Амамутя. Путь огненного бога Сергей Юрьевич Саканский
        Когда московский бизнесмен получил приглашение на литературный вечер, он и представить себе не мог, что с этого момента вся его жизнь круто изменится. Увлеченный любовью к молодой поэтессе, он отправится с нею в далекое путешествие на поиски древних реликвий, но в итоге разгадает самую главную, самую страшную тайну мироздания. Конец света, ожидавшийся в 2012-м году, так и не состоялся, но древний дух огня предлагает взамен нечто более ужасное для всех жителей Земли.
        Сергей Саканский
        Амамутя
        Роман
        Страсть взрослых людей к поджогам, считают психологи, это пробуждение первобытного инстинкта, с которым не может справиться тот, кто болен или тот, кто не сформировал свой интеллект. ИЗ УЧЕНОЙ СТАТЬИ
        Все огни - огонь… ИЗ ХУЛИО КОРТАСАРА
        Этот пленительный образ тайны
        Все началось с приглашения на поэтический вечер. Иван и представить себе не мог, что это официальное письмо станет своего рода билетом в дальнее путешествие, а также пропуском в другой мир, который вплавлен в видимую реальность, как фитиль в тело свечи.
        Он хотел было удалить это приглашение, как и многие другие, что обычно рассылаются тем, кого можно пощипать за финансы, но его заинтересовала девушка, приславшая письмо.
        Иван прогуглил ее имя - Делла Сирота, поэтесса (псевдоним, конечно) и обнаружил другие ее фотографии, а также стихи.
        Она не была красавицей в общепринятом смысле, но ему понравилась очень, он даже поймал себя на том, что вздрагивает, когда смотрит на нее, и хочется ему поспешно отвести взгляд, словно в глаза плеснул дальний свет ксеноновых фар.
        В объявленный день сел в машину и поехал. Творческий вечер проходил в Чеховской библиотеке. Пожилой ведущий производил впечатление идиота, сладким голосом рассуждая о звездах и огне, горящим внутри них, ядерных реакциях, таинственным образом влияющих на психику человека, тайных знаках, которые образуют созвездия в небесах…
        Девушка была стройной, хрупкой, казалось, что она может в любой момент сломаться и ссыпаться, превратившись в груду кукольных обломков, накрытых длинной бордовой юбкой с косыми полосами бахромы. Трогательная, бедно одетая, вызывающая сострадание поэтессочка.
        Иван не понимал ее стихов. Он не был профаном в искусстве, эдакой тупой машиной, крутой скороваркой бабла, как многие его собратья по несчастью: любил живопись, хорошо знал архитектуру, только вот к поэзии был равнодушен… Что он делает здесь, среди длинноволосых, курящих, с лентами седины женщин, молодых людей, бородатых, хвостатых, как худых, так и довольно упитанных, слушающих, как эти средних лет дамы забалтываются на крыльце, поводя тонкими сигаретами? И девушка уже не казалась такой привлекательной. Иван встал, пробормотал извинения, двинулся по проходу к двери… И внезапно услышал за спиной:
        - А теперь я прочту стихи на языке угреш. Без перевода.
        Иван вздрогнул, обернулся. Девушка на сцене смотрела прямо ему в глаза. Подняла, протянула в его сторону руку, явно повелевая сесть, хотя для аудитории этот жест читался как элемент поэтического действа. Иван опустился на ближайший стул. По залу, имеющим на редкость плохую акустику, полилась искаженная мелодия речи, причудливых слов, которых Иван не слышал уже много лет.
        Выходит, что она - угреша?- думал он.- Одна из немногих оставшихся. И пригласила его на этот вечер вовсе не для того, чтобы поживиться благотворительностью…
        Слова, которые она произносила нараспев, лишь частично были понятны ему. «Трасэпата ната лор каранар… Лор каранар»,- повторяла Делла Сирота в конце каждого четверостишья, что заставляло Ивана содрогаться. И дело было вовсе не в том, что полузабытая родная речь тоской и болью отзывалась в нем, а в самих стихах, которые читала Делла. Вот что значили эти маниакально повторявшиеся слова:
        «Пламенные змеи уходят в небеса… Пламенные змеи».
        «Пламенные змеи»
        Его настоящее имя, данное ему на седьмой день после рождения, как того требовал обычай предков, было Ивогнуарад, что на языке угреш означало: Бурю На Рассвете Читающий. Разумеется, все его звали ближайшим русским аналогом, что уже было обычаем чисто советским - и в паспорте значился Иван, и национальность проставлена - русский, чтобы не портить его жизнь бесконечным повторением вопроса: кто такие угреши и как они связаны с Николо-Угрешским монастырем?
        Впрочем, Иван и сам не знал - как. Он был круглым сиротой, спросить не у кого: после пожара его взяли на воспитание деревенские соседи. Люди добрые, но чужие - пожилая чета, страдавшая недугом, который рано свел их в могилу. Сестра приемной матери привезла его к себе в Москву. Тут Иван и вступил в сознательную жизнь, тут и укоренился. О своей принадлежности к некоему исчезающему народу он, конечно, помнил, но корни были давно обрублены, благодаря двойной пересадке. Деревня на берегу Волги, где он родился, была затоплена Саратовским водохранилищем, жители переселены. Найти их, конечно, не составило бы труда. Только вот зачем? Разузнать свою родословную у стариков, бывших односельчан, он вряд ли бы смог, да и не испытывал особого желания. Язык, которому в детстве учила его мать, он уже почти забыл, не имея никакой практики, но сейчас, услышав его певучие ритмы, извлек с самого дна памяти, поднял настолько, чтобы понять обрывки стихов.
        Слова молодой поэтессы так потрясли его, что на какой-то момент сознание померкло, и Иван, сидя в зале, будто бы перенесся в затопленный мир и снова увидел огненного червя. Именно червя, а не змею, как назвала его Делла, поэтесса, которая пыталась во всем найти красоту и тайну.
        Те часы были самым страшным воспоминанием детства, да и вообще - самым страшным впечатлением в его жизни. Вот он смотрит на мать, с блеском в глазах лежащую на высокой кровати, блестят также и шишечки этой большой кровати, потому что на улице светло и солнечно. Иван хватает с синего кухонного стола спички и бежит во двор. Ключ торчит в двери дома, так как дом всегда принято запирать, если они вдвоем идут в магазин или в гости, потому что в деревне бывают цыгане. Иван зачем-то запирает дверь на ключ, хотя в доме остается больная мать.
        Все это он видел, словно какое-то кино: мальчика, который кувыркается в сене на сеновале, а потом чиркает спичкой и смотрит, как расширяется под рукой круг пламени…
        Сеновал загорелся быстро, пожар перекинулся на дом, соседи прибежали с ведрами и лопатами, цыганенок пытался полезть в огонь, но его удержали, мать плакала и кричала внутри, но вдруг затихла, помолчала, коротко всхлипнула и умолкла навсегда… И вот, в тот момент, когда крыша дома рухнула, из горящего месива вылез длинный огненный червяк. Он поднялся над пожарищем, оторвался от пламени и медленно улетел в небо.
        Позже один специалист объяснил ему, что это было редкое, но хорошо известное явление - огненный смерч, торнадо. Просто ветер порой закручивает огонь так же, как листья или пыль.
        - Торнадо - обычная вещь при возгорании некрупных объектов,- уверял его пожарный.- Возникает внезапно, существует секунды. Есть опасность залюбоваться его красотой. По этой причине происходят несчастные случаи.
        Вроде бы, все разъяснилось, но воспоминание детства не перестало быть страшным. Когда он стоял подле горящего дома и появился огненный червяк, он не мог отвязаться от образа: ему показалось, что чудовище на секунду замерло и склонилось над ним, будто рассматривая его.
        Это было старое, сморщенное лицо. Старик или старуха, он не успел рассмотреть, страшное очень, но было в этом образе и что-то знакомое, необъяснимо притягательное…
        Взгляд огненного червя, преисполненный ужаса и тоски, Иван запомнил навсегда. Он боялся его, чудовище снилось ему, как и вообще - огонь, пожары, безвыходные дымные коридоры… Он прекрасно понимал, что боялся лишь собственного страха, что огненное лицо лишь пригрезилось ему, а был на самом деле торнадо - редкое, но понятное природное явление. До самого сегодняшнего момента, до тех пор, пока поэтесса, стоящая на сцене, не повторила несколько раз подряд «лор каранар» - пламенные змеи.
        Первое свидание
        Это была не главная причина, по которой ему очень захотелось продолжить общение с Деллой Сиротой, но все же, даже если ничего не получится, он хотел бы знать… Иван подождал на крылечке библиотеки, пока героиня литературного вечера не вышла на улицу.
        - Мне надо с вами поговорить,- сказал он.
        Девушка остановилась, с вопросом заглянула ему в глаза.
        - Одно ваше стихотворение,- продолжал он,- мне не то чтобы понравилось, но вызвало какое-то странное чувство… Мне трудно это объяснить.
        - А вы попытайтесь,- улыбнулась Делла.
        - Что вы имели в виду, упоминая о пламенных змеях?
        Ему показалось, что вопрос поэтессу смутил.
        - Это метафора,- сказала она.- Знаете, что такое метафора?
        - Знаю. Мне непонятен сам смысл стихотворения.
        - В стихах может и не быть смысла. Просто музыка.
        - Но пламенные змеи… Этот образ как-то связан с мифологией?
        - Нет. Просто с ночным кошмаром.
        - Это вам снилось?
        - Да. А почему вы спрашиваете?
        Теперь смутился Иван.
        - Я видел такую картину.
        - Интересно, где?
        - На пожаре. Это такой огненный вихрь. Был пожар на судоверфи, приезжала команда,- Иван заговорил увереннее, потому что уже ни о чем не умалчивал.- Один из пожарных мне рассказал, что такое явление…
        Он заговорил о торнадо, смерчах, рисуя руками в воздухе круги. Компания Деллы стояла тесной группой поодаль - хвостатые молодые люди и седовласые женщины. Девушка, хоть и слушала его внимательно, но все же дважды оглянулась на них. У Ивана возникла дерзкая идея.
        - Моя машина за углом,- сказал он.- Могу вас подвезти.
        - Это было бы замечательно!- воскликнула Делла, опять оглянувшись.- Я только скажу своим друзьям.
        Честно говоря, Иван не предполагал такого развития событий: он был уверен в ее отказе и уже нащупывал в кармане визитку, с горечью думая, что выбросит она в урну этот клочок бумаги и не позвонит никогда.
        В итоге вышел вечер, каких давно не было в его жизни. По пути он уговорил ее заехать в ресторан. Это было одно из любимых его мест: широкая терраса, нависающая над рекой так, что набережная с потоком автомобилей была невидима за перилами и, учитывая нарочито мореманский интерьер, казалось, что посетители - не питающиеся тут москвичи и гости столицы, а пассажиры какого-то крупного лайнера, почему-то идущего меж каменных берегов подпруженной реки, словно вдоль норвежского фьорда.
        Если Делла и скрывала свое удивление непривычной роскошью, то это у нее получалось мастерски. Она мало ела и пила, не смотрела по сторонам, часто курила длинные коричневые сигарильи. Ивану пришла в голову шальная мысль: неужто он понравился девушке, при том, что они были из совершенно разных кругов, при том, что он был лет на двадцать старше ее.
        Несмотря на большую дифференцию в интересах, разговор не прерывался: едва чувствуя напряжение, Иван легко сворачивал на тему угрешей, загадки исчезающего народа и черты национального характера.
        - А ведь вы тоже окаете, как и я!- вдруг сказала Делла, всплеснув руками.
        - Разве?- смутился Иван.
        - Слышно не очень, но я чувствую как профессионал-филолог.
        - Ладно, я окаю, потому что я с Волги. Но вы-то почему?
        - Потому что я тоже с Волги.
        Делла родилась в Горьковской области, жила неподалеку от реки, возле моста. Иван прикинул, сколько времени движется капля воды от Нижнего до Саратова, где лежала его затопленная деревня, у него защемило сердце - от мысли, что эта девушка никогда не разделит с ним его одиночество… Он представить не мог, насколько ошибочной была эта мысль.
        Уже через несколько минут Делла огорошила его. Этому повороту предшествовала шутливая перепалка. Иван заметил, что Делла не притронулась к черной икре и придвинул ей плошку с уложенными по краям кубиками масла.
        - Нет, не хочу,- сказала она, отодвинув плошку.- Не люблю черное.
        - Может быть, тогда красную?- спросил Иван, оглянувшись на стойку, где официант беседовал с барменом.
        - Красное вообще-то люблю. Но сейчас тоже не хочется…
        - Похоже, вам сегодня вообще не хочется есть,- заметил Иван, глядя, как мимо веранды ресторана проходит шестидесятиместный прогулочный катер, явно арендованный для корпоративной вечеринки.
        - Не хочется,- вздохнула Делла, также рассматривая пассажиров на палубе, тыкающих пальцами по сторонам.
        - Может, прокатить вас по реке?
        - Откуда и куда?- засмеялась Делла.
        - До Северного порта и обратно, от шлюза к шлюзу.
        - Не знаю. Я бы хотела совершить более дальнее путешествие.
        - Путешествие просто так? За границу?- Иван вдруг подумал: а не предложить ли ей какой-нибудь тур, так, в шутку, авось согласится…
        - Ну, уж нет!- решительно возразила Делла.- Экзотика меня не привлекает. А вот, например, по реке - и вправду да. Только не по этой маленькой.
        - По большой реке?- спросил Иван.
        - Да, самой большой.
        - Самый большой в мире - Нил.
        - Это далеко.
        - А тут, совсем рукой подать - крупнейшая река Европы.
        - Волга!
        - Точно!
        - Хочу поплыть по Волге…
        - Не поплыть, а пойти, так принято говорить,- тихо поправил ее Иван и в тот же момент почувствовал, как заколотилось его сердце.
        Путешествие по Волге! Это как раз то, что он с легкостью может ей обеспечить, причем, в таких обстоятельствах, о которых можно только мечтать. Не ржавый круизный пароход с пьяными круизменами и орущими детьми. Не принудительные экскурсии по гладко выметенным полам кремлей. Не общественная кормежка в судовой столовке с промышленной вонью и неизбежной изжогой.
        Это будет волшебное путешествие на маломерном судне с двумя уютными каютами, где они будут спать, сначала, конечно, раздельно, с просторным кокпитом, где девчонка будет лениво загорать, а он, сидя за штурвалом, любоваться ею через зеркало заднего вида, уютной рубкой, она же кают-компания, она же камбуз, где они будут сидеть за вечерним чаем или вином, пока не разойдутся по своим койкам или же не лягут в одну… Причем, для этого, можно даже сказать, свадебного путешествия, фантазировал Иван, она сама выберет судно, потому что их, маломерных речных судов и моторно-парусных яхт с неограниченным районом плавания, было у Ивана несколько, правда, готовых к немедленной эксплуатации - сейчас только два.
        Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, пока они оба наблюдали за проходом катера, чей нос резал струи разноцветных огней на воде.
        - Хотите, предложу вам такое путешествие, хоть даже завтра?
        - Неужели?
        - Я владею небольшой судоверфью. Мы строим катера, яхты, моторные лодки…
        - Надо же! Тогда вы - настоящий капиталист.
        - Странно звучит это слово, но полагаю, что да.
        - И много у вас рабочих в эксплуатации?
        - Да штук двенадцать постоянных и штук… Не соображу сейчас, сколько привлекаю временных.
        - Штук? Вы говорите - штук?!- глаза девушки сверкнули, она рывком отодвинула от себя тарелку.
        Иван пожал плечами:
        - Просто решил подыграть вам, так как вы обозвали меня капиталистом. Конечно, все эти ребята, многие из них - мои старые друзья. Я хозяин предприятия, но не враг трудового народа.
        Он водворил тарелку с семгой и зеленью на место.
        - Я не потому тут швыряюсь тарелками…- примирительно сказала Делла.- Просто я уже основательно наелась с непривычки.
        Иван молчал. Коммунистка она, что ли? Сидит тут и ненавидит его в глаза.
        - Я поняла, что вы шутите, чтобы проучить меня. Тоже захотелось вам подыграть,- она засмеялась, показав крупные ровные зубы.
        Все-таки красавица. Нельзя ее терять по такому пустяку.
        - Я, между прочим, часто работаю вместе со всеми,- сказал Иван.- Когда приходится подменять кого-то или нагонять график.
        - В этом костюме?
        - Точно. Выворачиваю его наизнанку, как комиссар Жюв. Я свое дело начал с нуля. Просто построил своими руками лодку и продал ее. На вырученные деньги взял первого рабочего. Вдвоем мы построили еще несколько лодок. Прибыль дала оборот средств, я арендовал у яхт-клуба причал. Так, со временем, мое дело выросло. Это не очень-то и важно, что один из нас владеет оборудованием…
        - Но вы получаете прибыль, деньги, гораздо большие, чем рабочие.
        - Это просто зарплата капиталиста. Она и должна быть больше.
        - Давайте сменим тему?- Делла вздохнула с оттенком безнадежности.- Вы упомянули какого-то комиссара, я не поняла…
        - Комиссар Жюв…- начал было Иван, но замолчал, представив, что ей надо будет рассказывать чуть ли не весь фильм.
        Он подумал, что эта молодая девушка выросла в совсем другом культурном течении и веселить ее шутками из старых добрых «Фантомасов» не стоит.
        Он сказал, перебив сам себя:
        - Мы, кажется, планировали путешествие.
        - А вы это серьезно?
        - Да. Я давно подумывал об отпуске. У меня два судна на ходу. Я пришлю вам фото. И давайте перейдем на ты.
        - Согласна!
        Что особенного в собачьей кличке?
        Теперь, когда Делла на самом деле захотела поехать с ним, она казалась ему самой красивой девушкой на свете, поскольку была уже тронута каким-то туманным отблеском собственности. Неожиданно они оба загорелись энтузиазмом: с того момента, как прозвучало предложение, говорили только о путешествии. Делла сказала, что это будет не просто круиз, а научная экспедиция, потому что она давно хочет заняться историей своего народа.
        - Много ли народу мы найдем в этой экспедиции?- с иронией спросил Иван, зная, какое уединение предполагает река.
        - Ты разве не в курсе, что угреши живут исключительно по берегам Волги?
        - Разве?
        - Ты в самом деле не знал?- с удивлением спросила Делла.- Ты с Волги и я с Волги. Все угреши живут на Волге.
        - Странно,- пробормотал Иван.
        Делла помолчала. Затем спросила, как ему показалось, с осторожностью:
        - Может быть, ты и про Амамутю не слыхивал?
        - Слыхивал. Мать рассказывала сказки на ночь.
        - Это не сказки.
        - Легенды, былины… Как их еще назвать? О подвигах и приключениях Амамути, древнего богатыря.
        - Амамутя не богатырь.
        - А кто же? Помню, он сражался с огромной рыбой, и рыба проглотила его, а он…
        - Вышел на берег, сияя светом,- перебила Делла,- и рыбий хвост волочился за ним, словно след небесной кометы. Амамутя победил рыбу изнутри. Я давно изучаю мифологию народа угреш. Вообще-то Амамутя не герой сказаний, а бог. Создатель всего сущего на земле.
        Иван не удержался от улыбки.
        - С таким же успехом ты могла бы сказать, что Илья Муромец бог или там Робин Гуд.
        - Да при чем тут они?
        - Тоже герои народных легенд.
        Делла насупилась.
        - Ладно, закроем пока тему.
        Иван решил больше не дразнить девушку, будто уже подсеченную, но пока что готовую сорваться. Нет, здесь надо использовать очень крепкий сачок.
        Он отвез ее домой уже глубокой ночью. Делла жила на исходе проспекта Мира, недалеко от Яузы, где речка уже была ручьем, часто терявшимся в трубах. В машине ему наконец удалось удивить ее - не самой машиной, а ее способностью прорезать город за считанные минуты.
        - Надо же! Только что проехали ВВЦ и уже дома,- с радостью заметила она, слишком привыкшая к неторопливости общественного транспорта.
        Вернувшись домой, он послал ей мейлом фото двух своих судов, готовых к немедленному отбытию. Среди ночи он вдруг проснулся, будто от толчка. Какое-то время не мог понять, дома ли он или уже на борту, так как казалось, что его разбудила внезапная волна.
        «Пламенные змеи уходят в небеса…» Образ из сна поэтессы. У него не было времени обдумать это раньше, поскольку его слишком захлестнули эмоции. Но ведь такого просто не может быть - что за странное совпадение?
        Конечно, он не мог рассказать едва знакомой девушке о том, что сжег собственную мать. Да и вообще, он ни с кем в жизни не делился этим. За последние часы Иван во второй раз явственно увидел тот далекий день из детства, хотя обычно подавлял в себе воспоминания о пожаре. Иногда ему казалось, что в страшном огненном лице он именно ее и увидел, свою мать… То есть, если бы он верил во всякое нематериальное, то само собой бы решил, что в образе огненного червя отошла на небо ее душа.
        И еще одна тайна была в его судьбе. Отец также погиб при пожаре, но это произошло гораздо раньше. Обстоятельства пожара не были ему известны, но трудно представить какое-то произвольное совпадение. Много позже Иван узнал, что он просто-напросто болен, и болезнь его называется - пиромания. Возможно, это наследственная болезнь, и пожар, в котором погиб отец, не был случайным. Отец также совершил поджог и сам погиб на пожарище за несколько недель до рождения Ивана.
        Думая обо всем этом, Иван заснул, и снилась ему, как это бывало чаще всего, река (так грибникам снятся грибы, а лыжникам - лыжня), а наутро от Деллы пришел ответ: ей больше понравился швертбот «Джинс».
        Иван позвонил ей.
        - «Чоппер» вместительный и комфортный, на нем есть даже сауна,- сказал он.- Не говоря об элементарном душе и прочих удобствах.
        - Как? Разве на «Джинсе» нет душа и туалета?
        - Есть, конечно, гальюн. Туалет, как ты его называешь. А вот душ - только в кокпите.
        - Что такое кокпит?
        - Это такой вырез в палубе. Словом, открытая часть судна, вроде терраски в доме. Можно натянуть над ним тент. Плещешься, сколько угодно. Помпа качает забортную воду. Есть еще мобильная баня. Это просто палатка с печкой, ее ставят на берегу. Самая настоящая баня. Словом, «Джинс» - туристское судно, а «Чоппер» - круизное.
        - Все ясно. Я выбираю «Джинс». Я туристка, а не круизер. А еще я хочу взять свою собаку.
        Иван нахмурился:
        - Какую собаку?
        - Так!- зловеще прошептала Делла.- Как я поняла по твоему тону, собак ты терпеть не можешь.
        - Напротив!- выразил смягчение Иван.- Я интересовался ее породой.
        - Водолаз, конечно! Я ж давно мечтала совершить путешествие по реке. Черный такой, мохнатый. Зовут - Барабан.
        Что-то особенное было связано с псом, носящим такое веселое имя, Иван определенно слышал какую-то историю, где фигурировал именно пес Барабан.
        Маленький фокус операции «Джинс»
        Иван владел небольшой мастерской, строящей маломерные суда из пластика и стеклоцемента - гребные и моторные лодки, катера и парусники.
        Руденко, его заместитель по должности, но компаньон по сути, отнесся к намерению генерального отъехать на неопределенный срок с нескрываемым скептицизмом.
        Иван вошел под дебаркадер верфи, где главным объектом была двенадцатиметровая яхта «Лаура» - довольно срочный заказ банкира из Ялты. Это судно стояло в работе уже несколько недель и было для Ивана символом успеха: ведь крымский бизнесмен мог выбрать любое из предприятий России, где цены были значительно ниже московских, но все же он решил строиться здесь, а это говорило о бесспорном авторитете именно этих мастеров.
        Один из них, увидев Ивана, спрыгнул с лесов и подошел. И Руденко, и сам Иван никогда не брезговали работой руками, особенно в ситуации аврала.
        Они пошли вдоль ряда «Джинсов» и «Чопперов» на разной стадии готовности и заговорили, отойдя достаточно от яхты, на которой висели двое рабочих.
        - Не самый лучший момент, чтобы нас оставить,- начал Руденко.
        - Любой момент - не самый лучший,- сказал Иван.- Ты разве помнишь время, когда на верфи не было аврала?
        - Помню,- сказал Руденко.- Когда и верфи-то не было.
        Это был намек на то, что когда-то они были друзьями, встречались часто, говорили обо всем на свете, а не только о работе, как последние семнадцать лет жизни, с тех пор, как появилась верфь и Иван пригласил друга в свой бизнес.
        - К тому же, я не совсем бросаю работу,- напомнил Иван.
        - Ну, понятно, будешь руководить имейлом, эсэмэсом, душевными беседами…- съязвил Руденко.
        - Не только,- спокойно ответил Иван.- Помнишь заказчика из Астрахани?
        - Ламбовского-то? Как не помнить!
        И вправду: хлопотный был покупатель - пожелал, чтобы ему доставили судно точно к началу навигации, прямо на дом, на междугороднем трейлере.
        - Я вот что придумал. Сейчас же даем объявления в волжские ресурсы от Казани до Астрахани. Выставляем модель на продажу. Я меж тем иду на ней вниз по реке. Если где-то на пути будет поклевка, то и толкну товар немедленно.
        - Офигеть!- воскликнул Руденко.- Для заказчика это будет выглядеть так, будто судно доставили ему на блюдечке. И невдомек ему, что гендиректор фирмы просто решил прокатиться по великой русской реке с девушкой.
        Они молча прошли мимо секции легких пластмассовых лодок, где двое ребят клали стеклоткань на болванку. Болванкой служила готовая отшлифованная лодка: это ноу-хау Иван придумал недавно. Лодки получались чуть разных размеров, что создавало нюансы ассортимента, во-первых и позволяло экономить место на складе, помещая скорлупу в скорлупу, во-вторых.
        - Я привык решать несколько задач одновременно,- сказал Иван, когда они вышли через ворота к причалу.- Так что, займись рекламой прямо сейчас. Да не смотри на меня, как на шизоида. Разумеется, катер немного потрется в дороге. Ну, заведу его в ближайший клуб для косметического ремонта. И ты прав: за доставку можно будет и цену набить.
        Перед ними, по разные грани причала стояли оба судна - черный с белым высокий «Чоппер» и желто-синий «Джинс». Они чуть покачивались на волне от только что прошедшего мимо мощного «Варуса».
        - Бензиновый, жрет литров пятьдесят в час,- заметил Руденко, глядя вслед этой юдоли удовольствий, уходящей по фарватеру против течения.
        - Наш обгонит его, если с двумя пассажирами,- сказал Иван, любуясь «Чоппером», каждая линия которого пришла из его собственных сновидений.
        - На нем, конечно, пойдешь?
        - Конечно. Хотелось бы опробовать. Но заказчица выбрала «Джинс».
        - Заказчица?- удивился Руденко, не поняв шутки.
        Да уж, слово живет в их узком кругу своей особенной жизнью.
        - Заказчица моей судьбы, возможно,- пробормотал Иван, и компаньон глянул на него с еще большим удивлением.
        Ничего не осталось у них от школьной дружбы, от прежних душевных разговоров. Нельзя делать бизнес с друзьями - эту истину ему пришлось испытать на себе.
        - Итак, начинаем операцию «Джинс»,- сказал Иван.
        Руденко пожал плечами и ушел внутрь. Глядя на свой причал и суда, приколотые к нему, Иван думал и о Руденке, и о Делле. Впрочем, он не переставал думать о ней с тех пор, как увидел.
