Печать богини Нюйвы Екатерина Рысь
        Людмила Викторовна Астахова
        Яна Александровна Горшкова
        Время - это змей, который сам себя кусает за хвост. Саша Сян, девушка из Тайбэя, получает в наследство от своей русской бабушки загадочный дневник, и в ее жизни начинают происходить странные и мистические события. Чтобы спастись, она должна распутать клубок из тайн, в сердцевине которого - история двух русских барышень, по воле древней богини попавших из двадцатого века в жестокий мир воюющих династий. Может ли так быть, что сквозь времена и эпохи любовь красной нитью связала Сашу с мужчиной из прошлого? И что случится, когда прочитана будет последняя страница легенды, в которой смерть и страсть сплелись воедино, как инь и ян?
        Глава 1
        Из огня да в полымя
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        Когда самолет зашел на посадку в аэропорту Тайбэя, Саша в последний раз перечитала письмо из адвокатской конторы и поморщилась. Кто бы мог подумать, что несколько строчек, напечатанных на дорогой плотной бумаге, способны так кардинально изменить привычное течение ее жизни!
        Девушка откинулась на спинку кресла, рассматривая в иллюминатор пушистые, подсвеченные утренним солнцем облака. На пальце ее, поймав блик, сверкнуло тонкое золотое кольцо - символ недавней помолвки. Пока еще не свадьбы. Мысль эта отчего-то успокаивала, и Саша невольно улыбнулась, изумляясь своей нерешительности в этом в общем-то важном вопросе.
        Причин медлить со свадьбой у нее не было. Они с Ли знали друг друга достаточно долго и хорошо, чтобы понимать - союз их будет гармоничным и удобным. Девушка прикрыла глаза, представляя себе будущее: дом в Сан-Франциско, совместные завтраки… дети, такие же улыбчивые и кареглазые, как и ее будущий муж. Картина, нарисованная в ее воображении, казалась поистине идеальной, и все же чего-то в ней не хватало.
        Александра виновато глянула на аккуратный конверт, лежащий на ее коленях. Нужно было признаться себе - получив неожиданную и тревожную весть из Тайбэя, она воспользовалась ситуацией и сбежала. От окончательного решения, от собственных сомнений. От Ли.
        - Добро пожаловать в Тайбэй, - произнес в динамиках ровный женский голос. - Температура воздуха за бортом…
        Девушка вздохнула и постаралась сосредоточиться, но мысли, юркие и суетливые, как пчелы, упрямо жужжали в голове. Сходя с трапа, забирая свой багаж, улыбаясь и кланяясь сотрудникам аэропорта, она все равно думала об одном: что же понадобилось самым уважаемым адвокатам Тайбэя от нее так срочно и безотлагательно?
        По телефону законники говорить не пожелали: нет-нет, никак не возможно, совершенно исключено, дело слишком важное, слишком конфиденциальное. Саша, привыкшая за последние годы к некоторой американской бесцеремонности, конечно, посоветовала бы им самим прилететь к ней в Сан-Франциско: вам надо, вы и старайтесь, почтенные. Но мягкий и вежливый голос назвал заветное имя из прошлого, самое любимое и дорогое, - и девушка попалась на крючок.
        - Госпожа Сян Александра Джи, мы с почтением приветствуем вас. - Так, с вкрадчивой осторожной вежливостью, присущей тем, кто привык говорить о тайнах, было ей сказано всего два дня назад. - Адвокатская компания «Мин Са и сыновья», Тайбэй, к вашим услугам. Позвольте передать вам сердечный подарок и привет от вашей покойной бабушки, достопочтенной Сян Тьян Ню. В приватной обстановке и лично, если вы не возражаете.
        Саша поправила сумочку на плече, тряхнула головой. Что же, она здесь - и готова, пожалуй, ко всему. Бабушка была личностью незаурядной, немного эксцентричной и вполне могла оставить своей любимой внучке наследство, о котором не поставила в известность семью. Но если это какой-то обман…
        «О, вы пожалеете», - приветливо кивнув таксисту, пообещала себе девушка.
        В кабинете господина Мин Са, старшего партнера адвокатской компании «Мин Са и сыновья», было просторно и прохладно. Кондиционер с чуть слышным гудением изгонял из воздуха присущие Тайбэю запахи цветов, акации, влажной земли и бензина. Светлые стены с тонко подобранными картинами, диваны, распахнувшие свои кожаные пасти будто для того, чтобы проглотить любого, кто осмелиться присесть на такую роскошь, - все вокруг говорило о деньгах.
        Александра сложила руки на коленях и чуть приподняла подбородок. Напротив нее с абсолютно непроницаемым выражением лица сидел господин Мин Са собственной персоной. Губы его изгибались в улыбке, но глаза, темные и внимательные, были холодны.
        - Госпожа Сян, - выдержав приличествующую случаю паузу, наконец произнес он. - Приношу вам свои глубочайшие извинения за то, что наша контора так грубо и несвоевременно побеспокоила вас.
        Девушка сжала зубы. В Сан-Франциско она отвыкла носить маску - там люди улыбались, горевали и гневались открыто, не стесняясь. Тайбэй же…
        «Держи лицо», - приказала она себе и едва заметно кивнула господину Мин Са.
        - Что вы, - слегка охрипшим голосом сказала она, - это я должна извиниться перед вами за свою первоначальную недоверчивость.
        - Ах. - Адвокат, внезапно напомнивший ей старинные изображения Будды, сдержанно рассмеялся. - Я понимаю, что причина, побудившая нас связаться с вами, очень необычна.
        Девушка сглотнула. Да. Он прав. Подарок от бабушки. От бабушки, которая умерла почти десять лет назад. Если это не необычно, то что тогда? Глубоко вздохнув, она распрямила плечи. Пора было переходить к делу - тратить время и нервы на бессмысленную ритуальную вежливость сейчас не было ни настроения, ни сил.
        - По телефону вы сказали, что бабушка что-то мне оставила, - решительно заявила Александра и отчего-то почувствовала удовлетворение, увидев, как чуть приподнялись брови адвоката, пораженного ее прямолинейностью.
        - Это так, - согласился Мин Са. - Ваша почтенная родственница всю жизнь пользовалась услугами нашей конторы и последнее свое волеизъявление в этом мире тоже доверила исполнить нам. И мы его конечно же исполним. Только проявите еще немного благорасположения к нашей скромной компании, молодая госпожа, и ответьте на один вопрос.
        Девушка нахмурилась было, но потом, помедлив, кивнула.
        - Скажите, правильно ли я осведомлен: на прошлой неделе, пятнадцатого числа, вам исполнилось тридцать лет?
        Саша напряглась. Откуда и почему адвокат в Тайбэе знает дату ее рождения? Она уже почти двенадцать лет не живет здесь, в Тайване.
        - Все так, - решив пока повременить с вопросами, отозвалась она.
        - Вас же не затруднит подтвердить этот факт документально? - вкрадчиво поинтересовался адвокат.
        Девушка, все больше и больше настораживаясь, показала ему паспорт, отчего-то и сама недоверчиво взглянув на дату. Ей до сих пор не верилось, что тридцатилетний рубеж перейден. Казалось, недавно она совсем еще девчонкой уезжала - убегала! - из Тайбэя в Сан-Франциско. Но время пролетело, некоторые мечты сбылись, другие… другие - нет.
        Господин Мин Са, лично удостоверившись в ее правдивости, вдруг глубоко поклонился и обеими руками подвинул к наследнице небольшой ларец.
        - По завещанию госпожи Сян Тьян Ню, - тихо произнес он, - нам предписано вручить вам эту шкатулку сразу же после того, как минует тридцатый день вашего рождения.
        Саша не помнила, как добралась домой, не помнила возгласов матери и сдержанного отцовского приветствия - ей казалось, что мир вокруг вдруг изменился, превратился в зыбкий туман. Оставшись одна в своей старой комнате-студии, она подошла к балетному станку. Танцы всегда помогали ей обуздать собственный характер.
        Едва рука ее коснулась поручня, девушка закрыла глаза, застыла, расслабила плечи и спину. Вдох, другой, третий, молчание, плавно перетекающее в движение, - и она расслабилась, позволив себе секундную передышку.
        Ей нужно было обрести внутреннее спокойствие, стать деревом, что гнется под порывами ветра, не ломаясь, стать небом, что смотрится в зеркало океана. Потому что всего несколько часов назад ее привычная, размеренная жизнь вдруг превратилась в бурную реку и неумолимо повлекла свою хозяйку вперед, в неизвестность.
        Движение запястьем - едва заметное, мягкое. Наклон. Вдох. Саша повернула голову и, охнув, сбилась с ритма. На столике у двери посверкивал полированными боками привезенный от господина Мин Са бабушкин дар - ларец из персикового дерева. Наследство, которое нашло свою новую владелицу спустя почти десять лет. Девушка прижала ладонь к глазам.
        Большая золотая шпилька бу-яо с нефритовыми подвесками, серая терракотовая рыбка и толстая, от корки до корки исписанная тетрадь - вот что хранилось в заветной шкатулке. Прощальная весточка от женщины, которая вырастила ее, дала сил и упорства последовать за своей мечтой. Александра сжала губы.
        Разговор с адвокатом стал кинжалом, который рассек ее жизнь напополам, отделил прошлое от будущего, она знала это. Она чувствовала. И не ошиблась.
        Потому что бабушка завещала ей куда больше, чем счет в банке или недвижимость, - она доверила ей свою жизнь: слова, написанные кириллицей на пожелтевших от времени страницах, годы, полные любви и борьбы. Саша поняла это сразу же, открыв дневник и увидев первые строки. Бабушка будто протянула к ней руку издалека, из темноты, заговорила со своей младшей внучкой строго и в то же время ласково.
        «Иногда я думаю, почему все вообще случилось так, а не иначе? И что стало бы с нами, если бы… Если бы мы не оказались в Шанхае? - Вот что писала Тьян Ню. - Если бы не умер папа? Если бы у меня не было сестры? Если бы в России не случилось большевистского переворота? Что есть первопричина всему? И был ли вообще тот миг, когда колесо времени могло остановиться?»
        Ее внучка тряхнула головой, снова положила руку на балетный станок и изо всех сил стиснула пальцами прохладный гладкий поручень. Себе она могла признаться в том, что боится - нет, не опасных откровений или запретных секретов, но самой судьбы. С суеверным ужасом девушка вдруг подумала: что, если вся жизнь ее была лишь подготовкой к этому дню? Сюжеты старинных преданий про переселение душ, предназначения, проклятия вдруг показались ей не такими уж сказочными и забавными.
        И эта шкатулка, которая, словно русская игрушка матрешка, скрывала в себе куда больше, чем казалось с первого взгляда. Саша нахмурилась. Можно было бы, конечно, закрыть ларец, отложить потрепанную тетрадь в сторону, не читать, сбежать. Но…
        Бабушка родилась в России, и все же никого, кроме нее, дорогой Alexandrine, в их семье не заставили учить певучий северный язык. У Сян Тьян Ню было много внуков - род их насчитывал почти полсотни человек - но только ей, младшей, она вдобавок к китайскому дала и русское имя, а потом и вовсе забрала «маленькую Alexandrine» к себе на воспитание. И традициям старая госпожа никогда не противилась… кроме того единственного случая, когда Саша не пожелала выходить замуж по отцовскому приказу. Тогда-то бабушка и показала свой характер, запретила неволить. Спасла.
        Нет. Девушка не могла не прочитать дневника. Это было бы предательством, даже хуже - отречением. Если бабушка Татьяна хотела, чтобы она, ее внучка, знала, то так тому и быть.
        Вздохнув, Александра Джи опустила голову и постояла так несколько секунд. Сейчас, когда решение было принято, на нее снизошло то самое успокоение, которого она так отчаянно искала в танце. «Проведи меня своей дорогой, бабушка, - мысленно попросила она, вспоминая властное морщинистое лицо, сдержанную улыбку, теплые руки. - Чтобы ни ждало меня на пути, я пойду до конца».
        И, вскинув голову, девушка решительно пересекла комнату, открыла ларец и взяла в руки заветный дневник.
        «Или же все, что происходит с людьми и государствами, предопределено заранее, а потому история и не знает никакого сослагательного наклонения? - словно наяву донесся до нее размеренный бабушкин голос, и Саша улыбнулась. - Скорее всего, верно последнее, и нет нужды терзаться этими вопросами, ибо человек всего лишь предполагает, а Господь всегда располагает.
        Мы не властны над такими страшными вещами, как революция или война. Но мы властны над собственной волей и выбором. Поэтому я часто спрашиваю себя: могли ли мы быть другими - более осторожными, более прозорливыми? И сама себе отвечаю - нет и еще раз нет! Мы с Люсей были в отчаянии, и мы были отчаянными.
        А как же иначе, если весь мир рушится прямо на твоих глазах, гибнет стремительно и неотвратимо, а главное - навсегда. Наш привычный мир разваливался, погибал в крови и страшных корчах, и тогда, в восемнадцатом, мне мнилось, что еще чуть-чуть - и стены домов начнут крошиться, а куски кирпича - отваливаться и улетать в пространство. Чудилось, что еще немного - и рассыплются в прах сфинксы на Университетской набережной, и расколется Александрийский столп, и высохнут невские воды, обнажив речное дно. А потом умер папа, и беспросветная тьма сомкнулась надо мной.
        И тогда в мою жизнь явилась Люся. Она была еще более отчаянная, чем любой из всех, кого я в то время знала. До сих пор помню, как она молча сгребала в саквояж папины китайские находки, мешая в одну кучу древние артефакты и дешевые сувениры, распихивала по карманам пальто все, что имело хоть малейший шанс быть проданным, и как, чертыхаясь, зашвырнула в канал ключ от нашей петроградской квартиры.
        Да, мы были отчаянными. И когда сошли на китайский берег в двадцать втором, мы уже ничего и никого не боялись. Мы так думали тогда. Мы же не знали, что Шанхай, как и Москва, не верит слезам, не слышит мольбы и не ценит клятвы. Именно оно, это страшное отчаяние, сделало нас такими, именно оно подтолкнуло нас рискнуть, как говорила Люся, в самый последний раз. И мы рискнули.
        В тот вечер я ждала, когда вернется сестра, и в последний раз держала в ладонях терракотовых рыбок. Все, что осталось нам на память от папы. Они были теплые, такие приятные на ощупь, и с ними не хотелось расставаться. Даже за два билета в Сан-Франциско.
        И тут на лестнице раздались торопливые шаги…»
        КИТАЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА, ШАНХАЙ, 1923 Г.
        ТАТЬЯНА
        На лестнице раздались торопливые шаги, потом дверь распахнулась, и… При виде сестры Татьяна ахнула, едва не уронив глиняных рыбок на пол.
        - Боже мой! Что это на тебе?
        Ответный взгляд Людмилы был более чем красноречив. Мол, а сама-то во что вырядилась? Что поделать, если перешить китайское ципао[1 - Или чеонгсам («длинное платье») - традиционное китайское платье, чья форма была осовременена в двадцатых годах двадцатого века в Шанхае.] на европейскую фигуру без примерки нет никакой возможности? Однако шелковое узкое платье всяко лучше Люсиного наряда, состоящего из одних только блесток, перьев, лоскутков шелка и песцовых хвостов. Даже уличная девка постыдилась бы такое на себя нацепить, ей-богу. Губная помада по щекам и подбородку размазалась, тушь растеклась, волосы дыбом стоят. Какой стыд!
        - Ты в таком виде по улице шла?! - успела воскликнуть девушка, прежде чем сестра решительно закрыла ей рот ладонью.
        - Тихо, - сказала она, угрожающе вытаращив глаза. - Только не ори, Христа ради. Паспорта, деньги бери - и ходу. Понимаешь?
        Сестрица обладала силой недюжинной. Из ее захвата так просто не вырвешься.
        - Танечка, миленькая, поверь, все очень плохо, - пояснила она, перейдя на свистящий шепот. - Нам ноги надо уносить.
        - П-почему?
        - Сейчас нас придут убивать.
        И Татьяна сразу поверила. Люсе надо верить, Люся чувствует опасность, как зверь лесной чует, где скрытно тлеет торфяник. Уж сколько раз это звериное чутье сберегало им жизни. Бессчетно!
        - Все из-за статуэток? - догадалась Таня, чувствуя, как дрожат и слабеют ноги в коленях.
        - Угу, - деловито кивнула Людмила. - Поторопись, душенька. Умоляю!
        Больше всего Тане сейчас хотелось заломить руки и по-старушечьи запричитать, проклиная тот день и час, когда она поддалась на уговоры и согласилась продать папино наследство. Не по-людски это было, видит бог.
        Но ничего такого Татьяна Орловская делать не стала. Напротив, четко и без истерики, тем паче упреков, поступила так, как просила сестра, - достала из-под матраса нансеновские[2 - НАНСЕНОВСКИЙ ПАСПОРТ - документ, выдававшийся Лигой Наций беженцам из России.] паспорта и тощую пачку ассигнаций. Люся тоже не сидела без дела. Она наскоро увязывала в скатерть все самое необходимое - несколько платьев, нижнее белье, мыло, свечки. Как будто их это спасет.
        На все про все ушло самое большее минут пять. Сестры знали толк в побегах, когда нельзя терять ни секунды на всякие там сожаления или раздумья. Жив остается лишь тот, кто бежит быстрее и не оглядывается назад.
        - Одну рыбку тебе, другую - мне. - Люся, не дожидаясь ответа, поделила единственную их драгоценность поровну, сунув свою часть в лифчик, а потом схватила Таню за руку и поволокла за собой.
        - Да ты хоть по-человечески скажи, что случилось? - взмолилась та, вываливаясь следом во влажную шанхайскую ночь.
        - Ушастый Ду с нами случился, - буркнула сестра. - Пронюхал о нашем договоре с Хе Юнжуном, скотина хитрая. Антиквару нашему, к слову, ребята из Зеленого Братства второй рот на шее сделали.
        Плакать от ужаса Татьяна разучилась еще в восемнадцатом, сдержалась и сейчас. В конце концов, танцевальный холл, куда Люся устроилась работать дансинг-герл, принадлежал Ушастому Ду - правой руке главаря. Да что уж там говорить, он весь Шанхай в страхе держал. Ему первый встречный китаец тут же донесет про двух белых девиц: одну - в клоунских мехах, вторую - в черном ципао, да еще с драконами. Явно же ворованное.
        - Живы будем, поставлю за Линъюй свечку, - продолжала Людмила, не сбавляя шага. - Шепнула мне словечко, предупредила.
        К слову, по-китайски Люся болтала запросто, не заморачиваясь на всякую там грамматику. И сколько Таня ни пыталась научить ее разбираться в иероглифах, та только отмахивалась. «Нам в Сан-Франциско китайский этот и даром не нужен будет», - твердила она.
        Ах Сан-Франциско! Их общая, нежно лелеемая, хрустальная мечта, их Авалон и Град Обетованный. Вся затея с продажей рыбок была лишь ради двух билетов через океан. А теперь что делать?
        Татьяна сама не заметила, как задала этот вопрос вслух.
        - Лодку украдем, переплывем на другую сторону, выберемся из города. - Люся так далеко в будущее не заглядывала, перечисляя только самые ближайшие и относительно достижимые цели.
        - А потом?
        - Поживем - увидим.
        ЛЮСИ
        Лодка, лодка… Казалось бы, добыть в Шанхае лодку - плевое дело. Полгорода живет рекой, а другая половина живет за счет тех, кто промышляет на реке. И лодок здесь как китайцев - видимо-невидимо. Но добыть лодку посреди ночи, когда за тобой гонятся бойцы Ушастого Ду, значит, ее украсть, и только так. Все лодочники повязаны с Зеленым Братством, проклятые китайцы вообще друг за дружку горой, и уж если навалятся всей гурьбой, тут от двух белых девок не останется даже мокрого места. Уж в чем-чем, а в таких делах Люся толк знала. Китайцы хоть и мелкие, но лютые, черти. Даже стрелять не станут, просто палками забьют.
        «Не девка, - вспомнила она матушкины слова. - Ты не девка, Люся, ты - барышня».
        Но мамане батины выкрутасы голову заморочили. Воображала себя не пойми кем, из грязи в князи, как говорится. Люся на вещи смотрела трезво. Если ты кухарка, так кухаркой и будь, а рядиться в, прости господи, этуаль[3 - Певичка, кокотка, дама полусвета.] кафешантанную, да в маманином-то возрасте, да с ее-то габаритами… Смех и грех.
        Девушка зло всхлипнула на бегу. Хорошо, что маменька не дожила. И вдвойне хорошо, что и Лизавету Степановну, Танюхину мамашу, тоже Бог прибрал раньше, чем все к чертям покатилось. Одна и радость, что обе они, отцова жена и полюбовница, не видят, как их дочки по Шанхаю улепетывают от своры узкоглазых.
        Люся покрепче сжала ладошку сестры и безошибочно, как лисица, ведомая чутьем, свернула в замызганный проулок между вонючими фанзами[4 - ФАНЗА - традиционный китайский дом.]. Сквозь густой, специфически шанхайский смрад - гниющие овощи, рыбьи потроха, прогорклое масло, гарь и копоть, сладковатый опиумный душок, тяжелый дух от немытой и вроде как разлагающейся плоти - пробился запах илистой сырости. Река была совсем рядом, но попробуй добраться до нее, не заплутав навсегда в темном лабиринте среди мусорных куч, каких-то досок, тряпок и сетей.
        Но инстинкт (а может, привычка, въевшаяся в кровь и плоть, это непостижимое чутье, заставляющее то ускорять шаги, бежать на пределе сил, то, наоборот, замереть, вжавшись в осклизлую стену, и не дышать, это вот седьмое чувство привычного беглеца) не позволял ей ошибиться.
        Нет, она не барышня, она - девка. Хитрая, изворотливая, прожженная. Девка, которой сам черт не брат. Только девка может вертеться в мутной воде шанхайского дна, как слепая и скользкая рыбина - в жирном иле. Только девка пройдет по самому краешку горящей крыши и паленой кошкой метнется в спасительную темноту. Там, где сгинет барышня, у девки есть шанс выжить. Пусть один, но он есть. Так что придется снова и по-прежнему быть девкой, кухаркиной дочкой, изворотливой стервой, чтобы дожить до тех пор, пока…
        А барышней пусть остается Танюха. Должна же хоть одна из дочерей профессора Орловского сохранить… Что? А черт его знает! Что-то. То, что было и в отце, и в женушке его. Что-то, что даже в шанхайской помойке светит ровным небесным светом, как лампадка в ночи…
        - Танюш, ты как? - тревожно спросила она, заметив, как сестра в изнеможении прижалась к стене. - Потерпи, душенька, чутка осталось, тут до реки - рукой подать. Ты рта-то не открывай, носом дыши да кивай, забыла уже, что ли?
        Таня через силу улыбнулась и кивнула. Нет, она не забыла. Не смогла забыть, как правильно убегать, как лучше прятаться, когда дышать, а когда не дышать.
        «Однажды забудешь, - зло подумала Люся. - Забудешь, как убегать и прятаться. И вспомнишь, как жить без оглядки, как засыпать, не боясь не проснуться. Обещаю!»
        Между домишками блеснула вода. Запах рыбы, ила и плесени перебил даже неистребимый смрад шанхайских мусорных куч. Плескались волны о причал, раскачивали утлые суденышки, что-то позвякивало и поскрипывало. Но это было запахами и звуками надежды и жизни. Добрались!
        ТАТЬЯНА
        На первый взгляд казалось, что они все-таки оторвались от погони и можно уже остановиться и чуть-чуть перевести дух. Но так только казалось. Кто хоть раз спасался бегством, кому хотя бы единожды в затылок дышали убийцы, тот ни за что не забудет и не перепутает мерзкий зябкий холодок, без остановки стекающий за шиворот беззащитному беглецу. Этому жуткому ощущению надо верить сразу и безоговорочно. И бежать еще пуще.
        Тогда, в девятнадцатом, в Томске, они с Люсей спаслись только потому, что не останавливались. По снегу, в одних чулках, без надежды на избавление, но без остановки. Впрочем, у Люси был пистолет, и она поклялась, что прежде чем пустит себе пулю в рот, застрелит сестру. Но тогда это все же была Россия, и две девушки имели реальный шанс затеряться среди множества других русских женщин. А тут, в Китае, они как белые вороны. Матерь Божья, спаси и сохрани!
        С размаху швырнув узел с пожитками на дно лодки, Людмила крикнула:
        - Не бойся, сампаны устойчивые. Не перевернется. Прыгай!
        И правда, плоскодонка лишь несильно качнулась, когда сестры в нее скакнули. Но пришлось еще повозиться, чтобы оттолкнуться от причала. Всего какая-то пара-тройка минут ушла, но то были поистине золотые мгновения, решившие судьбу девушек.
        - Быстрее, быстрее, - шептала Татьяна, пытаясь помочь Люсе управиться с длинными кормовыми веслами. Получалось так себе, сампан крутило в разные стороны, а потому берег отдалялся крайне медленно. Казалось, что лодка и вовсе не движется вперед. Над Хуанпу стелился туман, и девушкам надо было всего лишь успеть вплыть в мерцающее спасительное облако. А там уже как бог даст.
        И тут Таня отчетливо услышала негромкий топот множества ног, обутых в легкие тапочки. Бойцы из Зеленой банды если и отстали от беглянок, то совсем ненамного. Они, словно муравьи, один за другим устремились к причалу.
        - Ложись на дно, - приказала Люся и изо всех сил налегла на весла. Откуда только силы брались?
        «А ты?» - хотела спросить Татьяна, но с берега раздался выстрел. Затем второй, а потом и третий.
        - Вот ведь черти!
        Люся быстро присела на дно и сжалась в комочек. Не от испуга, нет. Еще чего не хватало! Стреляли ведь не прицельно, а чтобы напугать. Убьют-то их потом, когда отберут статуэтки.
        - Эй, ты рыбку свою не потеряла? - строго спросила она сестру.
        Ну конечно! В такой момент ее волновала только сохранность драгоценных фигурок.
        - Да какая разница?
        - Большая! Не дури, проверь, как там рыбка.
        - Свою проверяй, - огрызнулась Таня, но требуемое исполнила. - Вот, рядом с нательным крестом повесила. Гляди!
        Людмила, убедившись, что сампан плавно, но целенаправленно несет прямо в гущу тумана, тоже бойко сунула себе руку за пазуху, доставая свою половину отцовского наследства. В этот момент бандиты, уже попрыгавшие в другие лодки, снова принялись стрелять. Одна пуля выбила длинную щепку из борта, а та, в свою очередь, пребольно оцарапала руку Люси. Сестры хором вскрикнули, брызнула кровь, рыбки соединились и…
        ЛЮСИ
        Рыбки соединились, шевельнув хвостами, словно внезапно ожили, накрепко сплетаясь, сцепляясь еще крепче, чем руки девушек, - нипочем не разомкнешь. Не оторвешь. Тяжелый горячий толчок, словно у того странного, непонятного, что только что было глиняными фигурками, вдруг забилось сердце. Люся не могла разжать руку, чтобы посмотреть, но каждым миллиметром кожи ощущала - оно живое. Оно горячее, круглое и живое, оно обжигает ладонь, оно бьется, словно настоящие рыбы, стиснутые неловкими руками…
        - Только… не… выпускай! - задыхаясь, просипела она.
        - Держись! - вскрикнула сестра.
        И лишь теперь Люся заметила, как опасно раскачивается, стонет и кренится их сампан, внезапно заплясав на воде, еще мгновение назад бывшей спокойной. А из сцепленных ладоней рвется наружу свет, горячий и яркий, и там, где он встречается с водой и туманом, начинает твориться что-то невероятное.
        Теплые золотые искры рассыпались бусинами по черному шелку, сплелись, заструились, будто невидимая игла засновала по невесомой ткани. Быстрее, еще быстрее. Узоры множились, усложнялись - то ли рыбы резвились в речной глубине, то ли золотые драконы или чудо-птицы, взлетев с подола Таниного ципао, закружились в танце, то приникая к волнам, то взмывая вверх.
        Девушки беззвучно кричали, словно вдруг напрочь лишились голоса. Тому, что творилось во влажной шанхайской ночи, не было имени… по крайней мере, в русском языке не нашлось бы слов, чтобы описать это. Может, китайцы сумели бы.
        Оттуда, с берега и с лодок, едва слышно доносились изумленные и испуганные вопли преследователей. Значит, они тоже это видят? Значит, это не шутки сознания, помраченного бегством, не какие-то опиумные флюиды, долетевшие из ближайших курилен, не бред… Или все-таки?
        Золотые бусы зазвенели, закручиваясь спиралью - все плотнее и плотнее, словно кто-то невидимый наматывал нить на веретено. Сампан кружился волчком, скрипел и трещал, девушки вцепились друг в друга что было сил, и тут сквозь мельтешение огненных бабочек Люсе почудился взгляд. Нечеловечески спокойный. Не равнодушный - нет, безмятежный, как улыбка каменного божка. Вечный покой, льющийся из-под полусомкнутых век, отрешенность существа, слишком совершенного для суетного и грязного человечьего мирка, полного крови и грязи, словно поганое ведро, - до краев… Она прищурилась, пытаясь различить это отрешенно-самодовольное существо, невидимую пряху, которой и дела нет до двух перепуганных мошек. Золотые глаза смотрели, отражаясь в воде, - равнодушные и выпуклые, как у рыбы.
        - Да чтоб тебя! - крикнула Люся, словно плюнув живой человеческой злостью в этот рыбий взгляд.
        Рядом скрипнула зубами сестра. Жить! Да, они хотели жить - они обе! И если уж сдохнуть, то не здесь, не сейчас, не так! Пройти столько дорог, замерзать, голодать, воровать, сгорать в тифозной горячке, пережить и резню, и бегство, и выстрелы в спину только для того, чтобы теперь утопнуть посреди поганой китайской речушки на глазах у паршивых китаез и их мерзкого божка или кто он там есть, этот рыбоглазый?
        - Не дождешься!
        - …О Господень Великий Архангеле Михаиле! Демонов сокрушителю, запрети всем врагам, борющимся со мною, и сотвори их, яко овцы, и смири их злобные сердца, и сокруши их, яко прах перед лицом ветра…[5 - Часть православной молитвы Михаилу Архангелу (защита от врагов).] - едва слышно, но истово шептала Татьяна.
        - И ты, Царица Небесная, уж защити нас, грешных… - всхлипнула Людмила, которая и «Отче наш» толком-то не помнила.
        И чужой рыбий взгляд вдруг потух, словно равнодушное существо не отвернулось, но сморгнуло. А на смену ему пришло что-то иное, что-то чуть сердитое, слегка раздраженное, какое-то присутствие. И почему-то показалось, что рядом - женщина. Вот, оторванная этими мольбами и воплями от непонятных, но крайне важных дел, она отложила веретено и взглянула, прищурясь, то ли с небес, то ли из воды…
        Люся мотнула головой, сквозь злые слезы пытаясь различить… И взвизгнула, оглушая сестру и сама замирая от ее ответного крика.
        Молния, ветвясь, выросла прямо из реки чудовищным сияющим древом, вплелась в пляску и звон золотых бус, в танец золотых драконов, в кудахтанье золоченых фениксов. И, заворачиваясь гигантской воронкой, подняла сампан вместе с охрипшими от крика девушками, подняла, закружила и с размаху бросила вниз, вверх, снова вниз, быстрей и быстрей, кленовым семечком во власти смерча…
        И схлопнулась, закрылась, словно и не было никакой воронки, никакого смерча, никаких драконов и бус.
        И никакого сампана на внезапно замершей, безмятежной Хуанпу.
        А над головой Люси сомкнулась непроглядно-черная вода.
        Но прежде чем оглушенное сознание померкло, девушке послышалось призрачное: «Подожду и увижу…» - как прощальное напутствие.
        Люся развела руки, из последних сил делая гребок, дрыгнула ногами - и устремилась к воздуху и жизни.
        ТАНЯ
        После ослепительного сияния на Таню вдруг обрушилась абсолютная, кромешная тьма, словно тот неземной свет напрочь выжег глазные яблоки. В раскрытый рот хлынула речная вода, а шелк платья моментально облепил ноги и потянул на дно. Таня отчаянно задергалась, точно сама стала рыбой, забилась и принялась бешено грести руками. Кто знает, что ждало их с Люсей на поверхности, может быть, бандиты из Зеленой банды во главе с Ушастым Ду, но совсем молодым еще человеческим существам нестерпимо хотелось жить. Каждая частичка Таниного юного тела отчаянно противилась даже мысли о смерти. Жить! Дышать! Ну! Еще чуть-чуть! Легкие пылали, все тело скручивали спазмы, и до поверхности воды осталось совсем немного. Последнее усилие, последний рывок дались тяжело, зато…
        Боже! Как же хорошо! Татьяна судорожно глотнула воздух, закашлялась и первым делом, не успев как следует осмотреться, заорала:
        - Люся! Люсенька!
        С ней ничего не должно случиться! Нет! Сестра умела плавать по-настоящему, тогда как Таня всего лишь кое-как научилась держаться на воде.
        И точно в ответ на беззвучную мольбу Люся вынырнула совсем рядом - живая, невредимая и довольная.
        - Гляди! Не потеряла! - хрипло каркнула она, демонстрируя мокрый кулак с намертво зажатой в нем рыбкой.
        - Сестричка моя…
        Какое же это было облегчение - снова увидеть ее милое лицо и сияющие глаза, а потом уже осознать до конца, что они снова выжили. Девушки, жалобно всхлипывая, крепко обнялись, не забыв по детской привычке потереться носами.
        - Темень-то какая, - прошептала Людмила. - Мы ж, поди, на самой середине реки.
        - А бандитов не слышно.
        - Странно это.
        Тишина, совершенно не свойственная Шанхаю ни днем, ни ночью, шатром раскинулась над черной, пахнущей тиной водой. Ни тебе плеска весел, не чирикающих голосов китайцев, ни тем более выстрелов.
        - Они испугались этого светопреставления, а потом в тумане нас и потеряли, - предположила Татьяна.
        Люся тоже внимательно прислушалась, а затем еще и отплыла чуть в сторонку, пытаясь высмотреть хоть что-то в непроглядной темени южной ночи. Все без толку. И вода какая-то подозрительно чистая.
        - Ну что делать… За меня держись, и поплывем потихонечку к берегу.
        Таня немедленно ухватилась за бретельку этого позорного платья.
        - Ой, а что это у тебя?
        - Ридикюль твой с документами, - хмыкнула Люся. - Рыбки и паспорта - сейчас самое важное. Их надо сберечь.
        - Вот ведь! - потрясенно задохнулась Татьяна, в очередной раз дивясь сестриной живучести и хватке. Впрочем, помня, через что им обеим пришлось пройти, чтобы получить нансеновский паспорт, ничего странного. Люся и в огонь бы за этой бумажкой нырнула.
        - Тряпки все равно потонули, но это ничего… не страшно. Платья - дело наживное. Ну, поплыли? - И она засунула свою рыбку в рот, за щеку. - Помолши, жожалужта, ага?
        Грести Людмиле пришлось совсем недолго, что опять же было удивительно. Вдруг обнаружился берег, густо заросший каким-то местным камышом. Обессилевшие и дрожащие сестры буквально ползком вскарабкались на склон. Минуть десять они просто лежали в траве, приходя в себя. В этот момент им было уже все равно - есть рядом ребятки Ушастого Ду или нет. Лишь бы дух перевести.
        Первой закономерно ожила Люся.
        - Ш-тьфу! - Она выплюнула рыбку на ладонь. - И куда же это нас занесло, а? Хотела бы я знать.
        «Когда происходит что-то экстраординарное, принято говорить: «Никогда в жизни не забуду». Потом, конечно, все забывается, теряет остроту и важность, тускнеет. Но я так и не сумела забыть ту, самую первую бессонную ночь, когда мы с Люсей жались друг к другу, дожидаясь рассвета. Мне до сих пор иногда снятся те предутренние сумерки и резкие голоса приближающихся к нам мужчин. Они идут прямо к нам, неумолимо сокращая расстояние между нашим неведением и жуткой истиной. И тогда я просыпаюсь - в холодном поту, с колотящимся о ребра, обезумевшим от ужасного предчувствия сердцем».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 2
        Ни спрятаться, ни скрыться
        «Оставаться самим собой… Кажется, это так просто. Может быть. Особенно во времена благоденствия и мира так легко быть яркой индивидуальностью, всегда и везде оставаться собой. Но сколько же на земле слабых, испуганных и беззащитных, у которых нет иного выхода, кроме как склониться под гнетом несчастий и менять чужие личины как перчатки, чтобы уцелеть, чтобы устоять и выжить. Но я верю, что никто не осудил бы нас ни тогда, ни сейчас…»
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        САША
        От чтения Александру отвлек легкий стук в дверь. Девушка начала было торопливо прятать заветную тетрадь под подушку, а потом, сообразив, что делает, расхохоталась: взрослая уже, а все туда же!
        - Я вхожу, - раздался тихий голос матушки, а через мгновение и она сама легко шагнула в студию: величественная и, как и всегда, безмятежная.
        Саша впервые за день пригляделась к ней и почувствовала, как теплеет на сердце, - время пощадило ее родительницу. Волосы мамы, темные и блестящие, были скручены в искусный узел на затылке, а светлое домашнее платье ладно сидело на фигуре, с возрастом не потерявшей своей стройности. Впрочем, кажущаяся мягкость в манерах и поведении была обманчивой - девушка прекрасно знала, что в этом тихом омуте тоже водятся черти. Вот и сейчас по лицу матери барышня Сян поняла - семейного допроса блудной дочери явно не избежать.
        - Добро пожаловать домой. Ты вернулась так неожиданно, Джи-эр[6 - Суффикс -эр образует «детский», уменьшительный вариант имени. В китайском языке фамилия ставится перед именем.], и мы все некоторым образом обеспокоены, - подтвердила ее опасения мама, не сводя с дочки настороженного взгляда. - Не случилось ли чего-нибудь… недостойного?
        Девушка невольно бросила взгляд на шкатулку. Почему-то она никому - даже родителям! - не хотела рассказывать о ее содержимом. Саша удивилась, внезапно сообразив, как похожи испытываемые ею чувства на ревность: мое! никому не отдам! никому не покажу!
        - Все непонятно, - честно ответила она маме, не желая ни врать, ни говорить правду. - Но я здорова.
        Матушка поджала губы, но расспрашивать дальше не стала.
        - Каждому разговору - свое время, - согласилась она, отступая - дочь знала это - только для того, чтобы потом вновь вернуться к этой весьма деликатной теме. - Спустишься ли ты к обеду?
        Искушение отказаться и продолжить чтение бабушкиного дневника было велико, но девушка ему не поддалась. Она и так нарушила семейное спокойствие - явилась и обрушилась на головы своих родителей внезапно и без предупреждения, как грозовой летний ливень. Не стоило огорчать их еще больше.
        Сян Александра Джи поднялась, бросила быстрый взгляд в зеркало - оттуда на нее смотрели глаза, в которых не было ни уверенности, ни покоя, - и последовала за матушкой. Ее ждало очередное испытание: за большой стол в доме своего детства она не садилась уже больше десяти лет.
        «Вот так, - подумала она, спускаясь со второго этажа в столовую, - из Сан-Франциско - в Тайбэй. Из нового мира - в старый».
        Тишина - вот что подавали сегодня за родительским столом. В напряженном молчании Сян Джи положила в рот кусочек жареного кальмара и, надеясь, что он не встанет у нее поперек горла, проглотила угощение.
        Матушка, излучая спокойную уверенность, подвинула блюдо с фруктами. Как ей удавалось сохранять невозмутимость, когда напряжение в обеденном зале было таким густым, что перехватывало дыхание, девушка не знала.
        - Кхм, - наконец откашлялся отец.
        Саша едва не поперхнулась от неожиданности - и сразу разозлилась на себя. Ей уже не пятнадцать лет, чтобы каждый раз дергаться при звуке отцовского голоса, ожидая наказания. Это раньше власть хозяина дома казалась ей необъятной, бесконечной, словно зеленые рисовые поля под солнцем, как гора Юйшань, окутанная грозовыми тучами. Теперь она выросла, сама - кирпичик за кирпичиком - выстроила свою жизнь так, как хотела: Сан-Франциско, балет… Ли. Девушка вдруг почувствовала, что ей хочется опустить глаза, - мысли о женихе вызывали внутренний протест и непонятные, мучительные сомнения.
        Александра огляделась, пытаясь отвлечься. Взгляд невольно зацепился за все то новое, что появилось в доме за время ее отсутствия: цветастое покрывало на широком диване, низкий журнальный столик на толстых резных ножках, фарфоровую статуэтку улыбчивого божка. Незнакомые вещи, которые доказывали, что даже здесь, в Тайбэе, время не стояло на месте. Возможно, родители ее тоже смягчились - хотя бы немного, девушке было бы довольно и малости.
        Наконец, после продолжительного молчания, отец положил свои палочки на маленькую полированную подставку и поджал губы.
        - Рада видеть вас, папа, - выдавила Саша, выпрямившись.
        - Зачем ты приехала, Сян Джи? - как и всегда, не желая использовать в разговоре русское имя дочери, нахмурился он. - Не ты ли говорила на похоронах твоей бабушки, что не собираешься больше возвращаться в Тайбэй?
        «Горькие слова - лекарство, сладкие слова - отрава», - напомнила себе девушка и скривила губы в улыбке. Уезжая от родителей, она решила, что по-настоящему сумеет оставить Тайвань позади, только если откажется от прежней своей жизни со всеми ее правилами, условностями, поклонами и традициями. Новый мир требовал нового имени, и Сян Александра Джи превратилась в Сашу Сян - словно отсекла Восток от Запада, прошлое от будущего. Это была дань бабушке, русской по происхождению и воспитанию, и укор отцу с его вечным «ты должна».
        Но теперь, вновь оказавшись в доме своего детства, Саша поняла - точнее, ее заставили понять, - что на самом деле ничего не изменилось и она по-прежнему балансирует на стыке двух миров.
        - Теперь я предпочитаю, чтобы меня звали русским именем, - сообщила мисс Сян, не глядя на родителей. - И еще… У меня есть новости.
        Девушка уже твердо решила, что про бабушкин ларец рассказывать им не будет. По крайней мере, пока сама во всем не разберется, не прочитает таинственное послание до конца. В конце концов, Тьян Ню только ей оставила свой дневник, верно? Но в этом случае, решительно подумала Саша, лишь одна весть способна заинтересовать ее семью.
        Она набрала в легкие воздуха, собираясь с духом, и подняла руку. Кольцо Ли сверкнуло на пальце, будто насмехаясь над своей владелицей.
        - О, - только и сказала матушка. - Джи-эр, девочка моя.
        Девушка посмотрела на отца. Лицо его напоминало вырезанную из черного дерева маску - вокруг рта залегли глубокие складки, брови нахмурены, глаза прищурены.
        - Ты не выйдешь замуж за американца, - наконец сказал он и отодвинул от себя тарелку так, будто перед ним стоял не рис со специями, а миска, полная червей. - Ты должна стать женой…
        - Того, кого я выбрала, верно? - закипая, возмутилась девушка. - Его зовут Ли, и он…
        - Того, кто тебе подходит! - сдержанно рявкнул хозяин дома. - Молодого человека из приличной семьи, а не выскочки, забывшего свои корни! Я запрещаю тебе вступать в брак с мужчиной, которого ты настолько не уважаешь, что даже не познакомила его с нами до свадебного сговора! Я не дам своего разрешения.
        Александра отодвинула в сторону стул и резко поднялась.
        - Мне оно и не нужно, - кошкой, которую погладили против шерсти, прошипела она. - Иногда я думаю, что у меня нет семьи, - не стало семьи после того, как умерла бабушка!
        - Дочь! - с нотками недовольства в голосе укорила ее матушка.
        - Я выйду замуж за Ли, и ваше одобрение не имеет для меня никакого значения! - чувствуя, как подступают к глазам слезы, заявила Саша. - Так и знайте.
        - Ты станешь женой того, кого выберу я, или покинешь эту семью, - со своим извечным непримиримым упрямством процедил отец. - Моя уважаемая мать дала тебе много воли, и сейчас все мы расхлебываем последствия ее снисходительного к тебе отношения!
        Саша едва не заскрипела зубами от ярости. Вот от этого, от такой судьбы и жизни, и сбежала она, едва ей минуло восемнадцать. Сбежала - но, видно, недостаточно далеко.
        - Вы как будто не родители мне, - с трудом произнесла она, - а враги.
        И, сказав это, внучка покойной Тьян Ню развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, не обращая внимания на отцовский окрик. Пробежав по коридору, она распахнула входную дверь и выскочила на улицу, позабыв и о своей сумочке, оставленной в студии, и о дневнике. Ей хотелось только одного - снова уехать из Тайбэя и стать хозяйкой своим решениям и поступкам.
        - Невыносимо, - проскрипела она, даже сейчас не решаясь говорить о родителях без должного почтения, и быстрым шагом пошла в сторону городского центра - прямиком навстречу своей судьбе.
        Поначалу она просто летела вперед, не разбирая дороги, но потом, отдышавшись, поняла, что, сама того не сознавая, пошла по направлению к храму Луншань. Когда Саша была еще ребенком, они с бабушкой часто гуляли там, любуясь узорчатыми скалящимися драконами на пагодах. Память, словно насмехаясь над своей хозяйкой, коварно подкидывала ей непрошеные воспоминания: вот здесь Тьян Ню купила ей томаты в карамели, нанизанные на тонкую палочку, а вот тут, у этой тумбы, они с ней сидели после того, как девочка, тогда еще совсем малышка, упала и ободрала коленку. В тот раз Тьян Ню, тихо улыбаясь, присела на корточки и сказала внучке очень нежно, переплетая русские слова с французскими:
        - Сейчас подуем на ссадину - и все пройдет, да, ma petite soeur? Ну не плачь, не плачь, лисичка.
        Александра сглотнула и совсем не удивилась, почувствовав, как потекли по щекам непрошеные слезы. Не глядя по сторонам и почти ни о чем не думая, она поспешила к перекрестку и вдруг резко остановилась. Небо над Тайбэем, обычно ярко-синее, пронзительное, внезапно потускнело и нахмурилось.
        Девушка застыла на одном месте, а потом прижала ладонь ко рту. В Сан-Франциско она отвыкла от прихотливой тропической погоды, забыла, что в Тайбэе всегда надо быть настороже: солнечная безмятежность тут быстро и стремительно сменялась бурными, но недолгими ливнями. Вот и сейчас вдалеке мрачно зарокотало, листья на деревьях тревожно зашелестели, трепеща под порывами ветра.
        - О нет, - с изумлением и испугом выдохнула беглянка.
        И тут пошел дождь. Хлынуло так, будто боги разом опрокинули на Тайбэй огромные кадки с водой. По мостовой заструились ручьи. С веселым звоном капли застучали по лужам, заколотили в стекла офисных зданий, запели, забормотали.
        Саша растерянно заморгала. Еще минуту назад она выглядела вполне достойно, и вот в один миг летний ливень превратил ее в… в… пугало! Волосы прилипли к лицу, светлый костюм неприлично облепил тело, повис намокшей тряпкой.
        Тихо взвизгнув, девушка прикрыла голову руками и огляделась. Вдоль дороги бесконечным рядом тянулись сверкающие стеклом офисы, но на другой стороне улицы Сян Джи углядела какое-то кафе. Призывно помигивая рекламной вывеской, оно обещало если не спасение, то хотя бы временную передышку.
        Покачиваясь, потому что подошва босоножек вмиг стала скользкой, девушка побежала к спасительному укрытию. Пешеходный переход был пуст. Вытирая ладонями мокрое лицо, стряхивая с рук капли и шипя себе под нос, Саша шагнула на дорогу - и вдруг монотонное перешептывание дождя разорвал резкий скрежет, и что-то темное и, как показалось девушке, огромное стремительно рванулось сквозь дождевую пелену.
        Она закричала. И в этот же момент тяжелый, сверкающий хромированными деталями, хищный байк вынырнул из ливневой хмари. С тонким, визжащим звуком колеса его проехались по мокрой мостовой, и железный зверь застыл в двух шагах от оторопевшей девушки, обдав несостоявшуюся жертву дорожного происшествия несколькими литрами грязной воды. Запахло паленой резиной.
        Александра попятилась, пытаясь сохранить равновесие, поскользнулась и с тихим проклятием рухнула в лужу.
        - Хей! - раздался откуда-то сверху насмешливый голос. - Где ты позабыла свои мозги, а, принцесса? Или жить надоело?
        Онемев от ярости, негодования и острого желания убить незваного шутника с особой жестокостью, девушка подняла голову - и застыла.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ЛЮСИ
        - Хулидзын[7 - ХУЛИДЗЫН (ху дзин, хули дзин) - лиса-оборотень.]! Хулидзын!
        - Что развизжались, поганцы! - сплюнув, Люся попыталась одновременно и сама увернуться от летящего комка глины, и сестру прикрыть. - У-у-у, быдло узкоглазое! Пшли прочь, хамы!
        Она крутанулась на месте, как в танце, взмахнув песцовыми хвостами, и зашипела. Галдящие вокруг китайцы, над головами которых колыхался целый лес убийственных на вид орудий навроде вил, граблей и цепов, разом отшатнулись, залопотали, застрекотали. Люся с тоской огляделась. Они с сестрой стояли по щиколотку в жидкой грязи, мокрые и грязные с головы до пят, а вокруг бесновались аборигены. Проклятые китаезы окружили девушек таким плотным кольцом, что никакой лазейки для бегства не смогла бы отыскать даже настоящая лисица.
        - Хулидзын!
        Нападать местные пока не рисковали, боялись чего-то - может, в первый раз белых видят? - но закидать двух странных женщин камнями никакой суеверный страх им не помешает, верно? Ишь как стрекочут, подбадривают друг дружку… Злобно клацнув зубами на самого наглого пейзанина, сунувшегося к ним с каким-то коромыслом, Люся истерично фыркнула. Вот тебе и спаслись! Если первый же встречный с ходу материт по-своему: «Хули, хули!»
        - Люсенька… - вдруг позвала сестра.
        И голос у нее был такой странный, что Люся замерла, а потом уставилась на сестру вытаращенными от изумления глазами. В голове у девушки словно что-то щелкнуло, в ушах загудело, зазвенело… а потом сквозь шум, гам и звон прорвались те же самые вопли, вот только…
        - Лиса! Лиса! - кричали вокруг, но Люся только головой трясла и все спрашивала сестру:
        - Танюша? Ты… ты тоже их понимаешь?
        Татьяна кивнула и сдавленно пробормотала:
        - Да… теперь понимаю. Люсенька, да что же это? Ты только посмотри…
        А посмотреть было на что. Сестры не так уж долго прожили в Шанхае, но среди тамошних обитателей Люся повертелась достаточно, чтобы догадаться - с этими крестьянами что-то сильно не так. Достаточно одного взгляда на домотканые одежды с зап?хом, пучки волос на макушках мужчин, соломенные лапти, чтобы понять - светопреставление забросило девушек очень-очень далеко от Китайской республики. Какие-то местные жители были слишком… хрестоматийные. Словно живьем сошли со страниц папенькиных альманахов и монографий. В тех альманахах Люся предпочитала рассматривать картинки, а в монографиях - вычитывать места про древние битвы, оружие, полководцев и «искусство спальных покоев», но даже ее крайне поверхностных знаний хватило для понимания: китайцы вокруг совсем древние.
        - Либо нас так крепко приложило, что мы обе бредим… - вслух подумала Людмила, снова показав зубы типу с коромыслом. - Хотя даже в тифозном бараке у меня такого лютого бреда не было… Да что ж ты лезешь, нехристь, со своим бяньданом![8 - БЯНЬДАН - китайское боевое коромысло.] Ща я тебе его знаешь куда засуну?!
        Китаец, заверещав, отпрыгнул, и Люся продолжила:
        - Либо мы с тобой, как бы это сказать…
        - В прошлом, Люсенька, - неестественно спокойно констатировала сестра. - В очень, очень далеком прошлом…
        - Я так думаю, удружил нам папенька с этими рыбками. - Люся скрючила пальцы как когти и выразительно помахала перед напиравшими крестьянами. Те опасливо отодвинулись. - А какой хоть век на дворе, Танюша? Ты на пейзан повнимательней глянь, вдруг да узнаешь чего? Недаром все папенькины труды вызубрила.
        - Судя по характерным прическам… - все тем же тоном начала Татьяна, выпрямившись строго, как классная дама, но сестра тут же ее перебила:
        - А! Гляди! Кто-то важный пожаловал! Сейчас босоту отгонят, тут все и выясним. Ну хоть что-нибудь…
        Сказала, но сама себе не поверила. Вид у приближавшихся незнакомцев, бесцеремонно пинавших кланявшихся и отползавших крестьян, был очень уж недружелюбный. Длинные одежды, доспехи, мечи, о господи, самые настоящие мечи, копья, какие-то боевые трезубцы, луки… Впереди на гнедом коне - мрачный тип в броне и с мечом, сразу видно - офицер, а насчет господ офицеров у Люси иллюзии развеялись задолго до октября семнадцатого года. Это Татьяне - дворянке и барышне благородные господа ручку целовали, щелкали каблуками и отодвигали стульчик, а кухаркину дочку норовили все больше за задницу ущипнуть да прижать где-нибудь за кустами сирени на даче в Териоки… А уж какие разговоры вели, иной гопник с Лиговки постыдился бы! Впрочем, пролетарии классово чуждым элементам по части щупанья баб тоже не уступали. И Танюша знает далеко не обо всех опасностях, которых сестры чудом избежали за время скитаний. Приходилось Люсе и кокетничать, и флиртовать, и задницей крутить, и подпаивать, и забалтывать… а одного матросика так и вовсе с поезда столкнуть, пока он, голубчик, братушек не позвал и они всей толпой не навалились…
        С китайцами даже в каком-то смысле было проще. Пока ты еще не проститутка, есть шанс выкрутиться.
        А вот что взбредет в головы древним китайцам…
        «Мы - белые, значит, по их понятиям, - красавицы несказанные, а хулидзын по-ихнему - так и вовсе демоница… Может, и проскочим. Может, и повезет. Если уж мы колчаковской контрразведке мозги запудрить смогли, так и тут прорвемся же, да?» - убеждала себя Люся, но чутье ей упрямо твердило: на этот раз старые методы могут и не сработать. Разница менталитетов потому что.
        Она постаралась выпрямиться так же гордо, как и сестра, и, сурово сдвинув брови, мрачно зыркнула вокруг.
        ТАТЬЯНА И ЛЮСЯ
        Сидеть в открытой повозке, качающейся из стороны в сторону, было жутко неудобно, Татьяну подбрасывало на каждом ухабе. Но, по крайней мере, ее никто не трогал, а густая темная вуаль защищала от посторонних взглядов, как и широкополая шляпа - от солнца. А тем для раздумий девушке хватало.
        Самое ужасное, собственно, не то, что они с сестрой оказались в прошлом, причем довольно далеком. Этот невероятный факт у Татьяны вообще в голове никаким образом не укладывался. Глаза вроде бы видят вокруг все эти мечи, доспехи, островерхие шлемы, пучки волос с воткнутыми шпильками на макушках у мужчин, уши слышат разговоры, которых китайцы двадцатого века вести никак не могут, а веры в реальность нет. Будто не с Татьяной Орловской все это безумие происходит, а она со стороны наблюдает, точно на сеансе в кинотеатре. Надо думать, это рассудок во имя собственной безопасности от мыслей о перемещении во времени постарался отгородиться. А вот то, что их с Люсей разлучили, действительно ужасно.
        С самого начала было понятно, что офицер своей выгоды не упустит. За непроницаемостью его тяжелого взгляда Татьяна сразу угадала работу деловой мысли. Пусть для невежественных крестьян две необычные женщины в диковинных одеяниях - опасные демоницы, а для него они - весьма ценный трофей, который как можно скорее следует обратить в звонкую монету… Или что у них тут в ходу? А не выйдет продать, так хоть обменять или подарить кому-то высокопоставленному ради выгодной протекции. К тому же самый тупой солдафон быстро смекнет, что, если девица с хвостами до сих пор не обратилась в адскую зверюгу и всех на куски не порвала, следовательно, она лишилась своей силы, а потому можно и нужно ее быстрее ловить и в клетку сажать.
        Китайцы, они - большие прагматики, что сейчас, что века назад. Так всегда говорил папа, только в его устах звучало уважение, а на деле хваленая китайская прагматичность оказалась в три раза хуже традиционного русского разгильдяйства. Папа, как сестры выяснили уже в Шанхае, очень любил приукрасить действительность. Экзотическая страна чудес и древностей оказалась на поверку весьма и весьма неуютным местом.
        Впрочем, папенькины сказки и добрую службу Татьяне сослужили тоже. Едва девушка увидела мужчину в доспехах и верхом на лошади, к тому же во главе вооруженного отряда, она поняла, что говорить правду нельзя ни в коем случае. Никому! Никогда! Чем фантастичнее история их с Люсей появления, тем лучше. Дикари-язычники любят сказки. И никакого страха, никаких криков с истериками.
        Посему Татьяна Орловская высокомерно вскинула подбородок и посмотрела на офицера так, словно ожидала визита как минимум главного императорского евнуха, но ее надежды были жестоко обмануты.
        - Кто вы такая? - осторожно спросил воин, предусмотрительно выставив перед собой меч.
        Таня, ни мгновения не раздумывая, сказала четко и ясно:
        - Небесная дева, - а потом сделала плавный жест рукой в сторону Людмилы и молвила: - А это моя сестра - дева-лисица.
        Офицер, глянув на Людмилу повнимательнее, сразу же попятился.
        Злополучные хвосты, которыми неведомый кутюрье скупо обшил подол Люсиного платья, были такими грязными и заскорузлыми, что принадлежать могли только давным-давно издохшим песцам. Но они были белыми, и это обстоятельство не на шутку встревожило местных. Солдаты тревожно переглядывались, указывая пальцами на экстравагантный аксессуар танцевального наряда, из-за их спин то и дело выглядывали перепуганные крестьяне.
        - Люся, запомни, мы - небесные девы, - прошептала Татьяна. - Ни слова о России, ни звука про двадцатый век. Поняла?
        - Угу, - буркнула та.
        Слава богу, Люсе не нужно повторять дважды. Она уже и сама смекнула, что, чем дольше продержит местных в неведении, тем больше шансов уцелеть. Девушки уже выдавали себя и за генеральских дочерей, и за, прости господи, комиссарш, им к перевоплощениям не привыкать.
        - Следуйте за мной, небесные девы, - выдавил представитель власти, а затем выкрикнул короткую команду своим подчиненным.
        Девушек тут же взяли в кольцо и куда-то повели.
        - Держи себя так, словно действительно только что с небес свалилась, - напомнила Таня сестре. - Но не переборщи.
        Та для острастки зыркнула вокруг себя по-звериному злобно, чтобы не сомневались: небесные лисы - они не любят, когда их против шерсти гладят.
        Их сопроводили в деревушку неподалеку, и недавние охотники на небесных дев вынуждены были таскать воду для стирки небесных нарядов и купания, делиться едой и «дарить» тележку, чтобы пришелицы ноги по дороге не били. Впрочем, от угощения «феи» категорически отказались.
        - Мы пока не можем прикасаться к человеческой еде, - сказала Таня, церемонно отодвигая чашку с рисом и в очередной раз удивляясь, как так получается, что все вокруг понимают ее, а она - их. - Нам, привыкшим к небесному нектару, она может навредить.
        И покачала головой совсем как привезенная отцом из Парижа игрушка - китайский болванчик.
        - И то верно, - шепотом согласилась Люся. - Еще отравят или усыпят. Потерпим.
        Но на рис посмотрела с некоторой тоской и сглотнула слюну.
        Все здешние люди носили халаты с зап?хом, подвязывая их широкими кушаками, и лбов никто не брил. Напротив, у мужчин на макушке красовался узел из волос, либо завязанный платком, либо сколотый шпилькой. Таня покосилась на короткие и осветленные пергидролем локоны сестры. Ее собственная стрижка тоже должна была вызывать у аборигенов нездоровый интерес. Равно как и белая кожа, серые глаза и прочие расовые отличия уроженки далекого Севера. Что и говорить, мода двадцатого века сыграла с обеими девушками злую шутку. С такими приметами здесь ни спрятаться, ни скрыться. Даже в шелковых халатиках.
        Одних только чулок хватит, чтобы история о небесных девах сбереглась в памяти местных жителей еще по меньшей мере три века. Как увидели прислуживающие им женщины, что Таня перед купанием стягивает с ног грязные и мокрые фильдекосовые чулки, так заверещали и врассыпную бросились.
        - Чего это они? - удивилась сначала Люся.
        А потом глядь на причину страхов - точь-в-точь змеиный выползок валяется.
        - Куда ни кинь, всюду клин. Как бы не прибили они нас, от греха подальше, а? Мало ли что в голову этим нехристям придет.
        Так что помылись сестры без посторонних глаз. Еще неизвестно, чем покажутся суеверным женщина пояс для чулок или сорочка-комбинация. Заодно сговорились между собой, что рассказывать о житье-бытье небесных дев и лисиц.
        - Ты, главное, упирай на то, что ты - лисица небесная, то бишь лиса, прожившая тысячу лет и допущенная на небо. Запомнила?
        - Обижаешь, - улыбнулась Люся. - Мне папа те же сказки рассказывал. Я не только могу у мужчины украсть жизненные силы, но и знаю все на свете тайны, - и лихо так подмигнула, желая приободрить сестру.
        - Всем говорим, что нас послал на землю Яшмовый Владыка и строго-настрого запретил говорить смертным, зачем это ему надо.
        - Ха! Навру еще, что я не устерегла персики бессмертия в садах богини Западного Неба Си… как ее там, прости господи… Си-ва-мну. Вот!
        Татьяна сдержанно фыркнула:
        - Не «мну», а «нму»! Сиванму! Еще не хватало перепутать местных богинь.
        - У китайцев полным-полно сказок про небесных дев, лис, белых обезьян и прочую нечисть, так что поверить должны. Не боись!
        - Яшмовый Владыка все же авторитетней. Как-никак верховное божество у даосов, вершитель судеб на земле и на небе.
        - Согласна. Против воли Яшмового Владыки они не попрут.
        И новонареченная девой-лисой по имени Лю Си поклялась Богородицей неукоснительно придерживаться этой легенды, но после серьезно призадумалась:
        - Но ведь по чьему-то же велению мы здесь оказались? Может, и в самом деле Яшмовый Владыка подсуетился?
        Но рассказывать о том, что видела во время светопреставления, не стала. Вдруг померещилось с перепугу?
        На том веселье и закончилось, собственно. Потому что при солдатах шутить было как-то совсем неуместно.
        Отряд этот вез при себе какие-то ценности - то ли подати, то ли военные трофеи, а потому офицер Шао только и делал, что орал и ругался. Буквально из кожи вон лез, чтобы добро, нагруженное в повозки и прикрытое соломенными циновками, сберечь. Татьяна рассчитывала, что и их, небесных дев, безопасность была для него так же важна.
        Однако она ошиблась. Нет, их не отравили и не усыпили, а разлучили - хитро и подло, как тут было заведено исстари. Рано утром, когда Таня еще дремала, офицер Шао елейным голосом попросил благородную госпожу небесную лисицу Лю Си выйти ненадолго из повозки, дескать, с ней хочет познакомиться глава города, который они как раз проезжали. И больше Татьяна сестру не видела.
        - Вы пожалеете о своем самоуправстве, офицер Шао, - змеиным шепотом предупредила она и крепко сжала зубы, чтобы не разрыдаться от горя и ужаса.
        Тот побледнел, но полный сдержанного гнева взгляд небесной девы худо-бедно выдержал. Видно, не из пугливых был. Остальные старались с Татьяной глазами не встречаться.
        Ее везли в столицу ко двору императора, и это был явно не Пекин.
        С восемнадцатого года, с первого дня бегства из Петрограда, они не разлучались больше чем на два дня. И то Татьяна все же пробилась в тифозный барак, чтобы ухаживать за мечущейся в бреду сестрой. А тут… В далеком прошлом, в огромной и совершенно чужой стране они с Люсей могут потеряться навсегда. Куда сестру увели? Что с ней сделали?
        Оглушенная своей потерей, словно громом пораженная, Таня какое-то время ничего вокруг не видела и не слышала. Их родство, их общая кровь, их дружба были до сих пор как волшебство, как оберег, который защитит и отвратит дурные помыслы злых людей, направит на путь истинный и спасет.
        И что же теперь? Почему-то в помощь императора Татьяне верилось с трудом. Будет ли самовластный владыка империи слушать женщину, хоть смертную, хоть небесную? Скорее всего, нет.
        Бежать обратно в тот город? Так ведь поймают, и хорошо если снова отвезут в столицу, а могут ведь и сжечь. Или что они тут делают с чудн?ми белокожими и светлоглазыми девицами?
        И тут в жизнь Татьяны Орловской снова вмешались высшие силы, а может, и сам Яшмовый Владыка, кто знает? Он, видимо наевшись персиков бессмертия, выбросил косточки с облака долой, вниз, на землю. И одна из них попала кому-то прямо по шлему.
        ЛЮ ДЗЫ, КОМАНДИР ПОВСТАНЦЕВ
        - Командир Лю! Командир Лю!
        Голос у доблестного Фань Куая был поистине громоподобен, вполне под стать молодцу, который выпивал три кувшина вина, съедал четверть быка и поднимал на щите троих друзей, - и все это лишь для того, чтобы потешиться. И если бы Фань Куай решил вдруг докричаться до Западного Неба, то наверняка преуспел бы. Но в то утро от могучего воина соратники ожидали лишь одного подвига - «генерал» Фань должен был разбудить предводителя. И, если уж говорить по чести, докричаться до престола Яшмового Владыки выходило как-то проще.
        - Лю Дзы! Да проснись же ты!
        Командир Лю, сопевший на циновке у прогоревшего костра, дрыгнул ногой и невнятно буркнул что-то, что верный Фань решил пропустить мимо ушей. И пустой кувшин командир обнимал так крепко, а причмокивал так сладко, что всякому стало бы ясно - снятся ему, самое меньшее, небесные девы. Он, впрочем, и земных не гнушался. Вот третьего дня как раз…
        - Брат Лю! - Фань не выдержал и, наклонившись, проорал в самое командирское ухо: - Врагов проспишь!
        - А?
        Чего у Лю Дзы было не отнять - просыпался он мгновенно. Как бы ни устал, сколько бы ни выпил накануне и какое бы количество женщин ночью ни грело его циновку. Вскочил - глаза трезвые, хоть и мутные спросонья, меч в руках, штаны… да, со штанами беда, развязаны. Но тесемки завязать недолго. Другое дело, что злющий, как тигр с подпаленным хвостом, разве что не рычит.
        - Нападение? Почему тревогу не объявил?
        И зыркнул по сторонам что твой ястреб, а потом на верного Фаня грозно уставился.
        Богатырь, возвышавшийся над командиром почти на чи[9 - Древнекитайская мера длины. В эпоху династии Цинь один чи равен двадцати двум сантиметрам и шести миллиметрам.], потупился и шаркнул ногой, заодно подпихивая к брату Лю его брошенный с вечера сапог:
        - Да нет, не нападение… Тут от старика Ге, - ну помнишь, лодочник? - мальчонка прибежал. Говорит, в Желтой реке циньцы выловили небесную деву!
        Лю Дзы, небрежно скручивавший волосы в узел, чуть не подавился зажатой в зубах шпилькой.
        - Кого они поймали?
        - Небесную деву, - не моргнув глазом повторил Фань Куай. - Посланницу Небес, которая прибыла от престола Яшмового Владыки…
        - У нее, знать, колесница сломалась, раз она с Небес плюхнулась в воду? - без капли почтения к благоговейному тону соратника хрюкнул Лю Дзы. - Интересно, не отбила ли эта дева свой небесный зад? Вот бы проверить, а, брат Фань?
        - Брат Лю всегда так пренебрежительно отзывается о божественных знаках, - укоризненно заметил Цзи Синь - еще один товарищ Лю Дзы. Он подошел, деликатно оттер плечом смущенного Фаня и подал командиру второй сапог.
        Лю благодарно хмыкнул, сел и принялся обуваться. Затягивая тесемки, он пожал плечами и глянул на побратима искоса, сдувая упавшую на глаза челку:
        - Ну я же никогда не сопротивляюсь, когда ты говоришь, что все эти знаки надо использовать, брат Синь…
        - Если ты желаешь когда-нибудь править всей Поднебесной, - Цзи Синь назидательно наставил на Лю свой веер, - то должен проявлять побольше почтительности! Слышал ли ты грохот небесных барабанов прошлой ночью? Видел ли пятицветные огни? А облака, принявшие форму драконов и фениксов?
        Лю Дзы криво улыбнулся и кашлянул. Прошлой ночью ему точно было не до драконов и огней, хоть пятицветных, хоть каких. Но сообщать об этом Цзи Синю - верному последователю учителя Кун[10 - КУН-ЦЗЫ - Конфуций.] - означало нарваться на очередной сеанс нравоучений, до которых брат Синь был большой охотник.
        - Позапрошлой, - вдруг уточнил Фань. - Не прошлой, уважаемый брат Синь, а позапрошлой ночью случились все эти небесные явления.
        Лю шмыгнул носом и поскреб затылок. Позапрошлая ночь тоже не располагала к созерцанию пятицветных фениксов, или кто там порхал над Хуанхэ. Маленький отряд Лю Дзы аккурат позапрошлой ночью пополнял запасы продовольствия самым простым и надежным способом - грабил склад в близлежащем городке, а потом уносил ноги, петляя по ущельям, чтобы сбить со следа солдат Цинь.
        - Короче. - Лю встал, отряхнул штаны и улыбнулся. - Брат Синь, брат Фань… вы полагаете, нам эту небесную бабу - то есть небесную посланницу, конечно! - надо слегка пощупать?
        - Когда ты уже станешь хоть немного серьезней! - Цзи Синь сердито ударил командира сложенным веером по плечу. - Разве не расслышал? Злодеи захватили посланницу Небес и силой везут ее во дворец кровавого тирана! Мы - герои, сражающиеся против Цинь, обязаны освободить небесную деву, защитить ее и… Нечего ухмыляться! Неужели сложно сообразить? Если слух о небесной деве - правда, заполучив ее, мы заручимся поддержкой самих Небес!
        - А если дева не того… то есть… не дева… в смысле, не совсем… э… небесная? - осторожно уточнил Фань. - Что тогда?
        - Тогда, - веско ответил Цзи Синь, - мы объявим всем, что помогли небесной посланнице вернуться на Небеса. Понятно?
        - Что ж непонятного-то. - Лю Дзы проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч, и подмигнул. - Так по какой дороге ее, говоришь, везут?
        Конечно, нападать столь немногочисленным отрядом на вооруженных до зубов солдат Цинь, везущих в столицу награбленное - то есть конечно же налоги и подати, собранные с покоренного населения, - граничило с чистым безумием. Но у командира Лю был план. Несмотря на слухи, ходившие о его азарте и бесстрашии, если не сказать - безрассудстве, у командира Лю всегда имелся план. Ну или почти всегда. Хотя по большей части Лю Дзы полагался на удачу, действовал спонтанно, за что бывал нещадно руган, а иногда даже бит хитроумным стратегом Цзи Синем. Брат Синь, увы, был старше командира Лю ровно на полгода, и следование пути учителя не запрещало ему рукоприкладство в отношении младшего побратима, если тот, по мнению конфуцианца, вел себя недостойно высокого звания героя и лидера восстания. Лю не обижался. Цзи Синь был стратегом, а без стратега какое может быть восстание? Тем паче что по-настоящему важные решения никто из побратимов, ни брат Синь, ни брат Фань, даже не пытались оспорить. Как не спорил Цзи Синь, когда Лю Дзы, молодой, но многообещающий офицер, едва получивший назначение, пустил коню под хвост не
только свою карьеру, но и судьбы друзей и родственников. Сопровождать рабочих на строительство гробницы Цинь Шихуанди - что может быть почетней? И что может быть омерзительней, если каждый в Поднебесной знал, что никто из строителей никогда не возвращается обратно живым?
        Офицер Лю отпустил рабочих, просто взял и отпустил. Он спас этим три сотни жизней, почти потерял свою, зато приобрел вечную благодарность Цзи Синя и вечную преданность Фань Куая. И почти сотню молодцов, готовых пойти за командиром Лю хоть в огонь, хоть в Санъян, хоть на суд к Яньло-вану[11 - ЯНЬЛО-ВАН - в древнекитайской мифологии владыка подземного мира.]. Да, этой неполной сотни было маловато, чтобы повергнуть Цинь, но ведь лиха беда начало. Уезд Пэй, где резвились бойцы Лю, изобиловал ущельями, распадками, оврагами, речками и лесистыми склонами. Идеальное место для скрытной войны, когда после молниеносного нападения нужно обращаться в столь же быстрое бегство. За полгода их приключений отряд прирос мало, но лишь потому, что Лю Дзы категорически отказывал всем добровольцам, предпочитая принимать благодарность натурой. Рисом, например. Ну или просом. Или бататом хотя бы. Ладно, на худой конец и редька сгодится!
        Хотя стоило бы ему свистнуть, и на зов Пэй-гуна[12 - ПЭЙ-ГУН - правитель, или владыка уезда Пэй.], как без всяких шуток уже именовали Лю крестьяне, слетелась бы самое меньшее тысяча молодцов. Но там, где на горных тропках, по оврагам и кустам спрячется сотня, тысяче придется вставать в чистом поле и принимать бой, а это было покуда рановато. Зато во всем уезде не было ни городка, ни селения, ни рыбачьей хижины даже, где не ждали бы вести о том, что Пэй-гун набирает войско. Цзи Синь, которому порядком надоело спать в сырых пещерах и на голых камнях, уже не раз и не два говорил побратиму: «Пора начинать, Лю! Чего ты ждешь?!» Но Лю Дзы лишь отмахивался.
        «Земледельцы должны собрать урожай, - отвечал он. - Люди должны накормить свои семьи. Как они уйдут воевать, если им придется оставить родню голодной и во власти алчных чиновников из Цинь?»
        Он ждал знака и сейчас, лежа в засаде на крутом обрыве и поглядывая на дорогу, по которой должен был пойти циньский караван, думал: «Эта чудная история с небесной девой, может, знак и есть?»
        «Первому взгляду доверять нельзя. Я всегда это знала и тайком гордилась тем, что избавилась от наивности и уже не верила каждому встречному, как когда-то в детстве. Люсенька говорила: мол, это настоящее счастье, когда у человека в жизни были такие времена - искренней веры в добродетель людскую, в божью справедливость, в милосердие. На словах я соглашалась, но в душе не верила. И очень даже зря. Потому что в тот день все сложилось самым причудливым образом, и я неожиданно для себя доверилась первому впечатлению…»
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 3
        Нити сплетаются
        «Я много раз слышала о том, что судьбы тех, кому суждено встретиться, накрепко связаны алой нитью. И, как ни старайся, как ни противься судьбе, этих уз не порвать. И встречи, если она суждена, не избежать нипочем. Здесь в это верят. А я… я имела возможность убедиться».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        САША И ИН ЮНЧЕН
        Мисс Сян всегда считала себя девушкой рассудительной и не склонной действовать, руководствуясь одними лишь эмоциями. Даже ее отчаянный побег в Сан-Франциско они с бабушкой продумывали и обсуждали не одну неделю. Но, глядя в глаза своего то ли спасителя, то ли почти убийцы, она поняла, что совсем себя не знала: в душе ее таились прямо-таки нескончаемые запасы гнева.
        - Эй, - снова повторил наглец и стянул с головы мотоциклетный шлем. - Ты там как, красотка, живая?
        Скулы девушки свело от ярости.
        - Ты! - задыхаясь от негодования и тряся головой в попытке откинуть с лица пряди мокрых волос, прохрипела она. - Ты!
        - Я, - покладисто согласился незнакомец и неожиданно слез с байка.
        Саша, не понимая, чего ему надо, по-крабьи скакнула в сторону. Но не тут-то было: грубиян в несколько шагов оказался рядом и плотно взял ее под локоток. Хватка у него была отнюдь не нежная: вырваться девушка не смогла бы, даже если б очень постаралась.
        - Что… - пискнула она, но сопротивление было бесполезно: хамоватый мужлан явно контролировал ситуацию.
        - Дурочка, - едва ли не ласково сказал он. - Мы ж прямо на дороге стоим. Или ты… того - всерьез желаешь покинуть этот прекраснейший из миров, детка? Я промахнулся, тебя не сбил, думаешь, другому больше повезет?
        Александра в полном ошеломлении глянула на не пойми откуда взявшегося нахала. Он, явно веселясь, сверкнул в ответ возмутительно белыми зубами. Казалось, ливень совсем не мешает ему - довольно щурясь, парень словно специально подставлял под упругие дождевые струи свое улыбающееся лицо и выглядел при этом так, будто всего минуту назад сошел с обложки дорогого журнала для мужчин.
        «Убила бы, - рыбкой затрепыхалась в ее сознании огненная мысль. - Голыми руками!» Видимо, что-то такое отразилось у нее на лице, потому что незнакомец заухмылялся еще гнуснее. Был он высоким, ладным, широкоплечим, и это отчего-то разозлило девушку едва ли не больше, чем его хамское поведение.
        «Мне, - напомнила себе внучка Тьян Ню, - такие не нравятся. Характер мерзкий и вообще… ни стиля, ни породы. Ну точь-в-точь Хосин[13 - Божество огня, которое изображали в облике свирепого краснокожего существа с шестью руками.]! Бык! Животное!»
        - Слушай, малышка, - оттащив ее на мостовую, заявило между тем «животное», - не упирайся, а? Я тебя тут спасаю с такой силой, что сам удивляюсь, а ты артачишься!
        - Я тебе не малышка! - в отчаянии зарычала мисс Сян и неожиданно для самой себя весьма неженственно лязгнула зубами от холода - в промокшей одежде даже теплый ветер пронизывал до костей. - И не детка! И не принцесса! Спасает он меня, как же! Да ты меня едва не пришиб, идиот!
        - О, - с некоторым даже удивлением протянул парень, - гляди-ка! Характер прорезался. Я-то уж думал, что ты совсем примороженная, ну чисто ледышка.
        И с этим словами он шустро стянул с плеч большую черную куртку с яркими аппликациями в виде огненных демонов. Саша приоткрыла рот от удивления - стриптиз посреди городской дороги представлялся ей делом глупым, если не бессмысленным, - но сказать ничего не успела.
        - Вот, - неожиданно мирно предложил ей нахал, оставшись в темной майке. - Накинь. Раз уж я сегодня благородным решил побыть, надо ж как следует все сделать, верно?
        Девушка хотела было снова возмутиться и вообще отправить незнакомца куда подальше, но разум победил гордость: куртка ей сейчас очень бы не помешала. Нацепив тяжелую, неожиданно уютную кожанку, она обняла себя руками в попытке хоть немного согреться.
        - Ну вот и хорошо, - кивнул парень и неожиданно потрепал ее по голове, словно кошку. - Славная малышка.
        «Малышка» глянула на него широко распахнутыми глазами - сил на возмущение у нее уже просто не осталось. За несколько минут незнакомец умудрился столько раз удивить и разозлить ее, что она неожиданно для самой себя растерялась. С Ли ей никогда не приходилось так переживать и беспокоиться - он был предсказуемым, очень сдержанным и невозмутимым. Когда девушка думала о своем женихе, ей представлялась ровная, привычная дорога: по такой идешь, не глядя под ноги и легко перепрыгивая через давно знакомые камешки и рытвины.
        Этот же нахальный зубоскал…
        - Слушай, - совсем позабыв про манеры, вежливость и осторожность, заявила она, - мы с тобой не знакомы, верно?
        Парень покосился на нее.
        - Вроде как да, - согласился он голосом, в котором звенела улыбка.
        - И раньше не встречались?
        Теперь уже все его лицо расплылось в широкой и лукавой ухмылке. Саша едва сдержалась, чтобы не усмехнуться в ответ: беспечность наглеца оказалась заразительной. Дождь внезапно притих, присмирел, а из-за туч, жмурясь, робко выглянуло солнце.
        - Ты чего это, - лучась озорством, осведомился нахал, - кадришь меня, что ли, красотка?
        Девушка приложила ладонь ко лбу. Отчего-то она совсем не чувствовала стеснения или неловкости, разговаривая с ним. Даже мокрая до нитки одежда перестала казаться таким уж бедствием - ну с кем не бывает? А испорченное разговором с родителями настроение, вопреки всем законам логики, стало стремительно подниматься.
        - Я? - переспросила Александра, с каждым мгновением чувствуя себя все лучше. - Тебя?
        И, откинув голову, внучка Тьян Ню захихикала самым непозволительным образом. С волос ее капала вода, кожу зябко сбрызнуло мурашками, но, несмотря на это, девушка никак не могла удержаться от веселья. О, кто бы мог подумать какую-то пару часов назад, что она, дочь почтенных родителей, заведет подобный разговор с совершенно незнакомым - и явно неблагонадежным! - мужчиной! Поистине судьба выбирает для простых смертных извилистые дороги!
        - Как же! - фыркая, наконец ответила она. - Просто хотелось мне узнать, о могучий герой, со всеми ли спасенными девами ты разговариваешь… позволь подобрать правильное слово… так развязно? навязчиво? бесцеремонно?
        - Непринужденно, - легко подхватывая ее шутку, отозвался парень. - Я предпочитаю называть это так.
        - Самообман - вещь в хозяйстве полезная, - в тон ему сообщила Саша, и они вдруг улыбнулись друг другу так, как улыбаются невольные сообщники, - весело и с пониманием.
        «Боги, - ахнула девушка про себя, - что же это? Неужели я с ним флиртую?» Додумать эту крамольную мысль она не успела - незнакомец вдруг отошел в сторону, к своему байку. Железный монстр - а по-другому назвать сверкающую огромную машину у девушки не поворачивался язык - вздрогнул, зарычал, подчиняясь своему хозяину. Парень, не сводя с Саши глаз, мотнул головой: садись, мол.
        Она вопросительно приподняла бровь.
        - Подброшу, куда скажешь, - пояснил нахал. - В таком виде по городу неловко будет. Это для начала. А потом… потом, пожалуй, стребую с тебя награду.
        Девушка, двинувшаяся было к нему, замерла.
        Вокруг них потихоньку начал отряхиваться от дождя город. Дрожали, поблескивая в зеркалах луж, силуэты офисных зданий. Небо, теперь пронзительно-синее, расстилалось над Тайбэем и отражалось в темных глазах незнакомца.
        - Свидание, - так и лучась самодовольством, заявил он. - Лады?
        До дома семейства Сян они домчались так быстро, что девушка даже не успела в полной мере насладиться поездкой. А наслаждаться было чем - улицы и переулки Тайбэя летели им навстречу, звенели шумливым говором, выкриками рыночных торговцев, гудками машин и людским разноголосьем.
        Еще в самом начале их путешествия незнакомец, коротко представившийся Ин Юнченом, сказал, чтоб она «схватилась за него покрепче и не отпускала». Правда, при этом он улыбался так многозначительно, что Саша заподозрила в совете скрытый умысел. Впрочем, перечить девушка не стала и скоро поняла, что поступила правильно: ее «спаситель» так лихо водил свой байк, что первые минуты три она только и делала, что, тихонько повизгивая, прощалась с жизнью.
        Зато потом… Мисс Сян никогда прежде не ездила на мотоцикле - автомобили всегда представлялись ей куда более комфортным средством передвижения - и сейчас отчаянно об этом жалела. Чем-то стремительная поездка, от которой захватывало дух, а сердце ликующе подпрыгивало в груди, напоминала ей танец. Ревущий байк замирал на поворотах, и напрягались, пытаясь поймать момент и удержать равновесие, мышцы мужчины, управлявшего им. Мир стремительно несся вперед - движение, железо, сила, - и девушка едва сдерживалась, чтобы не завопить от восторга.
        Когда Ин Юнчен остановился перед воротами ее дома, Саша чувствовала себя ни мало ни много настоящей небесной девой, спустившейся на землю по лестнице, сотканной из ветра и гроз.
        - Вот это да! - только и сумела вымолвить она, едва затихло рычание мотоциклетного мотора.
        Ее спутник промолчал и повертел головой, рассматривая высокий кованый забор, аккуратно подстриженный газон и усыпанные белым щебнем дорожки. Девушка, словно очнувшись, пошевелилась и убрала руки с его талии. Она знала: ей должно быть стыдно, ведь где-то в Сан-Франциско ее ждал Ли. Но чувство вины все не приходило, даже напротив - отчего-то Александра была уверена, что в кои-то веки ни в чем не ошиблась, сделала все так, как следовало.
        - Что, замечталась, хм, детка? - вдруг спросил ее Ин Юнчен, стянув с головы шлем.
        Девушка посмотрела на его плечи, на поблескивающую на шее цепочку и ответила, ни на секунду не задумавшись:
        - Я терпеть не могу осьминогов.
        Ее спутник обернулся, и по озадаченному выражению его лица Саша поняла, что все-таки сумела застать несносного насмешника врасплох. Перекинув одну ногу через сиденье, она спрыгнула с байка и встала вполоборота к парню.
        - Поэтому на свидании, - сообщила Саша, - осьминогов мы есть не будем. Таково мое условие, главное и единственное.
        Он сначала заулыбался, просто и открыто, а потом беззвучно захохотал и, потянувшись вперед, отвел с ее лица пряди высохших за время их совместной поездки волос. Александра глянула на Ин Юнчена чуть исподлобья, впервые улучив момент для того, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Верно показалось ей с самого начала - в нем не было ни капли того нервного, томного изящества, что отличало многих богатых сынков из ее окружения. Он будто искрился жизнелюбием, смехом и размашистой, легкой силой.
        Мгновение, что они смотрели друг на друга, показалось ей непростительно коротким - и восхитительно длинным. А потом мисс Сян, обычно не отличавшаяся излишней скромностью, вдруг вспыхнула и опустила глаза.
        - Никаких осьминогов, клянусь, - отозвался в этот же момент Ин Юнчен и внезапно совсем другим тоном спросил: - Кто это там, у входа в дом?
        Девушка, у которой все никак не получалось утихомирить бешено бьющееся сердце, повернулась - и от неожиданности отшатнулась, отступила назад, к мотоциклу.
        По дорожке, ведущей от дома к воротам, несся ее отец, и было ясно, что господин Сян пребывает в состоянии истинного бешенства. Никогда прежде Сян Джи не видела своего родителя таким - в обычные дни он прилагал все силы, чтобы не потерять лица. Но появление младшей дочери, больше напоминающей уличную бродяжку, в компании какого-то наглеца, видимо, стало той самой каплей, что переполнила чашу его терпения.
        Девушка торопливо схватилась за плечо Ин Юнчена.
        - Тебе сейчас лучше уйти, - шепотом просвистела она. - Как говорила моя бабушка, мужчины нашего рода долго запрягают, но уж едут - быстрей некуда. А папа, похоже, как раз разгоняется.
        - Что с того, - начал было возражать парень, - от меня не убудет поздороваться.
        Саша замотала головой. Она сомневалась, что отец рискнет ввязаться в драку, но боялась, что он как-нибудь… унизит Ин Юнчена. Родитель ее не терпел того, что называл «неподходящими знакомствами» и частенько напоминал своей дочери о происхождении и статусе. «Орел воробью не товарищ», - вот что слышала она из его уст каждый раз, когда пыталась познакомить очередного своего ухажера с семьей.
        - Потом, - поторопила его Александра. - Ты же не из тех, кто думает только о том, как идти вперед, но не глядит, как отступать назад? Лучше позвони мне вечером, а здесь я сама разберусь!
        И, не дожидаясь ответа, она побежала вперед - отца следовало остановить, удержать и, если возможно, успокоить. Через несколько долгих мгновений за спиной ее взревел мотор, заскрипел под колесами байка щебень, и девушка с облегчением выдохнула.
        Когда господин Сян схватил ее за запястье, потащил к дому, а потом весьма неласково втолкнул в общий зал, она даже не разозлилась. Ни материнский взгляд, полный разочарования и упрека, ни гневное молчание отца не способны были испортить ей настроения. Стоя перед родителями в забрызганной грязью одежде, с разметавшимися по плечам волосами, девушка едва сдерживала улыбку. Сами они могли жить по своим правилам и законам, но заставить ее склониться перед их волей - нет. Не в тот день, когда мужчина со скверным характером и глазами воина из древних легенд подарил ей крылья.
        Она не перестала улыбаться даже в тот момент, когда захлопнулась за ее спиной дверь в студию. До того, чтобы запереть дочь в комнате, отец не дошел, но запрет выходить из дома все-таки наложил. Ей было все равно. Сияя, она подбежала к комоду, постояла с минуту, размышляя, а потом решительно стянула с пальца кольцо, будто сбросила с плеч тяжелую и неподъемную ношу.
        Улыбка покинула ее лицо лишь в тот момент, когда Саша, сняв тяжелую кожаную куртку, сообразила, что они с Ин Юнченом так и не успели обменяться телефонными номерами.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА ОРЛОВСКАЯ И ЛЮ ДЗЫ
        То, что на обоз нападут, Таня почувствовала за несколько минут до того, как это случилось. Воздух вокруг словно бы сгустился до плотности сахарного сиропа, потом по нему пробежала мелкая рябь, как по воде от брошенного «блинчиком» камушка, затем еще раз и еще. Каждая волосинка на ее теле встала дыбом, отзываясь на приступ такого знакомого панического ужаса перед неизбежным кровопролитием и насилием.
        А потом воздух вокруг запел голосом множества стрел, из зарослей на дорогу, вопя и улюлюкая, выскочили какие-то оборванцы. Завязалась рукопашная, пролилась первая кровь. Но вовсе не она испугала Татьяну до немоты и болезненных спазмов в горле. Все нападающие, как один, носили на головах красные повязки, а у всадника на вороном коне, что выехал наперерез офицеру Шао, развевался за спиной большой красный флаг.
        «Комиссары! И здесь они, эти ироды!» - мысленно взвыла Таня и незамедлительно, почти что кубарем, скатилась вниз, под повозку.
        В Шанхае все знали - Гоминьдан[14 - Правящая партия китайских националистов.] якшается с Советами, но русские обитатели авеню Жоффра надеялись, что уж Китай-то чаша сия как-нибудь минует. Видимо, зря надеялись. И сюда влезли краснопузые со своими знаменами!
        Татьяну душили слезы, и она в отчаянии пару раз стукнула кулаком по ободу колеса. Боль очень вовремя отрезвила. Девушка будто очнулась от кошмарного сна.
        Стрелы, копья, мечи и щиты Таню, как это ни странно, успокоили. Были бы здесь Советы, красноповязочники держали бы в руках винтовки и револьверы.
        «Значит, все-таки прошлое! Слава тебе, Господи!» - ликовала Татьяна.
        Конечно, грабители во все времена одинаковы, но в далеком прошлом никто еще до классового сознания не додумался. И то хлеб!
        Самое главное в успешной засаде - неожиданность и внезапность, из чего плавно вытекает устрашение и потеря противником боевого духа. Поэтому горящие стрелы в таком деле очень кстати. Но тут важно не перестараться, потому что, во-первых, командир Лю не любил лишнего кровопролития, а во-вторых, целью нападения был все-таки грабеж, а не смертоубийство. Трофеи предполагалось захватить, а не сжечь.
        Поэтому стрелы свистели густо и плотно, но избирательно, а мечи и копья разили лишь до тех пор, пока не скрылся из виду шустро улепетывавший циньский офицер, благоразумно бросивший своих солдат на растерзание мятежникам.
        - Мятежник Лю! - вопили циньцы. - Мятежник Лю!
        - Ну, раз признали… - пропыхтел Лю Дзы, выбивая копье у одного из охранников. - Так зачем продолжать? Эй, вы! Бросайте оружие, и я оставлю вам жизнь!
        Как не преминул заметить мудрый Цзи Синь, «кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством»[15 - Слова Конфуция.]. Противники Лю всех высказываний учителя Кун могли и не знать, зато про «мятежника Лю», известного как Пэй-гун, они были наслышаны. Солдаты переглянулись и один за другим побросали мечи.
        - Так-то лучше, - буркнул командир и огляделся, быстро оценивая результаты нападения.
        Обоз был целехонек. Вот что значит хорошо натаскать своих людей! Ни одна горящая стрела не попала в бесценные тюки с рисом, ни один рулон шелка не пострадал. И даже экипаж небесной девы… Лю замер, нахмурился и обошел вокруг пустой повозки. Так-так-так, а где же упомянутая дева? Сбежала под шумок?
        - Эй! - Он дернул за рукав первого попавшегося солдата Цинь, товарищей которого бойцы сейчас деловито связывали попарно. - Ну-ка признавайся, была тут небесная дева или мне баек наплели про нее?
        - Так вы за небесной девой! - непонятно чему обрадовался пленник и быстро-быстро закивал: - Да, уважаемый Пэй-гун, была дева, посланница Яшмового Владыки с самих Небес…
        - Была, говоришь? И куда делась? На Небеса вознеслась?
        - Так она, когда вы, благородный предводитель Лю, изволили напасть… то есть преградить наш путь…
        - Короче!
        - Под повозкой она! - отрапортовал солдат. - Как мятеж… э… ваши доблестные воины стрелять начали, так дева поспешила под повозку спрятаться!
        - Молодец. - Лю Дзы похлопал словоохотливого солдата по плечу и подтолкнул болтуна к остальным. - Иди к товарищам. Эй, кто из вас ранен? - крикнул он, обращаясь к пленникам. - Незачем истекать кровью! Мы окажем вам помощь прежде, чем оставим здесь. Брат Синь, проследи!
        - Опять он за свое! - проворчал Фань Куай, с досадой стукнув о землю копьем. - Ему дай волю, он бы этих олухов еще и вином обнес! И рисовых шариков навертел собственноручно!
        - Из всех преступлений самое тяжкое - бессердечие[16 - Слова Конфуция.], - назидательно заметил Цзи Синь и потянул побратима за собой. - Идем!
        Сначала Татьяна увидела красивые кожаные сапоги с широкими голенищами и загнутыми вверх носками. Правда, они сильно запылились, а на одном была почти начисто оторвана подметка, но красоту орнамента, вытесненного на коже, это ничуть не портило. Оставалось только выяснить, какие же намерения имелись у мятежника Лю - хозяина шикарной обуви.
        - Уважаемая небесная дева, - осторожно постучав по повозке, вкрадчиво позвал Лю. - Не соблаговолите ли покинуть свое укрытие?
        Небесная дева, отринув всякое изящество, стремительно заползла под повозку еще глубже. На всякий случай.
        В любое иное время Лю Дзы, без сомнения, оценил бы и благоразумие, и прыть неведомой госпожи, но сейчас задерживаться на дороге не следовало, а потому пришлось отбросить и уговоры, и вежливость. Он вздохнул, внутренне готовый к визгу, воплям и сопротивлению:
        - Уважаемая небесная дева, не вынуждайте меня…
        Присев, Лю заглянул под экипаж и там, в полумраке, практически нос к носу столкнулся с прячущейся женщиной. И чуть не отпрыгнул от неожиданности, когда ему навстречу блеснули сквозь густую вуаль нелюдские светлые глаза. Тут бы испугаться, но женщин, будь они земные или небесные, командир Лю совсем не боялся. А уж когда у гостьи с Небес и фигура вполне себе под стать блаженным садам Западного Неба… Выдающиеся… э… холмы и изгибы, да.
        - Ого! - поневоле вырвалось у Лю восхищенное восклицание. Но он тут же сам себя одернул. Сейчас не до шуточек. Да и не до церемоний, к которым дева, видать, привыкла.
        - Уважаемая госпожа, здесь опасно оставаться. Я возьму вас за руку и помогу выбраться. - Ухватив девушку за запястье, он вежливо, но настойчиво потянул ее наружу.
        Отбиваться или каким-то образом сопротивляться упорству незнакомца у Татьяны сил уже совсем не осталось. Кроме того, милосердие, проявленное им только что по отношению к пленникам, ее не только поразило до глубины души, но и приободрило. Может быть, он и ее пощадит? Жаль только, скотина Шао успел удрать. Бог с ним, но он унес с собой Танину рыбку.
        И точно, едва «благородный предводитель» извлек небесную деву из-под повозки, как сразу же отпустил и даже грязь с подола платья отряхнул. Затем как-то нарочито почтительно поклонился, выставив перед собой руки и положив одну ладонь поверх другой. Явно ведь дурачился, но вышло на редкость элегантно. Люся, та все время твердила, что пластика движений у азиатов изумительная.
        - Уважаемая небесная госпожа! - молвил мятежник, прицельно кося ясным карим оком на «холмы и изгибы». - Я, Лю, командир этого отряда, услышал от верных людей, что солдаты Цинь творят святотатство, захватив небесную посланницу. Но позволите ли убедиться - в самом ли деле вы с Небес?
        И быстро, пока небесная посланница не успела опомниться и пока у самого хватало смелости, сдернул с нее вуаль.
        - Ох! - Лю даже отступил на шаг, внезапно заулыбавшись так светло и радостно, словно был ребенком, получившим неожиданный, но чудесный подарок.
        Дева и впрямь выглядела так, словно только что сошла с Неба. Кожа белее самых чистых облаков, огромные глаза цвета грозовых туч, легкие пряди светлых волос… Да, такой женщине впору прогуливаться в вечноцветущих садах Яшмового Владыки, а не торчать посреди пыльной дороги в забытом богами уезде Пэй, среди грязи, трупов и сломанных мечей!
        Из восхищенного оцепенения Лю Дзы вывел братец Синь, подоспевший со своим неизменным веером очень кстати. Вот уж кто тут же совершил все положенные поклоны, ничуть не заботясь о чистоте своих светлых одежд!
        - Вот! - торжествующе заявил Цзи Синь. - Что я тебе говорил, брат Лю? Это небесная дева! Прояви почтительность, олух! - и уже замахнулся, чтобы привычно треснуть Лю по плечу веером, но тот ловко увернулся, отпихнул побратима и, отчасти чтобы побороть смущение, гаркнул на глазеющих солдат:
        - Эй, нечего пялиться! Совсем забыли почтительность, бездельники?
        И бойцы Лю, и солдаты Цинь послушно отвернулись и преувеличенно бодро продолжили заниматься каждый своим делом: одни - обезоруживать и связывать, другие - разоружаться и подставлять руки для связывания. Дело двигалось споро, но Лю все равно прикрикнул:
        - Ну-ка шевелитесь!
        Еще не хватало, чтобы люди отвлекались на всякие… небесные явления, даже если они, явления эти, такие впечатляющие.
        - Госпожа, тебе лучше поехать с нами. Поверь, даже если ты с Небес, при дворе императора Цинь тебе делать нечего, - заявил он деве и скомандовал: - Эй, приведите моего коня! Ты согласна, госпожа? - Лю вспомнил, что для приличия надо бы поинтересоваться мнением девы, с Небес же она все-таки, не обычная женщина. И протянул ей руку.
        Что оставалось делать? Татьяна осторожно вложила пальцы в широкую ладонь командира Лю, получив взамен потрясающе обаятельную улыбку. Она боялась даже надеяться, что судьба наконец-то повернулась к ней пусть не лицом, так хоть вполоборота.
        - Сразу видно небесную женщину! - Довольный Лю подсадил ее на коня и сам вспрыгнул сзади. - Не кричит и не спорит, а просто делает, что нужно! Такие водятся лишь на Небесах!
        Обернувшись к солдатам Цинь, понуро сидящим прямо на дороге, он помахал им на прощанье и крикнул:
        - Хэй! Передайте этому жирному борову Чжао Гао, чтобы не разевал пасть на посланницу Небес! В уезде Пэй есть те, кто ее защитит! Н-но! Вперед! - и ударил пятками коня, пускаясь вскачь.
        Теплая талия небесной девы словно была создана специально для того, чтобы возложить на нее руку, и Лю не стал чиниться, возложил, а то вдруг чудесная госпожа с коня свалится? К чему гневить Небеса, верно?
        И отчего-то Татьяна сразу поверила этому лихому мятежнику. Что такое мятеж, она знала не понаслышке и обычно не испытывала к участникам и руководителям восстаний и революций ни малейших симпатий. Но этот Лю Дзы каким-то волшебным способом сразу же внушил к себе расположение. А ведь ничего особенного не сделал, только зубоскалил все время. Но от подлого офицера Шао спас, и рук, точнее одной руки, которой очень осторожно придерживал Татьяну за талию, не распускал.
