Сохранить .
Братья крови Владислав Русанов
        Форпост
        Анджей Михал Грабовский живет в Киеве.
        Он - эстет, знаток моды и живописи, литературы и холодного оружия.
        Ему неинтересны деньги и власть. Он не любит общаться с людьми.
        В его жизни много тайн и очень мало друзей.
        Но когда при загадочных обстоятельствах погибает один из них, Анджей начинает действовать. Разведки нескольких стран, наемники, полиция и даже древнее проклятие - никто и ни что не сможет ему помешать.
        Анджей Грабовский пройдет сквозь врагов как нож сквозь масло.
        Потому что терять ему уже нечего.
        Владислав Русанов
        Братья крови
        Часть первая
        Предвестники чумы
        Пролог
        Из тьмы веков
        Ночной лес жил своей жизнью. В чаще перекликались сычи, в опавшей листве шуршали мыши. Время от времени поскрипывали стволы исполинских грабов, чьи ветви шатром накрыли тропу. Всаднику приходилось то и дело наклоняться к самой шее своего коня - вряд ли раньше здесь многие ездили верхом.
        Рыцарь в кольчуге двойного плетения и вороненом койфе[1 - Койф - кольчужный капюшон.] вполглаза поглядывал на полную луну, пробивавшуюся сквозь листву. Сегодня он совершит величайший подвиг, который только может быть под силу смертному. И порука тому его меч, его воинские навыки, оттачиваемые в бессчетных схватках, и его святая вера. Ему уже случалось убивать исчадий Сатаны - злые языки лгут, что они неуязвимы для стали и лишь серебро способно отправить их в преисподнюю. Нет! Добрая сталь справляется с ними в мгновение ока. Один хороший удар, хруст ломаемых позвонков - и мерзкая тварь истлеет на твоих глазах во славу Господа.
        - Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos malo. Amen,[2 - И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Ине введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь (лат.).] - прошептал рыцарь, осеняя себя крестным знамением.
        Он хорошо подготовился к встрече. Слева у бедра висел меч, у задней луки в ременной петле - боевой топор с широким лезвием и граненым шипом-противовесом, а с другой стороны кистень. Но, доверяя стали, он все же не отказывался от способов, кои предписывались истрепанными трактатами: серебряное распятие, корд с клинком, покрытым серебром, и глиняная, оплетенная лозой бутыль воды из купели монастыря Святой Бригитты.
        Сегодня…
        Сегодня решится все.
        Сегодня он докажет напыщенным болванам, по глупому недоразумению именующим себя Охотниками, на что способен твердый в Вере, отважный и умелый воин. И тогда они раскаются, что отказали ему, когда, позабыв родовую гордость, рыцарь преклонил колено перед их капитулом, испрашивая дозволения принять обет и служить делу Святой Церкви душой и телом. Они что-то лепетали о неуместной горячности, об отсутствии хладнокровия, о необходимости учиться и постигать новые знания.
        Да разве на это есть время?!
        Когда отродья Люцифера расплодились по всей земле - ворожат, наводят порчу, пугают, сбивают добрых христиан с пути истинного, а тех, кто не поддался искушению, убивают, - времени на учебу нет. Как можно корпеть над книгами, если еженощно под покровом тьмы клыки кровососов впиваются в тела беззащитных людей? Гнусные оборотни рвут селян и их скот. Колдуны губят посевы и насылают мор. Сколько сгинуло людей только за минувший год? Тысячи. Вернее - десятки и сотни тысяч. Поначалу вымирали деревни, болезнь не заглядывала в замки знати. Со смертями вилланов он мог бы еще смириться, но теперь чума грозит перекинуться и на благородное сословие.
        Помогли заболевшим чем-то распутные монахи и жирные аббаты, поющие псалмы?
        Нет! Ибо недостаточно сильны они в Вере, а взыскуют лишь хмельного вина, обильной пищи и утоления похоти.
        Могут ли спасти страждущих алхимики, знахари и прочие врачеватели?
        Да ни за что! Ведь всем известно - их души давным-давно проданы Сатане в обмен на крупицы порочного знания.
        Способен ли орден Охотников, с древнейших времен занимающийся истреблением нечисти от Ирландии до Великого княжества Литовского, остановить чуму?
        К сожалению… Даже самые его сильные отделения - Арагонское и Баварское - погрязли во внутренних дрязгах, потеряли уверенность и стали видеть в вампирах, колдунах и оборотнях равных противников, стали применять законы чести и доблести в борьбе с проклятыми чудовищами. Не договариваться нужно, а выжигать каленым железом, без пощады и жалости, оставаясь непоколебимыми в любви к Господу и ненависти ко всему, что порождает Люцифер.
        А коль не в силах справиться с порождениями тьмы ни святоши, ни ученые, ни бойцы, взять на себя нелегкую ношу спасителя человечества придется простому и честному рыцарю, выходцу из небогатого рода, осевшего со времен Вильгельма Великого среди торфяников южного Девоншира. Он не зря, скрываясь от лишних глаз, денно и нощно блуждал по лесам и лугам старой доброй Англии, натянув капюшон на лицо, прислушивался к болтовне пьяных гуляк. Он сумел выследить и убить оборотня - грязного и вонючего оборванца. В графстве Кент он обнаружил семью деревенских колдунов и расправился с ними без жалости и сомнений. И наконец, здесь, среди зеленых холмов Йоркшира, рыцарю удалось краем уха услышать о «странном месте», откуда, по мнению здешних селян, расползалась по округе безбожная мерзость.
        Он побывал там днем - силы зла не в силах одолеть искренне верящего христианина при свете солнца. Место в самом деле оказалось странным и необычным. На вершине безлесного холма стояли древние камни, испещренные полустертыми письменами, вне всякого сомнения сделанными в темные языческие времена. Окружали их кольца вытоптанной голой земли. Ведьмины кольца - первый признак творящейся волшбы. Кто же этого не знает?
        Внимательный осмотр дольмена ни к чему не привел - если сюда и приходили чародеи, то очень осторожно, тщательно скрывая следы. Но рыцарь знал - точнее, чувствовал, - что они собираются здесь и творят непотребные ритуалы. А потом по всей земле распространяется зараза, терзающая не только тела, но и души людей.
        Непримиримый борец с нечистью решился на отчаянный поступок. Ночью твари наглеют, ощущение безнаказанности переполняет их. Значит, нужно нанести удар, когда они не ждут. Ошеломить, атаковать неожиданно и покончить в короткой отчаянной схватке.
        Скоро, очень скоро…
        Несмотря на темноту, он узнал кривой граб, служивший верной приметой на тайной тропе. До цели похода осталось не больше сотни шагов.
        Рыцарь проверил - легко ли ходит меч в ножнах. Пошевелил топор в петле, чтобы не застрял. Повел плечами под тяжелой кольчугой, разминаясь перед схваткой.
        Вот сейчас…
        Он подобрал поводья жеребца, готовясь ударом шпор выслать его в стремительный смертоносный галоп.
        Серая тень вырвалась из подлеска, промелькнула поперек тропы перед самой мордой коня.
        Гнедой заржал и поднялся на дыбы.
        Волк?
        Ах ты тварь!
        Рыцарь схватился за меч, запоздало понимая, что порождения ада нанесли упреждающий удар. Никакой это не волк. Оборотень.
        Краем глаза он успел уловить тень, лишь чуть выделяющуюся в окружающем его мраке, а потом тяжелый удар в висок бросил неудачливого борца за Веру в небытие.
        Сознание возвращалось очень медленно. Нестерпимо ломило затылок. На губах запеклась кровь.
        Осторожно попытавшись пошевелиться, рыцарь понял, что связан по рукам и ногам.
        Противясь охватившему сердце отчаянию, он зашептал слова молитвы, а сам из-под опущенных ресниц попытался оглядеться, чтобы оценить обстановку.
        Он лежал внутри кромлеха. Облака развеялись. Полная луна освещала стоячие камни и лица собравшихся у центрального дольмена людей, как днем. Или не людей? Можно ли относить к роду человеческому тех, кто продал души Сатане?
        Молитва немного отогнала страх, вцепившийся в сердце когтистой лапой, и рыцарь попробовал разорвать веревки. Тщетно. Он лишь понял, что привязан к плоскому камню, широкому и, насколько он помнил по дневному посещению, покрытому безобразными пятнами лишайника. Широкий ремень охватывал грудь, пояс и ноги чуть пониже колен. Свободной оставалась лишь голова.
        Вот она-то и выдала пленника.
        - Очнулся, - буркнул один из стоявших по правую руку - сущий карлик, темный лицом, будто мавр, с тяжелыми надбровными дугами и скошенным лбом. В его жестких даже на вид и черных как смоль волосах пробивалась изрядная седина. - Во имя Аннуна[3 - Аннун - в кельтской мифологии изначальная мировая Бездна, место, где есть только Смерть, но где рождается все живое, и Иной Мир, где обретаются боги и где проходит Дорога на чудесный остров западных морей - Аваллон.], очнулся!
        Трое его спутников, похожих на говорившего, будто родные браться, покивали в ответ.
        - Жалко его, вляпался не в свое дело… - вздохнул плешивый крепыш, заросший бородой почти до самых глаз, который держался особняком. Лунное сияние играло на его блестящей макушке, окруженной невесомым ореолом седых волос.
        - Он бы тебя не пожалел, Вульфер! - словно бичом хлестнул голос высокого и удивительно красивого юноши. Вернее, юношей его можно было бы считать, если бы не глаза умудренного жизнью старца.
        - Я знаю, Патрик, - вздохнул бородач. - Но я не держу зла на людей…
        - Мы тоже, - по-змеиному шелестящим голосом вмешалась поразительной красоты женщина, светловолосая и бледная. - Нельзя держать зла на еду…
        - Перестаньте, - хрипло произнес один из троих, стоявших в изножьи алтаря. Эти, в отличие от сообщников, лица не открывали, но голос, прозвучавший из тьмы под низко надвинутым капюшоном, показался рыцарю знакомым. - Полночь близится. Мы собрались не для праздной болтовни.
        - Ну конечно, сэр Ральф хочет как можно меньше пробыть в обществе исчадий ада… - язвительно прошипела женщина.
        - Прекрати, Агнесса, - поморщился Патрик. - Ты же прекрасно знаешь, дело не в этом. Мы должны успеть до полуночи. Само собой, если ты хочешь остановить чуму. Давайте начинать, сэр Ральф. Вы принесли меч?
        - Да, - немногословно откликнулся тот, кто скрывал лицо, вытаскивая из-под плаща длинный меч с простой и безыскусной рукоятью.
        Широкий клинок покрывали вмятины и щербины, заглаженные оселком, но недостаточно, чтобы скрыть почтенный возраст оружия. Этот меч повидал немало битв. Его создавали не для придворных церемоний, а чтобы убивать. Поэтому и никаких излишеств: прямая крестовина, противовес в виде шара, «кровосток» на одну треть клинка. Закругленное острие указывало на северное происхождение - либо викинги, либо германцы шли в бой за вождем, который им обладал.
        - Хрутинг… - охнул Вульфер. - Меч, сразивший дракона.
        - Драконы - выдумка менестрелей, - отрезал сэр Ральф.
        - Ты так думаешь? - безбожно перевирая английскую речь, вкрадчиво поинтересовался низколобый.
        - Довольно препираться! - одернул его Патрик. Похоже, в этом сборище он был за главного. - Это в самом деле меч Беовульфа?
        - Да. И добыть его стоило немалых трудов.
        - Мы ценим ваше участие, сэр Ральф, - проговорил стоящий по правую руку от Патрика высокий мужчина с кустистыми бровями и пронзительным взглядом. - Но, как мне кажется, пора приступать к ритуалу. Этот бедняга избавил нас от многих хлопот, явившись так кстати. Мак-Дуг, готовь жертвенный нож и чашу.
        Рыцарь похолодел. Смерти он не боялся давно, но погибнуть в славной сече с оружием в руках - это одно, а оказаться жертвой, которой перережут горло во время гнусного ритуала, - совсем другое. Он задергался, из последних сил стараясь разорвать путы.
        - Может, оглушим его? - нерешительно предложил Вульфер.
        - А что случилось, косматый? - блеснула жемчужными зубками Агнесса. - Тебе же случалось перегрызать горло таким, как он? Откуда же мягкосердечие у матерого убийцы?
        - Я убивал людей, - набычился плешивый. - Это правда. Но никогда не испытывал радости. И всегда старался биться честно - клык и коготь против стали…
        - Не надо его оглушать, - бесцеремонно прервал их низколобый коротышка. - Больше страха - больше пользы от заклинаний.
        - Избавьте нас от подробностей вашего чародейства! - воскликнул сосед сэра Ральфа.
        Распластанный на алтаре рыцарь узнал этот голос. Один из предстоятелей Английского отделения Ордена Охотников. Сэр Тобиас. Значит, и сэр Ральф?..
        - Успокойтесь все! - Патрик воздел руки к полной луне. - Пора привыкнуть - мы делаем одно дело. Если мы не будем проявлять уважение друг к другу, то погибнем все. Если тебе, Агнесса, наплевать на людей, подумай, чем ты будешь питаться, если их род исчезнет с лица земли? Вам, благородные рыцари, придется на время смириться с присутствием нас, кровососов, оборотня, пиктских колдунов… А ты, Мак-Дуг, не кривись, а начинай поскорее ритуал. Полночь близка. Дай мне меч, охотник!
        Сэр Ральф беспрекословно протянул Хрутинг рукоятью вперед над алтарем.
        Вампир, а теперь уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что Патрик из «немертвых» кровососов, принял оружие, двумя руками воздел его над головой. Лунный свет скользил вдоль клинка.
        - Я поворачиваю голову и смотрю в глаза Матери, которая родила меня, - гнусаво завел пикт. - В глаза Девы, которая любит меня, в глаза Старухи, которая ведет меня к мудрости, в дружбе и привязанности. Через твой дар природы - о Богиня! - одари нас обилием в нашей нужде…
        Второй чародей, приблизившись к рыцарю с кривым бронзовым, потемневшим от времени ножом, застыл неподвижно.
        - Они - разрушительные бури и злобные ветры! Злобный вихрь, предвестник гибельной бури! - пронзительно взвыла Агнесса.
        - Они - могучее племя, Древние, предвестники Чумы! - подхватил третий вампир.
        - Трононосцы Ниннкигаль. Они - потоп, опустошающий Землю! - воззвал Патрик.
        - Семь Богов Широких Небес! Семь Богов Широкой Земли! Семь Древних - это они! - словно нехотя проговорил оборотень Вульфер.
        - Семь Богов Силы! Семь Злых Богов! - с болью в голосе произнес сэр Тобиас из ордена Охотников. - Семь Злых Демонов!
        - Семь Демонов Угнетения! Семеро в Небесах! Семеро на Земле! - присоединился к нему третий охотник, не проронивший до того ни слова.
        - Утуг хул! Ала хул! Гидим хул! - визгливо выкрикнул пикт-чародей.
        Занес кинжал.
        - Мулла хул! Маским хул!
        Волнистое лезвие опустилось, мелькнув узкой тенью поперек лица жертвы.
        Рыцарь ощутил мгновенную боль и провалился во тьму.
        Глава первая
        Явление зверя
        Слежку я заметил на Ильинке, когда поравнялся с громадой Гостиного двора, которая здорово напоминала мне фальшивые замки человеческой знати времен моей молодости.
        С виду - обычный горожанин в куртке-«аляске», высоких ботинках, потертых джинсах. Невысокого роста, плотный. Нос картошкой, опухшее лицо, глаза-щелочки с набрякшими сливовыми мешками и трехдневная светлая щетина на щеках. В толпе он затерялся бы, как селедка в морской пучине. Даже сейчас он запросто мог сойти за возвращающегося домой подвыпившего гуляку. Если бы не одно «но»… Нечего подвыпившему гуляке делать в Китай-городе в три часа ночи. Куда он может идти? Я - другое дело. Слишком много воспоминаний прошлых лет и прошлых веков. Я останавливаюсь всякий раз в «Метрополе» - денег не жалко, деньги приходят и уходят - и по ночам выбираюсь вот так побродить по Старому городу. Спускаюсь к набережной Москвы-реки постоять, помолчать, вспомнить былое. Она все такая же, как и сотню лет назад. Вот если бы не уродливый гигантский монумент Петру Алексеевичу…
        Человек меня, признаться честно, заинтриговал.
        Кто он?
        Охотник?
        Вряд ли… Если в Москве существует отделение Ордена, то наверняка им известны мои приметы, а следовательно, они должны знать, что я безопасен. Я чту законы. Даже человеческие. И уж тем паче, я чту закон Великой Тайны.
        Наемник князя Москвы? Зачем? Прозоровский[4 - Прозоровский Никита Григорьевич, князь вампиров Москвы.] умен, не пытается разглядеть заговор там, где его нет и быть не может. Поэтому, если бы он узнал о моем прибытии в столицу России до официальной аудиенции, то обязательно прислал бы кого-то из своих приближенных с вежливым, но жестким выговором. А потом направил бы письмо моему Князю. Глядишь, еще и выиграл бы на моей оплошности. Но уж посылать человека для глупой слежки он не стал бы точно. А в том, что за мной шагает человек, нет никаких сомнений - никто из кровных братьев не позволил бы себе так выглядеть. Будто сутки спал на вокзале, не раздеваясь.
        Тогда кто? Хваленые спецслужбы человеческих государств? ФСБ? СБУ? ЦРУ? Смешно… Не хватало еще сигуранцу и абвер припомнить. В двадцать первом-то веке… Нет, думаю, они тоже подобрали бы профессионала, а точнее, воспользовались бы достижениями так называемой науки и техники. Я не вникаю в эти современные устройства, но Збышек, мой кровный слуга, увлечен многими - смотрит телевизор, утверждая, что из ящика с цветными картинками можно почерпнуть много полезных сведений о мире и взаимоотношениях держав; убирает в доме при помощи странного гудящего устройства под названием пылесос…
        Впрочем, я отвлекся.
        Может быть, я зря ломаю голову, выдумываю что-то? А на самом деле за мной идет охотник, но не за нечистью, а за чужими кошельками. Такое тоже случается. Давно меня в последний раз пытались ограбить. Кажется, лет семьдесят назад. Или восемьдесят? Не помню точно. Вот перекошенное лицо незадачливого разбойника запомнил отлично.
        Что ж, если он хочет проверить содержимое моих карманов, пусть приблизится. Даже Прозоровский не сможет осудить меня. Самооборона…
        Сперва я решил свернуть в Рыбный переулок, но вовремя вспомнил, что он упирается в православный храм. Нет, не пойду - опять мутить начнет, голова разболится. Лучше через сотню шагов нырнуть в Хрустальный. А там поглядим, кто есть кто. Зевак на улицах не видно, только кое-где стояли припаркованные автомобили и возвышались сугробы. Плохо убирали снег в Москве этой зимой.
        Смахнув снежинку с воротника пальто, я краем глаза посмотрел на преследователя.
        Он оказался стреляным воробьем. Картинно поскользнулся, уронил перчатку и, нагнувшись, принялся шарить в снегу, якобы отыскивая ее.
        Ну и гусь! Нет, все-таки стоит его попугать, иначе не отстанет!
        И тут воздух вокруг меня, казалось, сгустился, замедляя движение. Уколы тонких иголочек побежали вдоль хребта, а виски сдавил тугой обруч.
        Очень похоже на колдовство!
        Неужели я угодил в ловушку Ковена?
        Тогда, выходит, что человек, преследующий меня, могучий чародей, раз я, с моим опытом, не почуял его силу? Или не хотел почуять? Расслабился, загордился и пропустил коварный удар?
        Тревожные мысли пронеслись в моей голове за считаные доли мгновения, а тело уже начинало действовать без вмешательства разума. В длинном прыжке я перемахнул сугроб… Вернее, попытался перемахнуть. Будто невидимые веревки опутали лодыжки в высшей точке прыжка, дернули. Я покатился, будто беспомощный калека, потерявший вдруг костыли. А обруч, обхвативший череп, сжался еще сильнее. Тупая боль пронзила виски и затылок.
        Ах, вот ты как!
        Ну посмотрим, кто сильнее!
        Холодная ярость хлынула из живота через солнечное сплетение к сердцу. В такие мгновения я сам себя боюсь. Однажды, лет четыреста тому назад… Впрочем, сейчас не до воспоминаний.
        Извернувшись в падении, я приземлился на четвереньки и тут же вскочил, готовый сражаться. Пускай воздух по-прежнему сковывал движения, будто патока, пускай чужое колдовство вгрызалось в череп, а иголочки, колющие спину, превратились в кинжалы, я был воином шестьсот лет! Попробуй взять меня малой кровью, чароплет!
        Кажется, последние слова я прорычал, разворачиваясь лицом к странному человечку в серо-зеленой куртке, который бежал ко мне, сжимая в кулаке какое-то огнестрельное оружие. Кажется, пистолет Макарова.
        Преодолевая сопротивление воздуха, я шагнул ему навстречу.
        Если чьей-то крови и суждено пролиться сегодня, то не моей. Я знал, что он видит. Глаза мои вспыхнули багровым светом, верхняя губа приподнялась, а из десен выдвинулись два длинных клыка.
        Но человек не остановился, не шарахнулся в ужасе. На опухшем лице с недельной щетиной промелькнуло лишь мгновенное замешательство, а потом палец надавил спусковой крючок.
        Медленно-медленно сияющие пули вырвались из тупого дула.
        Сияющие для моих глаз - так мы видим любое изделие из серебра, вдобавок освященное в любом из храмов, будь то православный или католический.
        Сперва я дернулся в сторону, пытаясь уклониться, но почти сразу понял, что выстрелы нацелены гораздо выше моей головы.
        И тут могучий удар сбил меня с ног. Правое плечо ожгло острой болью.
        Вывернув шею, как никогда не смог бы человек, я глянул вверх.
        Косматая туша проплыла на фоне звездного неба.
        Прямо надо мной она встретилась с освященными пулями. Дернулась, но не замедлилась ни на йоту.
        А человек продолжал стрелять. Он сжал пистолет двумя руками, закусил губу и побелел, как покойник, но не отступил.
        Серебро входило в тело неизвестного зверя или чудовища, призванного колдовством? Летели клочья бурой шерсти. Каждое попадание вызывало глухое взрыкивание, но и только.
        Два десятка метров, разделявшие их, мохнатая тварь преодолела за считаные мгновения - два-три прыжка, как мне показалось. На лету оттолкнулась от «тойоты» и обрушилась на человека, который уже не бежал, а стоял и с выражением обреченной решимости давил и давил на гашетку. К сожалению, оружия с бесконечными патронами даже изощренный ум людских ученых придумать еще не сумел.
        Мой незадачливый преследователь опрокинулся навзничь, а зверь навис над ним, вдавив в снег. Теперь я мог рассмотреть его во всех подробностях. Продолговатое, бочкообразное тулово, покрытое пучками длинной жесткой шерсти, которая гребнем топорщилась на загривке. Толстый, облезлый хвост. Лобастая медвежья башка с маленькими, прижатыми к черепу ушами. Широкая пасть приоткрылась, обнажая длинные желтые клыки и синюшный язык. Горбатый волк - иного определения я не смог подобрать.
        Вот сейчас дюймовые зубы сомкнутся на таком беззащитном человеческом горле. Кем бы я ни был, но к людям я по-прежнему испытывал сочувствие, никогда не убивая без нужды. А этот еще и пытался меня защитить. Не знаю, зачем и от кого…
        Но то, что произошло потом, я не мог предположить даже в кошмарном сне.
        Чудовище не стало кусать или рвать мягкую плоть когтями. Оно пошире распахнуло пасть. Внутренним, доступным только кровным братьям, взором, я увидел тонкие, слабо фосфоресцирующие струйки жизненной субстанции - как сказали бы священнослужители, души, - устремившиеся из глаз, носа и рта человека к зверю. Мой неудачливый преследователь закричал, захлебываясь от ужаса. Отчаянно, пронзительно и страшно. Ему вторил негромкий, донельзя самодовольный рык «горбатого волка».
        Одновременно я ощутил, как ослабло давление на голову, медленно возвращалась прежняя легкость ослабевшим рукам и ногам. Мне удалось не только подняться на четвереньки, но и выпрямиться в полный рост, несмотря на дрожь в коленках.
        На кого охотился зверь? На меня? Выходит, человек с пистолетом - мой спаситель?
        Ну, положим, не так-то просто со мной совладать даже чудовищу… Кстати, что оно из себя представляет? И, тем не менее, нельзя не признать, старого опытного вампира застали врасплох. Зверь силен, и я не уверен, хватит ли сил противостоять ему. Так что самый логичный выход - удрать, пока оно занято жертвой. Но ведь я рыцарского рода. В моих жилах течет кровь бойцов, сломавших шею тевтонам в битве под Грюнвальдом. Мои предки бились и с меченосцами при Сауле, и с татарской ордой при Лигнице. И я буду бежать, как последний трус, спасая свою драгоценную шкуру?
        - Ну уж нет!
        Я и сам не заметил, как выкрикнул вслух последние слова.
        - Psja krew! Niech cie piorun trzasnie![5 - Сукин сын! Разрази тебя гром! (Польск.)]
        Сосредоточившись, собрав все силы в единый кулак, я нанес ментальный удар.
        Тварь завизжала, кубарем покатилась, взрывая когтистыми лапами снег. Но и меня отдача бросила на колени. Это неправда, что кровные братья не чувствуют боли. Хоть мы и «немертвые», но можем порезаться, обжечься, уколоться, не говоря уже о ни с чем не сравнимых муках от прикосновения серебра или со священными реликвиями.
        Но я опять отвлекся… Получилось так, что, нанося мысленный удар, я изо всех сил врезался головой в кирпичную кладку. На ментальном уровне, конечно.
        Боль…
        Боль, от которой темнеет в глазах и мутится сознание. И так трудно удержаться на краю, не упасть, суча ногами, как кролик, пробитый стрелой навылет.
        Мне удалось.
        Вначале, опираясь кулаком о холодный асфальт, подняться на одно колено, а потом открыть глаза, преодолевая боль. Сквозь стремительный танец разноцветных мотыльков я успел увидеть исчезающие за ближайшим углом задние лапы и хвост-морковку «горбатого волка».
        Человек лежал неподвижно, устремив пустой взгляд в зимнее московское небо.
        Вот так приключение… И никого, кто бы мог глянуть со стороны, посоветовать, вспомнить что-либо, подсказать. Вообще никого. Будто вымерла Москва. Еще одна загадка?
        Заливистый свисток вернул меня от раздумий на грешную землю.
        Как там говаривали при советской власти? Моя милиция меня бережет - вначале посадит, а потом стережет…
        Но человеческие охранники правопорядка - все-таки не стража Московского князя. С людьми я как-нибудь разберусь. И даже без кровопролития. Убегать я не решился. Во-первых, ощущалась слабость после ментальной схватки с чудовищем… Так, не ровен час, можно свалиться с крыши, разбиться и угодить в городской морг. Плакал тогда закон Великой Тайны горькими слезами. А во-вторых, rycerskа czesс[6 - Рыцарская честь (польск.).], как я ее понимаю.
        Милицейский… Или полицейский? Все время путаюсь в этих новомодных названиях. Да плюс к тому же, в Киеве, где я провожу большую часть своего времени, они по-прежнему называются милицией, как в Советском Союзе, а вот в России поторопились переименовать. Реформы-с… Скажем так, наряд полиции бежал со стороны Кремля. Синие куртки и шапки с двуглавыми орлами, на поясах резиновые дубинки и наручники. Двое тут же навели на меня пистолеты.
        - Стоять! Руки вверх!
        Я и не думал сопротивляться. Показал им открытые ладони.
        Защитники порядка приближались медленно, опасливо косясь на распростертое тело.
        - Документы! - требовательно произнес средний - мордатый крепыш. Судя по погонам - сержант.
        Я не спеша полез в карман. Вытащил паспорт и протянул полицейскому. Тот с подозрением уставился на золоченый трезубец, украшающий обложку.
        - Хохол? - буркнул он, но, по всей видимости, рассмотрев мою недешевую одежду, часы «Кольбер» на запястье, стоившие десять его месячных окладов, счел необходимым козырнуть и представиться: - Сержант Петренко.
        «И кто же из нас хохол?» - подумалось мне.
        - Грабовский Андрей Михайлович, - прочитал он, внимательно поглядывая на меня. Должно быть, сличал фотографию. - Шестьдесят четвертого года рождения…
        Теперь в его голосе проскользнула нотка уважения. Еще бы. Выгляжу-то я не старше тридцати. Наверное, сразу подумал о массажных кабинетах и прочих салонах красоты. Потом взгляд стража порядка остановился на моем плече. Да я и сам только заметил, что рукав пальто висит лохмотьями.
        - Что здесь произошло? Кто стрелял?
        - Он, - я кивнул на мертвеца.
        Слепые они, что ли, пистолета в закоченевшей руке не видят?
        - Саньков, погляди!
        Стоявший справа от меня полисмен - совсем молоденький, лопоухий и напуганный, как мне показалось, до полусмерти - наклонился над телом. Сунул ладонь за пазуху и вытащил, ко всеобщему удивлению, красное удостоверение с двуглавым орлом.
        - Майор госбезопасности… Семецкий Юрий Михайлович… - пролепетал парнишка.
        Сержант присвистнул. Его рука непроизвольно потянулась к рации. Но он сдержался. Зло посмотрел на меня превратившимися в щелочки глазами.
        - Что здесь произошло?!
        Но я уже мягко касался его разума. Очень мягко. Нет ни малейшего желания оставить парня идиотом - вдруг у него жена, дети малые, родители-старики? Человеческий разум слаб, и, как ответит на любое внешнее воздействие, предполагать заранее очень трудно. Может замкнуться сам на себя, может ожесточиться и стать подобным алмазу, а может и рассыпаться, как карточный домик.
        Доверие…
        - Что произошло? - уже гораздо мягче поинтересовался сержант.
        - Зверь, - я вздохнул и развел руками. - То ли волк, то ли медведь. Выскочил во-он оттуда, из-за угла. Ударил меня лапой, сбил с ног. А майор начал стрелять…
        - Попал? - округлил глаза Саньков.
        - Ты придурок или где?! - заорал на него сержант. - Ты кровь видел?
        Рядовой потупился, разве что носком ботинка снег ковырять не начал.
        - А потом зверь набросился на майора. Сбил с ног.
        Петренко, не доверяя больше подчиненным, подошел к телу. Придирчиво осмотрел. Протянул озадаченно:
        - А укусов-то нет…
        Я чуть усилил воздействие. Крепкий орешек, этот сержант! Или патрульным мозги не положены?
        - Возможно, разрыв сердца.
        Моя маленькая подсказка упала на благодатную почву. Петренко кивнул, протянул паспорт.
        - Это все москвичи. Мода, понимаешь, пошла всяких тварей дома держать. То жабу ядовитую, то кобру. А кто-то и тигра может. Лишь бы пыль в глаза пустить. А нам разбираться, понимаешь, когда их сожрут или покусают. Недавно по вызову мотались - у нового русского ротвейлер взбесился. Семья в ванной заперлась. Хорошо, что у них там хоть конем скачи, все поместились. А мы двери выламывали. Лейтенант Чуйков его из «калаша» в упор. Так потом на нас же жалобу накатали. За жестокое обращение с животными, понимаешь…
        - Я могу идти, сержант?
        - Что? А, идти… Заявление не хотите написать?
        - Не сейчас. Возможно, днем приду.
        - Отделение найдете? Вы же приезжий.
        - В гостинице спрошу.
        - Вот и хорошо. - Полицейский козырнул и повернулся к подчиненным.
        Еще одно осторожное касание напоследок. Сержант никогда больше обо мне не вспомнит. И никто из рядовых тоже. Они будут знать, что нашли у подножия коринфских колонн тело майора госбезопасности, умершего от ужаса, а в окоченевших пальцах - пистолет. Уж не знаю, обнаружат ли они следы неведомого зверя? Кстати, что это за чудище, мне предстоит узнать. Не люблю оставлять загадки позади себя.
        Оставив патруль разбираться с нелепой смертью, я быстрым шагом выбрался на Никольскую и, миновав длинное здание, битком набитое конторами и лавками, которые сейчас почему-то принято называть офисами и бутиками, повернул налево, в Третьяковский проезд. Напротив салона «Джорджио Армани», куда я ни разу не заходил, предпочитая покупать костюмы на родине дизайнера, я услыхал отголоски тревоги Збышека. Само собой, слуга крови почуял неладное, ощутил мою растерянность, мою боль, знал, что я использую Силу, чтобы повлиять на чье-то сознание, и теперь терялся в догадках.
        Вначале во мне всколыхнулась злорадная мысль: пусть помучается, а то носится со мной, будто имеет дело с ребенком, а с не одним из старейших вампиров Европы, но потом мне стало попросту стыдно. Сколько лет мы вместе! И в фаворе, и в опале, и в добровольном изгнании, и в борьбе с врагами…
        Я еще прибавил шагу, почти полетел, едва касаясь башмаками тротуарной плитки. Многие из кровных братьев в сходной ситуации не постеснялись бы левитировать. Но тогда, чтобы не нарушить закон Великой Тайны, пришлось бы набрасывать на город паутину невидимости, отводя глаза случайным прохожим. Сейчас, боюсь, мне не по силам наводить чары. Еще поворот, и перед моими глазами взметнулось ярко освещенное пятиэтажное здание - творение Вильяма Валькота. По давней привычке кивнув «Принцессе Грёзе»[7 - Майоликовое панно на центральном фасаде гостиницы «Метрополь», созданное по картине М.Врубеля.], я нырнул в услужливо распахнутую швейцаром дверь, стремительно прошагал сквозь сияние отполированного камня, золотых скульптур и фризов, поднялся на лифте - электрическом, подумать только! - в свой двухместный люкс.
        Збышек расхаживал по гостиной, не находя себе места. Увидев меня, он в отчаянии швырнул на ковер мобильный телефон, который сжимал в руке. Бесполезный телефон, поскольку я этими новомодными штучками обзаводиться не желал.
        Честно признаться, я не доверяю новинкам науки и техники, предпочитая полагаться на вещи, придуманные человечеством давным-давно. Исключение, пожалуй, составляют только летательные аппараты, придуманные братьями Райт и впоследствии доведенные многочисленными последователями до пределов мыслимого совершенства. Они существенно облегчили наши путешествия. Скажем, как кровные братья перемещались по свету во времена Фронды… да зачем копать так глубоко… при кайзере Вильгельме? Наемные или собственные рыдваны, запряженные самое малое четверкой коней. Повозки закрывались наглухо. Так чтобы ни единого лучика света не просочилось. А для дополнительной защиты мы укрывались внутри кареты в узкие ящики, издали похожие на гробы. Должно быть, Брему Стокеру удалось подглядеть, как путешествует один из вампиров. Так появился его знаменитый граф Дракула, спящий в гробу. Хорошо хоть не в белых тапочках… Повозки тащились очень медленно, часто застревая на бездорожье. Если достигали постоялого двора или гостиницы днем, то путешественника приходилось вносить в комнату в ящике. Для этого маловато одного кровного слуги -
кто-то обзаводился несколькими, что не очень-то удобно нам самим, кто-то вынужденно прибегал к услугам наемных работников и охраны. Даже когда Европу и Североамериканские Соединенные Штаты опутала сеть железных дорог, мы продолжали пользоваться наглухо зашторенными каретами - в пассажирский вагон с ящиком-гробом не пускали, несмотря на наше немалое умение убеждать служащих и чиновников, а в багажном никому не хотелось ездить. Ну разве что в случае самой крайней необходимости. А после пары случаев, когда обычные воры в поисках мало-мальски ценного груза вскрывали убежища кровных братьев днем, обрекая их на мучительную смерть, ездили в поездах только самые отважные или самые безрассудные. То ли дело сейчас! Берешь билеты на ночной рейс и летишь куда вздумается.
        - Пан Анджей! - возопил мой кровный слуга, поднимая глаза и руки к украшенному лепниной потолку. - Да разве так можно?! Я же весь извелся!
        - Успокойся, - терпеть не могу, когда обо мне слишком сильно заботятся. - Ничего страшного. Одно из приключений, о которых я уже начал тосковать в последние годы, тихие и чересчур спокойные.
        - Не вижу ничего увлекательного, пан Анджей, в смертельно опасных приключениях. Лично я так очень рад, что в нашей жизни воцарились тихие и спокойные дни… - покачал головой Збышек, и в этот миг его взгляд упал на мой изорванный рукав.
        Глаза слуги выпучились, челюсть отвисла, седые волосы, расчесанные на идеальный пробор, кажется, начали подниматься дыбом. Вот умора! Мы с ним не разлей вода уже скоро триста лет. Он очень мне нужен - идеальный слуга, точный, пунктуальный, старательный, умный, при необходимости решительный и отважный. Во время вынужденного сна в рассветные и закатные часы я могу полностью на него положиться. И полагался все эти годы. А я нужен ему - моя кровь продлевает ему жизнь. Наши слуги стареют медленнее других людей, обладают большей силой и выносливостью, а это дорогого стоит.
        - Что это было, пан Анджей? - оторопело произнес он.
        - Думаю, нам вместе предстоит это выяснить, - я сбросил пальто у входной двери. Надо будет не забыть… Впрочем, Збышек и сам прекрасно знает, что нужно купить новое.
        Присев на оттоманку, я с наслаждением вытянул ноги, уложив их на заботливо подставленную слугой банкетку, распустил узел галстука и, глубоко вздохнув, рассказал Збышеку все как есть, от начала до конца. Он слушал, качая головой.
        - Не могу понять, - вздохнул я, заканчивая историю, - охотился «горбатый волк» на меня или на человека? Зачем майор госбезопасности следил за мной? Что здесь случайность и совпадение, а что имеет смысл и значение?
        - А я никак не могу понять - с чем вы столкнулись, пан Анджей? Неужели оборотень?
        - Ты когда-нибудь слышал об оборотне, умеющем колдовать? Об оборотне, который получил в упор полный магазин серебряных пуль и даже не почувствовал их? В конце концов, об оборотне, открыто напавшем на одного из кровных братьев?
        - Оборотни служат кровным братьям, - рассудительно произнес Збышек.
        - Вот именно!
        - А кровные братья не всегда дружны между собой.
        - Ты хочешь сказать?..
        Мой слуга кивнул.
        - Но неужели ты думаешь, что кто-то из подданных князя Прозоровского злоумышляет против меня? Или сам Князь? Что я им сделал?
        - А разве в наше время нужно что-то сделать, чтобы вызвать враждебность? У Прозоровского с Амвросием[8 - Князь вампиров города Киева.] не самые безоблачные отношения. И вам, пан Анджей, это известно не хуже моего.
        Я подумал и согласился. Хотя кровные братья мало откликаются на веяния человеческой политики, полностью уклониться от нее они не могут. Волны, словно круги на воде, расходятся от катаклизмов, время от времени охватывающих нестабильное человеческое общество, и достигают нас. Рушатся ли державы, такие как Российская империя или Советский Союз, меняется ли государственное устройство или экономический курс, происходит ли перераспределение рынков сырья или рынков сбыта у крупнейших товаропроизводителей, рано или поздно наше тесное и архаичное сообщество вынуждено перестраиваться и вливаться в новые правила игры, в новую реальность. Конечно, мы можем делать вид, что не замечаем перемены, охватывающие мир, мы можем по-прежнему считать князей Киева, Львова и Таллина членами Высшего Совета вампиров России, но, когда Григорий Скуратов-Бельский[9 - Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович, князь вампиров Таллина.] летит в Москву с паспортом гражданина Евросоюза, ему приходится оформлять визу, а, завидев мою синекожую книжицу с золотым «тризубом», московский полицейский презрительно цедит - «хохол». Мы, в
отличие от людей, гораздо дольше можем сохранять уважительное отношение друг к другу, но, когда у Андрея Каминьского[10 - Каминьский Андрей Яковлевич, князь вампиров Львова.] в ближайшем окружении мелькает подонок, вовсю нарушавший закон Великой Тайны во время Второй мировой войны, немало поспособствовавший расколу берлинского гнезда, один из единомышленников Вольфрама Сиверса[11 - Вольфрам Cиверс (1905 - 1948 гг.) - один из руководителей расовой политики Третьего рейха, генеральный секретарь Аненербе (с 1935 года), штандартенфюрерСС, заместитель председателя управляющего совета директоров научно-исследовательского совета Рейха.], мне становится не по себе. А собравшись по вечерам, как в старые добрые времена «серебряного века», львовские вампиры любят рассуждать о притеснениях, которые они претерпели за годы иноземного владычества, - хотя мне, честно говоря, невдомек, кто же им больше насолил: Польша, Австро-Венгрия, Германия или Россия? Так что, если поразмыслить, то не следует удивляться подозрению к нам, приезжим из «ближнего зарубежья», со стороны коренных вампиров Москвы.
        Но по-прежнему оставался неразрешенным ряд вопросов. Зачем посылать оборотня? Почему он напал на меня? Или не на меня, а на преследующего меня человека? Почему оборотень колдовал? А ведь в том, что меня пытались остановить при помощи волшебства, не оставалось ни малейших сомнений.
        С древнейших времен оборотни находятся в нашей тени. Редко кому из них по плечу противостоять вампиру в открытой схватке. Хотя последние несколько веков нам нечего делить. Охота на ведьм, развернувшаяся в Европе, ударила по ним так же сильно, как и по нам. Они были вынуждены принять закон Великой Тайны, организовать своего рода полицию, строго отслеживающую тех, кто охотился на людей, и безжалостно их карающую. Но, в отличие от кровных братьев, их поголовье, если можно так сказать, восстанавливалось после кровавой сумятицы гораздо медленнее. Мы можем обращать птенцов из числа людей-добровольцев, а оборотнем нужно родиться. Я имею в виду истинного оборотня, а не больного безумца ликантропа, завывающего по ночам на кладбищах и до смерти пугающего прохожих. Когда их численность достигла предела, верховный совет общества «Наследников Протея» обратился к всемирному совету вампиров в Цюрихе, где признал свое подчиненное положение.
        Оборотни гораздо ближе к природе, чем мы. Из них вышли многие видные ученые, как в Средневековье - алхимики, травники и рудознатцы, так и в Новое время - этнографы, ботаники, зоологи. Но они не умеют колдовать. Разве что самым сильным оборотням доступна слабенькая магия… Даже не магия, а ворожба на уровне деревенской знахарки. Поэтому встретить волкодлака, который способен противостоять вампиру на равных, задача непосильная.
        Опять же оставалось непонятным, с какой целью меня преследовал офицер госбезопасности? Ну тут объяснение тоже может крыться в «эпохе большой нелюбви» между нашими государствами. Кто знает, что у них там в ФСБ в головах? Вдруг проверяют каждого, прилетевшего на самолете из Киева и поселившегося в «Метрополе»? Это же не маляры-штукатуры и не каменщики-плотники…
        В общем, поразмыслив, я решил, что мое нынешнее приключение явилось следствием череды совпадений и недоразумений, самое меньшее. Значит, нужно впредь вести себя осторожнее, отправившись к клиенту, следить, чтобы не было «хвоста». А днем отправить Збышека испросить аудиенции у московского князя - все должно быть честь по чести. Нашими правилами разрешается не являться к правителю города в ту же ночь, как прибыл, но уж на вторую - обязательно. Иначе свои же не поймут.
        Да и созвониться с клиентом, обговорить условия встречи.
        Но сейчас я слишком устал. А значит, все заботы и хлопоты, все оборотни и кровные братья, все госслужбы, включая всесильное в человеческом мире ФСБ, idz do djabla![12 - Идут к черту (польск.).]
        До рассвета оставалось около двух часов - самое время отдохнуть.
        Глава вторая
        Князь Москвы
        Высокий и широкоплечий блондин Никита Григорьевич Прозоровский в наглухо застегнутом мундире лейб-гвардии Преображенского полка поручика - темно-зеленом с красными обшлагами и красными чулками, в память о битве при Нарве, - выглядел прямым и смертельно опасным, будто офицерская шпага той эпохи. Понятное дело, в первой Северной войне, при Петре Алексеевиче, нынешний Князь вампиров города Москвы поучаствовать не мог. Он тогда просто еще не родился человеком. Но вот во второй Северной, при Елизавете Петровне, насколько я знал, сражался и проявил храбрость, достойную русского офицера. Инициирован он был вскоре после окончания боевых действий - молодость, разгул, море по колено… Посему так и остался в чине поручика - воевать-то в основном приходится при дневном свете…
        Все вампиры России знали, если Никита Григорьевич надел преображенский мундир, быть грозе. Только на меня его ухищрения не производили должного впечатления. Если он - шпага, то я тяжелый рыцарский меч, как говаривали в Речи Посполитой, крыжацкий[13 - Т. е. меч крестоносцев.]. Таким клинком пан Лонгинус Подбийпятка, если верить Генрику Сенкевичу, поражал воображение шляхтичей. Попробуй меня сломать, если получится.
        - Пан Анджей Михал Грабовский? - Князь не спрашивал, князь утверждал очевидное. Глаза его метали молнии.
        - Он самый, ваша светлость. Честь имею представиться в связи с деловой поездкой в Москву.
        - Почему вчера не представился? - Прозоровский сурово свел брови.
        Если князю что-то не по нутру, бывает он крутешенек. Ну чисто Петр Алексеевич покойный. Того и гляди, сейчас прикажет «полячишку» в кандалы заковать, врезать шпицрутенов - и в Сибирь пешком. В прошлые мои аудиенции он не казался ни жёстким, ни решительным. Я даже подумал, что вот, мол, просчитались московские кровные братья, выбирая князя. Ан нет! Достоин быть! Иногда приятно разочаровываться. Пускай даже его гнев направлен против меня. Другой испугался бы, но я знал, что противопоставить немилости князя. Не зря, пока я спал, набираясь сил, Збышек подключил ноутбук к гостиничной сети вай-фай и много чего узнал.
        Я со всей возможной учтивостью поклонился Прозоровскому.
        - Закон разрешает испросить аудиенции у князя в течение суток с момента приезда в город, подотчетный оному. Двадцать четыре часа еще не минули. В чем я провинился, ваша светлость?
        Он не ожидал подобной наглости. Нахмурился еще больше, если только это возможно. Княжеская свита, щеголявшая в современных костюмах, каждый из которых обошелся владельцу в не одну тысячу североамериканских долларов, зашушукалась, бросая на меня косые взгляды. Кое-кто, пожалуй, готов был вцепиться мне в глотку.
        - Ты, пан Анджей Михал, - взял себя в руки Князь, - являешься в мой город. Бродишь по улицам, не соизволив сообщить о своем прибытии. А потом в подворотнях находят мертвых людей. Как ты это объяснишь?
        «Мертвых людей? Значит, майор - не единственная жертва прошлой ночи?»
        - Мне трудно объяснить каждую человеческую смерть в Москве. Могу поклясться Великой Тайной, что вчерашней ночью при мне погиб лишь один человек. И не я виновник его смерти.
        - Ильинка?
        - Вы прекрасно осведомлены, ваша светлость.
        - И как же погиб Юрий Михайлович Семецкий?
        - Его убил зверь.
        - Какой зверь в Москве? Медведь, что ли? Ты же не в Сибири, пан Анджей Михал!
        - Конечно, я не в Сибири. Это был не медведь и не волк.
        - Об этом я догадался. Ран на теле не обнаружили.
        А Прозоровский осведомлен даже лучше, чем я первоначально предположил. Наверняка у него есть доступ к сводкам полиции. А то и свой человек в органах госбезопасности.
        - Вы позволите побеседовать с вами наедине? - Мне не хотелось предавать широкой огласке сведения, которые я намеревался передать князю. Пускай потом сам решает, достойны ли его вассалы доверия.
        Никита Григорьевич оглянулся на своих. Кивком головы приказал следовать за собой. Мы вышли, провожаемые недоуменными и откровенно враждебными взглядами. Причем последними - я.
        Маленький кабинет, примыкающий к зале для торжественных и официальных приемов, наверняка защищался от подслушивания. От кровных братьев чарами самого князя, а от людских средств прослушки - людскими же приспособлениями. Несмотря на приверженность к костюмам восемнадцатого века, Прозоровский шагал в ногу со временем и достижений человеческой цивилизации не чурался.
        Опустившись в кресло, Князь Никита указал мне на банкетку напротив. Теперь он не казался суровым. Напротив, озабоченным.
        - Что тебе известно, пан Анджей Михал?
        - Я расскажу все по порядку. Я прогуливался по ночной Москве…
        - До того как представился мне?
        - Есть такой грех, ваша светлость. Но я не отходил далеко от «Метрополя», в котором остановился. Люблю, знаете ли, ночную Москва-реку.
        - Мы все ее любим. Продолжай, пан Анджей Михал.
        - Можно просто Анджей.
        - Хорошо, - кивнул Князь. - Продолжай, пан Анджей.
        - На Ильинке, неподалеку от Гостиного двора, я заметил слежку. Человека. Как потом оказалось, майора службы госбезопасности России. Но тогда я этого не знал. Заподозрил неладное. Особенно когда почувствовал чужое волшебство.
        - Колдовской Ковен давно не враждует с кровными братьями, - быстро сказал Никита Григорьевич.
        - Не враждовал до настоящего времени. Но я очень хорошо знаю, как порой ломаются старые договоры, казавшиеся незыблемыми, и начинаются новые войны.
        Он проглотил мой намек на возраст. Думаю, кое-какие сведения обо мне он все же собирал. Но не уверен, что все они оказались достоверными.
        - Хорошо, пан Анджей, что случилось дальше?
        - Потом на нас набросился зверь.
        - Зверь?
        - Вначале я даже подумал, что это оборотень. Но… Когда он сбил меня с ног, а майор начал стрелять серебряными пулями…
        - Этого мне не докладывали.
        - Кроме меня и покойного офицера, этого не знал никто. Оборотня серебро остановило бы. Этот зверь даже не заметил выстрелов в упор. Он свалил человека и выпил его жизненную силу. Можете мне поверить, ваша светлость…
        - Князь Никита, если вам будет угодно.
        «Ого! Похоже, мой рассказ произвел впечатление…»
        - Благодарю вас, Князь Никита. Даю слово чести рыцаря и шляхтича, что видел, как потоки жизненной силы переливались из человека в зверя.
        Прозоровский рассеянно кивнул и задумался. Левая рука его, помимо воли, теребила нагрудный знак преображенцев.
        - Да… Именно так… - пробормотал он. - Это многое объясняет.
        - Прошу прощения?
        - В прошлую ночь в Москве обнаружены еще несколько трупов. Человеческих. Как мне доложили, «выпитых». Понимаете, о чем я?
        - Догадываюсь.
        - Тела полностью обескровлены. Также отсутствует лимфа. Головной мозг высушен до размера грецкого ореха, костный мозг превращен в труху. Что я должен был думать?
        - Вы подумали, что киевские вампиры умудрились использовать в пищу не только кровь, но и прочие жизненные токи? - улыбнулся я.
        Князь пожал плечами.
        - Киевские вампиры одни из старейших, подотчетных Совету России. Князь Амвросий живет восьмой век. И к нему тянутся немало пожившие и повидавшие вампиры. К примеру, вы, пан Анджей. Сколько вам лет?
        И снова я не сумел сдержать грустную улыбку. Все-таки Прозоровский еще слишком молод. Вампир моего возраста никогда не употребил бы слово «жить». Да, мы не мертвые, но мы и не живы. Нам многим приходится расплачиваться за бессмертие и сверхъестественные - по человеческим меркам, само собой, - способности. Мы не можем иметь детей. Нам недоступны простые радости, обычные для любого простолюдина. Такие как наслаждение пищей и вином - для нас они не имеют вкуса. А сколько бы я отдал за возможность увидеть солнце и бегущие по небу облака, за вид порхающей бабочки - не ночного мотылька, а простой белой капустницы! За песнь жаворонка, за рассветы и закаты…
        - Пан Анджей… - осторожно поинтересовался Князь. - Вы о чем-то задумались? Я обидел вас неосторожным вопросом?
        - Что вы, Князь Никита! Ничуть! Просто я вспоминал те годы, когда еще был человеком.
        - О, я тоже иногда вспоминаю те времена. Так вы не ответили на мой вопрос. Впрочем, если вам неприятно…
        - Что вы, Князь! Мне, по большому счету, безразлично, когда меня спрашивают о возрасте. Я давно утратил счет годам, - слукавил я. - Но могу сказать, что моложе Амвросия почти на век.
        Князь оценил мое признание. Легонько поклонился не вставая.
        - Думаю, мне нужно дать поручение кому-нибудь. Пускай разузнают, что бы это могло быть. Я отказываюсь верить, что оборотни могли набрать такую силу. И все же следует поговорить с Пашутиным. Это глава питерского отделения «Детей Протея», - пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. - И попросить Филиппа Филипповича поднять архивы - не было ли ранее зафиксировано таких случаев. Или, возможно, похожих.
        - Я согласен с вами, Князь Никита, уточнить не помешает, но, кажется, я уже сейчас могу рассказать вам об этом звере. Возможно, вы заинтересуетесь.
        - Да? - Прозоровский приподнял бровь.
        - Мой кровный слуга, знаете ли, большой поклонник всяких современных штучек. Мобильные телефоны и компьютеры, автомобили… - Я слегка передернулся, ибо, если к аэропланам или, как их сейчас называют, самолетам, худо-бедно привык, то залезал в безлошадную повозку, воняющую продуктами алхимической перегонки нефти, без малейшего удовольствия, исключительно по необходимости. Не принято как-то в современном мире верхом из аэропорта в гостиницу скакать. - Он подключил в гостиничном номере к Сети переносной компьютер…
        - Ноутбук, - подсказал Князь.
        - Да. Именно так он называется. Подключил и половину сегодняшнего дня занимался поисками и сбором информации. Согласно моему описанию, он пытался определить, что же это за зверь.
        - И как, успешно?
        - Похоже, что да. Согласно легендам и преданиям шотландских горцев, в их краях обитает страшное чудовище, нападающее по ночам на людей и высасывающее кровь. Погодите возражать, Князь Никита! Речь идет не о кровных братьях. Вампиры занимают свое место в «страшилках» шотландцев. Как правило, их не путают ни с оборотнями, ни с колдунами, ни с фейри.
        - Фейри? - нахмурился Прозоровский. - А что вы о них знаете?
        - Кое-что, но крайне мало, как я понял, переговорив со Збышеком - это мой слуга.
        - Продолжайте, пожалуйста.
        - Продолжаю. Сие чудовище зовется бист вилах. Порой принимает облик одноногого калеки с горящими глазами, который, несмотря ни на что, бегает так быстро, что удрать от него невозможно. А порой является в образе косматого пса. Большинство людей считает эти рассказы выдумкой и чепухой, но мы-то с вами знаем, что в них всегда присутствует доля правды. Иногда измененная до неузнаваемости, но присутствует. Збышек связался со слугой одного из вампиров, который обитает в Британии, и тот подтвердил - бист вилах не имеет никакого отношения к кровным братьям. Он - фейри.
        Князю удалось сохранить невозмутимое лицо, но по дрогнувшему уголку рта и глазам, сузившимся на мгновение, я понял - он взволнован не на шутку. Но кто я такой, чтобы лезть с расспросами к самому Прозоровскому?
        - Кровный брат в одиночку не способен совладать с фейри, - промолвил после долгого молчания Князь.
        - Я и не спорю. Он ушел сам. Почему, не знаю. Возможно, насытился. Возможно, признал во мне противника почти равного и решил поискать добычу полегче. Во всяком случае, как я узнал от вас, он ее нашел.
        - Да…
        - Во всяком случае, Князь Никита, я не собираюсь гостить в Москве больше двух-трех дней. Рад, что смог оказаться вам полезен.
        «Я уеду, а ты разбирайся с фейри, - мог бы я закончить фразу. Да и закончил, только мысленно. - А у меня своих дел невпроворот».
        Слишком неприятными были впечатления прошлой ночи, чтобы я горел желанием испытать их снова. Фейри - порождения иного мира. Я не стал говорить об этом Прозоровскому потому, что Князь это знал. Он не может не знать. Когда-то давным-давно я бы многое отдал за возможность поучаствовать в открытом противостоянии. Но тогда я был молод, горяч и рвался в бой. Сейчас я утомлен сотнями прожитых лет, а в моем сердце вампира, которое многие считают неживым и холодным, кровоточит открытая рана. Пусть сражаются молодые, честолюбивые, обладающие властью - это их удел, их борьба, их жизнь, которая, впрочем, нежизнь.
        Я поднялся, поклонился и с молчаливого разрешения князя покинул его апартаменты. В главной зале, которую мне волей-неволей пришлось пересечь, вампиры Москвы смотрели оценивающе и с любопытством. Мимоходом я поразился их показной, кричащей роскоши. Валентино и Версаче, Москино и Прада. Украшения от Булгари и Картье… Когда-то я знавал Луи, внука Луи-Франсуа[14 - Луи-Франсуа Картье (1819 - 1904 гг.) - основатель фирмы CartierSA.]. Мы познакомились с ним и Сантос-Дюмоном[15 - Альберто Сантос-Дюмон (1873 - 1932 гг.) - пионер авиации. Родился и умер в Бразилии. Большую часть взрослой жизни провел во Франции.] в тысяча девятьсот четвертом… В Париже, в ресторане «Максим». Веселое время! Я пришел туда со старой знакомой - бруксой Аидой д’Акоста. К несчастью, она отличалась слишком сильными наклонностями суккуба и склочным характером. И если бы не их роман с известным авиатором, то, возможно, его жизнь закончилась бы несколько иначе. Тем не менее я долго еще переписывался с Луи и по сей день храню часы «Сантос».
        Впрочем, уже переступая порог, я спинным мозгом ощутил один взгляд, исполненный такой ненависти, что если бы в моих жилах текла обычная человеческая кровь, она застыла бы в тот же миг. Решив не оборачиваться, я все же взял на заметку врага, затесавшегося в окружение князя Прозоровского.
        Беседа с Никитой Григорьевичем всколыхнула во мне давно забытые воспоминания.
        Усевшись в карету-автомобиль рядом с терпеливо дожидавшимся Збышеком - нынче ночью слуга наотрез отказался отпускать меня одного, - я откинулся на поскрипывающее кожей сиденье и задумался.
        Глава третья
        Грюнвальдская битва
        Год 1410 от Рождества Христова
        Жаркое солнце лило беспощадные лучи с неба на Таненберг, Грюнвальд и Людвигсдорф, иссушало широкое поле между ними, где который час шла кровопролитная сеча. Раскалялись доспехи, истекали потом люди, падали измученные кони. Уже отступили литвины после тяжкого сражения с рыцарями Фридриха фон Валенрода, только на дороге с Таненберга на Логдов насмерть встали Смоленские хоругви, усиленные виленскими, трокскими, гродненскими, жамойцкими рыцарями. Позорно бежали чешские и моравские наемники, послушавшись изменнических приказов Яна Сарновского. А польские хоругви бились, хоть сломались все копья, иступились мечи, в щепы разбились щиты, а руки отказывались удерживать оружие.
        А крестоносцы давили, будто распеваемые гимны вливали в них нечеловеческие силы. Нас теснили хоругви епископов Помезанского, Самбийского, которые вел Генрих граф Каменецкий из Мнении, Вармийского и Кульмского. Плыло над рядами красное знамя с широкой белой полосой великого командора Конрада фон Лихтенштейна. Вели в битву своих рыцарей Конрад фон Гоцфельд, командор нешавский, и Иоганн фон Шоменфельд, командор гданьский, Бурхард фон Вобек, командор энгельсборгский, и Балдуин Штолл, командор бродницкий.
        Уже все пятьдесят наших хоругвей завязли в битве.
        И впереди всех - Краковская, где рыцарями командовал Зиндрам из Машковиц, а знамя, на красном полотнище которого плыл белый орел, увенчанный короной, нес рыцарь Марцин из Вроцимовиц из рода Полукозы. В первом ряду хоругви сражались девять лучших рыцарей, чьи заслуги превосходили любого от Вроцлава до Киева. Я до сих пор помнил их имена: Завиша Черный из Гарбова, герба Сулима; Флориан из Корытниц, герба Елита; Домарат из Кобылян, герба Гжималя; Скарбек из Гур, герба Абданк; Павел Злодзей из Бискупиц, герба Несобя; Ян Варшовский, герба Наленч; Станислав из Харбиновиц, герба Сулима; Якса из Тарговиска, герба Лис.
        Я же сражался на левом фланге, в двадцать пятой хоругви Альберта Ястшембца, епископа Познанского. Предводительствовал нами рыцарь Яранд из Брудзева, под лазоревым знаменем с подковой и крестом. В тот славный для польского оружия день довелось нам сцепиться с рыцарями из командорства ортельсбургского, который под красно-белым знаменем вел в бой Альберт фон Эчбор - славный воин и доблестный рыцарь, хоть и немчин. И все его бойцы, как на подбор, сражались отважно и не заботились о сохранении собственной жизни.
        Мы видели, какая жестокая сеча закипела у шести дубов в центре войска, под королевским знаменем с белым орлом. Видели, как покачнулось и рухнуло знамя, которое нес Марцин из Вроцимовиц, хорунжий краковский. Великое горе охватило наши сердца. Дрогнули иные, кто еще мог сражаться, ибо едва ли не половина познанских рыцарей - впрочем, как и ортельсбургцев, - лежали мертвыми или близкими к тому под копытами хрипящих коней. Но Яранд из Бруздева громко воззвал к Господу, моля прибавить силы уставшим руками, и крепости измученным душам, устыдил дрогнувших и вновь повел нас в битву.
        Копье мое сломалось, меч иззубрился, щит треснул пополам, но к тому времени «Белый орел» вновь взметнулся над полем брани, когда подоспели ближние рыцари короля Владислава - Земовит младший, князь Мазовии, Федушко и Сигизмунд-Корибут, литвинские князья.
        Я бил и бил, думая лишь о том, чтобы не разжать ладони и не выронить меч, носком сапога удержать стремя. Плечо онемело, пот заливал глаза. Мой конь храпел и уже не мог бежать - только шагал, тяжело поводя боками и понурив гордую голову. Чей-то меч, скользнув по шлему, погнул мне оплечье, но боли я не чувствовал.
        Славный то был день. В такой и умереть не страшно, ибо что может быть достойнее для благородного рыцаря, чем смерть за своего короля и за свою землю? Жаль только, что, вместо благородного рыцарского поединка один на один, на поле под Таненбергом мы сошлись в беспорядочной свалке, где получить предательский удар в спину оказалось так же просто, как выпить кружку пива в придорожной корчме.
        Здоровенный немец в топльхельме, украшенном черными и белыми перьями, налетел на Олешека из Барцин, герба Брама, моего давнишнего друга, стукнул его по затылку палицей, выбив из седла, и направил коня ко мне. Я прикрылся щитом от его удара, ощутив, как заныла рука, взмахнул мечом… И промахнулся. Затупившийся клинок мой лишь скользнул по черно-белому плюмажу, а тяжелая палица вдруг приблизилась к прорезям шлема, заслонив и небо, и землю, и сражающихся рыцарей.
        - Mater Dei, ora pro nobis…[16 - Матерь Божия, молись о нас… (Лат.)] - успел прошептать я, а потом искры вспыхнули перед моими глазами, и непроглядная тьма заволокла сознание.
        Очнулся я от холода.
        С неба, затянутого низкими тучами, лил дождь, пропитавший всю одежду под доспехами.
        Поперек моего живота лежало чье-то безжизненное тело. Одному Господу известно, каких трудов стоило мне выпростать из-под него ноги. Еще столько же времени я потратил, чтобы избавиться от щита. И лишь после того, скинув латные рукавицы, стащил с головы шлем. Ледяные струи обрушились на лоб и щеки благословением небес. Долго, очень долго, лежа на спине, я ловил капли пересохшими губами, а потом попытался встать, опираясь на меч, словно на клюку.
        Над полем разносился тихий и жалобный тысячеголосый стон. Немцы и силезцы, литвины и поляки, русские и чехи… Раненые и умирающие. Каждый молил о помощи, но помощь не спешила.
        Я не знал, кто победил в этом сражении, которое стало воистину переломным для христианского мира. Я не знал, что великий князь Александр-Витовт сумел-таки остановить бегущих литвинов и привести их в самый тяжкий миг, ударив в спину хоругвям великого командора Тевтонского ордена Конрада Лихтенштейна. Не знал, что Ульрих фон Юнинген, великий магистр Пруссии, убит, а Вернер Теттинген, командор эльбингский, более всех из крыжацкого войска настаивавший на необходимости сражения, позорно бежал. Не знал, что польские князья-изменники, выступившие на стороне Ордена, Казимир Щецинский и Конрад Олесницкий, пленены и доставлены пред очи короля Владислава, который, командуя хоругвями в бою, так сорвал голос, что на следующий день едва мог говорить. Я не знал, сколько полегло доблестных рыцарей с одной и другой стороны.
        Я хотел лишь добраться до тепла, еды с питьем и постели. Впрочем, с едой можно было бы и повременить. Тошнота сжимала желудок в тугой комок - видимо, сказывался пропущенный удар по голове, изрядно смягченный подшлемником, который я и благодарил, что не отправился нынче в мир иной. Медленно, очень медленно, спотыкаясь на каждом шагу, я побрел туда, где, как мне казалось, сквозь завесу дождя мерцали огни костров. Впервые в жизни я чувствовал себя беспомощным, будто младенец. Если тела поверженных рыцарей мне, с грехом пополам, удавалось перешагивать, то мертвых коней приходилось обходить, словно непреодолимые препятствия. Усилием воли я заставил себя не обращать внимания на слабые голоса, взывавшие ко мне, умоляющие о помощи. Единственное, что я могу для них сделать, так это прислать подмогу, когда выберусь к своим. Но, повторюсь, я не знал, кто же победил, а потому вполне мог угодить в оковы, которые крестоносцы, не скрываясь, везли на подводах для пленных поляков.
        Среди трупов мелькали серые тени. Может, волки, а может, одичавшие собаки. Порой из темноты доносилось рычание и мерзкий хруст.
        Не заметив ручья, я поскользнулся и свалился на четвереньки в пахнущую кровью и смертью воду. Пока шарил по илистому дну в поисках меча, пару раз блевал желчью - со вчерашнего дня во рту и крошки хлеба не было. И, уже выбравшись на противоположный берег, я понял, что заблудился. Уж и не знаю почему - скорее всего из-за помутнения рассудка, вызванного все тем же ударом по голове, - вместо того чтобы приближаться к огням, я уходил от них все дальше и дальше и теперь, с огромным трудом вскарабкавшись на невысокий пригорок, не видел ничего, кроме серой пелены и чуть более темных, нежели окружающий мрак, очертаний деревьев.
        Неподалеку завыл волк.
        Я осенил себя крестным знамением. Рядом с таким количеством трупов не хищников следовало бояться, а нечисти, привлеченной запахом крови и смерти. Когда вокруг столько беззащитной добычи, зверь не выберет жертву, стоящую на ногах и способную дать отпор. Порождения Люцифера - иное дело. Они охотятся не ради насыщения, а ради убийства - жестокого и беспощадного. Грайверы-трупоеды и стрыгаи-кровососы, волкодлаки и вьесчи… Встреча с любым из них не сулила ничего доброго.
        Бормоча под нос молитву и покрепче сжав рукоять меча, я пошел вперед, заставляя передвигаться дрожащие от усталости ноги. Теперь мною двигало лишь одно желание - найти сухое место и согреться, пережидая ночь. Внезапный порыв ветра разорвал облака. Они лопнули, словно гнилая мешковина, и в образовавшуюся прореху глянула масляно-желтая луна.
        В ее свете я увидел опушку - корявые стволы торчали совсем близко. Еще десяток шагов - и я ступил бы под лесную сень.
        «А не пересидеть ли до рассвета где-нибудь под кустом?» - мелькнула шальная мысль. Тем более, сил возвращаться не осталось. До сих пор меня держала на ногах лишь надежда на спасение: тепло, исцеление, отдых.
        Но, сделав первый шаг по направлению к лесу, я замер, похолодев. Поверх толстой ветки, вытянувшейся по-над землей, на меня глядели круглые немигающие глаза, отсвечивающие багровым.
        В малолетстве я немало времени провел в лесах, окружающих отцовский замок. С самострелом и с силками, с немудреной рыболовной снастью бегал к Вепшу ловить карасей. Я видел волков и лис, барсуков и рысей. Я помнил, как светятся в темноте глаза филина и неясыти. Я понял - передо мной не Божья тварь.
        - Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem cаеli et terrае,[17 - Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли (лат.).] - прошептал я, поднимая руку, чтобы перекреститься, и тут тварь бросилась.
        Словно огромный паук, перебирая лапами, она устремилась ко мне. Грязные засаленные волосы на голове свисали космами, падая на скошенный лоб. Несмотря на явно звериные повадки, она показалась мне удивительно похожей на человека - эдакого опустившегося дальше некуда нищего. Вот только скорость. И лицо… Мертвенно-бледное, с синюшными губами и выступающими вперед клыками.
        Вомпер!
        Я взмахнул мечом, пытаясь отогнать порождение преисподней. Тварь ловко увернулась и сипло захохотала, обегая меня по кругу.
        Краем глаза я заметил еще одну, подобную первой. Она подбиралась сзади. Бесшумно прижималась к земле, как скрадывающий добычу зверь. Да что удивляться? Ведь они охотились на меня.
        Если бы не усталость, возможно, мне и удалось бы зацепить кого-то из них, но я едва стоял на ногах, а они носились по кругу, будто злые деревенские шавки вокруг проезжающего по большаку всадника. Сипели натужно, высовывали багровые, на удивление длинные языки. Торчащие вперед клыки - вовсе не так, как у гадюки, - блестели в лунном сиянии.
        А потом первый вомпер прыгнул. Легко уклонился от моего слишком медленного клинка, ударил когтистой лапой под колено. Я пошатнулся, отмахнулся мечом… Кажется, попал, да только исчадие тьмы словно и не почувствовало - оттолкнулось от земли, ударило меня плечом. В этот же миг вторая тварь вскочила на спину.
        Мы покатились по мокрой листве, как сцепившиеся в драке коты. Вомпер шипел, обдавая меня отвратительным смрадом мертвечины, а я, забыв о воинских умениях, отбивался руками и ногами, стараясь оттолкнуть мерзкую морду подальше. Меч я обронил еще при падении. Цепкие пальцы нападавшего тянули вниз воротник хауберка.
        Я визжал, наплевав на честь и рыцарское достоинство. Такого ужаса мне не доводилось испытывать никогда в жизни. Ни до той ночи, ни после. Страх придавал силы, но и кровососы не дремали. Вскоре я понял, что дерусь сразу с двумя. Один навалился на ноги, второй…
        Острые клыки коснулись моей кожи.
        Боль!
        Жгучая и нестерпимая боль…
        Боль, заставляющая тело выгибаться.
        Едва ли не в тот же миг она сменилась блаженством.
        Я перестал соображать, перестал осознавать опасность, желая лишь одного - чтобы наслаждение никогда не кончалось.
        И тут послышался свист стали, рассекающей воздух, мерзкий хруст. Вомпер, удерживающий мне ноги, то ли крякнул, то ли хрюкнул и откатился прочь. Второй всхлипнул, вырвал клыки из моей шеи и попытался сбежать. Но клинок, направляемый твердой и безжалостной рукой, упал на него слегка наискось, снося напрочь голову.
        - Вставай, пан рыцарь, - послышался негромкий, но суровый голос.
        Сидя на мокрой листве, я только тряс головой, пытаясь убедить себя: все случившееся - всего лишь дурной сон, кошмар, вызванный усталостью и помрачением рассудка из-за пропущенного удара.
        - Эй, пан рыцарь, слышишь ли ты меня? - повторил мой незнакомый спаситель.
        Я поднял глаза.
        Он возвышался надо мной, словно крепостная башня. Высокий, широкоплечий, в потертом кожаном поддоспешнике и черном шапероне. Черные усы свисали ниже подбородка.
        - Ты умом не повредился ли?
        У меня хватило сил покачать головой.
        - Это хорошо, - он мельком глянул на еще шевелящееся тело первого кровососа. Быстрым взмахом рассек его напополам, перехватил меч и пару раз вонзил между ребер. - А вот так еще лучше… Встать сможешь?
        Я кивнул. Шатаясь, поднялся на ноги.
        - Э-э, пан рыцарь, - протянул незнакомец. - Да они тебя укусили…
        - Кто это был? - стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.
        - Да так… Сволочи, каких поискать. Семейка тут завелась. Я давно их выслеживаю.
        Наконец я сообразил, что мне только что спасли жизнь. Приложил ладонь к груди.
        - Спасибо тебе, пан рыцарь, не знаю твоего имени и герба.
        - Зовусь я Ладвигом фон Раабе, - едва заметно улыбнулся рыцарь. И, увидев мое изумление, добавил: - Я силезец из-под Свидницы.
        Я кивнул, по-прежнему не догадываясь - друг передо мной или враг. Силезские рыцари бились на нашей стороне и в тринадцатой хоругви как наемники, и в пятидесятой, под командованием Гневоша из Далевиц, краковского подстолия. Но стояли они и под знаменами Конрада Белого из Олесницы, который, в отличие от других князей Силезии, открыто поддерживал тевтонцев. Но все же он спас меня от самой страшной участи, какая только может выпасть на долю доброго христианина. И если даже он из стана врагов, я готов был со смирением сдаться ему в плен.
        - А я - Анджей из Грабовиц. Еще раз спасибо тебе, - повторил я, пытаясь поклониться. И едва не упал, почувствовав головокружение.
        - Они таки успели укусить тебя! - с нажимом проговорил рыцарь.
        Прикоснувшись к шее, я ощутил под пальцами липкую кровь и две ранки. Будто шилом кольнули. Ерунда какая! Случалось мне получать царапины и поглубже.
        - Не стоит беспокоиться, пан Ладвиг. Заживет, как на собаке!
        - А вот и стоит, пан Анджей, - силезец нахмурился. - Ты ведь уже догадался, с кем столкнулся.
        Перекрестившись, я ответил:
        - Вомперы, похоже.
        - Не вомперы, а вампиры. В Великой Польше и Моравии говорят еще - вьесчи. А за этой семейкой я давно гоняюсь. Осторожные, хитрые и опасные. Ну да теперь они уже никому вреда не причинят.
        - Ты, пан, охотник на нечисть? - Краем уха я слыхал о людях, которые посвятили жизнь этому нелегкому ремеслу. Очищать мир от исчадий Люцифера - работа изнурительная и опасная. К тому же она не приветствовалась ни светской, ни духовной властью. Признать охотников - значит признать и детей Сатаны. Не всякий правитель мог решиться на подобное безрассудство.
        - Нет, не охотник, - покачал он головой.
        - А кто же тогда?
        - Долго рассказывать, а времени у тебя мало, пан Анджей.
        - Что ты хочешь сказать? - Я похолодел. В памяти немедленно всплыли страшные истории.
        - Они тебя укусили. Сейчас в твоей крови частицы их слюны…
        - Я тоже стану вомпером? То есть вампиром?
        - Станешь, - кивнул фон Раабе.
        - И ничего нельзя сделать? Я буду молиться Господу! Я поеду в Ясну Гуру… Нет, пешком пойду! Да что там пешком! На коленях поползу и каждый шаг земной поклон бить буду.
        - Не поможет, пан Анджей.
        - Святую воду пить буду! В монастырь уйду! Самые суровые обеты приму!
        - Не надо себя обманывать. Обратной дороги у тебя нет.
        - Руки на себя наложу! - в отчаянии воскликнул я.
        - Ну это твой выбор, - Он пожал плечами. - А я помочь хотел…
        - Как?! - Попади горечь моего голоса в Вислу, люди много лет не смогли бы пить воду из нее.
        - Сейчас, пан, у тебя есть всего лишь два пути. Первый - быстрая смерть. От своей ли руки или кого-либо иного, не знаю. А второй - вечная жизнь. И безграничные возможности. Почти безграничные, - поправился силезец, поразмыслив мгновение.
        - И продать душу Сатане?
        - Вовсе не обязательно. Скажу тебе, положа руку на сердце, никто никого неволить не собирается. И договоры кровью скреплять тебе не придется. А вот пить кровь время от времени - да, придется. Но это в любом случае, независимо от того, поедешь ты сейчас со мной или нет.
        - Так в чем же заключается мой выбор?
        - В чем? А в том, чтобы жить и умереть как они, - Ладвиг ткнул кончиком меча безжизненное тело, больше всего напоминавшее груду старого тряпья. - Или обрести богатство, почет, власть. Жить в свое удовольствие.
        - И пить кровь?
        - Не так часто, как рассказывают в сказках. Это необходимость. Вопрос цены, если можно так выразиться. Но решать тебе.
        Я подумал и кивнул.
        - Отлично! - воскликнул силезец. - Неподалеку нас ждут два коня. В седло залезть сумеешь, пан Анджей?
        Так началось мое многолетнее знакомство с Ладвигом фон Раабе, старшим товарищем и наставником.
        Глава четвертая
        Карабчиевский меч
        Охранник, похожий даже не на двухдверный шкаф, а на сарай с пристройкой, вежливо посторонился.
        - Прошу вас войти, господин Грабовский.
        Он привык к моему чудачеству - никогда не переступать порог чужого дома без приглашения - так же как и к ночным посещениям. Но дольше всего он свыкался с моей привычкой никогда не носить с собой оружие. Первое время все пытался подловить меня на утаивании хоть чего-то мало-мальски острого. Водил туда-сюда поверх одежды странной штучкой, которая, как мне объяснили, должна была замигать и запищать, если я припрятал клинок. И все удивлялся, что ничегошеньки не находится. Зато, убедившись, что я прихожу с голыми руками, охранник вбил себе в голову, что я, должно быть, непревзойденный мастер единоборств. Причем, почему-то, обязательно китайских или японских. Теперь традиционное приглашение он сопровождал учтивым полупоклоном из тех, какие приняты на тренировках людей, увлеченно молотящих друг по другу и по набитым песком манекенам в свободное от работы время.
        Само собой, никаким кунг-фу или карате-до - или как там они называются? - я никогда не занимался. Просто, если развивать в течение шести веков навыки рукопашного боя, вбитые суровым наставником в голову юному рыцарю, что-то да получится. Ну и совсем уж необходимо принять во внимание те преимущества, которые дает мне положение «немертвого», - сила, скорость, нечувствительность к боли, способность к быстрой регенерации. Думаю, я смог бы голыми руками разметать всю охрану моего клиента - около десятка молодых, крепких людей, на профессиональном уровне обращающихся с любым стрелковым и отдельными видами холодного оружия. Не просто разметать, а вырвать сердца и съесть их, при желании. Но зачем? Люди, в отличие от нас, вампиров, большое внимание уделяют «деланию денег», и, чем больше доход, тем больше тяга заполучить еще, оттяпать долю в бизнесе у знакомого или незнакомого конкурента. И если я убью Валентина Валентиновича, то я тем самым лишусь дойной коровы, приносящей мне немалую прибыль. Да я горло перегрызу любому кровному брату, если только заподозрю его в посягательстве на жизнь этого невысокого,
плотненького, как гриб-боровик, человечка с носом уточкой и высокими залысинами по обе стороны от выпуклого лба. Ведь он дает мне возможность безбедно жить, занимаясь при это любимым делом.
        Валентин Валентинович тем временем спешил мне навстречу, смешно переваливаясь на коротких ножках, почти незаметный на фоне позолоченной массивной мебели и богатейшей барочной драпировки зала, не уступающего размерами внутреннему двору рыцарского замка. На ходу он потирал пухлые ладошки, прямо-таки лучась счастьем.
        - Рад видеть вас, господин Анджей!
        Я поклонился, скрывая невольную улыбку. Он казался таким смешным и нелепым в расшитом золотом халате, с сеточкой на жидких волосах и с перстнем на безымянном пальце левой руки со сверкающим черным бриллиантом-кабошоном. Каратов на десять - довольно скромно для его положения в обществе. Кем он был? Политиком или бизнесменом? Я не интересовался. Впрочем, в наше время эти две ипостаси неразрывно связаны. Разве что лидеры лишенной в конце прошлого века реальной власти коммунистической партии могут себе позволить существовать на партийные взносы. Да и то вряд ли… Ни жалости, ни любви я к ним не испытывал. Уж кто изрядно попил крови у моих собратьев - если уместен столь смелый каламбур - так это они совместно с национал-социалистами.
        - Доброй ночи, Валентин Валентинович, - ответил я, принимая неожиданно крепкое рукопожатие. - Зовите меня просто Анджей. Без господ.
        - Господа все в Париже? - прищурился он, будто проверяя меня на лояльность. И добавил: - Поразительно! Какие у вас холодные руки!
        - Малокровие, должно быть, - на ходу сострил я, понимая, что оценить шутку все равно некому.
        - Это вы не бережете себя. По ночам работаете. Знаю я этих людей искусства - всю ночь в Интернете, а утром глаза красные, головная боль. И, как следствие, неврозы, расстройства сна, гастрит, язва желудка…
        - Вы врач? - удивился я.
        - По первому образованию. Поэтому выступаю за здоровый образ жизни и уважаю людей, заботящихся о себе.
        - Ну тогда можете быть спокойны. Я не сижу в Интернете по ночам. Скажу больше, я знаю о его существовании со слов других людей. Также я не смотрю телевизор, не слушаю радио…
        - Не читаете за обедом советских газет, - весело подхватил Валентин Валентинович.
        - Не читаю. Российских и украинских, заметьте, тоже, - телевизор я не смотрел, но с творчеством Михаила Афанасьевича в свое время ознакомился.
        - А как же вы узнаете новости? - искренне удивился клиент.
        - Мой слуга распечатывает самую интересную информацию и кладет мне на журнальный столик.
        - Вы поразительный человек, Анджей! Реликт, осколок былых эпох!
        - Да, осколок, - кивнул я. Хотел добавить: «Хотя и не человек», - но не стал. Закон Великой Тайны никто не отменял.
        Он снова всплеснул ладошками.
        - Чай, кофе, коньяк? Все самое лучшее.
        Кто бы сомневался. Имея такой доход, можно пить кофе не просто бразильский, а владеть там собственной маленькой плантацией с элитными сортами.
        - Благодарю вас, - я поклонился, переводя предложение в шутку, - не считаю это полезным для здоровья.
        - Ну чуть-чуть не повредит, - в глазах нувориша мелькнуло что-то похожее на подозрение. Не знаю, о чем он подумал. Возможно, вспомнил обычай некоторых народов - ничего не есть в доме врага. Во всяком случае, с упорством, достойным лучшего применения, он пытался накормить или напоить меня хоть чем-то со дня нашего первого знакомства. Никогда открыто не обижался на мои столь же упорные отказы, но поглядывал настороженно. - Сосуды расширить, взбодриться. Как говорится, для дома, для семьи, врачи рекомендуют…
        - Нет-нет, не стоит беспокоиться, - мягко, но настойчиво остановил я его бьющее фонтаном гостеприимство.
        - Вы хотите как можно скорее перейти к делу? - Валентин Валентинович сделал широкий приглашающий жест рукой.
        - Ну что вы! Если желаете побеседовать, то я к вашим услугам. Просто меня не интересуют ни горячительные, ни прохладительные напитки.
        - Вы поразительные человек, Анджей!
        Ну что я мог ему ответить? Собственно говоря, Валентин Валентинович не относился к тем людям, с которыми стоило играть в кошки-мышки. Я не знал, к какой сфере человеческой деятельности относились его интересы - нефть и газ, или, возможно, металл, или недвижимость, или массмедиа. Как говаривал поэт в прошлом веке: «владелец заводов, газет, пароходов». Но я был твердо уверен - слабая личность, заурядная и не обладающая цепким умом, на пространстве бывшего Советского Союза не достигла бы высокого положения в обществе. Здесь на жестокость следовало отвечать двойной жестокостью, в ответ на хитрость партнеров изыскивать еще более тонкую хитрость, забыть о жалости и о человечности, как это ни парадоксально звучит, когда речь идет о людях.
        В чем-то современная элита человеческого мира напоминала мне кровных братьев или, если будет угодно, Ковен чародеев. Закрытая каста, очень сильно отличающаяся от серой толпы, призванной служить рабами и строительным материалом для богатства сильных мира сего. И чтобы попасть в нее, требовались совершенно особые качества. Вот что их равняло с остальными людьми, так это болезни и подвластность смерти. А в бурные девяностые бизнесмены новой волны (или, как их называли, «новые русские» независимо от гражданства - Россия ли, Украина, Молдова или Казахстан) гибли куда чаще обывателей. Тогда-то и родились слухи, что кто-то из наших нарушил закон Великой Тайны, польстившись на баснословную плату, предложенную некоторыми бизнесменами в обмен на бессмертие и почти безграничные возможности вампира. Разное поговаривали после. Кто-то утверждал, что незадачливого Мастера жестоко покарали вместе с несостоявшимися Птенцами, а кто-то доказывал, что сделка состоялась, а наше братство получило очень сильного вампира, который в скором будущем составит конкуренцию и князю Прозоровскому, и Амвросию, и Малюте, не говоря
уже о князьях более мягких и слабых.
        Беседуя с Валентином Валентиновичем, я то и дело ловил себя на мысли, что он что-то недоговаривает, знает больше, чем показывает. Иногда мне казалось, что его улыбка, его показное гостеприимство, его искреннее участие в моем здоровье (подумать только - заботиться о здоровье «немертвого»!), его добродушное подтрунивание над интеллектуалом, застрявшим в прошедшей эпохе, - не что иное, как маска, которую он натягивает, решая некую очень важную и одному ему понятную задачу.
        Мы покинули богатую гостиную и вошли в кабинет, не уступавший ей по размерам. Панели из мореного ореха оттенялись бежевыми с позолотой шпалерами. Нет, не обоями, искусно стилизованными под старину, какие сейчас можно увидеть в доме любого более-менее состоятельного человека, а именно шпалерами. Тяжелое, плотное полотно покрывали изящные, тонкой работы цветы и листья. Я не впервые входил в святая святых огромного особняка, стоящего за трехметровым бетонным забором в центре Рублевки - загородного поселка, облюбованного московской элитой, но всякий раз проникался восхищением. Если бы мне удалось обставить свою берлогу на Андреевском спуске хотя бы на четверть так же роскошно! Но, несмотря на возраст и принадлежность к кровным братьям, мне такое не по карману. Скажем, небольшое бюро в углу от «Отто и Гамбса» стоило… Да, впрочем, стоимость его я оценить не берусь - специалист не в этой области. Одно могу сказать - посещая императора Павла Петровича в Михайловском замке, я видел точно такое же. И не исключено, что бюро это было то же самое.
