Выйди из палатки Гай Михайлович Север
Север Гай Михайлович
Выйди из палатки
Рассказ: Мистика
- Вот! Смотрите туда! - Паша вытянул руку. - Видишь ущелье под теми камнями?
- Вижу, - Марина прикрыла ладонью глаза, чтобы не слепило заходящее солнце. - Это и есть твоя Долина духов?
- Надо же, - Лена вгляделась в далекие камни. - С виду как-то не очень страшно.
- Что значит «с виду не очень страшно»? Как, по-твоему, оно должно быть с виду?
- Ну, страшно, как-нибудь, - улыбнулась Лена, жмурясь на солнце. - Ты такие вещи рассказывал, что просто ужас какой-то.
- Еще какой, - отозвался Паша зловеще. - И вы еще не все знаете... Ладно, нам пора на ночлег, баиньки. Завтра проспим - опоздаем на вечернюю лошадь.
- Ну опоздаем - так опоздаем, - Марина вглядывалась в прозрачную дымку. - Деревня все-таки - не Долина духов. Можно и переночевать.
- Так и там можно переночевать, - хихикнул Паша и обернулся к долине. - Туда идти час. До сумерек еще успеем.
- Нетушки, - засмеялась Лена. - Сам иди. Я палатку тут поставлю.
- У нас только одна палатка, - хихикнул Паша. - Значит если я туда пойду, то...
- То будешь ночевать без палатки, - закончила Лена. - Правда, Рина?
- А что, - Марина наконец отвернулась от горной картины. - Сам ведь говорил, что там люди ночуют.
Паша скинул рюкзак и устроился около нагретого за день камня. Прислонился к замшелой каменной стенке, зажмурился, стал нежиться в закатных лучах.
- Ночуют... Я лично знаю таких... Знал... В позапрошлом году водил, например... Ну да, рассказывал ведь...
- Это ты про норвегов, что ли? - Лена тоже сбросила рюкзак, пристроилась рядом с Пашей, протянула уставшие ноги. - Которые все с ума сошли?
- Не все. Двоих нашли утром с разрывом сердца.
- А еще рассказывал про москвичей, которые тоже свихнулись, - Марина опустилась рядом. - Помнишь?
- Там свихнулся только один. Лешу помнишь? Утром он со своими пошел через долину... Утром-то там просто супер, никогда не подумаешь... Так там было только четыре трупа. Пятый куда-то делся. Искали его, искали. Нашли почти уже вечером. Забился в какую-то щелку и что-то мычал. В общем, увезли в дурку. Больше я про него не знаю.
- Этого тоже хватит...
- Эта долина тут главный аттракцион, - вяло продолжил Паша, не разжимая век. - Все считают, что самые умные, ну и... Хотя я уверен, что это все бред. Духи какие-то. Идиотизм. Как-нибудь пойду и переночую там.
- А трупы? - заулыбалась Марина.
- Какое мне дело до трупов, Рина, - хихикнул Паша. - Трупами пусть некрофилы интересуются. У меня вон две живые и теплые...
- Тьфу! Болван! - Лена засмеялась. - Дурак! Ну, вот сегодня пойди и переночуй.
- Мне палатка нужна. Без палатки я там ночевать не буду. Знаю я эти долины. Утром там все мокрое и холодное, яйца простудишь за нефиг делать.
- Фу, грубиян... Палатка ему нужна... А что, Лена, давай дадим ему палатку? Пусть пойдет и переночует?
- А давай! - Лена выпрямилась. - Что-то он в последнее время разболтался у нас. Давай дадим ему палатку! Пусть пойдет и переночует!
- Не-е... - протянул Паша лениво. Последние солнечные лучи, прохладно-оранжевые и свежие, падали ему на лицо, и он благостно жмурился, как довольный кот. - А вы как будете ночевать? Тогда вы у меня простудитесь...
- Все с тобой ясно... - пробормотала Марина. Она уткнулась щекой Паше в плечо и дремала. - А вот мы как пойдем с тобой... Посмотрим какой ты у нас храбрый...
- Гы-гы-гы... Щас...
- Пойдем-пойдем... - пробормотала Лена. - Мне, например, наплевать на всех твоих духов... Я так устала, что как упаду, так и просплю до утра, из пушки не разбудить...
- Ну, пошли... Что лежишь тогда...
- Спать хочу...
- Ну, и пошли... Давай посидим еще пять минут, и пойдем...
- Пошли...
Они сидели так какое-то время. Солнце уже скрылось за кряжем, опускались прозрачные сумерки. Паша выпрямился и потер глаза.
- Народ! - он растолкал девушек. - Хватит спать! Палатку надо ставить, а то спать уже надо.
Лена с Мариной зашевелились, выпрямились, стали потягиваться.
- А долина? - спросила Марина, зевая. - Мы же вроде как в долине спать собрались? Или ты уже передумал?
- Вы это серьезно? Ничего я не передумал. Идти - так пошли. И быстрее, а то сегодня луны нет. Идти - так пока еще видно.
Лена с Мариной переглянулись.
- И пошли, - сказала Марина.
- И пошли, - Лена поднялась и взялась за рюкзак. - Пошли, Пашенька! Или что?
- Как что? Пошли, разумеется! И утром на час меньше дороги.
- Тем более, - хмыкнула Марина. - Конечно пошли. Какие-то там духи и привидения. Бред, в общем, да? Хи-хи.
