Начало конца Юрий Симоненко
        Юрий Симоненко
        НАЧАЛО КОНЦА
        Господам патриотам…
        В помещение перед лифтом вошли пятеро. Это были мужчины в обычной гражданской одежде, среднего роста, в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет.
        Капитан РВСН Российской Федерации Владимир Скворцов одетый в синие джинсы и светло-серую футболку, как и его сослуживцы, выглядел нарочито не по-военному.
        Простой обыватель вряд ли бы смог определить по внешнему виду, что эти люди военные. Обычных военных - пехотинцев или десантников довольно легко узнать по выправке, физической форме, короткой стрижке, манере держаться, эти же офицеры, подобно агентам внешней разведки, выглядели кем угодно, но уж точно не военными.
        Старший лейтенант Мелов, старший лейтенант Данилов, лейтенант Степашин и лейтенант Ефимов выглядели столь же неприметно, как и их командир.
        В лифтовом холле офицеры по очереди приложили руки к экрану сканера справа у входа в кабину лифта, дверь отъехала в сторону и все пятеро вошли в кабину. Скворцов нажал одну из кнопок на панели управления, и на табло рядом с кнопкой загорелась пиктограмма - зеленая стрелка, указывающая вниз и рядом цифры: -550. Где-то внизу под кабиной послышался глухой гул - это сдвинулась в сторону стальная плита, открывающая шахту для прохода лифта, после чего у всех на мгновение появилось чувство легкости. Начался спуск.
        Объект начали строить еще при СССР, когда скрыть факт такого строительства было куда легче, чем в последовавшие за развалом Союза десятилетия. Чтобы сохранить существование Объекта в тайне, на его территории вначале нулевых совместными усилиями Спецстроя Минобороны и ФСБ была создана «полукриминальная» структура в виде ЧОП (частного охранного предприятия). Фирма эта быстро «поднялась» и вскоре уже твердо держала руку на пульсе как криминальной жизни близлежащих населенных пунктов, так и полукриминальной, вплоть до местных гражданских властей. Под видом охранников различного назначения и квалификации (от охраны супермаркетов до телохранителей бизнесменов и уголовных авторитетов), сотрудники службы безопасности Объекта бывали в офисах большинства компаний и организаций расположенного в двадцати пяти километрах от Объекта города N и нескольких соседних городов поменьше.
        Скворцов дежурил сутки через двое, и в тот летний день он, как обычно, вышел к семи часам утра на троллейбусную остановку, где сел в неприметный микроавтобус с тонированными окнами. В салоне микроавтобуса уже собрался весь состав смены.
        Дежурная машина доставила их в окруженный горами поселок, на окраине которого находился Объект. Территория фирмы была огорожена обычным для тех мест железобетонным забором из готовых, похожих на шоколадную плитку, секций с пущенной поверх колючей проволокой. Охранялась территория, на поверхностный взгляд, не особо строго - как говорится, без фанатизма. Местные жители иногда видели прогуливавшихся вдоль забора ЧОПовцев, но особого внимания те к себе не привлекали: охранники и охранники… - типичные бездельники, каких в последние годы развелось немало. На самом же деле каждый такой «охранник», помимо болтавшейся у него на поясе дубинки и слабенького «травмата», был вооружен пистолетом с глушителем, носимым в скрытой под кителем кобуре, а их начальник имел звание не ниже капитана.
        Проехав по территории, микроавтобус въехал в ангар с надписью «СКЛАД» на воротах. Это и был склад. Только склад этот имел одну особенность: задняя часть ангара примыкала вплотную к бетонированной террасе, - дальше начинался пологий отрог невысокой сопки, часть которого срезали, чтобы освободить место под ангар. Внутри отрога проходил транспортный тоннель вглубь сопки. На пятачке за воротами микроавтобус развернулся, состав смены высадился и проследовал пешком вглубь ангара. Дальше проезд был заставлен палетами с картонными (на первый взгляд) коробками и двумя тяжелыми электрокарами. Для постороннего взгляда здесь было много странного. Чего только стоили одни охранники с лицами церберов, приличными не ЧОПовцам, а охране какого-нибудь федерального золотовалютного фонда. Ну и, конечно, ворота, с обратной стороны ангара… за которыми начинался квадратный тоннель протяженностью в полсотни метров (высота и ширина тоннеля позволяли легко разминуться в нем двум армейским КамАЗам); сразу за воротами был КПП с вооруженной, уже открыто и весьма серьезно, охраной Объекта.