        Скакали они не слишком долго, но запомнить дорогу девушка не смогла бы при всем желании. Зелень вокруг непроглядная, все холмы похожи, как близнецы, а в ущельях тропки такие узенькие, что страшно глянуть, не то что ходить тут без провожатых. Лошадь у командира Лю была расчудесная, ступала мягко, слушалась беспрекословно, и все равно Татьяне понадобилась поддержка, чтобы выбраться из седла. Разумеется, помощь эта пришла от радостно улыбающегося Лю Дзы. Точно он в картах… или во что они тут играют, банк сорвал. Китайцы - они азартные люди, рисом не корми - дай сделать ставку. Вот и сейчас от сверкания его темных глаз и блеска зубов деться девушке было некуда - ослепит и втянет в свою новую азартную затею, как пить дать.
        Деликатно, если не сказать почтительно, командир Лю отвел Таню в сторонку, к входу в большую пещеру. Возле логова разбойника ласково журчал ручеек, а на бережку лежала совсем новая циновка и дожидался своего часа костерок.
        «Хорошо устроился, мятежник, нечего сказать, - восхитилась Татьяна. - Умеет жить со вкусом».
        - Уважаемая госпожа, прости, что у меня сейчас нет времени выказать тебе необходимое уважение, к которому ты привыкла на Небесах… - проворковал Лю Дзы. - Но вот циновка, где ты можешь отдохнуть, вода для умывания, а если небесной госпоже захочется уединиться, те кусты в твоем распоряжении. Чуть позже ты же удостоишь меня беседой?
        И склонил голову к плечу, что твой голубь, безмятежно взмахнул длинными ресницами и многозначительно изогнул бровь. Прямо не повстанец, а настоящий любезник.
        - Благодарю за заботу, предводитель Лю, - сдержанно улыбнулась в ответ Татьяна, мысленно гадая, стоит ли сделать книксен или лучше не смущать обаятельного разбойника «небесными» манерами.
        Пусть деликатность мятежника была чуточку насмешливая, что ли, но она все же была искренней. Как же все это странно!
        Командир Лю точно почуял ее сомнения, присел рядом на корточки, взял за руку и убедительно так сказал:
        - Я хочу, чтобы ты поняла сразу, небесная госпожа. Ты не в плену. И если ты пожелаешь нас покинуть… хотя я не думаю, что тебе есть куда пойти, а? Ты же с Небес, - и подмигнул хитрющим карим глазом. - Я тебя оставлю. Отдыхай.
        И пошел заниматься своими прямыми обязанностями - командовать.
        А небесная дева осталась возле костра - в приятном удивлении и твердой уверенности, что ей наконец-то повезло по-крупному.
        Лю Дзы обошел всех своих людей, и каждому досталось от предводителя по заслугам - кому похвала, кому упреки, раненым - забота, а потянувшимся со всех сторон крестьянам - мешки с разным добром, в основном с рисом. Из чего Татьяна сделала вывод, что оказалась в компании местного китайского Робин Гуда. Обаятельного такого, в оранжевом шелковом халате, черноволосого и ловкого, точно тигр. Хоть какая-то определенность!
        Где-то через полчаса Тане со всем возможным почтением преподнесли чашку риса. У здешних робингудов и такое водилось.
        К тому моменту, когда предводитель Лю справился со всеми своими командирскими обязанностями и вернулся к небесной деве, та уже какое-то время тихонько роняла слезы в рис. Умывшись и пригревшись возле костра, Татьяна вдруг полностью и целиком осознала весь ужас своего положения. И, говоря фигурально, схватилась за голову, а потом и не фигурально тоже. Рассудок перестал отгораживаться от ужасной правды, плотина рухнула, и душу девушки затопило горькое море безнадежности.
        Лю Дзы явно хотел сказать что-то другое, но, увидев, как мелко вздрагивают узкие плечики небесной гостьи, вдруг присел рядом и спросил:
        - Да ты что, сестренка? Кто тебя обидел?
        И тут Татьяну прорвало. Она уткнулась носом в твердое плечо, обтянутое шелковым халатом, и разрыдалась в голос:
        - Мы… Я… Все пропало! Мы же ничего плохого не хотели, правда! Только билеты в Сан-Франциско - и все. И эти фигурки… эти рыбки… Из-за них так вышло, я уверена. А теперь сестру увели, рыбку украли и…
        - Какую сестру? - быстро переспросил мятежник.
        Таня по-рыбьи хватанула воздуха, практически задыхаясь от слез.
        - Мою единственную сестру, - громко хлюпнула она носом и поистине нечеловеческим усилием воли запретила себе рассказать Лю Дзы всю правду как на духу. Искушение было велико, но горький жизненный опыт подсказывал не доверяться первому встречному разбойнику, даже если он добрый, обаятельный и… милый. Потом локти кусать будет поздно.
        - Она - небесная лиса. А этот скотина Шао обманом увел ее куда-то, а может… - Татьяна зарыдала еще пуще. - Может, он даже убил ее! И рыбку мою потом украл! И как же я без Люси? Где она? Как мы вернемся обратно? Пропала я, совсем пропала.
        Не поняв и половины из сказанного, командир Лю так жалостливо погладил Таню по волосам, что вызвал новый приступ истерики. В плане порыдать небесные девы мало чем отличались от земных.
        - Не плачь, сестренка… Тьян Ню[17 - ТЬЯН НЮ - небесная дева (кит.).], не горюй. Чем смогу - помогу и тебе, и твоей сестрице, - пообещал он и принялся вытирать мокрые от слез щеки пришелицы тончайшим платочком с вышитыми шелком уточками, жертвуя единственным абсолютно чистым предметом своего гардероба. Яшмовый Владыка по идее должен был оценить этакую щедрость.
        - Как, говоришь, твою сестричку зовут? Лю Си?
        ЛЮСИ
        Дочиста обглоданная куриная кость ударилась о прутья решетки и отскочила, свалившись на пол. Люся чуть не зарычала от досады, проводив бесценный кусок еды пылающим взглядом. Но сил на рычание уже не осталось. Да что там! Даже голову с соломы не приподнять. Третьи сутки без пищи и воды практически доконали Людмилу. Даже ее несгибаемая уверенность в собственной удаче и живучести дала трещину. На самом деле она уже почти не верила, что сумеет выбраться из клетки, а не закончит жизнь здесь, на соломе, взаперти, выставленная на потеху пьяным клиентам местного борделя.
        Поначалу, когда ее только притащили сюда и заперли в клетку, Люся и впрямь рычала и бранилась, как настоящая лиса, бросаясь на прутья и дергая решетку. Раз сочли лисицей, так пусть убедятся - заперев ее, добра не жди! Она рвалась на волю и бесновалась, до помрачения боясь, что сейчас ее продадут какому-нибудь желтомордому бугаю и используют, как бы помягче сказать, по назначению. Но вскоре девушка поняла, что эти страхи были беспочвенны и даже наивны. Охотников испытать на себе лисьи чары не нашлось, да и купили ее не для проституции, а как диковинку, приманку для богатеев, одновременно возбуждающую любопытство и щекочущую нервы. Звание небесной лисы сыграло с Люсей злую шутку: ее не только выставили на погляд, но еще и не кормили при этом! Само собой, небесные лисы, наверное, людскую пищу и не едят, исключительно мужской жизненной силой питаются, но хоть корку-то какую могли бросить, сволочи! Хотя бы воды налили в плошечку!
        Но в представлении древних китайцев чудо-зверь в пище и воде не нуждался, и Люся рисковала из небесной лисицы быстро стать лисой дохлой. Ради забавы посетители иногда бросали в клетку кости, и по утрам, когда жизнь в борделе замирала, девушка тихонько грызла подачки. Но по сравнению с жаждой голод ее почти не волновал. Без еды какое-то время прожить можно, сестрам случалось голодать, и подолгу, так что три-четыре дня вынужденного поста - не самое страшное. Но вот вода…
        У Люси потрескались губы и нёбо, распух язык, воспалились глаза, в ушах постоянно звенело, зрение отказывало, а сознание меркло все чаще. Оставалось лишь разодрать зубами собственное запястье и попробовать напиться своей крови, но а дальше-то что? Несмотря на все просьбы и мольбы, китайцы оставались глухи. И в какой-то страшный миг Людмила вдруг отчетливо вспомнила отцовские сказки, особенно те, где говорилось о чудесных свойствах лисьей печени. И поняла - сволочные китаезы решили заморить ее голодом именно в расчете разжиться свежей печенкой. Убить - побоялись, а так вроде бы сама сдохла и никто не виноват, верно?
        Отчаяние накрывало Люсю темным и пыльным мешком, душило, забивало глаза и глотку, словно она тонула в зыбучих песках. Надежды выбраться у нее не осталось. Совсем. И разве что одна только мысль о сестре пока держала девушку по эту сторону жизни.
        Господи боже, да за что же им все это?
        Но хотя бы Таня не сидела в соседней клетке, одна радость. Ее увезли, забрали куда-то, но там ее, по крайней мере, кормят. Только на это Люся и надеялась.
        Сначала сквозь тяжелую мутную дрему ей показалось, что дрогнула земля. Покачнулись стены, сверху посыпалась какая-то труха, кто-то вопил, стонал и визжал, что-то звенело и трещало. Потянуло дымом. Землетрясение? Пожар? Но сил не осталось даже на то, чтобы веки разлепить. Пусть горит. Пусть рушится. Пусть провалится на самое дно их китайского ада этот городок со всеми обитателями и весь этот поганый мирок, до краев наполненный сволочами и тварями, как поганое ведро - помоями…
        Потом резко и пряно пахнуло свежей кровью, крик и звон раздался совсем рядом, и о прутья клетки что-то тяжко ударилось, раздражая слух тоненьким скулежом, а нюх - вонью… И в голове Люси, прямо под черепом, который ей самой уже казался пустым и иссохшим, словно безжалостное солнце добела выжгло его, родилась мысль. Шанс. Движение. Жизнь!
        - Я хочу жить! - беззвучно кричала она, трепыхаясь в плену ослабевшего тела, как муха в паутине. - Жить! Дышать! Сестренка, я… я… Я еще есть!
        И, преодолевая беспамятство и бессилие, Люся сперва приоткрыла воспаленные глаза, а потом, хрипло и неровно дыша, завозилась, приподнимаясь на локтях.
        - Небо! Что… кто это?!
        Этот возглас оглушил девушку, она моргнула раз и другой, тряхнула головой - и чуть не лишилась сознания окончательно от этого простого движения.
        - Девушка! - позвал голос. - Девушка, отзовитесь! Вы живы?
        Люся подползла поближе к решетке, из последних сил уцепилась за прутья и рывком вздернула тело вверх, пытаясь сесть. И только тогда наконец-то увидела его. Того, кто звал и спрашивал.
        Сперва ей показалось, что в забытый всеми богами китайский бордель ворвался на всех парах… бронепоезд. Огнеглазый, стремительный, пышущий яростью и жаром, остро пахнущий ветром, заблудившимся в длинных прядях черных волос, и пылью сотен дорог, осевшей на доспехах. Неудержимый, он промчался по залу, ставшему вдруг до смешного маленьким, и замер рядом с ее клеткой, опираясь на какое-то зловещее оружие на длинном древке и прожигая пленницу пронзительным взглядом.
        С клинка тяжелыми каплями падала кровь, но Люся не боялась и не удивлялась. Бронепоезд - он такой, сметет, раздавит, перемелет в багровое месиво слабую человечью плоть - и не заметит.
        - Девушка! - снова позвал он, и она вспомнила, что умеет дышать. - Девушка, отползите от решетки. Сейчас я освобожу вас. Вы слышите? Вы понимаете?
        Люся слабо кивнула, все еще зачарованная. От него веяло мощью и уверенностью, от него разило смертью, должно быть, именно он буквально покрошил здесь всех, не щадя никого, но… Для нее, самозваной небесной лисы Лю Си, этот свирепый воин был посланцем самой жизни.
        Она послушно отползла, не отводя от него глаз. Если это все бред, если даже это ангел смерти пришел за ней в облике безжалостного воителя - все равно! Его клинок нес освобождение - либо из клетки, либо от последних мук, и Люся была ему за это несказанно благодарна.
        В два сильных удара он расправился с решеткой, просто прорубив ее, пинком выбил остатки прутьев и протянул девушке руку. Она подалась вперед, потянулась… но это последнее усилие доконало ее. Беззвучно и тихо, как павшая от изнеможения лошадь, Люся ткнулась лицом в солому и замерла, уже ничего не видя, не слыша и почти не дыша.
        ТАНЯ
        Терпение - это не только главное качество русского человека, но и первейшая его добродетель. Без него русскому человеку никуда. Так она говорила себе с того самого момента, как командир Лю посулил отправить своих людей в Фанъюй и разузнать о судьбе небесной лисы по имени Лю Си. Входит ли привычка держать обещания в число китайских добродетелей, Татьяна доподлинно не знала, но очень на это надеялась.
        - Пойми, сестренка Тьян Ню, не могу я с неполной сотней напасть на городской гарнизон. Перебьют моих молодцов, как пить дать, - объяснил веселый мятежник. - Но что касательно разведки, тут у меня все схвачено. Разглядят в темноте и разговорят немых, если надо. Ты просто жди и надейся, лады?
        - Лады! - согласилась Таня.
        Находиться рядом с жизнелюбивым командиром Лю ей понравилось. Никогда прежде ни один мужчина не внушал ей столько уверенности. Вечное женское желание «быть как за каменной стеной» Лю Дзы исполнял не напрягаясь, почти играючи. А в его отсутствие роль крепостных стен играли богатырь Фань Куай и конфуцианец Цзи Синь.
        «Братец Фань», как он сам себя просил именовать, давал по шеям любому смевшему тревожить небесную деву восхищенным, но назойливым взглядом, в то время как его друг и соратник вел среди бойцов пропагандистскую работу. Мол, разуйте глаза и поймите, что абы кому Небеса не позволят спасать небесных дев! То позволено лишь их избраннику. Доказательство же вон - сидит на циновочке и обмахивается шелковым платочком командира. Ну все, посмотрели чуток - и хватит.
        В отличие от своих побратимов сам «избранник» не слишком-то верил в небесное происхождение белокожей и светлоглазой гостьи. Подначивал Татьяну по поводу и без, но всегда как-то по-доброму, без злости. Тане это нравилось, потому как означало, что парень наделен нетривиальным умом и здравым смыслом. Мало ли кто кем назовется! Она пила и ела как обычный человек, в кустики ходила уединяться регулярно, спала и всхлипывала во сне, а то, что кожа белая, так чего только на свете не бывает.
        Примерно так Лю Дзы и сказал однажды в порыве откровенности:
        - Слышал я от купцов, на далеких южных островах живут синекожие люди с собачьими хвостами.
        - Все может быть, - уклончиво ответила Татьяна.
        - Тогда наверняка где-то и среброглазые водятся? - и подмигнул эдак лукаво. - Ничего такого ты на Небесах не слышала, сестренка Тьян Ню? Может, в тайных книгах Девяти Небес чего вычитала, нет?
        - Я в основном по персикам знаток, - усмехнулась в ответ Таня.
        - По персикам бессмертия, конечно? - с притворно серьезной миной уточнил мятежник. - Которые здесь у нас не водятся, верно я понимаю?
        - Именно, предводитель Лю.
        - Я так и подумал отчего-то.
        Казалось, они понимают друг друга без слов. А еще Татьяне понравилось имя, которое ей дал Лю Дзы. Оно переводилось очень даже просто - небесная дева. Чтобы ни у кого никаких лишних вопросов не возникало.
        И тут к интересному разговору присоединился братец Синь, который гнул свою политическую линию.
        - Нам нужно настоящее знамя, - сказал он и посмотрел на Татьяну со значением.
        Командир Лю скорчил страшную рожу и зашипел на соратника, дескать, думай, что и кому говоришь, стратег недоделанный! Но тот отмахнулся веером и продолжил агитацию:
        - Брат Лю, вот уже полгода минуло с тех пор, как мы подняли восстание против тирана. По всему уезду сотни молодцов готовы прийти под твои знамена…
        - Я знаю, - буркнул Лю.
        - …И что ты им покажешь? Рваную тряпку?
        - Да знаю я! - рыкнул командир. - Я же говорил тебе - еще не время!
        - Время, - веско ответил стратег. - Урожай собран. Знак Небес, которого ты ждал… - и поклонился Тьян Ню. - Если она не знак, тогда чего тебе еще? Хочешь, чтобы Яшмовый Владыка лично спустился к тебе и подтолкнул? Если небесная дева окажет нам честь и своими руками сошьет для нас Знамя Небес, кто посмеет встать у нас на пути?
        Шить Татьяна умела, но к красному знамени, а именно такой цвет выбрали для себя повстанцы, у нее душа не лежала.
        Лю почесал и без того лохматый затылок и хмыкнул. А потом отпихнул стратега, недвусмысленно намекая, что такие вопросы ему с небесной девой надо бы лично обсудить. Наедине!
        - А вообще, знаешь, он прав, сестренка, - вздохнул Лю, когда Цзи Синь, выразительно поглядывая через плечо, наконец-то отошел и принял созерцательную позу. - Пора прекращать с разбоем. Мы тут, понимаешь, собрались не ради пары мешков риса и куска шелка.
        - А какая же цель у тебя, братец Лю? - спросила Татьяна, чувствуя, что шить знамя ей все-таки придется.
        - Как это - какая? - слегка удивился мятежник. - Великий человек должен править миром! Как думаешь, выйдет из меня император? - и непочтительно заржал. Но глаза у него оставались непривычно серьезными.
        Небесная дева искренне восхитилась мощью замысла и широтой замаха. Вот это по-нашему! Но решила кое-что уточнить практически в корыстных целях:
        - А сейчас какой император правит?
        Ей до зуда в языке хотелось наконец точно определиться с датами. Во времена какой династии их с Люсей затащили папочкины рыбки-то?
        - В Санъяне уже второй год сидит мелкий слизняк Эр-ши, - ответил Лю Дзы так запросто, словно совсем-совсем не удивился тому, что на Небесах не в курсе, кто правит Поднебесной. - Конечно, он не такой кровопийца, как покойный Цинь Шихуанди, но и шагу ступить не может без приказа жирного хряка Чжао Гао. Вот и выходит, что Цинь правит евнух. Это, сестренка, совсем невесело. Я, кстати, не один такой умник. Вот Сян Лян из Чу, тот вообще уже войско собрал. Сама понимаешь, у нас тут, в уезде Пэй, возможностей поменьше, но и отставать не след! А то Цинь разобьют без меня, и как же я тогда стану императором? - и снова весело подмигнул, вернувшись к легкомысленной манере беседовать с небесными посланницами.
        В голове у Татьяны что-то щелкнуло, и мозаика сложилась целиком. Династия Цинь, провинция Пэй, евнух Чжао Гао, княжество Чу… Не зря, ох не зря папенька настоял на чтении «Исторических записок» Сыма Цяня, которые он сам и перевел, да опубликовать не успел. Вот ведь судьба-злодейка! Правда, давно это было, многое забылось, но самое главное Татьяна Орловская запомнила крепко-накрепко.
        - Так, значит, это ты тот доблестный воин, который отпустил несчастных строителей усыпальницы? - спросила она осторожно, пока еще не веря до конца в свою догадку, и на всякий случай, добавила: - На Небесах известен этот подвиг во имя милосердия.
        - Ух ты! - просиял Лю и хлопнул себя по бедрам. - Даже с Небес было видно? А то, как я напился накануне, тоже известно? Представляешь, просыпаюсь - голова раскалывается, в глотке словно кош… э… фениксы порхали, а половина работников разбежалась. Ну не ловить же их, бедолаг? Я тогда и остальных… того… отпустил. Половина моих ребят, - он гордо махнул на своих людей, - аккурат из той партии рабочих. Вот хотя бы братец Фань… О! Прости, сестренка. Там такая история дальше, что девичьим ушкам ее слышать не подобает.
        Таня едва удержалась, чтобы не начать совсем не по-небесному прыгать на месте от восторга и хлопать в ладоши. У Сыма Цяня примерно так все было и написано!
        - Так это ты станешь императором и основателем новой династии! - всплеснула руками она.
        - Серьезно? Я так и думал. - Лю блеснул зубами в довольной улыбке. - У меня к Цинь свои счеты, понимаешь… Да! Так что насчет знамени? Коли уж ты предрекаешь мне титул Сына Неба?
        - На то я и небесная дева, - фыркнула девушка, сама не заметив, что откровенно кокетничает с предводителем Лю. - Ладно уж, братец Лю, будет тебе знамя.
        «Сыма Цянь писал свои «Исторические записки» спустя много-много лет после того, как все случилось. И во многом он ошибался, а кое-что просто насочинял для пущей красоты, но какой же он все-таки молодец, что взялся за это неблагодарное дело. Лично я древнему летописцу страшно благодарна».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 4
        На ловца и зверь бежит
        «Вещи никогда не заменят людей, а живой голос всегда звучит громче, чем самая интересная запись на молчаливой бумаге. Я помню каждый свой день, каждое слово, каждую встречу, словно я - каменная скрижаль, на которой Господь высек заповеди. И я пишу этот дневник не для себя».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        САША
        Саша спала, и ей снился сон.
        Она лежала на земле. Где-то поблизости разило кровью и гарью. Запах смерти, острый, резкий, тошнотворный, плыл по воздуху, въедался в волосы и кожу. Неподалеку выл человек - надрывно, жутко, на одной ноте. Границы миров, подрагивая, вплетались одна в другую: вот вспорол горизонт, возносясь к облакам, сверкающий шпиль тайбэйского небоскреба и сразу - будто кто-то переключил телевизионный канал - мелькнули крыши пагод и распахнул пасть, кося лиловым глазом, золотой дракон.
        Она попыталась вздохнуть и едва не поперхнулась - горло сжало огненной болью, скрутило спазмом. Сквозь мутную дрожащую дымку проступили мечущиеся из стороны в сторону силуэты - цветные пятна на темном фоне.
        - Пить, - прохрипела девушка и облизнула потрескавшиеся губы.
        Вода, ей нужна была вода, хотя бы немного, хотя бы глоток. Перед ее внутренним взором пели водопады, журчали ручьи, плавно и неспешно несли свои волны могучие реки.
        Она бы заплакала, но слез не осталось. Болели воспаленные опухшие глаза, и казалось, что все тело одновременно и плавится, и немеет. Наконец там, во сне, ей удалось, царапая пальцами пол, приподняться - и тут же, будто соткавшись из стального тумана, вокруг нее с лязганьем выпростались из земли железные прутья. Ломая дерево, пробивая стены и потолок, они сомкнулись вокруг нее, став клеткой, и иглами ушли вверх, к алому небу, истекающему огнем.
        А потом из-за стены пламени на нее глянули круглые рыбьи глаза то ли беса, то ли божка, и неожиданно рядом раздались чьи-то шаги, вынырнула из пылающей хмари высокая темная фигура.
        - Девушка, - произнес чей-то гулкий, до боли знакомый голос. - Девушка, вы живы?
        Александра с криком очнулась и резко села в кровати, схватившись за горло. Ни разу в своей жизни она не испытывала такой чудовищной, нечеловеческой жажды. Девушка глотнула всухую и заскулила от боли. Было страшно, очень страшно.
        Она спустила ноги с кровати и попыталась встать, но сил не осталось. Казалось, Саша долго бежала по пустыне, а не спала в собственной комнате, в окружении давно привычных и знакомых с детства вещей. Цепляясь рукой за спинку кровати, девушка поползла к двери. Рот горел, горло сжималось, будто вместо воздуха его заполнял мелкий песок.
        Добравшись до выхода из комнаты, Александра заставила себя подняться. Ноги подламывались. Судорожно цепляясь руками за стены, она спустилась вниз, в кухню.
        Там была вода. О боги и демоны, там была вода! Цветы в вазах, оранжевые, красные, золотые, будто издевались над ней, и капли из небрежно закрытого крана равномерно стучали по большой, до блеска отчищенной раковине.
        Кап. Кап. Кап.
        С хрипом Саша бросилась к холодильнику и дрожащими от нетерпения и жадности руками достала бутылку с водой. Холодная, мгновенно запотевшая, она показалась ей сокровищем. Когда ледяная влага коснулась ее языка, девушка приглушенно застонала и запрокинула голову. Вода лилась по ее щекам, шее, стекала по груди, оставляя мокрые пятна на ночной рубашке, но ей было все равно. Она не знала, сколько времени прошло. Опорожнив одну бутылку, она сразу же открыла вторую. Огонь, пришедший к ней из сна, медленно отступал, ужас от собственной беспомощности утихал.
        - …делаешь? - донесся до нее вдруг голос, и в некотором ошеломлении и не без внезапно вспыхнувшего в груди страха Саша резко повернулась.
        За спиной ее стояли родители. Волосы матушки, небрежно заплетенные в косу, были перекинуты через плечо. Отец возвышался позади нее, большой и грозный в своем халате, расшитом драконами. Увидев извивающегося на ткани змея, барышня Сян вздрогнула - пламенной стрелой мелькнул перед ней образ из сна. Постепенно приходя в себя, девушка глубоко вздохнула. Что… что это был за сон - и сон ли? И почему она чувствует себя так, будто сама только что побывала в клетке и провела несколько дней без воды и еды?
        - Сян Джи! - рявкнуло вдруг рядом, и девушка снова вздрогнула.
        - Папа, - растерянно сказала она, вмиг позабыв про все их разногласия и желая лишь одного - прижаться к кому-нибудь родному, тому, кто погладит по голове, успокоит, скажет, что бояться не надо, что она не одна. - Папа, я… Этот сон! Там были огонь и клетка, и кровь… Столько крови!
        - Что с тобой? - неверящим тоном вдруг спросил ее родитель и подозрительно принюхался. - Ты пьяна?
        Матушка, предпочитавшая, как обычно, хранить молчание, склонила голову и прижала ладонь к краешку глаза. Приглушенный свет кухонных ламп отбросил тени на ее лицо, четче очертил складки вокруг рта и меж бровей.
        - Что? - удивленно переспросила Саша. - Конечно же нет! Когда бы я успела?
        - Неужели ты держишь в своей комнате алкоголь, девочка моя? - Только кривящиеся губы госпожи Сян выдавали ее смятение. - О!
        Девушка фыркнула против своей воли - родители ее, как и всегда, видели и слышали лишь то, что им было угодно, - и это было ошибкой. Услышав ее смех, отец будто окаменел. Желваки на его скулах заиграли, глаза полыхнули яростью, и Саше отчего-то вспомнилась темная фигура из сна, пришедшая к ней сквозь огонь.
        - Сначала, - тихим, не сулящим ничего хорошего голосом проговорил хозяин дома, - ты, своевольная, несдержанная девчонка, говоришь, что желаешь выйти замуж без моего позволения. Затем развлекаешься, разъезжая в непотребном виде по улицам города в компании какого-то босяка. А теперь и вовсе ведешь себя как полоумная.
        - Все не так, - подняла ладони в примиряющем жесте девушка. - Мне просто приснился странный сон, и я…
        Она знала, что отец не услышит ее слов. Таков был господин Сян. Решив что-то, он уже не менял своего мнения. «Своенравие, - не к месту вспомнились Саше слова бабушки, - упрямство и прихотливый нрав - вот что делает кровь мужчин нашего рода такой густой».
        «Слишком густой, - язвительно подумала девушка, удивляясь столь непочтительной - пусть даже и в мыслях! - несговорчивости. - Не мешало бы ее разбавить!»
        Она оказалась права - отец не пожелал выслушать ее оправданий.
        - Вон, - проскрипел он, и полный придушенного хрипа голос предупредил Александру об опасности лучше любого крика. - Убирайся в свою комнату и не смей показываться мне на глаза!
        Спорить она не стала. Под тяжелым взглядом отца внучка Тьян Ню прихватила со стола бутылку с газировкой и, спиной чувствуя исходящие от родителей волны негодования, поспешила к себе в студию. Там, в темноте, в тишине и покое, она села на пол у кровати, отхлебнула воды и задумалась.
        Дневник бабушки оказался головоломкой… шкатулкой с двойным дном. За одной тайной скрывалась другая, а за ней - третья. Мятежник Лю, император Эр-ши - это были имена, выжженные на страницах истории кровью и огнем. Они существовали! Когда-то давно, за тысячи лет до ее рождения, все эти люди жили, дышали, любили… и ее собственная бабушка в своих записках утверждала, что была в это время там, с ними!
        - Как такое может быть? - в растерянности спросила себя Саша, подошла к комоду, на котором стоял бабушкин ларец, и взяла в руки маленькую шершавую рыбку. - Я должна разобраться.
        Ответом ей была тишина. Снизу, из кухни, доносились приглушенные голоса родителей. Ровно шелестел за приоткрытым окном ветер. Не совсем отдавая себе отчет в своих действиях, девушка сняла со спинки стула кожаную куртку - единственную зацепку, напоминание о странной и удивительной встрече с Ин Юнченом - и накинула ее на плечи, будто ища поддержки у парня, которого по своей неосмотрительности потеряла, возможно, навсегда. Мысль эта неожиданно отозвалась печалью и острой тоской в сердце, и Саша на мгновение зажмурилась, а потом решительно открыла заветный дневник. Что-то подсказывало ей - ответы на все вопросы она найдет здесь, на истрепавшихся от времени страницах.
        ИН ЮНЧЕН
        В небольшом баре, спрятавшемся посреди шумных улиц в самом центре Тайбэя, было людно. Приглушенные голоса, смех, музыка - ночь едва-едва перевалила за середину, и веселье било ключом.
        Ин Юнчен посмотрел на стакан с виски и, подперев подбородок ладонью, прищурился. Сидящая рядом с ним незнакомая девица - длинные волосы, пухлые блестящие губы, зазывная улыбка - повела круглым плечиком. Он по привычке ухмыльнулся было в ответ, легко и многообещающе, но потом, прищелкнув языком, отвернулся и сделал глоток. Крепкий ароматный алкоголь обжег горло, оставив после себя легкое дымное послевкусие. С чем-чем, а с выпивкой ему сегодня повезло… чего нельзя было сказать о женщинах. Точнее, о женщине.
        - Ты же не из тех, - пробормотал он, с улыбкой передразнивая повстречавшуюся ему днем красотку, - кто думает только о том, как идти вперед без оглядки! Ха!
        Вот же лисица! Такие, с характером, дерзкие и своевольные, всегда нравились ему, а в этой было вдобавок еще что-то такое… особенное. Поначалу он даже решил, что она приехала в Тайвань откуда-нибудь издалека - среди местных девушек мало кто мог похвастаться белой кожей и светлыми глазами. Потом передумал - по-китайски незнакомка говорила быстро, бегло, с легкой и привычной непринужденностью.
        Ин Юнчен хмыкнул. Здесь крылась какая-то загадка, и… надо было признаться себе, что Сян Джи - так она назвалась - зацепила его. Вроде и лишним словом не перемолвились, а гляди-ка, только о ней и думается.
        Ин Юнчен вспомнил, как девушка прижималась к нему, когда он вез ее домой, и, распаляясь, откинулся назад, взъерошил ладонью волосы. Давно его так не корежило при одной мысли о девчонке… да что там давно - никогда.
        Сегодня, едва разглядев ее, Ин Юнчен сразу понял - этой вот гордячке самое место рядом с ним. Как и всегда, ему и в голову не пришло сомневаться в своем выборе. Все было просто - пусть станут ему свидетелями предки, эту женщину он получит, вот и весь разговор. Вопрос был лишь в том, как быстро: помчавшись утихомиривать своего чем-то явно недовольного папашу, красотка не только не оставила ему ровным счетом никакой возможности с ней связаться, но и умыкнула под шумок любимую куртку!
        Парень фыркнул. Кожанки ему было не жалко - наоборот даже. В ней Сян Джи выглядела так, словно уже принадлежала ему: промокшая, злая и чертовски красивая. Чувствуя, как горячит кровь взбудораженное хорошим виски воображение, он сделал еще глоток - и едва не поперхнулся, когда чья-то ладонь со всей дури впечаталась ему в спину.
        - Друг Ин Юнчен! - раздался над ухом беспечный возглас. - Пьешь один, значит? А нас с Цином что ж не зовешь? Негоже приятелей этак вот обижать, а?
        Ин Юнчен, кашляя, дернул головой и поднял взгляд, уже зная, кого увидит. Чжан Фа, его закадычный товарищ, великан и добряк, силы свои рассчитывать не привык. Улыбаясь во весь рот, гигант стоял рядом с барной стойкой и совсем не замечал, какое оживление вызвало его появление среди завсегдатаев крошечного заведения. Из-за могучей спины исполина едва виднелась макушка утонченного - во всех смыслах этого слова! - Ю Цина - их общего друга, бабника и эстета, прозванного за малые размеры Пикселем.
        - Ты его еще посильнее приложи, посильнее, Фа, - в этот же самый момент вкрадчиво прощебетал Цин и плавно переместился в сторону - поближе к выпивке и давешней длинноволосой девице. - Может, после этого он уже никогда и никого не обидит. Есть такая вероятность.
        - Так я легонько! - возмутился Чжан Фа, одним ударом ломавший кирпичи. - Юнчен и не поморщился, верно? Он у нас молоток, не то что ты, таракан недокормленный!
        - Кхе-кхе, - прохрипел «молоток» и потряс головой. - Ну привет! Только вас мне и не хватало!
        Впрочем, появление друзей не вызвало у него особого удивления - в конце концов, их троица давно облюбовала для своих попоек и посиделок этот маленький уютный бар и частенько сюда наведывалась, вместе и поодиночке. Простой, но добрый Чжан Фа, и надменный зазнайка Пиксель и он дружили так давно, что понимали друг друга с полуслова. Шутка ли - пройти вместе через добрую сотню детских, а потом и взрослых проказ и проделок, бед и радостей!
        Вот и сейчас Ю Цин бочком скакнул к нему и весь затрепетал, со значением косясь на стройные ножки их соседки по барной стойке.
        - Мы и уйти можем, - проворковал сей ценитель дамских прелестей, похабно поведя бровями. - Если ты в этом смысле одиночеством наслаждаешься, друг Юнчен.
        Ин Юнчен без особого интереса окинул взглядом весьма аппетитные формы девицы, затянутые в короткое платье. Наряд ее совсем не оставлял воображению работы. Еще с день назад он, пожалуй, и поразмыслил бы над тем, чтобы угостить такую вот штучку коктейлем-другим, но сейчас… На уме у него нынче была другая женщина, а довольствоваться подделкой при наличии, так сказать, оригинала Ин Юнчен решительно не желал. В памяти всплыло лицо Сян Джи, пряди мокрых волос, облепивших ее щеки и шею, и парень, прошипев заковыристое ругательство, в один присест опорожнил свой стакан.
        Ю Цин присвистнул, всем своим видом выражая далеко не вежливый интерес.
        - Я чую, - с любопытством провозгласил балагур и оседлал высокий стул, - что-то неладное. Жареным попахивает, однако. Это ж, натурально, год обезьяны и месяц лошади у нас приключился! Чтобы наш Ин Юнчен - и юбку пропустил?
        Чжан Фа, услышав такое, тоже добродушно расхохотался.
        - И правда, - согласился великан, подзывая бармена и усаживаясь рядом, - неладное ведь дело! Что такое стряслось-то, что ты тут виски шпаришь, как сладкую водичку, а, братец?
        «Окружили, демоны», - с затаенным весельем подумал Ин Юнчен, похлопал себя по карманам, пытаясь отыскать сигареты, с наслаждением закурил - и выложил друзьям все как на духу. Много времени рассказ не занял, но в процессе приятели славно угостились веселящими душу и сердце напитками и через такое свое состояние весьма прониклись душераздирающей историей - каждый на свой лад.
        - Ну и вот, значит, - подытожил наконец Юнчен, - сбежала она. Как бы ты выразился, друг Цин, ушел у меня из рук цветок, что понимает человеческий язык. Ну, это пока, конечно. Чтобы я да не отыскал, кого пожелаю? Но все-таки досадно!
        Пиксель, услышав такое, вмиг слетел со своего насеста и, словно маленькая, но очень целеустремленная бабочка, запорхал вокруг друзей.
        - Что я слышу?! - возопил он наконец. - Что я вижу?! Мы теряем его, Чжан Фа, теряем! Годы кутежей и загулов, настоящая мужская дружба - и ты только послушай! Объявилась, значит, юная лань, под колеса, значит, кинулась - и!..
        Гигант, который слушал рассказ, затаив дыхание, и внимания не обратил на стенающего Ю Цина. Он почесал своей лапой коротко стриженный затылок, повздыхал и напрямик задал вопрос, который последние несколько часов вертелся и в голове самого Ин Юнчена.
        - Так если, - прогудел он и серьезно посмотрел на своего лучшего друга, - и впрямь хороша девочка эта, чего ты, дубина, здесь сидишь, а не ищешь, как с ней связаться-то? Давай! Не в твоей ведь привычке медлить, а?
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА И ЛЮ ДЗЫ
        Шитье знамен для повстанцев - рукоделие непростое. Сначала надо было сшить вместе три полотнища в локоть шириной, а затем аккуратно обметать края. И все это пришлось делать толстой иглой, сидя согнувшись на циновке. К концу третьего дня работы шея у Татьяны почти не двигалась, плечи ныли, а спина разламывалась, как у старушки. И как только стемнело, девушка рухнула спать, не дождавшись ужина и подложив под голову треклятое знамя вместо подушки.
        «Пусть увидит, какая я сплю - усталая и голодная, - подумала она уже в полудреме и подразумевая, конечно, Лю Дзы. - И почувствует себя виноватым в…»
        Само собой, жалобный стон желудка пробудил Татьяну задолго до рассвета. От остального лагеря мятежников ее отделяла широкая спина их предводителя и его же громкое сопение. Во сне командир Лю выглядел еще моложе, чем был на самом деле. Черные блестящие волосы разметались в беспорядке, щеку он трогательно подпер ладонью, морщинка между бровями разгладилась, и видно было, что снится будущему императору что-то хорошее. Тане вдруг ужасно захотелось погладить своего спасителя по щеке, она даже руку протянула. Но застеснялась и в очередной раз поблагодарила Бога за то, что совершенно не помнит, как там у Сыма Цяня все кончилось. Хуже нет - смотреть на такого славного веселого парня и знать, как он умрет и когда. Врагу такого не пожелаешь!
        А потом, вдосталь налюбовавшись, чего уж скрывать… на красавчика Лю, девушка снова задремала. Чтобы проснуться от бешеного рева этого самого красавчика.
        Предводитель Лю бушевал, точно обвал в горах, не скупясь на обещания изощренной расправы над неким Сян Ляном. Сварить живьем в желчи собственной матери была самая простая из его угроз.
        Ни смешным, ни тем паче милым в гневе Лю Дзы не был даже приблизительно. Наоборот - страшным и безмерно опасным. Искрящееся обаяние его улыбки прямо на глазах переродилось в свирепую маску ярости. Никакой хваленой азиатской невозмутимости! Просто живой ураган ненависти какой-то.
        И Татьяна, видавшая виды, по-настоящему испугалась. Она сжалась в комочек и больше всего хотела бы спрятаться под циновкой, на случай, если эта буря случайно налетит на нее.
        - Вернулись разведчики, - подкравшись незаметно, тихонько шепнул Цзи Синь на ухо небесной деве душераздирающим голосом.
        - Понятно, - кивнула Таня. - Все плохо.
        - Сейчас узнаем, насколько, - задумчиво молвил братец Синь, когда предводитель сделал знак побратимам собраться на совет.
        Что-что, а совещаться братец Синь очень любил, а потому рванул, что называется, с места в карьер.
        - Сам виноват! - выдал он без обиняков. - Пока ты собирал урожай, Сян Лян собрал армию! И кто повинен, что людей в Фанъюе некому было защитить? - и бесстрашно ткнул пальцем в командира, чтобы уж никто не усомнился - виноват именно он.
        Братец Фань пробормотал смущенно:
        - Но, брат Синь… Кто ж знал-то! Ведь Сян Лян воюет с Цинь…
        И тогда Лю взорвался фугасным снарядом снова:
        - Этот Сян Лян и его племянничек! Хорошо же он воюет с Цинь! Все! Хватит! - проорал он, с каждым словом пунцовея лицом, словно зреющий плод граната. - Брат Синь, собирай людей! Место встречи - Фанъюй. Я покажу Сян Ляну, что у меня тоже есть войско. И я никому не позволю убивать моих людей и жечь мои города - ни солдатам Цинь, ни этому надутому князьку из Чу!
        Он вскочил, одернул халат и зычно крикнул своим людям:
        - Эй, собираемся! Идем в Фанъюй!
        Татьяна от страха зажала уши, но ей было простительно, если даже кони от этого крика начали рваться с привязи, а рядовые бойцы так и вовсе разбежались по кустам.
        Это было уже слишком, и зоркий Цзи Синь громко зашептал командиру:
        - Брат! А как же небесная дева? Если ты уведешь весь отряд, кто останется здесь охранять ее?
        - Она, - свирепо отрезал Лю, - поедет с нами. Рядом со мной. Найди ей смирного коня. А! Вот ты сам и присмотришь. В бою от тебя все равно толку мало, братец.
        - А может… может быть, я тут подожду? - робко спросила Таня. И подала заказчику почти дошитое знамя, словно… словно какой-нибудь мандат Реввоенсовета.
        Лю по-лошадиному мотнул головой, невероятным усилием меняя тон с громкого рычания на просто рычание:
        - Нет! Я не могу разделить отряд. А самое безопасное место в уезде Пэй сейчас - рядом со мной, - и добавил уже мягче: - Не бойся, сестренка, Цзи Синь приглядит за тобой. Он всегда наблюдает за ходом боя с какого-нибудь высокого холма.
        Татьяна растерянно оглянулась на Синя. Тот очень уверенно затрепетал веером. А что делать? Пришлось ему верить.
        Затем Лю дернул ее за широкий рукав:
        - Давай-ка отойдем.
        Лагерь повстанцев располагался в потрясающем месте. Эти живописные скалы, хрустальные ручьи, яркую зелень и цветы только на шелке и рисовать! И уж никак не создана эта изысканная красота для того, чтобы партизанить и жечь города.
        Лю Дзы постоял, помолчал, глядя вдаль на молочно-белый туман, пушистым покрывалом укрывший долину, а потом ка-а-ак саданул кулаком по камню со всего маху! Только кровь брызнула. Но боли он не чувствовал, нет.
        - Прости, сестренка, но после того, как мы доберемся в Фанъюй, нам придется расстаться. Что ж я раньше не сообразил… Я отвезу тебя в храм богини Нюйвы. Практически, - и улыбнулся, - к порогу Небес. А сам найду твою сестру. Только… - и замолчал ненадолго.
        - Зачем в храм? - запаниковала Татьяна. - А с тобой совсем-совсем нельзя остаться?
        - Мы начинаем войну, - просто ответил Лю. - Война не место для девушки, тем паче - небесной. Но сперва мы перевернем каждый камушек в Фанъюе, и если твоя сестра там - мы ее отыщем, и я спрячу в храме вас обеих. А если нет… я все равно найду ее. Не думаю, что хулидзын так уж легко убить, а? Ну не плачь. Она жива. Ты же небесная дева. Ты должна знать такие вещи, разве нет? Даже я, смертный и земной, сразу понял, когда моя сестренка… Когда ее… Я это почувствовал. А ты… ты чувствуешь что-то такое?
        Сказал не для того, чтобы солгать и тем утешить. Он и вправду сразу понял, что сестренки Чжен больше нет. Когда ее забирали, когда увозили в Санъян просто потому, что какой-то циньский прихлебатель не захотел отдавать собственную дочь в наложницы, заменив ее приглянувшейся крестьянской девчонкой, ничего не чувствовал, просто не знал об этом. Уж как чиновник провернул такое дело, про то лишь ему ведомо. Взятку дал, конечно. Свою пожалел, а Лю Чжен не помиловал. Тогда весна была, а осенью Лю как-то внезапно и сразу понял - сестры больше нет. Она сгинула в лабиринтах Внутреннего дворца в Санъяне, и, может статься, до сих пор скитается по дворцовым переходам ее неприкаянная и бесприютная душа…
        Откуда ненависть к Цинь? Ха! Да, и отсюда тоже.
        Татьяна как-то сразу, без лишних расспросов, догадалась, что именно случилось с сестрой мятежника Лю. Умерла она, сгинула, погибла - вот что! Когда кто-то теряет близкого человека, то в его горле навсегда появляется комок густой боли, мешающий произносить имя умершего без запинки. Даже когда рана в душе зарастает грубым рубцом и воспоминания не вызывают желания зарыдать в голос, имя все равно жжет губы, словно деревенский первач. Верно же и обратное: если связь с кем-то крепка и замешана на общей крови, то любящее сердце сразу подскажет, когда случится непоправимое. Таня прислушалась к себе и поняла, что Люся жива.
        - Ты прав… - признала она. - Мою сестру не так-то просто убить.
        По крайней мере, у красных из ЧОНа[18 - ЧОН - части особого назначения - «коммунистические дружины», «военно-партийные дружины», создавшиеся при заводских партячейках, райкомах, горкомах и т. д. (1917 - 1925).] расстрелять Людмилу Смирнову не получилось целых два раза, а от них мало кто уходил живым. «Фартовая я, - нервно смеялась потом Люся. - Ничего мне не сделается». Но первые седые волосы появились у нее после того, как на ее глазах чоновцы закопали живьем почти две сотни человек. И вспоминала внебрачная дочь питерского профессора-синолога о том случае только в непечатных выражениях. Таня тряхнула головой - прочь, прочь из памяти, страшные видения.
        И тут Татьяну посетила гениальная мысль.
        - Я дам тебе кое-что, - сказала она. - Небесную… диковинку.
        Небесная дева сняла с шеи цепочку с медальоном и протянула Лю Дзы. Внутри обеих крышечек было по маленькой фотографии - портреты сестер, сделанные еще до переворота в Петрограде. Милые девичьи личики с округлыми щечками, глядящие на мир с восторгом в предвкушении чудес и счастья. Блаженны чистые сердцем!
        - Это такие особые небесные… картины. На память, - пояснила Таня и, предвосхищая нескончаемые расспросы предводителя Лю, добавила: - Они сами собой делаются по воле Яшмового Владыки.
        Мятежник Лю восхищенно, точно ребенок, повертел медальон, поцокал языком - да и повесил его себе на шею, заправив под халат.
        - Да уж! Такую деву я точно не пропущу, будь уверена, сестренка! - промурлыкал он и эдак ласково погладил спрятанное на груди сокровище.
        ЛЮ ДЗЫ
        Дорога к городу Фанъюй извивалась среди холмов, как след змеи с перебитым хребтом. Не одно и не два отличных места для засады миновал отряд мятежника Лю, но внезапного нападения он не опасался. Эту местность его бойцы, многие из которых, как и командир, родились в уезде Пэй, знали назубок, за последние полгода облазив все тропки, овраги, ущелья и распадки. Кроме того, Лю Дзы не поленился, как всегда делал, пустить вперед охранение. Так что если бы впереди их ждал враг…
        Но впереди ждало лишь пепелище.
        Запах холодной гари, этот особенный, мертвенный запах, который возникает, лишь когда горит человечье жилье, командир Лю почуял еще за десять ли от города. А потом они как-то сразу увидели облако дыма, кривым черным деревом тянущееся над холмами куда-то к северу.
        Лю осадил коня, глянул, втянул воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, как у него каменеют скулы. А потом привстал в стременах и коротко бросил приказ:
        - Вперед!
        Те, кто тоже был верхом, устремились за ним, настегивая коней, пешие побежали следом. Привычные к долгим переходам, тяжелому труду и жизни впроголодь, воины Лю - бывшие крестьяне, охотники и рыбаки, беглые преступники и рабы - выносливостью не уступали лошадям. Что им пробежать каких-то десять ли?
        Навстречу попадались беженцы. Завидев отряд, они молча валились на колени в пыль, и только согнутые спины провожали крохотное «войско» Лю, мелькая по краям, как дорожные вехи.
        Десять ли пролетели как два. И с невысокого пологого холма, откуда открывался отличный вид на Фанъюй, Лю Дзы увидел - сражаться тут не с кем. Разве что мародеров разогнать. Ни солдат Цинь, ни армии Сян Ляна в городе не было. И самого города не было тоже - просто черная рана посреди рисовых полей, словно кто-то прожег углем дыру в расписном зеленом шелке.
        - Разбить лагерь! - приказал командир и, глянув на Тьян Ню, покачал головой: мол, не печалься прежде времени, еще ничего не ясно. И тут же забыл о девушке, раздавая приказы направо-налево: - Братец Фань, собери десяток верховых - пойдут со мной в город. Да, ты тоже идешь. Брат Синь, организуй бойцам кормежку. И пусть варят побольше - чую, народ еще подтянется. А! Тех, кто придет, сперва просто кормить. Я сам решу, кого возьму в отряд, а кого - нет. А здесь, - он с размаху воткнул в землю флаг, немного кривовато, но прочно, - будет моя ставка. Фань! За мной! Глянем, что там, в городе…
        Ворота в Фанъюй были выбиты, одна обгорелая створка криво висела на уцелевшей петле, надвратная башенка сгорела полностью. Среди тел, уже обобранных чуть ли не донага, попадались острые обломки стрел и копий, торчали сломанные мечи, поэтому умные кони ступали осторожно, высоко поднимая копыта. Больше всего трупов, как это обычно и бывает, лежало у самых ворот и под стенами, но и внутри городских стен следов штурма хватало. Пожары уже догорали, огонь, пожрав все, до чего смог дотянуться, затух сам собой, и ветер разносил пепел и копоть. Лю мимоходом порадовался, что догадался повязать лицо шарфом и товарищам то же самое сделать приказал. Но все равно люди кашляли, сумрачно оглядываясь по сторонам. Лошади тревожно храпели и ржали. Небольшого, но оживленного Фанъюя, жившего за счет проходящих через него караванов, было не узнать. Конечно, не пройдет и года, как город снова отстроится, зазвенит голосами и монетами, заскрипит повозками. Черная рана покроется свежей зеленью, обгоревшие кости закроет трава, остовы домов растащат, кровь с камней смоют дожди. А через десять лет кто вообще вспомнит этот
пожар и тех, кто погиб в нем?
        Среди дымящихся руин копошились какие-то люди, бросавшие на всадников подозрительные и испуганные взгляды. Некоторые, заметив отряд, спешили раствориться в дыму, но большинству словно и дела не было до вооруженных мужчин на конях.
        Дом магистрата Лю нашел по характерной детали - отрубленной голове, насаженной на пику у ворот. Ветер теребил длинные седые волосы из рассыпавшегося пучка, трепал пряди бородки. Несмотря на то что птицы уже потрудились над лицом казненного, Лю Дзы его узнал.
        - Градоначальник Ли Бу, - махнул он на голову. - Вот уж по кому я не стану возносить погребальных молитв… Но где теперь искать хоть кого-то из чиновников?
        - Так в яме они, наверное, - пожал плечами братец Фань, щурясь от солнечных лучей, косо пробивших дымный полог. - Сян Лян, как я слышал, так любит казнить: загонит старейшин в яму и велит стрелять до тех пор, пока все не помрут. А кого не добьют, тот сам задохнется.
        - Да пусть он хоть живьем их варит и жрет потом вместо супа, - проворчал Лю. - Где искать сестру нашей небесной девы, вот в чем беда…
        - Погоди, брат! - Фань Куай привстал в стременах, оглядываясь. - Сейчас найду кого-нибудь… Придержи пока коня, я скоро!
        Командир кивнул. Братец Фань славился чутьем на информаторов. Если в Фанъюе остался хоть кто-то, знающий про небесную лису, Фань его найдет и притащит.
        Пока Лю ждал, похлопывая своего вороного по нервно вздрагивающей шее, вспугнутые было падальщики снова слетелись к голове градоначальника. Лю Дзы покосился на голову Ли Бу. Птицы уже выклевали глаза, и теперь пустые глазницы укоризненно пялились на командира мятежников, а левая щека распухла так, что казалось: господин Ли то ли щурится, то ли подмигивает. Лю сплюнул и щелчком плетки отогнал воронье. Как бы там ни было, а морализаторство Цзи Синя пустило корни даже в мятежной душе Лю Дзы.
        Братец Фань вернулся быстро, на скаку размахивая копьем и зычно выкликая командира.
        - Нашел! Я нашел! Брат Лю! Скорей!
        - Кого нашел? Деву?
        - Нет! Хозяйку веселого дома! Поспеши! Ее там сейчас палками забьют!
        Лю не стал спрашивать дальше, а именно поспешил. Братец Фань не отличался выдающимся умом, но, если его встревожила судьба хозяйки борделя, значит, на то есть причины. Тем паче против кабаков и веселых домов, а также их хозяек Лю Дзы ничего не имел.
        - Я их пока припугнул… - пропыхтел Фань Куай. - Тут недалеко… Вот! Видишь, в переулке?
        От самого борделя, да и от переулка осталось очень мало, но толпа погорельцев собралась изрядная. Оборванные, грязные и злые люди окружили невысокую растрепанную тетку, единственным признаком профессии которой было яркое, но рваное платье да размазанные слезами белила и румяна на пухлом лице. Женщина жалобно причитала, прижимаясь к обгорелым бревнам, и пыталась прикрыть голову руками. Толпа напирала молча, и уже по этому молчанию стало понятно - намерения у людей серьезные.
        Погорельцы столпились так плотно, что Фань Куаю пришлось пару раз стегануть по ним плетью, чтобы расчистить путь предводителю.
        - Стоять! - рявкнул Лю, для острастки вздернув коня на дыбы. - Стоять! Все назад!
        Люди глухо заворчали. На миг ему показалось, что, недовольные вмешательством, они осмелятся броситься на него самого, но потом кто-то узнал мятежника Лю.
        - Пэй-гун! - крикнул сперва один, потом другой, а потом этот возглас взлетел над пепелищем Фанъюя, и злобная гурьба уже готовых убивать людей вдруг разом повалилась на колени. - Пэй-гун!
        - Молчать! - крикнул Фань, вновь замахиваясь плетью. - Расступитесь! Дорогу нашему господину!
        Не поднимая голов, люди отползали в стороны, но вороной храпел, не желая ступать на эту узкую тропку между согбенных спин, и тогда Лю Дзы спрыгнул с коня и, легко шагая, прошел по живому коридору туда, где икала от пережитого ужаса несостоявшаяся жертва.
        - Что тут происходит? - негромко спросил он. - Кто эта женщина и в чем ее вина, люди?
        И тут словно прорвало плотину, и людское… нет, не море, скажем так - человечья запруда всколыхнулась криками:
        - Хулидзын!
        Тетка взвизгнула и ползком метнулась к Лю, норовя ухватить его за сапоги.
        - Да ладно… - удивился Пэй-гун. - Хулидзын? Она?! Вот она - хулидзын?
        В опухшем лице хозяйки «дома, где продают весну» при желании, конечно, можно было разглядеть что-то от животного, но на лису, тем паче небесную, она совершенно не походила. Разве что на курицу.
        Братец Фань, щедро раздав пару дюжин пинков, слегка успокоил народ и за шиворот выцепил из толпы горожанина посолидней и постарше, щеголявшего растрепанной седой бородкой.
        - Вот ты говори, - проворчал Фань Куай. - А вы все молчите.
        Словно (хотя почему - словно? Намеренно и продуманно, да!) для контраста с грубостью братца Фаня, Лю Дзы почтительно поклонился пожилому погорельцу и вежливо спросил:
        - Уважаемый дядюшка, позволите ли спросить, что это за история с хулидзын?
        Старичок, внезапно произведенный в «дядюшки» самого Пэй-гуна, приосанился, пригладил выбившиеся из пучка волосы, отряхнулся и, обвиняющее тыча в хозяйку борделя пальцем, принялся довольно толково объяснять, почему владелица веселого дома вызвала такое возмущение.
        Лю Дзы слушал и мрачнел. История выходила - хуже некуда.
        ТАНЯ
        Оставленной на холме Татьяне скучать тоже не пришлось. Едва над ее головой затрепетало на ветру красное знамя повстанцев, сюда со всех окрестностей стали сползаться местные жители. Те, которых недорезал и недожег помянутый ранее недобрым словом подлый пес Сян Лян. В основном, надо думать, они явились на запах пшенной каши, которую затеял повар мятежников. Идею покормить несчастных всячески поддержал братец Синь. И не столько из проповедуемого Конфуцием милосердия, сколько ради завоевания симпатий погорельцев.
        - Где каша, там мир и любовь, - изрек он и сам с огромным удовольствием оприходовал пару чашек главного источника народной любви к любой власти.
        К слову, кашу из проса ели здесь всегда и везде. А вовсе не рис! Таня и Люся попали в те благословенные времена, когда рис частенько заменял деньги и еще считался деликатесом для избранных, в число которых входили небесные девы. Когда же благородная Тьян Ню снизошла до пшенки, у Лю Дзы просто камень с плеч упал. Раз диковинное создание ест обычную пищу, меньше трат и проще содержание.
        Наевшись, пострадавшие от произвола поганца Сян Ляна и его бешеного племянника вознесли хвалу благородному предводителю Лю и тут же принялись жаловаться на проклятие, насланное плененной хулидзын.
        - Что они такое говорят? - моментально насторожилась Татьяна.
        Братец Синь воспринял ее вопрос как приказ, требовательно взмахнул веером, и соратники приволокли местного жителя из тех, кто поприличней выглядит. Чтобы, стало быть, не оскорбить взор небесной девы. Но при виде еще одной белокожей и среброглазой посланницы самого Яшмового Владыки бедолага разучился нормально говорить. Из его бессвязного щебетания Таня сумела понять лишь то, что Люся действительно была какое-то время в Фанъюе, а теперь ее увез лютый Сян Юн, чтоб ему пусто было, психу кровожадному. Но братцу Синю, который выцедил из бормотания гораздо больше, история с хулидзын не понравилась совсем. В качестве «благодарности» погорелец получил носком сапога под зад и таким образом уверился, что мятежники Лю Дзы - исключительного милосердия люди, за такими можно и в огонь и в воду идти. Раз не зарубил на месте, значит, человек хороший.
        - Что с ней сделает этот Сян Юн? - не на шутку встревожилась Татьяна. - Он ее не убьет?
        - Не думаю, - уверил ее Цзи Синь. - Напротив, выходит, что он ее спас.
        И очень поэтично заметил: дескать, жизнь такова, что Синий дракон восседает рядом с Белым тигром, то бишь хорошее всегда соседствует рядом с плохим, добро - со злом, а радость - с несчастьем.
        - Сян Юн спас небесную лису от издевательств черни - это хорошо, но замыслы этого человека темны и ведомы лишь Яшмовому Владыке. Такая вот он непредсказуемая личность, - сказал Цзи Синь и многозначительно посмотрел на Тьян Ню.
        Татьяна и рада была бы подробно расспросить Яшмового Владыку насчет планов Сян Юна, только возможности такой она не имела.
        - Мне без сестрицы никак нельзя возвращаться, - уклончиво заявила она. - Иначе нас накажет этот…
        - Владыка Северного Ковша?
        Цзи Синь был поражен.
        - Ну-у-у… что-то в этом духе.
        - Неужто она так сильно набедокурила на Небесах?
        «Пока нет, я надеюсь, - печально вздохнула Таня. - Но Люся у нас такая - она может».
        Разговоры про древних китайских богов ее весьма смущали. Это папа придумал бы красивую историю с участием повелителей грома и молний, с тиграми и драконами во второстепенных ролях. С его-то знаниями! Татьяна же хоть и любила Китай, но так глубоко в истории и мифологии никогда не копалась. А уж Люся… Что она наболтает бешеному Сян Юну - одному богу ведомо.
        - Я бы на твоем месте, сестрица Тьян Ню, испросил бы совета у богини Западного Неба Сиванму. Или даже у Матушки Нюйвы. А?
        - Хорошая… мысль, - согласилась Таня. Осталось только сделать так, чтобы богини ответили.
        От похвалы своим умственным способностям братец Синь тут же расцвел, словно гибискус. Оно и понятно: одно дело - советы давать побратиму и совсем другое - небесной деве.
        ТАТЬЯНА И ЛЮ ДЗЫ
        Лю вернулся из Фанъюя задумчивый, но решительный, а на известие о том, что небесную лису увез Сян Юн, только головой кивнул: мол, знаю уже.
        - Не знаю даже, хорошо это или плохо для твоей сестры, Тьян Ню, да и для Сян Юна - тоже, - молвил он с видом человека, у которого не получился приятный сюрприз для дорогого гостя. - Он такой, понимаешь… - и покачал головой, подбирая слова. - Человек внезапного порыва. Конечно, когда он увидел, как небесную лису держат в клетке в борделе, то не смог пройти мимо. Он такой. Город сжег, но деву спас. И убить он ее не убьет, я уверен.
        - Почему ты так уверен? Ты с ним знаком? - торопливо спросила Татьяна. Ее почти похороненная надежда воскресла, точно Лазарь по слову Христову.
        - Слышал о нем много, - пожал плечами Лю. - Я даже думал присоединиться к войску Сян Ляна, его дяди. Но теперь… - И он коротко глянул на сгоревший Фанъюй. - Теперь друзьями нам с ним не быть. А жаль! Сян Юн - как необъезженный конь, несется, не разбирая дороги, а дядя вместо того, чтобы укротить его, лишь нахлестывает. Взгляни на этих людей, сестренка. Да, они невежественны, грубы и убоги, но это мои люди. У Сян Юна не было никакого права их убивать. Сейчас же, - он тряхнул головой, - они винят в своих несчастьях разом и его, и хулидзын, и Небеса. А она, твоя сестра… Как думаешь, могла она и впрямь проклясть?
        Какое-то почти неуловимое мгновение Татьяна колебалась между стремлением добавить красок в их с Люсей сказочную историю и желанием рассказать правду, чтобы снять грех с души. Врать всегда сложнее, ведь ложь требует неустанной заботы о своей сохранности, подпитки и поддержки. Правда живет сама по себе, на то она и правда.
        И небесная дева выбрала средний вариант - ни да ни нет.
        - Если бы моя Лю Си хотела проклясть, то она бы начала прямо с офицера Шао.
        - Ага, - кивнул Лю Дзы и придвинулся поближе. - Я почему-то так и думал. А позволь спросить еще кое-что… - и наклонился почти к самому уху девушки, чтобы шепнуть: - А она, твоя сестра, точно хулидзын?
        Губами он почти коснулся кожи, невинно, как бы невзначай, повергнув тем не менее Тьян Ню в смятение. Мятежник - он во всем мятежник! А по его глазам только полная дура не догадалась бы, что спрашивал братец Лю не только и не столько про небесную лису. Хотя ответ уже знал, почти знал.
        - Я почему спрашиваю, - тут же отстранившись, совершенно обычным тоном сказал он, будто и не было только что этого интимного шепота. - Если она действительно небесная лиса, как ты говоришь, - это плохо. Даже если она понравилась Сян Юну - особенно если она ему понравилась! - Сян Лян не позволит, чтобы рядом с племянником крутилась какая-то хулидзын. Если повезет, он просто заставит Сян Юна бросить ее по дороге. А если нет… Не у всех хватает почтения к Небесам, чтобы не выпотрошить беззащитную хулидзын. То ли желчь, то ли печень таких лис очень ценится, понимаешь, она на лекарства идет определенного рода. Я точно не знаю. Никогда не было нужды в таких пилюлях.
        Упоминание о лекарствах, повышающих мужскую силу, еще сильнее выбило девушку из колеи. В Шанхае лавок, торгующих подобными снадобьями, было, пожалуй, больше, чем зеленных. Из чего только китайцы их не делали - от женьшеня до морских коньков. «Зачем такое сказал? - спрашивала она себя. - Либо припугнуть решил, либо же… еще раз подчеркнуть, что силен во всех отношениях. Ну и кто здесь после этого коварный лис?»
        Если бы Лю Дзы выбивал признание под пытками, то Татьяна держалась бы до конца. Но дружелюбное очарование творило с ее волей страшные вещи. Правда рвалась из груди и зудела на языке и нёбе, словно небесная дева объелась жареных баклажанов. И только памятное утверждение Сыма Цяня, что основатель династии Хань отличался редкостным коварством, удержало ее от искреннего признания.
        «В любом случае правда никак не спасет Люсю сейчас», - рассудила Татьяна. Лю Дзы не вскочит на коня и не помчится вослед за Сян Юном, а значит, и рисковать не стоит.
        - В тяжелую минуту боги послали ей на выручку Сян Юна, значит, спасут и от него самого, - заявила она решительно.
        - Ладно, - покладисто согласился Лю. - Как скажешь, сестренка. Ну посиди там пока, - и показал на флаг, рядом с которым предусмотрительный Цзи Синь расстелил циновку. - А я народ распределю. А как закончу, не откажешь мне в любезности? Подашь знамя, когда попрошу? Такой поход начинать надо торжественно. Знамя Небес для Сына Неба, лады?
        - Лады! - в тон ему ответила Тьян Ню. Уж очень ей нравилось это его жизнеутверждающее словцо.
        Только сейчас Таня поняла, чем так сильно заворожил их с Люсей отца далекий Китай, раз он рвался сюда и душой, и телом. К тому же умудрился заронить в сердца двух своих совершенно разных дочерей интерес ко всему китайскому. Он просто увидел однажды эти живописные горы, озера и водопады, изогнутые крыши и яркие цветы - и не смог забыть до самой смерти. Иначе не застыла бы на устах у профессора Орловского, умершего в далеком северном, залитом кровью городе, такая счастливая, почти блаженная улыбка. В последний свой миг он видел, должно быть, сверкающие струи каскадов маленьких водопадов и радугу над уединенной горной долиной. А может быть, острые пики скал, такие высокие, что дикие гуси, отправляясь на зимовье, пролетают меж ними, словно через исполинские врата? Что и говорить, волшебная страна, где вечно царят покой и мир. По крайней мере, должны царить.
        Миром тут, конечно, и не пахло, покоем - тоже, но в сравнении с первозданной красотой природы все человеческие невзгоды меркли. И пока лошади шли по тропе то вверх, то вниз, Таню незаметно покинули все мрачные мысли, беспокойство уступило место надежде. Чем черт… точнее Яшмовый Владыка не шутит, вдруг Нюйва, которая, как утверждает легенда, скромно сидит у подножия трона Владыки, возьмет да и поможет? Взрослые девушки не верят в сказки, но разве не сказка то, что с ним приключилось в Шанхае?
        - Гляди-ка, сестренка! Это и есть Цветочная гора, а на вершине - храм, - сказал вдруг Лю Дзы.
        - Я там жить буду?
        - Ну-у-у, только если сама захочешь, - рассмеялся предводитель Лю. - Под горой деревня есть, там обычные паломники обитают.
        - А еще - странствующие маги и мудрецы, - вставил свое веское слово Цзи Синь.
        - Говорят, чудесный туман не пускает нежелательных гостей в ту деревню. А врагов так и вовсе морочит, заставляет блуждать по лесу и заводит в опасные места.
        Братцу Фаню было откровенно боязно. Против колдовства приемов нет, его копье не берет и меч не сечет.
        А меж тем тропинка пошла под уклон, желто-серые стены отвесных скал стали выше, и подозрительный туман начал медленно сочиться через мелкое сито листвы. Отважные мятежники тревожно заозирались по сторонам, не выпуская из рук оружия.
        - А вдруг нас не пропустят? - забеспокоился Фань.
        - Это еще почему? - фыркнул Лю Дзы. - С нами небесная дева, - и заговорщически подмигнул Тане. - Ее колдовской туман послушается как миленький, верно?
        И так как Татьяна ни в какое колдовство не верила, то кивнула без тени сомнения.
        - Ты, главное, сам не заблудись, братец Лю, - попросил Фань.
        Цзи Синь прошипел что-то осуждающее. Мол, твое недоверие, побратим, оскорбительно и может обидеть Небеса. И тогда уже точно жди неприятностей.
        Но, видимо, не так уж и сильно нахамил предводитель Лю богам и богиням. Или же они решили в последний раз проверить стойкость его намерений, послав на пути озерцо - чистое и весьма романтичное на вид.
        - Надо бы сперва искупаться, - внезапно предложил Лю. Недолго думая он спешился и начал развязывать кушак.
        Но тут же, заметив укоризненный взгляд брата Синя, с досадой хлопнул себя по лбу и принял виноватый вид:
        - Сестренка Тьян Ню! Не желаешь совершить омовение? - и показал на манящую чистую воду: мол, иди первой. - А мы подождем!
        «Ветер поднялся великий,
        Тучи летят пеленой.
        Чтоб утвердить свою силу,
        Вновь возвращаюсь домой…[19 - Стихотворение авторов по мотивам «Песни о великом ветре», которая приписывается императору Гао-цзу, основателю династии Хань.]
        Отчего-то эта песня, которую пел Лю на берегу озера, врезалась в мою память намертво. Я пела ее моему первенцу вместо колыбельной. Тихонько, чтобы муж не слышал».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 5
        Лисы и персики
        «Сколько лет живу, столько убеждаюсь - не бывает случайных встреч, не бывает случайных людей. Особенно в нашем беспокойном мире, где на одну встречу приходится десять разлук».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        Ин Юнчен вернулся к себе домой, когда небо уже порозовело на горизонте, готовясь заполыхать утренним золотом. Беспокойство, нетерпение, азарт извивались в груди, словно змеи, притаившиеся под порогом. Только однажды Юнчен испытывал нечто подобное - давно, лет десять назад, когда сказал отцу, что не желает быть продолжателем семейного дела, а хочет отыскать собственную дорогу среди гор и равнин своей судьбы. «Я, - поклонившись, поклялся в тот день он своему родителю, - покорю весь мир, потому что почему бы и нет? Что скажете, почтенный батюшка?»
        Тогда он был слишком молод и действовал по велению сердца, без раздумий, не утруждая себя тем, чтобы разобраться, что за сила толкает его вперед. Сейчас все было иначе. Ин Юнчен не любил громких слов, но вещи своими именами называть не боялся. Он знал: когда так горячо кипит кровь, когда кажется, что нет преград на пути к успеху, - это сама судьба дает своему избраннику знак. Пришло время перемен, настал час, способный навсегда изменить жизнь. И поэтому - только вперед, и как можно быстрее!
        Он не упустил своей удачи десять лет назад, не упустит и сейчас - завоюет и мир, и женщину, которую хочет. Только слабые довольствуются чем-то одним, когда можно получить все! Ин Юнчен принял решение - и теперь спешил.
        В лифте, который нес его вверх, в пентхауз с видом на Тайбэй 101, он обдумывал детали своего плана - своего наступления, - а потом, едва оказавшись в апартаментах, бросился к ноутбуку. Ин Юнчен знал достаточно, чтобы начать поиски девушки, которая, будто лиса-соблазнительница из старых сказок, скрылась, забрав с собой его покой.
        Ее имя и адрес. Этого хватит. Закурив, он застучал по клавишам, торопясь, воодушевляясь, как и всегда, необходимостью разгадать головоломку, среди цифр, кодов, множества переменных и неизвестностей отыскать единственный верный ответ. Много ли в Тайбэе девушек по имени Сян Александра Джи? Нет! Только одна живет в большом доме из белого камня в самом центре города. Только одну ему до белого пламени в груди хочется целовать.
        Полз по комнате дым от сигареты, одна за другой, словно песчинки, падали в вечность минуты - и вскоре Ин Юнчен откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от экрана. Там с фотографии улыбалась ему та, кого он искал и кого наконец-то нашел.
        Себе на беду. Не веря своим глазам, Юнчен вгляделся в строки рядом с изображением девичьего личика: иероглифы складывались в историю, которую он читал с изумлением и едва ли не злостью. Скривив губы, Ин Юнчен еще раз повторил про себя имя ее отца и в раздражении потер ладонью лоб.
        - Да не может такого быть, - услышал он собственный потрясенный голос. - Ах ты ж…
        О, он был прав - судьба дала ему знак. Но, как и водится промеж богов, которые, смеясь, играют людскими жизнями, нить, что должна была привести его к желаемому, оказалась спутанной в клубок, перекрученной взаверть.
        САША
        Это было смешно - в конце концов, она была не школьницей, попавшей под домашний арест! - но Саша не знала, как выйти из своей комнаты. Каждый раз, когда она выглядывала за дверь, взгляд ее натыкался то на «случайно» проходящую мимо горничную, то на одного из отцовских секретарей. Поначалу эта ненавязчивая слежка девушку даже смешила, но, когда утро промелькнуло, будто прочитанная наспех страница книги, а путь наружу по-прежнему был закрыт, она разозлилась.
        После кошмарной ночи настроение Саши и так нельзя было назвать хорошим, а уж с помощью излишне заботливых родителей и слуг оно и совсем испортилось. Кипя от возмущения, девушка ходила кругами по комнате, пытаясь придумать незаметный способ покинуть дом. Снова ссориться с отцом совсем не хотелось - она провела в Тайбэе меньше двух дней, а отношения с семьей, и так неважные, самым отвратительным образом разладились. Но выбраться наружу ей было необходимо: Александра наконец придумала, как хотя бы немного приподнять завесу тайны над оставленной ей бабушкой загадкой.
        - Что за насмешка! - бушевала девушка, бегая из угла в угол. - Мне уже давно не пятнадцать, чтоб сторожить меня, будто персики из Небесных садов!
        И Саша с совершенно неподобающим девице хорошего происхождения рвением пнула диван.
        Она была уверена - ей нужен совет человека, разбирающегося в истории династий Цинь и Хань. Ведь бабушка оставила не только дневник: в ларце из персикового дерева хранилась затейливая шпилька с нефритовой подвеской и терракотовая, с виду ничем не примечательная, рыбка. Это были зацепки. Девушка пока не понимала, на что намекала почтенная Тьян Ню, но в одном у нее не было сомнений - дополнительная информация о том времени, куда, по заверениям бабушки, занесло их с сестрой каким-то невозможно волшебным способом, ей точно не помешает.
        К счастью - хоть тут помогли семейные связи! - нужного специалиста по Древнему Китаю она знала. Профессор Кан, археолог, автор нескольких книг, большой авторитет по артефактам империи Хань, частенько ужинал у них в доме. Ей легко удалось договориться с ним о встрече - приятный и вежливый голос ассистента пригласил ее подъехать в институт, где работал профессор, после полудня.
        - Но теперь я не могу выйти из собственного дома, словно преступница! - возмущенно пожаловалась девушка зеркалам.
        Впрочем, у нее была и еще одна причина сбежать от отца, в которой Саша боялась себе признаться.
        Ин Юнчен.
        Она не знала ничего, кроме его имени, это правда. Но у нее осталась принадлежавшая парню куртка - тяжелая, изукрашенная танцующими красными демонами, вся в заклепках и молниях. Вещь выглядела дорогой и явно сшитой на заказ. Возможно, думала девушка, рассматривая вышивку, если у нее получится узнать, где продаются такие вот кожанки, она сможет разыскать и своего спасителя…
        - Чтобы поблагодарить! - неудержимо краснея, попыталась убедить саму себя Александра и уткнулась лицом в прохладную, едва уловимо пахнущую машинным маслом, мужским парфюмом и дорогим табаком подкладку. - Вежливость - признак достойного воспитания.
        Про свидание, на которое она так легко согласилась, Саша старалась не думать. Не в ее привычке было, как выразилась бы бабушка Тьян Ню, вертеть хвостом. Обычно девушка с легкостью отказывала излишне напористым и хамоватым ухажерам. Почему в случае с Ин Юнченом не получилось поступить похожим образом, она сказать не могла. Просто так было нужно - и все.
        Вздыхая, девушка в очередной раз приоткрыла дверь. Из коридора ей, кланяясь, улыбнулась и демонстративно потрясла метелочкой для смахивания пыли служанка. Саша почувствовала, что щеки ее начинают полыхать от негодования. Родители всегда ругали ее за своенравный характер, за привычку говорить все напрямик, и сейчас девушка в очередной раз готова была разочаровать их своей несдержанностью. Она шагнула было вперед, намереваясь высказать горничной свое недовольство, и остановилась.
        В ее комнате веселой трелью зазвонил телефон. Хмурясь, девушка захлопнула дверь, отыскала в сумочке мобильник и с недоумением уставилась на дисплей - там отображался незнакомой тайбэйский номер.
        - Да? - с опаской - она не любила звонков с чужих номеров - спросила Александра.
        - Ну привет, лисица, - раздался в трубке веселый и наглый голос, и девушка едва не выронила телефон из рук. - Вот я тебя и нашел, ха!
        ИН ЮНЧЕН И СЯН АЛЕКСАНДРА ДЖИ
        Саша, чувствуя, как подгибаются ноги, опустилась на диван. Вот и правда: помяни Цао Цао[20 - Китайская поговорка, аналог русского выражения: «Помяни черта…»] - и он уж тут как тут! Она и сама не знала, что думать. Сердце ее екало от радости, а разум подсказывал, что не стоит так уж бездумно ликовать, услышав голос случайно встреченного на улице парня. Если уж рассуждать толково, нашептывал девушке здравый смысл, то прежде стоит задаться вопросом - а как этот самый Ин Юнчен отыскал ее номер, который был известен лишь родителям и Ли?
        «Вот и спроси его, спроси!» - предвкушением и жаром билось в крови безрассудство, и Саша, вцепившись в телефон, решительно вздохнула.
        В этот раз она не оплошает! Поблагодарит за помощь вежливо и спокойно, поинтересуется, как водится, здоровьем и благополучием и спросит, куда отправить с курьером куртку. Теперь-то Ин Юнчен не застанет ее врасплох! А свидание… наверняка он шутил. Да. Подначивал ее - такие вот самоуверенные парни легко бросаются обещаниями и клятвами.
        Александра открыла было рот - и не смогла вымолвить ни слова.
        - Эй, лисичка? - повторил голос, и девушка, поражаясь самой себе, поежилась - по позвоночнику будто прошлись быстрые теплые пальцы, а дыхание вмиг сбилось. - Ты меня слышишь?
        - Д-да, - выдохнула она, ощущая себя старшеклассницей, которой позвонил самый популярный мальчик в школе.
        - Я сейчас рядом с твоим домом, - заявил Ин Юнчен, - выходи. Осьминогов не будет, обещаю.
        Не удержавшись, Саша рассмеялась. Надо же, запомнил. Отчего-то эта малость, мимоходом проявленная забота, согрела ее. Она виновато уставилась на кольцо, лежавшее на туалетном столике. Не то чтобы жених был невнимателен к ней, нет, но Ли отчего-то всегда считал, что жизнь - это дорога преодолений и побед над самим собой, и для того, чтоб достичь успеха, надо переступать через слабости и не потакать желаниям. Слава всем богам, есть осьминогов он ее не заставлял, но мисс Сян всегда чувствовала его тихое неодобрение, отказываясь в ресторанах от нелюбимой еды и напитков.
        - Давай, - скомандовал между тем в телефоне довольный мужской голос. - Я жду.
        Девушка облизнула губы, уже готовясь согласиться, но тут взгляд ее упал на дверь.
        - Ах, - едва ли не с отчаянием сказала она. - Не получится.
        - Чего так? Передумала?
        - Нет! - поспешно отозвалась Саша, совершенно позабыв о своем недавнем намерении вежливо отшить неожиданного ухажера. - Нет, я хочу с тобой встретиться, но не могу выйти из дома. Я разозлила родителей… и вот.
        Признаваться в этом было смешно и немножко неловко, и девушка задержала дыхание, ожидая ответа. Ин Юнчен не производил впечатление человека, которому что-то можно запретить, - кто его знает, может, он сочтет ее недостаточно решительной?
        - Тебя заперли в комнате, что ли? - с любопытством поинтересовался он.
        - Почти, - нахмурилась Александра. - Дверь не закрыта, но толку-то! Если попробую выйти, слуги сразу доложат отцу.
        В телефоне что-то щелкнуло, раздался приглушенный, но явственный звук работающего мотора. Девушка слушала, не понимая, что происходит.
        - Слушай, - через несколько долгих мгновений произнес Ин Юнчен, - раз в дверь выйти нельзя, лезь в окно!
        - Что? - изумленно переспросила она и поняла, что идея ей крайне нравится. Было в ней что-то безрассудное и сумасшедшее - настоящее.
        Ли никогда бы не рискнул вылезти в окно - так было «не принято». Но в конце концов, там, на улице, ее ждал не Ли.
        - Я тут, - как ни в чем не бывало продолжил говорить Ин Юнчен, - рядом с твоим домом покружил. Здесь у вас задняя калитка есть, для слуг, наверное.
        - Есть, - подтвердила девушка, пребывая в некотором шоке от его предприимчивости.
        - Ну и лады, - явно довольный собственной сообразительностью, хмыкнул он. - Так чего мы ждем? Сигай в окно, а я тебя у черного входа подхвачу. Если уж папаша у тебя такой лютый, что поделать. Иногда герои ходят в обход.
        Вместе с телефоном Саша подошла к окну и уставилась вниз. Студия ее находилась на втором этаже, и до земли было порядочно, но ловкий и тренированный человек определенно сумел бы выбраться наружу без особых трудностей. По бордюру до водосточной трубы, потом на небольшой навес над внутренним двориком… у нее получится!
        - Ты на каком этаже-то? - будто читая ее мысли, поинтересовался Ин Юнчен. - Если что, я могу подстраховать.
        - Не надо, - загораясь азартом, отозвалась девушка. - Жди у калитки, я сейчас!
        - Эй, - начал говорить он, но мисс Сян уже было не остановить.
        Она вихрем пронеслась по комнате, собирая все необходимое, накинула легкий пиджак и после некоторых раздумий бросила в сумку терракотовую рыбку. Бабушкина шпилька выглядела слишком дорогой, чтобы вот так просто разгуливать с ней по улицам, а вот маленькая безделушка-талисман вряд ли могла привлечь внимание воришек. Профессору Кану наверняка хватит и ее, а если нет - никогда не поздно показать ему и другие сокровища из ларца Тьян Ню, верно?
        Через несколько минут Саша была уже на улице. Девушка улыбалась, не в силах сдержать ликования, - выбраться из дома оказалось куда как легче, чем ей представлялось! Ее тело, закаленное ежедневными упражнениями, не подвело. Чувствуя себя преступницей и необыкновенно веселясь, она прокралась через двор к калитке для слуг, оглянулась - и была такова.
        Ин Юнчен ждал там, где и обещал, - на углу улицы, в тени деревьев. Увидев ее, он подмигнул лукаво и задорно, и Александра торжествующе ухмыльнулась и вскинула в воздух сжатый кулак.
        - Поехали? - коротко спросил он.
        Вздрогнул и зарычал блестящий черный мотоцикл, забликовало в его зеркалах солнце. Внучка Тьян Ню виновато и в то же время радостно оглянулась на отцовский дом. Родители правы, она непочтительная дочь, но одного им не понять - правила, клетки и запреты не в силах заменить этого вот ощущения, когда кружится от свободы голова и хочется смеяться просто потому, что жизнь так незабываемо, невероятно прекрасна.
        Когда мотоцикл рванул вперед, навстречу шумному и кипучему Тайбэю, Саша прижалась к спине Ин Юнчена и подставила ветру лицо. Она даже не подозревала, что где-то далеко, вне времен, эпох и расстояний улыбнулось в этот момент змееглазое смуглоликое божество, почувствовав, как натягиваются, сматываясь в клубок, алые нити судьбы.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА И ЛЮ ДЗЫ
        Едва небесная дева укрылась за пышной зеленью прибрежных кустов, Цзи Синь категорично приказал побратимам повернуться к озеру спинами. Взмахнув веером для острастки, конфуцианец строго глянул на предводителя. Насчет скромности Фань Куая братец Синь не слишком беспокоился - простодушный богатырь так откровенно благоговел пред посланницей Небес, что подглядывать за ее омовением ему и в голову бы не пришло. А вот с командира Лю станется прогневить Яшмового Владыку - и нескромным взглядом, и дерзким словом, а там, глядишь, и непоправимым деянием.
        Но Лю Дзы на эти опасения только рукой махнул, рассмеялся и начал расседлывать вороного.
        - Не кружи надо мною, как зоркий коршун - над Великой равниной, братец Синь! - бросил он через плечо. - Давайте-ка лучше хвороста соберем да разложим костерок, чтобы наша небесная сестренка не простыла после купания.
        - А хворост ты по берегу искать надумал? - подозрительно спросил Цзи Синь.
        - Зачем по берегу? - удивился братец Фань, непонимающе переводя взгляд с одного побратима на другого. - Вон там, на склоне, полным-полно веток…
        - Я, между прочим, о тебе забочусь, - проворчал конфуцианец. - Негоже начинать великое дело со святотатства!
        - И в мыслях не было, - горячо заверил Лю, для убедительности помотав головой. Растрепавшаяся челка упала ему на глаза, придав командиру неуловимое сходство с его же жеребцом. Цзи Синь сердито фыркнул. В том, что касается женщин, на заверения брата Лю можно было положиться примерно в той же степени, что и на сдержанность его коня. Оба, на взгляд Синя, были слишком уж горячи.
        - А чтобы ты не беспокоился излишне, - хмыкнул командир, - я спою, пожалуй. А вы оба - подхватите. А то в твое благочестие, братец Синь, мне верить хочется, конечно, но а вдруг?..
        И, увернувшись от вразумляющего удара, шустро отпрыгнул и махнул рукой уже со склона.
        - Вот ведь!.. - Цзи Синь кинул вслед командиру камушек и, усевшись на снятое седло, принялся раздраженно обмахиваться веером. Но спустя пару мгновений уже поневоле улыбался. Между скал, над озером, фениксом взлетела песня Лю Дзы, а уж чем-чем, а голосистостью он отличался еще с детства.
        Издревле в сердцах
        Человеческих тайный огонь
        Жжет думы, но с уст
        Он людских не сорвется никак.
        Ведь смертным отмерен
        Короткий и горестный век,
        Как пыль, унесенная
        Ветром с великих равнин…[21 - Здесь и далее - стихи авторов (подражание песням из сборника древнекитайской поэзии «Шицзин»).]
        - Хо! - радостно хлопнул себя по бедрам Фань Куай и подхватил голосом гулким, как бронзовый колокол:
        Так лучше уж мне
        Гнать коня все вперед и вперед.
        Глядишь, и сумею
        Мечом прорубить себе путь!
        Цзи Синь сокрушенно покачал головой: эх, что ты будешь делать с этими несносными бездельниками! Никакого чувства великой ответственности! Один - силач-простак, второй - мальчишка и… бабник! Да! Ишь распустил хвост, трели выводит, что твой феникс в брачном полете!
        Но песня Лю звала и манила, задорный его голос придавал бодрости и уверял, что таким трем героям все по плечу, и братец Синь сам не заметил, как тоже поет, да не просто поет, а еще и Фань Куая заглушает:
        А не прозябать
        В тяжелом и тщетном труде,
        Не сетовать в горе
        На несправедливость Небес!
        В принципе так они трое и планировали поступить: подстегнуть скакунов и пробиться как можно выше. Все исключительно ради блага народа, само собой. Только из человеколюбия. Миром должен править великий человек, иначе нарушится порядок меж Землей и Небом.
        До самой своей смерти маменька твердила одно: «Мужчинам верить нельзя!» А когда Танечка наивно спрашивала: «А папочке можно?» - мама скорбно поджимала губы и бросала короткое: «Нет!» Ее резкость была вполне объяснима наличием в жизни семейства Орловских Людмилы Смирновой - ребенка от другой женщины. По факту выходило, что папенька тоже принадлежал к малопочтенному обществу «негодяев, предателей и прелюбодеев», но Танечка все никак не могла в это поверить. Широкой души человек, каким был Петр Андреевич, просто жил на два дома, и его любви хватало на всех, а не только на археологическую науку и Китай.
        Люсю на схожие выводы натолкнули вовсе не материнские наставления, а житейский опыт незаконнорожденной. Опаснейшее же путешествие по охваченной Гражданской войной России только укрепило решимость сестер противостоять мужскому вероломству. Известно же, что мужчинам надобно от девушек. А уж если в руках у «кавалера» случайно окажется наган, то разрешения спрашивать никто не будет вовсе.
        «Амуры крутить будем в Америке! - любила повторять Люся, отказавшая всем ухажерам. - Там знаешь какие мужики водятся! О! Здоровенные и красивенные!»
        Американцев она видела в кино. Целых три раза. И очень рассчитывала заполучить жениха, взращенного на техасских бифштексах и висконсинском молоке, - рослого голубоглазого блондина с пшеничными пышными усами.
        На китайцев, понятное дело, сестры даже не смотрели. И, как выяснилось, не зря. За последние две тысячи лет народ Поднебесной сильно измельчал по сравнению со своими древними предками. На закате Циньской империи тут водились настоящие богатыри. Из одного только братца Фаня можно было, например, выкроить четырех шанхайцев образца тысяча девятьсот двадцать третьего года. Все здешние мужчины были не только крупнее, но и гораздо выше русских барышень, это факт.
        Правда, Таня доверила свою честь и безопасность мятежнику Лю Дзы не потому, что тот перерос ее на целую голову. А почему? Да просто так. Впервые за последние пять лет она чувствовала: сей представитель сильного пола ничего плохого ей не сделает. Поэтому помылась неторопливо и тщательно, желая предстать перед Матушкой Нюйвой как полагается - чистой душой и телом. Это как в субботу горячую ванну принять, чтобы потом на воскресную заутреню отправиться на исповедь и за святым причастием. К тому же папенька всегда говорил, что нужно уважать обычаи других народов, ибо возникли они не на пустом месте и не по злой прихоти. В чужой монастырь со своим уставом не суйся!
        Побратимы, надо им должное отдать, честно блюли обещание не подсматривать. И пели так славно, что Тьян Ню даже заслушалась. А когда Лю Дзы затянул протяжное и очень мелодичное:
        Ветер поднялся великий,
        Тучи летят пеленой.
        Чтоб утвердить свою силу,
        Вновь возвращаюсь домой… -
        Таня высунулась из кустов, да так и застыла на месте соляной статуей, точно Лотова жена.
        Мятежник не только сам ванну принимал, но и Верного своего мыл. Блестели на солнце шелком лоснящаяся шкура вороного коня и золотисто-бронзовая мокрая кожа Лю Дзы. И поди разбери, где грива конская в воде полощется, а где длинные, ниже пояса, черные волосы мужчины. Крепкий и мускулистый, но гибкий и ловкий в движениях, Лю и сам был как большой сильный зверь. Внутреннее пламя опалило изнутри Танины щеки, шею и грудь.
        «Боже мой, что я делаю! Стыд какой! Немедленно отвернись!» - приказала она себе. Без толку. Взгляд намертво прилип к широким плечам Лю, к его заботливым рукам, поглаживающим шею Верного. Жеребец фыркал, его хозяин напевал песенку, и оба были крайне довольны жизнью.
        Мужчина развернулся и сделал два шага в сторону берега, прежде чем Татьяна догадалась - никаких исподних штанов на купальщике нет. Ох!
        Пришлось насильно руками глаза самой себе закрыть, а то досмотрелась бы.
        «Так! Срочно в монастырь, бесстыжая… То есть, конечно, в храм Матушки Нюйвы!» - строго приказала она себе.
        По всему выходило, что Лю Дзы правильно все решил. Не место девице на войне рядом с красивым молодцом. Точно бы согрешили, как пить дать.
        Вот теперь и спрашивается, как тут верить мужчинам, если себе уже не до конца веришь?
        Понадеявшись, что никто из ее сопровождающих конфуза не заметил, Таня всю оставшуюся дорогу была тише воды. Затаилась, точно мышь под метлой. Побратимы уже беспокоиться начали - не обиделась ли? Вдруг бесцеремонность какую проявили? Или, упаси Яшмовый Владыка, неуважение? Цзи Синь весь извелся, выискивая причину отругать своих грубых друзей, умудрившихся чем-то задеть нежные чувства небесной девы. И, не в силах видеть муки соратника, Лю Дзы принялся смешные рожи корчить. Смеяться вообще-то очень полезно для здоровья. Вот улыбнется братец Фань - и его страх перед духами как рукой снимет. А если хихикнет Тьян Ню, значит, попусту братец Синь крамолу выискивает. А когда на душе легко, то дорога вдвое короче получается.
        Хорошо то, что хорошо заканчивается.
        Если бы Господь позволил людям вернуться в эдемский сад… Хотя если вспомнить о том, с чего начался двадцатый век, ничего такого уже точно никогда не случится… Так вот, если бы врата в райские кущи вдруг распахнулись, то Таня еще бы крепко подумала - идти туда или до Страшного суда остаться в этой маленькой деревушке, надежно упрятанной в горной долине. Сладкую и томительную, словно жирные сливки, тишину аккуратно взбалтывали лопасти игрушечной водяной мельницы. Солнечные блики на воде не слепили, а манили прилечь в траву и смотреть в небо, угадывая в очертаниях летящих облаков драконов и фениксов. Старые сливы заботливо укрывали плечи усталых путников ажурной шалью тени и, должно быть, каждую весну крали не по одному сердцу своей неземной, поистине райской красотой.
        - Я останусь здесь, - прошептала зачарованно Татьяна, заставив побратимов-мятежников удовлетворенно хмыкнуть.
        Они бы все остались, но не судьба. В тишине и благости, как всем известно, империи не куются. А жаль.
        Лю Дзы помог Тьян Ню спешиться, в очередной раз дивясь белизне и мягкости ее кожи. И короткие волосы ее не сильно портили, хотя с косой краше была бы во сто крат. Здешний хранитель, уж на что вредный старикашка, когда такое чудо увидит, точно артачиться не станет. Где ж еще посланнице Небес жить, как не у подножия храма Божественной Девы, сотворившей из глины весь род людской?
        - Идем со мной, сестрица Тьян Ню, познакомлю кое с кем. - Лю сделал широкий шест, предлагая девушке возглавить их маленькое шествие. - И не гляди, что старый хмы… человек убелен сединами, он еще тот хмы… боец.
        Тропинка, посыпанная песком, вывела их к простому деревенскому дому - аккуратному и хрупкому, как здесь принято было строить испокон веков. На веранде, свесив пухлые ножки с порога, сидел дедуля, чей облик шел вразрез со всеми традиционными образами древних мудрецов. Он со смачным чавканьем лопал куриную ножку, розовые щеки блестели от жира, а пухлые пальцы дед то и дело вытирал о рубаху на животе. Но - да, его волосы были снежно-белыми, как обещал Лю Дзы. Не отшельник какой-то, а настоящий колобок.
        - Будь здоров, почтенный дедушка Линь Фу, - сказал предводитель мятежников и низко поклонился. - Как твое здоровье?
        - Паршивенько, - хрюкнул тот. - Совсем старый стал, не могу целую курицу за один присест съесть. Скоро, видать, помру.
        - Живи тысячу лет! А потом еще раз тысячу! - воскликнул Цзи Синь.
        - Если вы такие любезные, парни, то почему вместо долговечных плодов привезли мне девицу? - спросил дед-колобок и ткнул начисто обглоданной костью в сторону Тьян Ню. - Значит, это ты - крестьянский улов из Желтой реки?
        - Я, - призналась Татьяна. - Добрый день, господин Линь Фу.
        И поклонилась, взмахнув широченными рукавами халата. Дед неожиданно шустро спрыгнул со своего насеста и мячиком проскакал вокруг гостьи.
        - Небесная дева, говоришь? Посланница Яшмового Владыки, говоришь? Ишь ты какая!
        Маленькие глазки его весело блестели, словно у ребенка, получившего на Рождество все сразу - и самую желанную игрушку, и мешок шоколадных конфет, и коньки.
        - Беру! - рыкнул дед и, словно фокусник, достал из-за отворота халата три золотых шарика.
        Никто не успел даже глазом моргнуть, как они взлетели в воздух, закружились вокруг небесной девы, образуя сверкающий кокон. Вспышка света ослепила мужчин, а когда они снова обрели способность видеть, Тьян Ню исчезла, словно и не было ее.
        - Слышь, почтенный, ты куда мою деву дел? - озлился Лю Дзы, хватаясь за меч. - Верни на место, а то ведь порублю и свиньям скормлю, ты меня знаешь.
        - Какой ты нервный, мальчишка Лю. - Линь Фу предусмотрительно прикрыл пузо руками. - Ничего худого я ей не сделаю, будь уверен. Или ты хочешь, чтобы такая красавица била свои белые ножки о ступеньки и задыхалась при подъеме по крутой лестнице? - и показал на вершину горы. - Она уже по храму гуляет. Там есть на что посмотреть.
        Лю Дзы задумчиво почесал затылок и спрятал меч, передумав убивать деда. До сих пор старый Ли Линь Фу его не подводил и не обманывал.
        - Ладно! Что с тобой поделаешь? Но я тебе еще припомню эти шуточки.
        Дед, не скрывая облегчения, перевел дух.
        - Тогда у нас есть повод выпить, парни. А я-то весь день голову ломаю, на кой мне целый кувшин отличного вина?
        Повинуясь безмолвному приказу, упомянутый кувшин, словно шмель, с тихим гудением пролетел из кладовки в комнату и занял почетное место в центре стола. Братец Фань громко сглотнул и жалобно посмотрел на побратимов.
        - Хорошо. По одному стаканчику, - вздохнул Лю и строго добавил: - И все!
        И слово свое, что удивительно, сдержал! Всего по три стакана выпили побратимы. Каждый. Видно, святое место повлияло на их жажду усмиряюще. Никого не пришлось лупить по горбу, словно верблюда. От трезвости ведь сплошная польза.
        Старый хитрец, тот, против обыкновения, не дрыхнуть завалился под стол, а честь по чести пошел гостей провожать.
        - Ты… это… не держи зла на меня, дедушка Линь Фу, - примирительно мурлыкнул Лю. - И с девой Тьян Ню… ик… осторожнее будь. Лады?
        Даос вопросительно вздернул кустистую бровь:
        - А ты ее не того… в смысле, в саду наслаждений ни разу цветов не рвал?
        - Да ты чего, дед, сдурел совсем? - моментально вызверился главарь мятежников. - Я лишь попрощаться с ней хотел по-людски. Никаких цветочков!
        - И правильно, мой мальчик, - проворковал тот. - Не все небесные девы одинаково полезны. Ищи себе ту, что с глазами дракона и бровями феникса.
        - А найду ли?
        - Обязательно. Любовь рушит города и царства, но она же порождает великие империи. Замахиваясь на большое дерево, и топор бери по плечу.
        - Опять чушь городишь! - с досадой отмахнулся Лю.
        - Ее самую, - сразу же согласился старый даос. - Доброго тебе пути, мальчик.
        И, закутавшись в облако, мгновенно растаял в воздухе.
        Когда друзья немного спустились по тропе и чудесный туман, ограждавший от всякого зла деревню и храм, уже готов был сомкнуться за хвостами их коней, Фань Куай слегка отстал от побратимов. Ему хотелось в последний раз вдохнуть эти дивные ароматы, глянуть назад, туда, где за душистым невесомым занавесом пряталось самое безопасное и мирное место в Поднебесной. Но позади, уже в двух шагах, облачная стена смыкалась, отделяя побратимов от небесной девы, словно Землю от Небес.
        И в общем-то Фань Куай этому обстоятельству был даже рад.
        Не такой целеустремленный и дерзкий, как брат Лю, и далеко не столь образованный и хитроумный, как братец Синь, Фань тем не менее слепым не был, а наблюдательность воина неоднократно спасала жизнь и ему, и побратимам. И хоть и благоговел он пред посланницей Небес, но все же не мог не заметить, что брат Лю, расставшись с девой, вздохнул свободней, будто сбросил с плеч целого быка, не меньше. И вовсе не потому спешил командир доставить Тьян Ню в храм, что не желал подвергать ее тяготам и лишениям военного похода. Не только поэтому. Брат Лю, похоже, от себя самого стремился ее защитить - или себя от нее? Тут с ходу не разберешь.
        Фань тряхнул головой. Небеса свидетели, если бы все и дальше так шло, через день-другой Лю Дзы и небесная дева проснулись бы поутру на общей циновке под одним плащом, и тогда… А что тогда? Навлек бы брат Лю на себя гнев Яшмового Владыки? Наверняка! Красавицы исстари губят героев, это каждый знает. А такая чудесная дева запросто может повергнуть империю, что уж говорить о маленьком отряде мятежников? Сыну Неба вполне под стать небесная дева, вот только брат Лю еще и на полшага не приблизился к трону. А до тех пор пусть девушка с Небес остается к ним, к Небесам, поближе, а от брата Лю - подальше.
