Эпилог Гай Михайлович Север
        # «День неба». Повести. Рассказы. Toronto: Aeterna, 2012. С тех пор как Кот увидел эту девчонку, десять снов назад, он не мог про нее забыть и думал только про нее. С тех пор Кот, Старый и Толстый ходили на еду пять раз, но этой девчонки там не было. Откуда она взялась? Всех кто приходит на ту еду Кот знал всю жизнь. Одна она быть не могла, к кому-то прибилась - к кому? Узнать хотя бы с кем ходит. Тогда можно будет ее найти, или хотя бы узнать кто такая, откуда.
        Если Кот чего-то не знал, или не мог сделать сам, то обычно всегда спрашивал Старого. (Толстый был туп, ничего не знал, толку от него в боксе было мало, он был только сильный, и годился только чтобы что-то сломать, или кого-то убить.) Но сейчас он почему-то не мог спрашивать Старого, хотя тот знал много чужих, и мог хотя бы узнать кто эта девчонка такая.
        Про нее Кот испытывал какие-то новые, какие-то странные чувства, которых раньше не знал, и теперь даже не понимал что с ним происходит. Всю жизнь все было спокойно и просто, он делал что хотел, говорил что хотел, думал что хотел. Теперь это стало ломаться. Например думать что хотел он уже не мог. Думать теперь он мог только про нее.
        Прошел очередной сон, нужно было идти на еду. Перед сном на еду не пошли - на выходе снова дрались, их было много, и все чужие. Последнее время чужих стало приходить очень много, сколько никогда раньше. Старый сказал, что еды становится мало, всем не хватает, и сильные приходят отбирать еду у слабых. Самые хитрые собираются в кучи - несколько боксов из одного ствола, - и такой кучей убивают многих и отбирают много еды.
        Перед сном Кот хотел посмотреть кто дерется, что вообще происходит, но Старый не пустил. Он сказал, что дерутся две кучи чужих, которые пришли в наш ствол сразу, и теперь кто первый убьет других, тот пройдет в наш ствол и будет отбирать еду. Такого раньше не было - чтобы отбирать еду приходили сразу две кучи, и устраивали драку между собой.
        Старый с Толстым задвинули перегородку, навалили обломков, и Кот, как обычно, уселся в углу, на куче мусора, и стал ждать когда Старый разрешит выходить. Раньше, когда задвигали перегородку, Кот сидел и думал о чем угодно, последнее время чаще всего - что делать если перегородку наконец разобьют. Она была лучше чем у всех боксов в стволе, не такой ржавой, еще прочной; но когда ее долбили последний раз, стало понятно, что скоро тоже лопнет. А тогда придется уходить, искать пустой бокс где можно жить. А таких боксов становилось меньше, и люди которым пробивали перегородки уходили искать новый бокс так далеко, что здесь их уже никто никогда не видел.
        Кот всегда мечтал как-нибудь вырваться, из этого обычного круга - двенадцати стволов Сектора, в котором он жил сколько себя помнил, и соседних пространств, в которых бывали люди из трех других секторов. Старый ведь говорит, что Ярус - огромный, что в нем столько секторов, что пересчитать никто не может. (Сам Кот точно, потому что знал как считать только до двенадцати - столько было стволов; а сколько в стволе было боксов - знал только Старый, и объяснял, но Кот ничего не понял.)
        И он всегда мечтал вырваться - из постоянного круга тех кто обитал в родном Секторе, и непостоянного - тех кто приходил на еду, с кем приходилось драться, иногда дружить - чтобы драться вместе против кого-то третьего. Люди из других секторов тоже были почти всегда старые; их он знал сколько себя помнил, хотя к ним никогда не ходил (к ним никто не ходил, ходить к чужим было опасно, в последнее время особенно).
        Но все-таки были такие кто уходил - не просто искать новые боксы, когда жить в своих становилось нельзя (пробили перегородку, обвалился потолок, задушила плесень - мало ли что). Старый говорил, что такие уходили искать «где лучше». Кот удивлялся - а что «лучше»? Лучше может быть вода, еда, перегородка, сам бокс - с целым, например, потолком, без плесени, без травы, или просто сухой. Просто ушли искать чтобы был лучше бокс? Или ствол - не такой весь в обломках, завален, как почти все у нас? На что Старый отвечал - да, так, наверно.
        Кот тоже хотел уйти; не навсегда, искать что «лучше», а просто - посмотреть, хотя бы глазом, - что там. Старый говорит, что там все одно и то же, везде, - секторы, стволы, боксы, обломки, плесень, трава. Что когда-то, когда сам был младший, уходил пару раз, недалеко, в соседние секторы, и все видел - там везде такие же люди, такая же вода, такая же еда. Что никуда уходить смысла нет. А если будут приходить отбирать нашу еду, всегда можно драться и убивать - тех кто приходит. А если уйдешь сам, тебя самого где-нибудь «там» могут убить - ведь ты будешь брать еду которую едят «там» они сами.
        Кот все это понимал. Но хотел хотя бы просто сходить посмотреть. И потом, конечно, вернуться. Как бы ни хотелось вырваться из этих кругов, он знал, что если есть что-то хорошее, «лучше» искать не надо. Тем более когда есть человек который «там» был и видел как там «хорошо». (Старому Кот всегда верил, потому что еще не было ни разу чтобы тот сказал, а оказалось не так.)
        И вот теперь, перед последним сном, когда он сидел на куче обломков, то думал обо всем этом совсем по-другому. Он думал - ведь где-то «там» сейчас есть эта девчонка! Может быть тоже сидит сейчас у закрытой перегородки, в своем боксе, а за перегородкой у них в стволе, может быть, тоже дерутся кучи чужих, которые пришли отбирать еду у них «там».
        И, может быть, тоже думает про то же самое - про чужие секторы, про заброшенные стволы, заросшие травой, забитые плесенью, заваленные обломками, рухнувшим потолком? Про то, что если как-то пробраться сквозь эти завалы, можно найти что-нибудь «лучше»? А, может быть, она тоже сама из таких - которые ушли искать «лучше»? Не сама, конечно, - с ней ведь должны быть старшие... Откуда она взялась, интересно?
        Он вдруг подумал, что раньше ему никогда не было интересно откуда появляются новые люди которых он видел в общих пространствах. Важно не откуда они приходили, а зачем. Если пришли не забрать нашу еду и уйти, а тут с нами жить - хорошо! Вместе будем драться и убивать - тех кто приходит забрать и уйти. А откуда пришли - какая разница? Старый, тем более, говорит, что там везде все одно и то же... Секторы, стволы, боксы, обломки, плесень, трава...
        А вот и не одно и то же! Там, значит, есть что-то такое отчего случилась такая девчонка. Если здесь она не случилась - значит здесь чего-то такого нет. Так откуда она взялась? Наверно просто из тех у кого испортился бокс... Время идет. Хороших боксов становится меньше. Обломки, плесень, трава. А людей почему-то больше. А боксов меньше. И еды тоже меньше. Такого раньше не было - чтобы отбирать еду приходили сразу из двух разных мест и устраивали драку у входа...
        Кот сидел на своей куче, размышляя обо всем этом, пока не уснул. Когда он проснулся, перегородку открыли. Старого с Толстым не было, не было еще кое-кого, в боксе оставалось меньше половины своих - тех что без Старого никуда не ходили. Он без него тоже никуда не ходил. Тот строго запретил без него даже выходить из бокса, или хотя бы без старших, - младших последнее время стали воровать очень часто. (И, что очень страшно, воровали свои же, из своих стволов, из своего Сектора - еды становилось меньше и меньше.) Кот сидел у себя в углу, на своей куче мусора, и ждал пока Старый с Толстым вернутся, и тогда они все вместе пойдут на еду.
        Этот огромный бокс, в котором росла еда (и росла меньше и меньше), начал обваливаться до того как Кот появился на свет. Он обваливался понемногу, Кот никогда не обращал на это внимания - вокруг все обваливалось точно так, свод за сводом, огонь за огнем. Завалы сразу занимала трава (Кот думал - как жаль, что она не съедобная, ведь ее столько!), и когда от завалов в боксе не оставалось места, люди уходили искать другой.
        Но этот бокс был больше обычного раз в двенадцать (может быть даже больше, только Кот не знал что бывает после двенадцати), и обваливался по-другому. Когда с высоты падали куски, грохот был такой страшный, что слышно было, наверно, в самом дальнем боксе самого дальнего ствола. И в последнее время этот грохот случался все чаще. Кот, каждый раз когда приходили собирать еду, замечал, что огней в высоте становилось меньше.
        - Старый, а ведь скоро они закончатся, - сказал как-то Кот, указывая в высоту. - Все обвалится до конца! И где тогда брать еду? Что тогда делать?
        - Тогда мы точно уйдем. Сначала пойдем в соседние секторы, к ним на еду - может быть как-то прибьемся.
        - А ты говорил, что на нашу жизнь хватит?
        - Я правда так думал. Но вода наверху, наверно, стала просачиваться сильнее. Время идет, все портится.
        - А сколько там воды? Ты говорил - много, а сколько это «много» когда говоришь про воду?
        - Там наверху, где-то, такой же ярус как наш. И весь наполнен водой. Я ведь тебе рассказывал, десять раз, да это и так все знают. Все кто умеет разговаривать.
        Такой же ярус как наш - Кот не представлял какой большой у них Ярус. Старый говорил, что секторов в Ярусе больше двенадцати - может быть двенадцать раз по двенадцать (Коту всегда было страшно представить сколько так будет). Но даже если воды наверху столько сколько влезет в наш единственный Сектор - тогда, да, это столько, что... Вода - сама по себе тяжелая, и она просачивается. И когда просачивается очень сильно, люди уходят искать новые боксы. У нас в Секторе такого не было (Старый говорит, что наш Сектор вообще, наверно, самый сухой в Ярусе), но Кот знал двух человек которые пришли из каких-то далеких секторов спасаясь от этой воды. И они рассказывали страшные вещи (и про то что случилось у них, и про то что случилось с ними пока шли и скитались).
        И вот теперь, последние несколько снов, он начинал бояться. И понимал, что хочет уйти еще больше. Но наверно, все-таки, пока не уйти вообще; пока только сходить - посмотреть. Не так чтобы уйти и скитаться по чужим секторам, где, скорее всего, их рано или поздно убьют и съедят. (Самое страшное, что съедают теперь даже те кто умел разговаривать, и, что еще страшней, съедают теперь даже свои - кто живет в нашем Секторе.)
