только труса не праздновал - голос уверенный, без дрожи.
        - Это речной лиман, господин адмирал. Даже если попробуем с помощью галер отплыть на буксире, в таком тумане на мель выскочим днищем. Лучше на якорях оставаться, ведь рано или поздно схлынет это дьявольское наваждение. Словно морок на нас навели…
        - Это верно, Корнелий Иванович, морок сие действо, волшба злостная - всех в ледяной купели утопить вздумали. Так и простыть не долго, - полноватый боярин наклонился, и схватил нечто, лежащее на палубе. Предмет оказался штофной бутылкой зеленого стекла, и отнюдь не пустой - протрезвевший от такой жизненной встряски Головин выпил «хлебное вино» в несколько глотков. Отер мокрым рукавом рот и произнес:
        - Господу помолиться надо, что избавил нас от такой лютой напасти!
        Крюйс кивнул головой, соглашаясь - действительно, милостью божьей спаслись от колдовства. А теперь нужно искать спасения от простуды, неизбежной после такого «купания» - водица сильно холодная, будто из проруби. Пошарил рукой по палубе - нашел бутылку, она. К удивлению не разбилась при падении, и оказалась наполненной где-то на четверть, может поменьше - с пару чарок. Отхлебнул знакомую настойку - «анисовую» он предпочитал больше других. Утер рот мокрым обшлагом расшитого золотой нитью адмиральского мундира - внутри стало тепло, холод потихоньку начал уходить из тела, «водка» разогревала кровь.
        - Алексашка, - донесся голос царя, сильно недовольный, гневный, - как схлынет диавольский туман, сыскать того колдуна! Живым брать!
        - Возьмем, мин херц, куды он от нас денется, лупоглазый - стекла на глаза натянул, и думает, что ему волховать можно?! Отучим его, мин херц, живо поймаем, лишь бы мгла эта подлая схлынула! Да никак редеть она начала, вон мачта «Крепости» виднеется!
        Крюйс посмотрел на правую сторону вверх - действительно, пелена стала чуть прозрачнее, корпус соседнего корабля, предназначенного для плавания в Константинополь, уже отчетливо виднелся. А «туман» сползал вниз, к самой воде, пока невидимой, оседая на ней густым молочным покрывалом. И тут же он услышал голос капитана Питера Памбурга - тот орал с «Крепости», надрывая голос:
        - Люди продрогли, господин «шкипер» - я приказал двойную порции водки дать! Люки закрыты были, воды не набрали, течи нет!
        - Всем выдать по три чарки «хлебного вина», - донесся голос Петра Алексеевича, вполне бодрый. - Передать по эскадре голосом - с якорей не сниматься, ждать пока туман не разойдется. Кто колдуна увидит на железной лодке, со стеклышками на глазах - не стрелять, живота лишу! Живым только брать его, мерзавца зловредного и пакостливого! Наградой следующий чин будет и десять «ефимков», нет, червонных десяток отсыплю! А кто первым заметит - три «ефимка» от меня получит!
        - Есть, господин «шкипер»! Слушать всем, и немедленно передать по кораблям царский приказ…
        Пока на разные голоса передавали повеление, Крюйс нашел еще одну бутылку, вернее, целую корзину - штофы разобрали бояре, одну бутылку он забрал себе и прихлебывал помаленьку, согреваясь. Назначенная за поимку колдуна награда сильно удивила вице-адмирала - обычно скуповатый царь расщедрился сейчас неимоверно. Десять дукатов это ведь двадцать полновесных иоахимсталеров, которых московиты «ефимками» называли, коверкая первую часть наименования тяжелой «имперской» серебряной монеты, находившейся в ходу по всем европейским странам.
        Теперь можно было не сомневаться, что колдун не спрячется - сотни пар внимательных глаз принялись осматривать молочную пелену, надеясь узреть зловредного колдуна. Вот только оный волшебник оказался не там, где его искали - пелена стала быстро редеть, и донесся донельзя радостный голос Меншикова, всегда ему везет, особенно в подобных случаях - ворожат что ли. Царский любимец наклонился над фальшбортом:
        - Он тут, колдунишка! У самого борта притаился, собака сутулая! Сейчас я тебя голубчика сцапаю! Сейчас рыло твое изукрашу и носяру по щекам размажу - насчет битья запрета не было!
        Алексашка недолго думая перемахнул за борт, послышался лязг, кто-то завопил, и раздался забористый русский мат в два голоса…
        Золотой дукат, монета весом примерно 3,5 грамма, 986 пробы - "дукатное золото".
        Глава 5
        Крюйс не мог поверить собственным глазам, даже потер их пальцами, поморгал, но нет, он видел то, чего вообще никак в голове не укладывалось. Вернее, вице-адмирал не видел Таганрога - возводимый город исчез, словно его никогда и не было. И в какую сторону норвежец не бросал затравленный взгляд, он не видел, ни домов, ни пакгаузов, ни складов, ни улочек с переулками, ни пристаней с причалами. Исчезла крепость Святой Троицы с земляными валами и редутами, всем гарнизоном и орудиями. Людей вообще не было видно, ни единой души, только на трех затонувших у самого берега галерах заметны фигурки суетящихся матросов.
        - Город словно корова языком слизала!
        За спиной Крюйса стоял потрясенный переводчик, не сообразивший, что произнес извечную русскую фразу на голландском языке. Адмирал же посмотрел на царя - «шкипер» забыл колдуна, с оторопелым видом рассматривал берег, не в силах поверить, что плод его трехлетних, упорных трудов исчез окончательно и бесповоротно.
        - Это все колдун, сучий потрох! Выблядок! С живого шкуру сниму, полосками, собственными руками!
        Царь закричал в полный голос, сыпля ужасными проклятиями, топча башмаками палубу. Лицо Петра Алексеевича исказила страшная гримаса, и тут все опомнились. Ведь Меншиков спрыгнул вниз, решив поймать колдуна. Крюйс снова опустил взгляд, и тут же отшатнулся, потрясенный громким ревом, как ему вначале показалось, неизвестного животного. Но потом увидел как из кормы лодки, где находился какой-то ящик, снова пошел дым, белого цвета, но совсем слабый, прореженный и не густой. И тут лодка двинулась вперед без всяких весел или паруса, причем очень быстро стала набирать ход. А еще разглядел колдуна в зеленой одежде с пятнами, похожей на лягушечью шкурку - он крутил руками какое-то колесо. И судя по всему, так управлял своей железной, без всякого сомнения, лодкой.
        - Догнать! Догнать нехристя!
        Царский крик был услышан на казацких стругах - там опустили весла в воду и стали ими быстро загребать. Опомнились на самой быстроходной галере «Заячий бег», недавно построенной и очень ходкой - ведь на ней 32 банки с дюжими гребцами. Но куда там - железная лодка колдуна набрала совершенно невероятный ход, свыше двадцати узлов, втрое больше, чем самая «резвая» галера сможет пройти за час, безмерно вымотав гребцов. И это при поднятых парусах и попутном ветре.
        - Не может быть…
        Крюйс ошеломленно смотрел за удаляющийся колдовской лодкой, которая ловко увернулась от пытавшихся ее перехватить стругов и фуркат, и, подняв нос над водою, стала стремительно удаляться в сторону Кутюрминского гирла. А ведь она при такой осадке может пройти и другими «рукавами», мелководными, коих несколько, там даже фуркаты с казацкими стругами не пройдут. Так что в погоню нужно отправить и обычные лодки, ведь потребуется внимательно осмотреть плавни, которые заросли кустарником и камышами. И опомнившись, Крюйс стал быстро отдавать приказы…
        - Старый он, мин херц, весь седой, но драться ловок, собака, - Меншиков говорил с нескрываемым уважением к неизвестному пока колдуну. - Так мне по глазу врезал, что я на ногах не устоял, и в воду свалился. А он на корму кинулся, веревку дернул, вот тут и заревело, а что - непонятно. Зверя не видел, но мыслю у него на корме механизм какой-то магический, раз там все забурлило, и лодка мимо меня промчалась, что добрый скакун.
        - В магии механизмов нет, господин «шкипер», - осторожно произнес Крюйс, - лодка бы сама по воде заскользила, без шума, будь это заклинание. А тут дым, грохот и звук громкий. Словно свист!
        - А ведь ты прав, Корнелий Иванович - механикус чудный, пока непонятный. И будь колдун, то заклятьем бы Алексашку убил бы, а тут лишь глаз подбил, пусть и крепко.
        - Да чуть не выбил, сучий сын, - с восхищением произнес Меншиков, поглаживая лицо, по которому расползлась синева. Но то не от удара - упав с лодки, царский любимец прошелся физиономией об доски обшивки «Скорпиона», так бы и утонул, но успели за кафтан багром уцепиться и вытащили сердечного. Царь собственноручно храбреца водкой отпаивал, замерз весь, пока в сухую одежду переодели и «хлебным вином» обтерли, зубами стучал, словно гишпанец кастаньетами.
        - Ладно, не умрешь - зато храбрость показал, - пробормотал царь и задумался, отхлебывая вино из кубка. И было отчего «шкиперу» закручиниться - Таганрог исчез, хотя берег узнаваемый и заросли везде. А вот то, что сейчас не август, а конец марта, когда на Дону полностью ледоход проходит, отчего вода студеная - стало всем морякам эскадры ясно. Смятение пресек государь, решительно и быстро - верные ему преображенцы и семеновцы махом запугали трусливых и приободрили большинство работников и солдат, что оказались во время «тумана» на воде, а не на берегу.
        - Если лодка механическая, диво-дивное, но ведь колдовской морок всю эскадру втянул во времена незнаемые, - негромко произнес «шкипер», и пыхнул трубкой, которую раскурил ему денщик. - Как бы то не прошлое времечко наступило, ведь на берегу строений не нашли, а одни заросшие развалины. Но скоро о том ведать буду - Автоном Головин и Ванька Бутурлин пошли к Азову на фуркатах с «потешными», а с ними атаман Фрол Минаев со своими казаками. Посмотрят - стоит ли на месте крепость, али там место такое же пустынное. Я приказал всем нашим служивым с бережением быть, держаться с опаскою, пушки и фальконеты с фузеями заряженными держать, а при нападении палить по ворогу!
        Царь Петр Алексеевич снова задумался, отложив трубку и взявшись за серебряный кубок. И спустя минуту негромко произнес:
        - Что скажешь, господин вице-адмирал?
        - Мыслю, что колдовской туман этот только по воде был, в кольцо корабли взяв на две мили токмо, али чуть более. Галеры, что в стороне стояли, исчезли, видимо белая полоса до них не дошла. «Туман» только эскадру, что в плавание к Керчи предназначалась, накрыл своей пеленой, а с ними и те корабли, что на маневрах противника изображали…
        - Прости, мин херц, а может механикус этот и не колдун вовсе, а его как нас всех в сей «туман» затянуло помимо воли. Очи я его обалделые видел, из глазниц их выперло. И криком заполошным кричал, словно в удивлении безмерном пребывал, и лаялся совсем по-нашему. И удирать стал в страхе великом, и на корабли наши смотрел с изумлением. О да, вспомнил - я ведь когда на лодку свалился, он голову задрал. Одежда его чудная расстегнута была, пуговицы тоже зеленые, рубашка в полоску, а на шее гайтан с крестиком! Так и было, мин херц - я ведь удивился, тут он меня кулаком и ударил! Колдун ведь крест носить не будет?!
        - А ведь ты прав, Алексашка, это меняет дело!
        Петр пристукнул кубком по столу. И тут же громко приказал:
        - Нарочных отправь к Автоному немедленно - «колдуна» искать, от лодки своей далеко не отойдет. И схватить его с бережением, не бить - а то знаю казаков, ударят так, что дух вон!
        - Мин херц, так может, я сам за ним отправлюсь? Все же морду его видел, и руку запомнил, - Меншиков притронулся к синяку под глазом, усмехнулся, внимательно глядя на царя. А когда тот кивнул головой, тут же поднялся со стула и вышел из адмиральского помещения…
        Сын конюха, торговал пирогами, стал царским денщиком, а потом и наперсником Петра Великого, "светлейшим" князем, генерал-фельдмаршалом, а позже генералиссимусом. Портрет еще молодого Александра Даниловича Меншикова.
        Глава 6
        - Капец! Полная жопа, из которой мне не выбраться! Капец! Вот попал я, так попал - в самую глубокую задницу! Города нет, порта тоже, дома исчезли вместе с жителями!
        Никогда еще в своей жизни Павел Минаев не попадал в столь скверную ситуацию, к тому же не понимая, что за «половецкие пляски» начались вокруг его донельзя скромной персоны. А они таковы, что голова шла кругом, а от накатывавшего густыми мутными волнами жуткого страха зубы щелкали, и такая дрожь тело пробирала, что окажись он сейчас в протопленной бане, и там бы ему было холодно.
        В свои пятьдесят шесть лет увидеть пришлось многое, так как характер имел крайне живой и непосредственный. Отслужив срочную службу Советскому Союзу сразу по окончании техникума, в последние месяцы он оказался перед перспективой выбирать страну, в которой ему предстояло жить дальше - выбор пал на Украину, благо родился в Луганской станице, трудился в Мариуполе, и там везде жила его родня. Потом, правда, не раз клял себя, что не перебрался в Таганрог и Ростов на Дону, благо и там родичей хватало, все же их казачьему роду несколько веков.
        Но кто мог тогда, в далеком 1992 году предвидеть, что спустя двадцать два года к власти в Киеве придут «отмороженные» на всю голову «майданутые» И начнут устанавливать в стране свои порядки, призывая резать «русню», и тащить «москаляку на гиляку» - то есть подвешивать на виселицах. И хотя многие жители «незалежной» посмеивались, принимали эти обещания за шуточки, пусть далеко не «милые», но только Павла пробрало сразу, и как говорится до «копчика».
        Какие на хрен шутки, все вполне серьезно! Если «западенцы» пообещали, то «под нож» пустят обязательно!
        Поклонников Бандеры и Шухевича он хорошо знал по рассказам отца, воевавшего с этой публикой с 1944 года. На Волыни в сорок втором году полицаи с УПА напрочь вырезали всех поляков - ненависть к «кичливым ляхам» копилась столетиями, и тут настал очень удобный момент свести исторические счеты, уничтожив десятки тысяч невинных - стариков, женщин и детей - не способных оказать сопротивление вооруженным убийцам. Так же как истребили всех евреев - в Бабьем Яру из пулеметов клали «жидов» в могилу отнюдь не эсэсовцы, и их «ширые» помощники.
        А так как ничего доброго, кроме патологической животной ненависти к «ляхам», «жидам» и «москалям» это зверье не имело и не могло иметь в душе, то гражданская война стала неизбежной со временем. Так и случилось в 2014 году - в вооруженное противостояние насильственно втягивали сами народы, щедро разбрасывая семена ненависти. Ведь идея насадить в стране один народ с одной «мовой» и одними «героями» Бандерой и Шухевичем, на русском Донбассе, где двести лет «ширые в вышиванках» были в огромном меньшинстве, встретила ожесточенное сопротивление.
        Но кто же будет учитывать желание местного населения сохранять в незыблемости свой уклад жизни?!
        Нет, никто в Киеве не запрещал говорить в быту на русском языке, но только в быту. А вот любые школы и институты с техникумами обязательно переводились на «мову», которая искусственно и буквально насильственно насаждалась, изгонялась русская культура с ее вековым влиянием, улицы переименовывались в честь новых «хероев», а память о тех, кто действительно защищал страну от фашистов, безжалостно истребляли либо замалчивали. Тех, кто противился этому убивали, как Бузину. Или живьем сжигали, подобно людям в Одесском дому профсоюзов.
        Даже «декоммунизацию» провели в свойственной манере - все русские земли исторической «Новой России», присоединенные еще при Екатерине II, и отданных большевиками ими же созданной УССР, объявили «тысячелетним наследием» Украинской державы. А таковая вообще впервые появилась лишь сто лет назад, при Петлюре, а до этого и слов таких не знали. Да и Крым с Севастополем, городом славы русских моряков Хрущев в пятьдесят шестом году передал, и тот тоже стал «наследием». И станица Луганская, где ее основатели донские казаки четыреста лет жили - тоже «Украиной» стала. И Бахмут, где атаман Кондрат Булавин со своими донцами против отрядов царя Петра бились - тоже «украинский».
        И все потому, что киевские власти, поставленные Западом и олигархами «местного разлива» с самого начала стали отрицать право на самостоятельную жизнь и само существование всех народов, кто не покорится их воле. Уничтожить народности в культурном плане, а если не захотят «добровольно» стать как все «западенцы», то истребить физически. Или изгнать с родных земель, на которых люди жили столетиями, захватив их дома и собственность, объявив оккупантами.
        Кстати, апробированный для Прибалтики способ - там так всегда поступали с русскими и при «первых» республиках, и при «вторых». Только физически не истребляли, а все делали в соответствии с нацистскими доктринами, включая выдачу «негражданских паспортов» серого цвета, только без звезды Давида - как в фашистской Германии в тридцатых годах для всех «юде». Да и евреев там в 1941-1942 годах истребили всех целиком, поголовно, от старых до малых - и это сделали «цивилизованные европейцы», носители «высокой культуры». До сих пор с пеной у рта эстонцы, латыши и литовцы не признают за собой этого чудовищного преступления, в котором не удается, по их «милому обыкновению», обвинить русских. Их бы тоже вырезали, и тогда, и сейчас…
        Только страшно, ведь «восточный сосед» рядом, может и месть устроить. А не будь его, то русских бы давно изгнали, отобрав имущество и обогатившись за их счет. Или построили для них крематории, чтобы пеплом удобрить подзолистые и болотные земли, либо концлагеря, вроде Саласпилса - и расстрелы проводить удобно, и в дюнах легче рвы в песке для многих тысяч умерщвленных выкопать.
        Опыт ведь имеется!
        Прикопали сотню тысяч «жидов», расстрелянных местными полицаями и эсэсовцами, и теперь можно было десятилетиями скорбеть о несчастных, которых большевики в Сибирь угнали на «перевоспитание». А будь они там, то эсэсовцев стало бы намного больше, и карательные прибалтийские батальоны смогли бы уничтожить все деревни на Псковщине, Новгородчине, Великих Луках и прочих местностях, где они безжалостно истребляли жителей, сжигая села и выселки, так «сражаясь» с партизанами.
        Но ведь русским не следует вспоминать преступления нацистских пособников, ведь что было, то было, и прошло!
        И вообще он «клевещут» на таких цивилизованных и очень культурных жителей прибалтийских стран! Разве могли служить в дивизиях ваффен СС столь жестоко, и вообще - лучше не вспоминать, а проводить парады бывших легионеров и их потомков - ведь это так красочно и торжественно!
        Понятно, что Павел Алексеевич оставаться в стороне не стал - взял в руки оружие, воевал, отстаивая родные земли от потомков дивизии СС «Галичина», что пришли устанавливать долгожданный для себя «новый порядок». И спустя восемь лет снова стал воевать - год назад был ранен. СВО он одобрил - лучше начать самим первыми, раз понятно, что войны не избежать, потому что «соседушки» день за днем семь лет твердят одну мантру - «вырежем всех». И в этом нет сомнений - действительно «под нож» пустят…
        - Скотство какое, и это не реконструкторы! И Таганрог исчез, и поселений нигде нет! Везде природа девственная, и Дон полон рыбы, вон как она плещется. Только это иное время, не мое.
        Павел загнал лодку в сухие прошлогодние камыши, бензин следовало поберечь. Закурил сигарету, посмотрел на пачку «Петра» с одним из страшных признаков кончины, хотя на войне любого убьют гораздо быстрее, и более изощренно, на собственной шкуре проверено.
        Задрал штанину на левой ноге, и, отстегнув ремни протеза, стал обтирать культю специальной салфеткой. Ступню он потерял прошлой весной, когда шло наступление на Харьков, а он получил под командование роту «мобиков». Полгода пролежал в госпиталях, а сейчас остался жить с небольшой пенсией по инвалидности
        Какие надежды тогда были…
        Он огорченно взмахнул рукою, достал из сумки бутылку водки, открутил пробку и хлебнул внушительный глоток, затем глотнул еще раз, но куда меньше. Без аппетита пожевал кусок хлеба с колбасой - сделал себе бутерброды в плавание. Которое столь долгим оказалась по его собственному любопытству. Вытянул из воды, как президент однажды, древнегреческую амфору. Только ВВП ее явно подложили, он же на свою голову стал открывать сосуд, а оттуда «туман» полез безмерно, как из постановщика дымзавесы, но в куда в большем объеме.
        Вот оно приключение на старости лет! Нашел на свою задницу!
        - Да пошло все на хрен, - пробормотал Павел и прикрыл глаза. Он хотел уснуть и снова оказаться дома, как проснется. И все что увидел за эти суматошные часы, окажется мороком, наваждением в кошмарном сне…
        "Антиреклама" и предостережение на сигаретах. Но люди курят, особенно на войне…
        Глава 7
        - Это не наш Азов, а хер знает что?!
        Генерал-майор Автоном Головин с нескрываемым изумлением разглядывал раскинувшийся перед ним небольшой городок, вокруг которого возвели земляные валы. Невысокие насыпи кое-где обнесли частоколом и каменными стенками, невысокими и непрочными на первый взгляд. Впрочем, имелось и две площадки, вынесенные чуть вперед - на них можно было разглядеть две пушки, ибо такие стволы может иметь только орудие. Там суетились какие-то люди, причем их одеяния вызвали у Головина улыбку - подобные он видел на гравюрах в старинных книгах, такими рисовали жителей итальянских городов, из времен государя Ивана Васильевича по прозвищу «Великий», что объединил русские княжества под эгидой Москвы двести с лишним лет тому назад.
        На речном берегу стояли два десятка различных судов, больше напоминавших большие лодки, и две небольшие полугалеры, которые итальянцы скампавеями именовали. Эти только были без оснастки, видимо, зимовали у города. А на реке у пристани только лодки были, с десяток - весельные, с высокими бортами и мачтой. В таких обычно грузы возили по донскому и азовскому мелководью, когда к берегу пристать трудно.
        - Крепости, почитай, нет вовсе, и вид у нее такой, словно после жестокого штурма еще заново не отстроились. Дальний холм этот вообще не обжит, и башню на нем еще не возвели…
        Стоявший рядом с ним командир «семеновцев» Иван Батурлин пристально рассматривал городок, в раза два меньше, чем Азов, составлявший «верхнюю» часть того настоящего города.
        Воевода Иван Иванович был опытный, да и старше Головина на шесть лет, в «Кожуховских походах» стрелецким войском командовал. Да и у самого Петра Алексеевича доверием пользовался как в делах, так и забавах, в последних он был неистощим на выдумки, отчего получил прозвище «Каина». Но таковые вторые имена все приближенные носили, а царя так на «всепьянейшем соборе» именовали «Пахом-Пихай» - понятно что и куда, точнее в кого, именно надо было «пихать». И являлся царь лишь «диаконом», тогда как Ванька поставлен на общем сходе «архимандритом».
        - С налета надо брать крепость, Автоном Михайлович, на валы легко взобраться, ров не везде выкопан, да и мелковат он. Пушек, почитай нет, пищалей тоже, копья и алебарды торчат. А вот там арбалетчики… Бог ты мой, а вон и татары скачут, стрелы метать готовятся, у меня нет сомнений. Упредить их нужно, воевода, картечью осыпать!
        - Берем крепость, Иван Иванович, на саблю - государь не осудит. Татар побить надобно для острастки - чтобы под ногами не мешались! Маши казакам - пусть на стены идут, а мы татарвой займемся! Али это ногайцы - разобрать трудно, далековато до них еще!
        Никакой суматохи на фуркатах не произошло - все на них давно было готово к сражению с неприятелем, если оный все же появится. Смятение среди гребцов и солдат уже улеглось - их дело служба царская, а раз сам государь с ними, то пусть самодержец и думает, что случилось с эскадрой, и куда пропал Таганрог. Так что зрелище совсем «не того» Азова никого не удивило, зато вид скачущих конных татар воодушевил православное воинство изрядно. Противник давний и вековой, к которому много счетов накопилось, а ведь такие «долги» принято не золотом, а кровью уплачивать.
        - Атаман, - закричал Бутурлин, когда казацкая «чайка», приблизилась к фуркате, даже взмахнул рукою для привлечения внимания. - Коней и скотину хватайте - там кочевья большие. Город не зорить - самим потребен будет. Скотину не бить! Бабенок хватать с бережением, нам все потребны они будут. Никого пока тут не грабить, дома не жечь. Государь вам потом наградные выделит, никого не обидит!
        - Понял тебя, боярин, - донесся отклик атамана Фрола Минаевича, - Все ладно сделаем, на город две сотни пойдут, а с тремя я по кочевьям пройдусь! Ты уж сам не оплошай - ворота выбей!
        Бутурлин только закряхтел от такого столь дерзкого выкрика, но все же смолчал, хотя родовитому боярину казачий атаман не ровня. Но тут дело такое - старик Минаев в большей чести у царя Петра, еще бунтовщика Стеньку Разина с казацкой старшиной поймал и Москве выдал живым, на суд праведный за его злодейства. Да и по возрасту своему он двоих бояр постарше, вместе взятых годами. Казацкие ватаги сорок лет тому назад в походы начал водить, а тут без доверия никак, и такую честь молодому не окажут, заслуги у атамана должны быть весомыми.
        В поход до Керчи должны были отправиться триста донских казаков на четырех стругах, еще две сотни на трех «чайках» оставались в Таганроге, чтобы прибыть сикурсом, если потребно царю будет. Полтысячи донских казаков сила весомая - на кругу царю Петру для похода отобрали самых лучших, лихих и справных. Так что погром этому «Азову» они бы и сами устроили знатный, но атаман все понимает правильно, и ссорится с боярами не хочет - потому им штурмовать городишко предстоит, взять его на шпагу и тем честь заслужить, вместе с царской наградой.
        - Ай, ля, ай!!!
        Визжащий вал татарской конницы накатывался, когда полудюжина фуркат и четыре казацких струга уткнулись носами у покатого берега, за которым расстилалось поле. Еще две фуркаты, бригантина и три «чайки» приткнулись прямо к городской пристани - солдатам и казакам предстоял захват крепостных стен и ворот, к которым бежали очумевшие от страха жители, торговцы и моряки. Да оно и понятно - никто не ожидал, что незнаемый неприятель подойдет от лимана по реке. Совершенно беспечно вели себя эти странные жители, по своим одеждам похожие на татар, греков и обитателей итальянских городов.
        - Пали!
        По команде Бутурлина установленные на носу фуркат фальконеты и дробовые пушки выстрелили почти разом - берег заволокло пороховым дымом, из которого доносилось отчаянное ржание умирающих лошадей, да хриплые стоны смертельно раненных татар, когда с воплем из тела уходит душа. А сколько басурман погибло от картечи, сейчас можно было только гадать - мертвые ведь молчат.
        - Вперед, ребятушки! Бей супостата!
        - Ура!
        Дым понемногу развеялся - на берег стали спрыгивать «потешные», на фузеях у многих были примкнуты багинеты. Ими можно доколоть бьющихся на земле раненных лошадей и татар. К чему смотреть на мучения умирающих, которым нужно облегчить уход из жизни.
        - Берем крепость, молодцы! Ура!
        Полковник Бутурлин первым побежал к еще распахнутым городским воротам, за ним устремились «потешные» в русских кафтанах, похожих на стрелецкие. А вот татары им уже не мешали - нахлестывая лошадей, всадники уходили прочь от берега, где им устроили бойню…
        Атаман Фрол Минаев с донскими казаками помогает царю Петру овладеть Азовом в 1696 году.
        Глава 8
        - Какой сейчас год?! Говори, мать твою, душу вытрясу!
        Головин так встряхнул венецианца, что у того зубы лязгнули. Консул «республики святого Марка» был бледен как мел, но все же, пусть заикаясь, смог ответить, трясясь от страха.
        - Год тысяча четыреста… шестьдесят… первый пошел… От Рождества Христова! Помилуй, не убивай - мы с вами не воюем!
        У Автонома Михайловича разом пропал гнев - взятые в плен людишки твердили одно и тоже, с ужасом смотря на него как на безумного, повторяя на разные лады, что год на дворе сейчас 1461 от Рождества Христова. Городок сей именуется не Азов, а Тана, от реки Танаисаили Дона так именующегося. И отстраивается он от погрома, что татарами Золотой Орды учинен десять лет тому назад - а таковых за последние семьдесят лет уже пять раз было, или больше - тут показания путались, от Тамерлана ли считать, хромца жестоко-сердечного, или еще раньше годами брать. А принадлежит Тана Венеции, но торгуют тут и купцы из Генуи - города эти италийские враждебны друг другу, но тут распрей давно нет - отучились. Ибо приходят татары и обоих противников бьют немилосердно.
        А товар обычный идет - ясырь от набегов татарских с севера, с московских и рязанских земель. А в обмен с юга, от Константинополя, что недавно османами захвачен, привозят на судах своих генуэзские и венецианские купцы хлеб, сукно, изделия железные и медные, вина и многое другое, что охотно берут татары за отловленный «живой товар».
        В самой Тане православных душ освободили из полона без малого пять сотен, да еще три сотни басурман по вере или вообще язычников - наловили ногайцы в кавказских предгорьях и в заволжских степях. Головин приказал всех от оков и пут освободить, сытно накормить, отмыть в банях, дать справную одежонку, отобрав у хозяев. Сегодня отдохнут, а завтра всех на рытье рвов отправят, валы выше насыпать нужно, земляные бастионы возводить и камнем крепить - время не терпит!
        На ясырь он руку свою налагать не стал, ведь даже собственного дома пока нет. К тому же Автоном Михайлович прекрасно помнил, как царь Петр собственной рукою избивал боярина Шеина за то, что оный воевода и генералиссимус азовских невольников себе присвоил и расписал по имениям. Ох, и страшен был государь, когда за шпагу схватился и рубить стал, если бы Франц Лефорт покойный, что царский гнев унял, быть беде большой. Самодержец на расправу крут, собственноручно пятерым стрельцам по розыску взятым, буйные головы топором отсек.
        «Гостей» торговых в узилище не отправил, пока ни к чему - но караул к их имуществу и богатству приставил крепкий. Греков и армян пока не тронул, да и не за что по большому счету - люди они христианские, а кто сейчас ясырем не торгует?!
        Самый ходовой товар по нынешним временам, и прибыль за него немалая выходит, тут многие родных продают в рабство, не то, что единоверцев. Невелик грех сей - отмолят, вклад в церковь богатый сделают!
        А вот татарам и ногайцам не повезло - рубились они с казаками жестоко в сече, но все потеряли. И жизнь свою, и жен, и юрты с имуществом, и детей, и скот всякий - коней и овец. Теперь новые хозяева появились - донцы обзавелись на первое время хозяйством, казаки ведь справные и домовитые, а тут, почитай, среди земель своих бывших одни-одинешеньки оказались, жить на что-то им тоже надо.
        А что на саблю взято - то свято, таков закон!
        - Митька, покои для царя готовы?
        Головин рыкнул, и в комнате появился доверенный холоп, что к нему еще отцом приставлен был для службы. Человек верный, делами проверенный и понятливый, склонился в поклоне без всякой угодливости. Говорил негромко, но внятно, не заискивая:
        - Лучший дом выбрали, самого консула. Прислугу всю убрали, у государя она своя. Токмо бани тут дурные, чуть теплые, жара от них нет. Мыльни сии токмо для мытья используют, и то греки, боярин. А католики вообще не моются, так морды водой смывают. Я приказал бани переделывать спешно, умельцы здесь есть, многие ремеслам всяким обучены.
        - Вот и хорошо, иди, за делами смотри, а мне отдохнуть надобно, - Головин отпустил слугу, что при нем секретарем, телохранителем и доглядчиком был, и отпил подогретого вина из кубка. Это он может сейчас отдохнуть, а вот Ваньке Бутурлину не до сна будет, и хлопот полон рот. Со шпагой полковник первый на крепостной вал залез, а потому чин генерал-майора ему положен и должность коменданта.
        Так что не до сна будет «Каину» еще лет пять, пока крепость не возведет настоящую, с каменными стенами бастионов, вот тогда настоящий Азов и появится. Работников ему вполне хватит - в городе больше трех тысяч жителей, не считая детей малых и освобожденный полон, а также захваченных казаками татарок с ногайками, да деток их. Но последних, кроме несмысленышей, продавать нужно - степи кругом, на коня запрыгнут и ищи-свищи ветра в поле, доберутся до других кочевий. А там жди гостей с саблями и луками, потому Ванька Бутурлин и торопиться начал.
        - В скверную ситуацию мы все попали, в очень плохое время. Прямиком в осиное гнездо, - Автоном Михайлович надолго задумался, машинально поглаживая небритые щеки. Головины и Третьяковы род свой ведут от бояр Ховриных, что при великом князе Василии Дмитриевиче, сыне знаменитого воителя Дмитрия Донского, разбившего темника Мамая на Куликовском поле, на Москву перебрались из Крыма, из княжества Феодоро, спасаясь от междоусобных войн с генуэзцами, и постоянных татарских нашествий. А фамилия пошла от Стефана Ховры, что на самом деле по-гречески звучит как Гаврас - знатный род фемских владетелей и воителей, один из которых по имени Феодор стал мучеником, не отказавшись от веры, попав в плен к басурманам, и был причислен к лику святых.
        А вот их род даже с царствующим домом породнился - Дарья Ховрина вышла замуж за боярина Никиту Юрьевича Романова, и стала бабушкой первого царя Михаила Федоровича. Оттого царь Петр Алексеевич Головиных всегда отличает среди других знатных людей, и близь себя держит. А они все верной службой ему платят.
        А вот бояре Ласкаревы и Траханиоты бежали позже, уже спасаясь от страшного турецкого нашествия. А стало княжество Феодоро, которое еще Готией называли, последним осколком Византийской империи, что османам до самого конца сопротивлялось. Дорос, столицу феодоритов, османы осадой долгой взяли - то будет через четырнадцать лет. Князя с семьей казнили люто, дабы некому было восстание поднимать, как и многих знатных людей с чадами и домочадцами. И рода их захирели, а вот Головины поднимались все выше и выше, а Федор Алексеевич первым орденскую «кавалерию» получил, голубую ленту через плечо, с шитой звездой, и орденским знаком в виде двуглавого орла с косым синим Андреевским крестом.
        - Худое время нам всем досталось, очень плохое - гибелью всем грозит неизбежной и лютой! Одна надежда на государя, да на дядю Федора, на флот наш и пушки с фузеями добрыми, каковых здесь пока нет. Но что дальше делать будем, представить не могу…
        Автоном Михайлович задумался - видимо, «божий промысел» произошел, раз они всей эскадрой в прошлые времена ухнули. Со всех сторон басурмане, и до русских земель не добраться никак - хлеба мало припасено, а служивых кормить надобно до нового урожая. А чтобы его вырастить землю пахать надобно - она тут плодородная, зерна много даст. И поторопиться нужно, а то государь и указать может. Не до отдыха сейчас, трудов много навалилось и еще больше будет, не то, что с каждым днем, часом прожитым. Головин тяжело поднялся с кресла, и тут же воскликнул:
        - Чародея искать надобно спешно, он ответ на многие вопросы дать может. Казаки коней ногайских захватили множество, разъезды по берегу отправлять нужно, и не мешкая!
        Глава 9
        - Сдохну здесь, как есть помру, если недельку в этих зарослях еще проторчу! Да какая неделя - три ноченьки проведу, и такую простуду получу, что на этом свете не заживусь…
        Павел Алексеевич обхватил плечи руками, даже поддетый под камуфляж свитер не спасал от ночного холода. Тут оказалась ранняя весна, отнюдь не поздняя осень как в его времени. Так что «поддевка» пригодилась, вот только культя болезненно ныла, не переставая, хотя он ее и укутал для тепла и принял таблетку. Но нужно было напиться горячего чая, и он нашел на берегу солидную ямку, сделал над ней «козырек», и сейчас на небольшом костре кипятил воду в котелке. Дон был мутный, оканчивался паводок, с которым порой выносило небольшие льдины, прежде, видимо, огромные. Одну такую он выловил, разбил на куски - лед был чистый, без всякого химического запаха и привкуса. Так что пить можно, и смело - вода оказалась чистая, и сейчас забурлила в котелке.
        Налил кипятка в пластиковую коробку с «дошиком», накрыл крышкой - пусть корейская лапша настаивается. В жестяную кружку с двумя пакетиками «Нури» - «пыль индийских дорог» - плеснул уже до половины. Всегда любил крепкий чай, хотя от него замаешься «зубы» отмывать - обе челюсти были вставными, «своих» осталось только два клыка внизу. Отчего не любил смотреть на себя в зеркало - вурдалак видом, увидишь ночью такого - креститься нужно и молитвы читать.
        Достал из портсигара, с отчеканенным ликом первого российского императора, поклонником которого был с однажды просмотренного в детстве фильма, сигарету, закурил. Автоматически прикрыл тлеющий огонек ладонью - на войне живо научишься курить правильно, если не хочешь от снайпера пулю получить в неразумную голову, или мину в окоп, а то и гранату с дрона. Вот напасти объявились небесные, даже по нужде не сходишь…
        - Вляпался я то ли в дерьмо, либо в историю, тут ничего не попишешь. - Павел откинулся спиной на спинку кресла, перебравшись в лодку, на которой он уже поднял тент. Скромный ночной ужин оприходовал, залил в термос горячего чая под горловину, и теперь можно было предаться размышлениям. А ему было над чем подумать, только под нос негромко бормотал, как бы разговаривая сам с собою.
        - Залив был кораблями забит, какая тут реконструкция, все подлинно историческое. И что характерно под русскими флагами из времен Азовских походов царя Петра. Иной вариант просто исключается, с началом Северной войны уже был Андреевский флаг. А если мне память не изменяет, то за год до войны со шведами, из Дона вывели в лиман целую эскадру, которая сопровождала до Керчи отправившийся в Константинополь русский корабль «Крепость», и вернулась обратно. Уже теплее…
        Павел опустил руку и извлек из крепления бутылку водки - полюбовался медальным профилем царя Петра на этикетке. Каждое такое плавание на охоту, диких уток осенью можно было по лицензии пострелять, приносило ему неслыханное для души удовольствие. Хотя ему хватало за глаза добыть всего парочку пернатых - в углях запечь ощипанные тушки и три-четыре дня пожить на природе, когда уже холодновато и комаров нет. А водочка в эти дни для пользы дела и тела шла - любил он в одиночестве пожить в здешних местах, подумать хорошо, расслабится.
        - Вот только сейчас март, эскадра в заливе, а на берегу, что характерно, Таганрога нет - а ведь царь Петр его к моменту Керченского похода построил, крепость там была с бастионами и береговыми батареями, порт с готовыми пристанями, склады и дома. А я, когда удирал, ничего из этого не видел, берег пустынный был совсем, заросший…
        Павел задумался, снова отхлебнул водки из горлышка - если пьешь в охотку и в одиночестве, незачем в стаканчики наливать. Закурил сигарету - дым потянуло за отдернутый брезентовый полог.
        - Так, что мы имеем? Этот проклятый «туман» уволок меня с лодкой в прошлое - и на дворе было лето, десять против одного, потому что вода была теплая, когда лодка в нее ухнула. Полтора десятка больших кораблей, многопушечных, что интересно, несколько галер, и еще суденышек всяких много, несколько десятков. Так-так, а ведь на берегу город был - мельком его заметил, но внимания не придал, испугался, полное охренение.
        Постанывая, культя разболелась, Минаев еще раз отхлебнул из бутылки, алкоголь давал ощущение теплоты, да и культя уже меньше ныла. И продолжил размышлять вслух, продолжая дымить сигаретой.
        - Для лодки хватило немного «тумана», а вот для целой эскадры целая пелена разлилась, как дымовая завеса. И снова лодка упала, и корабли с ней - в новое прошлое, непонятно какое, к тому же в раннюю весну из лета. Такое даже в пьяном бреду не придумаешь…
        Павел прикрыл глаза, стараясь припомнить все до мелочей. Действительно, два «провала» вышло, один за другим. Вначале для его одного, потом, когда «вынырнул», целую эскадру «туман» обволок и прихватил за собой. И снова падение - на этот раз его обдало холодной водой, отчего и матерился. Но вот только города не заметил на берегу, когда полный ход на лодке набрал, а «Воронеж», модификация советской «казанки» километров сорок набрал, от галер, как от стоявших на месте, разом оторвался.
        - Уволок я за собой всю эскадру царя Петра в одночасье - думаю, герр Питер сейчас шибко недоволен. И меня уже ищут, причем сил не жалеют. Недаром два десятка гребных судов в Дон пошли, наверное, решили к Азову вернуться. Вот смеху то будет, когда города не обнаружат!
        Павел хохотнул, но как-то невесело, а представив реакцию молодого царя, который добротой нрава не отличался, вздрогнул. О том и думать было страшно - пытать до смерти «колдуна» будут, и это еще милосердием покажется. Действительно, любой бы на месте царя ожесточился - была держава, и нет ее, со всеми городами и населением. И осталось только несколько десятков кораблей, пусть даже сотня, если всю «мелочь» пересчитать и приплюсовать до круглой цифры.
        - А людишек у него немного - на «Крепости» полторы сотни экипажа было с капитаном Памбургом. Пусть даже на десяток кораблей - полторы тысячи всего. На галерах гребцов много больше, но так и их мало видел. Хорошо - удвою цифру, тогда три тысячи выйдет. Пусть четыре - но этого ничтожно мало, чтобы противостоять туркам или татарам. Хотя… Интересно, а в какое время нас тут всех занесло?!
        Заданный самому себе вопрос остался без ответа - историю Павел со школы знал не очень хорошо, а правильнее - совсем плохо. Вернее, от царя Ивана Грозного еще ориентировался, петровскую эпоху вообще знал хорошо - книги читал и фильмы смотрел, а вот что было на Руси во времена татаро-монгольского ига, мог только догадываться. И то смутно - как-то не привлекал его этот период отечественной истории. А в легендарных и загадочных «укров», что насыпали Карпатские горы и выкопали Черное море, бились вместе с троянцами против Ахиллеса и Одиссея, и основали Рим, он вообще не верил - киевские историки видимо на «траву» крепко подсели, раз им такие миражи в голову пришли.
        - Ничего, утро вечера мудренее, завтра решу, что делать буду.
        Павел зевнул, ночь давно наступила, а он почти сутки не спал, да еще с такой нервотрепкой. Положил рядом с собою ружье, надежную двустволку ИЖ с набитым патронташем, отхлебнул еще водки из бутылки, накрыл себя толстым пледом, смежил веки. И сам не заметил, как через несколько минут уснул, будто в пропасть рухнул…
        Чего только люди не берут на охоту.
        Глава 10
        - И что делать будем, бояре?! Кто совет царю подаст важный?!
        В открытом зеве большого камина полыхали дрова, освещая сполохами пламени собравшихся в комнате самых ближайших сподвижников. Генерал-майор Автоном Михайлович сидел рядом со своим дядей, боярином Федором Алексеевичем Головиным, сразу за ними «дядька» царя, боярин Тихон Никитич Стрешнев, возглавлявший Разрядный Приказ. А четвертым на лавке восседал царский постельничий Гаврила Иванович Головкин, ведавший также Царской мастерской палатой. Он состоял при Петре с малолетства, со дня кончины его отца, царя Алексея Михайловича, и «шкипер» всецело полагался на его верность, с которой тот служил ему. И пусть он редко проявлял инициативу, но все указания молодого царя выполнял всегда в точности, в срок и крайне скрупулезно, не забывая ничего.
        Напротив сидели высокородные князья, также числом четверо. Первым из которых был «дядька» царя, боярин Борис Алексеевич Голицын, человек «ума острого», но вечный «питух» и любитель всяческих «забав». Для дел государственных князюшка был непригоден из-за лени своей и вечного пьянства. А вот боярин Яков Федорович Долгорукий, судья Московского Приказа, из иного «теста» - самый опытный из присутствующих, он «разменял» седьмой десяток, имел репутацию очень умелого дипломата, не раз с успехом выполнявшего царские повеления. Характер решительный, совершенно неподкупный, и даже не боится порой перечить Петру Алексеевичу.
        Рядом с ними глава страшного Преображенского Приказа в скромном чине стольника князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский был хмурый, с одутловатым лицом - на него боялись смотреть все другие. Последним на «княжеской» лавке восседал самый старейший из присутствующих, семидесяти лет от роду, в скромном чине окольничего, Юрий Федорович Щербатый, еще бодрый и подвижный человек «старой» закалки, сильно недолюбливавший проводимые в стране реформы.
        В самом торце стола, который еле втиснули в небольшую комнату дома венецианского консула, потому вместо кресел и стульев тут поставили лавки, сидели разом двое, цепляя друг друга локтями. Первым примостился стольник и полковник Ванька Бутурлин, пожалованный комендантом Таны - первого города, где обосновались русские, покинувшие свое привычное время. А рядом с ним в скромном чине сержанта бомбардирской роты Преображенского полка, где капитаном был сам царь, тихо сидел Александр Данилович Меншиков, самый молодой из присутствующих.
        Никого из иноземцев не пригласили, но будь жив покойный Франц Лефорт, ему было бы отведено место Федора Головина, по правую руку от царя. И тут за столом сейчас сидели люди, в преданности и верности которых Петр Алексеевич не сомневался, которых он знал с детства.
        - Государь, восемь лет тому назад османы овладели Константинополем, ведь сейчас на дворе стоит 1461 год от Рождества Христова, как показали венецианцы и генуэзцы, не верить которым невозможно. Или от Сотворения Мира год 6969, как мне подтвердили пленники из Московского и Рязанского княжеств, прошлым летом угнанные татарами в неволю.
        Первым начал говорить глава Посольского Приказа, и все собравшиеся внимательно посмотрели на Федора Алексеевича, давно имевшего среди них заслуженную репутацию «книжника», много читавшего разных летописей и европейских «хроник», а также сочинений о разных «гишториях». Так что лучшего знатока сыскать было невозможно.
        - В дурной год мы попали, государь. Этим летом османский султан Мехмед, второй этого имени, возьмет осадой Трапезунд. Император Давид из династии Великих Комнинов разделит участь последнего императора ромеев, Константина из рода Палеологов, убитого во время штурма Константинополя. Его вместе с сыновьями казнят по приказу султана, дабы не осталось никого из православных базилевсов, кто бы смог оспаривать впредь правоту турецких завоеваний. Это последний год существования второй империи ромеев, именуемой Трапезундской или Понтийской, что разделит горькую участь первой и главной, существовавшей тысячу лет.
        - А что у греков сейчас ничего не осталось из земель? Неужто все владения уже потеряли?!
        - Ничего, кроме Понта, государь, и княжества Феодоро в Крыму. Морейский деспотат в прошлом году захватили, но то был осколок прежнего величия, который держался благодаря венецианцам, что могли оказать помощь морем, благо плыть недалеко. Но пройдя перешеек у древнего Коринфа, османы разорили Морею, которая им покорилась.
        - А Понт почему до сих пор держится?!
        - Горы его окружают, государь, целых три ряда. А проходов мало через них - «Понтийские ворота» на перевале, да долинами рек, что текут в Черное море. А там везде ромеи крепости поставили, вот османы и не могут овладеть Трапезундом и Кересунтом - это два главных города. А в горах Халдия, сия провинция вассальной является, ее архонт, или дюк, пока успешно перевалы держит, но после захвата главных городов османам покорится через пятнадцать лет, ибо помощи ему ждать будет неоткуда.
        - Как турки Трапезундом овладеют, Федор Алексеевич, если через горы пройти большой армией нельзя?
        С места подал голос боярин Стрешнев, и царь только кивнул головой на этот вопрос, соглашаясь.
        - Мехмед уже собрал триста кораблей и огромную армию, чуть ли полтораста тысяч всяких ратников. И уже разбил союзников императора Давида из магометанских владык, что недовольны усилением турок. Именно войны с ними и оберегали Понт, который войска большого никогда не имел, может быть всего несколько тысяч ратных людей.
        - А большего гарнизона и не нужно, - отозвался Автоном Михайлович, - если сама природа отвесные скалы крепостями ставит.
        - Это верно, - кивнул Петр Алексеевич, - видел в европейских странах замки на скалах - поди возьми такой без пушек и мортир! А нынешние бомбарды, посмотрел их уже, ни на что не годны! Да, а флот какой остался у ромеев сейчас? Почему атаку с моря не отразил?
