Совсем не так, как летом Гай Михайлович Север
Север Гай Михайлович
Совсем не так, как летом
Рассказ: Детская, Фэнтези, Сказки
В долине теперь было совсем не так, как летом. Бина выскочила из машины, подпрыгнула от восторга, прижала кулачки к груди, замерла. Папа с мамой вытаскивали из багажника лыжи и рюкзаки, а Бина стояла на вершине склона и смотрела в сверкающую снежную необыкновенность.
- Ой, мамочка! - зашептала Бина. - Ой, папочка! Как красиво! Как здорово!
Долина убегала на юг между зубастыми кряжами. Снег на Горах разбрасывал яркие искры. Небо было синее и глубокое, но не холодное, жесткое, а бархатное, ласковое. Солнце разливалось по снегу сияющим морем. Горы стояли - спокойные, сонные, и слепили ледяным сверканием. Дышалось так чисто и радостно, так глубоко и сладко, что хотелось визжать и прыгать от счастья.
- Еще как здорово, - сказал папа. Он присел рядом и положил на снег маленькие Бинины лыжи. - Зимой здесь обычно хмуро и пасмурно, ветер, а эта неделя очень погожая.
- И холоднючая! - воскликнула Бина. - Как у меня нос уже щиплется!
- Еще как холоднючая, - сказала мама. - Поэтому вести себя нужно совсем по-другому, по-зимнему.
- Совсем не так, как летом, - улыбнулся папа, помогая Бине надеть лыжи.
- Конечно! - глаза Бины сияли ярче чем снежные Горы и солнце. - Зимой на улице можно замерзнуть насмерть! Особенно тут, в горах. Ночью, наверно, тут все замерзает до звезд. А как же звери? У них ведь тепло в норках?
- Конечно, - папа поднялся и стал закрывать машину. - Они давно научились строить теплые норки.
- И как себя вести когда холодно, - мама проверила хорошо ли сидит Бинина шапочка.
- Но мы тоже знаем!
- Конечно. Самое главное - осторожно. Сейчас мы осторожно спустимся, потом осторожно пойдем, и доберемся вон до того склона.
- Знаю! Нам туда? Но это ужас как далеко, - Бина зажмурилась. - Летом туда мы целых полдня шли. Да?
- Сейчас будет быстрее, - сказал папа. - Сейчас речка замерзла, мы перейдем ее по льду, и пойдем напрямик.
- А вдруг лед треснет, и мы провалимся? Вот здорово, да?
- Не бойся, не треснет. Речка замерзла сильно, и лед крепкий. Мы пойдем осторожно, и с нами ничего не случится. А если станет опасно, Горы подскажут.
- Мы с ними дружим, - мама поправила Бине шарфик. - И они подскажут, если что-то не так.
- Нам пора, - папа надел рюкзак и взялся за палки. - Сначала доходим до тех зарослей. Смотри какие они сейчас белые и пушистые... А там и речка, помнишь? Мы ее перейдем, и на том берегу посмотрим как дальше.
Бина еще раз оглядела снежно-синюю блистающую картину и взяла свои палочки. Папа пошел впереди. Бина двинулась вслед, за ней мама.
Вокруг было просто невероятно. Миллионы искристых зайчиков прыгали по сугробам. Звонкий хрустальный воздух сиял солнечным золотом. Солнце плыло в шелковой дымке над блестящими пиками. Все погрузилось в холодный солнечный сон - огромные камни в сверкающих одеялах, одинокие кустики в пушистых перинках, маленькие рощицы под леденелыми покрывалами. Небо отражалось голубоватой прохладой на бледно-золотой сонности Гор. По долине растеклась волшебная солнечная тишина, и только чуть слышно шуршал по сугробам ветер.
Они спустились и бежали внизу, рассекая слепящее море снежного света. По сторонам полого поднимались склоны, потом прыгали вверх, в небесах превращались в ледяные скалы, и крошились сверху льдистыми искрами. Искры-зайчики катились по снегу, подскакивали на камнях, ссыпались с уступов, бегали по деревьям. Иногда несколько зайчиков встречались на какой-нибудь ветке, и тогда ветка роняла лохматый клубок - он падал мягко и медленно в синем сияющем воздухе, и тихо сверкал.
