Бутылка Людмила Николаевна Свешникова
        #
        Людмила СВЕШНИКОВА
        БУТЫЛКА
        Титков с трудом выплыл из вязкого мутного сна.
        В голову вроде понасыпалась свинцовая дробь и болезненно там перекатывалась, а на языке ощущался привкус мышиных экскрементов. Бок и правое плечо тяжко ломило: вчера «с устатка» заснул на кухонном полу, а вредные бабы, жена и дочь Алька, не удосужились телогрейку подсунуть. Сами бы попробовали спать в таких условиях…
        Накануне Титков с мастером Никишкиным зашли в винный отдел продовольственного магазина. Мастер вытянул из кармана блокнотик, быстро пролистал и растопырил три пальца:
        - Вера, Надежда, Любовь…
        На каждую святую приобрели по «зелёненькой» и двинули на квартиру к Титкову.
        В кухне мастер Никишкин ловко сколупнул с бутылок шапочки и натянул на горлышки детские соски с большой дыркой на конце. Титков приятно удивился: умел мастер творчески оформлять выпивоны! Вчера, к примеру, пили из яичных скорлупок по сельскохозяйственному календарю за успешный подъём зяби, закусывая сырой морковкой…
        Никишкин поднял бутылку и торжественно провозгласил:
        - Поначалу засосём за Веру!
        Засосали, закусив огурцом и килькой в томате.
        Когда приложились к соскам третий раз, пришла жена Титкова, Матильда, женщина вечно усталая и раздражённая, с неживыми от перекиси волосами. Несмотря на хрупкую внешность, она после работы приволакивала тяжеленные сумки с разными овощами и продуктами.
        Титков позвал было жену посмотреть на новую «рационализацию» мастера, но она не удивилась, а сказала:
        - Хоть бы вас самих куда засосало, алкаши проклятые!
        - Не бери во внимание, - успокоил Титков мастера. - Она никогда ничего понять не может!
        Никишкин быстро успокоился, и они засосали за Надежду. Пока продолжали за Надежду, Титков всё прекрасно помнил. Помнил, как жена приходила на кухню и говорила что-то неприятное, но когда продолжали за Любовь, окружающее стало восприниматься отрывочно.
        Не открывая глаз - они что-то плохо открывались, - Титков взлягнул ногами и попал в холодное и скользкое. Ага, холодильник!
        Опохмелка могла бы быстро поправить тяжёлое состояние - за углом в ларьке наверняка уже торгуют пивом, - но идти придётся самому, потому жена и дочь Алька не посочувствуют.
        Собрав всю силу воли, Титков сел и открыл глаза, но вместо привычной кухонной обстановки увидал совершенно непонятное: тесное стеклянное помещение и большой плакат на стене с незнакомым словом - «АКДОВ». За прозрачной стеной виднелось гладкое поле и странный белый диск. На диске лежал крокодил. Без лап. С отгрызенной головой. Из шеи изуродованного зверя сочилась белесая кровь.