        А на стенах кабинета, закрепленные на бронзовых и дубовых позолоченных кронштейнах, покоились мечи. Не новоделы, коими полны художественные, с позволения сказать, салоны любого городка, мало-мальски отличающегося от деревни, а подлинники, чьи рукояти помнили прикосновения ладоней давным-давно умерших людей: скифов и гуннов, франков и саксов, шотландских горцев и рыцарей-крестоносцев. Эдакая усыпальница клинкового оружия. Коллекция, которая способна вызвать слезы бессильной ярости у любого директора археологического музея. Валентин Валентинович собирал ее истово, не жалея сил и средств, и немало в том преуспел. При первом же знакомстве с его собранием я обнаружил несколько клинков, описанных в работах Лоранжа и Вегели[18 - А. Л. Лоранж и Р. Вегели - европейские ученые XIX - начала XX в., занимавшиеся исследованием древних мечей.], что заставило меня взглянуть на заказчика со всей серьезностью.
        К сожалению, как это часто бывает в наше время, Валентин Валентинович почти ничего не понимал в старинном оружии. Ничего удивительного… Мне доводилось сталкиваться с собирателями живописи, не отличавшими Моне от Дали и Сикейроса от Пикассо, с владельцами элитных скакунов, называвшими вороных коней черными, а гнедых - коричневыми, и с коллекционерами антикварной посуды, путавшими дрезденский и мейссенский фарфор. Тут уж ничего не поделаешь. Деньги есть, тяга к прекрасному тоже присутствует. А вот начальных знаний не хватает и учиться некогда - нужно ведь новые деньги зарабатывать, чтобы твоя коллекция стала единственной и неповторимой, самой полной и законченной в мире. Для того и существуют эксперты, помогающие богатеньким собирателям. Потому и приглашал меня Валентин Валентинович, простой российский миллионер - а может и миллиардер, кто ж его знает доподлинно? - с завидным постоянством.
        Я всегда, сколько себя помню, любил холодное оружие. Должно быть, рыцарское прошлое цепко держало за сердце и не собиралось отпускать. А из всех видов холодного оружия больше всего я любил мечи и сабли. Европейские. О восточных я знаю пускай и побольше среднего эксперта, но не считаю их интересными и достойными пристального изучения. Пусть с их цзянями и дао разбирается какой-нибудь Чжоу Вэй.[19 - Чжоу Вэй - китайский ученый, автор очерков по истории оружия Китая - «Чжунго бинци шигао», Пекин, 1957.]
        - Мне нравятся люди, влюбленные в свое дело, - елейным голосом проговорил Валентин Валентинович.
        Он просто стоял чуть в стороне и наблюдал за мной. На лице миллионера читалась нескрываемая гордость.
        - Я восхищен вашим собранием, - я слегка пощекотал перышком его самолюбие.
        Но особо лукавить не пришлось, если признаться честно. Стену прямо напротив входной двери занимали клинки Древней Руси. От так называемых варяжских мечей до сабли времен Минина и Пожарского. Тяжелые клинки, изъеденные временем и сыростью, - даже самая лучшая сталь не выдерживает нескольких веков, проведенных в земле. Само собой, над оружием потрудились опытные реставраторы - осторожно сняли чешуйки ржавчины, загладили изъязвления металла и грубые царапины, - но работали они очень аккуратно, не добиваясь впечатления совершенно нового клинка. Мечи и сабли выглядели готовыми к бою, сохраняя благородство старины.
        Без ложной скромности должен заметить, не менее десятка экспонатов прошли через мои руки. Валентин Валентинович не гнушался пользоваться услугами черных археологов, которые откуда только не притаскивали оружие, а мне приходилось определять век, место изготовления, школу кузнечных дел мастеров. Обычно у меня получалось. Шесть веков опыта - не две-три бегло прочитанные книжки, как у большинства экспертов-людей.
        - Думаю, у меня найдется чем вас удивить, Анджей, - проворковал клиент.
        Он подошел к столу и театральным жестом сорвал батистовое полотнище, скрывающее лежащие на столешнице продолговатые предметы.
        Да, он произвел на меня ожидаемое впечатление. Меня всегда охватывает дрожь при виде оружия минувших эпох, как охотничий азарт охватывает гончака, почуявшего свежий след оленя. А уж если я вижу мечи старше себя самого…
        - Ну как, Анджей? Что скажете?
        Я благожелательно улыбнулся и, не говоря ни слова, вытащил из кармана жакета пару белых нитяных перчаток. Неторопливо надел их, расправил складки между пальцами, сжал и разжал кулак. Валентин Валентинович молчал, наблюдая за мной со скромным самодовольством. Это был наш общий ритуал, освященный временем. Очень медленно я подошел к столу. Взял в руки первый меч, лежавший ближе к краю.
        Кто-то мог подумать, что перчатками я пользуюсь из почтения к древности. У кого-нибудь могла зародиться мысль о брезгливости и боязни пораниться о заусеницу и занести в кровь ржавчину. Все они оказались бы правы, и ни один не догадался бы об истинной причине. Конечно, я ценил работу давно умерших мастеров, но не настолько, чтобы опасаться повредить ее отпечатком пальца. И уж точно не умер бы от заражения крови. Хотя бы потому, что умер шесть веков назад. Просто однажды я случайно наткнулся на серебряную инкрустацию, почерневшую от времени, а потому незаметную для глаз, сильно обжегся и долго регенерировал кожу. С тех пор не работал без перчаток.
        Взяв меч в руки, я внимательно оглядел его.
        Прямой клинок, слегка сужающийся к острию. Длина и баланс вполне соответствовали раннему Средневековью. На рукояти - растительный орнамент. Ветви и листья причудливо изгибались, переплетаясь между собой. По всей видимости, это - стилизованное изображение древа жизни. Мотив очень распространенный как в скандинавской, так и в славянской, дохристианской, мифологии. Кажется, я узнал этот меч.
        - Итак, господин Анджей! - Коллекционер чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. На этот раз ему не удалось сохранить невозмутимость до конца - слишком велико желание узнать подлинную историю клинка.
        - Просто Анджей, - буркнул я скорее по привычке и приступил к разъяснениям: - Узор на клинке несколько напоминает изображения, обнаруженные при исследовании фресок Софии Киевской. Следовательно, я датирую изготовление этого меча первой половиной одиннадцатого века. Материал и манера изготовления рукояти весьма похожи на мечи, описанные Гжегожем Леньчиком в статье «Три викинговских меча из собрания Краковского археологического музея». Там шла речь о так называемом киевском мече, рязанском мече и карабчиевском мече. Бронзовое литье с черневым узором. Видите? Вначале бронзу чернят - погружают в раствор купороса, а после нагревают. Поверхность окисляется, приобретая стойкий и, самое главное, немаркий черный цвет. Потом на изделие наносят просечной узор, или, попросту, глубокие царапины, через которые красиво проглядывает естественный красноватый цвет металла. Я не слишком перегружаю вас ненужными подробностями?
        - Нет, что вы, Анджей! Все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно и поучительно.
        - Тогда продолжу. Судьба киевского и рязанского мечей мне известна. Они оба хранятся в Киевском историческом музее, в запасниках. Изредка экспонируются, но в последние годы не слишком часто - в независимой Украине ученые не очень-то хотят афишировать схожесть оружия их предков и предков великороссов. История карабчиевского меча сложнее и, я бы сказал, трагичнее. Его нашел в окрестностях села Карабчиева некий каменец-подольский любитель-археолог Пулавский. Он подарил меч графу Красинскому, в чьем домашнем музее оружие заняло достойное место. Правда, его светлость почему-то снабдил экспонат табличкой, что найден он поблизости от Варшавы. Очевидно, из патриотических соображений. Русское происхождение меча доказала археолог Ванда Сарновская. Она же описала его. К сожалению, ее работы пропали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда гитлеровская Германия оккупировала часть Польши. Тогда же исчез и сам карабчиевский меч. С тех пор он считался безвозвратно утраченным.
        Я замолчал, внимательно посмотрел на коллекционера. Он невозмутимо выдержал взгляд и даже не моргнул.
        - Откуда вам привезли этот меч, Валентин Валентинович?
        На миг добродушное лицо миллионера закаменело, но он очень быстро справился с собой.
        - Имеет ли это значение, Анджей?
        - Что вы! Ни малейшего! Всего-навсего праздное любопытство. - Наверное, мне нужно быть с ним осторожнее. Вряд ли он захочет приглашать меня, если заподозрит в шпионаже. А консультации и экспертные оценки приносят доход больший, чем проценты с банковского счета в Цюрихе. - Хочу поздравить вас с отличным приобретением. Несомненно, карабчиевский меч станет жемчужиной вашей коллекции. Он сохранился гораздо лучше рязанского и киевского. Например, у последнего утрачено навершие-противовес, а ваш почти в идеальном состоянии.
        - Благодарю вас, Анджей, - Валентин Валентинович просиял, потер ладонь о ладонь. - А что скажете о втором… о второй…
        Осторожно вернув на место меч, я взял в руки саблю, покоившуюся на белом полотне. Довольно сносно сохранившиеся ножны сразу навели на мысль об относительной «молодости» оружия. Рукоять - «орлиная голова». Почти все ясно с первого взгляда. Но все же я вытащил клинок и тщательно осмотрел его. Проверил баланс, кривизну, длину елмани и заточку.
        Наверное, на моем лице отразилось слегка снисходительное выражение. Коллекционер занервничал:
        - Что-то не так?
        - Да все так, Валентин Валентинович. Карабела. У вас таких штук пять или шесть.
        - Польская сабля?
        - Именно. В свое время в Речи Посполитой их наделали немало. Что ж это за шляхтич без сабли?
        - А позолота?
        - Ну, позолота… - Я быстро прикоснулся к поблескивавшей крестовине - где золото, там и серебра жди. - Позолота может свидетельствовать, что она некогда принадлежала магнату побогаче прочих. Вот гляньте только - здесь когда-то были вставлены самоцветы. - Я указал на маленькие отверстия вдоль крестовины. - Сталь, по всей видимости, золингеновская. Поэтому я датирую ее концом семнадцатого или началом восемнадцатого века. Хотя я бы посоветовал проконсультироваться со специалистом по стали. Возможно, даже сделать анализ, чтобы быть уверенным.
        - Выходит, меня обманули? - Он выглядел расстроенным, но я знал, как у людей его круга наказывают за обман, и заранее пожалел незнакомого мне черного археолога. Впрочем, какое мне дело до смертных? Кажется, становлюсь слишком мягким. Нельзя позволять себе чересчур уж увлекаться воспоминаниями о молодости.
        - Почему же сразу «обманули»? Отличная сабля. Великолепный баланс. Смотрите!
        Я, пятясь, вышел на середину кабинета. Ноги привычно заняли третью позицию. Клинок взметнулся в защите Святого Георгия - почти горизонтально над головой, острие чуть ниже рукояти. Коротким кистевым движением крутанул саблю над головой. Она слушалась отлично. Не парадная «цацка», а настоящее боевое оружие. Плавно перешел в «высокую секунду», а из нее проделал стремительное мулине, согласно учению Джиакомо ди Грасси[20 - Джиакомо ди Грасси - итальянский мастер фехтования конца XVI в., автор нескольких знаменитых трактатов, переведенных на многие языки мира.]. Шесть убийственно точных и быстрых ударов по воображаемой мишени. Кивнул, протянул саблю рукоятью вперед владельцу.
        - Замечательное оружие. Если восстановить заточку, что для золингеновской стали не составит труда…
        Валентин Валентинович покачал головой.
        - Зачем мне еще одна карабела? Фехтовать я не собираюсь. Еще не хватало ногу себе отрубить. Хотите, Анджей, я подарю вам ее?
        - Нет, покорнейше благодарю. Не хочется, знаете ли, с таможней связываться.
        - С таможней?! Подумаешь, какие мелочи. Все необходимые документы вам завезет мой стряпчий. Когда вы собираетесь возвращаться?
        - Скорее всего, завтра. Ночным рейсом.
        - Завтра после обеда все документы, включая нотариально заверенную дарственную, будут у вас.
        Я ненадолго задумался. Что это? Попытка завоевать дружбу? Желание купить мое молчание? Или вообще он хочет избавиться от меня? На человеческий взгляд - довольно простое решение. Если документы, выданные мне на право вывоза сабли за пределы Российской Федерации, окажутся неправильно оформленными или, еще того хуже, поддельными, то мне, как у них принято говорить, может «светить большой срок». Да, кроме того, в тюрьмах всякое случается. Человек может поскользнуться в душе и удариться виском о кран, может заснуть и не проснуться, да мало ли что… Он ведь не знает, что мне ничего не стоит отвести глаза строгим таможенникам. Даже если обойтись без вампирской магии, то у Амвросия достанет влияния, чтобы вытащить меня из украинской тюрьмы, а Прозоровский не захочет портить отношения с князем Киева и приложит все усилия, использует все связи, дабы избавить меня от проблем с российской правоохранительной системой. Так что я ничего не теряю в любом случае, зато имею возможность понаблюдать - что за игру ведет Валентин Валентинович, чью фамилию я не знал и не хотел знать.
        Церемонно поклонившись, я спрятал клинок в ножны.
        - Благодарю вас. Принимаю ваш подарок.
        - Как залог нашего дальнейшего сотрудничества, - улыбнулся человек. - Плодотворного, я бы сказал, сотрудничества.
        - Буду счастлив оказать вам помощь по мере моих скромных сил, - отвечал я, почувствовав, как сводит челюсти от слащавой, наигранной улыбки. Неужели он этого не замечает? Или предпочитает делать вид, что не замечает?
        - Значит, до встречи?
        - Пишите или телеграфируйте.
        Он поморщился.
        - Может, достаточно будет звонка по мобильному или электронного письма?
        - Конечно, достаточно. Мой слуга примет звонок и сообщит мне. Он же распечатает письмо.
        - Просто удивительно! - всплеснул он ладошками. - Такой образованный человек - и такое неприятие современных средств связи.
        - Не успел привыкнуть. На самом деле, Валентин Валентинович, я очень старомоден. Просто адски старомоден.
        Миллионер испуганно перекрестился. Отвращения к его жесту я не ощутил, из чего сделал вывод, что он не слишком-то религиозен и христианина скорее изображает, нежели верует в сердце своем.
        - Да! И ждите документы на саблю! Запомните - завтра, после полудня.
        - Пусть ваш стряпчий передаст документы моему слуге. Его зовут Збышек. А у меня в это время сиеста, уж не взыщите.
        На этом я откланялся и покинул гостеприимные апартаменты.
        Глава пятая
        Загадки от госбезопасности
        Охранник - наконец-то я узнал, что его зовут Витьком, - проводил меня до крыльца, открыл дверь роскошного «майбаха». Несмотря на то что я всякий раз просил просто вызвать для меня такси, Валентин Валентинович считал своим долгом доставлять меня к порогу «Метрополя» на личном автомобиле.
        Водитель, огромный, как и Витек, и подобострастный до приторности, всю дорогу вежливо молчал - чувствовалась школа, не то что у тех же таксистов, которым рот не закроешь.
        На крыльце гостиницы мялся парковщик, одетый, несмотря на мороз, в летнюю униформу. Узрев сверхсовременного монстра на четырех колесах, кинулся к нам со всех ног. И, даже выяснив, что в его услугах не нуждаются, проводил меня до благообразного швейцара - видя во мне не меньше чем генерала в отставке.
        Мягкая музыка и яркий, но не слепящий глаза свет обволокли меня. Я не сразу увидел невысокого и широкоплечего мужчину лет сорока, поднявшегося мне навстречу с дивана, стоящего за огромной кадкой с финиковой пальмой.
        - Господин Грабовский?
        Уже одно это должно насторожить любого мало-мальски осторожного вампира.
        - С кем имею честь? - кивнув, спросил я. Скосил глаза по сторонам. Человек был один. Или его подручные умели чертовски хорошо маскироваться.
        - Полковник Спицын. ФСБ.
        - Чем могу быть полезен? - Я уже догадался, о чем пойдет речь, но продолжал изображать святую простоту.
        - Есть несколько вопросов.
        - Официальных?
        - Можно сказать, да, - офицер слегка замялся, и я не преминул пойти в атаку:
        - Хотите меня задержать?
        - Упаси Боже! - На этот раз я испытал легкое головокружение. Следовательно, полковник оказался глубоко и искренне верующим человеком. - Просто поговорить. Возможно, ваши слова помогут пролить свет на одно ночное происшествие…
        - Я даже догадываюсь, на какое именно. Желаете пригласить меня к себе в управление или поднимемся в номер?
        - Буду обязан вам, если пригласите к себе, - он слегка улыбнулся. - Я тут не совсем официально. Вернее, совсем не официально.
        Мне стало смешно. Странное что-то творится с московской службой безопасности. Измельчали они, что ли, со времен «застоя»? Я уже не говорю о железных молодцах Генриха Григорьевича и Лаврентия Павловича. Он даже не знает, с кем дело имеет, но все равно осторожничает. Волнуется, что ли?
        - Прошу вас, полковник!
        Держа саблю в ножнах под мышкой, я направился прямиком к лифту. Не оборачивался, но знал - эфэсбэшник шагает следом. Ему эта встреча, похоже, нужнее, чем мне. Гораздо нужнее.
        Прямой, седой и строгий Збышек отворил дверь, холодно окинул взглядом моего спутника.
        Офицер госбезопасности поздоровался. Видно, нечасто ему приходится бывать в домах с дворецким или просто с хорошим слугой.
        Збышек коротко кивнул. Принял пальто у меня и у гостя.
        Пройдя в гостиную, я присел в кресло, послабил шейный платок, указал глазами на оттоманку.
        - Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? - Время, к сожалению, безжалостно, и долго разговаривать у меня не получится - наступает время дневного отдыха.
        - О майоре Семецком. - Теперь глаза Спицына смотрели твердо и решительно.
        - Чем я могу вам помочь? Описать его смерть?
        Он кивнул. Помедлил.
        - Данные судмедэкспертизы очень… Как бы это выразиться…
        - Неожиданные?
        - Почему неожиданные? - вдруг удивился полковник. - Мы не в бирюльки играем. Мы на службе.
        Настал мой черед округлить глаза. Меня нелегко заинтриговать. Эфэсбэшнику, спокойно рассуждающему о непонятной и загадочной смерти товарища, это удалось.
        - Мы из отдела спецопераций, - коротко пояснил Спицын.
        - Разве служба безопасности и этим тоже занимается?
        - Приходится.
        Збышек, появившийся на пороге с подносом, на котором стояли две чашки кофе, многозначительно произнес:
        - Кому же заниматься проблемами, которые угрожают всему человечеству? Отдел «ноль ноль шесть». Летающие тарелки, экстрасенсы, чупакабра… Прошу вас, угощайтесь, - кровный слуга с невозмутимым видом поставил поднос на журнальный столик перед полковником.
        - Откуда ты все это знаешь? - Я развел руками.
        - Интернет, пан Анджей. Порталы, форумы. Вы напрасно пренебрегаете научно-техническим прогрессом. - Збышек неторопливо развернулся и вышел с королевским видом.
        - Нет, ну надо же! - воскликнул я. - Мой же слуга будет меня учить!
        - Слуга? - покачал головой полковник. - У вас в Украине так далеко зашел капитализм?
        - Збышек служит мне очень долго. Еще до начала гласности и перестройки.
        Спицын хмыкнул:
        - Бэрримор! Столько лет наши предки жили под одной крышей…
        - Вы правы. Что-то наподобие того. Он умереть за меня готов. Но и я с ним не расстанусь ни за какие блага мира.
        - А если сам захочет уйти?
        - Збышек? Что вы! Исключено. Хотите, спросим его?
        - Думаю, не стоит. Я вам верю, Андрей Михайлович. Или правильнее будет сказать, господин Анджей?
        - Можно просто Анджей. Или просто Андрей. Как вам будет угодно.
        - Спасибо, - полковник пригубил кофе, вдохнул аромат. - А я - Олег Иванович.
        - Приятно познакомиться.
        - Мне тоже. Признаться, я представлял вас не совсем таким. Вернее, совсем не таким.
        - По отчетам Семецкого Юрия Михайловича?
        - Да. Он давно за вами наблюдал.
        Я нахмурился. Это же надо! За мной давно наблюдают спецслужбы, да притом занимающиеся аномальными явлениями, а я не заметил. Нет, точно старею. Скоро меня подловят на какой-либо мелочи и припрут к стенке, а я буду глупо улыбаться и смотреть по сторонам.
        - Я представляю интерес для «шестого» отдела ФСБ? Как чупакабра? Или, может быть, вы считаете, что я - инопланетянин?
        - Ничего я не считаю, - вздохнул Спицын. - А вот Семецкий всерьез думал… - Он замолчал, внимательно глядя мне в глаза.
        - Что такое думал обо мне Юрий Михайлович?
        - Он думал, что вы вампир.
        - Ну это надо же! - Я откинулся на спинку кресла. - И в чем же проявляется мой вампиризм? Постойте! - Полковник хотел что-то скззать, но замер с полуоткрытым ртом. - Вы не боитесь, что я сейчас наброшусь на вас и укушу?
        - Боюсь. - Он сунул пальцы за ворот рубахи и выудил серебряный крестик. Хорошо хоть гирляндами чеснока не обвешался. - Но, честно говоря, я не слишком-то в это верю.
        - Вообще в вампиров или в то, что я, в частности, вампир?
        - Вообще в вампиров, если понимать под этим термином ожившего покойника, пьющего по ночам человеческую кровь. А в энергетических вампиров очень даже верю. С некоторыми пообщаешься, а потом чуть живой… А вот Юра верил.
        - Тогда у меня к вам два вопроса. Позволите?
        - Да, пожалуйста!
        - Почему вы пришли ко мне с серебряным крестиком, если не верите в вампиров. Это - раз. И почему именно я вызвал подозрения вашего коллеги. Это - два. Будете отвечать?
        - Придется, - невесело усмехнулся Олег Иванович. - Во-первых, нас обязали носить серебряные крестики. Начальство. Нужно еще радоваться, что не мотоциклетные шлемы, выложенные изнутри алюминиевой фольгой.
        - А это от кого? - удивился я.
        - От инопланетян. Они же не только «отравляющих газов пускают», но могут воздействовать и на ментальном уровне. Телепатически подчинить своей власти, например.
        - Правда?
        - Согласно инструкции. Пункт двести шестьдесят пять дробь два, раздел «б». Сомневаться в правильности инструкции не положено. Скажут ходить на службу в черных костюмах и солнцезащитных очках - буду. - Он сделал паузу, явно ожидая реакции с моей стороны, но не дождался и продолжил: - Ну а во-вторых, мне нравится просто носить крестик. Мне приятно чувствовать себя частью православного мира.
        - Принято.
        - Спасибо. А на второй вопрос могу ответить, что майор Семецкий интересовался необычными людьми. Ведущими ночной образ жизни.
        - Половина московского бомонда ведет ночной образ жизни.
        - А кто вам сказал, что их он тоже не проверял?
        Я только руками развел.
        - Почему он вышел именно на вас, я наверняка не знаю, - признался полковник. - Но обмолвился, что по сводкам патрульно-постовой службы в Москве участились странные смерти. Людей словно высасывают досуха. Из организма изымается не только кровь, но и лимфа, а также вода, содержащаяся в тканях…
        - Он заподозрил вампиров?
        - Их участие показалось ему логичным.
        - Значит, он дождался моего приезда в Москву и начал следить? Думал, я сюда на охоту приезжаю?
        - Ну, может быть, он просто рассчитывал, что вы выведете его на след. - Спицын напрягся. - Кто его убил?
        - Зверь. Похожий на волка и медведя одновременно.
        - Оборотень?
        - Откуда мне знать?
        - Но ран на теле не обнаружено… - озадаченно пробормотал он. - Хотя патрульные тоже говорили о звере. Мол, из домашнего зоопарка сбежал. Но ведь это чушь!
        - Откуда такая уверенность?
        - Вы знаете, от чего умер майор Семецкий? От обезвоживания. Его как будто выпили. До дна. Выжали, как лимон.
        - И теперь вы хотите обвинить меня, первого подозреваемого по делу о вампирах.
        - Нет. Следов укуса я не обнаружил. А ведь вампир оставляет характерный отпечаток клыков.
        - Вам виднее, - хмыкнул я.
        - Кроме того, я настоял на трепанации во время вскрытия.
        - И что?
        - Его мозг тоже был высушен, словно сублимирован. То, что осталось в его черепной коробке, не превышало по размерам грецкий орех.
        Настал мой черед напрягаться.
        - И еще, Андрей Михайлович. Вы знаете, что в эту ночь подобным образом убили не меньше полутора десятков людей?
        - Не знаю, - с честнейшими глазами соврал я. - Мне полицейские чины сводки на стол не кладут.
        - А я знаю. И умею делать выводы.
        - И какой же вывод вы сделали, Олег Иванович?
        - Мы столкнулись с некой сущностью, враждебной человеку. Я не берусь пока утверждать, откуда она явилась - выскочила тварь из параллельного мира или прилетела из соседней галактики.
        - Рад, что с меня обвинения сняты.
        - Иронизируете? Напрасно. Вы не задумывались, что могли бы быть на месте Юры?
        - Задумывался, - ответил я без тени насмешки. - Майор Семецкий спас меня. За что я ему благодарен. Лишь ума не приложу - зачем ему понадобилось ходить за мной.
        - Я тоже. Но всегда доверял его чутью. Может, вы притягиваете этих выходцев из иномирья? Да, кстати… Ведь вы не удивились, когда я сказал, как умер Юра. Выходит, вы знали, что из него выпивают жизнь…
        - Я почувствовал, - после предыдущих моих слов хотелось быть честным. Само собой, в пределах закона Великой Тайны.
        Спицын нахмурился, побарабанил пальцами по колену. На мой взгляд, его распирало от желания расспрашивать меня еще и еще. Но он молчал. Долго молчал. Потом отхлебнул остывший кофе.
        - Итак, Андрей Михайлович, вы не можете с уверенностью утверждать, что или кто убило майора Семецкого?
        - Как и у вас, у меня есть только гипотезы.
        - Поделитесь?
        - Не рискну. Обнародовать непроверенную и, вполне возможно, ошибочную гипотезу не в моих правилах.
        - Но как мы ее тогда проверим?
        - Никак. Проверяйте свои гипотезы, а я займусь своими.
        - Не боитесь, что может быть поздно? Следующий раз Юры рядом не будет.
        - Боюсь. Точнее, опасаюсь. Но я буду осторожен. Обещаю вам. Очень осторожен.
        Полковник встал.
        - Что ж, и на том спасибо. Возьмите мою визитку, - он протянул картонный прямоугольничек с золотистым кантом и тиснеными буквами: «Спицын Олег Иванович, специалист по паранормальным явлениям, белый маг».
        Неужели все это время меня водил за нос колдун из Ковена?
        Заметив мое изумление, он усмехнулся.
        - Никакой я не маг. Просто так проще. Люди часто хотят поделиться тайнами с волшебником. Тем более с белым. Там с обратной стороны - номер мобильного. МТС. Кажется, у вас в Украине пользуются этим оператором?
        - Наверное. Збышек знает наверняка.
        - Вы экстравагантная личность.
        - Спасибо. Мне это уже говорили.
        - Что ж… Звоните, если приблизитесь к разгадке. Впрочем, звоните, даже если вам только покажется, что вы к ней приблизились. До встречи.
        - Обещать ничего не могу. Прощайте, полковник.
        Спицын сухо, по-военному, поклонился и вышел.
        А мне ничего не оставалось, как погрузиться в размышления. Слишком много фактов следовало сопоставить, слишком много догадок проверить на ошибочность. Меня не оставляла мысль, что я оказался в центре какой-то сложной, запутанной и опасной игры. И осознание этого радости не приносило.
        Глава шестая
        Полет вампира
        Отвести глаза российским таможенникам у меня получилось без труда. Да и не первый раз я этим занимался, если честно признаться. Легкое ментальное прикосновение - и они вообще не досматривали мой багаж. Правда, один мой приятель из екатеринославских - точнее, днепропетровских, как их принято сейчас называть, - вампиров утверждал, что того же эффекта можно добиться при помощи нескольких зеленоватых американских бумажек или радужных европейских. Но мне не хотелось подвергать испытанию честность государственных служащих. Я-то в любом случае нарушаю закон, провозя через границу антикварное оружие, так пусть хоть у них совесть останется чиста.
        Покидая терминал, когда объявили посадку на рейс «Москва - Киев», я вновь почувствовал тот самый напоенный ненавистью взгляд, который запомнил по гостиной князя Прозоровского. Старый враг или новый? Поди разберись…
        Мне доводилось сражаться на войне в бытность человеком. Тогда я участвовал в рыцарских турнирах и поединках. Мне случалось разгонять шайки разбойников и раубриттеров[21 - Раубриттер - рыцарь-разбойник в Средние века.]. Но я не имел ни малейшего представления, насколько подковерные игры кровных братьев сложнее и опаснее человеческих споров. На взгляд человека-обывателя, есть мы и есть они. Мы - вампиры - стремимся насосаться кровью, которая дает нам силу и долголетие, они - люди - стараются по возможности не достаться никому на обед. Отношения охотника и добычи. Молодые вампиры тоже так думают. Или думали в мое время. На самом деле внутри самого клана охотников установились весьма непростые взаимоотношения, так что каждый из нас в любой миг может оказаться добычей. Конечно, это может случиться, если ты недостаточно силен, чтобы враги трепетали от одного лишь твоего вида. Сотни лет гнезда кровных братьев боролись за власть. Старые, умудренные опытом Мастера и молодые, едва оперившиеся, но ощутившие силу Птенцы дрались на дуэлях. Свою лепту в гибель кровных братьев вносили Охотники и Ковен. Именно
поэтому сейчас нас очень мало. Несколько сотен в Москве и Петербурге, еще столько же на бескрайних пределах остальной России. Число вампиров в независимых государствах, образовавшихся после развала Советского Союза, и вовсе исчисляется десятками.
        С легкой руки Брема Стокера, люди считают, что одного укуса достаточно, чтобы превратиться в вампира. Кем бы ни был этот писатель, он принес нам большую пользу, засевая человеческие души семенами заблуждений и щедро взращивая побеги глупости. Настолько большую, что после его смерти высший Совет вампиров принял решение поддержать игру. Француженка Жозефина Сангрэ, к слову моя добрая знакомая, обладающая недюжинными литературными способностями, взялась за перо, выпустив за минувший век несколько сот бульварных романов о вампирах под различными псевдонимами, продолжает плодотворно трудиться и в наши дни. Именно благодаря ее книгам люди свято верят в благотворную силу чеснока, в водобоязнь вампиров, в вампиров, способных оплодотворить смертную женщину. Несколько написанных ею сценариев удалось пристроить в Голливуд, после чего появилась новая легенда - о вампирах, которые спокойно разгуливают днем, лишь бы не под прямыми лучами солнца. Юные дурачки и дурочки начали играть в вампиров. Участились случаи, когда люди делали операции по изменению зубов, пытаясь подражать кровным братьям, а то и кусали друг
дружку. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится…
        А вампиры тем временем варились в собственном соку. Застарелую вражду между гнездами и князьями удалось заморозить. Совет вампиров России изо всех сил изображал покой и благолепие. Преступления среди кровных братьев перешли в категорию сенсаций. Княжеская стража скучала от безделья. Диких вампиров практически не осталось. До меня доходили слухи о нескольких гнездах, укрывающихся в лесах Прикарпатья еще со Второй мировой войны. Изредка там пропадали группы туристов, но ни прямых, ни косвенных подтверждений причастности к человеческим смертям вампиров не всплывало. Каминьский склонялся к мнению, что в тех краях действовали шайки недобитых бойцов украинской повстанческой армии, забывая, как посмеивался Амвросий, что люди столько не живут, и представить себе вооруженное бандформирование из девяностолетних старичков довольно сложно. В лесах Белоруссии и Смоленщины всех неподчинившихся ему вампиров каленым железом выжег Трофимов[22 - Трофимов Алексей Иванович - князь вампиров города Смоленска, член Совета вампиров России.] в конце сороковых. И установил в Смоленске жесточайшую диктатуру. Диктатуру
закона. Даже я, один из старейших вампиров России, явившись в подконтрольный ему город, не позволил бы себе такой вольности, как с Прозоровским, а примчался бы на аудиенцию сразу из аэропорта. Иногда в скучную жизнь кровных братьев вносили разнообразие появляющиеся стаи анималистических вампиров, или, как мы их попросту называем, зверей.
        Природа обидела их, лишив разума, но сохранив примитивные желания - голод, похоть, светобоязнь. Звери появлялись, если кто-то из нас пытался обратить человека против его воли или не соблюдал всех установленных правил и ритуалов. В наши годы на подобный шаг может пойти лишь преисполненный гордыни Птенец, который решил, что Мастер слишком уж ограничивает его волю, и попытался испытать собственные силы. Или Птенец, тайно замысливший переворот и остро нуждающийся в помощниках. Уличенному в создании анималистических вампиров полагалось столь суровое наказание, что в последние годы желающие появлялись все реже и реже, но, с другой стороны, поток молодых глупцов не иссякнет никогда. Как правило, звери - злые, упрямые и тупые - вырывались из-под контроля обратившего их и начинали жить своей жизнью, если подобный термин допустим по отношению к ходячим мертвецам. Нападая на людей, они не знали меры. Убивали направо и налево, а случайно выжившая жертва становилась таким же зверем и вливалась в стаю. Как только сведения о них распространялись достаточно широко, чтобы достигнуть слуха князя ближайшего города,
объявлялась охота. Я почти всегда вызывался добровольцем, даже если приходилось лететь через полмира. Ну не мог я простить всему их племени той ночи после Грюнвальдской битвы…
        - Пан Анджей, - Збышек осторожно коснулся моего рукава. - Пора к трапу.
        Я тряхнул головой, вырываясь из власти воспоминаний. Что-то слишком много в последнее время я размышляю, возвращаюсь в прошлое, старюсь делать какие-то выводы из пройденного пути. Неужели старею?
        Мы, вампиры, не изменяемся телом. И если меня обратили в возрасте двадцати семи лет, таким я останусь навечно. Никаких морщин, никакой седины, ни малейшего признака болезней, одолевающих людей на подходе к четвертому десятку их недолгого века. Но мы стареем душой. Поначалу, ощутив почти безграничные возможности, каждый из новообращенных стремится к удовлетворению всех желаний, которые не были доступны ему в человеческом теле. Богатство, власть, женщины… Причем в произвольной последовательности и неограниченных количествах. Кто-то отстраивает для себя роскошные замки, кто-то собирает редчайшие картины или предметы старины. Некоторые с головой погружаются в жизнь художников и поэтов - благо у людей она тоже ночная.
        А потом наступает пресыщение. У кого раньше, у кого позже, но накатывает такая скука, что впору выбежать под полуденное солнце. И вот тогда и проверяется крепость характера и сила воли.
        Многие кровные братья ломаются - либо кончают жизнь самоубийством, либо начинают мстить всему миру. А вот те, кто выдерживает испытание скукой, обретают мудрость высших существ. Не зря высшим вампиром по праву считается тот, кто достиг хладнокровия разума наряду с огромным опытом, а не тот, кто благодаря убийствам получил большую силу. Во всяком случае, князьями и членами советов становятся именно первые. Хотя в старину случалось по-всякому. Тогда грубая сила ценилась выше мудрости и справедливости.
        А бывают и такие, кто «зависает» на полпути. Обычно это случается с теми, кому хватает силы и ума, чтобы возвыситься, но недостает амбиций. Честолюбие - такая черта характера, что оно или есть, или его нет. Стать честолюбивым невозможно, если тебе с ранней юности плевать на власть и почести. Наверное, я как раз из таких. Обладая возрастом и жизненным опытом, какому завидуют многие князья, я не стремлюсь к власти. И никогда не хотел обладать слишком уж большой силой. Амвросий как-то заметил, что во мне сохранилось слишком много человеческого. Хорошо это или плохо? Князь матери городов русских считал, что хорошо. Потому и пригласил меня обитать в своем городе, не связывая вассальными клятвами, кроме обещания проявлять почтение, как к старшему и по возрасту, и по положению.
        Обо всем этом я думал, поднимаясь по трапу «Боинга-747» и занимая удобное кресло бизнес-класса. За что я люблю киевское направление, так это за спокойных, уравновешенных пассажиров - кто-то просматривает биржевые сводки в газетах, кто-то уткнулся носом в ноутбук. Это вам не рейс Москва - Донецк, которым возвращаются из Тюмени отработавшие положенный срок буровики - пьяные, довольные и до невозможности шумные.
        Збышек прекрасно знал, как я стараюсь проводить время в самолете, а потому тут же протянул мне плотную повязку для глаз и беруши. Мгновение - и я погрузился бы во тьму и тишину. Казалось, самое время предаться размышлениям и воспоминаниям, но близость нескольких десятков сытых, ухоженных людей разбудила во мне чувство голода.
        Кончиками пальцев я прикоснулся к рукаву слуги. Збышек понял без слов. Ответил коротким пожатием моего запястья. Это означало - он что-нибудь придумает.
        Негромко загудели двигатели. Набирая скорость, «Боинг» помчался по взлетной полосе, коротким рывком оторвался от земли. Интересно, нравится ли людям летать? Наверное, нравится, раз они выдумали столько хитрых приспособлений, чтобы подниматься в небо. Воздушные шары и цеппелины, самолеты и вертолеты. Збышек утверждал, что они нашли способ покидать земную твердь и устремляться к иным планетам, о которых учил прусский немчик Никола Коперник. Мне не довелось познакомиться с ученым близко, но Ладвиг фон Раабе давал почитать его «Малый комментарий о гипотезах, относящихся к небесным движениям», который произвел на меня впечатление плода необузданной фантазии. Почему-то ни одному вампиру, обладающему способностью летать по собственной воле, когда ему заблагорассудится, в голову не приходит устремиться к Луне, а люди, по словам Збышека, там уже побывали и даже привезли обратно кусочки камней, из которых она сделана.
        - Пан Анджей, идите в конец салона, к уборной, - прошептал мне слуга, наклонившись к самому уху.
        Я отстегнул ремень безопасности, которым пользовался лишь для того, чтобы не привлекать излишнее внимание, встал и через несколько шагов по ковровой дорожке скрылся за занавеской - голубой в беленький цветочек. Лениво прислонился плечом к стенке. Минутой позже ко мне заглянула стюардесса. Смазливое кукольное личико, белокурая челка. Где они таких берут? Иногда кажется, что выращивают на особых фермах, как породистых кур или овец. На синем форменном жилете висел бедж с именем.
        - Ваш спутник сказал, что вам нехорошо, - девушка взмахнула длинными ресницами, слегка напомнив мою Агнешку, умершую почти четыре века тому назад. - Чем я могу помочь?
        - Просто я очень голоден, Жанна, - промурлыкал я, встречаясь взглядом с ее глазами.
        Очень немногие люди способны противиться воле вампира. Особенно на таком близком расстоянии. А уж тем более нельзя ожидать твердого характера от хорошенькой блондинки. Не пытаясь оказать сопротивление, она шагнула вперед. Неуверенно пролепетала:
        - О чем это вы?
        Я оскалился. Верхние клыки уже выдвинулись вперед. Желудок скрутил сильнейший спазм.
        Тут самое главное не сорваться. Кровь для вампира, как героин для наркомана. Начав пить, очень трудно остановиться. Но надо. Мы давно пришли к соглашению, что убивать людей следует лишь в крайних случаях. Когда обойтись без этого нельзя. Убийство смертного дает нам силу. Восстанавливаясь после тяжелых ран, кровный брат вынужден убивать людей. Желающий быстро возвыситься тоже будет доводить простую кормежку до смерти. Но если об этом узнает местный Князь - неприятностей не избежать. Правители, что наши, что людские, - народ подозрительный до маниакальности. А ну как заподозрят в попытке узурпировать власть?
        Другое дело - сами князья и их верные приближенные. Они получают что-то вроде «лицензии» на охоту с убийством. Само собой, в старину было совсем не так. Убивать часто приходилось в порядке самозащиты. И охотников, и колдунов, и во время клановых междоусобиц, когда одни вампиры привлекали отряды людей-наемников в борьбе с другими кровными братьями. Потому-то старые вампиры сильнее молодежи, а князья из молодых - родившиеся в восемнадцатом веке и позже - не любят нас, стариков. Завидуют и побаиваются.
        Стюардесса вздрогнула, ощутив прикосновение моих клыков. В первый миг люди всегда испытывают боль. Зато потом наступает эйфория. Многие, как ни странно это звучит, жаждут повторения. Умершим от укуса везет - смерть наступает от удовольствия.
        Преодолев легкое сопротивление девичьей кожи, мои клыки вскрыли артерию. Горячая и сладкая кровь хлынула мне в горло. Жанна обмякла. Пришлось поддержать ее за плечи. Сторонний наблюдатель увидел бы в нас всего-навсего целующуюся парочку.
        С огромным трудом я оторвался от нее. Слизнул с губы капельку крови. Достаточно. В самый раз. Мне хватит для поддержания сил на пару недель, если, конечно, такие приключения, как на Ильинке, не будут находить меня каждую ночь. И девушка восстановится достаточно легко. Не слишком прожаренный бифштекс, красное сладкое вино, плитка шоколада. Подумав, что жалованье стюардесс, должно быть, достаточное, но не слишком высокое, я сунул в карман ее жилета стодолларовую бумажку. Прилетев в порт назначения, она, несомненно, почувствует сильный голод. Что ж, поужинает с подругами или с молодым человеком, если таковой имеется. Я тихонько прислонил ее к стенке, поправил воротник блузы, чтобы след от укуса не был заметен, и вышел в салон.
        Пассажиры занимались своими делами. Лишь Збышек встретил меня внимательным взглядом. Я молча вернулся на место, слегка кивнув слуге. Мол, спасибо, все удалось. А через двадцать минут объявили посадку.
        Аэропорт Борисполь встретил нас легким снегом и едва заметным морозцем.
        В разрывах между облаками светила луна.
        Я стоял, глядя на снующую толпу, пока Збышек подогнал со стоянки мой «опель». Признаться, я ничего не понимаю в коробках передач, зажиганиях и всяких «наворотах», выдуманных, чтобы привлекать покупателя, но автомобиль со звучной приставкой к имени «Астра-хетчбэк» понравился мне сразу. Было в нем что-то от скакуна благородных кровей, из тех что в старину называли аргамаками. Черный, блестящий, весь состоящий из благородных округлостей и плавно изогнутых линий. Можно сказать, что он стал единственным «железным конем», вызвавшим мою симпатию с первого взгляда. Даже захотелось дать имя. Но автомобиль - не корабль, и, чтобы избежать обвинений в сентиментальности, я попросту продолжал звать его «Хетчбэком». Чем хуже любой другой клички?
        Усаживаясь в теплое нутро, пахнущее, к счастью, кожей, а не алхимическими снадобьями, я увидел пробежавших мимо стюардесс - Жанну с двумя подругами. Они стреляли в меня глазами, хихикали и перешептывались. Вот тебе и перекусил в дороге… А потом появляются всякие нездоровые истории о влюбленности человеческих девушек в вампиров. Нельзя сказать, чтобы этого не случалось за многовековую историю нашего сосуществования, но вовсе не так часто, как пытаются описать в книгах для подростков, вступивших в период полового созревания, или в голливудских фильмах, рассчитанных на того же зрителя. Может быть, рассказать о моем маленьком «воздушном» приключении Жозефине? Она, бедняга, наверное, уже измучилась придумывать все новые и новые завязки для сюжетов. Вдруг моя покажется нетривиальной?
        - Когда вы… перекусывали, пан Анджей, - неожиданно проговорил Збышек, - один господин в костюме от Пьера Кардена, но с грязными ногтями сказал соседу, что вы просите парашют.
        - Парашют? - удивился я. - Зачем?
        - Люди не умеют летать, пан Анджей, - пояснил слуга, немедленно включаясь в нашу старинную забаву - беседа невежды и просветителя. - Они придумали такое приспособление - широкое полотнище, действующее как парус. Оно замедляет скорость падения человека, который держится за веревки снизу от полотнища. Военные летчики имеют его при себе всегда.
        - А перевозящие пассажиров?
        - Экипаж, думаю, имеет. А вот тем, кто купил билет, не положено.
        - Странно… Но ведь на судне каждому пассажиру положено место в шлюпке и спасательный жилет.
        - Совершенно верно. Собеседник господина с грязными ногтями сказал то же самое. Едва ли не слово в слово, пан Анджей. И добавил, что руководство авиакомпаний, должно быть, считает, что людей, умеющих летать, больше, нежели умеющих плавать.
        - А что, кто-то из людей все же умеет летать? - Слова Збышека ужасно меня заинтриговали. Неужели способности, свойственные кровным братьям, становятся доступными и для людей? Есть о чем задуматься.
        Слуга выключил зажигание, посмотрел на меня недоуменно, убирая руки с обтянутого кожей руля.
        - Это же шутка, пан Анджей.
        Несколько мгновений я соображал, хлопая глазами, а потом расхохотался. Подумать только! А я ведь принял его слова за чистую монету! И я никогда не считал себя лишенным чувства юмора. Не так давно иронизировал вместе с Валентином Валентиновичем, припоминая цитаты из классиков, а сейчас оказался в положении рыбы, которой рассказали о пустынных черепахах.
        Збышек смотрел на меня, качая головой, а потом махнул рукой и повернул ключ. Фонарные столбы и заснеженные обочины рванулись навстречу. На заднем сиденье «Хетчбэка» я чувствовал себя будто птица в гнезде. Или, правильнее будет сказать, как зверь в укромном логовище.
        Лукавая улыбка Жанны и снежинки в ее золотых волосах всколыхнули воспоминания, которые обрушились бурным потоком.
        Глава седьмая
        Воспоминания о былом
        Год 1447 от Рождества Христова
        Этот ничем особо не примечательный для государств и народов Европы год запомнился выборами римского папы, которым стал пятидесятилетний Томмазо Парентучелли, немало впоследствии способствовавший расцвету искусств; восхождением на польский престол Казимежа Четвертого Ягеллончика; рождением Екатерины Генуэзской, причисленной впоследствии католиками к лику святых, и смертью валашского господаря Влада Второго, отца небезызвестного Влада Цепеша. А для меня он стал важным благодаря двум событиям. Вернее, одному событию, поскольку оба они связаны столь неразрывно, что без первого не было бы и второго.
        Впрочем, по порядку…
        В тот год паны Мжислав Ястжембицкий и Ладвиг фон Раабе вывели меня в свет, если так можно назвать ночь накануне Дня Всех Святых. Юному вампиру следовало изучить все законы и войти в силу, чтобы, как говорил мой Мастер, не страшно было отпускать одного.
        Именно к пану Мжиславу мы поскакали после битвы у Грюнвальда, я и пан Ладвиг. Из беглых объяснений силезца я понял, что укус вампира-зверя грозил мне немалой бедой. Стать такими, как они, я не хотел и собрался противиться судьбе любой ценой. Прятаться в склепах, пещерах или просто лесных логовищах? Нападать по ночам на крестьянский скот и одиноких прохожих? Вот уж увольте! Даже сейчас мороз по коже, как представлю. Однако зараза проникла в кровь вместе с их мерзкой слюной и начала разрушительную работу. Чтобы избежать ужасного перерождения, пан Ладвиг предложил мне обращение по всем правилам. А после признался, что сам он вампир, и много поведал о жизни сообщества «кровных братьев». Об иерархии и законах, о почти безграничных возможностях, о борьбе с колдунами и противостоянии охотникам за нечистью. Это при всем при том, что сами вампиры тоже уничтожали существ, которых считали вредными и опасными.
        Ладвиг фон Раабе занимал в иерархии кровных братьев довольно высокое положение. Где-то посередине между Князем города и Мастером Гнезда. Но к власти, насколько я успел заметить, не стремился, предпочитая путешествовать в одиночку. Он обходился даже без слуги крови или наемных слуг. Блуждал, где хотел, по Моравии и Великой Польше, Баварии и Силезии, Богемии и Каринтии. От дневного света прятался в укромных убежищах, ведомых лишь ему одному, как я подозревал. Вряд ли пан Ладвиг стал бы делиться сведениями о своих пристанищах с кем-либо из вампиров, не говоря уже о людях. Да, его побаивались и уважали, но многие предпочли бы избавиться раз и навсегда от вампира-охотника. Ведь фон Раабе занимался тем, что уничтожал «зверей», а заодно часто выступал в роли палача, если какой-то вампир слишком уж откровенно нарушал неписаные законы сообщества.
        Так он и со мной повстречался - выслеживал стаю, но чуть-чуть не успел. Чем я ему приглянулся, не знаю. Возможно, старый вампир, помнивший еще Болеслава Храброго, подыскивал себе помощника? Но не птенца, это точно. С птенцами он связываться не хотел. Заботы о Гнезде отнимают у Мастера слишком много времени, а пан Ладвиг не привык сидеть на одном месте, нянчась с новичками. Эту работу он предпочел перебросить на пана Мжислава, который обитал в замке, затерянном в густых лесах между Краковом и Люблином.
        О почтенном возрасте строения свидетельствовали замшелые бревна и крыша, выстланная дерном, на котором уже росла густая трава, заброшенный, с оплывшими стенками ров и перекошенные ворота. До ближайшего людского жилья пришлось бы пробираться по чащобам не меньше пяти дней, но если непоседа-охотник забрел бы туда, то, вне всякого сомнения, решил бы, что замок давно покинут. Но внутри жилище оказалось удобным и довольно богатым, хотя и без изысков. Выстроенное по стародавнему обычаю - один общий зал с камином - здание впоследствии претерпело существенные изменения. Добавились отдельные комнаты-спальни для десятка птенцов и уютные покои для самого пана Мжислава. Здесь пол устилали багдадские и тебризские ковры, на стенах висели фламандские гобелены. Мебель украшала затейливая резьба и позолота. А в каминном зале можно было подобрать себе оружие едва ли не любой страны и любой эпохи. Может быть, с той поры и началось мое увлечение мечами?
        Во дворе замка располагались конюшни и свинарник. Ястжембицкий полагал, что неоперившихся птенцов рано отправлять за человеческой кровью, а свиная очень хорошо заменяет ее. Ухаживали за животными четверо наемных слуг, из числа ребятни, найденной паном Мжиславом на пепелище одной из многочисленных деревень, с которыми война обошлась особо беспощадно. Они выросли здесь, а двое успели состариться, так и не увидев иных мест. В доме всем заправляли двое слуг крови - в те далекие годы я не знал, как ими становятся и какие узы связывают их с вампирами. Седые, благообразные муж и жена. Как после мне рассказали, пан Мжислав связал узами крови вначале Яцека, а тот уговорил, чтобы пани Ястжембицкая приняла к себе в слуги его невесту Марысю. Так они и жили двумя семьями - пара вампиров и пара служивших им людей.
        Кроме хозяев и прислуги, в замке обитали шестеро птенцов. Из них троих привел к пану Мжиславу фон Раабе. Не всякий кровный брат способен сделать из человека вампира. И дело тут вовсе не в силе или опыте. Это как талант. Музыкальный слух, например, или чувство юмора. Или есть, или нет. Обычно это воспринимается нашим племенем как данность. И, по всей видимости, о причинах никто не задумывался. Ну кроме меня, само собой.
        Первым делом пан Мжислав выслушал историю, рассказанную другом, и осмотрел меня. Мрачно покивал, буркнув сквозь зубы: «Вовремя успели…»
        Проведя перед тем восемь ночей в седле, а днем отсыпаясь рядом с паном Ладвигом, который всякий раз перед рассветом находил убежище, где и впадал в оцепенение, похожее на смерть, я уже мало что соображал и был готов землю грызть и Одру решетом черпать, лишь бы не стать тем отвратительным существом, чьи укусы на моей шее и запястье горели огнем. По дороге мой спутник дважды останавливался у незнакомых мне деревень, отлучался ненадолго и возвращался веселый, с горящими глазами. Я смутно догадывался о цели его похождений. И всякий раз он не забывал обо мне, пополняя переметную суму то ковригой хлеба, то кольцом колбасы. Хотя голода я не ощущал, приходилось есть.
        Добравшись до замка, я чувствовал непривычную слабость, головокружение и тошноту. Поэтому достаточно равнодушно воспринял, когда пан Мжислав уложил меня навзничь на ложе, застеленное белым полотном, словно в богадельне, и решительно впился зубами в шею.
        Мгновенная острая боль вскоре сменилась ощущением тепла и умиротворенности. Закопченный потолок закружился и рванулся ввысь, будто я летел на дно глубокой пропасти.
        Оторвавшись от меня, Мастер сплюнул в глиняную миску, заботливо подставленную Ладвигом.
        - Тьфу ты гадость, - скривился моложавый, щеголеватый вампир, которому я не дал бы на вид и тридцати лет. - Не ручаюсь ни за что… Мальчишка может не выжить.
        - Я спешил, как мог, - ответил фон Раабе. Положил ладонь на рукоять меча. - Еще одного зверя в мир не выпущу.
        - Не суетись. Мы не отдадим его Великой Тьме без борьбы.
        Мжислав вновь припал к моей жиле, содрогаясь от брезгливости.
        В моих ушах звенели колокола, пред глазами плыли черные точки, расплываясь в пятна, сливаясь между собой в единую и неразрывную темноту.
        «Вот она, Великая Тьма, - успел подумать я. - Неужели они хотят меня убить?»
        Краешком угасающего зрения я видел, как Мжислав придирчиво осмотрел меня, кончиками пальцев прикоснулся к «живчику» на горле.
        - Сердце бьется, но едва-едва. Он умирает.
        - Интересно, что он вспоминает, что видит в последний час? - вздохнул фон Раабе.
        - А что видел ты?
        - Я видел мать, горящую в овине, и пробитого стрелами отца. Наше село уничтожили за преданность старой вере, вере наших пращуров, - Ладвиг на миг нахмурился, но его лоб очень скоро разгладился. - Впрочем, я давно отомстил за своих родных. И тебе это прекрасно известно, - проговорил он, как ни в чем не бывало, будто речь шла о послеобеденной чаше вина.
        Ястжембицкий кивнул, то раздваиваясь, то расплываясь перед моими глазами.
        Могильный холод распространялся от кончиков пальцев рук и ног, пока не достиг сердца и не вцепился в него ледяными когтями.
        Я понял, что он прав, а я в самом деле умираю. Говорят, что люди перед смертью видят всю прошедшую жизнь - образы пробегают стремительной вереницей, мелькают головокружительной каруселью. А видел лишь сапфирно-синее небо над Таненбергом и Грюнвальдом, клубящуюся над полем брани пыль и белые плащи крестоносцев под трепещущими на ветру цветными хоругвями.
        Веки опустились. Страха я не ощущал, как и разочарования. Только покой и умиротворение.
        - Пора, - негромко проговорил Мжислав.
        С огромным усилием я открыл глаза.
        Мастер только что отнял от лица прокушенное запястье. На белой коже набухли крупные багровые капли. Они увеличивались, сливаясь в тонкий ручеек, и вот струйкой сорвались вниз, прямо на мои обветренные губы, коснулись их и впитались, словно дождь в иссушенную землю. Судорога пронзила мое тело. Боль, смешанная с наслаждением. Я захрипел, выгнулся. Поразительно сильная рука Мжислава удержала меня, пригвоздив к кровати, а капли, несущие муку и радость одновременно, продолжали падать. Прокушенное запястье едва не касалось губ.
        - Довольно, - Ястжембицкий наконец-то отстранился. Прокушенная кожа заросла сама собой.
        Но мне хотелось еще. Я чувствовал, что жить теперь не могу без крови. Она нужна мне! Просто необходима! Если они решили, что могут раздразнить меня и бросить. Попытавшись сбросить руку Мастера, я потянулся зубами к его плоти…
        Ладони пана Ладвига легли на плечи, удерживая меня от опрометчивого поступка.
        - Как он силен… - пробормотал фон Раабе.
        - И нетерпелив, - добавил пан Мжислав.
        - Не успела ли звериная сущность завладеть им?
        - Не думаю. Вернее, уверен, что нет. Я пробовал на вкус его кровь. Конечно, заразы очень много, но из этого я делаю вывод, что в крови она и осталась. Теперь он один из нас, а научиться терпению моему новому Птенцу еще предстоит.
        - Надеюсь…
        Их слова звучали все глуше и глуше. Во всяком случае, мне так казалось.
        Я глубоко вздохнул, расслабился и погрузился в сон. В тот сон, напоминающий оцепенение, который настигает на рассвете и закате любого из кровных братьев, независимо от их силы, возраста и ранга.
        Проснулся я на следующую ночь, когда бледный ломтик луны озарил обступивший замок ельник.
        Пан Мжислав сидел на низком табурете в ногах моего ложа. За его спиной, прислонившись плечом к стене, стоял фон Раабе.
        - Приветствую тебя, - усмехнулся Ястжембицкий. - Теперь ты - один из нас, Птенец.
        Ощущая совсем по-иному все мышцы и связки, я потянулся. Спустил ноги на пол, смущенно пробормотав:
        - Наверное, я должен поблагодарить вас, пан Мжислав, пан Ладвиг?
        - Было бы неплохо не забывать правила приличия, - кивнул фон Раабе.
        - Тем более что ты теперь мой Птенец, Анджей, - веско произнес хозяин замка. - Мы связаны узами крови. Можешь обращаться ко мне - Мастер.
        Так начались дни - а вернее, ночи - моей учебы и становления.
        Молодой вампир, предоставленный сам себе, вряд ли выживет в мире, враждебном ему по сути. Сколько таких погибло в незапамятно древние времена, когда не подчинявшиеся закону кровные братья зачастую обращали людей из прихоти, повинуясь мимолетному желанию, и не брали на себя ответственность за воспитание Гнезда. Кто-то замешкался и попал под действие солнечных лучей, кто-то столкнулся с охотниками, которые - уж я-то знаю - прекрасно научились выслеживать вампиров-одиночек, кто-то сгинул от рук людской толпы, мстящей за погибших собратьев, а были такие, кто достался колдунам или повстречался c лешим, водяным или русалкой.
        Пан Мжислав, мой Мастер, учил меня избегать опасностей, не допускать оплошностей, проявлять разумную осторожность, а когда нужно - здоровую наглость. Ведь без наглости нам тоже нельзя. Учил скрадывать добычу, нападать и уходить незамеченным. Объяснял, как держать себя в руках, чтобы не убивать людей, но получать достаточно крови для поддержания собственных сил. Под его мудрым руководством я впервые выбрал жертву. И впервые убил человека не оружием, а с помощью клыков. Как сейчас помню, мы расправились с шайкой разбойников, одолевавших окрестных крестьян. Ястжембицкий не любил напрасных убийств, но знал, что его птенцам нужно как можно быстрее набирать силу, чтобы успешно противостоять кровным братьям из соседних гнезд. Но, отличаясь практическим складом ума, он желал убивать тех людей, чье пребывание на этом свете считал бессмысленным и вредным.
        Кроме того, пан Мжислав старался, чтобы его ученики выгодно отличались от прочих изысканностью манер и образованностью. Мы изучали греческий и латынь, пытались читать по-арамейски. Знакомились с трудами философов и теологов. Постигали основы астрологии и алхимии. Заглядывавший в гости пан Ладвиг учил всех желающих фехтованию. Только почему-то так вышло, что лет через десять на утоптанный двор под свет луны выходил с ним один лишь я. Остальные птенцы предпочитали оттачивать вампирские навыки - гипнотическое воздействие на жертву, скорость бросков, левитацию.
        Прошло тридцать семь лет, прежде чем пан Мжислав решил, что меня можно представить вампирскому сообществу. Меня и Чеслава, молоденького парня, обращенного тремя годами позже. Он учился в Праге на факультете медицины, тайно изучал анатомию на выкопанных трупах и едва не угодил в лапы Sanctum Officium[23 - Святой инквизиции (лат.).]. Бежал, заблудился в лесу и совершенно случайно повстречался с одним из птенцов пана Мжислава - Генриком. Тот отнесся к Чеславу как к обыкновенной пище, но после не сумел отвязаться от настойчивых расспросов и счел наименьшим из всех зол привести его в замок Ястжембицких.
        Вчетвером - я, Чеслав, пан Мжислав и пан Ладвиг - мы отправились в Краков.
        Очень давно я мечтал посмотреть на город, вознесший башни на холме, где, по легенде, жил кровожадный дракон, хитростью изведенный князем Краком. Да только ночь, когда мы на вороных, черных, как сама тьма, конях приблизились к городу, выдалась облачной. Тучи скрыли желтый лик луны. Все, что я разглядел, так это Ратушная башня, возвышавшаяся даже над городскими стенами.
        У самой стены мы спешились, передали поводья слугам и пошли за паном Мжиславом в заросшую терновником лощину у подножия вала. Помнится, я все размышлял - как это мы сможем проникнуть через городскую стену? Ведь с наступлением ночи городская стража никого не пропустит через ворота, а левитировать вчетвером, конечно, можно, но обязательно кто-то заметит, пойдут слухи, пересуды, а там и охотников недолго дожидаться.
        Все оказалось гораздо проще. Ястжембицкий сунул руку в переплетение колючих ветвей, что-то потянул. Должно быть, рычаг, приводящий в действие хитроумный механизм. Часть склона будто бы провалилась, открывая проход, достаточный, чтобы идти не нагибаясь.
        Шагали мы долго. Преимущества вампира еще и в «ночном зрении». Мы отлично видим в кромешной тьме. Правда, для этого не должно быть ни малейшего света. Один-единственный лучик делает наши глаза ничуть не лучше самых обычных людских - поэтому помехой может служить пламя свечи или едва-едва проглядывающая из-за облаков луна.
        По дороге пан Мжислав давал пояснения:
        - Прошли крепостную стену. Приближаемся к Ратуше. А теперь мы под Сукенницами. Рыночная площадь.
        Мастер остановился, протянул руку и нажал на выступающий из стены гладко отесанный камень - наш ход давно перестал быть просто норой. Открылась дверь. Я вынужденно прищурился. Здесь горели факелы, бросая багровые блики на стены обширной залы с теряющимся в темноте потолком и на лица собравшихся людей. То есть не людей, а кровных братьев.
        Они стояли по двое или по трое вдоль стен, украшенных богатыми драпировками, картинами в позолоченных рамах, искусно выкованными доспехами и оружием. Меня сразу заинтересовал миланский доспех с насечкой и шлемом гранд-бацинет, рядом с которым стояли три алебарды, а Чеслав тут же зашептал мне на ухо, что по его мнению во-он та картина, ну где изображен мужчина в алом плаще с грустным выражением длинного лица, ну очень похожа на кисть ван Эйка[24 - Ян ван Эйк (ок. 1385 или 1390 - 1441 гг.) - фламандский живописец Раннего Возрождения, мастер портрета, автор более 100 композиций в технике «масло по дереву».]. Я только отмахнулся - в те годы оружие увлекало меня гораздо сильнее, чем искусство.
        А еще в глаза сразу бросились пятеро вампиров, стоявших посередине зала. Двое из них, несмотря на обычную для кровных братьев моложавость, выглядели суровыми воинами - настоящие рыцари, прошедшие сотни битв. Хотя с обращением человека уходят седина и морщины, свидетельствующие о старости и перенесенных невзгодах, нахмуренные брови и тяжелые взгляды выдавали долгие прожитые годы. Двое других казались по сравнению с ними едва ли не юнцами, хотя я сразу понял - только что оперившимся птенцами, таким как мне и Чеславу например, вряд ли позволили бы поддерживать беседу со старшими. А пятая… Пятой была самая прекрасная женщина, какую когда-то видели мои глаза. Вернее, вампирка. Или еще правильнее, вампиресса, ибо у меня ни малейших сомнений не возникло по поводу ее благородного происхождения и высокого положения среди нашего сообщества.
        Локоны цвета спелой пшеницы волнами рассыпались по плечам. От падения на лоб их удерживала золотая диадема с крупным аквамарином, который замечательно оттенял глаза, напоминающие летнее небо, сколь кощунственным не звучало бы подобное сравнение для уха любого вампира. Бледная кожа и пухлые губы, будто сложенные для поцелуя. Я понял, что погиб…
        Пан Мжислав, не обращая внимания на мое замешательство, направился к предводителям. Они заметили его, прервали беседу, нацепив на лица вежливые улыбки.
        - Рад видеть тебя, старый друг! - пророкотал низким голосом один из старших. Тот, что был ниже ростом и пошире в плечах. Он отличался от прочих длинными усами и почти белыми волосами. Не седыми, а очень-очень светлыми.
        - И я несказанно рад встрече, пан Лешко, - Ястжембицкий приложил ладонь к груди, кланяясь не слишком низко, но достаточно, чтобы я заподозрил в белоголовом краковского князя, о котором довольно много слышал за время учебы.
        Лешко Белый, внук Болеслава Кривоустого, потомственный Пяст, Князь мазовецкий и куявский, сандомирский и краковский. Столь прославленные воины попадались нечасто в истории моей родины. Рыцарь без страха и упрека, он, если дружил, то от всей души, если враждовал, то до гроба. Историками считалось, что он погиб под городом Гонсавой, куда явился на переговоры с вероломным князем Владиславом Одоничем и его союзником, Святополком Поморским. Пронзен мечом и истек кровью. Но они и не догадывались, что свиту, везущую умирающего князя домой, повстречал старый вампир, Одальберт, помнивший еще орды гуннов, прокатившиеся, будто лавина, по Европе, становление империи Карла Великого, видел самых первых викингов, чьи драконоголовые корабли ринулись подобно коршунам на берега Франции, Британии, Фландрии. Лешко очень не хотел умирать, не отомстив врагам, и Одальберт предложил ему простой и весьма действенный способ. Как говорили, лет на семьсот позже, сделал предложение, от которого нельзя отказаться. Вот так и вышло, что в Краковском Кафедральном соборе похоронили неудачливого слугу, а Князь Лешко стал одним из
нас. Он очень быстро набирал силу, став главой всех вампиров Малой Польши и князем Кракова.
        - Знаком ли ты с паном Збигневом, пан Мжислав? - Белый указал на своего темноволосого собеседника.
        - Мы очень долго живем, - усмехнулся тот, но его улыбка показалась мне злобной, будто волчий оскал. И вообще, лицо этого вампира внушало какие угодно чувства, кроме симпатии. Тяжелый подбородок, крупный нос, мохнатые брови, сросшиеся на переносице. - Такие старые кровососы, как мы с тобой, наверняка встречались. Не так ли, пан Мжислав?
        - Да, - кивнул Ястжембицкий. - Встречались. Кажется, вскоре после смерти Генриха Благочестивого?
        - Точно! - Збигнев звучно хлопнул кулаком о ладонь. - Пан Ладвиг тоже там был, если мне не изменяет память?
        - Истинно так, ваша милость, - отвесил изысканный поклон фон Раабе. - Я рад, что вы помните.
        - Еще бы не помнить! Мы все, по мере сил, боролись за Легницу. А твой поединок с татарским кровососом, пан Ладвиг…
        - О, только не это, ваша милость! - притворно сдаваясь, поднял руки силезец. - Он не стоит воспоминаний. Мелочь…
        Наконец-то я узнал по описаниям властного густобрового вампира. Передо мной стоял сам Збигнев Владиславич, Князь Вроцлава, а здешний хозяин, Лешко Белый, по человеческим меркам, приходился ему внучатым племянником. В свое время Збигнев, еще не будучи обращенным, немало подпортил крови отцу, Владиславу Первому, и брату, Болеславу Кривоустому, пока в одна тысяча сто одиннадцатом году от Рождества Христова, в возрасте сорока двух лет, не был ослеплен по приказу последнего. И снова в легендах всплывало имя Одальберта, которого по праву можно именовать «делателем польских князей-вампиров».
        Очевидно, старик передавал своим птенцам немалую часть силы, позволявшую им пойти очень далеко. Кстати, те же легенды умалчивают, куда подевался сам Одальберт. Последние упоминания о нем относились ко временам Владислава Локотка[25 - Владислав Локоток (1260 - 1333 г.) - князь краковский, король Польши с 1320 г. (коронация в Кракове). Вёл борьбу за объединение всех польских земель.]. Именно тогда его птенцы «разлетелись» по уделам - Краков, Плоцк, Вроцлав, Данциг. Кто знает, может быть, кто-то из учеников подстроил Одальберту «несчастный случай»? Например, подкупили людей, которые вытащили спящего Мастера на солнце или забили осиновый кол в сердце.
        - Позвольте вам представить моих гостей, - заговорил тем временем Лешко. - Они прибыли издалека. Принц города Йорка и Нортумбрии, сэр Патрик! - Стройный юноша, выглядевший лет на восемнадцать, русоволосый и кареглазый, приложил ладонь к сердцу, но голову склонил вряд ли больше, чем на полпальца. - Принцесса Карлайла и Кумбрии, леди Агнесса. - Кивок золотоволосой вампирессы был еще менее заметен.
        Но я не мог оторвать от нее взгляд. За одну улыбку Агнессы я мог бы выбежать в полдень на солнце или взяться двумя руками за серебряное распятие.
        - Счастлив видеть столь знатных особ из британских земель, - поклонился пан Мжислав.
        Збигнев повернулся к гостям, сказал, переходя на латынь-вульгату, которую вампиры всего мира с успехом использовали для общения:
        - Позвольте, сиятельные господа, представить вам пана Мжислава Яна Ястжембицкого и пана Ладвига фон Раабе. Это наши с паном Лешком верные вассалы и добрые друзья.
        - Меня больше интересуют эти юноши, - промурлыкала вампиресса. - По-моему, они вознамерились просверлить во мне дырки глазами.
        При этих ее словах Патрик, и прежде выглядевший неласково, закаменел лицом.
        Ладвиг оглянулся на меня, сделав круглые глаза. Исподтишка показал кулак.
        - Это мои птенцы, - ответил пан Мжислав. - Прошу прощения, если они чем-то оскорбили ваше сиятельство. Кто из нас не был молод? Должно быть, ваша несказанная красота настолько покорила их, что юнцы позабыли о правилах приличия. Обещаю, что строго накажу их по возвращении в замок.
        Агнесса улыбнулась, на миг показав белоснежные зубки, взяла под руку Патрика.
        - Благодарю вас, сэр Мжислав, но в этом нет необходимости. Они довольно милы. Возможно, я найду время поболтать с кем-нибудь из них.
        - Не пора ли перейти к делу? - грубо спросил принц Йорка. - Не для того мы неслись через полмира, чтобы обсуждать поступки хамовитых птенцов.
        - Вы правы, господин Патрик, - Збигнев расправил усы. - Пускай молодежь развлекается. Нам же предстоит обсудить дела весьма серьезные и не терпящие отлагательства.
        Мжислав знаком отпустил нас с Чеславом, а пан Ладвиг, придержав меня за рукав, шепнул на ухо:
        - Будь осторожнее, Анджей. Не стоит перебегать дорогу одному из самых влиятельных вампиров Европы. Ведь меня может и не оказаться рядом, чтобы прикрыть тебе спину.
        - Но какая же она красавица, - только и сумел пролепетать я.
        - Красавица не красавица, а меньше пялься! - чуть резче, чем следовало, буркнул фон Раабе.
        - А кто пятый? - вмешался Чеслав. - Его не представляли…
        - Пятый? - Ладвиг обернулся. - А! Этот… Посол киевского князя Святополка. Зовут его Амвросием. Поговаривают, что до обращения он был охотником на нас. Но сейчас он вполне может служить образцом поведения для таких молодых олухов, как вы. За каких-то сто лет достиг высокого положения.
        Я внимательно посмотрел на киевского вампира. Ничего примечательного. Ан нет! Шрам на щеке. Бугристый и неровный, очертаниями напоминающий крест. Разве у кровного брата может оставаться шрам?
        - Распятие приложили, - догадался о моем невысказанном вопросе пан Ладвиг. - От серебра даже у нас остаются шрамы, птенец. А теперь - живо к таким же, как вы!
        Пока мы болтали, князья и Мжислав, а с ними и киевский посланник, добрались до выхода из зала. Ладвигу пришлось догонять их едва ли не бегом.
        - Интересно, что у них за дела? - задумчиво проговорил Чеслав.
        - Да какая разница, - вздохнул я. - Мне бы повидать пани Агнешку еще раз. Выпадет ли случай?
        Забегая вперед, должен заметить, что случай все-таки выпал. Но об этом позже.
        Глава восьмая
        Охота Амвросия
        Князь Киева ждал меня в своих апартаментах на Беличах, где он жил еще со времен князя Олелько[26 - Олелько (Александр) Владимирович (г. р. неизв. - 1455 г.) - князь слуцкий, копыльский, киевский. Внук великого литовского князя Ольгерда.]. С небольшими перерывами - иногда религиозные фанатики и охотники на нечисть брали верх, заставляя Амвросия уходить «в подполье». Да после октябрьского переворота и воцарения в городе большевиков он был вынужден скрываться от обысков и реквизиций, вернувшись лишь в разгар хрущевской оттепели. Но, пожалуй, ни один вампир в мире не мог так прятаться в случае необходимости, как мой старый друг и нынешний сюзерен. Из любой передряги выходил он целым и невредимым, сохраняя не только птенцов, влияние в гнездах Киева и всей Малороссии, но и немалое богатство, терпеливо накопленное и успешно приумноженное. Титул князя он носил почти пять веков и не собирался ни с кем делиться властью.
        Этот дом, даже сейчас похожий не на дворец, а, скорее, на маленькую крепость, в древние времена мог выглядеть и как боярский терем, и как избушка простолюдина. Очень простое убранство напоминало келью монаха - ни для кого не секрет, что Амвросий до обращения был иноком и сохранил тягу к аскетизму на долгие годы. Его охраняли пятеро верных птенцов - отменные бойцы, прошедшие горнило множества смут, видевшие и татарских баскаков, и польских панов, и царских жандармов, и синие околыши НКВД. Каждый из них готов был перегрызть глотку за Мастера. И в прямом, и в переносном смысле. Но меня они знали давно. Знали и доверяли, хотя по привычке следили за каждым движением, но без той пугающей сосредоточенности, которая предшествует смертельной атаке отлично вышколенного вампира-убийцы.
        - Заходи, Анджей, - кивнул стоящий перед входом в покои князя охранник по имени Селиван.
        Невысокий, кряжистый, словно дубовый пень, в драке он поражал подвижностью, а к тому же владел практически любым видом холодного оружия и не чурался огнестрельного, успев повоевать в хоругвях гетмана Сагайдачного. Брил голову наголо, за исключением пряди волос на темени, которую отпустил такой длины, что закладывал за ухо. Еще двадцать лет назад внешность Селивана могла показаться весьма экстравагантной и закрыть ему дорогу в «светское» общество Киева, но сейчас его принимали, что называется, «на ура». Во время «оранжевой революции» он едва не сорвался, пристрастившись охотиться по ночам на окружающих Крещатик и площадь Независимости улицах, нападая на поборников молодой украинской демократии, которые, не подозревая подвоха, радостно принимали вампира за своего единомышленника. Амвросию пришлось очень строго поговорить со своим птенцом.
        Я подмигнул Селивану:
        - Как там на майдане?[27 - Площадь (укр.).]
        - Тихо, Анджей. Скучно, - ответил он с легкой улыбкой. - Заходи, его светлость ждет тебя.
        Киевский Князь сидел на узкой и жесткой кушетке, вплотную приставленной к стене из «дикого» камня. Мне даже показалось, что на серой поверхности базальтовых обломков собрались капли воды. Ну подобное вряд ли позволит себе даже такой стоик, как мой давний друг.
        - Ну что, побывал в Белокаменной? - Князь поднялся мне навстречу, раскрывая объятия. Мы с ним так давно знали друг друга и так часто прикрывали спины - он мне, а я ему, - что необходимость в церемониях отпадала сама собой. - Стоит Третий Рим или рассыпался, в грехе погрязши?
        - Стоит Третий Рим, а четвертому не бывать, как бы некоторым не хотелось того! - в тон ему ответил я, похлопывая князя по спине.
        - Присаживайся, Андрий, - он указал на деревянный табурет рядом со столом, заваленным бумагами. - Разговор есть. Серьезный. Печаль гнетет меня.
        Когда Амвросий начинал говорить старинным велеречивым слогом, словно герой дешевого исторического романа, я сразу понимал - что-то в Киеве не так.
        - Что случилось?
        - Да вот, похоже, снова зверье повадилось охотиться.
        Князь нахмурился. Будучи до обращения охотником, он сохранил непримиримость к бесконтрольному утолению жажды кровными братьями.
        - Так ли, княже? - Слова Амвросия озадачили меня не на шутку. - Может, людишки шалят? Маньяк какой-нибудь завелся?
        - Обижаешь, Андрий, - Амвросий грустно покачал головой. - Людишки не ведут себя так. Понимаю, сатанисты всяческие да идолопоклонники плодятся нынче, что грибы под теплым дождиком. Только зверье ни с чем не перепутаешь. Я Семену поручил проверить все дотошно. Он скоро уж как седмицу их выслеживает.
        Тут я кивнул. Если киевский Князь поручает что-либо Семену, дело серьезное - дальше некуда. Бывший казак-пластун, инициированный во время Крымской войны, принадлежал к числу птенцов Амвросия, но жил особняком - на Троещине. В прочих районах Киева, смеялся он, слишком скучно и благолепно. И лишь благодаря ему, а вовсе не доблестной столичной милиции, в этой части города установилось какое-то подобие порядка, поутихла преступность. Семен разбирался с бандами разнузданных отморозков просто и эффективно. Десяток сломанных рук и ног, две-три свернутые шеи у самых отъявленных подонков, или, как он сам называл их, «борзых». В ночных прогулках его сопровождал кровный слуга, Сергей по кличке Серёга-ДШБ[28 - ДШБ - десантно-штурмовой батальон.] - личность тоже весьма неординарная и примечательная.
        - О чем задумался, Андрий?
        - Семена давно не видал, - усмехнулся я. - Что он говорит, кстати?
        - Еще повидаетесь. А говорит он, что звери не наши, залетные. Приехать издаля вряд ли сумели бы, а вот из лесов выйти - запросто. Совсем, видать, обезумели с голодухи, если в стольный Киев-град подались. Уж лучше шагали бы до самого Лемберга[29 - Старое название города Львова.]. Глядишь, Каминьский приветил бы убогих, - брюзгливо проворчал Князь. - Он же европейские ценности исповедует, куда ужо нам, азиатам немытым…
        Он вздохнул. Продолжал:
        - Заявились один зверь или два. Месяца полтора тому назад. Где-то так. Сперва страх еще не до конца потеряли - прятались, в открытую не нападали. Кто его знает, чем питались? Но терпели. Могли потихоньку на людишек бездомных, что по подвалам ночуют, охотиться. Кто их считает? Одним больше, одним меньше… А теперь или раздухарились, или от голода вконец обезумели. Двадцать три трупа за позапрошлую седмицу. Куда же это годится?
        Я вдруг вспомнил московскую ночь, когда подвергся нападению бист вилаха. Холодок нехорошего предчувствия пробежал меж лопаток.
        - А скажи, княже, - осторожно поинтересовался я. - Трупы людские осматривали? Их точно звери убивали, а не кто-нибудь еще?
        - Что это ты сегодня за тварей мерзких заступаться вздумал? - Амвросий удивленно вскинул бровь. - Не узнаю тебя, Андрий! Само собой, осмотрели. Высосаны досуха…
        - Досуха?
        - А как еще быть может, ежели стая зверей на человека набрасывается? Укусы, опять же. Их ни с чем не спутаешь. Поди, стая бродячих собак обгрызет тело, но кровь пить не станет. Да к тому же мне донесли, три случая наблюдалось, когда мертвецы восставали. Двое прямо в морге бродить удумали. Хорошо, что в одном санитар спиртом нарезался до бесстрашия, но не до бесчувствия. Ножку от табурета отломал и заместо кола осинового использовал.
        - Удачно?
        - Удачнее не бывает. Упокоил проклятущего. Зато во втором морге сторожа полохливые попались, ровно зайцы. Милицию вызвали. А те как понаехали! Стрельбу подняли!
        - Неужто, княже, киевская милиция серебряными пулями пистолеты заряжает?! - Несмотря на всю серьезность положения, рассказ Амвросия начал меня забавлять.
        - До этого пока дело не дошло. Очередь из АКМ в голову любого из кровных братьев упокоит, не говоря уже о зверье, - хмыкнул Князь. - Хотя кто его знает? Может, и начнут? На третий случай, когда мертвец в родном дому среди ночи из гроба поднялся, уже СБУ[30 - СБУ - служба безопасности Украины.] приезжала. Те быстро справились. На удивление быстро. И без особого шума.
        - Чему же тут удивляться, княже? Если уж в российской ФСБ отдел создали по борьбе с нечистью…
        - Откуда прознал?
        Вместо ответа я протянул Амвросию визитку полковника Спицына.
        - Что за ересь? - Князь недоуменно уставился на белый картонный прямоугольничек. - Иль ты шутки со мной шутишь? Что еще за белый чаровник?
        - На самом деле он полковник ФСБ. А это для прикрытия. Для маскировки, как у зайца-беляка шкурка.
        - Да? И где же ты с ним повстречался?
        - В Белокаменной, княже.
        - Почему молчал? - посуровел Амвросий.
        - Так я и рта открыть не успел, как ты про зверей речи повел.
        - Да? Это точно, - он потер старый шрам на щеке, оставшийся от прикосновения серебряного распятия. - Ладно. Дальше разговоры разговаривать некогда. После все мне поведаешь без утайки. Московские дела московскими делами, а у нас тут своих хлопот полон рот. Сколько тебе времени надобно, чтобы собраться?
        - Так я всегда готов, княже.
        - Иного ответа и не ожидал от тебя, Андрий. Одежонку поудобнее не желаешь? - Амвросий с сомнением оглядел мой замшевый пиджак и шелковый шейный платок. - Щеголеват ты стал, чистый франт.
        Я не ответил. Одним движением скинул пиджак и отправил его в темный угол, словно бесполезное тряпье. Взмахнул пару раз руками, проверяя - не стесняет ли движения батистовая рубашка.
        - Готов я. Бедному собраться - подпоясаться. Только…
        - Что?
        - Переобуться бы. У туфель подошва скользковатая.
        Мы, вампиры, не страдаем от холода в отличие от людей. Одежа, красивая и удобная, для нас, главным образом, вопрос престижа и, в какой-то мере, эстетики. Конечно, по сравнению с Амвросием, который последние шестьсот лет предпочитал домотканые рубахи из небеленого полотна и просторные порты с гашником, какие носили на Руси еще до Крещения, я, наверное, выглядел франтом. Но в глазах большинства кровных братьев я одевался скромно и неброско, хотя и со вкусом. Многие киевские и московские мои собратья вообще считали: если на тебе костюм не авторской работы от известного модельера за добрый десяток тысяч североамериканских долларов, то ты либо нищий, либо неудачник, а скорее и то и другое вместе. Для меня же главным в наряде было и оставалось удобство. Конечно, приходилось помнить о богатых клиентах, которым тоже порою полезно пустить пыль в глаза. А во всем остальном - костюм тем лучше, чем комфортнее себя в нем чувствуешь.
        - Вон, возьми сапоги в углу, - первый раз за время нашей беседы улыбнулся Князь.
        Пока я переобувался, Амвросий поднялся, потуже затянул тисненый поясок и одернул рубаху. Его брови на миг сошлись к переносице, и я догадался - созывает птенцов. А они, по всей видимости, находились где-то неподалеку, ибо, когда я вышел вслед за старшим товарищем в широкую прихожую, то увидел и радостно скалящегося Селивана, и Семена, хмурого и сосредоточенного, и кривоногого Джамиля, крымчака, невесть каким ветром занесенного в Киев еще в эпоху «потемкинских деревень», и простоватого с виду (но только с виду!) сибиряка Афоню, инициированного Амвросием в сорок первом году, сразу после входа в город гитлеровских войск. К слову сказать, Афоня с Семеном в годы Великой Отечественной здорово попартизанили, испросив особого разрешения киевского князя. Работая на пару, они уничтожили столько высших офицеров вермахта, что вполне могли бы удостоиться звания Героя Советского Союза, если бы захотели. И вдвоем упокоили одного известного германского вампира, вздумавшего усилиться до немыслимых высот за счет славянской кровушки.
        Селиван с Джамилем поглаживали рукоятки кривых степняцких сабель, напоминавших немного мою новоприобретенную карабелу - жаль, что не успел отдать хорошему мастеру, чтобы заточил и привел вообще в надлежащий вид. Семен и Афоня привыкли больше полагаться в бою на собственные руки.
        Амвросий неторопливо натянул кожаные перчатки, обводя суровым взглядом свое воинство. После подошел к потемневшей от времени дубовой стойке и бережно снял прямой меч, не уступающий возрастом карабчиевскому, который я подержал в руках в доме московского миллионера. Этим клинком киевский Князь снял немало вампирских голов, еще когда был охотником, а сейчас хранил его и время от времени использовал по первоначальному назначению. Вдоль лезвия, я знал это доподлинно, старые мастера нанесли посеребренную гравировку. Так что меры предосторожности Амвросий предпринимал не зря.
        - Выберешь что-нибудь, Андрий? - Князь кивнул на вторую, более новую, стойку, где хранились несколько мечей и сабель попроще.
        Я подумал и взял кавалерийский палаш немецкой работы, угодивший сюда, должно быть, после Гражданской. Тяжеловат, но зато им можно в равной степени рубить и колоть. Баланс позволяет. Да и сталь отличная. Не дамасская, конечно, но для клинка массового производства - лучше не бывает. Сколько веков англичане пыжились, а сварить сталь, превосходящую по качеству германскую, не сумели. Не кругло кое-где, как говорится.
        - Ну что? Готовы, отроки?
        Обращение вполне логичное, если учесть, что Князь старше каждого из нас на сотню лет, самое малое, а Афоню так и на добрых шестьсот.
        - Готовы, княже, - за всех ответил Семен.
        А я не удержался и продекламировал:
        Как филин поймал летучую мышь,
        Когтями сжал ее кости,
        Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов
        К соседу сбирается в гости.
        Князь кинул на меня косой взгляд.
        - Говорил же я Алексию, что слабоваты стишата, не в его манере, а он уперся - мол, читателю все едино, лишь бы сюжет позаковыристей.
        - Так для его века сюжет и был заковыристый - дальше некуда, - вступился я за Толстого.
        - Там хоть строчка правды о нас, упырях, есть?
        - Художника обидеть легко. Главное, что люди читают.
        - Молчи уж, художник… - Амвросий наконец-то разглядел в моих словах скрытую иронию. Махнул рукой. - Полно лясы точить, пора за дело приниматься.
        Мы вышли во двор, где стоял огромный, как старинный рыдван, и такой же вместительный «лендровер» киевского князя. Всякие там «кадиллаки» и «роллс-ройсы» он не признавал, почитая барахлом для богатеньких бездельников, которые любят пыль в глаза пустить.
        Из-за руля мне кивнул Серёга-ДШБ - Семенов слуга крови.
        - Давайте в карету, други! - скомандовал Амвросий.
