Прогулка с нелюдем Леонид Свердлов
Экзамен по фарнухтологии #2
«Экзамен по фарнухтологии». Пять лет спустя.
Леонид Свердлов
Прогулка с нелюдем
I
Уже стемнело. Полная луна изредка выходила из-за туч, и только в эти минуты я мог различить, где лес, а где дорога. Холодало. Я стоял на обочине, не очень рассчитывая, что кто-то ездит по проселочной дороге так поздно. Сам-то я как здесь оказался среди ночи? Наверное, такое могло случиться только со мной. В лужицах трепыхались отблески света, едва пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Брошенный окурок зашипел у меня под ногами. Я наступил на него. Похоже, мне придется простоять так всю ночь.
Я стоял, слушая свое дыхание. Запищал комар. Я ударил себя по щеке. Вот и развлекся. В этот момент из-за поворота бесшумно и медленно, почти не поднимая брызг, появился старый помятый грузовик. Никогда не видел такой развалюхи. Но мне было все равно, на чем ехать. В открытую дверь я сказал, куда мне надо. Силуэт водителя молча кивнул.
Сквозь разбитое стекло меня обдувало запахом мокрого леса. Но грузовик ехал медленно, и этот ветерок не мог перебить вони, стоявшей в кабине. Пахло бензином и тухлым мясом.
Деревья тихо скользили мимо нас. Лунный свет ярко вспыхивал на трещинах в лобовом стекле каждый раз, когда грузовик попадал колесом в ямку или наскакивал на камень. При этом машина содрогалась в таких конвульсиях, что каждая кочка могла стать для нее последней.
- Чудо, что такая штука еще может ездить! - сказал я.
- Есть вещи и почудеснее, - проворчал водитель.
Его голос звучал хрипло и неразборчиво.
- И далеко вам на нем ехать?
- Недалеко, - сказал он. - До кладбища.
Я не люблю черный юмор, но полнолуние, южная ночь, мрачный густой промокший лес и этот полумертвый грузовик располагали именно к таким шуткам, так что замечание водителя показалось мне остроумным. Я тоже пошутил в ответ:
- Поэтому мы едем так медленно?
- А ты хочешь побыстрее?
- Да нет, спасибо, а то, на такой машине, боюсь, не стало бы нам по пути.
- А ты не бойся: туда всем по пути.
- Всегда успею.
- Точно, туда никто не опаздывает.
- Потому что не спешат?
- Потому что там никто не ждет.
В первый раз за все время разговора я посмотрел на своего собеседника. Его вид был также отвратителен, как и запах. В темноте я видел очень плохо, но мог различить поблескивающие в неприятной улыбке зубы и длинные спутанные волосы.
- Да ты, никак, сам уже оттуда? - пошутил я, и мне стало не по себе.
Я перевел взгляд на руки, лежащие на руле. В свете луны они были видны гораздо лучше, чем лицо. Из полуистлевших рукавов торчали кости, с которых местами свисали гниющие ошметки кожи. На пальцах ее совсем не осталось: косточки были только кое-где прикрыты грязью и плесенью. Странно, что суставы еще сохранились и, видимо, нормально действовали.
- Испугался? - рассмеялся водитель.
Я уже давно не в том возрасте, когда боятся привидений, оборотней и разных оживших мертвецов. Мне было достаточно ткнуть его пальцем, чтобы он развалился, даже молитвы или заклинания не потребовались бы. Я не испугался, но находиться в одной кабине с нелюдем в полнолуние, среди леса, да еще и по дороге на кладбище я, конечно, не хотел, мне это было неприятно, я был даже готов снова оказаться на пустой лесной дороге среди ночи. Я схватился за ручку двери, готовый выскочить из машины на ходу, благо мы ехали не быстрее катафалка.
- Страшно? Страшно! - развеселился нелюдь.
- Да пошел ты! - вскрикнул я, судорожно дергая дверь. - Останови! Я дальше не поеду!
- А платить? Платить кто будет?! - радостно кричал нелюдь, уставившись на меня невидящими глазами.
- Останови, блин! Смотри на дорогу, мать твою, а то…
- А то что? Что мне будет?
- Тебе… Мне будет!.. До тебя мне!.. Мне на тебя!.. Останови машину!
Он расхохотался и резко вывернул руль. Грузовик съехал в кювет и остановился. Я продолжал трясти ручку заевшей двери.
- Так сколько дашь? - продолжал ехидничать гость с того света.
Я швырнул ему какую-то купюру.
- На! Купи дезодоранта, вонючка!
Дверца открылась, и я вывалился наружу. Думаю, я сумел сохранить достоинство, хоть и не удержал равновесие, споткнулся, пробежал полметра на четвереньках, вскочил, соскользнул в кювет, вынырнул, вскарабкался наверх с полными ботинками воды и, не оглядываясь, побежал в лес.
Пробираясь через валежник, я исцарапался и порвал одежду. Ноги путались в траве и корнях деревьев. Я натыкался на острые ветки, спотыкался и падал, но возвращаться обратно, к дороге, не хотел.
Я пробивался к светлой поляне и к замку, видневшемуся за деревьями.
II
Когда я проснулся, мир выглядел уже совсем по-другому. Солнце, чистая и мягкая кровать. Было весело и уже не страшно. Я даже пожалел, что так быстро убежал от нелюдя: он наверняка был интересным собеседником и мог мне о многом рассказать. Что с того, что он вонял? Мало ли, кто чем пахнет! Почему люди так боятся всего незнакомого? Я рассмеялся, вспомнив, как бежал от подгнившего шофера, как скакал по корням и кочкам, а особенно, как ломился в дверь замка. Хорошо бы посмотреть со стороны, как среди ночи кто-то выбегает из леса, весь мокрый и расцарапанный, бросается к двери замка и начинает лупить по ней кулаками! Для полноты картины не хватает только проливного дождя и зловещих вспышек молнии. Но дверь мне открыл не какой-нибудь старый отвратительный горбун, а вежливый дворецкий. Он пожал мне руку, сказал, что меня здесь давно ждут, проводил в замок, расспросил, как я добрался. Его жена напоила меня кофе и проводила в мою комнату. Я отлично выспался, а утром меня уже ждал завтрак.
Я завтракал внизу, в большом зале. Это выглядело совсем как в кино: огромный стол, за которым сидел один я, серые стены, высокий потолок, старинная люстра, свечи в которой не зажигались уже, вероятно, лет сто. На стол подавал повар - совсем молодой мужчина, высокий, широкоплечий и очень заросший брюнет. Он был больше похож на лесоруба, чем на повара, но он был именно поваром, дворецкий мне это подтвердил.
Сам дворецкий тоже был не таким, как я его представлял: не старше сорока лет, аккуратно подстрижен, чисто побрит. На нем был темно-зеленый свитер. Очки окончательно делали его непохожим на дворецкого.
Он стоял молча все время, пока я ел. Позавтракав, я попросил рассказать о замке. Мне вовсе не хотелось слушать долгие истории о потемневших от времени портретах стариков в камзолах и надменных типов в рыцарских доспехах. Я и так знал, что они травили и резали друг друга, пьянствовали, интересовались искусством, пастушками, лошадями и охотничьими собаками, женились и выдавали замуж дочерей, потом умирали тем или иным способом, причем именно смерть, как правило, становилось самым интересным событием в их жизни. Но я подумал, что дворецкий ждал так долго именно для того, чтобы все это мне рассказать. Я приготовился мужественно слушать, но дворецкий сказал, что портретов прежних владельцев в замке нет. Раньше они висели в столовой, были среди них и полотна очень известных мастеров разных эпох. Но за многие века они потрескались, их изгадили насекомые, кое-где появилась плесень. Прежний владелец продал картины и на вырученные деньги сделал в замке ремонт. Кстати, после того как картины сняли, впервые за много веков удалось помыть стены столовой - до этого ни одному владельцу не пришло в голову
посмотреть, что делается за портретами предков, а там скопились килограммы дохлых мух. А за портретом основателя замка даже обнаружили непристойную надпись на древнем наречии народа, исчезнувшего более восьми веков назад. Чтобы посмотреть на это, приезжал профессор из столичного университета. Прежде чем рабочие замазали надпись, он долго изучал ее, фотографировал, зарисовывал, делал слепки из пластилина. Он говорил, что это уникальный образец. Похожая надпись есть только в одной альпийской пещере, в древнейшей из найденных археологами общественных уборных. Находка, сделанная в нашем замке, подтвердила самые невероятные гипотезы. Профессор переживал, что не сможет сообщить всему научному миру о своем открытии. Оно, несомненно, произвело бы большой фурор, но ругательство было таким крепким, что ни один серьезный журнал не решился бы его опубликовать без ущерба для своей репутации.
Я спросил, можно ли подняться наверх, в башню. Дворецкий отговорил меня, сказав, что на ремонт лестницы не хватило денег от продажи портретов, и нельзя ручаться за ее надежность, поэтому дверь в башню всегда закрыта.
Больше в замке смотреть было нечего, и я пошел знакомиться с окрестностями.
Замок стоял на невысоком холме. Справа от меня был тот самый лесок, из которого я выбежал ночью. Дорогу за лесом было не видно. Слева был луг. Дорога бежала к видневшейся вдалеке деревне. Я пошел вперед, вниз с холма, к капустному полю. На краю поля стоял старый сарай. В нем, вероятно, хранились сельскохозяйственные инструменты. Здесь я остановился, закурил и обернулся к замку.