        Последний грохот пришел три сна назад. И опять, интересное дело, - когда приходил грохот до этого, Кот просто вспомнил о чем они говорили со Старым. Просто снова подумал, что да - жизнь скоро изменится, еда кончится, надо будет куда-то идти... А после последнего грохота Кот подумал, что всё - все надо бросать, и бежать искать ту девчонку. Потому что если и правда придется уйти, то как же - она тут останется, без него? Или уйдет, куда-то еще, - без него? Вообще это была страшная мысль, и совсем страшная от того, что раньше ничего такого он никогда не думал, ничего такого не чувствовал.
        И, самое странное дело, обо всех этих новых мыслях он не мог рассказать никому - даже Старому. Тот был единственный человек, во всем Секторе, во всей жизни Кота, которого он не боялся, которому верил, которому рассказывал все о чем думал. (Толстого Кот тоже, конечно же, не боялся, и тоже верил, но Толстый был туп, ничего не знал, ни о чем не думал; разговаривать с ним нельзя, но он был сильный, и вообще добрый, и не обманывал.)
        Они шли на еду, и Кот снова не мог прогнать эти мысли - как найти ту девчонку. С тех пор как он ее видел, они ходили на еду пять раз, но она больше не приходила. Он не думал, что с ней что-то случилось - он был уверен (почему - сам не знал), что с ней все в порядке. Что ее не задушила трава, не затянула плесень, не завалило обломками, что ее не съели, или просто не заболела и умерла. Он боялся, что она ушла - снова, прибилась к кому-то и снова ушла. И похоже, все-таки, что она одна - когда Кот ее видел, старших с ней не было. (Может быть поэтому и ушла, откуда-то от своих - если например у них обвалился бокс и всех старших засыпало, ей нужно было сразу бежать, пока не съели свои.)
        Они наконец вышли к еде и стали бродить между рядов зарослей. Еды становилось все меньше, а которая оставалась - становилась все несъедобней. Старый говорил, что когда-то очень давно - так давно, что никто не помнит когда, - еды здесь было в двенадцать раз больше, и даже больше того. Тогда здесь было в двенадцать раз больше огней (еде чтобы расти нужно много огней). Еще еде нужно много земли, много воды и воздуха. Земли, говорил Старый, сейчас тоже много, но она становится хуже, потому что грязнее. Воды становится больше, но она становится тоже грязнее, а для еды это плохо. А воздуха становится меньше, и он становится тоже грязнее.
        Мы этого сильно не замечаем, потому что как-то привыкаем, но от этого все больше болеем. И еда тоже болеет, но она не замечает, а просто кончается. А траве, которая вонючими черными зарослями постепенно прогоняет людей из боксов и секторов, это как раз нравится - потому что появилась здесь уже когда все Случилось. А еда - она-то еще из того мира, который был до того - как Случилось... (И был ли вообще?)
        И это тоже была страшная вещь, про которую Старый в последнее время говорил все чаще. Скоро трава вылезет из стволов и пролезет к еде. Нас пока много, пока хватает бороться с травой - она лезет к еде все сильнее... Но нас становится меньше - люди заболевают и умирают, людей воруют, люди просто уходят. А еще чужие, которые лезут из соседних секторов за нашей едой, которые лезут уже в стволы, дерутся у боксов, отбирают еду уже там, - с ними тоже надо драться, и в драках тоже убивают много людей... А хуже всего, что свои перестают быть своими. Наверно всем становится так уже плохо, что они не хотят, просто не могут думать про Сектор, даже про ствол - думают только чтобы как-то спасти свой бокс. Ну, и уходят - когда спасти не могут...
        Кот бродил между зарослей, ворошил кучи, разгребал гниющие стебли... Еды было мало. Он бродил очень долго, а насобирал еды только на один после сна. Когда-то за такое время он набирал еды на несколько после снов, на шесть, даже на восемь... Если Старый говорит, что везде все одно и то же, - зачем тогда куда-то идти? Здесь хотя бы все свое, здесь Кот вырос, здесь знал все пространство. Которого становилось все меньше, но что оставалось - было свое.
        Наверно эта девчонка ушла из своего сектора тоже потому, что у них не стало еды. Кот вспомнил как она ползала на коленях между зарослей - наверно у них с едой было так уже плохо, что оставалось только искать что-то в земле. Если везде все одно и то же, то и мы скоро станем ползать за своей едой на коленях.
        Он завернул за очередной ряд зарослей, и чуть не подпрыгнул. Перед ним, в десяти шагах, стояла на коленях и копалась в земле - она! Он подбежал и упал на колени рядом.
        - Ты откуда? - сказал он радостно. - Зачем ты копаешь? Ты давно пришла? У вас еда уже ушла под землю? А почему вы ушли?
        Она сначала испугалась, вскочила, отпрыгнула. Посмотрела на Кота, подошла ближе.
        - У нас кончилась вода. У нас все ушли.
        Она произносила как-то странно, Кот такого еще не слышал.
        - Ты откуда? Говоришь как у нас тут никто. Никто кто приходит на эту еду.
        - Мы были очень далеко. Я прошла четыре и три еды. Меня везде прогнали - и отсюда, наверно, прогонят. Здесь тоже нет еды, не хватает своим.
        - Четыре и три еды? Да, далеко... И как тебя не съели? Ты младшая, и одна! И так далеко! Я уходил только за одну еду, посмотреть, и сразу обратно. А как так - кончилась вода? Вода всегда течет сверху, и никогда не кончается! Ее наоборот слишком много. К нам приходит много людей кто убежал от воды.
        - Вашу можно пить, она прозрачная... А у нас - черная. И пахнет как мертвые.
        - Как это - черная? - Кот озадачился. Старый никогда про такое не рассказывал. - У нас ничего такого не было, никогда... А как тебя зовут?
        - Белка.
        - Это как? - Кот озадачился еще больше - этого слова он никогда не слышал. - Это что такое?
        - Не знаю. Просто зовут, и все. А тебя как?
        - Кот!
        - А это как? - Белка, похоже, озадачилась еще больше. - Это что такое?
        - Не знаю! - он рассмеялся и взял ее за руку. - Старый говорил, что это было такое... м-м-м... животное. До того как Случилось. Там, Наверху. Пошли к нам! Ты ведь одна?
        - А кто такой Старый? И что такое «животное»?
        - Я не знаю! Но он говорит, что у нас таких нет. Были когда-то, но их давно съели. У них четыре ноги внизу и одна сзади, растет из спины, и мягкая. А у вас воруют младших?
        - Да, почти всех уже съели. Меня тоже украли. Но я убежала, и решила вообще убежать. Назад к своим не пошла, потому что все заболели и уже умирают. И бокс у нас почти весь съела плесень. Она у нас другая совсем, очень толстая, и пахнет как мертвые. А у вас можно жить. А возьмите меня к себе? Я мало ем, а буду помогать искать еду для всех.
        - Как ты одна прошла четыре и три еды? - Кот повел ее между зарослей, привычно разбирая дорогу к своему стволу. - А еду можешь не помогать, еды и так уже нет. Старый говорит, что мы тоже, наверно, скоро уйдем. Нашу другую еду завалило еще когда меня не было... Он говорит, что там вообще все завалило, наверно. Если с той стороны больше никто не приходит. Перестали приходить когда еще Старый был младший. Тогда и младших почти не воровали... Представляешь как хорошо? Можно выходить без старших!
        - А у нас и старших едят, - Белка торопилась за ним, перепрыгивая через гниющие кучи. - У нас двух уже съели. А ты бы смог кого-нибудь съесть?
        - Не знаю, - Кот опять озадачился, даже остановился. - Не думал... Пока есть еда, хоть какая-то... Наверно нет. А если еда кончится - не знаю...
        - Я тоже... Есть ведь хочется... Вот бы сделать так чтобы есть не хотелось.
        - Я тоже об этом думал. Но Старый говорит, что так нельзя. Есть хочется пока вообще живешь.
        - Да, плохо... Надо куда-то ходить, искать еду... Так надоело, что уже хочется чтобы тебя тоже съели.
        - Как интересно ты говоришь! У нас так никто.
        - Это потому, что я прошла четыре и три еды. Это далеко.
        - Сейчас спросим у Старого. Он знает где это.
        Из-за очередного ряда зарослей выскочил Старый.
        - Это теперь с тобой? - он посмотрел на девочку.
        - Да! Я ее...
        - Надо бежать! Ты не слышал?
        - Нет! А что? Что случилось? Где Толстый?
        Старый потянул за собой Кота, Кот - Белку.
        - Эти, кто приходил перед сном и дрался у входа, пришли опять и убили почти всех наших.
        - Как так?! - Кот остановился, но Старый потянул дальше. - Всех?
        - Наверно кто-то успел убежать - не знаю... Слышишь - кричат? Это в нашем стволе. И в нашем, и во всех рядом.
        - Такого еще не было, - Кот вслушался. - Их много?
        - Да, и столько еще не было. Я думаю, что они сговорились - чтобы забрать весь наш ствол. И все рядом. Их очень много! Ты такого не видел. И я такого не видел! Но знал, что такое будет.
        - Они убьют всех кто не закрылся, - сказала Белка. - Потом подождут пока вылезут кто закрылся, и тоже убьют и съедят. У нас так было. Но мы ушли в другой ствол.
        - Когда я был младший, - сказал Старый, обернувшись, - к нам приходили люди которые говорили как ты.
        - Она прошла четыре и три еды, и ее не съели! - сказал Кот с гордостью.
        - Я думала, что у вас можно остаться... У вас так хорошо... Вода, еда есть какая-то... И вот снова идти...
        - Да, теперь надо идти, - сказал Старый. - Я уже давно это ждал, и куда уходить давно придумал. А что у вас случилось с водой?
        - Черная и пахнет как мертвые! - сказал Кот.
        - Скоро везде так будет, - Старый кивнул.
        - И как тогда жить? - сказала Белка.
        - Будем думать. Но сейчас надо идти. Вы не видели сколько их! Я даже не знаю откуда столько пришло. И еще там были такие каких я никогда не видел. Лохматые и не говорят.
        - Лохматые? - Белка удивилась. - Это как?
        - Волосы не только на голове, а везде, только короткие.
        Старый вывел их к маленькому стволу, который Кот с трудом вспомнил - он был здесь очень давно, с другими мальчиками (многих с тех пор уже съели). Это был не настоящий ствол, в нем не было боксов; он просто вел в другой сектор, и здесь почти никто не ходил, потому что в тот сектор обычно ходили там где в настоящих стволах кончались боксы (там, с другой стороны).
        - У нас тоже такое было, - сказала Белка. - Сектор который рядом отобрали которые тоже пришли. Но они были не... лохматые. Но почти все тоже не говорили.
        - Скоро не будут все, - Старый вошел в маленький ствол. - Толстый ждет с той стороны. Я знаю куда мы пойдем.
        - Это, - сказал Кот, - есть в тех бумагах?