        «Лендровер» взревел и понесся по ночным улицам Киева, заставляя редких в ночную пору прохожих испуганно обмирать на тротуарах и прыгать в сугробы. Кое-кто даже прятался за деревья от греха подальше. Суровые девяностые крепко-накрепко впечатали осторожность в плоть и кровь любого обывателя - и мечтающего о возврате коммунистического режима, и шагающего семимильными шагами к европейской демократии вкупе со свободой.
        Вдоль обочины мелькали рекламные щиты, или, как их сейчас на английский манер называют, «бигборды». Еще пару месяцев назад там скалились белозубые красавцы и красавицы, предлагая оформить наивыгоднейший кредит где-нибудь в «Альфа-банке» или «Укрсиббанке», но теперь их сменили серьезные, хотя и благожелательные, мужчины и женщины, глядящие мудро и словно открывшие потаенный смысл жизни. Слоган «Благосостояние уже сегодня» сменялся красно-черными буквами «Вони вiдпочивають, вона працюе»[31 - Они отдыхают, она работает (укр.).]. Украина явно готовилась к новым выборам, давно ставшим для людей народной забавой.
        - Они на Оболони прячутся, - коротко, по-военному, докладывал Семен. - В стае голов пять или шесть, не больше. Но об осторожности нужно помнить всегда.
        Селиван хмыкнул и закусил запорожский ус, всем видом показывая, что опасаться никого не намерен.
        - Ведут себя очень осмысленно для зверей, - пояснил свои слова пластун. - Пришлось немало потрудиться, чтобы схорон обнаружить.
        - Они логовище не меняли? - спросил я.
        - Нет, не меняли. Но, возвращаясь, всегда следы путают. И не охотятся рядом с укрытием. Иной раз на Русановку выбираются, а когда и на Дарницу.
        - Это точно звери? - почесал затылок Афанасий. - Может, гнездо диких решило в город перебраться? К еде поближе.
        - Я тоже об этом думал. Только тогда они уж очень дикими выходят. Даже самые отъявленные дикари так себя не ведут.
        - Дальше рассказывай, - неласково буркнул Селиван.
        - Да что там рассказывать? Они сейчас прячутся в подвале пятиэтажки. Хрущевка. Подвалы проходные. Лифта нет - вверх по шахте не уйдут.
        - Сколько подъездов?
        - Четыре.
        - Нас же шестеро! Мало…
        - В одном - дверь железная заварена наглухо. Там никто не прорвется.
        - Так что же ты раньше молчал?!
        - Я князю докладывал, - отрезал разведчик.
        - Тише, отроки, тише! - Амвросий одернул готовых поругаться птенцов. Князь всю дорогу сохранял задумчивость, не отрывая взгляда от темного окна. - Продолжай, Семен.
        - Так я и продолжаю. Последний раз они охотились позавчера. Опять человека до смерти уходили. Сейчас отлеживаются сытые и довольные.
        - Сытых зверей убивать - одно удовольствие, - поддакнул Афоня.
        - Вот мы их и возьмем тепленькими. Сытыми и довольными. Захватим врасплох. Все. Приехали. Выходим.
        Серёга-ДШБ припарковался возле заснеженных кустов шиповника на темной улице, освещенной лишь желтыми мазками из окон мрачной многоэтажки. Только вдалеке, метрах в трехстах, на перекрестке горел фонарь. Остальные торчали черными виселицами, лишний раз подчеркивая человеческую расхлябанность. Понятное дело, не Крещатик, не площадь Независимости, зачем чинить уличное освещение? И так сойдет. Думаю, охотящиеся на ночных улицах звери полностью поддерживали это решение муниципалитета.
        Снег едва слышно хрустнул под сапогами. Морозный ветер бодрящим прикосновением забрался под рубашку.
        - Здесь? - кивнул на здание Селиван.
        - Нет. Во дворе. Дальше пешком пойдем.
        Мы прошагали гуськом по узкой тропинке, проложенной людьми почему-то прямо через невысокий забор палисадника, миновали детскую площадку с покосившейся горкой и засыпанной снегом песочницей, зашли в следующий двор и остановились у крайнего подъезда за пределами блеклого круга, бросаемого грязной, горящей вполнакала лампочкой.
        - Вход в подвал через первый, третий и четвертый, - сказал Семен.
        - Ты с Джамилем туда, - пальцем указал Амвросий. - Селиван с Афоней туда. Андрий со мной. Пошли!
        Входя в подъезд, воняющий гнильем и кошачьей мочой, я почувствовал, как легонько сдавило виски. Это киевский Князь раскинул паутину невидимости от случайного взгляда. И вовремя. За ближайшей дверью я почувствовал настороженность и страх.
        Подвал встретил нас сырым затхлым воздухом, хлюпающей под ногами мерзкой жижей и свисающими с низкого потолка космами паутины вкупе с плесенью. Ржавые трубы плакали звонкой капелью. Кое-где я заметил наспех сбитые тесные клетушки. Очевидно, люди пытались хранить в них запасы еды. Поразительно! Как можно держать пищу в таких условиях?
        Амвросий с мечом в руках, чьи серебряные окрайки лезвия неярко светились для моего внутреннего взора, уверенно двинулся сквозь рукотворный лабиринт. Для него путешествия в человеческих трущобах были не в диковинку.
        Ни крысы, ни коты, обычные обитатели подвалов, не выдавали своего присутствия. Все верно. Вблизи логовища зверей никто, наделенный самой малой любовью к жизни, селиться не будет.
        Вдалеке хлопнула дверь. Вряд ли многоопытный Семен допустил оплошность. Скорее всего, так и было задумано, чтобы заставить нашу добычу выдать себя.
        Сжимая рукоять палаша, я занял позицию вровень с князем. Теперь мы полностью перекрывали довольно широкий проход.
        Пронзительный визг резанул по ушам!
        Сталь с вязким чавканьем врубилась в плоть, круша кости.
        - Ату их! - загремел голос Селивана. - Ату!
        Подвал наполнился шорохами, вскриками, испуганным подвыванием, треском ломаемых фанерных перегородок.
        Четыре тени вылетели прямо на нас из-за кирпичного простенка. Три из них - отвратительные паукообразные создания, обряженные в засаленные лохмотья, - передвигались длинными прыжками, словно гончие псы, отталкиваясь от труб и куч перемешанного со строительным мусором песка. Афоня преследовал их стремительным скользящим шагом и в десятке метров перед нами настиг последнего.
        Птенец Амвросия обрушился на спину зверя. Сжав ладонями поросший бурой шерстью череп, крутанул. Сухо хрустнули позвонки.
        И тут бегущие впереди звери поравнялись с нами. Я рассчитывал, что они просто попытаются прорваться и улизнуть - обычно дикие кровососы не отличаются храбростью, нападают на слабых и беззащитных, а от опасного врага трусливо бегут. Поэтому я поднял палаш повыше, намереваясь одним ударом срубить голову тому из вампиров, который оказался передо мной. И едва успел отпрыгнуть, уворачиваясь от взмаха когтистой лапы.
        Будь на моем месте человек, удар выпустил бы ему кишки. Но, к счастью, скорость и реакция кровных братьев существенно отличается от людской. Коготь лишь вскользь зацепил брючину.
        Я пнул зверя в подбородок и рубанул сверху вниз.
        Изогнувшись неимоверным образом, зверь спас шею. Клинок вонзился в плечо, начисто срезав руку. Возвратным движением я вогнал острие между ребер. Тварь отчаянно завизжала, выгибаясь в предсмертной муке.
        Осиновый кол - выдумки из разряда тех неимоверных глупостей, которыми обросли истории о вампирах в людской молве. Неважно, чем пробить сердце «неживого». Главное, попасть. А уж этому я за шесть веков сумел выучиться. Вот Ладвиг фон Раабе всегда предпочитал рубить головы. Считал, что это надежнее.
        Наступив на грудину, я вытащил меч из стремительно усыхающего трупа и повернулся к Амвросию.
        Представшая моим глазам картина заставила зашевелиться волосы на голове. Что угодно я готов был увидеть, но не это.
        Зверь стоял, выпрямившись, гордо расправив плечи, и двумя ладонями удерживал меч Амвросия, обхватив лезвие. А один из сильнейших вампиров Евразии ничего не мог поделать, хоть и прилагал, судя по окаменевшему лицу, все усилия. Прикосновение к серебру не прошло для кровососа безнаказанно - кожа тлела, тонкие дымные змейки опутывали клинок, словно паутина, - но зверь, казалось, не замечал боли. Узкие, синюшные губы растянулись в злорадной усмешке, обнажая ровные, здоровые зубы заправского хищника.
        Я шагнул вперед, занося палаш.
        - Ну давай! - каркнул зверь вполне членораздельно. - Убивай. Мы все уйдем в Великую Тьму. Рано или поздно. Я так устал бояться, что мечтаю о встрече с ней. Они сильнее нас. Они - потоп, опустошающий землю!
        «Ну сейчас он получит»! - подумал я, начиная движение.
        - Стой! - сквозь зубы прохрипел Амвросий. - Погоди, Андрий!
        Трудно остановить меч, начавший смертельный полет. Практически невозможно. Мне удалось лишь изменить направление удара. Клинок врезался в покрытую белесыми разводами трубу. Жалобно зазвенев, лопнуло прогнившее железо, выпуская тонкую струйку пара.
        Амвросий благодарно кивнул, а когда он обратился к зверю, в голосе вампира звучала едва ли не мольба:
        - Говори! Говори еще, и я пощажу тебя.
        Издевательский хохот послужил ответом.
        - Я плевал на твою пощаду! Всех нас ждут объятия Великой Тьмы! Могучий киевский Князь, ты боишься небытия?!
        - Ах ты кровосос паршивый, - прошипел Амвросий. - Да я тебя…
        - Ты - ничто! Пылинка в сравнении с грядущей лавиной! Они уже близко. Они идут. Они - разрушительные бури и злобные ветры. Они - предвестники чумы. Они - мор, глад и избавление от жизни всех живущих. Грядут трононосцы Ниннкигаль…
        С этими словами зверь шагнул вперед, насаживаясь грудью на клинок. На лице его застыла блаженная улыбка.
        Острие вошло в сердце, как в масло. «Немертвый» осел на пол, съеживаясь на глазах.
        Через несколько мгновений в груде лохмотьев с трудом угадывались истлевшие кости. Такова наша расплата за бессмертие - уйдя к Великой Тьме, превращаться в старый труп. Горсткой праха стану я, станет Амвросий, станет Селиван. А вот Афоня, к примеру, превратится в обтянутый иссохшей кожей скелет - ведь его семьдесят лет посмертия не такой уж и великий срок.
        И внезапно меня осенило.
        - Княже! - Я даже схватил Амвросия за рукав, позабыв о хороших манерах. - Сколько ему лет, княже? Тебе доводилось видеть зверя, не уступающего возрастом высшему вампиру?
        Мой старый друг молчал, глядя прямо перед собой. Меч в безвольно опущенной руке воткнулся острием в грязь.
        - Княже! Слышишь ли ты меня?
        Кто-то осторожно коснулся моего плеча.
        Повернув голову, я увидел Афанасия, слегка растерянного, но, по обыкновению, сурового. Сибиряк глазами указывал мне за спину.
        - Оставь его, - прошептал он одними губами. - Смотри лучше…
        Я развернулся. Убитый мною зверь тоже обратился в скелет, присыпанный кое-где серым прахом.
        - Сколько же им лет?
        - Не знаю, - покачал я головой. - Не меньше трехсот, думаю.
        - А мой помоложе будет, - птенец Амвросия поднял за волосы голову, которую несколько минут тому назад попросту оторвал.
        В самом деле, его зверя разложение еще не затронуло столь сильно. Трупные пятна, следы тления, но черты лица вполне узнаваемые. Не самые, кстати, красивые, с моей точки зрения.
        - Подбросить, что ли, в Таращанский лес? То-то будет суеты у ментов киевских, - ухмыльнулся Афанасий. К правоохранительным органом он относился без малейшего уважения, считая их не способными навести порядок в городе, а следовательно, бесполезными.
        - С чего бы это? - удивился я.
        - А подумают, что журналисты у них двухголовые.
        - Какие еще журналисты?
        - Ты что, Анджей, - настал черед Афони округлять глаза, - телевизор не смотришь, радио не слушаешь?
        - Нет, - совершенно искренне ответил я.
        - Как же ты живешь?
        - Мне книг хватает. А если что интересное, то Збышек сообщает. Или вырезку дает из газеты почитать, или распечатывает на этом, как его…
        - На принтере?
        - Точно.
        - Ну ты даешь, Анджей… Ладно. С головой журналиста проехали. Слишком долго объяснять, - он отбросил оторванную голову, будто пустую бутылку, и она откатилась за угол.
        К нам скорым шагом приближались остальные участники охоты. Джамиль хмурился, Селиван поигрывал саблей, еще ощущая острый азарт недавно завершенной схватки, а Семен внимательно оглядывался по сторонам, будто бы ожидая подвоха.
        Увидев задумчиво стоящего Амвросия, они понурились. Только отчаянный Селиван доложил мне, как старшему по возрасту после князя:
        - Ни один не ушел. Всех упокоили.
        В его взгляде читался невысказанный вопрос, но мне не хотелось вдаваться в разъяснения. Они должны ощущать настроение Мастера, и этого пока довольно. Захочет Амвросий, сам все расскажет. А нет… Ну, значит, нет. Что поделаешь?
        Словно подслушав мои мысли, Князь неспешно повернулся.
        - Как там у Толстого было, Андрий? «Амвросий своим удальцам говорит: „Пора уж домой нам, ребята!“».
        - «Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, сама ж ты впустила веселых гостей!» - в тон ему ответил я.
        - Тогда пошли к автомобилю… Сергий, поди, заждался.
        Всю обратную дорогу он не проронил ни словечка. Вернувшись на Беличи, попрощался со мной и птенцами, сразу удалившись в келью.
        «Очень странно, - подумал я. - Обычно Амвросий себя так не ведет…»
        Тем более что я ждал расспросов о моем московском приключении с российскими спецслужбами. Мне и самому хотелось поделиться мыслями и наблюдениями, но и навязываться я не собирался. На то он и Князь, которому я принес клятву верности. Захочет - позовет.
        И я отправился домой, на Андреевский спуск.
        Глава девятая
        Сломанный меч
        Больше недели я проторчал в Киеве. Сидел почти безвылазно на Андреевском спуске, читал, предавался воспоминаниям и упражнялся с саблей. Збышек, согласно моему распоряжению, созвонился с довольно неплохим мастером-оружейником - большая редкость в наши дни в сердце миллионного города - и отдал карабелу, чтобы привести в порядок как клинок, так и рукоять. Получилось весьма неплохо. Клинок отполировали и заточили так, что я без труда перерубил подброшенный в воздух шелковый платок. Кстати, выбравшись в ту же ночь к берегу Днепра, я с одного удара срезал у самого комля березку в руку толщиной. Рукоять, крестовину и противовес вычистили от ржавчины и пыли, веками набивавшейся в щели и мелкие трещины, и украсили, использовав имеющиеся гнезда для каменьев. Правда, самоцветами мы решили не пользоваться - вообще не люблю, когда оружие превращают в роскошную дорогую игрушку, - но их с успехом заменили морионы, цитрины и празиолиты[32 - Разновидности кварца: морион - черный; цитрин - лимонно-желтый; празиолит - зеленоватый.]. Получилось довольно нарядно, но даже новое оружие меня не радовало.
        Амвросий молчал. Не прислал гонца с запиской, что хочет меня видеть, не поручил Селивану позвонить Збышеку. Сам я не хотел навязываться и напоминать князю об отложенном разговоре. У нас сложились несколько другие отношения, в основе которых лежало уважение к личной свободе друг друга. Конечно, если Амвросий позвал бы меня, то я поспешил бы к нему при первой же возможности. Это, во-первых, входит в мои обязанности, как верного вассала, а, во-вторых, нисколько не противоречит дружеским чувствам, которые я всегда испытывал к киевскому князю.
        Но дни бежали за днями. Мне становилось скучновато, а он все молчал.
        А я терпеливо ждал.
        От нечего делать перечитал все книги, что нашлись в моем доме, в которых люди упоминали о фейри. Даже отправил Збышека на Петровку[33 - В Киеве на станции метро «Петровка» находится книжный рынок.] купить еще чего-нибудь. Мой слуга поворчал, но возражать не посмел. Я знал, что он не любит фантастику, в особенности то ее направление, которое получило название «фэнтези», считает глупыми измышлениями недалеких писак. Я же, напротив, сказки о волшебниках и героях-варварах читал с удовольствием - в конце концов, люди придумывали что-то подобное во все времена, просто раньше называли свои выдумки мифами, сагами, былинами, а теперь придумали вот такой вот англоязычный термин. Зато мне очень не нравились романы о полетах в космос и торжестве научно-технического прогресса. Как можно воспевать куски бездушного железа, если это не клинки благородного оружия, конечно?
        Еще два дня я читал, откровенно хохоча и зачитывая вслух отдельные, наиболее удавшиеся авторам, места. Збышек, видимо, чтобы насолить мне, приволок пять или шесть книжек о вампирах. Потерянное время, но веселье того стоило. Да и что такое время, когда перед тобой вечность?
        На десятый день по моей просьбе Збышек позвонил Семену на мобильный. Слова вампира с Троещины меня озадачили не на шутку. Амвросий исчез из города. Никому ничего не сказал, не оставил распоряжений, даже не определил, кто из птенцов назначается старшим по городу на время его отсутствия. Очень не похоже на киевского князя, по обыкновению обстоятельного и скрупулезного. Селиван рвал и метал, настаивал на необходимости поиска. Только где его сыщешь? Это мастер гнезда всегда может найти птенца, но не наоборот. А уж семисотлетний вампир способен так скрыть узы, связывающие его и учеников, что те даже не смогут сказать - жив он или давно получил кол в сердце.
        Немного развлекло меня письмо от Жозефины Сангрэ, последние тридцать лет обитающей в Санкт-Петербурге. Занимаясь литературной деятельностью, как говорится, в промышленных масштабах, она давно освоила электронную почту, не говоря уже о всяких там телефонах, пейджерах и прочих технических средствах связи, но, помня о моей непробиваемой старомодности, продолжала писать мне, как и в прежние века, - чернилами на бумаге. Приятно получить весточку от старого друга, а Жозефина последние двести лет оставалась моим верным и преданным другом, с которым всегда можно было поделиться горем и радостью, вторым после Амвросия, и то лишь потому, что с ним мы проживали в одном городе. Вскрыв расцвеченный почтовыми штампами и облепленный множеством марок - как-никак, из заграницы - конверт, я погрузился в написанные витиеватым, привычным для девятнадцатого, а вовсе не для стремительного двадцать первого века почерком.
        Жозефина делилась новостями, рассказывала о новом проекте, а точнее, сразу трех проектах, в которых принимала участие. Несмотря на ее поразительную трудоспособность и неиссякаемый запас идей, вампиресса не справлялась с предложенной крупными издательствами работой. Ей пришлось прибегнуть к помощи наемников-людей, как она их называла «литературных негров». Ума не приложу, откуда такое наименование? Работают как негры-рабы? Так им, по моему глубокому убеждению, издательства платят деньги, и немалые, в отличие от плантаторов. Или потому, что имена их навсегда остаются в тени, а на обложке пишут или придуманный в редакции псевдоним, или фамилию автора, представляющего «лицо» серии? Интересно, подумал я, нет ли среди книг, принесенных Збышеком с рынка, чего-нибудь, написанного с подачи Жозефины, но под другим именем? А еще петербуржская вампиресса звала в гости, сетовала, что в прошлом году так и не встретились, не посидели у камина, болтая о том о сем, не погуляли по набережной Невы у черной, неспокойной воды, не постояли на охраняемых сфинксами и грифонами мостах Фонтанки. Да и в этом году, опасалась
она, если я еще пару месяцев буду раздумывать, то день пойдет на прибыль, а во время белых ночей вампирам в Санкт-Петербурге скучно.
        И вправду, что ли, бросить все и отправиться в гости? Кстати, жив ли еще тот отзывчивый начальник охраны Эрмитажа, который за несколько зеленых бумажек позволял мне беспрепятственно бродить по хранилищам хоть до утра?
        Вошедший Збышек тактично откашлялся, давая мне возможность перейти от своих мыслей к повседневной действительности.
        - Две новости, пан Анджей.
        - Как обычно? Одна хорошая, а вторая плохая? - усмехнулся я.
        - На мой взгляд, пан Анджей, обе хорошие.
        - О… Значит, обе плохие, на мой взгляд. Ладно, излагай.
        - Во-первых, я купил для вас мобильный телефон.
        - И это ты называешь хорошей новостью?
        - Пользоваться им несложно. Я уверен, у вас все получится.
        - А я вот не уверен. Да и зачем он мне?
        - Пригодится, - невозмутимо парировал мой слуга, извлекая из шуршащего пакета небольшую коробку. - «Nokia». Не самая последняя модель, но зато в металлическом корпусе. При вашей склонности к опасным приключениям, пан Анджей, особенно в последнее время, в самый раз.
        - Я не буду брать это! Телепатическая связь куда надежнее…
        - Надежнее, если вы не забываете ею воспользоваться. К сожалению, я не могу обращаться к вам мысленно, даже если предчувствую беду. Если мобильник будет у вас в кармане, мне будет спокойнее.
        - Но я им пользоваться не умею. Разве что врагу в лоб швырнуть, коль ты говоришь - корпус металлический.
        - Это несложно. Я вас научу.
        - Но я не хочу!
        - Помнится, когда-то вы отказывались даже приближаться к автомобилю, пан Анджей. Но теперь, насколько я вижу, наш «Хетчбэк» полюбился вам.
        - Что ты сравниваешь! - возмутился я, хотя в глубине души уже понял, что проиграл. В чем-то Збышек прав. Было время, когда я не признавал устройств, связанных с использованием электричества. А теперь сижу при искусственном освещении вместо свечей, езжу на лифтах… Всего и не перечислить.
        - Просто носите телефон с собой. В кармане. Обещаю, что не буду звонить вам по пустякам. Только в случае острой необходимости.
        - Знаю я твою необходимость, - проворчал я. - Будешь каждые полчаса интересоваться, не промочил ли я ноги.
        - Буду звонить не чаще раза в день, интересоваться, не убежал ли очередной бист вилах? Просто положите его в карман, пан Анджей. Как отвечать на звонки, я покажу позже.
        Покрутив в пальцах продолговатую плоскую коробочку с небольшим экраном и рядом кнопок, я вздохнул и сунул мобильник во внутренний карман домашнего жакета. Збышека не переспорить. Оставалось лишь надеяться, что, бойкотируя звонки, мне удастся его переупрямить.
        - Вот еще, пан Анджей, - слуга протянул мне непонятную штучку - черную, с крючком, похожим на часть оптического приспособления, которым люди пытаются вернуть зрение испорченным глазам.
        - А это еще что? Вторая новость?
        - Нет, пан Анджей. Это «блютуз».
        - Что?
        - Такая штука… Можно разговаривать по телефону, а руки остаются свободными. Нужно просто засунуть в ухо…
        - Я не собираюсь ничего засовывать себе в уши! - воскликнул я, теряя терпение, и вернул «штучку» Збышеку. - Довольно и того, что я взял твой дурацкий мобильник!
        - Прошу простить меня, пан Анджей, - слуга с достоинством поклонился. - Не хотел вас обидеть. Позвольте перейти ко второй новости.
        - Давай уже… - Я махнул рукой, внутренне готовясь к очередному безумству технически озабоченного помощника.
        - Письмо по электронной почте. Получено сегодня. Десять минут назад.
        - От кого?
        - Ваш московский клиент. Коллекционер холодного оружия.
        - Давай.
        Збышек протянул листок бумаги, распечатанный на принтере, как он называл этот ящик, присоединяемый к компьютеру.
        Мне не впервой было подобным образом получать приглашение от моего самого денежного партнера. В его стиле общения - а письма для меня он всегда писал сам, не доверяя секретарям-референтам - чувствовалась деловая хватка бизнесмена с многолетним опытом.
        Приветствие и несколько скупых строк.
        «Глубокоуважаемый Андрей Михайлович!
        Прошу прощения, что вновь вынужден прибегнуть к Вашим услугам, ведь Вы совсем недавно улетели из Москвы. К сожалению, не имел возможности предупредить Вас заранее. Сегодня мне доставили очередной экземпляр. Вам должно понравиться. Жду Вас в любое удобное для Вас время дня и ночи. Рассчитываю на плодотворное сотрудничество.
        Искренне Ваш
        Валентин Валентинович»
        Я задумчиво покрутил бумажку в пальцах, сложил ее вчетверо, положил на журнальный столик.
        - Мне должно понравиться? Хм…
        Слуга молчал. Он никогда не вмешивался в мои деловые отношения, считая своей вотчиной только личную жизнь.
        - Распоясались в последнее время черные археологи, не находишь? - поднял я голову.
        - Я заказал билеты. Ночной рейс. «Борисполь» - «Шереметьево». Двадцать один сорок. Компания «Аеросвiт». Как обычно.
        - Спасибо. На сегодня?
        - Да, пан Анджей.
        Откуда он узнал, что мне захочется попасть в Москву поскорее? Впрочем, века жизни бок о бок с вампирами развивают в слугах крови еще и не те способности.
        - Хорошо. Тогда перед отъездом позвони Селивану. Ты же освоил это чудо техники? - Я похлопал по карману, где лежал мобильный телефон.
        - Будет исполнено, пан Анджей. Что спросить?
        - Ничего не спрашивай. Скажи, когда вернется Амвросий, я буду ждать встречи с ним. В любое время.
        - Вы позволите дать номер вашего телефона?
        - Что? Нет-нет… Пускай через тебя связываются. Я еще наделаю чего-нибудь…
        - Это очень просто, пан Анджей. Позвольте я покажу.
        - И не думай даже! - наотрез отказался я.
        Збышек отправился собирать чемоданы. То есть я так решил, но не исключено, что он упаковал весь багаж еще до начала нашего разговора.
        Москва встретила нас обильными снегопадами. Пассажиры «Боинга» даже спорили - не окажутся ли закрытыми аэропорты? Но снегоуборочная техника постаралась на славу. Расчистили не только взлетно-посадочные полосы, но и дорогу до Ленинградского шоссе включительно. Кстати, странно, городу вернули старое имя, Санкт-Петербург, а шоссе и вокзалы так и остались имени вождя мирового пролетариата. Когда-то, едва ли не сразу после октябрьского переворота, мне пришлось эмигрировать из России как раз из-за пристального внимания ЧК к кровным братьям и оборотням. Да разве мне одному? Оставались на территории Советской Республики только истинные мастера маскировки, наподобие Амвросия, и кое-кто, как поговаривали, согласившиеся сотрудничать с властями. Сейчас о них в высшем вампирском обществе предпочитали не вспоминать, исключив эту тему из числа приличных.
        Збышек долго и придирчиво выбирал таксиста, избегая «лиц кавказской национальности», пока, наконец, не нашел водителя с исконно славянской внешностью. Я даже хотел посоветовать слуге поинтересоваться наличием у перевозчика ученой степени и звания. Но таксист опередил меня, запросив до «Метрополя» как минимум профессорский гонорар - триста долларов. Я дал ему столько же, но в евро. Возможно, именно благодаря моей щедрости таксист всю дорогу молчал, лишь изредка бросая уважительные взгляды.
        Первую ночь, не желая повторять ошибки предыдущего посещения Третьего Рима, я посвятил аудиенции у Прозоровского. Князь глядел хмуро, говорил мало, вместо мундира Преображенского полка нарядился в атласный шлафрок. Рядом с ним неотлучно находились два птенца, прошедшие, как ходили слухи, обучение у китайских мастеров боевых единоборств в Шао-Лине. Хотя буддистские монахи не слишком-то жаловали вампиров, а кровному брату трудно находиться в любом религиозном сооружении, пускай даже и чуждой его национальности конфессии, компромиссные пути для сотрудничества находились. Все решала давняя дружба Никиты Григорьевича с князем Харбина. Шао-линьское умение, помноженное на силу и скорость «немертвого», давало жуткую смесь. Телохранителей Прозоровского побаивались даже таллинские головорезы Григория Лукьяновича.
        Увиденного мною оказалось достаточно, чтобы понять - Князь Москвы напуган. Что-то недоброе творится в Первопрестольной. Связано ли это с появлениями фейри или интригами среди местных кровных братьев, я не знал, а Князь Никита пояснить не соизволил, ограничившись очень короткой и сухой беседой. Среди его свиты тоже витало какое-то непонятное напряжение, грозящее выплеснуться, самое малое, скандалом, а худшем случае - междоусобицей.
        Памятуя об этом, я подавил желание прогуляться по ночному Китай-городу и остаток ночи просидел в номере. Збышек, удивленный и даже слегка озабоченный моим смирным поведением, стучал по клавиатуре ноутбука, подключившись к гостиничной сети.
        - Я так и знал! - вдруг хлопнул он себя по лбу. - В Москве начинается эпидемия!
        - Чума, оспа, холера? - лениво поинтересовался я. Одно из преимуществ кровных братьев - полная невосприимчивость к болезням - делает нас циничными, когда речь заходит о людских недугах.
        - Собачий грипп.
        - Какой-какой?!
        - Собачий, пан Анджей. В прошлом году был свиной. Пару лет тому назад - птичий. А сейчас болезнь назвали собачьим гриппом. Здесь, на форумах, пишут, что его разносят бродячие псы.
        - Бродячие псы разносят бешенство. Это всем известно.
        - Это было известно до этой зимы. Сразу после Рождества в московские больницы стали поступать люди с жалобами, похожими на испанку. Жар, ломота в костях, головная боль. Такие болезни обычны для этого времени года. Их пробовали лечить обычными методами - благо фармакологических компаний сейчас тьма-тьмущая. Но страждущим делалось только хуже. Через два-три дня наступала смерть. Необратимые изменения головного мозга врачи связывали со слишком большим жаром.
        - Что за изменения? - Я насторожился, памятуя о рассказе полковника Спицына.
        - Полное разжижение. Вместо мозгов - серая слизь, смешанная с кровью.
        - Слава Великой Тьме… А при чем тут собаки?
        - Да вовсе ни при чем, как по моему мнению. Бродячих псов в городе всегда хватало. Ну а сейчас кое-кто заметил, что участились случаи нападения собак на прохожих. Большие косматые псы…
        - Да?
        - Свидетельства очевидцев, пан Анджей.
        - Тебе ничего не напоминает?
        - Напоминает, - вздохнул Збышек. - Но прямых ведь доказательств нет. Если в Москве засилье фейри, то почему все видят только бист вилаха? А где же боггарты и луэ, спригганы и оркулли, броллаханы и лепрехуны? Впрочем, боуги…
        - А ты серьезно поднаторел в кельтской мифологии, - я позволил себе улыбнуться.
        - Я старался, - невозмутимо ответил слуга. - Кто-то же должен разгадать эту загадку, если князья предпочитают прятаться и дрожать.
        Его слова мне не понравились, и я даже хотел рассердиться, отругав, как следует, наглеца, но потом передумал. Ведь в чем-то Збышек прав. Неужели тревожных предзнаменований мало, чтобы собрать Совет России? Почему Прозоровский отмалчивается, Амвросий прячется, а остальные князья ведут себя как ни в чем не бывало?
        - Что ты там про боуги говорил?
        - Этот фейри тоже принимает облик пса. И вообще, если верить интернет-сайтам, в собак оборачивается каждый второй из племени фейри. Как доброжелательные к людям, так и не очень. А теперь я, с вашего позволения, продолжу поиски.
        Он поклонился и, повернувшись ко мне спиной, вновь уткнулся в экран ноутбука.
        Я чувствовал усталость и, как следствие, сонливость. Надо было перед вылетом из Киева напиться крови. Чего проще? Смотался бы к Семену на Троещину… Просить разрешения на охоту у князя Никиты мне не хотелось. Неизвестно, чем дело обернется.
        Очнувшись утром от забытья без сновидений, я вспомнил о визитке полковника ФСБ. Хорошо было бы спросить его мнение об эпидемии. По словам Збышека, она нарастала лавинообразно. Люди отказывались выходить на службу, просто избегали появляться в толпе, мешками раскупали какие-то шарлатанские снадобья, которые тут же начали предлагать им аптекари, надевали на лица марлевые повязки и забивали ноздри гадостной мазью. Кое-кто, правда, считал, что водка перебивает любую заразу. Эти попросту напивались каждый день до полусмерти. Но, несмотря ни на что, жизнь в городе не останавливалась. Невольно я припомнил эпидемию свиного гриппа в своем родном Киеве… Амвросий тогда опасался, что начнется исход из города, как в Лондоне в тысяча шестьсот шестьдесят пятом. В тот год погибла Агнешка…
        Отгоняя мрачные мысли, я вскочил и позвал Збышека.
        К нашему с ним глубокому прискорбию, визитка пропала. Мы честно старались, обыскивая все карманы моих пиджаков, жилетов, брюк и халатов, упакованных еще в Киеве. Картонный прямоугольник словно в воду канул. Мог ли я забыть его где-то дома? Или оставил у Амвросия? Запросто…
        В сердцах я даже накричал на Збышека, обвиняя слугу в разгильдяйстве. Как будто он хранил визитную карточку или отвечал за нее. Мой помощник ничем не выказал обиды, за исключением того, что стал до противности вежливым и обращался ко мне подчеркнуто официально. Но тем не менее с клиентом созвонился, назначив встречу на двадцать три часа. Не так уж поздно, по московским меркам.
        И снова шкафоподобный Витек привез меня на дорогущем лимузине на Рублевку. Снова Валентин Валентинович встречал меня в шикарной гостиной, обошедшейся ему не в одну сотню тысяч долларов. Коллекционер улыбался и весь подрагивал от нетерпения - волнение прорывалось даже сквозь его носорожью шкуру дельца. Нет, он как обычно предложил мне коньяк, кофе, китайский чай, анисовую водку, апельсиновый сок, но сегодня, казалось, обрадовался вежливому отказу. Развел руками, словно хотел сказать: «Ну на нет и суда нет!» - и позвал в зал, где хранил экспонаты.
        На ходу миллионер аж вздрагивал, словно боевой конь, почуявший сражение.
        Вновь я ощутил эстетическое удовольствие от изысканного убранства - позолоченных шпалер и ореховых панелей, бордового ковра под ногами (похоже, самого настоящего персидского), ламп, стилизованных под старинные канделябры, висящих на стенах мечей, сабель, кинжалов. Вполне допускаю, что Валентин Валентинович ничегошеньки не смыслил в холодном оружии, хоть и любил его трепетно, но его вкус мне определенно нравился. Или вкус того дизайнера - так эта профессия, кажется, называется? - который оформлял его дворец, не побоюсь этого слова. Посещая московского коллекционера, я словно окунался в давно минувшую эпоху князей, герцогов и графов. Признаюсь честно, нынешняя жизнь с ее стремительностью, практичным минимализмом и оснащенностью последними новинками техники доставляла мне куда меньше радости, чем прежняя - неторопливая, но исполненная достоинства.
        Слегка подпрыгивая при каждом шаге от нетерпения, мой клиент приблизился к столу, с которого начиналась жизнь всех покупаемых им экспонатов. Когда он взялся обеими руками за тонкое покрывало, пальцы его била крупная дрожь. Наверное, с таким чувством скупой рыцарь открывал свои сундуки.
        На сей раз, по особому случаю очевидно, столешницу устилал отрез черного бархата. А на нем лежал… Нет, не лежал. Это слишком простое и обыденное слово. Оно не применимо к мечу, который я увидел. На бархате покоился меч. Старый - с первого взгляда заметно. Но он не гнил в земле, не тонул в болоте, не валялся в грязи. Нет, он проспал те восемь или девять веков, что были ему отмерены после выхода на покой, либо в королевской сокровищнице, либо в усыпальнице вместе с останками последнего хозяина - вне всякого сомнения, великого и знаменитого человека. И вот теперь загребущие руки какого-то черного археолога вытащили его на свет, чтобы передать заботливым, хотя от этого не менее жадным, лапкам Валентина Валентиновича, простого московского миллионера.
        - Ну, что скажете, Анджей? - вкрадчиво поинтересовался коллекционер. В его голосе звучала такая гордость, будто он в одночасье завладел всеми банками мира, включая те, что контролируемы кровными братьями и Ковеном.
        Я подошел на пару шагов, ощущая льющуюся от меча силу. Словно воздух уплотнялся перед моим лицом, встречая меня упругой волной. А после, когда прибавилось легкое головокружение, я понял - клинок освящен или хранился в церкви. А может быть, и то и другое вместе взятое. Во всяком случае, приближаться к нему я не мог бы без неприятных ощущений для моей «немертвой» сущности. Пришлось осматривать меч издалека.
        Варяжский или русский. Это видно по прямому клинку, слегка сужающемуся к закругленному концу.
        Дол, который сейчас часто по недоразумению называют кровостоком, неглубокий, едва заметный. Совершенно верно - оружие предназначено для рубки, а не для уколов. Чай, не шпага мушкетерская. Нет необходимости переносить баланс ближе к рукояти.
        Эфес незамысловатый. Что называется, просто и со вкусом. Крестовина лишь слегка изогнута, украшена гравировкой без каких бы то ни было драгоценных камней, позолоты или серебрения. Гравировка прочернена, чтобы подчеркнуть рисунок, и не более того. Противовес - шар со спиральным рисунком. Сама рукоять обвита кожаным ремешком, прекрасно сохранившимся, что подтверждало мое первоначальное предположение о хранении меча в сухом месте.
        И сталь неплохая. Благородного серо-голубого цвета.
        Но вот…
        Примерно на половине длины клинок наискось перечеркивала трещина.
        - Сломанный меч… - прошептал я.
        - Сломанный меч? Название красивое, но, боюсь, не вполне правильное, - проворковал сбоку Валентин Валентинович. - Вы можете идентифицировать этот меч? А «сломанный меч» оставим писателям-фантастам.
        Я продолжал рассматривать оружие, все больше и больше убеждаясь, что оно мне не по зубам. И не потому, что мною прочитано мало научных статей, монографий, справочников, иллюстрированных каталогов, мало я провел времени в запасниках музеев, хранилищах и экспозициях в разных странах мира. А потому, что на выставках этот меч не появлялся, и упоминаний о нем в книгах и альбомах не было тоже. Так что мне осталось лишь строить предположения - не слишком-то это добавит авторитета.
        - Я датирую изготовление меча одиннадцатым или двенадцатым веком. Выковали его либо в Северной Европе, либо на Руси. Возможно, в Литве или Польше, но, скорее всего, на Руси. Думаю, меч принадлежал знатному человеку. Князю или даже великому князю…
        Внезапная боль скрутила мне внутренности в тугой узел. Будто святой воды хлебнул или серебряный кинжал в живот воткнули. Неужели из-за меча?
        Но в следующий миг я уже разобрался в своих ощущениях. Мы, вампиры, чувствуем состояние своих слуг крови. Знаем, когда они радуются, а когда грустят, когда переживают, а когда спят спокойно. Не случайно я чувствовал тревогу Збышека, если увлекался опасными авантюрами. А сейчас моего слугу попросту убивали. Его боль не могла не передаться мне.
        - Что с вами, Анджей? - участливо, но с ноткой раздражения спросил Валентин Валентинович.
        Слова доносились почему-то сверху.
        Я с удивлением обнаружил, что стою на четвереньках.
        Кишки продолжало скручивать в тугой узел и разрывать на клочки.
        - Мне не по себе, - отвечал я, с трудом поднимаясь. - Простите меня, пожалуйста, я должен идти.
        Боль не утихала, а значит, Збышек еще жил. Страдал, но жил. Возможно, я успею его спасти.
        - Если желаете, я приглашу своего личного врача, - предложил коллекционер. - Но я хочу, чтобы вы завершили экспертизу.
        - Я прошу извинить меня, - повторился, пошатываясь и делая шаг к выходу, - но я должен идти. Объяснения потом.
        - Мне не нужны никакие объяснения, - миллионер преобразился на глазах, будто по мановению волшебной палочки. Радушный хозяин, добрый и слегка простоватый любитель старины, вдруг стал опасным хищником, готовым убить, не задумываясь, только лишь потому, что его волю отказались выполнять. Ну или отдать приказ на убийство. - У нас с вами договор. Я плачу деньги, и немалые. Поэтому хочу, чтобы вы выполняли свою часть договора.
        - Плевать мне на ваши деньги, - впервые с начала знакомства я говорил с ним искреннее, чему, несмотря на тяжесть и неопределенность ситуации, несказанно обрадовался. И отчеканил: - Я. Должен. Уйти.
        Сделал второй шаг.
        Боль медленно стихала. Возможно, вампирская натура, справляющаяся с любой хворобой, брала верх, а возможно, жизнь покидала моего слугу и неизменного спутника.
        Валентин Валентинович засуетился. Он привык, когда ему подчиняются. Его слово - закон. Его воля - заповедь со скрижали Моисеевой. Деньги и власть убедили его в собственном величии. Всесилие, пусть даже оно зиждется на такой зыбкой основе, как банковский счет и успешный бизнес, развращает.
        Мне почти удалось добраться до выхода, но тут клиент, отчаянно хрюкнув, отважно загородил двери пухлым тельцем.
        - Стой на месте, ублюдок польский! Да я тебя с дерьмом смешаю, мразь!
        Храбрец! Я бы сказал, безрассудный храбрец.
        Даже в нынешнем своем состоянии, скрученный адскими муками, я мог бы сломать ему хребет легким движением руки. Мог бы вырвать пальцами глотку и вышвырнуть в форточку. Мог бы наступить на одну ногу и, дернув за вторую, разорвать пополам…
        Но я никогда не убивал людей без нужды. Только ради пропитания или защищаясь.
        Голода я не испытывал. Серьезной угрозы этот вставший на задние лапы байбак[34 - Сурок (укр.).] не представлял.
        - Пошел прочь… - прошипел я, из последних сил сдерживаясь, чтобы не пугнуть его клыками. Зачем? Может быть, он одумается, и мы еще будем сотрудничать долгие годы?
        - Я тебя в асфальт закатаю, умник хренов! - взвыл миллионер дурным голосом, стараясь не столько запугать меня, как привлечь внимание охраны.
        - С дороги, червяк! - Схватив его за рукав дорогого халата, я отправил преуспевающего бизнесмена кувырком в угол. Оставалось надеяться, что он ничего не сломает по дороге. Я имею в виду шею или ногу.
        Распахнув двери, я вывалился в гостиную.
        Страдания Збышека больше не терзали мое нутро, отдаваясь тупой ноющей болью.
        Успеть бы!
        - Эй! Ты чего это?
        Широченная фигура Витька возникла передо мной, перегораживая выход.
        Глава десятая
        Збышек
        Телохранитель явно спешил на зов хозяина, но удивился, увидев меня.
        - Ты… это… - оторопело промычал он.
        Позади хлопнула о стену резная дверь, мгновением спустя о пол с треском ударилась рухнувшая картина. По-моему, подлинник работы Шишкина.
        - Держи его! - зло каркнул Валентин Валентинович.
        Витек попытался сграбастать меня за рукав. Двигался он на удивление быстро для своего телосложения. Но недостаточно быстро, чтобы поймать вампира. Я шагнул в сторону, и грузная туша пролетела мимо.
        Вот и прихожая - лестница из мореного дуба, балясины и перила покрыты золоченым узором. Внизу озирались еще два охранника. Один с полицейской дубинкой, а второй прижимал к уху какое-то переговорное устройство с подрагивающей антенной.
        Ничего. Прорвемся.
        Я преодолел ступени в два прыжка. Телохранители российского нувориша так спешили мне навстречу, что столкнулись у меня за спиной.
        - Дорогу, ушлёпки!
        О! А это уже Витек оправился от пережитой неудачи.
        - Стой, козел! - заорал он мне.
        - Уйдет - всех уволю! - подал голос Валентин Валентинович, благоразумно остававшийся в гостиной. Видно, чуял - дело запахло жареным.
        - Стой, пидор! - Витек так топал по лестнице, что мне на миг стало ее жаль.
        Только зря он меня оскорбил. Гомосексуальность не приветствуется в среде кровных братьев. По крайней мере у мужской ее половины. А я к тому же воспитан в традициях польской шляхты, а не, скажем, западноевропейской культурной богемы.
        Я остановился, как он и просил. Повернулся, с улыбкой ожидая приближения верного пса, науськанного господином.
        Огромный кулак устремился мне в лицо. Хороший, поставленный удар профессионала. Я принял его в основание ладони.
        Хрустнула кость.
        Витек крякнул и отпрянул.
        Сердце ему, что ли, вырвать?
        Но я не убивал людей без нужды…
        Телохранитель, к его чести, не сдался и попытался достать меня левой рукой.
        Перехватив его запястье, я вывернул руку здоровяка и легонько стукнул ребром ладони по напряженному локтю. Пинком отправил Витька под ноги второму охраннику, который бросил рацию и лихорадочно шарил за пазухой. Я знал, что обычно люди носят в подмышечной кобуре, и решил уходить. Пули не причинят мне особого вреда, если они не серебряные, но испортят одежду, и восстановление после раны потребует сил, а они мне сейчас очень нужны.
        Если бы третий охранник не вспомнил детство, съехав по перилам, и не кинулся на меня с дубинкой, он остался бы жить, как и Витек. Второпях я не рассчитал силы, и удар отбросил человека на стену, по которой он сполз подобно тряпичной кукле.
        А я уже выбегал на мороз, не дожидаясь, когда уцелевший начнет стрельбу.
        Две тени, чернее самой Великой Тьмы, метнулись ко мне из ночи.
        А я и не знал, что усадьбу Валентина Валентиновича охраняют ротвейлеры. Наверное, их запирали, когда я приезжал.
        Лобастые псы с оскаленными пастями под моим взглядом вдруг расхотели нападать. Первый, покрупнее - должно быть, кобель, - остановился, тормозя по снегу всеми четырьмя лапами так резко, что сука врезалась в него. Они покатились кувырком, поскуливая, словно наказанные щенки, и, вскочив, скрылись за ёлками, понуро опустив головы.
        До кованых ворот я добежал, не касаясь земли. В трудном положении мне не нужно прилагать усилий, чтобы левитировать, - все получается само собой. Перемахнул железные штыри, заостренные наподобие пехотных пик, и замер, только сейчас осознав, что сюда-то меня привез Витек, корчащийся в прихожей со сломанными руками. А отсюда?
        Таксисты по Рублевке не шастают. Это престижный район, населенный обеспеченными людьми, у каждого из которых не один и не два автомобиля. Да и личные водители имеются, если выпил лишку и за руль садиться страшно.
        Вызвать по телефону, который всучил мне Збышек? Но я же совершенно не умею пользоваться мобильным, в отличие от слуги крови.
        Какие кнопки нажимать?
        Я тупо уставился на черный металлический корпус с засветившимся от прикосновения экраном.
        «Теперь нажмите *».
        Ну и где эта «звездочка»?
        Громкий хлопок прорезал воздух. Я сразу и не понял, что это выстрел.
        Очевидно, стреляли в воздух. Так, для острастки. Но скоро начнут и по мне.
        Во дворе слышались голоса.
        - Sto diablоw![35 - Сто чертей! (Польск.)] - Я размахнулся, твердо намереваясь отправить бесполезный мобильник в сугроб на обочине.
        Приземистый автомобиль серебристо-серого цвета с визгом вывернул из-за угла и остановился рядом со мной. Призывно распахнулась дверца.
        Нет, так не бывает… Кажется, этот прием называется «рояль в кустах» и используется в дешевых романах и слабых кинофильмах, когда-то объясняла Жозефина. Но, с другой стороны, охрана миллионера сейчас перейдет в наступление, а очередь в голову из «калашникова», как совершенно справедливо отметил Амвросий, укладывает даже высшего вампира не хуже, чем осиновый кол.
        - Не раздумывайте, Андрей Михайлович! - послышался из салона знакомый голос. - И трубку в карман суньте…
        Когда я, на ходу захлопывая дверь, прыжком оказался на сиденье, полковник ФСБ с улыбкой закончил фразу:
        - …нечего дорогими вещами разбрасываться.
        Мотор взревел, из-под шипованных шин вылетело снежное крошево.
        - Куда? - как заправский таксист, поинтересовался Олег Иванович.
        - В «Метрополь», - выдохнул я и запоздало добавил: - Спасибо.
        - Не за что. Работа такая.
        - Как вы узнали, где я нахожусь?
        Он пожал плечами:
        - Ну я же сказал про работу.
        В моей душе шевельнулись нехорошие подозрения.
        - Вы следите за мной?
        - Да зачем мне следить? - Автомобиль выскочил на шоссе, и полковник немного расслабился, откинувшись на спинку водительского кресла. - Я и без слежки знаю, куда вы отправитесь на второй день после появления в Москве.
        - А в первый?
        - Это не интересует ни ФСБ, ни УБЭП. Никита Григорьевич Прозоровский, конечно, экстравагантный тип, и гости к нему являются все как один неординарные. Но у него нет трений с законом. Абсолютно чист… Послушайте, Андрей Михайлович, - он посмотрел в зеркальце заднего вида, - погони не предвидится, как вы считаете?
        Настал мой черед пожимать плечами:
        - Откуда мне знать? - И добавил: - А что, этот коллекционер, Валентин Валентинович, имеет нелады с законом?
        - Кто из наших бизнесменов их не имеет? - невесело усмехнулся эфэсбэшник, выворачивая на Кутузовский проспект. - Эпоха первичного накопления капитала, она без криминала не обходится. Это их дети будут ангелочками, с оксфордскими да гарвардскими дипломами… А Валентин наш Валентинович делал себе деньги на черном металле и нефти. Конкурентов не заказывал. Последние лет пятнадцать, по крайней мере. На благотворительность отстегивал исправно. Даже с Борисом Николаевичем время от времени на теннисном корте общался.
        - Вот только с черными археологами связался зря, так? - заметил я.
        - Какими черными археологами? А! Это те ребята, что ему старинные железки таскали? - Олег Иванович рассмеялся. - Такого человека, как он, на этом не прищучишь. Даже если вы показания дадите.
        - Оно мне нужно?
        - А я про что? Им по другому поводу заинтересовались. Не надо оружие поставлять кому не надо.
        - Мне это неинтересно, - я покачал головой.
        - Правильно. Меньше знаешь, крепче спишь. И дольше живешь. Но я бы все равно вам не рассказал бы. Служебная тайна.
        - Понимаю. Только при чем тут ваш отдел? Разве торговля оружием - паранормальное явление?
        - Довольно нормальное, я бы сказал, по нашей жизни. Просто мне ребята, которые за его особняком слежку ведут, сообщили, что вас видели. Их еще Юра просил… - Полковник вздохнул.
        - Надеюсь, вы не думаете, что я поставками оружия занимаюсь?
        - Упаси Боже! - Меня слегка передернуло от его слов. - Просто я хотел поговорить с вами обо всех этих зверях, которые по Москве бродят. Позвонил в номер «Метрополя», ваш спутник ответил, что вас нет. Вот я и поехал на Рублевку. Скажете - зря?
        - Не зря. - Я посмотрел на ночную дорогу, время от времени прорезаемую вспышками фар встречных автомобилей, прислушался к себе. Боль отступала, оставляя за собой тошноту и головокружение. Збышек умирал. - А можно быстрее?
        - Что вы такого натворили в доме Пешкина?
        - Пешкин - это кто?
        - Валентин Валентинович наш дорогой.
        - Ничего. Одному охраннику сломал обе руки, а второго, кажется, убил. Быстрее вы можете? Мне очень в «Метрополь» нужно.
        Спицын присвистнул. Кажется, слегка прибавил скорости.
        - Мне будет нелегко вас отмазать.
        - Что сделать?
        - Если Пешкин подаст официальный иск в суд, вас могут арестовать. Инкриминируют попытку ограбления - у него десяток свидетелей найдется, что вы к нему в дом через форточку забрались, а собак отравили.
        - А если он не захочет через суд?
        - Тогда проще, с одной стороны. Пришлет «братков» разобраться, в «Метрополь» их не пустят, а уж по дороге в аэропорт мы вас как-нибудь прикроем.
        «Не пустят „братков“ в гостиницу, говоришь», - подумал я и замолчал, мучительно размышляя - сказать или не сказать ему?
        Наконец решился:
        - Моего слугу сейчас убивают в номере «Метрополя».
        Автомобиль вильнул по дороге, но на лице полковника не дрогнул ни один мускул.
        - Откуда вы знаете? - сказал он и торопливо добавил: - Поймите меня правильно - я видел, в каких вы отношениях с мобильным телефоном.
        - Почувствовал.
        Спицын замолчал. На этот раз надолго.
        - Я могу чем-то помочь? - медленно, словно подбирая правильные слова, спросил эфэсбэшник.
        - Вы уже помогаете.
        - Ага… Спасибо. Скажите, Андрей Михайлович, а это… ну то, что происходит в «Метрополе»… как-то связано с вашей ссорой с Пешкиным?
        - Не знаю. Но очень хочу узнать.
        - И что вы тогда предпримете?
        - Я вырву ему сердце, - моя терпимость не распространялась на людей, злоумышляющих против меня и ближайших друзей.
        Он посмотрел на меня оценивающе.
        - Вы - страшный человек.
        Я молчал.
        - Или все-таки не человек? - осторожно добавил полковник.
        - Вам это знать обязательно? - Я позволил легкую ухмылку, но офицер госбезопасности поёжился.
        - Вообще-то хотелось бы. Помните, где я работаю?
        - Хорошо помню. И не уверен, могу ли доверять вам до конца.
        - То есть?
        - Где гарантия, что в «Метрополе» сейчас на ваши люди?
        Спицын хмыкнул.
        - Все правильно… ФСБ - преемник НКВД. Страшилка для просвещенной Европы. Украина - европейское государство, не так ли?
        - Для меня Россия осталась в границах семнадцатого года, если вам это интересно знать.
        - Для меня тоже, - кивнул он. - Если вам это о чем-то говорит.
        - Ни о чем. Я веду замкнутый образ жизни.
        - Это я заметил.
        - Так как насчет агентов ФСБ? Это они сейчас со Збышеком?
        - Нет. Понимаю, что вы можете мне не верить. Даже если бы там были мои люди, после ваших слов о вырванном сердце я бы соврал. Хотите, поклянусь честью офицера?
        - Хочу.
        - Клянусь.
        - Я вам верю, Олег Иванович.
        - Вы идеалист, Андрей Михайлович. Ведь вы совсем меня не знаете.
        - Я - рыцарь. А рыцарям свойственно быть идеалистами.
        Он только головой покачал. Возможно, подумал, что оказался в одном автомобиле с сумасшедшим маньяком. Люди с расстроенной психикой, я как-то читал, часто верят в то, что они Наполеоны, Гитлеры, Ричарды Львиное Сердце или Иисусы Навины. И запросто могут вообразить, что способны голыми руками вырвать сердце у соплеменника. Но я ведь мог это сделать на самом деле. Даже не прилагая значительных усилий.
        Спицын уверенно вел авто по московским улицами, то и дело сворачивая с прямого пути, но лишь для того, чтобы объехать очередную пробку. Он спешил. Наверное, искренне хотел помочь. Но я знал, что уже поздно. Осклизлый, шевелящийся комок тошноты, словно обезумевший спрут, ворочавшийся пониже грудины, ясно говорил - Збышека больше нет. У меня никогда не было птенцов, но, говорят, в случае смерти одного из них возникают ощущения еще более мерзкие. Когда уходит в Великую Тьму обративший тебя Мастер, тяжелее во сто крат. После развоплощения пана Мжислава Ястжембицого я едва не отправился следом за ним…
        Вот и залитые огнями витрин и неоновым светом бесчисленных вывесок центральные улицы. Промелькнула квадрига Аполлона на фронтоне Большого - когда-то я слушал здесь Федора Шаляпина на премьере «Псковитянки»…
        А вот и «Метрополь». Успели минут за двадцать - отличный результат. Принцесса Грёза глядела как-то очень уж недобро.
        Я выскочил из автомобиля.
        - Погодите! Я с вами!
        Спицын устремился следом, замешкавшись лишь на мгновение.
        - Это не ваш бой, - бросил я через плечо.
        - Возможно, - полковник не отставал. - Но я, наверное, тоже был рыцарем. В прошлой жизни.
        Мы вбежали на крыльцо, пронеслись мимо выпучившего глаза швейцара и ворвались в роскошный холл. Два охранника - крепкие ребята, но до Витька все же далеко - быстрым шагом направились мне навстречу, но под взглядом эфэсбэшника сникли и остановились. Первый сделал вид, что поправляет дубинку на поясе, второй заинтересованно принялся разглядывать раскидистую финиковую пальму в кадке. Все-таки и от русских спецслужб есть польза.
        Около лифта мигала красная кнопка. В глубине шахты что-то сдержанно гудело.
        - По лестнице! - крикнул я.
        Помчался, перешагивая через пять-шесть ступенек.
        Спицын пыхтел сзади, бормоча под нос:
        - Антон Городецкий нашелся, блин…
        Конечно, у полковников спортивная подготовка уже не та, что у лейтенантов. И годы свое берут. Это надо мной они не властны.
        Ведомый яростью и жаждой мести, я опередил спутника на целый пролет. Вовремя увидел, как стоящий у двери моего номера человек поднимает руку, и разглядел вороненый ствол.
        Не на того напал, червь!
        Мой прыжок удался на славу.
        Человек успел нажать на курок, но я, оттолкнувшись ногой от панели, перелетел к противоположной стене и обрушился на него почти с потолка.
        Кулаком по затылку!
        Основание черепа хрустнуло под моими костяшками. Бандит рухнул кулем.
        - Радикально… - прокомментировал мои действия Олег Иванович. Похоже, он утратил способность удивляться.
        Я толкнул дверь. Заперто.
        Ногой рядом с замком!
        С грохотом и треском я влетел в номер.
        Во имя Великой Тьмы! Они ждали меня.
        Один из людей в масках выпустил навстречу моему прыжку очередь из пистолета-пулемета, напоминавшего чешский «Скорпион»[36 - Vz. 61 «Скорпион» - чешский пистолет-пулемёт, который был принят на вооружение в 1961году. Маленькие габариты и возможность скрытного ношения сделали его популярным среди террористов.]. От большей части пуль мне удалось увернуться, но я ощутил три тупых, сильных толчка. Два - правое плечо, один - локоть.
        Еще двое атаковали с узкими кинжалами. Плавно сбегающие к острию лезвия испускали голубоватое сияние. Серебро! Они знали, с кем встретятся.
        Знали, но подготовились все равно из рук вон плохо. Мелькнувшую было мысль о засаде Ордена Охотников, решивших нарушить давнишнее перемирие, я отмел сразу. Те не стали бы полагаться на финты и всякие красивости, стремясь убить вампира. Здесь важна лишь скорость. Скорость, и ничего, кроме скорости.
        Я проскочил мимо того, который был чуть повыше ростом, будто он стоял на месте. Правая рука висела плетью, но мне хватило левой. Выпрямленные и сжатые пальцы вошли человеку под ребра. Осталось только сжать ладонь и рвануть на себя.
        Он душераздирающе заорал, бросил оружие.
        Слева появился еще один стрелок. С автоматическим пистолетом от «Хеклера и Коха».[37 - Heckler & Koch GmbH - германская компания по производству стрелкового оружия, основанная в 1949году. Один из ведущих поставщиков армии и полиции Германии и других стран мира.]
        Я швырнул парня с кинжалом на него.
        Услышал, что автоматчик дал еще одну очередь.
        И снова пострадало правое плечо. Пули раздробили кость. Боли я не чувствовал. Только злость. Хорошо, что бандиты не догадались использовать пули с серебряным покрытием вместо тефлонового. А скорее всего, поленились изготовить - серийно-то оружие против вампиров не выпускается.
        Плевать! Пусть постреляет!
        Вот и второй со стилетом.
        Пропустив серебряное лезвие на волосок от щеки, я поймал человека за горло, пальцами сломал трахею и вырвал ее. Надежнее способа убийства я не знаю. Ну разве что взаправду вырвать сердце.
        И тут послышались выстрелы от двери.
        Кто-то зашел с тыла?
        Я не стал падать на паркет - этого всегда ожидают. Напротив, подпрыгнул вверх, пробив кулаком подвесной потолок, и повис, схватившись то ли за арматуру, то ли за электропровод.
        Стрелял Олег Иванович.
        Он держал пистолет двумя руками, прищурившись, словно в тире, и бил на поражение.
        Головорез со «Скорпионом» рухнул навзничь, подарив последнюю очередь ни в чем не повинной люстре. Посыпались осколки стекла, брызнули искры. Свет погас.
        Я бесшумно спрыгнул на пол.
        - Вы живы, Андрей Михайлович? - негромко проговорил полковник.
        - Сложный вопрос. Двигаться могу. И мыслю…
        - И шутите. Значит, живы.
        - Что со мной сделается?
        На полу кто-то копошился. Кажется, пытался уползти в сторону ванной комнаты.
        Подонок явно не догадывался о моем ночном зрении на зависть всем котам и совам.
        Рывком я поднял его и, удерживая за шиворот, впился зубами в шею. Жизненная сила хлынула в меня живительным потоком, заполняя все естество. А не нужно было стрелять. Получив пять пуль почти в упор, я остро нуждался в подпитке.
        - Андрей Михайлович… - осторожно позвал Спицын. - Что там у вас?
        Отшвырнув безжизненное тело - в кои-то веки приходится нарушать законы кровных братьев? - я ответил:
        - Все в порядке. Сейчас включу свет.
        Кроме безжалостно уничтоженной люстры, гостиную моего номера освещали два бра, расположенные над креслами. Найти выключатель не составило ни малейшего труда.
        Полковник осмотрел картину побоища. Деловито, но не без брезгливости.
        А я не мог видеть никого, кроме Збышека.
        Тело моего слуги лежало посреди комнаты, привязанное к стулу. Когда началась заваруха, его, по всей видимости, опрокинули на пол. Хорошо, что я не разглядел его в первый миг, когда ворвался в номер. Иначе я разорвал бы их на куски голыми руками, а остатки скормил бродячим псам, даже если бы для этого пришлось тащить их на себе на окраину Москвы.
        На обнаженном до пояса теле виднелись следы ожогов, длинные порезы. На пальцах левой руки отсутствовали фаланги.
        - Вот сволочи… - прошипел полковник. - Его пытали?
        - Как видите, - ощущая полное опустошение, я уселся в кресло. Плечо и локоть невыносимо свербели - именно так начинается у нас регенерация.
        Олег Иванович внимательно оглядел все трупы, снимая с каждого маску, проверяя карманы. Попутно он на мгновение прижимал пальцы к горлу каждого в поисках пульса. Ну, конечно, кроме того, у которого я вырвал трахею.
        - Все мертвые, как дрова. Правда, еще теплые. - Эфэсбэшник подошел ко мне, присел напротив на корточки. - Довольно профессиональная работа. Личность установить не представляется возможным ни у кого. - Его взгляд остановился на моем прошитом пулями навылет жакете. - Крови совсем нет. Это что же получается… Значит, вы все-таки…
        - Да чего уж тут скрывать? - Я развел руками. Правая уже начинала слушаться, следовательно, связки почти срослись. - Я - не человек.
        - А если не секрет, кто же вы, Андрей Михайлович? Инопланетянин? Киборг? Андроид?
        - Вампир. Уж вы-то должны знать. Чай, не в отделе научной фантастики работаете.
        - Вампир? Вот уж не верил никогда…
        - А майор Семецкий?
        - А Юра верил. - Олег Иванович поднял с пола и покрутил в пальцах стилет с посеребренным лезвием. - Это на вас действует?
        - Действует, - кивнул я. - Важно успеть применить. Обычно мы не даем шанса.
        Наверное, он уловил нотку угрозы в моем голосе.
        - Я и не думал нападать.
        - Люди, удивленные или ошарашенные, часто совершают необдуманные поступки.
        - Ну удивить меня давно уже сложно. Я вот почему спросил. Если они брали с собой оружие, покрытое серебром, то, возможно, охотились на вас?
        - Чтобы охотиться на меня, они слабо подготовились. Поверьте, мне доводилось сталкиваться с инквизиторами и профессиональными охотниками на вампиров.
        - Значит, серебро брали на всякий случай.
        - Может быть.
        - И зачем-то пытали вашего слугу. Как его зовут… звали?
        - Збышеком.
        - Польское имя.
        - Я тоже предпочитаю, чтобы меня звали Анджеем.
        - Да? Хорошо. Я запомнил. Можете звать меня просто Олегом.
        - Спасибо.
        - Не за что. Мы теперь, похоже, в одной лодке. Слушайте меня внимательно, Анджей, - полковник заговорил быстро и деловито: - Выстрелы наверняка слышали. Времени у нас немного. Самое большее - полчаса. А может, и минут пятнадцать. Скоро здесь будет полно полиции, а с ними и репортеров. Слушайте меня внимательно и запоминайте. Всех этих людей убил я. Вы проходите по одному из дел ФСБ как свидетель. Явились в Москву для дачи показаний. Эти люди - мафия.
        - Сицилийская? - Я невесело усмехнулся.
        - Московская. И поверьте, Анджей, она пострашнее любой итальянской или американской будет. Продолжаю излагать легенду. Они ворвались сюда, когда вы были у меня в управлении. Нет, так не годится… Повестки-то я вам не выписывал. Значит, мы встретились на нейтральной территории. Вы передавали мне информацию, связанную с международным наркокартелем. Бандиты ворвались в номер потому, что хотели вас убрать. Нашли лишь вашего компаньона. Пытали его, чтобы он выдал, где вы скрываетесь. Но он успел подать вам сигнал тревоги. Скажем, сбросил сообщение на мобильный. Конечно, если они захотят, то смогут проверить, но для нас главное заморочить им головы. Пусть сыскари занимаются трупами, я вас увезу.
        - Зачем?
        - Что «зачем»? - округлил глаза он.
        - Зачем вы мне помогаете? Разве людям свойственно помогать вампирам?
        Спицын потер подбородок.
        - Наверное, не свойственно. Или вы меня заразили своей экстравагантностью…
        - А если честно?
        - Честно? Я опытный офицер. Отдал службе в госбезопасности двадцать лет. Я чувствую, хотя и не могу доказать, что вокруг вас стягиваются непростые узелки. Вы слышали о собачьем гриппе?
        - Читал.
        - Я просто уверен, что они связаны с тем зверем, который набросился на вас и убил Юру. А начальство мне заявило, что я таким образом хочу изобразить бурную деятельность, показать, что не зря проедаю государственные деньги. Посоветовали взять отпуск и подлечить нервы. А смерть майора Семецкого списали на его собственную халатность.
        - Но вряд ли я чем-то смогу вам помочь. Я и сам-то ничего не знаю. Какие-то догадки, сомнения, подозрения…
        - Однако вы не выказали удивления, когда я связал эпидемию и появление странного зверя.
        - Я и сам пришел к такому же выводу.
        - Значит, мы поможем друг другу? Заметьте, Анджей, я не призываю вас работать в паре. Просто обмениваться время от времени информацией.
        - А чем я смогу вам помочь? Я не знаю, как появление фейри изменяет наш мир.
        - Фейри?
        - Тот зверь… Это на самом деле - выходец из другого мира. Он существует рядом с нашим.
        - Параллельный?
        - Можно так говорить, хотя термины геометрии неприменимы к таким понятиям, как многообразие миров. Понимаете, Олег, я раньше не слишком интересовался ими. Так… Что-то слышал здесь, что-то там. Но я знаю, что прорыв фейри в наш мир редко приводил к добру. Подробнее следует расспросить моих старших соплеменников.
        - Старших? Ну да… Простите, Анджей, а если не секрет, сколько вам лет?
        - Не секрет, - я помял плечо через одежду. Раны, оставленные пулями, полностью затянулись. Даже следов не осталось. - Просто у нас не принято обсуждать возраст друг друга.
        - Простите, ради бога… - Он заметил, что меня передернуло, и еще раз извинился. - Извините, не хотел.
        - Вам простительно. По секрету - в прошлом году исполнилось шестьсот лет, как я умер для мира людей.
        Полковник присвистнул:
        - Ничего себе! А те, кто старше вас…
        - Это не мои секреты.
        - Да. Я понимаю.
        - Вы лучше скажите… - Я поднялся с кресла, сбросил безнадежно испорченный жакет. Надо было бы переодеться, чтобы не вызывать лишних вопросов. - Скажите, Олег, удастся обойтись без задержания, подписки о невыезде и так далее?
        - Когда у вас билеты на самолет?
        - Должны быть на завтра.
        - Я сам провожу вас в «Шереметьево».
        - Спасибо, - я протянул полковнику ладонь, которую тот пожал после секундного колебания. Пожал и даже не поморщился. - А сегодня, когда все закончится, отвезете меня по адресу, который я назову?
        - Я понимаю - вам от солнца нужно прятаться. Хотите, у меня пересидите. Я - один живу. Соседи не любопытные.
        - Не надо приглашать вампира в гости. Мы еще плохо друг друга знаем для доверительных отношений, не так ли?
        Спицын побледнел, сглотнул подступивший к горлу комок, но кивнул:
        - Как скажете.
        В гостиничном коридоре загрохотали сапоги, а через мгновение в номер ворвался ОМОН в бронежилетах и с укороченными автоматами на изготовку.
        Глава одиннадцатая
        Поэтический турнир
        Год 1447 от Рождества Христова
        Кровные браться, в отличие от людей, обращают слишком мало внимания на течение времени. Поначалу мне казалось удивительным, сколь неторопливо решаются важные дела, ведутся переговоры и встречи между влиятельными князьями. И лишь потом я сообразил - причиной всему, во-первых, бессмертие, а во-вторых, вынужденная необходимость бодрствовать лишь половину суток. Только самые старые и сильные вампиры просыпаются днем, но при этом вынуждены вести скрытное существование, опасаясь малейшего солнечного луча. А в те далекие годы я не мог никоим образом отнести себя к высшим вампирам. Едва оперившийся птенец, постигающий законы и обычаи сообщества, я забывался во сне без сновидений перед рассветом и поднимался с ложа лишь после заката. Вот тогда-то в краковских подземельях и начиналась развеселая жизнь.
        В гости к Лешко Белому съехались Мастера со всех концов Великой и Малой Польши, Мазовии и Померании, Силезии и Богемии. Кое-кто прибыл и из более отдаленных земель. Мне довелось познакомиться с выходцем из Пруссии - суровым рыжим парнем, который ворчливо жаловался на притеснения церковников. А через неделю повезло танцевать бранль[38 - Бранль - средневековый быстрый хороводный танец.] с хохотушкой-вампирессой из Далмации.
        Мы, молодые кровососы, как говорил пан Збигнев Вроцлавский, развлекались изо всех сил. Балы, где медленные величавые танцы, наподобие паваны[39 - Павана - парный средневековый танец, исполнявшийся в особо торжественных случаях.], сменялись искрометными хороводами, принятыми в среде пастухов или мастеровых. Состязания певцов и поэтов, где молодые вампиры исполняли канцоны и альбы, сонеты и баллады, как собственного сочинения, так и признанных мастеров изысканного слога. Философские диспуты и демонстрация алхимических опытов. Учебные схватки на мечах, секирах и просто голыми руками. Магические поединки, за которыми, впрочем, всегда присматривал кто-то из Мастеров, чтобы птенцы, поддавшись азарту, не зашли слишком далеко. Любители искусства вволю обсуждали картины итальянских и фламандских мастеров, бронзовые и мраморные скульптуры, собранные в многочисленных залах подземного дворца Лешко Пяста.
        Изредка старшие вампиры устраивали для собственного развлечения выезды, при этом каждый набирал свиту из молодых. Мы носились по лесам и полям, окружающим город Крака, весело хохоча, топтали крестьянские посевы, отчаянными криками будили холопов в их жалких лачугах, пугали на ночных дорогах припозднившихся путников. Нисколечко не удивился бы, узнав, что в тот год появилось множество новых историй о Дикой Охоте. Примечательно, что нападать на людей нам строго-настрого запрещали, дабы не привлекать внимания охотников и церкви.
        Питались мы кровью привезенных издалека, аж из Сербии, пленников, где посредники князя Лешко закупали их на невольничьих базарах у турецких работорговцев и тайно доставляли в Польшу. Однако убивать предназначенных в пищу людей дозволялось лишь Мастерам. Птенцы довольствовались лишь кровью.
        Но кого это заботило?
        Вампиры-юнцы веселились, флиртовали, влюблялись.
        Кроме меня.
        С первых же дней пребывания в Кракове - а вернее, под Краковом - все мои мысли занимала принцесса из далекой Британии - пани Агнесса. Ее небесные глаза и золотистые локоны врезались мне в сердце огненной печатью. Где бы я ни проводил время, я думал лишь о ней. Когда Агнесса появлялась в залах, обычно сопровождаемая принцем Патриком либо кем-то из наших князей, я забывал обо всем. Мог лишь стоять и, разинув рот, дивиться на неземную красоту.
        Вскоре я стал замечать - ведь влюбленные всегда подозрительны и недоверчивы, когда дело касается предмета их воздыханий, - что не один я замираю в присутствии принцессы Карлайла и Кумбрии. Слишком много неживых сердец разбилось в то лето и упало к ее прекрасным ногам, словно захваченные с бою вражеские знамена под копыта коня. Среди них оказалось и сердце моего приятеля Чеслава.
        Однажды Агнесса появилась в собрании птенцов, увлеченно читающих стихи знаменитых поэтов: Микеланджело Буонаротти и Данте Алигьери, Петрарки и Бокаччо. Я вообще-то не горел желанием посещать подобные сборища. Поэзия в годы молодости меня интересовала лишь в виде песен, а вкус к достойной литературе мне привили значительно позже, подсунув сборники Александра Сергеевича, а позже и Михаила Юрьевича. Но, увидев направляющуюся в залу принцессу, я не нашел сил сдержаться и понуро направился следом, будто бычок, ведомый за веревку.
        Едва Агнешка, одетая в снежно-белое атласное платье, расшитое по лифу некрупными сапфирами, на которые можно было бы, по моему скромному мнению, снарядить довольно внушительную армию, переступила порог покоев, как десяток пар горящих задором глаз уставились на нее.
        - Ну что же вы, благородные господа, остановились? - нежным голоском, похожим на соловьиную трель, произнесла она. - Продолжайте, будьте столь любезны.
        Дыхание мое замерло в груди - как же она прекрасна!
        Гавичек из Будейовиц, тоже некогда слушавший риторику с логикой в Пражском университете, открыл рот, но неожиданно захрипел, закашлялся и смущенно отвернулся.
        - Неужели никто не усладит мой слух божественной поэзией Петрарки? - лукаво улыбнулась принцесса, обводя взглядом присутствующих.
        Клянусь Великой Тьмой, ее взор задержался на мне несколькими мгновениями дольше, чем на остальных. Если бы еще я хоть что-то понимал в поэзии…
        - Прошу простить меня, ваше высочество, - с изящным поклоном шагнул вперед Чеслав. - Я попытаюсь искупить вину моих друзей, которые все до единого столь потрясены вашей красотой, что утратили дар речи.
        Он откашлялся, принимая картинную позу, и громко продекламировал:
        Я был уверен, что остыли чувства,
        Что выстудили годы их приют,
        Однако вновь желанья душу жгут.
        Остались искры, скрытые золой, -
        И я смиряюсь перед властью рока
        И новой страстью, горячей былой.
        Вновь в жертву бог любви меня принес
        Огню с водой - врагам непримиримым,
        И тщетно упованье - невредимым
        Освободиться от любовных пут,
        Когда черты прекрасные влекут.[40 - Франческо Петрарка. Перевод Евг. Солоновича.]
        Агнесса улыбнулась, словно поощряя птенцов к воспеванию ее красоты, пускай и словами других поэтов. Я с трудом понимал итальянский, угадывая лишь слова, сходные с латынью, но и той малости мне хватило, чтобы дружеские чувства, которые я доселе испытывал по отношению к Чеславу, сменились омерзением. Будто в ладони вместо жаворонка оказалась пупырчатая осклизлая жаба.
        Войцек, бывший до инициации рыцарем из бедного рода в Голополье, что в Померании, подхватил почин студента:
        - Позволю себе напомнить вам, прекрасная панна, и всему благородному собранию слова великого Данте:
        Столь благородна, столь скромна бывает
        Мадонна, отвечая на поклон,
        Что близ нее язык молчит, смущен,
        И око к ней подняться не дерзает.
        Такой восторг очам она несет,
        Что, встретясь с ней, ты обретаешь радость,
        Которой непознавший не поймет,
        И словно бы от уст ее идет
        Любовный дух, лиющий в сердце сладость,
        Твердя душе: «Вздохни…» - и воздохнет.[41 - Данте Алигьери. Перевод И. Н. Голенищева-Кутузова.]
        Во мне начала подниматься глухая ярость. Эти напыщенные болваны, эти хлыщи чуть ли не в открытую объяснялись в любви моей прекрасной панне, королеве моего сердца! Лишь для видимости прикрывались стихами каких-то итальяшек, а сами перли напропалую. Пальцы мои сами собой сжались в кулаки, когда незнакомый мне вампирчик - блондинистый и хрупкий, с кукольным личиком, не имеющим ничего общего с подлинной мужественностью, - пропищал, срываясь на фальцет и слегка заикаясь:
        Когда б на ветках языки росли,
        И дерево, как люди, говорило,
        И перья прорастали из земли,
        А в синем море пенились чернила -
        Поведать и они бы не могли,
        Как ты прекрасна: слов бы не хватило.
        Перед твоим рождением на свет
        Святые собрались держать совет.[42 - Леонардо Джустиниан. Перевод Евг. Солоновича.]
        Ах, с каким удовольствием я разбил бы его трясущиеся от волнения губы, сломал нос, выбил зубы… Жаль, что на кровных братьях все заживает так быстро, что даже сравнение «как на собаке» не подходит! Я огляделся - вокруг толпились юные птенцы с бессмысленными взглядами и глупым выражением восторженных лиц. Что они могли знать об истинной любви? Щенки, готовые лизать туфельку предмету страсти…
        Снова вперед вылез Чеслав. Уж у него-то голос не дрожал. Чех усмехался мерзкой слащавой улыбкой, читая очередной вирш:
        О высший дар, бесценная свобода,
        Я потерял тебя и лишь тогда,
        Прозрев, увидел, что любовь - беда,
        Что мне страдать все больше год от года.
        Для взгляда после твоего ухода
        Ничто рассудка трезвого узда:
        Глазам земная красота чужда,
        Как чуждо все, что создала природа.[43 - Франческо Петрарка. Перевод Евг. Солоновича.]
        Наверное, я зарычал вслух, не замечая, как ногти впиваются в ладонь. Иначе чем объяснить, что все одновременно повернулись ко мне. Кто-то отпустил язвительное замечание. Но видел я лишь глаза Агнешки. И слышал лишь ее голос:
        - А ты, юный рыцарь… Прости, забыла, как тебя зовут.
        - Анджей Михал, ваше высочество.
        - Это длинно. Скажи, Анджей, ты совсем не интересуешься стихами?
        - Я вырос далеко от городов, ваше высочество. В детстве и отрочестве слушал лишь крестьянские песни. Но они слишком грубы и просторечны для вашего утонченного слуха. Это не Петрарка и не Вергилий.
        - И тем не менее ты знаешь, кто такой Вергилий?
        - Пан Мжислав учил меня. А до того я учился лишь держать в руках оружие.
        - Разве ты не знаешь, юный Анджей, что достоинством рыцаря является не только воинская доблесть, но и умение поддержать разговор с дамой, не дать ей заскучать?
        Я развел руками:
        - Знать-то знаю, а вот… Ну непривычен я, пани, к благородному обществу.
        Прислушивавшиеся к нашей беседе птенцы сдержанно захихикали.
        - Да неужели ты не знаешь ни одного стиха?
        - Почему? Знаю я… - проговорил я, запинаясь и проклиная себя за робость и растерянность.
        - Так расскажи.
        - Простые они. Для корчмы. Не для ушей благородной пани.
        - А откуда ты знаешь, что я у себя на родине люблю слушать? Может, мне эти куртуазные изыски поперек горла? Может, мне хочется чего-нибудь простонародного? - Агнесса лучезарно улыбнулась, хитро прищурившись. Она словно в кошки-мышки со мной играла.
        Я вздохнул, собираясь с силами.
        - Что ж ты медлишь, рыцарь Анджей Михал?
        - А он язык откусил, - весело осклабился Гавичек из Будейовиц, и я поклялся, что когда-нибудь убью его.
        - Ничего я не откусил. Даже спеть могу! - Я так разозлился от смущения. Иначе ни за какие коврижки не согласился бы петь перед этой толпой.
        - Да? - Принцесса снова улыбнулась. - Тогда спой нам. А я объявлю победителя, по примеру правителей прошлого, которые поощряли поэтические турниры не меньше, чем поединки рыцарей. Ну что же ты, рыцарь Анджей Михал? Мы ждем!
        Под настойчивыми взглядами соперников я запел:
        Ой, чей там конь стоит,
        Седая гривица.
        Полюбилась мне,
        Полюбилась мне
        Эта девица…[44 - Украинская народная песня. Перевод В. Русанова.]
        Эти простые слова и незатейливую мелодию я помнил с раннего детства, когда к нам в маеток[45 - Имение (польск.).] забредали певцы с Волыни.
        Закончил песню я уже в полном молчании. Неужели этим ротозеям могла понравиться безыскусная песня, да еще не на итальянском?
        Все объяснялось гораздо проще. В двух шагах от меня, задумчиво склонив голову к плечу, стоял пан Лешко, а рядом с ним - посланник киевского князя Амвросий и старый Мастер из Лодзя по имени Венцеслав, который, поговаривали, помнил еще, как Крак убивал дракона.
        - Молодец, юноша, - одобрительно проговорил краковский князь. - А то завели манер все у итальяшек слизывать. И стихи, и панталоны дурацкие. А вот чтобы по-простому, по-нашему…
        - Да, в наше время не так все было, - поддержал его Венцеслав. - От чистого сердца все.
        - Признаться, господа, я ни словечка не поняла, - мило улыбнулась принцесса Карлайла. - Но, думаю, рыцарь Анджей Михал сумеет перевести свою песню хотя бы на вульгату?
        - Ради ваших глаз, моя госпожа, - рассмеялся Князь Лешко, - он переведет ее и на классическую латынь, и на греческий.
        - Вы хотите сказать, сэр Лешко, что я вскружила голову этому несчастному юноше? - притворно сокрушаясь, всплеснула руками Агнесса.
        Венцеслав громко хмыкнул, а Князь вновь захохотал:
        - Да разве только ему? Вы, моя госпожа, всем нашим птенцам польским и чешским головы вскружили.
        - Я не нарочно… - сложила губки «бантиком» принцесса.
        - Да уж конечно… Все вы панночки-красавицы так говорите, - махнул рукой Князь. - А ведь мы за вами пришли, пани Агнесса. Явились представители Ковена. Также прибыл Князь Будрыс из Литвы. Пан Збигнев предлагает начать совет.
        - Да, он совершенно прав, - кивнула принцесса, в мгновение ока превращаясь из легкомысленной кокетки в мудрую правительницу. - Тянуть дальше некуда. Кстати, почему задерживаются баварские охотники?
        - Интриги, моя госпожа, интриги… - развел руками Лешек. - Баварцы задерживаются потому, что пруссаки претендуют на главенство в этой части Европы, да епископы никак власть не поделят. Эх, да что я жалуюсь попусту? Думаю, у вас, на островах, не многим лучше.
        - Вы правы, Князь. - Агнесса слегка нахмурилась, что, на мой взгляд, лишь придало ее лицу прелести. - Как в том, что порядка нет ни в каких землях, так и в том, что потехе час, а делу время. Ибо говорили древние - tempori parce[46 - Береги время (лат.).]. Но я еще не исполнила своего слова, данного этим юношам.
        Птенцы, начавшие уже испытывать неловкость в присутствии пана Лешека, сразу приосанились, расправили плечи, кое-кто выпятил грудь, будто петушок, едва-едва вышедший из цыплячьего возраста.
        - Итак, - продолжала Агнесса. - Я выбираю победителя поэтического состязания. Вернее, двоих победителей. Ибо, как мне показалось, поощрить стоит двоих. Первого - за глубокие познания в поэзии Петрарки. - Она указала на Чеслава, который самым глупым образом разулыбался. - А второго - за простоту и искренность. - Неожиданно принцесса повернулась ко мне. - Мы живем очень долго, приучаясь скрывать подлинные чувства, пряча порывы сердца под маской хладнокровия. Мы перестаем быть сами собой. А этот юноша умудрился сохранить непосредственность. - В два шага она поравнялась со мной и провела острым ноготком по щеке. - Сегодня, рыцарь Анджей Михал, ты напомнил мне годы моей юности.
        Я, не отрываясь, глядел на Агнессу. Никогда еще мы не стояли столь близко. Мои ноздри обоняли ее аромат - тонкий оттенок сирени и еще что-то незнакомое, чужеземное, а оттого неизъяснимо волнующее.
        Венцеслав откашлялся и отвернулся, подкручивая ус. А пан Лешко улыбнулся и развел руками.
        - Совсем вы, моя госпожа, засмущали наших птенцов. А ну как сорвутся да полетят вслед за вами в дальние края?
        - А если и сорвутся? Я не раз говорила Патрику, что кровные братья на Британских островах утратили былой дух. Когда-то мы были на передовом рубеже, а что сейчас? Прячемся в холодных и скучных, словно склепы, замках. Мастера не хотят обращать молодых. Гнезда пустеют… Я, пожалуй, подумаю и приглашу ваших птенцов в гости.
        - А что скажет его светлость Патрик, государыня? - мягко заметил молчавший до сей поры Амвросий.
        Недовольство легким облачком на миг омрачило прекрасные черты принцессы.
        - Не будем обсуждать это при птенцах, посланник.
        - Как скажете, государыня, - поклонился киевлянин, почему-то поглядывая на меня.
        - Так мы пойдем в залу совета, моя госпожа? - напомнил Князь Кракова.
        - Обязательно, сэр Лешко! - Она вдруг крутанулась на одном месте так, что разметавшиеся волосы коснулись моего подбородка. - Как скучно у вас в Польском королевстве! - И добавила капризным тоном: - Я хочу на охоту. Хочу свежей крови.
        Я не уставал удивляться сменам ее настроения, сменам самой натуры. Будто бы здесь, перед нами, одновременно находится, то высказывая мудрые мысли, то требуя исполнять ее прихоти, не одна, а сразу несколько Агнесс.
        - Неужто моя госпожа испытывает недостаток в свежей крови? - слегка опешил Князь Лешко. - Если моя госпожа пожелает, то сию минуту к ней приведут здоровых, пригодных в пищу рабов.
        - Нет, сэр Лешко, - Агнесса надула губки. - Я хочу на охоту. Хочу блуждать по темным улицам вашего великолепного города. Хочу наброситься неожиданно на позднего гуляку…
        - Мы должны соблюдать условия договора, моя госпожа.
