Лихолетье Герман Романов
        Страшно представить, что будет с человеком, угодившим в самое горнило кровавой и беспощадной гражданской войны. Идет 1918 год - Россия погрязла в междоусобице, и разрешить накопившиеся веками противоречия можно только насильственно - кому жить дальше, а кому умереть. Выбор только между двумя противоборствующими сторонами, и ты сам прекрасно знаешь, что одна из них победит, а другая не просто проиграет, а будет истреблена либо изгнана. Потому, что идет не просто «игра», как в компьютере - ставкой здесь многие десятки тысяч человеческих жизней, среди которых, возможно, будет и твоя собственная. И что делать несчастному, побывавшему на одной гражданской войне, и попавшему в другую, кошмарную по своему размаху и последствиям. Смириться с судьбой и собственным злосчастьем, или сделать осознанный выбор, особенно когда попал между жерновами, которые тебя неминуемо раздавят…
        «Лихолетье»
        Часть первая
        «ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ» май 1918 года Глава 1
        Больно-то как…
        Слова вырывались с натугой, тело буквально скрючило, мускулы свело чудовищным спазмом, от которого на глазах выступили слезы с невольным, хриплым стоном. Хорошо, что не предсмертным - за свои три четверти прожитых века приходилось часто слышать этот хрип, скитаясь с одной войны на другую, и в конечном итоге ставший жертвой последней. Странно, но в последнюю секунду он все же успел увидеть в небе над многострадальным Донецком стремительный росчерк заокеанской ракеты, что тут же попала в булочную, к которой он, ковыляя, медленно подходил, опираясь на трость. Так бы не пошел, но вставные челюсти натерли десны, пришлось их вынуть. А потому перейти исключительно на кашку и хлебный мякиш. Не разжевывать же корку, а тем более грызть сухари, пакет с которыми лежал у него в кухонном буфете. Такие ржаные сухарики только в кипятке размачивать, но лучше в борще - жаль, что младшая сестренка к дочке уехала, с внуками понянчиться на целую неделю. Да оно и понятно - в городе ожидали очередные прилеты «заморских гостинцев», полученных «страной 404» от «великой демократической державы», вся история которой
представляла цепь сплошных войн, растянувшихся на два с половиной века. С последующим грабежом стран Нового Света, ставших «банановыми республиками».
        Так что пришлось самому потихоньку ковылять до булочной, и то для него к лучшему - не погибла бы сестра вместо него, так как пришла бы туда вовремя, и зашла бы вовнутрь. Она и так потеряла в четырнадцатом году мужа, пятидесятилетнего ополченца, погибшего под Иловайском прямо на его глазах - попали с ним под артналет, прикрывающий бегство бандеровцев из «котла». И ему тогда повезло, а вот зятю нет.
        Странно, почему я жив - меня же снесло как пушинку…
        Закатил глаза, через плотно прикрытые веки пробивался дневной свет, но яркий, приглушенный, как обычно бывает в плохо освещенном помещении. Память услужливо перевернула как листки календаря, последние кадры. «Росчерк» в небе, и огненная вспышка - и тут его приподняло от земли и отшвырнуло. Сознания не потерял - и успел увидеть взрыв, а в дымной вспышке ошметки, что за секунду до этого были живыми людьми. А потом страшный удар, невыносимая боль, от которого впал в беспамятство.
        Счастливец, должен был погибнуть, но в который раз повезло. На Даманском старший лейтенант Стрельников на моих глазах погиб, а ведь себя он «победным» считал - 9 мая родился, как и его сын. А я выжил - вынесли на руках по снегу, а тогда думал хана пришла. И так много раз повторялось в жизни - всегда погибал кто-то другой, а я только ранения получал. Шрамов как на драчливом барбоске скачущих блох, не иначе…
        Мыслил про себя, так привычнее - по жизни неразговорчив был, таких молчунами завсегда именуют. Да и «конторская» служба такова, что говорунов на ней не терпят - лучше держать язык за зубами, целее будешь. Да и не дело для чекистов с «громкими» речами выступать, если знаешь, напиши или сообщи, но никогда не выставляй на всеобщее рассмотрение, особенно когда война идет. Последнее дело в такой ситуации устраивать внутренние разборки - они на радость врагам только. Даже если видишь, что руководство неадекватные на первый взгляд решения принимает, все равно нельзя хай поднимать, будто собака брехливая.
        Ведь может быть, что ты сам просто не владеешь всей полнотой информации. Не зря говорят, что большое видится на расстоянии. Так что лучше будет, если подождать развития событий, и думать, думать и думать. Не торопиться выносить осуждающих решений, ведь позднее они могут стать оправданием - такое в жизни зачастую бывает.
        Почему не больно? Нахлынуло волной, скрючило, и отпустило. Такое перед смертью бывает - сам видел. Нет, совсем хорошо стало - ничего не болит, как обычно, лишь слегка грудь давит, да в висках пульсирует. Видимо обезболивающими препаратами накачали, но не морфием - наркота мозг всегда притупляет, а сейчас ясность в мыслях полная. Одно ясно - я в госпитале, в реанимации или одноместной палате - раз тишина вокруг гробовая царствует, нехорошая тишина, что тут скажешь, и никаких голосов не слышу. Странно - а чего это у них двери скрипят и лязгают?
        Он отчетливо услышал именно скрип железной двери, и звук, весьма похожий на лязг запора. Удивился не на шутку - больница ведь не карцер, чтобы двери столь серьезно укреплять. И решил посмотреть на свое нынешнее обиталище, надоело с закрытыми глазами лежать - по привычке больше - слезились. Все же старческий возраст, года уже отнюдь не молодые, хвори одолевают - короче, укатали «сивку» крутые горки.
        - Не понял, это где я? В тюряге, что ли?
        Голос стал каркающим как у ворона, и странным, чужим что ли. Но было отчего просипеть, не веря сейчас собственным глазам. Он находился отнюдь не в госпитале или больнице, а в самой натуральной одиночной камере с высоким сводом - под потолком явно окошко, прикрытое кованой решеткой. И это не причуда архитектора, принявшего хорошую дозу «горячительного». По генеральному плану возведено это строение, причем не советских времен - царских, не иначе. Бывал не раз в таких - сразу возникает иное ощущение, чувство вечности и старины, может быть. Это скорее прочувствуешь, словами трудно выразить - словно к чему-то знакомому прикоснулся. Ведь в СССР много памятников от царских времен осталось - и тюремные замки сохранялись в первую очередь еще с революции. Потому что строения эти всегда функциональны и опустевшими никогда не были - использовались строго по назначению. И чаще всего в качестве следственных изоляторов - что знаменитые петербургские «Кресты», что любая другая царская тюрьма, всегда строились чуть ли не в центре городов, а потому размещать в них СИЗО было рациональным делом.
        А вот колонии, да те же знаменитые каторжные «централы» при «старом режиме», лучше держать от больших городов подальше. Так же как и воинские части - и на то есть весомые причины.
        - Блин, сходил за хлебушком? За что меня сюда упрятали? Это никак не больница! Да и нет такого здания в Донецке…
        Потрясение было настолько велико, что он сам себе стал задавать вслух вопросы, чего никогда по жизни не случалось. А еще подмывало желание пройтись и произнести какую-нибудь зажигательную речь, громко, и при этом обличающим жестом выставив руку. Это чувство, да еще в сочетании со жгучим желанием публичного выступления, было настолько необычно, что старик даже оторопел - такого за собой он никогда не ожидал. И с немалым трудом успокоился, чувствуя, как часто забилось в груди сердце. Тут и до инфаркта недалеко, такое потрясение пережить трудно.
        - Офигеть! Это что такое происходит?
        Он приподнялся - какая на фиг больница!
        Лежал на откидной шконке, прикрепленной цепями из толстых железных звеньев к стене. И тюфячок под ним был казенный - слишком тонкий, грязный, засаленный - видимо, ладони часто об него вытирали несчастные узники. «Тощая» подушка в изголовье, ворсистое одеяло, явно армейского образца, казенное - но заношенное, липкое наощупь, мерзопакостное, и с дырками. Железные стол и стул, кое-где на них проступили пятна ржавчины - вот и вся мебель, абсолютно неподходящая для медицинского учреждения, но весьма подходящая для тех мест, которые в народе считаются «не столь отдаленными». И с этой точки зрения ситуация находит правильное объяснение - от тюрьмы и от сумы никогда не зарекайся. Та самая вековая мудрость, истинность которой ему сейчас предстоит и проверить.
        Старик закряхтел, но больше по привычке, чем по необходимости - отдышки совершенно не чувствовал, чему несказанно удивился. Огляделся еще раз - шконка, табурет и стол - вот и все, что влезло в каменный «пенал» три на два метра. С торца под высоченным потолком зарешеченное окошко, и дверь, железная, «крепостная», с прикрытым заслонкой окошком, которое у всех узников именовалось «скворечником». Такую изнутри никак не откроешь, дверной ручки нет, а проломить железный лист мероприятие из разряда совершенно невыполнимых.
        - «Одиночка» или карцер? Похоже на первое - тюфячок есть, при строгом режиме на «голых» досках спят. И за что меня в нее упекли?
        Старик почесал пальцем переносицу и тут остолбенел, чувствуя, как душа буквально заледенела, а сердце стало покрываться «изморозью». И было отчего «инеем» покрыться - это были не его руки. Пять пальцев на деснице, пять - а десять лет привыкал к трем оставшимся - ведь мизинец с безымянным осколком срезало.
        - Не может быть, не может быть такого…
        Он бормотал про себя, не понимая, что происходит, и в полном отупении разглядывая собственные ладони, которые в одночасье стали чужими, в полном смысле этого слова. Тонкие пальцы, причем отнюдь без застарелых мозолей и шероховатостей, гораздо более ухоженные, чем были до этого момента. И не старческие, скрюченные - ровные, прямые с гладкой кожей, такие только у сорокалетних мужиков бывают, не измученных тяжелым физическим трудом. Их обладатель явно из интеллигенции, недаром в народе говорят - в кузнице молотом не махал, и ничего тяжелее стакана не поднимал. Но это были его руки, они подчинялись.
        - И как такое понимать прикажите?
        Заданный самому себе вопрос завис в мертвящей тишине - старик чувствовал, что начинает медленно сходить с ума, скорее впадать в безумие…
        Вот уже почти полтора века как функционируют в Сибири построенные при «царском режиме» капитальные сооружения, бывшие «тюремными замками». Правда, постояльцев в них стало намного больше - в девятиместную камеру набивают народа с «уплотнением»…
        Глава 2
        - Это сон… Нет, бред больного воображения… Наваждение, не иначе, такого просто быть не может…
        Слова падали отрывисто, кружились по камере как сорванные ветром осенние желтые листья. Голос звучал хрипло, с прорвавшейся истеричной ноткой, уже несдерживаемой, с паническим страхом. Всякое было в жизни, но такого даже в безумном сне не приходилось зреть. И с отчаянной решимостью старик ущипнул себя за предплечье, да еще с вывертом, чтобы болью прогнать охвативший его морок.
        - Бля! Твою душу, мать за ногу!
        Эксперимент завершился совсем не так, как он ожидал. Нет, боль была такой, что в глазах потемнело - в аристократически тонких пальцах неожиданно оказалась немалая сила. От болезненного ощущения он красочно выругался, что в жизни делал редко - ведь матерщина есть своего рода защитная реакция организма. Где-то даже читал, что ругань своего рода защитные языческие заклинания от злых духов, своего рода «обереги». Как лекарство, к которому не следует прибегать без настоятельной нужды, иначе от него не польза будет, а голимый вред для здоровья.
        - Это не морок, раз от боли не исчезла действительность, - теперь старик задумался, хрипло дышал, сердце бешено колотилось в груди. Постарался успокоиться, стал дышать медленно, тренированно, делая глубокие вдохи и насыщая кровь кислородом. И потихоньку пришел в себя, стал рассуждать здраво, прикрыв глаза веками и вытянувшись на шконке.
        Так, что мы имеем на данный момент. И много, и мало, как это не странно. По божьему умыслу, или предначертанию, что сказать сложно, я оказался в чужом для себя теле. Причем, в более молодом возрасте, чем моя собственная, та, прежняя тушка. Лет так на тридцать, никак не меньше, судя по коже и прилично сохранившимся зубам. Это, несомненно, плюс, что и говорить - получил шанс на вторую жизнь, так как у булочной меня разорвало в клочья. Вот только ни хрена не понимаю, как такое получилось - о «переносе душ» приходилось читать и слышать. Особенно много рассказывали психиатры - а те в своей работе с кем только не сталкивались.
        Старик хмыкнул, ему стало смешно. Ведь попадись он сейчас в цепкие лапы врачей, и расскажи им свою историю, то пожизненное содержание в одном из домов для сумасшедших ему надолго обеспечено. Причем, он не небезызвестный бухгалтер Берлага, того просто вышвырнули как симулянта, а за него возьмутся серьезно, стоит допустить малейший прокол. А последних будет много - «легенды» нет, проработать ее в настоящий момент невозможно, потому что вообще непонятно, что происходит.
        Хватит ныть, товарищ полковник, тебе это не к лицу - голова работает, до маразма далековато, тело относительно свежее, вполне функциональное. Ощущение - будто тяжелый мешок с сырым песком с натруженных плеч сбросил, отдышки почти нет - сердце действует сейчас куда лучше, чем раньше. Зацепка нужна, хорошая такая зацепочка - надо понять, кто я, где нахожусь. И главное - нужно немедленно выяснить в каком времени, современностью явно не пахнет. Вот угораздило попасть, как куру в ощип. Стоять, может быть, я в камере смертников сейчас нахожусь, и до казни считанные часы остались.
        Мысль отзвучала тревогой, он почувствовал, как тепло наполняет жилы. Впрыск адреналина, не иначе - так зачастую бывает в минуты опасности, хотя некоторые в таких ситуациях в ступор впадают. Но то больше от отсутствия опыта и в особенностях нервной системы - ветеранов это не касается, если только контузию не получил.
        Так, начинать надо с себя, важно знать главное - кто ты есть. Потом нужно начинать зацепки искать, информацию к размышлению. А там посмотрим, что к чему, и по какой цене.
        Старик присел на шконке и живо стащил с себя нательную рубаху и кальсоны, сразу обратив внимание, что белье свежее, без запашка еще, видимо, одето вчера, самое позднее. К сожалению, ярлычков не имелось, но швы ровные, машинной выделки. Зато отсутствуют резинки, вместо них тесемки, а одно это свидетельствовало, что до столичной «швеи» еще далеко.
        Хм, а ведь белье явно пошито на заказ, не бязь, приличной выделки полотно. И золотой крестик на шее присутствует, «спаси и сохрани» на обороте. Православный? Похоже на то - обрезание не проводилось, значит, не иудей или мусульманин. Вот только цепочки соответствующей из злата нет, обычный гайтан, пусть из шелковой нити скручен. Занятно. И ногти на руках и ногах пострижены, ухожены. Потертости на ступнях - явно сапоги носил долгое время. Офицер?
        Похоже на то, у солдат ноги гораздо грубее, а тут явная аристократичность просматривается - за пальцами мало кто так ухаживает из мужчин в мое время, если только не педерасты. Вроде не из этих, «энное место» не болит, и геморроя вроде тоже нет. Так, на правом плече кожа не потерта погонным ремнем, а вот выправка есть, пусть обладатель явно не строевик. Точно, офицер, но не кадровый, тем еще в училище позвонки прямят на плацу, и плечи развернут - с этим строго.
        Так-так, а это куда интереснее - осколочное в бедро, точно, три следа. Пулевое ранение в предплечье, касательное, кость не зацепило - шрам весьма характерный. А тут следы хирургической штопки двухлетней давности - ножом или штыком порезали, не иначе.
        Он внимательно изучал свое собственное тело, отмечая малейшие детали. Присел несколько раз, покрутил руками, разминая плечи - с гимнастикой «прежний хозяин» был знаком, моторика долгое время сохраняется при нормальном функционировании организма. Затем провел несколько ударов - вот с ними вышло куда хуже, тело было явно не знакомо с рукопашным боем. Машинально вскинул правую руку, представив, будто стреляет из пистолета - указательный палец чуть дернулся.
        - Рефлексы остались, и это хорошо, - старик хрипло рассмеялся, довольный наскоро проведенным осмотром. И принялся за кровать, быстрый осмотр занял несколько минут. Прощупал тюфячок, хмыкнул - «незаконных вложений» не имелось, а жаль - на тайник надеялся. Подушка, как и одеяло не дала ему столь нужной «зацепки».
        - Табачком пахнет - недавно курили. Сигареты где-то прячет. Хм, ширмы нет, умывальника и параши тоже, но изрядно пованивает. Видимо, стояли раньше, но вынесли. Тогда возникает закономерный вопрос - зачем это сделали? Выводят на «оправку» и покурить? Как интересно…
        Старик еще раз бросил взгляд на угол камеры - умывальника и ведра с «парашей» не увидел, значит, не мираж или наваждение. И не карцер - явно нежилое помещение было, побелка давняя, но ничем не исцарапана. А узники всегда что-то выводят на каменным стенах, если есть чем их покарябать. Надо же им свое отношение к жизни оставить на память будущим «сидельцам». Или вывести предупреждение, да хотя бы надзирателей просто «облаять» письменно, для потомков «послание».
        Но нет надписей - побелка все скрывает. Можно, конечно потереть стены, но жаль нательное белье. Да и незачем - на «оправку» выводить будут, тогда и появится информация.
        Быть не может такого!
        Заглянул под шконку и озадаченно хмыкнул. На грязноватом каменном полу стояли туфли с квадратными носками, такой фасон был явно из первой трети прошлого века, а то еще с далеких дореволюционных времен. И вздохнул с нескрываемым облегчением, даже пальцами шею потер.
        Надо же - шнурки оставили. А это, братцы мои, означает только одно - я не осужденный на казнь «смертник», в худшем случае лишь под следствием, и надзиратели ведут службу «спустя рукава».
        Кто же такое средство для удушения оставляет, шнурки и ремни сразу обязаны изымать, во «избежание» так сказать. Но где одежда? Где вещи арестанта, должно же быть у меня какое-то имущество, хоть самая малость? Рубашка, кальсоны и туфли только, и крестик на шее. Носков и тех нет. Да такого быть просто не может!
        Отставной полковник в недоумении еще раз осмотрел свое обиталище, машинально погладил бедро, где оставили свои следы осколки. И дернулся, словно электрическим током ударило. В памяти проявилась черно-белая картинка - пехотинцы в фуражках и лохматых папахах, в серых шинелях лезут на проволочные заграждения, которые буквально разворочены обстрелом - везде рассыпаны воронки. И себя самого углядел, словно со стороны - на плече болтается защитного цвета погон с одним просветом, но почему-то без звездочек. А рядом старший лейтенант с искаженным лицом что-то беззвучно кричит, и размахивает шашкой, на портупейном ремне прицеплен свисток.
        И тут рвануло, глаза ослепли!
        Старик застонал, схватился ладонями за виски, накат боли был чудовищный. И впал в спасительное беспамятство, мучительно застонав…
        Атака сибирскими стрелками германских позиций в войну 1914 - 1917 гг.
        Глава 3
        - Я получил телеграмму от наших «музыкантов» из Челябинска, Борис. Вот она, отправлена уже во Владивосток и Харбин - «Выкупайте рыбу, спешите, едет много спекулянтов, рассчитываться будут наличными. Необходимо соглашение компании ведения борьбы со спекуляцией». Видишь, какая интересная ситуация складывается на настоящий момент. Весьма многозначительная, я бы так сказал.
        - Ты прав, Павел. Если все разложить по полочкам, то получится недвусмысленное указание от «братушек» - «Спешите с подготовкой организации к выступлению, так как прибывают большевицкие части, необходима координация действий». Но отчего такая спешка, не понимаю - мы же договаривались на вторую неделю июня, а они нам и десяти дней не оставляют вместо месяца, который еще имелся в запасе.
        - Видимо, события понеслись вскачь - большевики почувствовали, что чехи готовят выступление. Вместе с нашими «каменщиками».
        - Похоже на то, но сейчас из Новониколаевска трудно разглядеть, что происходит в Челябинске. А события обостряются, что нам на руку. Главное, успеть вовремя, времени осталось мало.
        Собеседники обменялись понимающими взглядами - кому как не им, готовившим переворот в Сибири, было не знать, как обстоят дела на самом деле. Они были молоды и полны того самого революционного «задора», с которым жили вот уже много лет, еще со времен первой революции, что имело место тринадцать лет тому назад, с приснопамятного «Кровавого Воскресенья» 9 января 1905 года. Жуткие несправедливости, творящиеся в Российской империи, и заставили их, тогда пылких сердцем юнцов, перейти на путь вооруженной борьбы, ибо в отличие от однопартийцев по эсеровскому движению, для них действие всегда было значимее слов.
        Павлу Михайлову было всего 29 лет, и выходец из простонародья (отец был плотником) всегда отличался упорством и целеустремленностью. И еще тягой к знаниям - смог самостоятельно окончить городское училище, был вольнослушателем медицинского факультета Томского университета. Но революция увлекла его в свой «поток» - в 1907 году вошел в состав «Сибирской боевой летучки» ПСР. За участие в убийстве жандармского офицера (тот был известен своими издевательствами над подследственными - до столицы ведь далеко, а сибирские нравы грубые) его приговорили к пяти годам каторжных работ. Отбывать срок пришлось в зловещем Зерентуйском централе, где над ним всячески измывались как тюремщики, так и уголовники. От последних доставалось гораздо больше - его постоянно избивали и унижали всячески, так как начальник каторги давал за это «криминалу» разного рода поблажки. Несколько раз парень объявлял голодовку, пытался покончить с собой. От захлестнувшего отчаяния попытался совершить покушение на начальника тюрьмы, но попытка не удалась, и от побоев едва выжил - только многочисленные шрамы остались памяткой на всю жизнь.
Но проявленная непокорность сильно удивила его истязателей - никто не ожидал, что юноша будет способен дать отпор - не учли, что тот был идейным террористом, а фанатично верящие в идею страшные противники.
        По отбытию каторги Михайлова отправили в якутскую ссылку, откуда он попытался сбежать, но был пойман с началом войны. Теперь его обвинили в подготовке покушения на забайкальского губернатора, и снова отправили обратно в Якутию, но неугомонный боевик бежит снова, и по подложным документам работает в сибирской кооперации, обосновавшись в Новониколаевске. Писал статьи в газету местных кооператоров, и явился одним из создателей «Сибирского союза социалистов-революционеров».
        В марте семнадцатого года был полностью амнистирован и реабилитирован вместе с другими революционерами, переехал в Томск, где его деятельная натура получила признание - стал не только членом Томской губернской земской управы, но и был выбран участником в Учредительное Собрание в ноябре 1917 года. Сочувствие к большевикам перешло в стойкую неприязнь после разгона ими «учредилки», когда самого Михайлова определили на место жительства в печально известные «Кресты».
        Но зря выпустили - тот умело изобразил «раскаяние», а что еще оставалось делать в такой ситуации. Сидеть дальше на нарах?
        Вернувшись в Томск, Павел Яковлевич перешел на привычное нелегальное положение - на этот раз уже в качестве члена подпольного Западно-Сибирского Комиссариата, которому сбежавшее в Харбин «правительство» Дербера поручило организовать свержение Советской власти по всей необъятной территории от уральских предгорий и до величавого Енисея. Их всего четверо - трое здесь, один в Томске, соглядатай, приставленный от ВПАС - сбежавшие в Маньчжурию, в «полосу отчуждения» КВЖД трусы не пожелали их оставить без пригляда.
        Его товарищ, Борис Дмитриевич Марков, сидевший напротив Михайлова с папиросой в пальцах, на пять лет постарше, но жизненный путь походил словно под «копирку». Коренной сибиряк, выходец из мещан, он семнадцать лет назад (а ведь это ровно половина прожитых годов) окончил Барнаульское горное училище, и работал в шахте мастером. Но в 1904 году перебрался в Петербург, и вошел в состав «Боевой организации» ПСР. За участие в подготовке террористического акта против министра юстиции Муравьева, получил каторжный срок, по окончании которого отправлен в Киренский уезд, на самый север Иркутской губернии. Несколько побегов, с обратным «водворением», пока Борис Дмитриевич под прикрытием кооператоров не оказался в Новониколаевске вместе с Михайловым, причем в семнадцатом году стал председателем Томского губкома ПСР и членом Учредительного Собрания. И последующее бегство от большевиков в далекий Томск, с переходом в подполье. Ибо и тут тоже утвердилась советская власть, разогнавшая Сибирскую Областную Думу и выбранное ей на подпольном заседании в последний день «Временное Правительство Автономной Сибири». Причем
многие «министры» до сих пор не знают, что они таковыми являются - настолько стремительным было бегство «людей слова», что о таковом «избрании» мало кого из кандидатов успели оповестить. Но списки достались большевикам, и те быстренько засадили за решетку недоумевающих «министров» как сепаратистов. Правда, вскоре разобрались, и многих выпустили на свободу, кроме самых «упертых»…
        - Нам нужно ехать в Томск, Павел - там назревают главные события. Мишу оставим здесь, он не подведет, а «мешок» трухляв - навязал его нам на шею «коротышка». В Томске и перехватим - а тут «артиста» оставим в помощь - «старший приказчик» весьма деятелен. Жаль, Арсения нет с нами - я его с того заседания, которое матросы разогнали, не видел.
        Даже сейчас, общаясь между собой, они не произнесли ни одной фамилии, тем более подложной - псевдонимы имели все заговорщики. Долгие годы подпольной работы научили строго соблюдать требования конспирации - кто ими пренебрегал, быстро попадали к жандармам тогда, и в «чека» сейчас. Так получилось, что эсеры, готовя в Сибири переворот, сразу перешли на «эзопов язык», что неизбежно в условиях жесткой конспирации. Так винтовки именовались «огурцами», а патроны «баклажанами», под «приказчиками» подразумевались офицеры, союзники по Антанте проходили в секретной переписке как «пайщики». Большевиков называли «конкурентами» или «спекулянтами». Иногда советские органы власти также проходили под фамилиями «Дмитриев» и «Вавилов», с уточнением из Екатеринбурга или Иркутска. Сибирскую Областную Думу, разогнанную в январе большевиками, именовали «Сибцементом», а членов оной иронически «каменщиками».
        - Жаль, но обойдемся без него, втроем как прежде по «сибирскому союзу». Деньги у нас есть, жалование выплатить можно всем «приказчикам», причем до двухсот, и даже трехсот рублей. Теперь надлежит действовать, и они должны быть уверены в наших возможностях. И не поколебаться в тот момент, когда все начнется…
        Михайлов остановился, прикусил губу. Деньги у подпольного «ЗСК» имелись - основная кооперативная организация Сибири «Закупсбыт» каждый месяц выделяла по несколько десятков тысяч рублей. И хотя от покупательной способности прежнего «целкового» осталось примерно два гривенника, но доходы кооператоров увеличивались каждым месяцем. Все дело в продовольствии - в Сибири было относительное изобилие, и часть продуктов даже увозились в Китай, где имелась целая сеть представительных контор. Да и рубль «пожирала» инфляция - хозяйствование губернских и местных ревкомов привело население в состоянии нескрываемого уже недовольства. И денежный ручеек подпольщикам значительно увеличивался с каждым днем - таков итог ущемления «свободной торговли». Так что выплачиваемое «приказчикам» тайное жалование было по местным ценам весьма значительным, ведь офицерам приходилось содержать семьи. На достойную должность удалось устроиться немногим счастливцам, «золотопогонники» подвергались гонениям, устроенным большевицкой властью, и были рады вступить в любую артель, чтобы заработать на пропитание.
        А тут такое серьезное денежное вспомоществование, да еще на основе недовольства заключенным «Брестским миром», который в газетах именовали «похабным» (за то их живенько прикрывали, а редакторов отправляли в «каталажку»). Так что можно было не сомневаться - если чехи начнут мятеж, то произойдет повсеместное выступление.
        А вот что будет дальше - пока можно только гадать. Но в одном можно не сомневаться - «министрам-капиталистам» из Временного Правительства, свергнутого большевиками, никто уже не доверяет. Такая власть ничего кроме омерзения не вызывает.
        Одно слово - «временщики», и этим все сказано!
        Они рвались к власти, и получили ее на короткий срок, развалив страну…
        Глава 4
        - Как вы так можете поступать, Михаил Моисеевич, ведь Григорий Борисович вас защищал на суде, причем не взял никаких денег. И только благодаря этому вы отправились в ссылку, а не на Зерентуйскую каторгу. На которой бы сгнили, потеряв все свои зубы, которые вам, кстати, починили за счет этого несчастного, лежащего сейчас перед нами.
        - Да что вы мне говорите, Викентий Александрович? Будто я тварь неблагодарная, и не помню ничего хорошего. Но арест гражданина Патушинского напрямую санкционирован «Центросибирью», Григорий Борисович ведь примкнул к контрреволюции, его избрали даже министром…
        - Да что вы такое мне говорите? Какой министр - будет великим чудом, если больной хоть немного оправится от потрясения. Апоплексический удар не шутка, теряют речь, порой и разум, и выздоровление затянется на долгие месяцы. Какую угрозу он сейчас представляет для совдепа? Не говорите ничего, у вас же глаза есть! Вы сами посмотрите на Григория Борисовича - он весь в крови, недвижим, в беспамятстве - к заслуженному перед революцией человеку не проявить снисхождения есть величайший грех и черная неблагодарность. Хуже того - вас в Красноярске заклеймят самыми страшными словами, да я сегодня сам на заседание совета приду…
        - Не стоит того делать, Викентий Александрович, что я изверг и не понимаю! Но я не могу вот так просто выпустить Григория Борисовича из тюремной больницы, ведь с меня спросят…
        - Да что вы такое говорите - кто осмелится из «товарищей» спрашивать с комиссара «чрезвычайной комиссии»? Неужели вы, Михаил Моисеевич, даете кому-то отчет в своих действиях? Не смешите - все в Красноярске прекрасно знают, на кого здесь куры записаны. Отнюдь не на бога, а случаем на вашу «чрезвычайку», прости и сохрани меня от нее, грешного.
        - Не убережет от нее молитва, если в контрреволюцию подадитесь, Викентий Александрович. Григория Борисовича нужно лечить, я это вижу, и наш врач о том же говорит. К тому же о нем многие ходатайствуют, и Крутовский, и Серебрянников из Иркутска мне о том же написал. Письма я приложу, но к нему нужно заключение консилиума врачей - вы уж постарайтесь. Хотя… Мне будет достаточно, если вы немедленно напишите сию бумагу, думаю, этого вполне хватит для ревкома.
        - Незамедлительно напишу, Михаил Моисеевич, могу даже поручительство дать. Я не вмешиваюсь в политику, но долг врача превыше всего - мы отвечаем за выздоровление больного.
        - Вот и хорошо, Викентий Александрович. Садитесь за стол, и пишите, не мешкая, а я составлю ордер, по которому гражданина Патушинского выпустят на свободу до полного излечения.
        - Я лучше присяду, «садиться» как то не хочу…
        Раздался короткий смешок, врач начал быстро писать анамнез, чекист, в свою очередь, занялся составлением необходимых бумаг. Старик за ними подсматривал через ресницы, продолжая изображать сраженного инсультом, благо тут притворяться не пришлось - три года тому назад, еще в той жизни пережил этот опасный недуг. С ним произошла странность - о которой он сейчас размышлял, пребывая в недвижимом состоянии.
        Никогда бы не подумал, что можно вот так пребывать в другом теле, с чужой памятью в голове. Видимо плохим был православным мой реципиент, раз я в нем очутился после смерти. Атеист, наполовину еврей, впрочем, какое там наполовину - только мать знает, кто настоящий отец ее ребенка, даже когда в роли родителя выступает купец первой гильдии. К тому же у евреев национальность дает мать, так что поздравляю тебя Григорий Борисович - ты принадлежишь к «избранному племени». Смешно - три еврея в комнате - и ни одного иудея - все русские сибиряки, и атеисты. Только я с крестом - но то вроде амулета, с военных времен.
        Теперь лежа на диване, старик старательно перебирал в памяти то тут, то там «всплывавшие» кусками, отрывки своей новой «легенды», «второй жизни», весьма подходящей для данных революционных времен. Угораздило же попасть в лихолетье, на дворе начал царствовать май 1918 года, он в Красноярске, в местном тюремном замке пребывает на «отсидке». Все правильно - при царе в ссылке, теперь реальный срок корячится, но уже от советской власти. Причем от своих недавних единомышленников по свержению ненавистного самодержавия - так завсегда и бывает, когда недавние союзники становятся яростными врагами. И ничего тут не поделаешь - борьба за власть во все времена особым милосердием не отличается.
        Как там сказано у классика - если враг не сдается, то его уничтожают! Все правильно - если эсер вовремя не «перекрасился» в большевика, тем хуже для него - сам виноват!
        Ощущение было таковое, словно из двух «половинок» сейчас состоял, причем та, что «новая», действительно инсульт схватила от потрясения в результате «подселения». Лицо маленько перекосило, речь явно сбивается, память кое-как возвращается, но «размывается», и, судя по всему, процесс этот надолго затянется, если все естественному ходу развития оставить. Однако на него лучше не полагаться - свою «составляющую» можно легко потерять, когда чужая личность все под свой контроль обратно вернет. Вот этого допускать никак нельзя, лучше «иную» память потерять, зато при своем разуме остаться, раз второй шанс получил снова жить.
        - Вот перечень вещей, изъятых у гражданина Патушинского при аресте и обыске. Я приказал их принести сюда в палату, можете посмотреть, - голос чекиста прозвучал требовательно. Старик мысленно хмыкнул от этих слов - ведь если вещи заранее принесены, то представитель СибЧК просто «ваньку валял», набивая себе цену. Все просчитал - зачем ему «овощ» в камере, который в любой момент умереть может. Лучше избавиться, но представить это дело как неимоверное благодеяние.
        - Как видите, все на месте, я сам проверил…
        - Нет шашки с надписью «за храбрость» и со знаком анненского ордена, а также темляка из ленты, Михаил Моисеевич.
        - Какой вы дотошный, Викентий Александрович - это же царские цацки. Вот тут знак и темляк, они нам не нужны - мишура от прошлого режима. А сама шашка есть боевое оружие и не может быть на руках у подследственного. Но если Григорий Борисович с примет советскую власть и даст нам письменное заверение не бороться против нее, то я немедленно ее верну, и даже дам разрешение на ее хранение. А если вступит в ряды Красной армии, то и носить свою шашку может.
        - Какое там «письменное заверение», если больной лицом своим не владеет - вы что не видите, что у него левую сторону частично парализовало? Какая борьба против советской власти в таком состоянии?
        - Второго дня однорукого офицера взяли - винтовки прятал. Для чего спрашивается? В нас стрелять?
        - Да что вы такое говорите? Винтовка денег стоит, а в Ачинске стволы от них змеевиками на самогонные аппараты ставят.
        - Весь уезд спился, - с нескрываемой ненавистью фыркнул чекист - интеллигентного вида еврей из хорошей семьи, в очках - ему бы на скрипке играть. - Ничего, мы это безобразие скоро прекратим - там разверстка непременно будет. Раз зерно на самогон идет, то мы вправе его конфисковать на нужды тех же инвалидов недавней войны. Нам людей кормить надо, а не подпольные винокурни устраивать.
        - То правильно, а то безобразие сплошное порой твориться, - произнес врач нейтральным голосом, не уточняя, откуда взялось это «безобразие», и кто его насаждает. Тут материя «тонкая», и в причины лучше не вдаваться, а просто констатировать наличие самого факта, при этом не забывать, что тут пусть и лазарет, но тюремный.
        - Куда вы намерены отвезти гражданина Патушинского на излечение? К себе в больницу, или в Иркутск, где у него родственники?
        - До Иркутска не доедет - умрет в дороге. Больному нужно две-три недели, чтобы немного оправится. И лучше за городом - у меня есть дом в Торгашино, я его сдаю пациентам, что желают продлить излечение на природе, но вблизи от города, а казачья станица тут напротив, через Енисей.
        - Можно и в Торгашино, - старик ощутил, как при этих словах, сказанных с плохо скрытым недовольством, чекист поморщился. - Хотя не доверяем мы этим казакам, что мятеж со своим атаманом Сотниковым в январе нам там устроили. Носят свои лампасы…
        - Так ведь и художник Суриков родом оттуда, - примирительно произнес врач. - Да и чем лампасы могут быть опасны? К тому же после апоплексического удара мятежи не устраивают.
        - Ладно, везите туда, препятствовать не стану. Да и всегда проверить можно - пароходы на ту сторону всегда ходят. Везите уж на излечение Григория Борисовича - пусть поправляется, желаю ему здоровья. Провожатых дам, и пролетку выделю для вещей - довезете до пристани…
        Голова немного закружилась - старик жадно вдыхал теплый майский воздух. Он полулежал на мягком сидении, бережно поддерживаемый врачом, к плечу которого привалился мешком. Зато глаза кое-как поверили тому, что видел - в Красноярске приходилось бывать в той жизни, но это был совсем другой город, чем тот, что он увидит через полвека.
        Старинный, с каменными особняками и сплошной деревянной застройкой, с маковками многочисленных церквей, увенчанных крестами. И с грязными до омерзения улицами, и такими же окнами - казалось, что с начала революции люди забыли о чистоте. А еще бесконечные очереди у магазинов и лавок - и если такое зрелище становится обыденным в зажиточной Сибири, то страшно представить, что твориться в России, как тут всегда именовали европейскую часть, отделенную хребтами уральских гор. И единственное, на что можно было смотреть с удовольствием - на широкую синюю ленту величавого и сурового Енисея, воды которого направлялись на север, нисколько не интересуясь тем, что творилось на берегу.
        Да и к чему вмешиваться в вечные людские склоки?
        Первый признак установления советской власти в любом российском городе. Такова плата за отмену «свободной торговли», и каково жить людям в такой «очередности»…
        Глава 5
        - Да как же такое несчастье случилось? Григорий Борисович, ведь это я! Вы что, меня не признали, вашь бродь?
        Голова надрывно болела, старик лихорадочно старался как можно скорее разобраться в ситуации, яростно напрягая уже не свою, «чужую» память настоящего Григория Борисовича Патушинского, каковым он стал. Но пока ответа не находилось и он растерянно смотрел на бородатого матерого казака лет сорока трех, в фуражке с желтым околышем, с надломанным козырьком. Блеклые желтые лампасы были на поношенных, синего цвета шароварах, заправленных в обрезанные, с короткими голенищами сапоги. И тут память развернула картинку, двигающуюся как старинная черно-белая кинолента. Нахлынуло забытое ощущение, что скрывалось в закоулках чужой пока для него души. Он вспомнил, где видел этого казака, телом и руками своими, вернее чужими, осознал.
        Грязь, липкая холодная жижа, в которую ложились хлопья первого снега. Хмурое небо и разрывы снарядов, суматошная стрельба пулеметов. И он ползет, опуская руку в холодное месиво. И еще тащит, уцепившись за ворот серей шинели этого казака - но тогда еще отнюдь не казака, взводного старшего унтер-офицера из его роты, в которой он остался единственным субалтерном. А там замелькали как в калейдоскопе другие картинки, и память вернулась, но только касательно этого человека, что сейчас напряженно смотрел на него. И с трудом вытолкнул из глотки слова, что сами легли на язык - и не его собственные, реципиента, еле слышимое бормотание:
        - Ефим, видишь, беда со мною… Ты чего это в казаки подался?
        - Слава богу, опамятовался, - казак размашисто перекрестился, схватил его за руку своей лапищей, стиснул. - Так я ведь крестьянин из казаков происхождением, у нас тут много таких проживает - половина селения, не меньше. Уходил на фронт стрелком в наш полк, а вернулся - войско организовали. Вот мы и вступили в него всеми дворами, как исстари доводилось. А ты как здесь оказался Григорий Борисович?
        - Из тюрьмы едва выпустили, апоплексический удар случился, - вмешался доктор, что сидел рядом с ним в повозке. - Вот везу к себе Григория Борисовича, у меня дача пустует, хотел на лето перебраться, но раз дело такое. Повозку на пристани нанял…
        - Вот и живи на даче, Викентий Александрович, больных там принимай как всегда. А Григория Борисовича я к себе возьму постояльцем, обиходим и присмотрим. Я ему по гроб жизни обязан!
        - Ему покой и тишина нужна, Ефим Кузьмич, - доктор явно знал казака, они общались вполне по-свойски, как давние знакомые. Да оно, скорее, так и было - как уже понял старик, в Красноярске многие зажиточные горожане уезжали на лето по пригородным селениям, где у них были «дачи». Вот только вряд ли это были обычные садовые домики времен «застоя» с шестью сотками. Возможно, богатые крестьяне давали часть своих строений в наем, под дачу - то есть место для отдыха, а не многочасовых консервных заготовок на зиму из овощей, которых вырастили на огороде измучившиеся от недостатка витаминов горожане. У самого была дача, на которой жил, и видел, как горбатились на своих участках соседи, стараясь взрастить урожай.
        - У меня домик рядом под «дачу» - откажу в найме. Бог с деньгами - на них мало что купишь, а Григорию Борисовичу я жизнью обязан. А ты приходи на осмотр, да лекарства оставляй - а мы уж обиходим со всем нашим старанием. И прокормим - припасы есть в погребе, урожай по прошлому году хороший собрали. Жена и дочки присмотрят - отлежится в тишине, здоровье и вернется после «удара». Я, вон, твоими стараниями от контузии избавился, слух вернулся, и голова теперь не болит. Так что, Викентий Александрович, к нам ехать нужно - Пахом, заворачивай лошадей, правь к нам прямо!
        Последние слова адресовались возничему, крепкому мужику, что от пристани погонял пару крепких и сытых лошадок, получив от доктора синего цвета денежный билет. И нисколько не сомневаясь, что «ямщик» поедет за ним, казак пошел вперед, причем левая рука машинально давала «отмашку». В мозгу тут же «всплыла» чужая мысль, что стрелка от казака отличишь сразу - шуйцей всадники всегда ножны шашки придерживают, чтобы при ходьбе не болталась. А его бывший унтер в кавалерии никогда не служил, хоть и в казаки сейчас перешел. Но вояка добрый, с японцами еще воевал, первый крест тогда получил, а сейчас полный «бантист» - то есть георгиевский кавалер, а в прошлом году подпрапорщиком стал.
        Чужие мысли всплывали в мозгу как свои собственные, словно справочный материал из интернета на экране компьютера - пятнадцать лет пользовался, и в библиотеки давно не ходил. Много читал, особенно, как война началась десять последних лет в той его жизни, когда на половине седьмого десятка лет решил снова оружие в руки взять, и на войну в Донецк поехал, и там остался доживать после ранения у сестры, что вдовой стала. Так и жили вдвоем, денег хватало - пенсия ведь российская, полковничья, со всевозможными доплатами. Свою квартиру с дачей в Подмосковье племяшам отдал - собственной семьей как-то не обзавелся, службе все время отдавал. И правильно - нельзя внукам под вечными обстрелами жить, сам за десять лет как-то привык, спокойно относился - под смертью много раз ходил. Так уж вышла та его жизнь - родился сразу после страшной войны, и умер, когда новая война пришла. И танки с крестами довелось увидеть, как отцу, что со страшного сорок первого года до победного мая сорок пятого на фронте был…
        - Ничего, Григорий Борисович, вас частично парализовало, это не так страшно. Речь вполне членораздельная, руками двигаете - можно надеяться на скорое выздоровление - вам всего сорок пять лет. Думаю. Это последствие контузии, что вы получили в прошлом году. Просто лечить не стали, отпуск нужно было взять для поправки. Эх, как же вы так…
        Доктор горестно вздохнул, сетуя на больного. Возможно, давняя контузия Патушинского свою роль и сыграла, но старик прекрасно понимал, что дело в ином. Произошло «наслоение», если так можно выразиться, его «матрицы», как в фильме, который довелось увидеть. А у реципиента началось «отторжение», вот частично и парализовало. Да и оптимизма милейшего Викентия Александровича он сейчас не разделял, прекрасно понимая, что как только настоящий Патушинский пойдет на поправку, то постарается вернуть все под собственный контроль - а человек он, судя по реакциям, крайне эмоциональный. Так что взять под строжайший контроль требуется не только сам мозг, но и проявления чувств. Любой «псих» может привести к серьезной «встряске» организма и он просто лишится своей «второй жизни». А этого допустить нельзя - теперь, после всего увиденного, он решил остаться в этом прошлом для себя времени, которое стало уже настоящим.
        Селение было большим, и к нескрываемому удивлению очень ухоженным, так что сравнение оказалось не в пользу революционного Красноярска. Дома большие, много «пятистенков», на некоторых крыши крыты листовым железом. И заборы приличные, никаких покосившихся изгородей, символизирующих в семидесятых годах «колхозное» бытие.
        Короче говоря - кулацкое такое селение, казачья станица, таким советская власть явно не по нраву придется. Пока трогать не будут, смирятся, но там мятежи вспыхнуть могут, вот только их быстро подавят. По временам своей молодости ему пришлось беседовать с повстанцами, уже глубокими стариками. И хоть те были крайне осторожны в разговорах с комсомольцами, но чувствовалось, что вспоминать ту кровавую заматню не любят, как и власть, что их «раскулачила». Но тогда он не в полной мере предполагал, какими были в дореволюционные года сибирские старожильческие и казачьи поселения, но теперь воочию увидел. Да и место живописное - перед склонами высокого протяженного хребта, поросшего тайгой. Понятно, почему обеспеченные горожане, купцы или чиновники, избирали Торгашино местом для отдыха, и каждым летом старались обзавестись тут «дачами».
        - Вот и прибыли ко мне домой, Григорий Борисович, - казак показал рукой на сложенный из толстых бревен дом, с двумя печными трубами, с пятью окнами по фасаду, украшенному резными наличниками с раскрытыми ставнями. Похожие узоры шли по верее над воротами и калиткой, из толстых тесанных досок, выкрашенных синей краской. Впечатляющие зрелище - тут тараном выносить нужно, на них были даже железные кованные пластины, и то же в виде узоров. И палисадник небольшой, и лавочка у калитки - но для Ильи Муромца, не иначе - на века поставленная.
        Словно по мановению воротины стали распахиваться в обе стороны - парень лет двадцати (сын, не иначе), в потертых штанах с лампасами отворил их на всю ширь, пропуская лошадей, которые казак взял под уздцы. Повозка въехала в просторный двор, на высоком крыльце появилась статная женщина, с чуть седыми волосами, в юбке и в кофте с оборками. И еще две барышни, вполне городские одеяния - старшая лет восемнадцати, другая года на три младше. И еще парень выскочил - лет пятнадцати, но уже крепкий, с широкими плечами и пушком пробивающихся усов.
        - Марфа, дети - гостя принимайте. То командир мой, Григорий Борисович, про которого я много рассказывал - жизнью ему обязан. Постель готовьте, болен он крепко, вот и Викентий Александрович с нами.
        По тому, как всплеснула руками хозяйка, и как ахнули девчонки, старик понял, что о реципиенте тут действительно рассказывали. И хорошего - все захлопотали не на шутку, забегали. А казак подхватил его на руки как младенца, и стал подниматься на крыльцо, причем ступал на ступеньки легко, словно не ощущая тяжелой ноши на руках…
        В селе Торгашино родилась мать известного российского художника В. И. Сурикова, из казачьего рода Торгашиных (у казаков фамилии основателей селений часто становились их названием). Здесь он провел свои детские годы и написал этот этюд со склонов хребта, показывающий красоту и величие природы.
        Глава 6
        - Тебя за что в тюрьму то большевики упрятали, Григорий Борисович? А то приходили в «совет», спрашивали, каково тебе у меня живется. Знать хотят, разные слухи ходят. Поди, как офицера, что на регистрацию не явился? У нас таких много, всех заставили отмечаться приходить.
        - И это тоже, Ефим Кузьмич, - отозвался старик, уже отождествлявший себя с настоящим Патушинским. Хотя какой «старик» - на тридцать лет моложе стал, реципиенту всего сорок пять, в сравнении с его преклонным возрастом практически юноша. За эти три дня лежания в постели он стал чувствовать себя гораздо лучше, левая рука и нога стали потихоньку двигаться, речь становилась связной и гораздо четче - милейший доктор радовался даже больше его, проводя на дню по три визита. Да и уход за ним в доме Лалетиных обеспечен был таким, что и мечтать не приходилось - чуть ли не пылинки сдували. Поместили на «даче» - в домике, обставленном по-городскому, только двор пересечь, да за небольшой, начавший цвети сад зайти. Все имелось, даже мебель приличная в двух светлых горницах, с выскобленными полами, застеленными цветными домоткаными половиками. Единственное, что пришлось убрать по настоянию врача - большие часы с «кукушкой». Викентий Александрович посчитал, что «чириканье» помешает скорейшему процессу выздоровления больного.
        В разных госпиталях и больницах довелось лежать ему по жизни, но эта импровизированная лечебница оказалась выше всяких похвал. Пусть нет электричества и разного рода медицинских «приблуд», зато здесь ему были действительно искренне рады, и всячески старались угодить. Семья Лалетиных оказалось большой - бывший унтер его роты в четырнадцатом году, ставший фельдфебелем в пятнадцатом, а он командиром в ней, имел трех сыновей и двух дочерей и большое число ближней и дальней родни, как в лампасах, так и без оных. Да и немудрено - село старинное, ровесником Красноярску будет, три века существует.