Даже при свете дня он показался мне мрачным и величественным. Стены его заросли мхом и местами порушились. От укреплений вокруг почти ничего не осталось. Кое-где виднелись следы каких-то построек, возможно, конюшен или складов. Они давно развалились, и на их месте построили гараж.
Видимо, портреты все-таки не представляли большой художественной ценности, если от их продажи удалось отремонтировать только столовую и жилые комнаты. Но это к лучшему. Я видел отремонтированные замки. Вычищенные, с аккуратно заделанными щелями в стенах, с крышами, покрытыми новым шифером, со свежезастекленными окнами с рамами из белого пластика, они стоят пристыженные и убогие. Они перестали быть грозными древними крепостями, но по комфорту им очень далеко до современных вилл. Этот же остался непокоренным ни врагами, ни временем, ни собственными владельцами, у которых, к счастью, не нашлось денег на ремонт.
Я смотрел на замок, думая, что может быть общего между мной и вечностью, смотревшей на меня его окнами. Было странно и непривычно, все это происходило не со мной, но мне это нравилось. Замок был цитаделью спокойствия в странном мире вокруг. Тысячу лет он не замечал ни войн, ни мира. Сосны у входа стояли двести лет назад так же, как и сейчас, такие же ласточки вили гнезда под крышей, облака плыли туда же по такому же небу. И точно также все будет и через двести лет. Кто-нибудь другой будет стоять на этом месте, и в голову ему будут лезть те же самые банальные мысли. Они приходят в голову каждому, кто стоит перед старинным замком.
Меня отвлекло какое-то движение. Быстро обернувшись, я заметил тень, скользнувшую по стене сарая. Прихотливо изогнувшись, она резко метнулась за угол. Мне вдруг показалось, что я сам был этой тенью. Я тоже метнулся за ней и, оступившись, оказался у ног девушки, которая стояла за сараем с темно-зеленой книгой в руке. Я поднялся и смущенно сказал:
- Мне показалось, что вы что-то уронили.
- Это была моя тень, - ответила девушка. - Я ее не роняла. Я ее отбросила.
Я представился и сказал, что живу в замке.
- Очень приятно, - сказала она.
- Ты здесь живешь?
- Отдыхаю. Не живу.
- Что ты читаешь?
Она захлопнула книгу и показала мне обложку. Это был учебник по судебной медицине. Я думал, она читает более легкую литературу. Возможно, она подобрала книгу под цвет глаз.
- Ты, наверное, учишься на врача? - спросил я.
- Нет.
- На юриста?
Она отрицательно покачала головой. Прядь ее волос при этом соскользнула на лоб, и она привычным движением руки поправила их. Тень вздрогнула и, скользнув вперед-назад, вернулась на прежнее место.
- Мне это просто интересно, - сказала девушка, глядя мимо меня.
- Да, - заговорил я, боясь, что разговор на этом оборвется. - Я тоже когда-то интересовался судебной медициной. Я когда-то так удивился, узнав, что странгуляционная борозда…
- В моем доме мало книг, - перебила она. - Я не нашла ничего более интересного. Эти книги не мои.
- А где ты живешь? - спросил я, хватаясь за новую тему.
- Там. - Она махнула рукой, показывая за капустное поле.
- Тебе скучно? - спросил я, кивая на книгу. - Ты одна здесь живешь?
- Мне не скучно, - медленно сказала она.
- Ты часто здесь гуляешь?
Она в первый раз посмотрела мне в глаза. Я отразился в ее взгляде, отразилась поляна у меня за спиной и замок вдалеке. Вся моя жизнь отразилась в ее зеленых глазах. Она закроет глаза и я исчезну, откроет - появлюсь вновь. Странная мысль пришла вдруг мне в голову: одна девушка отдыхала в деревне, ей стало скучно, и она, чтобы убить время, выдумала меня.
- Иногда, - сказала она.
- Значит, тебя можно будет снова здесь встретить? Когда?
Она опять посмотрела на меня. Время остановилось.
- Пусть это произойдет неожиданно.
Я согласился.
- Я сейчас уйду, - сказала она, взглядом отпуская меня.
- Я провожу.
- Я уйду одна.
- Я приду к тебе! - сказал я ей вслед, но она не услышала.
Она уходила. Тень семенила за ней, прыгая по кочанам капусты. Я смотрел им вслед, не понимая, что случилось. Это случилось не со мной.
III
Я беззаботно бродил по замку. После прогулки вчерашний испуг окончательно развеялся. Поездка с нелюдем по ночной дороге больше не казалась мне чем-то жутким или необычным. Увидеть ночью покойника - к дождю, и только. Теперь я был готов ко встрече с чем или с кем угодно. Я даже ждал этого: мне было скучно, хотелось поговорить с кем-нибудь, поделиться впечатлениями, расспросить об этом месте человека, который давно здесь жил. Дворецкий не подходил. Он неинтересный человек: замок для него лишь место работы.
Вход в башню и был закрыт, но оттуда были слышны шаги. Не решаясь войти, я ждал, что будет дальше. Выходит, хотя лестницу и не отремонтировали, в башне кто-то бывал.
Дверь медленно отворилась, и из темноты появилась молодая невысокая блондинка. В одной руке она несла совок, веник и мусорное ведро, а в другой - маленькую кастрюлю.
- Ой! - сказала она, прижимая кастрюлю к груди. - Как я испугалась! Вы тут так тихо стоите. Это вы здесь, в замке, живете, да?
- Я-то здесь живу, а вот ты кто? - спросил я. - Привидение?
- Нет, не привидение, - обиженно сказала девушка. - Я здесь подметаю.
- Ах, так это ты в замке за порядком следишь?
- Нет, за порядком следит дворецкий, а я подметаю.
- А зачем кастрюля?
- Привидений кормить!
- Они, небось, прожорливые?
- А как же! Как волки. Без еды в башню зайдешь - съедят.
Сказав это, она резко развернулась и ушла, побрякивая ведром.
Я открыл дверь и вышел на лестницу. Это была действительно старая, скрипучая винтовая лестница. Однако, она выглядела вполне надежно. В старину умели строить навечно. Сверху доносилась музыка. Кто-то перебирал струны гитары. Я пошел наверх. Лестница извивалась и извивалась. Вместо конца подъема, за поворотом я видел только продолжение поворота, от этого казалось, будто я вообще не двигался. Время от времени, я смотрел вниз, чтобы убедиться, что это не так, и видел, что уже довольно высоко поднялся. Жили же в древности люди без лифтов. У меня уже стала кружиться голова, когда я, наконец, достиг цели.
На вершине башни, прямо под остроконечной крышей, я обнаружил маленькое круглое помещение со смотровыми окошками по всему периметру.
На полу, прислонившись к стенке и опершись, как на трость, на гитару, сидел обитатель башни, которого и кормила уборщица. Он был слишком молод, чтобы быть домовым, и слишком материален для призрака. Это был обычный человек - бездельник, как я или как тот, кто читает сейчас мой рассказ, вместо того чтобы работать.
Он поднялся на ноги, ткнул меня пальцем в грудь и сказал:
- Я тебя знаю: ты живешь в этом замке.
- Тебе это сказала уборщица, - его проницательность меня нисколько не удивила. - А ты, должно быть, призрак этой башни.
- Чушь! В этом замке нет, и не может быть никаких призраков. Поверь мне как специалисту.
- Неужели? А я думал, что во всех старых замках водится какая-нибудь нечисть.
- Сразу видно, что ты не жил в старых замках. Все эти предрассудки выдумали люди, которые в замках разве что ночевали. Запомни: нечисть никогда не заводится в чистоте. Мне доводилось жить в разных замках. В некоторых действительно без святой воды делать нечего. Но ты и представить себе не можешь, до какого состояния они были доведены! А здесь очень чистоплотный дворецкий и уборщица трудится весь день как пчелка. Даже в башне всегда чисто как в церкви, а ведь дворецкий сюда не заходит, он боится высоты. Но в любом замке, если в нем перестают поддерживать чистоту, уже через месяц заведутся клопы и тараканы, через год - крысы, а через сто лет - монстры, привидения и даже вампиры. Я в таких замках бывал! Окна, непрозрачные от паутины, в комнатах воняет плесенью, подвалы темные, сырые, вонючие, со скелетами на ржавых цепях. Чтобы там выжить, надо обладать очень хорошим чувством юмора.
- А в этом замке что за подвал, в смысле скелетов?
- В этом - не знаю. Меня, собственно, в замках всегда больше интересовали башни, а не подвалы: из башен вид лучше. Дворецкий запирает подвал, но, насколько я его знаю, он и там навел порядок. Внизу, он, скорее всего, хранит какие-нибудь метлы и тряпки. Скелетов там точно быть не может. Не тот человек: для него порядок прежде всего.
Обитатель башни подошел к окошку и уставился вдаль, медленно перебирая струны гитары.
- Так кто же ты, если не призрак? - спросил его я.
- Ты живешь в замке, а я - в башне, - ответил он, медленно поворачиваясь лицом ко мне. - Я такой же, как ты, вся разница между нами только в этом.