        По тоннелю они прошли до открытых гермоворот, за которыми лежало освещенное тусклыми прожекторами помещение в полтора раза большее ангара на поверхности. В помещении слева один за другим стояли четыре бронетранспортера БТР-90, а справа два тентованных КамАЗа. Дальше за БТРами в монолитной бетонной стене были выходы еще двух, закрытых гермоворотами тоннелей, о назначении которых составу смены ничего известно не было. За КамАЗами, почти впритирку к стене стоял новехонький гусеничный трактор Т-150 с бульдозерным отвалом. Рядом с выходом из тоннеля была гермодверь, какие можно увидеть в любом гражданском бомбоубежище, справа от двери - квадратное окошко, в окошке - лицо дежурного службы охраны Объекта. За гермодверью следовала дезактивационная камера (в ее использовании пока не было необходимости и потому в ней обычно не задерживались), миновав которую состав смены оказывался в небольшом помещении, из которого вели три двери: в дежурку, на аварийную лестничную клетку и в лифтовый холл.
        Замедлившись в конце спуска, кабина проползла последние метры и остановилась. Выйдя из лифта, Скворцов с товарищами прошли последний пост контроля.
        Рядом с дежуркой (такой же, как и та, что наверху) было небольшое помещение с металлическими шкафчиками вдоль стен и скамьями в центре, где состав смены переоделся в форму. Получив у дежурного по нижнему уровню табельное оружие, они, в сопровождении помощника дежурного, прошли по тесному, освещенному зарешеченными желтыми плафонами коридору. Через еще одну гермодверь попали в железобетонную трубу тоннеля, где на утопленных в пол рельсах стояла электродрезина. Вдоль стен бетонной трубы тоннеля тянулись уложенные в специальные держатели кабели и трубы разных калибров с прикрепленными к ним табличками с малопонятными трафаретными надписями.
        Смена разместилась на пластиковых сиденьях, помощник дежурного - чернявый лейтенант с серьезным лицом, отключил кабель подзарядки аккумуляторов, и занял свое место у пульта управления тележкой. Впереди были еще два с половиной километра тоннеля.
        Монотонно гудя электродвигателем, дрезина бодро бежала по игрушечным рельсам. Горящие желтым светом плафоны проносились навстречу по потолку бетонной трубы над головами пассажиров. Когда до конечного пункта оставалось около сотни метров, дрезина сбросила скорость, проскочила развилку и вошла в затяжной поворот. Вскоре впереди показался выход из бетонной трубы, блестевший ярким, почти дневным светом. Это была станция.
        Дрезина вкатилась в помещение с низким - около двух с половиной метров от бетонного пола - потолком. Зал станции - прямоугольника примерно сорока метров в длину и пятнадцати в ширину - освещали яркие люминесцентные лампы дневного света. Шесть квадратных колонн - три справа и три слева от утопленной в бетонный пол узкоколейки, подпирали тяжелый потолок. На станции было восемь гермодверей, подобных той, через которую и они попали в тоннель, по четыре справа и справа. В дальнем конце зала узкоколейка снова ныряла в бетонную трубу, которая плавно заворачивала вниз и влево.
        В командный пункт «Рябина-17» вел короткий коридор, начинавшийся сразу за первой дверью слева. Другие двери вели в помещения отдыхающей смены, столовую и склад НЗ, которые также соединялись с командным пунктом. За дверями справа были аварийная генераторная и системы жизнеобеспечения, а также резервуар с водой - все для автономного функционирования комплекса в течение одного месяца.
        Им оставалось пройти всего ничего - несколько метров по коридору, за которым центр управления, когда по полу пробежала легкая дрожь. Гражданский, возможно, принял бы это за землетрясение, но ни Скворцов, ни его товарищи так не подумали, они поняли: это был множественный запуск.
        Запуск командных ракет…
        В общих чертах задача «Периметра» была к тому времени известна любому интересовавшемуся вопросами ядерного вооружения. Из Интернета можно было узнать немало интересных, порой противоречивых сведений, из всей массы которых выделялось главное: система эта раньше, еще при СССР, существовала. Во времена Холодной войны американская пропаганда даже дала «Периметру» несколько зловещих названий, среди которых были «Dead Hand» и «Машина Судного Дня». Главным предназначением этой самой «машины», по мнению американских экспертов, было полное уничтожение жизни на планете во славу коммунизма. Но потом наступил 1991 год, СССР не стало и о «Периметре» на время забыли. С появлением же Интернета, внимание к этой системе возобновилось, но уже не с подачи ангажированных СМИ, а из искренней любознательности интернет-пользователей. Отметая в сторону всякий параноидальный бред, коего в Сети было предостаточно, о «Периметре» можно было сказать следующее: система эта в действительности была и предназначалась для гарантированного ответного удара по стране-агрессору в случае уничтожения Верховного Главнокомандующего и
Генерального Штаба. Даже если приказ от высших звеньев не поступал, система была способна нанести ответный удар самостоятельно, без участия человека. Это и был главный фактор сдерживания.