        - Да. И надо быстрее, потому что чужие пришли отобрать все, и наш Сектор, и все которые рядом. Их очень много. Я даже не знаю откуда - столько.
        * * *
        Это письмо будет последним. Я наконец все устроил, и завтра все активирую. И весь этот вселенский бред наконец кончится. Отвечаю на крайний вопрос - не «боюсь» ли я, вот такого? «Боюсь» только одного, что выживет слишком много особей, и весь этот фарс начнется снова. Но грохнет так, что наверху ничего не будет очень долго. И что если кто-нибудь вылезет, то долго не продержится.
        Напоследок хочу сказать, что твоей упертостью восхищаюсь. Сколько лет жизни, и сколько денег ты угробил на это свое мусорное благотворение? Спаситель человечества? Если тебе не хватило элементарного здравого смысла, то хотя бы жизненного опыта, тупой эмпирики (твоя тема?) должно было хватить? Человечество неспасаемо. Это исходит из природы этого человечества. Состоящего из таких типов как ты.
        (Какой, кстати, смысл существования таких типов как ты? Которые «в меру своих сил» спасают человечество, которому это спасение нужно «как зайцу стоп-сигнал», прости что передергиваю, а о спасении своей души даже не помышляют. Ты, например, представляешь как угробил, например, жизнь семье и близким, благотворитель? Выбросил бы сначала себя такого из их жизни, уборщик вселенского мусора.)
        Хотя я часто думаю (думал), что ты все прекрасно понимаешь, но пытаешься уйти сам от себя. Тебя, как здравомыслящее существо, не может не трогать весь этот пандемониум, под названием «человечество». Надругательство над здравым смыслом - самое тяжелое преступление, да. Но реально сделать что-то реальное в плане «улучшения человечества» - ты не можешь. Ты понимаешь безысходность всей ситуации, что реально сделать ничего нельзя. Вот и практикуешь этот свой ментальный онанизм. Так практикуй сам, не делай это другим.
        На сколько увеличилось количество высираемого цивилизацией кала за те годы пока ты продвигал свои мусороуничтожительные проекты? Ты говоришь, что «вас много», что «настанет время» когда «в мире станет намного чище». Пока оно настает, у меня только за месяц одиннадцать человек отошли в мир иной - э/м передоз, стандартные отравления, ОГС (отравление городской средой - у вас такой диагноз еще не ставят?), еще какая-то непонятная ерунда.
        Мне когда-то казалось, что этот момент наступил - когда хуже уже быть не может. Еще как может, и становится. Так что - техвозможность у меня есть. В конце концов лично я все это терпеть не обязан. Я-то чем провинился? Я-то не сру, и никогда не срал, так почему я должен всем этим дышать, все это есть/пить, все это видеть - от всего этого страдать? Я реально забыл как выглядит настоящее небо. Почему я должен куда-то за ним ездить? Каждый раз дальше и дальше? Хотя бы посмотреть на чистое небо - про воздух уже никто не помнит, я в том числе. Чем я провинился?
        В общем, повторяю что я сказал тогда: а) я не обязан так жить; б) я имею право поступить как считаю нужно чтобы стало лучше; в) я считаю, что именно так будет лучше. И для мира, и для человека. А так дальше нельзя.
        Ладно, последний год у нас с тобой - ни одного нормального разговора, одна накипь. Видно не судьба. Думал хоть напоследок напишу что-нибудь связное - опять не получилось. Что, как видно, закономерно.
        * * *
        Еда была между каждым сектором, и поэтому получалось, что у каждого сектора было две еды. Только у нашего еда давно была одна - потому что другую, с другой стороны, завалило (а с ней завалило стволы в соседний сектор с другой стороны). У нас было сухо, меньше плесени, меньше травы, но еда осталась одна. «За все надо платить», - говорил Старый, и Кот понимал что он имеет в виду.
        Здесь, в этом секторе, соседнем с нашей стороны, Кот не был давно. И он то ли не помнил, что здесь так плохо - столько травы, столько плесени, дышать трудно, еще появилась какая-то слизь, - то ли тогда здесь так не было. У этого сектора, да, две еды, по еде с каждой стороны, но зачем еда нужна, если здесь уже нечем дышать?
        Секторы были очень большие - от еды к еде нужно идти от сна до сна. Старый сказал, что в этом секторе они не останутся, и пойдут дальше. Когда огни в потолке стволов стали светиться меньше (надо ложиться на сон), этот сектор они еще не прошли, и спать надо было ложиться здесь, чтобы после сна уже дойти до конца. Они постоянно смотрели по сторонам - может быть попадется плохой бокс, в котором уже никто не живет, но где можно остановиться на сон. Но таких не было. Было много боксов с плохими перегородками - оставаться в них даже на один сон, конечно, нельзя. Старый говорил (да и Кот давно понял сам), что когда нападают, когда хотят отобрать еду, или украсть младшего, лучше оставаться в стволах - легче убежать, даже если за углом стерегут другие.
        - Ты где ложилась на сон когда шла? - спросил Кот Белку. - Скоро огни потемнеют! Нужно найти какое-то место. Видела - за нами уже смотрят! Я в этом секторе был, и один, и со Старым. Но давно - здесь, наверно, уже не осталось тех кто нас помнит. А если помнит, то все равно - наверно боится, что мы останемся.
        - Я всегда шла очень быстро, пока не находила место где можно было остановиться и спрятаться. А когда меня хотели догнать, я сразу убегала. Ты не знаешь, но я очень быстро бегаю. Поэтому прошла четыре и три еды, одна.
        - С какой стороны ты пришла? - спросил Старый. - Где черные камни, или где вода?
        - Где черные камни.
        - Шла прямо? Или поворачивала?
        - Я могу нарисовать. Я помню. Давай я потом нарисую, и ты поймешь откуда я шла. Только зачем... Мы ведь идем в другую сторону.
        - Надо. Сейчас мы найдем место на сон, ты нарисуешь, и расскажешь что видела по дороге. Я хочу знать что везде происходит, потому что нужно знать как жить дальше. Смотри - здесь появилась какая-то слизь, которой раньше не было. С травой и плесенью мы пока знаем что делать. А что делать с ней? - Старый остановился и тронул ногой язык слизи, стекающий со стены на землю. - Надо знать где еще остаются места где можно как-то прожить. Это во-первых. Во-вторых... Ты ведь знаешь что такое ярус?
        - Конечно! Ярус - это где мы живем. Это все что вокруг. В котором еда, люди, и секторы. Мне старшие рассказывали, когда они еще были... Ярус - он ведь везде, поэтому младшим про него рассказывают тоже везде... И у нас, и у вас, наверно... И в любом секторе...
        - А что у вас рассказывают про воду которая наверху? - Старый указал в потолок и вперед, в бесконечную полосу огней. - Которая у вас просачивается - так, что люди уходят?
        - Наверно то же что и у вас. Что наверху был еще ярус. Который скоро после того как Случилось пропитался водой. И все кто там жил захлебнулись. Кто-то успел уйти, пришел сюда и стал жить здесь, в нашем Ярусе... А остальные умерли в этой воде.
        - Да. Когда рыли ярусы, еще до того как Случилось, то прорыли что-то неправильно. И после того как Случилось какая-то очень большая вода, которая была там, Наверху, протекла в этот Ярус, - Старый снова указал вверх. - И да - умерло очень много людей, но некоторые успели прийти сюда. Так вот - почему я спрашиваю... Что у вас рассказывают про третий ярус?
        - Какой третий? - Белка даже остановилась, и все остановились за ней. - Ярусов только два! Откуда третий?
        - Ярусов было три. Ты знаешь, что земля иногда трясется?
        - Это как?
        Они снова пошли, мимо бесконечных ржавых перегородок, мимо завалов мусора, мимо куч обломков, торопясь от настороженных глаз - тех кто сидел в боксах, готовые задвинуть перегородку, или броситься на защиту, или даже напасть - если подумают, что осилят. (Как хорошо, что с нами наш Толстый, со своей дубинкой в руке...)
        - Не знаю. Но земля трясется. Просто последний раз она тряслась очень давно. Столько снов назад, что не посчитаешь. Так вот в верхний ярус протекла вода потому, что земля затряслась. Потолок там сломался, и через дыры протекла вода. Хотя такого быть не должно. Но ярус выкопали неправильно.
        - А третий? - Белка даже обогнала Старого и заглянула ему в лицо.
        - А в третьем получился какой-то неправильный воздух. И почти все оттуда перешли тоже в наш. Поэтому в нашем Ярусе очень скоро не стало хватать еды... Поэтому очень скоро стала появляться трава и плесень.
        - Потому что людей стало больше чем можно?
        - Да. Знаешь - ведь когда это копали, - Старый обвел вокруг головы круг, - то копали так чтобы здесь можно было жить очень долго. Пока там, Наверху, все станет как раньше. До того как Случилось.
        - А что было до того как Случилось?! - Белка снова остановилась и замерла.
        - Вот этого я не знаю. Знаю только, что можно было жить без потолков, и еды было очень много. Так много, что младших не воровали.
        - А почему же тогда Случилось?! И откуда ты знаешь?! И как они перешли из третьего яруса?!
        - Про как перешли я как раз хочу узнать, - Старый взял ее за плечо и снова потянул за собой. - И поэтому хочу чтобы ты рассказала все что видела - у себя, и по дороге, пока бежала. Дело в том, что ход в третий ярус засыпало - когда земля затряслась, и когда в верхний стала протекать вода. Это было очень давно, и никто не знает, что где-то когда-то был ход в нижний ярус, что вообще был такой нижний ярус. Его засыпало, и он исчез навсегда.
        - Но ведь может быть еще один ход? Посмотри, - Белка оглянулась по сторонам, - ведь везде по два хода! Только у боксов по одному, но ведь ярус - не бокс! Туда тоже должно быть два хода!
        - Нет. Ход туда только один. Не знаю почему, но это так. Но есть еще маленькие дырки. Где-то есть обязательно. И вот если найти, хотя бы одну...
        - Понимаю! Ведь прошло столько времени! Плохой воздух мог кончиться, и вместо него стать снова хороший!
        - Да. И все это время там никто не живет.
        - Представляешь сколько там будет еды! - воскликнул Кот. - Хватит на всех, даже на двенадцать таких как Толстый!
        - Поэтому я всегда хочу знать что где происходит. Что где видно и слышно.
        - Да! - воскликнула Белка. - Если ты будешь знать очень много, то сможешь придумать где искать дырки. Но откуда ты знаешь - про это?
        - У нас есть бумаги, - сказал Кот. - В которых про это написано.
        - А что такое «бумаги»? - Белка озадачилась. - И как так - написано?