        Лишь одно тревожило Фань Куая, мешало отбросить лишние мысли и со спокойной душой думать о грядущих боях. Лю Дзы пообещал деве найти ее сестру. Ладно! Это - дело благородное и угодное Небесам, вот только к чему брату Лю постоянно носит на груди небесный амулет? Вот и сейчас, отпустив поводья и позволяя Верному самому выбирать дорогу, Лю Дзы вытащил из-под одежды медальон, подцепил ногтем крышечку и все смотрел да смотрел и только улыбался этак задумчиво.
        Фань в сердцах шумно вздохнул.
        - Беспокоишься? - Проницательный братец Синь оказался тут как тут. Он тоже придержал коня, чтобы не мешать предводителю созерцать и предаваться размышлениям.
        - Угу, - кивнул силач. - Вот сам посуди, братец… От одной небесной девы мы, хвала Матушке Нюйве и почтенному Линь Фу, избавились… В смысле пристроили ее… то есть…
        - Да понял я, понял. И что?
        - А то! Сам глянь! Теперь он от чудных этих картинок глаз не отрывает! Не получится ли так, что будет теперь у нас забота похуже, а? Вместо небесной девы - хулидзын?
        - А почему ты так против? - пожал плечами Цзи Синь. - Вспомни, у многих великих людей в родне имеются лисы-оборотни. Будь то прославленный стратег, мудрый министр или могучий генерал, почти у каждого бабушка или прабабушка девятью хвостами щеголяла!
        - Ну это ты хватил! - Фань с тревогой покосился на командира Лю.
        Командир Лю мечтательно щурился и чему-то ухмылялся.
        - Мы еще той хулидзын в глаза не видывали, а ты уж ее готов с братом Лю усадить за красной занавеской!
        - Так и я тебе о чем, - безмятежно отмахнулся Цзи Синь. - Поживем, брат, увидим.
        - Угу, - вздохнул Фань Куай и усилием воли изгнал из сердца тревогу за брата Лю.
        Гора, храм и деревня остались там, за туманом, а впереди, насколько хватало глаз и дальше, простирался мир людей, человеческих страстей и войн. И в этом бескрайнем море опасностей и возможностей троим побратимам нужно было не только выжить, но и возвыситься.
        ЛЮСИ
        Ей снились рыбы и гады, твари земные и небесные, многоцветье оперения невиданных птиц, золотые изгибы змеиных тел, блеск влажных чешуек, перевернутая чаша небосвода в бесчисленных искорках звезд, бездонная, словно Людмила заглянула в самый глубокий из колодцев… Ей слышался рев ветра и грохот водопадов, треск пожаров и рокот копыт по выжженной степи - и легкий, невесомый голос струн, словно кто-то высоко-высоко, в невообразимой вышине, а может - глубоко-глубоко под ногами, слегка касался неведомого инструмента тонкими пальцами. В завораживающую, чем-то тревожащую, куда-то зовущую мелодию вплетался какой-то чуть влажный звук, легкий ритмичный скрип. Окруженная видениями, оглушенная и бессильная, Люся попыталась прищуриться, сосредоточиться хоть на чем-то материальном, послать себя как стрелу, как пулю - без промаха в единственную цель. Почти получилось, почти. Влажные шлепки и скрип исходили от старого, потрескавшегося гончарного круга. Чья-то неутомимая нога крутила и крутила его, а тонкие, чуть испачканные пальцы едва касались еще темного и бесформенного комка глины, будто неведомый гончар на миг
задумался. Что это будет? Чаша ли? Кувшин? А может, человек?
        Золотые глаза с вертикальными змеиными зрачками взглянули на нее - и Люся поняла, что летит, словно падающий лист, кружась, летит куда-то вниз, плавно, стремительно, неудержимо…
        И очнулась, силясь сохранить в памяти то невероятное, то неведомое, за чем она ненароком сумела подглядеть.
        По давней детской привычке она не открыла глаза сразу, а полежала так немного, пытаясь в темноте под сомкнутыми веками восстановить этот долгий, этот жуткий, этот запутанный сон. Это же был просто сон? Глиняные рыбки, вихрь, перенесший их из Шанхая куда-то в древность, разлука с Таней, клетка… Просто сон, длинный и красочный бред, а теперь она проснулась, очнулась с ломотой в теле и слабостью, как тогда, после тифа, и сейчас все снова станет хорошо…
        - Госпожа Лисица! - Чей-то голос оглушил Люсю так, словно ей с размаху залепили пощечину - до слез. - Госпожа Лисица! Вы очнулись?
        Можно было продолжать жмуриться, еще одно, еще два бесконечных мгновения убеждая себя, что почудилось, что привиделось… Но саму себя обманывать - последнее дело. А раз уж так все повернулось, надо вставать и драться. «Сколько голову в песок не суй, страусом не станешь», - она же сама любила это повторять.
        - Госпожа Лисица!
        Люся открыла глаза и со злой горечью убедилась - бред продолжается. Стало быть, все случилось взаправду. Если что-то плавает, как утка, и крякает, как утка, значит, это утка и есть. Если вокруг пахнет, как в Древнем Китае, все выглядит, как Древний Китай, и окружают тебя древние китайцы, значит, именно в Древнем Китае ты и находишься.
        Выпростав руку из-под тяжелого одеяла, которым кто-то позаботился укрыть ее до самого подбородка, девушка первым делом пошарила на груди, ища рыбку. Ладонь наткнулась на пустоту, и Люся подскочила, как будто ее ожгли кнутом, резко села на постели и уперлась в тюфяк руками, пережидая приступ головокружения.
        Рыбки не было! Как не осталось на ней ни следа той одежды, в которой «небесная лиса» сидела в клетке. Кто-то обмыл и переодел ее, но это обстоятельство волновало девушку в последнюю очередь. А вот пропажа рыбки…
        - Ты! - Люся развернулась и сверкнула глазами на какую-то незнакомую молоденькую девчонку, испуганно отшатнувшуюся от кровати. - Ты! Где мой амулет?!
        Вместо грозного рыка, правда, получилось какое-то шипение, но прислужнице хватило и этого. С жалобным писком она повалилась на колени и залепетала быстро-быстро. Из этих причитаний «небесная лиса» разобрала только: «Ваша слуга не знает» и «Ваша слуга заслуживает смерти». «Ага!» - подумала Люся. Соображала она всегда быстро, и даже остатки беспамятной мути в голове не помешали сделать выводы, тем более что они прямо-таки напрашивались.
        Первое. Она не в клетке, не в цепях и не в рубище, а, напротив, проснулась в хорошей постели, в тепле, одетая в шелковое… э… одеяние. Стало быть, ей оказали уважение.
        Второе. К небесной лисе приставили служанку. Значит, не только уважают, но еще и боятся.
        Третье. Раз тебя приняли за госпожу, веди себя как госпожа. С этими китаезами по-другому нельзя. Такой народ азиаты: доброта у них считается за слабость, а резкость и грубость, наоборот, отваживают охотников небесным лисам шерстинки пересчитать. Ну, во всяком случае, в Шанхае двадцатых годов двадцатого века это именно так работало. А что здесь?
        - Подай мне одежду, - приказала Люся, мгновенно вживаясь в роль госпожи. - Я желаю встать, умыться и выйти отсюда. Живей!
        - Но, госпожа лисица! - взвыла служанка. - Генерал Сян строго-настрого приказал…
        - Генерал Сян? - переспросила было девушка, но тут же вспомнила, что она - небесная лиса, прожившая тысячу лет, которой ведомы все тайны Земли и Неба. - А, тот самый генерал Сян!
        Что это за генерал и с каким гарниром его подавать, можно потом разобраться. Но добыть информацию надо уже сейчас. Ковать железо, пока горячо, и добивать противника, пока оборона ослаблена. Использовать преимущество внезапности, короче. Папочкины любимые древние авторы именно такое и советовали. Зря, что ли, Люся столько их перечитала?
        - Генерал Сян лично принес вас сюда после того, как спас из заточения.
        - Я знаю. - Людмила величественно кивнула и на всякий случай еще и бровями повела со значением: дескать, нам, небесным лисам, еще и не такое ведомо. - Поэтому я должна как можно скорее принести генералу мою благодарность. За этот благочестивый поступок его ожидает великое благословение Небес!
        По правде, сейчас ради кувшина воды и миски каши Люся была готова пообещать неведомому генералу и благословение Небес, и великую благодарность Яшмового Владыки лично, на тысячу лет вперед. Главное - выйти отсюда, а там уж и с генералами можно разобраться, и со всей остальной Поднебесной. Лишь бы Таню найти, а потом и папочкиных рыбок.
        - Сообщи генералу Сяну, что небесная лиса Лю Си исполнена благодарности за спасение и просит генерала удостоить ее беседой, - внушительно сказала она. - А пока подай мне воды, и побольше.
        «Госпожа небесная лисица» готова была сейчас по-собачьи вылакать целый котел, если даже не пруд с золотыми рыбками. Да и самими этими рыбками закусить не отказалась бы. Но пришлось довольствоваться чинным чаепитием под щебет оправившейся от испуга служанки. С трудом сдерживаясь, чтобы не высосать живительную влагу прямо из чайника через носик, Люся заставила себя терпеливо выдержать процесс одевания, прежде чем ее губ коснулся первый глоток.
        Чай был восхитительным, и у «небесной лисы» сразу прибавилось сил. Настолько, что она смогла даже опознать, во что ее, собственно, облачили.
        Это была та самая старинная одежда - ханьфу, о возрождении которой так грезил папочка. Именно эти халаты с длинными рукавами и зап?хом направо маньчжуры лет триста назад запретили носить китайцам, когда их, китайцев, завоевали. Еще и лбы брить заставили, и ноги бинтовать, да и породу, прямо скажем, попортили уроженцам Поднебесной изрядно. Зато предки «поганых китаез», оказывается, на своих далеких потомков не слишком-то и походили. Даже если на служанку взглянуть - и та ненамного ниже ростом, чем сама «небесная лисица», а в длинном ханьфу разница в росте и телосложении даже как-то теряется.
        Люся напрягла память, и папочкины гравюры и альманахи всплыли в голове, как морские гады из темных глубин. Тонкие шелка, в которых она проснулась, это и - нательное белье. А тяжелый халат с длинными широкими рукавами, асимметричная правая пола которого практически полностью оборачивалась вокруг тела, - шэньи, и, видимо, женский его вариант, хотя чем и как женский халат отличается от мужского, Люся, хоть убей, не помнила.
        Но самое главное - одежда никак не помогла определиться со временем. Ханьфу в Поднебесной носили чуть ли не от основания мира, папенька утверждал, что три тысячи лет как минимум, так что вариантов имелось множество. Но если сложить мечи с халатами, выходило, что древность определенно очень седая. До маньчжурского завоевания - это точно. И как бы не до Рождества Христова…
        - Кто сейчас восседает на троне дракона? - сурово оборвала она болтовню прислужницы прямым вопросом. А чтоб не ронять авторитет «небесной лисицы», добавила, этак презрительно скривив губы: - За тысячу лет на Небесах мне недосуг было следить за делами смертных. Ну? Отвечай!
        Служанка снова повалилась ей в ноги и залопотала еще жалобней. Из этого писка Люся разобрала лишь «Цинь» и «Хуанди».
        Цинь! Династия Цинь! Перед Людмилой как живой предстал образ папеньки, а в ушах зазвучал его голос: «Люсенька, ангел мой, ну попробуй еще раз! Это же так просто! Цинь Ши-ху-ан-ди…»
        «Когда бы я, папенька, знала, что эта твоя китайщина на практике пригодится, училась бы усердней! - подумала Люся, но тут же приободрилась: - Зато Танюха в этих Цинь, Сунь и Вынь шарит запросто! Стало быть, не пропадет, пока я ее не найду!»
        А вот про генерала Сян-как-его-там Людмила точно что-то такое читала и даже карты, помнится, рисовала, чтобы разобраться в какой-то древней битве. Ее странным образом эти самые битвы всегда увлекали. Точно! Был такой! И еще дядя у него имелся совершенно лютый… И что-то такое про красных и белых тоже в голове вертелось, но не комиссаров и белогвардейцев, а каких-то то ли змей, то ли драконов.
        «Выкручусь! - Люся решительно одернула рукава ханьфу и встала. - Черт, жрать-то как охота… Но сдюжу. Не впервой!»
        - Эй, ты, как там тебя… Смертная! Сопроводи меня наружу. Я желаю приветствовать генерала.
        СЯН ЮН
        Сян Юн, князь Чу, неторопливо пил чай и наслаждался гневными тенями, бродившими по лицу дядюшки. Сидит, скажем, в солнечный денек человек на пригорке и наблюдает за безмятежным горизонтом, но слышит при этом далекие грозовые раскаты, да влажный ветерок играет прядями волос. Это где-то за горным хребтом бушует гроза, смывая в реку целые селения, а ветер ломает деревья. Буря в сердце дядюшки Ляна бушевала немалая, но вслух он только неодобрительно вздыхал. Вздыхать полезно, кто же спорит.
        Сян Юн ел засахаренные персики и ждал, когда же старший родственник разразится возмущенной речью. Он деликатно брал лакомство, рассматривал его на просвет, затем сосредоточенно нюхал, прикрывая миндалевидные очи от притворного удовольствия, и только затем отправлял персик в рот. И жевал медленно-медленно, смакуя изысканную сладость. Он полагал: как в свое время вызрел сей дивный плод, так и добрая ссора должна полностью созреть.
        - Какого рожна тебе понадобилось в Фанъюе? - не выдержал дядюшка, сделавшись щеками зеленее шелка своего ханьфу. - План был совсем иной, если ты помнишь, племянник Юн.
        На узком, как охотничий нож, лице Сян Ляна застыло выражение вечной досады.
        - Отлично помню, - охотно согласился Сян Юн и, взяв новый персик, принялся его разглядывать со всех сторон. - Но я никогда прежде не видел настоящую хулидзын, решил познакомиться, а оказалось, что грязные хамы ее едва до смерти не умучили. Я, конечно, возмутился эдакой наглости…
        - Это я как раз знаю, а вот знаешь ли ты, сколько бесовских проделок совершили лисы? Нет им счета и числа.
        - Так она же не простая, а небесная лиса, - мечтательно улыбнулся Юн, откусывая бочок у фрукта. - Видел бы ты, какая у нее белая кожа. А волосы… Золотистые и мягкие! М-ням.
        - И тем она во сто крат опаснее! - всплеснул руками дядя Лян. - Это означает, что лиса прожила более тысячи лет, превращения ее бесконечны, а обольстительные чары - невероятно крепки. И человеку не дано справиться с ней обычной силой.
        - Лисы - они совсем как лисы, - ответствовал Юн. - Коль ты красив, скажут - мил, точно лиса. Если недоверчив, то прослывешь осторожным, как лиса. Про лисью лживость и говорить нечего. Если уж на то пошло, то ты, милый мой дядюшка, тот еще лис.
        - Мальчишка! - возмущенно рявкнул Сян Лян и пальцем погрозил. - Вот вытянет из тебя эта хулидзын всю силу, высушит кровь и желчь, а потом закусит печенкой, тогда и позубоскалишь. Избавься от нее немедля!
        Дядюшкин приказ Юн пропустил мимо ушей, вернее, мимо левого уха, потому что правым он прислушивался к звуку нетвердых шагов по садовой дорожке.
        - И если ее красота уже пробудила в тебе страсть, то тем более от нее надо скорее избавиться.
        - Почему это? - изобразил удивление Юн.
        - Ибо противостоять лисьему искушению способны лишь высоконравственные мужи и целомудренные женщины.
        - Дядюшка, а ты ничего не перепутал? Может быть, целомудренные мужи и нравственные жены? Я, как давно нецеломудренный, точно устою, - рассмеялся дерзкий родич. - О! Вот сейчас и проверим.
        Сян Лян тревожно оглянулся. Так и есть! Накликал! К ним осторожно кралась хулидзын.
        ЛЮ СИ И СЯН ЮН
        В саду под цветущими… да кто ж его знает, что у них тут в Поднебесной цветет в это время года? Короче, среди цветущих пахучих кустов сидели двое мужчин. Один - молодой, высокий и буйноволосый, даже за столом не подумал снять доспехи, так в броне и гонял зеленые чаи, угощаясь засахаренными персиками. Второй, намного старше, щеголял куцей азиатской бороденкой и вид имел демонстративно мирный: зеленый халат, чудн?я высокая шапка со смешными торчащими спицами, никакого оружия.
        «Вот этот - самый главный змей и есть», - предположила девушка. Оба сотрапезника смотрели орлами, головы держали высоко, и в целом производили впечатление самых настоящих аристократов. «Белая кость» и «голубая кровь» в древнем исполнении.
        Люся, хоть убей, не помнила, кому и в какой последовательности надо кланяться, но рассудила так: небесная лиса, прожившая тысячу лет, всяко повыше рангом, чем какие-то древнекитайские мужики, будь они хоть трижды аристократы. Поэтому, заметив, что ее приход обнаружен, пересилила желание склонить голову, а наоборот, задрала подбородок повыше и величественно принялась ждать, пока ее поприветствуют.
        Сян Юн, когда хотел, умел быть галантным, а потому его поклон мог бы стать эталоном вежливости. Сделал он это, разумеется, дядюшке назло. Который только головой небрежно кивнул: мол, заходи, коли пришла.
        - Как самочувствие, благородная хулидзын? - спросил Сян Юн еще более медоточивым голосом, тем паче что дядя с большей охотой услышал бы весть о том, что лиса окочурилась.
        Девушка милостиво кивнула молодому генералу. Значит, вот он каков, тот, кто ее спас! Тогда, сидя в клетке, она особенно спасителя не разглядывала, хотя тут было на что посмотреть. Несмотря на всю нелюбовь к азиатам, Люся не могла не признать: хорош! Породу сразу видно: мало того что генерала Сяна так и подмывает обозвать «князем», так и лицо еще такое, запоминающееся. Черты резкие, но гармоничные, глаза живые, искрящиеся любопытством. Такого точно ни с кем не перепутаешь, как не пропустишь породистого жеребца королевских кровей в табуне мохноногих степных коняшек.
        Но благодарность благодарностью, эстетика эстетикой, а при взгляде на Сян Юна в груди у Люси шевельнулось тревожное тянущее чувство. Увы, знакомое. Она ведь навидалась таких, блестящих и благородных, во всех видах навидалась: и за чаем с ватрушками на папенькиной даче, и вшивыми и обмороженными, и мимоходом добивающими кого-нибудь штыком. Жизнь - такая штука, пока не приложит от души да с размаху, не поймешь, что там, под позолотой-то.
        - Благодаря вашей заботе, уважаемый генерал Сян, - Люся ненавязчиво продемонстрировала осведомленность небесной лисы в земных делах, - я почти совсем оправилась. И пришла выразить мою благодарность за спасение вам и вашему… - девушка глянула на старшего вельможу остро и хитро, совершенно по-лисьи, и мстительно припечатала: - Верному слуге?
        Пожилой аристократ ей сразу не понравился. И, судя по перекошенной морде и ставшим совсем узенькими глазкам, нелюбовь с первого взгляда была взаимна. Вот уж кто точно оставил бы ее взаперти подыхать от жажды и голода, а как померла бы - и печенкой не побрезговал.
        Сян Юн сделал вид, будто совершенно не понял намека. Хотя бы просто потому, что, по сути, лиса была абсолютно права. Просто ему давно никто об этом напрямую не напоминал. И не ставил на место.
        - Вы случайно ошиблись, прекрасная хулидзын. Дядюшка Сян Лян - мой ближайший и самый любимый родственник.
        И полностью игнорируя недовольство любимого дяди, сделал приглашающий жест:
        - Не пожелаете ли присоединиться к нашему скромному застолью? Я буду очень рад вашему обществу.
        Дядюшка в этот момент более всего сожалел, что пузатенький чайник полон кипятка, а не яда.
        Впрочем, яд в избытке был у него на языке.
        - Свежей крови, как вы привыкли, у нас, к сожалению, нет. Увы нам, - злорадно ухмыльнулся Сян Лян, видя, что хулидзын колеблется.
        - Здесь, на земле, я постоянно вынуждена терпеть лишения, - сокрушенно вздохнула Люся, как бы случайно показав зубы, которые, спасибо папеньке и маменьке, несмотря на все невзгоды оставались крепкими и белыми, всем лисам на зависть. - Но того яства, что вы упомянули, уважаемый, я не пробовала уже очень давно… Ведь чтобы попасть на Небеса, я должна была вести праведную жизнь тысячу лет! Впрочем, откуда человеку это знать! Не каждому достанет мудрости постичь знания Небес, - и посмотрела прямо в глаза пожилому сановнику, едва сдерживаясь - так ей хотелось подмигнуть. - Пока я здесь, я постараюсь привыкнуть к пище смертных… ах, прошу прощения! К пище людей, конечно! - И девушка непринужденно уселась аккурат напротив Сян Ляна. - Можете называть меня госпожой Лю Си.
        Сян Лян мученически закатил глаза, словно призывая Небеса в свидетели.
        - Так, значит, уважаемая лиса - из семейства Лю? - И уставился на племянника, мол, что и требовалось доказать! - Тогда все понятно…
        «Нет! Однофамильцы! - чуть было не ляпнула она от неожиданности. - Лю? Что еще за Лю? - лихорадочно прошлась по закромам памяти самозваная хулидзын. - У них тут сейчас Цинь, так? А кто после Цинь-то был? Черт, точно, дрался этот Сян Юн с каким-то Лю! Вот только уже дрался или только собирается? И весь сыр-бор из-за чего у них?»
        «Китайская» переделка имени Людмилы, казавшаяся таким удачным решением, внезапно вышла боком. Кто ж знал, что с подвохом имечко? На всякий случай девушка решила всяческие связи со всякими Лю отрицать. В конце концов, мало ли в Поднебесной Лю?
        - Уважаемая лиса, - безмятежно улыбнулась Людмила, мысленно поджимая свой несуществующий хвост, - не принадлежит к упомянутому семейству. По той простой причине, что на Небесах, куда мне было позволено вознестись после тысячи лет праведной жизни на земле, родство считается по иным правилам. - И она значительно умолкла, намекая, что эти самые правила смертным знать не полагается.
        Она уже поняла, что китайский дядя ей совсем не друг, но отступать перед каким-то допотопным острословом не собиралась. И про тысячу лет праведной жизни постоянно повторяла специально: мол, выкуси!
        - А по каким же правилам небесные лисы посещают мир смертных? - спросил дядя ядовито. - По приговору суда? Или как?
        И тут Люся поняла, что вот он, шанс, и надо хватать его незамедлительно, пока не убег. «Ну, держись, китаеза сушеная! - подумала она. - Щас!»
        Боялась ли она? Конечно, боялась! Только дураки и покойники ничего не боятся. Но отступать-то все равно некуда.
        - С Небес, - заявила она, незаметно делая глубокий вдох, - я была послана по личному приказу Яшмового Владыки, дабы передать его волю людям.
        - Пророчество? - азартно воскликнул Сян Юн. Он, будучи натурой романтической, такие вещи обожал всегда. - Какое же?
        Людмила с трудом удержалась от того, чтобы не кивнуть в ответ, но сама себя одернула - несолидно! И, решив, что если уж нырять, то до самого донышка, в очередной раз пошла ва-банк.
        «Пророчество? Сейчас я вам напророчу!»
        Парень ей нравился, и - хотя бы в благодарность! - захотелось изречь ему что-нибудь жизнеутверждающее. К тому же что-что, а вдохновенно врать Люся умела еще с младенчества.
        Сян Юн от нетерпения заерзал на месте. Он с самого начала нисколько не жалел, что спас хулидзын из клетки. Такой случай упускать было нельзя, что бы там ни болтал дядя. А Фанъюй… Все равно отстроятся, зато теперь знать будут, с кем дело имеют. Пусть знают и боятся!
        Сян Лян огромным усилием воли удержал себя на месте. От хулидзын добра не жди, и ничего хорошего она не напророчит, это всем известно.
        - Знайте же, - торжественно провозгласила Лю Си, изо всех сил выпучив глаза и вращая ими для внушительности, - что на Небесах долгое время шла великая битва! Именно поэтому на землю обрушились неустройства и войны!
        Вот тут промашки быть не должно. Неустройства и войны на земле случаются постоянно и повсеместно, народы вечно всем недовольны, а честолюбцы алчут славы и трона. Девушка старалась пророчить с подвыванием, да посильнее, чтобы приумножить впечатление. Генерал Сян щеголял в белом плаще, а неподалеку развевался белый с золотом флаг, так что она решила добавить своим речам местного колорита.
        - Красный император пошел войной на Белого императора, и от их сражения содрогнулись Небеса!
        Глаза у Люси от выпучивания и вращения уже заболели, но мысль пришла, волна понесла, и ложь, рождавшаяся сейчас на ее языке, лилась с уст так легко, как никогда в жизни. И почему-то вдруг показалось, что слова эти прямо в воздухе оборачиваются правдой.
        - И когда сражение это потрясло сами небесные своды, - она понизила голос до зловещего полушепота, - Яшмовый Владыка восстал со своего трона и низверг мятежников… - почуяв, что в китайскую мифологию ненавязчиво вкрадываются библейские мотивы, Люся решила урезать марш и не уточнять, куда именно низверг. - И сказал он так: отныне пусть Белый император и Красный император сложат оружие, а исход их схватки да решат на земле их сыновья!
        И, хоть этого уже и не требовалось, уточняюще повела рукой в сторону Сян Юна, дескать, вот ты тот самый сын Белого императора и есть. Что и говорить, аккурат на белогвардейского… то есть, простите, белоимператорского сыночка генерал и походил в точности.
        Выдержав приличествующую случаю паузу, девушка вполне буднично добавила:
        - А больше я ничего не вправе рассказать вам, смертные. Ибо Яшмовый Владыка запечатал мои уста!
        Но для верности аккуратно прихватила со стола персик и впилась в него зубами. Сами же китайцы говорят, что даже собаку не бьют, когда она ест. Когда я ем, я глух и нем. Или они еще такой поговорки не придумали?
        «Значит, придумать самое время», - оптимистично решила Люся, искоса поглядывая на мужчин.
        Задумчивым и ошеломленным выглядел даже недоверчивый генеральский дядюшка, что уж говорить о самом генерале. Значит, пророчество удалось на славу.
        И если бы у самозваной хулидзын не возникло вдруг странное ощущение, какой-то холодок, пробежавший по спине, словно некто невидимый постоял у нее за плечом, беззвучно хмыкнул и пропал, все было бы совсем хорошо. Но она встряхнулась и запретила себе бояться.
        «С самого утра дедушка Линь Фу занялся любимый делом - он маялся дурью. Сначала приказал послушникам испечь большую овсяную лепешку, а заполучив желаемое, уселся на пороге и, посыпая ее солью, приговаривал: «Идет-идет бедная лошадка, ножка у нее болит-болит… Ай-ай-ай… Буду-буду лечить лошадку…» Тогда я еще не знала, что Колобок ничего просто так не говорит».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 6
        Нежданно-негаданно
        «Здесь есть прекрасная идиома: «Старик на границе коня потерял», аналог русскому выражению: «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь». Мы так много потеряли, но приобрели еще больше. Гораздо больше, чем смели мечтать».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН И СЯН АЛЕКСАНДРА ДЖИ
        Мисс Сян не верила в идеальные свидания. О, иногда на подобное чудо можно было поглазеть в кино: там, на экране, герой точно знал, когда взять героиню за руку, а когда - за какое-нибудь другое стратегически важное место. Но, сидя в темном зале, девушка обычно усмехалась не без некоторого цинизма, глядя на этакую идиллию и слушая приглушенные вздохи своих излишне романтичных подружек. Ведь реальность, какой стороной ее ни поверни, совсем не соответствовала выдумкам.
        Ее собственный опыт в этом смысле был обширен и вполне позволял делать неутешительные, но правдивые статистические выводы.
        - Он все время ерзал на одном месте, - жаловалась она бабушке на своего первого школьного бойфренда, любовь с которым продлилась целых три недели.
        - Двух слов связать не может, - припечатывала девушка второго.
        - Ладони у него холодные и мокрые, не руки - щупальца! - доставалось третьему.
        Со временем список претензий к несостоявшимся ухажерам изменился, отношение - нет. Бабушка частенько ворчала, что внучке не помешали бы розовые очки: мол, негоже выискивать в хороших людях недостатки, кто ищет - тот всегда найдет. Только любовь может превратить девчонку в настоящую женщину.
        - Когда полюбишь, ma cherie Alexandrine, - улыбаясь каким-то своим мыслям, повторяла она, - то все равно станет, высокий ли, низкий, бешеный или там скромник. Твой будет - и все.
        Alexandrine слушала, соглашалась почтительно и даже пыталась следовать мудрым бабушкиным советам. Как дочь человека влиятельного, она хорошо усвоила, когда надо улыбнуться или пошутить, чтобы прослыть остроумной, и недостатка в поклонниках никогда не испытывала… как и мало-мальски теплых к ним чувств.
        Оттого-то и сейчас, на свидании с Ин Юнченом, девушка заранее приготовилась если не к провалу, то к конфузу. Ну понравился ей парень, да так, что дыхание перехватило. Бывает. Но вообще - мало ли чего там, под дождем, показаться могло! Истина все равно ведь рано или поздно откроется. Стоит им только сесть друг напротив друга, заказ сделать, разговор завести - тут-то они и полезут, несовершенства, никуда не денутся.
        Чувства - так вот давным-давно решила для себя внучка Тьян Ню - требуют практичного к себе подхода. Доброжелательное понимание того, с какими изъянами в избраннике человек готов мириться, - вот что такое настоящая любовь.
        Вот, например, бабушка с дедушкой. Столько лет вместе прожили - тут уж, понятно, не до нежностей. Страсть - плохой фундамент для отношений, договор и дружба - другое дело.
        Девушка вспомнила невзначай, как подсмотрела однажды за уважаемым дедом своим: человек он был хороший, не строгий, но подарков делать совсем не умел. Какой смешной и нелепый букет - не букет даже, а веник, другими словами не назвать! - притащил он в тот раз бабушке на день рождения! Трава какая-то непонятная во все стороны торчит, розы с лилиями вперемешку - ужас.
        Если б Тьян Ню была поноровистее, понесдержаннее, ох и досталось бы дедушке! Она же лишь улыбнулась, просветлела вся, засияла. Приняла дар, как и положено хорошей жене, поблагодарила. Уважение и желание сотрудничать, все так.
        Так что по поводу Ин Юнчена девушка не обольщалась. И когда он припарковал свой мотоцикл неподалеку от небольшого, спрятавшегося между небоскребами бара, она, уже слегка успокоив разбушевавшееся было сердце, последовала за ним с твердым намерением развеять невесть откуда взявшееся наваждение. Одно неидеальное свидание - вот и все, этого будет достаточно, чтобы освободиться от несвоевременной симпатии к незнакомому и явно невоспитанному парню. Наверное. Нет, точно.
        «В чем же, - размышляла Саша, усаживаясь за столик, открывая меню и упорно стараясь не краснеть при взгляде на своего спутника, - он ошибется? С излишним усердием наляжет на коктейли? Отпустит сальную шуточку - из тех самых, про очень большие глаза?»
        К счастью (или к сожалению), она даже представить не могла, что ждет ее впереди.
        Ин Юнчен никогда не отвлекался на частности, когда перед ним была ясная, простая и желанная цель. Первое свидание, второе или там пятнадцатое - разницы, по его мнению, не было никакой. «Если, - всегда растолковывал он друзьям, - парень вообще девушку пригласить решил, а она возьми да и согласись, так разве заранее не понятно, чем все дело закончится?»
        Друзья реагировали по-разному. Великан и добряк Чжан Фа только и делал, что флегматично пожимал плечами: он, личность на редкость неконфликтная, еще с университета привык во всем со своим товарищем соглашаться. К тому же эта лихая теория всегда подтверждалась практикой - девушки, которые ходили с Ин Юнченом на свидания, в итоге неизбежно оказывались сначала в его квартире, а потом и в кровати. Для Чжана Фа это был такой же незыблемый природный феномен, как собственная немалая физическая сила или наступление сезона дождей.
        Пиксель же подобный подход к делам интимным решительно не одобрял, мучился, страдал и обзывал приятелей ослами и балбесами. Он, натура утонченная, прекрасных дев предпочитал завоевывать не наскоком, а сладкими речами и комплиментами.
        - Первая встреча, - соловьем заливался Ю Цин на вечеринках и попойках, - подобна нежному бутону, что готов раскрыться навстречу солнцу! Прояви неосторожность - и вот уже завял он и усох. Один лишь неверный шаг, одно только слово…
        - Предки! - только и вздыхал на это Ин Юнчен. - Какое, к чертям, слово! Ну не дурак ли ты? Она тебе нравится, ты ей нравишься - к чему тут вообще разговоры-то?
        Этот животрепещущий вопрос они с друзьями с похвальным энтузиазмом обсуждали каждый раз, как подворачивался повод, и сейчас Юнчен с досадой думал, что, может, в нотациях Пикселя имелся какой-никакой смысл.
        Потому что в этот раз девушку он подцепил явно непростую, и выяснилось это довольно быстро. Едва отошел от их столика официант, принявший заказ, Сян Джи улыбнулась ему, этак лукаво склонила головку набок и спросила многообещающе:
        - А чем мы займемся после обеда?
        Ин Юнчен, не сдержавшись, поперхнулся, сразу представив… всякое. Воображение у него - это все говорили - было богатое, поэтому картинка перед внутренним взором нарисовалась вполне себе манящая. «Любовью, чем еще», - едва не брякнул он сгоряча, но вовремя прикусил себе язык.
        Слава всем богам, инстинкт - чутьем на ловчие ямы называл это настырный Пиксель, начитавшийся в свое время древних поэтов, - остановил его вовремя. Слишком уж ярко сияли девичьи глаза, так и заманивая в западню: давай, мол, отвечай, я жду, я слушаю.
        «И правда ведь лиса, - прищурившись, подумал он. - Ну, на всякую лису найдется свой дракон, э?»
        Вслух же, улыбаясь как можно приятнее, Ин Юнчен сказал совсем другое.
        - Как - чем? - делано изумился он и взмахнул ресницами не без намека. - Стихи читать будем! Однозначно стихи - это мой выбор.
        Теперь пришла ее очередь удивленно таращить глаза и всячески пытаться справиться с изумлением.
        - Н-неужели? - чуть заикаясь, выдавила наконец мисс Сян, и в этот самый момент официант подскочил к их столику и ловко начал расставлять перед ними блюда и чайнички с напитками. - Какие же?
        - О, - воодушевился парень, с аппетитом отправляя в рот кусочек обжаренной до золотистой корочки говядины. - Разве ж возможно выбрать? Всякие! И те, что покороче, такие, знаешь ли, гладкие… округлые. Но и длинные тоже хороши, слово за слово, и вот они уже перед тобой, холмы гармоний и пещеры, мм, тайн и познаний.
        Барышня побагровела и как-то на редкость прицельно, по-снайперски, ткнула палочками в крупную креветку на своей тарелке. Ин Юнчену показалось, что несчастное ракообразное, нанизанное на деревянный конец палочки, выпучило глаза еще отчаяннее. Разговор определенно начинал ему нравиться, и он, ухмыляясь, решил, что пришло время сменить тактику. Внезапность - кинжал в рукаве полководца, не так ли?
        Поблагодарив про себя просвещенного Ю Цина, то и дело таскавшего их с Чжаном Фа на выставки, поэтические чтения и прочие сногсшибательные и зубодробительные мероприятия такого рода, парень потянулся через стол и взял в ладонь руку Александры. Девушка встрепенулась.
        - Послушай, например, - совсем другим тоном произнес Ин Юнчен, дотронулся до ее тонких пальчиков и, ничуть не смущаясь официанта, столбом застывшего поблизости, процитировал заранее заготовленное стихотворение русского поэта: - «О, как божественно соединенье Извечно созданного друг для друга!»[22 - Стихотворение Н. С. Гумилева.]
        Сян Джи открыла рот, а потом, не найдя слов, вмиг запунцовела, и Юнчен вдруг едва ли не с ужасом почувствовал, как ехидная усмешка сползает и с его губ. Девушка опустила глаза, но своей руки не отняла, и так они и сидели несколько долгих мгновений.
        - Да, - наконец откашлялся он, - стихи.
        - Идиот, - тихо сказала его спутница и впервые за все время, что они провели вместе, посмотрела на него прямо и открыто, без подозрений и сомнений.
        Саша пребывала в растерянности. Это было невозможно, но Ин Юнчен будто чуял все ловушки, которые она расставляла для него. Ни разу он не промахнулся, не сказал глупости или пошлости. И руки… руки у него были не холодные и липкие, а вовсе даже наоборот - теплые и твердые, будто нагретый на солнце, обкатанный морем камень.
        Придраться ей было решительно не к чему, и это девушку пугало.
        Потому что по всему выходило, что если он после обеда предложит ей заняться… стихами, то она вполне может согласиться. Вот и где, спрашивается, ее хваленое воспитание?
        Пытаясь отвлечься от таких вот мыслей, девушка открыла сумочку в поисках телефона: надо было проверить, не обнаружили ли родители побег своей блудной дочери. Дисплей не отобразил неотвеченных вызовов, и Саша вздохнула с облегчением. Взгляд ее упал на маленький шелковый мешочек, в котором ждала своего часа терракотовая рыбка.
        Девушка достала ее, повинуясь неожиданному импульсу. Безделушка, изгибая свой выточенный из камня хвост, застыла на ее ладони: маленькая, смешная, пучеглазая.
        Ин Юнчен придвинулся поближе, так, что плечи их соприкоснулись, и наклонился, чтобы рассмотреть фигурку.
        - Талисман? - спросил он с любопытством.
        - Бабушкин подарок, - отозвалась мисс Сян и протянула ему рыбку. - Я как раз сегодня ее собиралась показать специалисту по древним артефактам, вроде бы она старинная.
        Юнчен завертел фигурку в пальцах, поднес поближе к глазам и зачем-то смешно сморщил нос. Девушка прикрыла рот ладонью и рассмеялась, отгоняя вдруг невесть откуда взявшийся страх. Почтенная Тьян Ню писала, что именно рыбки стали причиной их с сестрой путешествия во времени. Кто знает, вдруг сейчас и она с Ин Юнченом…
        Высокий женский голос вдруг ворвался в ее мысли, сбил с толку. Саша обернулась и с удивлением увидела, что к их столику через весь ресторан идет, улыбаясь, эффектная девица в оранжевом платье. Была она, прямо сказать, хороша - стройная, быстрая, белозубая.
        - Ин Юнчен! - с придыханием завывала сия незваная гостья, бодро стуча каблучками по деревянному полу. - Как я рада тебя видеть, котик!
        - Котик? - беззвучно повторила Александра и приподняла бровь.
        Лицо ее спутника скривилось и помрачнело.
        - Это, - с неудовольствием пояснил он и поднялся из-за стола, - моя, э, знакомая. Прости, я… сейчас.
        Девица же не теряла времени даром. Подскочив к Ин Юнчену, она с привычной, уверенной фамильярностью обняла парня за плечи, привстала на цыпочки и игриво прижалась губами к его щеке. Саша поначалу оторопела, а потом разозлилась, да так, что сама себя испугалась. Холодный, жгучий огонь льдом опалил ее кровь, и девушка сжала руки, скручивая в ладонях салфетку, будто шею своей внезапной соперницы.
        Откуда вдруг взялась эта вот яростная ненависть, она и сама понять не могла. Никогда прежде мисс Сян не испытывала ничего подобного.
        - Послушай, Мэйли, - говорил между тем Ин Юнчен, безуспешно пытаясь выскользнуть из весьма цепких объятий предприимчивой красотки, - я занят. Очень.
        - Чем? - хихикая, интересовалось оранжевое платье, окатывая Сашу презрительным взглядом. - Подружку своей матушки развлекаешь? Брось! Пошли лучше веселиться, как прежде, раз уж встретились! Ты, я и кровать…
        - Котик, - с ядом в голосе высказалась Александра, взяла со стола свою рыбку и, аккуратненько положив на стол изнасилованную салфетку, встала.
        Терпеть подобное обращение внучка Тьян Ню была не приучена. Она, конечно, вполне могла оскорбить мерзкую стерву в ответ, но… «Не уподобляйся низким», - учила ее бабушка, и в данном конкретном случае именно так девушка и была намерена поступить. Схлестнуться с какой-то склочной, вульгарной подстилкой из-за мужчины? «Ну нет!» - заскрипела зубами Саша и, вильнув бедром, обогнула Ин Юнчена и его «э, знакомую».
        Парень, чернея лицом, рванул было за ней, но девушка сейчас ни слышать, ни видеть его не желала.
        - На чай, - отчеканила она, достала из кошелька банкноту, сунула ее Ин Юнчену в руки и быстрым шагом вылетела из бара.
        На улице было людно, и поначалу мисс Сян решила, что затеряется в толпе. Там этот… этот чертов повеса, этот распутник, этот блудливый волокита ее уж точно не найдет! Девушке повезло: едва она сбежала по ступенькам, поблизости затормозило такси. Вскинув руку, Сян Джи подлетела к машине, запрыгнула в салон - и очень вовремя, потому что в этот самый момент на выходе из бара показалась фигура молодого человека.
        - Национальный дворцовый музей! - рявкнула девушка первое, что пришло ей на ум, и водитель, кивнув, завел мотор.
        Откинувшись на спинку сиденья, Александра отвернулась от окна. Идеальное свидание, ха! Предназначенный судьбой мужчина, как же! Все-таки, наверное, даже мудрая Тьян Ню могла… не ошибаться, нет, но мерить иных по себе. Ей ведь повезло повстречать дедушку, чья любовь была бескрайней, как море. Не всем суждено такое счастье.
        Такси уносило ее от бара и от парня, чей голос и слова заставляли ее раз за разом терять голову, и Саша сама не понимала, что чувствует. И злость, и разочарование, и печаль - эмоции смешались в ее груди в клубок, перепутались, переплелись. Вздохнув, она в раздражении ударила кулачками по коленям и поняла, что до сих пор сжимает в ладони бабушкин подарок.
        - Вот чем надо было заниматься, - пробормотала девушка себе под нос, - а не тратить время на этого ловеласа!
        Что ж, еще было не поздно. Ассистент профессора Кана сказал, что будет ждать ее после обеда, вот к нему она и поедет. Может, судьба просто преподала ей сейчас урок: мол, не отвлекайся на смазливых мужиков, когда в руки тебе попала такая тайна!
        Сжав губы, Сян Александра Джи решительно кивнула.
        Снова! Снова Сян Джи умудрилась сбежать от него! От него!
        Ин Юнчен был зол. Ему хотелось крушить, кромсать, ломать и буйствовать, и он едва сдерживался от того, чтобы не сорвать свою злость на Мэйли, которая вообще-то вполне заслуживала хорошей взбучки. Когда-то его развлекал ее по-змеиному изощренный, злобный характер. Встречи с ней были похожи на поход в террариум - Мэйли шипела, брызгала ядом и извивалась, как кобра, и Юнчен, всегда любивший опасность, забавлялся, глядя, как хитра она бывает с мужчинами и жестока - с женщинами.
        Впрочем, девица быстро наскучила ему. Порой, если находило подходящее настроение, он звонил ей - где-где, а в постели его злонравная подружка была хороша. Но верно говорят: приюти в своем доме змею, и рано или поздно она вопьется тебе в сердце. Вот и он доигрался.
        Ин Юнчен сжал зубы. До сих пор ему и дела не было, о кого там точит свои когти Мэйли, но Сян Джи…
        Сян Джи принадлежала только ему, и никому не было дозволено трогать ее.
        Молодой человек застыл на пороге бара, с яростью глядя на быстро удаляющееся такси. Позади него тихо хихикнула Мэйли - конечно же она не могла не посмотреть, чем закончилась ее выходка.
        - Ну вот, - прощебетала девица и положила ладонь с ухоженными ровными коготками ему на плечо. - Теперь, когда мы избавились от того, что сидело за твоим столиком… это существо было женского пола, верно? Так вот, теперь…
        Ин Юнчен развернулся, едва ли не скалясь. Мэйли, увидев его исказившееся лицо, приподняла было брови, заулыбалась, но потом нахмурилась.
        - Что? - капризно поинтересовалась красотка. - Ну, Юнчен, не злись. Я так скучала! Неужели нельзя чуть пошутить?
        - Ты… - медленно, не торопясь рыкнул он и шагнул вперед. - Пошла прочь.
        Глаза Мэйли округлились, губы задрожали. Она попятилась, уперлась спиной в дверь бара, быстро мигая.
        - Котик, - пролепетала девица, все еще не веря, что разозлила его всерьез.
        - Прочь! - взревел Ин Юнчен и, отвернувшись, бросился к своему мотоциклу.
        Сян Джи не убежать - по крайней мере, от него. Он догонит ее и, если понадобится, уговорит, убедит, очарует… завоюет. Он не остановится - не бывало еще так, чтобы мир не прогибался под него.
        Черный байк под руками Ин Юнчена зарокотал, вздрогнул, будто неприрученный дикий зверь, и через несколько мгновений сорвался с места, набирая скорость. Лиса может быть сколь угодно хитра, но от дракона ей не уйти.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ЛЮСИ
        Люся поняла, что пора валить, как только вернулась в отведенную ей комнату после непродолжительной, но приятной прогулки по саду в компании с генералом Сяном. Она бы и дольше побродила с молодым красавцем по дорожкам, посыпанным белоснежным песком, вдоль прудов с карпами, нюхая экзотические цветы и внимая пению райских птиц, но у благородного спасителя своих дел было невпроворот. Дом, куда Сян Юн привез спасенную девушку, оказался вовсе не его собственным, а попросту захваченным по дороге поместьем какого-то местного чиновника. Сам хозяин, некстати возглавивший оборону имения во главе отряда слуг, успел лишиться головы, и тело его давно остыло. А покои, в которых так славно отдыхалось небесной гостье, принадлежали хозяйке. Как, впрочем, и шелковые одежды, и даже заколки для волос. Судьбой семьи чиновника Люся предпочла не интересоваться. Некоторые вещи лучше не знать.
        Теперь-то ей стало понятно, почему во взглядах челяди крылось столько страха и ненависти. Уж не ее ли, хулидзын, эти люди считают повинной в своих бедах?
        Отважного генерала Сян Юна такие мелочи совершенно не заботили. А вот Люсю - очень даже. Особенно когда спаситель обмолвился, что ее с собой брать не собирается.
        - Надеюсь, прекрасной хулидзын понравилась эта жалкая хижина. - Генерал широким жестом обвел поместье. - С красотами Девяти Небес ей, конечно, не сравниться, но оставаться здесь все же уместней, чем…
        Он не стал продолжать, очевидно щадя чувства небесной лисы, и не напомнил ей о клетке и борделе, но Люся услышала и поняла главное - дальше ей с Сян Юном не по пути.
        Можно было, конечно, уговорить или попытаться пригрозить гневом Яшмового Владыки, и Людмила даже всерьез обдумывала эту идею, когда возвращалась в комнату… Но едва вошла, поняла: бесполезно.
        На изящном расписном столике исходил паром пузатый чайничек, а рядом на подносе возвышалась целая пирамида сладостей. И сушеная хурма, и рисовые пирожные, и давешние персики, и еще что-то неопознанное, но крайне аппетитное на вид.
        Если бы у Люси на хребте росла шерсть, как у настоящей лисы, сейчас она встала бы дыбом.
        - Что это? Откуда? - резко спросила она служанку, имени которой так и не удосужилась пока узнать.
        - Это… - пролепетала та, отпрыгнув от столика и угощения. - Это от почтенного господина Сян Ляна… для вас, госпожа…
        «Да чтоб тебя! - высказалась про себя Люся, добавив несколько очень крепких русских выражений и чувствуя, как растекается по ногам холодное оцепенение, а недавно съеденные персики каменеют в желудке. - А он времени не теряет, этот хитромудрый дядюшка!»
        Сложно себе вообразить намек толще. Да, это было оно - последнее китайское предупреждение, которое гласило: «Убирайся, и быстро, иначе я собственноручно тебе яд в глотку затолкаю!»
        - Кто-нибудь… это трогал? - ровным голосом молвила Люся и тут же поджала нижнюю губу, предательски дрогнувшую. - Ты… как там тебя… Ты это не ела?
        - Ваша слуга не посмела бы, госпожа небесная лисица!
        Но взгляд исподлобья, которым служанка неуловимо скользнула по «небесной лисе», насторожил Люсю еще больше. Почудилось в этих глазах некое предвкушающее любопытство, словно девчонка прекрасно знала, что там, в чайничке. Или в сладостях. Знала и ждала. Еще одна охотница до ливера хулидзын?
        «Прекрасно! Эдак если меня дядюшка не отравит, то эта красавица придушит, а не справится сама - помощников кликнет. Разорвут на сувениры, с-сволочи! Ишь, как глазоньки щурит…»
        - Поди прочь, - процедила Люся, но служанка не двинулась с места. И тогда «хулидзын» вызверилась даже не по-лисьи - по-волчьи.
        - Что, курва желтомордая, ждешь, пока я тебе пинками ускорения придам? Пошла вон!
        И зарычала, оскалив зубы.
        Служанка, пискнув, шустро отползла, а потом и вовсе опрометью выскочила из комнаты.
        - С-сволочи… - выдохнула Людмила и в сердцах пнула столик так, что и чайник, и лакомства разлетелись по комнате. - Ну ладно, гады. Держитесь у меня.
        Как всегда в минуты опасности, злость помогла разбить мгновенное оцепенение, словно пешня - некрепкий еще лед, и Люся вихрем метнулась по комнате, сшибая широкими рукавами ханьфу всякие мелкие побрякушки и безделушки. Почти не напрягаясь, она подперла дверь каким-то комодом, а потом принялась методично обыскивать покои на предмет хоть чего-то ценного. Бежать с пустыми руками - вообще неразумно, а уж по древнему Китаю… А бежать надо, и как можно быстрее. В помощь генерала Сяна верилось слабо. Отважный «сын Белого императора», кажется, с небесной лисой уже наигрался, предсказание свое получил, а ссориться из-за нее с единственным старшим родственником явно не станет. Держать при себе хулидзын он тоже не намерен. А оставаться здесь - значит, гарантированно быть растерзанной прежде, чем пыль осядет за хвостом коня Сян Юна.
        Выбраться из поместья, пока тут квартирует генерал Сян, нереально, солдаты на каждом шагу. А вот сразу после того, как он уйдет, - самое время. Но пока надо еще придумать, как именно сбежать, а потом странствовать среди азиатов белокожей женщине, облаченной в длинное и чертовски неудобное ханьфу.
        Но тут в дверь кто-то тихонько постучал.
        Люся, как раз обдиравшая со стены драпировку, чтобы соорудить из плотного куска ткани что-то вроде заплечного мешка, замерла, тревожно глядя на дверь. Интересно, стучатся ли китайские убийцы? Быстро прихватив вазу потяжелее, девушка строго спросила:
        - Кто там?
        - Уважаемая хулидзын, это я, - сказал генерал Сян. - Позвольте мне войти, сделайте милость.
        Люсю так и подмывало продолжить содержательный разговор фразочкой: «Чего надо?» или «Какого китайского беса?» - но с могучего генерала станется и выбить дверцу-то. Разок плечом навалится и вышибет. Так что она отложила вазу и с опаской немного отодвинула комод. В конце концов, ничего плохого, кроме хорошего, Сян Юн ей пока не сделал.
        - Пожалуйста, проходите, генерал.
        В узкий зазор Юн протиснулся с огромным трудом, с интересом огляделся вокруг и весьма высоко оценил учиненный лисой разгром. Он бы сам не смог сделать больше, чтобы превратить опочивальню в развалины. Еще лучше генерал понимал причину поступка небесной лисы. Носком сапога он поддел черепки чайника и сочувственно улыбнулся:
        - Я вижу, мой дядя уже выказал вам свое почтение.
        Не испытывая к врагу должного уважения, Сян Лян подсылал к тому убийц. Все же яд стоил дорого.
        Люся вздохнула, не скрывая облегчения. Приятно, когда тебя понимают без лишних слов. А раз так, то и вилять не стоит. По идее прямые и честные воины должны ценить прямоту и честность.
        - Видите ли, генерал Сян, - откровенно призналась она. - Мне на Небеса возвращаться рановато. Не выполнила я еще задание Яшмового Владыки. Так что, боюсь, мне сушеная хурма и этот прекрасный чай впрок не пойдут.
        - Такое никому впрок не пойдет, - согласился Сян Юн. Свои сомнения относительно других людей он привык разрешать с помощью меча, а не яда. За что был неоднократно руган дядюшкой.
        И в этот миг его посетила новая и нетривиальная мысль.
        - А могу ли я чем-то вам помочь? Чтобы задание Яшмового Владыки было исполнено до конца? - вкрадчиво спросил он.
        - Докучать вам и вашему дядюшке своим обществом и дальше я не намерена. Так что… За более подходящую для путешествия одежду и связку монет я буду бесконечно благодарна, - без обиняков выдала Люся, добавив: - И Яшмовый Владыка - тоже. Надо же мне узнать, чем у вас тут, на земле, дело кончится. Узнать и доложить, - она ткнула пальцем вверх, - Самому.
        Яшмовый Владыка умел подбирать кадры, а ответственных исполнителей поручений командования генерал Сян ценил очень высоко.
        - Почему бы и нет? А взамен вы не хотите немного уточнить свое предсказание? - Юн все же решил чуть-чуть поторговаться. Но не из корысти, нет. Просто из любопытства.
        Девушка открыто посмотрела на него, покачала головой и прямо ответила:
        - А зачем? Вы свою судьбу уже держите обеими руками за хвост, генерал Сян, так какие вам нужны предсказания? Конь у вас есть, меч - тоже, силы и храбрости хватает. Так что все в ваших руках. Отважному человеку покоряются даже Небеса, не то что земные царства.
        И это дополнение понравилось Сян Юну еще больше, чем само пророчество. Сильный человек всегда сам добивается своей цели. Оказывается-то, Яшмовый Владыка его прямо насквозь видел.
        - Хорошо. Тогда подождите меня здесь, благородная госпожа хулидзын, ничего больше не громите и никуда не выходите из комнаты. Я скоро вернусь, - пообещал Юн.
        Хулидзын была довольно высока для женщины, хотя и порядком ниже генерала. Но так даже проще. У него в отряде имелось несколько юношей подходящего роста, у одного из них в походном мешке нашлась запасная одежда. Бамбуковую шляпу Юн позаимствовал у старичка-садовника, а деньги - из дядюшкиной шкатулки, посчитав сей безвозвратный заем своим вкладом в общемировую гармонию. В итоге выходило, что одной рукой Сян Лян подсыпал яд, другой - помогал лисе сбежать. В будущем воплощении дядюшке деяния взаимно зачтутся.
        Наконец-то подходящий наряд! Люся радостно ухватила сверток и, совершенно не стесняясь генерала, принялась переодеваться. Чего смущаться-то? Тот, кто видел ее в «лисьем» костюмчике в грязной клетке, видел все.
        Натянув свободные штаны и запахнув мужской халат-пао, девушка почувствовала себя гораздо уверенней. А уж мягкие сапоги вместо легких матерчатых тапочек и вовсе вызвали прилив энтузиазма. Теперь-то другое дело! Долгополое женское одеяние, конечно, красоты было несказанной и в любое иное время Люся с удовольствием его носила бы, но по китайским холмам, горам и долам в шэньи особо не поскачешь. Только колючки рукавами собирать.
        Догадливый генерал добыл ей шляпу, спасибо ему. Но чтобы еще надежней прикрыть волосы, Людмила плотно повязала голову шарфом. И осталась собой вполне довольна.
        Благородный князь Чу, разумеется, не стал бы подглядывать за переодевающейся женщиной - ни за смертной, ни за небесной. А вот узнать, есть ли у хулидзын хвост, Сян Юну очень хотелось. Но генерал вовремя напомнил себе: он - взрослый мужчина, а не буйный несдержанный подросток.
        - Можете поворачиваться. Ну как?
        Юн критически оглядел хулидзын, обойдя со всех сторон, поцокал языком и, ни мгновения ни колеблясь, протянул кинжал.
        - Пригодится в дороге.
        Все же Яшмовый Владыка одарил небесную лису очень женственными формами. Что в общем-то вполне логично. Ей же положено мужчин искушать.
        - Благодарю. - Люся взвесила оружие на руке и привычно сунула его за пояс. Мыкаясь по просторам бывшей Российской империи, пылающей в огне смуты, и не такому научишься. Она поглубже нахлобучила шляпу и плотно завязала тесемки. И призадумалась. Генерал Сян чем дальше, тем больше ей нравился, не так, как может нравиться мужчина, но… Что-то отчаянное в нем было, что-то почти знакомое. И Люся решилась:
        - Кстати, генерал. А вы в императорском дворце скоро быть собираетесь?
        Юн понимающе ухмыльнулся:
        - Это как быстро ваше пророчество исполнится. Но - да, планирую обязательно. А что?
        - Да туда сестру мою увезли, небесную деву, - вздохнув, призналась девушка. - Нас с ней на землю вдвоем послали. А тут сразу как налетели эти, из Цинь, как схватили нас! Сестрица моя - дева нежная, тревожится обо мне наверняка. Я-то не пропаду, а вот ее из другой глины лепили, - и добавила, почуяв, что именно такое уточнение придаст ее словам веса: - Я сама от наложницы родилась, а сестра - от старшей жены, потому я - хулидзын, а она - небесная дева. Если вдруг встретите ее во дворце, передайте, что я жива-здорова.
        - Непременно, - решительно пообещал Сян Юн, справедливо полагая, что Яшмовый Владыка оценит его услуги по достоинству. - Идемте со мной.
        Охрана ухом не повела. Мало ли кто к генералу на доклад ходит. Может, парень в бамбуковой шляпе - шпион с важной вестью?
        Потом Сян Юн помахал убегающей девушке на прощанье рукой. Все же отличное вышло приключение в череде скучных будней.
        - Удачи! - искренне пожелала ему Люся, растворяясь в густой древней ночи, как настоящая лиса.
        СЯН ЮН
        От стариковских наставлений только одно спасение и осталось - война. От дядюшки Ляна никакого спасу не было. С того момента, как хулидзын объявила волю Небес, часа не проходило, чтобы дядя не являлся по беспечную душу подопечного с одной лишь целью - лекции читать про всяческие лисьи проказы. Ни поесть, ни выпить, ни поспать в охотку.
        Утром ни свет ни заря он взялся за племянника снова. На этот раз Сян Лян пошел в бой, вооружившись бамбуковым свитком с очередной поучительной историей, повествующей о том, каким образом лисы в людей превращаются.
        - …Тогда берет она теменную кость покойницы, кладет ее себе на голову и начинает кланяться луне, - вещал дядюшка, став в изголовье пытающегося подремать еще чуть-чуть генерала.
        - Тьфу, гадость какая! - поморщился тот, переворачиваясь на другой бок.
        - А я тебе о чем? Это же нужно могилу разорить, чтобы такое сделать.
        Сян Юн душераздирающе зевнул, с огромным трудом разлепляя веки. Рядом на низком столике стояла ваза с мочеными сливами на случай, если накануне грозный генерал злоупотребил хмельной радостью. Однако довольный своей проделкой Юн вчера заснул сном невинного младенца. И снились ему та-акие небесные девы, что пальчики оближешь. Он злорадно покосился на кислую дядюшкину физиономию. С ним никакого похмелья не надо, так с души воротит. Так что сливы пришлись ко двору.
        - Дальше-то что? Если уж разбудили меня, то до конца рассказывайте, - проворчал Юн и плюнул сливовой косточкой, метя в кувшин.
        - Если превращению суждено совершиться, то кость удержится на голове при всех поклонах. А не удержится - стало быть, не бывать превращению!
        - Занятно. И сколько поклонов нужно отбить?
        - Сорок. А затем оборотень покрывает тело древесными листьями и лепестками цветов, чтобы они превратились в роскошные новые одеяния.
        - Так хорошо же! - делано рассмеялся Сян Юн, чувствуя, что забава ему надоела. - Не нужно на одежду тратиться. Сплошная выгода.
        - А еще…
        - Все! Хватит! - рявкнул генерал, сменив милость на гнев. - Надоели мне ваши дурацкие сказки, дядюшка! От них у меня все планы из головы вылетели.
        Это мгновенное превращение из добродушного милого юноши в дикого зверя Сян Ляна пугало более всего. Племянник краев не видит и в пылу злости может не поглядеть ни на родство, ни на выгоду.
        - Ради твоего же блага стараюсь, - проворчал он. - Выгони лису, а лучше - убей, и дело с концом.
        Но Юн уже не слушал. Он кликнул слуг, приказал подать доспехи, оружие и седлать коня.
        А чтобы в уши не просочились разумные речи старшего родича, принялся песню горланить. Из чистой вредности.
        И снова дорога,
        Я снова в дороге, в пути…
        Простился я с другом -
        Не знаю, увижу ли вновь.
        Звезд в небе не счесть,
        Так меж нами шагов не сочтешь.
        Мой путь бесконечный
        До края высоких Небес…
        Сян Лян выдохнул с облегчением. Теперь-то уж точно самое последнее, о чем думает бешеный племянничек, так это какая-то хулидзын.
        ТЬЯН НЮ
        С самого раннего утра дедушка Линь Фу занялся своим любимым делом - он маялся дурью. Сначала приказал служкам испечь большую овсяную лепешку, а, заполучив желаемое, уселся на пороге дома и, посыпая ее солью, принялся приговаривать: «Идет-идет бедная лошадка, ножка у нее болит-болит… Ай-ай-ай… Буду-буду лечить лошадку…» Затем он положил немудреные слова на какой-то варварский мотив и несколько часов подряд пел без остановки.
        Догадаться, чего ради затеяно представление, Таня даже не пыталась. Но уж точно не из-за нее или остальных обитателей деревни. Старый даос жил в особом мире, где здравый смысл не работал, но никто в деревне на причуды Колобка внимания не обращал. В хрупких домишках текла обычная жизнь - мужчины ковырялись на крошечных огородах, женщины готовили что-то немыслимо ароматное или же сосредоточенно шили, галдящие, точно сорочата, дети бегали наперегонки, но при этом все они истово служили богине Нюйве - Той, что Сотворила Людей из Глины.
        Какой-нибудь западный человек, считающий себя вершиной цивилизации, посмеялся бы над искренней верой этих простых людей. Но там, где на самой вершине горы, точно ласточкино гнездо, прилепился храм, Нюйва царила так полновластно, что даже воздух искрился.
        Когда внезапно Таня очутилась внутри, она сперва даже пошевелиться боялась. Мнилось, будто со всех сторон глядят на нее маленькие глазки глиняных статуэток. Сотни, нет, тысячи фигурок людей стояли на алтаре, вырезанном из цельной глыбы в виде исполинских каменных рук. Пухленькие девочки и мальчики, изящные девушки и стройные юноши, крепкие сильные мужчины и созревшие для материнства женщины, сгорбленные старушки и сухонькие старички - одинаковых не было, все разные, совсем как живые люди. Слепленные с любовью и тщанием из желтой глины, они словно бы ждали божественного касания, чтобы обрести жизнь, сознание и разум. А Нюйва, изображенная на фресках луноликой красавицей со змеиным хвостом вместо ног, все не являлась и не являлась. Впрочем, у богинь всегда забот полон рот - то небеса починить, то Черного дракона заколоть, то научить людей музыке.
        В святилище одуряюще пахло благовониями, ветерок теребил колокольчики, шелестели листья. На Татьяну вдруг снизошло неземное спокойствие, какое бывает только после искренней молитвы. Что-то похожее Таня уже чувствовала однажды в Успенском соборе Владивостока, когда стояла перед алтарем и молилась Господу за их с Люсей новую жизнь вне России. Ее одинокая свеча, вставленная в паникадило, упорно горела, не поддаваясь сквозняку, и казалась в тот миг путеводной звездой, что все четыре года скитаний вела двух сестер к берегу океана, к спасению. Благодать заполнила все существо девушки, и Татьяна вдруг поняла - все закончилось, и все, что они сделали, сделали правильно. За стенами собора мел снег. А на следующее утро они уплыли вместе с эскадрой Старка.
        Вниз, в деревню, вела узкая крутая тропа, и Таня всю дорогу осторожно несла в себе это волшебное чувство, страшась расплескать умиротворение и радость.
        Само собой, вредный дед-даос не захотел объяснять, каким чудом Татьяна переместилась из деревни в храм. «Фокус такой», - хихикнул он и попросил подержать козленочка покрепче, чтобы сподручнее было ранку бальзамом намазать. Ли Линь Фу в свободное от сна и винопития время лечил всякую живность - домашнюю и дикую. Таня своими глазами видела, как из чащи пришла и терпеливо дожидалась целителя у порога раненая лань. Людей Колобок тоже пользовал, но не слишком охотно, делая это в виде исключения из правил.
        - Ну, чего стоишь? Воды-то хоть притащи, - прикрикнул на Тьян Ню даос. - У коняшек рук нет, они сами себе в поилку воды не наберут. - Но, быстро прикинув, что та не так часто прикладывала тонкие ручки к важному делу, позвал на подмогу односельчанина: - Эй! Братец Чжао И, помоги-ка нашей небесной деве управиться.
        - А что с лошадкой случилось? - спросила Таня.
        В ответ - тишина. Линь Фу с видом искушаемого апсарой аскета поглядывал на лепешку.
        - А? Что? - очнулся он. - Ах, с лошадкой! Я так полагаю, какая-то двуногая скотина пыталась ей в грудь копье вогнать. Но древко обломилось, и в ране застряла огромная заноза.
        - Понятно, - вздохнула Таня. Она тоже не любила, когда страдали бессловесные твари, но, вспомнив бодливого козлика, поспешила добавить: - Лошадь я, пожалуй, не удержу.
        - Никого держать не придется. Он сопротивляться не будет.
        - Кто? Конь?
        Лукавый Колобок заливисто расхохотался, его розовые щечки мелко-мелко затряслись, пузо заходило ходуном.
        - Да ты шутница, девочка. Ох, насмешила! Конь! Бу-го-га!
        И внезапно со зверским видом откусил изрядный кусок от лепешки, сдавшись на милость победившего искушения.
        - Хорошего понемножку, верно? Нам обоим хватит. Мне и… А вот и наша лошадка.
        Несчастное животное брело по сельской улице, едва переставляя ноги. Из груди торчал кусок дерева. Масти жеребца под слоем грязи и крови было не разобрать, и с первого взгляда Таня решила, что на спине у него лежит какой-то мешок с тряпками. Одна из них - белая, в кровавых разводах, - свисала до самой земли и норовила запутать животному ноги.
        А потом «мешок» глухо застонал и медленно сполз прямо в пыль под лошадиные копыта.
        - Это же человек! - воскликнула Татьяна и бросилась к раненому на помощь.
        И не видела, разумеется, каким взглядом проводил ее Ли Линь Фу. И очень хорошо, что не видела.
        Удар о землю, похоже, добил бедолагу. Он больше не шевелился и еле дышал. Таня едва нащупала пульсацию вены на шее, подивившись, насколько крепкий народ жил в древности. «Богатыри - не вы!», что называется. В теле мужчины застряло несколько стрел, доспехи были все изрублены, одежда превратилась в клочья, а когда подоспевшие поселяне тащили его в дом Ли Линь Фу, то следом тянулась кровавая дорожка. Другой бы на его месте уже три раза дух испустил.
        В Петрограде, как и многие юные дворянки, Таня Орловская ходила в госпитале за ранеными офицерами. Она даже курсы медсестер посещала, и не без успеха. И возле израненного древнего воина Татьяна не растерялась, как, должно быть, ожидал Колобок.
        - Значит так! - приказала она двум женщинам, что прислуживали даосу. - Воды чистой согреть, бинтов… ну, то есть длинные полоски ткани приготовить! И снимите с него все это… тряпье.
        Смущение тут было ни при чем. Татьяна видела мужчин не только без подштанников, но и без головы, а также без рук и ног. Но как снимать с бесчувственного тела кольчугу в отсутствие слесарного инструмента под рукой, она даже не представляла. А сама направилась на поклон к Линь Фу. Не всем его снадобьям девушка безусловно доверяла, но что-то такое, подходящее для обеззараживания ран, у него обязательно должно было отыскаться. Например, рисовая водка. Пусть от пьянства будет хоть какая-то польза другим людям.
        Краткое «хм» стало ответом. Отличавшийся многословием Колобок вдруг решил дать обет молчания. Но требуемого «лекарства от всех печалей» выдал аж целый кувшин.
        Тем временем незнакомца избавили от доспехов, раздели донага и даже начали отмывать от крови.
        - Боже мой…
        На мужчине живого места не было, настолько он был посечен вражескими мечами. Поначалу Татьяна бодро включилась в процесс, попутно обрабатывая раны подручным антисептиком, но потом растерялась. Предположим, что делать с порезами, она знала. Но как достать наконечник стрелы?
        - Дедушка Линь Фу! - позвала Таня, стараясь перекричать пищащих служанок.
        - Ну и голос у тебя, - фыркнул тот. - Ты на Небесах глашатаем была, что ли?
        Даос, видимо, уже давненько стоял за спиной у Татьяны и внимательно наблюдал за ее манипуляциями.
        - Надо стрелу достать.
        - Так вынь ее, - пожал плечами Линь Фу. - И исцели одним касанием. Или тебе мое разрешение требуется? Гляди-ка, парень красивый, явно благородных кровей. Выживет - будет твоим.
        И только сейчас она обратила внимание на лицо раненого. А ведь даос прав был. Густые брови, длинные ресницы, нос с едва заметной горбинкой, чувственные губы… Жаль, если он умрет, и умрет только потому, что кто-то выдает себя за божественную посланницу.
        - Я не могу, - обреченно вздохнула Татьяна. - Я не могу исцелять раненых прикосновением.
        - Понятно, - вздохнул Линь Фу. - Тогда подвинься, будем спасать героя вместе.
        ЛЮ ДЗЫ
        Вжих!
        Стрела свистнула прямо над ухом мятежника Лю, заставив приникнуть к самой шее Верного. Жеребец, умница, словно почуял, что лишь от него сейчас зависит жизнь хозяина, всхрапнул и рванулся вперед без понуканий. Но как бы ни был быстр и силен этот конь, от всех врагов не ускачешь.
        Сзади раздались разочарованные вопли, но Лю не стал оборачиваться. Зачем? Он слышал преследователей, а они отлично видели его, одинокого беглеца на единственной дороге. Путь змеился по дну глубокого ущелья, справа-слева - практически отвесные скалы, и захочешь, а не спрячешься. Всего лишь один шанс из ста оставался у Лю Дзы - доскакать до висячего моста, успеть перейти его и несколькими взмахами меча обрушить за собой. Но выдержит ли Верный? И так ли уж плохи лучники Цинь?
        Как вышло, что мятежник Лю, еще вчера - предводитель внушительного отряда числом почти в две тысячи человек, сегодня превратился в удирающего во весь опор беглеца? О, эта история вполне в духе учения Кун Цзы! И рассказывать можно было долго, а если вкратце, то дедушка Линь Фу оказался прав. Не все небесные девы одинаково полезны. Но еще правее был Цзи Синь с его вечной присказкой о красавицах, которые губят героев. Хотя Лю не винил небесную деву в собственном разгильдяйстве. При чем тут Тьян Ню, если отвезти девушку в храм вызвался он сам, да еще и обоих заместителей с собой потащил? И чья вина, что, вернувшись, Лю обнаружил войско Цинь на том месте, где он оставил свой отряд? Уж точно не небесной девы! Сам виноват, кто же еще.
        Одна радость - за полгода мятежа офицеров своих Лю Дзы выдрессировал здорово. Когда циньский генерал Ли Чжан подошел к Фанъюю, никакой «мятежной банды» там уже не было. Загодя предупрежденные местными жителями, бойцы Пэй-гуна небольшими отрядами растворились, словно туман в горной долине, едва жаркие лучи солнца приласкают склоны. Только что были тут, и уже нет никого. Недаром Цзи Синь с занудной методичностью заставлял командира разрабатывать пути отхода, а Фань Куай с утра до ночи тренировал бывших крестьян быстро разбиваться на ляны[23 - ЛЯН - двадцать пять человек.] и разбегаться по свистку.
        Все хорошо, но теперь придется и новую базу искать, и армию собирать снова. Но для начала - выжить.
        Генерал Ли гнался-то, конечно, за Сян Ляном и племянничком его, но тот из окрестностей Фанъюя уже ушел, и циньцы, прежде чем преследовать войско Чу, решили подсластить себе неудачу, схватив и казнив хотя бы мятежника Лю. Трое побратимов нарвались на циньский разъезд и тут же разделились. Этот прием у них тоже был давным-давно отработан. Спасется хотя бы один - спасет всех остальных.
        Вот так и вышло, что у Лю Дзы из всех недавних сил остался лишь конь да меч, да еще знамя, сшитое небесной девой. Но ее он не винил, нет. Некогда было. Когда над головой стрелы свищут, как-то не до дев.
        Верный снова всхрапнул и споткнулся. Сколько там еще до этого моста, пять ли, десять?
        - Давай, дружище, выноси! - крикнул Лю, склонившись еще ниже, и жеребец, услышав родной голос, снова вырвался вперед. Мелькнула мимо каменистая осыпь, какое-то дерево, иссушенное ветром… Ага! Поворот, скала, козырьком нависшая над дорогой…
        - Сто-о-ой!
        Конь взвился на дыбы и сделал несколько неровных шагов, опасно балансируя на самом краю обрыва. Мост был тут, рядом, но - вот же подлость! - по нему не то что верхом, ползком-то переходить опасно. Двойного веса сильного высокого жеребца и взрослого мужчины хлипкие досочки и обветшалые веревки точно не выдержат.
        Лю Дзы спрыгнул наземь, загривком чуя, что преследователи, от которых они с Верным вроде бы оторвались, снова настигают. Выход оставался лишь один.
        - Прости, друг! - Он сильно хлопнул жеребца по крупу, направляя его дальше по тропе. - Ты им не нужен, только я… Скачи! Вперед!
        И кто после этого скажет, что кони глупее людей? С раздраженным ржанием Верный, задрав хвост, ускакал. Командир Лю облегченно вздохнул:
        - Удачи, брат! В прошлой жизни ты генералом был, не меньше! Буду жив - свидимся!
        А сам осторожно, но твердо ступил на пересохшие скрипучие доски. Далеко внизу река, стиснутая узким каньоном, свирепо ревела, словно ее дух-дракон вел вечную битву с неуступчивыми горными духами. Но Лю Дзы вниз не смотрел и назад - тоже. Только вперед, иначе - смерть.
        И он пошел, все дальше и дальше по мосту, не останавливаясь и не уклоняясь от летевших в спину стрел, ведь каждое неверное движение стоило бы жизни. Слишком ненадежная опора под ногами, канатоходцам - и тем легче, в них обычно не стреляют.
        - Если там, на Небесах, кто-то и впрямь хочет мне помочь, - пробормотал Пэй-гун, добравшись почти до середины, - сейчас самое время!
        Видно, такая дерзость все-таки пришлась не по вкусу высшим силам, а может - удача решила поиграть с бездельником-Лю, Лю-кутилой в чет-нечет, как знать? Но какому-то меткому гаденышу удалось все-таки прицелиться, и Лю Дзы поневоле вскрикнул, дернулся, покачнулся, потерял равновесие лишь на миг… Ветхому настилу и этого было довольно. С торжествующим сухим треском, под хор радостных выкриков циньских солдат доски под Пэй-гуном проломились, и он рухнул вниз с головокружительной высоты. Рухнул и с плеском ушел под воду, словно камень, брошенный рукой играющего божества. А следом посыпались остатки моста.
        Ревущая вода, белая от пены поверху, желтая от глины в глубине, сомкнулась над головой командира Лю, и сколько бы ни вглядывались преследователи, в этой стремнине не понять было, выплыл мятежник или сразу пошел ко дну, оглушенный смертельным падением.
        - Видать, сдох, - сплюнув, подытожил циньский офицер, который к самому краю обрыва благоразумно не приближался. - Эй, по коням! Нам еще ублюдка из Чу искать!
        …Уже к ночи, несколько часов спустя, этак в пяти ли ниже по течению, где река смиряла свое бешенство, разливаясь широко и вольно, одинокий вороной конь подошел к самой воде, фыркнул, задрал голову и тоскливо и томительно заржал. И вдруг, словно услышав что-то, стремительно скакнул в сторону и умчался, растворяясь в густеющих сумерках.
        СЯН ЮН
        Бой не успел толком начаться, а циньские солдаты подозрительно разбежались в разные стороны, точно куры, испортив Сян Юну все веселье.
        - Эй, куда же вы? А ну вернитесь! - прокричал он вслед.
        Подголоски из его небольшой, но громкоголосой свиты тут же принялись улюлюкать, словно это их мечей испугались враги. Лисы любят пользоваться могуществом тигра, но сейчас не совсем тот случай.
        - Так что же вы стоите? Догоняйте! - приказал раздосадованный генерал, указывая рукой на густые заросли. - Быстро!
        Делать было нечего. Еще неизвестно, что хуже - напороться на засаду или разгневать Сян Юна.
        И конечно же, как он и предвидел, в лесу их поджидала засада. Не предвидел генерал только ее многочисленности. Циньские командиры решили взять мерзавца Сян Юна не умением, так числом, выведя против него целую армию. В чем-то они, безусловно, были правы. На медведя можно и с одним копьем выйти, и тут уж как повезет, но разумные люди предпочитают затравить его сворой собак. И что тогда толку в медвежьей силе? Разбив отряд чусцев наголову, циньцы окружили генерала со всех сторон, точь-в-точь как собаки медведя. И давай рвать. Только клочки в разные стороны полетели. Но пока вокруг толпились солдаты, их с Серым не могли издали накрыть лучники. Да и из арбалетов неудобно целиться. Себя Юн не щадил, а вот коня берег. И теперь больше всего боялся, что любимцу рано или поздно подрубят ноги, а второго такого в целом мире не найти. И когда жеребец жалобно закричал, получив рану в грудь, генерал Сян окончательно взбесился. В голове у него зашумела и без того кипящая от ненависти кровь, весь мир скукожился до пятачка истоптанной земли под копытами Серого, а все желания сосредоточились на острие меча. Их было
немного, точнее, всего одно - убивать. И уж если циньцы решили, что он - медведь, то пусть он будет самым страшным зверем в их поганых жизнях.
        Постепенно одежда под кольчугой пропиталась потом и кровью, вместе с которыми из тела вытекала жизнь. Чуский генерал слабел, чаще пропускал удары и, уже не сдерживаясь, кричал от боли.
        А потом Сян Юн, должно быть, умер. И душа его, подхваченная силами ян, устремилась в небо, без сожаления бросив тело на поживу воронью. Голову, скорее всего, выставят на всеобщее обозрение на воротах Санъяна, но это уже не важно. Совсем не важно.
        Юн открыл глаза. Боли он больше не чувствовал, и на него смотрела небожительница - дивная прекрасная дева с глазами изо льда.
        - Тьян Ню, - прошептал он еле слышно. - Здравствуй…
        «Этот человек совершенно не двигался, не стонал, а дышал так тихо, что я каждый раз пугалась. Бросалась щупать ему пульс, слушала стук сердца и молилась, чтобы он не умер. Нет, ничего такого. Просто жалко его было буквально до слез».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 7
        Где сядешь, там и слезешь
        «По сути своей мужчины не столько коварны, сколько практичны. Это мы грешим против второй заповеди, творя себе кумира из живого человека, со всеми слабостями его. А мужчины - что, они просто падают к нашим ногам израненными и гонимыми, пробуждая в нас жалость и сострадание».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        САША
        Когда такси остановилось у музея, Александра была спокойна, как утреннее небо над горой Юйшань. Увидев ее, никто не сказал бы, что меньше часа назад девушка готова была вцепиться когтями в волосы своей неожиданной сопернице. Если что она и усвоила из уроков отца, так это главный завет достойного человека - держи лицо. «За закрытыми дверями в собственном доме, - наставлял ее родитель, - может быть немирье, и это беда. Но случись так, что увидит чужие горести неподходящий человек, тогда беда станет позором и умножится стократ».
        Саша сжала губы. Не бывать такому! Ин Юнчен может провалиться в загробное царство вместе со своими улыбками, уловками, стихами и любовницами в оранжевых платьях. Больше она не попадется ему на крючок. Становиться какой-то там по счету подружкой? Ну нет. Никогда.
        Решив так, девушка расплатилась с таксистом и остановилась перед входом в музей. Сказочный белый дворец, утопающий в зелени, казалось, плыл по воздуху. Острые, загнутые края крыш, покрытых бирюзовой черепицей, походили на крылья птиц. Александра, опустив руку в карман, осторожно погладила пальцем бабушкину рыбку.
        - Скоро мы с тобой разберемся, что к чему, - прошептала она, не совсем понимая, к кому обращается - к терракотовой фигурке или к духу почтенной Тьян Ню.
        Вокруг кипела жизнь: торопились взойти по дворцовым лестницам туристы, раздавался разноголосый и разноязыкий говор, но Саша вдруг почувствовала, как будто бы натянулось, изменило на мгновение свой ход время, затихли звуки, угасли краски. На короткую и страшную секунду девушке почудилось, что Тайбэй исчез, растворился в веках, развеялся в тумане. И, будто кто-то быстро набросал на бумаге акварелью рисунок, проступила, мелькнула перед глазами незнакомая разгромленная комната, опрокинутый столик, рассыпавшиеся по полу сладости. Нос защекотал аромат зеленого чая, и словно бы издалека раздался легкий стук в дверь - в дверь, подпертую так, чтобы никто не смог войти.
        - Госпожа! Госпожа! - позвал ее встревоженный голос. - С вами все в порядке? Не кликнуть ли врача?
        Девушка вздрогнула - и видение сразу же пропало, кануло в никуда. Кусая губы и стараясь не выдать испуга от внезапного наваждения, она покачала головой и, поклонившись, извинилась за беспокойство перед парой встревоженных седых старичков.
        Взбегая по лестнице музея-дворца, Александра прилагала все возможные усилия, чтобы скрыть сотрясающую ее тело дрожь. Что за место ей только что привиделось? Кто и, самое главное, когда стучался в ту загороженную дверь?
        Глиняная рыбка, нагревшаяся в ладони, все так же безмятежно смотрела на девушку своими выпученными глазами.
        ИН ЮНЧЕН
        Он ее не нашел. Не нашел - и все, и вот что ты будешь делать, а? Не пожелала судьба вывести его на ту дорогу, по которой убежала Сян Джи. Лиса - она и есть лиса. Хвостом махнула - и поминай как звали!
        Почти час кружил Ин Юнчен по улицам Тайбэя, смиряя бушующее в душе разочарование. К проигрышам он не привык, и теперь у него никак не получалось укротить злость. И вроде рано было опускать руки - хоть битва и проиграна, война-то еще впереди! - а все равно грызла сердце досада. На телефонные звонки Сян Джи не отвечала, и, как вновь выманить ее на свидание, парень пока придумать не мог. По своей воле девушка вряд ли захочет с ним разговаривать, и неудивительно. Мэйли, надо отдать ей должное, била на поражение.
        А принуждать или там выслеживать… никогда Ин Юнчен не склонял женщин к благосклонности силой и сейчас уж точно начинать не собирался. Не было в этом ни радости, ни азарта, ни победы, а без них - зачем?
        Наконец смирившись с тем, что сегодня с Сян Джи ему не поговорить, он в раздражении вдавил педаль акселератора. Мотоцикл задрожал, как вставший на дыбы конь, и Ин Юнчен поехал быстрее, уже не вглядываясь в лица проходящих мимо девушек. Под колесами привычно замелькала дорожная разметка, тени от пальм, и байк, глотая километр за километром, загудел ровно и мощно.
        Нужно было отвлечься. Заняться каким-нибудь простым и понятным делом, чтобы не думать о том, как славно сегодня все началось и как погано закончилось. Он-то хотел…
        Ин Юнчен вдруг представил, как Сян Джи входит в его квартиру, стряхивает с ножек туфли, улыбается совсем как в баре, игриво и с намеком, и сильнее сжал руль мотоцикла. Он бы получил ее сегодня, если б не Мэйли, - такие вещи парень всегда предугадывал, чуял цепким звериным инстинктом.
        Какой она была бы в его руках? Нежной и податливой, сговорчивой и горячей, словно оживший раскаленный цветок?
        Светофор мигнул красным глазом, и Ин Юнчен затормозил на перекрестке, усмехаясь. Нет. Сян Джи не из таких, не из покорных. Она бы сражалась с ним с первой минуты до последней, и в его апартаментах, в небоскребе, пронзающем облака над Тайбэем, они бы дразнили, мучили и наслаждались друг другом до изнеможения. А потом, после, он бы гладил ее белую кожу, проводя пальцами по чуть выступающим косточкам позвоночника, а Сян Джи вздрагивала и вздыхала бы от удовольствия.
        Ин Юнчен ударил ладонями по рулю. Ну, за одним днем должен прийти другой, за первой встречей - вторая. Он не отступится, а Сян Джи… Сян Джи рано или поздно не сможет убежать. Возвращаться в пентхауз отчего-то не хотелось, и, как и всегда, подчиняясь порыву, парень развернулся и поехал к особняку своих родителей.
        Затормозив через полчаса перед прячущимся за высокой каменной стеной домом, Ин Юнчен завел мотоцикл в гараж. Сторож с улыбкой поклонился ему, придержал ворота. Парень, почти не замечая его, кивнул, а потом, ничуть не заботясь о приличиях, скинул куртку, стянул через голову майку и улегся на скамейку на заднем дворе. Норовистое тайбэйское солнце укусило разгоряченную кожу, дотронулось до татуированных плеч, и почти против своей воли Ин Юнчен заулыбался - долго злиться он не умел.
        Несколько минут он жмурился на солнце, как кот, а потом уединение его нарушили легкие шаги.
        - Ах, - сказал насмешливый женский голос, - если неподалеку ревет эта несносная железяка, значит, сын приехал. Что ты развалился на скамейке голышом, будто пьяный? Где твои манеры? Иди в дом, сынок.
        Ин Юнчен приоткрыл глаза, помотал головой и почти сразу же услышал, как тихо зашуршало матушкино платье. Через мгновение прохладная ладонь легла ему на лоб. Парню стало стыдно - с тех пор, как погибла его младшая сестренка, госпожа Ин начала с особым рвением беспокоиться о самочувствии и здоровье сына, и сейчас он явно встревожил ее своим поведением.
        - Что случилось? - уже серьезнее спросила она, и Юнчен сел, зевнул, а потом с удовольствием потянулся.
        - Неужели мне нельзя навестить своих уважаемых родителей? О предки, когда я успел попасть в немилость? - сказал он, с нежностью рассматривая матушку.
        Кругленькая, большеглазая, еще недавно она по праву могла зваться красавицей. Годы не иссушили ее гладкой ровной кожи, не согнули спины. Но под глазами госпожи Ин лежали темные тени, и улыбалась она без прежнего задора - слишком рано пришлось ей поставить на семейный алтарь фотографию погибшей любимой дочери.
        - Что случилось, сынок? - будто не услышав его слов, еще раз спросила женщина.
        Ин Юнчен улыбнулся. Жизненные тяготы не сумели сломить матушкиного характера - если она что хотела узнать, то уж узнавала. Отец всегда говорил, весело хмыкая, что своим успехом и весьма солидным состоянием он обязан жене в той же мере, что и себе самому.
        «Ужин, - пояснял хозяин дома сыну в те вечера, когда им удавалось выкроить время для того, чтобы посидеть на веранде за кружкой-другой рисового пива. - Все дело в нем. Мы когда с матерью твоей поженились, у меня лишнего цента за душой не было, зато наглости в достатке имелось! Тут я суетился, там вертелся, уставал как мул, но вечером, Юнчен, - и на этом месте отец всегда наставительно приподнимал указательный палец, - вечером она меня всегда ждала. Бывало, денег нет, чтоб по счетам расплатиться, а все равно - улыбается и ужин на стол ставит, и на сердце вроде как разом легчает. Так, знаешь, и кажется, что все по плечу, все сладится. Ее бы не было, ничего бы не было. Это ты у нас по университетам выученный, а я ж простой крестьянин. Пропил бы, проиграл денежки-то, ха! Так что ты учти - добрая женщина тебя дома будет дожидаться, все получится, а нет - так утечет удача меж пальцев как вода».
        Вспомнив отцовские слова, парень запустил пальцы в волосы и неожиданно поклонился матушке. Глаза ее расширились, и он понял, что испугал госпожу Ин еще больше.
        - Хорошо все, - отозвался он. - Вот сейчас мотоцикл мыть буду. А еще я влюбился.
        САША
        Перед тем как отправиться на встречу с профессором Каном, мисс Сян зашла в туалетную комнату и умылась. Видение, настигшее ее у входа в музей, было таким ярким, таким реальным, что девушка даже сейчас, через несколько минут, чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, закрой она глаза - и вновь полыхнет покалеченной роскошью затерянная в небытии комната, захрустят под ногами растоптанные сладости, при одном воспоминании о которых на душе становилось страшно и противно.
        «Я не просто видела это чужими глазами, - подумала Саша и уставилась в зеркало. - Я была там. Что со мной происходит?»
        Зеркало конечно же не ответило. Промокнув лицо салфеткой, девушка закрыла глаза. Что за демонов выпустила она на волю, открыв бабушкину шкатулку? До самого последнего момента жизнь ее была такой понятной, простой, упорядоченной, спокойной. Как же так получилось, что в один миг вдруг все покатилось кувырком: эти непонятные галлюцинации, ссоры с родителями, Ин Юнчен?
        При мысли о парне сердце сжалось, и дочь председателя Сяна в раздражении ударила кулачком по стене. Она не будет думать об этом самовлюбленном, охочем до юбок мужлане! Не будет - и все тут! И ей совсем не понравилось, как он держал ее за руки! И стихотворение - тоже! И вообще!..
        Вылетев из туалетной комнаты и пыхтя от негодования на собственную предательскую натуру, девушка понеслась по коридорам и переходам музея, мимо бесчисленных хранилищ и комнат. Дорогу она знала наизусть - бабушка проработала здесь всю жизнь, и залы величественного дворца были знакомы девушке так же хорошо, как стены родного дома. С каждой минутой она злилась все больше. Наваждение это было или просто игра воображения, но нигде, казалось, было не скрыться от Ин Юнчена - его улыбкой с портретов улыбались ей прославленные воины и императоры, его лицо смотрело на Сашу с бронзовых и нефритовых статуэток.
        Поэтому в кабинет профессора Кана девушка постучалась, пребывая в весьма воинственном настроении.
        Ученого старичка она знала с детства: он дружил еще с ее бабушкой, способствовал карьере отца в правительстве и хотя бы раз в месяц обязательно ужинал у них дома. Энтузиазма и лукавства профессору было не занимать - с одинаковым воодушевлением светило науки ездило на раскопки и конференции, галантно ухаживало за почтенной Тьян Ню и беззлобно трепало Сашеньку за щечку, шутя насчет счастливого жениха, которому когда-нибудь достанется такая красотка.
        Оттого-то когда перед ней распахнулась дверь в кабинет, она постаралась придать лицу выражение приветливое и милое. Не хватало еще испугать господина Кана своим поведением и рассердить отца еще больше!
        - Профессор! - воскликнула Александра с порога, даже не взглянув на того, кто открыл дверь, и поклонилась почтительно и со всем возможным рвением. - Прошу извинить меня за вторжение, но я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи и совете!
        - Кхм, - с мягким и осторожным изумлением произнес вдруг незнакомый мужской голос. - Вы госпожа Сян Джи, не так ли? Мы разговаривали сегодня с вами по телефону, но, боюсь, я не имею чести быть лично вам представленным.
        Девушка выпрямилась - и удивленно захлопала глазами. Перед ней стоял, поправляя светлую рубашку, высокий и изящный красавец. Его длинные гладкие волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, в ухе поблескивала серьга - серебряный змей, кусающий себя за хвост. Саша невольно сделала шаг назад. Если каким-то чудом старенький профессор Кан не натолкнулся во время своих археологических поездок на эликсир молодости, то этот человек мог быть только…
        - Вы ассистент профессора Кана, верно? - оправляясь от неожиданной встречи, нервно улыбнулась девушка. - Простите мою поспешность.
        - Верно, - с легким поклоном отозвался красавец. - Его ассистент, помощник и по совместительству племянник. Кан Сяолун, к вашим услугам.
        Александра почувствовала себя неловко. Стоящий перед ней мужчина был… как-то уж очень хорош. Говорил он негромко, вдумчиво, с безупречной и четкой ясностью, держался с прямо-таки завидным достоинством, а выглядел… Девушка подавила желание поправить прическу, чтобы скрыть свое замешательство, - не часто ей попадались мужчины, чья красота, деликатная и изысканная, ничем не уступала женской.
        - Я… - начала было лепетать Саша, с ужасом и внутренним возмущением чувствуя, что заикается при виде этакого совершенства, - хотела бы поговорить с… с профессором Каном. Если… если вы не возражаете.
        Ассистент, помощник и по совместительству племянник по имени Кан Сяолун не улыбнулся и ничем - ни жестом, ни словом - не показал, что заметил ее внезапное смущение и растерянность. Только промелькнула и сразу же исчезла в его глазах затаенная, вкрадчивая усмешка.
        - Ни в коем случае, - отозвался красавец и чуть отступил в сторону, приглашая мисс Сян в кабинет. - Дядюшка тоже хотел с вами повидаться, но, к сожалению, обстоятельства сегодня не благоволят нам. Незадолго до вашего прихода моему уважаемому родственнику позвонили из дома. Его личное присутствие потребовалось для решения некоторых семейных проблем щекотливого свойства, и…
        Кан Сяолун многозначительно замолк, предоставляя девушке возможность сдержанно запротестовать, уверяя, что уж ее-то вопросы и дела могут подождать перед лицом профессорских затруднений, что Саша и сделала. Внезапно ей захотелось покачать головой - разговор их просто сочился вежливостью, как жареная говядина - кисло-сладким соусом. От таких политесов впору было переодеваться в ханьфу и кланяться вельможному господину, прикрываясь широким рукавом и не поднимая ресниц!
        - Тогда, - не без сожаления сказала девушка, - боюсь, мне придется посетить господина Кана в другой раз. Надеюсь, мое присутствие не слишком вас обеспокоило…
        Профессорский племянник чуть приподнял в воздух холеную ладонь. Саша, поражаясь сама себе, послушно замолкла и в очередной раз за день рассвирепела. С какой-такой стати она, словно корова, слушается этого красавчика, стоит лишь ему пальцем шевельнуть?
        - Я говорю, - чувствуя, как в голосе прорезаются стальные нотки, повторила внучка Тьян Ню, - что пришло время мне вас покинуть.
        Кан Сяолун никак не отреагировал на ее несдержанность, лишь чуть склонил голову набок, всем своим видом выражая доброжелательный интерес.
        - Конечно, - гладким, ровным, словно речная галька, голосом прожурчал он. - Если вам так будет угодно, госпожа Сян Джи. Поверьте, мой уважаемый дядюшка менее всего желал оскорбить вас своим незапланированным отсутствием. Позвольте мне от его лица принести глубочайшие извинения за то, что вы потратили свое время на сегодняшнюю поездку.
        У девушки свело зубы от такой велеречивости. «Этому бы племяннику, - подумала она, - да в какой-нибудь дворец, советником-шептуном, что коброй вьется у трона властителя. И как у милейшего добряка-ученого в семье мог родиться такой вот… василиск?»
        - У меня нет сомнений в том, - заговорила Александра, сама не осознавая, что начинает с осторожностью выбирать слова, - что профессор Кан не по своей воле отменил нашу сегодняшнюю договоренность.
        Кан Сяолун приподнял уголки губ, чуть сощурив глаза, и девушка едва сдержала желание поежиться. Было в нем что-то гипнотизирующее - то ли эта девичья, тонкая красота, то ли размеренный тихий голос, - но ей захотелось одновременно и заткнуть уши руками, и слушать его еще и еще.
        В окна кабинета пробился дневной свет, осветив переплеты книг, рядами стоявших на полках, бронзовую фигурку Будды, аккуратно разложенные на столе бумаги. Солнечные лучи засияли на длинных ресницах профессорского племянника, и мисс Сян Джи сглотнула.
        - Дядюшка, - голосом, который походил на нож, взрезающий масло, продолжил Кан Сяолун, - страдая от невозможности лично встретить вас сегодня, просил меня послужить ему заменой. Конечно, я не могу похвастаться его опытом и ученостью, но, уверяю вас, госпожа Сян Джи, мои познания в области быта и обычаев Древнего Китая весьма обширны. Вы ведь упоминали по телефону, что вам требуется консультация по истории династии Хань? Разрешите ли помочь?
        Александра, которая уж соображала, как бы ей половчее раскланяться и сбежать от сладкоголосого красавца, в удивлении вскинула голову. Первым ее порывом было отказаться - племянник профессора чем-то неуловимо насторожил и испугал ее. Но потом, поразмыслив секунду, девушка слегка устыдилась. Мало ли кто и как разговаривает? Ничего, кроме обходительности и вежливости, она от Кан Сяолуна не видела… и что, в конце концов, может случиться, если он глянет на бабушкину рыбку?
        - Будьте так любезны, - не совсем понимая, правильно ли поступает, согласилась Саша и достала из кармана подарок Тьян Ню. - Взгляните на эту фигурку. Я хотела бы понять, имеет ли рыбка какую-нибудь ценность. Возможно, это просто безделушка, так что я заранее приношу свои извинения, если…
        Она бы говорила и дальше, но слова застряли в горле. Племянник профессора приблизился к девушке и вдруг неожиданно обхватил ладонь, в которой лежало наследство Тьян Ню, своими длинными сильными пальцами. Саша, вздрогнув, почувствовала на своей коже его теплое дыхание. Несколько долгих, пропитанных напряжением мгновений он смотрел на рыбку, полуприкрыв глаза. Лицо его, прекрасное, как у фарфоровой куклы, было неподвижно. Потом - один вздох, другой - Кан Сяолун отпустил ее руку и взглянул прямо на Александру.
        И девушке показалось: впервые за то время, что она провела с ним за беседой, он увидел ее.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ЛЮСИ
        Вольно бродить по Поднебесной Люсе неожиданно понравилось. Это ведь смотря с чем сравнивать. Край тут был обжитой, прямоугольники рисовых полей сменяли буйно зеленеющие рощи, ночи стояли теплые и звездные, дни - нежаркие, а может, девушка уже начала привыкать к климату. Не Сибирь ведь. Ну и отсутствие комиссаров с белогвардейцами радовало, хотя как раз это - дело наживное. В Поднебесной то тут то там вспыхивали бунты и восстания против власти династии Цинь, и здесь, в уезде Пэй, в каждом селении только и разговоров было, что о мерзавце Сян Юне, разрушившем целый город из-за какой-то лисы, да о храбром предводителе Лю, который, в отличие от всяких князьков из Чу, сражался с Цинь, а не с собственным народом. Недаром ведь к командиру Лю прямо от престола Яшмового Владыки спустилась настоящая небесная дева, само воплощение милости Небес! «А не какая-нибудь хулидзын», - добавляли селяне. «Мятежник Лю и с хулидзын бы справился!» - заявляли другие, а девушки, томно вздыхая и хихикая, поправляли: «Красавчик Лю»…
        За несколько дней Люся побывала в целых шести деревнях, одна другой оживленней, и под конец убедилась - местные только об этом Лю и лопочут. А небесная дева, о которой столько толков, - уж не Таня ли? Как она могла попасть к какому-то мелкому разбойнику, да еще и «милостями» его одарить, вопрос, конечно, интересный, но чего только не бывает! И вряд ли по уезду Пэй небесные девы ходят косяками, как лосось на нерест.
        Значит, решила Людмила, надобно этого самого мятежника Лю сыскать для начала, а не топать прямиком в столицу, до которой еще неизвестно, как добраться. Вот только этот самый Лю оказался поистине неуловим. Все о нем слышали, но никто не видел, а кто видел, тот, знать, помалкивал. Люся ведь не могла хватать каждого встречного и учинять ему допрос с пристрастием. Девушка вообще старалась не высовываться. В деревни заходить ей приходилось, но в неброской одежде, надежно прикрытая шляпой, она не слишком выделялась из толпы. Открытыми у нее оставались только кисти и лицо, но в пути она изрядно пропылилась и прокоптилась, а перед тем как посетить очередное селение, не забывала погуще размазать по щекам дорожную грязь. Светлых же глаз из-под полей шляпы и не видно, особенно если смотреть все время под ноги.