Паша начал спускаться, перепрыгивая с камня на камень. Он одолел так метров пятнадцать и обернулся. Девушки по-прежнему стояли на вершине горы.
- Вы что там стоите! Темно ведь уже!
- Пашенька, - отозвалась Лена сверху. - То это серьезно?
- Не понял! Вы сами тут что каркали?
- Грубиян! Мы не каркали! Мы рассматривали возможность.
- Ну, вот и рассмотрели возможность! Пошли говорю! Или вы струсили?
- Ничего мы не струсили, - обиделась Марина. - Сам дурак! Да, Лена?
- Еще какой. И грубиян к тому же. Давай никуда с ним не пойдем, Рина? Он гадкий.
- Хи-хи-хи, - закривлялся Паша внизу. - Хе-хе-хе. Слаби-бо-бо? Слаби-бу-бу?
- Дурак! - сказала Марина.
- Ну, я пошел, - Паша отвернулся и заскакал по камням.
- Ай! - воскликнула Лена. - Он уносит нашу палатку!
- Отдай нашу палатку! - закричала Марина. - Отдай, мы все простим!
- Хрен вам, а не палатку, - загигикал Паша, уже почти невидимый в синих сумерках. - Щас! У-лю-лю!
- Нет, вот ведь хам, грубый, гадкий! - закричала Марина в сумерки. - Лена, давай ему все-таки вставим, хоть раз как следует! Давно ведь напрашивается!
- Не то слово! - засмеялась Лена. - Пашище! А ну остановись, болван! Мы спускаемся!
- Мы спускаемся тебя бить! - Марина осторожно пошла за Леной. - Ой, мамочка, осторожно... Тут можно скатиться и шею свернуть...
- У-лю-лю! - донеслось снизу. - Народ, вы только там осторожней... Тут можно скатиться и шею свернуть! И духов никаких не нужно.
- А ты, подлый, так все подстроил, чтобы смыться вперед и нас бросить! - закричала Лена во тьму.
- И это после того что мы для тебя сделали! И это после всего нашего к тебе отношения! - закричала Марина. - Ленка, давай его сами бросим! Он свин просто неблагодарный! Мы ему, мы для него - а он?!
- Мы ему вставим, а потом бросим, - откликнулась Лена. - Слышишь, ты!
- А-а-а!!! - донесся вопль. - А-а-а!!!
Девушки замерли в ужасе.
- Духи! А-а-а! Меня уже хватают за яйца!
- Дурак! - закричала Марина и даже подпрыгнула. - Козел! Придурок! Нет, что за кретин такой на нашу голову взялся!
- Гадкий, забрал нашу палатку! - закричала Лена. - Отдай палатку, мы все простим!
- Не отдам, не отдам, тра-ля-ля, тру-лю-лю!
- Ну все, Пашенька! - сказала Марина и стукнула ботинком в камень. - Больше нашего терпения на тебя нет. Вот ведь идиот на нашу голову взялся! Вставим?
- Со страшной силой!
Девушки продолжили осторожный спуск в темноту.
- Слушай, - сказала Марина шепотом, оглядываясь во мрак. - Как-то здесь и на самом деле... Жутко... Мамочка...
- Ха, - усмехнулся Паша зловеще, сбрасывая рюкзак. Рюкзак глухо стукнулся в землю, девушки вздрогнули. - Еще бы. Это тебе все-таки Долина духов, не хрен соба...
- Пашка! - Лена не выдержала и треснула, наконец, Пашу по шее. - Замолчи, хватит уже! Матерщинник!
- Я сегодня хоть одно слово произнес матерное? - закипятился Паша. - Хоть разик?
- Так еще не хватало чтобы ты матом у нас тут ругался! - Марина сбросила рюкзак и присела. - Фух, вот я устала сегодня. Я даже есть не хочу.
- Я тоже, - Лена опустилась рядом. - Давайте поставим палатку, попьем чаю, может быть... У нас там шоколадка осталась?.. И спать. Я падаю просто. У меня в ушах гудит. А тут еще этот матом ругается, - она пихнула Пашу в колено.
- Ладно, ладно, не буду... Это я так, просто. Для поддержки разговора. Ведь правда жутко?
Они какое-то время сидели молча, слушая загадочную тишину. В долине стояла странная, совсем не горная тишина - когда откуда-нибудь донесется то шелест листьев, то шорох веток, то еще какой-нибудь живой горный звук. А здесь было тихо, совсем - как никогда не бывает.
- Мамочка... - прошептала Марина и придвинулась к Лене. - Какая-то тишина мертвая... Давайте споем, что ли? Или просто крикнем?
- Не надо петь, - отозвался Паша зловеще. - Не надо кричать тем более. Духам это никак не понравится. Приперлись - давайте спать. Ведите себя прилично. Не у себя дома. У духов.
- Пашенька, - Лена схватила Пашу за ногу. - Пашенька, давай ставить палатку. Мне страшно.
- Ну, не сиди тогда, если страшно. Поднимайся, и давай ставить палатку.
- И холодно как-то по-странному...
- Холодно по-обыкновенному. Не выдумывай, - Паша раскрыл чехол и выворотил палатку. - Ну, чего сидите. Давайте палатку ставить.
Лена и Марина сидели, прижавшись друг к другу, молчали, и не шевелились.
