Рассказы Ольга Дмитриевна Силаева
        Сборник рассказов (компилляция)
        Силаева Ольга Дмитриевна
        РАССКАЗЫ
        Волнорез
        На полу шумело море. Московское солнце не проникало за плотные жалюзи, в комнате царил полумрак, и на минуту мне показалось, что я и впрямь сижу в бамбуковой хижине на берегу океана.
        За окнами было тихо, как летом в студенческом общежитии. Замоскворечье опустело, Москва вымерла, словно вся планета разом сдала последнюю сессию. Да так оно и было.
        Я провел ладонью по рабочему полу, и теплую бирюзу сменили сухие строчки контакт-листа. Почти все мерцали серым: абонент недоступен, ищите его в очень, очень далекой галактике...
        Зазвенел коммуникатор. Я поднял руку к наушнику:
        - Ира?
        - Димка, привет, - засмеялся голос в ухе. За десять лет он совсем не изменился. - Не передумал?
        - Не знаю, - честно ответил я. - Наверное, нет. Ты поможешь?
        - Дай подумать... Ты сейчас на Пятницкой? Давай у фонтана за Третьяковкой, в семь. Там и обсудим.
        Завершив разговор, несколько минут я просидел неподвижно. Лет двадцать назад все решили бы, что я сошел с ума. Квартира в центре города, любимая творческая работа, прекрасное будущее - чего дураку не хватает?
        Не с кем их разделить. Абонент недоступен, жилье сдано, он тут давно не живет, она уехала. Куда? Что, сами не знаете, куда? Звонят в Службу, и поминай как знали. Что, у вас в Службе одноклассница работает? Ну вот, а еще спрашиваете. Сами небось знаете лучше меня!
        Я со вздохом поднялся и натянул кроссовки. Дверь на первом этаже скрипела: соседей нет и смазать петли некому, а мне вечно не до того. Постоял на пороге, привыкая к яркому солнцу. Хороший вечер. И даже не безлюдно - вон возвращается группа с пешеходного тура, машет рукой девушка-экскурсовод с кружевным зонтиком, хохочет под вывеской ювелирного магазина влюбленная парочка, впереди поворачивает за угол велосипедист с щенком на поводке. Жизнь кипит...
        Только почему на десятилетие выпуска оказалось, что в живых моих одноклассников осталось только шестеро?
        У пешеходного перехода подмигивал желтым глазом блинный автомат. Я не удержался и провел карточкой по щели приемника. Знакомый аромат защекотал ноздри, и через полминуты мне в руки выпал горячий блин в картонном конверте. В отдельном окошке глухо стукнула по пластику порция синтетической сметаны.
        Почти бесплатная пища, дармовая энергия, чистый воздух, дешевое жилье, низкая преступность... Я словно задался целью перечислить все плюсы мира, в котором живу. И правильно, наверное. Нужно же знать, откуда уходишь.
        Я прошел по тенистому скверу мимо собора, коснулся рукой ограды. Наверное, сюда приятно приходить с детьми, с друзьями. А еще лучше встретиться на природе, у реки, под соснами: поставить палатки, дурачиться, собирать ягоды и не расставаться неделю-другую. Черт побери, и как мы друг друга растеряли? И, главное, когда? Еще недавно встречались после летних сессий, ходили в походы, знакомили друг друга с симпатичными девчонками, перезванивались чуть ли не через день, могли сорваться в другой город - хоть на выходные, хоть посреди зачетной недели.
        А потом обленились. Выбирались раз в месяц попить пивка где-нибудь на Бульварном кольце, да и то - только те, кто ездил в столицу. "Нет, уж лучше вы к нам". Через раз встречались на день выпуска в школе, все чаще пересекались через сеть, а потом вообще никак, а потом...
        "Абонент недоступен".
        Я доел остатки блина и перешел дорогу возле станции метро. Тут даже попадались немногочисленные машины. Из Кремля на дачу - излюбленный маршрут власть имущих. Впрочем, какая сейчас власть? Так, детский сад один. Зачем просиживать штаны помощником депутата в полупустом парламенте, когда можно позвонить в Службу и через пару часов сесть на настоящий императорский трон?
        Кто-то окликнул меня. Я бросил пустую картонку в люк переработчика и обернулся. Ни души в переулке. Но голос определенно был Иркин.
        - Хорош оглядываться, здесь я, у фонтана! - засмеялась невидимая Ирка. - Шагай быстрей!
        Над головой раздался легкий хлопок, словно там лопнул мыльный пузырь. Еще и камера, понял я. Интересно, она меня вела от самого дома?
        - Меня тут на днях убить пытались, - виновато сказала Ирка. - Извини, а?
        У фонтана вовсю цвели липы. Откуда-то летел тополиный пух. Я огляделся. Собственно, и выбирать было не из кого. Пожилая женщина на лавочке, девочка с воздушным шаром, и... Ирка.
        Десять лет мы учились в одном классе. Пять из них сидели за одной партой. А на выпускном я хотел ее поцеловать - и не подошел. В общем, обычная история.
        - Привет. - Она кивнула мне так естественно, словно мы расстались вчера. - Прогуляемся до Полянки?
        - Само собой, - отозвался я, подстраиваясь под ее легкий тон. - Я не отвлекаю тебя от дел?
        - Сегодня ты - мои дела. - Она улыбнулась. - Как оно все, Димка?
        - Закончил проект, получил расчет, свободен, как ветер. А у тебя?
        - М-мм, - отозвалась Ирка. Мы шли вдоль ограды Третьяковки, осторожно поглядывая друг на друга. - Да мелочи, в общем. Тут муж от жены ушел... сам понимаешь, через Службу. Счастливая супруга откопала где-то антикварный ствол и подкараулила меня после работы. Удовольствие ниже среднего, честно говоря.
        - И что с ней теперь?
        Ирка пожала плечами.
        - Розыск, камера, приговор. Меня не ее судьба заботит, Димка. За последние полгода убили троих наших.
        - Жуть.
        - Да... Но их можно понять. Знаешь, какой шок был, когда появилась Служба? Не экспериментаторы-добровольцы, а вполне официальное учреждение, которое помогает чьей-то матери, брату, мужу навсегда уйти в другой мир?
        - Государство разрешило. - Я развел руками.
        - У государств выбора не было. Впрочем, сначала-то все даже обрадовались: параллельные миры, открытия, полеты в космос, город на Луне за полгода... Потом спохватились, что население сокращается, но выбора уже не было. Да никто и не жалуется. Спокойный, тихий, безопасный мир. Давно бы так.
        - Ага. На Земле остался золотой миллиард. Заканчивай лекцию.
        - А лекция и не нужна. Посмотри вокруг: счастливые лица. Людей стало меньше. Мы уже друг другу не мешаем.
        Мы прошли мимо старенькой церкви, свернули в переулок между блестящими зданиями. Когда-то здесь кипела жизнь, бегали туда-сюда клерки, толкались прохожие. Сейчас куда лучше, да. Но...
        - Пусть уходят незнакомцы, - нарушил молчание я. - Но уходят и друзья.
        - Значит, им там хорошо.
        - Но здесь они мертвы!
        - Это стандартная процедура, Дим. Не вернулся через полгода - ты мертв здесь. Иначе вся правоприменительная практика летит к черту.
        На Якиманке два автомобиля терпеливо ждали, когда светофор разрешит им повернуть. В сквере за переплетением гравиевых дорожек цвели белые розы. Не моя работа, но все равно красиво.
        - Ты скучаешь по нашим? - негромко спросил я.
        - Они живы, Димка. Все миры существуют в одном пространстве. И состоят из одних и тех же частиц. Наши ребята не на Марсе, они совсем близко. Может быть, в эту минуту пьют пиво у фонтана.
        - Здесь?
        - Ты их не увидишь и не почувствуешь. Но они счастливы, и все у них хорошо.
        Я покачал головой:
        - Тебя это утешает?
        - А другого не дано. Или порадоваться за них, или обозлиться на весь мир и раздобыть где-то ствол, как та женщина.
        Мы прошли мимо яркого, праздничного монастыря и вышли к станции метро. За спиной зазвенели колокола.
        - Я хотел бы их увидеть, - тихо сказал я. - Поэтому и хочу уйти через Службу. Ненадолго, только на две недели.
        - Уверен? - Ирка с непонятным выражением смотрела на меня. - Ты знаешь, что возвращаются всего три процента? Даже из тех, кто всего-навсего собрался в экзотический отпуск?
        - Но все остаются живы, значит, и я выживу. Вы ведь следите за ними?
        - Шесть месяцев, - кивнула Ирка. - Потом отключаем датчики вручную... поганое это чувство, Дим. Вроде как отключаешь систему жизнеобеспечения.
        Я коснулся ее руки.
        - Тебе тяжело?
        - Бывает иногда. - Она посмотрела на меня. Я никогда бы не подумал, что Ирка может так смотреть: ее взгляд был чуть ли не умоляющим. - Передумай, а?
        - Я не могу тут один, Иришка. - Я покачал головой. - Это застрелиться и не жить - вспоминать каждый вечер, как здорово было тогда, и как одиноко сейчас. Наверное, старых друзей не заменишь.
        - Понятно, - без выражения проговорила Ирка. - Мы пришли.
        Кластер опустевших домов-муравейников несколько лет назад переоборудовали под московский филиал Службы. Вход оставили через бывший книжный магазин, ненавязчиво напоминая, что в другом мире книг может и не быть.
        В просторном кабинете стояли стол и стул. Деревянные прожилки на паркете поблескивали, как солнечные блики на поверхности моря. Хромированный пульт управления у стены казался анахронизмом из далекого и непонятного будущего.
        Ирка устроилась на подоконнике, а я присел на краешек стола, рядом с начатой банкой оливок. Несколько минут мы молчали.
        - То есть... - начала Ирка.
        - Значит... - одновременно начал я, и мы рассмеялись. Вдруг стало легко, как на школьной перемене.
        - Жаль, что я после школы ушла из вашей теплой компании, - задумчиво сказала Ирка. - Вышла замуж зачем-то...
        - Ты замужем?
        - Три года, как нет, - отмахнулась Ирка. - Самое паршивое в той истории, что еще через полгода он пришел в Службу, и я, в общем-то, подозреваю, зачем. Хотел найти в другом мире тот вариант меня, что будет его любить. Нам ведь все рассказывают, Димка. Словно боятся, что если не выразят мечту, то она ускользнет.
        - Ты их провожаешь, и они делятся с тобой?
        - У них у всех такие лица... - Ирка улыбнулась. - Можешь сто раз им говорить, что во время перехода сканируется сознание, и они могут не высказывать свои мечты вслух - не послушают. Они верят, видят, и это заметно. По тебе, кстати, тоже. Ты ведь не вернешься, Димка.
        - Кто-то говорил, что и ландшафтный дизайнер из меня не получится, - заметил я. - Я вернусь, Иришка. Обещаю.
        Ирка присела передо мной на корточки.
        - Знаешь, я иногда жалею, что Службе не ставят препоны, - негромко сказала она. - Что у нас нет бюрократии вообще. Что я не могу наорать на тебя и послать домой за первой попавшейся справкой, а потом повесить на дверь табличку "Закрыто" на пару месяцев.
        - Тяжело, наверное, на твоей работе. Исполнять чьи угодно мечты, только не свои.
        - Мы тоже живем мечтой, Димка. Мы - волнорез.
        - Что?
        - Волнорез. Путешественники уплывают в открытое море, а для тех, кто боится, существует волнорез. Девятый вал не дойдет до берега: если море окажется тебе не по нутру, ты побарахтаешься и выплывешь на берег. Часть пути мы пройдем с тобой. Но потом плыви сам.
        Я прикрыл глаза. Моя мечта: я видел ее, как наяву. Знакомая до боли станция, пушистые ряды елок вдоль просеки: до мельницы на велосипедах, до реки на автобусе, на огород пешком. Маленький городок и школа с огромными окнами, где за забором-сеткой растут старые яблони. Друзья, гитара у костра, чай из термоса в лесу, походы и посиделки, возня с железками и планы на лето...
        Вечное лето.
        - Ты ведь не просто на встречу с друзьями надеешься, - тихо сказала Ирка. - Пара вечеров в хорошей компании - ну кто ради этого убежит? Не ты.
        - Я надеюсь на другую жизнь. Без одиночества. И ухожу в открытое море. А ты не хочешь со мной?
        Ирка покачала головой. Отвернулась и молча подошла к пульту управления.
        В следующую секунду за окном схлопнулись ставни. Я не успел ничего сказать: деревянный пол под нами дрогнул, и мы с бешеной скоростью понеслись вниз. Когда комната-лифт остановилась и одна из стен ушла в сторону, перед нами простирался пустой ангар. В его середине стоял овальный контейнер размером со старый микроавтобус.
        - Туда заходят поодиночке. - Ирка кивнула на контейнер. - Вдвоем не уйти: это физически невозможно. Да и получится ли? Мечты, знаешь ли, у всех разные.
        До контейнера мы дошли молча. Дверь открылась бесшумно, Ирка сделала приглашающий жест, и я шагнул внутрь. Ничего особенного: обычное зеркальное яйцо, только изнутри оно кажется гораздо больше, чем снаружи. Я почувствовал разочарование туземца, которого впервые привезли в большой город, а там оказались такие же кроссовки и холодильники, что и дома под навесом.
        - Вряд ли я делаю мир лучше, - вдруг сказала Ирка. - Но я хотя бы помогаю тем, кому тут совсем плохо. Потому что они имеют право уйти, понимаешь? А ты...
        - Не имею права? - поднял брови я.
        - Ты сильнее этого, - тихо сказала она. - Мне кажется.
        - Может быть, я найду силы вернуться, - сказал я. - Может быть.
        Мы помолчали.
        - Сейчас контейнер закроется, - заговорила Ирка. - Начнется переход. Потом дверь разблокируется, и ты сможешь выйти. Главное, не волнуйся. Там тоже есть Служба - если захочешь, тебе помогут вернуться. Полгода у тебя есть, пока жив сигнал.
        - Я понял. - Я наклонил голову. - Иришка, я...
        Она покачала головой. Вокруг загудели невидимые машины.
        - Но мы больше не встретимся. - Ирка сделала шаг назад, и дверь начала медленно закрываться. - Ты не вернешься, а я за тобой не пойду. Мне, собственно, вообще из этого мира деваться некуда: я из тех неудачливых двух процентов, на которых переход не срабатывает. Может, мешает устойчивость к гипнозу, не знаю. Или железное здоровье: меня даже простуда не берет. Я была лабораторной крысой четыре раза, и каждый раз выбиралась из ящика здесь и сейчас. Так что забудь, что я плела про прелести родного мира: зелен виноград. Живи счастливо.
        - Ирка...
        Я шагнул к ней, но она уже отвернулась. Мелькнула прядь волос, блеснула, закрываясь, дверь, и свет погас. А я не успел даже сказать "спасибо".
        Гудение становилось все громче: голова начала болеть. Рубашка мигом взмокла. Я глубоко вздохнул. Все будет хорошо. Просто отлично. Просто замеча...
        Но Ирка так и не увидит чуда. Никогда. И почему я с ней не попрощался?
        Перехода я не ощутил. Просто тысячи мельчайших песчинок кольнули лицо, впились в кожу рук, и все звуки на миг смолкли.
        Я уже там, понял я. Это другой мир.
        Конейнера больше не было: я стоял на опушке леса. Где-то поблизости плескалась вода. Пахло травой и костром. В лицо дунул прохладный ночной воздух. Здесь тоже было лето. Я вспомнил каникулы на Волге: такие же звезды над головой, осока у песчаного берега, далекий огонек костра в лесу.
        Я прикрыл глаза, только сейчас осознавая, что дело сделано. Для своего мира я все равно, что мертв - или буду мертв через полгода. Я вспомнил о бабушке, которая зайдет в пустую квартиру. О новом ландшафтном проекте на Вернадского, которого я ждал три года. Об Ирке, которая совсем одна.
        Нет. Не сейчас. Потом.
        От костра доносились мальчишеские голоса. Я подумал и направился на огонек.
        Потертые палатки, желтые и темно-синие, светлели среди мокрых сосен. У костра сидели шестеро мальчишек и невысокий парень лет тридцати. Темный котелок исходил паром и запахом грибов. Завидев меня, парень приветливо махнул рукой.
        - Издалека идешь?
        - Ищу друзей, - ответил я. - Кажется, я немного заблудился.
        - Присаживайся. - Он широким жестом указал на место у костра. - Переночуешь с нами, утром выйдешь на дорогу. Если что, кто-нибудь из ребят проводит.
        - Вы местные?
        - Ну да. Тут городок неподалеку, Веткино - может, слышал?
        Я моргнул.
        - Еще бы. Я там родился.
        - Неужели земляк? Из второй школы?
        - Ага. - Я присел у костра, и кто-то из ребят сразу передал мне кружку с горячим чаем. - Спасибо... Пятнадцать лет назад закончил. А ты?
        - Десятый год там физкультуру преподаю, - блеснул зубами парень. - Алексей.
        - Дима.
        - Учу ребят морскому делу. - Алексей смущенно улыбнулся. - Нам должны завтра семь швертботов выдать; с утра пойдем на лодочную станцию. Повезло, что у меня почти все одноклассники в Веткино остались: без них я бы не справился. Кто с верфью договорился, кто транспорт нашел. Вот, готовимся к походу.
        Ну ничего себе...
        - А как же твои одноклассники не разъехались после школы? - осторожно поинтересовался я. - Не скучно им здесь?
        Алексей покачал головой.
        - С тех пор, как завод переоборудовали, у нас тут не хуже, чем в Академгородке. Куча народу приехала обратно. А ты давно дома не был?
        - Давно. - Я потер лоб. - Мои друзья... разъехались. Их больше нет.
        - Через Службу ушли, что ли?
        Я вздрогнул.
        - У меня девушка так сбежала, - серьезно произнес Алексей. - Не вздрагивай, я рассказал ребятам. Так что и у нас не все безоблачно.
        - А безоблачно никогда не бывает, - сказал кто-то хрипловатым баском.
        Веткино... завод... вторая школа... Какой знакомый мир.
        Я достал из кармана коммуникатор. Как ни удивительно, здесь сеть работала так же. Найду своих. В конце концов, ради чего я сюда попал?
        "Абонент недоступен".
        Нет. Нет! Они же должны были быть здесь!
        Куда меня выбросило?
        Экран коммуникатора мигнул и погас. Ну да, сели аккумуляторы. Если неделю не заряжать, жди приятного сюрприза в самый подходящий момент.
        Я встал.
        - Димка, ты куда? - окликнул меня Алексей.
        - В город, - бросил я. - Спасибо вам, ребята.
        Я шел по шоссе. Накрапывал дождь, но не это меня беспокоило.
        Моих друзей здесь нет.
        Это не тот мир, о котором я мечтал. Пусть он и похож на мои фантазии: родной город, откуда не уезжают, друзья, которые остаются вместе...
        Почему же я здесь? Сознание сканируется в момент перехода: о чем я мечтал в ту минуту? О друзьях, о родном городе?
        Нет. Я думал об Ирке. И о том, что так и не попрощался с ней.
        Неужели это для меня так важно? Увидеть ее еще раз, сказать те самые слова?
        А ведь да, понял я. Да.
        Очень.
        Может быть, еще не поздно вернуться?
        Я шел по проселочной дороге, а передо мной начинался городок, где я прожил полжизни - пока мало-помалу не променял скромные улицы на яркую столицу.
        Здесь и вправду изменилось многое. Поднималась вверх стеклянной иглой больница, где осторожные и чуткие механические руки заменили почти всех врачей и сестер. Я вспомнил школьную медсестру, внутренне усмехнулся и подумал, что, возможно, это не всегда к худшему.
        Рядом с пятиэтажками висели стеклянные платформы: дома осторожно демонтировали, снимая с этажа блок за блоком. На месте разобранных зданий росли уютные двухэтажные коттеджи. Новый мир... хотя, может, и старый был не хуже? Я не был дома несколько лет - вдруг и в Веткино-из-моего-мира наступили перемены?
        Мы - волнорез, сказала Ирка. С нами ты не утонешь.
        Но волнорез остался позади, и вот оно, открытое море. А мне не хватает берега.
        Доплыву ли я до него?
        Решено. Я еду в Службу.
        Я добрел до станции под утро. Зашел в электричку, рухнул на пластиковое сиденье и мгновенно уснул.
        Почти всю дорогу до Москвы я дремал, изредка просыпаясь и выглядывая в окно. Леса, луга и заброшенные деревни: похоже, здесь услугами Службы пользуются так же активно, как и в моем мире.
        Часы на Ленинградском вокзале ни капельки не изменились, и меня кольнуло странное предчувствие. Я решительно спустился в метро. Уже садясь в вагон, я сообразил, что еду домой... в свой бывший дом.
        Пятницкая не изменилась вообще. Даже блинный автомат стоял на том же месте, и так же знакомо скрипели двери подъезда.
        А потом из этих дверей вышла Ирка в длинном светлом платье, и я впервые увидел, как при виде меня садятся на асфальт.
        - Иришка, ты только не пугайся. - Я медленно поднял руки. - Это правда я.
        - Похоже, тема для докторской у меня есть, - слабо сказала Ирка, сидя на земле. - Димка, ты почему живой и в нашем мире, а?
        - Я вообще-то думал, что это мой мир... - Я осекся. - Ирка, это правда?
        - Такого никогда еще не было... - Ирка всхлипнула, и я вдруг все понял. Или почти все. - Господи, Димка, у меня же вся аппаратура после твоего ухода отключилась, вмиг! Бросилась к ангару - никого. Я думала, ты погиб... три раза перепроверила все, потом села на пол и заревела, как дура.
        Я стоял, растерянно моргая. Значит, вот оно, мое путешествие? Я сделал круг и вернулся? Вернулся, ни на минуту не покидая свой мир?
        - Ты о чем думал, когда готовился к переходу? - без обиняков спросила Ирка.
        - Ни о чем. - Я пожал плечами. - Вспомнил, что зря с тобой не попрощался.
        - Получается, что...
        - Ты мой волнорез, - закончил я. - Который не дал мне уйти в открытое море.
        - Ну уж. - Ирка вспыхнула. - Ты сам себе волнорез, Димка. Единственный в своем роде, кстати. Ты знаешь, что это значит?
        - Что?
        Она улыбалась.
        - Тебе больше всего хочется быть дома. И это замечательно.
        - Не знаю. - Я вспомнил собственное страстное желание оказаться дома. - Наверное, мне просто повезло.
        - Очень, - серьезно кивнула Ирка. - Если будешь еще экспериментировать, имей в виду: придется тебе действовать в одиночку. Я ушла из Службы.
        - Знаешь... я рад это слышать.
        - Я была уверена, что тебе это понравится, - засмеялась она. - Все хорошо?
        - Ага, - рассеянно ответил я. Неожиданное подозрение, ледяное, как вокзальный сквозняк, вдруг обожгло морозом щеки.
        Полно, да моя ли это Ирка?
        Что, если это мир, созданный лишь для меня? Почти такой же: ведь мало кто любит резкие перемены. Только бывшая одноклассница улыбается куда приветливее, родной городок процветает, и на смену старым друзьям всегда готовы прийти новые: взять того же Алексея у костра.
        Вот только в главном эти миры расходятся безвозвратно. И я отказался от настоящей, живой, влюбленной в меня девушки ради фантазии, куклы, сотканной из кусочков моей памяти. Ради чего она здесь, кстати? Чтобы удержать меня в новом мире, который сожрет меня и не поперхнется, как уже сожрал сотни и тысячи "невозвращенцев"? Что случилось с ними, когда полгода истекли, и волнорез Службы остался за бортом?
        А домой я не вернусь: ведь меня уверят, что я уже дома. Да и дадут ли мне выбор?
        Чушь. Это Ирка, настоящая, та самая. Единственная из класса, кто лишь пожал плечами, сидя перед гипнотизером из цирка. Девчонка, что играла с нами в футбол без шапки в двадцатиградусный мороз. Нормальная, естественная, абсолютно не способная на переход. И она прекрасно помнит нашу вчерашнюю встречу... верно?
        Я прикрыл глаза на миг. Хватит. Довольно. Это мой мир.
        - Ты чего? - Ирка подняла бровь. - Хочешь что-то спросить?
        Нет.
        Вслух этого я не скажу никогда. А еще лучше - забуду, как страшный сон.
        - Поехали в Веткино сажать яблони? - предложил я. - Не сейчас, через неделю-другую. Я как раз собирался бросить клич всем, кто еще здесь. Мне хочется вас увидеть. Будем строить наш собственный мир.
        - Вместе? - Ирка взяла меня за руку. - Что-то в этом есть. А потом?
        - Вообще-то мне предлагали разбить сад на Вернадского, - задумчиво произнес я. - И в родной Тимирязевке давно пора привести парк в нормальный вид... Но прямо сейчас я бы позавтракал. Составишь мне компанию?
        - Еще бы! - Ирка широко улыбнулась.
        И чихнула.
        Заложники
        - Но почему мы? Обычно ведь берут, понимаешь, всяких других...
        - Другие кончились.
        Виктор Шендерович. "Куклы"
        Чиновник не был злодеем. Так, усталый отец большого семейства, снулый, как дождь за окном.
        - Снова вы здесь, Соколов, - чиновник поморщился. - Давайте ваши бумаги. В этот раз ничего не забыли?
        Я пожал плечами. В центре усыновления не задают вопросов просто так. Лучше промолчать. Одинокие выпускники приютов и без того группа риска...
        Пуговка в ухе негромко пересказывала последние новости. "Матч на звание чемпиона мира по шахматам состоится в Эдинбургском замке. Двенадцатилетний Алексей Авдеев - самый молодой претендент на корону со времен..."
        - Забыли, - удовлетворенно сказал чиновник. - Повернитесь вправо. Ага, значит, имплантат в ухе носим, а в анкете не указали. Нехорошо... А вы знаете, что почти все носители со временем глохнут на левое ухо?
        - Что?
        - Вот-вот. - Он вздохнул. - Раньше телевизоры не выключали, а теперь... эх. Без чужого голоса жить не могут. Холодно стало...
        - Осень, - тихо сказал я.
        - Да, осень... Проходите.
        Вдоль прозрачных стен располагались уютные кресла. Первый этаж ломился от мягких игрушек: редко на каком диване не валялся забытый плюшевый мишка или смешной розовый заяц. То ли организаторы испугались, что внутри будет пахнуть одиночеством и больницей, то ли просто решили подзаработать. Так или иначе, за стеклянными перегородками расположился огромный и радужный "Детский мир". Лучший в городе, как говорят.