«Белая горячка!» - испугался Титков. - Вот оно, вот дошёл до жизни!»
        Зажмурив глаза, он энергично помотал головой. Дробь под черепом замоталась в такт, но крокодил не исчез.
        Пришла другая жуткая мысль: «Инопланетяне похитили! Ради своих гнусных экспериментов… Не зря Никишкин как-то говорил: шныряют на тарелках и вынюхивают что и как… Живыми крокодилами, гады, питаются!»
        - Помогите, караул! - застучал он в стенку ногами.
        - Чего орёшь?! - прогремел вдруг голос жены, словно бы усиленный многими динамиками. - Чего орёшь? Засосало, пьянь голубая, сиди! - Огромный, как тыква, глаз заглянул в стеклянное помещение.
        - Это почему ты такая большая, и зачем крокодил? - кивнул Титков в сторону белого диска.
        - Я нормальная, - сказала жена, - я как и была, а ты вот уменьшился…
        - Ты засадила!?
        - Я что - Кио? - хмыкнула Матильда и, ухватив белый диск толстыми, как брёвна, пальцами с облупившимся маникюром, убрала из поля зрения.
        Титков понял: никакой это не крокодил, а надкусанный огурец необыкновенного размера. Но от понимания легче не стало, и очень возмутило спокойствие жены. Ему хотелось, чтобы она запереживала и заплакала, глядя на несчастье родного мужа.
        - Чего уставилась, дура! Зови неотложку! - закричал он.
        - Зачем? Зачем неотложку?
        - Чурбак ты с глазами, Мотька! - нервно заметался по тесному помещению Титков.
        - Будешь обзываться, зашвырну куда ни попадя… Только всю жизнь и обзывается. Дождёшься! - пригрозила Матильда.
        Титкову ясно представилось, как он летит в шахту мусоропровода среди разной вонючей дряни и никто не замечает его бесславной гибели.
        - Мотя, - сказал он мягко, - зачем нам ругаться? Вынь меня отсюда. В поликлинику надобно, больничный взять…
        - Как вынуть? Голова не пройдёт.
        - Разбей посудину!
        - А если стекло порежет? Отвечай за тебя, да? Да ещё в таком виде по квартире шастать будешь! Нет. К Альке нынче жених придёт. Увидит мини-тестя и жениться раздумает…
        - Мне, Мотя, в понедельник на работу, как же я…
        - Глядите, на работу ему! Теперь остаётся экспонатом в музее работать: смотрите, граждане, до чего алкоголизм доводит, как человек измельчал!
        - Какой ещё экспонат?! - закричал Титков. - С ума сошла?
        Матильда дальше разговаривать не захотела. Она взяла бутылку, пристроила её в глубине кухонного шкафчика и захлопнула дверцу.
        Стало темно и жутко. Титков потоптался по стеклянному полу, лёг и попытался заснуть: может, проснувшись, он обнаружит себя прежним - мужчиной солидного веса и хорошего роста.
        Уснуть не удалось, и тоска взяла невообразимая, прямо смертная тоска, аж опохмелиться расхотелось. Вспомнилось: сегодня суббота, во дворе на самодельном столе мужики забивают «козла», а по улице ходят взад-вперёд нормальные люди. Кто так гуляет, а кто идёт в разные кинотеатры. Сам Титков забыл, когда был в кинотеатре, употребляя всё свободное время на встречи с фантазёром Никишкиным. Теперь - всё! Торчи в проклятой бутылке, смерти жди! Стало жалко себя и всей пропащей жизни. Громко, с подвыванием, он зарыдал.
        Дверца шкафа скрипнула, стало сразу светлее. Великанский глаз глянул в горлышко:
        - Обедать будешь?

«Всё же она не вредная, - подумал Титков, - другая бы, точно, в мусоропровод шваркнула за все-то художества…»
        - Помереть хочу! - всхлипнул он. - Смысла не вижу…
        - Думать надо было.
        - Другие тож потребляют.
        - Потребляют, потребляют… Смотря как потреблять. Не каждый же день до потери сознания! Вот посиди и подумай - хорошая у меня жизнь с тобой? А теперь что - смотри на такого убогого! Хоть бы Альке судьба досталась…
        Из Матильдиного глаза выкатилась слеза и поползла по боку бутылки.

«Ладно внутрь не попала, - подумал Титков, - как есть промок бы!»
        - Не могу так сидеть, - заныл он. - Я что - жук?
        - Кто тебя знает, может, ты давно такой, а я и не замечала? - задумчиво предположила жена. - Толку-то от тебя… Одна кручусь - верчусь - дом, работа, опять же Алька. Обедать будешь?
        Она опустила в бутылочное горлышко на нитке аптечную пробочку с каплей щей. Но аппетита у Титкова не было, и пробка неприятно пахла корвалолом.
        - Скоро Алька придёт. С женихом, - напомнила Матильда и снова задвинула бутылку в шкафчик.
        Тоска навалилась с новой силой, даже в животе засосало. «Нет, - решил Титков, - выход один - смерть!»
        Перед кончиной, как положено, захотелось попрощаться с родными и близкими, вспомнить хорошие моменты из жизни. Родных и близких в шкафчике не было, а из хорошего, как ни странно, вспомнилась жена, какой она была десять лет назад - весёлая, приветливая и с натуральными русыми кудряшками. Они тогда часто ходили в городской парк, где было много разных интересных аттракционов. Ещё пришла на ум Алька, но совсем маленькой. За выпивонами он как-то и не замечал, что дочь уже превратилась в невесту. Скоро она выйдет замуж, а там по квартире начнёт ковылять малыш и лепетать первые смешные слова. Деда у этого малыша уже не будет… Горькая безнадёжность скрутила всё существо пленника бутылки, и он что было сил долбанулся головой в стеклянную стену. Зазвенело стекло, в голове зазвенело от боли, и показалось, что сначала подбросило вверх, а потом швырнуло в темноту, в небытие.
«Конец!» - кратко подумал Титков, но скоро понял: небытие не состоялось, и осторожно открыл глаза. Рядом с ним валялись огрызки огурцов и осколки бутылки, а среди них этикетка с непонятным словом - «АКДОВ». Если же это слово прочитать задом наперёд, оно становилось понятным и хорошо знакомым.