- Ну, и долго мы так будем сидеть? - зашипел Паша. - Я один не поставлю, держать надо!
- Держать? - прошептала Марина.
- Не понял! - прошипел Паша. - Ты что, первый раз замужем? Мы в этой палатке сколько раз ночевали?
- Сейчас, Пашенька, - прошептала Марина. - Сейчас встану...
- Лена!
- Сейчас, Пашенька, - зашептала Лена. - Сейчас, посижу еще минутку и встану... Ставить палатку...
- Але, народ! - Паша опустился на корточки и стал трясти девушек. - Вы что? Рано еще с ума сходить! Сначала надо поставить палатку.
- Надо, Пашенька... - прошептала Марина. - Сейчас мы встанем, Пашенька... Минутку только одну...
- Рина! Хватит бесить! - Паша дернул Марину за руку. Она наконец поднялась и стала как вкопанная. - Помогай! Лена! - он дернул Лену за руку, она поднялась и застыла таким же образом. - Не понял! Вы что? Надо ставить палатку! Завтра вставать чуть свет - на автобус ведь опоздаем! Я сам не поставлю! Ну!
- Сейчас, Пашенька... - Марина вцепилась Паше в локоть. - Сейчас, мы чуть-чуть постоим, и будем ставить палатку...
- Лена! - Паша схватил сложенную палатку и сунул Марине шнур. - Не спать! Держи! Я пошел разворачивать. Марина! - он потряс ее за плечо. - Ну что это за беда еще! Надо ставить палатку!
- Да-да, палатку, сейчас... - Марина смотрела на веревку. - Сейчас мы ее поставим, палатку...
- Вот ерунда какая-то, - ругался Паша под нос, разворачивая палатку и втыкая в почву крепления. - Может, правда не надо было сюда тащиться? Что они сбрендили так, уже?
Наконец палатка была поставлена. Паша затолкал в нее девушек, закинул рюкзаки, забрался сам, застегнул вход, уселся. Зажег и подвесил фонарик. Девушки сидели по углам и молча смотрели.
- Чай пьем?
Они молчали. Паше вдруг стало страшно.
- Чай, говорю, пьем?!
Он стал дергать девушек за руки и за плечи. Первой очнулась Марина.
- Чай... - она обернулась к Лене. - Ленка... Термос где - у тебя?..
- Что? - встрепенулась Лена и оглядела палатку. - А? А, чай... У меня, кажется... - она стала копаться у себя в рюкзаке. - Чай... Чай... Чай... Вот он...
Они сидели и пили чай. Палатку сдавила такая ужасная тишина, что, казалось, было слышно как шевелится пар над чашками и стучит сердце в горле. Стало холодно.
- Как бы нам тут даже в палатке не обморозиться, - пробормотал Паша. - Хорошо - мешки проверенные.
- Тихо! - Лена вдруг поперхнулась. - Не ори так! - зашептала она и втянула голову в плечи. - Тише! Тише. Тише...
- Я не ору, ты что? - прошептал Паша и тоже втянул голову в плечи. - Кто тут орет?
- Тихо! - прошептала Марина и тронула Пашу за руку. - Не кричи, Пашенька! Нельзя тут кричать...
- Я не кричу - вы что, спятили? - сказал Паша шепотом, едва слышно. - Вы что? - он отхлебнул чая.
- Не шуми так! - прошептала Марина и снова тронула Пашу за руку. - Тише не можешь пить?
- То есть как это? - Паша чуть не подавился. - Что значит - пить тише?
- Ай! - вскрикнула Лена и закрыла уши руками. Чай вылился на свернутый спальный мешок. Лена застыла, не отнимая рук от ушей и глядя как пятно расползается по мешку. - Нельзя так кричать, Пашенька... Нельзя так кричать...
- Та-а-ак... - Паша допил чай и осторожно отставил чашку. - Что-то мне это уже очень не нравится. Лена!
Он покрутил ладонью у нее перед носом. Лена посмотрела на ладонь, потом Паше в глаза, потом на ладонь снова. Взгляд ее был совершенно осмысленным, ясным, и Паше опять стало страшно.
- Марина!
Он посмотрел на Марину - она тоже глядела ему прямо в глаза.
- Давайте, мои хорошие, спать. Ну его нафиг, этот дурацкий чай.
Он забрал у Марины чай, и она не сопротивлялась, и ладонь у нее была оцепеневшая и холодная.
- Давайте снимем ботинки...
Он стал развязывать у них шнурки, потом снимать ботинки, и они покорно и молча слушались - как заколдованные.
- Сейчас мы развернем мешки, - он развернул спальные мешки, расстегнул, - залезем в них, - кое-как засунул Лену и Марину в мешки, застегнул «молнии», - и баиньки... Баиньки, мои хорошие... Баиньки, спатеньки, что там еще...
Потом сложил чашки в кулек, и уложил кулек в рюкзак, и поставил рюкзак в угол, и забрался в мешок, и устроился между девушками - и вдруг подумал, что фонарик надо обязательно выключить. С фонариком было страшнее. Он приподнялся на локте и протянул руку, как вдруг его схватили за локоть. Он обернулся - Лена и Марина смотрели на него, молча, и Лена держала за локоть, а Марина затем вцепилась с другой стороны. Они молчали, и смотрели прямо в глаза, и ему в третий раз стало страшно, и вдруг захотелось орать - заорать так, чтобы жуткая тишина рухнула и крик раскатился по стенам долины.