        - Разве один человечек, выпитый принцессой Карлайла и Кумбрии, сможет осложнить отношения с охотниками, Князь?
        - Моя госпожа, - Белый сопротивлялся уже не так решительно. - В замке достаточно пищи. Кроме того, - он понизил голос, - вместе с предстоятелями отделений в Краков прибывают и рядовые охотники. Они не всегда поставлены в известность о нашем перемирии. Прогулка по ночному городу может быть опасной.
        - Я не боюсь!
        - И что скажет пан Патрик?
        - Патрик? А почему вы, сэр Лешко, вообще решили, что он имеет право управлять мною? - Агнесса сверкнула глазами. - Сэр Лешко, я, пользуясь привилегией гостьи, прошу вас разрешить мне охоту сегодня же ночью! - продолжила принцесса. - А двое этих птенцов будут сопровождать меня, чтобы вы не переживали.
        - Поглоти меня, Великая Тьма! - воскликнул Князь. - Двое птенцов? И вы считаете, что этого достаточно, чтобы обеспечить безопасность?! Да если с вами что-то случится, моя госпожа, я сам в полдень на солнце выскочу!
        - Ничего не случится. Они будут очень стараться. Не так ли, рыцарь Анджей Михал?
        - Истинно так, - я поклонился. - Зовите меня просто Анджей, ваша светлость.
        - А ты что скажешь, знаток Петрарки?
        - Меня зовет Чеславом, ваша светлость, - пражский студент пожирал ее глазами. - Я приложу все усилия, чтобы обеспечить вашу безопасность.
        - Вот и замечательно! Полагаю, вопрос решен, сэр Лешко?
        - Я… Э… - Краковский владыка замычал, будто телок. - Вы понуждаете меня…
        - Не понуждаю, а прошу, сэр Лешко. Итак?
        - Я… Я согласен, моя госпожа.
        - О! Благодарю вас, сэр! - воскликнула она. - Значит, нынче ночью?
        - Ну уж нет! - запротестовал Князь. - Завтра!
        - Но почему?
        - Потому что мне нужно многому научить этих птенцов, коль вы отказываетесь от более надежной охраны. Потому что мне нужно провести разведку в городе. Потому что мне, по возможности, нужно связаться с охотниками и предупредить их…
        - У вас так все сложно, сэр Лешко… - вздохнула Агнесса. - Хорошо. Я согласна. Завтра, значит, завтра. Но знайте, сегодня весь остаток ночи я буду скучать. А тут еще ваш противный совет! Пойдемте уж! До завтра, юные птенцы!
        Высшие вампиры удалились. Напоследок Князь краковский окинул нас недобрым и оценивающим взглядом. Венцеслав посмотрел с любопытством, словно размышляя - куда же еще заведут нас беспечность и безрассудство? Один лишь Амвросий позволил сочувствию промелькнуть во взоре.
        Когда мы, молодежь, вновь оказались предоставлены самим себе, вокруг нас с Чеславом образовалось пустое пространство. Ни люди, ни вампиры не любят, когда их побеждают. Пускай даже и в честной схватке. Правда, ни один не посмел обронить обидного или неуважительного слова. Все хорошо помнили, как я владею полутораручным мечом. А выходец из Будейовиц побеждал не только в поэтических турнирах, но и брал несколько раз верх в магических схватках с равными ему по возрасту «немертвыми». Задирать нас опасались, но радости от нашего общества юнцы не испытывали.
        - Да ты, никак, влюбился, брат Анджей? - хриплым шепотом поинтересовался Чеслав.
        - Тебе-то что за дело? - вкрадчиво ответил я.
        - Мне что за дело? Он еще спрашивает!
        - А что, не имею права?
        - Да кто ты такой, чтобы меня к ответу призывать?
        - Ни к чему я тебя не призываю. Ты первый начал.
        - Начал. Потому что не могу видеть, как неотесанный рыцарек пялится на идеал чистой красоты.
        - Уж не для светлых ли очей вшивых студиозусов идеалы красоты создаются?
        - Нет, для провонявших потом рыцарей, разбирающихся исключительно в железяках!
        - Хочешь, я одну из них… - И тут я понял, что могу зайти слишком далеко. Терять друзей горько, но в десять раз горше возненавидеть друга. - Не желаю с тобой больше говорить. Надумаешь просить прощения, уши оборву.
        Повернувшись к Чеславу и прочим птенцам спиной, я покинул залу.
        И это ничтожество, способное только воздух сотрясать рифмованными строчками, да притом не им рифмованными, смеет мечтать об Агнешке! Гнев клокотал в моем сердце. А твердое намерение бороться до конца окантовывало пламенный океан ледяными берегами решимости.
        Глава двенадцатая
        Стюардесса
        Олег Иванович Спицын привез меня в «Шереметьево», подхватив на обочине в двух кварталах от тайной резиденции князя Прозоровского. Той ночью, когда погиб Збышек, мне пришлось вынужденно воспользоваться гостеприимством его светлости. А заодно и написать ему подробную жалобу с просьбой разобраться, как это в московских гостиницах убивают слуг крови у приезжих вампиров, а потом набрасываются и на них самих.
        Не скажу чтобы Князь остался доволен, но dura lex sed lex[47 - Суров закон, но это закон (лат.).] - никуда не денешься, придется разбираться по своим каналам. Я мог продублировать жалобу и в Совет вампиров России, и во Всемирный Совет в Цюрих. Все-таки событие для двадцать первого века из ряда вон выходящее. Это после октябрьского переворота, который люди гордо именуют революцией, вошло в моду убивать и грабить кровных братьев.
        Впрочем, революционные солдаты с красными ленточками на папахах и увешанные пулеметными лентами матросы не слишком-то задумывались в пьяном угаре грабежей, кого уничтожают. Для них мы все были просто-напросто буржуями недорезанными, и свою первейшую и архиважную, как говаривал один из вождей мирового пролетариата, задачу они видели в необходимости быстрого и аккуратного дорезания нас с последующей национализацией нажитого за долгие века имущества.
        Должен заметить, справедливости ради, что не все лидеры победившей в результате переворота партии были тупыми и безграмотными бандитами, не видящими разницы между купчишкой, разбогатевшем на торговле строевым лесом и бычьими кожами, и князем-вампиром, накапливающим произведения искусства еще со времен Дюденева[48 - Дюдень (Тудан) - брат хана Тохты, один из военачальников Золотой Орды. Возглавил опустошительное «нахождение» на Русь зимой 1292 - 1293 гг. Разрушил 14русских городов.] похода. Вспомнить того же основателя и самого первого главу Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Феликса Эдмундовича Дзержинского. Несмотря на вовсю пропагандируемый советской властью атеизм, он до конца дней своих оставался по духу ревностным католиком, не уступая по старательности избиения ведьм, колдунов, вампиров и оборотней великим инквизиторам прошлого. А вот Лев Давидович Троцкий, народный комиссар иностранных дел, а впоследствии председатель Реввоенсовета РСФСР, напротив, всячески склонял к сотрудничеству как кровных братьев, так и колдунов из Ковена, а также заодно и оборотней. Ему казалось очень
перспективным подключить существ со сверхъестественными - паранормальными, как бы сказали современные ученые, способностями - к делу мировой революции, к строительству коммунизма, к созданию человека будущего. Кстати, сходных взглядов, при всей разнице в мировоззрении, придерживался и Вольфрам Сиверс, десятью годами позже разыскивающий кровных братьев по всей Германии и державам, ею завоеванным или подчиненным. Правда, ни одному, ни второму не повезло. Вампиры не слишком горели желанием подчиняться людям, превращать в неуязвимых бойцов по желанию Москвы или Берлина войска вермахта или Красную армию. И снова начались гонения. Почти половину двадцатого века мне не удавалось просидеть на одном месте больше двух-трех лет. Киев, Варшава, Париж, Марсель, Женева, Цюрих, Барселона, Лиссабон, Лондон, Эдинбург… Это не считая небольших городков. Вернулся в Киев я в конце восьмидесятых, когда объявили «перестройку» и Амвросий разослал письма всем старым знакомым. Ну, само собой, тем, чьи адреса знал.
        В девяностые жизнь бурлила ключом и, скорее всего, обывателю казалась страшной, кровавой и беспросветной. Но люди слишком мало живут, а передача памяти из поколения в поколение не воспроизводит всего ужаса того же Бабьего Яра или Катыни. Что такое, скажите на милость, криминальные разборки двух городских банд, пускай даже и с применением автоматического оружия, по сравнению с облавой, которую проводят «черные СС»? Детский лепет. Куличи из песка. Один мой знакомый оборотень рассказывал, как выкапывался из братской могилы, куда немцы сбрасывали трупы расстрелянных людей. Не пожелаю и врагу…
        В общем, Князь Никита заверил меня, что вопиющий случай не останется без самого тщательного расследования. То же самое пообещал и полковник ФСБ, выглядевший подавленным и, вопреки обыкновению, молчавший за рулем всю дорогу до аэропорта. Уже помогая мне выгружать чемоданы из багажника, сказал только:
        - Это был не Пешкин.
        - Как вы узнали?
        - Примерно через час после того, как я вас отвез, в «Метрополе» появились его люди. Трудно сказать, насколько решительными были их намерения, но они явно растерялись, повстречав у входа машины московского ОМОН. Осторожно поговорили с портье и, выяснив, в чем дело, убрались восвояси. Они же не знали, что ночные портье все до единого работают осведомителями ФСБ. И не только ФСБ…
        - Тогда кто же?
        - Пока неизвестно. Убитые вами и мною люди не числятся ни в одной картотеке. Собственно, документов при них не нашли, пришлось воспользоваться отпечатками пальцев. Так вот - нигде в России или других державах, стоящих на костях СССР, они не значатся. Гастролеры. Возможно, из Европы, а может быть, из Соединенных Штатов.
        - Кому я мог насолить в Североамериканских Соединенных Штатах? У меня там даже знакомых нет.
        - О, вы даже себе представить не можете, насколько парням из США есть дело до всех. Само собой, если дело касается непосредственной выгоды.
        - Какая от меня может быть выгода? Я что, нефтяной король?
        - И все же я не отказывался бы так сразу от версии с американцами.
        - Может, тогда стоит проработать и версию террористов Аль-Каиды?
        - Может быть, - полковник не поддержал шутку. - И самураев с китайцами я бы тоже со счетов не сбрасывал.
        - Вы так думаете?
        - Кто предскажет заранее, разведка какой страны могла заинтересоваться вашими сверхъестественными способностями?
        Вот тут-то я и припомнил Льва Давидовича вкупе с герром Вольфрамом. Но продолжал разыгрывать невинность:
        - О нас мало кто знает. А все открытые сведения до неузнаваемости искажены Голливудом и всякими-разными фантастами, включая и русских.
        - Помню-помню… Коктейль Саушкина? - подмигнул Спицын.
        - И не только. К тому же я самый рядовой, можно даже сказать заурядный, вампир. Я не владею тайнами, я не стремился к власти или какому-то особому богатству. Если уж предпринимать какие-то жесткие шаги, то против одного из князей.
        - Каждый из которых прячется в надежно укрытом особняке-крепости под защитой десятков вампиров-убийц?
        - Вы несколько утрируете, Олег Иванович. Да, их убежища вполне надежны и укрыты от постороннего глаза. Но ни один Князь не в состоянии собрать вокруг себя десяток телохранителей. Мои собратья самодостаточны и не любят служить кому бы то ни было. - Я слегка лукавил, но для пользы дела.
        - Тем более. Поставьте себя на место человека или организации людей, задумавших добраться до одного из князей. Как им лучше всего обнаружить его убежище?
        Я задумался.
        - Ну… Выследить. Или взять в плен кого-нибудь, кто вхож… - Я оборвал себя на полуслове. - Вы думаете?
        - Пытаюсь проработать все возможные версии. От попытки спонтанного ограбления до организованного захвата одного из вашей братии. А тут есть над чем подумать.
        - Спасибо. Обещаю тоже пораскинуть мозгами.
        - Только не так, как один солнцевский браток, который сверзился с подъемного крана.
        - Постараюсь.
        - Запишите мой мобильный.
        - Я все равно не умею им пользоваться.
        - Научитесь. Жизнь заставит.
        - Поживем - увидим.
        - Ну раз не хотите записывать номер… У вас же где-то была моя визитка?
        - Потерял, к сожалению.
        - Тогда держите еще одну, - полковник улыбнулся и, когда я спрятал картонный прямоугольник в карман, протянул ладонь: - До встречи, пан Анджей.
        Я с удовольствием пожал ему руку. Редко какому человеку удавалось вызвать у меня такую симпатию. Причем не слишком обоснованную. Ну помог. А кто сказал, что он не преследует какие-то свои, мне не понятные, цели? И тем не менее чутье, которое редко меня подводило до сих пор, подсказывало - на эфэсбэшника можно положиться. По крайней мере он прикроет спину в случае чего.
        Обстановка внутри салона «Боинга» меня неприятно удивила. Люди прятали лица под ватно-марлевыми повязками. Очередная эпидемия гриппа напугала всех. Наверняка в аэропортах Украины уже объявлен карантин, выставлены посты медработников, которые обязаны проверять здоровье всех, прибывающих из-за рубежа. В особенности из России. Почему-то зараза, прибывающая из Европы, кажется украинцам не такой опасной, как из Китая или от северного соседа. Но в результате профилактических мер пассажиры аэробуса напоминали каких-то небывалых фантасмагорических чудовищ: белые или голубые лица, лишенные рта и носа, над которыми выделялись глаза - усталые и раздраженные из-за необходимости дышать через тряпку. Никто не шутил, не обменивался новостями, не пытался заигрывать со стюардессами. Подобное подавленное настроение мне доводилось видеть во время вспышки холеры в Одессе и после большого лондонского пожара, добившего тех горожан, кто уцелел после бубонной чумы.
        Усевшись на место согласно билету, я невольно покосился на пустующее кресло по правую руку. Здесь мог бы сидеть Збышек, если бы незнакомые мне ублюдки, чьи гнилые потроха недостойны даже служить пищей бродячим шелудивым псам, не ворвались прошлой ночью в мой номер. Конечно, мерзавцы действовали по чьему-то наущению. Иначе их действия теряли всякую логику и смысл. Только кто их натравил? И снова я вспомнил тот напоенный ненавистью взгляд, что вонзился мне в основание черепа, будто стилет, когда я покидал князя Прозоровского в прошлое посещение Москвы. Кто бы это мог быть? Неужели я наступил на хвост одному из московских вампиров? Или корни этой вражды тянутся глубже, к моим похождениям в Европе во времена Реформации или Первой мировой войны?
        - Добрый день! - слегка приглушенный повязкой прозвенел у меня над ухом приятный женский голосок.
        Над белой маской, закрывающей нижнюю часть лица, удивленно смотрели сапфирно-синие глаза, обрамленные пушистыми ресницами. На лоб спадала челка цвета золота.
        - А я вас помню! Вы часто летаете самолетами нашей компании.
        «Хорошо, хоть не езжу телегами», - подумал я, но вслух сказал:
        - У вас очень удобное расписание.
        - У нас вообще очень хорошая компания. Девиз - «Все для пассажира». А вы летали в прошлом месяце с товарищем. Где он?
        Наконец я разглядел бедж. Жанна. Это ее кровью я подкрепился во время последнего перелета из Москвы в Киев. Вряд ли она помнит, зачем именно я выходил с ней из салона. Да и помнит ли вообще, что выходил? Так, смутный образ, похожий на сновидение, и связанное с моим образом удовольствие. Кажется, я уже упоминал, что для смертных укус вампира подобен наркотику. Сейчас ее кровь не была мне нужна - вполне хватало выпитого до смерти подонка, пытавшего Збышека. Вчера, разгоряченный схваткой, я, пожалуй, слегка перестарался. Сейчас вампирское сообщество не приветствует убийство - двадцать первый век на дворе, цивилизация, демократия. Не удивлюсь, если в просвещенной Европе ввели закон, согласно которому требуется письменное разрешение жертвы перед кормежкой.
        - Почему вы такой грустный? - продолжала щебетать девушка. - Вы поссорились с вашим товарищем?
        - Нет, - через силу ответил я.
        - И место рядом пустует. Он не полетел? Заболел?
        - Нет. Он умер.
        Ресницы удивленно приподнялись и тут же опустились.
        - Надеюсь, не из-за этого невероятного гриппа?
        - Нет.
        - А почему вы не носите повязку? Вы не боитесь заразиться? Говорят, это такая страшная болезнь - врачи просто не успевают поставить диагноз. Столько смертельных случаев…
        - Я давно ничего не боюсь, - проговорил я, стараясь не смотреть на стюардессу. Почему-то сегодня воспоминания об утраченной любви нахлынули с новой силой. Принцесса Карлайла и Кумбрии пять веков жила в моем холодном беспощадном сердце вампира, сердце ходячего мертвеца.
        - Он не боится, - с отчетливым кавказским акцентом произнес пассажир, сидящий от меня слева через проход. Иссиня-черные волосы и выдающийся во всех отношениях нос лишь подтверждали первоначальное предположение о его национальности. - Чего ему бояться? Зараза к заразе не пристает.
        Девушка вспыхнула - скулы над краем повязки порозовели. Она развернулась, по всей видимости готовя грозную отповедь нахалу. Но, с другой стороны, он - тоже клиент кампании, чей девиз: «Все для пассажира». Хамить нельзя.
        - Идите, Жанна, - вмешался я, напуская на лицо мину утомленного жизнью человека. - Не беспокойтесь. Ко мне в самом деле никакая зараза не пристает уже много лет.
        Кавказец хмыкнул и приосанился с победоносным видом. Мне было наплевать на его нехитрый юморок, на глупую гордость самца, желающего, чтобы все самки в пределах видимости принадлежали только ему, но я хотел прекратить дальнейшие попытки заговорить со мной, а потому выудил из кармана пиджака монету. Кажется, олимпийский рубль еще времен СССР. Как он туда угодил, ума не приложу, и почему дотошный Збышек не вынул его при очередной чистке моей одежды. Потом я проделал нехитрый трюк, на который способен любой из кровных братьев, но лишь очень немногие из числа смертных людей. Покрутил монету в пальцах, а потом сложил ее вдвое.
        Из-под ватно-марлевой повязки донеслось хрюканье, будто «настоящий мужчина» подавился собственным языком. Он отвернулся и уставился в черный иллюминатор.
        Вот и хорошо. Конфликт погашен в зародыше.
        На этот раз полет тянулся очень долго. Я пытался размышлять, шевелить мозгами в поисках ответов на мучившие меня вопросы, а их накопилось уже так много, что смело можно было говорить - слишком много.
        Кем были неизвестные, напавшие на Збышека?
        Что за меч принесли коллекционеру Пешкину черные археологи и почему он так важен для него?
        Кто такие трононосцы Ниннкигаль, о которых говорил зверь в подвале киевской пятиэтажки?
        Куда девался Амвросий?
        Почему фейри, существа из чужой реальности, вновь начали появляться в нашем мире, принося беды и несчастья?
        Ответов не находилось.
        Хотя, если бы рядом со мной по-прежнему находился верный слуга крови, то на некоторые из них я вполне мог бы найти ответ. Збышек не раз говорил, что Интернет - чрезвычайно мощный инструмент в умелых руках. В наше время в нем можно найти практически любую информацию, начиная от сонников и анекдотов и заканчивая планами международных террористических организаций на год вперед. Нужно только уметь подбирать пароли, пользоваться… Нет, забыл как это называется. Боюсь, что этот путь решения наболевших вопросов для меня теперь заказан.
        Может, попытаться воспользоваться услугами человека - специалиста по Мировой паутине? Но как это сделать, не нарушая закон Великой Тайны? Ума не приложу…
        И вот, наконец, шасси аэробуса коснулись посадочной полосы в «Борисполе». Я спустился по трапу, продолжая мыслями витать в небесах, получил багаж и прошел с ним на стоянку. Непривычно носить чемоданы, но благодаря силе кровного брата я не замечал их веса, будто бы держал в руках кейс с бумагами. Санитарный пост, призванный проверять всех прибывающих из-за границы, я успокоил одним взглядом - меня пропустили без единого слова.
        Вот и мой «Хетчбэк». Ключи от автомобиля лежали в брючном кармане. Но только сейчас я понял, что не умею управлять железной безлошадной телегой. Кажется, перед тем как открыть дверцу, Збышек нажимал на какую-то кнопочку на брелоке… Потом совал ключ под руль… А дальше? Нет, не стоит и пробовать. Мне бы коня под седлом или, на худой конец, упряжку, я бы справился, а это чудо иностранной техники не для меня.
        - Ой, это вы? - послышался знакомый голос.
        Жанна? Помнится, в прошлый раз она тоже пробегала мимо нас с подругами. На этом самом месте. Сегодня девушка была одна. Она стояла, зябко придерживая высокий воротник мутоновой шубки. Золотистые волосы рассыпались по плечам. Снежинки, севшие на челку, искрились в ярком свете фонарей.
        - Как видите, - я пожал плечами.
        - У вас такая машина красивая. Не подбросите? - Она смущенно улыбнулась.
        - Рад бы, - ее непосредственность начала меня развлекать. В конце концов, какие бы черви ни грызли мое сердце после смерти верного слуги, хотелось хотя бы с кем-то поговорить. Я не слишком-то люблю шумные компании, но полное одиночество тоже не для меня. - К сожалению, она мне не подчиняется.
        - Как? - Длинные ресницы взлетели и упали.
        - Наверное, не знаю волшебного слова.
        Несколько секунд она непонимающе моргала. Потом улыбнулась:
        - Поверить не могу! Вы не умеете водить машину? Я угадала?
        Я кивнул:
        - Вы необычайно проницательны, милая панна.
        - Ой! А зачем вы меня так назвали?
        - Я так привык обращаться к особам женского пола. Позвольте представиться - Анджей Михал Грабовский.
        - Ой, а вы поляк?
        - Да.
        - А по-русски без акцента говорите.
        - Я очень долго живу в России.
        - В Украине, вы хотите сказать? Или правда в России? Но мне казалось, что там вы по делам, а сюда возвращаетесь.
        - Для меня Россия осталась в границах тринадцатого года.
        - Ой, как оригинально. Вы просто как персонаж «Дней Турбиных» говорите.
        - А что делать? Я так привык.
        - Значит, вы живете в Киеве?
        - Да. В самом центре.
        - А мне на Оболонь надо…
        - Если хотите, могу подвезти вас на такси. Только вы покажете, где его обычно ловят в «Борисполе».
        - А почему на такси? Пустите меня за руль.
        - А вы умеете? - искренне удивился я.
        - А по-вашему, что, блондинка совсем ничего уметь не должна?
        - Да нет, что вы! Просто в мое время барышни железными коробками не управляли.
        - Да какое ваше время? - Она рассмеялась. Совсем забыл, что выгляжу я не старше тридцати. - Наши бабушки в войну немцев бомбили с кукурузников. Или вы - человек из другой эпохи? Как в романах фантастических. Как там у них называется? Попаданец - вот! Тогда где ваша машина времени?
        Я, слегка ошалев от ее напора, поднял руки, признавая поражение:
        - Все-все… Держите ключи. И приношу самые искренние извинения прекрасной панне, если обидел ее невольным словом.
        - Панна принимает извинения пана рыцаря, - улыбнулась девушка. Решительно нажимая на кнопку брелока.
        Что-то пискнуло, вспыхнули и погасли огоньки в салоне. Жанна обошла «Хетчбэк», открыв двери, заняла место водителя. Мгновением спустя призывно распахнулся багажник.
        - Ну что же вы, пан Анджей Михал?
        - Можно просто - Анджей, - улыбнулся я и, быстро закинув чемоданы, забрался на сиденье рядом. Все-таки ей удалось меня развлечь. Глухая тоска отступила.
        - Очень приятно. А я - Жанна.
        - Я знаю.
        - Откуда?
        Вместо ответа я постучал себя пальцами по груди, намекая на табличку с именем, которую обязаны носить стюардессы. Девушка рассмеялась.
        - А ведь я и вправду блондинка!
        - Мне так не кажется.
        - А вы знали многих блондинок?
        - Не слишком. Но смею заверить, умом они ничуть не уступали шатенкам и брюнеткам.
        - Значит, людская молва врет?
        - Самым бессовестным образом.
        - Тогда поехали! - Она повернула ключ. Двигатель «Хетчбэка» мягко заурчал. - Вам куда?
        - Андреевский спуск.
        - Замечательно. Там и до метро недалеко. На Спасской станция.
        Мимо замелькали сугробы, заснеженные деревья и километровые столбы.
        - Я вас провожу.
        - Спасибо, вы настоящий рыцарь…
        - А откуда вы узнали? - не удержавшись, перебил я.
        Девушка пожала плечами:
        - Наверное, много книжек читала. А в жизни рыцаря встречаю впервые. Но я не об этом. Провожать меня не стоит. Сама дойду.
        - Я люблю гулять по ночному Киеву.
        - Я тоже.
        - Тогда можем оставить автомобиль и просто побродить. Если, конечно, вы не слишком устали на работе, - поспешил добавить я.
        - Нет, не устала. Во всяком случае, не настолько, чтобы отказаться от прогулки по зимнему Киеву. Можем прогуляться до Софии…
        - Нет! - Я дернулся, как от удара. Не то чтобы на меня, высшего вампира, очень действовали кресты на куполах, но София Киевская в самом деле стоит на святой земле. Меня за полсони шагов начинает мутить, болит голова, перед глазами плывут, кружась в неспешном хороводе, черные точки. - Простите за резкость, Жанна. Не стоит ходить к Софии.
        - Вы атеист? - удивилась она. - Причем воинствующий…
        Во взгляде, который бросила на меня девушка, проскользнули бесенята.
        - Не сказал бы. Не люблю церковников, знаете ли. Натерпелся от них в свое время.
        - Вы так говорите, будто сами боролись с инквизицией.
        - Нет, я не боролся с Sanctum Officium. Это они боролись со мной. Но не будем о скучном.
        - Разве это скучно? Я думала, вы мне расскажете…
        - Лучше не надо.
        - Ну не надо, так не надо, - Жанна слегка надула губки, очень похоже на капризное выражение принцессы Карлайла и Кумбрии. - Говорите, церковников не любите, а живете возле Андреевской церкви.
        - Там совсем недавно службы начались[49 - Андреевский собор - православный храм в Киеве в честь апостола Андрея Первозванного; построен в стиле барокко по проекту архитектора Бартоломео Растрелли в 1754году. С1968 по 2008 гг. был музеем.], - отмахнулся я. - Да и живу я за углом. Напротив дома Михаила Афанасьевича. Даже колокольный звон не слышен, если окна плотно закрыть.
        Девушка задумалась. Потом расхохоталась. Даже на дорогу перестала смотреть.
        - Я поняла, кого вы мне напоминаете.
        - Полковника Турбина?
        - Нет.
        - А кого же?
        - У вас есть трость с набалдашником в виде собачьей головы?
        - Ах, вот вы о чем! - настал мой черед смеяться. - Смею вас уверить, Жанна, я - не Воланд. - Хорошо хоть она не решила, что я Варенуха, вампир-наводчик.
        - А я так надеялась… - вздохнула она. - В вас, Анджей, есть что-то…
        - Что?
        - Не знаю… Что-то не из нашего мира. Старое, загадочное и, мне кажется, опасное.
        Вздохнув, я согласился:
        - Я и сам себе иногда кажусь опасным. Но не надо бояться. Я - не только не мессир, но и не Джек-потрошитель.
        - А я и не боюсь. Но мне почему-то хочется разгадать вашу тайну.
        - Какую? У меня нет никаких тайн!
        - А я чувствую. Вы же знаете, Анджей, женщины всегда полагаются на интуицию. А мужчины руководствуются логикой. Знаете?
        - Всегда догадывался.
        - Значит, не отпирайтесь. У вас есть тайна.
        - Но какая же!
        - Ну, например… Ваш друг, с которым вы летали прошлый раз. Говорите, он умер? А мне кажется, он погиб.
        Зря она это сказала. Тяжесть потери вновь вцепилась в сердце когтистой лапой.
        - Почему вы молчите, Анджей? Я права? Он погиб?
        - Да, - вытолкнул я сквозь силу.
        - Его убили? - пугаясь собственной смелости, спросила Жанна.
        - Да.
        - Кто?
        - Не знаю.
        - Вы хотите отомстить?
        - Непосредственные убийцы уже мертвы, - я сжал и разжал кулаки. - А вот найти того, кто отдал приказ, я очень хочу.
        - И тогда, как пишут в книгах, он позавидует мертвым? Ой, простите! Я вас не обидела?
        - Нисколько. Это именно то, что я собирался им предложить.
        Она снова отвлеклась от управления автомобилем, бросив на меня долгий взгляд.
        - Я им не завидую. Думаю, у вас все получится.
        - И так спокойно об этом говорите?
        - А почему бы и нет? Вы производите впечатление настоящего мужчины. Вам наверняка случалось убивать.
        - Случалось.
        - На войне?
        - На какой еще войне? - Я чуть не поперхнулся. - Неужели я похож на военного?
        - Ну не знаю. Для Афганистана вы выглядите чересчур молодо. Значит, или Чечня, или Сербия. Может быть, Ирак.
        Мне стало смешно.
        - А если я скажу, что сражался с крестоносцами под Грюнвальдом, поверите?
        - Не поверю. Хотя вам верить хочется. Вы надежный.
        - Надежный, а девушкам вру, как видите.
        - Если вы скрываете свое прошлое, значит, тому есть причина. Я больше не буду расспрашивать. Поговорим о чем-то другом?
        - Пожалуйста. Только не о Петрарке, - почему-то ничего более умного мне в голову не пришло, но Жанну мой отказ обсуждать итальянского классика только развлек.
        Мы продолжали болтать о пустяках (как сказал некогда Льюис Кэрролл, «о башмаках и сургуче, капусте, королях…»), въезжая в Киев, пробираясь по запруженным автомобилями улицам, - здесь стюардесса вела «Хетчбэк» очень аккуратно, но с опаской, выдававшей отсутствие опыта, и паркуясь неподалеку от моего дома. Продолжали разговаривать о том, о сем, гуляя по заснеженным улицам Киева, где прохожих попадалось гораздо меньше, чем автомобилистов.
        Как тут не вспомнить Михаила Афанасьевича: «Зимою, как ни в одном городе мира, упадал покой на улицах и переулках и Верхнего города, на горах, и города Нижнего, раскинувшегося в излучине замерзшего Днепра, и весь машинный гул уходил внутрь каменных зданий, смягчался и ворчал довольно глухо».[50 - М. А. Булгаков. Белая гвардия.]
        И мы волей-неволей ходили по булгаковским местам. Мимо Дома учителя и университета, где когда-то, еще на моей памяти, размещалась Александровская гимназия. Мимо Оперного театра и Золотых ворот. По Владимирской и Театральной, по Крещатику и Прорезной. Мы поздоровались с Паниковским, блудным сыном лейтенанта Шмидта, и Владиславом Городецким[51 - Владислав Городецкий (1863 - 1930 гг.) - архитектор, поляк по происхождению. Работал преимущественно в Киеве, после эмиграции в 1920году - в Тегеране.], не имевшим ни малейшего отношения к «Ночному дозору», с котом Пантелеймоном и гоголевским Носом, с собачкой Фан-Фаном и ее усталым хозяином.
        Я видел, что Жанна уже устала, но не мог заставить себя произнести слова прощания. Очень не хотелось возвращаться в некогда любимую берлогу. Конечно, потеря слуги - это не потеря супруги, родителей или детей, но когда жил с ним бок о бок четыреста лет…
        - Что с вами, Анджей? - Девушка озабоченно дергала меня за рукав.
        Оглядевшись, я понял, что стою, опираясь плечом о ствол каштана. Руки и ноги охватывало оцепенение, веки наливались свинцом. Еще немного - и я лягу в сугроб и засну. Очень знакомые ощущения. Каждые сутки, на рассвете и на закате, я забываюсь сном без сновидений. Такова расплата за вечное существование. Ну и боязнь солнца, само собой.
        - Все в порядке, Жанна. Просто мне как можно быстрее нужно добраться домой.
        Мы стояли на перекрестке Пушкинской и Богдана Хмельницкого, напротив закрытого входа в метрополитен. Помнится, я предлагал проводить девушку до ближайшей станции. Ну мне-то простительно не знать, что движение подземных поездов на ночь прекращается, а почему она смолчала, не поправила?
        - А что случилось?
        - Все как обычно. Но мне нужно прилечь.
        Она не колебалась ни мгновения:
        - Я сейчас такси поймаю.
        - Хорошо. Возьмите только… - Сунув руку в карман, я выудил смятую горсть фиолетовых купюр.
        - Не нужно!
        - Нет, нужно. Отдайте таксисту все, лишь бы довез быстрее, - я назвал точный адрес, номер квартиры и код подъезда.
        - Я мигом! Только вы держитесь, Анджей!
        - Постараюсь.
        Жанна вернулась очень быстро. Не знаю, сколько времени прошло на самом деле, но мне показалось, что не больше нескольких секунд. Я боролся с оцепенением, как мог, хотя как можно противостоять смене дня и ночи?
        - Э-э… Мы так не договаривались, - запротестовал седой круглолицый таксист. - Он мне весь салон заблюет…
        Кучка смятых пятидесятигривненных бумажек - и его щепетильность как корова языком слизала.
        С трудом помню, как упал на заднее сиденье. Стюардесса втиснулась рядом, сжимая мою ладонь. Только сейчас, должно быть, она почувствовала, какая холодная у меня кожа, и прошептала испуганно:
        - Не умирайте, Анджей.
        - Анджей умер шестьсот лет назад… - пробормотал я и провалился в бездну.
        Глава тринадцатая
        Отложенный поединок
        Год 1447 от Рождества Христова
        Там, где зрелости свойственна разумная умеренность и неторопливость, молодежь с азартом ищет развлечений и наслаждений. Сейчас, с высоты прожитых лет, я отношусь к охоте как к процессу питания, привычному, рутинному и нисколечко не интересному. Выбрался из дому, нашел жертву, напился, вернулся домой. Правда, сейчас и время такое, не располагающее к романтике и приключениям. Но тогда, в молодости!
        Каждый занюханный кметь казался королевской добычей. Нужно было подкрасться, стремительно кинуться, укусить… Да еще покрасоваться перед товарищами своим умением с первого раз находить кровеносную жилу. И очень сложно по молодости оторваться от добычи, не высушив ее до смерти. Тому, кто переусердствовал, грозили крупные неприятности от мастера и местного князя.
        Но пани Агнесса, принцесса Кумбрии и Карлайла, плевать хотела на чье бы то ни было недовольство. Разве не млели и теряли суровость все князья и старые, опытные мастера гнезд, глядя на нее?
        Мы с Чеславом, раздувшиеся от гордости и совершенно потерявшие голову от близости предмета воздыханий, крались за английской принцессой улицами ночного Кракова. Грязь и жидкие отбросы чавкали под сапогами. В ноздри врывался смрад гниения и вонь содержимого ночных горшков, которое местные хозяйки щедрой рукой выплескивали прямо в окна. Но разве подобные мелочи могли иметь значение, когда два влюбленных юнца горят желанием перещеголять друг дружку?
        По случаю охоты пани Агнесса надела замшевые шоссы[52 - Шоссы - с XII в. длинные, облегающие ногу чулки-штаны.], которые соблазнительно обтягивали ее идеально очерченные ноги, и короткий бархатный дублет[53 - Дублет - во времена позднего Средневековья узкая одежда типа куртки, которую носили поверх рубашки.], отороченный мехом черно-бурой лисы на манжетах и по воротнику. Золотистые локоны убрала под шелковую сеточку, усыпанную мелкими бриллиантами.
        Первого прохожего мы встретили неподалеку от ворот Святого Флориана. Мещанин в измазанном грязью жупане выписывал такие кренделя посреди улицы, что даже младенец сказал бы - нализался до полусмерти. А то, что неподалеку я не приметил ни единого шинка, давало лишние основания утверждать - горожанин заблудился, и весьма давно. Завидев его, Чеслав весь напрягся, пошел крадущимся шагом. Я едва не рассмеялся в голос, но решил смолчать. Школяр пытался показать мастерство бывалого охотника, забывая, что мало чести взять на рогатину вепря со связанными ногами. Добыча должна быть живая, иметь возможность оказать сопротивление или хотя бы сбежать.
        Но через миг я пожалел, что не последовал его примеру. Агнесса легким движением взяла студента за плечо. Чего я только не отдал бы ради ее прикосновения!
        - Оставь его в покое, - прошептала принцесса.
        - Почему? - удивился Чеслав.
        - Пьянчуга… Его кровь для нас отрава.
        Вот так я узнал еще один способ, каким люди могут защищаться от нас. Надежнее его лишь ванна со святой водой, и то в нее нужно нырнуть с головой. Конечно, Агнесса слегка преувеличивала - чтобы превратиться в яд для вампира, человек должен столько выпить, и желательно водки с коньяком, что сам раньше копыта отбросит. Но тем не менее пить кровь пьяного - то еще удовольствие. После тебя долго мутит и выворачивает наизнанку, хотя вроде бы и нечем. Голова раскалывается, руки-ноги дрожат и отказываются слушаться. Врагу не пожелаю… Но Чеславу я тогда пожелал не задумываясь. До сих пор в глубине души жалею, что Агнесса его удержала.
        Мещанин свернул в переулок, а мы пошли дальше по Флорианской улице в сторону костела Святой Варвары, что у городского рынка. И приблизительно на полпути повстречали монаха. Невысокого, тучного, с трудом перешагивающего лужи. Что он делал ночью в городе? Лично я не уверен, что причащал кого-нибудь. Скорее, бегал к безотказной вдовушке погреться.
        - Этого берем, - шепнула принцесса. - Но не сразу! Погоняем вначале.
        Она в три прыжка настигла семенящего монаха, похлопала его по плечу, а когда он обернулся, мило улыбнулась. А потом показала клыки.
        Эх, как он помчался вдоль по улице, подобрав полы хабита[54 - Хабит - монашеское одеяние из грубой ткани.]! Кто мог ожидать такой прыти от жирного святоши? Будто олень, преследуемый сворой псов, он бежал через лужи, умудряясь не поскользнуться, перескакивал кучи мусора, какие в спокойном состоянии духа неторопливо обошел бы.
        Мы огромными прыжками следовали за ним по пятам, беззвучно хохоча и клацая зубами то над правым, то над левым ухом. Странно, что слуга церкви не попытался ни осенить себя крестом, ни прочесть молитву. Тем паче, на его поясе, охватывая обширные чресла, тускло светилось вервие, не иначе как привезенное из паломничества. Но тем и лучше для нас. Рассеянный и малодушный монах - легкая добыча для вампиров, да притом достаточно редкая. Будет чем похвастаться перед другими птенцами, которые и так уже сполна обзавидовались.
        Вовсю забавляясь, мы гнали святошу по темным улицам. Как только он пытался свернуть к более людным местам, или Чеслав, или я, отталкиваясь от стены, перепрыгивали ему через голову и корчили страшные рожи, выпучивая глаза и обнажая клыки. Агнесса развлекалась тем, что время от времени толкала монаха в спину или ставила ему подножку. Ей, по всей видимости, очень хотелось поизмываться над ним, изваляв в нечистотах. Но ужас, казалось, удесятерил силы удирающей жертвы. Спотыкаясь, теряя равновесие, он всякий раз выпрямлялся и продолжал бессмысленный изнурительный бег. Правда, пару раз падал на четвереньки, но тут же вскакивал с поразительной для его телосложения резвостью, а вот плюхнуться в грязь не соизволил ни разу.
        Наконец, принцессе наскучила бесконечная беготня по извилистым улочкам. Любая забава хороша только в самом начале, а потом, если не привносить в нее живую струю, надоедает.
        - Хватит! - выдохнула охотница. - Кончаем его!
        Повинуясь ее приказу, мы с Чеславом одновременно прыгнули через монаха. Словно две черные тени, пробежали еще пару шагов и развернулись, широко раскинув руки. Тем временем Агнесса грациозно взвилась в воздух и пнула человека сапогом между лопаток.
        Святоша врезался в нас, и мы с хохотом отбросили его к стене с облупившейся штукатуркой. Впрочем, смех Чеслава быстро сменился шипением - он невзначай прикоснулся к освященной веревке.
        С чавканьем, будто конский «кругляш», монах врезался в задрожавшую стену и сполз по ней. Дряблые щеки тряслись, рот беззвучно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, а выпученным глазам мог позавидовать любой рак. Он представлял жалкое зрелище - капли пота, несмотря на довольно прохладную ночь, усеивали лоб и тонзуру, грудь судорожно вздымалась и опускалась. У меня зародились сомнения, а не хватит ли его удар до укуса? Но, несмотря на кажущуюся сломленность, святоша не утратил присутствия духа. Он нашел силы встать на колени и забормотал, возводя поросячьи глазки к затянутому тучами небу.
        - Credo in unurn Deum, Patrem omnipotentem, factorem cаеli et terrае…[55 - Верую в Бога единого, Отца всемогущего, создателя неба и земли… (Лат.)]
        Агнесса плотоядно усмехнулась и облизала губы алым язычком. Монах поперхнулся и сменил молитву:
        - Pater noster, qui ts in caelis, Sanctrticetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum…[56 - Отец наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё. Да приидет царствие Твоё… (Лат.)]
        Но не зря учил нас пан Мжислав Ястжембицкий, что христианская молитва имеет силу лишь в устах человека, искренне верующего. Для того же, кто грешен, кто нарушал заповеди, кто не верит в сердце своем, она остается лишь пустым сотрясением воздуха, способным только напугать неопытного птенца. А высшего вампира, отмерившего не одну сотню лет, каким являлась Агнесса, бормотание монаха могло лишь рассмешить. Она шагнула вперед, занесла руку и вдруг притворно отдернулась.
        В глазах коленопреклоненного монаха мелькнул огонек надежды. Голос окреп:
        - Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster…[57 - Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш… (Лат.)]
        Стремительный удар.
        На располосованной острыми коготками щеке выступили капельки крови. Святоша поперхнулся последним словом и замер с раскрытым ртом.
        Агнесса провела пальцем вдоль глубокой царапины. Неторопливо осмотрела окрасившуюся алым кожу. Слизнула кровь.
        - Ну кто первый? - Вампиресса наградила долгим взглядом поочередно меня и Чеслава.
        Студент дернулся было, но я успел раньше, сказав с почтительным поклоном:
        - Только после вас, моя пани.
        Она улыбнулась, шагнула поближе к добыче.
        Я приготовился немедленно прийти на помощь, если монах, обезумев от отчаяния, попытается оказать сопротивление. Но этого не потребовалось. Агнесса уже полностью подчинила его волю, виртуозно воспользовавшись присущей кровным братьям магией духа.
        - Как мне будет приятно убить очередного мерзкого, лицемерного, зажравшегося и погрязшего в пороках святошу… - с ненавистью проговорила принцесса, подходя почти вплотную к застывшему человеку.
        Ее лицо исказилось от ярости, на миг превратившись в прекрасную, но от того еще более ужасную маску смерти. Сильные пальцы безжалостно смяли щеки и подбородок монаха, глубоко вдавившись в мягкую плоть. Взгляд жертвы, устремленный в вечность, остекленел.
        Внезапно черная тень вынырнула из мрака ночи и, мимоходом сметя с пути Чеслава, оттолкнула вампирессу от ее добычи. Агнесса вскрикнула, будто подбитая птица, а я, не успев даже осознать, что же произошло, кинулся ее спасать. Но весь мой порыв пропал впустую. Натолкнувшись на стремительно выброшенную ладонь невидимого врага, я опрокинулся навзничь. Даже ноги выше головы задрались.
        Кто посмел так обращаться с вампиром, с высшим существом?
        Я вскочил, нашаривая на поясе рукоять короткого корда, - в те годы, как, впрочем, и сейчас, я доверял холодному оружию, несмотря на все сверхъестественные способности кровных братьев. Клинок сверкнул, отразив луч выглянувшей из-за тучи луны.
        - Стоять, птенец! - Низкий, рокочущий голос заставил меня замереть на лету.
        Пан Лешко?
        Белоголовый Князь-вампир вышел из-за угла. Рядом маячили плечистые фигуры двух его стражей, которые, как говорил пан Ладвиг фон Раабе, могли разорвать на клочки волчью стаю голыми руками. Следом за владыкой Кракова из темноты появился пан Мжислав, озабоченный, взволнованно озирающийся, что ни капли не было похоже на обычное поведение моего мастера и учителя.
        Убирая корд в ножны, я успел разглядеть лицо вампира, продолжавшего удерживать Агнессу за плечи. Сэр Патрик, принц города Йорка и Нортумбрии. Его юное лицо исказилось не только от гнева, но и от напряжения - вампиресса прикладывала отчаянные усилия, чтобы вырваться.
        Не говоря ни слова, пан Мжислав наклонился над Чеславом, который продолжал лежать, изображая тяжелораненого, сцапал его за ухо и поднял, поставив на ноги. Я уж собрался обрадоваться, но тут мастер свободной рукой поймал за ухо и меня.
        Тем временем пан Лешко подошел к Агнессе, шипевшей, словно дикая кошка, учтиво поклонился.
        - Как ты смеешь запрещать мне? - будто выплевывала она каждое слово в лицо соотечественнику. - Кто ты мне? Кто дал тебе право?
        Патрик хранил молчание, сцепив зубы и нахмурив брови.
        - Прошу покорнейше простить, моя госпожа, - на первый взгляд мягко вмешался пан Лешко, но сила княжеского голоса вряд ли кому-то позволила оставить его слова без внимания. - Вы гостите в моем замке, и каждому, кто только позволит себе помыслить причинить вам зло, я вырву сердце собственноручно. Но позвольте же попросить и вас не нарушать законы, установленные в подвластном мне городе. Я не могу допустить, чтобы во время недавно заключенного мною перемирия с охотниками - сами знаете, моя госпожа, зачем я пошел на это - произошло убийство монаха. Я, когда позволил упросить себя разрешить вам поохотиться, рассчитывал, что вы удовольствуетесь каким-нибудь мещанином или подмастерьем, в худшем случае - рыцарёнком из захудалого рода, которого нелегкая принесла в Краков в поисках службы и достатка. Но монах… Нет, я не могу допустить ничего подобного. Уж простите великодушно, моя госпожа.
        Агнесса продолжала дергаться, но уже не так уверенно.
        - Ответь сэру Лешеку, любовь моя, - почти с нежностью проговорил Патрик.
        Когда до меня дошел смысл его слов, я рванулся так, что едва не оставил ухо в пальцах пана Мжислава.
        - Стой спокойно, забери тебя Великая Тьма! - раздраженно прошипел учитель. - Пройдет не меньше трехсот лет, прежде чем оторванное ухо отрастет. Как ты будешь все это время охмурять красоток?
        - Но, пан…
        - Стой спокойно и закрой рот! Я тебе приказываю! Само собой, если хочешь спасти свою шкуру. Тебя, Чеслав, это тоже касается, как ты мог догадаться.
        - А что я? - возмутился школяр. - Что я такого сделал? Что мы такого сделали?
        - Вы поддались азарту охоты и забыли о самых простых правилах. Находясь на территории какого-либо князя, вампир, а тем более едва оперившийся птенец, обязан свято чтить законы, установленные этим князем. Не так ли?
        - Я не спорю, - продолжал тем не менее возражать Чеслав. - Но Князь Лешко разрешил пани Агнессе…
        - Но не на монахов же! - с болью, которую, скорее всего, доставила ему наша тупость, воскликнул мастер. - И тем паче не в двух кварталах от костёла! Тем паче когда там полно инквизиторов, понаехавших в Краков невесть с какого перепугу. Я не позволю вам, двум несмышленышам, испортить все, ради чего здесь собрались князья и сильнейшие мастера Силезии, Малой Польши и Моравии. Ясно вам, задиры-недоумки?
        - Но ведь мы всего-навсего сопровождали принцессу… - слабо оправдывался я.
        - Тем более, как спутники развлекающейся дамы, вы должны были заботиться о ее безопасности. А вам хотелось поскорее насосаться крови. Алчность подчинила ваш разум, а у вампира, если он хочет прожить хотя бы пару веков, должно быть наоборот. Сперва трезвый разум, после чувства. И любовь в том числе, Ланселоты вы мои Озерные.
        Тем временем сопротивление Агнессы слабело. Она уже не шипела яростно, а просто прикусила губу. Краковский Князь продолжал говорить размеренно и убедительно. Наконец принцесса кивнула:
        - Прошу простить меня, сэр Лешко. Я воспользовалась вашей неосведомленностью. Не наказывайте, пожалуйста, этих птенцов. Они ничего не знали.
        Патрик тут же отпустил ее.
        - Принцесса Карлайла и Кумбрии, - ворвался в мои уши быстрый шепот Мжислава, - терпеть не может святош. Чем-то они ей здорово насолили. В каждом городе, куда приезжает, она старается убивать и простых монахов, и аббатов. Однажды замахнулась даже на епископа. Эта ее, мягко говоря, вредная привычка очень мешает нам. Особенно сейчас, когда князья пытаются достичь согласия с орденом Охотников. Мы хотим, чтобы они истребляли только зверей и диких. Значит, тоже должны идти на уступки. Кровь пить понемножку, не убивать. Ну, по крайней мере в городах. Выдавать диких и зверей или самим их убивать. А вместо этого отношения с отделениями ордена Охотников в Толедо, Монпелье, Кельне и Гамбурге испорчены. За голову пани Агнессы доминиканцы назначили награду…
        - Откуда ты знаешь, пан Мжислав… - удивленно пробормотал Чеслав.
        - Так пан Патрик рассказал, когда Князь Лешко проговорился, куда вы отправились. Мы бегом кинулись следом, чтобы до беды не довести.
        - И что теперь будет?
        - А что?
        - С нами что будет?
        - Я бы вас в лесу глухом поселил, чтобы вы медвежьей кровью лет сто питались. А вообще, князьям решать.
        - Э, погоди, пан Мжислав! А мы-то тут при чем? - Школяр заюлил, завертелся, стоя на цыпочках. Все норовил повернуться и заглянуть мастеру в глаза.
        Мне стало противно. Да, если нас накажут вместо пани Агнессы, это будет трудно назвать справедливым приговором. Но ради ее благосклонного взгляда я приму все что угодно.
        Князья наконец-то закончили обсуждать свои княжеские дела и соизволили обратить внимание на нас.
        Лешко Белый глядел сурово и оценивающе. Агнесса казалась слегка смущенной и избегала смотреть прямо в глаза. Зато принц Патрик клокотал от ярости, которая вот-вот грозила выплеснуться наружу.
        Всеми забытый монах, когда высшие вампиры повернулись к нему спиной, перекрестился дрожащей рукой и выдохнул:
        - In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen.[58 - Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь (лат.).]
        Должно быть, поверил, что именно горячая искренняя молитва спасла ему жизнь.
        Патрик поморщился, на миг оборотился к человеку и сделал легкий пасс рукой, будто стирал нечто, нацарапанное на аспидной доске. Монах замер с открытым ртом и безумным взглядом. На небритый подбородок потекла блестящая струйка слюны. Эта молитва стала последней в его жизни.
        Пан Мжислав отпустил наши уши.
        - Я уговорила сэра Лешко не наказывать этих птенцов, - без обиняков заявила Агнесса. И улыбнулась. Мне очень хотелось верить, что не Чеславу.
        - Я не мог не выполнить просьбу высокородной пани, - прогудел Князь. - В конце концов, натворить они ничего не успели.
        - А я не могу оставить этих зарвавшихся щенков без наказания, - с холодной ненавистью проговорил Патрик. Его слова звенели в стылом воздухе краковской ночи. - Но поскольку я здесь гость и обязан подчиняться распоряжениям сэра Лешко, я принимаю его решение, как свое. Однако, по законам кровных братьев, каждый вампир имеет право вызвать другого вампира на поединок. - Нехорошее предчувствие шевельнулось во мне. - Так вот, в присутствии князя, его светлости Лешко Белого, а также в присутствии принцессы Карлайла и Кубрии, леди Агнессы, и мастера гнезда, сэра Мжислава, я вызываю на бой этих двух птенцов.
        Чеслав сдавленно застонал. Плечом я ощутил, что его бьет крупная дрожь, и отодвинулся. Трусость - опасная болезнь. Как бы не подцепить ненароком.
        - Обоих сразу? - встрепенулась Агнесса. - А справишься?
        - Да хоть поодиночке, хоть двоих скопом! - сверкнул глазами принц Йорка.
        - Бой до развоплощения? - невозмутимо уточнил Лешко Белый.
        - Да! Я не желаю делить ночной мрак ни с одним из них.
        Чеслав дернулся, порываясь упасть на колени. Скосив глаза, я увидел, как пан Мжислав твердой рукой удержал его.
        «Что за размазня!»
        Я шагнул в сторону, чтобы, не приведи Великая Тьма, меня не заподозрили в таком же малодушии.
        - Избивать младенцев… - промурлыкала Агнесса. - Как это благородно, как это рыцарственно…
        - Я при… - Собственный голос подвел меня. Пришлось откашляться и начать заново: - Я принимаю вызов. Готов биться конным или пешим, на любом оружии…
        - Довольно! - насмешливо прервал меня принц. - Хватит сотрясать воздух. Хочешь биться мечом? Я не против. Бастард[59 - Бастард, или бастард-сворд, - так называемый полутораручный меч. Им можно сражаться, удерживая как одной рукой, так и двумя.] тебя устроит, птенец?
        - Вполне, пан! - Я возликовал, стараясь, чтобы радость не отразилась на лице. Не ровен час, мой враг передумает.
        - А с тобой, рифмоплет, - англичанин повернулся к Чеславу, - я разделаюсь без оружия. Считаешь себя умником? Разум против разума. Как тебе? Нравится?
        Студент не то квакнул, не то крякнул в ответ. Я прекрасно понимал, что и для него тоже вид оружия, предложенный Патриком, оказался наиболее выгодным. В отличие от меня, большинство птенцов пана Ястжембицкого налегало на изучение магии. Случайность - или заморский принц проявляет великодушие под маской презрения?
        - А место и время, кстати, должны выбрать Анджей и Чеслав, - негромко заметил мой мастер. - Согласно старинному кодексу кровных братьев, вызывающий определяет род оружия, а вызываемый место и время.
        - Истинно так, - подтвердил Князь Лешко. - Как по писаному сказал.
        - Хорошо, я жду, - подбоченился Патрик.
        - Давайте, сосунки, - усмехнулся Князь. - Назначайте. Для начала время. Давай ты. - Он ткнул пальцем в грудь Чеслава.
        - Я? Почему я?
        - Давай! Или совсем разум от страха потерял!
        Школяр задергался, его взгляд заметался от одного высшего вампира к другому. А потом его лицо осветилось.
        - Через тридцать лет… - выдохнул Чеслав.
        - Что?! - зарычал принц Йорка. - Что ты сказал, щенок?
        - Через тридцать лет? - переспросил Князь.
        - Да! - отчаянно воскликнул студент.
        - Значит, тысяча четыреста семьдесят седьмой год? Что ж, так тому и быть.
        - Сэр Лешко! - взревел Патрик.
        Агнесса звонко расхохоталась.
        - Кодекс есть кодекс, - важно заметил владыка краковских вампиров. - Я принимаю желание этого птенца. Теперь ты. Место для поединка.
        Я снова откашлялся. Слова родились сами собой:
        - Тридцать лет - долгий срок. Пан Патрик совсем измучается нас ожидать. И уж совсем неучтиво было понуждать его ехать куда-то. Мы сами явимся в славный город Йорк. Ровно через тридцать лет. Пусть это хоть как-то утешит пана Патрика, светлейшего принца города Йорка и Нортумбрии.
        - Молодец, - прошептал за плечом мастер, а потом добавил: - Хотя и дурак.
        - Вот это по-рыцарски, - крякнул Лешко. - Не так уж плохо ты, пан Мжислав, птенцов воспитываешь.
        Патрик едва заметно кивнул, что должно было означать крайнюю степень благодарности. А принцесса молча подошла ко мне и, привстав на цыпочки, крепко поцеловала в губы. По взгляду англичанина я понял, что живым из Йорка не выберусь ни при каких обстоятельствах. Но в тот миг плевать я на него хотел.
        Глава четырнадцатая
        Растаявший лед
        Очнулся я на полу в собственной гостиной. Под головой - диванная подушка. Пуговицы на рубашке расстегнуты, шейный платок исчез. Стрелки часов на каминной полке показывали половину девятого. В углу мягко светился зеленый абажур, а под ним, в кресле, свернувшись калачиком, посапывала Жанна.
        Я поднялся, бегло оглядел окна. Ни единого лучика света не пробивалось сквозь мощные роллеты и плотные шторы. Мысленно поблагодарив Збышека, занимавшегося ремонтом и обустройством квартиры, я прошел в гардеробную, переоделся в домашние туфли и халат. Вернулся.
        Девушка продолжала спать. Прядь золотистых волос, упавших на лицо, шевелилась в такт дыханию.
        Не бросила. Дотащила. И с замками справилась - не помню, когда я передал ей ключи.
        Великая Тьма! Представляю, как испугалась девушка, когда я провалился в беспамятство. Но не растерялась, выполнила все в точности, как я просил. И еще меня удивило, что она терпеливо ждала, а не впала в панику. Могла бы вызвать неотложку - то-то удивились бы врачи, не прощупав у меня пульса, а попытка взять анализ крови наверняка повергла бы их в полный ступор. И тогда одно из двух: либо меня бы повезли в больницу, изумленно наблюдая, как тело молодого, недряхлого еще мужчины рассыпается в прах под солнечными лучами, либо подкинули бы работенки отделу службы украинской государственной безопасности, родственному тому, который возглавляет Олег Иванович.
        Как же мне отблагодарить ее?
        Для начала я решил укрыть Жанну пледом, который лежал в кресле по другую сторону от камина. Оказалось, напрасно. От легкого прикосновения девушка открыла глаза, а я вовсе не намеревался будить ее в такую рань после бессонной ночи.
        - Живой… - прошептала она и села.
        Теперь в голубых глазах светилась опаска. И злость.
        - Вы меня обманули. Анджей. Вы - не человек.
        Я присел на диван работы Анджело Каппеллини[60 - Анджело Каппеллини (Angelo Cappellini) - одна из старейших мебельных фабрик Италии, основанная в конце ХIХвека.], вздохнул.
        - Я приношу вам глубочайшие извинения, что втравил вас в глупую историю, Жанна. Я должен был быть мудрее. Мне очень жаль.
        Девушка забралась в кресло с ногами, обхватила колени руками.
        - Я что, случайно раскрыла заговор инопланетян? Мне сотрут память? Или просто-напросто убьют?
        - Какие глупости! Если бы я хотел вас убить, то стал бы будить? Как по-вашему?
        - Значит, стирание памяти.
        Нет, на нее даже рассердиться решительно невозможно! Конечно, закон Великой Тайны следует чтить, однако мне показалось, что расставание с белокурой стюардессой не доставит мне радости.
        - Никакого стирания памяти, Жанна. Просто пообещайте, что не расскажете никому из друзей или родных обо мне. Вот и все.
        - А что я должна «не рассказывать»? Что познакомилась в самолете со странным господином благородной наружности, который не умеет водить автомобиль… Это в двадцать первом-то веке! Который живет в центре Киева в огромной квартире, набитой антиквариатом, дорогущими картинам, старинным оружием. Который запросто швыряет таксисту профессорскую зарплату, чтобы тот побыстрее отвез его домой. В такси он теряет сознание. И не только сознание, но и пульс, и дыхание. Наверное, заодно и совесть… Кто мне поверит? - Девушка горько усмехнулась.
        - Прошу вас, не обижайтесь. Поверьте, я буду долго вспоминать нашу прогулку по ночному городу. Но…
        - Но сейчас мне нужно уматывать? И даже кофе не предложите?
        Я развел руками.
        - С радостью предложил бы, но я не знаю, есть ли у меня кофе.
        - А я догадывалась, что вы не от мира сего.
        - Приготовлением пищи обычно занимался Збышек.
        - Я не поняла, он ваш друг или слуга?
        - Слуга. Но и друг тоже. Был.
        - Простите.
        - Вам не за что извиняться. А пойдемте на кухню, посмотрим, чем можно подкрепиться?
        - Пойдемте, - она улыбнулась, вскочила с кресла, потянулась. - Вы меня уже не прогоняете?
        - Не прогоняю, - я покачал головой. - По правде сказать, мне и не хотелось с вами расставаться.
        - Да? - Жанна кокетливо улыбнулась. Расправила форменную юбку. - Как же я измялась…
        - Если хотите, примите ванну. И можете подобрать что угодно из одежды. Гардеробная там.
        - У вас есть женская одежда?
        - Нет. Но у меня есть несколько халатов. Подберите себе по вкусу.
        - Спасибо. Пожалуй, вначале кофе.
        - Тогда идемте. Может быть, вдвоем справимся.
        Проходя мимо простенка, где в обрамлении двух скрещенных шпаг висел портрет Агнессы работы Клуэ[61 - Франсуа Клуэ (1515 - 1572 гг.) - крупнейший французский художник-портретист эпохи Возрождения при дворе королей ФранцискаI, ГенрихаII, ФранцискаII и КарлаIX.], девушка остановилась.
        - Кто это?
        - Принцесса.
        - Вы все шутите…
        - Нисколько. Работа шестнадцатого века.
        - Правда? Сколько же она должна стоить?
        - Ее ценность измеряется не деньгами.
        - Конечно… А можно поближе рассмотреть?
        - Извольте. - Я щелкнул выключателем.
        После минутного раздумья Жанна изрекла:
        - Красивая… Не то что я.
        - Поверьте, - я положил ладонь ей на плечо. - Красотой вы ничуть ей не уступаете, а душой превосходите.
        - А откуда вы знаете про ее душу? Она ведь жила столько лет назад… Или я ошибаюсь?
        - Не ошибаетесь. Она умерла очень давно.
        - Тогда откуда?..
        - Не сейчас, - воспротивился я настойчивым расспросам. - Нас ждет знакомство с холодильником Збышека.
        Жанна на удивление быстро разобралась во всей этой технике, которой мой слуга набил кухню. Ну, положим, газовую плиту я и сам смог бы зажечь, зато кофемолка, микроволновая печь, электрочайник… Бррр! Гораздо проще зажарить оленя на вертеле. Хотя и этим я занимался в необозримо далеком прошлом. Наблюдая за уверенно двигающейся девушкой, я в который раз осознал свою беспомощность в современном мире. Збышек был для меня больше чем прислугой. Он снабжал информацией, обеспечивал своевременную оплату коммунальных услуг, водил автомобиль, занимался деловой перепиской и банковскими счетами. Теперь я без него как без рук.
        Вскоре в чайнике забулькала, закипая, вода. В воздухе поплыл аромат свежесмолотого кофе. Раньше я почему-то даже не предполагал, что он может казаться приятным. Жанна обнаружила в холодильнике замороженную пиццу и засунула ее в духовку.
        Как обычно, я отказался от человеческих еды и питья.
        - Может быть, вы робот, Анджей? - Гостья уселась напротив меня за стол и с аппетитом принялась за изобретение итальянских кулинаров. Кто хорошо ест, тот хорошо работает, говорили в одной старой сказке.
        - А что это? - вопросом на вопрос ответил я.
        - Что «что»?
        - Ну эти ваши роботы.
        - Вы что, телевизор не смотрите, книжек не читаете? - удивилась она, но тотчас же спохватилась: - Нет, книги вы все-таки читаете, иначе откуда знали бы о Булгакове… Наверное, не те книги просто.
        - Наверное. Я не хватаю с полок все подряд.
        - А последнюю книгу какую вы читали?
        - Алекса Коша. «Вечеринка в стиле вамп».
        Ее брови поползли на лоб.
        - Правда?
        - Да, а что?
        - Она же детская…
        - Я бы так не сказал. Подростковая. И вы же ее читали, как я понял?
        - Читала, но давно.
        - Не оправдывайтесь, я не делаю выводов об интеллектуальном уровне человека по перечню прочитанных книжек.
        - Спасибо, - девушка пригубила исходящий паром кофе. - А что вы скажете о «вечеринке»?
        - Чушь собачья. To djabla warto,[62 - Ни к черту не годится (польск.).] как говорят у меня на родине.
        - Почему?
        - Что это за вампиры, у которых на солнце слезятся глаза и зудит кожа? На самом деле солнце сжигает их.
        - Откуда вы знаете?
        - Знаю, - мне хотелось, с одной стороны, быть откровенным, а с другой - нарушать закон Великой Тайны не позволено никому. - Сорока на хвосте принесла.
        - Ну не хотите говорить, и не надо, - она сделала вид, будто обиделась, но мгновением спустя снова заговорила: - А вы мне обещали рассказать о принцессе…
        - Она жила очень давно. Водила знакомство со знатнейшими родами Европы. А погибла так нелепо…
        - А как ее звали?
        - Леди Агнесса.
        - Никогда не слышала. И не читала.
        - История полна белых пятен. Ничего тут не поделаешь.
        - Скажите, Анджей, - она отставила чашку, - вы - ученый?
        - Нет, наверное.
        - А я думала, вы - историк. У вас столько книг… Вы уж не обижайтесь, я заглянула в библиотеку, когда вы были без сознания.
        - Я не обижаюсь, Жанна. С чего бы?
        - Потом это оружие на стенах. Картины. Мебель, по-моему, тоже старинная.
        - Разве в современной Украине ученый может себе такое позволить?
        Она вздохнула:
        - Не может. Но вы же поляк…
        - Смею вас заверить, польский ученый тоже не может.
        - Тогда… А впрочем, неважно. Спасибо за кофе. Вы что-то говорили насчет ванны?
        - Не за что. А ванна по коридору направо. Кстати, один халат, кажется, висит там. Я буду в библиотеке. С кранами разберетесь?
        - Не из села, - девушка гордо вскинула подбородок, но не сдержала улыбки.
        Покинув кухню, я отправился, как и пообещал, в библиотеку. По пути снял со стены в гостиной карабелу, проделал несколько выпадов просто так, для разминки. Бросил клинок на диван.
        В окружении книжных полок я всегда ощущал быстротечность времени. Для нас, кровных братьев, она не такова, как для людей, которые торопятся жить, стремятся наполнить короткий отпущенный им срок событиями и ощущениями. Мы, вампиры, замечаем неумолимое время, когда лишаемся привычных вещей, вынужденно, под влиянием внешних сил, меняем образ жизни. Эпоха рыцарских поединков сменилась утонченным Ренессансом, за ним пришел век пороха, мушкетов и шпаг. Потом Просвещение, эпоха великих научных открытий, смелых гипотез и вольнодумства. Люди варили сталь, подчиняли силу пара, учились использовать электричество и двигатели внутреннего сгорания, изобрели радио, телевидение, Интернет. А мы, несмотря на могущество, дарованное Великой Тьмой, вынуждены гнаться за ними, подстраиваться под ритм жизни и технические новшества. И тот, кто попытается пойти против течения, ломать историю под себя, а не вписываться в нее, обречен на гибель. Он повторит судьбу вампиров-зверей, которых мы убили в подвале.
        Но как бы ни мчался вперед стремительный прогресс, книги, на мой взгляд, остались самым великим достижением человеческого разума. Они являют собой самый совершенный его накопитель. Мудрецы пишут, доверяя бумаге свои мысли и идеи, а потом умирают, превращаясь в прах. И всякий, кто выучился в свое время грамоте, способен разыскать книгу и прочитать ее.
        Я обвел взглядом корешки выстроившихся на полках книг (современных авторов я, по странной прихоти, прятал в шкафах за глухими дверцами). Нет, эти люди не умерли и не умрут до тех пор, пока кто-либо сможет взять в руки их творение, раскрыть на нужной странице и погрузиться в чтение, проникаясь мудрыми мыслями. Вот он - человеческий способ бессмертия, для которого нет необходимости в крови другого существа.
        Душераздирающий визг оторвал меня от философских рассуждений.
        Никогда бы не поверил, что женщина способна издавать подобные звуки, если бы не услышал своими ушами!
        Само собой, кричала Жанна. Кричала в ванной комнате.
        Столько ужаса не бывает в голосе, если обожжешься горячей водой или порежешься бритвой.
        Я стремглав кинулся на помощь. Сам не заметил, как по пути прихватил с диванной подушки саблю. Казалось бы, от чего мне отбиваться сталью в собственном доме, но сработала многолетняя привычка воина.
        Выбивать двери не пришлось, она отворились от толчка.
        Яркий свет софитов отражался от хромированных кранов, крючков и вешалок - еще один предмет гордости покойного Збышека - и бросал блики на ультрамариновую кафельную плитку. Высокая шапка пены поднималась над краями ванны. Жанна стояла, вжавшись спиной в дальний угол, и пронзительно, на одной ноте, визжала. Ее остекленевший взгляд упирался во что-то над моей головой.
        Навыки бойца взяли свое, и я, пригнувшись, нырнул вперед к умывальнику, на ходу разворачиваясь и вскидывая саблю над головой. Она столкнулась с чем-то металлическим, судя по дрожи, пробежавшей от клинка до рукояти.
        Обернувшись, я увидел вывороченный «с мясом» вентилятор, прежде встроенный в отдушник. На краю черной дыры, цепляясь за развороченную штукатурку, висели два мелких, но отвратительных существа, удерживая за ноги третьего, который болтался вниз головой, размахивая игрушечного размера, но тем не менее самой настоящей палицей. Больше всего они напоминали бесхвостых крыс с обезьяньими мордочками, одетых в грязные, замусоленные лохмотья и с красным колпаками, наподобие фригийских[63 - Фригийский колпак (иногда также фракийский) - мягкий закругленный колпак красного цвета со свисающим вперёд верхом. Называется в честь Фригии - области в центре Малой Азии. Известен как символ свободы и революции.], на головах.
        - Niech mnie djabel porwie![64 - Черт бы меня побрал! (Польск.)] - удивленно воскликнул я, делая выпад.
        Мелкое чудище легко отбило удар. Меня, обладающего нечеловеческими способностями, поразила его сила.
        В следующую секунду мне пришлось отбивать летящую в голову палицу. Столкнувшись с карабелой, вражеское оружие отскочило, ударилось о плитку, расколов ее, и булькнуло в воду.
        «Волосатик» в колпаке запустил лапы под лоснящиеся тряпки и выудил два ориона[65 - Орион - метательная «звездочка», европейский аналог японского сюрикена.], плавным движением посылая их в меня. Голубоватое сияние, окутывавшее стремительно летящие звездочки, подсказало, что они либо сделаны из серебра, либо покрыты убийственным для кровных братьев металлом. Первую, летящую в грудь, мне удалось отбить высокой квартой. Вторая оцарапала щеку. Жуткая, ни с чем не сравнимая боль пронзила меня. А чудище уже лезло за следующими орионами.
        Так дело не пойдет!
        Я ткнул саблей, словно шпагой.
        Сила и скорость вампира против силы и скорости неизвестных монстров.
        И мне удалось. Острие клинка вонзилось в живот отвратительному противнику. Он протяжно мяукнул, как мартовский кот, выгнулся. Его соратники, не медля ни мгновения, разжали руки. Раненый шмякнулся об пол, корчась в агонии. Похоже, добрая сталь доставляла ему не меньше мук, чем мне серебро. Оставшиеся два вытащили мечи с посеребренными лезвиями.
        Левой рукой я подхвати огромный комок пены - размером, пожалуй, с подушку - и швырнул в непрошеных гостей. Ароматная смесь воздуха, воды и мыла залепила дыру. Оттуда послышались приглушенные звуки, похожие на проклятия, но на незнакомом мне языке.
        - Так вам и надо, сволочи! - закричал я, тыкая в пенный ком саблей.
        Получилось достать кого-либо или нет, я так и не узнал. Когда мыльная вода стекла по кафелю, в черном провале никого не оказалось. Будто и не было.
        Только подраненный мною «космач» слабо дергался на полу. Я несколько раз проткнул его саблей и, для верности, наступив ногой, отсек голову.
        Жанна продолжала визжать. Она даже не попыталась прикрыться руками при моем появлении, а значит, совсем потеряла голову от страха. Я шагнул прямо в воду, не заботясь, что промокают брюки и полы халата, взял девушку за плечи, встряхнул:
        - Все уже! Успокойся! Их нет больше!
        Она замолчала. Но смотрела все таким же безумным взглядом.
        Пришлось тряхнуть ее еще раз:
        - Все! Бояться нечего.
        И только тогда она моргнула и, уткнувшись лицом мне в грудь, разрыдалась.
        Стоя по колено в воде, я гладил девушку по мокрым волосам, ощущая саднящую боль не только на щеке, где прочертил глубокую царапину серебряный орион, но и в сердце, которое давно, как я думал, разучилось любить.
        - К-к-кто это был? - сквозь слезы выдавила она.
        - Если бы я знал…
        - Н-н-на чертей похожи…
        - Пускай черти, лишь бы не москали, - пошутил я. - Успокойся, милая. Все будет хорошо.
        Мои губы вначале коснулись ее лба, потом виска, щеки, нашли ее губы, раскрывшиеся навстречу. Поцелуй Жанны слегка горчил. Наверное, от кофе. Ее руки обвили мою шею. Последнюю трезвую мысль - надо бы дыру чем-то закрыть - я беспечно отогнал и подхватил девушку на руки. Прошел, хлюпая водой в туфлях, чрез всю квартиру в спальную комнату.
        Оказывается, я уже и успел позабыть, что такое любить. Не удовлетворять сиюминутную прихоть, а дарить всего себя близкому тебе существу. И еще я ощутил, как тает кусок льда, поселившийся в сердце очень давно.
        После мы долго лежали в полумраке комнаты, освещаемой лишь светом, пробивавшимся в дверную щель из коридора. Жанна прижалась разгоряченной щекой к моему плечу.
        - А ведь ты не человек, Анджей… - прошептала она.
        - Робот? - усмехнулся я темноте. - Или инопланетянин?
        - Вряд ли.
        - А кто же я?
        - Попробую угадать.
        - Попробуй.
        - Ты очень старый, хотя выглядишь молодо…
        - Почему это я старый?
        - Потому что не водишь машину и боишься мобильного телефона. Так поступают только старики. Осколки девятнадцатого века.
        - Значит, я осколок?
        - Погоди, не перебивай! Ты боишься света, а на рассвете впадаешь в кому. Ты очень быстрый и сильный. У тебя много денег, но ты не дрожишь над каждой копейкой.
        - Спасибо, ты очень лестно отзываешься…
        - Я же просила помолчать, - палец Жанны лег на мои губы. - Помолчать и послушать меня. Ты отказываешься от человеческой еды. У тебя в доме нет ни одного зеркала. Какой вывод я должна сделать?
        - Что я очень экстравагантный тип, врывающийся в ванную к девушке с саблей наголо, а потом увлекающий ее в спальню.
        - Не без этого. Но это лишь побочный вывод.
        - А главный?
        - Ты - вампир, Анджей.
        В наступившей тишине я три раза хлопнул в ладоши.
        - Браво! Твои выводы настолько безупречны, что я даже не буду ничего отрицать.
        - Так это правда? - Ее голос дрогнул. Шутки шутками, а оказаться в одной постели с вампиром - испытание не для слабонервных.
        - Правда. И сейчас, признаваясь тебе в этом, я нарушаю закон Великой Тайны.
        - И что?
        - А ничего. Теперь мне наплевать на закон.
        Жанна довольно бесцеремонно сунула палец мне в рот, ощупывая зубы.
        - А где твои клыки? Ты же должен укусить меня, и я тоже стану вампиром. Так всегда бывает в книгах и фильмах.
        - Меньше нужно читать и смотреть всякую ерунду. Обратить человека в вампира - это не трубку выкурить. - Наверное, я никогда не признаюсь, что уже пил ее кровь. Совестно почему-то. Странное чувство для кровного брата по отношению к пище.
        - Кстати, не отказалась бы от сигареты.
        - У меня нет, к сожалению.
        - Ты очень правильный вампир. Не пьешь, не куришь.
        - Просто я стал им до того, как Колумб открыл Америку.
        - Правда? - Жанна приподнялась на локте, заглядывая мне в глаза. - Но тогда сколько тебе лет?
        - Шестьсот тридцать один. Юбилей не скоро.
        - О, боже!
        Я слегка передернулся. Очень слабо, ибо религиозной она не была, как и большинство современной молодежи. Но Жанна заметила.
        - Тебе неприятно?
        - Немножко. Если тебе не трудно, не упоминай при мне Его имя.
        - Хорошо, не буду. Так когда ты меня укусишь?
        - А тебе очень хочется?
        - Интересно. Вечная жизнь…
        - В темноте.
        - Неуязвимость…
        - Сегодня мне попали в щеку маленьким кусочком серебра. Шрам останется на всю вечную жизнь.
        Она снова легла, обиженно засопела. Левой рукой я погладил девушку по голове.
        - Не торопись стать вампиром. В нашей жизни столько же минусов, сколько и плюсов. Живи человеком. Люди приносят миру больше пользы.
        - А ты? - прошептала Жанна. - Как ты стал вампиром?
        - Долгая история.
        - Сразу согласился? - В ее голосе послышались хитрые нотки.
        - У меня не было другого выхода.
        - Расскажи.
        - Это будет очень долго.
        - А ты меня уже прогоняешь?
        - Что ты! Можешь остаться здесь навсегда.
        - Это предложение?
        - Кровные братья не женятся на смертных, - солгал я.
        Жанна надолго замолчала.
        Я слушал, как бьется ее сердце.
        - Знаешь, - прошептала девушка едва слышно, - я никуда не хочу отсюда уходить.
        - Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. Только…
        - Что?
        - Я - не тот вампир, с которым стоит связывать свою жизнь.
        - Это ты из-за гибели своего друга? Или из-за тех монстров, которые пробрались в ванную? Кстати, кто они?
        - Понятия не имею. Но очень боюсь, что вместе с ними в Киев придет тот собачий грипп, что зверствует в Москве. И никакие повязки с карантинами не помогут.
        - Но кто они? Почему ворвались в твой дом?
        - Я только догадываюсь. Выводы делать преждевременно.
        - Расскажи.
        - Расскажу, если пообещаешь не вмешиваться самостоятельно никуда. Это может быть слишком опасно.
        - А для тебя не опасно?
        - За истекшие трое суток я дважды был в шаге от развоплощения и окончательной гибели. Или трижды…
        - Расскажи! - потребовала Жанна.
        - Пообещай быть осторожной.
        - Обещаю.
        - Спасибо, - я повернулся и поцеловал ее. Думал, что в губы, но попал в кончик носа.
        Девушка хихикнула.
        - Ну теперь-то расскажешь?
        - Да… Слушай. В этой истории мне и самому ничего не понятно. Так, одни догадки.
        И я начал говорить, вспоминая все - от той морозной московской ночи, когда погиб майор Семецкий, и до сегодняшнего дня с неожиданным нападением маленьких злобных чудовищ, боящихся железа.
        - Збышек что-то узнал, - медленно и задумчиво сказала Жанна, когда я замолчал. - Потому-то его и убили. Так всегда бывает в книгах и фильмах. «Он слишком много знал»… - Она явно процитировала какого-то персонажа.
        Я вздохнул.
        - Как мне узнать, что знал Збышек? Увы, мертвые говорят с живыми только в книгах и кинофильмах.
        - Мертвые часто оставляют после себя записи.
        - Збышек не пользовался записными книжками.
        - Да? Надо подумать. - Она села, обхватив колени руками. - Он мог сбросить тебе СМС.
        - Что это?
        - Неважно. Потом объясню. Где твой мобильный телефон?
        Ничего не понимая, я встал, накинул халат, отыскал в кармане сброшенного на кресло жакета черную игрушку с экраном и кнопками. По пути, чтобы два раза не ходить, проверил ванную - новые гости через дыру не входили. На всякий случай я закрыл дверь на щеколду и вернулся к Жанне. Девушка долго нажимала на кнопки, но в конце концов разочарованно покачала головой.
        - Нет. Ничего.
        - Он знал, что я не умею этим пользоваться.
        Жанна вздохнула.
        - А записку он не мог оставить?
        - Мог. Но мы искали. Хорошо искали. Полковник ФСБ искал.
        - Да, госбезопасность - это внушает… А что у него еще было? Ну айфон, коммуникатор, ноутбук…
        - Ноутбук - это маленький переносной компьютер? - уточнил я.
        - Да.
        - Был. Ноутбук был.
        - И где он?
        - В автомобиле.
        - Что же ты молчал! - Она стукнула кулаком по подушке. Вскочила, принялась искать одежду.
        - Не найдешь. Твоя мокрая в ванной. Сейчас я тебе подберу что-то из своего гардероба.
        - Как же ты непривычно выражаешься, - девушка покачала головой. - Любой современный мужчина сказал бы - из своих шмоток.
        - Ты уже заметила, кажется, что я ужасно несовременный. Это плохо?
        - Это здорово. Когда я была маленькой, то мечтала выйти замуж за доктора Ватсона. Но не просто книжного героя, а непременно с лицом и манерами артиста Соломина. Ты помнишь, как он ел овсянку в Баскервиль-холле? Или телевизор ты тоже…
        - А за сэра Генри не хотелось? Смотрю. И даже включать умею.
        - Сэр Генри - напыщенный алкоголик. Значит, не совсем старомодный?
        - Таким его сделал Никита Михалков. Збышек покупал для меня диски с кинофильмами.
        - Молодец он, твой Збышек. Был, - она вздохнула. - Так что там с одеждой?
        - Направо - дверь в гардеробную. Все, что захочешь, твое. Только я не советую. Лучше дождемся ночи, и я сам схожу.
        Она подумала и согласилась. Но все равно пошла выбирать одежду. Вышла в длинном, до пола - я хоть и не отличался великанским ростом, но был повыше, - халате, расшитом золотыми драконами. И мы отправились рассматривать убитого мной волосатого крысочеловека. Я удивился, что девушка согласилась пойти со мной почти сразу, после секундного колебания. Насколько я знаю людей, обычно брезгливость берет в них верх над любопытством.
        К сожалению, мелкое чудовище исчезло. Нет, труп никто не уносил - иначе пропало бы и замусоленное тряпье, служившее ему одеждой. Но оно оставалось на месте: рваный носовой платок, чулок, скрученный и завязанный затейливым узлом наподобие кушака, рукав от рубашки с тремя перламутровыми пуговицами и красный носок, который я впопыхах принял за фригийский колпак.
        - Одичавший Буратино? - несмело предположила Жанна.
        - Ну да… А с ним, очевидно, были Арлекин и Пьеро, - устало усмехнулся я.
        Загадки, загадки, снова загадки… Сколько можно? Хочется простой и спокойной жизни, пускай она и не является жизнью, на взгляд людей, но мне и такой достаточно.
        - Ты что-то говорил о фейри, Анджей.
        - Да… Бист вилах едва не отправил меня в Великую Тьму.
        - А что ты знаешь о «красных шапках»?
        - Пожалуй, ничего…
        - Я читала когда-то, но точно не помню. Крутится что-то в голове… Интернет у тебя в доме есть? И компьютер?
        Я тем временем нашел пластиковый пакет для мусора и осторожно, кончиком сабли подцепив одежду предполагаемого фейри, прибрал ее с пола. Крепко завязал упаковку и спрятал в стенной шкаф. Услыхав последние слова Жанны, пожал плечами:
        - Компьютера еще одного нет. Только ноутбук. А Интернет должен быть. Збышек как-то подключался.
        - Может, у него был мобильный модем?
        - Может быть. А что это?
        - Вот какой ты! - Девушка даже кулачком взмахнула в сердцах.
        Пришлось успокоить ее поцелуем.
        Глава пятнадцатая
        Письмо Амвросия
        День с Жанной пролетел незаметно. Все-таки любовь - великая сила, заставляющая всех забывать о скоротечном времени. Даже бессмертных, даже носферату. О наступлении закатного часа я понял по вновь накатывающему оцепенению. Строго-настрого запретив девушке выходить из дому без меня, я прилег и закрыл глаза.
        Самый сильный вампир на вечерней и утренней заре беззащитнее младенца. Все охотники знают это. Потому-то все убийства кровных братьев совершаются или на закате, или на рассвете. Или днем, если нападающие борцы с нечистью не уверены в своих силах и рассчитывают сразу пустить в убежище моих сородичей солнечный свет.
        С этими мыслями я и уснул, бросив последний взгляд на Жанну, калачиком свернувшуюся рядом. Только бы ничего не случилось. Не нужны мне никакие обиженные коллекционеры холодного оружия, никакие мафиози и спецслужбы, не нужны иномировые гости, которым я, как видно, чем-то насолил - ума лишь не приложу чем? Пусть все будет тихо и спокойно. Если девушка завтра захочет уйти - к любимой работе, друзьям, подругам, родственникам, привычному образу жизни - я не стану ее удерживать. Но скучать буду. Где-то в самом отдаленном уголке сердца затеплилась было надежда, что она займет место Збышека. Но кто я такой, чтобы ее уговаривать? Старый, одинокий вампир, одолеваемый воспоминаниями о былом…
        Когда я открыл глаза, в гостиной играла музыка, а из кухни доносился щекочущий ноздри аромат поджаренного бекона и кофе. Конечно, я не могу питаться человеческой едой, но это не значит, что запах или вид ее мне неприятен. Я любил смотреть, как Збышек готовит, и всегда поощрял его кулинарные изыски - я не обеднею, если мой слуга купит свежую семгу, а не вымороженного до состояния целлюлозы хека, если сварит себе не ячменный кофе, а настоящий бразильский. Впрочем, Збышек всегда отдавал предпочтение старой дореволюционной кухне, отлично приготавливая расстегаи, щучину, заливное с говяжьим языком и грибами, куриные котлетки с косточкой, паштеты горячие, рулетики с мясом и рыбой. Все это он готовил сам, долго, тщательно и со вкусом. А потом неторопливо, наслаждаясь каждым глотком, съедал.
        Одевшись - ведь вскоре предстоит выходить на улицу, - я заглянул на кухню. Жанна хлопотала у плиты, одетая в мои брюки и рубаху с закатанными рукавами. Какое-то время мне удавалось оставаться незамеченным, наслаждаясь ее быстрыми, уверенными движениями, а потом девушка почувствовала взгляд, обернулась.
        - Можешь оставаться здесь, сколько хочешь, но тогда придется купить тебе одежду более подобающую, - сказал я.
        - А что, в этой я тебе не нравлюсь? - улыбнулась она. Подбежала и чмокнула меня в щеку.
        - Нравишься. Но лучше подобрать что-то по размеру.
        - Хорошо. Как скажешь.
        Жанна вернулась к плите и перевернула деревянной лопаточкой обжаривающиеся на сковороде ломтики бекона.
        - Будешь?
        - Я не ем человеческой еды.
        - Ну я понимаю, тебе нужна кровь. Но разве ты даже не хочешь попробовать?
        - Я не ем не потому, что не хочу, а потому, что не могу. Вот уже шестьсот лет.
        - Ужас! И не пьешь?
        - Не пью.
