Александр Скрягин
        Главный пульт управления
        Детективная повесть
        Уважаемый читатель! К сожалению, все, описанное в этой повести, - правда.
        Я, как, наверное, и многие другие, всегда был недоволен тем, что важнейшие научные открытия засекречиваются. Я считал это неправильным. Мне казалось, люди должны знать все.
        Но после событий на Машиностроительном заводе имени Бачурина я не так уж в этом уверен. Возможно, некоторые вещи в самом деле лучше не знать. Чтобы сохранять душевное спокойствие и уверенность в прочности окружающего нас мира.
        Почему же я написал эту книгу? Потому что мне страшно нести мое знание одному.
        Автор
        Пролог
        В мире природы все обстояло прекрасно.
        В мире людей нет.
        - Вижу, мы не договорились? Правильно я вас понял? - поднял брови Гость. Он сидел в кресле у журнального столика. В руке - маленькая чашка с кофе.
        За открытым окном едва заметно колебалась зеленая чешуйчатая стена тополиной кроны, и синело июльское небо. Хозяин стоял у окна, спиной к Гостю.
        - Правильно, - ответил он, не оборачиваясь. - Не договорились. Я не могу продать вам пульт управления, потому что у меня его нет.
        Гость сделал глоток кофе и одобрительно кивнул:
        - Кофе - настоящий! Это - хорошо. А вот то, что вы говорите не правду, это - плохо, - он вздохнул. - Пульт у вас. Есть свидетели.
        - Свидетели? - повернулся Хозяин. - Смешно! Не могут существовать свидетели того, чего нет. Возможно, просто кому-то что-то показалось.
        - Короче говоря, по-хорошему вы не хотите... - негромко, будто для самого себя, произнес Гость.
        Хозяин только пожал плечами.
        - Жаль, - мягко вздохнул Гость.
        - И мне жаль, - слегка развел руками Хозяин. - Но ничем не могу помочь.
        - Мне вас жаль, - внезапно окаменел лицом Гость.
        - Меня? - удивленно вздернул брови Хозяин.
        - Да, вас, - в упор посмотрел на него Гость. - А вот вам себя совсем не жаль. И сестру вашу не жаль. И ее детей - ваших племянников.
        Хозяин опустил голову и смотрел в пол. Так продолжалось с минуту. Потом он поднял глаза на Гостя и негромко, без выражения, спросил:
        - Вы мне угрожаете?
        - Да, - охотно согласился Гость. - Угрожаю. Я хочу, чтобы вы ясно представляли, к чему ведет ваше вранье.
        Хозяин подошел к телевизору. Взял лежащий на подставке пульт дистанционного управления, поднес его к подбородку и задумался.
        Гость внимательно смотрел на Хозяина. В его взгляде светилось живое любопытство.
        "Думает, как выскользнуть, дурачок... - думал он. - А никак ты, дружок, не выскользнешь... Никак. Хоть узлом завяжись".
        Гость думал, что ему известно ближайшее будущее. Он ошибался.
        Его взгляд из уверенного неожиданно стал растерянным, а, затем - испуганным: он увидел, как по рукаву его темного пиджака, потрескивая, медленно ползет маленькая, словно змейка, голубая электрическая молния.
        Гость хотел закричать.
        Он уже раскрыл рот, но крикнуть не успел.
        1. Исчезновение
        Подполковник смотрел строго.
        Начальник отдела по охране особых объектов в сфере промышленности и науки Георгий Иванович Пигот сидел за своим рабочим столом. Он рассматривал Ефима так внимательно, будто видел впервые. Хотя работал вместе с майором Мимикьяновым уже семь лет.
        Ефим Алексеевич Мимикьянов расположился на одиноком стуле у стены. К Гошиным суровым взглядам он давно привык и думал о своем:
        "Неделю назад брюки гладил, а стрелка, как бритва..." - с удовольствием отметил он.
        Любому человеку, видевшему майора, приходило в голову, что он очень похож на волка - серыми внимательными глазами, густыми, почти сросшимися на переносице бровями и впалыми щеками сизого цвета.
        Окно было открыто. В кабинет вливался прохладный утренний воздух и ровный рокот городской вселенной.
        - Ефим, ты когда на Машиностроительном заводе последний раз был? - наконец, прервал свое молчание подполковник.
        - Ну, где-то месяца три-четыре назад, - отвлекся от своих мыслей майор. Он еще не заподозрил ничего плохого, но его Интуиция уже насторожилась.
        Георгий Иванович сжал губы в осуждающую фигуру.
        - Плохо! - покачал он головой. - Четыре месяца! Четыре! Режимное предприятие, выпускающее боевую технику, почти на полгода остается без внимания. И ты об этом так спокойно говоришь! Удивляюсь я тебе, Ефим!
        Мимикьянов тоже удивился.
        - Да, там все спокойно, - пожал он плечами. - Никакая боевая техника на Машиностроительном сейчас не выпускается. Ты что, Гоша, забыл? Танковое производство уж год, как стоит. Там сейчас только колесные тележки для железнодорожных вагонов делают, да еще гусеницы для промышленных тракторов, и все. Если к осени контракт с Индией на поставку танков "Рособоронэкспорт" подпишет, ну, тогда, конечно... А сейчас-то - ничего! Тишина!
        Майор посчитал тему исчерпанной и ждал реакции начальника. Но тот молчал, и Ефим на всякий случай перешел в наступление:
        - Ты сам меня в командировку в Москву посылал, а потом на авиазавод! Говорил: Важно! Срочно! А на Машиностроительном-то, что мне было делать?
        Однако Пигота таким простым приемом было не взять.
        - Профилактическую работу проводить! - назидательным тоном произнес он. - Вот что! Агентурные позиции создавать! - поднял он верх указательный палец.
        - Гоша, прекращай демагогию разводить! - Ефим не дал ему окончательно войти в роль воспитателя, беседующего с сотрудником-дебилом. - Случилось что-нибудь?
        - Случилось, - ответил начальник, осуждающе поджал губы и замолчал.
        - Что случилось-то? - не выдержал встревоженный майор. - Гоша, говори уже!
        Подполковник сдвинул брови и веско произнес:
        - Человек пропал.
        Сказав это, Георгий Иванович коснулся лежащей перед ним папки. Сделал он это с такой осторожностью, будто перед ним находилась не изделие из пластика, а включенная электроплитка.
        - Ну, что ж, пусть милиция ищет. Ее работа, - на всякий случай сказал майор.
        - Милиция и без тебя знает, что ей делать, - осуждающе дернул бровями подполковник. - Ты бы лучше спросил, что за человек пропал, прежде чем милиции задания давать!
        - Что за человек пропал? - послушно спросил Ефим. И отчетливо ощутил, как его Интуиция забеспокоилась и завозилась в своем темном жилище.
        Пигот раскрыл огнеопасную папку, опустил в нее нос и начал читать:
        - Чапель Юрий Федорович. Помощник генерального директора "Рособоронэкспорта" по особым поручениям. В прошлом - сотрудник министерства обороны.
        Он вынул из папки лист бумаги и протянул Ефиму:
        - Ночью по электронной почте из "Рособоронэкспорта" прислали.
        На листе был напечатан портрет мужчины в белой рубашке и темном галстуке.
        Ефим вгляделся.
        Возраст - где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. Овал лица - правильный, нос - прямой, подбородок - отчетливо выражен... Все хорошо, но как-то не очень индивидуально... Разве что глаза поставлены чуть ближе к переносице, чем нужно... Да в линии рта есть что-то такое... капризное, что ли? Вообще в выражении лица присутствует ощущение собственного превосходства. Словно человек знает о вас нечто такое, чего вы сами не знаете. И это позволяет ему думать: "вы у меня в руках".
        - Да, серьезный гражданин... - оценил майор. - Что же ему у нас понадобилось?
        - Неделю назад он прибыл по официальной командировке "Рособоронэкспорта" на Машиностроительный завод имени Бачурина. Поселился в заводской гостинице. Утром на следующий день встретился с директором завода и главным инженером. Обсуждались вопросы производства запчастей для танков "Т-80", которые, возможно, будут по контракту поставляться в Индию.
        Пигот лизнул палец, перевернул лист в папке и продолжил:
        - По свидетельству дежурных охранников завода, Чапель в тринадцать тридцать пять покинул здание заводоуправления. После этого - пропал.
        - Как это пропал? - поинтересовался майор.
        - Как пропадают? - не поднял глаз подполковник. - В гостиницу не вернулся. Никто его после заводоуправления не встречал. Исчез.
        Пигот помолчал, как бы предлагая майору оценить услышанное.
        Майор оценивал.
        - Милиция опросила всех кого могла, - продолжил Пигот. - Ничего. Человек, как сквозь землю провалился. И не просто человек, - подполковник поставил торчком указательный палец. - Секретоноситель! Чапель имеет допуск к режимной документации всех уровней секретности. Сегодня утром из Москвы звонили, из Главного управления. Просили внимательнейшим образом разобраться. Так что, уважаемый Ефим Алексеевич, не только милиции с этим делом придется возиться, но, дружище, и нам с тобой.
        - Да, я уж понял, - кивнул майор.
        Пигот пригладил зачесанные назад рыжие волосы, снял узкие очки без оправы. Затем вытащил свое грузное тело борца-классика из кресла и подошел к окну.
        Напротив окна блестел в солнечных лучах свежими утренними листьями высокий клен.
        - Ай, да что ж такое! - обычно сдержанный Гоша неожиданно резко взмахнул рукой. - Ну, уродиться же такое чудо! И обязательно в органы служить идет! Вот ни куда-нибудь! Обязательно - в органы!
        Заинтригованный майор слегка приподнялся со стула и тоже взглянул в окно.
        Внизу располагалась управленческая стоянка для служебных автомобилей. В ровную шеренгу покинутых офицерами легковых машин, пыталась втиснуться японская "Хонда", похожая на отполированную морем гальку. И своим тяжелым задом она так и норовила толкнуть в борт красную "десятку".
        "Десятка" принадлежала Георгию Ивановичу Пиготу. А "Хонда" - капитану отдела наружного наблюдения Сереже Челенкову. Сергей был известен среди офицеров управления своей фантастической невезучестью за рулем. Ничего особенно неприятного с ним не случалось, но редкую неделю кто-нибудь из автолюбителей не мял его "Хонде" бока, или он сам не целовал в борт или багажник подвернувшуюся ему автомашину.
        Теперь утрата девственности явно нависла над чисто вымытой и почти новой Гошиной "десяткой".
        - Да, что же это такое, наконец! Ну, выворачивай же вправо! Выворачивай! - шептал Гоша, наблюдая за маневрами невезучего капитана.
        Удивительным было то, что Челенков заслуженно считался лучшим стрелком управления. И даже неоднократно занимал призовые места на межобластных соревнованиях офицеров безопасности по стрельбе из табельного оружия. Из этого следовало, что и с глазомером, и с твердостью руки, и с хладнокровием у него - все в порядке. Однако, как только он садился за руль, все эти прекрасные качества куда-то улетучивались, словно туман под солнцем.
        - Ну! Ну! Ну! Еще немного! - гипнотизировал невидимого водителя "Хонды" Пигот.
        Ефиму показалось: через секунду подполковник сорвется с места, выскочит из кабинета и, не дожидаясь, пока на третий этаж прибудет неторопливый управленческий лифт, словно сброшенный вниз мешок с цементом, покатится к выходу, подпрыгивая и переворачиваясь на каменных ступенях лестницы.
        Но тут неудачливый водитель, наконец, благополучно втиснулся в разноцветный ряд легковушек, все-таки не задев борт испуганной "десятки". Начальник отдела даже покрутил головой, сбрасывая напряжение.
        Потом он вытолкнул из груди воздух, скопившийся во время наблюдения за рискованными автомобильными маневрами, повернулся к Ефиму и уже обычным ровным голосом спросил:
        - У тебя информаторы на Машиностроительном есть?
        - Естественно, - чуть обиженным тоном, ответил Мимикьянов. - Я ж тебе в рапорте писал.
        - Ну, да, ну, да... - покивал головой Пигот. - И что, толковые люди?
        - Неплохие.
        - Слушай, как это тебе удается? - склонив голову набок, посмотрел на подчиненного Георгий Иванович. - Рубахой-парнем тебя не назовешь. Наоборот, есть в тебе что-то такое... отталкивающее, я бы сказал. С агентурой ты особенно не пьешь. Спецфонд сверх нормы не транжиришь. А внештатники на тебя пашут прямо, как дачники на своем участке... Как ты это делаешь, а?
        - Запугивание. Лживые обещания, - майор сделал вид, что честно пытается найти точный ответ. - Ну, и - прямое физическое воздействие, - вот основа моих успехов, - закончил он анализ причин своих успехов в работе с внештатной агентурой и убрал прилипшую к брюкам белую нитку.
        Подполковник поместил на лице недовольную гримасу, означающую: "Я ждал серьезного ответа, а не глупых острот".
        Но продолжать выяснение методов, применяемых майором в оперативной работе, Георгий Иванович не стал. Он пожевал губами, потер подбородок и спросил:
        - Слушай, Ефим, а что там, за Специальное Конструкторское Бюро на территории Машиностроительного завода до девяносто пятого работало, а? Я тут наши документы посмотрел, но ничего не понял...
        - Специальное КБ? - переспросил майор, собираясь с мыслями.
        - Ну, да.
        - СКБ "Экран" находилось на территории завода с сорок девятого года, - начал докладывать он. - Но к заводу Бюро никакого отношения не имело. Занимались там чем-то, то ли антирадарным, то ли противоракетным. Работники завода туда не допускались. Сотрудники нашего управления тоже.
        - Это как так? - удивился Пигот.
        - Вот так. Режим охраны и проведение контрразведывательных мероприятий обеспечивала Москва - сотрудники Главка Центрального аппарата. После ликвидации все оборудование и документацию вывезли.
        - А те, кто работал в СКБ, куда делись?
        - Ну, кто куда... - пожал плечами майор. - Начальствующий состав состоял в основном из москвичей. После ликвидации КБ они в Москву и вернулись. Ну, из остальных... кто-то на заводе работает, кто-то ухал в другой город, кто-то умер. Жизнь... - докладывал майор, а сам думал:
        "Сейчас на Машиностроительный пошлет. Точно. А встреча с Танечкой, кажется, сорвалась..."
        - Давай, Ефим, бери ноги в руки и отправляйся на Машиностроительный, - командирским тоном подтвердил неприятные предположения Ефима подполковник.
        - Так мне сегодня еще информацию по авиазаводу проверить надо. - предпринял попытку отсрочить поездку и спасти свидание с Татьяной Ивановной майор. - Ты же сам вчера говорил, что это очень важно...
        - Потом проверишь! Не до этого! - словно от ничтожной мухи, отмахнулся от его слов Гоша. - Мне уже завтра в Москву о Чапеле докладывать надо! Так что, прямо сейчас поезжай! По заводскому поселку походи. Пощупай обстановку. С агентурой поговори. Ну, не может быть, чтобы никто ничего не видел...
        Георгий Иванович сделал пару шагов по кабинету и продолжил:
        - Хотя бы рабочую версию, куда мог деться Чапель, ты к завтрашнему утру должен привезти... А, еще лучше, - подполковник помолчал, - привези мне самого Чапеля! Живого или мертвого. Лучше живого, конечно, - строго взглянул он на Ефима с таким выражением, будто Ефим для удобства транспортировки мог собственноручно лишить Чапеля жизни.
        Майор Мимикьянов не обиделся. К Гошиной манере вести беседу Ефим давно привык.
        - Понял, товарищ подполковник, - дисциплинированно ответил он.
        Майор подождал несколько секунд: не добавит ли еще что-нибудь строгий начальник. Но Гоша молчал.
        Мимикьянов кивнул, поднялся со стула и покинул руководящий кабинет.
        Оказавшись в длинном прохладном кабинете управления, майор немного постоял на месте. В здании едва слышно шуршала тишина. Утренние совещания в отделах уже закончились, и большая часть оперативников без следа растворились в бесконечных гончарных, бетонных и деревянных лабиринтах большого города.
        Ехать на Машиностроительный майору не хотелось. По причинам не служебного, но личного характера. Стремясь хоть немного отсрочить начало внутригородской командировки, он начал убеждать себя: для бодрости ему обязательно нужно выпить чашечку кофе. Убедил и деловым шагом направился в сторону буфета.
        В высоком зале с белой гипсовой гирляндой под потолком, почти никого не было. Только за столиком в углу что-то обсуждали двое офицеров из отдела наружного наблюдения.
        Буфетчица Божена, увидев Ефима, заблестела глазами.
        Ефим в ответ изобразил улыбку, но умеренную. В последние недели майор осуществлял стратегию постепенного понижения температуры своих отношений с темпераментной тридцатипятилетней брюнеткой. Он исходил из мудрого правила: для контрразведчика безопасность - прежде всего. По многим признакам, майор ощутил: еще немного и начнется: "Я так больше не могу! Я хочу, чтоб ты всегда был рядом. Мне надоело врать маме, что я ночевала у подруги".
        В результате этой женской психологической диверсии он должен был оказаться официальным третьим супругом любвеобильной Божены. Чтобы не допустить подобного развития событий, но и не вызвать шумный женский скандал со слезами, битьем посуды на глазах у всех и жалобой генералу, майор и осуществлял осторожные маневры по отходу на заранее подготовленные позиции.
        - Привет, Божена! Дай мне чашечку кофе! - сдержанно произнес он.
        - Вам растворимый, Ефим Алексеевич? - изогнувшись в его сторону, как подсолнух к свету, спросила Божена.
        Майор на интимное телодвижение не отреагировал. Наклоняться к женщине не стал. Продолжал стоять перед стойкой прямо, как на ковре в генеральском кабинете.
        - Натуральный, конечно, - ответил он. - Ты ж знаешь, я растворимый не пью.
        - Да, я уж забывать стала... - распрямляясь, недобро стрельнула в его сторону глазами буфетчица. - Что-то редко к нам заходить стали, Ефим Алексеевич...
        - Дел много, Божена Евгеньевна, - покосившись на ребят из "наружки", ответил Ефим.
        Божена включила кофейный аппарат.
        - У нас сегодня судачок отварной, как вы, Ефим Алексеевич, любите, - смягчив тон, сказала она. - Приходите обедать... Придете, а?
        - Отварной судачок - это хорошо, - кивнул Ефим. - Но сегодня я - в поле на весь день. Начальство гонит. Говорит, чтоб сегодня в управлении и не появлялся. Так что, где-нибудь в городе пообедаю...
        - А с ужином как? К ужину-то вы домой вернетесь? - в голосе Божены прорезались командирские нотки, свойственные зарегистрированным в ЗАГСЕ супругам. Их-то не любил и даже боялся, вообще-то в жизни совсем не трусливый майор.