Наконец спустились в то место где летом пришлось поворачивать и искать как переправиться через реку. Тогда они долго шли вдоль потока, пока не нашли все-таки перекат, где вода, весело булькая, разбегалась между камнями. (Вымокли, правда, в брызгах насквозь, а папа вообще поскользнулся и угодил в воду по пояс, но это было просто ужас как здорово и интересно.)
А сейчас! Сейчас Бина даже не знала что думать. Речки - быстрой, холодной, чуть мутноватой (какой должна быть вода стаявшая с ледников) - речки не было! Теперь здесь стелился ровный пушистый ковер - голубые искорки-золотинки по снегу, тонкие травинки-палочки по берегам, птичьи лапки-следы на корочке наста. И обжигающе свежий, какой-то хрустящий холодный карамельный запах - не надышаться.
- А где речка? - Бина подпрыгнула и прижала к груди кулачки с лыжными палками. - Тут летом речка была! Я ведь помню! Куда ее дели?
- Никуда, никуда, - успокоил папа с улыбкой. - Там внизу она течет себе и течет, как летом.
- А-а! Это она на зиму так! Там ей тепло и уютно!
Они перешли замерзшую речку, побежали дальше, и очутились наконец у пригорка, куда собирались попасть. Сняв лыжи, устроились у валуна, который с одной стороны скрылся под снегом, а с другой, с солнечной, оброс зеленовато-оранжевым мхом. Бина сняла рукавички и потрогала тепловатый шершавый бок.
- Это же наш самый камень! Какой он тут мягонький! А давайте тут будем обедать! Тут так уютно, и все так здорово видно!
Они уселись, прислонившись спиной к уютному камню, и принялись за обед. Бина отхлебывала из кружечки ароматный чай с травами, и жевала бутерброд с сыром, вкусный здесь просто ужасно - когда вокруг все так снежно и холодно, так сверкающе и искристо, так льдисто и бесконечно.
Солнце уже покатилось к закату. Ветер утих. Впереди, далеко-далеко, между Гор распластались слоистые дымки - вечереющие лучи отражались там и рассеивались под сонными пиками. Было по-прежнему тихо, даже зайчики затаились на кончиках веток и уже, наверно, устроились на ночь.
Когда пообедали, папа собрался наверх, на вершину пригорка, чтобы сделать оттуда фотографию зимней долины (фотографию он задумал давно, еще летом, - она нужна ему для работы). Они обнялись на прощанье, и папа стал подниматься по склону. Бина с мамой смотрели как он осторожно пробирается между пушистыми белыми камнями - пока в глазах не поплыли жемчужно-сиреневые круги.
- Мамочка, а ведь папа там еще долго будет! - Бина зажмурилась и отвела взгляд от ослепительной яркости. - Можно еще и погулять успеть. Можно я немножко тут погуляю?
- Только не уходи, чтобы я тебя видела.
- Конечно, мамочка, конечно! Я здесь, недалеко совсем, вокруг камня. Просто ужас как интересно - ведь тут сейчас все совсем по-другому, совсем не так, как летом.
Она обошла вокруг камня, потом еще раз обошла вокруг камня. Потом чуть-чуть погуляла на север, потом чуть-чуть погуляла на юг. Папа еще не спускался, и Бина снова чуть-чуть погуляла на север. Потом снова побежала гулять на юг, старательно оглядываясь, чтобы не потеряться в снежной пушистости. (Сколько времени уже прошло! Час, а может быть, два, а может быть, три, а может быть, даже четыре. Какую там уже фотографию можно сделать огромную!)
- Бина! - в звонкой серебряной тишине рассыпался мамин голос. - Бина, постой!
- Да, мамочка! - Бина замерла на тропинке и обернулась. - Что, мамочка?