        Мне здесь покупать нечего. Да и возраст не тот: местным детям десять лет и больше, требуется осознанное согласие на усыновление, письменного заявления достаточно, чтобы начать процедуру по лишению матери и отца родительских прав. Все согласно федеральным законам: логично, сухо, безжалостно.
        И наоборот - так же.
        - Я не понимаю, Лена, как ты можешь быть против, - послышался взволнованный голос. - Мы с отцом не для того тебя рожали, чтобы вырастить эгоистку!
        - Мам, ну нас и так в комнате уже двое! Зачем тебе еще?
        - Во-первых, не мне, а нам всем. Во-вторых, ты уже через три года поступаешь, Маришка одна остается. А в-третьих, ты думаешь, они там по двое в комнате живут?
        - Да хоть по семеро!
        Мимо, скрипя кедами по блестящему полу, пронеслась долговязая девчонка. За ней, удрученно, "на публику", покачав головой, прошла к лифтам полная женщина. Последним плелся лысеющий мужчина за руку со светловолосой малышкой лет семи. Про таких девчушек говорят: "колокольчик". Глаза голубые, а у родителей и старшей дочери - темные...
        Обычное дело.
        В пуговке щелкнуло: блок новостей закончился, и ведущий перешел на обычный утренний треп. "Семь часов пятьдесят минут в Твери, и с вами, как всегда, ди-джей Гильотен, лучшее средство от головы: первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище! А скажите, дорогие мои, многие ли из вас помнят, что сегодня Родительский день? Да, всякое бывает, не хочу вам портить настроение с утра, но многие детишки остаются без родителей просто потому, что папе с мамой они больше не-нуж-ны. Пишешь заявление в районную комиссию, подписываешь отказ от прав - и вуаля, ни забот, ни алиментов, можно продавать фазенду и двигать в Штаты. Хотя цены на нефть сами знаете какие, так что можно и не дергаться. Так вот, о детишках: областной центр усыновления напоминает, что..."
        Я убрал звук. Не сегодня.
        Не сейчас.
        Я подошел к терминалу. На экране сменяли друг друга детские фотографии. Возраст, имя, увлечения, успеваемость, хронические болезни... В мое время этого не было, и, наверное, к лучшему. Я и так не мог побыть один. Ни в учебной аудитории, ни в туалете, где закрывалась только одна дверь из четырех, ни в комнате, ни на подоконнике. А знать, что кто-то то и дело смотрит твои данные, разглядывает лицо, читает детские стихи... Нет, спасибо.
        Дверь женского туалета приоткрылась. Сначала на свет выползла моющая машина, потом ножка в изящной туфельке на высоком каблуке, и наконец - неопределенного возраста блондинка в халате уборщицы. Воровато оглядываясь, она покатила поломойку к лифтам.
        Я моргнул. Это с каких пор технички носят туфли из крокодиловой кожи?
        У лифтов почти никого не было. Я поискал взглядом блондинку, но она исчезла. Бродил с сумрачным видом черноволосый мужчина с рюкзаком, и чуть поодаль сотрудница центра что-то втолковывала мальчику лет десяти.
        - Ну хорошо, - донеслось до меня. - Но только пять минут, Саша! Зайдем, посмотрим, и сразу назад. Обещаешь?
        Саша энергично кивнул.
        Двери лифта звякнули, открываясь. Я пропустил остальных вперед и замер на пороге. Ехать, не ехать? Ведь если начистоту, разве я могу что-то дать такому ребенку? Ему нужна семья...
        - Молодой человек, вы заходите? - окликнула меня сотрудница центра. "Пичугина Светлана Витальевна", значилось под ее фото.
        - Да, конечно... Простите.
        Она мельком глянула на мой пропуск визитера и тут же заулыбалась.
        - Вы Родион Соколов! А я смотрю, где-то я вашу фотографию видела... Мы с мужем в прошлую субботу были на вашей выставке. На следующей неделе ребят поведу. Саша, правда, уже не пойдет, разве что с родителями. - Она счастливо засмеялась. - Сегодня последнее собеседование. Документы уже готовы.
        Черноволосый мужчина вздрогнул и дернулся, будто собираясь выйти. Светлана не обратила на него внимания.
        Двери сошлись за моей спиной, и лифт начал подниматься.
        - Замечательно. - Я неловко улыбнулся. - Долго они готовили документы?
        - Ну что вы! Меньше недели. Справки уже год как собирать не надо, просто проверили по базе. Главное, чтобы человек был хороший. - Она профессионально цепко обежала меня глазами и снова улыбнулась, теперь уже дежурной улыбкой. - Вам нужна помощь?
        - Если только показать, где будет консультация.
        - А мы туда и едем, - кивнула она. - На крышу. Там раньше был зимний сад, а теперь конференц-зал. Саша очень хочет посмотреть на город сверху: он никогда не был на крыше небоскреба. В первый раз действительно дух захватывает.
        Лифт остановился на сороковом этаже, и мы направились ко второму блоку. На указателе горела табличка: "Этажи 41-80".
        - Подождите, пожалуйста, - окликнул нас черноволосый мужчина. Повернувшись к нам спиной, он доставал что-то из рюкзака.
        Светлана обернулась.
        - Да?
        Ей в лицо смотрел пистолет.
        - Кто побежит, стреляю сразу, - сухо произнес черноволосый. - Руки за голову.
        За спиной у него с мелодичным перезвоном закрылись дверцы лифта.
        В первую секунду меня хлестнул незнакомый жар: в грудь, в уши, в ошеломленные глаза. Я медленно поднял руки за голову. Светлана с каменным лицом сплела пальцы и оперлась на стену. Мальчишка с упрямым видом скрестил руки на груди. Черноволосый мужчина молча указал на коридор.
        В лифте никто не произнес ни слова. Лишь на табло с щелканьем менялись числа. "60... 61... 62..."
        - Вам это даром не пройдет, - вдруг сказал Саша. - На крыше стекло. Его разобьют и кинут гранату с газом. Или посадят вертолет и всех эвакуируют, как когда китайцы на президента покушались!
        - Саша, солнышко, помолчи, - тихо сказала Светлана.
        - Стекло бронированное, односторонней прозрачности, - сверкнул зубами мужчина. - Я долго готовился.
        Двери с похоронным звоном раскрылись. В углу холла стояла знакомая моющая машина. На ней лежал свернутый фиалковый халатик.
        - В зал, - коротко сказал черноволосый.
        - Как вас зовут? - спросил я. На его груди не было пропуска.
        - Виктор. - Он усмехнулся. - А фамилия - Авдеев. Слышали?
        Я нахмурился. Где-то, кажется, да...
        - Вперед. - Он махнул стволом пистолета. - Лифты сейчас...
        Над лифтами зажглась красная лампочка.
        - Перестанут работать, - закончил Виктор. - Маленький подарок от моих друзей из солнечного Китая. Проходите.
        Светлана с молчаливым достоинством, не опуская рук, двинулась вверх по ступеням. Саша с обожанием посмотрел на нее, хмуро - на террориста, и побрел следом. Я замыкал шествие.
        Наверное, настоящий мужчина развернулся бы, ударил Виктора в висок локтем, вышиб взмахом ноги пистолет и удерживал негодяя до приезда милиции. Наверное, я когда-то слишком серьезно воспринял совет "не геройствовать". Наверное, у меня просто не хватило бы сил. Наверное.
        Конференц-зал напоминал пустую аудиторию, только без парт. Экран на стенде, узкий столик с ноутбуком, пластиковые стулья. В третьем ряду сидела давешняя блондинка, теперь уже в строгом брючном костюме. Увидев меня, она улыбнулась и приложила палец к губам. И побледнела.
        - Всем встать, - отчетливо произнес Виктор. - И уберите затемнение. Я хочу видеть, что происходит вокруг.
        Последние слова он адресовал парню-технику, что крутился у ноутбука. Парень разом спал с лица и набрал какую-то команду. Вокруг посветлело: потолок и стены медленно становились прозрачными.
        Я обвел взглядом зал. Ф-фух, пусто...
        Нет. От окна обернулась знакомая полная дама. Ее старшая дочь, Лена, мрачно смотрела в светлеющее стекло. Младшая щебетала, прижимая к себе плюшевого слона. Отец девочек уныло листал яркий журнал.
        - Артур, - дрожащим голосом пролепетала женщина. - Посмотри...
        - Тань, ну что еще? - Ее муж поднял голову.
        И выронил журнал. На пол посыпались фирменные пакетики и пробники. Светлана поморщилась.
        - Все стулья - к той стене. Если не хватит одного ряда, ставьте сверху. - Виктор посмотрел на нас. Мы не шевелились. - Я говорю по-китайски?
        - По-русски, - механически ответил я.
        - Но вы не понимаете, - довершил он. - Хорошо. Мальчик, подойди сюда.
        - Не смейте, - прошептала Светлана.
        Саша шагнул раз, другой. Взгляд его не отрывался от руки с пистолетом.
        - Хорошо... Видишь девочку с плюшевым слоном? Подведи ее ко мне.
        - Только попробуй!
        Полная женщина рывком засунула дочь за спину.
        - Мужики вы или кто? - выкрикнула она. - Одного полудурка со стволом прищучить не можете! Здесь дети, понимаете вы! Нет?!
        - Если вы мне помешаете, - спокойно сказал Виктор, - я убью их всех. А потом подойду к вам. Трудно начать, а продолжить совсем не сложно.
        - Таня... - Артур осторожно погладил жену по плечу. Та стряхнула его руку.
        - Мариша, не подходи к нему, - высоким голосом сказала она. - Дядя тебя обидит. Не надо к нему ходить.
        Девочка недоуменно моргнула. Саша на негнущихся ногах двинулся к ней.
        - Достаточно, - произнес Виктор, когда до девочки осталось несколько шагов. - А теперь возьми у нее слона и вернись с ним.
        Мальчик выполнил его просьбу. В зале стояла мертвая тишина.
        - Он живой, - тревожно сказала Маришка. - Я его с ложки кормила. Не обижайте его... пожалуйста.
        - Извини, Мариша, - ровным голосом сказал Виктор. - Но бездушная игрушка - лучше, чем твоя мама, верно?
        Он отработанным движением вскинул оружие и выстрелил слоненку в голову. Раздался негромкий хлопок.
        - Он живой!! Не надо!
        Девочка бросилась к игрушке. Серый плюшевый слон лежал на полу, раскинув лапы, словно и впрямь стал на миг живым существом.
        - Ты. - Виктор ткнул пальцем в парня-техника. - Вниз, живо. Расскажи им все и добавь, что в этом рюкзаке хватит взрывчатки, чтобы обрушить пару этажей. Если через пятнадцать минут мне не позвонят, я буду знать, кого в этом винить.
        Парень, явно не веря своему счастью, на полусогнутых ногах попятился к выходу. Дверь за ним закрылась, и мне показалось, что мы остались без воздуха.
        - А теперь, - обвел нас взглядом Виктор, - может быть, кто-то еще откажется двигать стулья?
        Желающих не нашлось.
        Я таскал мебель медленно, через силу. Внутренний голос шептал: пока мы переносим стулья, мы живы. Остальных, похоже, обуревали те же чувства. Светлана то и дело подчеркнуто вытирала пот со лба, блондинка еле двигалась. Маришка беззвучно плакала на полу. Ее отец подошел было к ней, но, наткнувшись на взгляд Виктора, увял и, сгорбившись, подхватил четыре стула разом.
        Когда посреди зала остался лишь один стул, Виктор жестом остановил нас.
        - Сумки, телефоны, бумажники, куртки, пиджаки - к стене, - негромко сказал он. - Весь пол в вашем распоряжении.
        - Стулья же есть, - грубовато сказала долговязая девчонка.
        - Лена, не начинай, - почти шепотом попросила ее мать.
        Я расстегнул пальто и бросил его на растущую груду вещей. Бумажник, телефон, ключи, паспорт... На пол упала визитка мэра. Выпросить у Виктора звонок, что ли? "Доброе утро! У вас в приемной висит моя картина, помните? Не хотите ли еще одну? Только вот есть одно затруднение..."
        Ах, да: секретарь не соединит. Мэр Твери не ведет переговоров с террористами.
        Я уселся на пол и скрестил ноги по-турецки, сминая брюки. Каждое движение давалось с трудом: мышцы отказывались повиноваться.
        Виктор быстро двигался вдоль внутренней стены, приматывая к ней скотчем горчичного цвета бруски. Остальные разместились в нескольких метрах от меня.
        Мать прижимала к себе младшую девочку. Ее старшая дочь сидела поодаль, уткнув нос в колени. Светлана, помедлив, сняла элегантные туфли и опустилась на пол, подобрав юбку. Артур и мальчик Саша остались стоять.
        Я повернул голову. За стеклом начинался нормальный мир. Пасмурное утро, сонный еще проспект Чайковского, невидимые пешеходы на Трехсвятской. И все это - даже городские голуби, даже ошалевшие от высоты вороны - далеко внизу: не достать, не угнаться.
        Я вспомнил свою первую и единственную поездку в Нью-Йорк. Как я забрался на небоскреб, несмотря на пасмурную погоду. Мне не нужны были бинокли: я хотел видеть небо, цветущие вишни в Центральном парке, клочки облаков, пушистые издалека и такие холодные вблизи, Таймс-сквер и Гарлем. Чудо, которого я был лишен все шестнадцать лет в приюте. Чудо, которое я хочу подарить...
        - Родители, когда приходят сюда, думают о хорошем, - раздался голос над ухом. - Они сидят на вершине мира, и мы заставляем их верить, что мир изменится.
        Блондинка в крокодильих туфлях серьезно смотрела на меня.
        - Вы ведь тоже за этим пришли? Изменить мир?
        Я не успел ответить. На ноутбуке, забытом у стенда, запищал зуммер. Видеоконференция?
        Виктор нажал кнопку.
        - Да?
        На большом экране появился человек. Седоватый, мужественный, спокойный. Если бы он снялся в роли главы штаба по освобождению заложников, я дал бы ему "Оскара" не глядя.
        - Я готов вас выслушать, Виктор, - проговорил он.
        - Вы уже знаете, кто я. - Виктор усмехнулся. - Хорошо...
        Он щелкнул какими-то клавишами, потом замер.
        - Мне нужен честный ответ, - медленно произнес он. - В этом зале есть следящие камеры?
        - Ваши друзья их отключили, - быстро ответил человек. - Будет лучше, если вы вернете изображение, Виктор. Что произошло? Что толкнуло вас на такой шаг?
        - Я сейчас выдам вам своих сообщников. - Виктор скрестил руки на груди, не выпуская пистолет. - Тао Хо и Су Фань, двое студентов стоматологической академии. Где их искать, вы знаете. Я бы не стал проверять общежитие, а сразу погнался в Шереметьево.
        - Конечно, мы проверим ваши сведения, - кивнул человек на экране. - Может быть, кому-то нужна медицинская помощь? Среди вас есть пострадавшие?
        - Все целы. - Виктор покачал головой. - Правда, слону не повезло.
        - Пожалуйста, повторите...
        - Плюшевые игрушки не чувствуют боли, - перебил Виктор. Голос его опасно взвился. - В отличие от детей. Я хочу видеть сына.
        - Виктор, ваш сын подписал отказ от прав. Я бы рад помочь вам, но если он сам не пожелает с вами встречаться...
        - Значит, объясните ему, что восемь человек умрут, если у него не найдется времени поговорить с отцом, - отрезал Виктор. - И его опекунам скажите то же самое. У вас полчаса.
        Он вдавил клавишу так, что ноутбук жалобно пискнул. Экран погас.
        - Усыновители, - процедил террорист, проходя вдоль стенда к стеклу. - Туристы. Сейчас я вам устрою... консультацию.
        - Виктор, ваш сын любит вас, - быстро сказала Светлана. - Все дети, даже те, кто расписывается в бланках отказов, помнят родителей. Природу не обмануть.
        - Тогда почему они подписывают бланки? - опасно спокойным тоном спросил Виктор. - Почему поворачиваются спиной?
        - Я могу объяснить.
        Виктор со слабым интересом посмотрел на нее.
        - Хотите меня переубедить? А что ж, попробуйте.
        - Давайте зайдем с другого конца, - Светлана запнулась, но лишь на мгновение. - С чего все началось? Возьмите обычную девушку, каких тысячи. Несколько лет она работает, копит на квартиру. И вдруг узнает, что ждет ребенка. Молодой человек вмиг испаряется или уговаривает ее "подождать". Что она сделает? Окажется на улице без работы, с долгами? Нет, сделает аборт. Потому каждой матери и выплачиваются послеродовые компенсации, потому и идут кампании против наркоманок и алкоголичек. Та девушка родит здорового ребенка, получит сумму, которой ей хватит года на четыре, и потом уже решит, воспитывать его или сдать в интернат. Причем, заметьте, общество ее не осудит. Так кому стало хуже?
        - Я понял, - вежливо произнес Виктор. - Должно быть, вы так и поступили. У вас все?
        - Выбирать может каждый, - настойчиво продолжала Светлана. - Взрослого человека нельзя заставить жить с нежеланным ребенком: он искалечит его и себя. Бюджет захлебывается от нефтяных денег, алиментов платить не нужно. Но если вы хотите дышать полной грудью - дайте воздуха и сыну. Право на выбор имеет каждый.
        - Вы понимаете, что такое ответственность за другое живое существо? - тихо-тихо спросил Виктор. - Знаете, как легко манипулировать детьми? Убедить ребенка, что ты один желаешь ему добра, а папа висит у него гирей на шее? Или согласиться на такой невинный, такой безобидный укольчик?
        - Виктор, но кому и зачем нужно манипулировать...
        - Очень талантливыми детьми, - подчеркивая каждое слово, произнес Виктор. - Гениальными детьми, любящими своих родителей.
        Он кивнул вниз, на памятник Афанасию Никитину.
        - Лешка когда-то считал меня таким. Первопроходцем, благородным героем, путешественником. Через площадь от памятника стоит церковь - в ней когда-то был шахматный клуб. Потом здание вернули церкви, детей, конечно, выгнали на улицу. А лет восемь назад открыли новый кружок, на Трехсвятской. Туда я Алексея и привел.
        Алексей Авдеев, вспомнил я утренние новости. Самый молодой претендент на звание чемпиона мира по шахматам...
        - Вам помогли китайцы, потому что Тао Ван - чемпион мира? - незнакомым голосом спросил я. - Они надеются устранить соперника через вас?
        - И поэтому я не стал их выгораживать, - кивнул Виктор. - Тао Хо, троюродный брат чемпиона... как нехорошо.
        - Так что произошло? - подала голос мать девочек. - Как у вас сына увели?
        "Увели". Все, Стокгольмский синдром. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша... Я тряхнул головой. Нет, все правильно, это я идиот. С преступником нужно говорить, его нужно убеждать, успокаивать, принимать его сторону.
        Виктор долго молчал. Прошло минуты три, прежде чем он открыл рот - и запищал зуммер.
        - Вы связались с Алексеем? - резко спросил Виктор у человека на экране.
        - Мы работаем над этим. - Голос седоватого человека звучал уверенно. - Виктор, мы пойдем на уступки, но нам нужно что-то и от вас.
        - Конечно. - Виктор щелкнул переключателем, и большой экран погас. - Я дам вам еще час. Целых шестьдесят минут, в течение которых вы сможете подумать о своей карьере и о том, что с ней будет, когда обломки этого здания накроют весь квартал. Я не требую вертолета, чемодана денег и созыва внеочередной сессии ООН. Я просто хочу поговорить с сыном.
        - Еще один такой щелчок, и с вами перестанут разговаривать, - заметила Светлана, когда Виктор отошел от ноутбука. - Если вы не начнете освобождать заложников, они пойдут на штурм.
        - Они даже не эвакуировали всех людей из здания, - поморщился Виктор. - Не пойдут.
        - Так расскажите про сына, пока есть время. Что с ним?
        - Замолчите. - Он вдруг поднял руки к голове, словно защищаясь от боли. - Замолчите!
        - Виктор, я пытаюсь вам помочь...
        На Светлану зашикали. Девушка опустила голову.
        - До него вот-вот дойдет, что он сотворил, - тихо проговорила блондинка рядом со мной. - И тогда он распояшется.
        Я посмотрел на нее. Ей было около сорока, может быть, даже больше. И ей было очень страшно.
        - Вы-то что здесь делаете? - Я перевел взгляд на ее туфли. - Играете в Золушку?
        - Я больше подхожу на роль злой мачехи, - грустно улыбнулась она. - Хотя для интернатских детей все мачехи добрые, лишь бы взяли в семью. Вам, например, хотелось найти родителей?
        Я моргнул.
        - Постойте. Как вас зовут?
        - Анжела.
        - Родион. - Я невольно посмотрел в сторону пальто, где остался именной пропуск. - Анжела, откуда вы знаете, где я вырос?
        Она проследила за моим взглядом.
        - Вот оттуда, - кивнула она. - На вас пальто такого же кроя, как когда-то у моих ребят. Помню, я сама ездила на фабрику: проверяла ткань, беседовала с мастерицами... Я угадала?
        - Да, - помолчав, согласился я. - Другие мне просто... не подошли.
        - А еще я видела ваши картины. "Сквозь трамвайное стекло" - это ведь вы?
        - Я шесть лет водил трамвай. Как раз в позапрошлом году, когда я ушел, с Тверского проспекта сняли последние рельсы. Отложилось в памяти, наверное.
        - Шутите? Вместо того, чтобы рисовать?
        - Чтобы не умереть с голоду, - пожал плечами я. - Вы ведь и сами пошли в уборщицы не от хорошей жизни, верно? Или...
        Анжела покачала головой, вглядываясь в Виктора. Тот, хмурясь, набирал что-то на ноутбуке. Рядом лежали пистолет и спутниковый телефон.
        - Неужели трансляцию в сеть устроит? - почти с любопытством сказала Анжела. - Ребята в прошлый раз до такого не додумались.
        Я вопросительно поднял брови.
        - Я была старшей воспитательницей, когда в "Архимеде" начался бунт. Разбудили среди ночи: еле успела халат накинуть. Согнали всех в столовую... страшно, темно..
        холодно очень; зима была.
        Она обняла себя руками.
        - Почему? - Я бросил взгляд на Виктора. - Почему дети на такое пошли?
        - Им было одиноко, - просто ответила Анжела. - Хотели изменить законы, чуть ли не жаловаться президенту собирались. Мне кажется, им хотелось домой, к родителям. Или просто в семью. Вы же знаете: усыновят десять, двадцать ребят, но всегда найдется и тридцать пятый, и сорок шестой...
        - Я, наверное, был семьдесят девятым, - кивнул я. - И вы тоже?
        - Хм? Нет, я потребовала, чтобы меня вычеркнули из списков. - Анжела совсем по-детски покраснела. - Ждала маму...
        - Простите...
        - Ничего. Так вот, в новостях сказали правду: жертв при штурме не было. Ребят разоружили, все отправились в разные интернаты. Но один, Юра, не выжил: порок сердца. Он жил в той комнате, где все началось. Не стал брать в руки оружие, но и не донес: пошел в столовую вместе со всеми. А потом... просто не поднялся с пола.
        - Мне жаль, - тихо сказал я. - Он для вас что-то значил?
        Анжела покосилась на меня с каким-то боязливым уважением.
        - Как вы сразу увидели, - произнесла она удивленно. - Да. Я его любила. Взрослая женщина - пятнадцатилетнего мальчишку. Он меня утешал там, в столовой, а я его поцеловала... и еще один раз, на прощание. В интернат, конечно, я потом не вернулась: куда уж мне. Желтый штамп, один шаг до пожизненного надзора.
        Я закрыл глаза. Как же хорошо, что у нас в интернате этого не было. Не было, не было, не было...
        - Вы меня презираете, - утвердительно сказала Анжела.
        - Нет. Но вам лучше поискать себе другого собеседника. Когда нас освободят, я сообщу в службу безопасности. Вам не место рядом с детьми.
        - Да, я в вас не ошиблась, - грустно усмехнулась она. - Уж кто-кто, а вы бы на месте Юрки точно донесли...
        По стеклянной крыше беззвучно побежали струи. Снова дождь...
        Я вспомнил себя в пятнадцать - мальчишку, прижимающегося лбом к стеклу. Если бы кто-то взрослый и понимающий коснулся его плеча и предложил любовь - любую любовь вместо одиночества... Да еще в год, когда голова кружится от запаха духов, а гормоны сходят с ума...
        Меня снова передернуло.
        - Анжела, я вырос в приюте. Вы же знаете, что из детей там можно веревки вить. Когда мне было пять, нам читали вслух. Знаете, как плотно все сгрудились вокруг воспитательницы? Как бились, чтобы их погладили по голове? Это рай для манипулятора. А потом, двадцать лет спустя...
        - Внутренняя боль выплескивается по-разному, - она кивнула. - Кто-то кричит, что ему не надо ни семьи, ни детей, кто-то становится женоненавистником, кто-то плачется подругам, кто-то замыкается в себе. А кто-то, как вы и я, возвращается по своим следам. Хотя сделаем ли мы кого-то счастливее - бог весть. Я думаю, что тепла и нежности хочется всем, но...
        - Не такого, какое вы хотите дать, - жестко заключил я.
        - Я вам не нравлюсь... Хорошо. А хотите знать, почему я здесь?
        Ответить я не успел.
        - Время вышло. - Виктор встал. - У вас десять минут.
        - На что? - испуганно спросила Татьяна.
        - Попрощаться. - Виктор пожал плечами. - Написать записку... хотя она может и не уцелеть.
        - Вы идиот, - хрипло сказала долговязая Лена. - Нормальный мужик давно бы поймал сына в чате. Или сообщение по мобильнику прислал бы.
        - Девочка, ты думаешь, Алексей сидит в этой вашей помойке? У него нет ни профиля в социальных сетях, ни электронного адреса, ни телефона. Если к ворам в руки попадает бриллиант, его прячут.
        Виктор медленно обошел стол и взял в руки пистолет.
        - Подождите! - Артур, отец Лены, успевший было присесть, поднялся. - Я понимаю, у вас ребенок, но и у нас дети! Отпустите хотя бы мальчика с Маришкой. Что они вам? Может, мы и виноваты, что голосовали за эту власть, что не обращали внимания. . но дети-то за что страдают?
        Его ноги дрожали и разъезжались; рубашка, надетая поверх мешковатых брюк, казалась чудовищным клоунским пончо.