- И давно ты здесь? - спросил я.
- Я, знаешь ли, календари не читаю… Достаточно, чтобы все здесь знать, но мне тут еще не надоело.
- Ты побывал во многих замках?
- Это мое хобби. Я люблю одиночество и тишину.
- Чем же ты живешь?
- Жизнью, как и все, - он посмотрел на меня и улыбнулся. - Дворецкие меня, как правило, не любят, но терпят, ведь я им не мешаю. Всегда найдется кто-нибудь, чтобы позаботиться обо мне. Здесь меня кормит эта очаровательная девочка, - он мечтательно посмотрел на лестницу. - Она прелесть, правда? Только в деревнях и в старых замках встречаются такие милые наивные крошки. Представь себе, она краснеет почти всегда, когда я на нее смотрю. Я влюбился бы в нее, но, увы… Я разбираюсь в женщинах не хуже, чем в замках. В моей душе скопилось столько грязи, что я, кажется, не могу прикоснуться к женщине, ее не испачкав.
- Зачем же пачкать? - мне нравилась его самоуверенность. - Как крупный специалист, ты мог бы стать ее наставником в дальнейшей жизни.
- Тот, кто знает жизнь, должен быть очень осторожным, - сказал он, неожиданно посерьезнев. - Нельзя говорить людям о том, что точно знаешь. Если они узнают правду, им станет неинтересно, и они не захотят дальше жить. Наставником может быть только тот, кто еще сам должен учиться и учиться.
- Ты все уже знаешь?
- Об уборщице - да. Несколько месяцев разговоров, комплиментов, сомнений, волнений, а потом - тоже, что и всегда. Стоит ли борьбы такая победа?
- Ты так хорошо узнал жизнь, когда сидел в подвалах и башнях?
- Да, чтобы узнать жизнь нужно спрятаться и глядеть со стороны. Лучше всего для этого подходят башни старинных замков. Смотри, - он повернулся к окошку и поманил меня пальцем к себе.
Я подошел к нему. Прекрасное зрелище. Было видно всю деревню, капустное поле и церковь за ним, дорогу, по которой я приехал. Солнце ярко освещало все это. Мир географической картой развернулся передо мной.
- Вот отсюда я и наблюдаю, - сказал отшельник.
- Красиво, - сказал я. - И что же ты отсюда видишь?
- Все. Все вижу, все про всех знаю. Вот, например, деревня. В ней живет человек сто. Живут простой крестьянской жизнью, едят, по большей части, что сами выращивают. Только изредка ездят в город, чтобы продать на рынке свой урожай и купить какие-нибудь вещи. Всей культурной жизни - один кабак. Интересного почти не происходит. Разве что, парочка влюбленных. Они каждый вечер, часов в семь встречаются вон под тем кленом на краю леса. Там они стоят и смотрят друг на друга. Девушка, видать, давно ждет, что он сделает ей предложение, а он все не решается. Так вот стоят и смотрят. Потом девушка убегает. Представляю, как ей обидно, но она так любит его, что готова терпеть это раз за разом. А на следующий день они снова приходят на тоже место, смотрят друг на друга и молчат. Смешно, правда? Вон дорога. Раньше по ней ездили из деревни в город. Несколько лет назад за деревней построили новое шоссе, и теперь все пользуются только им. А по старой дороге с тех пор никто не ездит.
- Как это не ездит? Я сам приехал вчера вечером по этой дороге!
- По этой дороге? Уж не на разбитом ли грузовике?
- На нем, - удивленно ответил я. - А ты откуда знаешь?
- А вон он у дороги, валяется, - отшельник показал пальцем за лес, и я действительно увидел тот самый грузовик. Он стоял, съехав в кювет, на том самом месте, где я из него выскочил.
- Он что, так и не уехал со вчерашнего дня?
- Со вчерашнего? Да он здесь уже почти год! Прошлой осенью один водитель по пьяни заблудился, разогнался по старой дороге, а она, естественно, за последние годы совсем уже никакой стала, а тут еще дожди, слякоть… Ну, он в кювет соскользнул и все. Сам - насмерть, а грузовик так и стоит. Ты как сказал, что по этой дороге приехал, так я сразу про грузовик и подумал, за последние несколько лет там других машин все равно не появлялось.
- А что стало с водителем? - спросил я.
- Я же говорю: помер.
- Так его не похоронили?
- Не знаю, какая разница?
- Так же нельзя! - возмутился я. - Нельзя оставлять человека не похороненным!
- Только не надо политики! Мне все равно. Может быть, и похоронили, я за этим не следил.
- А тех, кто живет в замке, ты знаешь? - спросил я.
- Конечно. Их тут немного. Могу рассказать. Про ту девочку, которая обо мне заботится, я уже говорил. Дворецкий ничего особенного собой не представляет. Всю жизнь провел, не выходя из замка, подкаблучник, помешан на чистоте и порядке. Я назвал бы его неудачником, но он из тех людей, которые неспособны ни на какие мечты. А тот, кто не мечтает и ничего от судьбы не ждет, не может быть неудачником. Другое дело его жена. Это совсем другое дело, она умная, гордая, честолюбивая. Не понимаю, зачем она вышла замуж за дворецкого. Наверное, рассчитывала перевоспитать. Она могла бы далеко пойти, а вынуждена жить вместе с ним в этой дыре. Еще здесь живет повар, но он вообще никто. Прическа, а не человек. Бездарь, пьяница, дурак и ничтожество.
- Строг же ты к людям, - заметил я. - Сам-то ты намного лучше?
- Я выше всех людей, - ответил он, - я живу в башне. Я их не лучше, я совсем другой. Я наблюдаю и не вмешиваюсь ни в чью жизнь. Поэт должен жить только так.
Он прислонился к стене и провел рукой по струнам.
- Так ты поэт? - переспросил я. - Ты поешь для уборщицы?
- Нет, ей не пою. Она все равно в этом ничего не понимает. Она слишком молода и наивна. Она влюбится в каждого, кто может срифмовать пару строк. Мне такие слушатели не нужны - слишком просто и необъективно.
- Тогда изобрази чего-нибудь мне.
- Запросто.
Он присел на край лестницы и стал изображать. Он не пел, его голос не годился для пения, он напевал, совсем негромко, медленно перебирая аккорды:
«Где далек и город, и деревня,
На высокой и крутой скале
Замок был, наверно, самый древний,
В нем жил принц, последний на Земле.
Был тот принц известен повсеместно:
Принц из сказки, больше нет таких,
И о нем мечтали все принцессы,
Веря, что и он грустит о них.
Проводил балы он регулярно,
Всех принцесс к себе он приглашал,
Звал артистов, самых популярных,
И гостей всегда был полон зал.
На балах принцессам непременно
Ручки принц галантно целовал;
Был он настоящим джентльменом:
Не курил, отлично танцевал.
Окна замка до утра светились,
И не умолкал бокалов звон,
И от вальса головы кружились,
И сердца стучали в унисон.
Каждая принцесса забывала,
Торопясь домой, иль просто так,
Где-нибудь у выхода из зала
Туфельку, кроссовок иль башмак.
Думали: вот принц найдет пропажу,
И принцессу вспомнит он опять,
Может быть, взгрустнется ему даже,
Может быть, пойдет ее искать…
Как-то стал он в замке прибираться
И нашел за считанные дни
Туфелек, наверное, штук двадцать,
Семь перчаток, трусики одни…
Но ничто не вызвало печали,
Принц опять устроил пышный бал,
А принцессы все напрасно ждали -
Ни с одной он встречи не искал.
Этот принц совсем не бессердечный,
И совсем уж не его вина,
Что, принцессам нужен принц, конечно,
Только принцу золушка нужна.
Тает снег, потом приходит лето,
Опадают листья, снег идет…
Пролетают годы незаметно,
Ждут принцессы, принц уже не ждет».
- Ты и есть этот принц? - спросил я.
- Не ехидничай. Принц это литературный образ. Я тут не при чем.
Я еще раз посмотрел вдаль.
- А ты знаешь, что там, за капустным полем?
- Да, - ответил отшельник. - Там старое кладбище. Церковь отсюда видно. И кладбище, и церковь давно заброшены. Вот там точно есть нечисть. Если она тебя интересует, тебе надо обязательно сходить туда, скажем, около полуночи.
- Значит, за полем никто не живет?
- Там есть один домик. Раньше в нем жил священник, а кто живет сейчас - не знаю. Летом в нем отдыхает какая-то городская девица. Иногда она ходит в деревню на разные местные праздники, иногда гуляет здесь, перед замком.
Отшельник из башни расставил все по местам. Как я ему завидую! Смотреть на мир сверху вниз, ни во что не вмешиваться, видеть и понимать все в мире - об этом я всегда мечтал. А я пытался во все вникнуть, во все встрять, удариться лбом о каждую стену, отбить ноги о каждую дверь. Я ходил по улицам, заглядывая в окна, вслушивался в песни и смех, задавал вопросы и ждал ответа, но мир остался для меня закрытым. Я ввязывался в разные истории, но все, что случалось, происходило не со мной. Я бежал и обгонял, но никогда не был первым. Оказывается, можно было просто забраться в башню и не выходить оттуда! Но это не для меня. Башня уже занята.