        - А с ужином - точно не знаю... Как получится... - неопределенно ответил он, чтобы не доводить дело до открытого выяснения отношений. - Подполковник сказал: не сделаешь, лучше не возвращайся! Хоть ночуй там!
        - Так, уж и - ночуй? - засомневалась Божена в словах подполковника.
        Кофейный автомат мигнул зеленым глазом, фыркнул по-кошачьи, подождал несколько мгновений, будто нарочно испытывая терпенье людей, и, наконец, энергично наполнил круглобокую фаянсовую чашечку густой коричневой влагой. Ее блестящая поверхность тут же покрылась кремовой пенкой.
        Божена, не глядя на Ефима, поставила чашку на блюдце, сунула ей под выпуклый бок два кусочка сахара и десертную ложечку. Затем она с сердцем швырнула блюдце по стойке в сторону майора. Проскользив по гладкому, как стекло, пластику, блюдце замерло на самом краю. При этом из него не расплескалось ни капли.
        Ефим отметил точность движений и совершенство дамского глазомера.
        - Большое спасибо, Божена!" - сказал он, словно не замечая демонстрации женщиной своего недовольства. Осторожно взяв блюдце с парящей чашкой, майор направился к столику, где сидели офицеры из отдела наружного наблюдения.
        По его сведениям, сегодня в отделе у них имелась свободная оперативная машина: Машиностроительный завод имени Бачурина находился от центра города совсем не близко.
        2. Водитель идет в атаку
        Если быть точным, машиностроительный завод имени Бачурина лежал на самой окраине города.
        Рядом с ним располагался поселок. Там жили те, кто на заводе работал. Возник поселок одновременно с производственными корпусами в те легендарные годы, когда эшелоны с людьми и станками стали прибывать в Сибирь с далекой, занятой врагом Украины.
        Покинув салон дежурной оперативной "Волги", Ефим направился к виадуку, висящему над железнодорожными путями. За ними и лежал заводской поселок.
        С виадука он был виден, как на ладони.
        Высокое солнце освещало покрытые розовой штукатуркой однотипные трехэтажные дома. Старые тополя, взметнувшие в синее небо стога сочных июльских листьев. Внушительный дворец культуры с треугольным фронтоном античного храма и толстыми белыми колоннами.
        Завод отделяла от поселка ровная лента бетонного забора. Майор скользнул взглядом по длинным грифельным брускам цехов, грибкам вентиляционных труб на их плоских крышах и блестящим нитям стальных рельсов, змеящихся по заводской территории.
        Над литейным цехом вился голубой дымок. Рядом двигался над грудами металла козловой кран, похожий на гигантского длинноногого паука. По рельсам медленно перемещался маленький желтый тепловозик. Стараясь изо всех сил, он тянул за собой две открытые платформы, нагруженные стальными парами вагонных колес. Они напоминали большие катушки для ниток.
        Ефим постоял, опершись о гладкие деревянные перила, послушал долетающий с территории завода металлический стук, вдохнул пресный запах отработанного мазута и пошагал дальше.
        Он спустился вниз и направился к узкой дорожке, идущей вдоль заводского забора. Дорожка проходила, будто в туннеле. С одной стороны - высокие бетонные плиты, с другой - непролазная стена густых тополиных кустов. За кустами вдоль всей дорожки тянулась длинная канава, наполненная черной грунтовой водой. На ней жирными блинами плавала изумрудная болотная ряска.
        Здесь стояла прохлада и почти сельская тишина. Не верилось, будто вокруг лежит большой беспокойный город. Сладко пахло болотом, и горько - горячим металлом из-за забора.
        Направляясь в поселок Машиностроительного завода имени Бачурина, майор думал не о служебном задании. Его мысли бежали совсем в другом направлении.
        Ефим Мимикьянов, как и подавляющее большинство мужчин, любил женщин с формами. Чтобы бедра при ходьбе тянули фигуру в противоположные стороны, и она раскачивалась, словно крутобокая лодка на мелкой волне. А грудь заставляла бы откидывать торс немного назад, - не из гордыни, но для удержания равновесия.
        Однако современные женщины настойчиво уплощали свои тела диетами и спортивными тренажерами. Поэтому, когда на жизненном пути майора встречалась не испорченная дамская фигура, он не мог оставаться равнодушным. Как раз такие соблазнительные очертания имела новая сотрудница отдела технических средств капитан Татьяна Ивановна Папирусина.
        Профессионально проведенная разведка принесла сведения: Татьяна Ивановна замужем, но с мужем не живет. Супруг также служит в органах, но в Новосибирском управлении. Должно быть, семейная лодка уже дала течь. И вот, как раз, сегодня капитан Папирусина, наконец, пригласила Ефима к себе домой на обед. Угостить окрошкой и заодно посмотреть сломавшийся пылесос. При этом она уточнила, что мама с дочкой уехали к родственникам, и дома они будут одни.
        "Как все удачно сложилось, и вот на тебе!.." - сокрушенно заметил про себя майор.
        Ефим Алексеевич Мимикьянов открыл для себя один объективный закон природы. Майор назвал его Законом Слипаемости Событий. Заключался он в следующем: события не любят ходить поодиночке. Они всегда прилипают друг к другу. Если в жизни ничего не происходит, то уж прямо-таки совсем ничего - пустота. Пустыня. От скуки запить можно. А вот, если что-нибудь, наконец, случается, то - готовь зонтик и резиновые сапоги - события хлынут, как вода из сорванного крана.
        Скользящий взгляд майора споткнулся о нечто необычное: на краю асфальтовой дорожки сидела лягушка.
        Майор остановился. Лягушка смотрела на него широко расставленными внимательными глазами. Они походили на стеклянные шарики, наполненные неоном. Время от времени лягушка опускала на них капюшончики своих больших век.
        Ефим остановился.
        У него имелась личная примета: лягушки в его жизни появлялись к неприятностям.
        Его Интуиция высунулась из своих темных апартаментов и злорадно закивала головой: именно так, все и случится! Неприятности ждут тебя, не дождутся!
        Прислушиваясь к внутренней собеседнице, майор на секунду отвлекся от созерцания пучеглазого существа. А когда снова взглянул - на дорожке никого не было.
        Мимикьянов собрался продолжить свой путь, как вдруг он услышал за спиной рокот автомобильного мотора.
        Майор удивился. Дорожка предназначалась исключительно для пешеходов. Казалось, в ее размеры вообще не может вписаться автомобиль. Однако он все-таки вписался.
        По узкому тоннелю катился черный внедорожник. Тяжелая машина едва не касалась правым бортом шершавого бетона заводского забора, а левым сбривала листья тополиных кустов. Мимикьянов вяло ругнулся про себя: "Ну, автомобилисты, нигде от них не спрячешься! В сточную трубу, и то въедут!".
        Он огляделся, и, чтобы дать автомашине проехать, рискуя испачкать рубашку, вплотную прижался к лохматому тополиному кусту. И тут же понял: все равно ему с вездеходом не разойтись. Майор сделал водителю знак рукой: "Стой, не разойдемся!". И тут же увидел, как тяжелый вездеход, рыкнув мотором, прибавил скорость.
        Автомобиль неотвратимо надвигался.
        Тополиные кусты хлестали упругими ветвями по его корпусу с ожесточенностью любителей русской бани, но, конечно, остановить крепко сбитую металлическую коробку не могли. Внедорожник приближался, усмехаясь тупой мордой, - оскаленным радиатором, выпученными глазами-фарами, темным лобовым стеклом, по которому метались солнечные блики.
        Ефим знал: автомобиль рождает у водителя чувство защищенности и безнаказанности. "Сижу внутри железной коробки, и никто меня не достанет!" - кажется хозяину мотора. Но, на самом деле, эта безопасность мнимая. Достать водителя можно, и это даже не так уж трудно сделать.
        Майор сунул ладонь в карман куртки, вытащил оттуда кожаный чехольчик с торчащей из него тяжелой гроздью ключей - от квартиры, подъезда, гаража и служебного сейфа. И, демонстративно замахнувшись, метнул двухсотграммовую связку в надвигающийся вездеход.
        Не существует водителя, который, увидев нечто, летящее прямо ему в лицо, инстинктивно не нажал бы педаль тормоза. Не оказался исключением и человек, сидящий за рулем внедорожника.
        Машина резко остановилась, клюнув радиатором, будто врезалась в невидимую, но несокрушимую преграду.
        Майор, расталкивая тополиные ветки, прыгнул к черному корпусу и рванул на себя автомобильную дверцу с противоположной от водителя стороны.
        Ближнее кресло пустовало.
        На водительском месте сидел одетый в полосатую рубашку длиннолицый мужчина средних лет. На заднем сиденье блестел глазами еще кто-то. На лице водителя выступила растерянность. И постепенно начал конденсироваться страх. Ефим протянул свою экскаваторную ладонь к длиннолицему шоферу и схватил его за плечо, собираясь вытащить из затемненного салона. Но не успел. Водитель пришел в себя быстрее, чем майор ожидал. Он нажал педаль газа, и автомашина рванулась с места.
        Раздался треск. В руке Ефим сжимал длинный кусок полосатой ткани. Это был рукав водительской рубашки.
        Автомобиль, уходил в сторону поселка, безжалостно обдирая болтающейся незакрытой дверцей листья с тополиных кустов.
        Через несколько секунд внедорожник скрылся за поворотом.
        И - все стихло. В узком тенистом туннеле, где только что сражались человек и автомобиль, снова повисла зеленая стеклянная тишина.
        Мимикьянов перевел дыхание, посмотрел на зажатый в ладони трофейный рукав, пожал плечами, и бросил его в кусты. Затем посмотрел на асфальт. Сыгравшая в схватке решающую роль связка ключей обнаружилась быстро. К счастью, она не улетела в канаву, а лежала на асфальте, у самого забора, шагах в пяти от майора.
        Он подобрал связку, подбросил ее на ладони и засунул на законное место в карман брюк.
        "Госномер? - спросил себя Мимикьянов, восстанавливая в памяти переднюю и заднюю части исчезнувшего автомобиля: - Нет, переднего номера вообще не было, - сказал он себе, - а, задний - замазан грязью, но что-то все-таки проглядывало... Вроде, две семерки в конце..."
        Он постоял с минуту, подумал и сказал себе:
        "Непонятно! Ну, совершенно ничего не понимаю..."
        Пожав плечами, Ефим продолжил свой путь.
        Майор Мимикьянов даже не подозревал, о том, что случившееся с ним странное происшествие станет только началом в длинной цепи куда более странных и опасных событий. Хотя его собственная Интуиция честно пыталась ему это сказать.
        Но не услышал ее майор.
        Люди, внимательнее относитесь к своей собственной Интуиции! Это поможет вам в самые нелегкие часы вашей жизни.
        3. Дом, в котором живет Сова
        В холле гостиницы "Машиностроитель" царили прохлада и сумерки.
        В его углу даже горела настольная лампа под матовым колпаком.
        Свет лампы падал на сидящую за высокой деревянной стойкой женщину. Широкое лицо в больших круглых очках делало дежурного администратора гостиницы похожей на большую лесную сову-змеелова. На плечах у нее лежала серая мохнатая шаль, а полную шею украшали медовые шарики янтарных бус. Сова занималась вязанием. Длинные блестящие спицы так и мелькали в ее небольших руках.
        Майор пересек сумрачное пространство холла и приблизился к стойке.
        Оторвавшись от рукоделия, Сова сквозь линзы очков посмотрела на Ефима, будто видела его в первый раз. Потом она неторопливо засунула спицы с клубком шерсти внутрь стойки и произнесла:
        - Здравствуйте, Ефим Алексеевич!
        - Здравствуйте, Ираида Михайловна! - слегка поклонился майор.
        - Номерок снять хотите? - наклонив голову, поинтересовалась администраторша.
        - Нет, спасибо, номерок не хочу.
        - А что же вы тогда хотите от старой женщины? - чуть приподняла брови Сова.
        - Старой женщины здесь не вижу, - отозвался хитрый оперативник. - Я здесь зрелую женщину вижу. Хочу поговорить.
        - На какую тему? - с любопытством в голосе поинтересовалась Сова.
        - Хочу узнать, что зрелые женщины ценят в мужчинах? Ум или внешность? Очень мне это интересно. Побеседуем?
        - Что же, раз такая тема, я - согласная, - кивнула Сова и крикнула: - Галя! Погляди тут, я отлучусь ненадолго.
        - Ах-х-ха...Жу-жу... - невнятным эхом отозвались сумеречные коридоры гостиницы.
        Ефим вгляделся в коридорную темноту. И в груди у него ворохнулось необычное ощущение. Он словно в одно мгновение ощутил вкус и аромат, целой эпохи, твердым шагом прошедшей по этому послевоенному дубовому паркету! Какие звезды на генеральских мундирах видели эти коридоры!.. Какие золотые лауреатские медали на штатских пиджаках. Сколько душистого армянского коньяка было выпито за высокими дверями, и какие дискуссии о неясных путях развития мировой науки и покрытых мраком дорогах истории здесь звучали!
        Мимикьянову казалось: там - в коридорах, уходящих в глубину гостиницы, шевелились не обычные пыльные сумерки, а словно бы слегка подрагивал густой студень, в который, застыв, как уха в холодильнике, превратились события, что клокотали здесь в минувшие десятилетия.
        - С вами, Ираида Михайловна, работать одно удовольствие! Вы всегда все правильно понимаете, - сказал майор, обращаясь к своей информаторше.
        Гостиничная администраторша сползла со своего высокого, как насест, стула и указала подушечкой толстенькой ладошки на маленькую дверь в деревянной панели за своей спиной. Ефим заметил, едва ли не каждый ее пухлый пальчик имел свое персональное кольцо.
        В крохотной комнатке, кроме узкого диванчика, вплотную размещались: матерчатое кресло, тумбочка и низкий круглый столик. Зато окно занимало почти всю стену. После темного холла Ефим даже зажмурился от яркого солнца.
        Сова взглянула на него и, приподнявшись на носки, задернула плотные, цвета ржавого железа, шторы.
        Когда она оказалась к нему спиной, Ефим окинул взглядом ее фигуру: широкие бедра упруго натягивали бежевую юбку, а ноги в чулках сохраняли умеренную стройность. Он выставил фигуре Ираиде Михайловны положительную оценку, без всякой скидки на возраст.
        Гражданка Оскольцева Ираида Михайловна являлась одним из лучших осведомителей майора Мимикьянова в поселке Машиностроительного завода имени Бачурина. Информацию, она всегда давала качественную, не хуже чем опытный оперативник: что за командировочный прибыл на завод, с какой целью, где и с кем ночует, и какое производит общее впечатление. А точная первичная информация для контрразведчика - все равно, что прочный фундамент для дома.
        Пятнадцать лет Ираида Михайловна проработала конструктором в СКБ "Экран". После его закрытия, несколько лет трудилась в отделе Главного конструктора на заводе. А, когда и там произошло резкое сокращение, поступила работать администратором в заводскую гостиницу "Машиностроитель".
        Майор сел в кресло, а Оскольцева захлопотала с чайными принадлежностями.
        - У меня облепиховое варенье есть! Вку-у-усное! Хотите попробовать, Ефим Алексеевич? - спросила администраторша.
        - Отчего не попробовать? - согласился майор.
        Хозяйка поставила на столик вазочку с оранжевым вареньем, щелкнула кнопкой пластмассового электрического чайника и опустилась на диван. Пружины под ее телом деликатно скрипнули. Женщина взглянула на гостя и мягким движением поправила на груди невесомую пуховую шаль.
        - Я вот что хотел спросить у вас, Ираида Михайловна... - отодвинул в сторону приятные мысли и приступил к работе Ефим. - Говорят, у вас тут человек пропал?
        - Пропал, - кивнула Сова.
        Вскипевший чайник громко щелкнул, выключаясь.
        Женщина начала разливать чай.
        - Ну, и что можете сказать? Доложите! - строгим голосом произнес майор. Он знал: подобный тон на бывшую конструкторшу, двадцать лет проработавшую на закрытых производствах, действовал, как кнопка "запуск" на танковый дизель.
        - В пятницу, на 12-00, у Чапеля Юрия Федоровича закончилась оплата номера, - начала четко докладывать администраторша. - Вещи - в номере, а самого - нет. Сутки прошли - нет.
        - Ясно. Ваши действия? - спросил майор.
        - Набираю приемную директора: так, мол и так, не знаете, куда ваш командировочный подевался? Они отвечают: не знаем ничего. Только трубку положила, межгород заливается. Москва. Чапеля спрашивают. Прямо кричат на меня, почему его мобильник молчит? Почему, да почему? Я им отвечаю: а, я-то откуда знаю? Он вообще в гостинице больше суток не появлялся. Они мне: так, что же вы мер не принимаете? Я - им: а то, я без вас не знаю, что мне делать! И тут же на завод Ренату Николаевичу позвонила, он в милицию сообщил, и сам сюда приехал.
        - Понятно, - кивнул майор, глотая терпкий горячий чай. - Ну, а какое этот постоялец вообще на вас впечатление произвел? Каким человеком показался?
        - Да, я его и видела-то только в пятницу утром, как на дежурство заступила... - извиняющимся тоном произнесла плечи Оскольцева. - Он накануне вечером заехал. Его не я, а Лидка Чумаченко селила... Ну, утром в пятницу он мне ключ от номера сдал и ушел... Сказал, вечером уедет. Вообще-то, мужчина солидный, сразу видно, - настоящий оборонщик! Уж я-то знаю, повидала!
        - Бальзам! - сказал майор, слизнув с ложки облепиховое варенье. - Не варенье, а утешение! А куда ж ваш постоялец подеваться мог, а, Ираида Михайловна? Может, женщина у него здесь появилась? Знаете, как в командировке бывает?
        - Да, уж знаю... - поджала губы администраторша. - Только не похоже. Он мужчина деловой... Серьезный... Сразу видно, не котяра, который за первой юбкой побежит. Ну, если даже и заночевал у какой-нибудь, потом-то должен был появиться!.. Сколько ж можно варенья скушать? Это только кажется, что целую банку, а, как начнешь есть, быстро приестся! Правильно ведь говорят: делу время, а потехе час! А ведь, до сих пор нет!
        Майор аккуратно зачерпнул десертной ложечкой ароматный оранжевый нектар.
        - Ну, а что ж, по-вашему, тогда могло с ним случиться, Ираида Михайловена? - спросил он, поднося ложку с вареньем ко рту.
        - Ну, мало ли... - Сова подумала и решительно произнесла: - Бандиты поймали, и... поминай, как звали!
        - Да, какие ж у вас здесь бандиты? - удивленно приподнял волчьи брови майор.
        Оскольцева поставила чашку с чаем на круглый столик и сказала:
        - Бандитов, может быть, и нет, но вот за кое-кого я бы не поручилась!
        - Это за кого, например? - поинтересовался майор.
        - Да, вот, скажем, за Секаченку! Не поручилась бы, нет!