        В первый день его вымыли в теплой бане, под бдительным надзором доктора - уж больно душком от его немытого тела несло. Заодно забрали перестирать все вещи, до носовых платков и исподнего включительно, которые, понятное дело, пропитались тюремными миазмами. И сейчас все вещи уже были разложены по шкафчикам и полочкам, кроме одного небольшого саквояжа с бумагами и немногими ценными вещами, к которым никто не притронулся. А таковые имелись - как часы «луковицей», серебряные с цепочкой, которые заводили каждое утро. По ним отмечали время процедур и приема лекарств, куда без этого. Так что лежать на чистых простынях и мягкой перине было для него верхом немыслимой роскоши…
        - Если бы как офицера, то это полбеды, Ефим Кузьмич. Меня ведь членом Учредительного Собрания избрали, а на последнем заседании Сибирской Областной Думы министром юстиции Временного Правительства Автономной Сибири, - негромко произнес старик, тщательно выговаривая каждое слово. И тихим голосом, понимая, что такие вещи вслух говорить не стоит. И тут же послышался небольшой стук и скрип, будто на половице переступили - на кухонке явно кто-то был из домашних и слова услышал. Но вряд ли слова за пределы дома уйдут - а вот в семье правду знать должны. Да и он сам недавно о том узнал от доктора - Викентий Александрович был кладезем информации, и живо ввел его в курс дел.
        Сопоставив факты, старик понял, почему он в одном белье в карцере на шконке оказался - все вещи формально были отобраны для стирки, а на самом деле для тщательной проверки. Даже портсигар с папиросами и спичками, просмотрели на предмет «скрытых вложений».
        Все правильно - сам бы так сделал, всегда и во все времена игры с «сепаратистами» плохо заканчивались. Их давить сразу нужно, без всякой жалости, иначе чревато сложностями в будущем. Пусть даже это правительство трижды «кукольное» и давно сбежало в Маньчжурию, на линию КВЖД, под «крылышко» всемогущему наместнику оной, генералу Хорвату. А ведь там еще есть Особый Маньчжурский Отряд есаула Семенова, что сейчас наступает на Забайкалье, роман «Даурия» всем советским читателям известен, как и «Тихий Дон». Атаман та еще сволочь, палач, кровью все там зальет, японцам с потрохами продавшийся. Многое чего ему довелось слышать об этом «Соловье-разбойнике», как его называли очевидцы, да и последние десять лет читал, не переставая, изучая научную и мемуарную литературу. Все пытался найти ответы для себя, настоящего из прошлого, через тот век, что отделял две гражданских войны.
        Да-да, именно так - одну от второй, как продолжение, если внимательно посмотреть на развитие той «смуты», что пошла во время развала огромной страны в последнее десятилетие ХХ века.
        Ведь истории, как это не горько признать, свойственно повторятся, и отнюдь не фарсом, а новой трагедией…
        - Так вы «их превосходительством» стали, Григорий Борисович, целым министром. Простите, не знал, - казак ошарашенно мотнул головой. Старик подумал, что тут спрятана издевка - ведь они были на «ты» давно, а тут резкий переход на «выканье». Но нет - все предельно серьезно - Ефим Кузьмич даже подтянулся у его «одра», смотрел с нескрываемым почтением в глазах. И сразу возникло ощущение, что казак этим откровением был явно доволен - еще бы, служил с ротным с четырнадцатого года, прошли сражения на Варте и Равке, под Лодзью, в грязи под шрапнелью - и тут выяснилось, что его бывший командир стал министром. Это уже «особа», принадлежащая к первым четырем классам отмененного революцией «табеля о рангах».
        - Не удалось, значит, большевикам сразу укорот дать, а надо бы - словам их поверили, - после затянувшийся паузы продолжил казак. - Мы ведь слышали кое-что о событиях в Томске, да и наш атаман там был. Сотников ведь хотел туда весь дивизион туда направить, чтобы большевики Думу нашу не разогнали, как Учредительное Собрание в столице. Но не успели - тут буза началась, как раз мое прошение о зачисление в войско приняли. В Красноярске большевики силу почувствовали, это в Иркутске им пришлось с юнкерами и казаками сражаться - а тут кто им слово поперек скажет?
        Казак машинально вытащил из кармана коробку папирос, но опамятовался - в «палате» у больного курить было категорически запрещено доктором, и «цербер» за этим смотрел строго. А роль мифологического героя выполняла старшая дочь хозяина Анна, что сама добровольно возложила на себя функции «сиделки». Она и ему самому не давала курить, когда захочется, отобрав табак - и лишь выдавая на сутки три папиросы, и то после растирания, весьма болезненной процедуры, во время которой он едва сдерживал стоны от этого «массажа». Но не жаловался, понимал, что необходимо, и радовался, чувствуя покалывание. Однако курить хотелось немилосердно - но разве можешь делать то, что захочешь, когда прикован к постели.
        - Хорунжий Сотников обе сотни казаков вывел из города, сюда в Торгашино - и ультиматум большевикам в Красноярск отправили. А те солдат запасных батальонов с «красной гвардией» отправили на этот берег, да еще с парой трехдюймовок. Вот народ и посоветовал бои тут не устраивать, а первая сотня по домам разошлась - там все здешние, дома рядышком. А минусинские казаки по своим станицам верхами отправились, сотня в походной колонне. С ними офицеры и гимназисты пошли, «пластунами» на подводах - то еще воинство, проку с него, - Ефим скривился, огорченно взмахнул рукой и снова вытащил папиросы.
        - Батюшка, тут курить нельзя. Я Григорию Борисовичу то изредка позволяю, три раза, как Викентий Александрович рекомендовал. И не больше - потом от дыма проветривать приходится, чтобы этой гадостью не дышать! В больницах не зря так поступают - я сама все видела!
        - Вот, выучил в гимназии дочь, ваше превосходительство, родному отцу уже пеняет, - казак притворно закряхтел, однако коробку спрятал. Но по нему было видно, что дочерей Ефим любит и всячески балует. И то, что учебу в гимназии им оплатили, о многом говорило. Хотел, чтобы обе барышнями образованными вышли, и замуж отдать за офицеров или чиновников, чтобы не горбатились на хозяйстве с утра до ночи. Наглядная польза от образования, а крестьяне (пусть даже нацепившие лампасы) всегда практичны. А дочь у него пусть не красавица, конопатая, с веснушками, но статная, и знающая себе цену. Единственная в семь с образованием - не просто с отличием гимназию окончила, но и учительский класс, да еще курсы сестер милосердия - в больнице за раненными солдатами в прошлом году ухаживала. И языкатая, спасу нет - оторва, за словом в карман не полезет, как и матушка ее. Такую в жены только офицеру брать надобно - боевой подругой будет, не предаст, крепким тылом по жизни будет.
        - Иди, батюшка, нам ногу и руку разминать надобно, - девчонка принялась расставлять банки, раскладывать тряпочки на столе. - Твой присмотр без надобности, мы не греху прелюбодеяния предаваться будем. Хотя… Я бы не отказалась от такого жениха, сделай он мне предложение!
        Девчонка обожгла его таким взглядом, что он невольно покраснел, а у отца на лице проступило смущение. Громкий смех Анны разрядил обстановку - девчонка искренне радовалась, что ей удалось смутить взрослых…
        Казаки Красноярского дивизиона охраняют митинг протеста против разгона большевиками Учредительного Собрания в Петербурге. Но поздно - началось «триумфальное шествие советской власти», как будет написано в учебниках…
        Глава 7
        - Выступать нужно немедленно, брате полковник, пока большевики не опамятовались. Потом будет поздно - нужно воспользоваться удачным моментом, второй такой нам вряд ли подвернется.
        Прибывший на станцию капитан Гайда, командир 7-го Татранского полка 2-й Чехословацкой добровольческой дивизии, не находил себе места, расхаживая по штабному вагону. За столом сидел срочно приехавший из Пензы поручик Чечек, нервно куривший одну папиросу за другой. Подполковник Войцеховский задумчиво смотрел на карту, мысленно прикидывая возможные последствия от выступления. Ситуация обострилась настолько, что военное столкновение с большевиками стало неизбежным…
        С началом мировой войны чехи и словаки, верноподданные императора Австро-Венгрии, «доброго старого кайзера» Франца, отнюдь не горели желанием сражаться и умирать за «двуединую монархию». А потому при первом удобном случае «братушки» норовили сдаться в плен, не желая воевать против русских. Вначале их, как всяких немцев и венгров высылали за уральские хребты, в лагеря для военнопленных. Там хотя и выдавали хлебную пайку, но «сидеть» все же было голодно, да и сибирские морозы многим пришлись не по вкусу. Но вели себя славяне по отношению к Российской империи вполне лояльно, не чурались браться за любую работу. Так что чиновники, убедившись в благонадежности чехов и словаков, уже на втором году войны, по мере увеличения числа мобилизованных, восполнить ими убывающее на фронт число русских рабочих. И «братушек», среди которых большинство составляли пролетарии, стали отправлять на заводы, причем даже столичные, где они усердно трудились, и мысли о забастовках даже в головы не приходили, в отличие от русских «коллег».
        Ситуация изменилась к концу пятнадцатого года, когда в ходе «Великого отступления» русская армия оказалась порядком обескровленной. И вот тут союзники по Антанте приняли окончательное решение по развалу «двуединой монархии» - признали сформированный Чехословацкий Национальный Комитет, поначалу носивший более скромное название, во главе с доктором Томашом Массариком.
        Хотя тут французы с англичанами запоздали - российский император Николай II, придерживаясь идей панславизма, повелел создавать первые части из чехов и словаков еще до начала злосчастного «Горлицкого прорыва». Решение вполне здравое и предусмотрительное - именно чехословацкие воинские формирования должны были стать опорой оккупационной власти, когда царские войска перейдут на южную сторону Карпат. «Братушки» охотно откликнулись на призыв, хлынул поток добровольцев - все прекрасно понимали, что свобода завоевывается исключительно с оружием в руках.
        Вот только создание многочисленных чехословацких частей саботировалось, несмотря на ясно выраженную волю Верховного Главнокомандующего - у сановников, получавших мзду из Лондона и Парижа на этот счет были тогда иные указания. «Лед тронулся» лишь в конце шестнадцатого года, когда иссяк напор наступления, предпринятого Юго-Западным фронтом под командованием генерала Брусилова. Одну сформированную бригаду развернули в две, а летом семнадцатого года решением Временного Правительства число увеличили до четырех. А это уже целый армейский корпус из двух полнокровных дивизий. Могли бы и втрое больше - полтораста тысяч чехов и словаков изъявили желание сражаться против Австро-Венгрии, став «скверными» подданными нового кайзера Франца.
        Офицерский состав был в большей части русским по своему составу, чехи и словаки имели скромные чины поручиков и капитанов. В полки корпуса старались уйти все те, кто ненавидел большевиков в частности, и революцию как таковую в целом. Эти новые добровольцы желали продолжения войны с немцами до победного конца. Отборный человеческий материал, закаленный в горниле трехлетней войны, умеющий не просто воевать, а хорошо сражаться, самоотверженно, с отрешением - а потому опасный. И что хуже всего - прошедшие с ними бои чехи и словаки им верили, а потому были готовы пойти куда угодно.
        Проблема была только в оснащении и вооружении формируемых чехословацких частей - в охваченной смутой России начался самый натуральный бардак, сразу отразившийся на фронте. Солдаты устали от войны, а после «приказа номер один» регулярная армия стала превращаться в митингующую вольницу, не горевшую желанием «положить свой живот на алтарь революции», и тем посмертно заслужить «свечу немеркнущей славы» в память о положенной за интересы «министров-капиталистов» жизни. Широко разрекламированное июньское наступление провалилось не просто с треском - оно закончилась настоящей катастрофой.
        Немногие «ударные» части, сформированные по приказу главнокомандующего, генерала Лавра Георгиевича Корнилова прорвали фронт австро-венгерских армий, вот только их жертвенный порыв не был использован. Армия не желала воевать, в дивизиях выносили соответствующие резолюции, дезертирство приобрело широкий размах, а потому его стали стыдливо именовать в газетах «само-демобилизацией», ведь неудобно называть «защитников революции» трусами и шкурниками.
        Чехи и словаки всех четырех полков прекрасно проявили себя в начавшемся наступлении - в отличие от русских у них была четкая мотивация, ведь они сражались за создание будущей собственной республики. Дрались яростно, насмерть, в плен не сдавались - раненые подрывали себя гранатами, стараясь изувечить лицо, но не сдаваться в плен. И причина такой жертвенности была обоснована - попавшие в руки австрийцев или венгров славяне считались изменниками, со всеми вытекающими отсюда жестокими последствиями, причем семьи сразу попадали в проскрипционные списки. Так что пощады никто не ждал - воевали яростно, проливая кровь на русской земле, заслужив в боях соответствующую репутацию. Заставили себя уважать!
        С приходом к власти большевиков и заключением последними в Брест-Литовске мира с Германией и Австро-Венгрией, сорок пять тысяч чехов и словаков, личный состав двух дивизий, оказались в ужасающей ситуации, чреватой разными сложностями и скверными для них последствиями. Выбора для них практически не было - или разоружиться и дружными колоннами снова последовать в лагеря для военнопленных, из которых и так с трудом вырвались, либо перейти на сторону большевиков, которые направили по полкам своих агитаторов. Вот только уговорить удалось всего несколько сотен - радикальные революционные идеи разбились о национализм и мелкобуржуазные интересы чехословацкого воинства. Последнее мечтало о «самостийности» в карпатских горах, которая была утрачена еще в эпоху гуситских войн, когда боевые повозки «таборитов», воевавших под началом слепого полководца Яна Жижки, наводили ужас на крестоносцев.
        Выручило наступление германских войск на рухнувшем Восточном фронте. Чехи отходили с боями, и большевики поневоле пришли к выводу, что надо от них как-то избавиться - «пламенной» агитации с последующим разложением «братушки» совершенно не поддавались. К тому же они вышли из-под русского командование под «крылышко» Антанты, и ситуация окончательно стала практически нерешаемой.
        Германский посол в Москве фон Мирбах требовал разоружения корпуса и его интернирования, вот только как это сделать технически захватившие власть большевики не представляли. Старая армия уже разошлась по домам, мужики прихватили винтовки, чтобы делить помещичью землю, а новая, уже «рабоче-крестьянская» только формировалась, и ее части были очень «сырыми». Да и как полезть в драку на откормленную ораву бывших пленных, вооруженных до зубов и имеющих сверхкомплект русских офицеров, которые, не желая принимать советскую власть, живенько «перекрестились» в «братушек». Большевики потребовали их выдать, или уволить, но получили в ответ категорическое «нет».
        И один из таких, единственный ставший для чехов «своим», сейчас задумчиво смотрел на карту канувшей в небытие Российской империи. Сергея Николаевича Войцеховского, подполковника русской армии, к тому же окончившего академию Генерального Штаба, из обедневшего шляхетского рода. Чехам импонировала его происхождение, так что из поляков они его «перетянули» в уроженцы Богемии, и доверили ему командование. Остальных русских генералов и офицеров они считали лишь «военспецами», которые должны ими командовать только в бою и не больше…
        Сейчас Сергея Николаевича интересовали железные дороги, на которых оказались вытянутыми в эшелонах части Чехословацкого корпуса. Здесь, в Челябинске, застряли на перегоне главные силы 1-й дивизии, одна бригада с различными подразделениями. Под командованием поручика Чечека находилась вторая бригада дивизии в Пензе. А вот капитан Гайда имел под своим началом несколько батальонов из двух полков, да и перегон у него был самым протяженным - от Новониколаевска до Иркутска. Главные силы 2-й дивизии находились уже во Владивостоке, бесцельно дожидаясь там у «моря погоды» - обещанных Антантой транспортов.
        Не стоит удивляться столь небольшим чинам руководителей срочно избранного делегатами от всех воинских частей Временного военного комитета, которым даны чрезвычайные полномочия. И кто бы знал, что причиной этого стала чугунная ножка от печки, что три дня тому назад попала в голову чешского солдата, и стала тем анекдотичным поводом, после которого может начаться самая настоящая война, и прольется большая кровь…
        Части Чехословацкого корпуса были тем самым «бикфордовым шнуром», что «подорвал» огромную территорию, вызвав гражданскую войну. И что плохо - интервенты уже высадились в Архангельске и Владивостоке…
        Глава 8
        - «Моему хорошему другу и единомышленнику по памятным событиям», - нараспев прочитала девушка надпись на обороте фотокарточки. И с нескрываемым удивлением воскликнула:
        - Так вы, Григорий Борисович, приходитесь другом самому Александру Федоровичу Керенскому, министру-председателю?
        - Хм, оно вроде, как и есть, но только с одной стороны дела…
        Старик был ошарашен открывшимся обстоятельством, хотя сохранял внешнее спокойствие. Еще бы - решил при помощи девчонки разобрать саквояж с документами, так как сам физически не мог. А оттуда, как из «волшебного чуланчика» такое полезло, словно киянкой по лбу получил. Ощущение описано в романе «12 стульев» - в темноте посетитель вначале ударялся о железный сейф, а потом на него сверху падал скелет, который нерадивый студент-«двоечник» боялся держать в комнате ночью - «беременные женщины были очень недовольны».
        Да уж, таких друзей за пипиську и в музей - тридцать седьмого года я точно не переживу с такой фотографией. Хотя после паралича скорее не доживу - девятнадцать лет пройдет все же. Да и происхождение у меня совсем не пролетарское - из купцов 1-й гильдии, к тому же сам был следователем царской прокуратуры в чине титулярного советника и капитаном по армии, да еще баллотировался в члены разогнанного Учредительного Собрания, плюс министр «Сибирского правительства». За какой пункт не ухватись - к стенке запросто поставить могут.
        - Это после расследования печальных Ленских Событий, где расстреляли старателей на золотых приисках, - уточнил старик, посмотрев на год и место. Да и «скукоженная» память подкинула информации. Действительно, тогда два присяжных поверенных, адвокаты на современный лад, защищали интересы рабочих на суде, чтобы те не стали той унтер-офицерской вдовой, что сама себя высекла, как частенько бывает в России. Да и похожи они с Керенским - оба в английских френчах, с тростями, в кепках. Мода такая была среди правозащитников, в отличие от мундиров судебного ведомства.
        Диссиденты, бля, доморощенные выявились, борцы с режимом! Двое из ларца, одинаковых с лица!
        - Расскажите о том, Григорий Борисович!
        Девчонка умоляюще сложила ладони, но он мотнул головой - фантазировать в нынешнем физическом состоянии было противопоказано. Хотя за несколько дней стараниями барышни он чувствовал себя гораздо лучше. Анна сейчас хорошо растерла и промяла ему всю левую сторону своими тонкими, но на удивление крепкими пальцами. Хотя чему удивляться - хотя и отучилась в гимназии, но к нелегкому крестьянскому труду с детства приучена. И тот куриный бульончик, которым его поили уже несколько дней в подряд, и кормили протертым мяском и печенкой с ложечки (вот стыдоба - взрослого человека как ребенка), был сотворен ее ручками - сама несчастных куриц рубила, ощипывала и потрошила.
        В глотку уже бульон не лезет - зажрался ты батенька после казенных харчей - к хорошему быстро привыкаешь!
        - Ой, а это что такое? У вас георгиевский крест как у папеньки, только с лавровой ветвью на колодке. Вы нижним чином тоже служили, рядовым стрелком службу начали?
        Вопрос не застал старика врасплох - послужной список посмотрел первым делом. В чине прапорщика запаса он пребывал семнадцать лет, после окончания юридического факультета МГУ. Ухитрился «краешком» прикоснуться к войнам с китайцами и японцами, за оные и получил серебряную и бронзовые медали. Но реального участия в боевых действиях не принял, потому и остался в столь незавидном чине, про которые «строевики» говорили - «курица не птица, прапорщик не офицер». Да и на гражданской службе с наградами незавидно - слишком строптивым был, против существующих порядков выступал, с «конструктивной» критикой. А потому лишь бронзовую медаль «300-летия Дома Романовых» получил, да массивный серебряный знак «в память 50-летия судебных уставов».
        Зато с началом мировой войны в рядах 19-го Сибирского стрелкового полка оказался на фронте, и пошло повышение за повышением, награждение за награждением, да и ранения тоже. И сейчас он смотрел, как девушка раскладывает ордена - на колодках третья степень «Анны» и «Станислава», и самая высокая награда - покрытый рубиновой эмалью крест святого Владимира. Все ордена были с мечами и бантом - почетные боевые награды. Рядом с ними лежали чуть большего размера шейные кресты святой Анны и Станислава второй степени, оба с мечами.
        - Это, дочка, награда только для офицеров предназначена - в прошлом году введена, я как раз на демобилизацию отправился, староват стал для войны. Сами солдаты решали, достоин ли офицер этого «георгия» либо нет, а Григория Борисовича тогда командиром батальона избрали, как мне помнится. Сам первый раз такой вижу, хотя свой такой же еще в китайском походе получил - без банта, четвертая степень.
        Вместо него ответил Ефим Кузьмич, вошедший в комнату. В руке казак держал тонкий и длинный сверток, причем старик сразу понял, что это такое - вчера казак выпросил у него «клюкву» - знак ордена святой Анны четвертой степени, что крепился на оружии в качестве награды. И развернув ткань запасливый фельдфебель его роты достал шашку, причем драгунскую, не казачью, наградную - с прикрепленным к ней знаком и красным темляком.
        - В марте у солдата купил, как чувствовал. Вот, Григорий Борисович, все обратно прикрепил, а «за храбрость» тут уже нанесено было.
        - Спасибо, только спрячь ее, Ефим Кузьмич, далеко ли сейчас до греха - а вдруг придут с обыском. Сам знаешь, что я на «птичьих правах» пребываю. А тут такая шашка - вот и припишут контрреволюцию. Да и зачем мне она - я ведь к постели прикован.
        - Ничего, поправишься, - отмахнулся казак, и ухмыльнулся, - зато теперь ты «их превосходительство». И негоже без наградного оружия ходить, как только «сибирским» министром станешь. Большевиков с их «советской властью» свергнут скоро - надоели они уже, достали всех до печенок. Горлопанов набрали, поборы норовят ввести, торговать запрещают.
        От сказанных слов старик насторожился - если о том столь открыто в народе заговорили, значит, все предчувствуют выступление. Или, как сказал один поэт - «дыхание гражданской войны».
        Да, советская власть падет в Сибири быстро, как пьяный мужик рухнет в грязную канаву с дождевой водой - лишь всплески в разные стороны. Вот только эйфория от этого пройдет быстро и наступит отрезвление. Гражданская война штука такая, о двух концах, и оба острые - сильно уколоть могут. И Кузьмич последствия не просчитывает, лишь сиюминутный момент, исходя из своего положения - а богатых крестьян и казаков действительно «прищемят» в будущем, но они уже сейчас это предчувствуют.
        - Хорошо, свергнуть советскую власть и вернуться к старой жизни? Царя снова посадить на трон, помещикам землю возвратить?
        Старик решил прощупать настроение, и задал тревожащий его вопрос с улыбкой - типа, понимай как шутку. Новоявленный казак такого подхода не принял, глаза были серьезные. Внимательно посмотрел на дочь - «Патушинский» в первый момент подумал, что хочет ее изгнать, но нет - у того были иные помыслы, и тут Анна недовольно произнесла:
        - Нельзя курить часто, дым вреден.
        - Дым может и вреден, токмо дочка на фронте некурящих не бывает - там все по краюшку ходят. Цигарка трупную вонь перебивает, дышать хоть можно, и нет сладковатого запашка гниения тел христианских. Так что не ворчи - разок покурить можно, не бабы мы.
        Сказано все было таким тоном, что на этот раз пока несостоявшаяся учительница перечить не стала, ушла на кухню и принесла коробку папирос и спички. А заодно массивную чугунную пепельницу с «завитками» - для состоятельного хозяина это своего рода атрибут, как и непременные кожаные сапоги - своего рода айфон из его времени. И тут же занялась им - подложила под спину подушек, усадила удобнее. Старик пальцами правой руки привычно смял картонный мундштук - Ефим чиркнул спичкой, дал прикурить, потом закурил сам, усевшись на стул.
        - Царя нам не надо, Григорий Борисович - при нем вольготно не жилось. Не нужно и все - старики пусть ворчат, они к миропомазаннику привычные. Помещиков у нас отродясь не было, так что их землю делить без надобности. Землицы у нас своей много, три рубашки в страду упревают. У меня брат землемер - «новоселов» тут устраивал, все по картам сверялся. Говорит, народа вдвое больше поселить можно, и каждому полтора десятка десятин по норме нарезать. Но так «пришлые» тайгу корчевать не желают, как наши деды-прадеды, хорошие наделы выделять требуют, лодыри и лежебоки. Вот им советская власть нужна, а нам справным казакам и мужикам она без надобности, своим умом обойдемся как-нибудь. А будут дальше горланить, своего «черного передела», тьфу, требовать - прижмем их так, что взвоют - укорот живо дадим. Они тут пришлые - а земля хозяйская, и пригляда требует. «Равенство» свое пусть себе оставят, ишь что удумали - поровну все поделить. Шиш им, пусть выкусят - свое кровное отдавать.
        Все было сказано просто и без надрыва, но таким веским тоном, что стало ясно - раскол пошел не только вширь, но и вглубь…
        «Адвокаты» в составе комиссии на Ленских приисках 1912 год. Один станет «звездой политического олимпа» (или подиума) на короткий срок и сбежит в «Новый Свет» на выделенную ему пенсию, а второй останется в родной ему Сибири…
        Глава 9
        - Сейчас нужно думать, благо мозг заработал…
        Состояние здоровья действительно улучшилось за эту прожитую под казачьим кровом неделю, причем значительно. Благодаря искренней заботе девушки, что ежедневно уделяла ему массу времени, он чувствовал преображение - вместо овоща стал превращаться в еще относительно молодого мужчину, наполняющегося силами. Прошли надрывные головные боли, задвигались левые рука и нога, хоть с болью, но теперь он мог сжать пальцы на ладони. И даже начал потихоньку ходить, чуть припадая и опираясь на костыль, который привез добрый доктор, чуть ли не ежедневно посещавший его и с удовлетворением констатирующий, что началось полное выздоровление, причем чуть ли не стремительными темпами.
        Цепь случайностей есть закономерность, которую я пока не могу уловить. Но она есть, как тот суслик, которого не видят в поле. Надо только понять суть происходящих со мной событий, и тогда можно будет делать выводы. Но для этого нужен анализ фактов, пережитых мной событий, и не упустить даже самую малость. Потому что вся суть скрывается именно в мелочах, которые взгляд невольно упускает, а разум не успевает проконтролировать. И так - если начинать, то нужно с самого начала, и все в нашей судьбе зависит от правильной постановки вопроса. А он таков - для чего я оказался в этом времени, чужом для меня - ведь до моего появления на свете должно пройти ровно тридцать лет? Или чуть иначе - для чего мне предоставили шанс на вторую жизнь?
        Вопрос был поставлен правильно, и старик задумался, перебирая в памяти события из той его «первой» жизни. Он углубился в воспоминания, крайним из которых была огненная вспышка «натовской» ракеты.
        Хм, тут надо не с меня начинать, а с общей канвы событий. Я лишь инструмент в руках «высших сил», пусть наделенный толикой самостоятельности. Будь я по-настоящему религиозным человеком, то счел бы все произошедшее со мной божьим промыслом. Хотя… А если мир к лету двадцать четвертого года действительно стал на грань мировой войны, причем ядерной, потому что выстоять в войне обычными средствами, конвенциальными, скажем так, против всего блока НАТО Россия не в состоянии. Именно выстоять, а не выиграть - цинизм политиков как нельзя лучше проявляется в термине «игра». Потому, что они на людей как на пешки смотрят, гибель десятков тысяч для них лишь «игра». И гнать из власти надо сразу же тех, кто так говорит - это лицемеры, прикрывающиеся маской патриотов, они законченные мерзавцы, которые не ценят кровь и страдания собственного народа. Всего одно слово, и оно действует подобно лакмусовой бумаги - «выиграть», а не «победить».
        Старик закряхтел, вспоминая и выступления политиков, и комментарии ко всяким блогам в интернете. Покачал головой - большей злобностью и непримиримостью отличались как раз те, из категории «выигрывающих». И то верно - не им же умирать, других за себя на убой нужно гнать, произнося «правильные» агитационные речи.
        - Всего одно слово, если на него обратить внимание, и становится ясно - кто есть кто, и чем дышит. Забавно… Но действенно…
        Приподнялся с кровати, оперся на костыль - так было легче стоять. И пересиливая боль, пошел по комнате, отмеряя новый десяток шагов. Вот такую зарядку он уже делал второй день, стараясь отсчитать хотя бы сотню шагов за сутки. Больно - но с каждым проделанным шагом мускулы переставали быть дряблыми, заработали и ноги и руки, наполняя его силой. Нужно было выздоравливать как можно быстрее - события назревали страшные - скоро должен был начаться мятеж чехословацких легионеров, прямым следствием которого станет гражданская война, растянутая на несколько лет - страшная, кровавая, беспощадная и бессмысленная…
        С точки зрения геополитики Смута в России всегда выгодна ее врагам, особенно в цивилизационном контексте. А конкретно «западу», всегда и при любых обстоятельствам враждебно настроенного к нам. И причина тут проста - в этом мире выживает только сильнейший, само собой за счет слабейших. Ведь гораздо проще отнять чужое, чем горбатиться, создавая свое. А в ход можно пустить пропаганду, дабы оправдать рост своего благосостояния. А «хорошая жизнь» у «белых цивилизаторов» заключена в безжалостном колониальном грабеже, которому они с упоение предавались последние пять веков, причем в открытой форме, и лишь после второй по счету мировой войны стали действовать более скрыто, опосредовано, под разными вывесками «содружеств» с африканскими и азиатскими странами. А мы в их глазах всегда были такой огромной колонией, напичканной всевозможными ресурсами. А потому всегда являлись для «наших дорогих партнеров» такими «белыми неграми» - варварами и дикими азиатами.
        Старик прошелся уже по кухоньке, машинально отмечая взглядом чистоту, наведенную Аней. Сейчас девушка помогала матери по хозяйству, но можно было не сомневаться, что через полчаса она прибежит к нему, уже переодевшись. Но сейчас его озаботило иное - он, наконец, добрался до места, где прятали папиросы. Сильно хотелось курить, и он пошел, причем в прямом смысле, вернее «дошел». И хмыкнув, открыл печную дверцу - так и есть, там была пачка папирос. Все же женщины предсказуемы, хотя считается наоборот - зачем тогда оставлять пепельницу и спички на полке, что над чугунной плитой. Это ведь след - нужное спрятано поблизости, ведь движения человека его же телом просчитывается. Ленив «венец создания», лишнего движения не сделает, если разум не отключит.
        - Но скандинавы ведь колоний не имели, а живут прилично?
        Невольно вырвавшийся вопрос озадачил его, пришлось напрячь память. Действительно - британская и французская колониальные империи, у США латиноамериканские страны стали «банановыми республиками», у Голландии, Испании, Португалии много чего интересного, да и само слово «конкистадор» имеет нехороший подтекст. Бельгийцы в Конго отрывались как могли, итальянцы в Эфиопии. Швейцарцы «вечно нейтральные», как и шведы, и пару веков точно не воевали, наоборот - торговали с выгодой, без их поставок «третий рейх» бы загнулся. Финляндия имела дешевое сырье из СССР, потом гнали за бесценок уже из России, Норвегия разбогатела на нефти Северного моря, у Дании вообще самая крупная колония осталась - Гренландия, а до того Исландия с Фарерскими островами. А это рыболовство, китобои и прочие, весьма прибыльные занятия. Да и не воевала, сидела тихо под оккупантами и не дергалась, как французы.
        - Блин, чего меня не туда понесло, мысли в сторону уводят. Надо сосредоточиться - перекур поможет!
        Доковылял до кровати, поставил пепельницу на стол, бросил спички и папиросы. Уселся, чуть вытянул натруженную ногу - стало легче, боль начала отступать, стихать. Чиркнул спичкой, прикурил папиросу, пыхнул дымком. Посмотрел на георгиевский крест, покачал головой и пробормотал:
        - Почему на нем нет номера - должен быть, за миллион награждений к семнадцатому году. Грамота на крест есть, в послужной список записан, а числа и степень гравер не нанес, только надпись. Непонятно…
        Папиросу докурил в молчании, раздавил окурок в пепельнице и негромко произнес, адресуя слова и себе, и тому, в чьем теле оказался. И вопрос поставил ребром, чтобы определиться сразу:
        - Ты за кого будешь, Григорий Борисович, за красных или белых? С Колчаком и всякими атаманами мне не по пути - внятной политической программы у них нет, воюют не столько за будущую Россию, сколько за интересы интервентов, тех самых, что руку приложили к развалу страны. И рвать куски будут дальше, пока им укорот не сделают. Да и предложить им народу нечего - «единая, великая и неделимая» тут не проканает, крестьянину нужно что-то конкретное. «непредрешенчество» Деникина их не устроило. А большевики доводы нашли - не будете воевать, то придут помещики и отберут землю. Будь моложе, уже бы пошел за красных. Но я видел, что случилось со страной в девяносто первом году. Да и сделанные ошибки исправить невозможно, к тому же ко мне никто не прислушается. А в «тайные советники вождя» с моей биографией хода нет, тридцать седьмой год не переживу…
        Старик тяжело вздохнул, нахмурился. Сейчас с пронзительной отчетливостью он осознал, что история повторится во всей своей трагичности, и примкни он сейчас к большевикам, ничего не изменится. Ничем не поможет, не поверят, да и не то физическое состояние. Машинально закурил вторую папиросу, отгоняя табачный дым рукою. И впал в такую задумчивость, что не замечал озвучивания мыслей, бормоча себе под нос:
        - Повторять историю никак нельзя, как дважды войти в одну и ту же реку - тебя встретит другой поток. Единственное, что в моих силах, чуть изменить ход событий, ведь я будущий «министр», как-никак. И сделать можно многое - не допустить прихода к власти адмирала Колчака. Это раз! Вполне реально добиться положительного результата. Далее - угрохать без промедления атаманов Семенова и Калмыкова, добавить к ним бесноватого барона - Унгерна - технически это возможно. Тем спасу тысячи невинных жертв, замученных этими убийцами. Реально? Вполне!
        Старик взял пальцами георгиевский крестик, всмотрелся в отчеканенного всадника, поражающего копьем змея. Вздохнул:
        - Если не допустить консолидацию сил белогвардейцев, выпроводить чехов восвояси, то многое может измениться уже по себе. Камень, соскочивший с горного склона, вызывает лавину, которая сметет на своем пути все преграды. Мне уготована участь этого «камушка»? Тогда большевики победят быстрее, и не будет кошмарных разрушений и миллионов жертв. Или я ошибаюсь, и начнутся вообще жуткие вещи происходить? Что делать?
        Старик замолчал - ответа на извечный русский вопрос он не находил, и тяжело встал с кровати, опершись на костыль…
        Награда для офицеров, введенная Временным Правительством А. Ф. Керенского в июне 1917 года. Нужно же было «простимулировать» тех, кто дрался. Да и вполне «демократично» - солдатам награждать своих бывших начальников…
        Глава 10
        В Москве не скрывали опасений - сорокатысячный корпус чехословацких легионеров, вооруженный до зубных коронок, хорошо замотивированный Антантой, представлял страшную угрозу. В идеале было бы его разоружить и разместить по баракам военнопленных, вот только реальность оказалась горшей - сил на это не имелось, Красная армия только формировалась. А потому советское правительство приняла решение избавиться от чехословацких дивизий, и как можно скорее отправить их во Францию, и пусть там воюют с немцами на западном фронте хоть до изнеможения.
        Вот только как вывезти всю эту ораву, если железнодорожный транспорт едва дышит, работая и так с полным напряжением, а для перевозки корпуса требовалось шестьдесят эшелонов. Однако, даже собрав необходимые вагоны и паровозы, встала острая проблема - в какой порт их отвезти.
        Черноморские и Каспийские гавани отпали сразу - на Дону начался казачий мятеж, полки атамана Краснова стали выдавливать красноармейские отряды из своих станиц. На Кубани тоже могло начаться казачье восстание в любой день - мелкие очаги мятежей скоро сольются в один костер, ведь там еще офицерская Добровольческая армия имеется из нескольких тысяч озлобленных сторонников «старого мира», за который они готовы сражаться до конца. Так что если туда отправить «братушек», то крушение советской власти неизбежно - их просто втянут в войну с советами.
        Заполярный порт Мурманск уже занят высадившимися там англичанами и французами с согласия местного совдепа. Если отправить чехов в Архангельск, то где гарантия, что они силой не займут город. А там огромные склады разнообразного военного имущества, вывезти содержимое которых физически невозможно. Рисковать никак нельзя, нужны гарантии, и простым разоружением тут не отделаешься - они просто вооружаться на месте, под защитой орудий британских и французских кораблей.
        Оставался только Владивосток, к этому времени также занятый десантами с кораблей Антанты, но главным образом японцев. Но путь оттуда до Москвы очень дальний, и если загнать туда вагоны с легионерами, то слишком большой опасности они представлять не будут. Вот только пускать эшелоны через КВЖД нельзя - на станции Маньчжурия атаман Семенов со своим воинством из забайкальских казаков и всяких наемников, оплаченных японцами. Получив усиление в виде двух дивизий, местная контрреволюция живо займет все Приамурье. Так что отправлять поезда можно только по недавно построенной Амурской ветке, но та имеет малую пропускную способность - пару эшелонов в сутки осилит, никак не больше. А это потребует два месяца напряженной работы, так что поневоле придется вытянуть чехословацкие части по всей линии Транссиба.
        Риск есть, но зато можно от всех легионеров избавиться сразу!
        Предложенный вариант руководство ЧНК устроил, как и требование разоружения «братушек», вполне справедливое. Чехи хотели выехать из революционной России как можно скорее, а потому согласились сдать оружие ревкомам и совдепам. На каждый эшелон было разрешено оставить по 160 винтовок и один пулемет, при минимуме патронов - для обеспечения охраны. Легионеры сдали прорву оружия - полсотни тысяч винтовок, оставив себе всего девять тысяч, тысячу двести пулеметов и сотню орудий с грудами боеприпасов. Дело в том, что отступая с фронта, чехи и словаки «потрошили» армейские склады, так что прихваченного арсенала хватило бы для вооружения четырех полнокровных дивизий, с возможностью ведения активных боевых действий на пару месяцев.
        Так что страхи Москвы были не напрасны, но политическое чутье подвело руководителей Иркутской «Центросибири», которые доносили в совнарком, что контрреволюция в Сибири «пришиблена»…
        - Они нас боятся, брате, - негромко произнес подполковник Войцеховский, посмотрев на Чечека и Гайду. Именно сейчас Сергей Николаевич принял решение, которое назревало вот уже неделю. - А потому пойдут на крайности, как только почувствуют, что стали сильны. И они к этому, без всякого сомнения, уже готовятся, причем поспешая.
        - Это и нам ясно, брате полковник, - усмехнулся Радола Гайда, бывший фельдшер, австриец по национальности, мать которого чешка, ставший капитаном и командиром 7-го Татранского полка. - Иначе бы не отдали приказ отправить эшелоны 1-й дивизии на север - в Архангельск.
        - Нас хотят разделить, растащить по перегонам и силою разоружить, - поручик Станислав Чечек затушил папиросу решительным движением руки и недобро оскалился. Он давно называл утвердившуюся в Москве власть «германо-большевистской», считал ее вражеской, да и солдаты вверенной ему бригады, воевавшие до последнего времени с немцами, отличались особой непримиримостью к «совдепам».
        - Тогда выступаем, брате?
        Пылкий Гайда не смог сдержать нетерпения, он предпочитал действовать, а не говорить. Дерзкий честолюбец был как раз из той породы людей, которых всегда выдвигает на первые роли любая революция.
        В дверь постучали, и в штабной салон вошел офицер связи, четко козырнул, приложив ладонь к фуражке. Негромко произнес, протянув листок бумаги подполковнику Войцеховскому:
        - Из Москвы. От членов ЧНС Максы и Чермака, только получено нами по телеграфу, брате полковник!
        По давним русским военным традициям приставка «под» к воинскому чину зачастую при обращении «изымалась», и подпоручики с подполковниками тем получали «повышение». Чехам такое понравилось, и они взяли к употреблению. Тем более между «братушками» установились доверительные и товарищеские отношения, поэтому из обращения сразу же ушли «господин» с «гражданином», но зато появился им на замену «брат».
        Войцеховский взял листок и принялся вслух читать отпечатанные на бумажной ленте слова, приклеенные к бланку:
        «Начальникам всех чехословацких эшелонов, делегатам предсъездовской конференции частей в Челябинске. Вследствие конфликта, произошедшего между чехословацкими частями и местными органами советской власти, чтобы избежать в будущем подобных случаев, Чехословацкий Национальный Совет приказывает всем чехословацким эшелонам, безусловно, сдать все оружие представителям советской власти. Ответственность за безопасность чехословаков ложится на органы Российской Федеративной Советской Республики. Каждый, кто откажется выполнять этот приказ, будет объявлен вне закона, и с ним будут поступать как с мятежником. Москва, 21 мая 1918 года. П. Макса. Б. Чернак».
        - Соглашатели испугались, написали под диктовку большевиков. Сия рекомендация есть желание наших врагов, «германо-большевиков». Взять нас под охрану? Да это как лисе доверить сберечь куриц в сарае!
        Первым отреагировал бывший фельдшер, презрительно буркнув, даже когда еще не успели отзвучать слова. Чечек усмехнулся, недобро произнес, тщательно выделяя каждое слово:
        - Макса заигрался с Троцким в политику. Ну что ж - сегодня на вечернем заседании можно его переизбрать на Богдана Павлу, тогда этот приказ потеряет силу, и не подлежит исполнению.
        Войцеховский внимательно посмотрел на своих товарищей по военному комитету - слова были произнесены, и они услышаны - «Рубикон перейден», как однажды произнес один из величайших полководцев. Прошла всего неделя со дня злополучного инцидента, и вот теперь все стало на свои места. Война неизбежна, и смешно, что поводом к ней стала чугунная ножка от печки, брошенная неделю назад одним чехом в другого. А отвечать за все последствия инцидента станут русские.
        Здесь в Челябинске по недомыслию совдепа рядом с одним из чехословацких эшелонов поставили три вагона, обычных теплушки, набитых австрийцами, что возвращались из русского плена. Подданные «двуединой монархии» переругались вдрызг, как это часто случалось в Сибири. Да оно и понятно - венгры и австрийцы считали чехов изменниками, а те в ответ сводили старые счеты, вспоминая застарелые обиды со времен сожжения в Констанце еретика и чешского проповедника Яна Гуса.
        Русских красногвардейцев поблизости не было - несмотря на то, что в Сибири находилось чуть ли не полмиллиона пленных, подданных двух кайзеров, охрана велась небрежно. И объяснение самое простое - как сбежать прикажите узникам глухого таежного края. Началась словесная склока, переходящая в оскорбления. Обычно дальше слов действия не заходили, но тут из теплушки полетела железяка, случайно попавшая в голову рядового Франтишека Духачека, проходившего между вагонами. Чех всплеснул руками и упал, и как показалось всем, что замертво, хотя только потерял сознание, и отделался внушительной «шишкой». Но дело уже затеяно - разобрав винтовки чехи взяли приступом теплушки с безоружными соотечественниками, и с помощью тумаков стали выяснять, кто же бросил злополучную железяку. И такового выдали после того как девяти человекам разбили лица в кровь, лишив зубов - допрашивали с пристрастием, не церемонясь, невзирая на международные конвенции - дело ведь почти «домашнее».
        Таковым «козлом отпущения» стал Иоганн Малик, оказавшийся чехом, а не «подлым» венгром, только сохранявшим верность присяге своему кайзеру, и отказавшийся признавать решения созданного в Париже ЧНК. А это с точки зрения легионеров было уже двойное предательство. Во-первых; посягнул на жизнь их товарища, и во-вторых; предал «нацию», отказавшись сражаться с одноплеменниками против немецких и мадьярских поработителей. Суд был скорый, несправедливый и пристрастный - несчастного искололи штыками, не тратя патроны…
        Чехословацкие «легии» готовы к выступлению…
        Глава 11
        - Твою мать… Бля!
        По привычке старик потопал на костыле до кухни, но уже довольно резво, не осознавая своего рывка, пребывая в полной задумчивости. И на полном ходу, как набравший обороты крейсер, уткнулся во что-то мягкое. И полетел на пол, счастливо ударившись головой о бревенчатую стенку, и на минуту-другую оказавшись в состоянии нокдауна - когда действительность воспринимается как кисель, а тело становится ватным.
        - Ой, мама…
        Анну Ефимовну, а именно в нее он врезался, смело в сторону как кеглю. Девчонка, можно было не сомневаться, что его подслушивала, поплатилась за свое неуемное от природы женское любопытство. И приложилась белокурой головушкой, по несчастью, не к дереву, как он - к кирпичной стенке печки, и, ойкнув, сползла по ней на пол, потерев сознание - уж слишком неестественной была ее поза с откинутой в сторону рукой.
        - Этого не хватало, неужто пришиб? Лишь бы не насмерть…
        Собственные слова привели его в чувство - страх за девчонку заставил тело действовать, не осознавая движений. Рывком поднялся, вскинувшись, снова ощутив себя двадцатилетним пограничником, полных сил. И не размышляя подхватил барышню на руки, совершенно не чувствуя тяжести обмякшего тела, крепко сбитого и плотного, с завидной для девицы силой, но сейчас абсолютно безвольного. И понес к своей кровати, аккуратно положив на перину, машинально поправил подушку. Сразу ощупал голову на предмет повреждений - ссадины и крови не имелось, хотя под пальцем почувствовалась припухлость - но шишка ничего страшного, под такой копной волос ее никто не заметит, только расчесываться какое-то время будет больно.
        - Не понял, а куда паралич делся? Ведь я же ходить с трудом мог, а рука и стакана поднять не могла?
        С нескрываемым удивлением он посмотрел на свою руку, сжал пальцы в кулак - ощущение от прилива сил, способных сокрушить любые препятствия, нахлынуло непередаваемое. Будто дозу «вилки» вкололи, и этот допинг забурлил в жилах. И никакой боли и слабости - если это не чудо исцеления, то непонятно что тогда таковым называть.
        И мир преобразился вокруг него, заиграл разными яркими красками - а не та серая муть, словно черно-белая кинопленка. И мысли, прежде ползущие беременными черепахами, полные страданий и моральных терзаний, сдобренных дозой старческой немощи и неспешных раздумий сидящего на унитазе интеллигента, сменились калейдоскопом резких идей. «Острых» как лезвие клинка, приходящих неизвестно откуда в его мозги. Словно шизофрения, раздвоение личности - но так и могло быть, он начал понимать, что в нем спокойно ужились две души, если придерживаться религии, или «матрицы», но то ближе к науке или мистике.
        Впрочем - оба варианта объяснения не имеют, только толкование!
        Григорий Борисович, а ведь тебя, батенька, «торкнуло» капитально. В тряпку превратился за десять лет страданий, лучше бы пулю тогда в лоб себе пустил. Та война надолго затянется, ибо проблемы долгое время никак не решали, и «болезнь» нарастала с каждым годом. Теперь только резать, лечить бесполезно. Хотя зачем тебе о том думать - это будущее будет через век, а если сейчас внести изменения, то сама история может стать иной. Или тебя пугают такие действия?
        Нет, нисколько - лучше пролить кровь сейчас полной шайкой, чем позже стоять в ней по колено. А ведь именно сейчас закладываются в основание те материалы и решения, которые послужат причиной гибели. И зачем это надо, спрашивается?
        Перед тем как объединятся в будущем, нужно решительно размежеваться в настоящем, и разодраться в прошлом. Именно сейчас, момент самый удачный - взять за глотку и поспрошать ласково - «ты за большевиков, мил человек, али за коммунистов?» И тем самым не допустить ошибок, которые и приведут к гибели «союза» через 69 лет после его создания. Хм, а цифра вполне мистическая, сакральная так сказать, для будущих «раскрепощенных» поколений!
        Он громко рассмеялся, не в силах удержаться от язвительных шуток, пусть и мысленных. Теперь в собственной решимости не стоило сомневаться - надо начинать действовать, он и так прожил свои первые десять дней новой для себя жизни, словно муха в паутине или шмель в патоке, не в силах выпутаться. Оттого время и мысли казались тягучими, вымученными, бесконечно затянувшимися. Но теперь все пойдет иначе, ярче, живее, а там как получится, или пан, или пропал, хотя шансов маловато до прискорбия.
        Нельзя примыкать ни к одной стороне, одна уже потеряла свое прошлое, и не восстановит его, а другая лишится будущего. Лучше попытаться сделать нормальное настоящее, обойдясь без страшных крайностей, которых будут придерживаться большевики с генералами.
        Возможно ли это? Вполне!
        Жизнь не из белого или черного цветов, она более красочная. И участников в ней гораздо больше, особенно тех, кто не хочет присоединяться ни к той, ни к другой стороне. Таковых намного больше, и они будут втянуты помимо собственных желаний, если не сумеют организоваться и навязать свою политику. А потому лучше начать самим, и бить первыми!
        Григорий Борисович хрустнул пальцами, присел рядом с лежащей в беспамятстве девушкой, и задумался, напрягая память. В нем сейчас уживались две «матрицы», две души, два сознания. И два совершенно разных человека, из противоположных времен. Он не только прекрасно представлял, что сейчас происходит, но и то, что станет грядущим. А еще из всех «закоулков» выплывали всевозможные данные, бесценная информация в его положении. Словно собственный мозг стал персональным компьютером, буквально забитый разными файлами, и теперь груды сведений нуждались в анализе.
        Как там, в «памятке» начальника сказано - не можешь предотвратить пьянку - возглавь ее. Не можешь победить врага - присоединись к нему. И что из этого следует, товарищ полковник?
        Григорий Борисович хмыкнул, извлек папиросу, закурил, и стал медленно расхаживать по комнате, размышляя. Кровь бурлила, силы вернулись, паралич исчез - ничто не беспокоило, кроме одного. Времени, которое стремительно уходило, и нужно было успеть.
