Трансмутация Гай Михайлович Север
        # «День неба». Повести. Рассказы. Toronto: Aeterna, 2012. В тот день мне приснился дурацкий муторный сон.
        Мутный поток несет непонятно куда, крутит, швыряет, бьет волнами, топит. Бурный, холодный, враждебный, и топит каждый раз по-разному - то закрутит так, что небо над головой размазывается в воронку; то швырнет так будто я влетел головой в камень; то ударит волной так, что я теряю зрение, слух... Топит оковав ноги, утягивая в страшную необъяснимую глубину...
        Я плыву, сражаясь с потоком изо всех сил, и силы эти последние, они заканчиваются. С каждой новой попыткой освободиться я все больше осознаю, что следующей попытки, наверно, не будет - потому что сейчас наконец со мной будет покончено. Я чувствую, что задыхаюсь, и хочу закричать, но закричать не получается - и потому, что страшно (ведь я тогда захлебнусь), и потому, что нет сил (масса воды давит на грудь так, что легкие слиплись).
        И вот эти последние силы кончаются, и я чувствую, что наконец начинаю тонуть. И в фатальный момент думаю: «Почему меня сюда понесло, вообще? Что-то где-то неправильно сделал... Что-то где-то неправильно выбрал... Но ведь не все потеряно... Надо как-то вернуться... Нужно найти такую струю... Которая вернет обратно, в ту точку где все началось... И там сделать не так... Течение очень бурное, миллион струй, все бьют в разные стороны... Вообще удивительно, что оно куда-то определенно течет... Надо найти струю...»
        Тут я вроде как закричал и проснулся. Минуты три ничего не соображал, потом понял, что откуда-то доносится шипение бьющей воды. Я вскочил. Шипение доносилось с кухни. Помчался туда. Пол в кухне был залит водой, сантиметра на два. Я смотрел на расползающийся водоем (пол в кухне, оказывается, далеко не горизонтальный), и наконец сообразил вернуться в ванную и перекрыть входной кран (он у меня почему-то в ванной под раковиной, почему - никто не знает, тем более что стояк в туалете).
        Я перекрыл воду, вернулся на кухню, заглянул в шкаф под раковиной. Лопнул гибкий шланг. Я похолодел, осознав бесконечную милость богов, которые позволили шлангу дожить до ночи и не лопнуть, например, утром, когда я часто ухожу на весь день. Времени было почти семь. Я вернулся в спальню, взял телефон, позвонил в аварийную службу. Там сказали что «в течение дня будут». (У нас так; а бывает, говорят, и хуже.)
        Наконец оделся и начал вытирать воду (вернее, собирать). Собрал почти половину - как в дверь стали трезвонить. Бросился открывать - явились два трезвых техника; они прошли на кухню, радостно потоптались в оставшейся воде, заглянули под раковину, оглядели лопнувший шланг, с удовлетворением покивали и ублаготворенно сообщили, что мне, брат, еще повезло. Что в таких случаях, как правило, трехкомнатная квартира «уходит за пятнадцать минут, а двушка - вообще не успеешь пернуть» (пардон, цитата), и что «я бы на твоем месте не возбухал, брат».
        Я сказал, что возбухать, собственно, не собираюсь, а просто хочу этот шланг поменять, в общем-то. Мы договорились; они сказали, что зайдут «после обеда, у нас с собой сейчас нет, мы сейчас просто зашли тут мимо, нам позвонили сказали, а ты пока ничего не включай». Прошли в туалет проверить входной кран, искали его там больше минуты, потом, очевидно, вспомнили, что входные краны бывают и в ванной, прошли в ванную, где убедились, что он там есть, и он перекрыт.
        Вернувшись на кухню и потоптавшись в луже еще минуты две, они наконец ушли. Я дособирал воду, завернул линолеум, который снизу весь, понятно, вымок (у некоторых на кухне ламинат - что, по-моему, весьма легкомысленно, - причем некоторые из тех некоторых его еще и страхуют). В общем, часам к девяти на кухне все было более-менее по-человечески; я переоделся и двинул к В.В. на утренний кофе.
        Года четыре назад мы пили по утрам кофе почти каждый день (пользуясь соседством домов), но последний год получается раз-два в неделю; В.В. заморочен семьей-внуками, я - утренними делами и попытками спрыгнуть с кофе (безуспешными, да). Но сегодня надо идти, потому что крайний раз заходил давно, и еще надо обязательно рассказать про воду, и послушать очередную из его бесчисленных поучительных историй, которых у него по три штуки на каждый жизненный случай.
        Я порыскал по своим книжным запасам, древним и загадочным (половина книг я сам не знаю откуда и когда у меня взялась), вытащил какую-то книженцию очередного вскрывателя тайн египетских пирамид (В.В. постоянно просит «что-нибудь почитать» - все свое он давно перечитал, купить новое «и времени нет, да и что покупать-то сейчас?»), и двинул.
        * * *
        У В.В. все всегда супер; когда ни придешь - все по-старому-доброму, все предсказуемо-консервативно, все знакомо-умиротворяюще, уютно, покойно, удобно - и вообще он красавец. Ему скоро семьдесят (плюс двое внуков), а выглядит лет на двадцать пять моложе, и это даром что в юности «профессионально» занимался гимнастикой. (Вовремя ушел; но, тем не менее, был впоследствии вынужден переехать к нам в город - из-за того, что в столичном климате, в наследство спортивной юности, стали болеть руки, и так, что заснуть мог только задрав их наверх, вертикально, на всю ночь до утра; исхлопотал отставку, по состоянию здоровья (помог знакомый хирург), что было непросто, так как, будучи главным инженером некого ВПО, в своем случае имел дальше дорогу либо в министерство, либо на свалку.)
        В.В., разумеется, был удивлен услышать от меня о таком приключении - потому что со мной никогда ничего не случается, вообще, и ничего «такого» в ответ на его истории я про себя рассказать никогда не могу. Он с ходу нашел нечто подобное из своей сверхинтересной (без шуток) практики - это случилось на его головном предприятии, в столице, как-то зимой. В общем, в два часа ночи звонок: «Машина у подъезда». Приезжает на предприятие - в одном из цехов ЧП. Вернее, не «в» одном, а собственно «на» одном - на крыше образовался бассейн воды, которая начинает просачиваться в цех и капать на линию (а на линии - крой для, ни много ни мало, скафандров; предприятие восемьдесят процентов продукции готовило на «военку» и космос).
        Вечером случилось резкое потепление, снег начал таять, все потекло. «Не будем говорить почему», но в водосточных трубах застряли непротаявшие куски снега-льда. На крыше образовался плавательный бассейн, на который кровля рассчитана не была. Водосточные трубы были внутренние, в стене, поэтому как быстрее прочистить ледовый затор - сначала никто не мог даже предположить. Снег на крыше таял, понятно, быстрее чем куски льда в трубах в стене; плавательный бассейн на крыше сочился на крой скафандров все интенсивнее. Космонавты рисковали остаться без экипировки, программа запусков на ближайшие годы - быть сорвана, все такое.
        Тогда В.В. изобретает очередной велосипед - в плане способа «клин вышибают клином». В соседнем цехе, где что-то отделывалось, по техпроцессу требовался пар с температурой сто двадцать градусов. Они берут оттуда шланги с паром, подводят к водосточным трубам снизу, и этот пар туда запускают. В общем, государственная космическая программа была спасена (за что никто из участников спасательной операции не был ни награжден, ни вообще как-либо поощрен; причины понятны). В.В. рассказал эту свою очередную историю, после которой я в очередной раз проникся всем комплексом собственного ничтожества, со своим несчастным гибким шлангом современного производства, и мы на сегодня расстались - он приступил к готовке обеда, на всю свою эту ораву, я двинул домой, пытаться работать.
        * * *
        У меня идиотская натура - я не могу ничем заниматься если у меня что-нибудь не в порядке. За это себя ненавижу так, что впору покончить жизнь самоубийством. Это, как видно, следствие не менее идиотского перфекционизма, который, в частности в работе, часто больше мешает чем помогает. Вот и сейчас - пока идиотский кран не будет заменен, линолеум - высушен и развернут на место, работать «с полной отдачей» я не смогу. Плюс к этому обстоятельству как таковому меня напрягал грядущий визит специалистов-сантехников. Я и так стараюсь лишний раз не общаться «впустую», а от такого общения как со всеми этими, пардон, мастерами, энергии не прибавляется однозначно. Которой и так ведь нет.
        В общем, я тупил, тупил, тупил, бросил безнадежную затею что-то на данный момент сделать, пошел на заветный сайт и открыл заветную страницу. Об этом мониторе я мечтал года четыре, но он стоил столько сколько я, напрягая весь максимум текущих возможностей, не заработаю за десять лет. Я пятьсот миллионов раз (может быть больше) клялся страшнейшими клятвами, что больше никогда, никогда, никогда не вернусь на эту страницу и не буду себя терзать. Какое-то время я, да, сюда реально не заходил; но за это время монитор несколько раз попадался мне мимоходом на сторонних сайтах, и я решил, что - хрен с ним, мы все так или иначе клятвопреступники, в частности перед собой.
        И вот я снова стал ходить смотреть на мой монитор, каждый раз с еще большей печалью - так как цена постоянно росла (даром что железки, в общем, сами по себе, дешевеют), а мой заработок, в русле общей инфляции, наоборот, падал. Я смотрел на него, и стал перебирать в голове «упущенные возможности» - каким образом так получилось, что купить его, в свое время, не получилось - ведь было время когда, в общем, я мог, так или иначе, набрать нужную сумму. Сейчас я столько не наскребу даже теоретически, а было время когда возможность реально была. Чего мне тогда не хватило? Скорее всего реальной уверенности - даже не в том, что «я могу заработать»; скорее некая мерзость типа «блин, все-таки дорого; он, конечно, нужен, реально, но... как-то жил без него, работал, и дальше смогу...»
        Я сидел-смотрел, и вдруг понял, что на самом деле ни пожалел денег, ни убедил себя в необходимости, ни что-то такое; «упущенная» тогда возможность, на самом деле, - следствие общей кривости жизни, моей в частности. Когда все, в общем, идет через задницу, а ты это направление не контролируешь. Когда знаешь, что все идет через задницу, знаешь, что не контролируешь, очень хочешь контролировать, изменить - но за что ни возьмешься, в этом плане, оно все - все равно через задницу, и в итоге как через нее было, так и осталось. В общем, «где-то что-то не так», а где что - кто скажет?
        Зазвонил телефон. Я посмотрел - и поморщился. Звонила Б., моя очень старая кислая подружка. Очень старая в плане того, конечно, что я ее очень давно знаю - лет даже с ходу не вспомнить сколько. Мы познакомились в каком-то подвале на каком-то концерте какой-то неформальной музыки (тогда они проходили преимущественно в подвалах). Она постоянно тогда повторяла «где-то я тебя видела», «где-то я тебя видела», «где-то я тебя видела», на что я отвечал как обычно в таких случаях: «меня многие где-то видели».
        Б. - девица того плана у которых не то чтобы явное «бешенство матки», а, скорее, просто максима «nulla dies sine linea» с изменением последнего слова на, по настроению, «fututione», «irrumatione», «paedicatione», или, на худой конец, «fellatione» (без последнего, я подозреваю, у нее действительно не обходится ни один день - во всяком случае, не обходился когда я с ней более-менее тесно общался).