        - И не куришь?
        - Не курю.
        Она всплеснула руками:
        - Подумать только! По мнению моей мамы, ты - идеальный мужчина для меня.
        - И этот идеальный мужчина оказался вампиром. Что бы сказала твоя мама?
        - А ей знать необязательно. Мы не виделись уже пять лет. Так, перезваниваемся по телефону.
        - Она живет не в Киеве?
        - Дебальцево. Есть такой маленький город в Донецкой области.
        - А отец?
        - Он бросил нас, когда мне было три года.
        - Братья, сестры?
        - Только сводные. Им до меня нет дела. Как и мне до них. Я очень циничная?
        Я пожал плечами:
        - Где тут цинизм? Я привык жить в обществе, где каждый сам за себя.
        - Так это вампиры. А люди всегда были сильны тем, что поддерживали друг дружку в трудную минуту.
        - Правда?
        - Так принято думать.
        - Наверное, мне попадались не те люди.
        - Наверное, мне тоже. - Жанна вздохнула и вдруг глянула на часы, тикающие над столом. - Ого! Без четверти десять. Пора за ноутбуком.
        - Поешь. Никуда ноутбук не денется.
        - Ты хочешь, чтобы я умерла от любопытства?
        - Я не хочу, чтобы ты умерла от голода.
        - Буду умирать, укуси меня, и я стану вампиршей. Или вампиркой? Как правильно?
        - Вампирессой. Но я не советую тебе становиться «немертвой».
        Она сноровисто переложила бекон на тарелку, налила кружку кофе.
        - Хорошо, что у тебя нет хлеба. Иначе я растолстела бы килограммов на десять.
        - Не вижу в этом ничего дурного, - улыбнулся я и отправился в ванную проверить, что можно сделать с дырой. Был бы жив Збышек, он вызвал бы мастеров, которые забрали бы отдушину решеткой, да и все остальные, имеющиеся в квартире, заделали бы тоже. А так придется, скорее всего, связываться с Семеном. Пусть пришлет своего слугу…
        В прихожей раздался звонок домофона.
        Странно, кто бы это мог быть?
        Заскочив за карабелой, я направился к двери.
        Из кухни выглянула Жанна. В ее глазах читался тот же вопрос, что мучил и меня. Знаком приказав девушке оставаться на месте, я надавил кнопку - уж этой техникой я научился пользоваться.
        - Кто?
        - Пан Анджей? - настороженно произнес знакомый голос. - Это вы?
        - Я! А кто же еще?
        - Я - Сергей. ДШБ. Помните меня?
        - Ну положим…
        - Меня прислал Семен. С письмом.
        - Что еще за письмо… - пробурчал я, но двери разблокировал. Семен был одним из немногих вампиров, кому я доверял. Пожалуй, я вообще доверял лишь ему, Амвросию и Жозефине Сангрэ.
        Через несколько минут на площадке появилась высокая, костистая, но не худая фигура Сергея. О коне таких статей я бы сказал - мосластый. В слуги крови к Семену он угодил после забавного случая еще в конце восьмидесятых.
        Сергей как раз вернулся со срочной службы из Афганистана - я не очень хорошо разобрался, зачем Советскому Союзу понадобилось вводить туда войска, а западным газетам, которые я читал, живя в те годы в эмиграции, я мало доверял. Много русских ребят погибло там, выполняя интернациональный долг, как это называли лидеры правящей коммунистической партии, но многие выжили, вернувшись совсем другими людьми. Война меняет мужчин. Неважно какая - Пелопонесская, Столетняя, Алой и Белой Розы, Семилетняя, Англо-бурская или Афганская. Они учатся убивать, они теряют то глубинное чувство, живущее в каждом смертном, которое запрещает отнимать жизнь у подобного себе. Но они и умеют выживать, пройдя кровавую мясорубку. Они по-другому смотрят на поступки сверстников, постарев сразу на добрый десяток лет. Сергей, отслужив два года в десантно-штурмовом батальоне - войсках элитных по тому времени, но и затыкающих по причине особой выучки и закалки любую дырку в стратегических и тактических замыслах генералов, - вернулся в родной Киев и застал буйный разгул перестроечной поры. Никто больше не ловил и не стриг панков, не
запрещал металлистам носить кожаные куртки с заклепками, в моду начал входить американский образ жизни с джинсами, жвачками, свободной любовью и дискотеками до упаду.
        Совершенно законная мысль «А за что я кровь проливал, защищая южные рубежи нашей Родины?» посетила Сергея. Западный, разгульный и свободный образ жизни ему претил, поскольку напоминал об оружии, направленном в него душманами, которые и снабжались, и обучались Соединенными Североамериканскими Штатами. Власти СССР в то время не слишком-то боролись с «тлетворным влиянием Запада», не осознавая, в какую пропасть сбросит их это почти толстовское непротивление. Милиция отворачивалась, комсомольские лидеры гораздо больше внимания уделяли движению кооператоров, подготавливая себе плацдарм на девяностые годы. Дважды раненный осколками, контуженный противопехотной миной, но полный сил и задора десантник решил бороться по-своему.
        Он подкарауливал возвращавшихся с танцулек-дискотек или ночных посиделок с пивом и травкой панков, металлистов, рокеров и попросту лупил их до тех пор, пока с золотой молодежи не слетала всяческая спесь. Мог перехватить троих-четверых сразу - навыки, полученные в десантно-штурмовом батальоне, позволяли быстро и надежно выключить нескольких противников до того, как те успевали сообразить, что же за ужас, летящий на крыльях ночи, выскочил к ним из кустов, окружающих парковую аллею. Так продолжалось больше месяца, прежде чем поступающими в киевские больницы парнями заинтересовалась доблестная милиция.
        К спецоперации по задержанию ночного мстителя, как он проходил по оперативным сводкам, готовились долго. Пришлось даже привлечь киевский ОМОН - участковые и офицеры патрульно-постовой службы здорово сомневались в своих силах. И не напрасно. Сергей раскидал полтора десятка «мiлiцiянтiв»[66 - Милиционеров (укр.).], прежде чем его скрутили бойцы отряда особого назначения. Поскольку людям в погонах он увечий не причинял - пинал обидно, но без злобы - его подержали для острастки в ближайшем районном отделении, а потом принялись уговаривать пойти на работу в органы охраны правопорядка. От любезного приглашения Сергей, получивший уже к тому времени кличку ДШБ, отказался, сославшись на контузию и полученную в связи с нею группу по инвалидности, но зато попал в поле зрения Семена, водившего знакомства кое с кем из киевского горотдела милиции. Так началась их дружба, совместные походы по Троещине, а потом повоевавший под Кандагаром парень стал слугой крови.
        Кстати, должен заметить, что слуга крови не лакей избравшему его вампиру, а скорее друг и компаньон, пользующийся безграничным доверием. Никакого подобострастия, а только дружба и взаимопомощь. Мы нужны друг другу…
        - Заходи, - я повернул ручку замка.
        Сергей протиснулся внутрь. Короткий ёжик черных волос с проседью на висках, сломанный нос и монгольские скулы. Двигался он с грацией, которая не всякому кровному брату доступна.
        - Доброй ночи, Анджей. - Обращений «пан» или «господин», принятых в нынешних Украине и России, он не признавал. - Почему Збышек не берет трубку? Я ему звонил раз десять…
        - Нет больше Збышека, - стараясь, чтобы голос не дрогнул, ответил я. - Убили.
        - Как? Где? - опешил Сергей.
        - В Москве. В «Метрополе». А кто, не знаю. Но очень хочу узнать.
        - Жаль, Селиван не слышит, - Семенов слуга тряхнул головой. - Тут же выводы сделал бы - и тут москали замешаны.
        - Ага… А еще раньше говаривали - студенты, жиды и поляки.
        - Жалко Збышека. Дельный мужик был, со стержнем внутри. Я бы даже сказал, с арматуриной. Сейчас таких мало. Вы, когда узнаете, кто его убил, мне шепните. Я давно уже по-настоящему не разминался. А Семен отпустит. Или сам с нами пойдет.
        - Да те, кто его убивал, больше по земле не ходят. Припоздал ты, братец.
        - А я не о тех речь веду, что ножи или стволы в руках держал, а о тех, кто команду давал. Выйдете на них, дайте весточку. Хорошо?
        - Хорошо. Дам. Ты, ДШБ, по делу или просто так зашел, поболтать?
        Он слегка смутился. Ровно настолько, насколько положено смущаться опытному бойцу, но не больше. Сунул руку за пазуху, извлек конверт из плотной оберточной бумаги, запечатанный… Запечатанный гербом Амвросия! Ерлыгу, перекрещенную с мечом, в овале из дубовых веточек я не спутаю ни с чем.
        - Вот. Семен велел передать.
        Радость, вспыхнувшая на мгновение в моем сердце, погасла.
        - Семен… - разочарованно протянул я. - А я думал - Князь наш, Амвросий.
        - Печать княжеская, спорить не буду, - пожал плечами Сергей. - Только письмо мне Семен передал. Снеси, говорит, Анджею. Так надо.
        - А письмо давно у него лежит? Или Амвросий его приносил недавно?
        - Мы - люди маленькие, - дурашливо развел руками слуга крови, - откедова нам знать? Барин сказал - неси. Значить, ты руки в ноги и побег. А откель оно да куды… - И вдруг совершенно серьезно добавил: - Не знаю, Анджей. Могу честно сказать - при мне не появлялся Князь.
        - А Семен ничего не говорил?
        - Ну вы же знаете Семена. Он больше молчит. Как там, в Одессе, шутят? Он говорит мало, но говорит смачно.
        - Ладно, спасибо, - Сергей помялся с ноги на ногу. Бросил любопытный взгляд в сторону кухни. - Я пойду?
        - Иди. Спасибо тебе. Или нет! Постой! Ты можешь найти мастеров, чтобы мне все отдушники решетками забрали?
        Он не позволил себе удивление. Лицо сохраняло каменное выражение.
        - Могу. Люди проверенные. Болтать не будут. Когда нужно?
        - Чем быстрее, тем лучше.
        - Тогда… Послезавтра. Вы никуда не уезжаете, Анджей?
        - Вроде бы не собирался. А быстрее не получится?
        - Не знаю. - Слуга пожал плечами. - Попробую поговорить.
        - Цену пускай сами назначат. Мне все равно.
        - Хорошо. Ждите звонка.
        - Ты же знаешь, я мобильным…
        - На городской позвоню.
        - Спасибо.
        - Я пойду. - Он не позволил себе намека на нового слугу, которым я обзавелся, хотя наверняка подобная мысль пришла ему в голову.
        - Сейчас вместе выйдем. Мне надо вещи из багажника забрать. Прикроешь спину.
        Кивнув, Сергей посторонился, пропуская меня к выходу. Кровным братьям нет необходимости одеваться зимой - нам, что холод, что жара, все едино. Только не желая привлекать любопытные взгляды прохожих, я набросил замшевый жакет.
        По лестнице спускались молча. Не дойдя нескольких шагов до «Хетчбэка», я остановился, оглядывая следы. Снегопад, полегоньку заметавший Киев всю прошлую ночь, днем прекратился. На свежей пороше четко выделялись отпечатки чьих-то ботинок с рубчатой подошвой. Человек прошел мимо автомобиля, вернулся, потоптался около дверцы водителя и убрался восвояси быстрым шагом. Может быть, случайного прохожего заинтересовала модель или нечистый на руку киевлянин прикидывал, как половчее скрутить «дворники», но струсил в последний миг. Меня больше интересовали отпечатки нечеловеческих лап. Если уж в квартиру умудрились забраться…
        Сергей поглядывал на меня с интересом. Но молчал. Он не считал для себя правильным вмешиваться без разрешения в дела кровных братьев.
        Следов, оставленных выходцами из иномирья, не обнаружилось. Даже собачьих или кошачьих не нашел. Вороны несколько раз садились на крышу машины, и больше ничего.
        Я нажал кнопочку блокировки дверей, открыл багажник, вытащил один чемодан, за ним второй.
        - Помочь, Анджей? - подал голос Серёга-ДШБ.
        - Дверь придержи, - усмехнулся я. Для вампира два чемодана, набитых вещами, не вес. Правда, чего уж греха таить, не любим мы утруждать себя повседневной работой. Но это, как я понимаю, пока не припечет или, как раньше говаривали, жареный петух в задницу не клюнет.
        Сергей широко распахнул подъездную дверь и подставил ногу, чтобы она не закрылась, позволив створке медленно захлопнуться, лишь когда я ступил на лестницу.
        Жанна поджидала меня в прихожей.
        - У тебя утюг есть? - невпопад спросила девушка.
        - Не знаю…
        Но мой ответ уже не требовался, она кинулась к чемодану, как пантера.
        - Тут ноутбук?
        Я, совершенно не уверенный, что угадаю, щелкнул застежками.
        Повезло. Ноутбук оказался там, где мы и надеялись. Жанна подхватила его и побежала прямо к кухонному столу.
        - Постой! Ты куда?
        - К Интернету!
        - А сумеешь?
        - Не из села! - усмехнулась девушка.
        «А я?» - мелькнула непрошеная мысль, но не оставила чувства обиды.
        Присев в углу на мягкую скамейку со спинкой, я какое-то время наблюдал, как Жанна управляется с недоступным мне чудом современной техники - разматывает провода, присоединяет их один за другим, нажимает кнопки. А потом послышалась негромкая музыка, и экран ожил, неярко засветился, на нем появились какие-то непонятные мне значки. Что за интерес смотреть за работой другого, если все равно ничегошеньки не понимаешь. Тем более что меня ждало неотложное дело.
        Я вынул из кармана домашнего жакета письмо Амвросия. Где же он прячется? И жив ли? Для моего старого друга, конечно, не составляло ни малейшего труда «закрыться» от своих птенцов. Но зачем это делать? Неужели хитрый лис Амвросий почуял нешуточную беду и решил переждать ее, как пережидал в свое время Гражданскую войну, эпоху индустриализации, разгоревшуюся с невидимой силой охоту на вампиров во времена Николая Первого? Кстати, я так и не расспросил его, почему в те годы охотники будто с цепи сорвались? Ведь предыдущие сто лет они вели себя тише воды ниже травы, выполняли все соглашения с цюрихским советом и советом России, а тут вдруг началось… В тридцатые годы позапрошлого века, прежде чем вновь восстановилось перемирие, погибло много высших братьев.
        Амвросий запечатывал письма по старинке. Капал воском на сложенный лист и прикладывал перстень-печатку. Помедлив мгновение, я сломал печать.
        Всего две строки наискось перечеркивали серую плотную бумагу:
        «Поелику сущности иномировые, твари злодейские, грозят мором всем смертным, надлежит нам, смертью смерть поправшим, их извести. Сыщи, Анджей, меч Александра.
        Амвросий»
        Вот и все. Я-то думал найти в письме разгадку цепи странных событий, в круговерти которых поневоле оказался, а получил новую загадку. Положим, кто такие «сущности иномировые, твари злодейские», я еще мог догадаться, несмотря на всю запутанность старинного слога киевского князя. Я знал, что обитатели соседней реальности иногда прорывались в наш мир. И всякий раз их явление сопровождалось вспышками болезней. Догадывался я и о том, что высшие вампиры каким-то образом стараются противостоять волшебным существам. Однажды мне довелось состоять в свите краковского князя, отправлявшегося на ритуал изгнания. Но что там происходило, мне никто не докладывал. Спросить пана Лешко тоже не представлялось никакой возможности, вслед за Костюшко[67 - Тадеуш Костюшко (1746 - 1817 гг.) - политический деятель, борец за освобождение и возрождение Польши. В1806году получил предложение от Наполеона возглавить польский легион, подчиненный Французской империи.] он отказался подчиниться французам и был убит на дуэли эмиссаром парижского принца - тем самым Жилем де Рецем, к которому в обучение молва отправляла Чеслава.
Правда, и владыка французских вампиров ненадолго пережил его. Он едва ли не открыто поддерживал маленького корсиканца, стремясь благодаря людским сварам распространить свое влияние на всю Европу и прилегающие континенты, а потому Высший Совет, в те годы только-только облюбовавший уютный швейцарский городок, заочно приговорил его к смерти за нарушение закона Великой Тайны. С радостью исполнил приговор мой добрый знакомый, вскоре занявший опустевшее место главы кровных братьев Парижа.
        Знал я лишь одно - для борьбы с фейри вампиры вступали в союз не только с колдунами из Ковена и оборотнями, которые, во всяком случае на словах, подчинялись кровным братьям, хотя старались держаться особняком, но и с Орденом охотников. А вот каков этот ритуал, где его надо проводить? Тут я рассчитывал на опыт Амвросия.
        - Где же мне искать тебя, меч Александра? - невольно произнес я вслух.
        - Что ты говоришь? - Жанна оторвала взгляд от экрана ноутбука.
        - Да вот, Амвросий просит, чтобы я нашел меч Александра.
        - Македонского?
        - Откуда же я знаю? Может быть, и его, хотя о мечах Искандера Двурогого, в отличие от его шлема, история умалчивает. Может быть, речь идет об Александре Невском? Или Витовте, который был крещен как Александр? Или Амвросий о российских императорах пишет? Мечей-то у них во дворцах хватало…
        - А зачем он нужен, меч этот?
        - Понятия не имею. Но если Амвросий просит, значит, не из праздного любопытства.
        - Об этом я догадалась. Уж очень серьезный мужчина письмо приносил. Он тоже вампир?
        - Сергей? Нет. Слуга крови.
        - А это как?
        - Когда-нибудь потом расскажу.
        - Ты все обещаешь - потом, потом, - грустно покачала головой девушка. - А потом может не наступить.
        Я нахмурился.
        - Что ты выдумываешь? Почему это?
        - Люди смертны. А ты не хочешь меня укусить…
        «Вот вбила в голову! - чуть не взвыл, как раненый оборотень, я. - Почему молоденькие девчонки во все времена считают, что достаточно одного укуса для инициации и что, став вампирессой, они больше приобретут, чем потеряют?»
        - Вампиры тоже уязвимы. Абсолютно бессмертных существ нет ни на земле, ни под землей.
        - Просто ты почему-то не хочешь, - она обиженно надула губы.
        - Просто такое решение не принимается за одни сутки.
        - Откуда ты знаешь?
        - Не забывай, я старше на шестьсот лет.
        Жанна вздохнула:
        - А та вампиресса… Ну чей портрет у тебя в гостиной. Она была из ваших?
        - Да.
        - У вас есть принцы и принцессы?
        - Да. Но здесь, в России, князья и княгини.
        - А ты…
        - Нет. Я не Князь. А вот Амвросий - Князь. Князь Киева.
        - Значит, Князь Киева повелевает тебе найти меч Александра?
        - Просит, - мягко поправил я. - Мы с ним друзья. Хотя может и приказать - я, как-никак, присягал ему. На, почитай.
        Девушка осторожно, двумя пальцами, взяла письмо. Сморщила носик:
        - Ну и почерк…
        - Ему простительно. Амвросий грамоте в монастырской школе учился.
        - Вампир? В монастырской школе?
        - Все мы когда-то были людьми.
        Она покачала головой. Вернула мне листок.
        - Меч Александра… Можно, конечно, «погуглить»…
        - Что сделать?!
        - В Интернете поискать. Кстати, кое-что я уже нашла.
        - И что же? - Я поднялся и пересел поближе.
        - Да про ваши эти «сущности иномировые, твари злодейские».
        - И что же?
        - У Збышека ссылка была, занесенная в «Избранное». Мне даже стараться не пришлось. Знаешь, кто ворвался к тебе в ванную?
        - Давай уже, не томи. А то сам прочитаю, - пригрозил я.
        - Еще чего! Слушай внимательно. Красные шапки или красные колпаки. В Северной Ирландии их также называют фир ллариг. Согласно английским преданиям, одни из самых злобных гоблинов…
        - Кого?
        - Ну гоблинами обычно называют кровожадных фейри, приносящих вред людям.
        - Откуда ты знаешь?
        - Читала. Знаешь, как Высоцкий говорил?
        - Значит, нужные книги ты в детстве читала?
        Жанна округлила глаза и легонько присвистнула:
        - Ничего себе! Вампир, который цитирует Высоцкого, это что-то! - И, должно быть увидев недоумение в моих глазах, быстро добавила: - Ладно, не обижайся. Согласна - в наше время люди моего возраста могут не знать Высоцкого, а не твоего. Лучше слушай дальше о красных шапках. Чаще всего они встречаются вдоль шотландской границы в развалинах древних башен и крепостей. Когда-то там бушевали жестокие сражения. Так! Только не надо Вальтера Скотта цитировать! Понимаю, что к месту, но не надо.
        - Ладно-ладно! - Я поднял руки. - Не буду…
        - Так вот. Они красят свои шапки человеческой кровью. И чем больше ее прольется, тем сильнее их тянет на место битвы. Так… Это неинтересно… Вот, слушай! У красных шапок налитые кровью глаза, костлявые руки с когтистыми пальцами, изо рта торчат клыки. Спутанные грязные волосы, ниспадающие на плечи…
        - Не слишком-то похоже.
        - Тем людям, что описывали этих гоблинов, могло показаться. У страха глаза велики. Дальше… В руках обычно держат посохи…
        - Или палицы, - добавил я.
        - Как по мне, так все равно. По некоторым источникам, они пожирают людей и других фейри. Силой с красной шапкой не совладать. Только молитва и крест.
        - Вот как бывает! А я справился и без креста. Хладное железо властвует над всем…[68 - Редьярд Киплинг. Хладное железо. Перевод Э.Шустер.]
        - Часто для нечисти железо пострашнее серебра. Я читала… Ой, прости, пожалуйста…
        - Ничего. Я себя к нечисти не отношу.
        - Я тоже, - все равно Жанна выглядела слегка виноватой. - Красные шапки вполне подходят на роль наемных убийц. Может быть, Збышек…
        - Там были люди, - возразил я. - Разве что предположить, что фейри стали нанимать людей для грязной работы. Тогда почему к нам явились сами?
        - Человеку трудно проникнуть в отдушину.
        - Допустим… - Меня заинтересовали ее рассуждения. Даже если в них кроется неверный посыл, то, развивая мысль, можно найти что-нибудь путное. - А как они вышли на Збышека? Вернее, на наш номер в «Метрополе». И зачем мы вообще им нужны? Вернее, наши смерти. Где мы перебежали дорогу фейри? Тот единственный раз, когда я повстречался с бист вилахом? Так я сам едва спасся, а он ушел с нетронутой шкурой.
        - А может быть, - предположила девушка, - ваше любопытство сыграло роль?
        - Збышек искал упоминания о фейри в Интернете… Ты хочешь сказать, что они как-то отслеживают… Да нет, ерунда! Ты можешь себе представить лепрекона с ноутбуком?
        - Не могу, - она звонко расхохоталась. Наверное, все-таки представила. - Но мы же предположили, что у них есть люди-наемники… Хотя нет… Не в поиске Збышека дело… Тысячи, если не миллионы людей ищут каждый день упоминания о фейри в Интернете. Любители фантастики и профессиональные писатели, серьезные ученые и лоботрясы с форумов, которым больше заняться нечем.
        - Тогда что?
        - У него есть запароленная папка…
        - Не понял?
        - Ну место в компьютере, где хранят информацию, защищенное паролем. Он ее не прятал - папка «висит» на «Рабочем столе»…
        - Погоди-погоди! - взмолился я. - Ничего не понимаю! Ты простым языком можешь говорить?
        - Да куда уже проще?
        - Ну еще чуть-чуть проще. А то у меня голова лопнет.
        - Это же надо! - Жанна покачала головой. - Шестьсот лет, а компьютером владеть не умеет.
        - Так я и мобильным не владею… У меня был Збышек.
        - Тогда теперь у тебя буду я. Иначе пропадешь. Слушай, Анджей, коротко и совсем по-простому. На вашем ноутбуке есть место, которое Збышек не скрывал, но доступ к нему закрыл паролем.
        - Слово заветное сказать, что ли?
        - Ага! - Девушка вновь усмехнулась. - Скажи «друг» и входи. Нет, нужно вписать определенный набор символов - букв и цифр. Какой именно, знал только Збышек. кстати, его имя и твое не подходят. И кириллицей, и латиницей. Дата рождения?
        - Чья?
        - Ну Збышека для начала.
        - Не знаю.
        - У вас не принято справлять… Ах, ну да! День рождения из двадцатого века. А до того были всякие именины.
        - Боюсь, Збышек сам не знал дату рождения. Паренек из глухой деревушки под Люблином.
        - А ты когда родился?
        - В июне, вскоре после Троицы.
        - А год?
        - Тысяча триста семьдесят шестой.
        Она быстро постучала по клавиатуре.
        - Нет, не подходит. Да и неудивительно. Было бы слишком просто для любого взломщика. Хотя жаль… Возможно, в этой папке кроется разгадка - почему убили Збышека и почему хотели убить тебя. А может быть…
        - Что?
        - Может быть, там просто твои счета, убранные подальше от глаз любопытного налоговика. Или что-то очень личное, касающееся твоего слуги, чего он не хотел бы показывать даже тебе.
        Я вздохнул. Как говорится, чем дальше, тем чудесатее и чудесатее… Что мог Збышек таить от меня? Или все-таки что-то мог?
        - Давай лучше поищем меч Александра, - уловив мое настроение, несмело предложила Жанна.
        - Давай… - пожал я плечами.
        Девушка бодро зашевелила пальцами, без всякого труда подчиняя непостижимый моему архаичному разуму аппарат, а потом, наморщив лоб и беззвучно шевеля губами, уставилась на маленький экран.
        - Ну и как? - вяло поинтересовался я, не рассчитывая на скорый и полезный результат.
        - Да вот, предлагают купить точную копию меча Александра Македонского…
        - Боюсь, Амвросий ждет от меня чего-то другого. Тем более что новоделы никакого значения не имеют. Так, развлечение для не слишком богатых коллекционеров. А еще?
        - Дают ссылку на стихотворение Блока. Он ведь тоже Александр…
        - И на какое именно? - Я заставил себя улыбнуться.
        Жанна вздохнула и с преувеличенным пафосом прочла:
        Я - меч, заостренный с обеих сторон.
        Я правлю, архангел, Ее Судьбой.
        В щите моем камень зеленый зажжен.
        Зажжен не мною, - Господней рукой.
        Она вдруг ойкнула и прикрыла губы ладошкой.
        - Это ничего, что я такие слова при тебе…
        Я взял ее руку и тихонько поцеловал пальцы. Покачал головой. Упоминание архангелов в стихотворении - это не молитва, прочитанная истово и горячо. Переживу как-нибудь.
        Вдруг подкатила тоска и усталость, хотя до рассвета оставалось еще пять-шесть часов. Наверное, я просто чересчур изнежен и на удивление непрактичен для кровного брата. Привык жить, стремясь по воле волн, и любое препятствие кажется непреодолимым. Но ведь должна быть какая-то разгадка. Не бывает загадок без ответов!
        - Тогда нам остается только одно, - медленно проговорила Жанна. - Поехать к одному компьютерному гению.
        - К кому это? - удивился я.
        - Мой друг детства. Из Дебальцево. Когда я уехала учиться в Харьков, он отправился в Донецк. Я мечтала о небе и космосе, но девчонке могут предложить только должность в конструкторской лаборатории или в диспетчерской службе. Поэтому институт я бросила и устроилась стюардессой… А Мишка сразу поступил на компьютерную специальность. Закончил, работал ведущим программистом серьезной фирмы, а потом получил приглашение от головного отделения в Киеве. Здесь мы столкнулись случайно, в аэропорту, - он летел на какую-то конференцию в Петербург, а я сопровождала чартеры в Турцию. Знаешь как радуются провинциалы, вдруг повстречавшиеся в столице?
        Я не знал. Мы, кровные братья, не слишком-то радуемся, натолкнувшись на кого-либо из наших вдали от родины. Редко, очень редко подобная встреча кончается добром. В лучшем случае закулисной возней, наушничаньем перед чужим князем и всяческими интригами. А в худшем - прямой стычкой. У людей, оказывается, все по-иному. Возможно, я это и помнил, но как же давно я был человеком…
        - Мы время от времени встречаемся, - продолжала Жанна, осторожно глянув на меня. Она что, боится приступа ревности с моей стороны? Вампир не может ревновать к смертному. - Так, попьем кофе где-нибудь в приличной забегаловке… Я почти ничего не понимаю из того, что он мне рассказывает. Но та фирма, в которой Мишка работает, плохого программиста не держала бы. Думаю, он поможет.
        - Ну не знаю…
        - Ты чего-то боишься?
        - Уместно ли являться к человеку домой в такой час?
        - Неуместно его сюда вызывать! Программисты работают ночью. Это знают все, кроме вампиров, как я поняла.
        - Которые тоже живут и работают ночью, а потому им некогда следить за программистами, - рассмеялся я.
        В конце концов, нельзя же все время оглядываться на закон Великой Тайны, толкуя его так буквально. Этому компьютерному гению совсем необязательно знать, кто я.
        - Если ты не собираешься выпить из него кровь, - словно прочитала мои мысли Жанна, - я представлю тебя бизнесменом из Польши. Тебе нужно срочно влезть в свой ноутбук, а пароль, как назло, вылетел из головы.
        - А так бывает?
        - Еще как! Наши бизнесмены столько водки пьют, что могут не только пароль, а собственное имя с утра и до обеда вспоминать. И партнеров поят - будь здоров. А Мишка поляков уважает. Он после Майдана совсем европейцем стал… Донбасс, говорит, отсоединить надо от Украины - там все, мол, России продались. Ему старший брат позвонил, сказал - увижу около дома, ноги переломаю.
        - И переломает?
        - Этот? Этот шахтер, этот переломает… Но вообще-то Мишка хороший. Поможет. И даже бесплатно. Ящик пива ему в подарок возьми. Хорошего. «Gosser», например.
        - Хорошо, - я развел руками. - Только покупать я тоже не умею…
        - Да помогу я тебе, помогу, - в притворном ужасе девушка закатила глаза. - Куда уж ты теперь без меня, горе луковое. Или чесночное?
        Вместо ответа я поцеловал ее. Похоже, и в самом деле скоро я буду без Жанны как без рук.
        Глава шестнадцатая
        Секрет Збышека
        Дом на Оболони, где обитал компьютерный гений Михаил из Дебальцево, показался мне братом-близнецом тому, где мы с Амвросием уничтожили стаю вампиров-зверей. Панельная пятиэтажка, эпохи то ли позднего Хрущева, то ли раннего Брежнева, заросший акацией и шиповником палисадник, сероствольные громады тополей, взметнувшие к ночному небу руки-ветви, перекрученные непогодой. Покосившаяся горка и скрытая под сугробом песочница в середине двора. Одно-два горящих окна на весь дом - да и неудивительно, время-то позднее, а людям с утра вставать на службу. На железной двери слабо светилось окошко домофона.
        Со своим другом детства Жанна созвонилась из автомобиля, сунув в ухо мой блютуз, который для меня был страшнее китайской головоломки. Но девушка разобралась с покупкой покойного Збышека в мгновение ока и могла разговаривать, не отпуская руля. Хотя на ночных улицах Киева в этот час автомобилей почти не было. Оболонь пускай и не выселки какие-то забубенные, а все же не Крещатик и не Андреевский спуск. Здесь живут не сливки общества, а его костяк. Те, кто каждодневным трудом создают доход миллионному городу-муравейнику, а не крутят хвостами на светских раутах.
        Михаил не возражал против нашего позднего визита. Сказал, что сейчас чайник поставит и будет варить целую кастрюлю кофе. Заскочив по пути в ночной магазин, очень кстати сиявший витринами и рекламными щитами на обочине, мы припарковали «Хетчбэк» у подъезда под кустом шиповника, напоминавшим снеговика, которого слепила по своему образу и подобию, скажем, парочка африканских слонов. Жанна направилась прямиком к домофону, а я задержался на пару мгновений, пряча под полой пальто прихваченную из дому карабелу. Уже много лет у меня не возникала необходимость ходить с оружием, а вот гляди - пришлось. Придерживая клинок локтем, я едва удерживался от смеха, напоминая самому себе персонажа голливудского фильма «Горец». Конечно, в современном мире для защиты гораздо лучше подошел бы автоматический пистолет или, на худой конец, электрошокер, но я прекрасно знал - дойдет дело до настоящей драки, сабля в моей руке, помноженная на силу и скорость вампира, принесет больше пользы, чем пистолет-пулемет.
        В подъезде воняло кошачьей мочой и цвелью. Тусклая лампочка, вдобавок залепленная толстенным слоем паутины и, кажется, забрызганная краской, не столько освещала путь, сколько мешала моему ночному зрению. В который раз удивляюсь, как люди умудряются жить в подобном свинарнике? Ладно во времена короля Ягайло грязь и сырость хоть как-то можно объяснить - Средние века, дикость и дремучесть. Но в двадцать первом-то веке?
        Михаил жил на третьем этаже за вполне приличной, облицованной деревом (или материалом, на него похожим) дверью. На слух я различил самое меньшее три замка и цепочку. Наверное, киевские программисты побаиваются грабителей…
        До сих пор мне не доводилось близко общаться с профессиональными «компьютерщиками», но под влиянием книг, прессы и кинофильмов у меня сложился устойчивый образ виртуоза клавиатуры и повелителя Интернета. Худосочный парень средней небритости, с длинными, плохо промытыми и забранными в «конский хвост» волосами, в очках с толстыми линзами и в бесформенном свитере, залитом на груди пивом и кетчупом. Но дверь нам открыл невысокий толстячок, румяный и, несмотря на ночное время, гладко выбритый. Его темные вьющиеся волосы удерживала сеточка, а во рту поблескивала золотая коронка.
        Жанна легко впорхнула в прихожую, я же остался стоять, не имея права переступить порог.
        - Анджей? - обернулась девушка.
        - Ты же знаешь, мне нужно особое приглашение, - усмехнулся я.
        - Заходи!
        - От хозяина дома.
        - Эта старая чопорная Европа! - Михаил радушно улыбнулся, чуть настороженно посмотрев на меня и снисходительно на Жанну. - Прошу вас, пан Анджей Михал, быть моим гостем.
        - Благодарю, - я церемонно поклонился, будто на приеме у краковского князя, и вошел. Запреты, налагаемые на вампира Великой Тьмой, имеют силу большую, нежели человеческие предрассудки или традиции.
        Запахнув поплотнее на груди бордовый атласный халат, Михаил широким жестом пригласил нас в гостиную, где на маленьком столике с колесами уже дымились три чашки кофе.
        - Быстро добрались. Я боялся, что остынет, - произнес он густым баритоном.
        - Спасибо. - Я уселся в кресло, отодвигая предложенную чашку. - Восхищен ароматом кофе, но, к сожалению, доктора запретили мне все тонизирующие напитки. Включая кока-колу.
        - Тогда, может, пива? - Программист сделал вид, будто хочет встать и отправиться в прихожую к оставленной мной упаковке баночного «Gosser».
        - Нет-нет… - поспешил остановить его я. - К спиртному мои доктора относятся еще строже. Ничего крепче минералки.
        - Да? Странно… А вы не выглядите больным, пан Анджей Михал.
        - Просто Анджей, если вас не затруднит. Кто в наше время полностью здоров?
        - Это точно! - Он радостно подхватил предложенную тему. - Вчера так в боку стреляло. Прямо не повернуться!
        Но Жанна не дала другу детства сосредоточиться на описании болезней и недомоганий, сунув ему в пухлые ладошки ноутбук.
        - Ага! - пробормотал Миша, привычным движением откидывая крышку. - Хорошая машинка… была, года два назад. Что ж вы все на старье работаете. Вроде бы богатые люди… Вон даже у Жанки блютуз в ухе и то последней модели…
        Не знаю почему, но мне развязная говорливость Михаила не понравилась. Уж очень он мне напомнил Чеслава, читающего перед другими птенцами сонеты Петрарки. Наверное, я выдал чувства если не движением, то выражением лица, потому что Жанна накрыла мою ладонь своей.
        - А знаете, откуда пошло название «блютуз»? - продолжал, как ни в чем не бывало, компьютерный гений. - От прозвища короля Харальда[69 - Харальд I Синезубый Гормссон (930 - 986 гг.) - король Дании и Норвегии.] - этот викинг, говорят, так любил чернику, что его зубы всегда были синими! И фирма Nokia, придумавшая блютуз, назвала аппаратик в честь него.
        Вот тут я не сумел сдержать смеха. Какими глупыми легендами обросло имя старейшего вампира Скандинавии, принца Дании и Сконе!
        - Вовсе не были его зубы синими, - продолжая улыбаться, проговорил я. - А название его произошло от неправильного прочтения английского слова «blood». А самого Харальда современники называли «Кровавым зубом».
        - Что вы хотите сказать, Анджей? - Щеки Михаила побелели - любо-дорого посмотреть, а пальцы замерли над клавиатурой.
        - Ничего. Просто еще одна легенда, - я улыбнулся как можно более очаровательно, услышав, как, не выдержав, прыснула Жанна. - Знающие люди утверждают, что Харальд, сын Горма, был вампиром. Вы продолжайте, молодой человек, продолжайте. У нас мало времени.
        Компьютерщик хмыкнул, крякнул и отставил ноутбук.
        - Нахрапом его не возьмешь. Ну ничего, сейчас я ему клизму поставлю.
        Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с продолговатым предметом, напоминавшим свисток на веревочке. Быстро и почти не глядя, воткнул ее сбоку в нижнюю панель. Задумался на миг, вновь пробежал пальцами, будто пианист, выдающий виртуозный аккорд.
        - Сейчас я его до самых печенок проберу, пан Анджей.
        - Просто Анджей, я же просил. И до печенок необязательно. Важно получить доступ к папке.
        - Без печенок не получится. - Он откинулся в кресле и, поглядывая одним глазом в экран, заметил: - Я рад за Жанну, если у вас серьезно. Польша - образец демократии для Украины.
        - Я - монархист, - усмехнулся я в ответ.
        - Как? Но ведь шляхта даже королей выбирала!
        - Вот и довыбиралась со своим «nie pozwala»[70 - Не разрешаю (польск.).]. А было бы наследование престола, как при Пястах, никто бы Речь Посполитую не поделил бы. Хотя лично меня и русские цари устраивали вполне. Уж получше было, чем с Пилсудским.
        - Что вы такое говорите?! - Парень захлопал глазами. - Ведь традиции демократии…
        - Давайте, Михаил, традиции демократии, как и автократии, и охлократии, и прочее, прочее, прочее, оставим политикам. Ведь у нас есть бизнес, не так ли? - Я заговорщицки подмигнул. - Вы занимаетесь своим, я - своим.
        Он кивнул задумчиво и вдруг радостно улыбнулся:
        - О! Сломался как миленький!
        - Кто? - удивился я.
        - Да пароль ваш. Не может человек придумать такой пароль, который другой человек подобрать бы не смог. - Миша слегка перефразировал известное высказывание киногероя.
        Жанна вытянулась в струнку, словно желая прошить взглядом панель ноутбука насквозь.
        - Говорили, тут счета, а тут один файл «доковский» с каким-то бредом… - обиженно протянул программист.
        - Дай сюда! - нечасто в моем голосе прорезаются такие нотки, что самому страшно становится.
        Компьютерный гений побелел, вжался в спинку кресла и трясущимися руками протянул ноутбук:
        - Я ничего не успел прочитать, не убивайте меня, пожалуйста…
        Почувствовав на предплечье пальцы Жанны, я едва не расхохотался - за кого они меня принимают? Но ради пользы дела нахмурился еще больше, прорычав:
        - Один мой друг, покойник, слишком много знал… В глаза смотри!
        Михаил послушно вытаращился, стараясь всем видом показывать покорность и готовность к сотрудничеству.
        - Спать! - рявкнул я. - Когда проснешься, то будешь помнить, что заходили приятели по фирме, пили кофе, смотрели футбол… А теперь - спать.
        Он обмяк, подбородок упал на грудь. Послышалось ровное посапывание.
        - Ух ты! - искренне восхитилась девушка. - Ты со всеми так можешь?
        - Я слабоват в магии разума, потому приходится носить с собой саблю… - рассеянно ответил я, впившись взглядом в монитор.
        Жанна вскочила и, зайдя сзади, заглянула через плечо.
        Щека к щеке, мы прочитали крупные черные буквы, складывающиеся в непонятные слова:
        Алси ку нуши илани мушити
        Итти куну алси мушитум каллатум каттумтум
        Алси бараритум каблитум у намаритум
        Ашшу кашшапту у кашшипанни
        Эли нитум уббираанни
        Или-иа у Иштари-иа ушис-су-у-эли-иа
        Эли амери-иа амру-усанаку
        Имдикула салалу муша у урра
        Ку-у имтана-аллу-у пи-иа
        Упу унти пи-иа ипрусу
        Ме маштити-иа уматту-у
        Эли ли нубу-у хидути си-ипди
        Изизанимма илани рабути шима-а дабаби
        Дини дина алакти лимда
        Эпу-уш салам кашшапи-иа у кашшапи-иа
        Ша эпишиа у муштепишти-иа
        Ис масс-ссарати ша муши липшуру рухиша лимнути
        Ки-ишруша пу-утту-ру ипшетуша хуллуку
        Кал аматуша малла-а ссери
        Ина кибит икбу-у илани мушитум.
        Они - разрушительные бури и злобные ветры,
        Злобный вихрь, предвестник гибельной бури.
        Они - могучее племя, Древние,
        Предвестники Чумы,
        Трононосцы Ниннкигаль.
        Они - потоп, опустошающий землю.
        Семь Богов Широких Небес,
        Семь Богов Широкой Земли,
        Семь Древних - это они.
        Семь Богов Силы,
        Семь Злых Богов,
        Семь Злых Демонов,
        Семь Демонов Угнетения,
        Семеро в Небесах,
        Семеро на Земле.
        Утуг хул!
        Ала хул!
        Гидим хул!
        Мулла хул!
        Маским хул!
        Зи анна канпа!
        Зи киа канпа!
        Зи дингир энлил ла лугал куркур ра ге канпа!
        Зи дингир нинлил ла нин куркур ра ге канпа!
        Зи дингир ниниб ибила эшарраге канпа!
        Зи дингир нинни нин куркур ра ге канпа!
        Зи дингир а нунна дингир галгалла э не канпа!
        Зи дингер анна канпа!
        Зи дингир киа канпа!
        Бабабарарара анте малдада!
        Бабабарарара анте геге энене!
        В комнате царила звенящая тишина. Жанна, кажется, даже дышать перестала. Я чувствовал, как бьется ее сердце.
        - Что это? Мне страшно, - прошептала она одними губами. Я не услышал, а, скорее, уловил ее слова по дыханию на щеке. - Что это за язык?
        - Не знаю наверняка, - тоже шепотом ответил я, - Но, по-моему, шумерский или древний вавилонский…
        - Это заклинание?
        - Почему ты так решила?
        - Звучит так… Магически… Алси ку нуши…
        Я прикоснулся пальцем к ее губам, заставив замолчать.
        - Не нужно произносить это вслух. Кто знает, какие силы оно призовет?
        - Зачем Збышек хранил это?
        - Не знаю… Из всего этого мне знакомы только два слова - трононосцы Ниннкигаль.
        - Трононосцы чего?
        - И этого, моя радость, я тоже, к сожалению, не знаю. Слышал один раз. Обезумевший вампир - мы таких называем зверями - предрекал их приход. Откуда только он мог узнать?
        - Он мог чувствовать. Ты знаешь, что собаки, кошки и даже канарейки чувствуют землетрясение? Уходят из домов. И даже порой пытаются хозяев утащить.
        - Не знал.
        - Ну это, по-моему, в школе проходят…
        - Я не учился в школе. Разве ты забыла?
        - Забыла. - Она вздохнула, ткнулась носом мне в щеку. - Что мы с этим делать будем?
        - Мы?
        - А кто же? Или ты меня, как Мишку, усыпишь? Меньше знаешь, крепче спишь.
        - Не усыплю. Но и втягивать тебя не хочу. Если Збышека убили из-за этого…
        - Неужели можно убить из-за полусотни плохо рифмованных строк на шумерском?
        - Иногда убивают за меньшее. Возможно, кто-то очень хотел завладеть этим заклинанием. Или страстно желал, чтобы я его не прочитал.
        - Почему тогда не уничтожили ноутбук?
        - Может, не успели…
        Внезапно резкой трелью разразился мобильный телефон, лежащий в моем кармане. Даже я дернулся и сжал кулаки. Хорошо, саблю оставил в прихожей.
        - Кто это? - испуганно пискнула Жанна.
        Вместо ответа я двумя пальцами, будто ядовитого гада, выудил трубку. Он продолжал дребезжать, как старый звонок в советских подъездах. Экран светился, но не показывал ни единой цифры или буквы.
        - Выбрось, - предложила девушка. - В форточку. Или в унитаз смой.
        - Почему я должен кого-то бояться? - Во мне начала закипать злость. - Бегать, скрываться… Я - высший вампир! Один из самых старых в Европе! На какую кнопку давить?
        - На зелененькую, - обреченно вздохнула девушка.
        И я нажал. Поднес трубку к уху.
        - Анджей, это ты? - Глубокий женский голос прозвучал неожиданно близко. Захотелось оглядеться по сторонам.
        - Я.
        - С тобой говорит Василина.
        Но я уже и без того узнал одну из немногих вампиресс из окружения Амвросия. И понял, почему телефон не высветил номера. Никто из киевских вампиров не мог знать, как позвонить мне, - Збышек не успел сообщить, а я, даже если бы захотел, не разбирался в средствах мобильной связи. Что называется, ни ухом, ни рылом. Черноволосая красавица-хохлушка - такими их любят рисовать на пасторальных картинах, обряжая в вышитые сорочки и венки с цветными лентами, - могла связаться с кем угодно силой мысли. Не будь я высшим, со всеми вытекающими из этого положения привилегиями, и не была бы она столь привержена субординации, то голос звучал бы непосредственно в моей голове.
        - Слушаю тебя, Василина. Что случилось?
        Еще одна черта характера вампирессы-волшебницы - ментальной связью со старшим она могла воспользоваться лишь в экстраординарном случае. Война, нападение охотников, ворвавшиеся в мать городов русских орды монголо-татар или одичавших фейри.
        - Уходи из дома! Немедленно! Слышишь, Анджей!
        - Да я, собственно…
        - Нет времени! Живо на улицу. Мы идем на помощь! Держись!
        Связь оборвалась. Обращаться через кусок пластмассы с маленькой толикой драгметаллов и алюминия тяжело и для величайшего волшебника, а Василина была сильной, одной из самых сильных в Киеве и вообще на Украине, но не великой. Уж лучше бы она, забыв о чопорности и предрассудках, вторглась в мой разум.
        - Что случилось? - совершенно упавшим голосом спросила Жанна. Может быть, хотя бы теперь она поймет, что жизнь вампира это не сплошные праздники и развлечения, а еще и каждодневная опасность, когда не знаешь, кто друг, а кто враг, от кого ожидать вовремя подставленное плечо, а от кого - нож или осиновый кол под лопатку. - Не молчи! Скажи мне - что-то случилось?
        Я уже принял решение.
        - Возвращаемся! Немедленно!
        Накинуть пальто, подхватить ноутбук и саблю было делом нескольких секунд. Дверь Михаила мы захлопнули - не хватало еще, чтобы из-за меня парня ограбили или убили, каким бы мерзким он ни выглядел в моих глазах со своими демократическими благоглупостями.
        Скатились по лестнице.
        Прыгнули в «Хетчбэк».
        Хлопая дверцей, я сказал Жанне:
        - О правилах движения забудь. Гаишники нас не потревожат…
        И откинулся затылком на подголовник, раскидывая невидимость метров на пять вокруг автомобиля. Больше - опасно, поскольку нас могут не заметить другие водители. Как-то мы со Збышеком учудили нечто подобное, опаздывая в аэропорт. Только его мастерство спасло нас от столкновения на перекрестке, который мы пролетали на красный свет.
        - А пешеходы? - слабо пискнула девушка.
        - Я ими займусь…
        Все верно. Давить людей не стоит. Чем они виноваты?
        Я сосредоточился и нашел еще толику силы, чтобы погнать перед «Хетчбэком» волну ужаса. Не того, что парализует жертву, отдавая ее, беспомощную, в лапы охотящегося вампира, а легкого, заставляющего бежать прочь от обочины, не отдавая себе отчета в причинах страха.
        Мотор взревел. Взвизгнули шины.
        Автомобиль рванулся с места, как застоявшийся жеребец.
        Конечно, Жанне было далеко до Збышека, но в пределах своего умения управлялась она отлично. Нас всего один раз занесло на снеговом накате, машина царапнула левым крылом о стойку с рекламой какого-то супермаркета. Никогда бы не поверил, что с Оболни на Андреевский спуск можно добраться за десять минут.
        - Притормози у Булгакова! - бросил я, высвобождаясь из объятий пальто, а заодно и жакета.
        Пронзительный скрип. Меня бросило лбом в стекло, которое тут же подернулось сетью мелких трещин.
        - Пристегиваться надо, - охрипшим, но на удивление твердым голосом заметила девушка.
        - В другой раз!
        Карабела в моей руке вибрировала и просила крови.
        - Будь здесь! При малейшей опасности беги!
        Жанна кивнула и прижала обеими руками к груди ноутбук. Молодец! Героиня любого голливудского боевика сейчас начала бы проситься со мной, жалуясь, как ей страшно, и наверняка помешала бы в самый ответственный момент.
        Я покинул автомобиль, держа саблю острием вниз в отведенной в сторону руке.
        Бесшумно ступая, дошел до угла, не забыв кивнуть бронзовому Михаилу Афанасьевичу, который невозмутимо сидел со скрещенными на груди руками, будто вознамерился понаблюдать грядущее представление.
        И тут громыхнуло!
        Волна горячего воздуха прокатилась по улице. Багровая вспышка высветила фасады зданий, заснеженные тротуары и укатанную колесами мостовую. Над моей головой, прямо в доме-музее, зазвенели и посыпались стекла.
        Я выглянул.
        Окна моей квартиры чернели, будто разверзшиеся жерла вулканов, а в недрах что-то клокотало, клубилось пламя.
        Бедные соседи…
        Почему-то мне стало жалко именно их, а не накапливаемые десятилетиями произведения искусства, антикварную мебель или одежду от ведущих модельеров.
        В ответ на взрыв протарахтела короткая очередь. Похоже, «калашников». Хлопнул выстрел, другой из тяжелой винтовки - с такими впору на слона ходить.
        Раздался вскрик.
        От дома напротив, прямо ко мне, пятясь и отстреливаясь, бежали люди в черных масках, одетые в камуфляжную форму. Один из них размахивал черным пистолетом, издали напоминавшим немецкий «Глок»[71 - Glock 18 - австрийский автоматический пистолет производства Glock GmbH. Предназначен для вооружения спецподразделений армии и полиции.]. Слишком быстрые движения человека показались мне подозрительными. Неужели один из кровных братьев?
        За углом соседнего дома вспыхнули быстрые огоньки - будто пламя газового резака. Затарахтели выстрелы. Один из отступающих крутанулся на месте и упал, отбросив в сторону винтовку Хеклера и Коха. Меня так удивило использование немецкого оружия, что я поначалу не сообразил, с кем же идет перестрелка?
        А понял, что друзья пришли мне на помощь, только когда в отсветах пожара пробежал размытой тенью Семен. Он стрелял «по-македонски», скрестив руки, и попал, самое малое, два раза. В ответ ударили из подствольного гранатомета. Брызнули осколки кирпича, фасад старого дома заволокло дымом. Думаю, таких разборок Киев не помнил с середины девяностых.
        - Отрезай! Отрезай! - донесся веселый и злой голос Серёги-ДШБ. Похоже, это он засел с «калашниковым» и жалил отступающих врагов короткими очередями, не давая им юркнуть в проходной двор.
        - Тримай![72 - Лови! (Укр.)] - гаркнул Селиван, выскакивая из-за угла.
        Длинный казацкий чуб его развевался, словно вымпел над боевым кораблем. Размахнувшись, птенец Амвросия швырнул гранату прямо в людей, которые пятились ко мне. Если бы ему противостояли одни лишь смертные, то их конец был бы предсказуем, как смена дня и ночи. Но вампир, руководивший отступлением, подпрыгнул, протянул руку и словно вынул гранату из воздуха, в лучших традициях волейбола отправляя ее обратно. Ребристый мячик разорвался в полуметре от головы Селивана.
        Как там говаривал киевский Князь? Очередь из АК в голову любого из кровных братьев упокоит… Действие гранаты оказалось столь же надежным и смертоносным. Бывший казак, посеченный осколками, рухнул навзничь, стремительно истлевая. Должно быть, один из острых кусков металла пробил его сердце.
        - А-а-а, су-уки!!! - протяжно заорал Серёга, выбегая из укрытия.
        «Калашников» в его руках прыгал, как пожарный брандспойт.
        Не помня себя от ярости, я рванулся в бой.
        Того, кто думает, что сабля не соперник автоматическому оружию, я вызову когда-нибудь на поединок. Дело не в том, палаш в твоей руке или пистолет-пулемет, а в самой руке.
        В тот миг мне казалось, что я способен отбивать клинком летящие пули.
        Расстояние до кучки врагов я покрыл в три длинных прыжка, даже не прибегая к левитации.
        Первого, подвернувшегося под руку, ударил острием в висок. Второго рубанул наискось, в правую ключицу. Лезвие скользнуло по пластинам бронежилета. Добрая сталь зазвенела, но выдержала столкновение, а человека бросило на колени.
        Рядом свистели пули.
        - Куда ты, Анджей?! - кричал Семен. Наверное, я мешал ему.
        Но клинок свистел в воздухе, напевая привычную песню смерти.
        Взмах!
        Очередной ублюдок, превративший мой дом в пепелище, хватается за живот, тщетно пытаясь удержать вываливающиеся внутренности.
        Выпад!
        Клинок крошит зубы, через нёбо вонзаясь в мозг.
        И вдруг прямо перед моим носом возник, словно из ниоткуда, черный срез пистолетного ствола. Позади него мерзко ухмылялась перекошенная физиономия вампира. Того самого, что руководил людьми. Палец медленно давил на спусковой крючок.
        Карабела - на миг мне показалось, что сабля живет своей жизнью, предугадывая мои желания, - мелькнула в морозном воздухе, перерубая тонкое белое запястье.
        Все-таки пуля успела вылететь, но благодаря сабельному удару пробила мне плечо.
        Жуткая боль, как будто раскаленный лом с маху вогнали, завертела меня волчком.
        Серебро!
        Теряя сознание, я успел увидеть, как однорукий вампир, размахивая культей, стремительно бежит к ближайшему дому, в немыслимом прыжке цепляется здоровой рукой за лепнину, украшающую подоконник второго этажа, и забрасывает себя прямо сквозь стекло в чью-то квартиру…
        Сколько я пробыл в беспамятстве?
        Наверное, немного.
        По-прежнему валил густой черный дым из моих окон, все так же мелькали в глубине языки пламени, доедая остатки мебели. В воздухе висел едкий запах порохового дыма и крови.
        Серёга-ДШБ с АКМ на изготовку обшаривал цепким взглядом окна домов. Не думаю, чтобы у кого-либо из жильцов возникло малейшее желание высунуться после той бучи, что мы здесь устроили. Кстати, нужно было уходить как можно быстрее - с минуты на минуту следует ожидать доблестный киевский ОМОН. Обычный участковый или патрульный милиционер сюда не сунется - кишка тонка, но омоновцы могут. Работа такая.
        - Ты как, Анджей? - довольно буднично спросил Семен. Он стоял напротив меня на одном колене. Уже без оружия, но по-прежнему опасный.
        - Жжет… - не стал лукавить я. - Пули серебряные. Кого-то еще зацепило?
        - Афониного слугу насмерть в голову, - откуда-то сверху сказала Василина.
        Оказалось, я лежу на спине, а голова моя покоится на коленях вампирессы, которая тонкими, но сильными пальцами сжимает мне виски.
        - Боль я сниму, Анджей, но тебе кровь нужна. Без этого не встанешь.
        - Ничего, я крепкий.
        - Не крепкий, а глупый. Зачем с саблей в свалку полез? - возмутилась волшебница.
        - Зло взяло. За Селивана.
        - Ты ему помог этим? - сурово произнес Семен. - А если бы тебя очередью в упор? Или из гранатомета?
        - Но ведь обошлось?
        - Мы бы их и сами положили! - Походкой вразвалочку подошел Афоня, удерживая «калашников» стволом вверх. - Фашистов били, а с этой сволочью не справимся?
        - Никого живого не осталось! - Джамиля я не видел, но узнал его голос. - Дети шайтана и змеи! Холодной кровью делу не поможешь…
        - Значит, найди прохожего какого-нибудь! - прикрикнула на него Василина.
        - Не надо… Обойдусь, - возразил я, пытаясь подняться.
        - Не обойдешься!
        - А вон гляди какая куколка! - удивленно протянул Афанасий. - Прямо к нам идет. В самый раз Анджея подлечить.
        - Не думаю, что Анджею понравится твое предложение, - хмыкнул Серёга-ДШБ.
        Повернув голову, я увидел, что Жанна, которую Афоня назвал куколкой, уже не идет, а бежит ко мне, наплевав на присутствие полудюжины злых и голодных вампиров.
        Еще миг - и она прижалась ко мне, упав во взрытый снег.
        - Что? Что случилось? Ты ранен?
        - Все в порядке… - без зазрения совести соврал я.
        - Серебро, - немногословно заметил Семен. - Ему крови бы.
        Жанна молча принялась разматывать шарфик.
        - Не надо! - Я попытался покачать головой. Черные точки поплыли перед глазами.
        - Чуть-чуть отпей, - ласково посоветовала Василина. - Кровь, добровольно отданная, знаешь какую силу имеет?
        - Пей сколько надо, только не умирай, - прошептала Жанна, приближая тонкое, пахнущее духами горло к моими губам.
        - А ну отвернулись все! - голосом торговки с Привоза рявкнула Василина. - Ишь, вылупились.
        Теплая кровь, восхитительная на вкус, который я помнил еще с того случая в самолете, капнула мне на губу, впитываясь без остатка. Сладкая, несущая жизнь, силу и бодрость. Каждый вампир знает, как трудно бывает оторваться и не выпить лишнего. Но я умел держать себя в руках, иначе не прожил бы столько веков. Десять капель, не больше.
        Боль в плече не исчезла, но скрутилась в маленький клубок, гнездящийся чуть пониже ключицы. Значит, началось заживление.
        - Спасибо, - я легко коснулся губами губ моей спасительницы.
        Все еще пошатываясь, поднялся на ноги. Жанна тут же прижалась ко мне, то ли ища защиты, то ли обороняя меня от неведомой опасности.
        - Кто это был? - спросил я Семена.
        - Откуда ж я знаю? Я Серёге поручил за твоим домом приглядывать, а то ты о каких-то решетках разговор завел. Не успел он подъехать, как этих заметил. Они на грузовике приехали, снизу от Днепра. Мне отзвонился, я бегом собрал наших и сюда.
        - Как я, дурень бестолковый, не заметил, что машины нет под подъездом? - развел руками слуга. - Теряю форму…
        - Третий раз за неделю - это уже слишком, - сказал я. - Кто бы они ни были, эти типы совершили ошибку. Теперь я начну охоту. Пускай они - трононосцы Ниннкигаль или предвестники чумы!
        - Кто-кто? - удивился Афоня и тут же махнул рукой - мол, что с контуженого взять?
        - Ты, Анджей, не стесняйся, если помощь потребуется, - просто, но искренне проговорил Семен. - А сейчас нам уходить надо. И так нашумели - мама не горюй! Можешь у меня пожить пока. Завтра подумаем, как дальше быть.
        Я покачал головой:
        - Мне нужна укромная нора - я теперь волк-одиночка.
        - Ну как знаешь… Ты на колесах? Тогда держи адресок, - Семен полез за пазуху.
        - Вы тут прощайтесь, а я пошла, - Василина вздохнула, в два шага поравнялась со мной и шепнула на ухо: - А девочку инициируй… Это я тебе говорю! Хватит по Агнешке сохнуть.
        До «Хетчбэка» я добрался, опираясь на плечо Жанны и карабелу.
        - Ноутбук я под сиденье засунула, - быстро пояснила девушка.
        - Умница. Спасибо.
        - Как же мне было страшно, - она взялась за руль, но трогаться с места не спешила. - Когда в кино стреляют и взрываются - это весело и интересно. А в жизни… Да! Она Агнешкой ту принцессу назвала? Ну ту, чей портрет у тебя висит?
        - Висел, - поправил я девушку. - Он сгорел, как и все в моем доме. Но, может быть, это и к лучшему? Так проще начинать с начала, с чистого листа.
        - А мое имя есть на твоем листе?
        - Есть, - я протянул руки и погладил ее по щеке. - Причем вписано оно большими буквами. В заголовок.
        - Ну тогда, - она улыбнулась, - поехали, рыцарь-вампир. К новой жизни.
        Двигатель мягко заурчал, отзываясь на поворот ключа.
        - Куда едем?
        Заглянув в бумажку Семена, я назвал адрес.
        Часть вторая
        Кто с мечом к нам придет
        Пролог
        «Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут…»[Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 52.]
        Год 1240 от Рождества Христова
        Серое утро занималось над рекой, зажатой между дремучими лесами. Мокрые камыши гнулись к неподвижной, черной и густой, будто масло, воде. Лучи рассветного солнца пытались пробить плотную завесу тумана, но всякий раз отступали бессильные что-либо сделать, будто легкая конница перед строем щитоносной пехоты.
        Обширный лагерь, разбитый на пологой излучине, еще спал. Лишь кое-где топтались с ноги на ногу озябшие часовые, да у коновязи фыркали и мотали головами кони. Полотнища боевых знамен и вымпелов напитались влагой и обвисли жалким тряпьем. От капелек тумана блестели шатры, составленные «костром» копья, протазаны и алебарды, щиты и конская сбруя.
        Не пели птицы, не шумели ветвями деревья, не плескала волна, лениво обегая черные крутобокие корабли с высоко задранными форштевнями, каждый из которых украшала голова чудовища - драконы, грифы, оскаленные волчьи и медвежьи морды.
        Мертвая тишина предвещала беду. Она тянулась к спящим воинам и беспечному от излишней самоуверенности, не иначе, военачальнику, мирно сопевшему в огромном шатре, украшенном двуцветными, золото с лазурью, флажками.
        В леденящем безмолвии пронзительно прокричала сойка.
        Ближайший к лесу часовой поежился, покрепче перехватил протазан, пробежал взглядом по опушке и вновь нахохлился, как мокрая курица, поглубже натянув на уши войлочный колпак.
        Лень и усталость сыграли с ним злую шутку.
        Сойке ответил протяжным криком удод, и подлесок пришел в движение. Бесшумные серые тени вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулись к спящему лагерю.
        Сто шагов.
        Семьдесят.
        Пятьдесят.
        И вот, уже не скрываясь, в чащобе загудел охотничий рожок.
        Дробно застучали тетивы по кожаным рукавицам, засвистели стрелы. У многих из них позади наконечника горела пакля, пропитанная жиром.
        - Бей их, ребятушки!!! - хрипло выкрикнул коренастый бородатый воин в шлеме с бармицей и кожаном бахтерце.
        Со звериным рыком вооруженная толпа обрушилась на ближайшие к опушке шатры.
        Все часовые погибли в считаные мгновения, не успев поднять тревогу. Спящих воинов выручили кони, рвущиеся с недоуздков и отчаянно ржущие при виде огня, разгорающегося то здесь, то там от воткнувшихся стрел.
        Навстречу атакующим начали выбегать наспех одетые и вооруженные воины - к счастью, многие из них легли не раздеваясь из-за промозглой погоды.
        Самые расторопные погибли раньше других. Отставшие принялись строить стену щитов и в конце концов сумели если не остановить, то придержать врагов. Теперь уже пошел настоящий бой. И с той, и с другой стороны сражались как воины в добротных кольчугах и шлемах, вооруженные прямыми мечами, секирами и шипастыми булавами, так и обряженные в меховые накидки дикого вида простолюдины с рогатинами, плотницкими топорами, ослопами.
        Одни пытались проломить неровный строй, ощетинившийся копьями и протазанами, а вторые - удержать его, сдвинув щиты как можно плотнее. Какое-то время чаша весов, отмеряющих воинскую удачу, колебалась, но бесконечно так продолжаться не могло. Ярость нападавших, помноженная на несомненный талант их предводителя, направившего в решающий момент конный отряд во фланг оборонявшимся, дала себя знать.
        В тот миг, когда рассыпавшиеся веером всадники врезались в пеший строй, резкий порыв ветра разорвал обложные тучи, и тонкий луч солнца упал на меч, воздетый вождем к небесам. Клинок вспыхнул, будто был отлит из чистого золота.
        - Слава! Слава Александру! - взревели сотни глоток. - Веди нас, Ярославич!
        Навстречу русскому князю двинулся клин тяжеловооруженных конников под желто-голубым знаменем.
        - Dаr Birger? Birger trotsade!!![74 - Где Биргер? Вызываю Биргера на бой!!! (Швед.)] - громовым голосом провозгласил Александр.
        И шведский ярл не заставил себя долго ждать.
        - Jag аr hаr, den ryska prinsen![75 - Я здесь, русский князь! (Швед.)] - ответил зять короля Эрика[76 - Эрик XI Эрикссон (1216 - 1250 гг.) - король Швеции в 1222 - 1250 гг. Носил прозвище Шепелявый.], мечом показывая своим рыцарям, что надо бы расступиться.
        Вожди пришпорили коней. Под Ярославичем гарцевал снежно-белый долгогоривый жеребец, а под предводителем шведского войска - раздувал ноздри огромный вороной зверь с мохнатыми боками.
        Все решилось очень быстро. Неповоротливый, рассчитывавший на грубую силу ярл только заносил меч, а гибкий, словно барс, Александр, поравнявшись с ним, привстал в стременах и обрушил клинок на украшенный плюмажем шлем.
        Сила удара была такова, что швед рухнул как сноп. Только сапоги мелькнули над седлом. Но и меч Ярославича не выдержал, жалобно зазвенел и переломился посредине. Князь не растерялся, бросил под копыта коня рукоять с торчащим из нее угловатым обломком и, выхватив из ременной петли палицу, продолжил бой, сокрушая врагов направо и налево.
        Поражение военачальника посеяло в шведах панику. Лишь отдельные кучки продолжали сражаться, а большая часть и думать забыла о сопротивлении, кинувшись к сходням.
        Новгородцы с ижорой преследовали их весело, с огоньком, рубили, топтали конями, сбрасывали в воду. На плечах беглецов ворвались на несколько кораблей и принялись долбить дыры в днищах.
        Рухнул богатый шатер ярла Биргера, королевского зятя.
        Чудь и емь[77 - Собирательное название ряда финно-угорских племён и народов.], шведские союзники и данники, первыми начали бросать оружие и сдаваться на милость победителей. Потомки викингов держались дольше, сплотившись вокруг ярла Ульфа Фаси, бившегося отчаянно и зло, но не получившего ни царапины благодаря отличной воинской выучке и дьявольскому везению, и даже сумели подняться на свои корабли, сбрасывая сходни и обрубая якорные канаты.
        Новгородцы им не препятствовали. Повинуясь звуку охотничьего рожка, они отступили к лесу, чтобы отдохнуть, перевязать раны, сосчитать павших, а заодно посмотреть - чем ответят враги?
        Пленные толпились тут же, затравленно поглядывая из-под шлемов, колпаков и меховых шапок на победителей.
        Северные захватчики, получив заслуженную взбучку, не теряли времени. Грузились на корабли и отталкивались от берега. Будто и не заявлял хвастливо ярл Биргер: «Если можешь, то сопротивляйся мне - я уже здесь и беру в плен землю твою».[78 - Житие Александра Невского. Перевод Ю. Бегунова.] Следует отдать шведам должное, налегать на весла они не спешили - собирали своих: и тех, кто отстал и задержался на берегу, и тех, кто спасался с потопленных судов. Правда, про финнов и мурому они как-то между делом забыли. Ну да в таком деле, как отступление после разгрома в сражении, каждый сам за себя.
        Наконец, черные драконоголовые корабли медленно двинулись по маслянистой глади Ижоры к Неве. Без прежнего гонора и задора. Так лохматый кобель, сунувшийся на чужое подворье и повстречав равного себе по силе хозяйского пса, удирает поджав хвост, оставив в пыли клочья шерсти и непомерную наглость.
        Отправив ижорских рыбаков на быстрых лодочках проследить - бесповоротно ли убрались шведы или надумали где-то поблизости остановиться, чтобы зализать раны, - Александр с верной дружиной и новгородскими боярами спустился к воде. Победителям досталась неплохая добыча. Шатры и утварь, оружие и доспехи, кони, купленные не иначе как в Ганновере, множество знамен, бочонки с вином и пивом. Конечно, со всего этого не разбогатеешь, но в Господине Великом Новгороде и без того серебра куры не клевали. Здесь важно другое. Воинская слава, она зачастую важнее достатка бывает. Бежит вперед князя и распространяется вширь так скоро, что и на коне не догонишь. И защищает город так же надежно, как и щиты с мечами.
        Ярославич подъехал туда, где оставались лежать обломки верного меча. Спешился, с грустью поглядел на изуродованный клинок.
        - Не грусти, княже, - пробасил Гаврила Олексич, широкплечий, кряжистый, лишь немногим старше Александра. - Скуем тебе новый меч краше прежнего.
        - А то, ежели надобно, этот перековать можем, - добродушно улыбнулся Сбыслав Якунович, будто и не он только что без устали крушил шлемы и черепа шведские топором. - Кузнецы новгородские теперь для тебя чего хочешь сотворят.
        А Миша и Савва, стоявшие тут же, дружно закивали.
        Полочанин Яков поправил тряпицу, которой обмотал голову, испытавшую на себе крепость северного оружия - хоть и вскользь, а все едино больно, - присел на корточки, намереваясь собрать осколки.
        - Погодите, други мои, не торопитесь, - князь обвел соратников взглядом синих, как воды моря Русского, глаз. - Меч мой сослужил службу верную. И сломался не из-за того, что был с изъяном. Нет, борьба наша такова, что сталь не выдерживает. А мы сильнее стали должны быть, чтобы выстоять, не дать врагам поработить землю отчую. Перековывать меч я не дозволяю - пусть покоится с миром. Он заслужил. Я же себе другой добуду, который еще крепче будет.
        - Так что же, княже, так и бросим его здесь? - смущенно произнес Сбыслав Якунович.
        - Не бросим! Кто сказал, что бросим? - Александр выгнул бровь, и все притихли. - Где Пелгуй? Пелгуя покличьте мне!
        Войско заволновалось, зашумело и вытолкнуло вперед низенького, коренастого ижорца в полотняных портах и лаптях. Широкую рубаху он подпоясал веревкой, за которую заткнул два малых топорика, а в руках держал охотничий лук. В русых кудрях и бороде местного старшины серебрилась седина, а в уголках рта залегли глубокие складки - свидетели непрестанных забот. Он подошел к русскому князю упругой походкой, величаво расправив плечи, поклонился согласно чину, но без подобострастия.
        - Здесь я, Ярославич. Где же мне быть-то?
        Александр оглядел его не без некоторой брезгливости, но вместе с тем в глазах князя светилось уважение. Но от костяного амулета, висевшего на шее ижорца - распластавшийся в прыжке матерый волк, Рюрикович взгляд отвел с не присущей ему поспешностью.
        - Сослужил ты, Пелгуй, службу верную. И Господину Великому Новгороду, и мне, призванному новгородцами княжить у них и рубежи боронить от всяких находников злых.
        - Знамо дело, княже, на том стоим.
        - Верю. Тебе верю, хоть и вижу насквозь душу твою окаянную. Да и есть ли у тебя душа? - понизив голос, добавил Александр.
        - Есть! Как же не быть? У всякой твари разумной душа имеется. Да и крещен я, княже. Аль ты запамятовал?
        - Помню-помню… За службу твою верную, за то, что упредил ты меня о приходе войска шведского, поручаю тебе хранить мой меч. Передавай его внукам, а те своим пускай передадут. Пусть хранится он в твоем роду в память о нынешней славной битве и дорогой победе.
        - Спасибо, Ярославич! - На этот раз Пелгуй отдал земной поклон, благодаря за оказанную честь. - Уважил ты меня. Ох как уважил… Клянусь тебе, что обломки меча твоего, сломанного в битве за правое дело, будут храниться у моего очага и передаваться из поколения в поколение к старшим сыновьям, пока будет существовать род мой на земле ижорской. И пускай меч твой боронит здешние пределы от любого врага, что вздумает посягнуть на землю нашу…
        - Одним лишь видом и слухом боронить он будет, - серьезно поддакнул Гаврила Олексич.
        - И до той поры Русь непобедима будет, пока меч Александра хранится в пределах ее, - закончил старшина ижорский. - Спасибо тебе, княже, и низкий поклон. За честь великую. От меня и всего моего рода. Клянусь тебе, что скорее умру, чем позволю чужой руке прикоснуться к твоему клинку. И детям, и внукам то заповедаю.
        Пелгуй еще раз поклонился, скинул с плеч меховую безрукавку и бережно закутал в нее сломанный клинок и рукоять. Пока он возился, глубоко вдавив колени в сырую, истоптанную землю, новгородцы занялись каждый своим делом: дружинники и ополченцы собирали добычу, отыскивали раненых и складывали в сторону тела павших, а князь с боярами думу думали, что дальше делать, ждать или не ждать врага, а если ждать, то из чьих земель?
        Подозвав паренька из ижоры, старшина отдал несложные распоряжения, что кому дальше делать, а сам, неприметный для всех, отправился к опушке и дальше, звериной тропкой в глухую чащу, к поляне, которую со всех сторон обступили разлапистые черные ели, достающие верхушками до низких облаков. Здесь стояла полуземлянка, крытая дерном. Мох ярко зеленел на двускатке, а выглядывающий из-под нее конек потемнел от времени и закоптился.
        Парень в распоясанной рубахе сидел на завалинке и резал из липовой чурки ложку. Увидев Пелгуя, вскочил и поклонился:
        - Поздорову тебе, батюшка…
        Старшина осторожно опустил узел на дубовую колоду.
        - Что скажешь, Илмар, чем порадуешь?
        - Кетту и Вильхо должны скоро вернуться, я отправил им на смену Ярмо и Лемпи.
        - Хорошо, дождемся их сперва.
        Пелгуй присел рядом с сыном, закрыл глаза, подставив лицо неяркому солнышку, а костяной амулет сжал в кулаке и замер, будто мертвый.
        Илмар, как ни в чем не бывало, продолжал орудовать ножом, роняя на колени причудливые завитки стружки.
        Солнечное колесо не успело перекатиться от верхушки одной ели до другой, когда из лесу бесшумно выступил поджарый, одетый в серую шубу с рыжим подпалом волк. За ним рысила волчица рыжего, почти лисьего, окраса. Звери прошли мимо людей, обдав крепким духом мокрой шерсти, и скрылись позади землянки. Через несколько мгновений оттуда вышли парень и девушка. Босые, в длинных рубахах, с вышивкой на вороте, они выглядели как брат и сестра. Только волосы, схваченные вокруг лба полоской тисненой кожи, у девушки были огненно-рыжими, а у ее спутника - русыми, кое-где выгоревшими до соломенной желтизны. И у обоих на шее висели обереги - фигурки волков, вырезанные из кости.
        - Кетту, Вильхо! - проговорил Пелгуй, открывая глаза. - Что там с урманами?
        - Они уже по Неве бегут, - ответил парень. - Прямиком к морю. Останавливаться, я думаю, им не скоро захочется.
        - Ярмо и Лемпи доведут их до моря, - добавила девушка. - Мы должны быть уверены.
        - Молодец, Кетту, - похвалил ее старшина. - Правильно мыслишь.
        - Спасибо, батюшка, - смущенно улыбнулась молодка.
        Пелгуй поднялся, поманил детей рукой.
        - Глядите, что принес я…
        Ижорцы обступили колоду, и глава рода неторопливо развернул безрукавку.
        При виде сломанного меча Вильхо хмыкнул, Ильмар почесал затылок, а их сестра вопросительно поглядела на отца.
        - Мечом этим князь Александр Ярославич наземь поверг ярла шведского, утвердив победу людей русских на этой земле. А передав его нам на хранение, князь оказал великую честь нашему роду и поблагодарил, что упредили мы его о приходе черных кораблей вражеских. И мы будем хранить его пока живы, а когда будем помирать, ведь наш век долог, да не бесконечен, заповедаем внукам и правнукам. Поскольку нужда в нем, как я думаю, еще возникнет.
        - Прости, батюшка… - нерешительно произнес Вильхо. - Какая может быть нужда в сломанном мече? Вот если бы перековать, заточить…
        - Молчи, дурень! - рыкнул старший брат Ильмар.
        - Вот-вот… - проворчал Пелгуй. - Языком молоть - не мешки ворочать. Но я объясню вам. Вы помните, как я в Лапландию ходил?
        Дети дружно закивали.
        - Там я встречался с нашим самым главным - Финном. Он всему нашему роду-племени - голова. В тот год у него многие гостили из разных краев. Повстречался я с саксом Вульфером, из аглицких земель. Есть такой остров за землями немцев, датчан и франков. В тот год, когда на них обрушилась черная хворь и мор унес тысячи жизней, зло остановили при помощи древнего заклятия, свежепролитой крови и меча. Тот меч принадлежал стародавнему герою по имени Беовульф, и им он сразил дракона, угрожавшего его племени. Этим же мечом князь Александр сразил дракона в человечьем обличье. И верю я, если придет нужда, только с его помощью сможем мы изгнать зло из земли Русской. Все ли вам понятно, дети мои?
        - Все понятно, батюшка, - за всех ответил Ильмар. - Жизни положим, но меч сбережем. И правнукам заповедаем. Пускай все будет по слову твоему. Пускай нерушима стоит Русь, пока в сердце ее хранится меч князя Александра.
        Он первым опустил ладонь на крестовину меча. Кету накрыла ее своей. Немного помедлив, к ним присоединился Вильхо, а потом уже и старшина скрепил клятву детей широкой мозолистой ладонью.
        Шорох, словно от порыва ветра, пробежал по ельнику.
        Лес слышал слова ижорских оборотней.
        Река слышала их обещание.
        Небо засвидетельствовало их клятву.
        Земля Русская приняла ее.
        Глава первая
        Северная Пальмира
        В Санкт-Петербурге я не стал допускать давнишней московской ошибки и сразу по прибытии явился представиться местному князю. По правде сказать, тому было несколько причин, кроме банальнейшего желания казаться законопослушным и лояльным.
        Во-первых, мы вылетели из «Борисполя» не ночным, как я предпочитал, а вечерним рейсом. Последний «Боинг-373» отправлялся на «Пулково» без четверти семь по украинскому времени, а желания трястись на «АН» не возникало. Само собой, когда дело доходит до «горячего», любые привычки к комфорту выветриваются без следа, но форсировать события не хотелось. Что-то подсказывало мне - лишения и трудности еще впереди, а пока есть возможность пользоваться удобствами, грешно было бы от них отказываться. Оказавшись в Петербурге в самом начале ночи, я решил не отступать от предписанной по закону церемонии.
        Во-вторых, Князь Северной Пальмиры, его светлость Бестужев, вызывал у меня гораздо большую симпатию, нежели владыка Первопрестольной. Почти такую же, как Амвросий. Умный, справедливый, рыцарственно-честный, что в наше время - огромная редкость. Сергей Александрович не бежал из России после октябрьского переворота, как московский Князь, а боролся за выживание вместе со всеми мастерами и птенцами Северной столицы и справился. Он сумел сохранить островок подлинной аристократии духа в нашем жестоком мире. В блокадном Ленинграде присягнувшие ему на верность вампиры добровольно отказались пить кровь и без того измученных людей. Исключение составляли лишь забрасываемые в город немецкие диверсанты, которых стража князя Сергея извела в великом множестве.
        В-третьих, мне не терпелось узнать новости - как в России обстоят дела с распространяющейся эпидемией «собачьего гриппа». Болезнь напомнила о себе уже в самолете голубоватыми ватно-марлевыми повязками на лицах стюардесс и доброй половины пассажиров, а уж в «Пулково» почти все люди, снующие в здании аэропорта, прятали лица. То ли здесь трепетнее относились к собственному здоровью, то ли до Украины волна смертей еще не докатилась. Сейчас я почти не сомневался, что в гибели людей повинны прорвавшиеся в наш мир фейри.
        Такое уже случалось, рассказывал мне фон Раабе. В шестом веке при императоре Юстиниане чума захватила Ближний Восток. В одиннадцатом гуляла по Руси и Польше. В середине четырнадцатого от мора погибло в Европе больше народу, чем от стали за все время Столетней войны. О ней еще упоминал великий Боккаччо в предисловии к «Декамерону». И позже в Амстердаме и Лондоне, уже при Карле Втором. Я знал, что каждый из этих случаев остановили кровные братья. Вопрос только - как? Меня включили в состав посольства, направившегося в Лондон из Речи Посполитой, но даже в середине семнадцатого века для старших вампиров я оставался мальчишкой, которого никто не намеревался посвящать в тайны, а кроме того, обстоятельства нашего путешествия были таковы, что проведение обряда я пропустил.
        Почему-то мне казалось, что и эпидемия «испанки», случившаяся сразу после империалистической, имела те же корни или «торчащие уши», если будет угодно. Острые уши фейри. Правда, тогда кровные браться были разобщены и не могли оказать достойного отпора. Отсюда и десятки миллионов погибших.
        Как мне казалось, Сергей Александрович Бестужев - один из немногих российских князей, который мог бы возглавить отпор на этот раз. Стоило поговорить с ним, высказать соображения и опасения, раз уж Амвросий куда-то запропастился. Логика подсказывала, что старый вампир не сбежал от опасности, а просто пытается найти решение загадки другим путем - более привычным для себя. Иначе зачем ему было присылать мне записку с приказом разыскать меч Александра.
        Кстати, именно из-за скупых строк Амвросия мы и отправились в Санкт-Петербург.
        После схватки на Андреевском спуске, когда наемники-люди под предводительством незнакомого мне вампира уничтожили мою берлогу, я «залег на дно». Вместе с Жанной, само собой. Как я мог бросить девушку? Тот, кто хотел убрать меня, человека разыщет в два счета и, не задумываясь, уничтожит. Или попытается взять в заложники, чтобы шантажировать меня. Ни первое, ни второе в мои планы не входило. А еще, если честно признаться, она мне очень нравилась. Впервые за много лет мое мертвое сердце ощутило что-то, очень похожее на любовь. Вовсе не потому, что Жанна напоминала давно ушедшую в Великую Тьму леди Агнессу, чей портрет сгорел вместе с остальным скарбом. При внешнем сходстве, они были очень разными. Принцесса Карлайла и Кумбрии отличалась властным, решительным характером, переменчивым нравом, когда ярость и веселье сменяли друг друга почти без причины. Жанна же покоряла искренностью и открытостью, способностью очертя голову броситься в приключение, словно в омут. Да к тому же самоотверженность - ведь никто не понуждал ее предлагать мне свою кровь. А может быть, мне, привыкшему к холодным и высокомерным
кровным братьям, так показалось? Может быть, люди, которых многие из нас считают чем-то вроде скота, источником пищи и не более того, честнее нас, способны на дружбу, бескорыстную помощь?
        Так или иначе, вылетели мы вместе. Билеты на самолет нам купил Серёга-ДШБ, а провожать пришел один лишь Семен. Больше никому из киевских вампиров я не стал сообщать, где я скрывался и куда направляюсь. Хоть у меня и не было причин подозревать кого-либо из них, но береженого и Великая Тьма хранит.
        Перед этим мы с Жанной провели на съемной квартире, адреса которой, кстати, тоже никто, кроме Серёги и Семена, не знал, неделю, размышляя, анализируя и собирая информацию. В основном при помощи Интернета, которым, на мой взгляд, Жанна владела в совершенстве. Ну, может быть, только на мой взгляд, а я, признаться, продолжал чувствовать себя полным профаном, когда дело доходило до использования достижений научно-технического прогресса.
        Семенов слуга крови отогнал мой «Хэтчбек» на берег Днепра, облил бензином и сжег. Теперь по автомобилю меня не смог бы выследить никто. Тот же Сергей поменял маленькую белую прямоугольную штучку (не помню, как она называется) в моем мобильном телефоне. Тоже на всякий случай. Старую сжег при мне.
        На мобильный мне было наплевать, а вот «Хэтчбек» я жалел. Привык к нему, как рыцарь к боевому коню. Ничего, будут деньги, купим новый, краше прежнего. Счета мои, кстати, не пострадали, и капиталом я мог располагать по собственному усмотрению, хотя тоже остерегался - Жанна сказала, что неизвестные враги могли отследить мое местонахождение по совершающейся банковской операции. Пришлось пожить в долг за счет Семена - не обеднеет.
        Имя Александра стало ключевой точкой наших поисков. И слово «меч». Александр Македонский? Александр Невский? Александр Павлович Благословенный? Александр Николаевич Освободитель? А может быть, кто-либо еще, кого я не знал? Великий князь, император Византии, Папа Римский… Впрочем, последнее предположение совершенно абсурдно - если кровные братья шли на соглашения и перемирия с Орденом Охотников, как в прошлые времена, так и сейчас, то с церковниками никогда, да и откуда у святоши возьмется меч?
        В конце концов, отбросив все версии, казавшиеся полной глупостью, мы остановились на одной, так сказать, рабочей. Имелись разрозненные сведения о мече Александра Ярославича, князя новгородского, который за сто пятьдесят лет до моего рождения нанес поражение шведам, явившимся на берега Невы с совершенно недвусмысленными грабительскими намерениями, а несколько лет спустя на льду Чудского озера разбил рыцарей Ливонского ордена. Этого князя я понимал и уважал - сам стоял против тевтонов на поле у Грюнвальда.
        Согласно сведениям, почерпнутым из Интернета, меч Александра хранился в кроме, или, можно сказать, в кремле, города Пскова. Там благодарные жители прикрепили его над воротами совместно со щитом, дабы один только вид оружия грозного князя устрашал любого захватчика, который посмел бы приблизиться к крепостям земли Русской.
        Это вселяло надежду. Несмотря на то что старинная крепость Пскова уже несколько лет считалась историко-архитектурным памятником и музеем под открытым небом, я не видел особых трудностей. Оставалось добраться до Санкт-Петербурга, на месте уточнить некоторые детали у Жозефины Сангрэ, моей доброй старой знакомой, о которой я уже упоминал, а потом отправиться за клинком. Бестужева я, само собой, не собирался посвящать в свои планы, несмотря на уважение, которого Князь, безусловно, заслуживал. Не хватало еще нарваться на обвинения в учинении беспорядков на подвластной ему территории. Смутьянов Сергей Александрович карал нещадно, а стража у него такая, что Князь Смоленска слюни пускает от зависти.