        - Генуэзцы, государь, с греками на море постоянно враждовали, даже сейчас, когда турецкого нашествия опасаться нужно. Считали, что те помехи ставят их торговле, вот и пакостили как могли.
        - Католики, купчины алчные, - презрительно скривил губы молодой царь. - Тут смерть сама к ним подступает, а они все хотят прибыль получить, дурни! Были бы англичане или голландцы, османам враз укорот сделали…
        Тут Петр Алексеевич осекся, видимо вспомнил, что именно туркам помогали из Лондона и Амстердама, когда переговоры о мире в Карловицах велись. Нахмурился государь, о чем-то размышляя. Федор Алексеевич продолжил говорить дальше, припоминая, что читал раньше.
        - Проливы Босфор и Дарданеллы с их узостями османы закрыли для венецианцев и генуэзцев - владения последних в Крыму никакой помощи от «республики святого Георгия» не получают. Более того, государь - их продали «Банко Сан-Джорджо». И сейчас все «Капитанство Готии» принадлежит генуэзским банкирам, которые отправляют в Кафу своих «капитанов», так именуют глав владений - от «головы» с латыни.
        - Да знаю, Федор, сам капитан, - отмахнулся царь, и тут же живо спросил у всезнающего боярина:
        - А каков флот у генуэзцев сейчас на Черном море?
        - То мне неведомо, государь, но мыслю, не очень большой и помощи ему не будет. И османских кораблей генуэзцы боятся, как и ромеи.
        - Иначе бы давно властвовали в водах, и турок на свою сторону не пустили. Наша эскадра по своим силам куда больше будет, - фыркнул Меншиков, но одергивать царского любимца никто не стал. Зато это сделал за бояр сам Петр Алексеевич:
        - Не хвались на рать идучи, Алексашка! А то Азов вы все с налета взять желали, а вышло все с тяжкими трудами, флот пришлось строить! Ишь, Аника-воин развоевался! Ты лишь корабельный подмастерье, и не тебе о флотских делах в «Боярской думе» говорить!
        Прозвучавшие слова самодержца заставили всех присутствующих переглянуться - теперь все стало на свои места. А потому Федор Алексеевич, осознавая какая ответственность на него навалилась, негромко произнес, тщательно подбирая слова:
        - Мы между двух огней зажаты сейчас, государь. Турки ведь не главная напасть, есть враг, куда их серьезней!
        Взятие турками Константинополя в 1453 году.
        Глава 11
        - Ты о татарах речь вести будешь?
        - Да, государь. Большая Орда еще на ханства не распалась, и там сейчас ханы Махмуд и Ахмат - они братья, в прошлом году умер их отец, хан кучук-Мухаммед, и править начали в полном согласии. Первый на нижней Волге, там, где позже будет Астраханское ханство, ставка у него сейчас в Хаджи-Тархане. А младший брат всей ордой управляет из Сарая-Берке, вот только город сей так и не оправился от погрома, что «жестокий хромец» Тимур там устроил шестьдесят четыре года тому назад. Через десять лет его полностью разорят вятские ушкуйники, а князь Ноздреватых-Звенигородский еще через десять лет приведет его в окончательное запустение, а крымчаки вообще уничтожат через сорок лет, и следа не оставят.
        - Выходит, боярин, ослаблена сейчас Большая Орда? Данилыч, раскури мне трубку, так думать способнее.
        - Не совсем слаба, государь. Два больших улуса - Крымский и Казанский уже откололись. И ногайцы, что кочуют у Яика, тоже руку братьев не держат, зато тимуридов страшатся и всячески стараются с ними в согласии и дружбе быть. Но сила у братьев есть, и нам с ними не справиться. Ведь владения хана Махмуда как раз к Тане подходят, и прошлый раз именно волжские орды город этот венецианский разорили и сожгли - обычное дело в степи, тут войны постоянно идут. А татары все же ушли, не всех казаки побили, вестники к хану ускакали - им ходу седьмица на полном скаку, а свежих лошадей в кочевьях получат. Так что, государь, через пять-шесть недель волжские орды могут в набег сюда пойти и у стен будут в силе тяжкой - думаю, тысяч десять войска у хана под рукою имеется.
        - Умеешь ты «обрадовать» боярин, и так плохо, и там скверно!
        Петр Алексеевич взял раскуренную трубку, поданную ему Меншиковым, что сразу же сорвался с лавки, пыхнул дымком раз-другой. Задумчиво оглядел «думцев», промолвил:
        - Как думаете, бояре - может быть нам на Москву следует идти всей силой нашей? Корабли заведем к Тане, оставим тут гарнизон крепкий, а на гребных судах отправимся до реки Воронеж. Вот только дальше что делать, ума сам не приложу. Какие мысли есть по такому случаю?
        В комнате воцарилось зловещее молчание, бояре переглядывались, но никто не хотел брать на себя слово. Автоном Михайлович, даром, что ему было всего тридцать два года, но как воевода был опытный, и единственный имел генеральский чин, но сейчас молчал. Страшное дело предстояло, с какой стороны на него не посмотреть. Идти на Москву с четырьмя тысячами солдат и матросов безумие. Там их встретит князь Иван Васильевич во всеоружии, собрав многотысячные рати. Тут пушки и ружья не помогут, если не разобьют в поле, то взять Москву все равно не удастся, сил не хватит. Конечно, помощь могут оказать Тверь и Рязань, Псков и Новгород, но это означает долгую и кровопролитную войну, в которую вмешаются татары. И не будет «стояния на реке Угре», а наоборот - начнется опустошительное ордынское нашествие, и сгорят города…
        - Не стоит нам идти на Москву, государь, - хриплым, осевшим голосом произнес князь Долгорукий. - Не дело на Руси смуту и гиль устраивать на радость врагам. Даже если Первопрестольную возьмем, то все Московское княжество разорено будет. Удельные князья силу свою почувствуют, и с татарами объединятся - сокрушить Москву сейчас многие враги мечтают. Нам же придется своих пращуров убивать - не дело это, государь!
        - Боярин Яков Федорович истину говорит, - произнес князь Щербатый, - нельзя нам смуту устраивать. Живот за тебя положу, секи голову мне, Петр Алексеевич, но правду тебе сейчас скажу. Сомневался во всех твоих начинания, пустяшной затеей флот твой считал. Но теперь вижу, что не зря ты корабли строил, в том «Божий Промысел» виден! И чудо он сотворил, послав «туман» густой, невиданный. Отбить у басурман нужно «Второй Рим», водрузить над Святой Софией православный крест! Веди нас на османов, государь, животы положим за великое дело!
        - Веди, государь, на султана, - неожиданно произнес Голицын с побледневшим лицом. - Добудем славу в веках, или погибнем…
        - Сложить головы не долго, побеждать надобно, - а вот дядька заговорил рассудительно, негромко, подбирая каждое слово. - На Москву идти зряшное дело, только беды принесем, и сами горем заедать это горькое варево станем. Раз ты миропомазанный царь, государь Петр Алексеевич, то царство свое и в этом времени ты на острую сабельку взять можешь. Стоит тебе только объединить всех, кто с османами сражаться захочет, так власть свою над здешними землями христианскими обретешь. И первым дело генуэзцев прижать можно - люди они в этих краях чужие, да и немного их, нас куда больше. И корабли русские, государь, намного лучше их галер. Поклонятся они тебе, как есть выи согнут. Пусть не холопями станут, но вассалами - деваться ведь им некуда, путь на родину турками закрыт. И деньги тебе на войну с османами выделят - у них есть злато-серебро.
        - Кроме генуэзцев власть твою признают князья Феодоро - им тоже деваться некуда. Головины наши как раз из тех краев корни имеют, им и договариваться, - вмешался Щербатый, старый недоброжелатель, предки его не раз местничали с Ховринами. Да и обидно старцу - он лишь окольничий, а Федор Алексеевич боярской шапкой пожалован. Все дружно посмотрели на главу Посольского Приказа, а тот негромко произнес:
        - Кроме Феодоро, есть еще Трапезундская империя - без нашей помощи она погибнет скоро. Но спасая ее, государь, они царский титул за тобой признают сразу, и, возможно, вассалом твоим цесарь Давид станет - в жены дочь свою отдаст. Деваться ему некуда, он за кого угодно ухватится, лишь бы спасение обрести себе и своей семье!
        - Есть еще грузинские князья - они ведь тоже помощь оказать могут. Но лишь после того, как османский флот потерпит поражение. А так побояться, хотя от турок их земли горами прикрыты, - сказал постельничий, и на Гаврилу Ивановича посмотрели все - тот обычно не торопился свои мысли высказывать, а тут видимо проняло.
        - Керчь брать надобно у генуэзцев, они уступят городишко. А напротив Тамарха, наша русская древняя Тмутаракань, княжество славное. И на обоих берегах в былые времена Боспорское царство стояло, так что законные права твои на царский венец, государь Петр Алексеевич, все православные владыки сразу признают. Им ведь всем твоя помощь ой как нужна. А в Керчи и Тьмутаракани держаться можно долго - пушки и порох у нас есть, корабли тоже. А бастионы земляные наскоро возведем, вот и стены будут, вроде как дом родной. И для нашей эскадры удобная гавань, из которой по Черному морю можно в любую сторону плавать,
        Головкин замолчал, но на царя смотрел смело. А вот Петр Алексеевич надолго задумался - бояре молча ждали его решения. Никто не одобрил поход на Москву, хотя все понимали, что вскоре могут оказаться между молотом и наковальней, османами и татарами.
        - Словно сговорились вы тут у меня, бояре, никто в отчины свои возвращаться не захотел, и правильно решили, - мотнул головой молодой царь. Неожиданно усмехнулся, и пристукнул ладонью по столешнице. И в полной тишине - бояре даже дышать перестали, заговорил уже повелительно, роняя слова как тяжелые камни:
        - Раз в поход на Керчь мы все раньше собрались, то быть по сему! А там посмотрим, что нам дальше делать!
        Князь Яков Федорович Долгоруков - царь Петр часто называл его "дядей". Отличался редкостной по тем временам неподкупностью.
        Глава 12
        - Мил человек, ты меня не бойся и в опаске не держись - дозволь в шатер твой забраться и разговор держать?
        От зычного голоса, принадлежащему немолодому мужчине, в серьезных таких годах, но еще достаточно крепкого, Павел проснулся, ощущение после короткого сна было такое, словно в болото попал, или в зыбучий песок, что его утягивал вниз. За ружье или пистолет хвататься не стал - глупое это занятие. Ведь если бы его хотели убить, то убили - подкрались так тихо, что ничего не услышал. Потому столь же негромко ответил:
        - Заходи, гостем будешь. Только не обессудь, что я тебя не могу снаружи встретить…
        - Да знаю я, что ноги у тебя нет, а культя болит сильно. Весь вечер за тобой смотрели, да и ночью во сне ты стонал громко. То молитвы читал, то ругался словами незнаемыми, но понятными.
        Полог отдернулся в тот момент, когда Павел включил фонарь. В лодку удивительно ловко проник седоусый мужчина с суровым лицом, покрытым морщинами и шрамами - плавные движения говорили о том, что перед ним опытный воин, экономящий во всем силы. Руку он держал на отдалении от рукояти сабли, ладони повернул тыльной стороной, демонстрируя даже жестами миролюбие. И голос был участливый:
        - Кто же это тебя так подранил, братка?
        - Разрывной пулей попали, сучьи твари, - сварливо отозвался Павел, поглаживая обрубок через шерстяной плед. - Разболелся к погоде, видимо, тепло скоро наступит.
        - Это так - у меня тоже кости ноют, то слякоть предвещают, то жару - осенью и весной вообще не унимаются. От татарской стрелы ребро за сорок лет так и не зажило - тоже ноет все время.
        - Давай водки выпьем, - Павел не предлагал, он констатировал факт - какой же казак, а в том, что перед ним атаман или есаул он уже не сомневался, от водки откажется, если волен отдохнуть. И проверку делал тоже - в походе казаки не пили, могли и жизни лишится - прецедентов было много. А потому на войне дисциплина жесткая, ибо от загула одного могли погибнуть многие. А потому с корнем вырывать нужно «сорняки»!
        - Отчего не выпить, раз на Дон-батюшку вернулись, - пожал плечами старик. А вот взгляд у него был цепкий, когда окинул им бутылку водки с красноречивым название - «Царская» и портретом Петра Великого. Хмыкнул только, взял жестяную кружку и с немой обидой в глазах посмотрел на Павла - тот плеснул туда на палец, себе налил столько же.
        - Дюже крепкая, атаман, не «хлебное вино», гораздо крепче. Ты лучше испробуй малость, так лучше, - произнес Павел, и жахнул водку залпом, ведь полсотни граммов одним глотком можно. Закурил сразу две сигареты, протягивая одну «гостю», по желтым подушечкам пальцев видел, что тот люльку часто набивает. Тот водку выпил тоже глотком, закрутил головой, шумно выдохнул. И затянулся сигаретой без опаски - действительно, за ним наблюдал и видел, как тот курит. Ну и ловок старик, смотрел, да так, что Павел не то что не заметил, не почувствовал чужого взгляда. «Чуйка» на него не сработала, а это удивительно - Павел всегда полагался на интуицию.
        - Ты ведь казацкого роду-племени?!
        Вопроса не слышалось, а лишь утверждение, на которое Павел кивнул. И после затяжки, пыхнув дымком, пояснил:
        - Из донских казаков, зовут Павлом Минаевым, мой пращур атаман Фрол Минаев с самим царем Петром в походы ходил, Азов саблей добывал. Поди, знаешь такого?!
        - А как мне его не знать-то, если я оный Фрол Минаев и есть, - усмехнулся старик, и загасил сигарету в консервной банке. - Дюже у тебя табачок слабоват, Павло, не пробирает. Я лучше свою люльку закурю, у меня с донником тютюн, у запорожцев брал. Василий, люльку дай!
        - Охренеть, - теперь Павел понял, почему «чуйка» не предупредила - перед ним не враг был, а предок, к тому же на него поглядывал как на друга, не на врага - а такой взгляд совсем иной. Сейчас он настолько был ошеломлен ответом, что машинально потребовал:
        - Побожись!
        - Вот тебе крест, Павло, седая твоя голова, - атаман перекрестился, усмехнулся и произнес, кивнув в сторону берега. - Там мои сыны, братинич, и внуки, тоже твои родичи. Пятно у тебя на шее, я еще вечером его узрел - такое же, как у меня и у них.
        - Да уж, а еще говорили, что генетика проклятая выдумка империалистов, - пробормотал Павел и протянул свое казачье удостоверение Минаеву, развернув «корочки».
        - На парсуне ты моложе чуток, и не такой сивый, - атаман внимательно посмотрел на фотографию, мотнул головой:
        - Ты еще до сей поры есаулом в походы ходишь?! С одной то ноженькой, на костыли опираясь?! Вот только буквицы в книжечке, не обессудь, не по-нашему написаны, оттиски - видал таковые у ляхов в книгах, из свинца буквицы те отливали, и в слова на досках набирали, и на бумагу оттиск переносили. Горжусь тобой, братка!
        Неожиданно атаман наклонился и крепко обнял Павла за плечи, расцеловал, и пробормотал на ухо:
        - Брат у меня был молодший, в поход за зипунами с атаманом Степаном Тимофеевичем Разиным пошел, да у персов и сгинул где-то в Гиляни - место там совсем гиблое. Дюже ты похож на него, меня вечером даже на слезу пробило, братка. Кровь казачья не водица, она даже через века не разбавляется, Павло. На, держи, выронил ты божий часослов.
        Фрол протянул ему карточку - в ней Павел узнал календарь 2023 года, там был изображен Вознесенский войсковой всеказачий патриарший собор, ставший последним приютом славных атаманов Матвея Платова, Василия Орлова Денисова, Ивана Ефремова и Якова Бакланова.
        - Оставь себе, Фрол, мне он без надобности, тут иной подсчет дней будет. Видишь, с каких времен меня занесло, - Павел разлил водку по кружкам, но уже на пару пальцев, и они дружно выпили, утирая рукавами усы.
        - А то верно, занесло тебя в наши времена, а потом нас всех и утянуло во времена незнаемые колдовским туманом, - атаман усмехнулся, но как то горько скривил губы, спрятал карточку.
        - Это я уже понял, батько…
        - Браткой зови, Павло, мы не в походе. Да и не с казаками тебе быть - приказал царь Петр Алексеевич тебя разыскать, и перед его очи представить. Да и не гневается он на тебя, приказал бережно и с лаской относится. Ты ведь лихо самого Меншикова одним ударом свалил - казацкую удаль показал, - атаман усмехнулся, вот только голос был предельно серьезным:
        - А теперь меня послушай, Павло - царь Петр Алексеевич не костер, но близь него живо до угольков опалишься…
        Главный казачий собор Новочеркасска - столицы Всевеликого Войска Донского в 1905 году.
        Глава 13
        - Тебя за кудесника и чародея многие считают, куда деваться, если оно так и есть, - усмехнулся атаман. И пристально взглянул на Павла:
        - А потому ты и есть виновник ужасных бедствий, что на всех навалились, и смертью скорой грозят. Мы ведь кораблями всеми ухнули в воду студеную, и водичка та оказалось годом 6969 от Сотворения Мира.
        - Каким-каким?! Шестьдесят девять и шестьдесят девять? Вот в позу меня поставили, причем двойную!
        Несмотря на трагизм ситуации Павел рассмеялся - цифра ему показалась весьма занятной, кроме того символической, если под таким ракурсом на нее взглянуть. Так его жизнь еще не «имела», причем дважды. И, утерев выступившие на глазах слезы, он спросил:
        - А от Рождества Христова сколько лет будет?!
        - То католики счет ведут - у них 1461 год начался.
        - Понятно, - от досады Павел крякнул, Историю он в школе хотя и любил, но не самозабвенно, и кое-что знал и помнил. Действительно, ситуация хреновая, что и говорить.
        На севере идет централизация Московского царства, пока еще жив великий князь Василий Васильевич, который имеет прозвище «Темный» - его ослепил двоюродный братец в отместку, такие стоят нравы на дворе, и осуждать их нельзя, ведь борьба за власть жесточайшая. А тут своеобразное милосердие - «живота» не лишили.
        Однако фактическим правителем является его сын, Иван Васильевич, под третьим номером в историю вошедший. Он в следующем году сам примет на себя бремя власти. И что плохо - царь Петр для него никто и звать его никак. А потому война начнется жестокая, если «герр Питер» попробует свои притязания на Москву распространить. Хотя, до Первопрестольной дойти еще нужно отсюда тысячу верст, из них три четверти пути «Дикое поле», где кочуют татары «Большой орды», которой вроде управляет хан Ахмат. А за ними сейчас сила немалая, до «стояния на реке Угре» еще два десятка лет, лишь после этого улусы себя отдельными ханствами объявят.
        - Ты о чем задумался, братка?
        - У тебя сколько казаков, Фрол? А царева войска на кораблях?
        - Полтысячи донцов со мной в поход пошли, по решению Круга. У Петра Алексеевича на кораблях две с половиной тысячи его «потешных», может чуть побольше выйдет, да солдат сотен шесть гребцами на галерах, да иноземных служителей морских сотни четыре, и наших столько же. Если на круг брать, то четыре тысячи будет народа царского, служилых людишек. Да в самом Азове жителей тысячи три проживает, вместе с невольниками христианскими, коих от рабства освободили вчера, когда городок штурмом взяли. Да и казаки мои татар вчера хорошо побили, а все добро их, жен и детей несмышленых себе оставили, надо же род свой продолжать!
        - Понятно, - пробормотал Павел - ситуация ему откровенно не нравилась. Горстка русских людей затерялась в донских плавнях, пока есть порох к ружьям и пушкам, можно отбиваться, но дальше наступит конец - всех вырежут без всякой жалости, но могут в полон взять и в рабство продать. Перспектив практически нет, смерть со всех сторон.
        - Что со старшинами ты решил, атаман?
        От вопроса старик только закряхтел, отвел глаза в сторону и Павел моментально ощутил, что тот пребывает в растерянности. А потому разлил водку по кружкам, и они дружно выпили. И тут же закурили - Павел сигарету, а Фрол Минаевич принялся набивать люльку табаком из кисета. На несколько минут наступило молчание, пока старый атаман его не нарушил, и тихо заговорил, стараясь, чтобы их не услышали.
        - Нам бы на Дону остаться, хотя бы здесь как-то зацепится за свою землицу. Выше по реке селения бродников есть, издавна здесь живут под татарской властью, перевозом и разбоем потихоньку промышляют - торговлишка ведь худо-бедно но идет. Они ведь казаками станут, но позже, а мы их сейчас поторопим нашу сторону принять…
        - Ничего не выйдет, Фрол, присоединятся всегда к победителям, а не к тем, кто в глубокой заднице находится. Тут размышлять надо, крепко думать, ибо любое неверное решение однозначная смерть, а не досконально продуманная мысль только отсрочит неизбежную погибель. Будь десяток ПКМ со сменными стволами и пара сотен ящиков с патронами, можно было бы побарахтаться, а так, - Павел взмахнул рукою, - извините, но пулемета я вам не дам, нет его у меня, как и автоматов.
        - У тебя голова есть, и опыт имеется, и впустую растрату ты казаков не дашь. Что нам руки царской держаться нужно, мы все понимаем, в одиночку нас тут живо передушат. Сейчас меня другое беспокоит - как бы тебя раньше срока не убили, братка! Зарежут или отравят, тут даже гадать не нужно!
        - За что такая немилость - я никому зла не желал!
        - Это ты так думаешь, Павло. Представь, скольких ты людей семей лишил, жен с детками, а бояр и дворян их вотчин и поместий?! И в прошлые времена по твоей милости их забросило, где смерть скорая всех поджидает. Про набеги татарские ведь всем хорошо известно, даже за крепостными стенами отсидеться трудно, а тут чистое поле на сотни верст, и помощи не получишь ни от кого из доброхотов, ибо нет таких соседей. Тебе очень много служивых смерти уже сейчас желают, и как в лицо запомнят - так кончина твоя и наступит несомненная. И царского гнева опасаться уже не будут, ибо ненависть станет намного сильнее страха!
        Слова старого казака пробрали Павла, как говорится, до «печенок», и стало тоскливо на душе, хоть волком на луну вой. Действительно - прав атаман, целиком и полностью прав - убьют и не поморщатся, слишком многим он всю «малину обгадил».
        - Я вот что придумал, Павло - мы скажем, что колдуна уже убили, али он сам помер, труп подобрали, чтобы в твою одежду обрядить. Слишком она у тебя заметна - лягушачья шкурка, право слово. И полосатую рубашку твою тоже сжечь придется - видели ее многие.
        Жалко было камуфляжа и тельняшки до слез, но Фрол Минаевич прав - они его с потрохами выдают.
        - Лодку твою приведем в Азов на бечеве - царь обрадован будет сильно. Меншиков тело смотреть станет, тот еще пройдоха хитрый. Ну так мы фрязина одного на тебя схожего дорезали, и морду ему разбили до неузнаваемости. Обрядим как нужно, с твоим гайтаном на шее, и кольцом на пальце - если самого Данилыча проведем, тебя из кацапов никто не схватится. Колдун ведь о двух ногах был, а ты на одной едва шкандыбаешь, чуть не падаешь, а «ступня» твоя вон снятая лежит. Так и не надевай ее далее, пусть все видят, что брат мой младший, из полона отбитый, одноногий. Вот что мы удумали, чтобы от тебя беду отвести.
        Павел только вздохнул - лодку жалко, обручальное кольцо с крестиком тоже, но потеря невелика по счету, потерять можно гораздо больше, включая саму жизнь. Проживет дальше и без них, если, конечно, татары его самого со всеми казаками не перебьют.
        - У тебя вещи в лодке открыто лежали, или спрятаны были? Меншиков, паскуда такой приметливый, мог запомнить, - в голосе казака послышалось плохо скрываемое уважение.
        - Брезентом были накрыты, чехол от ружья только высовывался. Все остальное в носу, в рундуке было спрятано, там крышка воду не пропускает. Бог ты мой - там же картошка и кукуруза, их высаживать можно. Да много чего полезного есть, припас на все случаи жизни. Мало как повернется, а так все всегда под рукою.
        - Вот и хорошо, в мешки все сложим и на «чайку» закинем - никто и не заметит, да и проверять казацкое барахлишко не станет. - атаман усмехнулся, и неожиданно спросил:
        - А ты ремесло какое-нибудь знаешь, братка?
        - Да разное, работал механиком на металлургическом заводе, с инструментом разным. Да и дома в гараже мастерская была, машина, та же лодка с моторами. Химию хорошо знаю, все же техникум за плечами, а потом институт заочно окончил. Объяснять долго, что это такое, просто поверь, что в моем мире люди многое знать могут, и не только, как половчее человека жизни лишить. Хотя это тоже знаю, все же минер по воинской профессии…
        Глава 14
        - Ты, Федор Юрьевич, зачем меня звал?
        Царь Петр был сильно раздражен - то, что на лодке стоял некий механизм, который позволял ей ходить по морю неимоверно быстро, самодержец понял. И решил разобрать оный, взяв в руки долото и молоток. Но начать работу не успел, как подьячий Преображенского Приказа попросил прибыть государя к князю-кесарю, которого царь и застал в сарае, бросив свое увлекательное занятие, даже не начав его.
        - Почто труп кудесника раздел, срамно ведь. Закопать его, и все дела! А то между людьми разговоры пошли, что сжечь тело надобно!
        Петр посмотрел на чародея, лицо которого превратилось в черную маску запекшейся крови, а затем перевел взгляд на одежду, которая была бережно разложена на топчане - штаны и куртка из зеленоватого полотна, расписанного желтыми и коричневыми пятнами, и рубашка без рукавов в зелено-белую полоску. И все - а ведь казаки взяли у колдуна кучу всякого барахла. А потому Петр несказанно удивился, и сразу же задал вопрос, что поневоле не задержался у него на языке.
        - А ты куда все вещи чародея дел, дядя? Казаки ведь кучу всякого барахла принесли и мешочек золота…
        - Это может быть чье угодно добро, но никак не чародейское. Да и труп этот не волшебник никакой, а местный фрязин. Подойди сюда, государь, посмотри, какие толстые вши в волосах бегают, - князь-кесарь совершенно спокойно взъерошил коротко постриженные волосы. Царь пригляделся и сплюнул, увидев знакомых каждому насекомых - он их не жаловал, а тараканов до жути брезговал, даже боялся. А потому везде где монарх останавливался, все щели кипятком проливали.
        - Алексашка, он тебя по глазу крепко ударил - посмотри, на костяшках должна быть ссадина. И еще ты ведь говорил, что волос коротко стрижен - сравни, походит ли такой на этом фрязине?!
        Меншиков, постоянно ходивший за Петром как тень, без всякой брезгливости осмотрел волосы и ладонь, сплюнул на землю - лицо Данилыча стало злым, глаза сощурились.
        - На том волосы были короткие и ровные, а тут, будто наспех ножницами как овцу стригли. И кулак совсем не тот - руки торговца, перо и шпагу держать может, но ударить так крепко силенок не хватит, я в мордобое толк знаю. Ссадины на костяшках нет, а должна быть - вон как меня «пригладил», любо-дорого посмотреть - рука у него дюже тяжелая.
        Александр Данилович ткнул пальцем в пухлую синеву, что превратила его глаз в щелочку, и смачно выругался. Потом виновато, как нашкодивший пес посмотрел на царя и негромко сказал:
        - Прости, мин херц, не поглядел толком, одежда эта лягушачья смутила. А так бы поторопились и труп сожгли!
        - Молодой ты еще, Алексашка, вот и торопишься. Сыск нужно во всем вести осторожно, чтобы ничего не проглядеть наиважнейшего. А теперь пойдем, государь, на одежду посмотрим, в которую труп обряжен был. Занятное будет дело, Петр Алексеевич.
        Заинтересованный царь подошел к одежде, а князь-кесарь уже вывернул рубашку, показав на пришитую белую тряпицу, на которой были прописаны буквы и цифры. Так же вывернул куртку и штаны, указав уже на зеленые кусочки ткани с черными надписями. И по мере того, как Петр Алексеевич их внимательно изучал, лицо приняло ошеломленное выражение. Государь не смог сдержать восклицания:
        - Бог ты мой, господь-вседержитель, он же прибыл к нам из будущих времен, до которых больше трех столетий!
        - Он да не он, Петр Алексеевич! Фрязин грязен, в бане вообще никогда не мылся и задницу не подтирал - там дерьмо прилипшее. А рубашка чистая, и штаны посмотри - следов говна ни малейших. А ведь должны быть, у нас на подштанниках полоски коричневые идут, а тут ничего. На хладный труп одежду натягивали, чтобы в обман ввести. Это не чародей, если бы поторопились сжечь, то хитрость не разгадали бы.
        Ромодановский хмыкнул удовлетворенно, так любой человек поступает, который хорошо выполнил работу и получил от нее удовольствие. А вот царь побагровел, щека задергалась.
        - Так Фролка меня обманул, пес! Вязать его!
        - Не торопись, государь, - Федор Юрьевич схватил царя за руки, и чуть ли не умоляюще заговорил, причем тихо, стараясь чтобы за стенами сарая его не было слышно. - Что ты, что ты, успокойся Петр Алексеевич, как нельзя лучше сделано, мы его за это поблагодарить должны! Хотя, конечно, нехорошо поступил, но вовремя - все войско требует колдуна мерзкого сжечь - вот вечером мы его и спалим. А ты, Александр Данилович, клятвенно подтвердишь, что это именно он тебя кулаком ударишь. Да еще расскажешь всем служивым, как это было.
        Ромодановский говорил настолько уверенно, что гнев у царя унялся. И он слушал со всем вниманием, стараясь понять, куда князь-кесарь клонит. Потому, что по прошлым розыскам изменников и прочих татей слишком хорошо знал, что Ромодановский ничего просто так не делает.
        - И слов не жалей, Алексашка, опиши красочно! Все должны поверить, что горит именно колдун и чародей, что нас в иное время завел! Сгинул злодей, и пепел его в реку бросили!
        - Все сделаю, Федор Юрьевич, как есть расскажу, - Меншиков закивал головой, моментально уловивший суть хитрости, и с ехидной ухмылкой добавил. - Был колдун, и сплыл колдун!
        - Умница, - Петр обнял Ромодановского, поцеловал его в лоб. - Теперь мне понятно, почему Фролка истину утаил - служивым смерть колдуна была нужна, да и боярам моим тоже.
        - Даже если бы пригрел этого человека из будущих времен, государь, то долго бы он не прожил - отравили бы, али зарезали. А так живой остался, и ты с ним скоро сам говорить в полной тайне будешь. Так он живой останется и тебе важные знания, коими обладает, передаст. Хотя бы как той железной лодкой управлять, что втрое быстрее галеры по волнам идет.
        - А кто он такой, ты сможешь сказать, дядя?!
        Петр необычайно воодушевился, даже глаза заблестели. Ромодановский же хитро на него посмотрел и негромко сказал:
        - Обувь я выбросил, она с этого времени, не с того. И подумал, а почему ее спрятали казаки, другую отдали. Людишки свои у меня среди донцов есть, вот и сказали с утречка, что сегодня атаман Фрол Минаев брата обрел, который со Стенькой Разиным за зипунами в Персию ходил, и там погиб. А тут объявился, все тридцать лет в неволе был у шаха, и одноногий брат его. Под руки племянники водят, и лицом своим он с Минаевыми схож. Вот только не изможден за годы совершенно, и телом нисколько не ослаб.
        - Что за дурость, откармливали его там что ли?! И разве одноногие рабы бывают, они же хозяину не нужны, калеки бесполезные?!
        - Нужны, государь, если умельцы редкостные, и могут сделать то, что мастерам не под силу. Ты меня понимаешь, государь?!
        Петр кивнул, он напряженно размышлял, только Алексашка не утерпел и задал Ромодановскому вопрос:
        - Но в лодке две ноги у него было, стоял ведь?
        - Хороший мастер себе ногу из дерева вырежет, а умелый механизм сотворит. Но если культя опухнет, ходить не сможет - а он седой весь, к погоде все болеть должно, а тут его водой дважды окатило, и студеной. А с атаманом и его «братом» тебе, государь, говорить надо, тут дело такое…
        Князь-кесарь закряхтел, взял зеленую куртку и вывернул ее иначе, показав на два слова, что были написаны от руки чем-то синим. И негромко произнес, выделяя слова:
        - Зовут его Павел Минаев, так написано, кому принадлежит сия вещица. А если внук похож на деда, то и потомки могут выглядеть как пращуры, если кровь в жилах течет крепкая, не водица. А этот во Фрола пошел, и силушкой его не обделили - ведь Алексашка подтвердить это может, глаз как у татарина стал прищуренный!
        Глава 15
        Колдуна сожгли вечером на радость всему русскому воинству. Действо происходило на берегу реки, и Павел его видел с вала, куда выехал сидя в седле смирной лошадки, еще вчера возившей какого-то татарина. Но на любой войне издавна действовал простой обычай - все имущество убитого противника принадлежит победителю. А для самого «гостя из будущего» зрелище было весьма поучительным - он осознал правоту своего пращура, старого атамана собственными глазами и ушами. Ведь его смерти, узнай люди, кто на самом деле разбил магический артефакт, яростно желали абсолютно все присутствующие при символической казни, а уж Меншиков особенно. «Полудержавный властелин» (вся штука станет ли он таковым в будущем), громко произнес целую «филиппику» в адрес «усопшего», да такую, что всем стало ясно, кто их спас от неминуемых бедствий.
        Затем выступил сам царь - говорил Петр Алексеевич просто и доходчиво, назвав все случившееся с эскадрой «божьим промыслом». И обосновал свою мысль просто - Константинополем овладели турки и чинят бедствия православному люду повсеместно. Бог возложил на них задачу отбить святую Софию у неверных, а для того послал испытание, которое они все должны пройти дружно и смело, не боясь неприятеля. Именно для этого в своем времени и строили Азовский флот, делали ружья и отливали пушки - теперь с оружием, причем лучшим в мире, потому что просто другого нет в помине, они сокрушат османов и татар, показав свою силу.
        Все было сказано царем просто и понятно, и это чрезвычайно воодушевило не только русских, но и иноземцев, которых тоже хватало. Павел только головой покачал, видя эту картину - в этом времени религия была отнюдь не пустым звуком, а мощным идеологическим инструментом, к которому и прибег самодержец. Хотя, по большому счету, Петр в эти времена самый банальный самозванец - в этом мире с точки зрения всех правителей, чисто юридически, он никто и звать его никак.
        Так, предводитель хорошо вооруженной шайки, с кораблями и ружьями, незаконного и непонятно откуда появившегося бандформирования в пять тысяч штыков и сабель при семи сотнях пушек и фальконетов. Но это только одна сторона медали, а с другой можно посмотреть совсем иначе.
        «Потешные» ему преданы с самого детства. Для них он и сейчас самый настоящий миропомазанный царь, чья власть освящена церковью, и ему они присягали. А ведь гвардейцы большая и лучшая половина его воинства, которая пойдет за царем до конца. Полтысячи казаков и полторы тысячи других русских служилых людей тоже будут рядом с ним, ведь все прекрасно понимают, что находятся во враждебном окружении, и нужно крепко держаться за единоверцев и одноплеменников.
        Да и с иноземцами на царской службе не все так просто, хотя они все и наемники. По истории он знал, что многие остались в России до собственной кончины, как тот же Крюйс. Да и возвращаться в родные пенаты захотят немногие, нечего им делать, так как нет у них там ни родственников, ни пристанища. Да, здесь опасно, но в мире сейчас нигде не найти спокойного уголка. К тому же драться с османами будут все, а это жирный такой плюсик. А второй в том, что все эти заморские наемники лютеране или прочие протестанты - а до Реформации еще больше полувека.
        И считаться они будут в тех краях, откуда прибыли в Россию, и куда пожелают обратно вернуться (если действительно пожелают), самыми гнусными вероотступниками. Еретиками попросту, которым предназначена прямая дорога на суд инквизиции. А там будут зверские пытки, о чем все прекрасно осведомлены, с последующим торжественным возведением на костер - аутодафе сейчас пылают по всей Европе.
        Как такая перспектива?! Довольно приятная, не правда ли?!
        А тут все начали заново «писать» свою жизнь, с «чистого листа», так сказать, и если царь Петр окажется удачлив в войнах и делах, то почему бы не держать его сторону. Вот только сам Павел сейчас пребывал в нездоровом скептицизме - как он не прикидывал варианты, выпадал один шанс из десяти на относительно благополучный исход дела в течение четырнадцати лет - дотянуть хотя бы до 1475 года. А там османы вспомнят о Крыме и направят сюда внушительную по силе карательную экспедицию…
        - Помолились, теперь и вечерять можно.
        Атаман тяжело опустился за лавку, следом за ним присел и Павел, по правую руку от «названного» брата.Он до этого также стоял, на одной ноге, упираясь руками на столешницу. Напротив него уселся старший сын атамана, «большак» Максим, широкоплечий казак с обильной сединой - все же на середине пятого десятка годами. Рядом с ним Василий, лет на пять младше - это были два оставшихся в живых сына, еще трое «молодших» Минаевых погибли в бесконечных схватках - двое с татарами, а один под стенами Азова. Бок о бок с Павлом сидел тридцати пяти летний «братинич» - племянник Андрей, сын младшего брата Фрола, сгинувший в одном из походов за «зипунами». И смех, и грех - именно Павла на семейном совете признали за него, и относились к нему необычайно тепло, с уважением, хоть они и «пращуры», а он им лишь потомок. Поседевшая голова, большие по нынешним временам прожитые года - к возрасту казаки всегда относились почтительно, а он, фактически, старик. К тому воевавший, как все они, о том свидетельствуют шрамы и искалеченная нога. И, главное, репутация Минаева из «будущего», помноженная на авторитет самого Фрола,
сыграли свою роль. Теперь он для всех Минаевых такой же «батько», которого следует уважать и слушаться. Правда, отчество пришлось сменить на «Минаевича», но с этим легко - в той жизни его порой так и называли, склоняя фамилию.
        Они всем большим казачьим семейством Минаевых собирались вечерять за большим столом, где их десяток хоть и с трудом, но смог разместится. Дом был большим, на три комнаты, того самого фрязина, которого «уконтрапупили» - бывает, нечего за меч хвататься. Вместе с хозяином полегли его трое слуг и дворецкий, да Максим совершенно хладнокровно зарубил позже прямо во дворе визгливо кричащую пожилую женщину. Она оказалось супругой хозяина, а потому убивать ее сразу не стали - прижгли огнем ноги, и та показала «заначки», припрятанные на «черный день». Причем не сразу - пытали ее всю ночь, и потихоньку вытянули все, доведя несчастную до безумия. А там и зарубили на глазах у бывших невольников, которые только злорадствовали, скаля зубы - та еще была мегера, многих на тот свет спровадила, особенно молодых рабынь.
        Обычное по этим временам дело, и никакого сочувствия к убитой Павел не испытывал. Все рационально - выкуп за нее никто не даст, в рабство «старух» не покупают, а оставлять рабыней у себя смертельно опасно - подсыплет что-нибудь из «травок» в пищу, и погибнут все Минаевы в жутких корчах. Так что лучше зарубить для острастки.
        Зато обзавелись приличным домом, с оградою и постройками, и с десятком бывших невольников, которые тут же получили от них «вольную», кроме трех мусульманок - двух черкешенок и маленькой горянки, непонятно какого рода-племени, почти подростка, измызганной, с едва начавшей формироваться грудью. Вот только никто покидать усадьбу не собирался, предпочли служить новым хозяевам. И тут вполне понятно - казаки силу показали, и под их защитой находится гораздо лучше, чем остаться одиноким на произвол судьбы, которая в таких случаях немилостива.
        Прислуживали две бывшие невольницы, которых они оставили при себе - рязанские девки, отловленные прошлым летом и проданные татарами в рабство. Несмотря на измордованный вид, они уже игриво косили глазами в сторону младших Минаевых - внуков атамана, вполне взрослых парней, а один уже с довольно густой бородой.
        На ужин подали несколько блюд запеченной рыбы, причем стерляди, щук и крупных сазанов, выловленной сетями, а к ним лепешки и в качестве гарнира кукурузную кашу - на кораблях был большой запас свежих початков и муки, приняли перед выходом в море. А запивали все взваром из сухофруктов - генуэзцы запасли на зиму целые мешки. Ели неторопливо, пока во дворе неожиданно не стало шумно.
        Младший из сыновей атамана открыл дверь, вышел и тут же вернулся, с побледневшим лицом.
        - Батька! Там сам царь пришел, с ним князь-кесарь и Меншиков. Двор «потешные» окружили…
        Главный город Крыма, столица генуэзского "Капитанства Готия" - на этот период по числу жителей третий после Константинополя и Трапезунда.
        Глава 16
        От сказанных слов воцарилась мертвящая тишина. Казаки посмотрели на атамана - от его слов зависело главное - будет пролита кровь или нет. Все помнили старинное правило - «с Дона выдачи нет», а они как раз у себя дома, на родной реке. Тем более, выдать искалеченного родича - да все казаки дружно плеваться на атамана Фрола Минаева будут. Потому, что если родного брата, а именно так восприняла Павла казацкая вольница, выдал царю за участие в походах Стеньки Разина (имя которого вспоминали с уважением), то гораздо легче сдаст уже всех остальных.
        Не выдаст - начнется сеча лютая!
        Казаков в городе не меньше царских «потешных», воины они опытные и храбрые, и при одном кличе немедленно схватятся за ружья и сабли. И еще одна вещь сыграет на распрю, что станет ожесточенной - они то у себя дома, а вот царь без державы своей, с горсткой людей. Нет за Петром Алексеевичем сейчас сил безмерных, и дворянства с купечеством, а, следовательно, ни сил, ни денег. Оттого и перестали побаиваться донцы, хорошо знающие московскую руку, что всегда старалась их согнуть, наложить хомут холопства на отведавших свободы людей. А память штука такая - вспомнит старые обиды, и начнется всеобщая резня на радость басурманам. А там последует и всеобщая погибель православного люда, что на два с лишним века перенесся в прошлое время, когда магометанский мир пошел на завоевание христианских земель, погубив Восточную Римскую Империю…
        Все эти мысли пронеслись у Павла в голове в одно мгновение, он чуть качнул головой, знак понятный только Фролу. Старый атаман сам все просчитал и спокойно произнес, улыбнувшись:
        - Царственный гость к нам пришел, нужно встретить по чести!
        Все правильно - не «имать и вязать», а «гостить» - разница великая. Не слышно на дворе выстрелов и звона клинков, а потому встречать с почтением царя нужно. Да и сам Петр знак о том дает, двор осматривает и своих гвардейцев на штурм не послал.
        - Давай, батя, мы тебя пересадим!
        «Племянники» вырвали из-за стола его как репку из грядки, усадили в кресло у пылающего очага, вроде камина - вечером становилось холодно. Павел уселся удобнее, выставив искалеченную ногу, которую положили на подушечку, приставив низкий табурет. Он чувствовал себя вполне комфортно, хотя культя ныла. Да и одет был соответственно эпохе - в довольно новый кафтан с меховой оторочкой.
        Со стола все уже убрали расторопные бабенки, появился хлеб-соль на серебряном подносе, который взял в руки старый атаман и вышел во двор, встречать царственного «гостя». А вот оставшийся «братинич», который являлся его «сыном» как ни странно, остался рядом с ним, явившись точно с таким же большим и плоским блюдом. А вот на нем уже была бутылка водки и стопка из будущих времен. Жалко, но подарок того стоил - Петр Алексеевич не дурак, сразу все поймет.
        Может и сменит гнев на милость…
        - Вот, государь, брат мой молодший! Прости, ходить пока не может, ослаб и боли одолевают!
        Павла подняли с кресла, он стоял на одной ноге, поддерживаемый с двух сторон крепкими родичами. Посмотрел снизу вверх на царя - Петр Алексеевич очень походил на самого себя, вернее на артиста, с кинофильма про юность царя. Глаза чуть навыкате, в них не искра любопытства, а целый костер разгорелся, когда он взглянул на бутылку водки и стопку с его отчеканенным профилем и надписью.
        - Испей государь, а то жевать всухомятку не стоит. А эта водка сама тебя дожидалась давно! Но учти - дюже крепкая, не каждый шкипер ее одолеть сможет, достойна самого царя!
        Благо блюдо перехватили, Павел открыл бутылку, налил полную до краев стограммовую стопку, которая исчезла в большой ладони царя. Петр Алексеевич выпил ее одним махом, крякнул, побагровел, но справился, шумно вздохнув. Посмотрел на Павла, и неожиданно собственноручно налил тому стопку до краев, протянул «пришельцу»:
        - Отпей, по сердцу ты мне пришелся!
        Павел тут же «хлопнул» стопку - продолжая при этом смотреть глаза в глаза. Царь усмехнулся, но по-доброму, гнева и злости от него не исходило, такое сразу чувствуется.
        В стоявшем за его спиной детинушке, почти такого же роста, Павел сразу опознал Меншикова, с хорошим «бланшем» под глазом. Алексашка его тоже признал, ухмыльнулся, перехватив взгляд, и пальцем коснулся синяка. А вот второй «гость» оказался лет шестидесяти возрастом, низенького роста, опять же в сравнении с высоченным царем, в боярской шубе, но с бритым подбородком и щеками, зато с усами, тонкими и вытянутыми. А вот взгляд недобрый такой, оценивающий - то ли прирезать его половчее, или на дыбу вздернуть. Нехороший взгляд, зловещий, можно не сомневаться, что перед ним сам князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, глава Преображенского Приказа, ведавшего политическим сыском.
        - Хорошая водка, - произнес царь, и бросил. - Данилыч, прибери подарок, и спрячь подальше. Блюдо оставь, ни к чему оно нам - сей штоф дорого стоит, из такого я еще не пил.
        Меншиков ловко убрал бутылку, прихватив заодно и стопку, хмыкнул, бросив взгляд на изображения, и тут же вышел за дверь, правда, почти сразу вернувшись, еще до того, как царь произнес:
        - Атаман, я смотрю, вы еще не ужинали?!
        Намек был «прозрачный», царь явно был голодный и не выспавшийся. Но на удивление подвижный и энергичный, коротко скомандовавший Меншикову, что опять стал рядом с ним:
        - Помоги, Алексашка!
        Павла сграбастали четыре сильных руки и перенесли его за стол, он даже не успел ничего сообразить толком. Царь уселся напротив него, Меншиков рядом, а Ромодановский с атаманом по обе стороны от монарха. На стол служанки тут же выставили горячую рыбу - на этот раз стерлядь, к ней копченую, теплые лепешки, отварные овощи.
        - Прости, государь, за скромное угощение, не обжились еще как следует, - произнес атаман, на что Петр буркнул:
        - Пустое, Фрол Минаевич, не токмо есть пришли, с братом твоим разговор у нас долгий будет. Хоть ты его и спрятать от нас попытался, а мы его нашли. Покажи «ногу» свою - что за чудо такое ты себе сделал во времена будущие, из которых тебя сюда с колдовским туманом затянуло?!
        - Не я, Петр Алексеевич, разные умельцы у нас есть. Кто «ноги» делает, кто «руки», а еще оружие и инструмент разный, ткани и вещи различные. Да много чего делают, для сего времени удивительного.
        Павел посмотрел на Фрола, тот встал, отошел к небольшому сундуку, поднял его с натугой - вес был нешуточный.
        - Да что же ты сам то, атаман, - Петр перехватил сундук, ему тут же помог Меншиков, освободив старика от ноши. Поставили рядом с Павлом - тот открыл крышку и положил на стол протез с ремнями, пояснил:
        - Я с ним хожу постоянно, но тут простыл, нога опухла от холода, и ходить в нем тягостно и больно. Нужно подождать, пока болезнь не уйдет.
        Царь тут же схватил «ногу» и принялся ее вертеть со стороны в сторону, при этом они переглянулись с Ромодановским, что Павла озадачило не на шутку. Но протез монарх вернул, причем с видимым сожалением. Задумчиво посмотрел на Павла и произнес с придыханием:
        - А ты что делать можешь, Павел Минаевич? Удивительно ты похож на «пращура» своего, по виду словно братья!
        - Так казацкая кровь не водица, государь, - отозвался старый атаман, - а свою родню признавать надо!
        Протез и как его можно скрыть от внимательных взглядов.
        Глава 17
        - Сделать я смогу очень многое, Петр Алексеевич, и это не просто пустые слова. Но мне нужно знать, что именно и для чего будет предназначено. А если для забав каких, или «чудес», то это не ко мне, для развлечений скоморохи есть, или бабы с водкой.