        Ответить Кот не успел. Они вышли на перекресток больших стволов - таких перекрестков в каждом секторе три, и от двух крайних вели стволы в соседние четыре сектора, тех с которыми общей еды не было. На перекрестке на них набросились какие-то странные люди - таких он никогда не видел. Они были покрыты волосами, все целиком; волосы такие как на голове, только короче. (Наверно это и есть «лохматые», про которых говорил Старый? Интересно - откуда взялось это слово, и откуда его знает Старый, если самих «лохматых» у нас никогда не было?)
        Они набросились сразу из двух стволов, с двух сторон, и Кот понял, что они давно сторожили. У лохматых были странные дубинки, каких он никогда не видел, - из чего-то серого, которое неярко блестело, и, похоже, было очень тяжелое. Старый остановился, потом дернул Белку и Кота вперед. Они побежали дальше, быстро как только могли, к концу сектора. Кот понял, что Старый думает убежать через те маленькие стволы, которые вели в соседние секторы от еды. Про эти стволы мало кто знал, и туда мало кто попадал, потому что на них были свои перегородки. На них тоже посередине было кольцо, как на перегородках в боксы, только больше; его тоже надо было крутить - изо всех сил, вдвоем (одному иногда получалось только у Толстого).
        Они выбежали к еде, свернули туда где бывали те маленькие стволы. Кот бежал, замечая, что заросли еды здесь почти все задушила трава (как же так, почему они не охраняют еду от травы, что же они едят?). Они пробежали заросли, выбежали к стене, свернули, побежали в угол, где должна была быть перегородка с кольцом. Он задержался и обернулся - лохматые, крича и размахивая дубинками, бежали совсем рядом. (Он понял, что лохматые тоже не умеют разговаривать, потому что они кричали ужасные звуки, в которых не было ни одного понятного слова.)
        Старый дернул за плечо, Кот отвернулся и побежал быстрее. Добежали до перегородки, все вместе схватили кольцо и стали поворачивать. Кольцо повернулось, перегородка сдвинулась, они по очереди пролезли в маленький ствол. Толстый изо всех сил потянул перегородку, чтобы она закрылась снова, но перегородка, наверно, давно испортилась - не задвинулась до конца. Толстый тянул изо всех сил, весь покраснел, но она до конца все-таки не задвигалась.
        Тогда Старый дернул Толстого в ствол, и они побежали снова. Кот обернулся - лохматые один за другим пролезали в щель и снова бежали за ними. Но теперь было легче и не так страшно, потому что лохматых была уже не толпа, а только несколько. Они бежали один за другим, снова кричали и размахивали дубинками. Один лохматый ударил дубинкой кольцо с этой стороны перегородки, и раздался такой звонкий звук, что Кот испугался - таких звуков он никогда не слышал.
        Они бежали, бежали, бежали... Он смотрел на Белку и понимал, что она тоже устала как он, и скоро тоже упадет на землю, как давно хотелось ему. Он так устал, что переставал понимать что происходит - только знал, что надо бежать, за Старым, за Толстым, который тоже устал, был мокрый, красный, и тоже, наверно, хотел упасть... Но этот сектор был пустой, в нем никого не было - пока бежали, Кот не увидел ни одного человека - вообще никого...
        Лохматые не отставали. Он не оборачивался, но слышал, что криков сзади было очень много. Иногда раздавались такие же резкие звонкие звуки - наверно кто-то бил этой странной дубинкой по кольцам перегородок на боксах. Если бы не лохматые, здесь можно было бы жить - столько хороших боксов, сухих, почти без травы, без плесени... Только, наверно, здесь нет еды, если никто не живет...
        В ушах стучало, в глазах было темно, грудь разрывалась - когда они выбежали к еде. Да, еды здесь нет, заросли сгнили, лежат мокрыми кучами на земле (чтобы еда портилась в мокрые скользкие кучи - такого Кот еще не видел, вообще не знал, что еда могла портиться так). Он уже ничего не видел, не слышал, не понимал, когда они добежали до перегородки в маленький ствол, ведущий в следующий сектор. Повернули кольцо, пролезли в щель. Перегородка снова не закрылась полностью - в щель можно было пролезть. Он представил, что им снова надо будет бежать, и понял, что уже не сможет.
        Толстый стоял привалившись к мокрой стене. На него было страшно смотреть - красный, мокрый, как стена, и горячий; дышал так, что громко хрипел. Кот подумал, что если Толстый побежит дальше, то у него порвется в груди, он упадет и умрет.
        И Толстый вылез обратно в щель, и из последних сил - которых у него всегда было много - надавил на перегородку с той стороны. И Старый взялся за кольцо с этой, и изо всех сил потянул. И Кот взялся тоже, и потянул изо всех сил тоже. И Белка, которая тоже едва держалась, взялась за кольцо - и потянула тоже. Понемногу, маленькими рывками, перегородка двигалась. Перед тем как она задвинулась вся, он услышал с той стороны ужасные крики лохматых - уже очень близко. Потом перегородка задвинулась вся, и с той стороны больше ничего не было слышно. Кот, из последних сил, стал поворачивать кольцо, вместе со Старым и Белкой. Когда кольцо повернулось, он упал, и больше ничего не помнил.
        * * *
        Привет. Больше от меня писем не будет. Больше вообще писем не будет, хи-хи-хи. Пишу чтобы напоследок накапать в мозги - как ты меня достал своим «предназначением человечества», его «духовно-эстетической миссией». Во-первых: миссией в плане чего? Что-то кому-то оно должно доказать? Что, кому? Во-вторых: если добиваться конкретных, неабстрактных эстетических результатов (литература, музыка, изо, философия, наука абстрактная/прикладная, все это), то ради чего, конкретно?
        Посмотри на количество исписанных/изрисованных и т.д. изгаженных материальных носителей информации. Какая титаническая работа была проделана человеческим гением! Результат? Даже сраные 5 биомассы нельзя отнести к реальной духовности/реальному разуму. Про т.н. «точные/прикладные» науки нечего говорить. Если т.н. «искусство» и т.н. «гуманитарные» науки убивают человека опосредованно, иссушая последние капли естественного, непосредственного восприятия/суждения (да и вообще здравого смысла), то «точные/прикладные» уничтожают его просто, влет и сразу.
        70 того что человек придумал/сделал было использовано/используется до сих пор просто чтобы тупо перемочить друг друга (теперь, слава богам, не будет). И еще ладно если бы мочили по делу. Но мозги, препарированные «искусством» и псевдоабстрактным любомудрием, неспособны выдумать даже реальное «дело». Когда нечего делать коту, он вылизывает себе яйца (чистоплотное существо). А человек - мочит друг друга. Все что человек производит (своим косненьким т.н. мозгом) он использует только, в конечном итоге, в собственное уничтожение. Какой смысл в твоем «предназначении человечества», в «духовно-эстетической миссии»? Это не «предназначение», не «миссия», а настоящая агония. Такое человечество надо наконец пристрелить, как загнанную лошадь. И «во имя гуманизма» мы это сделаем.
        В общем, все твое многоглаголанье о человеке как венце творения, неважно в прямом или фигуральном смысле, как «сумме эволюции» (типа Вселенная возникла только чтобы в ней возник Человек, хи-хи-хи) - такой несостоятельный лепет, что нет слов, повторяю еще раз. Сумма эволюции, только представить. Миллиарды лет, миллиардами поколений миллиардов невероятных организмов оттачивались все эти невероятные механизмы, благодаря которым ты просто идешь в туалет и срешь, не задумываясь о совершенстве процессов которые дали тебе такую возможность.
        Что ты, например, сделал сам, лично, - чтобы внести хоть минимально реальный вклад в свою эволюцию? Кроме болтовни о величии предназначения суммы этой эволюции? Кто ты такой, по сравнению даже с самым занюханным прокариотом? Который когда-то внес свою лепту в такую возможность? Чтобы ты, прямоходящее, не только сейчас разглагольствовал, а просто ходил прямо и не соображал каждую долю секунды какой комплекс мышц нужно напрячь, чтобы не навернуться в грязь (которой ты себя обосрал везде вокруг, неоднопроходное)? Ты это вообще в состоянии оценить, хоть как-то, анацефал?
        Вся эта нереальная эволюция усиралась-усиралась, и привела только к тому, что образовалось несколько миллиардов поганых тварей, умеющих только мочить свою среду происхождения и обитания. Хватит уже обсасывать этот злосчастный фарс. Завтра гнусной клоунаде настанет конец. Бывай.
        * * *
        - Надо идти, - сказал Старый, когда отдышались и отдохнули. - Они могут знать, что сюда можно попасть через большой ствол. И если там ничего не завалено, и не задвинута большая перегородка, они скоро придут.
        - Какая большая перегородка? - спросил Кот. - Разве у стволов которые между секторами бывают перегородки?
        - Бывают. Ты не знаешь, а я, когда уходил сам знаешь зачем, видел. Если они задвигаются, ты ничего не сделаешь. Потому что они задвигаются сами. Если решают, что с одной стороны стало опасно.
        - Я тоже такие видела, - сказала Белка. - Только я не знала, что они задвигаются сами. Как они решают, сами? И почему ты решил, что они задвигаются сами? Они что, живые?
        - Они будто живые. Я, когда уходил, видел много такого - что решает само. А почему решил - ты видела какие они большие?
        - Да! Еще подумала - сколько нужно людей чтобы одну такую задвинуть.
        - И вот представь, что вдруг стало опасно. И представь что может случиться - пока ты найдешь столько людей! Чтобы одну такую задвинуть. А оно решает само, и люди ему не нужны.
        - А куда ты уходил? Узнавать про те дырки? А где они могут быть?
        - Они должны быть в каких-то специальных боксах. Я уходил надолго, везде смотрел, искал, спрашивал... Но пока что понял как эти боксы найти. Надо идти, - Старый поднялся. - Лохматые могут знать как пройти. Надо уйти из этого сектора, как можно дальше.
        Он потянул за руки Кота и Белку, они вышли из маленького ствола, свернули в обычный, пошли. Кот шел, оглядывался в пустоту. Было немного страшно - еще никогда в жизни он не видел сектора без людей, чтобы в нем не было никого, вообще никого. Он шел и удивлялся - никогда в жизни он не испытывал такого чувства, как здесь, в бездонной пустоте сектора.
        - Старый, - сказала Белка, разглядывая бесконечные ряды боксов по стенам, бесконечную полосу огней в потолке, бесконечную даль ствола. - А сколько продолжается Ярус? Я не верю, что он не кончается. Хоть у нас так все говорят. Говорили... У каждой вещи есть конец.
        - Я тоже так думаю, - сказал Кот. - Ведь всё когда-то закончилось там, Наверху? Наш Ярус тоже должен кончаться, где-то.
        - Ярус обязательно где-то кончается, - сказал Старый. - Он просто очень большой. Его можно обойти только за десять-двенадцать снов. Его ведь копали чтобы поместилось очень много людей.