        В «Пулково» мы поймали такси и вскоре уже въезжали в Питер. Правда, у Московских ворот попали в пробку. Сотни машин стояли, мигая фарами и пыхтя разогретыми моторами. Очередь выстроилась в обе стороны, а все потому, что какой-то умник на внедорожнике, как у Амвросия, выезжая с Лиговского, чересчур понадеялся на тормоза и «поцеловал» в зад не менее серьезный автомобиль. Теперь оба водителя и прибывший на место происшествия патруль ГИБДД ходили вокруг места аварии, звонили по мобильным, ругались - в общем, развлекались как могли, а всем остальным ничего не оставалось, как любоваться их перепалкой. Таксист ругался вполголоса, не допуская, впрочем, неприличных выражений. Очевидно благодаря питерскому воспитанию - меня приятно удивил за рулем русский человек, а не кавказец, как я привык в Москве.
        - А твоя знакомая правда писательница? - нарушила молчание Жанна.
        - Самая настоящая, - улыбнулся я.
        До того я упоминал, что остановимся мы у Жозефины Сангрэ, но не вдавался в подробности.
        - И о чем она пишет?
        - О вампирах.
        - Не может быть!
        - Честное рыцарское.
        Девушка рассмеялась, покачала головой.
        - А что вы удивляетесь, - обронил таксист. - Сейчас о них все пишут. Популярная тема.
        - Чем же она так популярна? - уголками губ улыбнулся я.
        - А глупостями всякими! - Водитель был весьма категоричен. - Забивают детворе головы. Ах, вампиры бессмертные, ах, вампиры красавцы все как на подбор… Денег куры не клюют. Живут - ни забот ни хлопот.
        Я покосился на Жанну - видишь, мол, как простой питерец относится к вампирам? Без всякого уважения и трепета. А сам подлил масла в огонь:
        - Вы говорите - живут… Как же они могут жить, если ходячие мертвецы?
        - То-то и оно, что чушь все собачья и ерунда на постном масле! Скажите мне, по каким таким биологическим законам человек может начать пить кровь и при этом становиться бессмертным?
        - Не знаю, - я пожал плечами. - Вообще-то я - историк и о медицине имею весьма смутные представления. А вы как-то связаны с биологией?
        В наше время за баранкой такси запросто можно встретить доктора наук, оставившего службу в НИИ еще в девяностые, да так и не вернувшегося к исследованиям. Рутина засасывает, да и заработать можно больше.
        - Нет, - покачал головой таксист. - Я - математик. Хотите посчитаю, сколько вампиров могло бы получиться за год от одного только, если бы он кусал каждую ночь по человеку?
        - Зачем? - нахмурилась Жанна. Ей этот разговор не нравился, а я, напротив, получал искреннее удовольствие.
        - Ну чтобы доказать, что все это - глупости. Если бы вампиры существовали, то и людей бы уже давно не осталось.
        - Не нужно мне ничего доказывать…
        - Не хотите, как хотите.
        - А все-таки любопытства ради, - вмешался я. - Все равно в пробке стоим. Сколько один вампир смог бы наплодить за год новообращенных?
        - Слово-то какое придумали, - хмыкнул наш собеседник. - прямо как в новую религию… Хотя, может, вы и правы, для молодежи нынешней всякие готы и вампиры скоро интересней будут, чем житие Христово.
        Озноб пробежал у меня между лопаток, подтверждая искренность слов таксиста. А тот продолжал:
        - Если вампир кого укусит, стало быть, на следующий день их два станет. Так? - Я кивнул, хохоча про себя. - На третий день - четверо, на четвертый - восемь. К концу месяца - два в двадцать девятой степени… А это значит… - Он задумался на мгновение. - Пятьсот тридцать шесть миллионов восемьсот семьдесят тысяч девятьсот двенадцать голов. К концу года набирается число из ста с лишним цифр. Уж позвольте я не буду считать точно.
        - Да уж, не утруждайтесь, - хохотнул я.
        А Жанна сердито проворчала:
        - Мог бы и посчитать, математик…
        - Тут уж в уме не справлюсь, - ответил он как ни в чем не бывало. - Хотя бы калькулятор нужен.
        - Так выпьем же за кибернетику, - явно кого-то процитировала девушка, но, кого именно, я не смог вспомнить.
        В отличие от таксиста.
        - Только не стоит вешаться на собственной косе, - поддержал он шутку и нажал на газ. Автомобиль наконец-то вырвался из пробки.
        - Видишь, - повернулся я к Жанне. - Королева наук убедительно доказывает, что никаких вампиров быть не может. - Предчувствуя бурю возражений с ее стороны, я накрыл ладонь девушки своей. Побольше бы таких математиков, тогда и закон Великой Тайны блюсти было бы проще простого.
        Она скривилась, но потом вздохнула и прижалась щекой к моему плечу. Наивная, она только прикоснулась к миру кровных братьев, а уже прониклась его несуществующей романтикой. Понимает ли она, что, связавшись со мной, уже дважды была на волосок от гибели? Нападение «красных шапок», а потом взрыв в моей квартире.
        Первый раз она уцелела, скорее всего, потому, что не была целью злобных фейри - так, досадная помеха. Они горели желанием добраться до меня, хотя и ее убрали бы, не задумываясь. Да и применимо ли само понятие «задумывались» по отношению к фейри? Эти существа гораздо ближе к силам стихий, чем прочая нечисть - лешие, водяные, домовые, овинники. Их питает сила природы. Но если у природных духов она наша же, родная, естественная, то у них чуждая, пришедшая откуда-то из другой реальности. Может, из полых холмов, где правит королева Маб, или еще какого царства фей с Обероном и Титанией?
        Во второй раз мы оба спаслись по счастливой случайности. Семен считал, что в окно моей квартиры выстрелили из XM-25[79 - XM-25 - гранатомёт, разработанный компаниями Heckler& Кoch и Alliant Techsystems.]. Ни один высший вампир не способен регенерировать, посеченный осколками противопехотной гранаты. Печальная участь Селивана это наглядно подтвердила. Вызов Василины ничего не решал. Даже если бы я выбежал в подъезд или выпрыгнул в окно, там меня наверняка дожидались автоматчики - серьезные парни любое дело выполняют обстоятельно…
        Таксист лихо свернул на набережной Обводного, а у бывшей школы кавалерийских юнкеров повернул направо, на Лермонтовский проспект.
        Жанна, забыв о недавнем споре, прильнула к окошку. Я ее понимал. Первое посещение Санкт-Петербурга обычно оставляет неизгладимое впечатление. Особняки, пропитанные духом истории, хранящие память о множестве известных и, чего греха таить, попросту великих людей, обитавших в них. Памятники, каналы и мосты, один из которых, с лежащими в настороженном ожидании позолоченными сфинксами, мы только что проехали. Если в Москву я ездил зарабатывать деньги, то сюда - исключительно по зову сердца.
        - Так куда вам? - переспросил таксист, хотя я и называл точный адрес еще в «Пулково».
        - Тринадцатый дом.
        - Угу, - кивнул он. - Чертова дюжина. Понял. - Притормозил у поребрика. - А я думал, вы к дому Лермонтова.
        - Так далеко мы еще не взлетели, - усмехнулся я.
        - Какому дому Лермонтова? - удивилась Жанна.
        - Да там, чуть дальше, Лермонтов жил.
        - Правда?
        - Конечно, а вы как думали? Погиб поэт, невольник чести… Прямо там и написал.
        - Есть такое предположение, - вмешался я, вытаскивая бумажник. - Только не жил, а бывал иногда. Гостил. Сдачи не надо.
        Мы вышли в морозную питерскую ночь. С Невы дул сырой ветер, заставляя снежинки кружить над Екатерининским каналом.
        Услыхав мой голос в домофоне, Жюстина не выразила ни малейшего удивления. Мы дружили так давно, что могли являться друг к другу в гости без предупреждения. Правда, француженка ни разу не воспользовалась моим гостеприимством, будучи по натуре домоседкой. Да и я в последние годы наведывался к ней нечасто - лет пять или шесть прошло с последней встречи.
        Знаменитая писательница, чьи романы составляли серьезную конкуренцию Стефании Майер и Райчел Мид, встречала нас в прихожей, словно сойдя с полотен Морриса и Россетти. Иссиня-черные волосы откинуты назад и схвачены шелковой лентой, чтобы не падали на глаза, парчовый халат усеивала звездная россыпь, вышитая золотой нитью, а в тонких пальцах - незажженная пахитоска в длинном мундштуке. Жюстина, как и большинство кровных братьев, не курила, но любила создавать определенный образ. Из чего я сделал вывод, что она принимает гостей. Хорошо бы не репортеров. Рядом с госпожой Сангрэ, отступив строго на положенные по этикету полшага, стояла Янина Змейка, ее многолетняя слуга крови и бессменный литагент. Серый деловой костюм, безукоризненно белая блуза, схваченная янтарной брошью на горле, каштановые с легкой проседью волосы, подстриженные «каре». Нет, точно они кого-то принимают…
        Кстати, Змейка - вовсе не кличка, как многие могли бы подумать, а самая подлинная фамилия Янины. Они с Жюстиной вместе с тысяча девятьсот пятого года, когда предыдущая слуга крови вампирессы погибла в Кровавое воскресенье.
        - Ну здравствуй, Анджей, - глубоким контральто произнесла госпожа Сангрэ. - А я думала, ты меня уже забыл.
        Я церемонно приложился губами к ее пальцам, вздохнул.
        - Дела, матушка государыня, дела…
        - Все-то ты в делах, все в заботах, а о старых друзьях некогда и вспомнить.
        - Ну прости негодяя, - я развел руками.
        - Куда же я денусь? Со спутницей своей познакомишь хоть?
        Я представил Жанну, которая недостаток уверенности компенсировала строгим выражением лица.
        - Будь моей гостьей, дитя, - кивнула Жюстина, хотя в ее глазах мелькнуло легкое неодобрение - разглашение Великой Тайны она никогда не приветствовала. - А что со Збышеком, Анджей?
        - Нет больше Збышека, - я скрипнул зубами. Скорее бы уж добраться до тех, кто стоял за спинами убийц. - Это долгий разговор. Успеется.
        - Что ж, дело твое. Пойдем, я вас познакомлю с Пашутиным.
        Фамилия показалась мне смутно знакомой. Где я мог ее слышать? А Жюстина уже пропускала нас в гостиную. Когда я проходил мимо, шепнула на ухо:
        - Похожа, ой, похожа, Анджей. Все забыть не можешь?
        - Все уже давно забыто. И быльем поросло, - бодро отозвался я, но, кажется, не убедил француженку.
        У Жанны округлились глаза от размеров писательских апартаментов. Еще бы. Жюстина выкупила полностью коммунальную квартиру, бывшую до революции жильем ученого-экономиста, члена-корреспондента Академии наук, который преподавал в Александровском императорском лицее. Вот только фамилию его я все время забывал… А до того она обитала по той же набережной канала Грибоедова, только гораздо ближе к Мойке - прямо напротив места убиения императора Александра Николаевича. Говорила, будто ей даже нравится ночной вид Спаса-на-Крови из окон. Но беззаботная жизнь длилась, пока храм был складом декораций, а после долгое время томился в лесах на реставрации. Рядом с церковью, в которой служат литургии, ни один вампир долго жить не может. Вот и Жюстине пришлось подыскивать новое пристанище, а тут как раз пошли хорошие гонорары и даже одна из киностудий предложила договор на экранизацию романа. Почему было не воспользоваться?
        - Сколько же у вас комнат? - не выдержала Жанна, шагая по длинному коридору.
        - Семь. И я желала бы иметь восьмую…
        - Она вам необходима под библиотеку? - Девушка с трудом сдерживала смех.
        - Вот именно, дитя мое. А то приходится совмещать библиотеку с рабочим кабинетом. - И добавила: - Давай будем на «ты». Друзья Анджея - мои друзья.
        В гостиной, обтянутой шелком, у имитации камина сидел в кресле невысокий сухощавый мужчина с седыми висками, но моложавым лицом. Увидев нас, он вежливо поднялся, сделал пару шагов навстречу.
        «Нет, не репортер, - подумал я. - Но и не из наших. Чей-то слуга крови?»
        - Позвольте вас познакомить, - произнесла Жюстина. - Анджей Михал Грабовский. Высший. Вассал князя Киева. Мой старинный друг.
        Я поклонился в ответ на улыбку седого. Судя по прямым речам француженки, он в Великую Тайну посвящен. Что ж, тем лучше.
        - Жанна. Как я понимаю, тоже из Киева. Спутница Анджея.
        На этот раз человек приосанился, щелкнул каблуками, как заправский кавалергард, и отвесил четкий кивок. Я даже ощутил укол ревности.
        - А перед вами Николай Николаевич Пашутин. Глава Санкт-Петербуржского отделения «Детей Протея». Оборотень, - пояснила она не иначе как нарочно для Жанны, я-то сразу догадался, услыхав название организации. И вспомнил, при каких обстоятельствах упоминалась его фамилия. Конечно же! Прозоровский говорил, что неплохо бы с ним посоветоваться.
        Многие высшие вампиры испытывают предубеждение против оборотней, считают их низшими существами, не годными ни на что, кроме как служить кровным братьям. Я никогда не относился к их числу.
        - Рад знакомству. Называйте меня просто Анджей.
        - Николай, - улыбнулся Пашутин. На этот раз искренне и дружелюбно.
        Глава вторая
        Новые загадки
        Мы расположились вокруг маленького инкрустированного лазуритом столика. Янина принесла кофе. Себе, Пашутину и Жанне. Мы с Жюстиной, само собой, человеческой пищей не питались.
        Я видел, какие любопытные взгляды бросает девушка на Николая. Еще бы! Первый увиденный ею оборотень. Что она могла знать об их племени? Кошмары, щедро тиражируемые тем же Голливудом? Страсти-мордасти, почерпнутые из русскоязычной фантастики, растущей последние годы как на дрожжах? Бабушкины сказки? Хотя не помню, чтобы в русских сказках упоминались оборотни…
        Кажется, последнюю фразу я произнес вслух.
        Глава «Детей Протея» прищурился.
        - В сказках о нас почти ничего не говорится. Да русские сказки изрядно выхолощены церковниками. А вот былины языческих, дохристианских времен помнят о нас. Например, о моем далеком предке Вольге Всеславьевиче. Не помните?
        - Не помню, - откровенно признался я, а Жанна только головой покачала.
        - Ну как же, как же, - оборотень прикрыл глаза и процитировал по памяти: - «Стал Вольга ростеть-матереть, похотелося Вольги да много мудростей: щукой-рыбою ходить Вольги во синих морях, птицей-соколом летать Вольги под оболоки, волком и рыскать во чистых полях». Оборотничество до прихода византийских миссионеров не считалось на Руси чем-то зазорным. Напротив, оборотни были весьма уважаемыми членами общества.
        - Да я не возражаю. Возможно, мне попадались самые достойные из оборотней, способные обуздывать желания.
        - Так «Дети Протея» для того и объединились, чтобы контролировать проявление животных инстинктов в моих соплеменниках.
        - А в кого вы превращаетесь? - не выдержала изнывающая от любопытства Жанна.
        - Оборачиваюсь, - слегка поморщился Пашутин. - Я предпочитаю именно такой термин.
        - Ну хорошо, оборачиваетесь вы в кого? Волк?
        - И волк тоже. Я - оборотень-универсал, могу обернуться в любого зверя, чья масса тела хотя бы приблизительно совпадает с моей. Ну и конечно, я хотел бы прежде этого зверя увидеть. Так что рыба-щука и птица-сокол - не для меня.
        - Вот так вот по желанию и оборачиваетесь? - не унималась девушка.
        Николай замялся. Кажется, его смущало излишнее внимание к своей персоне.
        - Есть определенные наборы рун. Вам знакомо руническое колдовство?
        - Нет. А любой может воспользоваться рунами?
        Жюстина, не скрывая улыбки, глянула на меня. Ей доставляла удовольствие непринужденная беседа. Еще бы, свести за одним столом оборотня, двух высших вампиров и двух людей. Зачастую в подобной ситуации мог бы разгореться нешуточный скандал, а то и кровопролитие.
        - Оборотнем нужно родиться, - покачал головой Пашутин. - Сейчас это называют генетикой или наследственной мутацией. А в мое время говорили - на роду написано.
        - В ваше время? - решил вмешаться я. - А простите за нескромный вопрос - сколько вам лет?
        - В этом году девяносто семь исполнилось. Я еще не так стар.
        Да, он был совершенно прав. Те-кто-меняет-обличье, как называли их некоторые народы в старину, жили долго, но все же не бесконечно, как мы, кровные братья. При разумном поведении он может протянуть еще лет двести - триста. Говорят, старейший из «Детей Протея», основатель общества, лапландский затворник Финн прожил больше тысячи лет и умер не своей смертью, а от пули солдата вермахта во Вторую мировую.
        - Николя - мой частый гость, - заметила Жюстина. - Мы с ним обсуждаем план нового романа. Возможно, это будет бестселлер. Когда я растолкаю всю эту затребованную издательствами макулатуру по литературным неграм, - она подмигнула Змейке, - то сяду писать настоящую книгу.
        - А мне кажется, можно не дожидаться, - вмешалась Янина. - Политический детектив, круто замешанный на мистике, да еще записанный со слов очевидца, просто обречен на успех.
        - О чем вы, если не секрет? - удивился я.
        - Гибель теплохода «Армения», - сказал оборотень. - Я единственный, кто уцелел в этой морской катастрофе. Больше семи тысяч эвакуированных утонуло.
        - Это было в Великую Отечественную?
        - Да, в сорок первом. Немцы наседали на Крым… «Хейнкель» выпустил торпеду почти в упор.
        - Как же вам удалось спастись? - вмешалась Жанна.
        - Элементарно… - с хитринкой протянул он. - Обернулся тюленем. Кстати, я предлагаю Жюстине еще один сюжет - поиски сокровищ с затонувшего «Черного принца». В них я тоже принимал участие. По личному распоряжению Иосифа Виссарионовича.
        - Вы сотрудничали с коммунистами? - удивилась девушка.
        - А почему бы и нет? Я детдомовский. Родителей не помню. Советское государство меня выкормило и воспитало. Так почему я не мог ему служить верой и правдой, как мой отец государю императору?
        - Вы же не помните родителей, Николай… - укоризненно произнес я.
        - Не помню - не значит, что не знаю. Правда, сведения о них я разыскал уже в семидесятые годы в архивах. Не без протекции князя Прозоровского. Мой отец - оборотень-универсал, служил в александрийских гусарах в чине ротмистра, незадолго до Первой мировой вышел в отставку, но потом вернулся в строй. Революции не принял, участвовал в Кубанском походе генерала Корнилова, который чаще называют «Первый ледяной», пропал без вести в двадцатом году, в Крыму, когда уходили войска барона Врангеля. Мать, урожденная Твардовская, происходила из старинной польской шляхты, оборотень-универсал. Погибла при странных обстоятельствах в восемнадцатом году в Петрограде. Возможно, к ее смерти причастны Охотники. Мне тогда было три года. Я удовлетворил ваше любопытство, высший Анджей?
        - Извините, Николай. - Мне в самом деле стало стыдно. Десятки и сотни оборотней и вампиров сотрудничали и с коммунистами, и с нацистами, и с бонапартистами, и с роялистами… Даже с конфедератами, не побоюсь этого слова. Да с кем только не сотрудничали! Кого-то привлекала денежная выгода, кого-то дополнительная власть, кто-то шел на службу режимам просто так - со скуки. - Простите за неосторожное слово.
        - Что вы, Анджей, - склонил голову оборотень. - Не стоит извиняться.
        - Стоит. Вы, кстати, по материнской линии из каких Твардовских будете? Малопольских или великопольских?
        - Из великопольских.
        - Жаль. Кое-кого из краковских Твардовских я знал.
        - Среди краковских Твардовских оборотней не было. Одни только колдуны.
        - Ну да…
        Я кивнул и слегка напряг память, вспоминая строки Мицкевича.
        Пьют, играют, трубки курят -
        Дым, веселье, кутерьма;
        Шумно пляшут, балагурят,
        Ходуном идет корчма!
        За столом сидит Твардовский,
        Подбоченясь, как паша,
        И хохочет: «Я таковский!
        Пой, душа! Гуляй, душа!»[80 - Адам Мицкевич. Перевод М. Голодного.]
        Все засмеялись. Настороженность, которая вдруг появилась во взгляде Пашутина, исчезла как не бывало.
        Жюстина принялась рассказывать о новом проекте, запускаемом в ведущем издательстве России. По замыслу маркетологов, тысячи подростков-людей должны будут, что называется, влет расхватывать новые книги о школе, в которой опытные наставники обучают юных вампиров, готовя их к непростой взрослой жизни. На мой взгляд - полнейшая чушь, ничего общего не имеющая с устоявшейся за века традицией подготовки птенца мастером гнезда. Жанна тоже скептически фыркнула, пробормотав непонятную для меня фразу: «Гарри Поттер на новый лад…» Оборотень вежливо кивал, но не высказал ни слова одобрения. И только Янина горячо поддержала идею, заявив, что в книгоиздательском бизнесе не так важна правдивость или новизна, как умение предугадать настрой читательской аудитории. Поэтому густой замес на Хогвартской школе волшебства и вампирско-подростковой тематике Стефании Майер может дать изумительный результат, а следовательно, Жюстине как признанному мастеру мистической прозы грешно отказываться от подобного предложения, тем более что ее главная задача - придумывать яркие, запоминающиеся образы главных героев и основную
сюжетную канву, а остальное с успехом наверстают молодые, настырные писатели, готовые за малую толику продать плоды своего труда.
        Через полчаса я извинился и попросил Змейку вызвать такси. Пора было посетить Бестужева. Янина наотрез отказалась прибегать к услугам платных перевозчиков-людей и вызвалась отвезти меня сама.
        Апартаменты князя Санкт-Петербурга разительно отличались как от вызывающе-кричаще роскошных залов князя Прозоровского, так и от подчеркнутого аскетизма обиталища Амвросия. Здесь все говорило о богатстве и власти: неимоверно дорогие картины, авторской работы мебель из красного дерева, подлинные гобелены фламандских мастериц семнадцатого века, начищенная бронза и золото. Но подобраны все эти аксессуары были столь искусно, что в глазах стороннего наблюдателя складывались в единую гармоничную картинку и казались едва ли не скромными. Где-то я слышал байку, как отозвался один из современный русских нуворишей об Эрмитаже: «Бедненько, но чистенько». Так вот, тайный дворец князя Бестужева я сравнил бы с Эрмитажем, но всякий несведущий в истинной ценности произведений искусства просто пожал бы плечами.
        Иногда я задумывался, чей талант стоит благодарить за этот праздник изысканного вкуса и гармонии. И все чаще приходил к ответу, что Сергей Александрович, хоть и весьма тонко образованный и обладающий чувством прекрасного вампир, не смог бы создать его в одиночку без Лауры Габриели. Почему? Не знаю, но что-то подсказывало - не мужских рук это дело.
        Слуга крови в строгом смокинге, глядя печальными глазами пса, лишившегося хозяина, объявил мне еще в приемной, что его светлость изволит отсутствовать. Но если гостю из дружественной Малороссии будет угодно, то его примет ее светлость - княгиня Лаура.
        Гостю было угодно, и дверь из красного дерева распахнулась перед ним.
        Лаура Габриели полулежала на оттоманке, приветливо улыбаясь, но в глубине ее глаз я разглядел тщательно скрываемую тревогу. А вот сидевший на жестком стуле с прямой спинкой Карл Якоб фон Унгерн беспокойства не скрывал. Во многом именно они сделали Сергей Александровича Бестужева тем, кем он был сейчас, - мудрым правителем, решительным борцом с несправедливостью, меценатом и поклонником искусств. Именно благодаря им сообщество кровных братьев, собравшееся под крылом князя Санкт-Петербурга, являло собой образец утонченности и культуры не только на просторах Российской империи, но и давало фору многим на территории как Старого, так и Нового Света.
        Когда закончилась война «Шестой коалиции»[81 - Война «Шестой коалиции» - война наполеоновской Франции против коалиции европейских держав после разгрома Великой армии в России в 1812году.], корнет Сумского гусарского полка Сергей Бестужев, легко раненный французской саблей при Фер-Шампенаузе, приехал в Санкт-Петербург для отдыха и лечения. А в Каменном театре, который спустя полвека переименовали в Мариинский, пела звезда из солнечной Италии Лаура Габриели, правнучка великого Джованни Габриели[82 - Джованни Габриели (около 1555 - 1612 гг.) - итальянский композитор и органист эпохи Позднего Возрождения.]. В те далекие годы двести фунтов нутряного сала еще не были обязательным атрибутом оперной певицы. К ногам прекрасной Лауры падал весь цвет российского дворянства - самые блестящие офицеры, от покрытых шрамами ветеранов, помнивших еще Рымник и Фокшаны, до безусых юнцов, получивших производство в чин уже после изгнания Бонапарта за пределы Российской империи. Но она не устояла лишь перед жемчужно-серым ментиком корнета Бестужева. Долгое время Лауре удавалось скрывать от любовника, что она - не
человек, а вампир. Нежелание известной певицы принимать участие в пикниках на берегу Финского залива и вообще ее нелюбовь к солнечному свету объясняли чудачествами звезды.
        Шли годы. Лаура Габриели, имевшая намерения вернуться в Милан еще в шестнадцатом году, задержалась в Северной Пальмире вплоть до коронации Николая Павловича. Тогда же Сергей Бестужев, оставивший службу по состоянию здоровья - пальцы левой руки отказывались сгибаться из-за плохо сросшегося сухожилия, - увлекся новомодными политическими движениями, стал ярым приверженцем республиканского строя и противником монархии. «Союз спасения» сменился «Союзом благоденствия», а потом плавно перетек в «Северное общество». Вместе с кузеном Николаем Сергей Бестужев готовил «Манифест к русскому народу», принимал участие в бесславно окончившемся восстании на Сенатской. Правда, он не до конца утратил понятие о благородстве и офицерской чести, толкнув под локоть Каховского, когда тот стрелял в Милорадовича[83 - Милорадович Михаил Андреевич (1771 - 1825 гг.) - герой Отечественной войны 1812года, генерал от инфантерии, граф.], хотя генерала это и не спасло.
        Сергея Александровича ранило шальной пулей. Когда мятежных солдат прогнали с площади, его посчитали убитым, одним из тех самых тридцати девяти тел во фраках и шинелях, о которых составлял донесение статский советник Семен Корсаков для департамента полиции. Но Бестужев выжил, уполз на квартиру к Габриели, где несколько дней скользил по тонкой грани между жизнью и смертью. Лекарей вызывать опасались - замешанных в бунте разыскивали жандармы. А раненому становилось все хуже - воспаление легких наложилось на гниющую рану. В конце концов отчаявшаяся итальянка предложила отставному корнету укус.
        Такое часто случалось. Вампирам свойственно влюбляться в смертных, равно как и наоборот. Когда смертный сходится с бессмертным, трудно говорить о равенстве. Тогда мы очень часто нарушаем закон Великой Тайны. И очень часто влюбленные вампиры предлагают предмету своей страсти инициацию. Помнится, я уже упоминал, что далеко не каждый из кровных братьев может сделать из человека подобного себе? В Средние века подобные попытки не раз, не два и даже не сотню раз приводили к появлению «зверей» или к гибели человека во время инициации. В девятнадцатом веке уже научились без нужды не рисковать. Если вампир не был уверен в своих силах и умениях, то приглашали опытного мастера. Именно так и поступила Лаура Габриели. Она обратилась к Карлу Якобу фон Унгерну, выходцу из остзейских немцев, который к тому времени оставил службу императору и России и вел мирное, насколько это возможно, существование мастера гнезда. Маленького, но дружного и имеющего некоторое влияние на жизнь Санкт-Петербурга.
        Фон Унгерн инициировал Сергея Бестужева, а потом несколько лет натаскивал его, чтобы новообращенный постиг писаные и неписаные законы кровных братьев. Позволю себе не распространяться о том, каким образом Сергей Александрович стал князем Северной столицы, - это сюжет для отдельного романа, который Жюстина никогда не напишет, ведь современному читателю интересна не правда, а слюнявые переживания подростков.
        - Buona notte, la principessa,[84 - Доброй ночи, княгиня (итал.).] - поклонился я. Собственно, на этом мои познания в итальянском заканчивались. - Gute Nacht, Herr Ungern.[85 - Доброй ночи, мастер Унгерн (нем.).]
        На немецком я смог бы связать на пару десятков фраз больше.
        - Dobranoc, Andrzej,[86 - Доброй ночи, Анджей (польск.).] - улыбнувшись, ответила княгиня, знавшая о моей нелюбви к приставкам «пан» или «господин».
        Унгерн торжественно склонил чело. Именно так - не кивнул, не поклонился, по-другому не опишешь.
        - Имею честь представиться в связи со своим визитом в Санкт-Петербург, - продолжал я. - Пребываю здесь по личным делам. Остановился у Жюстины Сангрэ. Клянусь не преступать законов, если не будет явной угрозы моему существованию.
        - Ах, оставьте, Анджей, - Лаура, прожив в России два века, говорила без акцента. - Я же знаю вас очень давно. И до сих пор вы не дали мне возможности усомниться в вашем благородстве и чести. Присаживайтесь. Что нового в Малороссии?
        Я развел руками. Ну что рассказывать? Чем я, провинциал, могу развлечь княгиню из второй столицы империи? Правда, кое-что я намеревался сообщить Бестужеву.
        Заняв предложенный стул, я отвечал:
        - Все по-старому. Скука смертная.
        - Да? - приподнял бровь фон Унгерн. - А как Амвросий? Давно не видал его.
        - С Амвросием, хвала Великой Тьме, все в порядке. Скучает, как и все мы. Ну, разве что в прошлом месяце стаю «зверей» уничтожили. Немного развлеклись.
        - Стая «зверей» в Киеве?
        - Представьте себе.
        Габриели вздохнула, а Унгерн, глядя в пол, проговорил:
        - Очень хорошо представляю. Мы тоже одну стаю перебили. Сильные, подлецы… Будто высшие. И какой-то бред несли перед смертью. - Он поежился.
        - О трононосцах Ниннкигаль? - Опешив, я брякнул то, что не собирался.
        - И о предвестниках чумы, - мастер поднял глаза. К моему удивлению, в них читался страх. Унгерн был младше меня на пару веков, но вполне мог располагать сведениями, мне недоступными. В конце концов, он советник князя.
        - И похоже, она грядет, - звонко произнесла Лаура. - В Петербурге мрут люди, словно мухи. Их врачи назвали новую болезнь «собачьим гриппом». Вы заметили, как много людей носят маски?
        - Да, княгиня. Хотя многие их игнорируют. Меня вез таксист, который не озаботился защитой.
        - Некоторым людям свойственно проявлять излишнюю осторожность, а некоторым - беспечность. Таковы они есть… В Киеве не так?
        - Паники нет, так как я не слышал о смертельных исходах болезни. Но кое-кто, начитавшись газет, маски уже мастерит.
        - Хорошо, когда нет паники. А Москва скоро впадет в ужас.
        - Так Князь Сергей сейчас у Прозоровского? - догадался я.
        - Если бы… - вздохнула вампиресса, за что удостоилась осуждающего взгляда от советника.
        Фон Унгерн слегка помялся, но потом все-таки сказал правду:
        - Мы не знаем, где Князь Сергей. Даже я, мастер, обративший его, не могу сказать, где он находится. Закрыться от уз нелегко, но нашему князю вполне по силам.
        Я напрягся. Значит, не только Амвросий? Может, Совет вампиров России решил собраться на внеочередное заседание? Но зачем тогда делать из этого тайну? Ладно вассалы… Но мастер и княгиня?
        - Но, Карл Яковлевич, вы ведь можете сказать, жив ли он?
        - На этот вопрос я могу ответить. Да, цел и невредим. Но где находится, не знаю…
        - Жаль. Я хочу сказать, жаль, что я не застал князя Сергея. Хотел просить соизволения посетить один из городов, ему подотчетных.
        - Можете просить у меня, - пожала плечами Лаура. По всей видимости, моя поездка куда-то в глубинку казалась ей сущим пустяком на фоне обрушившихся в отсутствие князя забот. - Куда вы хотите поехать, Анджей? Где-то открылся новый музей клинкового оружия?
        - Музей там давно. Под отрытым небом. Я хочу поехать в Псков. Вы меня очень обяжете, если свяжетесь с тамошним мастером гнезда и предупредите его, что высший Грабовский имеет самые добрые намерения.
        Неожиданно они замолчали, избегая смотреть мне в глаза. Повисла тишина. Пауза, достойная величайших актеров от древности до наших дней, затягивалась.
        - Прошу прощения… - Я осторожно откашлялся. - Я сказал что-то не то?
        - Нет, почему же… - почти равнодушным голосом проговорил Карл Якоб, но я-то видел, как его пальцы вцепились в полу замшевого жакета.
        - Тогда я не понимаю…
        - В Пскове больше нет мастера, - отрывисто произнесла итальянка.
        - И нет больше гнезда, - добавил фон Унгерн.
        В моем сердце зародилось нехорошее предчувствие.
        - Что же произошло? Нет, если это тайна, то я не настаиваю…
        - Это тайна, - сквозь сжатые зубы сказала Лаура. - Но не от вас, Анджей. Вы родились раньше любого из нас, раньше любого из нас испили первую кровь. Возможно, вы что-то подскажете, коль Серж исчез так неожиданно и без предупреждения.
        - То есть происшествие в Пскове и отъезд князя не связаны?
        - О том, что гнездо в Пскове вырезано подчистую, мне сообщили неделю назад. Князь пропал вскоре после охоты на «зверей», - уже без прежней настороженности пояснил немец.
        - Вырезано?
        - Да, их уничтожили умело и беспощадно. Семеро кровных братьев погибли, не успев оказать сопротивления. Очень похоже на работу охотников… Но… Я отправил туда одного из своих птенцов с двумя слугами крови. Петруша отлично читает эманации… Хотя, как оказалось, погибли они больше двух месяцев тому назад. Многого не распознать.
        Я знал Петра Зленко по прозвищу Злой, мичмана с линкора «Петропавловск». Он почти не уступал Василине в обращении с магией кровных братьев. Если даже он не смог ничего выяснить…
        - И что он обнаружил?
        - Петруша сумел выяснить одно, - продолжал Карл Якоб. - Никаких магических воздействий, отличных от наших, не было. Только эманации кровных братьев и следы ауры людей. Но это легко объясняется - с ними погибли и слуги крови.
        - И никаких иномировых сущностей?
        - О чем вы, Анджей? - удивилась Лаура.
        - Ну там фейри…
        - Фейри?
        - Да. В Москве на меня напал бист виллах. А в Киеве в мою квартиру пробрались «красные шапки». Может быть, и здесь что-то подобное?
        Фон Унгерн пристально глянул на меня. Он наверняка понял, о чем идет речь. В отличие от Габриели, которая выглядела озадаченной и удивленной.
        - Поверьте, Анджей, нам хватает забот и без фейри. Да и существуют ли они? - проговорила итальянка.
        - Они существуют, ваша светлость, - вздохнул я.
        - Истинно так, - подтвердил мастер Карл. - Но, благодарение Великой Тьме, в этом печальном инциденте не повинны ни бэньши, ни лепреконы. Боюсь, всему виной вражда между гнездами. Возможно, настолько давняя, что все уже и позабыли причину, послужившую ее началом. Но мы отыщем виновных и примерно накажем их.
        - Не сомневаюсь, - я поклонился. - А не было ли слышно о какой-то пропаже в Пскове? Ну в человеческих газетах не писали ничего? Или репортаж в новостной передаче по телевидению?
        - Нет, - пожал плечами Унгерн. - А должна быть пропажа?
        - А я вообще не смотрю новости и не читаю газет, - добавила Лаура. - Со времен октябрьского переворота.
        - Да нет, - покачал я головой. - Просто подумалось - там, где есть убийство, нужно искать причину.
        - Причина, как по мне, достаточно прозрачна. Охотники нарушили перемирие. Возможно, не северо-западное отделение, а залетные…
        - Гастролеры, - подсказала Лаура.
        - Зачем это им надо?
        - Ох, Анджей, если бы мы знали. Но для охотников убивать кровных братьев без малейшей причины нормально. Они же сплошь и рядом религиозные фанатики. Нас считают средоточием зла под этим небом. Зачем им другая причина?
        - Это в Европе, много веков назад, - возразил я. - В России никогда так не было.
        - Ну так у российских президентов сейчас евроинтеграция на уме, - едко произнес Карл Якоб. - Как, впрочем, и у ваших. Вот и набираются европейскости. Чего бы хорошего перенимали. То ли дело при Петре Алексеевиче! Мы брали у европейской культуры то, что будет полезно, а всякую пену оставляли им. А теперь?
        Мне было удивительно услышать от немца столь грозную отповедь привнесению в российскую жизнь европейских ценностей. Но я не нашелся что возразить, поскольку целиком разделял его мнение.
        Попрощавшись, я откланялся. Весь обратный путь до набережной канала размышлял, какие же выводы следует делать из полученных новостей? Гибель псковского гнезда - простая случайность, совпадение, не имеющее ни малейшего отношения к цепи событий, преследующих меня на протяжении прошлого месяца, или следствие проникновение в наш мир фейри? Не их ли называли безумные, заглянувшие в глаза Великой Тьме, «звери» предвестниками чумы? А может быть, мы стоим у истоков нового великого противостояния между кровными братьями и охотниками, которое тянулось с пятнадцатого по семнадцатый век и стоило многих жизней как нам, так и людям?
        Глава третья
        Бойня в городе Йорке
        Год 1477 от Рождества Христова
        Тридцать лет, оговоренные Чеславом в условиях отсроченного поединка, прошли для меня в неустанных упражнениях. Порою мне казалось, что я сутками напролет не выпускаю полутораручный меч из ладоней. Даже спать с ним ложусь, когда наступает рассвет.
        Пан Ладвиг фон Раабе гонял меня, что называется, до седьмого пота. И сравнение это вполне справедливо даже для не умеющего потеть вампира. Стойки, удары, защиты. Связки движений с мечом. Связки движений без оружия, рассчитанные на закрепление правильного перемещения ног. Мы покинули маеток пана Ястжембицкого и поселились с паном Ладвигом на окраине Вроцлава.
        Тридцать лет - срок немалый.
        За это время и кочкодана[87 - Обезьяна (устар.).] грамоте можно выучить, говорил учитель.
        В человеческом мире вторая половина пятнадцатого века ознаменовалась многими примечательными, как сейчас сказали бы знаковыми, событиями.
        Оттоманская Порта в очередной раз вторглась в пределы Сербии и нанесла решительное поражение войскам Яноша Хуньяди[88 - Янош Хуньяди (1387 - 1456 гг.) - венгерский военный и политический деятель, воевода Трансильвании, генерал и регент Венгерского королевства.], спешившего на помощь албанцам. Уже дважды небо над Косовым полем видело торжество турецкого оружия над христианским. А султан Мехмет Второй эль-Фатих повел янычаров дальше, захватывая Месемврию, Ахелон и другие укрепления на Понте, осадил Силимврию и окружил Константинополь со стороны суши. Вскоре последний оплот Восточной Римской империи пал. Отныне город стал именоваться Истамбулом.
        Тем временем в Европе тоже не зевали. Резали друг дружку вовсю. Французы одолели при Форминьи английских рыцарей, попытавшихся вновь вторгнуться на континент, а потом разгромили их при Кастильоне, в битве, которая вошла в историю как последнее сражение Столетней войны. Только город Кале оставался еще под властью британцев на французской земле.
        В Милане власть всерьез и надолго захватила династия Сфорца, и герцог Франческо Сфорца добился тройственного альянса между его герцогством, Неаполитанским королевством и республикой Флоренция - создав политическую силу, с которой стоило считаться.
        Оправившийся после Грюнвальда Тевтонский орден вновь поднял голову, и началась тринадцатилетняя война с поляками. Армия короля Казимира Четвертого потерпела поражение от крестоносцев в битве при Конитце.
        В Англии Ланкастеры сцепились с Йорками, положив начало противостоянию, вошедшему в учебники истории как Война Алой и Белой розы.
        Кардинал Энеа Сильвио Пикколомини надел папскую тиару под именем Пий Второй.
        Последний полководец Византии Константин Граций Палеолог вместе с подчиненным ему войском перешел на службу Венецианской республике.
        Сэр Томас Мэлори начал работу над знаменитейшим романом «Смерть Артура», который оказал сильнейшее влияние на всю литературу Европы.
        Николай Кузанский изобрел рассеивающую линзу для очков.
        Итальянский архитектор Джордже ди Дольче по заказу папского престола приступил к возведению Сикстинской капеллы в Риме. Ее украсили фрески величайших мастеров Ренессанса: Боттичелли, Перуджино, Гирландайо и Россели. Жаль, что мне никогда не суждено полюбоваться их работой.
        Неподалеку от Кордовы, в местечке Фуэнте-Овехуна, крестьяне учинили бунт и убили командора ордена Калатравы[89 - Орден Калатравы - католический военный орден на территории Испании, основанный цистерцианцами в Кастилии в 1157 г.]. Впоследствии испанский драматург Лопе де Вега увековечил эту ничем не примечательную историю в своей бессмертной пьесе.
        Во Флоренции на семьдесят пятом году жизни скончался Козимо Медичи Старый[90 - Козимо Медичи (1389 - 1464 гг.) - сын Джованни ди Биччи (1360 - 1429 гг.), основателя династии Медичи, политический деятель, купец и банкир, владелец крупнейшего в Европе состояния.], уничтоживший всех политических противников и ущемивший вольности флорентийцев, как никто до него, но на чьем надгробии благодарными наследниками было начертано: «Отец Отечества».
        Нижегородский купец Афанасий Никитин сходил пешочком, будто на прогулку, через Персию в Индию, по дороге еще изыскивая время для путевых заметок, из которых после получилась книга «Хождение за три моря».
        В битве у Барнета, немного севернее Лондона, погиб граф Уорвик[91 - Ричард Невилл (1428 - 1471 гг.) - 6-й граф Солсбери и 16-й граф Уорвик. Был ключевой фигурой в Войне Алой и Белой розы.], носивший прозвище «делатель королей», а во время осады Нанси принял смерь от рук переметнувшихся к врагу итальянских наемников Карл Смелый, герцог Бургундии, который всю недолгую жизнь провел в боях и походах.
        Неподалеку от Бухареста в сражении с турками был смертельно ранен господарь Валахии Влад Третий Цепеш, известный больше по прозвищу Дракула, благодаря полководческому дару которого его родина смогла столько лет противостоять Оттоманской Порте. Но в ночь, когда Влад Цепеш умер для мира людей, он возродился для сообщества кровных братьев. Современные книжки лгут, описывая его как беспощадного, кровавого человеконенавистника, пьющего кровь девственниц и пожирающего младенцев. Мне довелось встретиться с ним в Бухаресте в конце девятнадцатого века, когда Влад уже стал князем Румынии и Трансильвании - немалое бремя, требующее трезвого и ясного ума. Он произвел впечатление начитанного, тонко мыслящего вампира, интересовался поэзией декаданса и живописью импрессионистов, переписывался с Оскаром Уайльдом и Огюстом Ренуаром[92 - Пьер Огюст Ренуар (1841 - 1919 гг.) - французский живописец, график и скульптор, один из основателей импрессионизма.]. Если уж я решусь обраться к кому бы то ни было из кровных братьев за помощью и советом, то Влад Цепеш будет вторым после Амвросия.
        Но я все тридцать лет продолжал упражняться с мечом. Фон Раабе настоял на обязательном изучении манеры боя на коротком римском гладиусе и тяжелом двуручном фламберге, на широком фальчионе и кривом ятагане с обратной заточкой. Бегал я в тяжелой кольчуге двойного плетения и топльхельме. Принц Патрик - и тут уж меня долго убеждать не пришлось - противник серьезный. Я очень хотел уцелеть в предстоящем поединке. Не для того я отрекся от христианской веры и отдал себя Великой Тьме, чтобы после каких-то семидесяти лет, проведенных в скучном ученичестве, развоплотиться без следа. В то время я еще верил, что в этом случае душа моя незамедлительно попадет в когтистые лапы Люцифера.
        Наверное, Чеслав тоже готовился к предстоящей схватке, но по-своему. Пражский школяр никогда не был силен во владении оружием, поэтому со стороны принца Йорка и Нортумбрии предложение магического поединка казалось в высшей степени благородным. Он мог меня вызвать на бой при помощи вампирской волшбы, а чеха - на мечах. Тогда мы лишились бы всякой надежды, даже такой тонкой и призрачной, как сейчас.
        Студента я последний раз видел через полгода после злополучной краковской охоты. Он выглядел расстроенным и угрюмым, на вопросы товарищей-птенцов отвечал резко и односложно, оставаясь все время погруженным в свои собственные мысли. Поговаривали, что он выпросил у пана Мжислава Ястжембицкого разрешение отправиться в Лотарингию, к старинному приятелю пана Ладвига фон Раабе, Антуану Кламбо, который очень серьезно занимался чернокнижничеством и имел списки с таких трудов, как «Энума Элиш», «Дхиан», «Китаб-аль-Азиф» и «Китаб-аль-Фихрист»[93 - «Энума Элиш» - шумеро-вавилоно-аккадский эпос о сотворении мира, найден в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала. «Дхиан» («Дзиан») - трактат тибетского происхождения, якобы повествующий о противостоянии магов Атлантиды и гибели материка. «Китаб аль-Азиф», или «Некрономикон», - оккультная книга. Большинство легенд и исторических свидетельств приписывают ее авторство Абдулле аль-Хазреду, вымышленному арабскому поэту и магу. «Китаб аль-Фихрист» - арабская энциклопедия, датируемая 988 г. Не имеет отношения к оккультным наукам.]. Обращение к великим богам
прошлого, именуемым Древними, должно было наполнить Чеслава особой силой и подготовить к решающей схватке с принцем. Другие птенцы болтали, что уехать он уехал, но не в Лотарингию, а в Шампань, и не к малоизвестному, скромному чародею Кламбо, а к самому великому и ужасному Жилю де Рецу, чьим именем французские матери пугали детей на протяжении нескольких десятков лет. Мессир де Рец, шептали они, открыл секрет, как кровный брат может стремительно набрать силу. Правда, для этого нужно использовать ванны из человеческой крови, ритуальные убийства девственниц, сожжение на алтарях младенцев… Желательно живьем. Хороший результат, якобы, давали смерти кровных братьев, но в этом случае, тот, кто желал воспользоваться высвобождающейся силой, должен был одолеть их собственноручно в поединке один на один. На дармовщинку, как говорится, не получается. Признаться, положа руку на сердце, нашлись среди птенцов пана Мжислава и такие, кто решил, что школяр попросту сбежал, рассчитывая спрятаться и переждать в укромном месте. Я старался пропускать последние слухи мимо ушей. Хотя неприязнь к Чеславу бурлила в моем
сердце, я не желал уподобляться сплетникам, памятуя о рыцарской чести.
        Предположим, Чеслав трус, каких поискать, но уклониться от поединка ему не дадут. Сбежав, он навлечет несмываемый позор не только на себя, но и на Мастера гнезда, и на всех птенцов, с которыми связан кровными узами. Это успокаивало, вносило определенность в предстоящее нелегкое испытание.
        И тут как гром с ясного неба грянуло страшное событие, кардинальным образом изменившее все мое существование.
        Как раз в год смерти Альфонсо Борджиа[94 - Альфонсо Борджа (1378 - 1458 гг.) - итальянский религиозный и политический деятель, с 1455 по 1458 г. римский папа под именем Каллист Третий.] пан Ладвиг привез мне меч, который заказывал у германских мастеров. Его изготовление заняло больше года - несколько проковок, шлифовка, а потом еще выверили баланс до волоска, прежде чем взяться за отделку эфеса. Я приступил к занятиям уже с тем оружием, с каким мне предстояло выступить против английского принца. Фон Раабе постоянно усложнял задачу, и поэтому мне приходилось биться сразу с двумя-тремя противниками даже на учебных занятиях. Как впоследствии говорил знаменитый русский полководец - тяжело в учении, легко в бою. Но отрабатывали движения и удары мы, как правило, по ночам. Со дня моей инициации не прошло еще пятидесяти лет, так что я считался не просто юным, а зеленым, как весенняя травка. Юные вампиры еще не могут бодрствовать днем, пускай даже и в затемненном помещении. Мне уже удавалось бодрствовать, скользя по зыбкой грани между сном и явью, но ясности разума, которая дает возможность высшим кровным
братьям днем заниматься искусством и науками, я еще не достиг. Хотя старался.
        В тот день я, сцепив зубы, стоял за пюпитром и упрямо читал одну и ту же строчку знаменитого труда «Spеculum Alchimоае» авторства Роджера Бэкона[95 - Роджер Бэкон (1214 - 1294 гг.) - английский философ и естествоиспытатель. Преподавал в Оксфордском и Парижском университетах, занимался алхимией, астрологией и оптикой.] и никак не мог понять, что же имел в виду естествоиспытатель. Буквы плыли и двоились, строка норовила уползти то вверх, то вниз по странице. Несколько раз меня подмывало бросить все «do diabla» и отправиться спать, но пан Ладвиг приказал бороться с ленивой натурой. Иначе, сказал он, высшим не стать.
        Внезапно неимоверная боль скрутила меня в узел. Словно клинок между ребер прошел. Я скорчился, цепляясь в тщетной попытке устоять на ногах, за край пюпитра, но добился лишь падения тяжелого фолианта на голову. Упав на колени, я выл, рыдая кровавыми слезами, и скулил как побитый пес.
        На мгновение отступив - мне удалось даже перевести дух, - боль вернулась. Тысячи острых, раскаленных игл прошили каждую мышцу, каждый сустав, а зазубренный кол вошел через зад, выталкивая хребет. Я снова закричал, на этот раз выгибаясь на полу, словно в припадке падучей. Горло горело огнем, кожа зудела, а глаза вдруг обрели самостоятельность, вознамерившись немедленно покинуть глазницы.
        Так продолжалось целую вечность.
        Давно уже стоял надо мной прибежавший на крик пан Ладвиг. Испуганно выглядывали из-за его плеча два птенца князя Збигнева Вроцлавского, которые частенько упражнялись с мечами под присмотром фон Раабе. Суетились слуги. Но я их не замечал. Ни один самый изощренный ум не в силах выдумать столь ужасную пытку. Мне казалось, что я уже развоплощаюсь, уходя в объятия Предвечной Матери, Великой Тьмы.
        - Три тысячи чертей им в задницу, грязные ублюдки… - зло выплюнул пан Ладвиг.
        Боль медленно отпускала меня, противной слабостью и дрожью отзываясь во всем теле. Я был слаб как младенец и не мог вымолвить ни единого слова. Только водил глазами по сторонам.
        - Что… Что это было? - прерывающимся голосом вымолвил я.
        - Что это было?! - рявкнул мой наставник. - Ты знаешь об узах, связывающих Мастера гнезда с его птенцами?
        - Д-да…
        - Тогда ты должен был догадаться. Пана Мжислава Ястжембицкого больше нет с нами.
        - Как?! - От неожиданности я сел.
        - А вот так! - Ладвиг грянул кулаком о стойку с мечами так, что она едва не рассыпалась. - Мастер ощущает чувства и мысли птенца. Знает, где тот находится… Ну хотя бы приблизительно - как далеко и в каком направлении. Чувствует, если тот его обманывает или замыслил каверзу. Эта связь взаимная. Ты тоже мог знать если не мысли, то чувства пана Мжислава, если бы не…
        - Если бы не что?
        - Мастера и князья умеют ставить защиту на свои чувства, закрываясь от излишнего любопытства птенцов. Не спрашивай меня как. Это приходит с годами, когда число птенцов превышает полудюжину. А я никого не обратил. Ни разу за всю жизнь. А пан Мжислав умел… И довольно неплохо. Он опытный Мастер… Был опытным Мастером гнезда. Но в тот миг, когда ему вогнали в сердце кол, или облили святой водой, или вытащили на солнце, а может быть, проделали и то, и другое, и третье одновременно, он обо всем забыл от боли. Барьеры рухнули, и завесы пали. Ты ощутил его. Радуйся и благодари Великую Тьму, что тебе досталась лишь маленькая толика боли из той вселенской муки, что чувствовал пан Мжислав, твой Мастер, в последний миг.
        - Маленькая толика? - Я потряс головой. - Какой ужас… Мне казалось - я в шаге от развоплощения.
        - Да, в шаге, а он этот шаг сделал. И развоплотился.
        - Кто? - Я попытался встать, цепляясь за ту же оружейную стойку, и едва не завалил ее. Пан Ладвиг поддержал меня за локоть. - Кто это сделал?
        - Не знаю. Нам еще предстоит выяснить, кто повинен в смерти Ястжембицкого пана. Я сегодня же ночью отбываю в Краков. Князь Лешко не оставит без внимания гибель одного из самых верных своих вассалов. Мы потребуем объяснений от краковского отделения ордена Охотников. Хочу надеяться, что мы получим исчерпывающие объяснения. Иначе… Иначе перемирию конец.
        Так я остался один. Без гнезда и без Мастера.
        Вернувшись через полгода, пан Ладвиг рассказал, что на маеток Ястжембицких напали не охотники, а церковники. Доминиканцы, псы господни[96 - Неофициальное прозвание монахов-доминиканцев. От созвучия с латинским «Domini canes».]. Никому не ведомо, как они разыскали строение, затерянное в лесах на полпути между Краковом и Люблиным. Наверняка без предательства со стороны одного из наемных слуг дело не обошлось. Пришли на рассвете, окружили дом, обнесенный частоколом, и, когда солнце уже приближалось к полудню, набросились.
        В маетке на тот час укрывались от солнца пан Мжислав с супругой, пани Гориславой, девятеро птенцов, из них двое обращенных совсем недавно, двое слуг крови - благообразные старики Яцек и Марыся, и несколько наемных слуг. Не уцелел никто. Оказать сопротивление смогли лишь пятеро - сами Ястжембицкие паны, Генрик, старший из птенцов, уже пробовавший самостоятельно обращать, Михась и Йохан, которые провели в ученичестве лет по тридцать, но особых успехов не показывали. Они погибли первыми, спутанные веревками с серебряной нитью, оглушенные многоголосыми молитвами, пробитые навылет десятками арбалетных болтов.
        Правда, охотникам, которые рассказали историю уничтожения гнезда князю Лешко, удалось выяснить, что без боя кровные братья не сдались. Генрик, чудовищным усилием разорвав обвившую его руки веревку, едва не на клочки разметал одного из инквизиторов, имевшего неосторожность приблизиться вплотную с занесенным осиновым колом. Да пан Мжислав, стоя над прахом Гориславы, которой досталось с десяток посеребренных болтов в упор, серьезно искалечил еще троих.
        Так в одночасье я осиротел. С прошлым меня связывал только Чеслав, а уж кого я хотел бы видеть реже других, так это его. В горячности я заявил, что буду мстить, но пан Ладвиг сурово осадил меня, разъяснив, что одиночке не справиться с хорошо организованным, сильным и жестоким монашеским орденом, а прочие кровные братья меня не поддержат. Худой мир лучше доброй ссоры. Князьям проще делать вид, что ничего не случилось, и таить злобу.
        Осенью одна тысяча четыреста семьдесят шестого года фон Раабе заявил, что я готов. За день перед тем я выиграл у него семь поединков из десяти, причем дважды заканчивал бой тем, что выбивал меч из крепкой руки старого вампира.
        Пан Збигнев Владиславович, князь вроцлавский, дал соизволение на дальний поход. Буркнул только на прощание:
        - Смотри не опозорь оружия польского и чести шляхетской.
        Через полмесяца к нам присоединился посол князя краковского - один из старейших польских вампиров - Венцеслав, одевавшийся старомодно, как при Попелке. Зато он часто путешествовал, водил знакомство со многими известными князьями Европы, которые уважали Венцеслава по той простой причине, что кое-кого из них он знал еще птенцами. И мы тронулись в путь. Ехали, как водится, по ночам, верхом, окруженные десятком наемников-телохранителей, которых возглавлял Венцеславов слуга крови. Останавливались на постоялых дворах и у местных мастеров-вампиров. Ехали неторопливо. Сейчас, когда мне понадобится добраться до Парижа, я потрачу несколько часов, включая заказ билетов и ожидание на аэровокзале, а тогда и полтора месяца не казалось слишком уж большим сроком для путешественника, вздумавшего перебраться из Силезии в Нормандию.
        Через Богемию и Каринтию, через Баварию и Швабию. Пересекли Лотарингию и Шампань, достигнув морского побережья в северной Пикардии. Здесь, в устье Соммы, в маленьком городке Сен-Валери, рядом с которым четыре века тому назад Вильгельм Бастард[97 - Вильгельм Нормандский (1027 - 1087 гг.), прозванный впоследствии Завоевателем, был незаконным, но единственным сыном герцога Нормандии Роберта Второго Дьявола. Отсюда - Бастард.] готовил флот для захвата Англии, пан Ладвиг нанял лодочку с трюмом, где с достаточным удобством могли разместиться трое кровных братьев. Последний раз я возвращался в этот городок сразу после Второй мировой войны, побродил по ночным улицам, чья брусчатка помнила прикосновение ботинок Виктора Гюго и Анатоля Франса, обошел кругом старинную башню, где англичане держали в заточении Жанну д’Арк, вспоминал минувшие эпохи.
        При попутном ветре выйдя из Соммы, мы пересекли Па-де-Кале, повторив путь норманнов-завоевателей, и оказались на юге Англии, поблизости от Гастингса. Здесь нас встретил посланник принца Суссекса, Кента и Суррея, сэр Мортимер - моложавый вампир с короткой бородкой и светлыми, зачесанными назад волосами. Он сопровождал нашу кавалькаду до окруженного бескрайними лесами Ноттингема, где проводником стал сэр Ральф, непосредственный вассал принца Нортумбрии и Йоркшира.
        Я был молод, любознателен и старался получать удовольствие от новых впечатлений, не думая о плохом, но по мере приближения к Йорку твердость духа оставляла меня. Даже вдвоем с Чеславом нам на выстоять против высшего вампира. Да он таких как мы малолеток разделывает словно шинкарь цыпленка. Против него и дюжину выставь, не дрогнет…
        В конце декабря мы въехали в столицу графства. Небо затянули низкие тучи, валил мокрый снег. Мой плащ отсырел, капюшон промок и сполз с головы, за шиворот сбегали струйки холодной воды, но я не замечал неудобств.
        Сэр Ральф, невысокий и полненький, будто круг сыра, что вообще-то нечасто бывает среди кровных братьев, провел нас через потайной ход под стенами в резиденцию принца Патрика. На следующий день пана Ладвига удостоили аудиенции у правителя. Обо мне же словно забыли. Вернувшись, наставник долго ругался на польском, немецком и латыни. От сэра Патрика он узнал, что Чеслав пока не явился и никто не прислал вестей, когда его ждать. Пан фон Раабе больше возмущался не трусостью школяра, в которой у меня не было ни малейших сомнений, а безответственностью ближайшего окружения князя Лешко Белого. Нам они Венцеслава, значит, прислали, а дать сопровождение Чеславу и его наставнику, будь то кровожадный Жиль де Рец или Антуан Клабмо, вампир-чернокнижник, не подумали! Почему не проследили?! На что понадеялись?! Ведь после развоплощения пана Мжислава кто-то должен был обязательно взять под свою опеку уцелевших птенцов из гнезда Ястжембицкого. Или нам они, значит, не доверяли, а Чеслав со своими французскими чароплетами пользуется полным и безграничным доверием?
        Через какое-то время пан Ладвиг все-таки успокоился и разъяснил мне - хотя принцу Патрику и не понравилось отсутствие одного из поединщиков, он внял доводам, что оговоренный в условиях срок еще не наступил. Мне дозволялось упражняться с оружием, но я не должен был мозолить глаза его высочеству. Оставалось только упражняться и ждать Чеслава.
        Меня просто распирало от злости. Обращаться с потомственным шляхтичем как с каким-то грязным холопом! Еще бы в людскую жить отправил… Но ничего не поделаешь. Снявши голову, по волосам не плачут. Знал, на что шел. И я решил во что бы то ни стало победить заносчивого принца.
        Дни пролетали за днями. Вернее, одна ночь сменялась другой. Я упражнялся с мечом до одури. Загонял даже пана фон Раабе, по-прежнему наставлявшего меня.
        Минул месяц, за ним второй, а потом и третий. К весне тысяча четыреста семьдесят седьмого года Чеслав так и не появился.
        Я потребовал встречи с принцем.
        И вот, сопровождаемый Ладвигом и Венцеславом, я вошел в тронный зал, в который раз повторяя про себя загодя подготовленную гневную речь, но, когда увидел сидящую рядом с Патриком Агнессу, язык мой прилип к гортани. Как же она была хороша в светло-голубом атласном платье, отделанном белым жемчугом, и в золотой, под цвет волос, сеточке на голове, покрытой россыпью сапфиров! Я замер, не в силах оторвать взгляд, и, сам того не ожидая, подтолкнул Патрика к решительным действиям.
        Принц поднялся. Его глаза метали молнии, а щеки побелели от гнева.
        - Я ждал довольно, - прерывающимся голосом произнес он, оглядев собравшихся вампиров. - В стремлении соблюсти древние традиции я терпел присутствие в моем городе одного из этих жалких…
        Венцеслав звонко откашлялся. Патрик яростно зыркнул на него, но продолжал куда сдержаннее:
        - Я позволил жить под моим кровом вампиру, которого желаю уничтожить. Я ждал явления второго, который не менее первого заслуживает наказания, но он не появился. Очевидно, струсил. А этого привезли силой…
        Тут уж и я не выдержал:
        - Я пришел сюда биться с тобой, пан Патрик, а не разговоры разговаривать! И жду уже три месяца, будто не поединка, а милостыни! И неизвестно еще, кто из нас струсил…
        Эх как он вскинулся от моих обидных слов! Подался вперед, будто сейчас же вознамерился вцепиться мне в горло.
        Пан Ладвиг, словно невзначай, переступив с ноги на ногу, шагнул вперед, оказавшись между нами. Венцеслав вновь закашлялся…
        - Бой! И немедленно! - звонко выкрикнул принц. - Освободите место и принесите мечи.
        Кровные братья, составлявшие свиту йоркширского властителя, забегали, как муравьи в хвойной куче, когда ее разворошит прохожий.
        Я тем временам сбросил жак[98 - Жак - узкая короткая мужская куртка с короткими или длинными рукавами. Могла надеваться под доспехи.], закатал рукава рубахи и натянул, тщательно расправив все складки, кожаные перчатки.
        - Ну ты и наговорил, - шепнул на ухо фон Раабе, вкладывая мне в ладонь рукоять бастарда. - Теперь тебе конец.
        - Мне, хоть так, хоть так, конец, - зло отвечал я. - Хоть покуражился напоследок.
        Взмахнув мечом несколько раз на пробу, я поднял клинок, салютуя противнику.
        Принц, уже занявший позицию прямо напротив, не ответил. Ну конечно, станет высший вампир унижаться перед каждым птенцом, ищущим гибели.
        Оружие Патрика показалось мне легче и короче приблизительно на ладонь. Хоть малое, да преимущество. Слишком иллюзорное, как я понял после первого же его выпада. Двигался англичанин стремительно и не собирался давать мне спуску.
        Удар. Еще удар.
        Чужой клинок метался, словно жало гадюки, отыскивая брешь в моей обороне. Но первую атаку я сдержал, хотя и отступил на пару шагов.
        Разочарованный шепоток пополз по толпе за спиной. Собравшиеся рассчитывали увидеть быструю расправу и вернуться к своим делам. Как бы не так!
        Кварта!
        Терция!
        Я попытался контратаковать из декстера, наискось в ребра, но Патрик парировал, с невиданной силой остановив мой клинок, и ответил прямым выпадом в голову. Только чудо помогло мне уклониться. Острие прошелестело в волоске от виска. А принц в один шаг сократил дистанцию и ударил меня коленом в живот.
        Согнувшись от боли, я поднял меч над головой и не напрасно. От столкновения с чужой сталью кисти заныли, но мне удалось отскочить и двумя взмахами крест-накрест удержать противника на расстоянии, где длина клинка давала хоть какую-то надежду.
        - Тебя хорошо учили, птенец, - прошипел Патрик сквозь стиснутые зубы. - Но это тебя не спасет.
        Я не ответил. Берег дыхание.
        Пускай я умру окончательно. На глазах у прекрасной дамы любой рыцарь погибнет с радостью и ни о чем не сожалея.
        Вновь мы закружились по залу, выписывая узоры блестящими клинками. Меч принца, мелькая в отсветах факелов, превратился для меня в размытое багровое пятно. Парировал его удары лишь благодаря навыкам, полученным в бесчисленных уроках с паном Ладвигом. Но стоит его высочеству использовать незнакомый прием, и все…
        Сосредоточившись на схватке, я не сразу уловил перемену в гуле толпы. Сквозь перезвон стали прорезались отчаянные выкрики и громкие команды, отдаваемые решительными голосами.
        А потом сбоку вылетела мелкоячеистая сеть и опутала йоркширского принца. Точнее, опутала бы, если бы он не рассек ее на две неровные части. Одна из них полетела под ноги, а вторая обвилась вокруг обнаженного предплечья моего противника. Он зашипел от боли - в конский волос была вплетена тонкая серебряная нить, сиявшая неярким светом. Все что я успел сделать, не желая нечестной победы, так это развернуть клинок плашмя, ударив Патрика поперек груди.
        Принц отлетел, но сумел сохранить равновесие, по-кошачьи вывернувшись и приземлившись на четвереньки. А за его спиной вдруг вырос широкоплечий монах в белом хабите доминиканцев, занося над головой вампира заостренное наподобие кола распятие.
        Не раздумывая ни мгновения, я сделал длинный выпад. Острие клинка вошло монаху в рот, протыкая гортань и основание черепа. Он рухнул как сноп, захлебываясь собственной кровью.
        И тут же увидел, как расплывшейся тенью Патрик прянул вперед, целясь мечом мне в живот. Уклониться я не успевал, не успевал даже прошептать приветствие Великой Тьме.
        Позади кто-то хрюкнул и жалобно взвыл.
        - Дерись, птенец! - выкрикнул англичанин, разворачиваясь к следующему противнику.
        Не сразу я сообразил, что принц только что отплатил мне за спасение, убив подкравшегося монаха. А потом, покрепче перехватив рукоять меча, кинулся в бой.
        В зале царила кутерьма и неразбериха. Из всех проходов гурьбой валили доминиканцы в светлых одеяниях и бернардинцы в белых хабитах с черным скапулярием[99 - Монашеский скапулярий представляет собой длинную широкую ленту с прорезью для головы.]. Гремел многоголосый хор, от которого темнело в глазах и тело сковывала странная слабость, будто двигаешься в густой патоке:
        - Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me. Deus! exaudi orationem meam auribus percipe verba oris mei, quia alieni insurrexerunt adversus me et fortes quaesierunt animam meam et non posuerunt Deum in conspectu suo semper…[100 - Боже! Именем Твоим спаси меня и силою Твоею суди меня. Боже! Услышь молитву мою, внемли словам уст моих, ибо чужие восстали на меня, и сильные ищут души моей; они не имеют Бога пред собою. Псалом53 (лат.).]
        Монахи размахивали крестами, чьи концы заострялись наподобие мизерикордов, сетями и арканами, как у татарских кочевников с Дикого поля. Следом за служителями церкви рекой текли наемники в кольчугах и обшитых бронзовыми бляхами куртках. Эти стреляли из арбалетов, рубили и кололи клинками с посеребренными лезвиями.
        - Ecce Deus auxiliatur mihi Dominus sustentans animam meam. Reddet malum insidiatoribus meis in veritate tua disperde eos. Voluntarie sacrificabo tibi confitebor nomini tuo Domine quoniam bonum est quoniam ex omni tribulatione liberavit me et inimicos meos dispexit oculus meus.[101 - Вот Бог, помощник мой; Господь подкрепляет душу мою. Он воздаст за зло врагам моим; истиною Твоею истреби их. Яусердно принесу Тебе жертву, прославлю имя Твое, Господи, ибо оно благо, ибо Ты избавил меня от всех бед, и на врагов моих смотрело око мое. Псалом53 (лат.).]
        Много лет спустя я понял, что это были первые весточки захлестнувшей Европу охоты на ведьм, в которой неисчислимые потери понесли не только кровные братья и колдуны, но и охотники на вампиров, которых, недолго думая, обвинили в сговоре с нечистью и предательстве истинной церкви. Но тогда удивился не один лишь я, впервые встретив столь наглое и подготовленное противодействие.
        Кровные братья отчаянно сопротивлялись. Да, их застали врасплох. Да, оглушили молитвами и осыпали брызгами святой воды. Обстреляли освященными болтами, забросали сетями и петлями. Но они оставались вампирами - королями ночи, высшими существами. И не жалким человечишкам соперничать с ними в скорости и силе, выносливости и ярости.
        Многие из придворных йоркширского правителя оказались при оружии. А уж владели мечами и кинжалами они так, что обзавидуется любой учитель фехтования из числа смертных. Я, принц Патрик, Ладвиг, Венцеслав, Ральф, еще какой-то незнакомый мне вампир с юношеским пушком на щеках и глазами старика вклинились в ряды нападающих, нанося удары направо и налево.
        К сожалению, нас было слишком мало. На каждого кровного брата приходилось с десяток наемников и по меньшей мере пять монахов.
        Первого из них, попавшегося мне на пути, я срубил косым ударом из высокого синистра. Отклонил клинком арбалетный болт, пущенный почти в упор, - нечасто мне удавались подобные подвиги, но, видимо, боевой настрой и накал поединка помогли. Ударил ногой в грудь прыщавого мужика с небритыми щеками, который замахнулся на меня фальчионом. Наемник отлетел, свалив по пути еще двоих.
        Тенью промелькнувший мимо Патрик - я и узнал его лишь по светлым волосам и батистовой рубахе с закатанными рукавами - окружил себя взмахами стали и веером кровавых брызг, прорубая широкую дорогу в толпе врагов.
        - Deus! in nomine tuo salva me et in fortitudine tua ulciscere me! - горланили белорясые псы Господни.
        Они целенаправленно пробивались к возвышению, где рядом с троном замерла, будто кошка перед прыжком, Агнесса. Я-то помнил, сколь опасна и стремительна может быть принцесса Карлайла и Кумбрии, но сейчас ее движения сковывал подол богатого платья. А монахи, по всей видимости, решили, что она здесь главная, и стремились любой ценой обезглавить собравшихся вампиров. Причем, как в переносном, так и в прямом смысле. На острие клина рвущихся к Агнессе монахов орудовал двуручником невысокий, но плечистый бернардинец.
        Дорогу им заступили пан Ладвиг и пан Венцеслав. Строй нападающих разбился об их мечи, будто прибой об утес. Разбился, отступил и вновь хлынул, стремясь на этот раз обойти по сторонам. Им почти удалось прорваться - наемник в штопаном гамбезоне и койфе запрыгнул на край помоста, но не успел выпрямиться, как Агнесса, подобрав юбку, ударила его в подбородок. Я только успел заметить, как мелькнула туфелька и идеально очерченная лодыжка. А человек, пролетев футов десять, рухнул навзничь, не подавая признаков жизни.
        Но я поспешил на помощь к прекрасной даме, не раздумывая, как и подобает рыцарю.
        Путь мне заступил доминиканец с мечом, по клинку которого пробегало голубое сияние - признак серебра. Воздев оружие над головой, он громовым голосом провозгласил:
        - Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem![102 - Привожу тебя, злейший дух, к присяге всемогущему Богу! (Лат.)]
        От слов экзорцизма воздух будто сгустился, толкнул меня в грудь, и удар мой канул втуне, не достав добрых полторы пяди до белого хабита.
        - De profundis clamavi ad te, Domine![103 - Из глубины воззвал к Тебе, Господи! Псалом129 (лат.).] - выкрикнул монах, обрушивая меч на меня.
        Я поднимал клинок навстречу, но из-за воздействия святых слов не успевал.
        С визгом на плечи доминиканцу взлетела растрепанная рыжая вампиресса, похожая на ведьму из детских сказок. Схватив человека за подбородок и затылок, она крутанула голову. Раздался хруст. Монах осел кулем, а спасительница моя, подув на дымящиеся от прикосновения к серебряной цепочке с крестом ладони, неприветливо на меня глянула и прыжком умчалась дальше, в бой.
        Прорубаясь сквозь строй людей, уворачиваясь от их клинков и сетей, я видел, как гибли кровные братья. Они падали, пронзенные посеребренными мечами, корчились в адских муках, облитые святой водой, изрубленные в куски топорами. Трудно сказать, кто побеждал в этой отчаянной безнадежной схватке. Во всяком случае, у проигравших надежды остаться в живых не было, кто бы ни взял верх.
        Отразив высокой октавой удар слева, я присел, подрубил ноги человеку, чьего лица не разглядел, снизу ткнул под короткую кольчугу второго.
        И тут грянул гром!
        Черный дым поплыл по залу клубами.
        Кровные братья на миг замерли.
        Я разглядел двоих доминиканцев, удерживающих на подпорке-сошке железную толстую трубку, уложенную на деревянное основание, похожее на приклад арбалета. Дым вился прямо над ними. До сих пор я только слышал, что люди научились делать маленькие пушки, достаточно легкие, чтобы обходиться без телеги для ее перевозки. И вот впервые познакомился с ручницей.[104 - Ручница - раннее европейское ручное дульнозарядное гладкоствольное огнестрельное оружие.]
        Торжественный хорал монахов зазвучал громче, с победными нотками.
        Повернувшись к тронному помосту, я понял почему.
        Дымящееся, стремительно истлевающее тело, которое некогда было принцем Патриком, еще стояло, занеся для удара меч. Но уже кое-где обнажились кости, плоть осыпалась с них черным прахом. У его ног оседал пустой дублет Венцеслава - я опознал его лишь по старинному покрою. Мгновенно, будто пришло озарение, я понял все. Принц Йоркшира и Нортумбрии каким-то чудом успел принять выстрел, предназначенный Агнессе, защитил ее ценой своей жизни, ценой бессмертия. А Венцеславу, по всей видимости, достался кусок серебра в голову - палили из ручницы не ядром, как из пушки, а рублеными кусками погибельного для вампиров металла.
        Только просчитались святые братья, думая, что победили, сломили дух исчадий ада.
        Отчаянно, но яростно завизжала Агнесса, призывая в бой вассалов погибшего принца. Никогда не был силен в английском, но даже я вскинулся, словно дестриер[105 - Дестриер - специально обученный для сражения рыцарский конь.] при звуках боевой трубы. А сама принцесса тем временем рванула на себе дорогую юбку и, нисколько не стесняясь мелькнувших в прорехе голых ног, прыгнула с помоста в гущу сражения.
        Кровные братья, очертя голову, последовали за ней.
        Рано обрадовались монахи, рано!
        В два прыжка я поравнялся со вновь заряжающими ручницу доминиканцами.
        Меч звенел и радовался крови в моих руках.
        Попавшие на подбородок алые брызги я слизнул и расхохотался.
        Много позже я вычитал в книгах, что люди бывают подвержены вспышкам слепого, неконтролируемого бешенства, когда готовы нападать на любого, кто находится поблизости, убивая, калеча, круша все на своем пути, пока не рухнет, обессилев, или его не убьют, словно дикого зверя. Как я узнал позднее, это состояние называют малайским словом - амок. И, клянусь Великой Тьмой, тогда все мы, все присутствующие в зале вампиры, впали в амок.
        Сколько продолжалась схватка, я не помню. Иногда кажется, тянулась несколько часов, а иногда - десяток секунд. Но монахи, несмотря на тщательно разработанный план и серьезную подготовку, проиграли. Вначале дрогнули и побежали наемники, запоздало сообразившие, что жизнь дороже любой награды. Оставшихся псалмопевцев мы рассеяли, сломив сопротивление, как буйный ветер сухие ветки осины. Последних, пытавшихся найти спасение в бегстве, убивали в проходах, которые вели из домов жителей Йорка в подземный дворец. Как монахи нашли эти входы? По-видимому, без предательства, как и в маетке панов Ястжембицких, дело не обошлось.
        Когда рухнул замертво последний монах, я мельком увидел незнакомого мне вампира. Обычно кровные братья после обращения излечиваются от всех болезней и уродств, коими обладали в смертном облике. Этот же странно кособочился и сильно прихрамывал на правую ногу. На мгновение он обернулся - с незнакомого, обезображенного бугристым шрамом через лоб, глазницу и щеку лица меня пронзил исполненный жгучей ненависти взгляд. Почти такой же, как много лет спустя в Москве, после аудиенции у князя Прозоровского.
        Глава четвертая
        В гостях у Гейзериха
        Свет автомобильных фар скакал впереди нас по черному асфальту, словно сорвавшийся с катушек огромный солнечный зайчик. Как же давно я видел его последний раз…
        Николай Пашутин, оборотень-универсал, сосредоточенно смотрел на дорогу. Чувствовалось, что водит автомобиль он отлично, но концентрация на мелькающих выбоинах и придорожных столбах помогает ему сдерживать в груди клокочущую ярость.
        - …жаль, что вы сразу не рассказали о мече, - ровным голосом говорил он. - Мы потратили бы меньше времени на поиски.
        - Откуда мне было знать, что вы обладаете какими-то сведениями? - наверное, в сотый раз попытался оправдаться я. Высший вампир оправдывается перед оборотнем? Смешно, право слово…
        - Так уж получилось. Князь Александр поручил хранить свой меч роду Пелгуя, ижорского старшины. Именно его сыновья упредили князя о появлении шведских кораблей у берегов Невы. Пелгуевичи не входили в сообщество «Детей Протея», но и не отгораживались от него глухим забором. Так что кое-что нам стало известно. О них и о клинке Александра Ярославича. Меч, который пропал из псковского Кремля, - подделка. Он датируется двадцатым веком и не имеет ничего общего с легендарным оружием Александра Невского. Да если бы вы увидели его, Анджей, то поняли бы все быстрее меня…
        Да и эти слова я слышал не первый раз. Возможно, в десятый, если не в двадцатый.
        Вернувшись от Лауры Габриели, я от расстройства поведал Жюстине и ее гостю, что ищу и чего хотел добиться от князя. Собственно, от вампирессы у меня секретов никогда не было, а оборотень, не знаю почему, вызывал симпатию и доверие. Ну до определенной степени, конечно же. О записке Амвросия я умолчал, равно как и о странном заклинании, обнаруженном в ноутбуке Збышека. Пояснил только, что очень хочу найти меч Александра Ярославича, который, вполне возможно, поможет остановить мор среди человецей.
        Жюстина с сомнением покачала головой - как автору, выразилась она, такое развитие сюжета показалось ей слишком притянутым за уши и надуманным, не хватало еще, чтобы на Васильевском острове открылся портал, из которого выйдет добрый волшебник и всем поможет.
        Пашутин, напротив, отнесся к моим словам вполне серьезно. И поведал немало интересного. Например, что так называемый меч Александра Невского, висящий на башне псковского Кремля, не имеет никакого отношения к великому князю. В семидесятые годы двадцатого века изготовили увеличенную копию хранящегося в музее меча псковского и новгородского князя Всеволода-Гавриила[106 - Всеволод Мстиславич (г. р. неизв. - 1138 г.) - князь новгородский, в крещении Гавриил. Почитается Русской православной церковью как святой благоверный князь Всеволод Псковский.] и повесили над воротами. А уж в людской молве, склонной запоминать и разносить наиболее громкие имена, он превратился в меч Александра Ярославича. К своему стыду, я, хоть и занимался холодным оружием не одну сотню лет, этого факта не знал. Может, потому, что не следил за новоделами?
        Но в Пскове пропал именно этот меч. Следовательно, Интернет и общественное мнение ввели в заблуждение не только меня, но и неизвестных убийц. Если это не простое совпадение.
        Когда я высказал свои опасения, Николай грустно покачал головой. Настоящий меч тоже пропал. С начала восемнадцатого века он хранился в Усть-Ижоре - родовичи Пелгуя сгинули в Северную войну. Кстати, все они были оборотнями, правда, узкоспециализированными - оборачивались исключительно в волков, а значит, по иерархии «Детей Протея», не могли подняться слишком высоко. Да и не хотели. Они гордились возложенной на их предка задачей и жили замкнуто, ни с кем без нужды не вступая в сношения. Последний из Пелгуевичей передал меч на хранение монахам, которые обставили этот факт словно чудесную находку. Петр Алексеевич по этому поводу повелел заложить деревянную церковь, а в фундамент ее зарыли сундук с мечом князя.
        У церкви оказалась весьма несчастливая судьба. Дважды она горела, причем последний раз - от удара молнии. Стояла в развалинах. Была восстановлена при Александре Павловиче, но уже при советской власти ее превратили в склад, как и тысячи других гораздо более известных храмов. А во времена горбачевской перестройки затеяли реконструкцию. Вот тогда-то сундук с мечом и пропал. Пашутин, как раз в те годы занявший место главы ленинградского отделения «Детей Протея», узнал об этом случайно. Но в бумагах, оставленных предшественником, имелись записи о миссии Пелгуевичей. Никаких распоряжений для сообщества оборотней там не было, поэтому Николай просто сделал зарубку «на память» и выбросил дело о мече Александра из головы.
        Но, заметив мой интерес, он принялся искать среди архивов «Детей Протея». Связался по телефону с Москвой, с тем самым Филиппом Филипповичем, о котором упоминал Прозоровский. История сохранила слова, якобы сказанные старшиной Пелгуем и передаваемые его наследниками из поколения в поколение: «И до той поры Русь непобедима будет, пока меч Александра хранится в пределах ее». Возможное решение загадки пришло к нам в головы одновременно. Вдруг меч - это ключ, запирающий магическую защиту? Насколько я помню, князья и мастера, намеревавшиеся остановить лондонскую чуму, говорили, что добыли для обряда меч Жуаёз, некогда принадлежавший самому Карлу Великому. Эх, спросить бы Амвросия…
        Стоп! Не потому ли киевский Князь просил меня найти меч Александра?
        Мы поняли друг друга без слов.
        Пашутин попросил пять дней. И ночей, само собой.
        Думаю, оборотню, сотрудничавшему в свое время с контрразведкой, а именно по их заданию, он обмолвился, Николай попал на «Армению», не составило труда потянуть за старые ниточки, созвониться с давними соратниками, которые ушли на заслуженный отдых. Но, как известно, работников спецслужб бывших не бывает, как и бывших рыцарей.
        Все это время мы с Жанной гуляли по ночному Санкт-Петербургу. Я много раз слышал, как люди ценят белые ночи, когда можно бродить по городу до утра и его красоту видно, как днем. Мне, как вампиру, приходилось довольствоваться ночными часами, а летом путь в Северную столицу для меня заказан. Но своя прелесть есть и в заснеженных улицах и набережных, облепленных снегом кованых решетках и ветвях деревьев, схваченных льдом руслах каналов и рек. Ну разве что скульптурам в Летнем саду на зиму сбивают уютные гробики из горбыля, делая их похожими на ритуальные захоронения необычной цивилизации.
        Мы прошлись, кажется, по всем мостам через Екатерининсикй канал и Фонтанку, видели сфинксов, львов и грифонов с позолоченными крыльями. Стояли над черной Невой, так и не замерзшей на стремнине, подставляли щеки сырому ветру на стрелке Васильевского острова. Постояли и у Зимнего дворца, и у Михайловского замка. Санкт-Петербург в свете электрических фонарей предстал не менее прекрасным, чем под солнцем. Впрочем, я никогда не видел его при солнечном освещении, став вампиром за триста лет до сумасбродного решения Петра Великого.
        Но мне всегда нравилось гулять по городу, наполненному изваяниями, будто музей под открытым небом. С авторами некоторых из них я был знаком. Скажем, с Петром Карловичем Клодтом мы общались, когда он готовил к отливке памятник Крылову. Не тому, в чьем издательстве Жюстина выпустила несколько книг под мужским псевдонимом, а баснописцу.
        Жанна просила свозить ее на Черную речку, показать место дуэли Пушкина, но мы успели посмотреть лишь особняк на Фонтанке, где Александр Сергеевич написал «Руслана и Людмилу», поскольку явился мрачный, туча тучей, Пашутин и заявил, что напал на след.
        - Разыскал я черных археологов, которые меч стащили. Банда, по-другому и не скажешь. Давно с ними поговорить надобно… - хмуро бросил он.
        Время было еще не позднее, около девяти вечера, я только что пробудился от оцепенения и вызвался пойти вместе с оборотнем.
        С неба срывался мелкий снежок, когда мы вышли во двор, и Николай нырнул на водительское место темного «УАЗа». Движением головы приказал крепкому парню уступить мне сиденье рядом.
        - Не смотрите, Анджей, что авто мое такое неказистое, - хитро подмигнул оборотень. - Тут только кузов заводской. Все остальное - ручная сборка и гораздо мощнее, чем на первый взгляд кажется.
        - Да я не слишком-то разбираюсь. Лишь бы ехало.
        - И это правильно. Главное что? Чтобы автомобиль вез и не ломался. Знакомьтесь, Анджей. Гриша. Саша. - Рядом с первым светловолосым парнем сидел еще один, чуть постарше, с розовым шрамом от ожога на щеке. Они кивнули мне, хотя, кто есть кто, я так и не понял. - Они тоже оборотни. Потомственные. Моя гвардия, можно сказать. А это, ребята, высший Анджей. Слушаться его как меня.
        «Ребята» молча кивнули. Они мне понравились с первого взгляда. Угрюмая сосредоточенность и звериная грация. Волки на охоте. Оставалось надеяться, что сегодня они не собираются оборачиваться. Я не брезглив, но, когда при мне стремительно изменяются кости и сухожилия, хрустят суставы и прорывается сквозь человеческую кожу звериная шерсть, становится как-то не по себе. А, утратив душевное равновесие, я способен на необдуманные поступки, как тогда, на Андреевском.
        Мотор взревел. Через какое-то время мы очутились на проспекте Стачек (как теперь почему-то именуют эту часть Петергофского шоссе), миновали Путиловский завод, далее дорога наша лежала на Красное Село…
        «Полтора часа - и можно заглянуть в гости к Григорию Лукьяновичу, - подумал я. - Вот только он вряд ли обрадуется».
        Малюта не радовался никому и никогда.
        - Группа Зигфрида, - объяснял между тем Пашутин, - действовала по всей Ленинградской области плюс Псковская, Новгородская, Эстония, Латвия и Карелия. Зигфридом зовут их главаря…
        - Что ж, я думаю, у нас будет шанс проверить, купался ли он в крови дракона?