        Павел пристально посмотрел на царя - он его именовал по имени-отчеству, не называя государем. Ведь ему-то он не присягал, так что чисто юридически он ему не подданный. Да и с самого начала нужно обозначить, что прыгать на одной ножке перед монархом он не будет. И, видимо, Петр понял этот своеобразный вызов, так как пристально посмотрел ему в глаза, и усмехнулся. Затем негромко произнес:
        - Хочешь выведать мои планы?
        - Нет, Петр Алексеевич, хочу знать точно, что мне нужно сделать для армии. Представь, что ты поведешь армию на север зимой, а скорнякам не скажешь, сколько меховой одежды хочешь получить? Так и тут - самое важное это знать, что требуется для войска в первую очередь, и как это изготовить, ведь ресурсов и денег всегда не хватает, и следует ставить приоритетные задачи, которые нужно выполнить в полном объеме.
        - Хорошо, а что сам сказать можешь о том положении, в котором я очутился по твоей милости, Павел Минаевич?
        Петр так взглянул на «попаданца», что тому стало не по себе. Царь одним ходом отыграл позицию, сделав его «виноватым». Но ответ сам пришел на язык, и он его тут же озвучил:
        - Неужели ты думаешь, что человеку вот так просто затащить в прошлое целую эскадру с пятью тысячами христиан. Да ни одному бесу это не под силам, даже самому главному из них!
        Павел вытащил нательный крестик и поцеловал, мысленно радуясь, что не отдал его для обряжения убитого фрязина. Довод подействовал, все дружно перекрестились - позиция была отыграна. Но следовало закрепить положение, и он продолжил говорить дальше:
        - Ты хотел вести эскадру на Керчь, дабы османы убоялись ее и пропустили «Крепость» до Константинополя. Твоя задумка удалась - Памбург довел корабль до Царьграда, а дьяк Украинцев заключил с визирем мир. Потом, правда, через двенадцать лет, весь азовский флот, с немалыми трудами построенный, придется разобрать после злосчастного для тебя Прутского похода, когда твою армию окружит огромная турецкая, и порох будет на исходе, и вода дурная начнет косить солдат болезнями. Так что придется отдать Азов, срыть Таганрог и поднепровские крепости, включая возведенный Каменный Затон. Но к чему говорить о будущем, которого никогда уже не случится - твоя армия здесь, пусть и в малой численности, и флот весь, нет только державы, городов и народа. «Божий промысел» это, Петр Алексеевич, испытание, посланное тебе и мне!
        От последних слов царь явственно вздрогнул, и Павел это заметил. Но не знал, почему так случилось, однако понимал, что слова сказаны вовремя и были Петром Алексеевичем не только услышаны, но и приняты. И теперь нужно было начинать главную «игру».
        - Я окончил институт, долго и много работал на металлургическом заводе. Знаю, как делать многие вещи - ибо основа для промышленного развития любого государства есть железо, и чем его больше, тем лучше. Механику очень люблю, сам понимать должен, как она важна - ибо вещи получаются удивительные и очень полезные. В военном деле хорошо разбираюсь, инженер и минер, имею чин капитана гвардии, воевал, несколько раз был ранен и потерял ногу. Вот мои бумаги, Петр Алексеевич, можешь сам убедиться в том, что я говорю тебе правду.
        Он положил на стол удостоверение в зеленой обложке, достал и гвардейский знак, который носил постоянно с собой. Другие награды держал дома в коробке. Царь взял книжицу, и очень внимательно, дотошно изучил ее, через плечо заглядывал Меншиков, а рядом присел Ромодановский. С удивлением сравнили фотографию с ним самим - было видно, что они потрясены сходством снимка с живым человеком.
        - Это ведь не художник, господин капитан? Так парсуну не рисуют - это просто невозможно!
        - Фотография, государь, устройство такое. К сожалению, у меня его нет. Знал бы, что в это время попаду, всю лодку бы забил нужным и полезным. Но чего нет, того нет!
        Петр кивнул, тыкнул пальцем в фотографию, и Меншиков тут же вышел. Вернулся почти сразу со свернутым камуфляжем и тельняшкой. Петр тут же взял куртку, удовлетворенно хмыкнул, разглядывая дырочки на погонных «хлястиках».
        - Ты почему снял звездочки? На этом, как его «фото» они есть, а на кафтанце нет. И что они обозначают?
        - Я инвалид, и службе не подлежу - запись соответствующая есть. А четыре звездочки обозначают чин капитана. А если их меньше - от старшего до младшего лейтенанта. То есть в армии поручика, подпоручика и прапорщика, - Павел вспомнил ранжир царской армии до революции, приводя Петру им же введенные в «табель о рангах» чины.
        - Понятно, - кивнул монарх, - а что это у тебя на столе?
        - Знак гвардии, Петр Алексеевич, он записан. Дает преимущество перед армией сразу на два чина, - ложь далась легко, да и не была она враньем по большому счету - такой порядок царь у себя в войсках и введет. В том, что придется принять условия монарха, у самого Павла не было сомнений, вот только «стартовую площадку» нужно занять самую наилучшую. А потому он протянул гвардейский знак, который все трое принялись дотошно рассматривать, взвешивая на ладони и удивляясь легкости металла.
        - Петр Алексеевич, как государь, пусть даже потерявший державу не по своей воле, - от слов Павла молодой царь содрогнулся как от удара хлыстом, глаза недобро сузились и потемнели, желваки заходили на скулах. Но Павел сделал вид, что ничего не заметил, и негромко продолжил говорить, понимая, что находится в шаге от пропасти.
        - Ты прекрасно понимаешь, что царю престол необходим. А у тебя есть все, чтобы его занять. Больше половины твоих людей «потешные», что преданы тебе всей душой. И я не читал, чтобы кто-то из них тебя предал. Они воины, что прошли, вернее, еще пройдут с тобой множество сражений. Этого вполне достаточно. Таких людей надо беречь, гибель их недопустима. Пусть лучше погибают враги, которых можно убить из фузеи с расстояния, что кажется сейчас просто невероятным, - Павел сделал паузу, посмотрел на Петра - царь слушал его крайне заинтересованно.
        - Как государь, ты прекрасно знаешь, что есть первоочередные задачи, которые необходимо выполнить. Но одни из них потребуют времени и больших расходов, другие можно сделать за две недели упорного труда, и без издержек для казны. Я знаю, как сделать для фузей особые дальнобойные пули, что на пятьсот шагов будут стрелять также точно, как сейчас на сотне. И если ты мне поможешь, то мы можем приняться за работу сейчас же. Только скажу сразу - необходимы помощники, кузница с кузнецами, свинец. Но для начала мне нужны ружья, штук двадцать, любых, что у твоих «потешных» в руках. Ну как, герр Питер - будешь моим подмастерьем?!
        - Еще бы, можешь меня палкой лупить, если без прилежания работать буду! Алексашка - бегом! Что делать, господин мастер?
        - Объясняю, как с инструментом работать. Пока начнем сортировку - ты измеряешь калибр фузеи, я пишу на прикладе цифру фломастером, - Павел достал штангенциркуль, в который Петр буквально впился глазами. Еще бы - деревянный инструмент сейчас есть похожий, но именно похожий - точные измерения им делать сложно, да еще «верньера» нет, тот только через сто лет, вернее триста с лишним, если от нынешней ситуации считать, появится. И продолжил выкладывать инструменты, на которые молодой царь смотрел горящими глазами…
        Глава 18
        - Знаешь, что это такое, Петр Алексеевич?!
        Павел протянул царю дорн, и смотрел, как тот крутит его в руках, стараясь понять, для чего тот предназначен. Наконец, после долгих размышлений Петр растерянно произнес:
        - Никогда таких штук не видел, мастер. Хотелось бы узнать, для чего она послужить может?
        - В руках у тебя, ученик, ключ всех твоих будущих побед. Не сейчас, а лет так через десять, никак не раньше. С помощью этого дорна можно нарезать пистолеты, видишь, он короткий. Так, баловался, закинул в рундук, а он и пригодился. Помнишь, я тебе говорил, что конические пули паллиатив, то есть временное решение?
        - Да, Павел Минаевич, хотя мои «потешные» в восторге от таких пуль. Теперь татар можно вышибать задолго до того, как они стрелы метнут. Лошадь большая мишень, а без коня степняк не опасен - никуда не убежит. Хоть голыми руками их бери, или багинетом коли!
        - Эти слова Меншикову пристойны, но ты государь. Людей у тебя мало, Петр Алексеевич, беречь нужно. Самое главное - это кадры, как сказал один умный человек, - Павел поморщился, он сильно устал за эти шесть дней суматошной и непрерывной работы.
        Ведь не шутка откалибровать почти четыре тысячи фузей во всем их разнообразии. Несмотря на то, что все «потешные» были вооружены вроде бы одинаковыми ружьями, на первый взгляд, изготовленными оружейниками Льежа, но на проверку оказалось, что они трех разных калибров - от 16 до 19 мм. Так что потребовалось целых три дня для перераспределения фузей по ротам, с тем, чтобы вооружение стало полностью единообразным. Хотя Петр моментально понял, для чего это нужно, когда изготовили первые пулелейки, и стали отливать пули Нейслера. Теперь в пехотных ротах к отливке пуль стали ставить каптенармуса, он же на повозке имел запас стандартизированных по этому времени «патронов».
        - Видишь, Петр Алексеевич, маленькое новшество можно быстро внедрить в жизнь, но оно потянет цепь изменений, которые станут увеличиваться как снежный ком. Сделали пулю, хорошо - но они должны быть одинаковы во всех ротах, тогда каждому солдату не нужно отливать для себя, а централизовать этот процесс, обеспечив взаимозаменяемость. Убили товарища, а у тебя закончились пули - взял у него патронную сумку и стреляй. Такое необходимо сделать в масштабах всей армии, но нужно строить оружейную мануфактуру, готовить работников, обеспечить сырьем - как видишь, дело это зело долгое и хлопотное, и с кондачка его не осилишь.
        Они с царем вдвоем сидели на берегу Дона, от зеленой травы шел одуряющий запах. Охрана царя и казаки стояли поодаль, никто не приближался, но службу несли бдительно - татары привыкли нападать неожиданно. Павел закурил сигарету, он берег их, уже перейдя на трубку.
        - Нет у нас сейчас ни мануфактур, ни сырья, ни людей, да и денег мало. Хлеб заканчивается, до нового урожая надо ждать - вспахали ведь немного, хотя кузнецы лемехов понаделали. Приходится нам обходиться паллиативами, улучшать и модернизировать то, что имеем. Да, кстати, багинеты твои лучше переделать, больше пользы будет. Ну что это за блажь - вставлять их в дуло и колоть как копьем. Зачем?! Переделываем рукоять, цепляем на ствол, если идти в рукопашную - там ведь пуля забита, полку закрытой нужно держать - шанс последнего выстрела в упор. А так штыки и багинеты не нужны! Исход боя нужно решать меткой стрельбой, не доводя до поножовщины!
        - Сипахи османские прорвутся, всадники ведь в броне все - сомнут наших одним ударом. Как без копий тут выстоишь?
        - Пушечной картечью! И ружейной стрельбой залпами с пятисот, лучше шестисот шагов - дальность выстрела позволяет, а цель массовая - стеной пойдут, не промахнешься. Да и рогатки впереди можно поставить, или «ежи» из кольев - я тебе показывал, как их делать. Дешево и сердито, ставится и разбирается такое заграждение быстро. И учти, герр Питер - бумаги и пороха у нас мало - так что стрельба меткой должна быть. А для этого лучших стрелков в застрельщики выделять, они промахиваться не будут, тем более, если их фузеи простыми апертурными прицелами снабдить - больших трудов это не потребует. Егеря очень нужны, Петр Алексеевич, без них никак в бою - они ведь истреблять всех будут, кто приблизится на выстрел.
        - «Охотники», только не на зверя, а на людей?
        - Так человек худший зверь, лучше его заранее отстрелять. Нет у нас иного оружия, и не скоро сделаем, так что ситуацию придется вот такими методами исправлять, и новыми тактическими приемами. До рукопашной доводить нельзя дело - людей напрасно потеряем, тут режутся напропалую, и все в броне ходят. Так что стрельба и еще раз стрельба - алебарды, протазаны, рогатины и копья долой, всех вооружить фузеями. Плотный огонь с пятисот шагов любого противника остановит! Учти - пороха и пуль для фузей у нас надолго хватит, если пушки будем реже использовать!
        - Учту, господин гвардии капитан, - усмехнулся царь. Как работник он был великолепен - такого поразительного трудолюбия от монарха Павел не ожидал, хотя много раз о том читал. Но как говориться две разницы - слышать и видеть собственными глазами.
        - Людей надо кормить, Петр Алексеевич, и хорошо, не жалея продуктов. Люди то надежные, будут за растениями ухаживать, как я написал?! А то душа прямо болит…
        - И поливать будут, и полоть, я их настрого предупредил, что живота лишу. Да и ты при случае от Керчи на фуркате за два дня доберешься при попутном ветре. Да и на Тамани успеем высадить твои семена - а там все перед твоими глазами произрастать будет. Зело удивительны твои растения, я как представлю, что у нас сахар свой будет - он же на вес серебра продавался англичанами, дюже сладкий.
        - Тростниковый, государь, а этот из белой свеклы - здесь на Дону черноземы знатные, палку воткни, и та расти будет. А с подсолнечника масло доброе получится, из будыльев поташ. Да многое чего вытянуть можно, а картофель так вообще спасение в голодный год.
        - Ел я его в Немецкой слободе, ничего особенного. И подсолнухи твои видел в горшках - цветы красивые, но чтобы от них такая польза была, как ты толкуешь, не знал. Но раз ты говоришь, что значимо и полезно, то верю, и заставлю выращивать, как ты написал. Сам проверять буду, а ежели урожай худой выйдет, то батогами нерадивых проучим.
        - Ты меня прости, Петр Алексеевич, но методом кнута постоянно нельзя править. Пряник давать нужно тем, кто трудится в охотку, работой не изнурять, кормить, поить и холить - тогда с новыми силами они тебе много пользы принесут. И за здоровьем людишек смотреть пристально, лечить вовремя - а то воин хороший, а от банальной ранки помер, довели «лепилы» до «Антонова огня», сиречь гангрены. Поубивал бы гадов, сами ему грязь в рану занесли, «парацельсы» гребаные!
        - Смотрел я твой «травник» печатный, не знал, что от стольких болезней лечиться можно. Но раз ты сам по нему постоянно лечишься - то будет так! И советы твои принял - лекарям настрого приказал руки мыть с мылом, и чистоту соблюдать, когда раны перевязывать начнут. Смотреть за ними будут профосы, и чистоту проверять, чтоб инструменты кипятили - вид палача за спиной о многом заставит нерадивых задуматься. Мыло варить станут больше, травы твои собирать баб отправят в степь, и водоросли к морю, тьфу, никогда бы не подумал, что и они тоже полезны!
        Царь взмахнул рукою и ему живо принесли раскуренную трубку. Павел тоже задымил от раздутого фитиля - спички приходилось беречь, изготовить их сейчас было невозможно. Но вот «катюшу» сделать вполне по силам - в Керчи есть ямы с нефтью.
        - Хорошо - за кнут хвататься не стану без нужды, а работников добрых награждать чаще, не хочу от тебя лишние укоризны слышать. Но ты со мною поплывешь на Керчь - здесь Бутурлин и твой брат без тебя справятся, три старых галеры отдал казакам со всеми пушками и припасами, разберут по доскам и все приспособят. Когда татары придут - отбиваться будут, да фуркату отправят к нам в Керчь за помощью…
        Рогатки и палисад - эффективное заграждение против пехоты и конницы.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ «БОСПОРСКИЙ ЦАРЬ» Глава 19
        - Бог ты мой, какая дивная карта!
        Вот уже который день Корнелий Иванович пристально изучал данный ему царем Петром перед выходом из Донского лимана большой лист бумаги, на котором тонкими линиями были изображены контуры Азовского моря с необычайной точностью. А что самое интересное - были указаны глубины в футах - теперь вице-адмирал прекрасно понимал, куда следует идти кораблям, а где мелей стоит опасаться. И что самое интересное - все указанное касательно самой Керчи, древнего Пантикапея, и пролива Боспора Киммерийского, что связывает море Черное с Азовским, оказалось практически верным, как показали недавние промеры глубин.
        Прекрасная лоция, знать бы только, кто ее сделал, и «шкиперу» отдал, ведь еще две недели тому назад ничего подобного не имелось. Но ведь не спросишь его величество - скрытный стал «шкипер» необычайно, изменился характером, и сразу хмурился, когда ему вопросы пытались задать по этому поводу, каковые он считал излишними. Дали вам бумаги с нужными картами вот и пользуйтесь, и не суйте свой нос, куда не следует.
        Крюйс отложил лист «азовской» лоции, и посмотрел на обширную Боспорскую бухту, где на якорях стояла огромная русская эскадра. Он привел все корабли, суда и большие струги, за исключением пары десятков последних, что были меньше размерами, а также дюжины гребных бригантин, фуркат и казацких «чаек», оставленных в Азове - а так была переименована царем Петром Алексеевичем венецианская прежде Тана.
        На трехмачтовых кораблях кипели работы - с двух галеасов и трех «варварийских» кораблей, самых плохих по качеству постройки, снимали пушки и оснастку. Затем они подлежали разборке, а команды будут расписаны по другим экипажам. И хоть до слез жалко было «шкиперу» разбирать новые, только что построенные корабли, но иного выхода не было - настолько скверно их сделали из сырого леса, руки бы оторвать мастерам. Именно их Крюйс не собирался брать в Керченский поход изначально, сомневаясь, доплывут ли они. Дошли все же, благо Азовское мелководье спокойное оказалось. Но выпускать их в Черное море, где могут быть шторма, означает обречь на неминуемую смерть команды. К тому же пушки можно переставить на другие корабли, откровенно слабо вооруженные - шло массовое строительство, и брать орудия было негде, даже с крепостей стали снимать совсем старинные пищали, никуда не годные. Хорошо, что шведы продали чугунные стволы малого калибра, содрав с московитов приличные деньги.
        Так три лучших корабля русской эскадры, на каждом 36 пушек на двух деках - флагманские «Благое начало» самого вице-адмирала Крюйса, «Воинский цвет» шаутбенахта Реза и «Сила» капитана Рохюскина имели только по две пушки в 6, восемнадцать в 4 и шесть орудий в 3 фунта. Всего 26 стволов, но пушки в 3-4 фунта пробивать борта вражеских кораблей неспособны. А 10 дробовых двухфунтовых «басов» он вообще не учитывал - пользы от них в бою мало, и только при абордаже, хлестать картечью по вражеским матросам и солдатам. Но даже если посчитать вес бортового залпа вместе с ними, то он выходил откровенно жалким - шестьдесят фунтов, тогда как голландские суда подобного водоизмещения имели вдвое больше.
        Пушки более крупного калибра в восемь фунтов стояли только на двух кораблях, и то по 12 и 8 стволов - на флагманском «Скорпионе» (62 орудия») и «Отворенных вратах» Петра Михайлова (42 пушки). Но так они и больше в размерах, да и сами команды состояли из трехсот и двухсот сорока «морских служителей», в то время как на остальных пяти кораблях эскадры в среднем по полторы сотни всяких чинов, а на двух чуть больше сотни.
        - Жаль, «Божье Предвиденье» не построили, как и прочие корабли, - Крюйс тяжело вздохнул. «Гото Предестинация» строилась самим царем при помощи Скляева, отличного мастера, каковых среди русских мало - хорошо, что сейчас Федосей на эскадре. Настоящий боевой корабль, приспособленный для действий на мелководье, с небольшой осадкой. И внушительно вооруженный - на гондеке 26 стволов в 16 фунтов, на опердеке 24 8-фунтовых орудий, плюс 8 трехфунтовых малых пушек. Бортовой залп более трехсот фунтов, просто сокрушительный по нынешним временам. Но как правильно говорят сами русские - «чего нет, того нет, и взять просто негде».
        - Но «шкипер» то каков, что удумал, - Крюйс усмехнулся - с разоружаемых кораблей стали снимать шестифунтовые пушки, и ставить их на нижних деках на место четырехфунтовых. И число таких стволов на пяти кораблях будет доведено до десятка, а то и дюжины. Половину дробовых «басов» и фальконетов заменили пушками в 3-4 фунта, чем еще больше, фактически на четверть, увеличили огневую мощь. Лишь малые корабли «Меркуриус» и «Соединение» не получили шести фунтовых пушек, зато все фальконеты на верхней палубе заменили на трех фунтовые орудия.
        Состав эскадры вроде уменьшился с 14 до 9 вымпелов, но вот ее сила даже увеличилась при этом, за счет установки более мощных орудий. К тому же высвобождаемые пушки и фальконеты пошли на вооружение редутов, которыми решили прикрыть Керчь с суши - укрепления города, построенные генуэзцами, представляли жалкое зрелище.
        Галерный флот остался только в составе четырех штук, недавно построенных на Дону - «Перинная тягота», «Заячий бег», «Ветер» и «Золотой орел». Все они изначально имели мощную носовую батарею из полудюжины 12-ти фунтовых пушек, способных пробить борт любого корабля, что сейчас бороздит волны Черного моря - и неважно под каким флагом - османским, ромейским или генуэзским. Внушительные абордажные команды могли поддержать огнем две дюжины по бортам установленных фальконетов - ядра и картечь просто смели бы вражеские экипажи с открытой палубы.
        Все первые галеры Азовского флота, что были построены зимой 1696 года из сырого леса, включая любимый царем «Принципиум», построенный им самим, «шкипер» повелел разобрать - за три с половиной года они наполовину сгнили, тем более на зиму их не вытаскивали на берег полностью. А так пушки и доски пригодятся - последние пойдут на строительство укреплений, в Керчи леса совсем нет.
        Но был еще один значимый фактор, который заставил царя избавится от негодных кораблей, деньги на постройку которых были выброшены на ветер. Да оно и понятно - три с половиной года тому назад заторопились, Азов нужно было блокировать с моря, вот на верфях и пустили в ход негодный материал. Галеасы и галеры получились тяжелыми, не ходкими, в реке еще плавать могли, но только любой выход в море им был противопоказан. И сейчас требовали огромных расходов на ремонт и содержание, будучи при этом совершенно бесполезными для флота.
        И главное - гребцами и матросами служили «потешные» гвардейцы и солдаты, которые сейчас настоятельно требовались на берегу, подготовленные, с боевым опытом и умеющие хорошо стрелять. А как только они покинут палубы кораблей, экипажи уменьшаться в два-три раза, так что их необходимо восполнить, пусть частично. Но команды придется пополнять еще и греками, благо желающих уже хватает, и народец опытный, к морю привыкший. К тому же многие ворочали веслом на ромейских галерах, что иной раз дромонами и хеландиями именовали, хотя это не так. В Керчи взяли три генуэзских и трапезундскую галеры, что стояли без гребцов - все они были средиземноморского типа, похожие на те, что не раз видел Крюйс - только обшивка худая, внахлест. А потому в скорости новым русским галерам сильно уступали, да и бомбард на них всего пара, и убогих, в сравнение с русскими пушками не идущих. К тому же царь обмолвился, что теперь знает секрет «греческого огня», и через пару месяцев состав для него изготовят…
        Воссозданный по чертежам двухдечный 58-ми пушечный корабль "Гото Предистинация" ("Божье Предвидение"), проекта царя Петра Алексеевича и мастера Федосея Скляева. Воронеж, "колыбель русского флота", 2014 год.
        Глава 20
        - Властитель Матреги, нашей древней Тмутаракани, Захарий Гризольфи плут и лгун, каких среди фрязинов много, - боярин Федор Алексеевич едва сдерживал раздражение. Его можно понять - пока нельзя было действовать силой, приходилось прибегать к переговорам.
        - Он признает тебя, государь, повелителем и пойдет под твою державную руку, если ты ежегодно будешь выплачивать пенсион в тысячу дукатов до самой его смерти.
        Среди заседавших в «Боярской думе» прошел недовольный гул - запрашиваемая сумма была несуразной. Таковую можно выплатить за все владения, а этот пройдоха требует пенсион за то, что ему не принадлежит, а взамен лишь готов стать «симпозиантом». Действительно, наглости итальянцам не занимать, привыкли считать Черное море своей собственностью. Вот только не берут в расчет, что к ним пришли не просители.
        - Генуэзским правлением тяготится, особенно налогами, что взыскивает с Матреги каффский консул Георгио Рецци в пользу владельца сих земель «Банко Сан-Джорджо», которому принадлежат все крымские владения «Великой общины». Генуя их продала, когда османы закрыли проход кораблей через Босфор, и запретила торг в Царьграде. А оный Захария по матери из князей черкесских, а потому четыре года назад эти самые черкесы начали воевать с фрязинами, и заставили тех оставить Захарию в покое. И этими родичами своими он мне и грозил, если мы не вернем ему город, или не будем выплачивать ему отступное.
        - Да кол ему в задницу, вымогателю, - взорвался князь Яков Федорович Долгорукий, топнув ногой. - Корчев и Тмутаракань древние русские владения, и по праву принадлежат тебе, государь, и не след платить за них католикам, что ни стыда, ни совести не имеют!
        - Построить редуты в узости, там реки, болотина и озера - и оные черкесы кровью умоются, - подал голос генерал Автоном Головин, - я сам все там объехал - за месяц укрепления возведем.
        - Да и не будут черкесы за этого Захарию с нами воевать, - пробурчал князь Борис Голицын, утирая пот на лбу платком, - сами фрязины вздохнут с облегчением, что мы его тут прищучим.
        - Вот потому сего Захарию и не надо трогать и в кандалы брать тем паче, - отозвался постельничий Гаврила Головкин. - Этим мы других генуэзцев взбудоражим не ко времени, а султанский флот скоро в море выйдет и к Трапезунду пойдет в силе тяжкой. Как то уговорить его нужно, чтобы он тебе, государь, по доброй воле присягнул. Может подарить ему что-нибудь, хотя деньги давать нельзя - казна не бездонная.
        - А корабль ему дать из тех, какой нам не нужен вместо пенсиона. И пусть воюет против османов, грабит их суда, добром всяким разживется, людишки у него верные есть. Пушки даже дадим, те, что поплоше, припас какой-никакой. Неужто откажется? А если потонет сей Захарий, так и хрен с ним, нам забот меньше будет!
        Все задумались над предложением Меншикова, включая самого царя. Оно было вполне рациональным, вот только пушки было жалко, не так их и много. Но если фальконеты отдать, да «басы» дробовые, то вполне подойдет. А тут Алексашка снова вылез:
        - Я могу с ним поговорить, неужто прельстить не удастся? Распишу ему, кхе-кхе, возможности всякие - молодой еще, горячий и пылкий! И нам ссоры лишней с черкесами не будет.
        - А еще послов надо отправить в Трапезунд и княжество Феодоро, помощь предложить в борьбе с османами, - тихо произнес князь-кесарь, и все внимательно посмотрели на него, зная, что Ромодановский всегда все обдумывает, и лишь потом говорит.
        - Но не просто так - у них народ есть, ремесленники. А также многое, что нам очень нужно - лес, медь, железо, доспехи, злато-серебро. Не стоит худые корабли разбирать с галерами - пусть их выкупят или обменяют. Против нас они все равно воевать не станут, а с турками потребно. К тому же зависеть от нас будут на будущее.
        Наступило молчание, все переглянулись - было видно, что предложение князя-кесаря пришлось по душе, к тому же если удастся продать или обменять то, что не нужно на значимое, то такой момент нужно использовать. А раз предложение Федора Юрьевича Ромодановского всеми фактически одобрено, пусть и молча, необходимо выбрать послами тех, кто договариваться будет с будущими союзниками. В том, что греки и феодориты станут на царскую сторону, никто не сомневался - деваться им некуда, особенно императору Давиду, он любой помощи рад будет. Главное не продешевить, хоть лаской, хоть угрозами, заставить признать главенство царя Петра Алексеевича - нужно только послов выбрать.
        - Дозволь, я поплыву в Феодоро, государь, как и говорено прежде было, - негромко произнес Федор Алексеевич.
        - А я отплыву в Трапезунд, к императору Давиду, - ревнивый взгляд, брошенный князем Долгоруковым на старшего Головина, говорил о многом - между ними шло острое соперничество.
        - Хорошо, быть по сему, - глуховато произнес Петр. - «Крепость» к отплытию готова, капитан Памбург моряк знающий - дойдет до Трапезунда быстро, и ветер попутный. С Яковом Федоровичем в помощь поплывет думный дьяк Украинцев, поможет в переговорах. А ты, Федор Алексеевич, отправишься в Каламиту - у феодоритов это единственная гавань. Вторым послом будет Гаврила Иванович.
        Глава Посольского Приказа и Головкин поклонились, принимая царскую волю. А Петр Алексеевич, обведя всех собравшихся внимательным взглядом, продолжил также негромко говорить.
        - Вас шаутбенахт Рез на трех кораблях сопровождать будет - надо фрязинам нашу силу показать, и чтобы пушки подсчитали. И осмотреть все внимательно - бухта, где древний Херсонесс стоит, зело притягательна для флота нашего, ее осмотреть нужно внимательно. На карте одно изображено, а глаза иное увидеть могут.
        Царь замолчал, что-то обдумывая, никто не хотел прерывать его размышления, тем паче отвлекать от них. После долгой паузы Петр Алексеевич заговорил чуть более громким голосом:
        - Вице-адмирал Крюйс с пятью кораблями и четырьмя галерами, бригантинами и фуркатами пойдет Кафу смотреть, в «гости» к консулу. Пусть силу нашу увидят и почувствуют ее. Воевать с фрязинами не нужно, но примучить к союзу с нами крайне необходимо…
        Венецианские и генуэзские галеры сошлись в очередном бою в ходе бесконечных войн, что вели между собой эти две торговые республики. Причем в этой битве галеры под флагом "Святого Марка" применяют "греческий огонь", данный им византийцами.
        Глава 21
        - Петр Алексеевич, ты ведь реформы повел в России не просто так, видел, что держава, тебе богом врученная, отстает в экономическом развитии от ведущих европейских стран. Приложил массу усилий, многое из того что ты сделал и ввел больше двухсот лет существовало, а кое-что и потом, после «Величайшей Смуты» восстановилось. Но главное ты так и не закончил - умер и наследника не оставил.
        - Как, а сын мой Алексей?! Он умер…
        - Ты его казнить приказал, - пожал плечами Павел, и отвел взгляд в сторону - Петр сидел с потрясенным видом, уставившись куда-то остекленевшими глазами. Затем через силу глухо спросил:
        - За что я с ним так?!
        - Он не хотел реформ, «бородачи» его подучили. Сбежал к цезарю, ты Христом поклялся, что если сын вернется, то позволишь ему пойти в монастырь. И клятву сию не сдержал, поддавшись уговорам супруги, которая родила второго сына, названного Петром в честь тебя. Ты его «Шишечкой» называл, как мне помнится.
        - Кто из принцесс моей супругой стала?
        - Я жалею, что проговорился, Петр Алексеевич - нет сейчас и не будет того будущего, оно здесь с нами и мы его творим сейчас.
        - Скажи, мастер. Знаю, что ты говоришь мне правду, а когда не хочешь, то отмалчиваешься. Поведай о моих ошибках, я знать их должен, понимаешь, чтобы вдругорядь не повторить.
        В голосе царя впервые прорвался надрыв, и Павел решился, заговорил, но смотрел в сторону. Он обещал Петру Алексеевичу, что никогда не будет ему врать, но бывают ситуации, когда и правду говорить нельзя - опасна она, как обоюдоострый клинок, порезаться можно.
        - Чем-то тебя околдовала чухонская приблудная девка Марта Скавронская, жена королевского кирасира Иоганна Рабе. Вначале под телегами с драгунами спала, потом ее Шереметьев к себе взял служанкой, от него она попала к Меншикову, а тот одной ночью подсунул ее тебе. Вот такие пироги - действительно зачаровала, раз ты через пятнадцать лет с ней венчался, а еще через четыре года собственными руками на нее корону возложил, сделав императрицей. Головокружительная карьера!
        Павел замолчал, поднял пальцы, и слуга тут же принес ему раскуренную трубку, такую же царь получил от своего денщика. После долгой паузы, поймав требовательный взгляд царя, он заговорил дальше.
        - И жаль - бабы тебя всегда предавали, кроме последней. Анна Монс спуталась с посланником Кейзерлингом, ее братец Виллим стал любовником императрицы - ты голову приказ ему отрубить, заспиртовать в банке и в ее покои поставить. А если бы знал тогда, что именно царица приказала вытравить твой плод у княжны Марии Кантемир, то сам бы за топор схватился. Твои письма остались - вы переписывались обо всем - о реформах, о новых деньгах, о мастерских. Такая тебе жена и нужна была, только опоздал и ты, и она. Мария очень умная была, много читала - ты буквально отдыхал с ней душой, пока в Персидский поход не ушел. Но не успел ты вернуться вовремя, и злодейство пересечь, а княжна сбросила мальчика, стала бесплодной. И любила тебя до конца своей жизни.
        - А царевич Петр Петрович?
        - И года не прошло с тайной казни Алексея, как умер. Вот и все. А ты, умирая кричал от боли, и не знал кому оставить свою державу, которая стала империей после победы над Швецией в очень долгой войне - сам назвал ее «трех временной школой», ибо шла она 21 год. Вот и все, Петр Алексеевич, но все что я сказал, никогда не будет в твоей жизни - перед тобой чистые листы, пиши на них свою новую биографию.
        - Хм, а ведь ты полностью прав, мастер, надо писать свою жизнь с чистого листа, в этом чужом для нас мире, что станет своим, - царь усмехнулся, усы у него ощетинились, глаза заблестели. - Я ведь ничего о том не ведаю, да и не будет этого. Алешку стало жалко, сердце кольнуло, но знаешь, что я тебе скажу сейчас, как на духу…
        Петр Алексеевич остановился, посмотрел на обширную бухту - она простиралась внизу, вид с горы Митридат был потрясающий - голубое небо без облачка отражалось на голубой поверхности, на которой словно пенистыми волнами вздувались корабельные паруса.
        - Я ведь за топор не зря хватаюсь - поганое это ремесло - быть правителем огромной державы, к тому же с дикими нравами. Тут только головы рубить остается - а если не будешь этого делать, то тебя самого зарежут, а все дела твои похерят! А ведь я не один перемен хочу - ты думаешь «потешные» со мной ради богатства? Так за него жизнь не кладут на поле брани, и лишения не переносят. Они мои единомышленники, я любому доверять могу, жизнь свою их верности вручаю!
        - Это я вижу своими собственными глазами, Петр Алексеевич, потому и помогаю в делах твоих. Другой должна быть Россия, совсем иной. И может это погибшее Тмутараканьское княжество, основанное легендарным воителем, князем Святославом, и снова ставшее русским, станет той точкой опоры, что изменит мировую историю. Только на таком фундаменте надо наше царство поставить, чтобы тысячелетия пережило. Но как, прости, тут этого я не ведаю, моих знаний просто не хватает. Но нужно чтобы каждый житель идеей такой проникся, лишь бы она потом к 69 на 69 не была сведена, как в моем мире, вот где все сбрендили.
        - Ты каждый раз ухмыляешься, когда цифири года от сотворения мира тебе называют, - Петр впился в него взглядом, - что это тебя так веселит, мастер, неужто цепляет?!
        - Если я тебе расскажу, что у нас творится, ты просто не поверишь. Сочтешь, что выдумки это злостные!
        - Ты за меня не решай, рассказывай, а я послушаю. Интересно ведь, как в будущем живется и что там происходит.
        - Хочешь узнать, но тогда слушай…
        Павел никогда таким молодого царя не видел - узнав, что такое «69», и как этим способом «забавляются», глаза из орбит у «шкипера» вылезли, и такой отборной ругани он от молодого монарха никогда не слышал. Пожалуй, таким потрясенным самодержец никогда не был - выругавшись от души, и побесновавшись, Петр сейчас сидел и курил.
        - Такое не придумаешь даже спьяна, сие что ты рассказал есть правда, таковой я ее и воспринял. Подобные нравы погубили «первый Рим», за ним «второй», и вот теперь принялись за «третий» - Содом и Гоморра. Нет, такое будущее допускать никак нельзя, вы там одурели просто, с жиру беситесь, с ума сбрендили. Тьфу, срамота великая!
        Царь перевел дыхание, видимо, от сердца отлегло. И неожиданно рассмеялся, однако больше наигранно, чем искренне.
        - Хотя понимаю, почему ты «цифирь» эту называл - сам таким же себя почувствовал, когда Таганрога не увидел. Ладно, повеселились и будет. Дела иные грядут - теперь все от посольств наших зависит. То, что совместно против турок выступим, в том не сомневаюсь - император ромеев понимает, что турки с его Понтом сделают. Вот только стоит ли нам его спасать?!
        - Стоит, Петр Алексеевич, еще как стоит. Трапезунд единственный серьезный союзник…
        - Это я и так понимаю, что за Понт стоит драться. Я императора имел в виду, сыновей его, знать! Никчемные они людишки, раз империю прос..ли и друг другу на помощь не приходили. Народ свой до того довели, что смерды басурман как избавителей встречали. Я ведь тоже кое-что читал, а не только в мастерских работал. Да и бояре меня многому научили, чего скрывать. В их своевольстве и корыстолюбии гибель держав многих, и у нас ведь «семибоярщина» страну полякам предала, христопродавцы.
        - У нас «семибанкирщина» была, та еще лавочка, - Павел пожал плечами, и осторожно спросил:
        - Тебя что-то тревожит, государь?
        - Не верю я ромеям, руки целовать будут, на колени падать - а при удобном случае предадут, али отравят, или в спину ударят.
        - Избавиться от них хочешь? Хм, а пожалуй тут ты полностью прав. С такой «элитой» и врагов не нужно, они их заменят. Но тут сильно думать надо, Петр Алексеевич - «убрать» их всех необходимо, но чужими руками, а если это сделают османы, то совсем хорошо. Но будет еще лучше, если они тебя своим государем признают, тогда все вопросы отпадут. Ты с боярами то говорил по этому поводу?
        - Да есть у них одно предложение…
        Византийская церковь Иоанна Предтечи в Керчи (VII век)
        Глава 22
        Тысячеверстной полосой, занимая большую часть южного побережья Черного моря, протянулись величественные и красивые Понтийские горы. Западная их часть, а также центральная - Джаник - относительно невысоки, проходимы, а оттого с древности были густо заселены народами, главным из которых стали понтийские греки. А вот восточную часть именуют Качкарскими горами, что вместе с Лазистанским хребтом составляют единое целое из высоченных массивов. Вершины в три версты и больше высотой, на которых даже в июле не тают ледники,
        Здесь издавна жили греки, тот же Синоп известен как родина философа Диогена. Но шли века за веками, сменились тысячелетия - и неожиданно казавшаяся незыблемой могущественная империя ромеев канула в лету.
        Первый смертельный удар ей нанесли крестоносцы, отправившиеся на отвоевание «гроба господня» в Иерусалим, два с половиной века тому назад, но неожиданно оказавшиеся под стенами христианского Константинополя. В столице они устроили резню, и правили добрую половину столетия. Ромеи с таким раскладом не смирились - на востоке, с центром в городе Никея они воссоздали на небольшом куске территории свою империю, в противовес Латинской, с династией Палеологов. Вот только в Понте, на территории фемы Халдии, была совсем иная точка зрения - там появилась еще одна вполне законная и легитимная империя ромеев, но только с династией Комниных во главе, принявших наименование «великих».
        Вот так вместо одной христианской империи появились сразу целых три, враждовавших друг с другом на радость соседствующих с ними магометан. Однако в самом Константинополе «латиняне» удерживались чуть больше полувека, пока не были изгнаны в 1261 году греками и пришедшими к ним на помощь венецианцами. Император Михаил Палеолог, носивший восьмой номер, торжественно въехал в столицу, вот только вернуть под контроль западные земли не смог - болгары и сербы решили жить самостоятельно, а на греческих землях остались «латинские завоеватели», не желающие уходить с Балкан, и чувствующие себя тут вполне комфортно.
        Но неожиданно, вроде совсем недавно, и столетия не прошло, привычная картина жизни кардинально изменилась - пришли турки. И началось такое, что хоть «святых» выноси, так как стыда и совести здешние христианские феодалы давно лишились, так закабалив зависимых от них крестьян, и обложив их чудовищными налогами, что те радовались приходу мусульман как избавителей. И все - османы в течение нескольких десятилетий «освоили» все земли «осколков» Латинской империи, в прошлом году овладев Мореей и взяв Афины. Правда, венецианцев им пока не удалось вышибить с ряда островов, те, имея большой флот, могли снабжать гарнизоны.
        Византийская империя тоже поначалу «скукоживалась», незаметно и понемногу, пока последний император Константин Палеолог, в один для себя несчастливый день не увидел, что от его владений остались только пригороды, да сам Константинополь, а все остальные греческие земли слушают призывы к утреннему намазу.
        Нельзя не сказать, что базивлевс не старался сохранить за собой корону, а вместе с ней и саму жизнь. Собственных сил было мало, и Константин обратился за помощью к европейским странам, прекрасно понимая, что платить за нее нечем, кроме одного - признать власть папы и войти с католическим миром в унию, то есть сделать то, против чего православная церковь и население боролось. Вот только принятие унии не решило старых проблем, но добавило новые, не менее серьезные.
        Большая часть «ортодоксов» восприняло унию как предательство, прекрасно помня, что их в Риме постоянно именовали «схизматиками». И отказалось защищать императора и знать, которых откровенно ненавидело. А как иначе - для защиты города и на наем воинов требовались деньги, огромные ресурсы, взять их было негде, кроме как выдавить последние «соки» из населения. Народ же прекрасно видел, что завоеватели-османы гораздо меньше требуют налогов чем «свои защитники», и при власти султана на покоренных землях живется гораздо сытнее.
        А тут уния с католиками - многие отшатнулись от императора, поддержки последнему не было от его же собственных подданных. И когда турки подступили к стенам огромного города с двухсоттысячным населением, на его оборону вышло только четыре тысячи людей, сторонников последнего Палеолога. Да еще две тысячи наемников, в основном генуэзцев и венецианцев. Торговые «республики» имели колонии в Крыму, приносящие огромные доходы. А потому правители прекрасно понимали, что стоит туркам захватить Константинополь, как они перекроют пролив Босфор. И торговля пресечется, и денежный ручеек, что пополняет богатства нобилей Генуи и Венеции окончательно пересохнет.
        Но только что они могли сделать по большому счету, ведь на их морскую силу из пары сотен галер, турки выставили не меньший флот и многократно превосходящую, армию. Так что Константинополь был взят штурмом, гарнизон истреблен, а срубленную голову императора водрузили на копье, на радость правоверным…
        Трапезундская империя противостоять туркам тоже не могла - ведь если болезнь одинаковая, и ее не лечат, то один человек может умереть позднее только потому, что его организм чуть сильнее. Так и государства - империя ромеев пала, Константинополь стал турецким, а вот Трапезунд еще оставался под властью императора Давида. И причина тому не могучая армия или флот, каковые были откровенно немощными, и отнюдь не сильные единоверные союзники - грузинские князья с феодоритами, и крымские генуэзцы были слабыми, их войска даже сравнивать с султанскими полчищами никому не приходило в голову. Были и другие союзники - владыка Синопа и туркменский хан Узун-Хасан - за последнего отдали в жены племянницу императора Феодору, славившуюся своей красотой. Но первый покорился Мехмеду, преклонив колени, а второй потерпел поражение в короткой войне и предал тестя - в политике родственные связи в таких случаях не играют роли.
        Трапезундскую империю защищали восточно-понтийские горы, высокие и заросшие лесами, труднопроходимые в любое время годы. А вот западную и центральную часть тысячеверстного хребта базилевсы династии «Великих» Комнинов потеряли - там издавна селились тюрки. И как только их стало намного больше, чем греков, то бейлики Джандариды и Таджеддиногуллары превратились в магометанские, а их властители взяли бразды правления в свои руки.
        Православные массами побежали в северо-восточную часть Анатолии, переходя через горные перевалы, или на кораблях пребывая в Трапезунд, где находили приют. Поток переселения усилился с падением Константинополя - под властью императора Давида было сейчас больше полумиллиона подданных, половину из которых составляли греки, четверть лазы, пылкие грузины. Оставшуюся часть представляли армяне в горной части, жители Халдеи, и немного тюрков, что пасли свой скот на высокогорных пастбищах, которых хватало. Как и прекрасных плодородных долин - здесь хребты вытянулись в три линии, и долины между ними достигали порой ширины в десятки верст, что привлекало приходящих сюда мусульман. И к нынешнему дню два хребта с землями долин были заняты тюрками, что готовились признать власть султана - границы империи защищал лишь последний рубеж обороны, ширина которого до прибрежной полосы всего тридцать-сорок верст. А само побережье узкое от нескольких сотен шагов на западе, где скалы перерезают дороги, отвесными стенами входя в воды Понта Эвксинского, «негостеприимного моря», которое потом именовали Русским, а сейчас
Черным. А ровная полоса побережья узкая, в самом широком месте не больше десяти верст, но обычно в несколько раз меньше. И это все, что является оплотом последней империи ромеев.
        И на этой территории живут сотни тысяч людей, что пытались найти себе тут спасение, которого нет. Нужно увеличивать войско и флот, потрепанные в войне с турками, и особенно с этими проклятыми генуэзцами. Католики хотели владычествовать сами на Черном море, и теперь сами до дрожи боятся прихода турок - потому и нападения прекратили, сообразили «схизматики», что после падения Трапезунда султан примется за них самих, благо собирает в Синопе огромную армию и флот.
        - Что это за корабль? И какую весть мне принесли?
        Император Давид стоял на площадке башни, что он делал каждое утро - любил смотреть на озаренное светилом море. Но сейчас пристально всматривался на белые паруса, что показались на севере.
        - Радость или горе?! Скорее, второе - султан собрал армию и флот, а союзники меня предали, и покорились Мехмеду, ведь он их единоверец, а мы все гяуры, «неверные»! Сколько еще жить - месяц, два, три?
        Задав вопрос самому себе, Давид не стал на него отвечать, для него все происходящее было более, чем понятно. Только взмахнул рукой, и по каменным ступеням стал спускаться вниз…
        Такими предстают на пути Понтийские горы.
        Глава 23
        - Как видишь, Григорий Дмитриевич, железной руды здесь много, очень много. Это старые выработки, а вон там можно железо из карьера вынимать, когда добывать начнем. А вот пирит, - Павел наклонился и поднял кусочек минерала, - это для ружей, хорошо искру из него выбивает на полки. Тут целую армию пару веков снабжать можно. Понимаю, что дело трудное, но железо есть основа благополучия любого государства. Много железа - это плуги, грабли, косы, лопаты и иной инвентарь для крестьян. А также станки, молотки, топоры и прочий инструмент. Это оружие для армии - пушки, фузеи, пистоли, сабли, панцири.
        Павел остановился и посмотрел на Строгонова - тот задумчиво оглядывал степную землю, под которой скрывалось одно из крупнейших месторождений железной руды. И легкое для разработки открытым способом по нынешним временам. С «именитым гостем», то есть купцом из разряда тех, кого порой «государевыми мужами» именуют, его свел сам царь, найдя для того очень важное дело.
        Сорокапятилетний купец оставил в будущем времени молодую жену с первенцем и сильно горевал, впал в запой, из которого Петр Алексеевич вывел простым и действенным способом - приставив солдата, чтобы постоянно следил, чтобы никто чарку не подносил.
        - Тут можно выплавлять ежегодно очень много железа, по тысяче пудов в день, если особые домны специально поставим - как их сделать я знаю. Людишек тебе дадут вольных и полон также - к невольникам на первый месяц солдат приставят, потом стражу снимут.
        - Разбегутся ведь во все стороны, Павел Минаевич, и не углядим, - усмехнулся Строгонов. Представитель еще только появившийся у поморов династии, что спустя сто лет наймет атамана Ермака и отправит его с отрядом казаков за Уральские горы, ему понравился тем, что обладал хваткой и верным взглядом на вещи. В Керченский поход его позвал сам царь - купец ослушаться не мог и с десятком верных людей и подарками прибыл в Азов, потом отплыл в Таганрог, где и попал в «колдовской туман».
        - Не разбегутся - те, кто хорошо работать будет, через год получат «вольную» и станут работать по найму, «стол» и одежда от казны. Кто от такого счастья в бега подастся?!