IV
Стемнело. Когда я вышел, она стояла на крыльце замка. «Что же тыне пришел? - спросила она. - Я ждала тебя весь день».
Я молчал. У меня замерзли пальцы. Конечно, я хотел идти к ней уже сегодня, я никак не ожидал, что она придет сама.
«Ты идешь?» - спросила она.
Я молча кивнул.
Мы шли рядом. В темноте я все время боялся оступиться, она же, хорошо зная дорогу, шаг не сбавляла. Через капустное поле мы вышли на кладбище. В темноте я запинался об обломки памятников и низкие оградки. Луна почти не показывалась из-за туч. Лишь изредка ее лучи подсвечивали могилы и дорогу, по которой мы шли.
- Боишься?
- Нет, - уверенно ответил я. - Чего боятся? Я не боюсь мертвецов. Я знаю одного. Работает шофером. Классный мужик. Только воняет. И морда как у…
- Помолчи! - перебила она. - Это у тебя лучше получается.
Я замолчал. Мне было приятно, что ей нравится, как я что-то делаю. Никакого страха я действительно не чувствовал. Мои мысли были заняты совершенно другим: их у меня вообще не было.
Мы подошли к домику на краю кладбища. Дверь открылась бесшумно, я почему-то ждал, что она заскрипит. Не включая свет, мы вошли в комнату. Я обернулся, но ничего не увидел. Было темно. Холодные длинные пальцы переплелись с моими. Каждая клетка моего тела почувствовала это прикосновение. Я сам весь похолодел. Как долго тянулись секунды этого рукопожатия! Неужели она чувствовала то же, что и я? Ее пальцы немного шевелились, как бы поглаживая мою руку, то ли согреваясь, то ли проверяя, на месте ли я. Я сжал их крепче и протянул свободную руку. Моя ладонь прикоснулась к ней, скользнула вверх, рука будто затекла, она двигалась совсем медленно. Луна вышла из-за туч. Свет проник через окно, наполовину прикрытое занавеской, и осветил нас. Я увидел ее лицо. В бледном лунном свете она казалась еще красивей, чем днем, на поле. Взгляд был еще выразительней, а лицо еще грустней. Но, все же, днем, когда у нее была тень, она мне нравилась больше. Я никогда не думал, что девушку так красит ее тень, я был бы рад увидеть ее без чего угодно, только не без тени.
- Ты что? - спросила она.
- Ничего, - ответил я, цепенея.
Хорошо, что все это было не со мной. Приснится же такое!
Я сидел, откинув одеяло и всматриваясь в темноту. Ощущение жути и оцепенение не проходило. Хотелось уснуть и досмотреть сон, узнать, что же случилось дальше, но я не мог пошевелиться, не мог лечь, закрыть глаза и спать дальше.
Кажется, меня разбудил стук в дверь. Я, наверное, и сел в кровати для того, чтобы подойти к двери и открыть ее, но на этом остановился. Может быть, и не было стука, может быть, он мне приснился?
Снова постучали. Пришлось встать. За дверью, со свечкой в руке, стояла жена дворецкого.
- Что случилось? - спросила она. - Я слышала крик.
- Да. Сон глупый, - я не стал отпираться.
- Так это ты кричал?
- Да, наверное.
- Что же тебе приснилось?
- Ерунда какая-то. Я сам уже не помню.
- А я так испугалась! Чувствуешь? - она прижала мою руку к своей груди.
Я почувствовал.
- Где твой муж? - спросил я, чтобы поддержать разговор.
- Муж? - ее лицо снова стало холодным и надменным как днем. - Он у любовницы.
- Где? - переспросил я, не веря своим ушам.
- В деревне, - спокойно ответила она. - Он ходит к барменше из тамошней забегаловки.
- Да?
- Тебя удивляет? Я тоже от него не ожидала, хотя, когда он за мной ухаживал, он не выглядел такой рохлей, как сейчас. Иначе, я не вышла бы за него.
- Ты это терпишь?
- Такая уж наша женская доля, - кокетливо сказала она и улыбнулась. Ее лицо снова стало добрым. - Не стану же я драться с этой барменшей, - продолжила она, запуская пальцы в мою прическу. - Я с ней, конечно, больше не разговариваю. Но и его понять можно, ведь за ней бегает вся деревня. Она красивая, что есть, то есть, но очень вульгарная. Вот и моему мужу она понравилась, а он, если чего хочет, то всегда добьется. Я уж и не спорю.
- Правильно, - сказал я, привлекая ее к себе и ногой прикрывая дверь. - Правильно, не надо спорить. Бесполезное это занятие.
V
Я и не заметил, когда ушла жена дворецкого. Проснувшись, я был уже один. Утро только начиналось, можно было продолжать спать, но мне не хотелось. Я оделся и пошел гулять по замку.
Рядом с комнатой повара я чуть не столкнулся с уборщицей. Она выскочила из-за его двери, на ходу поправляя волосы, но, увидев меня, растерялась, покраснела, я это заметил, несмотря на полумрак, и быстро убежала.
За завтраком все происходило точно так же, как и накануне. Дворецкий был также вежлив и предупредителен, его жена, выйдя к нам, поздоровалась, как ни в чем не бывало. Я боялся поднять на нее глаза, чтобы взглядом нас не выдать, она же, казалось, уже все забыла. Мне было немного стыдно перед дворецким, хоть я и понимал, что он сам виноват.
- Знаете, - сказал я ему после завтрака, - я все-таки был вчера в башне. Лестница в нормальном состоянии, мне кажется, по ней можно ходить.
- Не стоило этого делать, - сухо ответил дворецкий, - она выглядит надежно, но может рухнуть в любой момент.
- Вы там были? - спросил я.
- Нет, но я знаю, в каком она состоянии.
- А вы знаете, что там…
- Если вы о том бездельнике, который живет в башне, то я его знаю. К сожалению. За него просила уборщица.
- Он вам не нравится?
- Как может нравиться, когда человек не хочет ничего делать, и гордится этим!
- Почему бы нет? Кто сказал, что надо жить по-другому?
- Никто не сказал, просто в жизни есть некоторые незыблемые правила, которых должен придерживаться каждый член общества.
После того, что о нем рассказала жена, было странно слышать о незыблемых правилах общественной жизни. В целом, отшельник дал ему совершенно точную характеристику.
- В замке есть подвал? - спросил я.
- Есть. Там, под лестницей. Начиная с десятого века, в нем пытали и морили голодом врагов тогдашних владельцев замка. Затем, примерно с конца тринадцатого века, там хранились фамильные сокровища, которые в середине восемнадцатого века полностью растратили любовницы тогдашнего владельца. Потом подвал использовался для хранения хозяйственного инвентаря. После ремонта там стоит газовая котельная. Она обеспечивает весь замок горячей водой и паровым отоплением.
- Можно посмотреть?
- Там заперто. В подвале, знаете ли, нет ничего интересного.
- Метлы и тряпки?
- Да, еще лопаты, запасные провода, лампочки и тому подобное.
Метлы, тряпки, лопаты, лампочки, жена, любовница, гараж рядом с замком, в нем машина… Отшельник из башни прав: это весь дворецкий. Сколько людей увязли в жизни как мухи в меду? Он говорит о незыблемости; следит за порядком, чтобы мир вокруг никогда не менялся; запирает драгоценные свои метлы; прячет от меня путь в башню. Он и не замечает, как становится мебелью, частью интерьера, самой недолговечной в этих стенах. Он ненавидит отшельника зато, что тот напоминает ему, что жизнь может быть другой.
VI
- Знаешь, у таких замков есть одно очень интересное свойство, за что я их и люблю, - сказал мне отшельник, - время в них как бы сжимается. Они такие древние, что годы кажутся в них мгновениями. Чувствуешь себя песчинкой в часах вечности. Здесь можешь вспомнить, что было сотни лет назад не в твоей, а в какой-нибудь чужой жизни, а своя жизнь становится такой мелкой, что даже если что и вспомнишь, не разберешь, было это пять или десять лет назад или этого еще не было, а только будет лет этак через пять.
- Тебя беспокоят какие-то воспоминания? - спросил я.
- Нет, это я их беспокою.
- Я сперва подумал, что ты здесь прячешься от воспоминаний.
- Да, но не от тех, которые сейчас, а тех, которые будут. От тех воспоминаний, которые у меня уже есть, мне незачем прятаться - я счастлив ими. Но я не хочу, чтобы они накапливались. Раньше я думал, что старость приходит с годами. Нет, она приходит с воспоминаниями. Если человеку есть, что вспомнить, значит, он стареет, он смотрит назад и видит свои воспоминания. Они растут, как тень на закате, а человек рядом с этой тенью становится все меньше и меньше, а там и совсем исчезает.
- Кажется, я вчера видел такую тень.
- Правда? Чью?
- Не знаю, не могу вспомнить. Странно, я весь день сегодня думал о ней. Кажется, я люблю ее.
- Гоняешься за тенями, отважный охотник? Я тебя понимаю. Сейчас, летом, у девушек бывают такие тени, что хоть из башни к ним прыгай. Мне их тут особенно хорошо видно: на закате тени длинные, аж досюда иной раз достают. В это время все девушки кажутся высокими, стройными, ноги от шеи.
- Тебе нравятся осьминоги?