        Ассиметричный ответ - вот что настоятельно нужно. Как можно быстрее встать самому у власти, которую нужно будет только подобрать, воспользовавшись историческим моментом. Ключ ко всему не в Омске, а в Иркутске. Вроде два города, но между ними принципиальная разница - в первом крепки позиции крупной буржуазии, второй вотчина мелкобуржуазного, мещанского и социалистического элемента. Если правительство окажется там, то колчаковского переворота просто не будет, история ведь дама серьезная - в Иркутске адмирала не сильно жаловали. Так, проводили до ближайшей проруби, только колотушкой по голове не били, как семеновские каратели своих жертв на ледоколе «Ангара».
        Отпив из кружки взвара, Патушинский нахмурился, прикидывая варианты. А они имелись в немалом количестве, и он продолжил размышлять дальше, физически чувствуя, насколько драгоценным становится для него время. Впору проклинать паралич,
        Сегодня двадцать первое, к утру двадцать пятого мне необходимо быть в Иркутске - тысяча верст расстояния. Нужно торопиться, и успеть вовремя. Да, авантюра чудовищная, но так один капитан стал позднее императором, воспользовавшись моментом. И у меня таковой есть - чехи могут осуществить переворот и тут на волне можно взлететь вверх. Главное успеть зацепится, а то падать будет больно.
        Так, известно, что будет, фигуры расставлены. Серьезных заговорщиков в Иркутске нет, только я и Серебренников - министры Временного правительства автономной Сибири, причем Иван Иннокентьевич о своем назначении еще не подозревает. Бумаги есть, нужные состряпаем, даже из «чека», благо образец бланка есть, подписи и печати. И хода, хода - завтра нужно выехать - кровь из носа. Необходимо оружие на всякий случай, и сопровождение - человек пять хватких, на многое способных. Оп-па на - отправлюсь в Иркутск вполне легально. Сопроводительная бумага на лечение имеется, из «чрезвычайки». Сами выписали, на свою голову. «Санитаров» подберу, подозрения не будет. Дальше действовать решительно, импровизировать, создать на ходу «тайный союз меча и орала». Ничего удивительного - когда заговор расширяется вширь и вглубь, то появляется множество организаций и групп, мало контактирующих или вообще не знающих друг о друге ничего, чем необходимо воспользоваться.
        А я и есть тот эмиссар, который может всех объединить и возглавить. К тому же есть выходы на чехов, и вполне действенные. Человек я вполне известный - народник, социалист, всегда на стороне угнетенных - Нестора Каландарашвили на суде защищал, хотя этого разбойника из каторги выпускать нельзя. А еще член Сибирской Областной Думы, министр и до большевизации возглавлял в Енисейской губернии всю судебную систему. Так что не самозванец, в Иркутске я буду очень узнаваемой фигурой, где меня если не каждая собака, то многие знают.
        Григорий Борисович усмехнулся, набрал воды из стакана в рот, подошел к лежащей девице, и стал приводить ее в чувство «дождиком»…
        Сдав оружие «советам», чехи постарались его вернуть обратно, благо возможности имелись…
        Часть вторая
        «И В ПРОМОЗГЛУЮ РАНЬ ПОДЗАБОРНАЯ ДРЯНЬ» май - начало июня 1918 года Глава 12
        Таких визитеров предрассветным утром 22 мая 1918 года подполковник Ушаков никак не ожидал. Над Енисеем еще стояла утренняя дымка, навевало прохладой, от которой офицер поеживался. Неудачное время для посещений, но как нельзя лучшее для разведки, когда часовые клюют носом - на флоте это время недаром называют «собачьей вахтой». Но чехи несли охрану бдительно, они не доверяли совдепам, и боялись внезапного нападения с последующим разоружением. Потому визитеров остановили, и начальник караула штабного эшелона, стоявшего на подъездных привокзальных путях, тут же разбудил Бориса Федоровича, и доложил, что его желают немедленно увидеть двое посетителей. Один из них знакомый врач, к которому обращались за помощью несколько раз, так как штабной лекарь отбыл в Канск, к «ударному» батальону. А вот второй имеет некий мандат местной власти, который предъявят лично ему при конфиденциальной встрече.
        - Ладно, посмотрим, что у него за мандат, и с чем прибыл, - пробормотал офицер, застегивая воротник гимнастерки. Как и все легионеры, он спал одетым, чтобы быть сразу готовым ко всем возможным событиям, которые уже явственно назревали, их давящее воздействие было уже ощутимым. Сам Ушаков их яростно желал, он ненавидел большевиков, которых, как и многие фронтовые офицеры, считал предателями, заключившими позорный мир с врагом, против которого воевали и проливали кровь больше трех лет. И все даром - Россия вычеркнута из стана Антанты, и ей не дадут воспользоваться плодами будущей победы. Это и бесило больше всего, и он с трудом сдерживался, глядя на лица «совдепщиков», с которыми вел переговоры по поводу паровозов, чтобы продолжать продвигать эшелоны к заветному Приморью, откуда полки будут перевезены транспортами на Западный фронт, где сейчас шло отчаянное наступление германских армий на Париж.
        Но столицу Франции армии «Вильгельма Федоровича» вряд ли возьмут - подкрепляя союзников, на позиции стали прибывать американские войска, пусть плохого качества, но их много и дивизии САСШ великолепно снабжены. А ресурсами захваченных украинских земель германцы и австрийцы просто не успеют воспользоваться из-за творящегося там бедлама, который ему довелось увидеть собственными глазами.
        - Доброе утро, Борис Федорович.
        Вошедший врач чуть наклонил голову, приветствуя вставшего подполковника, который протянул ему ладонь для рукопожатия.
        - И вам здравствовать, Викентий Александрович, - Ушаков перевел взгляд на второго посетителя, у которого должен быть мандат. Невысокого роста, причем сразу почувствовалось, что посетитель не обычный комиссар, а как было принято говорить раньше - «человек из общества». Причем не в малом чине, больно уверенно держится.
        - Утро добрым не бывает, оно всегда к дневным проблемам, - усмехнулся посетитель, рукопожатие у него было крепким, чисто по-военному. Борис Федорович чуть отстранился, взглянул иначе - вне всякого сомнения офицер, в солидных летах, если не генеральских, то полковничьих - в отцы годится по возрасту, ведь ему только 29 лет исполнилось. Вот только выправка отнюдь не строевая, которая вбивается еще в военном училище и с годами кадровой военной службы сохраняется. И тут посетитель усмехнулся, поймав его взгляд, и произнес:
        - Командир батальона 19-го Сибирского стрелкового полка капитан Патушинский. Призван из запаса - вы не ошиблись. Управляющий Енисейской губернской судебной управой до недавнего времени, пока большевики в тюрьму не посадили, из которой благодаря стараниям милейшего Викентия Александровича меня недавно освободили. Ему и обязанным себя считаю за свое выздоровление - немного оправился от контузии и ранений, да тягот в узилище, большевицкими опричниками наложенными.
        - А еще Григорий Борисович является министром Временного Правительства автономной Сибири, который оставлен здесь после того как само правительство отбыло в Харбин, в полосу «отчуждения», спасаясь от ареста и репрессий со стороны совдепов. А потому уполномочен законной сибирской властью… Но то меня не касается - я лишь могу подтвердить личность господина Патушинского, давнего моего знакомого, дабы вы, Борис Федорович, не имели в том никаких сомнений.
        Доктор говорил негромко, выделяя каждое свое слово. И чуть поклонившись, добавил, пожав плечами:
        - Борис Федорович, я вынужден удалиться - чем меньше буду знать, тем лучше, моя задача лечить больных, дела военные меня не касаются. Вы их обговорите с Григорием Борисовичем, раз возникла такая надобность. А теперь разрешите откланяться. Меня ждет пролетка - нужно ехать к увечному, я здесь лишь для рекомендации, прошу понять правильно.
        Врач откланялся и вышел из вагона, его сопроводят караульные. Действительно, ему здесь делать нечего - разговор пойдет о делах важных, и, как сказано - военных. Борис Федорович собрался - как все кадровые офицеры он слегка презирал штатских чиновников, и враждебно относился к политиканам, особенно левым, «социалистам», к каким относили эсеров, большевиков и прочих, активных сторонников «углубления» революции.
        - И позвольте мне сейчас осведомиться, раз мы остались одни - кем выписан ваш мандат, Григорий Борисович?
        - Местной «чрезвычайкой», Борис Федорович, - Патушинский достал сложенный листок и протянул его подполковнику. Тот развернул его и с нескрываемым удивлением прочитал сроки, С недоумением посмотрел на собеседника и чуть дрогнувшим голосом спросил:
        - Но это сопроводительная бумага на поездку в Иркутск, для дальнейшего излечения. Я ничем вам помочь не могу - даже взять к себе в эшелон. Бог весть, когда доберемся до него - паровозы выделяют совдепы, а они пропускают наши вагоны на восток, в Приморье, очень медленно.
        - В Приморье вам не потребуется ехать, Борис Федорович - большевиками в Москве принято решение разоружить силой части чехословацкого корпуса, приказ о том будет отдан двадцать пятого мая наркомом Троцким. Начнутся бои, и легионеры пойдут эшелонами на запад, включая те, которые под командованием генерала Дитерихса уже во Владивостоке. А потому части корпуса выступят на опережение - с утра 26 мая, то есть через четыре дня, чтобы застать большевиков врасплох. Хотя возможно, что кое-где придется выступить и раньше - командирам эшелонов недавно дано указание, как вы знаете, оказать сопротивление в случае попытки разоружения.
        Ушаков напрягся, оценивая информацию - все же он окончил академию Генерального штаба. «Министр» говорил о грядущих событиях очень уверенно, словно сам их планировал. Возможно, так оно и есть на самом деле - Борис Федорович знал, что на территории Сибири есть заговор, в который вовлечено множество офицеров, с некоторыми он даже имел тайные встречи. К тому же часть чиновников и служащих той же железной дороги настроена к советской власти крайне враждебно благодаря политике «равенства», проводимой большевиками. Вернее, всеобщей «уравниловки», когда обычный почтальон, которые едва умеет прочитать адрес на конверте, получает 206 рублей, а телеграфист пятого разряда со знанием иностранных языков только 180 «целковых», потому что сидит в теплом кабинете и не бегает по улицам как «настоящий труженик». И если служащие в интересах чехословацкого корпуса отправляют кодированные телеграммы, и при этом состоят в тайных отношениях с эмиссарами «сибирского» правительства, то становится понятным осведомленность «их превосходительства».
        И тут без сарказма - глава судебных инстанций целой губернии чин действительного статского советника, а министр, пожалуй, выше по табелю о рангах, пусть и отмененному большевиками - не меньше «тайного». Так что лучше не смотреть на капитанский чин - перед ним сейчас сидит тот, от решений которого значит многое.
        - Именно так, брате полковник - переписка по телеграфу контролируется не только большевиками. Да, капитаном Кадлецом составлена кодовая таблица, с вполне невинными словами, типа - «отдайте письмо комиссару», с ответом, что оное письмо принято. Это означает приказ занять станцию, с дальнейшим успешным докладом об исполнении оного приказания. Разумно, но право дети эти чехи, как кошки занялись «песочными играми» в лотке, где справляют естественные надобности.
        Вот этого «министр» никак не мог знать - о таблицах ведали только начальники эшелонов, а такой сейчас в Красноярске один, да и он сам, как начальник штаба 2-й чехословацкой дивизии. Патушинский знает много больше, чем говорит, к тому возникло стойкое ощущение, что он его где-то раньше видел, встречались, пусть и мимолетно…
        Руководители восстания на перегоне от Новониколаевска до Иркутска, с офицерами штаба 2-й чехословацкой дивизии. Сидят в центре - слева подполковник Ушаков, справа капитан Гайда.
        Глава 13
        Заморочить ему голову будет намного труднее, чем ксендзам охмурить наивного Козлевича. Он генштабист, и нужна убойная логика, чтобы мои доводы он воспринял, как свои собственные выводы - а для того нужно внушение. И оно будет действенно, как только я покажу его убеждения как свои собственные. Прием вполне рабочий, им только грамотно воспользоваться нужно. К тому же он молод, а в таком возрасте человеку свойственны «крайности». Это не мои 76 лет в одном теле, и еще приплюсовать 45 в другой тушке присяжного поверенного и политического деятеля. Да я сейчас вчетверо старше по опыту, и обладаю знаниями, которые тут и не снились. Так что начнем раскладывать пасьянс, наглядно покажем, какую игру затеяла с корпусом Антанта, и кто в нее вовлечен будет.
        Мистификация сейчас наше главное оружие, потом можно будет перейти и к другому варианту - натянуть сову на глобус!
        Григорий Борисович чуть качнул головой, отказываясь от предложенной папиросы, достал собственный портсигар, которым до сегодняшнего «визита» не пользовался - Анна выдавала ему поштучно. И раскурив папиросу, тихо заговорил, изобразить матерого заговорщика было нетрудно. Благо отработал в «конторе», только не той, где «бурят глубокие скважины», а в «соседях», больше трети века.
        - В Челябинске после инцидента, хорошо вам известного, большевики арестовали еще несколько легионеров, что в хулительной форме потребовали освобождения двух арестованных солдат за преднамеренное убийство военнопленного австрийца.
        - Это также возмутило и моих солдат, - негромко произнес Ушаков, его взгляд был настороженным. Дальнейшие слова прозвучали твердо:
        - И себя арестовывать, и тем более разоружать мы большевикам не дадим! С безоружными они могут сделать, что угодно! Могут потребовать выдачи всех русских офицеров - и нас поставят к стенке!
        - Правильно, Борис Федорович, подведут под расстрел, причем сразу - такой приказ уже вскоре будет отправлен. Но дело в ином - вы прекрасно знаете, что одной обороной противника не победишь. Но и чехов на переворот так сразу не поднимешь - чужая для них страна, в которой они были пленными. Потому по указанию французского посла Нуланса, которому опосредовано подчинено русское отделение Чехословацкого Национального Совета, принято решение спровоцировать большевиков на насильственные действия. А потому семнадцатого числа подполковник Войцеховский приказал ударникам захватить тюрьму и совдеп, освободить арестованных, разоружить красногвардейцев и захватить арсенал. В последнем было до трех тысяч винтовок и несколько пушек, но их пришлось вернуть Челябинскому совдепу, после того как арестованных отпустили. В Москве между тем взяли под стражу всех представителей «нацсовета».
        - Откуда вы это знаете, Григорий Борисович?
        - Наши агенты есть не только в Москве, в совнаркоме, но и среди представителей тех чехов, что собираются разъехаться завтра из Челябинска. Да, опережу события - идею переворота выборные солдаты и офицеры одобрили, во главе ЧНС поставлен Богдан Павлу, а руководить выступлением будет комитет, проще говоря «тройка» - подполковник Войцеховский, капитан Гайда и поручик Чечек. Как видите, русским офицерам они не доверяют!
        - Но ведь Сергей Николаевич…
        - Он поляк, а то, что служил в императорской армии, ничего не значит - сейчас он выполняет указания совета послов Антанты. Но мы с вами должны руководствоваться нашими национальными интересами. Союзники по Антанте это хорошо, но когда они занимают Мурманск и Владивосток, то преследуют свои собственные, и откровенно корыстные интересы.
        - Они наши союзники в этой войне, поставляли все необходимое…
        - Задолженность выросла на полтора миллиарда золотых рублей, которые придется отдавать. И то что наша армия пролила потоки крови и понесла жуткие потери, англо-французских дельцов нисколько не волнует. А репарации с германии нам не дадут - чисто формально Россия сама вышла из войны и заключила сепаратный мир. И мы можем хоть до посинения ссылаться на большевиков, но это не поможет. Да, кстати - напомните мне, когда в истории за последние несколько веков Франция и Англия не воевали, не пакостили, а дружили с нами, были добрыми и не корыстными союзниками?
        На минуту в вагоне воцарилась тишина - Ушаков задумался, как офицер генштаба, он не мог не знать историю. И сейчас быстро перебирал в памяти события - судя по напряженному лицу ответ не находился. Наконец заговорил, вот только голос стал охрипшим:
        - Франция всегда была враждебна, во все времена, за исключением последней четверти века. Как и Англия, но та являлась союзников только в войнах с Наполеоном, и то после Тильзитского мира нам пришлось воевать с ней. Вы правы, Григорий Борисович - наши союзники по Антанте являются нашими врагами в той же мере, ведь они привели к власти временное правительство, этих паршивых эсеров, что развалили армию.
        - Не только они - императора Николая Александровича заставили отречься от престола его собственные генералы, и масоны вкупе с придворной камарильей. А эсеры, поверьте мне, явились лишь послушным орудием в чуждых для России руках. Но так они и не скрывали своего неприятия, в отличие от предавших царя сановников. Измена, что тут скажешь - как в войне с японцами, но теперь привела нашу Россию к гибели!
        - Все это видел, Григорий Борисович, и презираю их!
        - Я тоже…
        Глядя глаза в глаза усмехнулся Патушинский - тактика «посева зерен сомнения» начала приносить свои первые долгожданные плоды. Теперь нужно было закреплять успех, ибо не зря в тактике считают, что прорыв не терпит перерыва. Заставь человека сомневаться, потом вскользь или прямо укажи на виновника бедствий, и тем перетянешь на свою сторону. Но теперь нужно было еще убрать сомнения в ином спектре.
        - Мой отец из купцов первой гильдии, мой род всю жизнь несколькими поколениями живем в Сибири, как и другие русские люди. Сейчас моя родина будет отдана на растерзание большевикам и еврейским плутократам из-за океана, английским и французским дельцам. И пока наши враги, Борис Федорович, еще не набрались сил, их власть нужно свергнуть как можно скорее! И желательно не такими способами, на которые нас толкают послы Антанты - чтобы мы пролили больше крови и не достигли победы!
        Нужно было окончательно прояснить ситуацию, и вызвать у собеседника эмоциональный всплеск. И в тоже время самому «соскочить» с неудобной для себя темы - купцы первой гильдии иудеями быть по определению не могут. И потому как побагровел Ушаков, Григорий Борисович понял, что попал в «больную» для того тему, «оттоптал», как говориться «мозоль».
        - Россию спасут только славяне, только славяне должны быть у власти. Никаких партий, никаких лиц, носящих нерусские фамилии, не должно быть у власти. Никаких подлецов, привезенных в запломбированных или незапломбированных вагонах, нельзя допускать на пушечный выстрел к власти, ибо их руки нечисты, а их дела грязны. Россия много горя испытает, но она не погибнет, а в своем горе вспомнит мои слова и жестоко отомстит различным лениным, троцким, нахамкесам и всей этой компании.
        Как хорошо иметь дело с искренними и порядочными людьми, готовыми умереть за свои убеждения, пусть даже ошибочные, и приправленные толикой мания величия. Но у меня сейчас свои планы, хотя я законченный циник и могу показать приверженность какого угодно течения, кроме ЛГБТ - там не слова, там иное подставлять надо, кхе-кхе. Но надо переходить к делу, времени осталось крайне мало, а клиент «дозревает».
        - Беда в том, Борис Федорович, что нами стали играть, как пешками. У большевиков в Челябинске были свои доброхоты, и они донесут о решении «тройки» поднять на скорое восстание чехов. Думаю, уже послезавтра, в крайнем случае, 25-го, нарком Троцкий отправит по телеграфу распоряжение разоружить части корпуса силой, а тех, кто не пожелает сдать оружие и окажет сопротивление, объявят вне закона. После экзекуции легионеров отправят обратно в бараки, работать в артелях. Нас поставят в известность еще до того, как эта телеграмма уйдет из Москвы - есть агенты. А теперь скажу главное, то, что касается подчиненных вам батальонов, которые стоят на перегоне у Иркутска - сообщение о начале выступления вы не получите. Более того - в Красноярске большевики сразу блокируют телеграфную линию, чтобы отсечь вас от связи с Челябинском и Новониколаевском.
        - Почему так будет? Почему не будет отправлен приказ батальонам не выступить у Иркутска?
        - Все просто - там заседает правительство Центросибири, причем в Иркутск съехались большевики на свою сходку из всех сторон огромного края. Вся «головка» там, и наших «союзников» почему-то не устраивает вариант, если ваши батальоны раздавят тамошних заправил, и все их правительство. Скажу откровенно - французы и англичане хотят, чтобы гражданская война шла у нас как можно дольше, с большими жертвами. Чтобы Россия сама себя обескровила, тогда ее делить будет легче!
        Григорий Борисович мельком посмотрел на задумавшегося подполковника Ушакова и как бы случайно задал вопрос:
        - Представьте, что у вас батарея с полным боекомплектом и несколько целей - от штаба вражеской армии до полевой кухни обозного батальона. Куда вы прикажите стрелять, Борис Федорович?
        - По штабу армии - врага нужно сразу же лишить управления. И если будет приказание обстрелять незначимую цель, я его просто не выполню, - лицо Ушакова потемнело, подполковник надолго задумался…
        Противостояние - два плаката гражданской войны, и на каждом свой вопрос…
        Глава 14
        Григорий Борисович лежал на деревянной полке третьеклассного вагона, который по нынешним, революционным временам можно было принимать за «люкс» - с непередаваемым ароматом махорки, вонючих заношенных портянок, какой-то гнили, и выделяемого утробами «трудового народа», с характерным «подрывом» омерзительного амбре.
        Ничего не поделаешь - издержки образования, вернее, полного отсутствия оного. Как и бытовой культуры, уровень которой крайне низок. И виноваты в этом сами власти - на поездки в Париж денег хватало, а вот построить школы и ввести по всей стране всеобщее и обязательное начальное образование, пусть не четыре года, а хотя бы двухклассного училища, оказалось для властей неразрешимой задачей. Хотя чего проще - это же всего незначительные ассигнования, стоимость трех броненосцев, бездарно потерянных в войне с японцами. Но дело ни в этом - правящие верхи почему-то решили, что отсутствие просвещения принесет им спокойствие - типа, «темным народом» управлять легче. Вот и получилось то, что один из ныне живущих писателей назовет царством торжествующего хама.
        Только он ошибается - эти люди, несмотря на низкий уровень образования и культуры, да что там - невежественные, имеют одно существенное отличие от людей из моего времени - они действительно верят, что могут создать некий «новый мир», с лучшими условиями для становления человека как личности. Именно так - личности в полном смысле этого слова. И эти люди готовы отдать за это собственную жизнь, взять в руки оружие и сражаться. Это чувствуется, как и то, что здесь нет чувства безнадежности, как в моем оставленном мире.
        И это принципиальная разница!
        А проблемы образования и культуры вполне решаемы. Да, положение аховое - достаточно было проехаться по железной дороге. Вагоны заблеваны, вокзалы загажены, стекла грязные и частью выбиты, груды мусора и шелухи от кедровых орехов, которые заменяют семечки. Положение хуже «губернаторского», но оно было бы еще хуже, если бы не земство, третируемое теми же властями. А ведь оно сделало немало, и это зримо - открывали школы и больницы, выплачивали жалование, пусть и небольшое, земским учителям и врачам. И те даже сейчас отнюдь не бедствуют, честно говоря - сам народ старается с ними «натуроплатой» расплачиваться. Тот же Викентий Александрович продукты охотно берет, в Красноярске знакомых и друзей, из разряда нуждающихся, обеспечивает, а ведь начинал как обычный земский врач. Аня в учительницы пойдет по осени в станице - на сходе с оплатой решат, село не бедное, у казаков и крестьян деньги имеются, тем более они с каждым днем обесцениваются.
        Мысли текли неторопливо, он не только стоически терпел неудобства, но даже получал от своего положения определенное удовольствие - его голову держала на своих коленях Аня. Иногда он даже покуривал, благо оконное стекло, грязное до отвращения, было наполовину разбито и в отсеке вполне дышалось полной грудью, хотя девчонка время от времени сморщивала свой носик, и сама просила его покурить, говоря, что лучше запах хорошего табака, чем махорочная и «портяночная» вонь.
        Однако сейчас не курил, лежал недвижимо - в Черемхово местные анархисты, а ими были чуть ли не все шахтеры поголовно, даже ощупали его, хотя поверили выданным в Красноярске бумагам. Потому требовалось соблюдать полнейшую осторожность и продолжать играть роль «смертельно больного». По своему опыту он хорошо знал, что провалы и поражения всегда поджидают в самом конце «маршрута», когда люди невольно расслабляются, и за это следует жестокая расплата.
        Сейчас их в отсеке шестеро, полудюжина - с ним еще пятеро, которым можно всецело доверять. Ефим Кузьмич не пожелал отправлять его с дочерью в смертельно опасную дорогу, с возможным «билетом в один конец». Так что одел старую потрепанную форму со споротыми погонами - в такой половина «граждан» хаживала. Аня, понятное дело, сама напросилась - при тяжелобольном Патушинском следовала сестра милосердия, благо бумаги, выданные в больнице, были при ней. Легальные, не подделка, в отличие от его мандата Красноярской ВЧК - за вечер соорудил сей этот документ, «откатав» печать и штамп, благо тут обходятся без фотографий и гербовой бумаги. Легкая работенка, примитивная - это не в его время на «коленке» документы подделывать, хотя приходилось - служба такая, всему на ней научишься. Еще с «сопроводительной» бумагой из ВЧК, уже настоящей, следовал Евгений Николаевич Ячницкий, тридцати лет, давний его товарищ по Сибирской Думе, правый эсер, прапорщик, служивший в Томске, в запасной батарее. Сам приехал в Красноярск, письменно поручился за него в «чека» - те и отправили сопровождать до Иркутска, отнеслись с
пониманием.
        С ними поехали два матерых бойца, охранники, прихваченные вполне официально как санитары - сами собрались в поездку, стоило Ефиму предложить односельчанам поучаствовать в «добром деле». Первым вызвался младший унтер-офицер из его полка, георгиевский кавалер Платон Васильев - с седоватой бородой кряжистый мужик тридцати пяти лет. И старший урядник из распущенного Красноярского дивизиона Алексей Юшков - тех же лет, тоже фронтовик и кавалер. Участвовал в злосчастном походе Керенского и генерала Краснова на Петроград в ноябре прошлого года, в составе Енисейской сотни, что числилась в Уссурийском казачьем полку. Попал в плен под Гатчиной, и был избит революционными солдатами, к которым он теперь испытывал патологическую ненависть - все лицо в шрамах.
        Но не на них одних он надеялся, осуществлялось не только «ближнее», но и «дальнее» прикрытие, если так можно сказать. Подполковник Ушаков тоже направлялся в Иркутск, чтобы там осуществить в назначенный день переворот. И если их «совместное предприятие» завтра окажется успешным, то ход истории может измениться, причем значительно. Падение советской власти в Иркутске на семь недель раньше срока, с захватом в пленкомиссаров и уполномоченных Центросибири - ситуация от Уральских гор до Приморья изменится кардинально, если успеть «подобрать» власть, и не пустить к ней тех, кто более всего заинтересован в восстановлении «прежних порядков».
        Но лучше не то, что говорить, даже подумать иной раз о том опасно в его положении. Тут главное не сглазить, суеверия отнюдь не на пустом месте появились, не досужие или поповские разговоры, вполне реальные «законы подлости», не имеющие объяснений. Хотя народу известно, кого можно рассмешить, рассказав о своих планах.
        Бориса Федоровича удалось привлечь к делу без особого труда, ведь к каждому человеку можно найти подход, особенно когда тот посчитает тебя своим единомышленником. Подполковник Ушаков имеет харизму, и сможет увлечь за собой легионеров, тут нужен порыв. Солдаты таких отчаянно храбрых и предприимчивых офицеров во все времена уважают. А там, как дела пойдут, «задний ход» уже поздно будет давать.
        Все, как в поговорке - попала собака в колесо, пищи, но беги!
        Силы для проведения «спецоперации» можно было собрать значительные, к тому же удалось проверить энергичность и предусмотрительность «командующего». И Борис Федорович за эти три неполных дня показал себя с лучшей стороны. Ухитрился с утра как-то договориться с Красноярским ревкомом, и те выдали паровоз для застрявшего эшелона, но только до следования к станции Клюквенной, расположенной на половине пути между губернским центром и Канском. Хотя, возможно, большевики просто хотели выпихнуть из города роту чешских солдат, охраняющих штаб. Они ведь тоже не могли не почувствовать «накат» гражданской войны. Там на станции паровозная бригада заполнила углем опустевший тендер, и эшелон направился к конечной точке путешествия - Канску, где должен был надолго застрять. Так, что добрались до уездного городка к вечеру - на путях стоял эшелон с батальоном «ударников» 2-й дивизии - три роты отборных головорезов, с добавившийся четвертой. Сила по местным меркам чудовищная. Физически крепкие, рослые солдаты молодых возрастов, фронтовики, по своей подготовке и опыту ничем не хуже знаменитых германских штурмовиков.
Из города отряд чехов в двух эшелонах, без малого восемь сотен солдат и офицеров, теперь никуда не уйдет - там склады с десятью тысячами, патронами и воинским имуществом, что было разгружено на пути следования от Владивостока. Подкрепление эта группировка может получить только из Нижнеудинска, а это больше трехсот верст железнодорожного пути, участок, равный прежнему перегону. Здесь находится еще один эшелон - обозниками и хлебопеками дивизии, под охраной роты стрелков из 8-го полка. И надеяться на помощь этим двум войсковым группам не приходится - от Канска до Мариинска, где стоит эшелон одного батальона 7-го Татранского полка свыше шести сотен верст из шпал и рельс.
        На целую тысячу километров пути три жалких боевых группы батальонного состава, оторванных друг от друга огромными расстояниями даже по сибирским меркам. Вот только из них серьезная сила, которой сейчас у большевиков просто нет, чтобы этих чехов быстро обезвредить. И эти легионеры станут той пробкой, что помешает перебросить к Иркутску подкрепления, когда все начнется.
        Стоп, не забегай вперед, товарищ полковник - еще больше сотни верст дороги, мы только к Половине подъезжаем, там долгая остановка, и первый эшелон с чехами - батальоном 2-го запасного полка. Еще семь часов, и ближе к вечеру прибудем, должны быть в Иркутске. А завтра все и начнется, Троцкий свой приказ выкатит. Ночь нужна на подготовку, утро на отшлифовку, днем все и начнется. Лишь бы стрельба раньше времени не пошла, как случилось в той реальности…
        Солдаты чехословацких «легий» были умелыми, энергичными и предприимчивыми - в том им не откажешь. Идет переоборудование речного парохода и баржи в «броненосец»…
        Глава 15
        - Борис Федорович, главное начать выступление, сил для этого вполне достаточно. А там и тайные офицерские организации выступят на помощь - Иркутск город мещанский, недовольных большевицким режимом множество. Только действовать предельно решительно с самого начала.
        Григорий Борисович закурил папиросу, еще раз внимательно посмотрел на карту города с предместьями, с нанесенной на нее обстановкой. Сам Иркутск располагался на правом берегу Ангары, и был по сибирским меркам крупнейшим по числу жителей - население почти 80 тысяч, чуть больше было только в Омске и Томске. Недаром считался столицей Сибири долгое время, и лишь после постройки железнодорожной «нитки» Транссиба потихоньку уступил первую строчку значимости.
        На левом берегу Ангары находилось величественное здание вокзала с многочисленными станционными постройками, на пригорке раскинулось деревянными строениями и усадьбами большое Глазковское предместье, к которому через реку Иркут шел железнодорожный мост. А сразу за ним начинался «Военный город», где летом устраивали сборы для военного училища с казачьей сотней. Тут же находились бараки для военнопленных и склады, и сюда же была выдвинута со станции Иннокентьевской стрелковая рота. Вторая под командованием поручика Фиолы вместе с эшелоном авиаотряда без аэропланов оставалась на самой станции, и уводить его пока было нельзя - требовалось захватить артиллерийские склады и пороховой погреб. Поставки военных материалов союзниками продолжались не только весь прошлый год, но и до марта нынешнего, когда после подписания Брестского мира Россия вышла из войны. Следующие из Приморья эшелоны разгружали именно здесь, так что скопилось на них много военных грузов, и главное - столь необходимые для успешного мятежа орудия и боеприпасы.
        - Григорий Борисович, я приказал отвести от вокзала обе батареи второго артдивизиона капитана Померанцева и штабс-капитана Новака - без пушек они не представляют для большевиков угрозы. Зато после захвата складов, мы возьмем там орудия и сможем обстреливать позиции артиллерии противника, если тот не растеряется от внезапного нападения, и успеет выдвинуть пушки. Пока же будут в резерве.
        - Хм, вполне разумно - нет нужды использовать их в качестве пехоты. А какие силы большевиков противостоят нам в Глазковском предместье, Борис Федорович? И есть ли резервы в самом городе?
        - Капитан Померанцев отправил вестового - вот бумага. На ней приведена дислокация частей противника. В Глазковском предместье в казармах стоят маршевые роты и команды «красной гвардии» из Барнаула, Черемхова и других городов, отправляемые в Забайкалье на борьбу с выступившим из Маньчжурии отрядом есаула Семенова. Их общая численность примерно в четыре-пять сотен, трудно было подсчитать. Маршевое пополнение имеет низкий уровень дисциплины, в пьяном виде шляются по городу, оскорбляя и задирая обывателей. Сам вокзал охраняется патрулями милиции и караулами - не больше сотни, с винтовками. Пулеметов у них нет, но, возможно имеются у «красногвардейцев». По крайней мере, чехи видели у шахтеров навешанные через грудь пулеметные ленты.
        - Глупость, стоит упасть в грязь, и холщовую ленту невозможно будет использовать. Они что - хотят ходить в атаки в полный рост? Война ничему не научила, окапываться не желают? Хм, похоже на то - а потому уровень подготовки красногвардейцев не будем переоценивать. Что в городе?
        - Казармы запасных батальонов заняты формируемым там 1-м «Советским полком» слабой численности - примерно в полторы тысячи штыков, но скорее «едоков», наниматься на службу добровольцев мало. И еще милиция - сотни две наберется, их часто видят в городе патрулями в семь-десять человек. В Знаменском предместье формируется кавалерийский дивизион из военнопленных мадьяр, сейчас неполного состава - полторы сотни сабель, не больше. И еще четырех орудийная батарея - там до войны находились казармы артиллерийской бригады одной из Сибирских стрелковых дивизий. Эти представляют определенную силу - как говорили, расчеты стреляли по городу во время декабрьских боев.
        - Разрушения большие, это я знаю - по городу стреляли из трех батарей гранатами. Что ж - в решимости врагу не откажешь, а потому надо действовать быстро и решительно, используя эффект внезапности.
        - Я тоже так считаю, Григорий Борисович. А потому по диспозиции мы начнем выступление в четыре часа утра, когда над Ангарой туманная дымка стоит, и можно перейти по понтонному мосту на правый берег без помех - если установили пулеметы, то перейти будет невозможно.
        - Вы правы, Борис Федорович - не стоит недооценивать противника, а пару-тройку хорошо подготовленных пулеметных расчетов большевики все же имеют. Да и здание прогимназии напротив понтона хорошо подходит для дефиладного огня - сметут всех с настила, как мусор веником. А пушек у нас нет, чтобы огневую точку сразу подавить. Стрелковый огонь ничего не даст - стены толстые, каменные, своего рода форт.
        - Вы правы, я о том тоже подумал. Штабс-капитан Гоблик выступит на рассвете - его батальон захватит вокзал одной ротой, разоружит милицию. А по понтонному мосту с захваченными винтовками на правый берег переходят главные силы - три другие роты. В то же время через железнодорожный мост переедет батальон 8-го полка - он уже отбыл из Половины. Займем все предместье, и предпримем штурм казарм «красной гвардии». Нам очень нужны винтовки и боеприпасы, а там они есть, хватит вооружить оба батальона. Рота поручика Фиолы с «авиаторами» занимает станцию Иннокентьевскую, берет под свою охрану склады, разоружает караулы и местных «красногвардейцев». Затем стрелки выдвигаются эшелоном к вокзалу - то будет наш общий резерв. Как только прибудет со станции Половина вторая половина батальона, ее отправим на охрану тоннелей Кругобайкальской железной дороги, при благоприятном для нас развитии событий.
        Очень осторожный в оценках профессионал, но настроен крайне решительно при этом. Такие офицеры, как говорится - «голову не потеряют в любом бою». Что ж - почти две тысячи легионеров в составе трех батальонов при двух батареях - серьезная сила, о которой я помыслить не мог. В реальной истории они лишь чуть постреляли, а потом разоружились по настоянию вроде французского и американского консулов. Сейчас этого не будет - мы сознательно вводим в обман чехов. А когда придет телеграмма Троцкого, они только уверятся в нашей правоте. Но это одна сторона медали, а на обороте заранее согласованный и проведенный мятеж, и ответные действия большевиков есть необходимая оборона. Что потом и будет засвидетельствовано в их пользу, а чехи предстанут истинными виновниками. Ничего, «замажу» так, вовек не отмоются.
        Ладно, то дело будущего, не стоит так далеко загадывать'.
        Григорий Борисович всмотрелся в разложенную на столе карту - на ней было множество пометок, особенно в самом городе. Все по «классике» - почта, телеграф, банк с оприходованными большевиками золотом и серебром, советские учреждения с «Центросибирью» и указанными гостиницами для партийных работников. И стрелки, с указанием, где и какие роты действуют, и время. Четкий и детальный план, однако, есть кое-какие недочеты, которых подполковник вроде бы не принял во внимание.
        - Вы мыслите абсолютно правильно, как положено офицеру генерального штаба. Однако нужны поправки - на Ангаре пароходы, их нужно взять десантными командами, как и моторные катера. Если большевики успеют выкатить пушки и обстреляют понтонный мост, у нас будут проблемы с переброской подкреплений на правый берег.
        - От каждой роты «татранского» батальона будет выделено по полувзводу с офицером, - кивнул Ушаков, и тем самым показывая Патушинскому, что у него отнюдь не чисто «сухопутное» мышление. - Кроме того, если станем выдвигать запасной батальон по линии КБЖД, то захват ледоколов «Байкал» и «Ангара» и других пароходов станет приоритетной задачей.
        - Хорошо, - только кивнул на мягкую «отповедь» Патушинский и надолго задумался, вертя в пальцах не закуренную папиросу. Участвовать в «баталии» он вначале не собирался - одна шальная пуля, и все. Если так можно сказать - «река истории» будет течь по «прежнему руслу», и совершенно не изменится. Но все и так подвешено на «живую нитку», тонкую, которая может в любой момент оборваться. И тогда конец - «планов громадье» превратится в кучу зловонного мусора. А потому следует самому воевать, дать пример для наглядности.
        - С Померанцевым связались представители тайной офицерской организации, прощупывали настроение наших легионеров. Опасаясь большевицкой провокации, он им ничего не ответил.
        - Правильно, завтра все сами увидят. Преждевременная утечка информации всегда чревата разными сложностями…
        Немое свидетельство пролога гражданской войны - декабрьские бои в Иркутске 1917 года. В «Белом Доме» размещался ВРК, героически обороняемый в течении недели красногвардейцами. Взявшим его в осаду юнкерам удалось взять эту «цитадель большевизма», и гарнизон сдался. Однако защитники «порядка» оказались политическими «младенцами», по образному выражению первого главы Центросибири - подписали соглашение о коалиционной власти и разоружились. Наивные - кто же будет придерживаться договоренностей, если они теряют смысл…
        Глава 16
        Стоявшие в сумрачной предрассветной темноте майской ночи вагоны стали «выплескивать из своих 'утроб» людей, одного за другим. Чехи действовали как хорошо отрегулированные механизмы - каждый такой вагон взвод, четыре рота, а их в каждом батальоне четыре, плюс пулеметная команда, да еще нестроевые солдаты. Но последних сейчас как таковых не имелось - каждый боец был на счету.
        - Борис Федорович, теперь только решительно атаковать - поражение есть смерть, возможно мучительная, и совершенно напрасная!
        Григорий Борисович с усмешкой посмотрел на подполковника Ушакова, тот только ухмыльнулся в ответ, теперь полностью уверенный в успехе начавшегося предприятия. И причина в том весомая - в одном хлестком слове, подобном удару кнута по оголенным ягодицам - «артиллерия». Рычащее и грозное слово, способное превратиться в белые облачка взрывающийся над головой шрапнели и в огненно-черные клубы разрывов гранат.
        На станции оказались трехдюймовые полевые пушки, которые большевики собирались грузить на платформы - отправляемое подкрепление в даурские степи, где шли бои, как писалось в прочитанной вчера газете - «с кровавыми бандами палача трудового народа Семенова». А еще в станционном депо доводили до готовности два бронепоезда, в том офицеров уверил железнодорожник. Но сказано немаловажное - на эти самые «бепо» только начали устанавливать вооружение, а без него никакой угрозы бронированные «крепости на колесах» не представляют.
        - Вы правы, Григорий Борисович, мы опередили большевиков на сутки - завтра пришлось бы не наступать, а отбиваться. А меня бы в Красноярске взяли голыми руками, если бы не удалось сбежать.
        - Сейчас в Мариинске капитан Кадлец делает тоже, что мы с вами здесь - разоружает тамошних милиционеров и красногвардейцев. Поверьте мне на слово, так оно и происходит.
        Патушинский посмотрел на подполковника, но тот ему ничего не ответил, только кивнул, в сумраке сверкнули глаза. Но странностям в поведении Ушакова он уже не удивлялся - тот молчаливо и без оговорок принял его командование, полностью доверившись, хотя по чину был выше, а в военной среде это многое значит. Однако следует принять во внимание ту ношу ответственности, которую должен на себя принять сам командующий - ведь он обязан не просто добиться определенного результата, но и с наименьшими потерями. Так что психологически офицеру легче выполнить приказ вышестоящего начальства, чем самому руководить функционированием сложного механизма, особенно такого, в котором мало что понимает. И тут иной расклад - министр и начальник штаба дивизии должности несоразмерные, между ними та самая пропасть, которую можно перепрыгнуть только в несколько прыжков, причем первый же станет самоубийственным. С долгим полетом вниз, с коротким осмыслением пережитого и допущенных ошибок, что привели к такому плачевному финалу.
        - Ваше превосходительство, пора начинать, - это был не вопрос, настояние. Да и впервые подполковник назвал его по занимаемому посту, пусть пока негласному, как бы официально признавая его «верховенство» и право на командование этой маленькой армией.
        - Командуйте, господин полковник, я целиком полагаюсь на ваше умение и выучку солдат!
        А что он еще мог сказать в такой ситуации - только полностью доверится опытному командиру, прекрасно зная принятый на полуночном военном совете план. Все командиры рот и батарей его одобрили, даже коррективы вносить не пришлось, и за остаток часов довели его до своих офицеров и солдат, так как каждый из них должен был знать, как надлежит действовать. К тому же до солдат довели «информацию», что большевики намерены их разоружить и одну половину разослать по рабочим артелям, а другую выдать по месту подданства, то есть отправить в распоряжение властей «двуединой монархии». По репатриации чехам придется не «сладко» - австро-венгерские власти считают их изменниками, и каторжные работу будут самым лучшим исходом. И в такое «братушки» охотно поверили, особенно когда им поведали, что большевицкое правительство уже уступило настояниям германского посла в Москве и возвращает кайзерам всех военнопленных, независимо от их желания. И как тут усомнится, если чехи собственными глазами смотрели на эшелоны с немцами и мадьярами, идущими на запад.
        Предлагая «неприемлемое» решение, всегда надо выставлять вместе с ним необходимый для себя вариант. И при этом вполне подходящий «объекту», пусть и не в той мере. И даже с невеликой пользой, но пригодный, так сказать. К тому же людям по своему мышлению, особенно с низким уровнем образования, свойственно выбирать подходящее, а не выдумывать и создавать новое с великими трудами. Это лежит в основе манипуляций, охотно применяемых в политике… и в семейной жизни.
        А как иначе заставить человека, к тому же вооруженного и сильного, добровольно сделать то, что тебе нужно - только вот такими хитрыми способами воздействия на его разум и психику, и при этом искусственно создавая дефицит времени. Нельзя давать паузу на серьезное обдумывание, всегда выставлять условие «здесь и сейчас». Так поступают женщины - после вопроса «ты меня любишь», следует постановка задачи, обязательной к выполнению. И по мере получения нужного результата, следует «вознаграждение» - «ты у меня самый лучший муж, вот тебе за это плюшка». Всегда и везде идет такая дрессировка, начиная от школы - только люди ее не замечают, так как она есть главный инструмент управления «послушным» обществом, всегда на виду, и на нее уже просто не обращают внимания, принимая как данность. Привычка дело такое, практически неискоренимое.
        Так и чехи охотно приняли решение выступить против большевиков, которые вознамерились с ними сотворить «плохое». Ведь отцам-командирам поверить можно, они никогда не обманут - тут «раскачка» идет как система опознания «свой-чужой». А так как всем было известно об инциденте в Челябинске, то пробудить легионеров к выступлению было легко - они прекрасно знали, что большевики уступили, когда чехи захватили там оружие. А с вооруженным человеком, да еще готовым к отпору, с позиции силы уже не поговоришь, он тебе живо брюхо вспорет.
        И тут уже аксиома - власть слышит голос народа только тогда, когда он сопровождается убедительным лязгом затвора с досылаемым патроном. И слух сразу появляется, и желание тихо-мирно поговорить, и ни в коем случае не прибегать к угрозам или крайностям.
        - Вперед, брате, покажем большевикам нашу силу! Пусть знают!
        Григорий Борисович огляделся - чехи уже покинули теплушки, и сейчас их тут порядка девяти сотен опытных бойцов в составе четырех рот и двух батарей, последние пока еще без орудий. Но то скоро будет исправлено - матчасть почти рядом, рукой подать, и забрать у врага, разоружив дремлющую охрану, к тому же немногочисленную.
        Одно плохо - только каждый четвертый из легионеров с винтовкой, но все с патронташами. Оружие пришлось сдать большевикам, на каждый батальон они согласились оставить только 168 винтовок (одна рота из четырех) и один станковый пулемет Максима или Кольта. Своего рода «твердая гарантия» как от попытки насильственного разоружения с последующим интернированием в лагерях, так и как средство против распоясавшегося криминала и всяких анархиствующих банд, которых неимоверно расплодилось по всем городам и весям. Про «черных» и «красно-черных» даже историки мало что писали, а ведь та еще публика, от которой лучше держаться подальше и ни в коем случае не поворачиваться к ней спиной.
        Ведь после амнистии, объявленной министром-председателем Керенским, по всей стране наступили лихие времена, и выходить на улицы стало опасно. А бывшие каторжники и «сидельцы» откровенно бесчинствовали - ведь тюрьма нравы не исправляет и не смягчает, как думали насчет австралийского воздуха для каторжников, и сибирских морозов для ссыльных поселенцев, а совсем даже наоборот…
        - Пошли, нам нужно в город! Удачи вам, Борис Федорович!
        - И вашему превосходительству успеха!
        В ответ раздался негромкий голос подполковника Ушакова, который «поднырнул» вслед за своими солдатами под стоящий на соседних путях вагон длинного, растянутого на несколько сотен метров эшелона из теплушек и открытых платформ….
        «Белые» и «красные» лишь кляксы на большом черном фоне матушки землицы. А на той была своя власть испокон веков, с которой боролись цари и совдепы, бояре и ревкомы, Колчак и Ленин, Троцкий и Деникин, и каждый по своему. И до сих пор та же катавасия тянется - «лихие девяностые» достаточно вспомнить. И что на них обижаться, ремесло такое - «работники ножа и топора, романтики с большой дороги»…
        Глава 17
        - Брате капитан - вы назначаетесь комендантом вокзала! Срочно готовьте к бою пушки - двух вполне хватит для устрашения противника, если большевики опомнятся. Всех милиционеров и солдат посадите под караул в теплушки, выставите охрану, оцепите станцию, телефонную и телеграфную связь держите под контролем, служащие к нам вполне лояльны. Сил у вас вполне хватит, скоро эшелон батальона поручика Фиолы подойдет, а там и чины авиаотряда будут!
        - Слушаюсь, брате полковник!
        Капитан Померанцев, командир артиллерийского дивизиона, козырнул, приложив ладонь к фуражке, где вместо офицерской кокарды была нашита наискось короткая, меньше вершка, бело-красная ленточка чехословацкого корпуса. Погоны никто давно не носил на плечах - они были отменены декретом совнаркома. К тому же вызывали раздражение у солдат, особенно галунные, офицерские. Ненависть к «золотопогонникам» была у солдат почти животной, слепой и не рассуждающей. Самосуды с жестокими расправами, казнями и убийствами, следовали немедленно, стоило найти среди пожитков пару погон из золотистого или серебряного галуна, которые теперь считались первым признаком контрреволюционности. Как и боевые ордена с мечами, которыми награждали исключительно офицеров или классных чинов - теперь, как грустно шутили кавалеры, их можно было считать «погребальными». И в том была своя правда - если эти крестики не забирали убийцы и мародеры (все же злато-серебро денежек стоят, и немалых), то их бросали в наспех отрытые могилы.
        Но сейчас такого уже не будет - на силу найдется другая сила, на жестокость ответят жестокостью, за пережитые страхи офицерство расплатятся тем с насильниками, что вызовет у них уже не животную ненависть, а беспредельный ужас. За все последует оплата по накопившимся счетам - здесь полковник Ушаков не сомневался, а потому заранее прицепил на гимнастерку орден святого Владимира с мечами и бантом, свою самую высшую награду, которую полагалось носить.
        Только капитан Патушинский, ставший в одночасье министром Временного правительства автономной Сибири, нацепил на свою гимнастерку два крестика - «владимирский», как офицерскую награду, и солдатский «георгий» с лавровой веточкой на колодке. И тут нет никакого нарушения - георгиевские награды никто не снимает, их ношение обязательно.