        От щедрот генерала Сяна самозваной хулидзын достались две полные связки смешных китайских монеток с дырочкой посередине, так что Люся не голодала, но и в загул не пускалась. Топала себе и топала по уезду Пэй, от деревни к деревне, жуя на ходу сухую лепешку и запивая водой из тыквенной фляги. И если бы не тревога за сестру, пожалуй, впервые за долгие годы Людмила была бы по-настоящему счастлива.
        К полудню четвертого дня пути девушка вышла к реке, неторопливо и широко разливавшейся среди холмистой равнины. Пологие берега сплошь заросли тростником, и Люся, решив, что ей самое время искупаться, долго искала, как бы пройти к воде. Какая-нибудь заводь с золотистым песком на дне, плакучими ивами и лотосами была бы в самый раз, но именно такого места, как назло, не попадалось. Вывозившись в иле чуть ли не по уши, девушка наконец-то нашла себе подходящую купальню. Несколько крупных камней с застрявшим между ними плавником создали этакую запруду, вполне годную, чтобы заменить ванну. Осмотревшись, она убедилась, что надежно прикрыта тростником от любых посторонних взглядов, неспешно разделась и, тихонько повизгивая, влезла в холодную, но очень чистую и бодрящую воду. Люся поплескалась, вымыла волосы, немилосердно чесавшиеся под шляпой и повязкой, а потом долго оттиралась мелким песком. Маскировка маскировкой, но приятно все-таки иногда почувствовать себя по-настоящему, до скрипа, чистой! Покончив с мытьем, девушка решила и верхнюю одежду прополоскать. К счастью, древние китайцы таскали на себе
столько слоев ткани, что половину можно было смело снимать и стирать. Разница все равно не видна. Отжав и развесив часть своих одеяний по кустам, Люся пригрелась на солнце и сама не заметила, как задремала, убаюканная идиллическим речным пейзажем, шелестом тростника и пением ветра в ивовых ветвях…
        Она проснулась внезапно, будто кто-то толкнул ее, от ощущения чужого взгляда на коже. Выхватив подаренный генералом кинжал, Люся хищно выгнулась, оглянулась - и чуть не упала от облегчения. Из шелестящих зарослей на нее влажными темными глазищами смотрела лошадь.
        То есть конь. Оправившись от первого изумления, Людмила с вновь нарастающей тревогой отметила, что это определенно конь, причем боевой. Высокий вороной жеребец, такой… роскошный, словно выпрыгнул прямо со страниц богато иллюстрированного сборника сказок Пушкина, шумно вздохнул и ударил оземь копытом. Девушка аж зажмурилась. На миг ей показалось, что сейчас из-под копыт сказочного коня сверкнет золотой дождь.
        - Ну здравствуй… - Она нерешительно протянула к вороному руку, всерьез опасаясь, что он сейчас растает от неосторожного движения, как отражение на затуманенном дыханием стекле.
        Конь помотал головой и всхрапнул. Люся заметила, что повод уздечки запутался в кустах, и жеребец пытается высвободиться.
        - Погоди, малыш, сейчас я тебе помогу… - Девушка приблизилась к лошади с опаской. «Малыш» вблизи показался огромным, как паровоз, а внимательным глазом косил так, словно примеривался, за какое место куснуть дерзкую девицу. Лошади - они вообще здорово кусаются, а уж если этакая зверюга решит пустить в ход свои зубищи…
        Но конь стоял на удивление спокойно и терпеливо ждал, пока Люся дрожащими руками распутает повод. А когда она закончила и отступила на шаг, вдруг вздохнул шумно и жарко, будто приоткрылась дверца топки паровозного котла, надвинулся на девушку и внезапно опустил голову ей на плечо.
        Люся даже чуть присела от неожиданности, да так и замерла не дыша, только сердце бухало гулко и тяжело, словно лошадиные копыта. Мягкие бархатные губы тронули ее ухо, а затем жеребец осторожно взял ее зубами за край одежды и ощутимо потянул.
        - Что?.. - выдохнула она, отмирая. И вдруг поняла.
        Боевой конь, оседланный, но без седока. Куда, к кому может он звать ее, если не к хозяину?
        - Э… ты уверен, малыш? Я, понимаешь, в этих ваших краях совсем не… Ой! Иду! Уговорил!
        Когда огромная, сильная и чуть ли не огнедышащая зверюга начинает подталкивать тебя головой, поневоле пойдешь, куда посылают. Тут одного удара копытом хватит, чтобы парочку Люсь размазать тонким слоем по земле китайской. И, кстати, кто-нибудь пробовал убежать от лошади?
        - Иду-иду! Можно хоть вещи забрать?
        Жеребец ответил нетерпеливым ржанием, которое несложно было перевести как: «Пошевеливайся, немощь двуногая!»
        - Значит, ты меня и потащишь! - Девушка сгребла в охапку свои одежки и сердито глянула на подозрительно умную скотину. Скотина оскалила зубищи и вдруг подогнула передние ноги, недвусмысленно приглашая забраться к себе на спину.
        - Господи боже, я спятила уже, наверное… - пробормотала Людмила, взгромоздясь в седло. - Эй! Ай! Не урони хоть!
        Повод она подобрала с третьей попытки, но только для того, чтобы он опять не зацепился за ветки. Жеребец, похоже, отлично знал, куда идти и с какой скоростью, а сидеть на его спине оказалось удобней, чем на маменькиной софе.
        Рассекая грудью тростники, как волны - штевнем, вороной плавно понес Люсю… куда-то. Ощущение волшебства не пропадало. Девушка оглядывалась вокруг с таким чувством, будто то ли еще спит, то ли бредит. Волшебный конь, понимающий человеческую речь… Поди туда, не знаю куда… В сказках ведь и не такое бывает, верно?
        Нес конь-огонь Люсю, впрочем, недолго и не сказать чтоб очень далеко. Хотя она сама нипочем бы не добралась до той укромной речной заводи, где жеребец остановился как вкопанный и мотнул головой. Заводь, кстати, оказалась еще более идиллической, чем та, где «небесная лиса» только что купалась. Тут-то как раз и лотосы имелись в наличии, и ива свешивала серебристые ветви прямо к воде, где…
        Сперва ей показалось - пучок темных водорослей полощется в воде, но, приглядевшись, девушка с ужасом поняла, что это - волосы. Волосы, цветом и длиной соперничавшие с гривой вороного. А волосы ведь сами по себе в воде не растут, верно?
        - Это… - Люся прижала к губам руку. - Мертвец, что ли? Ты! - Она в сердцах стукнула коня по шее. - Ты меня к покойнику привез, морда лошадиная?!
        В ответ жеребец всхрапнул и стукнул копытом так, что девушку аж подбросило на его спине.
        - Ладно! - проворчала она. - Поняла! Все, все, слезаю! Вот только утопленников мне и не хватало для полного счастья…
        Чертыхаясь, она с плеском соскользнула с коня, по щиколотку оказавшись в воде, и, обреченно оглядываясь на коварную животину, пошлепала по мелководью к трупу.
        Мужчина лежал на боку, головой на какой-то коряге, пальцами, намертво сведенными судорогой, цепляясь за осклизлое мокрое дерево, и распущенные волосы его полоскались в воде, колыхались, извивались, будто змеи.
        - Тьфу, вот ведь пропасть! - Люся нерешительно потопталась над покойником и снова оглянулась на жеребца. - И что мне с ним делать? Эй, скотина! Отвечай! Зачем привез? Похоронить, что ли? Ну так не обессудь тогда, если я твоего хозяина немножко…
        Она хотела сказать - «ограблю». К чему покойникам добро-то? А у мужика с таким конем, да в шелковом халате, наверняка по карманам что-то завалялось. А, у них же нет карманов! Ну, тогда за пазухой.
        Но совершить свой первый акт мародерства (или экспроприации) на китайской земле Людмиле не удалось. Потому что мертвец вдруг дернулся, застонал и заскреб пальцами так, словно пытался то ли ползти, то ли девушку за сапог ухватить. Люся подавилась криком и почти отпрыгнула, но не тут-то было. В спину ее подтолкнула конская морда.
        - Хорошо! - сердито отмахнулась она от жеребца. - Раз живой, значит, помогу. Куда от вас, гадов, деваться-то…
        Подвернув рукава, она наклонилась, поднатужилась и, глубоко увязая в мокром песке, потащила человека из воды на берег.
        ЛЮ ДЗЫ
        На самом деле Лю очнулся в тот самый момент, когда кто-то неумелый, но очень старательный обхватил его под мышки и потянул из воды. Это усердие стоило ему целой пряди волос, за что-то зацепившейся и вырванной с корнем. От такого даже покойник очнется. Лежишь себе, помираешь потихоньку, а тут тебе волосы клочьями выдирают!
        - Ах ты ж черт! - выругался кто-то прямо над ухом, и Лю тут же передумал открывать глаза.
        Сил не осталось совсем, а голос - голос был женский, но какой-то странный. Что насторожило мятежника, он и сам не понимал. Вроде бы и язык родной, и слова кажутся знакомыми, а что-то не то, словно та, что тащила и ругалась, не принадлежала к роду людскому. Не разговаривают так женщины Поднебесной, не такие у них голоса. Этот, сильный и резкий, но глубокий, звучал так, что каждая жилка в окоченевшем теле Лю Дзы затрепетала и отозвалась, как струны цитры.
        - Тяжеленный-то какой! - проворчала неведомая женщина. - Ну и улов мне достался! Ну и здоров же ты, древний китаец, прям как твой конь! Уф! Та-а-ак… И что же мне с тобой теперь-то делать?
        «Мне тоже интересно», - подумал Лю, продолжая прикидываться полумертвым. Женщина, похоже, была одна, а раз так - опасности нет. Да и шевелиться лишний раз было тяжко. Ну и в самом деле - что она станет делать? Вытащить взрослого мужчину на берег не каждой деве под силу, если только она и впрямь дева, а не дракон в женском обличье.
        Нет, не дракон! Не дракон - чудесный феникс, сотканный из огня, понял он, когда легкие ладони легли ему на грудь и, казалось, опалили, прожгли насквозь даже через мокрую одежду. Сердце пропустило удар, а потом встрепенулось и пойманной птицей забилось о ребра. Ничего себе! Бывало ли прежде, чтобы на вполне невинное прикосновение полуживое тело отзывалось так?
        «Кто ты, дева, - человек или огненный дух?» - хотел спросить он и уже почти решился открыть глаза и разрушить чары, но тут женские руки решительно, одним рывком, распахнули его одежду, а бока коснулась округлая мягкость нежного бедра. Лю только неимоверным усилием воли сдержал изумленный возглас, и дыхание его перехватило, когда спасительница запросто перекинула через него ногу и оседлала, словно жеребца. И тут же понял, что вполне жив. Во всяком случае, в некоторых местах - так точно.
        Волосы, легкие и мягкие, защекотали ему щеку. Дева склонилась низко-низко, прислушиваясь к его дыханию, а дышать-то он как раз и забыл.
        - Дышит? Или не дышит? Что-то не пойму… - пробормотала она. - Эх, как же ж их откачивать, утопленников, ведь показывала Танюха… О! А это еще что?!
        Она вскрикнула с таким гневным изумлением, что Лю вздрогнул и поневоле открыл глаза. И встретился взглядом с нечеловеческим взором светлых глаз, в которых прямо-таки молнии сверкали.
        Ноги, только что нежным пленом захватившие его бока, окаменели и стиснули, словно челюсти тигра, одна мягкая белая рука вцепилась ему в горло, а в другой блеснул кинжал.
        - Ну-ка, собака китайская, колись! - гневно раздувая ноздри, приказала небесная лисица - а это могла быть только она, свирепая и светловолосая. - Откуда у тебя медальон моей сестры?!
        ЛЮСИ
        Полудохлый мужик, на голой груди которого блестел знакомый серебряный медальон, молча смотрел на нее, словно не замечая клинка у горла. Не смотрел даже - таращился во все глаза, улыбаясь, как слабоумный, с каким-то идиотским восторгом в глазах. «Может, башкой приложился? - зло подумала Люся. - Сейчас еще добавлю!»
        - Эй! - Она стукнула его коленкой, словно пришпорить хотела. - Отвечай! Что ты сделал с моей сестрой, сволочь?
        - Какая ты… - пробормотал мужчина, по-прежнему не сводя с нее блестящих глаз.
        Девушка забеспокоилась.
        - Какая - такая?
        - Небесная лиса Лю Си, - шепнул он. - Это же ты и есть.
        - Что?.. - ошеломленная, она на миг утратила бдительность, и «утопленник» тут же этим воспользовался.
        Оказалось, что для воина, даже раненого, вывернуться из ее захвата - проще простого. Люся и пискнуть не успела, как все изменилось, и девушка обнаружила, что уже не она нависает над древним гадом, а он, гад, навалился сверху, щурится и скалится - издевается, сволота! - а отброшенный кинжал звякнул где-то в стороне. И поза, в которой она лежит, к слову, не то что двусмысленная - вполне даже определенная. Может, не надо было на него так залезать?
        Мужчина был горячий, словно печка, а улыбался и смотрел так, что Люся, руками пытаясь его оттолкнуть, с ужасом почувствовала: ноги-то у нее сгибаются сами собой, без всякого участия разума.
        «Черт! Да меня же сейчас…»
        - Поймал, - усмехнулся он, жадно и восторженно ее рассматривая. - Глаза дракона и брови феникса, да! Беру!
        - Че-го?.. - прошептала парализованная то ли страхом, то ли чем-то иным девушка, но ответа не дождалась.
        Выдав это непонятное заявление, он вдруг побледнел, обмяк и с легким вздохом навалился на нее всем своим немалым весом. Люся пискнула, яростно завозилась, но он не двигался, а ладонь ей вдруг обожгло чем-то… что-то… Выпростав руку, она в страхе уставилась на измаранные красным пальцы. Да он же кровью изойдет!
        - Эй! Придурок! Слезь с меня! Эй! Ты… ты живой?
        Придурок не отвечал, и Людмила, в отчаянии колотя его свободной рукой по спине, нащупала вдруг какой-то торчащий обломок. Стрела, что ли? Да он же сейчас сдохнет! Прямо на ней!
        И сдохнет, похоже, счастливым. Потому что голова раненого улеглась как раз между девичьих грудей, и вид у него был возмутительно довольный для умирающего.
        - И что теперь? - тоскливо вопросила Небеса «небесная лисица».
        Ей ответило конское ржание. Вороной подошел поразительно бесшумно для такой громадины и смотрел теперь сверху вниз, потряхивая гривой и всхрапывая.
        - Ржешь, скотина? Надо мной?
        В глазах коня Люся увидела собственное отражение, а еще - почти человеческий сарказм. И поняла, что, похоже, действительно попалась.
        ТАНЯ
        Раненый не двигался, не стонал, и порой Тане казалось, что и не дышал вовсе. С такой потерей крови и количеством ран удивительно, как он вообще до вечера дотянул. Даос ему раны зашил и бальзамом целебным намазал, но на том помощь Колобка закончилась.
        - Если судьба ему помереть, то так тому и быть, - проворчал Линь Фу и отправился лечить лошадку. Существо, во всех смыслах более достойное заботы. Хотя бы просто потому, что еще ни одна четвероногая скотина не взяла в копыта копье и не попробовала проткнуть насквозь человека.
        А Таня осталась возле раненого. В принципе она мнение дедушки Линь Фу вполне разделяла. Люди в том времени, откуда она пришла, не просто уподобились животным, они зачастую бывали много хуже бешеных чудовищ. Но этого молодого человека отчего-то было очень жалко. Вот и сидела Татьяна Орловская в ужасно неудобной для европейки позе - боком, изогнувшись и не имея возможности вытянуть ноги. А по-турецки сесть не позволяло воспитание.
        - Девы и на земле, и на небе любят воинов, - вздохнул над ее плечом подкравшийся незаметно даос. - Живой еще? Ты гляди-ка!
        Он посчитал пульс, обхватив запястье раненого, и ободряюще похлопал Таню по плечу:
        - Выкарабкается герой, никуда он не денется. Видать, ты отогнала бога смерти, - усмехнулся Линь Фу и многозначительно добавил: - Прямо как самая настоящая небесная дева.
        Черные глаза-бусинки даоса блестели от избытка хитрости. Сразу было видно: он свою гостью давно раскусил и теперь желал получить чистосердечное признание.
        - Я - она и есть, - сказала Татьяна, но не слишком уверенно. - Разве по мне не видно?
        - Хех, по тебе видно, что ты нездешняя, это точно. Но мир поистине велик и многообразен, - молвил Линь Фу, практически слово в слово повторяя сомнения веселого мятежника Лю. - И если уж в наших краях двух одинаковых женщин не сыскать, то где-нибудь за горами-долами… э?
        И вопросительно вздыбил кустик левой брови. Дескать, не вредничай, развязывай язычок.
        - Или за годами-веками.
        - О как!
        Колобок смешно всплеснул пухлыми ручонками, но Таня впервые увидела в его глазах настоящее изумление. А еще - обжигающую душу и разум жажду нового знания. Таким же внутренним огнем горел ее отец, когда собирался на очередные раскопки. Любопытство первооткрывателя не давало сидеть на месте, гнало профессора Орловского и таких же, как он, одержимых, вперед. Как Амундсена - к Южному полюсу, а Нансена - к Северному.
        - Вперед или назад в веках? - шепотом спросил Линь Фу, облизывая пересохшие губы.
        - Вперед.
        Даос задумчиво поскреб жиденькую бороденку. Взгляд его блуждал по комнате в поисках чего-то важного, пока не наткнулся на кувшин с остатками рисовой водки. Возраст почтенного Ли Линь Фу определить было сложно: если судить по волосам, то древний старик, если по силе в руках, то мужик в самом соку, а если по стремительности движений, то шестилетка-сорванец. Вмиг нашлись и чарки для питья, и немудреная закуска, под которую такие важные разговоры вести было куда как сподручнее.
        - Пей, - приказал служитель Матушки Нюйвы.
        И Таня выпила, понимая, что только с даосом она может говорить откровенно. А возможно, даже и посоветоваться, чем черт не шутит.
        - Ну и из каких веков тебя к нам занесло, Тьян Ню? - спросил он. - Пьешь ты совершенно бесстыдно, не прикрываясь рукавом, так что я тебе верю насчет будущего. Каждое следующее поколение хуже предыдущего.
        - Пройдет почти две тысячи сто лет, прежде чем я появлюсь на свет, - сообщила Таня убитым голосом, словно только сейчас до конца осознала, сквозь какую бездну времен они с сестрой провалились.
        Ли Линь Фу помолчал и налил девушке еще водки. И та выпила. И снова без закуски. Зато правильно - заслонившись от собеседника рукавом халата. Крепкое вонючее пойло огнем разлилось по жилам, ослабив тиски воли.
        - Вот теперь рассказывай, как это произошло.
        И Таня рассказала все, всю правду, нисколько не заботясь о том, поймет ли древний китаец обстоятельства, присущие двадцатому веку. Как на духу, от начала до конца - и про Шанхай, и про сестру, и про волшебных рыбок, и про светопреставление посредине реки.
        - …А вынырнули мы уже зде-э-эсь, - ревела Таня, уткнувшись носом в плечо Колобку, а тот вытирал ей слезы широким рукавом ханьфу.
        - Погоди-ка. - Линь Фу внезапно отстранил девушку и даже встряхнул для пущей убедительности. - Рыбки сейчас где?
        - Черная… ик… - у моей сестры, а белая у меня… была. Ее циньский офицер Шао отобрал… скотина эдакая…
        - Это плохо, - сказал вмиг протрезвевший даос. - Это очень плохо.
        - Эт… п-почему? - пролепетала пьяная в стельку Таня, пытаясь собрать глаза в кучку.
        - Потому что, скорее всего, она уже у Чжао Гао.
        - А… ик… кто эт-т т-такой?
        - Главный императорский евнух, - пояснил Линь Фу. - Очень опасный человек.
        Таня глупо хихикнула.
        - А он правда сам разрешил, чтобы ему… чик-чик… э… сделали? - спросила она и пальцами «чик-чик» показала. - Сам так захотел? Уж-жас! Это же ж-ж-ж без эфира больно!
        Но подробностей личной, так сказать, жизни дворцовых евнухов Колобок то ли не знал, то ли не захотел с Тьян Ню ими делиться, как она ни умоляла. Зато налил еще чарку, решившую разом все споры.
        Девушка сладко зевнула и, свернувшись калачиком возле раненого воина, моментально уснула крепким сном абсолютно пьяного, но честного человека.
        ЛЮ ДЗЫ
        Мятежник Лю очнулся в довольно двусмысленном для повстанца положении. Нет, то, что после всех приключений он в принципе очнулся, это был несомненный плюс, тут странно упрекать Небеса в несправедливости. Наоборот, азартный игрок Лю Дзы в очередной раз обыграл судьбу в кости, не так ли? И выигрыш оказался…
        «Ага, а теперь попробуй этот выигрыш получить!» - мысленно рассмеялся он собственной самонадеянности, припомнив белый огонь в глазах небесной лисы и манящее тепло ее бедер и груди. Пришла эта женщина с Небес или еще откуда - не так важно, правда или нет все эти россказни. Но вот о том, что хулидзын - воплощение чистой инь, темной женской сути - видать, не врали байки. Один-единственный взгляд - и все, попал под лисьи чары, захотел так, что челюсти сводит от невозможности взять желаемое.
        Кстати, о желаниях. Одно из них, самое простое и естественное, обуревало мятежника Лю прямо сейчас, но с удовлетворением возникли сложности. Потому что дева-спасительница оказалась воистину лисой.
        Выловив Пэй-гуна из реки, девушка проявила о нем столько заботы, сколько мятежник и от соратников-то не ожидал. Вытащила засевший в плече обломок стрелы, перевязала, прикрыла чем-то… а, это же потник Верного! Костер развела, мокрую одежду развесила на ветвях сушиться.
        «Какая хорошая женщина! - восхитился Лю. - Побеспокоилась не только обо мне, но и о коне! А сама-то где?»
        Небесная лисица обнаружилась с другой стороны от тлеющего костра. Девушка полулежала, опираясь спиной о камень, и спокойно дремала. Так, словно никакая опасность не грозила ей здесь, посреди охваченного бунтом уезда Пэй. Поразительная беспечность! Ладно, дикие звери посланнице Небес, может, и не страшны, но что насчет людей? Что насчет него самого? Как можно быть настолько…
        Лю Дзы сердито цокнул языком и попытался сесть. Если женщина так бестолкова, придется…
        Но не пришлось. Ни встать, ни сесть, ни даже толком повернуться у командира Лю не вышло, потому что «бестолковая и беспечная» девица предусмотрительно связала его не только по рукам, но и по ногам! Причем крепко так связала, надежно, его же собственным поясом! Мятежник дернулся раз и другой, а потом снова откинулся на лежанку, рассмеявшись уже в голос. Он понял.
        Беспечность? Как бы не так! Все она рассчитала.
        Костер сложен так, что гореть будет еще пару часов. Диких зверей запах дыма и огонь отпугнут, так что хищников можно не бояться. А о лихих людях предупредит Верный - вон он пасется, расседланный и вычищенный. Наверняка лисица успела удостовериться в исключительной сообразительности этого коня!
        Получается, единственный, кто может нести угрозу хитроумной деве, - он сам. Поэтому она, позаботившись о раненом, связала его так, чтобы он ни себе, ни ей вреда не причинил. И заснула, утомленная заботами, так безмятежно, словно и впрямь покоилась на облачной перине.
        Что ж, Лю Дзы без сожалений и впредь оставался бы в плену у небесной лисы, и не то что ночь - жизнь бы не отказался провести, любуясь ее красотой… Вот только связанные руки и ноги занемели, спина затекла, рана болела, а еще мятежника неудержимо тянуло в кусты по самой естественной из надобностей. А поскольку передвигаться ползком пристало гусенице, а никак не человеку, Лю с сожалением, но решительно окликнул спящую:
        - Эй! Э-гэй!
        Дева что-то сонно пробормотала и засопела еще слаще, обняв камень как самую мягкую из подушек.
        «Умаялась, бедняжка!» - умилился пленник, но тело вновь напомнило о своей нужде резким позывом, и он позвал громче:
        - Эй! Красавица! Проснись, сделай милость!
        На этот раз даже Верный встрепенулся и поддержал хозяина ржанием. И небесная лиса открыла заспанные очи, моргнула, потянулась и недовольно проворчала:
        - А! Очнулся, утопленник! Ну, чего тебе?
        - О хитроумнейшая из всех лисиц Девяти Небес! - Лю решил, что в его положении ни вежливость, ни лесть чрезмерными не будут. - Дозволь побеспокоить тебя смиреннейшей просьбой, - и слабо заерзал на подстилке, демонстрируя полную беспомощность. - Не могла бы ты меня развязать, а?
        Дева и с места не тронулась, лишь усмехнулась и фыркнула:
        - Ха! Ага, сейчас! С чего это вдруг? Не для того я тебя скручивала, чтобы сразу отпускать!
        - Ну я же раненый, - резонно возразил Пэй-гун, изо всех сил сдерживая нетерпение. - Разве у меня хватит сил, чтобы причинить тебе вред?
        - Раненый-то раненый. - Лисица зевнула и неторопливо достала немаленький такой кинжал в богато инкрустированных ножнах. - А руки распускал, как здоровый!
        - Я? Когда это? - Лю Дзы отчетливо помнил практически все, что случилось между ними на берегу, в особенности некоторые моменты, но невинность изобразил очень искренне: - Уверяю тебя, прекрасная госпожа лисица, если я ненароком тебя и обидел, то исключительно… э-э… неосознанно. В бреду был, да.
        И улыбнулся как можно умильней. На земных дев отлично действовали такие вот взгляды и хлопанье ресницами, сестренка Тьян Ню тоже, помнится, сразу оттаяла, а что насчет хулидзын?
        Небесная лиса скептически сморщила тонкий прямой нос и улыбнулась:
        - Да ладно? Ну хорошо. Назови хоть одну причину, почему я должна тебя развязать?
        Причин у командира Лю имелось множество, но выбрал он самую животрепещущую и уважительную.
        - Нужду бы мне справить, госпожа хулидзын. А даже такой неотесанный парень, как я, при этом предпочитает уединяться.
        Любая девушка от такой откровенности смутилась бы, но хулидзын и тут превзошла всех. Смерив его недоверчивым взглядом, дева потерла подбородок и буркнула:
        - А ведь действительно… Ладно, допустим, даже не врешь. Если ноги развяжу и помогу встать, дальше сам справишься? Или пособить?
        И столько неземного спокойствия было в этом вопросе, что Лю почувствовал, как краснеет сам. Как представил себе такую помощь, так сразу в жар бросило.
        - Прекрасная госпожа, - уже не скрывая нетерпения, предложил он: - А давай так? Я поклянусь тебе… чем хочешь, поклянусь, хочешь, даже душой или предками, что, как только закончу свое дело, вернусь и позволю опять себя связать. А? У тебя же мой конь. Возьми Верного в заложники, если не веришь клятве мужчины.
        - Коняшку-то за что? - возмутилась она и безбоязненно подошла к лежанке. Посмотрела сверху вниз и усмехнулась. - Хорошо! Я тебя отпущу, а ты взамен честно и без утайки расскажешь, откуда у тебя медальон моей сестры!
        Лю поспешно кивнул. Лисица снова смешно сморщила нос, но тянуть дальше не стала, быстро распутала узлы и даже подставила ему плечо, чтобы раненый смог подняться.
        Мятежник умудрился сдержать стон, хотя каждое движение давалось ему очень непросто, и довольно шустро заковылял к ближайшим зарослям. А когда вернулся, покачиваясь и пытаясь ощупать рану сквозь повязку, дева ждала его у костра и многозначительно так крутила в тонких пальцах недоуздок Верного. Взгляд у нее блестел насмешкой: дескать, ну что, герой, как насчет обещания?
        Лю совсем уж близко подходить не стал, остановился шагах в трех, поклонился и вытянул вперед руки.
        - Я помню, что обещал. Вот, свяжи меня снова, если я все еще внушаю тебе опасения, прекраснейшая хулидзын.
        - А смысл? - проворчала девушка и села поближе к огню. - Расскажи о моей сестре. Ты встречал ее, не отпирайся, иначе откуда у тебя ее вещь?
        - Ты права. - Он осторожно опустился на землю. Рана в плече стрельнула болью, а желудок напомнил, что в последний раз мятежник Лю ел довольно давно. Потому и слаб, потому и покладист. - Я встречал госпожу Тьян Ню и от нее получил этот амулет. Она же поведала мне о тебе, уважаемая дева-лисица, назвала твое имя и просила найти тебя.
        - А вышло так, что это я тебя нашла! - усмехнулась она. - Что, может, теперь сам представишься, а?
        ЛЮСИ
        Ну надо же такому случиться! Этот потрепанный полуголый «утопленник», которого Люся сперва выловила, а затем перевязала и высушила, оказался тем самым командиром Лю, о котором «небесной лисе» местные жители все уши прожужжали. И благороден-то наш Пэй-гун, и милосерден, и счастливчик, и красавчик - какая-то ходячая песня, а не человек! Людмила и не предполагала, что сумеет найти мятежника Лю так скоро. Чудеса, да и только!
        Но вот самого счастливчика-красавчика такой поворот ничуть не удивил и даже не озадачил.
        - Знать, так о том в книге Девяти Небес записано, - пригревшийся у костра мужчина повел обнаженными плечами и невольно поморщился.
        Видать, болело под повязкой-то, хотя Люся старалась бинтовать не слишком туго. Но тут ее навыки Таниным изрядно уступали. Не довелось кухаркиной дочке деликатно ухаживать за ранеными офицериками и ходить на сестринские курсы до революции, а после не до того стало. Зато забить, разделать и приготовить самую разную скотину Люся умела виртуозно. Если припрет - и двуногую тоже, кстати.
        - Я - Лю Дзы, ты - Лю Си, - подмигнул Пэй-гун. Глаза у него блестели нагло и весело. - Интересно получается! Вроде бы у нас в семье прабабушек-хулидзын не случалось… пока что…
        Это уточнение Люсе почему-то сразу не понравилось. Сам едва до кустов сползать сумел, а уже туда же, намеки делает!
        - Ухмыляться продолжишь так бесстыдно - и не случится, - одернула она шутника. - Ни бабушек, ни внучек.
        - Это предсказание, прекрасная госпожа хулидзын? - Угрозы наглеца не смутили ничуть.
        - Это обещание! - рявкнула девушка и сердито разворошила костер. - А насчет имени… Меня тут уже один такой надутый старикан пытал про имя да про семейство Лю. Тоже все морду кривил, будто кислых яблок наелся.
        - Э? А кто таков?
        - Сян… как же его?..
        - Сян Лян? - Только что добродушно улыбавшийся мужчина весь подобрался и прищурился, сразу из дружелюбного шутника превратившись в зловещего древнего вояку. - Небесная лисица встречала князя Сян Ляна?
        Люся насторожилась и, фигурально выражаясь, прижала уши и поджала хвост.
        - Встречала-встречала. Еле ноги унесла от этих князей! Дядюшка - настоящий скорпион, а вот генерал хорош. Сбежать мне помог, одел-обул в дорогу и вот, - она многозначительно лязгнула клинком, наполовину выдвинув его из ножен, - ножик подарил. Сразу видно - человек хороший, понимающий!
        Девушка заметила, что командиру Лю крайне неприятно слышать похвалы в адрес генерала Сян Юна, но словно бес толкал ее под ребро, заставляя дразнить мужчину. Интересно, что они все-таки не поделили? Империю? Так это вроде рановато еще. Тогда, может, бабу?
        - И, кстати говоря, обращался генерал ко мне с должным уважением, - добавила Люся. - Именно так, как и полагается говорить с посланницей Небес. Все-таки князь - человек благородный, воспитанный.
        Мятежник Лю раздул ноздри и заиграл желваками на резких скулах. И бросил отрывисто, словно ему горло перехватило:
        - Да уж! Князь Чу конечно же не чета какому-то крестьянину. Мне вот до него далеко. Все делает с изяществом и выдумкой - и с девами любезничает, и людей режет не как скотину, а на фигурные ломтики! Благородное воспитание, понимаешь!..
        - Ладно-ладно, - примирительно махнула рукой Люся. - Бог… в смысле боги с ним, с князем. Но ведь спас и потом помог, выходит, мне на него обижаться не за что. А вот ты его, гляжу, не шибко жалуешь, а?
        Лю Дзы не ответил, только глазами сверкнул и плечами, забыв о ране, передернул.
        - Рассказывай, где моя сестра, - попросила Людмила.
        - Я отвез ее в храм Матушки Нюйвы и доверил почтенному старцу. - Настроение у мятежника Лю, похоже, окончательно испортилось, и теперь он отвечал кратко и больше не улыбался. - И завтра утром я провожу туда вас, уважаемая госпожа небесная лисица. В храме вы сможете воссоединиться с госпожой Тьян Ню и укрыться от бедствий войны.
        - От этих бедствий укроешься, пожалуй…
        Разговор оставил у Люси неприятный осадок, словно она чем-то оскорбила Лю. Знать бы еще чем! Но утешать обиженных китайцев в планы Людмилы не входило совершенно, ей хотелось есть и спать одновременно, желательно - много и сладко. Да и сердитого Пэй-гуна неплохо бы покормить, пока он окончательно не позеленел от голода и холода.
        - Высох твой халат. - Она указала прутиком на висящую на кусте одежду. - Надевай, незачем мерзнуть.
        - Если уважаемую госпожу небесную лисицу оскорбляет вид этого жалкого крестьянина, он готов понести наказание, - буркнул Лю Дзы, встал и нарочито низко поклонился. Лицо его дернулось, видать, рану потревожил. Да и кроме дырки от стрелы на теле мятежника хватало синяков и ссадин. Борьба с рекой изрядно его потрепала и вымотала.
        «Вот же!..» - в сердцах подумала Люся, но виноватой себя она чувствовать не любила, да и какая за ней могла быть вина? Но девушка сделала еще одну попытку помириться. Ей же с этим обидчивым еще у одного костра ночевать. Вдруг так оскорбился, что возьмет да и зарежет во сне? Азиаты - они лютые.
        - Одевайся и покушай, - мирно предложила она, разрывая палочкой костер. Там в золе запекалась обмазанная глиной рыбина, пойманная ею на вечерней зорьке. - Готова рыбка-то.
        - Этот жалкий крестьянин бесконечно признателен милостивой госпоже за дозволение разделить с нею трапезу. - Предводитель Лю, похоже, тон беседы менять не собирался. Да еще и в третьем лице о себе заговорил!
        «Точно обиделся!»
        Людмила со странным чувством смотрела, как он неловко, но самостоятельно одевается, как аккуратно ест обжигающе горячую рыбу, выбирая куски покостлявей, а лучшие оставляя ей, все смотрела и смотрела, да так засмотрелась, что сама почему-то забыла о еде. А вспомнила только тогда, когда насытившийся мятежник доковылял до поклажи, снятой с Верного, порылся, нашел то ли длинный кинжал, то ли короткий меч, и уселся поодаль и от девушки, и от костра, положив оружие на колени. И глаза прикрыл.
        - Ты чего это? - позвала она в растерянности. - Садись ближе, зачем же…
        - Уважаемая госпожа может не тревожиться, - сверкнув глазами в полумраке, отчеканил Пэй-гун. - Этот недостойный простолюдин даже в мыслях не посягнет на ее честь. И не подойдет ближе чем на три шага, дабы уважаемая госпожа не оскверняла свой взор его ничтожеством.
        Вот чего-чего, а смирения в голосе предводителя Лю не нашла бы самая чуткая ищейка. Так что Люся мысленно поклялась, что глаз не сомкнет, и спать собиралась сидя, и подаренный Сян Юном кинжал поближе положила… Но сама заснула почти мгновенно, убаюканная странным чувством безопасности, которое не испытывала так давно, что даже не узнала поначалу.
        СЯН ЮН
        Он твердо помнил, что уже умер один раз. Умер и попал на небеса, где его, как это положено герою, встретила небесная дева из свиты Яшмового Владыки. Что случилось дальше, испарилось из головы Сян Юна, точно снег на солнце. Но когда генерал увидел рядом мирно спящую небожительницу, то едва не взвыл от досады. По всему выходило, что в знак признания его доблести Яшмовый Владыка отдал Юну небесную деву в жены. Это ж какая засада получается - забыть собственную свадьбу! И - о боги! - брачную ночь.
        От стыда Сян Юна бросило сначала в жар, а потом в пот. Хотя, возможно, то был вовсе не стыд.
        Небесная дева разметалась во сне, и ее молочно-белые округлые коленки просто-таки сияли в рассветном полумраке небесной спальни, точно две полные луны. Тут ни живой, ни мертвый мужчина не устоит. Розовые губы прекрасного создания трогательно приоткрылись, а ткань ханьфу призывно сползла с плеча, чью гладкость сравнить по праву можно было лишь с лепестком лотоса. Несколько мучительных мгновений Юн размышлял, имеет ли он право разбудить свою небесную супругу, дабы повторить супружеский долг и обновить впечатления. Но потом решил, что муж и на Небесах остается мужем, а значит, может делать, что пожелает.
        Он потянулся к жене и… Все тело генерала пронзила боль, убедительнее всяких слов доказавшая ему, что, во-первых, он жив, а во-вторых, зря раскатал губу насчет небесного супружества.
        Разбуженная его стоном небесная дева испуганно подхватилась, тоже, по всей видимости, не сразу осознав, где находится и что происходит.
        - Как вы себя чувствуете, господин? Больно? Дать вам воды?
        - Кто вы? - выдавил Сян Юн, пытаясь приподняться на локте. - Где я?
        - Меня зовут Тьян Ню, - ответила дева, поправляя одежду. - Ваш конь привез вас, всего израненного, к храму богини Нюйвы.
        Соображал Юн довольно быстро. Разгадка оказалась слишком уж простой: бой, ранение, Серый, храм. Один лишь факт сюда никак не вписывался - сама небесная дева.
        - Пить… Дайте мне попить, - попросил он.
        И пока дева искала чашку и кувшин, генерал напряженно размышлял на эту животрепещущую тему.
        «Какой же я болван, - сказал он себе по итогам раздумий. - Трех дней не прошло с тех пор, как хулидзын сказала, что потеряла по пути в Санъян сестру. Это она и есть».
        - Вам помочь? - деликатно спросила исполненная милосердия Тьян Ню.
        - Да. Пожалуйста, - прошептал Юн и для убедительности прикрыл глаза, а когда дева поднесла к его губам чашку, взял и придержал ее руку.
        Так и есть, прохладная мягкая кожа была нежнее лепестка белой розы из дворцового сада. Вот когда стоит пожалеть, что ты в самом деле не умер, и, следовательно, никакой небесной свадьбы не было.
        - Спасибо, благородная Тьян Ню. Вы так добры ко мне. И мои раны почти совсем не болят.
        - Я уже вижу, - любезно улыбнулась девушка и настоятельно высвободила ладонь из захвата, в который как-то незаметно превратилось невинное прикосновение. - Но вам следует отдохнуть, господин… Да, кстати, а как вас зовут?
        - Сян Юн, князь Чу.
        В серебряных глазах небесной девы сразу же зажегся крошечный огонек узнавания. О! Значит, на Небесах о нем наслышаны, решил генерал. Прекрасно!
        - Так это вы разграбили и сожгли Фанъюй?
        В ее голосе Юн услышал нотку осуждения. Учитывая, что при этом он самолично спас из клетки хулидзын, было вдвойне обидно.
        - Мы воюем с кровопийцей и угнетателем народа Эр-ши Хуанди, - напомнил Юн.
        Небесная дева поморщилась, будто услышала какую-то непристойность.
        - Жители Фанъюя, которых вы… не успели убить, рассказали нам, что вы освободили небесную лису. Это правда?
        - Ах, вот вы о чем, - с облегчением выдохнул генерал. - Да, все верно. А еще не позволил моему дяде Сян Ляну отравить отважную Лю Си, дал одежду, оружие и денег в дорогу. Она отправилась в столицу искать вас, благородная Тьян Ню.
        Видно, правду говорила хулидзын, что ее сестрица - создание нежное и ранимое. Вон как растревожилась: ладошки к груди прижала, затрепетала вся, разрумянилась, точно персик бессмертия. И стала в этот миг еще краше. Хотя куда уж краше-то? В тот момент Сян Юн ненавидел Цинь пуще прежнего. Если бы не раны, приковавшие его к ложу, он бы… ух!
        - Она цела, сильна и перед дорогой хорошенько поела. - Генерал поспешил утешить собеседницу. - А как вы оказались в храме? Вас же везли во дворец.
        - Меня освободил предводитель Лю.
        Улыбка, с которой Тьян Ню помянула чужого мужчину, Юну совершенно не понравилась.
        - Пэй-гун? Крестьянин из города Фэн, кажется? Что-то я такое слышал… - сморщил породистый нос генерал.
        - Да-да, он замечательный человек, - радостно защебетала небесная дева. - Милосердный и такой отважный.
        Сян Юн невольно скрипнул зубами.
        - Ой! Вам больно? Где? - всполошилась Тьян Ню, решив, что подопечный случайно растревожил свои раны.
        - Вот тут. - Юн ткнул пальцем в грудь и зашипел от боли уже по-настоящему.
        «Ладно-ладно, поглядим, что это за Пэй-гун такой, познакомимся поближе. Потом!» - подумал было он, но девушка взялась поправлять повязку на груди, решив, что та слишком туго завязана. Ради ее заботливых прикосновений Сян Юн великодушно согласился на время отодвинуть в сторонку разбушевавшуюся ревность. Тем паче пахла Тьян Ню так приятно. И отчаянно хотелось попробовать на ощупь ее удивительного цвета волосы - не черные и не белые, а нежнейшего оттенка пера с шеи дрофы. Наверное, они такие же мягкие.
        «Не знаю, сохранился ли храм Нюйвы или прошедшие века стерли даже память о нем, но это было чудесное место. Святое, если угодно. И если бы судьба сжалилась надо мной, то я бы хотела навсегда остаться там - в тишине, звенящей от близости Небес».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 8
        Отпусти, чтобы поймать
        «Я думаю, если бы Господь даровал людям умение летать, то мы бы избежали множества бед. А так нам, бескрылым, только и остается, что полагаться на удачу и здравый смысл, а в отсутствие того и другого - на веру в чудо».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        К ужину матушка расстаралась. Чего только не было на столе: и ветчина в меду, и угри в перечном соусе, и нарезанные соломкой побеги молодого бамбука, и тонкая, почти прозрачная лапша с овощами. Глядя на это изобилие, Ин Юнчен даже как-то испугался. В его холостяцких апартаментах кухня по назначению использовалась от силы раза два в год, и от таких роскошеств он отвык.
        Но госпожа Ин его смущения не заметила - она явно пребывала в приподнятом настроении. Что-то напевая себе под нос, женщина ставила перед сыном все новые и новые кушанья. Вскоре Ин Юнчен почувствовал, что если съест еще что-нибудь, то просто лопнет.
        Отец, приехавший домой незадолго до ужина, смотрел на это с веселой нежностью и многозначительно поводил в сторону парня бровью: давай, мол, налегай! Мужик ты или так, притворяешься?
        И Юнчен самоотверженно ел: опечалить матушку и стать мишенью для отцовских насмешек ему не хотелось. К тому же в их семье за ужином важных дел не обсуждали - а, судя по одухотворенным родительским лицам, допрос ему, наследнику семейного состояния, предстоял нешуточный. «Кто она? - словно звезды вспыхивали и гасли в глазах госпожи Ин вопросы. - Из какой семьи? Чем занимается? Как вы встретились?»
        Ни на один из этих вопросов Ин Юнчену отвечать отчаянно не хотелось. По крайней мере пока. Очень уж хорошо он помнил, какую опасную и неожиданную информацию обнаружил в попытках отыскать телефонный номер своей сбежавшей принцессы. Стоило ему лишь заикнуться о том, кто приходится отцом Сян Джи, - и ссоры бы не избежать. В его семье имя этого человека если и произносили, то с холодным, сдержанным, негодующим неодобрением. А уж если откроется правда о том, как и где они с девушкой познакомились…
        Парень мрачно посмотрел на запеченного в соли цыпленка, прикидывая, справится ли еще с одной порцией, и в этот самый момент его отец отодвинул от себя тарелку, открыл бутыль с рисовым вином и внушительно откашлялся. Серьезный разговор официально начался.
        - Ну что, сын, - веско вопросил глава семьи, надуваясь от радости, - мать мне все рассказала. Когда же свадьба?
        Ин Юнчен оцепенел.
        - Свадьба?
        - Поначалу, знамо дело, девушку свою нам покажешь, а мы, значит, поглядим, что за птичка нашему Юнчену сердце склевала, - поблескивая глазами, сообщил отец. - Но ты у нас парень толковый, так что я тебя неволить не буду, даже если она из простых окажется. Мы-то ведь и сами не князья, а, мать?
        «Как же, из простых! - внутренне заскрипел зубами неожиданно угодивший в ловушку Ин Юнчен. - Если бы! Мечты, мечты!»
        - Зовут-то ее как? - подался вперед довольный родитель. - Эх, давно тебя обженить надо было, мы с матерью сколько лет и так и сяк прикидывали, а ты ж вон и сам ловок оказался!
        - И так и сяк? - чувствуя себя попугаем, повторил парень.
        - В прошлый раз, - налив себе вина, прогудел хозяин дома, чуть помрачнев, - что уж там таить, нехорошую мы тебе пару выбрали. Да и не только тебе…
        Госпожа Ин чуть опустила глаза, и на несколько мгновений за столом воцарилась тишина - хоть со смерти младшей дочери прошло уже десять лет, горевали по ней в семье все так же сильно. Но долго молчать отец не стал - в один присест осушив чашечку с вином, он почти сразу же радостно заулыбался.
        - Вот и ждали мы, - хлопнув широкой ладонью по столу, возликовал патриарх, - пока ты сам сподобишься! Погулять-то ведь мужчине надобно, но всему свое время. Но дождались же! Эх!
        - Папа, - осторожно вмешался Юнчен, - постой, э-э-э, но…
        - Влюбился! - не слушая его, воскликнул отец и поднялся из-за стола. - Хо-хо-хо! Вот же праздник, а, мать?
        Госпожа Ин улыбнулась смущенно, как девочка, и счастливыми глазами глянула на сына. Ин Юнчен открыл и сразу же закрыл рот. Сказать ему было нечего.
        - В выходные чтоб нам на показ привел красавицу свою! Она красавица ведь, а? - удаляясь в направлении веранды, приказал глава семьи. - А потом и думать нечего - женитесь! Чего со свадьбой тянуть, раз ты кого себе по душе нашел. А там, глядишь, и внучата пойдут! В выходные, ты меня слышишь, Юнчен?
        Парень неверящим взглядом проводил отца. Когда его шаги и громоподобное «хо-хо-хо» утихли, Ин Юнчен повернулся к матушке. Она сидела, аккуратно сложив на коленях руки.
        - Мы так ждали, сын, - дрогнувшим голосом прошептала женщина. - После того, как девочка наша… после того, как она… ты один ведь у нас остался. И вот теперь такое счастье! Прав отец - приводи любимую свою, мы уж ее не обидим. Да?
        И тут Юнчен понял две вещи. Первая - надо бежать. Вторая - бежать некуда. И поэтому к выходным надо будет ему представить родителям «птичку, что склевала его сердце». Говорил же Конфуций: даже если вы раздосадованы в душе, родителям недовольства своего не выказывайте. Что бы там ни болтали о нем друзья, враги и случайные любовницы, сыном он был почтительным.
        «Вот же черт», - только и подумал Ин Юнчен, улыбаясь матери в ответ.
        САША
        Что-то с Кан Сяолуном было не так, но что именно, Александра понять не могла и поэтому сама на себя немного сердилась. В интуицию и предчувствия она решительно не верила, слишком уж это были вещи эфемерные, недоказуемые. Ну и правда - какой разумный человек, например, всерьез решит отложить важную встречу, потому что «сердце ему так подсказало»? Что за глупости!
        Спокойная практичность и взвешенный подход к проблемам и сложностям - вот что всегда казалось девушке самой правильной жизненной стратегией. Но теперь, когда бабушкин дневник превратил ее существование в бесконечную череду недомолвок, тайн - и храни предки! - странностей, Саше приходилось признать - не все способна объяснить логика.
        Поэтому доверять или нет собственным опасениям относительно Кан Сяолуна, девушка не знала. В один момент при взгляде на него ей хотелось отскочить в сторону и зашипеть кошкой, повстречавшейся на узкой тропинке с охотничьим псом. В другой - зачарованно улыбнуться и согласиться со всем, что он скажет, даже зная, что в его мягких плавных словах, как змея в высокой траве, притаилась ложь.
        - Есть люди, - как-то раз сказала ей почтенная Тьян Ню, глядя куда-то вдаль, - которые приходят в этот мир, чтобы губить души. Не сгоряча, в бою, драке или ссоре, о нет. Оружие таких - тишина и наветы, предательства и интриги. Тигра, - тут бабушка чуть заметно улыбнулась, - можно укротить. Паука - нет.
        Отчего именно сейчас вспомнились ей бабушкины слова, Саша решила не раздумывать, потому что в голову невольно лезли совсем уж странные догадки. Что бы, интересно, сказал ей утонченный племянник профессора Кана, если б она поинтересовалась, не демон ли он какой или дух, перебравшийся из Древнего Китая на жительство и работу в Тайвань?
        Мысль эта заставила ее прыснуть, и Кан Сяолун, до этого момента рассматривающий сквозь увеличительное стекло лежащую на темном бархате рыбку, поднял голову. Глаза его, большие и бесстрастные, казалось, впитывали в себя свет, становясь все темнее.
        - Госпожа Сян Джи, - поплыл, извиваясь в воздухе, его голос, - что-то показалось вам смешным в моих действиях?
        Девушка заставила себя улыбнуться и поерзала в кресле, куда усадил ее профессорский племянник перед тем, как приняться за изучение бабушкиного подарка.
        Странный человек… мужчина. Странный, непонятный. Опасный.
        - Что вы, - стараясь держать собственный голос под контролем, возразила она. - Поверьте, в вас нет ничего, способного рассмешить меня или позабавить.
        - Хм, - губы его чуть сжались, - интересный ответ. Вы не доверяете мне, не так ли?
        Саша не сдержалась - вздрогнула, и профессорский племянник медленно, словно наслаждаясь рассыпавшейся по комнате неловкой тишиной, опустил ресницы. Девушка нервно вздохнула. Ей показалась или во взгляде его и правда блеснула снисходительная ленивая насмешка?
        Сама не замечая, что делает, Александра вцепилась свободной рукой в запястье. В кабинете профессора Кана было сумрачно - комната, полная древностей, старых книг и свитков, словно бы не позволяла солнечным лучам разогнать, развеять тени. Все вокруг напоминало о времени и его быстротечности, и сам Кан Сяолун с лицом, будто вырезанным из светлого нефрита, вдруг показался девушке не существом из плоти и крови, а статуей, которую века назад выточил из камня охваченный божественным безумием скульптор.
        - Интересный вопрос, - выталкивая воздух из вмиг пересохшего горла, отозвалась она. - Я слишком плохо знаю вас, чтобы ответить на него, и не имею привычки доверять первым впечатлениям.
        Кан Сяолун прикоснулся кончиками пальцев к щеке.
        - А вы нравитесь мне, - с той же пугающей прямолинейностью, в самой простоте которой чувствовались подвох, обман и тихая, бездонная тьма, промолвил он. - Как раз потому, что я не нравлюсь вам. Но первые впечатления, как вы верно заметили, могут быть обманчивыми.
        Саша мигнула. И как это следовало понимать? Оскорбил ли он ее сейчас или признался в симпатии? Как… как Кан Сяолун сумел исказить ее собственные слова таким вот образом? «Играет, - подумала вдруг девушка, - он играет со мной. Смотрит. Наблюдает».
        - Я рада, что мы с вами пришли к согласию по этому вопросу, - настороженно подобравшись, проворковала она. - Но возвращаясь к моей рыбке?..
        - Рыбка, - на одно мгновение лицо профессорского племянника как-то заострилось, потеряло свою изящную, холеную красоту. - О! Она настоящая.
        - Вы хотите сказать - старинная? - холодея, уточнила внучка Тьян Ню.
        - Я хочу сказать - древняя, - последовал ответ. - Вы знаете, что такое время? Не секунды, которые отсчитывают стрелки на ваших часах, госпожа Сян Джи, не минуты и даже не годы, а века, канувшие в безвестность, в никуда, проглоченные тьмой? Эта рыбка - время.
        Александра ошеломленно застыла. В первый раз за их встречу с лица Кан Сяолуна сползла маска спокойного терпеливого безразличия, в голосе зазвенела настоящая страсть, и профессорский племянник весь будто засиял. На ровной и гладкой коже его затрепетал румянец, глаза заблестели. Если раньше он казался девушке просто красивым, то теперь в облике его появилось что-то поистине потустороннее.
        Саша судорожно вздохнула. Слова Кан Сяолуна о том, что рыбка и вправду была создана много веков назад, подтверждали написанное в бабушкином дневнике. Значит, почтенная Тьян Ню на самом деле побывала в прошлом! Она была знакома с Лю Дзы, тем самым мятежником, о котором барышня Сян читала в школе в книгах по истории, будущим императором, основателем новой династии! И не только с ним. С Сян Юном тоже - с верховным правителем Западного Чу!
        Девушке внезапно стало страшно - по-настоящему страшно. Такой неизбывной, дремучей жутью повеяло вдруг на нее от маленькой терракотовой рыбки, что она не удержалась - схватилась рукой за горло, пытаясь удержать вскрик.
        Кан Сяолун смотрел на нее, не отрываясь.
        - Я вижу, - наконец произнес он своим прежним, размеренным и мелодичным, голосом, - что вы понимаете.
        - Д-да, - едва выговорила девушка.
        - Вы хотите продать рыбку? - неожиданно спросил племянник профессора. - Она не имеет цены - есть вещи, стоимость которых не поддается оценке. Но, думаю, за нее вы получите…
        - Ни в коем случае, - вскочила с кресла Александра, гневно сжав губы. - Ни за что! Я хочу узнать о ней больше, понять, как получилось, что Тьян Ню оказалась… то есть мне нужна информация. Эта рыбка не будет выставлена на продажу.
        Договорить она не успела: Кан Сяолун внезапно отошел от стола, где под ярким светом лампы изгибалась терракотовое, заключенное в камень время. В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, он почти вплотную приблизился к Сян Джи. Теперь в нем не было ничего томного или изнеженного - только свитая в кольца стремительная, холодная сила.
        - Позвольте помочь вам, - то ли прошипел, то ли прошептал он. - Мой уважаемый дядя будет отсутствовать как минимум неделю, так примите мою помощь взамен. Я хочу помочь вам. Я должен.
        Саша отшатнулась было, но племянник профессора не позволил ей отойти. Крепко, но осторожно он удержал ее за руку, и девушка почувствовала, что в этот раз Кан Сяолун не лжет.
        - Позвольте, - не попросил - приказал он, и мисс Сян сдалась.
        - Хорошо, - выдохнула она. - Помогите мне, господин Кан.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА
        С вершины горы открывался потрясающий вид на окрестности. Он стоил того, чтобы потратить час на подъем. Да и если не торопиться, останавливаться и попутно собирать лекарственные травы в бамбуковую корзинку, то время пролетит незаметно и ноги не устанут. В скальном храме китайской богини христианка Татьяна чувствовала себя почти как дома, так здесь было тихо и спокойно. Ни бесконечного чириканья крестьянок, ни…
        - Что, прячешься от героя?
        Даос материализовался из золотистого сияния и завис в воздухе, словно бы насмехаясь над силой земного притяжения.
        - Как вы это делаете, дедушка Линь Фу? - в который раз поразилась Таня.
        - Духовные силы человека вообще-то безграничны, дитя, - снова отмахнулся от вопроса Колобок. - Ты мне лучше скажи, почему опять сбежала от генерала Сян Юна? Он сейчас слабее котенка, какое там приставать? Да и не станет он, - рассуждал даос, нарезая плавные круги вокруг алтаря Нюйвы точно гигантский шмель. - Боишься его? Зря. Пальцем не тронет. Так в чем же дело? Не люб?
        - Дедушка! - вспыхнула небесная дева. - Ты как будто сватаешь меня за этого человека. Я его не знаю совсем, чтобы любить или не любить.
        - Чепуха! - фыркнул Линь Фу, перевернулся и поплыл уже на спине. - Любовь, как и огонь, разгорается либо от вспышки, либо от трения. Он-то уже вспыхнул, а значит, тебе потребуется второе.
        И хитрый старикашка с хихиканьем показал, какого рода трение подразумевает.
        - Ах ты! - взвилась Таня.
        - Не трожь священные статуэтки! - строго предупредил даос, спикировав на потенциальную осквернительницу. - Я жизнь прожил, дурного не посоветую. И всегда говорю правду.
        - А можно и мне полетать? - Девушка решила отвлечь Колобка от неудобного разговора. - Я тоже хочу. Ну пожалуйста!
        Но не тут-то было.
        - Только если спустишься в деревню и посидишь вечерок-другой с нашим Сян Юном, - отрезал даос.
        Не то чтобы древний генерал Татьяне так уж не нравился. Даже наоборот. Он был милый, уместно и тонко шутил, знал множество забавных историй и хорошо пел. Сразу видно, аристократ. Но воспоминания о том, что этот длинноволосый красавчик совсем недавно натворил в Фанъюе, все еще не давали Тане почувствовать к нему симпатию. Этот человек убивал так же легко, как и дышал.
        Война никого не делает лучше, она калечит добрых, губит милосердных, не щадит беззащитных, а превозносит только жестоких. Вчерашние галантные кавалеры и желанные гости в домах, где есть девушки на выданье, любители поэзии и д?шки, уже через год-два творили невиданные зверства со своими же соотечественниками и единоверцами. Таню теперь не проведешь, она знала, что таится за выправкой и манерами. К тому же кто сказал, что она не собирается вернуться в свое время? Очень даже собирается.
        Что-то в этом духе она попыталась объяснить дедушке Линь Фу. Умолчала она лишь про то, что написано будет спустя несколько веков великим Сыма Цянем про сильного, но жестокого князя из государства Чу. Верно сказано в книге Экклесиаста: «Во многом знании - многие печали».
        - М-да? - Даос завис вверх ногами так, чтобы его глаза-щелочки находилось прямо напротив Таниных. - И как ты собираешься вернуться к себе… туда… к своим извергам и чудовищам с огнедышащими палками, а?
        - С помощью рыбок, - неуверенно промямлила девушка.
        - И где же они?
        Вопрос был непраздным, но просто так Татьяна сдаваться не хотела.
        - А при чем здесь Сян Юн?
        - А при том, что найти печать… то есть рыбок, конечно, и твою сестру-лису можно лишь с помощью сильного и влиятельного человека. Сян Юн сделает для тебя все, что попросишь. Ну как? Убедил я тебя?
        - Даже не знаю… - заколебалась Таня.
        - Зато я знаю! - воскликнул даос и, крепко подхватив девушку обеими руками под грудью, вылетел вместе с ней через арку наружу.
        Сначала они взмыли круто вверх, потом под аккомпанемент оглушительного визга небесной девы прошлись над верхушками деревьев на бреющем полете. И принялись кружить над деревней.
        - Хо-хо-хо! - смеялся Ли Линь Фу. - Да не визжи! Ты ж сама хотела полетать! А то уроню.
        Таня тут же притихла, от греха подальше.
        - Вот и умничка, - шепнул ей на ухо даос. - А Сян Юн наш сейчас видит только тебя, парящую в небесах, словно птица. Это я работаю на твой образ не покладая рук. Цени, малявка!
        СЯН ЮН
        Сян Юн сумел кое-как доковылять до двери и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за Тьян Ню. Пожалуй, один ее вид исцелял раны быстрее, чем все настойки всех лекарей мира. Так что оправдание у генерала имелось железное: он не просто пялился на небесную деву, а усиленно лечился, чтобы поскорее поправиться, тем самым избавив доброго хозяина от своего присутствия и связанных с этим неудобств. Нет, Юн и в самом деле торопился с выздоровлением. Его ведь ищут, дядя небось землю носом роет, а потому зол, как тысяча злобных демонов. Печенки уже всему окружению проел и за сердца принялся. Опять же оставлять дядюшку наедине с собственными замыслами весьма и весьма опасно. Надо возвращаться, и чем скорее, тем лучше.
        - Что вы здесь делаете, генерал? - как всегда строго спросила Тьян Ню. - Вам нужно лежать.
        - Сижу, как побитый пес, отлежавший себе все бока, - улыбнулся Юн. - А вы почему не летаете в поднебесье, словно юный стриж? Ветер слишком холодный?
        - Вернитесь в дом, пожалуйста. Я позову слуг.
        И убежала, легонько касаясь подошвами тряпочных туфелек пола. Это создание умело не только исцелять взглядом, но и убивать наповал недовольством плотно сжатых губ.
        - Ну вот! - вознегодовал генерал, тряхнув головой точь-в-точь как его Серый, укушенный оводом, и прокричал вслед девушке: - Что я такого сказал, а? Почему вы злитесь?
        Разумеется, досталось ни в чем не повинному слуге, на котором Юн выместил злость.
        - Я не калека, чтобы водить меня под руку! - заорал он и оттолкнул паренька. Был бы меч под рукой, точно зарубил бы, как случалось не единожды.
        - Но госпожа сказала…
        - Вот пусть меня госпожа и водит! Пошел вон! Убирайся!
        Гнал прочь, потому что знал: за ним водится нехорошая привычка выйти из себя до такой степени, что наплюет на едва затянувшиеся тоненькой кожей раны. Но на тюфяк свой все-таки отполз - на коленях, опираясь на одну руку, бормоча под нос проклятия.
        - С таким поганым характером ты, генерал Сян Юн, однажды на врачах разоришься, - задумчиво молвил Ли Линь Фу. Он-то прийти на помощь упрямцу совсем не торопился. - А там, чего доброго, и могильщику дашь подзаработать.
        - Как мой конь поживает, даос? - проскрипел Юн, с трудом разжимая челюсти от боли.
        - Лучше тебя, это уж точно. Он вообще парень отличный в отличие от… Не орет, не ругается, знай хрустит овсом и на нашу деревенскую Малышку не посягает даже в мыслях.
        - Откуда тебе знать, что у Серого на уме?
        - Неоткуда, - хохотнул даос, демонстративно отхлебывая прямо из кувшина какого-то ароматного пойла. - Зато я точно знаю, что на уме у тебя, генерал.
        Линь Фу присел на корточки возле ложа раненого, но так, чтобы тот не смог дотянуться до него рукой. Снова демонстративно выпил, затем с чавканьем закусил лепешкой и сказал серьезным тоном:
        - Мне ее Лю Дзы привез, ему я ее и отдам. Он, к слову-то, хоть и простого рода, а мужчина поприятней тебя будет - и в обращении, и в поведении.
        Сян Юн запыхтел, наливаясь, словно слива - терпким соком, ревнивым бешенством. Но говорить ничего не стал, удержался.
        - О! Правильно сделал, - одобрил тактику даос. - И даже не думай небесную деву умыкнуть, как тебе, надо полагать, очень хочется. Отдыхай, генерал, дыши через нос, чтобы соки нутряные понапрасну не бурлили.
        И ушел, старый гад, глумливо похохатывая. «Ну ничего-ничего, еще сочтемся», - мстительно подумалось Сян Юну, но он вовремя напомнил себе, что в эту деревню так просто никто попасть не может, только по воле Нюйвы или же самого Ли Линь Фу.
        И если до сих пор лохматую голову чусца мысль о том, чтобы украсть Тьян Ню, даже не посещала ни разу, то теперь она стала главной и основной, а главное - целебной, точно персики бессмертия из садов богини Западного Неба Сиванму.
        ТЬЯН НЮ
        Необходимость прятаться от генерала в горном храме у Татьяны отпала как-то сама собой. Сян Юн вдруг сделался шелковым и почти незаметным. Верно, дедушка Линь Фу устроил пылкому поклоннику небесных дев преизрядную взбучку. Так считали и остальные поселяне, которым раненый аристократ тоже не слишком нравился. От буйных вояк всегда одни неприятности простым людям, да и вдруг, не ровен час, по его персону явятся соратники-сторонники и еще неведомо как себя поведут. Потому лечили изо всех сил и кормили как на убой. «Вот-вот, - мысленно соглашалась Таня с крестьянами. - Пусть уезжает поскорее. А то еще устроит тут то же самое, что в Фанъюе». Нет, она, конечно, была благодарна Сян Юну за вызволение Люсеньки из клетки, но доверять ему не спешила. А присмиревший головорез словно верхним чутьем уловил ее неуверенность и сделался паинькой. Безропотно принимал горькие снадобья дедушки Линь Фу, с лестью и комплиментами не лез и очень красиво играл вечерами на бамбуковой флейте. Ночь в горах наступала быстро. Едва пряталось за горизонт солнце, как из темных ущелий выпрыгивали лиловые сумерки, стремительно
пожирая все вокруг. И только крошечные огоньки в бумажных коробочках выдавали, где среди деревьев прячутся деревенские хижины. Сян Юн, укрытый плащом из собственных волос, беззаботно выводил прихотливую мелодию, даос возлежал на циновке, потягивал винцо и подпевал:
        Есть на свете белом красавица,
        С первой встречи запала в память мне,
        Без нее пред очами мне хватит дня-а-а…
        Неизбывной тоскою сойти с ума.
        Таня слушала и думала о Люсе, которая и есть самая настоящая красавица. Где она? Что с ней? А главное - кто с ней сейчас? Впервые за столько лет оказавшись вдали от старшей сестры, оставшись без ее поддержки, решительности и острого словца наготове, она не на шутку затосковала. Совсем как тогда, в семнадцатом году, когда Таню увезли на дачу подальше от кровавой вакханалии, царившей в революционном Петрограде. А Люся после смерти матери подалась к анархистам.
        На самом жалобном пассаже Линь Фу, сделав могучий глоток, икнул и перевернулся со спины на бок.
        - А сыграй-ка что-нибудь пободрее, благородный господин Сян. Наша Тьян Ню заскучала, поди. В Небесном дворце у Яшмового Владыки прекрасные девы на цынях что-то веселое играют. Правильно я говорю?
        Таня отрешенно кивнула.
        - Хотя я думаю, там в чести нравоучительные песни, - рассуждал приставучий Колобок. - Небесные девы настолько чисты, почтенны и горды собой, что благонравность у них из-под пальцев сыплется, а кое-что и до людей долетает.
        Генерал безропотно сменил тональность. Мол, как пожелаете.
        - Вот! То что надо! Красота.
        В лунном свете белоснежные волосы Линь Фу сияли, точно серебряные, - и растрепанная гулька на макушке, и реденькая бороденка, и даже усики, делавшие его похожим на кота. Круглое лицо даоса выражало прямо-таки неземное блаженство.
        Напротив, Сян Юн весь притаился в тени, занавесив лицо прядями волос. Как будто что-то задумал.
        - А если бы юная госпожа еще и станцевала… - не отставал Линь Фу.
        «Еще чего не хватало!» - подумала Таня. Во-первых, она не умела, а во-вторых, никто не даст гарантии, что Сян Юн не воспримет ее танцы как попытку его соблазнить и тут же радостно соблазнится. И она вежливо, но твердо отказалась.
        - Я ж говорю: небесные девы так благонравны, - с притворной горечью вздохнул даос. И музицирование продолжилось.
        Одним словом, странный получился вечер. Ночь выдалась душная. А на рассвете Татьяна проснулась от лошадиного фырканья за раздвижной деревянной стенкой. В деревне было всего две лошади, но из стойла мог выбраться только генеральский Серый, такой же своевольный, как его хозяин. Чтобы злонамеренно влезть в чужой огород.
        - Серый, как тебе не стыдно, - прошептала девушка. - Погоди, вот я сейчас тебя отведу обратно.
        Она наскоро оделась и вышла за порог. Туман, густой и белый, заполнил всю долину до самых краев, точно парное молоко - глиняную миску. Вытянешь руку, и собственных пальцев не видать.
        - Серый, - позвала она, беспомощно озираясь по сторонам. - Иди сюда, безобразник. Иди, я тебе хлебушка дам.
        И тихонько присвистнула. Будить дедушку Линь Фу она не хотела, но, если конь снова потравит огород, выйдет скандал.
        Где-то за туманом Серый резко всхрапнул, словно получил шенкелей, и побежал навстречу. «Проголодался, навер…» - только и успела подумать Таня, прежде чем сильные руки всадника подхватили ее прямо на скаку. Девушка даже вскрикнуть не успела, как уже оказалась завернутой в плащи и прижатой к груди наездника.
        - Прости, Тьян Ню, но со старым пьяницей ты как-нибудь в другой раз попрощаешься, - весело прошептал ей на ухо Сян Юн. И пришпорил Серого.
        ЛЮСИ
        Утро вечера, безусловно, мудренее, но придумали эту поговорку явно не в Поднебесной. За ночь командир Лю не оттаял, а, наоборот, стал еще сдержанней, вежливей и отстраненней. С небесной лисицей он говорил, только когда она к нему обращалась, причем продолжал именовать и ее, и себя в третьем лице и не уставал напоминать о собственной «ничтожности». К тому времени как они покончили с немудреным завтраком (мятежник умудрился приготовить еду, не разбудив Людмилу), у девушки от фраз: «Жалкий крестьянин осмеливается испытать терпение госпожи небесной лисицы смиреннейшей просьбой», «Если небесная госпожа соблаговолит снизойти к покорнейшей просьбе ничтожного смерда» и «Этот непочтительный простолюдин заслуживает смерти за свою дерзость», - уже скулы сводило. Она всерьез подумывала, а не наградить ли ей увесистым пинком эту согнутую в низком поклоне спину? Мужчина определенно издевался, потому что если нет… На этом мысль Люси останавливалась, вернее, она сама себя обрывала.
        Не могла же она и впрямь настолько сильно его оскорбить? А главное - непонятно чем!
        Впрочем, помучившись немного догадками, девушка решила, что странное поведение спутника не стоит ее беспокойства. Ну охота ему дурью маяться - пусть! Ишь каким неприступным утесом высится! И даже взгляда лишнего в ее сторону не бросит, а если и глянет, так словно небесная лисица вдруг стала прозрачной.
        И все-таки резкая перемена в настроении мятежника Лю ее не тревожила даже - задевала. Почему-то жаль было, что его застывшее лицо не озаряется лукавой ухмылкой, разом превращавшей сурового повстанца в славного симпатичного парня.
        «Да ты сдурела, коза! - одернула сама себя Люся, вдруг испугавшись этих мыслей. - Нашла на кого заглядываться, овца ты тянь-шаньская! На гопника узкоглазого! Да он же помер за две тыщи лет до твоего рождения, дурында!»
        Ругань, даже мысленная, отрезвила девушку, но если бы Пэй-гун надумал улыбнуться… К счастью, не надумал. Наоборот, насупил черные брови и, указав на Верного, молвил:
        - Соблаговолит ли благородная госпожа снизойти до этого жалкого одра?
        Это было уже слишком. Люся прищурилась и огрызнулась:
        - Ладно, ты сам дурак, на всю голову тронутый, но коня-то не позорь! Хочешь дальше выделываться - воля твоя, но жеребца обижать не позволю! Он всяко поумней хозяина будет.
        Верный тряхнул гривой и пристукнул копытом, словно соглашался.
        У Лю Дзы в глазах промелькнуло что-то этакое, непонятное, но от своего решения он не отступил. Склонился, подставил скрещенные руки и предложил:
        - Пожалуйста.
        Дескать, залезай, лисица-сестрица.
        - А ты?
        - Этот простолюдин не настолько неотесан, чтобы предложить небесной госпоже ехать с ним на одном коне, - отрезал командир Лю голосом отнюдь не смиренным. - Жалкий крестьянин поведет жеребца в поводу.
        - И мы до той горы через месяц доберемся! - взвыла Людмила, теряя всякое терпение. - Спятил? Или тебе не надо… что там тебе надо? Воевать? Восставать?
        Повстанец ответил равнодушным пожатием плеч: мол, правила приличия - превыше всего. Но Люся вдруг почувствовала себя настоящей хулидзын - властной, коварной и бесстыжей. И приказала тоном, не подразумевающим возражений:
        - Мы поедем на одном коне. Я - спереди, ты - сзади. Я все сказала.
        И протянула ему сверток со своими невеликими пожитками, чтобы приторочил к седлу. А потом, не дожидаясь помощи и демонстративно игнорируя подставленные ладони, сама взгромоздилась на Верного, усевшись впереди седла по-дамски, боком. Перспектива отбить и стереть себе все за несколько часов скачки по горам и долам ее совершенно не прельщала.
        Люся даже не заметила, как невозмутимый Лю Дзы вспрыгнул в седло позади нее. И тем паче невдомек ей было, что, когда он протянул руки, чтобы подхватить повод, не был Пэй-гун ни равнодушным, ни невозмутимым. Это только самозваной хулидзын казалось, что, даже сидя с нею на одном коне, мятежник остается холодным и отстраненным, словно не три шага даже между ними, а три версты. Или, по китайским меркам, шесть ли.
        А путь до горы, где в храме Матушки Нюйвы ждала сестру Татьяна, был еще ой как долог…
        ТАТЬЯНА
        Сколько продлилась скачка - неизвестно. Хватка у Сян Юна была железная, плащ закрывал обзор, и Тане не то что сопротивляться, ей даже вдохнуть лишний раз было сложно. Оставалось дожидаться, когда Серый остановится. Ведь не могло же бедное животное нестись галопом столько времени. Наконец-то галоп перешел в рысь, а затем в шаг, и тут уж Таня пошла в атаку. Улучив момент, когда генерал ослабил руку, девушка умудрилась извернуться и впиться зубами в предплечье Сян Юну. Кусала нешуточно, со всей силы, точно цепная псина. Мужчина от неожиданности вскрикнул, дернулся, и Татьяна вмиг змеей сползла на землю. Хотела было броситься бежать назад по дороге, но генерал заступил ей путь.
        - Fils de pute![24 - Сукин сын! (фр.)] - не помня себя, закричала Таня в прямо лицо похитителю. - Ta mere la pute![25 - Твоя мать - шалава! (фр.)] Encule![26 - Урод! (фр.)]
        В момент наивысшего душевного смятения она всегда переходила на французский. Гимназическая привычка брала верх, и с языка срывались гортанные слова, вызубренные из соображений юношеского протеста против самоуправства взрослых.
        Князь глядел на девушку сверху вниз своими черными бесстыжими глазами и молчал, точно терпеливо ждал, пока пленница одумается и начнет наконец-то радоваться своему «счастью».
        - Le con![27 - Козел! (фр.)] - взвизгнула Татьяна и со всего маху влепила Сян Юну звонкую пощечину.
        Ничего подобного генерал, видимо, в жизни своей не испытывал. В его мире женщина никогда не посмела бы ударить мужчину-аристократа.
        Следующий замах генерал перехватил на полдороге от своей щеки. И еще один, только с другой стороны, - тоже. В конце концов, он был воином и с раннего детства учился отражать нападение и отводить удар меча.
        - Что ты такое сказала и почему дерешься? - с интересом спросил он. Без всякой злости. Словно разглядывая новый вид кузнечика или бабочки. Исследователь чертов!
        - Потому что ты похитил меня, скотина! - прошипела Татьяна. - Украл меня, понимаешь? Словно я вещь!
        - Ты же хотела встретиться с сестрой, с хулидзын, - с притворной улыбочкой заявил Сян Юн. - Думаешь, она сама тебя найдет?
        - Ее братец Лю Дзы отыщет, он мне обещал! - воскликнула Татьяна, обиженная из-за такого несерьезного отношения к ее правам. И попыталась пнуть негодяя по лодыжке, точно хулиганка.
        Зря она напомнила о предводителе мятежников, но было поздно. На скулах древнего генерала заиграли желваки, меж бровями прорезалась гневная складка, а глаза налились дурной кровью.
        - Соскучилась, значит, по братцу Лю? - спросил он почти беззвучно, одними губами. И сделал шаг вперед. Ближайшая цель читалась прямо по лицу Сян Юна, не нужно было быть ясновидцем. Сейчас этот зверь в человечьем обличье повалит на землю, разорвет одежду и…
        Утробный страх, зародившийся где-то внизу живота, парализовал Таню. Животный инстинкт истошно кричал: «Беги!» - но ее ноги стали вдруг совершенно ватными. Она уже видела себя лежащей на земле, под озверевшим от похоти мужиком, растерзанной, растоптанной, уничтоженной. И душа ее, стремясь сберечь себя от разрушения, удивительным образом отделилась от тела, маленькой птичкой взлетела повыше и уже оттуда стала наблюдать, как Сян Юн придвинулся вплотную, схватился за отвороты ханьфу, собираясь одним движением сдернуть его с плеч.
        Горячие и твердые, точно раскаленные гвозди, пальцы Сян Юна коснулись обнаженной кожи на шее девушки. Словно он тавро ставил, клеймил собственность, так было больно. Но эта боль неожиданно отрезвила.
        - Прокляну, - шепотом сказала Татьяна, глядя генералу прямо в глаза, зрачок в зрачок. - Прокляну на семь поколений вперед. А ты, если тронешь меня, умрешь, опозоренный и всеми брошенный.
        И так зловеще это прозвучало, что Сян Юн вздрогнул и невольно отстранился.
        - Тебя загонят, как зверя, и ты сам перережешь себе горло, - продолжала Таня, чувствуя себя во всех смыслах Кассандрой на развалинах Трои. - А потом тело твое рассекут на пять частей и…
        - Замолчи!
        Жестокие слова небесной девы сразу охладили любовный пыл генерала. На то и был расчет. Вовремя вспомнился Сыма Цянь и описанная в его «Исторических заметках» трагическая судьба чуского князя. И подумалось внезапно: «Что, если Кассандра тоже была из будущего?» - но Татьяна отогнала эту странную мысль. Участь древнегреческой пророчицы ее не прельщала совершенно.
        - Это твое пророчество, Тьян Ню? - спросил генерал уже совершенно иным тоном. - Такую судьбу ты мне предрекаешь?
        - Если тронешь меня, так и будет, - отрезала она. - Яшмовый Владыка не для того послал меня на землю, чтобы ты, словно какой-то разбойник, тешил свою похоть.
        - Ты ведь могла улететь, но не улетела. - Сян Юн растерянно пожал плечами. - Я решил, что ты не против.
        «Ну что, старый дурак, хороший образ у тебя получился? - взвыла Таня, мысленно обращаясь к Ли Линь Фу. - Долетались!»
        - Теперь ты точно знаешь: я - против! Верни меня обратно в деревню. - И, подумав, добавила: - Пожалуйста. Мы ведь были друзьями.
        Сян Юн задумчиво потер укушенное место. Словно ему так уж сильно больно.
        - Нет, Тьян Ню, друзьями мы не были. Мужчина и женщина не могут быть друзьями.
        - Неправда! Предводитель Лю… - заикнулась было девушка. И тут же сама себя за язык укусила. Не стоило снова поминать это имя, ох не стоило. Сказано, язык мой - враг мой.
        Генерал зло прищурился. Если секунду назад он еще колебался, то теперь принял окончательное решение и его не изменит даже под страхом казни.
        - Хватит болтать. Давайте, прекрасная госпожа, я вас подсажу, и мы продолжим наш путь. Вы поедете в седле, а я - сзади. Для надежности.
        И ладонь подставил ей под ногу, как ступеньку, давая понять - дискуссия окончена.
        - Я никуда с вами не поеду, - твердо сказала девушка и отступила на шаг.
        Сян Юн какое-то время глядел на нее задумчиво, но позы не менял.
        - Ну и? Почему вы стоите и не улетаете? - полюбопытствовал он. - Я же вас не держу.
        «Ли Линь Фу, ты - старый маразматик», - подумала Таня. В то же время она лихорадочно искала логичное объяснение нарушению своих аэродинамических свойств. И нашла.
        - Я могу летать только возле храма моей богини, где исходит ее благодать. В остальных местах Поднебесной я хожу по земле, как обычная женщина. Иначе Яшмовый Владыка послал бы меня к людям в виде облака или птицы.
        - Понятно, - безропотно согласился Сян Юн и добавил строже и серьезнее: - Тогда и поступайте как обычная женщина: не спорьте с мужчиной, не перечьте и подчиняйтесь.
        Он просто подхватил Татьяну под локоть, просунул ладонь под пятку и закинул в седло, а затем с невероятной легкостью и быстротой вскочил на круп коня. Левой рукой генерал обвил ее талию, другой держал повод. Как бы там ни было, а сила этого человека потрясала воображение. Совсем ведь недавно трупом бездыханным лежал, вчера хромал, и наверняка сейчас у него болит каждая косточка. Но ничего, кроме ледяного спокойствия, на лице не отражается.
        - Поехали домой, друг мой Серый.
        - Генерал! Так нельзя! - бессильно возмутилась Таня.
        Но вместо ответа Сян Юн уткнулся носом ей в затылок, звучно вдохнул и проворковал:
        - Ваши волосы мягче даже совиного пуха. Я так и думал.
        Девушка тут же притихла и замерла, не рискуя снова возбудить в чуском князе грубую страсть.
        - Почему они такие короткие?
        - Так надо!
        - Отрастут хоть?
        - Обязательно.
        - Тогда я хочу дождаться, - удовлетворенно мурлыкнул Сян Юн.
        «Черт! Я опять сболтнула лишнее, - мысленно шлепнула себя по губам Таня. - Что ж я теперь этого висельника буду целый год терпеть?»
        И вдруг генерал издал какой-то дикий вопль и пришпорил Серого. Навстречу по дороге скакали вооруженные всадники в доспехах и с узкими белыми флажками на длинном древке за спиной. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто они такие. Соратники Сян Юна, конечно. Они быстро приближались, издавая радостные вопли.
        - Вот дерьмо, - сказала Таня по-французски.
        Ее последняя надежда как-нибудь сбежать из-под опеки генерала Сяна, пока они не отъехали от храма Нюйвы слишком далеко, растаяла окончательно и бесповоротно.
        ЛЮСИ
        Они проехали… ну, много, наверное, проехали. Люсе было сложно оценивать расстояние на незнакомой местности. Она по праву гордилась умением ориентироваться что в незнакомом городе, что в безлюдной глуши, неплохо читала карты и даже умела брать азимут. Папенька поощрял эти недевичьи наклонности. Умилялся, помнится, первооткрывательницей называл, когда маленькая Люси торила новые тропы в зарослях бурьяна на берегу сонных речек и прудов в благословенном и далеком детстве. И отроковицей мечталось Людмиле не о балах и раутах, кухаркиной дочке все равно недоступных, а о покорении диких земель и усмирении папуасов. Или эскимосов, не суть важно.
        Знать бы тогда, что осваивать придется Древний Китай, а покорять - доисторических китайцев! Особенно одного конкретного аборигена. До дыр зачитанные в отрочестве Майн Рид с Жюлем Верном и в кокаиновом бреду не смогли бы вообразить такое путешествие за край света, какое выпало двум русским девушкам.
        Карты Люсе не хватало. И компаса. Любопытно, а здесь его уже изобрели или еще нет?
        Ехалось ей, впрочем, неплохо. Обидчивый командир Лю держал себя как глиняный истукан, а не живой мужчина. Людмила поначалу опасалась: мало ли что наболтал древний мятежник про сестру и храм? Может, он, не дай бог, Танюху прикопал где-нибудь в овраге, а медальон с трупа снял? Но если бы Лю Дзы хотел навредить, к чему лишние сложности? Она ведь спала при нем, но мужчина, способный скрутить ее одной рукой (той, которая здоровая), и шагу лишнего в ее сторону не сделал. Стало быть, правду сказал. И везет действительно к сестре, а не в очередной бордель продавать.
        Чутье на опасность, в отношении памятного офицера Шао криком заходившееся, сейчас упрямо молчало. Наоборот, от Пэй-гуна исходило необъяснимое ощущение безопасности, а рука его, с обманчивой небрежностью державшая повод Верного, лишь страховала Люсю от падения. Никаких попыток тайком облапать, как бы ненароком ухватить за деликатные места, ни пошлых шуточек, ни сальных взглядов. Вообще никаких взглядов и шуточек, если совсем честно говорить. Древний повстанец вез ее так… равнодушно, словно Люся была и не женщина вовсе. И - да, это тревожило.
        День клонился к вечеру, когда с подозрительных тропок они выехали на уже знакомую Людмиле по недавним скитаниям дорогу. С холма открывался вид на придорожную деревеньку - стайка приземистых, словно игрушечных домиков в окружении квадратиков полей. Лю Дзы придержал Верного и впервые за несколько часов обратился к спутнице:
        - Госпоже лучше прикрыть волосы.
        Люся, оказывается, успела привыкнуть к его молчанию, так что даже удивилась, что эта статуя вдруг заговорила.
        - А? Разве моего шарфа мало?
        Бамбуковую шляпу девушка благополучно потеряла еще во время выуживания командира Лю из реки. Уплыла шляпа. Но шарф, которым Люся обмотала голову на манер чалмы, вроде бы до сих пор Пэй-гуна устраивал.
        - Госпожа благословлена небесно-белой кожей и глазами, подобными облакам. В Поднебесной не сыщешь похожих женщин.
        На комплимент эта сухая констатация походила мало.
        - И что? Раньше тебя это не заботило. Мало ли кого ты везешь в седле.
        - Лисицу-демона везу. - Лю Дзы усмехнулся. - Кого же еще? Слухи о проклятии хулидзын уже разнеслись по уезду. Если госпожа прикроет голову и лицо, люди подумают, что мятежник Лю просто нашел себе женщину. Но если госпожу увидят вблизи, скажут, что в седле мятежника Лю сидит несчастье, демоница, погубившая целый город.
        - Какое еще проклятие? - Люся извернулась так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и тревожно нахмурилась. - Что значит - город погубила? Когда это? Какой?
        - Госпожа, должно быть, запамятовала, что благородный князь Сян Юн разрушил город Фанъюй, когда вызволял госпожу из плена.
        Людмила похолодела. До сего момента она как-то не задумывалась о генерале Сяне в таком смысле. Ведь он спас ее, так разве важно, как именно? Но - целый город? Вот так взял и разрушил? Просто так?
        Она сама не заметила, что сказала это вслух. Непроницаемое лицо предводителя Лю вдруг потемнело.
        - Взял и разрушил, - подтвердил он. - А скольких людей убил при этом, он, должно быть, и сам не ведает. Благородные князья редко утруждают себя такими подсчетами. Но не просто так, конечно. Из-за проклятия хулидзын, которую держали там в клетке.
        - Но я тут ни при чем! - воскликнула девушка. - Погоди… ты тоже в это веришь? В проклятие?
        Повстанец молчал так долго, что «хулидзын» всерьез забеспокоилась и даже поерзала, чтобы напомнить о своем существовании.
        - Если бы верил в проклятия, госпожа не прожила бы и часа после нашей встречи, - наконец разомкнул уста Лю Дзы. - Так что нет, не верю.
        - А… город?
        - Смешно винить женщину в том, что совершают мужчины. - Пэй-гун пожал плечами. - Но эти люди, - он махнул рукой в сторону деревни, - темны и невежественны, оттого и жестоки. Они верят и в лисиц-демонов, и в лисьи чары. Поэтому госпоже следует прикрыть лицо и волосы.
        Вот так вскользь намекнув, что сам-то он, оказывается, в лисьем колдовстве очень даже сомневается, предводитель Лю терпеливо подождал, пока настороженная Людмила зароется в складки ханьфу так, чтобы только глаза виднелись, и тронул коня. Верный пошел упругим ровным шагом. Люся же вся извелась в ожидании - когда же они проедут селение? Когда можно будет выбраться из кокона? Вот уж точно - не знаешь, куда глаза девать! Она опустила голову пониже и даже не заметила, как дорога сменилась деревенской улицей.
        - Надо покормить Верного и дать ему отдохнуть, - вдруг молвил Лю Дзы, спрыгнул наземь и протянул к ней руки. - Пусть госпожа простит неотесанного мужлана.
        Люся и пискнуть не успела, как уже оказалась прижата к груди мужчины. Мятежник обхватил ее так надежно и крепко, так старательно прикрыл от чужих взглядов, что брыкаться стала бы лишь последняя дура. Вот Людмила и не стала.
        - Эй, хозяин! - с ноги отворив калитку в какой-то дворик, зычно позвал Лю. - Найди-ка мне горшок лапши, кувшин вина и комнату, чтоб поспать. Да за конем присмотри. А уж я не обижу!
        - Добро пожаловать, Пэй-гун! - услышала Люся и поняла, что мятежник Лю и впрямь пользуется популярностью среди местного населения. Но хорошо это или плохо для нее самой - вот в чем вопрос…
        ЛЮСИ И ЛЮ ДЗЫ
        Люся так вымоталась, что ее даже не беспокоила перспектива провести ночь в одной комнате с мужчиной, наедине. Тем паче что командир Лю, видимо, уже корил себя за приступ красноречия и снова замкнулся, сделался неразговорчивым и тихим, на вопросы отвечал односложно, а потом и вовсе куда-то ушел. Девушка подождала-подождала, да и задремала, прикорнув на соломенном тюфячке. На крошечном постоялом дворе кроватей не водилось, и путникам предлагалось спать на покрытом циновками глинобитном полу. Сквозь тонкие дощатые стены свободно проникали звуки, и пылинки танцевали в косых лучах закатного света. Где-то неподалеку готовили пищу, что-то звякало и трещало, запах наваристого куриного супа щекотал обоняние, но спать Люсе хотелось гораздо сильнее, чем есть. Веки ее сомкнулись, будто кто-то задул свечу.
        Впервые за несколько лет Людмиле снился отец. Нет, даже не он сам, а его голос. Круг желтого света от лампы, теньканье комаров, кружевные тени занавесок, туман, белой волной накрывающий сад, и одуряющий запах сирени. Мирный, сонный май на даче в Териоки, зарницы в светлом ночном небе, дальний гром, нестрашный, едва слышный. Девятьсот четырнадцатый год. Фройляйн Ланге подслеповата и туга на ухо, поэтому удрать от бонны для тринадцатилетней Люси ничего не стоит. Можно прокрасться на веранду до того, как подадут кофе и сигары, затаиться под круглым столом, спрятавшись под скатертью, свисающей до самого пола, - и слушать, слушать без конца, как батюшкин гость, человек с лицом некрасивым и длинным, негромко читает: «А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы…»[28 - Стихотворение Н. С. Гумилева.]
        - Бесподобно, Николай Степанович, бесподобно! - восклицает отец. - Но когда же вы решитесь снова в Китай? Ах, как созвучно песням «Шицзин» ваше: «Луна восходит на ночное небо…»
        - Полно, это всего лишь замысел, и неизвестно, допишу ли… А вы, Петр Андреевич, в следующую экспедицию собираетесь этой осенью?
        - Будущей весной, голубчик, не раньше, - вздыхает профессор Орловский, украдкой поглядывая на дверь, словно кто-то из домашних может его услышать. - А теперь… не прикажете ли коньячку?
        - Фройляйн! - в неспешную беседу вдруг врывается резкий голос бонны. - Фройляйн Люси, извольте показаться из вашего укрытия не-за-мед-ли-тель-но!
        Отец и гость смеются, а голос все зовет и зовет: «Фройляйн Люси! Люси!..»
        - Госпожа Лю Си!
        Людмила встрепенулась и спросонья не сразу сообразила, почему фройляйн Ланге вдруг заговорила мужским голосом.
        - Просыпайтесь! - заметив, что она открыла глаза, мятежник Лю жестом показал на большой глиняный горшок на низком столике, кувшин и пару плошек. - Я принес поесть.
        Выглядел он чем-то встревоженным, но божественный запах куриного супа с потрохами полностью завладел вниманием Люси. Она вдруг вспомнила, что не ела уже целый день, - и это если считать за нормальную еду жесткие лепешки и несоленую рыбу. А куриный бульон с домашней лапшой вообще оставался смутным воспоминанием из невозможно далекой, нормальной еще жизни, где не было никаких китайцев, кроме древних авторов из папенькиной библиотеки.
        Горячий, густой, с янтарными каплями жира, он заманчиво сверкал в щербатой глиняной плошке, а аромат кружил голову лучше любых духов. В животе у небесной лисы заурчало, и она даже зажмурилась, чтобы обуздать себя и не наброситься на эту прекрасную, восхитительную еду как дикий зверь.
        Пэй-гун только хмыкнул беззвучно, глядя, с каким неженским аппетитом уплетает небесная гостья немудреную крестьянскую еду, которой любой благородный господин побрезговал бы даже в голодный год. Надо же, и эта посланница Небес, совсем как ее сестра, благосклонно вкушает человеческую пищу, не требуя ни свежей печени, ни мужских сердец под кисло-сладким соусом и с гарниром из молодых стеблей бамбука. Видать, лисы небесные, совсем как их земные товарки, готовы довольствоваться куриными потрохами, если совсем уж туго.
        Командир Лю и сам был голоден, но большую часть горшка отдал лисице. Пусть наедается. А когда она, облизнувшись, с довольным фырканьем отодвинула опустевшую посуду и улыбнулась, сытая и умиротворенная, понял, что жертва его того стоила. Девушка взглянула на него снизу вверх, глаза ее блестели оживленно и радостно, нежные губы трепетали в улыбке, подобно лепесткам цветущей сливы…
        - Благодарю, - молвила она, и Лю Дзы тряхнул головой, отгоняя наваждение.
        Узнать, каковы эти губы на вкус, он еще успеет. Непременно. Обязательно. Торопиться нельзя. Эта дева не вражеская крепость, чтобы брать ее силой, и не потайная комната в доме циньского чинуши, чтобы пробираться к ее сокровищам тайком. Тут требуется более изощренная тактика. Но братец Синь зря упрекал Пэй-гуна в отсутствии мышления, потребного полководцу. Нужная стратагема уже сама собой выстраивалась в мозгу мятежника. Много ли радости в насилии или обмане? Женщины всегда приходили к Лю сами, а многие из них даже денег с него не брали. Нельзя, конечно, сравнивать девиц из веселых домов и небесную лисицу, но ведь она - тоже женщина? Пусть необычная, пусть чужая, но женщина. И первое и основное отличие - эту он хочет в жены, не просто в постель. Значит, придется потрудиться. Значит…
        Где-то снаружи трижды ухнула сова, и Лю Дзы разом забыл и о женщинах, и о лисах.
        Он вскочил и замер, прислушиваясь, а потом вдруг растянулся прямо на полу, прижимаясь к нему ухом. Точно! Стук копыт… а вот и топот множества ног, обутых в солдатские сапоги. Один только вопрос - Чу или Цинь? Первое - просто паршиво, второе - паршиво очень.
        - Что случилось?
        Командир Лю поднял голову. Лиса присела рядом на корточки, крепко сжимая рукоять чуского кинжала, и в прозрачных ледяных глазах не было ни капли обычного женского страха. Только тревога и готовность к драке.
        - Солдаты, - коротко сказал он.
        - Солдаты Цинь или Чу? - Хулидзын соображала не просто быстро, а едва ли не шустрее его самого.
        - Пока не знаю… - начал Лю, но тут за стенкой трижды гавкнули, и он рыкнул от досады: - Чу! Эх, не вовремя!
        - Мы можем сбежать? - Девушка деловито огляделась и помрачнела. Выход из комнаты был только один. Никаких окон и лазеек. - Ох, а Верный? Они же найдут твоего коня!
        - Верного я за деревней спрятал, - отмахнулся мятежник. - Погоди. Может, просто мимо пройдут.
        - Это ночью-то? Вряд ли. - Лисица покачала головой, и Лю снова успел поразиться ее хладнокровию. - Если ты выглянешь…
        - Точно! Сиди тихо, я сейчас, - и мужчина тенью выскользнул наружу, но почти сразу же вернулся. - Обшаривают дома. Кого-то ищут.
        Раздраженные окрики, причитания женщин, хлопанье дверей, звон и ржание приближались стремительно.
        - Меня, наверное, - мрачно сказала хулидзын. - Поганый дядюшка, видать, не угомонился!
        - Не бойся, - жестко заявил Пэй-гун. - Никакие дядюшки тебя не отберут, пока я жив. И племянники - тоже. О! Дай-ка мне этот кинжал. На нем знак Сян Юна, может, сумею солдатам голову задурить…
        Девушка без возражений протянула ему оружие, на миг застыла, задумавшись, а потом вдруг одним движением сбросила верхний халат.
        У Лю Дзы глаза на лоб полезли.
        - Что?..
        - Мысль! - кратко бросила она, подпрыгивая, чтобы быстро стряхнуть мужские штаны. - Раздевайся и лезь ко мне!
        Хулидзын шмыгнула под одеяло и приглашающе приподняла один край.
        - Ха! - Мятежник Лю понял идею, и план ему понравился. - Укройся с головой, но выстави наружу ножку.
        Снимать халат-пао совсем он не стал, чтобы не открывать раненое плечо, зато распустил волосы и сел рядом с лисицей, изо всех сил напуская на себя вид встревоженный и недовольный. Добропорядочный человек ведь не будет доволен, если его среди ночи побеспокоят солдаты и оторвут от теплой женщины?
        Они успели как раз вовремя. Солдаты Сян Юна стучаться в двери не привыкли, распахивали с ноги. В крохотную комнату вломились трое, и там сразу стало очень тесно. Впрочем, если дойдет до боя, то теснота и темнота будут верными помощницами мятежнику Лю. У него опыт поножовщины во всяких злачных местах имелся о-о-очень солидный, а чусцы со своими мечами и копьями в такой комнатенке попросту не развернутся. Но до драки доводить ему очень не хотелось.
        - В чем дело? - со сдержанным возмущением спросил он. - Уважаемые воины, почему вы нарушаете покой в такой час и пугаете мою жену?
        Лисица, умничка, дрыгнула белой ножкой, по самую коленку высунув ее из-под одеяла, и что-то пропищала. И все взоры, естественно, сошлись на непристойно обнаженной щиколотке и стройной икре. Главный из троицы чусцев прочистил горло смущенным кхеканьем и пробухтел:
        - Это ваша жена?
        - Разумеется! - раздраженно ответил Лю, а сам незаметно выдохнул. Им просто невероятно повезло. Видать, у ребят Сян Юна был приказ не зверствовать, иначе хулидзын за эту самую голую ногу из постели бы и вытащили. То есть попытались бы. После того как перешагнули через труп предводителя Лю, не раньше.
        - Достойные воины, проявите сочувствие! - отвлек он солдат от созерцания женских прелестей. - Мы с женой и так пострадали. Нарвались по дороге сюда на мерзавцев из Цинь…
        - Цинь? - встрепенулся старший. - Где это было? Много?
        - Два ляна конников. С арбалетами. - Лю Дзы для разнообразия сказал истинную правду. Он же действительно встречал недавно отряд циньцев, разве не так? - На Северной дороге, там, где начинается ущелье. Мы еле ноги унесли от этих ублюдков.
        Хулидзын из-под одеяла снова жалобно пискнула.
        - Бедняжка теперь прячется от одного вида чужих мужчин, - пожаловался мятежник. - Ума не приложу, что с нею делать. Совсем головой тронулась. Может, в храме Матушки Нюйвы помогут…
        - Значит, на Цветочную гору идете? - уточнил командир. - Так-так… - и вдруг резко рявкнул, рассчитывая напугать: - А сам кто таков?!
        - Охотник из Фэна. - Лю изобразил легкий испуг и огромное почтение. И решил, что пора продемонстрировать чуский кинжал. - Да я же вашего благородного князя знаю! Вот, видите? Сам князь изволил мне пожаловать это оружие.
        Клеймо дома Сян на ножнах подействовало именно так, как и должно было. Старший из чусцев сразу стал вежливей, а его подчиненные и вовсе попятились к выходу.
        - За какие же заслуги, а?
        - Да ерунда, навел как-то господина на тигриное логово. А дальше уж он сам! Эх, братья, видели бы вы, как доблестный князь его взял! Одним выстрелом! Прямо в глаз! В прыжке!