- Что-то ты сегодня не в духе.
- Плохо спал.
- Бывает. Сейчас я тебе подниму настроение.
Он взял гитару и запел:
«Жил дракон хвостатый и зеленый.
Был он огнедых и зубоскал.
В обществе драконов
Есть свои законы:
Он принцесс нередко похищал.
Должен был поддерживать дракошка
Свой пищеварительный процесс:
Мы, к примеру, ложкой
Кушаем картошку,
А драконы кушают принцесс.
Жил в то время рыцарь благородный.
Был он просто сказочный герой.
И в седле походном,
В шлеме самом модном
За добро не раз вступал он в бой.
Много дырок он наделал шпагой
В разных наглецах и подлецах.
На злодеев-магов
Доблестью, отвагой
Наводил он неизменный страх.
Вот прознал тот рыцарь про дракона
И про то, что тот принцессу спер.
Меч свой наточил он,
На коня вскочил он.
И помчался в бой во весь опор.
Длился бой не менее чем сутки
И без перерыва на обед.
При пустом желудке,
Это вам не шутки…
Наш дракон совсем сошел на нет.
Был закон, ну очень интересный,
Этих самых стародавних дней:
Если в битве честной
Ты спасешь принцессу,
То жениться должен ты на ней.
Все случилось, как должно случиться.
Во дворце был грандиозный бал.
Но знакомым лицам
Говорил наш рыцарь:
«Лучше бы дракон меня сожрал».
Так в боях за славу, за корону
Вот к чему привел нас всех прогресс:
В мире, безусловно,
Больше нет драконов,
Но зато полным-полно принцесс.
Так что, рыцарь, береги природу!
И драконов тоже береги!
И, не зная броду,
Ты не суйся в воду!
И пусть плачут все твои враги».
- Не любишь ты принцесс, - заметил я. - Что же они тебе плохого сделали?
- Да что ты опять обо мне! Я вообще ни одной принцессы не видел. Я их так придумал.
- Да, - сказал я, глядя в окно, - иногда мне кажется, что и нас кто-то придумал, и замок, и вообще все это. Ладно еще, если он хорошо придумал. Есть ли у него талант, кто знает?
- Конечно, - ответил отшельник. - Одно можно сказать точно: весь этот мир придуман не нами и не для нас. Я не знаю, кто именно нас выдумал, но ион живет не в идеальном мире, его ведь самого тоже кто-то придумал.
- И что, так до бесконечности?
- Ну да. А кто в этой цепочке гений, а кто бездарь - поди разберись.
VII
После обеда я пошел в деревню. Она была совсем маленькая, всего одна улица, которую от начала до конца можно пройти за десять минут. В середине улицы, то есть в самом центре деревни, стояла пивная, про которую мне говорил отшельник. Я зашел. Там было темно и прохладно. Немного пахло сыростью. Посетителей не было. За стойкой стояла та самая вульгарная красавица, из-за которой дворецкий поставил под угрозу свое семейное благополучие. Но она вовсе не была такой красивой и вульгарной, как ее описала жена дворецкого. Я подошел к стойке и попросил пива. Барменша смотрела на меня с таким же любопытством, как и все, кого я здесь встретил. В такой маленькой деревне каждый новый человек кажется чем-то необычным.
- Вы из замка? - спросила она.
- Да, - ответил я.
- Давно вы там живете?
- Со вчерашнего дня.
- И как вам у нас?
- Мило. Природа красивая. Пиво хорошее.
- Вам нравится?
- Да.
- К нам лучше приезжать ближе к осени. В это время в лесу полно грибов, а на болоте растет клюква. Из города много народа приезжает. А сейчас у нас делать нечего. Река далеко, а то летом от дачников отбоя бы не было. У нас такие здоровые места, воздух самый чистый в округе. Вы были у нас в лесу?
- Нет.
- Ну, сейчас там все равно нечего делать. Вы осенью сходите.
- Хорошо. Обязательно схожу.
- А как там сейчас в замке? Что нового?
- Ничего, все как обычно.
- Из замка к нам редко заходят. Жена вашего дворецкого у нас иногда бывала, но сейчас куда-то пропала. Она не заболела?
- Да, нет. Вроде, здорова.
- Ну, значит, занята чем-нибудь.
- Наверное. А что здесь людей так мало?
- Еще не пришли. У нас обычно к вечеру приходят. Подождите.
- Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду.
Я расплатился и, попрощавшись, вышел из пивной.
По совету барменши, я пошел к лесу. Воздух действительно очень чист. Пахло только лесом и травой. Непривычно для горожанина. Ветер. Это не городская пыль, растворенная в дыму и копоти, это настоящий воздух. Этот ветер подхватывает, пробирается под одежду, треплет волосы. Зачем он снова зовет меня туда, где я был и где я не нужен? То, что он мне навязывает, я давно забыл и никогда уже не вспомню, он зря старается. Это он зачем-то принес меня сюда на разбитом грузовике с шофером-нелюдем. Тень, которую я видел вчера - тоже его работа. Зачем он хочет, чтобы здесь, у древнего замка, на мгновение встретились две тени? Может замок и не при чем, а эта встреча могла произойти в другом месте? Тень ждет меня. А, может быть, меня ждет та, кому эта тень принадлежала. Прошло столько лет, ее следы давно уже смыло море жизни, а память все стерла и заровняла. Что хочет от меня тень? Куда мне идти за ней? Я пойду. Я снова вспомню все, что забыл, и забуду все, что узнал, но куда мне идти?
Ну, не дадут подумать даже в лесу! А какие были мысли! Послышались шаги. За деревьями я увидел девушку и юношу. На краю леса, под высоким кленом, они молча встали друг против друга. Они пристально смотрели друг другу в глаза. Это были те самые, о которых говорил отшельник. Я стоял за деревьями, боясь спугнуть их, и тоже смотрел. В полной тишине они стояли около минуты. Вдруг она закрыла лицо руками и сказала:
- Это не считается! Мне соринка в глаз попала. Давай сначала.
- Нет, - ответил он, - так мы не договаривались - ты моргнула.
Она развернулась и убежала в сторону деревни. Он неторопливо пошел за ней.
Между тем, начинало темнеть. Летом здесь темнеет очень быстро: буквально четверть часа сумерек, затем холодает, темнеет и наступает ночь. Я застегнул куртку на все пуговицы, но в замок не пошел.
Луна осветила мне путь. Широким и твердым шагом я шел к капустному полю. Таинственные желтые огоньки служили мне ориентиром. Я шел так уверенно, будто уже много лет каждый день хожу этой самой дорогой. Еще никогда мне не было так легко. Я знал, что за капустным полем и за заброшенным кладбищем меня ждет ответ на все мои вопросы. Именно там должна была закончиться прогулка, в которую я безрассудно отправился ночью с вонючим нелюдем. Он вез меня туда, но я испугался и убежал. Но я все равно должен был прийти.
Я не заметил, как перешел капустное поле. Над кладбищем висел странный глухой шепоток. Среди расколотых крестов и камней горел тусклый, мерцающий свет. Там был накрыт стол. Безобразные лица гостей, подсвеченные желтоватыми язычками огня, выглядели таинственно и весело. Праздник шел вовсю.
Не было слышно ни шагов, ни дыхания, но я почувствовал, что у меня за спиной кто-то стоит. Я обернулся и сразу узнал в полуразложившемся трупе шофера, своего ночного спутника. Он не стал симпатичнее и не перестал вонять, нона этот раз не вызвал у меня никакого отвращения.
- Здорово, вонючка! - сказал я. - Дезодорант так и не купил?
- Все-таки пришел, - сказал он и, цепляя меня костями своих пальцев за одежду, потянул к столу. - Идем, мы все там.
- Да я не к вам, в общем-то, - ответил я, не особо сопротивляясь.
- Все там. Все там, - повторял нелюдь, тянул меня к столу, и улыбался. Он вообще всегда улыбался.
Вместо стола была большая могильная плита, положенная набок. Вокруг нее на сдвинутых вместе надгробиях сидели такие же нелюди, как и мой водитель. Некоторые из них еще немного смахивали на людей, на них даже сохранились остатки одежды, некоторые уже совсем превратились в скелеты. На столе горели свечи. Гости оживленно, то есть совсем как живые, беседовали, попивая что-то из стаканов. Среди них я заметил и девушку, к которой я и шел. Она была единственным живым существом во всей компании. Увидев ее, я уверенно сел за общий стол. Шофер расположился рядом и пододвинул ко мне стакан. «За встречу!» - прохрипел он, чокаясь со мной. Я понюхал. Это был спирт.
- Так значит, этим не только в гроб укладывают, но и из могилы подымают, - пошутил я, обращаясь к живой девушке.
- Спирт полезен мертвецам, - дружелюбно заметила она, - от спирта они лучше сохраняются.
- Не болтай, пей! - сказал нелюдь, пихая меня в бок.
Во главе стола поднялся замшелый, как мне показалось, скелет с волосами до пояса. Сжимая костлявой ладонью стакан, он весело сказал: «Я предлагаю выпить за врачей. Если бы не они, никого из нас здесь бы не было!» Тост понравился. Все стали чокаться, шутить, повторять слова тоста, вспоминать разные истории из своей жизни и жизни родственников и знакомых на том и на этом свете. Я выпил, и это оказалось гораздо легче, чем я ожидал. Я почти ничего не почувствовал, только голова закружилась. Я повернулся к девушке и, наклонившись к ней через стол, сказал:
- Знаешь, прошлой ночью…
- Не будем об этом! - ответила она, махнув рукой.