        КП «Рябина-17» был одним из десяти объектов системы «Периметр» оставшихся на территории Российской Федерации после развала Союза.
        Когда Скворцов с товарищами влетели в помещение командного пункта, начальник сменяемой смены майор Белогоров стоял, склонившись над интерактивным рабочим столом - развернутым сенсорным экраном два на два метра и толщиной не больше сантиметра, лежавшем на столе, вполне обычном, сделанном еще в прошлом веке. В помещении было тихо. Весь состав смены находился на своих местах и скупыми движениями напоминал роботов.
        Лица офицеров были бледны, у некоторых слегка подрагивали пальцы. В ярком освещении было заметно, как на висках и шее майора проступили капельки пота.
        - Что случилось, Андрей? Почему ушли ракеты? - спросил сходу Скворцов.
        - Началось, Володя… - ответил майор.
        То был короткий и исчерпывающий ответ. В голове капитана как будто щелкнул тумблер: все происходившее стало как на экране… или даже в виртуальной игре-симуляторе: раздражитель - анализ - вывод - действие…
        - Кто начал первым… мы или они?
        - Мы, Володя, мы начали… - майор смахнул ладонью пот с лица, глядя на рабочий стол с картой мира, на которой то тут, то там появлялись красные точки. - Ракеты запустила Москва, я лишь дал подтверждение… Четыре ракеты ушли, пятая в шахте. Не отзывается…
        - Сколько осталось городу?
        - Минут пятнадцать, может, семнадцать…
        Запущенные командные ракеты, в это время уже неслись по заданным заранее траекториям, подавая один и тот же сигнал, заглушить который для противника было задачей почти невыполнимой. Таких ракет в небе над Россией было тридцать две, и каждая подавала одну и ту же команду, дублируя остальных товарок. Сигнал их можно было услышать не только в любой точке полушария, но и в ближнем космосе. Повинуясь этому зову, открывались пусковые шахты, выпуская в небо скрывавшихся в них до того часа чудовищ, задача которых: нести смерть миллионам ничего не подозревающих людей на других континентах. Таких же чудовищ, как и те, что уже вылетали в небо из своих нор далеко за океаном, чтобы сеять смерть здесь, на территории страны-агрессора. Зов был слышен и под водой, и тысячетонные железные рыбы всплывали, чтобы выпустить в небо спрятавшуюся в их чревах смерть. Субмарины последних поколений, способные совершать пуски из-под толщи воды, уже выпустили свои ракеты, и теперь уходили на глубину, выполнив свой «священный долг», свое адское предназначение…
        - Не стойте, ребята, - твердо произнес майор, - Коваленко дал канал связи с городом, звоните родным.
        Последние слова дежурного майора вырвали пришедших с Скворцовым из оцепенения: все рванулись к пультам, принялись спешно набирать номера, в помещении КП поднялся шум. Каждый что-то говорил в гарнитуру, спешно объяснял, кричал, приказывал…
        Владимиру Скворцову было тогда тридцать четыре года, и последние девять он был женат на Светлане - тридцатидвухлетней худенькой кареглазой женщине, преподавательнице русского языка и литературы. Светлана была уже на девятом месяце, и в сентябре семья Скворцовых должна была увеличиться до четырех человек. Третьей была их семилетняя дочь Анечка - подававшая надежды маленькая гимнастка и просто умница, собиравшаяся в сентябре идти в первый класс. Скворцовы жили в служебной двухкомнатной квартире, на восьмом этаже нового шестнадцатиэтажного дома в новом микрорайоне города N.
        С юности Владимир был патриотом своей страны. Его отец и дед были военными. Дед воевал в Великую отечественную и дошел до Берлина, отец был офицером Советской Армии. Дед с отцом тоже были патриотами, но они были патриотами совсем другой страны. Владимир же был патриотом России «новой» - России претендовавшей на преемственность той царской России, от которой измученный царизмом народ избавила революция семнадцатого года прошлого века и о которой, спустя семьдесят лет, бросившаяся наперебой угождать сменившейся власти интеллигенция принялась скорбно вещать как о «России, которую они потеряли». Владимир служил этой России и, как он всегда думал, защищал ее своей службой, ведь он был частью того, чему еще во времена службы его отца было дано благородное и грозное название: Ядерный Щит Родины. Именно Щит. Не меч. Щит!