        - Многие о таком и помыслить не могут, - очень серьезно произнес Строганов. - На моих солеварнях людишки от рассвета до заката страду свою вели. А тут летом десять часов, зимой восемь работать, воскресный день для посещения службы. В праздниках лежать можно на боку, как издревле повелось, все остальное время работать должны. А им домишки разрешили поставить, да еще одежу дают - слишком милосердным стал государь!
        - Тут голимый расчет, Григорий Дмитриевич - человек усердно и правильно трудиться первые пять часов, потом устает и выработка резко падает, хоть забей его батогами насмерть. Ремесленник изделие испортить может - весь труд насмарку пойдет.
        - Ну да, такое бывает, но так батоги на это есть - всыпать хорошенько, и поумнеет. И впредь ошибок совершать не будет…
        - Палками забьешь - работник пропал, или долго лечить нужно. Если плохо кормить лошадь и бить ее - она сдохнет. Так и человек. Учти, у нас мало людей, и каждый из них Петру Алексеевичу дорог. И негде взять других. Их просто нет хоть тысячу верст в любую сторону пройди. И учти - если работники ослабнут, устанут от работы, то ружье в руках держать не смогут - а нападения татар будут, и скоро.
        Павел тяжело вздохнул - ему кое-как удалось убедить царя в том, что прежними методами не стоит управлять при крайней ограниченности людского ресурса. Также было необходимо ввести в будущем всеобщую воинскую повинность на манер казаков - постараться максимально увеличить армию и флот за счет мобилизации. А это диктовало совсем иной уклад жизни и отношение к подданным. Ведь давшие присягу воины уже не крепостные, и тем более не холопы, да и не могут ими быть по определению, к тому же вооруженные и обученные. Как что социальная структура изменится, хотя холопы останутся, но то будут захваченные в плен невольники.
        Молодой царь спорил, но все же принял его доводы, хотя Павел видел, что некоторые новшества, ломавшие привычный уклад жизни, были Петру Алексеевичу не по нутру. Но лояльного к заброшенным в прошлое русским населения было мало - Керчь пуста, и трех тысяч народу не наберется - греки да армяне, да немного генуэзцев. Тамани относительно густо населена, но там и воды много, и зелень кругом, в отличие от расположенного на другой стороне пролива безжизненного, выжженного солнцем полуострова. Так что тысяч пятнадцать жителей в Тьмутаракани или Матреге имелось, причем не только христиан, но иудеев, и мусульман - горцев и татар.
        Так что требование не только сохранения, но и приумножения населения было главнейшим - без воинов отбиться ни от турок, ни от татар царь просто не сможет, сомнут в два счета. А раб не будет драться за господина, а токмо воин - а к ним иной подход нужен…
        - Две сотни работников мне царь даст, домишки им мы построим, пусть огороды для себя разбивают, речка рядом, хотя воды в ней по колено, - Строганов внимательным взглядом окинул местность. - Руду добывать начнем, вот только скажи мне, где лес брать на выжиг угля?! Ни здесь, ни в Тмутаракани я леса вообще не видел, нет его просто. На покупку в Кафе денег нет, да и дорого выйдет, а на Дону рубить нельзя - там строевого леса немного и государь на верфи свои, которые построят, его возьмет. Если только черный «горючий камень», который казаки при нас жгли, ты не удумал на выплавке железа использовать. Ведь так?!
        - Именно его - есть там сорта, что пережигаются как древесный уголь, их коксующими называют. Его и добывать будут, часть в кокс превращать и сюда везти на стругах, тут завод ставить нужно. А еще уголь пойдет в печи - пищу варить надобно, да и зимы тут порой холодные - Азовское море тогда полностью замерзает, да и Боспор тоже, с одного берега на другой по льду спокойно переходить можно.
        Павел посмотрел на противоположную сторону - за голубой гладью виднелся зеленый клин Таманского полуострова. Вздохнул, царь спихнул на него все что можно - никогда бы не подумал, что станет такими делами заниматься на старости лет.
        - Сейчас послов к татарам отправили - если они на нас нападений чинить не станут, то и мы воевать с ними не будем. Возможность для этого есть - Крымский улус от «Большой орды» откололся, и феодоритам в войне с генуэзцами помогал. Да и первый хан Хаджи Герай с ханом Ахматом в распре и ищет союзников. Но тут пусть сам царь и его бояре думают, как полюбовно с крымчаками договорится, а у нас тобою дел по горло. И на Сиваш скоро бригантины со стругами уйдут - там соль черпать нужно, ее много потребно будет. А кроме соли и железной руды брать больше нечего - бедны ископаемыми здешние земли.
        Павел тяжело вздохнул, еще раз посмотрел в сторону Керчи - он сильно устал за эти дни. Но царь Петр прав - отпущенное время нужно использовать как можно эффективней, потому что вскоре предстоит вступить в войну с могущественной Оттоманской Портой.
        - Нам до крайности нужны люди, железо и хлеб - и ничего у нас пока нет, Григорий Дмитриевич. Так что нужно дружно браться - царь обещал пятую часть выплавленного железа из казны оплачивать, десятину тебе, и десятину мне. Так что, думаю, а не составить ли нам с тобой кумпанство - я ведь царскими мастерскими заведовать поставлен. Твои рудники, мой завод - такое дело лучше сообща поднимать.
        - Согласен, Павел Минаевич - одной веревочкой мы теперь связаны. Вот тебе моя рука…
        "Именитый гость" Григорий Дмитриевич Строганов, последний, кто собрал все ресурсы династии воедино. Один из богатейших людей России при Петре I.
        Глава 24
        - Царство пресвитера Иоанна?! Вы оттуда?!
        - О нет, я норвежец, и служу царю Петру, командуя его флотом, на моем флагманском корабле вы сейчас пребываете! На кораблях его величества много моряков из Ганзы и северных стран, а также таких искусных корабелов, что могли построить эти корабли, которым в бою нет равных.
        Вице-адмирал Крюйс показал рукой на «Скорпион», куда он перенес свой флаг по настоянию «шкипера», который также присутствовал на этой встрече вместе с Меншиковым, но как капитан Петр Михайлов - сидел чуть в стороне, наблюдая за генуэзцами.
        А вот «капитан Готии» Франческо де Мари был потрясен, и не скрывал этого. Так получилось, что кроме него на встречу пришли три консула, которые оказались в Кафе - сам Джерардо Ломеллини, прибывший из Солдайи Агостино Новелло и приплывший из Чембало Барнаба Грилло.
        - У вас очень много бомбард, я смотрю, сеньор Крюйс! Таких прекрасных кораблей я никогда не видел в своей жизни!
        «Капитан Готии», чуть прищурив глаза, рассматривал пять величественных кораблей русской эскадры, каких действительно итальянцы не зрели никогда, как и все в этом времени - все же судостроение середины 15-го столетия и конца 17-го серьезно отличаются. К тому же все семь генуэзских галер могли быть уничтожены пусть не в один миг, но после короткого боя. Да и две каракки, с бортов которых торчали несколько бомбард, не произвели на Крюйса никакого впечатления - артиллерия этого времени была настолько допотопна, что даже старые русские пищали, которые отливали при первом царе династии Романовых Михаиле Федоровиче показались бы ему сейчас верхом совершенства рядом с генуэзскими бомбардами.
        После допроса керченского консула, сам город итальянцы именовали Боспоро, и капитанов галер, Крюйс уже прекрасно знал местные расклады. У генуэзцев осталось на Черном море только дюжина галер, и три вооруженных бомбардами каракки, эти воинские и все остальные торговые парусные и гребные суда не представляли серьезной опасности для русского флота. И дело в том, что главным тактическим приемом сейчас был абордаж, и гораздо реже таран - о том, что вражеский корабль можно потопить бомбардами, догадывались лишь немногие. Слишком долгой, на пару часов, была перезарядка этого орудия, склепанного из железных полос, и которое уже вовсю использовалось при штурме городов и замков. Как и при обороне укреплений - во всех генуэзских крепостях в Крыму имелись бомбарды. А генуэзские арбалетчики славились во всех странах как наемная пехота.
        А тут только слепой не мог пересчитать пушки в открытых пушечных портах невероятно красивых кораблей, со страхом осознавая, какое пришло бедствие в здешние воды!
        «Отворенные врата» произвел «салют» ядрами по воде. Увидев, на каком расстоянии от борта появились всплески, итальянцы побледнели. На них это показательное действие произвело потрясающий эффект. Генуэзцы были отъявленными пиратами, как и венецианцы, последние два века терроризируя всех соседей своими морскими набегами. Проиграв им морскую войну, империя ромеев погибла под ударами османов - у императоров просто не осталось флота, который бы пресек любую попытку турок переправиться на противоположный, западный берег проливов. Так что свой вклад в гибель Византии итальянцы внесли, тогда еще не догадываясь, что тем фактически приговорили свои колонии в Крыму.
        Расплата за неуемную алчность!
        Вот уже несколько лет, как турки закрыли проливы, через которые приходили корабли из Генуи, перерезав связывавшие колонии с «республикой» живительную пуповину. И все уже пришло в упадок - в гавани Кафы стояло множество грузовых и мелких судов, после перекрытия проливов турками они использовались исключительно для каботажного плавания - причем малой частью, ибо работы для них фактически не было. И посматривая на гавань, можно было только сожалеть, что многие суда обветшали.
        - У нас отличные орудия, сеньор «капитан», таких нигде нет в мире. Видите наши галеры - у них в носу по шесть крупных орудий, залп из которых уничтожит любой большой корабль, даже каракку. К тому же они очень быстроходные, и поверьте, состязаться с ними я бы не посоветовал даже вашим лучшим галерам - догонят быстро! Поверьте, у нас лучшие мастера, которые строят отличные корабли. У нас великолепное оружие, которому нет равных - таковы знания и умения наших мастеров!
        Слова Крюйса можно было бы принять за похвальбу, но таковой они не были - итальянцы, судя по их бледным лицам и понурому виду, восприняли их сразу так, как нужно - то была прямая угроза, пока прикрытая легким флером славословия.
        - О да, мы это видим, сеньор, - консул Кафы расплылся в приторной улыбке. - Я бы с удовольствие купил для своего города несколько пушек. Они действительно удивительны…
        - Вы еще больше удивитесь, увидев с какой быстротой они могут стрелять - выстрел делают за минуту. И под градом картечи вражеские солдаты падают сотнями - ряды противника буквально выкашиваются. Татарская конница, что атаковала нас под Таной, была отбита с огромными потерями - несколько сотен всадников с лошадьми пали мертвыми сразу, хотя по ним стреляли всего из двух десятков небольших пушек. И у нас еще имеются хорошие «ручницы» - стреляют далеко и точно, а воины царя прекрасно обучены, и могут в минуту делать по два выстрела.
        Крюйс уже не пугал, он начал давить - вице-адмирал не был дипломатом, но прекрасно знал, будучи когда-то корсаром, и сам занимался разбоем в Карибском море, как говорить с людьми этого ремесла - а генуэзцы и были таковыми, при этом оставаясь расчетливыми купцами. А потому уже прикинули все возможные риски будущего противостояния.
        - Наш царь Петр Алексеевич, великий потомок легендарных царей, коих именуют цесарями и базилевсами, узнав, в какой беде пребывают под чужим владычеством православные народы, собрал войско, для перевозки которого потребовалось несколько десятком кораблей и галер, и еще больше мелких судов и стругов. Как видите, у нас тут есть разные корабли - это часть эскадры, отряд ушел в Каламиту, к князю Феодоро с послами. И к императору Давиду в Трапезунд, на нашу сторону перешла Тана, Боспоро и Матрега - а ведь это древние русские города Белая Вежа, что отмечалась в летописях, Корчев и славная Тмутаракань - родовое владение царя Петра Алексеевича, который был рад возвратить свою отчину!
        Последние слова Крюйс заучил, прекрасно понимая, в каком состоянии сейчас находятся генуэзские консулы. У «Банко Сан-Джорджо» он своими словами сейчас фактически отнял все приазовские владения, объявив их историческим доменом русского царя - ведь города изначально являлись русским владением. А так как царь нацелился спасать православных, что томятся под чужим владычеством, то под последними можно принимать не только турок, но и генуэзцев. А ведь итальянцев немного - большую часть населения «капитанства Готии» составляют греки, армяне и готы, а генуэзцев в сравнении с ними жалкая горсть. Так что их могут смять в одно мгновение, тем более местные жители сами будут рады избавиться от алчных «хозяев», что держат себя надменными господами.
        - Царь Петр Алексеевич готов взять «капитанство Готия» под свое высокое покровительство - так будет лучше для вашего блага. Отправляйте государю послов - он милостив. А пока мы вам покажем мощь наших пушек и искусную стрельбу из фузей…
        Такими нарядными отправились генуэзские рыцари и знаменитые арбалетчики на помощь хану Мамаю, и встретились с русскими дружинами в 1380 году в Куликовской битве.
        Глава 25
        - Как бы не были хорошо укреплены людьми и природой ваши замки, княже, но если их взять в тесную осаду, то в течение года гарнизон сам вымрет от голода. А если османы возьмут все долины, наводив их своими сипахами и янычарами, то гибель вашего княжества станет неизбежностью, укрепились ли вы в горах или нет!
        - Но не было бы крепостей, то нас бы давно разорили татары, а так мы с ними в союзе - они победили прибывшее из Генуи войско при Солхате. А потому их «капитан» признал за нами титул «правителя Готии», - князь Кейхибей-Михаил, сменивший на престоле Олубея-Мануила, внимательно посмотрел на Федора Алексеевича, но тот, как говорится, глазом не повел. Все это так - на похожих на «стол» горах феодориты возводили свои крепости, в одной из которых они сейчас и находились - Дорос считался столицей княжества. Но фактически неприступный город так и не смог восстановится после ужасающего землетрясения, что случилось семьдесят лет тому назад. А это говорило боярину о многом - феодориты истощили свои силы в бесконечных войнах с генуэзцами, постоянно страдая от внезапных и разорительных набегов своих соседей, крымских татар, которые их в конце-концов загнали в предгорья, потихоньку захватив всю степную часть Крыма.
        Падение Константинополя поставило со всей остротой вопрос о существовании самого княжества Феодоро, хотя его правители стали фактически самостоятельными, присвоив себе титул «автократора», то есть базилевса. А от власти Трапезундских императоров они избавились век назад, те даже перестали упоминать в перечне своих «длинных» титулов, что они «господа» княжества Феодоро, или «Ператии».
        Однако тесную связь сохранили, враг то был один - и отнюдь не турки, алчные и наглые генуэзцы, желающие полностью контролировать торговлю. Пятнадцать лет назад сам император Иоанн со своим сыном Давидом, женатом на княжне Марии Готской, пришел с галерами на выручку шурина и зятя, демонстрация оказалась внушительной. Так что генуэзцы отступили, отдав феодоритам крепость Каламиту с портом Авлита в устье реки Черной - единственное место, где княжество имело выход к Черному морю. И вот теперь в Ахтиарскую бухту неожиданно вошла большая русская эскадра из десяти вымпелов, показав кто хозяин в здешних водах. Генуэзцы даже не пискнули, прикинув свои силенки, живо ушли от греха подольше в Чембало, которое греки Балаклавой именовали.
        - Крепостные стены Константинополя были толстые и высокие, а населения в столице куда больше чем во всем вашем княжестве - но восемь лет тому назад город пал после штурма. Теперь настала очередь Трапезунда - в Синопе собирается огромный османский флот. И летом династия Комниных прекратит существование. Догадайтесь, княже, кто будет в этом скорбном списке греческих правителей третьим по очереди?
        Феодорит даже с лица спал, немного побледнел - все прекрасно понимал. За последние восемь лет число жителей княжества увеличилось на треть за счет бежавших из Анатолии греков, теперь, наконец, осознавших, какая участь их там ждет под властью исповедующих ислам турок. Ничего хорошего по большому счету - либо все примут магометанство и перестанут быть православными греками. Или просто перестанут жить - никто с гяурами не церемонился, ведь теперь османы твердо властвовали на бывших землях ромеев, которые их не стали защищать.
        За что и поплатились сейчас, ведь никто и никогда не отменял историческую неизбежность - горе побежденным!
        - Крым, тут гадать нечего, архонт. Но в союзе с царем Боспорским Петром мы сможем одолеть любого неприятеля совместными усилиями, пусть наши земли пока отделены друг от друга. И мы успеем построить новые укрепления, а с вашими пушками они станут для турок непреодолимыми, а татары вообще убоятся напасть!
        - Феодоро нужно укреплять не с суши, а с моря, князь! Если мы объединим все наши силы в одно целое, под командование царя Петра, то мы сокрушим османский флот! А без кораблей султан не захватит Понт, и не сможет высадить свои войска в Крыму. А потому мы не должны повторить судьбу Константинополя! Более того, окрепнув силами, сами можем высадиться и оружием, равному которому нет на свете, освободить православные земли от захвативших их басурман!
        Федор Алексеевич прекрасно играл возложенную на него роль посла боспорского царя, интригуя, то повышая, то понижая голос, он фактически загонял феодоритского князя в угол - тот делал шаг за шагом в нужную для русских сторону. Во-первых; царем, «автократором» и «базилевсом» Боспора князь фактически признал Петра Алексеевича без всяких оговорок, тем более это было в его кровных интересах. Ведь по большому счету Керчь, Матрега и Тана еще совсем недавно были итальянскими владениями, и такая акция однозначно вела к ослаблению позиций генуэзцев.
        Во вторых, воинские силы самого княжества ничтожны - флота нет как такового, а вывести в поле, оставив гарнизоны в крепостях, князь сможет чуть больше одной тысячи воинов, у которых совсем немного арбалетов, а огнестрельного оружия совсем нет. А признав царя Петра главнокомандующим, князю придется делать и другие шаги - признать потом себя его вассалом, а там и подданным, каковым он был раньше по отношению к Трапезундским императорам.
        - Царь Петр Алексеевич передает тебе в дар две галеры, что прошли долгий путь по рекам. Да, они нуждаются в ремонте, но так у тебя есть мастера и леса в достатке. На них мы оставили пушки, своих моряков и бомбардиров, тебе же нужно будет дать токмо гребцов по две сотни на каждую и матросов, их всех обучат. Передадим еще «ручницы» - такого оружия нет у генуэзцев, и никогда не будет - они просто не успеют его сделать даже по образцам. И вообще - царь Петр признает тебя «господином» всей Готии, если ты явишься к нему в Боспоро и станешь «младшим братом» - и генуэзцы тебе никогда докучать не будут.
        Все было сказано предельно четко - проблему с генуэзцами царь Петр будет решать круто, если те не признают его волю. И вот тут за ними может последовать и «господин» Феодоро, если не сделает должных выводов. А вот если примет сторону русских, то станет «хозяином» всей Готии, но уже в качестве вассала, обязанному своему сюзерену.
        - Нам нужно поторопиться, князь, собрать все свои силы воедино, и ударить по туркам раньше, чем они соберутся в Синопе всем свои войском. И поверь - совсем неважно, как поведут себя генуэзцы и трапезундский базилевс, - Федор Алексеевич усмехнулся и посмотрел на феодорита - тот сидел задумавшись, правильно его поняв…
        Таким был Дорос, фактически неприступная столица княжества Феодоро, сменившее свое название на Мангуп после османского завоевания Крыма в 1675 году
        Глава 26
        - Что это за пушки, мастер?! Я таких еще никогда не видел - хм, весьма интересные зарядные каморы.
        Петр взял в руки рисунки, внимательно рассматривая их, хмыкая при этом. Павел стал тут же терпеливо пояснять царю «свое творение», удовлетворяя любопытство.
        - Первое орудие - это «единорог», принятый на вооружение в царствование… В общем, через полвека было бы с того дня, как тебя с эскадрой сюда «перебросило». За счет зарядной каморы и удалось увеличить калибр - при одном весе с пушкой «единорог», названный так по мифологическому зверю, имел более крупный калибр. Так пушки в 6 и 12 фунтов соответствовали 10 и 20 фунтовые «единороги». Чем крупнее калибр орудия, тем большей разрушительной силой обладает бомба. Возьми борт корабля - шестифунтовое ядро из пушки его пробьет. А полупудовая бомба уже сможет проломить, и еще внутри разорваться, вызвав пожар и поубивав кучу матросов, если ее снабдить специальной трубкой взрывателя.
        - Хм, а ведь действительно так, - Петр посмотрел рисунок, но тут же высказал сомнение. - Но пушка стреляет дальше, чем этот твой «единорог», у нее ствол длиннее, заряд пороха больше.
        - Прямым выстрелом, Петр Алексеевич, только прямым, и бьет точнее, это так. Но если мы увеличим угол подъема, изменив конструкцию лафета, то дальность выстрела будет сопоставима, хотя по точности «единорог» будет уступать. Но то дело исправимое - как говорили в мое время, недостаток точности с лихвой компенсируется мощностью большего количества взрывчатки. Ведь 12 фунтов и полпуда - есть разница? А теперь представь, что эти бомбы будут взрываться над пехотными линиями на поле боя, осыпая солдат сверху градом убийственной картечи?! Каково будет неприятелю оказаться под свинцовым «дождем», ведь каждая такая бомба будет снаряжена не менее чем сотней картечин. Плюс крупные осколки от самой бомбы сами по себе несут страшную опасность!
        - Хм, убедил ты меня, мастер, но как твоя взрывная трубка хоть выглядит? Интересно все же на нее посмотреть!
        - А вот она, - Павел жестом фокусника извлек из сундучка медную трубочку. - Набита порохом, но внутри замедлители - вставляем в бомбу и стреляем, закатывая запалом вовнутрь. Пороховой огонь его поджигает, и бомба летит в сторону неприятеля.
        - А что это за надрезы на трубке? И цифири от восьми до двух?
        - Цифры обозначают сотню сажень до неприятеля, если она меньше, то в бою просто отсекают лишнее по надрезу, и вставляют замедлитель, чтобы порох преждевременно не высыпался из крайнего отсека. Эти риски на трубку я нанес предварительно - нужно вначале отлить «единорог», изготовить к нему полевой и корабельный лафеты, испытать всесторонне разными зарядами, и лишь потом приступить собственно к изготовлению взрывателей, этих самых трубок для шрапнели.
        - Шрапнель?
        - Так англичанина звали, что эту дьявольскую конструкцию придумал, Пер Алексеевич. А как она солдат на поле боя «выкашивать» стала, то сие наименование на два века накрепко запомнили.
        - Понятно, - мотнул головой царь, снова принявшись рассматривать рисунки горящими от любопытства глазами. Хрипло произнес:
        - Начинай отливать свои «единороги» немедленно. Железо свое генуэзцы нам отдали за галеры, паруса и канаты тоже - запасы в Кафе большие на складах, вывозить ведь в Геную не могут - турки на Босфоре. А посевы льна и конопли у них тут внушительные, и лес сухой тоже есть - его ведь тоже не вывезти. Верфь я приказал в Ахтиарской бухте закладывать - мне сказали, что удобнее для нее места в Крыму просто нет.
        - Боярин Головин с феодоритами договорился?!
        - Прибыл ко мне Федор Алексеевич и доклад подробный мне уже учинил. У князя в горах лес корабельный тоже растет, но немного, теперь я понимаю, почему ты призывал меня беречь и расходовать ресурсы, как его… а, экономно. Разумно, из сырой древесины строить нельзя, ты прав - деньги на ветер токмо выбрасывать. Так что город там построим, и Севастополем назовем - как на ассигнации твоей, что у вас как деньги ходит!
        Петр возбужденно прошелся по комнате, и Минаев его хорошо понимал - строительство новых кораблей было для царя самым любимым занятием. А тут новые пушки, намного больше калибром, чем старые, сулили немалые перспективы с бомбами и шрапнелью - последнее изобретение даже немного пугало. Ведь не дай боже секрет к неприятелю попадет, и он таким «свинцовым дождиком» русские войска с неба и «окатит».
        Петр, как монарх менялся с каждым днем после «переноса» во времени - был раньше разухабистым и дерзким, теперь стал более молчаливым и расчетливым, прекрасно понимая, какой чудовищной мощью обладает османская империя. И что такое секретность усвоил моментально - после показательных стрельб, причем пули летели в сторону моря, приказал осмотреть все мишени и собрать свинец, а сами фузеи в руки генуэзцам не давали, опасаясь, что те отправят «ноу-хау» в Геную. И правильно сделали - попади такие фузеи с пулями в Европу, там сплошное смертоубийство начнется. И самое худшее, если османы новинками овладеют - тогда кирдык им тут всем в Крыму наступит, и без малейших шансов.
        - Вот, Петр Алексеевич, еще одна орудие, его только на кораблях использовать можно, лафет будет сделан скользящим, а не на колесах - больно легкая, в два раза меньше весит, чем «единорог», но калибр точно такой же - по двадцать фунтов. Еще легче делать, смысла нет, и так немного весит. Если сравнивать с шести фунтовой пушкой. Дальность стрельбы у карронады небольшая, заряд пороха намного меньше обычного, зато на опердеках стоять будут точно такого же калибра орудия - полупудовые. Заряжать их вдвое быстрее можно, такелаж рвать книппелями, борта проламывать с пистолетной дистанции, абордажные партии валить картечью в упор.
        - Дай, - Петр выхватил рисунки и принялся их дотошно разглядывать, на лице появилась улыбка. - Карронада, значит, англичане небось удумали? Они такие, башковитые, но и мы не лаптем щи хлебаем!
        - Через четыре века то будет, сейчас у нас есть возможность, как только Строганов чугун лить начнет. Железную руду, Петр Алексеевич, уже копать принялись - много там сырья, как я и говорил.
        - Знаю, уже хвалились. Ты ведь с ним кумпанство затеял, на две «царских» десятины решили поделить свою прибыль будущую?
        - Да, государь, начинать убыточное предприятие бессмысленно, доход должно любое дело приносить. Ведь не только казенные заказы будут, дешевый инструмент всем потребуется - мануфактурам, мастерским, да тем же крестьянам нормальные плуги нужны и конные косилки. Государство все на себе не вытянет, да и дьяков с подьячими прорва потребуется, чтобы за всем уследить. А оно надо, Петр Алексеевич, волокитой по любому вопросу с ними переписку чинить и ругаться за каждый гвоздь?!
        - Да я не в упрек, сам понимаю, что делать все по чести будешь, и доходы свои на нужды державы пустишь.
        - Так и будет, мое слово крепко.
        - Оттого ты меня государем никогда не именуешь, и единственный право имеешь токмо по имени-отчеству обращаться. И знаешь, почему я разрешил тебе так поступать? Да потому что ты мастер, и корысти не имеешь, да и сказал ты мне слова героя - «мне за державу обидно»!
        - Благодарствую, делом мы тут все занимаемся - но вдоль Дона земли черноземные - там хлеб растить нужно.
        - Знаю, Минаевич - люди, железо, хлеб! Будут тебе людишки в скорости - князь Феодоро обещал всех беглых от турок греков нам отдать, а их будет пятьдесят тыщ, а может и больше народа. Осенью начнем потихоньку принимать, перевезем в Азов пару тысяч. А там твой Мариуполь для них отстроим всем на загляденье, и городки прочие, о которых ты мне рассказывал. За пять лет всех переселенцев устроим на твоем Донбассе. Там уголь и лес, и зерно будет - а со временем и заводы появятся!
        Глава 27
        - Обложили вас казаков со всех сторон, басурмане, но видимо боятся крепко, раз на приступ не идут. Что скажешь, атаман?!
        Генерал-майор Бутурлин посмотрел на старого атамана - Фрол Минаев совершенно хладнокровно и спокойно посматривал на подступившее к валам Азова большое татарское скопище, в котором было тысяч семь всадников на первый взгляд, и вдвое большее число лошадей - через волжские и придонские степи без заводных коней идти невозможно.
        - Мы пока не стреляли ни из пушек толком, ни из фузей новыми пулями, - пожал плечами атаман. - Вон там даже засеки не стали ставить - пусть идут на штурм, вот тогда и начнем воевать по-настоящему. Их не отогнать нужно, а истребить как можно больше, чтобы в лютом страхе отсюда обратно бежали и накрепко там усвоили - здесь смерть всех ордынцев ожидает неминучая и немилосердная!
        В голосе старого казака прозвучала такая убежденность, что Бутурлин только кивнул в ответ - четыре с половиной века постоянных набегов степняков на русские приграничные земли порядком разъярили всех, так что оплата шла ответной монетой…
        Азов, бывший венецианской Тана, по договору казаков с царем, находился под общим управлением, тогда как все острова в дельте Дона, и все правобережье до впадения Северского Донца, Петр Алексеевич отдавал донским казакам. Единственное, что потребовал царь так это не рубить строевой лес и дубравы - дуб был особенно нужен для постройки, как кораблей, так и артиллерийских лафетов. И за три месяца казаки вполне освоились - построили на островах полдюжины укрепленных городков, распахали удобные для пашни земли, посеяли зерно и кукурузу, разбили огороды.
        Понятное дело, что сами донцы этим не занимались, хотя домовитые хозяева в прошлом старались себя обеспечить, чем только возможно. Если раньше единственными занятиями, достойными казака, за исключением войны и набегов, понятное дело, считались охота и рыбная ловля, то после Азовских походов уже не чурались пахать пашню, возделывать огороды и разводить скот. А для этой работы всегда нанимали «пришлых», что бежали от крепостного ярма в казачьи земли, ибо все слышали заповедь - «С Дона выдачи нет». Справные казаки южных городков нанимали таких беглецов с нескрываемым удовольствием - разросшиеся хозяйства требовали рабочих рук. Но это не означало, что бежавшие от помещиков будут горбатиться на казаков до скончания века. Нет, отработав пару лет, бывший беглец мог вступить в казачью общину. Благо за этот срок он показывал, на что способен и каков по ухваткам. А некоторые даже роднились с бывшими хозяевами, становясь полноправными членами обширных семейств.
        А вот в северных городках, где оседала большая часть пришлого элемента, «домовитых» было относительно немного, гораздо больше «голутвенных» казаков, не имеющих ни кола, ни двора. Именно такие составляли вольницу, которая каждый раз сбегалась на призывы лихих атаманов сходить в поход за «зипунами» - то есть попросту пограбить соседей ближних и дальних, а то и «тряхнуть» Москвой, как сделал это небезызвестный для бояр злодей и тать Стенька Разин.
        Но таких «гультяев» среди той полутысячи, что отправилась с царем Петром в Керченский поход, практически не было. От смутьянов избавились сразу же, отобрали домовитых и семейных. И сейчас, снова оказавшись на Дону, они вернулись к прежним порядкам - обустроили жилища, разобрали наложницами ясырок и детей, что ростом до стремени не достают головой - таких несмышленышей охотно усыновляли, и можно было не сомневаться, что вырастят достойных казаков. Так что сейчас число казачьего населения, за счет баб и детей удвоилось, а может еще увеличится в самом скором времени. А вот все «пришлые», а это касалось освобожденных рабов, должны были отработать два-три года в казачьих общинах. Понравится им, сами подойдут казакам - те их поверстают, а на нет и суда нет - у царя есть города, уходи в любой, который понравится. Да в тот же Таганрог, что Петр Алексеевич приказал возвести на выбранном им самим когда-то месте в прежнем виде, с шанцами, пристанью и крепостью.
        Генерал Бутурлин, назначенный комендантом Таганрога и Азова, сделал все от себя возможное. Не только начал строительство, используя корпуса двух галер (одну отдал казакам), но и приказал распахать землю под пашню на самом Таган Роге, зажатом между лиманами Дона и Миуса. Выполняя волю Петра Алексеевича, приказал высаживать деревья между полями - саженцы выкапывали, где только возможно, и постоянно поливали их, ибо еще относительно молодой воевода, всего на пять лет старше царя, прекрасно понимал, что спрос будет именно с него. От Миуса стали рыть канал для орошения полей, без регулярного полива урожай просто выжжет солнце. Много хлопот доставили «чудные семена» - вот их он высадил на самом лучшем месте, грозил всеми наказаниями огородникам, если те отступят от инструкций, и чуть ли не каждый день проверял ростки, требуя их поливать. Теперь от сердца отлегло - ростки все взошли, да с чудными цветками, теперь оставалось только дождаться созревания плодов и уведомить о том Петра Алексеевича, благо приплывал две недели тому назад думный дворянин Минаев, сказавший, что все сделано правильно.
        Младший брат старого атамана, Павел Минаевич, тоже седой, и безногий, долгое время бывший в плену в чужестранных землях и там научившийся удивительным ремеслам, по ходившим слухам, ведался чуть ли не с бесами, или ангелами, тут как посмотреть. Иван Иванович обладал предвиденьем, и, видя, как царь общается с мастером, а именно так он его называл, да еще произведя в чин капитан-поручика бомбардирской роты Преображенского полка и назначив управляющим Царскими мастерскими, что приравняли к Приказу, местничать не стал. Наоборот, сделал все возможное, чтобы сдружиться, и результат последовал недавно - набранные в Кафе полторы тысячи переселенцев, половину из которых составляли русские невольники, а второю бежавшие от османов греки, были доставлены в Таганрог, население которого сразу чуть ли не утроилось. Рабочих рук значительно прибавилось и дела пошли намного веселее. И все бы хорошо, но вчера пожаловало татарское войско, прибытия которого ожидали еще в мае, но нашествие почему-то задержалось, видимо, старший брат хана «Большой Орды» не смог сразу собрать войско и двинуться в поход…
        - А вот и на приступ пошли, воевода - решили изгоном взять - валы ведь невысокие, и крутизны особой нет, - старый атаман говорил совершенно спокойно, рассматривая несколько конных сотен татарских лучников, что хотели обстрелять солдат и казаков стрелами. Вот только не успели они натянуть тетивы, как жахнули ружья. Казаки были умелыми стрелками, и, научившись сами лить новые пули, что напоминали колпачки, сразу их опробовали и остались в полном восторге.
        И сейчас Бутурлин увидел, что может натворить сотня фузей с дальнобойными пулями - первая шеренга лошадей и всадников просто повалилась на землю, не доехав до города полуверсту. А с валов ударили пушки - это добавило сумятицы. Ошеломленные «огненным боем» степняки бросились наутек, а из города совершенно спокойно вышли до двухсот казаков и принялись обирать трофеи, как бы предлагая татарам атаковать их.
        - Фрол Минаевич, постреляют из луков и порубят ведь твоих людей, погибнут напрасно казаки!
        - Не горячись воевода, они ведь цепочками шли, а на то есть причина. Ямы там волчьи, дерном прикрытые, и колышки в три ряда в землю вбиты. Люди осторожно пройдут, а лошади нет. А за ямами окопы у нас отрыты и тоже укрыты. И ветер северный, а это очень хорошо, на кубанскую сторону облака несет. Жара стояла, трава высохла…
        - Ты хочешь поджечь степь?
        - Конечно, наши «чайки» и струги по реке до Маныча ходят, смотрят, чтоб татары Дон не переплыли. Как увидят дымы, сами поджигать будут, чтобы огонь полосой пошел. Фальконеты с них залпом сигнал подают - чуешь, пальба по реке пошла?!
        Бутурлин только кивнул, осознав коварный замысел атамана. Впрочем, и татары воевали в степи точно так. И воевода стал уже спокойно смотреть на татарскую атаку - хан бросил сразу тысячу всадников. Не догадываясь какая судьба ожидает его орду…
        Пули, опоздавшие на триста лет. Когда они появились, было уже поздновато - пришло время винтовок с унитарными патронами.
        Глава 28
        - Сколько, Петр Алексеевич?!
        Павлу в первую секунду показалось, что он ослышался - поверить в такое было просто невозможно. Князь Яков Федорович Долгоруков вернулся из Трапезунда не один, с ним, пользуясь попутным ветром, прибыла полудюжина галер - лучшая, самая боеспособная часть флота императора Давида. И новости были удивительные - базилевс не только ухватился, как любят говорить в народе, «руками и ногами» за предложение Петра вступить в союз с уцелевшим осколком погибающей державы ромеев, Давид Комнин пошел куда дальше предположений Боярской Думы. Он чуть ли не моментально признал непонятно откуда появившегося боспорского царя Петра Алексеевича «братом старейшим» и пожелал выдать за него замуж свою старшую дочь Анну, которой пошел пятнадцатый год, чтобы этим династическим браком укрепить политические связи в настоящем, и, возможно, в будущем.
        - Каждый год, в течение десяти лет, император готов высылать нам по двадцать тысяч греков, что бежали от османского правления в Понт. Яков говорит, что Давидка был бы рад эти двести тысяч нахлебников разом сбыть в мои земли, голодуют они, хлеба мало. Но двадцать тысяч уже можно вывозить, только наши корабли за ними нужно отправить.
        - У нас у самих хлеба в этом году немного будет, но уже своего. Зато кукуруза хорошо растет, и много ее - весь Таган Рог засадили, и на левобережном Дону поля. Лет через пять собственные помидоры, картошка, перцы будут уже в достатке. Масло подсолнечное уже осенью выдавим, жмых - тот вообще нужен, хоть халву делай, хоть корм для скота и птицы. Рыбы тут полным-полно, соли с избытком. Так что, Петр Алексеевич, строительство Мариуполя нужно ускорить, и туда уже этим летом начать переселять людишек во множестве - прокормим как-нибудь тысяч тридцать лишних ртов. Но чтобы крестьян из них половина была - нам чернозем распахивать нужно, тогда хоть всю Европу пшеницей и житом накормим.
        - Дай то бог, мастер, я на то и уповаю. Вот только растворимся мы в греческом народе, если всех перевезем и обустроим. Сколько нас тут - горсть малая, и десяти тысяч не наберется вместе с казаками и освобожденными невольниками, а эллинов прорва будет - двести тысяч из Понта, по пятьдесят из Феодоро и городов генуэзских…
        - Ты сам ответ дал, Петр Алексеевич, ведь итальянцев горсть малая, не больше нас, а то и гораздо меньше, но два века Крым за собой держат. Даже хан Хаджи Герей своего сына Менгли в Кафу учиться отправил. Вот и нам школы создавать нужно повсеместно, и чтобы везде русский язык учили - хочешь продвижения по службе, овладей нашей речью, получи образование. Со временем получим спаянную воедино элиту - к тому же постоянные войны с султаном и ханами Орды этому сильно поспособствуют.
        - Да где же столько учителей набрать? Книжки нужны, а их печатать надо. У нас и бумаги почти нет, даже если у генуэзцев всю выгребем, типографии тоже нет, свинцового шрифта также.
        - Вот потому при Царских мастерских школу создавать нужно, детей набирать, да и ремесленников тоже, из молодых - они быстрее знаниями овладеют. Русских и греков, последних четверть, максимум треть - тогда языком нашим быстрее овладеют. И загонять в школы деток не палкой - указ издай, что каждый овладевший русской грамотой, или дети оного еще учатся, то половину налогов платит, но если на службе государевой пребывать будут после учебы, то вообще никаких податей не взымать.
        - Так ты без ножа меня зарежешь - купчины и торговцы ведь платить в казну перестанут…
        - Их это не касается, они и так детей своих учить будут и даже платить за это. Программа на бедные слои населения должна быть рассчитана, на крестьян и ремесленников. Но русские должны учиться все поголовно, парни и девки - во всеобщей грамоте наша сила. И в войске твоем службу от двух до пяти лет службу отбывать, и не менее чем сержантами по чину быть. А кто не учился и не служил - жизнь таких обалдуев должна быть беспросветной, и зело тяжкой, в пример наглядный, чтоб другие не ленились. Но не думаю, что таковые будут - пользу знаний все живо оценят.
        - Это сколько всего еще предстоит сделать?
        Царь чуть ли не за свою голову схватился, но Павел его тут же принялся успокаивать, заговорил убедительно:
        - Не так и много, ученик. Школы пусть греки для своих детей создают, но с обязательным изучением русской речи. Мы только программу и обучение контролировать будем. А у нас учеников из деток немного, мы поначалу всех взрослых учить грамоте будем и греческому языку, чтоб лучше твоих новых подданных понимали. Бумагу делать надо, но мастера у тебя есть, и сырье в достатке - нужно только мануфактуры поставить, в мастерских зело дорогая, а нам нужна дешевая писчая бумага. На шрифты свинец найдется, а вот что дальше будет, пока не знаю - нет цветных металлов на Донбассе, так, вкраплены понемногу, не в промышленном масштабе.
        - Давид отписал, что медь и свинец у него добывают, нам оплату произведут ими за передачу всех старых галер. Золото и серебро у него в горах есть, но немного, там уже туркмены поселились, скот пасут, а сил их выбить оттуда, у него просто нет. Зело многочисленны и воинственны, но турок испугались, и их хан мир с султаном заключил.
        - Серебро в кавказских горах есть, значки ведь на карте в атласе стоят. Правда, искать те месторождения нужно, и не факт что разыщем - в сантиметре сотня верст указана. Но у грузин можно найти, есть у них рудники, - Павел потянулся и достал географический атлас СССР, за который царь тут же уцепился двумя руками.
        Хотя вроде бы много раз его изучал Петр Алексеевич, но пользовался каждым удобным случаем, чтобы полистать большую и толстую книгу с разноцветными картами, усыпанных значками. Да и сам Минаев был тут не без греха - тоже который месяц нет да нет, но заглядывал сюда, не надеясь на собственную память. А сам атлас как достался ему от отца, так и остался лежать в лодке, как и было в последний день. Там были пометки нанесенные его рукой, потому то и хранил, время от времени их перечитывая. Но после «переноса» он на атлас чуть ли не молился и не отдал бы даже за мешок золота. Так же как за лоции Азовского и Черного морей, что остались с давних времен, когда еще в яхт-клубе состоял.
        - Петр Алексеевич, ты прямо маньяк какой-то, чуть-что, так за эту книгу сразу хватаешься! Или еще велишь тебе карты на кроки переносить - так вроде бы много начертил, рука чуть не отсохла.
        - Днями бы смотрел, но дел много, на сон времени не остается. А с Бахусом, как сюда попали, вообще ни разу не «бились», про Ивашку Хмельницкого совсем позабыли.
        - И вспоминать не нужно, Петр Алексеевич, то твоя дурная молодость ушла, осталась зрелость. И у нас война с султаном на носу - а у него флот и армия огромные, не будет ветра, галеры наши корабли на абордаж возьмут и пушки не помогут. А в суше сойдемся - так воинством многолюдным задавят просто, на одного нашего полсотни турок придется, а таких картечью не сметешь с поля боя, тюрбанами нас закидают.
        - Да знаю это, мастер, оттого и душа не на месте. А ты еще предлагал галеры на доски пустить, а их разобрали, чуть ли руки не оторвали.
        - Каюсь, грех мой - они всего для одного сражения и послужат, Петр Алексеевич, главное чтобы оно победным для нас стало…
        Крым беден ресурсами, но даже те что есть в недрах, могут принести немалую пользу.
        Глава 29
        - Есть такая вещь, Петр Алексеевич, селекция называется. Вот смотри - Бутурлин все засеял пшеницей, рожью и ячменем, которые на эскадру привезли до «переноса» нашего во времени, на стругах, что от Воронежа пришли с провиантом всяким. Заметь - зерна небольшие, тут тепло и урожай в скорости убирать начнут. А вот здесь совсем иная картина - то семена, что у меня были, - Павел показал на небольшую плантацию, с десятину размером, где собственноручно высадил подсолнечник и кукурузу, жалея, что с собою прихватил несколько початков, да семян немного. Даже на первый взгляд видно, что початки крупные, а будылья высокие.
        - Зерна пшеницы, ржи, ячменя и овса отбирают - для посева используют крупные и здоровые семена. Да, перебирать долго, но так бабам и детям занятие - пусть сидят и перебирают, зато урожая будет намного больше. И поливать надобно - огороды ведь поливают, и на поля оросительные каналы проводить надобно. Если засуха нагрянет, а она частенько бывает, спасение в воде будет - Миус в отличие от мелких речек не пересыхает.
        - Ваньке о том скажу - он сам распорядится, воеводство его, - буркнул Петр, оглядывая золотистые поля взглядом рачительного хозяина. Но Минаева интересовала иное - он пошел к большому огороду, за которым ухаживали со всем тщанием два крестьянских семейства, и три десятка греков - учеников с подьячим во главе. Он находился он рядом с речкой, фактически превратившийся в ручей, что впадала в «Большую Черепаху», протекавшую через центр Таганрога в его времени. Вода использовалась для ежедневных поливов, стояли сорокаведерные бочки, были выкопаны два небольших пруда в низине, куда отводили воду.
        Красные наливные помидоры сразу бросились ему в глаза. Он подошел к грядке, посмотрел на колья, к которым были привязаны больше похожие на кусты растения. Недолго думая сорвал два крупных плода, помыл водой из фляжки - один протянул Петру, впился сам зубами в сочную мякоть, ощущая невероятный полузабытый вкус.
        - В Немецкой слободе на Кукуе такие растят тоже, - произнес Петр, по подбородку которого потек красный сок, - только там куда мельче. А эти желтые - не созрели, видимо?
        - Просто сорт такой, шкипер. Даже фиолетовые есть, и черные.
        - Тьфу, такую напасть есть!
        - У меня они и так случайно оказались в куртке - я ведь для своего огорода взял, да забыл домой отнести. А картошку сам съесть хотел, да не успел, также как и сладкие перцы. Вот и пригодились, - Павел посмотрел на грядки, где уже в полный рост стояла окученная ботва - белые цветы были как восковые. А вот есть картошку вдоволь ни ему, ни царю, не придется, если только самую крупные клубни пару раз поджарить - все на семена уйдет. И так года три-четыре, пока ресурс не станет достаточным. А вот подсолнечника и кукурузы через пару лет в достатке будет - не картошка, семян много.
        На все остальные посадки Павел смотрел уже мельком - крестьяне оказались трудолюбивые, воевода бдителен как цербер, подьячий, что смотрел за Царским огородом внимательно, гонял греков как проклятых, и государеву службу справлял с должным пристрастием, аккуратно записывая в тетрадь все происходящее, составляя еще одну инструкцию.
        - Жарковато, Петр Алексеевич, не находишь? Может, к речке пойдем, чуть повыше, под дерево в тенечек присядем, винца выпьем, а то тут баба полощет тряпки. Я хоть протез сниму и культю свою охлажу немного в водичке теплой, опять пухнет. Много хожу, как бы не растереть ноженьку.
        - На руках донесут, вон я тебе каких преображенцев подобрал, один капрал Ванька Тельной троих стоит.
        Действительно - полудюжина охранников выделялась крупными габаритами, все на ладонь выше его самого, правда, самому царю на полголовы уступали. Без них он был как без рук - посыльные с них просто чудесные, а еще отдал через них кому приказ, и можно не сомневаться, что его выполнение будет проконтролировано. «Потешных» из бомбардирской роты, которой командовал сам царь, откровенно боялись. Сам Павел их «рындами» на старый манер именовал, пусть они и не в белых кафтанчиках, а вместо топориков оружием увешаны с ног до головы.
        - Постой, шкипер, посмотри на эту бабу!
        - Баба как баба, родила недавно, пеленки стирает, - недовольно буркнул Петр, а Павлу уже стало не до шуток. Ребенок явно поносил, а это сразу его встревожило. И он негромко сказал:
        - Шкипер, нас небеса хранят пока. Дите животом скорбный, стирает она в ручье, а вода идет дальше в город, который вон где, почти рядом. А люди эту воду пьют, как ты им не приказывай не делать этого. Из колодцев берут для питья, но ведь найдутся утырки, что речную воду употребляют. Так и до эпидемии дизентерии недалеко, а ведь есть еще и холера. Дура баба должна воду брать и в стороне в бадье стирать, и там выливать грязную на землю. И полоскать не в ручье, а в бадье - но ведь лень будет воду носить и менять - привыкли так полоскать, а ведь проблем не оберемся. Один водичку такую попьет, и весь гарнизон дристать будет, и хорошо, если только понос - а если что похуже подцепят. В нынешнее время лекарств нет. Да ты и сам знаешь, что при осаде того же Азова солдат вдвое больше от болезней погибло, чем турки убили и поранили.