        - Не сегодня. Мне удалось выйти лишь на одного члена шайки. В конце девяностых они забрались в Литву, копали под Шауляем. Наверное, искали остатки рыцарей-ливонцев. Местным это не понравилось. Произошло столкновение. Серьезное столкновение. У людей такое называется разборками. Одному из них, по кличке Гейзерих, перебили руку и проломили голову. Голова заросла благополучно - чему там болеть, сплошная кость, а вот подвижность руке не вернулась. Он им стал не нужен. Вышел на покой. Работал сбытчиком. - Оборотень бросал короткие, рубленые фразы, словно был военным и докладывал командиру. - Но серьезных сделок, которые пахли большими деньгами, Зигфрид ему не доверял, предпочитал решать вопросы самостоятельно. Хотя время от времени они виделись, иногда водку пили вместе. Гейзерих живет в Тайцах. Вернее, в дачном поселке неподалеку. Один, без семьи - жена и дети в Питере. Возьмем его тепленьким. Он выведет нас на Зигфрида. Я так думаю. - Он явно кого-то цитировал, но я так и не понял кого.
        - А если он не захочет сотрудничать?
        - Мы ему сделаем предложение, от которого он не сможет отказаться, - оскалился оборотень. Если при первом знакомстве он показался мне образованным, интеллигентным, но каким-то вялым, то теперь от него исходила первобытная сила. Даже профиль стал резче очерченным - такие впору на медалях выбивать.
        - Не боитесь вступить в конфликт с правоохранителями? Мне бы не хотелось нарушать закон Великой Тайны. Я и так слишком часто в последнее время им пренебрегаю…
        - Никаких нарушений. Рыльце у него в пушку. Напротив, если он будет молчать, то пойдет прямиком в отдел борьбы с организованной преступностью. Кроме ограбления пары церквей, в которых он действительно замешан, на Гейзериха с удовольствием повесят еще десяток подобных преступлений, к которым он не причастен. И заметьте, Анджей, у меня не возникнет ни малейших угрызений совести.
        - Да? У меня тоже.
        - Вы не любите нарушителей закона вообще или только черных археологов?
        - Удовлетворит вас, если я скажу, что кровных братьев, попирающих закон, я тоже не приветствую?
        - Вполне.
        За окном промелькнул указатель: «Красное Село». Пашутин свернул на Гатчинское шоссе. Какое-то время дорога шла среди заснеженных полей, потом оборотень увел внедорожник на проселок. Впрочем, в свете фар можно было разглядеть достаточно наезженную колею. Потянулись ряды коттеджей, если так можно назвать одно- и двухэтажные домики, построенные кто во что горазд. Из труб тянуло дымком - еловые или сосновые дрова. Живя в городе, я начал забывать этот запах. В некоторых домиках горел свет, но большинство домиков, по всей видимости, пустовали. Что ж, тем лучше.
        Пашутин остановился рядом с оградой из проволочной сетки. По обе стороны от нее торчали чахлые кустики, наполовину заметенные снегом.
        - Приехали.
        - Шум не поднимет? - Я указал на занавешенное окошко. Сквозь плотные шторы пробивался желтый свет.
        - Пусть попробует…
        Молодые оборотни выскочили из задних дверей. Оба были одеты в легкие кожаные куртки. Тот, что был без шрама, вынул из подмышечной кобуры пистолет, сунул его спереди за брючный ремень, затянул «змейку» куртки под горло.
        Пашутин проследил за моим взглядом.
        - Это АПБ[107 - АПБ - «бесшумное» исполнение автоматического пистолета Стечкина.], - пояснил он. - Стреляет очень тихо. Хотя, я уверен, открывать пальбу нам не придется.
        Между калиткой, сваренной из гнутых труб, и крыльцом на две ступеньки лежал нетронутый снег. Значит, это Гейзерих, или как его там, дня три из дома не выходил. А может, его вообще там нет. Ну уехал человек по делам, забыл выключить электрическое освещение… Но когда я поделился предположением с Николаем, он указал на тоненькую струйку дыма, поднимающуюся над трубой.
        - Дрова надо подкидывать время от времени. - И, помрачнев, добавил: - Хорошо, что не угорел с пьяных глаз. Он нам живым нужен. Саша, вперед!
        Шрамолицый оборотень без труда перемахнул калитку, крадущимся шагом приблизился к двери, осторожно потянул ручку на себя. Покачал головой.
        - Ломать не будем, - вполголоса проговорил Пашутин. Поманил пальцем второго помощника, показал на приоткрытое чердачное окошко. - Гриша!
        Тот коротко кивнул и последовал за Александром. Они работали слаженно, любо-дорого поглядеть. Один подставил ладони, второй, оттолкнувшись, вспрыгнул ему на плечи, подтянулся и исчез в черном окошке.
        - Пойдемте, Анджей.
        Пашутин перепрыгнул калитку в одно касание. Мои сверхсилы кровного брата позволили преодолеть препятствие вообще по воздуху. Лишь встав ногами в рыхлый снег, я устыдился глупого ребячества.
        Мы подошли к крыльцу. Саша припал ухом к облупленной краске.
        Через несколько мгновений щелкнул шпингалет. Дверь распахнулась.
        Первыми туда нырнули оборотни.
        В глубине дома что-то загремело, послышалось сдавленное ругательство.
        Я, осторожно перешагивая разбросанную обувь, опрокинутые ведра и какие-то коробки, пересек полутемный коридорчик и вошел в довольно просторную для людских жилищ комнату.
        В воздухе висели клубы дыма. Окурки, явно не помещаясь, торчали из трех больших алюминиевывх кружек. Кроме них на столе наблюдалось несколько тарелок с объедками столь отвратительного вида, что, будь на моем месте кто-то, не знакомый с кучами отбросов на улицах средневековых местечек, его бы точно вывернуло наизнанку. За столом сидел плечистый мужчина в запятнанной на груди тельняшке и с мутным взглядом. Когда-то он был коротко острижен, но теперь отросшие волосы торчали в разные стороны, придавая ему дикий и вместе с тем слегка комический вид. Картину дополняли полуседая щетина, налитый багрянцем нос и синюшные мешки под глазами. В правом ухе Гейзериха, если это вправду был он, я заметил сияние серебряной серьги.
        Кроме стола и топчана, на котором восседал хозяин, в комнате стоял обшарпанный книжный шкаф, к удивлению не заваленный подшивками старых газет, а уставленный книгами, некоторые из которых имели достаточно раритетный вид. Несколько поломанных стульев валялись у стены, будто их в ярости в нее швыряли.
        Саша и Гриша стояли по обе стороны от Гейзериха, готовые немедленно действовать по обстоятельствам. Но в их напряженном ожидании, на мой взгляд, не было ни малейшей нужды. Глаза черного археолога неотрывно следили за недопитой бутылкой водки «Хортица». Две ее опустошенные близняшки стыдливо выглядывали из-за ножки стола.
        «И сюда добралась», - подумал я.
        - Гейзерих… - негромко позвал Пашутин.
        Мутные глаза человека поднялись, совершая невообразимые сальто-мортале под сенью тяжелых век.
        - О, м-мужики, - нетвердо произнес он. - Вы откуда? - И совершенно нелогично, с моей точки зрения, пригласил: - Водку будете? - Толстые пальцы с черными ногтями зашарили по столу в поисках посуды для гостей.
        - Пить - здоровью вредить. - Николай Николаевич решительно схватил бутылку за горлышко.
        - Ты что, м-мужик?! - В голсое Гейзериха прорезались неприкрытая обида и гнев. - Положь взад!
        Он попытался приподняться, но молодые обортни слаженным движением схватили его за плечи и толкнули обратно. Не удержав равновесия, человек упал навзничь, гулко стукнувшись головой о бревенчатую стену. Заворочался, как перевернутый жук, но в лицо ему глянул черный зрачок АПБ.
        - Вы кто? - трезвея на глазах, проговорил черный археолог. - М-менты?
        - Хуже! - Пашутин движением фокусника извлек удостоверение в красной обложке, сунул Гейзериху под нос. На передней «корочке» я успел заметить полустертые золотистые буквы - КГБ.
        - Д-да вы чё, мужики?.. Я не п-при делах…
        - Там разберутся, - веско бросил Николай.
        - Д-да я не…
        - Заткни пасть! Слушай меня внимательно. - Человек старательно закивал. - Я согласен закрыть глаза на ту нацистскую символику, которой ты торгуешь. Понял?
        - П-понял…
        - Я даже готов не убивать тебя на месте за краденные у ветеранов ордена, которые ты, мокрица, толкаешь из-под полы. Пусть тебя совесть сожрет с потрохами… Хотя откуда она у тебя?
        - Я т-только продавал…
        - Прокурору расскажешь.
        - Суки… - вдруг слезливо завыл Гейзерих. - Волки позорные…
        Гриша коротко ткнул его кулаком в ухо. Еще бы, для оборотня большего оскорбления не придумать.
        - Заткнись и слушай меня, - продолжал Пашутин. - Я согласен пустить тебя по мелкой уголовке, если ты наведешь нас на Зигфрида. Он мне нужен, а не…
        А вот такого ответа не ожидал никто из нас. Только что выглядевший сломленным человек ладонью сбил в сторону пистолет Саши, одновременно ударяя Гришу локтем в живот, а ногами снизу по столешнице. Хлопнул негромкий выстрел. Резко запахло пороховыми газами. Пашутин гибким движением уклонился от летящего на него стола, а я сумел лишь выставить вперед раскрытую ладонь.
        С грохотом и звоном посыпались на пол кружки и миски. Задребезжали, покатились бутылки.
        Столешница, отлетев от моей руки, врезалась в спину уже задравшему ногу на подоконик человеку. Он крякнул, утратив преимущество внезапности, и молодые оборотни тут же навалились ему на плечи, опрокинули на топчан, придавливая.
        - Волки-и-и-и…
        Пашутин подобрал АПБ и сильно ткнул Гейзериза в губы стволом.
        - Слушай меня внимательно, мразь!
        - Руки сломаете-е, - выл человек.
        - И ноги можем. Мне они не нужны. Мне нужен твой язык и остатки памяти, которые ты еще не пропил. Скажешь все честно, будешь жить.
        - Ничего не знаю…
        - Врешь, гнида.
        - Клянусь… Пусти руку, перекрещусь…
        Оборотень оглянулся на меня с легкой улыбкой.
        - Ты не боишься, что тебя молния среди зимы поразит?
        - Покаюсь…
        - После. Говори, где Зигфрид. Ну! Быстро!
        - Не знаю!
        - Ты знаешь. Почему не хочешь сказать? Смерти не боишься?
        - Боюсь. Очень боюсь…
        - Ты Зигфрида боишься, так ведь?
        Гейзерих молчал, выпучив глаза.
        - Ты. Боишься. Зигфрида, - раздельно произнес Николай. - Не бойся. Он ничего не узнает. Если будешь меня слушаться, само собой.
        Пьянчуга долго молчал, только надувал щеки и вращал глазами, будто задыхался. Потом выплюнул.
        - Н-не Зигфрида я боюсь… Т-того, кто его убил.
        После этих слов Гейзерих обмяк, окончательно перестал сопротивляться.
        Мы с Пашутиным переглянулись. Еще одна загадка?
        - Кто убил Зигфрида? Говори! Быстро!
        - Н-не знаю.
        - Так чего же ты боишься?
        - А того, что я его т-труп видел. И дружков его новых…
        - Трупы дружков? - уточнил оборотень.
        Черный археолог кивнул. На его лице отражался неподдельный ужас.
        - Руки ему свяжите и отпустите, - приказал Николай.
        - Не надо, - я шагнул вперед, поймал взгляд человека. Тот застыл, подчиняясь магии кровных братьев. - Ты будешь спокойным, ты готов сотрудничать, мы - твои лучшие друья, хотим тебе помочь.
        - Да, - Гейзерих даже заикаться перестал. - Спасибо вам большое. - Теперь он просто излучал благожелательность.
        - Говори. Что ты знаешь об убийстве Зигфрида?
        - Я был у него три дня назад. Он живет недалеко, в Гатчине. На маршрутке недолго… всего…
        - Это лишние подробности. Говори только о смерти Зигфрида.
        - Хорошо. Извините. Когда я зашел, все были мертвы. Зигфрид, Аларих, Чингиз-хан. И девки… Они с девками гуляли, видно, из Питера привезли…
        - Лишние сведения.
        - Да, понял… Их всех убили. Кровищи-то, кровищи…
        - Как их убили?
        - Не знаю. Вернее, знаю. Некоторых застрелили. А некоторых… Кажется, их порвали голыми руками. Оторванные руки, головы… Столько крови…
        - Это пропускаем. Укусы были? - Я перехватил возмущенный взгляд Николая. Оборотень словно хотел сказать: «Это - не наши».
        - Не знаю. Я не рассматривал. Зигфриду вырвали горло. И голову развернули. Задом наперед.
        - На горле, вот здесь, - я хотел прикоснуться к шее Гейзериха, но побрезговал и показал на себе. - Чуть выше кадыка, справа или слева.
        - Не знаю… Не помню… Я боюсь… Защитите меня…
        - Помолчи!
        Услышав мой приказ, Гейзерих послушно сложил ладони на коленях и замер ссутулившись.
        - Вы думаете, Анджей… - начал Пашутин.
        - Я не думаю. Я уверен. В сообществе кровных братьев никогда не было единства. Гнезда диких, «звери». Да плюс к тому каждый из князей ведет свою собственную игру.
        - Но откуда такая уверенность?
        - Если бы я убивал, то убивал бы так же.
        - А про укусы?
        - На всякий случай спросил. Гейзерих сказал, что они гуляли с девками. Значит, были пьяными. Ни один кровный брат не станет кусать пьяного. Даже дикие. Это естественое отвращение. Алкоголь - яд для нас. Только «звери», их жадность не знает границ. Он может умереть, но все равно напьется отравленной крови.
        - Значит?
        - Раз укусов нет, убивали кровные братья в здравом уме. Пулевые ранения показывают, что с ними были люди. Скорее всего - один вампир с людьми-подручными.
        - Зачем? Месть? Или пытались что-то узнать?
        - Ну если мы хотели заставить Зигфрида поделиться жизненным опытом, как воровать и пристраивать старинные артефакты, то почему бы не предположить, что у нас есть конкуренты?
        - Вот, значит, как.
        - Моего слугу крови убили люди. В Москве, в «Метрополе». Я не знаю, кто их послал. Вспылил, не оставил никого, чтобы допросить. - Саша и Гриша глянули на меня с уважением, на лице Пашутина не дрогнул ни единый мускул. Уверен, ему приходилось в жизни хотя бы пару раз вот так «вспылить». - В Киеве в окно моей квартиры запустили гранату. Там были люди, отлично экипированные, до зубов вооруженные, но все же люди. А вот руководил ими вампир. Ему удалось уйти. Но мы легко сможем его опознать, если встретим.
        - Каким образом?
        - У него нет правой кисти.
        - А регенерация?
        - Это происходит не так быстро, как утверждает молва. Отрастить отрубленную руку он сможет лет за четыреста.
        - Понятно. Какие же выводы мы делаем?
        - Думаю, тут мы с вами будем одного мнения. Нужно торопиться.
        - Тогда берем этого… это… берем человека и везем ко мне. Поживет в подвале, протрезвеет, будет время подумать о жизни и смерти.
        - Это слишком долго. Мы должны завладеть мечом как можно быстрее. - Я щелкнул пальцами перед носом Гейзериха. - Вы ограбили церковь в Усть-Ижоре. Украли меч Александра Невского. Ты помнишь это?
        - Да. Помню. Я не хотел…
        - Это неважно. Кому вы продали меч?
        - Зигфрид спрятал его у себя. Сказал - до лучших времен.
        - Эти времена настали. Зачем ты к нему ездил? - Человек молчал, кусая жирные губы. - Ты узнал, что он продал меч?
        - Да…
        - Ты ездил к нему за долей?
        - Да.
        - Видишь, как легко и приятно говорить правду. Кому он продал меч?
        - Не знаю.
        - Лжешь.
        - Нет, не лгу, - зачастил он. - Я услыхал, что Зигфрид при деньгах. У него давно не было хабара…
        - Чего не было?
        - Это из компьютерной игры, - пояснил Саша. - Добыча. Простите, высший Анджей.
        - Ничего. Молодец. Продолжай, Гейзерих.
        - Я догадался, что он продал меч. Поехал к нему. Копали церковь вместе? Надо делиться. Мне много не надо.
        - Короче.
        - Я пришел, а они все мертвые. Столько крови, столько крови… - Губы крепкого, битого жизнью мужика затряслись.
        - Все, молчи. - Я повернулся к Пашутину. - Действуем по вашему плану. Нельзя сказать, врет он или нет. Боюсь, придется потратить немного времени.
        Оборотень кивнул.
        Мы вышли из дачи. Гриша задержался, чтобы залить водой камин и выкрутить пробку из электросчетчика.
        Гейзериха усадили на заднее сиденье посередине, а молодые оборотни зажали его с двух сторон.
        Пашутин повернул ключ. «УАЗ», мягко заурчав, покинул дачный поселок.
        Глава пятая
        Однорукий
        Снова за окошком автомобиля мелькали огромные заснеженные сосны. Один поворот, второй. Справа прогрохотал, сверкая огнями, пассажирский поезд.
        - Едем ко мне, на Охту, - сказал Пашутин.
        Мне было все равно. На Охту так на Охту. Жаль, что ниточка, потянувшаяся к Зигфриду, так нелепо оборвалась. Нас все время опержают на шаг. Такое впечатление, что загадочным противникам известно что-то, чего не знаю я.
        Скорее всего, так оно и есть. Ведь они - или он? - знают цель, стремятся ее достигнуть, а для этого готовы идти на что угодно. А я тыкаюсь вслепую, как щенок. Эх, вызнать бы эту самую цель…
        У деревни с финским названием Виллози нам навстречу попалась колонна из трех стремительно мчащихся автомобилей. Обтекаемые корпуса, словно тела морских хищников, рассекали ночной мрак. Прицельно по глазам били фары, переключенные на дальний свет.
        «УАЗ» вильнул к обочине и слегка притормозил.
        - Уроды… - прошипел Пашутин, с силой зажмуриваясь.
        По правде, у меня самого перед глазами плавали черные пятна.
        - Бизнесмены хреновы… Хозяева жизни! - сквозь зубы проговорил оборотень. - Это они так отдыхают после тяжелого трудового дня, сволочи.
        - А вы, я смотрю, социалист.
        - Да, у меня есть свои идеалы, которые я не собираюсь предавать. Это плохо?
        - Да нет, я сам - приверженец старых идеалов. Просто они у меня лет на пятьсот старше ваших. Но я подумал вот о чем. Вы не боитесь, что через несколько десятков лет мы останемся единственными приверженцами хоть каких-то идеалов?
        - Мы - это вы и я? Или мы - вампиры и оборотни?
        - Хороший вопрос. Мне бы хотелось, чтобы в лагере идеалистов оказались все кровные братья и ваше сообщество, но, боюсь, это нереальные мечты. Большинство вампиров слишком озабочены удовлетворением собственных потребностей, следовательно, их идеалы перемещаются из духовной в материальную сферу.
        - Верно. И в этом мы очень похожи на людей. Как ни странно.
        - Ничего странного. Все мы вышли из людей. Они - субстрат, на котором зиждется наше существование.
        - А может, не субстрат, высший Анджей? Может, люди - корни, которые связывают нас с изначальным миром?
        - Может быть. Я об этом часто задумываюсь. Не будет людей - не будет нас. И вовсе не потому, что кровные братья вымрут от голода, хотя это тоже достаточно важно. Мне кажется, с исчезновением людей вампиры утратят смысл жизни - они живут для нас, а мы для них. Мы взаимосвязаны не только пищевой цепочкой. Хотя, возможно, я и неправ…
        Оборотень бросил на меня уважительный взгляд.
        - Да, высший Анджей. Мне тоже иногда кажется, что наше существование взаимосвязано более сложным образом, чем принято обычно представлять. Есть мудреное ученое словечко - симбиоз…
        И тут у меня в кармане зазвонил телефон. Я даже вздрогнул. Прошлый раз черный прямоугольник из пластика включился, чтобы предупредить меня об опасности. Чего ждать сейчас?
        Я вытащил мобильник из кармана, недоуменно покрутил в пальцах. Он продолжал играть полонез Огиньского, вибрируя в пальцах.
        - На зеленую кнопочку, - будто бы между прочим обронил Пашутин. Он уже был наслышан о моей нелюбви к новомодным техническим приспособлениям.
        Нажав на подсвеченное изображение телефонной трубки, я поднес мобильник к уху.
        - Да?
        - Андрей Михайлович? - произнес знакомый голос.
        - Я.
        - Это Спицын. Полковник Спицын, помните?
        - Помню, Олег Иванович. Чем могу помочь?
        - Да хотел поговорить. Не по телефону. Нужно встретиться. Ведь вы сейчас в России?
        - Да, - ответил я после долгой паузы. Спицыну я доверял, но мало ли что…
        - В Петербурге. - Теперь он уже не спрашивал, а утверждал.
        - Да.
        - Не отключайте какое-то время телефон. Я вас разыщу. До встречи…
        Несколько секунд экран чудо-аппарата светился в темноте, а потом погас.
        - Ваш коллега, - ответил я на безмолвный вопрос Пашутина. - ФСБ славного города Москвы.
        Оборотень усмехнулся, покачал головой, но ничего не сказал. В конце концов, он не имел права требовать отчета у высшего вампира. А я решил пока ничего ему не рассказывать. Неизвестно еще, какая надобность заставила полковника разыскать меня. Хотя он человек серьезный, по пустякам тревожить не станет.
        - Сзади… - вдруг произнес Гриша.
        - Я вижу, - нахмурился Николай Николаевич.
        Мы уже съехали с Гатчинского шоссе и неслись через спящее Красное Село.
        Глянув в зеркало заднего вида, я увидел приближающиеся отсветы фар. Три пары.
        - Бизнесмены, говорите?
        Пашутин пожал плечами, скомандовал своим:
        - Приготовьтесь, ребята.
        Те заворочались за моей спиной. Сдавленно охнул Гейзерих. Скосив глаза, я увидел, что он обмяк и уронил голову на плечо. Должно быть, оборотни предпочли его успокоить на всякий случай, чтобы не лез под руку, если дело дойдет до драки.
        Я ослабил шейный платок.
        - Думаете, это те самые, кто убивал Зигфрида со товарищи?
        - Подозрительный я стал в последние годы. - Пашутин протянул руку и вытащил из «бардачка» самый настоящий наган. - Привык я к нему. - Пояснил он и продолжал: - Возможно, это просто «новые русские» гоняют по дорогам, дури выход дают. А может быть, и нет. Нужно быть готовыми ко всему.
        Положив револьвер на колени, оборотень двумя руками взялся за руль, надавил педаль газа.
        Несмотря на его старания, автомобили преследователей приближались.
        Вскоре первый из них пристроился сзади и попытался обойти «УАЗ».
        Пашутин, сцепив зубы, продолжал мчаться.
        Одна попытка обгона, а за ней и вторая успехом не увенчались. Но мы, со всей очевидностью, проигрывали. На снежной целине или грунтовке преимущества внедорожника Пашутина могли бы сыграть нам на руку, но на шоссе более скоростные модели преследователей рано или поздно выиграют гонку.
        - Пристегнулись бы вы, Анджей, - проговорил оборотень.
        - Ничего, я уж как-нибудь…
        - Вам как-нибудь, а мне, случись что, лобовое менять.
        Резким рывком машина преследователей - судя по значку, «форд» - поравнялась с нашей и понеслась слева, будто акула, подсвеченная фарами других. Если что и доставляло мне неудобство, так это яркий свет, лучи которого пронзали наш салон. Если это взаправду враги и, не ровен час, откроют пальбу, мы будем как на ладошке.
        - Врешь, не возьмешь… - рычал оборотень, нахохлившись за баранкой.
        Металлические щелчки на заднем сиденье подсказали, что Саша с Гришей приготовили пистолеты.
        Тонированное стекло передней дверцы «форда» поползло вниз. Выглянул ствол с дульным тормозом.
        Пашутин крутанул руль влево, ударяя бортом по переднему крылу соседнего автомобиля. Тот вильнул, выскочил на встречную полосу, но очень быстро восстановил положение. Спасибо Великой Тьме, стрельбу пока не открывали, но ствол показался снова.
        Саша чуть опустил стекло со своей стороны. В салон со свистом ворвался морозный воздух.
        Красное Село давно осталось позади. По обе стороны дороги раскинулись поля. Предложить оборотням уходить по бездорожью? Но я решил не отвлекать сосредоточившегося на гонке Пашутина. С его-то опытом он должен сам знать, что лучше предпринять.
        На встречной полосе показалась длинная колонна грузовиков-длинномеров.
        «Форд» пискнул клаксоном, причем, как мне показалось, довольно жалобно, и нырнул назад.
        Тяжелые, нагруженные машины летели мимо, обдавая нас снежной крошкой и запахом выхлопных газов. Ревели моторы, мелькали заляпанные грязью борта.
        - Мастер Николай, что будем делать? - перекрикивая шум, спросил Гриша.
        - Попробуем уйти… - неуверенно ответил Пашутин.
        - Может, подмогу вызвать?
        - Не успеют. Ладно, ребята! Будем драться - в первый раз, что ли?
        Гриша кивнул и зашевелился на сиденье. По-моему, раздевался.
        - Ишь ты, прицепились, как репей к собачьему хвосту, - рычал Николай, но несмотря на все его старания «УАЗ» скорости не прибавлял.
        Более ходкие иномарки и вправду держались позади, как приклеенные.
        Вот мимо пронесся полосатый, украшенный какой-то безобразной рекламой тент последнего грузовика. «Форд» снова пошел на обгон.
        - А ну-ка, ребята, закрепились! - рявкнул Пашутин.
        Я едва успел упереться ладонью в потолок, а спиной в кресло, как оборотень рванул руль влево, под острым углом врезаясь в преследователя. «УАЗ» ощутимо тряхнуло, но «форду» досталось больше - он пересек встречную, вылетел в кювет, перевернулся и застыл посреди снеговой целины колесами вверх. Подсознательно я ждал взрыва, но это только в голливудских боевиках автомобили взрываются при малейшем столкновении. А в реальной жизни хорошо было бы кинуть гранату, которой, к несчастью, не оказалось под рукой.
        - Пугани их, Санька!
        Молодой оборотень высунул пистолет в окно и три раза выстрелил, не целясь.
        И тут наш маневр использовали против нас.
        Следующий позади автомобиль ткнул «УАЗ» в задний бампер. На большой скорости удар получился не сильным, но Пашутин едва не потерял управление - колеса «загуляли» по асфальту вправо-влево. Выравниваясь, оборотень невольно сбросил скорость.
        Серебристо-серый «опель» обогнал нас, дав короткую очередь из-за тонированного стекла.
        Пули с чавканьем прошили обшивку салона. Застонал кто-то из оборотней на заднем сиденье. Пашутин дернул руль. Нас занесло, прямо перед лобовым стеклом возник бок «опеля» с блестящими никелированными ручками.
        Визг тормозов!
        Очередь из автомата!
        Звонкой пылью осыпались осколки стекла!
        Удар!
        Прав и неправ был Пашутин, призывая меня пристегнуться. Если бы я последовал его совету, то не вылетел бы на капот, раздирая в клочья дорогой жакет. Но в противном случае я не смог бы подтолкнуть вверх ствол, поливающий пулями салон нашего автомобиля.
        Раскаленная сталь обожгла мне ладонь, но ее жар - ничто по сравнению с серебром, а потому мне удалось развернуть ствол в сторону еще одного «форда». Но укрытый в автомобиле стрелок очень быстро сообразил, что бьет по своим, и перестал жать на гашетку.
        Из распахнувшихся дверей «УАЗа» кубарем выкатились Пашутин и Гриша.
        Николай, двумя руками сжимая наган, всадил две пули чуть ниже ствола, который я держал. Перевернулся и, лежа на спине, свалил выпрыгнувшего из «форда» автоматчика с лицом, скрытым маской.
        Очередь второго заставила оборотня укатиться под прикрытие автомобиля. Стрелял человек из пистолета «Хеклера и Коха», по три пули подряд.
        Я прыжком взвился на крышу «опеля». Люди заметили меня и попытались подстрелить. Пуля дернула за штанину.
        «Ну вот, еще и брюки испортили…»
        Хозяин средства передвижения, на крыше которого я стоял, очевидно, заботился о комфорте, иначе не заказал бы исполнение с квадратным вентиляционным люком. Но тем самым он облегчил мне доступ в салон. Кулаком я выбил прозрачный пластик и первым же ударом растопыренными пальцами угодил кому-то в глаз. Из черного отверстия отвратительно запахло пороховыми газами и сладко - кровью. Пошарил вслепую… Под моими пальцами оказались волосы. Я дернул изо всех сил и вытащил бы орущего от ужаса человека, но застряли плечи. Без всякого сожаления я резко надавил ему на висок. Хрустнул шейный позвонок.
        - Уходи, Анджей! - Пашутин выкатился из-под «УАЗа», несколько раз выстрелил и скрылся.
        А ведь и правда, шальная пуля, угодившая в сердце, может запросто отправить меня в Великую Тьму, а я еще не всем отомстил. За Збышека, за Селивана, за Агнессу…
        Под шквалом пуль я скатился с крыши.
        Половина дверей «опеля», должно быть, заклинилась от столкновения. Зато из двух остальных полезли люди в одежде, разрисованной зелеными и коричневыми пятнами. Их лица закрывали черные вязаные маски, оставлявшие лишь дырки для глаз. Так же наряжались и взорвавшие мою квартиру на Андреевском спуске. А где же их предводитель, вампир?
        Крупный серый с рыжим подпалом волк прыгнул на грудь автоматчика. Челюсти сомкнулись у человека на лице. Второй пятнистый хотел выстрелить в Гришу, но я успел раньше - людям не под силу двигаться с той же скоростью, что и кровный брат. Перехватив запястье стрелка, я сломал ему руку, тыльной стороной ладони ударил по лицу, в кровь разбивая губы и дробя челюсть. Алые капли, теплые и восхитительно пахнущие, упали мне на щеку. Нет, сейчас не время. Может быть, после боя, если кто-то из них проживет достаточно долго.
        С четверкой, ехавшей в «опеле», было покончено.
        Оборотень ужом ввинтился между автомобилями и исчез, только хвостом махнул.
        Пашутин вяло перестреливался с теми, кто гнался за нами на «форде». Один палил из-за багажника, двое из-за капота. Все пользовались немецкими или австрийскими автоматическими пистолетами, очевидно, автоматчиков было всего лишь двое - по одному на машину. Николай, постоянно меняя положение позади «УАЗа», отвечал им гулкими выстрелами из нагана.
        Вдруг у меня заныли виски. Казалось, будто кто-то норовил запустить пятерню мне в мозги и порыться там, нажимая на одному ему известные болевые точки. Силы и напористости моему противнику было не занимать, а вот опыта не хватало. Он шел напролом, используя такую магическую мощь, которая предполагала наличие мастерства. Только где же твое мастерство? Я, слегка напрягшись, поставил на пути его атаки ментальный барьер, уплотнил защиту до полной непроницаемости и толкнул обратно.
        Отчаянная вибрация, раскатившаяся в мировом эфире, дала понять - отдача удалась на славу.
        Растирая человеческую кровь по щеке, я выпрямился и увидел его.
        Перевернутый «форд» остался на обочине довольно далеко - где-то с полверсты, или, по-новому, почти километр. От него, прямо по проезжей части, стремительно приближался черный силуэт. Длинные полы пальто развевались за спиной подобно черным крыльям.
        «Над Кабиром бьет крылами Ангел Смерти, Ангел Зла…»
        Сиявшая высоко в небе луна позволяла мне до мельчайших подробностей рассмотреть его лицо. Светлые волосы, зачесанные назад, но теперь растрепавшиеся на бегу. Прямой нос, упрямо сжатые губы, подбородок с ямочкой. Ошибки быть не могло. Именно он пытался застрелить меня серебряной пулей.
        Ага! «Глок» он держит в левой, опущенной, руке, а культя правой скрывается в рукаве.
        Значит, сколь бы ты ни был силен, регенерировать не удалось. То-то же…
        Сейчас мы посмотрим, на что ты способен!
        Избавляясь от остатков жакета, я перепрыгнул «опель».
        Моя белая сорочка показалась ему прекрасной мишенью.
        Дуло пистолета поднялось. Хлопнул выстрел.
        Окутанная голубоватым сиянием пуля устремилась ко мне.
        На таком расстоянии она представляла опасности не больше, чем камень, брошенный рукой ребенка.
        Стреляй, стреляй…
        Мир, конечно, изменился за последние шестьсот лет, но, как и во времена Грюнвальда, исход честной схватки решается только врукопашную.
        Легко уворачиваясь от пуль, я побежал ему навстречу.
        Красивое лицо молодого вампира, а в его молодости не приходилось сомневаться, исказилось от ярости. Взгляд дернулся мне за плечо.
        Ну уж нет. На такую детскую шутку я не попадаюсь уже очень давно…
        С ревом, едва не зацепив зеркалом мой рукав, мимо пронесся автомобиль. Не сбрасывая скорости, он хищно нацелился вытянутым капотом прямо в моего врага. Тот словно и не заметил досадную помеху, перепрыгнул не останавливаясь. Он видел только меня. Палец раз за разом жал на гашетку.
        Но ярость - плохой помощник. Не умеешь точно бить в цель на бегу, лучше не берись. Я легко уклонялся, продолжая сокращать расстояние.
        Автомобиль, пытавшийся таранить однорукого, завизжав тормозами, круто развернулся, распахнулась дверца, но я уже сосредоточил все внимание на более близком враге.
        Мы столкнулись в воздухе.
        Его палец безрезультатно щелкал гашеткой. В последний миг кровосос сообразил, что патроны кончились, и попытался ударить меня пистолетом в лицо. Я остановил его руку левым предплечьем и ребром ладони хлестнул по горлу.
        Однорукий успел уклониться, изогнувшись на лету, и достал меня ногой. Не сильно, вскользь.
        Мы разминулись.
        Опустившись подошвами на асфальт, я потратил несколько мгновений, чтобы развернуться, и снова прыгнул навстречу врагу.
        Теперь он отбросил бесполезный пистолет, нанося молниеносные удары руками и ногами. Должно быть, будучи человеком, он изучал какие-то восточные единоборства. Что-то в последнее время рукопашный бой без оружия становится слишком популярным даже среди кровных братьев.
        Пять или шесть ударов я отбил. Один пропустил и отлетел, протащившись шагов десять по покрытию шоссе. Ну вот, теперь и сорочку можно выбрасывать - кому эти клочья нужны?
        Кульбитом я вскочил на ноги.
        Однорукий уже прыгал ко мне, но тут слева от него промелькнула косматая волчья туша. Оскаленные клыки целили в горло.
        Вампир перехватил Гришу за загривок и без особого напряжения зашвырнул в кювет на противоположной стороне дороги.
        - Пригнись, Анджей! - закричал кто-то сзади.
        Как бы не так! Это мой враг!
        Теперь я встретил его прыжок, стоя обеими ногами на земле. Поймал его за лодыжку, дернул и обрушил навзничь. Едва коснувшись плечами асфальта, он вскочил, направляя кулак мне в горло. Я перехватил запястье, крутанул вокруг себя, отпустив, наподдал пяткой пониже спины. Не смертельно, зато очень обидно.
        И тут он окончательно утратил чувство самосохранения.
        Прыгнул на меня, тыча растопыренной пятерней в глаза.
        Я пропустил его пальцы мимо щеки и ударил раскрытой ладонью снизу в подбородок.
        Раздался хруст, но вампира не так-то просто убить голыми руками, уж я-то знаю.
        Сбив ошеломленного противника подсечкой, я поймал его здоровую руку и надавил коленом на локоть. Кость сломалась, предплечье повисло безвольной плетью, но он все еще сопротивлялся.
        Пытался лягнуть в живот. И одновременно нанес удар магией.
        Этого я не ожидал. Расслабился, допустил оплошность.
        В глазах потемнело, виски сжал стальной обруч.
        Однорукий медленно вставал на ноги.
        Снова на дороге появился волк. Припадая на передние лапы, он закружил около вампира, отвлекая, давая мне возможность прийти в себя.
        Мой враг повернул лицо к Грише. Оборотень рухнул как подкошенный, засучил лапами, выгибая спину. Из запрокинутой к луне пасти вырвался жалобный визг.
        Пронзительной болью отозвалось мое плечо, простреленное серебряной пулей. Этот шрам, в отличие от сотен других, останется со мной навеки, до последнего объятия Великой Тьмы.
        Но не зря люди считают страдания спасительными и очищающими иной раз.
        Боль в плече смыла, будто водопад, чародейское наваждение, туманившее разум.
        В два шага я поравнялся с одноруким, сграбастал его за ворот дорогого пальто и за брючный ремень, рывком поднял над головой, ударил оземь.
        Дорожное покрытие зазмеилось паутиной трещин.
        Вампир обернулся через плечо. Левая половина его лица была свезена об асфальт до кости, только голубой глаз яростно сверкал в мешанине клочьев кожи и обрывков мышц.
        - Будь ты прок… - начал он, но не успел договорить.
        Сжав ладонями его череп, я провернул. Он взвыл, прикусив язык.
        Рвались сухожилия, ломались позвонки.
        Второй оборот, третий.
        Юные глаза бешено вращались в глазницах до тех пор, пока я не поднатужился и не оторвал ему голову.
        - Это тебе за все, мразь! - прошипел я, выпрямляясь и отбрасывая череп однорукого с истлевшей плотью в снег.
        - Анджей, вы в порядке? - донесся слева осторожный голос.
        Спицын, полковник ФСБ, держал пистолет в опущенной руке, но подходить ближе не спешил.
        - Обращен где-то после Великой Отечественной, - кивнул я на труп, представлявший довольно неприглядное зрелище. Гораздо лучше выглядят упокоенные кровные братья возрастом двести и больше лет. Совсем отвратительно - свежие, разменявшие пару десятков. - Доброй ночи, Олег Иванович.
        - А я, признаться, не верил до конца, - покачал он головой. - Как у вас на Украине говорят? Хохол доки не помацае, не повiрить.[108 - Хохол, пока не пощупает, не поверит (укр.).] Так?
        - Само собой. Эта пословица символизирует неистребимую тягу украинского народа к философии Канта с его пониманием чувственного восприятия как субъективного способа познания мира… Как вы меня разыскали?
        - Ну вы же не выключили телефон, - улыбнулся полковник и тут же насторожился.
        К нам быстрыми шагами приближался Пашутин.
        - Познакомьтесь, - я шагнул в сторону. - Полковник Спицын Олег Иванович. - Эфэсбэшник коротко кивнул. - Пашутин Николай Николаевич. Уж простите, звания не знаю. Но вы коллеги.
        - Если бы не Хрущев, был бы генералом, - ответил оборотень. - Госбезопасность?
        - Так точно.
        - Народный комиссариат внутренних дел.
        - Не выглядите на ветерана.
        - Я хорошо сохранился. Анджей, - он указал дулом нагана на остатки однорукого, - вы не подумали спросить, кто его послал?
        Мне стало стыдно.
        - Я слишком разозлился.
        - Заметно.
        - А как там наш Гейзерих?
        - Пойдемте, поглядим.
        Офицеры госбезопасности пошли к «УАЗу», а я чуть-чуть задержался, разглядывая убитого мной вампира. Что за ребячество? Уж в моем-то возрасте следовало подумать, что врага выгоднее взять в плен, а не убивать. Ладно, сделанного не воротишь. Я направился следом за нечаянными помощниками и не мог не удивиться, насколько они были похожи друг на друга. Нет, не внешне. Тут-то как раз ничего общего. Оборотень стройный, темноволосый с проседью, а полковник коренастый, лысоватый, светло-русый. Но повадка. Движения плеч, пружинистый шаг, настороженность во всем теле и готовность кинуться в бой. В самом деле, эти ребята бывшими не бывают.
        Увидев изуродованный очередями в упор автомобиль, Спицын только присвистнул.
        - Ходовая в порядке, восстановлю, - отозвался Пашутин.
        - Убираться бы отсюда надо, - Олег Иванович кивнул на трупы в камуфляже. - Сейчас кто-нибудь проедет, дадут знать куда следует. Вы сможете «отмазаться» от питерских ментов?
        - Смогу, но хотелось бы обойтись без них, - оборотень открыл дверцу и выругался сквозь зубы.
        Александр умер быстро. Две пули в область сердца, одна прошла сквозь висок, забрызгав весь салон кровью, осколками черепа и мозгом. Гейзерих еще дышал. Ему тоже пули угодили в туловище, пробив, по всей видимости, легкое. На губах черного археолога пузырилась кровь.
        Я тронул его за плечо.
        Человек слабо застонал.
        - До больницы не доживет, - подвел итог Спицын.
        - Ну вот. Теперь ни одного информатора, - вздохнул Пашутин. - Столько усилий впустую.
        - Погодите, - я похлопал Гейзериха по щекам.
        Его глаза раскрылись. Мутный, наполненный болью взгляд.
        Я вперился ему в зрачки, обратившись к магии кровных братьев. Это оказалось нелегко - кто бы подумал, что схватка с одноруким отберет так много сил?
        - Боли нет, - сказал я человеку. - Она ушла. Почувствуй.
        Его глаза просветлели. Но тут же пришло понимание, откуда вкус крови во рту.
        - Я выживу?
        - Боюсь, что нет. - Рыцарю не пристало лгать. Даже ради выгоды. - Но мы отомстили за тебя. Не ушел ни один. И за Зигфрида с дружками тоже.
        - Это они?
        - А ты как думаешь?
        - Они…
        - Жаль, что меня так быстро подстрелили… Я бы их зубами…
        - Ничего. Мы справились.
        - А вы крутые мужики.
        - Есть немножко. Гейзерих… Ты скоро умрешь. Видишь, я честен с тобой.
        - Спасибо.
        - Люди, которые убили тебя, не заказчики. Они исполнители. Хочешь отомстить по-настоящему? Хочешь, мы найдем заказчиков и расправимся с ними?
        - Хочу.
        - Скажи нам, где меч. Найдем меч - найдем и заказчиков.
        По лицу черного археолога пробежала судорога не телесной, а душевной боли.
        - Я не знаю, где меч. Я не знаю, кому Зигфрид его продал. Клянусь.
        Пашутин вздохнул и отвернулся.
        - Вы можете его исцелить? - шепотом спросил Спицын.
        - Начитались фантастики? - ответил я.
        - Нет, но когда сталкиваешься со сверхъестественным, то волей-неволей…
        Я отмахнулся от эфэсбэшника. Наклонился ближе к умирающему.
        - Гейзерих…
        - Меня Василием зовут.
        - Как верблюда… - сдавленно хихикнул Олег Иванович. - Простите, Анджей. Это нервы.
        - Василий, - я наклонился еще ближе, едва не касаясь лица черного археолога. Сладкий аромат крови щекотал ноздри. - Я тебе верю. Опиши хотя бы меч. Ты же видел его?
        - Видел.
        - Тогда опиши. Я буду искать меч, а когда найду, отомщу тем, из-за кого ты умираешь.
        - Сейчас… С виду - обычный меч. Скандинавский или русский. Ну такой… прямой…
        - На конце скругленный, - подсказал я.
        - Да. Рукоятка простая. Оплетка сохранилась. Кожа. Украшений нет. Противовес - кругляк…
        - Шар?
        - Да, шар.
        - Особые приметы?
        - Да какие там приметы - простецкий меч. Мы и не поверили сперва, что самого Александра Невского… А, вру! Была одна примета.
        - Какая же? Ну говори!
        - Сломанный он пополам.
        - Как? - От неожиданности я дернулся, отвел глаза.
        Гейзерих утробно застонал, выгнулся, заскреб каблуками по полу.
        - Сломанный меч… - прошептал я.
        - Умер, - сказал Пашутин.
        - Сломанный меч, - продолжал повторять я, коря себя за глупость. - Ну и дурак же я! Все сходится…
        - Конечно, сходится, - проговорил Спицын. - Даже я знаю. Александр ударил Биргера мечом по шлему, оглушил, сбил с коня, но меч при этом сломался.
        - Я ведь видел его. Мог прикоснуться.
        - Где? - в один голос воскликнули оборотень и полковник.
        - У коллекционера.
        - Выкупить не получится? - деловито осведомился Пашутин.
        - У этого не выкупишь, - ответил ему догадливый, в отличие от меня, Олег Иванович. - Хватит болтать. Давайте ко мне в машину, по дороге все обсудим, а то к нам какой-то голый мужик идет…
        Мы обернулись, не сговариваясь. Пошатываясь, из кювета выбирался совершенно нагой Гриша.
        «Ну хоть этому удалось выжить», - подумал я.
        Глава шестая
        Готовность номер один
        По дороге в Санкт-Петербург я объяснил своим спутникам, что находился в шаге от меча Александра. Вот только не знал тогда, что это он. Втайне я даже мог гордиться, поскольку довольно точно датировал изготовление оружия, не прикасаясь к нему. Все сходилось - устное описание Василия-Гейзериха, слабый ореол святости, окружавший клинок, трещина. И даже относительно недавнее появление меча в коллекции Валентина Валентиновича.
        В свою очередь полковник Спицын поведал, что он уже неделю как бывший полковник. Хотя, повторюсь, работников госбезопасности бывших не бывает. Еще находясь на посту главы отдела паранормальных явлений, Олег Иванович явился к начальству и заявил, что усиливающаяся в Москве, да и по всей России, эпидемия - дело рук существ, проникающих в наш мир из параллельных вселенных. Замечу, дошел он до этого своим умом, используя лишь собственные наблюдения и заметки, оставленные майором Семецким. Уж очень много стало поступать сообщений о странных существах, разгуливающих по Первопрестольной в ночное время. Тут и какие-то лохматые псы с одним глазом, и высокие фигуры, закутанные в саван, и маленькие человечки в смешных шляпах, но вовсе не смешно нападающие на горожан. Боггарты и боуги, лепреконы и гоблины, бэньши и «зеленые дамы». Любой, кто их видел, мог бы без труда найти описание фейри в книгах-фэнтези или Интернете, но люди упрямо не хотели замечать очевидного. Одно дело уходить от реальности в легкое чтиво, а совсем другое - нос к носу сталкиваться с персонажами из прочитанных книг на улицах и в
парадных, а то и в личных, относительно недавно приватизированных квартирах.
        Люди привыкают бояться очевидного. Если эпидемия, значит, должны быть вирусы и эти, как их… бактерии. Передаваться болезнь может и должна воздушно-капельным путем, через воду или пищу. Ну еще через кровь, как СПИД, «чума двадцатого века». А вовсе не при ментальном контакте с бист вилахом или драугаром. Значит, нужно надевать маски, мазать в носу какой-нибудь мазью с труднопроизносимым названием, пить антибиотики, якобы для профилактики. А потом, когда ничего не помогло, в последние минуты перед смертью обвинять врачей-недоучек, купивших дипломы на дешевой распродаже, и просить у родных и друзей денег на оплату заграничным медикам, наверняка превзошедшим в мастерстве самого Парацельса и Абу Али Ибн Сину.
        Того же мнения придерживались и генералы ФСБ. Они подняли на смех доклад полковника, да и его самого тоже. Заявили, что он со своим невеликим отделом пять лет проедает за обе щеки казенные деньги, а теперь решил выслужиться на фоне всенародной трагедии, вместо того чтобы в самом деле искать инопланетян-контактеров, у которых, кстати, не худо было бы и попросить чудодейственный аль-эксир. А не спихивать ответственность за несколько тысяч смертей на гномиков и феечек, которые уж точно ни с каким лекарством не помогут.
        Уверенный на все сто процентов в своей правоте, полковник Спицын не сдержался, ответил начальству, как сказали бы при Петре Алексеевиче, «предерзко и без должного почтения». Дальнейшее развитие событий он мог бы и не рассказывать в подробностях. Поставленные править нами везде одинаковы. И люди, и вампиры. Олег Иванович в два счета оказался без должности и без пенсии. Попытался самостоятельно «достучаться» до президента - писал письма, обращался на форумах и в социальных сетях. Тогда к нему пришли бывшие коллеги и вежливо намекнули, что в память о былых заслугах перед государственной структурой просят его успокоиться и «не гнать волну». Пока еще просят. Но терпения и вежливости может надолго не хватить. И закончит бывший полковник жизнь в сумасшедшем доме, привязанный в худшем случае к койке, а в лучшем - играя в шашки с Вильямом Шекспиром или графом Монте-Кристо.
        После этого, как заявил сам Олег Иванович, он окончательно удостоверился, что больше всех в этом мире о благосостоянии человечества заботятся, как ни странно, вампиры. Потому-то он решил разыскать меня и предложить свои навыки, умения, знания. Жить-то на что-то надо? Старый приятель, служащий пограничником, как раз сообщил, не зная об увольнении Спицына, что я недавно пересек границу России. Узнать, что самолет, на котором я прилетел, приземлился в «Пулково», не составило ни малейшего труда. Полковник прыгнул за руль своего не слишком престижного, но достаточно надежного автомобиля и помчался в Санкт-Петербург. Въезжая в город, набрал меня на мобильном. Вот, собственно, и все…
        Во время нашего разговора Пашутин, уже отзвонившийся одному из своих людей с приказом отправляться на Таллинское шоссе и забрать как можно быстрее покалеченный «УАЗ», многозначительно косился и хмурился, явно пытаясь намекнуть на закон Великой Тайны. И только уважение к высшему вампиру мешало ему обвинить меня напрямую.
        Пришлось строго посмотреть на него. Нам разрешается в отдельных случаях нарушать закон. Когда речь заходит о жизни и смерти кровного брата или когда всему сообществу грозит опасность. Или - как я мог забыть? - когда мы подыскиваем себе слугу крови. Может быть, стоит взглянуть на полковника ФСБ под этим углом зрения? Погибшего Збышека мне заменила Жанна. Но нельзя же вечно морочить девушке голову. Превращать ее в слугу крови мне не хотелось. А вот отставной полковник - замечательная кандидатура. Правда, не нужно слишком ускорять события. Пусть все развивается, как и раньше, неторопливо, естественным путем.
        - У вас есть семья, Олег? - прощупывая почву, спросил я.
        - Дети взрослые. Живут своей жизнью. С женой развелись в прошлом году. Все ей не так было - то зарплата маленькая, то генеральшей стать хочется… Так что я свободен, как ветер. Можете располагать мною по своему усмотрению.
        - Рискнете совершить кражу со взломом?
        - Хотите ограбить миллионера Пешкина?
        - Хочу.
        - Кого-то другого я бы спросил - не боитесь? Но вас я видел в драке. Поэтому спрошу - как вы собираетесь незаметно проникнуть к нему?
        - Камеры наблюдения не будут фиксировать высшего Анджея, - вскользь заметил Пашутин.
        - Ах, да. Я совсем забыл, - кивнул полковник.
        - А я, признаться, о них и не подумал. Если их принцип действия как у фотоаппарта, то не будут, - заметил я.
        - Вы настолько слабо разбираетесь в современной технике? - улыбнулся Спицын. - Хотя, в самом деле, я помню, как вы реагировали на мобильный телефон…
        - Что касается современной техники, я во всем доверял Збышеку.
        - Давно хотел спросить, - нерешительно проговорил полковник. - Он правда был вашим слугой?
        - Да. У нас это так называется. Но, если честно, Збышек занимал в моей жизни место гораздо большее, чем просто слуга. Помощник, соратник, компаньон, собеседник…
        - Вам очень его не хватает?
        - Очень. Хотя в последние пару недель мне особо некогда об этом задумываться.
        - Извините, что спросил.
        - Ничего страшного. Я много раз терял близких. Тех, кого считал учителями, и тех, кого считал друзьями.
        - Вы говорите совсем как человек.
        - Высший Анджей - странный вампир, - ровно произнес Пашутин. - Мне было трудно к нему привыкать.
        - А вы разве не… - удивился Олег Иванович.
        - Я - оборотень.
        - Час от часу не легче, - покачал головой человек. - Если бы полгода назад кто-то сказал мне, что я окажусь в одном автомобиле с вампиром и оборотнем…
        - Двумя, - усмехнулся я.
        - Что - двумя?
        - Двумя оборотнями.
        Спицын покосился на мирно дремлющего, привалившегося виском к стеклу Гришу и опять покачал головой.
        - Так вот, если бы мне кто-то сказал, что я, человек, буду спокойно поддерживать беседу с теми, кого раньше знал исключительно по фильмам ужасов, я бы рассмеялся ему в лицо. Среди людей бытует мнение, что вы рассматриваете нас исключительно как пищу.
        - Что за чушь? - возмутился Пашутин, но тут же поправил себя: - Впрочем, вы не первый, от кого я это слышу. Но если задуматься, от рук спятивших соплеменников ежегодно гибнет в сотни раз больше людей, чем от клыков оборотней. Это если не считать жертв войн, экологических и техногенных катастроф, голода, болезней, ядовитых животных.
        - Вообще-то, - вмешался я. - Значительная часть кровных братьев расценивает человечество именно как кормовую базу. Это чтобы вы не обольщались, Олег Иванович. И тем не менее мы не уходим от контактов с людьми. Без них наш замкнутый мирок быстро выродится. Именно поэтому я озабочен прорывом фейри в наш мир и грозящей человечеству эпидемией, в сравнении с которой «испанка» покажется детским лепетом.
        - А остальные? Или вы единственный борец, рыцарь в сверкающей броне? - В голосе полковника сквозила горькая ирония и скрытая обида.
        - С древних времен кровные братья боролись с фейри. В большинстве случаев нам удавалось победить. В одиночку этого не сделать.
        - Ну хорошо, хоть так…
        - Нам помогают, кстати, и оборотни, и люди. Без их помощи и поддержки кровные братья тоже не многого стоят.
        - Спасибо, Анджей.
        - За что?
        - За искренность, прежде всего. И считайте, что один помощник-человек у вас уже есть. Почту за честь стоять с вами плечом к плечу.
        Он замолчал, глядя на дорогу. Я тоже молчал.
        Сколько лет был со мной Збышек? Почти триста пятьдесят. Сколько за это время пережито, сколько лишений и утрат, сколько радостей и свершений… Сумеет ли полковник заменить мне его?
        Следующей же ночью, покинув гостеприимную квартиру Жюстины Сангрэ, мы выехали в Москву.
        Мы - это я, полковник ФСБ и Жанна.
        Пашутин остался в Питере, намереваясь, во-первых, починить милый его сердцу «УАЗ», а во-вторых, рассчитывая узнать как можно больше о напавших на нас людях. На мой взгляд, затея практически невыполнимая - ведь с ними был вампир, немало покуролесивший в Киеве. Если уж многоопытному Семену не удалось выйти на его след…
        Вообще-то я хотел оставить в Петербурге и Жанну, предполагая, что девушке гораздо безопаснее будет у Жюстины, чем со мной. Но, стоило мне только заикнуться о расставании, на глаза ее навернулись слезы, и я сдался без боя, выбросил белый флаг, несмотря на глас рассудка.
        Благодаря зимней смене дня и ночи выбраться удалось рано, и задолго до рассвета мы оказались на маленькой даче Спицына в поселке Перхушково, под Москвой.
        Я хотел как можно скорее нанести визит простому русскому миллионеру Пешкину, но Олег настоял на тщательной рекогносцировке. Рублевка, сказал он, не то место, куда можно ворваться нахрапом.
        Поэтому трое суток мы провели, разрабатывая план дерзкого ограбления.
        Коллекционер оружия жил с женой, фотомоделью в прошлом, которая сейчас усиленно рвалась к высотам шоу-бизнеса под именем Крапива. Это поведал полковник, уже собравший на Пешкова немалое досье. Супруги занимали две роскошные спальни на третьем этаже. Зал с мечами, насколько я помнил, располагался на втором, рядом с библиотекой и гостиной. На первом этаже находились комнаты дворецкого и горничной. Охранники в доме не ночевали, неся дежурство в сторожке у ворот и на вышке в правом углу обнесенного забором двора. Также ночью по территории бегали два ротвейлера - кобель и сука, которых мне в последнее посещение удалось изрядно напугать.
        Кроме того, по мнению Спицына, дело сильно осложняли камеры видеонаблюдения, там и сям растыканные как по двору, так и по особняку нувориша.
        Пришлось мне открыть полковнику глаза. Кровные братья не отображаются на светочувствительной технике. В свое время Збышеку пришлось немало помучить фотохудожников, чтобы изготовить мой портрет для паспорта. Таким образом, сразу был решен вопрос, кому отправляться внутрь, а кому ждать снаружи.
        Днем, перед ночью, которую мы предназначили для «ограбления со взломом», Спицын надолго уехал. Жанна слонялась по двум комнатам загородного домика грустная и встревоженная.
        Вначале я думал, что она переживает из-за предстоящего приключения и обижается, что ее не берут на опасное дело. Пришлось поговорить начистоту. Девушка сказала, что долго размышляла над странным посланием, обнаруженным в ноутбуке Збышека.
        - Ты говорил, что в прошлом кровным братьям уже приходилось противостоять фейри? - задумчиво спросила она.
        - Да. Было. Было время, когда «черная смерть»[109 - «Черная смерть» - такое название получила эпидемия бубонной чумы в Европе в 1348 - 1352 гг.] гуляла по Европе, но это случилось еще до моего рождения. Во время лондонской чумы кровные братья собирались в туманном Альбионе. Я был тогда там, но по воле судьбы не участвовал в обряде. Да меня и не особо приглашали, если честно. Когда по миру распространилась «испанка», я тоже оказался не у дел, как и большинство кровных братьев России, вынужденный противостоять экспроприации и козням «красных колдунов». Так что я мало могу об этом рассказать. Был бы с нами Амвросий…
        - Знаешь, мне почему-то кажется… Только не смейся и не говори, что я начиталась фантастики!
        - Не буду.
        - Правда?
        - Слово чести.
        - Тогда слушай, - Жанна замялась, подбирая нужные слова: - Мне почему-то кажется, что это заклинание. Оно написано специально, чтобы изгонять фейри из нашего мира.
        - Да? - Я встал, прошелся по комнате. Пять на пять шагов, как темница узника замка Иф. - Заклинание… Похоже. Но почему именно для этой цели? И откуда оно у Збышека?
        - Откуда? Да, может, из Интернета скачал.
        - Из Интернета? Откуда заклинанию такой силы взяться в Интернете?
        - А откуда в Интернете способ изготовления взрывных машинок неимоверной силы? Я даже видела заклинание для вызова Ктулху.
        - Кого? - Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
        - Ктулху! Это такое огромное чудище, которое обитает на дне океана.
        - А зачем его вызывать?
        - Чтобы он уничтожил мир.
        - Ничего не понимаю… Зачем людям желать уничтожения мира?
        - Откуда я знаю? Может, чтобы очистить человечество через гибель?
        - Вроде Всемирного потопа?
        - Ну да.
        - И что, если произнести заклинание для вызова Ктулху, он явится?
        - Хочешь попробовать?
        - Ни малейшего желания. Но, зная вас, людей, могу смело сказать, кто-то уже наверняка пытался.
        - Ты прав, - она улыбнулась. - Значит, оно с ошибками, наверное.
        - А почему тогда это, про Трононосцев Ниннкигаль, будет правильным?
        - Потому, что за ним охотились. Потому, что они убили твоего слугу крови ради обладания этим заклинанием. А может быть, ради того, чтобы избавиться от него навсегда.
        - От слуги?
        - От заклинания! - Она топнула. - Не притворяйся дурачком! И меч они хотели добыть. И тебя убрать. Это заговор!
        - Тише, тише… - Я взял ее за плечи и усадил на старенький диванчик рядом с собой. - В чем-то ты права. Нам противодействует какая-то сила. Не только люди, но и кровные братья. Поэтому нам следует соблюдать предельную осторожность. А заклинание при случае показать Амвросию. Больше из князей я не доверяю никому.
        - Мне страшно… - Жанна прижалась щекой к моему плечу.
        - Не бойся. Здесь ты в безопасности.
        - Да при чем тут я?! Я за тебя боюсь.
        - За меня бояться не надо. За шестьсот лет я привык смотреть на трупы своих врагов. Я наступлю и на трупы этих.
        Погладив ее по голове, я задумался. Рассуждения Жанны выглядели вполне правдоподобно. Я погрешил бы против истины, если бы утверждал, что и сам не подозревал нечто подобное. Кровные братья часто чинили препоны друг другу просто из вредности или с целью заполучить побольше силы и власти. Но в противостоянии с «внешним врагом», будь то Ковен чародеев или Охотники, мы всегда придерживались единой линии. Да и в борьбе со стихийными духами - водяными, лешими да, собственно, и всеми фейри, время от времени проникающими в наш мир, - мы тоже поддерживали друг друга. В самом худшем случае отдельные князья или гнезда могли соблюдать нейтралитет. Может быть, конкуренция между самыми сильными из высших вампиров довела их до того, что кто-то хочет присвоить себе всю славу победителя фейри? И на этом пути он готов растоптать досадную помеху, каким представляюсь я.
        «Где же ты, Амвросий? Подсказал бы, что ли, с высоты своего опыта, прав ли я».
        Внезапно в голове у меня возник слабый отзвук далеких мыслей киевского князя.
        «Держись, Андрий. Мы близко. Мы поможем. Ты, друже, главное, меч добудь…»
        От неожиданности я вздрогнул, дернулся…
        - Что? - встрепенулась Жанна.
        - Да нет, ничего, - успокоил я ее. - Показалось.
        Она кивнула и вновь прижалась ко мне.
        Так нас и застал вернувшийся Олег Иванович.
        Полковник молча выложил на стол автомат Калашникова с укороченным прикладом, номера от автомобиля и два малопонятных мне приборчика - черные коробочки с кнопками.
        - Вот. Пробежал по старым знакомым. Достал. Завтра нужно будет вернуть. - В его голосе звучала легкая гордость.
        - А это зачем? - Я указал на принесенные предметы.
        - Ну как - зачем… Номера заменю на моей «лошадке». Не хватало еще, чтобы нас по ней охрана Рублевки вычислила. А это, Анджей, называется «гаджеты».
        - Что-что?
        - Ну приспособления такие, облегчающие жизнь шпионов и тех, кто шпионов ловит. Слышали о «жучках» для прослушки помещений?
        - Нет.
        - Ну, Анджей, вы точно не из этого века. Ладно, долго объяснять. Смотрите сюда, - он взял в руки одну из коробочек с двумя большими кнопками. - Она поможет навести помехи на камеры видеонаблюдения.
        - Меня же не будет видно.
        - Вас да. До если сама собой откроется дверь или окно, охранники могут заинтересоваться. Так ведь?
        - Пожалуй, да.
        - Значит, нажмете на эту кнопку. У них по экрану пойдут помехи.
        - А, увидев помехи, им не захочется пойти проверить, что случилось?
        - Им захочется постучать кулаком по компьютеру. Охранники не отличаются высокоразвитым интеллектом. А вы тем временем воспользуетесь вторым «гаджетом». - Олег Иванович взял в левую руку еще одну коробочку, побольше размером и всего лишь с одной кнопкой. - Им вы воспользуетесь на крыльце. Нажмете сюда. Если охранная сигнализация в доме включена, то он обманет ее. Сигнал пойдет не на пульт охраны, а ко мне на телефон. Заодно буду знать, что у вас все получилось.
        Я с сомнением покрутил в руках загадочные игрушки.
        - Не люблю вещи, которые умнее, чем я.
        - Придется пересилить себя. Нельзя пренебрегать ни одной мелочью, которая поможет нам совершить задуманное без сучка и задоринки.
        - Хорошо, - я не мог не признать его правоту. - Я попробую не перепутать кнопки.
        Полковник снял куртку, повесил на крючок у двери. Уселся на табурет, сложив руки на коленях. Чувствовалось, что его что-то тяготит. Как и Жанну. Сговорились они, что ли?
        Я молча ждал. Решится он заговорить или переборет тревогу в себе? Все-таки офицер.
        Спицын откашлялся:
        - Анджей…
        - Слушаю вас внимательно.
        - Скажите, многие из тех слухов, что гуляют о вампирах в Интернете, книжках, просто в разговорах, правда?
        - Признаться, не слишком, - усмехнулся я. - А что вас заинтересовало?
        - Ну… - он замялся, сцепил пальцы. - Слуги крови.
        - И? Что именно?
        - Правда, что, став слугой крови, человек получает преимущества перед другими людьми? Долголетие, силу, выносливость.
        - Вы это почерпнули из Интернета? - нахмурился я, а Жанна глянула заинтересованно.
        - Не совсем, - признался полковник. - Из наших архивов.
        - Хорошие у вас архивы!
        - Фирма веников не вяжет.
        - Что?
        - Да нет, ничего. У нас есть некторые бумаги, подготовленные еще царской охранкой.
        - Охотно верю. Всегда найдется кто-то, готовый преступить закон Великой Тайны. Даже меня не миновала чаша сия. - Я вздохнул, развел руками.
        - И что вы мне ответите?
        - Правда. Весь вопрос в цене.
        - И какова цена?
        - А почему вас это столь живо интересует?
        - Мне кажется, что с миром людей меня ничего больше не связывает. Ни работа, ни семья. Даже хобби никаким я не обзавелся за время службы.
        - Вы так думаете? А может, в вас говорит временное разочарование? Люди сильны своим единодушием, взаимовыручкой. Ничего этого вы не встретите в сообществе вампиров.
        - Да? По-моему, вы сами себе противоречите. Разве не пришли вам на помощь ваши киевские собратья? Рисковали. Один даже погиб. А люди жрут друг друга, словно пауки в банке. Смотреть противно.
        - Это еще не все, - я покачал головой. - Как я понимаю, вы хотите заменить мне Збышека?
        - Да.
        - Вы готовы, что на смену товарищеским отношениям придет четкая вертикаль: господин и слуга?
        - Збышек не показался мне раболепствующим, а вы не выглядите как барин-самодур. В конце концов, так я смогу принести больше пользы в той борьбе, в которую мы ввязались.
        Настал мой черед задуматься. Казалось бы, должен обрадоваться. Ведь я и сам рассчитывал на отставного полковника. И все равно его предложение… Ну не предложение, а достаточно прозрачный намек застал меня врасплох. Люди нередко просятся в слуги к вампирам. Но обычно ими движет или неуемная романтика, или жажда роскошной жизни. Спицын не хотел ни того, ни другого. Он готовился к борьбе. Еще один рыцарь без страха и упрека?
        - Вот что, Олег Иванович… - Я посмотрел ему в глаза, но не задействовал ничего из арсенала магии кровных братьев. - Вы оказываете мне честь. Но давайте не будем торопиться… Погодите! - воскликнул я, увидев, что он открывает рот. - Процесс превращения человека в слугу крови не так скор, как хотелось бы. Он требует сосредоточения и затрат силы как от человека, так и от вампира. А нам предстоит серьезное дело сегодня ночью.
        Я думал, он расстроится, но полковник просиял:
        - Значит, вы не возражаете?
        - Нет. Только прошу отсрочки.
        - Тогда объявляю готовность номер один!
        Полковник поднялся, приосанился, расправил плечи. Разве что каблуками не щелкнул. Я тоже встал. Что ж, сегодня ночью решится если не все, то многое.
        Глава седьмая
        Темное время
        Год 1658 от Рождества Христова
        Дым стелился над перелеском. Мой гнедой и караковый пана Ладвига прядали ушами, дичились и отказывались идти по тропе.
        - Смерть чуют, - проговорил фон Раабе, привставая в стременах.
        - Так война, - отозвался я, пожимая плечами с беспечностью, которая всегда свойственна молодости. Да, я уже бал вампиром почти двести пятьдесят лет, но разве это возраст для кровного брата?
        После памятной бойни в Йорке я задержался в Англии надолго - голубые очи принцессы Агнешки не отпускали меня. Она ответила взаимностью юному «кровососу», но на любовь нам совсем не оставалось времени.
        Оголтелая борьба с нечистью, как называли нас люди, развернулась по всем Британским островам. Доминиканцы подняли всех церковников и повели их на борьбу с кровными братьями. Как простой люд, так и дворянство старой доброй Англии с радостью подхватили их почин. Вампиров, оборотней, колдунов, гадалок искали где можно и где нельзя. Зачастую страдали те же люди, обвиненные по оговору. Кого-то разорвала в клочья разъяренная толпа, кого-то сожгли после очень быстрого суда, вырвав под пытками признание вины - Sanctum Officium никогда не церемонился, выбирая метод борьбы с грешниками. А в те годы, когда эта свежеутвержденная королем Фердинандом сила, имеющая немалое влияние, только разворачивалась по всей Европе, они отличались особым безудержным рвением.
        А кроме того, на островах продолжалась Война Алой и Белой розы, рыцари и простолюдины, бароны и графы резали друг дружку почем зря. Сегодня один землевладелец поддерживал Ланкастеров, а завтра - Йорков. Армии, вооруженные отряды и просто шайки грабителей мотались туда-сюда по стране, оставляя за собой сожженные деревни, разрушенные замки и ограбленные города.
        Но через полгода мы выяснили вот что. В кровавой кутерьме и всеобщей неразберихе кто-то очень целенаправленно уничтожал кровных братьев. Выковыривали их из тайных убежищ, вырезали целыми гнездами. При этом - кто бы сомневался? - исчезали богатства, накапливаемые веками, а бесценные свитки и древние книги сжигались без всякой жалости. Мы противодействовали как могли. Агнесса создала летучий отряд из самых сильных и опытных кровных братьев. Несколько раз они вступали в схватку с охотниками и инквизицией и побеждали. Сражался вместе с ними и я - вот где пригодились тридцать лет оттачиваемые навыки фехтования. Но, судя по всему, кровные братья выигрывали отдельные битвы, но неумолимо проигрывали войну. На место убитых нами людей вставали новые, а нашего полку не прибывало. Казалось, будто среди кровных братьев затесался изменник и выдает врагу наши планы, советует, где нанести самый болезненный удар, подсказывает наилучшие методы борьбы.
        Теснимые, как сказали бы в двадцатом веке, по всему фронту, вампиры Англии постепенно оставляли благодатные Сомерсет и Суссекс, болотистый Девоншир, густонаселенные Кент и Линкольншир и уходили на север. Йорк, окруженный холмами, стал временным оплотом кровных братьев, но и там мы не смогли задержаться достаточно долго, пришлось отступить в Шотландию, за реки Тайн и Твид, в скалистые и неприветливые Каледонские горы. Там, в гостеприимных замках старейших вампиров Шотландии Мак-Бетов и Мак-Лаудов, мы получили передышку.
        Агнесса бесновалась, пытаясь отыскать предателя или хотя бы обнаружить какие-то намеки, где он может скрываться. Ее и без того непростой характер испортился окончательно. Она раздавала приказы, а то и затрещины, шипя на вассалов, словно разъяренная кошка. Но мне она продолжала казаться самой прекрасной и самой желанной на свете. Несколько недель, проведенных в долине Ярроу, я не забуду никогда, как и месяц в замке Мак-Лаудов. Кстати, нынешний глава рода Дункан покинул родные пенаты и переехал в Североамериканские Соединенные Штаты незадолго до войны между Севером и Югом. Мы с ним и по сей день изредка переписываемся.
        Каледонские кровные братья приютили нас, и Агнесса получила передышку. Никаких сражений и волнений, только ежедневные - вернее, еженощные - письма с отчетами от вассалов. Я верил, что принцесса Карлайла и Кумбрии обрела в моем лице надежную опору и спутника. Под луной мы прогуливались по ущельям и лужайкам, взбирались на ближайшие к замку горы, любовались озерами, чья гладь отражала звезды и казалась кусками неба. А потом возвращались в обиталище Мак-Лаудов и предавались безумной любви.
        И вдруг, неожиданно для всех, гонения на кровных братьев в Англии прекратились. Будто ножом обрезало. Нет, святая инквизиция не свернула свою деятельность. Все так же горели костры, кричали сжигаемые по оговорам в колдовстве и богоотступничестве люди, как и прежде могли поднять на вилы распоясавшегося оборотня, но вампирские гнезда перестали тревожить.
        Мы долго размышляли с Агнессой - что же могло произойти? Самым разумным объяснением казалось, что неведомый, но предполагаемый предатель, выдающий церковникам наши тайны, исчез. Погиб или перебрался в другое королевство. Без него борцы с нечистью оказались слепы и глухи. Тыкались наугад, но мы-то веками учились прятаться и скрываться от людского глаза.
        Пришла пора зализывать раны и подсчитывать потери.
        Агнесса вернулась в Карлайл. Гнездам ее вассалов был нанесен почти непоправимый урон. Осталось всего двое надежных и опытных мастеров. Зато ей присягнули кровные братья Йоркшира, оставшиеся без принца. В государственных заботах пролетел не один год. Я сопровождал принцессу во всех путешествиях, присутствовал на всех встречах с принцами и мастерами различных графств и старинных королевств. Пришлось перебираться через море на остров Эрин, который сейчас называют Ирландией, а потом мчаться на юг, на собрание кровных братьев в Лондоне.
        Местные вампиры относились ко мне настороженно и очень предвзято. Еще бы! Явился выскочка из глухомани, какую и вообразить тяжело - грязища, дремучие леса, дикие нравы, - и претендует на место подле одной из самых уважаемых и старейших принцесс Англии. За три года я выиграл пять дуэлей. Четыре на мечах и одну магическую. Последняя далась очень тяжело - я никогда не был силен в волшебстве.
        Так могло бы продолжаться долго, хотя сейчас я, с высоты возраста, осознаю, что одна из дуэлей запросто могла стать для меня роковой. Но краковский Князь Лешко Белый прервал идиллию, вызвав меня письмом, как одного из преданных вассалов. Неспокойно было в королевстве Польском, не только люди резали друг другу глотки, но и кровные братья утратили мир и покой. Заговор следовал за заговором. В дела князя краковского ежегодно вмешивались вампиры Священной Римской империи, Богемии, Венгрии. Власть его несколько раз висела на волоске.
        Письмо от князя доставил все тот же пан Ладвиг фон Раабе, мой добрый друг и учитель. Попросив прощения у принцессы Карлайла и Кумбрии, клятвенно пообещав вернуться, как только то будет позволено обстоятельствами, я отбыл на родину через всю охваченную беспорядками Европу.
        В Англии войны утихли, когда на Босвортском поле погиб Ричард Третий, уродливый телом, но могучий духом. Борьба с нами, как я уже говорил, тоже сошла на нет, но в Германии охота на ведьм набирала силу - Генрих Крамер и Якоб Шпренгер как раз завершили работу на «Malleus Maleficarum».[110 - «Молот ведьм» - известнейший трактат по демонологии.]
        В Кракове мы с головой окунулись в междоусобицы. Череда предательств и открытых выступлений против княжеской власти не давала нам ни единого дня покоя. Мастера гнезд желали отделиться, ставя под сомнение распоряжения правителя, сопредельные князья интриговали. Союзы заключались и распадались, гибли соратники по борьбе. На какое-то время был снят запрет на обращение людей в кровных братьев. Правда, ни я, ни пан Ладвиг не обладали должными навыками в этом сложном деле, а потому на нашу долю выпала подготовка молодых вампиров. До заключения Люблинской унии я, по самым скромным подсчетам, обучил две сотни мечников.
        В те же годы мы осваивали новое оружие - шпагу и саблю. Первая пришла к нам с гостями из Испании, Франции и Неаполитанского королевства. Вторая - из Венгрии и Оттоманской Порты. Шпагу я изучил весьма неплохо. Настолько, что к приезду Генриха Валуа[111 - Генрих III Валуа (1551 - 1589 гг.) - четвертый сын ГенрихаII, короля Франции, герцог Ангулемский, Орлеанский, Анжуйский, Бурбонский, Овернский, король польский и великой князь литовский, а с 1574года последний король Франции из династии Валуа.] сумел одолеть в честном поединке кровного брата, затесавшегося в свиту короля. Но это было легким увлечением, не больше. Зато сабля… Не знаю почему, но их плавно изогнутые клинки захватили меня всерьез и надолго. Как так вышло? Не знаю. Возможно, потому, что ни одно холодное оружие не позволит соткать вокруг себя столь прекрасную призрачно-холодную завесу из мерцающей стали.
        Несколько уроков я взял у мадьярского вампира Лайоша, служившего князю Буды уже четыре века, еще с монгольского нашествия. А дальше совершенствовался самостоятельно. Все равно никаких учебников или трактатов, вроде трудов Ахилла Мароццо или Джованни Раписарди, по польской сабле не нашлось. Да и кто бы их писал? Шляхта предпочитала пить вино и рубить друг дружку, а большинству кровных братьев, которые в целях самообороны осваивали относительно новое оружие, писать ничего не хотелось. Иногда у меня возникает желание сесть и изложить весь свой богатый опыт на бумаге. Только кому он будет нужен? Горстке историков?
        Могу похвастаться, что к тому времени, как коронный гетман подавил Зебжидовское восстание[112 - Восстание Зебжидовского против королевской власти в Речи Посполитой произошло в 1606 - 1609 гг. Центр восстания - Краков.], я мог одновременно стоять в схватке против четверых фехтовальщиков. И не людей, а вампиров.
        С началом семнадцатого века я все искал возможность отправиться в Англию, но тут в России началась смута, Жолкевский и Гонсевский пошли на Москву. В Краков явился Амвросий, желая добиться от Лешко Белого, чтобы тот надавил на Сигизмунда[113 - Сигизмунд III (1566 - 1632 гг.) - король польский и великий князь литовский. Пытался поставить своего сына Владислава на московский престол.] и убедил отказатсья от мысли посадить Владислава на московский престол. На это краковский Князь ответил, что не считает необходимым вмешиваться в людские дела и вообще лучше бы Амвросию следить за своим уделом.
        Впервые я видел князя Киева в гневе. Он высказал много злых и обидных, но если подумать, то вполне справедливых слов в лицо князя Лешко. А потом ушел не прощаясь.
        На другой день Князь Кракова приказал мне догнать возвращающегося в Киев Амвросия и сделать так, чтобы границу Малой Польши он не пересек. Пан Лешко разрешил мне взять столько учеников, сколько понадобится для выполнения его задания. Надо ли говорить, что во мне взыграл рыцарь? Я ответил князю резким отказом, а сам поспешил вслед Амвросию - предупредить.
        Не знаю, посылал ли Лешко Белый за нами убийц или побоялся - он видел, как я управляюсь с мечами и саблями, да и киевский Князь чего-то стоил в бою. А может, и направлял, да молодые вампиры из числа моих и пана Раабе учеников не рискнули связываться. Следующие двадцать лет я провел в Киеве. Совершенствовался в фехтовании, читал старинные книги, которые хранил Амвросий. В его библиотеке хватало и рыцарских романов, и трудов античных философов, и манускриптов средневековых алхимиков. И, конечно же, тосковал по Агнессе.
        Тем временем на Речь Посполитую обрушились страшные испытания.
        Вначале взбунтовалось украинское казачество. Богдан Зиновий Хмельницкий выступил против засилья польской шляхты. Люди били друг друга под Пилявцами и под Желтыми Водами, под Корсунем и под Зборовым. Горели села и города. Толпы беженцев наводняли тракты. В лесах от Киева до Варшавы с небывалой силой разгулялись дикие вампиры и «звери». Я не мог не откликнуться на призыв пана Ладвига - старому бойцу за чистоту рядов кровных братьев требовалась помощь.
        Гоняясь за гнездами дикарей по лесам, мы прозевали Зборовский договор[114 - Зборовский договор заключен между Богданом Хмельницким с польским королем Яном Казимиром в 1649году. Ограничивал права польской шляхты на Украине.] и Переяславскую раду[115 - На Переяславской раде в 1654году было принято решение о переходе запорожского казачества в подданство русского царя.]. Теперь я уже и не знал - стоит ли возвращаться в Киев, к Амвросию, или просить прощение у Лешко Белого, или вообще отправиться навсегда в Англию к дорогой моему сердцу Агнессе.
        А через год на Польшу обрушился шведский потоп. Король Карл Десятый вторгся в пределы Польши. Ему помогали герцог Бранденбургский и изменник Януш Радзивилл. Мое отечество вновь погрузилось во тьму и кровавую неразбериху. Самое страшное, что впервые за многие века существования кровных братьев одни из них выступили против других. С тех пор я наблюдал подобное лишь дважды: во время Наполеоновских войн французские кровососы возомнили о себе невесть что и помогали Великой армии поработить Европу, и еще раз - во Вторую мировую войну, когда германские вампиры в большинстве своем сотрудничали с нацистами и вместе с ними двинулись на уничтожение славянских народов, включая и кровных братьев славянского происхождения. Но шведы всех опередили. Вместе с войсками людей в Померанию и Восточную Пруссию вторглись отряды отлично обученных вампиров-убийц.
        Они рассчитывали увидеть разобщенные княжества, изнуренные междоусобицей, обескровленные и обезглавленные, да не тут-то было! Да, варшавского князя северянам удалось застичь врасплох и уничтожить. Но Князь Лодзя бежал во Вроцлав и там уже со Збигневом Владиславичем засел насмерть, не давая войти в город шведским вампирам. В это время на юге Лешко Белый умело использовал подготовленную мной и паном Ладвигом маленькую армию молодых вампиров. Династия Пястов вновь показала себя как опасные и непредсказуемые противники.
        Конечно, нашим приходилось нелегко. Шведов вели такие могучие князья - между собой они называли себя конунгами, - как Хакон Рыжий, Ульдор Крылья Тьмы, Свен Сигурдассон Секира, даже Хальфдан Опарыш, бывший некогда любимым учеником самого Харальда Кровавый Зуб, правившего в Дании шестую сотню лет. Они отличались мощью, коварством, богатым опытом сражений. Поляки же, за редким исключением, могли противопоставить захватчикам лишь боевой задор юности и чувство родной земли. Когда некуда отступать, дерешься с особой яростью.
        Забыв об обидах и княжьей немилости, я устремился ко двору Лешко Белого. Был принят. Не скажу что ласково, но с пониманием. Внутренние разногласия отступают на задний план, когда речь заходит о Родине.
        И началась игра!
        Как сказать иначе, когда добыча вдруг становится охотником, а потом они меняются местами, а потом опять, и все повторяется сначала. Вампиры-скандинавы сломались раньше, чем люди. Не без гордости я рассказываю о своем участии в жестком и непреклонном отпоре. Ведь среди человеческих войск хватало прославленных воинов, таких как пан Ежи Михал Володыевский. Но кровные братья победили раньше. Хватило развоплощения Ульдора Крылья Тьмы, которого в магической схватке одолел Яцек Малгожацкий, вассал князя Збигнева. Свен Сигурдассон, попытавшийся войти в Краков, уже захваченный человеческим войском шведов, во главе отряда своих белокурых головорезов позорно бежал, обезоруженный Гжегожем Пяткой, моим лучшим учеником. Высший вампир рассчитывал на легкую победу, а потом триста лет отращивал отсеченную вместе с секирой правую руку.
        Князь Лешко направил нас с паном Ладвигом к Варшаве, куда с юго-запада двигался отряд под командой Яцека, одного из лучших магов среди кровных братьев, какого я знал.
        Для похода фон Раабе вытащил откуда-то своего слугу крови. Я даже не знал, что у него таковой имеется. На моей памяти Ладвиг привык обходиться своими силами всегда и везде. Но сейчас помощь человека была необходима. Укрыться от дневного света мы могли в любом из разрушенных жилищ, которых и в Малой, и в Великой Польше находилось, благодаря непрерывным войнам, несчетное множество. А вот лошадей приходилось сторожить слуге. Иначе либо серые братья-волки, либо их двуногие сородичи-мародеры позаботились бы лишить нас возможности передвигаться быстро.
        Пугливый курносый мужичок с Волыни первым забил тревогу, учуяв запах дыма с легкой примесью горелой плоти. Он начал озираться, всем видом давая понять, что предпочел бы любую другую дорогу, кроме той, что выбрали мы.
        - Кому война, а кому мать родная, - задумчиво проговорил пан Ладвиг. - Нам ли бояться разбойников? Петрусь выяснил, что шведов отсюда выбила Лауданская хоругвь еще третьего дня.
        - А может, второго дня они взад вернулись? - испуганно съежился Петрусь.
        - И сидят, нюхают паленые хаты? - рассмеялся я. - Если даже ограбили местных людишек да красного петуха пустили, то давно уже убрались.
        - Точно, - кивнул фон Раабе. - Поехали, нам до утра еще верст десять отмахать надо.
        Его слуга горестно застонал и толкнул пятками мышастого меринка - неказистого, но выносливого.
        Я подобрал покороче поводья гнедого, шпорой выслал его с места в рысь. В самом деле, чего зря время терять?
        В этот миг затрещали кусты, будто сквозь них продирался крупный зверь. Я выхватил саблю, а пан Ладвиг обнажил меч, с которым, несмотря на новое освоенное им оружие, не расставался.
        Увидев выскочившее на тропу существо, я сперва подумал о вампире-звере и лишь через несколько вздохов понял, что это - человек. Замурзанный, покрытый копотью, в драном кожушке и со слипшимися в сосульки волосами.
        - Панове! - сдавленно крикнул он, замахав руками. - Панове! Не рубайте меня!
        - Что же ты, песье племя, пугаешь честных путешественников? - окрысился на него Петрусь.
        Мой конь снова шарахнулся, заплясал. Пришлось передернуть удила и снова поддеть горячий бок шпорой.
        - Ты кто таков? - сурово вопросил пан Ладвиг.
        - Я лесник местный, сын лесника… Збышеком меня кличут, - поклонился оборванец. - А скажите, ясновельможные паны, нет ли среди вас Анджея Михала Грабовского?
        Фон Раабе бросил на меня предостерегающий взгляд, но я уже выехал вперед:
        - Я - Анджей Михал. И что дальше?
        - Прошу покорнейше простить, ясновельможный пан, - лесник сорвал шапку, кланяясь до земли. - Только там схоронились лайдаки, которые жизни хотят вас лишить… - Он махнул рукой себе за спину.
        - Откуда знаешь? - У меня вроде как и не было оснований ему не верить, но как-то уж все выглядело заранее разыгранным.
        - Вот вам крест святой! - Человек взмахнул рукой, пытаясь перекреститься, но ледяной взгляд пана Ладвига остановил его. - Клянусь, панове, я правду говорю. Я в кустах спрятался, когда их услыхал! А они прямо напротив меня стали, и один, такой кривобокий, будто попрошайка, говорит…
        - Кривобокий? Это как?
        - Как? Да вот так… - Он выгнулся и в самом деле стал похож на нищего с покалеченной хребтиной.
        - Ладно, продолжай.
        - Так что я говорил? Ах да. Этот, скособоченный, и говорит. Убить мне пана Анджея Михала Грабовского во что бы то ни стало. Спутники его, так и быть, пускай удирают, если захотят, а его голову мне принесите. И будет вам за службу сотня дукатов, говорит.
        - Дорого же они меня ценят! - усмехнулся я, погладив рукоять сабли.
        - Нечего смеяться, - проворчал фон Раабе. - Что делать будем?
        - А что делать?! - Я возмутился. - Порубить подлецов!