- Стой на месте и никуда не ходи! Папа машет - кажется, застрял на том узком проходе. Надо подняться и ему помочь. Я говорила, что один он там не пройдет, все-таки... С этими своими палками... Стой на месте и никуда не ходи, мы быстро!
- Конечно, мамочка, еще как! Только вы там поскорей, ладно?
- Как получится! Жди, и чтобы я тебя сверху видела!
- Я тут немножко потопчусь, вокруг камушка, ладно? А то если буду стоять, замерзну ведь! Только тут, вокруг?
- Только чтобы я тебя видела!
- Конечно, мамочка, еще как! Чтобы ты меня видела!
Мама стала подниматься по белому склону под самое синее небо. Она останавливалась, махала Бине руками, и Бина радостно прыгала и махала в ответ.
- Ладно, - сказала наконец Бина и отвернулась к долине. - Пусть они там пока спасаются и делают фотографию. А я тут пока потопчусь, вокруг камушка. А то, если буду стоять, замерзну ведь.
Она осторожно пошла вдоль укутанной снегом речки, с восторгом узнавая деревья, кусты, камни - которые видела летом.
- Ага, вот оно, это деревце! А где же тут камушек был? Ага, вот он, нашла! Какой весь снежный теперь! А ручеек... Где же мой ручеек? Вот здесь, что ли?.. И куда он делся теперь? Куда спрятался, на зиму?
Бина присела на корточки, поворошила снег в том месте где летом был ручеек (был обязательно, между камнем и деревом - они ведь нашлись). Потом поднялась, посмотрела в высоту склона, помахала крапинке-маме и крапинке-папе, в который раз огляделась.
- Ух ты, какая ложбинка!.. Как же я летом ее не запомнила? Или летом ее тут не было? Нет, как же так. Не может такого быть. Это я сама виновата. Надо было лучше смотреть, летом. А если ее не было, а вот вдруг появилась, то она, значит, волшебная. И там должно быть просто ужас как интересно. Наверно. Нет, обязательно! А они там пускай пока спасаются и делают фотографию. Я успею. Я только туда и обратно, быстро! Я ведь умница.
И Бина свернула в ложбинку, и побежала вперед, вдоль бархатно-белой полоски, под которой дремал ручеек. Она бежала, бежала, бежала - и вдруг остановилась, замерев от пронзительного восторга.
Солнце, которое уже касалось краешка Гор, рассы?палось в снежных черточках-ветках. Зайчики - их было просто невообразимо сколько! - покрыли ложбинку всю целиком, сверху донизу. Горы здесь были такие ласковые, зайчики такие пушистые, воздух так сладко вливался в грудь, что Бине захотелось подпрыгнуть и полететь. Она, как заколдованная, двинулась дальше. Шла в прозрачной пронзительной тишине... Шла, шла, шла - и вдруг что-то случилось.
Зайчики растворились. Солнце обвалилось за Горы. Стало темно и тревожно. Воздух потяжелел и застыл. Далеко за спиной что-то ухнуло, ветки вздрогнули, посыпались хлопья тусклого снега.
Бина вздрогнула тоже, вместе с ветками, и обернулась. Там где она шла - где было радостно, весело и прозрачно - теперь стало мрачно, тревожно и непонятно. Бина побежала обратно. Она бежала, бежала, бежала, забежала за огромную лапу, которую выставила гора поперек дороги, - и остановилась как вкопанная.
- Ой, мамочка! - она прижала ладони к щекам. - Ой, папочка!
Впереди больше ничего не было. Ложбинку перере?зала стена снега. Деревья, камни, кусты - все вокруг было засыпано снежной пудрой - она кружилась еще кое-где, в мрачных углах. Опустилась тревожная тишина.
- Ну что же такое... - заплакала Бина. - Мамочка... Папочка... Как я теперь найдусь?.. Как через этот снег перебраться?.. Ведь это такая ужасно огромная куча... До неба!
И Бина стояла, и плакала, и вытирала слезы холодными рукавичками. А вокруг становилось темнее, мрачнее, страшнее. И нос начинало хватать не на шутку, и воздух все каменел, и дышалось им все тяжелее.