        - Десять-двенадцать снов! - Белка даже остановилась. - Я прошла только четыре, и уже подумала, что умру - ведь это так далеко! Уходить даже на два сна из сектора очень опасно! А откуда ты знаешь? Это тоже в бу... магах? На... писано? А что они такое, вообще? Можно их посмотреть?
        - Да, в бумагах про это тоже написано. Покажу, потом, когда уйдем, и не будет опасно.
        - А в этих бумагах не написано почему... Почему все Случилось? - Белка шагала, забегая вперед и заглядывая Старому в лицо.
        - Что-то есть, но не очень понятно...
        - Я так понял, - сказал Кот, - что был человек - который решил, что мир стал очень плохой...
        - Мир? - Белка удивилась. - А это что?
        - Это как бы такой ярус. Только очень большой, очень. Кончается очень дальше чем через двенадцать снов. Может быть через двенадцать раз по двенадцать. А может быть больше...
        - И что? - Белка дернула его за руку. - Что он сделал? Когда решил, что мир стал очень плохой? Он решил сделать мир лучше?
        - Нет. Я понял, что мир - это такое что лучше не делается. Если, например, еда стала мокрая - так, что нельзя сейчас есть... То ее можно высушить и съесть потом, например. А мир - нет, его не высушишь. Мир - как бокс. Если бокс испортился - так, что нельзя разгрести, - жить в нем больше нельзя. Нужно уходить и искать другой.
        - И если мир испортился - так, что жить в нем больше нельзя... - Белка задумалась. - Нужно уходить тоже и искать другой... Ну, и что? Он ушел в другой мир?
        - В бумагах не совсем понятно, - сказал Старый. - Понятно только, что там было непросто. У нас если испортился бокс, мы уходим искать другой. А тот мир, который был Наверху, до того как Случилось, был как бы один. То есть из него так просто никуда не уйдешь.
        - Но ведь он испортился? Так, что жить в нем больше нельзя? И нельзя разгрести? Что делать?
        - Что ты делаешь, если еда высохла, а есть все равно нельзя? Если она все равно испортилась?
        - Выбрасываю... Что еще... Жалко, конечно, но ведь есть нельзя.
        - Вот этот человек тоже решил выбросить такой мир. Который испортился - так, что жить в нем больше нельзя, и нельзя разгрести.
        - Выбросил? - Белка удивилась. - А где тогда жить? Если тот мир был один?
        - Но ведь жить в нем было нельзя, - сказал Кот. - Он испортился, совсем. Зачем его тогда держать?
        - Ну да, - Белка задумалась и долго шагала молча. - И тогда, значит, Случилось - потому, что он его выбросил?
        - В бумагах не совсем понятно, - сказал Старый. - Но я думаю, что да - Случилось как-то так потому, что он его выбросил. А люди спустились сюда, и стали жить здесь. В бумагах есть его письма, но в них ничего не понятно. Мы с Котом их читали несколько раз, но ничего не поняли.
        - Письма? - Белка удивилась. - Опять я не знаю. Что это?
        Кот хотел ответить, но не успел. Лохматые, наверно, все-таки нашли дорогу в этот сектор. И нашли совсем по-другому - теперь они напали спереди, оттуда куда Кот, Белка и Старый шли - как раз оттуда... И напали тихо - так тихо, что он сначала даже не понял, что на них нападают. Наверно они здесь бывают, были - если придумали как обогнать - так тихо, что Кот, Белка и Старый ничего не заметили, ничего не услышали, ни о чем не подумали... Думали, что от лохматых уходят, а получилось наоборот - к лохматым как раз попали.
        Кот сначала подумал, что бежать некуда. Потому что напали сразу со всех сторон. Но Старый, конечно, знал лучше. Он не раз говорил, что в каждом секторе есть ходы - маленькие стволы, про которые мало кто знает. Эти ходы нужны для тех кто следил чтобы сектор хорошо работал. Он часто ходил такими - когда уходил искать дыры. Он говорил, что когда знаешь такие ходы, сектор можно пройти не за два сна, а даже меньше чем за один. Только такие ходы, он говорил, не всегда открываются...
        И сейчас он схватил Кота и Белку за руки и потянул назад. Все секторы были почти одинаковые (во всяком случае, все в которых бывал Кот), и Кот представлял куда Старый их вел. Вел туда где в секторе было много маленьких боксов в которых стояли какие-то большие квадратные камни. В этих боксах никто не жил, потому что там было или очень жарко, или наоборот очень холодно, некоторые камни громко гудели, в некоторых громко стучало... Старый говорил, что без этих камней в секторе нельзя будет жить, и многие приходили в наш Сектор как раз оттуда где камни уже испортились.
        И вот прибежали в тот ствол, где были боксы с камнями, и добежали дотуда где ствол кончался, и свернули в дыру - Кот не знал, что она может здесь быть... И лохматые догоняли, и он слышал как за спиной, совсем рядом, они кричат, звонко гремят дубинками по кольцам перегородок... И Старый добежал до какой-то перегородки, и повернул кольцо, и кольцо легко повернулось, и они забежали в какой-то еще другой ствол, совсем маленький, и очень странный - такого Кот никогда не видел... Ствол не уходил дальше, как было обычно, как было везде и всегда, а опускался вниз, ступеньками, и этих ступенек было - сколько Кот в одном месте не видел ни разу в жизни...
        И он обернулся, чтобы помочь задвинуть перегородку, и завернуть кольцо... И увидел как огромный лохматый, который бежал впереди всех, ударил Старого своей странной дубинкой по голове... И Старый упал, прямо в щель, пролез в маленький ствол, поднялся, и воткнул палец лохматому в глаз... И лохматый закричал, и отскочил назад, а Старый взялся за кольцо, и Кот вместе с ним, и Белка тоже - все вместе они завернули кольцо... И тогда Старый упал, и Кот вместе с ним, и с ним Белка...
        * * *
        Привет. Получил письмо. Разумеется соболезную, но - хорошо, что она наконец отмучилась. Вам еще повезло, потому что от этой ерунды спасение одно - эвтаназия. Тебя, конечно, можно понять - хорошо, что «хоть столько еще пожила». А какой смысл вообще так «жить»? Лекарства/процедуры, по бесконечному расписанию, вся физиология убита всей этой дрянью? Только не надо про «хотя бы ради детей».
        Что они все это время видели? Какая им была радость от этого? Только что мама мучилась последние полтора года как... И мучилась совсем ни за что - ведь мухи никогда не обидела, в буквальном смысле. (Хотя, вообще-то, значит было за что - например за родителей, потому что все наши мучения от того, что нам подгадили предки, и даже если мы сами гадим, себе или кому-то конкретно, то все то же по той же причине - ладно, не будем снова.)
        Все мучаются, все страдают, все хотят чтобы было хотя бы не больно (хотя бы не так больно), все стараются что-то для этого сделать - а толку? Чем дальше - тем больше. Слез, боли, крови, мучительной смерти - тела, души, и тела и души. И спасения от этой вечной вселенской боли не будет. Хотя бы потому, что все твои усилия, все твое стремление как-то возвыситься, просветиться, очиститься - невесомая капля, вообще детский лепет. По сравнению со всей угрюмой массой кошмара, которая ведет к этому аду.
        Ну и кому он нужен, весь этот ад? Еще раз - посмотри вокруг. Разве это есть жизнь? Разве это и есть жизнь? Я, ты знаешь, с тобой согласен, что наш мир - на самом деле ад, относительно некого «более высокого» уровня. Мы в этот ад попадаем за то, что там «нагрешили», либо по другой веской причине, - чтобы здесь «очиститься», пройти некое «совершенствование». Вся эта сопливая ерунда, в общем, давно набила оскомину, но, как видно, имеет под собой основания. (Во всяком случае, «весь этот ад» более-менее объясняет.)
        Так вот - сумма этого ада зашкалила. Хватит этому аду быть. Оглянись на историю нашего типа человечества. Примеров какого-то духовного роста - который, да, должен исходить из такого вот «очищения» и «совершенствования» - становится исчезающе мало, и они, примеры, можно сказать уже исчезли. Поэтому хватит. Наш мир в этом плане свою функцию выполнил. И вообще выполнил (у него, похоже, только эта функция и была) - чтобы мы родились, прошли здесь семь этих кругов, и в той же крови и боли (и в том же дерьме) ушли.
        Нищие духом блаженны, да, но этих-таких блаженных становится меньше - естественно. Все больше людей воспринимает всю эту боль, слезы, смерть, кровь и мясо как нечто неправильное. Все меньше остается блаженных, которые воспринимают бесконечную муку как естественное состояние. Душам хочется жить и не мучиться здесь, многим осознанно хочется как-то себя реализовать - здесь. Но, получается, природа этого мира, здесь, такова, что для жизни без муки не предусмотрена. Здесь надо мучиться. Физика мира рассчитана только на это - пусть некое отвлеченное «искупление», «совершенствование» - но только через адские муки.
        (Прикинь хотя бы, как профессионал, - без всей суммы наркотиков, которые наш организм постоянно для себя вырабатывает, любая нагрузка вызовет конкретную боль. Потому что не продуцируя боль организм не может функционировать, и без эволюции этого «аппарата анестезии» никакой развитой жизни бы не возникло.)
        В общем, твоя же философия приводит к тому, что получается замкнутый круг. Души приходят сюда очищаться, сквозь эти неизбывные муки, очищаются-просветляются, вроде бы все нормально, но возвращаются снова - чтобы снова продираться сквозь всю эту боль, кровь, слезы, грязь, мерзость, смерть? Зачем они тогда возвращаются? И по множеству раз?
        Я со всем этим согласен - не в трансцендентном аспекте, а в имманентном. Сумма человеческих страданий зашкаливает, уже зашкалила. Повторю - я думаю, что наш мир выполнил свою функцию, очищать болью, кровью, слезами. Если есть еще где-нибудь мир где тоже очищаются через боль, кровь, и слезы - пусть там где-нибудь будет. А здесь - хватит.
        * * *
        Кот никогда не видел чтобы ступенек было так много в одном месте сразу. Ступенек в Секторе было много - они разделяли места в которых происходили разные вещи. Отделяли еду от стволов, вели в боксы, иногда вверх, иногда вниз как здесь. Но их никогда не бывало больше двенадцати. А здесь столько... Может быть это и есть дыра в нижний ярус? Но нет, Старый говорил, что в дыре не бывает ступенек. А еще говорил, что под ярусом бывают специальные большие стволы, которые тоже нужны чтобы ярус хорошо работал.