        - А кто это такой? - удивился майор. Все, сколько-нибудь заметные заводские аборигены заводского поселка, были ему известны. Фамилию же Секаченко, он слышал впервые.
        - А это у нас тут такая фирма поселилась. "Локомотив" называется. Колеса для вагонов на заводе покупает, а потом железной дороге продает. А Витька Секаченко там вроде гестапо.
        - Это как? - не понял Мимикьянов.
        - Служба безопасности, - пояснила Сова, поджав губы.
        - Что, очень серьезный человек? - заинтересовался майор.
        - Не знаю, серьезный или нет, а я бы с таким в лифт не села! - отрезала администраторша.
        - Да, уж, если так, конечно... - покачал головой Ефим, показывая, что после этих слов он осознал степень опасности, которую представляет гражданин Секаченко.
        Неуловимым движением Ираида Михайловна дала возможность пуховой шали немного соскользнуть с плеч, и явить свету глубокий вырез на блузке. В нем помещались два готовых к старту метеорологических шара, до отказа наполненных теплым воздухом. Шары так и стремились вырваться из-под ткани и уйти в свободный полет. Но хитроумное дамское приспособление с маленькими крючочками на спине их надежно удерживало.
        Ефим сосредоточился на чашке с чаем.
        - Ираида Михайловна, - равнодушным голосом спросил он, не поднимая глаз, - А чем конструкторское бюро "Экран", занималось, а? Вы же до того, как на завод пришли, там работали, так?
        Ответа майор не услышал. Он поднял глаза. Сова, не мигая, смотрела на него сквозь свои большие очки.
        - Я подписку давала, - строгим голосом произнесла она. - А вы что ж, сами не знаете?
        Майор подумал.
        - Я-то знаю, - наконец, сказал он. - Но все-таки нужно кое-что уточнить.
        - А мне за это ничего не будет? - Оскольцева изо всех сил потянула подол юбки, безуспешно пытаясь замаскировать матовые лампы круглых колен.
        - Ну, Ираида Михайловна, вы ж не кому-то постороннему сообщаете... - упрекнул женщину Ефим. - Уж мне-то можно!
        - Да? - моргнула Сова.
        - Конечно, - уверенно подтвердил майор, хотя, конечно, понимал, что существенно превышает имеющиеся у него полномочия.
        Бывшая конструкторша поправила шаль, слегка прикрывая нежную поверхность своих метеорологических шаров.
        - На "Экране" ГПУ делали, - шепотом произнесла она.
        - ГПУ? - не поняв, переспросил майор.
        - Да, - кивнула бывшая инженер-конструктор. - Изделие так называлось: Главный Пульт Управления.
        Майор сделал подряд несколько глотков чая.
        - Пульт управления чего? - после паузы спросил он.
        - Чего "чего"? - не поняла Ираида Михайловна.
        - Ну, чем этот пульт управления должен был управлять?
        - Вот этого я не знаю, - Оскольцева взяла из вазочки маленький сухарик с корицей. - Наш отдел за корпус пульта отвечал. Да. А чем этот пульт должен был управлять, мне не известно.
        Со стороны завода долетел требовательный гудок маневрового тепловоза.
        - Любаня! - громко прозвучал из-за непроницаемых рыжих штор женский голос. - Ты Кольку моего не видала? Два часа назад за хлебом пошел и как сквозь землю провалился...
        - Да, у "Акопа" он сидит. Пиво хлыщет. С Гришкой из "литейки". Я мимо проходила, видела... Беги, пока они еще не набрались!
        - Ах, он парази-и-ит! - взмыл возмущенный женский голос, и за рыжими шторами все смолкло.
        Майор допил чай и поднялся.
        - Что ж, спасибо, Ираида Михайловна, - прощаясь, сказал он. - Вы мне очень помогли.
        - Ну, что вы, Ефим Алексеевич, - засмущалась Сова, - Вы же знаете, я всегда готова!
        Метеорологические шары на ее груди шевельнулись, будто пытаясь разорвать удерживающее их пластмассовое крепление, выскользнуть из блузки и рвануться вверх, в свободный полет, в атмосферу.
        4. Майор берет след
        Солнце заливало поселок по самые верхушки антенн на крышах.
        В его лучах кудрявоголовые колонны заводского Дворца культуры сияли сахарной белизной, и на мгновение могло показаться: вокруг лежит древняя Греция, а не нынешняя Сибирь.
        В тени античных колонн стоял человек.
        Издали он походил на театрального героя-любовника, завершающего свою сценическую карьеру. Был он высок, широкоплеч и имел роскошную копну седых волос.
        Но, если подойти ближе, то сразу становилось понятным: нет, это - зверь совсем другой породы. Слишком грубой, будто, сделанной из наждачной бумаги, была кожа на его лице. Слишком глубоки вертикальные морщины на щеках. И слишком умно для самовлюбленного представителя творческой интеллигенции смотрели его серо-зеленые глаза.
        Майор Мимикьянов прекрасно знал этого человека.
        Его звали Тимофей Топталов.
        Тимофей Павлович не являлся внештатным осведомителем майора Мимикьянова в поселке Машиностроительного завода. Он был просто его хорошим знакомым. Хотя... Оперативник - опасная профессия. Сущность этой профессии - поиск тайны, спрятанной в среде людей. Этот поиск совсем не более простой, чем поиск ученым истины в среде элементарных частиц или бактерий. Такое занятие быстро меняет характер человека.
        Через самое короткое время, оперативник невольно начинает смотреть на окружающих, прежде всего, как на источник информации. Независимо от того, являются они его агентами, просто знакомыми, или даже близкими людьми.
        За все приходится платить. За неумеренность в еде - появлением на животе и боках лишних килограммов. За профессиональное занятие оперативной работой - появлением на месте обычных глаз двух рентгеновских аппаратов, а в черепной коробке - постоянно действующей программы по обработке получаемых данных.
        - Здорово, Тимофей! Чего стоим? Кого ожидаем? - произнес Ефим, подходя к своему давнему знакомцу.
        - А-а-а! Ефим Алексеевич! - обернулся к майору бачуринский старожил. - Здрас-с-сте вам! Никого не жду, так стою, жизнь обдумываю.
        - Дело доброе! - похвалил Ефим, протягивая руку.
        Топталов крепко стиснул его ладонь своей закаленной хваталкой:
        - Давнее-е-енько у нас не появлялись!
        - Сам знаешь, сержант, служба! Куда пошлют, туда и бежишь! - ответил Мимикьянов. - У вас-то тут как?
        - Да, вроде, ничего! Жизнь идет. Чего нам, танкистам, сделается?
        В молодости Тимофею Топталову дважды приходилось временно переезжать на жительство в места, отгороженные от остального мира колючей проволокой. Первый раз, - еще несовершеннолетним, за кражу мотоцикла у соседа. Второй, - уже после армии, за драку из-за девчонки, в результате которой у его соперника, к несчастью, медики зафиксировали тяжкие телесные повреждения.
        Выйдя после этой взрослой отсидки, Тима утих.
        Он окончил курсы токарей-фрезеровщиков на Машиностроительном заводе имени Бачурина и пятнадцать лет добросовестно стоял у станка. Сначала - в цехе сборки танковых башен завода, затем - в закрытом СКБ "Экран".
        После ликвидации конструкторского бюро Топталов снова вернулся на завод. Когда танковое производство замирало, и рабочих отправляли в неоплачиваемые отпуска, Тимофей Павлович трудился в поселковом ателье по ремонту бытовой техники. С ремонтом утюгов, пылесосов и стиральных машин у него получалось не хуже, чем с монтажом танковых башен.
        Все три последовательно появлявшихся у Тимофея спутницы жизни не ужились с вольным казаком: женщин Топталов любил, но еще больше он любил свободу. В настоящее время Тимофей Павлович, с точки зрения дамской части поселка, снова являлся женихом на выданье.
        - Поговорить бы надо, - сказал майор. - Как насчет "полигона", а? Чего тут стоять, пятки давить? Бачуринских пельмешек покушаем, как?
        "Полигоном" в поселке называли кафе "Мотор".
        - О, доброе дело! - обрадовался Тима. - Пойдем - закусим.
        Кафе "Мотор" располагалось здесь же, во Дворце культуры.
        Оно впечатляло своими размерами. Возможно, за это его и прозвали "полигоном". А, может быть, потому, что некоторая часть заводских мужчин регулярно проводила здесь испытания на устойчивость собственных организмов к различным дозам и сортам алкоголя.
        В этот час "полигон" пустовал.
        Ефим с Топталовым сели за столик у окна.
        Майор махнул рукой скучающей у стойки крупногабаритной официантке.
        - Нам Бачуринских пельмешек в курином, бульоне, - сказал он. - Ну, и... - он взглянул на Топталова, вальяжно раскинувшегося на стуле. - Водочки... сто граммов.
        Официантка смотрела на посетителей с интересом: Топталов - поселковый жених для дам зрелых лет, Ефим - знакомый жениха.
        - Поняла... - со значением блеснула подведенными глазами женщина, одетая, видимо, в миниюбку своей дочери.
        - Ну! Ефим Алексеевич! Обед все-таки! Под сотку разве покушаешь!... - дернулся было Тима.
        - Сто, - твердо произнес майор.
        Тимофей посмотрел на майора своим умным взглядом и мгновенно сделал вывод о бесперспективности дальнейшего спора по поводу количества алкоголя, достаточного для хорошего обеда. Он равнодушно пожал плечами: дескать, ну, разве я - против? Сто, так сто...
        - Как скажете, мужчина... - пропела официантка и плавным движением полной руки поправила черный бантик, нежной бабочкой присевший на высокий стог ее пшеничных волос.
        Бачуринские пельмени славились далеко за границами заводского поселка. Название они получили по имени легендарного директора завода, который в годы войны привез эвакуированное предприятие с Украины в Сибирь.
        Легенда гласила, что у него был свой личный рецепт пельменей. Его особенность состояла в мясном фарше. Он состоял их трех основных частей - свиной вырезки, постной баранины и говяжьего языка. В него обязательно добавлялась петрушка, свежая или, на крайний случай, сушеная, и тертая картошка. Пельмени варились в крепком курином бульоне с лавровым листом и горошками черного перца. В результате рождалось уникальное блюдо, обладавшее поистине чудесными свойствами. Например, сильным лечебным действием.
        Поселковые женщины врачевали им своих простудившихся мужей. На ночь - рюмка водки, тарелка бачуринских пельменей в крепко поперченном бульоне, и - в постель. Наутро - пропотевший кормилец семьи вставал весел и бодр.
        Но имелся и побочный эффект. И вот он-то многим женам не так уж и нравился. На следующую ночь супругам не помогали никакие отговорки: "устала, голова болит, вообще плохо себя чувствую..." Муж вдруг вспоминал, кто в семье главный, и в такие часы не стоило женщинам перечить даже матерым подкаблучникам.
        "Ты смотри, какая лебедь! Сегодня не хочу, вчера не хочу, никогда не хочу! Ишь, ты, недотрога! Зато я хочу! Забыла курица, кто в доме хозяин? - грозно вопрошал супруг, переполненный энергией, полученный от бачуринских пельменей. - Ничего! Сейчас, быстро поймешь, кто тут главный! Ну-ка, скидывай свои тряпки! Супружеские обязанности исполнять будешь!"
        Учитывая такое действие директорского рецепта, местные хозяйки готовили их не часто и использовали с большой осторожностью.
        Расставляя на скатерти тарелки с пельменями, блюдце с хлебом и графинчик водки с узким птичьим горлышком, официантка ухитрилась с десяток раз прикоснуться своими мягкими плечами к твердым телам мужчин. При этом вырез ее белой блузки постоянно находился у их глаз. Видимо, для того, чтобы у гостей "полигона" не оставалось ни малейших сомнений в качестве наиболее удачных частей ее тела. Мужчины как будто смотрели с удовольствием, но высказывать свое мнение вслух, как и положено серьезным людям, не спешили.
        Накрыв столик, официантка немного задержалась, не теряя надежды что-нибудь услышать, однако не дождалась. Но, как женщина опытная и умная, выпускать недовольство на свое широкое лицо не стала, а напротив, улыбнулась и величаво отплыла к стойке.
        Мужчины проводили ее внимательными взглядами и приступили к трапезе.
        Топталов, не торопясь, со вкусом выпил полную рюмку. Во время этого действа мизинец он держал оттопыренным в сторону, что в кругах старых заводчан считалось признаком человека культурного и умеющего пожить. Вернув рюмку на скатерть, Тима с наслаждением выдохнул, соорудив из узких губ букву "О". И сразу его наждачное лицо помягчело.
        - Ух! - сказал он негромко. - Вот так! А еще говорят! Нет уж, поживем еще!
        Затем Тимофей Павлович аккуратно зачерпнул ложкой золотистый бульон, поймав в ложку маленький белый пельмень, и неторопливо понес угощение ко рту.
        Ефим позавидовал тому, как аппетитно начался у Тимы обед. Сам он себе позволить такого пока не мог.
        - Слушай, Тимофей... - сказал он. - Я, когда в поселок шел, меня чуть какой-то джип не задавил, "Патрол-Нисан" черный, на широких шинах... Не знаешь, случаем, кто на таком катается?
        - Чего ж не знать? Знаю, - ответил Топталов.
        - Ну! - поднял голову майор.
        - Секаченки эта машина. Или сам или его пиндюки ездят!
        Второй раз за недолгое пребывание в поселке, майор слышал имя этого гражданина.
        - Секаченки? - переспросил он.
        - Ну, да, Витьки Секаченки.
        - Это, который на "Локомотиве" начальником службы безопасности?
        - Точно. Он когда-то у нас в заводском бассейне отмокал, тренером по плаванью, не покладая рук, трудился. А теперь вот, поди ж ты!.. Мы - не раки, мы - орлы! Мы не плаваем, мы - летаем! Я в те времена с ним одну бабенку не поделил... Клава, в столовой такая работала... Так, я его тогда... Ну, да, ладно, что теперь об этом говорить! Это давно было!
        Топталов толстыми пальцами ухватил графинчик за тонкое горлышко, будто желая придушить, как цыпленка. Но, к счастью графинчик остался жив, все кончилось тем, что Тимофей Павлович безжалостно, до последней капли, выдавил из него водку в свою рюмку.
        Посидев над ней, как над кроссвордом, он медленно выцедил прозрачную жидкость. Напоминающая наждачную бумагу кожа на его лице смялась в ком, а потом резко расправилась. Тимина физиономия стала матово-гладкой, будто ее только что незаметно зачистили рашпилем и отполировали. Майор с удивлением отметил, что даже морщины-овраги на его щеках почти исчезли.
        - Тимофей Павлович, - уважительным обращением подчеркивая важность слов, произнес Ефим, - ты ничего не слышал про то, что у вас в поселке человек пропал? Командировочный из Москвы?
        Топталов на секунду блеснул острым взглядом и тут же его погасил.
        - Слышал, конечно... Милиция по этому делу пару дней назад у всех тут слова записывала...
        - Ну, и что скажешь? Куда он мог деться?
        Тимофей помолчал.
        - Думаю, Секаченко его завалил, - после паузы решительно произнес он.
        "Да, что же это за демон зла в поселке появился?" - подумал майор, наклонился над столом и задал вопрос:
        - Почему ты думаешь, что это он?
        - Ну, а кто еще? - удивился поселковый аналитик. - Начальство "Локомотива" испугалось, что москвичи сами колеса на заводе покупать станут и потом их железнодорожникам толкать. Тогда весь этот "Локомотив", в котором всех станков - один, да и тот, для бритья, можно сразу в утильсырье сдавать. Вот Секаченко Москве и показал, кто здесь хозяин...
        - Знаешь, Тима, так можно и начальника железной дороги в убийцы записать... Ему ж, наверное, тоже выгоднее колеса напрямую покупать, без всякого "Локомотива" - посредника.
        - Ха! Так "Локомотив", на самом деле, начальнику железной дороги и принадлежит! Виткевич, который на фирме - генеральный директор, он же - родич начальнику железной дороги.
        - Да?
        - Точно! Племянник, - пояснил Тима.
        - Ладно, - махнул рукой Ефим. - Это все - теория. Пустые рассуждения. Ты мне факты давай! То, что сам видел!
        Тима сверкнул глазами и полез ложкой в быстро пустеющую тарелку.
        - Так, я сам и видел, как этот москвич с Секаченкой разговаривал, - подхватив сразу пяток пельменей, сказал он.
        Майорская интуиция вздрогнула, как кошка, у которой неожиданно задели ухо.
        - Где это ты их видел? - боясь спугнуть удачу, спросил Мимикьянов.
        - Рядом с пивбаром. В пятницу это было, да. Я там с ребятами из "сборочного" пиво пил. А этот москвич у табачного киоска стоял, вроде, ждал кого-то. Тут черный джиппер подкатил. Из него Секач выскочил и к этому москвичу подошел. Они о чем-то поговорили. Минут пять, наверное ...
        - А потом?
        - Ничего потом. Секач в свою машину прыгнул и уехал. Не на улице же ему москвича валить?
        Майор задумался.
        - А откуда ты этого москвича знал? Как это ты понял, что это он с Секаченкой разговаривал?
        - Да, я тогда и не знал... А мужика этого запомнил, потому, что поселковых-то я всех в лицо помню, а этот - чужой... Да и вид у него какой-то был такой...
        - Какой?
        - Ну, такой... Гладкий больно для наших мест. Вот я и обратил внимание. А потом, когда мне милицейский опер его фотографию показал, я сразу его и вспомнил.
        Майор прислушался к Интуиция. Она в своих темных апартаментах вела себя беспокойно, хотя ничего определенного и не говорила.
        - А, в котором часу все это было? - спросил он у склонившегося над тарелкой Тимофея. - Не запомнил?
        - Почему не запомнил? Запомнил. После двух, - уверенно ответил Топталов.
        Ефим удивился.
        По данным милиции, после того, как Чапель в тринадцать тридцать вышел из здания заводоуправления, он и считался пропавшим, потому что после этого его никто уже не видел. Оказывается, видели!
        - После двух? - уточнил Ефим. - Точно? Не путаешь?
        - Точно, - кивнул, жующий Тима. - Ничего не путаю.
        - У тебя ж часов нет? - прищурился майор.
        - А зачем мне они? Я в ателье до двух работаю! А там часы есть! Там много часов! Там, если хочешь знать, на стенке десять часов висит! Все - на ходу! Вот, я как в пятницу работу закончил, к "Дяде Акопу" и заглянул... А там ребят из танкового сборочного встретил... У них же главный конвейер стоит, их в отпуска и отправили...
        "Неужели, след?" - подумал майор.
        - А эти ребята из "сборочного" тоже видели, как москвич с Секачом разговаривал? - спросил он.