        - С какой стати! - Лена вскочила. - Сначала я должна всем с ней делиться, а теперь ее отпустят, а мне умирать? Лучше бы сразу сдали меня в приют, меньше мороки и вам, и мне!
        Она шагнула вперед, закрывая собой сестру.
        - Раньше меня она отсюда не выйдет. Хотите - убивайте. Мне теперь все равно.
        Ее мать шумно глотала воздух, опираясь растопыренными пальцами о пол.
        - Сядьте, - бесцветным голосом сказал Виктор. - Все трое.
        Он не успел ничего добавить. Татьяна поднялась, молча, яростно двинулась на старшую дочь и с силой ударила ее по лицу. Еще раз. Еще.
        Ноги не слушались, но я добрел к женщине через весь зал и ухватил ее за плечи. С тем же успехом я мог бы пытаться удержать амурского тигра.
        Артур мягко, но твердо взял жену за локти. Он явно был слабее ее, но она послушалась сразу. Из глаз Лены лились слезы.
        - Мама, - тихо позвала Маришка. - Ты чего Лену бьешь?
        - Доченька. - Татьяна разрыдалась, опускаясь на колени возле младшей дочери. Та неуверенно обняла мать в ответ. - Доченька...
        Я опустился на пол. Болела спина, и ныло под лопаткой. Нужно было послушаться врача и начать делать гимнастику... Впрочем, уже неважно.
        - Пять минут, - сухо произнес Виктор. - Я отправил вызов в штаб. Если они не идиоты, вы останетесь в живых.
        Он вернулся за стол. Набрал цепочку цифр на телефоне, и на всех брусках, примотанных к стене, зажглись алые огоньки.
        - Ждите.
        Задрожали пальцы. Почему, я же не должен, я взрослый мужчина, я не должен бояться, откуда этот холод, сердцебиение, дрожь...
        Не надо. Нельзя себя накручивать.
        Я задрал голову. За стальными перекрытиями по-прежнему маячило равнодушное небо. Вдалеке кружил вертолет, но, возможно, он не имел к нам ни малейшего отношения.
        Попискивание ноутбука, приглушенные рыдания, шепот в углу... Светлана с застывшей улыбкой кивает Саше, а рука сжимает блузку на груди, чтобы не выпрыгнуло сердце.
        Как же страшно...
        Я поднес руку к уху. Когда ушла Юлька, я целый год засыпал только под бормотание наушников, с включенным светом. Десять лет прошло. Теперь вот пуговка.
        "Одиночное сообщение в сети о том, что террорист удерживает на крыше центра усыновления восемь заложников, из них трое детей, не подтвердилось. Власти города отказываются от комментариев. Между тем квартал оцеплен, и из небоскреба продолжают выходить люди..."
        Не хочу. О своей смерти я предпочел бы узнать не из новостей.
        "Впрочем, все мы смертны. Помните закон Ломоносова-Лавуазье? Если где-то убыло, значит, где-то столько же прибыло. Хороший был человек Лавуазье, а туда же: закончил жизнь на гильотине. Что не мешает нам лишний раз помянуть его добрым словом: кабы не он, откуда бы мы знали, куда деваются наши денежки! На спорт они деваются. Если кто не знает, претендент на звание чемпиона мира по шахматам - наш земляк, тверичанин Алеша Авдеев. Увы, матч пришлось отложить на две недели из-за его болезни. Пожелаем же юной тверской звездочке скорейшего выздоровления, и прервемся на рекламу. С вами ди-джей Гильотен: не берите в голову!"
        Я коснулся мочки уха нетвердыми пальцами. Звук угас.
        Виктор задумчиво смотрел на меня. Услышал что-то?
        - Ваш ребенок болен, - сказал я. - И вы хотите его спасти.
        - Браво. - Виктор развел руками. - Интересуетесь шахматами?
        - Слышал... краем уха.
        - Три года назад экс-чемпион мира Дмитрий Яковенко давал в Твери сеанс одновременной игры. Лешка один у него выиграл. Тогда за ним и началась... охота.
        - То есть им заинтересовались тренеры, рекрутеры, детские психологи? - уточнила Светлана. - Но что же в этом плохого?
        - Ребенок не создан для таких нагрузок, - равнодушно сказал Виктор. - Сначала я его даже поощрял. Ездил с сыном по стране, возил за рубеж. Радовался, когда он побеждал на турнирах и давал пресс-конференции. Ждал в коридоре, когда нас вызывали на очередное медобследование.
        Я напрягся. За Яковенко трон захватили китайцы - после того, как приняли закон об отказе от прав, в новом поколении ярких звезд просто не стало. Пловцы, стрелки, балерины... но не шахматисты. За юного гения обязаны были взяться всерьез.
        - А потом нам предложили поучаствовать в тестировании нового препарата, - буднично продолжил Виктор. - Полная безопасность, никаких противопоказаний... Фантастическая скорость: после первой инъекции Алексей обыграл суперкомпьютер за двадцать ходов. После второй у него начались кошмары. А третью я запретил.
        - И тогда у вас отобрали сына?
        - Не сразу. Его обрабатывали по меньшей мере полгода. Я, идиот, ходил за ним хвостом: думал, не достанут. - Виктор на секунду прикрыл ладонью лицо. - Довольно. Ради Лешки я подожду еще четверть часа, но у меня хватит сил выстрелить.
        - Вот только зачем? - прошептала Светлана.
        - А задайте себе этот вопрос. Направите ли вы пистолет на чужих людей, если от этого зависит жизнь вашего ребенка? Или проживете еще сорок лет с чувством вины?
        - Но есть же и другие пути. Пикеты, голодовки, марши протеста...
        - Да? - Виктор с любопытством посмотрел на нее. - И что, помогает?
        Светлана промолчала. Виктор несколько секунд смотрел на нее, потом кивнул и вернулся за стол.
        Я обхватил руками колени. Подумать бы о чем-нибудь хорошем, светлом...
        Передо мной остановились знакомые каблуки. Анжела опустилась рядом.
        - Не прогоняйте меня, а? - попросила она. - Совсем плохо одной. Трясет, как выброшенного на мороз щенка... простите за экспрессию.
        - Садитесь. - Я подвинулся.
        - Вы, должно быть, отчаянно смелый человек, - задумчиво проговорила Анжела. - Верите, что с вами ребенку не будет хуже, чем в интернате. Чем с родным отцом. А ведь мальчик будет сравнивать, нет? Или девочка?
        - Анжела, мне неприятны ваши намеки.
        - Простите. Не хотела вас задеть. Но такие мысли у вас были, верно? Страх, что вас сочтут за извращенца; неуверенность в своих силах; боязнь, что вы не поймете ребенка, а он вас...
        - Все гораздо проще. В детстве я мечтал, чтобы меня забрали. Из комнаты с шестью кроватями, от тусклых ламп, от чувства голода на пятом уроке... Я не ждал молочных рек и кисельных берегов. Закуток за ширмой, кружка чая на кухне и кто-то, кто обнимет и выслушает - только и всего.
        - Последнее важнее, - серьезно сказала Анжела. - Но времена изменились. Теперь никто не живет в комнатах на шесть человек. Удобные помещения, компьютер и электронный счет у каждого ребенка, поездки за границу... вы ведь это и хотели ему дать, верно?
        - И это тоже. Ему было бы с кем поговорить каждый вечер: уже немало. У меня нет отцовского инстинкта. Есть желание приютить, помочь, сберечь, защитить. Нереализованная любовь. Одиночество, в конце концов. Но сейчас... - Я обвел рукой зал. - Сейчас, как видите, это не имеет значения.
        - А что имеет? - спросила Анжела. - Перед смертью? Любовь, ошибки, преступления? Вы когда-нибудь любили, Родион? Ошибались - так, чтобы было больно всю жизнь?
        - Я... да. Была одна девушка...
        - И вы ее бросили?
        - В каком-то смысле, - я глянул за окно. - Тогда тоже была осень. Мороз, лужи замерзали, а она носила старые туфли, купленные еще к выпускному. Денег не было совсем, стипендия кончалась через две недели. Мы подрабатывали репетиторством, но это так... копейки.
        - Только не говорите, что она ушла к богатому бизнесмену, - разочарованно протянула Анжела.
        - Она ушла к богатому бизнесмену, - послушно повторил я. - Но уже потом; это не важно. А тогда мне очень хотелось купить ей теплые ботинки. И когда друзья позвали меня в донорский центр при клинике искусственного оплодотворения, я не стал отказываться.
        - И сдавали вы, разумеется, не кровь.
        - Еще бы. Тогда программа "Я сама" только начиналась, доноров не хватало. Платили столько, что хватило и на обед, и на ужин... и на меховые полусапожки Юлькиного размера, - я глубоко вздохнул. - Какой же я был идиот... как Юлька плакала. А потом собралась и ушла. Вмиг.
        - Так это она вас бросила? Из-за "ребенка от другой женщины"? Но как же она вас не простила, Родион? Из-за одной ошибки...
        - Это не ошибка, это ребенок, - ответил я резче, чем намеревался. - Живой, как я или вы. И я уже не могу повлиять на его судьбу.
        Мы помолчали.
        - Ведь как все началось, - вздохнула Анжела. - Защита детства, алименты, закрепление за ребенком площади в квартире... Полвека назад шикали на любого, кто посмел бы произнести: "обуза". А разводов все больше, а отцов, не отказавшихся от детей, все меньше... А когда догнали Америку, за отцами пошли и мамочки, и тут уже государству пришлось постараться, а то жили бы сегодня в Твери одни китайцы.
        - Вы всерьез полагаете, что детям лучше в устроенном приюте, чем с нелюбящими, но родителями?
        Анжела покачала головой.
        - Все не так плохо. Многих усыновляют. Не из-под палки - сами, вот что ценно. Я все-таки верю в будущее. Вот только мама за мной так и не пришла...
        - Будущее... - Я не сдержал усмешки, вспомнив старый фильм. - Космические корабли бороздят просторы Большого театра...
        - Да бросьте, кому он нужен, этот космос? - устало ответила Анжела. - Вот библиотекарь наша бывшая теперь в итальянском пансионе живет - это да. А так уже пятьдесят лет одно и то же. Раньше наушников из ушей не вынимали, теперь под кожу пуговки зашивают. Ноутбуки, небоскребы, доллары. Если бы еще детей не бросали...
        - Зачем вы здесь? - тихо спросил я.
        - Юрка. Он так просил... Его младшего брата определили в другой интернат. Если бы все пошло как надо, я бы тогда усыновила их двоих, но куда мне теперь, с желтым-то штампом. - Анжела невесело усмехнулась. - Вот, вырядилась. Уборщиц, слава богу, отпечатки пальцев сдавать не просят, а в базы меня добрые люди добавили. Выкрутилась бы, забрала бы пацаненка... только вот.
        Я покосился на радужный пропуск. И впрямь как настоящий.
        - Такие дела, - совсем по-женски заключила она и вздохнула.
        Я устало посмотрел на нее. Как не хочется задавать этот вопрос...
        - Вы уверены, что не поступите с ним, как с Юрой? Когда он немного подрастет?
        Молчание.
        - Уверены?
        Анжела встала.
        - И долго нас будет держать в неведении родное правительство? - громко спросила она. - Когда кино смотреть будем?
        - Истеричка... - обреченно выдохнул кто-то.
        - На себя посмотри, - не оборачиваясь, бросила она. - Кому мы нужны, неудачники? А? Хоть кому-нибудь из вас, дуралеев, звонили?
        - Мой муж спит до полудня...
        - У меня бесшумный вызов...
        - Кому звонить, мы все здесь!
        - А у меня телефона нету, - тихо сказал Саша.
        То, что мне вызов пришел бы прямо в пуговку, я не стал уточнять.
        - Убьют - и никто не заметит. - Анжела уверенно повернулась к нам, скрестив руки на груди. - Если только важной шишке на голову арматурина не сверзится. Замять дело проще простого. Взрыв? Несчастный случай, строительные работы. Чем не легенда? Никому мы не нужны!
        - И что вы предлагаете? - Виктор, скосив голову, наблюдал за ней.
        - В сеть выходите! Журналистам пишите, видеоролики выкладывайте, там, я не знаю, у нас интервью берите! Пропадем ведь ни за понюх табаку!
        - Вы помните прошлую олимпиаду? - очень спокойно спросил Виктор. - Футболистов, двадцатилетних ребят, у которых на чемпионате останавливалось сердце? Как вы думаете, их родители писали в сеть?
        - Престиж страны важнее, - пробормотала Светлана. - Раньше с гранатой бежали на танк, теперь закатывают рукав. Я и сама так думала. Если бы нас это не коснулось..
        Экран на стене неожиданно осветился.
        - Мне стоило немалого труда организовать вам прямую трансляцию, - заговорил знакомый седоватый человек на экране. - Если вы отключите связь, переговоры закончатся.
        - Я... ценю, - медленно проговорил Виктор. - Вы хотите сказать, что я прямо сейчас смогу поговорить с сыном?
        - Через три минуты. У вас будет полчаса. Виктор, мы много для вас сделали. Подумайте, как нам показать, что вы готовы освободить людей.
        - Все заложники живы и здоровы. - Виктор кивнул на нас, и седоватый человек моргнул: очевидно, теперь он нас видел. - Когда я поговорю с сыном, они отправятся по домам - или туда, куда им заблагорассудится. Взрывчатку я сниму.
        - Виктор, освободите одного заложника, - мягко сказал человек. - Освободите ребенка. Я хочу вам верить, но мне нужно убедить начальство. Помогите мне.
        - Отпустите Маришку! - Татьяна вскинулась. - Ну посмотрите, неужели у кого-то хватит злобы, чтобы пристрелить такую кнопку?
        Она обняла младшую дочь и моляще сложила руки, обращаясь к Виктору. Лена бросила на них один взгляд и отвернулась, вытирая слезы ребром ладони.
        - Пусть уходит, - наконец сказал Виктор. - Светлана, отведите ее. И передайте тем, снаружи: если попробуют ворваться внутрь, здесь не останется никого.
        Светлана поднялась, шепнув что-то Саше. Мальчик широко раскрытыми глазами следил за бывшей воспитательницей. Мать семейства подтолкнула младшую дочку в спину, плача и крестясь, и Светлана повела ее к выходу. Кажется, я отвлекся на секунду или две: когда я поднял голову, ни той, ни другой в зале не было.
        - Все, - каменным голосом произнес Виктор. - Начинайте передачу.
        - Три минуты, - кивнул человек на экране. - Ждите. Все будет хорошо.
        Я спрятал лоб в ладонях. Заложники... Все мы заложники - и Анжела, воспитанница приюта, которая готова пойти на второй и третий круг, и мальчик Саша, который так ждет, чтобы его забрали, и девочка Лена, которая не может выбрать свою судьбу, и безымянный ребенок, который так и не узнает, кто его отец...
        И сын Виктора, наверное.
        Кажется, теперь синдром заложника уже у меня.
        - Маришка, - всхлипывала женщина рядом. - Маришка...
        - Ш-ш. - Артур обнял жену. - Ты же слышала: все будет хорошо.
        Саша неловко встал, подволакивая затекшую ногу, и взглядом попросил у Виктора разрешения пересесть. Тот кивнул, и Саша, старательно не встречаясь ни с кем взглядом, подошел к Лене. Та удивленно взглянула на него - и перестала плакать.
        - Смотрите! - Мать девочек резво поднялась на ноги.
        На экране неуверенно моргал темноволосый подросток с изможденным желтым лицом.
        - Отец? - вопросительно произнес он. - Ты что это задумал, а?
        - Алексей... - Голос Виктора дрогнул. - Ты меня видишь?
        - И вижу, и слышу... Кто эти люди?
        - Он бы еще спросил: "Где деньги?" - фыркнула Лена.
        Татьяна бросила злой, мутный взгляд на дочь.
        - Молчи!
        - Алеша, ты... - начал Виктор. - Сколько уколов той дряни тебе сделали?
        - Ни одного, - спокойно, уверенно ответил юноша. - Я им запретил.
        - Делал себе экспресс-анализ каждое утро? - Виктор усмехнулся. - Не верю.
        - Папа, я лучший шахматист мира. Неужели ты думаешь, что я не знаю, как заботиться о собственном здоровье?
        - Ты на себя в зеркало смотрел? - спокойно спросил Виктор. - Через два года тебя можно будет выбрасывать на помойку вместе с доской.
        - Мои опекуны считают иначе.
        - А когда ты в последний раз говорил с ними не по делу? Когда они обращались к тебе не с просьбой? Когда доставали из загашника не как ценный инструмент, а как живого... человека?
        - Слово "ребенок" ты проглотил, - с усмешкой кивнул Алексей. - Поздравляю.
        - Я хочу, чтобы ты стал чемпионом мира. Всерьез и надолго, а не до следующего матча-реванша. - Виктор смотрел сыну в глаза. - Как ты думаешь, я лгу?
        Подросток на экране медленно обводил нас взглядом.
        - Получасом тут не обойдешься, - наконец сказал он.
        - А мы попробуем.
        - Я врач, - подал голос Артур. - Простите меня, молодой человек... не думал, что соглашусь с вашим отцом, но он прав. Краше в гроб кладут, извините. Если от вашей печени еще что-то осталось, это исключительно заслуга ваших генов. Бегите оттуда и не оглядывайтесь.
        - Я приму вашу позицию во внимание, - вежливо кивнул Алексей. В эту минуту он был так похож на Виктора, что мне захотелось протереть глаза.
        - Одного я не понимаю, - заговорила Анжела. - Почему?
        - Почему - что, простите? - вскинул бровь Алексей.
        - Мы хотим быть счастливыми, - негромко сказала она. - Просыпаемся и ждем, что наша жизнь станет лучше. Нет?
        - Предположим.
        - Но ты-то расшвырял возможности, как горящие головешки! Отказался от семьи, уткнулся в доску и вот-вот сожжешь печень. А главное, где радость? Даже шахматы рано или поздно превращаются в рутину! У тебя есть что-нибудь, кроме них?
        - К чему вы клоните? - уже менее вежливо спросил Алексей.
        - Да все просто. - Анжела подошла к экрану. - Виктор перечеркнул свою жизнь. Понятно, почему. Но ты для чего перечеркиваешь свою? Чтобы стать памятником, героем, достойным своего отца? Ты ему что-то доказываешь?
        Юноша вздрогнул. Неужели в яблочко?
        - Я тоже от предков отказался, - вдруг сказал Саша. - Отец пил, дрался, а мать терпела. Сейчас я первый в классе, но я бы хотел, чтобы отец у меня в дневнике расписался. Хоть раз.
        - Ничего ты не потерял, - фыркнула рядом Лена. - Мой папаня каждую неделю вокруг Маришкиного дневника по полчаса танцует, с маман под ручку. А потом так с добродушной улыбочкой: "Ну что, и тебе черкнуть?"
        - Мне бы ваши проблемы... - рассеянно пробормотал Алексей.
        - У тебя своих хватает, Алеша, - подала голос Татьяна. - Ой, хватает!
        Она стояла, раскачиваясь всем телом, на том самом месте, где прозвучал выстрел.
        - А я о чем? - отмахнулся Алексей и вдруг напрягся. - Пап... что там, на полу?
        - Слоник, - со смешком ответила Татьяна. - Плюшевый слоник. Твой папа взял его у моей дочки и застрелил.
        Артур подошел к жене, обнял за плечи. Женщину колотило.
        На экране Алексей силился отвернуться. Пытался - и не мог.
        - У меня в детстве такой же был... - едва слышно прошептал он. - Мы с мамой кормили его с расписной деревянной ложки... Я больше о маме ничего и не помню... Папа, ты не мог...
        - Смог, - жестко ответил Виктор.
        - Я...
        Из-за туч выплыло солнце. Плеснуло в глаза, блестящей волной прокатилось по металлическим перекрытиям, по прозрачным стенам, по спутанным волосам.
        Алексей поднял голову. Его глаза слезились.
        - Что мне делать?
        - Найди хорошего врача, парень. - Артур, бережно поддерживая жену, опустился на пол рядом со старшей дочерью. - И поговори еще раз с отцом, когда все закончится.
        - Артур, отойди от нее, - отчетливо проговорила Татьяна. - Когда мы вернемся домой, я ей так выдам, что она сама у меня в интернат запросится.
        Я вздрогнул. Ведь почти уговорили парня...
        - Хочешь таких родителей? - Лена вскочила. - Хочешь?!
        - Если бы не я, этого бы не было. - Алексей переводил взгляд с Лены на ее мать. - Правда?
        - Нет, - опережая Виктора, отрезал я. - Каждый отвечает за свои поступки.
        - И ты отвечаешь за свои, - подтвердила Анжела. - Вот только если ты скопытишься через пару лет, кому будет лучше? Тебе? Отцу? Престижу страны? Да твоим опекунам Виктору пятки лизать надо за то, что он их задницы спасает! Думаешь, их за твой труп наградят?
        - Нет, но я не думаю, что...
        - Так думай!
        Я шагнул вперед. Анжела говорила правильные слова, и от того, что их произносила женщина, сбившая с пути пятнадцатилетнего мальчишку, они не становились хуже, но кто-то другой должен был выиграть этот спор. Кто-то другой - не она.
        - Мы все ошибались. - Я посмотрел в экран. - Может, нам следовало родиться чуть-чуть другими. Может, вырасти в другой обстановке. И уж точно - поступить иначе: сегодня, вчера, десять лет назад. Но все, что у нас есть - здесь и сейчас. Здесь и сейчас, Алексей. Выбирайте.
        Алексей открыл рот. И закрыл его. Трудно выбирать, когда ты в полушаге от цели. . Если бы я дописывал свое лучшее полотно, согласился бы я на год отложить краски?
        - Нет у тебя никакого выбора, - почти весело сказал Виктор. - Этот наш разговор сейчас передается во все новостные агентства через три спутника. И еще на пару сотен адресов. С моим предисловием.
        Анжела присвистнула.
        - Все, Лешка. Медобследование и новые опекуны тебе гарантированы.
        Я поднял взгляд на экран. Алексей улыбался. Кажется, с облегчением. Сейчас он выглядел не старше десяти.
        - Спасибо, папа.
        Экран мигнул, и изображение исчезло. Вроде бы полчаса еще не истекли...
        - Неважно. - Виктор выщелкнул патрон, бросил обойму в угол. Разряженный пистолет он оставил на столе. - Дело сделано. Выходите.
        - А взрывчатка? - с дрожью в голосе спросила Лена.
        - Муляж. - Виктор нажал кнопку, и огоньки на стене погасли. - Неужели я похож на идиота? Выходите, быстро. Еще штурма тут не хватало...
        Я не помнил, как мы очутились на лестнице. Кажется, я поддерживал под локоть Анжелу, а Сашка бежал впереди. У лифтов нас встретили ребята в полной боевой выкладке. Следующие десять минут я видел перед собой только лестничные пролеты, пока у старшего группы не загнусавила рация. После этого мы пересели в лифт.
        - А ведь я так и не обернулся, - сказал я, когда двери лифта разъехались на первом этаже.
        - Я обернулась, - сказала Лена. - Он стоял у окна. И гладил пальцами стекло.
        - Сашка!!
        От поста милиции к нам бежала Светлана.
        - Ваша дочь на улице, с ней врач, - скороговоркой бросила она Артуру. - Сашка, ты цел?
        - Ага. - Саша закрутил головой, выискивая кого-то. - А родители где? Они меня дождались?
        Ах, да, его же собирались усыновить...
        - Саш, тут такое дело. - Светлана перевела дыхание. - Пойдем, поговорим. Тебе нужно отдохнуть, подумать...
        - Да не надо мне думать! Они сейчас где?
        - Потом. - Девушка отвела взгляд. - Идем, тебя нужно врачу показать... идем.
        Я открыл было рот, но Светлана, опасливо покосившись на меня, уже уводила мальчика по коридору. Он тормошил и теребил ее, но, кажется, уже начал понимать.
        Все хорошо, что хорошо кончается...
        Нет. Не все.
        - Да уж, - проговорила Анжела, провожая их взглядом. - Я попробую ускользнуть. Не выдавайте меня хотя бы полчаса, а?
        - Как вы думаете, что будет с Виктором? - окликнул я ее.
        Она обернулась.
        - Лет двадцать дадут, - задумчиво сказала она. - А лет через шесть дадут условно-досрочное. Отец чемпиона все-таки, не хухры-мухры. Знаете, Родион, вы, наверное, еще увидите своего ребенка.
        Я поднял брови.
        - Вы так думаете?
        - Мне так кажется, - улыбнулась она. И помрачнела. - Я, наверное, сюда не вернусь. Страшно. Но вы мне не верьте.
        - Я верю. Прощайте.
        Анжела кивнула. И быстро зашагала к желто-полосатому ограждению, откуда раздавались женские голоса.
        - Да как у тебя язык повернулся про родную сестру такое сказать!
        - Кто бы говорил, "мамочка"!
        - Таня, Лена, хватит! - вдруг рявкнул мужской голос.
        Я чуть не подскочил. Наверное, случись это наверху, подскочил бы и Виктор.
        - Лена, иди к сестре, - уже тише приказал Артур. - Успокойся. Я поговорю с мамой.
        - Что, как в прошлый раз?
        - Нет. Ты наша дочь, и мы тебя любим. Иди к сестре.
        - Артур, - непонимающе начала его жена. - Что ты себе...
        Артур внезапно обнял ее. Она замерла, как вкопанная, потом нерешительно заглянула ему в лицо - и заплакала.
        В ухе зашуршала пуговка.
        "И, как докладывают наши доблестные органы, в Шереметьево только что взяли двух китайских террористов-стоматологов! Да, кариес - дело такое. Лично я больше к дантисту ни ногой! Дождусь следующего Родительского дня, усыновлю близнецов, и буду с ними грызть морковку. Да-да, и вам советую! Может быть, прошлое и не вернуть, но здоровые зубы - очень даже. С вами ди-джей Гильотен, а значит, ваши челюсти в надежных руках!"
        Я выключил пуговку. Надо будет заехать в клинику и убрать наконец это счастье.
        Жаль, пальто осталось наверху. А, в конце концов! Куплю новое. Давно пора.
        На терминале у выхода по-прежнему сменяли друг друга детские фотографии. Кто из этих ребят отправится в семью, а кто так и останется у окна в ожидании? И неужели я никогда не узнаю...
        Я замер.
        С панели терминала на меня смотрело собственное лицо.
        Возможно ли?..
        Десять лет, а отказаться от ребенка теперь проще простого...
        Неважно. Не имеет значения. Я его нашел.
        Я шагнул навстречу.