        - А если это шведские братья? Полезем прямиком в засаду?
        - Да не, пан, какие братья? - возразил лесник. - Обычные лайдаки, что по дорогам людей режут. И не шведы вовсе. Наши, как есть наши.
        Даже мой суровый спутник не смог сдержать улыбку от наивных слов человека, очевидно решившего, что братья - это монахи.
        - Покажешь, где они? - склонился он с седла.
        - Рушницу[116 - Ружье (укр.).] дадите?
        - А ты стрелять мастер?
        - Умею маненько.
        - Молодец. Только нет у нас рушницы.
        - Пистолю дам, - пробурчал Петро, слуга Ладвига.
        - О! Давай хоть пистолю, - обрадовался Збышек. Он деловито осмотрел кремневый замок, прицелился понарошку и кивнул: - Добрая пистоля. Идемте, панове… вы верхом?
        - Как бы не так, - прищурился фон Раабе, так и не убравший меч в ножны. - Пойдем по кустам. Сможешь вывести нас к засаде сзади?
        - А то как же!
        Мы спешились, передали поводья вздохнувшему с облегчением Петрусю. И сошли с дороги, которая напоминала скорее звериную тропу. За деревьями плясало красное зарево от догорающего села. Я бы предпочел кромешную темноту - багровые сполохи слепили, не давая замечать все мелочи вокруг.
        Збышек шагал впереди, держа пистолет наготове. За ним шел я, ощущая привычную тяжесть клинка в ладони, а замыкал наш небольшой отряд мой учитель.
        Разбойников, поджидающих нас в засаде, я не услышал и не увидел, а учуял, будто охотничий пес. Они воняли, словно старые козлы. Застарелым потом, сырой овчиной, мочой и луком. Хорошо хоть не чесноком, с них сталось бы. Кровным братьям чеснок, что мертвому припарка, но какая отвратительная вонь!
        Мы с паном Ладвигом переглянулись. Он едва заметно кивнул мне влево, сам шагнул направо.
        Я выхватил саблю, готовясь обрушиться на врагов. Их силуэты уже угадывались во мраке. Сколько, кстати? Дюжина. Для двух вампиров, обученных быстро и надежно убивать, такое количество врагов - раз плюнуть.
        Все испортил Збышек. Не успел я с крадущегося шага перейти на стремительный бег, как грянул выстрел. Лесник окутался дымом. Пронзительно, как раненый заяц, ойкнул один из разбойников.
        Чертыхнувшись, я прянул вперед.
        Выпад в кварту!
        Косой удар в висок изумленно выпучившемуся человеку.
        Сверху вниз в высоком прыжке.
        Правее меня фон Раабе окутался шелестящей сталью и брызгами крови. Он размахивал мечом, напоминая ветряк, а враги вокруг валились, как колосья на покосе.
        Они опомнились довольно быстро - видимо, не простые солдаты-мародеры были, а обученные убийцы, промышлявшие этим ремеслом много лет. Но в темноте против вампиров у них не оставалось даже призрачной надежды на успех.
        Еще одному я располосовал живот. Пригнувшись, нырнул под кистень, подрезал сухожилия под коленками второго. Ткнул снизу в челюсть третьего. Острие клинка прошло сквозь язык и нёбо, доставая мозг. Хотя вряд ли мозги у него были, иначе не связался бы с нами.
        И все-таки один из них успел поднять рушницу, целясь в меня.
        Грохот выстрела.
        Синеватое марево вырвалось из плюнувшего дымом ствола.
        Серебряная дробь!
        Я с легкостью уклонился, одновременно высвобождая застрявший клинок, но тут между мной и стрелком промелькнула тень. Послышался жалобный вскрик. Тело в облезлом кожухе упало к моим ногам.
        Достав человека с рушницей длинным прыжком, я оглушил его эфесом. Признаюсь честно, после хорошей драки я всегда испытываю чувство голода. Но в ту ночь я так и не смог заставить себя прикоснуться клыками к грязному, засаленному, давно не бритому горлу. Пришлось убить его, свернув шею.
        - Ишь, какие мы брезгливые, - насмешливо проговорил фон Раабе, вытирая меч о драный кунтуш одного из убитых. - Сам не гам и другому не дам?
        - Ну, извини, - улыбнулся я. - Не знал, пан Ладвиг, что ты такой дрянью питаешься.
        - Ты пойди, посмотри на проводника нашего. Живой ли?
        Я обернулся. Так вот кто пытался спасти меня от выстрела. Глупец. Не с его силой и скоростью вмешиваться в бой, который ведут кровные братья. Только зря пострадал. Я покачал головой, тут же устыдившись своих мыслей. Двигал-то Збышеком благородный порыв. Хоть из черни, а человек неплохой. Был.
        Но я поторопился с выводами. Лесник дышал. Мучительная гримаса исказила его лицо. Ладонью он зажимал простреленную грудь. Пальцы блестели от крови, казавшейся в отсветах пожарища черной.
        - Живы, пан? - прошептал он, когда я склонился над ним. - Вот и славно. Теперь и помирать не страшно.
        - Зря ты в бой полез… - нахмурился я.
        - Как же зря? Не зря, если добрым панам помог этих лайдаков перебить.
        - Паны тебе благодарны, - я слегка склонил голову. Даже шляхтичу не зазорно поклониться простолюдину, если тот проявил геройство, пусть и бесполезное. - Покойся с миром.
        - Погоди, Анджей, - дернул меня за рукав фон Раабе. Он отвел меня в сторону, заговорщицки косясь на Збышека. - Есть одно верное средство, чтобы он выздоровел.
        - И какое же?
        - Дай ему напиться своей крови.
        - Да зачем мне это?
        - Тебе давно нужен слуга крови, Анджей. А где ты еще такого найдешь, чтобы под пули за тебя полез?
        - Обходился без слуги и еще обойдусь… - сопротивлялся я.
        - Не дури. Слушай меня, старого кровососа. Чего-чего, а в душах читать я научился. Вам судьбой предсказано быть вместе.
        - Так уж и судьбой…
        - Ну не судьбой, так я тебе предсказываю. Давай, Анджей. Дай ему напиться. Добрый паренек. Он пригодится тебе живым, а мертвым уж точно никому не пригодится.
        И он снова подошел к умирающему, волоча меня за собой.
        - Жить хочешь?
        - Хочу, - прошептал тот побелевшими от кровопотери губами.
        - Служить согласен пану Анджею Михалу Грабовскому, если выживешь?
        - До последней капли крови, панове. Клянусь.
        - Давай, Анджей. Теперь дело за тобой.
        И я, склонившись над Збышеком, прокусил себе запястье, позволив тонкой струйкой крови пролиться ему в полуоткрытый от боли рот.
        Глава восьмая
        Меч Александра
        Я скользящим шагом двигался вдоль высоченных заборов - кирпичных, бетонных, из дикого камня, увенчанных колючей проволокой, заостренными коваными зубцами, снабженных по углам мощными прожекторами. Любой из них я мог бы перемахнуть одним прыжком, без касания, но для людей они представляли непреодолимое препятствие. Как замковые стены в годы моей юности. Тут же торчали стволики молодых деревьев, укутанные рогожей, присыпанные снегом у корней. Чистота, благолепие и красота. Обиталище богатых и знаменитых россиян. Политиков и бизнесменов, артистов и поп-певцов, модельеров и скандальных журналистов.
        Вот и кованые ворота господина Пешкова. Рядом возвышалась кирпичная будка, служившая караулкой для охранников. Я бросил взгляд на вышку, органично вписанную в архитектурный ансамбль и даже стилизованную под средневековую башенку. Пусто.
        Что могло заставить наемных воинов, какими я считал охранников, покинуть пост?
        Втянув ноздрями стылый воздух, я нашел ответ. Мороз. Не меньше двадцати градусов. Кому охота торчать на вышке, где тебя обдувают семь ветров? Наверняка он отправился к своим товарищам в караулку. Сидит, пьет чай или кофе - вряд ли люди на таком жалованье, как у Пешкова, позволят себе что-либо более крепкое на службе. Что ж… Тем лучше для меня. А может, и для них. Не придется никого убивать.
        Я прошелся вдоль ворот, прикидывая, где ловчее их перепрыгнуть, чтобы не наследить. Приборы наблюдения меня не уловят, но вот снег может предательски сохранить отпечатки ног.
        Полковник Спицын остался в автомобиле в паре километров от поселка. Чтобы не привлекать лишнего внимания. А мне, когда добыча окажется в руках, ничего не стоит добежать до него.
        Мое внимание привлекла слегка приоткрытая дверь домика сторожей. Ну не вязалась она никак с мыслями, крутившимися в голове несколько мгновений назад. Зачем на морозе выстуживать помещение? Сидите, пяльтесь в экраны системы наблюдения, а двери-то зачем открывать? Чтобы сигаретный дым вытягивало? Ни за что не поверю, что им пожадничали на вытяжку. Или просто-напросто стало жарко. Ну натопили ребята слишком сильно, не рассчитали немного. Решили быстренько сквозняк устроить…
        А ну-ка, о чем они говорят? Бдительно ли несут охрану?
        Я подкрался так, что ни одна снежинка не скрипнула под туфлями.
        Прислушался.
        Тишина.
        Гробовая, мертвая тишина, не будь я нежитью…
        Да чтобы здоровые, не старые еще мужики сидели, набрав воды в рот, и даже словечком не обмолвились бы, не говоря уже о сальных шутках?
        Безмолвие казалось неестественным, неправильным.
        Двигаясь плавно, очень осторожно я заглянул внутрь.
        Охранники сидели спиной ко мне и тупо пялились в экран, по которому бежали волнистые серые полосы. Напряженные бритые затылки, неподвижные спины и широченные плечи. Витёк, скорее всего, еще не отошел после моей «ласки», но Валентин Валентинович нанял на его место достойную замену. Сомневаюсь, что двое этих ребят могли вместе втиснуться на заднее сиденье автомобиля.
        Но сейчас они не шевелились. Не поднимался парок над оставленной на столе кружкой. Прогорела до фильтра сигарета на краю пепельницы.
        Когда я потянул двери, петли не скрипнули.
        Более внимательный осмотр охранников только подтвердил первоначальное предположение. Они находились в каком-то трансе. Или подверглись воздействию наркотика необычного действия. Или отравлены новым газом, который разработали спецслужбы нарочно для нейтрализации сторожевых постов. Но я не тешил себя иллюзиями. Скорее всего, это магия. Если бы мой дар проявлялся сильнее, чем обычное сопротивление ментальному воздействию, я наверняка смог бы различить легкие следы ауры чародейского прикосновения. И почему-то я готов был ставить тельца против яйца, что магия эта принадлежит кровным братьям.
        Неужели загадочные соперники по поискам снова опережают нас на один шаг?
        Я напрягся.
        Откровенно говоря, совсем не хотелось совать голову в пасть неведомой опасности. Но, как гласит народная мудрость, взялся за гуж - не говори, что не дюж.
        Покинув караулку через дверь, ведущую во двор, я остановился, рассматривая следы. Да. Вот ровная цепочка отпечатков, протянувшаяся к крыльцу особняка. Примерно на полпути снег рядом взрыт отпечатками лап ротвейлеров. А потом собаки позорно бежали. Если бы у них были хвосты, то поджали бы. Я отлично помнил, как сумел успокоить их единственным взглядом, и подозрения мои окрепли.
        Жаль, что я не подумал взять с собой оружие. И лучше, конечно, карабелу, которую не зря с ухищрениями дважды провозил через таможни. С ней я чувствовал себя увереннее, чем герой голливудского боевика с «Миниганом».[117 - M134 «Миниган» - название семейства многоствольных скорострельных пулемётов, построенных по схеме Гатлинга. Впервые применён во время вьетнамской войны и показал свою эффективность.]
        Оставалось решить вопрос, отключена сигнализация или нет? Недолго поразмышляв, я решил, что все-таки отключена. Иначе как бы таинственный гость проник в дом. В противном случае поднялся бы шум и гам, примчалась бы вся столичная милиция. Или полиция? Запутался я с этими современными названиями…
        Я взялся за начищенную до блеска бронзовую ручку, потянул. Дверца и открылась. Посмотрим, где же Серый Волк, сожрал ли он уже бабушку?
        Внутри царили мрак и тишина.
        Впрочем, и то и другое мне только на пользу. Зрение и слух обостряются настолько, что иногда мне кажется, я вижу и слышу как растут волосы. Вот и роскошная лестница с резными балясинами, памятная мне по драке с Витьком и его товарищами. Наверху должны быть гостиная и кабинет, где Пешкин хранит оружие. Если, конечно, он не запер раритетный меч в сейф. Хотя откуда он знает, что он раритетный? Я просто датировал оружие и высказался о его происхождении. Зигфрид мог, само собой, натарахтеть с три короба, но не тот человек Валентин Валентинович, чтобы поверить на слово какому-то черному археологу с весьма сомнительной репутацией. Вот захотел ли он искать еще какого-нибудь эксперта? Когда много людей знают о тайне, она становится достоянием общественности. И прокуратуры.
        Ступая на цыпочках, я поднялся по ступеням. Толстый ковер с густым ворсом великолепно глушил звук шагов. Заранее озаботившись, чтобы не нарваться на серебро, я надел тонкие лайковые перчатки. Теперь радовался негаданной предусмотрительности. Пусть на ручках и дверях остаются отпечатки пальцев того, кто пришел раньше меня.
        Гостиная позади. Вот и кабинет. Клинки мягко поблескивали на стенах, покоясь на отведенных для них кронштейнах. Последний раз я видел меч Александра Невского на столе, где он лежал, укутанный черным бархатом. Само собой, сейчас столешница была пуста.
        Куда же Валентин Валентинович мог девать его?
        Самый разумный ответ - убрал. Причем в сейф, под надежный замок, желательно с кодом. Если это так, то плохо дело. Взломать замок у меня вряд ли получится.
        Бегло оглядев все оружие на стенах, я убедился в правильности первоначального предположения. Наверняка меч в сейфе, который тоже надежно скрыт - не сразу и догадаешься где.
        И тут я услыхал шаги на лестнице.
        Рванув с кронштейна первый попавшийся клинок - им оказалась шпага с витиеватой гардой времен Генриха Анжуйского, я прыгнул в самый затемненный угол. Хотя если это незнакомый мне вампир-взломщик, то не поможет. С другой стороны, приближение обученного кровного брата я бы вряд ли услышал.
        В кабинет, шаркая босыми ступнями по ковру, вошел Валентин Валентинович Пешкин, собственной персоной. Правда, двигался он как сомнамбула. С закрытыми глазами, с присущей только лунатикам неестественностью. Зато шагал целеустремленно, словно человек, отлично знающий цель, прямиком к столу.
        Интересно, что ему понадобилось среди ночи?
        Миллионер, широко раскинув руки, надавил одновременно на два резных выступа по оба конца столешницы.
        С легким шорохом отошла в сторону дубовая панель в двух шагах от меня.
        Понимание ворвалось в мою голову стремительным весенним потоком. Все стало предельно ясно. Как же я раньше не догадался?
        Кровный брат не может переступить порог человеческого жилья без приглашения. Это очевидно. Я шагнул через порог не задумываясь, и ограничения, наложенные Великой Тьмой, не сдержали меня лишь потому, что я не один десяток раз уже входил сюда по доброй воле хозяина. Чужак же, можно сказать с уверенностью, наткнулся на непреодолимую преграду.
        Значит, как он мог поступить? Вернее, надо думать, что я бы сделал, окажись на его месте?
        Взобрался бы по стене к окнам хозяйской спальни, а потом постарался бы подчинить волю Валентина Валентиновича. Или его супруги, поп-дивы по совместительству. Нет, она код сейфа может и не знать. Я бы даже сказал, не погрешив ни на йоту против истины, не должна знать.
        Выходит, картина ясная.
        Неизвестный вампир вступил в ментальный контакт с коллекционером и повелел ему вынести из дома меч Александра, изюминку собрания.
        Тем временем Пешкин справился с замком и, нырнув с головой в сейф, вытащил продолговатый футляр. Да, к оружию он относился с любовью, хотя и не понимал в нем ничегошеньки. Полированная древесина, золотая инкрустация. Внутри, готов поспорить, черный или малиновый бархат.
        План созрел сам собой.
        Я пойду следом за Валентином Валентиновичем, он приведет меня к сопернику. А там - разговор короткий. Шероховатая рукоять шпаги льнула к ладони.
        Пешкин двинулся прочь из кабинета. Я, крадучись, пошел следом. Ступал осторожно скорее по привычке - все равно погруженный в гипнотический транс человек ничего не видит и не слышит.
        Гостиная.
        Лестница.
        Широкая, хоть на коне разворачивайся, прихожая.
        Миллионер толкнул дверь, шагнул на облицованное гранитом крыльцо.
        Я оставался в тени, изготовившись к броску, как гадюка.
        Несколько секунд он стоял неподвижно, а потом сошел босыми пятками на снег.
        Несмотря на то что я ждал и был наготове, чужаку почти удалось застать меня врасплох.
        Черная тень спрыгнула с карниза, окаймлявшего второй этаж. На первый взгляд он почти не отличался от вампира, убитого мною на Таллинском шоссе. Светлые волосы, стройная и гибкая, будто хлыст, фигура. Он протянул ладонь к футляру, который Пешкин продолжал сжимать обеими руками. И на миг утратил бдительность.
        Я взвился в высоком прыжке, без всякого почтения сметая с пути миллионера.
        Выпад!
        Закаленная сталь старинной шпаги прошла сквозь неживое сердце.
        Вампир не издал ни единого звука.
        Когда я выдернул клинок, он мгновение постоял, а потом рухнул навзничь, истлевая на глазах.
        Через пару ударов сердца на мощеной дорожке лежал иссохшийся труп, больше всего похожий на обтянутый кожей скелет.
        Молодой…
        Пешкин, с уходом вампира в Великую Тьму обретший сознание, ойкнул, озираясь с безумным видом.
        Не раздумывая долго, я стукнул его локтем в висок и подхватил выпавший из ослабевших пальцев футляр. Миллионер повалился кулем, а я кинулся к сторожке.
        Охранники, одурманенные при помощи магии разума, уже начали приходить в себя. Они тыкались по тесной каморке, словно слепые щенки, и не представляли угрозы. Так, скорее досадная помеха. Один, кажется, даже не заметил меня, а второй только проследил выпученными глазами. Для него я был не больше чем размытая тень, стремительно пронесшаяся мимо. А я не стал давать им время, чтобы опомниться. Понесся вдоль по улице, невидимый для камер наблюдения и как призрачная тень для случайных зрителей-людей.
        Уже миновав поселок, выйдя на опушку леса, я услыхал простенькую мелодию, звучащую из моего кармана.
        Мобильный телефон.
        Остановившись под разлапистой елью, я сунул ящик с мечом под мышку, а шпагу воткнул в снег и вытащил плоскую коробочку, едва не перепутав с одним из «гаджетов», которые вручил мне Олег Иванович. На экране светилась короткая надпись: «Жанна».
        Что еще за глупости? Неужели женщины - даже самые лучшие из них - не понимают, что иногда могут мешать? Первым побуждением было - нажать на красную кнопочку. Но после недолгого раздумья я решил все-таки ответить. Мало ли? Вдруг что-то случилось? Или ей удалось узнать что-то новое из Интернета?
        - Слушаю.
        - С-слушай внимательно, мерз-ский кровосос-с… - прямо в ухо прошипел незнакомый голос.
        От неожиданности я едва не выронил телефон в снег и не нашел ничего лучшего, кроме как спросить:
        - Ты кто?
        - Тот, кто сотрет тебя с лиц-са земли…
        - Какой пафос! - Мгновенно вспыхнувшая ярость, к удивлению, упорядочила все мысли и заставила дышать ровнее.
        - Ты убил второго моего птенц-са… Ты за это ответиш-шь.
        - Хватит шипеть, как злодей в дешевом водевиле. Мне недосуг.
        - Ах, ему недос-суг, - затрещал, словно гремучая змея, голос. - Сейчас-с ты привезешь мне меч Алекс-сандра.
        - А где я его возьму?
        - Не шути с-со мной! Если ты убил Иржика, значит, меч у тебя…
        - Idz do djabla, psja krew![118 - Пошел к черту, сукин сын! (Польск.)]
        В ответ раздался издевательский хохот.
        - Ты, как был глупц-сом, так и остался, Анджей! Рыц-сарь без с-страха и упрека! - Голос легко перешел на старопольский. - Слушай меня внимательно. Ты принес-сешь мне меч и будешь умолять, чтобы я его вз-ял.
        Я едва на взвыл, осознав собственную глупость. В самом деле дурак. Дурак, каких мало. Дурак, возведенный в чин, король дураков. Опять меня переиграли. Нужно было надежнее спрятать Жанну…
        - И ес-сли ты не поторопишьс-ся, я сверну шею твоей куколке. Той, что так похожа на Агнесс-су. Ты же поэтому выбрал эту человечес-скую тварь?
        - Если с головы Жанны упадет хотя бы волос, я найду тебя…
        - Меня не надо ис-скать. Я здес-сь. С-сейчас я уничтожу заклинание с-семи Древних Богов. А ты принес-сешь мне меч.
        - Где - здесь?
        - Ты совсем свихнулс-ся, Анджей? - сказал он почти обыкновенным, а не зловеще-фальшивым голосом. - В Перхушках, где же еще?
        - Жди меня, я буду.
        - Только не вздумай изображать героя в с-сверкающих латах. С боем ты не прорвешьс-ся.
        - Жди. Я буду.
        Нажав на красную кнопочку, я глубоко вдохнул морозный воздух.
        - Niech mnie djabel porwie…[119 - Чтоб меня черт побрал… (Польск.)]
        Все-таки меня переиграли. Очевидно, после неудачи в Петербурге мой неведомый свистяще-шипящий враг следил за каждым нашим шагом. Дождался, когда я покину дачу Спицына, и вошел туда. Без приглашения? Вряд ли… Значит, магически воздействовал на Жанну и добился приглашения. Или обманул, назвавшись моим другом. Что взять с наивной юной девушки?
        Если он не врет, то ноутбук уже уничтожен. А теперь ему нужен меч Александра Невского. В коротких обмолвках таится разгадка - чего же они хотели, преследуя меня. Если я хочу изгнать вредоносных фейри из нашего мира, то «шепелявому» надо задержать их как можно дольше. И плевать, что человечество может исчезнуть… А может, это как раз его цель? Безумие, но ведь и беседовал со мной безумец.
        К машине я шел медленнее, чем собирался вначале. Неосознанно тянул время, чтобы подумать.
        Зря он напомнил мне об Агнессе.
        Год 1665 от Рождества Христова
        Мы мчались через Богемию, Германию, Францию на черных, как сама ночь, конях. Князья Лодзя, Кракова и Вроцлава не смогли пропустить мимо ушей призыв английских кровных братьев. По острову гуляла чума. «Черная» хворь выкашивала людей тысячами. Пустели деревни и даже города. Умирали все, от новорожденных младенцев до дряхлых стариков, и без того стоявших одной ногой в могиле. Умирали лорды, и умирали нищие. Умирали отчаянные храбрецы и дрожащие, будто осиновый лист на ветру, трусы. Чума не знала пощады и не ведала почтения к титулам и боевым заслугам. Чума была чужда рыцарской чести и забирала прекрасных дам наравне с кухарками.
        Церковники служили молебны и били в колокола. Никто не снизошел к их мольбам.
        Трупы стаскивали крючьями в огромные кучи, обкладывали сухим хворостом, поливали маслом и поджигали. Они горели плохо. Черный дым стелился над белыми берегами Англии. Смрад сожженной плоти пропитал всех и вся.
        Несмотря на ссору с краковским князем, явился Амвросий. Прибыл Князь Смоленска, бывший когда-то воеводой в армии князя Курбского. Посольство возглавил Князь Збигнев Владиславич. Лешко Белый и Князь Лодзя опасались покидать охваченную войной и смутой Речь Посполитую. Поэтому в помощь брату Болеслава Кривоустого отрядили меня.
        Не отягащая себя большой свитой, в сопровождении одних лишь слуг крови, мы мчались в Кале. По пути к нам присоединился Князь Кельна, Рудольф фон Баутцен, давний соратник Адольфа Нассау[120 - Адольф, граф Нассау, - король немецкий и император Священной Римской империи, правивший в 1292 - 1298 гг. Погиб в битве при Гелльгейме.], с двумя чародеями из местного отделения Ковена.
        Именно тогда, слушая разговоры старших, я впервые узнал, что они связывают терзающую человечество страшную болезнь с прорывом в наш мир чужеродных стихийных сущностей. А для этого требовалось совместное усилие многих сведущих в чародействе кровных братьев, колдунов из Ковена и оборотней. Но в то время, когда надлежало свершить обряд, даже охотники не смели потревожить нас. Больше того, они свернули бы шею любому удальцу, попытавшемуся действовать на свой страх и риск.
        Я летел на крыльях любви, ведь там, за серо-зеленой волной пролива, меня ждала леди Агнесса, принцесса не только Карлайла и Кумбрии, но и моего сердца.
        Пузатый когг, словно переживший свое время, скрипучий и провонявшийся смолой, доставил нас на противоположный берег, на песчаные отмели неподалеку от Гастингса - места, овеянного славой и изрядно политого кровью. Предполагалось обряд проводить неподалеку, в затерянном среди дубрав кромлехе.
        Нас встречал все тот же старый знакомый, сэр Ральф из Йоркшира - правда, теперь его следовало называть принцем Ральфом, - и полномочный представитель принца Лондона сэр Эйвори Фитц-Кеслинг, баронет. Это он так представился.
        После обязательного обмена приветствиями с князьями принц Ральф подошел ко мне. Он прятал глаза и запинался, что было удивительно для кровного брата, плечом к плечу с которым мы сражались почти десять лет на севере Англии и в Шотландии.
        - Сэр Андре, - сказал он. - Я скорблю вместе с тобой. Весь Альбион скорбит. Леди Агнессы больше нет с нами, ее приняла Великая Тьма.
        И скорбные лица его свиты были лучшим подтверждением его словам.
        Сэр Ральф поведал, что леди Агнесса должна была присоединиться к ним неподалеку от Бирмингема, но в установленный срок не появилась. А потом пришла весть из Карлайла, что повелительница тамошних кровных братьев на рассвете проснулась во дворе замка. Четверо стражников-птенцов, в чьи обязанности входило заботиться о ее безопасности, были развоплощены. Они вонзили клинки в сердца друг друга. Служанкам принцессы кто-то перерезал горла. Не исключено, что те же самые птенцы-охранники.
        Разгадать тайну ее гибели не смогли. Сейчас в Карлайле готовились к избранию нового принца или принцессы.
        Я не кричал, не рыдал. Я стал камнем. И без того мертвое сердце заледенело. Наверное, только это меня и спасло. Если бы я позволил горю проскользнуть в него, то вышел бы под палящие лучи полуденного солнца, ослепленный свалившейся бедой. Но я выжил и существую с этой тяжестью триста пятьдесят лет. Со времен великой лондонской чумы я не взглянул ни на одну женщину, кроме как на пищу, ни на одну вампирессу, кроме как на друга.
        Вместо того чтобы принимать участие в ритуале изгнания фейри, я отправился в Карлайл. Сопровождал меня один лишь Збышек, оказавшийся весьма сообразительным молодцем. За десяток лет, проведенных рядом со мной, он выучился читать на латыни и греческом, бегло говорил по-французски, по-немецки и по-русски, великолепно разбирался в новомодных кремневых мушкетонах и пистолетах. Так, однажды он зарядом картечи обратил в бегство целую шайку разбойников, подбиравшихся к нашим лошадям. А мне было все равно.
        В столице Кумбрии мне показали место, где обнаружили останки принцессы, - горстка праха, ведь она помнила еще римское владычество и застала строительство Адрианова вала. Кровные братья восприняли мой приезд настороженно - по силе я превосходил любого из них и мог, как любовник принцессы, заявить права на пустующий трон. А мне было все равно.
        Обратно я отправился, увозя с собой портрет Агнессы работы Клуэ, и в Речь Посполитую прибыл как раз в месяц подписания Андрусовского перемирия[121 - Андрусовское перемирие - соглашение, заключенное в январе 1667года между Россией и Речью Посполитой.]. Моя родина наконец-то вздохнула свободно. А мне было все равно.
        Так продолжалось до тех пор, пока на автомобильной стоянке аэропорта «Борисполь» я не познакомился с золотоволосой девушкой по имени Жанна. Я снова стал замечать, как красиво слетают с зимнего неба снежинки, как сверкают звезды, вспомнил, что такое любовь.
        А теперь эта шепелявая мразь вздумала мне угрожать?
        Я порву его голыми руками. Отправлю в жадную пасть Великой Тьмы…
        Заметив нечто необычное, я замер в глубоком сумраке между деревьями.
        Около автомобиля полковника Спицына стояли трое. Двое - спиной ко мне, а один непринужденно опирался на багажник, что-то рассказывая спутникам.
        Я узнал Амвросия.
        Мгновение спустя Князь Киева поднял голову и помахал мне рукой.
        Глава девятая
        Противостояние
        - Подходи, Андрий, не стесняйся, - киевский Князь улыбнулся.
        Его собеседники обернулись. Я узнал московского князя Никиту Прозоровского, одетого в щегольской даффлкот[122 - Даффлкот - однобортное пальто прямого силуэта длиной три четверти из плотной шерстяной ткани с капюшоном.] темно-песочного цвета, и князя Санкт-Петербурга Сергея Бестужева в старомодной бекеше, отороченной каракулем. Казалось, сошлись на зимней заснеженной дороге современный денди и явившийся прямиком из рассказов Бунина барин, почти что земгусар.
        Светловолосый москвич глядел с прищуром, оценивающе. А более ширококостный, темноволосый Князь Питера улыбался искренне и вполне благожелательно.
        - Удалось ли меч добыть, Андрий? - спросил Амвросий, когда я приблизился, но, увидев футляр у меня под мышкой, кивнул: - Вижу, справился. Не то что мы…
        - Что с человеком? - сказал я первым делом.
        Полковник Спицын сидел неподвижно, уставившись остекленевшим взглядом в лобовое стекло и сжав в ладонях руль.
        - Новый слуга? - вместо ответа поинтересовался Прозоровский.
        - Прими мои соболезнования. Я совсем недавно узнал о Збышеке, - вмешался Бестужев.
        - Что вы сделали с человеком? - повторил, начиная ощущать глухое раздражение. Стоят тут, словно на прогулке, а Жанну тем временем неизвестный полоумный вампир захватил.
        - Да успокойся ты, Андрий, не гневись, - Амвросий шагнул вперед. В затрапезном пальто, накинутом прямо на домотканую рубаху, он разительно отличался от щеголеватых российских князей. Если они выглядели как два помещика, хоть и из разных эпох, то он смотрелся рядом с ними словно псарь или другой какой слуга из барской дворни. - Я его усыпил. Очень осторожно. В любой миг снять могу наваждение.
        - Как вы меня разыскали?
        - Что-то ты, пан Анджей Михал, не слишком почтительно с князьями разговариваешь… - Светловолосый Никита Григорьевич нахмурился, по обыкновению превращаясь в поручика Преображенского полка.
        - Перестань, - отмахнулся от него Бестужев. - Он имеет право быть посвященным. Он заслужил.
        - Ваши светлости, - с трудом сдерживая ярость, я оперся на шпагу, как на трость. - Я ценю ваше внимание к моей скромной персоне, но сейчас попрошу разбудить моего водителя. Мне некогда беседовать с вами.
        - Да ты и впрямь ровно белены объелся, - пожал плечами Амвросий. - С ним честью толкуют, а он…
        - Прости, княже. У меня сейчас забот полон рот.
        - Меч Александра можешь мне отдать, а сам ступай, коли такой горячий.
        - Извини, княже, меч Александра мне самому нужен.
        Прозоровский аж зашипел от подобной наглости. Амвросий широко распахнул глаза, удивляясь. Бестужев задумчиво схватил себя за ус.
        - Ты, Андрий, спору нет, большое дело сделал. Догадался аль нет, но меч нам позарез нужен. Слишком много на него поставлено. Ты уж извини, а ежели нужда припрет, я ведь и силой отобрать могу…
        - Погодите-ка… - Князь Сергей, очевидно, заметил холодную ярость и решимость в моих глазах. - Что случилось, Андрей? Ты скажи, может, поможем чем-то? - Я только головой тряхнул, не зная, стоит ли им доверять. Хотя, если не им, то кому тогда? - Это как-то связано с вашим приключением на дороге?
        - Откуда вы…
        - Лаура звонила. Есть такая штука - мобильный телефон, знаешь?
        - Знаю. Связано.
        - Так, быстро рассказывай, в чем дело! - подобрался, как конь перед скачкой, Амвросий. - Неужто думаешь, что враги мы тебе, что не поможем? Мы в долгу перед тобой, так и знай, Андрий. Ты-то меч добыл, а вот мы заклинание не разыскали…
        - Какое заклинание?
        - Семи Древних Богов, - сквозь сжатые зубы прошипел Прозоровский. - Тебе оно говорит что-то?
        - Говорит. Трононосцы Ниннкигаль. Потоп, опустошающий землю. Семь Богов Широких Небес, - повторил я по памяти.
        - Ты откуда знаешь? - напрягся Амвросий.
        Прозоровский выпучил глаза, с князюшки слетела его холодная напыщенная гордость. Один только Бестужев сохранял спокойствие, но он всегда отличался уравновешенностью и обстоятельностью в суждениях и словах.
        - Да вот, читал. Збышек где-то нашел.
        - Я даже не спрашиваю, где именно нашел, - подался вперед Князь Никита. - Сейчас оно где?
        - Боюсь, что оно уничтожено. Пропало без возврата.
        Рывок Прозоровского был настолько быстрым, что мог застать врасплох кого угодно. Кроме меня. Острие шпаги задрожало в волоске от груди вовремя остановившегося князя.
        Бестужев шагнул между нами, отодвигая клинок ладонью.
        - Ты вот что, Андрий… - сурово проговорил Амвросий. - Давай-кось сначала и по порядку.
        И я начал рассказывать.
        Князья слушали с превеликим вниманием. О ноутбуке Збышека и компьютерном гении Михаиле. О Зигфриде и Гейзерихе. О «горбатом волке» и «красных шапках». О коллекционере Валентине Валентиновиче и об одноруком вампире. О Николае Пашутине, оборотне-универсале, и об отставном полковнике ФСБ Олеге Спицыне. Наконец, о таинственном незнакомце, разговаривающем с присвистом и шипением. Не был бы я уверен, что он - кровный брат, подумал бы, что беззубый шепелявит.
        Когда я умолк, Амвросий только крякнул.
        - Упустили, - наморщил лоб Князь Сергей. - Дали себя обойти. Вот и получили «паровоз» на мизере. - Он долгие годы был большим любителем и непревзойденным мастером этой карточной игры.
        - Вы как хотите, ваши светлости, а мне в Перхушково надо позарез.
        - Про «позарез» это ты хорошо придумал, - тряхнул головой Прозоровский. - Извини. Андрей Михайлович. Вспылил. Был неправ. Располагай мною.
        - Что вы, Князь, - я поклонился, опуская клинок. - Это - моя битва. Я справлюсь. Дайте только к нему вплотную подойти.
        - А кто сказал, что он позволит тебе приблизиться? - поднял бровь Амвросий. - Ты думай, мудрая головушка. У него завсегда люди на подхвате имеются, так?
        - Имеются.
        - С пистолетами, прочей заумью хитрой. Гранатомет даже был - мне Семен отписывал. Так?
        - Верно, княже, говоришь.
        - Верно, верно… А подумать никак? Расстреляют тебя, только шагнешь на подворье. Изо всех стволов. А потом, для верности, голову отсекут, если в прах к тому времени не обратишься. Ты им меч как на блюдечке принесешь. И девицу не спасешь, и сам зазря поляжешь.
        - Жанну не брошу, - стиснул зубы я.
        - Никто и не требует, рыцарь ты мой дорогой.
        - А что же делать?
        - Драться - вот что! - воскликнул Прозоровский. - Я сейчас своих соберу!
        - Погоди, свет Никита, погоди. Пока ты своих соберешь, он от нас снова на шаг вперед уйдет, кровососище этот… - Киевский Князь задумался ненадолго. - Так, молодежь! Снялись и полетели. Андрий будет дорогу показывать.
        - Полетели? - слегка ошарашенно переспросил Бестужев.
        - Ну это я так, для красного словца. К машине идите. Тряхнем стариной, князья дорогие?
        - А и тряхнем! - воскликнул князь Никита, на глазах превращаясь из столичного денди в гвардейского офицера из петровских времен. - Засиделись мы что-то князья, n’est-ce pas?[123 - Не так ли? (Фр.)] Как там говорил Бонапарт? Un ennemi doit aller de l’avant![124 - Врага следует опередить! (Фр.)]
        - А не Суворов ли это говорил? - покосился на него Бестужев. - Только по-русски.
        - И Суворов тоже, - легко согласился москвич. - Неприятель нас не чает, считает нас за сто верст… Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова!
        - Ой, закружится! - вздохнул Амвросий. - Кто ее «раскруживать» будет?
        Он задержался на миг, щелкнув пальцами перед лицом Спицына, а потом размашисто зашагал по обочине. Князья обеих российских столиц потянулись за ним.
        Олег Иванович моргнул и откинулся на спинку сиденья. Пока я забирался на место рядом с водительским, он смотрел вслед князьям.
        - Что это было? Вернее, кто это был?
        - Их светлости… Впереди Князь Киева Амвросий. За ним Князь Москвы Никита Прозоровский и Князь Санкт-Петербурга Сергей Бестужев.
        - Бестужевы еще батюшке моему служили… - пробормотал полковник.
        - Что?
        - Да ничего. Это из фильма детского. Вы меч добыли?
        - Добыл. Только, боюсь, отдать его придется.
        - Князьям, что ли?
        - Хуже. Вы, Олег Иванович, вот что… Гоните к себе на дачу как можно быстрее. Князья следом поедут.
        - Не отстанут?
        - Это их трудности.
        - Ну и замечательно. Проблемы индейцев шерифа не волнуют. А что-то я не понял насчет - отдать меч…
        - По дороге расскажу. У вас оружие при себе?
        - Ну зачем бы я его добывал? Чтобы дома оставить?
        - Хорошо. Тогда прикроете. И готовьтесь к тому, что у вас, возможно, не будет больше дачи.
        - Даже так? - Спицын повернул ключ в замке зажигания. Его «Daewoo» рванулся по трассе.
        Позади остались Мамоново, а там и Одинцово. Тяжелый «лендровер» князя Прозоровского не отставал. Полковник сосредоточенно глядел на дорогу. Мой рассказ его не испугал, а настроил на боевой лад. Коротко заметив, что гада, который женщинами прикрывается, готов своими руками задушить, он больше не вставил ни словечка. Я не стал ему объяснять, что этот гад даже элитного спецназовца прожует и выплюнет. Не важно, что ты не в силах сдвинуть гору, важно, что ты решился ее сдвинуть. Это, и только это достойно уважения.
        Перед въездом в дачный поселок Амвросий послал мне ментальное предупреждение. Он предлагал остановиться и обсудить дальнейшие действия.
        По моей команде Спицын притормозил. Пока я ожидал, когда подойдут князья, полковник деловито осмотрел автомат Калашникова, вытащил из-под сиденья запасной «рожок» и сунул в карман. Пистолет он пристроил за поясом.
        - Атакуем разом! - без обиняков заявил Прозоровский.
        - Нет! - в один голос воскликнули мы с Амвросием.
        - Они правы, - рассудительно добавил Бестужев. - Он не знает, что Анджей не один. Так зачем открывать карты раньше времени? Сыграем втемную. Он наверняка подготовился, и хорошо подготовился. Неожиданность - наше единственное преимущество.
        - Пойду вперед, - кивнул я. - С мечом Александра. Главное, ввязаться в сражение, а там поглядим.
        - Вот это точно Бонапарт говорил! - воскликнул Князь Сергей.
        - Если там стрелки спрятались, это - наша забота, - добавил Амвросий. - Ты, Андрий, главное, в дом попади. Постарайся девочку спасти, а там он от нас не уйдет.
        - Знать бы еще, кто он… - протянул Бестужев.
        - А я бы атаковал с четырех углов, - покачал головой Князь Никита. - Но подчиняюсь большинству. Давайте, Анджей. Помните, что от вас зависит, быть или не быть под этой луной кровным братьям.
        - Я помню.
        Держа коробку со сломанным мечом в одной руке, а шпагу в другой, я медленно пошел к даче Спицына. Полковник, не говоря ни слова, нырнул в боковую улочку с «калашниковым» наперевес.
        Я не оглядывался. Знал, что князья где-то недалеко, но увидеть их все равно не получится. Снег похрустывал под подошвами. Округу освещали лишь звезды и холодный серп луны. Окна соседних домов казались черными провалами. Эти люди были мне чужими и незнакомыми, но я поклялся, если неизвестный враг сделал им что-то, то и за это он ответит.
        У самой калитки меня окликнули. Говорившего я не видел, но чувствовал его запах - страх и решимость. Слышал хриплое, напряженное дыхание.
        - Стой!
        Я остановился.
        - Подними руки. Что это?
        - Меч просили?
        - В коробке что?
        - В коробке меч.
        - А это что?
        - Это? - Я посмотрел на шпагу, будто видел ее впервые. - На память прихватил.
        - Брось.
        - Ну если ты боишься…
        Даже не перекладывая футляр с мечом под мышку, я схватил тонкое шпажное лезвие и преломил. Швырнул эфес в снег.
        - Проходи, только не дури. Тебя ждут внутри.
        Я медленно толкнул калитку. Навстречу мне вышел человек в бронежилете и черной маске. Оружия в его руках я не увидел, но чувствовал, что в прицельную рамку за мной наблюдают еще три-четыре пары глаз.
        - Руки подними.
        - Обыскать хочешь?
        - Хочу.
        - Давай, - я выполнил приказ, улыбнувшись и выпустив на миг клыки.
        Человек отпрянул.
        - Чего же ты ждешь?
        - Ладно, проходи.
        Они смертельно боялись меня. Скорее всего, ужас вызывала не моя скромная персона, а слова и поступки того выродка, который ждет меня в доме.
        Открыв дверь, я вошел в тесные сени, а потом и в комнату.
        Жанна сидела, привязанная к стулу. Ее не стали погружать в транс и, думаю, вовсе не из человеколюбия. Просто тот, кто стоял позади, знал наверняка - увидев отчаяние, страх, боль в ее синих глазах, я буду гораздо сговорчивее.
        - Явилс-ся, Анджей? - прошепелявил он. - Я знал, что ты придешь. Ты всегда кичилс-ся рыц-сарскими шпорами.
        На меня с насмешкой смотрел редкостный урод. Кривобокий и горбатый. Лицо обезображено неровным, плохо зарубцевавшимся шрамом. На левой руке, которая покоилась на плече Жанны, отсутствовали два пальца.
        Погоди-ка! А ведь я видел его! В ту ночь, которая вошла в анналы истории кровных братьев, как «Бойня в городе Йорке». Он там был. Только непонятно, с нами или с церковниками. Тот же ненавидящий взгляд буравил меня, прожигая насквозь.
        - Не узнал? - Он горько ухмыльнулся. - Конечно. Ты-то остался тем же красавц-сем, что и был, а я - жалкое чудовище… Когда я познакомился с Виктором Гюго, он решил написать о горбуне из Нотр-Дам.
        - Кто ты?
        Голос казался мне знакомым, но кому он принадлежал? Лица я всегда запоминал лучше, но эту образину никак не получалось узнать. Подобные шрамы и увечья оставляет на кровных братьях серебро…
        - Не узнаешь? Где же твои глаза, пан рыц-сарь? Хотя куда уж нам, мы шпоры не нос-сили, мечом опояс-саны не были.
        - Кто ты?
        - А ты подумай. Напряги головной мозг. Или вам, рыц-сарям, привычнее напрягать мышцы? - Наверное, я неосознанно шагнул вперед, поскольку лицо его исказилось, и он рявкнул: - На место, Анджей!
        И вдруг меня осенило:
        - Чеслав? Ты?
        - Я. Кто же еще? - По лицу вампира побежала судорога.
        - Где ты был все эти годы? Почему ты не явился на дуэль?
        - Что дуэль? Я не самоубийц-са. Это ты рвался в объятия Великой Тьмы.
        - Ты струсил!
        - Струсил. Я вс-сегда любил жизнь. Даже такую, как наша…
        - У тебя нет чести!
        - Конечно! Честь ес-сть только у тебя. Ты никогда не думал, что уц-селел тогда только благодаря мне?
        - Так это ты?.. - Кулаки мои сжались. Я чувствовал, что еще немного - и я брошусь на него с голыми руками.
        Чеслав быстро наклонился к шее Жанны, выпуская клыки.
        Я сделал еще шаг назад. Он выпрямился.
        - Ты боишс-ся за нее? Да, ты боишься. Я думал, ты хранишь верность Агнессе. Той кучке пепла, что от нее осталась.
        - Так ты знаешь?
        - Конечно, я знаю.
        Он на миг прикрыл глаза. Дверь позади скрипнула, в спину мне уткнулся холодный ствол.
        - Это чтобы ты вел себя пос-спокойнее, - пояснил Чеслав. - Пуля серебряная. Разрывная. Каким бы быстрым ты ни был, нажать крючок он успеет.
        Я бросил футляр с мечом на продавленный диван и поднял руки, показывая ему пустые ладони.
        - Молодец-с. Возможно, я позволю тебе уйти. И ей тоже. Нас-слаждайся, пока есть время.
        - Время до чего?
        - Время, отведенное человечес-ству, близится к конц-су. Князья хотят изгнать фейри. Какая бес-смыс-слица! Что может быть лучше, чем убрать этих мерз-ских, грязных, вероломных тварей чужими руками? А когда людишек не ос-станется, объединенные ус-силия кровных братьев смогут изгнать волшебные сущноссти.
        - А если не смогут?
        - Смогут, ес-сли во главе круга буду я.
        - Не слишком ли громкие слова?
        На миг мой разум стиснуло, словно тисками. Виски пронзила боль. Еле уловимое движение брови Чеслава - и боль повторилась, заставляя меня зарычать и стиснуть зубы.
        - Впредь ты будешь говорить со мной вежливо, - оскалился калека. - Мне вполне по силам обездвижить тебя и отрезать от нее по кус-сочкам теплую плоть. А может, мне накормить тебя ее мяс-сом.
        Мои ногти вонзились в ладони - еще немного и прорвут кожу.
        - Я буду стоять смирно, - пообещал я вопреки жгучему желанию кинуться в драку. Своей не-жизнью я давно перестал дорожить, но Жанна…
        - Хорошо. - Боль исчезла. - Я не позволю князьям провес-сти ритуал закрытия порталов. Они перехитрили меня в Англии, но тогда я был молод и с-слаб. Им удалось сорвать мои планы в вос-семнадц-сатом году. Но теперь я учел вс-се ошибки. Я рас-скинул сеть, через которую ты, Анджей, юркий пескарь, едва не прос-скочил. Но я предус-смотрел и твои жалкие потуги… Заклинание больше не прочтет никто, - Чеслав пошевелил ногой груду обломков, которые еще вечером были ноутбуком Збышека. - Меч теперь тоже у меня. Ритуал не сос-стоится…
        - Зачем тебе это? Ты хороший колдун, ты мог бы занять высокое положение при любом князе.
        - Я не хочу быть ни при ком! Я хочу влас-сти! Довольно я нас-страдался. Да и могу ли я занять мес-сто при князе, будучи таким уродом? Молчи! Я знаю, что не могу. Никто не захочет со мною знатьс-ся. Князь Прозоровс-ский не пожелал даже говорить с-со мной… Ты, наверное, хочешь знать, как я с-стал таким уродом? Я тебе рас-скажу.
        - А если я не желаю слушать?
        Я повел плечами. Человек позади скрипнул половицей, кашлянул.
        - Мне вс-се равно, Анджей, хочешь ты или нет. Слушай внимательно. Я учился чародейс-ству у самого Жиля де Рец-са. Слыхал о таком? О, наверняка слыхал… Замечательный колдун был. Он научил меня, как усилиться, не затратив много времени. Ты знаешь, Анджей, как мы усиливаемс-ся? Знаешь, хоть и молчишь. Надо убивать. Отнимая жизнь, ус-силиваешс-ся. Это правило простое, как смена зимы и лета, и такое же неотвратимое. Я убивал, Анджей. С-сколько я убивал… Ты бы проклял меня, ес-сли бы узнал. Впрочем, ты и сейчас не горишь ко мне дружес-ской привязаннос-стью. А еще мастер Жиль объяс-снил мне, что против принц-са Патрика у меня шанс-сов нет. Раздавит, как мокриц-су. И я решил избежать дуэли…
        - И оставил меня с Патриком один на один.
        - Конечно! Ты-то пос-ступил бы иначе. Но я - не рыц-сарь. Сейчас я - вампир-волшебник, а тогда был недавним школяром. Сейчас я раздавил бы Патрика играючис-сь, тогда я боялс-ся его до одури, до бес-спамятс-ства.
        - Трусом ты был, трусом и…
        - Молчи! - Трехпалая рука дернула Жанну за прядь волос. - Молчи, и тогда я, может быть, с-сохраню ей жизнь. Я решил бежать, но куда может бежать птенец от вс-севидящего ока мас-стера? Я подброс-сил запис-ску доминиканц-сам, где найти маеток пана Мжислава. Не сверкай глазами, Анджей. Поверь, мне тоже пришлос-сь нес-сладко, когда убивали мас-стера.
        - Тебе пришлось несладко? А ты подумал…
        - Подумал, - отрезал он. - Это была необходимая жертва. Или ты скажешь, что тебе, как рыц-сарю, страх смерти неведом?
        Я не хотел отвечать. Смотрел на Жанну. Она не понимала, о чем мы разговариваем, поскольку не знала и знать не могла старопольского, щедро пересыпаемого словечками из латыни-вульгаты, поэтому я постарался ободрить ее взглядом.
        Одновременно я косился в зеркало, висевшее на стене выше правого плеча Чеслава. Его, впрочем, и зеркалом назвать трудно - не больше суповой тарелки по размеру. Должно быть, полковник брился перед ним, когда уезжал с дачи на службу.
        Само собой, ни я, ни калека в зеркале не отражались. Казалось, будто посреди комнаты, затравленно втянув голову в плечи, сидит Жанна, а напротив нее напряженно замер широкоплечий мужчина в пятнистом комбинезоне и с винтовкой в руках.
        - Молчишь, Анджей? Правильно. Тебе нечего с-сказать. Нами управляют чувс-ства: голод, похоть, страх, жажда влас-сти. Им нельзя противитьс-ся. Нужно поддаться, будто стремительному потоку, и тогда непременно добьешьс-ся ус-спеха. Нужно быть с-сильным, нужно уметь вс-сех обвес-сти вокруг пальц-са. Сперва у меня плохо получалос-сь. Я попался в лапы ц-серковников и охотников. Случайнос-сть, но я дорого за нее заплатил. Если меня не убили сразу, то лишь потому, что хотели ис-спользовать мои знания. Тебе, Анджей, не заливали в горло святую воду? Тебе не прикладывали к лицу серебряное рас-спятие? Тогда ты не можешь прочувс-ствовать всех мук, через которые я прошел. Молчи! Не говори ничего! Ты думаешь, я сломалс-ся? Думаешь, я стал предателем? Со с-стороны могло так показатьс-ся.
        Я молчал, не желая попусту дразнить его. Где же там князья? Почему не начинают действовать?
        - Да, я помог им выжечь нес-сколько гнезд, бесполезных для моего великого плана. Помог уничтожить нес-скольких мас-стеров и князей, спос-собных помешать мне. Знаешь ли ты, Анджей, что обязан мне жизнью?
        - Я? Тебе?
        - Конечно. Что бы было с тобой, не приведи я в город Йорк охотников и доминиканц-сев? Принц-с Патрик разделал бы тебя, как кролика. Но не благодари. Я сделал это не ради тебя. Англичанин пос-смел угрожать мне, он был наказан.
        Неожиданно Чеслав встрепенулся. Повел глазами по сторонам, принюхался, по-моему, раздувая ноздри.
        - Ах, вот вы как! Кого ты привел?
        - О чем ты? - Я подвинулся вправо на четверть шажка, прижатое к спине дуло теперь целилось не под левую лопатку, а вдоль ребер.
        - Кто там, с-снаружи? Что вы сделали с моими с-слугами?!
        - Не знаю… Я пришел, как ты просил…
        - Врешь! - перебил Чеслав, дергаясь, как припадочный. - Ага, вот один! Прозоровский! Получи, Князь! - Он резко выдохнул. - Тут же за окном прозвучала короткая очередь.
        Я не настолько хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии, чтобы понять, кто палил - Спицын или наемники калеки-предателя. Но, по всему выходило, князьям сейчас несладко.
        Пальцы Чеслава трепетали в воздухе, будто бы сплетая невидимое кружево. Он то отмахивался от невидимых мух, то стряхивал незримую воду. И успевал одним глазом следить за мной.
        - Мы же были друзьями, Анджей! - скороговоркой произнес он, улучив краткий миг передышки. - Присоединяйс-ся ко мне. Вмес-сте мы победим вс-сех. Не молчи! Чего ты хочешь? Ну же, скажи!
        Слушая его бессвязную речь, я все больше и больше убеждался в безумии бывшего пражского школяра. Человек-безумец - когда-то просто неприятен, а когда и являет собой досадную помеху. Но вампир-безумец страшен всегда. Трудно сказать, каких испытаний не выдержал разум Чеслава: ужас ли перед дуэлью с принцем Патриком сломал его или учение у чудовища, каким был Жиль де Рец, чье имя проклято даже среди кровных братьев, или позднее - издевательства и пытки инквизиторов и охотников?
        - Говори же! - настаивал Чеслав.
        Стрельба во дворе утихла. Хотелось верить, что победили «наши». Если так, то вскоре князья присоединятся ко мне.
        - Значит, не желаешь мне отвечать? Презираешь? Брезгуешь? Ты дорого за это заплатишь! Твоя золотоволос-сая куколка с-сдохнет так же, как Агнес-са…
        - Что? - Я сам испугался своего голоса.
        А Чеслав уже наклонился над шеей Жанны, едва не прикасаясь губами к коже.
        - Что с-слышал! - Он осклабился с выражением гнусного торжества. - Я убил ее. Но вначале я предложил ей с-союз. Она рас-смеялась мне в лиц-со. И я выжег ее разум. Но эту куколку я убью на твоих глазах.
        Его клыки вонзились в белую кожу чуть повыше ключицы.
        Я качнулся вправо.
        Грохот выстрела.
        Жгучая боль обожгла ребра. Опять серебро…
        С жалобным звоном рассыпалось зеркало.
        Взмахом левой руки я отправил стрелка в полет через сени и дальше на крыльцо.
        Выбитая дверь повисла на одной петле. В дом ворвался морозный воздух, превращаясь в белесый пар.
        Чеслав не оторвался от своего занятия, только покосился из-под полуприкрытых век, но меня сковало оцепенение. Виски, как и в схватке с птенцом на Таллинском шоссе, сжал стальной обруч, на этот раз с острыми шипами.
        Я рычал, упав на четвереньки, сбрасывая, как шелуху, остатки цивилизации, но пытался сопротивляться.
        Руки и ноги отказывались повиноваться. Адским огнем горела царапина на левом боку.
        Мне удалось приблизиться не больше чем на полшага.
        Как же медленно…
        Жанна обречена.
        Сейчас обезумевшее чудовище убьет ее, а там настанет и мой черед.
        Может, и к лучшему?
        Дважды потерять ту, кого любишь, - испытание слишком сильное даже для кровного брата.
        И тут Чеслава приподняло в воздух и отбросило спиной о стену.
        Краем глаза я увидел Амвросия в домотканой распоясанной рубахе, сцепившего пальцы в сложной колдовской фигуре. Двигался он почему-то тоже очень медленно.
        - А-а-а!!! - заорал калека, нанося двумя кулаками удар в пустоту.
        Киевского князя вынесло во двор, только пятки мелькнули.
        Но, предельно сосредоточившись на ментальном выпаде, Чеслав ослабил свою власть надо мной.
        Я прыгнул с пола «рыбкой», вытягивая руки, будто ныряльщик.
        Обломок шпажного клинка, укрытый в левом рукаве, вошел вампиру-чародею точно в сердце. Порезанная до кости ладонь не в счет.
        От воя гибнущего безумца вылетели стекла в домике полковника Спицына.
        На моих глазах кожа его сморщилась, обтягивая череп, опали, как осенняя листва, волосы. Миг - и на меня пялились пустые глазницы.
        Я удерживал клинок между его ребер до тех пор, пока останки несостоявшегося повелителя мира не рассыпались горсткой серовато-бурого праха. И только потом повернулся к Жанне.
        Она лежала с закрытыми глазами - я и не заметил, кто и когда опрокинул стул, - но еще дышала. Слабо, едва заметно.
        Кровные братья не плачут. Разорвав голыми руками веревки, я прижал девушку к груди и завыл без слез и без звука. Окно в Великую Тьму распахнулось передо мной.
        - Молодец, Андрий, - раздался над головой голос Амвросия. - Ты его таки… - Киевский Князь осекся. - Дай погляжу!
        Он попытался разжать мои руки, но я не понимал, чего он хочет от меня.
        Как-то невзначай в маленькой комнате сделалось тесно.
        Полковник ФСБ, держа «калашникова» стволом вниз, озирался на учиненный разгром и качал головой. Бестужев и пошатывающийся Прозоровский взяли меня за плечи. Только с их помощью Амвросию удалось вырвать Жанну из моих объятий.
        - Живая… - Слова князя вернули меня к действительности. - До дна выпить не успел, лиходей. Только…
        - Что еще? - Я с огромным трудом поднялся на ноги.
        - Ты же знаешь по себе - недопитый человек зверем станет… Если только его не обратить по правилам.
        - Решайтесь, Андрей, - мягко проговорил Бестужев.
        Прозоровский молчал и, казалось, едва держится, чтобы не упасть.
        - Но я не умею.
        - А мы для чего? - делано удивился Амвросий. Повернулся к Спицыну: - Ты, малец, во дворе покарауль пока. Этот обряд не для людского ока.
        Полковник кивнул и вышел. В его взгляде, брошенном напоследок, я прочел, что Олег Иванович уже с потрохами наш. Не сделаю его слугой крови, может к кому-то другому из кровных братьев попроситься.
        Петербургский и киевский князья перенесли Жанну на диван. Амвросий легко провел ладонью над ее лбом. Ресницы девушки дрогнули, синие, затуманенные слабостью глаза отыскали меня. Улыбка тронула побелевшие губы.
        - Помнишь, Андрий, что согласие спросить надо?
        Я кивнул, наклонился к Жанне. Не зная, что положено говорить в подобных случаях, я решил рубить правду-матку:
        - Хочешь ли ты обрести бессмертие, потеряв при этом душу?
        - Не…не… - слабо отвечала она. Неужели откажется? - Неправда. В вас души больше, чем во многих людях. - Ее голос шелестел, будто легкий утренний ветерок над заводью.
        - Так ты согласна?
        - Глупый… Конечно же…
        - Тогда приготовься. Больно не будет, но может быть страшно.
        - Постой…
        - Что?
        - Возьми там, в кармане.
        Ей самой не хватало сил, но она все-таки сумела указать на правый карман джинсовых брюк, откуда торчала какая-то веревочка. Потянув за этот мышиный хвостик, я извлек продолговатую штучку, отдаленно напоминающую свисток, при помощи которых псари обучали своих подопечных.
        - Что это?
        - Флешка…
        - Что-что?
        - Да не мучь девочку! - возмутился Бестужев, отталкивая меня плечом. - Ты на нее что-то записала?
        - Да… - выдохнула она.
        - Заклинание Семи Древних Богов?
        - Да…
        - Слава Великой Тьме! - воскликнул Амвросий. - Теперь, ежели этот молодой кровосос неблагодарный откажется дать тебе вечную жизнь, только знак подай мне. Лучшие учителя у тебя будут!
        Она только улыбнулась.
        - Не трать времени зазря, Андрий! - повернулся ко мне киевский Князь. - Начинай! Я прослежу, чтобы все получилось.
        В третий раз я попробовал кровь Жанны на вкус. Чеславу удалось опустошить ее почти досуха, мне хватило едва ли на глоток, и тот неполный. А когда державший пальцы на пульсе девушки Амвросий кивнул, я прокусил запястье и пролил первую каплю ей на губы.
        Я верил, что нам предстоит долгая жизнь, которую люди в неразумении своем зовут «не-жизнью». Может быть, не самая легкая… Сколько еще предстояло сделать? Сколько врагов, о которых мы даже не догадываемся, могут таиться в тени и принимать личины друзей? Но вместе мы осилим всех. Первый бой мы уже выиграли. Не за горами второй, а сколько их там еще?..
        Эпилог
        Очищение
        Весна едва тронула землю прикосновением теплых ветров, лаской оттепелей. Подтаявшие за день сугробы ночью смерзались в каменные надолбы, способные остановить атаку не только рыцарской конницы, но, пожалуй, и танков. Ледяная корка на поверхности шоссе делала автомобили «рыскливыми», словно каравеллу с высокой кормой, заставляла вихлять по дороге от каждой, пусть самой незначительной помехи.
        Мы мчались из охваченного эпидемией города. Москва, казалось, сошла с ума. Люди бросали работу, обжитые квартиры, привычный образ жизни и спешили убраться куда-нибудь подальше, в деревню, в глушь, в относительно безлюдные места. Только там они надеялись еще не подцепить смертельную болезнь. И лишь мы, кровные братья, знали, что, поглотив жителей всех городов, зараза выплеснется из них, устремившись в село. Человечеству оставались считаные месяцы жизни, если не предпринять быстрых и решительных мер.
        И мы, вампиры Москвы, Киева, Санкт-Петербурга, Тулы, Смоленска, были готовы встать грудью на защиту тех, кто ненавидел и боялся нас, уничтожал нас и заискивал перед нами. Князь Сергей взялся обеспечить отношения с остатками колдовских Ковенов, Прозоровский, с трудом восстанавливавший силы после ментального удара Чеслава, воспользовался старыми связями и пригласил на встречу нескольких охотников, практикующих на территории России. Оборотни явились сами, ведомые Николаем Пашутиным, офицером НКВД и сыном белогвардейского ротмистра. Амвросий, обложившись старинными фолиантами и подключившись через вай-фай к Интернету, восстанавливал до малейших деталей последовательность предстоящего ритуала.
        Я все эти недели не отходил от Жанны. Обращение прошло довольно успешно, несмотря на мою полную неопытность, граничащую с невежеством. Через три дня процессы, превращающие человеческий организм в тело вампира, окончательно завершились. Но ей предстояло еще очень многое узнать, очень многому научиться. Амвросий настаивал, чтобы Жанна приняла участие в предстоящем ритуале. «Она заслужила эту честь. Возможно, девочке не хватает опыта, - сказал самый старший из нас. - Но у нее есть живой ум и отвага».
        И вот, наконец, в середине марта Амвросий заявил, что звезды приняли благоприятное расположение. Кроме того, он выяснил, где находится ближайший к Москве менгир - совсем недалеко, в Тульской области. Старинное место силы таилось в дремучих лесах, куда человек еще не успел забраться, несмотря на всю настырность и непоседливость.
        Мы выехали на четырех внедорожниках. Еще недавно я назвал бы наш поезд кавалькадой. Могучие моторы басовито гудели в ночной тишине, толкая пахнущих бензином, машинным маслом и горячим железом монстров по коварной дороге. В салоне «хаммера» князя Бестужева гремели мощные аккорды увертюры к «Лоэнгрину». На мой взгляд, Сергей Александрович испытывал излишнюю слабость к музыке Вагнера.
        Амвросий молча уставился в темное стекло. Зная, что для успешного проведения ритуала требуется человеческая кровь, причем пролитая непосредственно на месте, я поинтересовался у него, кого князья решили принести в жертву ради спасения человечества? Но ответа так и не получил. Только многозначительный взгляд и загадочную полуулыбку.
        Мимо промелькнуло сонное село с потушенными огнями.
        Автомобили свернули с шоссе в лес, ломая колесами прочный наст.
        Менгир стоял на оплывшем холме, поросшем по склонам ельником. Но верхушка его оставалась голой, будто плешь на макушке монаха.
        Некогда стоявший вертикально камень высотой в два моих роста покосился и грозил завалиться на бок. Возможно, это и произойдет, но лет эдак через пятьсот. В древности умели не только строить на совесть, но и устанавливать святилища. Солнце, дождь, снег и ветер настолько изъели поверхность камня, что даже матерый геолог не сказал бы, какая это порода. Гранит, базальт или самый обычный песчаник. У подножия мегалита будто прилег отдохнуть еще один камень, плоский, если не считать глубоких выбоин, похожих на кровосток.
        Пока шли приготовления, мы с Жанной смотрели на звезды. Она еще не осознавала, что дневной свет для нее заказан, как и простые радости бытия, связанные с ним, - раскрывшиеся полевые цветы, жаворонок в вышине, трепещущая крыльями капустница. Только холодные огоньки, сияющие в беспредельной вышине. Зато мы можем наблюдать за ними вечно, следить за изменяющимся рисунком. Я помню небо в ночь перед битвой при Грюнвальде - совсем не такое увижу я летом двадцать первого века.
        Наконец, Амвросий окликнул нас.
        К плоскому камню уже привязали жертву, предназначенную на заклание.
        С удивлением я узнал глубокие залысины и нос уточкой. Валентин Валентинович Пешков… Воистину, власть Совета Вампиров России безгранична, если они смогли похитить миллионера.
        - Он заслужил свою судьбу, - жестко произнес Прозоровский, перехватив мой взгляд. - Не беспокойтесь, Анджей Михал. Мой выбор одобрен в Кремле, и не только президентом. Воровать надо меньше.
        Я смотрел на безучастно лежавшего на алтаре человека - видимо, его из жалости одурманили легким наркотиком - и не испытывал сострадания. Он выбрал свой путь, когда впервые принял телефонный звонок от Зигфрида и согласился купить похищенный меч. Не думаю, что птенец Чеслава, убитый мною, оставил бы его жить.
        Мы занимали места вокруг алтаря. Амвросий в изножье. По правую руку от него - Прозоровский, по левую - Бестужев. Рядом с князем Москвы встали предводитель кровных братьев Тулы и эмиссар смоленского князя, а около Сергея Александровича - мы с Жанной. Дальше расположились оборотень-универсал Пашутин и вербэр Адольф Карлович Крафт, обрусевший немец из Воронежа, потомственный колдун Фома Демьянович Куськин и ведьма Алевтина, кокетливо представлявшаяся только по имени. В голове алтаря замерли трое охотников - Юхан Ойнолайнен, Мамед Зейтуллаев и Богдан Дегтяренко, все трое москвичи. Жгучий брюнет с окладистой бородой Зейтуллаев держал на ладонях меч Александра Невского, обломки которого лучшие кузнецы-реставраторы соединили кузнечной сваркой.
        - Полночь близится! - провозгласил Амвросий. - Начнем же, братья и сестры! Охотник! Подай мне меч!
        Мамед протянул оружие рукоятью вперед над алтарем. Князь принял его и поднял над головой, устремив клинок острием к небу. Свет луны и звезд окутал сталь, будто дымка.
        - Я поворачиваю голову и смотрю в глаза Матери, которая родила меня, - хрипловатым голосом начал Фома Демьяныч. - В глаза Девы, которая любит меня…
        - В глаза Старухи, которая ведет меня к мудрости, в дружбе и привязанности. Через твой дар природы - о Богиня! - одари нас обилием в нашей нужде… - звонко подхватила Алевтина.
        Крафт, бережно развернув тряпицу, подал колдуну бронзовый кинжал с потемневшим от времени волнистым, как у малайского криса, лезвием.
        - Алси ку нуши илани мушити, - нараспев прочитал Амвросий.
        - Итти куну алси мушитум каллатум каттумтум, - твердо произнес Сергей Александрович Бестужев.
        - Они - разрушительные бури и злобные ветры! Злобный вихрь, предвестник гибельной бури! - выкрикнул Никита Прозоровский.
        - Они - могучее племя, Древние, предвестники Чумы! - продолжил вампир-туляк.
        - Трононосцы Ниннкигаль. - Это были мои слова. - Они - потоп, опустошающий землю!
        - Семь Богов Широких Небес! - Голос Жанны дрожал, она стиснула мои пальцы, но не сбилась. - Семь Богов Широкой Земли! Семь Древних - это они!
        Воздух над алтарем дрожал и, казалось, уплотнился. Со всех сторон слышалось ровное тихое гудение. Будто миллион шмелей пробудился от зимней спячки и готовился к вылету, но не мог проломить лед, сковавший землю.
        - Семь Богов Силы! Семь Злых Богов! Семь Злых Демонов! - продолжил заклинание Николай Пашутин, тонкий и стройный рядом с дородным вербэром.
        - Семь Демонов Угнетения! Семеро в Небесах! Семеро на Земле! - поддержал его Адольф Карлович.
        Стон прокатился по лесу. Без ветра затрепетали ветви, посыпались вниз осколки льда и со звоном покатились по насту. Пронзительно закричала ночная птица… Или не птица? Откуда она здесь возьмется посреди зимы?
        - Утуг хул! - завизжала ведьма.
        - Ала хул! - вторил ей колдун.
        - Гидим хул! Мулла хул! Маским хул! - поочередно произнесли строгие охотники.
        Сгустившийся воздух ударил в щеку, а в следующий миг мне пришлось упираться в землю покрепче. Жанна схватилась за меня уже двумя руками. Ее волосы трепетали, развеваемые вихрем. Смерч сорвал с шеи Прозоровского белое кашне и унес.
        - Зи анна канпа! - срывая голос, кричал Амвросий.
        - Зи киа канпа! - не отставал Бестужев.
        Колдун Фома занес кинжал.
        - Зи дингир энлил ла лугал куркур ра ге канпа!
        Клинок опустился, перечеркнув черной молнией горло миллионера Пешкина.
        Черная при свете звезд кровь ударила толчком, рассыпалась брызгами, которые не долетели до земли, подхваченные тугим смерчем. Облачко кровавой пыли обожгло мои ноздри, рядом напряглась Жанна, еще не слишком обученная управлять собой.
        - Зи дингир нинлил ла нин куркур ра ге канпа! - Голос Амвросия грохотал, как летний гром.
        - Зи дингир ниниб ибила эшарраге канпа! - напрягая горло, выкрикнул я.
        Благодаря живительной влаге, выплескивающейся из умирающего тела Валентина Валентиновича, воздушный вихрь обрел очертания, напоминая опрокинутый кубок, но вместо его донышка возникла черная бездонная дыра, и звезды, россыпь которых мелькнула там, не имели ничего общего с небом нашего мира.
        - Зи дингир нинни нин куркур ра ге канпа!
        - Зи дингир а нунна дингир галгалла э не канпа!
        Возможно, мне показалось, но в тугих канатах ветров промелькнул призрачный силуэт огромного косматого пса с желтыми глазами и хвостом-морковкой. Следом за ним летели уродливые человечки в полосатых чулках, костлявая старуха с одним огромным глазом, существо, напоминающее разжиревшего кота, но с человеческим лицом, комок спутанной шерсти с распахнутой клыкастой пастью, одетые в зеленые кафтанчики крысы, морщинистые карлики и горбатый одноногий призрак, загребающий воздух широченной босой ступней.
        - Зи дингер анна канпа!
        - Зи дингир киа канпа!
        Сонмище фейри отчаянно сопротивлялось. Их мерзкие мордочки и перекошенные от ярости лица оборачивались к нам, рты беззвучно открывались, исторгая то ли мольбы, то ли проклятия, тела корчились, словно в огне. Но неумолимый, призванный древним заклятием, сдобренный кровью, поддерживаемый волшбой вихрь тащил их, по одному выбрасывая из нашего мира.
        «Прочь! - думал я. - Прочь, идите „do djabla“. И оставайтесь там навеки…»
        Но в глубине души я знал, что ничего нет вечного под этой луной и этими звездами, что пройдет сто - двести лет, и мы вновь будем стоять плечом к плечу, забыв споры и разногласия, отстаивая чистоту нашего мира. Ведь все мы - кровные братья, оборотни, люди - по эту сторону, а они - по ту.
        - Бабабарарара анте малдада!
        - Бабабарарара анте геге энене!
        Амвросий, глубоко вздохнув, вогнал меч Александра прямо в сердцевину беснующегося смерча. По клинку побежали зеленоватые сполохи, охватили руки киевского князя. Он пошатнулся, но Бестужев с Прозоровским подперли его плечами. Несколько мгновений меч трепетал, словно вытащенная из воды рыба, стремясь вырваться на свободу, но широкие ладони Амвросия держали мертвой хваткой.
        Потом все кончилось.
        Ветер стих.
        Звезды померкли, затянутые набежавшими тучами.
        Лес застыл неподвижно, окружая лысый холм.
        Мы переглянулись. Никто не произнес ни слова, но все знали - мир стал таким, каким был несколько месяцев назад.
        Пора возвращаться.
        Возвращаться туда, где никто не поблагодарит. Просто потому, что никто не узнает, что мы сейчас совершили. А мы никому не расскажем.
        Ведь закон Великой Тайны еще никто не отменял.
        Апрель 2010 - ноябрь 2011
        notes
        Примечания
        1
        Койф - кольчужный капюшон.
        2
        И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Ине введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь (лат.).
        3
        Аннун - в кельтской мифологии изначальная мировая Бездна, место, где есть только Смерть, но где рождается все живое, и Иной Мир, где обретаются боги и где проходит Дорога на чудесный остров западных морей - Аваллон.
        4
        Прозоровский Никита Григорьевич, князь вампиров Москвы.
        5
        Сукин сын! Разрази тебя гром! (Польск.)
        6
        Рыцарская честь (польск.).
        7
        Майоликовое панно на центральном фасаде гостиницы «Метрополь», созданное по картине М.Врубеля.
        8
        Князь вампиров города Киева.
        9
        Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович, князь вампиров Таллина.
        10
        Каминьский Андрей Яковлевич, князь вампиров Львова.
        11
        Вольфрам Cиверс (1905 - 1948 гг.) - один из руководителей расовой политики Третьего рейха, генеральный секретарь Аненербе (с 1935 года), штандартенфюрерСС, заместитель председателя управляющего совета директоров научно-исследовательского совета Рейха.
        12
        Идут к черту (польск.).
        13
        Т. е. меч крестоносцев.
        14
        Луи-Франсуа Картье (1819 - 1904 гг.) - основатель фирмы CartierSA.
        15
        Альберто Сантос-Дюмон (1873 - 1932 гг.) - пионер авиации. Родился и умер в Бразилии. Большую часть взрослой жизни провел во Франции.
        16
        Матерь Божия, молись о нас… (Лат.)
        17
        Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли (лат.).
        18
        А. Л. Лоранж и Р. Вегели - европейские ученые XIX - начала XX в., занимавшиеся исследованием древних мечей.
        19
        Чжоу Вэй - китайский ученый, автор очерков по истории оружия Китая - «Чжунго бинци шигао», Пекин, 1957.
        20
        Джиакомо ди Грасси - итальянский мастер фехтования конца XVI в., автор нескольких знаменитых трактатов, переведенных на многие языки мира.
        21
        Раубриттер - рыцарь-разбойник в Средние века.
        22
        Трофимов Алексей Иванович - князь вампиров города Смоленска, член Совета вампиров России.
        23
        Святой инквизиции (лат.).
        24
        Ян ван Эйк (ок. 1385 или 1390 - 1441 гг.) - фламандский живописец Раннего Возрождения, мастер портрета, автор более 100 композиций в технике «масло по дереву».
        25
        Владислав Локоток (1260 - 1333 г.) - князь краковский, король Польши с 1320 г. (коронация в Кракове). Вёл борьбу за объединение всех польских земель.
        26
        Олелько (Александр) Владимирович (г. р. неизв. - 1455 г.) - князь слуцкий, копыльский, киевский. Внук великого литовского князя Ольгерда.
        27
        Площадь (укр.).
        28
        ДШБ - десантно-штурмовой батальон.
        29
        Старое название города Львова.
        30
        СБУ - служба безопасности Украины.
        31
        Они отдыхают, она работает (укр.).
        32
        Разновидности кварца: морион - черный; цитрин - лимонно-желтый; празиолит - зеленоватый.
        33
        В Киеве на станции метро «Петровка» находится книжный рынок.
        34
        Сурок (укр.).
        35
        Сто чертей! (Польск.)
        36
        Vz. 61 «Скорпион» - чешский пистолет-пулемёт, который был принят на вооружение в 1961году. Маленькие габариты и возможность скрытного ношения сделали его популярным среди террористов.
        37
        Heckler & Koch GmbH - германская компания по производству стрелкового оружия, основанная в 1949году. Один из ведущих поставщиков армии и полиции Германии и других стран мира.
        38
        Бранль - средневековый быстрый хороводный танец.
        39
        Павана - парный средневековый танец, исполнявшийся в особо торжественных случаях.
        40
        Франческо Петрарка. Перевод Евг. Солоновича.
        41
        Данте Алигьери. Перевод И. Н. Голенищева-Кутузова.
        42
        Леонардо Джустиниан. Перевод Евг. Солоновича.
        43
        Франческо Петрарка. Перевод Евг. Солоновича.
        44
        Украинская народная песня. Перевод В. Русанова.
        45
        Имение (польск.).
        46
        Береги время (лат.).
        47
        Суров закон, но это закон (лат.).
        48
        Дюдень (Тудан) - брат хана Тохты, один из военачальников Золотой Орды. Возглавил опустошительное «нахождение» на Русь зимой 1292 - 1293 гг. Разрушил 14русских городов.
        49
        Андреевский собор - православный храм в Киеве в честь апостола Андрея Первозванного; построен в стиле барокко по проекту архитектора Бартоломео Растрелли в 1754году. С1968 по 2008 гг. был музеем.
        50
        М. А. Булгаков. Белая гвардия.
        51
        Владислав Городецкий (1863 - 1930 гг.) - архитектор, поляк по происхождению. Работал преимущественно в Киеве, после эмиграции в 1920году - в Тегеране.
        52
        Шоссы - с XII в. длинные, облегающие ногу чулки-штаны.
        53
        Дублет - во времена позднего Средневековья узкая одежда типа куртки, которую носили поверх рубашки.
        54
        Хабит - монашеское одеяние из грубой ткани.
        55
        Верую в Бога единого, Отца всемогущего, создателя неба и земли… (Лат.)
        56
        Отец наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё. Да приидет царствие Твоё… (Лат.)
        57
        Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш… (Лат.)
        58
        Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь (лат.).
        59
        Бастард, или бастард-сворд, - так называемый полутораручный меч. Им можно сражаться, удерживая как одной рукой, так и двумя.
        60
        Анджело Каппеллини (Angelo Cappellini) - одна из старейших мебельных фабрик Италии, основанная в конце ХIХвека.
        61
        Франсуа Клуэ (1515 - 1572 гг.) - крупнейший французский художник-портретист эпохи Возрождения при дворе королей ФранцискаI, ГенрихаII, ФранцискаII и КарлаIX.
        62
        Ни к черту не годится (польск.).
        63
        Фригийский колпак (иногда также фракийский) - мягкий закругленный колпак красного цвета со свисающим вперёд верхом. Называется в честь Фригии - области в центре Малой Азии. Известен как символ свободы и революции.
        64
        Черт бы меня побрал! (Польск.)
        65
        Орион - метательная «звездочка», европейский аналог японского сюрикена.
        66
        Милиционеров (укр.).
        67
        Тадеуш Костюшко (1746 - 1817 гг.) - политический деятель, борец за освобождение и возрождение Польши. В1806году получил предложение от Наполеона возглавить польский легион, подчиненный Французской империи.
        68
        Редьярд Киплинг. Хладное железо. Перевод Э.Шустер.
        69
        Харальд I Синезубый Гормссон (930 - 986 гг.) - король Дании и Норвегии.
        70
        Не разрешаю (польск.).
        71
        Glock 18 - австрийский автоматический пистолет производства Glock GmbH. Предназначен для вооружения спецподразделений армии и полиции.
        72
        Лови! (Укр.)
        73
        Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 52.
        74
        Где Биргер? Вызываю Биргера на бой!!! (Швед.)
        75
        Я здесь, русский князь! (Швед.)
        76
        Эрик XI Эрикссон (1216 - 1250 гг.) - король Швеции в 1222 - 1250 гг. Носил прозвище Шепелявый.
        77
        Собирательное название ряда финно-угорских племён и народов.
        78
        Житие Александра Невского. Перевод Ю. Бегунова.
        79
        XM-25 - гранатомёт, разработанный компаниями Heckler& Кoch и Alliant Techsystems.
        80
        Адам Мицкевич. Перевод М. Голодного.
        81
        Война «Шестой коалиции» - война наполеоновской Франции против коалиции европейских держав после разгрома Великой армии в России в 1812году.
        82
        Джованни Габриели (около 1555 - 1612 гг.) - итальянский композитор и органист эпохи Позднего Возрождения.
        83
        Милорадович Михаил Андреевич (1771 - 1825 гг.) - герой Отечественной войны 1812года, генерал от инфантерии, граф.
        84
        Доброй ночи, княгиня (итал.).
        85
        Доброй ночи, мастер Унгерн (нем.).
        86
        Доброй ночи, Анджей (польск.).
        87
        Обезьяна (устар.).
        88
        Янош Хуньяди (1387 - 1456 гг.) - венгерский военный и политический деятель, воевода Трансильвании, генерал и регент Венгерского королевства.
        89
        Орден Калатравы - католический военный орден на территории Испании, основанный цистерцианцами в Кастилии в 1157 г.
        90
        Козимо Медичи (1389 - 1464 гг.) - сын Джованни ди Биччи (1360 - 1429 гг.), основателя династии Медичи, политический деятель, купец и банкир, владелец крупнейшего в Европе состояния.
        91
        Ричард Невилл (1428 - 1471 гг.) - 6-й граф Солсбери и 16-й граф Уорвик. Был ключевой фигурой в Войне Алой и Белой розы.
        92
        Пьер Огюст Ренуар (1841 - 1919 гг.) - французский живописец, график и скульптор, один из основателей импрессионизма.
        93
        «Энума Элиш» - шумеро-вавилоно-аккадский эпос о сотворении мира, найден в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала. «Дхиан» («Дзиан») - трактат тибетского происхождения, якобы повествующий о противостоянии магов Атлантиды и гибели материка. «Китаб аль-Азиф», или «Некрономикон», - оккультная книга. Большинство легенд и исторических свидетельств приписывают ее авторство Абдулле аль-Хазреду, вымышленному арабскому поэту и магу. «Китаб аль-Фихрист» - арабская энциклопедия, датируемая 988 г. Не имеет отношения к оккультным наукам.
        94
        Альфонсо Борджа (1378 - 1458 гг.) - итальянский религиозный и политический деятель, с 1455 по 1458 г. римский папа под именем Каллист Третий.
        95
        Роджер Бэкон (1214 - 1294 гг.) - английский философ и естествоиспытатель. Преподавал в Оксфордском и Парижском университетах, занимался алхимией, астрологией и оптикой.
        96
        Неофициальное прозвание монахов-доминиканцев. От созвучия с латинским «Domini canes».
        97
        Вильгельм Нормандский (1027 - 1087 гг.), прозванный впоследствии Завоевателем, был незаконным, но единственным сыном герцога Нормандии Роберта Второго Дьявола. Отсюда - Бастард.
        98
        Жак - узкая короткая мужская куртка с короткими или длинными рукавами. Могла надеваться под доспехи.
        99
        Монашеский скапулярий представляет собой длинную широкую ленту с прорезью для головы.
        100
        Боже! Именем Твоим спаси меня и силою Твоею суди меня. Боже! Услышь молитву мою, внемли словам уст моих, ибо чужие восстали на меня, и сильные ищут души моей; они не имеют Бога пред собою. Псалом53 (лат.).
        101
        Вот Бог, помощник мой; Господь подкрепляет душу мою. Он воздаст за зло врагам моим; истиною Твоею истреби их. Яусердно принесу Тебе жертву, прославлю имя Твое, Господи, ибо оно благо, ибо Ты избавил меня от всех бед, и на врагов моих смотрело око мое. Псалом53 (лат.).
        102
        Привожу тебя, злейший дух, к присяге всемогущему Богу! (Лат.)
        103
        Из глубины воззвал к Тебе, Господи! Псалом129 (лат.).
        104
        Ручница - раннее европейское ручное дульнозарядное гладкоствольное огнестрельное оружие.
        105
        Дестриер - специально обученный для сражения рыцарский конь.
        106
        Всеволод Мстиславич (г. р. неизв. - 1138 г.) - князь новгородский, в крещении Гавриил. Почитается Русской православной церковью как святой благоверный князь Всеволод Псковский.
        107
        АПБ - «бесшумное» исполнение автоматического пистолета Стечкина.
        108
        Хохол, пока не пощупает, не поверит (укр.).
        109
        «Черная смерть» - такое название получила эпидемия бубонной чумы в Европе в 1348 - 1352 гг.
        110
        «Молот ведьм» - известнейший трактат по демонологии.
        111
        Генрих III Валуа (1551 - 1589 гг.) - четвертый сын ГенрихаII, короля Франции, герцог Ангулемский, Орлеанский, Анжуйский, Бурбонский, Овернский, король польский и великой князь литовский, а с 1574года последний король Франции из династии Валуа.
        112
        Восстание Зебжидовского против королевской власти в Речи Посполитой произошло в 1606 - 1609 гг. Центр восстания - Краков.
        113
        Сигизмунд III (1566 - 1632 гг.) - король польский и великий князь литовский. Пытался поставить своего сына Владислава на московский престол.
        114
        Зборовский договор заключен между Богданом Хмельницким с польским королем Яном Казимиром в 1649году. Ограничивал права польской шляхты на Украине.
        115
        На Переяславской раде в 1654году было принято решение о переходе запорожского казачества в подданство русского царя.
        116
        Ружье (укр.).
        117
        M134 «Миниган» - название семейства многоствольных скорострельных пулемётов, построенных по схеме Гатлинга. Впервые применён во время вьетнамской войны и показал свою эффективность.
        118
        Пошел к черту, сукин сын! (Польск.)
        119
        Чтоб меня черт побрал… (Польск.)
        120
        Адольф, граф Нассау, - король немецкий и император Священной Римской империи, правивший в 1292 - 1298 гг. Погиб в битве при Гелльгейме.
        121
        Андрусовское перемирие - соглашение, заключенное в январе 1667года между Россией и Речью Посполитой.
        122
        Даффлкот - однобортное пальто прямого силуэта длиной три четверти из плотной шерстяной ткани с капюшоном.
        123
        Не так ли? (Фр.)
        124
        Врага следует опередить! (Фр.)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к