Бина устала плакать, и стояла теперь просто вздыхая. Стоять становилось холодно, теплая куртка переставала греть, пальцы в теплых ботинках начинали мерзнуть. Бина решила, чтобы согреться, попрыгать. Она прыгала, прыгала, прыгала, и, пока прыгала, сообразила.
- Вот что. Папа говорил, что когда теряешься лучше быть на одном месте. Тогда тебя легче найти. Но если сидеть на месте - замерзнешь. Значит надо бегать туда-сюда. Сейчас я сбегаю туда где было солнце, и воздух, потом снова сюда. Потом опять сбегаю туда, потом опять сюда. Потом еще раз сбегаю туда, потом еще раз сюда. Я и тут буду часто, почти все время. И если буду бегать, как раз не замерзну. Или не очень замерзну. Или не сразу... - Бина вздохнула, шмыгнула носом. - Все, побежала.
И Бина побежала назад - туда где было солнце, и сладкий волшебный воздух.
Бина добежала дотуда где случился весь этот ужас, остановилась и сразу начала мерзнуть. Попрыгала, растирая нос и щеки холодными жесткими рукавичками.
- Надо все-таки посмотреть что там дальше, - вздохнула Бина, посмотрев в небо, которое начинало темнеть. - Пока не темно, и видно. Вдруг я до чего-нибудь не дошла, такого?.. Я только чуть-чуть, и сразу обратно. Честное слово. Я ведь все равно тут, почти... - она побежала вперед, и через минуту выбежала к распадку. - Ух ты, какая лощинка... - прошептала Бина, глотая слезы. - Ну, уж эта должна быть волшебная... - она перебежала замерзший ручей и остановилась у входа, под разлапистым деревом. - Конечно волшебная, - всмотрелась Бина. - Надо в нее сходить... Она ведь волшебная... Немножко там посмотрю, полминуточки... За полминуточки я еще больше не потеряюсь. Честное слово.
Она забежала в лощинку и стала красться в таинственный сумрак. Лощинка, безусловно, была волшебная. Воздух здесь был совсем ледяной, но совсем не такой колючий. Снег здесь был совсем глухой, но совсем не такой мрачный. Даже деревья тут спали не так, как везде позади. Они стояли совершенно не шевелясь, а с веток падали огромные лохматые хлопья, и падали очень долго - целый час каждый.
- Как здорово... Как замечательно... Я ведь знала, что найду все-таки. Что-то такое волшебное, по-настоящему. Эх, жалко, что я потерялась, и мама не видит, и папа, - Бина горько вздохнула. - А рассказать - не расскажешь. Волшебное ведь не рассказывается. Его только смотреть нужно, самому.
И она шла все дальше и дальше, и не останавливалась, потому что в волшебных лощинках нужно идти пока идется - останавливаться нельзя. И Бина шла, шла и шла, и внимательно смотрела вокруг, чтобы все запомнить как следует. (Неизвестно когда она еще потеряется. Может быть, не потеряется больше ни разу, а в волшебные лощинки попадают только когда потеряются. Во всяком случае, пока Бина не потерялась, в волшебные лощинки не попадала ни разу ведь.)
Вдруг впереди произошло непонятное. Огромное дерево, которое стояло себе лет, наверно, четыреста (может, и больше - огромное ведь, просто ужас какой-то), заскрипело и стало медленно падать вниз. Оно рухнуло поперек, загородило дорогу, и снежное облако долго еще растворялось в лиловом сумраке. Когда наконец встревоженный снег успокоился, Бина осторожно подбежала к дереву и осторожно его потрогала.
- Ух ты! Вот это да! Вот это ничего себе! - и призадумалась. - Мамочка... Дальше, значит, нельзя?.. Папа говорил, что Горы скажут если будет опасно и нельзя будет идти. Ой, мамочка. Там, наверно, опасно! - Бина завороженно вгляделась во мрак за упавшим деревом. - Интересно, что там такое? Что может быть? Просто ужас какой-то.