        Зачем мне это?
        from Мария Телепина
        to Психолог Заочной Школы N9
        date May 24, 2128 10:56 PM
        subject Ежегодный отчет
        mailed-by gmail.com
        Ну, здрасьте.
        У меня все в порядке, как обычно. Нет, ну чего писать-то? Про родителей? Так в досье все написано. Папа все еще в Транспортной Компании, туннели копает - ну, не сам, конечно. Да, на юге. Новая Москва растет не только вниз, место всем нужно. Мама все еще на гидропонике, только она теперь начальник управления, и у нас повышенная квота на натуральные овощи. Хотя зачем это? Все равно никто не готовит, проще в Мак сходить.
        Нет, я не знаю, что такое гидропоника. И в Вики не полезу. Зачем мне это? Распределят после школы, так мастер за пару месяцев всему научит. Делов-то - следить за автоматикой. Все равно работа - восемь потерянных часов в день, мама так говорит. Мне правда все равно, кем быть, лишь бы вкалывать поменьше.
        Да, восьмые "Миры Магии". Ну как вы не понимаете, это же интересно! Виртуальные романы, например - это не по коридорам за ручку бродить и не по кафешкам обжиматься! А оружие! Вон, папа все прошлые выходные в виртуалке просидел. А что? Заработал - имеет право.
        Что значит - не настоящее? А какая разница? Для вас это шлем с вентиляторами, а для меня - свежий ветер в волосах. Где я еще смогу запрыгнуть в седло и помчаться навстречу новым приключениям? Вы вообще слово такое, "приключения", знаете? Вот-вот. А еще школьный психолог называется. Хорошо еще, что отчеты каждый месяц сдавать не надо, а то я бы точно застрелилась.
        И хватит спрашивать меня, не смешиваю ли я виртуальную жизнь с реальной! Придумали тоже! Ну вот сериалы - что, постъядерные серии чем-то отличаются от старых? Да ничем. А работа? Да ладно заливать! Вот я спрашивала прабабушку, много они там гуляли на открытом воздухе? Пять минут до остановки монорельса от силы. Только тогда еще были автобусы и машины, и люди стояли в пробках, дышали бензином. Жуть! Сейчас бы их всех пересажали за отравление воздуха, и правильно бы сделали.
        Или вы предлагаете включить экран и слушать про ядерную зиму наверху? Вот, в доядерные времена - ооо! Да, в доядерные времена - ууу! А давайте снизим квоты на энергию и вбухаем освободившиеся ресурсы в космическую отрасль? И вбухают ведь.
        Глупости это все. Найдем мы новую планету рано или поздно, никуда не денемся. А мне и под землей неплохо. С голода никто не умирает, развлечений выше крыши, места всем нарыли достаточно, вон, даже первые выборы через два года назначили. Жить можно, не хотят - их проблемы.
        Да, хочется и солнца, и к морю, и не только в виртуальности. Но, во-первых, "Тропический рай" всего на два яруса ниже, а во-вторых, бассейн я хожу по квоте, ни разу не пропускаю. Конечно, выживать можно и в респираторе, с автоматом в руках, как в старых книжках. Но зачем мне это? Уж лучше престижный район Новой Москвы, с водопроводом, электроэнергией и итальянской кухней. Спагетти, даже синтетические - они лучше консервов.
        Жалко, что ни Джейка, ни Эрика, ни Маришку я так и не увижу в реале, если только папа не поторопится с туннелями. И страшно подумать, что будет, когда сломаются спутники и выйдут из строя океанские кабели. Впрочем, проложат новые - не только у меня есть друзья на другом конце света. Прорвемся, не привыкать. Вон, Третьей Мировой пугали-пугали, и что?
        ...Эээ... Ну, да, нехорошо получилось. Но вы посмотрите по сторонам - ведь никто по этому поводу особо не переживает. Поскорбят для вида в годовщину, и обратно, по отсекам, по кафешкам, заниматься делом. Жить.
        А знаете, сотру-ка я этот отчет на всякий случай. Вам пришлю что-нибудь бодренькое, про полеты к звездам, про то, как важно беречь родную планету. Вы ведь этого ждете, правда? Ну, вот и получите. С верхом.
        Потом перепишу. Главное, save с send'ом не перепутать...
        Линии на ладони
        Сплетение двух тел дарует жизнь. Линию за линией, судьба выводит узор на руке, и каждый открывший глаза следует своему предназначению. От рождения до смерти любой может прочитать на ладони свой приговор.
        Первых с чистыми ладонями не заметили. Так было, пока их не стало больше. Пока остальные не поняли, что тот, кого не ведет судьба, не стареет. Что узор на ладонях - клеймо. Дальше произошло неизбежное: зависть дала дорогу ненависти, и приговоренных к бессмертию начали убивать. Тысяча лет противостояния, лет, когда перчатки и искалеченные руки были единственным способом спастись. Не самым надежным способом.
        Травля, заговоры, бунты. Снова заговоры. И цель достигнута: высшая власть для бессмертных, Мастеров с чистыми ладонями. За кольцом охраны, среди преданной свиты - но власть. Трон вечного Мастера Мастеров и его бессмертных наместников.
        Куда проще иметь правителей, которые будут всегда. И плевать, что им можно все, пока твой дом - полная чаша. Сытая стабильность лучше веков крови. И лишь одно им запрещено...
        Я откладываю дневник и закрываю глаза. Зачем я переписываю снова и снова то, что известно каждому из нас?
        - У тебя усталый вид.
        Легкие шаги. Ветер в листве.
        Сплетение двух тел дарует жизнь, и у многих из нас есть семьи и дети, смертные подруги и временные спутники. Наши жизни тянутся десятки лет, и за каждой жизнью наступает следующая. Любовь не бывает вечной, но есть грусть и память.
        - Я привезла тебе приглашение от Мастера Мастеров. Ты пренебрегаешь официальными визитами слишком часто.
        - Нам не стоит встречаться, Кати.
        Но только не для двоих, чьи ладони не отмечены судьбой. Для них сплетение двух тел дарует смерть. Их ребенок не умрет от старости или болезни, вот только едва он будет зачат, смерть сплетет рисунок на их ладонях. Что им останется? Двадцать, тридцать, пятьдесят лет - не такой долгий срок. Да и его им не оставят.
        - Я думала, ты перерос свое детское увлечение.
        - Думаешь, увлечение тобой можно перерасти?
        - Ясон... - Кати садится на корточки, заглядывает в глаза. - Бессмертные не могут любить друг друга. Мастер Мастеров потерял обе руки, подавляя бунты среди новых претендентов на корону. Любить меня - измена и смерть. Ты это знаешь.
        - Конечно. И именно поэтому я прошу тебя уйти.
        Ее тон становится холодным, отстраненным.
        - Мастер, вы приглашены к Мастеру Мастеров в следующее новолуние. Отказ будет рассматриваться как подозрение в измене.
        Кати - интриганка, Кати великолепная, Кати неприступная... Моя Кати.
        Если бы...
        Что тут скажешь?
        - Я приду.
        Легкие шаги по паркету, солнце в зените, жужжание пчел за окном. Ее легкие прикосновения...
        - Ты ждал меня?
        - Как ждут мечту.
        - Я... не знаю, почему я пришла.
        - Вызов самомнению? - Я беру ее руки в свои. - Мы привыкли к тому, что нам не отказывают.
        - Слишком просто. Хотя... - Кати лукаво улыбается, наклоняет голову, и солнечные лучи окончательно запутываются в ее волосах. - А может быть, риск? Ясон, которому нет равных ни в рукопашной схватке, ни в фехтовании, ни в стрельбе - что влечет его?
        Свет, тени, ее лицо. Риск? Да нет, я просто потерял голову. Я просто люблю.
        - А умеем ли мы любить? - Я не сразу осознаю, что последний вопрос я задал вслух.
        - Судьба знает. - Кати передергивает плечами. - И я, кажется, знаю тоже.
        Она улыбается, смущенно, растерянно. Так не похоже на обычную Кати.
        - Извини.
        - Прости и ты.
        Мы умрем...
        Мы будем жить вечно.
        - Ясон... - Я зарываюсь лицом в ее волосы, и мир становится точкой, из которой исходит свет.
        Полуденный час окончен, и тени погружают комнату в синий сумрак. Мои покои в граде Мастера Мастеров пыльны и заброшены, но сейчас это не имеет никакого значения.
        В ее записке лишь одно слово: "Немедленно".
        Дверь распахивается с такой силой, что моя рука тянется к рукояти кинжала. На ее лице, словно выточенном из мрамора, не видны ни испуг, ни боль, но я знаю, что они есть. Сразу, едва вижу тонкие перчатки на ее руках. И перевожу взгляд на свои ладони, как будто и так не смотрю на них по десять, по пятьдесят раз каждый день. Ничего.
        - Не стоит проверять, Ясон. - Кати задвигает засов и прислоняется к стене. - У тебя еще есть время. Я, знаешь ли, много читала о том, что нас ждет.
        Я смотрю на нее и не нахожу слов. Я сделаю все, чтобы спасти ее, но смогу ли?
        - За тобой шли?
        - Да... наверное. Я только что из дворца Мастера Мастеров; меня подозревают. Если отсюда есть другой выход, нам лучше...
        Грубые голоса и шаги за дверью избавляют ее от необходимости закончить фразу. Я подхватываю кинжал со стола, другой рукой сжимаю пальцы Кати и тяну ее за собой, уже понимая, что из рук городской стражи нам не вырваться. Даже в своем дворце я был бы бессилен. Иерархия - залог устойчивости трона Мастера Мастеров. Любой его приказ выполнят мгновенно.
        И Кати погибнет.
        Погромы и пожары в припортовых кварталах, где мы сейчас - не редкость. Легко затеряться, легко уйти: не чета роскошной, дорогой и безопасной клетке уединенной виллы. Увы, о моей покупке наверняка известно при дворе. Значит, за нами уже идут.
        На узкой улочке кроме нас, никого нет, но это ненадолго. К счастью, гавань не так уж далеко, а местные бандиты мне не помеха. Вот только одежда... Впрочем, мало ли причуд у благородных? В доки стража не суется, а простые граждане нас ловить не будут: кому охота напороться на нож?
        Кати сбивается с шага и прижимается ко мне, и я понимаю, что снова не угадал. Мы еще далеко от площади, но звучные слова глашатая доносятся даже сюда.
        "От имени Мастера Мастеров выносится следующий приговор..."
        Мои руки сами тянутся к Кати и срывают с нее перчатки, символ ненависти еще со времен войны: они убьют нас наверняка. Я вижу тонкие линии на ее ладони, но ужасаться некогда. Если глашатай еще не объявил приметы, то можно еще попытаться..
        изменить походку, прическу, сойти за дочь богатого торговца...
        Бесполезно. Подмастерья вывешивают портреты. Еще час, и начнется облава.
        "Вышеназванный Ясон лишается титула, преимуществ и привилегий, и все его имущество, движимое и недвижимое, будет конфисковано в пользу казны. Сверх того, оные Ясон и Кати лишаются званий Мастеров, и немедля при поимке будут повешены за преступления против двора и короны. Вынесенный приговор будет громогласно оглашаться на всех перекрестках каждого града, пока оный не будет приведен в действие. Именем Мастера Мастеров!"
        Толпа свистит и улюлюкает. Скоро в глашатая полетит первый камень. Или не полетит, если он успеет прочесть о награде за нашу поимку. Выбор невелик: или вперед, в объятья разъяренной толпы, или назад, в руки стражи.
        А еще перед старым дворцом всегда есть свободные виселицы.
        Нет уж. Я рискну.
        - Кати, сейчас или никогда. Пока они еще не поняли... Если пойдем через площадь сейчас, можем успеть.
        Кати судорожно сглатывает, но не колеблется:
        - Что я должна делать?
        - Сейчас...
        Оба кинжала отправляются в ножны, а я расплетаю ее высокую прическу. Драгоценные гребни отправляются вслед за перчатками, их заменяют скромные косы. Я бормочу какие-то слова извинения, но Кати они не нужны.
        Нужны ли ей будут другие слова?
        Первые два десятка метров мы проходим спокойно. Когда-то в доках билось сердце города: храм Судьбы, дворцы первых Мастеров, суд и главная площадь. Потом Мастер Мастеров переместил столицу подальше от устья реки, а старые здания были забыты. Колонны, ступени и залы строились на века, но никогда больше не прошуршит по мозаичному полу плащ Мастера. Да и редкий день здесь обходится без пожара... вот снова дымится купол театра. Сотня-другая лет, и все будет кончено.
        Забвение куда сильнее публичных казней. Зачем Мастеру Мастеров наши головы?
        Кати тихо охает: на пути вырастают двое головорезов. Третий, ухмыляющийся карлик, крутит мечом.
        - Эй, благородный! Куда направляешься?
        - Туда, куда ведет меня мой путь, уважаемый. Позвольте пройти.
        Слишком мягко. Нет времени!
        Кинжалы почти одновременно вырываются из ножен. Пусть я больше не Мастер, но я знаю многое, чего не знаете ни вы, ни ваши учителя.
        Царапина на щеке, но первый падает замертво.
        - Ясон!
        В голосе Кати отчаяние, и у меня холодеет внутри, но другой, более циничный голос ехидно уточняет: почему бы сразу не крикнуть "мы здесь"? Сначала перчатки, потом мое имя - она, что, хочет, чтобы нас нашли?
        Додумываю я, впрочем, уже разворачиваясь. Не добежать. Я бросаю кинжал и еще успеваю увидеть, как он входит под левой лопаткой головореза, как вдруг резкая боль пронзает локоть. Второй удар приходится мне в грудь. Точнее, пришелся бы, но я успеваю выставить раненую руку. Предплечье отзывается ноющей болью, но второй кинжал входит карлику в горло.
        Крики с галереи: там наконец-то появляется стража. Первые бандиты уже бегут на щиты. Зачем? Не все ли равно!
        Возможен ли вообще мир между приговоренными к смерти и теми, кого она обходит стороной?
        Я вытираю разорванным рукавом клинок и отшвыриваю окровавленную тряпку в сторону. Кати медленно приближается и протягивает мне второй кинжал.
        - Ну, что, красавчик, всех порезал?
        А вот теперь - точно все. Восемь... девять бандитов с топорами и дубинками, и сзади подходят еще. Нам не уйти.
        Кати прижимается ко мне и закрывает глаза. Ее ладони сжимаются на моем плаще, мои - за спиной, в кулаках на рукоятях кинжалов. Несколько блаженных секунд с ней - и все. Мы погибнем.
        Пульс на ее виске сливается с биением моего сердца. И шепот:
        - Прости... я не хотела...
        И солнце в ее волосах.
        - Именем Мастера Мастеров!
        Я поворачиваюсь и инстинктивно делаю шаг, закрывая Кати. Шаг чисто символический, и она это понимает, но на ее лице - странное облегчение. Двадцать..
        сорок... сто шестьдесят мечей из личной гвардии Мастера Мастеров.
        Головорезы поворачиваются и бегут. Если бунт в этом районе города и будет, то не сегодня. Я успеваю испытать что-то вроде гордости за наши войска, но монотонная речь герольда наконец-то накрывает и меня.
        "Мастер Мастеров в бесконечной милости своей соизволил даровать вышеназванной Кати высочайшее помилование..."
        Судьба милосердная...
        У меня подкашиваются колени, и подбежавшие стражи выдергивают кинжалы из внезапно ослабевших рук.
        "С содержанием ее под стражей в одном из личных замков Мастера Мастеров до его особого распоряжения".
        Она спасена. Бессмертие покинуло ее, но она спасена. А я...
        Я перевожу взгляд свои ладони, и по-прежнему не вижу ни единой линии, только запекшуюся кровь. Я смотрю на Кати.
        Которая делает шаг назад. Еще один. Я все еще не понимаю...
        ...Я привезла тебе приглашение от Мастера Мастеров...
        ...Мастер Мастеров потерял обе руки, подавляя бунты...
        ...Тонкие линии на ее ладони и мои чистые руки...
        ...Я только что из дворца Мастера Мастеров...
        ...Она, что, хочет, чтобы нас нашли?..
        ...Прости... я не хотела...
        ...Мастер Мастеров соизволил даровать высочайшее помилование...
        Я понял.
        - Кати!
        Она не обернулась.
        За что? А какой смысл спрашивать? Она не любит. Или любит - но не меня.
        Кати исчезнет в одном из его замков, и подарит ему сына или дочь. Наследника, к которому я не имею ни малейшего отношения. Мастер Мастеров лишился рук - никто не поймет, что он лишился бессмертия, пока не постареет. Я всегда любил Кати - и он избавился от меня легко и изящно. Шум вокруг моей казни отведет подозрения от него самого. Для этого все и было задумано, не так ли?
        Впрочем, я ему помогать не собираюсь. Взмах руки, и мой кинжал снова поет в воздухе. Второй взмах, и плотное кольцо рассыпается. Кто-то хватается за живот, кто-то баюкает распоротую до кости руку. Но я этого уже не вижу. Я бегу.
        Как хорошо, что виселицы строят недалеко от порта!
        Наши жизни тянутся десятки лет, и за каждой жизнью наступает следующая.
        Я вернусь.
        Первый приоритет
        Я бежал, не разбирая дороги. Выгоревшие сосновые иголки хрустели под ногами, стволы в утренней роще прыгали, как телеграфные столбы в окне поезда. Сердце подскакивало еще сильнее и грозило вот-вот провалиться в овраг, укатиться к забору ближайшей дачи.
        За плечом раздался выстрел. Кора молодой сосны разлетелась в щепки. Задыхаясь, я заскочил за ствол потолще и прижался к нему спиной.
        Вдалеке лаяли собаки.
        Все, понял я. В этот раз меня догонят.
        Зашумело в ушах. Засосало под ложечкой: в очередной раз заработала программа, стирая мне память. Я не сдержал кривую усмешку. Да, я беглец, и программа у меня соответствующая. Терять часть себя было неприятно, но отвратительнее всего было то, что я никогда не помнил, каких воспоминаний лишался. Я смутно подозревал, что не обходилось без копирования на резервный носитель, но доступ к нему подсознание давать отказывалось.
        Лай доносился ближе. Я тяжело вздохнул.
        Интересно, у собак есть программы? Нет, наверное. Собаки и есть собаки. Программа вшита только в человека, царя природы и этого заповедного места: въезд по пропускам, высокие заборы, дорогие дачи на месте серебристого бора. И охранники-вирусы, жестко карающие нарушителей.
        Я провел ладонью по лбу, стирая испарину. Это не мое дело. Пусть те, кто прячется за бетонными стенами, меняют мир под себя. Раздают взятки, дурят государство, крадут личные коды, втайне перепрошивают код своим людям.
        Моя задача - выжить. Как я здесь очутился, вспомню потом. Если вспомню.
        Впереди показался забор, за ним - безлюдный двор. Пустой бассейн, листья на дорожке: сейчас здесь никто не живет, а значит, я смогу уйти.
        В следующую секунду ветви взметнулись, листья плеснули в стороны, обнажая мою скрючившуюся фигуру. Взревели сирены, ярко-алым столбом упал на землю луч прожектора, и над головой раздался стрекот вертолета.
        Все. Если меня засекла местная служба безопасности, мне конец. Там и людей-то нет: все вертолеты на радиоуправлении, сетью и разрядниками управляют автоматы. Им все равно, кто сбежал: преступник или пленник из темного подвала, который, спасибо своей программе, почти ничего не помнит ни о заключении, ни о похитителях. Ударят разрядником - и привет.
        А, была не была! Я изогнулся и рыбкой нырнул через забор. Прожектор хвостом вильнул за мной - и наткнулся на защитное поле. Сияние гасло, не доходя четырех метров до земли. Здесь камеры вертолета меня не увидят. Вся надежда преследователей - на человеческие глаза, а их нет: остались за забором, понадеялись на безотказный код. И зря, как водится.
        Мысленно поблагодарив неведомых хозяев, я пронесся через двор, к задней калитке, ведущей к соседней даче. У ворот, я не сомневался, меня уже ждали.
        Магнитная отмычка выскочила из кармана сама собой. Я не помнил, как ее туда положил, и тихо выругался. А если лишусь кратковременной памяти в сортире - забуду снять брюки?
        Стрекот лопастей мешал думать. Спрятаться, переждать, понадеяться, что дачу одного из "этих" обыскивать не будут? Что мне делать?
        Бежать, наверное. Но зачем я здесь очутился? Я ничего не помню; моя программа, стоит мне оказаться в опасности, начинает выхватывать из меня куски. Если я не пойму, кто я и что здесь делаю, мне не выжить.
        Информация. Мне нужно подключиться к сети через обычный терминал, раз уж не пускает подсознание. И понять, в конце концов, кто я такой.
        Калитка поддалась легко. Поколебавшись, я скользнул в проем. Бросил взгляд на сад, фонтаны, мраморные колонны, обрамляющие крыльцо соседнего особняка. И застыл, выронив отмычку.
        К колонне прижималась спиной полуодетая блондинка. Тонкие пальчики замерли на полурасстегнутой блузке, свободная юбка повисла на бедрах. Босые ступни жались на холодных плитах: солнце еще не взошло. Широкая колонна скрывала девушку от обитателей дома, но не от меня.
        Наши взгляды встретились.
        Я не успел изумиться, как девушка удивила меня еще раз. Вместо того, чтобы закричать или вернуться в дом, она кинулась к пластиковому люку на лужайке. Крышка, которую, несмотря на ее кажущуюся легкость, не вскрыл бы и бульдозер, легко поднялась. Юбка взметнулась, обнажая босые ножки, девушка спрыгнула вниз, и люк начал опускаться.
        Через секунду на мраморные плиты крыльца выскочили двое автоматчиков.
        Я уже не колебался. За пару ударов сердца я скользнул мимо портика к закрывающемуся люку и свалился вслед за девушкой. Люк бесшумно закрылся над головой, и я оказался в полутемном коридоре, оплетенном кабелями. Пахло озоном. В стенах мерцали голубые огни.
        - Завершить связь. Следы стереть, - глухо сказала девушка и повернулась ко мне.
        - Ты кто? - совсем другим тоном поинтересовалась она.
        - Беглец. - Я развел руки в стороны. Порванная в трех местах рубашка и шрамы на животе красноречиво говорили сами за себя. - Меня зовут Эрик... кажется. А ты?
        - Александра. - Она отвернулась, плотнее запахиваясь в тонкую блузку. - Подруга хозяина дома. Бывшая.
        Я поднял брови.
        - Украла что-то?
        - Можно и так сказать. - Она нетерпеливо переступала босыми ногами по серому ноздреватому покрытию. - Еще вопросы?
        Вопросы у меня были, но я промолчал. Александра отрывисто кивнула и быстрым шагом направилась в глубь коридора. Я пошел за ней, с замиранием прислушиваясь к звукам сверху.
        - Еще час тот люк будет не открыть, - не оборачиваясь, бросила она. - Успеем дойти до сервера.
        - Ты знаешь, куда ведет этот коридор? - уточнил я.
        - К главной серверной сектора, - откликнулась Александра. - Контролирует пол-Европы. Ребята по мелочам не разбрасываются, это уж точно. Знаешь, почему ее выстроили в Серебряном Бору?
        - Я даже не помню, зачем сектору главная серверная, - отозвался я. - Извини.
        - Распределенной сетью уже десять лет как не обойтись, ничего страшного, - отмахнулась она. - Так вот, ребята законно победили на открытом конкурсе со своим проектом. Только в условия конкурса невесть как затесалось лишнее требование, и конкуренты просто не смогли выставить проект с таким же количеством нулей.
        - Но это же вопрос безопасности. Как постройка основной серверной сектора в этом рассаднике прошла мимо главной управляющей программы?
        - А-а! - Александра усмехнулась. - Хотела бы я это знать. Главную управляющую программу не перепрошить и не перекрыть вирусом, это тебе не автоматическая полиция. Значит, она просто бездействовала.
        - И пока она бездействовала...
        - Росли дачи в государственном парке, а крутые ребята с этих дач получили доступ к центральной серверной, - закончила девушка. - Угу.
        - Сюр какой-то, - пробормотал я. - Одна программа зависла, и все летит к черту.
        - Такое было сплошь и рядом. Учебник истории читал? Один охламон на вершине пирамиды, и прощай, закон и порядок. Лучше скажи спасибо, что мы не пробираемся на ощупь в темноте.
        Вдруг разом погас свет. Голубые огоньки далеко впереди держались еще несколько секунд, но потом и они начали гаснуть.
        - Ой...
        - Это не ты? - Я посмотрел на нее.
        Александра покачала головой.
        - Не я. И я, кажется, знаю, кто... Уматывай отсюда, быстро!
        Сзади по-прежнему не доносилось ни звука. Я пожал плечами и сделал шаг в темноту. И отступил в сторону, когда прямо из стены выступил человек в строгом костюме. Худощавая фигура неярко светилась.
        Человек смотрел прямо на Александру. Меня он едва удостоил взглядом, но этот взгляд мне не понравился.
        - Кто вы? - глубоким холодным голосом произнес он.
        - Личный код 70450312665, - мгновенно ответила Александра.
        Человек пристально смотрел на нее. Александра не шевелилась.
        Я наконец-то разглядел металлическую букву "I" у него на галстуке. Что, и у нее проблемы? Это тебе не хозяева дач со своей гвардией вирусов, это настоящий государственный инспектор. Встроенный детектор лжи и абсолютное восприятие: не спасет ни пластика, ни смена сетчатки, ни виртуозное актерское мастерство. Только методы допроса у них странные.
        Человек повернулся и исчез в боковом туннеле. В коридоре снова зажглись огни.
        - Инспектор. - Александра прислонилась к стене. - Второй раз за утро. У меня совсем не осталось времени.
        - Что ему нужно?
        - Идентификация, - передернула плечами Александра. - Он меня ищет. К счастью, в его алгоритме дырка: его устраивают действующие безличные коды. Знаешь, как номера швейцарских счетов?
        - И чей код ты украла?
        Девушка сглотнула.
        - Код своего парня... с дачи, - неохотно сказала она. - Но второй раз это не прокатит. Он наверняка уже в курсе, что его взломали.
        - Взломали... - Я внимательно посмотрел на нее. - Так ты взломщица?
        - Вообще-то моя программа тебя не касается. - Она приподняла бровь. - Или ты рассказываешь о своей кому попало?
        Я покачал головой.
        - Я не помню, какая у меня программа. Вообще ничего не помню.
        - Ладно, попробуем прорваться. Тебе тоже небось не очень хочется назад, да?