- Слушай, а где твоя тень?
- Там же, где и твоя. Какие тени ночью!
- Тени ночью не нужны, - встрял мой сосед. - Тени вообще не нужны, они только мешают.
- Живые без них никак не могут. Им кажется, что с тенью они занимают больше места. Они все только и думают, как бы занять больше места и оставить после себя как можно больше следов, - сказал другой мой сосед. - Цель их жизни - наследить. Свиньи!
- Почему покойники не любят живых, - спросил я, - ведь они сами когда-то жили?
- А почему живые не любят покойников, - передразнил меня сосед, - ведь они сами когда-то умрут?
- Ну, наверное, потому что вы нелюди и нечисть.
- Это как раз неизвестно, кто нечисть, а кто нелюди, - ничуть не обидевшись, ответил шофер. - Мертвые никому не делают вреда, зло бывает только из-за живых.
- Да, но я немного о другом. Вас не то чтобы боятся, просто вы странные, не как все.
- Между прочим, нас гораздо больше, - возразил мой сосед, - так что это вы, живые, не как все.
- Почему же тогда вы боитесь крестов, святой воды и тому подобного, вас ведь поэтому считают нечистью.
Те, кто слышал мои слова, рассмеялись.
- Посмотри, - сказал шофер, обводя вокруг себя своей костлявой рукой. - Вон сколько здесь крестов. Чего нам их бояться? А вот представь себе, что идешь ты по кладбищу, а навстречу тебе покойник, ты ему ничего, а он давай креститься, брызгаться святой водой, бормотать заклинания дрожащим голосом. Как ты поступишь?
- Мне бы это не понравилось, - ответил я.
- Вот, - сказал шофер. - А ты говоришь: «нечисть».
- А правда, что покойники боятся крика петуха?
- Не больше, чем ты боишься звона будильника. Раздражает, и только. Когда кричит петух, просыпаются живые и начинают шляться везде, даже по кладбищу, а нам-то какая радость, с ними сталкиваться? В гробу я видел такое удовольствие!
- Ты, наверное, в гробу вообще очень многое видел, - сострил я.
- Да уж побольше твоего, - огрызнулся водитель.
- Между прочим, покойники - самые лучшие люди, - вставил слово другой мой сосед.
- Верно! - подхватил шофер. - Для большинства людей единственный способ стать уважаемыми и всеми любимыми это умереть. Как бы их не ругали при жизни, после смерти для каждого находится доброе слово. Так что, даже вы понимаете, насколько мертвые лучше живых.
- Вспомни любого хорошего человека, - сказал второй сосед, - скорее всего, он уже умер.
- Значит, всех надо оживить, - сказал я.
- Этого нельзя делать! - перебила девушка. - Это ведь тоже, что и убить их!
- Все живые такие, - снисходительно сказал шофер, - им что убивать, что оживлять.
- Нельзя оживлять то, что умерло, - повторила девушка. - Нельзя искать то, что навсегда потеряно, и гнаться за тем, что ушло.
- Даже если оно дорого? - спросил я.
- То, чего уже нет, не может быть дорого. Его надо забыть.
- Я не хочу, - сказал я.
Кажется, моя собеседница хотела что-то ответить, да я вовсе и не хотел, чтобы мои слова стали последними в нашем разговоре, но вдруг откуда-то зазвучала музыка. Мертвецы вскочили и схватились за руки, у кого они были. Кто-то подхватил и меня, и девушку, и мы все понеслись по кладбищу в каком-то нелепом танце, прыгая через упавшие надгробия и распевая странную, совсе мне попадавшую в такт музыке, песню:
«Не рой другому яму,
А рой ее себе!
Иди по жизни прямо
И покорись судьбе!
Не думай о здоровье,
Не думай о деньгах,
Про ненависть с любовью,
Про доблесть и про страх!
Возьми лопату, милый,
И яму себе рой,
Пока тебе могилу
Не выкопал другой!
Иди по жизни прямо
И покорись судьбе!
Не рой другому яму,
А рой ее себе!»
Все кружилось, неслось и взлетало. Я вместе с ними оторвался от земли, и полетел, то поднимаясь почти до верхушек деревьев, то опускаясь совсем низко. Лететь было не трудно, это получалось даже у самых прогнивших покойников. Но я это делал, конечно, лучше всех. Жалко, что я никогда не летал раньше, думал, что это невозможно, а оказалось, летать легко и даже очень приятно. Взмывая вверх, я пытался заметить, куда исчезла моя собеседница, мне еще о многом надо было ее расспросить, но ее не было видно. Я вообще плохо различал, где я нахожусь: было темно. Паря над полем и кладбищем, я понял, что это происходит не со мной. Просто я спал и видел сон. Я и не заметил, как уснул прямо под тем самым кленом, где я несколько часов назад наблюдал игру в гляделки.
Ночной холод разбудил меня. Я поднялся и, кутаясь в куртку, быстро пошел к замку. В этот день я так и не сходил за капустное поле, но это, собственно, не так уж срочно.
VIII
В замке было тепло и уютно. В камине потрескивали дрова, от них приятно пахло смолой. Я подошел к огню, и некоторое время стоял, любуясь языками пламени. Я быстро отогрелся, расстегнул куртку и отошел от камина довольный и усталый. Хотелось спать.
Я уже подошел к своей комнате, когда вдруг заметил, что внизу, там, где лестница вела в подвал, дверь была приоткрыта и за ней горел свет. Сон пропал сразу. Любопытство оказалось сильнее усталости. Я спустился вниз и открыл дверь.
Могло ли что-нибудь еще удивить меня в этот вечер? Оказывается, могло. В ярко освещенном подвале вместо тряпок и метел я увидел корабли с поднятыми парусами. Все было заставлено моделями парусников: старинными каравеллами и корветами прошлого века, большими фрегатами и маленькими яхтами. На стенах висели чертежи и рисунки. На них были изображены те же самые парусники. Посреди комнаты за верстаком в грязном фартуке и нарукавниках стоял дворецкий. Когда я вошел, он вздрогнул, и побледнел.
- Простите, я не вовремя, - сказал я, оправившись от удивления. - Это вы сами сделали?
Дворецкий неопределенно развел руками. Его лицо постепенно становилось спокойным как обычно.
- Да, - ответил он. - Не сразу, конечно. За десять, нет, больше - пятнадцать лет.
- Странно, я и не думал…
- Нет, нет, я этим очень давно увлекаюсь. В детстве я мечтал стать моряком, читал книги о путешественниках, пиратах, адмиралах. Я не мог представить себя без этого. Но меня не взяли в мореходное училище из-за плохого зрения, и мне пришлось расстаться со своей мечтой. Тогда я решил, что если я не могу быть на корабле, то пусть корабли будут у меня. Я купил инструменты, купил материалы, собрал чертежи и научился делать модели кораблей. Теперь, когда я с ними, мне кажется, что моя мечта сбылась. Пусть они все маленькие, но ведь и я не великий.
- Вы мне ничего об этом не говорили.
- Я не думал, что вам это интересно.
- Вы просто скрывали это от меня.
- Нет, что вы! Совсем не от вас. Я просто не хотел, чтобы об этом узнала моя жена.
- Жена? Она не любит корабли?
- Они ей нравились, когда она выходила за меня замуж. Она говорила, что из меня выйдет толк, что с моими способностями мы сможем уехать из этой глуши, бросить замок. Я буду работать в столице. Через год после нашей свадьбы как раз была большая выставка в городе, недалеко отсюда. Я раньше никогда не участвовал ни в каких выставках, мне это было не интересно, но она настояла, говорила, что мастер должен демонстрировать свою работу, что признание само не приходит, его нужно добиваться. Я выставил несколько моделей. У меня не было никаких шансов: там выставлялись опытные мастера из столичного морского музея, выпускники судостроительных институтов. Куда мне до них - у них же подлинные чертежи, инструменты, материалы, мастерские. А у меня тогда было мало опыта, сейчас я делаю лучше. Конечно, я не получил ни одного приза. После этого жена и видеть мои корабли не хотела. Говорила, что это несерьезно, что я впадаю в детство, что надо мной смеется вся деревня. Я сказал ей, что все выбросил и больше никогда не буду этим заниматься. Я перенес все в подвал и работаю здесь по ночам, когда жена спит. Она ничего
не знает. А я не смог бы жить без этих кораблей. Но и без нее тоже. Жена и корабли - все, что у меня есть в этом проклятом замке.
- Ваша жена…
- Да, да, она ничего не знает. Она считает, что у меня есть любовница в деревне, и я к ней хожу по вечерам.
- А это не так?
- Конечно нет. Я там почти никого и не знаю. Да я всегда был робок с женщинами. Мне, знаете ли, хватило того, как я когда-то ухаживал за своей женой.
- И как она к этому относится?
- К тому, что у меня есть любовница? Что вы! Она гордится мной. Она всегда хотела, чтобы я в чем-то был первым. Она считает, что у настоящего мужчины обязательно должна быть любовница. Она вообще придерживается современных взглядов.