        Владимир набрал домашний номер. Трубку взяли после пятого гудка.
        - Алло… - ответил в наушнике голос Светланы.
        - Света! Это я. Номер служебный. Слушай, и не перебивай. Сейчас берешь Анюту, обуваетесь в кроссовки, берете с собой одеяло, пятилитровую баклажку с водой, что на кухне стоит, куртки… в кладовке лежит рюкзак, берешь с собой, там противогазы и все необходимое на первое время, и бегом - слышишь? - бегом вниз! Лифтом не пользуйтесь. По лестнице вниз. Времени пять минут. Через десять по городу будет нанесен ядерный удар…
        - Как… Воло…
        - Не перебивай. Бегом. Вас не должно быть в доме. Дом может обрушиться. Бегом в подземную стоянку! В дальний от въезда конец второго уровня, он не под домом. Там есть вентиляция, но дышать без противогазов будет нельзя. Запомни это. Не пытайтесь выходить на поверхность! Поняла?
        - Но, Вова… - начала, было, жена.
        - Поняла? - он понизил ставший холодным как сталь голос.
        - Да. Да, поняла, - послышалось в трубке.
        - Через сутки я за вами приду. Все. Я люблю вас, мои девочки.
        - Но… Откуда…
        - Бегом! Бегом из квартиры! По лестнице! - он почувствовал, что сейчас сорвется. - Все, отбой!
        Скворцов нажал кнопку. Его рука слегка вздрагивала, по щекам стекали две мутные капли, которых он не замечал. Лицо было как каменное, как лицо памятника герою из прошлого, что продолжал стоять в городе N на проспекте Ленина, несмотря на все попытки новой власти перенести символ не то «тоталитарного прошлого» не то «безбожной власти» (в зависимости от того, кто говорил) куда-нибудь подальше от центра.
        Капитан Скворцов, конечно же, не раз думал об этом - обыгрывал в мыслях разные сценарии. Но сценарий, в котором Россия становится агрессором, он никогда не рассматривал всерьез. В его голове просто не укладывалось такое развитие событий. Ведь всем известно: если кто и начнет Третью Мировую, то это обязательно должны быть проклятые «пиндосы», или, на худой конец, китайцы, но не Россия, у которой особенная стать, которая есть оплот духовности и спасительница человечества от «толерастии» и всяких мерзостей, рвущихся на Святую Русь из развращенной «Гейропы». И ведь, вот же, начала ведь Россия вставать с колен, с приходом «Русской Власти»! Ведь начала же!
        Владимир стоял, уставившись на карту, на которой появлялись все новые и новые красные точки с расползавшимися от них концентрическими кружками разных оттенков.
        В его голове проносились противоречивые мысли. Все переворачивалось с ног на голову и обратно. Все, во что он верил, оказывалось ложью. Государство, которому он служил, оказалось агрессором, разрушителем мира.
        Его дочь… В каком мире она теперь будет жить? И будет ли она жива завтра? Он хорошо понимал - что происходило в тот момент в красных точках: миллионы таких же, как его жена и дочь, жен и дочерей, миллионы чьих-то матерей, отцов, сыновей ГОРЕЛИ. Горели живьем, не поняв даже за что, почему их постигла эта участь.
        И ведь все к тому шло. Как он мог этого не замечать? не понимать? как мог быть настолько слепым? Проводимая новой Властью («Русской Властью» - как с гордостью ее называли патриоты-националисты) внешняя политика просто должна была привести к катастрофе, всякий трезвомыслящий человек это понимал (но не он - он не хотел понимать). Многие об этом говорили, многих за такие разговоры сажали. Уголовный кодекс быстро пополнялся соответствующими статьями. К давней мракобесной статье за «оскорбление чувств верующих» прибавили «богохульство» и «оскорбление лица имеющего духовный сан». Появились статьи, предусматривавшие наказания за «аморальное поведение» (по которой легко можно было привлечь к ответственности чуть ли не каждого второго), за «совместное проживание вне брака» (избежать экономического и правового преследования после принятия этого закона стало возможным только вступив в законный брак, - причем выданное любым попом «свидетельство» о вступлении в брак приравнивалось теперь к свидетельству из ЗАГСа), пролоббированная Церковью долгожданная статья за «однополые связи» (результатом принятия которой
стали несколько десятков публичных уголовных дел против известных всей стране гомосексуалистов и волна унизительных принудительных медосмотров на предприятиях в вузах и школах), ну и главный инструмент подавления оппозиции - статья за «оскорбление Государства» (трактовать которую можно было как угодно самому оскорбляющемуся, в лице его представителей - всевозможных чинуш регионального и федерального масштаба во главе с Господином Президентом).