        Кажется, ему, наконец, повезло: он встретил девушку своей мечты, ту, с которой сможет разделить всю оставшуюся жизнь. Правда, он еще не знает, захочет ли того же она… Казалось, что этого хочет сама судьба. Ведь столько обстоятельств сошлось в одной точке: и что у него есть судно, и что угреши живут именно на берегу реки, и что девушка интересуется историей угрешей…
        Иван вдруг подумал, что вся его жизнь была лишь подготовкой к встрече с нею. В детстве сидел на обрыве над Волгой, глядя и слушая, как мимо идут баржи, и думал, что тоже когда-нибудь уплывет по реке в невообразимую даль. Но жизнь распорядилась иначе, постоянно уводя его от берега. Деревню с лица земли смыли. В армию забрали на аэродром, в так называемую «наземную авиацию» - самолетам хвосты крутить. Именно тогда он полюбил моторы, конструкции, гладкое совпадение механизмов и, глядя на настоящих летчиков, шагающих по взлетной полосе с личными чемоданчиками в руках, полюбил свободу движения вообще. Именно тогда, где-то вдали, на свет появилась маленькая девочка, и нарекли ее Делимелад, в просторечии - Делла.
        Иван мечтал о торговом флоте, хотел поступить в мореходку, но даже и не попытался, поскольку страдал близорукостью. С таким зрением его могли взять только в мотористы. Он и об этом подумывал, но тут началась перестройка, неразбериха в стране, он устроился работать в кооператив, затем, когда кооператив умер естественной смертью, основал собственное дело, для которого не требовалось крупных вложений - нужны были лишь воля и рабочие руки. Все эти годы где-то уже совсем близко, росла и хорошела эта странная девочка-поэтесса, За Дождевыми Тучами Следящая, что значило на языке предков ее имя.
        Не будь он успешным бизнесменом, не получил бы приглашения на этот вечер. Не будь он именно судостроителем, не смог бы устроить девушке путешествие. Получается, что вся его судьба сложилась так, а не иначе, именно для того, чтобы встретить ее.
        Иван усмехнулся собственной мысли. Он построил не одну тысячу маломерных судов. Его лодки служат рыбакам и охотникам по всему бывшему Союзу, «от Амура до Днестра», его катера «перевозят пассажиров по главным водным артериям страны», его яхты «бороздят просторы мировых океанов»… Все эти пошленькие слова из буклета, сочиненного Руденкой, на самом деле значили очень много, но все, что он сделал, было нужным лишь для того, что встретить ее.
        Эта мысль показалась ему как-то даже унизительной. Жил и работал, создал собственную фирму, известную далеко за пределами страны, занимался серьезным делом и вот теперь, оказывается, цель его жизни достигнута. Или он просто-напросто полюбил не ее, а свои собственные надежды…
        Что-то здесь не вяжется. Странная догадка вдруг ткнулась Ивану в мозг: а не перепутал ли он причину и следствие? Не специально ли Делла пригласила его на литературный вечер, познакомилась с ним, зная, что он может провести ее по реке?
        «Девушка моей мечты»
        На сборы и приготовления ушло пять дней. В понедельник утром Иван приехал за Деллой, в район блочных хрущоб, к подъезду бедного штопаного дома. В таких домах последние годы живут лузеры и гастарбайтеры, которым лузеры сдают жилье.
        Девушка выбежала, ее лицо сияло. На плече она несла холщовую самодельную сумку с рядами внешних карманчиков. Иван никак не мог собрать в одно целое ее образ: он ускользал от внимания, поскольку соединял множество деталей: девушка вся была чем-то увешена - авторучка, красный блокнотик, вроде какая-то складная лупа… Бахрома куртки переходила в бахрому сумки, и не совсем было ясно, что чему принадлежит. Мохнатый черный водолаз также, казалось, продолжал тему этой длинной бахромы.
        - Знакомься, Барабан!
        Пес оскалился, будто и впрямь понимал, что его с некоторой даже торжественностью представляют, и ткнулся Ивану в колени, метя хвостом тротуар. Внезапно Иван вспомнил: Барабан! Конечно же: так звали пса из угрешских былин. Этот Барабан постоянно сопровождал Амамутю в его приключениях и всячески помогал ему - то вытаскивая раненого из воды, то скидывая защелку с двери темницы.
        - Здравствуй, народный герой!- поприветствовал его Иван.
        Делла странно на него посмотрела, будто бы он сказал или сделал что-то не то.
        - Ты ведь назвала его в честь того легендарного пса?
        - Это и есть тот самый пес Барабан,- сказала Делла, изобразив страшные глаза.
        «Это не сказки»,- вспомнил Иван и улыбнулся.
        Если она шутит сейчас, значит, шутила и тогда, а то он уже было испугался, подумав, что Делла слегка сдвинутая.
        Она была одета, как хипуля, и взяла в дальнее путешествие минимум вещей: одна лишь худенькая сумка. Значительную часть этой сумки занимали книги: красный блокнот, куда поэтесса записывала свои стихи, и какой-то томик старинного вида, смысл которого был совершенно не ясен.
        - Это-то тебе зачем?- с удивлением спросил Иван, когда Делла показывала ему содержимое сумки.
        Он хотел было взять книгу в руки посмотреть, но девушка накрыла ее ладонью.
        - Старинная книга. Я с нею не расстаюсь,- сказала она.
        Фолиант был завернут в пластиковый пакет, сквозь который было видно, что это такое, а именно: «Грибы северных лесов России» - было написано с ятями и ерами.
        - Тебя правда интересуют грибы?
        - Я отчаянная, страстная грибница,- соврала Делла, как говорится, не сморгнув глазом.
        То, что книга нужна для чего-то другого или то, что под ее обложкой содержится нечто другое, не вызывало у Ивана сомнения.
        Ну, ты и врушка, девушка,- подумал Иван. Почему-то и это ему в ней понравилось. То ли оттого, что он действительно уже любил ее, то ли оттого, что некая врушность просто добавляет женщине еще больше тайны. Загадку этой книги он, конечно, раскроет, в буквальном смысле…
        Делла зашвырнула сумку на заднее сиденье, где устроился Барабан и, уже не путаясь, как в прошлый раз, а где-то даже привычно накинула ремень безопасности.
        Что-то тихо громыхнуло у нее, будто речная галька: довольно массивный браслет из невзрачных плоских камушков отягощал узкую руку. Иван подумал, что такого масштаба украшение может принести вред ее здоровью.
        Она была сильно возбуждена от мысли о путешествии и говорила без умолку, то и дело оборачиваясь и тыча пальцами в сумку, которую только сегодня ночью сшила:
        - В этом кармашечке у меня… А в этом… Все мои кармашечки строго соответствуют вещичкам.
        Вот ведь какая сообразительная девушка, а не взять ли ее, скажем, на должность секретаря? Впрочем, никакого секретаря им не требовалось, поскольку все вопросы Иван и так держал в голове.
        Именно такой и должна быть девушка моей мечты,- подумал он, и мысленно стал называть ее нежным словом «девушка», даже иногда так и обращался к ней…
        Иван подрулил сразу к причалу, минуя дебаркадер, поставил машину под навесом, рядом с Фордом Руденки. Сама верфь была не видимой для Деллы: просто какая-то глухая железная стена, за которой раздавались неясные технические звуки. Он-то хорошо знал, что означает каждый из них, и будто видел, что происходит внутри. Мысль провести девушку через верфь он отбросил: увидит ребят в рабочей одежде, которые сейчас, под свист и рокот компрессора, красили днище очередного «Чоппера», и еще крепче уверится в том, что Иван эксплуататор и недобитый гад-капиталист.
        - Еще раз,- сказал он.- Вот причал. Большой, черный с белым - «Чоппер», маленький, желто-синий - «Джинс». Может, переиграем выбор?
        - Но у этого черного нет мачты, и он не парусник. А я хочу плыть под парусом.
        - Ну, смотри,- вздохнул Иван.- Под парусом не просто плывут с ветерком, а работают изрядно.
        - Я не боюсь работы!
        - Значит, буду тебя гонять по палубе, матрос!
        - Договорились.
        - Хорошо. Тогда и переодеваться не надо. Мы оба уже одеты под «Джинс».
        Делла рассмеялась, оценив, как она думала, шутку, Иван же не стал уточнять. В платяном шкафу «Чоппера» и вправду висела морская форма, черная с белым, именно под покрытие катера. Швертбот же предполагал джинсы, которые и так были надеты на его капитане.
        Дверца сторожевой будки распахнулась, и оттуда вышел Гришка. Он охранял не только причал Ивановой верфи, но и все остальные в затоне, но, поскольку его жилище располагалось точно напротив владений Ивана, где всегда было людно, все его считали чуть ли не законным членом бригады, да и наличными Иван частенько его баловал.
        Завидев Гришку, Барабан немедленно кинулся к нему, да столь страстно поприветствовал, что тот от неожиданности опрокинулся наземь.
        - Не знал, что у вашей девушки есть пес,- сказал Гришка, отряхивая задницу, из которой чуть ли не клубилась пыль, и вряд ли именно Барабан был причиной такого состояния его широких рабочих штанов.- Хороший пес. Очень хороший пес, чистый,- двусмысленно добавил он, широко улыбаясь.
        Иван достал бумажник и извлек оттуда бумажку… Что-то насторожило его в Гришкиных словах, и он думал об этом, следуя за Деллой, которая легко шагала вдоль причала, болтая своей бахромой.
        - Минуточку!- сказал он.- Мне надо поговорить со сторожем.
        - Сдачу взять забыли?- пошутила Делла уже ему вслед.
        Расколоть Гришку было легко. Ивана будто бы интересовало его мнение о возможности путешествия с собакой: нужно ли привязывать собаку, не сиганет ли она за борт, не уплывет ли к берегу, ищи ее потом и так далее…
        - Кстати,- как бы невзначай заметил Иван,- хозяйка никогда не расстается с собакой, даже спит с ней.
        - Вовсе нет,- с хитростью в голосе возразил Гришка, что, собственно, и ожидалось.- Прошлый раз она точно была без собаки.
        - Да брось,- сказал Иван, имитируя глубокую серьезность.- Ты просто не разглядел собаку в темноте.
        - Почему в темноте? Она ж днем приходила.
        - Наверное, собака сидела в машине…
        - Да не было никакой машины! Пешком она пришла. Ходила тут, рассматривала плавсредства…
        - Вспомнил!- весело произнес Иван, подумав, что из него вышел бы неплохой следователь-провокатор.- В четверг ведь собаку весь день в ветклинике держали. Потому и ходила девчонка без собаки.
        - Да не в четверг это было.
        - А когда же?
        - Точно не помню. Где-то с месяц назад.
        Вот этого Иван услышать уже никак не ожидал.
        - Ты уверен?- он уже не смог притвориться безразличным, поскольку на душе вдруг стало тяжело, горько…
        Он затеял весь этот нехитрый допрос, думая, что девушка его мечты была здесь на днях, чтобы тайком осмотреть катер, но она, оказывается, проводила мониторинг еще до их знакомства. Иван вспомнил, как собрался уйти с поэтического вечера, но его остановило то, что Делла начала читать стихи на языке угреш. Именно увидев, что он собирается уйти. О чем он подумал тогда? Что девушка знает о его происхождении, что пригласила на вечер не просто так, а именно как угреша, и так далее.
        Теперь получается, что все гораздо сложнее: Делла интересовалась верфью заранее… Что же конкретно ее интересовало?
        Вся эта история вдруг приняла неожиданный, довольно тревожный оборот, сложилась в одно целое, как пазл: недаром он удивился в самый первый вечер, что поэтесса с такой легкостью покинула свою литературную компанию и села в его машину… Наверняка же после выступления планировался какой-то питейный поход, и друзья ожидали ее у выхода из библиотеки.
        Иван шел по причалу, глядя на девушку, которая присела на кнехт, что-то выговаривая своему псу. Эти сорок шагов дались ему нелегко. Он должен был принять решение. Отказаться от путешествия сейчас же или чуть позже, все же немного прокатившись с нею по реке? Например, завтра, в Дмитрове, или послезавтра, в Дубне, сослаться на срочные дела, вызвать Руденку с машиной и доставить девушку домой. Катер же оставить в каком-нибудь клубе или на городском причале. С этого момента, правда, пойдет счет за аренду места, и если покупатель отыщется не скоро, то товар будет неуклонно таять…
        Обычно приходил молодой человек, чаще всего он почему-то был питерским - из города или Ленинградской области. Дружелюбным тоном предлагал переписать фирму на него, продать ему долю за символическую плату, назначить его гендиректором и тому подобное, что можно счесть за бред сумасшедшего, заявившегося в офис прямо из психушки. Такие истории, похожие на детские страшилки, рассказывали товарищи по несчастью.
        Юношу обычно вышвыривают. Вскоре приходят из санэпидемстанции, пожарной инспекции, налоговой и прочее… Каждая из служб выявляет свое, готовит акты: кто о карантине здания, кто о закрытии самой фирмы. Снова появляется молодой человек: у вас неприятности? Я могу все уладить. А вот вашего заместителя подрастает сын, а у вас - молодая красивая жена. Всякое с ними может случиться. Могу обеспечить охрану… И так далее. Рейдерская зараза была прилипчивой и опасной. Зимой ему удалось вывернуться, сделав неожиданный ход, обескуражив молодого человека с питерским акцентом… Неужели явление Деллы - этап какой-то новой атаки? И почему она курит такие дорогие сигареты, называемые сигарильями, если живет в хрущобе и одежду шьет сама? Не иначе как не так давно обломилась ей крупная сумма денег… Откуда?
        Он подошел, Делла подняла голову. Улыбнулась:
        - Это и есть твой шверт… Как его?
        - Швертбот,- подсказал Иван.- Но когда он идет под мотором, можно называть его катером.
        Причальный трап был положен на палубу «Чоппера», стоящего напротив.
        - Хочешь, зацени оба судна,- казал Иван.- Полностью мои проекты, много оригинального и нового.
        - Хвастаешь?
        - Факт просто. У «Джинса», например, нет рулевой рубки, он управляется из кокпита, как в режиме катера, так и тем более - парусника. Ведь паруса из рубки крутить - это дополнительное оборудование, потому и цена другая. Я и подумал, что рубка ему вообще не нужна.
        Он прошел по трапу на «Чоппер» и поманил Деллу к себе. Она поднялась на палубу вместе с Барабаном.
        - Что значит цена другая? Я не пойму, вы ж хотите продать подороже.
        - Мы на ты, девушка,- напомнил Иван.
        - Да я не персональное «вы» говорю с большой буквы, а «вы» - с маленькой, то есть, вы - буржуи.
        - Да ты, оказывается, и своего Маркса не читала. «Капитал», часть первая, глава восьмая, страница двести пять. Торговцам выгоднее продавать дешевые товары, дабы увеличивать спрос и расширять рынки сбыта.
        Делла округлила глаза:
        - Ты что, правда, и страницу помнишь?
        - Седьмая строка сверху. Шучу, конечно, это я от фонаря брякнул числа. Но политэкономия капитализма по Марксу строится именно так. Капитал - настольная книга любого современно хозяина,- опять пошутил Иван, но Делла, похоже, восприняла его слова всерьез.
        Да у ж,- думал он, ключом отмыкая дверь рубки-каюты,- сказал бы я ей о теории Маркса и ее пользе для работы.
        - В «Чоппере» совмещенный санузел, как это называют сухопутные.
        Он распахнул дверцу и нажал на педаль. Часть пола плавно приподнялась на пружине, открыв душевую раковину, одновременно загородив углом панели унитаз и образовав над ним полочку для банных принадлежностей.
        - Ух ты! И полочку подобрал точно по размерам,- в голосе Деллы впервые прозвучал восторг по отношению к чему-то, связанному с его работой.
        - Ничего я не подбирал,- буркнул Иван, насупившись именно от этой мысли, что впервые…- Полочка с выемками для мыла и флаконов, вот этих типовых, что стоят здесь в шкафчике, отливается в моем же цехе из пластика, точно по заданным размерам. Иначе,- он рассмеялся,- пришлось бы подбирать под какую-то заводскую полочку размер гальюна, коридора да и всего катера.
        Иван показал Делле и другие прелести круизного «Чоппера», делающие его уникальным, единственным в своем роде. Затем они вышли на пирс, и он ловко перекинул трап с «Чоппера» на «Джинс». Барабан, уже поняв, что делать с этими объектами, легко взбежал на новую палубу.
        - Швертбот вдвое меньше по длине,- продолжал Иван тоном экскурсовода,- всего около шести метров. Дело в том, что на стоянках приходится платить фиксированную сумму за судно до шести, а вот свыше - за каждый метр длины.
        - Ну-ну,- сказала Делла, осматриваясь.- Определяющий фактор все же деньги.
        - Да не мои это деньги!- вскипел Иван.- Платить на российских и европейских причалах будут покупатели.
        Делла с удивлением глянула на него. Неужто и впрямь поверила, что Иван заботится лишь об удобствах заказчиков, а не хочет сделать свое произведение более привлекательным, снабдить многими уникальными нюансами?
        Он распахнул переднею дверь каюты, и Делла вошла внутрь, не наклонив головы. Таким малышкам всегда комфортно в речных путешествиях.
        - Здесь всего одна комната?- удивилась она.
        - Каюта, камбуз, кухня то бишь, и даже туалет - все устроено в одном помещении, что делает внутренность судна максимально просторной…
        - Как? Гальюн и камбуз в одном?
        - Совершенно верно!
        Тайной целью этой экскурсии было все же отвратить Деллу от «Джинса», поскольку швертбот давно стоял в серии, а вот испытать в дальнем походе «Чоппер» еще не довелось, а уж продать его кому-то на Поволжье было бы большой удачей, поскольку он стоил в четыре раза дороже.
        - И где же здесь…- Делла замешкалась, озираясь.
        Иван продемонстрировал, как выдвигается унитаз, скрытый под рундуком. Он не стал расправлять ширму, отгораживающую его от остальной площади помещения.
        - Можно привыкнуть,- произнес он с наигранной бодростью.- Лодочники вообще спят в палатках и готовят на костре. Или, может быть, мне все же переодеться в черную форму?
        - Нет,- твердо сказала девушка.- Идем на «Джинсе».
        - Ну что ж,- вздохнул Иван.- Тогда я и останусь весь джинсовый. Это форма для катера.
        - Прямо-таки весь?
        - Весь джинсовый, да. Как Олег Попов был весь клетчатый.
        - Понятно. А кто такой Олег Попов?
        - Клоун такой был,- сказал Иван.- Он был в клетчатых штанах, клетчатом пиджаке и клетчатой кепке. Весь цирк покатывался со смеху, когда он доставал носовой платок, и тот также оказывался клетчатым. Или снимал ботинок, а там - носки… Может быть, ты теперь спросишь меня, кто такой Ленин?
        - Не спрошу,- ответила Делла, с тревожным любопытством опустив взгляд.
        - Нет, не джинсовые у меня носки,- сказал Иван, вздернув штанину.
        Ему стало грустно, даже защемило в груди. Лет двадцать разницы с этой девушкой. Разные эпохи, разные языки. Никаких крылатых фраз не употреблять. Ни старых комедий, ни всем известных книг. Совсем другое отношение к реальности. Прагматичное поколение. Они знают, чего хотят, а хотят они много и сразу. В любопытстве Деллы к своему будущему плавучему дому была какая-то беспорядочная жадность.
        - Эту дверку можно запереть снаружи?- спросила она, указав на аварийный люк.
        - Нет, а зачем?
        - От воров, например.
        - Владелец швертбота легко может сделать это изнутри, прежде чем выйдет через дверь каюты.
        И так далее. Не успокоилась, пока не осмотрела и не потрогала каждую деталь. Так и лазила по всему судну, впрочем, не выпуская из руки бутылочку с водой и постоянно прихлебывая из нее.
        - Ну, вроде, все показал, теперь можно двигаться,- сказал Иван.- Да, вот еще маленький холодильник, китайская модель, поставь туда свою бутылочку. Да и воды пить в жару много не советую.
        Он выбрался в кокпит, вышел на пирс и снова переставил трап к «Чопперу». Отвязал оба троса с кнехтов и прыгнул на палубу «Джинса». Катер, теперь свободный, медленно пошел, разворачиваясь от толчка, и окружающий мир приобрел свое относительное движение, как это будет теперь долго, пока они не сойдут на берег. Иван повернул ключ, и двигатель тихо зарокотал.
        Логичнее было бы доставить «Джинс» на трейлере и сбросить прямо в Волгу, а не идти каналом имени Москвы через шесть шлюзов, но Иван прекрасно понимал, что в таком случае впечатление получится не столь ярким для девушки. Путешествие надо начинать с нуля.
        Спустя минуту «Джинс» вышел на середину затона, обогнул бакен и лег на фарватер реки. Причал, «Чоппер», будка сторожа и дебаркадер выглядели отсюда на удивление маленькими. Руденко вышел из цеха и встал рядом с Гришкой, оба смотрели вслед уходящему катеру. Все это ползло, уменьшалось, пока и вовсе не скрылось за купами вязов, за поворотом реки.
        Можно ли дотронуться до тайны рукой?
        В детстве, сидя на обрыве над Волгой, глядя, как мимо идут баржи, Иван думал, что тоже когда-нибудь уплывет по реке. Он очень любил стихотворение Некрасова, знал его наизусть и повторял, как заклинание.
        …То, как играющий зверек,
        С высокой кручи на песок
        Скачусь, то берегом реки
        Бегу, бросая камушки,
        И песню громкую пою
        Про удаль раннюю мою…
        Иван искренне завидовал Делле, наблюдая череду ее впечатлений, каждое из которых было первым. Девушка впервые в жизни управляла судном, впервые видела шлюз, впервые ступила на остров. Это был небольшой кустистый островок на Клязьминском водохранилище. Иван вильнул вправо с судоходной линии и воткнул «Джинса» носом в песок. Делла спрыгнула на пляж, побежала, танцуя, разбрызгивая кварцевые радуги. Иван спрыгнул с кормы и поплыл вдоль берега, взмахом гребущей руки приглашая Деллу присоединиться к нему.
        Вместе, смеясь и брызгаясь, сделали круг и взобрались на катер с купальной платформы. Искупался и Барабан, безошибочным звериным инстинктом поняв, как пользоваться эти складным приспособлением. Намокнув, пес оказался на удивление худым, способным пролезть в узкую щель, впрочем, непонятно, зачем лазать по щелям водолазу…
        Сидя на платформе, Делла болтала ногами, производя такой фонтан брызг, что тяжелый катер чуть было не сошел с пляжной мели.
        Девушка была совершенно счастлива. Глядя на дальний берег, продекламировала стихи:
        - «…И умудрённый человек почтит невольно чужестранца, как полубога, буйством танца на берегах великих рек…» Нравится?
        - Очень. Ты сочинила?
        - Нет, Мандельштам,- она нахмурилась и закусила губу.
        Иван понял, о чем она закусила. Он думал о том же. Их непонимание взаимно: Делла не знает классических шуток, общепринятых реалий прошлого, а Иван - стихов.
        Двинулись дальше, снова вошли в сталинский канал. Иван вел осторожно, особенно при расхождении со встречными лодками, которых здесь оказалось достаточно много, несмотря на будний день. Иные судоводители были навеселе, не очень беспокоились о сигналах и отмашке. Один глиссирующий «Пегас» чуть не задел катер бортом, волной его швырнуло на стену, Иван врубил резервную мощность и едва вырулил.
        Ближе к вечеру Делла стала часто замолкать, искоса посматривая на Ивана. Ее смущение можно было отнести к щекотливой ситуации в связи с первой совместной ночевкой, но кто знает, что у этой девушки на уме?
        Он вспомнил свои утренние мысли - о том, что она действует не сама по себе, а является частью какого-то заговора. Вспомнил молодого человека, который приходил на верфь. Тот улыбался, весь такой гладкий, будто только что от визажиста, блестел безукоризненно уложенным чубчиком.
        Первый наезд уже произошел: несколько контрольных служб заинтересовались предприятием Ивана. Пожарные планы были на верфи не те и висели не там. На кухне рабочие развели полный бардак и антисанитарию. Парень из Николаева, который ночевал в цехе, считай, жил, попутно исполняя обязанности секьюрити, не имел регистрации в Москве… Молодой человек пришел, чтобы со всем этим разобраться, помочь выкрутиться из трудного положения. Это был второй этап рейдерской операции.
        У Ивана в кабинете на стене уже несколько дней висела фотография в рамке: выпускной класс, где красовались молодые лица и Клепикова Ивана, и Руденко Владимира. Был среди этих мальчишек еще кое-кто…
        - Вот наш класс,- сказал Иван.- Мой заместитель учился со мной. А еще говорят, что нельзя делать бизнес с друзьями…
        - Это мне не очень интересно,- заявил молодой человек, и его твердое «рэ» прозвучало угрожающе.
        - Вот эта личность вам не знакома?- Иван щелкнул ногтем по голове Орлова Сергея.- Также мой одноклассник и друг. Кстати, я, пожалуй, ему и позвоню по поводу всех этих внезапных неприятностей. Вам не стоит беспокоиться.
        По мере того, как он говорил, лицо юноши менялось. Вряд ли он узнал Серого по фото, скорее, сначала прочитал фамилию и имя, а уж потом и поэтому - узнал. Иван отщелкнул крышку телефона, будто и вправду собрался немедленно звонить.
        - Подождите,- сказал молодой человек.- Возможно, произошло недоразумение.
        - Вот как?- Иван закрыл телефон.- А по поводу охраны для дочери моего компаньона Руденки, которую вы хотели к ней приставить…
        - Вряд ли ей что-либо угрожает. Поэтому охрана и не нужна,- юноша говорил по-питерски, употребляя остатки «ятей» в словах и сильно акцентируя звук «ч».
        Подобно парню из Николаева, он был гастарбайтером в столице с небольшим стажем, еще не полностью овладев ее языком, как и сам Иван когда-то. Оканье и чтоканье… Ивану уже достаточно надоела эта комедия.
        - Тогда ваши услуги нам вовсе не требуются,- ласково сказал он, еле сдерживая себя, чтобы не шлепнуть печать на эту ладную рожу.
        Когда юноша исчез, в комнату вошел Руденко, покачивая головой. Все это время он был за дверью, в душевой кабине.
        - Невероятно, но это сработало,- сказал он.- Надо бы послать Сереге анонимный букет гвоздик.
        Ход был парадоксален еще и потому, что они не знали ни телефона, ни адреса Сергея Олова по кличке Серый, своего одноклассника, который был одним из крупных бандитов, уцелевших в гражданской войне, ныне известным бизнесменом и политиком, да и никогда с ним особо не дружили.
        Уникальность верфи состояла в том, что она всегда была свободна от крышевания. В отличие от прыткого гладкокожего рейдера, серьезные люди сначала наводили справки, а уж потом действовали. Наткнувшись на информацию о том, что оба компаньона были «орлятами», то есть - выходцами из знаменитого Орловского класса, они обходили верфь стороной, думая, что верфь под Орловым и стоит. Сам же Орлов их не трогал по старой дружбе, да и доходы были не такие большие, чтобы променять их на святое.
        Что если рейдеры отрабатывают новую, в общем-то правильную версию, а Делла как раз на то и заточена, чтобы, войдя в доверие, разговорить его, узнать его жизнь, узнать о его истинных отношениях с Серым… Как же иначе выведать правду, если не у него самого?