Не знаю почему, но мне стало стыдно перед этим человеком. Как мало мы знаем о других людях!
- Вы создаете себе такие неудобства ради игрушечных кораблей?
- Это далеко не все. А сколько раз мне приходилось уезжать в город под разными предлогами, чтобы там рыться в архивах и библиотеках, встречаться со специалистами. Зато, посмотрите, чего я добился! Вот это, например, «Арабелла» капитана Блада. Вы, наверное, думали, что ее чертежей не сохранилось. Их действительно не сохранилось, но после долгих и трудных поисков удалось найти несколько свидетельств, довольно точных описаний корабля «Синко Льягас», который впоследствии и стал «Арабеллой». Я собирал материалы больше двух лет. По ходу дела, удалось найти интересную информацию о других кораблях. За это время я сделал три другие модели. А это «Летучий Голландец». По сохранившимся описаниям моряков, видевших его, он выглядел именно так. Мачта была сломана, команды не было, а на капитанском мостике стояла Смерть. А этот корабль, - дворецкий подвел меня к самой большой, еще недоделанной модели в центре мастерской, - через пару месяцев станет гордостью моей коллекции. Это фрегат «Альбатрос». Он участвовал в четырнадцати кровопролитнейших сражениях, из всех он вышел невредимым, а потом налетел на риф,
возвращаясь в порт приписки, и потонул почти при полном штиле. Как нелепы бывают сюжеты судьбы!
- Да, - сказал я, - невероятно.
Я вышел из подвала. Было поздно, и в замке стоял полный мрак. В темноте я не заметил уборщицу и столкнулся с ней у своей двери. Она громко пискнула мне в ухо и отскочила назад. Я поспешно извинился.
- Ничего, - сказала она. - Вы всегда так неожиданно выскакиваете. Будто специально пугаете.
- Вовсе нет, - ответил я, - это ты всегда неожиданно выскакиваешь.
- Ничего я не выскакивала. Я на месте стояла. Это вы меня не заметили.
- Извини, было темно.
- Темно! Когда надо вы все замечаете, хоть темно, хоть светло.
- Что я замечаю?
- Не вы лично, все вы. Вроде этого, с чердака. Все из себя строит чего-то. Как на него посмотришь - отворачивается. Сидит на полу и на гитаре бренчит. Думает, я не понимаю, чего он всякий раз на пол садится, как я войду. А я ведь все вижу. Как я отвернусь, так он мне так под юбку смотрит, будто насквозь проглядеть хочет, аж по струнам не попадает. Как отвернусь, так он сразу сбивается. А посмотрю на него - сразу давай всякую чушь пороть про разные там песчинки в часах вечности. А сам все слюни глотает, кобель мелкотравчатый. Смотреть противно, а слушать - тем более. Знаю я таких. Ноют, хнычут, моргают, чего-то ждут. Я-то знаю, чего, но не я же должна им это говорить. Самое большее, на что их хватает: дарят цветы, а сами дрожат, не верят собственной смелости и думают, что я только об этом и мечтаю. А я не коза, я цветы не ем.
- Почему ты его кормишь? - спросил я.
- Из жалости. Он убогий человек. Ничего не умеет, ничего не делает, от людей прячется. Все желания у него на лице написаны большими буквами. А ведь слова не скажет, боится, думает, я разрушу его детские грезы. Только все смотрит исподтишка, развивает свое воображение.
- Что же тут плохого?
- Не люблю я это. Я не какая-нибудь там. Не то вас всех интересует.
- А что нас должно интересовать.
- Другое. Вас всех тревожит, что у меня под платьем, но хоть кто-нибудь поинтересовался бы моей душой, моим внутренним миром!
- Неправда, - возразил я, - мне, например, это очень интересно. Я хотел бы заглянуть тебе в душу и прикоснуться к твоему внутреннему миру.
- Ты прикасаешься совсем к другому месту.
- Это потому что темно, - ответил я, убирая руки за спину. - Я имел в виду, то есть я хотел не это.
- Я знаю, чего ты хотел, - сказала она и глубоко вздохнула.
Ее теплое дыхание коснулось моей щеки. Ее губы были совсем близко. Теперь я и сам понял, чего хотел.
- Пошли к тебе, - обречено сказала она, и взяла меня за руку. - Все равно ведь теперь не отстанешь. Как вы мне все надоели!
IX
- Так ты считаешь, что можно хорошо знать мир, сидя в башне?
- Во всяком случае, не хуже, чем гоняясь за тенями, - ответил отшельник.
- А ты сам-то когда-нибудь за ними гонялся?
- Кто же этого не делал?
- Догонял?
- Тень не догонишь. Догнать можно человека. А когда не знаешь, чья тень, не знаешь, за кем погнался, никого не догонишь.
- Это вздор. Я не знаю, что тут словах неправильно, но чувствую, что ты говоришь глупости и сам не веришь своим словам.
- Просто ты любишь эту тень, и любой разумный аргумент кажется тебе вздором. Ты хоть примерно знаешь, кто она?
- Примерно знаю, кажется, я видел ее раньше. Впрочем, я не помню. Может, это был не я. И кто знает, было ли это вообще. Все, что мне осталось: тень и смутное воспоминание о чем-то далеком и ненужном. Мы не узнаем друг друга, мы точно не могли друг друга узнать. Но я не успокоюсь, пока всего не вспомню, пока не узнаю, чью тень я видел.
- Ты не успокоишься, пока не наживешь себе неприятностей. Как я тебя понимаю!
- На твоем месте, я бы вышел из этой башни хотя бы ради таких неприятностей.
- Да их у меня было уже достаточно. О них хорошо вспоминать, но, по-моему, глупо пытаться их повторить. Что ушло, то не вернешь. Кстати, у меня есть об этом песня.
- Опять про принцесс?
- Нет, на этот раз не про них.
Он сел на корточки, немного подстроил гитару и запел:
«Никогда не спеши край покинуть родимый,
А, покинув, обратно дорогу забудь.
Будет путь твой короткий или будет он длинный,
Но обратно уже не ведет этот путь.
Древний грек рассказал мне за кружкою пива:
Дело было давно, до Троянской войны.
Чудный город стоял у морского залива,
Чудный город далекой античной страны.
Ни болезней в стране той, ни нужды, ни метелей,
А богов вы на рынке могли повстречать.
Они были как все, но они не старели,
И немного умели на погоду влиять.
В городке у залива родилась богиня.
Для нее у залива построили храм.
В нем веками хранились городские святыни
И богиня внимала хвалебным словам.
Розы пышно цвели каждый год перед храмом,
Жрец усердный огонь каждый день разжигал,
Он ее был поклонником, преданным самым,
И хвалы неустанно он ей воздавал.
Да и было за что: во всей древней Элладе
Было меньше десятка красавиц таких.
Люди смерть принимали улыбки их ради,
И поэмы, и песни слагались о них.
Приедается все. И богиня устала
Славословия слушать, благовонья вдыхать,
И, народу рукой помахав у причала,
В путь отправилась, мир красотой покорять.
Заезжала в Афины, на Олимпе бывала,
Посетила Египет, увидела свет,
И банальную истину в результате узнала:
Что прекраснее родины ничего в мире нет.
И богиня решила вернуться в свой город.
Ошибалась, петляла, сбивалась с пути,
Испытала тревогу, лишенья и голод,
Наконец удалось ей дорогу найти.
Да, сюда калачом не заманишь туриста:
Храм разрушен, заплеван, мочой провонял.
Ну а жрец неожиданно стал атеистом
И святыни из храма на рынке продал.
Там, где розы росли, оставалась пустыня:
Все цветы растащили украшать торжества.
И она поняла, что уже не богиня:
Где нет веры и храма, там нет божества.
Попыталась она пригрозить страшной местью,
Говорила о связях высоких своих:
У нее была связь разве только с Гермесом.
У него очень много было связей таких.
И не стала она доводить до скандала,
Понимая, как мало она может сейчас.
Ну а вечером в зеркале вдруг увидала
Длинный волос седой и морщинки у глаз.
Все прошло, отстрадалось у бывшей богини.
Вышла замуж она, нарожала детей,
И к заливу ходила смотреть на руины,
Вспоминая о юности давней своей.
Древний грек все наврал, я скажу без пристрастья,
Но совет, что он дал мне, безусловно, не ложь:
Никогда не гоняйся за призрачным счастьем.
Счастье здесь. Будет поздно, когда ты поймешь».
- Как ты и хотел, ни слова о принцессах, - удовлетворенно сказал отшельник, откладывая гитару.
- Одно другого стоит, - сказал я. - Если так ты пытаешься доказать, что надо безвылазно сидеть в башне, то это не убедительно. Нельзя всю жизнь прожить в выдуманном мире. Реальность найдет тебя и здесь.
- Ничего я не пытаюсь доказать, - проворчал отшельник. - Если ты считаешь, что твоя тень реальней моей башни, то гоняйся за ней сколько угодно. А выдуманный мир лучше настоящего, поэтому жить лучше в нем. Я на твоем месте не спешил бы возвращаться к реальности. Кто знает, понравится ли она тебе.