        - Втрое больше, людишки наши, как мухи мерли, один за другим, десятками и сотнями, - Петр покрутил трость, словно собираясь огреть ничего не подозревавшую бабу. Павел на всякий случай преградил ему путь, но царь сдержался, и они прошли чуть дальше. Уселись на травке, капрал помог снять одежду, отцепили протез и Павел заполз в теплую воду ручья - благодать, накатила «расслабуха», и он не заметил, как задремал…
        - Крымчаки потому и не нападают на селения наши, что в сомнениях пребывают, Петр Алексеевич. Ведь если мы победим османов на море, то с нами лучше в мире жить, а если султан нас разобьет, то погибающих всегда добивать принято, особенно соседям. Вот тогда набеги пойдут один за другим, и Мариуполь с Таганрогом в пепелище превратятся, да и Керчь их судьбу разделить может, что весьма вероятно. Но не сейчас - а вот от Волги стоит ждать «гостей» - Орда не потерпит нас на землях, которые ханы считают своими. А вот тут крымчаки поневоле наши союзники - им ведь крепко достанется за сепаратизм, ворвись хан Ахмат на полуостров…
        Павел отпил чая из кружки - Петр его почти не пил, а потому от щедрот своих презентовал полтора пуда чая, что предназначался до «переноса» в подношение султану. Царский подарок, что и говорить, ведь европейские колонизаторы, португальцы и испанцы, до Китая только в следующем веке доберутся. Возможно, в Бухаре или Самарканде им торгуют, караваны ведь туда из «Поднебесной» империи идут, но как прикупить его у купцов Павел пока не знал, не появлялись они пока здесь.
        Несмотря на поздний летний вечер, они как всегда работали - царь надиктовал грозный указ, что касался соблюдения санитарно-гигиенических норм и недопущения эпидемий. Грозное такое повеление, причем крайними назначались «начальные люди» - от воевод с дьяками в городах, до полковников с капитанами в войсках. А про низовое управление и говорить не приходится - старосты в селениях должны понимать, что пострадают в первую очередь. Теперь спрашивалось со всех строго, и под страхом смерти, случись эпидемия, и не будут сразу же приняты карантинные меры.
        - Твои доводы понятны - так что постараемся победить - через три недели выступаем, как только ветер станет попутным, - негромко произнес Петр, и посмотрел на карту - на ней город Синоп был обведен кружком…
        Глава 30
        - Если мы не остановим османов сейчас, господин мастер, то их уже никто не остановит, - вице-адмирал Крюйс посмотрел на приставленного царем к нему в качестве советника управляющего царскими мастерскими - уже довольно старого человека, но очень умного, с пронзительными глазами и необычайными знаниями. Вот только тот никогда не отвечал, откуда у него столь обширные познания, только усмехался на заданные ему вопросы, на которые не хотел отвечать. А на ответах, впрочем, никто не настаивал, и даже вопросы старались не задавать, прекрасно понимая, какую власть имеет тот человек, кто прилюдно не раз и не два называл себя учеником. А с господином «шкипером» шутки шутить себе дороже выйдет.
        Под командованием Крюйса к Синопу подходила огромная эскадра даже по меркам давно «покинутого времени». В авангарде состояли три самых худших по постройке линейных корабля под командованием контр-адмирала Юлиуса Реза. С ним шли также девять галер «первого» Азовского флота, гниющие прямо на воде, тяжелые и медленные - их экипажи были укомплектованы феодоритами и понтийскими греками - все гребцы, арбалетчики, солдаты штурмовых партий и часть матросов. Но командный состав и бомбардирская команда исключительно русская, а три-четыре пушки от четырех до шести фунтов могли погонным огнем перед абордажем вышибить картечью палубные команды турок.
        Главные силы состояли из девяти многопушечных кораблей, разделенных на два отряда. Первым из пяти вымпелов командовал он сам, вторым капитан Петр Михайлов. С ними шли шесть русских галер - четыре новой постройки, старый «Принципиум», и заказанный первым Францем Лефортом в Голландии «образцовый корабль», построенный умелыми мастерами из выдержанного леса, но собранный в Воронеже русскими «умельцами», которые ухитрились внести в него исправления, вернее «ухудшения».
        С русским отрядом двигались генуэзцы под флагом «капитана Готии» - три каракки и семнадцать галер, включая те пять, что были захвачены в Керчи и Азове, но были отданы обратно по решению царя. Все корабли были вооружены бомбардами - на парусных до десятка, на весельных по паре. Стоило рассчитывать только на один выстрел, и молится, чтобы генуэзцы сделали его в упор и не промахнулись. Потому что на перезарядку потребуется час времени, что неимоверно много для морского боя.
        Арьергард состоял из двух русских галеасов и двенадцати трапезундских галер, включая одну, захваченную прежде генуэзцами, и отобранную русскими. Отряд был усилен парой бомбардирских кораблей и яхтой - первые несли по полудюжине мелких пушек с двумя мортирами, а яхта имела восемь стволов в 2-3 фунта.
        Кроме того, в качестве посыльных судов при объединенной эскадре имелись полтора десятка бригантин и фуркат, вооруженных мелкокалиберной артиллерией, да два десятка небольших весельных судов было у греков и генуэзцев. Всего до сотни христианских кораблей сейчас двигалось к Синопу, чтобы сразится там с османским флотом. И почти половину из них составляли вооруженные скорострельными по этому времени пушками корабли под Андреевским флагом - синим диагональным крестом на белом фоне.
        - А сколько кораблей у турок, Корнелий Иванович?!
        - Лазутчики утверждают, что в бухте их набито как сельдей в бочку, сотни три точно, если все мелкие в общем перечне посчитать, - усмехнулся норвежец, на лице опытного моряка не было ни малейшего сомнения. Все это время он готовил флот к генеральной баталии, натаскивал и союзников, согласовали действия и сигналы. И теперь настал «экзамен», который адмирал собирался сдавать, доказывая извечную аксиому - можно ли перешибить «качеством» изрядное «количество», когда на один твой корабль приходится по три вражеских…
        Павел молча смотрел на приближающиеся турецкие галеры - они перегораживали путь союзному «христианскому» флоту. Их было много, чудовищно много - вытянулись на четыре версты сплошным «забором» в две линии. Не меньше сотни длинных и узких кораблей с убранными парусами ощетинились веслами в две стороны. А за ними была бухта, буквально забитая всевозможными судами, пара сотен матч от коротких до длинных, утыкались в небо. И что важно - Павел хорошо это видел в мутное стекло подзорной трубы, палубы буквально кишели людьми, причем вооруженными - флот султана ждал попутного ветра, чтобы в силе тяжкой пойти на Трапезунд. Такие на абордаж брать категорически нельзя - там чуть ли не по батальону пехоты на каждый набито, отобьются собственными силами без всякого напряжения, да еще сами овладеют атаковавшим кораблем.
        - Ни хрена не понимаю, но думаю Крюйс хорошо знает, что он делает, - пробормотал Павел. Сейчас он разглядывал турецкие галеры, что ринулись им навстречу, и думал, что вице-адмирал отвернет, выстроит линию из дюжины парусных кораблей, которые и предназначались для подобного боя. Но нет, поймав ветер, двенадцать русских кораблей, выстроившись ровной шеренгой, в шесть коротких колонн по два корабля в каждой, быстро приближались к противнику, за ними пятью группами шли полтора десятка галер.
        Слева выстраивались для сражения генуэзцы - три каракки с надутыми парусами впереди, словно боевые слоны Ганнибала, за ними в две линии из четырех отрядов галер - паруса на них не были убраны. Справа также шли таким же макаром, только галеасов было всего два, плюс три малых корабля с ними, и галер императора Давида в полтора раза меньше, чем у итальянцев - ровно дюжина, но тоже разбитых на три отряда.
        А вот бригантины и фуркаты, а также мелкие гребные суда генуэзцев и греков следовали на отдалении сзади, вытянувшись широким фронтом. Задачи у них своеобразные, которые можно выразить четырьмя словами - спасать своих и добивать «подранков».
        Павел огляделся - команда, составленная из ветеранов Азовских походов, была на удивление спокойна. Канониры у заряженных пушек внимательно смотрели на приближавшиеся турецкие галеры, преображенцы стояли с ружьями у бортов, у ног были закреплены запечатанные медные горшки, с торчащими фитилями - чтобы поджигать, и бросать их на палубы галер было сподручнее, не доводить дело до абордажа. С последним шутки плохи - команды на галерах многочисленные, причем многие в доспехах, были хорошо видны железные шлемы и нагрудники, даже кольчуги надеты. И острыми саблями владеют мастерски - все же целую Византийскую империю захватили, причем всего за одно столетие.
        «Обнулили» ромеев за столь короткий срок, согласно древнего закона - все, что было вашим, стало нашим!
        Турецкие галеры подходили все ближе и ближе, теперь на них можно было рассмотреть без подзорной трубы. Плотная линия из полусотни судов, ритмично взмахивающих веслами. За ней вторая такая же, на расстоянии в полуверсту, тоже из полсотни, но может быть чуть больше. Примерно одинаковые по размерам с генуэзскими и греческими галерами, но меньше русских, но так последние и построены гораздо позже, и конструктивно совершеннее, все же почти два с половиной века разницы.
        - Целься! Огонь!
        Корабль содрогнулся от залпа всем левым бортом, стреляли из пушек и фузей по галере, от столкновения с которой разминулись только чудом. однако послышался непонятный треск и скрежет, словно деревья ломали, и тут Павел понял, что «Скорпион» прошелся своим корпусам по веслам.
        - Целься, Огонь!
        И тут корабль содрогнулся еще раз - теперь слитный залп дали с правого борта, и тут же последовал такой толчок, что Павел не удержался на ногах и упал бы на палубу, если бы его не подхватили крепкие руки капрала…
        Первые корабли Азовского флота - галеасы "апостолы"
        Глава 31
        Русские корабли проломились через турецкие галеры, как разъяренные кабаны через камыши. И хотя османские суда имели на носу бомбарды, как на генуэзских или трапезундских галерах, вот только те причинить серьезный ущерб многопушечным кораблям не смогли. А вот ядра и картечь с последних наделали неприятелю немало скверного. К тому же «Скорпион» прошелся по веслам галеры всем корпусом, ломая их как щепки. И Павел на секунду представил, каково пришлось прикованным к ним гребцам. По рассказам греков и генуэзцев он знал, что турки сажают за весла невольников, пленных и преступников, рационально используя всех, кто мешал «строительству» их огромной Оттоманской Порты. И не жалели людской материал - утратившего силы гребца стегал надсмотрщик, а если тот терял сознание, то тело выбрасывали за борт. И сейчас искалечило и поубивало несчастных массово, да еще ядрами и картечью прошлись, ударив из всех стволов в упор - перебили народа порядком - но бой есть бой, в нем не до жалости.
        - Пошло веселье, - пробормотал Минаев, оглянувшись назад. Следующий за «Скорпионом» 22-х пушечный «Меркуриус» разрядил свои пушки в поврежденные галеры, окутавшись белыми клубами дыма. Супостатам хватило за глаза - одна галера потеряла ход, вторая получила серьезные повреждения, на ней разгорался нешуточный пожар - видимо, корабли прошлись практически рядом, кто-то из русских моряков ухитрились добросить «горшки» с кустарно изготовленным напалмом, своего рода аналогом «греческого огня». Благо нефти в окрестностях Керчи достаточно для изготовления нескольких сотен порций зажигательной смеси - вот и познакомились османы с «коктейлем Молотова». Дымы поднимались над полудюжиной турецких галер, и там экипажам стало не до сражения - пожар на деревянном корабле страшная штука, спасения от смерти нет.
        Из дюжины трехмачтовых кораблей Азовского флота турки взяли на абордаж всего два - каждый из них обступили галеры, и там пошло веселье. Вице-адмирал Крюйс, как знал Павел, такой вариант развития событий предполагал - в сражение бросились полтора десятка русских галер, причем применяя исключительно артиллерию, и стараясь избежать абордажного боя. Но у трех «сырой» постройки не вышло отклониться от столкновения - сцепились, и грекам с феодоритами придется тяжко.
        Однако центральный отряд турецкого флота потерпел поражение, Павлу это стало ясно - два десятка османских гребных судов оказались не очень достойным противником дюжине пушечных кораблей и пятнадцати вооруженных артиллерией галер. И сейчас «линкоры» Крюйся выкатывались вперед, готовясь к схватке с подходившим турецким «сикурсом».
        На левом фланге тоже началась «заруба» - турки взяли на абордаж все три неуклюжих каракки. Последним на выручку бросились галеры под генуэзскими флагами, причем турок пока было чуть поменьше - дюжина против семнадцати, но на помощь османам шла вторая линия гребных судов, не менее многочисленная, чем первая.
        Справа один галеас и галеры ромеев схлестнулись с турецким отрядом практически на равных, только пушки другого галеаса, бомбардирских кораблей и яхты пробили дорогу - взять их на абордаж турки не смогли. Так что сражение там тоже пошло отчаянное, и пока с перевесом на стороне «христианского флота», к которому подошли на помощь вооруженные орудиями бригантины и фуркаты. Так что не будь у турок второй линии, сражение можно было бы считать законченным.
        - Крюйс решил только с одними парусниками атаковать галеры?! Ого, вытягиваемся в линию и косо атакуем, как пруссаки Фридриха Великого - сходимся с супостатом под углом?!
        Павел Минаевич бормотал себе под нос, стараясь понять, что же происходит в сражении на самом деле. Одно было ясно - непрерывная орудийная стрельба серьезно озадачила турок, если не ошеломила их. Чуть ли не половина галер попыталась избежать схватки с кораблями, поворачивая острые носовые «клювы» в сторону и подставляя борт, что не нужно было бы делать. Парусники такой момент не упустили - корабли стали стрелять, и от грохота орудий заложило в ушах.
        - Алла!
        Корпус «Скорпиона» содрогнулся, и до Павла в этот момент дошло - флагманский корабль пытаются взять на абордаж. И действительно - снизу полетели «кошки», цепляясь крючьями за фальшборт, и раздался многоголосый, яростный рев османов. Но тут же заглушенный очередным орудийным залпом. Из пушек опердека ударили в упор, картечью - и крики стали совсем иными, потрясенными, что ли.
        - Хреначь их, ребята!
        Раздалась совсем не уставная команда, и вниз полетели медные «горшки», начиненные порохом и дробом, свинцовым и каменным. Взрывы импровизированных бомб заглушили крики, и сразу загрохотали десятки фузей. И тут же последовал залп левым бортом, и спустя несколько секунд последовал сильный толчок, который мог означать только одно - вторая турецкая галера взяла флагмана на абордаж.
        Со шканцев донеслись громкие команды, расслышать их толком Павел не смог, только поднял голову и посмотрел на адмирала - Корнелий Иванович был совершенно спокоен, словно не понимал, что сейчас с двух сторон на палубу его флагмана лезут сотни заматерелых, вооруженных острыми саблями и крайне взбешенных турок. Вот один, бородатый в красном кафтане, появился на планшире, и был сбит обратно выстрелом в упор.
        - Теперь наш черед, ребята, - Павел поднял заряженное ружье, все же скорострельность намного больше, да и порох бездымный в снаряженных патронах. Преображенцы окружили его, прикрывая собственными телами, и тут же на фальшборт влезло уже полдюжины османов - страшные, в окровавленной одежде, рты оскалены в диком крике.
        Приклад толкнул плечо - два выстрела картечью в упор сбили обратно двух турок, те полетели вниз. Остальных побили преображенцы из фузей и пистолей, но на место поверженных врагов появились новые, и к ним лезли на помощь новые османы - густо, напористо и зло. Один абордажник уже спрыгнул на палубу, взмахнул саблей - канонир не успел отскочить в сторону и упал с разрубленной головой. Правда и турок погиб через секунду - кто-то воткнул ему в спину багинет, успев вставить тот в ствол фузеи. Но Павел уже перезарядил ружье - два выстрела и двоих османов снова смело за борт. А дальше он только перезаряжал ружье, вставляя в стволы по два новых патрона - целился и стрелял, совершенно не делая промахов. Но мозг работал отстраненно и совершенно холодно, расчетливо, все замечая и оценивая, как не раз с ним бывало в подобных ситуациях.
        Абордаж у турок не заладился с самого начала - на левый борт османам взобраться не удалось. Тут им надо было действовать как русским скампавеям при Гренгаме - сразу атаковать большими группами, по пять-шесть судов, со всех сторон, тогда бы просто не удалось бы отбиться от численно превосходящего противника.
        А две галеры на «Скорпион» - этого очень мало для успеха!
        Все же орудийная картечь великое дело, когда пушек относительно достаточно, и расчеты умелые. К тому же на флагмане находилась целая рота гвардейцев, взятых на корабли, как морская пехота. У царя Петра такое было обыкновением, кем только не бывали его «потешные». Так что полторы сотни умелых стрелков свое дело знали хорошо - палили постоянно, не переставая, стараясь не допустить рукопашную схватку. И бросали вниз бомбы - так что спустя несколько минут абордаж прекратился за отсутствием атакующих, которых буквально истребляли. До сосудов с «греческим огнем» дело не дошло - применять их в такой ситуации форменное самоубийство - противника сжечь можно, вот только в одном пожаре с османскими галерами сгорит погребальным костром и русский корабль.
        В тоже время Павел хладнокровно отмечал все недочеты - вместо фузей было бы лучше вооружить команды достаточным количеством пистолей с нарезными стволами с пулями Минье, выделив специальных заряжающих. К тому же необходимо срочно ввести хотя бы простые бронежилеты и каски - потери среди команды и преображенцев оказались неожиданно высокими - несколько десятков человек. Причем от стрел - османы использовали обычные луки и арбалеты, чему он сам несказанно удивился…
        Азовский флот царя Петра Алексеевича. Парусные пушечные корабли и многовесельные галеры строились для действий на мелководье, но могли выйти и в Черное море и там сражаться. Что они и показали в Синопском бою 7 августа 1661 года - против пушек не попрешь! Против них нужны только пушки!
        Глава 32
        «Миротворец» горел, облепленный со всех сторон турецкими галерами, как затравленный собаками на охоте дикий вепрь. В том, что всему экипажу наступила погибель, видимо, на нем осознали, раз пустили в ход «напалм». Пожар разрастался, перекинулся на турецкие суда, хорошо видно, что матросы начинают прыгать в море, спасаясь от страшной участи быть заживо сгоревшим. И тут трехмачтовый корабль взорвался с ужасающим грохотом, распавшись на тысячи горящих обломков - рванул порох в крюйт-камере. А вместе с ним были обречены и его убийцы - все окружившие пять галер сами превратились в костры - хотя нет, уже три - одна развалилась, а вторая тонула - это Павел хорошо разглядел в подзорную трубу, через полосы стелящегося над морской водой черного дыма.
        Между тем бой «Скорпиона» с двумя турецкими галерами продолжался, теперь сами атакующие подверглись абордажу - преображенцы сами перешли в контрнаступление, перепрыгивая на османские суда. Численность экипажей на вражеских кораблях уменьшилась на порядок - все в носу, и дальше по палубе было буквально завалено трупами. «Потешные» продвигались вперед, к кормовой надстройке, постоянно стреляя из фузей. Другие гвардейцы, воткнув в стволы багинеты, деловито кололи лежащих турок. А то случился прецедент, когда осман оказался «мнимым покойником», вскочил на ноги и зарубил преображенца. Теперь проводился полный «контроль» - кололи острой сталью всех подчистую, чтобы быть полностью уверенными, что враги лежат мертвыми, как говорится - окончательно и бесповоротно, и без всяких «воскрешений» из царства Аида.
        Однако не все были убитыми - добрая половина невольников оказалась вполне живой. И среди гребцов пошла «сортировка» - христиан освобождали от оков, но некоторых несчастных просто кололи без всякой пощады…
        - Они турки, мастер, и совершили преступления среди своих, - рядом прозвучал совершенно спокойный голос Крюйса. - Нам они не нужны, более того - они опасны, их следует убить. Другие магометане попадут в царскую неволю - хорошо будут работать или грести, через три года станут вольными. Или примут православие, либо дадут присягу на верность царю.
        - Прекрасно понимаю, что это необходимо, адмирал, - пожал плечами Павел, причем без малейшей жалости, война его давно от этого отучила. - Но «Миротворец» погиб на наших глазах.
        - Потери были неизбежны, и под удар врага лучше подставить наименее ценные корабли, чем пожертвовать новыми и лучшими. Вот пушки мне действительно жалко, а часть команды уцелела, их скоро спасут.
        В адмирале говорил военный до мозга костей, рациональный подход, ничего не скажешь. И выдержка стоическая - в бою показывал всем пример спокойствия и хладнокровия, будто человек без нервов.
        - Без потерь не бывает победы над превосходящим противником. Мы потеряли самый негодный корабль и одну из старых галер - невелики убытки. Ромеи лишились трех галер, генуэзцы пяти и одной каракки. Однако мы захватили семнадцать галер, больше трех десятков потопили, остальные бежали. Так что флот наш увеличился после этого сражения, мастер, к тому же у нас трофеи - все те, суда, что захватим в гавани. Отберем самые ценные грузы, все остальные вечером сожжем!
        - А османские галеры подойдут нам?
        - Их помогали туркам строить генуэзцы, - рассмеялся норвежец, но тут же перестал улыбаться. - Хотели навредить ромеям, а только не подумали, что османы применят созданный при помощи Генуи флот против самой же «республики». Поразительная недальновидность вооружать того, кто может напасть на тебя самого!
        - Я согласен с вами, Корнелий Иванович, но Петр Алексеевич такую ошибку не допустит, - Павел сказал как бы в сторону, но с ясным намеком на то, что генуэзцев нужно держать на привязи, но будет лучше, если с владычеством банка «Санто-Джорджо» в Крыму будет покончено. Иметь такую «пятую колонну» под боком прямой путь к гибели - почуют выгоду, моментально предадут, даже если потом будет в ущерб себе.
        - Их флотилия понесла существенные потери, мастер, а захватила трофеев меньше, чем потеряла собственных кораблей, - по улыбке Крюйса стало ясно, что таким итогом он более, чем удовлетворен. И неожиданно спросил, внимательно смотря на Минаева:
        - Вы стреляли из удивительной фузеи, мастер. Почему вы сделали ее только одну? Я был бы не прочь купить такую фузею.
        - К сожалению, адмирал, на нее ушел год работы, и стоимость ее по весу равна такому же числу золотых монет. Я сделал всего двадцать выстрелов, у меня больше нет гильз, их нужно снаряжать заново. Убил или смертельно ранил два десятка османов - ружье бьет без промаха. Но только каждый поверженный враг обошелся лично мне в полновесный талер.
        Экономный норвежец от таких слов только головой закрутил, суммы впечатлили вице-адмирала, который негромко произнес:
        - Теперь я хорошо понимаю господина «шкипера», что отказался от такого великолепного оружия - слишком дорого убивать врагов по цене нескольких пушек за ружье.
        - У нас есть возможность через несколько лет дать флоту новые пушки - они будут намного лучше старых, - негромко произнес Павел, посмотрев на адмирала - тот правильно понял слова, кивнул - видимо, говорил о том с царем. А Минаев негромко, но многозначительно добавил:
        - Через несколько лет армия получит очень хорошие фузеи и пистоли, нам нужно будет только начать производить собственное железо и построить оружейную мануфактуру. Но три года придется воевать тем, что имеем…
        «Христианский» флот на всех парусах, благо подул попутный ветер с зюйда, уходил от полыхающего Синопа, возле которого два дня предавался самому упоительному для моряков делу во все времена - узаконенному обычаями войны грабежу. Турецкая армия, что наводила страх, растаяла подобно дыму под дуновением сильного ветра. Потери утопленниками, а половина больших судов оказались забиты доблестными воина султана под «завязку», были огромными - в плен турки, может быть, и сдались, вот только их никто не брал, стараясь истребить как можно больше ненавистных врагов. Боя уже не было - началось безжалостное избиение, фактически резня, если этот термин подходит для событий на море.
        Удиравшие османские галеры долго преследовали, нагоняли одну за другой, а дальше расстреливали из «погонных» орудий и фальконетов, и брали на абордаж. Причем «воронежские творения» царя Петра, сделанные из сырого леса с карвельной обшивкой, оказались куда лучше турецких, с их клинкерным нахлестом доски на доску. Особенными «ходоками» показали четыре новых галеры, имеющие носовую батарею из шести 12 фунтовых пушек и двух десятков фальконетов - они просто сильно повреждали огнем противника и продолжали преследование, а «подранком» уже занимались «ветераны» 2-го Азовского похода или «союзники».
        Уничтожив транспорты с войсками, хотя меньшей частью они или выбросились на берег, и люди спаслись, все остальные суда, если в трюмах у них были припасы или лошади, решено было увести с собою. «Трофеев» набралось несколько десятков, на них высадили «призовые партии», и на кораблях подняли паруса. Те суда, кто не смогли сами выйти, вывели на буксире галеры, благо море было относительно спокойное. Пришлось забрать и все христианское население Синопа - все прекрасно понимали, что вернувшиеся в разоренный город турки выместят на них злобу.
        На прощанье подожгли город и десятки судов - багровое зарево освещало черное, в наступивших сумерках, море…
        Русские корабли Азовского флота в бою.
        Глава 33
        - Эти орудия, Петр Алексеевич, не «вундерваффе», и то мы с ними провозились восемь месяцев, пока не получили первые действующие образцы, относительно пригодные для войны. Нормальные орудия в этом году не удастся сделать, нужно доводить их до максимальной степени совершенства, и лишь тогда принимать на вооружение.
        - «Чудо-оружие»? Интересное название. А почему ты так решил, Павел Минаевич? Ведь только что отстрелялись, причем успешно!
        - Сам материал не совсем подходящий - чугун собственной отливки из боспорской руды. Он пригоден для массы полезных вещей, отливка которых действительно необходима - печные заслонки и чугунки, плиты и котлы, сковородки и прочая утварь, без которой в хозяйстве не обойтись. А вот для полевой артиллерии чугун противопоказан - орудия будут тяжелые чрезмерно, ведь для достижения равной прочности с железом необходимо увеличить толщину стенок. А это неизбежно приводит к увеличению веса артиллерийской системы, и лошади в упряжках быстрее устают, или приходится четверку заменять шестеркой коней. На корабле таких проблем не будет, тут ты прав, Петр Алексеевич, там чугун или железо без разницы, лишь бы стволов было достаточно, и, желательно прочных.
        Павел вздохнул - испытания первых единорогов шли очень тяжело, хотя мастера у царя были хорошие, с изрядным опытом. Чугун из керченской железной руды подводил постоянно, с кавернами отливки выходили. На испытаниях стволы разрывало, имелись потери, а это сильно нервировало литейщиков. Но вот эти экземпляры вполне удовлетворяли требованиям, но царь требовал начинать их выпуск немедленно.
        Пришлось объяснять нетерпеливому самодержцу, что возможности его новоявленной державы крайне ограничены - начатая добыча каменного угля мизерна, стругами по Дону и через все Азовское море многого не навозишь. К тому же уголь для плавки металла нужно пережигать в кокс, а это требует значительного объема времени и сил. Да и сама угроза татарского набега была весьма реальной и осязаемой. Вначале требовалось укрепить фортеции, обучить и вооружить рекрутов, поставить городки и переселить людей, обеспечив их всем необходимым. Лишь потом начинать промышленное освоение богатейшего на недра и чернозем края, запертого в треугольнике трех рек - Дона, Северского Донца и Кальмиуса.
        - Унификацию провести еще надо - лафетов, колес, зарядных ящиков и прочего, я ведь тебе объяснял, для чего она нужна. Поверь - если сейчас не будем торопиться, то плоды окупятся сторицей. И обучение людей будет идти легче, и ремонт гораздо быстрее. Все должно быть единообразно в твоей армии - обмундирование и подготовка, боеприпасы, обозные повозки и полевые кузницы, колеса для артиллерии и санитарных фургонов - все едино. Замки и стволы для стрелковое вооружения, клинковые штыки, даже погонные ремни. Все одинаково должно быть - унификация потому.
        - Да знаю это, ты мне каждый день о том постоянно твердишь - март на дворе давно, целый год мы уже здесь. А ничего еще толком не сделали - чего не коснешься, то нет, то мало, то скоро будет, а мне пушки нужны как краюха хлеба голодному. Султан ведь не успокоится, да и татары волками смотрят, признавать мою власть не желают.
        - Не все так плохо, Петр Алексеевич, как только кажется, - спокойно ответил Павел, прекрасно узнавший за этот прожитый с царем бок о бок год его нетерпеливую и страстную натуру. И принялся загибать пальцы, такие подсчеты действовали на Петра всегда благотворно.
        - Сам посуди - Севастополь, Мариуполь и Таганрог строятся и еще четыре новых города этой весной заложены будут. Подданных переселим в этом году уже тысяч тридцать, и начнем осваивать богатейший край. Ведь людишки земли по Кальмиусу уже распахивать стали, всяко разно хлеба добавиться и голодовать никто не будет как этой зимой. Все ведь на рыбной диете сидим, а она уже до печенок достала. А с хлебом все наладится - и людей обустроим, и мануфактуры с заводами построим. Ведь в моем времени в Донбассе чуть ли не восемь миллионов народа проживало, три города огромных, втрое больше жителей, чем в твоей Москве в двух городах было, а в одном впятеро. Да, пушки нужны, но зачем торопиться, если пороха немного в запасе, а греки с генуэзцами сами в нем нуждаются. Ямы для будущей ямчуги, селитры то есть, заложили, феодориты землю с нею копать начали - на все время нужно, но мы заранее пороховые мануфактуры заложили. Но главное, Петр Алексеевич, за химию принялись, я в ней многое понимаю, профессиональное образование. У нас пирита много, «золото дураков» тут часто встречается. А это серный колчедан, с него самая
нужная кислота получается - «купоросное масло». А вот она то и обеспечит твою армию таким оружием, которого ни у кого нет, и еще не скоро появится. «Гремучую ртуть» нужно делать, в этом году пробную партию обязательно!
        Павел знал, о чем говорил - благодаря средневековым алхимикам, искателям «философского камня», химия получила развитие. И кислоты умели делать, и до фульмината ртути добрались, когда еще царствовал король, который решил, что Париж стоит мессы. Только тогда этому значения не придали - ну взрывается эта дрянь, никакой пользы. И звездный час для «гремучей ртути» наступил с появлением первых капсюлей.
        - Многое чего, Петр Алексеевич сделать надо - ведь твои люди знания имеют нечета нынешним. А «лунное серебро», то есть ртуть нашли там, где на карте указано, а с нее не только киноварь или градусники получить можно, взрывчатку мощнее пороха сделать. Токсичная дрянь, конечно, но если твой посол ее разольет у султана или в Диване, помирать османы долго будут и непонятно отчего для лекарей.
        - Да тьфу на тебя, разве можно такое удумать непотребство, - возмутился царь, но судя по заблестевшим глазам, мысль усвоил, потому что вывод сделал моментально. - Ты с ним работать не будешь, людей учи, пусть и возятся. А ты мне потребен, чтобы тебя вот так терять. И учти - своевольничать тут я тебе не дам!
        - Да знаю, под постоянным присмотром и так нахожусь, - недовольно буркнул Павел, недовольный тройным увеличением своей личной охраны. Но прекрасно понимал и царя - мало ли что может случиться с человеком, что реально большую пользу приносит. Но продолжать в том же тоне не стал, уже научился отделять личное желание и государственную необходимость. И даже голос немного снизил:
        - С пушками я закончил, доведу до серийного выпуска, которым уже другие мастера заниматься будут. А сам займусь химией - ты ведь капсюлями гильзы снаряжал, и понимаешь, для чего они нужны.
        - Ты их хочешь сделать эту самую «гремучую ртуть», которая, по твоим словам, в оных колпачках и есть?
        - Да, Петр Алексеевич - если капсюль воспламенитель на переделанный ружейный замок поставить, и по нему железным курком ударить, то он порох в ружейном стволе воспламенит. И все - не нужно порох на полку сыпать, боятся, что ветром сдует, дождь зальет, пирит искру не выбьет или просыплешь на землю ненароком. Безотказно фузея стрелять станет. К тому же она будет с нарезами внутри, инструмент есть, и очень «хитрой» пулей, которую заряжать легко, а во врага с версты попадет. Представляешь - пушку выкатят, а вся прислуга из ружей перебита на месте будет?! А каково придется татарской коннице с луками?!
        - Делай, не мешкая! Пушками другие пусть занимаются, ты только приглядывай! Ружье мне твое зело понравилось. Но сам с этой ртутью не работай - людей ставь и объясняй, что им нужно сделать!
        - Обещаю, что сам остерегусь, - Павел дал Петру расплывчатый ответ, стал быстро говорить, чтобы царь не уловил неопределенности. - Взрыватели нам нужны, а для этого и детонатор с кислотой сгодится, что будет в стеклянной трубке запаяна и стопином обмотана - огнепроводным шнуром. Кислота ведь и поджигать может, если к ней состав подобрать. А как ты думаешь, если ломом по такой трубке ударить, а перед этим ее в бочку с порохом вложить, что будет?
        - Одним идиотом меньше будет на свете - такого полного дурака на клочки разорвет, - у Петра даже усы встопорщились.
        - Так оно и понятно. А теперь представь, что бочку с порохом вешаем на длинную мачту, ту ставим на ролики, чтобы вперед выдвигалась, и кладем на фуркату. И лом вставляем так, чтоб трубку не ломал. Ночью подгребаем к самому большому вражескому кораблю, и мачту с бочкой под днище выдвигаем, и расстояние безопасное держим. Лом ударяется, и…
        - Пролом такой будет, что любой корабль сразу потонет! Все, убедил - делай, как задумал, денег дам, людей бери всех, кто потребен будет. Ружья и мины водные, единороги и карронады, капсюля, взрыватели - вспоминай все, мастер, мне оно пригодится!
        Царь Петр не просто верфь строит - будущее России.
        Глава 34
        В большой комнате на втором этаже наскоро возведенного, в течение лишь одного года здания, близь подножия величественной горы Митридат, заседали чины Боярской думы, состав которых практически не изменился. Не выдержав жаркого и непривычного для себя климата, умерли старый князья Щербатый и Львов. Последний, Михаил Никитович, пользовался доверием царя - его супруга была кормилицей Петра Алексеевича. Захворал и князь Урусов, который приходился молодому монарху родственником - бабка его по матери - Анастасия Никитична Романова приходилась родной теткой царю Михаилу Федоровичу. От тоски запил зимой боярин князь Борис Алексеевич Голицын, и был сражен апоплексическим ударом - лежал недвижимый, и оставалось только молиться за его здравие.
        Но по большому счету, то невелика была потеря - все князья, взятые в Керченский поход, хотя и были думными боярами, но никакой роли не играли - поручить им что-то серьезное было нельзя, любое дело заваливали, окромя организации крестных ходов.
        Но свято место пусто не бывает, как говорят в народе - князя Бориса заменил его дальний родственник, весьма деятельный 36-ти летний князь Дмитрий Михайлович Голицын, умный, решительный и неподкупный, которого царь еще в Керченском походе хотел отправить послом в Константинополь.
        Брат его Михаил, будучи на целых десять лет младше по возрасту, еще в Азовских походах за боевые отличия был произведен в капитаны гвардии в Семеновском полку. Храбро сражался и в Синопском сражении, произведен в полковники по армии, и недавно был назначен командиром 2-го Мариупольского пехотного полка. Из греческих рекрутов формировалось сразу четыре таких полка, из двух батальонов каждый, гренадерской и егерской команд, драгунского эскадрона и артиллерийской батареи, и обоза с лекарскими повозками включительно.
        - Государь, Петр Алексеевич, зело мутят против тебя генуэзцы, не желают покровительства твоего, - негромко говорил Федор Юрьевич Ромодановский, скрестив толстые пальцы ладоней между собой. По невыразительному лицу князя-кесаря прочитать, что было невозможно - глава Преображенского Приказа ведал сыском, и был верен царю как пес, занимая кресло по левую руку от него. Обычно это место принадлежало князю Якову Федоровичу Долгорукому, главе Судебного Приказа, но боярин сейчас находился в Трапезунде, согласовывая все вопросы с императором Давидом. Свадьба его юной 15-ти летней дочери Анны и 28-ми летнего «базилевса» Петра состоится уже в октябре, через четыре месяца, этого 1461 года от Рождества Христова, или 6970 от Сотворения Мира.
        Напротив Ромодановского, по правую петровскую длань, находился глава Посольского Приказа боярин Федор Алексеевич Головин, с синей лентой ордена Святого Андрея Первозванного через плечо. Но он уже был не единственным кавалером этого ордена - за Синопскую победу шитые серебром звезды с девизом «За веру и верность», цепи с орденскими знаками и точно такие же ленты получили из его рук вице-адмирал Крюйс и сам Петр Алексеевич. Царь позже вручил знаки ордена императору Давиду, будущему тестю, и тот их принял, преклонив колено и наклонив голову - символический жест со стороны монарха из династии «Великих Комнинов».
        В европейских странах престол империи ромеев признали за Фомой Палеологом, братом погибшего императора и бывшим деспотом Мореи, сбежавшего от османов, младшая дочь которого Софья, как все знали, которой сейчас годков семь, совсем малышка. Но она станет через десять лет великой московской княгиней, супругой Ивана Васильевича III, которого назовут позже «Великим», только в этом марте занявшего великокняжеский «стол», после смерти ослепленного отца.
        Понятное дело, что турецкому султану такое не понравилось, и он по праву меча объявил себя наследником империи «румов». А дабы сомнений в этом ни у кого не осталось, повелел выбрать нового Константинопольского патриарха. Коим оказался ярый противник Флорентийской унии с римским папой Геннадий Схоларий. Горечь ситуации заключается в том, что до этого, будучи судьей и членом императорского суда, был ярым сторонником унии, и приложил массу усилий для ее принятия.
        А где есть два кандидата на «наследство» найдется место и третьему - император Трапезундской империи вполне мог претендовать на главенство в оставшихся независимыми православных областях, пусть только двух - сильно сократившегося Понта и маленького крымского княжества Феодоро. Но династия «Великих Комниных» выродилась - перечень их преступлений впечатлял - отцеубийство и детоубийство, предательство всех и вся, родственников пытали и убивали, и прочие мерзостные деяния - список впечатлял. Но все это можно простить правителю, если он сделал главное - отстоял право народа достойно жить своей жизнью острым мечом.
        Но Палеологи и Комнины делали совершенно противоположное - собственные подданные выли от их правления. Того же Фому Палеолога изгнали сами жители Мореи, поднявшие против него восстание. А деспот попросил помощи у султана, рассчитывая, что те подавят выступление его подданных, и он будет править дальше. Но в политике наивных нет - турки вышибли его с престола, который отошел султану.
        Император Давид довел народ до голода и нищеты, а потому его армия и флот представляли жалкое зрелище. И политик вышел из него никудышный - отдав племянницу замуж за туркменского хана, надеялся на помощь зятя, но тот был наголову разбит турками, заключив унизительный мир. Вторую надежду базилевс возлагал на владык Синопа и Самсуна, греческого Амиса, где располагалась кафедра митрополита. Но те склонили «выи» перед султаном Мехмедом в прошлом году, не решившись дать бой могущественному единоверцу.
        Грузинским и армянским владыкам было не до спасения Понта - погрязшие сами в междоусобицах, их самих в любой момент могли стать жертвами могущественных соседей. Да и чему удивляться - затяжное «падение» империи ромеев, с утерей морали и патриотизма, с всеобщим разложением нравов сказалось и на них.
        И горька бы была участь Трапезунда, и еще горшей смерть его императора с сыновьями, если бы не Синопская победа Азовского флота, неизвестно откуда прибывшего с кораблями могущественного православного царя, который сам себя провозгласил правителем Боспора. А теперь базилевс Петр, объявив себя «автократором ромеев» и Ператии, то есть всего византийского «Заморья», сразу же после женитьбы на Анне из рода «Великих Комниных», станет четвертым, и вполне законным и легитимным претендентом на наследие канувшей великой прежде империи…
        Русские пришли к берегам древнего Понта.
        Глава 35
        - Гризольфи, Рецци и Гауски твою руку держат, государь, ибо банкиры генуэзские только поборы чинят, а помощи никакой вот уже девять лет не оказывают. А вот «капитан Готии» и консулы его в Кафе, Солдайе и Чембало, доходы для «банко» и себя налогами выжимая из горожан, супротив тебя слухи пускают, один другого гадливее. И что самое скверное - надеются на приход скорый генуэзской эскадры, что власть свою в Крыму утвердит, и тебя, Петр Алексеевич царства лишат - Тмутаракань и Корчев обратно себе отберут. А в том султан их поддерживает - утеряв весь флот свой в Синопской баталии, а весной этой Амис, что Самсуном еще недавно был, и который мы в марте на шпагу взяли, в союзнике нуждается крепком!
        - А еще крест носят - деньги их божество, - громко произнес князь Дмитрий Михайлович Голицин, глава Земского Приказа, ведавшего городами и поселениями. И подытожил жестко:
        - Имать надо всех кто сторону «Банко Сан-Джорджо» держит и всех выслать не мешкая. Силой приморские города взяли - от силы и потеряют. Население все православное, двумя митрополитами окормляется. Пока заговор не учинили - силой надо с «капитанством Готией» покончить. Виданное ли дело - банкиры-католики владения православные имеют!
        - Нам с ними детей не крестить, - жестко произнес боярин Федор Головин, генерал Автоном Головин, возглавивший Приказ ратных дел поддержал родственника, нахмурившись:
        - «Капитан» и консулы сопротивления не окажут - нет за ними силы значимой. Сами генуэзцы их правления не хотят, понимают, что если победят турки, им ничего не оставят. Лучше пусть будут на нашей стороне и служат во флоте за жалование - моряки они добрые.
        - Вязать всех, государь, и следствие начать. Измена делу христианскому налицо, - негромко произнес князь-кесарь, сжав губы. - И смуты никогда более вносить не будут, и на сторону османов не переметнутся.
        - И генуэзскому флоту делать нечего будет в море нашим - власти банкиров то нет нигде, от них сами жители, родовитые из Генуи семьи також, их низложили и под твою царскую руку охотно сами попросились, ища покровительства и защиты от магометан. И крест на том целовать будут, и под присяжными листами подписи поставят.
        Теперь заговорил и царский постельничий Головкин, должность у него была важная. К тому же в Посольском Приказе был правой рукой старшего Головина - при малочисленности помощников, которым Петр верил, каждый из них совмещал службу, как при нем, так и в приказных. И выслушав Гаврилу Ивановича, все кивнули дружно - уточнение немаловажное, грамоты будут присяжные, и носом генуэзского флотоводца, если подойдет в силе тяжкой, носом ткнуть можно - земли крымские никакого отношения к «республике» не имеют, а власть банкиров свергнута самими жителями. Так что все вопросы не к базилевсу, а решайте у себя в Генуе - а вы тут уже никому не нужны, отплывайте с миром, пока до драки не дошло.
        - Пусть рода генуэзские, что нашу руку держат, консулов и «капитана» в железа берут немедленно, а мы им поможем!
        Рассудительно заговорил молодой еще, ставший недавно окольничим Иван Иванович Бутурлин, занимавший немалый пост наместника «Скифского» - так для вящего страха всем врагам царь решил именовать обширное пространство от Днепра до Дона, в их низовьях. Сейчас большую часть этих земель занимали весьма немногочисленные татарские кочевья, державшиеся «руки» крымского хана Хаджи Гирея. Но на восточной территории, что в будущие времена именовалось Донбассом, от речки Кальмиус до устья Северского Донца уже осваивались русские и греки. Последних было очень много - переселенцы шли волной, не все согнули шеи под османским владычеством. Каждая семья желала обрести счастье в «Скифии» под «крепкой и справедливой» властью царя Петра Алексеевича.
        Среди отбитых у османов невольников оказалось много выходцев из русских земель, от предгорий Карпат до самой Камы, в верховьях которых, на земле «Господина Великого Новгорода», начинаются Уральские горы, знаменитый с седой древности «Каменный Пояс». Крепкие рабы были гребцами на галерах, а красивые женщины порой попадали в гаремы наложницами, а то и становились женами. Вот таких увезли из-под Синопа подчистую - набралось до пяти тысяч. Так что приходилось Петру Алексеевичу о них особо заботиться, чтобы русские в греках со временем не пропали…
        - А что скажет окольничий Павел Минаевич?
        Царь посмотрел на Минаева, что сидел в конце стола, соблюдая «место» - впереди должны быть бояре. Но и окольничий чин немалый, означает быть «около» государя. Конечно, родовитые бояре немного скривились, ведь дворянство он сам получил год назад с гвардейским чином, а тут такой высокий думский чин. Но смирились - Петр Алексеевич уже приручил их к этому, ценя людей не за «породу», а за их способности. К тому же он ведь уже не искалеченный раб, назначен заведовать царскими мастерскими. А еще у него есть старший брат Фрол, атаман донских казаков, а с теми все считались, не те времена на дворе стоят, а тут полтысячи закаленных в боях и походах умелых воинов.
        - Местных генуэзцев прищучить нужно - все равно у нас никаких дел с их банкирами нет, и уже никогда не будет. К тому же вослед врагам найдутся и «друзья», пусть и мнимые - венецианцы не могут не обрадоваться такому решению. А что касается флота - то у нас есть корабли, порох и пушки. Да и не пойдут сюда генуэзцы воевать за интересы султана, они не полные дураки, и определенные для себя выводы сделали. К тому же мы ведь не головы консулам будем - вышлем мы всех с их присными, пусть добираются до своей Генуи - скатертью дорога!
        Павел усмехнулся - «капитанство Готия» было как бельмо на глазу, а генуэзцев слишком мало, чтобы диктовать свои условия. Зато с ликвидацией католических анклавов весь южный Крым становился царским, а это кроме выгод несло определенные проблемы. О них он и заговорил, тщательно подбирая слова, ибо речь шла о будущем:
        - Хаджи Гирей нам пока союзник, потому что народа у него мало, а хан Ахмат к походу на отступника готовится - и к осени нагрянет. Но что будет, если мы «Большую Орду» разобьем?! Ведь отложатся крымчаки, силой себя почувствуют - на нас набеги устраивать будут. Вы ведь, бояре, хорошо историю помните - много несчастья русскому народу принесла крымская сабля. Так что как бы повторения не случилось, тогда сами наплачемся.
        - Надо Перекоп под свою руку брать - валы старые оборонять, чтобы никто в Крым войти не смог! И выйти - без нашего ведома!
        Неожиданно вмешался Меншиков, что в своем малом чине царского стольника, всегда присутствовал на заседании Думы. И с хитрой усмешкой добавил, поглядывая на бояр:
        - Рвы очистить, углубить там, где надобно, камнем усилить стенки земляные - смотрел я их недавно, хозяйского пригляда требуют. Да и крепостицы поставить с пушками, чтобы с двух сторон отбиваться можно было. А в них гарнизоны крепкие из войск наших поставить. Хану с руки это будет - он ведь ждет вторжения татар «Большой Орды» в Крым, а тут мы ему и помощь окажем, и защиту дадим. А коли он из-под твоей руки выйти пожелает, то другого хана найти можно. Более покладистого, кто тебя мин херц слушать будет и не станет измену учинять!
        - Мне понравилось предложение Александра Даниловича, - усмехнулся Павел, и посмотрел на бояр - те явно одобряли предложенное решение. Если крымские татары с нами, как касимовские, это хорошо, а если нет, то будет плохо - но тем, кто супротив царя пойдет…
        Удачный набег - богатая добыча, которая ценится во всех гаремах, от султана до ханов, эмиров и беков.
        Глава 36
        - Султан захотел мира?! Ну что ж - как я и думал, он оценил перспективы дальнейшего противостояния, и решил накопить сил, Петр Алексеевич, - Павел был порядком удивлен, он не ожидал, что султан отправит на переговоры в Синоп не только визиря, но и константинопольского патриарха Геннадия Схолария в качестве посредника. Хотя, что ему оставалось, по большому счету, с другой стороны - флот разнесен в клочья, а его восстановление потребует долгого времени. Не так много у османов деревьев, чтобы их бездумно использовать в сыром виде. Заготовленной сухой древесины хватает лишь на восполнение убыли, но никак не для спешного строительства нового флота. Да и моряков нужно новых набрать, а для их обучения требуется пару лет, с учетом того, что есть, кому учить, и команды должны элементарно «сплаваться», научится действовать сообща.
        - Хан Узун Хасан, правитель Ак-Коюнлу, падишах Персии, узнав о Синопской победе, мастер, решил, что мир с Мехмедом ему не выгоден, и теперь ищет в нас союзника. Условием своего выступления ставит передачу ему пушек и фузей, с порохом и боевыми припасами, а также просит дать ему людей служилых, чтобы научили оружием пользоваться.