        Возможно, их цель заключается в том, чтобы просто выманить его из Москвы. Например, завести в какую-то глушь, оставить без связи на несколько дней: скажем, где-нибудь по течению Волги есть места вне роуминга, и тогда… Что - тогда? Допустим, он дня на два-три останется без информации. Что может произойти на фирме за этот срок? Ворвутся омоновцы в масках, захватят верфь… И что? Разве для этого необходимо, чтобы хозяин огибал Самарскую луку?
        Нет, эта версия вообще невозможна. Делла - угреша. Она - поэтесса. Трудно представить, что рейдеры могли использовать ее. Есть менее громоздкие способы. Все это было инициативой именно Деллы, с самого начала. Ей просто нужно спуститься по Волге. А он для нее - лишь «плавсредство». На молодежном разгоне это называется развести на любовь. Девушка сначала собрала инфо о нем, затем пригласила на вечер, устроила личное знакомство, очаровала…
        Пусть так. Все это не имеет значения. Главное - они одни в неторопливом стриме реки. И у него есть время для того, чтобы на самом деле понравиться ей. Пусть сегодня она его использует. Посмотрим, что будет завтра.
        Внезапно ему пришла в голову дикая мысль: экстремистка!
        Все разрешается просто. Делла - член какой-то молодежной организации коммунистического толка. Недаром всяческие пролетарские словечки постоянно у нее на языке. Вся эта акция спланирована. Его просто приговорили к смерти как врага народа, мерзкого капиталиста. На катере будет легко подстроить несчастный случай.
        Иван фантазировал дальше и сам удивлялся собственной фантазии. Уж не погиб ли в нем писатель, автор детективных романов?
        Сообщники Деллы поджидают в заранее условленном месте. Недаром она интересовалась, можно ли запереть люк снаружи, открыть изнутри. Это чтобы он не сбежал… Его скрутят, прочитают приговор: именем трудового народа, обманутых вкладчиков, закинутых дольщиков, старушек, утопленных в аквариумах…
        Обидно, что выбрали именно его. Идиоты. Не какого-нибудь настоящего хищника. Выбрали человека, который создает новые сущности, который дает людям интересную работу и платит за нее хорошо.
        Бред какой-то. Но как объяснить все эти странности, явное желание заманить его в путешествие? То, что это все неспроста, не случайно - ясно как божий день. Истинные свои цели девушка скрывает. Сам он догадаться не может, в чем тут дело, напрямую спросить ее - также не может. Почему, собственно? Да потому что боится потерять ее. Именно так. Если он даст понять, что в чем-то подозревает ее, то она может его просто-напросто бросить, сойти с маршрута в первом же городке и вернуться на электричке домой. Она поступит так в любом случае: если что-то есть, или если ничего нет и все его опасения - просто фантазия. Сторож мог обознаться. Мало ли на свете девушек, которые рассматривают катера и яхты? Может быть, у мужика плохое зрение. Может быть, он был вдребезги пьян. И самое главное - вдруг Иван просто нравится ей?
        Пора было останавливаться на ночлег. Они прошли уже три шлюза и двигались по узкому створу канала мимо Яхромы.
        - Есть два пути,- объявил Иван.- Можно добраться до турбазы или яхт-клуба, поставить «Джинс» на причал и переночевать в гостинице. Вон, кстати, прямо по курсу болтается клубный флаг.
        - А второй путь какой?- спросила Делла.
        - Ночевать в каюте. Да и встать на якорь можно чуть ли не в любом месте. Для того и построен катер, чтобы в нем жить.
        - Я хочу жить в катере!- воскликнула Делла, захлопав в ладоши.
        - Каюта у нас одна,- посуровев, сказал Иван.
        - Но койки же две,- сказала Делла, указывая в полумрак помещения.
        - Если тебя такая ситуация не смущает, то я не против. «Джинс» - это и есть мой дом на ближайшие дни, и я хочу жить именно в нем. Тем боле, что для жизни тут есть абсолютно всё.
        Делла вдруг закусила губу.
        - Только…- начала она, но Иван перебил ее.
        - Я уже понял. Никакого интима. Послушай, разве я хоть чем-то намекал на это?
        - Да? И ты не попытаешься ко мне приставать среди ночи в душной каюте?
        - В хорошо вентилируемой при помощи японского кондиционера. Не попытаюсь.
        - А почему?
        - А что - надо?
        Делла вдруг расхохоталась.
        - Не надо, конечно! Просто, я подумала, что ты думаешь…
        - Послушай,- перебил ее Иван.- Мы всего лишь идем по реке и все. Я не заметил с твоей стороны ни малейшего стремления быть со мной. Поэтому и не навязываюсь.
        Делла вскинула на него удивленный взгляд.
        - Но ведь по-вашему, по-буржуйски, человек за все должен платить, разве не так?
        Теперь уж удивился и Иван:
        - А ты собиралась платить?
        Делла повела плечом:
        - Нет. Но была готова к такому разговору. Значит, мы просто друзья, да?
        - Не разлей вода!- сказал Иван.- Соратники в общем деле. Собираем древние легенды, предания, тосты…
        Тут только до него дошло, что в туристическом снаряжении юной изыскательницы не хватает неких предметов.
        Все вещички девушки были как на ладони: да, в принципе, могли бы в ладони и уместиться, если это, конечно, крупная мужская ладонь.
        Кроме старинной книги, куда Иван все же заглянул украдкой, выбрав момент, когда Делла зашла в гальюн. Очень странной книги, поскольку это оказался действительно справочник по грибам - с хорошими гравюрами, подробными витиеватыми описаниями. Зачем ей таскать эту бессмысленную книгу, которая занимает добрую половину сумки?
        Но не это обеспокоило Ивана в данный момент. Не то, что Делла взяла в свое путешествие, а то, чего она не взяла. Красная тетрадка, блокнотик, куда она время от времени рассыпала свой бисер, то закрывая глаза и дрожа ресницами, то обводя взглядом вещи как будто поверх их сущности,- на месте. Хочешь - конспектируй древние легенды, предания, особенно тосты… Ну, а где же магнитофон? А коли старушек, после тостов, да потянет народные песни исполнять на языке угреш?
        Так. Еще одна загадочка в копилку. С тем, что девушке позарез надо пройти по реке и что в качестве транспортного средства она заранее выбрала Ивана, он уже смирился, но вот цель этого путешествия внезапно подернулась туманом. Зловещим туманом, подумал Иван, глядя на близкую стену канала, чьи трещины, похоже, как раз сейчас принялись излучать некие грибовидные испарения.
        Как же велика сила мысли, фантазии! Девочка просто забыла диктофон. Возможно, она рассчитывает, что Иван сам купит ей в ближайшем городке столь пустяковую вещь. И вот, все это проросло мрачными грибными шляпками из трещин облицовки, за которой, как всем известно, далеко не с миром покоились останки строителей этого грандиозного сооружения.
        И все же, все же… Что мы имеем на сегодняшний день, какие данные?
        Поэтесса Делла Сирота, стремительно влюбив в себя средней руки промышленника, увлекла его в некое загадочное путешествие. Ни видеокамеры, ни диктофона, ни даже фотоаппарата в арсенале не предусматривалось. Не мобильником же она будет снимать аудио- и видеоинформацию?
        - Красивые на лугах туманы,- сказал Иван, когда остановились на ночлег и сели за стол, ожидая, пока закипит чайник.
        - Ага, живописные,- буркнула в ответ девушка.
        - Да и вообще нас ждут великолепные места… Кстати, Деллочка, как ты собираешься обойтись без фотоаппарата и прочей аппаратуры? Думаешь, что у меня это все само собой есть?
        Делла посмотрела на Ивана с удивлением, затем вдруг быстро отвела глаза, словно намереваясь соврать.
        - Проблем, конечно, нет: я куплю все, что нужно в ближайшем порту…
        - Да незачем,- сказала Делла.
        - Какие же мы будем тогда исследователи?
        Она помолчала, испытующе поглядев на Ивана, покусывая губы, явно борясь с решением: сказать или не сказать? Наконец все же сказала:
        - Никакие мы с тобой не исследователи.
        - А кто же мы?
        - Собиратели.
        - Да? И что же мы собираем - местные грибы?
        - Местные амулеты,- она быстро сорвала с запястья браслет и швырнула на стол, Иван перехватил его.
        - Я уже видел подобное,- сказал он, перебирая, словно четки, плоские камушки.
        - У матери, как я понимаю?
        - Ну да. Все они сгорели, конечно.
        - Не все.
        - Я что же - буду тебе врать?
        - Не будешь, я уже достаточно узнала тебя… Дай руки!- она вдруг метнула над столом свою, длинную и узкую, словно змея.
        Иван недоуменно протянул раскрытые ладони.
        - Переверни.
        Он сделал это, блеснув печаткой перстня.
        - Как ты думаешь, что это за камушек?
        - Да неужели?- он с недоумением воззрился на довольно большой прямоугольник черного обсидиана, вправленный в серебро.
        - Как это уцелело в пожаре?
        - Никак. Мать заставила носить меня этот перстень на шнурке, вроде нательного креста.
        - Вместо креста!- воскликнула Делла.
        - Это символ?- помолчав, спросил Иван.
        - Еще какой!
        - Объясни.
        - Не могу.
        - Тайны от меня?
        - Вовсе нет. Потому что я сама не знаю, что это такое.
        Иван с недоумением разглядел свою печатку. Мать наказала носить ее на шее, пока его пальцы не вырастут, затем - надеть на безымянный правой руки, а когда женится, водрузить на его место обручальное кольцо, а печатку перенести на левую руку.
        - Снимай,- тихо, но веско приказала Делла.
        Иван повиновался, подумав, что совсем не по-мужски спорить с девушкой о таком пустяке… Впрочем, и не о пустяке вовсе, как выяснилось через несколько секунд, когда Делла схватила со стола нож и ловко выковыряла камень, изуродовав серебро.
        Он и теперь не стал дергаться: с молчаливым любопытством смотрел на Деллу, которая, нетерпеливо отщелкнув лупу, разглядывала камень.
        - Есть!- резюмировала она, блеснув зубами.
        Иван вытянул шею, выглядывая, что это там такое «есть».
        - Буква,- уточнила Делла.
        Действительно, на нижней, прежде скрытой части камушка был выгравирован крошечный знак. Иван взял в руки и рассмотрел его ближе. Это было похоже на дерево, на двух ветвях которого висели крупные плоды. Иван уже где-то видел подобное, но вспомнить не смог…
        Глаза девушки сияли. Она бесцеремонно развязала (просто разорвала узел зубами) свой браслет и рассыпала камни по столу.
        - Смотри: буквы есть на всех камнях!- сказала она значительно.
        Иван перевернул несколько. И вправду: на каждом камне был высечен причудливый знак, причем, только с одной стороны (вторая была просто иссечена неровными полосками. Причуда была в том, что перстень Ивана как раз не демонстрировал, а скрывал знак, и он всю жизнь думал, что эти асимметричные полоски - и есть лицевая сторона камня, проецирующая какой-то национальный узор.
        - И что это значит?
        - Не имею никакого понятия. Но такие камушки должны быть у многих угрешей. Если не у всех.
        Она достала из сумочки маленький замшевый мешочек и высыпала оттуда еще несколько камней в общую кучу.
        - Это я добыла раньше. Выпросила у угрешей-москвичей.
        - Эй!- вскрикнул Иван.- Ты ж все смешала. Теперь и мой камушек потерялся, и твои тоже.
        - Не нервничай!- огрызнулась Делла.
        - Ну, и где теперь мой камень?- чуть ли не плаксиво произнес Иван, двигая пальцами элементы на столе.
        Делла взяла один из них и отщелкнула его в сторону.
        - Узнаешь?
        Иван посмотрел:
        - Да, вроде, мой…
        - Вот и хорошо. Дело в том, что я знаю наизусть все эти камни. Потому что это все не просто так. На моем браслете, например - вполне определенная надпись.
        Она принялась выщелкивать из кучи некоторые камушки. Иван любовался ее пальцами, думая о том, что все же не всегда они будут спать в разных койках, и не останутся просто друзьями «не разлей вода».
        Тем временем Делла разложила горсть камушков линией, в которой Иван автоматически насчитал тринадцать символов. Сказала:
        - Вот в таком порядке они и болтались на кожаной полоске, когда вещицу мне подарила бабушка.
        Знаки были странные, иные напоминали латиницу, иные - какую-то китайскую грамоту. Иван заметил только, что один и тот же знак повторялся дважды: на второй позиции и в конце «строки».
        - Никогда не видел таких букв.
        - Это не буквы,- сказала Делла.- Это иероглифы. Частично - идеограммы.
        - В чем разница?
        - Иероглиф может быть словом или слогом. Идеограмма - это понятие. Вот, видишь, кружок с лучами. Что это, как думаешь?
        - Солнце.
        - Разумеется. Либо солнце, либо он сам, потому что Амамутя на языке угрешей и означает - Солнце. А вот этот знак, похожий на дерево, что на твоем камне?
        - Дерево, разумеется.
        - А вот и нет. Этот иероглиф, и он означает «жизнь». В нашем языке изначально были смешаны два способа записи. Это уникально, и я не знаю, почему так случилось. В том-то и загадка древней письменности народа угреш.
        - Большой однако вопрос. Меня волнует чуть менее важная мелочь. Зачем это мать наказала носить мне всю жизнь эту «жизнь»?
        - Не известно. Спросить не у кого. Возможно, твоя жизнь имеет какую-то особенную ценность для угрешей. Но то, что написано у меня, что дала мне бабуля, я расшифровала давно. С этого и началось мое изучение родного языка.
        - И что же тебе наказала бабуля?
        - Скорее, это был наказ, данные ей самой старшим предком. Кому он был адресован изначально - неведомо мне.
        Делла перевела надпись, поочередно прикасаясь кончиком пальца к камушкам. Справа-налево, как оказалось, следовало читать письмена угреш.
        - Молодость свою отдай свету, и пусть солнце возьмет, чтобы вернуть обратно, молодость твою,- проговорила она.
        Голос ее звучал глухо и слабо. Иван почувствовал, что девушка изрядно волнуется.
        - Думаю, что ты все же подозреваешь, что эти слова обращены именно к тебе,- сказал он.
        - Я просто боюсь этого. Вот почему и не хочется верить.
        Иван немного поразмыслил над текстом, но не нашел ни малейшего намека на то, что он значит.
        - Подумай,- сказал он.- В жизни твоей матери или бабушки, или кого-либо из прямых родственников было что-то такое… Нечто, к чему можно привязать эти слова.
        - Уже многажды думала. Ничего. Абсолютно ничего такого мне неведомо.
        - Значит?
        - Значит, это обращено ко мне,- проговорила Делла упавшим голосом.- И эти события должны произойти в моей жизни.
        Первая ночь на катере
        Долго не могли заснуть, лежа в каюте на узких койках, разделенные обеденным столом. Барабан также не спал на новом месте, ворочаясь в камбузном углу и порой стуча лапами в переборку.
        - Все у тебя иностранное,- проворчала Делла,- буржуйское. Холодильник китайской, кондиционер японский, двигатель…
        - Ну, допустим, насчет кондиционера я соврал.
        - Зачем?
        - Думал, для солидности.
        - Значит, кондиционер отечественный.
        - Нет.
        - Ты меня в тоску вгоняешь. Если он не русский и не зарубежный, то какой - инопланетный?
        - Почти,- сказал Иван.- Кондиционер - моей собственной конструкции. Моя запатентованная идея.
        - Так вот этим и гордиться надо, а не фирмами какими-то!
        - У меня своя фирма. Ею и горжусь. Фирма - и есть идея.
        Помолчали.
        - Прости, если обидела,- сказала Делла в темноте.
        - Да проехали давно, девушка,- немедленно ответил Иван.
        Но, оказалось, говорила она вовсе о другом…
        - Если бы я могла выйти замуж…- сказала Делла и умолкла, не закончив фразы.
        Иван приподнялся на локте, смутно видя ее лицо за столешницей.
        - Что же у тебя за тайна такая? Почему ты не можешь выйти замуж?
        - Не могу,- сказала она твердо, и Иван понял, что дальнейшие вопросы бесполезны.
        - Но мой муж был бы обязательно только угрешем!- Делла тоже приподнялась на локте, и в бледном свете блеснул ее завитой локон.- Я бы нарожала ему кучу детей - угрешей.
        Свет этот, в котором сиял образ девушки, происходил от стояночных огней самого «Джинса», отраженных в воде и льющихся в каюту через стекло. Весь остальной мир реки был во мраке.
        Иван молчал. Самое время сделать девушке предложение руки и сердца, но поверит ли? Он откинулся на подушку, сказал:
        - Давай просто уснем, завтра будет тяжелый день.
        Неужели она рассчитывает заполучить его в мужья таким примитивным девичьим маневром,- с горечью думал Иван.- Пока был бедным, жениться не успел. Пока строил первые лодки, налаживал жизнь верфи, было не до невест вообще. Когда спохватился, стало уже поздно: либо бери одну из тех красавиц, что околачиваются возле богатых, либо хоть туристом притворись: плыви по реке, знакомься на провинциальных пляжах. Катер? Это корпоративный, премировали поездкой за хорошую работу. Ролекс? Да так, имитация… Я простой работяга, девушка. Видишь, руки какие мозолистые?
        Утром он не сразу вспомнил, как это всегда бывает при перемене места, как очутился в каюте и где вообще находится катер. Первые мгновения он искреннее был уверен, что задержался вчера на работе и решил, как обычно, заночевать на борту, и даже успел удивиться, почему это он спит в «Джинсе», хотя последнее время предпочитал для этой цели «Чоппер.
        Делла шмыгнула носом, Иван обрел твердую реальность.
        - Давно не спишь?- спросил он.
        - Минут десять,- откликнулась девушка, невидимая за швертовым колодцем, который был скрыт под столом и выглядел как его опора.
        Иван подтянулся вверх по койке и поднял голову над столешницей. Делла лежала навзничь, разглядывая потолок. Ее волосы свисали с края постели. Она заметила движение и скосила глаза.
        - Что это за штука такая?- Делла хлопнула ладошкой по обшивке колодца,- ноги не вытянешь под столом из-за нее.
        - Это и есть шверт,- сказал Иван.- Нечто вроде выдвижного киля. Прячется под столом. Когда киль опускается, катер становится шертботом и идет под парусом.
        Делла села на койке, натянула на плечо лямку лифчика. Сказала:
        - Странно, что такой свежий воздух в этой тесной каюте. Неужто, это все твой кондиционер?
        - Именно так. Воздух в каюте ничем не отличается от воздуха снаружи.
        Иван тоже сел. Делла встала, отыскала свою футболку, натянула ее.
        - А покажи мне этот кондиционер, где он?- спросила она.
        - Ты его не увидишь.
        - Ага! Невидимый кондиционер.
        Иван топнул ногой.
        - Как ты думаешь, Деллушка, какое у «Джинса» днище - такое же плоское, как пол, на котором ты стоишь?
        Делла провела носком сапожка по пайолу.
        - Да вряд ли. Дно,- она схлопнула ладони ребрами,- скорее острое.
        - Правильно. Ты стоишь на пайоле. Так в нашем деле называется пол, настил. Чтобы ты не промочила ножки. Но это у деревянных судов, у них всегда чуть подтекают борта. Мое же судно сделано из стеклоцемента, и оно абсолютно сухое. Вопрос: что может быть под пайолом и зачем?
        - Кондиционер?
        - Умница! Что-то вроде змеевика общей длиной тридцать метров, свернутого в пять раз. На носу судна - дырочка. По этому змеевику воздух проходит снаружи, где жарко. Дно у нас восемь миллиметров толщиной. Воздух движется, почти соприкасаясь с водой, и охлаждается. Днем вода холоднее воздуха. Под койками есть щели. Через них поступает в каюту свежесть и прохлада. Без всяких вентиляторов, на естественной тяге. Нагреваясь, воздух поднимается и уходит через отверстия в потолке. Это и есть запатентованный кондиционер Ивана Клепикова.
        - И чем же он замечателен, запатентованный?
        - Да тем, что не потребляет энергии. Дает некоторую экономию.
        - Понятно, буржуин несчастный! Ты не устройство запатентовал, а сэкономленные денежки.
        - Да как ты не понимаешь?- волнуясь, Иван потрясал щепотью пальцев,- Экономлю не только я, но и пользователи всех моделей «Джинс». И дело не в денежках, а в творчестве. Это все равно, что тебе поэму написать.
        - Ну-ну,- пробормотала Делла и, раскрыв одну створку каюты, легко выскочила в кокпит.
        Ивану, чтобы выйти за нею, пришлось открыть вторую створку.
        - Я обманул тебя,- с грустью сказал он.
        - Что? Не ты изобрел кондиционер?
        - Я изобрел. Только вот не работает он без электрического вентилятора, как мне поначалу хотелось. Не удалась поэма.
        Они смотрели, как мимо проходит круизный теплоход «Ломоносов». Иван мог бы многое рассказать Делле об этом знаменитом немецком судне: где, когда оно было построено, с какими приключениями эксплуатировалось, но меньше всего на свете ему хотелось наскучить девушке.
        - Умываемся, завтракаем и вперед!- сказал он.
        Помыв посуду, что весьма порадовало Ивана, Делла достала свою красную тетрадь, из тетради вытащила сложенный лист, развернула. Это оказалась карта, вернее, распечатка волжской лоции, склеенная из нескольких листов.
        - У меня есть такая,- сказал Иван.
        - Такой у тебя точно нет,- возразила Делла.
        Иван окинул лоцию внимательным взглядом. Вдоль русла реки были нанесены звездочки.
        - Такие знаки угреши рисуют вместо крестиков,- сказала Делла.- То есть, там, где обычно ставят крест, например, изображая место, где зарыт клад, мы рисуем такую восьмиконечную звезду, два креста один на другом.
        - Ну да,- сказал Иван.- Клад - это вполне обычное дело. Вон сколько их впереди.
        - Кроме шуток, Вань! Знаки нарисовала я. Это всего лишь деревни и городки, где живут семьи угрешей.
        - «На берегах великих рек…» - вспомнил Иван.
        - Только одной великой реки - Волги.- Истинные угреши, помнящие родство.
        - Да это у тебя столь серьезно…- задумчиво проговорил Иван, разглядывая карту.
        - Да, как видишь,- с достоинством ответила Делла.
        - Женщины как правило не читают карты.
        - Я не из их числа.
        - Одного не пойму. Мать рассказывала и об отце, и о дедах обоих. Никогда не упоминала, что они были рыбаками.
        - При чем тут рыбаки?
        - А зачем же угреши селились вдоль течения? Может, они бурлачили?
        - Ты и этого не знаешь? Иван, не помнящий родства.
        - Ну, просвети.
        - Дело в религии. Согласно одному из древних текстов, в момент времени, который христиане называют Вторым Пришествием, по великой русской реке проплывет Амамутя и простит всем нам наши грехи. Сказано: «он будет в ладье, которая плывет по синей реке как огненное солнце плывет в небесах, с ним будет девушка с небесными глазами и верный пес Барабан…»
        - Точно, как мы!- пошутил Иван.
        - Точно!- отозвалась Делла.
        - Да и глаза у девушки голубые.
        - И с нами Барабан,- сказал Делла и погладила пса по холке.
        Иван и представить себе не мог в тот момент, насколько серьезны эти слова.
        Первая встреча с угрешами
        На реке никому ни до кого нет дела. На реке ты в гуще событий и одинок одновременно. И суда, идущие мимо, везущие целые толпы людей, и берега, порой также полные толпы - все это кажется лишь изображением на стене туннеля…
        Деревня, обозначенная на карте Деллы - начальная точка их «экспедиции», находилась в нескольких километрах к западу от устья канала имени Москвы. Придется сделать небольшой крюк против течения, а затем снова вернуться к Дубне.
        Иван предвкушал вход в Иваньковское водохранилище, где он сможет поднять, наконец, парус.
        - Зачем парус, если есть мотор?- поинтересовалась Делла, когда он сказал ей об этом.
        - Не мотор, а двигатель,- ответил Иван.- Ты знаешь, сколько он жрет горючего?
        - Ну, как машина, наверное. На сто километров пути…
        - Да не на километры здесь считается, а в час. Гораздо больше машины. Она часто идет накатом, по инерции. Либо под горку. А этому,- Иван хлопнул ладонью по крыше каюты,- надо постоянно преодолевать сопротивление воды.
        Делла глянула за борт через плечо, блеснув на солнце волосами. Удивилась:
        - Вроде, скользит, как по маслу.
        - Ха! Это видимость. Чисто мое изобретение. Я придумал совершенно уникальные обводы для моих судов. Вода так отлетает от бортов, что кажется, будто мы идем с гораздо большей скоростью, чем есть на самом деле.
        - Опять хвастаешь?
        - Да не в этом дело! Это чисто коммерческая идея, чтобы набить цену за эффект. Покупатель, конечно, знает истинную скорость, но видит и саму красоту движения…
        - Вот-вот, капиталист несчастный! Не в красоте для тебя дело, а в деньгах.
        Иван мысленно махнул рукой. Так и увидел себя машущим, хотя руки спокойно и тяжело лежали на штурвале. И еще он отвернулся, также мысленно. Как убедить эту максималистку, что он совсем не такой, каким она его видит? И красота важна, и творчество, и прибыль. Три ипостаси, которые сосуществует в великолепной мирной гармонии…
        Несколько позже он представил, что весь этот разговор мог быть совершенно другим.
        - Зачем парус, если есть мотор?- спрашивает Делла.
        - А зачем баня, если есть ванна?- отвечает Иван.
        Идея идти под парусом Делле явно не понравилась. Вдруг она спросила:
        - А какого цвета у тебя парус? Белый, небось…
        - Вовсе нет,- ответил Иван.- Он такой же, как палуба и каюта, все цвета нашего «Джинса» в полной гармонии.
        - Неужели желтый?
        - Совершенно верно.
        Это известие почему-то сильно взволновало девушку. Впрочем, она быстро овладела собой и проговорила:
        - Красота, должно быть… Не терпится мне посмотреть на наш парус!
        Ждать ей пришлось недолго. Выйдя в водохранилище, Иван заглушил мотор. Ветер не попутный, поэтому придется идти с достаточным креном. Он проверил утварь на камбузе, осмотрел каюту, поправил предметы, которые могли свалиться. Впервые понадобилась реальная помощь Деллы: в одиночку собрать и установить мачту было, конечно, возможно, но нелегко.
        Иван поставил грот, тот победоносно хлопнул, и катер, который теперь уже можно было называть швертботом или даже яхтой, ощутимо потянуло вперед.
        - Фантастика!- воскликнула Делла, глядя на изогнутое, ярко-желтое полотно паруса, которое и в воде отражалось, и лицо девушки окрасило в солнечный цвет.
        - Ну, понимаешь теперь, зачем парус?
        - Для красоты!- немедленно ответила Делла.
        - И для тишины…
        Теперь, без постоянного гула двигателя, они слышали лишь шум волн и поскрипывание снастей. Иван отвел яхту далеко от берега, и берег стал синим, дымчатым.
        - Куда это мы?- вдруг встревожилась Делла, развернув свою карту.- Ты не забыл про первую деревню?
        - Деревня вон за тем мысом. И мы идем как раз туда.
        Через полчаса они причалили. Деревня стояла на обрыве, который уже изрядно подъел крайний ее дом. Внизу были мостки для полоскания белья, для рыбалки и лодок. Таковых, правда, не наблюдалось, по крайней мере, живых: одна бурмантовка лежала на дне затопленная.