        - Ну, а как же! - горячо произнес Топталов, но потом немного поостыл и менее решительно добавил: - А, может, и не видели... Они же к улице спиной стояли... Ты, что - мне не веришь, а, Ефим Алексеевич?
        - Почему, не верю! Верю! Но ты же и ошибиться мог... Сам же говоришь, пиво пил... Вдруг что-то перепутал?
        - Ты что, думаешь, я пьяный был? - взвился Топталов. - Ну-у-у, Алексеич! У меня ж не глаз, а штангенциркуль! Я после стакана спирта на фрезерном станке микрон ловил! А уж, чтоб целого человека перепутать! Скажешь тоже!
        - Чего ж ты в милиции все это не сказал, а?
        - Я им в помощники не нанимался! - отведя глаза в сторону, ответил Тимофей Павлович. - Да, тут еще такая история вышла... Они меня в тот вечер в клетку засунуть хотели... Ну, там, вроде, я у Верки-продавщицы окно разбил... А это не я!.. Может быть, и я, но случайно... Ну, ерунда одним словом... Я и не стал с ними разговаривать... Раз они так! То и я - так!
        "Да, - подумал майор. - Верно говорят: как ты к людям, так и они к тебе".
        Мимикьянов взялся за ложку, поймал пельмень, но из тарелки его не вытащил, отпустил плавать в родном прозрачном бульоне.
        - Тима, - вскинул он глаза на своего собеседника, - а после того, как Секаченко уехал, москвич что делал?
        - Ничего не делал. Дождался и ушел...
        Майор замер.
        - Кого дождался? - осторожно, чтобы не спугнуть удачу, спросил он.
        Тима помолчал, потом блеснул глазами и сказал:
        - Таю Тесменецкую.
        Ефим не видел себя со стороны. А, если бы увидел, то отметил странный танец, произведенный его собственными бровями. Они сначала сцепились над переносицей, затем вспорхнули на лоб, повисели там и, наконец, вернулись на свое обычное место.
        "Вот так и знал! Не случайно лягушка на дорогу выскочила, - подумал он. - Так и чувствовал, что без Тесменецкой вся эта история не обойдется!"
        Увлеченные разговором майор и Тима Топталов, не заметили, как официантка отклеилась от стойки. Двигаясь в раскачку, как шлюпка на малой волне, она приблизилась к их столику.
        - Мужчины, может быть, вам еще чего-нибудь дать? - медленно поправляя черную бабочку на своей соломенной копне, спросила она. - Только скажите!
        Майор оторвался от своих мыслей и вскинул глаза на подплывшее судно.
        - Слушаю вас, мужчины! - поймав его взгляд, пропела обитающая на "полигоне" нимфа.
        - Нам бы, красавица, еще... - решительно начал Тима.
        - Нет-нет! - быстро перебил его майор, понимая, что именно Тимофей собирается попросить у женщины. - Нам достаточно.
        - Достаточно? - не поверила официантка.
        - Совершенно, - отрезал Ефим.
        - Ну, как хотите... - разочарованно пожала плечами дама и, покачиваясь на несуществующих волнах, отплыла к стойке. Ее спина и все остальные части тела выражали упрек.
        Майор подумал и спросил:
        - Слушай, Тимофей Павлович, ты в СКБ "Экран" сколько проработал? Лет пять?
        - Шесть.
        - Да? И чем Ваше КБ занималось?
        - Ну, как чем? Одним изделием. Секретным.
        - ГПУ?
        - Точно, - солидно чмокнул губами Тимофей Павлович. - Им. Расшифровывается: Главный пульт управления.
        - А чем этот пульт управлял-то, а? - чуть подался вперед майор. - Говори, не бойся. Я все про твою подписку знаю. Мне можно.
        - Да, что мне эти подписки? - взвился Топталов. - Не такие дела заваливали! Лично я на участке опытного производства работал. Я - вставки для излучающей панели точил. Пульт на расстоянии одной боевой установкой должен был управлять.
        - Какой установкой?
        - Ну, откуда ж я знаю, какой? - пожал плечами Тима. - Этого нам не говорили. Там знаешь, какая секретность была? Не то, что про другой отдел ничего не знаешь, что на соседнем станке точат, и то, не спрашивай! На "Экране" какой порядок был? Ставили задачу: сделать то-то и то-то, технические условия такие-то и такие-то, а для чего оно - извини, брат, только главный конструктор знает, да! Вот так! И правильно! Чего всем рассказывать? Кому, что положено, тот пусть и знает, а остальным-то зачем? Верно, я говорю, Алексеич? - блеснул хитрыми умными глазами старый заводчанин.
        - Совершенно верно, - одобрил Ефим и откинулся на спинку стула.
        Посидев так с минуту, он обратился к Топталову:
        - Так, говоришь, после разговора с Секаченкой, москвич вместе с Тесменецкой ушли?
        - Да. Вместе, - подтвердил Тима, вычерпывая из тарелки оставшийся там золотистый куриный бульон.
        На дне его тарелки пельменей уже не оставалось. Только, колыхаясь, словно маленький скат, плавала одинокая пельменная шкурка, где-то потерявшая свою вкусную мясную начинку.
        В майорской тарелке - пельмени плавали дружной белой стайкой.
        "Вот такая она оперативная работа, - подумал майор. - И еда - мимо рта. И солнце - мимо оконца. Но жаловаться нечего. Сам выбирал, палкой никто не гнал".
        5. Женщина с прошлым
        Таю Тесменецкую Ефим также знал очень хорошо. Даже слишком.
        Когда-то Анастасия Вацлавна работала в СКБ "Экран" инженером-технологом. Затем, - лет пять на заводе. А когда там начались сокращения, ушла в свободное плавание: инженерша стала хозяйкой и директором ателье по ремонту бытовой техники. Оно располагалось здесь же, в Бачуринском поселке. Ателье называлось "Мастерица". Насколько Ефим знал, хозяйствование у Тесменецкой получалось.
        Ефим распрощался с Топталовым у залитых солнцем белых колонн Дворца культуры и направился на другой конец площади. В ателье.
        Синяя линза сибирского неба собирала летящие сквозь ледяную Вселенную солнечные фотоны и густыми потоками бросала их на поселок. Напоенные энергией частицы ударялись о выгоревший асфальт, розоватые стены домов, зеленую листву тополей и прыгали в воздухе, словно крохотные резиновые мячики. Прохожие жмурились и старались попасть в угольную полуденную тень.
        Когда майор пересекал площадь, пышущую жаром, будто сковорода, родная Интуиция вдруг напомнила о себе и толкнула его в грудь.
        Мимикьянов остановился, повертел головой и понял, на что тайная советчица обращала его внимание. В одну из отходящих от площади улиц сворачивал внедорожник. Он ничем не отличался от той машины, что однажды уже встречалась ему на узкой дорожке. На той, что вела вдоль заводского забора в поселок.
        Майора и автомобиль разделяло приличное расстояние: метров в сто. Но, ему показалось, что на номерном знаке выглядывали из-под грязи две запомнившиеся ему семерки. Внедорожник завершил свой маневр и скрылся за углом розового дома.
        Мимикьянов проводил его взглядом и пошел дальше, имея ориентиром блестящую на солнце большую, в размер окна, вывеску. На ней молодая домохозяйка, превосходящая формами любую фотомодель, с вожделением держала обеими руками толстый гофрированный шланг пылесоса. Шланг был похож на удава, а поднятая вверх насадка - на его растянувшую в стороны пасть, готовую заглотить не только маленькую мышь, но, при случае, и неосторожного ухажера.
        Подойдя к новенькой, без единой царапины, белой двери, майор вошел в ателье.
        Здесь царила тишина. Уютно пахло канифолью и ацетоном. Посетители отсутствовали.
        За прилавком застыла тоненькая светлоглазая девушка в нарядном голубом халате и шапочке.
        - Вам Анастасию Вацлавну? Вон туда, - указала она остреньким подбородком на задернутые темно-зеленые шторы.
        Ефим раздвинул тяжелую ткань и постучал в дверь.
        - Войдите! - услышал он знакомый голос.
        Майор открыл дверь и вошел.
        Перед ним открылась небольшая комната. Ее пол лежал на полметра ниже уровня приемного зала. Владелица и директор ателье сидела за письменным столом.
        Круглое лицо Тесменецкой совсем не загорело. Оно оставалось белым, как сметана. Только с переносицы сбегали на щеки едва заметные бледно-оранжевые веснушки. Ее широко расставленные глаза имели странную радужную оболочку - малахитово-зеленую, с черными крапинками. Как казалось Ефиму, она походила на большую, красивую лягушку.
        Для себя он ее когда-то так и назвал: Царевна-лягушка.
        Кроме письменного стола хозяйки, в небольшом пространстве кабинета помещался низкий чайный столик с двумя креслами, небольшой холодильник и целое дерево в покрытой лаком деревянной кадке. У растения был черный извилистый ствол и большие лапчатые листья.
        На майора повеяло театральным запахом горьковатых женских духов.
        - Ефим, ты? - удивленно произнесла владелица ателье. - Вот уж не ожидала! - всплеснула она руками.
        - Я. - ответил Ефим. - Можно к тебе?
        - Да, можно конечно! - произнесла женщина, вставая. - Он еще спрашивает! А я уж думала никогда тебя не увижу! Исчез и все! Даже не звонишь. Кофе хочешь?
        Никакой злобы в женском голосе, чего так Ефим боялся, он не заметил. Даже, наоборот, ему показалось, в ее тоне прозвучали нотки искренней радости.
        "Ну, хотя бы, личные отношения выяснять не придется", - с облегчением подумал майор.
        - Кофе было бы очень кстати! - с радостью ответил он, хотя после чаепития с Оскольцевой и обеда с Топталовым, ни кофе, ни чаю, ни вообще чего-либо вливать внутрь совершенно не хотел.
        - Чего к нам? По делу или так, старых знакомых навестить? - спросила Тесменецкая, десертной ложкой насыпая растворимый кофе в маленькие чашки тонкого фарфора. - Тебе сколько ложек класть? Я уж забыла...
        Ефим все-таки уловил в ее голосе острый крючочек.
        - Ложку - одну. Приехал по делу, - строго ответил он.
        - А-а-а! - с чуть заметным разочарованием, потянула Тая, берясь за вскипевший электрический чайник.
        Налив кипяток, Анастасия Вацловна сама размещала в его чашке сахар и коричневый кофейный порошок. Обычно ее забота так далеко не заходила. Со стороны Царевны-Лягушки это, безусловно, являлось знаком внимания.
        Майор вежливо сказал "спасибо", отхлебнул кофе и решил, не откладывая, приступить к делу:
        - У вас тут на прошлой неделе один москвич пропал...
        Он исподволь взглянул на Тесменецкую, пытаясь уловить ее реакцию на свои слова. Однако никакой реакции не увидел. Лягушка спокойно смотрела на него своими широко расставленными непроницаемыми малахитовыми глазами.
        - Слушай Тая, а ты с этим москвичом случайно не пересекалась, а? - продолжил он.
        Женщина молчала, с задумчивым видом смотрела в окно.
        - Тебя с ним видели... - прервал игру в молчанку майор.
        Анастасия Вацловна посмотрела ему в лицо, блеснула лягушачьими глазами и сказала:
        - Ну, естественно. Он же ко мне приезжал.
        Мимикьянов даже поставил чашку на стол.
        - К тебе? - переспросил он. - А ты, что, была знакома с Чапелем?
        - Знакома? - вздернула брови Царевна-Лягушка. - Как же я могу быть с ним не знакомой, если Юра - мой бывший муж. Как же я могу быть с ним не знакомой, сам подумай?
        Мимикьянов даже слегка тряхнул головой от услышанного.
        - Чапель - твой бывший муж? - переспросил он.
        - Ну, да, - наклонила голову Тесменецкая. - Ты что, не знал?
        - Нет.
        - Ну, правда, мы уже давно в разводе. Ты мог и не знать, - тоном, каким адвокаты оправдывают преступника, произнесла Тесменецкая. - Мы поженились-то рано. Я еще на первом курсе политехнического училась, а он тогда уже заканчивал. Семь лет вместе прожили. Вот, приезжал, уговаривал, чтобы я опять за него замуж вышла. Говорит, за все годы лучше никого не нашел.
        В голосе женщины прозвучала горделивая нотка.
        - Ну, а ты? - Ефим неожиданно ощутил укол ревности по отношению к женщине, от которой в свое время сам же сбежал.
        - Что я? - вздернула брови женщина.
        - Согласилась?
        Лягушка сделала глоток кофе, облизала тугие губки и ответила:
        - Нет.
        - Почему? - осведомился Ефим с интересом и почему-то начал расхваливать перед женщиной ее бывшего мужа: - Чапель человек с положением. В "Рособоронэкспорте" крутится около самого верха. На хорошем счету. Деньги, зарубежные командировки, наверное, дача на Рублевке, - превозносил майор незнакомого мужчину. - Да, и дальнейшая карьерная перспектива имеется. Почему же - нет?
        Владелица ателье бросила в рот мятную конфетку.
        - А, не нравится, - ответила она. - Вот почему.
        - Не нравится? - приподнял густые волчьи брови майор. Он почему-то ощутил чувство, похожее на радость.
        - Нет, - подтвердила женщина. - Не нравится.
        - А раньше нравился? - не отставал Ефим.
        - Ну, раньше... Раньше я девчонка была... Чего я там понимала? А деньги? Я - не бедствую. Вот "Тойоту" недавно купила, почти новую. И сама себе хозяйка.
        Майор помолчал, пошевелил бровями и вынужден был признать:
        - Тогда, конечно.
        Он помолчал, сделал глоток кофе и спросил:
        - Тая, а почему ты в милиции не сказала, что встречалась с Чапелем, а? Ведь, дело-то не шуточное! Человек пропал! Тут все обстоятельства имеют значение!
        - Ой, да никуда он не пропадал! - махнула ладонью хозяйка ателье. - Чепуха все это! Ираидка, дура, неизвестно зачем шум подняла, ну и понеслось!
        - Не пропадал? - удивленно переспросил майор.
        - Нет, конечно. Он в Новосибирск уехал. На несколько дней. Вот и все.
        Женщина поправила край платья на коленях, то ли для того, чтобы скрыть лишнее, то ли наоборот.
        - Да откуда ты знаешь? - не отрываясь, смотрел на нее майор.
        - Он мне сам говорил.
        - Мало ли, что можно говорить...
        - Ну, уж я-то, наверное, знаю, когда он врет, когда правду говорит... - с женским самомнением произнесла Тая.
        - А чего же он вещи в гостинице оставил?
        - Да, какие там вещи? Пустая сумка, разовый станок для бритья, да зубная щетка, вот и все вещи! - с досадой отмахнулась Тесменецкая. - Когда он спешит, про такие мелочи и не вспоминает... Я-то его знаю.
        Ефим молчал, обдумывая сказанное Тесменецкой. Услышанное было для него полной неожиданностью. И, неожиданностью, вообщем-то, хорошей. Никто никуда не пропадал... Что же может быть лучше? Но успокаиваться было рано.
        - А когда вы расстались? - спросил он.
        Тесменецкая увела глаза к потолку.
        - Мы около трех пришли, я еще на часы посмотрела... - начала вспоминать она. - У меня часа два посидели... Значит, где-то в начале шестого мы из дому вышли. Я его еще до цыганского угла проводила, - добавила Тая. - Он к цыганскому барону пошел.
        - К цыганскому барону? - не поверил Ефим.
        - Ну, да, - подтвердила Царевна-лягушка.
        Она положила ногу на ногу, и прямо перед глазами майора оказались ее скульптурные колени.
        Майор, перебарывая себя, отвел взгляд.
        - Слушай, Анастасия, а ты когда в СКБ "Экран" работала, чем занималась? - безразличным тоном спросил он.
        - А чего это ты вдруг вспомнил? - удивилась Тесменецкая. - Это же так давно было, как в другой жизни... Да, я и подписку о неразглашении давала... - искоса взглянула она на Ефима.
        - Ну, тебя ж, ни кто попало, спрашивает... - изобразил обиду Мимикьянов. - Я тоже подписку давал. Мне-то говорить можно.
        Анастасия Вацловна пожала плечами: дескать, ну, ладно, если тебе надо:
        - Я в процессорной группе работала.
        - А в проектировании ГПУ участвовала?
        - Участвовала, конечно... Все участвовали... Я за процессор, устанавливающий связь пульта с Объектом, отвечала.
        - С каким Объектом? - спросил майор.
        - Ну, откуда ж я знаю? - удивилась Тесменецкая. - Нам же никто не говорил... Это ж для нас секретно было. Ну, может быть, со спутником или с орбитальной космической станцией... Об этом только начальство знало. У кого-то из них спрашивать надо. У Генерала спроси, он, наверное, знает, что там и с чем связывалось...
        Ефим посмотрел на обтянутые светлыми чулками круглые женские колени. Казалось они, будто огромные глаза смотрели на него снизу вверх и в чем-то упрекали.
        Майор поднялся и подошел к окну.
        По площади в солнечных лучах бежала, пылая рыжей шерстью, низенькая собачонка. Острой хитрой мордочкой она походила на лису.
        Женщина подошла и положила свою легкую ладонь ему на плечо. Совсем, как раньше.
        Ефим повернулся к ней лицом.
        От женщины веяло горьковатыми духами и арбузной свежестью кожи.
        - Слушай, Ефим, приходи сегодня ко мне ужинать, а? - блестя малахитовыми глазами, сказала она. - Я бачуринских пельмешек налепила.
        - Да? Это, по какому же случаю? - спросил майор.
        - А ни по какому! Захотелось, и все! Придешь?
        Ефим знал: с Таиными пельменями не могут сравниться никакие другие. Да, и по поводу пребывания Чапеля в поселке к его бывшей супруге - гражданке Тесменецкой вполне могли возникнуть новые вопросы. Но опасение вместе с пельменями отведать и приторное блюдо, под названием "выяснения отношений", которое так любят готовить все женщины, удерживало его от того, чтобы сразу согласиться. Однако служебный долг, объединившись с желанием вкусно поужинать, победили страх перед женскими слезами и возможным скандалом.
        - Приду, - кивнул он.
        - Что-то глаза у тебя не горят... Устал, что ли? - изучающим женским взглядом посмотрела на него Анастасия Вацловна.
        - Есть немного, - согласился Ефим, хотя уставшим себя как будто и не чувствовал.
        - Ну, вот, пельмешек моих покушаешь, опять хвост трубой, поднимешь, волчище серый! - улыбнулась Тесменецкая.
        Ефиму показалось, что в ее голосе прозвучала искренняя забота.
        Конечно, подозрительный оперативник до конца в нее не поверил. Безупречно искренняя интонация могла оказаться обычным лягушачьим притворством. Но все-таки ему было приятно.
        Майор вышел на залитую солнцем улицу.