        - Губа не дура, - пробормотал Павел, серьезно задумавшись. Он закурил не трубку, папиросу, подобрав прошлой осенью из трофеев подходящую бумагу, и вспомнив нехитрое устройство, благодаря которому отец набивал себе папиросы. Новинка среди давно дымящих трубками сторонников Петра Алексеевича вызвала немалый интерес, благо количество курильщиков изрядно сократилось - многие просто отказались отэтой вредной привычки. И хотя в припасах на эскадре еще оставалось несколько десятков бочек табачного листа, привезенного еще из Англии, но Павел уже мысленно радовался, что на никотиновую «дурь» не «подсядет» население. С трудом уговорил царя не курить впредь прилюдно, как и других «старых» курильщиков, а молодежь не приучать и табака им не давать на руки - самим мало осталось. Запасы табака израсходуются за пару-тройку лет, ну пять, крайний срок, нового урожая, понятное дело просто не будет - только ждать, когда Христофор Колумб Америку откроет.
        Так что отныне табак будет лишь только по распределению, с личного указания царя, и семян нет, иначе бы всю степь засеяли. А так потихоньку, по мере того, как «табачники» начнут помирать, население не будет знать процесса курения. Понятно, что конкистадоры привезут табак в Европу, но то время долгое и к этому моменту никого из «переброшенных» по времени в живых уже не будет, пара дряхлых старцев, может быть. Хоть в этом благо, а то приучил царь Петр Алексеевич всех к пагубной привычке…
        - Султан признает за мною всю полосу прибрежного Понта, а граница будет проходить по южным отрогам гор. Османы не будут препятствовать уходу православного населения из глубины Анатолии, если жители решат заселиться на нашей территории. В тоже время все жители магометанской веры незамедлительно должны покинуть земли Понта. А еще Мехмед признает за мной титул «императора ромеев земель Понта и Ператии, царя Скифии и Боспора, князя Тмутаракани». И все, посланник тут уперся, говорит, что за притязания на Константинополь и все основные владения империи «румов», что во власти султана Мехмеда сейчас пребывают, воевать будут и никакого мира заключать уже не станут.
        - Условия вполне подходящие, Петр Алексеевич, нужно договариваться о мире, хотя это перемирие на несколько лет, потом султан соберется с силами и начнет воевать уже серьезно.
        - Мне о том и Федор Алексеевич толковал, что турки к новой войне готовиться будут. А западную часть Понта отдают потому, что ее без флота не удержать, а через горные перевалы припасов на армию не доставишь. И, видимо, еще надеются, что за Понт у нас склока с императором Давидом будет, - молодой царь усмехнулся, да и сам Павел улыбнулся. «Давидке» просто вывернули руки, фигурально выражаясь, поставив перед дилеммой - или почетное отречение в пользу зятя и будущих наследников, либо архонты его просто зарежут со временем, а скорее флот и армия Петра уже осенью, силой внушения, отнюдь не войны, сгонит его с «насиженного места». Тем более после предложения османского султана и туркменского падишаха это не составит никакого труда. И тесть это прекрасно понимает, и цепляться за «призрак власти» не станет, хотя определенные условия себе и сыновьям выторгует, что и князь Феодоро сделал - признал, но с оговорками.
        - Ведь нам отдали земли, которые сами турки лишь в прошлом году захватили, подчинив местных правителей. Ведь из ранее захваченного они ничего не отдали, и тем паче взамен мы только должны признать Константинополь и всю захваченную империю ромеев за султаном…
        - Я сделаю это, - усмехнулся царь, глаза недобро сверкнули, - но с оговорками, которые предложил Федор Алексеевич. Мы признаем, пока между нами мир, и в согласии пребываем, и нет жестокостей по отношению к жителям православным и вере их.
        - Вполне правильно, чуть-что, и у нас руки развязаны. Ну что же - все правильно, передышка нужна. Туркам чтобы собраться с силами, построить флот и унять туркмен - зять императора Давида очень воинственен. Нам тоже нужно время, чтобы закрепиться в западном Понте, построить флот, перевооружить армию на штуцера и единороги. И отбить набег «Большой Орды», дав урок хану Ахмату.
        - Для этого нужны орудия и новые фузеи - поторопись, мастер. Головин советует передать падишаху за золото все генуэзкие и ромейские бомбарды с кулевринами и «ручницы» - нам они без надобности, а деньги нужны - серебра и золота в казне мало.
        - Отдать надо, Петр Алексеевич, если хан Узун Хасан войну с турками новую начнет, нам на пользу будет. А драгоценные металлы в восточном Понте есть, это точно, и на Кавказе - искать нужно - на карте ведь указано, что к чему. Найдем, то станем «солидными» людьми - отчеканим новые «солиды» с твоим профилем, Петр Алексеевич. Так что твои «безанты» в европейских странах с руками отрывать будут - там золота нехватка. Серебряные милиарисии тоже нужны, да и медную монету нужно начеканить. Волочильные станы первые сделали, так что можно начинать чеканку с новым титулом - «императора ромеев». В твоей юной жене кровь Палеологов и Комниных - так что единая держава будет, а ты императором. Только вот что, Петр Алексеевич - султан должен отпустить на венчание патриарха - кровь из носа, но он должен прибыть в Боспор…
        Византийские солиды, греки называли их "номизмами", а европейцы "безантами". Из-за высокой пробы пользовались широким спросом, а дукаты (флорины, цехины) стали чеканить в подражение - 986 пробу именовали "дукатным золотом". Солид остался у европейцев после падения империи ромеев в 1453 году, его чеканили в подражание из биллонного серебра и меди.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ «ИМПЕРИИ ВСЕГДА ПОГИБАЮТ» Глава 37
        - Теперь ты император, Петр Алексеевич, со всеми привилегиями и обязанностями! И не наследуешь кому-то, а в своем полном праве! Жаль только Керчи больше не будет, но раз Санкт-Петербург именовали порой «северной Пальмирой», то почему бы не быть «северному Константинополю»?! Зато теперь их два, один на Босфоре, другой на Боспоре!
        Павел усмехнулся - сравнение весьма многозначительное вышло, но на то имелись веские причины. Свадьба «герра Питера» на принцессе Анне изменила ситуацию кардинально - Трапезундская империя, просуществовавшая больше двух веков окончательно «издохла», ненамного позже взятия турками Константинополя. Но тут «кончина» была не насильственной, как сделали бы османы год назад, а вполне естественной - слабые, ради своего спасения, переходят под покровительство сильного, на дворе еще средние века стоят, и институт вассалитета никто не отменял. А еще страх является мощным стимулом, ведь последний император Трапезунда оказался перед выбором - либо добровольно отдаться под покровительство более сильному Боспорскому царю, или это за него сделает сын, после того как воссядет на престол, после «скоропалительной» кончины базилевса.
        А так все прилично вышло - дочь замужем за Петром, внуки станут наследниками, а потом правителями «империи ромеев Понта и Ператии» с перспективой когда-нибудь или отвоевать утерянные земли Византии, и изгнать османов на их историческую родину, или вогнать в рамки территории до завоеваний. Либо погибнуть в этой борьбе, а вот здесь шансов гораздо больше. Держава базилевса Петра сейчас имеет более чем существенное техническое преимущество, за счет «переноса» эскадры с людьми в прошлое. В течение первых десяти лет превосходство будет не только сохраняться, даже увеличиваться, за счет развития экономики - строительства мануфактур, увеличения хлебопашества на черноземе за счет нового сельхозинвентаря, и добычи полезных ископаемых.
        И в конечном итоге урбанизации, следствием которой будет развитие школьного образования и науки, что всегда происходит при консолидации державы и победной поступи ее полков.
        Но если не будут убраны ограничительные рамки, естественные и искусственные, то через двадцать лет «новая», третья по счету империя ромеев, окажется перед серьезными проблемами, разрешить которые будет не в состоянии. Все упирается в население - Понт и Крым в сравнении с турецкими владениями малолюдны. В первом от Синопа и до Батуми, что Батоми именуется сейчас, тысяч восемьсот народа, не больше, но скорее на сотню меньше. В Крыму до трехсот пятидесяти тысяч христиан, и примерно сто тысяч крымских татар, которые сейчас непонятно кто - пока не союзники, еще не враги. Но степняков нужно считать не только на полуострове, но и в северной Таврии, где они кочуют от Днепра до Кальмиуса. Тысяч полста под эгидой самого Петра находятся за пределами полуострова - Тмутаракань, вернувшая историческое русское название, да «Скифия», которой стал исторический Донбасс. Полтора миллиона не наберется в совокупности, в десять раз меньше, чем у южного соседа, что будет все эти десять лет точить ятаганы, фигурально выражаясь. А потому все ставшие трофеями военно-технические новшества турки будут воспринимать влет,
копировать и они уже будут применены против «новоявленной» державы базилевса Петра.
        - Корабли с обшивкой типа «карвел», с подгонкой доски, а не внахлест, их турки построят много, - Павел загнул палец на руке, - и пушками с единорогами вооружат - головы у них есть, железо тоже, отливки запросто сделают, как и лафеты. А мы потеряем превосходство на море, не сразу, со временем, лет через двадцать, и после упорной борьбы. Хотя определенные шансы на успех у нас есть - «мины» туркам вряд ли удастся сделать, да и экипажи их кораблей будут уступать в выучке. Да и алжирские пираты пока самостоятельны, и на султана чихать хотели.
        Минаев плеснул себе рубинового вина в кубок - отпил немного. Чего-чего, а вот вина имелось в достатке, от Крыма и Тамани, до тысячеверстной полосы Понта. Его тут пили все, смешивая с водой или в «чистом виде», как соки в его времени. Впрочем, тут в ходу были сухофрукты, из которых делали взвары и морсы - пить сырую воду категорически запрещалось, но ведь люди есть люди - все равно пили.
        - Перевес дадут только большие корабли, те самые, которые линейными называют. Адмирал Нахимов при «своем» Синопе убедительно показал, что противостоять бомбическим пушкам с их 68-ми фунтовыми бомбами ни один деревянный корабль не сможет. А если еще поставить паровую машину, то полное превосходство обеспечено на долгие годы. Технологию изготовления мы освоим лет через десять, если не помру, а так как засекретим, то преимущество будет на пару веков.
        Павел размышлял вслух, как привык это всегда делать. Закурил папиросу - для их изготовления пришлось создать мастерскую, так как царь и другие курильщики отказались от трубок. Мотнул головой:
        - Слишком сложно, тут надо делать действующую модель, а потом до ума долго, годами, придется доводить. И начинать надо в следующем году, чтобы задел добрый успеть совершить, от смерти не уйдешь, ее не отсрочишь. Так что работать тебе нужно, Павел Минаевич, без выходных и проходных, времени мало отпущено, успеть нужно многое.
        Уселся удобнее в кресле, открыл «новоизобретенную» папку с бумагами, стал их внимательно просматривать, то были ежемесячные сводки по выпуску оружия и боеприпасов. Выплавка чугуна в Керчи началась еще осенью прошлого года, Строганов оказался умелым дельцом, причем, что редкостно, относительно честным. Сейчас уже выходило до трех тысяч пудов «свинского железа» ежемесячно, сумасшедшая цифра, он рассчитывал на вдвое меньшие показатели.
        Начали работы первые домны в Мариуполе, на том же месте, где в бытность он по «комсомольскому набору» трудился на металлургическом заводе. Но это было железо, пусть несколько сотен пудов пока, но сего количества хватало, чтобы загрузить работой оружейную мануфактуру. А ведь из тысячи пудов чугуна железа выходит едва четыре сотни пудов, металлургия на рубеже 18 века хоть и сделала «рывок» в развитии, но не на столько, чтобы резко оторваться от второй половине 15-го века
        С июля стали делать первые нарезные штуцера и пистоли, сейчас первых выходило штука в день, а вот пистолетов пара, а то и три за сутки. Мизерно в масштабах растущей армии, но в следующем году выпуск будет утроен - военное производство всегда идет по экспоненте. От «ни хрена» в первом году и «маловато» во втором. Дальше уже «впритык» на третьем году производства, и лишь «достаточно» в четвертый год. А «на хрена столько» резюмируют в пятом году, и начинают приостанавливать «стахановское движение». Но тут вряд ли придется такое услышать - вокруг соседушки такие, что не успокоятся, пока тебя не ухайдокают. Или ты их - иного выбора просто нет, война идет цивилизационная, с острым идеологическим обоснованием, роль которого играет религия.
        Но процесс «индустриализации» пошел по нарастающей. Среди греческих переселенцев много ремесленников, что работали с металлом, от меди до железа, хватало и опытных металлургов. Добыча железной руды и каменного угля не представляла особых сложностей - сырье было под ногами, буквально в метре от поверхности. И добывалось открытым способом, лишь бы кирок, ломов, лопат, носилок и тачек хватало, а для сего занятия ума большого не нужно, обходиться можно низкоквалифицированной рабочей силой, здоровье было бы у «страдников» отменное. И этого хватит при крыше над головой, обильной кормежке и небольшой заработной платы.
        Никакой «принудиловки» - желающих честно заработать свой кусок хлеба хватало с избытком, а сырья столько, что безработица половину тысячелетия не грозит. Нужно только разумно все эти составляющие использовать, не так, как Петр Алексеевич порой делал в той России, до которой пропасть в два с половиной века, ведь на дворе сентябрь 1462 года…
        Исторический Понт, прикрытый с юга достаточно высокими горами с редкими дорогами, заселенный в прибрежной части греками и лазами, а в горной армянами. Турки в 15 веке тут еще "гости", но ставшие "хозяевами" - и десятой части не составляют.
        Глава 38
        - Я ведь тебе рассказывал, Петр Алексеевич, к чему приведет «крепостничество», если его делать в форме рабства, которое ты начал вводить, и завершили твои преемники. Крестьян нельзя раздавать в виде собственности, продавать и покупать как скотину христиан…
        - Да говорил ты мне это, мастер, - царь взмахнул рукою, прерывая Павла, - но и ты пойми - денег в казне нет, за службу я платить не могу, но земли в Скифии много, и какой землицы - чернозем от Дона до Днепра. А так выделю каждому офицеру поместье…
        - И он не столько служить тебе будет, сколько на свою вотчину поглядывать, и жизнь в бою беречь, чтобы в усадьбу возвратиться, и крепостных покрепче приструнить. И мечтать о «манифесте о вольности дворянской» - а ведь его приняли через тридцать семь лет после твоей кончины. И все - поплывет твоя держава, что дырявое корыто по речке! Дворянство должно служить, всегда служить с оружием в руках - а иначе это не элита общества, а паразиты, что в нем живут припеваючи, - Павел разошелся, за малым чуть ли не лаяться стал. Но пока сдерживался и говорил спокойно:
        - Двадцать пять лет службы - пенсион в зубы, до того лишь пару, ну пять десятин землицы можно выдать, чтоб сад разбил и усадьбу построил, да свою семью обустроил. И не больше - пусть слуг нанимает или невольников, военную добычу - но не христиан. Тогда они все токмо от монарха зависеть будут, и верной опорой станут. А если ты сам им дашь экономическую основу, то со временем хрен на власть твою забьют. Посмотри на понтийских архонтов, что бывшего императора за глотку взяли - некоторые богаче Давида! Их сейчас через колено ломать нужно и владений лишать - иначе проблемы сепаратизма и мятежей не избежать. От задницы «отлегло», турки теперь не страшны, можно мятежи устраивать. Привыкли они к этому, так что уже сейчас думают, как бы тебя половчее «прогнуть»!
        - Я их в бараний рог согну, - прорычал Петр, гнев бросился на лицо нездоровой багровостью. Павел знал, что архонты восточной части Понта такие замыслы уже лелеять стали. Зато в западной части этой беды не стало - магометане всю греческую знать там либо изгнали, или под нож пустили. А их элиту уже изгнали русские своими пушками и фузеями - история повторилась. Она имеет такое свойство - как аукнется, так и откликнется!
        - Они, как бояре наши бородатые, на меня по ножику припасли, зато у меня на каждого топор найдется! Две, даже пять десятин на каждого офицера найдется, пяток слуг содержать смогут, да пару невольников. Но жалование как выплачивать им достойное?! Найди деньги, мастер, тогда и будем говорить, а так тебе легко меня хаять! А ты сам попробуй без денег все сделать, я на тебя посмотрю! Только ругать меня горазд!
        - Медной монеты за глаза хватит, новенькой, блестящей. «Худую» серебряную монету нужно в «добрую» заново сплавить, да вместо греческих монет начеканить полновесных «ефимков», а на чеканку мелкой монеты серебро не пускать. Ни к чему эта блажь - на них чеканка плохая выйдет, монетки ведь совсем маленькие, с ноготь.
        - Мой батюшка надумал как-то вместо серебра деньгу медную начеканить, так бунт в Москве получил!
        - Тут нейзильбер или мельхиор в оборот запускать нужно, ты ведь мои монеты и ложку в руках держал. Ведь они из сплава меди и никеля сделаны, а похожи на настоящее серебро.
        - Похожи, но и только, - фыркнул Петр. - Никто из купцов брать такую монету не станет, сочтет за «порченную». «Обманкой» этот никель в германских землях называли - мне ведь его показывали несколько раз - похож на серебро, но им не является, крепок дюже. Купцы мигом обман почуять…
        - Какой обман, Петр Алексеевич?! Со всеми купцами заморскими расчет будет идти на полновесные солиды и ефимки, подделать их трудно - проба высокая будет, и обрезать тоже - ты ведь смотрел новые медные монеты? Неужели скажешь мне, что они плохи?!
        - Нет, мастер, деньги отличные, чеканка превосходная. Но это медь, ее много нужно, чтобы серебро заменила. Пудами расчет вестись будет. К тому же ты сам говорил, что монеты хранить надобно, пока ее в мешках не накопим множество, и все местные деньги разом не заменим.
        - То через три года будет, нам сейчас оружие важнее. Так что время есть, чтобы разменную монету из мельхиора начеканить. Она будет большой и полновесной, один к десяти в расчете к «чистому» серебру. Никель ведь редок, а главное месторождение у нас под боком, с татарами только договорится, или иначе с ними вопрос решить. И монета эта будет исключительно для внутреннего оборота, для расчетов только между своими. И все заморские купцы только на нее наши товары покупать смогут, для чего свои деньги в меняльных конторах обменивать…
        - Так евреи тебе там махом такого наменяют…
        - Какие евреи тут могут быть?! Обмен денег дело государственное, чтобы на откуп ростовщикам его отдавать. Это как «гербовая бумага», которую ты здесь тоже ввел. Это реальный доход государству - в казну все пойдет, а не в карман ростовщикам. А меняльные лавки и конторы во всех городах должны быть, и ссуды выдавать под процент божеский но с закладом - это торговлю и ремесло только оживит - взял от казны сто ефимков, через год отдашь «лихву» в десять.
        - Это очень по-божески, мастер, обычно рубль на рубль идет.
        - А ты бери для казны десятину - как раз по-божески и выйдет. А другим запрети в долг деньги давать. Есть у купца лишние деньги, пусть в твой банк кладет, и три процента своих получает, - усмехнулся Павел. - А сам пример всем подданным подашь - пусть для тебя мастера из мельхиора посуду делают, с клеймом особым. А потом другим ее комплектами продают, от кружек до вилок и блюд - массу серебра на Монетный Двор отправим, ежели всю серебряную посуду со временем обменяем. А никель найдем - рудознатцев отправим - нам много его добывать и не нужно, тысячу-другую пудов в год хватит, он же в сплавах с медью и цинком только пятую часть составляет. Да и для здоровья полезно есть именно из такой посуды, можно еще посеребрить - совсем красиво выйдет.
        - Так, отправь немедленно рудознатцев в места тебе ведомые. Головин с ханом договорится - на Перекопе ведь мы крепости обустраиваем, - Петр недобро усмехнулся. - Ты мастер, тебе и дело в руки. Денег дам, людей бери сам, если нужно войско, скажи Автоному - он выделит роту, если потребно будет - то крепость там поставим незамедлительно следующим летом. Ищи этот никель, раз он такое облегчение для казны сделает.
        - Еще какое, государь, - негромко произнес Минаев. - Если держава крепкая и сильная, флот и армию имеет, товаров разных много - то деньгам ее верят, ты ведь сам видел ассигнации во время «посольства». Бумажные деньги, но раз к ним доверие, то берут.
        - Было такое, они в Лондоне в ходу, и у свеев есть…
        - А мы чем хуже? Под Синопом турок победили, татар под Азовым, набеги отражаем. А если держава твоя пределы раздвинет, то не то, что доверие к деньгам, помощи твоей и покровительства просить будут, и под руку твою живо встанут, и присягу принесут.
        - Хорошо, на то ты мастер мой, чтобы пользу государству приносить. Во всем тебе верю, а доверия моего ты стоишь делами своими, и тем, что себе ничего не тянешь. А потому добра тебе желаю, хочу, чтобы дольше прожил, а ты бирюком стал, а ведь не старый еще. У супруги моей свита большая - выбери по сердцу барышню - сам сватать буду!
        От такой неслыханной чести Павел обомлел, не в силах ничего сказать - как то не думал о подобном варианте, ему и доступных женщин хватало с избытком, тут о феминизме еще не слышали, а если бы узнали, то не поверили, времена совсем не те на дворе стоят!
        И красиво, и на серебро очень похоже. И в наши дни такая посуда очень ценится - не пластик или фаянс, тут все солидно!
        Глава 39
        - Петр Алексеевич, тут дело такое, двоякое. Я тебе о другом еще хотел сказать. «Навигацкую школу» ты тут повелел учредить, но этого мало. Для подготовки служилых людей, кто офицерами и сержантами станет, нужно во всех больших городах кадетские корпуса открыть, куда принимать сирот, чьи отцы убиты на поле брани на казенный кошт. И учить всем наукам, в том числе и воинским, но главное - воспитывать в преданности к престолу, тебе и твоим наследникам. А после учебы всех будущих офицеров пропустить рядовыми и капралами в «потешных» полках. Всех поголовно - греков, готов, армян, генуэзцев, славян и грузин, - Павел остановился, посмотрел на Петра - тот слушал его очень внимательно, а это одно говорило о том, что царь имеет свои соображения на этот счет и уже думал над проблемой. И Минаев заговорил дальше, воспрянув духом:
        - И все они за это время - и в кадетах, и в полках гвардейских, русскими станут по духу своему и самому укладу мысли. А дворяне, что побогаче, на собственный кошт детей своих учат в тех же корпусах, оплачивая все. Через тридцать-сорок лет элита единая станет, одним духом пропитана, и народы разные, что в твоей империи обитают, в единое целое со временем сплотит. Служить дворянство должно поголовно - не служишь, не дворянин, становись, кем угодно и плати подати, если ты только не священник. Но церковь тоже должна свою лепту вносить в дела государственные!
        - Внесут, куда денутся, и патриарх теперь лютый враг султана, - усмехнулся Петр. Еще бы ему не радоваться - приехал константинопольский владыка в Керчь, благословил Петра на царствование, как единственного легитимного императора ромеев, обвенчал его с базилиссой, да и остался в «Новом Константинополе», где Керчь так и осталась районом в разросшемся городе металлургов. Вернуться обратно, понятное дело, он не пожелал, так что султану придется назначить выборы нового патриарха, полностью от него зависимого. А отрешить Геннадия Схолария от патриаршества не в его силах, так что теперь будет два «вселенских» патриарха - один в «старом Константинополе» на Босфоре, другой в «новом» на Боспоре, один у султана под ярмом, другой у православного императора в помощниках.
        - Поди не просто так мне о школах сих кадетских сказал, записку, мыслю, обо всем написал подробную?
        - Вот она, Петр Алексеевич, - Павел положил на стол несколько листков бумаги, скрепкой прижатых. Пришлось ему «канцелярщиной» заниматься также, тот же «дырокол» изобретать.
        - Вижу, продумал все, мастер, - Петр внимательно просмотрел бумаги, отдал обратно. - Макарова отправлю, ты с ним потолкуй - ему указ писать. «Регулярство» мы вводим, и затея твоя правильная. Ту же азбуку новую составили с начертанием буквиц простых, лишние сам выбросил, «ера» к «херам» отправил! Ты меры для всего «регулярные» сотворил, все по образцам - теперь плотники и строители с ними делают, а торговцы меряют и взвешивают правильно, без обмана!
        Павел сам улыбнулся, вспомнив как на свою голову создал «Палату мер и весов», во главе которой царь поставил сержанта гвардии Скорнякова-Писарева, что ввернулся перед Керченским походом из Италии, с отличными знаниями по математике, механике и инженерном искусстве. Вот и думали вместе с ним как метрическую систему к нынешней приспособить. Григорий Григорьевич в свои 25 лет оказался чрезвычайно энергичным помощником, взвалив на себя все хлопоты, и смотрел на Павла с восторгом - царь ведь ему доверил величайшую государственную тайну. И настолько рьяно принялся за работу, что через месяц ее полностью закончил.
        И ведь все слил воедино, сукин сын - умный и сведущий оказался! Такие помощники у Петра под рукой имелись в достатке, верные и преданные, царь умел людей к себе привлекать!
        Все оставили в прежнем порядке - в версте ровно пятьсот саженей, чуть больше километра. В сажени три аршина - 216 см, а в аршинах по четыре пяди в 18 см каждая. В ней было по четыре вершка в каждом по три «ногтя» или «ногаты» по полтора сантиметра. В последних полудюжина привычных «линий», каждая в 2,5 мм, а в них по десять мельчайших точек, четыре на миллиметр. «Округлил» все, на основе имевшийся рулетки и других инструментов сделали «эталоны» и немедленно запустили в производство - торговля и строительство не ждет, иначе в первом деле простор для обмана, во втором для ошибок.
        С мерами весов разобрался также быстро, благо пудовые и фунтовые гири при эскадре имелись, и перешли лишь к мелким мерам веса, благо у аптекарей при армии имелись вполне похожие на современные весы. Одни из которых, самые лучшие были приняты за образец. Затем Григорий Григорьевич принялся за другие «измерения», одновременно подобрав работников к себе в мастерскую при «Палате». И за год полностью справился с царским поручением - выпуск измерительных инструментов и весов был налажен, на них стояли царские клейма, за подделку которых полагалась каторга. Причем прямая - далматинцы свои галеры называли «каторгой». А заодно конфискация всего имущества, а жена с чадами попадала в неволю.
        После парочки показательных процессов - как ни странно, но мухлевали армянские торговцы в Кафе, а не генуэзцы или евреи - дела пошли честно, «продукция» мастерских Скорнякова-Писарева была нарасхват во всех городах и весях, и цены на нее отнюдь не «кусались». А вот кустарное изготовление именовалось очень нехорошим словом, со столь же суровым наказанием - понятно «за что» и «почему»!
        - Петр Алексеевич, школы это хорошо, но может быть, мы еще что-то вроде университета откроем? К государевой службе людей готовить нужно, одной обычной школы недостаточно. Тебе ведь нужна новая «Славяно-греко-латинская академия», с разными факультетами, включая богословский. И в школах детей учить нужно, грамотность и образование подданных государство развивает. А для школ учителя нужны, а для того гимназии нормальные, а не та, что в Кафе. Ведь недаром сказано, Петр Алексеевич - «науки юношей питают, отраду старым подают»!
        - Да ты пиит, мастер, - усмехнулся император. - Только учти - ученых людей у нас раз-два и обчелся. Как тут школы повсеместно открывать? Где взять то учителей прикажешь?
        - Среди греков их много, тех же священников - они грамотные, ведь Евангелие и духовные книги читать надобно. Семинария в трапезунде есть, только там еще русский язык для обучения ввести надобно. А так набрать образованных греков, и годичные курсы переподготовки устроить, с обязательным изучением нашего языка - методом «глубоко погружения» среди русских людей - поневоле выучат.
        - Хм, убедил, - Петр взял подсунутый ему новый комплект бумаг, и тут же принялся его читать, долго и внимательно, рассматривая схемы и таблицы, которые Павел всегда вводил для наглядности. Серьезно изучал, тут же ставя пометки ручкой с золотым пером, которую пришлось изготовить в «парадном наборе» к свадьбе. Царь теперь постоянно носил ее с собою, и повелел открыть мастерскую для их изготовления. И Минаев в который раз с добрым словом вспомнил советскую школу, где учился писать пером и всегда носил с собою заполненную чернилами ручку, когда все кругом давно перешли на шариковые. Просто ее подарил ему отец на выпускные экзамены, и она являлась редкостным раритетом.
        - Ты учти, мастер, я ведь не шучу, - Петр посмотрел на него тяжелым взглядом. - Ты окольничий, я тебя скоро боярской шапкой пожалую, хотя князем не могу сделать - они Рюриковичи, но архонтом тебе быть! А потому не дело тебе с бл…ми али невольницами крутить, и вдовы невместны! А посему выберешь барышню - молодая тебе сил придаст и деток добрых родит. А выбор легок будет - учить зимой супругу мою будешь, и всю ее свиту бабскую и девичью - предметы для занятий сам выберешь. И присмотришь себе «половинку» по сердцу…
        - А ежели я ей, старик седой, не по сердцу придусь?!
        - Глупости говоришь, пустое. Ты мой мастер, это все знают! И для любого архонта с тобой породнится - высшая честь будет!
        Глава 40
        От печи шло тепло, и великий князь Московский Иван Васильевич, подсел к ней поближе, напряженно размышляя. Ему только исполнился двадцать третий год, и вот уже скоро буде ровно годовщина его правления после смерти отца, который правил долго, ослепленный коварством Шемяки. А он сам рано стал ему помощником, взвалив на свои слабые тогда плечи множество обязанностей. А потому отец недаром повелел именовать его «великим князем», и они оба стали «государями» Руси, единственной, что осталась, «кондовой». Ибо остальные русские земли, что носили наименования княжеские, достались соседнему Великому княжеству Литовскому, с которым приходилось считаться, ибо зело сильно было, и сторонников имело крепких, что Москве могли немало крови попортить.
        Повезло ему самому в том, что в Твери и в Рязани великие князья тоже умирали - так что на «столе» Тверском княжичу Михаилу Борисовичу сейчас всего девять лет. Но он родственник - его старшая сестра Мария вот уже шесть лет как супруга, и родила наследника Ивана Ивановича, коему уже пятый год скоро исполнится, к великому огорчению четырех братьев, что втайне надеялись, что он будет либо бездетными, или без наследника. Теперь надежды потеряли, благо жена опять непраздной ходит.
        Братьям своим он уделы выделил по завещанию отца, не стал родительскую волю порухе предавать. Юрий получил Дмитров, Можайск и Серпухов; Андрей Большой получил Углич и Звенигород, Борис стал князем Волоцким и Рузским, Андрей Меньшой, которому десять лет всего, отъедет в Вологду. А Москва братьям принадлежит на две трети по «духовной грамоте», а ему лишь на одну треть.
        - Ничего, время покажет, - пробормотал Иван Васильевич, сжав губы. Не для того прадед, дед и отец всех удельных князей под властью Москвы собирали, чтобы потом внутри уделы устраивать. Ведь от брата деда, князя Юрия Дмитриевича заваруха вся пошла, а потом от его сыновей, дядей самого Ивана Васильевича, Васьки Косого и Митьки Шемяки столько бед претерпели - хуже литвинов и татар были усопшие «родичи» - он их до сих пор яростно ненавидел всей душою. Москва должна собрать все земли под себя, и «государь» их должен править один, а удельных князей быть не может. Все должны быть под полной его волей, стать «подручными» князьями, а он их за службу верную к себе приблизит, в боярскую думу введет и шапкой пожалует. Может и селений дополнительно пожаловать, чтобы меньше на него ворчали и ревностней служили.
        Понятно, что Рюриковичам такое не по нутру, и все волками на него смотрят, но раз «хвост» поджали, то опале придавать не станет. Так ведь и не полностью уделы забираются, а в обмен городки и сельца отдаются, но только в других бывших княжествах. И то правильно - на своей бывшей землице они себя «хозяевами» чувствовали, могли опору обрести и восстание поднять против Москвы, усобицу развязать. А так дед его, и родитель правильно делали - с корнями вырывали, и на новую землицу «сажали», где у бывших князей, ставших боярами, ни опоры, ни влияния. «Кормление» с землицы получают, да и ладно, а не захотят служить верно, али вообще «отъехать» на службу другому правителю, так все вотчины тут же на Москву немедленно «отпишут», и ими можно будет уже слуг верных наделить.
        - Если братцы мои родные начнут крамолу мне чинить, я с ними круто поступлю, - глухо произнес молодой правитель, и нахмурился. Самодержавие московского князя многим не нравилось, но сделать ничего не могли. Ярославское княжество захирело, и он его к своим рукам скоро приберет. И на Твери у него положение весомое - если малолетний князь умрет, то его сын Иван Иванович на великокняжеский тверской стол взойти сможет, ведь мать его сестра старшая. Другие тверские князья возмутятся, конечно, особенно Микулинского удела, но так на них московские полки имеются. Ударить так можно сильно, что враз поумнеют.
        С Рязанью вопрос уже решен - в ней правят московские наместники, а князю Василию Ивановичу, что давно в Москве живет и гостем почетным на воспитании, и «аманатом», шестнадцатый год пошел. Понятно, что отпускать придется, но уже не просто так - женат будет на младшей сестре Анне Васильевне, которую слушаться станет и московской стороны держаться. Ярые его противники князья Пронские удела своего уже лишились - одни подручными стали, другие в Литву «отъехали», на службу королю Казимиру. Там самый ярый противник находится, князь Юрий Федорович, что женился на княжне Соломерецкой, и та ему сына недавно родила - тоже будущий враг Москвы расти будет.
        А вот другой князь, Дмитрий Андреевич, по прозвищу отцовскому «Сухорук» тоже Казимиру королю служит, хотя «Нелюбы» у московского «стола» боярами обретаются и вотчины получили. И оный «Сухорук», по слухам, подался из Литвы на службу новому императору ромеев Петру Алексию. А вот тот роду непонятного, «романовского корня», якобы от Палеологов ведомого. И женился на дочери Трапезундского императора Давида, который сам от власти отрекся. И дети его тоже сделали, под руку базивлевса нового перешли без понукания. И земли понтийское приданным отдали за царевной Анной, и тем Понт с «Заморьем» в державу единую соединили, и князья Феодоро императору Петру покорились, и города генуэзские, и хан Крымского улуса тоже «подручным» стал.
        А наследник у Петра появится, так все три рода, что базилевсами были, объединит - вот тогда и Царьград у османов отберут. Пока же побили султана крепко на море, кораблей много утопив, и столько же захватив с добром всяческим. И войско имеет большое, раз города понтийские, что магометане держали, у басурман отобрали, и сия весть все земли христианские облетела. И бьются ромеи «огненным боем», про который страшные слухи доходят, что никто выстоять против «ручниц» и «тюфяков» их не может
        - Сильный базилевс, на меня свысока смотрит, раз послов не отправлял. И патриарх при нем, и митрополиты, - негромко произнес Иван Васильевич - нужно было крепко подумать, как держать себя с императором «ромеев». А потому летом отправил в «Ново-Константинополь», что на Боспоре Киммерийском находится, посольство небольшое с дарами, что Петру Алексию непостыдно принять можно - меха многие, украшения разные из злата-серебра - многое посольские взять не могли, ибо через земли литовские поехали, а дальше вниз по Днепру на стругах. А главой назначен боярин Федор Васильевич Басенок - лучший отцовский воевода - он многое приметит, и вот тогда хоть ясно будет, что в земле ромеев на самом деле происходит…
        Глава 41
        - Для нас выгодно, чтобы Узун Хасан и султан Мехмед воевали друг с другом как можно дольше, хоть до посинения, Петр Алексеевич. Лишь бы они хорошо обескровили друг друга, тогда появляются определенные перспективы, - Павел машинально потер руки - новости были хорошие. Прибыло посольство с самим грузинским царем Георгием VIII, причем напрямую просить покровительство, а не союза, как ожидалось. И с этим все понятно - становясь вассалом, тебя сюзерен будет обязан защищать всеми силами, а союзник должен надеяться больше на себя. А ситуация в кавказской Иверии оказалась плохой - за последние полвека страна была разорена набегами, но большая кровь была еще впереди.
        В том, что держава Ак-Коюнлу совершит страшные нашествия в ближайшие десять лет, знал боярин Федор Головин, настоящий знаток истории православного христианского мира, а без таких знаний в посольских делах успеха не добьешься. Но ведь тогда, в той реальности, ситуация была для грузин кошмарной - после захвата турками Трапезундской империи, а потом Крыма, они остались единственным христианским форпостом на востоке, и лишь ожесточенная борьба между мусульманскими владыками привела к тому, что Грузия уцелела. Хотя процесс раздробленности там пошел серьезный, страна фактически распалась на три царства.
        Павлу рассказали, что в этом году Баграт, внук царя Константина должен будет начать войну против царя, и добьется вначале создания Имеретинского царства. А потом племянник Константин начнет войну против дяди, и создаст свое собственное царство в Картли. После чего страна окончательно развалится на три враждующих между собой удела. А в каждом из них начнутся внутренние междоусобицы. И так будет продолжаться долго, а мусульманские владыки будут разорять страну жестокими набегами, убивая людей тысячами, и уводя много невольников - больше трех веков этот «беспредел» будет продолжаться, как знал сам Павел, пока Грузию не возьмет под покровительство Российская империя.
        Теперь ситуация кардинально изменилась - «император Понта и Ператии», царь Скифии и Боспора, князь Тмутаракани» Петр Алексеевич уже явно показал всем окрестным странам на кого «куры записаны», особенно после впечатляющей победы при Синопе. Грузинское посольство приняли с должным величием, хотя январь 1463 года оказался холодным. Повсеместно выпал снег и таять не собирался, Азовское море покрылось льдом и через замерший пролив ходили на Тамань по льду.
        Грузины прибыли на двух византийских галерах, на море пережили ужасающий шторм, молитвами спаслись, да умением экипажей. Павел присутствовал на переговорах в качестве важного сановника - Петр Алексеевич назначил его советником князя Григория Федоровича Долгорукого. Его царь назначил директором недавно учрежденного «лицея», в котором должны были учиться четыре года отпрыски самых знатных семей его империи, элита, прах ее подери, «сливки» общества.
        Для начала набрали полсотни юношей, все должны быть старше 15 лет от роду. Первый набор, причем на учебу правители уделов отправили своих наследников, если они были в подходящем возрасте, или их младших братьев. Кого только не было среди будущих учеников - греки с разных уголков, с ними младшие сыновья императора Давида. Знатные готы из Феодоро, включая двух княжичей, младший сын старого крымского хана и сыновья влиятельных беков, что тоже решили учиться по примеру Менгли-Гирея. Пестрота усиливалась присягнувшими царю генуэзцами, что поспешили отправить в лицей отпрысков влиятельных родов. Картину дополнили сбежавшие от турок и туркмен отпрыски армянских владетелей, а теперь к ним добавились и грузинские царевичи с княжичами.
        Имелись русские, тоже полусотня, из «новиков», которых царь приписал на эскадру, а после похода они должны были отправиться на учебу в европейские страны. Понятное дело, что поездки не состоялось, вернее сказать, она произошла совсем не туда, и не в то время. Так же было два десятка других русичей, уже «местных - тех потихоньку набралось изрядное число. На службу к Петру потихоньку стали прибывать «изгои» из Литвы, а так на русских землях называли князей, потерявших свои владения. А с ними прибывали бояре и небольшое число дружинников с женами, чадами и домочадцами, со слугами и холопами.
        Вот только приняли их всех без должной по нынешним временам «чести» - деревенек на «кормление» не дали, хотя земли под усадьбы выделили, на берегу Северского Донца, вот только селиться на краю Дикого Поля никто не стал. Да и не позволили бы тут оставаться на верную смерть - все с напряжением ожидали войны с «Большой Ордой». Выдали «кормовые» деньги семьям, надели домами, а дальше только служба покажет, у кого будет какой чин, а, соответственно, по нему и жалование. А сыновей определили в кадеты - там и учить будут, и воинское обучение пройдут, чтобы бились «регулярным боем», а не «привычным укладом»…
        - А за это время у грузин порядок навести надобно, царь моим наместником и станет. После смерти его сам определять буду, но никакой вольницы не допущу. Править буду самодержавно!
        Петр Алексеевич жестко усмехнулся, отложив напильник на верстак - никаких удельных владык он не терпел, все становились «подручными». Да и правильно - по всем европейским странам пойдет централизация, настанет конец феодальной вольнице в Испании, Франции и Англии, пусть и затяжной процесс будет, одна «война роз» чего стоила. Здесь же сепаратизм среди христианских земель на корню давить надобно, со всех сторон сильные мусульманские государства обложили.
        - Ты только штуцеров своих давай побольше, да единорогов, боеприпасов всяческих - и победим магометан! Отвоюем христианское наследие - оружие только нужно доброе, тогда всех сметем!
        В том, что регулярная армия, созданная на рекрутском наборе для податного населения и всеобщей воинской повинности для дворян и всех русских жителей, оснащенная пяти линейными штуцерами XIX века с капсюлями и пулями Минье, победит феодальное воинство XV века, никто из «пришельцев» не сомневался. Ведь что враги могут противопоставить на поле брани - тяжеловооруженную конницу и конных лучников, с наемной пехотой - арбалетчиками, да ничему необученное ополчение. Артиллерия у мусульман допотопная - бомбарды и кулеврины супротив единорогов ни в какое сравнение не идут, как противостояние лука и штуцера.
        - На все время нужно, Петр Алексеевич, - пожал плечами Павел. - Контуры твоего царства определились у горы Митридат, на которой боспорский владыка свою державу разглядывал. Теперь ты замысел в жизнь воплощаешь - а это время долгое. И основа твоей будущей мощи железо - у тебя его много будет, а до первого миллиона пудов нужно лет пять трудиться. И тогда никто противостоять тебе не сможет, важно твоих разноязыких подданных в единое целое сплавить. Если это сумеешь сделать - то будущее обеспечено, а вот если не получится…
        Павел остановился, отошел от токарного станка и посмотрел на Петра, который его очень внимательно слушал. Обычно они беседовали в мастерской, прекрасно оборудованной по нынешним временам. Станки тут были на приводе - пришлось для этого запрудить речку, зато мастерская, больше похожая на небольшой завод работала почти круглогодично, хотя Минаев всерьез стал работать над паровой машиной.
        - Империи всегда гибнут, ученик, хотя их существование может продлиться долго. Так Рим просуществовал семь веков, Византия почти тысячелетие. Они объединяют народы во время подъема и побед, и обрушиваются при долгих неудачах и внутренних смутах - именно последние и есть главная причина гибели. Зато если превращаются в державу, то становятся уже цивилизацией, определяющей будущее - а таких немного. Китай, Россия, Европа с Новым Светом. Возможно, я ошибаюсь, просто исхожу из реалий 21-го века, когда мир застыл на краю то ли пропасти, или нового «рубикона», через который придется сделать шаг, заступить за черту…
        Понтийское царство царя Митридата - первый опыт создания империи в Причерноморье.
        Глава 42
        - Они и рады были бы нас вырезать, но, не имея пушек, сделать ничего не смогут. А с луками даже небольшие шанцы взять невозможно - слишком велики потери у татар, а чугунная картечь даже самое горячее желание пойти на приступ напрочь отшибает!
        Павел усмехнулся, чуть наклонился, конь только ушами повел, стоял смирно. Этого мерина ему подготовили для поездок еще два года тому назад, специально выездили именно для него, под протез. Он внимательно разглядывал трупы - конские и человеческие - которые в этой ложбине лежали буквально вповалку, десятками, если не сотнями. Тут впервые опробована шрапнель - массированный огонь единорогов нанес подступившим татарам «Большой Орды» ужасающие потери. Так что «стояния» на реке Северский Донец не вышло - хану Ахмату надо было уходить в степь, трезво оценив возможности. Но имея двадцать тысяч степняков, он решился напасть, не понимая, что залезет в ловушку.
        Взять поставленные у реки шанцы конные тысячи «Большой Орды» не смогли, и принялись искать для переправы более удобное место. И вскоре нашли брод в стороне, охрану которого полковник Голицын предупредительно снял, «открыв» степнякам путь в ловушку. И стоило конной массе переправиться на правый берег, чтобы по «милой привычке» к грабежам, пройтись «огнем и мечом» по царским владениям, и вернуться в родные степи с захваченным добром, с уныло бредущими на веревках рабами и красивыми невольницами для утех. И осуждать за это их можно только с позиций 21-го века, по нынешним временам это вполне достойное занятие, тут так все живут, военная добыча дело святое!
        А искушение было велико - прежде безлюдные степи за два с половиной года прямо на глазах стали превращаться во вполне обжитой край, пусть пока и мало заселенный. И причиной тому был каменный уголь, который не зря именуется «черным золотом». Редкие леса просто не могут обеспечить людей топливом, недаром кочевники используют кизяки. К тому дубравы нужны для строительства много чего полезного, от кораблей до зданий - ведь каменные стены возвести можно, но нужны перекрытия. А еще деревянные полы, мебель, черенки для лопат и мотыг, топорища, да те же орудийные лафеты, в конце концов. Так что дубравы приходилось беречь и сохранять, хотя казалось что сейчас их в поймах Донца вроде много, вот только по царскому указу вырубать категорически запрещено. Петр сразу же предпринял жесткие меры для их сохранения, отчетливо осознав, что взять такое ценный материал, как корабельный лес, просто негде.
        - Боярин, и на реке ордынцев побили из стругов без счета, вода кровью окрасилась на сотни саженей. Бомбы твои страшны - когда рвутся прямо над головами - страшно смотреть!
        Князь Михаил Голицын был молод, очень молод с высоты его 58-ми лет, ведь на тридцать один год он его старше, больше, чем вдвое. Но в этом времени мерки другие, как и ответственность - не юноша перед ним, а матерый воин, что вот уже третий год сражается без передышки, и чин полковника заслуженно получил.
        - Как с подрывными трубками, князь? Научились расстояние правильно ставить? Пригодилась ли наука?
        - Один запал только не сработал, не загорелся, боярин, все остальные бомбы подорвали, твои новые пушки их больше двух сотен за раз выстрелили, беглым огнем били. Зело страшные потери коннице приносят, сам ведь видишь, вповалку трупы лежат!
        - Вижу, князь, вижу. Только такие случаи редки будут, в ловушку ведь сами себя загнали.
        - Вот и я том, мыслю, боярин. В степи конница от нас быстро откатывает, и разбегается - а нам за ней поспевать надобно. Потому всю орудийную прислугу на коней верховых посадить надобно, и в расчеты пушечные коноводов дополнительных ввести. И бой с татарами лучше вести «корволантом» - у татар лошадей купить или взять в обмен за товар всякий, и всю пехоту в седла посадить, на манер драгунский. Сражаться будут «огненным боем» пешими, а двигаться маршем токмо на конях.
        - А ведь ты прав, княже! Царю записку подал?
        Павел посмотрел на Голицына с нескрываемым уважением - тот сам додумался до идеи создания конной артиллерии, способной быстро передвигаться по полю сражения, а, значит, совершать «маневр» огнем. И до «моторизации» инфантерии разумом дошел - в маневренной войне это суровая необходимость совершать скоростные марши и создавать превосходство над противником в нужном месте.
        - Написал, боярин, но было бы лучше и тебе о том доклад сделать императору Петру Алексеевичу. Твои единороги любого противника сокрушат, дай только шрапнели нам больше! Дюжина стволов за четверть часа неприятелю страшный урон нанесет - сам видишь, что здесь творится!
        - Потому и приехал, чтобы собственными глазами посмотреть. А государю отпишу, и твой рапорт ему передам. Да, как штуцера показали в бою? И новые пистоли нарезные?
        - Жаль, что их мало, боярин - полусотни не набралось. Но заряжать их легко, капсюль в «гнездо» вставить просто. Когда вся армия будет ими вооружена, тогда ни один враг нам противостоять не сможет…
        - В течение трех-четырех лет только гвардию и егерские роты во всех полках штуцерами вооружить сможем. Да регулярную конницу пистолями - они точнее нынешних фузей бьют, и чуть дальше. Но это все, князь - не вытянем больше. Руду только сейчас стали плавить в большом количестве, но железа крайне мало, пушки из чугуна льют.
        - Так мало боярин - у меня всего дюжина четверть пудовые единорогов, и те из гвардии передали. Остальные пушки все старого образца, трехфунтовые - никакого сравнения с новыми! Пока отбиваемся, но ведь потери несем, фузеи хоть с новыми пулями дальше луков бьют, но штуцера намного лучше, и стреляют точнее!