Она стояла, стояла, стояла, но холод снова стал забираться под куртку, и Бина решилась.
- Дедушка Мороз, миленький! А можно я чуть-чуть посмотрю? Совсем чуть-чуть, и сразу домой. Я понимаю - дальше нельзя. Но ведь только чуть-чуть. Только глазком, и сразу назад. Честное слово.
Она подбежала к дереву и перекарабкалась на другую, страшную сторону. Остановилась, замерла, вжав голову в плечи.
- Ой, мамочка, - сделала три испуганных шага, остановилась, потом еще пару шагов. - Как страшно!.. А интересно!.. И страшно... А интересно...
Из сумрака дохнуло ледяным холодом. Щеки и брови выстыли враз, и Бина схватилась за них холодными жесткими рукавичками.
- Ой, мамочка. Пойду-ка я, наверно, назад. Что-то там, кажется, такое, что просто ужас какой-то, наверно... Ладно, я и так тут уже хорошо посмотрела.
И она бегом вернулась к упавшему дереву, перекарабкалась на свою сторону, на прощание обернулась, посмотрела в страшенный холодный мрак, и побежала назад. Добежала до дерева - пушистые лапы-ветки торчали над тропкой, - выбежала на небольшой простор своей ложбинки. И вдруг остановилась, подпрыгнула и прижала ладошки к щекам.
- Ой, мамочка!!!
Чуть в стороне, почти сливаясь с вечерним сумрачным снегом, сидел огромный, лохматый, ушастый, пушистый и вообще просто какой-то необыкновенный настоящий волк. На мудрой усатой морде спокойно светились глаза.
- Мамочка... Это же волк!!! - Бина не знала что делать - бежать, плакать, кричать, или еще что-нибудь. - Настоящий! Ну что же такое! Ну почему меня все хотят съесть, сегодня... Ну что сегодня за день такой... Ну и правильно, - она всхлипнула и вытерла нос. - Ну и правильно, что я потерялась. Так мне и надо. Буду знать. Надо слушаться взрослых, и пусть волк меня съест. И поздно реветь. Раньше надо было чесаться.
Она стояла и терпеливо ждала когда волк начнет ее есть. Она ждала, ждала и ждала, мерзла, мерзла и мерзла, но волк только сидел и смотрел. Бина, наконец, не выдержала.
- Волк! Ну когда ты меня есть будешь? Я замерзла уже. Холодно ведь ужасно, ешь быстрее ведь, - она вздохнула. - Или ты сегодня поужинал? Что-то мне тоже есть захотелось... Сейчас бы чашечку чая горячего... И бутербродика... С сыром таким, там еще дырки, вкусные... Что же я так проголодалась-то, вдруг. Вот тоже еще наказание.
Но волк вообще не стал ее есть. Он еще немножко посмотрел и убежал - растворился во мраке без звука и следа. Бина снова вздохнула, горько и тяжело.
- Ну вот. Даже волк не стал меня есть.
Ей стало так грустно, так одиноко, так плохо, что она заплакала - как не плакала еще никогда. Она стояла, не чувствуя холода, не замечая ничего вокруг, и теплые слезы текли по щекам, на шарфик - она их не вытирала. Потом плакать устала и стала просто вздыхать.
- Пошел, наверно, домой, в норку... У него там, наверно, уютно, тепло, вкусно... Он ведь давно научился ее строить... Ладно. Хватит реветь. Зачем я такая дура? И что же мне делать?
Она стояла у входа в лощинку, под разлапистым деревом, и ей снова хотелось плакать. А вокруг уже наступила студеная ночь.
Вдруг произошло замечательное. Вверху появилась Луна. Неслышно и незаметно она подкралась из-за Гор, возникла над льдистыми пиками и заглянула в ложбинку. Тяжелая тишина растворилась, исчезла в яркой прозрачности лунных лучей. Светлые, чистые, легкие Горы сияли в Луне, а за ними висело небо, черное и блестящее, и на нем вдруг рассыпалось столькущее множество звезд, что Бина подпрыгнула и прижала к груди кулачки.