        Б. возвела в культ этот афоризм (со всеми указанными модификациями) в возрасте четырнадцати, когда ею возобладал весь двор; годам к шестнадцати география обладания расширилась на весь город, превратив Б. в своего рода региональную достопримечательность. Так или иначе, у нее имелся «охуллион» (пардон, цитата) знакомых, которые бесконечно заходили к ней на огонек, просто пообщаться, часто просто между собой, и, между делом, попутно, в плане даже не хоть какого-то сексуального приключения, а обязательной уже рутины, - ей присунуть.
        Я так понимаю ей было реально все равно с кем, лишь бы было. В этом плане перепихнуться с Б. в нашем городе считалось совершенно незазорным, а позже даже наоборот; когда про кого-то становилось известно, что Б. обошла его своим лоном, с изгоем часто переставали общаться. Я был ничем ни хуже, ни лучше других; Фортуна не обошла и меня, и у меня тоже с ней (с Б.) несколько раз «было», по-всякому.
        Однако затем со мной случилось такое что вряд ли случалось с кем-то из обладателей Б.; в один (прекрасный?) момент я подумал - а зачем мне это надо, реально? И я стал жалеть, что у меня с ней «было»; этот факт в моей биографии (и так дурацкой и бестолковой) начал действительно напрягать. Не могу объяснить как-почему, но вот так. Сначала я вообще хотел перестать с ней общаться, но, во-первых, она доставала звонками и приветами через подставных лиц, во-вторых, меня что-то постоянно удерживало от того чтобы ее послать окончательно и фундаментально.
        Не знаю, может быть это был сам принцип знакомства, в некотором смысле возбуждающий, - можно прийти к ней в любое время, без предупреждения, просто почесать языком, о какой-нибудь несусветной «соломе», и между делом ею отобладать, по-всякому. Но сколько я ни зарекался ей не звонить, и про нее не думать, - рано или поздно наступал момент когда снова звонил, и снова шел в гости. Причем после того как я решил, что «нафиг мне это надо», у меня с ней ничего «не было» (она, со своей стороны, звала меня в гости больше рассчитывая на бутылку халявного пива, чем что ее и на этот раз трахнут).
        Я приходил, угощал пивом (сам бросил давно, уже не помню когда), мы несли чушь, я сидел и без конца сомневался - может быть все-таки трахнуть? или все-таки нет, ну его нафиг? раз уж решил? - пока наконец не сообщал, что мне «надо идти, работа». Как-то так. И эта ситуация в последнее время стала так вымораживать, что вообще просто. Я взял трубку.
        - Че не за-аходишь? - вякнула Б., в своей обычной развязной манере. - Опять работа?
        Я стал мямлить в том плане, что да, достало по самое нехочу, но можно бы и зайти, только давай, может быть, как-нибудь в другой раз, а то у меня тут шланг лопнул. Я вцепился в этот шланг как в последнюю соломинку утопающего, и отмазался от визита только благодаря мастерам-сантехникам, которые должны были, кстати, уже прийти (уже наступило явное «после обеда»). В общем, мы договорились созвониться когда я освобожусь. Я отключился, и стал в который раз проклинать себя за все эти сопли, из которых почему-то никак не мог выбраться. Вот бы Б. вообще не было в моей жизни! Ну, хотя бы просто не больше случайной встречи...
        * * *
        Пришли мастера. Я был ужасно рад - отвлекли от этого тягостного болота. Через полчаса какой-то кромешной возни шланг наконец был обновлен. («А ты че, сам че - не можешь, что ли? Не мужик, что ли, типа?» «У меня, вообще-то, другая профессия, если не догоняете». «Да-а?..») После всей этой каши оставаться дома «было положительно невозможно», и я вышел на улицу.
        И вот сейчас, сегодня, ноги опять понесли меня на этот проклятый мост. Я там не был давно. В свое время ходил каждую неделю, потом каждый месяц, потом несколько раз сходил каждый год, в тот день и, по возможности, час когда это со мной там случилось. В прошлом году - в тот день и, по возможности, час - я туда уже не ходил. Заставил себя не ходить, потому что все это бред и помешательство, потому что все это светит психушкой, реально, без шуток.
        Просто однажды я шел по этому проклятому мосту - и увидел девушку. Вернее, двух девушек - они шли навстречу слева, у парапета; я посмотрел на нее, она посмотрела на меня; я прошел еще несколько метров, как на меня нашло что-то такое, что никакими словами не описать (поэтому описывать не буду). В общем, пока это что-то такое отошло, пока я снова начал соображать, - они с подружкой исчезли, растворились, как будто не было. Но они были! Эта картина, спустя столько лет, у меня ясно, отчетливо стоит перед глазами - как они идут; фигуры, лица, все что надо - нереальное у обеих, но зацепила меня она, и зацепила так, что прошло столько лет - а я до сих пор, в глубине, тлею каким-то безумием.
        От полного сумасшествия спасает, наверное, факт, что я реально не соображал тогда целых полторы минуты - время за которое они прошли мост и исчезли. Реально не могу укорить себя в том, что «сам виноват». Хотя, очевидно, сам виноват, раз так получилось. Первое время я сходил с ума в такой степени, что на том месте где мы увиделись нарисовал баллончиком свой телефон. (И мне не стыдно в этом признаться; а если вам стало смешно, то смеяться над убогими - грех.) Не знаю на чем держалась надежда, что она, даже если пройдет здесь когда-нибудь еще раз, обратит внимание на эти цифры и сообразит, что за ними кроется также упущенный шанс ее жизни, и что нужно бросать все и звонить.
        Я добился только пачки звонков от какой-то «общественно-юридической организации», и бесконечного СМС-спама о волшебных кредитах (причем каждый раз с разного номера). Не знаю - может быть именно эта реальность жизни (общественные юристы и кредитный спам) вернули меня с потусторонних небес на землю, но я взял себя в руки (через долгое время...) и стал «как-то жить дальше». Не знаю - время может быть лечит, но в моем случае это должно быть, очевидно, очень долгое время. Сейчас, конечно, об этом я вспоминаю «с тихой и светлой грустью», но в сердце иногда что-то больно шевелится.
        Три раза пошевелилось так больно, что я сошел с ума, нашел по объявлению гадалок и сходил. Первая долго парила мозг в плане «вы были близки в прошлой жизни», что «вы снова встретитесь там же, ты обязательно там бывай» - в общем, понятно. Вторая мозги, напротив, вообще не парила, а сообщила, что мы увидимся через «три года три месяца и три дня», и попросила бросить деньги под стол. Третья опустила мои иллюзии ниже плинтуса, заверив, что я эту девушку никогда не увижу, что у нее с этой подругой, с которой они тогда вместе шли, будет раздор по поводу м.ч. этой самой подруги, что они на этой почве типа даже поссорятся, и что вообще она сама (в смысле искомая девушка), похоже, беременна, но об этом еще не знает, но «когда узнает - будет поздно».
        У меня хватило, все-таки, сил прекратить потусторонний беспредел, у себя в голове и душе, и «как-то жить дальше». Но иногда, все-таки, что-то снова «шевелится»... И вот сейчас меня снова понесло на этот проклятый мост. Не знаю - может быть подействовало сочетание Б. и мастеров-сантехников, в контексте всей моей дурацкой пустой жизни, но вот пошел.
        Прошелся по мосту туда-обратно, сейчас вдруг отметив, что маршрут не вызывает в сердце привычно-больных движений. Я ощутил, что как-то «выгорел», что ли, - не знаю как выразить. Ощущалась смесь боли с усталостью, в которой усталости было больше, и тупая в этой смеси была не боль, а эта усталость.
        Я прошел «это место», вспоминая, с какой-то презрительной к себе жалостью, как рисовал тут свой номер (очень рано, чтобы никто не увидел, что это именно я схожу тут с ума, - хотя кому какое дело кто и что тут рисует? придурок); прошел раз туда, раз обратно, пошел назад, просто так, гуляя. Домой идти не хотелось; больше идти было некуда, поэтому я решил пошататься. Пойти домой, но каким-нибудь не обычным отсюда маршрутом. Свернул, чтобы пойти как минимум в тридцатиминутный обход, пошел по сонным здесь «после обеда» улицам. Минут десять я шел, пытаясь додавить в себе все эти никак, все-таки, не отпускающие до конца чувства и воспоминания. Шел, шел, шел, как вдруг услышал волшебный голос.
        - Что не заходишь? Опять работа?
        Я обернулся. Это была М. - девушка моего очень старого, не очень близкого, но очень хорошего знакомого, С.
        Про М. нужно сказать только одно - она настолько запредельная, во всем, без малейшего исключения, что когда, например, просто стоишь рядом, то «сносит крышу». Мысли заканчиваются, и не хочется ничего в мире, а только вот так просто хотя бы постоять рядом, пусть не в силах ни шевельнуться, ни что-то промямлить; а что будет потом - хоть трава не расти. Только бы постоять. Как-то так; не знаю как сказать по-другому.
        При всей такой своей запредельности она долгое время была несчастлива (разумеется). И в том, что сейчас наконец счастлива - в этом присутствует какая-то хитрость; какой-то замысловатый рецепт, какая-то колдовская древняя мудрость, примененная в нашей современной грубо-материальной, пошло-вещественной жизни - с реально существующим результатом.
        Про ее прошлое я знаю только с ее собственных слов. Несколько лет назад у нее была «ужасная любовь-морковь», когда она только подходя к подъезду любимого человека не чувствовала под собой ног, не чувствовала в себе вообще ничего кроме - ну, и все такое, что из такой ужасной корнеплодной любви обычно исходит. Сначала им было очень хорошо вместе, на самом деле (что ясно), - реально реальный рай, который, как всякий реально реальный рай, продолжался недолго.
        В общем, как я понял, у ее м.ч. от ее запредельности крыша наконец улетела за горизонт, и он, от безумного счастья, ей изменил. Причем изменил с ее же лучшей подругой - от каких в таких ситуациях ничего подобного, в общем, не ожидают (ну, по идее). Знаете - когда дружишь с детского сада, друг у друга ночуешь-обедаешь, выцарапываешь за нее глаза если наедут, все такое - объяснять не надо.
        Как и положено по сценарию жуткой любви, они все-таки помирились, и им какое-то время вроде бы снова было хорошо вместе. У него начались проблемы; она бегала, суетилась, что-то для него делала; сделала... Вторая серия кончилась тем же чем первая. После чего находиться с ним «вместе» было, конечно, уже невозможно. Она рассказывала, что покончить с жизнью ей, например, не хотелось («реально - нет, ну его нафиг, все-таки»), но «конкретный запой» у нее был. Вышла из него только сообразив, что если в жизни еще оставался шанс, то алкоголем она его точно убьет; не «иначе» - то «так».
        И вот, милостью небесных богов (и, значит, все-таки было за что?), она встретила этого самого моего знакомого. О том как встреча произошла - не знаю, они не рассказывали, ни он, ни она, - но в самом факте встречи кроется сверхъестественное, что подтверждается многочисленными недоговорками, недоговоренными С. Если учесть, что С., в числе своего прочего, занимается философией, характер недоговорок и обобщений представить легко. С С. вообще, несмотря на это отягчающее обстоятельство, общаться просто, но эта вот простота как раз напрягает. Он говорит легко, ясно, прозрачно; что же именно кроется в глубине этой прозрачности - ты полностью не догоняешь, и это бесит, и хочется дать ему в глаз.