        "Вот так штука, - подумал он, - Что же, получается, никто и не пропадал... Чапель просто уехал по делам в Новосибирск, не предупредив дежурную в гостинице, и все... А какой шум поднялся, аж Москва забеспокоилась... Неужели, просто недоразумение? Шторм в луже?.. А никакого исчезновения секретоносителя и не было? Вот Пигот-то обрадуется!.."
        Мимикьянов шагал по асфальту и невнимательно скользил взглядом по яркому летнему миру. Шустрые заводские воробьи бесстрашно суетились у его ног, рискуя попасть под подошвы ботинка. Но в последнее мгновение они успевали веселыми пушистыми комочками взмыть в воздух, чтобы тут же опуститься на ветку ближайшего тополя.
        "Нет, все-таки, что-то здесь не то... - через несколько мгновений сказал себе Ефим. - Ну, ладно, дежурную в гостинице Чапель не предупредил, бывает, в это можно поверить. В конце концов, я и сам, случалось, вот так из гостиниц выезжал... Но, чего же он собственному начальству до сих пор ничего не сообщил?... А ведь уже четыре дня прошло... Мог найти возможность... В серьезной ведь фирме работает, и сам - не мальчик, порядок не может не знать... Должен бы со своим руководством связаться в любом случае. Они о его поездке в Новосибирск ничего не знают, раз ищут его здесь... В подобное легкомысленное поведение чиновника для специальных поручений трудно поверить... Очень трудно. Похоже, надо рыть дальше", - с неудовольствием заключил свои размышления майор.
        Какой-то особо наглый воробьишка взмыл прямо из-под его ноги и, будто нарочно, мазнул Ефима крылом по лбу.
        "А что же Тесменецкая, изложившая мне версию добровольного отъезда Чапеля в Новосибирск, она сама искренне заблуждается или... сознательно вводит меня в заблуждение?" - спросил себя майор.
        Ответа на этот вопрос у майора Мимикьянова не было.
        6. Как оперативник знакомится с нужными людьми?
        Как оперативник знакомится с нужными людьми?
        Например, так.
        Два года назад, когда майор Мимикьянов только приступил к кураторству Машиностроительного завода имени Бачурина, он как-то шел по поселку летним вечером.
        Заходящее солнце помещало свои маленькие яркие копии в окна верхних этажей.
        Его обитатели готовились ужинать: из открытых окон доносился запах жарящегося лука и котлет. На веранде пивной "У дяди Акопа" окончившие смену заводчане лениво беседовали, крепко сжимая ручки литых стеклянных кружки с желтым пивом.
        Жизнь здесь текла так уверенно и спокойно, что майору даже не хотелось возвращаться в суетливый и нервный центр города, хотя все намеченное на этот день он уже совершил. Внимательно изучил принятый на заводе порядок выдачи и хранения секретной документации. Ознакомил начальника службы безопасности завода Рената Абсалямова с установочными данными на одно нежелательное лицо, которое, вскоре попытается устроиться на работу в закрытый цех. Наконец, объехал с Ренатом Николаевичем весь периметр охраняемой территории с целью выявления его слабых мест.
        Дневной план был полностью выполнен. Можно было уезжать из поселка. Но не хотелось.
        В воздухе появились колдовские запахи бескрайней сибирской степи, что начиналась совсем рядом - за крайними домами поселка. Майор вздохнул полной грудью.
        И вдруг среди этой благодати Мимикьянов услышал отчаянный женский крик.
        Ефим окинул взглядом улицу и обнаружил его источник. Кричала женщина в окне первого этажа розового трехэтажного дома, расположенного почти напротив пивной. К ней в квартиру через окно пытался влезть какой-то мужик. Со стороны улицы его пыталась поймать за брючный ремень и стащить вниз еще одна женщина. Мужик лежал животом на подоконнике и, делал движения, подобные конвульсиям рыбы на песке. Таким образом он, видимо, пытался соскользнуть с подоконника внутрь квартиры. Но хозяйка, упершись в его голову обеими руками, никак не позволяла ему это сделать.
        Гости "дяди Акопа" на происходящее никак не реагировали.
        Ефим ускорил шаг, приблизился к борющейся группе и, дернул мужика за ногу. Тот повернул к майору свое лиловое от натуги лицо.
        - Эй, мужик, дверь с другой стороны! - сказал Ефим.
        - Так она закрыта, - сказал мужик, - Жена открывать не хочет! Что делать? Решил - через окно. А она и тут не пускает! Наверное, привела себе хахаля, пока я на смене был!
        "Зря вмешался, - подумал Ефим, - семейные дела, это - такое болото, в которое постороннему лучше не лезть: супруги помирятся, а ты главным виновником и останешься. Милые бранятся - только тешатся. Это посторонние от них плачут".
        Услышав слова мужчины, женщина в окне даже перестала кричать и замерла с открытым ртом.
        - Кто жена? Где жена? Я - тебе не жена! - наконец, воскликнула она. - Убирайся, бандит проклятый, а то я сейчас милицию позову!
        - Не жена, говоришь? - возмутился мужик. - А кто ж ты мне? Как зарплату, так давай, а как домой пускать, так иди к тете Фене, да?
        - К какой Фене? Какую зарплату? - совсем растерялась женщина в окне.
        - Такую зарплату! - с праведным гневом в голосе воскликнул мужик. - Такую, которую ты на тряпки свои тратишь, барахольщица! Мотовка бесстыжая! - вошел в раж мужик.
        - Когда я твою зарплату на тряпки тратила? - даже задохнулась от возмущения похожая на Сову женщина. - Тима, ты умом не тронулся?
        - Я-то не тронулся! А вот ты, смотрю, через свои сериалы, да трепотню с соседками последнюю память потеряла! - осуждающе произнес мужик, возобновив попытки сползти в комнату. Но бдительная Сова крепко упиралась в его лоб руками.
        - Да, не слушайте вы его! - сказала молодая женщина, что находилась рядом с Ефимом на улице. - Никакая она ему не жена! Он и живет-то в другом доме. Напился алкоголик и мелет, невесть что!
        - Кто напился? Я напился? - возмутился мужик, не прекращая попыток вползти в комнату. - Да, я уже неделю в рот капли не брал!
        Уяснив наконец, что седой мужик и женщина, похожая на Сову, - не супружеская пара, Мимикьянов стал действовать решительно. Он двумя руками ухватил непрошенного гостя за брючный ремень и с силой потянул на себя.
        - Ты что? Отпусти? - обернулся тот. - В табло дам!
        Ефим уперся ботинком в стену, напрягся и сбросил неудачливого конкистадора-захватчика вниз, на тротуар.
        Поднявшись с асфальта, мужик бросился на Мимикьянова. Но недостаточно быстро. Майор ушел в сторону и встретил нападавшего хорошим ударом под ребра. Мужик снова оказался сидящим на асфальте.
        Мимикьянов ожидал нового броска. Но его не последовало. Взглянув на майора снизу вверх умными, вмиг протрезвевшими глазами, мужик вдруг улыбнулся и сказал:
        - Извини, начальник. Ну, выпил немного. С кем не бывает?
        Он, не торопясь, поднялся, пару раз ударил ладонью по собственной заднице, изображая чистку брюк. Потом побил ладони друг о друга, стряхивая с них грязь, и протянул правую руку Ефиму.
        - Топталов Тимофей Павлович, - важно произнес он. - Очень приятно.
        Мужик Мимикьянову чем-то приглянулся. Он не оттолкнул протянутую руку, а протянул свою:
        - Мимикьянов Ефим Алексеевич. А вас как зовут? - повернулся он к стоящей рядом женщине.
        - Анастасия Вацловна, - протянула она ему холодную ладошку. - Тесменецкая.
        При внимательном рассмотрении женщина показалась ему похожей на большую красивую лягушку.
        "Царевна-лягушка" - сразу присвоил он женщине имя в своем внутреннем каталоге.
        - Очень рад, - сказал майор и поднял взгляд на Сову в окне. - Давайте все познакомимся, раз уж так получилось.
        - Оскольцева Ираида Михайловна, - поджав губы, представилась женщина-Сова.
        Все замолчали.
        Первой нашлась Царевна-лягушка:
        - Ираида, ну чего молчишь? Приглашай к себе на чай! Не расходится же сразу!
        - А, и правда! - оживилась Сова. - Заходите! У меня и заварка свежая! Милости прошу... Только вот хлеб кончился. Шла с дежурства, забыла купить. Сахару купила, а хлеб забыла. Думала еще есть. А он кончился. Тима, сходишь? - обратилась она к своему обидчику.
        - Какой брать? - как ни в чем не бывало, осведомился Тимофей Павлович у женщины, в квартиру которой он еще минуту назад ломился, как бандит.
        - Булку белого и печенья к чаю возьми! Еще пачку масла. И... - начала перечислять хозяйка квартиры.
        - Ну, хватит! - взмолился Тимофей Павлович. - Я все не запомню. Давай деньги, и я уже пойду!
        Сова на какое-то время исчезла с оконного экрана, затем вернулась уже с кошельком в руках. Покопавшись, она вытащила оттуда несколько мятых бумажек, целую горсть мелочи.
        Чтобы вручить все деньги своему грабителю, ей пришлось лечь на подоконник. Во время этого движения два больших метеорологических шара, спрятанных на ее груди, практически вырвались из тесного домашнего халата. Казалось, еще чуть-чуть, они выпрыгнут на асфальт и, толкаясь белыми боками, покатятся по тротуару.
        - Ираида, ты бы баллоны наружу не высовывала! - осуждающе заметил Тимофей Павлович, подняв лицо к подоконнику. - Женщина в годах все-таки! Блюсти себя должна! Какой пример ты молодежи показываешь!
        - Да, иди ты уже! - замахнулась на него женщина. - Балаболка несчастная!
        - Я-то пойду! - никак не мог угомониться Топталов. - Только ты, Ираида, выводы все-таки сделай! Ты же не только с такими культурными людьми, как мы с Ефимом Алексеевичем, - он кивнул в сторону майора, - можешь встретиться... которые, если что и увидят, то ничего не скажут! Люди разные бывают, Ираида! Есть такие, что и плохо подумать о тебе могут! А то и воспользоваться! Почему на тебе лифчика нет, а, Ираида?
        - Есть у меня лифчик! - возмущенно произнесла Сова. - И вообще, какое тебе дело, что у меня есть, а чего нет! Ты мне - не муж! Иди, пока я в тебя горшком не кинула!
        В доказательство серьезности своих намерений Оскольцева показала ему большой керамический горшок. В нем зло топорщился колючками кактус, похожий на стоящую торчком толстую зеленую оладью.
        Тимофей Павлович сноровисто сделал несколько шагов от окна, но, уходя, все-таки обернулся и укоризненно покачал головой.
        Управился Топталов мгновенно: едва чайник успел закипеть, а он уже входил в кухню Ираиды Михайловны.
        Причем, Ефим заметил: вместе с пакетом покупок, Тима отдал хозяйке сдачу.
        К чаю Ираида Михайловна выставила облепиховую настойку. На что Тима сказал:
        - Вот, Ираида, скажу тебе прямо: хозяйка ты - не такая уж плохая! Даже, если быть честным, - хорошая! Да, что говорить, нет больше в поселке такой хозяйки, как ты! Вот говорят, Матрена Бабакина хорошую настойку делает! Чушь, чушь и бабьи сплетни! Даже, вот ты, Тая, - повернулся он к Тесменецкой, - ничего, не скажу, хорошая хозяйка, и настойка у тебя неплохая, но все-таки с Ираидой не сравню, нет!
        - Ладно тебе, ишь, распелся! - с показной строгостью цыкнула на него Сова, но было заметно, что сердится она не всерьез, на самом деле, слова Тимофея Павловича ей приятны.
        Но это, естественно, не устроило вторую присутствующую в кухне женщину. Попав в расставленную хитрым пройдохой ловушку, Царевна-лягушка взревновала по поводу своей репутации, как хозяйки.
        - Тима, а когда это ты мою настойку пробовал, а? - серьезным голосом спросила она.
        - Да, уж когда угощала, тогда и пробовал! - самодовольно заметил Тима.
        - Никогда я тебя не угощала! - взвилась Тесменецкая. - И не собираюсь!
        Женщина грозно блеснула зелеными, с черными искрами внутри глазами.
        - Да, ладно, чего ты испугалась? - примирительно произнес Тима. - Ты может быть, Ефима Алексеевича стесняешься? - кивнул он в сторону майора. - Зря! Ефим Алексеевич - он парень свой! - как о старом знакомом отозвался Топталов о сидящем рядом Мимикьянове, с которым только что познакомился. - При нем можно не притворяться!
        - Что? - даже растерялась Анастасия Вацловна. - Да кто притворяется? В чем мне притворяться-то?
        - В том, что ты прошлым летом влюбленная в меня ходила! Да боялась сказать. А не надо было бояться! Пригласила бы меня к себе, ну, и...
        Царевна-лягушка обратила лицо к потолку.
        - Я? Влюбленная в тебя? Прошлым летом? - выкатила она большие глаза. - Ой, держите меня!
        - Я вижу, у тебя любовь-то не прошла! Меня не проведешь! - погрозил ей пальцем Тима.
        - Прям без памяти влюбилась... - сложила на груди руки женщина. - Сплю и вижу, когда Тимочка ко мне в гости заявится!
        - То-то и оно! - важно сказал Тимофей. - Только зря ждешь! Не приду я! Однолюб, потому что!
        - Вот я расстроюсь, бедная! Ночи теперь спать не буду! - глаза у женщины прямо искрились от возмущения.
        - Спи, не спи, а не приду, даже не уговаривай. Другую люблю! - многозначительно произнес Топталов, прекрасно зная о той власти, которую имеет над каждой женщиной любопытство.
        И точно, Лягушка попалась.
        - Это кого же, интересно? - почти отвернувшись, и делая вид, что ей совсем и не интересно, спросила она.
        - Не скажу! - захлопнул ловушку Топталов. При этих словах он многозначительно посмотрел на Ираиду Михайловну. - Эта любовь в моем сердце спрятана, как в танковой башне! Пусть там и умрет!
        Ефим заметил: хотя хозяйка виду не подала, но приняла последние слова Топталова на свой счет, и они ей явно пришлись по душе.
        - А вы у нас секретную часть проверяете, да? - демонстративно повернулась Тесменецкая к Ефиму, показывая, что больше с Топталовым общаться не желает: - Вы оттуда? - она кивнула наверх.
        Майор отметил быстроту расползания информации по заводскому поселку, причем информации совсем не предназначенной для широкого распространения.
        Он изобразил на лице гримасу, которая могла означать и - "да", и - "нет", и - "не могу говорить".
        - Я теперь у вас часто бывать буду! - на всякий случай добавил Ефим к этой бессловесной информации, чтобы женщина не приняла его гримасу за нежелание с ней разговаривать.
        - Правда? - спросила женщина, и Ефиму показалось: в ее голосе прозвучала радость.
        - Работы много оказалось! - заметил он.
        - Ну, давайте за знакомство! - сказал Тима и потянулся к рюмке с оранжевой настойкой.
        Но попробовать облепиховый напиток, приготовленный гостеприимной хозяйкой, им не удалось.
        В квартире заулюлюкал дверной звонок.
        Хозяйка пожала плечами и пошла открывать.
        Вместе с Ираидой Михайловной в комнату вошел широкоплечий мужчина среднего роста с наголо обритым черепом, похожим на купол обсерватории. Он слегка лоснился, так что казалось, будто его только что протерли тряпочкой с лосьоном после бритья.
        В кухне сразу стало тесно.
        - Всем - добрый вечер! - сказал он.
        - Заходи, Шура! Садись! - захлопотала хозяйка.
        - Инженер Мамчин, - окинув сидящих внимательными серыми глазами, новый гость протянул Ефиму руку. - Александр Михайлович.
        У Мимикьянова самого была такая лапа, что мало кто мог выдержать его пожатие. Но тут в своей ладони он почувствовал прямо-таки не струганную деревянную доску.
        Завершив рукопожатие, инженер положил твердую ладонь на плечо Топталову.
        - Тимофей, поставь рюмку! - негромко произнес он.
        - Шура, я, между прочим, в отгуле! - возразил Тима, но рюмку на стол поставил. - Ты сам отпускал.
        - Я отпускал тебя при условии, что ты прокладку к башенному крепежу сделаешь, - не громко, но очень веско произнес инженер. - А ты? Сегодня Бабич начал ставить, и что?
        - Что? - с показным интересом спросил Топталов.
        - Ничего! - прошипел Мамчин. - Ты, какие отверстия высверлил?
        Топталов пожал плечами, но как-то не очень уверенно:
        - Какие ты дал на чертеже, такие и высверлил!
        Мамчин засопел коротким вздернутым носом:
        - Я тебе собственной рукой писал - два сантиметра! Два! А ты выточил полтора с припуском!
        На темном от загара лице Топталова проступило недоуменное выражение. Он кашлянул и озадаченно произнес:
        - Да?
        - Да! - рыкнул Мамчин. - Чем ты смотрел? Собирайся, идем! Завтра машину надо на полигон выгонять. А во вторник уже арабы приедут первую партию принимать! И что они будут принимать?
        Тима покивал головой своим мыслям. Они означали примерно следующее: "Вот она жизнь! Что-то предполагаешь! Планируешь! И на тебе!"
        Потом он глубоко вздохнул и снова потянулся за рюмкой. Но, исподтишка взглянув на Мамчина, он правильно оценил выражение его глаз: Топталов отдернул руку от рюмки так быстро, словно на скатерти его ждала не сладкая облепиховая настойка, а гадюка с обнаженным ядовитым зубом.
        В открытое окно кухни влетела лихая песня о трех друзьях-танкистах. Акоп Айданян включил проигрыватель в пивной "У дяди Акопа".
        Из уютной квартиры Оскольцевой все ее гости вышли вместе.
        Инженер Мамчин вместе с Тимой Топталовым отправились на завод. А майор Мимикьянов вместе с Анастасией Тесменецкой пошли в соседний подъезд, в квартиру к Царевне-лягушке. Она пригласила его на чай. Хотя, конечно, чай являлся только предлогом. Оставшись вдвоем, мужчина и женщина часто забывают про чай. Да, и сколько его можно выпить? Ну, чашка, ну - две... А потом? Потом - бывает по-разному. У Ефима с Царевной-лягушкой, как ни крути, получилось неплохо. Да, что там говорить? Очень хорошо получилось.
        Но все это происходило два года назад.
        7. Неожиданное приглашение
        Майор хорошо знал географию поселка.
        Поэтому, направляясь по нужному адресу, пошел не по главной улице, а двинулся мимо угольного склада. Так было ближе.
        Очень скоро майор пожалеет об этом. И вспомнит, что Интуиция снова честно исполняла свой долг: стучала в стену его сознания, предостерегая от опасности. А он в очередной раз умудрился не обратить на нее никакого внимания.