        Еще издали Иван увидел какого-то человека, который спускался по земляной лестнице, часто поглядывая на идущий к берегу парусник. Иван свернул грот и завел мотор, подрулив к дощатому настилу, по другую сторону от затопленной лодки. Нос «Джинса» скользнул по илу и песку. Внутри бурмантовки блеснул золотистым брюхом и быстро перемахнул через борт молодой сазан.
        Деревенский житель стоял на причалишке в ожидании, когда ему бросят канат. Приняв его, он привязал конец к свае небрежным бабьим узлом. Вот тебе гостеприимство, совершенно неожиданное для речной деревушки… Иван спрыгнул на скрипучие доски, молча перевязал узел на паловый и только потом подошел к встречающему и протянул руку, назвав свое имя.
        Мужик чему-то усмехнулся и представился ответно:
        - Гералодад.
        - То есть?- не понял Иван.
        - Ты говоришь: Иван, а я говорю: Гералодад. Можно Герман или просто Гера.
        - Неужели угреш?
        - Так точно.
        - И что - вся ваша деревня - угреши?
        - Нет, двое нас. Я и жена.
        Иван посмотрел на Геру с удивлением. Надо же: первый, кто им встретился, как раз и оказался тем, кто был им нужен.
        - Так что, заходите. Моя хата как раз с краю.
        Повернувшись, он стал подниматься по глиняной лесенке.
        - Странное дело,- сказал Иван Делле, прыгнул на палубу и запер каюту.
        Девушка, казалось бы, вовсе не была удивлена таким совпадением и также стала подниматься за угрешем, который, как говорится, зверем на ловца прибежал.
        В его старой избе, готовой свалиться в реку, жена вытирала полотенцем руки. Она только что достала из духовки большой круглый пирог.
        - Мы ненадолго,- сказал Иван, разглядывая ее.
        - С рыбой, что только с утра поймали,- флегматично промолвила она.
        Сели за стол. Ситуация казалась сюрреалистической.
        - Я и поймал,- добавил Гера.
        На столе образовалась бутылка водки, большая миска с новорожденными огурцами, что женщина принесла с огорода. Выпили все, в том числе, и Делла. Гера сразу накатил по второй.
        - Ничего, у меня их достаточно запасено,- хозяин ободрил, как казалось ему, Ивана, который с беспокойством оглянулся на свою спутницу.
        - Я вообще-то за рулем,- напомнил Иван, хрупая огурцом, но в все же потянулся за рюмкой.
        - Антиквариат, между прочим,- проговорила Делла, также хрупая.
        - Где?- не понял хозяин.
        - Да рюмочки эти зеленые. А нет ли у вас, любезнейший, еще каких-нибудь старинных вещей?
        - Мы б купили,- сказал Иван.
        - Хитрый какой!- заявил Гера.- Купили… Я вам и так отдам.
        Иван выпучил на него глаза, не понимая, что за юмор у этого человека.
        Женщина тут же встала, ушла в горницу и вернулась, неся на ладони баночку из-под леденцов, что также было антиквариатом в нашем мире. Эти деревенские жители не имеют привычки выбрасывать вещи. Баночка, купленная кому-то на день рожденья в пятидесятых годах, до сих пор исправно служила семье.
        Содержимым баночки оказалось ожерелье. Собрано оно было из камушков, именно такого рода, как браслет Деллы и печатка Ивана. Девушка с напускным равнодушием курила, выдыхая дым через нос. Иван видел, как дрожит ее коричневая сигарилья, грозясь осыпать пеплом скатерть.
        - Сколько?- спросил Иван, у которого почему-то пересохло в горле.
        Гера тихо усмехнулся.
        - Да забирайте. Она,- он кивнул на жену,- все равно уже это не носит.
        Женщина, как по команде, извлекла из кармана фартука маленький кружевной платочек и завернула в него свое украшение.
        Тайнопись
        Они вернулись на борт слегка обалдевшие. Барабан, оставшийся за сторожа, встретил их частым стуком хвоста о кормовую банку.
        - Не думала, что это будет так просто,- сказала Делла, бесцеремонно разобрав ожерелье и высыпав камушки на платочек.
        Она быстро сложила из них композицию, которая читалась примерно так: носительница сего волшебного амулета встретит суженого прежде своих сестер и первой в роду выйдет замуж.
        Иван смотрел на нее, не решаясь заговорить о том, что его беспокоило: все думал, что Делла заговорит сама. Нет, не заговорила…
        - Тебе не показалось, что эти люди какие-то странные, да и сама встреча?…- наконец спросил Иван.
        Делла пожала плечами.
        - Люди как люди… Просто обыкновенные угреши.
        - С чего это он вдруг под занавес стал рассказывать народные предания?
        - Наверное, как угреш угрешам.
        - Возможно. Это ты сказала им, что мы тоже угреши? Когда успела шепнуть?
        - Я не говорила. А надо было?
        - И я не говорил. Просто его самого спросил, угреш ли он… Может быть, рыбак рыбака? Гм, издалека…
        Иван задумался. Перед глазами возникла картина: обрыв, дом над обрывом. Гера ковыляет по глиняной лестнице… С самого начала его насторожило одно обстоятельство. Казалось, что Гера на самом деле почуял, что они приближаются, на самом деле увидел их издалека.
        Делла игралась с камушками до поздней ночи, складывая их то друг с другом, то с теми, которыми владела прежде.
        Иван долго не мог заснуть, думая о семье, с которой они сегодня общались, о странном поведении обоих супругов…
        Насытившись, Гера откинулся на спинку стула, взглядом спросил у Деллы покурить - это диковинное, коричневое, взорвал спичку, затянулся, с непривычки закашлявшись… Внезапно начал низким прочувственным голосом повествователя:
        - Однажды Амамутя шел вдоль берега реки. Навстречу ему - пьяный дервиш. Он, конечно, узнал Амамутю. И помнил, что тот может выполнить любое его желание, при условии, что встретит его лицом к лицу на тропе. Это закон. Ну, говори, что тебе нужно!- сказал Амамутя. Он мог исполнить любое его желание, любое!- Гера поднял палец вверх и замолчал, оглядывая присутствующих.- Он мог осыпать его золотом и драгоценными камнями, мог послать ему самую красивую в мире невесту. Но чего же хотелось дервишу больше всего на свете?
        - Ему хотелось выпить!- весело воскликнула Делла, кивнув на бутылку.
        - Правильно!- сказал Гера, уже разливая по рюмкам.- И дервиш попросил у великого Амамути штоф водки.
        Иван недоумевал, чего это вдруг хозяин стал потчевать их этой историей. Более того, его жена, едва они выпили, начала свое:
        - Однажды Амамутя…
        Так, неторопливо перебивая друг друга, они рассказали несколько легенд, часть из которых Иван знал. Впрочем, порой они были с весьма существенными вариантами, словно детские страшилки. Вот когда бы Делле мог понадобиться диктофон…
        Иван стал думать об угрешах вообще. Что это за народ, к которому он принадлежит? Почему угрешей на свете так мало?
        Насколько он понимал в истории, письменность была только у больших народов: руны древних славян, например. Но угреши имели собственную письменность, причем, ни на что не похожую. Когда была придумана кириллица, то древнеславянский язык стали записывать ее символами. Наряду с кириллицей действовала и глаголица… Иван вдруг пришел в сильное волнение. Он вспомнил, где видел знак, изображенный на изнанке камня из его собственного перстня.
        Осторожно откинул одеяло и сел на койке. На ощупь нашел компьютер и включил. В свете монитора проявилась обстановка каюты и спящая Делла. Ее лицо, расслабленное сном, казалось не таким красивым. Он проникся нежностью к ней и рассматривал ее, пока грузился компьютер. Да, нежностью. Именно такой - не всегда в форме, не всегда неотразимой и должна быть жена…
        Иван набрал в поисковике «глаголица» и через минуту уже рассматривал этот мертвый алфавит. Вот оно! Глаголическую надпись он видел во время тура по Европе, в одном из соборов Загреба… Дерево с двумя плодами. Буква называется «иже» или «I». Примечание: какая из этих букв соответствует кириллическим «И» и «I», у исследователей единого мнения нет…
        Делла сказала, то этот символ обозначает «жизнь». Но почему он взят из глаголицы?
        Эта мысль вернулась к нему и утром. Прежде чем встать за штурвал и вывести катер из устья, расположенного сразу за мысом неподалеку от деревни угрешей, Иван вызвал ту статью, которую читал вчера. Еще одна буква из глаголицы нашлась на камушках Деллы. В статье были ссылки - арамейское письмо, эфиопское письмо, коптское письмо, брахми. Ивана вдруг посетила смутная догадка… Он открыл все эти страницы и уже без удивления увидел, что знаки письменности угрешей заимствованы отовсюду. Это могло иметь только один смысл:
        - Это не письменность,- сказал Иван.- Это - шифр.
        - С чего ты взял?
        - Да просто не может быть такой письменности. Вот, смотри,- он двинул по столу камушек,- явно китайский иероглиф. Ощущение, что некто, желая создать тайнопись, не стал выдумывать собственные знаки, а просто набрал из разных алфавитов готовые.
        - Тогда какой же язык зашифрован в этих письменах?
        - Как ты и говоришь, язык народа угреш.
        - А у народа угреш нет ли какой-либо другой письменности?
        - Наверное, нет.
        - Точно - нет. Тогда какая же это тайнопись? Это и есть письменность угрешей.
        Делла смотрела на Ивана насмешливо. Он сказал:
        - Все равно остается загадкой такое смешение знаков. Вот что я думаю. Письменность угрешей была создана искусственно и создана одним человеком. Возможно, в не столь отдаленные времена. В те времена, когда народ уже примкнул к славянам и говорил на их языке.
        - А у меня другое мнение. Почему ты думаешь, что некто заимствовал символы из разных грамот? Что, если наоборот?
        - Тогда выходит, что угреши - самый древний народ на Земле. Но это не так.
        - Откуда ты знаешь, что не так? Что мы вообще знаем о нашем народе?
        - Знаем мало. Но сами эти символы кое-что говорят. Получается, что первая письменность на Земле была создана угрешами. И язык наш - это и есть праязык, от которого произошли все остальные. И письменность придумали мы. Из которой потом все взяли по чуть-чуть. Но такого не может быть.
        - Да почему не может-то?- повысила голос Делла.- Очень даже может.
        - Сомневаюсь. Потому что символы уж больно разнородные, чтобы изначально существовать в одном алфавите. Вот, например,- Иван двинул под руку Деллы камушек. Взять этот иероглиф. А ну-ка…
        Он нащелкал в окошке поисковика «китайские иероглифы», полистал. Делла переместилась на его сторону стола и тоже смотрела в монитор, подперев голову кулачками.
        - Вот он. Этот знак означает «вход».
        Символ состоял из двух букв, похожих на «р», обращенных друг у другу зеркально.
        - Точно, вход!- воскликнула Делла.- Так и есть на языке угреш. Это вроде как арка или дверь.
        - Если в наш язык попал не только знак, но и само понятие, то это лишний раз доказывает, что перед нами не письменность, а тайнопись, хитроумный шифр.
        - Чем бы это ни было, но я понимаю эти знаки. Могу их читать.
        - Кстати, откуда ты знаешь эту письменность?
        - От бабули. У нее были книги, написанные на нашем языке.
        - Прямо печатные книги, типографские?
        - Нет. Рукописные.
        - Они теперь у тебя?
        - Нет. Всё сгорело. У нас в доме был пожар. Мать и отец, оба сгорели в этом пожаре. Я играла на улице, потому и уцелела.
        Иван молча глянул на девушку. Странная догадка пришла ему в голову.
        - Вы жили в деревне, как и мы?
        - Нет. Скорее, в маленьком городке.
        - Где именно?
        - В Нижегородской области. Город Васильсурск.
        - Остановимся, конечно! Там, я знаю, очень красивые места…
        - Нет,- нахмурилась Делла.- По моим сведениям, там больше не осталось ни одного угреша. Были соседи, но съехали лет десять назад.
        - И тебе не хочется посмотреть свою малую родину?
        - Нет,- угрюмо сказала Делла.- Сейчас там, как и везде, выросли красные новорусские коттеджи. Видеть этого не хочу.
        Все это время Иван раздумывал: спросить или не спросить? Наконец, решился:
        - Делла, а от чего сгорел дом?
        - От молнии,- быстро ответила Делла, и Иван понял, что она лжет.
        Они замолчали надолго. Просто сидели рядом. Делла перебирала камушки, Иван смотрел на ее руки.
        Неужели с нею произошло то же самое? Получается, что пиромания - это не только его наследственная болезнь. Вдруг этому подвержены все угреши? Возможно ли, что нация обладает какой-то специфической физиологией, такой, что все ее представители могут заболеть одним и тем же психическим расстройством? Что-то подобное встречается и среди других народов, например, одни вспыльчивые, страстные, другие - холодные, сдержанные. Русские, угреши и другие северные народы способны подолгу сдерживать эмоции, а кавказцы, арабы, турки - чуть что, хватаются за кинжал.
        - Я никому не рассказывала об этом,- вдруг произнесла Делла, глядя на свои руки и камушки на столе.
        Иван подумал, что сейчас она признается, что также подожгла свой дом, но ее слова были боле неожиданными и страшными.
        - Я играла во дворе, когда начался пожар. Дом вспыхнул быстро, словно куча сухого сена. Сбежались соседи, выплескивали в огонь воду ведрами, но напрасно. Мать и отец ужасно кричали, потом вдруг замолчали: сначала она, потом он. И в этот момент из пожарища выползли две пламенные змеи.
        Иван слушал с напряжением. То, что вылетело из огня, он всю жизнь называл про себя «огненным червем». Делла, природная поэтесса, нашла другие слова.
        - У этих змей были лица. Страшные. Искаженные болью и ужасом. Они посмотрели на меня. Это были мои отец и мать.
        - Ты сказала, что сбежались люди. Они что - тоже видели этих змей?
        - Да. Но не видели лиц. Потому что родители обратились только ко мне, а длилось это всего мгновенье.
        - Огненный торнадо,- проговорил Иван,- явление очень редкое. Гм, редкое…
        Почему же это редкое явление произошло одновременно с обоими? Иван не видел тогда лица своей матери: просто ему показалось, что червяк посмотрел на него. Но у Ивана с детства было плохое зрение.
        - Странно, что с нами обоими произошло одно и тоже,- сказал он.
        - То есть?- Делла вскинула удивленные глаза.
        Иван в нескольких словах рассказал о своем пожаре.
        - Я тоже видел одно из этих существ,- закончил он.- Но не думаю, что у него было лицо моей матери. Ты уверена, что видела именно своих родителей?
        - Это были точно мои родители,- сказала Делла.- А огненные смерчи - это души погибших в огне людей…
        Одно из двух: либо ей почудились лица отца и матери, либо он сам не увидел тогда лица.
        - Твой дом загорелся от молнии?- спросила Делла.
        - От молнии,- дурным эхом повторил Иван.
        - Все это как-то связано с самой тайной угрешей, тебе не кажется?
        Иван вдруг подумал, что такое лицемерие с ее стороны - нонсенс. Если она на самом деле сожгла своих родителей, то вряд ли бы стала сейчас развивать тему «молнии». Тогда теория национальной пиромании разваливается. Он свою мать поджег - это Иван знал. Дом Деллы действительно сгорел от молнии.
        - Делла, я не пойму. Почему родители не выбежали из горящего дома?
        - Не знаю. Может быть, заклинило дверь.
        - Сомнительно. Они могли бы разбить окна.
        - Не знаю!- уже крикнула она.- Закроем эту тему.
        Иван молча вышел в кокпит, взялся за штурвал. Тронулись. Через дверь каюты он видел Деллу, сидевшую над своей красной тетрадью, смотревшую поверх сущности вещей из-под дрожащих ресниц… В этот самый момент в двух метрах от него рождались какие-то стихи, которые люди будут, может быть, и через сто лет читать, а эту красную тетрадку, исписанную мельчайшими, размером с клопа буквами, станут перепродавать на аукционе, как письма Ван Гога, за какие-то безумные сотни тысяч фунтов, и станет она предметом сохранения капитала людей, чьи дедушки и бабушки сейчас еще посещают или прогуливают лекции в Кембридже и Оксфорде.
        Иван подумал: а что если «молния» была в обоих случаях? Тогда не только возвращается тайна угрешей, причем, на более серьезном и загадочном уровне, но и с него снимается вина в убийстве.
        Что он, в сущности, помнил? Играл со спичками. Загорелся дом. Он выбежал и машинально запер дверь. Или случайно захлопнул, он уже сомневался в собственном воспоминании… Так ли это все было на самом деле?
        Память играет с нами порой странные шутки. Вот одно наблюдение. Ивану казалось, что он хорошо помнит мультики, которые смотрел в детстве. У них с матерью телека не было, но жители дома напротив разрешали ему смотреть. Он хорошо помнил зимние вечера, когда на потолке комнаты появлялось бледное мерцание, идущее от соседских окон, и он бежал по тропинке туда, и то же мерцание колыхалось на снегу… Так вот, пересматривая эти мультики сейчас, когда любой мультик легко взять в интернете, он с удивлением обнаружил, что многие кадры не соответствуют его воспоминаниям. То есть, совершенно нет в тех старых лентах тех кадров, которые просто стояли перед его глазами, яркие, точные… Тогда он и подумал, что, может быть, и воспоминание имеют то же самое свойство? Может быть, и не было его руки со спичкой над растущим кругом огня?
        Возможно, в обоих случаях была именно молния. А спички в руках ребенка - это всего лишь совпадение, случайность, за которую он казнил себя всю жизнь?
        В тот день Делла выкурила полпачки своих сигарилий. Вообще, она курила мало и редко, по две-три штуки в день, только когда сильно волновалась или писала стихи. Иногда вообще могла обойтись без курева: это и позволяло ей щеголять столь дорогими коричневыми палочками. Иван посчитал: при таком расходе она тратит денег на курево в три-четыре раза меньше, чем заядлый курильщик дешевых сигарет. Вот и стала понятной одна из ее тайн: мысль о том, что она только прикидывается бедной. Нет, она и была бедной поэтессой, питавшейся манной небесной…
        Иван вспомнил, как она разжигала одну от одной во время их первой встречи в ресторане… Увы, не внезапная влюбленность в средних лет господина привела ее в такое состояние, а боязнь за успех операции, творчество мысли: как перевести разговор в нужное русло, как подвести бизнесмена к теме путешествия по реке… Манипуляторша несчастная!
        Часовня над обрывом
        Эту ночь они провели в яхт-клубе, которым руководил старый знакомый Ивана. Катер оставили у причала, арендовали домик среди сосен, где была маленькая гостиная и две уж совсем крошечные комнаты.
        Наутро, пройдя Калязин, Углич и его шлюз, пристали у большого села Кручинино, где жил очень древний старик, единственный в селе угреш. Дом его также был ветхим. Поверх печной трубы, вместо флюгарки красовалось ржавое ведро.
        На одной стене комнаты висела рама с семейными фотографиями, на другой - довольно странная картина, вставленная в точно такую же раму.
        Это был туманный утренний пейзаж: река, только налившаяся бледно-розовым светом неба, неясный мазок костра на том берегу и тонкая линия в реке - отражение этого костра. Два точных удара кисти создали фигурки рыбаков. А здесь, на этом берегу - лодка, залитая водой, и сушатся рыбацкие сети…
        Он уже видел подобную картину. Она украшала дом, затопленный водохранилищем Саратовской ГЭС. Река, рыбаки, костер… Только там уже взошло солнце, и уже оно чертило на воде широкую огненную полосу отражения, а сети поблескивали в рассветных лучах. Иван представил, что картина и до сих пор висит в затонувшем доме, и рыбы тычутся ртами в солнечный диск, хотя, конечно, ничего такого быть не могло: деревенские дома сначала разбирали, а уж потом затопляли местность.
        - Это то же самое место, что было изображено на картине - задумчиво проговорил Иван.- В доме, где я вырос… Она висела над моей кроватью. Но там было что-то еще. Этот холм на том берегу я хорошо помню. В детстве я думал, что это большая мышь. Если прищурить глаза, холм и казался мышью… Но на холме был какой-то дом. А здесь его нет.
        - На этом холме не дом, а часовня,- сказал старик.- Это в соседней деревне, через три излучины.
        - Откуда эта картина?- спросил Иван,- Кто ее написал?
        - Не знаю. Она здесь, сколько я ее помню. Если понравится, тоже забирай.
        Он сказал «тоже», потому что уже отдал Делле массивные серьги из камушков, принадлежавшие его покойной жене.
        Старик вышел их провожать. Во дворе, поодаль Иван приметил невысокий фундамент, заросший травой.
        - Не достроили дом?- спросил он, кивнув на развалины фундамента.
        - Да нет,- ответил старик.- Наоборот: это был наш старый дом. Сгорел от молнии.
        Иван вздрогнул. Делла искоса глянула на него…
        Через час они прибыли в большое село, чей край скрывался за поворотом реки, и неизвестно было, как далеко оно тянется. Картина, которая теперь стояла в каюте, размещенная Деллой в торце, так, чтобы ее всегда было видно, открылась им в реальности за последнем мысом.
        - Вот это место!- воскликнула Делла.- И этот холм, похожий на мышь, и на холме - часовня.
        - Именно она и была на картине моего детства,- проговорил Иван.- Представить себе не мог, что когда-нибудь увижу это собственными глазами.
        В селе жили три угрешских семьи, довольно благополучных, с новыми домами для молодых, отделенных от задубевших древних хат. Здесь повторилось в точности то же самое, что и прежде: хозяева отдали им свои украшения из камушков, угостили домашней стряпней и рассказали несколько преданий из жития Амамути. Ивану стало ясно, что угреши держали между собой мобильную связь: самый первый на их пути, Гера, предупредил остальных, подробно проинструктировав, что именно нужно знатным гостям, вплоть до бабушкиных историй.
        Во всех домах висели картины, от одной до трех в каждом. Ивану было ясно, что это один и тот же художник. Дело тут не только в стиле, а в чем-то другом, особенном, что объединяло все эти работы… В последнем из посещенных домов он рассмотрел и мазок, и подпись. «Дер…» - что-то в этом роде.
        - Дерек!- сказала девушка-школьница, дочь хозяина.- Разве вы его не знаете? Это наш, угрешский художник.
        Иван пожал плечами. Живописец был явно высокого уровня, по стилю - конец девятнадцатого века, с ярко выраженными чертами импрессионизма. Таким картинам место в музее, а не в крестьянских домах.
        - Надо вернуться,- сказал он Делле.- Если тебя интересуют какие-то там камушки, то я бы купил у этих жителей картины.
        Девушка, которую звали Надя, вызвалась их проводить. Оказалось, что она вовсе и не старшеклассница, как поначалу подумал Иван, а учится в педагогическом училище, в Москве, и домой приехала на каникулы.
        Втроем они обошли все дома, и Иван, уже безо всякого удивления, принял от угрешей эти пыльные холсты в дар. Хозяева и слышать не хотели о деньгах, хотя он и рад был расстаться с каким-то их явно лишним количеством.
        Теперь Иван понял, что было общего в работах художника: все они интерпретировали огонь в той или ной форме - костер, жерло печи в интерьере, свеча у изголовья модели… На одной картине был изображен именно пожар: на берегу горел внушительный двухэтажный дом с массивным каменным цоколем, пламя и дым отражались в воде, в сумерках было запечатлено движение смутных фигурок, сбежавшихся на пожар.
        - Торжество пламени…- пробормотал Иван, вспомнив свою мысль о пиромании как национальном характере.
        - Дома угрешей часто горят,- сказала Надя.- У многих угрешей горят дома.
        Иван вспомнил крылатую фразу из культового космического сериала: «Это было бы так смешно, если бы не было так страшно…»
        - Факт известный,- сказал Иван.- Как ты думаешь - почему?
        - Тут и думать нечего. Это проклятье. Всего нашего рода. Считается, что настоящий угреш должен пройти очищение огнем. Это как паломничество в Мекку у мусульман.
        - В каком смысле очищение? Сгореть, что ли?
        - Да! В прежние времена угреши сжигали себя прилюдно. Обливались бензином и…
        - Да какой же в прежние времена был бензин?
        - Ну там, керосин, не знаю…- замялась Надя.- Я давно пытаюсь въехать в тему, но трудно оно. Литературы об угрешах очень мало, будто бы вообще не существует нашего несчастного народа. Только устные предания. Даже Сталин нас не заметил и не переселил, не согнал.
        - Зачем Сталину переселять угрешей?
        - Ну, уж не знаю. Переселил же крымских татар и других всяких. Все, что я знаю - рассказы стариков. По их словам, у угрешей существовал культ самосожжения.
        - Зачем?
        - Наступает момент, когда Амамутя требует того или иного к себе. Обычные люди просто умирают, переставая существовать. А угреши, пройдя за свою жизнь нечто вроде курса обучения, являются на службу к Амамуте, ибо ему, как и любому правителю, нужны помощники.
        Иван смотрел то на Надю, то на Деллу, которая молча слушала. Казалось, что эти слова ей либо не интересны, либо хорошо знакомы. Иван будто бы физически ощущал, что погружается во что-то, обволакивающее его, связывающее ноги, словно водоросли. Все, что он узнавал и видел последние дни, было частью какой-то общей системы, хранило некую фундаментальную тайну. Будто кто-то сломал, скажем, часы и разбросал детали их механизма, а он собирает, не сразу понимая, что это такое в совокупности.
        Надя меж тем с увлечением рассказывала о Дереке. Талантливый художник-самоучка сначала готовил себя в монахи, воспитывался в Николо-Угрешском монастыре, затем сбежал оттуда, как Мцыри, отправился в мир…
        - В Николо-Угрешском?- перебила Делла.- Странное какое-то совпадение.
        - Это может быть Божий промысел,- строго сказала Надя.
        - Или Дерек потому и пришел именно в этот монастырь, что он угреш…
        Делла о чем-то соображала, нахмурившись.
        - Монастырь назван по имени местной реки, а не из-за угрешей,- твердо сказал Иван.- Я специально интересовался этим вопросом.
        - Вот!- Делла щелкнула пальцами, будто следователь в кино.- Возможно, и Дерек тоже интересовался происхождением нашего народа, потому и забрел в монастырь…
        - Это был угреш,- сказала Надя,- который путешествовал по Волге, от истока до устья, от одних сородичей к другим, побирался. Вел жизнь приживала, всюду писал картины и забил ими дома соплеменников. Работал только за стол и кров.
        - Как Пиросмани,- пробормотал Иван и, заметив, что Делла недоуменно глянула на него, пояснил: - Был такой художник в Грузии, до революции. Он писал великие картины, просто за хлеб и вино.
        - А я уж подумала, что это как-то связано со словом «пиромания»,- буркнула Делла.
        Вот так. Еще один привет от ее поколения. Не знают того, что знал каждый его ровесник. Впрочем, есть многое и наоборот.
        - А еще он построил часовню,- добавила Надя.- В нашем селе Дерек прожил целый год.
        Они вышли на берег. Небольшая каменная башенка, увенчанная округлым куполом, стояла на вершине холма.
        - Как построил - сам, один?
        Надя усмехнулась:
        - Дерек сделал проект и руководил строительством. Имхотепа, например, называют строителем пирамид, но это не значит, что он строил их своими трудовыми руками.
        Башня состояла из четырех арок, ориентированных по сторонам света, с закрытым помещением внутри. Надя засунула руку между камней и вытащила увесистый ключ. Дубовая дверь открылась с протяжным скрипом.