        Лиса вдруг ощутимо ткнула его в бок, и Лю понял, что увлекся, и побыстрей свернул рассказ:
        - В общем, повезло вам с генералом, братья. Таких отважных князей теперь и не сыщешь, не то что в древности…
        - Да, наш господин такой. Настоящий герой! Ладно, бывай, охотник. За женой приглядывай получше да не выпускай на двор, пока не уедем.
        - А кого хоть искали-то?
        - Бабу с белыми волосами, - отмахнулся вояка. - Эх, да разве такую найдешь! Лиса - она и есть лиса. Где ж с лисьими чарами совладать…
        Лю Дзы подождал, пока солдаты окончательно уберутся с постоялого двора, осторожно выглянул за дверь, убедился, что беда миновала, и только затем откинул край одеяла. Лисица глянула на него искрящимися от смеха глазищами, такими яркими, что Лю показалось, будто они светятся в полумраке.
        - А ведь этот грубиян из Чу в чем-то прав, - заметил он, улыбаясь в ответ на ее улыбку. - Лисьи чары - такие, где уж с ними справиться обычному человеку…
        И наклонился ближе, понимая, что делает совершенно не то и абсолютно не вовремя, но не в силах себя остановить.
        ЛЮСИ
        Конечно, это были чары, только, разумеется, не лисьи. Нет, тут сработало другое колдовство: и чувство облегчения от едва миновавшей опасности, и веселое возбуждение от удачной уловки, и общий, один на двоих, смех, и, что уж греха таить, близость и тепло полуобнаженных тел. Люсю трясло то ли от пережитого страха, то ли от смеха. Она, и под одеялом прячась, и чувствуя, как чужие взгляды обжигают ее выставленную напоказ ногу, думала не о чуских солдатах и не о том, что они могут с ней сделать, если найдут. Нет, совсем даже не о том. Между ней и чужим, враждебным миром вдруг словно выросла надежная стена, притом живая, теплая и… ничуть ей самой не угрожающая. Нет, не стена даже - стены Людмила недолюбливала и, если не удавалось разбить или снести, предпочитала перелезать или обходить. Не стена, а щит. Щит ведь лучше стены, его можно опустить, когда беда больше не угрожает, да и с собой носить не так уж тяжело.
        Там же, под одеялом, девушку вдруг настигло и странное чувство общности. Она внезапно ощутила чужого ей в общем-то, древнего мужчину как себя, словно они оба были частями чего-то большего, как правая рука и левая. Он говорил, а она беззвучно шевелила губами, и слова были теми же самыми - Люся и сама лучше бы не придумала. Он поднял руку в приветливом жесте, а девушка, даже не видя, почуяла это движение так, словно это она сама, а не командир Лю, показывала чусцам кинжал их генерала. Будто она стояла за плечом Пэй-гуна… Нет, не так! Будто она в тот момент стала мятежником Лю, разделила с ним одно тело и общие мысли, общие чувства и желания - тоже общие.
        Именно поэтому она уже знала, что он сделает, знала раньше, чем встретилась глазами с его взглядом, одновременно тяжелым и странно растерянным. Знала прежде, чем он наклонился, скользнув длинными прядями распущенных волос по ее обнаженным рукам. Знала и даже ждала этого движения, этого осторожного, очень бережного касания губами губ. Мятежник и повстанец словно спрашивал разрешения, и, похоже, едва ли не впервые в жизни. Люся и это поняла, каким-то запредельным чутьем почуяла, как настоящая многохвостая лиса, которой ведомы все вещи под Небом.
        И это было так естественно, так понятно и просто, что девушке и в голову не пришло противиться. Как можно отталкивать часть самого себя? Все равно что левой руке отвергать правую! Она бы подумала об этом, если бы оставалась в состоянии думать. Но мысли разом улетучились, остались только эмоции, а поцелуй все длился и длился, и прекращать Люсе не хотелось совсем. Она не заметила, как приподнялась и села, не осознала, что уже не просто разрешает, а сама чуть ли не берет без спроса, и если бы им обоим не нужно было еще и дышать…
        Способность соображать вернулась разом к обоим, но первым одумался Лю. В голове девушки еще не успела родиться и окрепнуть паническая мысль: «Боже мой, я целуюсь с человеком, который умер до Рождества Христова!» - а доисторический мятежник уже отпустил «лисицу», но совсем отстраняться не стал. Так они и сидели друг против друга, не отводя глаз, и вид у командира Лю был такой потерянный, словно его оглушили. Себя-то Люся видеть не могла, но чуяла - у нее взгляд такой же шальной и изумленный.
        - И… что это было?
        Она спросила первой, потому что поняла: сейчас он придет в себя окончательно, отскочит на пару шагов и заведет старую песню насчет «недостойного крестьянина» и «смиренного ожидания казни». И на этот раз - всерьез.
        Вопрос подоспел вовремя. Лю Дзы словно очнулся, тряхнул головой, глянул на свои руки так, будто впервые их увидел, и растерянно пожал плечами:
        - Не знаю. Наверное, порыв или…
        Люся нетерпеливо фыркнула. Оправдания насчет поцелуев ее интересовали в последнюю очередь. То есть поцелуя. Одного. Пока одного. Потому что будут и другие, не могут не быть.
        - Я не о том! - отмахнулась она. - Я о другом. Почему это было… так?
        Она даже разозлилась от невозможности объяснить словами то, что имела в виду. Описать ту непонятную общность и естественность, которые никуда не делись. И доверие. «Почему я тебе доверяю?» - вот что она хотела спросить, но Лю понял без слов и ответил именно на этот незаданный вопрос:
        - И этого тоже пока не знаю. Ничего, если я не стану извиняться?
        Честность его была воистину подкупающей. Наглость, впрочем, тоже.
        - Тогда и я не стану. - Люся весело прищурилась. Все правильно. Извиняться - значит, показывать, что ты сожалеешь. А сожалеть им обоим было не о чем.
        - Мы остались живы, - покачал головой Лю, приводя в порядок одежду. - Вот что удивительно! Небеса опять отвели от меня смерть… второй раз за три дня! Если это лисьи чары, то они просто замечательные. Мне нравится.
        - Никаких чар. - Девушка тоже решила, что пора бы одеться. Его она совсем не стеснялась и не опасалась, но разгуливать в одном только нижнем белье было неуютно. Да и холодно. - Никаких чудес. Мы остались живы, потому что ты нас спас.
        - Ну уж нет! - Мятежник стремительно обернулся и глянул так, словно они опять целуются. - Мы нас спасли. Мы вместе. Мне не стыдно разделить победу с женщиной, и вот это у меня точно в первый раз.
        Люся просто кивнула. Такое признание стоило всех поцелуев мира, и уж это-то она прекрасно поняла.
        «Я сидела на маленькой резной скамеечке в центре огромного походного шатра, слушала, как шелестят на ветру флаги, и вспоминала, что нам говорили на уроках Закона Божьего касательно участи душ людей, умерших до рождения Христа. Ад, их всех ожидал ад».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 9
        Честность - лучшая политика
        «Если бы люди всегда говорили, что они думают на самом деле, - о себе ли, о других ли, наш мир был бы совсем иным. В чем-то гораздо хуже, но во многом - определенно лучше. И уж точно опасных иллюзий у его обитателей заметно поубавилось бы».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        К себе домой Ин Юнчен вернулся лишь ближе к ночи, когда на небе, темном и высоком, уже начали одна за другой вспыхивать крошечные иглы звезд. На душе у него было неладно. Вроде бы ни в чем не обманул он уважаемых родителей своих, а вот, гляди же, как неудачно все обернулось! И что теперь делать?
        Этот вопрос совсем не давал ему покоя, и он метался по апартаментам в состоянии, которое подозрительно напоминало панику. Познакомить отца и матушку с Сян Джи парень, пожалуй, был даже не прочь, но толку из этого - по крайней мере сейчас - выйти не могло. Никакие силы не заставят их принять в семью дочь председателя Сяна. Да и сама девушка…
        Ин Юнчен усмехнулся, представив, как взвилась бы она на дыбы, предложи он сыграть роль его нареченной, - и почти сразу раздраженно чертыхнулся.
        Не стоило, ох не стоило ему воображать лишнего. Теперь в мыслях своих, вместо того чтобы беспокоиться о куда более важных проблемах, он вновь видел Сян Джи, ее губы и руки, ее тело, чьих округлых изгибов совсем не скрывала мокрая одежда там, на дороге.
        Парень решительно потряс головой и пошел в душ.
        Зажмурившись, он долго стоял под струями ледяной воды, а потом, и не подумав обтереться, выключил свет, подошел к большому, во всю стену, панорамному окну и долго смотрел, как в ночном сумраке переливается, сверкает, словно раскрытый ларец с драгоценностями, Тайбэй.
        Спать совсем не хотелось, но Ин Юнчен все же лег на прохладные простыни. С прикроватной тумбочки синим глазом подмигивал электронный будильник, с едва слышным, почти неразличимым гулом работал кондиционер, и вскоре парень сам не заметил, как задремал, упал в сновидение, словно в глубокий темный колодец.
        …Сил не было - ни бежать, ни сражаться. Кровь заливала лоб и глаза, и сквозь красную пелену мир казался зверем, дрожащим от ярости, рвущим глотку в бешеном реве. Гудело, бормотало, шептало вокруг. Может, это ветер целовал своими прозрачными губами ветви деревьев, пересмеивался шутя с речными духами? Или это кружились вокруг него, понукая лошадей, враги?
        Он двинул было рукой, чтобы убрать с лица пряди длинных, выбившихся из узла волос, и вздрогнул при виде своих - своих ли? - пальцев. Покрытые мозолями и порезами - никогда его ладони не были такими. Или были? Не успев появиться, удивление и недоумение ускользнули, растаяли, и он приглушенно застонал от боли. Казалось, что острые белые ножи, вспыхивая, пронзают все тело. Плечо, и спина, и, кажется, живот - синяки и раны были везде.
        Оружие. Ему нужен был меч. Если он найдет меч, то крови станет больше, и она уж будет принадлежать не ему!
        Красные капли одна за другой стекали по его щекам, по шее, по волосам, укрывшим плечи темной волной.
        Меч. Где же меч?..
        Ин Юнчен, оскалившись, потянулся вперед - и проснулся, уже понимая, что совсем запутался. Щурясь, он огляделся.
        Все было как и прежде - спальня, большая и просторная, со светлыми стенами и кроватью на возвышении из черного дерева, Тайбэй, сияющий за окном разноцветными огнями. В недоумении он поднес к глазам руку. Гладкая ладонь, короткие, аккуратно подстриженные ногти, вьющаяся по предплечью татуировка. Никаких мечей. Никаких ран.
        - Что, черт возьми, это было? - спросил Ин Юнчен, и собственный голос в сумеречной тишине комнаты показался ему чужим и незнакомым.
        САША
        На следующий день дочь председателя Сяна решила к завтраку не спускаться, а попросила горничную принести поднос с едой наверх, в студию. С родителями, которые вчера конечно же обнаружили ее побег, отношения совсем разладились. Вечером, когда она вернулась домой после встречи с профессорским племянником, отец и матушка даже не соизволили снизойти до разговора с дочерью. Перед глазами девушки так и стояли их лица: такие одинаково строгие в своем единодушном неодобрении, такие непреклонные! В ответ на тихое приветствие они не оглянулись, ничем не выдали того, что слышат и видят ее. Отец продолжил читать газету и неторопливо пить свой кофе, матушка же, поправив очки, которые позволяла себе носить лишь дома, с безразличием перевернула страницу любимого журнала - жена председателя Сяна увлекалась выращиванием бонсаев.
        Это было наказание за непослушание - это Саша поняла хорошо. Наказание - и последнее предупреждение.
        Родителей своих девушка знала: исправить ситуацию теперь могло лишь беспрекословное подчинение. Сдайся или умри. Стой на своем до конца, до последнего хрипа и капли крови. Вот по какому принципу жил ее отец, а матушка, как хорошая жена, всегда и во всем поддерживала своего мужа. Александра думала, что, если б не этот бескомпромиссный, тяжелый, воинственный характер, отец не сумел бы добиться нынешнего - весьма высокого - положения. В прошлом бабушка, глядя на него, своего младшего сына, вздыхала всегда тихонько: мол, вот она, дикая кровь, никуда не девается, кипит.
        - Жаль, - вздохнула в настоящем ее внучка, глядя на свою рыбку, - что со своими близкими папа поступает так же, как с врагами.
        Рыбка конечно же ничего в ответ не сказала, но девушке все равно стало немножко легче: родительское молчание произвело на Сашу куда больший эффект, чем упреки и ругань.
        Мрачная и печальная, она сидела в своей студии перед балетным станком, не зная, то ли извиниться или покаяться, то ли собрать вещи и уехать из отцовского дома.
        Можно, размышляла девушка, снять квартиру в центре, недалеко от библиотеки. Возвращение в Сан-Франциско теперь, после разговора с Кан Сяолуном, стало невозможным. Никуда она не уедет, пока не станет ясно, для чего бабушка именно ей оставила дневник и терракотовую безделушку, которая оказалась совсем даже не безделушкой, а едва ли не национальным достоянием! Конечно, профессорский племянник пообещал, что поможет, и вроде бы от слов своих отказываться не собирался - даже настоял на повторной встрече, чтобы обсудить, как он выразился, «план действий».
        С тихим стуком в комнату проскользнула горничная. Зашуршала ткань, что-то звякнуло, запахло мандаринами и яблоками, но, когда молодая госпожа Сян повернулась, чтобы поблагодарить служанку, той уже не было в комнате.
        С безразличием поковырявшись в еде, девушка привела себя в порядок и взглянула на часы. Вчера в это самое время она вылезала из окна, чтобы пойти на свидание, и ей казалось, что в жизни не будет - не может быть! - дня чудеснее.
        Сегодня же… Саша вздохнула, и печалясь, и злясь на себя, - ей хотелось увидеть Ин Юнчена. Даже несмотря на то, как отвратительно закончилась их прошлая встреча. Даже несмотря на то, что какая-то наглая девица посмела вешаться на него, а он, кажется, не особенно-то и возражал! «Последние мозги, - строго сказала себе девушка, - ты обронила, дура». Внушение не помогло. Это было непонятно, это не поддавалось никаким логическим объяснениям и доводам, но…
        - Если он снова позвонит, - обратилась к пучившей глаза рыбке Александра, - я отвечу. Скажу ему, что он позорный бабник и что ни одна нормальная женщина - тем более я! - с ним никаких дел иметь не будет! И что так он и умрет в окружении своих постаревших стерв, одинокий и морщинистый!
        И в этот момент ее телефон тоненько пискнул.
        Девушка встрепенулась и подскочила на месте. Говорят же: помяни Цао Цао, он и… Неужели это Ин Юнчен? Вчера, после ее побега, парень звонил упорно и отчаянно, без перерыва. Что, если и сегодня не отступился от своего? Он такой, он наглый. Он может.
        - Я выслушаю его, - закусив губу и глядя на телефон так, будто у него выросли рожки, сказала сама себе Саша. - Это не значит, что у нас что-то еще будет. Я просто выслушаю его.
        И схватила трубку. «Кан Сяолун», - мигало на дисплее имя, и девушка разом притихла. Не он. Не Ин Юнчен.
        «Я хотел бы встретиться с вами сегодня, - прочитала Александра, - чтобы поделиться результатами своих исследований. Приезжайте в Тайбей 101. Сможете ли вы быть на месте в…»
        Некоторое время мисс Сян сидела и смотрела на иероглифы, которые складывались вовсе не в те слова, что она ожидала увидеть, а затем, решительно сжав зубы, написала ответ, поднялась и начала одеваться.
        На другом конце города, в кабинете, полном книг и редкостей, мужчина с темными змеиными глазами улыбнулся, получив ее сообщение. Он знал: внучка Тьян Ню не откажет ему, приедет, выслушает… сделает так, как ей будет сказано. Знание это, вопреки обыкновению, не основывалось на фактах, изысканиях, доказательствах - Кан Сяолун просто верил в судьбу.
        Ведь если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп врага… или терракотовая рыбка, что до сих пор так ловко обходила все ловчие сети.
        - Плыви, - тихо, едва слышно прошептал племянник профессора Кана и прикрыл глаза, всматриваясь в свои собственные мысли и планы. - Плыви ко мне.
        ИН ЮНЧЕН
        Друзья на то и друзья, чтоб выручать из беды, верно? Если они и вправду товарищи, а не простые знакомцы из тех, которые выпить вместе согласятся не думая, а на защиту, случись что, не встанут.
        У Ин Юнчена друзья были что надо. Настоящие. Ведь лишь добрый приятель, разбуженный рано поутру внезапным звонком, не только не обматерит сгоряча, а вникнет и, самое главное, по мере сил своих и понимания выручит.
        - У меня проблема, - вот что услышали в трубке Ю Цин с Чжан Фа в тот день. - Даже две. Приезжайте.
        - А? - спросонья пробурчал Пиксель и деликатно шмыгнул носом. - Пять утра! Ты чего это, совсем винтики растерял? Еду!
        - Юнчен? - гулко отозвался, зевая, великан Фа. - Виски брать? Нет?! Через полчаса буду.
        Так вот и получилось, что над Тайбэем едва-едва затеплился рассвет, а в холостяцких апартаментах Ин Юнчена в самом центре города уже кипела жизнь: подрумянивались на сковороде оладьи, гудела кофемашина и дробно стучал по разделочной доске нож - Чжан Фа, большой гурман, готовил страдающему товарищу завтрак. Пиксель же, оседлав стул, пристально рассматривал взъерошенного друга, жевал добытый из холодильника сыр и делал для себя какие-то выводы.
        - С фирмой неладно? - закинув в рот кусочек пармезана, наконец поинтересовался Ю Цин.
        Ин Юнчен, усевшись по-турецки на диване, мрачно помотал головой, но Пиксель сдаваться был не намерен. Из кухни, неся на подносе кофейник и тарелку с угощением, появился Чжан Фа. На лице его застыло сосредоточенное выражение, брови были нахмурены: великан явно подсчитывал, всем ли присутствующим достанется равное количество золотистых, с пылу с жару оладий. За окном нежным розовым цветом пылало утреннее небо.
        - Мотоцикл вдребезги? - продолжал между тем допрос Пиксель. - Или украли? Ты столько в свою железку вбухал, что вполне могли! Я б сам ее уворовал, если б мы не дружили, - с продажи твоей зверюги можно год жить припеваючи и ни в чем себе не отказывать.
        - С мотоциклом все хорошо, - загробным тоном отозвался Ин Юнчен и стянул с тарелки оладышек, не обращая внимания на возмущенный взгляд Чжана Фа.
        - Тогда что не так-то? - возмутился маленький Цин. - Говори давай, не ломайся, а то я уже весь нервничаю и предполагаю самое страшное. Одна из твоих девиц беременна от тебя тройней? Ты неизлечимо болен и скоро нам придется навещать тебя в больнице с цветами и конфетами?
        - И не надейся, - фыркнул парень и налег на еду.
        На несколько мгновений в комнате повисла тишина, которую нарушало только сдержанное чавканье, - беды бедами, а завтрак по расписанию. Уютно поднимался от кружек пар, пахло свежемолотым кофе и шоколадом. Ин Юнчен, с аппетитом уплетая плоды дружеской поддержки, и сам не заметил, как расслабился. Сейчас все, что случилось за последний день, казалось не таким уж неприятным. Может, зря он друзей всполошил? Ну девушка сбежала - дело, конечно, неприятное, но поправимое. Ну приснилось странное - с кем не бывает-то?
        Но потом парень разом вспомнил разговор с родителями и весь скривился. Нет, такое ему одному не по зубам, тут без помощи не обойтись.
        - Юнчен? - неторопливо отхлебнув кофе, поторопил его Чжан Фа, который, как и всегда, говорил мало, но вовремя.
        Ин Юнчен решился.
        - Я женюсь, - сказал он, чувствуя, что от одной мысли о свадьбе начинает по-волчьи подвывать.
        Умник и интеллектуал Пиксель пронес мимо рта оладышек. С тихим шлепком угощение выпало из его рук, прокатилось по рубашке и приземлилось на светлый ковер, но Ю Цин этакого непотребства даже и не заметил. Чжан Фа - тот так и вовсе застыл, выпучив глаза.
        - А? - в унисон спросили они, в этот самый момент напоминая работающий на бис комедийный дуэт.
        - Угу, - буркнул Ин Юнчен. - И мне позарез нужна невеста.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        СЯН ЮН
        В лагере каким-то чудом избегшего смерти князя встретили радостно и настороженно одновременно. То, что выжил, - отлично. Лучшего полководца в государстве Чу все равно не найти, это факт. А вот еще одна небесная дева - это уже перебор. «Где он их только находит? - вопрошали солдаты. - Чутье у нашего генерала странное». Деву в отдельный шатер поместили и охрану приставили нешуточную.
        Два дня Сян Юн держался молодцом и делал вид, что никаких ранений не было, но потом сдался на милость дядюшкиного личного лекаря. Янь Цюньпин внимательно осмотрел генерала с ног до головы дважды - туда и обратно, а также спереди и сзади, прежде чем вынес свой вердикт:
        - Лечение, которое вы получили, мой князь, выше всяческих похвал. Кто этот кудесник?
        Юн только успел рот раскрыть, как дядя ответил за него:
        - Моего несносного племянника лечила небесная дева - посланница самого Яшмового Владыки.
        - О! - только и смог выдавить из тощей глотки врач. - Конечно, земным целителям с небесными не сравниться никогда.
        И было видно, что старый хрыч не прочь увидеть небесное создание своими глазами, но побаивается разозлить Сян Юна. В войске Чу только и разговоров было, что про белокожую и среброглазую деву, которую добыл себе их генерал. История стремительно обрастала нелепыми подробностями вроде той, где рассказывалось, как доблестный генерал лично поднялся на Цветочную гору и просил богиню Нюйву указать место, где находится гостья с Небес. Далее мнения «знатоков» разделились. То ли по дороге Сян Юна ранили подлые циньцы, а дева его спасла, то ли это он защитил прекрасную Тьян Ню от домогательств подлых циньцев.
        - Наш мир - очень грубое место, - объяснял Сян Лян лекарю. - Дева пока еще не может долгое время находиться среди людей, но очень скоро она освоится, и вот тогда…
        Дальше Юн не слушал. Он выбирал подходящий случаю наряд. Дядюшка как обычно плел какую-то замысловатую интригу, в которой родному племяннику отводилась незавидная роль исполнителя. Касательно же Тьян Ню…
        С одной стороны, они вроде бы успели помириться, а с другой - девушка держалась настороженно и старалась наедине с генералом не оставаться. Заглаживая вину, Юн послал ей в подарок одежду и украшения. Шелк, нефрит, золото и жемчуг - лучшие друзья женщин, они же - верные союзники мужчин в войне за женскую благосклонность. Служанки, приставленные к почетной гостье, доложили, что госпожа выбрала всего одно бледно-золотистое, с черной отделкой ханьфу и пару туфель подходящего размера. На шпильки, серьги и браслеты только глянула, прошептала заклинание на небесном языке и отказалась от украшений наотрез. Может, не приглянулись? Нынче вечером генерал намеревался выяснить этот момент лично. И кроме свежесочиненного стихотворения, восславляющего красоту небесной девы, припас роскошный подарок, достойный императрицы, - девять нефритовых браслетов девяти разных оттенков. От молочно-белого и цвета зеленого чая до густого папоротникового и цвета темно-зеленого мирта. Сам бы носил, но мастер-ювелир точил камень под тонкое женское запястье.
        - Что это ты задумал, племянничек? - спросил строго Сян Лян, подкравшись со спины точно тигр и застигнув утратившего бдительность Юна над раскрытой шкатулкой с украшениями.
        - Ничего особенного, вот только навещу с визитом вежливости Тьян Ню.
        - И потому вырядился как павлин?
        Дядюшка, как всегда, сильно преувеличивал. Серебристо-серый прихотливый узор по темно-синему фону его шэньи сделал бы честь любому вану, но ярким его точно не назовешь. Хотя, конечно, пионы… И все же генерал ответил непонимающим, практически невинным взглядом. Однако дядю не проведешь, дядя на Юновых фортелях и сумасбродствах нажил половину своей седины. Ему одного только вида браслетов хватило, чтобы обо всем догадаться.
        - Ты, часом, не возлечь ли с ней собрался, негодник?
        - Дядя! - попытался возразить генерал. И немедленно схлопотал увесистую такую оплеуху, которыми уважаемый Сян Лян потчевал его с раннего детства.
        - Нет, ты таки совсем дурак, - всплеснул руками дядя. Лицо его сразу же приобрело оттенок благородного пиона, но в данном случае символ страсти отражал лишь страстное желание Сян Ляна проломить родичу его твердый и непроницаемый для ума череп.
        - Ты ведь ее еще ни разу не… Или пытался?
        Можно было и не отвечать. Почтенный Лян мысли читал. И на этот раз он врезал Юну складным походным табуретом по спине.
        - Сделал или нет? Отвечай, паразит!
        - Ничего я не делал, - прошипел генерал, потирая ушибленные ребра. - Я, между прочим, недавно от ран едва не помер, а вы…
        - Скажи спасибо, что не убил.
        Убить племянника не убил бы, но бить, пока рука не устанет, имел полное право. Слово и воля старшего в роду - закон!
        - Благодарю за… милость, - постанывая от боли, Сян Юн опустился перед дядей на колени, признавая свою ошибку.
        - Я всегда знал, что ты сначала делаешь, а только потом думаешь, и то не всегда, - заявил Сян Лян, с отвращением глядя на широкую спину генерала. - Но ты ведь уже не подросток, не умеющий держать штаны завязанными. Давным-давно взрослый муж, воин и князь. Тебе обычных девок мало? Бери любую и делай, что пожелаешь. В любом городе, в любом селении.
        Дядюшка ничуть не преувеличивал, так оно все и было.
        - Теперь, значит, после пророчества хулидзын ты решил, что тебе Яшмовый Владыка не указ, верно я понимаю? - вкрадчиво прошептал Сян Лян, склонившись к уху генерала и обдавая того густым запахом благовоний.
        Да уж, с предсказаниями у Юна в последнее время вышел явный перебор. Сначала лиса, потом - дева напророчили черт знает что.
        - А если тебе не терпится распробовать на вкус небесный мед, то просто женись.
        - Жениться? Мне?
        И столько удивления прозвучало в словах Сян Юна, что дядюшка не удержался от дребезжащего хохота.
        - Да ты и впрямь дурак, племяш. Ох и балбес! Конечно жениться. Кто еще под стать Сыну Неба, кроме небесной же девы? Чернь будет ликовать, твои воины будут умирать с твоим именем на устах.
        - Они и так умирают с ним, - буркнул Юн, поднимаясь на ноги и решив, что проявил достаточно покорности.
        - Ага. «Когда уж Яньло утащит в ад Сян Юна!», говорят они, - фыркнул дядя, замахиваясь на племянника рукавом шэньи густого оттенка спелой сливы. - Значит, как только гадальщик назовет подходящий день, сыграем свадьбу. И вот тогда… Ты меня хорошо понял, племянник?
        - Понял, - отчеканил генерал.
        В одном он мог себя упрекнуть - в том, что первый не подумал о женитьбе. Надо было все же головой думать.
        ТАТЬЯНА
        Как следует рассмотреть весь чуский лагерь у Тани не вышло. Море смуглых лиц и огонь факелов - вот и все впечатления от приезда. Зато свой шатер девушка изучила предельно внимательно. В первую очередь в поисках лазейки для побега. Однако за каждым из тяжелых полотнищ, заменяющих стены, стояло по воину с копьем, и каждый из них, едва завидев ее бледное лицо, начинал верещать на весь лагерь как попугай, выражая почтение небесной деве, а в ее лице - Яшмовому Владыке. Какой уж тут побег?
        А внутри шатра места хватило бы и для десяти человек, но мебели было традиционно мало: кроме подиума для сна - огромный ковер, низкий столик и распялка для одежды. И чтобы небесная дева, не дай бог, не заскучала, к ней приставили девушек-служанок. Посчитать их Татьяна так и не смогла, настолько похожими они казались, одетые в одинаковую одежду блекло-голубых цветов, с похожими прическами. Даже сережки и те одинаковые. Своими прямыми обязанностями девицы считали мелькание у небесной девы перед глазами, безостановочное щебетание днем и перешептывание ночью, а также ежесекундное подглядывание и подслушивание. Посему знакомиться с тюремщицами Татьяне не хотелось. Ей вообще заняться было нечем. Книг нет, прогулки по лагерю, полному мужчин, не положены, рукоделия днем с огнем не сыскать. Из развлечений только и оставалось, что рассматривать прихотливую резьбу на опорных столбах и копаться в шкатулках, наполненных всевозможными дамскими украшениями - колечками, браслетами, сережками, шпильками. Вот если бы еще знать, что они не сняты с убитых женщин… Одним словом, в тюрьме сидеть и то веселее, там хоть
сокамерницы есть - товарки по несчастью, которые поймут и пожалеют. Но долго скучать девушке не пришлось. Нашелся тот, кто развеял скуку. Одним, как говорится, словом.
        Браслеты Тане сразу понравились, а выражение лица почтенного Сян Ляна, когда он их преподнес, - нет. Кислолицый старик с высоченной заколкой на макушке мог хоть до следующего утра изображать саму любезность и осыпать Таню изысканными комплиментами, однако девушка твердо запомнила все эпитеты, на которые не поскупился Лю Дзы в его адрес. «Пес паршивый», - самое невинное. Спина Сян Ляна гнулась с удивительной легкостью для немолодого уже человека, а речи лились с языка сплошным водопадом. Татьяна устала слушать славословия и заверения в вечной преданности, отвлеклась на подарки и чуть не пропустила главное.
        - Для всего Чу свадьба нашего могучего князя и небесной девы станет огромной радостью. Наше счастье не имеет границ, и в каждом доме уже сейчас возносятся молитвы благодарности Яшмовому Владыке и богине Западного Неба…
        - Чего? Какой еще свадьбы? - оторопела Таня. - Я согласия не давала!
        Но хитрый чусец ее не слышал.
        - Должно быть, сама Матушка Нюйва сжалилась над нашим народом и послала чудо…
        - Погодите. - Девушка принялась лихорадочно стаскивать с руки нефритовые браслеты. - Я не собираюсь выходить замуж за вашего… генерала. Нет! Никогда!
        Сян Лян торжествующе улыбнулся и сделал знак служанкам попридержать разволновавшуюся от нежданной радости деву. В четыре руки с двух сторон. Чтобы, значит, не сопротивлялась своему огромному счастью и не удумала броситься на него с… благодарностями.
        - Я вижу, невеста согласна, - самодовольно заявил генеральский дядюшка. - Вот и прекрасно. Пойду обрадую жениха.
        Он ушел, а Таня осталась наедине со своим так называемым «счастьем». Разницы между супружеством с диким зверем в людском обличье и надругательством на обочине проселочной дороги она никакой не видела. Только теперь это будет на шелковых простынях, а не на стерне, и не раз, и даже не два, а пока генерал вдосталь не натешится, и до тех пор, пока ему не надоест новая игрушка. Или пока та не сломается.
        Служанки, убедившись, что небесная дева скандалить и крушить мебель не собирается, поторопились убрать руки. Приказа сажать счастливую невесту на цепь не было.
        - Госпожа желает покушать? - пискнула самая храбрая из девушек.
        - Нет.
        - Тогда, может, госпожа желает, чтобы ей спели или станцевали?
        - Нет.
        Песни и пляски были последним, чего бы хотелось Татьяне в эту минуту. Вот если бы веревку и мыло, тогда другое дело. Никогда прежде, ни в Петрограде, ни в Томске, ни потом - уже в Шанхае, греховные мысли о самоубийстве не посещали девушку, хотя поводов для них было предостаточно. Рядом была Люся - храброе сердце и щедрая душа, впереди - какое-никакое, но будущее, пусть даже и за океаном, а позади - самое счастливое детство, какое только может быть у ребенка. Собственно, все необходимое для того, чтобы хотеть жить дальше. А теперь вот перехотелось, ведь эта свадьба, по сути своей, - всего лишь растянутая во времени пытка, к тому же китайская. А из когтей древнего генерала вырваться можно будет только в смерть. Так не все ли равно? Сын Божий еще не пришел в этот мир и смертию смерть не попрал, а значит, нет для души, заблудившейся во времени, спасения. Ни спасения телу, ни Спасения душе.
        «Отче наш, сущий на небесах, за что мне все это?» - горестно вздохнула Таня и закрыла лицо ладонями, пахнущими какой-то приторной пряностью.
        Память с безжалостным упорством подкидывала девушке сюжеты из житий первых христианских мучеников. Воистину, что на римской арене со львами, что на брачном ложе с Сян Юном - никакой разницы.
        Служанки меж тем никуда не уходили, не желая оставлять небесную госпожу наедине с отчаянными мыслями, которые наверняка были написаны у Тани на лице. Папа как-то говорил, что азиаты, привыкшие всю жизнь «сохранять лицо», европейские эмоции читают как открытую книгу.
        «Так-так, значит, повеситься они мне не дадут, - хладнокровно рассуждала «счастливая» невеста. - Зарезаться нечем, яда не добыть. Разве что сбежать и броситься вниз со скалы. А потом… Пройдет две сотни лет и тридцать три года, и после распятия Христос спустится в ад и, сокрушив его ворота, принесет в преисподнюю свою евангельскую проповедь».
        Девушка не заметила, что просидела на низкой скамеечке до самого вечера, ничего не видя и не слыша вокруг, словно в плотном коконе из безнадежности и дурных предчувствий.
        Есть и пить Тане тоже не хотелось совершенно, и даже при одной лишь мысли о еде желудок болезненно сжимался, отвергая любую возможность принять хоть кусочек. Сама себе она напоминала куколку, лишенную потребностей, в ожидании, когда хрупкие стены временной тюрьмы рухнут и на волю вырвется свободная бабочка-душа.
        Как прошла ночь, Таня вообще не заметила и не обратила внимания, что наступил рассвет, а вслед за ним - новый день. Кажется, она немного поспала, а может быть, и нет.
        Потом пришел Сян Лян, чтобы подарить еще какие-то блестящие цацки, на которые девушка и смотреть не стала, а также прочитать лекцию о непреходящем величии княжеской семьи Чу. Татьяна все пропустила мимо ушей. Объяснять болтливому старику, чем в итоге все закончится для чусцев, было лень. Хватит того, что она знает и кому достанется трон Сына Неба, и кому доведется расплатиться за жестокость и самодурство головой. Знает, но не скажет никому. Пока не скажет, решила Таня, смакуя свое кисло-сладкое злорадство, точно апельсиновую дольку.
        А вечером в шатер к невесте явился и сам женишок. Рядиться в пестрые шелка генерал не стал, видимо, считая, что можно уже и не красоваться. Он теперь мил и в запыленной накидке, и с разводами грязи на лице. Сян Юн небрежно махнул рукой, и служанки выскользнули прочь, оставив их наедине.
        Он присел напротив Тани на корточки и спросил эдак проникновенно:
        - Почему же вы упрямитесь, Тьян Ню?
        - Разве? - вопросом на вопрос ответила Татьяна. - Вам показалось, генерал.
        - Тогда отчего вы не едите, не пьете и не спите?
        - Не хочется, - равнодушно пожала плечами девушка.
        Но, против всех ожиданий, Сян Юн не стал ничего больше говорить. Посидел рядом с задумчивым видом и вышел прочь.
        ЛЮ ДЗЫ И ЛЮСИ
        Первым неладное почуял Верный. Не успели «небесная лиса» и мятежник Лю проехать и одного ли вверх по тропе от озерца у подножия Цветочной горы, как жеребец забеспокоился, затанцевал, выгибая шею и кося на хозяина темным настороженным глазом.
        - Что ты, малыш? - Хулидзын безбоязненно протянула руку и погладила вороного по напряженной шее. - Кого-то чуешь?
        Верный в ответ всхрапнул, оскалил зубы и ударил копытом оземь.
        - Ни разу я не встречал тут хищников, - удивился Лю, но привстал в стременах и огляделся. - Разве что тигр забрел? Поедем быстрей. Хэ-э-эй! - протяжно воскликнул он, понукая коня. - Вперед!
        Верный глянул на мужчину с явным укором, но подчинился воле глупого человека и порысил дальше. И довольно скоро Лю понял, что на этот раз конь опять оказался умнее всадника.
        Они все ехали и ехали в гору, тропа вилась впереди, не прячась за волшебным туманом, бамбук шелестел, птицы щебетали, а вот деревня… Деревня не показывалась. Давно пора было миновать бамбуковую рощу, спешиться, вброд перейти шуструю речушку, пройти горным лугом, чтобы со склона спуститься в долину… Но бамбук все шелестел, птицы все пели, а гора по-прежнему не пускала.
        «Так-так», - с нехорошим предчувствием подумал Лю, но с девушкой своей тревогой решил пока не делиться. Люси предвкушала скорую встречу с сестрой и, будь ее воля, полетела бы вперед, словно снаряд баллисты, ломая побеги бамбука и круша скалы. Ей едва хватало терпения усидеть на Верном, что же будет, когда она поймет, что что-то тут не так?
        «Обернется фениксом и улетит, - мрачно подумал Лю Дзы. - Или драконом».
        В общем, понадеялся: не заметит дева того, что они заблудились на торной тропе. Но надежды не оправдались. Заметила.
        - Погоди-ка! - Хулидзын одной рукой тронула Лю за рукав, а другой дернула за гриву Верного. Оба послушно остановились. - Мы мимо этого каменного зайца уже в четвертый раз проезжаем.
        Пэй-гун с досадой глянул на приметный камень, и впрямь похожий на сидящего длинноухого зверька. Пришлось признать, что да, проезжали уже, точно. Вопреки его опасениям, девушка отчего-то совсем не удивилась.
        - Видать, водит нас, кружит, - проворчала она и со знанием дела огляделась. - Места-то, как я погляжу, чудн?е, лешим - в самый раз. Водятся у вас тут, в Китае, лешие?
        - Где? - не понял Лю очередного «небесного» слова. Он уже привык к странным фразам и словечкам, которые частенько сыпались с уст хулидзын. Небесная лиса на язычок оказалась куда как остра. Зато дорога пролетела незаметно и весело. - Кто?
        - Забудь! - Девушка отмахнулась. - Раз такое дело, отбегу я за те бамбуки ненадолго, хорошо? Если что, покричу.
        - Далеко не отходи, - предупредил он, слезая первым. - Мы с Верным просто отвернемся, а ты оставайся так, чтобы тропу и нас видеть.
        - Меня не закружит, - уверенно заявила Люси и, соскользнув с жеребца, шмыгнула за пышный куст. - Эй! Ты там?
        - Я здесь, - ответил Лю, уже не удивляясь ни смекалке своей небесной лисы, ни ее практичности.
        Хулидзын управилась быстро, вернулась, отряхивая с рукава паутину, и встала напротив, требовательно на него глядя.
        - Значит, и впрямь кругами ездим?
        - Значит, - вздохнул Лю. - Это же не простая гора, а священная. И деревня такая, знаешь… Без позволения дедушки Линь Фу никто не войдет туда и не выйдет.
        - А как в прошлый раз проехал?
        - Может, из-за того, что сестренка Тьян Ню с нами была? - Командир Лю огляделся и поскреб затылок. По роще как-то вкрадчиво начинал стелиться туман. - Или духи просто решили с нами сейчас позабавиться. Попробую-ка я жертву, что ли…
        - Духи, значит, - каким-то нехорошим тоном протянула девушка, и Лю припомнил то, о чем всю дорогу старался забыть. Дева рядом с ним называет себя небесной лисой, так? Значит, сумеет преодолеть козни местных духов. А если не сумеет…
        - Бесы китайские, - прежним голосом сказала Люси, разминая пальцы правой руки, а потом вдруг чудно сложила их щепотью, сделала перед собой какой-то странный жест, будто перечеркнула тропу крест-накрест, и рявкнула так, что с бамбука листья посыпались: - А ну-ка, зась! Вот крест святой на вас, лешие-нехорошие, духи нечистые! - и снова размашисто перекрестила дорогу. - А ну, расступись! - и в третий раз повторила тот же жест. - Во имя Отца, и Сына, и Духа Святаго! Аминь!
        Проорав это заклинание, хулидзын топнула ногой, уперла руки в бедра и сердито уставилась на тропу. Чародейский туман замер, колыхнулся, а потом попятился, прячась среди нежно-зеленых стволов.
        Пэй-гун от любопытства даже дышать забыл. Ого! Неужели и впрямь чары небесной лисицы пересилят недобрую волю тех существ, что закрыли им путь?
        Ну, туман, по крайней мере, от ее заклятий рассеялся и пока снова из зарослей на тропу не выползал. Духи - тоже.
        - Пойдем-ка дальше пешком, - уже нормальным тоном предложила лисица. - И я, пожалуй, пойду впереди. Не знаю, как тебя, а меня эти ваши бесы пусть только попробуют с пути сбить!
        Лю недоверчиво выгнул бровь, но спорить не стал. Вдруг хулидзын разозлится уже на него и решит на нем испытать силу своих заклинаний?
        Воистину, разгневанная кошка может быть страшнее тигра! Но если бы Лю Дзы знал, какие именно вести ждут его в чародейской деревне, сам бы озверел, любому чудищу на зависть. Он уже понял, что путь закрыт неспроста, и тревога грызла его, как крыса, будто его уже поймали, распластали на скамье в пыточной и поставили на голый живот клетку с голодным грызуном. Что могло случиться с Тьян Ню за это недолгое время в самом мирном и спокойном месте под Небом? Сорвалась со скалы? Улетела? Заболела? Или небесную деву призвали обратно на Небеса, чем Яшмовый Владыка не шутит? Но какая-то беда точно стряслась в селении, иначе почтенный Ли Линь Фу не пытался бы перекрыть дорогу Лю Дзы.
        Тропа пряталась именно от него. Это стало ясно, когда они дошли до речушки, которая, словно граница, отсекала мир земной от поднебесного края без войн и печалей. Встал как вкопанный и тоскливо заржал Верный, а туман, разом поднявшись от воды, соткался в клубящуюся непроницаемую стену. Дальше пути нет… но почему хулидзын шагнула вперед как ни в чем не бывало? И тотчас скрылась за сплошной белой пеленой.
        - Что же ты? - позвала она из колдовского марева, и голос, искаженный чарами, звучал так, словно Люси прошагала вперед уже половину ли. - Эй! Почему отстал?
        - Я не могу! - крикнул Лю в белую живую преграду, одновременно и холодея от страха потерять девушку, и закипая от ярости. - Не вижу дороги! Где ты?
        - Здесь. - Темная фигурка хулидзын вынырнула из сырой пелены. - И трех шагов не прошла. Вот я, видишь?
        - Тебя - вижу, - отрывисто бросил Лю Дзы. - Дорогу - нет.
        Вот же подлые чары! Он напрочь забыл тот свой восторг, который испытал, впервые увидев силу даосов в действии. Тогда магическая преграда восхищала. Сейчас вызывала не ярость даже, а бешенство.
        - Это он от меня закрылся, - прорычал Лю. - Хитрый старый барсук!
        - Кто? - спросила девушка, но сама же ответила: - А! Поняла! Этот дед, у которого ты Таню… э… Тьян Ню оставил. Интересные дела! Ну-ка…
        Теплые пальцы Люси крепко обхватили ладонь мужчины, а другой рукой она взялась за повод Верного.
        - И так тоже не видишь?
        - Нет, - немного успокоившись, сказал он. - И так не вижу.
        - Тогда я буду глядеть в оба! - заявила хулидзын. - То есть за двоих. За троих, считая Верного. Просто держи меня за руку и ступай след в след. Тут камни скользкие.
        - Людишки тут скользкие, не камни, - проворчал мятежник Лю. Идти вслепую ему не нравилось совершенно, зато соединить ладони и накрепко переплести пальцы с небесной лисой - очень даже. Ради этого можно было и в тумане поблуждать.
        Вот так они и прошли сквозь стену облачного колдовства, и, даже когда впереди показалась деревня и словно парящий над нею храм, не разжали рук. Будто забыли на время, как это - быть порознь.
        СЯН ЮН
        Злость генерал Сян привык не запивать вином, а заедать чем-то простым и сытным, вроде лапши и вареных утиных яиц, которые походный кашевар подал по первому же требованию. Ароматный парок над большой миской действовал на генерала умиротворяюще. И чем проще была еда, тем быстрее яркие краски гнева выцветали в полутона милости. Об этом знали все люди в его войске и, что греха таить, частенько пользовались этим знанием. Впрочем, для Юна его особенность тоже тайной не была. Потому сейчас он ел жадно, торопясь наполнить желудок, пока бешенство не подвигло на поступки, о которых потом придется горько пожалеть. Лекарь Янь объяснял это временным оттоком желчи от мозгов и приливом оной к желудку. Так или иначе, но лапша, пшенная каша и яйца, спасшие уже не одну жизнь, уберегли дядюшку Сяна Ляна от безвременной смерти и в этот раз.
        Когда он ворвался в шатер генерала, тот уже ополовинил вторую миску и крови почти не жаждал.
        - Ты ходил к деве Тьян Ню? Ходил! Я знаю! Что ты с ней сделал, олух?! - вскричал дядя, обвиняюще тыча пальцем в сторону Юна. - Не мог несколько дней потерпеть?
        Чуский князь в ответ угрюмо хмыкнул. На этот раз вины за ним никакой не водилось, потому и возражать смысла не имело. Однако дядюшка истолковал молчание по-своему.
        - Ты выгнал слуг и остался с девой наедине. Я отлично знаю, что ты там делал. Ах ты негодник! Тебе хоть спину ломай, мимо женщины спокойно пройти не можешь.
        Юн перестал жевать, схватил миску и с меткостью прирожденного бойца швырнул ее прямо в лоб дяде. И попал. Лапша уже остыла, а то бы почтенный Сян Лян запросто мог без глаз остаться.
        - Вон! - рявкнул генерал, берясь было за лежащий рядом меч, и добавил, уже обращаясь к взметнувшемуся за спиной дяди расписному пологу: - Убирайтесь вон, иначе я за себя не ручаюсь!
        А потом, не снимая легкого доспеха, вытянулся на лежанке и стал смотреть в потолок шатра. Больше всего Сян Юну хотелось плакать. Или перерезать себя глотку. Или зарезать дядю и вместе с ним половину войска, а вторую - закопать живьем.
        И все потому, что небесная дева больше не смеялась, и не улыбалась, и вообще на него не смотрела, а если и смотрела, то в упор не видела. Чудные серебряные очи Тьян Ню сделались безразличными, как у мертвой рыбы. Она не прикоснулась к еде, не надкусила яблочка, не выпила и глотка воды, словно и вправду уже умерла. И все это случилось по его воле и вине. Сян Юн убил красоту! Там, у подножья Цветочной горы, Тьян Ню летала, спорила с Ли Линь Фу, играла с кошкой, слушала его стихи. Там она была свободна и наверняка по-своему счастлива. Она была живая, а с ним, с Сян Юном, стала мертвая. Потому что он, обуянный ревностью и похотью, невольник своего положения и амбиций, украл Тьян Ню и лишил ее свободы.
        Генерал со всего маху стукнул себя кулаком по лбу и все же разрыдался. От ненависти к себе, к своей властной и неукротимой натуре, требующей безропотного подчинения от каждого встречного.
        Боги наказали чуского князя дважды, сделав запредельно жестоким, но при этом не отняв той части ума, которая сознает, насколько он мерзок в своих низменных страстях.
        Зачем ему дана душа, которая видит и ценит красоту, если у него настолько безжалостное сердце? На погибель? Зачем Юна с детства учили не одним только воинским искусствам, но еще и музыке, и стихосложению, и рисованию с каллиграфией? Чтобы всю оставшуюся жизнь он калечил себя и других?
        Сян Юн отер полой шэньи мокрое лицо, встал и прошелся по шатру туда-сюда. Он больше не мог лежать, сильное тренированное тело требовало действий - немедленных и решительных. Ведь одних сожалений мало, нужно исправить содеянное. Хотя бы попытаться исправить.
        - Мин Хе! Сюда!
        Ординарец влетел в палатку и тут же рухнул на колени:
        - Ваш слуга готов исполнить любой приказ!
        - Скажи, чтобы оседлали Серого. Немедленно!
        Время было позднее, но разве генерал Сян обязан объяснять, куда и зачем направляется? Пока дядюшка во всех смыслах зализывает раны и жалуется лекарю на поганца-племянника, можно и нужно поступить правильно.
        Он пронесся по лагерю, точно буря по ущелью, и только чудом никто из солдат не попался под копыта рассерженного не меньше, чем хозяин, Серого. Жеребец зло грыз удила и недовольно прядал ушами, за что и получил плетью. Мол, знай свое место, братец.
        Служанки, денно и нощно несущие стражу возле княжьей невесты, едва завидев перекошенную яростью физиономию Сян Юна, порскнули в разные стороны, кто куда, точно мыши. Тьян Ню медленно встала навстречу.
        - Решили не дожидаться свадьбы, генерал? - спросила она голосом, от которого опорные балки, поддерживающие шатер, покрылись слоем инея, а в воздухе закружились невидимые жгучие снежинки.
        Сян Юн в три стремительных шага преодолел расстояние, разделявшее их, опалив горячим дыханием ее лицо, и впился пальцами в локоть девушки.
        - Идем со мной!
        - Нет.
        - Что?
        - Я сказала - нет, - ответила Тьян Ню с запредельным спокойствием, но над верхней губой, пересохшей и бледной, выступили крошечные капельки пота.
        Тогда генерал припечатал девушку спиной к столбу и прорычал на ухо, чеканя каждое слово, точно шаг на марше:
        - Я отвезу вас обратно. В ту деревню возле Цветочной горы. Но решить, верите вы мне или нет, надо прямо сейчас, немедленно. Пока я не передумал. Пока я еще могу противостоять… самому себе.
        Сердце гулко билось где-то в горле и не давало вздохнуть полной грудью, отсчитывая мгновения. Так считает возле стенобитного орудия командир прежде, чем его лян произведет выстрел. Пять, четыре, три, два, один…
        - Я вам верю, - молвила она, и негромкие слова немедленно превратились в легкое облачко, как это бывает в морозный день. И ему показалось, что твердый серый лед в ее глазах треснул. Но, видимо, лишь показалось.
        - Тогда за мной.
        Не напоминай недавние ранения о себе ежеминутной болью, Юн бы подхватил девушку на руки и… возможно, снова передумал бы. Но Небеса сберегли их обоих - и от преступления, и от умножения ненависти.
        Серый покосился на Тьян Ню с нескрываемым опасением. Как только это почти невесомое существо оказывалось в седле, жеребца ждала долгая дорога. Так вышло и на этот раз.
        ТАНЯ
        Больше этот псих не произнес ни единого слова. На этот раз он посадил Таню себе за спину, и это ей приходилось крепко обнимать генерала за торс, обтянутый кожаным доспехом. Но если чусец, казалось, вообще не чувствовал усталости, то Таню, изнуренную голодовкой на нервной почве, быстро разморило. Голова кружилась, пальцы скользили, казалось, еще чуть-чуть - и девушка рухнет вниз.
        Внезапно Сян Юн осадил коня, спрыгнул сам, а затем бережно поставил Таню на землю.
        «Опять?» - ужаснулась было она, но бешеный генерал снова сумел удивить небесную деву.
        Он достал из седельной сумки платок, развернул его и протянул спутнице три яйца размером больше куриных, продолговатых и еще теплых.
        - Съешьте, - приказал Сян Юн. - Я не хочу доставить почтенному Ли Линь Фу ваш хладный труп.
        Присовокупив к позднему ужину тыквенную баклажку с водой, он отвернулся, как того требовали правила хорошего тона.
        - Спасибо, - прошептала Таня и набросилась на угощение, только сейчас осознав, как на самом деле она оголодала. И плевать на специфический утиный запах, плевать, что чавкала она неприлично громко, а потом, запив, еще и икнула. Голод не тетка. Хотя вряд ли Сян Юн прислушивался, он гладил по морде своего коня, словно извинялся за то, что не дал ему отдохнуть в уютном стойле и погнал в ночь после такого долгого и тяжелого дня:
        - …морковкой угощу. Ну ты же знаешь, сколько проблем от женщин, братец.
        И остальное в том же духе. В настоящих мужских традициях. Взошла ущербная желтая луна, и силуэты высокого сильного мужчины и его скакуна были словно вырезаны из черного бархата и приклеены к густой синеве середины ночи. Но даже со спины, даже не видя лица и глаз, Таня чуяла внутренний непокой и жар чуского князя. Чудилось, что воздух над Сян Юном дрожит и трепещет, как в летний полдень над лугом.
        - Благодарю вас за заботу, генерал, - прошептала она.
        Тот молча поклонился.
        - Мы можем двигаться дальше?
        - Разумеется, госпожа.
        Но далеко они не уехали. По подсчетам Татьяны, не прошло и четверти часа, как на повороте дороги их нагнал всадник в цветах Чу. Парень был бледен словно привидение и, по всей видимости, мысленно уже приготовился к безвременной кончине от княжеского меча.
        - Мой господин! Генерал Сян Юн! - прокричал он издалека. - Циньцы напали! Они перешли речку! Без вас никак! Вернитесь в ставку!
        Он так торопился изложить причину своего появления, что запутался в стремени и рухнул в пыль.
        - Встань, Мин Хе, - хрипло рассмеялся Сян Юн.
        - Ваш слуга достоин смерти! - заверещал паренек и, пятясь задом, отполз в сторонку.
        - Как-нибудь в следующий раз, - беззлобно пообещал генерал и повернулся к Татьяне. - Видите, Тьян Ню, боги и судьба не позволяют мне исполнить обещание, данное вам. И тут я оплошал.
        Раскаяния в его голосе не было ни на грош, но и торжества победителя - тоже. Сян Юн что-то задумал.
        - Мин Хе! Садись на лошадь и возвращайся. Я догоню, - приказал он и спрыгнул с коня.
        А спустя мгновение Таня тоже оказалась на земле. От новой перемены в участи ее легонько потряхивало в ознобе. Пальцы непроизвольно мертвой хваткой вцепились в отвороты халата, хотя между чусцем и девушкой было расстояние в два шага. Всего или целых - это уж как дальше сложится.
        - Не нужно меня бояться, Тьян Ню, - попросил Сян Юн. Он был серьезен и в чем-то даже строг. - Идея со свадьбой не моя, а дядина.
        «Да уж, ты хотел меня просто поиметь, как первую попавшуюся девку», - мысленно согласилась Татьяна.
        - Приказу дяди я противиться не вправе, а он будет настаивать на свадьбе. Но, - тут чокнутый древний генерал изобразил низкий чопорный поклон, выставив руки перед собой, - я клянусь всеми своими предками, их честью и памятью, что никогда не сделаю вас своей женой насильно. Я буду оттягивать день бракосочетания всеми способами до тех пор, пока обстоятельства не изменятся. В конце концов, я подкуплю гадальщика, и тот объявит этот год неудачным для моего брака. А там…
        Он впервые встретился с девушкой взглядом.
        - А там либо вы вернетесь на Небеса, либо сбудется ваше проклятие. Оно ведь сбудется?
        Таня, зачарованная его черными блестящими глазами, кивнула. Сыма Цянь ведь не наврал насчет норова чуского полководца, значит, и про его смерть правду написал.
        - Значит, вам в любом случае ничего не угрожает, небесная дева. Но от вас потребуется… - Он снова замолк, чтобы перевести дух, а затем продолжил: - Притвориться. И в этой невеселой игре побыть не моим врагом, а союзником. Мой дядя очень умен, очень коварен и жесток. Он так просто от своего замысла не откажется.
        - А вы, генерал? Какой вы?
        - Я сильный и храбрый, - без тени сомнения или смущения ответил Сян Юн, молодецки поведя плечом. - Но не слишком умный.
        - Это заметно.
        - Вот и дядя так говорит. Но клятвы именем предков я держу всегда. Просто даю их крайне редко.
        Он выглядел удивленным, словно сам от себя такого благородства не ожидал.
        - Так как? Вы станете моим союзником в нашем маленьком заговоре?
        Татьяна пораскинула мозгами и пришла к выводу, что иного или лучшего выхода у нее все равно нет. Жители Поднебесной всегда почитали предков, поэтому такой клятве можно верить. А кроме того, генерал Сян Юн, похоже, впервые заключил с женщиной договор как с равной. Союзник, а не подстилка, не рабыня и не пленница - это не абы какой, но прогресс для психованного и необузданного мужчины. Так, глядишь, и до уважения дело дойдет. Если, конечно, горячий вояка не сгинет в бою.
        - Я согласна, союзник Сян Юн, - ответила Таня самым уверенным тоном, на который была способна в этот момент. Кто бы еще знал, чего ей это стоило.
        ЛЮ ДЗЫ И ЛЮСИ
        Обычно оживленная, на этот раз чудесная деревенька словно вымерла. Лю настороженно оглядывался по сторонам, и с каждым шагом по пыльной улице его дурное предчувствие росло и крепло. По-прежнему зеленели огороды, благоухали сады, кто-то кудахтал, мычал и блеял, жужжали мухи и порхали бабочки. Людей только не было. Ни единого человека. Лишь поскрипывала незакрытая калитка, да ронял в ненасытную землю последние капли забытый кем-то впопыхах кувшин.
        - Говоришь, сюда просто так никто войти не может? Отчего же местных не видно? Или боятся чего? - молвила хулидзын, задумчиво пнув попавшийся на дороге камушек.
        Тот как-то лениво и плавно откатился, словно время вдруг замедлило свой бег. И Лю нутром чуял, что и тут не обошлось без колдовства.
        - Может, попрятались, - предположил он, до последнего цепляясь за разумное объяснение. Ведь иначе пришлось бы признаться: «Или мы просто не можем увидеть их».
        - Китеж-град какой-то. - Лисица в очередной раз выругалась по-небесному. - А если этот твой даос тоже притаился так, что мы не найдем?
        - Найдем, - отрезал мятежник. - Дальше храма не убежит.
        Мужчина на миг задумался, а потом решительно обнажил оружие. Так и пошел дальше, не скрывая ни меча, ни намерений.
        - Когда ты успел добыть новый, ведь я тебя без меча выловила? - Люси догнала его и пошла рядом.
        Лю увидел, что она тоже достала из ножен чуский кинжал, но возражать не стал. Если с оружием в руках ей спокойней, пусть будет так.
        - В том придорожном селении разжился. Ты тогда спала. Послушай…
        - Я буду держаться сзади и не полезу под руку, - перебила его девушка. - Но Таня - моя сестра. Поэтому если что… Ты тоже мне не мешай. Лады?
        Пэй-гун невольно улыбнулся, услышав свое любимое словечко из нежных уст небесной лисицы.
        - Лады! Не сомневаюсь, что за тысячу лет праведной жизни ты и оружием научилась владеть, о мудрая хулидзын. Нет, вставать между лисой и ее добычей я не буду. Обещаю!
        Но девушка вместо того, чтобы обрадоваться, вдруг помрачнела еще больше и остановилась.
        - Что такое? - Лю готов был ждать, сколько нужно, но чем дольше они маячили посреди улицы, тем больше давали шансов удрать даже жареным курам, не говоря уж о стариках-даосах. А Пэй-гун почему-то был уверен, что хитрый дед Линь Фу не поджидает их, радушно накрыв стол под тростниковым навесом среди вечноцветущих слив.
        Люси стояла молча, опустив голову, и выглядело все так, словно хулидзын отчаянно борется сама с собой. Она несколько раз глубоко вздохнула, взъерошила короткие светлые пряди, пнула еще один камень, пробормотала что-то невнятное, а потом посмотрела прямо ему в лицо такими отчаянными глазами, что Лю Дзы немедленно захотелось обнять ее и прижать покрепче.
        - Слушай, я так не могу! - выдохнула она и затрясла головой, как лошадь, отгоняющая слепней. - И так уже столько бед от этого вранья, еще не хватало, чтоб и ты… Короче! - Девушка вздернула подбородок и напряглась так, словно собиралась оттолкнуться и прыгнуть с обрыва. - Насчет всяких лис, и Небес, и яблок этих бессмертных…
        - Персиков, - поправил Лю и шагнул ближе.
        - Что? Каких персиков?
        - Если ты о плодах бессмертия, растущих в садах госпожи Западного Неба, то это персики, а не яблоки.
        - Да! Точно! Персики в садах богини Сивамну…
        - Сиванму, - снова невозмутимо уточнил Пэй-гун, подходя совсем вплотную. - Имя госпожи Западного Неба - Сиванму.
        - Сиванму, - с несчастным видом повторила она. - Я опять напутала. А ведь предупреждала Танюха… Ну, в общем… Насчет небесных лис и дев… Ох! Ты что это делаешь?
        - Тихо, - спокойно скомандовал Лю Дзы, взял ее за плечи, на мгновение крепко сжал, а потом развернул лицом к дому Ли Линь Фу, до которого и дойти-то оставалось шагов пятьдесят, не больше. - Спокойно. Ты честней и отважней многих мужчин, не говоря уж о женщинах. И мне все равно, лиса ты, дева или еще кто.
        - Но…
        - Не перебивай. Если ты потом захочешь что-то рассказать, то расскажешь. Если нет - промолчишь. А то, что хвоста у тебя нет, я и сам видел. Но сейчас мы должны узнать, что стряслось с сестренкой Тьян Ню. Видишь этот дом? Нам туда. Поняла?
        - Поняла. - Она судорожно вздохнула, а потом расправила плечи и повторила уже твердо и решительно, тем самым тоном небесной лисы, которой все земные печали нипочем: - Идем.
        Лю незаметно улыбнулся. Так-то лучше! Все-таки великое умение - воодушевлять людей. Оказывается, даже на хулидзын действует.
        Старый даос ждал их во дворе, но ни угощения, ни выпивки на сей раз не приготовил. Да и вообще уютный домик Ли Линь Фу как-то потускнел, словно яркую вышивку припорошило пылью.
        - Сумел, значит, пройти, - уныло кивнул старик вместо приветствия.
        На Люси, которую Пэй-гун предусмотрительно задвинул к себе за спину, даос даже не глянул. Не произвел на служителя Матушки Нюйвы никакого впечатления и обнаженный меч, поэтому Лю, пожав плечами, убрал оружие.
        - Сумел, - кивнул он и, решив, что подозрения не отменяют хотя бы минимальной вежливости, слегка поклонился. - Что-то неприветливо ты меня нынче встречаешь, дедушка Линь Фу. Невесело.
        За его спиной нетерпеливо дернулась и вздохнула небесная лиса, но Лю тронул ее за руку, призывая пока помолчать. Девушка вняла и притихла.
        - А чему радоваться-то? Ты вот мечом грозишь, - угрюмо ответил даос. - Небесную деву Сян Юн увез, а эта лиса, которая за тобой прячется, так и вовсе сейчас бросится, как бешеная. Паршивые дела-то, маль…
        Но договорить Линь Фу не дали. Командир Лю и хулидзын воскликнули разом, только мужчина рявкнул, а небесная лисица взвизгнула:
        - Что?!
        - Кто?! Этот лютый пес?!
        Меч будто сам выпрыгнул из ножен, в лицо бросилась дурная кровь, и, взревев раненым тигром, мятежник Лю попер на мудрого Ли, словно сам взбесился любому чускому князю на зависть. И зарубил бы старого хитреца на месте - ну, или попытался бы, с даосом не так-то легко справиться! - если бы спину ему не ожег яростный вопль:
        - Стоять!
        Пэй-гун замер прежде, чем осознал, что приказала ему женщина. Впрочем, Линь Фу, уже творивший перед собой какую-то защитную пелену, застыл тоже. Стих даже ветер, только со слив лепестки сыпались.
        - Ты обещал, - напомнила хулидзын, выйдя вперед. И бесстрашно положила ладонь на клинок, заставляя опустить его, чтобы не поранить руку девы. - Обещал, помнишь? Таня - моя младшая сестра, значит, и этот хитрый дед тоже сначала мой.
        - Мое слово! Моя честь! Я ей защиту обещал, я ее сюда привез! - Лю оскалил зубы. - Для чего? Чтобы ты, старый хрыч, ее отдал Сян Юну?!
        - Ну так тебе-то Тьян Ню не нужна была, - осторожно напомнил Линь Фу, опасливо следя за перемещениями небесной лисы. А хулидзын медленно приближалась. - А Сян Юну…
        - Да знаю я, для чего ему девы! Как ты мог, пьянь ты подлая?
        - А Сян Юну, значит, нужна, - прошипела Люси. - Известно для чего, да? И ты, дедуля, мою сестру взял и отдал?
        - Да кто меня спрашивал! - Даос попятился и сунул руку за пазуху. - Прыг на коня, девку хвать, и был таков… Лю! Убери свою женщину! Иначе я ее сам уберу!
        - Это я тебя сейчас уберу, - зловеще посулила девушка. - И не посмотрю, что башка вся седая… Куда?!
        Резво отпрыгнув в сторону, Линь Фу вдруг бросил в «лисицу» уже знакомые Лю светящиеся шарики, дева вскрикнула, ослепленный Пэй-гун взвыл и кинулся вперед, где-то наверху громыхнуло, сверкнуло, пыль взвилась столбом и…
        - Ах ты, фокусник поганый! Да я тебе твои фокусы сейчас знаешь куда засуну!
        Оглушенная хулидзын трясла головой и бранилась, но больше никаких чудес не случилось. Неведомая сила не подхватила небесную лису и не унесла прочь, земля не разверзлась, и молнии не испепелили дерзкую деву, а у старого даоса вид был такой обескураженный, что Лю поневоле рассмеялся.
        - Что, старый хитрюга, не вышло на этот раз? Ха! Сам говорил, что небесная дева небесной деве рознь. С барышней Лю Си шутки плохи.
        - Это точно! - подтвердила Люси. - Сейчас уж я пошучу так пошучу!
        - Обманщица! - Даос ловко уклонился от броска хулидзын и вдруг подскочил на месте и взлетел, как нелепый и взъерошенный воробей. Девушка вскрикнула, возмущенная таким подлым бегством, и подпрыгнула, совершенно по-лисьи клацнув зубами.
        - У-у-у, котяра драный, я тебе попрыгаю! А ну вернись!
        - Самозванка! - припечатал сверху Линь Фу. Набрать высоту у него почему-то не получалось, так что порхал, то есть парил старец лишь чуть выше человеческого роста. В прыжке хулидзын вполне могла бы дотянуться, но ловкий дед все время ускользал. - Бесстыдница! Ай! Ой!
        Больше всего эта погоня по двору за летучим даосом напоминала ловлю мухи собакой. Много пыли и лая, но толку мало. Ну или попытку лисы поймать одну курицу в огромном курятнике. Лю Дзы совсем забыл про кровожадные мысли, снова спрятал меч и только подбадривал охотницу азартными криками, хлопая себя по бедрам от восторга. Она была великолепна! Нет, ну правда же. Когда и где еще такое увидишь?
        - Авиатор чертов! - взвыла Люси, видя, что добыча вознамерилась трусливо покинуть поле боя. - «Ньюпор»[29 - Самолет времен Первой мировой войны.] китайский! Садись, зараза, будь мужиком!
        Мятежник Лю восхищенным свистом отмечал каждое новое небесное словечко. Уж на что сам Линь Фу был мастер крепко высказаться, а и то, поди, таких словес не слыхал. «Надо бы запомнить, - мимоходом подумал Лю. - А-ви - а-тор… Нью-пор… Ух! Это духи или демоны?»
        - Бесстыжая и подлая женщина! - закладывая вираж, голосил дед. - Какая ты небесная лиса? Никакая ты не хулидзын! Слышишь, Лю, обманывает она тебя! Обычная наглая девица, только вместо глаз - бельма, как у демоницы!
        - Конечно, не лиса, - пожал плечами Лю Дзы. - Никто и не говорил про лис. Единственный обманщик тут ты, дед.
        - Ах ты ж!.. Тьфу! Сопляк! - взмыв наконец-то не в поднебесье, но все-таки повыше, сердито сплюнул вниз даос. - Дурак! Пусть она тебе сердце вырвет и сожрет, тогда узна-ае-эшь…
        Последние слова Линь Фу донеслись уже совсем из вышины.
        - Так лиса или не лиса? - задрав голову, крикнул Лю и непочтительно заржал.
        - «Фарман»[30 - Самолет времен Первой мировой войны.] недобитый! - Напоследок Люси, отчаявшись поймать летучего деда, запустила в него сапогом. Почти попала, почти. - Дирижабль паршивый! Чтоб тебе лопнуть, гад!..
        А потом небесная лиса (или не лиса) вдруг села прямо на землю, схватилась за голову и горько, навзрыд, разревелась.
        ЛЮСИ
        Отчаяние накрыло Людмилу темным пыльным мешком, она задыхалась, давилась слезами и безотчетно царапала горло. Тани нет! Ее нет, она потеряна, она сгинет где-то в этом паршивом дремучем Китае, раздавленная, растоптанная, перемолотая безжалостным временем и свирепыми людьми. Ее нет, и нет никого, кто мог бы помочь. Пережить революцию, голод и холод, болезни, неисчислимые опасности, пройти от одного конца бескрайней полыхающей страны до другого, переплыть море, выжить, несмотря ни на что, - и закончить вот так? В грязных лапах какого-то дикого князька, вождя дикарей? И она сама, своими руками толкнула сестру к гибели! Эти проклятые рыбки! Этот гадский Шанхай! Этот подлый китаец Кан, которого они так и не нашли! И этот Сян Юн, урод озабоченный, чтоб ему десять раз сдохнуть, желтомордому кобелю!
        - Не плачь. - Пэй-гун присел рядом и взял ее за плечи. - Ну… не плачь! Разве лисы плачут?
        - Да не лиса я никакая! - всхлипнула Люси, пытаясь его оттолкнуть. - Никакая не лиса! Дед же ясно сказал - самозванка! Обманщица! Ты что, не понял еще? Ни с каких я ни с Небес!
        Хватка у командира Лю оказалась железная, так просто и не вырвешься.
        - Ладно, пусть не лиса. Тогда кто?
        - Обычная женщина! - вырвалось у Людмилы в сердцах. - Самая обычная русская девка! Понятно?!
        - Понятно, - покладисто согласился мужчина и осторожно погладил ее по волосам. - Тогда продолжай плакать, раз обычная. Разве обычная женщина сумеет спасти сестру? Нет, она просто будет лить слезы и винить Небеса. Обычные, земные женщины ни на что больше не годны, кроме криков и слез.
        Люся подавилась всхлипом и неожиданно с силой толкнула его, вырываясь. И зло прохрипела:
        - Вот как? Ни на что не годна? Или, может, для чего сгожусь, а? Ты поэтому такой обходительный? Ждешь случая завалить? Да? Ну так давай прямо тут, чего ждать-то? Все вы, твари, одинаковые, только одно вам надо!
        - Хотел бы - уже взял бы, - спокойно ответил Лю. - Не ищи врагов там, где их нет. На этой земле достаточно злодеев и подлецов, но я не из них.
        - Извини, - нехотя буркнула она, вытирая лицо рукавом. - Не надо обижаться. Еще одной речи о «недостойном простолюдине» я не переживу. Но… Но как же моя Таня? Я же встречала этого генерала, и хоть мне он ничего дурного не сделал, я знаю таких, как он. Зачем он увез ее? К чему?
        Лю Дзы покачал головой, хмыкнул и протянул ей флягу.
        - Вот, умойся. Боюсь, что твои опасения верны. Дев похищают для того, чтобы ими овладеть. Но, может быть, Тьян Ню сама уехала с генералом?
        - Таня не такая! - возмутилась Люси. - Она - барышня! Она не пошла бы неизвестно куда с первым попавшимся мужиком, каким бы обходительным красавцем он ни был!
        - Но ты же пошла, - хитро улыбнулся Лю. - Пошла со мной, и не прогадала, верно?
        - Не сравнивай. - Она не ответила на улыбку. - Мы - сестры по отцу, но Таня - дочь госпожи, а я, хоть и старше, родилась от… как это по-вашему? От наложницы, да. Мне проще принять… некоторые вещи. И я могу за себя постоять. Но Таня… Она же очень нежная, понимаешь, деликатная, чувствительная. Мы с ней много пережили, но насилие… Ее такое убьет. А если нет, так паршивец Сян Лян ее отравит. Меня же хотел.
        - Вот теперь, - Лю встал и потянул ее за собой, - я действительно хочу услышать всю историю целиком. Правду, а не байки насчет Небес и лисиц.
        - Ладно. - Люся шмыгнула носом и тоскливо вздохнула. - Правда так правда. Ну, слушай…
        ЛЮ ДЗЫ
        - …и когда мы выбрались на берег, оказалось, что мы очутились в какой-то совсем уж седой древности! Кругом - грязные мужики с вилами и коромыслами, потом - солдаты Цинь… Но мы ведь были вместе! Но когда этот урод выманил меня из повозки и продал какой-то бабе… - Девушка задохнулась и с силой взъерошила и без того стоявшие дыбом волосы. - Я так надеялась, что проснусь в нашей квартире в Шанхае и вся эта ересь окажется просто еще одним кошмаром!
        Лю сочувственно поморщился и похлопал ее по плечу.
        - Да уж, в небесных лис и дев - посланниц Яшмового Владыки поверить действительно проще! - покачал головой он. - Но почему ты назвалась хулидзын?
        - А как еще? - Люси нервно рассмеялась. - Сам ведь видишь, насколько я не похожа на здешних людей.
        - Сказала бы, что тоже небесная дева.
        - Да на мне наряд был такой… - Она замялась. - Ну… не очень скромный. И с белыми хвостами. Для танца. Я не успела переодеться - нам пришлось сразу бежать…
        - С хвостами? - Мятежник Лю заинтересованно повел бровью, подумав, что не отказался бы и сам взглянуть. - Ты была танцовщицей?
        - Отец хотел, чтобы я тоже занималась наукой или хотя бы литературой, но мне всегда так нравилось танцевать… Хотя занятие, прямо скажем, малопочтенное! - Девушка улыбнулась. - Но мне было все равно! Для продолжения династии синологов у него оставалась Таня, в конце концов, она - законная дочь, а мне представление ко двору точно не грозило.
        - Что плохого в танцах? - удивился он, улыбаясь ей в ответ. Но тут же посерьезнел: - Я рад, что ты все-таки не лиса. Но без воли Яшмового Владыки тут точно не обошлось. Эти рыбки, о которых ты говорила, те, что сложились в печать…
        - Да, я уверена, что именно они открыли нам проход в ваш мир!
        - И они теперь пропали, так? - дождавшись горестного вздоха девушки, он предложил: - Если бы старый злодей Линь Фу не упорхнул, мы расспросили бы его. Но коль слуга так нерадив, придется обратиться к госпоже. Сходи-ка в храм Матушки Нюйвы.
        - Туда? - Люси, задрав голову, прикинула расстояние до храма. - Ого, высоковато!
        - Не выше Небес. - Лю помог ей подняться и заботливо отряхнул пыль с ее одежды. - Да, не помешало бы причесать тебя и переодеть, но что есть, то есть. Ступай. Я так думаю, пару ответов ты точно получишь, если сумеешь правильно спросить.
        - А ты?
        - А я подожду тебя здесь. Задам корма Верному, поищу какой-нибудь еды… И подумаю, как нам с тобой быть дальше. Чтобы отбить Тьян Ню у князя Чу, понадобится или сила, или хитрость. Сейчас у меня нет ни войска, ни мудрых советников, но, может, и неотесанный простолюдин сможет что-нибудь придумать?
        - Ты все равно хочешь мне помочь? Почему? - Девушка испытующе глянула на него снизу вверх. - Прости, но с чего вдруг такая доброта?
        - А ты мне нравишься, небесная лиса Лю Си, - абсолютно честно признался Пэй-гун и подмигнул. - И я собираюсь понравиться тебе.
        - Шуточки у тебя! - фыркнула она. Но Лю с удовольствием отметил, что бледные скулы девушки порозовели, будто яблоневый цвет, а глаза она опустила, словно смутилась - совсем как нормальная, земная женщина. - Вообще-то… Людмила. Так меня по-настоящему зовут. Люси - так отец звал и Таня, это для своих…
        - Лю Джи Ми Ла, - послушно выговорил Лю Дзы и зажмурился в притворном ужасе. - Ох, так красиво и так длинно! С таким именем все точно будут считать тебя хулидзын! Могу я все-таки звать тебя Лю Си? Как будто я тоже - свой?
        - Можешь. - Из бледно-розовых ее щеки стали почти пунцовыми, и дева сердито нахмурилась. - Да, можешь!
        Развернувшись на пятках, она практически бегом выскочила со двора, подстегнутая его довольным смешком.
        - Лю Джи Ми Ла… - повторил Лю и покачал головой. - Благие предки, как только люди дочерей не называют! Это и на трезвую-то голову не выговоришь, а ну если спьяну? А, Верный? Слыхал?
        Жеребец, разумеется, не ответил, но глянул так, что мятежник понял - насчет имен и дев у коня свое мнение точно имеется.
        «Во всей этой истории мне больше всего жалко Сыма Цяня. Человек очень старался для правящей династии, всю Поднебесную объехал, а с ним так жестоко поступили. А ведь если бы не он, то кто бы знал про деятелей двухтысячелетней давности, про их жизни и судьбы? Да никто».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 10
        Боги и герои
        «Иногда мы буквально молим высшие силы о помощи, не надеясь на собственное умение побороть обстоятельства. Но, когда высшие силы все же снисходят к нашим мольбам, мы либо не можем понять их замысел, либо просто не верим. Вот такие мы противоречивые существа».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        Несмотря на то что ситуация к веселью не располагала, Ин Юнчен никак не мог удержаться от улыбки, глядя на ошарашенные лица своих друзей. Выглядели приятели презабавно: физиономии их перекосились, челюсти отвисли, глаза выпучились - ну ни дать ни взять старшеклассники, забравшиеся в женскую раздевалку.
        Молодой человек усмехнулся. Когда-то, в школе и в университете, их троица проделывала и не такое - учителя от них шарахались, как тараканы от тапка. Идею обычно подавал он, хитроумный Пиксель разрабатывал план наступления и - на всякий случай - бегства, а великан Фа просто за всех волновался и раз за разом прикрывал товарищей от гнева родителей и учителей. Ин Юнчен хмыкнул. Неужели они, с их-то опытом, не придумают, как вытащить его из переделки с родителями и невестой? Да не может такого быть!
        - Ты шутишь? - наконец по-собачьи встряхнувшись, отмер Ю Цин. - Ты шутишь, Юнчен! Уф. А я-то подумал, что ты это всерьез. Великие предки, да для меня сейчас чуть небо не перевернулось и земля не опрокинулась! Ты - и женишься? Ха. Ха-ха-ха.
        Чжан Фа, мигнув, почесал щеку.
        - Меня мучают нехорошие подозрения, - начал было добряк, и Ин Юнчен понимающе ухмыльнулся: за годы совместных приключений великан славно научился отличать блеф от правды.
        - Само собой, не шучу, - не дослушав, безжалостно заявил виновник переполоха. - Кто такими вещами шутит! Я ж вам говорю: мне нужна невеста. Срочно. К этим выходным. Кандидатуры будут?
        И, не теряя времени, в подробностях пересказал приятелям произошедшее в родительском доме, чем привел их чуть ли не в предынфарктное состояние. Чжан Фа - тот только качал головой и изредка всхлипывал, с трудом сдерживая хохот. Ю Цин же, наплевав на манеры, откинулся на диван, словно умирающий олень, и так и трясся там от ехидного негодования, изредка подергивая обутой в щегольской блестящий ботинок ножкой.
        - А я же говорил! - вникнув наконец в душераздирающие подробности семейной драмы, с непередаваемым удовлетворением воскликнул маленький эстет. - Я предупреждал. Баба под колеса бросилась - быть беде. Народная тайваньская примета.
        - Первый раз о такой слышу, - шумно вздохнул Чжан Фа, и Пиксель со страданием во взгляде поднес к лицу ухоженную руку.
        Ин Юнчен повертел головой. Дружеские перепалки он любил, но сейчас ситуация сложилась уж очень двусмысленная и времени на шутовские выходки не было.
        - Вот давайте про приметы в другой раз, - нахмурился «жених». - Мудрость веков, конечно, - штука полезная, но к этой конкретной ситуации неприменимая. Мне нужна девушка.
        - …с этим у тебя проблем вроде никогда не возникало, - злорадно чирикнул Пиксель и замолк, получив от друга чувствительный тычок в бок.
        - Девушка, - с нажимом повторил Ин Юнчен, - соответствующая определенным требованиям.
        - Девяносто - шестьдесят - девяносто - ноль, где ноль - объем черепной коробки? - никак не успокаивался Ю Цин, который явно наслаждался возможностью поглумиться над своим так по-глупому попавшимся в родительские сети другом. - За чем же дело встало? Звони любой из своих подружек! Ты у нас любитель, кхе-кхе, красивых, но альтернативно одаренных интеллектом девиц.
        На этот раз Юнчен цокнул языком, приподнялся и отвесил так не к месту развеселившемуся Пикселю легкую затрещину. Тот, потирая затылок, взвился было и запыхтел, как вода в чайнике. Чжан Фа тихо покачал головой и завозился в кресле, устраиваясь поудобнее.
        - Этих женщин, клоун, - скомандовал между тем другу Юнчен, вскинув подбородок, - высмеивать не вздумай. Даже дур. Какие ни есть - все мои. Злословить о них сам не буду и вам не дам.
        Ю Цин взъерошился, но возражать не стал: в некоторых вопросах друг его шуток понимать решительно не желал, упирался рогом и вообще начинал походить не на цивилизованного выпускника престижного университета и владельца преуспевающей компании, а на древнего князька с княжескими же замашками.
        - Ха! - возмущенно передразнил Пиксель товарища. - Не в то ты время родился, нынче гаремы-то не в чести. Все мои, говоришь? Если все твои, так чего ты нас позвал? Выбирай любую - и вперед, к родителям.
        Ин Юнчен разом сник.
        - Оно, конечно, так, - согласился он задумчиво и поджал губы, - но, несмотря на наличие у моих любовниц, кхм, определенных достоинств, матушке с отцом их показывать нельзя. Старики у меня добрые, но не настолько. Увидят, например, Мэйли и того… решат, что с таким вкусом мне выбор собственной невесты доверять нельзя.
        - И я их понимаю, - не удержался-таки Пиксель.
        На этот раз пинок прилетел ему от Чжан Фа. Гигант, до сих пор предпочитавший слушать и наблюдать, лениво повел плечами, вытянул ноги, оглянулся, рассматривая большую и светлую комнату, а потом с интересом спросил:
        - А чего тогда ту девушку не позовешь? Как ее там? Раз уж из-за нее, если напрямик говорить, ты в эту переделку и попал.
        - Сян Александра Джи. Она не подойдет, - неохотно отозвался Ин Юнчен, отчего-то не желая рассказывать друзьям слишком много.
        Во-первых, сперва солнце почернеет, прежде чем он им признается, что лисица от него умудрилась сбежать, а во-вторых… Во-вторых, рассудил парень, пришлось бы уточнять, кому приходится дочерью эта самая Сян Джи, а это уже - разговор долгий и неприятный.
        - Это почему? - приподнял брови великан.
        Ин Юнчен пожал плечами.
        - Рано, - наконец отозвался он. - Когда я ее поведу с родителями знакомить, надо, чтоб все было честь по чести. Без обмана.
        - Когда? - ахнул Пиксель. - Не если?
        - Вот оно что, - в одно время с ним ухмыльнулся Чжан Фа. - Крепко тебя зацепило, а?
        Юнчен хотел сначала возмутиться, но потом вздохнул и кивнул. И странно это было, и непонятно, но и впрямь Сян Джи приглянулась ему, как ни одна другая до нее. А раз так, выход оставался лишь один - заполучить желаемое во что бы то ни стало.
        Жили б они веков на десять - двадцать пораньше, дело куда проще можно было бы справить: деву в охапку, и поминай как звали. Никто бы не догнал! Сейчас же половчее придется, не с наскоку, но что с того - результат все равно один будет. Он привезет ее к себе в дом, и там она и останется - сначала на ночь, а потом, быть может, и на всю жизнь.
        И чтобы этого добиться, подумал Юнчен, придется всеми правдами и неправдами выбраться из ловушки, в которую его загнала собственная болтливость.
        - Значит, - решительно заявил парень друзьям, - давайте думать. Мне сейчас нужна девушка не совсем простая. Чтоб готова была притвориться, но лишнего в голову не брала - ну что я и впрямь на ней женюсь. И чтобы родителям не понравилась, но…
        - Не слишком, - закончил за него Пиксель, который, когда не кривлялся, демонстрировал прямо-таки акулью хитрость. - Умеренно не понравилась.
        - Именно.
        - Тогда, - весело предложил Ю Цин и засверкал белоснежными, крепкими зубами, - исключаем красавиц, потому что красивым прощают даже вздорный характер. Красота - это капитал.
        Чжан Фа задумчиво кивнул, провел ладонью по своим коротко стриженным волосам и посмотрел в окно. Город уже проснулся, и небо, золотое и нежно-розовое, казалось сияющим и прозрачным.
        - И покладистой она быть не должна, - любуясь тоненькими жемчужными облаками, добавил вдруг великан. - Родители любят послушных.
        - И хорошо будет, если окажется, что она уже замужем была, а потом развелась, - подсыпал в обсуждение перца Пиксель. - Такого твои отец с матушкой не поймут. Они у тебя сколько лет-то вместе?
        - Четвертый десяток пошел, - отозвался Ин Юнчен отстраненно, перебирая в уме знакомых женщин.
        Сколько их у него было, парень никогда не считал и сейчас, вспоминая свои прошлые завоевания, даже несколько возгордился. Увы, обычно предпочитал он общаться с девицами яркими, смешливыми, но несколько легкомысленными и не то что для свадьбы - для долгих отношений совершенно неподходящими. Матушка, увидев подобную кандидатку на роль своей невестки, наверняка расплачется, а этого Ин Юнчен допустить никак не мог.
        Ю Цин многозначительно покивал головой - мол, вот и думай! - а потом добавил беспечно:
        - И лучше всего, конечно, чтоб она тебя постарше была. Почтенные родители твои внуков же хотят?
        - Ага, - мотнул головой Юнчен - и застыл.
        Идея была безумной - и неожиданно подходящей.
        - Кажется, я знаю, - начиная неудержимо улыбаться, воскликнул он. - Но вы подумаете, что я спятил.
        СЯН АЛЕКСАНДРА ДЖИ
        Александра приехала на встречу с Кан Сяолуном в точно назначенное время: опаздывать она не умела и не любила. Профессорский племянник уже ждал ее - неспешный и спокойный, плавно, словно затаившаяся меж камней гюрза, он поднялся, увидев ее, и поклонился с подчеркнутой вежливостью.
        Девушка ответила на приветствие и огляделась.
        Ресторан, который ассистент Кан выбрал для их научного рандеву, своей яркой, выставленной напоказ роскошью походил скорее на дворец: алые, расшитые драконами шелковые занавеси, кованые двери между залами, подушки, в беспорядке разбросанные по широким диванам, тонкий запах благовоний, едва слышный щебет птиц, сидящих в бамбуковых клетках.
        Саша подивилась - от собранного, подчеркнуто элегантного ученого она ожидала другого. Такие вот места, подумалось ей, выбирают для свиданий с любовницами. Все в подобных заведениях располагает к игре слов и взглядов, к нарочито пристойному и оттого еще более распаляющему кровь флирту. Легко можно было представить, как какой-нибудь стареющий политик, заказав здесь приватный кабинет, жадно щупает бедро молоденькой модели. Но обсуждать в такой обстановке артефакт эпохи Хань?
        С некоторым подозрением девушка покосилась на Кан Сяолуна, получив в ответ лишь мягкую полуулыбку.
        - Это радость для меня - снова видеть вас в добром здравии, - промурлыкал он и откинулся на спинку дивана.
        Мисс Сян почти против воли загляделась на него: несмотря на все свое невесть откуда взявшееся недоверие к профессорскому племяннику, она не могла не признать, что для мужчины Кан Сяолун на редкость грациозен.
        - Взаимно, - невольно начиная следить за каждым своим движением, отозвалась девушка. - Но должна заметить, что место для встречи вы выбрали неожиданное.
        Собеседник ее тихонько хмыкнул.
        - Предсказуемость - удел посредственностей, - изящно уклонился он от ответа. - И, поверьте, у этого места есть свои преимущества - здесь никто не осмелится помешать мне… и вам. Здесь рыбка в безопасности.
        Саша тускло улыбнулась. Спорить девушке не хотелось: как можно вообще одолеть в разговоре человека, который на любые возражения и доводы отвечает лишь снисходительной гримасой и все равно поступает по-своему?
        - Что вы узнали? - оставив первый раунд их беседы-сражения за Кан Сяолуном, спросила она.
        - Если исторические хроники не лгут, доставшаяся вам от бабушки рыбка была создана в эпоху правления самой императрицы Люй-хоу, - сжав губы, не проговорил - прошелестел профессорский племянник. - Конечно, нужно провести всестороннюю экспертизу, прежде чем делать окончательные выводы, но… вы представляете, каким сокровищем, возможно, обладаете?
        Девушка поморщилась. Разговаривал он с ней, как с малолетним ребенком: наставительно, покровительственно даже, и это злило. Хотелось доказать ему - совсем как вечно недовольному ее жизнью и поведением отцу - что она куда как сильнее, чем кажется.
        - Догадываюсь, - сухо отозвалась Александра, вдвойне раздраженная тем, что Кан Сяолун таки располагает недоступными и очень нужными ей опытом и знаниями. - Но как-то же я добралась до вас, умудрившись сохранить такую древность в целости и сохранности?
        - Что не случилось днем, может случиться ночью, - с той же вежливой улыбкой отбил ее удар красавец.
        Внучка Тьян Ню с подозрением покосилась на Кан Сяолуна - не намекает ли он все-таки на что-нибудь этакое? Лицо ученого было спокойно, губы улыбались, но девушку никак не покидало впечатление, что вместо человека она смотрит на маску - из тех самых, за которыми скрывают свои лица актеры китайской оперы. Белые щеки и лоб, приподнятые уголки глаз - чем не герой цзин, чье коварство способно изменить судьбу империи?
        - Вам наверняка, - сказала она напрямик, решив, что нападение - лучшая защита, - не сопутствует удача в личной жизни.
        Кан Сяолун взглянул на нее, и девушка с удовольствием заметила, что его невозмутимость дала пусть крошечную, но трещину. «То-то же», - не без злорадства подумала она, не сомневаясь в своей правоте - ну какая девица по своей воле согласится выносить рядом с собой такого удава?
        - Не могу проследить связи между своим последним замечанием и вашим ответом, госпожа Сян Джи, - с едва уловимым напряжением в голосе отозвался он. - Неужели вам внезапно стала интересна не рыбка, а моя скромная персона?
        - Как знать, - склонив голову набок, прочирикала дочь председателя Сяна и мысленно усмехнулась. - Так уж вышло, что я не огорчаюсь, если люди меня не понимают, но огорчаюсь, если я не понимаю людей.
        Профессорский племянник изящно изогнул одну бровь. Ярко-алые занавеси бросали кровавые блики на его гладкое лицо, и Саша вдруг представила, как, тонкий и надменный, он выглядел бы в ханьфу, с собранными в узел волосами.
        - Блажен тот, кто ничего не знает, - язвительно хмыкнул между тем Кан Сяолун, - потому что он не рискует быть непонятым.
        Услышав это, девушка едва не заскрипела зубами от досады - за словом в карман красавец явно лезть не привык. Пока он ей был не по зубам.
        «Но это пока, - удивляясь своей невесть откуда взявшейся расчетливой холодности, подумала она. - Не он один умеет играть в игры. Пусть расскажет мне все о бабушкиной рыбке, а там посмотрим, кто кого».
        ИН ЮНЧЕН
        - Ты спятил! - в один голос заявили друзья, услышав, что взбрело в голову Ин Юнчену, но того уже было не остановить.
        Как и всегда, решив что-то, назад он не оглядывался, принимался за дело с азартным энтузиазмом и несся вперед, не разбирая препятствий и сложностей, словно ревущий и грозный горный сель.
        Поэтому с того момента, как его посетила идея о самой подходящей кандидатуре на роль поддельной невесты, и до встречи с собственно «невестой» прошло меньше часа. Ни увещевания разумного Пикселя, ни тихие сомнения Чжана Фа не подействовали: воодушевленный собственной гениальностью, Ин Юнчен, даже не накинув куртки, вылетел из апартаментов, завел мотоцикл, зарычавший под ним не хуже породистого скакуна, и рванул к своей цели - маленькой, затерянной меж пригородных домиков автомастерской.
        …Он наткнулся на нее давно, лет восемь назад, когда ему взбрел в голову каприз купить себе байк. «Сумасшедшая прихоть», как называл такие порывы Ю Цин, поначалу стала источником сплошных расстройств - у непривычного к возне с прихотливыми, норовистыми машинами Ин Юнчена никак не получалось укротить свой мотоцикл. Словно издеваясь, двухколесный зверь безо всяких на то причин глох в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время: на мойке, на стоянке переполненного людьми стадиона, перед баром на глазах у хихикающих друзей. Апофеозом борьбы человеческого разума со своенравной железкой стал случай, о котором и спустя много лет парень не мог вспомнить без ужаса, - тогда байк, на котором он предложил покатать свою уважаемую матушку, отказался заводиться, застыв перед отелем для настроенных на интим пар.
        После этого не продал мотоцикл Ин Юнчен из чистого упорства - это означало бы поражение, а проигрывать парень никогда не умел. И жаль - через пару недель, шипя на заупрямившийся байк так, будто машина была живой тварью, наследник почтенного семейства оказался в глубоком тайбэйском пригороде среди безмятежных рисовых полей.
        Какими словами он крыл мотоцикл и собственную криворукость, Ин Юнчен вспомнить уже не мог, знал только, что ругательства в его голову приходили тогда весьма ядреные.
        Мат, видимо, и выманил наружу единственную женщину, которую сейчас парень с чистым сердцем мог назвать своим другом. Она, почти невидимая в наваливающихся на сельские дома сумерках, выглянула из-за железных ворот, держа в руках фонарь.
        - Эй, ты, недоумок! - направив свет прямо ему в лицо, загремела потревоженная дева. - Вытаскивай свои руки из задницы и давай уматывай отсюда, ну!
        Звали ее Янмэй - ласточкина слива, пекинская красавица. Такое вот имя когда-то дали девочке родители, видимо, надеясь, что оно предречет ее судьбу. Ошиблись, уважаемые, - это Ин Юнчен понял сразу, едва она назвалась и, решительно мотая головой, направилась к его заглохшему мотоциклу.
        Ни тогда, много лет назад, ни сейчас не озаботилась она тем, чтобы обзавестись юрким, шустрым ласточкиным изяществом, а красота… Прелестью судьба ее обделила при рождении, щедрой рукой отсыпав взамен ширококостной, упрямой силы. «Чисто огр, а не дева», - думал Юнчен, рассматривая копающуюся в двигателе его байка незнакомку.
        - Ну ты и криворук, друг, - пыхтела между тем она, светя себе фонарем. - Бывают же мужики, а? С бабами ты тоже так, думаю, - схватил, перевернул и поехал, а, богатей?
        Даже спустя много лет Ин Юнчен начинал улыбаться, вспоминая, как она его приложила, - так с ним женщины никогда не разговаривали. В тот раз, выпучив глаза от удивления, он закашлялся, услышав такой вот комплимент.
        - Это ты с чего взяла, женщина? - И так раздраженный ситуацией, крайне неудобной и глупой, хозяин непокорного железного коня приподнял бровь. - И вообще - кто ты такая-то, чтобы этак со мной разговаривать? Что я тут в ваших дворах к вечеру нашумел, это да. Прости, значит, хозяйка. Но остальное…
        - Ты чего с мотоциклом делать-то собрался? - не обратив внимания на его негодование, выпрямилась она, и Ин Юнчен даже в сгущавшихся сумерках сумел разглядеть круглое лицо, испачканную машинным маслом щеку и блестящие ехидством глаза.
        - Вызову людей, чтоб забрали, - буркнул он. - И продам к дьяволу. Довольно с меня.
        Она то ли хмыкнула, то ли фыркнула, а потом с размаху залепила ему знатную затрещину, да еще и губами причмокнула: получай, мол, пень! Ин Юнчен отшатнулся, будто внезапно перед ним вместо женщины выткалась из темноты да и плюнула ему в лицо черная чешуйчатая гидра.
        - Одно слово у меня для таких, как ты, есть, - каркнула вздорная тетка и сразу же это самое слово сказала, не постеснялась, а к нему добавила еще с пяток таких же грубоватых и нелестных выражений.
        - Ну ты и ведьма, - не удержался от ответного плевка Ин Юнчен и, сам того не понял, как, но заржал. Уж очень она странная оказалась - любопытная находка-то!
        - Не ты первый так меня кличешь, не ты последний, - охотно согласилась женщина. - Терпи. Я тебя старше, мне можно. А тебе - полезно. Мотоцикл у тебя отличный, все у него как надо, только с хозяином не повезло.
        - Ну да, - повел плечом тогда парень. - Вот поэтому, из-за выдающихся качеств, он у меня и глохнет, когда ему вздумается.
        - Байки, - наставительно произнесла она в ответ, - как и кони, заботы требуют, а ты уж больно размашист. Пойдем-ка в гараж, я тебе все сделаю, раз уж свалился ты посреди ночи на мою голову. Кошелек готовь. Я бесплатно не работаю.
        И, не дожидаясь его согласия, взялась за руль мотоцикла и сноровисто потянула хромированную махину к воротам своего дома. Ин Юнчен, недоумевая, пошел следом. Над головой его в темноте проплыла не замеченная прежде вывеска.
        «Фэй Янмэй, - прочитал он, дивясь: чего только не бывает на свете! - Ремонт, покраска, тюнинг. Автомобили и мотоциклы».
        Так они и познакомились. И с тех самых пор - уже лет восемь как - дружили, как редко дружат между собой мужчины и женщины: весело и легко.
        И сейчас, ерзая на сиденье мотоцикла от нетерпения, Ин Юнчен заранее ухмылялся, представляя выражение ее лица, когда он попросит оказать ему столь дикую услугу. Выйди, мол, за меня замуж, только понарошку. Какая, кроме нее, на такое согласится? И почему он сразу о Янмэй-то не подумал вообще?
        Как и обычно, Ин Юнчен отыскал ее в гараже. Шумно отдуваясь и утирая с лица пот, женщина копалась в ящике с инструментами. Голова ее была повязана полотенцем, и из-под ткани высовывались пряди коротких темных волос, а на синем комбинезоне темнели масляные пятна.
        Парень остановился у входа в гараж, облокотился о стену и сложил на груди руки. На лице его неудержимо расцветала улыбка.
        - Как же приятно, - хохотнул он наконец, - смотреть на то, как работает женщина. Давай-давай, Ласточка. Мой конь у порога, обиходь-ка его сначала, а потом жратву на стол метни. И чтоб побыстрее, одна нога здесь, другая - там!
        Янмэй, не прерывая своего занятия, откинулась назад и прицельно метнула в своего незваного гостя вонючей мятой тряпкой. Смеясь, Ин Юнчен отскочил в сторону, напоролся плечом на стойку с запчастями и сдержанно ругнулся, и вот это уже заставило хозяйку маленькой автомастерской отвлечься от дел.
        Повернувшись, она нахмурилась, чумазая и взъерошенная, и рыкнула громко, но незлобиво:
        - А ну р-руки! Разгромишь тут мне все. Ну не мужик ты - чисто несчастье!
        - Пока никто, кроме тебя, не жаловался, - прищурился Юнчен и уселся на обшарпанный табурет, поджав длинные ноги.
        - Смазливый ты, вот бабы и ведутся, - хмыкнула Янмэй и вытерла руки видавшей виды ветошью. - Дуры потому что. Чего тебя с утра пораньше принесло? С мотоциклом неладное приключилось?
        На лице ее отобразилось искреннее расстройство: машины она любила нежной неженской любовью, страдала, случись железным зверям повредиться или сломаться, и натурально занималась не ремонтом их - лечением.
        Ин Юнчен отрицательно мотнул головой и, не желая долго ходить вокруг да около, признался:
        - У меня тут есть проблема. Большая. Личная. Помощь нужна.
        Янмэй разом посерьезнела, поднялась, зачем-то отряхнув комбинезон, и подошла ближе. Лицо ее, загорелое, с квадратными скулами и упрямым подбородком, вполне могло сойти за мужское, если б не на удивление ясные глаза и длинные густые ресницы. Юнчен вскользь подумал, что все это - и пропахшая железом и маслом мастерская, и развешанные по стенам инструменты, и тяжелые, сверкающие хромом машины, - ей очень шло.