        Вокзал удалось взять быстро и без кровопролития - патрули при виде вооруженных чехов, выныривающих из темноты с оружием в руках, снимали с плеч винтовки, безропотно отдавая патронташи. Никто не сопротивлялся и не поднимал шума, покорно поднимали руки вверх, понимая, что власть переменилась, раз кресты демонстративно стали на грудь цеплять, а там и до погон дело дойти может. Солдаты, сейчас ставшие красноармейцами, фронтовики, даже заискивали - кто из них не без греха, и не издевался над собственными офицерами. Но сейчас не время чинить следствие, и тем более расстреливать за прегрешения - для этого будут судьи, и пусть истину следствие выявляет. Потому что беззаконие местью не накажешь, нужно предавать его всеобщему порицанию, и правовому наказанию.
        В самом здании вокзала караульные дрыхли самым бессовестным образом, и пробуждение под наведенными стволами винтовок и револьверов оказалось для них не самым приятным. Однако разоружению никто не мешал, наоборот, даже радовались, будто их избавили от постылой службы. К тому же на вокзале имелся, к удивлению, свой цейхгауз, где непонятно для чего складировалось оружие и патроны. Нашли там даже гранаты, но их у чехов было в достатке, у каждого имелось по паре - мощь «карманной артиллерии» еще на фронте оценили, и в вагонах сделали особые тайники.
        Захваченные винтовки с патронами раздали уходящим на правый берег легионерам 1-й и 3-й рот под командованием штабс-капитана Гобчека. Теперь в том отряде из «нечетных рот» был вооружен не каждый четвертый, а второй стрелок. И не важно, что винтовки самых разнообразных систем - хорошо обученный солдат, а чехи были как раз таковыми, знает многие типы оружия и умеет стрелять. У многих легионеров были револьверы и пистолеты, у всех кинжалы и гранаты. Дело в том, что это оружие не подлежало сокращению, и считалось «наживным» - то есть личной собственностью.
        - Батарею взяли, четыре трехдюймовки с зарядными ящиками и упряжками, снарядов полтора боекомплекта, сотня винтовок с патронами, - к ним подошел довольный, сверкая улыбкой на скуластом лице с волевым «тевтонским» подбородком (чехи ведь давно онемечены), штабс-капитан Новак. Но собственно чехов среди офицеров было немного, и на первых ролях в полках и батальонах (чтобы все видели), пусть в небольших чинах - от прапорщика до капитана. Все остальные должности были заняты их русскими «камрадами», причем в немалом числе и сверх всяких штатов. В корпусе на шестнадцать нижних чинов приходился один офицер, тогда как в русской армии пропорция была втрое больше. И хорошо, если в ротах у командира в подчинении имелось хотя бы два субалтерн-офицера, чаще всего таковым был один юный прапорщик, наскоро прошедший трехмесячный курс обучения в одной из многочисленных школ.
        И главное - в штаты «братушек» временно зачислили множество русских офицеров, что следовали в различные сибирские городки к своим семьям. И предпочли это делать в теплушках среди чехов, которые не позволяли проводить у себя самочинные обыски, и тем более не собирались выдавать своих русских боевых товарищей на расправу. Среди них спасенных нашлось несколько уроженцев Иркутска, что сейчас стали проводниками ротных колонн в незнакомом городе, к тому же несколько десятков легионеров уже побывали здесь раньше - в лагере для военнопленных.
        - Немедленно раздайте винтовки в «четные» роты - нам разоружать большевиков в казармах нужно, - немедленно приказал Ушаков и посмотрел на небо - следовало поторопиться, приближался рассвет…
        Легионеры двумя длинными ротными колоннами поднялись по склону, и теперь роща, любимое место иркутян, осталась внизу, по левую сторону от дороги. Позади деревянных строений виднелись два массивных двухэтажных здания из кирпича - казармы одного из запасных батальонов в минувшую войну. За заборами надрывно лаяли собаки, окна домов прикрыты ставнями, огоньков не видно, но подполковник Ушаков не сомневался, что некоторые хозяева уже проснулись - времена беспокойные. И сейчас за длинной колонной чехов настороженно смотрят в щелочки десятки внимательных глаз, хотя он и приказал «сбить ногу». Но три с половиной сотни военных всегда произведут шум - топанье далеко слышно. Главное, чтобы большевицкие караульные мерного шага не услышали - тогда сразу насторожатся.
        Единственная надежда на «охотников» - при каждом полку был взвод конных разведчиков, но сейчас спешенных - лошадей на морском транспорте не увезешь. Они и пошли вперед, необходимо было убрать часовых, чтобы тревогу не подняли. И сейчас Борис Федорович, пристально смотрел на здания с темными окнами, но продолжал идти спокойно, не увеличивая шаг, хотя в любой момент по колонне чехов могла резануть пулеметная очередь.
        - Они спят, брате полковник, даже от часовых самогоном шибает, - из-за кустов вышел чех, мотнул головой. Борис Федорович присмотрелся - среди веток с первыми листочками дергались ноги в сапогах. А там еще пара ног, и дальше пара - часовых «сняли».
        - Резать не стали, оглушили и связали - они в сознание приходят. Сейчас тумаков выдадим - притихнут. Внутри уже мои «охотники» - караул обезоружили - там все поголовно пьяные. Мужичье, не солдаты, тьфу!
        - Отлично, прапорщик, тогда начинаем побудку - по полуроте на казармы, четвертая рота в оцепление. Передать по команде - при сопротивлении бросать гранаты, в темноте своих пострелять можем. Вперед, только тихо - цейхгауз взять под охрану, не мешкать!
        Чехи один за другим стали исчезать в здании - в руках револьверы, пистолеты и гранаты, у немногих короткие карабины, у всех кинжалы с наточенными как бритва лезвиями. С винтовками, да еще с примкнутым штыком, действовать в зданиях, как и в траншеях, несподручно. Так что вперед пошли «штурмовики», специально отобранные солдаты, привычные к такому бою, умеющие его вести, бывалые фронтовики. А вот стрелки с винтовками брали в оцепление здания снаружи - когда большевики сообразят, то многие начнут выпрыгивать в окна. А то, что стрельба будет, сомнений у подполковника не было - пьяные всегда настроены более решительно, чем трезвые, и многие сдаваться не захотят - куражиться начнут.
        Но то к лучшему - из пьяных никудышные вояки, серьезных потерь у опытных чехов не будет…
        Иркутский вокзал у подножия Глазковского предместья - на берегу Ангары. 1918 год.
        Глава 18
        - Плохо, что набор уже сделали, напрасный труд, но хорошо, что извели лишь немного бумаги, она потребуется для другого. А эти пачки можно пустить на самокрутки или «естественные надобности», для которых они годятся больше всего, ибо им там и место.
        Григорий Борисович улыбнулся, посмотрел с ехидством на растерянных типографских работников, у которых ночью начинается самый производительный труд, чтобы к утру выпустить газету «Знамя революции». Единственную, кстати в Иркутске, и полностью контролируемую большевиками. И пикантность ситуации в том, что трое из пятерых пожилых тружеников - печатники и наборщики, являлись отнюдь не большевиками, а принадлежали к фракции меньшевиков.
        Весьма рациональный подход - монополия на информацию основа любого тоталитарного режима. Без этого «промыть» мозги, вернее, «вымыть» из них любую чуждую идеологию и мировоззрение совершенно невозможно. И что характерно - идя к власти можно надрываясь кричать о свободе слова как главной демократической ценности, но обретя оную тут же закрыть все враждебные себе газеты как «контрреволюционные». И подать данное решение, как «защиту» интересов трудящихся - система двойных принципов была сразу же взята на вооружение. Но это палка на двух концах - при дефиците правдивой информации население будет довольствоваться слухами и «вражескими голосами» - ведь не все разделяли коммунистическую идеологию. И как только началась так называемая «перестройка» с «гласностью», вот тогда и пришел конец как «единственно верному учению», так и самой монополии на власть.
        - Хочу сообщить вам граждане - власть большевиков, как узурпаторов революции, в Иркутске пала. Да-да, я отнюдь не шучу - сейчас город занимается частями Сибирской армии, и ее союзниками из числа чехов и словаков, выступивших на помощь. Так что печатать большевицкую газету ни к чему, она больше выходить не будет. Типография переходит в ведение Временного правительства автономной Сибири, а потому необходимо оповестить горожан о переходе власти именно к нему. Вот текст воззвания к населению всей Сибири - его необходимо срочно отпечатать!
        Только сейчас на лицах четырех работников появилась откровенная злорадная улыбка, и они с нескрываемым ехидством посмотрели на пятого, совершенно растерявшегося, смотревшего на Патушинского вытаращенными глазами. Так оно и понятно - без политических надзирателей никак не обойтись, не слишком доверяла «пролетарская» партия своему электорату, особенно сейчас, когда фактически существует многопартийность.
        - Успеем набрать и отпечатать воззвание, оно короткое, Григорий Борисович, - чуть наклонил голову самый пожилой из печатников, раньше и возглавлявший работу типографии, но «смещенный» - сразу признал известного в Иркутске присяжного поверенного. К тому же их связывала «ниточка» - в шестом году Патушинский защищал типографских работников на процессе и добился оправдания.
        - Я знаю, как вы все добросовестно работаете, граждане, и надеюсь на вашу помощь. Это говорю вам как министр Временного правительства автономной Сибири. И признателен вам за это отношение! Спокойствие и порядок, честный труд и достойная жизнь для каждого сибиряка - вот основа благополучия и свободы. Социальная справедливость должна быть всегда, а не пресловутое большевицкое «равенство», когда всякий лодырь, бездельник и невежда получает наравне с хорошим и честным работником!
        - Можно мы эти слова поместим отдельным воззванием, Григорий Борисович? Они как нельзя лучше объяснят народу…
        - Конечно, Николай Петрович, если вы считаете нужным, печатайте - я вполне доверяю вашей честности. Теперь прошу извинить - у меня ведь тоже дела, граждане, и очень много дел. Но к типографии приставим охрану - в городе пока возможны эксцессы и стрельба, не хотелось бы, чтобы кто-то попал под случайную пулю.
        Сделав короткую паузу, и улыбнувшись печатникам, Патушинский негромко сказал, стараясь, чтобы все выглядело именно как просьба, протянув старшему несколько листков бумаги:
        - Как только допечатаете воззвания, то нужно набрать бланки вот такого типа - по несколько сотен штук каждого. А потому прошу вас поработать сверхурочно - все будет оплачено, можете мне поверить. Сами понимаете насколько это нужно для деятельности правительства и истинно народных по представительству органов власти.
        Григорий Борисович был доволен, что память его не подвела, вспомнил имя-отчество своего подзащитного. Обменялся со всеми работниками рукопожатиями, даже с «большевиком» - потому что прекрасно знал, как быстро в жизни меняется политическая конъюнктура. И быстро вышел из здания, прислушиваясь к звукам выстрелов в предрассветных сумерках - наступал день 25 мая 1918 года, на полтора месяца раньше срока, бывшего в той, уже не состоявшейся здесь истории. Тогда чешские эшелоны удалось разоружить при посредничестве иностранных консулов, им «братушки» поверили и сдали винтовки с пулеметами.
        Политическая игра - спровоцировать выступление корпуса и затянуть начавшуюся в Сибири гражданскую войну как можно дольше. Вовлечь в нее как можно больше участников, чтобы стало больше жертв. И непримиримой будет взаимная ненависть - вплоть до полного истребления.
        Но сейчас такого уже не случится - Центросибирь как политическая власть огромного края уже ликвидирована, здание занято, большинство членов арестовано. Кто успеет сбежать - отловят в ближайшее время и посадят в тюремную камеру. И тем спасут жизни - их не будут преследовать как бешеных собак, и повсеместно убивать, потому что нет еще ожесточения открытой войны, безжалостной и кровавой.
        Централизованное управление большевиками потеряно, и они уже не смогут организовать красноармейские части - все будет делаться впопыхах, сумбурно, и теперь при остром недостатке добровольцев. Причина объяснима - желающих примкнуть к побежденной стороне многократно меньше, чем перешедших к победителям. А ведь «тогда» всем показалось, что большевицкая власть пришла всерьез и надолго, а мятеж чехословацкого корпуса будет легко подавлен.
        Вот только никто не брал в расчет, что в Сибири очень велико число зажиточных крестьян. А это почти все местные старожилы, не знавшие, что такое голод. В отличие от европейской части, здесь середняцкое хозяйство почти равно кулацкому. Так что то, что возможно к западу от уральских хребтов, тут неприемлемо, и социальный эксперимент пока не «прошел». И потребовался откровенно белогвардейский режим «верховного правителя России» адмирала Колчака, навязанный сибирякам Антантой, чтобы симпатии старожильческого населения вернулись к большевикам. Хотя и ошибочно, что показали дальнейшие восстания, быстро подавленные, пусть и с трудом, советской властью.
        Так что моя задача одна - не дать белым с Антантой и ее прихвостнями свергнуть «бело-зеленую» власть с «розовым оттенком» - если мой расчет правильный. Но моя ошибка в нем может стоить очень дорого!
        Да что там - она будет фатальна для миллионов людей!
        Григорий Борисович усмехнулся, прислушиваясь к звукам далекой ночной схватки. В районе «Красных казарм» доносились лишь одиночные выстрелы, вспыхнувшая было перестрелка, быстро закончилась. Да оно и понятно - сопротивление караула было подавлено сразу и жестко. А разоспавшиеся под утро красноармейцы, когда самый крепкий сон, оказать сопротивления уже не могли - куда спросонок безоружным, ведь цейхгаузы сразу же брались под охрану чехами, против матерых фронтовиков, которые ухитрились сражаться под знаменами трех армий. Так что если и есть убитые и раненные, то относительно немного - большой крови не пролилось, расчет на внезапность нападения полностью оправдался.
        Да и со стороны Знаменского предместья, куда направился прибывший вовремя на вокзал батальон поручика Фиолы, стрельба была спорадической, доносились едва слышимые взрывы ручных гранат. Сопротивление венгров и артдивизиона было неорганизованным, и очень слабым - любой военный с боевым опытом даже в темноте по звукам составит картину происходящего. А с отрядом анархистов покончено в самом начале - всех взяли под караул сразу, переколов штыками попытавшихся буйствовать. Там оказался тот еще контингент - кавказцы вперемешку с откровенным криминалом, одного от другого не отличить, по всем каторга с виселицей «плачет». В занятом особняке масса награбленного у горожан добра.
        Так что чехи, имеющие пока определенную идейность (это потом, при Колчаке начнется разложение, потому что каратели и мародеры воинами являться не могут), с подобной публикой не церемонились. А потомукто из бандитов сообразил сразу сдаться, остались живы, остальных хладнокровно и с чувством выполненного долга убили.
        И это его решение, солдаты выполняли его категорический приказ - отбросы общества мешают жить честным гражданам, на них паразитируя. Кровососов давить надо сразу и без жалости, чтоб кровь брызгами во все стороны, в устрашение подобным тварям. Да и в следующие дни необходимо воспользоваться комендантским часом (военное положение будет введено с полудня), и криминал отстреливать прямо на месте без пощады, не заморачиваясь с судопроизводством. Потому что гниль вычищать нужно сразу - когда идет революция, это ее разгульная накипь, самый верный признак.
        - Пора возвращаться, с утра придется несладко, - пробормотал Григорий Борисович, усаживаясь в пролетку, и посматривая на окружавших его охранников - все были уже верхом, забрав, или отобрав, как воспринимать, лошадей у милиции, которая единственная не оказывала никакого сопротивления. Наоборот, многие милиционеры, среди которых хватало фронтовых офицеров, вместе со своим начальником, бывшим штабс-капитаном Щипачевым, оказались вовлеченными в организации заговорщиков, и сразу же надевали нарукавные бело-зеленые повязки…
        «Красные казармы» в Иркутске, историко-культурный памятник, который сейчас сократился наполовину - из четырех два здания разрушены, причем кто разрешил, непонятно. Но земля почти в центре города очень нужна под застройку современными многоэтажными «человейниками», а с коррупцией в России справится невозможно…
        Глава 19
        - Дождались - скинули с власти большевиков!
        - Довели людей до ручки - купить ничего нельзя, или стоит дорого, не по кошельку, либо вообще нет.
        - Анархистов всех до смерти побили, восемь телег трупов вывезли…
        - Туда им окаянным и дорога, у снохи моей серьги из ушей выдрали! И пальто сняли - экспроприировали.
        - Нечего на улицу было выходить дуре, платочек повязать нужно было, тогда бы не заметили.
        - Побили, и хрен с ними - там одни хулиганы. Только бородатый Нестор их заправила куда-то делся.
        - Говорят люди, что воевать против есаула Семенова отбыл…
        Нарядно одетые люди - ибо суббота предназначена для отдыха человек. Недаром говорят - помни день субботний, ибо за ним последует воскресенье. Но теперь Иван Иннокентьевич не узнавал Иркутска - обычно немногочисленные прохожие старались идти быстро. Люди нигде не задерживались, в группы давно не собирались - такие сборища большевики не допускали, могли заподозрить «контрреволюцию». А там можно было попасть и в зловещую «чека», о которой ходили разные слухи, в большинстве надуманные, базарные пересуды, не стоят такие доверия.
        Сегодня с утра он решил сходить на «мелочный базар», прикупить соли - бедствовали с супругой, Серебренников перебивался случайными заработками, и сейчас готовил работу о землеустройстве бурятского населения, давний заказ от Ринчино. Тот, будучи членом разогнанной Сибирской областной думы, принял большевицкую власть и стал с ней сотрудничать, получая финансирование от Центросибири, так что можно было надеяться, что какая-то малая толика денег перепадет и ему.
        Однако выйдя на улицу, он, как и другие иркутяне, впал в ступор - за прошедшую ночь власть в городе переменилась. Да, Иван Иннокентьевич слышал стрельбу, но не такую ожесточенную, как в зловещие декабрьские дни, когда город громила «красная» артиллерия. А потому подумал, что это в очередной раз своевольничают анархисты, видимо, совдеп решил их разоружить, и это правильно. Чуть позже послышалась отдаленная перестрелка в районе «Красных казарм», затем в Знаменском предместье. И каждый раз где-то с четверть часа, не больше, сразу все стихло, и город снова укутывала ночная тишина, и легкий ветерок нес от Ангары ощутимый холодок - на Байкале лишь в мае сошел лед.
        И первое, что увидел Иван Иннокентьевич, так это толпы людей, что собрались на перекрестке Харлампиевской и Амурской улиц. И словно ушатом холодной воды «окатили» - город заняли чехи, высадившиеся ночью с эшелонов и разоружившие в Глазковском предместье отправлявшиеся в Забайкалье маршевым пополнением «красную гвардию». А затем по понтонному посту легионеры перешли Ангару и заняли все учреждения «Центосибири», разоружив формируемые «советский» полк и артдивизион. А вот мадьяр-кавалеристов и анархистов побили - люди ходили туда, но там стоит оцепление из чехов и милиционеров. И саму Амурскую улицу на перекрестке с Большой оцепили, и сейчас никого не пускают. Приходится обходить переулками, но никто не в обиде, понимают. И благодарны как за переворот, так как правление большевиков надоело хуже пресловутой «горькой редьки» всем жителям мещанского Иркутска, что одним из последних, и то после ожесточенных боев, «признал» насильственную власть победителей.
        И сейчас в толпе он узнал все городские новости, что часто делал - любил такие прогулки, ибо в советских газетах информация подавалась однобокая, а по жизни своей он был чрезвычайно любознательным. Ведь обычный деревенский мальчишка, коренной сибиряк, сумел окончить городскую гимназию в Иркутске, ставшим для него родным. И даже отучился год в военно-медицинской академии в столичном, чопорном Петербурге, но профессия врача оказалась не для него. Серебренников вернулся обратно, и только здесь на берегах Ангары нашел свое признание. Занимался учебной и научной работой, готовил статистические сборники по хозяйствованию в Сибири, и стал действительным членом Российского географического общества. Жил с женой очень скромно, на публикации, получал небольшой гонорар за статьи, снимали в городе маленькую комнатку. Вступил в партию меньшевиков, подавшись революционным ветрам пятого года, но попав под гласный надзор полиции, сделал выводы, по природе своей был предусмотрительным и осторожным - и больше с радикалами и «нелегалами» не связывался.
        Но зато окончательно стал стойким «областником», разделял идеи Потанина и Ядринцева, считая, что нельзя превращать Сибирь в колонию и место каторги и ссылки. И цифрами доказывал в статьях, что происходит экономическое закабаление огромного края воротилами российского капитализма, хотя тут «ходил», как говорится, по «краешку».
        Революцию семнадцатого года приветствовал, но когда власть взяли большевики, свергнув Временное правительство, понял, что грянула самая настоящая Смута, и до гражданской войны совсем близко. Не ошибся - чудом пережил декабрьские бои, причем сам остался в районе, который захватили красногвардейцы, а супруга была дома, в квартале, что взяли под охрану юнкера. Но центр города нещадно обстреливала артиллерия, и все эти долгие дни он сильно переживал за свою «половинку».
        Вскоре утвердилась большевицкая власть благодаря прибывшим отрядам красногвардейцев из Красноярска, Барнаула и других сибирских городов, да еще с тяжелой артиллерией - шестидюймовыми мортирами. Большевики уже показали свою нечеловеческую решимость захватить власть даже там, где их не поддерживали - и жители с облегчением вздохнули, когда городские власти из КЗР уступили. И началось прозябание - так хозяйствовали новые власти, что волосы от ужаса поднимались, довели процветающий раньше город до ручки всего за пять месяцев. Жил замкнуто, и благодарил судьбу, что не успел выехать в декабре в Томск, на заседание Думы, а то бы уже арестовали. Время от времени по ночам наступала очередь выходить на улицу с трещоткой, чтобы поднять шум, когда явятся грабители - входил в «самоохрану», которую формировали жильцы, так как на милицию надежды было ничтожно мало - она сама боялась бандитов.
        - Говорят, в Русско-Азиатском банке будет размещено Временное правительство автономной Сибири, вон флаги вывесили. И воззвания расклеивают, подписано министром Патушинским. И еще от него декрет опубликован, вон, наклеили. Наш присяжной поверенный, на суде выступал часто. Вроде как народник или кадет, семья приличная, первой гильдии купцы.
        Серебренников поморщился - Патушинского он хорошо знал - самолюбивый и самовлюбленный, экспансивный и нервный, постоянно срывался в истерики. Нет, как юрист превосходен, умен, красноречив, многие дела выиграл. И храбрец - воевал на фронте, многими наградами отмечен. Но вот министром быть не сможет, для этого спокойным нужно быть, рассудительным, и не срываться по ничтожным случаям.
        Любопытство взяло свое - Серебренников стал осторожно подходить к вывешенным на тумбу листкам, как раз на углу красивого здания банка, являвшегося своего рода визитной карточкой Иркутска. Напротив здание Коммерческого училища, там тоже толпились люди, что-то читая, наискосок гостиница «Централь». А вот сам перекресток охранялся чехами с винтовками - на фуражках бело-красные ленточки, рядом с ними военные, но уже с бело-зелеными «сибирскими» повязками, судя по выправке, офицеры - тоже с винтовками, у многих на ремнях кобуры с револьверами.
        Среди них он узнал знакомого - жил в комнатке этажом ниже, вместе заступали на дежурство в «самоохране». Но тот повел себя странно - неожиданно кинулся прямо к нему, подхватил под локоть, зашептал:
        - Иван Иннокентьевич, вас по всему Иркутску приказано отыскать как можно спешно, а вы сами подошли. Вашу супругу под охрану уже взяли, не беспокойтесь. Пойдемте, пожалуйста, вас ждет его высокопревосходительство, уже несколько раз посыльных отправляли.
        Офицер подхватил ошарашенного Серебренникова под локоть, и чуть ли не подтащил к главному ходу - тот от растерянности даже не подумал сопротивляться, покорно шел и застыл у двух часовых с винтовками, на солнце тускло поблескивали граненые штыки. Рядом стоял офицер с такой же бело-зеленой повязкой на рукаве, глаза настороженные, рука на кобуре револьвера. Однако сосед тут же быстро заговорил:
        - Их превосходительство министр Временного правительства автономной Сибири Серебренников, его ожидают!
        Иван Иннокентьевич непроизвольно ахнул, не понимая, что происходит - военные взяли винтовки «на караул», а офицер вытянулся, и четко приложил ладонь к фуражке. Двери предупредительно открылись и его чуть ли не завели. Поднимаясь по лестнице, он неожиданно подумал, что эти ступени могут привести его на Голгофу…
        Пережившее время здание на перекрестке улиц Амурской (ныне Ленина) и Большой (Маркса). Следов декабрьских боев пока нет, но скоро появятся…
        Глава 20
        - Они что там - с ума все спятили! День перепутали, и на целые сутки раньше начали восстание, в субботу, а не воскресенье?
        Подполковник Войцеховский с гневом отбросил листки с расшифровкой, только что полученные по телеграфу в эти утренние часы, когда небо над Челябинском стало стремительно розоветь, а на восходе появилась алая полоса восходящего, уже почти летнего солнца.
        События покатились, как снежный ком с горы, увеличиваясь в размерах, грозящих стать лавиной, способной накрыть все на своем пути. И время неумолимо убегает, спешит, отсчитывая уже не часы, минуты!
        Сергей Николаевич не совсем понимал, что происходит - начальник штаба 2-й добровольческой дивизии подполковник Ушаков, его коллега по академии Генерального штаба, проявил невиданное своевольство, проигнорировав прямые приказы, откровенно наплевав на них. Вместо того, чтобы выполнять распоряжения, Борис Федорович увел штабной эшелон из Красноярска в Канск, где стояли вагоны с «ударным» батальоном. Но ладно - это можно понять - он стремился вывести штаб под защиту своей самой надежной части. А вот дальше подполковник выехал на восток инкогнито, в обычном вагоне, среди пассажиров, рискуя быть арестованным большевиками в любую минуту. Да, под Иркутском сосредоточены главные силы его группы - два стрелковых и запасной батальоны, артдивизион и авиаотряд без матчасти, и совсем мелкие подразделения, общей численностью почти в две тысячи солдат и офицеров, при полутысяче винтовок и всего трех пулеметах. Хотя число последних можно смело утроить - в вагонных тайниках чехи прятали прихваченные с фронта британские «льюисы», многие из которых были переделаны в мастерских под русский патрон.
        Но пусть даже есть оружие, но ведь имеющихся сил не столь много, чтобы так рисковать, попытавшись захватить главный сибирский город, столицу, так сказать, с большевицким правительством. Но это невероятное, совершенно безумное предприятие удалось, прах подери - так как в тексте прямо сказано - «письмо комиссару отдано»!
        И это еще начало - в тексте телеграммы говорилось, что к власти в Иркутске пришло Временное правительство автономной Сибири. Еще полмесяца тому назад вопрос о передаче власти оговаривался на тайной встрече с представителями Западно-Сибирского комиссариата ВПАС, как и дальнейшие, уже совместные действия. Но тогда ему сообщили, что тайное подполье на территории Восточной Сибири большевиками арестовано, и ВСК прекратил работу. Выходит, его сознательно вводили в заблуждение насчет «Ведер, Пил, Асбеста и Стекла», которые «уже не нужны для постройки, закупленных материалов хватило».
        - Прах подери это иносказание!
        Войцеховский выругался сквозь зубы, прекрасно понимая, что без такого немудреного шифрования под видом закупочных телеграмм никак не обойтись. К тому же послания отправлялись на адреса местных негоциантов - ведь всю переписку между эшелонами корпуса большевики давно держали под своим контролем и непонятные телеграммы могли просто не пропустить. А так можно было обмениваться информацией и координировать действия, что и произошло этой ночью.
        - И что теперь будет? Если я не прикажу выступать немедленно, то упущу время и дам возможность большевикам организоваться! Нет, такой возможности я им не предоставлю!
        Сергей Николаевич открыл дверь и громко приказал ожидавших его распоряжений телеграфистам и посыльным:
        - Передать всем немедленно - «начинать сразу при получении»!
        Все находившиеся в вагоне чехи и русские моментально оживились, и сгустившиеся напряжение, почти невыносимое, схлынуло. Теперь всем надлежало действовать не мешкая, пока еще утро, и большевицкие совдепы по линии железнодорожной линии Транссиба не получили известие о произведенном в Иркутске, Нижнеудинске и Канске переворотах - там выступление было согласованным, и произошло одновременно. Телеграф брался под охрану сразу же, отправка и прохождение любых телеграмм не допускалась. Но отчет о собственных действиях и распоряжения пришедшего к власти ВПАС подполковник Ушаков передал, и тем сразу же спровоцировал чешские эшелоны в Мариинске и Новониколаевске к действиям. Капитаны Гайда и Кадлец моментально сообразили, что переписка по телеграфу с Челябинском займет долгое время, и будучи деятельными и инициативными офицерами немедленно, еще перед рассветом, благо разница с Иркутском в два часа, начали дружное выступление.
        Пусть преждевременно, но с впечатляющим успехом, судя по донесениям - красногвардейцы и милиция были обезоружены, немногих сопротивляющихся забросали гранатами, остальных посадили под караул. И главное - захватили столь необходимое оружие и боеприпасы. В том же Мариинске энергичный Кадлец разоружил целый отряд «красной гвардии», отправлявшийся на Даурский фронт против казаков есаула Семенова.
        Войцеховский посмотрел на карту Транссиба, что занимала полстены в штабном купе - длинная лента протянулась на тысячи верст. Взгляд тут же прошелся по разноцветным булавкам, воткнутым в бумагу, изображавшим эшелоны с батальонами. Восьмисотверстный перегон от Челябинска до Омска «утыкан» иголками достаточно плотно - все же здесь находилось до девяти тысяч легионеров. Причем главной массой войск - две трети состава - еще на исходной станции, здесь в Челябинске. А вот дальше было совсем плохо, и он сильно сомневался в успехе начавшегося там восстания, больше походившего на ритуальное самоубийство.
        От Омска до Новониколаевска свыше шестисот верст пути - а у капитана Гайды на конечной станции и тысячи штыков нет под рукой. Еще четыреста верст с лишним дороги, и будет Мариинск - там под началом капитана Кадлеца всего шесть сотен стрелков. Эти две группы еще могут действовать совместно, даже выгрузится из вагонов в случае необходимости. К тому же могут рассчитывать на помощь из Омска - в том, что сибирские казаки восстанут, сомнений не было. Да еще выступят многочисленные тайные офицерские организации, узнав, что «Центросибирь» в Иркутске свергнута, и ее заправилы рассажены по тюремным камерам.
        Потом тянулся длинный разрыв на полтысячи верст - до Канска, где стоит батальон «ударников» 2-й дивизии. Опасный такой разрыв, посередине Енисей с Красноярском - губернским центром, где позиции большевиков крепки. От Канска триста верст юго-восточнее Нижнеудинск, уездный городок уже Иркутской губернии. Но там «хлебопеки» и обозники, под охраной всего одной стрелковой роты. В двух этих группах, способных прийти на помощь друг другу чуть больше одной тысячи легионеров - ничтожно малая величина для контроля не то, чтобы всего огромного края - только линии Транссиба, со всеми станциями и селениями.
        Однако одно утешает - у большевиков там только милиция и ничтожные по числу штыков отряды красногвардейцев, и «ударники» с ними легко справятся, тем более, что арсенал в Канске уже захвачен - а там почти десять тысяч винтовок, пусть при небольшом количестве патронов.
        Через полтысячи верст от Нижнеудинска будет Иркутск - у подполковника Ушакова две тысячи легионеров, плюс какое-то число солдат и офицеров «сибирской армии», чьим отличием являются бело-зеленые цвета. Но вряд ли много - на формирование боевых частей потребно время, даже из фронтовиков, как минимум неделя, для казаков несколько дней.
        - Они нами начали играть как пешками, втягивают в непонятные дела, и ведь не откажешься. Без поддержки их «сибирского правительства» нас тут всех передушат как курей!
        Войцеховский выругался - мятеж пошел совсем не так как рассчитывали послы союзных держав. Не чехи привели к власти ВПАС, которое в таком случае было бы им всецело «обязано», нет, теперь они его должны поддержать и что скверно, встать в подчинение. И он сейчас обязан выполнять рекомендации из Иркутска, да что там - фактически приказы - иначе мятеж будет подавлен и нужно согласование в действиях. Несомненно, что скоро по телеграфу будет передано воззвание ВПАС, и Сибирь «полыхнет» - большевицкими порядками многие жители недовольны.
        Однако есть одно иносказание, которые оказалось не совсем понятным - «срочно закупить в Екатеринбурге свежую осетрину с икрой ипатьевского засола, и при первой возможности отправить к нам на продажу». И сейчас Сергей Николаевич подумал, чтобы это означало. Понятно, что в соседнем вагоне над текстом размышляют офицеры, и он может подождать расшифровки. И тут неожиданно память подсказала, как называли осетрину в народе, и он ахнул, похолодев, осознав, во что его втягивает ВПАС:
        - Царь-рыба…
        «Ипатьевский дом» в Екатеринбурге…
        Глава 21
        - Видите, Иван Иннокентьевич, и вы, и я, и тысячи других людей, для большевиков представляем опасность - ибо мы не разделяем их взгляды на переустройство России. А потому подлежим, в лучшем для нас случае, или изгнанию, а в худшем будем репрессированы, вплоть до убийства. Знаете, меня как-то такая перспектива не очень устраивает, особенно после того как отсидел пять месяцев в камере и едва оправился от паралича. И при этом меня засадил туда тот, кого я защищал на суде и избавил от каторги. Признаться не ожидал такой черной неблагодарности.
        - В политике нет чувства признательности, Григорий Борисович, зато есть сиюминутные интересы и склоки. Потому я никогда не стремился к власти, но никак не ожидал, что в меня ее засунут вопреки моему желанию, и совершенно не интересуясь моим мнением.
        Иван Иннокентьевич был раздражен, и это еще было мягко сказано. Собравшаяся в Томске Областная Дума, состояла в большинстве своем из эсеров, к тому «навозных». Так без всякого ехидства в Сибири именовали не здешних уроженцев, а пришлых в эти края - «навезенных», так сказать. Так вот, это собрание «пришлых» выбрало правительство, где раздало самим себе главные министерские «портфели». Но чтобы сей кабинет министров все же выглядел хоть чуточку «автономным» и легитимным в глазах населения, ввели в состав и сторонников «областничества», «коренных» сибиряков, большая часть которых сном-духом не ведала о своем «призвании». Так полчаса тому назад Иван Иннокентьевич с великим удивлением узнал, что все эти пять месяцев он являлся министром продовольствия и снабжения ВПАС, и в любой момент мог быть арестован большевиками.
        Как правильно выразился Григорий Борисович, применив к данному случаю новое, и весьма острое словцо - «подстава»!
        Вместе с Серебренниковым «угодили» в министры «областники» Вологодский и сам Патушинский. Но если Петр Васильевич был беспартийным, как и он, то Григорий Борисович являлся «народным социалистом», то есть или «левым кадетом» или «народником» - тут его собеседник и сам не мог определиться, и скорее был равнодушным к партийной деятельности.
        - Сбежавшее в Харбин Временное правительство автономной Сибири вернется сюда, после того, как большевики будут изгнаны из Забайкалья, и эсеры начнут верховодить. Скажу вам сразу - ничего хорошего из этого не выйдет. Они чуждые нашему краю люди, временщики, не знают его и не хотят знать, им чужды интересы сибиряков.
        - Если мы с вами примем должные меры, то «правительство» Дербера, что сейчас отсиживается в Харбине, окажется здесь не нужным, и само объявит о своем роспуске. За два месяца можно создать действующие механизмы управления нашим огромным краем, с учетом интересов главной массы населения, которая станет нашей опорой. Я имею в виду горожан, старожилов, инородцев и казаков. И постараться привлечь к общему делу еще переселенцев - просто пока я не представляю, как этого добиться. Но если задача поставлена, то нужно искать пути ее разрешения.
        Иван Иннокентьевич с удивлением посмотрел на Патушинского, и не скрывал этого. Перед ним сейчас был человек, ставший совершенно иным по характеру, спокойный и рассудительный, без всякой «рисовки», обстоятельный, и главное - надежный и к тому же единомышленник, что немаловажно в их положении «невольных» министров.
        - Потому я написал воззвание от имени Временного Сибирского Правительства, исключив «автономность». И причины на это есть - мы не признаем власть большевиков, что претендует на роль общероссийской. А потому не можем быть по отношению к московскому совнаркому «автономными». Так что пусть будет аббревиатура ВСП, пока мы не соберем Сибирское Учредительное Собрание, о созыве которого будет объявлено позднее. Наша задача, именно наша с вами, Иван Иннокентьевич, обустроить Сибирь в соответствии с воззрениями «областничества», полностью исключив политические течения, связанные с общероссийским государственным устройством - оставим это политиканам, которых лучше выслать за уральские хребты. И было бы хорошо прикрыть все общероссийские партии - они только вносят смуту в умы сибиряков. Не стоит допускать разлада, все мы должны объединиться в одну партию - собственного спасения. И никогда не быть колонией по отношению к метрополии - не для того революция свершилась!
        Иван Иннокентьевич был готов собственноручно подписаться под каждым словом, и если необходимо - то честно работать в правительстве, раз нужно. Но он видел проблему, и она казалась ему неразрешенной, более того, крайне опасной в их нынешнем положении. И негромко сказал, пристально смотря прямо в глаза Патушинского, хотя и не любил так открыто смотреть, чтобы не давить на собеседника:
        - Идеи «областничества» могут спокойно принять только старожилы и казаки, в меньшей степени горожане. Инородцы же мечтают о независимости, и избавлении от русской власти, скажу прямо, да и вы сами это знаете. Многие будут против - это касается все политические партии, от большевиков и эсеров до кадетов и октябристов, тут сойдутся интересы капиталистов и рабочих, и что хуже - офицерства. Они ведь смогут привести к власти кого угодно, обвинив нас в сепаратизме, и подрыве общероссийского единства. Нас с вами, Григорий Борисович, обвинят в развале России.
        - Не стоит так все усложнять, Иван Иннокентьевич. Начну с последнего, оно главное - мы объявляем о самостоятельности, пока в России отсутствует легитимная и на законно-правовых основаниях власть. И как только последние будут выработаны и приняты всенародным Учредительным Собранием, вопрос будет снят с повестки. Но сейчас таковой власти нет, это я вам как юрист говорю. К тому же в декларации мы сразу объявим, что Сибирь является неделимой частью России, будущей Российской Федерации. За жителями которой будет признано право самим решать все вопросы жизни, а не поступать с ними как с колониальным населением, грабя ресурсы и наши недра и взамен прибавляя не плату, а дополнительные проблемы. Так быть не должно, мы имеем право самим решать, как нам тут жить! И не важно, какая власть - прежняя царская, или нынешняя большевицкая - они ведут себя одинаково, как колонизаторы, которых интересует доходность!
        Патушинский чуть загорячился, и это понравилось Серебренникову - он мог также горячо отстаивать интересы родного края, ставшего местом каторги и ссылки, да печально известным расстрелом на золотых приисках. И это испокон веков - царские бояре всего соболя повыбили, нуждаясь в мягкой рухляди, чтобы за нее покупать заморские кунштюки.
        - Так что мы не сепаратисты - мы ждем, когда восстановится законная власть по воле всего населения, а не в ходе кровавой гражданской войны, в которой не желаем участвовать. Пусть там за Уралом решают кто прав, кто сильнее - мы будем обустраивать наш край. Но армию иметь будем и силой ответим на большевицкое насилие. И если совнарком начнет войну против нас - ответим сразу тем же, и пригрозим провозглашением независимости от «красной» власти. И признаем лишь то правительство, что будет учитывать наши интересы и не прибегнет к насилию.
        Серебренников задумался - мысли оказались созвучными. Многим не нравилась политика, что вела царская власть, особенно затеянное покойным Столыпиным переселение. Последним были недовольны старожилы, у которых принялись отрезать земли, теперь выдавая наделы по урезанным нормам, отбирая в угоду пришлых то, что принадлежало исстари. Эти, несомненно, воспримут декларацию, и поддержат - дадут солдат и хлеб. С казаками проблем также не будет - их деятельная поддержка обеспечена, если власть тоже пойдет им навстречу. Переселенцев они ненавидят, как и инородцы - как случилась революция, те постоянно кричат о «равенстве», принимая за него грабеж своих состоятельных соседей. Вроде того, что те обязаны бесплатно «поделиться» землей, скотом и инвентарем, и в том получали постоянную поддержку своих притязаний от большевиков.
        Раскол в деревне пошел страшный, и кровь прольется, если не принять неотложных мер!
        - Можете на меня рассчитывать, Григорий Борисович, приложу все силы. Но какой вы видите деятельность правительства?
        - Как Директорию из трех министров - мы с вами и Петр Васильевич - он сейчас в Омске. Управляющих министерствами и ведомствами подбираем по деловым качествам, штаты не раздуваем, скромные. Вы отвечаете за социально-экономический блок, готовьте программу, я за армию и безопасность с правопорядком. На Вологодском внешнеполитический блок, и надзор за соблюдением законности. Три «директора» есть коллегиальное управление, мы вполне можем взаимодействовать в нынешних условиях и помогать друг другу. «Деловой кабинет» подберем из людей знающих, честных, имеющих авторитет. Ведь Петр Васильевич, как мне кажется, «ходячая энциклопедия», и знает чуть ли не каждого более-менее известного сибиряка.
        - Так оно и есть, - улыбнулся Серебренников, мысленно отметив, что Патушинский выбрал самый правильный вариант - в условиях гражданской войны больше всего подходит именно Директория. Но тот снова негромко заговорил, и слова прозвучали необычно:
        - Мы должны взять самое лучшее от прежней власти, и сохранить то, что большевики дали простым людям. Не отрицать их деятельность, не возвращаться к старому, отжитому, а творить новое, и чтобы каждый человек труда мог достойно жить и работать. Такого человека мы должны уважать - а их почти вся Сибирь…
        Глава 22
        - Пролетариата у нас нет, промышленность как таковая практически отсутствует. Ведется лишь добыча сырья и полезных ископаемых - каменного угля, слюды, соли, руды металлов. Но главное - золота на многочисленных приисках силами сезонных старателей. Главная масса постоянных работников задействована только на железных дорогах - это технический персонал, ремонтники в депо, рабочие шпалопропиточных предприятий. К ним можно добавить шахтеров с угольных копей Кузбасса и Черемхово, но работники с них сейчас аховые, как и с железнодорожников.
        - А в чем дело, Иван Иннокентьевич?
        - Большевики повсеместно ввели повременную оплату в твердых, довольно значительных суммах, и разрешили тем же шахтерам устанавливать отпускные цены на добываемый уголь, в результате чего железная дорога отказывается его покупать - слишком дорого, цена совершенно не обоснованная. А ведь уголь еще требуется для работы электростанций в городах - если не навести порядок немедленно, то выработка электричества просто прекратится. А это ведь еще работа телеграфа, телефонных станций, правительственных учреждений, наших немногочисленных предприятий - да тех же ремонтных депо. Вся жизнь будет парализована из-за хищнических устремлений бездельников и лодырей, желающих сытно жить и при этом меньше работать. И на такой вывод есть основания - за четыре последних месяца добыча угля в том же Черемхово снизилась многократно, и составила едва трехнедельную норму по отношению к шестнадцатому году, а сами шахтеры, судя по цифрам, отработали не более чем по семнадцать дней на каждого в перерасчете. То есть «трудились», если вообще это можно именовать «трудом» лишь по три часа в неделю! Но требуют ежедневную оплату
несоразмерно высокую, фактически прежнюю за две недели!
        Обычно сдержанный и спокойный Серебренников разгорячился, что было невероятно - видимо, проблема нежелающих работать пролетариев, ставших монопольными владельцами важнейшего сырья, уже довела всех понимающих людей до белого каления. И он спросил, желая окончательно уяснить суть проблемы. После чего выработать и принять соответствующее решение, которое позволит нормализировать ситуацию.
        - Так на что же они живут, эти пролетарии, не желающие честно работать в «царстве победившего труда»?
        - При большевиках грабили соседние крестьянские селения и инорородцев - буряты от них крепко страдают, скот уводят силой. Отправляли целые экспедиции, с винтовками и пулеметами, чтобы отобрать хлеб и мясо в крестьянских селах, отчего там бунтовали, а на подавление выступлений «Центросибирь» отправляла красногвардейцев. В Иркутске в прошлом декабре целыми эшелонами прибывали из Черемхово, с бабами своими и мешками - горожан грабили страшно, мародерствали хуже кавказцев и анархистов - сам видел. Одно спасение - понтон льдом сорвало. И что хуже всего - эта «публика» даже сейчас изгоняет тех шахтеров, что хотят честно трудиться, и собираются начать войну уже с нами, там агитаторы в отряды начали собирать по всем шахтам всякий сброд.
        - Вот это хорошо, что собирают, и что работать не хотят. Поступим с ними по большевицкому принципу - «кто не работает, тот не ест». Кстати, вполне справедливый лозунг, его нужно повсеместно вывешивать для назидания. А вот грабить и разбойничать нехорошо, такого в сибирской деревне сильно не любят, варнаки и каторжники гуманизм давно у старожилов вышибли. Так что урок надо дать наглядный, благо теперь есть кому. Гниль надо вычищать, пока гангрена не пошла.
        Григорий Борисович тяжело вздохнул, за эту неделю он вымотался совершенно. Да и Серебренников выглядел не лучше - лицо осунулось, глаза воспалены, красные как у кролика. Да оно и понятно - круглосуточная работа с перерывом на короткий сон в несколько часов наносит здоровью даже физически крепкого человека страшный вред.
        Власть действительно подбирают - два человека возглавили формируемое государство, и никто этому не только не воспротивился, наоборот - их с энтузиазмом поддержали. Советская власть в лице одних большевиков доверия у населения не вызвала, чтобы потом не написали историки про «триумфальное шествие» под несмолкаемый грохот пушек. Опора большевиков здесь оказалась крайне немногочисленная, в отличие от европейской части, и что хуже всего для них - вполне даже контрреволюционная, получившая хорошую такую «прививку» от большевизма.
        Кулацкое по своей натуре старожильческое крестьянство, мещанские города с преобладающим мелкобуржуазным настроением, чему служат маленькие предприятия, кустари и ремесленники в многочисленных мастерских. «Купецкий» неистребимый «душок», пропитанный «сибирской вольностью» - огромный, практически незаселенный край. Тут даже на царей поплевывали, ибо столица очень далеко, за уральскими хребтами.
        Здесь издавна правило - «закон - тайга, а медведь - прокурор»!
        Оттого опора у большевиков была одна - солдаты запасных полков, которые в период власти Временного Правительства ощутили свою силу, к тому же им очень не хотелось отправляться погибать на фронт, и все желали поскорее вернуться к своим очагам, к хозяйству. И получили желаемое, но с одним условием - установить «советскую власть», что и было проделано. И тем подготовлен нынешний переворот, стоило солдатикам разъехаться по домам, оставив большевиков без силовой поддержки.
        «Красная гвардия» из одних деклассированных элементов, чуть разбавленная «сознательными» сторонниками, плохая защита, тем более лучшие части уже отрезаны в Забайкалье.
        Да одних добровольцев у нас уже вдвое больше, и власть ВСП на два месяца раньше отведенного историй срока будет установлена по всей Сибири. И «семеновской вотчины» не будет в Забайкалье, как и самого атамана, да и «атаманщины», как таковой. Методы оказались вполне действенные, и результативные, и все чужими руками проделано, причем пока большевистскими - но будут и другие, мир не без «добрых людей».
        Провокация стара как мир, и в политике без нее не обойтись!
        Григорий Борисович оторвался от мыслей, прищурился, глядя в отмытое оконное стекло на залитую солнечным светом улицу - наступил первый летний день, яркий и теплый. За эту неделю город совершенно преобразился - исчез «серый налет», столь резавший взгляд. И вместе с ним затравленный вид горожан - они преобразились, появились нарядные одежды, лица стали уверенными, люди начали искренне улыбаться. А сам город стал преображаться прямо на глазах - «субботники» отнюдь не большевики ввели, и до переноски известного бревнышка еще много времени пройдет.
        Тут умели организовать самоуправление, и городской совет (именование осталось, ведь не большевики его придумали) принял экстренные меры по уборке улиц и домов. И новые выборные власти, столь ненавистные прежним, доказали свою эффективность в восстановлении нормальной жизни. И начали с уборки, восстановления порядка и спокойствия.
        - Национализация топливо-энергетического комплекса крайне необходима в интересах сибирской государственности, чтобы не зависеть от разного рода препон, устраиваемых частным капиталом «справа», и большевицкими нововведениями «слева». Что вы можете сказать о крупной буржуазии, Иван Иннокентьевич, примет ли она нововведения? Каково сейчас ее влияние на умы, и где позиции наиболее сильны?
        - Крупного промышленного капитала в Сибири нет, только торговый и ростовщический, но тот заключен в банках. Если говорить прямо - этот капитал хищнический по своей природе, и такой здесь не нужен, ибо его цель получить максимальную прибыль за короткий срок. Он в основном вложен в золото, да вы сами знаете, что случилось на витимских приисках, ведь вместе с Керенским защищали рабочих от произвола этих капиталистов.
        Патушинский кивнул, закурил папиросу, что делал всегда, когда размышлял. Иван Иннокентьевич продолжил говорить дальше, и с каждым произнесенным словом становилось видно, что местных «олигархов» Серебренников очень сильно недолюбливает, и это еще мягко сказано:
        - Спекулятивного характера этот капитал, опасный, накрепко связанный со столичными банками. Именно он был заинтересован в том, чтобы превращать Сибирь в колонию. Всячески препятствовал ее промышленному развитию, которое могло обеспечивать край собственными товарами - таковые были бы значительно дешевле привезенных к нам из России. Сейчас его позиции сильно ослабели, но в Омске сохраняет довольно влиятельные позиции. Я думаю, что назначенный министром финансов ВПАС покойный Иван Михайлов, расстрелянный большевиками в Куломзино, проводил бы в жизнь именно их интересы - он связан с банкирами еще по Петербургу.