        Иван не спешил входить. Он обошел часовню вокруг. Четыре декоративных арки - не несущая конструкция свода, а просто обрамление граней - были почему-то разной толщины. Совсем немного, едва заметно…
        Уникальный какой-то стиль. Иван видел множество сооружений: в натуре, в чертежах, рисунках и на фото, но такое попалось ему впервые. Воистину, этот художник хотел сказать что-то особенное, свое.
        Иван принялся разглядывать фрески и тут также заметил отклонение от канонов. Христос, Николай Угодник, Мария с младенцем… Лица были нетрадиционны, совсем не торжественны, казались то ли озабоченными, то ли испуганными… Вспомнился иконостас работы Врубеля в одной из киевских церквей: скорее, портреты реальных людей, нежели изображения святых. Иван достал айфон и сфотографировал их.
        Внутри также были четыре работы Дерека: сцены из религиозной жизни - бегство в Египет и прочие сюжеты. Все было выполнено в технике мозаики и превосходно сохранилось. На всех картинах присутствовал огонь - факел или костер.
        Надя вручила каждому по свече. Иван поставил свою, перекрестился, как того требовала традиция. Делла и Надя сделали то же самое.
        Уже отдалившись от часовни на большое расстояние, он обернулся и сфотографировал ее, примерно с той же точки, где более ста лет назад стоял с этюдником Дерек.
        - Жаль, что я не могу взять и ее с собой.
        - Почему же нет?- сказал Делла язвительно.- Богатые американцы, например, покупают в Европе аж целые замки. Разбирают замок, перевозят через океан и снова собирают на своих дачных участках.
        - Мне такое не по карману,- ответил Иван.
        Двигаясь вдоль берега, он несколько раз оглядывался на часовню, а позже рассматривал ее фотографию: что-то было не так в этом сооружении, какая-то легкая, только опытному взгляду видимая асимметрия…
        Когда они поднялись на катер, он решил наконец кое-что выяснить.
        - Делла, ты мне об этом ничего не говорила,- сказал он.- О самосожжении, о пути угреша… Ведь ты все это знаешь, не так ли?
        - Ну, знаю,- нехотя ответила девушка, глядя на воду.- Это вроде бы тайна…
        Иван молчал, выбирая причальный канат.
        - Ну, хорошо, я расскажу.
        То, что он услышал, было чудовищным и в то же время объясняло многое. Оказывается, среди угрешей существуют своеобразные кандидаты. Кандидат является избранным с рождения, Амамутя бережет его, исподволь, незаметно готовит к почетной миссии. Разумеется, не все угреши становятся достойными этой миссии, но для нее избираются исключительно представители народа угреш. В прежние времена угреши, будучи полностью погружены в культ, просто совершали самосожжение. Теперь, во времена безверия, Амамутя вынужден направлять действия людей, которые должны возжечь огонь перехода. Легче всего ему манипулировать сознанием детей. Вот почему поджоги, как правило, совершали дети избранных. Об этом Делле поведала бабушка, и Делла свято хранила тайну.
        Вот оно что. Мать была избранной, а он - сын избранной. Амамутя заставил его запереть мать в доме и сжечь. Жестокий однако Бог. Иван поймал себя на том, что верит во все это, как в некую обыденную данность. В отличие от всеобщего, доброго Бога, Амамутя предоставлял прямые доказательства своего бытия.
        - Ты сказала, что он бережет избранного. Это фигура речи, типа «храни вас Бог»?
        - Нет, это реальность.
        Иван вдруг ясно вспомнил, как на днях Делла завела с ним странный разговор. Она рассказала случай из своей жизни, когда какая-то неведомая сила спасла ее от неминуемой гибели. Делла Сирота должна была поехать с группой поэтов в Ярославль, на литературную конференцию. Часть делегатов ехали в поезде - пожилые члены СП, а также особо приближенные к ним дарования из молодежи, бесплатно, разумеется. Для прочих был выделен автобус. Мероприятие финансировала какая-то партия или некий народный избранник, и предполагалось, что поэты станут по совместительству агитаторами и горланами чьих-то политических идей. Отсюда и безнал на дорогу и жизнь.
        Деллу приглашали в поезд, поскольку она была как раз из числа приближенных молодых дарований, но ей очень хотелось проехать в автобусе, по земле. Что из поезда видно? Только посадки и дальние поля. Делла уже направлялась на «Баррикадную», где у здания писательского клуба ждал автобус, но вдруг случайно встретила в метро сокурсника, который чуть ли не силой утянул ее с собой на вокзал. Просто отобрал у нее сумку, сказав, что не позволит таскать даме тяжести.
        Делла нравилась ему, и он рассчитывал пообщаться с нею в дороге, и она в конце концов сдалась, позволила запихнуть себя в купе. Наутро выяснилось, что автобус, на котором ехала делегация, попал в катастрофу и сгорел. Не выжил никто. Об этой массовой гибели молодых поэтов долго шумели СМИ, представляя это даже как некую символическую смерть русской поэзии вообще…
        - А у тебя были такие случаи?- в финале своего рассказа спросила она Ивана.
        - Какие?- не понял он.
        - Чтобы какая-то странная сила уберегла тебя, одного из многих?
        - Нет, не припомню,- сходу сказал Иван, но память все же вернула один подобный случай, и другой…
        Все это произошло в армии, и Иван не захотел потчевать девушку армейскими рассказами. Раз он дежурил на КП, и ему вдруг внезапно захотелось уйти, проверить собаку, покормить ее, хотя время для этого еще не пришло… Через минуту после того, как он покинул помещение, туда ворвался молодой солдат и перестрелял всех, кто там сидел. В другой раз рванул склад боеприпасов, как раз в тот момент, когда его вызвал замкомроты по какому-то пустяку…
        Получается, что некая сила заставляла его совершать те или иные поступки. И что та же самая внешняя сила руководила рукой ребенка, которая запирала дверь, гремела спичечным коробком… Получается, что он поджег свой дом не просто так, а действуя в русле религии… Это абсурд. Может быть, сама мать надоумила его, приказала ему сделать это, а теперь он просто не помнит, что и как она говорила?
        Изуверы получили по заслугам
        Девушка Надя, которую очень интересовала история народа угреш, знала несколько деревень вниз по течению, и Делла открыла свою карту. Почти все деревни уже были на ней, кроме одной. Если бы не информация юной изыскательницы, они бы никогда не встретили эту старушку и не узнали нечто чудовищное.
        Старушка жила в деревне Свирь, на самой ее окраине. У нее был всего один камушек, который, также как и у Ивана, был когда-то частью перстня, но в худшие времена пришлось продать даже эту каплю драгоценного металла. Старушка завернула камушек в кусочек холста. Так и отдала Делле. Иван спросил: нет ли у нее каких-нибудь старых картин? Лидия Петровна, так звали старушку, сказала, что картина была, в старом доме под Волгоградом, в деревне, которую она покинула в детстве, куда не возвращалась больше… Сказав эти слова, Клавдия Петровна опустила голову. Что-то взволновало ее, какое-то тяжелое воспоминание.
        - А вы помните картину?- спросил Иван.- Что на ней было изображено?
        - Огонь,- коротко ответила женщина и задумалась.
        Затем, помолчав довольно долго, рассказала историю, которая была страшна и сама по себе, и своим инфернальным концом.
        Была целая деревня угрешей в нижнем теченье Волги, неподалеку от города, который тогда назывался Сталинградом, а еще раньше - Царицыным. Пришли немцы. Для них что угреш, что еврей или цыган - все едино. Не знали, что делать с угрешами. Согнали их в колхозный амбар, заперли и подожгли.
        Только вот никто больше не видел тех немцев. Целое воинское подразделение пропало. Да так странно пропало! Одежда осталась, а немцев - нет.
        Иван удивился. Он как-то видел телепрограмму из серии «Аномальные явления», где говорили об исчезновении отряда карателей, правда, там не упоминалось об угрешах - просто в одной деревне, где каратели сожгли стариков и женщин, нечто непостижимое случилось с отрядом.
        Старушка тогда была маленькой девочкой. Ей удалось спрятаться, когда всех остальных увели в амбар. Она все видела.
        Немцы подожгли амбар в сумерках. Девочка схоронилась в роще неподалеку. Сначала были слышны крики, стук в дверь, потом все стихло: люди задохнулись. Кучка немцев стояла на поляне перед амбаром, двое держали наготове автоматы - на случай, если кто-то из смертников прорвется.
        Огонь охватил все сооружение, провалилась крыша. И в этот миг из пламени вырвались огромные огненные черви. Они поднялись, колыхаясь, над полем. Замерли, будто огладывая местность. У червей явно были головы: толщина на концах. Именно этими головами они и вертели, как бы рассматривая немцев, которые оцепенели от страха.
        И эти черви бросились на них. Немцы бежали в разные стороны, автоматчики стреляли, но бестолку. Черви набросились на фашистов и будто бы высосали их всех. Старушка хорошо помнила, как это было. Вот бежит один, орет жалобно, страшно. И червяк нападает на него сверху. И нет немца, а только летит вперед, будто все еще пытаясь бежать, его мундир.
        - Что ты об этом думаешь?- спросил Иван Деллу, когда они отчалили.- Если принять это все на веру, то огненные черви - вовсе не души умерших.
        - Это что за вывод, почему? Освобожденные души набросились на врагов и отомстили им. Чего тут странного?
        - Потому что так не бывает. Нет в истории вообще таких случаев, не зафиксировано. Призраки, смутные фигуры, стуки в стену и голоса - пожалуйста. Но чтобы вот так, жертва немедленно отомстила убийце…
        - Но ведь бывают случаи, когда привидение заводит человека куда-то в подземелье, там он проваливается, гибнет… Вот и месть.
        - Пусть так. Но все это происходит без контакта привидения с нашим миром. Маячит, заводит… Нашептывает что-то… А здесь: просто догнали и убили, высосали. Как паук высасывает муху. Остались одни оболочки - мундиры.
        - Так им и надо!
        - Ага. Только вот - не бывает так. И это значит - огненные черви - это что-то другое.
        Иван не то чтобы верил в привидений - он читал их научную трактовку, о том, что привидения могут быть сгустками какой-то энергии, которая существует внутри живого человека и уходит из него после смерти. О том, что некоторые люди могут видеть эту энергию, не доступную для многих других. Об этом он не хотел распространяться мистически настроенной Делле, сводя все к материализму. В то же время он безоговорочно поверил рассказу старушки, потому что сам видел огненного червя. Некое событие несомненно произошло в деревне под Сталинградом летом 1942 года. Целая группа немецких солдат была убита каким-то непостижимым образом: их тела были просто испарены в мгновенье ока.
        Иван стал думать об этом пристально, глядя на вопрос со всех сторон. Допустим, существует какая-то не известная науке энергия, и угреши, в силу своих национальных особенностей, владеют ею. Ведь отличия народов друг от друга реализуются порой на глубоком физиологическом уровне. Например, южные народы стойки к алкоголю, а северные - нет. Это объясняется отсутствием в организме последних определенного вещества, что дает возможность в тех или иных целях спаивать их «огненной водой»… Одни нации имеют больше музыкальных способностей, другие - меньше. И так далее - различия проявляются на самых глубоких, фундаментальных уровнях.
        Если предположить, что существует некая «энергия огня» - можно условно назвать ее именно так - и этой энергией как раз и владеют угреши, как иные нации - особо тонким музыкальным слухом? Тогда можно объяснить многое: и то, что видели Иван и Делла, и частые пожары в деревнях угрешей, якобы от молнии, и склонность угреша-художника к изображению огня. Наконец, этот странный случай во время оккупации Поволжья…
        Тайный язык художника
        Путь от Углича до Нижнего был похож на какие-то трудовые будни. Деллу не интересовали ни города, ни достопримечательности в городах. Ни затопленную Мологу, ни Ярославский кремль она не пожелала смотреть: все, что ей было нужно - это угреши и их камушки, которые имелись в каждом доме, хотя бы в виде сережек (два камушка), подвесок (четыре-шесть). В одном случае была крупная серебряная брошь, и получился курьез: хозяйка готова была отдать камень даром, но за серебро пришлось заплатить. Знали бы владельцы семейных реликвий, что Делла впоследствии делает с ними, безжалостно куроча оклады из драгоценного металла…
        Работы Дерека также были повсюду, но не везде висели на стенах. Иван спрашивал: нет ли в доме каких-то картин, и порой их доставали просто из чулана. Теперь он уже не сомневался, что и у первого угреша, Геры, холст Дерека также был, но он хранил его где-то на чердаке или даже выбросил, как старье. Просто гости не заговорили на эту тему, а хозяину было невдомек.
        - Тебе не кажется странным,- спросил Иван Деллу,- почему картины Дерека есть почти у всех угрешей?
        - Что ж тут странного? Угреши селились по берегам великой реки, а Дерек как раз и плыл вниз по ее течению.
        - А если ответ совсем в другой плоскости?
        Ивана что-то беспокоило, он только сейчас понял, в чем дело. Сказал:
        - Почему Дерек? Что за фамилия? Он что - венгр?
        - Угреши, как и евреи, могут быть венграми,- сказала Делла.
        - Может быть, и Сальвадор Дали - тоже угреш?- пошутил Иван.
        - Знаю такого художника!- весело воскликнула Делла.- Он рисовал всякую расчлененку.
        - Вроде того… В том числе - и горящих людей,- пробурчал Иван, подумав, что надо бы ему серьезно заняться образованием этой девушки.
        Иван закрепил пять самых лучших работ Дерека на стенах каюты и в камбузном углу, остальные не уместились в тесном пространстве судна.
        - А вот и он, наконец!- воскликнул Иван, заметив на одной из работ то, чего не разглядел раньше.- Ну, давайте знакомиться, неведомый миру гений.
        Делла застыла вполоборота, разглядывая небольшой вертикальный холост.
        - Ты думаешь, это автопортрет?
        - Тут и думать нечего,- сказал Иван, ткнув пальцем в нижний угол картины. Тут так и написано: «Дерек, автопортрет».
        На холсте был изображен коренастый человек, вероятно, маленького роста, поскольку собака, которую он держал на поводке, выглядела рядом с ним огромной. На заднем плане был берег с нелепо застывшей волной и - разумеется - догорающий костер на песке.
        - В его имени явно слышится слово «река»,- задумчиво проговорил Иван.- Сам художник всю жизнь провел на реке. Что это - совпадение или…
        - Или что?- встрепенулась Делла.
        - Да ничего страшного,- сказал Иван.- Никакой он не венгр. Скорее всего, это вымышленное имя, просто псевдоним… Вот ты, например. Как твоя настоящая фамилия?
        - Я Делла Сирота, поэтесса.
        - Знаю, что Сирота. Но ведь это твой литературный псевдоним, ведь правда?
        Делла усмехнулась, покопалась в своей торбочке и бросила на стол паспорт. Иван развернул его. В документе значилось «Делла Сирота». Иван покачал головой:
        - Чудные дела…
        Обратил он внимание и на год рождения девушки. Она была еще младше, чем он думал: не двадцать лет разницы между ними, а двадцать три. Дочка. Хитрая, полная тайны, которую измыслила сама. Маленькая, мало что понимающая в жизни девочка…
        - Украинка,- сказал он, протягивая ей паспорт.- Значит, угреши бывают и украинцами, пусть даже сам Дерек - венгр.
        По семнадцати добытым полотнам можно было составить общее впечатление об этом неизвестном мастере конца девятнадцатого века.
        Казалось, что картины Дерека несут в себе некую настойчивую подсказку… Внезапно Иван понял, что есть общего в работах художника, кроме образа огня. Во всех картинах - будь то пейзаж, натюрморт или жанровая сцена, потрет - четко видны два обособленные плана. Вот развалины совсем близко: пустые оконные проемы, уродливые обломки стен. За ними - чистая зелень деревьев, луг и река, где-то совсем далеко впадающая в море. Или стол с кувшином и фруктами. Кувшин на самом краю, он отдельно, а фрукты, блюдо, ваза с цветами - уже другие тона, нечто как фон к кувшину, хотя все должно было быть, по идее, единым целым.
        «По идее»,- подумал Иван.- Это просто слова-связки… Так, может быть, в том-то и «идея», что не целое?
        Скалы, громоздящиеся на берегу, и морская даль с туманным белопарусником. Окно с кропотливо выписанной деревянной рамой, а за окном - дивный средневековой город с остроконечными крышами.
        Обыкновенная традиционность кулис пейзажа превращается в некий символ, настойчивое двоемирие - может быть, именно это и хотел сказать художник? Будто бы за нашей реальностью стоит какая-то другая…
        Огонь порой здесь просто присутствовал в качестве неизменного атрибута, даже люди на портретах сидели при свечах, но чаще в этих пространствах царили фуги и мессы огня. Казалось, что горят сами краски, что изображение эфемерно, мгновенно, поскольку прямо сейчас все эти холсты, вместе с их массивными рамами, обратятся в пепел. Сгорит ткань, сгорит древесина, и за земными видами откроется какой-то иной мир.
        Как знаток живописи Иван понимал, что это не просто какой-то бродячий живописец, а настоящий художник, такой, каких называют великими и гениальными, хрестоматийными и классическими. Удивительно, что никто не знает о нем. Поистине, пути славы неисповедимы. Иван думал, чуть ли не с ужасом, что могут быть и другие художники, оставшиеся почему-то за бортом человеческого внимания, и писатели, и музыканты… Вот, где-нибудь в деревенском доме или на городском чердаке покоится пыльный сундук, а в нем - рукописи стихов и романов, написанные сто лет назад каким-нибудь так и не открытым Пушкиным или Достоевским… В такое почему-то не верится, но вот же он, Дерек, перед его глазами… Неведомый миру гений.
        Вечером Делла, как всегда, разложила камушки, Иван наблюдал за пазлом через ее плечо.
        - Странное дело,- сказал он, рассматривая разложенные на столе элементы.- Если это идеограммы, иероглифы, то почему они столь часто повторяются? Я насчитал двадцать четыре разных знака, из них шесть «жизней», пять «солнц» и так далее.
        - Чего в этом удивительного?- спросила Делла с каким-то странным раздражением.
        - Иероглифов должно быть гораздо больше.
        - Есть те, что есть. Не тебе судить о том, что было дано давным-давно!
        Казалось, девушка была смущена и заменяла это чувство агрессией.
        - Ага, в рифму порой говоришь, поэтесса.
        - И что с того?
        Иван решил не продолжать этот разговор. Теперь он был еще в большей степени убежден, что перед ним именно шифр, а так называемые идеограммы суть просто буквы. Получается, что Делла морочит ему голову, расшифровывая смысл надписей на браслетах. Может быть, никаких надписей и не существует?
        К нему вновь вернулись сомнения: что здесь на самом деле происходит, и какая ему отведена роль в некой чужой игре…
        В следующей деревне угреши пожаловали им еще один браслет и замысловатое украшение вроде монисто: на серебряной цепочке висели продырявленные старинные монеты вперемешку с камушками. Деньги были царские, камушки - обыкновенные, «наши», как заметила Делла.
        Она разложила трофеи на две кучки и прочитала означенные на них заветы. «Сильному можно верить, сильного стоит любить, сильный достоин пути славы»,- говорило монисто. «Рыба движется вверх по течению»,- говорил браслет.
        - Стоп,- сказал Иван.- Объясни мне пожалуйста, как ты это читаешь? Насколько я понимаю,- он поочередно ткнул в три одинаковых знака, похожих на заряженный лук,- этот символ и означает сильного?
        - Нетрудно угадать, если знать перевод.
        Иван перебрал камушки и сложил три знака подряд: «сильный», «солнце» и «жизнь». Спросил:
        - И что же тут написано?
        Делла засмеялась:
        - Амамутя дает жизненную силу.
        Иван ответил, даже не задумавшись:
        - Сила жизни - солнечный свет. Или что-то другое. Да на таком языке можно сказать, что угодно, была бы фантазия у читателя. Что-то здесь не то, Деллочка. И знаков по-прежнему двадцать шесть. Нет, сегодня появился двадцать седьмой. Он что означает?
        - Это рыба.
        - Отлично, рыба. Меж тем как в китайском языке иероглифов тысячи. Странно это все. И ты мне чего-то недоговариваешь.
        Делла молчала. Недоговорила. Хорошо, будем думать дальше.
        Иван думал об этом странном письме, пока не заснул. Возможно, что все эти заповеди и не требуют большего количества знаков. В таком случае, само письмо было изобретено именно для того, чтобы записать заповеди. Из символов, означающих «жизнь», «солнце», «грех», «радость», «горе» и так далее вполне можно составить короткие назидательные афоризмы.
        Что скрывает девушка
        На следующий вечер он застал ее за странным занятием. Она полагала, что он спит, поглядывала на него, но Иван, как бы что-то почувствовав, просто притворился спящим.
        То, что он увидел сквозь полуприкрытые веки, привело его в недоумение. Делла сидела, низко склонившись за столом, и разглядывала, как сперва показалось ему, все свои добытые амулеты… Нет, она не разглядывала, а складывала их… Как пазл.
        Ивану было хорошо видно, как эти обсидиановые пластиночки, соприкасаясь своими причудливыми краями, прилегают одна к другой плотно, без малейшей щели. Вот уже обозначен и угол, и фрагмент противоположного края - какая-то небольшая, с лист бумаги размером плита.
        Теперь Ивану стало ясно, что это вовсе не отдельные украшения, а фрагменты чего-то целого, и главное - Делла не коллекционирует какие-то брелочки, как она поведала сначала, а ищет что-то.
        Опять ложь. Все их отношения с самого начала замешены на лжи.
        Затем Иван стал думать об этой странной плите вообще. Края камушков плотно прилегали друг к другу, щель исчезала. Так разрезать камень мог только лазер… От этой мысли, от самого слова «лазер» Иван содрогнулся. Лазер в девятнадцатом веке. Рассуждения на эту тему могут завести слишком далеко.
        То, что складывалось на столе рукой поэтессы, было каким-то текстом. И, теперь уже безо всякого сомнения, было ясно, что это не иероглифы, а буквы, и Делла знала об этом, и она скрывала это знание от Ивана. Что же делать: так и продолжать с нею игру, притворяясь, что он ни о чем не подозревает? Иван не привык к таким отношениям. Он пошевелился, приподнялся на локте. Плечи Деллы напряглись, она медленно подняла голову.
        - Это ведь все же буквы, да?- спросил Иван.- Почему бы сразу об этом не сказать, зачем врать про какие-то назидания на этих камушках?
        - Я не врала,- сказала Делла, опустив глаза.- А подглядывать нехорошо.
        - Так уж вышло. Ты, наконец, что-нибудь расскажешь или нет?
        - Это действительно буквы.
        - А я уж поверил в свою «жизнь» на камне.
        - Ты не дослушал. Символы означают и то и другое. В старинной бабушкиной книге была их расшифровка. Это как… Ведь в славянской азбуке тоже самое. Аз - это буква «а» и одновременно - я, личность как понятие. Л - это «люди». Только у славян таких букв несколько, а у угрешей - все. Поэтому сочетания знаков можно прочесть как иероглифическое письмо, и как текст на языке угреш. И все эти камушки должны сложиться в текст, который даст ответ на всё. Об этом сказано в древней книге. Книга утеряна, но на разбитой скрижали должно быть стихотворение. И в нем - ключ ко всему…
        - Гм! Древний текст, это я понимаю, но с чего ты взяла, что это именно стихи?
        - Просто потому, что я поэтка с детства. Или наоборот: я и стихи-то начала писать потому, что всегда знала об этом окончательном стихотворении. Я почему-то всегда знала, что это именно стихи, ведь пророчества обычно делались в стихах, у Нострадамуса, например. Я не могла тебе всего этого сказать.
        - Но почему?
        - Сама была не уверена. Это во-первых.
        - А во-вторых?
        - Видишь ли…- Делла опустила голову.- Я с самого начала использовала тебя. Как ты и сам догадался. Мне было неловко, правда. Я хотела всячески скрыть от тебя это. Отсюда и ложь. Вся неправда, которую ты от меня слышал, имела только одну причину: я не хотела, чтобы ты догадался об этом. Да, я использовала тебя, чтобы найти камушки.
        - Какая глупость, девушка! Сказала бы сразу. Я ищу то-то и то-то, не хочешь ли ты мне помочь? Или…
        Ивану вдруг пришла совсем неожиданная мысль.
        - Что мы ищем, ты хоть имеешь какое-то представление?
        - Нет. Но в этих стихах сказано что-то очень важное. Тайное. Самое главное! И это главное может быть очень страшным. Очень!
        Иван посмотрел на пазл.
        - Что-то уже прояснилось?
        - Есть отдельные фразы и слова. Пока все довольно туманно. Но стихотворение складывается - в одном я уверена.
        - Очень интересно. Что же дает расшифровка?
        - Это не расшифровка. Просто половины камушков не хватает. Читаются лишь отдельные слова: берег, храм или капище, жертвенник… Целые фразы: лодка, причалившая к берегу. Люди, идущие в поисках веры… Смысла пока нет.
        Иван внимательно рассмотрел мозаику на столе. Делла перемещала камушки, руководствуясь логикой слов, которые выстраивались на доске. Не зная языка, сложить пазл было невозможно, потому что вариантов притирки камушков друг к другу было множество. Фрагменты были большие, как из браслета, и маленькие, как из перстня, округлые и овальные, с выпуклыми или вогнутыми гранями. Кружки вписывались без щелей в несколько вариантов вогнутостей. Чтобы сложить слово, надо было не только знать язык угрешей, но знать его хорошо. Вот почему Делла не могла сразу добиться успеха. Например, одни и те же символы могли составить слово «берег» и слово «зверинец». Все же, по смыслу других слов, зверинец был здесь совсем не при чем…
        Пусть это был лазер, но довольно хитрый лазер. Он как бы вводил в заблуждение, ставил загадки. Зачем?
        Современные технологии в древние времена. Значит, либо угреши имели контакт с развитой цивилизацией, либо сами были развитой цивилизацией. В голову полезли всякие мысли об Атлантиде… На этом Иван и заснул, и снились ему башни, купола и акведуки погибшей страны.
        Утром был звонок от Руденки. Иван отдал штурвал Делле, сам спустился в каюту и поговорил с компаньоном. Оказалось, что поклевка на «Джинс» пришла из Саратова. Покупатель отчаянно торговался, но все же они пришли к консенсусу. Катер будет доставлен прямо на главную пристань города. Делла слышала разговор и поняла, что «Джинс» намереваются продать.
        - Как так?- с возмущением спросила она.- Мы же собирались пройти всю Волгу!
        - Мы и пройдем,- заявил Иван.- Нетрудно будет арендовать какую-нибудь посудину а Саратове и продолжить путешествие на ней.
        - Но я хочу на «Джинсе»! Я не хочу никакой посудины.
        - Да какая разница?
        - Я привыкла, я полюбила наш «Джинс».
        - Рано или поздно все равно пришлось бы с него сойти.
        Делла опустила голову, о чем-то соображая.
        - А нельзя ли повременить?
        - Покупатель сорвется с крючка.
        - Вот как! Интересы бизнеса для тебя превыше всего.
        - Вовсе нет.
        - Во всяком случае, важнее, чем я.
        Эти слова заставили Ивана вздрогнуть. Так могла сказать не Делла, товарищ по путешествию, а самая что ни на есть девушка, то есть возлюбленная, невеста…
        - Мои интересы не важнее твоих,- сказал он.- Члены команды равноправны. Посему, бог с ним, с Саратовом. Проскочим на легких парусах.