X
В этот день я не выходил из замка. До вечера я просидел в своей комнате, глядя на поляну, лес и капустное поле, которое я за несколько дней таки не решился перейти. Мысли не давали мне покоя. Девушка и отшельник, люди и нелюди, все они были правы, хоть большая часть того, что они говорили, мне всего лишь приснилась, все они были правы, и я прекрасно понимал это. Но как я ни пытался себя в этом убедить, что-то тянуло меня туда, за поле. Я был уверен, что там меня ждет разгадка тайны, которая мучила меня уже несколько дней, а, может быть, и всю жизнь. Мог ли я спокойно сидеть здесь, в уютном замке, понимая, что в нескольких шагах отсюда, возможно, ждет меня то, что я ищу много-много лет? Да, конечно, я не знаю, что это, не догадываюсь, чья это тень, и существует ли она вообще. Может быть, она только привиделась мне, когда я в первый раз вышел из этого древнего родового гнезда? Стоит ли ответ моего спокойствия? И могу ли я оставаться спокойным, не ответив на эти вопросы? Смешные проблемы. Результат трехдневного безделья. Пока я был занят, пока работа не давала мне возможности поднять голову и
посмотреть вокруг себя, я был почти счастлив. Тень, хоть и преследовала меня везде, не могла отвлечь от суетливой и беспокойной жизни, которой я жил долгие годы, жил до сих пор, до полнолуния, когда оказался в разбитом грузовике с протухшим водителем. Здесь я свободен от всех своих прежних забот. Могу целыми днями гулять, наслаждаясь прекрасной природой, дышать свежим воздухом и не видеть людей, которые, с мрачными лицами, вечно спешат куда-то. Могу общаться с мудрым отшельником и дворецким, безнадежно мечтающем о море. Чего же еще мне надо? Этот маленький мир создан для меня. Но его граница, это уже стало окончательно ясно, проходит по капустному полю. А там лежит совсем другой мир, не тот, в котором я живу сейчас, но и не тот, где я жил раньше, и про который я за три дня успел основательно забыть. Что мне делать? Идти туда? Оставаться здесь?
Поздним вечером, когда за окном уже нельзя было ничего различить, я услышал шум и голоса из подвала.
Спустившись вниз, я увидел, что дверь открыта. В мастерской я застал бледного, растерянного дворецкого и его жену. «И с этим ничтожеством я прожила десять лет! - кричала она. - Ты отравил мне всю жизнь! Ты это понимаешь!? Ты врал не только мне, ты врал всем и во всем, только чтобы скрыть свою бездарность. А обо мне ты подумал? Ты думал о бессонных ночах, которые я проводила, пока ты тут играл в кораблики? А я не могла найти себе места, боялась, что ты меня бросишь! Теперь я смеюсь над этим. Не понимаю, как я додумалась, что ты можешь завести любовницу! Ты же не способен на это! Ты всю жизнь был трусом! Ты и остался трусом, и всегда им будешь! За что мне это!? За что!?» С этими словами она выбежала из мастерской и, оттолкнув меня, побежала наверх. Я слышал, как она громко всхлипывала на бегу.
Дворецкий стоял посреди мастерской. На мгновение мы встретились глазами. Он отвел взгляд и медленно опустил руку на молоток, лежавший на краю верстака. Я хотел его остановить, но не успел. В следующую секунду рухнул на пол еще недостроенный фрегат «Альбатрос», снова погибая не в бою, а от нелепого стечения обстоятельств. Под ударами молотка с треском ломались мачты, разлетались на куски корпуса кораблей и рвались паруса. Мир давно не видел сражения, в котором за столь короткое время полностью погибла такая эскадра.
XI
Вот это уж точно было со мной. Я бежал по капустному полю, спотыкался, вставал и снова продолжал свой путь. Луна затянулась тучами, я не видел, куда мне бежать, дул холодный ветер, от тревоги мне было еще холоднее, но я знал, что бегу в правильном направлении. Настало время все узнать.
Никакие покойники на кладбище мне не встретились. Это окончательно убедило меня в том, что на этот раз я не сплю.
У двери дома я колебался не больше секунды. Мое желание все, наконец, выяснить было слишком сильным. Я отказался от последней возможности оставить все как есть и открыл дверь.
В комнате горела настольная лампа. У стола сидела та самая девушка. Она сидела на коленях у повара из моего замка.
- Ну вот, - сказала она, - он пришел. Я же тебе говорила, что он сегодня придет.
- Действительно, - сказал повар. - Ну, раз уж пришел, объясни, по какому поводу ты здесь.
- Я? Не могу же… Не должен же я все время сидеть в моем замке.
- В его! Нет, ты обрати внимание, в его замке! - повар поднял палец и широко раскрыл глаза, изображая изумление.
Девушка слегка улыбнулась, а может, просто тень пробежала по ее лицу, когда она наклонилась к столу и потянулась к пачке сигарет, лежавшей у настольной лампы. Она аккуратно вытащила из пачки сигарету, потом зажигалку, откинулась назад и положила голову на плечо повару, закурила, опустила зажигалку на край стола и изящно отщелкнула ее средним пальцем обратно к пачке, с наслаждением пуская вверх струйку дыма.
- Так значит, это твой замок, - медленно повторил повар. - А с чего это ты взял, что он твой?
Я молчал. Мне нечего было ответить. Я вдруг понял, что повар был абсолютно прав. А он, между тем, продолжал:
- Значит, приехал неизвестно откуда неизвестно кто, прожил в замке три дня и уже считает его своим. Не кажется ли вам это странным?
«А ведь верно, - подумал я, - я ведь совсем не сюда ехал, меня ждут в другом месте. Если бы три дня назад я не застрял на дороге, я давно уже был бы там. Как я мог такое забыть?» Сердце защемило то ли от этой мысли, то ли от какой-то другой.
- Кажется, мне пора уйти, - тихо сказал я, опуская глаза.
- Давно! Давно пора! - воскликнул повар, вставая.
Девушка соскочила с его колен.
- Пошли, пошли! - говорил он, размахивая руками. - Все уже давно готово, тебя все ждут.
Показывая мне дорогу, он вышел на улицу. Я пропустил его вперед и, когда девушка проходила мимо меня, тихо спросил:
- Ты меня узнала?
Она внимательно посмотрела на меня.
- А ты меня узнал? - также тихо спросила она.
Я отрицательно покачал головой. Она вздохнула и ушла в темноту вслед за поваром. Я тоже пошел за ними.
Луна вышла из-за туч и осветила старую проселочную дорогу. Все обитатели замка вышли проводить меня. Пришла уборщица. Пришел дворецкий с женой. Она нежно обнимала его, и что-то шептала на ухо. Ее глаза все еще были красными от слез. Он не отвечал, а только молча кивал головой, не поднимая глаз. Пришел даже отшельник. Вот уж кого я совсем не ожидал здесь увидеть.
- Ты все-таки решил выйти из башни? - спросил я. - Ты больше не прячешься от мира?
- Ты меня переубедил, - ответил он. - Видимо, мир можно познать только изнутри, а не сверху. Раньше у меня не получалось, попробую еще раз.
- Теперь ты можешь занять комнату хозяина замка. Я ее освободил.
Он кивнул.
Я подошел к дворецкому.
- Простите меня, - сказал я ему, - я плохо о вас думал.
- Ничего, - тихо ответил он, - я и сам думаю о себе не очень хорошо.
- Прощайте, - сказал я жене дворецкого. - Спасибо вам.
- За что? - удивленно спросила она.
- За все.
Я подошел к уборщице.
- И тебе тоже спасибо за все, - сказал я, пожимая ей руку.
- Да не за что. Тогда и тебе тоже спасибо.
- Прощайте! - сказал я, обращаясь ко всем провожавшим меня. - Я очень благодарен вам всем. Я многое понял, и мне не жаль дней, которые я здесь провел.
- Хочешь, я спою тебе на прощанье? - предложил отшельник.
- Спой, пожалуйста, - попросил я.
Он достал из-за спины гитару, сел на пенек, все обступили его, и он запел:
«Ты погнался за тем, что тебе не дано,
Ты пытался найти то, что ты не терял.
А теперь даже вспомнить об этом смешно:
Ты нашел только то, что так долго искал.
Кто тебя заставлял? Кто тебя торопил?
Кто толкал тебя в спину? Кто тянул за язык?
Для чего ты бежал, выбиваясь из сил?
Почему упустил ты счастливый свой миг?
Очень твердо запомни ты этот урок:
Никогда не беги, не ищи, не гонись,
Ты купи себе самый надежный замок,
Спрячься в башню, от мира покрепче запрись.
Ну, а если ты снова отправишься в путь
И захочешь догнать ускользнувшую тень,
Обо всем, что случилось, навеки забудь
И иди без оглядки в наступающий день».
Меня проводили к проселочной дороге. Бесшумно подъехал разбитый грузовик. Я запрыгнул в кабину и захлопнул дверь. Багажа у меня не было. Обернувшись, я на мгновение встретился взглядом с девушкой.
В город я приехал под утро. Водитель выглядел хмуро и устало. Он никак не отреагировал на мою благодарность, только что-то мрачно буркнул, когда я протянул ему деньги.
Я выбрался из грузовика. Все тело затекло от сидения в неудобной кабине. Размяв суставы и отдышавшись, я побрел отдыхать от трудной дороги и от тяжелого, муторного сна.
|