- Ну ладно, ладно... Пусть горит... Пусть светится...
Паша вернулся на место. Девушки лежали молча, неслышно - так тихо, что ему показалось вдруг, что они умерли. Он приподнялся на локте, оглядел Лену, потом оглядел Марину. Спят, наконец, и дышат - тихо-претихо, скорее видно чем слышно. Вот тебе раз. Дернуло их сюда притащиться. Скорей бы уснуть.
Спать хотелось ужасно, а заснуть Паша не мог. Жуткая тишина угнетала, давила, душила. Паша лежал, вздыхал, удивлялся - интересно, никогда не подумал бы, что бывает такая вот тишина, которая, наоборот, заснуть мешает. Он лежал как бревно и боялся пошевелиться - чтобы не побеспокоить девушек. (Проснутся - станут опять чудить, только этого еще не хватало; уснули - и хорошо, теперь самому бы тоже уснуть.) И он лежал, и спина стала ныть, но он все равно не шевелился, утешаясь той мыслью, что как следует выспится завтра, когда они доберутся до нормального дома с нормальной кроватью.
Наконец ему стало казаться, что он бредит. За палаткой, где-то неподалеку, совсем даже рядом, кто-то как будто бил в бубен, бормотал и молился. По-здешнему Паша кое-что понимал; ему даже почудилось, что он разобрал пару слов. В прошлом году они ездили в долину к шаманам, провели там несколько дней, причем Паша времени не терял и вернулся с неким запасом слов (и ругательств). Он лежал, слушал бубен, бормотание и молитвы, и совсем вроде бы, наконец, уснул - когда Лена зашевелилась, привстала, и вдруг стала расстегивать спальный мешок. Паша в секунду очнулся и сел.
- Лена! - он схватил ее за руку. Рука была ужасно холодной. Лена пыталась расстегнуть «молнию», но рука сильно дрожала, и у Лены не получалось. - Ты куда собралась?
- Сейчас, Пашенька... Что-то у меня молния не расстегивается... Пашенька, помоги...
- Лена! - у Паши самого похолодели руки. - Ты куда собралась?
- Пашенька, мне нужно... Туда... Слышишь...
Тут Паша понял, что бубен и бормотание ему не приснились. Где-то недалеко, совсем рядом, кто-то бил в бубен и бормотал - напевал что-то - уныло, негромко, тягостно.
- Слышишь? - Лена посмотрела ему в глаза.
- Слышу, моя хорошая, - Паша стиснул холодную руку. - Кто-то бьет в бубен и молится. Ну и что? Не надо ему мешать, Лена, не надо к нему ходить. Он занят.
Он попытался ее уложить; она стала сопротивляться, несильно, но настойчиво и даже упрямо. Паша схватил ее за руки, но она пыталась освободиться и расстегнуть «молнию».
- Пашенька, отпусти меня. Мне нужно. Выпусти меня, пожалуйста.
- Нет. Ложись отдыхать. Нам рано вставать, и еще целый день идти. И еще, главное, на автобус не опоздать. Ложись спать - баиньки.
- Пашенька, миленький, выпусти меня, пожалуйста.
Лена заплакала. Она смотрела Паше в глаза, и по щекам ее текли слезы. Снова вцепилась в «молнию», всхлипнула.
- Пашенька... Помоги мне, пожалуйста, расстегнуть... Молния какая-то просто дурацкая... Не расстегивается...
Кто-то невидимый с бубном подошел к самой палатке. Глухой унылый стук раздавался у самого входа. Лена засуетилась. Она вцепилась дрожащими пальцами в «молнию» и стала беспорядочно дергать. «Молния» не открывалась. Лена стала выкарабкиваться из мешка. Паша схватил ее за руки, обнял за плечи, прижал к себе.
- Лена. Там сейчас холодно. Ты простудишься. Я тебя не пущу. Лежи здесь, моя маленькая. Нас здесь трое и нам тепло.
- Пашенька! - Лена плакала, слезы текли по щекам ручьями. - Пашенька, выпусти меня туда... Мне нужно... Просто ужасно нужно... Пашенька, я пошла...
- Нет, моя девочка. Не пущу.
Паша вцепился в Лену и прижал к себе изо всех сил - так, чтобы она не могла двигаться. Она еще долго плакала, дергалась, пыталась вырваться - наконец стихла.
- Ну вот, - прошептал Паша и заметил, что сам дрожит как осиновый лист. - Ну вот... Вот и баиньки... Нечего там тебе сейчас делать... Сейчас холодно, и очень сыро, ты там вымокнешь и простудишься, а нам этого еще не хватало...
Лена уснула. Паша осторожно уложил ее рядом, улегся сам, и долго лежал так, не выпуская ладони, - которая постепенно становилась теплой и мягкой. Бубен по-прежнему бился, но дальше и дальше, молитвы так же гудели, но тише и тише. Паша лежал, лежал, лежал и лежал; бубна почти не было слышно, молитвы и бормотание почти растворились в ужасной тиши - когда зашевелилась Марина. Она привстала и начала расстегивать свой мешок. Паша вскочил.
- Марина! - зашипел он и схватил ее за руку. Рука была ужасно холодной. Марина пыталась расстегнуть «молнию», но рука сильно дрожала, и у Марины тоже не получалось. - Ты куда собралась?!
- Пашенька... Помоги мне, пожалуйста, расстегнуть...