        Старому было плохо. Он лежал у перегородки, скрючившись на боку, стонал, от головы растекалась кровь, сочилась в землю. Белка сидела на коленях рядом, не знала что делать, гладила Старого по плечам, по рукам... Лохматые с той стороны били по перегородке дубинками - звон ударял по ушам, звучал в голове, от него хотелось бежать... Спуститься по этим бесконечным ступенькам и бежать, бежать, бежать по стволу - который виднеется там, внизу...
        Наконец Старый поднялся - сначала на четвереньки, потом на колени... Потом, хватаясь за Белку, Кота, и кольцо - на ноги. И они стали спускаться по бесконечной лестнице.
        - Как страшно, - сказала Белка. - Я никогда не видела столько ступенек. Я даже не знала, что такое бывает... Идут вниз - может быть в тот нижний ярус?
        Они спустились и пошли по стволу - в котором по стенам не было ни одной перегородки, ни одного выхода в другие стволы. Шли долго, молчали, и только Старый стонал, и стоны отдавались бесконечным эхом в этом бесконечном стволе...
        Сколько так прошли - Кот не знал, но появились другие ступеньки, которые вели дальше вниз. Этих ступенек было всего несколько - короткий спуск, каких в Секторе было немало. Но этот спуск заканчивался в воде. В черной, вязкой, густой воде - она стояла будто твердая, но тяжело колыхнулась когда Кот тронул ее ногой.
        Ниже, после ступенек, ствол продолжался, но теперь был заполнен водой почти под потолок. Между потолком и водой оставалось место - так чтобы поместилась голова, и еще три раза по столько сверху. Огни, уже тусклые (уже наступил сон), уходили в непонятную даль двумя прерывистыми полосами - одной настоящей, вверху, и другой ненастоящей, внизу, - отражением на черной поверхности этой страшной воды.
        - Как дальше идти? - прошептала Белка.
        - Там под водой должна быть земля, - сказал Кот.
        - Но воды смотри сколько! Мы поместимся с головой... - Белка тоже тронула воду ногой, и вода тяжело колыхнулась, и волна двинулась от ступенек, и полоса огней сдвинулась.
        - Надо плыть, - сказал Старый. - Вы не умеете плавать... Но это просто...
        Ему было плохо, он говорил сцепив зубы, и закрывал глаза.
        - Как страшно, - Белка заплакала. - А вдруг там ничего нет? - она посмотрела в тусклую, непонятную, неясную даль, где две полосы огней смыкались и растворялись. - Старый, ты знаешь что там?
        Тот молчал, стонал, потом ответил, сквозь зубы:
        - Точно не знаю... Я не был под Ярусом... Просто знаю, что такие стволы внизу есть везде... Что по ним можно пройти под другой сектор... Если идти долго, то под любой... И подняться, и выйти в сектор...
        - И если сектор пустой, и не испортился, то там можно жить, - сказал Кот. - Обратно идти некуда, поэтому надо плыть. Но я не умею.
        - Но обратно идти некуда, - заплакала Белка. - Поэтому будем плыть. Лучше попробовать плыть, чем умереть так сразу.
        Она стала спускаться в воду. Вошла по колено, обернулась - слезы мерцали у нее на щеках в тусклом свете огней.
        - Ой, как страшно! Но обратно идти страшнее... Там лохматые...
        Кот вошел в воду за ней. Они обернулись - Старый, страшный оттого что лицо было залито кровью, пошел в воду за ними. Шли по ступенькам вниз пока вода не поднялась по горло.
        - Давайте плыть вдоль стены, - сказала Белка. - Не так страшно...
        - Смотри, - Старый указал в тусклую глубину ствола. - Видишь - торчит из стены? Главное - доплыть и схватиться. И дальше. Кот первый... Белка, потом ты... Потом я - чтобы вас видел...
        Плыть оказалось нетрудно. Кот сразу понял, что нужно держать спину прямо, и двигать руками и болтать ногами осторожно. Движения были новые, странные, даже смешные, но плыть получалось. Тем более - рядом стена, которая терла плечо, такая твердая, такая настоящая, с ней рядом было спокойно... Доплыли до палки, что торчала из стены над водой, вцепились, долго так отдыхали. Старый стонал, хотя старался молчать, но ему было плохо. Кровь почти перестала течь, стала сохнуть, превратилась в корку, почти такую же черную как вода...
        И они плыли дальше, и отдыхали на палках, которые торчали из стены на одинаковом расстоянии друг от друга. Кот хотел спросить зачем эти палки нужны, но Старому было плохо, и Кот не хотел его трогать - тем более, что Старый, наверно, не знал... Он рассказывал, что где-то должны быть бумаги в которых все это написано - зачем нужны эти вещи (про эти палки там, наверно, написано тоже), эти стволы под Ярусом, те квадратные камни, и горячие, и холодные... Вот бы найти и прочесть! Ведь Кот умеет читать! Ведь Старый его научил, когда Кот был совсем младший... Только читать было нечего, кроме наших бумаг...
        И в них - столько непонятного. Бумаг было немного, Кот перечитал все несколько раз, но почти ничего так и не понял. Бумаги были оттуда, Сверху, они были сделаны еще до того как Случилось, в них были вещи которые были там, Наверху, - и не было здесь, у нас, в Ярусе... Старый говорил, что тоже понимает мало, про вещи которых никогда не видел.
        Кот как-то спросил - а как появляются вещи которые ты видел? Их кто-то делает, они ведь не сами? Ведь когда-то, наверно, ничего такого не было, но кто-то, когда-то где-то, взял и сделал такую вещь? Вещи ведь не растут сами, как еда? Да и еда тоже, наверно, не сама взялась, в самом начале? Старый тогда сказал, что когда-то, очень давно, очень давно еще там Наверху, взяли какую-то вещь, очень простую - такую простую, что она всегда была сама по себе, - и к ней что-то прибавили, потом прибавили еще что-то, потом еще, и наконец получилась такая - которую ты видел...
        А откуда знали что надо прибавить? Старый сказал, что думали... Ведь ты, Кот, тоже умеешь думать? И думаешь, почти каждый после сна. Решаешь какую еду можно есть, какую нельзя, куда можно пойти, куда нельзя - украдут и съедят... Да, но это понятно! Ведь это было всегда! Ведь здесь не надо ничего добавлять! А где берется то что нужно добавить? Откуда можно узнать что нужно добавить? После того разговора Кот часто думал, что мир наверху, наверно, испортился потому, что там перестали знать что нужно добавить - когда было нужно... Или как это правильно делать. Ведь непросто - знать что не видно, чего нет здесь, сейчас, самого по себе.
        Старый стонал чаще и громче. В бесконечной тишине потолка, огней, воды от стонов было так страшно, что Коту хотелось кричать. А еще страшнее - что здесь оказалось совсем не так тихо, как было в начале. Иногда над водой, из бесконечной глубины ствола, из какой-то невообразимой дали, доносились странные, жуткие, цепенящие звуки - будто кто-то что-то глотает. Казалось даже, что стены от этих звуков трясутся, а вода вязко колышется... Нет, ему просто казалось, просто он очень устал, просто от бесконечной полосы огней над черной водой голова начинает кружиться...
        Плыли так долго - огни начали разгораться, сон заканчивался, - и оказались наконец на перекрестке стволов. Вода расходилась отсюда тремя бесконечными черными лентами, огни - тремя бесконечными прерывистыми полосами, а с четвертой стороны Кот снова увидел ступеньки. И они подплыли к ступенькам, и стали подниматься из страшной воды, и он, перед тем как подняться совсем, обернулся в жуткую даль залитого черной водой ствола, откуда пять донеслись эти жуткие звуки... И подумал - как хорошо, что не надо плыть дальше, что можно сейчас подняться... Как хорошо когда под ногами земля, по которой можно идти, что ты видишь куда идешь, что ты не в черном, ужасном, жутком, в котором ничего не понятно, не ясно...
        Он отвернулся. Вышли из страшной воды, поднялись по ступенькам, прошли немного по маленькому стволу, оказались у перегородки, повернули кольцо... Вышли в другой маленький ствол. Прошли опять мимо боксов с квадратными камнями. Вышли в обычный, нормальный ствол - которые были всегда, в которых Кот вырос, где знал каждый шаг...
        - Мы наверно так далеко, что... - Белка не договорила.
        - И здесь тоже, наверно, никого нет, - сказал Кот прислушиваясь к глухой тишине.
        - И значит, наверно, еды тоже нет...
        Старый прислонился к стене, постоял, сполз, сел на землю.
        - Надо идти, - проговорил он не разжимая зубы. - Надо проверить еду... Может быть так, что еда осталась, что ушли не поэтому... Сейчас, чуть посижу - и пойдем...
        Сидели долго. Наконец Старый поднялся - Белка и Кот ему помогли, - пошел шатаясь - Белка и Кот его держали, с обеих сторон. Шли туда где должна быть еда, вышли в этот огромный бокс, стали ходить между зарослей - серых, гнилых, покрытых слизью... Стало понятно, что еды здесь не было, не было очень давно, да и вообще ощущалось, что в секторе никого не было очень давно. Может быть люди ушли даже раньше - чем испортилась еда, и еда, может быть, испортилась от того же от чего ушли люди. Может быть сначала испортился воздух, люди не смогли дышать, а еда не смогла расти - ей тоже надо дышать... Старый так говорил, и Кот думал сам - еда тоже живая, она ведь растет, сама...
        Шли между зарослей, еды не было - только серые, покрытые слизью клубки. Землю тоже покрывала слизь, и такого Кот никогда не видел. Запах от слизи стоял ужасный, и такого Кот тоже никогда не знал, что что-то может так пахнуть - так, что резало глаз, что даже тошнило... Шли, шли, шли, и он думал что делать - еда, которую захватили с собой, когда ушли из Сектора, почти кончилась. Надо было что-то делать, где-то искать еду, надо было что-то придумывать... А что тут придумать? Еда - она ведь еда, что вместо нее придумаешь? Кот подумал, что он, наверно, никогда бы не смог съесть младшего, пусть даже самого чужого, который пришел из самого дальнего сектора. Ведь он тоже такой как Кот - человек. Как-то неловко - есть человека, такого как ты. Он часто думал - сможет ли кого-нибудь съесть когда кончится вся еда, но пока ничего не придумал. Хотя больше думал, что, наверно, не сможет...
        Прошли еду, и вышли в сектор который был с той стороны. Прошли еще немного - и вдруг это снова случилось. На них снова напали. И это было еще страшнее чем в прошлый раз. Потому что Кот не сомневался, что здесь никого не было - ведь в секторе никто не жил... И потому что напали молча, тихо, без звука - он сначала даже не понял, что на них нападают.