        - Ин Юнчен пришел о помощи просить, - хмурясь, пробормотала она между тем. - Видать, и правда тигр решил ягнят не когтить. Ну, говори. Чем смогу.
        Парень вздохнул и огляделся. Лежал на подставке блестящий черный мотоциклетный шлем, валялись в кучке шкурки - видно, Янмэй собиралась заняться покраской байка. В углу темной змеей извивался свернутый шланг.
        - Давай, может, в город выберемся? Разговор долгий.
        Женщина открыла было рот, чтоб поспорить, - он был уверен в этом и даже ждал возражений: мол, что за дела такие? Не нравится мой дом - выметайся и дверь за собой не забудь притворить, придурок! Но что-то, может, его серьезная искренность, Янмэй остановило. Она повздыхала, почесала взмокший затылок и согласилась.
        - Ну если не шутишь, - только и сказала женщина и пошла на улицу. - Сейчас, я мигом. Сполоснусь да переоденусь только. Но с тебя, значит, угощение.
        - Хоть два, - усмехнулся Ин Юнчен. - Я даже знаю, куда мы поедем. У меня этажом ниже офиса такое местечко открылось - экзотика! Русская кухня, борщ и водка. Одному как раз не с руки было пробовать, а вдвоем - почему бы и нет.
        - Вот только водки мне и не хватало, - заворчала она, но по довольно заблестевшим глазам стало понятно: идея отведать чего-то непривычного и незнакомого Янмэй явно понравилась.
        Собралась женщина быстро, и через полчаса они, каждый на своем мотоцикле, неслись по направлению к городу. Далеко впереди уже сверкала башня Тайбэй 101, но вокруг все равно зелеными заплатами еще расстилались рисовые поля.
        Ин Юнчен смотрел сквозь темное забрало шлема, как мелькают, исчезая позади, небольшие ухоженные домики, и думал о Сян Джи - о том, как славно было бы показать ей маленький деревенский храм, стоящий неподалеку на холме, угостить девушку жареными пельменями в придорожной забегаловке или прокатить ее ночью по мосту Синьбэй.
        «Скоро, - пообещал он себе. - Скоро».
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАНЯ
        Возвращение в лагерь чусцев вышло еще более стремительным, чем побег. Все помыслы Сян Юна утекли в направлении предстоящего сражения. Он и думать забыл про небесную деву, обратившись целиком в полководца, озабоченного лишь делами своего войска и замыслами противника. К шатру доставил, с лошади слезть помог, вежливо поклонился и тотчас умчался прочь. Нет, право слово, как союзник Сян Юн ей нравился больше, чем как жених.
        Служанки встретили беглую небесную деву визгом, писком и бестолковой суетой. С одной стороны, они избежали сурового наказания от дядюшки Сян Ляна, а с другой - симпатий к Татьяне ее побег точно не прибавил. Теперь охрана будет удвоена, если не утроена.
        Еще обратной дорогой, сидя за спиной у генерала Сяна, Таня успела поразмыслить о многом. Например, о том, как отвадить пылкого кавалера от визитов и знаков внимания. Пока, к сожалению, запрещать ему вожделеть и домогаться - все равно что лисе приказать не ходить вокруг курятника. Но надежда была, и она заключалась, как ни странно, в знании. Для начала, решила Таня, нужно собраться с мыслями и вспомнить как можно больше о том, что писал Сыма Цянь. По-своему он бешеному князю Чу даже сочувствовал и уделил ему немало страниц в своей летописи. Но в ней ни слова не было сказано ни про небесную деву, ни про брак с посланницей Яшмового Владыки. И если они с Люсей появились здесь и сейчас, то, значит, можно как-то повлиять на исторические события, рассуждала Татьяна. Действовать она решила сразу, не откладывая в долгий ящик и не полагаясь на удачу. Первым делом она пригласила к себе немолодого одноглазого солдата, сторожившего ее шатер.
        - Не положено! - рявкнул он и отшатнулся.
        - Не бойтесь, доблестный воин Чу, я не причиню вам зла, - проворковала Таня. - Мои служанки останутся рядом, и мы всего лишь поговорим.
        - О чем?
        - Видите ли, доблестный воин Чу, я не так давно спустилась на землю и все еще не очень хорошо разбираюсь в том, кто и против кого сейчас воюет. А вы, как я вижу, человек опытный и много повидавший, вы могли бы объяснить мне, что к чему. Яшмовый Владыка… - Девушка сделала многозначительную паузу, чтобы собеседник проникся важностью момента. - Он всегда говорит, что о происходящем на земле следует спрашивать у ее истинных сынов. У таких, как вы, доблестный воин.
        Против истины небесная дева ничуть не погрешила. Лицо у дядьки было коричневого цвета, все в морщинах и шрамах, а руки как лопаты, в которых копье смотрелось палочкой для еды.
        - Ладно, - согласился польщенный вниманием Небес воин. - Только ненадолго.
        - Конечно-конечно, - приветливо улыбнулась Таня. - Заходите, пожалуйста. Эй, девушки, угостите моего гостя чаем.
        Из плошечки, которую ему подали девицы, мог напиться разве только котенок, но солдат старательно изображал удовольствие, а заодно рассказывал, что знал: против кого воюет Чу и почему. Сначала с опаской, чтобы не выдать случайно какую-нибудь страшную военную тайну, а потом все смелее и смелее. Служанки, которым Таня приказала оставаться при ее особе, быстро заскучали, зато небесная дева усиленно мотала на ус и сопоставляла факты с вычитанным из «Исторических заметок». Зря она, что ли, папеньке помогала с переводом на русский?
        - А скажите, уважаемый…
        - Сунь Бин, госпожа небесная дева.
        - А скажите, уважаемый Сунь Бин, захвачен ли уже город Канфу? - осторожно спросила Татьяна.
        - Нет покедова, - затряс головою воин. - С чего бы это? Но… - Он почесал затылок. - Было бы неплохо его взять. Говорят, богатый городишко-то.
        «Ну хоть какая-то точка отсчета», - сообразила Татьяна. Мысленно она уже потирала ладони, предвкушая, что довольно скоро дядюшка Лян договорится о союзе с Пэй-гуном. Войско Чу объединится с повстанцами и тогда… Тогда она сбежит под крыло Лю Дзы, который не только джентльмен, по-своему, по-древнекитайски, но еще и будущий первый император Хань.
        Вот только как подтолкнуть Сян Ляна к этому решению?
        - А скажите, доблестный Сунь Бин…
        Но Танин новый вопрос прервал звонкий голос медного гонга.
        - Гонец от генерала! - спохватился солдат и пулей выскочил из шатра. С дисциплиной в войсках было строго, за малейшую провинность полагалась казнь.
        Служанки, чья пытка молчанием наконец-то закончилась, немедленно расщебетались с новой удвоенной силой. Причем еще бы разговаривали о чем-то интересном, а то ведь просто перекидывались жалобами на тяжкую долю или сплетничали обо всех подряд. И если раньше Таня терпела это, сцепив зубы, то теперь, в статусе генеральской невесты, решила навести порядок.
        - А ну цыц! Разболтались! - прикрикнула она на девушек и поморщилась.
        Доблестный Сунь Бин был, конечно, весьма любезен, но пах он очень уж непрезентабельно.
        - Так, девушки, я помыться хочу. Организуйте мне купание немедленно, - заявила Таня и пригрозила на случай возражений. - Иначе жениху пожалуюсь.
        Пусть займутся каким-нибудь полезным делом, что ли.
        И уже когда Татьяна лежала в бадье с горячей водой, ей в голову пришла такая очевидная, но до сих пор ускользавшая от нее мысль. «Почему так выходит, что основные события совпадают с описанным у Сыма Цяня, а детали отличаются? - рассуждала девушка. - Лю здесь зовут иначе, чем в «Исторических хрониках», моего… жениха тоже. Сян Лян, напротив, совпадает. Сыма Цянь ошибся? Или это не тот Лю, который должен стать императором Гао-цзу? И другой чуский генерал спустя несколько лет бесславно зарежет себя, чтобы не попасть в плен?» Ее великий замысел чуть-чуть подправить историю империи Хань под свои нужды больше не казался таким уж безупречным. Что, если теперь, когда в Поднебесной оказались две русские барышни, все пойдет иначе?
        СЯН ЮН
        Кабы Сян Лян не вился вокруг племянника черным вороном, бедолага Мин Хе не получил бы по шеям без всякой вины. Но когда благородный господин без конца дергает тигра за усы, то зверь рано или поздно отмахнется когтистой лапой, и горе тому, кто попадется под удар. Добро бы еще чусцы одержали победу на бранном поле, а то ведь снова бежали. Циньский генерал Ли Чжан оказался орешком твердым, а Сян Юн ломать зубы ой как не любил. Опять же избавление от доспехов - занятие долгое и муторное, нетерпеливому генералу крайне неприятное, а тут еще и дядюшка влез с очередным допросом:
        - О чем вы с ней договорились?
        - С кем? - удивленно вскинул густую, бархатную, как у девушки, бровь генерал. - Мин Хе, осторожнее с пряжками! Порвешь ремешки, получишь палок.
        Мальчишка засопел от усердия еще пуще, в надежде палок избежать.
        - Не придуривайся! - возмутился дядя. - И не считай себя умнее без всякой на то причины. Ты ведь собирался вернуть Тьян Ню на Цветочную гору, потому и увез посреди ночи. Но затем вернулся. Почему?
        - Так циньцы же напали. Дядюшка, вы запамятовали? Сами ж за мной послали. Верно я говорю, братец Мин Хе?
        Что правда, то правда, придуриваться генерал умел виртуозно. Мин Хе порой диву давался, как в одном человеке так гармонично уживаются простофиля, убийца, поэт и витязь. Словно сама Нюйва из любопытства слепила вместо четырех одного мужчину, но из разных сортов глины, вроде как глянуть, что получится. Получился генерал Сян Юн.
        - Не юли, мерзавец. У тебя все равно плохо выходит.
        Племянник лишь плечами пожал. А вот если бы кто-то поинтересовался мнением ординарца, тот бы честно посоветовал оставить его господина в покое хотя бы до вечера. Дать ему обдумать проигранный бой, поесть, побренчать на цыне. А там, глядишь, он следующее сражение выиграет, и слуги останутся без синяков. Всем будет хорошо.
        Но нет же, Сян Лян заложил руки за спину и принялся ходить взад-вперед, что означало одно - кому-то быть битым, и этот кто-то прямо сейчас расшнуровывал генеральские наручи.
        - Следи за моими рассуждениями, мальчишка. Тебе этот брак выгоден как никому другому. Иначе я бы ее Куай-вану предложил. Тоже, к слову, невеликого ума парень.
        И по тому, как сжались кулаки господина, Мин Хе понял, что выстрел попал в цель. В прошлой жизни старик точно был знатным лучником. Неясно только, сравнение ли с потомком чуского вана, совсем недавно пасшим чужих овец в полной безвестности, разозлило генерала или же возможность потерять небесную деву.
        - Похоже, небесной деве ты не очень-то и люб, а перспектива стать императрицей слишком призрачна, чтобы по-настоящему ее увлечь, - усмехнулся Сян Лян, намекая на сегодняшнее поражение. - Значит, она тебе что-то предложила…
        Говоря это, старый опытный царедворец, вот уже полвека держащий государство Чу в стальном кулаке, неотрывно глядел на племянника, стараясь по выражению лица угадать правду.
        - Или вы о чем-то договорились. Или и то и другое. Неужто тебе понадобились тайны Девяти Небес из «Книги исполнения желаний»?
        Сян Юн не выдержал и заржал над выдумками дядюшки, сделавшись похожим на своего коня, только не серой, а черной масти.
        - Нет? Ну и правильно, тебе они все равно впрок не пойдут, - презрительно фыркнул Сян Лян. - Знаю я твое главное желание. Полагаю, что и в этот раз ты его с девой не утолил отчего-то. Тоже подозрительный факт.
        Вместо ответа генерал отвесил пинок одному из слуг, замешкавшемуся с поножами. Кто знает, тот все поймет, а Сян Лян воспитывал Юна с детства.
        - Вас не разберешь, уважаемый дядюшка. То пальцем ее не трожь, то почему не снасильничал, спрашиваете. Вы бы уж определились, что ли.
        Сказал как бы с ленцой, точно сытый волк зевнул с подвыванием, но Мин Хе моментально ощутил, как напряглись все мышцы на спине у господина. Точь-в-точь еще одна дополнительная броня, да и только.
        - А ты не переживай, племянничек, я уже определился. Со свадьбой придется поторопиться, - удовлетворенно мурлыкнул Сян Лян и улыбнулся сладко-сладко. - Может, небесная дева тебе больше удачи принесет, а?
        - Воля ваша, дядюшка, - изобразил смирение Сян Юн. - Если подходящий день определен…
        - Нет, но особого значения это уже не имеет.
        - Ах, как же так?
        Хитрый старикан растянул губы в ядовитейшей из улыбок. От которой у Мин Хе аж желудок от страха свело.
        - Кто ж знает, почему мой гадальщик вдруг взял да и перерезал себе горло. Однако же гадальщиков много, а небесная дева - одна. Через три дня проведем церемонию. Вот и весь сказ.
        - Превосходно.
        Знающие люди говорили, что с этого слова циньский император Эр-ши Хуанди начинает казнить своих высших сановников. А вот благородный и доблестный генерал Сян Юн всегда по шеям раздавал молча. До этого дня, по крайней мере. Мин Хе на своего господина не обиделся, нет, но тенденция ему совсем не понравилась.
        ЛЮСИ
        К вершине Цветочной горы, где, сам подобный диковинному цветку, будто бы распускался среди облаков храм богини Нюйвы, вела длинная тропа. Временами вполне удобная, с площадками для отдыха, порой она вздымалась крутыми ступеньками, вырубленными прямо в скале, или стелилась деревянными мостками, скрипучими и такими узкими, что Люсе приходилось прижиматься к теплому камню, чтобы пройти. И вниз лучше было не смотреть.
        Альпинизм, до войны модный среди людей из окружения Орловских, не был увлечением ни самого профессора, ни его дочерей. Ученому хватало приключений в экспедициях и на раскопках, а девушки были слишком юны, да и обе маменьки сходились в одном: разве женское это дело - лазать по отвесным скалам? Так что даже если бы в Татьяне и Людмиле и проснулась внезапная страсть к такому спорту, осуществить ее было бы невозможно. Тогда, в их времени, в их мире. Но теперь…
        «А почему нет? - утирая пот, гордо думала Люси, бросая вниз победный взгляд. - Отсюда ничего уже не кажется таким уж страшным».
        Осознание того, что высота ее совсем не пугает, придало девушке сил, и последний этап подъема она преодолела довольно легко. И дышала ровно, привыкнув к разреженному горному воздуху. Последние ступеньки, самые трудные шаги - и вот он, храм богини, сотворившей китайцев из глины.
        - Надеюсь, я действительно найду здесь хотя бы часть ответов… - Люся невольно замедлила шаг и оправила одежду. Вид у нее был, прямо скажем, не слишком торжественный. Но во дворе храма не нашлось ни служек, ни паломников - вообще никого, только свист ветра, шелест множества шелковых ленточек да нежный перезвон подвесок. Девушка немного постояла, с любопытством рассматривая затейливую резьбу и роспись, но какое-то странное нетерпение тянуло ее вперед. Оглядевшись внимательней, она заметила вход и решительно ступила на мощеную дорожку, явно помнившую тысячи ног.
        Из проема тянуло благовониями и почему-то свежей глиной. Людмила вошла, моргнула, привыкая к полумраку, и направилась туда, где было посветлее. Сотни, если не тысячи глиняных фигурок провожали ее почти живыми взглядами. Девушка невольно поежилась и тут же разозлилась сама на себя. Она пришла за ответами, и она их получит.
        Но пока что расспрашивать было некого. Статуя богини над алтарем смотрела безмятежно и равнодушно. В храме не оказалось ни души. Хотя… Откуда-то сбоку, из не замеченного с первого взгляда прохода, доносилось легкое ритмичное поскрипывание, будто кто-то вертел гончарный круг. Люся подозрительно прищурилась. Все это определенно что-то ей напоминало, что-то, что она уже где-то и когда-то видела - то ли во сне, то ли в бреду, то ли…
        - Волшебная деревня, - вслух пробормотала она, не скрывая раздражения. - Летучие даосы. Чародейский туман. Что дальше? Кони все-таки заговорят?
        Узкий и короткий коридор вывел Людмилу на террасу, словно парящую над обрывом. И к тому, что она увидела там, в прямом столбе нежного света, падавшем прямо с Небес, никто и ничто не смог бы подготовить дочь профессора Орловского. Нет, не змееногая богиня и не лично Яшмовый Владыка в компании с Красным и Белым императорами и персиколюбивой Сиванму обретались на террасе, внимая мелодии цыня и любуясь танцами настоящих небесных дев. Хуже.
        - Guten Abend, Fraulein Lucy, - молвила склонившаяся над гончарным кругом женщина, не оборачиваясь. - Warten Sie bitte auf dass ich die Arbeit fertig gearbeitet habe. Besprechen wir spater[31 - Подождите, пока я закончу работу. Мы обсудим все позже (нем.).].
        - Как вам будет угодно, фройляйн Ланге… - прошептала Люся, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. Это… - то есть вот это вот! - было чересчур даже для нее.
        «Ну вот теперь хоть понятно, что я всего лишь спятила! - с облегчением подумала она. - Какое счастье, Господи…»
        Конечно, в жизни случиться могло что угодно, даже революция, бегство в Шанхай и провал во времени, но Людмила точно знала только одно - ее старой, нелюбимой, вредной и въедливой бонне Шарлотте Ланге в Древнем Китае делать точно нечего.
        ТАНЯ
        На этот раз в прострацию Татьяна Орловская не впала. Даже удивительно! Ни слезинки не пролила. Ни отчаяния, ни тоски не почувствовала. Ничего, кроме злости на саму себя.
        «Это ж надо такой наивной дурой быть, чтобы поверить подлому китайцу! Ах, он предками поклялся! Да плевать ему на предков, он из родного папаши небось суп сварил!» - бессильно ярилась Таня. Хотя по здравом размышлении выходило, что все равно никуда она бы не делась. Ну оставил бы Сян Юн ее посреди дороги: мол, иди на все четыре стороны. Как найти дорогу в деревню Колобка? У каждого встречного-поперечного спрашивать: «Уважаемый, как мне пройти в тайную волшебную деревню к летучему даосу?» Не получится. Да и неизвестно, кому еще в голову взбредет небесную деву в жены взять, как обычно, без ее на то согласия. Нет уж!
        Сян Юн кланялся, прощения просил и во всем винил дядюшку, хотя видно же было, что какого-то особого раскаяния генерал не чувствовал. С дядюшкой Ляном разговор вышел отдельный и неожиданный. Старый Сян, точно библейский змей-искуситель, так искусно оплетал небесную деву кольцами лжи и лести, что Тане до зуда в деснах захотелось прохиндея по китайскому же обычаю отравить или зарезать.
        - Я, знаете ли, давно на свете живу, - молвил проницательный дядюшка. - Привык к строгости. Племяннику спуску не даю и себя не балую. С возрастом понятие приходит, что плоть в узде надобно держать. И днем и ночью.
        - Как интересно, - вежливо отозвалась Таня, решив, что Сян Лян то ли намекает на невоздержанность Юна, то ли на свое безразличие к ее, небесно-девичьим, чарам.
        Но совсем не смутилась. В своем наряде, состоящем из нижнего белья, длиннющей юбки с волочащимся шлейфом и халата-ханьфу с двумя слоями широких рукавов, девушка чувствовала себя как лошадь средневекового рыцаря: такой же закованной в броню и неповоротливой. Но зато защищенной от мужских взглядов.
        - Ем мало, вина не пью. А еще ведь приходится все время носить кольчугу. В моем-то возрасте, представьте? - вздохнул старый притворщик.
        «Ладно, - пообещала неведомо кому Татьяна, вонзая ногти в ладони. - Мы еще поглядим, чья возьмет».
        - Как печально слышать, что люди на земле столь жестокосердны, если могут покуситься на жизнь столь почтенного господина, - в тон ему ответила Таня, изящным жестом поправляя короткую прическу. - И как, помогает кольчуга?
        «Эх, уцелей моя коса, сейчас бы я тебя ка-а-ак пырнула бы шпилькой в глаз», - кровожадно подумалось небесной деве.
        - Не эликсир от всех напастей, конечно, - ласково улыбнулся вельможа, спрятав глаза в складках морщинистых век. - Но вместе с двумя кинжалами в рукаве я чувствую себя гораздо увереннее. В былые-то времена рука была тверже, но я и так на земле зажился. И кабы не обет, данный покойному брату… Однако же вам, прекрасная Тьян Ню, не стоит даже думать о столь ужасных вещах. Вас-то мы с племянником сумеем защитить.
        - Ни мгновения не сомневалась в ваших с племянником… способностях, - фыркнула Таня и подумала: «Нет, ну отчего же твой родич не унаследовал хотя бы часть твоего ума, дядюшка? Или ты просто решил не создавать себе конкурента? Сильным и простодушным куда как проще вертеть, верно?»
        - Приятно слышать, прекрасная Тьян Ню. Если все небесные женщины столь разумны, то я уже не буду так страшиться смерти, как прежде, - сверкнул глазами-угольями дядюшка Сян. - Верите, моя будущая невестка, я даже рад, что мне не придется принуждать вас к этому браку.
        «Если это не принуждение, то тогда что же - оно самое? В рабском ошейнике и цепях? - возмутилась небесная дева. - Но еще ведь не вечер, как любит говорить моя Люсенька?»
        Они сидели на расшитых яркими птичками подушечках и пили чай из крошечных чарочек. Прям со стороны ни дать ни взять любящий дедушка с любимицей-внучкой.
        - Вы такая милая девушка, - проворковал Сян Лян. - У меня есть для вас свадебный подарок.
        С ловкостью фокусника лукавый старик извлек из широкого рукава маленькую лаковую шкатулочку. Черную, без обязательных на таких вещах пестрых миниатюр.
        - Угадайте, что там, дивное мое дитя.
        - Даже представить себе не могу. Сережки? Или колечко? - безо всякого энтузиазма спросила Татьяна. Этим добром она была сыта по самое горло.
        - А вот и нет.
        Сян Лян открыл крышку. В шкатулке лежала черная терракотовая рыбка Люси.
        И Таня спохватилась, только когда уже занесла руку, чтобы схватить подарок.
        - Амулет хулидзын, верно? - удовлетворенно молвил дядюшка, захлопнул крышку и спрятал шкатулку в недра многослойного халата. - Я так и думал, что эта вещица вам отлично знакома. Ваша сестрица гостила у нас недавно и случайно позабыла. Такая растеряша эта ваша хулидзын.
        - Так отдайте, раз это чужая вещь. - Таня перевернула руку ладонью вверх.
        - Отдам. Конечно, отдам. После свадьбы с Сян Юном, - жестоко оскалился Сян Лян и тут же сменил личину на отечески заботливую. - Если наша прекрасная небесная дева будет вести себя хорошо, разумеется.
        СЯН ЮН
        - Вот и все. Можешь больше не бояться, что твоя невеста заморит себя голодом или со скалы прыгнет.
        Дядюшка выглядел как усталый, но довольный своей работой ремесленник, остановившийся, чтобы передохнуть после трудового дня и выпить кувшинчик вина. Правда, последние десять лет Сян Лян ничего тяжелее куайцзы[32 - Палочки для еды.] в руках не держал, но это уже детали.
        Юн и вправду беспокоился. Нет хуже знака, чем когда человек добровольно отказывается от еды. Пусть на Небесах девы могут принять, как утверждают мудрецы, любой облик и чаще всего спускаются на землю в виде серебристого облака, но сейчас Тьян Ню - существо из плоти и крови. И ей обязательно надо есть и пить. Дядюшка поглядел на родича, изобразил лицом склевавшего лимон попугая и приказал подслушать разговор. Сян Юн проявил инициативу, не только подслушав, но и подсмотрев.
        - Видел, как она потянулась к амулету? А глаза как сверкнули? То-то! - ухмыльнулся дядя, повертев демонстративно шкатулочкой у племянника прямо перед носом.
        - И зачем Тьян Ню понадобился амулет хулидзын?
        - Почем мне знать, - отмахнулся Сян Лян. - Может быть, небесная лиса с его помощью рыбу в реке приманивает. Главное, что он удержит деву от необдуманных и пагубных поступков. И до свадьбы, и после нее.
        Генерал в задумчивости куснул себя за костяшки сжатых в кулак пальцев.
        - А хулидзын знает, что это вы похитили ее амулет?
        - Похитил? Я? Фу! Выбирай выражения, мальчишка! Я приказал слугам, которые обихаживали твою хулидзын, забрать и принести мне все, что при ней найдется. На всякий случай. И, как всегда, заметь, оказался прав.
        К амулетам и прочему колдовству Сян Юн относился равнодушно, да и вообще никогда не был особенно суеверен. Шаман, если его разрубить пополам, умирает точно так же, как и солдат.
        - Но вы ведь не собираетесь отдавать Тьян Ню эту вещь?
        - Разумеется, нет, - ответил Сян Лян и пристально посмотрел на младшего родича. - И ты, племянник, тоже этого не сделаешь. А вдруг она вызовет хулидзын и скормит ей твою печень или сердце?
        Нет, такое нежное создание, как Тьян Ню, никогда ничего подобного не сделает, подумал Юн. И тут же вспомнил, что хулидзын назвалась ее сестрой. А чего только не сделаешь для родной сестрички, если та попросит. Но как раз с небесной лисой генерал и не ссорился. Напротив, даже помог, причем дважды. Такое не забудется.
        Дядюшка удалился, излучая самодовольство, как солнце - свет, оставив Сян Юна в раздумьях и сомнениях. Ведь выходит, что он нарушил собственную клятву, которую давал искренне и от чистого сердца. С союзниками так не поступают.
        Обычно чуский полководец отягощать голову лишними мыслями не любил. В конце концов, у него всегда были мудрые советники. Но это вовсе не означало, что Юн думать не умел. Еще как умел, чтобы там ни болтал дядюшка.
        Генерал согнал какого-то солдата, гревшегося у костра, с места, запросто устроился рядом с пехотинцами, посмеялся над похабными шуточками и даже отхлебнул дешевого кислого вина из общего кувшина за компанию. А потом кликнул ординарца, всегда отиравшегося рядом:
        - Эй, Мин Хе! Позови ко мне командира ляна лучников Гэ Юаня.
        - Слушаюсь, мой господин.
        Парнишка умчался, точно олень, гонимый собаками. После недавней взбучки его усердием можно было дорогу до самого Санъяна выстелить.
        - А налейте-ка мне еще, братцы!
        И под восторженный вой солдатни генерал опрокинул в себя кувшин пойла. Сян Юн редко гордился своими достижениями в искусстве стратегии, но в данном случае посчитал, что превзошел самого себя, придумав, как и клятву сдержать, и дядюшку не разгневать. Раз уж теперь небесная дева никуда не сбежит, то можно исполнить свой долг союзника.
        ТАНЯ
        Свадьба не состоялась по уважительной причине: жених не явился на церемонию. Гости - тоже. Да и сама невеста в столь знаменательный день вместо того, чтобы рядиться в красное, расшитое золотой нитью платье и трепетать в преддверии брачной ночи, вместе с отступающей чуской армией форсировала реку. А все потому, что генерал Сян Юн решил ознаменовать свое бракосочетание с посланницей Яшмового Владыки еще одной победой и ввязался в сражение, которое, судя по негодованию дядюшки Ляна, сам же и спровоцировал.
        Едва гонец сообщил, что дела у генерала Сян Юна идут не так чтобы успешно, а точнее, циньцы вот-вот прорвут оборону и ворвутся в лагерь, дядюшка злобно цыкнул зубом и приказал отступать за реку. И если бы Таня планировала побег и полагала, что сможет воспользоваться моментом и сбежать, то ее бы ждало горькое разочарование. Дисциплина в войске Чу была на высоте. Даже служанки, насмерть перепуганные перспективой оказаться в циньском плену, визжали как-то очень слаженно и местами даже гармонично. Но бежать Татьяна не собиралась. Ни сейчас, что было бы полным безумием, ни потом. До тех пор, пока не получит назад черную рыбку, она шагу в сторону не сделает, твердо решила девушка. Чего бы ей это ни стоило!
        Сян Лян, руководивший отходом, лишь ухмылялся, глядя, как будущая невестка послушно следует его приказам. «Давно бы так!» - читалось по его физиономии.
        «Смеется тот, кто смеется последним», - думала Таня. Она уже была не настолько наивна, чтобы верить, будто ей удастся перехитрить старого вельможу - опытного интригана и беспринципного политика. Но когда-то же его убьют, верно? Должны убить. Другое дело, что относиться к дядюшке Ляну как к уже две тысячи лет мертвому историческому деятелю отчего-то не получалось. Слишком он был живой.
        - Кхм… Пожалуйте, госпожа Небесная Дева, в палатку, - деликатно кашлянув, позвал стражник Сунь Бин. - Чего вам под небом стоять? А там ваши служанки уже подушек настелили… мягоньких…
        Небесная дева поспешила укрыться от посторонних взглядов. Хотя к нездешнему виду Тани в чуском лагере уже немного привыкли, она все равно оставалась диковинкой, на которую не уставали глазеть солдаты. Несколько раз девушка ловила служанок за попыткой тихонечко срезать прядь ее волос на амулеты. Прямо посреди ночи подкрадывались с ножиком. Но что с суеверных девчонок возьмешь?
        О том, что Сян Юн вернулся, Таню оповестили гонги, свирели и флейты. В армии Чу все время что-то такое свистело, звенело и громыхало. Но князя встречали по-особенному пышно. И в данном случае… Таня прислушалась тщательнее. Да, его встречали как героя. Ибо благородный Сян Юн сумел заведомое поражение свести к победе. И сейчас он принимал заслуженные почести. Девушка подсматривала сквозь щелочку в ткани и сама не знала, как относиться к этому человеку в чешуйчатых доспехах, забрызганных кровью, и с сияющей улыбкой на лице. Плевать ему было на грозные гримасы дядюшки и на кровь, пропитавшую неаккуратную повязку на лбу. Генерал смеялся, раздавая направо-налево дружеские тычки соратникам. Он победил - остальное не важно.
        - Ну вот, - сказал он, явившись в палатку Татьяны сразу после выволочки, устроенной дядей. - Победа маленькая, но стратегически очень важная.
        - Примите мои поздравления, генерал Сян, - ответила чуть гнусаво девушка.
        От мужчины так разило лошадиным потом и человеческой кровью, что носом она старалась не дышать.
        - Простите меня за недостойный вид, прекрасная Тьян Ню, я очень торопился повидать вас, - догадался он и, не скрывая гордости, добавил: - Зато, как видите, я исполняю свою клятву.
        - И теперь вы каждый раз накануне… - Таня оглянулась на служанок, - будете бросаться в новую битву?
        - В следующий раз я придумаю что-нибудь еще.
        Фантазировать на тему новых идей Сян Юна девушка не рискнула. Этому психу в голову может прийти что угодно.
        - Вы мне все еще не верите, Тьян Ню? - немного обиделся генерал.
        - А разве вы сами не считаете, что дали опрометчивую клятву?
        - Да, это так. И я уже много раз пожалел о своем порыве, - честно признался Сян Юн. - Но честью предков так просто не разбрасываются. Не я, по крайней мере.
        - Какая же вам тогда выгода от нашего союзничества?
        - От союза с посланницей Небес всегда есть и польза, и выгода. Сегодня вы, Тьян Ню, принесли мне удачу.
        - Вот как! - удивилась девушка. - Каким же это образом?
        Сян Юн заговорщицки улыбнулся. Мол, нехорошо так нагло напрашиваться на комплименты, но прекрасным девам многое можно простить.
        - Я сдержал клятву, и Небеса оценили это по достоинству, послав победу там, где я и сам в нее не верил. Это хороший знак. А кроме того… - Он широко улыбнулся. - Я надеюсь, что вы простите мою постыдную несдержанность и полюбите всем сердцем.
        Таня остолбенела, не зная, что ей предпринять, - попытаться отшутиться или, наоборот, чуть-чуть обнадежить. Что, если дать ему понять, что не так уж и рассержена, и при определенных обстоятельствах… Ради рыбки, только ради рыбки!
        - Сердечные склонности предсказать трудно, - уклончиво молвила девушка, смущенно потупив взор. - Случиться может все. Но! - Она назидательно подняла указательный палец. - Клятвы надо держать.
        - Вот и я так думаю, - охотно согласился Сян Юн. - Поглядим, что нам еще пошлют Небеса. И, - он осторожно коснулся запястья небесной девы, - в клятвах есть особая сила.
        Генерал встал с подушки, церемонно попрощался и, перед тем как выйти, пообещал служанкам следующее:
        - Будете болтать - прикажу языки отрезать, станете шептаться по ночам - уши, а если кто надумает хоть один волос госпожи продать солдатам - остригу наголо. Ясно?
        И уже на рассвете весь чуский лагерь знал, что генерал Сян Юн поклялся не жениться на небесной деве до тех пор, пока не разгромит циньцев и сам лично не зарежет императора Эр-ши Хуанди, как свинью. Именем и честью предков поклялся, между прочим.
        - Нет, ну не придурок ли? - сокрушенно спросила Таня у своего отражения в маленьком бронзовом зеркальце.
        ЛЮСЯ
        Опомнилась Люся довольно быстро. Тут ведь все просто: если внебрачная дочь профессора Орловского сталкивалась с чем-то, чего не могла понять, победить или преодолеть, она или отмахивалась от проблемы, или злилась. Злость помогала побороть страх и растерянность. Злость никогда не подводила ее, не подвела и сейчас.
        - Терпение, mein Liebchen, терпение, - безмятежно молвила… Нет, не фройляйн Ланге. Существо, напялившее облик старой немки, как чужое платье.
        И к этому созданию Людмила не испытывала ни почтительности, ни уважения.
        - Прекратите! - прошипела она, отбрасывая и страх, и расчетливость. - Я не знаю, кто или что вы такое, но немедленно прекратите этот фарс, сударыня! Раз вы по-немецки шпарите так лихо, значит, и эти слова способны понять!
        - Вот как. - Существо не прекратило вращать круг, не отняло пальцев от влажной глины, но знакомый облик вдруг подернулся золотистой дымкой и словно поплыл. - Ты сердишься. Почему ты сердишься? Чтобы поговорить с тобой, я выбрала в твоей памяти образ единственной женщины, которую ты боялась и уважала… Что не так?
        Люся покачала головой и бестрепетно обошла мастерицу, чтобы встать прямо перед ней, лицом к лицу.
        - Я своими руками похоронила бедную фройляйн Ланге тогда, в восемнадцатом. Не смейте это трогать! У вас же есть какой-то… более подходящий вид. Вы же и есть Нюйва, так? Вот и не морочьте мне голову.
        - Какая злая девушка! - По лицу и фигуре богини словно пробежали волны, и мелкие седые кудряшки, очки в роговой оправе и водянисто-голубые глаза старой бонны растаяли, будто Люсе все привиделось. Теперь на девушку золотыми глазами с вертикальным змеиным зрачком смотрела древнекитайская богиня. Смотрела и улыбалась. - Очень сердитая и очень решительная. Именно ты мне и нужна, Людмила. Или мне говорить - Лю Си? Или - как-то иначе тебя назвать?
        - Как угодно, - отмахнулась та. - У меня к вам всего пара вопросов, госпожа Нюйва. Извольте отвечать.
        - Иначе что? - лукаво спросила Нюйва. - Бросишь в меня сапогом, как в моего Линь Фу?
        - По крайней мере - попытаюсь, - откровенно заверила Люся. - А если перекреститься еще, так, глядишь, и попасть могу.
        - Непочтительное и дурно воспитанное дитя, - вздохнула богиня, вновь склоняясь над гончарным кругом. - Впрочем, мне такое и нужно. Ну, я посмотрела на тебя. Я довольна. Можешь идти.
        - Черта с два! - отрезала Людмила и дерзко уселась прямо на каменную мозаику террасы. - С места не сдвинусь, пока ты не объяснишь, на кой мы с Таней тебе сдались. Это ведь ты нас сюда затащила, а теперь - шмыг в сторону, дескать, не при делах. Так не пойдет. Колись, с-с… То есть признавайтесь, ваша божественность.
        - Говоришь так, словно уже привыкла повелевать. - Божество ничуть не обиделось на хамство. Нюйва, кажется, вообще не слишком различала оттенки настроения собеседницы, да и бесформенный ком глины на круге занимал богиню больше, чем девушка. - А до этого еще далеко, и даже мне неведомо, сбудется ли… Куда ты так спешишь?
        - Моя сестра в опасности, - отрезала Люся, остывая. Умиротворение и красота этого места благотворно действовали даже на отчаянную кухаркину дочь. - Вашими, между прочим, стараниями, госпожа богиня, ну, или служки вашего. За каким делом ваш полоумный дед отдал мою Таню генералу Сяну? Она что, его собственность? Или ваша?
        - Мм… - Тонкие пальцы задумчиво процарапали в глине глубокую борозду. Заготовка, уже выраставшая под руками богини, снова превратилась в бесформенное нечто, и Нюйва начала сызнова.
        - Что это будет? - так и не дождавшись ответа, поинтересовалась Люся.
        - Не знаю, - пожала плечами небесная лепщица. - То, чем захочет стать глина. Может, чаша, может, кувшин или горшок, а может…
        - А может, рыбки, - быстро вставила девушка, решив кинуть пробный шар - авось сработает.
        - Возможно, - хитро улыбнулась Нюйва. - В ваши с сестрой руки попала моя печать. Ты же убедилась в ее силе, верно?
        Для разнообразия Люся решила не перебивать, а проявить несвойственное ей терпение. Богиня удовлетворенно кивнула:
        - Вы же просили моей помощи, помнишь? И получили ее. Моя печать открыла вам проход сквозь время и пространство, вы спаслись от смерти. Почему бы и тебе теперь не помочь мне в ответ?
        Людмила молча пожала плечами. Возразить нечего: рыбки и впрямь помогли, а раз так, хозяйка печати вправе требовать ответной услуги.
        - Тебе известно, что некогда я вылепила из глины первых людей и вдохнула в них жизнь?
        - Что-то такое слышала. - Люся решила не углубляться в космогонию с эсхатологией. Неуместно ведь цитировать Священное Писание или теорию Дарвина, когда сидишь лицом к лицу с пусть китайским и языческим, но божеством. - Вы еще небо чинили. И какого-то дракона победили, кажется.
        Нюйва благосклонно кивнула. То ли китайская богиня оказалась подвержена греху тщеславия, то ли ей просто льстило, что даже девица из далекого и чужого времени знает и помнит о ее божественных подвигах.
        - Но потом мне надоело их все время чинить, - пожаловалась богиня. - Они постоянно ломались. И я научила их размножаться самостоятельно. Приделала такие смешные штуки… - Нюйва хихикнула, прикрывшись рукавом, и Люся невольно усмехнулась в ответ. - Поначалу они все время отваливались, но потом все-таки приросли! Так интересно!
        - Да, оригинально получилось, - поддакнула Людмила, и Нюйва расцвела от похвалы. - И с музыкой вы хорошо придумали. Душевно. Но позвольте узнать, чем же я, простая смертная, могу помочь такой могучей богине?
        - А! Это все моя печать! - Божество помрачнело. - Люди стали слишком самонадеянными. Кое-кто решил, что раз у меня вышло сотворить живое, то и человекам это по плечу. Вожак одного из стад там, внизу, налепил себе целую армию глиняных болванов.
        - И они ожили?
        - Нет. Пока нет. Но могут ожить, если использовать мою печать. Я когда-то научила одно мое творение делать такие вещи и даже дала частицу своей силы. Черная рыбка подарит неживому подобие жизни, но лишь белая вдохнет в него дух.
        - Э? - Люся всегда соображала быстро и довольно отчетливо представила себе последствия. - То есть… Если я, к примеру, вылеплю человека и тресну его по лбу моей черной рыбкой, получится - что? Голем?
        - А что такое голем? - с любопытством спросила Нюйва.
        - Глиняный болван, оживленный колдовством.
        - Ну да. Черная рыбка - символ инь, она заставит неживое двигаться и выполнять приказы, сделает его не-мертвым. А белая - символ ян, она дарует созданию дух и свободу. Представь, что случится, если этот человек оживит свою армию!
        - Представила, - скривилась Люся. - А рыбок-то наших сперли.
        - И тебе придется их вернуть. Ну, кроме всего прочего.
        - А не слишком ли много чести мне одной? - подозрительно прищурилась девушка. - У меня-то ни армии, ни сил волшебных. Туман разогнала, да, но одним крестом животворящим тут не обойдешься. Вы же понимаете, что я - никакая не хулидзын.
        - Приделать тебе хвост? - оживилась богиня. - Это я могу! Один или девять? Если ты считаешь, что тебе это поможет…
        Люся замотала головой, сообразив, что в придачу к хвосту ей наверняка выдадут полный комплект лисьих качеств, включая нечеловеческую… э… похотливость и страсть к поеданию мужских сердец.
        - Ну как хочешь… - немного разочарованно протянула Нюйва. - И почему у тебя нет армии? А как же твой мужчина? У него скоро будет армия.
        - Чего это он мой? - смущенно пробурчала Люси. - С чего вдруг?
        - Ой, какая ты все-таки глупая! - хихикнула покровительница размножения и брака. - Конечно, твой. Ну если ты не испугаешься.
        - Чего?
        - А ты вспомни, - мгновенно посерьезнела Нюйва и прожгла девушку нечеловеческим взором. - Ты же отлично знаешь, чего тебе бояться.
        Люся невольно сглотнула. Она ничего не поняла, но чувство у нее возникло неприятное.
        - А теперь ступай. - Богиня повелительно мотнула головой. - Ты и так пробыла здесь слишком долго. И раз не хочешь хвост… О! Я придумала! Становись сюда!
        Солнечные зайчики, плясавшие по камням террасы, соединились в сияющее кольцо. Людмила подозрительно уставилась на богиню.
        - А что насчет моей сестры?
        - Ну это же ваши, земные дела! - рассердилась Нюйва. - Мой Линь Фу просто все напутал! И поторопился. Только не ломай его. Он - из моих первых детей, я его уже три раза чинила. Постоянно его кто-нибудь ломает!
        - Лезет, куда не просят, вот поэтому и ломается, - проворчала Люся, но послушно ступила в золотой круг. - Только ради вас, сударыня богиня, обещаю деда совсем не ломать. Разве что слегка поцарапаю.
        - Тогда лети! - Богиня протянула к ней руку ладонью вверх и вдруг сильно дунула.
        И Люся тотчас взмыла вверх, словно семя одуванчика, подхваченное порывом ветра. И полетела, казалось, к самому солнцу.
        Круг золотистого света превратился в сияющий упругий диск под ее ногами, и девушка с восторгом обнаружила, что если раскинуть руки пошире, то можно парить на воздушных потоках, как планёр или птица.
        - Вот это да! - рассмеялась она. - Ух ты! Да я - настоящая авиатрисса!
        Люся обернулась, чтобы махнуть на прощанье рукой богине, но облака уже сомкнулись, словно вершина горы набросила покрывало. Девушка хмыкнула и с боевым воплем спикировала вниз. Если вдруг появилась возможность летать, так надо же использовать!
        ЛЮ ДЗЫ И ЛИ ЛИНЬ ФУ
        День давно перевалил за полдень, с гор тянуло свежестью, а косые солнечные лучи больше не обжигали, а приятно ласкали утомленного командира Лю, развалившегося на столе во дворе даоса. Обиходив коня и прошерстив все углы в кладовках, Пэй-гун нашел корзину слив и теперь, закинув ногу на ногу и поглядывая на вершину Цветочной горы, неторопливо их поедал. Сливы истекали медовым соком и дразнили божественным ароматом, а как и когда они умудрились созреть - на то мятежнику было трижды плевать. Косточкой.
        - Кто тебе сливы позволил брать, командир Лю? - строго вопросил откуда-то сверху ворчливый голос старого даоса.
        Лю глянул вверх и присвистнул. Ли Линь Фу успел вернуться: прилетел и сел на крышу, как почтовый голубь. Спускаться даос не торопился, сидел себе на коньке, свесив ноги по разные стороны и нахохлившись. Ни дать ни взять - драчливый петух на насесте.
        - Спуститься не хочешь, злыдень? - вопросом на вопрос ответил мятежник и плюнул косточкой. Не попал, конечно. К вечеру командира Лю разморило, злость схлынула, бегать и прыгать было лень. Вот если бы старикашка надумал слезть…
        - Нет, я тут пока посижу, воздухом подышу. А то у тебя меч слишком близко лежит, и вообще, - уклончиво ответил даос.
        - Это правильно, - довольным котом мурлыкнул Лю и любовно погладил рукоять меча. - Это весьма благоразумно с твоей стороны, мудрый Линь Фу. А сливы пусть в счет долга пойдут. За небесную сестричку моей лисы и мое нарушенное слово. Чтоб по-честному, а?
        Он придирчиво рассмотрел следующую сливу - дозрела ли? - прежде чем отправить ее в рот, и блаженно прижмурился.
        Каждую сливу Линь Фу провожал печальным взглядом и глубоким вздохом. Но наглого юнца взглядами и вздохами было не пронять.
        - Не жмись, дед! Вот такой у тебя неудачный день. Сначала Сян Юн деву увез, теперь я сливу обтряс. Не переживай так, а то сердце не выдержит, помрешь раньше срока. А тебе со мной, - Лю улыбнулся, повернулся на бок и голову рукой подпер, - теперь до конца жизни расплачиваться. Еще б вина найти… Где у тебя, дедуля, вино?
        - Разбойник ты с большой дороги, вот ты кто, - проворчал даос. - Только и ждешь моей безвременной кончины, чтобы сразу в кладовку - шасть. Знаю я тебя! - Он поболтал ногами, почесал пузо и заявил: - А давай меняться? Ты уймешь свою небесную лису, которая никакая не небесная и не лиса, и меч уберешь, а я тебе лучшего вина налью.
        - Да я вино и сам найду! - непочтительно хохотнул Пэй-гун. - Теперь-то твои фокусы, почтенный дедушка Ли, что-то не срабатывают. Так что неравноценный обмен выходит. Что поинтересней предложи. А мою лису ты унять пробовал, да что-то не вышло. Где уж мне, простому смертному?
        Дед почесался еще активнее, словно мысли о торге с Лю Дзы одолевали его как блохи.
        - Хорошо. Тогда я объясню, почему все так вышло. Я ж все-таки не сам по себе, я Матушке служу. Давно служу. Ты ж не думаешь, часом, будто девы наши небесные… почти небесные, очутились здесь просто так?
        - Не-а, - безмятежно отозвался Лю. Торговаться и блефовать он умел и любил. Недаром хозяева каждого игорного дома в уезде Пэй поминали мятежника Лю не иначе как руганью. - Я вообще не думаю. А что моя лиса вовсе не с Небес, я и без тебя знаю. Кто она и откуда - про то мне сама рассказала. А ты мне другое скажи…
        Мужчина оттолкнул корзину со сливами и приподнялся на локте. Тон Лю неуловимо сменился с шутливого на совсем даже не шуточный.
        - Как ты посмел, старый хрыч, нарушить мое слово? Воля Матушки Нюйвы - это одно, но слово мужчины есть слово мужчины. Отдал мою деву, и кому? Этому лютому псу Сян Юну! - Припомнив, как по милости деда он опростоволосился перед небесной лисой, Лю начал снова закипать и потянулся за мечом. - Мою женщину!
        - Не много ли женщин на тебя одного, такого расчудесного, а? - вспыхнул в ответ даос, но быстро остыл и только рукой махнул. - Можно подумать, он у меня разрешения спрашивал или там благословения. Как только почуял, что сила есть на коня взобраться, так сразу и утек. И Тьян Ню прихватил с собой. Кто ж знал-то? - и вдруг признался: - Я знал. Каюсь. Лопухнулся. Они же так друг другу подходят. Без нее он пропадет. Чего глаза пучишь? Я не самый большой знаток человечьих душ. И вообще не совсем человек. Мне простительно. Богиня моя, родительница, - и та простила. И тебе не след гневаться. Я вот, например, верю, что все у них хорошо будет. Потом.
        От такого заявления Пэй-гун не то что глаза выпучил - пятнами пошел.
        - А мне Сян Юн не друг и не брат, чтобы я о его благополучии заботился! - отрезал Лю Дзы. - И если б он вообще сгинул, всем только лучше бы было. Ну ты дал! С чего вдруг мне Сян Юну девиц сватать и печалиться о его, тьфу ты, одиноком сердце? А тебе, коль ты не совсем человек, так и вовсе в такие дела лезть не стоит, дедуля. Усек?
        Он раздраженно передернул плечами, не зная, смеяться или злиться. И продолжил:
        - Я тебе так скажу: если с головы Тьян Ню по вине этого князька хоть волос упадет, я вернусь и сожгу твою волшебную деревушку дотла. Понял? Или нет, даже лучше… От меня ты чарами отобьешься, а вот если я здесь оставлю мою лису… Как тебе? Что-то против нее не шибко ты силен оказался.
        - Не надо мне твоей лисы! - гаркнул Линь Фу. - У меня от нее вся летучесть исчезает. Не знаю, кем она была у себя там… там, откуда они с Тьян Ню явились, но мне ее инь неполезен совсем. Вредный у нее инь, так и знай.
        Деду Лю Си не понравилась, это было ясно. «Вот и хорошо, - подумал Пэй-гун. - Вот и славно. Незачем моей женщине всяким там старым хрычам нравиться!»
        - Уж чего-чего, а инь в ней много, это да-а-а… - мечтательно протянул он, а потом нахмурился и головой затряс. - Слушай, ну тебя не понять! Сам говорил: ищи с глазами дракона! Вот я и нашел. Все при ней - глаза дракона, брови феникса, нрав тигрицы, инь опять же… Ух какой инь, так и прет! Чем ты недоволен-то, э?
        - Я всем доволен, кроме того, что ты все сливы мои сожрешь. Давай поедим, как нормальные люди, выпьем, а потом ты заберешь лису и займешься своими делами. Нет, ты вообще собираешься в императоры выбиваться? Разлегся тут, понимаешь.
        - Сейчас вернется с горы Лю Си, и поедим, обязательно поедим, - пообещал мятежник и снова растянулся на спине, прихватив корзину. - И дела мои подождут. А покамест… Вот ты, к примеру, знаешь, что такое дирижабля, а? Нет? А она - знает! Интересная, должно быть, штука, дирижабля эта…
        Что такое эта Ди Ри Жабля, даос не знал, но очень хотел узнать, по лицу было видно. Аж ерзал весь. Или просто надоело сидеть на насесте?
        - Ты там скоро яйцо снесешь! - хихикнул Лю и вдруг насторожил уши и аж вскинулся. - О! А это еще что? Что за крики?
        - Дирижабля твоя летит, - проворчал Линь Фу, тоже глянув из-под ладони в безоблачные небеса.
        А с Небес неслись такие восторженные вопли, что даже боевые кличи, с какими сюнну в набег ходят, бледнели и меркли. По широкой спирали, балансируя на сияющем диске и плавно взмахивая рукавами, сверху заходила на посадку небесная лиса. Ну или не лиса. Но то, что небесная, - факт.
        - Один все сливы съел, другая летучесть надкусила. Ну и гости! Чисто злыдни, - вздохнул старый даос.
        - Иди лапши навари лучше, бурдюк ворчливый! Да про вино не забудь! - беззлобно гавкнул Лю Дзы, вскочил и радостно замахал летунье. - Сюда! Хэй, сюда! Я поймаю!
        - Лови! - взвизгнула девушка, видимо, сообразив, что с приземлением могут выйти сложности.
        - Ловлю!
        И ведь действительно поймал. Такую деву поймать сложно, но стократ сложнее - заставить себя отпустить.
        «Даос тогда сказал что-то вроде: «С рождения воле Небес подчиняется жизнь человека. Коль не смертельна болезнь, всегда отыщется лекарь». Как же все-таки хорошо, что лекарь отыскался».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 11
        Суета вокруг печенки
        «Маленькая ложь - она как крошечный червячок, насаженный на крючок рыболовом. Сначала на него ловится маленькая рыбешка-ложь, которую тут же глотает рыба побольше, а ту, в свою очередь, проглатывает огромная рыбина. И в итоге рыбак рискует сам быть съеденным».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        САША
        Алая ресторанная томность никак не вязалась с тем разговором, в который вовлек Александру профессорский племянник.
        - Вы же знаете, кто такой Гао-цзу? Легендарный основатель династии Хань, полководец, прославившийся как своим тактическим гением, так и невероятной удачливостью… - Глаза Кан Сяолуна сверкали, щеки пунцовели, руки плавно вздымались в воздух, подчеркивая изменения интонаций и полутонов.
        Саша слушала, подперев ладонью подбородок, и размышляла о том, что Тьян Ню, как и всегда, была права, когда говорила, что к любому человеку можно подобрать свой ключик, если знать, из какого материала выкован замочек.
        Молодой ученый, судя по всему, «открывался», едва лишь стоило упомянуть историю Древнего Китая. С уст его десятками слетали названия давно погибших городов, имена правителей, воинов и мудрецов. Он, интимно понижая голос, рассказывал девушке анекдоты тысячелетней давности, делился сплетнями, которые были в ходу у императорских наложниц века назад, и вообще казался хотя и немного ненормальным, но искренне увлеченным своим делом человеком.
        Таким он почти нравился Саша, и она охотно задавала вопросы, стараясь заодно больше разузнать о бабушкином подарке. Тем более увлеченный собственным же рассказом профессорский племянник вроде бы не возражал.
        - Гао-цзу? - морща в наигранном смущении брови и всем своим видом изображая не сильно разбирающуюся в истории богатую наследницу, переспрашивала девушка. - Кажется, он воевал с… с… Сян?
        - Сян-ваном, - вспыхивая так, будто она предложила ему махнуть рукой на династию Хань вместе с династией Цинь и отправиться вдвоем в любовный отель, сверкал темным глазом красавец. - И с ним, и против него.
        Далее натурально следовала лекция с подробностями просто невероятного характера. Александра подумала б, что собеседник ее разыгрывает, - ну откуда ему знать, была ли у мятежника Пэй-гуна борода или нет? Но что-то подсказывало ей: в этих вопросах с Кан Сяолуном лучше не спорить.
        - Согласно легендам, - вещал между тем господин Кан, - и Сян-ван, и Гао-цзу неоднократно в своей жизни сталкивались с существами мифическими, потусторонними. Недаром хроникеры пишут об особом отношении императрицы Люй-хоу, первой владелицы ваших рыбок, к богине-змее Нюйве. С фигурами героев в мифах часто связаны хтонические силы, помогающие или, наоборот, препятствующие…
        Саша кивнула, чувствуя себя школьницей на уроке истории, аккуратно поднесла к губам чашечку с ароматным зеленым чаем - и застыла. Ее осенила догадка - невероятная, фантастическая, безумная даже. Страшная. И, пожалуй, единственно верная, способная объяснить, почему бабушка оставила свой дневник и терракотовую фигурку именно ей.
        Девушка почувствовала, как у нее затряслись руки. Несколько капель горячего чая упало на деревянную поверхность стола.
        - Боги, - неверяще пробормотала она, - помогающие или препятствующие… Не может быть.
        - Что такое, госпожа Сян Джи? - осведомился профессорский племянник, но девушка только в замешательстве помотала головой.
        Может ли вообще в этом мире, подумала она, хватаясь за последние соломинки логики в водовороте настигшего ее хаоса, быть что-то невозможное, если Тьян Ню на самом деле перемещалась во времени? Если сны, что начали сниться ей самой после того, как она приняла бабушкин подарок, являются, кажется, совсем не снами… или не совсем снами?
        «Неужели, - билась в Сашиной голове испуганной рыбкой мысль, - неужели я права?»
        Неприятно звякнула чашечка, внезапно выскользнув из ставших непослушными пальцев. Приглушенно засвистели в своих клетках певчие птицы. Все звуки вдруг показались девушке слишком громкими, цвета - слишком яркими. Она боялась. Никогда прежде ей не было так страшно.
        Кан Сяолун склонил голову и легонько прикоснулся пальцами к ее плечу.
        - Госпожа Сян? - спросил мужчина с вежливой, чуть встревоженной заботой, но девушка не услышала.
        Голос его поплыл, растворился в благовонном воздухе ресторана размытыми розово-красными пятнами. Александра, чувствуя, как сжимается ее горло, глянула на него.
        - Мне нужно… я вспомнила, что мне срочно нужно попасть домой, господин Кан, - выдавила она из себя.
        Дневник. В нем есть ответы. Оставленная Тьян Ню летопись сможет подтвердить ее подозрения или опровергнуть их. «Предки, - подумала девушка, - пусть бабушкины записи их опровергнут! Если я и в самом деле… Если моя семья…»
        Кан Сяолун положил ладонь на ее руку, улыбнулся успокаивающе.
        - Что случилось? - зазмеился, затанцевал его мягкий, вкрадчивый голос. - Я чем-то вас расстроил?
        - Простите, - захлебываясь собственными мыслями, она отодвинула стул и поднялась. - Приношу свои искренние извинения за такую грубость. Но мне и правда нужно вернуться домой. Это очень срочно.
        На мгновение глаза его резко сузились, потемнели, а потом вновь, словно колодезная вода, в которую бросили камень, заблестели невозмутимой зеркальной пустотой.
        - Конечно, - коротко отозвался ученый. - Если вы так желаете, госпожа Сян. Не буду допытываться, в чем причина вашего внезапного порыва. Но позвольте проводить вас - я вижу, что вы чем-то взволнованы.
        Девушка кивнула. В нетерпеливой тревоге наблюдала она за тем, как он подозвал официанта, расплатился по счету, в чем-то разуверил встревожившегося из-за их неожиданного ухода распорядителя зала.
        И когда наконец они остановились перед лифтом, мисс Сян даже позволила себе несколько раз постучать носком туфельки по полу. Ей уже хотелось оставить позади Тайбэй 101, переполненный роскошными ресторанами, магазинами и офисами, и оказаться в своей студии. Она не могла думать ни о чем, кроме собственной догадки, своего невероятного и страшного озарения.
        И поэтому не подготовилась и никак - совсем никак - не защитилась от того, что увидела и услышала в следующую минуту.
        С тихим звоном разъехались в сторону двери лифта, блеснул на металлической поверхности блик, и перед Сашей, будто черт из табакерки, предстал Ин Юнчен. Она узнала его сразу же, еще не успев посмотреть парню в лицо, - по манере держать себя, по движениям.
        Девушка вспыхнула, поймала его удивленный и отчего-то виноватый взгляд и нахмурилась. Потому что Ин Юнчен был не один - с женщиной. С еще одной женщиной, чтоб ему пусто было! Спутница его была высокой, плечистой, коротко стриженной и статной - не чета той пронырливой, но глуповатой даже на вид девице в оранжевом платье. Саша невольно сжала руки в кулаки, ахнула - и разом позабыла про невероятные догадки и таинственные секреты, которые хранил бабушкин дневник. Потому что великанша, добродушно усмехаясь и хлопая окаменевшего Ин Юнчена по плечу, заговорила.
        - Ну ладно, - гудела она, и каждое ее слово будто обдавало Сашино сердце кипятком. - Накормил ты меня, напоил, улестил, дурак мой ненаглядный. Ладно. Я стану твоей невестой.
        ИН ЮНЧЕН
        «Да, - подумал Юнчен, глядя на вмиг потемневшее лицо девушки, которую уже три дня как собирался сделать своей женой, - вот это, я понимаю, везение! Императорских размеров прямо!»
        Ситуация натурально сложилась неоднозначная. Во-первых, Сян Джи явно поняла услышанное по-своему, по-женски: парень прямо видел, как в глазах ее разгорается огонь оскорбленного негодования. Он был уверен, что, если б не приличия, она бы с удовольствием залепила ему звонкую пощечину: получай, мол, бабник. Вообще, подумал Юнчен и превентивно потер щеку, не у нее первой возникло желание покарать его за женолюбие. Разница состояла в том, что мнение бывших пассий для него не имело никакого значения, сейчас же ему отчего-то даже захотелось извиниться. Хотя ничего такого в этот раз он и не сделал. Совсем.
        Во-вторых - и это порядком возмутило Юнчена - девушка была не одна. За спиной ее маячил какой-то смазливый хлыщ, который ухмылялся как-то на редкость мерзко. Как будто что-то знал. Или планировал. Или… в общем, вид у пижона был подозрительный. Сразу было понятно - Сян Джи такой ухажер не подходит. Потому что подходил ей только он, Ин Юнчен. И мысль эту до нее надо было донести, чтобы никакие хмыри больше рядом с ней и появляться не думали.
        - Привет, красавица, - ухмыльнувшись, он шагнул было навстречу и уперся в выставленный вперед указательный палец разгневанной девушки.
        - И прощай, - низким голосом, от которого по коже Юнчена пробежала приятная дрожь, заявила она. - Похотливая свинья.
        - Это не то, о чем ты подумала! - поднял руки парень, и в этот же момент за его спиной весело заржала Янмэй.
        - Неправильный ответ, - прохохотала она. - Юнчен, ты чего? Разом все мозги растерял, а? Я б тебя за такие слова…
        - Ты его по имени зовешь? - напрочь забыв о приличиях, барракудой развернулась к женщине Сян Джи. - Развратное животное!
        - Я?! - грозно осведомилась Янмэй.
        - Он! - прошипела девушка и, откинув с лица выбившуюся из прически прядь, развернулась к лестнице. - Совет вам да любовь!
        - Звучит это как «будьте вы прокляты», - весело прокомментировала Янмэй. - Ох-хо-хо. Очередная из твоих, а, Юнчен?
        Ин Юнчен едва не застонал - вопрос свой его спутница задала громко, ничуть не стесняясь постепенно скапливающейся на месте происшествия аудитории. Сян Джи, конечно, тоже его услышала. На мгновение замедлив шаг, она дернулась, распрямила плечи - и зашагала дальше.
        «Опять, - подумал Юнчен. - Снова! Опять засада!»
        - Стоять! - волком взвыл он, но голос его, казалось, только подхлестнул Сян Джи, и каблучки ее застучали по выложенному цветным мрамором полу с удвоенной энергией.
        Парень рванулся было за ней, но Янмэй ловко ухватила его за рукав.
        - Куда? - осадила его женщина. - Если ты сейчас с ней попробуешь поговорить, дело закончится скандалом. Дай остыть девахе. Да что с тобой? Ты как будто в первый раз с первой… э-э-э…
        Ин Юнчен нахмурился и стряхнул с плеча ее руку.
        - Поосторожнее здесь, - предупредительно прорычал он. - С выбором слов, я имею в виду.
        Янмэй приподняла брови и так и застыла: руки в боки, губы сжаты.
        - Это ты себе скажи! - зазвенел ее голос, но было поздно: даже и не подумав вступать с женщиной в спор, Юнчен бросился за Сян Джи.
        Вслед ему донеслось пожелание, высказанное нецензурно, но парень умел не отвлекаться на мелочи. Когда Янмэй ругалась, резина дымилась, но отходила хозяйка автомастерской так же быстро, как и вспыхивала.
        К тому же сейчас Ин Юнчен хотел только одного - догнать беглянку, раз уж им довелось так случайно и не ко времени столкнуться, и растолковать ей, что к чему.
        И в запале ни он, ни Янмэй не обратили внимания на «смазливого хлыща», который, чуть прищурившись, внимательно наблюдал и слушал. Запоминал. Анализировал.
        САША
        Пыток, долгих и мучительных, - вот чего заслужил этот жеребец! Чтобы страдал! Чтобы корчился! За всех обманутых женщин… за нее, Сашеньку. Распутник, повеса, потаскун!
        Девушка летела вниз по лестнице, чувствуя, как полыхают щеки. С ужасом и каким-то даже отвращением к себе она поняла, что с трудом сдерживает слезы, и до скрипа сжала зубы. Вот еще! Она, дочка председателя Сяна, - и будет рыдать по какому-то никчемному пройдохе без роду и племени? Не бывать такому.
        На каблуках по ступенькам особо было не попрыгать, поэтому через несколько пролетов мисс Сян, держась за перила, остановилась и глубоко вздохнула. Еще не хватало упасть и сломать или вывихнуть ногу. Вот таких жертв Ин Юнчен уж точно не стоил - возможность танцевать она из-за него терять не собиралась. И не только из-за него, а и вообще.
        - Кобель, - еще раз, больше для себя, выдохнула девушка, и в этот момент крепкая рука сноровисто придержала ее за локоток. Вторая уютно легла ей на талию.
        - Вообще - да, - покладисто прошептал ей на ухо Ин Юнчен - а это был он, чертов дьявол догнал ее! - и как-то очень проворно прижал к стене. - Но не сегодня.
        Саша, узрев перед собой его лицо - его довольную наглую рожу! - вспыхнула и затрепыхалась.
        - Отпусти меня, ты, обезьяна, - свистела она тихо: привлекать к себе внимание посетителей небоскреба не хотелось.
        Находились они рядом с этажом, где размещались ресторанчики и кафе попроще, поэтому людей вокруг встречалось куда как больше, чем на тихом люксовом уровне. И народ, конечно, глазел. Некоторые, с тревогой заметила девушка, уже достали телефоны, кто-то одобрительно присвистнул, какие-то девчонки, по виду - ученицы старшей школы, приглушенно захихикали.
        Ин Юнчен, увидев испуг на ее лице, истолковал его неверно - разом отпустил ее и шагнул в сторону. Не преминув, между тем, окончательно перекрыть ей единственный путь к отступлению.
        - Ничего я тебе не сделаю, глупая, - успокаивающе протянул он. - Просто поговорить надо.
        - Кому? - кривя губы, отрезала она. - Мне не надо.
        - Нам с тобой надо, - все тем же спокойным и ласковым голосом, то ли уговаривая, то ли убеждая, отозвался парень.
        И Александра, еще минуту назад всерьез представлявшая, как выцарапает ему глаза, почувствовала, как ее решимость поставить нахала на место дает слабину. Хорошую такую слабину. Уж очень искренний у него был взгляд, и эта мягкая, добродушная прямота, и чуть заметная лукавая улыбка. А еще - он же решил догнать ее, пришел к ней, а не остался с…
        Опомнившись, девушка потрясла головой. Вот же… мед на устах, а за пазухой - нож!
        - Нас с тобой, - передразнивая, усмехнулась она, - нет и уже не будет. Запомни на будущее. И с дороги!
        И мисс Сян рванула вперед и напролом, рассчитывая на то, что Ин Юнчен, как джентльмен, посторонится и даст даме пройти. Ей казалось, она достаточно ясно выразила свое к нему отношение. И прогноз на будущее относительно их возможного романа прозвучал вполне однозначный.
        Не тут-то было.
        Наглец, не прилагая к тому никаких усилий и даже не покачнувшись, чуть придержал ее, и девушка с возмущением увидела, что плечи его трясутся. Он смеялся.
        - Так мне еще больше, - склонился он к ней, прищурившись, - хочется тебя заполучить.
        Саша оторопела. Что за самонадеянный остолоп! Откуда вообще взялась эта вот железная самоуверенность? Неужели никто и никогда не ставил его на место?
        - Кто был тот хмырь, с которым ты здесь встречалась? - внезапно, без перехода, спросил парень.
        - Да какое твое… - запротестовала было она и сразу же замолкла - Ин Юнчен приложил палец к своим губам и покачал головой.
        - Дай ему от ворот поворот, - скомандовал он, и в голосе его послышался вполне явственный приказ. - Все равно я тебя у него отобью, так пусть хоть не мучается.
        У Александры отвисла челюсть, а затем… Затем негодование, яркое, белое, ослепляющее, захлестнуло внучку Тьян Ню. Да что он о себе возомнил? И за кого этот хам вообще ее принимает? Неужто думает, что она будет встречаться с ним за спиной его невесты? Не пора ли преподать ему урок?
        «Потому что, - быстро и решительно подумала Саша, - не все девушки одинаково покорны! Ха! Не все сушки одинаково сухие!»
        Она сладко улыбнулась, сделала шажок назад - для разбега! - и со всей силы влепила не ожидавшему такого подвоха парню пощечину. Ей давно это хотелось сделать - еще с того момента, как она увидела оранжевую змею Мэйли. И сегодня - сегодня тоже! Невеста, чтоб ему до конца дней икалось! Отобьет он ее у кого-то там, как же!
        От удивления Ин Юнчен отшатнулся и потерял равновесие, чем девушка и воспользовалась. Проплыв мимо него с высоко поднятой головой, она смерила парня высокомерным взглядом и процедила сквозь сжатые зубы:
        - Я сказала - нет!
        И, высказавшись таким образом, Сян Александра Джи с чувством глубокого удовлетворения прошествовала по лестнице. Спиной девушка ощущала на себе его пристальный взгляд, но сейчас это ее ничуть не смущало, даже наоборот.
        Потому что, как ни крути, в этот раз она победила.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ЛЮ ДЗЫ И ЛЮСИ
        Даос храпел. И не просто храпел - он клокотал закипающим котлом, взрыкивал тигром, похрюкивал и посвистывал. В домике Ли Линь Фу духота стояла страшная, спать на циновке, расстеленной прямо на полу, было жестко, а от храпа старца разве что крыша не взлетала. Так что Люсе по всем приметам предстояла незабываемая ночь. Девушка, извертевшись на жесткой подстилке, уже сотню раз пожалела, что они с Лю не уехали на ночь глядя и не устроились на отдых подальше от волшебной деревни. Но мятежник, настаивая на ночлеге, хотел как лучше, зато теперь приходилось мучиться.
        Впрочем, сам командир Лю наверняка не страдал. Что-то такое, видать, знал, хитрец, раз наотрез отказался спать в доме, а улегся на дворе под навесом, в компании цикад и Верного. «Небось уже десятый сон видит!» - сердито думала Люси, набираясь смелости. Выйти из дома и улечься к красавчику-Лю под теплый бок - заманчиво, конечно, но как бы такая ночевка на соломе под звездным небом не закончилась… чем-нибудь непоправимым.
        Хотя еще полчаса на этих проклятых досках - и наутро отважному Пэй-гуну придется свою спутницу на руках выносить из хибары. Потому что она попросту не встанет.
        И тут дед взревел, словно биплан на взлете, да еще и сам подлетел над своей лежанкой. Видать, летучесть постепенно восстанавливалась. Храпящий даос - это одно, но даос, храпящий на лету, - уже чересчур. Люси пробурчала проклятие, сгребла одеяло и прокралась к выходу. Нет уж, хватит с нее. Лучше цикады, москиты, мухи, клопы, пауки, скорпионы и командир Лю на сене, чем дедушка Линь Фу и его рулады.
        Лю Дзы и впрямь с удобством разлегся под звездами, разворошив целую копну душистой травы. Но, вопреки позднему времени, еще не спал и осторожные перемещения девушки заметил.
        - Чего не спишь? - спросил он, вынув изо рта соломинку, которую задумчиво жевал.
        - А ты чего?
        - Думаю. - Мятежник вздохнул и придирчиво выбрал новую травинку. - О разном.
        - А-а-а… - Люся решила, что топтаться посреди двора с одеялом под мышкой как-то совсем глупо, и пошла к нему. - Ну, тогда двигайся. Будем вместе думать.
        Лю беспрекословно поделился копной и помог расстелить одеяло. Обниматься не полез, и то хлеб. Хотя Людмила была уже не уверена, стала бы она возражать, если бы…
        - Почему тебя называют Пэй-гун? - устроившись так, чтобы ненароком не прижаться к мужчине, спросила она.
        - Ну, это небольшое преувеличение, - усмехнулся Лю. - Не такой уж я и владыка этого уезда. Пока.
        - То есть город Пэй ты уже брал?
        - И брал, и отдавал, и не только Пэй. Я за полгода много чего взял, но и отдать пришлось немало. Но я, понимаешь, упрямый. Почему, кстати, спрашиваешь?
        - Ага-а-а… - протянула Люся и призналась: - Я пытаюсь понять, какой теперь год. И тот ли ты Лю, о котором я читала.
        - Да? - оживился мятежник. - Читала? Обо мне? Тьян Ню, кстати, мне трон предсказала, но что-то не верится пока.
        - Если ты тот самый Лю…
        - Если? То есть ты сомневаешься.
        - Ну да. - Девушка вздохнула и незаметно поерзала - сено кололось даже сквозь одеяло. - Понимаешь, детали не совпадают. Или этот Сыма Цянь все попутал в своих «Записках», или я забыла, или ты - не тот, империя - не та, и вообще…
        - Например? - Лю заинтересованно прищурился.
        - Например, вот ты - женат?
        - Что? - Мятежник чуть не подавился соломинкой. - Да зачем мне… Эмм… В смысле, я еще и не думал о браке. То есть пока не думал.
        Уточнение это Люсю насторожило, но не слишком. В «Записках» Сыма Цяня жену основателя Хань именовали по-всякому, но точно не хулидзын. И происходила та императрица из какого-то могущественного клана. Да и будущий император восстание свое затеял отнюдь не в юном возрасте.
        - Ну а тот Лю был женат. И с огромной бородой. - Люси даже руки раскинула, чтобы показать, насколько бородат был император Гао-цзу, и случайно заехала командиру Лю по уху. Но тот стерпел.
        - Чего нет, того нет, - сокрушенно вздохнул повстанец, почесав гладкий подбородок. - Ни жены, ни бороды пока не нажил.
        - И правильно, - одобрила Люся отсутствие излишней волосатости на щеках мятежника Лю. - Бородки у вас, азиатов, вырастают какие-то исключительно козлиные, смех один, а не бороды. А без жены тебе никак не обойтись, если, конечно, ты тот самый Лю.
        - Э? - Пэй-гун зашуршал сеном, устраиваясь поудобней, и закинул руки за голову. - А подробней? Мне вот ужас как интересно, какой должна быть моя жена.
        Если бы на черном шелке небес не сияли яркие, словно фонари, звезды, темень была бы непроглядной. А так Людмила вполне отчетливо разглядела, как блестят в хитрой усмешке зубы повстанца. Он явно на что-то такое намекал. И все бы ничего, темно же, разве может он видеть, как отчего-то заполыхали ее уши и жар опалил скулы, будто Люсе кипятком в лицо плеснуло… Но от пояса и ниже растекалась от этой улыбочки, от блеска глаз и близкого тепла его тела этакая томительная слабость, а сено пахло так пряно и маняще…
        «Вот черт!» - испугалась Люси и решила бороться.
        - Ужас - именно то самое слово, - огорошила она веселого мятежника. - Лютая тетка была… то есть будет… эта Как-Ее-Там-хоу. Не баба - зверь! Наложниц казнила сотнями, детишек лишних - десятками, а одной крале так и вовсе приказала отрубить руки, ноги, выколоть глаза, прижечь уши и… Короче, станешь императором - поаккуратней с бабами-то, понял?
        - Что же может заставить меня жениться на такой страшной женщине? - явно не поверил в такие ужасы Пэй-гун. - Из какой она семьи?
        - Э… Черт, не помню. Из какого-то влиятельного клана, это да, а вот насчет имени… Я в ваших именах и названиях путаюсь. Папенька всегда ругался, а по мне хоть Сунь, хоть Вынь - никакой разницы…
        - Думаю, я просто не стану брать в жены такую злобную ведьму, - подытожил Лю. - Предпочту найти кого-нибудь получше, а может, уже и нашел?
        Очередное опасное замечание Люся предпочла оставить без ответа. Тем более новое шуршание сена подсказало ей, что одна рука командира Лю переместилась куда-то ей за спину, словно приглашая прилечь и склонить голову ему на плечо. Непонятно, был ли этот Пэй-гун тем самым будущим основателем династии Хань, но легендарное коварство из него так и лезло. Вроде бы ничего такого и не делает, злодей, вроде бы и ни на что не намекает, а поди ж ты!
        - Расскажи лучше про дирижабли, - дружелюбно попросил он, и Люси незаметно выдохнула. Разговаривать о летательных аппаратах с древним ханьцем все-таки не так опасно, как о его вкусе на женщин. А о бипланах, планёрах, «фарманах» и «ньюпорах» Людмила вообще могла говорить часами. Все, что отрывалось от земли, назло природе и тяготению, завораживало девушку. Конечно, ни о каких аэропланах кухаркина дочь и мечтать не могла. Матушка, вечно озабоченная собственным двусмысленным статусом и подковерной борьбой с законной женой профессора Орловского, от любых «неженственных» идей приходила в ужас, а папенька всем техническим новшествам предпочитал старых добрых китайцев. Теперь у Люси этих китайцев было завались, руку протяни - и вот они, древние воины, мятежники и колдуны-даосы, а вот аэропланы… Они так и остались недостижимой мечтой. И если бы не прихоть богини, нипочем бы ей не испытать восторг настоящего полета.
        - С дирижаблями ничего не выйдет, - честно предупредила она. - Вы ж еще даже порох не изобрели… Или уже? Короче, все равно не по зубам вам дирижабли, да и смысла нет. Потому что не соответствуют они технологической базе. А вот планёры…
        - Планёры, - тут же подхватил новое слово любознательный мятежник, вкрадчиво шурша в темноте. - Что такое планёры?
        - Ну… Ты видел, как парит орел?
        Рассказ о технике и тактике парящих полетов вышел занимательным. Увлекшись, Люся пыталась «на пальцах» объяснить, почему человек не может летать, просто махая руками, даже если крылья к ним привязать, а когда не вышло, подскочила и забегала по двору, раскинув руки и наглядно демонстрируя, чем полет орла отличается от порхания воробья.
        - И тогда аэродинамическая подъемная сила, которую создают восходящие потоки воздуха на крыле…
        Лю Дзы умиленно внимал лекции, даже голову рукой подпер, любуясь, как кружит, взмахивая рукавами, в звездном свете гостья с Небес, будто танцует.
        - Понял? - Набегавшись, Люся вернулась к сену, одеялу и Пэй-гуну и требовательно уставилась на него, блестя глазами. - Эх, жаль бумаги нет! Я бы тебе смастерила бумажного голубя…
        - Бумагу я тебе найду. - Лю улыбнулся. Живая, милая, веселая… Как все-таки хорошо, что она - никакая не хулидзын! - Иди сюда. Ты запыхалась, сейчас тебе жарко, но под утро здесь зверски похолодает. Зарывайся в сено и перестань от меня шарахаться. Чем теснее ты прижмешься, тем теплее тебе будет.
        - Руки распускать не станешь? - подозрительно спросила она.
        - Сегодня - точно нет, - усмехнулся Лю Дзы. - Спать охота, понимаешь. А эти твои пл?неры…
        - Планёры! - педантично поправила девушка.
        - Планёры. Их, говоришь, и в военном деле используют?
        - И еще как! Представь, что тебе нужно… ну, разведку провести. Или доставить послание. Или даже проникнуть в осажденную крепость! При хорошем ветре и запасе высоты для разгона можно много пролететь… - Люся, уютно прикорнув в душистом сене, начала неудержимо зевать.
        - Если использовать катапульту… - пробормотал Пэй-гун, вполне отчетливо представив себе, как именно можно применить диковинные аппараты. Летучих даосов вроде дедушки Линь Фу еще попробуй уговори слетать в разведку! А если построить такой вот планёр, так можно и без даосов обойтись! - А что лучше подойдет для крыла - бумага или шелк? - спросил он, но девушка ответила лишь мерным сопением.
        Пригревшись, небесная не-лиса уже сладко спала, доверчиво опустив буйную голову ему на плечо.
        ТАНЯ
        В последующие дни Татьяна не единожды пожалела о том, что, помогая папе переводить «Исторические заметки», не слишком старалась запомнить, с кем и когда легендарные борцы с империей Цинь заключали военные и политические союзы. Но кто же мог представить, что дочери профессора просто позарез понадобятся именно эти знания, а вовсе не правила хорошего тона, не французский в совершенстве или, скажем, умение обустроить дом. Таня отлично понимала, что будущий супруг вряд ли оценит ее цепкую память на имена древних китайцев, а потому не особенно старалась. А зря! Вдруг бы получилось подтолкнуть развитие событий в нужном направлении? И уж точно не пришлось бы теперь сиднем сидеть в шатре и подглядывать в щелочку за оживлением, царившим в чуском лагере, а потом гадать, к чему приведут встречи в командирской палатке, расположенной по соседству. Иначе от скуки помереть можно совсем.
        Нежданная победа Сян Юна и вправду оказалась весьма полезной в стратегическом плане. К нему потянулись послы и военачальники из покоренных империей Цинь древних царств, вроде Ци, Вэй и Чжао. Их ваны жаждали реванша, а Сян Лян активно пользовался моментом. Спесивые дядьки в шелках и мехах, раздувшиеся от собственной важности, чуть ли не в очередь вставали к хитроумному чускому вельможе. А когда торг и обсуждение стратегии с тактикой благополучно заканчивались, дядюшка Лян самолично выводил свежеиспеченного союзника-чжухоу на свет божий, делал плавный жест и, показывая на Танино обиталище, говорил доверительным тоном: «А вот тут у нас живет посланница самого Яшмового Владыки - среброглазая дева Тьян Ню. Она, кстати, невеста моего могучего племянника». Союзник, само собой, таращился на яркий шатер и воинов в парадных доспехах, стороживших эдакое сокровище, и выражал горячее желание узреть небесное чудо хотя бы одним глазком. И дядюшка Сян Лян как бы неохотно, но все же соглашался пригласить уважаемого посла на будущую свадьбу.
        Каждый раз, наблюдая эту сцену, Таня не могла удержаться от смеха. Вот ведь хитрая гадина! Даже комариный укус умеет обратить себе во благо. И как только у этого ловкача получилось воспитать такого в общем-то простодушного племянника?
        Но когда Сян Юн приглашал ее на очередной пир, никогда не отказывалась. Во-первых, празднество устраивалось в шатре Сян Ляна, во-вторых, небесная дева всегда восседала за шелковым экраном, дабы грубые мужские взгляды не портили ей аппетит. Очень удобно, когда требуется как следует осмотреться вокруг, подмечая все детали.
        Не может же Сян Лян все время носить черную рыбку при себе, рассуждала Таня. Где-то же он ее хранит. Где? Либо в сундуке, либо в одной из трех разновеликих шкатулок, либо в деревянных пеналах на своеобразных этажерках с ромбическими ячейками. Больше просто негде. При всей роскоши доспехов и одежд походные покои чусцев отличались крайним аскетизмом. Или же господа Сяны, ограничивая себя во всем, рассчитывали в будущем на пышность императорского дворца.
        Позади каждого пирующего сидел специальный слуга, чтобы подавать и убирать яства со стола и наливать вино в смешные чарки на трех ножках. Так что никакой возможности поискать рыбку не было, за исключением тех моментов, когда происходила очередная смена блюд.
        Но однажды у Тани почти получилось. Пока хрупкая девчушка ублажала господ игрой на лютне, а прислуга метнулась на кухню, небесная дева осторожно выбралась из-за своего стола и подкралась к ближайшей шкатулке. В ней были то ли гребни, то ли инструменты непонятного назначения. В следующей лежали стопки прошитых листков из грубой бумаги, катушки с тесьмой, маленькие подсвечники. Третья - самая маленькая - оказалась закрытой.
        «Точно, рыбка здесь», - решила Таня и попыталась расковырять замок шпилькой. И так увлеклась процессом, что не услышала тихих шагов за спиной. В здешних мягких тряпочных туфлях подкрадываться было одно удовольствие. Раздолье для шпионов и диверсантов с острыми ножами.
        - Тьян Ню?
        Она, как шкодливая девчонка, забравшаяся без спросу в буфет за вареньем, резко обернулась и оказалась лицом к лицу с Сян Юном.
        - Там нет денег, - прошептал он. - Дядя хранит их в другом месте.
        - Мне не нужны деньги! - вспыхнула Таня.
        - Тсс! - Он прижал палец к губам. - Не кричите так. У дяди отличный слух.
        - Я не собиралась брать ваши деньги, - шепотом повторила девушка.
        - И вы все равно не сможете потратить их на подкуп стражи. - Генерал кривовато улыбнулся. - Никто из моих людей не рискнет жизнью, я уверен.
        - Я прекрасно знаю, что не смогу сбежать. Я и не пытаюсь.
        - А что же вы тут делаете? - полюбопытствовал Сян Юн. В его голосе не было ни злости, ни насмешки, только доброжелательное удивление.
        Но ответить Тане не дал явившийся как чертик из табакерки вездесущий и всеведающий Сян Лян.
        - Что здесь происходит?
        И тогда генерал отточенным, видимо, с раннего детства движением выхватил у Татьяны из пальцев шкатулку и спрятал за своей спиной.
        - Мы с прекрасной Тьян Ню обсуждаем мои новые стихи, посвященные ей, - ответил он глазом не моргнув. - Ей, как всегда, не понравилось.
        Дядя оценил расстояние между племянником и небесной девой как критическое и требующее вмешательства.
        - Право же, тебя… хм… хоть на цепь сажай, - вздохнул он, из деликатности пропустив слово «кобель». - Кто за язык тебя тянул с этой клятвой дурацкой? Уже бы давно уединялся с женой сколько душе угодно. Хоть стихи читать, хоть…
        Самое время было изобразить припадок стыдливости, что Таня и сделала: пронзительно пискнула, занавесила лицо широким рукавом и шмыгнула мимо дядюшки Сяна обратно за свой столик.
        Сян Юн получил от раздосадованного дядюшки увесистый шлепок костяным веером по лбу. Тот смиренно принял наказание, из уважения к старшему родственнику даже не попытавшись заслониться рукой. Но пока дядя Лян не видел, лукаво подмигнул Тане. Мол, не бойся, я тебя не выдам.
        - Что ты прячешь за спиной, негодник?
        Татьяна вжала голову в плечи, но Сян Юн с видом обиженной невинности показал дядюшке чистые ладони. И даже спиной повернулся, чтоб тот убедился.
        Чутье подсказывало Сян Ляну, что дело нечисто. Он придирчиво огляделся и ничего подозрительного не обнаружил. Все три шкатулки, в том числе и самая маленькая, стояли на прежнем месте.
        «Когда он успел? - поразилась Таня. - Вот ведь ловкость рук какая!»
        Следующий пир отличался от всех предыдущих, ибо ради самого Куай-вана решено было сделать исключение. Раз правитель Чу, Сян Ляном же и возведенный на престол, решил почтить визитом своих верных подданных, то его следует познакомить с небесной девой персонально, а не через ширму. Примерно так заявил дядюшка, явившись к Татьяне во главе целого каравана слуг, нагруженных подарками для будущей невестки.
        - Куай-ван любит все оттенки лаванды, уважьте его, Тьян Ню. Наш мудрый ван большой эстет и умеет ценить женскую красоту.
        Сказано это было столь двусмысленным тоном, что спины у коленопреклоненных служанок задрожали от сдерживаемого смеха.
        - Что он такого смешного сказал? - спросила Таня у девушек, когда дядюшка ушел.
        И тут на нее вывалили всю историю воцарения Куай-вана в мельчайших подробностях. Последний потомок некогда могучих ванов Чу прозябал в горной деревне, пока его не нашел Сян Лян. Совершенно дикого парня отмыли, нарядили, накормили и даже приучили говорить в нужном месте правильные слова. Но бедолага слишком долго пас чужих овец в полном одиночестве и навсегда попутал их с женщинами.
        - В овчарню его пускать запрещено, - хихикала девчонка, унизывая Танины запястья браслетами. - А уж чему наложниц учат… стыдно даже подумать…
        - Замечательно. А я должна развлекать овцелюба, - вздохнула Татьяна.
        Макушку ей увенчали какой-то сложной штуковиной, состоящей из серебряных цветочков и жемчужинок, из которой со всех сторон на плечи опускались висюльки, и при малейшем движении все сооружение шелестело и звенело, как будто дождь барабанил по жестяному отливу на окне. Не иначе Сян Лян специально его надеть приказал, чтобы будущая уважаемая невестка не подслушала лишнего. Хотя Таня и не стала бы. Ничего ровным счетом интересного. Поток взаимной лести, настолько неприкрытой, наглой и приторной, что челюсти сводило, прерывался только безудержной похвальбой или же страшными угрозами в адрес врагов.
        Однако остальной наряд пришелся Тане по душе. Нижнее платье-цюнь цвета глицинии отлично сочеталось с более темного оттенка узорами на шэньи и контрастной лиловой каймой на полах и рукавах. Чего у дядюшки Сян Ляна было не отнять, так это художественного вкуса и тонкого чувства стиля. Даже на европейский взгляд старый вельможа одевался изысканно, словно всю жизнь только тем и занимался, что перед зеркалом крутился. Но и пакостил он тоже высокохудожественно. Усадив гостью за отдельный низенький столик между собой и генералом и прямо перед Куай-ваном, Сян Лян сделал так, что Татьяна глазами повести в сторону не смела без его ведома. Оставалось лишь есть и глазеть на упитанного молодого человека в парчовом халате и причудливом головном уборе. Небесная дева потрясла его овцеводческое воображение, и после пира ван был твердо намерен попробовать на ощупь ее волосы. О чем он прямо так и заявил: мол, хочет узнать, мягче ли они ягнячьей шерстки. Таня закатила глаза, генерал Сян Юн громко поперхнулся вином, остальные гости принялись ржать как кони, а дядюшка залебезил так, словно и в самом деле боялся
Куай-вана.
        - Вы смутили нашу прекрасную гостью, очень смутили. Вы такой шутник, повелитель. Ха-ха-ха! Какое милое сравнение! Правда же, гости дорогие?
        Через час Татьяну уже тошнило от древнекитайского застолья.
        - Вам положить еще свининки? - вопрошал абсолютно трезвый Сян Лян и, не дожидаясь ответа, приказывал принести добавки для небесной девы. Вино подливали всем присутствующим без остановки. И действо чем дальше, тем больше напоминало пьяный купеческий загул в дорогом ресторане, когда все перекрикивают друг друга, без удержу хвастаются и мелют языками что ни попадя. Только без драки и битья посуды, а так - один в один.
        - Вы нехорошо себя чувствуете? - вдруг спросил Сян Юн, который вроде и пил за пятерых, но оставался трезв.
        - Почему вы так решили, генерал?
        Таня и вправду ощущала легкую тошноту, списывая ее на общее впечатление от всего пира. Свинина, дичь и овощи тяжелым грузом лежали в желудке, из-за непривычной позы ныла спина, а от запаха благовоний у девушки кружилась голова.
        - Вы бледнее обычного, Тьян Ню. Совсем как зимняя луна - холодная и далекая.
        - Я в полном порядке, генерал, - соврала Таня.
        Забота и внимание обязательно польстили бы девушке, если бы не исходили от Сян Юна. Его Татьяна не собиралась прощать - ни сейчас, ни впредь. А меж тем генерал вел себя идеально - не докучал визитами, не приставал и перестал наконец-то заваливать подарками подозрительного происхождения. Сначала Таня решила, будто он слишком занят, а может, даже и охладел к нареченной, но одна из служанок проговорилась. Дескать, посреди ночи Сян Юн приходит в шатер и подолгу смотрит на спящую девушку. Задумчиво так, словно пытается вспомнить что-то важное. Потом хмурится и уходит. Кому такое понравится?
        Когда все гости окончательно перепились, а Куай-ван уснул лицом в фазане, дядюшка Лян сделал знак прислужницам, и те немедленно увели Таню к себе. К этому моменту она уже едва на ногах держалась от непонятно откуда взявшейся усталости и ломоты во всем теле. Сначала девушка решила, что это из-за сильно затянутого на талии парчового кушака. Но когда служанки его размотали, легче не стало. Напротив, в правом подвздошье разрастался пульсирующий комок боли.
        Таня немедленно забралась под одеяло, свернулась клубочком и постаралась не шевелиться, в надежде, что боль постепенно уйдет.
        - Надо заснуть, надо скорее заснуть, - шептала девушка, запретив себе даже думать о происходящем. - Все пройдет. К утру все точно пройдет.
        Таня вертелась с боку на бок, пытаясь найти удобную позу, но с каждой минутой ей становилось все хуже и хуже. Боль, словно стенобитное орудие в ворота крепости, била по нервам, она рвалась сквозь стиснутые зубы наружу, если не криком, то мучительным сдавленным стоном.
        В какой-то момент девушка провалилась в забытье, а потому не услышала, как в шатер кто-то вошел.
        - Что? Что с вами?
        Это Сян Юн склонился над постелью, тревожно вглядываясь в лицо небесной девы.
        - Мне… - Татьяна хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. - Мне так… больно…
        И тогда он рывком сорвал с нее одеяло, а увидев скрюченное тело и поджатые к животу ноги, заорал на весь лагерь, поднимая на ноги всех, у кого имелись уши:
        - Стража! Лекаря сюда! Огня!
        Завизжали очумелые спросонок служанки, затем в шатер ворвались стражники с факелами, а еще через миг загудел тревожный барабан, словно на ставку Чу напали враги.
        - Не… надо…
        Но генерал никого не слушал и ничего не слышал. Он бесновался и жаждал крови, раздавая тумаки всем, кто под руку подвернется.
        - Никого из лагеря не выпускать! Задержать отравителя! Взять под стражу поваров!
        - О боже… перестаньте…
        Каждое слово давалось Тане с величайшим трудом, и тогда она просто дернула мужчину за подол халата.
        - Сян Юн… Юн… пожалуйста… Юн…
        Через миг генерал уже стоял рядом на коленях, сжимая в ладонях ее мокрое от пота лицо.
        - Кто это сделал? Кто отравил тебя? Когда? На пиру или потом?
        Таня видела саму себя, отражающуюся в его черных, расширенных до предела зрачках: смертельно бледную, с темными кругами вокруг глаз, пересохшими губами, едва дышащую. Что еще мог подумать бешеный чусец? Только про яд.
        - Меня не отравили, - простонала она. - Правда. Мне плохо. Я больна. Но не от яда. Я знаю.
        И обмякла безвольной безжизненной куклой в его руках, напугав до истошного вопля:
        - Тьян Ню! Лекаря! Тьян Ню! Где этот сучий пес?
        - Я здесь, мой господин, я уже здесь, - пропищал Янь Цюньпин, с горем пополам пробившийся через галдящую толпу зрителей. - Дайте мне осмотреть госпожу небесную деву.
        Он цапнул прохладной лапкой левое запястье Тани и принялся считать пульс. За правое ее крепко держал генерал.
        - У меня… - начала было она.
        - Тише, тише, моя Тьян Ню, - прошептал Сян Юн. - Я сделаю все, чтобы тебя спасти.
        «Ага! Сейчас ты начнешь казнить всех без разбору, - испугалась Татьяна. - Вот только от приступа аппендицита массовые казни ничуть не помогают».
        - Скажите всем, чтобы вышли, мой господин, - потребовал лекарь. - Приличия надобно соблюдать.
        - Все вон! - гаркнул генерал, но в последний момент вернул одну из выползающих на четвереньках служанок. - Ты! Останешься. И попробуй потом только рот раскрыть.
        Янь Цюньпин исследовал пульс еще в нескольких важных точках тела, деликатно попросил разрешения прикоснуться к животу и показать, где болит сильнее всего.
        - Она говорит, что это не яд, - встрял нетерпеливый Сян Юн.
        - Так и есть, мой благородный господин, - согласился врач и пошел нести какую-то тарабарщину про ритм и частоту пульса, а также про нарушения потоков энергии ци и прочую азиатскую чепуху.
        К счастью, боль немного ослабла, и девушка решительно встряла в ученый монолог.
        - У меня есть… одна человеческая болезнь, - прошептала она, пытаясь одновременно и правду сказать, и не испортить версию о своем небесном происхождении. - В прошлый раз… когда я была на земле… такое уже случалось. Тогда я выздоровела.
        Первый приступ случился зимой семнадцатого в Петрограде прямо в госпитале. Добрейшей души Иван Арсентьевич предлагал операцию сразу сделать, пугая перитонитом, но Татьяна забоялась. Как представила в красках, что ей скальпелем в живот полезут, так вроде и болеть перестало. Настойки опийной попила, на водичке минеральной посидела и думать забыла про свой нездоровый аппендикс. А ведь семейный доктор Мерсеньев говорил, что дело все равно дойдет до хирурга. Вот только нет в Поднебесной за двести лет до Рождества Христова ни хирургов, ни эфирного наркоза, ни стерильной операционной.
        - Чем мы можем помочь вам, небесная госпожа? - взмолился Янь Цюньпин, мучимый предчувствием скорой и страшной погибели в случае, если девушка умрет. - Мы сделаем все как надо.
        - Ты только скажи, - согласился Сян Юн. - Я добуду любой эликсир, любое снадобье, только объясни, что тебе нужно для выздоровления.
        В глазах его стояли слезы. Страшные и жгучие слезы мужского бессилия перед необоримой бедой.
        СЯН ЮН
        Поваров все равно допросили с пристрастием, а весь лагерь обыскали на предмет подозрительных вещей. Генерал Сян, конечно, верил лекарю, что без отравителя обошлось, но искренне полагал, что хорошая взбучка никогда лишней не бывает. А так как вещи нашлись в основном запрещенные, вроде неучтенной выпивки, то досталось всем - и служанкам, и охране, и даже дядюшке. Сян Ляну - за то, что на пиру пичкал небесную деву мясом, словно она дрессированная медведица какая-то.
        Со своей стороны, лекарь Янь сделал все, что мог и умел: избавил Тьян Ню от боли, воздействуя золотыми иголками на две известные ему точки тела, и напоил очищающим кровь отваром.
        - Если иглы достать, боль опять вернется, - развел он руками. - Но если бы здесь был знаменитый Ли Цяо, вот он бы…
        Генерал Сян сказал: «Превосходно!» - и еще до следующего заката знаменитый Ли Цяо прибыл в стан войска Чу. Не добровольно и в очень узком мешке, но это была уже недоработка командира ляна, посланного Сян Юном за великим даосом-целителем. Тот оказался неслабым бойцом, но против двадцати пяти человек с мечами и клевцами дельного приема у него не нашлось.
        - Вылечите ее, доктор Ли Цяо, - сказал генерал и сделал очень несчастное лицо.
        Целитель задумчиво почесал разбитый нос и решил, что не хочет расстраивать Сян Юна еще сильнее, чем уже есть, ибо это невозможно.
        - Так бы сразу и сказали, что у вас небесная дева заболела, - проворчал даос. - А то хватают, бьют, тащат невесть куда, - и обратился уже к Тьян Ню, которая лежала за шелковым экраном, расписанным танцующими журавлями: - Покажитесь мне, чудо с Небес.
        Генерал с легким сердцем оставил девушку на Ли Цяо, а сам вышел из шатра и уселся возле костра стражников дожидаться результатов лечения с видом, будто у него самого сейчас решается судьба на десять воплощений вперед. В другом случае солдаты бы спели командующему ободряющую песню, но сейчас Сян Юна лучше было не трогать. Поэтому самого младшего из пятерки - у[33 - Пять человек, самое маленькое военное подразделение.] отправили молиться о здравии небесной девы. Чем она здоровее, тем их шкуры целее. И, видно, парень изо всех сил постарался.
        Время шло, генерал нервно чиркал палочкой по земле, а весь лагерь напряженно ждал, чем кончится лечение. И только когда знаменитый Ли Цяо вышел к Сян Юну, стало ясно, что все обошлось. Ликовали чусцы тихо, но зато от всей души.
        - Ну, уважаемый лекарь, вы сделали, что обещали?
        - Разумеется, - важно заявил даос. - Пилюля Девяти Духов подействовала, теперь ваша дева спит сладким сном. А завтра ее уже куриным супом можно будет кормить.
        - Тьян Ню больше не заболеет?
        - Почем мне знать? Однако ее большой пульс правой руки говорит о долгой жизни, а малый пульс - об открытой душе и ясном уме.
        Сян Юн впервые за три дня расслабленно улыбнулся.
        - Хотя… - Ли Цяо многозначительно выпучил глаза: мол, отгони слушателей подальше, не для их ушей мои слова, а когда чусец сделал знак разойтись, продолжил: - Как говорят мудрецы: «С рождения воле Небес подчиняется жизнь человека. Коль не смертельна болезнь, всегда отыщется лекарь». Пульс у вашей девы вполне человеческий. Она не демон и не оборотень. Только ритм его отличается от ритма обычной женщины. И болезнь ее я знаю. Вполне себе человечья болезнь. Так вот, сомневаюсь я что-то насчет Яшмового Владыки и…
        - А мне все равно, - сказал как отрезал Сян Юн. - Тьян Ню с Небес, где бы они ни находились.