        - Сейчас вы финансами занимаетесь, а не покойный «юноша» - потому не стоит вспоминать Михайлова, и других, с ним расстрелянных господ «колонизаторов». Революция ведь пожирает не только своих «деток».
        Патушинский чуть отвел глаза, усмехнувшись - любая «случайность» должна быть хорошо организована. Получив состряпанное им сообщение, большевики живенько «шлепнули» в Омске главного организатора переворота, который в реальной истории привел к власти адмирала Колчака. Тот еще «кадр» сын ссыльного народника, получивший у эсеров кличку «Ванька-каин», а в Сибирском правительстве прозвище «Ивана Интригановича». Туда ему и дорога - справедливость восторжествовала раньше на тридцать лет.
        В таких случаях недаром говорят - от судьбы не уйдешь!
        Представители Временного Сибирского правительства - второй слева Г. Б. Патушинский - «горячее лето» 1918 года…
        Часть третья
        «КОГДА О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ КАРКАЕТ ЛОЖЬ» лето 1918 года Глава 23
        - Сколько продлится гражданская война, Григорий Борисович? И когда она закончится, если только началась?
        Григорий Борисович усмехнулся, глядя на Вологодского - тот приехал в Иркутск первым же поездом. Ведь линия Транссиба только перешла под полный контроль правительственных войск, от Челябинска и Екатеринбурга, до Верхнеудинска. Всего три недели потребовалось до полного освобождения огромной территории, вдвое меньше, чем произошло в реальной истории. И причина тут в его собственном вмешательстве в естественный ход событий. Ведь ликвидация Центросибири в первый день мятежа чехословацкого корпуса, меньше чем за сутки до начала выступления в других сибирских городах, кроме Мариинска, привела к полной дезорганизации советской власти, и так непрочно державшийся.
        Оставшись без единого руководства, лишенные возможности как связаться по телеграфу, так и перебросить подкрепления, при крайнем дефиците времени для проведения мобилизации, большевики пришли в смятение. К тому же колоссальный успех первого же дня их совершенно деморализовал, а их противников наоборот, изрядно воодушевил. Реальной ожесточенной войны не произошло, для этого нужно продолжительное время, непрерывная цепь боев - а этого как раз не случилось.
        Зажиточное сибирское крестьянство осознанно сделало свой выбор - «эксперименты» советской власти старожилам, казакам и инородцам пришлись не по вкусу. К тому же нет ничего легче и приятнее, чем подтолкнуть падающего «властителя» в спину, прекрасно зная, что побежденных никто не любит. Тем более, что на сторону гибнущих переходят только безумцы, а таковых среди практичных мужиков оказалось крайне мало. Да и немногочисленный пролетариат не «горел» желанием героически погибнуть за советскую власть, пассионариев среди обычных людей не так много, население всегда втягивают в гражданскую войну враждующие стороны. И только тогда начинается всеобщее, затрагивающее каждого жителя, кровавое безумие, приводящее к стойкой и непримиримой ненависти, что растягивается на долгие годы, когда под пеплом тлеют угли закоренелой вражды.
        Если вам скажу, что гражданская война будет продолжаться даже спустя столетие, вы мне не поверите. Особенно, если очень много тех, кто любит тянуть в прошлое, и особенно посыпать кровоточащие раны солью. Но так это или по невежеству, потому что в любом обществе найдется немало людей недовольных своим нынешним положением, и желанием его улучшить, особенно за чужой счет. Либо враги собственного отечества, которые считают, что мира быть не должно, и всячески натравливают одних против других. И таких за глаза хватает, тех, кто классовые интересы ставят выше общенациональных, всего народа в целом. Но то психология проигравших, желающих взять реванш, снова ввергнуть страну в кровавую круговерть смуты. И здесь не исключается предательство, желание получить свои тридцать сребреников - потому пышут неистовой злобой, клевещут и врут. Стараются всячески вывернуть историю, будто она грязное белье, к тому же окровавленное.
        Но так духовное мародерство какое-то получается, стремление ополоумевших выглядеть здравыми людьми.
        Нет у них в душах примирения, одна животная злость на свою неудавшуюся жизнь, как у крестьянина, что на соседский двор поглядывает, на ухоженную скотину, и переводит свой мутный взгляд на опустевшую бутылку водки. И такая классовая ненависть из него прет, что страшно становится. Такой убить легко может, если будет знать, что за это ему ничего не будет. Ибо вся жизнь таких индивидов проходит по завету товарища Шарикова - «все отнять и поделить»!
        Вместо того, чтобы взять лучшее из разных эпох, пусть даже бывших когда-то взаимно враждебными, внедрять в жизнь то чем можно гордится по праву, работать сообща ради лучшего в будущем, для потомков, эти люди все продолжают пытаться растащить народ на «красных» и «белых», не понимая, что к прошлому возврата уже не будет. Или наоборот - очень хорошо понимают ситуацию, и даже какого размера тараканы в головах, и действуют исходя из принципа «разделяй и властвуй».
        Однако ничего у них не получится - созидает добро, а не зло. Оттого, наверное, плюются злобной ненавистью, что твои гадюки, изливают желчь на различных сайтах в интернете. Но то уже не страшно - в народе недаром есть поговорка насчет собачьего лая в ветреную погоду.
        Потому парни, что воюют за будущее народа, поступают совершенно правильно, когда водружают на здания освобожденных городов красное знамя «Победы», и российский триколор вместе с ним.
        Молодежь в отличие от взрослых очень остро чувствует связь эпох, одной единой истории, что связывает воедино народы, и не режут на «куски» - вот тут хорошо, мне нравится, а вот тут плохо. А ведь тут надо как в поговорке - «аут бене, аут нихиль», с добавлением к последнему - «кроме правды». Так что молодым строить будущее России, а не политиканам, что пытаются приумножить капиталец на войне, или недоумкам, что только могут безответственно горлопанить.
        А ведь Сталин это осознал в лихую годину, когда фашисты дошли до Волги. И опору народ стал находить в славных деяниях предков, и не только в «классово близких» Разине, Пугачеве, декабристах и народовольцах. Но теперь в Александре Невском, Суворове, Кутузове и многих других, что были из разряда третируемых «господ».
        Нужна связь поколений, брать из истории самое лучшее - а большевики многого добились, и, несмотря на крайности и ошибки, порой страшные, попытались провести грандиозный эксперимент, как из строчек «Интернационала» позаимствованный - «кто был ничем, тот станет всем». И у них есть многое из того, что нужно незамедлительно внедрять в жизнь, что я и пытаюсь сделать, и не сказать что безуспешно.
        И как мне все это объяснить Вологодскому и Серебренникову? Но они люди умные, все понимают, их нельзя именовать ни «красными», ни «белыми» - оба против крайностей и сторонники заключения мира между людьми. Эволюция для них важнее, чем революция с насильственной ломкой и потрясениями, после которых страну придется долго восстанавливать из руин. А оно надо такое безобразие?
        - Трудно ответить, Петр Васильевич, я ведь не оракул. Причина междоусобицы в земле, в том, что у крестьян ее немного, и живут они крайне плохо - наших сибиряков я не считаю - едва десятая часть от населения всей страны - слишком малая величина. А вот российские крестьяне составляют три четверти населения страны, даже четыре пятых. И столько же из них в пропорции недовольны своим положением, ибо еле сводят концы с концами. До нового урожая хлеба не хватает, дети с голодухи мрут
        - Григорий Борисович прав, две трети населения России, никак не меньше, недовольны своим положением. А война научила их убивать, дала в руки оружие, а большевики указали путь, как это сделать, установив свою власть. И начали масштабные социальные преобразования, этого не отринешь, однако непродуманные и крайне вредные для самого народа.
        Серебренников говорил спокойно, рассудительно, таким он был всегда. И пододвинув листки бумаги, добавил:
        - Это я могу доказать цифрами, пришлось пересмотреть материалы. Григорий Борисович попросил меня сделать анализ положения, и те реформации, что ведет Ленин со своими сторонниками. Так вот, если считать округленно, то упразднение помещичьего землевладения вызовет добавку всего одной десятины на крестьянский двор, то есть будет шесть, а не пять десятин. Однако даже о таком клочке земли крестьянин мечтает, если это для него своя землица. Но дело в том, что в декрете господина Ульянова-Ленина не только отчужденные у помещика земли, но и все наделы, в том числе и выделившихся из общины при покойном Петре Аркадьевичи хуторяне, являются национализированными, частная собственность на землю отменена. Так что крестьяне, получив от большевицкой власти землю, не являются ее владельцами. И если ситуация изменится, то они легко попадут в кабалу, но уже не к помещику или хуторянину, а чиновнику, советскому служащему. Потому большевики и разогнали Учредительное Собрание, потому что мог пройти эсеровский закон о земле вместо их декрета. И симпатии крестьянства могли вполне перейти на сторону социалистов.
        Григорий Борисович потянулся за папиросой - ему разрешалось курить на таких дружеских посиделках, как он мысленно называл эти беседы. Общий язык нашли быстро - никому не приходилось притворяться единомышленником. Трое «директоров» идеальный вариант в таких случаях - беседа идет коллективная, заинтересованная и деловая. А вот если участников больше, то неизбежно распад на группы по интересам.
        - Учитывая лозунг классовой войны - «богатые против бедных», или «отнять и поделить», то большевики одержат победу - их сторонников просто больше, в руках промышленные центры, запасы оружия и боеприпасов. Мы изначально обречены на поражение, коллеги. В Сибирь неизбежно придут за хлебом, как и на Дон - много голодающих. К тому же политика разверсток приведет к снижению посевных площадей.
        - Принципы хозяйствования, которых придерживается «совнарком», неизбежно приведут к централизованному контролю всего необходимого, и хлеба в первую очередь. Запрет «свободной торговли» на корню убьет желание крестьян разбогатеть. Да, тут вы, Григорий Борисович, правы - голод неизбежен, как и война за хлеборобные области. Но неужели нельзя изменить ситуацию? О широкомасштабной войне я не говорю, у нас на нее нет сил, наши сибиряки не хотят войны!
        - Надо подумать, Иван Иннокентьевич. Однако, из любой ситуации есть выход, хотя бы потому что есть вход…
        Глава 24
        - Коллеги, а ведь ситуация уникальная, и Григорий Борисович с одной стороны прав всецело - следует отрешиться от некоторых старых представлений, хотя в моем возрасте, кхе-кхе, трудно пересматривать взгляды. Старик я уже, случаем судьбы принявший тяжкую ношу ответственности.
        Вологодский нарочито покашлял - а они с Серебренниковым переглянулись, понимая лукавство Петра Васильевича. Не такой он и старый, наговаривает - всего пятьдесят пять лет, почтенный возраст, спору нет, с учетом того, что Патушинский ровно на десять лет моложе, а Ивану Иннокентьевичу вообще тридцать шесть лет. И насчет взглядов «тень на плетень наводит» - их сейчас не пересматривать нужно, все трое «областники», а внедрять в жизнь. Благо ситуация сложилась действительно уникальная - сибиряки давно хотели избавиться от диктата и назойливой опеки властей, что прежних, царских, насаждаемых Петербургом, что нынешних большевицких порядков, внедряемых уже из Москвы.
        - У нас проблема, вернее исходящая угроза «справа». Выезжая из Омска, я получил замаскированное требование, пусть и высказанное весьма любезно, от представителей торгово-банкирских кругов - перенести туда, к ним, на берег Иртыша, так сказать, «столицу» Сибири. И ввести управляющими ведомств военного и финансов их представителей, которых назначат после конференции. С кандидатурами определятся, но военным «министром» видят подполковника Гришина, благодаря энергии которого осуществлено освобождение Омска, да и всего Степного края от большевиков. Иначе поддержки нашему Временному Сибирскому Правительству не будет оказано, и более того - завуалированно мне намекнули, что вскоре найдут трех других, более покладистых «директоров» нам на замену.
        - Революция «буржуинов» ничему не научила, они думают, что история пойдет вспять, и они снова вернут свое положение, - Патушинский покачал головой - он ожидал чего-то подобного, но ведь не так нагло. И негромко продолжил, оглядев двух «директоров»:
        - Вырвать ядовитое жало можно только одним способом - как можно быстрее ввести собственные «сибирские» деньги. И ни в коем случае не допускать появления олигархов - капитал не имеет отечества, его интересует исключительно выгода, стремление к наживе главная цель.
        - Я полностью согласен, торговый и ростовщический капитал не принесет пользу, одни проблемы. Пусть занимаются промышленностью, а не спекуляциями, вкладываются в развитие любого производства. Что касается «сибирских» денег, то обязательно нужно обеспечение их курса. Потому что как только начнем печать ассигнации без «золотого содержания», начнется их быстрое обесценивание. А потому нужна национализация всех имеющихся приисков, без этого никак не обойтись.
        - Национализация уже проведена большевиками, нам только нужно ее придерживаться - народ воспримет это благожелательно, хотя бывшие владельцы приисков будут сильно недовольны.
        - И тогда неизбежно будет военный переворот - вы учитываете его вероятность, Григорий Борисович? Кое-где, как мне докладывали, офицеры требуют исполнения старого гимна «Боже, царя храни»!
        - Такое желание имеется у многих - города переполнены беженцами из столичных регионов, которые, вне всякого сомнения, хотят вернуться домой и восстановить свой утерянный статус. А это означает неизбежную войну со ста миллионами русских крестьян ради шкурных интересов горстки тех, кто своими действиями и довели страну до революции. Но офицеры представляют угрозу, если их поддерживают солдаты, а без них ничего не выйдет у заговорщиков. Но будет лучше, если мы сформируем пару дивизий из желающих повоевать с большевиками, и отправим их на Урал - пусть воюют хоть до посинения. Но нам воевать не след, среди сибиряков такая война не вызовет одобрения. Мы просто лишимся поддержки населения! Однако войну объявлять крайне необходимо, и незамедлительно.
        Патушинский остановился, посмотрел на ошарашенные лица Вологодского и Серебренникова. Усмехнулся, и негромко пояснил:
        - Войну нужно объявить Германии! Тем самым мы покажем, что продолжаем соблюдать союзнические обязательства по Антанте, готовы объявить мобилизацию и отправить войска на фронт. Но только после того как получим необходимые поставки вооружения, обмундирования и боеприпасов, и никак не раньше. Пока же двинуть после сосредоточения только одну добровольческую дивизию чехов - пусть направляются к Архангельску и Мурманску, и союзники изыскивают способы увезти их из России. Вторую дивизию отправим из Владивостока, если выделят транспорты. Если нет, то придется перевозить ее в обратном порядке, это тридцать эшелонов. Но обязательно увезти в Сибирь все поставки союзников в Приморье. Без этого формировать армию невозможно. Но пока не отправлять сибиряков - не следует впадать в эйфорию от одержанных побед. И учтите - в Забайкалье еще красные, и они пока сражаются.
        - Большевиков считают германскими союзниками, а потому мы можем объявить, что освобождая сибирские земли, мы тем самым вносим вклад в общую победу Антанты над державами «Четвертного союза». Однако весь вопрос в том, посчитают ли нас союзниками? Мы не можем, да и не имеем права говорить от имени всей России!
        - Там посмотрим, главное объявить войну, и при этом не воевать. Да и не можем мы физически пойти на Волгу, чтобы там воссоздать Восточный фронт. Но такая угроза будет существовать в потенциале, а потому будет принята всеми противоборствующими сторонами во внимание.
        - И под любым предлогом поскорее убрать за уральские горы всех недовольных созданием «автономной» Сибири.
        Серебренников кивнул, прекрасно поняв замысел. Но тут же негромко добавил, он всегда был осторожным и предусмотрительным:
        - В Харбине «правительство» Дербера, которое себя считает и «правомочным» и «законным». Там же «правительство» генерала Хорвата, притязания которого распространяются не только на «полосу отчуждения» КВЖД, но и на все бывшее Приамурское генерал-губернаторство. И что нам делать в такой ситуации, когда они не признают нашу власть?
        - Договариваться, чего более. Однако власть будет за теми, кто освободит эти территории от большевиков. Тут как в поговорке - «кто с утра встал, того и тапки». Ни у Хорвата, ни у Дербера нет вооруженной силы, а у нас имеется армия. В виде уступки можем включить в правительство на правах управляющих, не министров, несколько их «выдвиженцев» и не больше. У нас сформировался вполне рабочий «кабинет», и незачем вносить в него политические дрязги. Будет лучше, если партийность останется за дверьми правительства. Иначе в умах начнется смута - эсеры умеют ее вносить. Да и вообще - повторю еще раз…
        Патушинский остановился, понимая, что ему следует целенаправленно продолжать «долбить» в одну и ту же точку.
        - Общероссийские политические партии должны быть за Уралом, тут им не место. Если нет предлога, то найти, и постараться выпроводить их из Сибири как можно скорее.
        - Нас обвинят в сепаратизме…
        - Есть декларация, к чему пустые обвинения. Да и не может одна-единственная общероссийская партия выступать в Сибири как главная политическая сила. Пора ее «прищемить», и начать с Дербера - у него министрами люди никак не связанные с Сибирью, за исключением одного момента, что когда-то здесь были в ссылке. Не признавать их и все - есть «сибирский союз эсеров», этого более, чем достаточно. Но можно поступить иначе - сознательно преувеличить угрозу «справа» от капиталистов и офицерства, и тем самым заставить эсеров поддерживать наш курс.
        - Вы, Григорий Борисович, поступаете по Макиавелли. Доскажу за вас - «увеличив» угрозу «слева», со стороны социалистов-революционеров, которых в Омске не без оснований считают виновными в развале армии и страны, получить поддержку от влиятельных кругов «правых». Ведь так?
        - А нам ничего не остается делать, Петр Васильевич, интриги и провокации тоже есть оружие. К тому же в политике всегда нужно придерживаться противовесов, чтобы не прийти к диктатуре. И если их нет, то тогда требуется незамедлительно создать. На этот счет есть мысли…
        Вполне «демократическая контрреволюция» - добрая треть эсеров. Беда только в том, что социалисты-революционеры умели брать власть, вот только любое их правление заканчивалось неизбежным крахом. И входить с ними в союз другим «течениям» было опасно - заканчивалось плохо…
        Глава 25
        - Павел Яковлевич, меня сильно тревожит ситуация в Омске - там свило самое натуральное «осиное гнездо» контрреволюция!
        Михайлов моментально насторожился от негромких слов министра, такое обвинение ему уже не казалось голословным. Да оно и понятно - в Омске скопилась масса беженцев, прибывших из Петербурга и Москвы, людей, при царском режиме занимавших высокое положение в том сословном обществе, с отменой которого «бывшие» согласиться никак не могли - все произошло как в известной поговорке, только навыворот - «из князя в грязь». Обидно еще как, такое не забывается, и не прощается.
        Свержение советской власти в Сибири произошло гораздо быстрее, чем ожидали эсеры и офицеры, готовившие переворот. События приняли неожиданный поворот - никто не ожидал, что в Иркутске свергнут власть Центросибири в первый день восстания, и это при том, что Восточно-Сибирский Комиссариат был арестован большевиками, и организовать переворот не мог. Но зато нашлись возможности у «областников», что и захватили власть в свои руки, и теперь ее не отдадут, так как получили поддержку населения, особенно в городах, где первые постановления ВСП горожане приняли просто восторженно, он сам видел, как их горячо обсуждали. И что весьма показательно - их поддержали старожилы и казаки, добрая половина населения Сибири, зажиточная и весьма активная.
        Да и было чему радоваться - начались действительно «социалистические» реформы, о которых много рассуждали в революцию, и отнюдь непохожие на большевистскую ломку привычных всем устоев. Вводилось обязательное образование для мальчиков и девочек в рамках высшего начального училища - четыре класса, причем бесплатное. Для «ликвидации безграмотности» (нашли же название для программы) вводились обязательные «воскресные» и «вечерние» школы для взрослых.
        Проблему кадров решили здраво - в дополнение к имеющимся трем учительским институтам (штаты которых были значительно расширены) ввели во всех гимназиях выпускные восьмые «учительские» классы, для подготовки учителей начальной школы. Объявлено о срочном открытии нового университета - в дополнение к Томскому, еще Иркутского - на этом настояла городская общественность. И еще перечень из полудюжины разных институтов, включая преобразование в них двух военно-фельдшерских школ, коммерческих и промышленных училищ. На медицину обратили особое внимание - распоряжением правительства уже создано министерство «народного здравия», во главе последнего поставили известного во многих городах врача, народника и «областника» Крутовского. Теперь во всех крупных селах будут фельдшерские пункты, а в городах больницы, причем оказание медицинской помощи населению объявлено приоритетной задачей, причем бесплатной, либо за минимальную оплату.
        В городском и сельском самоуправлении оставлены «советы» - только их переименовали в «народные», и депутаты выбирались по персональным делам, а не партийным спискам. Михайлов не стал протестовать против нововведений, наоборот - для Сибири они были достаточными, а потому руководимый им ЗСК не только передал власть правительству, но и призвал от лица партии эсеров к его полной поддержке.
        Да, «директория» это совсем не полная демократия, на которую рассчитывали эсеры, но нужно учитывать, что идет война, и в это время созыв Сибирского Учредительного Собрания преждевременен. К тому в правительстве состоят эсеры, которые сохраняют видимость беспартийности, из них два «директора» - Вологодский и сидящий сейчас напротив него Патушинский, пусть и считавшийся «народным социалистом». Да и сам Михайлов сейчас является его «товарищем» по министерству внутренних дел, так что нет нужды в созыве «представительного собрания». Тем более, когда Германии объявлена война, за продолжение которой ратовали многие, в том числе и его однопартийцы. У многих людей заключение Брестского мира большевиками вызвало сильное недовольство.
        - До меня доходила информация, что так оно и есть, - Павел Яковлевич покачал головой - кто бы сомневался, что омские толстосумы не станут строить козни. - Потому перенос столицы в Омск, на мой взгляд, нецелесообразен. Иркутск самое подходящее место - исторический центр Сибири, на полпути между Омском и Владивостоком. Здесь подобный заговор не будет иметь место, а вот в Омск мне следует немедленно поехать, чтобы на месте определиться с ответными действиями.
        - Правильное решение, - через долгую паузу произнес Патушинский с сокрушенным видом, - хотя мне вас не будет хватать именно здесь, в Иркутске. Но удержать Омск сейчас для нас гораздо важнее. К тому же следует предпринять соответствующие меры, чтобы снизить недовольство - масса людей, причем образованных, сейчас без работы, не имеют достаточные средства к существованию, а это не способствует нормализации обстановки. Но мы думаем над этим, и придется проводить «разукрупнение» губерний, областей и уездов, создавая новые административные единицы, для формирования управления которых потребны кадры. Распределим их по низовым должностям и расселим по огромной территории, загрузим работой - всем станет не до интриг. А толстосумов обяжем принимать участие в экономической деятельности, к которой они так рвутся с целью наживы. Однако сейчас иные времена, чтобы удовлетворять их хищнические инстинкты.
        Улыбка у министра была дьявольской, воистину скверной, и Михайлов понял, что не ошибся в этом человеке - настоящий единомышленник. И тот заговорил о важном. Машинально понизив голос:
        - Вы назначаетесь правительством главным уполномоченным по Западно-Сибирскому комиссариату, которым прежде руководили. Только это будет уже не подпольная, а легальная структура на территории двух прежних губерний. Однако для удобства управления из Тобольской губернии будут выделены три южных уезда - на образование Курганской губернии. Из трех юго-восточных уездов, западной части Каинского и Омского уезда решено создать Омскую губернию, и Акмолинская без последнего тоже входит в комиссариат. Как видите, работы непочатый край. И главное…
        Патушинский остановился, закурил папиросу - Михайлов последовал его примеру. Какое-то время они молча курили, пока министр не заговорил снова, причем сразу перейдя к сути.
        - Заговора генералов не будет, так как их пока нет в армии, и не появится - такой чин мы не станем присваивать никому. А что касается молодых «Бонапартов» в невысоких чинах, то их нужно убрать под любым предлогом подальше от центра. Пусть «Боже, царя храни» не поют, да мало ли что. Местных войск в штатах не будет - армия вне политики, ее дело воевать. Территорию достаточно взять под контроль военизированными формированиями МВД, которые еще требуется создать. Хотя бы из расчета батальон на губернию. Оправдание есть - переселенцы могут поддаться большевицкой агитации и устроить восстание. Но вы меня понимаете?
        - Очень хорошо, Григорий Борисович - у нас будет своя «армия» в противовес доморощенным и возможным «Бонапартам», - Михайлов усмехнулся, он оценил замысел.
        - Мы можем назвать такие батальоны просто - «отрядами милиции», это вряд ли насторожит военных…
        - Лучше добавить «особого назначения», ибо таковыми они являются. Это будет более понятно по нашему ведомству.
        - ОМОН, - задумчиво протянул Патушинский и негромко произнес непонятную фразу. - История любит замысловато пошутить.
        - Почему история - вполне понятное название, - пожал плечами Михайлов. - Если у нас будут эти отряды в каждой губернии, то мы легко сможем контролировать и ситуацию, и армию.
        - Людей подбирать, необходимые ассигнования будут выделены незамедлительно, как только научимся печатать годные к обращению ассигнации. Надо потерпеть месяц, а там денежные средства в казне появятся. Но у меня к вам есть предложение, от которого нельзя отказываться, Павел Яковлевич. Необходимо сформировать еще «спецотряд» милиции, скажем так. Наподобие той «боевой дружины», в которой вы состояли, и с теми самыми задачами и средствами достижения «результата». Надеюсь, вы меня правильно понимаете? Постараюсь объяснить - зачастую там, где закон бессилен, нужны иные «аргументы», скажем так…
        - Я все прекрасно понимаю, Григорий Борисович, сам хотел предложить создание подобного… «спецотряда».
        - «Быстрого Реагирования», - у Патушинского вырвался смешок, и тоже нехороший. - Странная аббревиатура - СОБР.
        - Вполне подходящая, - улыбнулся Михайлов, и его глаза зловеще сверкнули, когда он негромко спросил:
        - Кандидатуры наберем, есть у меня на примете достойные. А случаем поездки в Москву не предполагается? Нужно «убирать» тех, кто диктует свои устремления и навязывает их силой. А это будет достойный ответ узурпаторам революционных завоеваний.
        - Сейчас пока не время на подобные акции, но кто знает…
        Этот пистолет пустили в ход при покушении на В. И. Ленина на заводе Михельсона 30 августа 1920 года. Однако до сих пор остается масса вопросов. Вот один из них - как полуслепая Фанни Каплан ухитрилась два раза попасть в свою жертву? Или стреляли за нее, подставив на фактическое самоубийство эту несчастную женщину. Случай для террора не нов, он часто использовался, и «подставное лицо» брала на себя всю вину. Или на него «перекладывали», достаточно вспомнить Ли Харви Освальда, «убийцу» президента США Джона Кеннеди…
        Глава 26
        - Нельзя вместе с грязной водой выплескивать из таза ребенка!
        Григорий Борисович усмехнулся, посмотрел на насупившихся офицеров - подполковника Гришина, известного под «подпольной» фамилии «Алмазов», и полковника Эллерца, что стал «Усовым». Они руководили тайными военными организациями эсеровских «комиссариатов», и осуществили по всей Сибири переворот. И сейчас стали командующими военных округов, де-факто восстановленных - Омского и Иркутского. И что главное - оба не являлись «пришлыми» для сибиряков, и не могли получить поддержку от каких-либо кругов, целиком завися от правительства. А потому можно было не сомневаться в их лояльности - на роль «Бонапарта» оба не подходили, хотя омские буржуазные круги и пытались протолкнуть в «наполеоны» Гришина - тот был очень честолюбив и деятелен. Вот только Иркутск, ставший столицей, слишком далеко находится, чтобы до него могли дотянуться представители «частного капитала».
        - Понимаю, что некоторым хотелось бы повернуть время вспять, и вернуться к прошлом порядкам, вот только мечты их в реальность, увы для них, уже никогда не воплотятся в действительность. Те десятки миллионов русских крестьян, что на протяжении долгих веков тиранились русскими помещиками и царями, получили свободу, и осознали что они люди, и имеют право на достойную жизнь. И кто этого не осознал, и все продолжает считать народ «взбунтовавшейся чернью», будто наступили времена Разина и Пугачева, будут безжалостно истреблены. И туда им и дорога - дураки ничему не учатся, избавление от них будет благодеянием для России. Так что не стоит таковых жалеть, и пусть благодарят судьбу, что из Сибири мы их просто изгоним, а не поставим к расстрельной стенке. Хотя следовало! Но вот сами палачи от справедливого наказания не уйдут!
        Паташинский не просто нарочито демонстрировал гнев, нет - его действительно одолевал едва сдерживаемый гнев. Слишком много уже допущено эксцессов, когда восставшие допускали бессудные казни, и зачастую из-за личной неприязни. Так случилось в той же Слюдянке на второй день переворота, когда на станцию вошел импровизированный бронепоезд с десантом - чехи и военные с «бело-зелеными» шевронами занимали туннели на КругоБайкальской железной дороге, чтобы не допустить их подрыва большевиками. На станции поймали комиссара Дашкова, что отлавливал офицеров, ехавших в Китай - многие переходили к атаману Семенову, потому Центросибирь стала «фильтровать» проезжающих, многие из которых снимались с поездов, а потом лишались и жизни. Репутация у Дашкова была настолько зловещая, что расправа над ним была жестокой. А самосуд в условиях гражданской войны штука недопустимая, если идет восстановление законности.
        - Потому что «белый большевизм» стократ опаснее, чем красный. Это фактический бандитизм, который вы, господа, пытаетесь оправдать и узаконить, ссылаясь на «издержки» проходящей гражданской войны. Какая вера будет Сибирской армии, если ее офицеры не умеют сдерживать кровожадных инстинктов, а их командиры не могут приструнить распоясавшихся подчиненных. Они что возомнили себя завоевателями в покоренной стране, по примеру Чингисхана, забыв какой век на дворе?
        Вопрос задан чисто риторический, ответа на него не требовалось. И вообще, «наезд» на командующих округами был отчасти беспочвенным, они и так старались делать все что могли, желая навести порядок. К сожалению, могли немногое - Сибирь не настолько богата кадрами, которые по образному выражению Иосифа Виссарионовича, «решают все».
        - Ладно, во время боя, или сразу после него решить вопрос таким образом можно - «есть человек, есть и проблема, а нет человека, не будет и проблемы». Я это понимаю, и даже приветствую - матерых врагов только пуля «перевоспитает». Да и возни с ними много, корми, пои, охраняй, да караульным жалование платить нужно. Но если враги сдались в плен, то никаких расправ быть не должно, как издевательств над ними. И тем более такого явления как постоянные «попытки к бегству». Власть должна в таких случаях проявлять великодушие, тогда и сопротивления до «последнего патрона» не будет. Чтобы не происходило, но озлоблять людей ради осуществления мести не стоит, это наш народ, и другого у нас просто нет.
        Патушинский сделал вид, что потихоньку успокаивается - командующим нужно сделать небольшую встряску. Они кадровые военные, первому 38 лет, второму 43 года - за плечами больше двух десятилетий службы, так что рефлекс повиноваться, когда рычит вышестоящее начальство, у них уже вбит в психику. Он сам для них и есть вышестоящий начальник', выше некуда - один из трех «директоров», отвечающий за «силовые структуры». И «штатским» не назовешь - боевой капитан с пригоршней орденов, пусть из запаса, но для них он «свой», просто ставший по негласной иерархии генералом.
        - Алексей Николаевич, Александр Васильевич, виновных немедленно придать военному суду. Принять во внимание заслуги, и разжаловать, сорвать погоны и уволить из армии к такой-то бабушке. Если захотят остаться в рядах и службой искупить вину, то пусть подают рапорт - начнут с рядовых. Надеюсь, возражений на решение «Директории» не последует?
        - Никак нет, ваше превосходительство!
        Кадровые офицеры всегда тонко чувствуют грань, когда общение по имени-отчеству' становится официальным и нужно обращаться по чину. Но стоило Эллерцу открыть рот, как Григорий Борисович его опередил, прекрасно зная, какие его слова удивили офицеров.
        - Сибирское правительство решило вернуть в армию погоны, но не прежние, галунные, «золотые» и «серебряные» - вы сами знаете, какую животную ненависть испытывают большевизированные солдаты к «золотопогонникам». Но воинские звания в армии необходимы, потому будут введены погоны единого для всех военных образца - вот они.
        Патушинский положил на стол пару погон из зеленого сукна с белой окантовкой, и парой унтер-офицерских лычек из белой узкой тесьмы. Офицеры тут же уставились в них заблестевшими глазами - да и как им служить, чувствуя отсутствие погонов на плечах, главного символа «служения» Отечеству. Ведь в этом есть определенный, даже сакральный смыл действа, недаром Сталин в 1943 году ввел в РККА погоны в самый решающий момент войны, когда была одержана громкая победа под Сталинградом.
        - Общие для всех чинов погоны, символизирующие цвета Сибири? Это правильно, - офицеры переглянулись, но Эллерц тут же спросил, сообразив про возможные «накладки»:
        - Но как быть без «просветов» офицерам - ведь тогда полковник, капитан и рядовой будут иметь «пустой» погон, а подполковник и поручик по три одинаковых звездочки на каждом?
        - Все просто - чин штабс-капитана потеряет приставку, а капитаны станут майорами. Это уже отмененный раньше штаб-офицерский чин, его решено вернуть, как своего рода награду для достойных капитанов, но не всех, а исключительно для тех, кто сейчас воюет против большевиков в рядах действующих частей. Эти чины будут обозначаться более крупными по размеру звездочками, вот они, - Патушинский выложил на стол несколько пар погон, их изготовление было налажено в Иркутске.
        - Вот эти погоны с тремя звездочками полковника вы получите завтра из рук председателя Совета Министров, Алексей Николаевич. Нет-нет, не вставайте, вы их еще не получили, а преждевременные поздравления, как и благодарность, неуместны. А вот эти погоны будут ваши, Александр Васильевич. Как видите тут вместо эмблем родов оружия, которые введены приказом по армии, вот этот значок, символизирующий герб.
        Григорий Борисович выложил пару полковничьих погон, все отличие которых было в том, что поверх трех больших звездочек вместо эмблемы из двух скрещенных орудийных стволов (Гришин «проходил» по артиллерии) был прикреплен миниатюрный щиток с сибирским гербом. Офицеры непонимающе на него посмотрели.
        - Генеральские чины присваиваться не будут в течение всей гражданской войны, их не будет и в Сибирской армии.Пока не установится законная Всероссийская власть, выбранная народным волеизъявлением. Своего рода Земским Собором, или Учредительным Собранием. Не будут проводиться награждения прежними орденами и медалями. В междоусобной войне такое аморально, награждать одних русских, за то, что они убивают других людей, говорящих с ними на одном языке.
        Наступила тишина, командующие округами насупились, помрачнели, переглянулись. Патушинский резко вернул их к суровой действительности. Григорий Борисович продолжил говорить дальше совершенно спокойно, понимая, что так будет намного действенней - агитаторы годны для толпы, офицерам требуются весомые доводы:
        - Но временная Сибирская государственность, являющаяся частью общероссийской, не может обходиться без собственной системы званий. Однако восстанавливать прежнюю мы не имеем морального права, потому и нововведения приняты, - он постучал пальцем по погонам.
        - Прежний пятый класс бригадира в армии, давно упраздненный, восстановлен, но никак чин, а обозначение должности. Генеральской должности, хотя таковой не именуется. А введение звания майора необходимо потому, что те генералы и полковники, что не имеют заслуг в освобождении Сибири от большевиков, не имели превосходства в чине. Вы меня понимаете?
        - Опустятся на «ступеньку» ниже, как только решат вступить на военную службу в Сибирскую армию?
        - Совершенно верно, Александр Васильевич. Это вызвано необходимостью - слишком велико недоверие народа к генералам, да и вы сами знаете, какое на фронте было отношение к командованию «их превосходительств». И мы должны учитывать это…
        Нарукавные знаки различия введенные в Сибирской армии летом 1918 года - настолько была велика неприязнь к офицерским погонам…
        Глава 27
        - Заказ на печатание наших ассигнаций приняли американцы, - в голосе Серебренникова прозвучало нескрываемое торжество. Полиграфические «мощности» не только в Иркутске, но и по всей Сибири оказались ниже всякой критики. Первые попытки напечатать банкноты окончились полным провалом - качество банкнот оказалось ужасающим, проще сказать кошмарным. Патушинскому удалось проверить купюры «сибирских рублей» - типографская краска с них сползала, бумага в потеках, и самое страшное - такие деньги не подделал бы только ленивый, а таковых среди русских фальшивомонетчиков не наблюдалось.
        - Они поставят нам оборудование и бумагу с «водяными» знаками, все необходимые краски, прибудут и опытные работники. Так что к началу октября у нас будут собственные ассигнации, к тому же заработает «экспедиция по заготовке государственных бумаг». В Северо-Американских Соединенных Штатах также приняли заказ на чеканку медной и никелевой монеты, от одной копейки до полтинника, на общий номинал в двадцать миллионов рублей для устойчивого размена. Первые партии должны поступить осенью вместе с оборудованием для уже собственно нашей чеканки золотых червонцев и серебряных рублей.
        - Не думаю, что это стоит делать для постоянного обихода, - негромко произнес Григорий Борисович. - Я тут посоветовался со знающими людьми, и они предложили вводить золотое обращение не монетами, а слитками. В этом случае золото можно будет покупать, но вот расплачиваться им при покупках станет крайне затруднительно, только при крупных сделках при банковских расчетах. Можно будет выпустить из драгоценных металлов лишь небольшие партии памятных монет. Этого вполне хватит для устойчивого поддержания курса «сибирского рубля», тем более, как мне известно, объем золотодобычи можно восстановить пусть не в прежних размерах, но вполне значимый. Впрочем, этим летом все станет ясно.
        - Японцы предложили ввести свои войска в Приморье и в Амурскую область, - негромко произнес Вологодский, наклонившись над столом. - Якобы нам в помощь, для установления должного порядка. Они нацелились на оккупацию части территории, чтобы установить свой контроль над добычей золота на амурских приисках. Пока сделан зондаж, но очень настойчивый.
        Воцарилась тишина - дыхнуло явственной угрозой. Патушинский прекрасно знал, что интервенция должна состоятся. Так случилось в нынешнее время «Великой Смуты», когда «заморские соседи» постарались прибрать к своим рукам русские богатства. Вернее, уже начали этот «увлекательный» для них процесс - войска так называемых «союзников» пока высадились в Мурманске и Владивостоке, но там действо пойдет дальше, и примет широкий размах под предлогом помощи «белому движению».
        - Пока зондаж - «мы хотим вас изнасиловать», потом будет прямое предложение, и в случае отказа само насилие, - улыбка у Патушинского вышла натянутой. Но вот дальше он заговорил зло:
        - Интервентов трудно уговорить отказаться акции, если они в ней заинтересованы. И противопоставить силу мы не можем - армии пока нет как таковой, чтобы воевать с державой. Потому нужно найти нетривиальный ход, чтобы японцы отказались от своих замыслов ни от «чистоты души», а под воздействием других союзников по Антанте.
        - Это очень трудно, коллеги - мы не имеем официального признания со стороны союзников, это раз. Во-вторых; хоть я и министр иностранных дел, но послы даже в Китае и Японии, а это сопредельные страны, отказываются признавать наше правительство. А без этого подчинения разве может быть признание со стороны, как вы выразились, держав?
        - А чтобы иметь признание, необходимо декларировать независимость Сибири, о чем речь фактически и идет. Но объявив об этом, мы станем сепаратистами в глазах всего русского общества. Хотя, не скрою, значительная часть сибиряков, если не большая, поддержит нас в этом решении, пока не забылось правление большевиков.
        Серебренников говорил очень осторожно, поглядывая на Вологодского. О «декларации независимости» речь заходила несколько раз, но они останавливали разговор, понимая, что тот может зайти слишком далеко. И Патушинский теперь решился претворить часть планов в жизнь, момент, как говорится, вполне назрел.
        - Я думаю, что «Декларацию независимости» нужно принять немедленно. Обоснование простое - мы предложили несколько раз большевикам перемирие с целью подготовки нового созыва Учредительного Собрания - Москва проигнорировала наши требования, объявив «наймитами капитала» - придумали же название. А потому у нас не остается выбора, как дистанцироваться от узурпаторов, скажем так. А так как нет легитимной и состоятельной Всероссийской власти, то до появления таковой Сибирь становится самостоятельной не только де-факто, но и де-юре. Но понимая ответственность за будущее России, и сохраняя правопреемственность, наше правительство частично принимает на себя прежние обязательства. Это продолжение войны с Германией и ее союзниками, что мы уже сделали, и берем на себя выплату значительной части долгов царского и Временного правительства. Но с рядом договоренностей по ним - это официальное признание Сибирской Федерации со стороны союзников, отсрочка выплат до окончания войны. За нами признается право получения части нашей доли репараций и контрибуции, которые будут наложены на страны «Четвертного Союза».
Германия уже терпит поражение в войне - вопрос только во времени, причем короткого. Думаю, в начале ноября война будет закончена.
        - Ваши прогнозы порой удивительно точны, Григорий Борисович, так что не рискну с вами спорить, - вымученно улыбнулся Вологодский. - Но ваши предложения, я думаю, вполне отвечают нынешнему моменту.
        - Признание будет - так называемые союзники заинтересованы в расчленении России на множество мелких, зависимых от них, государств. Кстати, они этого и не скрывают. Было большой ошибкой воевать за интересы Британии и Франции - для четырех империй это стало коллективным самоубийством. Поверьте, так оно и будет…
        - На России мы в том уже убедились, - улыбка у Вологодского вышла кривоватой, а вот Серебренников помрачнел. - Теперь очередь за Германией, Австрией и Турцией. Как вы сказали - к началу ноября?
        - Не позже - наступление на Париж провалилось, на Западный фронт прибывают американские дивизии. И учтите - одна бригада 1-й чешской дивизии уже в Самаре, там появилось правительство Комитета Учредительного Собрания, идет формирование войск КОМУЧ, как они себя именуют. Вторая бригада продвигается на Екатеринбург, уже на подступах к городу. Эшелонами отправляется еще одна дивизия из Приморья - к середине июля она будет полностью переброшена к Волге, этого требует Антанта. Для освобождения от большевицкой власти Урала мы выдвинули две бригады, все что у нас есть. Пусть чехи воюют, сибиряки от войны устали, но демонстрировать наши намерения мы будем, особенно после признания. И на западе в первую очередь - только тогда там будет сформирован прочный фронт.
        Патушинский остановился, отпил воды из стакана. Он знал ход истории, но здесь события понеслись вскачь, если так можно сказать. Слишком быстро рухнула советская власть от Челябинска до Владивостока, стоило захватить Иркутск в первый день мятежа. И хотя в восточной части Забайкалья и на Амуре еще шли бои, но в их конечном исходе никто не сомневался. Причем практически обошлись без помощи интервентов, если не считать чехов. Но теперь в них нет нужды, нужно как можно скорее «сплавить» корпус за уральские хребты, раз он так нужен Антанте. Пусть отправляются в северные порты, и оттуда их вывозят транспортами морем куда угодно.
        - Что касается настойчивых предложений японцев, то нужно прямо сказать Антанте, что их присутствие в Приморье и Амурской области лишит страны кредиторы выплат в золоте. Мы их приглашать к себе не намерены, так что нажим на Токио будет обеспечен.
        - Японцы не успокоятся, Григорий Борисович, и усилят на нас нажим. Их интересует Приморье и северная часть нашего Сахалина. «Помощь» нам лишь предлог для введения войск с последующей оккупацией…
        - Хрен им в зубы, Петр Васильевич, вы уж меня простите. Дай им за палец ухватится зубами, всю руку отгрызут. Но можно предложить им сделку - поверьте, от такого щедрого предложения узкоглазые не откажутся!
        Интервенты проводят парад во Владивостоке в 1918 году - «новые хозяева». Все как в поговорке - каждой твари по паре…
        Глава 28
        - И в чем же суть щедрого предложения нашим воинственным соседям?
        Ивана Иннокентьевича заинтриговали недоговорки Патушинского, а его удивительное политическое чутье и потрясающее предвиденье грядущих событий уже не удивляло, как прежде, а воспринималось им, как и спросившим Вологодским, как должное. И теперь с растущим напряжением ожидал ответа, так как Григорий Борисович, по своему обыкновению с ним не торопился, медленно раскуривая папиросу.
        Эта вредное для здоровья занятие прощалось ему даже Петром Васильевичем, который ему одному дозволял курить в своем присутствии, правда, при этом предлагал отодвинуть кресло. «Министр-председатель» нуждался в лечении, врачи нашли у него признаки появляющейся чахотки. Но вид курящего Патушинского почему-то его успокаивал, как и Ивана Иннокентьевича - по опыту они знали, что если тот не курит, то непременно жди гадостей от каких-нибудь событий или неприятных известий. Да и сам Григорий Борисович радикально изменился по своему прежде вздорному и сварливому характеру - теперь он стал образцом выдержки, терпеливости, доброжелательности, искреннего участия. И как никто лучше мог «подхватить» чужую мысль, довести ее до совершенства и при этом не «присваивать», что было крайне необыкновенно и внушало нешуточное уважение.
        - К-В-Ж-Д.
        В напряженной тишине негромко произнес Патушинский, тщательно выделяя каждую букву, известную аббревиатуру. И усмехнувшись, стал объяснять, поглядывая на ошарашенного Вологодского. Да и самому Серебренникову стало немного не по себе - то во что Россия вкладывала многие десятки миллионов рублей золотом, предлагалось отдать «добрым соседям», с которыми совсем недавно ожесточенно воевали в Маньчжурии, и героически отстаивали осажденный Порт-Артур.
        - Ее необходимо «впарить» как можно быстрее нашим желтолицым «соседушкам». Кусок как раз не по их ротку - вырывать начнут, как кость у дворовой собаки. Удивительное будет действо! Приятно будет посмотреть на рычание голодных псов.
        - Но зачем, если КВЖД начала с начала войны приносить прибыль? Нет ни малейших убытков вот уже три года, - Серебренников ахнул, он хорошо знал баланс на этой важнейшей железнодорожной магистрали, идущей от Владивостока через всю Маньчжурию в Забайкалье.
        - Вот потому и продать, сейчас активы на подъеме, за них дадут хорошую цену. Пока они не превратились в пассивы, как только война окончится. И как только мы намекнем Японии о нашем желании, то поверьте - косоглазые живо откажутся от притязаний на Приморье. КВЖД для них прямой путь к экономическому закабалению огромной Маньчжурии, а через нее и самого Китая, «дверь» в который будет распахнута. Это ведь невероятные перспективы для обогащения островной империи - сами посудите.
        - Вслед за Кореей японцы захватили наш Ляодун, а сейчас появилась возможность «купить» КВЖД, через которую они могут осуществить контроль над Маньчжурией и Внутренней Монголией. Хм, а ведь так оно и есть, Григорий Борисович, Токио не откажется от сделки.
        Вологодский умел быстро соображать, на щеках появился румянец, что было крайне редко, только в минуты волнения.
        - Ситуация сейчас паршивая, простите за такое определение. Китайцы домогаются до железнодорожной линии, шаг за шагом вытесняя нас, а генерал Хорват ничего не может сделать. Рано или поздно мы потеряем КВЖД, а так есть шанс втянуть Японию. Вы мыслите как Макиавелли, мой друг. Вот только что мы сможем получить от «соседей»? Учтите, дать нам они могут немного - сами живут бедно.
        - Винтовки и карабины с патронами. Нам нужно вооружать армию единообразно, «арисаки» великолепно подходят.
        - Мне говорили, что они помельче калибром, чем наши винтовки. И русский патрон много мощнее.
        - «Трехлинейный» патрон имеет избыточную мощность для стрелка, можете поверить мне на слово, Петр Васильевич. В целях экономии лучше выпустить полудюжину японских патронов в 6,5 мм, чем полдесятка русских калибра 7,62 мм. Да и переносимый боезапас равный по весу будет отличаться - сто патронов или сто двадцать - есть разница?
        - Убедили, Григорий Борисович, вы воевали, вам, как говорится, и карты в руки. У нас нет военного производства, а захваченных у большевиков патронов и оружия ненадолго хватит. А дальше только надеяться на поставки вооружения от стран Антанты.
        - Я бы не стал возлагать на это надежды, Петр Васильевич, собственное военное производство с одной стороны позволит хоть как-то обеспечить армию всем необходимым. А с другой стороны даст сильнейший толчок развитию собственной промышленности, после становления которой наша Сибирь однозначно перестанет быть колонией. Кроме того, с помощью военного производства, и централизованных заказов можно дать сильный толчок для ускорения экономического развития.
        - Для этого нужны мастера, которых у нас нет. Станки можно закупить, собственное сырье есть в избытке, его надо только добывать и перерабатывать. Но для всего этого нужны квалифицированные работники, умеющие многое - а таковых у нас нет, их нужно подготовить.
        - Таковые есть на уральских заводах. Если мы распространим власть на этот регион в федеративных рамках, как по отношению к Приморью, тем более, что они к нам территориально близки, то получим собственную промышленную базу. Что касается мастеров и рабочих, есть Ижевский оружейный завод, орудийные заводы в Перми, есть и в Воткинске заводы. И поверьте на слово - тамошний пролетариат нас поддержит, он уже сейчас начал воевать с большевиками не на шутку, насмерть!
        - Верю, - серьезно ответил Вологодский, и посмотрел на Серебренникова, спросил. - А вы что думаете, Иван Иннокентьевич?