        А началось все после прошедших весной позапрошлого года «досрочных президентских выборов» (на деле: уже отработанной схемы по легитимации навязанного узким кругом широким массам кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла тотальная зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» нулевые, пришли патриотичные военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных сектах правого толка, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.
        Градус православного патриотизма повышался день ото дня: в СМИ началась настоящая истерия против всего, что не вписывалось в рамки «русской культуры». Причем истерия была направлена как против влияния «бездуховного» Запада, так и против советского прошлого. Вождя мирового пролетариата таки вынесли из Мавзолея и кремировали, на радость господам либералам, националистам и попам-олигархам с их паствой. (Впрочем, не все либералы были тому рады. Многие видели в этом прямой намек на то, что новая власть решила окончательно отказаться от тех прав и свобод, которые гарантировались гражданам этой страны законодательными актами за подписью кремированного. Россия стремительно возвращалась в свой «золотой век».) Переименовывались города и улицы, рушились памятники, закрывались музеи. На площадях и в парках ставились новые памятники русским царям и их верным полководцам-палачам; церкви росли как грибы после дождя; на развилках автодорог, на въездах в города и поселки, на улицах этих самых городов, в парках, в скверах, в больницах, в школах, в институтах, даже в детских садах… - везде кресты и кресты. Были
приняты законы, запрещавшие массовую (всерьез поднимался вопрос и о частной) демонстрацию большинства кинофильмов (и даже детских мультиков), как западных, так и снятых в СССР, как «экстремистских», «русофобских» и «растлевающих».
        Естественно, такие действия власти вызывали сопротивление в обществе. Народ выражал свое недовольство не только срыванием табличек с новыми названиями улиц. Получали кувалдой по каменным головам изваяния членов Дома Романовых и белых генералов; кое-где запылали церкви и поповские лимузины; то тут, то там появлялись все новые и новые «черноморские», «поволжские», «сибирские» и прочие партизаны. С большинством партизан довольно быстро разобрались спецслужбы и частные военные компании. Что и неудивительно, - ведь тем самым большинством были обычные граждане, в прошлом законопослушные отцы семейств и молодые парни и девушки - совсем не тот уровень, чтобы противостоять профессионалам наемникам. Но оставалось и меньшинство, объявленное властью «террористами», с которым до последнего дня боролись спецслужбы. «Терроризм» этих групп заключался ни сколько в силовых акциях против фашистской власти (хотя, отдельные партизанские группы периодически уничтожали представителей новой власти и их боевых псов), сколько в информационных атаках на СМИ, в результате которых миллионы оболваненных граждан узнавали много
нового об этой самой власти.
        - Осталось восемь минут. Примерно. Точнее не скажу. Спутники уже вырубились… - доложил твердым голосом лейтенант из старой смены, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Владимир перевел взгляд на интерактивную карту: новые точки перестали появляться. Уже отмеченные имели подписи, сообщавшие о том, что данные неточны по причине отсутствия связи со спутниковой группировкой.
        - Ростова и Краснодара больше нет, - доложил спустя минуту сидевший рядом с лейтенантом за соседним пультом старлей.
        Через одиннадцать минут и десять секунд над городом N, в районе центрального парка, загорелось маленькое солнце, от света которого воспламенилось все вокруг…
        …в эпицентре взрыва испарилось все, от железа до бетона. Дальше от эпицентра на асфальте и фасадах домов мгновенно появились тени от шедших еще секунду назад по улице на работу, в школу, просто в магазин… уже исчезнувших, переставших существовать людей - после вспышки от них остался лишь прах и мелкие угли. Когда-нибудь, это жуткое зрелище будет наводить ужас на забредших сюда жителей уже другого, постъядерного мира.