        - Да вот, - промямлил я, - решил вылезти прогуляться... На мост ходил...
        - Вот и пошли к нам, - М. кивнула. - А то вообще забыл! Когда последний раз заходил?
        - Не помню, - промямлил я.
        - А я помню - в ноябре. Прошлого года. И тебе не стыдно? - она дала мне подзатыльник (от которого я, безотчетно, едва не вспарил в сияющие небеса). - Пошли, я как раз кукурузной муки купила. Собирались сделать печенье. Которое тебе понравилось, кстати.
        - Ты даже помнишь?.. - промямлил я. - Что мне понравилось?..
        - Если ты не врал, конечно, - она дала мне еще подзатыльник. - Пошли! Работа не волк, если забыл.
        - Забыл...
        - Записывай.
        И она схватила меня за локоть. Я потащился рядом, испытывая одновременно идиотскую павлинью гордость (смотрите какая девушка идет рядом со мной; хотя надо было как минимум наоборот - смотрите с какой девушкой рядом я иду), и радость (видеть С. и М. я всегда был рад по-настоящему), и облегчение (в плане этих моих рефлексий, М., здесь и сейчас, появилась очень вовремя, иначе эта рефлективная жаба меня бы, до далекого вечера, задушила).
        С. отсутствовал; М. утащила меня на кухню, усадила за стол, заварила какой-то свой волшебный чай. Я сидел за столом, наблюдал, боясь пошевелиться, как она перемещается по элементарному параллелепипеду кухни (в руках ее возникал то будничный чайник, вдруг блеснувший огнем алмазов волшебных пещер, то прозаичная чашка, вдруг мелькнувшая ободком золота сокровищ инкуба, то банальная ложка, вдруг сверкнувшая искрами самоцветов хранимых древним мудрым драконом), - и ощущал, что перемещаюсь в континуум где средневзвешенным индивидам не место, а место только феям, философам, и боговдохновленным поэтам.
        Я осторожно пил волшебное зелье, наблюдал как фея готовит печенье, невпопад отвечал на расспросы (почему я такой все-таки гад? исчез почти на год, а нам и так не с кем общаться, ты что - не знаешь какие вокруг все придурки?), как наконец появился С.
        - Какие люди! - сказал он появившись; затем прошел к только что извлеченному из пышущих недр духовки противню, стащил огненное печенье, получил ложкой по лбу, повернулся ко мне: - Колись в чем дело.
        - Почему ты думаешь, что у меня в чем-то дело?
        - Ты поставил обувь не так, как обычно. Обычно ставишь все аккуратно, и шнурки убираешь внутрь. Сейчас бросил в третьей позиции, а шнурки - как стрелки часов, без двадцати двенадцать.
        - Почти даже в четвертой, - М. кивнула, выкладывая бархатно-матово-золотое печенье в жемчужно-прозрачно-воздушное блюдо (ну, мне так тогда показалось; я сидел боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть колдовской аромат, и вообще). - Я все ждала когда ты придешь - а то мне он ничего не расскажет.
        - А что тут рассказывать? - С. прищурился.
        - И так ясно, - М. кивнула.
        - Кто она?
        - Он даже этого не знает, - М. вздохнула.
        И мы сидели, и пили волшебный чай, и ели сказочное печенье, и мне наконец пришлось все рассказать, сознаться во всем, в том числе что и сегодня я все-таки был на проклятом мосту.
        - Гадалками вопрос не решишь, - С. кивнул, погасив оттенок своей обычной иронии. - Я понимаю, да, сходил - стало легче, как-то, немного, на время. Но ты большой взрослый мальчик, и понимаешь, что реально вопросы решаются только имманентно. Никакие бабки, волшебники, экстрасенсы, и сверхсущества тебе не помогут. Только ты сам.
        - Ха-ха-ха, - сказал я. - И как такой вопрос мне, самому, решить имманентно? Единственное что я могу имманентно - обратиться с Создателю с горячей просьбой. Я уже обращался, он не помог.
        - Разумеется. Создатель на такие просьбы не реагирует, да и вообще на просьбы. Ему нет дела до убогих, нищих, и псевдоблаженных. У него своя конкретная цель, программа - обеспечить судьбу своего Творения. Чтобы Творение, собственно, существовало. Попробуй вписаться в законы по которым Творение существует, и все станет на место. Грубо говоря, тогда он тебе и поможет - собственно тем, что ты вписался в эти законы. Которые он создал и для тебя, в том числе, можешь и так считать. Чтобы ты был счастлив - можешь и так считать.
        - Как ты меня достал, - сказал я. - Вот когда он перестанет вот так умничать, - я обернулся к М., - вот тогда буду заходить чаще.
        - Он не перестанет, - М. вздохнула. - Хочешь печенья - надо привыкнуть.
        - Любая задача, - С. кивнул, - представляет собой логическое положение, которое разрешается логическим методом. И неважно - задача сама по себе логическая, математическая, или отвлеченно-жизненная. В случае жизненной нужно абстрагироваться от эмоций, от этого артефакта чувственного восприятия... Ладно, сейчас не об этом, - в общем, представь систему координат где по оси абсцисс отложены значения времени, по оси ординат - значения условного «качества» жизни. И вот представь, что существует кривая ближе к нулю ординат - наш ад, и кривая дальше от нуля ординат - наш рай. И наше существование заключено, я бы даже сказал размазано, между этими двумя кривыми - ка-рай и ка-ад. Наше состояние «здесь и сейчас» описывается двумя координатами, абсциссой - момент времени, ординатой - условным «качеством». Дельты между ординатами нашего «здесь и сейчас» и ка-рай и ка-ад чувственно воспринимаются нами как счастье и как страдание. Это все грубо, но наглядно.
        - То есть, - сказал я, - между этими двумя кривыми как бы существует еще очень много других, и на какой-то из этих других мы в определенный момент, по абсциссе, находимся?
        - Не как бы, а...
        - Подожди! А как это вяжется с твоим стоицизмом, если я правильно помню? Что нам все суждено, и никуда ни от чего не денешься?
        - Помнишь правильно и вспоминай дальше. Тут, правда, не только собственно стоицизм... Суждено-то нам суждено, но суждено что, а как это будет реализовано - ты осуществляешь сам. Тебе суждена встреча с той девушкой. Ты можешь оставить дело как есть - ведь, формально, ты ее встретил? Встреча в твоей жизни случилась? И ждать всю эту жизнь пока «время вылечит», пока хоть как-то перестанешь об этом думать и мучиться... И тащиться дальше по одной из этих кривых, от которых ка-ад очень близко, а ка-рай - далеко... И переживать, испытывать всю эту дельту. Ведь, формально, ты ее встретил, уже. Только в минимальном объеме. А можешь совершить, как это называется в герметизме, трансмутацию, и переместиться на кривую как можно ближе к ка-рай.
        - И как это сделать? Вот скажи, и не умничай, как тот филин из анекдота. Филин не тактик, филин - стратег, блин.
        - Элементарно. Для того чтобы что-то сделать, не нужно что-то делать. Нужно наоборот что-то не делать. Нужно не что-то делать, а что-то не делать - можно и так. Вспомни что говорил Диоген, тот что из бочки, - боги даровали людям легкую жизнь, а те омрачили ее сами выдумав медовые сласти, благовония, и тому подобное... Буквально не помню, голова пухнет, от этих античных умников, но смысл понятен. В общем, для тебя ка-рай - кривая на которой вы вместе. Так?
        - Ну!
        - Подумай в чем заключается разница в тебе самом, имманентно, - между твоими состояниями с этими разными ординатами? Повторяю - я все на полном серьезе.
        - Ну, если на полном серьезе... Я, в первую очередь, наверно, буду вести себя совсем по-другому.
        - Вот сейчас ты идешь домой и ложишься спать. Утром просыпаешься и начинаешь отслеживать. Если бы мы были вместе - я бы так сделал? Нет. И не делай то чего бы не сделал - если бы вы были вместе.
        - И все?
        - Нет, не все. Нужно не делать, не говорить, и не думать. Но начни пока с действий.
        - И вот это - не делать, не говорить, не думать - решит мою жизненную задачу?
        - Решит, и решит только это. А если тебе трудно поверить, в эту чепуху, - терять-то тебе не чего? Как бы?
        - Убедил...
        * * *
        Я шел домой и думал, что мне действительно терять нечего. Я ощущал себя так будто действительно опустился до этой самой нижней кривой, «ка-ад» - и сегодня, и по жизни, вообще. Я стал размышлять - допустим наш умник прав, и система сработает; каков тогда собственно механизм подъема к «ка-рай»? Как именно будет происходить перемещение по смежным кривым - что именно меня будет «притягивать»? Имманентно?
        Утром, проснувшись и очухавшись, я решил попробовать раздвоиться, и одной отделившейся частью на самом деле понаблюдать - что такого мог делать чего бы не делал «если бы мы были вместе». И первый пункт обнаружился быстро. К В.В. я сегодня не пошел - одно из двух ненаглядных всеобожаемых чад, конкретно Р., устроило очередной форс-мажор, прямо с утра (конкретно сегодня напихало, как я выяснил позже, в унитаз туалетной бумаги, последствия чего оказались вполне предсказуемы), и утренний кофе пришлось пить в одиночестве. Закончив чашечку, я отставил ее в сторону начал работать.
        Тут меня стукнуло - чашка. «Если бы мы были вместе», подумалось мне, я бы, возможно, не стал оставлять грязную чашку у монитора - чтобы отнести позже, когда надо будет, так или иначе, пойти на кухню. По многим причинам, сформулировать которые внятно сейчас бы не смог, но среди которых имелось, во-первых, нежелание быть «неидеальным» в Ее присутствии, именно мне самому по себе; во-вторых, наличие просто энергии - чтобы подняться, и отнести чашку на кухню, и, возможно, сразу помыть. (Энергии, которой сейчас на такие малозначительные задачи у меня просто нет.)
        И я не зафиксировался, опять же, на том чтобы с места в карьер именно бросаться мыть именно эту кофейную чашку. Возможно, что «если бы мы были вместе», то так же бы бросили чашки, на какое-то время (ведь лень, все-таки, сразу после вкусного кофе бежать и мыть чашки, прерывая общение, все такое, да и реально не нужно). Просто вот именно так бы не было. Именно так, как я делаю сам.
        Так вот что я не сделал? Я не бросил у монитора немытую чашку. Как видно, злой гений С. имел в виду собственно это. Я отнес чашку, вернулся... И тут меня придавило - я осознал сколько такой мелкой дряни придется «не делать». Дряни собственно и составлявшей мою текущую жизнь. Эту проклятую постылую угрюмую жизнь, по тягостной мутной кривой рядом с «ка-ад». И в этом плане метод «не делать» показался мне, откровенно говоря, дохлым. Сколько всего такой тягостной дряни? Которой нужно не делать? Страшно подумать.