        Через полчаса мы вышли к подземному входу. Стальные металлические двери возвышались над нами, как ворота крепости. Я провел рукой по прохладной матовой поверхности. Центральная серверная. Вся информация, все данные, все архивы. Все ответы.
        Заперто. А отмычку я, как последний болван, посеял.
        - Что будем делать? - спросил я. - Есть идеи?
        С противоположного конца коридора донесся гул и хлопок, словно кто-то выдернул пробку из бутылки.
        - Вскрыли люк, - тревожно сказала Александра. - У нас минут пять, шесть от силы. Слушай, только быстро: что делает твоя программа? Ну хоть что-то ты помнишь?
        - Она стирает мне память, - ответил я. - Но тебе-то это зачем?
        Не слушая меня, Александра сделала шаг назад и закрыла глаза. По ее лбу пробежала капелька пота, между бровями появилась морщинка.
        - Доступ подтвержден, - глухо сказала она и осела на землю. Я шагнул было, чтобы ее поддержать, и остановился: массивные створки раздвигались.
        Я подхватил девушку под руку, и мы побежали вперед. Ворота захлопнулись за спиной: мы очутились в пустом холле. Короткий рукав коридора выходил в обшитый металлом зал: на узких платформах располагались компьютерные столы. Работники серверной предпочитали работать по старинке. И отлично, и правильно...
        Я взбежал на платформу и наклонился над ближайшим экраном. Терминал был включен. Есть!
        - Эрик! - крикнула Александра.
        Внизу двое техников в брюках и рубашках входили в зал. У одного в руке дымилась чашка кофе. Что за программы вшиты в этих двоих? Хранение и обработка данных? Управление внутренними процессами? Распределение потоков?
        Неважно. Драться они не будут.
        - Да обернись же!
        Между лопатками пробежал знакомый холодок, и снова зашумело в ушах. Программа, черт ее подери... какие воспоминания она стирает сейчас? Я медленно обернулся. На меня смотрели дула автоматических пулеметов. Зал простреливался великолепно.
        Техники оторопело смотрели на Александру. Девушка на миг прикрыла глаза.
        - Пулеметы отключены, - бесцветным голосом сказала она. - Но этот терминал пуст. Информация лежит на нижнем уровне серверной.
        В ушах шумело все сильнее. Мы пришли сюда... откуда? Я с трудом сосредотачивался на словах девушки.
        - Значит... - Я поднес руки к вискам. - Бежим вниз? Сейчас?
        - Да! И поскорей уже!
        Я спрыгнул с платформы. Пулеметы повернулись за мной, но Александра не обманула: выстрелов не было. Коридоры мелькали, сменялись шахтами лифтов, закрытыми наглухо. По жесту Александры включался и гас за нашими спинами свет, распахивались двери. Я задыхался, болели шрамы на животе: я запоздало догадался, что это следы пыток. Боги, что со мной делали в подвале, откуда я сбежал? Зачем?
        И что я сам с собой сделал, вшив в мозги эдакое чудо?
        Александра покосилась на меня и, кажется, собралась что-то сказать, но не успела. Здание потряс взрыв. Потом еще один.
        - Что за?.. - Я не договорил. - Ищи дверь! Нас вот-вот похоронят заживо!
        - Мы на минус третьем этаже! - крикнула Александра. - Не сгорим!
        - Но и не выберемся!
        - А куда бы ты хотел выбраться? К бандитам? Или на встречу с инспектором?
        - Нет нужды, - раздался сзади сухой голос. - Я уже здесь.
        Я стремительно развернулся. За нашими спинами одна за другой опускались прозрачные перегородки, загорались тревожные красные огни. И посреди этого великолепия стоял худощавый мужчина в темном костюме. Тот самый или уже другой?
        - Ни разу не слышала, чтобы инспектор шутил, - растерянно сказала Александра.
        - Я человек, как и вы. Всю работу делает моя программа: я всего лишь поддерживаю разговор. Кто вы?
        Инспектор смотрел только на нее. На меня он не по-прежнему обращал внимания.
        - Управляющая программа, временный код 45319К, - без запинки сказала Александра.
        - Хорошо. Выбирайтесь через подземные переходы, наверху пожар.
        Не обращая внимания на перепуганный писк датчиков, инспектор развернулся и пошел обратно по коридору. Стеклянные перегородки с визгом распахивались перед ним.
        - Управляющая программа? - хрипло спросил я. - Ты? Тебе не кажется, что ты чего-то недоговариваешь?
        Александра со вздохом прислонилась к стене. Светлые пряди, прилипшие к ее лбу, блестели от пота.
        - Я залезла в твою память, - неохотно сказала она. - Нашла кое-какие фрагменты. Ты был серверной программой или чем-то вроде того. Я сгенерировала временный код доступа, но потом у тебя сработал какой-то предохранитель, и связь прервалась.
        Я уставился на нее.
        - Ты залезла в мою память?
        Александра открыла рот, чтобы ответить, и вскрикнула: пол под нами ощутимо тряхнуло. Запахло паленым: похоже, инспектор не шутил насчет пожара. В следующий миг между нами упала сверкающая балка.
        Я больше не рассуждал. Перескочив через брус, я припустился по коридору вслед за Александрой: по лестнице, по пандусу, еще по одной лестнице, мимо покореженных дверей лифта, за которыми эхом разносились чьи-то голоса, вниз, вниз, мимо потухших компьютеров и отогнутых металлических листов, с которых свисала проводка.
        Дверь на самый нижний уровень выглядела совсем не внушительно. Всего лишь блестящий прямоугольник в конце короткой лестницы.
        - Я ее не открою, - тихо призналась Александра. - Там главная серверная, вся информация и запасной выход, но мне не хватает данных. Точнее, тебе их не хватает. Хорошо хоть, пожар сюда не доберется.
        - Так. - Я крепко взял ее за плечи. - Пожар, может, и не доберется, а я уже здесь. По какому праву ты копаешься в моей памяти, дорогуша?
        Александра шагнула назад. Я невольно разжал руки. Все-таки трясти девушек нехорошо, хотя мне, черт побери, хотелось.
        - Это все, что я умею, - призналась она шепотом. - Я прилипала.
        - Кто?
        Девушка со вздохом опустилась на пол. Стройные ноги показались из-под широкой юбки, но сейчас мне было не до них.
        - Это моя программа. Прилипала.
        - Расскажи.
        - Знаешь, как учат в детстве? - Александра слабо улыбнулась. - У хороших людей хорошие программы, а плохие меняют свой личный код, становятся вирусами и делают себе нелегальные прошивки, и тогда к ним приходит инспектор. Только нам не рассказывают, что иногда хорошим людям ставят плохие программы без их ведома.
        Я поднял брови.
        - Верится с трудом, извини.
        - Не хочешь - не верь. Только я всю жизнь верила, что у меня нет программы - или вшили неудачно, или просто не прижилась. А два года назад у меня словно глаза открылись. Знаешь, начала видеть все штуки, что видят только прошитые: виртуальное море вместо свалок, голографию на строительных лесах, рекламу в небе.
        - А потом?
        - Стала подключаться к другим программам. - Александра улыбнулась, вспоминая что-то. - Осмелела настолько, что даже к инспектору попробовала подключиться. И почти сразу меня нашли крутые ребята. Я так и не узнала: это они меня прошили или нет? Но теперь уже никакой разницы, правда?
        Она тихо засмеялась.
        - У парня, с которым я жила на даче, был отличный канал. Когда моя программа баловалась через него, я думала, что могу все. Все, Эрик, понимаешь? Не обижайся, но когда я шуровала в твоей памяти, было совсем не так интересно.
        - Что ты нашла? - негромко спросил я.
        - Я особо не искала. - Александра пожала плечами. - Чертежи здания, остатки управляющих процессов, которых хватило, чтобы открыть двери, и простой код, завязанный на твою подкорку. Я аж заморгала, как увидела. Хочешь знать, какой?
        - Ты издеваешься? - спокойно поинтересовался я.
        Александра глубоко вздохнула. И продолжила чуть ли не извиняющимся тоном:
        - Когда твой первый приоритет под угрозой, тебе блокируется доступ ко всей информации, память стирается, и это повторяется каждый раз, когда...
        - Первый приоритет? Что это?
        - Понятия не имею. Твоя программа, наверное.
        - То есть моя память стирается, когда меня хватают в плен? Лезут в мой код?
        - Не знаю.
        Вдалеке раздался очередной взрыв. Из коридора в проем выпало несколько кусочков щебенки. Александра опустила взгляд.
        - А ты - паразит, цепляющийся к чужим программам? - безжалостно продолжил я. - И поэтому ты пошла со мной? Потому что в одиночку тебе бы не удалось сбежать?
        Александра подняла голову, и я увидел в ее глазах нехороший блеск.
        - Думаешь, это праздник? - очень тихо спросила она. - Притворяться крутой и обмирать внутри, зная, что рано или поздно ты догадаешься, что я читаю твою память, и бросишь меня тут? Каждый день ломать чужие коды, чтобы придумывать отговорки для инспекторов? Спать с богатеньким буратино, потому что только он защитит зайку от инкапсуляции? А когда буратине надоест зайка, прятаться по подвалам?
        Следующий взрыв раздался гораздо ближе, подбросив нас на полметра вверх. Одна из ламп перегорела; другая опасно затрещала. Я растянулся на скользком полу и больно ушиб локоть. У Александры из губы текла кровь.
        - Плохо дело, - прошептала девушка. Ее лицо вдруг оказалось рядом с моим. - Знаешь, что начнется через минуту-другую?
        - Здание взлетит на воздух?
        Она качнула головой.
        - Хуже. Взорвется логическая бомба. Серверы отключаются один за другим: виртуальную среду вот-вот вывернет наизнанку. Даже если мы выберемся отсюда, не факт, что нам удастся куда-то дойти, потому что мир вокруг сойдет с ума!
        - Что? - Гул в ушах нарастал, и мне приходилось кричать.
        - Мы прошиты! - закричала она в ответ. - Мы не видим мир, как он есть, мы видим, каким нам его показывают! Гулял когда-нибудь по виртуальному фильму ужасов? Тебе это сейчас предстоит во всей красе!
        Раздался очередной хлопок, и сила тяжести исчезла. Невидимая рука подняла меня в воздух, и наступила темнота.
        Я очнулся, лежа на спине. Александра, по-прежнему в юбке, блузке и босиком, сидела у подножия разрушенной башни. В небе безмятежно перекликались чайки. Там, где я ожидал увидеть заборы дач, шумело море.
        - Александра, - позвал я девушку. - Кто взорвал главную серверную сектора?
        - Да уж не государственные служащие. - Александра поморщилась. - Из-за меня бы никто такую бучу не поднял. Выходит, ты у нас важная птица.
        - Я? Я даже не знаю, где мы!
        - А они знают, где ты. - Александра поднялась. - И вот-вот будут здесь.
        Словно подтверждая ее слова, заросли раздвинулись, и на полянку перед башней вышли трое в доспехах средневековых рыцарей. Один нес на плече базуку.
        Я чуть не расхохотался.
        - Ну что, добегался, боец? - хрипло спросил парень с базукой. - Все понял или тебе порты отключить для пущей ясности?
        - Я не... - начал я и осекся. Парень посмотрел наверх и осекся тоже.
        Над нами нависала волна. Ярко-синяя, прозрачная, солнечная, она поднималась из моря и парусом росла над башней, попирая все законы физики. Кусок моря просто висел в воздухе, грозя обрушиться на нас в любой момент.
        Было очень тихо.
        По лбу Александры катился пот, и я вдруг понял, почему она не удивляется.
        Я рванулся к девушке и дернул ее за руку, увлекая за собой. Раздался окрик, но его смыл плеск воды; берег исчез в неожиданных сумерках, а следом волна налетела и на нас. Я чувствовал вкус воды на рту, но продолжал двигаться в темноте. Меня не сбивало с ног, не волокло, я мог дышать, и, наверное, поэтому я окончательно уверился, что вокруг виртуальность.
        Сумрак рассеялся. Перед нами уходила вниз широченная мраморная лестница. Я сделал шаг вперед и заскользил по ней, как по ледяной горке. Александра не отставала. Вскоре лестница осталась позади, и я запоздало спросил себя, где мы в реальном мире, но тут же мотнул головой. Ответ мало бы чем мне помог: я совершенно потерял ориентацию в пространстве. Александра, впрочем, уверенно плыла вперед.
        Перед нами мелькнуло здание бара с надписью "Вега" и вывеска-голограмма в виде красной туманности, в которую я чуть не впечатался. Из полутьмы вышли три коричневых человечка, но тот, кто стоял в середине, не успел поднять разрядник: Александра пробормотала что-то, и мы оказались посреди пустыни, в здании из крошечных кирпичей, которое проваливалось под землю на наших глазах. Александра вытолкнула меня на лестницу; я успел удивиться, как легко перескакивать с пролета на пролет, и догадаться, что ступени существуют только в двух измерениях, как...
        ...Очнулся, лежа на спине. Затылок подпирало что-то твердое и острое.
        - И ты вывела его прямо на нас, - раздался над ухом мужской голос. - Умница. Я в тебе не ошибался.
        - Я? Я не могла...
        Я узнал голос Александры.
        - Ну, может быть, моя программа помогла, - рассмеялся ее собеседник. - Я же не просто так разрешил тебе взломать свой личный код, в самом-то деле. На тебе одних следящих процедур штук тридцать.
        - Так ты специально...
        - Подложил тебя прямо на пути нашего беглеца. Сашенька, я тобой очень доволен. И тем, что ты задержала моих балбесов: они могли и помять такой приз. Теперь посиди тихонько, ты мне сейчас понадобишься.
        Я попробовал пошевелить руками: бесполезно. Тело держала сеть из тонкого пластика. Я лежал в комнате с низким потолком без окон. Единственная дверь напоминала сейфовую. Датчиков, как ни странно, почти не было: я чувствовал только один, на внутренней стороне запястья. Впрочем, после виртуальной бури я предпочитал не доверять своим ощущениям.
        - Управляющие службы перехватили контроль над остатками серверной, - небрежно заметил мужчина, склонившийся надо мной. - Теперь там в глазах рябит от полицейских камер, но поздно. Как ощущения?
        Я шевельнул пересохшими губами.
        - Мы встречались?
        - Вы не помните, - засмеялся он. - Ну, это не проблема. Кстати, знаете, что у вас под затылком?
        Я покачал головой. Точнее, попытался.
        - Магнит. К слову, последняя разработка: один из лучших магнитов направленного действия на планете.
        Я похолодел.
        - Это на случай, если нам придется прибегнуть к плану "Так не доставайся же ты никому!" - небрежно добавил мой собеседник. - Чего бы мне, конечно, очень не хотелось. Уже чувствуете излучение? А что будет, когда мы его включим!
        - Миша, я хочу уйти, - тихо проговорила Александра.
        - Извини, Сашенька, не получится. Ты ведь уже пробовала копаться у него в голове, правда? Вот сейчас попробуешь еще раз. Если нам удастся перехватить не временный код, а постоянный...
        Александра открыла рот - и на стене тревожно запищал интерком.
        - Патрон, инспектор в доме! - торопливо проговорил голос. - Инспе... - голос захлебнулся.
        Михаил щелкнул пальцами, и из пола поднялась ширма, скрывая меня от чужих глаз. Еще жест, и по моему рту скользнула лента, на ощупь похожая на шелк.
        В коридоре послышались шаги. В следующую секунду дверь с лязгом распахнулась, и я услышал знакомый голос.
        - Кто вы?
        - Личный код 70450312665, универсальный допуск, - скучающим голосом произнес Михаил. - Александра, давай свой временный код.
        - 45319К, - послышался усталый голос девушки.
        - Ваш код истекает через два часа.
        - Знаю.
        Послышался звук удаляющихся шагов. Хлопнула дверь.
        Перегородка бесшумно уехала в сторону.
        - Идиоты, - бросил мужчина, возвращаясь к изголовью моего стола. - И это все, на что ты способен? Набрать кретинов и нашпиговать их детекторами лжи?
        - Я? - Лента соскользнула с лица, и я закашлялся. - Если бы я был управляющей программой, я бы не выпустил таких инспекторов даже в бета-версии.
        - Забавно. - Мужчина скрестил руки на груди. - А я слышал, ты их и придумал.
        До меня наконец-то дошло.
        - Вы хотите сказать...
        - Ты - главная управляющая программа, - произнес Михаил. - Де-юре - все еще действующая. И я очень рад, что у нас наконец-то есть время поговорить по душам.
        Он положил руку рядом с моим плечом. Я невольно отодвинулся.
        - Что вам нужно?
        - Все просто, Эрик. - Михаил выпрямился. Александра смотрела на него расширенными глазами. - Мне надоели программы. Когда придет время, я не хочу, чтобы мои дети встраивались в серое полотно безмозглым винтиком и открывали свой личный код каждому встречному. Я установлю свои правила.
        - Какие? Дачи за высокими заборами для избранных, и узаконенное рабство для остальных?
        - А оно и так к тому идет. Человеческий мозг куда удобнее использовать придатком к рабочей программе, знаешь ли. Не позволять же тебе мыслить самому?
        - Теперь я знаю, чего захочу, когда верну себе статус, - прошептал я. - Если у вас такие средства, ваши цели немногим лучше.
        - Давай-давай, - оживился Михаил. - В правильном направлении мыслишь. Александра, ты говорила ему про первый приоритет?
        Девушка не ответила.
        - Ты очень хорошо постарался, когда мы тебя захватили, Эрик. Переключил свой первый приоритет на защиту программы: чуть что, она стирает все, до чего дотянется, и в твою голову не вломиться. Нам твои приоритеты не изменить. Но вот если ты немножко подумаешь и сменишь их сам, добровольно, запустится резервная копия.
        - И я... верну себе память?
        - И не только. Если напряжешься и решишь, что твой первый приоритет - обрести свой бывший статус, считай, что он у тебя уже есть. Конечно, придется поработать в наших целях, но чего не сделаешь для себя самого? Единственный вопрос: удастся ли тебе уговорить собственную психику? Увы, пока, - он многозначительно махнул разрядником, - результат нулевой.
        Я закрыл глаза.
        - Идите к черту.
        - Я так и думал, - погрустневшим голосом сообщил он. - Ну что ж, попробуем извлечь коды доступа по-плохому. Сашенька, приступай.
        Александра попятилась.
        - Нет.
        - Я сказал, начинай, - повысил голос он. - Или мне включить магнит для тебя?
        Секунды текли беззвучно. Наконец, когда молчание стало казаться вечным, в моих висках вдруг застучало, словно на голову обрушился водопад. Перед глазами замелькали пятна: программа снова засасывала меня в водоворот, стирая краски, эмоции, звуки. Меня замутило, и больше я не помнил ничего.
        Я пришел в себя в полной темноте. Ничего не изменилось: я по-прежнему лежал на столе, только врезающийся в тело пластик сменился обманчиво-мягкими кожаными петлями.
        Щелкнул дверной замок. На пороге стояла Александра. Она так и не переоделась, просто натянула босоножки. Не поздоровавшись, даже не кивнув, она подошла ко мне. В другой ее руке был нож.
        Я дернулся было, но она быстро и молча перерезала петли. Протянула руку.
        - Почему? - только и спросил я.
        - Потом.
        Мы скользили по коридору. Камеры слепо глядели в пустоту: ни на одной не горел огонек. Я покосился на бледное лицо Александры: должно быть, она снова подключилась к чужому каналу.
        - За тобой же следят...
        - Уже нет. - Она показала ладонь. Я моргнул: в реальном мире ее рука была белой и чистой, но моя прошивка на миг показала сквозную дыру.
        - Это...
        - Результат чистки, да. Зарастет.
        Мы зашли в неприметный закоулок, где перед Александрой мгновенно распахнулись двери. Я узнал кабину скоростного лифта. Мы зашли внутрь, Александра пулеметом простучала по кнопкам, и снизу послышался далекий гул.
        - Все, - шепнула она, когда сверху зажглось табло с названием станции. - Удрали.
        - Ты тоже удираешь?
        - После того, что он... - Александра оборвала себя. - Да.
        - Но у тебя нет личного кода. Тебя ищут. Что ты собираешься делать? Куда идти?
        Двери открылись, и мы вывалились на заполненную народом многоярусную площадь. Голографические рекламы резали глаза, шум залеплял уши: у меня мигом заболела голова. Александра уверенно направилась вперед по стеклянному полу. Я поплелся за ней, и скоро эскалатор с прозрачными ступенями вывез нас к боковому входу гостиничного комплекса.
        Александра достала из кармана блузки наличные и приблизилась к стойке. Уже через минуту она вернулась ко мне с ключом.
        - Номер 1626, - выдохнула она. - Передохнем?
        Я пожал плечами.
        Когда я заходил в лифт, молодой человек за стойкой набирал номер. Я хотел сказать об этом Александре, но мысль тут же вылетела из головы.
        Номер оказался неярким, но уютным. Александра тут же прошла к кровати.
        - Я остаюсь здесь на ночь, - заявила она, сбрасывая босоножки. - А ты?
        - Не знаю. - Я потер лоб. - Я боюсь забыть. Я, кажется, уже начинаю забывать. Если я свяжусь с властями, что от меня останется?
        - А от меня-то что останется, - невесело усмехнулась Александра. - Замкнутый круг: чем сильнее я хочу избавиться от слежки, тем больше форы мне нужно, тем быстрее я подключаюсь к чужой программе - и тем быстрее приходит инспектор.
        На стене загорелся экран.
        - Я же говорила, - вздохнула девушка.
        - Доброй ночи, Эрик Владимирович, - произнес инспектор.
        - Мы знакомы?
        - Мы уже с вами говорили, и неоднократно, - ответил он. - К сожалению, вы не функционируете, а ваши дублеры не справляются со своими обязанностями. Пока мы в авральном порядке готовим вам замену, сектор работает в аварийном режиме. Мы не можем это изменить.
        - То есть вы оставили меня на откуп громилам и хакерам?
        - Они не смогут найти в вашей памяти ничего нужного, - возразил инспектор. -Правда, мы не знали о программе вашей спутницы... но даже ей ничего не найти. Работает защитный код.
        - Который стирает мне память?
        - Именно. Еще немного, и у вас начнется распад личности.
        - Это замкнутый круг! - рявкнул я. - Я не функционирую - бандиты начинают творить черт знает что, используя программы вроде Александры в своих целях - ваш собственный код нуждается в переделке!
        Я замолк, чувствуя приближение знакомого шума в ушах.
        - Не вмешивайтесь, если хотите, - устало сказал я. - Но гибель управляющей программы - это и ваша гибель.
        - Мы не в силах помочь, - почти с сочувствием произнес инспектор. - Сожалею.
        - И что со мной будет? - шепотом спросил я.
        - С вами? Ничего. Дальнейший распад не предотвратить, а в медицинском центре вам не помогут. В лучшем случае вам осталось два-три дня. Я, собственно, пришел за вашей спутницей. Как я понимаю, ее временный код истек.
        - Дождались, - выдохнула Александра.
        - И что ей грозит?
        - Все нарушители закона о личном коде будут инкапсулированы, - с легким удивлением произнес инспектор. - Уж это-то вы должны помнить.
        - Инкапсулированы? То есть уничтожены?
        - Совершенно верно.
        Экран погас. В дверь раздался стук. Александра замерла на месте.
        - Мои мозги вот-вот спишут в утиль, а тебя закроют в каком-нибудь морозильнике, - медленно сказал я. - Себе я не помогу ничем, а вот тебе... Первый приоритет, говоришь?
        - Когда программа под угрозой, она стирает тебе память, - нервно сказала Александра. - И что?
        - Я не мог сменить себе первый приоритет, пока за мной гнались. Даже не догадывался, что это возможно. Но теперь... - Я нахмурился. - Я не помню, как я сменил его в первый раз, но должно получиться и во второй. В конце концов, программа не может, не должна быть на первом месте, когда в опасности чужая жизнь. Иначе я-прежний - полный идиот. А я почему-то так не думаю.
        Александра моргнула с непонимающим видом. Я и сам не понимал себя до конца.
        Но мне нужно было ее спасти.
        Я обхватил голову руками. Раньше, до того, как я оказался в подвале у Михаила, я хотел чего-то. Что-то было мне дороже и программы, и управления сектором, и разработки сложнейших систем.
        Что-то и должно быть дороже. Иначе самая блестящая судьба теряет смысл.
        "Первый приоритет под угрозой. Начать восстановление".
        "Ошибка: угрозы программе не обнаружено. В запросе отказано".
        "Первый приоритет - жизнь человека. Начать восстановление".
        "Ошибка: заданная функция не приоритетна".
        Жизнь человека не приоритетна? Или абстрактная жизнь? Уже интересно...
        "Смена приоритета. Моя жизнь важнее".
        "Ошибка: данная смена приоритета не поддерживается. Доступ запрещен".
        И тут я успел вырыть себе яму...
        Я на миг прикрыл глаза. Искренность. Программа обрабатывает миллионы параметров: пот, мимика, температура тела. Значит, она меня послушает, если только у меня получится одна-единственная эмоция.
        Я рывком распахнул дверь. Инспектор стоял на пороге.
        - Кто вы? - вежливо поинтересовался он у Александры. Девушка всхлипнула.
        - В доступе отказано, - холодно сообщил я.
        И захлопнул перед его носом дверь.
        "Смена приоритета. Сопереживание. Жизнь Александры важнее".
        "Внимание: смена приоритета. Обращение к резервной памяти... ждите..."
        "Запрос: внести программу Александры в базу и присвоить новый личный код".
        "Запрос обрабатывается... ждите..."
        "Смена приоритета: принято. Восстановление через 3... 2... 1..."
        "Восстановление резервной копии..."
        "Запрос выполняется... выполнено. Новый личный код внесен в базы".
        "Уничтожение поврежденной памяти..."
        "Проверка целостности системы..."
        "Восстановление завершено".
        Я огляделся. Потускневшие обои из натуральной ткани, ветхий ковер на полу.
        Что я здесь делаю? И что целый сектор делает без меня?
        "Обновления за истекший период. Загрузить?"
        - Только критические, - одними губами произнес я. - И отчет о моем местонахождении.
        Я был не один. Незнакомая светловолосая девушка с непонятным выражением смотрела на меня. Наконец она подошла к двери и дрожащей рукой взялась за ручку.
        За дверью никого не было.
        Свиток волшебника
        К полуночи ветер усилился. Задернув за собой облако, уплыла луна, и полил злой косой дождь. Беспомощно жались по углам фонари. А в верхней комнате полуразрушенной башни, на узкой кровати рядом с горящим камином, чей огонь не мог затушить самый сильный ветер, умирал совсем еще не старый волшебник.