        Его это поганое чувство, что она такая же, как все, уже подвело один раз. Хватит!
        - А коли так, то не боитесь остаться без сердца, если вдруг она вернется туда, откуда пришла? - полюбопытствовал лекарь в чисто исследовательских целях.
        - А зачем оно мне тогда?
        Другого ответа знаменитый целитель и не ждал. Тут и пульс мерить не надо - ни большой, ни малый.
        ТАНЯ
        Проснулась Татьяна в несусветную рань от чьих-то сладких и многозвучных похрапываний за ширмой. И так как у нее больше ничего не болело, она бодро встала с постели и обнаружила сразу двух лекарей, соревновавшихся меж собой, кто выведет носом руладу звонче. По очкам побеждал Янь Цюньпин, у него храп был более заливистый.
        - Эй, господа целители, может быть, пойдете досыпать в другое место? - предложила девушка, растолкав обоих до полного пробуждения.
        - Никак нельзя, госпожа небесная дева, - печально покачал головой Янь Цюньпин. - Генерал приказал стеречь ваш сон и глаз с вас не спускать.
        - Скажите генералу, что сон перепилил решетку и сбежал из-под стражи. Нечего больше стеречь, а глаз, которых с меня не спускают, и так слишком много, - заявила Таня и сделала широкий жест. В шатре кроме нее и врачей ночевало еще примерно двадцать человек. И все они сейчас неотрывно смотрели на небесную деву.
        - Это невозможно. Генерал приказал… и все время заглядывал, чтобы проверить. Нас вот всех тут только под утро сморило. Вы уж простите нас, госпожа, что разбудили.
        Бедолаге в его возрасте ночное бдение на пользу не пошло. Его коллегу-даоу было привычнее спать сидя, но тоже не выглядел отдохнувшим.
        - Вышли бы вы, госпожа, да и сами с ним поговорили, - посоветовал он. - Далеко идти не придется. Возле костра как сел, так и сидит.
        Все «население» шатра воззрилось на Таню с немой мольбой.
        - Ладно, черт с вами, - махнула рукой девушка и принялась заматываться в ханьфу. Пока три оборота одной полой сделаешь правильно, никакой сонливости не останется. А тут еще и туфли на тебя надевают, причесать норовят и в короткие волосы какую-нибудь красивую висюльку воткнуть.
        - Отстаньте, хорошо? Я же не на прием к императору собралась.
        А генерал преспокойно сидел на складной скамеечке и при свете коптящего факела сам с собой в го играл. И, похоже, проигрывал.
        - О! А вот и вы! - улыбнулся он, склонив голову к плечу. - Губы розовые, глаза ясные, волосы блестят.
        Она машинально провела пальцами по затылку. Не мешало бы помыться.
        - Вы развеяли мою печаль, как это солнце, - генерал Сян взмахнул рукой в сторону востока, где медленно разгорался рассвет, - прогонит туман, что пришел с реки.
        - Я тоже рада.
        - Чему же?
        - Тому, что из-за меня сегодня никто не умрет, - не удержалась от насмешливой подначки Татьяна, но отчего-то совсем не почувствовала раздражения.
        - До заката еще далеко, моя Тьян Ню, - понимающе усмехнулся собеседник. - Но уверен, мои люди будут изо всех сил стараться угодить вам. Ведь это самый простой способ избежать наказания. Чем розовее ваши щеки, тем счастливее все вокруг.
        - Вы - тиран, генерал Сян.
        Юн только руками развел.
        - Тут ничего нельзя сделать. Либо я буду добр, и очень скоро моей головой украсят стену императорского дворца, либо… - Мужчина хлопнул себя ладонями по бедрам. - Либо вы сейчас же набросите плащ на плечи, чтобы не замерзнуть и снова не заболеть.
        Он вскочил и, не дожидаясь разрешения, накинул на Таню свой собственный плащ - теплый и неизменно пахнущий лошадьми.
        - Вернитесь в шатер, Тьян Ню, попейте целебного чая, потом покушайте супа, - мягко, но настойчиво посоветовал Сян Юн.
        - А вы отпустите даоса.
        Генерал подозрительно сощурился.
        - И это все?
        - И заплатите ему, пожалуйста. Его пилюля скольких-то там духов - это что-то удивительное. Боль сразу как рукой сняло.
        - Девяти Духов пилюля, - скрипуче подсказал из шатра знаменитый врач.
        - Интересно, в этой стране можно хоть иногда поговорить с другим человеком, не будучи подслушанной со всех сторон еще двадцатью любопытными персонами? - в сердцах буркнула Таня.
        Чуский полководец задумался.
        - А вы бы хотели поговорить наедине? Не боитесь меня больше?
        - Я не боюсь. Я немного опасаюсь, - сказала девушка и, заметив, как погрустнел генерал, поспешила добавить: - Вы очень порывистый человек. И такой непредсказуемый.
        - Ну вот, вы снова побоялись сказать откровенно, - вздохнул он.
        «А не нужно было бросаться на меня, как дикий зверь!» Мысленный упрек, видимо, все равно отлично читался на лице Татьяны.
        - Хорошо вам отдохнуть, Тьян Ню, - отрывисто бросил Сян Юн, поклонился и ушел, кипя от досады.
        - Невозможный человек…
        - Вспыльчивый оттого, что у него горячая печень, - подал голос Ли Цяо, все еще топтавшийся у самого входа в шатер. - Всю ночь не спит или спит, но мало, утром у него плохое настроение, а глаза сухие и воспаленные. Глаза, печень и вспыльчивость взаимосвязаны, так как относятся к элементу металлу.
        - Печень у него горячая, видишь ли! Металл у него… в одном месте! Так полечите кто-нибудь его наконец! - фыркнула Татьяна, но плащ против собственной воли на землю не скинула. Пригрелась.
        ЛЮСИ, ЛЮ ДЗЫ И СОРАТНИКИ
        - Да где ж ты их только находишь-то?! - простонал Цзи Синь, когда долгожданный предводитель наконец-то вернулся к своим верным соратникам, спрыгнул с коня, радостный, и добычу свою наземь спустил.
        - Это… это же не… - Братец Фань - тот просто побелел и попятился, некультурно тыча пальцем в спутницу командира Лю.
        - Хулидзын. - Цзи Синь моргнул и даже глаза протер, надеясь, что жуткое видение сгинет. - Это хулидзын!
        Небесная лиса в ответ на такое приветствие нехорошо прищурилась и клацнула зубами.
        Командир Лю потемнел лицом, нахмурился и отчеканил:
        - Это - моя женщина. А ну разойдись! Вам что, делать нечего? Услышу, что шушукаетесь, как старые евнухи, или увижу, как пялитесь, - разгоню обратно по хлевам, козопасы!
        - Но, брат Лю… - Фань Куай развел руками, беспомощно оглянулся на гневно трепещущего веером конфуцианца и сник. - Как скажешь, брат Лю…
        - Кто еще не понял? - прорычал Лю Дзы, глядя в упор на братца Синя. - Ну?!
        - Потом поговорим, - прошипел тот, но тоже позорно отступил, прикрываясь рукавом.
        - Идем, Лю Си, - скомандовал мятежник и, ухватив лисицу за запястье, поволок за собой к единственной палатке, имевшейся в лагере повстанцев.
        Женщина покорно шла следом, но по сторонам нелюдскими светлыми глазищами так и зыркала. Фань поежился под таким взглядом и жалобно пробухтел:
        - Братец Синь, а братец Синь! А это, выходит, та самая лисица? Ну из-за которой бешеный пес Сян Юн городишко пожег? А зачем она брату Лю? От нее ж беды одни! Не, я понимаю - небесная дева, оно и полезно, и благородно, а тут-то - лиса! Хулидзын! Мало того что несчастья приносит, так она ж у него весь ян высосет! Братец Синь, что ж теперь…
        - Хоть ты заткнись! - простонал Цзи Синь, которого перекосило уже от одной мысли, что хулидзын «высосет ян». И как именно станет высасывать. - Надо подумать… Подумать надо!
        За братом Лю и прежде водились поступки неожиданные и безрассудные, но такое! То есть, пока они с Фанем в поте лица собирали разбежавшихся крестьян и спасали продовольствие, этот бабник с хулидзын развлекался! Да и ладно бы просто нарвал, как говорится, персиков в садах наслаждения, так нет же! В лагерь ее приволок!
        - Падение морали нам обеспечено, - веско обронил Цзи Синь, в задумчивости прохаживаясь между кострами, котлами, лежанками и стойками с оружием.
        - А… это самое… он же с ней… того, да? - Великан Фань Куай, вынужденный семенить, чтобы подстроиться под шаги конфуцианца, тревожно причитал и заглядывал в лицо мудрому братцу. - А она его теперь… того-этого, да?
        - Как бы она теперь нас всех не «того-этого»!
        - Дык а я о чем! Вот, к примеру, а что эдакая хулидзын кушает? Пшено там али рис ей подавать?
        - Сердца она жрет и печень! - Цзи Синь прикрыл глаза ладонью и покачал головой. - Что теперь делать, ума не приложу!
        - А… - пробормотал Фань, озабоченный больше проблемой питания небесной лисы, нежели самим фактом ее присутствия в армии повстанцев. - Стал быть, на охоту мне теперь?
        - Иди уже, иди! - отмахнулся стратег, и братец Фань послушно отошел, а вскоре и вовсе куда-то пропал. А Цзи Синь остался наедине с невеселыми мыслями и большой беловолосой проблемой.
        - М-да… - протянула Люся, оглядываясь. Палатка, куда привел ее Лю, отличалась запредельным аскетизмом. Кроме циновки, тигриной шкуры и пары кувшинов интерьер оживлял грубо сколоченный низенький столик, тушечница, распялка для доспехов, седло и уздечка. - Бедненько. Но чистенько. Кто у тебя прибирает?
        - Да прибился тут один паренек, Люй Ши его зовут, он и за Верным приглядывает… - Лю отвечал рассеянно, все еще недовольный тем приемом, что оказали им соратники. - Еще познакомишься. Будь уверена, Лю Си: любой, кто косо на тебя глянет…
        - А ну-ка прекрати! - рассердилась она. - Еще не хватало! Если ты из-за меня со своими же людьми перессоришься, станет только хуже. Брань на вороту не виснет, пусть хоть все глаза проглядят, лишь бы не придушили тайком и в суп не плевали.
        - Вот поэтому жить ты будешь со мной. Чтобы не придушили и не наплевали.
        - Я поняла. - Девушка слегка смутилась и отвела взгляд. - Ты поэтому назвал меня своей женщиной?
        - И поэтому тоже, - не стал отпираться Лю. - Но беспокоиться тебе не о чем.
        - Да я и не беспокоюсь… - Чтобы скрыть внезапную растерянность, она запустила пятерню в волосы, окончательно взъерошив короткие пряди.
        Мятежник с любопытством протянул руку и дотронулся до светлых волос, уже темнеющих у корней.
        - А почему они разноцветные?
        - Линяю! - буркнула Люси, уворачиваясь. - Так всем и скажи: линяет лиса, все от земного разорения и неустройства, а также от скудной кормежки.
        - И даже лиса мне досталась линялая! - хохотнул Лю. - Эх! Вот не везет! Еще ведь и про хвост спросят. Что мне на это сказать?
        - Говори: отбросила хвост, чтобы на человека больше походить.
        - Линялая, облезлая, хвост отвалился… - Пэй-гун принялся загибать пальцы с преувеличенно серьезным видом. - Потрепало тебя на земле, моя хулидзын, ох и потрепало! Так ты лиса или ящерица, если хвост отбросила?
        - Ах ты!.. - разозлилась Люся и вознамерилась отвесить ему оплеуху, но он со смешком уклонился, извернулся и сам ее поймал.
        Девушка подавилась возмущенным возгласом и притихла. Мятежник смотрел так, словно собирался снова ее поцеловать… а может, и не только поцеловать, кто его разберет?
        - Почему это вдруг «твоя хулидзын»? - внезапно охрипнув, шепотом спросила она.
        - Пока не моя, - легко согласился командир Лю, отпуская ее. - Но будешь.
        И прежде чем девушка успела снова возмутиться, отступил на три шага, насколько позволяла палатка.
        - Я пришлю к тебе того паренька, Люй Ши. Он сделает для тебя все, что скажешь. Обживайся.
        Откинув полог, он шагнул наружу, но вопрос Люси догнал его:
        - А выходить-то мне можно?
        - Все, что пожелаешь, - повторил Пэй-гун. - Никто не посмеет проявить неуважение к моей лисе. А если посмеет - пожалеет.
        Он ушел, а Люся, потоптавшись, уселась на тигриную шкуру и призадумалась. А чего бы, собственно, ей такого пожелать?
        Но не успела девушка определиться с желаниями, как за тонкой полотняной стенкой кто-то протопал, споткнулся, упал, помянул китайских чертей и жалобно поскребся у входа:
        - Небесная госпожа, дозволите вашему слуге войти?
        - Дозволяю! - важно ответствовала Люся и поспешила принять торжественный вид.
        С немытой и нечесаной головой и в запыленной одежде сделать это было не так уж просто, но зато на шкуре она восседала такой шикарной - всем диким вождям на зависть. Парнишка, осторожно просочившийся в шатер, явно оценил, иначе с чего бы бухнулся на колени и принялся истово кланяться.
        - Как звать? - спросила девушка, когда от бесчисленных поклонов ее стало слегка подташнивать. Хотя, может, это и от голода. Аппетит себе Людмила нагуляла знатный, а от повстанческих костров тянуло такими ароматами… «Пшенка! - определила она почти профессиональным чутьем кухаркиной дочки. - И даже с мясом!»
        - Люй Ши! - отрапортовал юноша, наконец-то распрямляясь. - Готов служить вашей милости… превосходительству… э… особе вашей, короче.
        И, безнадежно испортив торжественность момента, шмыгнул носом и утерся замызганным рукавом. Зато взгляд был преданный до жути.
        И тут в голове у дочери профессора Орловского что-то щелкнуло, вспыхнуло и громыхнуло. «Ты отлично знаешь, чего тебе бояться… - услышала она голос Нюйвы. - Ты знаешь. Просто еще не помнишь…»
        - Как… как ты назвался? Из какой семьи?
        Должно быть, тон у нее был очень странным. Парень побледнел и обиженно заморгал.
        - Из семьи Люй, ваше… ваша…
        - А скажи-ка, Люй Ши… - перебила его Люся. - Нет ли у тебя сестер?
        «Сейчас, - подумала она. - Сейчас я все узнаю. Смогу убедиться. Люй-хоу, я вспомнила. Ту женщину, ту жуткую императрицу звали Люй-хоу. А какое у нее было имя? Которая из сестер этого мальчонки станет Той Самой?»
        - Дык нету сестренок, - растерянно отозвался китайчонок. - Была одна, да померла еще о позапрошлой весне…
        И Люся выдохнула, только сейчас осознав, что все это время едва дышала, сама не зная, почему. Значит, у него сейчас нет никакой будущей императрицы?
        «А ты чему радуешься, коза? - одернула она сама себя. - Мало ли в Китае всяких Люй? И какое тебе дело?»
        Абсолютно ведь никакого дела. Но почему-то мысль о том, что командир Лю и впрямь не женат, а никаких будущих Люй-хоу на горизонте не маячит, по крайней мере - пока, ее удивительным образом согрела.
        - Небесная госпожа чего-нибудь желает? - напомнил о себе юный Люй.
        - Поесть бы не мешало… - рассеянно отозвалась Людмила и уточнила, совершенно не предполагая, что может последовать за невинным в общем-то пожеланием: - С мясцом бы…
        - Понял! Сделаем! - Парнишка, как хороший официант, деловито попятился, шмыгнул наружу и…
        - Госпожа хулидзын желает мяса-а-а!!! - разнесся над лагерем мятежников заполошный вопль. - Свежего мяса-а госпоже хулидзы-ын!..
        - Твою кавалерию! - шепотом выругалась Люся и высунула нос из палатки, надеясь перехватить голосистого китайчонка или хотя бы заставить его заткнуться.
        Но не тут-то было. Со всех сторон на Людмилу уставились десятки светящихся испуганным любопытством раскосых глаз. Есть девушке сразу же расхотелось. «Вот и где этот милашка Лю, когда он действительно нужен?» - слегка нервничая, Люся оглядывалась по сторонам, но Пэй-гуна было не видать. Да и мальчишка-ординарец ускакал уже далековато, но звонкий голос его не затихал:
        - Мя-а-аса госпоже хулидзын!
        - Э… - пробормотала девушка, опасливо поглядывая на повстанцев, которые с не меньшей опаской глядели на нее. - Что столпились-то, граждане пролетарии? Расходитесь. Тут вам не митинг!
        «Колдует, видать», - подумали древние «пролетарии» и согласованно попятились.
        «Чтоб тебя черти взяли, Лю Дзы, ты меня спасать собираешься от своих партизан или как?!»
        - Сейчас-сейчас! - пророкотал откуда-то из-за плотного кольца зрителей чей-то густой бас. - Бегу-бегу! Несу уже!
        Распихивая любопытных ханьцев, сквозь толпу прорывался здоровенный дядька. «Один из братцев моего Лю, - припомнила Людмила. - Фань, кажется…» Оба побратима Лю Дзы внешность имели запоминающуюся, но конфуцианец в светлых одеждах и с расписным веером потряс воображение Люси сильнее, нежели силач, который даже по европейским меркам смотрелся великаном. Зря, как оказалось. Простодушный на вид богатырь тоже сумел преподнести небесной лисе тот еще сюрпризец.
        - Пожалуйте откушать, небесная госпожа! - В широких и коричневых, как заступы, ручищах Фань Куай осторожно держал две глиняные мисочки, накрытые тряпицей на манер полотенечка. - Свежатинка!
        В животе у Люси некстати заурчало, и братец Фань немедленно полотенечко сдернул. Над толпой пролетариев повисла выжидательная тишина.
        Несколько бесконечных мгновений Людмила молча боролась с накатывающими одна за другой волнами тошноты, ярости и смеха. Ну китаезы! Ну с-сволочи!
        - Уж не обессудьте, небесная госпожа, - почуяв неладное в этом молчании, пробурчал богатырь. - Я ж не знал, что вам по вкусу больше придется, сердечко или же печеночка вот… Свеженькие… Тепленькие еще… Зайчик этот еще недавно прыгал. А ежели вам маловато, так мы и кабанчика отыщем! Уж не побрезгуйте, небесная госпожа, кушайте на здоровье, только…
        Окончательно смутившись, братец Фань умолк, протягивая мисочки с двумя окровавленными кусками мяса как дары при капитуляции. «Только брата Лю не трогай», - хотел он сказать, но девушка отлично поняла недосказанное.
        - Моя благодарность не имеет предела! - отрывисто бросила Люся и быстро отобрала у витязя подношения. - Но впредь не трудись так, доблестный Фань. Я и человеческой пищей не побрезгую.
        - Дык я ж прослышал, будто от нашей еды вы линять начали…
        «Небесная лиса» поистине нечеловеческим усилием воли подавила порыв надеть обе миски братцу Фаню на голову. Хотя, учитывая габариты, - скорее, на уши. Но люди Пэй-гуна стояли вокруг и смотрели, видно, ждали, что лисица прямо при них начнет жрать. Поэтому пришлось вместо оскала выдавить улыбку и спешно ретироваться в палатку. И подарки с собой забрать.
        - По-моему, у меня еще одна проблема… - вздохнула Люся, тоскливо глядя на миски с кровавыми дарами. Самое обидное, что есть-то ей все-таки хотелось, и чем дальше, тем аппетитней выглядело не только заячье сердце, но и печень. «Дождусь, пока вернется Лю, - решила она. - Или помру от голода, пока жду!» Девушка представила, как расстроится веселый мятежник, обнаружив ее хладное тело на тигриной шкуре. Вот будет она лежать, такая белая и несчастная… Картинку портили только злополучные миски. И паршивое полотенечко.
        К счастью, командир Лю явился в палатку быстрей, чем Людмила оголодала совсем по-лисьи, и смысл открывшейся ему инсталляции понял сразу.
        - Та-а-ак… - протянул он, сверкнув глазами. - И кто это у нас такой заботливый?
        - Братец твой постарался, - наябедничала Люси и помахала над мясом рукавом, отгоняя мух. - Ты как хочешь крутись, но им все-таки объясни, что это я есть не стану. По крайней мере, в сыром виде.
        - Ну-ка пойдем! - скомандовал Пэй-гун, уже привычно хватая ее за запястье. И Люся, тоже уже привыкнув, послушно пошла за ним.
        Этот костер, разложенный чуть в стороне, видимо, предназначался для старшего командного состава. У огня обнаружился полный комплект офицеров мятежника Лю: конфуцианец, едва заметно сморщивший нос при виде женщины, силач Фань, немедленно покрасневший до ушей, и деловито помешивавший в котле что-то ароматное ординарец Люй Ши.
        - Освободите место для моей госпожи! - приказал Лю, грозно насупив брови. - Люй Ши! Сгоняй за шкурой да подстели, чтобы мягче сидеть было! Братец Синь, живо нашел чистую миску и чарку, да чтоб без трещин! Братец Фань…
        - А я чего? - натурально втянул голову в плечи великан. - Я ж как лучше…
        - Братец Фань, как поедим, сделай для нашей небесной госпожи легкий доспех и коня ей подбери смирного.
        - Лю Дзы, - недовольно звякнул посудой сердитый Цзи Синь. - А это не перебор, а? Разве госпоже уместно сидеть между мужчинами, а тем паче - ездить верхом, да еще и в доспехах?
        - Я отдал вам приказ, - прошипел Лю, демонстративно пропустив мимо ушей это замечание. - Я разве просил советов? Кто здесь командует?
        - Ты, брат! - поспешно кивнул Фань Куай.
        - Ты командуешь, - поджал губы Цзи Синь, метнув на Люсю прямо-таки убийственный взгляд. - Ты.
        - Вот и славно, - поправив принесенную юным ординарцем шкуру, Лю церемонно, с поклоном пригласил девушку присесть к огню. - Лапша с зайчатиной, моя госпожа. Отведаешь?
        - Охотно, - сверкнула зубами в голодной улыбке Люси. Первый акт эпической драмы «Нас на бабу променял» в переводе на китайский, похоже, остался за ней.
        СЯН ЮН
        Если Тьян Ню выбросила их разговор из головы прежде, чем за ее спиной опустился полог шатра, то Сян Юн о нем не забывал ни на миг. Ведь небесной деве, должно быть, и вправду очень непросто все время находиться в окружении чужих людей, непривычно под их любопытными взглядами. В деревне у подножия Цветочной горы она тоже держалась особняком, а когда уставала от общества ненавязчивых в общем-то поселян, сбегала в храм Нюйвы. Ли Линь Фу так и говорил: мол, в тягость небесному существу наша грубая жизнь. И хотя даос при этом лукаво ухмылялся, генерал Сян ему отчего-то верил.
        Ближе к вечеру, когда до темноты еще далеко, а предзакатное солнце уже мягко вызолотило округу, чусец взял в повод Серого и привел его к шатру, где отчаянно скучала Тьян Ню.
        - А давайте прогуляемся? - предложил Юн, едва раскланявшись с девушкой по всем правилам этикета. - Я знаю тут рядом отличное место - ручей, пригорок, прекрасный вид на горы и… можно незаметно поставить охрану, чтобы не мешала и не портила впечатление.
        - Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал, так? - вздохнула Тьян Ню, явно на что-то намекая.
        - Не поджидал, а сразу пришел.
        - Это не важно, - отмахнулась небесная дева и неожиданно легко согласилась: - Кататься так кататься. Идемте уже.
        - Я думал, вы снова приметесь артачиться, - искренне удивился Сян Юн, пропуская девушку вперед себя. - Хотел сослаться на Ли Цяо. Он настоятельно рекомендовал вам прогулки. Что случилось? Пилюля вылечила вас и от обиды тоже?
        - Жаль, для вас никакой пилюли у даоса не нашлось, - беззлобно огрызнулась Тьян Ню, но, увидев одного лишь Серого, вся потускнела: - И конечно же мы опять будем вместе сидеть на одной лошади?
        - Ни в коем случае, - жестко бросил генерал, подставляя руки, чтобы она могла опереться на них ножкой в расшитой шелком туфельке. - Вы поедете верхом, а я пойду рядом.
        Так они и сделали, но разговор, испорченный с самого начала, не прижился на почве скрытого раздора. Небесная дева молча глядела вдаль, стараясь не встречаться с Сян Юном даже взглядом. Тропинка уводила их в сторону от шумного лагеря, солнце клонилось к западу, стрекотали цикады, ветер шелестел в осоке.
        - Мы приехали, - сказал генерал, когда они поднялись на пологий холм над речушкой. - Погуляйте здесь.
        И помог спешиться, тщательно избегая смотреть на пеструю туфельку.
        - А вы?
        - А я вас посторожу. И, предвосхищая ваш новый вопрос: нет, я не боюсь, что вы сбежите.
        Не то чтобы он действительно хотел поговорить с Тьян Ню о чем-то важном. Пожалуй, Сян Юн плохо представлял себе, как это - обсуждать с женщиной что-то, кроме стихов и красоты пейзажей, но ему хотелось чего-то такого, странного, доселе неизвестного. Вот только чего?
        Какое-то время генерал любовался окрестностями - живописным силуэтом гор, яркой зеленью тутовой рощи, плавным изгибом речного берега. Краем глаза он присматривал за небесной девой. Как та бродит среди разнотравья, подставляет лицо солнцу, жмурится и вдыхает теплый ветер. Наслаждается даже видимостью свободы.
        «Нет, даос ошибся, - думал Юн. - Не бывает у обычных людей волос такого удивительного цвета - светло-коричневого оттенка речного песка, смешанного с пеплом». Только у диких птиц он видел что-то похожее. Мягкие, чуть вьющиеся, за ушами пряди закручивались в смешные пружинки, на которые хотелось подуть, как на созревший одуванчик. И однажды она улетит, подхваченная легким дуновением ветра, понял Сян Юн. И никто, и ничто не сможет задержать ее здесь, в этом мире, никакая сила.
        Флейта как-то сама по себе оказалась у него в руках, неведомым образом догадавшись, что самое время доверить душу музыке.
        «Сумерки в осоке сини, сини…» Эту мелодию Сян Юн не играл очень давно. Несколько лет, пожалуй. Слишком простая, слишком откровенная в своей простоте песня, чтобы браться за нее лишь ради развлечения. Но сейчас - дело иное. Наедине с собой можно говорить обо всем, даже о том, о чем мужчины предпочитают молчать.
        «Блекнет зелень в тени сумеречной…» Оранжевый жаркий диск солнца уже коснулся горных вершин, превратив их в широкий мазок тушью по темно-зеленому шелку леса. Время, как всегда, утекало речной водой сквозь пальцы и таяло в теплом воздухе вместе со звуками флейты. Сян Юн обернулся и застыл, не веря глазам и страшась спугнуть чудо неосторожным движением. Золотая девушка гладила морду золотому коню, стоя по пояс в золотых травах. Время остановилось.
        - Мой генерал! Господин! Пора возвращаться! - проорал издали Мин Хе и, увидев выражение лица хозяина, незамедлительно рухнул в пыль.
        - Знаешь, Мин Хе, - задумчиво молвил Сян Юн, проходя мимо и постучав по спине ординарца ножнами. - Ты все-таки просто создан для порки.
        - Ваш слуга достоин смерти, господин! - пискнул парень.
        - В следующий раз - обязательно.
        С другой стороны, он же сам приказал подать знак, когда песок перетечет из одной чаши в другую. Но все равно, можно было бы и как-то поделикатнее сообщить.
        На обратном пути они с Тьян Ню снова молчали. Но это было какое-то другое молчание. Общее молчание, что ли.
        «Толку от того, что никто, даже Сыма Цянь, не видел этой битвы! Я ведь все равно никому и никогда не смогу рассказать. Никто не поверит. Боже мой, как обидно!»
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 12
        Проверяй, но доверяй
        «Здесь любят повторять, что красавицы губят героев и царства. Но как-то оно всегда наоборот получается. Ты еще и знать не знаешь, и ведать не ведаешь, а герой уже тут как тут. И так и норовит тебя погубить разными неспортивными способами».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        Как упоительны в Тайбэе вечера! Особенно если девушка, из-за которой ты спать спокойно не можешь, недавно залепила тебе пощечину, а твоя так называемая невеста прокомментировала сие событие веселым и непринужденным ржачем. И в самом деле, что тут остается нормальному мужику, как не упоить себя по самую нирвану?
        - А я предупреждала, - вот что сказала хихикающая Янмэй при виде своего взъерошенного и крайне раздосадованного друга. - Думать надо было не… в общем, не тем, чем ты думал, а головой!
        - Я всегда думаю головой! - прорычал разгоряченный Ин Юнчен. - Иначе бы в списке ста самых влиятельных людей Азии меня не было!
        - Ну-ну, - успокаивающе похлопала его по плечу женщина. - Не хвастайся, тебе не идет. Выпьем? За помолвку, состоявшуюся в зоне, кхе-кхе, боевых действий?
        Юнчен сопнул носом, дотронулся ладонью до покрасневшей щеки и раздраженно цокнул языком. Выпивка и хорошая еда - это были верные рецепты для поднятия настроения. Сегодня за Сян Джи остался выигранный бой, но не война. О, не война.
        - Выпьем, - мрачно согласился парень, и они с Янмэй… нет, в бар они не пошли. У женщины на эту попойку были другие, куда более интересные планы.
        Поначалу железная леди, ставшая свидетелем его поражения, потащила «жениха» в супермаркет, расположенный на нижнем этаже небоскреба. Там он покорно заплатил за целую тележку женьшеневых настоек («для стабилизации харизмы»), яблочной наливки («чтоб умягчить ян») и почему-то русской водки («просто это красиво»). А затем Янмэй решительно запихнула друга в лифт и повезла к нему же в офис. Контора, хозяином которой он был, располагалась в деловой части Тайбэя 101 и занимала целый этаж - гуляй не хочу.
        - Пить на рабочем месте? - с сомнением протянул Юнчен, поняв ее замысел. - Это какое-то дно.
        - Ничего, - решительно возразила на это Ласточка. - Ты же все равно босс. Сердито и изящно. Вперед! Общественность поймет - ты всегда был самую малость психом. В хорошем смысле этого слова.
        - Хм, - только и сказал «псих», предпочитая далее эту тему не развивать.
        Так они и проследовали под взглядами привычных ко всему сотрудников через весь офис, катя перед собой звенящую и булькающую тележку, которую любезно одолжили им на время в супермаркете. В помещении, просторном и светлом, спрятаться было негде, поэтому парень просто сделал вид, что все идет своим чередом.
        - Я потеряю лицо, - вздыхал он чуть позже в своем кабинете, доставая из шкафчика специально припрятанные на случай такого форс-мажора стаканы. - И подчиненных.
        - Наоборот, - весело хмыкала Янмэй и расставляла по его столу маринованные овощи и закуски. - Ты представь, какая у тебя репутация установится. Это ж не каждый мужик сможет уговорить тележку алкоголя за один присест!
        Ин Юнчен высмотрел среди различных баночек и коробок осьминогов в рассоле и мстительно усмехнулся. Сегодня он будет угощаться русской водкой и есть тайваньских моллюсков назло Сян Джи, и гори оно все белым пламенем. Пусть она где-нибудь там, в городе, поперхнется, своенравная упрямица!
        И пьянка началась.
        Янмэй могла любому парню дать фору в умении выпить. Пила она аккуратно, быстро и совершенно по-мужски: сначала долго не пьянела, а потом вмиг смирнела и засыпала. Ин Юнчен вообще тоже считал себя в этом деле не сосунком, но, глядя на быстро пустеющие бутылки, признал, что сегодня удача явно от него отворачивается, - второй раз за день он рисковал проиграть женщине.
        Несколько часов они сосредоточенно и по-товарищески накачивали себя горячительными напитками, а потом изрядно уже повеселевшая Янмэй вдруг со стуком поставила стакан на стол.
        - Юнчен, - очень четко выговаривая слова, позвала она парня. - Я тут ради тебя свободой рискую, ведь да?
        - Ничем ты не рискуешь, - отмахнулся закинувший ноги на столешницу собутыльник. - Мои родители немного иначе представляют себе свою невестку. Они мягко посоветуют нам подумать получше, и на этом - тадам! - все закончится.
        - Но ты все равно у меня в долгу, - внезапно заинтересовавшись своими ногтями, сказала женщина.
        Ин Юнчен вскинул бровь. Собственный кабинет уже слегка плыл перед его глазами, но, как назло, до состояния полного и абсолютного беспамятства было далеко. А заснуть он был не прочь - вдруг приснится Сян Александра Джи, тоненькая, изящная, большеглазая? И, может так статься, во сне она позволит ему подержаться не только за ее руку, хм?
        - В долгу, - с трудом вспомнив, о чем говорила Янмэй, подтвердил Ин Юнчен. - А чего тебе надо?
        И едва не выронил свой стакан, потому что прямо на его глазах случилось невероятное - Янмэй покраснела, да еще как! Ее смуглая кожа побагровела, уши заполыхали насыщенным малиновым цветом, и даже шею залило густым жгучим румянцем.
        - Эй, - осторожно позвал ее приятель. - Все ли в поря…
        Не дав ему договорить, Ласточка вдруг подскочила, встала перед ним и совершенно неожиданно согнулась в самом настоящем, по всем правилам выполненном поклоне.
        - Познакомь меня со своим другом! - выпалила она на одном дыхании.
        Ин Юнчен мигнул.
        - Прости? - не будучи уверенным, что правильно расслышал ее, переспросил он.
        - Познакомь меня со своим другом! - уже громче повторила Янмэй. - С Ю Цином!
        Юнчен считал себя человеком крайне умным, но тут догадливость его отчаянно засбоила. Несколько раз он повторил в уме ее просьбу, но одно никак с другим не сходилось. И осторожно осведомился:
        - С Пикселем? А вы же вроде с ним друг друга знаете.
        Янмэй рассерженно зыркнула в его сторону и, разом забыв о почтительности, швырнула в сообщника крышечку от бутылки.
        - Идиот! - едва ли не пролаяла она. - Я имею в виду познакомь нас… ну чтобы получилось по-настоящему. Серьезно, значит. Придумай что-нибудь. А то мы друг другу только «привет» и «до свидания» говорим, а мне… мне он нравится.
        Молодой человек приоткрыл рот, посидел так пару секунд, а потом разом опрокинул в себя остатки женьшеневой настойки. Стабилизировалась или нет его харизма, он сказать бы не смог, но после очередной порции алкоголя сознание все-таки на мгновение прояснилось.
        Словно наяву, Ин Юнчен увидел перед собой потенциальную парочку: маленького, верткого, велеречивого Пикселя и высокую, мускулистую, коротко стриженную Янмэй. И не сдержался - захохотал от души, до хрюканья.
        - Предки, - повизгивал наследник почтенного семейства, владелец собственной компании и золотой мальчик, мотая головой из стороны в сторону и стуча ладонью по столу, - ой, не могу, держите меня, держите! Красавица и один гном! А если он тебя поцеловать захочет? В прыжке придется целиться, с разбегу! А если недолет? А если перелет? Никакого ж интима, одна акробатика! Я Пикселю скамеечку подарю, чтобы, значит…
        Увесистая затрещина прервала поток его безудержного веселья, и Ин Юнчен пьяно всхлипнул.
        - Придурок, - припечатала его Янмэй. - С поцелуями я разберусь, твое же дело…
        - Понял, - утирая тыльной стороной ладони выступившие слезы, икнул парень. - Ладно. Ты только это… нежнее с ним. Без рук. Он натура трепетная, зачахнет еще.
        - Он… да, - совершенно по-девичьи, разом помолодев лет на десять, вздохнула Янмэй и потупилась, словно и правда была юной красавицей-ласточкой.
        Это и было последним, что запомнил Ин Юнчен, - русская водка вместе с наливкой и настойкой таки взяла над ним верх, и он, трясясь от смеха, уронил голову на сложенные руки. И мгновенно провалился в сон.
        Поначалу вокруг него была лишь тьма, а потом, словно прилив, настигло его сновидение, вспыхнувшее смешением красок, запахов и звуков. Они крутились в калейдоскопе, в бешеной яркой карусели, а Ин Юнчен кружился вместе с ними, подчиняясь непонятной, но могучей силе. Перед глазами - ведь у него были глаза или он видел все это каким-то внутренним, мистическим зрением? - мелькали картины невероятные и пугающие: войска, схлестнувшиеся друг с другом в отчаянной сече, утлая лодочка с двумя светлокожими девушками, которую неудержимо затягивало в золотистую сияющую воронку, красные и белые знамена, развевающиеся на ветру.
        А потом его словно выбросило из этого водоворота в… кажется, в рай.
        Плыли по глубокой сини облачка; и деревья, чья яркая, пронзительная зелень глянцево блестела на солнце, свечками вздымались в безмятежную безбрежность. Храм, словно вырезанный из тонкой бумаги, темнел на фоне неба. Спокойствием и вечностью веяло от него, и тишиной, и отдохновением, и столько гармонии было в его островерхих крышах и извилистых лестницах, что Юнчен вдруг почувствовал: ему хочется подольше задержаться здесь, отдохнуть, оправиться от ран.
        А потом… потом он увидел ее.
        Она неслась по небу, раскинув руки, озаренная светом, прекрасная, и ему вдруг показалось, что за спиной ее ткутся из солнечной пыли крылья. Земная женщина или небесная дева? Какое это имело значение!
        Одно лишь было важно, и это знание билось в его сердце, колотилось в крови. Она должна принадлежать ему, другого пути и исхода нет.
        Она - его судьба, а он - ее.
        Ин Юнчен очнулся от того, что под самым его ухом заполошно звенел телефон. Застонав, парень с трудом приподнял голову. Шею сразу же прострелило резкой болью: несколько часов крепкого пьяного сна в полусогнутом состоянии явно давали о себе знать. Юнчен охнул, зевнул и наконец-то нашел в себе силы разлепить глаза. Взору его предстало зрелище поистине душераздирающее: пустые бутылки, шеренгами стоящие на столе, горка измятых салфеток, вскрытые коробочки с едой и, в довершение всего этого изобилия, Янмэй, звездочкой раскинувшаяся на кабинетном диване. Рот ее был приоткрыт, голова откинута назад, и вообще выглядела она как труп.
        Страдалец зажмурился и потряс головой - и это было большой ошибкой. В черепной коробке будто фейерверк взорвался. Замелькали перед глазами цветные пятна и, отчаянно сражаясь с тошнотой, Ин Юнчен с трудом заставил себя вылезти из кресла и пополз в направлении туалета.
        Офис уже обезлюдел - сотрудники его давно разошлись по домам. Тоскливо мигали зеленые огоньки сигнализации, аккуратные рабочие места и пустующая стойка секретаря навевали мысли о тщете всего сущего. Юнчен, морщась, добрался до туалета и обильно полил затылок холодной водой. Не помогло.
        В кабинете по-прежнему надрывался телефон. Его долгие переливчатые трели звучали в тишине с какой-то прямо-таки роковой настойчивостью.
        Ин Юнчен с мукой посмотрел на себя в зеркало. Взъерошенные и мокрые волосы его стояли дыбом, глаза покраснели.
        - Красавицы, - прохрипел он, ткнув пальцем в свое отражение и по привычке начиная ухмыляться, - губят героев. Вот и я того… погубился.
        Отражение покорно согласилось, и Юнчен, несколько раз с силой хлопнув себя по щекам, поплелся назад в кабинет.
        Звонил отец, и пропущенных звонков, как любезно сообщил ему телефон, набралось уж с добрую дюжину. Похмельный сын скривился, подпер щеку рукой и набрал домашний номер. Почтенный родитель ответил сразу же.
        - Сынок! - добродушно прогудело в трубке. - Доброй тебе, значит, ночи.
        - Привет, пап, - прохрипел Ин Юнчен. - Никак ответить не мог, ты уж извини.
        - Пьяный ты, что ли? - сразу раскусил его папаша, видавший своего отпрыска в разных видах, и радостно захохотал: - Ну, это знамо дело, перед свадьбой-то! Покутить надо, ох надо! Веселишься?
        Парень едва сдержал стон. Обманывать родителей не хотелось ну просто до скрежета зубовного: непочтительно это, да и вообще - к чему? И матушка, и отец своего единственного наследника всегда баловали и многое ему позволяли. Ин Юнчен мечтает в Европу поехать на все лето? Почему бы и нет! Ин Юнчену нужна квартира поближе к университету? О чем разговор! Беда, что сестричке его в свое время не досталось такого безоговорочного доверия: что дозволено сыну, дочери не разрешается. А жаль. Повернись оно все иначе и, может, малышка и не погибла бы так глупо и бессмысленно.
        Юнчен на мгновение задумался, мучают ли схожие мысли родителей, а потом зажмурился. Ни к чему об этом сейчас размышлять - после боя знаменами не размахивают.
        Внезапное и острое желание сказать правду о невестах и всем этом бессмысленном фарсе и покончить раз и навсегда с обманом, словно желчь, поднялось к горлу. Но он снова представил лица родителей - теперь к печальной вести прибавится еще и обман любимого сына! - и прикрыл глаза ладонью, проскрипев в трубку:
        - Ага. Веселюсь.
        - Ну и лады! - отозвался отец и сразу, без перерыва, добил новостью: - Я чего звоню-то! Мы с матерью все обмозговали. И вот чего порешали на двоих-то. Девочку твою ж надо честь по чести встретить, верно мы размышляем?
        - Ну… - скривился Ин Юнчен и посмотрел на Янмэй, которая, причмокивая губами, заворочалась на диване. - Э-э-э…
        - Ты мне там не мычи! - приказал уважаемый родитель. - Знамо, не баран, чтоб блеять, когда отец с тобой говорит. Так что?
        - Да, папа, - чувствуя, как угрызения совести, будто угри, шевелятся в его груди, согласился молодой человек.
        - Другое дело! - громыхнула трубка. - Значит, записывай! В ресторан мы пойдем, вот чего мы с матерью надумали. Из таких, загогулистых. Надобно невестку уважить, да и показать ей, что и мы не лыком шиты. Она уж у тебя непростая небось? То-то же. Мы уж и столик заказали. На эту субботу в «Джонке».
        «Предки», - выдохнул Ин Юнчен, облизывая сухие губы. «Джонка» - плавучий трехъярусный ресторан - славилась на весь Тайвань своей кухней и конечно же ценами. Янмэй, пожалуй, стребует с него за такое испытание, как посещение самого дорогого заведения в городе, голову Пикселя на золотом блюде. В такие места порой не пускают даже за деньги - ну как он убедит вспыльчивую Ласточку нацепить на себя платье и размалевать лицо в салоне, как там у девиц принято?
        Если почтенные родители хотели еще больше усложнить ему жизнь, у них это отлично получилось.
        - Ну? - с гордостью спросил отец. - Чего скажешь?
        Ин Юнчен помолчал.
        - Фейерверк просто, - наконец сглотнув, сипло соврал он. - Здорово вы придумали.
        - Хо-хо-хо, - сказала трубка и замолкла, оставив его наедине с головной болью и пустыми бутылками.
        КАН СЯОЛУН
        Где-то он видел этого человека - профессорский племянник был уверен в этом. Память на лица у него была великолепной: раз повстречав кого-то, Кан Сяолун уж никогда не забывал… ничего. Гримасы и улыбки, взгляды, манеры, привычка держать себя - словно чешуйки, все его воспоминания собирались в гремучую, темную силу, что только и ждала своего часа, чтобы послужить хозяину. Ему редко требовалась помощь компьютеров, чужих слов и неумных статей: его мозг с одинаковой эффективностью хранил и несколько редакций Книги Перемен, и свежие новости о перестановках в правительстве, и названия блюд, которые всегда предпочитал заказывать в любимом ресторане его дядюшка.
        Ученый слегка нахмурился.
        Да. Мальчишка, который с такой непринужденной фамильярностью разговаривал с внучкой Тьян Ню, был ему знаком. Не лично - но в неостановимом, бурном потоке новостей и событий не раз и не два натыкался он на это самодовольное лицо, развязную улыбку, полные самомнения глаза. Надо было только вспомнить… отобрать из тысяч других чешуек нужную.
        Племянник профессора Кана поднес ладонь к губам. В его лаборатории было темно: когда ночь упала на Тайбэй, он остался сидеть в кресле, не поднялся, чтобы зажечь лампу. Кан Сяолун любил темноту, любил неподвижность - минуты перетекали в часы, и иногда мужчине казалось, что он слышит тихое, приглушенное шипение песчинок, что неумолимо ссыпаются в чернильную бездну времени. Зачем движение, к чему свет? В сумеречной зыби куда приятнее думать… и охотиться.
        В небольшой клетке на лабораторном столе заскреблись, запищали мышата: хорошо вышколенные работники музея, как и обычно, привезли посылку из зоомагазина и оставили ее на привычном месте.
        Кан Сяолун поднялся, с некоторым холодным удовольствием отметив, как безоговорочно подчиняется ему собственное тело, взял клетку и подошел к утопленному в стене большому террариуму. Там, за толстым стеклом, на древесных ветках в окружении лиан спал, свернувшись в кольца, королевский змей - трехцветный, бело-черно-красный, грозный в своей яркой красоте. Смутное зеленое свечение от террариумных ламп пятном ложилось на пол. Каким-то странным образом оно делало тьму, в которую погрузилась лаборатория, еще более густой, непроницаемой и одинокой.
        Вытащив из клетки мышонка, племянник профессора приоткрыл заслонку террариума. Змей плавно перетек с камня на деревянную ветку - почти полтора метра гибкой, смертельной силы. Маленькие неподвижные глаза его поблескивали.
        - Я уже видел этого человека, Хан, - сказал Кан Сяолун своему питомцу, и аспид в стеклянном ящике высунул черный раздвоенный язык, засвистел, зашипел. - Не ученый. Не политик. Не певец. Не художник.
        Змей поднял плоскую треугольную голову, и мужчина разжал пальцы. Истошно пищащий мышонок упал в террариум, заметался, слепо тыкаясь по сторонам, - и в этот самый момент распрямилась сжатая пружина. Одним ударом королевский змей накрыл свою добычу, сомкнул челюсти, забился, свиваясь в восьмерки, ударяя мышонка о камни и гравий. Испуганный писк взвился, на мгновение разбил плотную тишину и резко затих. Едва слышно хрустнули тонкие косточки.
        И Кан Сяолун вспомнил.
        - Ин Юнчен, - произнес он медленно. - Да. Так. Программные разработки. Интернет-технологии. …В рейтинге самых влиятельных людей Азии. Ежегодный капитал…
        Информация мелькала перед его внутренним взором - будто переворачивались страницы невидимой книги. Сведения о родственниках и связях, упоминания в прессе, скандалы и сплетни складывались в схемы и тасовались, словно карты.
        - Хан, - спустя несколько мгновений произнес Кан Сяолун, и змей, будто услышав его, судорожно глотнул. Из пасти пресмыкающегося торчал тонкий, конвульсивно дергающийся розовый хвост.
        - Выскочка, - уронил в пустоту свое презрение ученый. - Ни рода, ни крови, ни истории. Ничто, мнящее себя чем-то.
        Змей, покончив со своим ужином, зашуршал, скользя между лианами и камнями. Текучей поблескивающей лентой он проскользнул по теням, обвился вокруг древесного ствола - и замер.
        - Но сильный, Хан, - сказал Кан Сяолун и приблизил лицо к террариумному стеклу, - жрет слабого, а умный - сильного.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА
        В повозке, стоящей на вершине холма, было очень шумно и нервно.
        - Госпожа, госпожа, услышьте же голоса своих смиренных слуг! - выли сбившиеся в кучу девчонки, заламывая в отчаянии руки и обливаясь слезами. - Спрячьтесь!
        - Умоляем!
        - Задерните штору!
        - А вдруг стрела долетит?
        Время от времени самая смелая пыталась подползти к небесной деве и оттащить ее в безопасный угол от окошечка за ноги. И закономерно получала пинок. Тогда вой возобновлялся с новой силой.
        - Нас казнят! Видят Небеса, нас всех казнят! Госпожа, нижайше просим!
        Но Таня их не слышала и не собиралась слушать. Она высунулась из повозки наружу и смотрела на битву, что кипела в долине.
        Папа отдал бы полжизни, чтобы увидеть нечто подобное своими глазами! Что такое сражение в летописи? Несколько жалких строчек. «Они бились весь день, и каждый чуский воин дрался за десятерых», - и все. И непривычное, а иногда смешное название города, который сжег великий полководец. Сухие факты, безликие перечисления захваченных селений, экзотические имена. Так скучно, право слово. Только папочкины комментарии и оживляли кропотливую работу. Его фантазией была раскрашена вся эта история для Татьяны, его азартом питался интерес юной гимназистки. А еще - письмами из далекого Китая, прилетающими от загадочного господина Кана, точно сказочные птицы-фениксы. Ах, если бы не эти письма, если бы не уверенность в том, что там, в далекой стране двух осиротевших девушек ждет настоящий друг! Они с Люсенькой жили бы сейчас в Париже, а может быть, уже и за океан перебрались. К ее хваленым усатым американцам поближе…
        На деле-то все оказалось иначе. Настолько грандиозно и одновременно буднично, как оно, должно быть, всегда и происходит во время столь нелюбимых китайцами великих перемен.
        Просто одним погожим утром чуский лагерь проснулся под адскую какофонию звуков барабанов, гонгов и флейт. Ржали лошади, командиры строили свои отряды, ревели тягловые быки, и все вокруг, кроме, разумеется, Тани, были в курсе и точно знали, что надо делать. Даже ее служанки, не говоря уж о солдатах. Девчонки быстро и слаженно собрали вещи, уложили их на телеги. Растерянную госпожу усадили в эдакую коробку на двух колесах, влекомую двумя лошадьми. И чуское войско неудержимо двинулось вперед.
        Так, наверное, выглядело Великое переселение народов или монгольское нашествие. Столбы пыли до неба, нескончаемый поток гомонящих людей и животных, лязганье и срежет металла, лес из копий, бунчуков и знамен. Татьяна одновременно чувствовала себя и крошечной щепкой, подхваченной бурными водами реки, и частичкой чего-то огромного, необоримого.
        «Видно, судьба у меня такая. Всегда и везде попадать под колесо истории», - размышляла Татьяна Орловская, разглядывая сквозь узорную решетку ставенки проносящихся мимо всадников. Где-то впереди, как полагается главнокомандующему, ехал верхом на любимце Сером генерал Сян Юн. В кольчуге, чешуйчатых доспехах и снежно-белом плаще. Его высокую, сверкающую драгоценными камнями заколку-гуань Таня время от времени замечала неподалеку от своей повозки.
        А затем вся эта орда пересекла реку, и казалось, что вода расступилась перед людским потоком, как когда-то волны Чермного моря по воле Божьей - перед народом Моисея. И как только последний чусец выбрался на берег, Сян Юн приказал утопить все лодки, сжечь паромы и разбить котлы для пищи. Воинам же было разрешено взять с собой продовольствия всего на три дня, чтобы те и думать забыли об отступлении.
        Позади - стена огня от горящих лодок, впереди - циньская армия под командованием Ли Чжана и кровавая сеча не на жизнь, а на смерть. Что еще нужно настоящему историку?
        И тогда Таня осознала свою исключительность. Ведь тот же Сыма Цянь жил более чем на полвека позже всех этих событий и не застал в живых даже самых старых свидетелей сражений времен падения империи Цинь. Сыма Цянь ничего не видел! А она, Татьяна Орловская, увидит. Должна увидеть, просто обязана, в память о папе и деле всей его жизни!
        Сян Юн, восседавший за низким столиком в окружении горы свитков и безделушек непонятного назначения, выслушал ее просьбу со странным выражением, застывшем гипсовой маской на лице.
        - Я надеюсь, вы не захотите стоять в первых рядах среди богатырей, а благоразумно посмотрите издали?
        - Вы так шутите, да? - обиделась девушка. - Всего лишь не прячьте меня за вал. Я согласна побыть рядом с вашим дядюшкой.
        Традиционно военные советники располагались чуть в отдалении, на каком-нибудь подходящем холме, и оттуда наблюдали за ходом битвы. Сян Лян так и делал. Старому опытному стратегу таскать меч уже не под силу было, но мозги работали - будь здоров! Любому молодому на зависть.
        - Шучу? Я? - в свою очередь возмутился Сян Юн. - Вы так отважны, Тьян Ню. И я бы не удивился, когда бы небесная дева потребовала себе кольчугу, щит и меч.
        Цветистая древнекитайская лесть была последней вещью, в которой сейчас нуждалась Таня.
        - Так я могу остаться вместе с дядюшкой Ляном? - снова спросила она.
        - Можете. Но обязательно с надежной охраной.
        Генерал так счастливо улыбался, говоря это, словно получил только что дорогой и долгожданный подарок от судьбы. И чтобы у нахального и сластолюбивого чусца не возникло вдруг мысли, будто она не желает ни на миг упускать жениха из виду, Таня решила сразу расставить все точки над «i»:
        - Я думаю, что ваше сражение очень важно для истории. И я просто хочу стать его живым свидетелем. Чтобы потом… хм… пересказать Яшмовому Владыке.
        Сян Юн сложил руки на груди и, внимательно глядя на девушку, задумчиво покачал головой:
        - Эти ваши Небеса - удивительное место, как я посмотрю. Полное любопытных дев. Там все такие, как вы?
        - Все, - уверенно заявила Татьяна. - Но я - самая любопытная.
        - Не сомневаюсь, раз вас оттуда занесло ко мне.
        От его пристального взгляда ей стало неловко, и небесная дева заерзала на своей подушечке, порываясь встать и уйти.
        - Ах да! - вдруг оживился генерал. - Чью голову вам привезти в подарок? Циньского генерала? Его наложницы?
        - О боже! - простонала в ужасе Татьяна, вскочила и стремглав бросилась к выходу.
        - Погодите! Тьян Ню! - прокричал ей вслед Сян Юн. - Постойте! Иначе я немедленно отменю свое разрешение. Слышите?
        Таня остановилась на пороге палатки и медленно повернулась к этому варвару и головорезу.
        - Я не хочу ничьих голов. Мне неприятны такие подарки, ясно вам?
        - Ясно, - сразу сдался чуский князь. - Тогда скажите мне, что у вас на Небесах мужчины дарят девам, чтобы им понравиться, и так, чтобы подарок пришелся по душе?
        - Цветы, - не подумав ни секунды, бросила Таня. Ничего иного в голову сразу не пришло.
        - Цветы? Какие?
        - Да любые. Лишь бы не отрезанные головы.
        - Хорошо, - удовлетворился ответом Сян Юн. - И много надо цветов?
        - Много! - рявкнула Таня и вышла, подгоняемая веселым смехом этого исчадия ада.
        Об одном жалела Татьяна - что у нее нет с собой подзорной трубы. Так хотелось рассмотреть все подробности. Гулкие звуки ударов в барабаны наверняка говорили сведущему человеку гораздо больше, чем вид передвигающегося войска. Сян Лян, тот вообще сидел в кресле с закрытыми глазами. Ему хватало звуковых сигналов и докладов от стоящих рядом офицеров штаба. Таня же в звуковых сигналах не разбиралась, но, когда над долиной вдруг растекался грозный и зловещий голос огромного бронзового гонга, ее бросало в дрожь. Казалось, что над головами сражающихся людей кружит невидимый дракон, и каждый взмах его исполинских крыльев взметает в воздух тучи из пыли и стрел.
        Цветные знамена и плюмажи на шлемах не только обозначали элементы боевого порядка - авангард или арьергард, а также фланги, но и давали командующему управлять таким количеством людей одновременно.
        Только сейчас Таня вдруг осознала, что ее столь неоднозначных душевных качеств «жених» - не просто жестокий мужик в допотопных латах, запросто рубящий головы направо-налево, а весьма умелый полководец.
        - Госпожа-а-а! - ныли служанки. - Стрела прилети-и-ит!
        Но небесная дева и не подумала прислушиваться к их мольбам.
        - Какие стрелы? Что за глупости?
        И Таня уже по пояс высунулась в окошко. Где-то рядом должны были находиться войска союзников. Она же сама видела, что армии владетельных князей, так единодушно выступивших на помощь Чу, соорудили примерно с десяток укрепленных лагерей, огородившись валами. Там было много солдат. Но где же они сейчас?
        Небо над долиной под стенами крепости Се содрогалось от боевых воплей чуских воинов, они медленно, но уверенно теснили циньскую армию, а подкрепления к ним не шло. Почему?
        - Господин Сян Лян, а почему ваны не выводят свои армии? - крикнула Таня.
        Опытный стратег медленно, точно древний ящер, приподнял веко и неодобрительно покосился на будущую невестку. И не удостоил ответом. Зато его подголоски тут же зашептались между собой про возмутительное поведение «этой женщины», посмевшей приставать с вопросами к всемогущему вельможе. И от этого совершенно бабьего шушуканья Таня натурально взбесилась.
        - Merde![34 - Дерьмо (фр.).]
        Растолкав служанок и раздав им тумаков, она выбралась из повозки и направилась к Сян Ляну. Никто небесной деве дорогу заступить не посмел.
        - Какого черта они сидят по лагерям и носа наружу не кажут, когда еще несколько дней назад ползали перед Сян Юном на коленях? - спросила она невозмутимого дядюшку. - А как же все эти договоры и заверения в поддержке? Вдруг Сян Юн проиграет сражение и не возьмет город?
        Наконец-то Сян Лян соизволил разомкнуть тонкие сухие губы:
        - Каждый из доблестных воинов Чу дерется сейчас за десятерых, это видят и слышат все.
        - И что?
        - Среди войск князей нет ни одного солдата, который бы не трясся от страха перед нашей силой.
        - Какая интересная стратегия, - иронически фыркнула Таня. - Нам кого надо разбить - циньцев или ваших трусливых союзников?
        Дядюшка Лян скривился, точно откусил от незрелого лимона.
        - Не переживай, Тьян Ню, наш мальчишка конечно же победит. Но заодно посеет страх в сердцах этих людишек. Пусть трепещут.
        Он снова прикрыл глаза, обратившись в слух. Внизу творилось что-то невообразимое. Как говорится, смешались в кучу кони и люди.
        - Слышишь, Алый Коршун сорвался с насеста и прорвал оборону? - молвил старик и снова снисходительно покосился на девушку. - Ты не слышишь, но это и не важно. Главное - знай, скоро мы победим. А сейчас вернись в повозку.
        - Ага, бегу.
        Снова сидеть, согнувшись в три погибели в деревянной коробке, Таня не желала. Вместо того чтобы вновь отдаться в цепкие руки слуг, она с ловкостью белки вскарабкалась сначала на дышло, потом на сиденье возницы и затем уже на крышу собственной повозки.
        Вот откуда надо было смотреть с самого начала! Прекрасный обзор, и не так душно, как внутри.
        Все верно сказал Сян Лян, Алый Коршун, то бишь чуский авангард, смел передовые позиции армии Цинь и устремился вперед, к стенам Се. Честно говоря, Татьяна даже думать не хотела, что станется с его несчастными жителями. Она была бессильна что-либо изменить. Да, это был ужасный варварский век, но разве новый двадцатый оказался лучше и милосерднее к беззащитным? Нисколечко. И даже головы продолжали рубить с не меньшим усердием.
        - Моя госпожа, вы бы спустились на землицу-то, - прервал ее невеселые размышления одноглазый Сунь Бин, за умение правильно общаться с неземным созданием произведенный из рядовых в личные телохранители небесной девы. - Неохота мне вас за ножку вниз тащить, но иначе худо будет всем.
        Он осторожненько взобрался на дышло и, пока взмыленный возница придерживал лошадей, решил для начала подманить свою подопечную добрым словом. Вокруг повозки собрались все, кто был при штабе, и молча глазели на доселе невиданное - ослепительно-белые щиколотки «госпожи-невесты». Таня тут же стыдливо одернула юбку.
        - Слезайте-ка добром, добрая моя госпожа, - увещевал Сунь Бин. - Не бойтесь, если что, я вас поймаю прям на лету.
        Упираться девушка не стала. Старый солдат все правильно говорил. Случись с ней что нехорошее, никого из присутствующих бешеный Сян Юн не пощадит. И только когда небесная дева со всеми возможными предосторожностями была спущена на землю, народ выдохнул свободнее.
        - Я больше не буду, дядюшка Сунь Бин, - пообещала Таня, прикидываясь кроткой, как голубица. - Только генералу не рассказывайте, хорошо?
        Чусец смущенно поскреб жидкую бородку, словно заранее извиняясь.
        - Да мне и не придется. Вся армия вас видела. На вершине холма… И одежки больно приметные, других таких ярких шелков нет здесь ни у кого. Что твое знамя. Уже, поди, донесли генералу.
        И как в воду смотрел дядюшка Сунь Бин.
        ЛЮСИ
        Первая ночь в лагере Пэй-гуна Люсе запомнилась, но в основном потому, что девушка долго не могла заснуть, вертясь на шикарной тигриной шкуре и прислушиваясь к шагам, кашлю, вздохам, разговорам, звяканью, скрипу, треску и прочим звукам, которые в изобилие издавал отряд мятежника Лю. Ей все время казалось, что кто-то либо крадется мимо, либо и вовсе стоит и дышит почти беззвучно совсем рядом с полотняной стенкой, выжидая момент, чтобы прирезать «приносящую несчастья хулидзын». Лично она точно попыталась бы, окажись вдруг на месте соратников Лю Дзы. Баба в военном лагере - сплошная морока, верно? Даже если она - женщина командира.
        Кстати, о предводителе этих доисторических пролетариев и представителей трудового крестьянства. Сам Лю Дзы в свой шатер что-то не торопился, и Люся, уже отчаянно зевая, все боролась и боролась со сном, не желая пропустить момент, когда мужчина появится. А ну как теперь, когда он всему войску объявил, что небесная лиса - это его собственная лиса, Пэй-гун решит… мм… утвердить право собственности? Но она ждала и ждала, а он все не шел и не шел, и девушка, лежа в кромешной темноте палатки, уже и сама не знала, чего ей хотеть, а чего - бояться. Чтобы пришел? Или чтобы остался где-нибудь снаружи? В сене ведь на дворе у даоса ночевали чуть ли не в обнимку - и ничего! Отчего же сейчас ей и страшно, и стыдно, и жарко, и вообще - неуютно?
        Люся заснула, не дождавшись. А проснулась уже поутру, одна-одинешенька, и даже не поняла сразу, ночевал Пэй-гун в палатке или нет. Только заметив второе одеяло, которым ее, разметавшуюся во сне, кто-то заботливо укрыл, догадалась - ночевал. И, устыдившись собственных ночных страхов, девушка сердито ущипнула себя за ляжку. А чтоб неповадно было по всяким ханьцам вздыхать!
        Лагерь мятежников быстро, но без спешки, деловито так сворачивался. Бойцы Пэй-гуна гасили костры, всадники седлали коней, а безлошадное большинство, распихав немногочисленные пожитки по заплечным мешкам и сумкам, строилось довольно-таки ровными шеренгами по пять человек в ряд. Никаких доспехов у этих пехотинцев не было, да и всадники щеголяли всего лишь легкой кожаной броней, больше похожей на сшитые из кусочков рубахи. Но несмотря на откровенно бедную амуницию, воинство мятежника Лю вид имело бодрый и боевой; то тут то там раздавались смешки и шутки, немудреное оружие выглядело ухоженным и грозным, а над всей этой людской кутерьмой гордо развевался красный стяг.
        «Ну чисто партизаны!» - подумалось Люсе. Непрошенные ассоциации с пережитыми среди родных осин ужасами породили неприятный холодок, словно в спину снова подуло стылым ветром, а в затылок уперся вороненый ствол нагана… Девушка тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Нет, нет, это другой век, другая страна и, похоже, совсем другой мир. Красное знамя Пэй-гуна должно внушать страх другим, а вовсе не ей. Кстати, о знаменах… Люся вдруг припомнила собственное «пророчество», изреченное перед чуским князем и его дядюшкой, и неуверенно усмехнулась. Что это было тогда? Случайная и удачная ложь? Или читанные когда-то папенькины труды вдруг всплыли из глубин памяти, как дохлые рыбы? Белый император, Красный император, война на Небесах… Так-так, а ведь была какая-то древняя китайская байка насчет белых и красных. Что-то там про змею и рыдающую тетку…
        Но тут ее заметили. Лю, раздававший указания своим офицерам, приветливо махнул рукой и крикнул:
        - Эй, Люй Ши! Иди прислужить госпоже!
        Люся кивнула в ответ и благосклонно позволила запыхавшемуся мальчишке себе «прислужить». Спустя несколько минут, умытая и посвежевшая, она сидела на чурбачке, жевала лепешку и пыталась выловить из сплошного потока болтовни китайчонка максимум полезной информации.
        - …а Фэн нам сейчас никак не взять, там циньцы засели, а градоначальник, урод такой, к ним переметнулся. Но ничего, дайте срок, небесная госпожа, вот возьмем мы теперича Дан да наберем побольше народу в войско, и уж тогда…
        - Значит, мы теперь идем Дан брать? А Фэн никак не взять? - Люся переспрашивала больше для того, чтобы самой запомнить названия древних городов. Ей-то что Дан был, что Фэн - один пес…
        - Вот именно что так! - Ординарец, видать, приятно поразился смышлености небесной женщины-лисы. - Дан возьмем, тогда и Фэн сможем!
        - А силенок у нас хватит на этот Дан?
        Люй Ши, сноровисто складывавший тем временем палатку, из которой он уже успел выгрести все вещи, отчаянно замахал руками.
        - Да хватит-хватит, как не хватить? Там же ж, окромя циньского гарнизона, и воевать-то не с кем! Нам же только начать, а там уж циньцам наши сторонники - бац! - и в спину ударят прям изнутри стен.
        - А если другой отряд Цинь подойдет на выручку?
        - Не, им не до того. - Люй Ши помотал лохматой головой. - Они с генералом Сян Юном у Се схлестнулись, аккурат поутру голубь прилетел с письмишком. Там столько ванов собралось - ужас! И из Ци, и из Вэй, и даже из Чжао!
        У Люси от обилия названий уже в ушах звенело, поэтому она потрясла головой, как лошадь, и подняла ладонь, останавливая словесный поток:
        - Так. Стой. Сян Юн с войском сейчас у города…
        - Се, госпожа.
        - …у Се. А мы идем брать Дан.
        - Именно так, госпожа. Вы такая понятливая! Прям удивительно! Интересно почему…
        - Потому что госпожа Лю Си - небесная лиса, она прожила тысячу лет праведной жизнью на Земле, а лишь потом была призвана на Небеса, - веско напомнил неслышно подкравшийся конфуцианец. - Не забывай об этом, юный Люй. А теперь иди-ка, тебя командир зовет.
        Люся подождала, пока мальчонка ускачет, и лишь потом поинтересовалась:
        - Чем обязана столь щедрым вниманием, мудрый Цзи Синь? Или лучше - благородный?
        Стратег посмотрел так, словно она до сих пор не прожевала лепешку и бубнила теперь с набитым ртом.
        - Лучше - мудрый, - отрезал он. - А касательно вас, госпожа…
        - Или вы решили приобщиться к тайнам Земли и Небес, которые мне ведомы? - невежливо перебила его девушка прежде, чем конфуцианец изречет что-нибудь непоправимо-уничижительное. Что-то, после чего между ними не сможет быть даже доброй ссоры, не говоря уж о худом мире. А вот ссориться с побратимами Пэй-гуна Людмиле было совсем не с руки. Добром такое противостояние все равно не кончится, а потом - она же рано или поздно уйдет, а ему с друзьями и соратниками еще жить и жить. И империю завоевывать, между прочим.
        - Отчасти, - выгнул бровь Цзи Синь и задумчиво пошелестел веером. - Если они вам ведомы. Но вы, госпожа, не кажетесь мне существом, действительно прожившим тысячу лет.
        «Умный какой, чертяка! - сердито подумала Люся. - Зараза, дернуло же меня напялить тогда эти хвостатые тряпки и назваться лисой! И как теперь выкручиваться?»
        - В садах госпожи Западного Неба время течет иначе, чем на земле, - извернулась она. - И всякий, кто попадает туда, вновь обретает юность. Но давайте начистоту, уважаемый Цзи Синь. Вас тревожит, что рядом с вашим другом и командиром крутится лиса, поэтому вы опасаетесь за… э… падение его жизненной силы? Уверяю, с ян у Пэй-гуна ничего не случится. Не упадет ян, клянусь.
        Гладкие щеки братца Синя мгновенно окатило румянцем, а веер затрепетал в его руке, будто осенний листик. И сразу стало ясно, что мудрый конфуцианец очень и очень молод.
        - Э… дело не в ян… э… дело в том, что мораль… - Тряхнув головой, стратег взял себя в руки и отчеканил: - Присутствие в войске лисы роняет моральный дух воинов!
        - Как уронили, так и поднимем, - фыркнула Люся, ничуть не смущаясь некоторой фривольности своих речей. Хулидзын ведь лисы, им положено быть бесстыжими, так? - Если я придумаю, как воодушевить воинов, вы станете более снисходительным ко мне?
        Цзи Синь помолчал. Видимо, откровенно грубить женщине командира он все-таки не решался, но и к перемирию был не готов.
        - Пока что, - наконец изрек он, - я вижу перед собой всего лишь хитрую женщину, которая ведет себя совершенно неподобающе и бесстыдно вмешивается в дела мужчин, да еще и морочит голову моему побратиму своими чарами. Госпожа Тьян Ню действительно приносила пользу, а от вас можно ждать только беды и подлости. Поэтому я не стану доверять такому низкому существу, как вы, и не надейтесь соблазнить меня вашим коварством!
        «Ах ты индюк китайский! - взбеленилась Людмила. - Тоже мне, комиссар нашелся!»
        - Послушай, ты, моралист недоделанный, - прошипела она, - я только один раз скажу и повторять не стану. Мою единственную сестру похитил Сян Юн, и только богам ведомо, что он с ней сделал. Я не причиню никакого вреда человеку, который искренне и бескорыстно помогает мне ее спасти. Поэтому твоему Пэй-гуну ничего не грозит. Зато ты, если не уймешься, запросто станешь моим врагом. А врагов я щадить не стану. Усек, морда конфуцианская?
        - Ты!.. - задохнулся Цзи Синь, непроизвольно попятившись от рассвирепевшей демоницы. Ну или Люсе хотелось так думать, что она внушила ужас мудрецу и стратегу.
        - Зато если ты все-таки решишь со мной дружить, знай, что вместе мы сможем действительно помочь Лю Дзы победить всех его противников. Ну как? Подумаешь или опять упрешься рогом?
        - У меня нет рогов! - возмутился конфуцианец.
        - Это пока, - пожала плечами девушка. - Женишься - будут!
        - Я подумаю над вашими словами, госпожа хулидзын, - изрек Цзи Синь и медленно попятился, чопорно поджимая губы.
        - Через подол не перецепись! - напоследок припечатала Люся, все еще внутренне клокоча от гнева. - Чучело… Тьфу! Кита-а-айцы!
        ТАНЯ
        Вместо цветов Татьяна получила приглашение на пир в честь победы Чу. Но, право же, она не расстроилась. Главное, что без отрубленных голов обошлось, а все остальное можно как-нибудь пережить. Даже долгие сборы с надеванием тридцати трех одежек. Ведь перед одеванием полагалось принять ванну. Кто же откажется полежать в горячей ароматной воде? Правда, Татьяна на порядок уменьшила количество ингредиентов, обычно добавляемых в бадью, чтобы ванна не так сильно напоминала наваристый борщ. Ей для того, чтобы почувствовать себя прекрасно, хватало и пригоршни розовых лепестков. После купания Татьяна позволила нарядить себя по всем правилам, с тройным оборотом полы халата вокруг бедер. Затем на голову небесной девы ценой неимоверных усилий всего отряда служанок водрузили эдакую ажурную шапку из стилизованных птичек и цветочков, а руки чуть ли не до локтей унизали браслетами.
        «Ни дать ни взять - рождественская елка, только вифлеемской звезды на макушке не хватает», - подумалось Тане, когда девушки наперебой принялись расхваливать ее нечеловеческую красоту. Их лесть была настолько чрезмерной, что только идиотка могла поверить в искренность замысловатых эпитетов.
        Едва Татьяна покинула свой шатер, как откуда ни возьмись появился юркий дяденька с самым пронзительным голосом, какой девушке когда-либо довелось слышать.
        - Небесная дева идет! - заверещал он на весь лагерь. - Небесная дева идет!
        Позади, выстроившись попарно, семенили прислужницы в очень похожих голубых ханьфу. Таня скрипнула зубами от досады, надеясь, что хотя бы без всеобщего падения ниц обойдется. Хотя от бесчисленных поклонов и восторженного улюлюканья уже становилось не по себе. Сян Юн с дядюшкой явно задумали что-то особенное, где требовалось продемонстрировать благосклонность Небес.
        Однако хитрые чусцы снова умудрился поразить Танино воображение. Вместо генеральского шатра небесную деву сопроводили к подиуму, на котором в резных креслах восседали дядя и племянник. Подиум стоял напротив ворот в лагерь, сооруженных из составленных вместе боевых колесниц. Воины Чу выстроились по обе стороны этой импровизированной дороги, образуя живой широкий коридор.
        - А вот и вы, моя Тьян Ню, - обрадовался генерал и указал на такое же, как у него, кресло, только чуть поменьше и стоящее немного позади его собственного. - Окажите мне честь, благородная посланница Яшмового Владыки, помогите мне встретить дорогих гостей.
        Таким Таня мужчину еще не видела. Глаза его ярко блестели на смуглом обветренном лице, словно Сян Юн успел выпить несколько чарок вина. Щеки ввалились, неглубокая рана над правой бровью уже взялась тонкой корочкой, но сбитые костяшки пальцев все еще кровоточили. На бронзовых накладках генеральского доспеха виднелись глубокие зазубрины от вражеских ударов. На самом деле прошло всего двое суток, как он вышел из последнего боя. Зато меч, лежавший на коленях, сверкал на солнце.
        - Я пригласил всех своих друзей, чтобы отпраздновать эту победу. Первую в череде тех, что грядут.
        «Какое самоуверенное заявление, - подумала Таня. - Сыма Цянь писал, что чусцы с циньцами гоняли друг друга по всей Поднебесной с переменным успехом несколько лет».
        - Где же они, мой благородный племянник? - спросил Сян Лян, изобразив крайнюю степень удивления. - Неужели они не пришли? Быть того не может! Я уверен, они пришли, просто стесняются войти.
        Благородные мужи разыгрывали представление, как настоящие драматические артисты, и каждая их реплика вызывала у чуских солдат приступ злобного веселья.
        - Или же никак не могут решить, кто заслужил право первым войти в дом победителя, - ухмыльнулся Сян Юн.
        - К чему смущение? - делано изумился дядюшка Лян. - Мы с радостью примем всех.
        От его тона у Тани мурашки по спине побежали. Здесь затевалось что-то зловещее. Генерал Сян не стал растягивать удовольствие. Стоило ему взмахнуть рукой, как в ворота вошли мужчины в доспехах, шлемах и при мечах. Примерно три десятка. И, сделав первый шаг, они дружно повалились на колени и поползли к подиуму. Это были военачальники союзных ванов. Те самые, которые так и не показали носа на поле боя. Как так вышло, уже отдельный вопрос. То ли решили поглядеть, чем у Сян Юна дело кончится, то ли побоялись столкнуться лоб в лоб с Цинь, а может быть, испытывали чусца на прочность. Раз уж он решил возглавить бунт, то пусть докажет.
        Теперь их истинные мотивы никого не интересовали, и все эти гордые генералы униженно ползли к ногам Сян Юна, не смея глаз от земли поднять. Что ж, надо признать, он сумел по-настоящему оскорбить разочаровавших его людей.
        - Как же они согласились на это? - тихонько спросила Таня, обращаясь скорее к самой себе.
        - Они? Согласились? - весело фыркнул генерал.
        И Таня не выдержала и рассмеялась. В основном над собственной наивностью. Надо думать, выбирая между присутствием на пиру в виде отрубленной головы и целиком, пускай и униженными, ушлые дядьки выбрали последнее. И не прогадали. Потому что дальше их ждали не пытки и казнь, а настоящий пир. И если не считать пыткой цветистые здравицы в адрес Сян Юна и царства Чу, то можно сказать, им всем крупно повезло. Слуги не успевали подносить и уносить угощение, вино лилось рекой, а вприглядку была самая настоящая небесная дева - белокожая, среброглазая и евшая меньше десятидневного котенка. Вот так зрелище!
        - А потрогать ее можно? - громовым шепотом спросил зверского вида вояка с демоническим изломом кустистых бровей. - Не растает под пальцами-то?
        - Я бы… не… отважился, брат Бо, - ответил его сосед, едва шевеля заплетающимся языком. - Рука замерзнет и… того… отвалится. И… ик… все остальное тож отвалится. Все, что висит.
        - Что это у меня висит? - набычился этот самый Бо и стукнул кулачищем прямо по собственной тарелке. Жирные брызги полетели во все стороны.
        - Щщ…еки, - хихикнул пьяный военачальник.
        - О! - обрадовался еще один их сотрапезник, который вдруг испытал прилив вдохновения и жажды. - Так выпьем же за храброго генерала Сян Юна, который не боится снежных дев под своим одеялом!
        Тут-то Таня и поняла, что ее жених вовсе не так ужасен, как ей все время казалось. Сян Юн в сравнении с неотесанными мужланами - просто выпускник консерватории. И если бы она попала в лапы этих ужасных рубак, то стихи бы уж точно ей никто не читал и прощения не просил. Чтобы успокоить разбушевавшееся воображение, Татьяна выпила вина, прикрывшись широченным рукавом, и еще раз оценила местный обычай, стоящий на страже чужой скромности. А потом еще одну чарку. Когда она потянулась за третьей, Сян Юн вдруг остановил ее руку.
        - Мне его убить? - спросил он и нехорошо так прищурился.
        - Кого?
        От испуга Таня уронила чарку на пол.
        - Этого мужлана. - Сян Юн ткнул пальцем в совершенно не вяжущего лыка господина Бо. - А может, отрубить ему пальцы? Или отрезать язык?
        Между тяжелыми веками генерала плясало черное адское пламя, ноздри трепетали, а пальцы, совершенно белые от напряжения, впились намертво в рукоять меча.
        - Нет, не надо! - взмолилась девушка и цепко ухватилась за руку Сян Юна. - Они же просто пьяные. Сами не понимают, что болтают.
        - Выскочки, выбившиеся из сотницких, - прорычал чуский князь. - Мужичье черноголовое. Они недостойны смотреть на тебя, недостойны дышать с тобой одним воздухом. А за такие разговоры…
        Его ладонь обжигала Тане пальцы, точно это была не человеческая плоть, а раскаленные уголья из печки. Столько ярости, столько гнева накопилось в нем… Страшно было даже представить, что случится, если Сян Юн выплеснет все это на окружающих. Девушка уже прямо видела этот шатер, залитый кровью и заваленный изрубленными в куски телами. Она зажмурилась от страха и успокаивающе погладила запястье генерала. Легонько, словно перышком, касаясь загрубевшей твердой кожи и подживающих ссадин.
        - Что вы делаете? - шепотом спросил Сян Юн.
        Таня приоткрыла один глаз, чтобы убедиться: девятый вал бешенства благополучно схлынул, уступив место любопытству.
        - Благодарю за ваше благородство и сдержанность, - сказала она мягко, как если бы говорила с тигром или волком. Мягко, без страха, но и без нажима. - Зачем же убивать будущих союзников? Пусть живут и искупят свою вину перед вами, верно я говорю?
        - А как же…
        - Да что взять с пьяных? - бодро улыбнулась Татьяна. - Пусть болтают, авось выболтают свои тайны.
        - Так вы не обиделись? Я должен быть уверен, что вашей чести не нанесен урон.
        - Моя честь слишком безупречна, чтобы какой-то перепившийся грубиян смог ее запятнать, - высокомерно ответила девушка, дивясь собственной наглости, и медленно отпустила руку Сян Юна.
        - Вы правы, моя Тьян Ню. Кажется, я немного… хм… погорячился, - почти расслабленно вздохнул генерал и приказал позвать музыкантов.
        Теперь Татьяна отлично понимала, что чувствует дрессировщик в цирке, который под барабанную дробь сунул голову в пасть льву, а потом благополучно ее оттуда достал. Если бы знала раньше, то на представлениях, куда водили ее родители в детстве, аплодировала бы смельчаку сильнее и громче.
        Она выдохнула с облегчением и повернулась к Сян Ляну. Взгляд дядюшкиных стылых очей буквально пригвоздил Таню к месту. Его, такого невозмутимого, такого гордого, вдруг перекосило всего. Будто он узрел, как повар сыплет яд в его суп, ей-богу.
        «Интересно, что я опять сделала не так? - озадачилась небесная дева. - Приличия какие-то нарушила?»
        ЛЮ ДЗЫ, ЛЮСИ И СОРАТНИКИ
        Хваленый «доспех», который «небесной госпоже-лисе» с опасливым поклоном преподнес братец Фань, Люсе категорически не понравился. Изготовленная из довольно грубо выделанной толстой кожи, эта броня больше всего походила на почти негнущийся кожаный футляр с завязочками по бокам. К тому же мастеровитый великан, видимо сильно впечатленный выдающимся по китайским меркам бюстом «хулидзын», оставил в верхней части нагрудника такой щедрый запас, что не то что Людмиле, а даже ее покойной матушке было бы не тесно. Увидев свою лису в этаком облачении, мятежник Лю тихонько хрюкнул и отвесил покорно склонившемуся побратиму легкую затрещину. А потом лично подтянул все ремешки и завязал тесемки. Люсе стало немного удобней, но все равно ходить, а тем паче - бегать в этой кирасе она не смогла бы. Впрочем, ей и не пришлось.
        - От случайной стрелы на излете эти доспехи тебя защитят. - Прежде чем девушка успела возмутиться, Пэй-гун уже подсадил ее в седло. - И от скользящего удара - тоже. А большего пока и не надо. Ты останешься рядом с Цзи Синем, когда мы будем брать город.
        - Поняла, - вздохнула Люся и поерзала, привыкая к тяжести и специфическому запаху буйволиной кожи. - Сян Юн сейчас в Се, а мы идем штурмовать Дан. Это в другую сторону, да?
        - Не совсем. - Лю вспрыгнул на Верного и, подъехав вплотную, успокаивающе тронул Людмилу за плечо. Впрочем, сквозь толстую кирасу она даже не почувствовала касания. - Помнишь, что я говорил? Забрать Тьян Ню мы можем или силой, или хитростью. Это - хитрость.
        - «Подними шум на востоке, а нападай на западе?» - вовремя припомнила Люся одну из стратагем, понукая флегматичную и изрядно откормленную соловую кобылку, которой ее одарили. - Двигай, Матильда!
        - Почти, - улыбнулся довольный Пэй-гун. - Хотя вернее будет так: «Убей чужим ножом» и «Прячь за улыбкой кинжал». Пусть войско Чу берет Се, пусть Цинь стянет туда основные силы. Нам же лучше. Когда Сян Юн победит, ему понадобится союзник.
        Они неторопливо ехали шагом, пока войско Лю, разномастное и пестрое, как линяющая змея, медленно выбиралось на дорогу. Остальные всадники поотстали, чтобы не мешать беседе предводителя с его лисой.
        - Думаешь, он захочет заключить союз с тобой? - Людмила припомнила гордого князя Чу и его хитрого дядюшку и недоверчиво выгнула бровь. - А у нас людей не маловато?
        - Сейчас - не захочет. Но пока он возится в Се и теряет там солдат, мы возьмем Дан и пополним наше войско. И вот тогда Сян Лян сам пошлет ко мне гонца.
        - А ты?
        - А я отвечу согласием, конечно. - Улыбка Лю Дзы стала непередаваемо светлой и даже отчасти невинной. - Чу - выгодный союзник, без них нам пока не обойтись. Я спрячу мой кинжал за улыбкой и буду очень низко и почтительно кланяться благородному генералу Сян Юну. Может, даже старшим братом его назову. А тем временем придумаю, как нам забрать у чусцев Тьян Ню. И как внушить моим собственным людям, что…
        Верный переступил ногами и всхрапнул, и Лю отвлекся. А когда снова взглянул на девушку, поразился, каким грозовым огнем полыхают ее глаза.
        - О, мы внушим, - хищно улыбнулась Люси. - Все что угодно внушим. Я знаю, кем я буду в твоей армии, мятежник Лю. Займусь пропагандой твоего светлого образа среди населения. Скажи, ты уже убивал Белую Змею?
        - Кого?
        - Отлично! - просияла девушка, отмахиваясь от вопроса. - Есть одна идея. Но расскажу после того, как возьмем этот ваш Дан. Тебе понравится.
        - У меня тоже есть кое-какие мысли. - Лю глянул внимательно и серьезно. - После взятия города я расскажу тебе о них.
        - Ну так иди и бери, - усмехнулась Людмила. - Чем быстрей нападешь, тем скорее победишь, так? Давай не задерживайся. Мы с Матильдой не будем путаться под ногами, верно, Матильда?
        Соловая толстушка, и не подозревающая о том, что удостоена чести делить одно имя со знаменитой в далеком будущем балериной Кшесинской, лениво махнула хвостом. За Верным ей, само собой, было нипочем не угнаться, но зачем бегать за мужчиной, когда он сам только и ждет случая побежать за тобой? То-то же. Победит и вернется. А дамы, так и быть, подождут в сторонке.
        «В детстве я больше всего хотела, чтобы мы с Люсенькой никогда не разлучались. Никогда-никогда. У меня не было друга дороже и человека роднее, чем она. Моя сестра, моя единственная сестра. Как жаль, что мое желание так и не сбылось».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 13
        Посеять ветер
        «Божий промысел непостижим, но некоторые чудеса можно и д?лжно творить человеческими руками. Они под силу только людям».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        КАН СЯОЛУН
        Кан Сяолун всегда предпочитал неторопливо и рассудочно сплетать свои планы в сложные схемы - торопиться он не любил, ибо начало считал порой деликатной, требующей осторожности и внимания. Зато действовал профессорский племянник, приняв решение, молниеносно. Ведь мир - неделим и бесконечен, и реки судеб, вскипая в пучинах времени, всегда возвращаются к своим истокам, замыкая круг.
        Он, Сяолун, и хотел именно этого. Замкнуть круг, свести воедино пути, разорванные тысячелетия назад, и получить свою законную награду. И еще… восстановить справедливость.
        Да. Правильно.
        «Справедливость, - мимоходом подумал мужчина, выискивая в своей памяти нужный телефонный номер, - какое несбалансированное слово. Торопливое. Несовершенное. Но иногда и в несовершенстве можно найти истину».
        Семейство Кан наконец-то получило возможность взять реванш за давний, но от этого не менее тяжкий проигрыш! Сколько мучительно долгих лет его прадед, дед и теперь вот дядя совершенствовали разум свой и тела свои, стремясь отыскать в потоке времени вечно ускользающих терракотовых рыбок? Напрасны были их поиски. Только его, Кан Сяолуна, вывел Путь Всех Вещей[35 - Учение Дао.] к победе, и уж он своего шанс не упустит. Ему по праву принадлежит настоящее, а вскоре, благодаря глупенькой девчонке, которую выпестовала старуха Тьян Ню, и прошлое подчинится его воле.
        - Секретарь председателя Сяна, - раздался в телефонной трубке мягкий голос.
        Племянник профессора Кана представился, заворковал, заулыбался - и через несколько минут собеседник, приглушенно смеясь, напрямую соединил его с самим Сян Лянмином, отцом Сян Джи, непреклонным традиционалистом и человеком весьма опасным.
        «Я дергаю тигра за хвост, - обмениваясь приветствиями с одним из самых влиятельных политиков страны, думал Сяолун, - но разве не в том все очарование игры? И тигры попадают в ловушки, падают в ямы, усаженные кольями… лютый нрав - не гарантия победы».
        - По рекомендации моего уважаемого дядюшки Кана, - журчал он вслух, приводя в движение колесо своего плана-замысла. - Вы, я уверен, слышали о постигшем его недавно несчастье… да, моя драгоценная тетя, да. Так как мой почтенный родственник доверил мне свои дела на время своего отсутствия, я решился побеспокоить вас. Вы знаете, что дядюшка работал в свободное время над монографией о современной истории Тайбэя? Вашей семье уделено там особенное внимание, вы же понимаете… старая кровь, новые начала. Он лично хотел вручить вам экземпляр, но…
        Председатель Сян что-то гудел в ответ, вежливо, почти дружелюбно, но чуть свысока: так разговаривает старший с младшим, покровитель с подчиненным. Кан Сяолун ощерился было, но потом осознанным усилием воли вернул на свое лицо вкрадчивую улыбку. Знал бы тигр, что в траве рядом с его тигренком притаилась змея, не так бы зарычал, а?
        - Окажите мне честь, - выслушав отца Сян Джи, перешел в наступление профессорский племянник, - отужинайте со мной в конце этой недели. Я почту за особую радость вручить вам подарок - работу моего дяди. И его порадует и утешит знание, что труд этот займет скромное место в вашей библиотеке.
        - Графиком моих встреч заведует секретарь, - предсказуемо увильнул от прямого ответа председатель.
        - В таком случае, - Кан Сяолун затаил дыхание: ловушка была расставлена, капканы насторожены, - могу ли я вручить книгу Сян Джи? Я уверен, она согласилась бы передать…
        - Вы знаете мою дочь? - Голос собеседника сразу набрал силу: тигр прижался к земле, вздыбил загривок.
        - Мы встречались, - говоря правду, но не говоря всей правды, отозвался ученый. - Ужинали вместе. Ваша дочь интересуется историей, и это истинное удовольствие - говорить со столь хорошо воспитанной молодой девушкой. Вы, должно быть, гордитесь ею.
        В трубке что-то щелкнуло, и на несколько мгновений повисла тишина. Кан Сяолун с легкостью расшифровал ее, он чувствовал, что почти слово в слово мог бы повторить мысли председателя.
        Его дочь ужинает с мужчиной. Каково его положение, все ли родственники здоровы, есть ли у семьи капитал, не запятнал ли род себя скандалом и неуважением? Может ли здесь скрываться опасность? Охотник за богатой наследницей? Интрига политического противника? Возможный зять?
        «Ты встретишься со мной, - усмехнулся про себя Сяолун, позабыв про всякую вежливость. - Не можешь не встретиться».
        - Сможете ли вы приехать в «Джонку»? - наконец произнес председатель на том конце телефонного провода. - Я думаю, что найду время для встречи. Труд почтенного профессора Кана, несомненно, заслуживает моего внимания.
        - Вы делаете мне одолжение, - несмотря на то что в комнате он был один, мужчина поклонился.
        Голос - эхо, отразившееся от стен тела человеческого. Ты улыбаешься - улыбается и он. Ты кланяешься - и невольно почтительность пробирается в интонации. Полезно, как и всякая маска.
        - С нетерпением жду знакомства. Уверен, что профессор Кан воспитал достойного преемника, - рявкнуло в трубке, и на этом разговор подошел к концу.
        Этот разговор.
        Усмехаясь и облизываясь, как змей, сожравший птенца, Сяолун набрал еще один телефонный номер.
        - Уважаемая Сян Джи, - заговорил он - мед и полынь в голосе. - У меня для вас важные новости, очень важные. Уделите мне час… в эту субботу. Ресторан называется «Джонка».
        ИН ЮНЧЕН
        Ин Юнчен чувствовал себя брачным аферистом. Не то чтобы у него был опыт в подобных вопросах - чем-чем, а матримониальным мошенничеством он в своей жизни как-то позаниматься не успел, - но, по мнению парня, жулики и негодяи в момент совершения преступления должны ощущать себя именно так: паршиво и взбудораженно.
        - Родители догадаются, - почесав нос, сказал он Янмэй, - точно тебе говорю. У меня отец натурально человек-рентген. Почему, ты думаешь, он так в бизнесе-то преуспел? Хваткий очень.
        Янмэй закурила сигарету и придирчиво осмотрела себя в зеркале. Наряд для спектакля под названием «Поддельная невеста» они с Ин Юнченом выбирали долго. Первое впечатление - это всем известно - самое важное, а в данном конкретном случае оно должно было стать еще и последним. «Чтоб они тебя увидели и сразу поняли, - охарактеризовал задачу-максимум Юнчен, - что я им нужен исключительно неженатым. И что свадьба, особенно моя, - это вчерашний день, мракобесие и предрассудки».
        Поэтому скромную, но со вкусом подобранную одежду, которую выбрала бы для такого события любая приличная девица, заговорщики как вариант отвергли сразу. Измазанный машинным маслом комбинезон - тоже. «Сильно, - прокомментировал эту опцию достойный наследник уважаемого отца, - но в «Джонку» тебя в таком виде не пустят, и все наши усилия пойдут прахом».
        В итоге конспираторы остановились на беспроигрышном варианте: черная мотоциклетная кожа и черепа.
        Последнее смутило было Ин Юнчена, но тут Янмэй проявила-таки характер.
        - Черепа - обязательный элемент, - пресекла она возражения подельника на корню. - Какая роковая женщина без ожерелья из костей?
        - Нам не нужна роковая, - возразил парень. - Сойдет просто неподходящая.
        - Это одно и то же, - не терпящим возражений голосом заявила женщина. - Твои что хотят увидеть? Милую, нежную, краснеющую лилию. А что увидят? Тьму и черепа. Я тебе гарантирую положительный эффект, то есть немедленное отцовское разрешение продолжить разгульный холостяцкий разврат. Без меня.
        Ин Юнчен поразмышлял - и согласился. В «Джонку» частенько наведывались звезды и актеры, поэтому черепа и эпатажный облик в целом там никого бы не удивили - особенно если оказались бы дорогими.
        После долгого и изматывающего шопинга идеальный костюм наконец был куплен, и теперь Янмэй щеголяла в обтягивающих кожаных штанах, тяжелых шнурованных ботинках и жилете с железными заклепками, который ничуть не скрывал ее широких мускулистых плеч.
        - Мы на пути к успеху, - только и выдавил из себя Ин Юнчен, увидев свою «невесту» в новом обличье в первый раз.
        - Я тоже так думаю, - довольно согласилась Янмэй - она себе в таком виде очень даже нравилась. - И заранее сочувствую твоим родителям.
        - Чего это? - вскинулся парень.
        - Да так, - беспечно заржала Ласточка, - подумалось вот. Родила б я сына, растила-воспитывала, университеты там, Европа, все дела. А он бы мне такое в семью привел! Был бы у меня под рукой табурет - ох и расколошматила б я его о голову своей кровинушки!
        - Кхм, - невнятно отозвался Юнчен, чувствуя, что поступок его вполне заслуживает даже и рукоприкладства, а потом женщина затушила сигарету и они пошли.
        Прямо в пасть к тигру, если выражаться фигурально. А если напрямик - на встречу с уважаемыми родителями, которые уже ждали свое драгоценное чадо посреди роскоши плавучего ресторана «Джонка».
        - И мне прямо подойти и так им с ходу - здорово вам, папаня-маманя, распахните ж, значит, свои объятия? - почесала Янмэй верхнюю губу, косясь на свое отражение в отполированном до блеска гонге.
        Гонг этот, установленный на «Джонке», сразу поразил ее воображение. Бронзовое круглое чудовище таинственно поблескивало на палубе плавучего ресторана, и каждый раз, как очередной гость переступал порог корабля-дворца, швейцар торжественно ударял по металлическому диску увесистой колотушкой.
        Ласточка при виде этакого чуда аж присела, а потом, ничуть не стесняясь, начала наворачивать вокруг инструмента круги почета: здесь потрогает, там поскребет ногтем по поверхности. Старик-швейцар, за свою карьеру наглядевшийся на эксцентричных богачей, невозмутимо стоял рядом, кланялся, встречаясь взглядом с Ин Юнченом, и мастерски изображал неодушевленный предмет.
        Ин Юнчен веселился.
        - Ты, главное, не перегибай, - отзывался он, окидывая взглядом реку. - Они у меня старики не промах, особенно отец, его провести сложно.
        - Надо думать, - бормотала Янмэй. - Такие деньжищи, как у твоего родителя, к простым людям сами собой не идут. Тут хватка требуется, это я понимаю.
        Юнчен кивал. Швейцар многозначительно молчал. Над рекой, пронзительно мяукая, кружились чайки.
        - Будь собой, - наконец хмыкнул парень. - Этого хватит.
        Тут уж Ласточка соизволила отвлечься от прелестей ресторанного гонга.
        - Чего, - выпрямилась она, ухмыляясь, - совсем я деревенщина, а? И притворяться не нужно?
        Ин Юнчен, похлопав ладонью по нагрудному карману, достал сигарету. Выткавшийся из теней швейцар согнулся перед ним в почтительном поклоне. Мягко щелкнула крышечка зажигалки, задрожало, танцуя, пламя.
        - Мой отец, - медленно произнес он и с удовольствием закурил, - ни демона не смыслит в программировании или там, скажем, в европейской истории. В чем он смыслит - так это в людях. Будешь притворяться - раскусит, как обезьяна орех, ясно? Антураж, - и Ин Юнчен, затянувшись, показал на кожаный, весь в заклепках, наряд Янмэй, - мы родителям обеспечили. Остальное… приложится.
        Ласточка фыркнула, неторопливо подошла к сообщнику и одним движением вытянула сигарету из его рук.
        - Больно ты, - ткнула нежная дева тлеющим окурком в сторону своего «жениха», - самоуверенный, Юнчен. Дерзкий. Не обламывался еще, сразу видно. Или не обламывали.
        - Если бы… - прищурился сын почтенных родителей: перед глазами его, будто наяву, всплыло обозленное лицо Сян Джи.
        Было в дочери председателя Сяна что-то странное, что-то неправильное и одновременно с этим на удивление… знакомое? Как будто шестеренки сложной машины никак не могли сойтись в единый механизм из-за одного неверного зигзага в резьбе. Ну чем зацепила его девушка? Не красотой - Ин Юнчен встречал и красивее. Не холеной, знающей себе цену норовистостью - этого добра у него тоже было всегда довольно.
        Нет.
        Все это было не то. Все это было наносное - слой шелка и позолоты. Поначалу ему казалось, что ответ прост: он охотился, она сопротивлялась, и это будоражило кровь, распаляло аппетит. Но если б игру вело одно желание - Ин Юнчен знал себя, - он бы давно отступился. Ни одна влюбленность не стоила того, чтоб обманывать матушку и отца. Так откуда взялось в нем это настойчивое упрямство и непонятная уверенность, что Сян Джи должна принадлежать - уже принадлежит - ему?
        Разгадка таилась где-то рядом, пока скрытая в темноте, и Юнчен, с детства так и не приучившийся ждать и терпеть, раздраженно затянулся еще раз и выдохнул. Янмэй, все это время с насмешкой наблюдавшая за ним, похлопала парня по спине и решительно распрямила плечи.
        - Ладно, - уронила она и, как боксер перед боем, несколько раз подпрыгнула на месте. - Пошли-ка, золотой мальчик. Я готова. Может, твой отец - тот еще фрукт, но и у меня кровь не то чтобы жидкая, э?
        - Идем, - согласился Ин Юнчен, изгоняя из своих мыслей Сян Джи, и взял свою фальшивую невесту под локоток.
        Медленно и торжественно распахнулись перед ними решетчатые ворота ресторана, и сразу же внезапным всплеском полыхнуло изнутри алым, золотым и зеленым. Закачались в вазах павлиньи перья, беззвучно зарычали, распахнув пасти, статуи львов и драконов, закрутились, застыв в каменном танце, на своих постаментах отпугивающие демонов божки.
        Ин Юнчен заставил себя улыбнуться и чуть сжал руку ахнувшей Янмэй. Тем, кто в первый раз видел «Джонку» во всем ее великолепии, положено было восхищаться, и даже стойкая Ласточка не смогла противостоять зову такой показной, воистину императорской роскоши.
        Следуя за распорядителем зала, они прошли по нижнему ярусу, поднялись по узорчатой лестнице на верхнюю палубу. Там, в одной из лож-беседок, среди россыпи подушек и волн подрагивающих под лаской ветра шелковых занавесей, и ждало их главное испытание сегодняшнего вечера.