        Но да - терять нечего. И, что я знал хорошо - и что всегда помогало когда берешься за страшный проект, - глаза боятся, а руки делают.
        На следующее утро у В.В. снова случился плановый форс-мажор (на этот раз по-прежнему ненаглядное чадо, по-прежнему всеобожаемое, - уже не помню какое именно, Р. или Е., неважно - набросало болтов и гаек в варящийся суп). Я, тем не менее, на кофе был вызван в обычном порядке, и за этим кофе рассказал (только в общем, без ясно каких деталей) о позавчерашнем визите к С. и М.
        В.В. о них, разумеется, давно знал, и когда я с ними встречался, всегда с интересом выслушивал мой отчет об очередной редкой встрече. Он ожидаемо отреагировал в смысле «А как ты еще думал?», и стал упрекать, что я в свое время не обращал внимания на его рекомендации изменять отношение к ситуации, когда ситуацию изменить невозможно.
        Я напомнил, что мы тогда крепко поспорили - так как, по-моему, этот принцип, «если не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней», - ментальный онанизм, способный не более чем симулировать условный оргазм в плане того «как мне теперь хорошо, когда я изменил отношение к ситуации, которая меня теперь как бы не ***» - все такое. Отношение я изменил, а ситуация-то осталась? Которая сама по себе, абстрагированно от моего отношения, пять раз измененного, по-прежнему меня ***? Где тут логика, хотя бы?
        Мы вмазали по второй чашечке кофе, и В.В. рассказал очередную историю. Однажды они, вдвоем с директором (халявщик, похоже, тот еще - вся его деятельность, я понял, заключалась только во встречах, пафосных командировках, переговорах и надувании на этих переговорах щек) ездили в Англию, по приглашению какого-то дома какой-то высокой моды (В.В. на своем ВПО из отходов, не кативших для космоса и «военки», шил для широкой народной массы одежду и обувь, и очень хорошую, между прочим). И вот пригласили их на обед к высокому английскому аристократу (высокому в плане рода и крови). И вот все пообедали, и, когда в ожидании кофе народ собирался перекурить, В.В. достал трубку, стал ее набивать, и уже почти закурил.
        И тут на него стали коситься, и над столом стало воцаряться смятение. Оказывается, как объяснилось позже, гости могли закурить только после того как закуривал сам хозяин. В.В., получилось, закурил не дождавшись пока хозяин набьет свою хозяйскую трубку и начнет процесс. Но - что сделал хозяин? Он, чтобы ситуация разрулилась, быстро набил трубку сам и быстро ее подкурил. В результате получилось, что когда В.В. раскурил свою трубку, хозяин тоже почти раскурил свою, хозяйскую, и затем раскурили трубки и запалили сигары все приглашенные остальные, и смятение над столом растворилось не воцарившись. (Сам В.В. о том, что инициировал такой на самом деле конфуз, узнал, как говорилось, позже и косвенным образом.)
        Я выслушал историю с интересом, как обычно, и возразил, что высокий хозяин в данном случае изменил не отношение к ситуации, а собственно ситуацию. В.В. возразил в ответ, что историю он рассказал, между прочим, совсем в другом отношении (и удивлен, кстати, что мне приходится сие объяснять) - в отношении того с чем я пришел, что ситуации меняются, и меняются благоприятно, если ты действуешь по правилам ситуации - которые даром что и нарушил. То есть, уточнил я ехидно, достаточно просто нарушить правила, ситуации? Разумеется, сказал В.В.; правила - такая штука которую каждый в состоянии трактовать, использовать, и, соответственно, нарушать в свою пользу. Для этого они и правила.
        В общем, в данный раз у меня не нашлось настроения заниматься нашим обычным софизмом; я поскорбел о засилье работы и удалился. Но рассказанная история, честно сказать, в моем текущем состоянии, на меня, как бы сказать, подействовала.
        * * *
        Не знаю - может быть мне давало энергию понимание факта, что терять действительно (уже) нечего, что осталось только попробовать этот как бы научный имманентный подход (не к кухонному колдуну же идти, на самом деле). Но день за днем, всей постылой унылой тупой серой рутины, я методично следил за собой, за своими привычками, за тем что делаешь не задумываясь - старался как-то обдумывать, анализировать, соображать - и экстраполировать.
        Наконец я стал замечать, что двигаюсь прямиком к шизофрении. Этот постоянный режим фильтра - что я делаю как обычно, а что бы делать не стал «если...» - довел до того, что я начал терять ощущение «эго», реально. А где, собственно, я настоящий? Здесь и сейчас, делающий то-то и то-то именно так-то и так-то? Или я здесь - уже не я настоящий, а я настоящий - там? И где там-то? Где это множество блаженных кривых, смежных с «ка-рай»? Может хватит? Пока не свихнулся реально, реально не стал шизофреником?
        Я стал входить в странное состояние, в котором на вещи начинаешь смотреть будто на самом деле «чужими глазами». Всю жизнь я испытывал интерес - какой придурок придумал это «чужими глазами», и что это вообще может значить, - как вдруг понял сам. Получалось, что «чужие» были не глаза, которыми ты теперь начинал видеть - все по-другому, - а «чужой», не такой как всегда везде и обычно, ты был теперь сам. (Глаза-то как были глаза, так и остались, они тут как бы и ни при чем.) В общем, не знаю как объяснить. Это не объясняется.
        Самое интересное, что со мной стало происходить такое чего я раньше за собой не знал. Сначала мне показалось, что да, вот и добро пожаловать в дурку. Я стал замечать, что не могу вспомнить того что, казалось бы, не помнить не мог. Стали возникать ситуации, обнаруживаться вещи источник которых я никак не мог вспомнить - что где когда так сделал, что эти ситуации и вещи случились, именно в таком виде.
        Решил я, например, в числе прочего в плане ежеквартальной рутины, почистить почту. Вычистил ненужные входящие, оставил важные отправленные, полез в папку куда фильтруется спам. Вернее, фильтрую я сам (автоматам волю давать нельзя, ясно и дураку, автоматам я позволяю только подозрительное пометить) - когда почта приходит, я ее просматриваю, спам бросаю в отдельную папку, из которой все потом удаляю, предварительно внимательно тщательно просмотрев.
        И вот в недрах этой мусорной папки замечаю загадочное письмо. Которое никогда в жизни бы не отправил в спам не выяснив как такое вообще оказалось возможно - о чем в письме говорилось. В письме я извещался о том, что один из моих проектов прошел преноминацию и принят к участию в профессиональном конкурсе. Начнем с того, что ни в каких конкурсах я никогда не участвовал/не участвую, вообще, тем более в «профессиональных».
        На это письмо, по идее, я бы сразу ответил в том плане, что «вы что - офигели, ребята? какой, нафиг, конкурс? кто вам дал право? попирать мое конституционное право, не участвовать в конкурсах?» - как-то так. Минут двадцать, без шуток, я пытался припомнить-представить каким образом такое оказалось возможно; когда, где, и зачем я мог вляпаться в такую-то авантюру; в каком бессознательном состоянии и как мог оказаться (я не пью, не курю, не колюсь) - чтобы такое произошло. Не сумев ничего припомнить, я решил на письмо тупо ответить (вообще я, как видно, повелся на метку, поставленную автоматом, придурок, - иначе не объяснить), тупо написал ответ и отправил, и стал изнывать от нетерпеливого любопытства - что это могло значить вообще.
        Дня три я трепетно ждал, затем, в бесконечный раз перечитывая загадочное письмо, обратил внимание, что ему восемь месяцев! (Удивляюсь - откуда и как в голове возникают такие дыры?!) Мало того, что его пропустил, так еще, получается, восемь месяцев не убирал мусор? Но ведь не может такого быть. За это время спам я должен был вычистить минимум два раза, ну раз-то обязательно! Я его пропустил? Как так? Или на самом деле не вычищал мусор? Как так тем более?
        Осознав, что дело имеет такую давность, я понял, что ждать у этого моря погоды, как видно, уже бессмысленно, и попытался об этом забыть. Как вдруг приходит ответ - некая Алена сообщает, что на этот конкурс проекты отбирает само высокое независимое жюри; желание автора участвовать или не участвовать на этом конкурсе какого-либо значения не имеет; автор только получает уведомление о своей богоизбранности, и, как предполагается, в состоянии близком к самадхи ожидает результатов мероприятия. В заключение было добавлено, что результаты преноминации будут объявлены «в самое ближайшее время».
        А потом случилось вообще непонятное - я позвонил Б., случайно (реально случайно; я звонил В.В., поинтересоваться не помешает ли нашему очередному утреннему кофеприятию какой-либо очередной форс-мажор, устроенный каким-либо из многообожаемых и вседрагоценных; а Б. у меня в телефоне как раз перед В.В., и я тупо, элементарно, тривиально ошибся - притом, что раньше со мной такого никогда не бывало, я на самом деле ни разу таким образом не ошибался!), - я позвонил Б., она ответила, и первые пятнадцать секунд строила девочку - в том плане, что не может меня узнать.
        - Ну привет, привет, - говорила она, - что-то давно не звонил, уже не помню когда...
        И говорила таким голосом, таким тоном, что я (а я ее знал хорошо, это ясно!) понял, что она реально, на самом деле, без шуток не может понять кто ей звонит! Я хотел пошутить-поглумиться, в нашем обычном, сложившемся за долгие годы знакомства стиле, что, мол, прикололась - и хватит... И не смог.
        - Ну, заходи в гости, как-нибудь, - продолжала она, - раз вспомнил. Блин, даже не помню когда ты ко мне заходил, правда. Помню, что нам было весело, а когда - не помню... Я дома, пива только возьми. И сигарет, - она назвала марку, и пива, и сигарет.
        Зачем она назвала марку? Я прекрасно знал что она пьет, что курит. Что за ерунда какая-то? Она что - упилась и укурилась, все-таки, наконец? Вроде не так уж и квасит, иногда вполне себе просыхает. В общем, я сказал, что давай еще потом созвонимся, и отключился. Потом я позвонил В.В., договорился на завтра (очередной форс-мажор заключался в том, что Р. (он, кстати, старший) плюнул на крой - как видно, из присущей его возрасту страсти к эксперименту (В.В. шил кому-то очередной костюм), и В.В. пришлось потратить бездну времени на ликвидацию очередных последствий). Только мы поговорили и я отключился, как звонит Б. Я сразу ответил - меня вся эта история, как бы сказать, заинтриговала, - и Б. заявляет:
        - Слушай, пять минут вспоминаю как тебя зовут, только не обижайся...
        (Обижаться на такое с ее стороны в принципе невозможно - человек из плоти и крови не в состоянии помнить такого количества тех кто его имел. Я давно понял, что она реально не помнит (возможно просто не запоминает) с кем трахалась уже в прошлую пятницу. Но мы-то были знакомы столько-то лет! И за все эти долгие годы она ни разу не забывала как меня зовут, ни разу. Даже пьяная в точку, даже укуренная в бесконечность (надо, наверно, гордиться).)
        Я сказал.
        - А-а! Так мы с тобой познакомились еще давно, я вспомнила - в подвале, на концерте - помнишь? Ну, заходи, жду! Ты куда исчез, вообще? Или тебе тогда не понравилось?
        Я сказал, что мне еще как понравилось, что такое не забывается, и что давай еще потом созвонимся, и отключился. В общем, день закончился со звоном у меня в голове.