- Марина! - у Паши перехватило горло. - Ты что?! Ты куда?! Лежи, спи!.. Ты куда!..
- Пашенька, выпусти меня туда... Мне нужно... Просто ужасно нужно...
Бубен снова стучал прямо у входа. Кто-то стоял - сидел, прохаживался - перед палаткой, стучал, бормотал и молился. Негромко, уныло, тягостно, надтреснутым голосом.
- Слышишь? - Марина посмотрела Паше в глаза.
- Слышу, моя хорошая, - Паша стиснул холодную руку. - Кто-то бьет в бубен и молится. Ну и что? Не надо ему мешать, Марина! Молится - значит надо. Значит совесть нечистая. У нас с тобой совесть чистая, и нам там нечего делать. Ложись спать, девочка, - он стиснул ледяную ладонь так, что заломило пальцы. - Ложись спать! Кому говорю!
Марина долго дергалась, плакала, наконец уснула. Паша уложил ее рядом, улегся, и долго лежал так, не выпуская ладони. Невидимый бубен стучал и звенел, но опять - дальше и дальше, теперь уже совсем далеко. Хриплое бормотание растворялось.
- Сука... Выйти, что ли? На самом деле? В рыло ему настучать, уроду... Мешает спать девочкам, сука.
Когда бубен, бормотание и молитвы растворились в ночи, появилось нечто другое. В ужасной, удушающей тишине послышался легкий топот и детский смех. Паша разом вспотел. Сколько было детей (были это дети вообще?!) - один, двое, или того больше - Паша разобрать не мог, и от этого ему почему-то сделалось совсем жутко.
Паша отдавал себе совершенно ясный отчет - вот он лежит здесь, в палатке, и голова у него прозрачная, и он не то что не бредит, а вообще - соображает так четко, так просто кристально, как, кажется, в жизни не соображал никогда. Ребенок (дети, ребята?!) бегал вокруг палатки (или бегали, несколько?!), и смеялись - весело, тихо, вполголоса. Шустрый топот раздавался то слева, то справа, то перед входом, то за головой.
Паша лежал, лежал, лежал и лежал, и топот не прекращался, и смех раздавался то справа, то слева, то спереди, то сзади - из-за головы; то слева и справа, то сзади и спереди, то сразу со всех сторон. Временами топот стихал, смех прекращался, и Паша не сомневался, что проклятый ребенок (проклятые дети) сидит (или, гады, сидят) перед входом и слушают что происходит в палатке. Потом снова - хихиканье, топот, веселый смех; потом, через какое-то время, опять тишина - сидят перед входом, сволочи, слушают, или даже подслушивают.
- Паша!
Паша как лежал - подпрыгнул. Он повернулся и увидел как Лена, приподнявшись на локте, смотрит ему в глаза.
- Пашенька! Выйди из палатки! Выйди из палатки, Паша!
- Лена! - Паша осип. - Ты почему не спишь? А ну, спи сейчас же, дура такая! Ну!
- Пашенька... - он в ужасе наблюдал как по щекам ее опять текут слезы. - Пашенька, выйди из палатки! Выйди из палатки, Паша!
- Я никуда не пойду, Лена! - сказал Паша в полный голос и сел. - Я никуда не пойду. А ты спи. Спи - кому говорят!
Он попытался засунуть Лену обратно в мешок, и это ему удалось. Она не стала сопротивляться, и Паша затянул «молнию» до предела. Лена лежала, смотрела на него и плакала.
Топот и смех не прекращались. Потом перестали опять - сидят у палатки, у входа, и слушают. Паше даже вдруг показалось, что они трогают полог, пытаясь просунуть ухо, и полог шевелится.
Вдруг Лена - как была, в спальном мешке, со спрятанными руками - села, выпрямилась и сказала, ясным спокойным голосом:
- Паша! Выйди из палатки!
У Паши чуть не лопнуло сердце.
- Я никуда не пойду! - от страха он вцепился ей в плечи. - Лена, я никуда не пойду!
- Паша! - Лена опять заплакала, и слезы опять полились в три ручья. - Выйди из палатки, Пашенька... Ну пожалуйста...
- Не пойду, - просипел Паша. Он опять обнял Лену, теперь нежно, ласково, и зашептал: - Ну зачем ты меня прогоняешь... Ну я тебя разве хоть раз обидел? По-настоящему?..
- Нет, - плакала Лена. - Не обидел... Ни разу... Выйди из палатки, Пашенька... Ты хороший, ты лучше всех...
- Ну вот... А ты меня выгоняешь... Там холодно, сыро... Я там простужусь, заболею... Намокну, охрипну, умру... Ты что, хочешь чтобы я умер?
- Нет... Ты что, дурак, что ли... Выйди из палатки, Паша! - вдруг закричала она и забилась, пытаясь высвободиться из мешка. Паша держал ее, как ему уже показалось, из самых последних сил. Она билась, рыдала, дергалась, но, наконец, успокоилась, и снова заплакала, тихо: - Выйди из палатки, Пашенька... Ну пожалуйста... Выйди из палатки...
- Не выйду... Не выйду - и все. Меня там съедят эти дети. Ты что, хочешь чтобы меня съели дети?
- Нет... Ты дурак, что ли... Выйди из палатки, Паша...