        "Ты мой", - прошелестели листья.
        "Мой", - каркнула ворона.
        "Мой, мой, мой", - мрачно пробарабанил дождь.
        Волшебник приподнялся на постели и улыбнулся.
        - Уже вот-вот, - заметил он.
        Друзья, собравшиеся перед его кроватью, переглянулись. Они знали волшебника много лет, и никто из них не нашелся, что сказать.
        - Ты хотел нам что-то сообщить, - напомнил Дален, глава ордена. - Марек, у тебя мало времени.
        - Да, друзья мои. - Марек откинулся на подушки. - Не секрет, что маги умирают. Старые секреты забыты, волшебство мельчает, к нам прислушиваются все реже... верно, Дален?
        - Мы пытаемся это изменить. - Дален переступил с ноги на ногу. - Но восстановить великие заклинания не так-то просто.
        - Но теперь все изменилось. - Марек улыбнулся. - Я нашел секрет бессмертия.
        Ветер за окном вдруг стих. Серебристые нити дождя вобрали в себя лунный свет и пролились на землю все, без остатка. В воздухе запахло яблоками.
        Волшебник вытянул руку, и в его ладони появился свернутый свиток.
        - Я искал это знание долгие годы. Несправедливо, что мы живем какие-то семьдесят лет, не успев ничего толком, правда?
        Кто-то возбужденно вздохнул, кто-то поперхнулся и закашлялся. Зашуршали мантии, волшебники придвинулись ближе.
        Марек рассмеялся. Закашлялся:
        - Эйлин, ты самая младшая здесь. Скажи мне честно: на что бы ты пошла ради бессмертия?
        - На все, - неуверенно ответила молодая волшебница. - Почти.
        - Марек, оставь Эйлин в покое, - глубоким голосом произнес Дален. - Лучше скажи, как тебе удалось то, перед чем спасовали величайшие из нас? Если, конечно, ты не пытаешься нас разыграть.
        - О, розыгрыш открылся бы слишком быстро, - засмеялся Марек. - Нет, друзья, я не шучу. Каждый из вас может прочитать этот свиток и прожить еще одну жизнь. А потом, когда смерть снова жарко зашепчет в ухо - еще и еще раз.
        Волшебники молчали, но в воздухе вдруг заискрило. Словно тонкие, приученные с детства к сложным жестам пальцы затрещали и изогнулись, превращаясь в хищные когти, а глаза - добрые, умные, голубые и карие - налились черной кровью. Вот-вот сорвется с насеста коршун и с клекотом кинется на хрупкий свиток...
        - Так ты не умрешь, - утвердительно сказал Дален.
        - Нет, старый друг, - Марек посмотрел на Далена, потом на свиток, - сегодня ночью я умру. И это, поверь мне, очень грустно.
        Волшебники зашевелились.
        - Почему? - тихо спросила Эйлин. - Разве тебе не хочется жить?
        - Очень. - Волшебник закрыл глаза. - Ведь свиток и вправду даст бессмертие тому, кто прочтет его, но только за счет другого мага. Один волшебник должен рассыпаться горсткой праха, чтобы другой получил здоровье и юность.
        За окном тихо-тихо начал накрапывать дождь. Никто не шевельнулся.
        - Я позвал вас сюда, потому что не мне решать, кому жить и кому умереть. И... - волшебник замялся, потом судорожно сглотнул и открыл глаза, - мне не хватило сил уничтожить свиток. Понимаете?
        - Тогда мы сделаем это, - кивнул Дален. - Ты правильно сделал, что позвал нас.
        - Нет, - с усилием продолжил волшебник. - Вы все еще не понимаете...
        - Не надо! - вдруг выкрикнула Эйлин. - Я поняла, не мучай себя!
        Дален положил ей руку на плечо.
        - Пусть он скажет остальным.
        Дождь хлестал по крыше в полную силу, выбивая слова и отсчитывая секунды. Волшебник горько улыбнулся.
        - Простите меня, друзья. Я позвал вас сюда, чтобы воспользоваться вашей силой и вашей слабостью. Чтобы забрать то, что мне не принадлежит.
        Темноволосый колдун, уже почти протянувший руку к свитку, резко отдернул ее. Двое волшебников подались назад, хватаясь за жезлы.
        - Вы лучшие в своем ремесле. Примите решение за меня. Вместо меня.
        Волшебник закрыл глаза. И умер.
        Целую минуту в комнате царила тишина. Дождь лил по-прежнему, но уже без сумасшедшей спешки. Взоры всех были прикованы к свитку.
        - Я хочу, - Дален помедлил, обводя взглядом лица волшебников, - я хочу, чтобы ни одно слово, произнесенное здесь, не вышло за пределы этой комнаты. Последняя воля волшебника священна. Мы уничтожим свиток, и я никому не позволю опозорить память о том, кто уже не может ответить.
        - Разумеется, но...
        - Может быть, не стоит спешить...
        - Ведь мы не знаем, чьи умения могут понадобиться ордену...
        - Достаточно! - рявкнул Дален. - Может быть, вы и хотите получить удар в спину, но я предпочту, чтобы каждый из вас прожил свой срок и умер не от руки друга. Эйлин, уничтожь эту вещь немедленно.
        Эйлин медленно шагнула вперед и взяла свиток.
        Дален вздохнул. Он знал, что Марек, самый бесталанный из волшебников ордена, не начертил на нем ни одной руны. Но скоро в округе не останется ни одного мага, не пересказавшего знакомым историю о свитке, дарующем бессмертие. Ранимые и честолюбивые, волшебники не пройдут мимо такой новости, и однажды... может быть, однажды магия вновь обретет величие.
        - Спи спокойно, - прошептал Дален. - Никто никогда не узнает правды.
        Девушка бросила свиток в огонь. Волшебники выдохнули, как один: на пергаменте лунным блеском вспыхнули серебряные руны, и в башне повис тонкий запах миндаля. Свиток медленно поворачивался в пламени, и в неверном свете огня Далену показалось, что Марек улыбается.
        За окном стучал дождь.
        Субтитры
        Лена выскочила из подъезда, прикрывая голову руками. С утра лил, не переставая, холодный дождь, и она десять раз пожалела, что выбежала на улицу в тапках, легком платье и без зонта. За компьютером было куда уютнее. Но в голове уже полчаса крутились слова: "Хорошо бы за фруктами сходить", с каждой секундой становясь ярче и объемнее, и Лена не выдержала. Подхватила ключи, сунула ноги в тапки и понеслась вниз, под дождь, к раскладному прилавку, где под мокнущим полиэтиленом прели сливы и абрикосы.
        Под козырьком ларька выстроилась очередь. Пожилая дама, узбек с соседней стройки и молодой человек в плаще. Лене места под козырьком хватило едва-едва.
        - Еще два перца, - строго сказала дама. - И не ложьте к помидорам, они помнутся.
        Лена вздохнула. С козырька стекали капли, больно ударяя по плечам и спине.
        Из глубина ларька послышался голос продавщицы:
        - Все?
        - И головку чеснока. С тысячи у вас сдача будет?
        - Будет, только двадцать рублей посмотрите.
        - Сейчас... - Дама полезла в кошелек. - Четырнадцать... пятнадцать...
        В хвосте очереди Лена переминалась с ноги на ногу. Тапки промокли безнадежно.
        "Ну сколько можно ждать!"
        - Двадцать! - с торжествующим видом объявила дама. - Ой, нет, подождите...
        "Ну сколько можно ждать!"
        Лена сцепила зубы. Но слова рвались наружу. Черт, подумала она. Не сейчас, не сейчас, не сейчас... Но сказать это вслух хотелось все сильнее.
        "Ну сколько можно ждать!"
        - Ну сколько можно ждать! - наконец вырвалось у Лены.
        Дама не удостоила ее взглядом.
        - Подружку свою будешь торопить, - отрезала она.
        "Если у вас нет мелочи - так и скажите! Не отнимайте чужое время!"
        Лене и впрямь хотелось так сказать, но остатками сознания она понимала: начнешь скандал, будешь стоять под дождем куда дольше.
        Вот только выбора у нее не было.
        - Если у вас нет мелочи - так и скажите! Не отнимайте чужое время!
        - Ах ты...
        "Да ты сама..."
        Дама врезалась в свару с грохотом ледокола: ее голос с легкостью заглушил шум дождя. В ответ Лена почти с облегчением выпаливала готовые фразы, уже не прислушиваясь к тому, что говорит. Голова казалась легкой, будто шарик с гелием: не думать, не сопротивляться, просто плыть по течению, выдавая строчку за строчкой, что плывут перед глазами, как у ведущего новостей с телесуфлером.
        Остановил ее лишь звук нового голоса.
        - Давайте я дам двадцать рублей без сдачи, - вмешался молодой человек. - Вот.
        Дама открыла было рот, но вместо того, чтобы разразиться уничтожающей тирадой, взглянула на Лену, молча забрала покупки и удалилась, пробормотав напоследок что-то вроде "психованная". Узбек протянул в окошко деньги и весело сказал что-то на своем языке. Продавщица, полная женщина в дождевике, улыбнулась в ответ.
        Лена стояла столбом, чувствуя, как ее всю, от лба до пяток, заливает краска. Позорище. Стыдобище. Хамка трамвайная. И, самое главное, ларек-то перед домом: куда она придет в следующий раз? И как сейчас смотреть в глаза продавщице?
        Узбек отошел, и, закрывшись от дождя спецовкой, побежал к строительным вагончикам, размахивая пакетом с морковью и луком. Плов, наверное, собрался с товарищами делать. Счастливые люди, подумала Лена. Могут говорить все, что хотят. Выходить из дома и не бояться, что ляпнешь что-то не то. Придумывать и говорить собственные слова. Как им хорошо!
        - Что вам, молодой человек? - громко спросила продавщица.
        Лена очнулась. Молодой человек подвинулся, пропуская Лену вперед.
        - Ничего. Я передумал.
        Он шагнул под дождь, раскрывая зонт. Лена очутилась у окошка.
        - Килограмм черешни, - сказала она.
        Точнее, хотела сказать. Перед глазами царила пустота. Ни строчки, ни единого слова. Лена сглотнула. Что это? Наказание за то, что она не хотела устраивать скандал?
        - Девушка, что вам? - поторопила продавщица.
        Лена открыла рот. По щеке потекла слеза, смешиваясь с дождевыми каплями.
        Она хотела черешни: прозрачной, лимонно-белой, с алыми боками. Той, что лежала за стеклянной витриной, близко, только руку протяни. Деньги - вот они, в кармане платья. Только слов нет. И пальцем, словно немая, в витрину не тыкнешь, если минуту назад ты скандалила, как базарная баба.
        Лена покачала головой и молча отошла.
        Тридцать шагов до подъезда показались вечностью. Горячий душ, мрачно подумала Лена. А платье выкину. И еще месяц буду покупать овощи в супермаркете.
        За спиной послышались шаги. Потом дождь прекратился.
        Лена обернулась. Рядом стоял давешний молодой человек, держа над ней зонт в вытянутой руке.
        - Никогда не встречал никого, кто ругался бы с таким отстраненным видом, - легко заметил он. - Словно тебе совершенно не хотелось этого делать. Но, так и быть, решилась - извольте, мол, доставлю вам удовольствие, а то давно, небось, не доводилось лицезреть такого счастья.
        "И что?"
        - И что? - устало спросила Лена. Привычные строчки перед глазами вернулись: она читала их так же обыденно, как мыла по вечерам посуду. На автомате.
        - Позавчера на городском форуме появилась новая тема, - совсем другим тоном сказал молодой человек. - Некто "Lena92" очень осторожно спрашивала, не бывает ли такого, чтобы субтитры к фильмам появлялись в других компьютерных программах... и вне компьютера вообще. Так вот, официально тебе отвечаю: бывает. Только что видел.
        Лена моргнула.
        - Вы кто?
        - Александр. Шура, Саша, как тебе удобно. Кстати, я бы выпил чашку чая. Угостишь?
        Лена прикрыла глаза. Больше всего ей хотелось остаться одной в квартире, где ни с кем ни о чем не надо было разговаривать. И черт с ними, с субтитрами.
        - Да, - неожиданно сказала она.
        В прихожей тикали старенькие напольные часы. Под обувной стойкой валялась забытая ручка, на секретере поблескивала круглым глазом видеокамера, и все было по-прежнему. Только с тапок на плитку натекла целая лужа.
        Лена повернулась к неожиданному гостю. Александр с любопытством вертел в руках камеру.
        - Тебе чай с лимоном или без?
        - Все равно. Чай - это вторично. Лучше расскажи, что у тебя стряслось.
        Лена со вздохом опустилась в кресло. Александр положил видеокамеру на секретер и уселся напротив, закинув ногу за ногу.
        - Я подсела на сериалы, - сказала Лена. - Ну, знаешь, вроде "Грани", "Декстера", "24". Перевода ждать не хотелось, и я ставила субтитры. Один сезон, второй, третий... Любимые серии просто заучивала наизусть. И как-то так получилось, что перед глазами начали мелькать слова. Сначала фразы из сериалов, а потом... потом просто так.
        - И язык чесался вставить их в разговор, верно?
        - Ага. И каждый день таких фраз становилось все больше. Я даже не уловила, когда я начала говорить субтитрами. Просто каждое слово я словно бы сначала проговаривала про себя. Вот только говорить стало куда труднее, а отказываться и не проговаривать "субтитры"... ну, ты видел, что получается.
        Александр кивнул.
        - Субтитры живут вместо тебя. И дальше будут только хуже.
        "Ты встречался с подобным раньше?"
        - Ты... встречался с подобным раньше?
        - В каком-то смысле.
        - Тогда что это? Откуда?
        Он помолчал.
        - Знаешь, мы ведь не первые с таким столкнулись. "Не хотел говорить вслух, но меня как черт под руку толкнул!" Или наоборот: вспышка интуиции, и в голове взрывается фраза, которая потом меняет мир. Наверняка эти существа приходили к нам и раньше. Ведь твои "субтитры" - живое существо. Живое и разумное. И цифровое, иначе бы ты не поймала его, просматривая сериалы.
        "И как мне от него избавиться?"
        - И как мне от него избавиться? - спросила она.
        И почувствовала знакомую сухость во рту. Лена похолодела. За что? Она и так произносит каждую навязанную ей фразу, зачем ее лишать речи - сейчас?
        - Еще не знаю, но мы что-нибудь придумаем, - словно не замечая ее терзаний, сказал Александр. - Кстати, твои субтитры вот-вот начнут бороться. Они же не дураки, поэтому они попробуют вытурить меня отсюда. Или напустить на тебя приступ немоты. Или что-нибудь похуже...
        Он внезапно поглядел в сторону секретера, но тут же перевел взгляд на Лену.
        - Но мы с этим справимся, - бодро сказал он. - Ты можешь говорить?
        Лена покачала головой.
        - Ничего страшного, тебе и не надо. Давай попробуем вот что...
        Он вскочил и в два шага оказался возле компьютера. Пискнул, включаясь, блок бесперебойного питания, завыли вентиляторы, и на монитор выплыла заставка: коммандер Шепард со штурмовой винтовкой. Лена покраснела.
        - По-моему, милая картинка, - объявил Александр. - Но не суть. У тебя тут есть фильмы... пиратские, ясное дело, это ты зря...
        "Почему зря?"
        - Почему зря?
        - Ага, мы любопытствуем! Провокация удалась, это хорошо. У твоих субтитров есть характер. Твой, кстати: субтитры адаптируются к личности носителя.
        - Откуда ты все это знаешь? - не удержалась Лена.
        Она даже не поняла, кто задал этот вопрос: она или субтитры.
        Александр на миг нахмурился.
        - Пока неважно. Лучше скажи, какой из этих фильмов ты еще не смотрела?
        - Ну... "Звездные войны".
        - Какая часть? Первая? Четвертая? Шестая?
        - Все.
        - Дитя сериалов... Ладно. Тогда повернись к экрану спиной. Не оборачивайся! Ты точно их не смотрела?
        - Точно.
        - Тогда субтитры могут на это клюнуть. - Александр возился с настройками, запуская видеоплеер. - Попробуем на этом сыграть.
        Лена обернулась.
        - На чем сыграть?
        Он схватил ее за плечи.
        - Не оборачивайся! Представь, что ты цифровое существо, живешь информацией, питаешься ей, не можешь устоять перед новым эпизодом любимого сериала. Представила?
        - Да...
        - А теперь представь: новый фильм. Один из лучших в истории. Цифровое существо само нырнет в него, даже если знает, что этого делать нельзя. Моя задача - чтобы твои субтитры не успели вынырнуть. Поэтому ты отвернешься и закроешь глаза.
        - Но зачем отворачиваться? И закрывать глаза?
        - Потому что... - Александр вдруг отвернулся. - Потому что у некоторых носителей связь с симбионтом ослабевает, когда глаза носителя закрыты. Поэтому.
        - Подожди, - перебила Лена. - У других носителей? Ты знаешь кого-то еще, как я?
        Александр устало вздохнул.
        - Как ты думаешь, проехал бы я через весь город, чтобы ответить на бредовый пост на форуме, если бы со мной не случилось то же самое?
        В комнате воцарилась тишина.
        Лена во все глаза смотрела на своего гостя, забыв закрыть рот.
        - Но... почему ты от него не избавляешься? - наконец хрипло спросила она. - От своего паразита?
        - Да потому, что разум не бывает злым. Это живое существо. Оно не захватило меня, как твои "субтитры" - тебя. Мы пришли к соглашению: мы даем друг другу жить. Оно смотрит моими глазами и иногда дарит мне вспышки, картинки, а я... разгадываю загадки. И оно мне в этом помогает. В некотором роде оно - моя сверхинтуиция, хотя, признаю, от "сверх" в нас мало. Разве что пара молекул.
        - Ты зовешь свои "субтитры" сверхинтуицией?
        Александр улыбнулся.
        - Легко запомнить, правда?
        Лена выдохнула. За последние сутки мир перевернулся как минимум два раза. Теоретически это должно было означать, что она снова крепко стоит на ногах, но на практике голова у нее кружилась, словно в детстве на верхушке колеса обозрения.
        - Все будет хорошо, - мягко сказал Александр. - Включаю. Не оборачивайся.
        Лена повернулась лицом к стене и зажмурилась. За спиной заиграла смутно знакомая торжественная музыка.
        - Давным-давно, в очень, очень далекой галактике...
        Голова закружилась сильнее. Лена ощутила себя легкой-легкой, словно на деревянных качелях, которые папа сто лет назад повесил над кухонной дверью. Когда папа ушел, у мамы еще два года не доставало духу их снять, хотя Лена давно подросла. Качели летят вверх, возвращаются вниз, оттолкнись, подожми ноги, выстави колени... эй, папа, смотри! Я свободна!
        А потом все вернулось на свои места.
        - Мы обречены!! - завопил с экрана дребезжащий металлический голос.
        И в ее голове отпечаталась та же фраза. Лена не сдержала слабой улыбки. Субтитры не могли смотреть фильм, не поделившись с хозяйкой.
        - Они не ушли, - сказала она. Говорить было тяжело: перед глазами мелькали новые фразы вперемешку с субтитрами фильма. - Верно?
        Александр выключил видео. Звуки битвы смолкли.
        - Боюсь, что да. Твои субтитры не хотят уходить: твоя жизнь им куда интереснее любого фильма. Ты - это они, Лена. Твоя жизнь - их жизнь. Вот если бы...
        Он резко замолчал.
        - Нет, это оставим на крайний случай.
        Лена повернулась к нему. Александр тер усталые глаза.
        - Что оставим на крайний случай?
        - Неважно. Допустим, на долю секунды я заинтересовался, что будет с паразитом, если возникнет угроза для носителя. - Александр отвел взгляд. - Естественно, доля секунды прошла, мне очень стыдно, и думаю, на этом мы тему закроем.
        Он хлопнул в ладоши.
        - Главное - ты понимаешь, что происходит. Субтитры навязывают тебе реплики, но управлять твоими желаниями они не умеют. Или еще не умеют... - заметив взгляд Лены, он осекся. - Я не должен был говорить последнюю фразу, да?
        - Ну, в общем, да, - вздохнула она.
        Александр запустил руку в волосы.
        - Идем пить чай, - наконец сказал он. - Попробуем решить твою проблему по-другому.
        Они снова сидели напротив друг друга. Лена подогрела воду в чайнике, и сейчас между ними стояли две чашки со свежезаваренным цейлонским напитком. Тикали часы, поблескивала на секретере видеокамера, на полу пылью покрывалась авторучка, и вся картина напоминала безумное чаепитие в Стране Чудес. Чудеса наличествовали. Хороший конец - пока нет.
        - Каким способом?
        - Сейчас прочувствуешь на себе. - Александр нахмурился. - Надеюсь, это сработает, потому что...
        Не договорив, он быстрым жестом схватил блокнот. Потянулся за ручкой.
        "Что ты собираешься делать?"
        - Что ты собира... - начала было Лена, но не договорила: чужая ладонь зажала ей рот. Под рукой вдруг оказались ручка и блокнот.
        - Пиши, - быстро сказал Александр. - Пиши то, что хотела сказать.
        "...Делать?"
        - Не дать тебе говорить. Никогда не пробовала записывать свои "фразы"?
        "Мне нужно сказать их вслух!"
        - Нужно, не спорю. Но пока записывай, записывай. Кстати, как ты себя чувствуешь?
        "Средне. Мне неуютно. Словно что-то хочет на волю. Словно оно уже не во мне".
        - И отлично, и замечательно. Кстати, почерк у тебя хороший. Отличница?
        "Так, серединка на половинку. Поэтому и поступила на заочн..."
        Едва дав ей дописать, Александр отобрал блокнот.
        - Ничего не говори, - предупредил он. - Даже не пытайся.
        Лена хотела сказать, что особо и не хочется, как вдруг поняла, что это правда. Субтитров больше не было. Свободна, вихрем пронеслось у нее в мозгу. Так просто! Могучие электронные субтитры попались в ловушку на листке бумаги!
        Александр убрал ладонь от ее рта и выскочил в коридор. Хлопнула входная дверь. В коридоре прозвучали шаги - и стихли возле лифтового холла.
        Лена нерешительной походкой подошла к входной двери.
        - Эй, - позвала она. - Все в порядке?
        До чего же хорошо говорить самой!
        - Назад! - вдруг послышался голос Александра. - Лена, назад, в квартиру!
        "Что случилось?"
        Уже произнося эту фразу вслух, Лена поняла: ничего у них не вышло.
        Александр появился из лифтового холла, бледный и растерянный. В руках он держал совершенно чистый блокнот.
        На подкосившихся ногах Лена кое-как добрела до кресла. Александр поддерживал ее под локоть.
        - Слова исчезли? - снова и снова повторяла она.
        - Начисто. Бумажный лист - ненадежный носитель. Это же цифровое существо, а у бумаги нет тумблера "вкл/выкл". Она лишь секундная ловушка, в этом-то все и дело..
        Александр заметно помрачнел.
        "Лист можно было сжечь".
        - Лист можно было сжечь... - механически повторила Лена.
        - Твой симбионт вернулся бы к тебе. А отойти подальше я бы не успел.
        - Почему ты называешь его симбионтом? Он паразит!
        - Нет. Он был бы человеком, если бы родился у людей. Но это тоже жизнь, Лена. Просто другая.
        - И что нам теперь делать?
        Александр долго молчал.
        - Субтитрам нужен носитель, - наконец сказал он. - Живой, бумажный, электронный - без разницы. Ты им подошла, я тоже...
        Он вдруг встал.
        - Когда ты начала смотреть фильм, через сколько секунд тебе стало легче?
        Лена потерла лоб.
        - Секунд через десять, наверное.
        - А с бумагой? Через сколько секунд субтитры исчезли?
        - Примерно через столько же.
        - Отлично. - Александр внезапно улыбнулся. - И последний вопрос: ты мне доверяешь?
        "Нет. Ни капельки".
        - Нет. - Лена широко улыбнулась. - Ни капельки.
        - Это ж надо, так обмануть собственные субтитры! - В голосе Александра слышалось восхищение. - Будем считать, что это было безусловное "да". И надеяться, что более традиционные методы нас не подведут.
        - Какие-какие методы?
        Вместо ответа Александр поднял Лену с кресла и мягко повернул лицом к секретеру и подмигнувшей алым глазом видеокамере.
        - И последнее: прими мои извинения заранее. Это только на благо науки.
        "Что ты имеешь в виду?"
        - Что... - начала Лена.
        И замолчала, когда ее губ коснулись мягкие губы.
        В прихожей тикали напольные часы.
        Раз... Два... Три...
        Кухонные качели, вверх-вниз...
        Четыре... Пять... Шесть...
        Горячий чай в любимой кружке...
        Семь... Восемь... Девять...
        Его глаза были плотно закрыты...
        ... Десять.
        Лена отступила на шаг, моргая. Голова соображала туго, как на выпускном сочинении. Александр уже стоял, наклонившись над монитором, не открывая глаз. От компьютера к видеокамере уходил черный кабель.
        - Лучший фильм, который только может быть, - шепотом сказал Александр, набирая команду на клавиатуре. - Наслаждайся.
        И открыл глаза.
        На миг Лена увидела яркий свет, отраженный на его радужке. А может быть, ей это просто показалось. В следующую секунду Александр уже отключал кабели.
        - Девять секунд, - тихо сказал он. - Мы успели.
        - Но как ты...
        - Переписал его на диск? Помнишь, как я взял в руки камеру, когда мы вошли?
        - Кажется, да. - Лена нахмурилась, припоминая. - А что?
        - Я снял фильм о наших бесцельных попытках выманить твоего друга-симбионта, - улыбнулся Александр. - Фильм с ним и о нем. А потом я предложил ему этот фильм посмотреть. Он нырнул так глубоко, что едва ли вынырнет и через месяц.
        - То есть... я... я свободна?
        - Еще бы! - Александр положил ладони Лене на плечи. - Мы знали, что твой симбионт любит все интересное. Значит, ему нужно было это показать. Ты им управлять не могла: стало быть, перенести его на диск должен был я. Но как бы твои субтитры перешли ко мне? Я понятия об этом не имел, но опыт с бумагой показал: если прервать тебя на полуслове...
        Он с виноватым видом развел руками.
        - Ты мог бы оставить мои субтитры себе, - нерешительно предложила она.
        Александр покачал головой.