        * * *
        Шизофрения с письмом и Б. подействовала на меня таким образом, что я стал еще тщательней и внимательней следовать своей программе (строго говоря - не моей, а С.). К С. и М. надо было идти, и, вообще-то, давно; я и хотел, и собирался, но все собирался, и собирался, и собирался, и никак пока не собрался. Но после письма и Б. тянуть дальше и было нельзя, и я уже сам не мог. Я позвонил-договорился - они могли через четыре дня; на эти четыре дня я превратился в робота, который следовал своей программе со своим нечеловеческим исступлением. И вот я заметил, что все эти мелочи, и не мелочи, которых сто процентов бы не допускал «если бы мы были вместе» (начиная с той же Б., про кого если бы вспомнил, то пару раз мимоходом, и в связи с чем-то конкретным, к чему она просто могла иметь отношение), - все эти мелочи стали вычищаться из моей бессмысленной жизни автоматически. Я как бы привык их не делать. Типа «стерпится - слюбится», или «аппетит приходит во время еды» - как угодно.
        Но я реально вошел в этот режим - и, кстати, вспомнил что как-то заметил С., несколько лет назад, в один из моих редких визитов. Смысл такой: человек - тупое устройство с некоторыми возможностями; результат человека зависит только от того кто и как им управляет; все зависит только от того что человеку реально надо; как сказал классик, «It’s what you’re used to, you know» - привыкнуть можно ко всему, нужно только привыкать осознанно, чтобы получить конкретный нужный результат; человек - просто «машина по привыканию», которой нужно пользоваться соответствующим образом. Я понял, что начал привыкать к постоянной экстраполяции «какой бы я был если бы мы были вместе» (и что, между всем прочим, в этой экстраполяции я нравлюсь себе намного больше). И чем больше я в экстраполяцию воплощаюсь, тем легче это дается; я давно перестал убеждать себя, что «мне терять нечего»; я стал замечать, что все происходит чуть ли не «само собой».
        - Смотри на него, - сказала М. когда я воцарился на коврике у них перед дверью, - пришел! Ну, заходи, раз приперся, - и она затащила меня в квартиру, и чмокнула в щеку, и передала на руки С.
        Тот сначала ничего не сказал, только внимательно меня осмотрел. Потом они переглянулись, покивали.
        - Видишь? - сказала М.
        - Не то слово, - С. кивнул.
        - Не прошло года, а почти другой человек, - М. кивнула тоже.
        - Да ладно, - сказал я недовольно. - Все изменения заключаются в том, что я, похоже, становлюсь шизофреником.
        - Да ладно, - сказала М. - Пошли, я сделала картошку по-древнегречески. Которая тебе понравилась, кстати. Если ты не врал, конечно, - она дала мне подзатыльник.
        - Какую? - я опешил, потому что ничего такого припомнить не мог. - Какую картошку? По какой древнегречески? Давай без шуточек. Какую еще картошку по-древнегречески?
        Они снова переглянулись.
        - Ты просто забыл, - сказал С. серьезно. - Забыл по-нормальному, как бывает обычно. Мы-то с тобой всегда, на какую кривую ты ни выходишь. Ты просто к нам действительно редко заходишь. Пошли.
        Мы прошли на кухню, откуда на всю уютнейшую квартиру разносился обворожительный действительно картофельный аромат. Сначала просто ели и просто болтали о всяком (я выложил всю пачку последних историй со внуками В.В., причем некоторые пришлось повторять на «бис»); затем, когда все было съедено и облизано, С. переменил тон.
        - В общем, ты начинаешь соображать, что шизофрения, если ей правильно управлять, - инструмент очень сильный. Ты, я понял, сам не представляешь насколько переменился, за такое короткое время. Вижу, что ты все ухватил и все делаешь верно.
        - Посмотри хотя бы как он стал держать вилку, - М. кивнула.
        - Ну да, - я хмыкнул. - Просто я если что-то делаю, раз уж взялся, то делаю как можно лучше и как можно более до конца. А последнее время я отмечал все на уровне даже мелких моторных движений. Про которые нормальный вменяемый человек, наверно, никогда не задумывается. Ты разве задумываешься как, пардон, садишься на унитаз? А ведь такие-то вещи, насколько понимаю, составляют фундамент, квинтэссенцию человека, именно вещи которые делаются автоматически, необдуманно. Поэтому я решил, что если мне суждено сойти с ума и стать шизофреником, с твоей подачи, то надо сделать это как следует. Чтобы не было стыдно перед мирозданием и потомками, за халтуру. Поэтому я стал следить даже за тем как держу вилку, подтираюсь туалетной бумагой, сморкаюсь, закрываю ключом дверь, чешу переносицу когда думаю перед монитором - все, в общем, такое... И во всем этом как только замечу такой элемент какого бы не было - «если бы мы были вместе»...
        - То сразу его отрубаешь. Красавец. Я счастлив, что у меня такой ученик... На чем конкретно остановился на данный момент?
        - Что сам не могу кое-что вспомнить, а кое-кто не может вспомнить меня самого.
        - Отлично, - С. кивнул. - Но то были цветочки. А теперь приступаем к ягодкам. Допустим ты почти перестал делать почти все что не будешь когда вы будете вместе.
        - Значит мы будем вместе?
        Они переглянулись.
        - Блин, - сказала М. расстроенно. - Он все-таки не догоняет. А зачем тогда держишь вилку? Вот болван ведь.
        - Я еще раз подчеркиваю, - С. кивнул, - что все что ты видишь, что находится в твоем опыте, - тебе суждено. Даже так - все что тебе суждено находится в твоем опыте. То есть если ты ее хотя бы однажды увидел, то это явление тебе суждено, а что дальше, его потенциальная экспликация, - зависит только от твоего к этому отношения.
        - Опять отношение, - я поморщился. - Я тут недавно чуть не подрался...
        С. остановил меня поднятой ладонью.
        - Хочешь подлинный философский совет?
        - Валяй.
        - Не путай задницу с пальцем. Твое отношение в данном случае - оставить все как есть и тошнить на нижних кривых, или взяться за дело и трансмутировать к верхним. Ты просто не догоняешь, по-настоящему, до глубины, что значит «суждено». Стоицизм, который ты упоминал, которого я частично придерживаюсь, определяет «суждено» как рок - неизбежный потому, что исходит из единственного первоначала. Оно одно, едино, поэтому каждый элемент из него исходящий также один, един. Грубо говоря, все исходящие из Единого элементы - «Единое» это уже неоплатонизм, вообще-то, но они все, в общем, из одной бочки, опять же, - все исходящие из Единого элементы кому-то достаются, а когда достаются, то уже всё, не отвертишься. А то что тебе достается, от чего не отвертишься, - так или иначе увидишь, узнаешь, учувствуешь.
        - И хорошее, и плохое, - сказала М. грустно.
        - Ну, это я помню. Я не въезжаю вот в это - если мне суждено только увидеть? Конкретно - ее на мосту? И все?
        - Я тебе дал философский совет. А ты? Ты, кстати, не пробовал никогда подумать - почему почти у всех в жизни почти все через эту задницу? Ответ ясен как пень - путают. Путают больше по лени, но много и по незнанию. Которое больше, опять же, от лени... Тебе суждено явление. А не его экспликация. Воплощение... Тебе суждена идея. А гипостазируешь ее ты всегда только сам.
        - Ну, я понял. Ты все о том же, только каждый раз по-другому, и каждый раз так по-умному, что хочется дать тебе в глаз. Мне суждено что, а как это будет - это...
        - Дело в том, - С. кивнул, - что интервал между экстремальными ординатами большой. Ты понимаешь почему - вода, по сути одна и та же, по сути вода и вода, - может быть льдом, и может быть паром, ex rebus naturae. Но, похоже, не понимаешь насколько. Так вот как бы ты ни бесился, помню, от постулата «человек - хозяин своей судьбы» - это действительно так. Экстремумы этой своей судьбы никто изменить не волен, понятно. Но ты ведь можешь отодвинуться, в пределах комнаты, от печки - так чтобы не обгореть?
        - А если печка горит так, что обгоришь даже в самом дальнем углу? В пределах комнаты?
        - Опять путает, - вздохнула М. грустно. - Если обгоришь даже в самом дальнем углу - это уже другое явление. О котором мы сейчас не говорим. Мы сейчас говорим о том чтобы отодвинуться от печки. Элементарно пошевелить этой задницей, которую путаешь.
        - Ну, и что мне теперь делать? Чтобы не обгореть?
        - Что тебя во всей ситуации, с твоим проклятым мостом, напрягает больше всего?
        - Что я не могу про нее забыть! Про всю ситуацию! По-моему ясно?
        - Как ты будешь вспоминать, всю ситуацию, с мостом и со всем многолетним кошмаром? Когда вы встретитесь и будете вместе?
        - Я про нее вообще постараюсь не вспоминать, тем более про весь многолетний кошмар. По-моему ясно.
        - Ты вообще стал бы думать не так, а совсем по-другому, - М. кивнула, - думать вообще.
        - Думать совсем по-другому сразу не получится, это очень не просто, это сверхтяжело, - С. тоже кивнул. - Но мы пока просто шагнем дальше нашей дорогой. Если бы вы были вместе, скажем, сейчас, у тебя в голове было бы что угодно, но не конкретно то что у тебя там сейчас. Ты понял?
        - Блин...
        - То есть не думай про нее вообще, - сказала М. - Думать про нее так будто ты, например, пошел в магазин, а она дома, или она ушла в магазин, а ты дома - думать так по-настоящему, не искусственно, не притянуто, не нарочно - у тебя не получится.
        - Это, может быть, ни у кого не получится, - С. кивнул. - В том-то дело, что не делать всегда на порядок сложнее чем делать.
        - Поэтому просто не думай, - сказала М. - Вот да - про нее, и не думай.
        - Но, тем не менее, это вполне себе хороший костыль, - С. кивнул снова. - Представь, что ты, да, пошел в магазин. А она дома. Когда у тебя все хорошо, все отлично, все замечательно, когда вы вместе и вместе - сто процентов, что какое-то время по дороге в прозаический магазин, или в самом прозаическом магазине, ты будешь про нее не думать. Вообще. Ты прям будешь сходить так с ума расплачиваясь на кассе? Или что там еще. Зачем думать? Тем более в такой агонии. Приходишь домой - она-то дома? Твоя половина. Ждет - и тоже не парится, ведь ты у нее тоже есть. Сейчас придешь, и вы оба вместе съедите - хрень которую ты там купил. Еще треснет, что купил что-то не так, - он покосился на М.
        - Блин. Я понял... Я понял, понял. Но ведь это ужасно. Как так - не думать, про нее - и не думать? Когда, похоже, вся жизнь в ней только и заключается?
        - Я просто знаю как все это тяжело, - С. поморщился; они переглянулись, и М. поморщилась тоже. - Поэтому не буду умничать, как обычно... Но вот тебе способ, и в твоей ситуации он только один.