- Ой, какая Луна! - прошептала Бина. - А звезды какие ужасные! Я такую Луну никогда не видела! Это она специально пришла, чтобы мне было не темно и не страшно. Ой, какая Луна! Жалко мама не видит, и папа. У них там тоже сейчас где-то Луна, но ведь совсем не такая. У меня тут совсем ведь другая Луна. У меня тут моя Луна.
И Бина стояла, и Горы плыли в сияющей высоте, и ей стало спокойно и хорошо, и она даже забыла про холод. Но холод грыз все сильней, и куртка уже не грела, и пальцы в ботинках мерзли.
Бина снова стала бегать и прыгать. Она побежала к снежной стене, не добежала, развернулась, побежала назад - вот снова лощинка, куда Бину Дед Мороз не пустил, - вот здесь сидел добрый, совсем не голодный волк - вот следы - вот куда убежал - вот следы тоже - ой, мамочка! Что это там за киски?!
Впереди, Бине навстречу, бежали какие-то здоровенные лохматые кошки. Они были серо-серебряные, в большую черную крапинку, и мягко сверкали в лунных лучах. Когда кошки подбежали ближе, Бина увидела, что там была одна просто огромная, и две поменьше, с пушистыми толстыми лапами, с мохнатейшими хвостищами. Они были ужасно милые, вокруг от них стало светло, радостно и легко. Бина, взметая льдистые искры снега, кинулась к ним.
Киски набросились на нее, тяжеленные - но такие мягкие, такие пушистые, такие необыкновенные, такие ужасные лапочки, - и стали лизать в щеки и в нос. Большая киска отошла и жмурилась из-под дерева, поглядывая как Бину опрокинули в снег и продолжали облизывать теплыми шершавыми языками. Бина смеялась и отбивалась, но киски не отступали, и так они кувыркались, кувыркались и кувыркались, и Бина даже запыхалась, и ей стало жарко, и куртку пришлось чуть-чуть расстегнуть.
- Ой, мамочка! - она наконец села и отдышалась. - А это, наверно, ваша мамуля! Вы ко мне нарочно пришли, правда? А то мне тут скучно и одиноко, так просто ужасно, что я даже плакала. Побудьте со мной до утра, ладно? Утром меня должны будут найти и забрать. Какие кисуленьки! - она снова бросилась обниматься. - Я даже не знала, что такие бывают, вообще!
Котята не отставали. Они носились пушистыми колобками, и напрыгивали на Бину, и лупили хвостищами, и толкали толстыми лапами. Бина вскочила, и они стали носиться все вместе. Они бегали, и играли, и визжали, и фыркали, и все было так здорово! А Луна потихоньку пробиралась по небу, и уже повисла над кряжем с другой стороны ложбинки.
Бина и котята устали и, наконец, привалились к камню. Бина устроилась между котятами, ей было тепло, уютно, легко, вовсе не грустно и не тоскливо. И они сидели под бездонным сверкающим небом, и Бина смотрела на звезды - как улетают к ним клубки от дыхания и растворяются там.
- Какие вы замечательные кисульки! - сказала радостно Бина, поглаживая пушистые уши. - Какие у вас мягкие уютные шубки! - она гладила усатые морды. - Я таких больше ни у кого не видела!
Бина сидела, гладила шубки, усы и носы, и снова заметила волка. Теперь он сидел чуть поодаль, вверху, на пригорке-мизинце, который торчал из подошвы горы. Волк жмурился в лунном свете, и умиротворенно глядел как Бина с котятами отдыхают. Мама-кошка подбежала, улеглась рядом, и Бина уткнулась в мягкий прохладный бок, такой ласковый и домашний, такой замечательный... И рядом приютились котята, и стали урчать и сопеть. Бина не заметила как уснула - так сладко, спокойно и чисто, как, кажется, не засыпала еще никогда.