        - Что касается КВЖД, то Сибирь ее не «потянет», нет у нас таких возможностей. Лучше продать японцам, потому что китайцы не дадут за нее достойную цену, они хотят получить наш пай акций со всей линией даром. Так что лучше передать его Токио, но с рядом условий.
        Серебренников как всегда говорил осторожно, тщательно подбирая слова. Сейчас он прекрасно понимал, что на повестке стоит самый главный вопрос, от решения которого зависит многое. Тут нельзя ошибиться и принять действительно верное постановление.
        - Какими вы их видите?
        - Официальное признание Японией независимости Сибирской Федерации, установить дипломатические отношения. Токио должно гарантировать невмешательство в наши внутренние дела, и вообще в наши взаимоотношения с Россией, частью которой мы будем являться, как только удастся сформировать легитимную общегосударственную власть. Теперь касательно «сделки». Оплата акций КВЖД и всей передаваемой инфраструктуры, как здания, депо и станционные постройки, собственно железнодорожные пути по всей «полосе отчуждения», кроме подвижного парка паровозов и вагонов, нужного уже нам для Транссиба, производится военными поставками. Список необходимых нам грузов подготовит Григорий Борисович. И думаю, кроме оружия и боеприпасов следует попросить станки и специалистов, чтобы как можно быстрее наладить собственный выпуск военного снаряжения. Пусть пока из поставляемых Японией комплектующих - патроны и снаряды быстро тратятся, как всем известно, запасы арсеналов нужно восполнять.
        Серебренников замолчал - ему показалось, что он все верно изложил. Министры как всегда внимательно выслушали, между ними возникали порой споры по поводу тех или иных деталей, но все решения принимались согласованно, почти идеальный вариант коллегиального управления.
        - Мне стоит выехать в Харбин, оттуда в Приморье, и посетить последовательно Владивосток и Хабаровск. И по возможности вернутся через Благовещенск и Читу обратно в Иркутск. Проведу переговоры с японской делегацией, и обсужу с консулами иностранных держав вопрос признания Сибири де-юре. Если таковое последует на нашу «Декларацию», то уже станет ясно, какие перспективы имеет «сибирская государственность». Выбора у нас нет - или большевики вернут свою власть над нами, или мы станем самостоятельными. Вариант формирования некой общероссийской власти на основе бежавших в Самару членов бывшего Учредительного Собрания не стоит серьезно рассматривать - одна-единственная партия, а таковыми там являются эсеры, не может решать вопросы связанные со всей страной.
        Вологодский остановился, в задумчивости потер пальцем переносицу, стекла очков блеснули солнечным «зайчиком». Было видно, что за эти полмесяца напряженной работы Петр Васильевич заметно вымотался - все же года солидные, и здоровье подрастерял. Но еще крепок, и как всегда спокоен, внимателен и рассудителен. В качестве общероссийского лидера он совершенно не годился, но для Сибири вполне подходил, прекрасно зная огромную территорию и населявших ее людей.
        - Большевики уже показали как одна партия, пусть в союзе с другой, может узурпировать общегосударственную власть. Нам в Сибири такого варианта развития не нужно - навязывание силой вызвало отпор. Однако, отказ Москвы от мирных переговоров с нами, заставляет принимать нелегкие решения. Мы с вами не сепаратисты, просто осознали, что от их «совнаркома» нужно держаться подальше, такое «всеобщее равенство» сибирякам не нравится. Эсеры в Самаре ведут ту же линию, хотя именно они потворствовали большевикам, и на то справедливо указывает офицерство с правыми кругами. Генерал Деникин с его Добровольческой армией напрасно претендует на роль «князя Пожарского» - от третирует «Кузьму Минина». Нет, с генералами и этой безответственной политической публикой нам не по пути…
        Вологодский замолчал, ему была нужна пауза, чтобы перевести дыхание - потом заговорил дальше тем же тихим тоном:
        - Так что выбор «областников», течение которых мы с вами представляем, совершенно правилен - будущая Россия должна быть федерацией равноправных территорий, и наша Сибирь должна показать в том пример!
        Карта КВЖД - проведение этой линии показывает, что царские власти рассматривали Сибирь как колонию. И лишь после жестокого поражения от японцев сообразили, что нужно развивать собственную, а не чужую территорию…
        Глава 29
        - Неплохо получилось, раз ты хмыкаешь, Гришенька?
        Теплое дыханье женушки словно ветерком обдуло шею. Аня прислонилась со спины так, что он плечом почувствовал ее упругую грудь, а девушка сделала вид, что ничего не заметила. Смех ситуации в том, что именно он сильно смущался в первый раз, хотя имел изрядный опыт, а не она, таковых познаний совершенно не имевшая, это ведь первая четверть ХХ века, а не следующего, когда моральные устои отринуты.
        Вот уже как три дня прошло с того утра как они обвенчались в церкви, хотя ее большевики и отделили от государства. Но теперь все вернулось в старое русло - противопоставить идеологии можно было только идеологию, пусть и религиозную. И отказываться от этого инструмента никак нельзя - число верующих сейчас все же намного больше, чем атеистов, к тому же на войне даже комиссары порой призывают божью помощь, оказавшись под обстрелом. А тут крестики на гайтане носят даже большевики, хотя поведение у многих, следует признать отнюдь не христианское. Так недаром древние восклицали в таких случаях - «о времена, о нравы».
        А что вы хотели - начало ХХ века оказалось для патриархальной России очень бурным, даже «переломным». Развитие капитализма всегда обесценивает моральные устои, ибо прививает нехитрую истину - «все покупается и продается, вопрос только в цене». Первый страшный удар по престижу самодержавия нанесла русско-японская война - позорное поражение от «макак» пошатнуло веру в царя. И грянула революция, пока еще «первая», и в нее оказались вовлечены все слои населения - слишком много накопилось проблем в обществе, слишком велико оказалось социальные противоречия. То, что царизм устоял - давало ему лишь отсрочку по времени, но не спасение. Второй войны, гораздо более суровой и разорительной, уже не далеко на периферии (многие и не знали, где находится эта самая Япония), а с германским блоком на западных границах, Россия не выдержала продолжительное время - притушенные противоречия свое взяли, и грянула революция. А там реформами уже не обойтись, все решает насилие.
        С прямым как лом вопросом - кто кого!
        И что самое плохое, так то, что в ходе гражданской войны все будет разнесено вдребезги, так что потребуется с неимоверными усилиями все восстанавливать. Сейчас еще осталось время не перейти тот рубеж, когда кровь хлынет потоками на радость торжествующим победителям, причем отнюдь не говорящим на русском языке…
        - Красиво все перечертила, Аннушка - но не дай боже, что «масло уже пролито». Теперь тебе понятны общие контуры того, что нужно сделать всем нам в самое короткое время?
        - Но зачем в Сибири нужны все эти «федеральные округа» с новыми губерниями, которых появится вдвое больше? Не проще ли было оставить прежние устои, привычные для многих?
        - Интеллигенция, земская и партийная, теперь будет сильно занята созидательной работой, а не грызней с распрями и интригами. Слишком большая территория требует централизованного управления, крайне жесткой «вертикали» власти. При таком подходе не остается место самоуправлению, реальному участию граждан в общенародном подходе к государственности. Да и управление громадной территорией всегда запаздывает в решениях - ведь не везде проложена телеграфная связь, имеются железные дороги. А так территории становятся более компактными, ими легче руководить. И есть чем партии занять, а не давать им вести «подкопы» под Директорию. Пусть покажут, на что они действительно способны - а население оценит! Люди ведь стремятся сами управлять и решать, как им жить, а не быть понукаемыми овцами, которых только стригут. Вот пусть и начинают собственными головами мыслить, и учиться совместным действиям. Возможности есть - тут везде кооперативы, они приносят главные доходы. А раз в экономике взаимодействие налажено, пусть будет таковое и в политике, главное - нейтрализовать политиканов, что вносят разлад!
        Патушинский ухмыльнулся, разглядывая карту, на которую были нанесены четыре контура и два громоздких «белых пятна» - одно на севере-востоке, другая «клякса» выдавалась на юг и юго-запад. Кое-как удалось уговорить Вологодского на проведение административной реформы. Понятно, что денег придется вложить много, но затраты вполне окупятся - с расчетом на будущее, когда верх возьмут большевики. А в том, что они победят, он сам был уверен на девяносто процентов.
        Однако десять процентов оставалось на неожиданное развитие ситуации, которую в Москве уже назвали «бешеным натиском озверевшей контрреволюции», хотя это совсем неправильно по отношению к Сибири. Тут даже «оголтелых хулиганов», самого натурального «бича» таежных деревенек не «ставили к стенке», хотя следовало за их «художества». Но то дело поправимое - со становлением милиции порядок будет, ОМОН бандитов в бараний рог согнут, этого от них население и требует.
        - Административной реформой занималось еще Временное Правительство - из Томской выделили Алтайскую губернию. Большевики стали «раздваивать» уезды - примеров масса - из Тюкалинского Калачинский выделился, из Кузнецкого Щегловский. А жители многолюдного Курганского уезда потребовали вообще создания собственной губернии. Так что вопрос назрел давно, даже перезрел - грех было не пойти навстречу чаяниям сибиряков хоть здесь, да еще с дальним прицелом…
        Григорий Борисович осекся - говорить о будущем крайне не хотелось, он и так постоянно опасался проболтаться. Взглянул еще раз на карту - контуры четырех федеральных округов включали в себя привычные области. В Западно-Сибирский входили Тобольская, Курганская, Омская и Акмолинская, в Южно-Сибирский попали Томская, Новониколаевская, Алтайская и Семипалатинская губернии. Вот только с юга оба округа подпирало огромное пятно казахских степей, и словно по наитию Аня ткнула в него пальцем.
        - Почему Акмолинская и Семипалатинская губернии так сильно урезаны в размерах. Первая потеряла половину, а вторая две трети земель. Я посмотрела по уездам данные - подавляющее большинство населения тут в киргизских аулах проживает.
        - Называй их лучше казахами - таковыми они и являются. Дело в другом, Аннушка - большевики провозгласили право наций на самоопределение, вплоть до окончательного отделения. Мы просто решили пойти навстречу чаяниям инородцев - даже если они захотят собственного ханства, пусть создают, мешать не будем. Пусть делают все что хотят, только остаются формально в составе Сибирской Федерации и лояльными к правительству. А после их участь пусть решает Учредительное Собрание, кто мы такие, чтобы выступать против его созыва? Только «за»!
        Григорий Борисович лукавил - он никому не хотел признаваться, как «поделили кусками» русский народ в ХХ веке. И сейчас старался опередить большевиков с их созданием Казахской АССР, а потом и «союзной» республики, ставшей отдельным государством. Хотя такового в истории вообще не проглядывалось раньше, если не считать «улуса Джучи», но так тот в тринадцатом веке недолгое время был. Вот и решил опередить события, выделив территории только с преобладающим казахским населением. В Акмолинской губернии таковыми оказались центральные и южные части Атбасарского и собственно Акмолинского уездов. Алаш-Орде отдавалось практически все Семиречье, все земли к югу от Иртыша в Семипалатинской губернии, кроме пятидесятиверстной полосы по левому берегу, покрытой штриховкой «совместного управления. Довеском добавил огромную Уральскую область - все земли на 'Бухарской стороне» Яика, зато вся правобережная часть оставалась за Уральским казачьим войском, ныне переименованном в Яицкое. Северные уезды Тургайской губернии «половинками» войдут в Оренбургскую и новую Челябинскую губернии - там много русских переселенцев. И
обо всем этом пока нужно помалкивать - предстоят долгие переговоры с Алаш-Ордой, созданным казахскими баями правительством, и обозначенная на карте линия обозначает предельные уступки.
        Относительно честный раздел, исторически обоснованный при этом, он ведь не раз спорил с Вологодским на эту тему - Петр Васильевич категорически отказывался признавать такой «казус». И на то у него были веские основания. Ведь Прииртышье было отвоевано русскими у джунгар в далеком восемнадцатом веке, когда те держали свою власть в тамошних краях. Земли по правому берегу Яика были отобраны у калмыков при царице Анне Иоанновне - она дозволила тут кочевать казахам.
        Но расчет строился в другом - не имея никакой экономической базы, кроме кочевого скотоводства, казахи будут вынуждены начать сотрудничество с сибирским правительством ради собственного спасения, ведь с юга их подпирает Туркестанская советская республика, красногвардейские отряды «огнем и мечом» идут по Семиречью.
        Так что скоро сами обратно под защиту запросятся, добровольно - а тогда иной разговор будет…
        - Просто в твоем будущем, мой милый, русские земли растащили по кускам, ведь их «раздарили» победившие большевики. И ты сейчас хочешь, чтобы этого не повторилось!
        Это был не вопрос, а утверждение, и он непроизвольно вздрогнул, моментально осознав, что жена специально навалилась на его плечо, чтобы понять реакцию на эти ее слова. И в голове понеслись мысли:
        Она все знает, помогала мне и молчала. Но откуда? Ладно, выясню сейчас, от разговора по душам не уйти. Но Штирлиц даже не близок к провалу - на подоконнике давно стоит десять утюгов, профессор Плейшнер уже трижды вывалился из окна - но яд пока не действует…
        Составленная на переговорах между казахскими и башкирскими правительствами карта территориальных притязаний. Казахстан обозначен как Киргизия. Как видно они претендовали на меньшее, чем им отдали большевики…
        Глава 30
        - И откуда ты сделала такие выводы, милая? Давно ли?
        - С первого дня, когда тебя привезли в наш дом, Гриша. Ты бредил в беспамятстве, а я слушала. И так каждую ночь, включая нынешнюю - днем ты один человек, но стоит тебе заснуть, так становишься во сне другим - из иного мира, из будущих времен. Потому я всегда с тобой - каждую ноченьку подходила к двери, приоткрывала ее, садилась на стул и слушала тебя. Удивительные рассказы, в детстве так сказки матушки не слушала.
        Анна крепко обняла его за шею, поцеловала в щеку, прижалась - он чувствовал биение ее сердца, суматошное, словно у пойманной птички, которую бережно сжимают в ладони.
        - У самой в душе много раз холодно становилось от твоих рассказов, что другие бы за бред сумасшедшего приняли. А я слушала - хотела бы увидеть тот чудный мир, где по воздуху летают огромные аэропланы с сотнями людей, где можно говорить по телефону за тысячи верст и на маленьком экране видеть собеседника, где…
        - А еще в том мире создано страшное оружие, атомная бомба, способная своим взрывом превратить в пепел в огромный город. И содомские грехи считаются нормой, где семьи распадаются как карточные домики под порывом ветра. Там стяжательство считается нормой, а предательство «разумным выбором», - Григорий Борисович говорил спокойно, не поднимая голоса. И потому как девчонка задрожала, моментально понял, что та все знает. В бреду ведь о многом проболтаться можно, так что права поговорка - «у кого что болит, тот о том и говорит». Ему стало жалко женушку, что по своему природному любопытству, узнала слишком много, причем такого, о чем лучше и не знать - не каждый способен выстоять под «потоком» такой информации, даже у крепкой психики есть пределы сопротивления.
        - Что ты, родная, успокойся, - он сам крепко обнял девушку, прижал к себе, усадив на колени, чуть прикусил мочку розового ушка. Теперь было понятно, почему та не высыпается - каждую ночь у нее бдения начинаются, и так уже месяц. Только последние три дня прятаться перестала, ведь стали мужем и женой, общая постель соединила. И странно - вроде ему далеко за столетие, ведь две жизни прожил, а ведь полюбил ее, которой на целый век меньше возраст, и стали они «едины» не только плотью, как выяснилось. Да уж - мир всегда полон чудес!
        - Я люблю тебя, люблю… Не нужно этих гадостей! Я твоя и только твоя, навек твоя, и любить буду только тебя. И детки у нас будут, сын… и дочка… нет, рожу тебя пять сыновей и трех дочерей, я смогу. У подруг уже давно дети, а я все в «старых девах» была. Но чувствовала, что встречу… Ты мой, единственный, любимый!
        Страсть нахлынула такой волной, что устоять им обоим было невозможно, а когда кипят эмоции, которые и опишешь толком, ибо нельзя передать чувства, то разум всегда замолкает…
        Григорий Борисович лежал на кровати, сердце перестало колотиться в груди. Анна прижималась к нему, закинув горячую ногу на живот, и водя пальчиком по груди. Поцеловала в щеку, чуть коснувшись мягкими губами, тихо произнесла, улыбнувшись:
        - Мне с тобой хорошо, тебе тоже - я счастлива. Иди, покури - ты ведь явно о чем-то уже думаешь. Вот потому я тебя и люблю, Гришенька - ты вечно в деле, горишь им.
        Григорий Борисович поцеловал супругу, за эти дни он, как не странно, начал привыкать и к ней, и к тому, что обрел семью, и что у них будут дети, кого Анна не просто хотела, жаждала. И одевшись, пошел в кабинет, где работал, когда приходил домой. Он вернулся в старинный особняк Патушинских, известных в Иркутске купцов первой гильдии. Правда, жили они в правом флигеле, отдав весь дом для вынужденных переселенцев из России, что уже работали в губернской администрации. Всех образованных людей старались немедленно трудоустроить, каждому находилось дела - ведь Сибирь исторически бедна кадрами, а тут хлынул «поток», который станет еще больше, как только большевики окончательно утвердят свою власть в центре страны. А там начнется эмиграция - десятки тысяч образованных людей, среди которых будет много ценнейших кадров от инженеров до врачей, навсегда покинут пределы уже «не богоспасаемого отечества».
        - Ты ведь уже мысленно смирился с тем, что большевики установят власть по всей территории России, - это был не вопрос, утверждение, своего рода продолжение прервавшегося объяснения между супругами. Сейчас наступал «момент истины» - Анна пришла за ним, тоже оделась.
        Он посмотрел на стакан горячего чая, исходящего парком в ее руке, даже не удивился - женушка была очень внимательной и предусмотрительной, заботливой, но без навязчивой опеки. Отрывисто ответил:
        - Ста миллионам беднейших крестьян нужна земля, они ее получили, а потому будут поддерживать большевиков.
        - Понимаю, в Москве будут твердить, что они построят новую жизнь, если уничтожат помещиков, что пытаются восстановить былые порядки. Я ведь в гимназии не только училась - у нас модно было изучать социалистические учения, я даже «апрельские тезисы» господина Ульянова почитала, и множество других его работ. И скажу что это отнюдь не утомительное занятие, если хочешь узнать помыслы врагов, которые двумя ногами прыгают в «утопию», стремясь создать «царство» на основе трех лозунгов со времен французской революции - «либерте, эгалите, фратерните».
        Григорий Борисович только усмехнулся, услышав слова - он догадывался, что девчонка уже сделала собственные выводы, ибо умна. Анна продолжила говорить, внимательно на него посматривая:
        - Просто замечательно - так всегда говорят, когда собираются залить всю страну кровью. Ведь не скажешь прямо - «режь, убивай, насилуй», хотя «грабь награбленное» уже выдвинули лозунгом. Но почему ты сейчас не хочешь воевать с большевиками в полную силу? Я же вижу твое смятение, ты словно подходишь к черте, но боишься ее переступить. И эти бесконечные воззвания к миру - люди, силой захватившие власть, никогда от нее не откажутся, ибо потом их за это сильно накажут. А ты пытаешься говорить с людоедами о безнравственности каннибализма. Не поймут-с!
        - Дело не в этом, Аня. А в том, что пришедшие к власти генералы и те же помещики, будут стараться восстановить старые порядки - у них нет ничего нового кроме слов, а делать они могут только то, что умеют, чему сами научились. К тому же они будут искать опору в интервенции против своего собственного народа, а такие штуки с русскими не проходят.
        - А какие в Сибири помещики и генералы - что-то я их не наблюдаю, ни одного. Да, в Омске шебуршаться, но сделать что-либо Директории они не могут, не в силах. Да и кроме лозунгов здесь начаты многообещающие реформы, ты сам говоришь, что это социальные, даже социалистические преобразования. И население их поддерживает - это факт, а они вещь упрямая. Ведь большевицкая власть рухнула меньше чем за месяц, и отнюдь не руками интервентов свергнута - чехи играли малую роль.
        - Да, наблюдается такое. Только учти, что в Сибири едва десятая часть населения от всей империи. А чтобы воевать нужна многочисленная армия, а для нее требуется вооружение. Ладно, если с японцами сговоримся, то получим боеприпасы с винтовками и пушками. Вот только я помню, чем закончилась мобилизация - крестьяне, особенно переселенцы, не хотят воевать - их заставили силой. А стоило прийти адмиралу Колчаку, начались восстания - и те люди, что сейчас поддерживают нас, отвернутся.
        - Так и не объявляйте мобилизации - зачем нужны переселенцы в армии, если они даже на собственной земле плохо работают, старожилам люто завидуют. Я ведь все прекрасно вижу - им предлагают идти в батраки, за лето можно коня и корову заработать, так не идут. Все ждали пособие от властей, но кто сейчас им деньги платить будет? Вот и требуют у соседей «поделится» их добром, мол, раз «равенство» наступило. Вот им - выкуси! Мы хрип гнули с утра до вечера, а они бездельничали, а теперь им пшеничного хлебушка захотелось, сволочи «пришлой»! Пока не расплодились, трутней прихлопнуть надобно, от бездельников все беды!
        Такой Анну он никогда не видел - раскраснелась, глаза засверкали. Он знал, что у старожилов крайняя неприязнь к переселенцам, и понимал причину этого - вот она, в гневной тираде девчонки заключена.
        - Но армия ведь нужна, где солдат то брать мне прикажешь?
        - А землицу старожилам пообещайте в собственность отдать, защитить наделы от посягательств - тогда грудью встанут на защиту, свое ведь не чужое, хребет кому угодно перешибут. Без мобилизации явятся, когда объявите, что земля принадлежать тому будет, кто за нее готов сражаться. А старожилов и казаков всяко разно больше сейчас будет, чем пришлых переселенцев, и они с охотой в армию придут…
        Так уж определено, что все призывы к «равенству и братству» приводят вот к этому «уравнителю»…
        Глава 31
        - Убивать беззащитных, к тому же без суда и следствия - безнравственно! Но ни в чем невиновных детей - безнравственно вдвойне! И злодеяние не должно остаться без наказания - убийц предадут гласному и публичному суду, а тексты телеграмм станут обвинением для тех, кто провозгласил себя верховной властью в России!
        Патушинский говорил яростно - в натуре сейчас прорвался присяжной поверенный, которым был его «альтер эго». И сам себе восхищался - демагог оказался первостатейный, чувствовал настроение толпы и умел им воспользоваться, играя на сильных эмоциях.
        Вы Троцким стали, батенька - тот стал создателем «красной» армии, а вы «бело-зеленой». Тот выразитель интересов стихии, слепой и не рассуждающей, взывающий к самому темному, что есть в человеческой душе, а ты его антипод - если есть возможность построить счастливую жизнь, то почему бы не сейчас обрушится со всем хорошим против всего плохого. И ведь не просто слушают - с упоением внимают каждому слову. А я разбрасываюсь обещаниями, которые не могут не быть принятыми!
        Григорий Борисович дождался момента, когда схлынут овации огромной собравшейся толпы, помахал стиснутым кулаком в знак приветствия и окончательной победы, что было снова принято с необычайным восторгом. Еще бы - Екатеринбург на «высшем уровне» встречал делегацию Сибирского правительства, теперь все были уверены, что гражданская война будет победоносно закончена. А главный герой, сходя с трибуны под громкие крики обывателей, уже проходил мимо выстроенных шпалерами солдат под «бело-зеленым» знаменем и с сибирскими погонами и шевронами на обмундировании, что буквально «пожирали» его взглядами.
        Уральский Совет крепко подставился этими двумя массовыми казнями - всей царской семьи и группы великих князей, с вдовой бывшего генерал-губернатора Москвы. Причем большевики очень сильно торопились, земля горела у них под ногами. Внезапным обходом чехи и сибиряки, а с ними восставшие оренбургские казаки полностью отрезали Екатеринбург, и вышли к самим городским предместьям.
        Имея прямую санкцию Москвы на убийство, отданную Свердловым, местные большевики стали готовить казнь царской семьи, вот только пришлось начать кровавое действо впопыхах - легионеры уже ворвались в город, целенаправленно прорываясь к особняку Ипатьева. Подполковник Войцеховский всерьез воспринял данную им месяц с лишним тому назад телеграмму, разработал целую операцию, но осуществил ее только сейчас - бои на Волжском фронте пошли крайне серьезные, пришлось перебрасывать дополнительные подкрепления, сосредоточив всю 1-ю дивизию легионеров. Однако начавшие прибывать на Восточный фронт батальоны 2-й чехословацкой дивизии, прошедшими эшелонами через всю Сибирь в обратном направлении от сурового Байкала, а с ними 1-й и 3-й сибирских бригад, позволили начать широкомасштабное наступление по освобождению Уральского региона от большевицкой власти.
        Тут, как и в Сибири, она не обрела крепкой опоры, вызвав массовое недовольство даже среди местного пролетариата, древнего, с устойчивыми традициями и корпоративными связями еще с «демидовских времен». Про старожильческое крестьянство, связанное с заводами крепкими ниточками, и говорить не приходится - большевицкие «новшества» и «порядки», да еще на фоне отмены «свободной торговли» были встречены тут в «штыки». Про казаков и говорить не приходится, а их станиц было немало в тех же Челябинском и Троицком уездах - там все напоминала готовую к взрыву пороховую бочку с уже подожженным фитилем. Все, что нужно было сделать для развязывания гражданской войны, сотворили сами ревкомы, всячески провоцируя на восстание недовольных, чтобы потом с ними расправится.
        Не вышло, да и не могло выйти - на силу нашлась другая сила. Сибирь полыхнула, и многочисленное оренбургское казачество также восстало - и организовалось для борьбы, выставляя многочисленные конные полки. И что немаловажно, в борьбу было вовлечено на стороне «белых» многочисленное башкирское население Уфимской и Оренбургской губерний.
        Так что большевики из Уральского Совета оказались в сложной ситуации, а такие не решаются простыми методами запугивания. И по большому счету в цареубийстве не было надобности - лучше было бы оставить детей бывшего императора Николая Александровича и его супругу в живых, пользы для Совнаркома было бы гораздо больше. Но нет - кровожадность и дурость взяли свое, как и случилось в реальной истории, и в отличие от тех же французских революционеров, что совершили казнь короля и королевы публично и по суду, уральские большевики не придумали ничего лучше, как организовать нелепую попытку «бегства». Проще говоря - тайного убийства с последующим сокрытием тел жертв.
        Расчет немудреный, чисто уголовный, из заветных помыслов братков(было им с кого пример брать в истории) приснопамятных «лихих девяностых» - «нет тела, нет дела»!
        Царскую семью убивали крайне жестоко, спустив всех в подвал под предлогом безопасности - в городе гремела стрельба. Расстреляли всех без всякой жалости, и царя, и царицу, и больного сына, и всех дочерей с приближенными - люди остались с несчастной семьей и разделили горшую участь, «испив» смертную чашу сообща. А вот дальше не задалось, вывезти и уничтожить тела не удалось, убийц поймали за руку, и отнюдь не фигурально. Продвигавшиеся по улицам чехи напоролись на мадьяр из «интернационального отряда», что охраняли «ипатьевский» особняк.
        И началась жесточайшая схватка, имевшаяся весьма отдаленную связь к гражданской войне между русскими - чехи сводили с венграми исторические счеты, а в таком противостоянии милости не проявляют и в плен не берут. Сам же особняк захватили егеря из 1-й сибирской бригады под командованием молодого подполковника Анатолия Пепеляева и обнаружили там еще не остывшие тела жертв и вполне здравствующих убийц, что в этот момент решили доколоть несчастных штыками.
        Не удалось - палачей схватили, но самосуд над ними учинять не стали. Насаждаемая дисциплина взяла свое, да и командир бригады оказался энергичным и имел весомый авторитет среди подчиненных. Так что Юровского, Ермакова и других палачей удалось повязать, хотя крепко избили, хорошо, что не до смерти. Сам бывший император умер не сразу, жил еще несколько часов, как и его больной сын, которого он прикрывал. Зато уцелели две дочери, княжны Татьяна и Анастасия, уже оправились от ран, которые к счастью оказались легкими, как у доктора Боткина.
        В Алапаевске у большевиков вообще не задалась «акция» с самого начала - там решили сбросить жертв в шахту, предварительно ударяя обухом топора по затылку. И начали казнь, но она сразу не задалась на великом князе Сергее Михайловиче - бывший генерал-инспектор артиллерии принялся сопротивляться, несмотря на простреленную руку. Его поддержали молодые князья, повоевавшие на фронте и понявшие, что их ждет - вести о наступлении Сибирской армии пошли повсеместно. Всех несчастных удалось спихнуть в шахту, но с одним из чекистов, что с наганом в руке полетел вниз, сыпя проклятиями по адресу «подельников». Потом забросали шахту гранатами и пироксилиновыми шашками, завалили бревнами и жердями, и отбыли с чувством «выполненного долга», как говориться.
        Вот только незадача - убились насмерть только трое, включая чекиста, А вот выжили пятеро, и обе женщины - из шахты стали доносится громкие молитвы. Пришлось убийцам возвращаться на место преступления, чтобы доделывать совершенное. Однако там они и были схвачены восставшими местными крестьянами, и сданы сибирским стрелкам, что заняли Алапаевск. А пятерых несчастных сразу извлекли из шахты, благо она оказалась неглубокой, заброшенной и частично обвалившейся выработкой. И отправили в больницу, где все уже относительно оправились - хотя ноги и руки у «казненных» оказались загипсованы. Однако рассказы людей, которых жестоко убивали без всякого суда над ними, потрясли многих - сердца еще не очерствели, превратившись в камни.
        И даже те, кто относился с неприязнью или равнодушием к прежним петербургским «властителям» озадачились одним очень неприятным для себя моментом. Открытие скверное - а ведь так могут поступить со многими, если не задавить в зародыше тех, кто делает ставку на диктатуру и убийство, потворствуя самым низменным и глубинным инстинктам.
        И «делу» был сразу дан ход с всеобщей оглаской!
        Директория воспользовалась столь удачным моментом в политической борьбе, и занялась по настоянию Патушинского крайне неотложным делом. Большевики умело пользовались агитацией и пропагандой, теперь сами попали под ее воздействие, чему «белые» генералы не уделяли внимания, в отличие от тех же эсеров. Зато в Сибири уже оценили всю мощь «информационной войны» и стали активно использовать ее действенные инструменты. Отправленные фотографии с рассказами были помещены в газетах с жуткими подробностями убийства детей и расправой над монахинями.
        Заговорили и убийцы, причем в «полный голос» - палачи очень не любят когда к ним применяют их же методы. Григорий Борисович спешно выехал в Екатеринбург - в Иркутске остался только Серебренников, Вологодский был уже в Приморье, вел переговоры с японцами. А он здесь на Урале занялся действительно важным делом - решил прервать эксперимент намного раньше отведенного ему историей срока…
        Инсценировки ставились незамысловатые - сброшенные в эту шахту князья «сбежали из-под ареста» с помощью заговорщиков, при этом был убит один из последних, и «легко ранены» двое красногвардейцев. Потом обходились без красочных «лубков» - убили «врагов народа» и хрен с ними. Лес рубят - щепки летят!
        Глава 32
        - Как видите, Павел Яковлевич, большевики сбросили маску - и полностью узурпировали власть, сосредоточив ее в своих руках. Их предводитель великолепный тактик - в союзе с левыми эсерами покончил с Учредительным Собранием, а теперь объявил последних контрреволюционерами. Власть окончательно стала однопартийной, а это многое означает…
        - В первую очередь установление неприкрытой большевицкой диктатуры, - мрачно отозвался Михайлов, в который раз убеждаясь насколько прав бывает «директор». И хоть Григорий Борисович народник по своим убеждениям, но социалист, и очень близок к эсерам, вернее к «СССР» (почему-то каждый раз Патушинский фыркал, слыша эту аббревиатуру) - «сибирскому союзу социалистов-революционеров», главой этой фракции, ставшей в Сибири вполне самостоятельной партией, он и стал.
        - Знаете, в чем сила и слабость любой диктатуры?
        - Сила в твердой власти, в решимости применить силу. Допустимо откровенное насилие в решение проблем. Такова большевицкая власть - она не озадачивается сейчас методами, когда речь пошла об ее правлении.
        Михайлов выгнул бровь от столь детского вопроса. Но по своему общению с Патушинским он уже знал, что тот ничего просто так не делает. И потому подумав, над заданным вопросом, произнес:
        - А слабость в опоре - диктатуру поддерживает меньшинство. Потому что, если за правящей группой будет стоять большинство населения, она и так будет иметь власть, и нет нужды прибегать к откровенному насилию. Но сейчас диктатура партии воедино декларируется с диктатурой пролетариата, в интересах которого эта власть и осуществляется.
        - Все правильно, Павел Яковлевич, но пролетариата едва десятая часть населения, и он группируется в городах, у промышленных предприятий. Но большая часть последних фактически не действует, хозяйственные связи разорваны, железные дороги едва функционируют. А потому возникает закономерный вопрос - чем обеспечить прокорм этого самого пролетариата, если он не работает, и никаких благ не производит. Да тех же сеялок или лопат, чтобы обменять плоды своего труда на хлеб в деревне.
        - Нечем, Григорий Борисович, только взять зерно у крестьян как оплату за отданную им землю…
        Тут Михайлов осекся, он хорошо знал декрет большевиков о земле, а с ним и непринятый закон эсеров, по которому он сам имел несколько бесед с лидером партии Черновым. И сообразил моментально, поправился:
        - За данную только в аренду, земля ведь национализирована. Но деревня не захочет отдавать хлеб просто так.
        - Тогда зерно начнут отбирать силой, в городах будет голод, потому что свободная торговля запрещена. В условиях сохранения диктатуры большевики сделали правильный шаг - централизацию продовольствия. Ведь кто распределяет его, то в первую очередь кормят своих сторонников. Так что многие сотни тысяч людей будут объявлены лишними, особенно из «чуждых», непролетарских слоев населения. И прибегнут к крайним мерам - уже осенью в деревню будут отправлены из голодающих городов специальные «продовольственные отряды», из крестьян начнут «вышибать» зерно силой приклада - весьма доходчивый довод.
        - Или штыком, - хмуро пошутил Михайлов, понимая, что начнется в стране. Но Григорий Борисович продолжил говорить дальше, словно не замечая «пасмурного» настроения товарища министра.
        - Эти «продотряды» будут реквизировать хлеб, отбирая все излишки сверх определенной нормы на проживание семьи и семена для следующего посева. В этом году соберут много хлеба, ведь никто не ожидает реквизиций. Но в следующем году крестьяне уже будут знать, что значительную часть урожая большевики у них отберут. Интересно, что они будут делать в такой ситуации, ожидая продотряды?
        - Сокращать посевы, - уверенно отозвался Михайлов, ведь иного решения не оставалось - зачем трудиться, если плоды труда у тебя отберут. И ничего взамен не дадут - это кабала, не иначе.
        - А тогда будет выдвинут новый лозунг - зажравшиеся крестьяне припрятали хлеб, и не хотят им делиться с рабочими, которые уже не работают, а за красноармейский паек идут воевать с «контрреволюцией». С нами, Павел Яковлевич - те, кто не поддерживает их власть, они таковыми и считают. А там напишут - «костлявой рукой голода стараются задушить пролетарскую республику». Причем, этот самый голод большевики и организовали, в Сибири такого явления не наблюдается. Хотя, как только они перевалятся через уральские хребты, голод начнется и в Сибири. Потому, что будет введена «продразверстка» по неподъемным нормам - не сдашь, выгребут все, применив массовый террор и казни. И голод будет толкать людей на это, и они на все пойдут, чтобы их дети не превращались в дистрофиков. Отнимут хлеб у крестьян, изо рта вырвут - можете не сомневаться.
        Патушинский говорил настолько уверенно, что молодого эсера проняло - дар предвидения событий у оракула революции(а так его именовали за глаза)просто потрясающий, он в этом убеждался уже много раз. Вот и сейчас все разложил как по полочкам, одно за другим, логично и убедительно. Но те слова, что Михайлов услышал, уже напугали его не на шутку.
        - На наши успехи не обращайте внимания, они скоро закончатся. Дело в том, что большевики могут отмобилизовать по моим расчетам примерно до миллиона рабочих - тем жрать уже нечего, а красноармейский паек обеспечит семьи. Заводы все равно стоят, лишь военные еще немного дымят, выпуск продукции десятая часть от шестнадцатого года. Но для них это не фатально - гражданская война маневренная, она не требует чудовищного расхода вооружения, и главное боеприпасов - снарядов и патронов. К тому же у них огромные запасы военно-технических средств как собственного производства, так и поставок союзников по Антанте. На три года хватит, а там все - амба придет, если война затянется. Нет, просто голод начнется повсеместно - как только на Дону и на Украине весь хлеб отберут. Только Сибирь останется для грабежа - надеюсь, мы устоим.
        - Жутковатую картину вы нарисовали…
        - Благостную, Павел Яковлевич - кроме миллиона голодных пролетариев, выступят еще миллиона три крестьян, среди которых много фронтовиков. Работать на земле им тяжко, отвыкли - зато убивать хорошо научились на войне. Вот их и натравят на зажиточных односельчан, они то ведь знают, кто и сколько хлеба вырастил, в деревне подобное не утаишь. Зря что ли уже организуют «комбеды» - «комитеты бедноты», заранее готовятся. Вот тогда картина из благостной, да-да, именно такой ее и следует воспринимать, превратится в жуткую, ибо грянет ГОЛОД!
        Павел Яковлевич переосмыслил последнее слово - оракул прав, вот тогда всему народу станет жутко. Это сейчас в Сибири из зерна самогон гонят, как с этим злом и не пытаются власти бороться. Вот и явятся туда продотряды и начнется резня - зная сибиряков, тут можно не сомневаться, что деревня поднимется поголовно - бедняков там относительно мало, эти самые «комбеды» не будут иметь никакой силы, все живут зажиточно.
        - Жутковато - заводы не будут работать, трубы перестанут дымить, города обезлюдят. А село будет голодать - как вы сказали - «продразверстка». Но вы правы - такое более чем возможно, политика большевиков на это и направлена. И хотя мне сейчас трудно поверить, но вывод сам напрашивается - народ вместо свободной жизни и благополучия получит диктатуру и голод. Вернее, уже состоялось первое, и пошло второе…
        Михайлов посмотрел на закурившего папиросу Патушинского - тот был на удивление спокоен. Таким и должен быть настоящий лидер партии, но в Сибири поступили все же правильно - там правительство «беспартийное», хотя двое из директоров под влиянием эсеров.
        - Союзники нам помогут…
        - Не надейтесь, Павел Яковлевич, единственное, что они хотят, так это раздробить Россию на десять крупных кусков, которые после победы над Германией можно долго «пережевывать». Потому и заигрывают с нами, но, заметьте, ведут себя как хозяева. А после победы над Германией сделают ставку на диктатора, и постараются затянуть гражданскую войну как можно дольше. Чтобы наша экономика рухнула окончательно и бесповоротно. Мы это осознали, и притворяемся, чтобы раньше времени эти мерзавцы из Парижа и Лондона не догадались. У нас срок до ноября - после капитуляции кайзеров примутся за Россию.
        - Неужели демократизм Франции настолько показной? Ведь Республика, «Марсельеза» стала и нашим гимном…
        - Блажен, кто верует. «Демократизм» для капиталистов и колонизаторов лишь приманка, а мы с вами патриоты Сибири и России, потому партийные догматы нужно оставить в сторону. Они хотят если не погубить, то поделить нашу страну, превратить ее в колонию. И боюсь, что им это удастся, если мы их не опередим. Нужно закончить гражданскую войну одним резким ударом - убить лидеров большевизма как можно быстрее. Ленина, Свердлова и Троцкого - это главные, приоритетные цели. Оставшиеся без вождей их однопартийцы просто передерутся между собой за власть. И тогда у нас появится шанс объединиться без генералов, хотя и тех можно использовать - несмотря на разногласия. Пусть воюют, а мы посмотрим, что потом с ними делать после нашей победы.
        - Наша партия готовит всеобщее выступление против большевиков, - осторожно произнес Михайлов. - И мы можем помочь, отправив наш СОБР - теперь я понимаю, для чего вы его готовили, и оружием необыкновенным снабдили. Что ж - пора действовать - я сам займусь этим делом!
        Красочный «лубок» - одни революционеры сошлись в схватке с другими, ставшими уже «ненастоящими». Но такова Смута - это не просто разруха страны…
        Глава 33
        - «Комуч» до сих пор не может определиться с вопросом о земле, и если он не сделает это в самое ближайшее время, тогда провалит мобилизацию, Василий Георгиевич, с треском провалит. Но пока есть приток добровольцев, пусть и небольшой, еще имеется время для исправления ситуации. Потому я и прибыл в Самару для переговоров, но не скрою, что они прошли позитивно - мне непонятны притязания небольшой группы эсеров, пусть и членов Учредительного Собрания, на Верховную Общероссийскую власть.
        - Но таковая очень нужна для самой России, Григорий Борисович, вы не можете понимать этого. И чем мы быстрее создадим эту власть, тем для нашей страны будет лучше. Я недавно вернулся из Москвы, где встретился с эмиссаром командующего Добровольческой армии генералом Казановичем - он говорил мне именно об этом, и указывал, что генерал Алексеев крайне заинтересован в том, чтобы такая власть появилась как можно скорее. Без нее вести переговоры с союзниками будет необычайно трудно, как и проводить боевые действия против «советской власти». Именно войну - я видел в Москве те титанические усилия, которые принимает большевицкое правительство для организации своей собственной власти.
        - Согласен с вами, товарищ генерал, - Патушинский мысленно усмехнулся, прекрасно видя, как генерал-лейтенанта Болдырева буквально перекосило от такого обращения. Но тут нужно было сразу обозначить позиции, причем резко, чтобы за проведенные «красные линии» никто не вздумал переходить. И нарочито суровым голосом произнес:
        - Дело в том, что в Сибири сохраняется власть «советов», но не тех депутатов, что являлись ширмой для большевиков, а народных представителей. И «советы», как орган власти, организованы везде - в городах и селениях. Дело в том, что не стоит вместе с грязной водой вышвыривать из таза ребенка - большевики пришли к власти только потому, что выразили чаяния значительной части русского народа, который устал от затянувшейся войны и захотел мира. И они дали этому народу землю, наплевав на «священное право» частной собственности. И правильно сделали - что важнее для страны - желания нескольких тысяч помещиков или многих миллионов крестьян. К тому же не следует забывать, что еще живы старики, которые помнят крепостное право, и рассказы о том, как издевались эти самые помещики над мужиками, продавали их как скот оптом и в розницу. И если кто-нибудь из потомков этих самых помещиков только вякнет о своем «священном праве», будет немедленно выслан из Сибири!
        - Сам из крестьян, Григорий Борисович, и помню рассказы. Потому я нисколько не удивлен, что в России произошла революция. Только, на мой взгляд, она зашла слишком далеко.
        - Директория считает также, потому большевики и вышвырнуты из Сибири, теперь это нужно сделать и в России. Или вы считаете, что сибиряки должны прислушиваться к мнению большевицкого «совнаркома», эсеровского «комуча» или генералов, что командуют горсткой «добровольцев»?
        Нужно было предельно четко очертить позиции, и это Патушинскому удалось. Генерал-лейтенант Болдырев явно не имел взвешенного мнения на ход событий, и еще не определился, что надлежит делать, и к какому лагерю ему следует примкнуть. В таких случаях собеседника следует осторожно направить в нужную сторону, причем так, чтобы тот считал это своим собственным выверенным решением.
        - И не удивляйтесь обращению «товарищ» - в Сибирской армии принято именно оно. От рядового стрелка в лохматой папахе до бригадира все мы «товарищи по оружию». А вот все остальные по отношению к военным или «граждане», если сибиряки, либо «господа» - ко всем остальным. Просто «товарищ» для военнослужащих понятнее - генерал Скобелев недаром в приказах подчеркивал именно такое обращение. Да и само слово давно в обиходе - вспомните произведения, или хотя бы официальное именование заместителей министров. Да и недаром высший орган называли «Государственным Советом». Так что притязания большевиков на эти именования беспочвенны, а потому они дают им иное «наполнение». Впрочем, если это вам режет слух, могу не употреблять это обращение.
        - Нет, что вы - все мы «товарищи по оружию». Вы, Григорий Борисович, воевали на фронте. Давно?
        Генерал показал взглядом на «владимирский» и «георгиевский» кресты, приколотые на гимнастерку, он давно с удивлением рассматривал зелено-белые погоны с двумя большими звездочками.
        - Да, командир батальона сибирских стрелков 19-го полка, из запаса - начинал еще с китайского похода, потом с японцами. При переаттестации получил майора, так как 25 мая одним из первых выступил против большевиков - под моим командованием был занят Иркутск. Решением Директории, членом которой я являюсь, был назначен военным министром и министром внутренних дел, и как военный произведен за заслуги в подполковники. Не удивляйтесь - в Сибирской армии нет генералов как таковых - фактически произошло опускание на одну ступень, или возвышение, тут как посмотреть. Генерал-майоры могут стать полковниками, генерал-лейтенанты бригадирами. Вряд ли кто этого захочет, так что мы спокойно обойдемся без генеральских, а тем паче адмиральских должностей. Более того - считаем, производство в чины первых четырех классов может идти только по постановлению Всероссийского правительства, выбранного законно и легитимно по окончании гражданской войны и лишь после созыва всенародно избранного Учредительного Собрания. Как награждать прежними орденами за участие в братоубийственной войне, по меньшей мере, безнравственно.
        - Я согласен с вами, вернее с Директорией, которую вы представляете. Но каким вы видите участие Сибири в формировании Всероссийской власти? На каких условиях, и каким способом?
        - Ни одна власть сейчас не может быть легитимной, а потому и законной в глазах всего населения России. Мы можем говорить только о территориях, на которых свергнута большевицкая власть прямыми усилиями тех, кто выступил против нее. А таких территорий немного - Сибирь, где установлена власть Директории и Сибирского правительства, выбранного Сибирской Областной Думой сразу после разгона Учредительного Собрания в столице. Так что наша власть вполне легитимна и законна, поддерживается населением от Урала до Приморья. Идут реформы, наша цель спокойствие и порядок, народоправство через «советы». Но Сибирь есть составная часть России, причем территория более чем вдвое превосходит европейскую часть страны. И как мы признает некую власть, да что там - любую, что попытается нам навязать свое правление. Отправим далеко и лесом, известными русскими словосочетаниями, по всеми узнаваемому адресу. Что Самару, что Москву, что «кочующих» по Кубани «добровольцев»!
        - Вы хотите сказать, что Сибирь становится независимой, и больше не желает быть в составе российского государства? Так это, господин министр, есть сепаратизм в самом чистейшем виде!
        Генерал потрясенно воскликнул, глаза округлились. Было видно, что Болдырев впадает в отчаяние:
        - Странные у вас выводы, Василий Георгиевич, разве я об этом говорил? Сибирь неотъемлемая часть России, но это не значит, что управлять ее будут назначенные из столицы временщики, политические проходимцы или «держиморды». Нет, теперь центральной власти придется договариваться с сибиряками, распределять полномочия центра и огромного региона, который сам является федерацией. Будущая Всероссийская власть будет формироваться именно как коллегиальная, не иначе - наше мнение будет учитываться, мы теперь не бесправная колония, которую беззастенчиво грабят. Тот же «челябинский тариф» для этого и был введен, это я вам кандидат юриспруденции говорю. Так что давайте исходить из этого, и делать только то, что в наших силах и с учетом сложившейся ситуации. А возможности для этого имеются, и отнюдь немаленькие - нужно только ими воспользоваться.
        - Хотелось бы знать, как вы это видите, Григорий Борисович. Вернее, Сибирское правительство, которое вы представляете.
        - Очень просто - создается Верховное командование Восточного Фронта, направленного как против германцев, так и большевиков. Понятное дело, что с первыми мы воевать не будем, но на вторых сил хватит. Впрочем, война на Западном фронте надолго не затянется - всем уже ясно, что «Четвертной Союз» терпит поражение. Пока общие силы представляют чехословацкий корпус из двух полнокровных дивизий, сибирский экспедиционный корпус полковника Пепеляева из трех стрелковых и одной казачьей бригады - общей численностью почти в тридцать тысяч солдат и офицеров, без учета формируемой четвертой стрелковой бригады. Последняя будет отправлена к сентябрю, как и казачья бригада из Забайкалья - тогда можно будет сформировать два корпуса, в каждом дивизия пехоты с сильной конницей. Это все, что мы можем выдвинуть на фронт. Ну и формирования «Комуча» и «Уральской Республики» - примерно с две бригады, а там все зависит от мобилизации, которую, на мой взгляд, лучше не проводить. По крайней мере, потерпеть до осени, чтобы зря не будоражить народ. Плюс оренбургские и уральские казаки, которые смогут выставить три-четыре
казачьи дивизии - сил у вас будет вполне достаточно, если ими грамотно распорядится.
        Патушинский посмотрел на ошеломленного его словами генерала, и усмехнувшись, закончил:
        - Будет Верховное Командование, которое возглавите вы, Василий Георгиевич, тогда появятся перспективы, пусть и не радужные…
        - Вы считаете, что я буду полезен на посту командующего Восточным фронтом, Григорий Борисович?
        - Вне всякого сомнения, хотя и не совсем в том положении, когда вы управляли 5-й армией на Северном фронте. Это будет больше похоже на оперативное управление разнородными силами. Ничего не поделаешь - свои коррективы внесла революция. Будем исходить из существующих реалий, иного нам просто не остается.