        * * *
        Внуки В.В. проявляют не по годам прозревшую изобретательность; но эту изобретательность ничем как страстью к эксперименту я объяснить не могу. Да и в логике этого эксперимента никакой собственно логики я часто не вижу - эксперимент ради собственно эксперимента, не ради какого-то результата. На следующее после визита к С. и М. утро я возник на пороге В.В., и долго на этом пороге был вынужден оставаться. В квартире как раз заканчивалась генеральная уборка (7:45, наше стандартное кофейное время) - шумел пылесос (самый тихий из представленных на рынке; когда квартира является ареной эксперимента, это важно чтобы не беспокоить соседей глубокой ночью), плескала в ванну струя воды, хныкал в привычном углу сам Р. (он, надо сказать, в плане означенного эксперимента делает Е. одной левой), со шваброй в руках перемещалась Н.П., супруга В.В. Накануне вечером Р. подсыпал в постель В.В. и Н.П. песка, причем так хитроумно, что это выявилось не сразу; а когда выявилось, то Р., осознав, к чести своей, ошибку экспериментатора, попытался песок удалить, но неудачно - песок распространился по всей квартире, и квартиру
теперь пришлось вычищать, и как можно оперативнее, пока материал оставался в пределах какой-то доступности. (И вообще с Р. расслабляться опасно.)
        Когда с уборкой (8:15) было покончено, мы водворились на лоджии (утро выдалось жаркое, да); я заметил, что вчера забегал к С., и изложил содержание нашей беседы (не касаясь, конечно, вопросов личных). В.В. сказал, что сам замечал неоднократно, что бездействие в определенных случаях работает намного эффективнее действия. Истории В.В. мне всегда были интересны в первую очередь в плане их практичности, материальности - я, сколько себя помню, все что делаю делаю виртуально, в компьютере (я даже просто писать разучился, кажется, ручкой).
        А В.В. всю жизнь проработал с тем что существует только в материальном контакте с миром, и начинал до моего рождения «в сей скорбный свет»; сам он за всю долгую интересную жизнь и шил (и одежду, и обувь), и паял-собирал (усилители, магнитофоны, что там еще положено), и перебирал двигатели своих машин, и строил яхты, и занимается до сих ювелиркой (вещи делает, насколько понимаю, отличные), и вообще у него дома в «зале» на стене - макет городка с железной дорогой (HO), который когда опускается занимает всю комнату и собирает со всего большого двора не только мелкий народ, но и взрослый (далеко не весь, разумеется, - основная часть, разумеется, просто крутит у виска пальцем, когда узнаёт, что взрослый человек, «у которого внуки», занимается «такой ерундой»).
        И эта железная дорога - вторая только на моей памяти; макет первой я помогал делать сам, печатал фактуру для стен, мостовых; привозил из столицы макетные деревца и газоны; раскопал в остатках детства убитый локомотив и пару вагонов (реставрированные затем В.В. до товарного состояния; локомотив на ходу, посредством двух сидиромных движков).
        В.В., однако, всю жизнь проработал не только с железками, но и с людьми (о чем всегда вспоминает на порядок менее нежно). Сегодня он, выслушав мой пересказ беседы с С., сказал, что «не делать», на самом деле, что верно - то верно, часто работает лучше чем «делать», и часто работает когда все остальное уже собственно не работает. Тогда я осторожно копнул дальше и спросил что он думает насчет «не думать».
        Он сказал, что как-то об этом не думал, потому что продумал всю жизнь, и не думать уже не может (отчего часто получает от жизни печеньки); но, если вот так подумать, сейчас, то, может быть, да; не думать - как раз наилучший способ чего-то добиться - чем думать. (Во всяком случае, многие его знакомые-сослуживцы добились чего-то в жизни как раз потому, что как раз никогда не думали, сами.) В конце концов, всегда случается то что не ждешь; а что ждешь, как правило, как раз не случается.
        И вообще, он не понимает почему я об этом заговорил, вообще, - это ведь очевидно само по себе. Он сам, например, в детстве - если без шуток, - когда хотел чтобы родители, например, подарили на Новый год определенную вещь, запрещал себе об этом подарке думать; и чем строже не думал, тем больше ожидаемое соответствовало ожиданиям. И это при том, что на Новый год подарок родители выбирали всегда на свое родительское усмотрение. Если метод в состоянии управлять даже родителями - о чем вообще разговор-то? Он меня правда не понимает.
        Тогда я спросил - а как же ваше любимое утверждение, в плане того, что «если хочешь чтобы чего-то не было, надо вести себя так будто этого нет»? То есть наоборот совсем? Ведь когда у вас была язва (заработанная годами этой вашей работы), с которой вы провалялись в больнице три недели, совершенно без толку, - вы смогли ее вылечить только так? Вы стали «выключать» в себе все ее проявления - раздражительность, сварливость, не в меру придирчивость, ядовитость, язвительность (даже слово какое) - которые стали «спутниками» постоянной боли? Помните наши беседы на эту тему?
        Допустим, что существуют титаны духа, достигшие таких высот просветления, что стали способны напрямую управлять в своем теле «низкоуровневыми» процессами - какие приводят к заболеваниям, физиологически. Но мы - пока что обычные смертные, нам до такого пока далеко (если светит вообще), - что нам-то делать? Вы, зная «механику» этой системы, исправили работу этих процессов косвенно, опосредованно; стали «не делать» эти вещи, возникавшие от того, от чего хотели как раз избавиться. А не что хотели приобрести. И избавились! Противоречие?
        И тут я подумал, что, похоже, опять что-то путаю - опять какую-то задницу с каким-то пальцем. В.В. продолжил беседу, но я понял, что его не слушаю - вернее, слушаю, но не слышу. Я дождался удобной секунды, сказал, что «работа не волк, но и голод не тетка», и ушел.
        * * *
        Но теперь «отступать» действительно «было некуда». В таком подвешенном шизофреническом состоянии, в котором я стал себя ощущать, оставаться не хотелось. Пугало больше всего обстоятельство, что эта шизофрения, сначала явно ощущавшаяся как шизофрения, стала казаться чем-то естественным. Я всегда понимал, что вся моя жизнь - обычный угрюмый ад, беспросветный, холодный, бессолнечный; но ведь это и есть нормальная жизнь, ведь по-другому быть и не может - «ex rebus naturae». Как, опять же, сказано классиком, «This world is only a probation, and man was born to trouble as the sparks fly upward». Я не шучу, не глумлюсь, не фиглярствую - всю жизнь я был убежден, сколько своей этой жизни помню, что, как сказал другой классик, «На свете счастья нет, но есть покой и воля» (и что, как представляется, этот классик позаимствовал у еще другого, более раннего классика). На свете счастья нет, это ясно, по определению света. Точка.
        И вот теперь мне стало казаться, что весь бредовый тягостный ад, в котором я существовал, все безумное время, на самом деле - ад, не предназначенный для собственно жизни, а предназначенный собственно для наказания. На которое мы обрекаем себя собственными руками, языком, мозгом - потому что, как С., очевидно, прав, «не вписываемся» в эти там какие-то «законы мироздания».
        Я стал по-другому понимать слова Диогена «боги даровали людям легкую жизнь, а те омрачили ее сами выдумав медовые сласти, благовония, и тому подобное» - или как там на самом деле буквально... Не в том больше плане, что «люди омрачили», а в том, что «боги создали». Боги создали мир по законам, которые, если в них разобраться и им правильно следовать, приведут только к этому самому «счастью». Эти законы универсальны, и вопрос, очевидно, собственно в том что называется «выбором»; каждый определяет что для него это самое заветное «счастье», и следует к нему в меру своего понимания этих законов. (Опять же, человек - «машина по привыканию»...) Как-то так. Как-то все это сложно выразить словами, в общем.
        С., помню, заметил, что любое явление подчиняется, как он это назвал, «закону цветового круга».
        «Возьми свой графический редактор - в чем ты работаешь? Неважно, но там будет, для композиции цвета, цветовой круг. Двигаешься по кругу - красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый - снова красный, пошел снова, и снова, и снова, если заклинило... Так вот, ты знаешь, что нищие духом - блаженны, и одна из тому причин - им ничего не надо, как нищим духом. Они ничего не знают, не представляют, не воображают, соответственно ни к чему не стремятся, а если стремятся, то стремления минимальны, - и, соответственно, не страдают. От дельты между тем что, как ты чувствуешь, у тебя быть должно, по жизни, и чего сейчас нет. И вот это блаженство находится в зоне красного, в самом начале, в зоне такой нищеты, духа. А ты сам - далеко не нищий, духом, и находишься сейчас, скажем, в зоне зеленого. То есть ты уже довольно богатый, духом. И соответственно страдаешь. А двигаться по этому кругу можно только в одну сторону - после зеленого голубой, после голубого синий, и далее. Хочешь этого кайфа, что в красном? Двигай к фиолетовому. И дальше. Не бойся усложняться, забудь всю эту хрень про «будь
проще - и к тебе потянутся люди», на данный момент. Но - не останавливайся! Наступит момент когда твоя ультрафиолетовая суперсложность перейдет в инфракрасную суперпростоту, и ты получишь искомое суперблаженство. И это блаженство будет уже другого порядка - потому что ты прошел этот круг».
        То есть останавливаться уже как бы нельзя. В этом круге, круге Ада, похоже, существовать можно только в виде частицы с нулевой массой покоя. В виде, например, фотона...
        * * *
        Обуреваемый всеми такими этими мыслями, я вспомнил про загадочную историю с загадочным письмом о моем участии в загадочном конкурсе. Самым загадочным было то обстоятельство, что ни в письме, ни в ответе загадочной Алены название конкурса не указывалось никак, от слова «вообще». Конкурс проводится, аффилированные с ним лица как бы существуют и отвечают, а про сам конкурс узнать невозможно. Меня эта ситуация вдруг проморозила, и я решил докопаться хотя бы до полуистины.
        Я решил поискать по имени «Алена» и адресу почты с которого она отвечала. Через пятнадцать минут (обычно я столько никогда не ищу; в наш век информационного мусора нужное или находится в течение первых пяти минут, или не находится уже никогда; ищу разве лишь в реальном случае жизни и смерти, как сейчас, например) - так вот, через пятнадцать минут я кое-что накопал. Конкурс проводился какой-то «группой общественных и коммерческих организаций», с какой-то целью выявления наличия присутствия каких-то одаренных талантливых профессионалов (просто «профессионал», как видно, уже не катит; но «профессионалы» в этом виноваты сами).
        В общем, очередные деньги налево; но я посмотрел призы - очень нехилые (что в известной степени удивительно). В одной номинации приз был вообще космический - рабочая станция стоимостью с «бюджетный» автомобиль (можно представить какой бюджет фигурировал изначально). В другой - сверхнехилый широкоформатный принтер, стоимостью в две третьих автомобиля. Мне такой принтер не пригодится, но он и был не в моей номинации; в моей же призом был монитор, стоимостью в половину такого автомобиля... И это был тот монитор, тот самый.
        Я закрыл страницу, и долго сидел, пытаясь собрать мысли в определенную массу. Когда они собрались, я взял телефон и набрал Б.
        - А-алё, - раздался в трубке характерно-развязный возглас. - Ну, еще кто?
        - Привет... Звоню - как договорились.
        - Привет, привет, - сказала она, и снова - я понял, что она не может узнать кто звонит. - Слушай - не соображу... О чем договорились - напомни...