        - Потерпеть надобно князь Михайло Михайлович. Ты границу держи, а как только уголь начнут добывать в достатке, пережигать его будут, то и железной руды выплавлено будет намного больше. Так что ждать нужно - и воевать тем, что есть. Кстати - ты половину запаса шрапнелей разом истратил, так что береги лучше боеприпасы, выпуск новых недостаточен. Тех же капсюлей всего по сотне на штуцер произвели.
        Павел насупился - один работник погиб, двое получили увечья - изготовление «гремучей ртути» всегда сопровождалось серьезными потерями. А нехватка оружия в полевых войсках вполне объяснима - отливка единорогов производилась из чугуна, и все они, кроме двух десятков, шли на флот, как и нарезные пистоли. И Петр тут полностью прав - возобновление войны с турками не за горами, возможно, она начнется через два-три года, и решаться ее исход будет в морских баталиях…
        Глава 43
        - Хорошо, что ты меня не послушал, мастер, и выбрал себе такую умницу-разумницу! Она оправдывает свое имя - Василиса! Да еще и «премудрая», что тут можно сказать!
        Павел несколько озадаченно смотрел на императора. Петр Алексеевич по русскому обычаю сграбастал хрупкую гречанку в свои объятия и стал целовать ее прямо в губы. А ведь по приходу в дом, когда хозяйка поднесла ему чару вина, он ее только мазнул губами, да и обнимать не стал. И причина была проста - первый месяц занятий в «царской школе», где обучали императрицу Анну и ее придворных дам, Минаев смотреть на самую прилежную ученицу без содрогания не мог - девушка по обличью не просто страшненькая - «страшная» до жути, как Баба-яга. Худая как жердь, на голову выше всех и с выправкой гренадера, с жидкими русыми волосами, с бородавкой на носу. И с «заячьей губой» и большим шрамом через всю щеку - след удара саблей, что нанесли ребенку в детстве. Император Давид держал сироту при дворе в память о погибшем архонте, что двадцать с лишним лет тому назад погиб, прикрыв его собственным телом.
        Понятно, что «старую деву», страшную обликом бесприданницу, никто в жены и брать не собирался, тут столько не выпьешь, сиди она даже на сундуке золота. Но к ее советам порой прислушивались, так как девица была «книжницей», получила превосходное образование, очень много читала, и, зная полудюжину языков, бодро изучала седьмой, начала еще полтора года тому назад в Трапезунде - русский, сделав в нем поразительные успехи. Потрясающие лингвистические способности.
        И первый же разговор с ней настолько увлек Павла, что он на какое-то время забыл о ее облике, смотря только в серые, доброжелательные и умные глаза. Но за месяц он настолько привык к беседам с ней, что почувствовал себя взбодренным, будто двадцать прожитых лет с плеч скинул. К тому же у них оказалось много общих увлечений, даже если начать пальцы загибать, то двух рук не хватит - образование потрясающее.
        Тут и медицина с лекарственными травами, причем девчонка разбиралась в ядах и противоядиях, в которых сам Павел разбирался плохо. И хирургией занималась, раны могла зашить и крови не боялась. Но когда Павел рассказал ей о «кесаревом сечении», и как можно заметно снизить детскую смертность - сидела потрясенная, а потом порывисто поцеловала ему руку и убежала - а он долго сидел потрясенный и курил.
        Однако Василиса стала сама ему тут учителем, как и в греческом языке. Беседовали еще по-немецки, вернее, девчонка говорила на готском языке, но они друг друга понимали. Политика, история, культура - было о чем с ней поговорить, причем у девчонки знания были отнюдь не поверхностные. Так что проходил один зимний день за другим, и Павел уже без встреч с ней не мог обходиться, буквально дышал ими.
        И как обычно водится, взаимную симпатию увидели другие, и юная базилисса, находясь в «интересном положении, нашептала своему царственному мужу о взаимной любви его мастера и ее советницы и толмача. А Петр, хмыкнув при виде «избранницы, попытался его отговорить от выбора, но Павел настоял на своем и теперь был по-настоящему счастлив. Ведь он не только влюбился в девчонку, хотя раньше считал, что такое в его возрасте возможно. Про любовь в мире сказано много, но каждый раз она принимает разные формы, и возраст тут не помеха - ведь они оказались не только супругами, но больше друзьями и единомышленниками…
        - Я орден для верных жен и помощниц учредил, по примеру, о котором твой муж мне часто говорил. И орден этот в честь святой Софии, «мудрости», имеет две степени - большого креста со звездой и лентой, и малого. И драгоценными камнями щедро украшены. Ты его ведь на моей супруге его видела в прошлом месяце, когда сию награду я ей вручил. Понравился?
        Василиса только головой закивала на слова императора - еще бы ей не знать. Но это была пока единственная награда, сама первая - других крестов просто не успели сделать, а малый крест, как знал Павел, существовал только на рисунке. И сообразил куда «герр Питер» клонит.
        И правильно понял, когда Петр супругу крепко обнял и еще раз расцеловал. И громко произнес:
        - Малый крест мастера сейчас доделывают - и ты будешь первой кавалерственной дамой! И быть тебе везде рядом с моей царственной супругой, как мастер, твой муж при мне, постоянно! И как только все эти книги ты напишешь на языках народов, что моими подданными является, большой крест будет твой - обещаю! А пока иди - ужинать у вас буду - а мы с мужем твоим сейчас работой займемся!
        Супруга поклонилась, поцеловала царственную длань и вышла. Император любил приходить в мастерскую, и тут часто с ними беседовал. Так как Василиса любила не только смотреть, как муж работает, но и помогала ему, пытаясь разобраться в механизмах. И прыгала от радости как ребенок, когда у нее получалось. Да и сама вносила новшества - по крайней мере, сейчас все работники были в нормальных «спецовках».
        - Умница, побольше бы таких, - произнес Петр, и тут же спросил. - Челобитную сама писала, или ты ей помогал, больно складно написано?
        - Сама, - рассмеялся Павел, - мне порой кажется, что знает она больше, чем мне представляется.
        - Таких тут много, ромеи образованный народ. Вот только от «великого ума» своего империю потеряли, вернее прос..ли, - Петр ощерился, и Павел его прекрасно понимал, за два с лишним года насмотревшись на нравы. И тихо радовался, что кровавые уроки, данные османами византийцам, последние все же усвоили, но поздно. Но решил немедленно расставить, как говорится, все точки над «И»:
        - А еще у них тут «милая привычка» императоров убивать, тебе, «герр Питер» держать ухо востро надо. Нам еще повезло, что мы попали в последние дни существования не самой империи, а ее осколков. А ведь они даже перед неизбежной гибелью продолжали склоки.
        - Привыкли императоров выбирать, а если не по нраву, то режут или убивают, - щека у Петра задергалась. - Князь-кесарь уже бросил в поруб таких - приходом нашим недовольны. Казначей «Давидки» вообще подсылом османским оказался, султану обо всем весточки посылал.
        - Дави их немедленно, чтоб ноженьками своими сучили, сторонники старины. Они погубят дело, крамольники. Сейчас твоя власть прочно держится - желание освобождения православных земель поддерживается всеми, от патриарха и архонтов, то последних водоносов. Когда идея «реконкисты» займет умы твоих подданных, то все религиозные диспуты уйдут на второй план. Это сильнейший объединяющий фактор, сам знаешь, что при патриархе Никоне в Москве случилось. А тут даже сейчас они спорить меж собой продолжают, хотя на краю пропасти стоят.
        - Да знаю все это, - ощерился царь, отмахнувшись рукою, словно беса отгонял. И криво улыбнулся:
        - По тому и русский язык ввожу - он их умы сейчас занимает. А «потешные» им разум в порядок приводят, чтобы преторианцами себе не возомнили. Но служат вроде верно, с рвением, и послушанием.
        - Победы нужны, Петр Алексеевич - положение наше значительно упрочится, и твоя династия станет главной, благо Анна твоя беременная. Вот только воевать сейчас нельзя, надо оттянуть войну с османами на несколько лет, нам время нужно. Зато потом необходимо брать Константинополь - у кого столица, тот и правитель. А турки сейчас будут греческое население давить, им армию кормить надо, и флот строить - и восстание будет обеспечено, и прихода наших войск будут ожидать с нетерпением…
        Крепостные стены Константинополя. современное состояние.
        Глава 44
        - Хорошие корабли построили, «герр шкипер», мореходные и отлично вооруженные. Им сейчас просто противников нет, а галеоны только через столетие появятся. Если только эти корабли образцом для всех европейских стран не станут, - Корнелий Иванович посмотрел на «города», что стояли в Ахтиарской бухте, вернувшись из похода к берегам Понта в этот солнечный майский день 1464 года от Рождества Христова.
        Флагманский «Севастополь» и «Мариуполь», названные так в честь основанных императором городов, производили впечатление своими размерами - они были куда больше тех «варварийских» кораблей и баркалонов, что были построены в Воронеже, и пришли сюда совсем из «иного» времени, отстоящего более чем на два века. Настоящие боевые корабли, по типу тех, что строили на верфях английского Адмиралтейства. И хоть необычно, но достаточно мощно вооруженные суда с полным парусным оснащением. Не было нужды уменьшать на них осадку, памятуя об азовском мелководье, да и в размерах ограничивать - Ахтиарская бухта была лучшей на всем Черном море, и подходила для самых больших кораблей, если их удастся построить на севастопольских верфях.
        Вооружение из 72-х 20-ти фунтовых или иначе полупудовых орудий впечатляло - внизу, на закрытой батарейной палубе-гондеке стояло пара дюжин единорогов, а с ними и на опердеке вдвое большее количество карронад, включая также и те пары пушек, что по носу и корме обеспечивали «погонный огонь». Эти достаточно легкие, убийственные для любого вражеского корабля небольшие, но крупнокалиберные орудия, произвели на всех моряков эскадры, что иноземцев, что русских, потрясающее впечатление. Скорострельность пушек на скользящих лафетах впечатляла, огневая мощь тоже на должном уровне, а малая дальность стрельбы на сотню саженей не имела никакой роли - все равно у противника, причем во всем мире, нормальных пушек не имелось, а те, что были, большой угрозы не представляли.
        Названия этих орудий, задуманных и воплощенных в металле царским мастером, прижились, ведь мифический зверь был в пожалованном ему государем гербе. Особенно по сердцу пришлось последнее наименование, более похожее на яростное рычание, с обещанием скорой кары.
        Это были «первенцы» Черноморского флота возрожденной, новой империи ромеев, которую только мастер постоянно называл Византийской, да часто сам царь. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы и остальные подданные стали воспринимать это название, прекрасно помня, что раньше Константинополь носил именно это имя.
        Ведь империй ромеев было три - собственно Константинопольская, потом, после захвата столицы крестоносцами, появилась Никейская и Трапезундская. И вот теперь появилась объединившая осколки в виде Понта и Ператии, новая - четвертая по счету, и уже единственная, под властью базилевса Петра Алексеевича.
        А в том, что держава в самом скором времени начнет расширять свои пределы, возвращая «земли оттич и дедич», изгоняя османских завоевателей, никто не сомневался. Не для того, чтобы просто сгнить на воде, построили эти два величественных корабля, заложив их кили из припасенного генуэзцами сухого леса, ровно через полтора года после появления в этом времени. И через восемнадцать месяцев полностью оснащенные корабли впервые вышли в море под царским штандартом.
        Одновременно возвели город «регулярной планировки» на обширном берегу бухты, с Адмиралтейством и арсеналом, верфями и складами, казармами для экипажей, домами для служивых и обывателей. Таким же были Таганрог и Мариуполь - по их образу и подобию.
        И теперь они с царем стояли рядом и смотрели на плоды дел своих. Сам Крюйс чувствовал гордость - под его началом был действительно флот из дюжины кораблей, способных выйти в море и дойти хоть до самого Константинополя. Все «старые» корабли были перевооружены на новые пушки, в основном поставили карронады. Единорогов на каждом имелось до полудюжины, лишь на «Отворенных вратах» и «Скорпионе» поставили по десятку - все же новые орудия вышли крупнее даже самых больших пушек в 8 фунтов, пришлось уменьшить их число. Старые галеасы «апостолы» и самый маленький из кораблей «Меркурий» остались в Керчи, они легко ходили по Азовскому морю, изначально имея малую осадку. Да и перевооружили их на карронады, слишком тяжелыми оказались для них даже единороги.
        Крюйс посмотрел на верфь - там высились корпуса таких же 72-х пушечных кораблей «Константинополь» и «Трапезунд», все новшество которых заключалось лишь в том, что на нижней палубе вместо полупудовых карронад установили новые, пудовые. Более тяжелые бомбы теперь без трудностей просто проламывали борт любого, даже крепкого корабля, а на галере производили прямо-таки фатальные разрушения.
        Корнелий Иванович взглянул на царя, что с нескрываемой гордостью рассматривал свой огромный флот. Еще бы - в бухте стояло три десятка галер, еще столько же стояло в других византийских гаванях Понта и Крыма. И все были вооружены должным образом - в носу от пары до полудюжины единорогов, а еще установили карронады по бортам, правда, немного, чтобы не уменьшать количество банок для гребцов. Веслами ворочали невольники из иноверцев, либо преступники из христиан. К ним относились с бережением, без нужды не истязали, хорошо кормили. А через пять лет, тех, кто отработает столь долгий срок, и выживет при этом, отпустят на волю, а не отправят за борт, на корм рыбам, как поступали османы и генуэзцы.
        - Через одно лето, господин адмирал, ты поведешь флот на Константинополь. Хотя и хочется, но раньше никак нельзя…
        Император тяжело вздохнул, обвел взглядом и бухту, и растущий при ней большой приморский город. И не на пустом месте град сей вырастал, а включил в себя древний Херсонес, который осаждал князь Владимир, после чего греки крестили его с дружиной, базилевсы выдали замуж свою сестру, а правитель потом крестил вначале Киев, а потом всю Русь. И тут издревле находилась резиденция митрополита, правда его епархия к приходу флота окончательно захирела, зато сейчас расцвела.
        - Карронады в достатке отлили, они времени требуют гораздо меньше, чем пушки, да и чугуна в достатке. А вот полки наши еще не вооружены должным образом, четверть пудовых единорогов еще маловато, а за два года триста штук отольем. Да пудовые осадные пушки нужны с мортирами - турки ведь города защищать будут. И полупудовые единороги нужны как для крепостей наших, так и для полевого сражения. И пороха мало для долгой войны, запас нужен, - царь говорил негромко, как бы перечисляя все необходимое, будто мысленно загибал пальцы.
        - Рекрутов нужно еще муштровать, полки развертывать, штуцерами вооружить - не фузеями! А к ним капсюлей наделать побольше, чтобы на все сражения хватило - а их будет много!
        - О да, господин шкипер - пистоли новые с нарезами морякам зело понравились! Но их и третьей части нет от потребного, только абордажным командам на галеры отдаем, - Крюйсу новые пистоли очень понравились - они били намного точнее и дальше, чем старые фузеи. И новшествам он теперь не удивлялся - два года тому назад царь поведал ему тайну появления мастера и показал ему книги из будущих времен.
        Сказать, что адмирал был потрясен, этого мало. Ошарашен так, будто кипятком ошпарен - и сам пришел к мысли, поверив в нее, что господь возложил на всю эскадру «миссию» - спасти христианский мир от наступления магометан и вырвать «Второй Рим» из рук османов. Причем, он видел, что попавшие в это время иноземцы, такие как он, моряки, восприняли эту идею всей душой. Ведь и сам Корнелий Иванович, и Рез, и Памбург, и многие другие, бывшие раньше лютеранами, приняли православие…
        Царь Петр Алексеевич на верфи. Страна огромными трудами строила флот, что не роскошь, а один из эффективных инструментов по защите интересов державы.
        Глава 45
        - Государь Петр Алексеевич все делает правильно, муж мой - император не может просить помощи у тех, кто будет его подданным. Потому и не отправляет никому посольства - это незачем, он природный базилевс! Да и не нужно - имея армию и флот, вооруженную и обученную так, как не могут представить христианские и мусульманские владыки, просто смешно и нецелесообразно предлагать союз! Пусть целуют его длань, смиренно преклонив колени, как сделали грузинские и армянские князья, да Менгли-Гирей, хан скифский. И остальные это сделают, после того, как потерпят от нас первые поражения - и молдавский Стефан, и валашский господарь Влад, что получил прозвище «Цепеш» за то, что умертвил на коле бояр, что убили его отца и брата. Поверь, так оно и будет, муж мой!
        - Да верю тебе, умница моя, советница, - Павел ласково поцеловал супругу в губы, прижав к себе на секунду. За эти три года совместной жизни он настолько привязался к Василисе, и ценил ее ум и преданность, что давно от нее не имел никаких тайн, как и сам император Петр Алексеевич, считавший гречанку своим личным советником и лейб-медиком.
        Синопская победа, добытая в сражении с османами, что произошло почти пять лет тому назад, отозвалась эхом по многим странам, и история уже свернула с накатанной колеи. Валашский господарь легко отбил вторжение небольшой турецкой армии, вышедшей к Дунаю. Султан Мехмед не мог послать большое войско, как случилось в ином 1462 году - тогда после взятия Трапезунда и нанесения поражения тюркам Узун Хасана османы находились на пике своего военного могущества.
        Но сейчас на Черном море господствовал русский флот, закрывая устье Дуная для прохода любых кораблей, и заняв несколько островов дельты. Да и сама турецкая армия понесла серьезные потери, так что ее сил, чтобы вести войну на два фронта, и при этом, постоянно ожидая коварного удара от нового императора ромеев, банально не хватало. Да и положение самих османов на огромной территории было крайне неустойчиво - покоренные народы еще не забыли кем они были, при этом многие продолжали сохранять православную веру и видели в турках лишь удачливых завоевателей, счастье которых рано или поздно закончится.
        И теперь этот момент наступил - флот и десантный корпус полностью готовы к походу на Константинополь. Эскадра получила четыре новых линейных корабля, еще шесть войдут в строй в течение следующих двух лет. И тогда будет ровно два десятка больших пушечных кораблей, от 36 до 72 орудий на каждом. Да еще больше сотни галер, скампвей, бригантин и фуркат с десантом, а с ними полтора десятка малых парусных кораблей, в основном новой постройки - пара фрегатов, полдюжины шняв, бомбардирские суда, три яхты. Главные силы десанта грузились на полусотню каракк и каравелл - этого добра хватало с избытком, за счет давнишних синопских трофеев пятилетней давности.
        Единственное, чего страшно боялся Павел, так это какой-то фатальной неприятности, вроде шторма, что может если не погубить флот, то причинить ему массу бед. Да и сам Крюйс такого форс-мажора явно опасался, даже раз невпопад упомянул про судьбу «Непобедимой Армады». И Петр Алексеевич стал немного нервным, царь тревожился по поводу удачного исхода похода, а это еще больше настораживало. И сейчас Павел со страхом ожидал выхода в море - нужен был попутный, северный ветер, что подует от Крымских гор в море. И тогда корабли поднимут паруса и из всех крымских портов пойдут к заветному Босфору, чтобы одним броском рассечь османские владения пополам. А там турок в европейских владениях ожидает неминучая смерть - покоренные ими христианские народы неизбежно восстанут и сметут завоевателей. Да и в Анатолии османам не позавидуешь - покоренное ими население живо встанет на сторону победителя…
        - Ох, гладко было на бумаге, но забыли про овраги - а по ним ходить!
        - Все будет хорошо, не печалься, муж мой и повелитель, - Василиса прижалась к нему, пылко поцеловала, стала гладить ладошкой его плечо - она всегда чувствовала его потаенные мысли.
        - Не так все просто, любовь моя, - негромко произнес Павел, прижимая к себе жену. И начал тихонько объяснять:
        - Судьба часто смеется над нашими планами, особенно в тот момент, когда мы уверены в конечном успехе. Я тебе рассказывал, как шторма часто сокрушали огромные эскадры…
        - Так посоветуй Петру Алексеевичу отправлять корабли отрядами, ты ведь сам учил, что нельзя складывать яйца в одну корзину - споткнешься, упадешь, разобьешь всю корзину. Но думаю все будет хорошо - иначе бы зачем господь вас всех прислал сюда в наш мир?
        - Возможно, это так и обстоит дело на самом деле, и ты тут права. Однако на бога надейся, но сам не плошай!
        Павел крепко обнял жену, поцеловал - он был рад, что нашел любовь в столь зрелом возрасте. Ему сейчас 61 год, Василисе 26 - у них уже двое детей, пока маленькие, но вырастут, и он обязан жить дальше, чтобы обучить их всему, что знает. А еще супруга снова непраздна, и на этот раз уверенно говорит, что будет девочка. Как медик она на высоте - ей доверяет царь и царица, и она пока единственная среди женщин врач, занимающая официальную, причем очень высокую, должность при дворе.
        - Видишь, милая, мы начали очень рискованную игру. Да, Константинополь можно освободить, проливы блокировать флотом, выйти в Эгейской море - мы разорвем государство османов на две части. И оно погибнет, вот только война не прекратится. Наоборот - мы будем вынуждены воевать с католическими странами, а соседи у нас те еще - венгры и австрийцы, а с моря венецианцы и генуэзцы. С востока хан Узун Хасан, у него сильное войско, хоть потрепанная османами. Даже если мы откинем его вглубь Персии, то нашествия все равно будут продолжаться. К тому же не стоит скидывать со счетов арабов - выйдет из пустынь Аравии или Египта новая орда - как одновременно с двух сторон отбиваться?!
        - Их нужно опередить, муж мой, - супруга погладила его по плечу кончиками пальцев. - Пока у империи ромеев был флот, вся прибрежная полоса может быть поддержана эскадрами. Левантийское море должно остаться за базилевсом, и если будет опора на христианские города, что держали крестоносцы, то мусульмане будут втянуты в безуспешную войну. Поставить там пушек побольше на стены, пусть даже старых, снабжать кораблями, что будут приходить в гавани - то штурм будет гораздо дольше длиться, чем легендарной Трои. А хлеба нам хватит из Скифии - чернозем нужно только распахивать. Тем более, пока «Большая орда» вынуждена отбиваться от всех врагов, что на нее нападают со всех сторон.
        Жена говорила уверенно, продолжая поглаживать его по груди. А он принялся размышлять - действительно, пока есть флот, то любой противник будет поневоле скован, особенно в Палестине. Хотя начнется долгая война с исламским миром - тут не стоит забывать, что конфликт цивилизаций может длиться долгими столетиями. И враги с двух сторон - мусульмане с востока, католики с запада. А еще с северо-запада враждебное великое княжество Литовское в союзе с Польшей короля Казимира, а с северо-востока «Большая орда» хана Ахмата и воинственные горцы. Чтобы отбиться, потребуется увеличить рекрутскую повинность, и усиленно проводить индустриализацию, начнется развитие капитализма.
        От вороха нарастающих проблем Павел мысленно содрогнулся, и Василиса опять уловила его терзания. Негромко сказала, засмеявшись как колокольчик, обдувая его щеку теплым дыханием.
        - Есть враги, что желают победить нас, но у них самих имеются противники, что желают погубить их. Так поступали всегда правители империи ромеев - воевать с врагами чужими руками. Ее погубили внутренние дрязги, я сама видела во что превратился Константинополь и Трапезунд, - Василиса продолжала негромко говорить, дыша ему в ухо:
        - Сейчас этого не будет - турки истребили знать, а те, что сбежали под покровительство папы, приняв унию, обратно никогда не вернутся - мы их просто не примем. К тому же у нас есть единоверцы - если их вооружить и помогать им, то они примут на себя удары католиков с запада, и мусульман с востока. Я говорю о сербах, валахах и молдавском господаре Стефане. На востоке есть армяне, христиане Леванта и Палестины, копты в Египте, тиграи и ахмарцы в Эфиопии - ты мне показывал мне на карте. А еще русские княжества на севере, и те, что к западу - там православных захватили католики. Так отдайте им старое оружие - пушки и фузеи, даже корабли - пусть воюют не только за себя, но и за нас…
        Господарь Валахии Влад III "Цепеш", известный как "Дракула".
        Глава 46
        - Ты как тот черный ворон, мастер - все время каркаешь! Как видишь, мы в Константинополе, и город наш!
        - Ты прав, Петр Алексеевич - мы на берегах Босфора, и столица наша. Но проблемы только начинаются…
        Павел мрачно посмотрел на огромный город, что раскинулся перед ними. Флагманский «Севастополь», ставший любимым кораблем царя, который его и строил, стоял на якоре в Золотом Роге. Они беседовали в салоне кормовой надстройки, в открытые окна врывался солоноватый воздух с ощутимым запахом гнили, а потому постоянно курили и прихлебывали из стаканов вино. И разговор должен стать напряженным, потому что придется затрагивать очень серьезные темы, которые потом придется обсуждать на заседании Боярской Думы - ближнего круга советников Петра, исключительно из русских иного времени, куда входил и сам Павел.
        - Поясни, мастер.
        - Резня, Петр Алексеевич, - Минаев кивнул на огромный город, который турки даже не стали оборонять, а бежали из него в жутком страхе, по крайней мере, те из них, кто успел вырваться за крепостные стены, еще не восстановленные после штурма тринадцатилетней давности.
        - Теперь османы будут драться до отчаянности, прекрасно зная, как с ними могут поступить распаленные яростью греки.
        - Как аукнется, так и откликнется, мастер - турки отнюдь не мягкосердечны, ты сам это знаешь, и многое видел.
        - Война на истребление - плохая война, твоим наследникам это будут припоминать веками. К тому же против нас пойдут воевать многие мусульманские владыки, и если Узун Хасана поддержат мамлюки, то тут даже штуцера могут не помочь, тем паче их у нас не так много. Война разорительна сама по себе, особенно долгая, а нам придется содержать и кормить массу греков, которые сейчас пребывают в нищете - а это существенные расходы. Если в Скифии будет неурожай, или поля вытопчут ордынцы, то представляешь, какие проблемы начнутся?!
        - Что ты предлагаешь?
        В чем Павел ценил и уважал царя, так в том, что тот был человеком действия и умел прислушиваться к другому мнению, пусть оно и не совпадало с его собственными взглядами. Они оба снова закурили, табачный дым стоял клубами над низким потолком, тут высоченный Петр Алексеевич постоянно пригибал голову.
        С табаком вышло неладно - бросить курить не удалось, и все из-за казаков. Дело в том, что курение первым в русской истории, как оказалось на самом деле, внедрил не молодой русский царь, научившись этому дурному делу в Немецкой слободе на Кукуе. Еще при его деде «люльками» дымили запорожские и донские казаки, научившиеся выращивать табак, который именовали «тютюн», и смешивали его с разными степными травками, как полезными, так и нет, да хоть с тем же донником, смесь с которым была самая популярная. Так что у кого-то случайно остались в кафтане семена, которые тут же посеяли. А донская землица для табака вполне годная, к тому же на Дону тепло, тут и виноград выращивают, и вино из него делают.
        Табак прижился, а так как это растение «размножается» неимоверно быстро, то плантациями казаки обзавелись огромными. Но и в огорчении есть своя радость, трудно представить, чтобы было, если бы курильщики перешли на коноплю. Гвардейцы и казаки с «косяками», и во главе с царем - страшное дело, и в кошмарном сне не приснится!
        Так что пришлось скрутить первые сигары, которые за последние два года вытеснили из обихода трубки и папиросы. Сюрреалистичная картина - бородатые казаки, заросшие растительностью как кубинские революционеры, увешанные оружием с головы до ног, дымят сигарами на привале. И тут же царь с гвардейцами в зеленого сукна русских кафтанах, так как прохудившуюся со временем европейскую одежду пришлось использовать для производства не менее нужной бумаги - слишком непрактичной она оказалась в этом времени, да и совсем неподходящей для православных, особенно если носить ее вместе париками…
        - Переселить всех обратно в Анатолию, вглубь, там, где они в подавляющем большинстве, стиснутые покоренным армянским и греческим населением со всех сторон. Бывших православных, принявших ислам, перекрестить заново - язык многие сохранили. Ренегатов поставить перед дилеммой высылки за пределы твоих земель - такие вероотступники самые опасные. А лучше государь переселить всех магометан в междуречье от Днестра до Дона, а еще Добруджа есть, и Буджак. Там они верно служить будут - ибо от истребления токмо ты их спасти сможешь!
        - Хм, подумаю - надо будет на Думе обсудить. Но раз крымчаков удалось сломить, то и эти упрямиться не должны, - Петр серьезно задумался, дымя сигарой, а вот Павел предпочитал папиросы.
        После неожиданной смерти Хаджи-Гирея два года тому назад, среди крымских татар началась заматня. Часть из них выступила против Менгли-Гирея, которого царь пожелал видеть ханом. Зря они это сделали, беды обрушились на их головы - Петр только ждал этого момента, так как жить рядом с кочевниками, которые по старой памяти смотрели на христиан как на свою законную добычу, было нестерпимо. А потому урок крамольникам был дан кровавый и страшный, показательный, а превосходство в оружии сделало его наглядным в высшей степени.
        Этого хватило - хан присягнул ему на верность, стал полностью «подручным». Разбой - как основа бытия, уступил место скотоводству, весь воинственный элемент был изъят рекрутами и определен на постоянную военную службу. Были набраны четыре полка улан из новых «скифов», а татары сейчас таковыми и были в своей массе. Не отдельным еще народом, а больше ордой, впитавшей в себя другие племена и народности, жившие два века тому назад в «Диком Поле». К тому же откололись они от «Золотой Орды» совсем недавно, и четверти века не пошло.
        После «кровавой бани» даже ропота у бывших степных разбойников не случилось - на Волгу бежали немногие, откочевать им просто не дали. Все остальные присмирели под тяжелой рукой базилевса, и отпустили всех христианских невольников. Теперь ходить в походы за православными рабами стало смертельно опасным занятием без прямого на то приказа царя. Зато против волжской «Большой Орды» запретов не было наложено - ведь донские казаки нападали на них постоянно. Так что степная война велась с переменным успехом, но границы к северу потихоньку отодвигались, а вражеские кочевья были вынуждены потихоньку покидать степное приволье, отходя от Северского Донца, что стал рубежом.
        - Мы ведь неизбежно будем воевать с Литвой, Петр Алексеевич - недопустимо ее усиление за счет русских земель. Со временем османы с татарами, благо языки схожи, в один народ сплавятся, и воевать против любого твоего врага будут яростно - вера ведь другая.
        Павел криво усмехнулся, о таком варианте он раньше и помыслить не мог, создать «Турцию» в междуречье от Днепра до Днестра. Первый раз идея Василисы показалась ему бредовой, но поразмышляв над ней немного, прикинув последствия от польской экспансии, а также все усиливавшийся Венгрии, а затем и цезарцев, решил сработать на опережение. Да и грех при нынешнем малолюдстве столь ценный ресурс расходовать без всякой ощутимой пользы - воины из османов хорошие.
        - Хм, не думал над тем. Жена тебе подсказала? Так я и думал - Василиса твоя «премудрая», истинная ромейка. Ладно, запреты строгие наложу, а то всех магометан перебьют - уж больно греки их крови жаждут.
        Осада Белграда турками 1456 год. Победа сербов и венгров на полвека остановила продвижение турок в европейские страны.
        Глава 47
        - И как османы битву начнут, мастер? Чтобы ты сделал на их месте?
        Император пристально рассматривал огромное, растянувшееся на пять верст, султанское войско. Для любого противника в нынешнем времени такое скопище в восемьдесят тысяч отчаянно фанатиков внушило бы жуткий страх, вот только не на «новых византийцев», и не сейчас. Когда в сражении с одной стороны сходится войско, пусть даже такое огромное, вооруженное на уровне технологий середины 15-го и века, а с другой регулярная армия, исход очевиден. К тому же двадцать тысяч христиан были отлично обучены, с пушками и ружьями, что должны появиться на три, а то на четыре столетия позже - так что результат противостояния очевиден.
        - Отказался бы от генерального сражения, а используя превосходство в численности, устроил бы полноценную партизанскую войну. Действия бы подкрепил маневрами тех же сипахов, акынджи и дели - сосредотачивая массы конницы громил бы наши отдельные отряды, а то и полки. И растягивал бы коммуникации, отходя вглубь Анатолии. Кстати, Петр Алексеевич, в этом и причина, почему я настаивал на сохранении секретности, и применения нового вооружения и боеприпасов исключительно против ордынцев, причем стараясь истребить всех поголовно.
        - Ты прав, мастер, - усмехнулся Петр, - если бы султан Мехмед знал, с чем ему предстоит столкнуться, он бы не повел свое воинство к Никее. А поступил бы так, как ты говоришь.
        - Тем лучше для нас, - равнодушно пожал плечами Павел, - но чем больше мы их сейчас истребим, тем лучше. Желательно бы всех - чем жутче будет разгром, тем кошмарнее о нем пойдут слухи. А это сломит волю к сопротивлению, потому что дилемма проста - покорится, или умрут все поголовно! А жены и дети пойдут в неволю к тем же гяурам, которых раньше тиранили, и наступит жесточайшее возмездие!
        - Да будет так, - глаза Петра недобро сверкнули, император направился к генералам - от западных чинов решили не отказываться, как и от греческих, и также оставили русские наименования. Царь принялся отдавать приказы, хотя в том большой нужды не было, все и так знали, как предстоит действовать, но напутствие монарха своим войскам перед сражением всегда необходимо, ведь сражаются живые люди, многим из которых сегодня придется стать мертвыми на поле брани…
        - Ура!!!
        Павел смотрел, как войска дружно приветствуют императора громким ревом. Все три дивизии вытянулись длинной линией, в каждой по четыре полка двух батальонного состава, по сводному батальону гренадер и егерей. Артиллерии представлял дивизион из трех батарей - тяжелой и двух легких, по восемь единорогов в каждой. Три сводных драгунских и один кирасирский полк составили вторую линию, предназначенную для развития успеха - эта конница была усилена казачьим и двумя уланскими полками, и двух дивизионов конной артиллерии . В резерве два гвардейских пехотных полка, сводный лейб-регимент из двух эскадронов кавалергардов, плюс дивизион гвардейской артиллерии и царский лейб-конвой из сводной сотни донских казаков и крымских татар.
        На вид немощно и хило - в пехотных ротах по штату всего по 120 ружей, в эскадронах по полторы сотни палашей. Сейчас, конечно, меньше - и на то много причин - от боевых, убитых служивых, до санитарных потерь. И это было все, что имелось в армии, в городах остались гарнизоны, да кое-какие войска в Скифии. Да на галерах имелось по полуроте морской пехоты - всего на восемь сводных батальонов, но у флота сейчас были свои задачи, не менее важные, чем у армии.
        Рекрутов брать в расчеты не приходилось раньше года полноценного обучения. Грекам, что толпами хотели влиться в армию, отказывали в приеме, сразу направляя в рекрутские депо - там народа уже набралось на вторую армию, и это с учетом, что брали всего одного из трех добровольцев, самых здоровых и молодых.
        - Ура!!!
        Громкие крики утихли, и теперь стало ясно, что битва начнется. Многочисленная турецкая конница тронулась с места, получив приказ атаковать гяуров. От грохота пары сотен тысяч копыт содрогнулась земля - для людей со слабыми нервами зрелище было ужасное. Накатывалась, подобно цунами, целый вал, в котором блестели железом доспехов сипахи - османское рыцарство, в пестрой одежде неслись дели - легкая конница, настоящие удальцы. И все с громкими криками, чтобы запугать противника.
        Вот только противостоящий неприятель был отлично подготовлен, а изрядной частью служивых успел повоевать, получив необходимый боевой опыт. А те, что еще пороха в сражении не нюхали, были вымуштрованы так, что османская лавина не привела их в страх, стояли спокойно.
        Одновременный залп из сотни единорогов, четверть которых была полупудовыми орудиями, остальные десятифунтовыми, привел к тому, что заложило в ушах. Впечатляющая картина, когда белые клубы порохового дыма закрыли на полминуты боевые порядки плотной завесой. Зато когда ветер сдул пелену, единороги дали новый залп - натренированные расчеты работали быстро. Над конницей вспухали белые клубки шрапнельных разрывов - но каковы потери пока можно было только догадываться.
        С версты стали стрелять егеря - из штуцера в одиночную цель с такого расстояния не попадешь, но по густой массе коней запросто. Полторы тысячи нарезных ружей в умелых руках опытных стрелков страшная штука - лошади стали валиться, но вал конницы продолжал идти вперед, словно не замечая препятствий. И тут единороги дали залп связками дальней картечи - крупными чугунными шариками. И он произвел впечатление - Павлу показалось, что на несколько секунд османы вроде как стопорнулись на месте, но тут же продолжили самоубийственную атаку. Залпы гремели один за другим, но расстояние уменьшалось прямо на глазах - уже без всякой подзорной трубы Павел хорошо видел оскаленные в страшных криках лица османов. На секунду сердце словно облило ледяной водой - а что если турки все же дорвутся до пехотных линий, и вал коней просто погребет под собой «византийских» пехотинцев целыми шеренгами.
        - Алла!
        Османы яростно кричали, ответом им было молчание - противник не отвечал криками, он стрелял - пулями и картечью. А вот егеря стали отбегать назад, отстреливаясь с колена. И единороги продолжили стрелять - картечь буквально выкашивала османов, огромный ущерб стали причинять и штуцера. К егерям присоединились первые роты батальонов, состоящие из самых лучших стрелков, что сейчас ухитрялись делать три прицельных выстрела в минуту. Машинально подсчитав, что на версту фронта сейчас приходится два десятка пушек и полтысячи штуцеров, Павел уже с нескрываемым страхом, непонятно откуда появившимся, смотрел на озверевших турок, что уже были в сотне саженей, прошептав:
        - Пулеметы бы, но где их взять только? Если последний орудийный залп не остановит - начнется резня!
        Стоявшая прежде спокойно пехота колыхнулась. Первые шеренги опустились на колено, вторые подняли штуцера и фузеи. И залп грянул - уже из тысяч штуцеров и ружей. И тут же «плюнули» картечью единороги - все заволокло непроницаемой пеленой белого густого дыма…
        Атака легкой конницы - кто выстоит под таким ударом многотысячной лавины, которая не раз сметала даже крестоносцев, лучших европейских рыцарей, даже госпитальеров и легендарных тамплиеров. Она была непобедима, пока не встретилась с орудийной картечью!
        Глава 48
        - Так бы давно, а то уж было испугался!
        Павел тихонько забормотал себе под нос, чтобы стоявшие неподалеку телохранители, совершенно спокойные и невозмутимые преображенцы, ничего не услышали. И смотрел на турецких всадников, словно не узнавая их, хотя мог разглядеть бледные лица.
        Куда делась фанатичная ярость и жертвенность?!
        Видимо, самые отчаянные и буйные сипахи погибли в самоубийственной атаке, кольчуга и латы плохая защита от картечи и пуль. А вал из конских и людских трупов стал вроде заградительной стены, перебраться через которую на скаку было невозможно.
        Османы разворачивали коней, отчаянно нахлестывая, чтобы поскорее удрать от настигающей их смерти. Но не тут-то было - единороги перешли на беглую стрельбу гранатами и шрапнелью. Лошади заметались среди разрывов, приходя в паническое неистовство, животные буквально обезумели от страха, их ведь не готовили к столь страшному грохоту, хотя орудийную пальбу слышали не раз. Ведь турки старались сокрушить противника именно огнем, а благодаря огромным пушкам, что отлили для них европейские мастера, сокрушили крепкие стены Константинополя. Вот только подумать не могли, что исход полевого сражения можно решить только одним «огненным боем». Вообще никто в этом мире сейчас и представить такого варианта не мог, кроме, разумеется, «византийских» генералов и офицеров, что не только это знали, но умели толково применять в деле, благо солдаты были хорошо обучены к именно такому сражению.
        Забили барабаны, взревели трубы, подавая сигнал к общему наступлению. Все три дивизии медленно двинулись вперед, стройные шеренги сохраняли равнение. Впереди россыпью бежали егеря, примкнувшие к штуцерам кортики и деловито прикалывая не только шевелившихся врагов, но и неподвижно лежавшие тела. Не раз и не два уже случалось, что вот такие «покойники» неожиданно оживали и рубили опешивших от «воскрешения» солдат, которые никаких доспехов не имели. Да панцири и не нужны были, ведь все ставилось на стрельбу с дистанции, с которой не только местные «ручницы», но и луки с арбалетами бесполезны.
        Единственные, кто шел в сражение в латах, были кирасиры. Вот только их было немного, да и то в основном дворяне из местных греков и готов, и раньше сражавшиеся в рядах тяжеловооруженной конницы. Лошадей, способных нести в бой закованных в доспехи рыцарей, было немного, так что с немалым трудом удалось сформировать четыре эскадрона. Подобие бронежилетов носили также гренадеры, предназначавшиеся для действий в качестве штурмовой пехоты - солдат отбирали рослых и крепких, вдобавок к штуцеру добавлялась сумка с двумя тяжелыми гранатами, весом в три фунта. Бросали такую увесистую «колотушку», начиненную порохом и вполне совершенным взрывателем, напоминавшую противотанковые гранаты РККА, на двенадцать саженей. По сравнению с теми круглыми фитильными бомбами, что имели до этого петровские солдаты, новые РГ были настоящим «вундерваффе», опередившими время на четыре с половиной века.
        Вся беда была в отсутствии нормальной взрывчатки, вернее, достаточного количества сырья для ее изготовления - азотной кислоты и хлопка. Первая почти полностью уходила на изготовления капсюлей, так как производство штуцеров постоянно возрастало, и требовалось огромное количество бумажных патронов. Хлопка в здешних местах еще не выращивали, удалось купить лишь несколько сотен тюков у иранцев, а также среднеазиатских торговцев из Самарканда и Бухары. У них также смогли приобрести китайский чай по заоблачным ценам - по весу золотом.
        Так что изготовленной нитроцеллюлозы, основы для бездымного пороха и пироксилина, хватило лишь для экспериментов, и изготовления небольших партий, взявших «кровавую плату» с доморощенных «химиков» - импровизированные лаборатории взрывались с регулярной периодичностью, калеча и убивая и так немногочисленных «специалистов».
        - Ура!!!
        Дивизии надвигались на османов стройными линиями, «малые» единороги катили в боевых порядках, а вот «большие», в полпуда, способные зашвырнуть бомбу на расстояние в две с половиной версты, продолжали обстрел неприятеля, наводя на него страх. Османы потерпели не просто страшное поражение, это было и так ясно - чудовищный разгром.
        Обескровленная ужасающими потерями конница просто сбежала с поля сражения, за ней резво последовали и ополченцы - те вообще побросали оружие и улепетывали со всех ног, лишь бы удрать от творящегося ужаса куда подальше, найдя спасение в повальном бегстве.
        Паника страшная штука, а она возникает всегда, когда применяется новое, поражающее людей в бою оружие!
        Так было всегда - аркебузы и арбалеты конкистадоров Кортеса через полвека вгонят в страх индейцев последнего правителя ацтеков Монтесумы. А танки и ядовитые газы деморализуют при первом применении даже отлично обученных немецких и английских солдат с немалым боевым опытом. А тут происходило подобное - бомбы и шрапнель, картечь и пули Минье, залповая стрельба. Страх и паника, желание быстрее удрать, вот что испытывали османы под массированным обстрелом из столь убийственного оружия, которое совершенно несвойственно данному времени.
        «Византийская» конница и пехота бросились в преследование, памятуя, что «недорубленный лес вырастает», обтекая с двух сторон холм, где за повозками укрепились османы, не потерявшие голову. Судя по красной одежде, то были янычары, лучшая в этом мире пехота, сплошные фанатике, преданные султану - и было их не меньше десяти тысяч, а то и куда больше. Кулеврины с холма стали стрелять ядрами, но только пара из них попали в ряды пехоты, оставляя кровавые «просеки».
        Тут же раздался барабанный бой - инфантерия стала проворно отступать на безопасное расстояние. Нести напрасные потери Петр Алексеевич не собирался, вперед выдвинули единороги…
        - Самая настоящая бойня! Это скольких мы тут покрошили?!
        Павел шел по турецкому лагерю, внимательно рассматривая завалы из человеческих тел. Шрапнель и бомбы сделали свое кровавое дело - османы погибли все, в плен никого не брали. Да это и безумие попытаться уговорить янычаров сдаться. Они даже пытались несколько раз прорваться из окружения, бросаясь в самоубийственные атаки густыми толпами - но каждый раз картечь валила храбрецов сотнями, если не тысячами.
        Заметив Петра со свитой, Минаев подошел поближе и сразу все понял - император стоял над телом в окровавленной одежде, богатой, что было понятно по золотому шитью. Можно было не гадать, кто этот погибший - султана Мехмеда знали в лицо многие греки, да и русские - тот же князь Долгоруков отправлял посольство в Константинополе.
        Подойдя поближе, Павел увидел, как исказилось ужасающей гримасой лицо императора, приняв жестокое выражение. Петр Алексеевич принялся отдавать приказы, и, не слыша их, Минаев с горечью в душе уже понимал, что вскоре произойдет самое страшное…
        Янычары - лучшая пехота на протяжении нескольких веков. Их набирали из христианских детей, насильно отбирая у родителей. То был "налог кровью" - девширме, введенный еще султаном Мурадом в 1365 году. Юношей воспитывали и обучали, они становились ревностными мусульманами, фанатично настроенными против гяуров ("неверных") и преданных до конца жизни правителю Оттоманской Порты. Всю жизнь они жили в казармах, имущество погибшего янычара делили его товарищи. В сражениях эти воины показывали отчаянную храбрость, султан им верил - именно выходцы из янычар составляли настоящую элиту Османской империи, достигая высоких постов - многие стали визирями.
        Глава 49
        - Дож хочет войны с нами?! Так он ее вскоре и получит! Причем такую войну, которую не ожидает - слишком многое желает Венеция!
        В голосе Петра послышалась осязаемая угроза, все собравшиеся прекрасно видели, что император взбешен, но все же сдерживается. И после долгой паузы царь заговорил снова:
        - Я тобой доволен, Федор Алексеевич - ты сделал все, что было в твоих силах. Просто венецианцы еще не осознали, что они перестали быть повелителями Средиземного моря, на котором привыкли разбойничать, как хотят. Ничего - генуэзцам мы урок дали, теперь настал их черед.
        Павел прекрасно понимал Петра - пользуясь слабостью Византии, венецианцы отобрали у нее целый ряд стратегически важных островов, включая два самых больших - Кипр и Крит. Укрепили они свои позиции и в Эгейском море, прихватив Эвбею, а с ней и ряд более мелких, но важных островов. Еще от империи ромеев «Республика святого Марка» также урвала Ионические острова с греческим населением, включая Итаку - родину знаменитого своей хитростью героя Одиссея. И как помнил Павел, эти острова у венецианцев отберет уже Наполеон, через три с половиной века, тогда еще генерал Бонапарт. А у французов отобьет их эскадра адмирала Ушакова, и Федор Федорович учредит там «Республику семи островов».
        Сейчас Венеция находится на пике своего могущества, являясь самой мощной морской державой не только на Средиземном море, но и в мире. На континентальном берегу венецианцы строили крепости, которые можно было снабжать с моря - они служили опорными пунктами. Типичная «талассократия» - государство, существование которого зависело исключительно от владения морем, от контроля торговли на котором можно было извлекать существенные преференции. А там где господство, есть и узаконенное пиратство - когда грубой силой обеспечивают свое преимущество, на корню уничтожая любое другое судоходство, что не желает платить «пошлину».
        На нее то, родимую, и намекнули открытым текстом, нагло и цинично боярину Федору Алексеевичу. А еще на согласие воскресшей из небытия империи ромеев «добровольно» признать все завоеванное венецианцами, и, главное - торговые перевозки должны были вестись исключительно кораблями под флагом «святого Марка».
        Старый и многократно апробированный прием, когда торговым партнерам буквально выкручивают руки. Так Ганза ведет себя сейчас по отношению к Пскову и Новгороду - типа, мы продадим вам все втридорога, а закупим у вас по «сбитой» до минимума цене. Все равно вам деваться некуда, кроме нас никому не продадите, а если попытаетесь сами вывезти и продать - то горе вам, ничего не купим, а если надо то захватим, ведь морской разбой для купцов не менее прибылен, чем торговля.
        Так что политика Венеции более чем понятно - она устранила уже от морских путей на востоке Геную, отчего та захирела со временем, потеряв также проход в Черное море, где раньше была владычицей. А вот с Османской империей этот номер не прошел - та сама построила мощный флот, который за два века непрерывных войн вытеснил венецианцев с восточного средиземноморья. И «Республика святого Марка» проделала тот же путь, что и Генуя, пусть ее немощность наступила позднее.