«Приснилось!» - обрадовался Титков.
        - Ну и безобразник! - закричала Матильда. - Уберись хоть на время со своей пропойной рожей - не позорь дочь!
        Кухня оказалась опять привычных размеров, но на тарелке всё ещё лежал огурец, точно такой, как в кошмарном сне.
        Титков поспешно юркнул в ванну и с удовольствием умылся, а после заглянул в кухню: тревожил огурец.
        - Не путайся под ногами, - сказала жена. Она сметала в совок с пола мусор.
        - Я, Моть, ничего, я и посуду помыть могу.
        - Денег не дам. Не проси!
        - И не прошу. Я спросить хотел, как такое получилось…
        - Знаю я тебя!

«Приснилось, - окончательно успокоился Титков, - потому всё как всегда». Но, уходя из кухни, он случайно глянул на совок с мусором и похолодел. В совке лежала аптечная пробочка, привязанная на нитку.
        В чистой рубашке Титков вышел из своего дома. У подъезда на самодельном столе мужики громко забивали «козла». По улице гуляли люди. Приятно пахли увядающие газоны, а под ногами был надёжный шершавый асфальт. Титков вдруг остро ощутил радость бытия: хорошо просто так, совершенно трезвым стоять у ворот дома, и пусть мимо идут люди, и пусть пахнут газоны… А скоро придёт Алька с женихом и все сядут пить чай. Он тоже будет пить чай и говорить какие-нибудь умные слова. Эти мысли по-хорошему расслабили, он даже заулыбался, но тут…
        - Приветик! - закричал внезапно возникший Никишкин. Он быстро полистал блокнотик и растопырил два пальца. - Так, так… Пропустили Виктора и Людмилу - секёшь? Надо восполнить пробел!
        - Отвали! - буркнул Титков.
        - Хвораешь? - посочувствовал мастер. - Сейчас подлечим. Я уже забежал. - Он вытащил из кармана начатую бутылку.
        Дидюхин отчётливо ощутил под ногами стеклянный пол, и его забила частая дрожь, даже руки запрыгали.
        Никишкин понял это по-своему. Из другого кармана он извлёк вялый огурец и грязноватую стопочку:
        - Прими!
        - Язва желудка! - быстро придумал Титков и, круто развернувшись, зашагал к своему подъезду.
        - Друзьями брезговать стал?! - обиделся мастер.
        После обеда пришла Алька с долговязым женихом. Пили чай с тортом «Сочи» и обсуждали новый телефильм, где после пятой серии шпионом оказался совсем не тот, на кого думали в первой. Титков этот фильм не смотрел, чай пил молча и временами вежливо улыбался. Жена посматривала на него подозрительно, а перед сном спросила:
        - Заболел, что ли?
        - Нет. А в чём дело?
        - Чудно - весь день сухим проходил.
        - Я, Моть, больше не пью - хватит.
        - Зарекалась свинья…
        Ночью Титков долго боролся со сном, ходил на кухню и пил холодную воду. Ему было страшно: вдруг заснёшь, а проснувшись, обнаружишь себя в стеклянном помещении.
        Всё воскресенье он тоже проходил «сухим».
        В понедельник в цехе выдавали квартальную премию. Никишкин стал уговаривать обмыть приятное событие, но Титков отказался:
        - Медицина запрещает. Язва во весь желудок.
        Все посочувствовали, а Никишкин не поверил:
        - Ну-ну, иди лечи свою язву кофием с какавой…
        Дружба с фантазёром-мастером быстро увядала: Титков не пил. За очередную
«рационализацию» в рабочее время Никишкина перевели в другой цех - разнорабочим.
        Вид любой бутылки стал вызывать у Титкова нервную дрожь, а жена Матильда, женщина хрупкой комплекции, почему-то казалась ему очень крупной и значительной. В отношении её Титков теперь испытывал постоянную робость, хотя стала она приветливой, а один раз даже назвала его уменьшительным именем, как звала в молодости.
        На праздники в гости приехали тесть с тёщей. Матильда расстаралась со стряпнёй, а когда все сели за стол, вынула из холодильника бутылку сухого вина и разлила по стопкам. Титков было с удовольствием взял в руки прохладную стопку и уже подцепил на вилку мочёное яблочко, но вдруг… Вдруг он ощутил, как ноги его оторвались от пола, а всё тело стало съёживаться на манер проткнутого мяча! Рука со стопкой дрогнула, и он поспешно пристроил её меж тарелками на столе.
1990