        Спустя еще минуту вторая вспышка осветила промзону города N, и там все повторилось…
        Огненные шторма, вслед за взрывными волнами, расходились в разные стороны; разрушенные здания горели как факелы, кипел асфальт, плавились трамвайные рельсы, горели продолжавшие ехать по ним трамваи. Горели автобусы и троллейбусы, горели юркие маршрутки и многочисленные легковые автомобили; транспорт на улицах города корежился на ходу от высоких температур; внутри горели люди - тысячи людей, оказавшихся слишком далеко от эпицентров, чтобы испариться, приняв мгновенную смерть, горели заживо, не имея никакой возможности спастись. За секунды центр города был обращен в руины.
        Новые микрорайоны и пригороды пострадали меньше. Возможно, в этом был какой-то просчет или незапланированное отклонение траектории полета боеголовки, но сложилось, как сложилось: основной удар пришелся на административный центр города и промзону, а не на спальные районы. Новостройка, в подземном гараже которой пряталась Светлана с дочерью и еще две женщины с детьми, которых Светлана завернула прямо с лестницы, устояла.
        Здесь взрывная волна, успевшая растерять большую часть своей сокрушительной силы, уже не смогла нанести существенных повреждений. Большая часть застройки микрорайона осталась стоять в виде выгоревших коробок с симметрично правильно расположенными в них черными квадратиками окон. Здесь на стенах домов уже не было причудливых и пугающих теней. Владимир Скворцов видел эти тени, когда оборудованный по высшему уровню радиохимической и биологической защиты БТР объезжал один из эпицентров. Полностью лишенная оконных стекол новостройка продолжала стоять нетронутая огненным штормом (только с одной ее стороны сдуло часть выступавших из фасада балконов), - широкие проспекты новых микрорайонов стали для огненного шторма непреодолимым препятствием.
        Прорезая пыльную темноту парковки противотуманными фарами и низко урча дизелем, на второй уровень въехал БТР. Машина остановилась, и Скворцов выбрался наружу. На нем не было химзащиты, только полевая форма и противогаз.
        Поправляя ремень висевшего на его плече короткого автомата, он резким движением оборвал с плеча один из погонов, повертел в пальцах, потом сорвал второй и зашвырнул в темноту, в сторону от освещенного фарами участка стоянки, стараясь закинуть ставшие ненавистными знаки отличия как можно дальше от себя. Владимир снял противогаз и громко прокричал:
        - Света! Анюта! Девочки мои!
        Тишина.
        - Света! - повторил он и закашлялся.
        В этот момент где-то рядом тявкнула собака. Сплюнув на пыльный пол, Скворцов обернулся к транспорту и подал знак механику-водителю.
        На БТРе включили фару-искатель, и яркий луч принялся шарить по полупустой стоянке. На редко стоявших машинах лежал толстый слой пыли и куски штукатурки; из-под одной, в дальнем углу уровня, блеснули желтые испуганные глаза, - собака выглядывала из-за колеса внедорожника. Из пасти животного вырвался короткий скулеж, а за тонированными стеклами в салоне машины кто-то пошевелился.
        - Саша, посвети-ка еще раз вон на тот джип… - Владимир указал рукой направление. Луч вернулся, и Владимир пошел в сторону машины.
        - Света! Анечка, доченька! - снова позвал он.
        Задняя дверь джипа приоткрылась. Из-за двери выглянула чумазая девчушка, ровесница его дочери - Настенька из квартиры двумя этажами ниже. Владимир узнал девочку. Следом выглянул мальчишка постарше, тоже соседский, и только после - его жена и дочь…
        Всего в машине оказалось восемь человек: три женщины и пятеро детей. Все, кого Светлана встретила по пути к парковке (по счастью машина принадлежала одной из женщин, и двери открыли ключом, сохранив герметичность салона). В машине было темно - электромагнитные импульсы сделали свое дело, - запустить двигатель не удалось. Но это и к лучшему, - пожары и радиоактивный фон на поверхности не оставили бы им шансов.
        В тот день, за несколько часов погибли сотни миллионов людей в разных странах, на разных континентах земного шара. Миллиарды были обречены на мучительную смерть от лучевой болезни, массовых отравлений и голода. В каждый последующий день после ударов все меньше и меньше солнечного света пробивалось сквозь облака пыли и копоти, поднятые взрывами в верхние слои атмосферы. Постоянно идущие радиоактивные дожди не вымывали сажу. Тысячи взорвавшихся в короткий промежуток времени термоядерных боеголовок вызвали подвижки земной коры, разбудив множество крупных вулканов. Горели угольные пласты, выбрасывая миллионы тонн гари в атмосферу, горели леса, горели нефтяные месторождения, горели города…
        Спустя пять - семь - десять дней (в разных регионах по-разному), выжившие не увидели восхода Солнца. Вскоре началась зима.