        Все правильно - нужно уметь договариваться, и не стоит наглеть - ведь со временем на силу найдется другая сила!
        - Мин херц, воевать с ними придется рано или поздно! Но стоит начать сейчас, пока они не знают, что ожидать от наших многопушечных кораблей. Вот и огребутся от нас, сговорчивее станут!
        - Незачем с ними договариваться, - глухо произнес Яков Федорович Долгоруков, нахмурив брови. - Побить их в море надобно крепко - тогда оставшись без подвоза все их крепости и острова, от нашего наследства отнятые, поневоле сами сдадутся.
        - У нас восемь дивизий, и еще гвардия - осадная артиллерия добрая! Если упрутся - то урок дадим, нам не привыкать!
        Генерал-аншеф Автоном Головин знал, о чем говорил - благодаря подготовленным рекрутам все роты, батальоны и полки «раздвоили», приставив к каждому солдату, ветеранам в своей массе, по одному-двум обученным новобранцам. Да и сама структура предусматривала наличие заместителя или помощника при командире изначально во всех подразделениях, частях и соединениях - так что армию за зиму фактически удвоили.
        Вот только оружия хронически не хватало, это Павел знал как никто. Таганрогский, Севастопольский и Керченский арсеналы с их орудийными и оружейными заводами и так работали без выходных и проходных, империя всячески наращивала свою военную мощь. И сила оказалась впечатляющей - меньше, чем за год, от османов очистили практически всю Анатолию. Магометанское население массами бежало в Левант, объятое ужасом - греки и армяне, раньше прибитые и покорные, поголовно восстали, и стали отплачивать завоевателям той же «монетой».
        И момент оказался очень удачный - христиане помнили, кем они были раньше, и как обманулись, поддавших на посулы турок и более сниженные подати, чем те, которые собирали византийские власти. Произойди «реконкиста» позднее, то она бы встретила самое серьезное сопротивление - принявшие ислам греки и армяне стали бы по прошествии двух-трех поколений турками, которых было бы уже большинство населения. А так просто не хватило времени на обширную «османизацию», которая закончилась во времена Сулеймана Великолепного, которого теперь не будет.
        После гибели в Никейской битве седьмого султана Оттоманской Порты Мехмеда, а вместе с ним погиб от картечи его сын и наследник Баязид, что должен был стать восьмым султаном, для деморализованных османов начался «великий исход» обратно в Азию. Туда, откуда они пришли в XIII веке, и закрепились в Анатолии, покорив местное христианское население, на относительно небольшой территории, пределы которой принялись расширять постоянными набегами и захватами.
        «Молодой народ», пассионарность бьет ключом, энергичный, храбрый и предприимчивый. Ведь от правления первого султана Османа, до последнего седьмого, прошло всего полтора века!
        Но такова судьба очень многих завоевателей, которые не смогли удержаться на оккупированных территориях - в истории таких много, одни народы, которые выплескивали бескрайние пространства Азии, сменялись другими, и нет именам этим числа. Но удержались в памяти лишь немногие из них, о других знают лишь историки, изучавшие эпохи по древним манускриптам, а названия большинства вообще стерлись со скрижалей музы Клио…
        Султан Мехмед и его армия после взятия Константинополя. А ведь в истории много властителей, для которых столь велики победы становились "пирровыми".
        Глава 50
        - А что ты думаешь, мастер?
        Вопрос Петра застал Минаева врасплох - он просто отвлекся от венецианской проблемы на османскую. Все никак не научился мыслить по критериям здешнего времени, порой жестокого и бескомпромиссного И ничего тут не поделаешь - «исход» состоялся, находится в Анатолии стало для османов смертельно опасно. Жившие здесь тысячелетиями греки никого из них не щадили, выплескивая накопившуюся за десятилетия ненависть к завоевателям. А Петр им не препятствовал - дивизии шли вперед, сокрушая последние очаги сопротивления, а население, объятое ужасом, бежало перед ними, понимая, что за войсками идут безжалостные мстители. Но то пусть будет на совести царя - он сделал все, что мог по отношению к несчастным людям, потомки которых, впрочем, так же безжалостно истребят понтийских греков и армян, причем всего за полвека до его рождения.
        - Пока венецианцы не в должной мере осознают, что такое единороги, и в чем наши корабли превосходят их флот. Потому терять время нельзя - атаковать нужно немедленно и высадить десанты для занятия всех островов, где нет серьезных укреплений.
        - А где есть замки, мастер?!
        - Разбить стены из осадных единорогов и забросать бомбами с «греческим огнем». Сжечь начисто, чтобы другим неповадно было. Если огонь разгорится, а это и произойдет - то потушить его будет невозможно. А кто попытается - есть шрапнель! Если мы сразу не покажем весь арсенал, и не проявим максимальную жестокость к тем, кто решит сражаться, война может надолго затянутся. И наоборот - милость к сдавшимся!
        После слов Павла среди присутствующих за столом бояр воцарилась тишина - его мысли были унисоном с царскими. Но поразило «коллег» другое - запредельная решимость, готовность пойти на самые крайние меры, чего он раньше старался не выказывать. Но Минаев не замолчал, он взял паузу, после которой заговорил дальше:
        - Западный мир был, есть и будет враждебно настроен к православным государствам, пока не установит над ними полную гегемонию. А если не удастся, то будет желать погибели, что и произошло с империей ромеев. Ведь именно венецианцы устроили четвертый крестовый поход и привезли крестоносцев к стенам православной столице, взяв ее штурмом и предав на поток и разграбление. Именно католики постоянно нападают на православные земли - вспомните сами, бояре, как схизматики поляки устанавливают свои порядки на территории бывших русских княжеств. А не они ли вкупе с папой устроили нам долгую «Смуту», приведя к нам своего «Лжедмитрия»?!
        По комнате прошел ропот - все это хорошо знали - у каждого прадеды тогда воевали с интервентами. Павел сделал вид, словно не заметил такой реакции, и продолжил говорить дальше:
        - Ромеи заключили позорную унию, и что?! Помог им папа?! А не генуэзцы ли с венецианцами вкупе помогли османам построить флот, надеясь за предательство христиан получить от османов торговые привилегии?! Нет у них чести и совести, бить их нужно, крепко бить - иначе морским коммуникациям нашим эти пираты будут всегда нести ущерб своими разбоями. И никогда не считать за верных союзников, даже ведя с ними торговлю. Станет выгодно - сразу нас предадут!
        После произнесенных слов наступила тишина - царь обвел взглядом бояр, все наклонили головы, лица посуровели. Выбор был сделан - не сказав других слов, советники Петра единодушно высказались за войну.
        - Что ж - я рад, что мы в согласии, бояре! Война так война, я сам пойду с эскадрой по островам Эгейского моря. Отныне проход по Дарданеллам для всех военных кораблей других держав будет закрыт. С торговлей пришли к нам - пропустим, с пушками - там и потопим!
        Слова царя прозвучали глухо, но ухнули как тяжелые камни на стекло. Политическое решение было принято, а оно означало страшную войну. Генуэзцы и венецианцы никогда не смирятся с потерей своего доминирования в Левантийском море, они держат всю торговлю с восточными странами, да с теми же египетскими мамлюками.
        - Что делать нам с родоскими рыцарями, бояре?!
        - Отвезти в Палестину, пусть они освобождают Иерусалим, - усмехнулся Меншиков, вот только его слова никто не принял за шутку. Все знали, что император не прочь освободить всю христианскую Палестину и Левант от мусульман, и взять их под свою руку. Но все прекрасно понимали, что на такое дело просто не хватит сил, даже совершенное огнестрельное оружие не поможет. Но вот через несколько лет, когда войдут в строй новые корабли и начнут работу мануфактуры, то почему бы и не попробовать, имея два десятка дивизий по семь тысяч солдат в каждой?
        - Пожалуй, Александр Данилович прав - нам нужно освобождать Киликию и восстанавливать Армянское царство, - старый Головин говорил негромко, было видно, что боярин хворает. - Объединив же его с землями горной Армении и хаченскими княжествами, мы получим защиту наших земель с востока. Мы будем помогать армянам, но не воевать вместо них - не стоит повторять ошибок базилевсов, и тем паче не устраивать религиозных гонений. Пусть веруют в Христа по-своему, лишь бы только хорошо сражались с неверными. Так и с рыцарями поступить родоскими - пусть клятвы свои исполняют. Но то мои мысли, Петр Алексеевич, не серчай ты на старика - богу богово, а кесарю кесарево!
        - Чего ж мне на тебя серчать, дядя - все правильно. Если будут дальше воевать с сарацинами - пусть возвращаются в Антиохию, как мы туда придем. А нет - уходят прочь с наших островов, нечего им там делать, раз обещались Святую землю оберегать эти госпитальеры!
        Павел только кивнул на слова Головина - тот был полностью прав. Вокруг собственно Византии располагались владения православный властителей, что надежно отсекали от врагов. Сербия, Болгария, Валахия и Молдавия прикрывали с запада, с востока Армения, как только она будет освобождена, и Грузия. На севере, через земли «Большой Орды», были русские княжества, самым сильным из которых было Московское.
        Там и были враги - западнее великое княжество Литовское, захватившие все православные земли по Днепру. И польское королевство, вот уже как полтора века овладевшее Галичским княжеством, древней Червонной Русью. Вот здесь можно было воевать совместно с Москвой, благо посол великого князя Ивана Васильевича, вот уже во второй раз прибыл в Константинополь. Однако не все так просто - войск было мало, чтобы вести войну по всем направлениям - сейчас нужно сосредоточиться только на одном, вложив все силы в страшный удар.
        А вот здесь требовалось думать и думать. Понятное дело, что если венецианцев поддержат венгры, то придется остановить продвижение в Киликию. И перебрасывать подкрепления на запад, но если в войну вступят поляки и литовцы, да еще ударит хан Ахмат, то защищать придется северные рубежи, а это вероятно .ВКЛ при поддержке поляков стремится выйти к побережью Черного моря между Днестром и Днепром, откуда их изгнали татары полвека тому назад. Так что ситуация невероятно сложная, и теперь все зависит от дипломатов - тогда и можно будет определиться с планами…
        Рыцари ордена Святого Иоанна, которых именовали госпитальерами, давали клятву, что будут сражаться против сарацин и никогда не станут воевать с христианами. Но чего стоят такие клятвы, показало взятие Родоса в 1310 году - изгнанные из Кипра рыцари дружно решили, что лучше не воевать против страшных магометан, а захватить крепость у византийцев, и там обрести себе пристанище. Не стоит удивляться - за столетие до этого крестоносцы оказались не у стен Иерусалима, а в христианском Константинополе, устроив там погром и резню.
        Глава 51
        - Петр Алексеевич, я за последние семь лет работал в жизни как никогда. Но поверь, увеличить производство оружия просто невозможно - и так трудимся с полным напряжением сил. Я понимаю, что гладкоствольные фузеи производить гораздо легче, чем нарезные, и ставить на них прежние замки с кусочком пирита и огнивом, чтобы не мучится с увеличением производства капсюлей, но не стоит этого делать.
        - Почему, мастер? Все пехотные батальоны получат обычные фузеи, «наперстки» бьют дальше обычных пуль, заряжать их легко. Согласен, что дальность стрельбы будет вдвое меньше, но так и полуверсты за глаза хватит, хороших стрелков маловато…
        - Хорошо понимаю тебя, Петр Алексеевич. Пусть «гладкостволы» бьют не так точно, и дистанция меньше - но они вполне эффективны на поле боя - кто тут возражать будет. Да и дешевле в два раза выходят, чем штуцера. Вроде бы выгодно, но это только на первый взгляд. Ответь мне на один вопрос, можно ли идти вперед, если при этом постоянно делаешь шаги назад?
        - Хм, действительно - озадачил ты меня. Фузеи намного лучше нынешних пищалей и кулеврин, которыми вооружены европейцы, но настолько же они уступают нашим штуцерам…
        - Но никто ныне не может делать в большом количестве нарезное оружие, тем более капсюля - тут нужно иметь технологическую базу и какое-никакое, но химическое производство. А вот гладкоствольные ружья вполне по силам любому мастеру или умелому ремесленнику, и сейчас они смогут смастрячить их в достаточном количестве, причем не с фитильными, а с колесцовыми замками. Был бы образец, по нему сделать проще. Вот потому я и приказал снять с фузей наши старые замки, поставив капсюля. Нельзя, чтобы старые ружья попали в руки католикам - ты представляешь, что будет, если венгры, поляки, цезарцы и венецианцы начнут такие фузеи массово выделывать? А штуцера пустое - даже если станут трофеями, то скопировать их невозможно, капсюля не по зубам, а секрет их изготовления мы сохраним, на одном заводе в Таганроге сделать это просто.
        Павел посмотрел на задумавшегося царя - тот что-то мысленно подсчитывал, потом негромко произнес:
        - Ты как всегда прав, мастер - просто, когда враги со всех сторон обложили, хочется сразу всего и много.
        - Если такое желание испытываешь, то скорее получишь ни хрена и постепенно, - Павел посмотрел на царя, тот только хмыкнул в ответ, мотнув головой. В последнее время Петр Алексеевич стал совершенно другим, более сдержанным, и уже редко поддавался импульсивным решениям.
        - Ты на меня странно посмотрел, мастер. Тебя что-то тревожит?
        - Да, государь, - негромко ответил Минаев, и Петр моментально напрягся, ведь к нему он редко обращался по титулу. - Ты со своей эскадрой принес в этот мир многое из того, что должно появиться на два века позже. Я от себя добавил то, что еще будет через полтора века. И главное - мы создали технологии, построили мануфактуры, верфи и заводы, которым в этом мире нет места. Хотим мы этого, или не хотим, уже не так важно - мы подстегнули промышленное и техническое развитие этого мира. Да, мы храним секреты, чтобы они не распространились по другим странам - как делать «гремучую ртуть», кокс для выплавки железа, дорны, кислоты и многое другое, да те же подзорные трубы, хотя стекло у нас выходит чуть мутноватое. Но скажи мне - трудно ли будет отлить из чугуна или меди единороги, если они попадут в руки венецианцам? И корабль по нашему типу построят ли они, если таковой на берег штормом будет выброшен?
        - Сейчас можно многое сделать, - мотнул головой царь. - Кулеврины и колокола отливают, мастера есть - так что единорог твой по форме зальют, пусть не сразу, за несколько лет, но сделают. Да и корабль легко построят, для этого все есть нынче, от верфей до кузниц и полотняных мастерских. Его даже легче будет сделать, чем орудие отлить.
        - Тогда у тебя, государь, есть всего десять лет, максимум пятнадцать - и ты потеряешь господство на море. И столько же лет потребуется на оснащение войск фузеями, пусть гладкоствольными, но с надежными замками и коническими пулями. И тактические приемы освоят - любой военачальник выводы сделает, - Павел пожал плечами, и негромко продолжил:
        - У нашей державы будет преимущество только в мануфактурах, в получивших образование подданных, в зерне Скифии, в каменном угле Донбасса, в мариупольском и керченском железе. А если ты доведешь реформы до логического конца, то превосходство будет сохраняться в течение столетия, не больше. А там придет капитализм, и Византийскую империю быстро догонят в технологиях - прячь секреты, не прячь, но умные люди со временем разберутся. Единственное, что нужно успеть сделать - подготовить второй технологический рывок, чтобы снова опередить все страны мира. На столетие вряд ли удастся, но пяток десятилетий наши потомки вырвут. А там все - человечество может рвануть так, что аэропланы в твое время полетят, и пулеметы появятся. Война самый лучший двигатель прогресса!
        - Ты что - помирать собрался, мастер? Просто глаза тоскливыми стали! Не дури, я без тебя как без рук!
        - Пока детки не вырастут, умереть не имею права. Тем более, надо сделать так, чтобы спустя век твой правнук пошел в хранилище и взял наши разработки, тут же их задействовав. А есть вещи, которые могут дать такое преимущество, о котором ты сейчас помыслить не можешь. И кое-что существует уже в металле, ты можешь потрогать и даже опробовать.
        - Покажи, - у царя тут же загорелись глаза - технические новинки он не просто любил, обожал. И находился на седьмом небе от счастья, когда Павел дал ему управлять моторной лодкой.
        - Пошли, - просто ответил Павел, встал первым, и они с царем отправились в святая святых завода - особую мастерскую, где работал сам боярин, и куда не то, что заходить, даже любопытствовать о том, что там находится было запрещено под страхом смертной казни.
        Минаев подошел к железной двери, которую охраняли два гвардейца, взявшие на «караул» при виде императора - застыв статуями и выпучив от усердия глаза. Достав из кармана массивный ключ, открыл хорошо смазанный замок и впустил вперед царя в полутемное помещение - свет попадал сюда из крохотных окошек, куда человеку, даже карлику, влезть было невозможно. С наружной стороны находилась открытая галерея, на которой постоянно находились стражники, бдительно неся службу, однако, не имели возможности заглянуть во-внутрь.
        - Смотри, государь, устройство простейшее, - взяв обычную «катюшу», известную каждому фронтовику, Павел высек искру - пропитанный бензином фитиль тут же загорелся. Сняв стеклянные колпаки с двух керосиновых ламп, он зажег фитили, подкрутил, чтобы не коптили, и накрыл лампами. Петр этими приспособлениями сам пользовался, их выпускали по несколько штук в день, а зажигалки десятками - спрос был бешенный. Но все упиралось в нефть - в Керчи ее добывали и перегоняли, но там ее было мало. А в несуществующем пока Майкопе хозяйничали горцы.
        Достав футляр, Павел раскрыл его - если бы вместо Петра оказался бы его современник, то он бы однозначно признал один из револьверов внушительного калибра в четыре линии.
        - Дам пострелять, но позже - сейчас нет смысла такое оружие производить, если только не в штучных экземплярах для особых случаев. Слишком дорогое удовольствие вышло, не для серийного производства. Проблема с патронами - нельзя сделать гильзы, ручной работы накладно для казны.
        Павел достал из ящика картонную папку - там были эскизы. И положил ее перед Петром, по краям стола поставил лампы. Отошел, уселся в кресло и закурил от «катюши» папиросу - он прекрасно понимал, что царь сейчас надолго погрузится в «нирвану», рассматривая эскизы, чертежи и схемы, внимательно прочтет пояснения. И хлынет вал вопросов…
        Кольт "Петерсон". До "великого уравнителя" остается совсем немного…
        Глава 52
        - Зело страшно, куда «тюфякам» нашим!
        Пушки рявкнули, выплеснув из стволов густые клубы порохового дыма. И когда тот развеялся, великий князь Иван Васильевич не поверил собственным глазам - вкопанные в землю на расстояние двухсот сажен бревна были измочалены, щепа торчала в разные стороны.
        Византийцы резво пробанили стволы и снова зарядили пушки, необычные, на лафетах с большими колесами. Он знал про такие орудия, читал описания, разглядывал рисунки, но впервые видел знаменитые и таинственные единороги, с помощью которых ромеи, вернее как они себя ныне называли византийцами, истребили огромное турецкое войско и потопили великое множество венецианских кораблей.
        Расчеты работали споро, видно было, что мастера изрядные и умелые, и если пушкари у византийцев все такие, то с ними ни одному врагу связываться не пожелаешь. Единороги рявкнули еще раз, посылая свои бомбы далеко, к домам и сараям, возле которых стояли на привязях коровы и овцы. И хотя до деревеньки было далеко, с версту, но прищурив глаза, Иван Васильевич увидел, что бомбы упали точно, взорвались и все заволокло пылью. А когда та улеглась, на что потребовалось четверть часа, так как единороги дали еще по два выстрела, великий князь не поверил собственным глазам - строения были изрядно порушены, весело занялся пожар, а вот стоящих животин не узрел, все полегли.
        - Едем туда!
        К великому князю тут же подвели коня, поддержали стремя, и уже через пару минут скачки Иван Васильевич разглядывал творящийся перед ним ужас. Всего девять полупудовых бомб с дьявольской начинкой, отнюдь не порохом, натворили дел. Дом был разрушен полностью, сарай вовсю горел - в небо поднимался черный столб дыма. Скотина вся побита, туши окровавлены - жалобно мычала корова с перебитыми ногами, да блеял баран, что никак не хотел умирать. Молодой правитель поморщился, и соскочивший с седла охранник ловко дорезал подыхающих животин.
        - Они попадают с первого раза, государь, - боярин Федор Васильевич Басенок говорил тихо, глаза ничего не выражали, кроме спокойствия. Старика давно отстранили от воеводства - Иван не доверял лучшему отцовскому военачальнику, испытывая к нему стойкую неприязнь. Хотел даже ослепить за «поносные слова», но превозмог свое желание. Ведь тот смог найти общий язык с самим императором Петром, а связываться с базилевсом теперь себе дороже, лучше подождать и посмотреть, как будут развиваться события.
        И сейчас он мысленно похвалил себя за терпение и предусмотрительность - в Москву прибыл посол из Константинополя, боярин княжеского достоинства Григорий Федорович Долгоруков - одно это имя крайне заинтересовало и великого князя, и все его окружение. Но посланник был скуп на слова касательно своего происхождения, а определить, кто он по говору было невозможно - хорошо говорил на несколько странном русском языке, без заминок общался по-гречески и латыни, а еще мог общаться на татарской речи. Боярин был зрелых лет, в бороде и волосах на голове виднелись седые пряди. Но взгляд умный и пронзительный, и Москву разглядывал с интересом, но не как иноземец, а будто отсюда родом, и никак не может узнать град, куда вернулся после долгой отлучки.
        И свита была послу под стать - народ был в ней перемешан - греки и армяне, готы и лазы, русичи и казаки, генуэзцы и прочие народы, совсем не понятные. Но говорили меж собою на русской речи, она как бы была общей для всех. Воинов было несколько сотен, умелые, в панцирях в суконных чехлах, вооружены штуцерами, пистолями и фузеями, последние привезены были также в подарок - полтысячи штук. Вроде огнем также плевались, как «ручницы», но были легки по весу, и палили не дробом на сто шагов, а пулей, на наперсток похожей, и на восемьсот шагов, куда дальше даже лучшего лука, и не менее точно. А штуцера оказались гораздо страшнее, но стрелять из них без маленьких колпачков было невозможно, а их секрет византийцы хранили, как и приготовление знаменитого «греческого огня»…
        - Что скажешь, князь Данила?
        Иван Васильевич посмотрел на князя Даниила Дмитриевича Холмского, что командовал его ратями.
        - Выстоять против византийцев в поле никто не сможет - до рубки никогда битва не доходит. Бьют издали из своих единорогов - на две с половиной версты послать разрывную бомбу могут, такие же, что ты сам видел, государь. Но обычно начинают палить с двух верст и меньше - над головами бомбы взрываются, и град железный людей и лошадей косит. А если ближе подойти, то таким же градом, что картечью называется, всех наступающих скашивает. Со штуцеров редко когда бьют с версты, и токмо стрелки умелые, остальные начинают палить, когда восемьсот шагов расстояние до врага. если залп дают слитный, то страшно - кони и люди валятся, доспехи не спасают. Пробивают железо редко, но удар страшный, в латах вмятины, ребра ломает, все тело синее, с кровоподтеками. А в руку попадет, вообще беда - месиво сплошное, смотреть страшно.
        Иван Васильевич передернул плечами - если уж Холмский с таким выражением на лице говорит, то противник действительно страшный. Лучше уж не злить базилевса понапрасну.
        - Что посоветуешь, княже?
        - Прости, государь, но без его согласия ты земли под свою руку не подведешь. Если базилевс Твери помощь окажет, али Новгороду, то беда будет - не выстоим мы в поле даже против одной дивизии, - незнакомое слово Даниил Холмский произнес уверенно. И снизил голос, заговорил тихо:
        - А в ней всего семь тысяч воинов при двух дюжинах единорогов. Но действуют все воедино, заряжают быстро, палят метко - на службе многие по десять лет находятся, как говорят, а то и больше, все вои умелые и опытные. Верны базилевсу как псы - присягу дают прилюдно, крест на том целуют, что десять лет верно отслужат и смерти не забоятся. А там каждый подбирает занятие по душе, землю дают, если хозяйство замыслит завести. И податей до самой кончины своей не платят. Но случись война, снова на службу выходят - базилевс щедр, монетой звонкой платит.
        - Видал я деньги эти, похожи на серебро, но не оно, лжа одна!
        - Не так, государь - все эти монеты, если в иные земли захотел поехать, на солиды в меняльной конторе живо заменят - хоть серебром, хоть златом, - князь еще раз снизил голос, хотя они были наедине, приближенные отошли. - И за эти монеты товары разные купить можно - в любом городе лавки посмотришь, глаза разбегаются. Железа много, и оно дешевое, государь, на утварь всякую идет. Еды всякой полно - в Скифии поля огромные, от края до края своими очами видел, а там злаков и зерна всякого растет множество. И стада огромные ходят на выпасе - татар не боятся.
        - С таким то оружием им еще ордынцев опасаться, - фыркнул Иван Васильевич. - Сколько войска у базилевса?
        - Осьмица дивизий, да еще гвардия. И еще десяток будет, а то и дюжина - это если с подручными властителями считать. Но войско у них не свое - оно принадлежит императору. Дети их в лицее при дворе должны обучаться, и всех знатных людей земель подвластных также.
        - Аманаты берет?
        - Учат их по-доброму, государь, языкам, воинскому делу, ремеслам даже, и знаниям разным. В войске базилевса все народы перемешаны - дисциплина строгая, все по приказам делается. А кто супротив скажет, или не захочет - живота лишают немедленно!
        Иван Васильевич задумался - идти под руку базилевса не хотелось, но и получить его во враги тоже. А навредить император Петр мог страшно - даже если сам войско большое не пошлет, отряда хватит - рязанцы, тверяки и новгородцы живо на его сторону встанут. А если их еще и вооружат, вообще беда большая будет. А еще хан «Большой Орды» Ахмат «поминок» требует, это византийцы от татар отбиваются, а ему трудно. А на западе король Казимир с Новгородом шашни крутит - если навалятся со всех сторон, погибель принесут Московскому княжеству.
        С другой стороны союз с базилевсом Петром, пусть даже «подручным» и «младшим братом» даст многое - обрести царский венец, жениться на Марии, княжне Феодоро, с кровью трех царей - Палеологов, Комниных, болгарских Асеней. Еще получить многое из того, что необходимо для «собирания» всех русских земель…
        "Стояние на реке Угре" 1480 год. Русские земли избавились от зависимости, а итогом для "Большой Орды" стал окончательный развал на ханства. Не пройдет и века, как бывшие улусы завоевателей войдут в состав централизованного русского государства. Вот такие гримасы истории!
        Глава 53
        - Всю жизнь мечтал пройти по библейским местам!
        Павел тяжело вздохнул, все же года брали свое - ему пошел семидесятый год. В таком возрасте нужно сидеть на скамеечке у ворот, да радоваться тому, что видишь. Но нет - на службе Петра Алексеевича скучать не приходилось - неугомонный император старался везде прихватить его с собою. И как подозревал сам Павел Минаевич, исключительно в виде живого талисмана, всегда приносящего удачу.
        - Жарко, ученик, и это февраль на дворе, - Павел вытер испарину со лба платком, и оглянулся - раскинувшийся перед ними Иерусалим впечатлял своим бывшим величием, хотя следы прокатившихся по нему войн были хорошо заметны. Как и то, что когда то город являлся столицей христианского мира во времена крестовых походов, не таких и давних - прошло меньше трех веков, когда Саладин изгнал отсюда христиан, что господствовали тут почти столетие, образовав королевство крестоносцев.
        А сейчас смотреть было тяжко и печально - везде следы разрушений, прежде густонаселенный город практически обезлюдел, хорошо, если тысяч семь народа сейчас насчитывалось. Причем христиан горстка, иудеев вообще нет, а оставшиеся жители смотрели затравленно на вернувшихся спустя восемь веков византийцев. А те в каждом захваченном городе, или освобожденном, тут с какой стороны посмотреть, обустраивались всерьез и надолго, и уходить оттуда не собирались от слова «совсем».
        Император Петр готовился к этому походу четыре года, сразу же после освобождения Киликии от египетских мамелюков. Все прекрасно понимали, что нужно использовать громадное военное преимущество, что давала нарезное стрелковое оружие и единороги, над сарацинами - а под этим собирательным названием подразумевали все мусульманские народы. Шрапнель и пули Минье, хотя порой доходило и до картечи, буквально выкашивали вооруженных лишь холодным оружием, да луками, любых врагов, что бросались в самоубийственные атаки толпами, на конях, верблюдах или на своих двоих. Перевес в силах был чудовищный - с одной стороны беспощадный свинец и бомбы, с другой жертвенный порыв.
        Наверное, так же англичане, выставив пушки и пулеметы, совершенно хладнокровно выкашивали махдистов в Судане. Таково противоборство цивилизаций, с главным постулатом - кто сильнее в данным момент, тот и прав. Это напоминало вечное движение всевозможных завоеваний, причем у каждой из сторон была своя истина, ив которой хотели убедить других, и собственная ложь, к которой постоянно прибегали. Но тут на дворе 15-й век, не 21-й - все происходящее было предельно искренне, хотя и жестоко само по себе. Даже ужасно - но все возвращалась на круги своя!
        Христианское население Палестины и Леванта, составлявшее чуть ли не две трети от числа жителей, встречало византийские войска с ликованием - а мусульмане бежали от побережья вглубь пустыни, догадываясь, что их ждет. А оно и не мудрено - резня была одним из инструментов господства, когда за счет насильственного сокращения численности «инаковерующих», увеличивают процентную долю «правильно уверовавших». Можно также изгнать гяуров, но те, прекрасно понимая, что идти некуда, предпочитали переходить в чужую религию, чтобы спустя два-три поколения, чувствовать себя вполне своими среди религиозного большинства. Но этот процесс еще не достигнул половины пути, причем в прямом и переносном смысле - христиан тут было большинство, и даже в мамелюкском Египте православные копты составляли большую часть местного населения.
        Надо отдать должное Петру - он целеустремленно делал то, что совершил и в реальной истории. Полностью подчинил себе не только православные церкви, но и грузинские с армянскими семь лет тому назад. И теперь начал «налагать длань» на восточные древние церкви, признававшие только первые соборы - всяких сирийских яковитов, ливанских маронитов, египетских коптов и прочих. И жестко, вплоть до самых крайних мер пресекал религиозную рознь, погубившую империю ромеев, когда константинопольские патриархи решили, что в своей политике они могут положиться на грубую силу императорского войска и бюрократии.
        Петр Алексеевич подступил к этому делу и цинично, и прагматично - «хоть кукишем обмахивайтесь», как сказал он однажды староверам, «только двойную подать платите». А тут силой оружия стал внедрять полную веротерпимость между христианскими конфессиями и группами - удар дубиной по голове двух вступивших в спор есть великолепное средство для прекращения дискуссии на повышенных тонах, когда до мордобоя остаются минуты. А тут все славненько - государство всем выдало «люлей», кто не понял - повторило процедуру, но уже болезненней. И пусть все вместе истово молятся за императора и его победоносную армию, что защищает их конфессии и священнослужителей от неизбежной в будущем резни, если магометане их снова одолеют и захватят земли.
        Населению эти дрязги только мешали жить, а новую власть они приветствовали и потому, что на три года крестьяне освобождались от податей, а потом должны были уплачивать только подушный, а в городах подоходный налог. Последний вполне терпимый - три шкуры драть никому не позволяли под страхом смерти. И администрацию подбирали заранее, из выпускников лицея - те служили императору, как и все подданные, и во время обучения ставку делали на воспитание, привитие чувства чести и верности. А взятки брать, куда без этого, значит, предавать императора со всеми вытекающими последствиями. Причем отбирали больше военных - у тех с понятием долга строго, брать будут, но в меру, в отличие от обычного чиновничества…
        - Повелел я нашим послам сделать оповещение в странах европейским всем жидам, там проживающим. Дам я им «землю обетованную», с которой их изгнали хрен знает сколько веков назад. Пусть приезжают сюда все и выкупают у меня ее. Теперь можно и в долг, все приму.
        Петр усмехнулся, посмотрел на Павла, и они оба рассмеялись. На своего рода «крестовый поход» базилевс получил деньги от еврейских ростовщиков, очень приличные деньги, под залог Иерусалима. И вот город взят, практически пустой, жителей до прискорбия мало - зато уже есть переселенцы - первые византийские корабли с ними недавно прибыли в Тир, причем за перевозку заплатили неплохие деньги.
        Во многих европейских странах шли гонения на евреев, а тут представилась прекрасная возможность обрести собственное государство на пять веков раньше, чем это произошло. Причем, за плату предлагалась и «крыша» - Петр повел в поход дюжину дивизий, половина из которых должна была остаться на занятой территории. А спустя несколько лет полки можно заменять - Петр строил империю, перемешивая подданных в войсках, чтобы получить однообразную массу преданных не только базилевсу, но и самой идеи державы и православного «мира».
        - Теперь нельзя упускать момент и ковать железо пока горячо, - негромко произнес император, рассматривая древний город, в котором зародилось христианство. Надо брать Египет, страсть как хочу посмотреть на пирамиды. Десантный корпус на корабли и галеры начнет погрузку, скампавеи и фуркаты пойдут вверх по Нилу - во главе Алексашку поставил, пусть свой маршальский жезл среди песков найдет!
        Христианские земли во времена крестовых походов. Сейчас они имеются лишь в Ливане и в Сирии, и то составляют малую часть от прежнего. За исключением Израиля - евреи взяли исторический реванш.
        Глава 54
        - Как видишь, Петр Алексеевич, венецианцам хватило пяти лет, чтобы построить новые корабли и вооружить их карронадами. Пусть еще до единорогов они не дошли, но они скоро будут, сомнений у меня в том нет, они умелые моряки, что и показали.
        Павел посмотрел на сумрачного, как темнота, императора. И прекрасно понимал его - погиб в бою вице-адмирал Памбург, что с отрядом из трех линейных 72-х пушечных кораблей и двух 16-ти пушечных шняв был атакован в Наваринской бухте венецианской эскадрой из семи трехмачтовых кораблей, на каждом из которых стояло не меньше полусотни пушек. Причем все они были новенькие, скопированы с русских почти в точности, вот только короткоствольные орудия уступали в дальности стрельбы единорогам. Однако свалка вышла знатная - два неприятельских корабля были сожжены «греческим огнем», один вынесло на берег полной развалиной, трое удрали в побитом виде, а седьмой византийцы взяли на абордаж.
        Одновременно три десятка венецианских галер напали на русские, которых было на семь меньше чем у противника, но куда лучше вооруженных. Так что потопив полудюжину вражеских галер и взяв две галеры на абордаж, и потеряв три своих, византийцы одержали очередную победу.
        Так что пресловутый «первый блин» у итальянцев вышел комом - флот под флагом «Республики святого Марка» потерпел поражение. Но это был тревожный звонок - огромное преимущество в вооружение стало сокращаться, и когда, а не если, венецианцы начнут отливать качественные единороги и карронады, наступит равновесие - качество перестанет играть свою роль, а в количественном соревновании превосходство будет на стороне восточной империи, а не торговой республики.
        - Что будем делать, мастер?!
        - Гибель вице-адмирала Памбурга случайность, одна из тех, которые неизбежны на море. Но свое дело он выполнил хорошо и одержал победу. Не зря погиб, славу приобрел, - Павел вспомнил, что Памбург в том времени, после плавания в Константинополь, через два года пьяным погиб на дуэли - его пронзил шпагой генерал Ламберт. Это тогда взбесило Петра, и он издал указ, по которому и дуэлянтов, и секундантов придавали за дуэли. И мотивировка была простой - за дуэли в России смерть. Хотите драться - покидайте царскую службу и уезжайте за рубеж - там и тыкайтесь шпагами сколько хотите, а тут «государеву службу» правите.
        - В строй у нас входят новые линейные корабли, где пудовые орудия составляют четверть стволов. Если качественно строить по полдесятка кораблей в год, даже по три штуки, то при сроке службы в пятнадцать лет, у тебя будет громадный флот. Ему не будет равных, даже если Венеция объединятся с Генуей, не построят они столько. Кастильцев можно не считать, алжирские пираты, даже если не станут нашими союзниками, то все равно будут итальянцам кровными врагами.
        - Может, следует начинать отливать твои бомбические пушки? Это же кошмарная жуть, видел я ее на испытаниях!
        - Ни в коем случае, Петр Алексеевич - гонка вооружений никогда и никого до добра не доводила. Время этим пушкам придет через столетие, а то пройдет два века, тогда наши потомки извлекут на божий свет эту «домашнюю заготовку». Оставь им ее, ученик, поверь, что она пригодится в свое время, сейчас ускорять технический прогресс не стоит. Потому мы отказались от миноносцев - для них сейчас нет достойных целей.
        - Да понимаю, просто за Памбурга отомстить хочется!
        - Так перекрой Венеции торговлю - блокируй пролив от «каблука сапога» до Корфу, шнявы и галеры пусть отлавливают «купцов» везде, где только возможно. И через полгода дож сам начнет просить тебя о мире и справедливой торговле - куда им деваться?!
        - Ты прав, мастер - мы им не мальчики для битья, как сам любишь говорить. Адмирал Крюйс рвется в драку, хоть старый стал…
        - Да какой он старый - это с меня уже песок сыплется, а ему еще шестидесяти нет. Тебе вообще сорок пять - бодр и свеж! Таким будь - «сражения с Бахусом» до добра никого не доведут, время и так мало в жизни отпущено, чтобы на пьянки и баб его спускать!
        Павел с улыбкой посмотрел на Петра - в этом мире он, став императором на пятнадцать лет раньше, совершенно изменил образ жизни. Прекрасный семьянин, три сына, достойные продолжатели его дел - ведь он их сам многому учил как в Лицее, так и мастерских. Припадки у царя совершенно прекратились, гнев прорывался редко, всегда улыбался и был очень деятелен. И рассудочен - решения Петр Алексеевич никогда не принимал импульсивно, все обдумывал и советовался. А еще у императора две дочери-красавицы, в мать пошли. И старшая Мария уже обручена с его первенцем Петром - это навсегда сблизит его семью с царской фамилией. Да и хранить так секреты будет сподручнее - наследник всерьез занимался науками, а он сам старался отдать ему все знания, которыми обладал.
        - И то верно, мастер. Ты отдыхай побольше - дел у нас много!
        - Это у тебя дела, а я доживаю - Головина старшего и Ромодановского пережил, хотя постарше их возрастом.
        - Не прибедняйся - Яков Долгоруков тебя постарше будет, но до сих пор многих в воровстве уличает и на суд выводит, - усмехнулся Петр, и бережно похлопал Павла по плечу - рука у него была тяжелая, как у всякого кузнеца, что в юности орудовал тяжелым молотом.
        - К тому же у тебя жена лекарь от бога, такие отвары готовит, что любую хворь из тела прогоняют.
        - Что верно, то верно, люблю я ее. Примерно как ты новшества, ученик. Подавай тебе еще паровую машину для паровоза и парохода.
        - Машина сия нужна - но не ко времени - тут ты прав. Через столетие потомкам нашим пригодится, а сейчас и конки хватит. Только крупных рыцарских коней закупили мало, самим разводить нужно.
        - Надо, конные заводы для того и создали. А конки строй - они в любое время года работать могут, когда даже грязь везде по колено стоит. Не думал, что из чугуна такие безделицы как рельсы отливать можно, и на шпалы укладывать. Ты прав оказался - железную руду, уголь и прочее перевозить стало намного сподручнее, можно и ночами, лампы твои путь хорошо освещают, лошади тянут вполне бодро.
        - Так все на будущее, государь - вначале отдельные ветки конки проложим, потом линию дальше потянем, ямские станции поставим со сменами коней, всю инфраструктуру для будущих паровозов заблаговременно построим. А как придет время, потомки паровозы и начнут делать. А железа и чугуна нам надолго хватит - запасов руды и кокса немерено, не по пять миллионов пудов можно плавить, а в десять раз больше. А это инструмент и орудия труда, с помощью которых производительность с доходами резко возрастет, и государство богатеть станет…
        В Воронеже стоит "Гото Предистинация", в Санкт-Петербурге по чертежам построили линейный корабль "Полтава". Это и есть одно из наследий Петра Великого, и на палубы этих кораблей может вступить любой интересующийся русской историей.
        Глава 55
        Вместо эпилога
        - Сделал ты великое дело, Петр Алексеевич! Не думал, что на старости лет снова Киев увижу, а ты раз - и побежали отсюда поляки с литвинами, куда глаза глядят, тапки на ходу теряя! Знаменательный год у нас всех вышел - 1485 от Рождества Христова. Круглая дата!
        Павел Минаевич задрал подбородок и посмотрел вверх, на каменные своды величественных Золотых Ворот. Пусть они были частично разрушенными от минувших лихолетий, но древнее сооружение, возведенное великим князем Ярославом Мудрым, вызвало в его душе трепет. Все видел в жизни, ко многому относился цинично и прагматично, а тут даже слеза на глаза накатилась, старческая сентиментальность на какую-то минуту взяла верх над разумом. Все же восемьдесят лет исполнилось - немыслимый для этих времен срок жизни, и двадцать четыре года из них он провел в этом новом для себя мире, что отстоял от его времени больше чем на полутысячелетие.
        - Я тебе говорил, чтобы ты не торопился умирать, мастер, - хмыкнул Петр, который к нему за последние десять лет стал относиться с сыновьей опекой, причем совершенно искренне. Потеряв всех старых годами сподвижников, базилевс теперь категорически не желал, чтобы Минаев отправился на тот свет, раньше какого-то рассчитанного им самим времени.
        - А когда отпустишь?
        Павел усмехнулся, с улыбкой посмотрел на всемогущего императора, от одного имени которого все враждебные соседушки покрывались холодным потом, трясясь в «паркинсоне». Тот за прошедшие почти четверть века совершенно не изменился, даже седины не было, энергичный такой - пребывание в этом мире ему явно шло на пользу, и протянет он гораздо больше, чем те 53 года, что прожил в их истории. Если, конечно, не отравят или зарежут - но тут самому оплошать нельзя. Пока же несколько десятков заговорщиков, что за этот срок пытались царя умертвить тем или иным способом, сами мучительно расстались с собственной жизнью, а после смерти продолжали служить мумиями, выставленными для всеобщего обозрения.
        Да и сыск старый Ромодановский поставил на серьезный уровень, воспользовавшись знаниями из дальних времен, а оставшиеся ему на замену сразу два гвардейца, с известными по «Тайной канцелярии» именами, оказались достойными преемниками и мух ртом не ловили. Так что политический сыск и контрразведка оказались в надежных руках - «нигилистов» и шпионов всегда нужно отлавливать, а последних по возможности вербовать, пусть пишут в Венецию, Рим или Краков под диктовку свои «цидули».
        А вот разведка и так была у ромеев отлично налажена с момента создания самой империи. Греки ведь торговцы, это шпионаж патентованный в первую очередь. А еще есть посольства - тоже вполне легальные миссии по сбору информации. Но сейчас разведка вышла на качественно иной уровень, получив огромную сеть осведомителей из «богоизбранного народа», который рассеялся по всем европейским и мусульманским странам. Информация шла потоком, и не только - нужны были «агенты влияния», и не одиночки, а целая сеть, и ее удалось раскинуть. И возглавлял все это дело князь Голицын, умница, честный и неподкупный, со стратегическим мышлением. Да и брат у него был фельдмаршалом, третьим после Меньшикова и Автонома Головина, войска под его командованием и очищали сейчас правобережную Украину от литвинов и пришедших к ним на помощь ляхов.
        Противник оказался серьезным, нечета плохо вооруженным, хотя фанатично храбрым мамелюкам. Хотя, к удивлению Павла, никаких крылатых гусар не было и в помине, с их белыми «крыльями» на седельных дугах за спиною. Видимо, время этой тяжеловооруженной конницы пока еще не пришло, да уже никогда не придет - огнестрельное оружие стало диктовать свои правила, опровергнув имеющиеся и привычные.
        И у поляков оно имелось, причем в достаточном количестве - пушки и гладкоствольные фузеи с замками по «византийскому типу», с кремнием и огнивом, большей частью венецианской работы. Вот только иметь оружие не значит уметь им пользоваться - против петровских «коренных» дивизий, что уже почти два десятка лет оттачивали свою мощь в беспрерывных войнах с магометанами, противостоять польско-литовское войско не смогло, было разбито в пух, и обращено в прах. И резво покидало присоединенные к Литве православные земли, которые должны находиться под эгидой императоров, «защитников и оберегателей православного мира».
        Сейчас шла последняя война за западные земли, которые принадлежали православной конфессии. Венгрию уже разбили, и мадьяры отступили с южных славянских земель, которые было заняли. Теперь удар пришелся по союзному польско-литовскому государству, которое никогда не должно стать Речью Посполитой. Дойти до Немана, Буга и Сана, и остановится, не переходя в земли католиков - зачем головная боль с ними?!
        А так освобождение шло успешно - местное население сделало свой выбор в пользу Византийского императора, прекрасно зная о подушной подати, что не шла ни в какое сравнение с нещадными поборами, что устраивали местные властители. Да и защита от татар с востока, постоянно ходивших в набеги, была значимой.
        Так что в итогах войны никто не сомневался - противостоять византийско-русскому войску ВКЛ просто не могло, даже с польской помощью. Может лет через тридцать, но Петр не собирался давать им время для подготовки. Как говорили в двадцатом веке - «паровоз нужно давить, пока он еще чайник, и не подрос!»
        После этого удара по западным «партнерам», последует совместное наступление на восточные ханства - терпеть постоянные набеги, наносившие значительный ущерб, никто не собирался. И в том, что вся долина Волги до самых низовий будет покорена, Павел не сомневался. И так распадающейся на части Орде просто нечего противопоставить - за три-четыре года проблема будет окончательно решена и громадные пространства черноземов будут использованы полной мерой во благо народов, их заселивших.
        Простоит ли много лет, и даже веков, возрожденная из небытия империя ромеев, принявшее другое обличие - этот вопрос Павел задавал себе неоднократно, ломая голову.
        С одной стороны огромное количество народов, разноязыкость, и как следствие могут появиться центробежные тенденции, следствием которых является сепаратизм, с возможным отделением, причем военным путем. Такое происходило с множеством империй - неизбежный исторический процесс со всеми производными, если их заранее не купировать
        Но с другой стороны практически все национальные православные окраины, за исключением готов и болгар, находятся под давлением внешних врагов, чуждых как религиозно, так и политически - и они видят в империи защиту. С запада это сербы и босняки, валахи и болгары, а будит еще русские окраины - Червонная и Малая, Черная и Белая Русь. На севере полностью союзное Московское царство с вассальными ему землями, включая Новгород и Псков, которые приняли «покровительство».
        С востока аланы и грузины, армяне и сирийцы, марониты и иудеи, последние хоть и не христиане, но Библию почитают. С юга копты по Нилу, дальше народы Эфиопии и Эритреи - ахмарцы и тиграи, причем путь к ним проложен - появились корабли на Красном море, осталось только канал прорыть, но это дело других поколений.
        Под скипетром императора и державным Андреевским флагом собран весь православный мир, по крайней мере, все земли, которые можно считать таковыми. И пока его объединяет общая для всех армия, никаких отдельных войск просто нет, страховка от сепаратизма и восстаний. А еще единая внешняя политика, которую проводить может только базилевс, другие цари и «господари» не имеют права отправлять и принимать посольства. А еще система образования, где как в плавильном котле, подобно армии и флоту, дети элиты разных народов сближаются как никогда прочно. И гимназии тоже - единая культура и образование тоже объединяют. Кроме того, взимание подушной подати со всех народов и ничего больше того местные правители не имеют права вводить дополнительно, как и чеканить собственные деньги.
        Никаких внутренних таможен - торговля на любой окраине империи идет беспошлинно, открыт путь «из варяг в греки». Платят только иноземцы, католики и магометане, да и то не все - с союзников, а таковые есть, брать не стоит, пусть лучше включаются в «общий рынок», так для всех лучше. Экономика ведь объединяет народы, а политические игрища направлены на совсем противоположное…
        - Ты о чем задумался, мастер?
        - Старость, наверное, - слукавил Павел, и попросил. - Пойдем к Святой Софии, посмотреть на нее хочу. И моя мечта исполнится…
        2023 год. Олха.
        Уважаемы читатели - книга о попадание в прошлое большого Азовского флота Петра Iзакончена. Эскадра в его время не сыграла никакой роли - как и на многие начинания «великого реформатора» на нее потратили деньги без всякого ощутимого результата…