Она плакала, всхлипывала, но наконец снова уснула. Паша уложил ее, сел - стараясь не слушать дьявольский топоток и смех, которые то удалялись, почти растворяясь в тиши, то приближались снова, отдаваясь в ушах молотками. Паша сидел, сжав челюсти и закрыв уши, - и ждал когда все это закончится.
Затем настала очередь Марины.
- Паша!
Он повернулся. Она, приподнявшись на локте, смотрела ему в глаза.
- Пашенька! Выйди из палатки! Выйди из палатки, Паша!
- Рина! - сказал Паша устало. - Рина, я ведь сказал уже. Не пойду. Давай спать. Нам рано вставать. А до автобуса - идти целый день.
Топот и смех не прекращался. Теперь было ясно, что проклятых детей там штук не меньше десятка...
- Не пойду, Рина. И не проси даже, - Паша обнял ее, и прижался к мокрой щеке, и ему самому захотелось расплакаться. - Я ведь там пропаду... Один... Ты что, хочешь чтобы я там пропал? Ведь не хочешь ведь...
- Нет... Ты что, дурак, что ли...
...и они бегают вокруг палатки, смеются, и останавливаются у входа, и тихо шепчутся, и трогают полог...
- Выйди из палатки, Паша!
- Я никуда не пойду! Давай спать, дура!
...и полог шевелится, а они снова трогают, трогают, трогают и хихикают, топчутся и смеются, сидят у порога и слушают, и шепчутся, и хихикают снова, и так без конца...
- Выйди из палатки, Пашенька... - Марина плакала, слезы лились по щекам. - Ну пожалуйста...
Наконец и она успокоилась тоже, уснула. Дети по-прежнему бегали и смеялись - негромко, то удаляясь, то приближаясь снова, - справа, слева, сзади и спереди, справа и слева, сзади и спереди сразу...
Сначала вернулась сволочь с бубном и этим своим бормотанием. Бубен негромко бубнил - не близко, но и не далеко. Мерный, однообразный «бум-бум» доводил до остервенения сам по себе, а тут еще эти молитвы могильным голосом. Паша сжал челюсти. Бубен неспешно плавал вокруг палатки, надтреснутый голос напевал какой-то унылый, могильный, адский мотив.
Потом вернулись сукины дети. Они бегали вокруг палатки и хихикали, хихикали и бегали вокруг палатки. Иногда они переставали хихикать и бегать, и замирали у входа, и шептались там, и трогали полог, и он шевелился... И они снова шептались, и снова хихикали, и снова опять бегали, и топот раздавался со всех сторон - и слева, и справа, и спереди, и одновременно сзади.
Бубен уныло бубнил, глухой голос молился. Дети хихикали и топтались у входа. Бубен бубнил, бубнил, бубнил и бубнил; дети бегали, смеялись, подслушивали и хихикали. Паша лежал и ждал когда все это начнется. Первой очнулась Лена. Она привстала, выпрямилась, схватила Пашу за руку.
- Пашенька! - зашептала она, глядя ему в глаза. - Пашенька, не выходи из палатки!
Паше осталось только снова обнять ее, гладить по волосам, шептать:
- Я никуда не уйду, моя девочка. Ни из какой палатки. Ты что, мне не веришь?
- Я верю... Только не выходи, Пашенька, ладно? Не выходи из палатки... Не бросай нас. Ты ведь не бросишь?
- Пашенька! - на плечо Паше легла трясущаяся рука. - Пашенька, не выходи из палатки!
Паша отпустил Лену и обернулся.
- Рина! Я здесь, я никуда не пойду. Вот он я, здесь, - он, сам дрожащей рукой, привлек Марину.
- Не выходи из палатки, - плакала Лена с другой стороны. Она вдруг вцепилась ему в плечо с такой силой, что Паша вздрогнул. - Не выходи из палатки, Паша!
- Лена, ложись отдыхай, - не отпуская Марину, он обернулся к Лене, наклонился к ней. - Ложись, моя девочка... Завтра вставать рано... Автобус... Я никуда не уйду! - он обернулся к Марине. - Ну хватит же, блин! Сказал - не уйду... Ты что, тоже не веришь?
- Я верю... - Марина вцепилась в него и потянула - с силой которую Паша от нее просто не ожидал. - Только не выходи, Пашенька, ладно? Не выходи из палатки... Не бросай нас. Ты ведь не бросишь?
- Пашенька... - Лена вцепилась в него еще сильнее Марины, и еще сильнее потянула к себе. - Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя очень любим... Мы правда, иногда обзываемся, и кричим, но ведь это так, несерьезно, в шутку...
- Не выходи из палатки, - рыдала с другой стороны Марина. Она не отпускала его, тянула к себе еще сильнее. - Не выходи из палатки, Паша!
Бубен бубнил, кто-то хрипло молился, дети хихикали, бегали вокруг палатки, шептались у входа.
- Не бросай нас тут, ладно?.. Мы тебя хоть раз обижали?.. Тебе хоть раз с нами было плохо?..
- Пашенька... Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя очень любим... Мы правда, иногда обзываемся, и кричим, но ведь это так, несерьезно, в шутку...
Паша вдруг понял, что если крыша у него сейчас все-таки съедет, и он действительно выйдет наружу - Лена с Мариной тут же умрут, без шуток.