        Иван так сказал, но не был уверен, что действительно этого хочет. И не факт, что так на самом деле произойдет: всякое может случиться до Саратова. Руденке он звонить не будет. Если и совершит облом, то только в самый последний момент.
        - Ты обещаешь привезти меня в Астрахань именно на «Джинсе»?- спросила Делла, вдруг положив ему руки на грудь.
        - Обещаю,- сказал Иван, не сморгнув глазом, подумав, что это самый что ни на есть удобный момент для первого поцелуя, но он ни за что не будет пользоваться ситуацией.
        Делла отпрянула, вернулась к штурвалу, который в минуту разговора уже провернулся, подчиняясь капризу течения.
        - У нас, кстати, был недавно один покупатель из Астрахани,- сказал Иван.- Некто Ламбовский.
        Привередливый это был покупатель. Он лично посетил верфь, осмотрел катера и остановил свой выбор на «Джинсе». Но данный «Джинс» не продается,- ответил ему Иван.- Это просто мой личный катер, а очередная партия только запущена. Тогда Ламбовский потребовал сделать один к началу навигации и сам предложил оплатить внеплановые расходы и прибыль по ним.
        Вспоминая Ламбовского, Иван отвлекся, замолчал… Вдруг он заметил, что и Делла о чем-то хмурится.
        - Ламбовский…- задумчиво проговорила она.- «Ламб» - это корень из нашего языка. Выходит, угрешская фамилия.
        - Неужели?
        - «Ламба» по-угрешски означает «сыр».
        Его мысль вдруг приняла весьма тревожный оборот, но это не было связано только с фамилией покупателя.
        - Впрочем, нет ничего удивительно, что в Астрахани, в нижнем течении реки, тоже живут угреши,- сказал он.
        Да. Ничего удивительного. Особенно то, что два угреша - Ламбовский и сама Делла - настойчиво выбирали именно «Джинс».
        Он вспомнил, как пытался убедить Ламбовского, что «Чоппер» - более престижный и стильный катер, что «Джинс» годится для молодых нетребовательных туристов и так далее. Но тот уперся именно в эту модель.
        Заказ был выгодный, и ребята взялись с энтузиазмом. Работали днем и ночью, несмотря на то, что как раз в те дни накатила первая волна проверок и ревизий, которую Ивану удалось отбить. Затем верфь подожгли, и почти готовый швертбот изрядно пострадал. Судно было все же построено в срок и доставлено трейлером новому владельцу прямо домой, в Астрахань. Дополнительные расходы Иван, как всегда, превратил в доходы: включил в стоимость не просто услуги транспортной фирмы, а услуги плюс средняя норма прибыли по этой сумме.
        Желание
        Они миновали Нижний, затем родной Делле Васильсурск, и вышли на простор Чебоксарского водохранилища, с середины которого не было видно берегов. Делла училась управлять парусом, Иван любовался ее движениями, то грациозными, то неловкими. У него щемило сердце: слабости девушки казались ему милыми, человечными…
        Странным было то, что угреши, которых они разыскивали в приволжских селениях, оказывались на удивление покладистыми и легко отдавали им всякие мелочи, фамильные реликвии. Но почему?
        - Делла, происходит что-то не то…- задумчиво произнес Иван.
        - В каком смысле?
        - Ты бы отдала браслетик, единственную твою память о бабушке, каким-то незнакомым людям, которые заявились к тебе с такой просьбой?
        Делла явно смутилась.
        - Вряд ли,- сказала она.
        Действительно, происходило что-то не то - не только с угрешами, но и с самой Деллой.
        - И я бы тоже,- сказал Иван, пристально разглядывая ее.- Но, тем не менее, они с радостью отдают нам всё. И выглядят при этом счастливыми, ты не заметила?
        - Нет,- ответила Делла, но голос ее звучал неестественно.
        Ивана вдруг буквально пронзила странная, но единственно возможная мысль. В телепатию, в какую-то молчаливую мыслепередачу, он не верил, а единственно научно объяснимого способа влияния на людей - гипноза - не наблюдал. Делла не раскачивала перед объектами блестящий предмет, не произносила загробным голосом кодовые слова. Вывод напрашивался сам собой: она украдкой подсыпает своим жертвам что-то, ведь они всегда пили чай, самогон, или даже обедали вместе с ними. Именно химическое воздействие.
        Ему снова, в который раз за путешествие, стало не по себе. А не захочет ли она испробовать свое средство на нем, чтобы заставить и его проделать какие-то нужные ей вещи?
        Впереди как раз была очередная деревня. Иван решил наблюдать за девушкой с этой точки зрения.
        Он и прежде предполагал, что угреши звонят друг другу, передавая новость, только вот новость - о чем? О том, что счастливя парочка идет вниз по течению и отбирает у них семейные реликвии? В чем радость-то?
        - Мы вас ждали,- улыбнулась старушка, и дед вдруг толкнул ее локтем:
        - Молчи, дура!
        Иван оглядел обоих с ног до головы. Больше всего на свете его бесили вещи, которых он не понимал.
        - Так,- он мазнул пальцем поверх головы деда.- Что значит «ждали»?
        - Мы ничего не говорили,- пробормотал дед.
        - Ты только что сказал: «молчи, дура». О чем она должна молчать?
        Делла положила руку Ивану на плечо, шепнула:
        - Не иди на конфликт, расслабься.
        Иван с недоумением глянул на нее. Ему вдруг показалось, что девушка заодно со стариками, что все трое знают что-то, что Ивану знать не положено, и все вместе составляют какой-то заговор. Но это же абсурд! Делла впервые в жизни видела этих стариков…
        Впрочем, можно ли быть уверенным? Может ли быть такое, что Делла совершает это путешествие второй раз, или, по крайней мере, была именно в этой деревне?
        Старики, как и все остальные, рассказали очередные притчи о деяниях Амамути. Среди того, что Иван уже слышал, попалось и нечто новое, в именно: описание того дня, когда Амамутя осчастливит угрешей своим пришествием: «огненное солнце плывет в небесах».
        - Настанет день, когда Амамутя пройдет по реке, он причалит к каждой пристани, зайдет в каждый дом, каждому заглянет в глаза… И вы накормите его и напоите, и отдадите ему камни холсты… Всё до последнего камушка…- проговорила старуха, будто читая что-то наизусть.
        - В легенде сказано, что Амамутя, явившись, подвергнет людей испытаниям,- добавил дед.- Амамутя придет инкогнито, как ревизор. Горе тому, кто покажет, что узнал его.
        Иван не спускал с Деллы глаз за все время рандеву. Старики спокойно отдали гостям все, что требовалось: несколько камушков, маленький холст Дерека с изображением очага, вроде как иллюстрацию к сказке о Буратино, хотя во времена Дерека, конечно, никакого Буратино еще не было. Делла ничего не подсыпала старикам.
        Неожиданно, в самом конце встречи, в дом вошла девушка в просторной синей юбке, дочка хозяев. С первого взгляда было ясно, что она нездорова психически: глаза ее блуждали, как и руки, одежда была неопрятной. Она принесла какой-то увесистый пакет и с шумом опустила его на стул.
        - Вся деревня уже говорит!- воскликнула она.- Вы специально меня выгнали.
        - Я просто послала тебя к Дуняше за свеклой,- спокойно возразила ее мать.
        Девушка села за стол и, подперев ладонями лицо, уставилась на Ивана. Этого он вынести уже не мог. Достал сигарету и, поведя ею в воздухе, дал понять, что выйдет, пусть и недослушав речей хозяина. Тот продолжал рассказывать притчу о деяниях Амамути, обращаясь к Делле.
        Иван двинулся по тропе вдоль берега, глядя сверху на пришвартованный «Джинс», на который глазели и мальчишки с кручи. Барабан стоял на баке, повиливая хвостом.
        Вдруг в сетке кустов замелькало синее: это хозяйская дочка проворно бежала поодаль, обгоняя его. Надо же! Ушел, называется…
        Синее тем временем показалось впереди, закрывая собой узкую тропу. Девушка стояла прямо перед ним, пристально глядя на него исподлобья. Иван чувствовал себя неловко, разглядывая ее.
        - Я хочу выйти замуж в этом году,- вдруг сказала она.
        - Да?- невозмутимо произнес Иван.- Желаю счастья, удачи.
        - И только?
        - Надеюсь, у тебя это получится. Жених-то уже наметился?
        - Нет,- ответила девушка, и в ее голосе прозвучала какая-то совсем уж неуместная злоба.
        - Ну что ж!- весело проговорил Иван, с опаской подумав: уж не делают ему тут внезапное предложение руки и сердца, а Деллу вообще принимают за его дочку? Добавил:
        - Он, может быть, уже не первую ночь под твоими окнами ходит, тайно вздыхает о тебе.
        Девушка вдруг схватила его за локоть и энергично встряхнула:
        - Ты исполнишь мое желание или нет?
        Тут только Иван начал понимать, что полоумная принимает его за самого Амамутю. Сказано же: если встретишь Амамутю на узкой тропе, то исполнит он любое твое желание…
        - Все твои желанья исполнятся, все твои надежды сбудутся, все будет хорошо,- проговорил Иван.
        - Я знала!- воскликнула девушка, просияв, быстро обошла Ивана, коснувшись его ног краем синей юбки, и пошла по тропе к дому.
        Этого еще не хватало! Иван мысленно выругался. Предстать в роли огненного Бога, пусть даже в глазах больной девушки… Больного такого Бога.
        Вскоре он убедился, что существо в синей юбке было не единственной больной девушкой на этой реке.
        Истина в вине
        Правда, сначала она написала стихи, затем - напилась. Раз вечером, когда Иван пришвартовал «Джинс» в наверняка рыбном месте, Делла развернула заветную тетрадку и углубилась в творческий процесс.
        Творчеством Ивана были два леща и одна небольшая щука. Крупное, бордовое солнце село в розовую дымку. Иван с трудом разобрал строки, которые показала ему поэтесса.
        Созревший колос должен так сгореть,
        чтоб дом его наполнил сладкий дым,
        чтоб сам он тоже обратился в дым
        и с дымом свой навек покинул дом…
        - Похоже на какую-то инструкцию,- мрачно пошутил Иван.
        - Инструкцию?- встрепенулась Делла.
        - Ага. Руководство по применению созревшего колоса. Я не силен в поэзии, но…
        - Договаривай,- буркнула Делла, понимая, что сейчас ее будут критиковать.
        Иван договорил:
        - Не могу понять, какой у «колоса» может быть «дом»?
        Делла нахмурилась, опустила голову, разглядывая свои строки в красной тетрадке, а Иван с тихой радостью разглядывал ее всклоченную макушку.
        - И правда…- протянула поэтесса.- Может быть, вместо «колоса» другое какое слово?
        Она беспомощно глянула на Ивана, словно вопрошая совета.
        - Поэт у нас ты, а не я,- отрезал он.- Другое дело, что я вообще не понимаю, о чем эти стихи.
        Позже, когда он вновь закинул удочки и сидел, свесив ноги с транца и поглядывал на неподвижные, как сваи, поплавки, слышал, как Делла бормочет за спиной: «созревший пахарь… созревший старец…» и даже «созревший ужас».
        - Далось тебе это слово,- не оборачиваясь, пробурчал он.
        - Какое слово?
        - «Созревший». Откажись от него, и дело легче пойдет.
        - Так надо,- сказала поэтесса и продолжила свое колдовское бурчание над тетрадью, уж не понятно как разбирая в сумерках строки.
        Значение слова, именно этого слова, Иван понял несколькими днями позже, при обстоятельствах, воспоминание о которых всю дальнейшую жизнь бросало его в дрожь.
        Очередные угреши в селе Козловка под Казанью угостили их слишком крепко, да еще в дорогу дали своего домашнего вина. Иван и представить не мог, что Делла на такое способна.
        - Угреши, угреши…- бормотала она, размахивая бутылкой, пока он вел совсем не умеющую идти девушку по городскому причалу.
        - Никакая я не угреша,- заявила Делла, облокотившись о перила и тщетно пытаясь поймать ртом горлышко.
        - Вот как? Кто же ты на самом деле и зачем вмешалась в нашу жизнь?
        - Жизнь - кого?
        - Угрешей.
        Делла рассмеялась, долго, заливисто. Ей все же удалось отхлебнуть глоток. Иван не без труда переправил пьяную девушку с причала на катер.
        - И ты не угреш,- сказала она, промокая платочком слезы.
        - Разве?
        - Разве, разве!- передразнила Делла.- Потому что никаких угрешей нет.
        - Как это нет? А кто же были все эти люди?
        - Все это придумал Дерек. Он воспитывался в Николо-Угрешском монастыре. Отсюда и взял слово. Язык выдумал, сложив символы из многих разных.
        - Он путешествовал по Волге, по угрешским семьям…
        - Да!- Делла отпила вина и выплеснула остатки за борт.- Да, он путешествовал…
        - Ты просто пьяна!
        - Очень. И это моя пьяная фантазия. О том, что все угреши - фантазия Дерека. Помнишь автопортрет? Он там с собакой, с водолазом, между прочим. Это и есть Барабан, а сам Дерек воображал себя Амамутей, которого сам и придумал… Послушай,- она уперлась ладошкой Ивану в грудь.- Этот Дерек просто путешествовал вдоль реки. Он останавливался в крестьянских домах. Он рассказывал хозяевам об угрешах и убеждал их всех в том, что он угреш и что они сами - тоже угреши. Писал свои картины. Заставлял всех поклоняться огню. Рассказывал легенды об Амамуте.
        - И что? Они в это верили?
        - Почему бы им не верить? Почему бы не передавать эти легенды внукам? Так и образовалась наша странная нация, не имеющая никаких корней, без роду и племени…
        Делла уже совсем облокотилась на Ивана, тяжело дыша. Он взял ее за талию и повел в каюту. Девушка размахивала руками и продолжала быстро говорить об угрешах, о том, что все это выдумка пьяного Дерека, поскольку сама была вдребезги пьяна.
        Уложив ее, Иван вышел в кокпит и закурил трубку. Дым вываливался из ее жерла плотными клубами, медленно плыл над водой, рассеивался, и казалось, что весь речной туман и порожден его капитанской трубкой, которую он хранил в особом ящичке стола и курил крайне редко.
        Конечно, так образовались не только угреши, но и все нации на земле. Кто-то кому-то рассказывал легенды и давал имена. Информация переходила из поколенье в поколенье. Правда, для этого недостаточно одного сумасшедшего живописца. Проводников национального сознания должно быть множество…
        В течение этого дня были и другие впечатления. Они прошли шлюзы Жигулевской ГЭС, посетили деревню угрешей, опять изрядно выпили, поздно устроились на ночлег, Иван настолько устал от маневрирования между двумя самоходными баржами и несколькими мелкими катерами, дважды оказываясь с ними в одной и той же в коробке, туманной от всеобщего выхлопа, что мгновенно уснул.
        Проснулся от запаха дыма, поначалу подумал, что Делла закурила в каюте и уже собирался ей выговорить, как понял, что дыма тут значительно больше, чем от ее длинной сигарильи. Да и Деллы самой в каюте нет…
        Он понял все как-то мгновенно и ясно. Когда сел на койке и, перебирая ногами, переместился, затем прыгнул к двери, уже знал, что дверь заперта снаружи. Вернулся к аварийному люку. Чтобы открыть, надо влезть на стол, но, уже вытягивая руку, вспомнил, как девушка интересовалась, можно ли и люк запереть…
        Иван провернул вентиль и попытался приподнять люк. Тщетно. Пластина была придавлена чем-то снаружи. Бред, Делла! Зачем тебе это? Он позвал ее. Нет ответа, лишь частый стук буйка о сваю.
        Так. Теперь надо понять, что и где горит и по возможности потушить это. Ну, конечно! Горела ветошь на камбузе, под мойкой, пропитанная бензином из примуса. Он задохнется прежде, чем потушит ее.
        Об одном поджигательница не ведала: о слабости стекол, вернее - способе их крепления к корпусу. Иван знал, куда надо бить. Инструментом могла стать только газовая плитка. Он схватил ее за ушки и, размахнувшись, насколько позволяло пространство, двинул металлом в угол окна. Оно вылетело с первого удара, вместе с резиновой рамой и коротко плеснулось под бортом. Уже на последнем запасе воздуха Иван вылез наружу, извиваясь, как червяк. Огненный, значит, червяк или даже пламенный змей должен был по мнению Деллы покинуть «Джинс», уносясь в небеса.
        Девушка сидела в кокпите и курила, наблюдая, как он выворачивается из окна. Иван мельком глянул на нее, сунулся рукой к воображаемому огнетушителю, но ладонь ударилась о стену. Ивана разобрал смех: аварийный люк как раз огнетушителем и был приперт, тот служил тугим клином между дверцей и гиком. Не зря, стало быть, учил ее парусить…
        Иван вытащил огнетушитель и, отомкнув запертую дверь, вернулся в каюту. Порошковая смесь накрыла горевшую ветошь и угольное мерцание дубовой переборки. Иван поднялся в кокпит и стукнул пустым огнетушителем о пайол. Присел на корточки напротив Деллы, упершись в девушку взглядом.
        Дым еще валил из двери каюты. Делла бросила окурок за борт, подняла глаза:
        - Я расскажу.
        То, что он услышал в последующие минуты, было ошеломительным, но все же объясняло многое.
        - Я не сумасшедшая,- сказала Делла, и Иван уставился на нее, будто пытаясь увидеть признаки безумия: распахнутый рот, потеки слюны на подбородке…
        - Но это был момент помутнения,- продолжала она.- Можешь высадить меня на ближайшей пристани, я становлюсь опасной.
        - Созревший колос…- пробормотал Иван.- Вот оно что! Ты считаешь, что я уже готов к вознесению?
        - Да. Считала ночью. Мне был сон. Я действовала неосознанно.
        - Да ты просто была пьяна! Трудно тебя обвинить в попытке убийства.
        - Не давай мне больше пить, ладно?
        Делла вдруг обняла его, прижалась к нему всем телом. Иван погладил ее по волосам, чувствуя, что вся она влажная от пота.
        - Обычно опьянение считают в судах отягчающим обстоятельством,- сказал он.- Я бы сказал, что наоборот. Впрочем, если бы приняли такие законы, то преступники все как один шли бы на дело, предварительно выпив.
        Иван засмеялся. Делла отпрянула. Посмотрела на него с недоверием. Возможно, ей казалось диким, что жертва так быстро простила ее.
        В роли огненного бога
        Пришвартовавшись у сызраньской пристани, Иван отправился в город за продуктами, оставив Деллу и Барабана на борту. В Сызрани, как и в других крупных городах, угреши не жили. Иван уже давно понял, что они предпочитали тихие, богом забытые деревеньки.
        Возвращаясь с полными пакетами, Иван шел по тропе вдоль обрыва и вспомнил полоумную девушку в синей юбке, которая приняла его за Амамутю.
        Иван смотрел сверху на берег, на швертбот, построенный в его мастерской. Это суденышко он назвал «Джинс» и придал ему особую окраску: синие, именно джинсового цвета борта и ярко желтая палуба, каюта-рубка. Имя говорило о предназначении: в отличие от «Чоппера» - на самом деле, чопорного, солидного, для респектабельных клиентов, предпочитающих комфортный отдых на воде, этот катер загружал совсем другой класс покупателей, безбашенных туристов, тех, для кого река - бесконечное приключение, полное тяжелого труда, ветра и дождя, капризов природы и лишений ее милостей. Ярко желтый, в соответствии с общей гаммой, был и парус швертбота, а вечером, когда зажигается свет, его иллюминаторы сияли золотом…
        «Огненное солнце плывет в небесах!»
        Почему только эта больная девушка приняла его за Амамутю? Да просто все угреши и принимают. Он вспомнил и другие странности путешествия.
        В этот момент все сложилось в голове Ивана, словно тот пазл. Например, Гера - первый угреш, которого они встретили, который сам спустился к пристаньке.
        Конечно, Гера просто-напросто увидел издали судно Амамути и вышел его встречать. Так встречают давно желанного гостя: буднично, даже с некоторой как бы привычкой. Затем этот деревенский Гера, используя древние предания и современные технологии, просто позвонил по мобильнику своим сородичам ниже по течению, и те уже ждали, уже подготовили и почистили свои дары…
        Ведь древнее предание - это всего лишь метафора, и истинный Амамутя должен выглядеть как самый обыкновенный человек.
        Иван сбежал с кручи и, запрыгнув на палубу, поделился с Деллой своей догадкой. Реакция девушки была более чем странной. Она что-то неразборчиво пробурчала, опустила голову, закусила губу… Барабан переводил взгляд от одного на другого, дыша на жаре с высунутым языком.
        Ивану вдруг пришла в голову новая мысль.
        - Так это ты всё и начала!- вскричал он.
        Все эти странности и нелепости были на самом деле одной системой. И самое первое звено в этой цепочке - собственно, встреча Ивана и Деллы. Он был прокручен, проманипулирован. Будто был героем киноленты, спрятанным где-то в плотно скрученной бобине…
        Вот почему Делла устроила эту ситуацию, вот почему настояла на том, чтобы Иван взял с собой ее собаку.
        - Первое время это было игрой,- сказала Делла.- Прости. Я действительно сначала увидела твой парусник, а потом - тебя. Огненное солнце… Я именно так и подумала, когда наткнулась в инете на рекламу «Джинса».
        - Ту фотографию в закатных лучах… Да, я приглашал человека со студии.
        - Я тогда подумала: вот было бы здорово пройти Волгу на этом катере! Потом приехала на пристань. Видела тебя издали. Нашла в инете твой адрес и пригласила на авторский вечер. Вот основная фабула событий.
        - Для чего? Чтобы собирать камушки?
        - Да сама не знаю! Просто будто что-то влекло меня. Да, влекло… Я знала, я была уверена, что должна сделать это.
        Иван вдруг подумал: вот в чем причина. Что, если древние силы огня настолько действенны, что могут заставить человека совершать поступки? Он думал не столько о том, что Делла заманила его в путешествие, сколько о пожаре на борту, который она устроила.
        - Только я вовсе не хладнокровный и расчетливый манипулятор. Я сама запуталась в ситуации. Поначалу показалось, что очень было бы хорошо создать такое реальное действо: спуститься вниз по реке на огненном судне. Ну, это вроде как театрализованные представления: Бородинская битва и прочее. Самой принять участие в воплощении древней легенды. Вероятно, я уже давно готовилась к подобному, иначе зачем завела пса и назвала его Барабаном? Когда угреши стали отдавать нам свои вещи, я поняла, что выгляжу мошенницей. Уже не было речи о том, чтобы рассказать тебе все. Я мучилась, но продолжала это дело. Я рада, что теперь ты все знаешь.
        - Отлично!- воскликнул Иван.- А как же я? Мне что же - продолжать играть Амамутю?
        - Можем повернуть обратно. Но не хотелось бы… На полпути к разгадке.
        - Почему ты так уверена, что этот текст даст тебе какое-то особое знание? Может быть, это просто новая расширенная заповедь, только и всего.
        - Для чего Амамутя нагромоздил столько усилий, создал всю эту систему? Ведь камушки рано или поздно должны были оказаться в одном месте! И это должно что-то значить. В наших руках ключ, Ванечка! Мы только должны найти для него замок.
        - Да уж,- буркнул Иван.- Только вот и сам ключ еще далеко не в сборе.
        В следующей деревне угрешей все произошло так, как он и ожидал, имея в виду свое собственное настроение. Теперь Иван чувствовал себя по-другому… Ему стали понятны все странности их поведения, взгляды и недомолвки.
        Огненный бог Амамутя, он же Иван Клепиков, теперь наблюдал за собой со стороны. Он и раньше никак не мог принять эту реальность, думая, что она имеет какую-то тайную подоплеку. Действительно, с чего это все как один люди отдают им свои семейные реликвии, категорически отказываются от денег, хотя положение многих весьма незавидно?
        Пусть Делла на самом деле использует его, но вовсе не так, как он думал. Не материально. Не как владельца швертбота «Джинс», а как симулятора Амамути, некую компьютерную модель огненного бога. И получилось это не намеренно, а так, слово за слово… Иван испытал облегчение. Гораздо лучше чувствовать себя огненным богом, чем дойной коровой.
        - Тебе не приходило в голову,- сказала Делла,- что все это далеко не случайно?
        - Ну да,- с ехидством ответил Иван.- Ты не случайно затащила меня в это путешествие. Впрочем, я благодарен. Путешествие получилось интересное и еще далеко не закончено.
        - Я говорю о другом. Ведь ты спроектировал и построил именно такой катер. Это значит, что Амамутя хотел, чтоб ты сделал именно так. Именно ты… А что если все не так?- Делла вдруг нахмурилась.- Зачем Амамуте хотеть, чтобы некто притворился им, морочил голову его пастве?
        - К тому же, этого хотел не сам Амамутя, то есть, я, а некая симпатичная поэтесса.
        - Симпатичная? Я думала, ты меня считаешь красавицей.
        - Точно. Красавица снегурочка огненного Амамути.
        - Я не шучу,- нахмурилась Делла.- Что если ты и есть Амамутя?
        - Ага. Только я об этом до сегодняшнего дня не догадывался.
        - Пойми, ведь Христос тоже родился среди людей, родился обыкновенным ребенком.
        - Сравнила, тоже мне!
        - Но как же иначе Амамуте появиться на свет? Только родиться и все.
        - Но я же и знать не знал всю жизнь, что я Амамутя!
        - А Христос знал?
        Все это говорилось с улыбкой, балансируя на грани шутки, но Иван думал об этом долго, ворочаясь с боку на бок на койке. Ему уже давно было ясно, что, путешествуя по реке, они неожиданно вторглись в какую-то странную область бытия, где законы материального мира действовали не вполне. Всё, вроде бы, было обыденным и одновременно отдавало какой-то чертовщинкой. Он уже смирился с тем, что пиромания распространена среди угрешей, но насколько такое объяснение научно? И главное - каким образом, почему и зачем разбросанные по всему течению Волги камушки неуклонно складываются в единый текст?
        Дубль «Джинс»: вид из зеркала
        Прошла череда городов, очень похожих друг на друга своими длинными улицами вдоль реки и крутыми спусками, кончилась толчея возле них из моторных лодок, катеров и парусников. Они вышли на довольно пустынный участок Волгоградского водохранилища, и до самого Саратова теперь будут лишь деревни с угрешами или без оных, спокойная или взволнованная вода…
        Иван уже привык к роли огненного бога и не комплексовал по поводу шарлатанства. В конце концов, не сам же он это затеял? Да и никто этого не затеял, если разобраться, поскольку все получилось как-то само собой, спонтанно… Впрочем, не обязательно верить Делле: она уже многократно скомпрометировала себя ложью. Ведь на самом деле могла продумать все заранее, использовать его, но это не имело значения в данном случае, он все равно не был авантюристом, вымогающим деньги у провинциалов.
        Об этом тоже стоило подумать. Деньги-то он не вымогал, просто собирал какие-то невразумительные камушки, но вот холсты Дерека как раз и были деньгами, причем, немалыми.
        Сколько будут стоить эти картины, когда он откроет миру нового гения? Ивану вдруг стало не по себе от простой мысли. Допустим, все пойдет гладко, и он зарегистрирует картинную галерею в Москве. Иначе этим бизнесом не заняться, кроме как стать галеристом. Обладая таким сокровищем, будет ли он продолжать работать на верфи? Вряд ли - это было бы донельзя глупо. Да и времени не останется: в роли галериста он будет постоянно в пути. Как и в маске Амамути… Бред какой-то. Придется продать свою долю в судостроительной фирме. Кому? Руденке, конечно. Но другу юности продавать… Как-то он не готов к такому поступку. Да и не желает готовиться. Придется просто подарить этому хитрюге все.