        За кирпичным забором высились черные угольные холмы. Их жирные зернистые бока искрились на солнце. По пологому склону одного из них медленно полз казавшийся на холме совсем маленьким, веселый яично-желтый бульдозер. Словно упрямый жук, преодолевающий крутой подъем, он время от времени замирал, немного откатывался назад, и снова устремлялся к вершине.
        Ефим шагал по морщинистому асфальту, погруженный в свои мысли.
        "Вот, ведь, и красива Царевна-лягушка, и умна, и в сексуальном плане, хороша, хоть и не теплокровное существо... Почему же что-то отбрасывает меня от нее, а?" - спросил он свою Интуицию, видимо, забыв, что Интуиция тоже женского рода и о своей сестре по полу никогда ничего хорошего не скажет.
        "Ха! - произнесла тайная советчица. - А тебе, что, в жене - ум, что ли нужен?" "А что же, только умение хорошо готовить, да рубашки стирать?" - попытался съязвить он. "Глупец! Ничему тебя жизнь не учит! - ответила Интуиция. - В жене важен не ум, и даже не хозяйственность, а совсем другое!" "Что же, интересно, может быть, скажешь?" "Сочувствие! - серьезно и почти вслух произнесла осторожная советчица, обычно стремящаяся не выдавать своего присутствия. - Умение чувствовать вместе с мужем. Совместно чувствовать. Со-чувствовать! Понял меня? А Царевна-лягушка сочувствует только самой себе!" "Но вот на пельмени же пригласила, пожалела!" - возразил он. "Какой ты наивный! Какой простак! И, как я с тобой живу столько лет!" - запричитала вредная дама. - Да, ей что-то нужно от тебя, вот и все!"
        Майор был так занят своим внутренним диалогом, что не сразу заметил, препятствие, выросшее на его пути.
        Препятствие состояло из четверых парней. Ребята чему-то тихо радовались. Видимо, они появились из-за угла автомобильного гаража. Когда Ефим их заметил, между ними оставалось метров десять.
        Майор остановился. Уступать дорогу веселая компания не собиралась. Присмотревшись, майор узнал в одном из мужиков длиннолицего водителя внедорожника. У него на узкой дорожке он так не вежливо оторвал рукав рубашки. Встреча, похоже, произошла совсем не случайно.
        Ефим Мимикьянов был человеком совсем не слабым. В свое время он проходил спецподготовку двух уровней, да и вырос на окраинных городских улицах, где жизнь быстро учила умению постоять за себя. Но, все-таки, юные годы остались у него далеко позади, и четверо здоровых бойцов не были для него пустяковой проблемой.
        Майор знал: захват инициативы - это первое условие для победы в любом бою, а, при подавляющем превосходстве противника - главное условие для того, чтобы уцелеть или не стать инвалидом.
        Обстоятельства, помогающие тому, кто оседлал инициативу, есть всегда. Имелись они и в этом случае. Противник расположился в самом узком месте дорожки - между бетонной стенкой гаража и кирпичным забором. Их крепкие тела стояли тесно, плечом к плечу. Это помогало бойцам надежно перекрывать дорогу, но, одновременно, и являлось серьезным недостатком: в схватке, они бы стали мешать друг другу.
        Ефим нашел и слабое место команды - невысокий мужичок с краю, прижатый своими более рослыми друзьями к забору. В отличие от остальных, выражение его лица было скучным. Казалось, происходящее его вообще не интересовало.
        После того, как Мимикьянова остановился, прошло секунд десять. Дальше медлить не стоило.
        Майор двинулся вперед, с каждым шагом, набирая скорость и пробивную силу. Приближаясь к живому заслону, он, чтобы ввести противника в заблуждение, слегка забрал в сторону, противоположную той, где собирался нанести удар.
        И в этот момент скучающий мужичок повернул голову к своим друзьям и что-то негромко им сказал. Три бойца повернулись и живо исчезли за углом гаража.
        Не ожидавший этого Ефим замер на месте.
        Серый мужичок отклеил свое плечо от забора и шагнул навстречу майору.
        - Ты, дядя, не заводись, - бесцветным голосом произнес мужичок. - Мы плохого тебе не хотим. Дело к тебе есть.
        - Что за дело? - спросил Ефим, внимательно наблюдая по сторонам.
        - Виктор Сергеевич просил подъехать. Поговорить надо...
        - Кто такой Виктор Сергеевич? - произнес майор, стараясь одновременно держать в поле зрения вялого собеседника и угол гаража, за которым скрылись его рослые друзья.
        - Ну, Секаченко! Виктор Сергеевич Секаченко, - охотно пояснил мужичок. - Неужели не знаешь?
        Мимикьянов кивнул и спросил сам:
        - А, о чем он говорить хочет?
        - Не знаю, - слабо пожал плечами серый человечек. - Это уж пусть тебе сам Виктор Сергеевич скажет.
        Майор задумался.
        - Да, это - рядом, - вяло махнул рукой собеседник. - На заводе. Туда - сюда, ерунда! Чайник закипеть не успеет.
        Майор взвешивал, как поступить. Был аргумент, чтобы отказаться, имелись и аргументы, чтобы согласиться.
        Разумеется, куратору Бачуринского Машиностроительного майору Мимикьянову не понравилась форма приглашения на беседу. Никто в поселке не должен был позволять себе разговаривать с офицером государственной безопасности подобным образом. Это, с одной стороны.
        Но с другой, за время сегодняшнего пребывания в поселке Ефим уже несколько раз слышал о Викторе Сергеевиче весьма любопытные вещи. После них познакомиться с начальником службы безопасности акционерного общества "Локомотив" следовало в любом случае. А тут вдруг сам собой представился такой случай. К тому же, по утверждению Тимы Топталова, именно с гражданином Секаченко о чем-то беседовал Юрий Федорович Чапель после того, как покинул заводоуправление и, по официальной версии, исчез.
        Доводы за то, что бы принять приглашение определенно перевешивали. Майор решил на время отодвинуть вопросы этики и самоуважения в сторону и согласиться на встречу.
        - Ладно, если не долго, едем, - кивнул он.
        На скучном лице собеседника впервые мелькнула тень какой-то эмоции, возможно удовлетворения. Он повернулся в сторону гаража и громко крикнул:
        - Кубарь, давай тачанку!
        Прошло несколько секунд.
        Из-за гаражного угла выкатился автомобиль. Этот был тот самый, хорошо знакомый Ефиму внедорожник, с которым он встретился на узкой дорожке по пути в поселок. Этот факт подтверждал и хорошо заметный паучок из трещинок, присевший на его лобовом стекле - след брошенной майором тяжелой связки ключей.
        Ефим влез в машину и оказался на заднем сиденье, зажатый между двумя широкими бойцами. Скучный малорослый мужичок сел рядом с длиннолицым водителем. В этой военизированной компании он явно был за командира.
        Чем сильнее толкал майор своими твердыми плечами сидящих рядом с ним крупногабаритных бойцов, тем сильнее крепло у него ощущение, что он - под арестом. Ощущение было не из приятных.
        Ехали недолго. В поселке долго ездить можно только по кругу.
        Обогнув территорию ТЭЦ, они оказались у ворот Главной проходной завода. Длиннолицый нетерпеливо посигналил. В стекле сторожевой будки светлым овалом мелькнуло чье-то лицо. Видимо, машину здесь хорошо знали. Никаких дополнительных разъяснений или пропусков не потребовалось. Повизгивая маленьким колесиком по асфальту, темно-зеленый щит ворот медленно отъехал в сторону, открывая проезд на Бачуринский Машиностроительный.
        Они покатились по главной заводской аллее. Мимо длинных красно-кирпичных цехов, белого бублика неработающего фонтана, и черной гранитной плиты, с выбитыми на ней золотом именами машиностроителей, не вернувшихся с войны.
        За литейным цехом автомобиль свернул на перпендикулярную дорожку и, проехав с полсотни метров, остановился у большого пятиэтажного здания. Его стены, покрытые желтой штукатуркой, украшала белая лепнина. Она изображала скрещенные винтовки и кавалерийские сабли в окружение лавровых листьев.
        Вход в здание нельзя было не заметить даже при взгляде с самолета а, может быть, и из космоса. Судя по высоте дверей, архитектор этого здания был человеком предусмотрительным. Похоже, он учел в проекте даже такую маловероятную возможность, что кому-то может придти в голову въехать в здание на слоне: размеры дверей позволяли это сделать. А, может быть, архитектор считал, что в его доме предстоит трудиться атлантам или циклопам. Под их рост он и спроектировал входные двери.
        В этом здании в течение многих десятилетий располагалось специальное конструкторское бюро "Экран".
        Теперь большая его часть пустовала. Лишь в нескольких комнатах первого этажа поселилось акционерное общество "Локомотив", закупающее у завода колесные тележки для грузовых вагонов и затем, уже от своего имени, продающее их железной дороге.
        Здесь же располагалась и служба безопасности "Локоматива", возглавляемая Виктором Сергеевичем Секаченко.
        8. Неожиданное предложение
        Дверь, рассчитанная на великанов, обычным людям поддалась не сразу.
        Чтобы ее открыть, одному из сопровождающих Ефима бойцов пришлось всерьез напрячь толстый бицепс. Но, поупрямившись, дверь вдруг легко поехала на петлях, открывая за собой сумрачный холл.
        Он был высок и просторен, как зал ожидания железнодорожного вокзал, в котором не осталось ни одного пассажира.
        На старом дубовом паркете лежали странные тени. Их рисовали солнечные лучи, пронзающие листву могучих тополей, загораживающих окна. Пахло резиной и едва заметно - женской косметикой.
        - Сюда, - вяло указал в темный проем коридора скучающий командир сопровождающего конвоя.
        В далеком, как горизонт, конце темного туннеля ярко светилось солнцем торцевое окно. Они прошли коридор до середины. Здесь конвоир тронул Ефима за руку, и они остановились. Скучный мужичок толкнул высокую дверь, и перед глазами Ефима оказалась обычная учрежденческая приемная среднего пошиба. С массивным столом, сердитой на весь мир секретаршей и белым ящиком персонального компьютера перед ней.
        Изнуренная диетой дама лет двадцати пяти что-то печатала, неторопливо переводя взгляд с клавиатуры на экран и обратно.
        - Люда, шеф, у себя? - безразличным голосом спросил вожак.
        - У себя, - не отрываясь от дела, ответила секретарша.
        - Кто-нибудь есть?
        - Никого, - недовольно мотнула стриженой головой хозяйка приемной, злясь, что ее отрывают от работы.
        - Я зайду... - не спрашивая, а лишь равнодушно оповещая о своих действиях, произнес маленький командир конвойно-посольской группы.
        - Заходи, - произнесла Люда с облегчением: она закончила тыкать пальцем в клавиши и включила печатающее устройство.
        - Подождите здесь, - негромко бросил вожак Ефиму и своим подчиненным. Он открыл обитую кожей дверь и пропал в темном переходном тамбуре между приемной и кабинетом.
        Секретарша поерзала компьютерной мышкой по овальному коврику, досадливо сморщила нос и злобно прошептала в мерцающий экран:
        - Ну, печатай, дрянь такая! Чего тебе надо?
        "Не позавидуешь орлу, который в ее белые пальчики попадется, - подумал Ефим. - Такая злоба в глазах, что ощиплет и, не задумываясь, в суп отправит".
        Он сделал шаг в сторону, посмотрел на принтер, и увидел, что зеленый индикатор с надписью "данные", мигает, говоря о том, что печатающее устройство находится в процессе получения от компьютера набранного текста. Майор сделал еще шаг, дотронулся до плечика рассерженной девушки и сказал:
        - Люда, вы не волнуйтесь, сейчас принтер ваш текст с компьютера считывает. Как закончит считывать, начнет печатать.
        - Да? - с надеждой спросила секретарша, поднимая на него глаза. Лед в них почти растаял, но кое-какие кристаллы ледяной злобы все-таки посверкивали.
        - Сейчас увидите! - тоном пророка произнес головой майор.
        И принтер подтвердил его слова: он втянул в себя вставленный сверху белый лист и тут же выбросил его, уже покрытым мелкими буковками текста.
        Секретарша посмотрела на Ефима с уважением, словно перед ней был настоящий знаток электронных устройств. Ничем подобным майор, разумеется, не был.
        "Хоть в чем-то повезло", - отметил он про себя, а для хозяйки приемной слегка пожал плечами: дескать, для нас это плевое дело, мы и не такое можем. Стоя рядом с секретаршей, майор успел прочесть в правом верхнем углу отпечатанного листа: "Директору Машиностроительного завода Э. П. Недорогину."
        Что просила служба безопасности АО "Локомотив" у директора завода, он прочитать не успел. Кожаная дверь открылась, оттуда показался скучный мужичок и сказал, обращаясь к своим подчиненным:
        - Ждите в машине.
        - На обед когда? - робким голосом, не вязавшимся с его боксерской внешностью, спросил один из них.
        - Когда скажу, - совсем засыпая, прошелестел щуплый командир.
        Однако бойцы среагировали так, будто их послали матом. Ни слова не говоря, они дружно развернулись и вышли из комнаты.
        Мужичок скользнул равнодушным взглядом по Ефиму и едва слышно произнес:
        - Заходи.
        При этом он изобразил ладонью приглашающий жест, но так осторожно, словно любое энергичное движение могло вызвать у него печеночную колику или острый приступ остеохондроза.
        Майор направился к двери и вслед за своим новым знакомцем вошел в кабинет начальника службы безопасности акционерного общества "Локомотив" Виктора Сергеевича Секаченко.
        Кабинет, как кабинет, отметил Ефим.
        Правда, боксерская груша, висящая на ввинченном в потолок крюке, и гиря в углу встречаются не в каждом кабинете. Но, учитывая сферу занятий хозяина, - ничего удивительного.
        В простенке между окнами глянцевый плакат. На плакате - парящий над землей танк "Т-80", выкрашенный в непривычную для средних широт желто-коричневую расцветку. Такой камуфляж принят в качестве маскирующего на Ближнем Востоке.
        Сам Виктор Сергеевич Секаченко сидел за сверкающей, совершенно пустой плоскостью письменного стола. Был он респектабелен, как депутат Государственной думы, приглашенный на телевидение. Хороший костюм, белая рубашка, галстук в красно-синюю полоску. Шея у начальника - короткая и толстая, размера воротника для нее не хватает, верхняя пуговица расстегнута. Костюм на плечах натянут до расползания швов.
        А что лицо?
        Круглое. Глаза карие, живые, нос не боксерский - маленький и острый. Русые волосы зачесаны набок. Хорошо выбрит, но щеки все равно сизые от спрятавшейся под кожей щетины. Общее впечатление? Отнюдь не тупой давила, как можно было ожидать. Совсем, нет... Что-то бьется там, по ту сторону карих глаз, просится наружу, не дает хозяину спокойно жить и дышать. Не простой человек Виктор Сергеевич Секаченко, - сделал вывод оперативный уполномоченный Мимикьянов, человековед-практик не только в силу своей профессии, но и по личной склонности.
        Секаченко молчал, рассматривал Ефима немигающими живыми глазами.
        Неэнергичный конвоир, с безразличным видом стоял, опершись о стенку.
        Прием майору не понравился.
        - А у вас что, гостям садиться не предлагают? - недовольно произнес он.
        - А зачем тебе садиться? - негромко произнес Секаченко. - Тебе сейчас, дядя, надо руки в ноги брать и в аэропорт катиться.
        Слова начальника службы безопасности Мимикьянова удивили. Всего майор ожидал, но чтоб так... Это ж какую уверенность в своих возможностях надо иметь, чтобы так разговаривать с офицером управления федеральной службы безопасности?
        Майор слегка приподнял брови.
        - Прямо сейчас в аэропорт? - спросил он.
        - Сейчас, - кивнул хозяин кабинета.
        - А что за срочность-то у вас такая? - поинтересовался майор.
        Виктор Сергеевич изобразил на лице удивление тупостью гостя. Он откинулся на высокую спинку черного кожаного кресла и усмехнулся.
        - Не у нас, голуба, срочность. У тебя! Тебе, дядек, надо срочно в свою Москву улетать.
        - В Москву? - переспросил майор.
        Никаких дел у него в Москве не было. Да и командировку ему выписывали в другом здании.
        - В Москву, в Москву, в столицу нашей родины России, - охотно повторил Виктор Сергеевич.
        - И для чего мне туда лететь? - поинтересовался заинтригованный майор.
        - Как для чего? Как для чего? - изумился хозяин кабинета. - Чтобы здесь навсегда не остаться! У нас знаешь, какая печка в литейном? Не успеешь партийку на бильярде разогнать, а от человека уже и косточек не осталось. Один шлак.
        Ефим был изумлен не меньше Виктора Сергеевича: "Вот так в открытую угрожать офицеру госбезопасности, курирующему завод? Может быть, Секаченко - просто идиот, по ошибке выпущенный из психбольницы? Не похоже... Как же все это понимать?" - спросил себя майор и не нашел ответа.
        - Хорошая печка, - вслух согласился он. - А чем я вам так помешал-то?
        Секаченко хмыкнул:
        - Да, ничем ты нам помешать не можешь. Ничем! - он сжал ладонь в кулак. - И хозяева твои не могут. Забей себе эту мысль в черепок кувалдой! И тем, кто тебя сюда пригнал, передай! Седельникову передай! Варыгину передай! Пусть командировочные деньги поберегут, не тратят попусту! Потому что этот город - наш! И этот поселок - наш! И все, что тут есть - наше! И пульт, что ты тут ищешь, - тоже наш!
        "Про каких хозяев он говорит? - спросил себя майор. - Кто такой Седельников? Кто такой Варыгин? А пульт? Уж не ГПУ ли он имеет в виду?"
        - Что за пульт такой? - произнес он вслух.
        - Да, ты дурачком-то не прикидывайся! - острый носик руководителя службы безопасности побелел и даже стал как будто еще острее. - Не знает он, что за пульт! А чего ты тогда сюда прикатил? Пельмени бачуринские покушать?
        - Пельмени хорошие... - заметил Ефим, не зная, что сказать.
        - Ты ж не первый, кто на чужое лапы поднял! - не поддержал разговор о кулинарии Секаченко. - Только что тут один, такой же, как ты, гость московский, круги по поселку вертел. Так вот он-то сразу понял, что жизнь у него одна. Вторую начальство не купит. Он даже вещи из гостиницы забирать не стал. На тачку, в аэропорт и - прощай Сибирь, здравствуй, столица! И жопа здорова, и голова цела! Что может быть лучше, а? Согласен, а спортсмен-метатель?
        - Тогда, конечно, стоит подумать... - задумчиво произнес Ефим.
        - Правильно, подумай! Только не долго. Пока здесь стоишь. Потом поздно будет. Ты вообще из каких? В органах, наверное, раньше служил?
        "Почему - "служил"? - подумал Ефим. - Что же, он не знает, кто я такой? Спутали они меня с кем-то, что ли?"