        И таких кто напал в этот раз он никогда не видел, и не знал, что такие бывают. Они были лохматые, но не темные, как те которые были там, там где-то дома, - а какие-то светлые. И глаза тоже светлые, почти прозрачные - сначала даже неясно есть ли эти глаза вообще. И еще у них были такие длинные руки, что доставали почти до земли, и такого он тоже никогда не видел, и не знал, что такое бывает. И ему стало совсем страшно.
        Эти светлые кинулись со всех сторон - они, конечно, следили, выжидали, конечно. Старый, который едва стоял на ногах, схватил Кота и Белку за руки - и снова дернул назад. И они побежали, и свернули в первый же ствол, и побежали дальше... И Кот замечал, что перегородки на боксах были плохие, ржавые, рассыпались - можно, наверно, выбить ногой... Они бежали - Кот, Белка, Старый, - теряя последние силы... Бежали, бежали, свернули еще в один ствол, и бежали еще, и бежали... И эти светлые - от которых было совсем страшно, потому что они молчали, - наконец догнали, и вцепились в Старого, и стали рвать на куски - длинными волосатыми руками.
        Тогда Белка кинулась на лохматого, и ткнула в прозрачный глаз пальцем. И Кот кинулся на другого, и тоже ткнул в глаз. Эти двое схватились за лица длинными волосатыми руками, а Старого отпустили. И Кот с Белкой схватили Старого, который упал и уже не мог подняться, и поволокли к ближайшему боксу - перегородка там была не такая плохая... И они заволокли Старого в бокс, и навалились на перегородку, из последних сил. И перегородка задвинулась, и едва лишь Кот с Белкой повернули кольцо, как с той стороны на перегородку обрушились глухие удары.
        Старому было очень плохо. Он лежал на земле, смотрел в потолок, стонал.
        - Старый, - Кот тронул того за плечо. - Не умирай!
        - Очень больно... - сказал тот нескоро. Он лежал не открывая глаз, стонал, дышал тяжело и громко. - Я умру, Кот... Ты где?.. - он вытянул руку, нащупал Кота, потом Белку, которая присела рядом и заплакала. - Я ничего не вижу... Мне очень больно...
        - Как же так... Как же так? Мы были вместе, всегда, все время, и теперь - теперь тебя не будет?
        - Я тебе говорил... У каждой вещи бывает конец...
        - Но ты же не вещь, - Белка плакала. - Как же так...
        Кот вдруг понял, что плачет сам. Плачет первый раз в жизни. Он раньше видел как плачут, и ему всегда было интересно - что при этом человек чувствует. Вот теперь он плачет сам, и что чувствует - слов сказать не было (наверно не бывало вообще).
        - Они скоро уйдут! Мы подождем, они уйдут, и мы пойдем дальше... Искать дыру - в тот, нижний ярус... Ты ведь искал всю жизнь... И ты ее найдешь, Старый!
        - И мы туда спустимся, - Белка плакала. - И будем там жить. Ведь там снова хороший воздух. И много еды. И никого нет. Представляешь как здорово! Никого нет...
        Старый долго молчал. Кот видел, что дышать ему было трудней и трудней.
        - Кот, - сказал наконец Старый. - Ты умеешь читать... Ты кое-что понимаешь... Возьми бумаги, - он поднял руку с земли, переложил на грудь. - Теперь бумаги твои... И обещай, что найдешь... Дыру в нижний ярус... Обещай... Кот, обещай...
        - Старый, - сказала Белка, - не умирай! Они уйдут, мы выйдем из бокса и пойдем дальше... Слушай - они ушли! Слышишь - в перегородку никто не стучит!
        - Они не уйдут... Они принесут тяжелые палки и будут бить пока она не сломается... А она сломается... Очень скоро... Они знают, что нам отсюда никуда не уйти...
        Старый замолчал, надолго. И в ужасной тишине раздался ужасный грохот - они вернулись, и стали бить в перегородку, и звук снова был такой звонкий, так бил по ушам, в голову, что Кот захотел закричать, во все горло - только чтобы не слышать.
        - Бумаги, - рука Старого на груди шевельнулась. - И обещай... Что найдешь... Дыру в нижний ярус...
        - Я обещаю, - Кот заплакал снова. - Я найду. Дыру в нижний ярус. Мы найдем - с Белкой. Мы обещаем.
        - Мы обещаем...
        - Как больно... Вот тебе мое желание, перед смертью... Мое последнее... Чтобы вы всегда были вместе, и чтобы вам никогда не было больно...
        И Старый больше не говорил, и скоро перестал стонать, и скоро перестал дышать.
        Кот вытащил у него из-за пазухи сверток, спрятал у себя на груди. Потом они с Белкой встали, и стали осматривать бокс. Бокс был не такой как где жили - он был узкий и длинный. Таких в Секторе было несколько, но в них обычно не жили, совсем неудобно - нужно больше ходить, чем в обычном квадратном, а если его засыпало, пройти в дальнюю часть было уже нельзя, и те кто там оставался - оставались там навсегда.
        И этот бокс тоже был наполовину засыпан. Потолок в дальней части просел, обвалился, сомкнулся кучей обломков, и огни в этой каше гасли тусклыми пятнами. Кот с Белкой прошли к завалу. А в перегородку били, били, били не переставая, и было понятно, что долго она не выдержит.
        - Вот бы так умереть - чтобы быстро, не больно, и сами, - сказала Белка и обернулась на перегородку. - Вот было бы хорошо.
        - Да... Только так не бывает. Будет долго, и больно, и умрем мы не сами, а нас будут бить, рвать, протыкать... Надо успеть закопать Старого.
        - Да! Мертвых нельзя оставлять на земле. Мы должны успеть его закопать. Только вот нас уже никто не закопает. Ведь лохматые не знают, что мертвых надо закапывать?
        - А им это не надо знать, - Кот засмеялся невесело. - Они ведь нас убьют чтобы съесть!
        - Ну, это тоже хорошо... Потому что от нас ничего не останется.
        - Останется, - Кот засмеялся еще раз. - Понимаешь что...
        - Давай лучше об этом не думать, - Белка присела и стала копать. - Надо успеть закопать.
        Они стали копать - у кучи обломков, где земли было по колено, не очень много, но закопать мертвого хватит - тем более, что внизу было еще немного земли, во всех боксах внизу всегда есть земля... Копали, отбрасывая пригоршни влажной трухи, а в перегородку били, били и били, и вот, когда Кот повернулся еще раз, чтобы посмотреть на перегородку, он увидел, что с одного края она уже отогнулась, и в щель видно ствол.
        - Быстрее! - он обернулся к Белке. - Нужно чтобы они не догадались! Где мы его закопали!
        Стали копать быстрее, копали изо всех сил, но ямы пока не хватало - засыпать Старого так чтобы эти светлые не догадались. Кот оборачивался на перегородку - щель становилась больше, в нее уже пролезали длинные волосатые руки, уже заглядывали страшные белоглазые лица...
        - Смотри - что это? - Белка удивилась. - Твердое, будто перегородка, только внизу, под землей!
        Покопали еще и расчистили большой твердый квадрат.
        - Да, будто перегородка, - Кот постучал кулаком, - только внизу! Под землей!
        - А если перегородка - может быть откроется?
        - А что здесь крутить? Где кольцо? Значит это не перегородка, если нет кольца.
        - А, может быть, это все равно перегородка, только другая. Она ведь в земле! Не в стене ведь. Смотри, видишь - дырка? Тут сбоку?
        Покопали еще, и раскопали сбоку отверстие. Кот просунул ладонь, нащупал небольшую палку, потянул - квадрат сдвинулся с места. Белка схватилась рядом, они потянули вместе - квадрат сдвинулся дальше, снялся, они бросили его на кучу отрытой земли. В квадратной яме было кольцо.
        - Я же сказала, что это перегородка! - воскликнула Белка радостно. - Давай будем крутить!
        Вцепились в кольцо, повернули. Кольцо не поворачивалось. Они тянули изо всех сил.
        - Не может быть, - Белка заплакала. - Если оно нашлось, то должно повернуться! Давай еще раз! Давай, а то они сейчас всё сломают и пролезут! Мы откроем, успеем! И туда убежим, и нас не съедят!
        И они снова вцепились, из самых последних сил, и кольцо все-таки повернулось. Оно повернулось, и щелкнуло - как делают кольца когда перегородку можно теперь открывать. И они откинули перегородку - не в сторону, как обычно, а вверх, будто в стене, которая лежит на полу. И там, внизу, увидели ствол. Он был узкий, и уходил вниз, просто вниз, прямо. И где у него был потолок, а где пол - неясно, потому что таких стволов Кот раньше никогда не видел, тоже. С одной стороны - привычная полоса огней, с другой - две длинные тонкие палки, между ними - совсем короткие, поперек.
        - А Старый? - Белка обернулась. - Мы не успеем его закопать! Лохматые сейчас залезут - видишь?
        Звон ударов по перегородке бил в голову еще сильнее.
        - Он сказал бы, что его не надо закапывать, - сказал Кот подумав. - Он сказал бы, что раз так - надо бежать, и скорей. Поэтому мы побежим. И скорей!
        Тогда Белка полезла вниз. Кот спустился за ней, и задвинул эту странную перегородку. Они вцепились в кольцо изнутри, и завернули его, и оно щелкнуло - так, как щелкают кольца когда перегородку теперь не откроешь снаружи. И успели в последний момент - потому что эти лохматые наконец пролезли, и стали бить теперь здесь.
        - Старый, прощай, - сказал Кот. - Как хорошо, что ты успел умереть - сам...
        * * *
        Привет. Это мое последнее письмо. Типа попрощаться и закончить наш бесконечный бесперспективный спор. В общем, не надо меня называть мизантропом, я наоборот поступаю из реального сострадания человечеству. Можешь представить - мне его реально жалко, и жалко так, что я реально плачу. Иметь такой феноменальный потенциал чтобы существовать «во благо Вселенной» (не глумлюсь, успокойся), и каждый квант времени так этот потенциал просирать.
        И да, можешь представить, я «имею право» - и ты имеешь, право, и право использовать это свое право по своему усмотрению. И что за глупости - «решать за всех»? Что я «решаю», и за кого «всех»? «Все» - это кто? И как это вообще применимо к данному конкретному случаю?
        Ну да, допустим я член общества (ты прав, я себя ощущаю именно членом общества, которое у нас такое все многочленное), и, как этот член, обязан (а почему обязан? кто меня обязал, собственно?) обратить свою членность во благо многочленного организма, членом которого я являюсь. То есть если я такой типа умный и понимающий, я должен использовать этот свой ум и понимание во благо общества, во благо его спасения.