        Он вспомнил, как еще в восьмидесятые годы Руденко, самоучкой овладев ремеслом телемастера, что было делом-то совсем нехитрым, стал клеить объявления по району, ходить с визитами. Иван попросил посмотреть и его телевизор, когда тот забарахлил.
        Руденко отказал. Мотивировка была странной, трудно понятной для тех честных лет.
        - Я беру за визит пять рублей,- сказал «мастер».
        В кавычках, потому что мастерство мастера заключалось в проверке работы отдельных блоков и ламп и замене неработающих устройств. Грубо говоря: приходит мастер, снимает заднюю панель с телевизора и включает его. Видит, что одна из ламп не горит. Выключает прибор, выворачивает лампу и смотрит на нее. Даже если он видит такую лампу впервые в жизни, он надувает щеки и говорит заказчику, что такая лампа будет стоить ориентировочно столько-то рублей. Уходит с лампой. Идет с нею на радиорынок, где можно было купить все на свете, и покупает точно такую же лампу. В лучшем случае, такая лампа у мастера уже есть в чемоданчике и он немедленно заменяет ее, поскольку во время своих походов на радиорынок он постоянно прикупает лампы. С блоками то же самое, только определять их состояние нужно не на глаз, а с помощью тестеров, то есть - тыча в клеммы щупами. Руденко, страстно желавший подработать, овладел этим ремеслом и уже через год сколотил порядочную клиентуру, сплетя сеть из связей клиентов первого поколения.
        - Но с тебя как со своего лучшего друга я денег, конечно, не возьму,- сказал он.
        - Тогда…- Иван уже было собрался договориться конкретно о времени визита, но мастер перебил его:
        - Однако работать бесплатно я, сам понимаешь, также не могу.
        - И как же выйти из положения?
        - Выход один: я вообще не буду чинить твой телевизор, а ты вызови лучше государственного мастера.
        Сейчас Иван подумал, что теперь он сам может оказаться в сходном положении с Руденкой в его советской ипостаси: продавать другу не пожелает, а дарить глупо, то есть, получится, что продаст кому-то еще и навяжет Руденке неизвестно какого компаньона…
        Впрочем, друг ли ему теперь этот человек? «Нельзя делать бизнес с друзьями». Смысл этого речения Иван понял не сразу. Механизм смерти дружбы оказался неожиданным. За годы совместной работы личные отношения растворились в деловых: просто не было времени, чтобы обсуждать что-то другое, кроме верфи, ни единой минуты лишнего времени. Всегда находились проблемы, всегда неотложные. Он уже давно и знать не знал, каковы личные дела его друга: невесту Руденки он увидел только на свадьбе, дочь - на крестинах. И что дальше? Когда и если Иван бросит верфь, мыслимо ли будет опять встречаться просто так, говорить бесконечно, как в годы юности?
        И о чем он только думает? Радоваться надо, что богатство на автопилоте само в руки плывет, а он еще какие-то трудности испытывает с решением: брать или не брать. Однако всё, что он в жизни хотел - это строить катера и яхты. Разрабатывать. Испытывать новые модели, которые снились ему по ночам. Получалось, что неожиданное богатство выбрасывает его из поля мечты в реальность.
        Размышляя обо всем этом, он молча покручивал штурвал, в то время как Делла нежилась в солнечных лучах за его спиной, обняв дремного Барабана.
        За излучиной появилось встречное судно, Иван заложил направо, включил бортовые огни… Он не сразу разглядел, что это за катер, и пришел в радостное изумление, когда его черты встали на место.
        - Это судно сошло с моей верфи,- обернулся Иван к своей спутнице.- Швертбот был запущен в производство три года назад. Продано уже двадцать восемь моделей. Эй, «Джинс»!- он хлопнул по крыше каюты.- Поприветствуй своего братца.
        Иван дал длинный гудок. Встречный катер ответил, не сбавляя хода.
        - Уж не Ламбовский ли это?- проговорил Иван себе под нос.
        Делла глянула на него почему-то с тревогой.
        - Тот астраханский покупатель?
        - Почему бы и нет?
        - Что ему тут делать?
        - Не знаю,- беспечно ответил Иван.- Идет себе вверх по течению. На то и просил пригнать к началу навигации. Правда, медленно он что-то путешествует,- Иван разговорился, чувствуя радостное возбуждение.- Похоже, подолгу стоит на пристанях… Ты как-то заметила, что фамилия происходит от слова «сыр»?
        Говоря, он повернулся к Делле и вдруг увидел, что лицо ее сильно озабочено. Что такое? Чем могло так смутить девушку появление второго «Джинса»?
        Вскоре, как показалось ему, он понял причину: в кокпите встречного катера сидела девушка - светловолосая красавица, вальяжно развалившись, всем телом ловя ультрафиолет полуденного светила. Красавица видит красавицу… Встречный катер прошел недостаточно близко, чтобы разглядеть лица, да Иван довольно смутно помнил, как выглядит Ламбовский, да и был капитан в широкополой белой шляпе, закрывающей голову до плеч.
        Так или иначе, капитан второго «Джинса» не пожелал показываться и, похоже, вовсе не радовался этой встрече. Очень жаль. Иван бы с удовольствием расспросил его о впечатлениях по эксплуатации судна… Они разошлись. Иван оглянулся. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Девушка нагнулась и с улыбкой обратилась к кому-то, кто был в кокпите. И вдруг над транцем катера поднялась, туда-сюда посматривая, черная собачья голова.
        О чем говорит собака
        В этом был какой-то тупой, непонятный ужас, будто Ламбовский или кто там еще?- намеренно издевался над ним. Словно мимо только что проплыло зеркало.
        Вдруг Ивана осенило. Какое там «издевается» - нафига это ему нужно! Человек в белой шляпе на катере «Джинс». На его борту - девушка и собака. Вне всякого сомнения - он также играет Амамутю.
        Ладно, господин Сырников. Повернуть и догнать… Но о чем он его спросит? Зачем вы прикидываетесь богом огня, почтеннейший? Бортовая красавица захихикает, а капитан катера покрутит пальцем у лба…
        Нет, это всего лишь отговорка. Не потому он не повернет, что боится стать посмешищем, а потому, что просто - боится. Иван вдруг со всей очевидностью понял, что этот прохожий, Ламбовский или кто бы то ни было - и есть настоящий Амамутя, поскольку ложный - это он сам.
        Неужели он и в самом деле верит в легенду? Он покосился на Деллу, которая задумчиво смотрела вслед прошедшему катеру. Да, эта девушка достаточно закрутила ему мозги.
        - Кто-то делает то же самое, что и мы,- сказал Иван.
        - Я поняла,- отозвалась Делла.
        - Если Ламбовский угреш, то это и есть он. Катер новый. Возможно, именно последняя модель. Вот почему ему был нужен «Джинс» и ничто другое.
        - Да зачем ему это?
        - Затем же, затем и нам с тобой. Выясним в первой же деревне.
        Очередное селение, где жила семья угрешей, было в десяти часах пути. Опасения Ивана подтвердились быстро. Все трое угрешей - муж с женой и пожилая женщина, мать - вышли во двор, с удивлением глядя на «Джинс», пришвартованный к береговой коряге.
        - Ты кто будешь?- угрюмо спросил мужик.
        - А сам не догадываешься?
        - И много вас тут?- подала голос женщина.
        - Сыновья лейтенанта Шмидта!- сказал мужик и вдруг улыбнулся.- Ладно. Заходите. Вторая серия.
        На крылечке он споткнулся. Оказалось, что с утра был здесь один гость, с которым он развязал, и весь день не мог остановиться. Ложный Амамутя забрал бусы из камушков и две картины Дерека.
        Мужика звали Виктором, его жену - Катей. Оба были изрядно выпивши и светились от радости. Под столом Иван заметил пустую бутылку из-под хорошей водки. Ламбовский, возможно, пришел к той же мысли, что и Иван, выставляя против местного самогона свою батарею.
        Прямо они не говорили, слово «Амамутя» не приносили всуе, как того требовали правила, но картина вырисовалась довольно ясно.
        - Теперь наше путешествие изменило смысл,- сказал Иван, когда они с Деллой вернулись на борт и он вывел «Джинса» на фарватер.
        Девушка выглядела подавленной.
        - Может быть, мы все же вернемся и догоним его?- сказала Делла.
        «Но меня ждут в Саратове!» - чуть было не воскликнул Иван, но вовремя вспомнил, что обещал доставить девушку именно в Астрахань и именно на «Джинсе».
        Делла будто услышала его мысль:
        - Ах, я совсем забыла! Ты же хочешь продать свой катер.
        - Швертбот,- буркнул Иван.
        - Да-да, швертбот. Все это было для тебя лишь коммерческим предприятием. Прибыль - прежде всего для настоящего капиталиста.
        В самом деле,- подумал он.- Что я теряю? Деньги - только и всего. Даже если этот покупатель раззвонит на весь водный мир, что его фирма крутит динаму - ну и что? От этого он может потерять деньги в будущем. Деньги - и больше ничего.
        - Мы поворачиваем,- сказал он и с силой толкнул штурвал.
        Колесо закрутилось, мелькая на солнце медью. «Джинс», заложив длинный вираж, развернулся носом к течению, некоторое время его сносило назад… Иван переключил редуктор на полные обороты и судно, уже не подгоняемое течением, а преодолевая его, двинулось вверх по реке.
        - Как быстро мы его догоним?
        - Никак. Возможности наших судов одинаковы, а у него фора в несколько часов. К тому же, он столкнется с той же проблемой, что и мы, лишь в ближайшей деревне угрешей, а это, учитывая скорость против воды - почти сутки.
        - Так что же ты…
        - Дослушай. Я доведу до яхт-клуба, где мы сегодня ночевали. Это часа четыре. Там рядом есть прокат автомобилей.
        Погоня
        Иван взял «Ладу», выбрав ее из трех предлагаемых машин за то, что она была двуцветной - белый верх и темно-синий низ. Это было как-то символично: теперь Амамутя вышел из воды, как древнее позвоночное.
        Он позвонил Руденке и коротко обрисовал ситуацию. Саратовскому покупателю придется просто немного подождать. Тут же, в яхт-клубе Иван договорился с его хозяином, что «Джинсу» сделают косметический ремонт в течение ближайших трех-четырех дней. В Саратов его можно будет доставить либо на трейлере, либо своим ходом, наняв местного речника. Во всяком случае, выруливая по склону высокой кручи на «Ладе», он бросил на желто-синий ковчег Амамути прощальный взгляд. Швертбот красовался у пристани, отражаясь в розовой воде, футболя мачтой низкий солнечный шар, будто самостоятельно заняв оптически выгодное положение, чтобы проститься с хозяином.
        Решили не спать. Кто знает, как поступит Амамутя Второй, поняв, что селения выше по реке уже обобраны Первым? Сядет в самолет в ближайшем аэропорту и улетит с добычей, повернет вниз или просто продолжит путешествие…
        Сидя в придорожном кафе, то ли ужиная, то ли уже завтракая в этом смещенном времени погони, Иван решил пробить Ламбовского интернетом. Выпал какой-то Бойко Ламбовский, поэт, живущий в Болгарии… Нет, не то. Ламбовский сельский Совет народных депутатов. Ламбовский фельдшерско-акушерский пункт…
        Он соединил «Ламбовский» и «Астрахань». Результат оказался поразительный: в городе была картинная галерея, ее владельцем значился не кто иной как Ламбовский Михаил. Он промышлял торговлей картин современных художников, а также собирал антиквариат. Среди его авторов были в основном волжане, но работал он и со столичными живописцами, в частности с Алексеем Алпатовым, который Ивану весьма нравился, правда, он давно потерял его из виду…
        - Кое-что проясняется,- сказал Иван, а Делла, не выпуская вилки из рук, что-то быстро натыкала на клавиатуре мизинцем.
        - Вот это соединение давай глянем,- проговорила она с полным ртом.
        Ожидая, пока тяжелая провинциальная сеть ответит на запрос «ламбовский дерек», Иван успел удивиться, как это ему самому раньше не пришло в голову пробить Дерека интернетом. Через несколько секунд он понял: сделай он это раньше, многие вопросы бы отпали, правда, как всегда, заменив себя новыми.
        Соединение имен выдало статью в Википедии:
        «Антоний Дерек (псевдоним Антона Петровича Ламбовского, 1852-1912)- русский живописец. Родился в Сызрани, в семье обрусевшего болгарина…»
        Так вот оно что. Ламбовский - не просто галерист, который собирает картины, а потомок Дерека.
        Иван и Делла замерли с открытыми ртами, полными недожеванной всячины. Девушка передвинулась вместе со стулом, и они стали читать дальше, голова к голове.
        Антоний Дерек был самоучкой, если не считать, что в юности брал уроки рисунка и живописи у иконописца в Николо-Угрешском монастыре. Ни о каких взаимоотношениях с тогдашним художественным миром в статье не говорилось. Дерек был странным одиночкой, странствующим живописцем. Он путешествовал вдоль Волги, писал иконы, портреты жителей, пейзажи, тем и зарабатывал себе на хлеб. Погиб при тушении пожара на пристани в г. Царицын (ныне Волгоград).
        - Снова пожар!- воскликнул Иван.
        - Ничего удивительного,- сказала Делла.- Дерек - угреш, только и всего.
        - Делла, а что мы знаем о своем народе?- спросил Иван.- Откуда, например, мы знаем, что народ был некогда многочисленным, а теперь он исчезает?
        - Ничего такого мы не знаем,- сказал Делла.
        - Я об этом и говорю. Этого же нет в мифологии, да?
        - Нет.
        - Так мы решили только потому, что угрешей вообще мало. Так может быть, их всегда было мало? Может быть, угреши и не народ вовсе?
        - Как не народ? А что?
        - Просто какая-то… Секта, что ли? Люди разных национальностей, объединенные лишь одним - религией.
        - Мы народ,- твердо сказала Делла.- Народ, избранный Амамутей. Народ, несущий миру огонь.
        - В смысле, время от времени запирать друг друга в каких-то замкнутых пространствах, типа каюты «Джинса», и сжигать?
        - Пламя всемирной любви,- огрызнулась Делла и замолчала, насупившись на свою тарелку.
        Иван больше не приставал к ней с разговорами. Вернулись в машину и тронулись в путь.
        Все огни - огонь
        Барабан дремал на заднем сиденье, свернувшись в массивный клубок. Призрачные деревни пролетали вдоль пустого шоссе, поводя туманными лучами огней. Рассвело. Машина выскочила на берег Волги. Иван и Делла узнали это место, которое проходили позавчера. Теперь надо было держаться берега, двигаясь проселками, ибо катер конкурента по расчетам был уже где-то рядом.
        Он стоял у причала на окраине Самары. Иван подрулил почти вплотную. Это был действительно Ламбовский. Он сидел на баке и с грустью смотрел на свою удочку. Тихий господин Сырников.
        - Я вас где-то видел…- пробормотал неудачливый рыболов.- Клева, похоже сегодня не будет.
        - Я тот, кто спроектировал и построил этот катер, затем продал его вам,- сказал Иван.
        - Ох, припоминаю,- он посмотрел на Деллу, которая сидела в машине, свесив ноги из открытой двери.
        Барабан приподнялся на заднем сиденье и положил голову ей на плечо.
        - Не вы ли встретились мне ниже по течению позавчера?
        - Разумеется, мы.
        - И вы забрали все картины по течению вверх,- с грустью констатировал Ламбовский.
        - А вы забрали наши камушки!- вставила Делла.
        - Камушки?- удивился Ламбовский.- То есть, всякую бижутерию, которую мне впридачу давали соплеменники… И на что она вам?
        - Я люблю наряжаться,- сказал Делла.
        - А я собираю картины. Может, договоримся?
        - В каком плане?- спросил Иван.
        - Я бы купил верхнюю часть коллекции. А бижутерию отдал бы вам бесплатно.
        - Коллекция не продается,- сказал Иван.
        - Тогда и бижутерия останется при мне.
        - Да на что она вам?- спросила Делла.
        - Так… Люблю наряжать свою девушку.
        - И где же ваша девушка?- спросила Делла.
        - Взяла такси до вокзала. Это не совсем моя девушка. Услуга называется «эскорт», если вы понимаете.
        - А собака?- спросила Делла.
        - Собака в каюте,- сказал Ламбовский, и тут же, будто в подтверждение, внизу тихо гавкнул Барабан номер два.
        - Так значит, не продается коллекция?- спросил Ламбовский.- А если поторговаться?
        Делла глянула на Ивана, он хорошо понял смысл ее взгляда.
        - Коллекция меняется на камушки,- сказал он неожиданно для себя самого.
        Ламбовский пришел в замешательство:
        - Вы шутите?
        - Отнюдь,- сказал Иван.- Вы, как мне известно, уже коллекционер, а я только собирался им стать, то есть - чуть было не стал.
        Делла смотрела на Ивана во все глаза и, казалось, вовсе не верила своим глазам, когда позже, уже в гостинице, вывалила на стол груду камушков, гораздо большую, чем та, что удалось собрать ей самой. Картин Дерека тоже было больше: возможно, в южных землях живописец задержался надолго…
        Иван решил совершить развес, как на выставке. Всего картин было пятьдесят - два десятка с «Джинса» и три - с его дубля. Новые работы были все о том же - они изображали огонь в разных его проявлениях.
        Все трое ходили вдоль перил пристани, на которой стояли картины, молча рассматривая их. Ходили и оба Барабана, уже подружившись, повиливая хвостами, будто их монохромному зрению была глубоко понятна палитра художника. Впрочем, как известно, собаки хорошо различают именно красные тона…
        - Думаю, что Дерек изобразил конец света,- вдруг сказал Ламбовский.- Думаю, именно этой темой он и был озабочен.
        - Это не объясняет наличие двух планов,- сказал Иван.
        - Двух планов?- переспросил галерист.
        Иван уже и сам видел, почему Ламбовский не понял его. Тенденция в собранной им коллекции была не столь ярко выражена, как в тех полотнах, что добыл Иван. Последние картины и вовсе не имели переднего плана и изображали, скорее всего, извержение вулкана. Горели деревья, горела земля, казалось, что горит сам холст и краски на холсте. Одно полотно изображало ровное, абстрактное море огня до самого горизонта, и с поверхности этого моря к небу поднимались столбы вихревого света…
        - Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…- задумчиво процитировал Иван, покосясь на Деллу, но она отреагировала вовсе не на слово «буржуй».
        - Так вот как оно будет!
        Ее реплика прозвучала серьезно, в голосе слышалось отчаянье.
        - Будет - что?- с тревогой спросил Иван.
        Делла закусила губу, будто проговорилась о какой-то тайне. Иван вдруг понял, что было у нее все это время в голове.
        - Конец света. Не всемирный потоп, а всемирный пожар. Я-то все голову ломала, а разгадка всегда была перед глазами,- она окинула панорамным взглядом «выставку».
        - То-то и оно,- буркнул Ламбовский.
        Иван глянул на него, потом - на Деллу. Перед ним были два человека, которые, как им казалось, знали нечто, не известное другим, и вот теперь говорили об этом, как о само собой разумеющемся. Иван спросил:
        - И от чего, по-вашему, произойдет конец света? От какой физической причины?
        - Есть много вариантов,- ответил Ламбовский.- Столкновение с астероидом или кометой. Если тело окажется значительным, то большая часть живого на Земле вымрет. Как это произошло с динозаврами. Ученые считают, что тот астероид был около десяти километров в поперечнике. Еще одна возможность - взрыв самого Солнца.
        - Вспышка сверхновой?
        - Нет, не так. Солнце ожидает другой конец. Наша звезда расширится, станет красным гигантом. Ее диаметр поглотит орбиту Земли, остановится где-то в районе Марса. Тогда все внутренние планеты превратятся в газ.
        - Я читал научную литературу,- заметил Иван.- Этот сценарий ожидается через миллиарды лет.
        - Возможно,- сказал Ламбовский.
        - Так это…- сказал Иван, еще раз посмотрев на последнюю работу художника,- просто само солнце и есть. Пейзаж поверхности. Звезда снизу. А с поверхности вздымаются протуберанцы…
        - Прото… что?- удивилась Делла.
        - Протуберанцы,- подхватил Ламбовский.- Это что-то вроде смерчей раскаленного газа, которые выпускают звезды.
        - Нет,- сказала Делла. Это всего лишь пламенные змеи уходят в небеса. Лор каранар. Здесь что-то не то…- пробормотала она про себя.- Так вы принесете нам камушки?- обратилась она к Ламбовскому.
        - Разумеется,- сказал он и спустился в каюту.
        Делла задумчиво разглядывала картины.
        - Слишком все гладко у нас получается,- сказала она.- Разве тебе не казалось, что вся эта реальность - просто сон какой-то, галлюцинация?
        - Казалось, ну и что?
        - И ведь многим так кажется, верно?
        - Допустим.
        - А если оно так и есть?
        - К чему ты клонишь?
        - К тому, что оно так и есть. Реальность не настоящая.
        - Что же тогда настоящее?
        - Вот это!- и она указала на картину, где к черному небу простирались огненные смерчи.
        Ламбовский вылез на палубу с мешочком руках. Делла взяла у него мешочек, заглянула внутрь и высыпала несколько камушков на ладонь.
        - Вы ведь родственник художника?- спросил Иван.
        Ламбовский глянул на него, как показалось, с не очень большим удивлением.
        - Нетрудно догадаться,- пояснил Иван.- Ваши фамилии совпадают.
        - Настоящую фамилию Дерека вы узнали из Википедии?
        - Разве больше неоткуда?
        - Неоткуда. Дерека не знает никто. А статью написал я. Это ж народная энциклопедия, и каждый желающий может разместить в ней информацию. Я его правнук,- добавил Ламбовский.
        - Давайте начистоту. Расскажите всю правду, иначе вы не получите никаких картин.
        - Правда нелицеприятная для меня. Но и для вас тоже. Вы ведь так же, как и я, играете роль второго пришествия для этих доверчивых людей.
        - Я играю не с целью добыть какие-то ценности.
        - Я, между прочим, тоже. Вы думаете, я коллекционер, астраханский купец и поэтому собираю картины?
        - А как же?- спросила Делла.
        - Все наоборот. Я и стал крупнейшим галерейщиком региона именно потому, что существуют эти картины.
        - Расскажите все с самого начала.
        - Охотно. В нашей семье хранилось несколько работ предка. Также его письма, записи. Я вырос среди картин. Интересовался Дереком с детства. Мне казалось странным, что такой художник никому не известен. Именно из-за Дерека я и увлекся живописью. Открыл галерею. У меня много художников - в основном, современные авторы. Картины Дерека не продаются, просто выставляются. Не так давно я пригляделся к одному из его сочинений. Они все написаны довольно трудным языком, аллегорически. Так и узнал, что свои работы Дерек оставлял там, где жил. Более того, он дал ключ к способу, которым можно их собрать.
        - Притворившись Амамутей?
        - Прямо не рекомендовал. Просто в рукописи было сказано, что Амамутя пройдет по великой реке и все угреши должны отдать ему камни и холсты.
        - Холсты!- воскликнул Иван.- Имелись в виду именно картины.
        - Это-то я понял. Но не сразу понял, что камни - это то, что было в мешочке. Да и угреши не очень-то это понимали…
        - Холстами в древние времена называли отрезы материи,- вставила Делла.
        Иван вспомнил, как жена Геры и другие угреши заворачивали камушки в различные тряпки и платки… Правда, такая манера бытовала только в начале пути: вероятно, и тут сработала современная версия сарафанного радио - кто-то догадливый понял, что в древнем пророчестве холстами называются картины, и «Амамуте» стали вручать уже правильные дары. Вернее, обоим «Амамутям», шедшим сверху и снизу.
        - Я всю жизнь мечтал собрать картины моего прадеда в одном месте,- сказал Ламбовский.- Это не коммерческое предприятие. Такой художник должен быть известен миру.
        Иван вспомнил мысль, которая пришла ему с неделю назад: о никому не ведомых гениях - художниках, чьи работы так же разбросаны по деревенским избам, писателях, чьи рукописи так и не увидели свет и пылятся в каких-то сундуках… Не устроить ли специальную поисковую экспедицию по водным артериям и венам страны? Он не только подумал об этих, не известных миру гениях, но еще представил себе других, которые сейчас живут среди нас, в нищете и безвестности, но узнают о них только через сто лет, узнают и вознесут на пьедесталы…
        Они попрощались с Ламбовским. Каждый получил то, что ему нужно, и для всех было закончено путешествие по реке. Так, по крайней мере, считал Ламбовский, который устроил свой катер на стоянку в Самаре и по железной дороге отправился с ценным грузом в Астрахань.
        Цель же Ивана и Деллы приблизилась, но еще не была достигнута, более того, они по-прежнему довольно смутно представляли, в чем эта цель.
        Внутри стихотворения
        На ночлег устроились в ближайшем доме подле пристани. Иван предложил доехать до гостиницы, но Делла окликнула через забор женщину, развешивающую белье. Делле не терпелось поскорее устроиться за каким-нибудь столом, чтобы разложить камушки, ее даже не смутило, что у хозяйки была только одна свободная комната, одна кровать.
        Теперь Делла владела почти всеми амулетами. Расчищая место на столе, она смахнула на пол чашку, и чашка разбилась. Когда пазл был сложен, стало ясно, что прочесть стихотворение уже можно целиком, несмотря на то, что кое-где сквозь пластину просвечивала скатерть.
        - Гар… ар…- прочитала Делла.- Скорее, это «гаренар» - большой, приподнятый. Одно слово непонятно, но по окружающему смыслу это…- она пошевелила губами,- трава или песок, потому что лодку волочили по. Оба слова имеют одну и ту же букву, и только она сохранилась. В общем - всё!- заключила Делла.
        - Прочитай же!- нетерпеливо воскликнул Иван.
        - С удовольствием!
        Делла повела раскрытой ладонью над столом и продекламировала:
        - «Бросили челнок наш в траве у берега. Вышли на берег, как это делают идущие в поисках веры. На высоком обрыве увидели капище, сложенное из белых камней, и направились к нему».
        Делла беспомощно посмотрела на Ивана.
        - И это все?- спросил он.
        - Нет,- сказала она упавшим голосом. Еще столько же. Вот: «Тайный смысл заключается в земле среди текущих вод, а к земле этой надо прикоснуться, тогда увидишь огонь, пожирающий землю кругом». Теперь на самом деле - всё.
        Иван помолчал. Конструктивная мысль пришла ему в голову.
        - Вот что надо сделать,- сказал он.- Запиши мне перевод на листочек. Я подумаю над ним.
        - И я тоже подумаю,- сказала Делла, протянув ему через минуту вырванный из красной тетрадки листок.
        Больше часа они молчали по углам комнаты: Иван вытянулся на широкой мягкой кровати, а Делла склонилась над столом под лампой. Отвлекаясь от слов, он видел ее золотистую в электрическом свете прядь и губы, которые шевелились, что-то шепча. Уж не стихи ли она там сочиняет вместо поиска смысла этого древнего текста?
        Да уж… Туманного, как все древние скрижали. Что это, о чем? Потрогать землю и увидеть огонь. Тема Дерека. Между прочим, мы на верном пути… Упоминается вода. Три стихии, значит… Ну и что? Что все это значит?