        - Но хотя бы так наступила определенность…
        - Не совсем, без политического руководства вы войну не вытяните. Но на этот счет у Сибирской Директории имеются определенные предложения…
        Генерал-лейтенант Болдырев В. Г. (на фотографии еще генерал-майор). Звезд с неба не хватал, большую часть службы провел при штабах. Но «белогвардейцем» в привычном понимании не был, смещен в результате колчаковского переворота…
        Часть четвертая
        «КОГДА СЛОВО „ВЕРА“ ПОХОЖЕ НА НОЖ» лето-осень 1918 года Глава 34
        - Александр Ильич, не только казачество как таковое, но все население России сейчас на историческом переломе. Победят большевики - все будут «причесаны» под одну гребенку, без учета желания, традиций и всего прочего. Сословия ведь декретами отменены, а казачьи привилегии тем более. Они есть то «яблоко раздора», что вызывает зависть у малоземельных крестьян соседних селений, и у иногородних, проживающих в собственно казачьих станицах, поселках и хуторах.
        - Даже понимая это, поднять на войсковом круге вопрос о земле, которую придется передать крестьянам, и провести уравнительный передел земли, будет невозможным делом. Казаки просто не поймут, ведь увеличенные наделы им были дадены на снаряжение на службу…
        - Вопрос решаем, Александр Ильич, если к нему подойти творчески. Сами знаете, бывают ситуации вроде бы нерешаемые - чтобы волки были сыты, и овцы целы. В таких случаях первым рекомендуется сожрать пастуха, особенно если он нерадивый бездельник!
        Шутку Патушинского атаман Оренбургского казачьего войска оценил - войсковой старшина Дутов усмехнулся, но взгляд продолжал оставаться внимательным и требовательным - ведь ситуация оставалась крайне сложной. Впрочем, положение у восставших против советской власти казаков, было сейчас куда лучше, чем в реальной истории.
        Быстрое освобождение Сибири от большевиков привело и к быстрому крушению советской власти в примыкающих с запада уральских губерниях - Пермской и Оренбургской. Здесь бои уже закончились, на два месяца раньше, хотя должны были продолжаться и в сентябре, как помнил Григорий Борисович. Оренбургское казачество не приняло власть «совнаркома», и составляя треть жителей в почти двухмиллионной губернии, кое-где по весне даже поднялось на восстания, не без труда подавленные «красной гвардией» при помощи артиллерии - десяток станиц были сожжены и разрушены. Казаков запугали - но стоило чехословацким легионерам начать переворот, как местная контрреволюция стала быстро консолидироваться, и полыхнуло казацкое восстание от Яика до Иртыша, охватывая полосой всю западную и южную часть Сибири. Тем более, семиреченское казачество вообще не прекращало войны с взявшими власть в Туркестане большевиками - там уже шла самая настоящая резня. Половина из цветущих прежде казачьих селений была уже полностью уничтожена, жители бежали на север, к сибирским казакам, спасаясь от развязанного против них самого настоящего
террора.
        - Александр Ильич - наш министр-председатель Петр Васильевич Вологодский провел переговоры с выборными от всех казачьих войск азиатской части страны. При большевиках сибирские казаки выбрали его в Омске своим судьей, всецело ему доверяя. И вам тоже следует прислушаться к решению Директории, одобренной казачьими кругами во всех войсках, как мне уже доложили по телеграфу. Вот документы, можете посмотреть их и огласить на кругу, который, как мне известно, должен состояться в Оренбурге через неделю. А сейчас я вам вкратце расскажу про «установления», по отношению к казачеству, принятые Сибирским правительством.
        Патушинский остановился - «казачий вопрос» оказался очень болезненным, противоречивым и решать его нужно было немедленно. И половинчатыми мерами тут не отделаешься, только кардинальными. Потому, что кое-где вражда казаков с соседями - крестьянами и инородцами - могла принять характер кровопролитной междоусобицы.
        - Суть решений такова - внутри казачьих селений принята внутренняя разнарядка, как у крестьян, в земельных наделах будет «равенство», которое столь режет глаз. Завить, обычная человеческая зависть, умело растравленная большевиками. Впрочем, она была и до революции…
        Дутов кивнул - атаман хорошо представлял корни давнего вопроса, который чрезвычайно обострился с переселением крестьян. Казаки владели лучшими угодьями, «делиться по-соседски» не собирались, что чрезвычайно озлобляла крестьян, вынужденных арендовать у станичников за плату земли, которые те сами не обрабатывали. Но за «здорово живешь» отрезать станичный юрт для «пришлых» невозможно - казаки не поступятся своими землями, как и любой собственник на их месте. Ведь если есть земля, то зачем ее отдавать бесплатно, тогда, как каждый год можно получить арендную плату - пусть и не очень большие, но это деньги.
        - Однако станичные юрты не будут сокращены - просто все живущие на казачьих землях иногородние получат казачьи права, за исключением симпатизирующих большевизму. Тех лучше выселить куда подальше, мест в Сибири много - а в затерянных таежных селениях пусть агитацию на медведях пробуют вести, те крайне восприимчивы к «обеду».
        Дутов натянуто улыбнулся, представив, какой раздрай начнется среди казаков, когда придется отдать землицу, которую те считали своей, «новым» одностаничникам. Но сейчас он прекрасно понимал, что чем-то придется поступаться, и в плохом можно найти хорошее, и немало. Внутренний разлад в казачьих селениях с иногородними не просто резко уменьшится, исчезнет как таковой. Ведь поводов для взаимной неприязни не станет, благо большевики изрядно напугали станичников.
        - Таким образом, будет введено «равенство в наделах», а число казаков значительно увеличится, что важно в интересах государственных - особенно в условиях внутренней войны. Но снаряжение на службу будет идти от государства, причем сильных затрат не потребуется - часть «природных» казаков из малоимущих, или по желанию, и все новые казаки, по примеру кубанского войска, будут служить в пластунских батальонах - то есть в инфантерии. В «легкой пехоте», так сказать, вроде формируемых рот сибирских егерей, в которые набираем сейчас таежных охотников. Война вынуждает приспосабливаться к новым тактическим приемам, что диктуют огромные таежные территории, к тому же гористые местами.
        Патушинский остановился, посмотрел на Дутова, который с растущим напряжением ожидал продолжения, и тихо заговорил:
        - Теперь, что касается оренбургского и уральского казачества. Все снаряжение казаков на службу пока берут на себя они сами, но на покупку коня и седла от нашей казны получают оговоренные деньги - пока пятьсот рублей «романовскими». И это только аванс, так сказать - с появлением «сибирского рубля», курс которого будет «привязан» к золоту, которого у нас добывается достаточно, Сибирское правительство окажет оренбургскому и яицкому казачеству более заметную помощь в рамках проводимой «федерализации». И если проводимые круги примут соответствующие решения, то вы автоматически попадете под уже принятые «установления».
        Дутов, уже хорошо осведомленный о проводимых из Иркутска реформах, моментально оценил перспективы. Он уже несколько раз беседовал с уральскими «областниками» - те считали, что их регион, тесно связанный экономическими нитями с Сибирью, должен войти в ее состав в качестве особого округа, по примеру Дальневосточного. К тому же на территории европейской части страны творился самый настоящий бардак, и нормальная жизнь там не скоро установится. И то, что предложение Патушинского было сделано весьма откровенно, не могло не обрадовать атамана, который, как и всякий станичник относился к жизни прагматично, согласно впившийся в кровь с материнским молоком поговорке - «казак своего не упустит».
        - Я думаю, казачество войдет в состав «уральского округа», ведь ваше правительство умеренно в преобразованиях, действительно полезных для всех слоев населения. Особенно в данное время…
        Дутов говорил конкретно, прекрасно понимая подоплеку. Сибири нужен «щит», который ее прикроет от революционной части страны - что ж, таким рубежом казаки и послужат. Тем более деваться некуда, а тут помощь гарантирована. Да и золотой сибирский рубль куда как надежен, в отличие от «романовских», «думских» и «керенок», которые обесцениваются с каждым днем, причем сейчас особенно. А сибиряки, тут даже гадать не стоит, просто «сбросят» в Поволжье массу денежных бумажек, и отгородятся - населения у них немного, а вот золота куда больше. Так что прямая выгода присоединиться, пока предлагают - тут интересы полностью совпадают.
        - Все инородцы, проживающие на казачьих территориях, или с ними соседствующие, киргизы ли омские, или башкиры орские, включаются в войсковое сословие сразу же. И не теряйте времени - записывайте всех в казаки, тем паче многие башкиры имели казачьи порядки, отмененные полвека тому назад. Привлекайте всемерно - снаряжение за счет казны, никаких государственных податей, открытие школ и больниц, и защита от большевизма. Деньги выделим, все нужное привезем - закупим у союзников, золото имеется, - Патушинский остановился, но тут же продолжил:
        - Видите в чем дело - националисты из инородцев пытаются противопоставить своих соплеменников русскому населению, а большевики этому всячески потворствуют. Такую политику, идущую в разрез государственности, нужно пресечь в зародыше, тем более, это теперь и в кровных интересах самого казачества - лучше иметь их «своими», чем врагами. И со временем значительная часть инородцев, оставаясь башкирами или казахами, говорящими на русском языке как на своем родном, будут считать себя «природными» казаками, опорой власти. Как произошло с теми «служилыми государевыми людьми», как говорили в старину, чей статус был намного выше, чем у «тяглового люда». И такая политика массового привлечения туземцев в казачество, с самоуправлением, особым статусом и привилегиями, будет энергично внедряться в жизнь - и спустя тридцать лет, полвека максимум, их уже никто не назовет «инородцами»…
        Войсковой атаман Оренбургского казачьего войска А. И. Дутов. Советская власть в конце 1917 года считала его одним из самых злейших врагов, наравне с генералами Корниловым и Калединым. И неудивительно, что все трое казаки по своему происхождению…
        Глава 35
        - Притязания у Алаш-Орды стали куда скромнее, чем были в самом начале. Видимо, более трезво оценили свои собственные возможности, и осознали, что без участия русского населения, построить нормальную государственность у них не выйдет. Помочь мы можем, Петр Васильевич, вот только стоит ли это делать, особенно в нынешней ситуации?
        Иван Иннокентьевич Серебренников вопросительно посмотрел на министра-председателя, с которым они обсуждали недавнюю встречу с прибывшими из Семипалатинска по железной дороге представителями движения казахских националистов.
        - Наша помощь закончится тем, что мы потом получим националистически настроенную страну с определенной экономической базой, в создание которой мы вложим огромные деньги. Тут Григорий Борисович прав - проживающие в русских селениях должны стать русскими по духу. Но когда не желают…Нет, нет, и еще раз нет - такого не будет никогда. Если хотят помощи, то пусть отказываются от сепаратизма и вырабатываем совместное политическое соглашение. Если желают, как говорится, «и вашим, и нашим», то пусть сами по себе живут, своими порядками и традиционным укладом. Никакой русификации не будет, мы их предоставим собственной судьбе под нашим протекторатом, и это не обсуждается. Пусть они четко определятся - и только тогда будем решать!
        Никогда еще Серебренников не видел министра-председателя таким раздраженным. Требования «алашевцев» передать им под управление все прииртышские земли, где туземцев проживало намного меньше половины от состава населения правобережной части, а также остановить «русификацию» и «оказачивание», вызвало у Петра Васильевича гневную отповедь. За это его тут же обвинили в «имперских амбициях», назвали, пусть и не прямо (потому что такие вещи безнаказанными не останутся) приверженцем «царских порядках», а ведь в стране произошла революция, с «дарованными» ею принципами «свободы и равенства».
        Последние постулаты многие политиканы уже начинали трактовать как «вседозволенность», что было категорически недопустимо. Ведь любые обвинения не должны быть голословными, как часто делали большевики, всячески шельмуя своих оппонентов, и открыто угрожая их убийством под предлогом «защиты революционных завоеваний». И при этом не придерживаясь тех лозунгов, под которыми сами шли на выборы в Учредительное Собрание, собирая «голоса» приверженцев.
        - Григорий Борисович оказался провидцем - или они с нами, и удовольствуются тем, что можно разграничить по справедливости, либо уже против, и сами желают властвовать и распоряжаться русским населением, в первую очередь переселенцами. А их управление ничего иного не вызовет, кроме ожесточенного сопротивления. Это ни к чему хорошему не приведет - тогда их большевики просто раздавят, а мы не станем защищать сепаратистов. Не завидую их положению - находится между двумя жерновами, каждый из которых их способен превратить в крошки.
        Угрозы в словах Вологодского не слышалось, одна лишь убежденность в исходе возможного противостояния. Два года тому назад, подстрекаемые своими «феодальчиками» на фоне проводимой мобилизации на работы в тылу, отнюдь не на фронте, удалось взбунтовать кочевых киргизов - началась безжалостная резня русских переселенцев. Жуткие вещи сотворили в Семиречье, когда изуверским казням были преданы несколько десятков детей, которые в сопровождении учителей решили устроить лагерь бойскаутов. И такое не могло остаться безнаказанным - против повстанцев были двинуты войска и казаки. Спасаясь от репрессий, а также зная, что им будет отмщение (восток есть восток, и такое здесь норма), десятки тысяч кочевников побежали в Китай, к своим единоверцам уйгурам.
        Но жизнь для них там оказалась горькой - чужбина есть чужбина, и десятки тысяч людей хотели бы вернуться назад, если бы не одно «но» - большевики из Туркестана, которые имели на этот счет совершенно иное мнение. И дело в том, что их поддержали переселенцы Семиреченской области, которым больше всего досталось от восставших казахов. Изгнав последних в Китай, они самовольно заняли пустующие земли в прошлом революционном году, и став новыми их хозяевами, ни о каком возврате прежнем владельцам и не помышляли, угрожая всех перебить.
        И это было отнюдь не голословным утверждением - вкусив этой жизни, они принялись за своих соседей, завидуя их зажиточности. А таковыми являлись казаки, имевшие в своем распоряжении самые лучшие, плодородные земли с обильными урожаями.
        Верно мнение, особенно в революцию, что чужое добыть намного легче, чем зарабатывать свое. А раз объявлено «равенство» то делитесь, казаки, откажитесь - штык вам в брюхо, всего дел!
        Семиречье, разоренное восстанием 1916 года и неурожаем в следующем семнадцатом году, уже голодало. Особенно пострадали казахи, в основном скотоводы, а хлеб ведь нужно растить. Вот эти несчастные, лишившись скота, вымирали целыми селениями, и с радостью продавали собственных детей, чтобы их хоть так спасти, пусть даже в рабстве. Переселенцы, составляя большую часть крестьянства, не успевшие толком обжиться в благодатном краю, и тоже голодовали.
        Большевицкий переворот только усугубил ситуацию - «совнарком» Туркестана решил отобрать хлеб у казаков еще в январе, и отправил первые «продотряды», которые было бы лучше именовать карательными - с артиллерией и пулеметами. И принял декреты, по которым казаков фактически изгоняли с собственной земли, с конфискацией продовольствия и всего имущества. К большевикам тут же присоединились переселенцы - ведь замаячила вполне реальная перспектива поправить свое ухудшившееся материальное положение за счет «богатых соседей».
        И началось, и «поехало», да с размаху, от всей широты русской души, как говорится - кровь полилась полноводной рекой. «Бедные пошли против богатых», «голодные против сытых» - набор лозунгов имел большой выбор. С одним рекомендованным средством решения проблемы - убей и завладей, все твое будет, ведь «равенство»!
        Во имя благой цели, и весьма простого метода ее воплощения в жизнь начался фактический геноцид казачества. Семиреки отчаянно сопротивлялись, но сдав винтовки еще в декабре под влиянием агитации, оказались неспособными выстоять перед пушками и пулеметами. Полдесятка самых богатых «верненских» станиц были выжжены, торжествующие победители, словно в «пьяном угаре» от безнаказанности, грабили, убивали, бесчинствовали и насиловали. Большевики вели себя хуже, чем варвары - они потворствовали самым низменным инстинктам. Дома, в которых могли бы жить переселенцы, разрушались, скотину убивали, уничтожали амбары с зерном, хотя хлеб был очень нужен голодающим. Плодоносящие сады, которыми славились казачьи станицы, вырубили - хотя это-то зачем было делать?
        Мутная волна «революционной накипи» хлынула дальше, растекаясь заревами пожаров по всему Семиречью, продотряды рыскали в поисках хлеба, уничтожая все на своем пути, и совершенно не задаваясь мыслью, что если потоптать посевы, то откуда возьмется хлеб.
        Но к чему такие низменные мысли, ведь нужно «накормить голодающих», и убить всех, кто не желает голодовать по декрету «совнаркома». Тогда траву и падаль жрать будут!
        Казачество в ужасе побежало на север - больше половины из пятидесятитысячного казачьего населения стало беженцами в одночасье. Отходившие вместе с ними казачьи сотни отбивались с отчаянием обреченных, пытаясь спасти жен, стариков, детей. Большевики встали перед серьезной проблемой - хлеба, отобранного у казаков, оказалось немного. Растить хлеб долго, а раз так, то есть, у кого его можно отобрать.
        Такими являлись старожилы, и перечень претензий составили быстро- живут как кулаки, бедных переселенцев притесняют. Теперь и зажиточное крестьянство помимо своей воли оказалось втянуто в кровавый водоворот. Затем снова вскипела ненависть к казахам, раздуваемая пропагандой и слухами. Причина оказалась проста - скотоводы всегда ели больше мяса, и бунтовали два года тому назад. И началось с новой силой - в бурлящем котле Семиречья все воевали против всех, шла взаимная резня, жестокая и беспощадная, в которой речь шла только о поголовном уничтожении одной из сторон конфликта. И то, что хлеб стал первопричиной - забыли все - теперь голод начал терзать все миллионное население богатого прежде края. Таковы были реалии гражданской войны, которая началась тут задолго до официальной даты ее объявления, сразу же, как только большевики взяли власть в Туркестане, и добавили проблем и без того целом клубке накопившихся противоречий, которые было решено залить кровью!
        И горе той стране, где силовыми решениями пытаются распутать сложный узел проблем! Рубить ведь куда проще, чем трудится!
        Вот это и испугало деятелей Алаш-Орды - территория области, а это «старший» ЖУЗ, превратилась в гладиаторскую арену, где не умеющих воевать туземцев истребляли в первую очередь. Помощь сибиряков настоятельно требовалась - пришлось умерить политические аппетиты. И сесть за стол переговоров, делая уступки ВСП.
        - На территории под управлением Алаш-орды осталось вдвое больше земли, чем в наших «новых» губерниях после раздела всех пяти областей. Так что грех жаловаться и сетовать, русские являются здесь хозяевами вот уже двести лет.. Пусть живут своим укладом, не будем вмешиваться. Но попытку сепаратизма и отделения от России пресечем в зародыше…
        Бронепоезд «Сибиряк» - «горячее лето» восемнадцатого года…
        Глава 36
        - Господа, успокойтесь - обвинения нас в «сибирском империализме» абсолютно беспочвенны. Жители Шадринского уезда сами попросились включить их в состав с Курганской губернии. Или вы не желаете брать в расчет мнение и желание народа, избранниками которого вы являетесь? Вот тогда это будет империализм в чистом виде - а как же омытые кровью страдальцев завоевания революции? Но думаю, что все обстоит совсем не так - вас, видимо неправильно информировали, причем злонамеренно. Чтобы не допустить единства демократических сил в их борьбе. Объединившихся борцов за все доброе против всего плохого, которое мешает жить нашей многострадальной России, составной частью которой Сибирь и является - и неважно есть ли признание последней или таковое отсутствует.
        Патушинский с самым серьезным лицом раз за разом повторял «избитые» мантры, прекрасно осознавая, что с эсеровской публикой, занимающейся «пустопорожней говорильней» только так и следует поступать. К созидательному творчеству политические доктринеры никогда не смогут приступить, какими бы декларациями не прикрывались - просто физически неспособны. Для них привычна политическая «зашоренность», и отступить от своего курса они не могут, даже если видят, что курс направлен в пропасть. Эсеры смогли «демократизировать» Россию вплоть до распада ее государственности, но вот создать что-то путное оказались не в состоянии. Впрочем, этому не стоит удивляться - сама человеческая природа всегда легче воспринимает призывы к разрушению, если есть недовольство. Потому что намного легче податься эмоциям, чем импульсу мозга, что призывает задуматься. И после переосмысления приступить к созидательному творчеству.
        В этом их сходство с большевиками, ведь те тоже призывают разрушить «старый мир» до основания, чтобы затем построить «новый» по собственным лекалам. Зачастую не принимая в расчет существующие реалии, и одномоментно прыгнуть с первого месяца беременности в девятый. И целый набор мантр подобран на все случаи жизни.
        Нет таких крепостей, которые бы не смогли взять большевики! Мы не можем ждать чудес от природы! Или самое бесподобное - загоним железной рукой человечество к счастью!
        Людей за скот принимают, гоняют по своим замыслам и режут несогласных - ведь они бараны, не понимающие своего будущего счастья. Других аргументов просто нет! Как в народной присказке на подобный случай - ежик птица гордая, пока сильно не пнешь, не полетит!
        - Однако именно большевики хотят сепаратного мира с вами, признав самостоятельность Сибири!
        - Какое может быть заключение мира с тем, кому и война не объявлена? Полноте, господа - «совнарком» сейчас в таком положении, что готов дать любые обещания, чтобы избавится хотя бы от одного фронта. Они не то, что Сибирь признают, кокандского хана восстановят, если потребуется. Полноте - господа Ульянов-Ленин и Троцкий сейчас как ужи под вилами извиваются, и готовы дать любые обещания, от которых легко откажутся.
        - Но ведь самостоятельность Сибири признали японцы - причем де-юре, и вы обменялись с ними дипломатическими нотами. А де-факто вас признали наши союзники по Антанте.
        - И что, реки вспять потекли? Что изменилось в политике Сибири? Вы что, не желаете принять помощь от одного из наших союзников по Антанте - на которых, кстати, сами уповаете?
        Григорий Борисович только успевал парировать сыпавшиеся на него со всех сторон обвинительные вопросы. Здесь в Самаре собралось уже почти добрая сотня эсеров, бывших членов Учредительного Собрания, отошедших от пережитых в «Совдепии» страхов, и настроенных весьма агрессивно на тех, кто не разделял их взгляды на ведущую роль их партии как главной политической силы. И особенно сибиряков, деяния которых то и дело «перемалывались» языками на разного рода бесконечных совещаниях по теме - «как нам переустроить России».
        Но сейчас не он ответил на этот вопрос, а грубоватый Марков, отправленный вместе с Линдбергом, еще одним членом Учредительного Собрания от Томской губернии, на помощь «директору». В отличие от «обычных» эсеров, «сибирские», причем ее природные уроженцы, а не «навозные», оказались людьми дела, а не безответственными болтунами. Так оно и понятно - суровый климат и многолетняя каторга выковывают характер, а политических «говорунов» таежные жители просто не потерпят. Пришедшие к власти земцы и кооператоры поддержали «областничество», отказавшись на время от политических дрязг и распрей. А будучи людьми деятельными (иначе не выживешь), они того требовали и от правительства, работая в его ведомствах на ответственных постах. Потому и в той истории Сибирь очень быстро организовала свою государственность, хотя ее территория была чудовищно огромной в сравнении с любыми «образованиями» в европейской части страны. А теперь же, ввиду резкого падения Советской власти, этот процесс был значительно ускорен, настолько, что даже тлеющих очагов партизанского движения пока не наблюдалось.
        - Господа, вспомните историю - тот же наместник всегда имел право дипломатических сношений, а сейчас, когда вообще нет никаких внешнеполитических связей, ваши упреки абсолютно беспочвенны. Да, Япония признала Сибирскую Федерацию, но тем и лучше для нашей совместной борьбы. Нам нужно оружие и патроны - поставки уже начались…
        - Вы расплатились за это КВЖД, на что не имели права!
        - Лучше было бы отдать КВЖД китайцам, причем бесплатно, когда они ввели свои войска? И вообще - эта железная дорога колониальная, и была предназначена царским режимом для закабаления Маньчжурии. А социалист ли вы вообще, если на это упираете?
        - Нам свою Амурскую линию развивать надо, перевозки на собственной территории осуществлять, а не китайской!
        У членов «СССР» (тут Патушинский хмыкнул) оказался «подвешен язык», они ловко «прикрыли» отбивавшегося до этого в одиночку министра от своих бывших однопартийцев. Григорий Борисович не без оснований полагал, что их переход на позиции «областничества» был обусловлен творящимся на европейской части бардаком. И тут уже мотивы «шкурничества» прослеживались - чтобы навести здесь порядок требовались огромные средства, которых у сибиряков не имелось, и более того - ВСП и не собиралось оказывать действенную помощь в ущерб собственному населению. И логика проста - сами навели безобразие, вот и расплачивайтесь, и сами прибирайте, это не наше дело черепицу от чужих разбитых горшков клеить.
        - К тому же Шадринский уезд принадлежит Уральскому округу, и передан добровольно. Это наши внутренние дела, в которые стараетесь влезть и все опорочить с чужих слов. Вы у себя разберитесь - армии нет, крестьянство недовольно, денег тоже нет - на одной нашей поддержке держитесь. Если бы не сибиряки и чехи, вас бы тут давно большевики разогнали!
        Удар был нанесен страшной силы - «обвинители» стушевались, им ясно указали, что они как неблагодарные собачонки кусают руку, которая их кормит. Обида понятна - «КОМУЧ» не отдали золото бывшей империи, захваченное в Казани на чудовищную сумму более полумиллиарда полновесных рублей чеканной монетой. И захватили этот запас, а также склады с военным имуществом, столь нужным для армии, не чехи с добровольцами подполковника Каппеля, а 3-я Сибирская бригада подполковника Гривинна, специально направленная на Казань после взятия Симбирска. И сейчас многие тонны «драгметалла», вместе с разнообразным имуществом спешно вывозились на Урал, подальше как от большевиков, так и от эсеров, правительство которых в народе уже презрительно именовали «учредилкой» и «кому чума», явственно выказывая настроение. Разогнать собравшеюся в Самаре «публику» было бы легко - никто ее защищать не будет, даже чехи. Вот только зачем подталкивать в спину падающего?
        Ситуация на фронте кардинально изменилась, недаром сами большевики позднее считали его самым опасным временем. Красная армия только организовывалась, причем пришедшие в нее пролетарии, оторванные от неработающих станков, революционные матросы со стоящих на приколе кораблей и восторженные школьники, убежавшие на войну из прикрытых властью гимназий, не имели реального боевого опыта. А вот фронтовики-крестьяне в большинстве своем бросились в деревню - делить землю, и хоть немного отдохнуть от войны в семьях.
        Спешно формируемые полки РККА сейчас били, били крепко, не давая организоваться в серьезную силу этим добровольцам, идейно сильных. Таких надо уничтожать сразу, стоит им втянутся в войну и противник станет драться всерьез. Благо у большевиков хватает оружия и боеприпасов, могут вооружить хоть миллион красноармейцев.
        Вот только времени не было - их били по частям. На Урале попали в окружение, не смогли прорваться и были практически полностью уничтожены отряды Блюхера и Каширина, вожди погибли в бою, что лидер оренбургских «красноказаков», что несостоявшийся кавалер первого ордена «Боевого Красного Знамени», попавший под шрапнель.
        Ситуация стала катастрофической после эсеровских мятежей - те вспыхнули одновременно во многих городах, причем в них приняли живейшее участие все однопартийцы - как враждебные к большевикам «правые», так и недавно с ними сотрудничавшие «левые». Причем акция последних была сейчас отнюдь не «театральной», как в той истории - германский посол граф Мирбах остался жить, зато убитым оказался сам председатель ВЧК…
        Председатель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем Ф. Э. Дзержинский, известный как «Железный Феликс». В «мутной истории» с «левоэссеровским мятежем» он играл какую-то роль. Но сейчас события пошли иначе…
        Глава 37
        Пока мозги большинству населения не «промыты», а потом «переформатированы начиная с младших классов школ, я увидел другую Россию, далекую, как ни странно от коммунистической идеологии. Это сколько же нужно было насилия, чтобы загнать народ 'железной рукою» к грядущему «счастью», которое все не приходило. Даже коммунизм обещали построить, правда вместо него организовали олимпиаду. И все потому, что человеческую сущность переделать не удалось - люди всегда остаются людьми со всеми их достоинствами и недостатками.
        Взять тех же крестьян - они хотят иметь собственную землю, трудится на ней и пользоваться плодами своего труда. Но им уготована иная участь. Хотя, бог знает, как сейчас выйдет на самом деле - история начала изменятся. К плохому, или лучшему - тут сказать нельзя, посмотрим…
        Мысли текли неторопливо - только оказавшись в этом мире, смог по-иному взглянуть на происходившие события. В свое время он присутствовал в державе, что вначале медленно катилась к закату, а потом стремительно развалилась прямо на глазах, оставив миллионы людей в состоянии полного непонимания того, что же случилось. Здесь же Григорий Борисович увидел исток тех будущих событий, то самое начало, и осознал, что именно тут и заключены причины будущей катастрофы конца ХХ века, когда вчерашние коммунистические руководители принялись строить капитализм, все разворовывая. А некоторые ухитрились создать под себя эмираты, где население их стало обожествлять как земных богов.
        И много ли стоит идея, за которую два поколения умирали, третье превратилось в потребителей, мечтающих о полных прилавках и заокеанских штанах, а четвертое уже злорадствовало. Пятое и шестое вообще понятия не имеют, что так могли жить их пращуры, отдававшие свои жизни за непонятные идеалы в братоубийственной гражданской войне…
        - Вы хотели меня видеть, Сергей Михайлович? У вас какие-то вопросы или проблемы? Если в моих силах, то попробуем решить их.
        Патушинский с интересом посмотрел на великого князя Сергея Михайловича, младшего сына фельдмаршала, а потому приходившегося внуком императору Николаю Павловичу, тому, кто под первым династическим номером. Рукопожатием не обменялись - рука бывшего начальника ГАУ теперь навсегда повисла на «косынке», пуля одного из убийц перебила нерв. С поседевшими волосами, причем и бородку тронули серебристые нити, сейчас князь выглядел на все шестьдесят лет, хотя ему еще пятидесяти нет, только «подкатывает». Но даже под сюртуком была заметна военная выправка - все же по генерал-фельдцейхмейстер по «старому счету», всю жизнь провел в армии, причем знающие люди говорили, что артиллерист хороший.
        - Мне хотелось бы знать, какая участь нас всех ожидает, господин министр. Потому и обратился с просьбой, чтобы ваше превосходительство уделило мне время на прием.
        У Патушинского выгнулась удивленно бровь - он решил, что над ним издеваются, прибегнув к такому нарочитому титулованию. Но нет, великий князь был предельно серьезен, смотрел внимательно.
        - В Сибири вы вполне в безопасности, Сергей Михайлович, как и князья молодые князья которых сбросили вместе с вами в шахту только потому, что они принадлежали к династии Романовых. Я понимаю, что вам бы всем хотелось уехать за границу, чтобы жить там…
        - Прошу простить, ваше превосходительство, но если бы все хотели уехать из страны, то такая возможность для бегства была у каждого из нас. Но мы предпочли остаться на родине.
        - Хм, даже не знаю, что сказать вам, но я вполне верю в то, что вы сейчас сказали - чудо спасло вас, когда всех обрекли на заклание. В России сейчас творится бедлам, и вас всех там могут убить - нравы дичают. С гражданской войной нужно заканчивать как можно быстрее, ничего кроме неимоверных бед она народу не принесет. Да, будет лучше, если вы будете обращаться ко мне по имени отчеству - я вас выслушаю как человек, а приму решение как министр и член Директории. Сами понимаете, что мне надлежит быть ответственным за свои действия перед двумя «директорами» и правительством. Но заверяю вас вполне официально - никто прогонять из пределов Сибири не будет. Живите по своему выбору, каждый человек может принести пользу своему народу. Тем более вы, люди образованные - всегда найдете жизненное поприще и достойное жалование.
        Патушинский говорил осторожно - теперь он понял, что ставки подняты. И хотя такой вариант развития событий уже обсуждался с Вологодским, который постоянно отправлял в Екатеринбург шифрованные телеграммы, но принимать решение придется именно ему. И Григорий Борисович, сделав установочную паузу, негромко произнес, будто пребывая в сомнениях по поводу дальнейшей участи великого князя.
        - Насколько я помню ваш чин, то он генерал от артиллерии. Мы вам можем назначить пенсию от военного министерства - так делаем по отношению ко всем ветеранам, выслужившим сроки и увечным военнослужащим. Достаточно подать рапорт на имя военного министра, приложив послужной список. Если нет оного, то составить лично и заверить в походной канцелярии - она меня сопровождает во всех поездках. Пенсия генералам начисляется сразу, пусть небольшая. Но здешние цены не «кусаются», и у вас будет примерно восемьдесят пять рублей в перерасчете на золото, вполне хватит на скромную жизнь, наем достойного жилья и прислуги. Штатные генеральские должности в Сибирской армии не предусмотрены, лишь будут введены по окончании войны - правительство посчитало что присвоение высших чинов с первого по четвертый есть прерогатива верховной Всероссийской власти, законной, по выбору всего населения бывшей Российской империи, составной частью которой Сибирь и является.
        Снова последовала короткая пауза - великий князь задумался, видимо в мыслях как-то начав менять свои планы, или убеждения. И это был хороший признак - «прошлое» никогда не следует отрезать. Тем более в ситуации, когда оно может сыграть позитивную роль.
        - Бывших генералов у нас немного, но чин полковника фактически равен генерал-майору, так как в расписании введен чин «майора», и чтобы не было преимуществ у тех, кто его миновал, все ступают на одну «ступеньку» вниз, так сказать. А вот бригадирами, или бригадными генералами, как именуют порой, являются лишь немногие, получившие повышение за отличие. Как видите, я сам подполковник, и следующее вверх продвижение получу не скоро, хотя являюсь военным министром. Так что подавайте прошение на пенсион, по своим заслугам вы его получите сразу - я дам делу ход немедленно, правительство проявляет особое внимание к ветеранам.
        - Я военный, Григорий Борисович, служил всю жизнь честно, чтобы не говорили злые языки. И готовь также ревностно служить в рядах Сибирской армии, раз вы боретесь за сохранение единства страны. Я не политик, все решения о месте Сибири в составе России будут принимать после победы над большевиками. Но я готов послужить дальше на любой должности, на которой вы меня сочтете полезным для общего дела, и в том чине, который будет моему новому положению соответствовать.
        - Вас аттестуют в полковники, Сергей Михайлович, если ваше здоровье позволяет вам служить.
        - Позволит, Григорий Борисович, рука начала двигаться, врачи говорят, что будет намного лучше уже через месяц.
        - Хорошо, будем надеяться на это, товарищ полковник - приказ я отдам сегодня, как только получу от вас рапорт, который вы немедленно напишите. Но скажу сразу - в братоубийственной войне вы участвовать не будете. Не нужно, чтобы большевистская пропаганда объявила это местью, - Патушинский указал взглядом на руку. И оценил, что великого князя не перекосило от обращения - хорошо осведомился уже о нововведениях. И как-то невольно подтянулся - пусть из Дома Романовых, но военная косточка, и принял его за прямое и непосредственное начальство.
        - Я назначаю вас инспектором артиллерии Приамурского военного округа. Отправляйтесь во Владивосток, там проведите ревизию портовых складов на предмет хранения военных грузов. Особенное внимание обратите на боеприпасы - они очень нужны на фронте. Учтите - наши войска выкатились за Волгу, и наступление продолжается. Восточный фронт восстановлен, и впереди, как только будет нанесено поражение большевикам, освобождение нашей земли от германских оккупационных войск. Доклад кроме военного министерства отправите на комфронта генерал-лейтенанта Болдырева, он должен знать о боеприпасах, которые нам можно отправить в распоряжение войск. Ваш рапорт должен лежать через полчаса у меня на столе, Сергей Михайлович - с этой минуты вы считайтесь на службе.
        - Есть, ваше превосходительство, - увидев, что Григорий Борисович встал, быстро поднялся и великий князь, глаза которого радостно заблестели. И обращался уже по уставу как положено к члену Директории и военному министру, несмотря на невысокий чин последнего…
        Великий князь Сергей Михайлович, генерал-инспектор артиллерии, деятельность которого на этом посту неоднозначна - и дурное, и хорошее. Это и «французские откаты» от военных заказов на орудийных заводах «белль Франс» (проще говоря казнокрадство), и действительно полезное реформирование «бога войны», особенно после унизительного поражения от японцев в приснопамятном пятом году, после заключения позорного мира графом Витте- «Полусахалинским»…
        Глава 38
        Смысла убивать Константиновичей не было никакого, как и политического резона. Они даже не «императорские высочества», а «князья императорской крови», потому что только прадед восседал на престоле. Палей же хоть и сын великого князя Павла Александровича, то есть двоюродный брат убитого Николая II , но от морганатического брака и официального отношения к правящей династии не имел, так, самый «последний в очереди», как сказали бы в последние годы перестройки.
        Шансов на престол никаких - даже гипотетических, и причисленных к разряду даже ненаучной фантастики!
        Так что из пяти казненных князей в Алапаевске только один Сергей Михайлович мог быть вполне законной мишенью, все же возглавлял ГАУ, его можно было обвинить в казнокрадстве, как и в том, что стоял относительно близко к престолу.
        Но и только - под «вышку» тут никак не тянет, не тот перечень прегрешений, на фоне олигархов и генералов из моего времени имеет практически незапятнанную репутацию, даже балерину матильду Кшесинскую не притянешь. Ведь по тому же «делу» можно Ильича притянуть, раз с балкона ее дома перед матросами выступал. Да и сейчас Сергей Михайлович на месте будет - все же по прошлому положению являлся шефом Владивостокской крепостной артиллерии, так что в городе его воспримут, особенно после известных событий. Да и интервентов он способен выпроводить восвояси - те живо почувствуют, какими ветрами потянуло.
        Тем не менее, всех пятерых изначально обрекли на ритуальную казнь, уж больно многие проделанные вещи на таковую походят. Не месть, помноженная на классовую ненависть, не самоуправство местных «товарищей» - организованное и подготовленное действо, проведенное в одно время в двух местах. Да и сами казни странные - именно соблюдение каких-то правил, на которые дала разрешение именно Москва. А точнее один человек, принадлежащий, как сказал один юморист, к австрийской национальности, Яков Свердлов, имевший совсем иное имя и фамилию, и очень широкие связи в различных слоях общества. Приятель нашего уральского «кролика», что в «президенты» набивался - а тот масон из ложи «Большой Медведицы», как и мой давний знакомец Керенский.
        Мерзкая персона «товарищ Яша», если посудить беспристрастно, но чьим именем в моем времени называли не только районы в любом городе, или улицы, но даже целый огромный город-«миллионник», где и было проведено ритуальное убийство детей, больного мальчика и пятерых девочек, ни в чем не виновных, кроме своего рождения. И хорошо, что хватило решимости вернуть историческое имя города обратно.
        Но что же мне делать со всеми этими молодыми князьями, вместо которых в шахте умерли двое их приближенных, оставшихся верными им до конца - управляющий делами и обычный слуга из крестьянской семьи. Можно ли считать это не случайностью?
        Хм, «жизнь за царя» - этот момент можно хорошо обыграть, и ведь он произведет определенное впечатление на сибиряков. В информационной войне все средства хороши, просто тут кроме большевиков никто их всерьез не принимает, за исключением Сибири, и то по моему настоянию кое-как все же взялись за агитацию и пропаганду. И первые успехи налицо - мобилизацию не объявили, все солдаты на «контракте», и золотом получают жалованье, землицы им отрежут. Да и пенсию выдадут семьям, если убьют.
        Так, чего-то меня не туда понесло, а то князья присмирели, вздохнуть боятся. Паузу всегда нужно затягивать, чтобы собеседники «дозрели», но ни в коем случае не «перетягивать».
        - Господа, понимаю ваше положение. Константин Константинович желает вернуться на военную службу в действующую на фронте армию - ему будет предоставлена такая возможность. Но служить будете, сидите-сидите, вы пока не мой подчиненный.
        Патушинский остановил поднявшегося со стула великого князя. Мысленно усмехнулся, увидев загоревшиеся глаза у молодого человека, всего то 28 лет недавно исполнилось. Но выглядит гораздо моложе своих лет.
        - Служить не в лейб-гвардии, у нас пока таковой нет, за исключением Сводно-казачьего полка. Вас направлю в формируемую в Барнауле 2-ю Туркестанскую стрелковую бригаду, помощником командира роты. Но как только войска Восточного фронта войдут в боевое соприкосновение с австрийцами или германцами, вы немедленно отправитесь в действующую армию, как и ваша бригада. Немедленно подайте рапорт на мое имя, и составьте полный послужной список - вам помогут оформить бумаги в походной канцелярии этажом ниже. Идите, товарищ капитан!
        - Есть, ваше превосходительство!
        Этот князь оказался строевиком в подлинном смысле слова, словно не пажеский корпус, а Павловское училище закончил. Четко повернулся, хоть и в штатском, но строевым шагом отправился из кабинета. Видимо, говорилиправду о лейб-гвардии Измайловском полку - там «шагистика» была в «почете», особенно в довоенные времена.
        - Вам, Игорь Константинович, в виду болезни легких, - Патушинский обратился к самому младшему из Константиновичей, - будет предоставлено лечение в Тункинских гольцах под Иркутском, «Байкальская» Швейцария, можете поверить, только место диковатое сейчас, но благодатное, его бы в курорт превратить. Да и Владимиру Павловичу не помешало бы там здоровье поправить. Вы оба молоды, я старик по отношению к вам, в отцы гожусь. Примите совет - вы еще четверти века не прожили, а здоровье никудышное, так что отправляйтесь в Тунку, на месте подлечитесь. Для армейской службы вы не годитесь, так что по прибытию в Иркутск обратитесь с прошением в Директорию, Петру Васильевичу я отпишу. Думаю, вам стоит поступить в открываемый в Иркутске университет, и получить нужное для страны образование - поверьте, врачи и учителя самое важное, они готовят будущее, а придворная жизнь это тлен. Потому Россия и отринула бездельников, не приносящих пользу народу.
        - Я согласен с вашим превосходительством…
        - В сторону титулование, Владимир Павлович, оно не нужно - мы в Сибири, тут нравы незатейливые, а Иркутск не Петербург, сами увидите. Вы ведь поэт, как мне сказали? Так пишите стихи, а в них правду, подлинную правду, свет и добро нужно, мир и так погрузился в ненависть!
        Патушинский остановился, глядя на вытаращенные глаза Владимира Палея. Тот непроизвольно ахнул, совершенно искренне произнес:
        - То же самое я написал в дневнике, почти слово в слово. Все что меня раньше интересовало: блестящие балеты, декадентская живопись, новая музыка - все это теперь кажется пошлым и безвкусным.
        - Пережитые горести, да еще революция, страдания - все это очищает душу. Так что творите - для вас жизнь только начинаете. Главное - принести пользу будущим поколениям, так устроить жизнь народа сейчас, чтобы подобного никогда не повторялось. Идите, и бог вам в помощь!
        Оба молодых князя попрощались с ним за руку, и вышли, а вот старший из Константиновичей, Иван, остался. И негромко попросил с несколько смущенным видом, потупив глаза:
        - Моя супруга просит ваше превосходительство об аудиенции, если только это возможно, и у вас найдется время. Она внизу, ожидает в приемной. Осталась, проводив Елизавету Федоровну и несчастных дочерей убиенного Николая Александровича и Александры Федоровны.
        Патушинский помрачнел - вдова великого князя Сергея Александровича, убитого бомбой Каляева в пятом году, приняла монашеский постриг, став настоятельницей монастыря. Вот ее то убивать вообще не имело политического смысла - но ведь в той истории умертвили, причем фактически совершив ритуальное жертвоприношение.
        Интересно, каким «богам» они служат? Надо будет мне у Яши поинтересоваться - вот его живьем брать нужно, чтобы поспрашивать на досуге, с применение мер для полной искренности в ответах!
        Выжившие дочери убитого императора тоже решили принять постриг, и он понимал желание несчастных девочек. И хотя церковные дела не в его компетенции, но в Сибири религию решили не отделять от государства, ведь идеология, пусть и религиозная нужна, памятуя, что «свято место не бывает». А оно надо такое торжество всякой разной бесовщины, которая поперла валом в начале третьего тысячелетия.
        Княжны отдали в казну все драгоценности царской семьи, бог знает, на какую сумму со многими нулями по нынешним временам. Своего рода «вклад», и он отдал распоряжение принять их под опись. Единственное, что мог сделать, то гарантировать безопасность всех монастырей, находившихся под охраной государства. И разрешил перезахоронение царственных убиенных мучеников на монастырском погосте, куда сразу потянулись паломники. Так что по всей Сибири и Уралу скоро разойдутся слухи…
        Владимир Павлович Палей был заживо сброшен в шахту в 1918 году. Большевики всегда отрицали свое участие в этом убийстве, ссылаясь на «самодеятельную творческую активность масс»…
        Глава 39
        - В Сибири рабочему человеку куда лучше живется - золотом платят, Как сказывали, будто сыр в масле катаются. Хлебушка вдоволь, и не ржаного с мякиной, ситного досыта.
        - Придут сибиряки, живо порядок наведут! Они люди суровые - видывал, когда с японцами воевал.
        - Это надо же - воевали с германцами, воевали, замирились, а теперь сызнова с ними на брань выходить?
        - Лучше своим кровь пускать, борода многогрешная? Так с германцем сподручнее будет, если всем миром навалимся. Кайзер уже на издыхании, говорят - слаба кишка со всем миром сражаться в одиночку.
        - Голод на неметчине лютый - все, кто из плена возвращается, о том говорят. Брюкву вместо хлеба дают - у нас до такого не дошло…
        - Скоро дойдет - жрать будем пареную репу и радоваться. Ничего не купишь, а то, что из-под полы продают, трудно взять - деньги не берут. Все на мену, пальто за три каравая отдай. Вот картошку копать начнут, легче станет - маслица конопляного али льняного токмо нужно.
        - Какое масло? Лампады и те давно пустые!
        Павел Яковлевич пробивался через толпу рабочих - там вовсю судачили, причем недовольство сквозило в словах у каждого. Объявленная «диктатура пролетариата» вызывала сильнейшее недовольство у этих самых «пролетариев». Национализированные большевиками заводы закрывались один за другим, работники оставались без куска хлеба. Многие возвращались обратно в деревню, где жизнь до последнего времени была лучше - по крайней мере, не впроголодь. «Отходников» здесь везде хватало, это не Петроград, где заводских рабочих было много. Там для большевиков наступали страшные дни - потерявшим работу людям стало трудно уже не жить, выживать. А потому создавались советы фабричных уполномоченных, начались забастовки - большевики ответили закрытием заводов, насилием, запретом на выборы представителей эсеров и меньшевиков. Видимо, предчувствуя такой накал, Совнарком и перебрался из Петрограда в Москву, где так называемой «рабочей аристократии», то есть высококвалифицированных работников получавших до революции большие заработки, было относительно немного. Но и здесь та же напасть - кроме военных предприятий нигде было
нельзя найти для себя работу, а для семьи пропитание.
        Оставшиеся на фабриках и заводах люди оказались перед выбором - или побираться, перебиваясь случайными заработками, становится кустарями, либо идти в «красную армию» - там хоть паек семьям выдавали. Но лучше в «продотряды», что отправляли в зажравшиеся деревни, выбивать из крестьян хлеб для голодающих. И многие шли, брали в руки винтовки, хотя страшно было - на войне ведь убивают, да и сами крестьяне волками смотрели на тех, кто лишает их выращенного урожая.
        Да и не хотелось драться со своими, хотя большевики без устали призывали рабочих подняться на войну. Везде были развешаны плакаты, где говорилось, что «мир капитала удушит пролетария», а помещики, спят и видят, как вернутся обратно в сожженные усадьбы, и отберут у крестьян землю. А их самих будут без всякой жалости пороть, как в «первую революцию», и потому с юга идут казачьи полки «нагаечников».
        Вот только в последние дни этому уже не верили, и Михайлов радовался, что он приложил свое умение агитировать, и пускать слухи. Все же после долгих совещаний, собравшиеся в Самаре члены «Комитета Учредительного Собрания» постановили всю помещичью землю признать за крестьянами. Без всякого выкупа, и со сложением всех числящихся недоимок, но с отдачей хлебом по установленным нормам налога, если наделы захотят выделить. При этом в законе было сделано немаловажное уточнение - земля передается в первую очередь малоземельным крестьянам. А отнюдь не выделившимся из общины «пореформенным» хуторянам или зажиточным односельчанам, которых именовали «кулаками». Ведь именно последние стали главными инициаторами захвата помещичьих земель, им же и достались лучшие куски. Так что «мироеды» будут ворчать как злые псы, из пасти которых будут вытаскивать здоровенные кости.
        Эта реформа была объявлена под сильнейшим нажимом Сибирского правительства, ведь все преобразования там проводились с упором на «простого» человека, благо помещиков отродясь не было, земли хватало, а капиталистов самая малость, да и те с петербургскими и московскими воротилами связаны. Так что в Самаре возникли стойкие опасения, что «Комуч» крестьяне попросту разгонят, а прибывающие на фронт сибиряки их в этом поддержат. А так как сила была за батальонами под бело-зелеными знаменами, то всем стало ясно, на кого «куры записаны».
        Будучи товарищем министра внутренних дел, Михайлов хорошо знал внутреннюю ситуацию в Сибири. Большевицкое сопротивление было сломлено очень быстро, а за подполье принялись всерьез - народа не так много, все друг дружку знают, так что арестовывали большевиков одного за другим, доносов на них с избытком хватало.