        Ты весь этот бред серьезно несешь? Нес то есть? Меня, знаешь, в нашем случае убивает только одно - каким образом я не заметил как ты вдруг свихнулся, во всю эту сторону. Сколько лет тебя знаю - я сам не знаю. Мы всегда понимали друг друга не то чтобы с полуслова, но с одного слова точно. И вдруг на тебе - начинаем выносить мозги друг другу так, что «хоть святых вон выноси». Почему оно вообще так происходит? В этом ублюдском мире? Что я сделал не так? Что ты сделал не так? Если мы все всё делаем так - откуда вся эта фатальная дивергенция?
        А она просто из сущности мира. Из его типа физических свойств. То есть что ни делай, как ни усирайся - в результате получается жопа. Так или иначе, большая или маленькая, обидная очень или слегка - но жопа, как категория. Просто мир так устроен. И этим он обречен. Произошла ошибка, мир получился с браком - потому что так быть не должно.
        Хорошо - хоть не споришь, что человек обречен. Это понимание, похоже, - единственное что между нами осталось по-прежнему, и что нас по-прежнему держит (хоть как-то). Ну, а если он обречен - на нет и суда нет. Еще в древности было доказано, что смысла существования человека - нет. Каждая школа пришла к этому выводу по-своему, но вывод - один. Философская школа, по сути, только набор методических указаний по теме «если уж мы живем, то что с этим делать». Каждый просто выбирает методичку по вкусу и разумению. Ну, и зачем оно так? Сколько тысяч лет длится эта агония?
        В общем, смысла штопать использованный презерватив нет. Дальше так продолжаться не может, дальше катиться элементарно некуда. Реально спасти человечество в данный момент можно только его уничтожив. Если не я, это сделает кто-то другой.
        Ладно, счастливо, увидимся на том свете. Хотя надеюсь, что там мы все-таки не увидимся - не хватало чтобы ты там мне мозги выносил. Вообще, реально грустно - потому что мы с тобой когда-то дружили по-настоящему, считай - с детства. Но мир - он такой, жопа по форме и содержанию, причем дырка со всех сторон.
        * * *
        - Как хорошо, - говорила Белка, - когда есть еда которую можно есть... Вода которую можно пить... Воздух которым можно дышать. И не надо много искать - все рядом, недалеко.
        - И нет лохматых, - добавлял Кот. - И никто не хочет тебя поймать.
        - И съесть, - Белка кивала. - Не надо бежать, не надо прятаться... Просто живешь, и все. Так хорошо, да?
        - Еще как хорошо, - Кот тоже кивал. - Только скучно. В целом ярусе - мы вдвоем. И больше никого.
        - В целом мире... Но пусть лучше никого не будет, пусть лучше скучно... Чем когда нет еды, воды, воздуха... Когда тебя все время хотят поймать, когда всегда нужно бежать и прятаться.
        - Пусть лучше так, да, - Кот соглашался.
        После каждого сна они ходили гулять. Даже не специально гулять - просто всегда куда-нибудь шли. Здесь было так здорово - остановиться на сон можно в любом боксе! А боксов столько, что не пересчитать, и все, все до последнего, просто отличные - такие чистые, светлые, в них даже пахло совсем необычно - если глубоко дышать, голова начинала кружиться, в груди становилось прохладно - и это было так здорово. Светло, прозрачно, нет травы, нет плесени, нет воды - не капает сверху, не хлюпает под ногами, не сочится по стенам из-под огней... Которые здесь тоже чистые, ясные, и гаснут на сон так спокойно, приятно, что сразу хочется спать - так же спокойно, приятно...
        Здесь все, все было такое необыкновенное, что у Кота не укладывалось в голове. Он смотрел на чистые, целые вещи, и угадывал в них обломки и мусор, среди которых вырос, и стал таким как есть, сейчас. Они теперь часто говорили о том какими вырастут люди если будут расти в такой чистой еде, воде, воздухе, в таких чистых огнях, среди таких чистых вещей.
        - Наверно, - говорила Белка, - они тоже будут такие же чистые. Ведь им тогда негде будет запачкаться?
        - Ну, а почему тогда все испортилось? - возражал Кот. - Ведь все испортилось, и так сильно, что тот человек решил выбросить целый мир. Который испортился...
        - Ну вещи ведь портятся, сами, - говорила Белка. - Если не смотреть, все время, чтобы они были чистые и хорошие... Они испортятся и станут такими - как там... - она смотрела вверх, в полосу чистых ясных огней. - Где мы жили.
        - Вот и люди портятся, - Кот кивал. - Если не смотреть, все время, чтобы они были чистые и хорошие. Только как смотреть?
        - Не знаю, - говорила Белка. - За вещами могут смотреть люди. А кто будет смотреть за людьми?
        - Знаешь - тот человек, который выбросил мир... Наверно решил, что люди испортились так, что уже не почистишь. Ведь сами себя они не могут почистить? Раз уж испортились, так, что уже совсем не годятся, лучше их, конечно, выбросить. Вместе с таким плохим миром. Зачем держать грязное барахло? Которое уже никуда не годится?
        - Вот плохо, что сами себя они не могут почистить. Знаешь - я тоже думаю, что он правильно сделал. Что выбросил такой мир. Если мир так устроен, что люди в нем не могут почиститься. Пусть лучше не будет такого мира, грязного и испорченного... И таких людей - таких грязных, таких испорченных...
        - Да! И у нас тут с тобой лучше, в двенадцать раз по двенадцать, чем там! Как у нас чисто, светло, спокойно!
        - А вдруг мы тоже испортимся? Мы ведь тоже можем запачкаться, например.
        - И почему? Как мы запачкаемся? Когда тут так чисто? От чего?
        - Сейчас чисто, да. Ведь здесь никого не было, почти никогда. Но вот пришли мы и стали тут жить.
        - Но мы ведь не будем тут пачкать? Смотри сколько мы тут живем, и еще ничего не запачкали!
        Белка молчала, потом вздыхала.
        - Вот и хорошо, что больше никого нет, - говорила потом.
        Но в этой куче необыкновенных непонятных вещей, которых с каждым днем они находили все больше, самым необыкновенным и непонятным были разноцветные плоские штуки на стенах. Кот с Белкой подолгу стояли у таких штук, пытались понять что это такое, зачем оно нужно.
        - Это люди, это понятно, - говорил Кот. - И я думаю, что это люди - которые были там, Наверху. До того как Случилось.
        - Какие-то они смешные, - Белка смеялась. - Что это на них такое?
        - Это про то что было там, Наверху. А что это на них такое - откуда нам знать?
        - Знаешь, - Белка думала, - может быть эти люди оставили это чтобы мы могли на них посмотреть?
        - А тогда эти зачем? И что это такое, вообще?
        Они смотрели на другие плоские штуки, такие же разноцветные, и совершенно уже непонятные - людей на них не было, а были разные пятна, совершенно уже непонятные. Во всем ярусе, сколько Кот с Белкой успели уже обойти, таких цветов было очень мало, только маленькими кусочками, и они были радостные, и на них хотелось смотреть и смотреть, и в груди становилось даже как-то тепло.
        - Смотри, - говорила Белка. - Вот это - будто огонь! Только маленький и один. Смотри - тут от него тень. Это ведь тень? Странная, но ведь тень!
        - Если огонь, - отвечал Кот, - то вот это, вокруг, - должен быть потолок. Огни ведь висят на потолке! Только этот - больше чем наш, в двенадцать раз по двенадцать. Или вообще еще больше.
        - А где тогда стены? - Белка удивлялась. - И где перегородки в боксы? Какой-то странный там, Наверху, был мир. Жалко, что в ваших бумагах про это нет.
        - Может быть есть, - говорил Кот задумчиво. - Только ничего не понятно. Ведь это оттуда, Сверху...
        Перед каждым сном они доставали бумаги, смотрели, Кот читал тусклые строчки.
        - Старый сам знал немного, - говорил он. - Он говорил, что понял только три вещи. Здесь, - он разворачивал сверток, - письма того человека. Он написал их как раз перед тем как выбросить мир. Мы читаем, читаем, и все равно ничего не понятно. А Старый знал больше, и он догадался, что это письма, того... Старый понял, что тот человек смотрел чтобы никто не напал на его дом. И у него были какие-то страшные штуки. Такие страшные, что можно было испортить много вещей и убить много людей, сразу. И убить так, что потом никого даже не съешь - ничего не останется... А здесь, - он разворачивал лист, - написано что случилось после того как Случилось, там Наверху. Старый про это рассказывал, но тут и я понимаю... А вот здесь, - и он разворачивал самый большой лист, - написано как переходить между ярусами. Старый говорил, что тут написано про все дыры через которые можно пройти. Старый хотел найти хотя бы одну, долго искал, ходил далеко, но сам не нашел.
        - И одну нашли мы! - Белка смотрела в лист, глаза ее загорались.
        - Одну нашли мы... И еще написано как выйти. Вообще. Выйти туда. Наверх.
        Обычно, посмотрев этот лист, последний, самый большой, они немного молчали, потом ложились спать. Но как-то раз Белка сказала:
        - Знаешь... А давай найдем эту дыру? Через которую можно выйти туда? Наверх? Если тут про эту дыру написано, то найдем!
        Кот долго думал.
        - А зачем? Ведь там все испорченное. А у нас - смотри как тут хорошо!
        - Ну... Просто посмотрим - и сразу обратно. Я хочу посмотреть. Ведь ты тоже хотел посмотреть? Что в других секторах, которые далеко? Давай просто посмотрим. Я хочу посмотреть на огонь. Который на том потолке, большом и ровном.
        - Но ведь там все испорченное... Этот огонь, наверно, тоже испортился?
        - Но Старый говорил, что прошло много времени. Столько, что все снова могло стать хорошо. А если не стало - сразу назад. Давай найдем эту дыру!
        - Знаешь, - сказал Кот грустно. - Тот человек хотел чтобы больше не было грязно, испорчено - никогда... И если там все опять хорошо, то не надо туда ходить.
        - Но мы ведь не будем ничего пачкать, и портить! - Белка схватила Кота за руку. - Зачем? Мы ведь не будем!
        - А если там так хорошо, что лучше чем здесь? Если нам так понравится, что мы не захотим сразу назад? Если захотим там остаться, и жить?
        - Но мы ведь не будем...
        - И у нас могут быть дети. Ты знаешь - они ведь берутся... Даже от лохматых можно было спастись, а от детей - никуда... Вдруг кто-то захочет испачкать, испортить?
        - Но это ведь наши дети! Почему они будут пачкать, и портить?
        - Ну, ведь это уже не мы, это дети... Знаешь - давай пока не будем искать. Давай поищем потом. Вот у нас есть бумаги, - Кот осторожно свернул листы. - И в них все написано. И мы сможем найти ту дыру. Только давай потом.
        - Ладно, давай потом, - Белка улеглась, прижалась к Коту. - Сейчас давай спать, огни гаснут...
        - Поищем... А сейчас давай спать.
        * * *