        - Отец, - сглотнув, сказал Юнчен, увидев наконец полные ожидания и надежды лица своих родителей, - матушка. Позвольте представить вам мою невесту, Янмэй.
        - П-привет, - прохрипела оторопевшая Ласточка, и парень понял, что сейчас она совсем даже и не притворяется. - Здрасте то есть.
        Время будто остановилось. Ин Юнчен увидел, как расширились глаза его матери, когда она как следует разглядела спутницу сына, как нахмурился, теребя мочку уха, отец.
        «Я сам это спланировал, - напомнил себе молодой человек и слегка приобнял застывшую девушку. - Затеяв войну, не жалуйся на погоду».
        Вдалеке, на нижней палубе, утробно громыхнул гонг, и низкий бронзовый гул встряхнул тишину, как руки танцовщицы - рисовую погремушку.
        Битва - если не война - началась.
        САША
        Александра существом своим, привыкшим к движению и ритму, чувствовала ловушку. Она не смогла бы объяснить - а если б попыталась, ее наверняка бы подняли на смех, - но порой весь мир казался ей лишь сочетанием последовательных и повторяющихся движений. И, находясь рядом с Кан Сяолуном, вселенная двигалась не так, как было ей положено, давала сбой. Спотыкалась.
        Девушка шла рядом с племянником профессора Кана - он предложил прогуляться по набережной перед ужином - и пыталась урезонить собственный инстинкт, который приказывал ей бежать.
        Впереди, у причала, покачивалась «Джонка» - ресторан, в котором захотел отобедать Кан Сяолун. Как и в прошлый раз, выбрал он заведение нарочито дорогое и подчеркнуто роскошное. Саша не видела смысла в посещении подобных мест - особенно в этом случае. У них с ученым намечалось не свидание, а деловая встреча. Ему незачем было производить на нее впечатление или запугивать, не так ли?
        Она хотела было поинтересоваться у своего спутника причинами такой любви к претенциозному и вычурному, как вдруг Кан Сяолун хмыкнул и с неожиданной силой сжал ее руку.
        - Улыбайтесь, госпожа Сян Джи, - приказал он, и голос его внезапно затвердел, заострился.
        - Что? - вскинулась девушка и окаменела.
        Длинная черная машина, хищная, будто акула, остановилась неподалеку, и мальчик, обряженный в ливрею ресторана, подскочил к ней, склонился, отворяя дверь. Уже понимая, что предчувствия не обманули ее, что ловушка захлопнулась, Александра попыталась отступить назад, освободиться. И не преуспела.
        Из автомобиля выбрался ее отец, а следом за ним, округло улыбаясь, ступила на ковровую дорожку перед рестораном и матушка.
        Девушка резко дернула на себя руку, и на этот раз Кан Сяолун отпустил ее.
        - Давайте позабавимся, уважаемая госпожа Сян? - коснулся ее шеи тихий холодный шепот.
        Она не знала, что происходит, понимала только одно - таких совпадений не бывает. Ученый зачем-то подстроил эту встречу, столкнул их с родителями лбами.
        - Ах вы!.. - зашипела Саша в ответ, но тут чета Сян заметила их с профессорским племянником, поклонилась - и момент для реванша был потерян.
        - Мы с Сян Джи решили встретить вас, - чуть наклонив голову, плавно и радостно сказал ее родителям Кан Сяолун, и девушка на мгновение поверила в его искренность, поверила даже несмотря на то, что знала: он лжет. - Прошу, не сочтите эту вольность за обиду.
        - Моя дочь, - чуть сжал губы председатель, - имеет склонность к своеволию. Очень по-американски. Полагаю, это она заставила вас ждать здесь, на дороге, нашего прибытия.
        - Ваша дочь? - переспросил молодой человек и будто невзначай приобнял ее. - Что вы, это было мое желание, и она пошла мне навстречу, как и следовало ей поступить. Не так ли?
        «Он может сказать отцу про рыбку, - мелькнула в голове девушки яркая, как вспышка молнии, мысль. - Скажет ли? Не для этого ли сейчас он поставил нас с ним друг напротив друга, будто бойцов на ринге?»
        Закипая черной, злой яростью, она подняла глаза - и встретилась с темным взглядом Кан Сяолуна. В нем таились, извиваясь, приказ и насмешка, а еще - осторожная, расчетливая жестокость.
        - Простите меня, отец, матушка, - вздернув подбородок, прошелестела молодая госпожа Сян. - Как могла я отказать господину Кану, зная его искреннее и, - выделила она последнее слово, - пылкое желание услужить вам?
        Профессорский племянник слегка шевельнул пальцами, будто предположение о том, что он может служить кому-то, было противно ему. Девушка почувствовала его прикосновение сквозь тонкую ткань платья и позволила себе улыбнуться. Она тоже умеет кусаться.
        - Пойдемте же, - мягко предложила она, перехватывая у Кан Сяолуна инициативу. - Пойдемте же и насладимся обедом и приятной беседой.
        КАН СЯОЛУН
        «Люди, - думал ассистент Кан, - как черные и белые камни на доске вейци. Умелый игрок передвигает их по своему желанию и в соответствии с избранной стратегией, и у каждой шашки есть свое место и цель. И это правильно, потому что такова структура мира - если ты не в силах повелевать своей судьбой, кто-то другой распорядится ею за тебя».
        Сян Джи, он решил это сразу, слишком слаба, чтобы быть игроком. Когда Кан Сяолун увидел ее в первый раз, там, в кабинете своего дядюшки, девушка показалась ему чайной розой, выращенной под стеклянным колпаком, вещью, которая услаждает взгляд, но не разум. В ней не было ни спокойной, решительной силы старой ведьмы Тьян Ню, ни яростного огня председателя Сяна. Оттого он отвел ей в готовящемся спектакле роль марионетки, и до сих пор она покорно кружилась в том танце, что был ему угоден.
        Но сейчас… Сейчас Сян Джи вдруг, развернувшись, сменила маску, будто лиса-оборотень, играющая с иллюзиями, как ребенок - с тряпичным мячиком.
        Мужчина по привычке замер на мгновение, чтобы осмыслить движение своих эмоций, и неожиданно понял, что впервые за долгое время заинтригован. И раздосадован - он не любил ошибаться.
        - Зачем вы подстроили эту встречу? - тихо, но твердо спросила его девушка, пока они поднимались вслед за ее родителями по трапу «Джонки». - Вы не выглядите человеком, который мечтает о том, чтобы выслужиться перед моим отцом ради снисходительной подачки.
        Кан Сяолун наклонился к ней, поддерживая ее за руку. Тонкое девичье запястье вздрогнуло.
        - Вы говорите так, будто ни на миг не допускаете даже возможности того, что сегодняшний обед - лишь совпадение, счастливое, но случайное.
        Сян Джи подняла к нему лицо, и во взгляде ее полыхнуло бешенство - самое настоящее, неподдельное, сверкающее огнем и сталью. Оно ослепляло, и на мгновение ему даже захотелось прикрыть глаза.
        О да! Не марионетка. Пока не игрок, но и не камешек на доске времен и историй. «Возможно, - подумал мужчина с неожиданным неудовольствием, - старая Тьян Ню все же знала, кому оставить свою рыбку, ключ к небесным воротам, а я… я счел ошибкой то, что было стратегией».
        Мысль была неприятная. Мерзкая эта была мысль, и Сяолун сглотнул, чтобы не чувствовать внезапного привкуса желчи на языке.
        - Вы правы, - отрезала между тем Сян Джи, - я не допускаю такой возможности, потому что она недопустима. Не надейтесь, что я буду терпеть эти ваши… извивы!
        Ха! Она не будет терпеть!
        Мужчина прищурился, уже зная, как и что ответит, но в этот момент в их беседу неожиданно вмешалась матушка Сян Джи. Ухоженная и улыбающаяся, она, по мнению Кан Сяолуна, была прекрасным аксессуаром - председатель Сян явно обладал хорошим вкусом в том, что касалось дорогих вещиц.
        - Не так громко, дочь, - шелково прошелестела госпожа Сян, и в голосе ее, под мягкими переливами вежливости, внезапно зазвучал холод. - Ты в месте, где тебя видим и слышим не только мы с отцом.
        Сян Джи дернулась, едва не оступилась, но Кан Сяолун успел подхватить ее под руку. Одного взгляда на девушку ему хватило, чтобы понять - бешенство ее ничуть не угасло, но теперь к нему прибавилась сомнение. Внучка Тьян Ню явно не научилась пока справляться с ударами, что наносили ей близкие люди, и это, конечно, можно было использовать. Нужно было использовать.
        - Прошу, госпожа, - улыбаясь с почти искренней доброжелательностью сказал он женщине, - поверьте, вся вина на мне. Я не предупредил вашу дочь о встрече - хотел сделать ей сюрприз.
        Склоненная голова. Немного раскаяния. Немножко фамильярное прикосновение к предплечью Сян Джи - чтобы зародить сомнения и вопросы, но не вызвать негодования.
        И уважаемая жена председателя попалась в ловушку, как муха в мед. Взгляд ее потеплел.
        Это была привычная игра, любимая игра, которая всегда поднимала ему настроение, и теперь даже строптивость девушки, в чьих руках находилось сокровище, не имеющее цены, не могла поколебать уверенности Кан Сяолуна.
        Не обращая внимания на кланяющихся слуг - «официантов», - мысленно поправил он себя, мошек этих следовало звать официантами, - он провел Сян Джи и ее родителей по ресторану.
        - Как чувствует себя ваш дядюшка? - спросил его между делом председатель Сян, пока они шли к зарезервированному частному алькову. - Не повлияло ли беспокойство за семью на его аппетит?
        - Профессор Кан - человек стойкого характера, - легко отозвался Сяолун. - Даже и ваша матушка, уважаемая Тьян Ню, говорила так, помните?
        Сян Джи, уже оставившая попытки отстраниться, быстро глянула на него. «Интересно, - пришло в голову Сяолуну, - так ли хороша была в свое время Тьян Ню, старая хитрая ведьма, столько лет умудрявшаяся скрывать от семейства Кан заветную рыбку?»
        - Вы знали бабушку? - с удивлением выдохнула между тем девушка и повернулась к председателю Сяну. - Отец, это правда?
        Тот недовольно поджал губы, всем своим видом давая понять Сян Джи, как недоволен ее опрометчивостью, - ставить под сомнение слова говорящего в его же присутствии в приличном обществе было не принято.
        - Да, - после непродолжительной паузы отозвался наконец политик, - моя уважаемая матушка встречала членов семьи Кан неоднократно.
        Ученый едва удержался от того, чтобы не приподнять удивленно брови. О, он знал, что любая семья - словно закрытая шкатулка, снаружи - лак и позолота, внутри - тьма и тайны. Но можно ли было предположить, что немирье между внучкой старухи и ее родителями так разрослось, вырвалось из-под замка? Наскоро составленный план внезапно дал неожиданные результаты.
        - Я был тогда еще очень молод, - плавно вмешался он в разговор, - поэтому не уверен, что госпожа Тьян Ню запомнила меня.
        - Запомнила, - неожиданно отозвался председатель, - даже упоминала вас как-то.
        - Неужели? - насторожился Кан Сяолун.
        - Да-да, - вмешалась матушка Сян Джи, которой обстановка дорогого ресторана явно была по душе.
        Теперь жена господина Сяна улыбалась приветливо и даже с некоторой теплотой - будто примеривалась аккуратно, размышляла: годится ли он для ее дочери? Подходит ли в спутники, мужья? Стоит ли он не только вежливости, но и добросердечия?
        - Я тоже помню, - продолжила женщина. - «Что за неожиданный сюрприз!» - вот как говорила о вас моя дорогая свекровь. И еще: «Поразительное сходство!» Думаю, вы напомнили ей кого-то - может, даже и вашего дядюшку в молодости!
        - Воистину я польщен, - промурлыкал Кан Сяолун, чувствуя, как пляшут-шипят в крови холодные скользкие змеи, и стремительно обдумывая новую информацию.
        Как следует поразмыслить над словами четы Сян, впрочем, судьба не дала ему возможности. На несколько мгновений он замешкался, помогая Сян Джи подняться по ступенькам на второй этаж ресторана, а потом… потом произошло непредвиденное. Та самая случайность, которая окончательно уверила Сяолуна в том, что он на верном пути и боги ему благоволят, как никогда прежде.
        В тихом зале, куда поднимались лишь богачи и знаменитости, ищущие уединения, было пусто. Ветерок с реки трепал полупрозрачные паутинки занавесей, поблескивал бордовый шелк на подушках, и тихо, едва слышно, перебирала струны гуцинь девочка-музыкантша. Лишь один альков был занят - изящная белая беседка. Но ничем особенным не выделялось сидящее под кружевным сводом павильона семейство.
        Или так показалось Кан Сяолуну поначалу. Потому что председатель Сян, разглядев соседей по ресторану, вдруг остановился, как бык, увидевший алое знамя. Лицо его, обычно невозмутимое, перекосилось, и неизбывная, бешеная злоба передернула, искривила благородную линию рта.
        Молодой человек глянул на Сян Джи, пытаясь понять, известна ли ей причина такой внезапной перемены настроения. Но девушка… девушка тоже не отрываясь смотрела на беседку, и лицо ее было едва ли не белее фарфора.
        - Госпожа Ин с мужем и сыном, - где-то рядом ахнула жена председателя. - О, какая досада. О!
        - Ин Юнчен, - почти беззвучно прошептала Сян Джи.
        «Камешки, - подумал племянник профессора, - камни на доске времен». И усмехнулся.
        ИН ЮНЧЕН
        Родители у Ин Юнчена были люди простые: и раньше, когда только-только начинали они свое собственное маленькое дело, и нынче, в пору достатка и благоденствия. До сих пор так случалось, что отец, усевшись на лавочку перед домом, руками закидывал в рот рассыпчатый острый рис и прихлебывал из запотевшей банки дешевое пиво - неслыханная среди богачей распущенность! А матушка, чуть стесняясь покрытых мозолями ладоней, жарила мужу вечерами маленькие круглые пельмени: мол, чужая-то стряпня хозяину не по вкусу будет, уж я-то знаю!
        Ни большие деньги, ни собственная деловая империя, ни даже уговоры Юнчена не смогли поменять родительских вкусов и привычек.
        - Да чего уж, - вздыхала порой мама, гладя уже совсем взрослого сына по затылку. - Тебя вырастили - и ладно. А нам и так сойдет.
        - Верно мать говорит, - соглашался в такие моменты с нею отец. - Я вот босяк безграмотный, а ты зато у нас каков!
        И Юнчен отступал - родителей он любил и уважал и уж точно не посмел бы диктовать им, как жить. И они обычно ни в чем его не неволили, многое позволяли, а уж ругать? Разве что пожурить расстроенно и по-доброму.
        Потому-то сейчас так непривычно было видеть на их лицах строгое, непреклонное неодобрение. Под осуждающими взглядами стариков даже бойкая Ласточка как-то сникла, и бочком, осторожненько, подвинулась к своему «жениху». Подобной реакции от родичей Ин Юнчен, конечно, ожидал, но…
        Но готов к ней не был.
        - Невеста, говоришь? - наконец нарушив расплывшуюся, будто масляное пятно по воде, тишину, промолвил отец.
        Взгляд его скользнул по черепам, которыми обильно был украшен наряд Янмэй, по ее тяжелой, затянутой в черную кожу фигуре, по мускулистым рукам.
        - Невеста, - повторил старик, и Юнчен, которого совесть и так мучила невыносимо, едва не бросился ему в ноги с покаянным признанием.
        Ситуацию спасла, как и обычно, матушка. Госпожа Ин улыбнулась дрожащей недоумевающей улыбкой, а потом, сжав в руках шейный платок, вздохнула.
        - Почему бы нам всем не… не присесть? - расстроенно предложила женщина, и у Юнчена сжалось сердце.
        Он заметил - он всегда все замечал, - как принарядился обычно такой безразличный к своему внешнему виду отец, как натянул на широкие крестьянские плечи дорогой пиджак, чтобы уважить будущую невестку. И матушка, нежная и ласковая его матушка, - разве не ради долгожданной встречи достала она из шкатулки с драгоценностями тоненькую золотую цепочку - ту самую, которую, по ее рассказам, купил ей муж в первую годовщину их свадьбы?
        «Вот же я… дурак», - подумал парень, и собственная затея показалась ему вдруг не просто глупой - жестокой.
        - Да, - ухнула между тем опомнившаяся Янмэй, - а давайте-ка поедим. Я ж с утра не емши!
        И, шумно переведя дыхание и сопя, села за стол. Ин Юнчен последовал ее примеру - сейчас уж отступать было совсем поздно.
        Разговор не задался с самого начала, и ни искусно приготовленные крабы, ни засахаренные помидоры, ни нежная белая рыба на ложе из свежих овощей, ни изысканные острые бульоны - ничто не способно было, казалось, вывести собравшихся за столом людей из тупика. Лица родителей мрачнели с каждой секундой, а неустрашимая Ласточка, которую засыпали они вопросами, то и дело пребольно пинала Ин Юнчена под столом ногой - мстила.
        - Лет-то мне сколько? - переспрашивала она стариков. - Ну… это… тридцать пятый годок, значит, пошел. Да, не вру. Десять лет уж как развелась, почтенные.
        Почтенные переглядывались с ужасом в глазах.
        - Разведенная ты, выходит? - угрюмо удостоверялся отец. - Не вдова?
        - Какая вдова, - отмахивалась Янмэй и, чтобы скрыть нервную дрожь, оживленно чавкала крабом. - Жив мой благоверный, чего ему станется, гусю. Ходит иногда.
        - И ты, значит, - темнел ликом папаша, - пускаешь?
        Ласточка бодро лезла за сигаретой, и Юнчен внутренне корчился, видя, как страдальчески сжимает матушка руки.
        - Пускаю, - соглашалась «невеста», - а чего ж, неужто я чашки риса пожалею бедолаге? Мужик он добрый, только невезучий. Не чета вашему-то!
        И дева ласково трепала парня за ухо, позвякивая застежками и заклепками на куртке. Юнчен кивал и изредка вставлял фразу-другую про «сходство интересов», «увлечение мотоциклами» и «любовь с первого взгляда». Родители суровели на глазах. Все шло по плану.
        Неизбежный и окончательный запрет жениться - парень уже почти слышал его. Он - Ин Юнчен был уверен в этом - готов был с минуты на минуту сорваться с отцовских губ. Он сиял несогласием и обидой в матушкином взгляде.
        «Ну же! - понукал судьбу сын почтенных родителей. - Ну давай!»
        И увы - судьба послушалась. И дала - да так, что мало не показалось.
        - Приветствую вас, досточтимый друг, - прогудело вдруг рядом.
        Юнчен повернул голову и едва не поперхнулся, увидев человека, имя которого в их семье упоминать было запрещено, - председателя Сяна, отца Сян Джи.
        Вот говорят умные люди: всегда, мол, есть куда падать. Если кажется, что достиг ты дна, не спеши, подожди: может быть, у судьбы в рукаве припрятан для тебя сюрприз-другой. Истину сего изречения Ин Юнчен, сын достойных родителей, прочувствовал на собственной шкуре в тот ясный и солнечный день на борту «Джонки». И надолго запомнил. На всю жизнь.
        Словно коршун, камнем упавший на замешкавшегося кролика, налетел на них почтенный Сян Лянмин. Слова его приветствия были учтивы, а манеры - безупречны, но ни воспитание, ни приличия не могли скрыть хищного блеска в темных и кипящих непримиримой враждой глазах. Ин Юнчен трусом себя не считал, не боялся ни словесной, ни рукопашной схватки, но тут и он слегка подался назад - от человека с таким взглядом не приходилось ждать ничего, кроме войны, и бешенства, и выжженной земли.
        И, будто этого было мало, позади председателя Сяна застыла его дочь - хорошенькая, будто фарфоровая кукла, и такая же надменная. С раздражением Юнчен заметил, что она, чуть изогнувшись, позволяет придерживать себя за локоть смазливому хлыщу - тому самому, что был с ней и в прошлую их встречу в Тайбэй 101. Неподходящее это было время для ревности - и все равно заворочалось, заскреблось в груди недовольство.
        Впрочем, всерьез он не рассердился - не успел.
        Родители поднялись из-за стола, чтобы поприветствовать «досточтимого друга» если не с радостью, то хотя бы по правилам. Губы матушки побелели, а отец… Отец подобрался весь, насторожился, ощетинился, и Юнчену вдруг захотелось положить руку ему на плечо, сказать, что все в порядке… нет, что все будет в порядке, а еще - что он здесь, с ними, и не покинет их так навсегда и безвозвратно, как сделала это любимая глупенькая и несчастная сестричка Цилинь.
        - Сколько радости, - ухнул отцовский голос, - приготовил нам с женой этот день: и встречу с вами, господин Сян, и обед с невестою сына.
        Молодой человек вздрогнул и взглянул на Сян Джи. Она на мгновение прищурилась, став вдруг очень похожей на своего грозного отца.
        - Так ли это? - между тем спросил председатель Сян и в упор уставился на «невесту».
        Та нахмурилась и, сглотнув кусок мяса в кисло-сладком соусе, невольно утерла рот ладонью. Сейчас Янмэй, Ин Юнчен знал это, и не думала притворяться - не могла она не почувствовать, как сгустился воздух вокруг на вид безмятежной белой беседки, как переполнился напряжением, словно натянутая до предела тонкая нить, вот-вот готовая лопнуть.
        - Что же, - с тихим превосходством в голосе прошептала супруга председателя, тень и опора своего властного мужа, - рады мы, уважаемый друг, что теперь-то нашли вы подходящую девушку для своего сына.
        Ничего, кроме сдержанной похвалы, не заметил бы сторонний наблюдатель в ее словах, но Юнчен, поняв, что скрывалось за лживым комплиментом, разгневался не на шутку.
        - Верно, - тем временем подхватил мысль отец Сян Джи, - хороший выбор. Я вижу сейчас, что следуете вы мудрому правилу, на котором держится наш мир, - подобное тянется к подобному, не так ли? Счастья сыну вашему и благополучия, да.
        Теперь совсем невозможно становилось игнорировать яд, которым пропитаны были эти слова. Даже Сян Джи, не обрадовавшаяся их внезапной встрече, глянула на родителей с недоумением и вопросом - уж слишком явно показали они свое презрение, слишком открыто.
        Ин Юнчен сжал губы. Боги, случай, да пусть сам Яшмовый Владыка из сказок и легенд - какое ему дело до того, кто там глумится над его неудавшимся обманом. Никто не смеет замахиваться на его семью!
        - Благодарю вас, почтенный господин Сян, - вмешался он прежде, чем потрясенный оскорблением отец открыл рот. - Счастье и благополучие будет у нас, не правда ли, дорогая?
        И парень заботливо обнял оторопевшую Ласточку, не отрывая, впрочем, взгляда от лиц своих противников. Далее предстояло ему сделать то, чего делать Юнчен совсем не желал, но… раз уж столкнула их всех сегодня судьба, то, значит, зачем-то ей это было нужно, верно?
        - Но что я вижу, - подбавив отравы и в свой голос, промурлыкал он. - Неужто это ваша дочь? Сян Джи, если верно помню я? Та, которую назначили вы десять лет назад мне в жены? Подобное к подобному, хм?
        Время будто застыло. Внутренне морщась, смотрел Ин Юнчен, как побледнела Сян Джи, как расширились от удивления глаза ее лощеного спутника. «Что делать мне, - подумал парень с горечью, - как сражаться? Если не ударю я врага, пострадают родители, но, ударив, нанесу я рану той, кого люблю».
        Ни боги, ни случай, ни Яшмовый Владыка - никто, конечно, ему не ответил.
        Зато за Ласточкой не заржавело. Она энергично прожевала очередное угощение, вытерла рот салфеточкой и, сбросив руку Юнчена со своего плеча, внезапно и резко поднялась из-за стола. «Жених» глянул на нее не без мольбы - вот не хватало только, чтобы ко всем его мучениям прибавился вдруг и удар в спину от давней подруги!
        Янмэй нахмурилась в ответ на его взгляд, с секунду постояла, будто решая что-то для себя, а потом кивнула. Сложила руки на груди, губы поджала и рявкнула вдруг, да так, что даже лютый господин Сян отшатнулся слегка:
        - Страсти какие, у меня аж сердце в кишки опрокинулось! Эта… как ее… вендетта! Но знаете, уважаемые, уж больно у вас тут жарко стало, а это для нервов - самое последнее дело.
        Если б Ин Юнчен мог, он, пожалуй, даже рассмеялся бы, узрев изумление господ Сян. Смотрели они на Ласточку, будто глиняный божок с постамента вдруг ожил и заговорил с ними по-человечьи - чего-чего, а уж ее вмешательства они точно не ожидали! И то правда: разве вмешивается ласточка в сшибку двух ястребов?
        - Что ты себе позволяешь, женщина? - заговорил было председатель Сян, опомнившись, но Янмэй перебить себя не дала.
        - Послушайте, почтенный, - откашлялась она, вскинула подбородок и повернулась к родителям Ин Юнчена. - И вы послушайте… э-э-э… простите! Хотела назвать вас родственниками, но не могу. Не станем мы родичами. Не судьба.
        Теперь оцепенели уж все присутствующие - все, кроме Юнчена, который внезапно даже почувствовал облегчение. Так бывает, когда нечего терять, когда поздно суетиться и переживать, когда совсем ясно, что судьба, словно взбесившаяся лошадь, рванула вперед, на разгон, грызя удила. «Пусть будет, что будет», - подумалось. Падать дальше все равно некуда, зато одной ложью на его совести будет меньше.
        - Вы, - продолжила Янмэй, - примите мои соболезнования. Сын у вас вроде и умный, а все равно дурак. Ну бывает. Сегодня я с ним пришла, чтобы с вами честь по чести поговорить, как положено, но на такое вот, - и женщина ткнула пальцем в сторону семейства Сян, - я не подписывалась. Невесты эти сбежавшие, здесь укусит, тут отравит… нет-нет. Не надо мне этих прелестей. Поэтому до свидания вам. Прощайте то есть.
        И с этими словами Ласточка решительно распрямила плечи и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж ресторана. Проходя мимо Ин Юнчена, она затормозила, сверкнула глазами - мол, я тебе это припомню, погоди у меня! - и ушла. Так шустро, что никто и слова сказать не успел - когда хозяйка маленькой автомастерской этого желала, мир вертелся в ее ритме.
        Несколько долгих, неприятных мгновений в воздухе позвякивала напряжением тишина. А потом председатель Сян улыбнулся жестко и сурово, шагнул к Юнчену.
        - А не везет тебе на невест, парень, - не сказал - выплюнул мужчина, кривя губы, и вдруг кивнул головой на свою дочь. - Ты меня сейчас спросил, не Сян Джи ли это? Она. И хоть не дело мне равнять ее с той наглой выскочкой, которая кривлялась тут перед нами, но… Моя девочка поступила верно, когда сбежала. Правду ведь говорят - мудрый поступок проверяется лишь временем.
        Ин Юнчен набрал в грудь воздуха, догадываясь, что услышит дальше, и надеясь, что ошибается. Но нет. Вражда, что началась между их семействами десять лет назад, со скрипом крутанулась, словно прядильное колесо, чтобы начать еще один виток.
        - Посмотри на Сян Джи. Она не твоя и твоей не будет, мальчишка, а еще она, не в пример твоей сестре, жива. Мы свое сохранили, а вы, почтенные друзья наши?
        И с этим словами председатель Сян развернулся и тоже покинул поле боя, оставив позади цепляющуюся за мужа госпожу Ин и Юнчена - злого и опечаленного.
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ЛЮСИ
        До цели похода - города Дан - войску Пэй-гуна пришлось топать и топать, но никто не роптал. Люся только диву давалась выносливости древних ханьцев, способных часами неутомимо бежать пешком вслед за гарцующими впереди командирами. За день армия из вчерашних крестьян покрывала какие-то совершенно нереальные расстояния, а вечером им еще хватало сил ставить лагерь, чистить коней и высылать разведку! Сама-то Людмила в основном держалась в арьергарде, особо глаза никому не мозолила, а с Лю Дзы встречалась только на биваках. Зато уж там могла налюбоваться на Пэй-гуна вдоволь, в основном потому, что даже по самый узел на лохматой макушке занятый, Лю все равно ее от себя не отпускал. На второй день даже братец Синь перестал морщиться и фыркать по поводу присутствия женщины на советах. А вот братец Фань куда-то исчез вместе с частью войска, и Люся поняла: это неспроста. Лю задумал хитрость, и явно не одну. А как иначе? Вся армия мятежников едва дотягивала до полутора тысяч, да притом практически необученных, кое-как снаряженных и вооруженных чем попало крестьян. С таким войском города не берут. Или
все-таки?..
        Ночами, когда Пэй-гун беспечно посапывал на соседней циновке, трогательно подложив ладонь под щеку и улыбаясь во сне, пришелица из будущего мучилась бессонницей и тоскливо грызла ногти. Пробелы в знаниях зияли в памяти Люси, как бездонные ущелья, а случайные обрывки фраз из древних текстов казались не надежней скрипучих подвесных мостиков над ревущей стремниной. Что там должно случиться с Лю Дзы и его войском под городом Дан? Лю останется жив, это несомненно, но вот победит ли он, разобьют ли его, и переживет ли его возможное поражение «хулидзын», которую наверняка сочтут виновницей неудачи? Единственное, что Людмила сумела вытащить из памяти касательно последних лет правления династии Цинь, так это смутные воспоминания о хитроумном простолюдине, который в конце концов все-таки одолел гордого князя. Но в «Записках» Сыма Цяня не было ни слова ни о лисах, ни о девах! И у того Лю была борода. И жена имелась, и даже дети! Отсутствие жен и детей у предполагаемого основателя Хань Люсю тревожило больше всего. Значит, либо древний историк ошибался, либо… Либо все идет не так, как должно было быть. Что-то
изменилось. Или нет?
        Прикусывая костяшки пальцев, девушка чуть не рычала от тревоги и злости на саму себя. А вдруг получится так, что именно она, дурная и бестолковая девка, окажется причиной поражения и гибели славного парня Лю Дзы? Что, если вместо династии Хань появится династия Чу? Что, если генерал Сян Юн лично разрубит Пэй-гуна на много маленьких пэй-гунчиков?
        «Я должна ему помочь, - думала Люся, осторожно, чтобы не разбудить взглядом, косясь на безмятежно спящего неподалеку мужчину. - Обязана. Но как? Чем? Ах, кур-рва! Сама же натрепала Сян Юну про битву «красных» с «белыми»! Но кто ж знал?»
        Откуда же ей было ведать еще каких-то несколько дней назад о том, что судьба, случай или… еще что-то… приведут ее саму на сторону «красных»? На сторону Лю Дзы, который бесстрашно и уверенно стоял между ней и опасностью. Который с горящими от восторга глазами жадно впитывал рассказы о дирижаблях и планёрах. Тот, кто ни словом не упрекнул ее во лжи насчет лис и Небес. Тепло и нежность губ которого она до сих пор ощущает на своих губах.
        Древний воин и мятежник с истинно китайским коварством уже пролез в ее сердце, он уже был свой, а своих Люся была готова защищать всегда и везде. Отчаянно и упрямо, пока хватит сил и дыхания, и дольше.
        Три дня и две ночи минуло, прежде чем войско Лю достигло реки Даньшуй, которую предстояло форсировать, чтобы добраться до города Дан. И столько же времени понадобилось Люсе, чтобы придумать способ помочь Пэй-гуну. Река ее вдохновила, добавила уверенности. Нужно создать легенду, в которую поверят и друзья, и враги. Легенду, которая переживет века, достаточно убедительную, чтобы грядущий, еще не рожденный пока Сыма Цянь внес ее в свои «Записки». В каждой приличной легенде должны быть драконы, а китайские драконы - твари водные, реки - их обиталище. А раз так, то и тянуть нечего.
        - Мудрый Цзи Синь! - решительно окликнула Люся утомленного дневным переходом стратега. - Не соблаговолите ли составить мне компанию в небольшой прогулке? Разговор есть. Важный.
        ЛЮ ДЗЫ, ЛЮСИ И СОРАТНИКИ
        Ранним утром, когда предрассветные сумерки еще не отступили под натиском восходящего светила, а туманная дымка, стелившаяся над заводями Даньшуй, не рассеялась еще под дуновением бриза и не выпала росой на сочные травы… Короче, довольно-таки промозглым и хмурым утречком отчаянно борющийся с зевотой дозорный по имени Гао Ю узрел над речной гладью… нечто. Нечто величественно выплывало из белесого полумрака, паря над водами Даньшуй и слегка колыхаясь. Больше всего оно походило на не слишком большого, но грозного на вид белого дракона. Ну или на разъевшуюся гигантскую змею. И облик неведомого существа был столь ужасен, что дозорный Гао проглотил комара и только поэтому не заорал, а лишь хрипом и кашлем выразил свой страх.
        - Бе… кхе-кхе! Белая Змея!
        К тому времени как достойный Гао Ю прокашлялся и выплюнул насекомое, чудовищную тварь заметили уже все, кто бодрствовал в этот ранний час в лагере Пэй-гуна. А спустя еще несколько минут - и те, кто не бодрствовал, - тоже.
        - Это наверняка дитя Белого дракона!
        - Нет, это сам Белый дракон!
        - Олух! Оно слишком маленькое для дракона!
        - А для змеи - большое…
        Гао Ю глядел во все глаза. Сонливость с него слетела моментально. Еще бы - такое явление проспать! Как можно!
        Существо продолжало парить, извиваясь в восходящих потоках воздуха. Шкура его - насколько могли разглядеть в сумерках озадаченные и напуганные вояки - походила на светлый шелк, чудовищная пасть была разинута, а треугольные крылья, словно диковинное оперение украшавшие шею, топорщились. Периодически слышалось мерзкое свистящее шипение, от которого мурашки бежали по спинам даже самых отчаянных мятежников.
        - Что тут происходит? - На берег, рассекая расступавшихся воинов, словно корабль - речные волны, вышел сам Пэй-гун. Командир щурился спросонья, одежда его пребывала в беспорядке, а узел волос, как всегда, был растрепан, но вид у предводителя Лю был столь грозен, что дозорный Гао приободрился и набрался смелости доложить:
        - Господин! Дитя Белого императора преградило нам путь!
        Пэй-гун сурово насупил брови, рассматривая чудесное и ужасное явление. По лицу предводителя пробежала тень, губы искривились, будто командир Лю ненароком откусил от незрелой сливы.
        - Дирижабля, значит… Ну-ну…
        Дозорный Гао восхищенно приоткрыл рот. Предводитель Лю произнес одно из небесных заклинаний госпожи хулидзын! Что-то сейчас будет! Не таков же Пэй-гун, чтобы отступать перед порождением Белого императора… или таков?
        - Лук! - рявкнул командир, требовательно протянув руку. - Лук и стрелу!
        Гао Ю, трепеща, тут же подал оружие. Ближе всех стоял, вот и успел первым.
        - Никто не смеет вставать у меня на пути! - заявил Пэй-гун, спокойно и тщательно прицелился и выстрелил в извивающееся чудовище.
        Белая Змея дернулась, шипение переросло в резкий свист, а затем конвульсивно трепещущее тело стремительно понеслось к воде. И упало почти беззвучно, и скрылось в волнах Даньшуй, словно неведомая сила неумолимо повлекла его вниз…
        - Вот это да-а-а… - выдохнул Гао Ю, оглушенный воплями товарищей. - Ох, что ж теперь будет-то…
        - Так, а теперь, значит, мой выход… - пробормотала Люся, шустро наматывая тонкую шелковую бечеву на катушку. - Эй, Люй Ши, бросай свистульку и давай потихо-о-онечку, чтоб ни одна тростинка не шелохнулась!
        Воздушный змей, которого Людмила, мудрый и понятливый Цзи Синь и сметливый Люй Ши тайно мастерили всю ночь из бамбука и сменных одежд конфуцианца, намок и, видать, за что-то зацепился в воде. Но Люся упрямо дергала бечевку. Не оставлять же свидетельства этого попахивающего святотатством фокуса! А ну кто найдет? Вдруг да всплывет летательное чудо, подобное которому китайцы создадут только через полтыщи лет? Небесные фонарики они уже придумали, но вот воздушных змеев таких размеров, да еще и из шелка, а не из бумаги - до такого дойдут только во времена династии Тан. Хотя Цзи Синь и Люй Ши идею словили на лету. Стратег, что удивительно, даже спорить не пытался. Ценил силу пропаганды, морда комиссарская!
        Создать легенду о том, как сын Красного императора убил Белую Змею - дитя Белого императора, и тем возвестил о своей грядущей власти над всей Поднебесной, оказалось не так просто. Мало ведь соорудить саму «змею», надо еще и разъяснить народу смысл сего перформанса. Тут на авансцену по сюжету выходила мать убиенной «змеи» и, рыдая, объявляла о том, что Яшмовый Владыка не позволил покарать убийцу, поскольку тому предстоит править всем народом. И других кандидаток на роль божественной мамаши, кроме Люси, все равно не было.
        Увы, хулидзын все уже знали в лицо, тут момент был скользкий, так что Люся решила ограничиться рыданиями за кулисами, то есть в тростниках. И уже открыла рот, чтобы начать, как вдруг…
        ЛЮ ДЗЫ
        Когда сраженная меткою стрелою Белая Змей упала и исчезла, Лю опустил лук и покачал головой, сам не зная, смеяться ему или сердиться. И эта женщина утверждает, что она - вовсе не лиса! Кто же тогда, ежели не хулидзын? Кому еще достанет лисьего коварства и дерзости сотворить такую мистификацию? «И ведь умудрилась же смастерить! - восхитился мятежник. - И ведь не одна же была!»
        Чьих рук порожденьем был жуткий змей, Пэй-гун понял сразу, и поневоле ему пришлось поддержать игру. Рассказы о чудных летучих штуках, всех этих дирижаблях и планёрах, сами собой всплыли в памяти, чудесно сочетаясь с недавней оговоркой небесной «лисы». «А ты уже убивал Белую Змею?» - спросила она. Ну что ж, теперь - убивал. И как извлечь пользу из этого события?
        «Хоть бы предупредила, лисица! - сердито оглядывался Лю, выискивая взглядом коварную деву. - И что еще от тебя ждать, небесная хитрюга?»
        От нее - чего угодно, даже полета над гладью Даньшуй на радость изумленным зрителям. Поэтому когда над рекой вдруг сгустился туман, а потом, словно небесный меч, его насквозь пронзил отвесный луч золотого света, Пэй-гун был единственным, кто не удивился. Хотя с разверстых Небес к ошеломленным людям спустилась вовсе не хулидзын, а кое-кто рангом повыше.
        Женщина, длинные волосы которой извивались, подобно змеям, с горящими золотом вертикальными зрачками, в цвета рассветных облаков одеждах, под складками которых угадывалось неясное и грозное движение. Она властно протянула руку, указывая разом и на армию, и на ее предводителя, а голос, негромкий, но столь отчетливый, что не было никого, кто не расслышал бы, возвестил:
        - Тот, кто способен править всеми людьми Поднебесной, не может быть наказан за святотатство. Ступайте вперед без страха, воины под алыми знаменами. Истинный Сын Неба не устрашится гнева Небес!
        Весьма двусмысленное предсказание, подумалось Лю Дзы. Божество предпочло обойтись без конкретных указаний, предоставив людям самим интерпретировать и явление, и речи. Но когда Нюйва исчезла с легким звоном, словно где-то ветер тронул струны цитры, Лю вдруг понял, что один-одинешенек возвышается среди коленопреклоненных воинов. И даже братец Цзи Синь…
        Стоять! Братец Цзи Синь? А куда это он собрался, бочком и ползком, да к тростникам?
        - Воля Небес! - веско высказался Пэй-гун, решив, что, чем меньше он скажет, тем лучше. - Готовьтесь к переправе!
        И устремился за братцем-конфуцианцем, который с непревзойденной прыткостью уже покидал место божественного явления.
        Лю настиг Цзи Синя, когда тот уже готов был скрыться в прибрежных зарослях, и цепко ухватил за полу светлого ханьфу.
        - Где она? - только и спросил командир.
        Тот молча ткнул пальцем в направлении реки.
        - Понятно. Сгинь!
        Стратег послушно ретировался. Разговор, на который напросилась находчивая хулидзын, лучше было вести без свидетелей.
        ЛЮСИ И ЛЮ ДЗЫ
        Людмила выбиралась на берег целеустремленно, но медленно, шлепая вброд по мелководью и запинаясь о притопленные коряги. О змеях, настоящих и ядовитых, девушка старалась не думать. Ей хватало веселья с намокшим подолом одолженного у конфуцианца халата и сапогами, полными воды. Следом, пыхтя, тащился юный Люй, на всякий случай втягивая голову в плечи. Китайчонок опасался разноса, и справедливо в общем-то. Именно по вине мальчишки, сперва с раскрытым ртом созерцавшего явление Нюйвы, а потом на радостях утопившего весло и едва не перевернувшего лодку, Люсе теперь приходилось практически форсировать Даньшуй. Но небесной лисе было не до виноватого ординарца. И смотрела она в основном под ноги, думая лишь о том, как бы выбраться на берег и поскорее стряхнуть с себя волочащееся тяжеленное одеяние. Ну и еще немного о том, как ей теперь объясняться с Лю Дзы.
        - Попалась! - вдруг раздалось откуда-то сверху. Люся и опомниться не успела, а мятежник Лю уже обхватил ее и выдернул из топкого ила, как умелый рыбак - верткого угря.
        - Господин! - взвыл Люй Ши, норовя бухнуться на колени, но все-таки шаря взглядом вокруг, чтоб выбрать для преклонения местечко посуше.
        - Брысь! - рявкнул Пэй-гун и, поудобней перехватив добычу, потащил ее подальше от лишних глаз.
        Шелестящая стена тростника сомкнулась за командиром Лю и его ношей, и юный ординарец смущенно хихикнул. Хо-хо! Ну и дела! Средь бела дня, а?
        Метко прилетевший откуда-то камушек прервал хихиканье мальчишки, тот пискнул и побыстрей убрался.
        - Может, все-таки поставишь меня на землю?
        На самом деле Люсе было весьма удобно в объятиях мятежника Лю, но очень уж оскал у него был зверский. Аж в жар бросало, и то ли сердце, то ли желудок сводило от ужаса, но почему-то исключительно сладкого. Сердитый Пэй-гун так разительно отличался от веселого и славного командира Лю!
        - Чтобы ты улетела, раз не удалось уплыть? - язвительно усмехнулся он. - Или чтобы последний олух в этом войске догадался, что с этой Белой Змеей дело нечисто? Мы не так наивны и глупы, как кажется, если смотреть с Небес, моя высокомерная лисица.
        - Но ведь сработало! - Люся возмущенно трепыхнулась. - Все получилось! А если бы я рассказала заранее, вдруг ты сорвал бы все представление?
        - Представление! - фыркнул Лю и слегка ее встряхнул. - А если бы Матушка Нюйва не решила снизойти к нам, что бы ты сделала?
        - Ну… поревела бы немного в тростниках…
        - Предки! - простонал Пэй-гун и все-таки поставил ее, выбрав сухое место, но совсем отпускать не стал. - Невозможная женщина! Если еще раз ты сотворишь такую святотатственную выдумку, не предупредив меня заранее, я…
        - Что? - бесстрашно усмехнулась девушка. - Ты - что?
        Смуглое лицо Лю Дзы потемнело еще больше, он молча смотрел на нее, сдвинув брови, а Люся с каким-то отчаянным безрассудством наслаждалась каждой секундой, каждым неровным вздохом, опасной дрожью и чем-то еще, темным и глубинным, что он сдерживал изо всех сил, а оно все равно рвалось, рвалось наружу. Как огонь, долго тлеющий в торфянике, рано или поздно прорывается столбом пламени, жадно пожирающим деревья. Как зреющая в еще безобидных облачках гроза в конце концов обрушивается на землю нескончаемым губительным потоком. Как весенние воды все-таки взламывают лед. Ну же, ну! И что ты сделаешь, мятежник Лю?
        Стиснув челюсти и прищурившись, он разжал объятия и почти оттолкнул ее, почти… но Люси сама подалась вперед, закинула руки ему на плечи, притянула - и решительно поймала губами его губы. Ей надоело ждать и бояться, бояться и ждать. Если уж все к тому идет, так зачем тянуть?
        И запретила себе жалеть о такой спешке, даже когда в глазах потемнело, ноги подкосились, и она краешком сознания поняла, что уже лежит на влажном песке, ханьфу сползло с плеч, а горячие губы мятежника обжигают ей шею. Из-за его плеча ей был виден кусочек неба, но вот откуда там взялись вдруг звезды, если только-только наступило утро? Люся жадно глотнула воздух пересохшими саднящими губами, а Лю вдруг вздрогнул, замер и отстранился.
        - Нет, - прохрипел он, словно голос ему отказывал. - Не так.
        - А? - непонимающе моргнула девушка.
        - Это… неуважение. Так нельзя.
        Руки у него дрожали, когда он поправлял на ней одежду и помогал сесть. Люся тряхнула головой, пытаясь понять, какое чувство в ней сейчас сильнее, - облегчение или разочарование?
        - И почему? - поинтересовалась она, стараясь говорить спокойно. - Вдруг не предложу второй раз?
        - Я хочу не просто взять женщину на песке, - отрезал Пэй-гун. - Я хочу тебя. Всю. И навсегда.
        - Вот уж чего точно не стану обещать! - фыркнула Люся. - Я пока не собираюсь тут задерживаться. В этом веке, на этой земле, в этом… в этом мире.
        - Тогда и говорить пока не о чем. Мне не нужны ни подачки, ни безрассудный порыв, за который мы оба друг друга возненавидим. Если ты все равно собралась уйти, зачем тогда дразнишь, лисица?
        И Людмиле стало невыносимо стыдно. Опустив голову, она вздохнула и нервно похрустела пальцами, не решаясь взглянуть ему в глаза.
        - Ты такой… невыразимо хороший, - помолчав, призналась она. - Прости. Я больше не стану. Я просто боюсь…
        - Я знаю, чего ты боишься, небесная госпожа Лю Си, - усмехнулся мятежник Лю. - Можешь не говорить. Давай-ка умоемся и приведем себя в порядок, лады? А то мне, Сыну Неба, еще Дан брать вообще-то, и чем скорее, тем лучше.
        - Ну теперь-то ты этот Дан точно возьмешь, - оптимистично заверила Люся, вместе с песком и листьями стряхивая смущение. - Не сомневаюсь!
        И ведь не ошиблась, лисица! Дан они действительно взяли без особого труда. Когда впереди армии летит легенда о сыне Красного императора, обрастая все новыми подробностями, над головами реет знамя Небес, а рядом с предводителем едет настоящая хулидзын, кто сможет долго держать ворота закрытыми? Дураков в уезде Пэй день ото дня становилось все меньше, и в городе Дан их точно не осталось. Десяток-другой упертых циньцев из гарнизона разве что. Но уж они-то не в счет.
        СЯН ЮН
        За высокой стеной, отделяющей внутренний двор от улицы, было не так уж и безопасно, как могло показаться. Во всяком случае, слуги попрятались кто куда, а стражники были рады-радешеньки, что их посты не внутри, а снаружи. А все потому, что генерал Сян Юн разговаривал со своим дядей - Сян Ляном. Ну, как разговаривал… Сян Лян - тот, конечно, разговаривал, а племянник рычал, плевался и время от времени испытывал на прочность стены их временного пристанища. Ка-а-ак лупанет по ни в чем не повинному столбу кулаком, так труха на голову и посыплется.
        - Никогда! - проорал надсадно генерал. - Никаких союзов со сбродом и пастухом, который управляет безмозглым стадом!
        В неподвижном влажном воздухе каждое слово будто повисало над землей дымовым колечком, лениво покачивалось, переливалось всеми оттенками радуги и лишь потом падало на отполированный множеством ног деревянный пол и со звоном разбивалось.
        - Охолонись-ка, - устало вздохнул Сян Лян в ответ. - Можно подумать, этот Пэй-гун наплевал тебе в вино.
        Маленький столик с чашечкой чая незамедлительно отправился в полет и воссоединился с остальными предметами обстановки в общей куче обломков. Пэй-гун генералу в вино не плевал, не было такого, но вся беда в том, что при звуках этого имени у Юна перед глазами всплывала мягкая улыбка Тьян Ню. Нежная и полупрозрачная, словно бледных губ коснулся весенний ночной ветерок. Кто-то сказал вслух: «Лю Дзы», - и, на беду свою, генерал Сян в этот миг увидел, как небесная дева улыбнулась. Болтливый соратник только потому жив остался, что пальцы у чуского князя судорога в кулак сжала, молотом не разобьешь.
        Почему, ну почему Тьян Ню никогда ему так не улыбалась?
        - Мало того что он взял Дан без потерь, так он еще и набрал из местных стадо в пять тысяч голов. Тот, кому горожане сами ворота открывают, достоин особого внимания, не находишь? - продолжал Сян Лян, лениво обмахиваясь веером.
        - Он всего лишь хитрый крестьянин! Никто и ничто! - проорал Юн, багровея. - Пустое место!
        Волосы выбились из его прически и прилипли к влажному лбу. От одной только мысли, нет, от тени мысли, что в сердце Тьян Ню есть место для другого мужчины, генерала начинало трясти как в лихорадке. Но в комнате, где они говорили с дядей, больше не осталось ни одной целой вещи. Начальник уезда, в чьем доме квартировало чуское руководство, брал взятки, и немалые, о чем свидетельствовала вопиющая роскошь, царившая здесь. В смысле она была до того, как у Сян Юна случился припадок ревности. Теперь-то, конечно, нет. Но Сян Лян не волновался ничуть. Как пришло, так и ушло.
        - Если пустое место приведет мне пять тысяч солдат, я заключу союз с пустым местом, - заявил дядя. - А с кем еще в Хань заключать союз? Я уже послал людей к Пэй-гуну. Можешь больше не беситься, еще кровь носом пойдет.
        - Вы… - Юн наклонился, приблизив свое лицо к лицу родича настолько близко, что мог бы по узорам на радужке определить все его тайные болезни, кабы имел знания врача. - Я просто убью его при встрече. Клянусь!
        Еще одна улыбка Тьян Ню, и никто не остановит меч в руке генерала, даже сам Яшмовый Владыка с Лэй-гуном[36 - Повелитель грома.] и Дяньму[37 - Повелительница молний.] вместе взятые.
        Дядюшку, понятное дело, свирепой физиономией было не испугать, он видал и не такие виды.
        - Как он убил Белую Змею? Примерно так? - невозмутимо поинтересовался он. - О том, что сын Красного императора Чи-ди зарубил сына Белого императора Бай-ди говорят в каждой лавке, на любом перекрестке по всей Поднебесной. Любопытная история.
        - Что с того? - рявкнул Сян Юн.
        - А еще при твоем… - Под пламенным взглядом племянника Сян Лян осекся и, опасаясь разделить участь всех табуретов, столиков и статуэток в доме, уточнил: - При Пэй-гуне обретается та самая хулидзын из Фанъюя. Которая тебе кое-что напророчила.
        - Которую вы едва не отравили.
        - А ее можно было отравить? Я вот даже и не знал, - с ухмылочкой парировал дядюшка.
        Не стой на дворе такая жара, ему бы понравилось препираться с Юном. Какое-никакое, а развлечение.
        - Я ее отвадил от тебя, и она тут же нашла себе новую жертву. Привечающий хулидзын, как известно, долго не живет. Так отчего же не заключить союз с человеком, который гарантированно умрет? Ну, убедил я тебя? Так чего уставился?
        И несильно шлепнул притихшего племянника по щеке веером, отгоняя прочь. И так жарко, а этот болван ревнивый жаром дышит.
        - Ты Пэй-гуна в глаза не видел, а ведешь себя так, словно он твою женщину увел. - От неожиданной догадки дядя аж лицом посветлел, пронзив недюжинным умом настрой племянника, точно куренка ножом, и продолжил: - Вот ты о чем! Так бы сразу и сказал!
        Старый вельможа успокаивающе похлопал молодого человека по плечу: мол, не тревожься, и на эту беду есть управа.
        - У тебя - одна сестра, у Пэй-гуна - другая. Разве это не прямая воля Небес?
        - Тогда я что-то не совсем понимаю, о чем они мне говорят, - вздохнул внезапно остывший чуский полководец.
        - О том, дубина, что вам обязательно надо стать союзниками.
        Сян Юн вдохнул в себя тяжелый от запаха цветов, крови и пыли воздух, потом выдохнул, как бы прочищая мысли от ревнивой копоти. Улыбка Тьян Ню ведь могла предназначаться сестренке.
        - Убедил. Заключим союз с крестьянином. Так и быть.
        - Превосходно, - молвил Сян Лян. - А теперь пойду-ка я приму ванну. Как же ты меня утомил, мерзавец бешеный.
        И величественно удалился, шурша одеждами.
        Но едва стихли его шаги, как чуского генерала снова настигла отравленная стрела подозрений. Прилетела она вместе с мыслью, что Тьян Ню и знать-то не знала про сестру и Лю Дзы, а жертвой их совместного визита стала вышитая подушка, согретая дядюшкиным задом. Только клочки шерсти в разные стороны полетели. Потом Сян Юн подумал о том, что раз вся Поднебесная в курсе дела, то небесной деве могли служанки подробности рассказать, но подушки было уже не вернуть. Нет, не вернуть.
        ТАНЯ
        Слухи ходили самые разные. Девушки, прислуживающие Тане, исправно пересказывали ей все, что слышали от солдат и офицеров чуского войска насчет дальнейших планов. Нет, напрямую она никогда не расспрашивала, но стоило завести беседу о чем-то отвлеченном, потом свести ее к перемыванию косточек мужчинам, и обязательно всплывет что-то действительно важное. «Мне бы в контрразведке работать», - думала Татьяна, и ей самой становилось смешно. Жизнь, эта строгая воспитательница, учила ее весьма странным вещам. Древнекитайскому этикету, например. Или умению подолгу сидеть, поджав под себя ноги. И вот теперь - шпионским хитростям. Было бы очень забавно, если бы о таком довелось только в книге читать.
        Войско антициньской, если так можно сказать, коалиции покинуло разграбленный Се и двинулось сначала в сторону реки Сышуй, а затем вдоль ее берегов к месту слияния реки с Даньшуй. И далее мнения Таниных невольных осведомителей расходились. Одни считали, что Сян Юн собирается отбить город Пэй у Цинь, другие - что целью намечен богатый Пэнчэн. Генерал Сян, в свою очередь, о намерениях своих загадочно молчал, но по его недовольному виду Татьяна догадалась сразу: союзу с Лю Дзы быть. Все выходило прямо как у Сыма Цяня. Девушка заметно повеселела. Кого-кого, а увидеть Лю Дзы она была не прочь. Бойкий мятежник на фоне вспыльчивого чусца смотрелся настоящим джентльменом. Не приставал, кормил, к дедушке Линь Фу отвез, сестру найти обещал - что еще нужно незадачливой путешественнице во времени для того, чтобы чувствовать симпатию к древнему ханьцу?
        Что с того, что тряска в закрытой повозке телесно измотала Таню до полного изнеможения, если в конце пути ее, возможно, ждала Люсенька. Она умная и догадливая, она обязательно услышит о том, что князь Чу едет вместе с небесной девой, и даст знать о себе. А еще Люся тоже читала отцовский перевод «Записок». Папа частенько брал их обеих гулять на Острова и рассказывал завораживающие истории древних царств, про прекрасных и опасных женщин, коварных евнухов и воинственных императоров. Теперь-то понятно, что на дочках он оттачивал риторику в грядущих академических спорах, но тогда казалось: нет в мире сказок интереснее.
        И каждый вечер, отходя ко сну, Таня молилась так же истово и искренне, как в детстве. «Боже всемогущий, сделай так, чтобы Лю Дзы нашел мою Люсю. Пусть она будет с ним. Пожалуйста!»
        А генерал Сян прямо нюхом чуял, что не просто так его небесная дева присмирела. Вился вокруг, как кот около сметаны, изнемогая от ревнивых подозрений. То с одной стороны зайдет, то с другой. И так и эдак подступается.
        Сначала Тане было смешно и даже захотелось по-девичьи раззадорить ухажера, но она вовремя вспомнила, что Сян Юн не какой-то там молоденький и пылкий юнкер, а очень опасный древний полководец.
        Когда чусец сидит напротив, похожий в свете походного костра на хищного зверя, слишком близко подобравшегося к человеческому жилью, то насмехаться над ним и его чувствами совсем не хочется. А хочется смотреть и смотреть на его точеное лицо: на обветренную кожу щек, отливающую бронзой, на глубокие тени под черными глазами, на сжатые в линию губы.
        - Вы что-то хотите мне сказать, Тьян Ню? - спросил он тихо.
        - Я? - От неожиданности Таня растерялась. - Я не…
        И вдруг она поняла, что нужно сказать именно сейчас. Правду. Она всегда лучше лживых уловок и хитрых словесных ловушек. Этого добра в жизни Сян Юна превеликий избыток.
        - Да, я хотела узнать, слышали ли вы что-нибудь про беловолосую хулидзын, про мою сестру Лю Си?
        Сян Юн выронил ветку, которой ворошил угольки в костре, чтобы полюбоваться, как он поэтично выразился, последним вздохом огня - затухающими алыми всполохами в кусочках прогоревшего дерева. Должно быть, они впервые посмотрели друг на друга не как распаленный охотник и перепуганная добыча и даже не как временные союзники, согласно заключенному договору.
        - Она едет вместе с Пэй-гуном на встречу с нами, - ответил генерал. - И, как говорят люди, вполне здорова, сыта и счастлива. Скоро вы встретитесь.
        Изнутри к глазам Тани прихлынули счастливые слезы. Она не ошиблась, а он не подвел.
        - Спасибо вам, - выдохнула растроганная девушка.
        - И за что же? - полюбопытствовал Сян Юн.
        - За честность. Ведь вы могли солгать, но не стали. За это и благодарю.
        - Хм… Тогда и вам спасибо, Тьян Ню. За то же самое.
        И он улыбнулся так открыто, что стало совершенно понятно: грозный военачальник совсем еще молод, и в его короткой жизни не было случая, когда бы ему кто-то доверил свои истинные мысли. Просто спросил, чтобы услышать честный ответ. Все когда-либо случается впервые.
        «Говорят, иногда надо уйти, чтобы остаться. У меня было все наоборот. Я осталась, чтобы уйти. По крайней мере, я так думала».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Глава 14
        О тиграх и драконах
        «Переступать через себя всегда очень сложно. И не важно, что при этом приходится делать - отказываться ли от желаемого, договариваться ли с недругом, или просто улыбаться, когда хочется плакать».
        (Из дневника Тьян Ню)
        ТАЙВАНЬ, ТАЙБЭЙ, 2012 Г.
        ИН ЮНЧЕН
        К себе в апартаменты Юнчен вернулся затемно. Настроение у него, прямо сказать, было паршивое. Примерно так, думалось парню, должен чувствовать себя строитель, который долго возводил дом, а затем в одно мгновение лишился дела рук своих из-за внезапного и яростного землетрясения. И вот, в красках представлял себе он, стоит этот строитель, смотрит на руины, а что делать - не знает.
        Самое стыдное было в том, что родители, как и всегда, ни в чем его не упрекнули. Тихо, без вопросов и обвинений, без единого злого слова, собрались и вышли они из «Джонки». Матушка, для которой любое воспоминание о погибшей дочери было словно нож в сердце, только погладила непутевого сына по щеке и улыбнулась тускло, через силу.
        - Все будет хорошо, - сказала она ему, усаживаясь в машину. - Мы много чего пережили. И это переживем.
        Отец лишь кивнул. И они уехали.
        А Юнчен остался. Руины и разрушенный дом - это, парень понимал, была его вина. Потому что нечего на судьбу клеветать - землетрясением в этот раз поработал он сам, он, сын почтенных родителей.
        «Все тайное имеет свойство становиться явным», - так, наверное, сказал бы ему ученый Ю Цинь, присутствуй он при случившемся. Но Ин Юнчен редко находил утешение в чужой мудрости, такой уж у него был характер. Ему привычнее было движение и действие, пусть и пустое, бессмысленное.
        И поэтому он, оглушенный свалившимися на него невзгодами, долго колесил по городу на мотоцикле, а потом, когда не осталось совсем никаких сил, пришел в темную квартиру, повалился на постель и заснул тяжелым сном, в глубине которого метались тени, лязгало оружие, развевались на ветру забрызганные кровью красные и белые стяги, и женщина, темнокожая и золотоглазая, крутила, крутила, крутила гончарный круг.
        Проспал он до обеда, пропустив и взволнованный звонок матушки, и сообщения от друзей, и гневное послание Янмэй, состоявшее из слова: «Дебил», пяти восклицательных знаков и фотографии крупного Ласточкиного кулака.
        Проснулся Ин Юнчен в состоянии мутном и неопределенном. Сын госпожи Ин все про себя знал - понимал, что какая бы беда ни свалилась ему на голову, решить ее он рано или поздно сумеет, не оплошает. Но сейчас проблем было слишком уж много. И нелепый и неудавшийся спектакль с Янмэй, и родители, которые по его вине, потеряли лицо, и неистовый председатель Сян, за столько лет не позабывшей о старой и печальной вражде.
        И Сян Александра Джи. Она, морщась, подумал парень, наверняка теперь и знать его не желает. Думает, что он нарочно ее обманул, не сказал всей правды, решил заманить в ловушку.
        - И что делать? - спросил он сам себя, мигая спросонья. - И как быть?
        Ответить в пустой квартире ему, конечно, никто не мог. Но вместо ответа, будто насмехаясь над незадачливым «стратегом», зазвонил телефон - долго, протяжно.
        Ин Юнчен махнул рукой, словно пытаясь отогнать от себя назойливую муху. Телефон все продолжать звонить, не замолкал, и в его переливчатой трели парню вдруг почудились тревожные нотки. Он потянулся, глянул мельком на номер - незнакомый, надо же, мало кто знал его личные контакты - и нажал на кнопку.
        - Господин Лю Юнчен? - раздался в трубке осторожный, округлый голос. - Адвокатская компания «Мин Са и сыновья» беспокоит вас. Не уделите ли вы нам час своего драгоценного времени?
        Лю? Лю Юнчен? Парень, зевая, едва не сообщил звонящему, что тот ошибся номером, а потом вздрогнул и чуть ли не с досадой хлопнул себя по лбу. В последние десять лет он так редко использовал фамилию отца, что почти позабыл свое настоящее имя. Никто уж и не звал его Лю - да и зачем? Ведь на самом деле юнца, который возжелал завоевать мир своими силами и без помощи семейных связей, юнца, взявшего себе материнскую фамилию, - его уже не было.
        Но тогда почему, мелькнула у парня мысль, и он окончательно проснулся, с чего какой-то незнакомый, чужой законник зовет его именем десятилетней давности?
        - По какому вопросу звоните? - отозвался Юнчен, который совсем не расположен был вежливо ворковать по телефону. - Мне сейчас не требуются услуги адвоката.
        - Конечно же, конечно, - охотно согласился его собеседник. - Но уважаемый дом Мин Са беспокоит вас по не связанному с юридическими тяжбами делу. Рады сообщить, что судьба благоволит к вам. Крайне благоволит.
        - Неужели? - раздражаясь, осведомился парень, который в последнее время благоволения этого совсем не замечал.
        - О да, - прошелестело в трубке. - Знакомо ли вам имя госпожи Сян Тьян Ню?
        Ин Юнчен рывком сел в кровати, не веря своим ушам.
        - Она оставила вам наследство, - с почтением и неизменной вежливостью сообщил бесплотный голос. - Не будет ли с нашей стороны дерзостью попросить вас приехать в наш офис лично?
        Из адвокатской конторы Юнчен вернулся в состоянии, которое можно было охарактеризовать одним словом - недоумение. Велеречивый господин Мин Са, возжелавший лично, из рук в руки, передать ему наследство Тьян Ню, говорил так хорошо и так много, что под конец беседы у парня не на шутку разболелась голова. Поэтому он, забрав с собой длинный и узкий ящичек, поспешил торопливо поставить свою печать на нужных бумагах и сразу же откланялся.
        Адвокат наверняка решил, что имеет дело с неотесанным грубияном, но Юнчену сейчас было на чужое мнение наплевать. Другие проблемы одолевали, поважнее.
        Например, само наследство. Факт того, что бабушка Сян Джи вообще решила ему что-то оставить, вводил сына почтенных родителей в ступор. Он понимал, что ничего не понимает. Совсем.
        Во-первых, близко ему с Тьян Ню познакомиться не довелось, да и особой дружбы меж их семействами не водилось. Десять лет назад, конечно, Юнченов отец и председатель Сян лелеяли замысел поженить старших детей. Но то был деловой контракт, взаимовыгодный причем. У Сянов всегда было влияние, у Лю - деньги, вот и замыслили патриархи попользоваться друг другом и заодно устроить жизни своих отпрысков.
        В то время, размышлял Юнчен, бабушка Сян Джи, пожалуй, и могла что-то ему оставить - как будущему родственнику. Но потом, после того, как союз расстроился, да не просто расстроился - развалился со скандалом и взаимными обвинениями? Нет. Не было в этом смысла.
        И был еще один момент, тревожный, загадочный. Адвокат Тьян Ню обмолвился как бы между прочим, что наследство это «давно дожидается хозяина». Не год, не десять лет - куда как больше. Значит, размышлял парень, старая госпожа Сян оставила его загодя. И на решение этой женщины не влияли ни планы ее сына, ни, что важнее, планы самой Сян Джи. Что-то она знала или думала, что знает…
        Ин Юнчену внезапно стало нехорошо - загудело, застучало в висках. На одно долгое мгновение он будто перенесся в собственный сон, тот самый, где текла по его лицу и рукам кровь, окрашивая весь мир в багрянец и пурпур.
        Парень потряс головой, отгоняя видение. Прятать голову в песок он не умел, поэтому приходилось признать - тут определенно творилось что-то странное, и связано это все было с семейством Сян. С Тьян Ню и Сян Джи.
        И, возможно, наследство - самый обычный на вид деревянный ящик - даст ответы на вопросы. Ин Юнчен сжал губы и решительно начал распаковывать то, что сочла нужным передать ему старая госпожа. Ткань, картон, плотно перетянутый бечевкой, снова ткань… Тьян Ню явно позаботилась о сохранности своего подарка.
        И не зря.
        Часто моргая от удивления, парень рассматривал длинный узкий оружейный футляр, мягко, бархатно поблескивающий в его руках. Он знал - черт побери, все знали, это рассказывали в школах на уроках по истории искусств! - что в кругу синологов бабушка Сян Джи по праву считалась специалистом самой высокой категории. Несколько громких исторических открытий, монографии по истории Древнего Китая, консультации исторических фильмов… долгая многолетняя работа в Музее императорского дворца. Так что могла положить в такой футляр такая женщина?
        Осторожно, едва ли не с опаской, он приоткрыл чехол.
        И замер, чувствуя, как головная боль нарастает, становится оглушающей. На темной подложке, аккуратно зафиксированный тонкими, едва заметными крючками, лежал кинжал. Очень простой, изогнутый, с удобной даже на вид рукоятью, украшенной тонкой резьбой. Он выглядел новым, но был… он старым. Юнчен откуда-то знал это. Знал так же хорошо, как собственное имя.
        В висках уже не просто стреляло - боль, ритмичная, будто накатывающие на берег волны, билась о стенки черепа. Парень потер лоб и, раздражаясь на себя - ну что за девичьи слабости! - взял кинжал в руки, поднес к глазам.
        По рукояти тусклой, едва заметной паутиной вились иероглифы. «Владеет мной, - морщась, прочитал Ин Юнчен, - тигр Юга, господин над многими, повелитель Чу, и имя ему - Сян Юн».
        Древнее имя вонзилось в мозг, будто сталь, раскололо напополам будущее и прошлое. Молодой человек сполз на пол, тяжело дыша. Перед глазами помутнело, мир словно подернулся дымкой, отдалился - и он вновь оказался… где-то. Где-то далеко, там, где не было ни Тайбэя, ни Тайваня.
        В руке его, покрытой кровью и мозолями от тренировок с оружием, лежал все тот же кинжал, и он знал, как пользоваться этим оружием. Он умел убивать. Небо, низкое, серое, нависало над ним, и собственное тело казалось очень тяжелым, но для смерти - и своей, и чужой - время не пришло. «Пока, - заворочалась в сознании Ин Юнчена чужая - и своя! - мысль. - Пока не пришло».
        И он вынырнул из своего видения, хватая ртом воздух, отбросил кинжал в сторону, будто это был не кусок железа, а ядовитая змея, отодвинул подальше посылку Тьян Ню. Взгляд его зацепился за что-то непонятное, белое - и, холодея в предчувствии новых странностей, Юнчен вытянул из кармашка на футляре тонкий конверт.
        Но в нем не было ничего особенного: ни писем с признаниями, ни страшных тайн или секретов. Только лист тонкой рисовой бумаги, на котором изящным плавным почерком было выведено несколько иероглифов.
        «Найди мою Сашу, найди Сян Джи, - вот что сквозь время, из своей могилы, говорила ему Тьян Ню. И еще: - Поторопись».
        ИМПЕРИЯ ЦИНЬ, 207 Г. ДО Н. Э.
        ТАТЬЯНА
        Лагерь союзников, или, как они сами себя называли, чжухоу, расположился возле города Пэнчэна, совсем как волчья стая в кустах возле овечьего загона в ожидании ночи. Сравнение, придуманное Куай-ваном, понравилось всем. Командирская палатка тряслась и ходуном ходила от хохота. У дядюшки Сян Ляна - у того на ставшем свекольного цвета лице вообще ни единый мускул не дрогнул.
        Отсмеявшись за завесой рукава, Таня посмотрела в сторону городка и почувствовала укол совести. Нет ничего смешного в том, что за его стенами сейчас сидят ни в чем не повинные люди и молят богов о спасении, которого нет и не будет.
        Но говорить Сян Юну она ничего не стала, чтобы не сбивать с мирного настроя на предстоящие переговоры с Лю Дзы. Дядюшка, похоже, сделал невозможное - лаской ли, таской ли, но усмирил фамильное бешенство племянника. Таня подозревала, что старый интриган однажды вечерком просто снял с себя кожаный пояс и выдрал им упрямого генерала как сидорову козу. Уж больно ровно тот держал спину и слишком аккуратно садился. Со своей стороны, небесная дева в эти дни была с Сян Юном необыкновенно приветлива. Даже попросила сыграть на флейте. Выходило, что они с дядюшкой обрабатывали парня совместно, добиваясь своей цели. И совесть небесную деву не мучила нисколечко. Скоро-скоро, вот прямо сегодня, она увидит Люсю, они поговорят, составят план, а там, глядишь, сестричка-лисичка придумает, как отобрать черную рыбку у Сян Ляна и отыскать белую рыбку. А затем… Дальше Таня не загадывала, чтобы не сглазить. Пусть получится хотя бы встретиться с Люсенькой.
        Ветер, неожиданно сильный и прохладный, гневно трепал полотнища знамен, в ожидании прибытия делегации Пэй-гуна перешептывалась немалая свита, состоящая из военачальников и послов других ванов, и в воздухе чувствовалось напряжение. И только Куай-ван преспокойно кушал любимый овечий сыр, не подозревая, какое судьбоносное событие скоро случится у него на глазах.
        «Ну хорошо, - подумалось Тане. - Я знаю. А что толку? Если бы я захотела его предотвратить, у меня бы получилось или нет? И как бы дальше сложилась история Китая?» Но развить мысль девушке не дал нарастающий гул и выкрики: «Пэй-гун! Пэй-гун», - накатившиеся к чускому шатру, как волна на берег.
        Таня сидела за правым плечом Сян Юна, ей был виден его затылок с косичками, удерживающими длинные волосы в прическе, пучок на макушке под высокой заколкой, и то, как напряглась спина генерала, а волоски сзади на шее встали дыбом. Но девушка была твердо уверена: генерал сейчас улыбался.
        ЛЮ ДЗЫ, ЛЮСИ И СОРАТНИКИ
        Кто действительно улыбался широко, искренне и радостно, так это Пэй-гун. Когда за спиной - почти бескровно взятый город, трофеи и продовольствие, армия, разом выросшая с полутора до восьми тысяч человек, и рыдающие от счастья горожане, не верящие в то, что их в кои-то веки не ограбили и не перебили, есть чем гордиться. А впереди - встреча с высшей знатью, всеми этими ванами, князьями и генералами, которые еще год назад и в бреду не помыслили бы, что сами пригласят на переговоры вчерашнего крестьянина. В общем, мятежник Лю имел все резоны улыбаться. Он перешучивался со спутниками, подмигивал своей лисице, щурился, глядя, как реют в солнечном золоте алые знамена владыки уезда Пэй, и горячил Верного, чтобы тот шел красивым гарцующим шагом. А подозрительные и мрачные взгляды будущих союзников Лю Дзы только раззадоривали.
        - Да ты, оказывается, жаден до славы! - покачала головой Люси, изумленная столь радостным настроением своего древнего ханьца. - Ты же понимаешь, что на самом деле все они тебя ненавидят и презирают?
        - Разумеется. - Лю блеснул зубами в задорной улыбке. - И еще как! Хэй, да я даже отсюда слышу, как скрежещут зубы гордых ванов! Год назад - простой «черноголовый», полгода - обычный бандит, вчера - побитый циньцами бродяга, а нынче - Пэй-гун. И туда же, на престол Сына Неба нацелился. До славы я жаден, конечно, но ведь не совсем дурак, моя небесная госпожа. Но сегодня меня не убьют, это я точно знаю.
        - Хотелось бы и мне знать, почему ты так уверен… - проворчала девушка. На самом деле ехать во главе небольшого отряда, лишь на полкорпуса отставая от предводителя, между ближайшими сподвижниками Пэй-гуна… В общем, не слишком это было комфортно. Очень много любопытных и недобрых глаз целилось в «небесную лису», и подозревала Люся, что кроме взглядов нацелить могли и арбалеты. Поэтому девушка без споров облачилась в очень красивый, но неудобный и тяжелый доспех, который лучшие бронники, какие только нашлись в Дане, выпучив глаза от удивления и усердия, склепали специально для «госпожи хулидзын». Братец Цзи Синь, после представления со змеей изрядно оттаявший, лично ходил вокруг мастеров и назидательно шелестел веером, периодически что-то такое изрекая. И Людмила вдруг обнаружила, что между примеркой платья для какого-нибудь бала смолянок и подгонкой кирасы по фигуре не такая уж большая разница. А мужики в этом Древнем Китае попридирчивей иной мамзели будут, когда речь заходит о всяких бляшках, висюльках и железках… Беловолосую голову Люси по примеру других бойцов из армии Пэй-гуна повязала красным
платком и теперь окончательно почувствовала себя пламенной комиссаршей в скрипучей коже и с алой косынкой на буйной голове. Не хватало только, прости господи, маузера на бедре и «Капитала» в чересседельной сумке.
        - Я вам отвечу, госпожа хулид… наша небесная госпожа, - молвил конфуцианец, поравнявшись с Люсей и Пэй-гуном. - Все дело в вас. Вы, госпожа, - наша гарантия относительной безопасности.
        - Да ладно? - вытаращила глаза девушка. - Это еще почему?
        - Попытайтесь подумать: а есть ли смысл убивать человека, который и так уже стоит одной ногой в могиле? - тонко усмехнулся Цзи Синь, ненавязчиво демонстрируя интеллектуальное превосходство. - Всем известно, что тот, кто спутался с хулидзын, долго не живет.
        Лю коротко хохотнул и подмигнул бесстыжим карим глазом. У-у-у, коварный прагматик! Люся демонстративно поджала губы.
        - Ах так вот почему вы меня решили всем показать?
        - И поэтому тоже, - не стал отпираться стратег. - Слухами полнится вся Поднебесная! А поскольку все чжухоу уже знают, что Пэй-гун что ни ночь, то проводит с лисой, а что ни утро, то все бледнее он и слабее…
        - Серьезно? - «Лиса» выгнула бровь и испытующе заглянула в лицо давящемуся от смеха Пэй-гуну. - Любопытно, и в каком это месте он побледнел и ослабел? Я уж даже не спрашиваю, откуда это ведомо чжухоу…
        Цзи Синь глянул с укоризной: мол, женщина, конечно, создание глупое, но не настолько же!
        - Я очень постарался, чтобы каждый из ванов узнал о болезненном пристрастии Пэй-гуна, - изрек он с таким чопорным видом, будто пристрастился Пэй-гун к эфирчику с кокаинчиком. - Поэтому чжухоу и даже хитроумный Сян Лян не захотят марать руки и убивать нас сегодня. Они просто подождут, пока брат Лю сам себя погубит, расточив весь ян в общении с лисой.
        - Понятненько… - протянула Люся. - Будущий мертвец - лучший союзник, тут сложно поспорить.
        - И госпоже не стоит опасаться за свою жизнь. Никто из наших… грядущих союзников не рискнет связываться с лисой или причинить ей вред.
        - Что не может не радовать, - проворчала не слишком польщенная такой двусмысленной славой «хулидзын». - О! Вот и ставка чжухоу, да? Солидно! А стягов-то, стягов!
        - Чу, Ци, Вэй… - прищурившись, разглядывал флаги Лю. - Ого, и даже Чжао! Сун и Хань не видно, но оно и понятно, мы за них… А вообще, негусто. Думал, Сян Лян больше ванов собрал.
        - Сколько есть, все наши будут, - обнадежила Людмила и поделилась оптимизмом, припомнив подходящий к случаю лозунг: - Чжухоу всей Поднебесной, соединяйтесь!
        ЛЮ ДЗЫ И СЯН ЮН
        Пэй-гун не понравился Сян Юну сразу. С первого взгляда. И чувство это было полностью и целиком взаимным. Слишком тот низко кланялся и так весь лучился дружелюбием, что впору зажмуриться. И от этой притворной, насквозь лживой сердечности было ни спрятаться, ни скрыться до такой степени, что в конце концов генерала Сяна потянуло назвать вчерашнего крестьянина братом. Разумеется, младшим. Но зато самым храбрым.
        В ответ Пэй-гун торжественно поклялся чтить Сян Юна как родного, но давно утраченного отца, а Сян Ляна - как отца его родителя, то бишь дедушку. И так - до скончания времен. Обещание, говорившее знающим людям, что на их глазах происходит первая встреча двух смертельных врагов. Куай-ван - тот даже прослезился от умиления.
        А после всех положенных приветствий и заверений, когда заздравные чаши пошли по четвертому кругу, а князья, ваны и генералы расслабились и тревожное шушуканье сменилось чавканьем и сытой икотой, Лю понял, что и бешеный Сян Юн отнюдь не так прост, как про него говорили. Поначалу-то чусец улыбался так, будто вот-вот в горло вцепится и перегрызет, играл желваками на скулах и очами сверкал, но быстро смирил норов. И принялся демонстративно так потчевать «братца». И если бы только самому Лю генерал Сян приказывал раз за разом подносить вино! Нет, он же и притихшей хулидзын собственноручно чашу наполнял, да еще и подмигивал. «Лисица» то и дело переглядывалась с сестрой и, изводясь от нетерпения, сама не замечала, как осушает чарку за чаркой. Почуяв, что у него самого челюсти свело от внезапного и острого приступа гнева, Пэй-гун решил, что с этой недружеской пьянкой пора заканчивать, а серьезный разговор, наоборот, начинать. Но остальные высокие гости пялились мутными от подозрений очами, и на Лю вдруг накатила волна веселой злости. Ну ладно, могучие ваны! Хотите позабавиться, глядя на потуги грязного
смерда сравниться со знатным князем? Сейчас-сейчас.
        Для начала Пэй-гун прикинулся счастливым и пьяным. И от вина, и от ласкового приема, и от радости восседать рядом с таким знатным и отважным героем, как генерал Юн.
        - Этот жалкий крестьянин смиренно ожидает ваших наставлений, уважаемый брат! - наклонившись поближе к надменному чусцу, молвил Лю, блестя глазами и расплескивая вино из чаши - аккуратно, чтобы «брата» не облить, а то еще зарубит, пес бешеный. - О! А кстати! Уважаемый брат, а давайте в честь нашего счастливого воссоединения… кого-нибудь того… чего-нибудь… О! Давайте Пэнчэн возьмем, а?
        Ваны Ци и Чжао тревожно переглянулись, внезапно протрезвев от такой резвости, и стали поглядывать на обреченного вскорости помереть Пэй-гуна с некоторой опаской. Этот лихой бандит да в союзе с бешеным чусцем такого навоюет, что всей Поднебесной мало не покажется. Еще до того момента, как хулидзын пожрет его ян на корню.
        - Ведь чё там брать-то, а? - Лю решительно взмахнул рукой, чисто случайно заехав краем рукава по носу излишне любопытному соседу - мордастому генералу из Вэй. - Вам да мне - на полдня работы! Как - ик! - как свинку зарезать, делов-то! А ежели господа… - он осклабился в сторону других чжухоу, - труханут маленько, так мы люди не гордые, мы и сами возьмем!
        Лю Дзы, словно вдруг напрочь утратив всякое воспитание и уважение, заговорил словесами, которых и последний мясник постыдился бы. Ну а что с ошалевшего от внезапной чести хамоватого простофили взять?
        - У меня ж как заведено? - разглагольствовал он. - Я - Пэй-гун! Если пью, то первая чаша - брату! Если город беру, то лучшая баба… э… то есть доля - тоже брату. Чтоб по-честному. Может, обсудим с глазу на глаз, братан… ик… уважаемый брат?
        А Сян Юн был бы и рад напиться, но никак не получалось, горячая печень не давала вину сделать свое дело. К тому же дядя Лян не зря столько лет вбивал в его голову азы политической стратегии. Эти знания и захочешь - не пропьешь. Как тут не понять, что его новоявленный «младший братец» точно так же трезв и готов говорить немедленно и по существу.
        - О! Гляжу, мой любимый младший брат устал с дороги, и вино ударило ему в голову, - громко сказал Сян Юн.
        - Негоже хозяину мучить гостя, - подыграл ему дядюшка.
        Генерал, как бы в поисках подходящей кандидатуры, оглянулся и вроде как случайно наткнулся взглядом на хулидзын:
        - Добрая госпожа ведь поможет мне?
        - О! Точняк! - радостно всплеснул руками Лю, заодно опрокинув десяток плошек и один кувшин - исключительно от неумения носить дорогие одежды. А то, что вэйского генерала вином облил, так это по чистой случайности.
        - Только вы меня, брат Юн, не бросайте, - громким шепотом попросил он и огляделся. - А то вдруг меня тут… ик… порешат? А девок - тьфу ты, дев! - с собой возьмем! Хэй, моя лисичка, нагреби со столов побольше, про запас, от господ не убудет, а то зажрались, поди… У вас, брат Юн, - одна сестра, у меня - другая… Ща обмоем такое дело, а? Разопьем на… хи-хи… четверых?
        Сян Юн по привычке вскипел непроизвольной ревностью и хотел было возмутиться хамским поведением братца, но очень вовремя узрел перекошенную физиономию дяди Ляна. Этот оскал ничего, кроме жестокой кары за несдержанность, не сулил. Сян Лян мог и плеткой отходить при желании, совсем как в детстве. У генерала аж спина зачесалась.
        - Да нет вопросов! - ухмыльнулся он. - Эй, слуги, проводите-ка нас… с братцем в его шатер.
        И сделал жест, предназначенный для Тьян Ню, и, надо думать, такой для нее долгожданный. Небесная дева ни к угощению, ни к питью так и не притронулась, с сестрицы глаз не спуская. Что за женщина, чуть что случится - сразу кушать перестает! Так же нельзя, в самом деле!
        Натурально, отойдя на десяток нетвердых шагов от пиршественного шатра, Пэй-гун разом протрезвел.
        - А вот слуги, благородный господин, - это уже лишнее. Ни к чему нам чужие уши. Разве что свинца в них залить? Насчет Пэнчэна я не шутил, кстати. Обсудим? А небесные госпожи наши, - он оглянулся на обеих дев, - покамест между собой пощебечут.
        ТАНЯ И ЛЮСИ
        Едва только Таня и Люся остались наедине, они бросились друг другу в объятия. Это ведь не пустые слова - «родная кровь». Когда ты одинок и рядом нет никого, кому можно довериться, родство становится важнее всего на свете. Сестрам ли, хлебнувшим лиха в чужом и чуждом Шанхае, не знать о том?
        - Люсенька, душенька, как ты? - прошептала Таня ей на ухо.
        - Танюша, это все потом! - Люся, всхлипнув, едва заставила себя разжать руки. Но позволить себе просто стоять, обнявшись, позабыв обо всем, они не могли, никак не могли. В любой миг эти ненадежные объятия окажутся разомкнуты, безжалостный ветер другого времени, другого мира оторвет сестер друг от друга и разбросает по охваченной войной чужой стране…
        - Потом, это потом, - повторила Людмила и воровато оглянулась. Поблизости вроде бы никого не было, но это не значит, что в тенях от шатров не прячутся наушники и соглядатаи. Наверняка ведь за разговором двух «небесных женщин» наблюдают чужие недобрые глаза.
        - Значит, так. Как только чжухоу отвалят брать этот Пэнчэн… - начала Люся и тут же сама себя шлепнула по губам. - Эх! Давай-ка на французский перейдем. Мало ли какая сволочь тут подслушивает.
        Это было более чем разумно. Уши тут были везде и всегда.
        С языком Мольера и Наполеона у Люси было чуть получше, чем с нелюбимым немецким, но все равно француз бы Люсеньку не понял. Зато сестра понимала.
        - Когда они ходить воевать Пэнчэн, я забирать тебя сразу! - отчеканила Люси с жутким немецко-русским акцентом. - Готовой ты быть!
        Таня вздохнула и виновато улыбнулась.
        - Я не могу уйти с тобой. Фигурка, которая была у тебя, теперь находится у дяди генерала. - Она старалась говорить короткими понятными фразами.
        Старшая сестра тряхнула головой и от волнения выругалась совсем не по-французски. А затем, перейдя на императив, поделилась планами:
        - План мой! Генерал убить в Пэнчэн, рыба забрать, идти Нюйва. Хорошо?
        Прочитав сомнение во взгляде Тани, она добавила, торопясь ее убедить:
        - Лю все сделать. Я просить, он делать все.
        - Люся! Боже мой! - всплеснула руками Татьяна. - Ну зачем же сразу убить? Ты Сыма Цяня читала, вспомни, что там написано. У генерала большая армия, без нее нельзя. Нам нужно поехать в столицу. Там наша вторая рыбка. У главного… - она не знала этого слова, а ругаться не хотелось, - советника. У главного евнуха.
        Невидимые соглядатаи наверняка насторожили и без того длинные уши. Еще бы, если в череде «небесных» слов вдруг стали проскальзывать хорошо знакомые - «убить», «евнух»…
        - Сыма Цянь, Сыма Цянь… - проворчала Люся, ломая язык о чудовищную смесь «французского с нижегородским». - Ты еще скажи, что мы нарушим ход истории! В историю мы с тобой, Танюша, влипли по самое «не балуйся»… Как теперь выбраться, ума не приложу… Нюйва говорить, рыбы эти ее! Их непременно забирать, иначе большой беда быть! Но… - Она схватила сестру за руки и с тревогой заглянула ей в лицо. - Он же бешеный, этот князь. Что он с тобой сделал, зачем увез? И чего от тебя теперь хочет? Я же с ума сойду, Танюша! И, кстати… Дядю тоже убить можно. Я его не любить. Яд мне давать! Сволочь косоглазая!
        Услышав про Нюйву, Таня закрыла ладошкой рот, а потом осторожно потрогала сестру за руку:
        - Ох, Люсенька!
        Божественное вмешательство страшило почище козней Сян Ляна.
        - Я и деда-паршивца тапкой погоняла слегка, - похвасталась Люся. - А Нюйва… Короче, поговорили мы с нею. Рыбы эти ее. Вот нас из-за них сюда и затянуло. Но ничего она мне толком не рассказала, да я и не поняла половины. Папенька бы сразу догадался, что там к чему… Но насчет рыб я одно поняла: если их сложить, можно… - Она осеклась, пытаясь вспомнить, как будет по-французски «глиняный болван», и сердито насупилась: - Можно les golems[38 - Големы (фр.).] оживить. Noir[39 - Черный (фр.).] их оживляет, blanc[40 - Белый (фр.).] дает то ли разум, то ли волю, там непонятно. Но рыб отобрать нужно обязательно. Представь, что такой вот oncle[41 - Дядюшка (фр.).] наворотит с le armee de golems[42 - Армия големов (фр.).]?
        - Поэтому я останусь с Сян Юном и Сян Ляном, - твердо сказала Таня. - Я ведь точно не знаю, где вторая le poisson[43 - Рыба (фр.).]. Может, у Джао Гао, а может, у самого императора. А сбежим, так потеряем из виду обе.
        Люся фыркнула:
        - Сама же говорила про Сыма Цяня! Если все, как у него, пойдет, то victoire[44 - Победит (фр.).] мой Лю. И тогда мы разом deux poissons получим.
        - А если нет? Если Лю не победит? Ты вообще заметила, что этот Китай не совсем тот? А я вот заметила, - вздохнула Татьяна. - А тут еще эти глиняные… les golems. Где они? Что они такое?
        - Да пес его знает, что или кто… - Люся со вздохом почесала затылок под красной косынкой. - Что Китай не тот, я заметила. И ты права, конечно, но… Я тебя здесь не оставлю. Если уходить не хочешь, тогда придется мне с тобой остаться. А если этот старый упырь и тебя отравить надумает? Или le general в голову что-нить не то стукнет? Я-то, слава богу, со своим le rebelle[45 - Мятежник (фр.).] сговорилась уже, он понятливый и безопасный. А ты тут как на бомбе сидишь, сестрица.
        «Небесная дева» замахала на «хулидзын» руками, словно ветряная мельница.
        - Нет, нет, нет! Ни тебе, ни Лю оставаться здесь никак нельзя. Сян Юн - это полбеды, он психованный, но не такой уж и плохой, а вот oncle его… У-у-у! Он и тебя отравит, и Лю убьет. Он знает, что мне le poisson нужна. Так что даже не думай оставаться здесь. Я сама с Сян Юном разберусь, - смело заявила Таня.
        И тихо порадовалась, что ее сестренка - рядом с хорошим и надежным человеком. Главное, чтобы она от Сянов подальше держалась, а на Лю Дзы можно положиться.
        - Ладно, - сдалась Люся. - Не убедила, но делать нечего. Не силком же тебя волочь! И Лю мне бросать сейчас никак нельзя… - Она невольно отвела глаза, не решаясь даже сестре рассказать о том странном, что потихоньку прорастало между нею и Пэй-гуном. - Вот уж попали мы с тобой, сестренка! Хорошо, меняем, значит, план. Ты добываешь poisson noir, а я на poisson blanc нацелюсь. По Сыма Цяню, в Санъян-то первым мой le rebelle войдет, а не твой le general. Вот я там и пошурую тогда. Может, еще что выяснить удастся… Но! - Она прищурилась, сжала кулаки и заявила, не понижая голоса и не скрывая злости: - Если этот Сян Юн тебя хоть пальцем тронет, я его сама порву на лоскуты, и плевать мне на историю! А уж дядю, змея подколодного, и так давно пора лошадками порвать или там сварить живьем. Как они в этих веках развлекались, что-то я запамятовала…
        Обернувшись, Людмила оскалилась в сторону самых густых теней и припечатала:
        - Так ему и передайте, les rogues[46 - Проныры, шпионы (фр.).]!
        В сумраке кто-то озадаченно зашуршал, и «хулидзын» удовлетворенно ухмыльнулась. Будут знать!
        - Тут такое дело… - убедившись, что шуршание затихло где-то в направлении палатки Сян Ляна, Люси облегченно вздохнула и улыбнулась с непривычным смущением: - Давай пошушукаемся, как раньше, а?
        Ей нестерпимо хотелось все-все рассказать, но обрывки французского для такого разговора катастрофически не годились. Хотя… Тут в общем-то вполне можно было обойтись и одним la affection[47 - Влечение, страсть (фр.).]. Или, например, das Verliebtsein[48 - Влюбленность (нем.).]… Уж настолько-то Люсиного словарного запаса хватало, да.
        СЯН ЮН
        Что бы там дядюшка ни говорил, но генерал Сян не таким уж дураком уродился. А раз так, то догадаться, что хулидзын явилась забрать сестру, ему было несложно. Он бы и сам так сделал. А штурм Пэнчэна - прекрасная возможность убить стоящего на дороге Сян Юна, пока небесная лисица выкрадет Тьян Ню. Отличный план, что и говорить. Генерал даже почти придумал, что он противопоставит хитрости хулидзын, но его размышления прервал Мин Хе.
        - Небесная госпожа пришла! - пискнул ординарец, уткнувшись лицом в ладони. - Просит соизволения войти.
        - Дозволяю.
        Она, поначалу ничего не смыслившая в правилах поведения, а оттого еще более чуждая, быстро осваивалась, хватая знания на лету. И все равно оставалась другой, нездешней. И дело не в цвете волос и глаз… Хотя кожа у нее столь тонкая, что Сян Юну всегда казалось, будто он видит чувства небесной девы на просвет. Они были как тени на белом шелковом экране. И сразу понятно - вот Тьян Ню зла, или расстроена, или радуется, или грустит.
        Сейчас небесная дева пришла сказать что-то важное.
        - Вы можете не усиливать охрану, генерал, я никуда не сбегу, - сказала она с ошеломляющей прямотой.
        Сян Юн начертил пальцем на поверхности столика, за которым сидел, иероглиф, обозначающий «прямодушие». Если это была какая-то небесная игра, то ему она нравилась. А если не игра, то… редкий жизненный опыт.
        - Я даже примерно представляю, почему вы остаетесь со мной.
        Ах, вот опять по ее лицу мелькнула быстрая тень удивления, которое тут же сменилось пониманием.
        О нет, он никого не посылал подслушивать. Дядя - тот посылал, но они с сестрой говорили на небесном языке. Что вполне объяснимо.
        - В союзных договорах всегда есть место для тайных замыслов и дополнительных стимулов.
        - Как у вас и Лю Дзы? - грустно улыбнулась Тьян Ню.
        - Пэй-гун - отважный человек, непростой и очень умный. Совсем не такой, каким мне представлялся крестьянин-выскочка. Но исключений не бывает, - покачал головой Сян Юн. - Вы и сами это знаете, моя беспокойная госпожа. Хотите чаю? Заодно поговорим.
        - О чем же? - спросила она. В прозрачных, как воды горного ручья, глазах пряталась печаль - маленькая темная рыбка.
        - О чем угодно, лишь бы слышать ваш голос.
        - Хорошо. Давайте пить чай.
        Однажды он спросил у Тьян Ню, отчего ее глаза такого удивительного цвета. И она ответила: «Я слишком долго смотрела на снег».
        ЛЮСИ И ЛЮ ДЗЫ
        Над ставкой чжухоу поднимались дымы костров, возносясь вверх, к черному шелку бесконечного неба, на который кто-то просыпал пригоршни крупной звездной соли. Ночь новолуния царила над Поднебесной - темная ночь, колдовская. Лю Дзы сидел у входа в свой шатер и молча ждал. Шаги этой женщины он уже узнавал из сотен других шагов.
        - Поговорили с Сян Юном? - спросила она, усаживаясь рядом на циновку.
        Лю кивнул, а потом вдруг признался:
        - На самом деле князь Чу не самый плохой из людей. Мне будет жаль, когда придется его убивать. Но колебаться я не стану.
        Люси проследила взглядом за росчерком падающей звезды и зябко передернула плечами.
        - В этом мире, - сказала она, помолчав, - жизнь человека стоит не дороже горсти дорожной пыли. Но в том мире, откуда мы пришли… цена ей та же.
        Мятежник просто обнял ее за плечи. Он понял.
        - Но если не мечтать о мире, где закон будет дороже золота, земледелец не станет бояться воина, а князь - земледельца, то стоит ли браться за дело? Как думаешь, небесная госпожа?
        - Прекрасная мечта. Но я видела, как сотни тысяч не самых плохих людей уже убивали друг друга ради такого мира. Думаешь, у тебя здесь выйдет по-другому?
        - Не стоит и начинать, - твердо повторил Лю, - если не верить. Если задержишься тут, на земле, может, успеешь увидеть?
        «Может, мы сумеем сделать мир таким вместе», - этого он не сказал, нет. Но подумал.
        - Если задержусь. - Люси усмехнулась. - Ох. Сначала я не знала, зачем мы вообще оказались здесь, а теперь не знаю и…
        «Где мой дом? Где мир, который я могу назвать своим?» Нет, она не сказала этого вслух. Только подумала.
        И зимой зеленеет
        Сосна на утесе высоком.
        Даже в бурной стремнине
        Лежат валуны, недвижимы.
        Человеку ж отмерен
        Недолгий век и непрочный,
        Будто странник присел отдохнуть
        В пути бесконечном.
        «Мы строили грандиозные планы, но некоторым из них просто не суждено было исполниться. Откуда же нам было знать, что в это самое время белая глиняная рыбка уже оказалась у человека, того единственного во всей Поднебесной, которому она ни за что не должна была достаться».
        (Из дневника Тьян Ню)
        Санкт-Петербург - Москва - Харьков
        Октябрь 2014 - апрель 2015 г.
        notes
        Сноски
        1
        Или чеонгсам («длинное платье») - традиционное китайское платье, чья форма была осовременена в двадцатых годах двадцатого века в Шанхае.
        2
        НАНСЕНОВСКИЙ ПАСПОРТ - документ, выдававшийся Лигой Наций беженцам из России.
        3
        Певичка, кокотка, дама полусвета.
        4
        ФАНЗА - традиционный китайский дом.
        5
        Часть православной молитвы Михаилу Архангелу (защита от врагов).
        6
        Суффикс -эр образует «детский», уменьшительный вариант имени. В китайском языке фамилия ставится перед именем.
        7
        ХУЛИДЗЫН (ху дзин, хули дзин) - лиса-оборотень.
        8
        БЯНЬДАН - китайское боевое коромысло.
        9
        Древнекитайская мера длины. В эпоху династии Цинь один чи равен двадцати двум сантиметрам и шести миллиметрам.
        10
        КУН-ЦЗЫ - Конфуций.
        11
        ЯНЬЛО-ВАН - в древнекитайской мифологии владыка подземного мира.
        12
        ПЭЙ-ГУН - правитель, или владыка уезда Пэй.
        13
        Божество огня, которое изображали в облике свирепого краснокожего существа с шестью руками.
        14
        Правящая партия китайских националистов.
        15
        Слова Конфуция.
        16
        Слова Конфуция.
        17
        ТЬЯН НЮ - небесная дева (кит.).
        18
        ЧОН - части особого назначения - «коммунистические дружины», «военно-партийные дружины», создавшиеся при заводских партячейках, райкомах, горкомах и т. д. (1917 - 1925).
        19
        Стихотворение авторов по мотивам «Песни о великом ветре», которая приписывается императору Гао-цзу, основателю династии Хань.
        20
        Китайская поговорка, аналог русского выражения: «Помяни черта…»
        21
        Здесь и далее - стихи авторов (подражание песням из сборника древнекитайской поэзии «Шицзин»).
        22
        Стихотворение Н. С. Гумилева.
        23
        ЛЯН - двадцать пять человек.
        24
        Сукин сын! (фр.)
        25
        Твоя мать - шалава! (фр.)
        26
        Урод! (фр.)
        27
        Козел! (фр.)
        28
        Стихотворение Н. С. Гумилева.
        29
        Самолет времен Первой мировой войны.
        30
        Самолет времен Первой мировой войны.
        31
        Подождите, пока я закончу работу. Мы обсудим все позже (нем.).
        32
        Палочки для еды.
        33
        Пять человек, самое маленькое военное подразделение.
        34
        Дерьмо (фр.).
        35
        Учение Дао.
        36
        Повелитель грома.
        37
        Повелительница молний.
        38
        Големы (фр.).
        39
        Черный (фр.).
        40
        Белый (фр.).
        41
        Дядюшка (фр.).
        42
        Армия големов (фр.).
        43
        Рыба (фр.).
        44
        Победит (фр.).
        45
        Мятежник (фр.).
        46
        Проныры, шпионы (фр.).
        47
        Влечение, страсть (фр.).
        48
        Влюбленность (нем.).