        - Два симбионта в одном человеке не выдержат. Психика носителя разлетится вдребезги. На диск твои субтитры перешли через контакт "глаза-в-глаза", значит, пока кто-то не посмотрит фильм, они будут жить там. Только... не уничтожай их, пожалуйста.
        - Субтитры - живое существо, - кивнула Лена. - Я не забуду.
        Слова выходили неловко, косо, но это были ее собственные слова, и Лена не помнила, когда чувствовала себя счастливее.
        Александр улыбнулся в ответ.
        - Ну, все счастливы... тогда все? Я пошел.
        Он потянулся к чашке, одним глотком допил чай и двинулся к входной двери.
        - Эй! - позвала Лена. - Александр! Ты вернешься?
        Вместо ответа он вновь улыбнулся.
        И исчез за дверью.
        Тема: Субтитры
        В теме 1 запись, автор: Lana92
        Предупреждение: последняя запись в эту тему сделана более 6 месяцев назад
        Привет, это снова я! Проблема решилась: если кому интересно, мы записали субтитры на диск, и он лежит у меня в секретере. Я подучила английский, и смотрю "Подозреваемого" в оригинале, ура! Еще я два раза посмотрела все серии "Звездных войн"(старые лучше!), но это, наверное, никому не интересно.
        Но вот этот диск... Наверное, глупо сочувствовать субтитрам, но мне их жаль. Там, в темноте, они пересматривает один и тот же фильм уже полгода. Пусть для них время течет по-другому, но они же живые! И решила: я их выпущу. Один мой друг смог подружиться со своими субтитрами. Думаю, он бы меня одобрил.
        Я выросла. Я знаю, что справлюсь.
        Добавить новую запись в эту тему?
        Да.
        Добавление новой записи... Готово.
        Лена достала диск из секретера. Вставила в устройство. Проверила, что входная дверь открыта.
        - Мало ли что может случиться, - бодро сказала она. - Правда?
        Если бы Александр был здесь, скорее всего, он бы спросил: "Боишься?"
        А она бы ответила: "Нет. Ни капельки".
        И соврала бы, ясное дело. Интересно, он прочитал ее сообщение на форуме?
        Лена положила руку на клавиатуру и повернулась спиной к монитору. На ощупь нажала клавишу. Нужную? Правильную?
        За спиной послышались знакомые шаги.
        - Не оборачивайся!
        И, конечно же, она обернулась.
        Телефонный разговор
        Телефон зазвонил вечером.
        Я уже не надеялась, что Витька позвонит. Когда мы утром столкнулись на лестничной площадке, он даже не поздоровался.
        - Алло, - сказал незнакомый мужской голос. - Оля, это ты?
        - Я, - честно сказала я. - Вам чего?
        Я лежала животом на софе, задрав ноги. Мама не любит, когда я так делаю. Она говорит, что обои пачкаются. Но когда говоришь по телефону, очень удобно болтать ногами и стучать ими об стенку. К тому же, если звонит кто-то незнакомый, я начинаю болтать ногами еще быстрее и перестаю нервничать. Вот как сейчас.
        - Простите, - кашлянул мой собеседник. - У вас очень юный голос. Кажется, я попал не туда.
        - Наверное, - без малейшего сочувствия согласилась я. - Слушайте, а вы могли бы пока сюда не звонить?
        - Почему?
        - У нас спаренный телефон. Если вы звоните Самсоновым, то в следующий раз они возьмут трубку и линия будет занята. А я звонка жду.
        Кажется, мой собеседник удивился.
        - Спаренный телефон?
        - Ну да. Если вы звоните три-семь-три, то попадаете к нам или к Самсоновым. Они вас не предупредили?
        - Нет, - помедлив, ответил голос. - Предупредили. Просто я забыл. Много времени прошло.
        - Бывает, - вздохнула я.
        - А вы ждете важного звонка?
        - Ну... да. Вроде того.
        - Так рано утром?
        Я покосилась в окно. Там начиналась непроглядная декабрьская темень.
        - Какое утро? Вечер уже.
        - Разве?
        Я заподозрила неладное.
        - Утро сейчас в Америке, - сказала я. - Или в Австралии. А у нас местный телефон. Выход на межгород только через телефонистку. Вы пьяный, что ли?
        Голос тихо засмеялся.
        - Если у вас вечер, то в Сиднее сейчас ночь, - сказал он. - А в Америке и вправду утро. Но я звоню не из Америки. Я просто только что прилетел и работал весь день. Вот и потерял счет времени. Извините.
        - Да не за что, - пожала плечами я. - Вы же все равно звоните не мне.
        - Так что у вас случилось?
        Я моргнула.
        - В смысле?
        - У вас голос расстроенный. Молодой и грустный. Что-то случилось?
        Случилось, подумала я. Еще как случилось. Вот остался бы ты без лучшего друга, не названивал бы без толку незнакомым девицам.
        - Вам-то что? - вслух сказала я.
        - Ну, если меня просят пока не звонить, должен же я знать, почему? - В его голосе мне послышалась улыбка. - Может быть, я тоже звоню по важному делу.
        От неожиданности я перестала болтать ногами.
        - А вы правда звоните по важному делу?
        - Да, - очень серьезно ответил он. - Если бы я мог, я позвонил бы раньше.
        Мы помолчали. Вешать трубку почему-то уже не хотелось. Тем более, что делать было решительно нечего: по телевизору ничего не показывали, видеомагнитофон мама обещала купить только в декабре, все книжки в доме я знала наизусть, а к олимпиаде готовиться не хотелось. Еще вчера утром мы с Витькой хвастались друг другу, как займем первые места. А сейчас даже думать об этом было грустно.
        - Так что у тебя случилось?
        - Да обычная история, - буркнула я. - Пригласила не того парня на дискотеке.
        - И он не пошел с тобой танцевать?
        - Хуже. - Я вздохнула. - Мы живем в одном подъезде. И дружили с первого класса. А недавно я поняла... ну, в общем, поняла. И хотела пригласить его на танец. Но так глупо получилось: Светка подошла к нему в тот же момент!
        - Он ей тоже нравится?
        В незнакомом голосе прозвучало сочувствие.
        - Не знаю. - Я почувствовала, что краснею. - Но не в ней же дело! Мальчишки решили, мы все заранее сговорились, потому что обычно Витьку на белый танец никто не приглашает. Его высмеяли, и, хуже всего, он тоже подумал, что мы нарочно! Теперь он со мной не разговаривает. Я думала, он позвонит, но...
        Я замолчала.
        - Сама ты, конечно, ему не позвонишь.
        - Еще бы! Он со мной даже не здоровается. А вы думаете, стоит позвонить?
        - Не могу тебе советовать, - с заминкой отозвался голос. - Я и сам, если честно, в подобном положении.
        Я села, подобрав под себя ноги.
        - Правда?
        - Самая настоящая. Но я - не ты. И я бы не хотел на тебя влиять.
        - Пфф! - фыркнула я. - На меня даже мама не может повлиять, чтобы я вытирала пыль в своей комнате. Ну что вы мне по телефону сделаете?
        - Ну хорошо. - Он улыбнулся. - Откровенность за откровенность.
        - Кстати, а как вас зовут?
        - Виктор. Как твоего знакомого.
        Я присвистнула.
        - Ничего себе совпадение!
        - То ли еще будет, - засмеялся он. - Кажется, я позвонил тебе не случайно.
        Я уселась поудобнее и переложила трубку к правому уху: левое изрядно вспотело.
        - Рассказывайте, - попросила я. - Вдруг и правда легче станет.
        За окном, громыхая, проехала мусорная машина. Пару дней назад я бы подхватила ведро и бросилась к двери: мы с Витькой часто там встречались и потом, вынеся мусор, еще долго болтали возле подъезда.
        В конце концов, мусора пока немного. Вынесу завтра.
        - Иногда мне кажется, что мы уже никогда не помиримся, - негромко сказала я. - Или очень-очень долго. Год... или десять. А потом уже и мириться не будет смысла.
        - Если бы тебе сказали, сколько лет пройдет, было бы легче?
        Звон, который раздался в трубке после его слов, был резким и таким противным, что я испугалась, что нас вот-вот разъединят.
        - Извини, - быстро сказал Виктор. - Неудачная шутка, признаю.
        - Да уж, - в очередной раз вздохнула я.
        Иногда мне кажется, что я теперь все время буду вздыхать. Даже на экзаменах.
        Да и какие теперь экзамены? На олимпиаду я не пойду, да и с Витькой мы больше заниматься не будем. Не видать мне мехмата, как своих ушей. Впрочем, мне туда и не надо. Раньше мы вдвоем готовились, а теперь? Что я там буду делать, сталкиваться с ним на каждом углу и делать вид, что я его не знаю? Видеть, как Витька целуется с какой-нибудь студенткой? Нет уж, спасибо.
        - Я виноват перед одной девушкой, - сказал Виктор. - Много лет прошло, а я так и не извинился. Ей тогда было плохо, но я об этом даже не догадывался.
        - И сейчас вы звонили ей?
        - Да. Хотя она, наверное, вспоминает об этом с улыбкой. Девичьи влюбленности зачастую - глупость, но об этом знают все, кроме самих девушек.
        - Ничего себе глупость! - возмутилась я. - Вас бы сейчас на мое место!
        - Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел сказать, что не все юноши в этом возрасте способны оценить, какое сокровище им достается. И очень легко ранить хорошую девушку, которая ничем этого не заслужила.
        Мои уши потихоньку начали пылать, и я кашлянула:
        - Так что у вас тогда с ней случилось?
        В трубке раздался негромкий смех.
        - Мы уже третий раз задаем друг другу этот вопрос, ты заметила?
        - Ага. - Я улыбнулась. - Так интересно же!
        Виктор помолчал, но даже его молчание казалось теплым и живым. Словно знаешь, что по ту сторону трубки находится друг.
        - Я очень ценил нашу с ней дружбу, - наконец сказал он. - Такие вещи ценишь, как воздух: когда они есть, их не замечаешь, но любой день кажется солнечным. Но мы поссорились - по моей вине. Мириться я сначала не хотел, потом было стыдно, потом просто неудобно... В общем, долгое время мы едва здоровались.
        - И теперь вы хотите помириться? Через столько лет?
        - Не только. Вот ты поссорилась с другом. В твоей жизни ничего не изменилось?
        - Изменилось, - подумав, сказала я. - Мне неприятно делать то, чем мы занимались вместе. Даже на олимпиаду идти не хочется. Пусть хоть Переспелова первое место занимает, мне все равно. И после школы я думаю пойти не на мехмат, как Витька, а куда-нибудь еще.
        - Вот видишь. Разве это разумно?
        Я пожала плечами.
        - А учиться бок о бок с Витькой? Лучше уж я буду сама по себе.
        Виктор вздохнул.
        - Я не просто так спросил, - после недолгого молчания сказал он. - У Ольги тоже была мечта. И когда мы расстались, она чуть не опустила руки.
        - Она тоже хотела поступить на мехмат?
        - Ну, не обязательно на мехмат, - в его голосе мне снова почудилась улыбка. - Но олимпиаду она чуть не пропустила. И, если бы не счастливое стечение обстоятельств, жалела бы всю жизнь.
        - Я бы не стала жалеть, - сказала я. - Что толку?
        - Так прошел всего день, - резонно возразил мой собеседник. - Ты проживи еще лет тридцать, а потом посмотри, что получится.
        Я подумала. Потом представила себя через тридцать лет: без Витьки, без докторской степени и с морщинкой на лбу, как у мамы.
        - Н-да, - сказала я вслух.
        - Ей тогда очень нужна была поддержка, - заговорил Виктор. - Помощь друга. За это я и хотел извиниться. И за то, что был бесчувственным болваном, само собой. Мне стоило позвонить ей много лет назад.
        - Думаете, у вас с ней теперь все получится? - вырвалось у меня. - Ой, извините.
        - Я думаю... - Виктор помедлил. - Думаю, у нее все будет хорошо. Это самое главное.
        - А... какое место она тогда заняла на олимпиаде?
        В трубке раздался треск.
        - Уж извини, не отвечу, - раздался сквозь помехи голос Виктора. - Но вот что я тебе скажу. Мне кажется, ты выступишь еще лучше.
        - Правда?
        - Самая настоящая.
        Я помолчала.
        - После ваших слов и вправду хочется пойти на олимпиаду.
        - Еще бы. Не отдавать же первый приз этой, как ее...
        - Переспеловой, - автоматически сказала я. - Постойте, вы же никого не знаете из нашей школы!
        - Я? Нет... конечно, нет. Хотя когда-то я тоже там учился.
        Виктор замолчал. Почему-то я твердо знала, что разговор подошел к концу.
        Мы заговорили одновременно.
        - Наверное, я... - начала я.
        - Наверное, мне пора, - просто сказал он.
        - Ага. Я не буду поднимать трубку, когда вы перезвоните, - сказала я.
        - Кому?
        - Самсоновым. Вы же набирали их номер?
        - Ах, да. Да, конечно... Я перезвоню. Но попозже, хорошо?
        Я улыбнулась.
        - Вы у меня спрашиваете разрешения?
        Виктор хмыкнул.
        - Я бы позвонил твоему другу, но, боюсь, этот юный негодяй не воспримет меня всерьез. Хотя было бы забавно.
        В этот раз звон в трубке прозвучал тихо-тихо, будто прощаясь.
        - Удачи вам, - искренне сказала я.
        - Спасибо. И тебе. И еще одно...
        - Да?
        - Счастливого будущего, - сказал Виктор. И связь оборвалась.
        Позже, когда я села за письменный стол с раскрытым задачником, я поставила аппарат рядом с собой. Но в тот вечер телефон так и не зазвонил.
        Виктор положил трубку. Отключил датчики.
        - Вернулся? - спросила Ольга. - У тебя было такое лицо...
        - Какое?
        - Такое... знаешь... как тогда.
        Они замолчали.
        Точно так же, как минуту назад - только между ними больше не было телефона.
        - Датчик три раза звенел, - задумчиво сказал Виктор. - Или больше? Я боялся, что меня выбросит из разговора.
        - Но ты ведь ничего такого не сказал? Я не догадалась?
        - Не догадалась, - подтвердил он. - Хотя я чуть не признался, что мы снова стали друзьями в университете.
        - Стали встречаться...
        - И поженились.
        - Ну и славно, - вздохнула она. - Знаешь, мне правда тогда было плохо. Если бы тот Виктор не позвонил...
        - Ты бы не поступила на мехмат?
        - Поступила бы. Но... - Она улыбнулась. - Я не догадалась, что это был ты.
        - Да уж, мой старенький телефон такого не умел, - улыбнулся Виктор.
        Он сел рядом с ней.
        - Я люблю тебя.
        - Правда?
        - Самая настоящая.
        Учебная тревога
        Каюту залил солнечный свет. В западном полушарии Марса наступило утро.
        - Вот и солнце взошло. - Джей оторвался от карт.
        - Ага, - безразлично отозвалась Карен. - Еще два часа вахты. Твой ход.
        Орбитальную станцию "Джи-два" запустили в сорок четвертом году, когда первая станция была уже на последнем издыхании. 2344 - ну это что за дата? Эх, не могли годик подождать! Я люблю красивые числа и красивых девушек, но мне не везет ни с теми, ни с другими. Агент безопасности, без повышения уже более трех лет, и чувствую я, эта должность на "Джи-два" - мой потолок. Сидеть мне вот так с коллегами, ждать окончания вахты и пялиться в иллюминатор. Лучше, конечно, чем в отделении Бюро в каком-нибудь захолустном городе, но... эх.
        - Рик, ты где витаешь? - Оклик Карен вернул меня к действительности. - Если проиграешь все печенье, отыграться и не мечтай!
        - Сластена... - Я ухмыльнулся. - С каких это пор страсть к шоколадному печенью является непременным атрибутом агентов Бюро?
        - Самокритика, агент Стивенс?
        - Само собой, агент Рэйс.
        - А каком выигрыше вообще может идти речь, когда за этим столом сижу я? - Джей попытался закинуть ноги на стол, промахнулся, чуть не вылетев из кресла, и небрежно махнул рукой. - Вы, дети мои, проигрались в пух и прах еще до своего появления на свет. Смотрите, как это делает мастер!
        За что мы его любим, так это за благодушие. Джей - такой же неудачник, как и мы с Карен, но умения делать хорошую мину при плохой игре у него не отнимешь.
        - Знаете, что меня в нашей работе удивляет больше всего? - Карен рассеяно посмотрела в свои карты, покачала головой и разжала пальцы. Прямоугольные кусочки бумаги, кувыркаясь, полетели на пол. Ага, мелочь, как я и предполагал... - Как быстро мы ко всему привыкаем. Лет пятьсот назад при одной мысли о полете на Марс открывались рты. Лет двести назад, стоило сказать, что атмосферу Марса можно обогатить и выйти из-под куполов, меня бы сразу подняли на смех. А лет пятьдесят назад мне бы никто не поверил, если бы я рассказала, чем закончится полное терраформирование.
        - Изоляцией, это сегодня знает каждый школьник. - Джей зевнул. - Прописные истины, Карен. Что-то в атмосфере или почве порождает скачкообразную перестройку нервной системы у всех колонистов. Прилетел на Марс, и через два часа, неделю или через год - раз! И можешь наслаждаться жизнью на планете или тут, на станции, но путь на Землю тебе заказан - сердечко не выдержит.
        - Да, но почему? - Карен нахмурилась. - Что-то мы разбудили, но что?
        Я промолчал. Отец Карен, великолепный ученый и исследователь Уилл Рэйс, прибыл на Марс два года назад, работать над средством от этой заразы. По всем прикидкам выходило, что на Землю ему уже не вернуться. Карен появилась на станции год спустя, и, кажется, я знал почему: уже долгие годы единственным местом, где мы и марсиане могли видеться, оставалась "Джи-два". Практически неуничтожимая, рассчитанная на несколько десятков тысяч человек станция с годами превратилась из места для переговоров и деловых сделок в место для свиданий и переброски грузов и немногочисленных иммигрантов из числа тех, кому нечего терять, не более того.
        Идиотов, желавших порвать последнюю связь с Землей, а вместе с ней - с родными и близкими миллионов человек, за тридцать лет не нашлось. Именно поэтому "Джи-один" отслужила полный срок, несмотря на митинги протеста и письма с угрозами. Именно поэтому у Джея, Карен и меня так мало работы.
        На мочке уха запищал коммуникатор. Ну вот.
        - Тревога! Попытка биологического терроризма! Агентам безопасности срочно прибыть к командиру станции!
        Я в сердцах тряхнул головой, и голос затих.
        - Дьявол! - Карен была уже на ногах. - Я им покажу кузькину мать!
        Джей беззвучно закашлялся у нее за спиной.
        Спустя две с половиной минуты мы уже были в каюте для переговоров. По сути такая же дыра: стол, стулья, техника, минимальный комфорт. Ан нет, что-то было по-другому - аура особая, что ли? Может быть, именно поэтому Майк Харпер - командир станции, а ваш покорный слуга сидит там, где сидит.
        - Форсайт, Рэйс, Стивенс. - Майк кивнул. Неплохой он парень, наш командир. За своих пойдет в огонь и в воду, и плевать, с какой они планеты. Марсианин, конечно: Марс поставил ультиматум, что станцией будет командовать их человек, еще на "Джи-один". - Я надеюсь, вы справитесь.
        - Конечно, командир! - это Джей.
        - Ситуация такова. - Карен собралась, Джей подтянулся, и даже я почувствовал, что расправляю плечи. - На борту станции находится или вскоре появится неизвестный террорист. У него в багаже находится контейнер приблизительно шести дюймов в диаметре. В контейнере вирус неизвестного происхождения. По всей видимости, детекторы на контейнер не реагируют. То, что вирус крайне опасен, нам сообщила База.
        В болоте - дерево, на дереве - гнездо, в гнезде - яйцо... Безопасники на Марсе зря паниковать не будут. Дело, похоже, действительно серьезное. Но...
        - Но что ему делать здесь, на станции? - вырвалось у меня. - Если он хочет передать вирус на Землю, почему не сесть в ракету на Марсе, попробовав пробиться через кордоны? Шансы те же.
        - Ему нужен курьер, - процедила Карен. - Кто-то из наших, кто сможет долететь до Земли, остаться в живых и передать груз.
        - Задачей террориста, по видимому, является доставка контейнера посреднику на станции. - Командир, казалось, не услышал моего вопроса. - Тем не менее, рисковать мы не можем: я отдал приказ усилить охрану. Возможно, что террорист все еще на Марсе, но по большому счету, это не имеет значения: через несколько часов или суток он все равно окажется здесь. Агент Рэйс, займитесь системами наблюдения. Я хочу знать, кто появился на моей станции за последние сутки. Форсайт, Стивенс - займитесь информаторами, и прочешите станцию сверху донизу!
        - Не нравится мне все это, командир, - подал голос Джей. - Он уже мог успеть произвести обмен, и контейнер может быть на любом из рейсов, направляющихся на Землю!
        - Невозможно, - сухо отрезал Харпер. - Ни один корабль не отправится на Землю, пока террорист не будет пойман.
        Сурово. И крайними в любом случае окажемся мы.
        - Если вопросов больше нет, работайте.
        Кивнув на прощание командиру и получив ответный кивок, я уныло направился за Джеем по коридору. Посмотрим, что скажут информаторы - те, кто зарабатывает тонкий слой ветчины на свой кусок хлеба противозаконными делишками вроде контрабанды, фальшивых кредиток, приглашений и виз, или организацией игр в покер, в которых, скажем так, шоколадным печеньем не отделаешься. Я им не верю ни на грош.
        Джей, как оказалось, тоже.
        - Не стоит терять время на информаторов, - отрывисто сказал он, останавливаясь у лифта и нажимая панель вызова. - Если у террориста есть мозги, к этим ребятам он не обратится.
        - Тогда что? Блокируем переходы и лифты, и устраиваем повальную проверку?
        - Не поможет. Слишком долго, а у нас нет времени. Ты заметил, капитан в панике?
        - Да не особо. Голос спокойный, руки не дрожат... подожди. - Я нахмурился. - Ты хочешь сказать, что он знает что-то, чего мы не знаем? И ситуация еще серьезнее?
        - Он марсианин, Рик. Если он не завербован местной безопасностью, то я - китайский болванчик. Сдается мне, нас используют втемную.
        Марсиане в общем-то ребята неплохие. Еще пару десятков лет назад отношения с ними были более чем прохладными: средств колония заглотила почище любой черной дыры, но необратимые изменения в нервной системе марсиан поставили крест на проекте "Земля-два". После таких затрат даже русские не будут вкладываться в межзвездную экспансию, слишком велик риск. А на Марсе сейчас кризис. Судя по тому, что я слышал, с таким комфортом, как на Земле, там не устроиться, а на Землю не улететь. В каком-то смысле изоляция спасает колонию: первопроходцев туда отправилось достаточно, чтобы гарантировать Марсу автономность, и тонкий ручеек иммигрантов не пересыхает и поныне, но расширяться колония в ближайшие годы не будет. И правильно. То есть я, конечно, не из тех параноиков, что ждут войны с Марсом, но в Бюро учат однозначно: мы и Марс - союзники. А союз - всегда явление временное.
        - Так что? - Джей нетерпеливо смотрел на меня. - Ты поможешь мне взломать закрытый канал?
        - А? Что? Где? - Я потер лоб. - Что я пропустил? Ты ведь не серьезно, правда? Прослушивать командира станции - нас вышибут и со станции, и из Бюро, и правильно сделают!
        - Не будь кретином. Дело серьезное, а Земля своих не бросает.
        - Но...
        - Заткнись. - Сейчас он ничем не напоминал Джея-гуляку и балагура. - Или ты поможешь мне, или я сам вышибу тебя со станции. Когда шишки из Бюро получат отчет из Центрального Разведывательного Управления, они меня поддержат.
        Центральное Разведывательное Управление... Так Джей оттуда. М-да. Рик, я тебя поздравляю. Ты еще, помнится, сокрушался, что никак тебя не повысят? Да с такими мозгами, как у тебя, ты только одного повышения и дождешься - на тот свет. Скажи спасибо, что вообще оставили в Бюро.
        - Хорошо. - Я замялся. Спросить у него "Так ты что, все это время шпионил на Землю?" сейчас будет просто верхом идиотизма.
        Но Джей, похоже, и так все понял.
        - Идем. - Он хлопнул меня по плечу и шагнул в открывающиеся двери лифта. - Потом будет время наговориться.
        Мы не успели.
        Карен нагнала нас, когда двери уже начали смыкаться, но мне хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы тут же выставить в щель ногу в тяжелом магнитном ботинке. Створки обиженно раскрылись, выплюнув нас с Джеем под осуждающие взгляды остальных пассажиров.
        - Карен, что-то важное?
        Она молча кивнула.
        - Пойдем к командиру, - моментально сориентировался Джей. - По пути поговорим.
        - Здесь что-то нечисто, - начала Карен, пока мы шли по коридору. Навстречу все чаще попадались вооруженные пехотинцы. Приказы командира станции исполнялись с завидной точностью. Одни мы мечемся туда-сюда, а толку-то! - Я просмотрела записи за прошлые сутки, и... В общем, мой отец здесь.
        - Твой отец? - Джей, в отличие от Карен, вовсе не выглядел озадаченным. - Чего-то подобного я и ожидал. Интересно, интересно...
        - Посмотрела бы я на тебя, если бы это был твой отец! - огрызнулась Карен. - Мы должны были встретиться через две недели, не раньше, а он приезжает сегодня! Он занимается бактериологическими исследованиями в Ломоносовской лаборатории, а я получаю сообщение о вирусе! Сложи два и два!
        - Уже сложил, дорогая моя. Он попытается с тобой связаться, не сомневайся.
        - И что я ему скажу? Конечно, папочка, я обязательно заберу у тебя эту подозрительную пробирку! Постараюсь завезти ее домой в следующий отпуск, а тебе привезу пирожков с яблоками! Джей, ты хоть понимаешь, что это для меня значит?
        - Понимаю, - спокойно сказал Джей. Помолчал и очень тихо добавил:
        - Вполне возможно, это и не вирус вовсе...
        У дверей в каюту командира нас еще один ждал сюрприз. Точнее, два. Два высоких, широкоплечих, одетых в военную форму с очень примечательными нашивками сюрприза. Безопасники с Марса.
        - Приказ командира станции, - безразлично протянул первый верзила. - Теперь расследованием будет заниматься наша служба.
        - Не очень-то и хотелось, - в тон ему ответил Джей. Карен открыла рот, но я с деланным смешком приобнял ее за талию и очень чувствительно тыкнул пальцем в бок. Кажется, она поняла.