- Не бросай нас тут, ладно?.. Мы тебя хоть раз обижали?.. Тебе хоть раз с нами было плохо?.. - Марина плакала, тихо, почти не слышно, всхлипывала, как маленькая одинокая девочка - так горько, что Паша, наконец, сорвался и заорал:
- Я никуда не пойду! Хрен вам! Давайте спать, дуры! Нам рано вставать! И идти целый день! И на автобус ведь опоздаем!
Они вцепились в него мертвой хваткой и уткнулись мокрыми носами в шею. И так они сидели неизвестно сколько, и Паша слушал как они всхлипывают - все тише, реже, тише и реже... И бубен тоже стихал, и растворялся вдали, и с ним угасала молитва, и дети уже не садились у входа и не шептались, а только топтались вокруг и хихикали...
Потом звук шагов стал стихать, они удалялись, и вот, наконец, их почти уже не было слышно. Стук бубна постепенно ушел, а с ним молитва и бормотание. Вдалеке, наконец, хихикнуло в последний раз, все стихло, теперь уже насовсем, - и вновь настала тяжелая, вязкая, ужасная тишина.
В голову пришла дурацкая мысль про автобус, на который опаздывать было нельзя, и Паше странным образом стало легче. Он осторожно разложил девушек по местам, и они лежали теперь так уютно, спокойно, что у Паши в голове промелькнула мысль - все это бред, бред, бред, дурной сон, и не было ничего - ни бубна, ни шепота, ни молитвы, ни хриплого бормотания, ни смеха - никто не хихикал, никто не сидел у порога, никто не трогал полог палатки, никто не шептался, никто не подслушивал...
Он расстегнул «молнию» и выскочил из палатки.
На востоке небо уже ярко синело. Солнце должно было взойти вот-вот. Был самый холодный предрассветный час, и Паша почувствовал это вмиг - весь покрылся мурашками, даже дыхание перехватило.
- Нифига себе... - он потер руки. - Без палатки я бы тут сдох, сто процентов... - он принялся прыгать. - А ведь лето только закончилось... Горы, блин...
Затем, преодолевая какую-то идиотскую слабость, он прошелся вокруг палатки. Так и есть. Никаких следов.
- Откуда им взяться, - бормотал Паша, внимательно смотря под ноги. - Откуда им взяться... Сволочи... Зря я не вышел и не начистил им всем пятаки. Не посмотрел бы, что дети.
Паша слонялся вокруг палатки пока солнце не показалось из-за далекого кряжа и холодные утренние лучи не растеклись по долине. Дальше тянуть было некуда. Паша сцепил челюсти и, как в омут, нырнул в палатку.
- Народ! - закричал он в пространство. - Хватит спать! Надо вставать! Ну! Нам идти целый день! На автобус ведь опоздаем!
- Ну хватит, отстань... - первой проснулась Лена. Она вытащила руки из мешка и, не открывая глаз, стала потягиваться - так сладко будто проспала целую ночь в уютной постели в уютном доме. - Вот он дался тебе, этот автобус... - она открыла глаза, привстала на локте, посмотрела на Пашу и заулыбалась. - Маринка! Вставай, дохлая соня! - она перекатилась к Марине и тоже стала ее расталкивать. - Вставай, а то Пашище мне тут все мозги за это самое, со своим этим автобусом.
- Ну-у... - Марина тоже стала потягиваться, так же сладко. - Ну что такое... Какой такой автобус-мавтобус... Давайте еще полежим... Пять минут... - она потянулась еще раз, открыла глаза, приподнялась на локте, посмотрела на Пашу, на Лену, тоже заулыбалась. - Вот запытал ты, Пашенька, со своим автобусом. Ну опоздаем - и хрен с ним. Будем теперь из-за этого твоего автобуса бежать целый день.
- В горах нужно бродить и наслаждаться пейзажем, - Лена выбралась из мешка и, оттолкнув Пашу, полезла вон из палатки. - А не бегать за каким-то автобусом.
- Быстро собираемся, и вперед.
Паша вытолкал Марину на холод, стал сворачивать спальники. Руки у него дрожали.
- Ты видела, Ленка? - возмущалась Марина на улице. - Нет, ты видела? Видела как он меня выпихнул? И это после того что я для него!.. Мы для него! А он!..
- Да он хам вообще просто. Нет, ну все-таки пора ему вставить!
- Со страшной силой...
Паша стал укладывать вещи, и если бы не проклятый автобус, возился бы полчаса, укладывая все каким-нибудь невероятно тщательным образом. Наконец он выполз в утренний холод, убежал на другой конец палатки, сказал в сторону:
- Держите там за веревочку.
- За какую? За эту вот, что ли? Тут их клубок...
- Вот за эту, дура...
- Хватит ругаться там! - заорал Паша и выпрямился. - Еще раз услышу - вставлю! Перестаньте ругаться, вообще! Чтобы я больше не слышал!
Лена с Мариной переглянулись.
- Пашенька?
- Плохо выспался?
- Да.
- Почему? - Марина встопорщила брови. - Я выспалась просто обалденно как.
- А я как! - воскликнула Лена. - Я уже давно так сладко не высыпалась! Надо будет еще раз как-нибудь здесь остаться. Правда, холодно просто ужасно, - она подпрыгнула и потерла руки, - но в палатке нормально! Особенно когда втроем!
- Ой, Пашенька! Наврал ты нам все про своих мертвых норвегов, с разрывами сердца.
- И про москвичей дохлых наврал, - засмеялась Лена, - и вообще! Мальчишка-врунишка!