        Единственный пролетариат, на который можно было опереться - шахтеры Кузнецкого и Черемховского уездов, вольница анархиствующая, «забубенные головушки» - «мы из-под земли, к нам не подходи». Подошли, еще как подошли - «хулиганов» стали расстреливать, а наиболее активная часть погибла, решившись воевать. Теперь нужный для железной дороги и электростанций уголь стали добывать куда активнее, бездельников просто увольняли и высылали без всякой жалости. С железнодорожниками пришли к соглашению - те не стали начинать забастовок, осознав, что к власти пришли «умеренные левые», к которым причисляли и «областников».
        А вот идеи последних, как какое-то поветрие, перехлестнулись на Урал - там тоже началась «автономизация», как в Приамурье, причем с выраженным согласием быть в рамках «большой» Сибирской Федерации. Да и заводы горного Урала не были подвержены влиянию большевиков - люди хотели трудиться, жить прежним укладом, а не воевать - ведь многие имели собственные дома с огородами чуть ли не с десятину. Так что «обещание» посадить всех на «паек» с отменой «свободной торговли» вызвало резкое неприятие, хотя были фабричные, что охотно поддержали большевиков - в основном пришлые, пришедшие в годы войны.
        Сейчас под бело-зеленым знаменем находилась огромная территория, вместе с Уралом почти в двадцать миллионов человек населения, если киргизов Алаш-орды вместе посчитать. Армия возрастала стремительно - стал популярен лозунг «завершить братоубийственную войну до листопада» - пойти на Москву. Да и марш сибирских стрелков набирал популярность (там ведь угрожали, что «услышат эту песню стены древнего Кремля»), превратившись в неофициальный гимн Сибири. Мобилизацию объявили только казаков и старожилов, по три и два возраста - хватало добровольцев, матерых фронтовиков, что уже отдохнули дома. Из-за уральских хребтов эшелонами шло пополнение - армия росла как снежный ком, пущенный с горы. Благо было чем вооружать после захвата вывезенного в Поволжье военного снаряжения.
        Да и сама война для большевиков стала катастрофической после мятежа «левых» эсеров - теперь у них не осталось союзников в лице других партий, все начали объединяться против их диктатуры.
        И события приняли угрожающий характер - чехи и сибиряки шли на Москву, занимая Поволжье. На Каме восстали рабочие Ижевска и Воткинска - образовался новый антибольшевистский фронт, стремительно расширявшийся после подхода 1-го Сибирского корпуса. «Комуч» отрезал Царицын, лишив туда подхода подкреплений - там сгинула целая армия, погиб нарком по делам национальностей, как было объявлено вчера в газетах, убитый мятежными донскими казаками генерала Краснова.
        И вот теперь все может решить один удачный выстрел…
        Михайлов пристально смотрел на небольшого росточка человека в пиджаке, лысоватого, с клиновидной бородкой, что постоянно поднимал руку, громко обращаясь к собравшейся толпе. Глава Совнаркома, как и многие другие видные большевики, метался по заводам и формируемым, где постоянно выступали агитаторы. Видимо, у захвативших власть в огромной стране были шаткими позиции, раз они так деятельно старались если не переломить ситуацию в свою пользу, то хотя бы отсрочить неизбежное крушение своего режима. Но уже поздно - и Михайлов хищно усмехнулся, ожидая выстрела. И точно, приглушенный звук вряд ли услышали собравшиеся люди, зато увидели, как хлестнули красные брызги от падающего оратора. Зато второй выстрел был услышан - люди на трибуне заметались, и по ним тут же прошлись короткие пулеметные очереди, добавив суматохи.
        Теперь в успехе акции Павел Яковлевич не сомневался, как и в достигнутом результате - боевики применили германские винтовки с оптическими прицелами и пули «дум-дум». Стрелки специально подбирались, лучшие из лучших, как и пулеметчик с «льюисом», что засел на чердаке заводоуправления. Хорошо подготовленная команда из ветеранов партии, имеющих соответствующие ухватки - эсеры имели большой опыт создания «боевых организаций» - знаменитых «боевок». И вот теперь одна из них, с включением офицеров МВД, из засекреченного СОБР, добилась успеха - в том что руководство большевицкой партии обезглавлено, Михайлов сейчас не сомневался. Теперь нужно было подойти поближе, смешавшись с толпою, и зафиксировать полученный результат…
        Неклассический рисунок известного покушения, ставший образцом ехидства в «соответствующих органах» - «вот для чего нужна партия». Чекист, он же революционный матрос, прикрывается Ильичом, как «живым щитом». Возникает закономерный вопрос - а люди то куда подевались…
        Глава 40
        - Ваше высочество никто из Сибири не гонит, оставайтесь с мужем, вы этого сами желаете.
        Патушинский улыбнулся как можно искренней - из книксена дочери сербского короля, ее почтительного поклона ему, и внимательного взгляда при этом, он извлек бездну информации.
        Принцессе осенью исполнится тридцать четыре года, на два старше супруга, выйдя за него замуж семь лет тому назад. И, судя по всему, хотела попасть в «Дом Романовых», хотя ее муж, без всякого сомнения, в нее влюблен, как и она в него. И это точно - Елена единственная кто отправилась на Урал добровольно, вместе с супругом, и ее также могли убить. Вот только в Москве прикинули последствия, и за день до казни сербку арестовали и повезли в Екатеринбург. А по дороге бросили, не стали убивать, когда нарвались на казачий разъезд. Елену Петровну немедленно взяли под охрану, стоило ей назвать свое имя. Сербы являлись союзниками России, так что к ней отнеслись с всевозможным почтением. Да и сопровождавшие ее чекисты слишком картинно бежали, даже с винтовок не стреляли.
        Стали бы так делать «горящие возмездием пролетарии», или были получены точные и весьма неоднозначные инструкции?
        - Титул ваш признается всеми, даже большевиками - отец король, брат Александр принц-регент при нем. В Сибири вам будут рады, если не доверяете нашим офицерам, то на фронт выдвигается сербский батальон воеводы Зорича - вам могут выделить охрану из соотечественников.
        Патушинский тянул время, лихорадочно пытаясь обдумать ситуацию. Вариантов было множество, требовалось извлечь наилучший. С женой они часто говорили о будущем России, прикидывали варианты. Наилучшим оставалось устройство в виде конституционной монархии, но с выборным правительством в будущем. Но в самом начале правление должно быть в виде Директории, потом плавный переход к «Административному Совету», затем созыв Учредительного Собрания, но отнюдь не по партийным, а региональным, пропорциональным спискам. А вот там можно будет пойти на обсуждение вопроса, создать Регентский Совет лет через семь - все очень долго, и неизвестно во что вырасти может.
        Это не Земской Собор, созыв которого невозможен - слишком велико влияние на одуревшие головы интеллигенции «демократических» САСШ и Франции, где президентская власть сосредоточена у выдвиженца банкиров и политиканов - «живые игрушки» власть предержащих.
        Зато можно пойти другим путем, и этот вариант, как ни странно, обсуждался Директорией. Дело в том, что Сибирь не была настроена категорически против идеи монархии. Отнюдь, как говорится, недаром на Приамурском Земском Соборе в 1922 году умы заняла идея «реставрации». А в нынешнем положении можно провернуть любой фокус, нужно только правильно поставить народ перед выбором из двух вариантов. И подобрать соответственно - в этом вся штука и заключается. Нужного ответа для себя, и категорически неприемлемого для населения. Типа, желаете вы засилья политиканов, что снова доведут страну до ручки, или доброго милостивого царя, при котором наступит долгожданное процветание.
        Ответ слишком очевиден - а люди сейчас не искушены и простодушны. Осталось только провести проверку кандидатов.
        - Нет, ваше превосходительство, я всецело доверяю сибирякам. И мы с мужем просим вас не только о гражданстве, но и стремимся хоть как-то помочь Сибири, что так благожелательно нас приняла.
        - В гражданстве вам никто не отказывает - любой человек может приехать на жительство к нам. Единственное, чего у него не будет - права избирать и быть избранным в течение определенного ценза проживания. У нас слишком суровый климат, а потому политические временщики и горлопаны тут больше не будут задерживаться, по своей ли воле, или нет. Но вот чего точно не будет - места всероссийской каторги и ссылки. Это однозначно, как и не дадим никому дальше безудержно грабить наш богатый край. Любым правительствам, Учредительному Собранию и даже царю, если он попытается кому-то потворствовать в этом. Мы больше не колония, а вполне самодостаточное государство с двадцатимиллионным населением и армией. И потому вправе решать собственную судьбу, не озираясь на любых российских политиков, чтобы они себе не придумали.
        - Это совершенно справедливо, ваше превосходительство, - сербка великолепно говорила на русском языке, как и ее брат Александр, будущий король - тот учился в пажеском корпусе. - Мне говорили, что переселение крестьян в Сибирь, предпринятое покойным Столыпиным принесло для сибиряков больше вреда, чем пользы.
        - Сюда нужно было переселять не сирых и убогих, половина из которых разорилась и вернулась - просто бесцельно выбросили деньги на ветер, и породили у нас социальное напряжение, которое сейчас приходится сглаживать, а это потребует огромных затрат. Тут нужны крепкие мужики, что вцепятся в землю, будут долго трудиться, и через несколько лет упорного работы станут зажиточными по нашим меркам. И мы ждем таких, как и тех, кто отдадут нашему краю свои умения и силы для его процветания. Таких людей мы ценим и всячески привечаем!
        - Ваше превосходительство сказали, что в России возможно реставрация монархии, упомянув про Учредительное Собрание?
        - Россия долго лет была монархией - централизации управления требует этого. Но сейчас другие времена, а потому монархия может быть ограничена конституцией и парламентом. Но то дело России, мы не собираемся вмешиваться во внутреннее управление и политические выборы. Так будет лучше для всех - политики часто не учитывают мнение регионов. Случай с переселением это ясно показывает, а такие вещи плохо кончаются, если не делаются выводы. За пятым годом последовал февраль семнадцатого…
        Патушинский внимательно посмотрел на Ивана Константиновича, задавшего этот вопрос, и тот смущенно отвел взгляд. Действительно - добрый, религиозный, спокойный и умный - с таких получаются конституционные монархи, вынужденные учитывать все варианты. И тут последовал уточняющий вопрос, которого Григорий Борисович ожидал, к нему и подталкивал:
        - Но если Сибирь будет иметь определенную самостоятельность, к тому же признана сопредельными странами - я имею в виду Японию, то тогда у нее будет статус доминиона, вроде Канады или Австралии, со своим правительством, деньгами и внешней политикой. И лишь корона господствует над всеми - как в британской империи король.
        - Абсолютно верное замечание Игорь Константинович. Только интересы короны представляет генерал-губернатор, а нам такое не нужно. Пусть интересы представляет один из представителей Дома Романовых, который нам придется по душе, и завоюет уважение сибиряков. Учтите - есть титул царя Сибирского, а раз в России сейчас нет монарха, то мы им вполне можем распоряжаться, если придем к выводу, что нам это крайне необходимо. А верховная власть нужна - это преемственность, и не важно, что подумают за западными склонами уральских хребтов. Россия будет другой, и Сибирь вправе распоряжаться своим будущим, как Канада или Австралия. Но в лихую годину все части страны будут заедино, и мы двинем на помощь войска и дадим золото - как поступаем сейчас. Япония признала нас, и Директория уверена, что этому примеру последуют другие страны. Кто же тогда в России откажет нам в толике самостоятельности?
        Намек был слишком явственным, он увидел, как загорелись глаза сербки, она все же углядела тот шанс, который он ей предоставил. Женщина даже мимолетно сомкнула пальцы на запястье мужа, передав ему какой-то сигнал. Патушинский сделал вид, что ничего не заметил и заговорил, теперь нужно было заканчивать беседу - «умному достаточно».
        - Ваше высочество, в знак наших добрых отношений с сербским королем прошу вас принять шефство на формируемым Иркутским гусарским полком - мы приняли решение сохранить его в рядах нашей Сибирской армии, он будет единственным, как и Приморский драгунский полк. А вы товарищ майор, примите в этом полку эскадрон. Приказ я отдам немедленно, а вот форму себе и супруге вы подберите полевую. Правда, вам штаны пошить нужно особые, я не разбираюсь в гусарской форме, не обессудьте - капитан сибирских стрелков, призван из запаса.
        - Чикчиры полевого цвета, ваше превосходительство, шифровка и выпушка малиновые, металлический прибор золотистый, - тут же отчеканил князь, даром что конногвардеец - а ведь знает такие нюансы. Да и сам Григорий Борисович это хорошо знал - просто проверил.
        - Вот и займитесь, деньги на пошив выделят в канцелярии, как и подъемные. А вас, Елена Петровна, прошу провести вместе со мною смотр сербского батальона, - он сделал вид, что заглядывает в бумаги. - Он прибывает послезавтра. Потом отправитесь в Иркутск поездом, состав подготовят через четыре дня. Но можно и послезавтра вечером - вас могут принять и в санитарный эшелон, там сестрой милосердия моя супруга - случилась оказия, меня проведала на пару суток. Но там раненых солдат повезут до Иркутска, а для вас это не очень удобно - запах крови и смерти…
        - Меня ничто не пугает, ваше превосходительство, после всего пережитого. Разрешите нам поехать с ранеными сибиряками - мой долг ухаживать за ними, как надлежит шефу иркутских гусар…
        Князь Иоанн Константинович и его супруга Елена Петровна Сербская. Они еще не знают, какая судьба ожидает их в Алапаевске…
        Глава 41
        - Узкоглазым только отдай палец, всю руку откусят. И так кое-как из Владивостока интервентов выпроводили, слишком назойливые гости пожаловали… на броненосцах и крейсерах.
        Патушинский лежал на спине, жена, мокрая как мышонок, но донельзя счастливая, прильнула к нему. Анна устроилась удобно - положив голову на плечо и закинув ногу чуть ли не на живот мужа, обладательница. И сейчас молодая женщина поглаживала пальчиками его широкую грудь, что уже равномерно дышала - дыхание успокоилось, а то прямо какое-то безумие, словно подзабытая давно молодость вернулась.
        Не мог оторваться, пока не «насытился» теплотой и нежностью, да и горячечными ласками любимой «половинки», что отдавала себя без остатка, заботясь о том, чтобы ему было хорошо.
        Наверное, устал от всего этого безумия и кровавой круговерти, хотя в последние дни поступили новости, перевернувшие ситуацию, и не сказать, что в них были неприятности, совсем наоборот. И нужно было думать, причем быстро, что делать дальше - Иркутск тоже пребывал в некоторой растерянности, и постоянный обмен телеграммами с Екатеринбургом и Самарой о том отчетливо свидетельствовал.
        Японцы решили все же в войне поучаствовать, дождавшись самого выгодного момента - германские войска стали отходить из Франции под напором союзников. Токио предложил высадить в Приморье экспедиционную армию из трех-четырех дивизий, и двинуть войска по железной дороге на запад, на Москву. Тут еже понятно, что вытянувшись по Транссибу от Владивостока до Иркутска они в удобный момент могут «откусить» все Приамурье, привести там к власти марионеточное правительство, и потом их оттуда не выгонишь. И так еле удалось выпроводить атамана Семенова на Восточный фронт, где он с бароном Унгерном попали в засаду. Но видимо бесы ворожат - живые остались, паразиты, но если поправятся, то их нужно будет законопатить в такую «дыру», откуда свой норов проявить не смогут.
        - Пусть наше КВЖД «пережевывают» - уж больно глаза завидущие у макак. «Терки» с китайцами у них начались нехилые, но нет же - в Приамурье лезут, словно там медом намазано.
        - Нет, Гришенька - мы пока там слабы, батальоны и эскадроны стоят, а нужно полки и дивизии держать. И флота там нет - вот и наглеют. К тому же правильно говорят - аппетит во время еды приходит.
        - Да понимаю все - отказали им, так сделали вид, что не больно то и хотелось. Перед ними не калитка в Китай открыта, а целые ворота, есть чем заняться к ужасу наших «союзников».
        - Потому они и Сибирь начали признавать одни за другими, но первыми сербы месяц назад подсуетились. Ленка ведь сразу телеграмму в Грецию и Италию отправила, с оговоренными словами к брату. Хитрая бестия - на смотре за мной как привязанная ходила, и форму за сутки быстро пошили. В Томске «первого гражданина» посетила, старик расчувствовался, благословил. Очень энергичная особа…
        - А что ей несчастной бабе делать - в чужой стране, и с мужем, что на плаху попал и выжил чудом. Саму могли изнасиловать и убить много раз, а тут шанс представляется - за корону вцепится. Так она из кожи вывернется, чтобы всем понравится - как ты говоришь…
        - Политический капиталец приобрести, на елку влезть и не ободраться. Все правильно она делает - это проверка на разумность и управляемость. Елена Петровна ее прошла. И это наилучшая кандидатура - православная сербка, не немка, к тому же они с мужем молоды - их возраст всегда привлекателен. К тому же учитывай определенного рода популярность - несчастные мученики, а такое всегда вызывает сочувствие у простого народа. И жить будут скромно - простой особняк в Иркутске, и то не в центре. Это потом им Вологодский «Белый Дом» отведет - на Смольный институт похож, одного стиля с ним здание, и вполне подходящее на роль царской резиденции.
        - А как все это вы проводить будете - ведь нужно проделать как можно быстрее. Через Думу или Государственный Совет?
        - Ни в коем случае, депутаты в прения втянутся, из политических симпатий и антипатий исходя. А оно надо?
        - Земское совещание, о котором Петр Васильевич недавно объявил, - ахнула жена, чуть отстранившись. - Значит, все эти хозяйственные дела…
        - Нет-нет, это не повод, а насущная необходимость, - улыбнулся Григорий Борисович, снова прижав к себе супругу. - Видишь ли, совещание занимается чисто экономическими вопросами - сбор податей, разнарядка налогов, денежное обращение и много другое. А сейчас добавится сильнейшая головная боль - нужен хлеб, очень много хлеба, чтобы накормить голодающие российские города. Это нахлебники - для восстановления производства нужных для населения товаров потребуется как минимум год. Одно хорошо - конверсии не нужно, перевода промышленности с выпуска вооружения на товары народного потребления. Все и так встало, хвала большевикам, и едва дышит. Так что многое придется воссоздавать, и пока удовлетворять потребности изделиями кустарей и мелких предприятий. А также закупками у 'союзников, в первую очередь из САСШ, но для этого нужно золото - а запас не безграничен. И выплата займов - а вот с этим совсем плохо, а мы не будем выплачивать за всю страну, напрягаясь. Кому из сибиряков понравится, когда их снова начнут беззастенчиво грабить, прикрываясь интересами Петербурга или Москвы. Все, этого не будет, привычный
уклад не вернется, и барышни на балах придворных порхать не будут. Как и жрать с хрустом французские булки, когда другие гнилую солому с крыш подъедают.
        Григорий Борисович присел, потянулся за папиросой, закурил - нервы за четыре месяца поистрепались капитально. Если бы не Анна давно бы апоплексический удар шарахнул.
        - Не будет этого ничего, нет к прошлому возврата - и того будущего тоже не будет. Что-то новое появится, и надеюсь, гораздо лучшее. Что касается совещания, то там люди будут собраны практичные, без политической истерии - это уже выборные от населения, люди, которым доверяют. И в Думе уже осознали, что время безответственного политиканства закончилось. Именно через земство будет покончено с воздействием эсеров. А там совещание плавно перерастет в Собор - а вот на нем уже выберут Иоанна, бог знает, под каким номером его считать будут. А совершившиеся факты уже закрепит Конституционное Собрание. Но не это главное…
        Патушинский раздавил окурок в пепельнице и снова улегся на кровать - жена привычно прильнула к нему, он обхватил девушку за плечи. И продолжил негромко говорить, больше для себя, как бы убеждая.
        - Мы просто навяжем свою концепцию России - деваться будет им некуда, промышленность встала, хлеба там нет - по нему губернии «присваивающие», не «производящие». А людей отберем для себя самых нужных, работящих, инициативных - десять лет упорного труда в Сибири и желанное благоденствие. Сейчас очень удобный момент воспользоваться чужими бедами - народ и так тянется в места хлебные и спокойные. Так что население будет неуклонно расти, из лучших «кадров». Всех возьмем - преподавателей и врачей, инженеров и высококвалифицированных рабочих любых специальностей, учителей и будущих фермеров, техников и мастеровых. Нужно заводы возводить, сельскохозяйственный инвентарь свой делать, главное - трактора. Тогда и крестьянства в поле много не потребуется, большая часть переработкой продукции занята будет. А Россия долго выкарабкиваться будет, там склоки и раздоры пойдут, диктатура возможно. А так мы им свои порядки навяжем, и царь имеется свой, вполне легитимный, только признавайте. Если нет - хрен вам, а не золото, сами выкручивайтесь, как хотите. Или политиканов пришибите - взяли за ноги, и головой об
стенку.
        - Убьют тебя, Гриша. Не лезьте в их дела. Сибирь, Урал, Приморье - вполне достаточно, пусть сами себя спасают, раз кашу заварили. Там склоки на десять лет тянуться будут, не меньше.
        - Не полезу, я посмотрел, что там творится, и в «спасители» как-то не хочется. «Челябинский кордон» вместо «тарифа» ставить надобно, но уже в обратную сторону, выбрав все самое лучшее - кадры нужны, необходимы. Так и директора думают, нам бы со своими проблемами разобраться. К тому же есть один вариант, но тут даже загадывать не берусь.
        - Что случилось, Гриша?
        - «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону», - хмыкнул Патушинский, и негромко пояснил. - Ехать инкогнито нужно мне и великому князю Сергею в Киев, там немцы гетмана Скоропадского к власти привели. Если тевтоны сообразят, в какую задницу попали, и нам помогут, пока еще время есть, то, возможно, иное будущее у мира будет…
        Гетман «незалежной» П. П. Скоропадский. Возвели немцы, потом «хозяйчики» начнут меняться с калейдоскопической быстротой. Но в начале сентября 1918 года ничто не предвещало краха…
        Глава 42
        - Никаких национальных политико-государственных образований, как делают большевики, лучше не создавать - чревато нехорошими последствиями в будущем. Но и насильственную русификацию не проводить - тоже вызовет отторжение. Что, кстати, сейчас и наблюдается - прямо-таки парад «самостийности», и при этом везде царит жуткая русофобия. И ведь все это придется утихомиривать, и отнюдь не разговорами. Но и штыки не помогут - народ просто не поймет, к тому же правящая династия Романовых полностью себя дискредитировала, доведя страну до «второй Смуты».
        Слова Патушинского словно кнутом полоснули великого князя Сергея Михайловича, но он промолчал - крыть в ответ было нечем. Прекрасно понимал бывший генерал-фельдцейхмейстер, что правящая династия рассматривала огромную страну как свою родовую вотчину, вот только все оказалось совсем не так. Недальновидная политика привела к двум революциям и двум войнам, в которых Россия потерпела жуткие поражения, что привели и к распаду страны, и к показательной казни большевиками императора.
        - Вообще, правящую элиту России можно считать бывшей - она себя дискредитировала полностью. Все эти блестящие сановники, придворные, банкиры - они сейчас на помойку истории выброшены. Они думают, что сибиряки для них страну возвращают, чтобы снова царствовать и всем владеть - только шиш им, вы уж меня простите, Сергей Михайлович. Принятые «установления» уже не отменить, они во благо. Нет, несомненно, попробуют, но вряд ли что выйдет - народ озлоблен, причем справедливо, на власть предержащих. Так что придется строить страну на новых условиях, с иным законодательством, на совершенно других принципах - это и есть завоевания революции. Да, многие ее воспринимают как страшную беду, но что мешало раньше проводить реформы и прислушиваться к собственному народу, а не разъезжать по парижам и лондонам. Так «матушка» довела до «пугащевщины» - считайте произошедшее затянувшейся реакцией на крепостное право. Династия и дворянство заплатило собственными головами по старым накопившимся грехам, а такие счета никогда не закрывают.
        - И какой вы видите новую Россию, какой она должна быть? Что нужно сделать такое, чтобы подобное не повторилось вновь?
        Великий князь не скрывал жгучего интереса - последнее время он совсем по-другому стал смотреть на происходящие события. Они выехали поездом на Дон, где их встретил генерал Краснов, имевший репутацию германофила, а на самом деле обычный казачий атаман, способный приспособится к любой ситуации. Но энергичный, в этом ему не откажешь - опираясь на вооруженную силу полуторамиллионного казачьего населения, он ухитрился создать вполне боеспособную армию. Причем полки из трех младших возрастов после взятия Царицына, двинулись на Москву, подкрепляя «подвисший» фланг сводного 1-го поволжского корпуса из частей «комуча» и уральских казаков. И этот ушлый атаман ухитрился моментально «перекрасился», чему можно уже не удивляться.
        Ранее Петр Николаевич Краснов рьяно выступал за «независимость» казачества, даже создание «Казакии», а теперь резко «перекинулся» на сторону сибиряков, что вполне объяснимо. В Иркутске «подгребли» под себя семь казачьих войск, организовали еще три войска из казаков, не имевших этого статуса. И главное - утвердили новые «установления», вовлекая в войсковое сословие массы иногородних и инородцев, что проживали рядом с казаками, и давно попали под их влияние. И если под «сибирскую руку» перейдут донское, кубанское, терское и астраханское казачество, вступит в союзные отношения, а такое более чем возможно в виде «Союза казачьих войск», который возглавляет полковник Дутов - то все вместе они смогут выставить в случае крайней необходимости огромную полумиллионную армию, в основном конную, а значит маневренную, хватило бы оружия. А теперь оно имеется, и с этой силой придется любой власти считаться, казаки ведь всегда имели право на самоуправление, исстари заведено.
        На Кубани только «Добровольческая армия» генерала Деникина, и как только казаки выйдут из ее состава, а они обязательно уйдут, то ее реальная сила сократится до нескольких тысяч офицеров при паре сотен генералов - величина крайне ничтожная. С которой никто из противников большевизма считаться не станет. Даже «Комуч», не говоря уже про Сибирь, которая потихоньку выдвигает стотысячную армию. Но нужно будет утихомиривать народы Кавказа, а там пойти в Закавказье - изгонять турок. Но вначале решить вопрос с немцами - брат кайзера принц Генрих Прусский ожидал их в Киеве, где была подготовлена тайная встреча.
        В том, что «Четвертной союз» войну проиграет, уже не было никаких сомнений - дело к тому и шло, несмотря на то, что на востоке германские войска заняли огромные территории. Вот только времени на эксплуатацию огромных богатств не было - в Германии давно царил голод, население недоедало, даже армия уже оказалась надломлена духом. Так что кайзер цеплялся за любую «соломинку», чтобы не утонуть окончательно, отчаянно «барахтаясь», и ухватился за посредничество атамана Краснова.
        А вот большевики уже потерпели поражение, их армии разваливались, началось массовое дезертирство. Последнее усугубилось воззваниями общероссийской «Директории», созданной на манер сибирской. В нее вошли по представителю «Комуча» и Сибири, при главнокомандующем союзными войсками Восточного фронта генерал-лейтенанте Болдыреве - все трое «левых» и листовки соответствующие. Великий князь их читал - призыв к миру откровенный, но с требованием к большевикам, захватившим власть силой - сложить оружие. Обещалось помилование без репрессий, кто продолжит воевать - пусть пеняет на себя. И сила имелась под рукою - примерно двухсот тридцати тысячная группировка, неимоверная мощь по нынешнему времени. И это не считая донских и кубанских казаков с частями генерала Деникина, что могли подкрепить Восточный Фронт с юга - красные войска на Северном Кавказе потерпели катастрофическое поражение…
        - Политику примирения нужно вести. Отменить все большевицкие законы, ущемляющие производство и свободную торговлю. Везде ввести самоуправление, чиновники тут не нужны. Поверьте - земство быстро организуются - исправники и предводители дворянства тут лишние. Да и не будет их никогда больше, не нужны. Лет десять, не меньше уйдет, чтобы народ в себя пришел, хоть какой-то порядок наступил, спокойствие. Образование и медицина должны быть всеобщими и бесплатными - здоровый и образованный народ есть главное богатство страны. И тогда обеспечен такой рывок в развитии страны, какой и не снился.
        Григорий Борисович остановился, посмотрел в окно - вагон шел мимо мазанок, железнодорожные пути охранялись германскими караулами. До Киева оставалось немного - немцы оккупировали южнорусские земли, и чувствовали себя как хозяева. Но это ненадолго - хотя было бы весьма кстати затянуть ход событий хоть немного. Он достал из пачки папиросу, закурил и продолжил говорить, чуть повысив голос из-за стука колесных пар.
        - Хлеб можно взять из южных регионов, Сибирь тоже даст - накормить голодающих. Не допустить уход рабочих с предприятий, ввести гарантированный государственный заказ. И нормальные деньги нужны - можно весь золотой запас потратить, лишь бы доверие к новой власти было.
        - Союзники потребуют возврата займов, - осторожно произнес великий князь, прекрасно зная сумму внешних долгов, перекрывавших золотой запас на порядок. Но Патушинский словно просчитал его мысли:
        - Займы пошли на войну, на спасение той же Франции. Так пусть вычитывают из суммы контрибуции, которую они наложат на побежденную Германию. В Версале насчитают тевтонам сто тридцать семь миллиардов золотых марок, точно не помню…
        - Откуда у вас такой дар предвидеть события? Ответьте мне, прошу вас - я уже не раз этому удивлялся. Но сие есть знания, точные - в пророчествах конкретные суммы и место никогда не указывают, - голос Сергея Михайловича задрожал от едва сдерживаемого волнения, ему казалось, что Патушинский над ним постоянно издевается, говорит с ним как с несмышленышем, ничего не понимающим ребенком.
        - Хотите знать правду? А вы уверены что ее выдержите? Хм, не знаю, не знаю - мне бы вашу самоуверенность. Но раз желаете прикоснуться к тайне - что ж, извольте. Вы ее получите, только помните - умножая знания, умножаете и скорбь…
        Кто только не жаждал воспользоваться очередной русской «Смутой». Вот и эти тоже, «соседушки», многовековая история которых пишется на постоянных склоках со всеми, до кого они могли дотянутся - все им должны, все их, таких невинных, понапрасну обижали. Вот в очередной раз припожаловали, сводя старые счеты, благо на дворе весьма подходящее времечко…
        Глава 43
        - Это никакая не мистификация, Вилли, я не стал жертвой розыгрыша. Да и не в том мы с тобой возрасте, чтобы нас могли вот так вульгарно обмануть. Прошли те времена, теперь мы можем только обманываться сами…
        Младший брат кайзера принц Генрих Прусский, в черном морском мундире с набором золотистых галунов на обшлагах, выглядел плохо - лицо, отороченное бородкой, стало землистым, глаза покраснели от недосыпания. Он вернулся из тайной поездки в Киев и рассказал все, о чем ему поведал родственник, бывший великий князь Сергей, или Серж, чудом выживший после казни, которую сотворили над ним большевики.
        Понятное дело, что Генрих ему не поверил, настолько шокировали его предсказания, и потребовал прямого разговора с провидцем, который тут же состоялся, и затянулся на пару суток, в табачном дыму (оба оказались заядлыми курильщиками), и литрами выпитого кофе, настоящей арабики, которая пока еще доставлялась турками. Но такую роскошь могли позволить немногие, и даже он себя сильно ограничивал, ведь все немцы пили эрзац-кофе, в котором были разнообразные заменители и лишь десятая часть настоящих зерен - как шутили в рейхе - «для запаха».
        Голод терзал Германию все сильнее и сильнее - морская блокада, установленная английским флотом, давала о себе знать. Вначале ее терпели, рассчитывая, что год-два, и победа придет, она так близка. Но осенью позапрошлого года все жители стали отчетливо понимать, что придется туже затягивать пояса, причем без исключения, от графа и фабриканта, до безногого инвалида, каких с каждым днем становилось все больше.
        Введенные для всех немцев нормы потребления постоянно урезались, натуральные продукты заменялись эрзацами, к изготовлению которых приступила промышленность, благо ее химической отраслью Германия была известна на весь мир. И в этом производство не подвело - «заменители» вошли в обиход, вот только от норм выдачи немцы слабели с каждым днем, хотя на фронте солдат и офицеров кормили почти сытно, и натуральными продуктами, иначе доблестные защитники рейха просто не смогли бы воевать. Но в тылу уже не могли долго и качественно работать как раньше - люди слабеют от постоянного недоедания, и уже не столь сильны как прежде.
        В прошлом году немцы в отчаянном усилии вложились в промышленность - выпуск вооружения и боеприпасов резко вырос. Вот только с продуктами совсем плохо стало - длинные очереди у магазинов, где можно было отоварить талоны, стали повсеместным явлением, и зачастую долго не могли выкупить даже положенные товары, а дома голодные дети смотрели на мать большими печальными глазами на исхудавших лицах. Дистрофия уже являлась нормой - нация терпела жуткие лишения.
        С весны показалось, что наступил долгожданный перелом - Россия, где власть захватили большевики, вышла из войны, попросив мира. Огромная многомиллионная армия русских и казаков стала разбегаться по домам, и было решено захватить плодородные украинские степи, покрытые жирным черноземом, изобильные всевозможными продуктами, которыми можно было прокормить германский народ несколько лет.
        Тамошнее правительство, именуемое Радой, заключило договор о поставках, которые практически обходились даром. За помощь в избавлении от большевиков было обещано поставить один миллион тонн зерна и 400 миллионов яиц - по 12 кг и пять яиц на каждого немца, от мала до велика (двухмесячная норма), а еще битком набитые вагоны чудесного сала, сахара, масла, жмыха - последнего по рассказам было столько, что даже скот отказывался есть - а ведь сколько халвы можно из него сделать, лакомства для немецких детишек. А еще полсотни тысяч тонн живого мяса по весу, тысячи лошадей, растительное масло в бочках, груды овощей и картофеля - Украину описывали ее правители как изобильный край, где всего много и задешево.
        Но кто мог представить, что эти «хохлы» (какое знакомое слово, сочетаемо с немецким, какое созвучие), могут так нагло обманывать и врать. Им бы лишь добраться до власти, потому и пообещали невыполнимое. Жаль, что не поверили польским делегатам - тогда бы не питали напрасных надежд на поставки дармовых продуктов, вкладывая все силы в страшный удар на Западном фронте, начав там «битву за мир».
        До конца апреля правительство Рады не поставило ничего. Оказалось, что набитые мукой хранилища и зерном элеваторы пустуют, там даже мышам есть нечего. И вообще ничего нет, все помещичьи усадьбы сожжены и по найденным на пепелищах костях можно было только догадываться о печальной судьбе их владельцев. Разворовано было все, буквально до гвоздей, растащено по каким-то укромным местам, спрятано - а местные селяне только жаловались, что у них самих ничего нет.
        Германии нужен был хлеб, а его припрятали, причем так, что пришлось высылать отряды на поиски. Но тут другая беда - расплодилось множество банд, рыскающих по округе. Стоило же появится уланам, разбойники исчезали, и, глядя на хитрые морды селян, немцы стали догадываться, что орднунга здесь нет, и даже что это такое, не знают. Зато имелся шнапс в устрашающих количествах, непонятно откуда появлявшийся - солдаты австро-венгерского воинства стали стремительно спиваться, разбредаться, и, хлебнув здешней «вольности», массово дезертировать.
        Не выдержали и немцы - да и кто устоит перед дармовым харчем, который можно съесть самому, и не отправлять в Германию непонятно кому. Дисциплина стала резко падать, и пришлось сменить правительство, назначив правителем и гетманом генерала Скоропадского. При нем поставки пошли, уже тысячами вагонов, но ведь требовались многие десятки тысяч, в которых нуждался фатерланд. Сами немцы терпеливо ожидали окончания сбора урожая, но внезапно выяснилось, что тот не собираются им отдавать, наплевав на подписанное «межгосударственное» соглашение. А для принудительного отъема уже не было сил, солдаты стали ненадежными - после сала и самогона им уже требовались местные любвеобильные женщины. И желание устраивать массовые реквизиции пропало. Да и для чего - наступление на Западном фронте провалилось, и союзники по Антанте перешли в наступление, уверенно тесня истощенные германские дивизии…
        - Ты прав, Генрих, тут слишком много подробностей, и слишком малозначимых, да что там - неизвестных людей, которые сыграют свою зловещую роль в следующей мировой войне, уже второй. И она будет неизбежна, раз такие условия их «Версальского мира» будут навязаны нам. Хитрые бестии - вначале разоружат, потом будут грозить прикончить - вот они каким видят перемирие. Ничего, я еще увижу, как наши войска промаршируют по Парижу, как мы поставим наглецов на колени!
        Странноватая улыбка кайзера, которому в следующем году должно исполниться шестьдесят лет, не сулила ничего доброго будущим победителям. Этот сибирский оракул, а так они стали именовать его между собой, был удивительно точен в своих предсказаниях, которые удивительно походили на точные выверенные знания. И пусть у него была плохо произносимая польская фамилия - в Сибири во все времена хватало ссыльных - но именно потому пророчества вызывали большее доверие.
        - Это и меня несколько утишает, Вилли, хотя я умру задолго до этого долгожданного реванша. Но та следующая война должна быть совершенно другая - то наш долгожданный реванш, брат, а эти нацисты со своими бредовыми мыслями меня откровенно пугают. Они не должны поделиться ими с твоими подданными, иначе…
        - И так понятно, что после второго поражения Германию сделают иной - и немцы перестанут быть немцами, величие духа вытравят, превратив в серую безликую массу под сапогом торгашей и банкиров. Этому не бывать, а потому всех этих людей, опасных для будущего, нужно убрать - недоучившегося венского художника и остальных, даже летчика… Хотя, нет - пусть создает люфтваффе, жаль, что я не оценил в должной мере могущество авиации и танков. Но зато теперь знаю о том!
        Братья переглянулись - лица хмурые и печальные. Времени почти не оставалось, революция по примеру российской, была неизбежна, хотя ее можно было несколько отсрочить. Пройдет меньше месяца, и на добропорядочных немцев нахлынет безумие - голод сделает свое дело. Но, возможно, вступление русских «белых» в Москву, и подавление тамошних смутьянов, внесет некоторое успокоение. Да и предложения этой Директории внушали надежду, что «восточный сосед» не обманывает - и хотя он окажется в лагере победителей, все равно будет побежденным, которому также постараются навязать самые унизительные условия, опутав к тому же непосильными долгами. А такого отношения к себе русские не простят, и когда представится случай, отомстят тем, кто их коварно использовал.
        - Мы несколько отстрочим поражение - дождемся восстановления власти в России царя Иоанна Сибирского, - слова кайзера звучали без всякой издевки. Да, репараций не избежать, но такая позиция России на будущих Версальских переговорах для рейха многое значит. А потому нужно передать все оккупированные нами земли из рук в руки, чтобы там не было марионеточных правительств, которые поставят Лондон и Париж.
        Кайзер остановился, раскурил папиросу из душистого болгарского табака - большинство немцев давно курили эрзац-табак из нарезанной бумаги, пропитанной никотиновой кислотой.
        - Надо успеть вывести немецкие земли из-под раздела, разогнать всех поляков - они не имеют чувства благодарности. И оставить русским все то, что они просят - не имеет смысла сохранять, все равно отберут или уничтожат. Милости к побежденным врагам эти торгаши никогда не проявляют. Нет у них чести и достоинства. Будущая Россия наш единственный шанс. За который рейху следует держаться. И не допустить революции, сохранить династию на престоле - у нас есть год до Версаля, и русские успеют хоть немного оправиться от потрясений, и там выступить в нашу поддержку. Так что, брат, теперь мы будем сражаться за лучшее будущее, пусть и недолго…
        Своей поразительной недальновидностью, они сами погубили собственные империи, совершив взаимное самоубийство их в угоду чужих интересов. «Кукловоды» их просто умело использовали…
        ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ «КОГДА ВМЕСТО СОЛНЦА СВЕРКАЕТ ПЕТЛЯ» май 1938 года Глава 44
        - Двадцать лет, бог ты мой - прошло двадцать лет!
        Григорий Борисович поднялся с кресла - он отдыхал, все же шестьдесят пять лет исполнилось. Сейчас шла сессия - студенты начали сдавать экзамены, скоро защита дипломные работы. Иркутский университет сделал уже пятнадцать выпусков, и десять с его непосредственным участием, с того момента, как он отошел от публичной политической деятельности, вот только продолжал держать руку на пульсе страны, как сказал бы врач, влияя на нее уже скрыто, опосредованно. Благо положение позволяло - своего рода президент Сибири, укрывшийся за скромным именованием почетного гражданина'. Вторым, после смерти Потанина в двадцатом году стал Вологодский, а после смерти последнего семь лет тому назад, уже сам Григорий Борисович стал его преемником. А за ним будет более молодой, всего 56 лет - Иван Иннокентьевич Серебренников, третий член легендарной уже «Сибирской Директории», что буквально вытащила страну из огня в далеком 1918 году.
        Но стариком себя Патушинский не считал, совсем даже наоборот - супруга старалась выполнить данное ему давно обещание, родив в прошлом году младшенькую - теперь у них пять сыновей и три дочери, нормальная по сибирским меркам семья, которые государство поддерживало всеми доступными мерами, освобождая от уплаты налогов. Слишком большая территория, и заселять ее можно долго и долго, не надеясь на «навозных», на «пришлый люд» и всяких «отходников». Из «столыпинского переселения» сделали необходимые выводы, и теперь сибирские просторы заселялись потихоньку, старательно, из тех, кто ехал сюда обрести счастье долгой работой, а не от безысходности. Двести-триста тысяч в год, единожды полмиллиона переселенцев, но сейчас с учетом высокой рождаемости и хорошим уровнем медицины население достигло тридцати миллионов человек, вместе с уральским регионом и Дальним Востоком.
        Да и страна в целом не скатилась в демографический «провал». Так как не случилось долгой гражданской войны с ее смертями, эпидемиями, массовой эмиграцией. Недавно была проведена очередная перепись населения - двадцатилетние показатели радовали. Ведь в конце ХIХ населения после первой переписи сосчитали 128 миллионов, в 1917 году набралось уже до 170 миллионов человек, а теперь все 224 миллиона. Намного больше, чем было в СССР в довоенный 1941 год, после присоединения западных земель бывшей Российской империи, включая бывшие австро-венгерские Галицию и Буковину. И то цена гражданской войны со всеми ее потерями. На тридцать с лишним миллионов человек больше, и это несмотря на получение независимости Польшей и Финляндией, где вместе полтора десятка миллионов точно было кичливых ляхов и чухонцев. Да и с ними получилось намного проще и обошлось без крови - финны со скрежетом зубовным признали границу 1721 года, и вернули Выборгскую губернию. Поляки, хоть и жаждали заполучить Виленщину и Волынь с Галицией, «обломились», благо маршала Пилсудского во главе не появилось - умер в ноябре восемнадцатого года
в заключение, в крепости Торн, куда немцы его упрятали.
        Внезапная смерть, но чего только в жизни не бывает, удивляться не приходится, бренно тело человека. Как и другим странностям не стоит поражаться - слишком часты ошибки, всякое бывает!
        Вот завели кайзеровские адмиралы свои новые линкоры на Балтику в ноябре восемнадцатого года, ударили морозы, и все сковало льдом. Так и застыли бронированные утюги - два с орудиями в 15 дюймом, четыре с 305 мм артиллерией, и с такими же стволами пара линейных крейсеров, один совсем новенький, с «иголочки», как говорится. А с ними столь же новейшие крейсера, эсминцы, подводные лодки и прочие тральщики, по недомыслию адмиралов Хохзеефлота застрявшие во льдах, что покрыли гавани Ревеля. Риги, Виндавы, Пернова и Либавы. Немцы объясняли ошибку тем, что хотели корабельными орудиями поддержать отступающие из Эстляндии, Лифляндии и Курляндии войска, но уж эта суровая русская зима спутала все планы. Как и внезапное появление в декабре русских и сибирских войск, появившихся на фронте после занятия Москвы, Петербурга и прочих городов, что находились под властью большевиков, теперь пошедших на примирение со своими политическими оппонентами. Больно ситуация сложилась скверная и лидеров после неожиданной гибели трех вождей не нашлось. Да еще продолжение войны с немцами до «победного конца» имела множество
сторонников, которые обрели определенную силу.
        Нет, были и недовольные, и партизаны с бандами - гражданская война продолжалась всю зиму, но была закончена - в морозы голодными долго не повоюешь, или смерть примешь, либо в плен сдашься. Иного выбора нет, иначе «горе побежденным»!
        «Видя» разразившуюся «рукотворную катастрофу» на востоке, немцы пошли на перемирие на Западном фронте, затянув войну на полтора месяца. Но до этого русские успели захватить огромные трофеи, и поднять на кораблях Андреевские флаги, успели все же, и оповестили о своей величайшей победе - изгнания неприятеля с территории Отечества.
        Кайзер полностью выполнил негласные условия и теперь мог рассчитывать на ответную помощь. И она немедленно последовала - хотя блокада союзниками продолжалась. Ведь Антанта хотела тем окончательно поставить рейх на колени голодом, несмотря на то, что пушки перестали стрелять. Но вот русские, сами пребывая в разрухе, хлеб дали, целые эшелоны и транспорты стали приходить изголодавшимся детям. Продовольствия не пожалели и помощь пришла вовремя - революции в Германии не произошло, кайзер удержал династию на престоле, каковой передал старшему сыну а сам отрекся от престола, выступив с обращением к народу, где всю вину принял на себя. И не бежал в Голландию, а удалился в изгнание, став затворником в небольшом домике в судетских Карпатах.
        После заключения перемирия германский флот интернировался во всевозможных портах Скандинавии, в Англию корабли не ушли, ведь в Скапа-Флоу их ожидала участь «самоубийц». Союзники несколько раз требовали Россию передать им захваченные у Германии корабли, на что следовал категорический отказ, ведь «это взятые с боя трофеи». Да как можно отдавать отличные линкоры, если их опасаются те, кто коварно использовал твою страну. Так что все восемь «новых балтийцев» представляли реальную потенциальную силу, которую приходилось учитывать любым врагам. Да и черноморский флот, в составе которого остались два линкора (самоубийства в Новороссийске не случилось), пополнился третьим - «Гебен» пришел на ремонт в Севастополь, да там и застрял, и был захвачен донскими казаками и «добровольцами» без единого выстрела.
        Чему удивляться - всякое в жизни бывает, хотя такой «подвох» привел «владычицу морей» в сильнейшее раздражение. Но оба морских театра - что балтийский, что черноморский, реально угрожать не могли, тем более, что англичанам дали гарантию, что сильнейшие корабли будут переданы Сибири и обоснуются во Владивостоке, что не могло не насторожить японцев, ведь с линкорами должны были отправиться великолепные германские субмарины. А на что способны последние одна «островная» империя на себе слишком хорошо испытала, оказавшись под воздействием «неограниченной подводной войны» в ответ на «морскую блокаду».
        - Ничего, мир изменится, лишь бы до большой войны не дошло. А мелкие пережить можно, тем более мы своего добились. А войны неизбежны, главное, чтобы мир был лучше после них, а не такой, который могли заключить в Версале, отчего новая война стала неизбежной…
        Патушинский закурил папиросу, задумался, припоминая переговоры во дворце французских королей. Франция очень желала навязать побежденным неимоверно унизительные условия, вот только нарвалась на жесткую позицию своего «восточного союзника» с которым тогда решила не считаться. Однако в приватном разговоре Григорий Борисович сказал Клемансо всего одну фразу, мимоходом сказав, что «времена меняются, как и военные союзы». И этот намек французы восприняли крайне серьезно, оценив перспективу потенциальной угрозы остаться один на один в будущей войне с немцами, которым «добрые, но сильно обиженные люди» помогут добиться реванша. Так что условия мира было резко смягчены, не сравнить с прошлым. Контрибуция сокращена на порядок, но немцы должны были восстановить разрушенное. Россия отказалась от своей части репараций, но все военные займы должны были быть списаны союзниками. Понятное дело, что Германию разоружили, навязав ограничения в сухопутных и морских силах, лишили колоний, предоставили Польше выход к морю, но изначально оставили за немцами Данциг и «коридор», так, обкарнали по малости, оттяпав по
плебисцитам районы, где поляки оказались в большинстве. Да и «линию Керзона» позже провели, но воевать с Россией в 1920 году ляхи не решились.
        Австро-Венгрия потеряла славянские земли, кроме Словении, та решила остаться в составе «двуединой монархии». Румынам сделали большие прирезки, но Северная Трансильвания осталась за венграми, как и немецкое население не захотело проживать в Чехословакии, которой не отдали Судеты, где проживало три миллиона тевтонов, и всего полмиллиона чехов. Обидно было, но перетерпели - «резать по живому» не стали, здравомыслие взяло все же верх. Зато Османская империя превратилась в Турцию - «больного человека» решили добить англичане и французы. Впрочем, восточная Фракия, зона проливов и округ Смирны достались Греции, России «подсластили» пилюлю частью турецкой Армении и полосой побережья Понта, которые были захвачены русскими войсками - пришлось силой возвращать то, что уступили в восемнадцатом году.
        Пока все спокойно, мировой войны не будет, хотя немцы недовольны. Зато Россия за их счет и с помощью из бедственного положения вышла без всякой индустриализации и коллективизации - основные экономические показатели превышают советские после двух пятилеток. Но так гражданской войны не случилось, долголетней и ожесточенной, ведь всю экономику тогда порушили, лишились множества предприятий, и что губительно - высококвалифицированного пролетариата, «рабочей аристократии», особенно ненавистной большевикам. Эмиграции не произошло, страна не потеряла миллионы людей, и стала совсем иной за эти двадцать лет. Пусть монархия, но конституционная, и отнюдь не коррумпированная. Да и олигархов нет, вместе с аристократией - «поджали хвосты», напуганы, «аппетит» резко урезали. И главное - «мировой костер» разжигать не нужно…
        Олха. 2024 год.
        Дописанный роман из 1990-х годов, долго лежавший в рукописи, так как тогда все внимание было уделено книгам цикла, который был начат романом «Спасти Колчака».