        - Теперь ты скажешь, что и этого ждал? - прошипел я, в очередной раз вышагивая к лифту.
        - Конечно. - Джей даже не обернулся. - Твой коммуникатор уже сдох, и доступ в сеть временно аннулирован, не сомневайся. Карен - молодчина, что успела просмотреть записи. Они догадаются не сразу, так что время у нас есть, но немного. Пока они решают, что делать, но через полчаса-час всех разгонят по каютам, и начнутся обыски.
        - А мой отец? Куда мы пойдем? - В голосе Карен появились истерические нотки.
        - Нет, дети мои, господь определенно обделил вас мозгами. - Джей снисходительно покачал головой. - В твою каюту, разумеется.
        Профессор Рэйс резко вскочил с тахты при нашем появлении. Он даже и не думал прятаться.
        - Отец! - Карен в два прыжка пересекла каюту, пока Джей возился с замком. Я, как всегда, стоял столбом. Хорошо хоть, рот удосужился закрыть.
        - Карен. - Профессор рассеянно похлопал ее по спине. - Твоим друзьям можно доверять?
        - Мы с Земли, - со значением произнес Джей.
        - Хорошо... это очень хорошо. - Он как-то вдруг обмяк и рухнул обратно. - Видите ли, правительство Марса мной очень недовольно. Я бы даже сказал, у них есть ко мне претензии.
        - И я их понимаю! - Карен чуть не плакала. - Ты пронес вирус на станцию - ты, ученый! Отец, как ты мог?
        - Девочка моя, это не совсем так. - В голосе профессора прорезалась ирония. - Я понимаю, что ты скорее поверишь правительству Марса, чем своему старому отцу, но все-таки попрошу выслушать и меня. Я, понимаешь ли, нашел способ покончить с этой чумой...
        - С перестройкой нервной системы у жителей Марса?
        - Ну, это еще впереди. Но первый шаг сделан. - Профессор наклонился и достал из-под тахты небольшой контейнер. Неужели тот самый? - Здесь образцы вакцины для жителей Земли. Одна инъекция, и можно жить, работать, творить на Марсе годы, и потом спокойно вернуться домой. Любая вакцина содержит вирус в его ослабленной форме, так что в какой-то степени марсиане правы: я действительно пронес вирус на станцию.
        - И это безопасно? Вы уверены?
        - Я могу сказать лишь одно: нам, жителям Марса, уже не помочь. Но для землян есть надежда. Если мы не хотим потерять связь с целой планетой, нужно рискнуть.
        Он перевел дыхание. Карен села рядом с отцом.
        - Подожди. Если это правда, почему марсиане пытаются тебе помешать?
        Профессор вздохнул.
        - У меня две гипотезы. Первая проста и печальна: марсиан устраивает статус-кво. Им нужна власть, и им совершенно не нужны мы. До отвращения банально, но соответствует природе человеческой. Признаюсь честно, если эта гипотеза подтвердится, я буду счастлив.
        - А вторая?
        - Марс - чужая планета, - задумчиво произнес профессор. - Непонятная. Странная. Страшная. Есть многое на свете, друг Горацио... Есть и чужой разум. И кто сказал, что он непременно должен быть облечен в гуманоидную форму?
        Вирус. Марсианами управляет вирус.
        Меня передернуло. Невыразительные лица безопасников у нашей каюты, дружелюбная улыбка Майка Харпера, да сам профессор Рэйс, в конце концов! Неужели они все - марсиане в том самом, глубинном смысле? Том, о котором писали еще Уэллс и Брэдбери?
        - Если ваша вторая гипотеза верна, профессор Рэйс, - услышал я, - то в вакцине, что вы везете землянам, дремлет смерть. Мало того, вы сами - чужак.
        Карен вскочила.
        - Джей, что ты себе...
        - Он прав, Карен, - покачал головой профессор. - Ведь ты сама обвиняла меня в терроризме пару минут назад. Но, молодой человек, отставьте профессиональную паранойю в сторону и скажите мне: можем ли мы упустить такой шанс вернуть себе колонию? Мы, Земля? Мы, люди? Те, кто не видел своих детей на Марсе десятки лет?
        Джей скрестил руки на груди.
        - Интересная проблемка, - медленно сказал он. - Или мы помогаем доброму и хорошему отцу нашей Карен, или выдаем его плохим парням из марсианской СБ. Кто же в здравом уме примет второе решение?
        - Ты, - одновременно сказали мы с Карен. И переглянулись.
        А ведь верно...
        Глаза профессора расширились. Карен как-то очень задумчиво посмотрела на него, словно ему на грудь внезапно повесили табличку с надписью "плохой парень".
        - Не верю, - сказала она. - Вакцина, шмакцина - все равно вирус, пусть и ослабленный. Ему не место на Земле. А ты, папа, ни за что не подставил бы меня под удар. Ни Землю, ни нас, ни маму. Это все понарошку, верно? Это...
        - Учебная тревога.
        Дверь каюты распахнулась. На пороге стоял командир Харпер.
        - Вы уложились в норматив, - сообщил он. - Поздравляю.
        Я заморгал. Так никакого контейнера с вирусом не существует? Совсем?
        - Хорошо вы подготовились, - уважительно сказал Джей. - Даже по моим каналам утечки не было.
        - Не зря же я ем хлеб налогоплательщиков, - в тон ему ответил Майк Харпер. - Отдыхайте, парни. Карен, увольнительная на двое суток. Можешь побыть с отцом. И спасибо за содействие, профессор. Как разработаете настоящую вакцину, дайте знать.
        - Непременно, - смущенно улыбнулся тот. - Правда, видите ли, процесс пока...
        Но командир уже вышел.
        Полчаса спустя мы с Джеем прогулочным шагом шли по коридорам станции. Впереди спешили по своим делам гражданские, в основном с Земли: торговцы, дипломаты, контрабандисты и прочая шушера. Если бы не оказалось, что профессор нас разыграл, им всем грозила бы незавидная участь стать клетками того самого "вируса". К счастью, тревога оказалась учебной, и профессор спокойно отправит на Землю контейнер с результатами своих опытов, чтобы его коллеги на нашей планете...
        Я остановился. Джей недоуменно посмотрел на меня.
        - Джей, а что, если вирус существует? - медленно сказал я. - И профессор не врал?
        - Угу. А начальство, стало быть, врало. И безопасники с ним за компанию.
        - Ну, они все с Марса...
        - А нам зачем рассказали? Позабавиться?
        - Может, отвлечь нас? Ведь за грузы отвечает Бюро! Если тревога была учебная, никакой задержки кораблей не было, и досматривал их только Марс! Проверь, за последние полчаса были отправки на Землю?
        Джей пожал плечами, но достал из кармана планшет.
        - Одна отправка. Бумаги и образцы минералов, ничего особенного.
        - Образцы, значит... - проговорил я.
        Мы переглянулись.
        - Да нет, - уже не так уверенно сказал Джей. - Не может быть.
        - Ребята! - Карен выскочила из каюты. - Нам троим предлагают повышение! С трехдневной стажировкой на Марсе в гермокостюмах! Майк говорит, это абсолютно безопасно! Правда, здорово?
        Фаворитка
        Одежду у нее отобрали сразу. Прикрываться руками запретили. Тари стояла, голая, в узкой клети вишневого дерева и ждала.
        В воздухе разливались запахи: свежелакированных ширм, незнакомых духов, воды рядом. Сейчас, в полутьме, она чувствовала их особенно остро. И щекотную шерсть ковра под босыми ступнями. И холодок между лопатками - холодок, сменившийся предчувствием, что сейчас, вот-вот, ее кольнут в спину, и...
        Черные резные ширмы, закрывающие проход, дрогнули и разошлись. Тари неуверенно ступила вперед.
        - Закройте двери, - проговорил голос откуда-то сверху. - И оставьте нас.
        За спиной Тари дерево стукнуло о дерево. Прошуршала ткань, и все стихло.
        Тари стояла перед овальным бассейном, подсвеченным изнутри. Темная занавесь делила комнату и миниатюрное озеро пополам, не касаясь прозрачной лазоревой воды. На миг девушке пришла в голову шальная мысль: должно быть, не одна будущая наложница бросалась в воду и выныривала на той стороне, стройная и обнаженная. Может быть?..
        - Садись, - произнес голос мягче. - Мы поговорим.
        Тари огляделась, но вокруг не было ни стульев, ни подушек. Мраморный бортик бассейна был слишком холодным - и лежал слишком близко к той стороне.
        Голос за занавесью ждал. Тари помедлила и опустилась на пол, разведя ноги. Колени коснулись теплого дерева, и девушке вдруг захотелось остановить эту секунду, запомнить ее - начало испытания, минута, когда она не сделала еще ни одной ошибки.
        - Ты хочешь одеться? Пить?
        - Н-нет. Мне уютно, - поправилась Тари.
        - Зачем ты здесь?
        Вопрос прозвучал, как удар колокола. Тари вздрогнула.
        - Вы не знаете?
        - Я хочу, чтобы ответила ты.
        - Я... - Тари почувствовала, как к щекам подбирается краска. - Я хочу, чтобы меня выбрали.
        - Стать наложницей, любовницей, фавориткой, - серьезно, без насмешки произнес голос. - Не жалкого лавочника - одного из сильных мира всего. Какое из этих слов тебе больше нравится?
        Тари подняла голову, силясь разглядеть невидимого собеседника. Занавесь оставалась непроницаемой.
        - Я тебя вижу, - с легкой насмешкой заметил голос. - Ты меня - нет. Не щурься.
        - Простите. Но я не понимаю. Я думала, я буду танцевать, или... - она вспыхнула, поднесла ладони к грудям, и тут же бессильно опустила руки.
        - А мы разговариваем. Все верно. Тебе очень повезло, Тари. Впрочем, - голос тихо засмеялся, - тут как посмотреть. Тебя видел император.
        Тари судорожно вздохнула.
        Император!
        Под мышками набухал холодный пот. Одно неверное слово, непочтительный жест, и не розги даже - виселица.
        - Сколько тебе лет? - спросила темнота.
        - Семнадцать...
        - Ребенок. Что ты здесь делаешь?
        - Честно? - вырвалось у нее.
        - Ты не умеешь врать... Почему ты здесь, Тари? Раздетая, беззащитная - тебя выбирают, как вещь. Тебе это нравится?
        - А бывает по-другому? - осмелев, спросила она.
        Короткий смешок.
        - Редко. И не в твоем случае. Так почему ты избрала такую судьбу?
        - А что еще остается? - Тари выпрямилась. - Выйти замуж и доить коров с утра до вечера? В чужой семье, где каждый норовит пнуть и унизить? Где я хуже прислуги?
        - Разве тебя не учили, что семья - доля женщины?
        Голос был сухой и ироничный. Тари не могла понять, говорит ли он серьезно или насмехается.
        - Но я хочу любить. А если меня не... какой смысл? - почти прошептала она.
        Голос молчал.
        - Я могу вернуть тебя домой, к семье, - наконец сказал он. - Ты ни в чем не будешь нуждаться. Хочешь?
        Император... Тари прикрыла глаза.
        Что, если бы за занавесью стоял император? И велел бы ей... велел бы...
        - Я никогда не видела его в лицо, - сказала Тари вслух. - Ни разу. А я хотела бы.
        Невидимый собеседник вздохнул.
        - За тобой придут.
        Струи горячей воды лились с потолка, стучали по голым плечам в такт заходившемуся сердцу. Тари зачерпнула пены из чеканной серебряной чаши, провела пальцами по животу. Внутри все сжалось.
        Мозаика на полу, окна из цветного стекла... Тари на миг прикрыла глаза. Тонкая рубашка липла к влажному телу, а руки, вдруг ставшие непослушными, не сразу справились с бронзовой дверной задвижкой.
        Заперлась от императора... Тари с трудом сдержала нервный смешок, выходя из ванной. Прикрыла ладонью рот - и заметила, что в опочивальне она больше не одна. На широком ложе за полупрозрачной вуалью балдахина лежал человек.
        Тари нерешительно приблизилась. По белоснежной подушке разметались светлые волосы. Полы легкого халата раскинулись на покрывале, как крылья бабочки. Глаза человека были закрыты.
        Но ее удивило не это. Ее будущий любовник и властелин оказался куда моложе, чем она предполагала. Тридцать? Тридцать пять? Двадцать девять?
        И он вот-вот откроет глаза...
        Голова закружилась. Торопливо отвернувшись, Тари шагнула назад, но поскользнулась на гладкой мозаике и не удержалась на ногах.
        Сильные руки подхватили ее.
        - Тихо. - Тари узнала голос вчерашнего собеседника. - Закрой глаза и дыши.
        Глаза закрылись сами собой. Тари вдохнула и почувствовала его запах: легкий, едва уловимый аромат горящего воска, древесного дыма.
        Она обернулась. На кровати никого не было. Значит, тот, кто ее держит...
        - Вы... - прошептала она.
        - Я. Молчи.
        Холодные пальцы коснулись горящей щеки. У Тари подкосились колени.
        - ...Представь себе остров в море. Раскаленные камни под босыми ногами, душное солнце, колючие заросли. Хочется пить... хочется убежать. Разочарование, да? Ведь когда ты смотрела на резную картинку из перламутра, ты видела лишь парус на горизонте, прохладную воду, душистые цветы. Издалека все сладко. А вот вблизи...
        Они лежали на низкой узорчатой кровати, соприкасаясь плечами. Думать было немыслимо, и Тари вцепилась в чужую ладонь, как узник - в догорающую свечу.
        - Зачем я здесь? - прошептала Тари. - Почему вы выбрали меня?
        - Как ни странно, мне показалось, что ты меня полюбишь.
        - Это еще одно испытание? - шепотом спросила она.
        - Хуже. - Его голос эхом облетел комнату. - Это настоящая жизнь.
        Ложе качалось, как лодка. Далекий потолок казался небом. Император смотрел на нее, и под этим взглядом она проваливалась, таяла, тонула...
        - Ты понимаешь, что с тобой могли сделать? Кого готовят из девочек для лысеющих вельмож?
        - Подруг... возлюбленных... фавориток...
        - Разумеется. На год-другой. Потом они оказываются в гареме из таких же дурех, в дешевых публичных домах - или в гробу, если удачливая соперница прибегнет к яду. Это обычай, к которому не подступиться даже мне.
        - Тогда почему вы вообще там были? В том зале, где нас выбирали?
        - Я закрыл тот дом, - последовал ответ. - Торговцев живым товаром это не остановит, но будущие наложницы получат передышку.
        Тари невольно фыркнула.
        - Передышку? Работая в поле? Или, может, разнося пиво в гостиницах?
        - Очень немногие фаворитки доживают во дворцах до глубокой старости, - негромко сказал тот, кого называли императором. - Редкие вельможи оставляют их при себе, зачастую пренебрегая всеми приличиями... я никогда не понимал, почему.
        - Может быть, им тоже хочется быть счастливыми?
        Стало очень тихо. Потом легкая рука мягко коснулась ее волос.
        - Может быть...
        Тари не заметила, как уснула.
        Вечером в спальне зажглись огни. В голубоватом свете, с зелеными растениями, заглядывающими в окно, с причудливыми тенями, изгибающимися на полу, - казалось, опочивальня переместилась под воду. И воздух был прохладный, гладкий, как шелк.
        - ...Для чего живут императоры? Если их никто не видит, кроме официальных церемоний, законы придуманы давным-давно, а по всей империи правят наместники?
        - Ты мечтала посмотреть на меня, а теперь пренебрежительно спрашиваешь, зачем я вообще нужен? Не самый лучший способ завоевать мое доверие, знаешь ли.
        - А вы мне доверяете?
        - Больше, чем ты думаешь.
        Тари кашлянула.
        - Можно... можно еще вопрос? Почему вы выбрали меня? Ведь...
        - ...Императору с радостью покорится любая, - завершил ее собеседник. - Да. И будет плести интриги, упрочивать свое положение, тянуть родных ко двору. Ты - единственная, кого это мало волновало. К тому же ты не ладишь с семьей.
        - И это все?
        - Если я скажу, что влюбился в твои широко раскрытые глаза с первого взгляда, ты мне поверишь?
        - Нет...
        - Вот видишь, ты уже учишься.
        Тари глубоко вздохнула. Она сама не знала, что отогнало страх. Домашний теплый блеск светильников у входа? Или блюдо с рыбой, что лежало между ними? Ее доставили в сверкающем льде, на ярких воздушных шарах; выловили из моря утром...
        Море... Купаться с императором...
        Ее избранник молча смотрел на нее. Тари наклонилась, и, теряя сознание от собственной смелости, поцеловала его в губы.
        Ощущение нереальности захлестывало ее, словно морские волны. Ее руки обвили его шею; он расстегнул ворот ее рубашки. Светильники начали гаснуть, и вокруг легли темно-синие тени, как на большой глубине.
        Он что-то прошептал; она не слышала слов. Его рука скользнула ниже. Тари выгнулась, и вторая рука скользнула ей за спину, жесткая и нежная одновременно.
        - Не сейчас, - вдруг шепнул он. Сейчас, в полутьме, ему можно было дать не тридцать даже - двадцать. - Подожди.
        В ушах Тари шумело, как не шумело ни одно море.
        - Послушай... Ты спросила, для чего нужны императоры. Тише, не дыши так... Когда ощущаешь себя частичкой целого, мир вокруг обретает смысл.
        - Император...
        - Император должен любить свою империю. Видеть каждую душу в вечернем небе. Смотреть сквозь облака и радоваться рассвету вместе с любым из своих подданных, даже если его одиночество куда глубже, чем... - Он оборвал фразу.
        - Но вы в это не верите, - тихо сказала Тари. - Вы одиноки.
        - В империю нельзя не верить, - серьезно сказал император. - Иначе мир перестает быть чудом. Деревья, порт, крикливые мальчишки, причальные доски... какой смысл, если ты не любишь? Хоть кого-то? Например, хрупкую девчонку с распахнутыми глазами, которой очень хотелось увидеть императора?
        Она моргнула.
        - Глупая, - совершенно спокойно сказал он. - Если захочешь, ты уйдешь отсюда в эту же минуту. Я дам тебе охрану, поместье, покой и право выйти замуж за кого угодно - или не делать этого вовсе. Мне не нужно твое тело, если ты этого не хочешь.
        Тари медленно покачала головой, не отрывая от него взгляда.
        - Нет.
        Он наклонился к ней в полутьме. И легко коснулся губами ее губ.
        Первый страх перед неизведанным уходил, сменялся ожиданием и наплывал снова: она пьянела без вина, тени перед глазами кружились, как в хороводе вокруг невидимого костра. Тари замерла в поцелуе, боясь пошевелиться.
        И не шевельнулась, когда тонкие пальцы легко-легко проплыли по щеке, по груди, захватили впадинки локтей... уложили ее на широкое ложе... и через минуту она целовала его, задыхаясь, не сознавая, что делает...
        Последний светильник съежился и погас.
        - ...Ты очень красива. Знаешь?
        Огромное утреннее небо заглядывало в спальню. Тари лежала, полуприкрыв глаза, и слушала. Постель грела и нежила ее, как теплое море.
        - Вы любили кого-нибудь... раньше?
        Император задумчиво посмотрел на нее.
        - Была одна девушка, - тихо сказал он. - Очень далеко. Я хотел ее забрать, спасти... не успел. Никто не всесилен, даже тот, кто носит имя императора. Я помню.
        - Но... вы взяли меня. Вы можете все.
        Он покачал головой.
        - Боюсь, что зря. Рано или поздно тебя убьют. Ты мне слишком дорога.
        - Почему? - прошептала она.
        - Ты нужна мне. Я люблю тебя.
        - Так просто? После одной лишь ночи?
        - А бывает иначе?
        Теплые пальцы легли ей на шею. Тари коснулась щекой его запястья.
        - Расскажи мне еще, - попросила она. - Каково это - быть императором?
        Дни шли за днями. Он рассказывал ей, и у нее на глазах выступали слезы. Иногда она плакала вслух; он брал ее на руки и укачивал, как ребенка. Один раз сорвался он, и Тари соскользнула на пол и обвила руками его колени, шепча успокаивающие слова.
        Потом она засыпала в его руках, и чужое дыхание обвевало ее, как прибой. Дважды они вместе встречали рассвет, но чаще Тари просыпалась одна.
        - ...Ты умна. Талантлива. Когда ты жила в семье, у тебя было занятие по душе?
        - Нет, - чуть удивленно ответила она. - У меня никогда не было времени.
        - А сейчас? Сидишь в дворцовой библиотеке?
        - И придумываю свое, - Тари отвела взгляд. - Иногда записываю. Живые леса, реки, колесные плоты, корзины с грибами... солнечные лучи.
        - Отправить тебя в далекие земли... Может быть, это выход.
        - Я не хочу... - начала Тари. Император поднял руку:
        - Помолчи. Ты знаешь, сколько тех, что хотели бы подсунуть мне племянницу, дочь, собственную невесту, наконец?
        - Это неважно, - сказала Тари шепотом. - Я не уйду. Я не могу... быть не здесь.
        Император смотрел на нее, и в серых глазах стыли настороженность и тоска. Тари все чаще видела у него этот взгляд - но никак не могла понять, откуда он берется.
        - Ты не понимаешь. Лучше отпустить, чем...
        - Разве можно отпустить того, кто тебе доверился? Император - способен бросить империю?
        Император тихо засмеялся.
        - Империя... Императоры сменяются много лет, и ни один не верил в империю. Может быть, потому, что она никогда не дает ответов, никогда не признается в любви. Скорее, отзовется болью бунта - как пощечина от любимой.
        - А если бы мы убежали? Вместе?
        Он вздохнул. Привлек ее к себе:
        - Что ты говоришь...
        Тари проснулась от грохота. Двери опочивальни слетели с петель, и в проходе топорщились заряженные арбалеты.
        Смятая постель пустовала. У Тари рухнуло сердце.
        За окном зеленел ночной парк. Шелестели на ветру яблони, высоко в небе плыли подсвеченные луной облака. Все, как вчера, позавчера, месяц назад... но любое счастье заканчивается, верно?
        Из коридора донесся знакомый усталый голос. Тари ухватилась за балдахин, чтобы не упасть. Тонкая ткань немедленно порвалась, и девушка скатилась на пол, больно ушибив колено.
        Молчаливые арбалетчики отступили, и в опочивальню шагнула прямая фигура. В волосах тусклым блеском светился золотой обруч.
        - Ты не ранена? - произнес холодный голос.
        Тари помотала головой, торопливо смаргивая слезы.
        - А ты?..
        Император отошел в сторону. По паркету ползла темно-красная струйка.
        - Не смотри туда, - сухо сказал он, заметив ее взгляд. - К утру здесь все уберут.
        Тари оправила ночную рубашку, не поднимая взгляда. Император коснулся стены ладонью, и каменная кладка повернулась. В проеме виднелись очертания ступеней.
        - Идем, - мягко сказал он, обнимая ее за плечи. - Все хорошо, слышишь? Идем.
        - Отсюда? Насовсем?
        Император укоризненно посмотрел на нее.
        Длинная винтовая лестница привела их в подземный зал, сухой и теплый. Ровно горели золотистые светильники, на кровати темнело колючее меховое покрывало.
        - Выпей. - Император протянул ей бокал. Терпкий напиток приятно обжег горло.
        - Я так боялась, - хрипло прошептала Тари. - Думала, что ты... что я больше...
        - Я не умру сегодня. Успокойся.
        Он подошел к кровати и лег. Тари, помедлив, села рядом.
        - Как странно, - глядя в потолок, сказал император. - Я люблю тебя. Ты счастлива со мной... наверное. Но ни один человек не может сказать, когда это кончится. Никто не в состоянии отсрочить неизбежное. Старость... смерть... нож того труса в коридоре.
        - Ты можешь, - одними губами сказала Тари.
        - Если перестану быть императором? Брось. Меня убьют в десять раз быстрее. А что станется с тобой - рассказать?
        Тари потерла ушибленное колено.
        - Оно ведь все равно случится, - сказала она негромко. - Когда я останусь одна. .
        - А это произойдет. Я умру; что будет с тобой, одному императору известно. Следующему. - Он изогнул губы в подобии усмешки. - Нет, Тари. У противоположной стены тайный выход. Возьми мешочек у изголовья: золота тебе хватит на десять жизней. Только вернись к семье. Одна ты пропадешь.
        - Но я...
        Тонкий палец лег ей на губы.
        - Нет.
        - Еще пару дней... - прошептала Тари. - Хотя бы эту ночь.
        - Времени нет. Я бы хотел, чтобы ты осталась. - Он пристально смотрел на нее. Раздетый по пояс, он казался тощим мальчишкой, пока не посмотришь в лицо. - Я хотел бы, чтобы ты и вправду хотела остаться. Но впереди многое, о чем ты даже не подозреваешь: покушения, яд, беспомощность, заключение во дворце, соперники... Будет и море, воздушные шары и огромный парк - но к чему, если перед тобой весь мир? Однажды ты меня поймешь.
        - Да нет же! Все будет по-другому. И я буду с тобой, пока...
        - Пока не поймешь, что несчастна? Нет.
        Тари моргнула. И вдруг поняла.
        "Ты нужна мне. Я люблю тебя".
        "Так просто? После одной лишь ночи?"
        "А бывает иначе?"
        "Никогда не дает ответов, никогда не признается в любви".
        "Я люблю тебя. Ты счастлива со мной... наверное".
        "Я хотел бы, чтобы ты и вправду хотела остаться".
        За все дни и ночи, что они провели вместе, она ни разу не произнесла эти слова вслух. Он получил ее тело, но знал ли он, что ему принадлежит и ее душа?
        Тари снова открыла рот, но по ее щеке скользнула его ладонь, и она вздрогнула: как же так, одно прикосновение, и она снова теряет волю... Нет же, не надо, они еще не договорили... Как хорошо... еще...
        Потом она уснула.
        ...Они вышли на исходе ночи, за час до рассвета. Корабль уже ждал их, и паруса расправлялись под утренним ветром, как птицы. Бывший император стоял рядом с ней в брюках и расстегнутой рубашке, смеющийся, счастливый, обнимал ее за плечи и выглядел на много лет моложе. Весь мир был их - и он был ее.
        А она была его. Навсегда.
        Или нет?
        Тари проснулась. В подземной опочивальне гасли огни. Император, приподнявшись на локте, смотрел на нее, и его серые глаза казались голубыми.
        - Я люблю тебя, - тихо сказала она.