        - Просто договорились, что позвоню. Ну говорили ведь, на прошлой неделе.
        - Ну говорили, да... Но я там еще договаривалась... Много с кем...
        - Блин. Ну меня-то ты должна помнить! Не первый год замужем?
        - Блин! Вот не помню. Не могу вспомнить, блин! Вообще, пол-двенадцатого - офигел, что ли, звонить так рано?
        - Конкретно ты сказала: «Ну, заходи в гости как-нибудь. Я дома, пива только возьми. И сигарет». И это не помнишь?
        - Слушай - а ты кто вообще? Напомнись. Реально не помню - у меня много знакомых, а многие как исчезнут на десять лет, а потом вдруг появятся.
        Я назвал свое имя.
        - А когда ты у меня был?.. В крайний раз?..
        Я хотел сказать правду - что в крайний раз был не десять лет назад, а максимум полгода (точно не помню), но она:
        - Слушай - а где мы с тобой познакомились? И когда?
        - Да вообще-то давно уже. Лет надцать назад. На концерте, - я назвал группу, - в подвале в пятиэтажке. В апреле, точно помню.
        - Блин! А то чувствую - голос, в натуре, знакомый, ну точно ведь раньше слышала, а вспомнить никак не могу. Слушай - а когда мы с тобой договаривались? Давай без приколов - я в натуре не помню! Говорят, что пить надо меньше - наверно правда... Давай без шуток, на прошлой неделе мы с тобой точно не договаривались - я сто пудов помню... Я вообще вспомнила когда мы с тобой виделись! Ведь лет, в натуре, десять назад, крайний раз! Ты заходил в гости - чай пили, зеленый китайский, ты еще хвалил, что он настоящий, а не из веника? Помнишь?
        Я помнил. Хотя это было, в натуре, очень давно - одиннадцать лет назад. И тогда у меня с ней еще ничего «не было».
        - Блин, надо же! Вспомнил! Столько лет не звонил!
        - Ну, вот и прости, что так рано. Забыл просто уже... Вот нашел телефон - еще на бумажке, прикинь. Решил позвонить - вдруг ты еще на нем?
        - Хлам разбирал? Я у тебя в хламе, значит? Хи-хи-хи?
        Я едва не сказал «хорошо, что не в хлам»; но такое, что вообще было совершенно в нашем с ней стиле и обычно предполагалось, теперь показалось не к месту.
        - Да, я там много интересного накопал...
        - Ну заходи! Заходи, в натуре! Я сейчас живу, правда, уже не там, записывай...
        И она стала подробно объяснять как добраться - что я и так замечательно знал. (Или мне уже казалось, что знал?) Она объяснила, мы отключились, я посидел немного, и вдруг отметил, что Б., как явление, перестала меня трогать. И, в первую очередь, в том самом плане того, что ее можно, в любой момент поехать и трахнуть - было б, как говорится, желание. Так вот и желания теперь не было. Вообще. Обычно, если звонил не я сам, а она, после каждого разговора я приходил в некоторое возбуждение, в своего рода некое дьявольское искушение, что ли, - плюнуть на этот идиотизм, поехать и наконец ей как следует вдуть (в конце концов, чем я хуже других).
        И вот я сидел, и ничего теперь не было - будто мы действительно были знакомы именно так, как она сейчас мне представила. И на этот раз я не поеду опять, и как следует ей не вдую опять; только на этот раз - без усилий со своей стороны. И это было так позитивно - в плане контраста с мостом и всем этим особенно, - что я ощутил еще больше сил, еще больше энергии, чтобы двигаться дальше и дальше - по этому кругу.
        * * *
        Надо сказать, что костыль, подброшенный С., оказался очень и очень кстати. Не думать о том о чем я не думать не мог - я сам бы не смог (что было ясно с начала). На этом костыле мне удалось проскакать какое-то время, и этого времени как раз хватило - понять насколько «фундаментально» логичен весь метод.
        Затем я понял, что мой собственный случай стал интересовать меня меньше случая их самих - С. и М. А их случай стал интересовать меня собственно «с технической точки зрения». Я, похоже, снова входил в зону риска, в плане шанса попутать задницу с пальцем, - но тут сам дьявол, наверно, сломал бы ногу. С. то говорил: «Важно как, а не важно что; что - делают все, а как - каждый по-своему». И тут же, через пять минут, убеждал: «Выкинь это как из башки, не твое это дело. Ты делай что, а как - не твоего ума дело, это дело богов, у тебя элементарно не хватит на это мозгов; они, вообще-то, у человека заточены под другое. Главное - правильно выбрать что. Ищи Царствия небесного, остальное приложится».
        Пару раз он меня так вот довел, и с тех пор я вопрос не затрагивал. И тем более интересно сейчас было - каким образом они вообще познакомились? Единственное что я знал - «списались по интернету». Сейчас семь десятых «списываются по интернету», поэтому такое объяснение содержит ноль прикладной информации. Списываются по интернету обычно либо: а) на соответствующих ресурсах, где тусуются целенаправленно с точки зрения с кем-то списаться, и т.д., и в.т.; б) на профессиональных/по интересам, где тусуются целенаправленно с точки зрения профессии/интереса; в) на мусорных, где, от остатков небольшого ума, убивают время и его остатки (ума - впрочем и времени тоже).
        Ни к а), ни к б), ни тем более к в) ни М., ни тем более С. были не применимы - вообще не их случай. С точки зрения «схлестнуться случайно» шансов у обоих имелось ноль минус один. Я, насколько разбираюсь в жизни, в частности интернетной, реально не представляю как они могли «списаться», по интернету. Целую неделю после крайнего случая с Б. я хотел позвонить С. и все-таки расспросить - каким, все-таки, конкретным образом они познакомились; наконец решился и позвонил. (Я рассуждал, что раз уж они посвящены в мою тайну, я имею моральное право на этот счет осторожно поинтересоваться. Тем более после стольких-то лет знакомства.)
        - Да элементарно. Просто там кое-где в одном месте висела кое-какая моя работа, а она ее почитала.
        - Именно по?
        - Разумеется не про. Она нормальный человек, все-таки?
        - Ну, а как ее туда занесло? В это одно место? В котором, понимаю, далеко не каждый бывает?
        - В том-то и дело, что далеко не каждый.
        - А теперь мне скажи - что конкретно ты сделал? Чтобы ее туда занесло. Теперь я имею право от тебя это требовать.
        - Страдал.
        - То есть?!
        - Ты знаешь зачем нужны страдания, вообще?
        - Ты объяснял, что страдания - это дельта... То есть страдания нужны чтобы эту дельту...
        - Что замолчал? Все правильно. Для каждого случая есть свой метод и инструмент.
        - Но я тоже страдал!
        - Значит криво страдал. Некачественно. Раз приходится тебе помогать. Я страдал так, что обошелся без посторонней помощи.
        - Блин.
        - Не то слово.
        - И долго?
        - Всю жизнь.
        - Ладно, пока. Буду думать.
        - Только не сам знаешь про что.
        - Ты про что?
        - Умница, - С. отключился.
        В общем, произошло как раз то отчего нормальные люди с С. стараются не общаться. Я не только не получил ответа на конкретный вопрос - я только еще больше взбесился. Получается, что богоизбранным, чтобы добиться блаженства, достаточно сидеть и страдать. Или лежать и страдать. Настрадал нужную сумму страданий - и получил искомое счастье. По его словам так. Почему тогда все страдальцы вокруг реально несчастны? Почему тогда жизнь, которая есть страдание, - такое страдание? Или даже страдать надо не просто так, с фонаря, - а уметь? Некриво, качественно? Можно было позвонить еще раз и спросить почему, но он, понятно, ответит: «Несчастны потому, что страдают; по-моему дураку ясно». Дураку ясно, но я, получается, не дурак - одно утешение.
        После этого разговора все время незанятое работой, диверсионно-подрывной деятельностью внуковоинства, прочими моими немногочисленными контактами со средой обитания я думал только о том как технически могла случиться такая случайность; каким образом М. - девушка имеющая к философии (в том виде в котором ее воплощает С.) отношение стремящееся к нулю - могла оказаться на узкопрофильном ресурсе (который, в частности, в поисковиках выпадает только по узкопрофильному запросу, и то через два раза на третий).
        А еще больше стало интересно - что это была за работа? После которой М. (которая, к слову, в свое время работала моделью, фотографировалась для рекламы, на упаковки шампуней, красок для волос, еще там что-то такое, - у которой, с той самой подружкой на пару, в свое время было даже агентство) - после которой М. вдруг решила написать какому-то вздорному умнику? Еще через пару дней я не выдержал и позвонил снова.
        - Слушай - что это была за работа? Которую почитала М.?
        - А-а. «Шестой принцип Герметизма - принцип функциональности».
        - Дай почитать?
        - Ради бога. Только ты сам напросился.
        Работа незамедлительно упала в ящик; я открыл и начал жадно читать. Жадность сразу пришлось умерить; все было написано предельно просто, прозрачно, ясно - и вообще поэтому не понятно. Я первый раз в жизни - вот так вот ясно и безнадежно - понял что имел в виду С. когда говорил: «Человек никогда не постигнет Фундаментов Мироздания; Фундаменты Мироздания предельно просты, а опроститься для человека - величайшее западло».
        Я посмотрел на часы - почти двенадцать, а я, как правило, ничего не соображаю уже к шести. Завтра утром, на свежую голову, я с этим все-таки разберусь. Особенно с этим пунктом, начинающим Приложения (как видно, цитата из древнего первоисточника, которые в Приложениях разбираются):
        «Каждое положение жизни индивидуума, в том числе обусловленное разумом постороннего, может быть изменено или преобразовано - при условии подлинного стремления к изменению/преобразованию, и постижения той кондиции жизни которую индивидуум желает реализовать».
        * * *
        Сколько времени затем прошло - точно не знаю (но не день, и не два), как вдруг со мной случается вещь какой ожидать от себя я не мог. Кто мог подумать, что все это наваждение, пропитавшее меня за все эти годы насквозь, определявшее, в общем-то, все что я делаю, что говорю, что думаю, вся эта бесконечно терзающая идея - исчезнет. Что наступит момент когда все это элементарно перестанет мучить, когда тоскливый тягостный мрак моей жизни рассеется - нет, не уступив ослепительному блаженству о котором можно только мечтать - нет, но, как видно, той воле и тому покою, о котором упоминал классик.
        И воле как раз не в значении «способность человека сознательно контролировать свое поведение», а «возможность и право поступать, распоряжаться кем-либо/чем-либо по своему усмотрению», или даже собственно «отсутствие зависимости от кого-либо/чего-либо; возможность располагать собой по собственному усмотрению». Мне вдруг стало как-то так наплевать на весь этот ад, в который, как я теперь понимал, в свое время загнал себя сам, - что даже не могу сказать как. И, главное, весь этот мрак моего прошлого будто полностью растворился, и растворился со всем этим прошлым. Это прошлое, все что в нем в таком было, воспринималось теперь как некий массив информации, в свое время полученный, обработанный, проанализированный - и теперь отправленный в архив, где будет лежать пусть хоть до второго пришествия, но теперь как архив - материалов бывших в работе, но больше не актуальных.