- Собираем палатку и сматываем. Там внизу ручеек. Набираем воды - и валим. И быстро.
- А мне здесь нравится! - закричала Марина. - Не хочу я отсюда уходить! Давайте здесь погуляем!
- Давайте, до полудня хотя бы! - подхватила Лена и еще раз подпрыгнула. - Здесь так здорово, просто супер какой-то!
- Нет, - прохрипел Паша. - Собираем палатку и валим, сейчас же.
- Паша! - Марина перестала смеяться и подбежала к Паше. - Брось ты эту веревку! Ты ее уже полчаса в закрытый карман тыкаешь! Что случилось?
Марина схватила его за руки, потом прильнула холодной щекой. Паша замер как каменный.
- Что случилось? - подбежала Лена и уткнулась в другую щеку. - Что ты какой-то вздернутый?
- Я не выспался, - Паша стоял, вытянув руки по швам, смотрел в точку на горизонте и боялся пошевелиться.
- Ну ты что? - удивилась Марина. - Даже не обнимет нас, гадкий!
Паша аккуратно освободился, присел, стал запихивать палатку в чехол. Лена с Мариной переглянулись, присели, отобрали у Паши палатку, стали запихивать сами.
- Ну, мы слушаем.
- Мы слушаем.
- Я не выспался, - повторил Паша в пространство.
- И кто тебе спать мешал? Духи?
- Типа.
- Ну, мы слушаем!
- Вы уснули. Я лежу. Вдруг звуки. Кто-то долбит в бубен и молится. Молится и долбит. Уснуть невозможно.
- И так всю ночь?
- Нет. Потом еще дети пришли.
- Дети?!
- Бегают вокруг палатки, топчутся. Потом садятся у входа, шепчутся и хихикают. Подслушивают что мы тут в палатке делаем.
- А что мы в палатке делаем?
- В палатке мы спим!
- Щас. Вы мне всю ночь спать не давали. Я за всю ночь глаз не сомкнул.
- Это как так? Что ты выдумываешь?
- Врун! Мы так спали, что нас из пушки не разбудить было!
- Щас, - Паша смотрел под ноги. - Сначала ты, Лена, проснулась, и как начала лезть из палатки, что я тебя еле скрутил. Потом ты, Марина, проснулась и тоже как начала лезть из палатки, что я тебя тоже еле скрутил. В общем, там кто-то бьет в бубен и молится, а я с вами воюю. Скрутил, значит, засунул в мешки. Ну, вроде уснули. Ну, думаю, может, тоже усну. А то на автобус ведь опоздаем.
- Пашка! Промокашка! Еще одно слово про автобус...
- Ну, вроде как бубен заткнулся. Лежу. Тихо. Потом эти дети долбаные как стали бегать вокруг палатки, как стали топтаться. Бегают и смеются. А потом как сядут у входа и как начнут царапаться. И шепчутся - жутко так, просто страшно. Тут ты снова, Лена, просыпаешься, цепляешься за меня, и начинаешь меня выгонять.
- То есть? - Лена весело рассмеялась.
- Выйди, мол, из палатки, Паша. Паша, выйди из палатки. А дети смеются и топчутся. А ты меня к ним выгоняешь. В общем, я тебя скрутил и засунул в мешок.
- Вот ты как, Пашенька, - весело рассмеялась Марина. - Все бы тебе нас скрутить и засунуть в мешок.
- А ты не смейся. Только я, значит, засунул ее в мешок, как просыпаешься ты.
- И тоже начинаю гнать тебя из палатки? К долбаным детям?
- В общем, бился я с тобой, бился, бился-бился, засунул в мешок. Застегнул. Вроде уснули.
- А дети? Ушли? А где же следы тогда, Пашенька?
- Да, Пашенька, где же следы? Что-то мы ничего не видели?
- Дуры. Это же духи. Какие следы?
- Ах так?
- Значит, все-таки дуры?
- В общем, дети ушли. Но потом снова пришли. И дети, и кретин этот с бубном. Как начал бубнить, как начал бубнить. Бубнит и молится, молится и бубнит. И дети хихикают, топчутся, шепчутся и скребутся. И тут вы опять просыпаетесь.
- И на этот раз что?
- Цепляетесь за меня, тянете во все стороны, тащите на кусочки. Пашенька, не выходи из палатки, Пашенька, не выходи из палатки. И при этом ревете.
- Что?!
- Как дуры.
- Что-о?! Ах ты!.. - Лена дернула Марину за руку. - Нет, ты слышала?!
- Вот ведь нахал! - Марина даже обиделась. - Ты хоть раз видел чтобы мы ревели - как дуры?
- Чтобы мы вообще ревели - видел?
- Видел. Не далее как сегодня ночью... Пошли! Быстро, на авто...
- Все, вот сейчас, - рассердилась Лена, - мы тебя все-таки бросим!
- Вон с той скалы!
- Пошли, я сказал!
- А я вот никуда не пойду! - разозлилась Марина. - Достал ты уже со своим автобусом ведь! Да и вообще, нам здесь нравится!
- И мы остаемся!
- И будем еще ночевать!
- С духами!
- Да пожалуйста, - Паша, все так же не поднимая глаз, схватил свой рюкзак. - Вот ваша палатка, - он пнул свернутую палатку. - А я на автобус опаздываю, - он отвернулся и запрыгал к ручью.