        - Готово!- вдруг воскликнула Делла и бросила ему на грудь свою тетрадь.
        Иван посмотрел и вправду прочел стихотворение.
        Мы с тобой заблудимся в осоке,
        лодку бросим и на берег, словно
        два паломника, из лодки выйдем…
        Там, на берегу высоком
        белая стоит часовня…
        Остров быстро нам раскроет тайну,
        мы найдем ее на ощупь, будто
        наступило радостное утро
        в пламени земного мирозданья…
        - И как тебе мой перевод?- спросила она, увидев, что Иван закончил чтение.
        - Забавно,- ответил он.- Только в оригинале не было ни острова, ни часовни.
        - Ну, земля, окруженная текущей водой, это, конечно, остров на реке, а капище по-нашему и есть часовня.
        - Для рифмы она у тебя. Капище можно перевести как церковь или храм.
        - Я уверена, что в этих словах как раз и зашифрована дата…- размышляла Делла вслух.- Но как: первые буквы слов? Вторые их значения?
        - Какая это может быть дата? Дата - чего?
        - Конца света, разумеется. Ничего иного я и не думаю найти. Дереку было откровение. Он наш угрешский Нострадамус. Он знал, что конец света произойдет, и знал - как и когда. Этому он и посвятил свое творчество. Народ угрешей призван… Для чего?
        - В двенадцатом году также ожидался конец света,- сказал Иван.
        - Если конца света, обещанного календарем Майя, не случилось, то на какую дату указывает календарь угрешей? Я не верю майя, но верю угрешам.
        - Почему это тебе так важно знать?
        - Важно,- отрезала Делла, и Иван понял, что разъяснения он от нее не добьется. Спросил:
        - Ты что же, думаешь, что амулеты изготовил сам Дерек?
        - Возможно. А может быть, он их не изготовил, а просто прочитал пророчество, которое было на них раньше.
        - Кто же дал это пророчество?
        - Сам Амамутя, разумеется.
        Иван задумался. Путешествуя по реке, Дерек мог зарисовывать украшения угрешей и составлять из них надпись. Прочтя эту надпись, он понял пророчество о конце света, поэтому и стал писать эти картины… Нет не получается. Он стал их писать с самого начала своего движения по реке. Разве что, он прошел реку дважды: вниз по течению и вверх. Та девушка говорила, что Дерек шел вниз по реке, «от истока до устья» но откуда ей знать? Не известно, как он шел, где был сначала, где потом… Одно ли это было путешествие, как у Репина с Васильевым, или несколько поездок, или он просто всю жизнь провел на великой реке…
        - Ладно,- сказала Делла.- Утро вечера мудренее.
        Она сделала движение, будто хотела смешать камушки, словно костяшки домино, но передумала:
        - Завтра еще посмотрю, на свежую голову. Безумно хочу спать! Только…- она приложила кулачок к щеке.- Возможно, тут где-то есть второе одеяло.
        Делла поднялась, прошла до комода, открыла створку и извлекла оттуда большую скатерть с бахромой.
        - Это как раз для меня. Чур я у стенки!
        Через минуту она уже лежала, не раздевшись, отвернувшись к ковру с традиционными оленями. Иван прилег рядом. Классическая ситуация из американского кино семидесятых. Одна кровать на двоих. Если он не начнет к ней приставать, она подумает, что он идиот. Впрочем девушка явно дала понять, что устала. Да и отношения у них давно и крепко установились. Иван повернулся на бок, как бы невзначай положил руку на ее талию. Делла немедленно отвела его руку, затем погладила ладонью коврового оленя.
        - Дело вот в чем,- проговорила она.- Теперь ты знаешь, что я искала. Это серьезно. Я не хочу того, что называется «отношения». Если семья и дети, то это одно. А просто так - и не за чем вовсе.
        - Кто же сказал, что просто так?
        - Амамутя.
        - Что за шутки?
        - Это серьезно,- повторила Делла.- Если конец света завтра или через год, то и стремиться не к чему, понимаешь? Особенно заводить детей - зачем? Чтобы они тоже сгорели в этом огне?
        - А если не завтра и не через год?
        - То-то и оно! Сколько нам отпущено? Пять лет или пятьдесят? Или все пятьсот, и можно спокойно продолжать свой род на земле? Ты думаешь, я научными изысканиями занимаюсь? Я просто свою судьбу ищу…
        Делла замолчала, пробормотав себе под нос слова пророчества со своего браслетика:
        - Молодость свою отдай свету… Я, впрочем, и отдаю.
        Иван решил больше не тревожить ее. Ему вдруг стало отчетливо ясно, что все у них будет - и любовь, и жизнь, и дети. Надо только решить эту ужасную тайну мироздания. Что может быть такого в этом тексте, чтобы извлечь из него подсказку?
        Бессмысленный текст. Бессмысленная, пустяковая книга о грибах. Возможно ли, что эти две бессмысленности и пустячности соединяются в нечто целое, а оно, это целое, уже имеет смысл?
        Иван осторожно встал. Делла уже крепко спала. Ее силуэт под скатертью с бахромой был хорошо виден в свете дворового фонаря. Впрочем, света этого было недостаточно для того, что Иван хотел сделать.
        Он включил лампу. Таинственная плита покоилась на столе, были ясно видны и знаки, и все ее щербинки, недостающие фрагменты.
        Иван вспомнил метафору о разломанных часах. Что ж - сейчас, по крайней мере, уже можно сказать, что все странные винтики - именно часы и есть. Более того, винтики, колесики собраны, почти все на месте. Только вот в чем проблема: не идут эти часы.
        Что если это стихотворение - шифр? Еще один шифр, шифр в шифре… Если символы - одновременно и иероглифы, и буквы, то почему бы эти буквы не сложить в каком-то другом порядке и не получить другую, еще одну значимую надпись? Более значимую, чем это сошествие с челнока…
        Иван взял один камушек, прикинул, не найдется ли ему какого-то нового положения? На обороте камушка была явно видна бороздка. Он уложил его на место, перевернул смежный фрагмент и, что говорится,- ахнул. На втором камушке также была бороздка, и она продолжала первую. Иван перевернул третий фрагмент - то же самое. Одна кривая линия шла через три камушка. Он быстро перевернул все остальные. И получил рисунок.
        Это была карта. Берег, залив, два мыса и остров между ними. На берегу, у основания правого, восточного мыса - явный угрешский знак, восьмиконечная звезда, по общечеловеческому - крестик. Так обозначают клады.
        Карта неведомой земли
        Иван посмотрел на спящую Деллу. Неужели девушка и в этом солгала? И Ламбовский, конечно… Хитрый господин Сырников. Просто они оба ищут старинный угрешский клад. Вот что на самом деле им было нужно.
        Ну что ж - клад так клад. Иван включил компьютер. Пока аппарат грузился, он с грустью думал: а нужна ли ему законная доля этого гипотетического клада, возьмет ли он ее? Ему вдруг стало скучно, ком подкатил к горлу. Допустим, это большой, очень большой клад. Получив деньги, он будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь, ему не надо будет больше работать.
        А как же верфь, его грандиозные планы? То же, что и с картинами Дерека, даже еще хуже. От картин он избавился, галеристом ему не быть. Но теперь вот еще и клад какой-то… Он хорошо знал себя. Для любого действия нужна мотивировка - хоть малая, хоть большая.
        У него просто опустятся руки. Ему не захочется больше работать, это будут делать за него банки, по которым он рассует капитал. Впрочем, банки не спасут деньги даже от инфляции. Придется их вкладывать во что-то, а это снова та же работа… Замкнутый круг. Но трудиться в качестве богатого любителя, стремящегося сохранить свои капталы и ничего более, он, конечно, не будет.
        Все это прокрутилось в его голове и застыло в самой вероятной мертвой точке: нет никакого клада, а звезда обозначает что-то другое.
        Он рассмотрел камушки. Если отбросить теорию лазера, сверхразума, вмешавшегося в земные дела, то как объяснить существование этих странных пластин? Что если они изначально были изготовлены как пазл? Ведь пластиковые пазлы не разрезают, а печатают каждый фрагмент отдельно. Кому и зачем могла прийти идея, следствие которой он держит сейчас в руках?
        Как конструктор он хорошо представил себе технологию изготовления всех этих артефактов. Сначала складывалась пластина, каждый камушек подгонялся и обрабатывался отдельно: с тем, чтобы все вместе они составили чистый квадрат со стороной сорока пяти сантиметров. Это было не круглое число, но, вспомнив метрические значения девятнадцатого века, Иван понял, что сторона квадрата все же величина кратная, а именно - 10 вершков.
        Далее, уже на сложенный квадрат по трафарету нанесли рисунок карты, скажем, чернилами, а затем, перевернув фрагменты, написали стихотворение. После чего каждый камушек был гравирован по чернилам с обеих сторон. Так бы он и сам все это сделал, и вряд ли это было сделано иначе. Затем… Чертовщина какая-то! Из этих камушков изготовили браслеты, ожерелья, перстни. Камни вправили изнанкой вверх, чтобы не были видны символы, а на браслетах и ожерельях они составили некие значимые письмена, уже в формате не букв, а иероглифов.
        Только вот каким образом пазл был разбросан по всем угрешам вдоль течения реки? И главное - зачем это было сделано?
        Компьютер закончил свое стартовое ворчание. Иван приподнял его над столом и сфотографировал веб-камерой карту. Перебросил ее в поисковик. Берег, залив и остров загрузились в мировую паутину, чтобы пройти идентификацию. Что это может быть - озеро, море или даже река? Не исключено, что эта местность где-то недалеко, на Большой Волге - ведь угреши живут здесь, а карта, несомненно, связана с угрешами.
        Гугль выдал несколько похожих карт, но ни одна не соответствовала этой. Странный, совершенно невообразимый ответ. Нет такой местности на планете Земля.
        Иван с минуту тупо смотрел в монитор. Но этого не может быть… Дожили! Перед нами карта какой-то другой планеты. Берег, залив и остров. И девушка, которую он любит, вовсе не последняя угреша, а самая настоящая инопланетянка.
        Очень смешно. Или наоборот: не очень. Все угреши - инопланетяне, в том числе - и он сам.
        Иван углубился в фантазии. Что если угреши появились вовсе не на Земле, в отличие от всего человечества? Допустим, инопланетный корабль когда-то давно потерпел крушение… Тогда Амамутя - посланец иной цивилизации, призванный к тому, чтобы забрать их.
        Так Иван подумал, конечно, в шутку, но местность - вот она, явно выдуманная.
        Хорошая мысль. Только вот теперь придется объяснить: кому и зачем это понадобилось выдумать некую карту - берег, залив и остров, которых нет на Земле? Да еще обозначить на карте некую точку.
        Подобные несуществующие острова бывают в компьютерных играх, где строятся миры фэнтези. Но о каких играх могла идти в той махровой старине, когда была сделана эта плита?
        Фантазийные миры компьютерных игр предполагают какую-то Гиперборею или Атлантиду. Древние, давно исчезнувшие страны. А что если это просто и есть древняя карта? Местности, которой не существует в наши дни? Которая затоплена морем. Или одним из волжских водохранилищ, что называют морями…
        И еще его не покидало ощущение, что эта местность кажется ему знакомой.
        И Делле - тоже. Он не будил ее - внезапно проснулась сама среди ночи. Девушка склонилась над столом, протирая кулачками глаза.
        - Кажется, я где-то видела это место… Может быть, во сне?- она вскинула голову и беспомощно посмотрела на Ивана.
        Ему тоже теперь казалось, что образ этой странной местности порожден каким-то недавним сновидением…
        - Я все думал,- сказал он,- кто и зачем сделал этот пазл? Вывод, в принципе, напрашивается сам собой. Это мог быть только один человек - Дерек. Именно он путешествовал по реке. Именно он гостил во всех этих семьях.
        - Да? Только вот зачем?
        - Это главный вопрос. Очевидно, ему как раз и нужно было то, что сделали мы: кто-то должен был пройти этим путем и собрать пазл.
        - И что же он получил в итоге?
        - Карту. Именно собирая стихотворение, он мог составить пластину.
        - Этот человек должен был знать язык угрешей.
        - Не только. Он должен был выглядеть как Амамутя, плыть на особой ладье, быть с девушкой и собакой. Но что в результате? Стихотворение бессмысленно. Цель - это карта. Но карта также бессмысленна.
        - Вот что главное,- сказала Делла.- Угреши бы не отдали свои вещи непонятно кому. Тот, кто идет по реке, должен быть Амамутей. Это послание - именно ему. Может быть, то, что бессмысленно для нас, имеет значение для Амамути?
        - Или для кого-то другого, кто также притворится Амамутей. И в том мире, откуда он прибыл, такая местность - есть.
        Иван замолчал, глядя на карту. Теперь ему казалось, что разгадка уже совсем близка…
        - Часовня!- вдруг воскликнула Делла.- Вот ключевое слово. Нам надо вернуться в ту часовню, которую построил Дерек.
        - Зачем?
        - Понятия не имею. Слушай: «Там, на берегу высоком белая стоит часовня…» Это именно о ней, о той часовне, что мы видели. Белая. На высоком берегу.
        - Но это твои слова, просто твой перевод, а не сам текст.
        - Знаю! В религиозной архитектуре угрешей не существовало строения с функциями часовни. Я так перевела, интуитивно - часовня…
        Белая. На высоком берегу. И ведет к ней только поэтическая интуиция…
        Иван достал айфон и вызвал фото. Вот она.
        - Ты ведь и внутри снимал, да?
        - Конечно.
        Он перевел кадр, и они, чуть ли не соприкасаясь щеками, внимательно рассмотрели его.
        - Дальше!- нетерпеливо попросила Делла.
        Еще раз. Появились мозаики Дерека, полные огня. Одна из них и была картой. Именно эта местность: берег, залив и остров. Он положил айфон на стол, рядом с картой. В точности тот же силуэт.
        - Вот почему ты не нашел этого в сети,- сказала Делла.- Это место существовало лишь в воображении художника.
        - Но что это могло значить?
        - Дерек дает нам какой-то знак…- сказала Делла.- Очередной вопрос, и ответ на него может быть только в этой часовне или где-то поблизости от нее.
        Мозаика, сложенная дважды
        Машина пожирала пространство и время, срезая излучины великой реки, поглощая за час своего бега несколько дней вальяжного плавания на «Джинсе». Они мчались по шоссе, порой изрядно удаляясь от русла, перескакивая многочисленные притоки по малым мостам, Иван часто посматривал на карту навигатора и, наконец, свернул на проселок.
        - Уже совсем близко,- сказал он.
        - Все кажется близко в машине…- пробормотала Делла и продолжила размышлять вслух.- Наши изыскания складываются в одно целое, как и камушки. Часовня на картине в твоем доме. Реальная часовня на холме. Часовня в стихах. Фреска в часовне. Этот пазл также надо сложить.
        За очередным поворотом блеснула река. Вот и часовня. Иван развернул машину и дернул ручник. Они вышли. Местность была безлюдной, тишина разливалась над лугом и широкой водой.
        Иван только теперь понял причину асимметрии часовни и понял, каким вычурным образом, меняя ширину декоративных арок по четырем сторонам света, строитель сумел скрыть тайну своего сооружения.
        Ключ оказался на месте. Они вошли в прохладный зальчик и остановились перед мозаичной фреской. Это было что-то вроде «Бегства в Египет». Костер на берегу, у костра - мужчина, женщина и ребенок у женщины на руках.
        Иван раскрыл айфон и вызвал карту. Ландшафт, несомненно, был тем же самым, выдуманный ландшафт. Если мысленно представить его сверху, то и получится карта. Только вот в чем проблема: если таковой местности не существует, то зачем вычерчивать ее карту, шифровать ее стихотворением, разбрасывать по всему течению реки? Чертовщина какая-то.
        Звездочка, по нашему крестик, обозначала какую-то точку на местности. Так казалось вначале, когда Иван впервые увидел карту. Теперь ему стало ясно: все было наоборот. Обозначена не точка на карте, а место на картине.
        Остров заканчивался узкой полоской отмели, песчаной косой. Иван подошел вплотную к мозаике и рассмотрел это место. Мозаика состояла из небольших камушков, почти таких же, что и карта со стихами на обороте. Не очень-то веря в успех своей идеи, Иван тронул камушек, где предположительно находилась на карте звездочка. Попытался нажать. Никакого результата: фрагмент держался крепко. Иван положил палец на соседний. Этот явно отличался от первого: он не был закреплен. Иван приложил усилие, и камушек вдруг провалился. Послышался легкий стук - это камушек упал на дно небольшой ниши, которая скрывалась за картиной.
        Хорошо. Делла увидела то, что произошло, и судорожно сжала его плечо: она тоже все поняла. Вернее, поняла, что сейчас что-то произойдет, но ни она, ни Иван не знали - как.
        Иван посветил экраном айфона в отверстие, которое образовалось в картине. Там что-то поблескивало, какая-то металлическая деталь, похоже, медная. Иван попытался просунуть палец в отверстие - невозможно.
        - Дай-ка я,- предложила Делла.
        Ее мизинец все-таки пролез внутрь, она подцепила что-то, и неожиданно часть мозаики осыпалась.
        - Доигрались!- воскликнул Иван, еще не разглядев, что открылось.- Испортили работу художника.
        - Этот кусок нетрудно будет восстановить,- деловито отрезала Делла.
        В стене была дверца с медной ручкой. Девушка попыталась ее повернуть, но сил не хватило.
        - Мой черед,- сказал Иван и легонько хлопнул Деллу по плечу.
        После значительного усилия старинный запор поддался. Иван ожидал увидеть за дверцей нишу, но таковой не оказалось: сантиметрах в тридцати от дверцы была стена - уже внешняя каменная кладка часовни. Эти три дециметра и были давно замеченной Иваном, а строителем скрытой асимметрией. Темное пространство распространялось вниз, образуя узкий лаз, куда смог бы пролезть только ребенок. Или…
        - Теперь черед Барабана,- сказала Делла и вышла из часовни.
        Иван смотрел ей вслед, как она легко бежит в солнечном дверном проеме к машине, а за стеклом машины видна косматая собачья голова… Что может найти в этой норе Барабан? Как он будет искать?
        Они вернулись оба, Делла и пес. Девушка зачем-то несла на плече свою сумку с бахромой. Опустившись на корточки, она достала оттуда грибную книгу и положила перед псом.
        - След, Барабан!
        Тот приник к фолианту и втянул носом воздух. Поднял голову, давая понять, что след распознан.
        - Ищи!- воскликнула Делла, поведя в воздухе ладонью.
        Пес покрутился на месте, опять глянул на книгу, затем ринулся к дыре, прыгнул и скрылся в ней, полоснув хвостом по змеисто-мозаичной глади реки. Послышался мягкий стух, с которым лапы собаки ударились о дно ямы.
        - Что это значит?- кивнул Иван на фолиант, что лежал на каменном полу, шевеля страницей от сквозняка.
        - Подождем минуту,- отмахнулась Делла.
        Действительно, менее чем через минуту Барабан выпростался из дыры, держа в зубах небольшую книгу. Подбежал, положил ее перед Деллой, она опустилась на колени на пыльный пол, пачкая свою бордовую юбку и даже не думая о ее бахроме. Было ясно, что именно этого предмета она и ждала.
        - Вот оказывается, для чего была нужна собака!- воскликнул Иван.
        - Я знала, что моя конечная цель книга, именно старинная книга. Поэтому и натаскала Барабана на запах старой бумаги.
        - Все это время морочила мне голову,- с обидой сказал Иван уже в машине.
        - Прости. Но я не была уверена до самого конца.
        - Могла бы разделить свою неуверенность со мной.
        - Это дело всей моей жизни. Я должна была остаться с этим один на один, не сердись.
        - Я не сержусь,- пожал плечами Иван.- Что же это за книга?
        - Древняя библия угрешей.
        - Откуда ты знаешь, даже не раскрыв ее?
        - Бабушка говорила, что в книге содержится вся мудрость мира и жизни, все ответы на все вопросы. Что это, если не библия?
        - Об этом наказе бабушки ты также умолчала.
        - Я же уже извинилась и объяснила. Бабушка дала мне чудесные ключи. Она не сказала прямо: искать то-то и там-то. Суть в том, что конечная находка - книга, то есть, истина. Но знать истину имеет право только тот, кто хочет ее узнать. Возможно, что сама бабушка не хотела: как и всякая женщина, она лишь желала прожить жизнь в покое и достатке. Истину узнает тот, кто пройдет Волгу и разгадает секрет карты. Это разгадал, между прочим, ты. Тайна мироздания больше от нас не скрыта. Давай побыстрее остановимся в каком-нибудь мотеле. Мне не терпится поскорее прочитать книгу. А для этого нужно уединение и тишина.
        - Конечно,- согласился Иван.- Не в машине же библию читать. Только вот с мотелями в этих краях трудно.
        Вскоре они въехали в Калязин. Город, как всегда рассмотреть не успели, лишь увидели издали колокольню, бесконечно падающую в искусственное море. Гостиница в черте города была всего одна. На этот раз Делла потребовала отдельный номер.
        Древняя книга
        Утром Иван постучался в ее комнату и нашел девушку растерянной и подавленной. Она сидела у окна и смотрела с высоты на сонный город. Оглянулась на вошедшего Ивана и снова уставилась в окно, сложив руки на груди.
        - Это не древняя библия угрешей,- сказала она.- Это книга, написанная Дереком.
        - И что же написал художник?
        - Многое. В том числе, и о самом главном.
        - О конце света?
        - Да.
        Казалось, надо клещами вытаскивать из нее каждое слово.
        - Ну, и…- с наигранной бодростью проговорил Иван.- Когда намечается конец света?
        - Никогда,- сказала Делла, опустив голову.
        - Выходит, зря мы с тобой по реке куролесили?
        - Не зря,- сказала Делла.
        Она подняла голову, и Иван только сейчас увидел, каким измученным было ее лицо. Не просто от бессонной ночи. Что-то она все же узнала из этой книги, нечто потрясшее ее до глубины души.
        - Я голодна,- вдруг сменила она тему, быстро поднявшись.- Пойдем где-нибудь позавтракаем, а?
        Недолго поколесив по городу, они нашли приличный ресторан. Сидели на открытой веранде, хорошо была видна гладь реки. Иван вспомнил их первую встречу в Москве, также в открытом ресторане, только над другой рекой. Казалось, это было бесконечно давно.
        - Конца света не будет,- проговорила Делла, позвякивая ложечкой в чашке,- потому что он уже произошел.
        - То есть?
        - В двенадцатом году весь мир бредил концом света. Но бредил как-то несерьезно, без паники. В сущности, никто в это предсказание не верил. Но Амамутя уготовил для нашей планеты иную, боле страшную участь, чем ожидание апокалипсиса.
        - Что такого там прочитала, скажи толком!
        - Вспомни картины Дерека. То, что там изображено, и есть реальность. А это,- Делла повела рукой в сторону реки,- просто иллюзия. Вот о чем он хотел поведать в своих картинах.
        - Иллюзия? Кому это нужно, для чего выстраивать эту иллюзию?
        - Ни для чего. Думаю, никто не делал этого специально. Нет никакого огненного бога. Человеческие сознания сами создали это. Когда взорвалось Солнце. Планета была уничтожена, но сознание людей - нет. Люди даже не заметили этого, заменив реальность на галлюцинацию. И для всех нас по-прежнему существует и небо, и вода…
        Иван посмотрел по направлению ее взгляда. На долю секунду ему показалось, что картинка дрожит и рвется, а за ней проступает море огня… Ничто не противоречит этой версии. Ее нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Наш мир не настоящий, мир давно разрушен, поскольку звезда, которая давала ему жизнь, взорвалась. Солнце превратилось в красный гигант. Его оболочка теперь простирается далеко за орбиту Земли. Планета погибла в этом катаклизме, обратившись в пар из химических элементов и систему энергетических полей. Эти поля, эти пламенные змеи - и есть наши сознания или одно всеобщее сознание, но оно отказывается верить в страшную тайну, а продолжает галлюцинировать мир - в том виде, какой ему удобен и привычен. Вот в чем заключалась истина, которую несли миру угреши - истину о том, что мира больше нет. Конец света уже произошел, а значит - никакого конца света больше не будет.
        Любовь
        Они сидели на лавочке, над местным диком пляжем, сегодня безлюдным. Вдали струились первые огни Калязина, бледные на фоне розового неба, где только что село солнце, и можно было еще проследить его наклонный путь под краем планеты.
        - «Молодость свою отдай свету, и пусть солнце возьмет, чтобы вернуть обратно, молодость твою»,- процитировала Делла.- А ведь это пророчество сбывается. Амамутя - солнце. Ты, хоть и не совсем настоящий, но Амамутя.
        - Да и мой иероглиф - жизнь, похоже также вполне отпечатался,- сказал Иван.- Я, кажется, обрел мою жизнь. Моя жизнь - это ты.
        Делла глянула на него с заговорщицким блеском в зрачках, отражающих дальний берег.
        - Посмотри, как красиво,- сказала она, указав ладонью на огни.
        Город на другой стороне реки с каждой минутой погружался в темно-багровый сумрак, что было любимым цветом этой удивительной девушки. Движущиеся галогены автомагистрали, уличные фонари рядами, вспышки электросварки на какой-то стройке,- все это вместе напоминало продуманную композицию, вроде мастерски обустроенной новогодней елки.
        Впрочем, ничего этого нет, вся эта красота - лишь плод коллективного творчества сознаний. И все же, оно существует. Как существует, скажем, картина художника.
        - Пусть наш мир и не таков, каким кажется, какое до этого нам с тобой дело?- сказал Иван, нащупав в темноте ее руку.- Вот я, вот ты, вот наши пальцы. Мы такие есть и будем такими до самой смерти. Вместе.
        Делла молчала.
        - Вместе?- повторил Иван, уже не утверждая, а спрашивая, и через несколько секунд ожидания, которые показались ему вечностью, полной света и огня, услышал короткий, едва слышный выдох:
        - Да!
        Делла высвободила руку, села на топчане, обхватив колени. Она смотрела на гирлянды городских огней, огни отражались в ее глазах.
        - Вместе,- сказала она.- Как два злодея, повязанные общей тайной.
        По легкому дрожанию ресниц, взгляду, обводящему вещи как будто поверх их сущности, Иван понял, что в этот момент для ее красной тетради рождается новая поэтическая строка.
        Все встало на свои места, все было решено, пророчество Амамути разгадано, и только где-то на самом краю его сознания шевельнулась смутная мысль… Дерек. Картины создал он. Предания угрешей собрал он. Книгу написал тоже он. Что, если пьяная выдумка Деллы и на самом деле была истиной? Не есть ли всё, что они искали этими летними днями - и тайна народа угреш, и конец света - лишь причудливая, больная фантазия одного человека?
        Дерек платил за жилье и еду своими картинами. Он как никто другой понимал их ценность и понимал, что им не место в деревенских домах на берегу реки. Эти холсты принадлежат всему человечеству, мировой культуре. Каким-то образом они должны были попасть в музеи, стать общественным достоянием. Вот он и придумал столь витиеватый способ водворить свое искусство на надлежащее место. Создал шифр и даже целый язык, спрятал книгу. Сотворил целую систему легенд, которую люди приняли за религию, а самих себя - за избранный Богом народ… Впрочем, это всего лишь одна из версий реальности, которых может быть великое множество,- думал Иван, глядя на озаренный вечерними огнями профиль своей невесты.