        Ефим кивнул и подтвердил:
        - Служил когда-то... Раньше.
        - Во! - обрадовался начальник службы безопасности "Локомотива". - Меня не обманешь. Я вашего брата верхним чутьем беру!
        Он наклонил голову и внимательно рассматривал Ефима своими живыми глазами.
        Вялый бригадир с безразличным видом смотрел в летнее окно.
        - Ну, что, особист-резервист, выбрал, чем лучше быть: живым человеком в Москве или совком шлака в Сибири? - прервал молчание Виктор Сергеевич.
        Майор молчал.
        Секаченко резким движением выдернул себя из кресла и выбрался из-за стола-зеркала. Рост у него, против ожидания, оказался не высоким. Пожалуй, макушкой он вряд ли достал бы Ефиму до подбородка.
        Виктор Сергеевич прошелся вдоль стола и остановился напротив майора. Ефим почувствовал: Секаченко напряжен, словно готовится неожиданно нанести удар. Мимикьянов тоже чуть расставил ноги, готовясь этот удар отразить.
        И тут он почувствовал, как на его плечо легла ладонь вялого мужичка. Его пальцы оказались неожиданно твердыми, прямо, как плоскогубцы.
        Ефим положил свою ладонь поверх чужой и сжал своей тоже совсем не пластилиновой лапой запястье противника. "Ох, как теперь славно можно провести бросок через бедро с поворотом", - подумал он и чуть отвел правую ногу назад.
        Виктор Сергеевич быстрым движением выхватил из оперативной кобуры спрятанный под пиджаком "Макаров".
        - Да, брось ты! - медленно произнес он. - Это ж - не кино. Это - жизнь. Никто тут с тобой толкаться не будет. Дырку тебе засверлим и все. Не сейчас, так через час. Понял, спортсмен-полисмен?
        Произнеся эти слова, хозяин кабинета неожиданно резко отпрыгнул назад. Сделал он это так ловко, будто в подошвах у него прятались мощные пружины.
        Направив ствол в грудь Ефиму, он негромко произнес:
        - Пук! И нет тебя.
        Дело принимало оборот не приятный.
        Майор поиграл желваками и посопел носом, что должно было продемонстрировать трудный процесс принятия решения. Потом сдавшимся голосом произнес:
        - Раз так... Если все так серьезно... Ладно. Улечу.
        - Вот так-то лучше! - усмехнулся Виктор Сергеевич. - Правильно, соображаешь! Я вижу, ты человек - не глупый! Финтить не станешь! Но на всякий случай, имей в виду: разговоров с тобой больше не будет! Улетишь, так мы тебя больше и не увидим никогда! А не улетишь, так с трупом, какие разговоры? Правильно я говорю, а, капитан? Или, кем ты там в запас ушел?
        - Старшим прапорщиком, - буркнул майор.
        - Каждому - по способностям, дураку - по его образованию, так? - кивнул Секаченко и спрятал "Макарова" под пиджак, в оперативную кобуру.
        Расстался Ефим с начальником службы безопасности акционерного общества "Локомотив" как будто мирно: во всяком случае, без драки и стрельбы.
        Выйдя из бывшего здания специального конструкторского бюро "Экран", майор направился не к Южной проходной, через которую его ввезли на территорию завода, а к дальней - Восточной. Пошел он по узкой асфальтовой дорожке, зажатой между бесконечной краснокирпичной стеной Инструментального цеха и непроницаемой стеной разросшейся сибирской яблони-дички.
        В мае она наполняла горький заводской воздух таким сладким ароматом, что, выйдя из пахнущих металлом цеховых пространств, люди на какое-то время даже замирали на месте. А потом, сомкнув губы, как кошки, тянули воздух носами, забитыми крохотными каплями мазута и стальной пудрой.
        Двигаясь вдоль стены, майор поравнялся с большим открытым окном. В сумраке цеха он увидел рабочего в берете и синей спецовке, склонившегося над суппортом металлорежущего станка. Из-под резца, прикасающегося к бешено вращающейся стальной заготовке, выползала длинная сизая металлическая ленточка, вьющаяся, как серпантин. Будто, почувствовав взгляд, станочник оторвал резец от детали и поднял голову. Его лицо закрывали большие защитные очки с резиновыми бортиками по периметру. Он походил в них на вынырнувшего со дна моря водолаза или летчика-испытателя высотных истребителей.
        В обращенных к нему стеклах Ефим увидел зеленую стену листвы и свое собственное вытянутое, словно в комнате смеха, лицо. Рабочий стоял и смотрел на него. И оттого, что майор не видел его глаз и выражение лица, Ефиму стало как-то не по себе.
        Он вдруг заметил, что почему-то стоит на месте.
        Токарь вновь опустил зеркала очков к станку, подвел суппорт к тускло блестящей цилиндрической заготовке и опустил резец. Тут же из-под его острого конуса поползла, закручиваясь серпантином, сизая лента стружки.
        Ефим сдвинулся с места и прибавил шаг.
        Подойдя к концу стены, майор окинул взглядом длинный туннель, по которому шел.
        Он не ошибся: вслед за ним вдоль кирпичной стены тянулись двое. Держались они на достаточно большом расстоянии. Но особенно не маскировались.
        В самом деле, чего им было осторожничать?
        9. Поселковый контрабандист
        Ефим медленно шел по тротуару.
        Мимо похожих друг на друга кирпичных домов в три этажа.
        Покрывающая их стены розовая штукатурка едва заметно пахла ванилью. Возможно, это был запах ушедшей жизни.
        "Прошлое почему-то всегда пахнет сладко, - думал майор, - будущее - радостно, а настоящее - тревожно".
        Его взгляд неторопливо скользил над крышами домов, телевизионными антеннами, кронами деревьев.
        Мимикьянов шел и думал о встрече с начальком службы безопсности акцтонерного общества "Локомотив".
        "Похоже, Секаченко и компания приняли меня за кого-то визитера из столицы, - размышлял он. - Любопытно: а кто же был тот москвич, чье поведение начальник службы безопасности "Локомотива" ставил ему в пример? Уж не Чапель ли? Это как будто подтверждает версию Тесменецкой о том, что Юрий Федорович просто тайно от всех покинул наш славный город. В Москву или в Новосибирск, он отсюда направился, это - дело второе... Главное, его никто не убивал, не похищал, и не держит в заточении, он жив и здоров.... и, значит, в конце концов, найдется..."
        Ефим пошарил глазами по тротуару перед собой и снова устремил взгляд вверх. На этот раз он зацепился за уходящую в синеву вертикаль заводскрй трубы. Рядом с ней висело круглое, как бублик, небольшое облачко. Оно было таким непроницаемо плотным, и густо белым, что казалось отлитым из гипса.
        Майору почему-то страшно захотелось оторваться от асфальта, взмыть в небо и усесться на его твердом боку. Он бы вдохнул прохладный ультрамариновый воздух, подставил лицо легкому ветерку и посмотрел вниз. Оттуда розовые дома поселка и закопченные бруски заводских цехов казались бы игрушечными, а люди - не больше муравьев. При взгляде с облака невозможно было бы поверить, что в головах этих крохотных существ, кроме их собственных квартир, помещается заодно еще и вся Вселенная.
        Майор посидел на облаке и снова опустился на теплый от солнца асфальт.
        "Интересно, о каком таком пульте говорил рассердившийся Виктор Сергеевич? - спросил он себя. - Уж, не о том ли самом ГПУ, над которым работали в СКБ "Экран"? Из слов Виктора Сергеевича можно сделать вывод: Секаченко считает, что Чапель приезжал сюда в поселок именно за ним? Кому же этот непонятный Пульт понадобился? И для чего?.. Но, это пока отложим! - решил майор. - Пока главным является другое: найти Чапеля. Успокаиваться рано. Все может оказаться и совсем не так благополучно, как говорит Тесменецкая. А, если она ошибается, и Юрий Федорович не улетел в Новосибирск? А, если Секаченко сознательно создает ложную версию, что Чапель отбыл в Москву, а на самом деле, он никуда отсюда не уезжал, а, скажем... закончил свою жизнь в сталеплавильной печи Машиностроительного завода? Все может быть..."
        Майор остановился.
        "Все может быть... - повторил он про себя. - Вопросы есть, ответов нет - обычная ситуация оперативника, как говорил незабвенный преподаватель Новосибирской спецшколы полковник Казимир Иванович Коваленко. Но, может быть, что-то разъяснит гражданин Варга, к которому после беседы с бывшей супругой отправился Юрий Федорович Чапель?"
        Ефим направлялся на окраину поселка, в тупик за электростанцией. Жители поселка называли его Цыганский угол.
        Называли так потому, что там за высоким забором стоял старый двухэтажный каменный особняк. В нем и обитал Михаил Иванович Варга. Жители поселка считали его цыганским бароном.
        А вот, кем он был на самом деле? Майор Мимикьянов сомневался, имел ли этот цыганский барон вообще отношение к цыганам.
        Правоохранительные органы заинтересовались гражданином Варгой давно.
        Его подозревали в торговле наркотиками. Однако оперативная разработка этого не подтвердила. Но в ходе ее проведения органы неожиданно получили информацию о другом противоправном деянии.
        Из тридцати хранящихся на складе мобилизационного резерва Машиностроительного завода имени Бачурина 1000-сильных танковых моторов, в наличие оказалось только тринадцать. Семнадцать дизельных двигателей отсутствовало. Стоимость каждого такого двигателя по мировым ценам составляла около ста тысяч долларов.
        Были получены оперативные данные о том, что эти дизели были похищены со склада, тайно вывезены в сопредельный Казахстан, а, затем, отправлены в Китай. Имеющаяся же в приграничных районах агентура сообщила сведения, позволяющие предполагать, что инициатором этой многоэтапной операции и являлся, как раз, Михаил Иванович Варга.
        Однако разработка частного предпринимателя Варги ничего не дала. Доказательную базу создать не удалось. Если Михаил Иванович все-таки был как-то причастен к хищению танковых двигателей и незаконной переброске их в Китай, то, видимо, умел очень надежно прятать концы в воду.
        Майор Мимикьянов в свое время принимал непосредственное участие в оперативной проверке обстоятельств исчезновения со склада госрезерва танковых двигателей. Но лично для себя сделать определенный вывод о причастности, или, напротив, не причастности Варги к темной истории с исчезнувшими танковыми моторами, так и не смог. Он был почти уверен: Михаил Иванович контрабандным путем вывозит в Казахстан тракторные гусеницы, трансмиссии и подшипники, это - да. А вот, его ли рук дело контрабанда такой специфической вещи, как танковые двигатели? - осталось для Ефима открытым вопросом.
        В ходе встреч и бесед, проходивших в процессе проверки, у майора с Михаилом Ивановичем как-то незаметно установились неплохие, почти дружеские отношения. Георгий Иванович Пигот против этих контактов не возражал. Напротив, посчитал, что таким образом майор Мимикьянов сможет получать полезную оперативную информацию о непонятных занятиях этой подозрительной личности.
        Любопытным для Ефима оказалась и еще одно обстоятельство, касающееся цыганского барона.
        Пытаясь понять, что собой представляет гражданин Варга, Ефим установил, что он с женой и многочисленными родственниками - целым табором, прибыл в поселок в начале девяностых. Здесь он приобрел просторный двухэтажный особняк. Этот дом сразу после войны по распоряжению самого Берии построили для директора специального конструкторского бюро "Экран".
        Михаил Иванович зарегистрировался в качестве частного предпринимателя и занялся поставкой производимых на заводе тракторных запчастей, в соседние сибирские области и сельские районы сопредельного Казахстана.
        Местные цыгане, живущие в городе, знакомства с семейством Варги почти не водили, отзывались о приезжих очень осторожно. Вроде бы считали цыганами, но какими-то особыми. Именовали их словом, которое звучало, как "футуралы". Что это означало, из пояснений цыган понять было трудно. Можно было сделать вывод, что футуралы - это какая-то особая цыганская народность. Вроде бы цыгане, и, в тоже время, - не совсем цыгане. Ученые-этнографы, местного университета, изучавшие цыган, тоже ничего пояснить не смогли.
        Упрямый Ефим не поленился и попробовал выяснить что-либо о цыганах-футуралах через Центральный архив федеральной службы безопасности.
        Он послал запрос в Москву.
        И, как это ни странно, вскоре в управление пришел на его имя спецпакет. В нем находилась копия оперативной разработки НКВД СССР, посвященной цыганам-футуралам, проведенной еще в середине тридцатых годов.
        По поручению руководства наркомата внутренних дел группа сотрудников под руководством старшего майора госбезопасности И. С. Кортникова занималась изучением вопроса, что же представляют собой цыгане-футуралы? В результате полугодовой работы сотрудникам удалось установить следующее.
        Цыгане-футуралы являются почти не изученной этнографами замкнутой этнической группой, предположительно, родственной цыганам. Язык, на котором они общаются между собой, семантически близок языку современных цыган. Однако он содержит в себе ряд нехарактерных для цыганского языка грамматических форм и понятий, близких, скорее всего, древнеперсидскому языку.
        Футуралы сохраняют кочевой образ жизни, но он отличается от кочевого образа жизни обычных цыган. Прибыв в населенный пункт, они предпочитают жить не в кибитках и шатрах, а поселяются в домах, которые снимают или приобретают у местного населения. При этом на одном месте, как правило, задерживаются на несколько лет.
        Для цыган-футуралов характерна поголовная грамотность, в том числе у женщин. Немалое их количество даже имеет какое-либо специальное образование, нередко они работают по имеющейся специальности.
        В частности, до революции цыгане-футуралы встречались в качестве квалифицированных рабочих и даже мастеров на Коломенском паровозостроительном заводе, а также Балтийской судостроительной верфи.
        Перед революцией в Петербурге имелись несколько частнопрактикующих врачей, которые являлись цыганами-футуралами, не утратившими живой связи со своей общиной. Цыганом-футуралом являлся приват-доцент Петербургского университета С.М. Танич, работавший в Российской Палате мер и весов под руководством создателя Периодической системы химических элементов Д.И. Менделеева. В свое время приват-доцент проверялся губернским жандармским управлением Петербурга на причастность к антиправительственным революционным организациям, но данные предположения не подтвердились.
        Привлеченный в качестве эксперта профессор Московского университета ученый-ориенталист Н.П. Роговцев-Ниженко, изучив изъятую у лиц, принадлежащих к общине цыган-футуралов, литературу, включая старинные рукописные книги, высказал предположение, что, возможно, под именем цыган-футуралов скрываются закрытые для посторонних общины философов-суфиев.
        По его мнению, точка зрения современной науки на суфиев, как на особые группы мусульманских философов средневековья, является ошибочной. Профессор считал, что такое ложное мнение распространяют о себе сами суфии, чтобы скрыться от контроля государственных органов и внимания со стороны общества. На самом деле, братства суфиев возникли задолго до появления мусульманства и продолжают существовать до сегодняшнего дня. Причем, отнюдь не только в исламском мире, а среди самых различных народов и религий.
        Выдавая себя за цыган, суфии таким образом прячутся внутри этого народа, закрытого для всех окружающих.
        Однако, другие эксперты-ученые, в частности профессора И.М. Давыдовский и Г.И. Ротенберг с данным мнением Роговцева-Ниженко категорически не согласились. Они считали цыган-футуралов особой разновидностью цыган, сформировавшейся в 7 веке нашей эры в Персии, после того, как цыгане ушли из Северной Индии под давлением захвативших их родные места завоевателей-мусульман.
        Какие-либо связи общин цыган-футуралов с зарубежными разведками, а также белогвардейскими организациями в стране и за рубежом, группе старшего майора госбезопасности Кортникова установить не удалось.
        Вот что майор прочел в документе, полученном из Москвы.
        Ясного ответа на вопрос, кем на самом деле являются цыгане-футуралы, майор Мимикьянов не получил. Но, все-таки, и не мог считать время, проведенное за изучением документов, посвященных футуралам, потраченным в пустую.
        Ефим стоял у высокого забора.
        За ним скрывался особняк Михаила Ивановича Варги.
        Майор дернул за костяной шарик, привязанный к тонкому металлическому тросу. Сквозь отверстие в двери трос уходил во двор.
        За забором раскатисто зазвучал колокол.
        Через минуту дверь открылась. В проеме стояла черноволосая девушка в короткой, вполне современной юбке. Ефим ее узнал. Это была Алена - племянница главы семейства.
        - Ой! - заулыбалась она. - Ефим Алексеевич! Проходите! Дядя Миша вас ждет!
        "Как это он может меня ждать, если ни о какой встрече мы не договаривались, да и о своем визите в поселок я его не извещал?" - подумал майор. Но произносить этого вслух, разумеется, не стал. Он улыбнулся девушке в ответ, поздоровался и шагнул в дверь.
        10. Дом, где майора ждали
        Майор вошел во двор.
        Девушка первой побежала по дорожке, выложенной цементными плитками. Двор покрывала короткая изумрудная травка. По его периметру, вдоль забора устремлялись в синее небо темные пирамидальные тополя.
        Во дворе стояла грузовой тентованый "КАМАЗ". Мимикьянов заметил: за его кабиной стояли, словно не желая показываться на глаза, двое мужчин.
        Ефим скользнул взглядом по переднему номерному знаку. Он принадлежал республике Казахстан.
        Пешеходная дорожка упиралась в солидный двухэтажный особняк. Его стены были сложены из старого темно-вишневого кирпича. Над входной дверью висел маленький балкончик, огороженный черной кованной решеткой.
        Едва войдя в дом, майор ощутил дразнящий аромат жарящегося мяса. Он шел из приоткрытых дверей кухни, расположенной в конце коридора.
        - Проходите, Ефим Алексеевич! - щебетала девушка. - Дядя Миша у себя в кабинете. Он там работает. Но сказал, чтобы вы поднимались. А тетя Роза - на кухне. Она чевапчичи жарит, а мне велела вас встретить!
        За считанные секунды Алена умудрилась посвятить его во все события, происходящие в доме цыганского барона. Закончив свой рассказ, девушка помчалась по коридору в сторону кухни. А Ефим направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
        Начало перил украшала львиная голова. Погладив покрытую лаком деревянную гривку, Ефим стал подниматься по лестнице на второй этаже, где в угловой комнате находился кабинет хозяина дома. На площадке второго этажа он увидел небольшой портрет в лакированной деревянной раме. Из заполняющей картину тьмы смотрел живыми черными газами-угольями старик в гусарском ментике и странной шапочке с вертикально торчащим белым пером. Ефим приблизил лицо к портрету. Поверхность холста покрывали мелкие трещинки - кракелюры. Картина была по-настоящему старой.
        "Кто это такой, интересно? Предок, что ли? - подумал Ефим. - Раньше этой картины здесь, кажется, не было... Или я просто не замечал?"