Проснулась она оттого, что кошки снова лизали ее в нос и щеки. Луны больше не было - она укатилась за Горы, и в небе теперь остывали последние звезды. Сумрак окутал ложбинку ледяной периной.
Бина вскочила и принялась растирать нос, который замерз и так вдруг окоченел, что его как будто не было. Холод стоял такой, что дышать было почти невозможно - воздух застывал в груди, обратно не выдохнешь. Пальцы в ботинках исчезли.
- Ничего себе, мои кисочки! Ух ты, как холодно! Градусов, наверно, полторы тысячи! Я даже не знала, что в мире бывает так холодно. Как же вы тут живете? У вас должна быть теплая норка, конечно! А можно к вам в гости, хотя бы глазком? Так интересно - как у вас в норке!
На этот раз поиграть им не дали. Вдалеке - не в той стороне где случился весь этот ужас, а в другой - возникло движение. Там появились точки и побежали сюда. Мама-кошка отошла под дерево и, чуть насторожившись, стала следить как точки вырастают в людей. Бина смотрела, смотрела, смотрела - и вдруг оказалось, что впереди бежит мама, за ней папа, за ним соседи из соседнего домика.
- Мамочка! - взвизгнула Бина. - Папочка! Смотрите! Смотрите какие котики!!!
И Бина схватила котят в охапку и побежала, но они все-таки не уместились и по дороге выпали. Бина засуетилась, пытаясь их подобрать, подобрала первого, стала подбирать второго, но пока подбирала второго, первый выпал опять, и она снова попыталась подобрать первого, и тогда выпал второй. И пока она так возилась, пытаясь все-таки подобрать упрямых котят, мама подбежала, присела рядом, и прижалась холодной щекой:
- Биночка... Ну что же такое...
- Мамочка, - прошептала Бина в ответ и спряталась в пушистых котятах. - Я и сама не знаю... Я ведь недалеко ушла, кажется... Только за угол, и все... И за углом почти никуда не ушла, а оно вдруг сзади как грохнется! И все... Смотрю - потерялась.
Тут подбежал папа, тоже опустился рядом, и тоже прижался щекой:
- Бина! Ну что же такое!
- Ой, папочка, а нам тут было так весело... Сначала мы бегали и играли, и так наигрались, что просто ужас какой-то. А потом мы так вкусно поспали, все вместе, а потом вы и пришли. А еще с нами был волк, вон там... Вон, смотри... Видишь под деревом... Видишь какие котики...
- Это уже не котики... Это барсики... Такие горные кошки, очень редкие...
- А как вы нас тут нашли? Кто вам сказал?
- Волк. Мы увидели, что за тобой не пройти, быстро вернулись, и стали думать как можно сюда попасть. По карте получалось, что с нашей стороны никак. Мы уже собрались ехать звонить, вызывать вертолет, как вдруг собаки залают! Выходим на улицу, смотрим - волк! Бегает туда-сюда, к лесу - обратно, к лесу - обратно. Забегает в лес, ждет и оглядывается. Тогда мы побежали за ним. А он бежит по каким-то ущельям, по каким-то таким уголкам...
- А мы тут пока играли вот с котиками... И хорошо, что все завалило... Никто не придет и не тронет... Жалко, что их нельзя позвать в гости...
На прощание Бина расцеловалась с котиками, помахала маме-кошке, волку (он снова сидел неподалеку, на своем пригорке, и наблюдал чтобы все было по порядку). Оглядела ложбинку, Горы, небо - наконец отвернулась, и они побежали домой.
У поворота, за которым ложбинка кончалась и превращалась в узкий проход, Бина остановилась. Сонные рощицы вдоль подснежного ручейка уже просыпались. Высоко над горой парила большая черная птица, крапинкой на бархатной синеве. Солнце вот-вот должно было выбраться из-за далеких пиков. Белые зубья Гор, дымчатые и прозрачные, плыли над миром, и розовато-золотистые искры уже сверкали в выси. Бина вдохнула сладкого жгучего горного холода, повернулась - и побежала домой.
|