        Вся эта масса как бы выгрузилась из оперативной памяти - освободив массу места для массы других вещей. В один прекрасный момент мне стало спокойно, внятно, прозрачно; когда собственно - я не понял, не уловил, но это случилось. Меньше всего в этом мире я мог ожидать, что этот вопрос перестанет меня волновать, трогать, терзать - перестанет вообще. Ну и что, что я один - хотя должен быть вместе, с ней. В конце концов, она где-то есть, именно Она, то есть та которая должна быть со мной, и с которой должен быть я. Что мы увидимся - ясно; в этом-то я никогда, ни капли не сомневался!
        Так почему я положил себя на алтарь именно этого случая? Та девчонка меня зацепила, так сильно, ну да, - ну и что? В конце концов важно, и только это имеет смысл, чтобы это была Она - а не какая-то встреченная мимоходом она, даром что зацепила, даром что так фатально. Она, именно Она, - будет. А какая это будет просто она - какая мне разница? Нет, даже не мне собственно разница - какая вообще-то ведь разница?
        В общем, я по-настоящему стал понимать смысл древнего «не сотвори себе кумира» - смысл подлинный, а не приляпанный позже. Я избавился от кумира, которым казнил свою жизнь столько лет. Даром что выдрал у себя половину сердца, живого, горячего, окровавленного. Или нет, это было не сердце? Это был гнилой ржавый гвоздь - который я забил туда сам?
        * * *
        Затем в почту падает письмо от Алены. Когда я его увидел, то секунд десять смотрел на тему и пытался сообразить кто эта Алена была и по какому поводу отрисовалась. Открыл письмо, начал читать, и вспомнил про загадочный конкурс. В письме высокопарнейшим стилем сообщалось, что... В общем, там было, наверно, тысяч пять знаков, но их смысл, как я понял, сводился просто к тому, что моя работа, похоже, заняла в своей номинации первое место, за что мне полагается объявленный приз, который я могу получить явившись на соответствующую церемонию. Либо, если проживаю в населенном пункте отличном от места проведения таковой, уведомить о данном обстоятельстве организаторов конкурса в течение трех дней по получении настоящего, и мне приз пришлют. В общем, как-то так, точно не помню (да это и нереально).
        Я, конечно, обрадовался, но как-то уже не так. Просто представил насколько просто удобнее теперь будет работать с моими специфическими документами, и испытал соответствующее сдержанное удовлетворение. Что там шестой принцип, принцип функциональности? Этот монитор мне нужен, нужен реально, - я его получил. Я, можно даже сказать, его заслужил. Я страдал. (Пусть даже как-то неправильно.)
        Я позвонил В.В. и сообщил. В.В. отозвался приглашением на экстраординарную чашку кофе, и (с ним такого никогда раньше не было!) стал жаловаться на Р.!!! Мне оставалось только представить тот тихий (хотя, скорее всего, очень громкий) ужас, который Р. устроил в очередной раз, и мое сердце содрогнулось. Я сказал, что немедленно прибываю, пусть только меня дождется и да не помыслит о тягчайшем грехе - «мы обязательно что-то придумаем». (Я похолодел, представив, что Р. мог сломать что-то из железной дороги - нет, этого быть не может! В.В. такого не заслужил! На такое он не настрадал! Нет, только не это!)
        Тут в почту валится очередное письмо. Читаю: «Привет! Какой у тебя телефон сейчас? Или перезвони!» - следует телефон и подпись - Д.
        Д. - мой ультрастаринный друг, с которым познакомился даже не я сам, а с родителями которого познакомились мои - когда я еще ходил в детский сад, в старшую группу (хотя, может быть, уже в подготовительную - вспомнить такие детали уже нелегко). Долгие годы, курса до первого, мы интенсивно дружили по всем нужным правилам - в раннем детстве вместе вертели конструктор, вместе собирали модельки, вместе «гойдали за овраг» (и вместе бывали за это биты ремнем); друг у друга ночевали, ездили друг к другу на дачу, бывали друг у друга у родственников; в более позднем - вместе писали фантастику (это не грех, и случается с каждым, как многое преходящее прочее), вместе готовили взрывпакеты, вместе успели начать собирать пластинки... В общем, понятно. Потом разошлись, общаясь редко и нерегулярно; последнее что помню - он устроился сисадмином в банк. Я позвонил:
        - Ты куда исчез? - (лучшая оборона - нападение).
        - Это ты куда исчез? Мог написать, хотя бы раз в год?
        - А почему сам не написал?
        - Я первый спросил. Ты почему поменял адрес, а мне не сообщил? Тебе не стыдно?
        - Блин... Я думал, что всем сказал. Правда!
        - Не стыдно, ты не изменился. И кто ты, после такого?
        - Ну, так что звонишь? И откуда узнал мою почту?
        - От верблюда же. Короче, в субботу у меня свадьба.
        - У тебя?!
        - А что?
        - Никогда б не подумал!
        - То есть?!
        - Да я не про это. Ты же поклялся, что женишься только если...
        - Такая нашлась, прикинь! Можешь поверить... В общем, смотри, - в субботу в девять вечера в нашем клубе - не забыл еще надеюсь? Я просто знаю как ты ненавидишь все эти тусовки - я не про клуб, а про рожи в загсах и после. А вечером будут свои - зайдешь к моим, они всё там же, там будут все кислые родственники - но тебе надо нарисоваться... А оттуда в клуб. Давно там был?
        - С тех пор и не был.
        - Там сейчас норм. Будут играть ребята, мои знакомые, и еще станцуют девчонки, две штуки - оценишь, реально классно, они сами супер, и профи тоже что надо. Девчонки супер, реально, познакомишься, я их знаю недавно, одна вообще такая, реально, что...
        - Ну ты это - не забывайся теперь?
        - Я о тебе беспокоюсь, кретин! Всю жизнь только о тебе беспокоюсь, как друг, реально, а ты! Ты как был неблагодарной...
        - А ты как был...
        - Короче, в субботу в восемь чтоб был у моих как сам знаешь что. Они будут рады, даром что ты как был... Дарить ничего не вздумай! Попробуй только что-нибудь подарить - реально обижусь! Да еще в глаз дам. Ты меня знаешь.
        - Да уж...
        - Да, кстати! Помнишь синюю «Волгу», которую мы потеряли, на даче? В четвертом классе? Так вот. Она закатилась под плинтус! В маленькой комнате. Там в досках дырка, она провалилась. Стали менять полы, достал - как новенькая. Сейчас таких уже не делают, как ты в курсе... Ладно, жду!
        Д. отключился. Я был очень рад, что он нарисовался, - я, вообще-то, давно собирался его изловить (тем более, что наверняка сидит в том же банке, откуда как минимум можно его оттрассировать, если уже не сидит, а родители, например, съехали), но в последнее время про него, понятное дело, не вспоминал... Да уж.
        * * *
        В клубе было неплохо, как минимум не хуже чем было, что в наши современные времена само по себе уже плюс. Мы сидели и очень славно проводили время; ребята-знакомые играли классную электронную музыку, инструментал; народ за столом был вменяемый и ненапряжный (что в нашем случае удивлять не должно); в общем, все четко.
        Как вдруг за соседним столом (именно за соседним!) я (внезапно!) замечаю Б. Ни много ни мало. Б. вела себя в хорошо знакомой развязно-ни-к-чему-не-обязывающей манере, и мне только оставалось дождаться пока место рядом с ней на пять минут опустеет, либо пока она сама куда-нибудь отлучится.
        Она, пока еще не полностью в хлам, но уже в значительный мусор, наконец отлучилась в уборную, на выходе откуда я ее подловил.
        - Привет... Прости, но реально был занят.
        Она посмотрела на меня как на обычного пристающего идиота.
        - Вот именно тебе сегодня не дам, если что, - двинулась дальше, но я взял ее за плечо.
        - Подожди, - я назвал ее по имени, на что она не отреагировала (это понятно). - Ты меня правда не помнишь? Без шуток?
        - Без шуток - не то, что не помню, - она хихикнула - как мне было хорошо знакомо, - а не знаю вообще. Вот всех знаю, а тебя - нет. Я вообще-то весь город знаю, - она снова хихикнула. - Только это не повод...
        - Вообще не знаешь? В упор? Ну-ка, вспомни - апрель, - я назвал год, - подвал пятиэтажки, - назвал улицу, - концерт, - назвал группу. - Помнишь?
        Она стояла и секунд десять соображала.
        - Ну, концерт-то помню... Тусовку помню... И что?
        - Тусовку хорошо помнишь?
        Она смотрела на меня секунд еще десять, и наконец «чело ее озарилось»:
        - А-а-а!.. Подожди, подожди... Как тебя зовут?
        Я сказал.
        - Так это ты стоял с Лысым? Ты еще в майке был, с черепом, он еще в темноте светился?
        - Ну, хорошо хоть череп вспомнила.
        - В натуре! - она хихикнула. - Так бы и не вспомнила, честное слово! А причем здесь - был занят? В смысле? Хотя ясно-понятно... Увидел меня, вспомнил, решил...
        - Ну ты же весь город, м-м-м, знаешь?
        - Ну, почти весь, - она хихикнула и прищурилась - как мне было хорошо знакомо. - А вот тебя как-то, получается, пропустила?
        - Получается так.
        Она, нетвердой рукой, пошарила в сумочке.
        - Телефон где-то оставила... Там, на столе вроде... Ладно, я так... - достала карандаш для бровей и написала у меня на запястье номер - который мне был хорошо знаком. - Звони, - она хихикнула, стрельнула нетрезвым глазом, и удалилась.
        Я прошел в туалет, смыл телефон, вернулся к своим.
        - Сейчас будут наши супердевчонки, - огласил Д. оглянувшись на сцену. - Кто не будет визжать от восторга и хлопать как сумасшедший - получит в глаз, от меня лично. Вы меня знаете.
        - Нифига себе, - сказал кто-то из наших, - вот эти? Твои знакомые? Не слабо...
        На сцене появились две девушки. Это были они. Перед глазами возникла картина - которую я, несмотря даже на самые дьявольские трансмутации, все-таки никогда не забуду - как они идут мне навстречу, как она смотрит, как они идут дальше - и проходят, мимо... Как я торможу и начинаю соображать только когда они растворились, когда было поздно...
        После выступления, когда их наконец отпустили, Д. унесся за сцену и привел их к столу. Когда она меня увидела - застыла секунд на пять. Я, несмотря на весь флуоресцентный мрак, увидел как она побледнела. Подошла и присела.
        - Я так и знала, что мы увидимся... Знала...
        Мне показалось, что она сдерживается, сейчас заплачет.
        - Я знала... Увидимся, обязательно, когда созреет...
        - Я тоже, - я взял ее за руку - она дрожала. - Видишь - созрело.
        - Я просто такая дура была... Страшно сказать... Как хорошо, что не знаешь...
        - Я знаю, - я взял ее за другую руку. - Я про тебя знаю больше чем ты.
        - Но я исправлялась... Видишь - значит исправилась...
        - Я тоже...
        - А я - про тебя больше чем ты... Видишь! Я ведь исправилась, все-таки...
        - Не плачь, - я вытер у нее слезы, и моя рука, наверно, тоже дрожала. - Больше не плачь...
        - Больше не буду... Если только от счастья...
        - Ну, если от счастья... Тогда не считается...
        * * *