        Он сделал шаг назад и еще раз окинул картину целиком.
        Внимательно и, как будто, угрожающе смотрел на него старый гусар. Жутью веяло от тьмы за его спиной. В ней словно скрывалась тайна. Нечто такое, что хотелось, и в то же время страшно было узнать.
        Майор прошел по коридору и уткнулся в закрытую дверь. Он постучал и услышал звучное:
        - Входи, Ефим Алексеевич!
        Майор открыл дверь и шагнул в кабинет.
        Большая комната была вся покрыта коврами, и походила на выложенную изнутри бархатом огромную коробку для ювелирных украшений.
        "Как они ковры и вообще всякий текстиль любят! - подумал Мимикьянов, обводя глазами комнату. - Ну, все завешано! Даже потолок! Кибиточное прошлое, что ли, сказывается?"
        Варга сидел в деревянном кресле с высокой фигурной спинкой. В руках он держал большую книгу в старом кожаном переплете. Глаза - желтые. Нос - маленький, короткий, как спичечный коробок. Борода - бронзового цвета, кольцами.
        "Чего в нем такого цыганского, кроме бороды? - спросил себя Ефим. - Да, и та, какого-то не цыганского цвета".
        - Доброго здоровья, Михаилу Ивановичу! - громко произнес он с порога.
        Михаил Иванович положил на стол тяжелый фолиант, живо поднялся и, выйдя из-за стола, пошел по толстому ковру навстречу майору.
        - Рад тебя видеть, Ефим Алексеевич! Это ты вовремя! - весело сказал он. - Роза, как раз, чевапчичи жарит. Сейчас попробуем! Ты же знаешь, какие Роза чевапчичи делает! Один раз покушаешь - потом целый год вспоминаешь!
        - Да, я уже... - начал Ефим.
        - Знаю, знаю, - не дал ему закончить цыган, - хочешь сказать, что на "Полигоне" уже бачуринских пельмешек тарелочку скушал? Ничего, чевапчичи, разрешения не просят, они сами в рот бегут! А пока давай присядем! - хозяин указал на два кресла у низкого столика в углу кабинета.
        Усаживаясь, Ефим заметил в противоположном углу компьютер с большим плоским дисплеем. Рядом - цветной лазерный принтер. В прошлом году ничего этого здесь не было.
        - Детям купил, - заметив его взгляд, пояснил Варга. - Да, и самому иногда бывает нужда: прошение какое-нибудь к власти нашлепать или письмишко по электронной почте пульнуть... Ты по делу, Ефим Алексеевич или так, старых друзей проведать заглянул, а? - спросил он, проведя по лицу Ефима своими желтыми, как слива-алыча, глазами.
        Ответить майор не успел.
        Как это случалось и раньше, Варга его опередил.
        - А-а-а! Вижу-вижу, по делу! - погрозил он майору длинным коричневым пальцем. - Ну, спрашивай, отвечу, ничего не спрячу.
        - Дело делом, - ответил Ефим, - А сначала скажи, как живешь-поживаешь, Михал Иваныч?
        - Да, как живу? - Варга сделал паузу. - В основном, тигров отгоняю!
        - Каких тигров? - осторожно спросил Мимикьянов.
        - А это притча такая есть, - погладил бронзовую бороду хозяин. - Стоит Ходжа Насреддин посреди рынка в Самарканде и размахивает палкой. "Ты что это делаешь, Ходжа? Зачем палкой туда-сюда машешь?" - спрашивают его люди. "Тигров отгоняю!" - отвечает Насреддин. "Да, какие же тут тигры?" - говорят ему. "Вот! - обрадовался Ходжа. - Значит, испугались, убежали полосатые! Сами видите, неплохо это дело у меня получается!" Вот так и я, не столько делом занимаюсь, сколько тигров, как Насреддин, гоняю! То есть показываю, что дело делаю, а оно и без меня катится!
        Хозяин рассмеялся, показывая большие белые зубы.
        Ефим знал любовь Варги к притчам о Хаджи Насреддине, легендарном философе и шутнике, бродившем некогда по дорогам Центральной Азии. Михаил Иванович никогда не упускал случая напомнить о веселом острослове.
        Выслушав притчу, майор поискал в голове, что можно сказать по ее поводу. Ничего не нашел и решил перейти к интересующему его делу.
        - Вопрос у меня такой, Михаил Иванович, - начал он, - к тебе в пятницу, часов в семнадцать Чапель Юрий Федорович не заходил?
        - Заходил, - кивнул бронзовобородый хозяин.
        - Вот как? - сделал вид, что удивился майор.
        - Да, был он в это время. Только не долго.
        - А чего так? - поинтересовался майор.
        - Спешил очень. Говорил: дела.
        - Слушай, Михаил Иванович, а мне ты можешь сказать, зачем он к тебе приходил?
        - Могу, почему не сказать? - ответил Варга. - Книгу он у меня одну взять хотел. Старую. Почитать.
        - Ну, и взял?
        - Нет, - покачал большой головой хозяин.
        - Почему?
        - А не дал я, - коротко ответил Михаил Иванович.
        - Отчего ж не дал? - удивился Ефим. Он знал: жадностью цыганский барон не отличался. Скорее, наоборот. Пол поселка ходили к нему одалживать всякие хозяйственные мелочи, а иногда и - деньги.
        - Я вообще книги давать не люблю, - почесал лоб Варга, - Они ж для меня, как дети. Кто ж детей в чужие руки дает?
        Мимикьянов кивнул головой, почесал нос и спросил:
        - Михаил Иванович, а ты откуда с Чапелем знаком?
        - Да, он как-то, лет пять назад на завод приезжал, - небрежно махнул рукой Варга. - Ну, вот тогда случайно и познакомились.
        Мимикьянов помолчал.
        - Михал Иваныч, а ты милиционерам говорил, что к тебе около пяти вечера Чапель заходил? - поднял он взгляд на хозяина.
        Варга на секунду прикрыл желтые глаза.
        - Нет, не говорил, - вздохнул он.
        - Почему? Ведь человек пропал.
        - Да, знаю, - кивнул Варга. - Не говорил потому, что меня никто и не спрашивал.
        - Как же так? Всех спрашивали, а тебя, Михаил Иванович, обошли? - приподнял густые брови майор.
        - А вот так. Меня милиция про наркотики, да про танковые моторы любит спрашивать, - вскинул цыган на майора янтарный взгляд. - А так она со мной разговаривать не любит. Да, меня тем днем, когда милиционеры по поселку ходили, здесь и не было. Я к родичам в Астану уезжал. В Казахстан.
        Мимикьяновская Интуиция в своем темном обиталище скептически усмехалась.
        Раздался стук в дверь, и в кабинете появилась хозяйка дома.
        Роза Варга, в отличие от мужа вид имела типично цыганский: цвет кожи смуглый, глаза - черные, носик - с горбинкой. Волосы - такие черные, что почти фиолетовые, с блеском. Но все-таки цыганкой она являлась не совсем правильной. Точнее, совсем не правильной. Роза Николаевна Варга окончила политехнический институт по специальности излучающие приборы и в течение трех лет работала на испытательном стенде СКБ "Экран".
        - Добрый вам день, Ефим Алексеевич! - сказала она, улыбаясь. - Мне хозяин так и сказал: готовь, Роза, чевапчичи - Ефим Алексеевич придет!
        - Слушай, Михаил Иванович, да, откуда же ты знал, что я к тебе приду? - спросил майор.
        - Ой! - махнула на Ефима маленькой коричневой ручкой Роза. - Да, Михаил Иванович все знает! Леший прямо! Душа цыганская! Все видит, как на ладони! - женщина посмотрела в лицо Мимикьянова и быстро добавила: - Шучу! Вас Алена утром с Тимой Топталовым у Полигона видела и мне сказала. Я и подумала, раз вы в поселке, то к нам, наверное, заглянете, и Михаила Ивановича предупредила. А он - мне сразу: "Жарь, Роза, чевапчичи! Знаешь ведь, как Ефим Алексеевич их любит!" Так что, прошу за стол!
        Стол хозяйка накрыла в столовой на первом этаже.
        Когда они спускались по лестнице, Ефим спросил Варгу, кивнув на портрет старого гусара:
        - Интересная вещь. Это не ваш предок изображен, Михаил Иванович?
        Хозяин рассмеялся:
        - Да, нет. Просто - старая картина. Мы ведь цыгане, как сороки, все красивое в дом тащим.
        "И вы - непонятно, что за цыгане, - подумал майор. - И картина, совсем не красивая, а скорее - страшная".
        Все стены и пол в просторной столовой, как и в кабинете, покрывали красно-черные ковры.
        "Хорошо хоть, окно не завесили..." - заметил про себя майор.
        Мимикьянов впервые попробовал чевапчичи в доме у Михаила Ивановича позапрошлым летом. И они ему, действительно, легли на душу.
        Чевапчичи, это - маленькие плоские колбаски из острого, крепко перченого фарша. В фарше - их главный секрет. Он состоит из телятины, баранины, иногда для нежности - индейки и острых специй. Пропорции фарша и специи - тайна каждой хозяйки.
        Готовятся чевапчичи без жира, на решетке. Зажариваются до твердой хрустящей корочки, но при этом их внутренность должна оставаться нежной и сочной. Подаются они вместе с маринованной капустой и вареной фасолью. Даже, если не голоден, не заметишь, как незаметно сжуешь пару-тройку плоских мясных брусочков. А уж, если, к ним выставили темную бутылку красного вина - успевай только добавки просить! Все неприятности забудешь, и наш старый мир обязательно покажется тебе не таким уж плохим местом.
        Именно это и ожидало майора на белой скатерти среди увешанных черно-красными коврами стен.
        За стол сели втроем.
        - Угощайтесь, Ефим Алексеевич! - сказала Роза Николаевна, раскладывая на тарелки жареные колбаски. - Чевапчичи много не бывает! Давайте, я вам гранатовым соусом сверху полью! Еще пару штучек добавить?
        - Нет-нет, спасибо, достаточно! - вяло сопротивлялся уже пообедавший майор.
        Хозяин дома разлил из кувшина красное вино и поднял бокал.
        - Давайте вино за нашего гостя выпьем! - торжественно провозгласил он.
        Ефим поднес бокал к губам. От вина шел необычный аромат. С какой-то дразнящей нотой. Как будто вино было настоено на травах, и среди них - степная полынь.
        Майор сделал глоток. Вкус у вина оказался чисто виноградным, без всяких примесей. Он сделал еще глоток, но пить не стал: не то настроение.
        Только по глотку сделали и хозяева.
        Ефим подцепил вилкой мясной брусочек и отправил его в рот. Колбаска хрустнула тонкой зажаристой корочкой и сразу брызнула в рот пряным соком. Да, кулинарное мастерство Розы Варга заслуживала самой высокой оценки.
        - Михаил Иванович, а Чапель, случаем, не говорил, что он вечером собирается делать? - Может быть, ехать куда-то собирался?
        - Говорил, - подумав, ответил цыган-футурал. - В Новосибирск он, кажется, на пару дней собирался...
        Сказанное совпадало с тем, что Ефим слышал от Тесменецкой.
        И тут майор неожиданно ощутил, как его Интуиция беспокойно зашевелилась в своей темной комнатке.
        - В Новосибирск? - на всякий случай переспросил он.
        - Да, в Новосибирск, - подтвердил Варга. - Вечером, сказал, и полечу.
        - Ой! Да, что же вы не едите совсем, Ефим Алексеевич! - вскинулась Роза.
        - Да, как не ем? Очень даже ем! - оборонялся Ефим. - Не чевапчичи - сказка!
        - Тогда, может быть, еще штучку, а? - Роза взялась за плоскую деревянную лопаточку для раскладки чевапчичи.
        - Нет-нет-нет! - замахал рукой майор. - Чевапчичи - чудесные! Но достаточно! Ну, хорошо, еще одну и - все!
        - Две! - упорствовала хозяйка.
        - Ну, две! - сдался майор. - Роза Николаевна, а вот ответьте мне на такой вопрос. Когда вы в СКБ "Экран" работали, вам хоть раз удавалось установить связь ГПУ с Объектом? Я про вашу подписку знаю. Но мне-то вы можете сказать.
        Ефим произнес эти слова нарочито безразличным тоном, старательно отделяя вилкой кусочек мясной колбаски.
        Ответа он не услышал и поднял взгляд.
        Роза, не мигая, смотрела на него своими черными, непроницаемыми, как южная ночь, глазами.
        - Удавалось, - сказала она.
        - А далеко находился Объект?
        - Далеко? - с удивлением переспросила бывшая инженер-испытатель. - Да, нет. Не далеко. Рядом, - подумав, ответила она.
        - А что, на дальние расстояния не испытывали? - поинтересовался майор.
        - На какие "дальние"? - удивленным голосом спросила Роза Николаевна.
        Ефим сделал неопределенный жест рукой.
        - А-а-а-а! - будто, наконец, поняв смысл заданного вопроса протянула Роза. - Нет. Для ГПУ ведь расстояние значения не имеет.
        Майор проглотил последний кусочек плоской колбаски, отложил вилку и спросил, обращаясь к обоим супругам:
        - А куда Чапель от вас пошел, не знаете?
        Ответил хозяин дома:
        - В директорский дом пошел. Сказал, к Гарри Григорьевичу зайдет и еще - к Шуре Мамчину.
        - К Мамчину? - переспросил Ефим.
        - Да, кажется так. Гергелевича он называл и Мамчина.
        Майор положил вилку на скатерть.
        - Ну, что ж, спасибо-спасибо-спасибо! - сказал он. - Не чевапчачи, - сказка! Но - дела, дела, дела! Надо идти!
        Он искренне вздохнул и поднялся.
        Когда они стояли в просторном вестибюле у входной двери, Ефим поднял взгляд на лестницу. Ему показалось, что старик-гусар в шапочке с пером угрожающе смотрит на него из деревянной рамы. В темном пространстве за его спиной мерещилась тайна, которую очень хочется и, в то же время, боязно узнать.
        - Ефим Алексеевич, давай я тебе на прощание одну притчу расскажу? - сказал Варга.
        - Давай, - согласился Ефим. Он знал: Михаила Ивановича хлебом не корми, дай собеседника притчей попотчевать.
        - Однажды к Ходже Насреддину, - неторопливо начал цыган, - а он жил тогда в Самарканде, прибежал дервиш и говорит: "Ходжа, я сейчас с базара, там Смерть ходит, тебя ищет!" Ходжа вскочил на быстрого аргамака и к вечеру был уже в Бухаре. "Пусть смерть по Самарканду ходит, там меня выглядывает, а уж здесь-то она меня никак не встретит!" Однако только успел Ходжа слезть с коня, глядь, - навстречу ему Смерть. "О! Ходжа! - обрадовалась она, - не ожидала тебя здесь встретить! Я уже решила, даже в Книге судеб бывают ошибки! Там сказано: вечером встретишься с Насреддином в Бухаре! Я думала: как же я увижу уважаемого Ходжу в Бухаре, если он живет в Самарканде и в Бухаре ему совсем нечего делать! А вот, смотри-ка, Книга судеб опять оказалась права: ты - здесь!"
        Варга замолчал.
        - Интересная притча, - насторожился Ефим. - И, что она значит?
        - На Востоке говорят: не всегда находишь то, что хочешь, даже, если знаешь, что ищешь, - показал белые зубы цыган.
        - Ты что, напугать меня хочешь, а, Михаил Иванович? Истории про смерть рассказываешь... - внимательно посмотрел на цыгана майор.
        - Ай, подожди, Ефим Алексеевич сердиться, я тебе конец притчи еще не рассказал...
        - Ну, так рассказывай! - не ответил на его улыбку Ефим.
        - Слушай. Смерть посмотрела на стоящего перед ней человека и спросила: "А ты чего так побледнел, Ходжа? Ты, наверное, думаешь, я за тобой пришла? Нет, Насреддин, успокойся! Твой земной путь еще не пройден. Я тебя по другому делу искала. Один твой знакомый, умирая, просил передать тебе в уплату старого долга тысячу золотых динаров. Я поклялась своей честью, что выполню его последнюю просьбу. Вот эти деньги! Прошу тебя, возьми их, Насреддин! Будь добр, не отказывайся, не лишай меня честного имени и уважения к себе!"
        Варга замолчал и посмотрел на Ефима, серьезно, без намека на улыбку.
        - Вот конец мне понравился, - почесал нос майор.
        - Удачи! - напутствовал Мимикьянова цыганский барон. - Ты, Ефим Алексеевич, не пропадай так надолго, заходи!
        - Обязательно! - пообещал Ефим и покинул уютный особняк, завешенный красно-черными коврами.
        Интуиция майора затаилась в своих темных апартаментах и сидела там тихо, как кошка в засаде на воробья.
        11. В ателье у инженера Мамчина
        Ефим медленно шел по узкому тротуару.
        Трещинки в высохшем от старости асфальте убегали из-под его подошв, как напуганные змейки.
        На повороте тротуара плашмя, опираясь на одну из педалей, лежал велосипед. Его переднее колесо вращалось, посверкивая на солнце никелированными спицами. Рядом никого не было. Майор внимательно оглядел территорию. В соседних кустах двое загорелых заводских мальчишек колдовали над какой-то железной штукой, похожей на часы без корпуса. Рядом с кустами стояла загорелая черноглазая девчушка лет десяти с круглым южнорусским личиком, соболиными бровями и носиком кнопкой.
        "Наверняка, эта красота попала сюда в Сибирь вместе с автотракторным заводом", - подумал майор.
        - Ну, хватит вам, пошли! - строгим голосом говорила маленькая женщина. - А то я тете Оксане все расскажу!
        - Да, подожди, ты! - отмахивались от ее слов с головой ушедшие в недра механизма мальчишки. - Сейчас вот шестеренку поставим и все!
        Майор миновал велосипед вместе с недоступной детской Вселенной и завернул за угол. Он шел и пытался вспомнить все, что знал о суфийских братствах.
        А знал он не так уж мало. Из книг, которые можно найти в любой хорошей библиотеке и из закрытых разработок, полученных им из спецархива Федеральной службы безопасности.
        В официальной науке суфиями принято называть особых мусульманских философов, объединенных в закрытые для посторонних общины - братства. Считается, что они возникли внутри мусульманства, появившегося на Ближнем Востоке в седьмом веке нашей эры, просуществовали несколько столетий, а к нашему времени давно исчезли.
        Однако, судя по данным, полученным в результате исследований, проведенных спецслужбами различных стран, общины суфиев существуют и сегодня. Но они закрыты для окружающего мира. Обычным людям о них ничего не известно.
        Эти общины не связаны с какой-то конкретной религией. Они имеются среди последователей самых различных вероисповеданий и даже среди тех, кто официально не придерживается никакой веры.
        Суфием, например, был мусульманин Омар Хайам, философ и математик, известный в Европе, как автор стихов, воспевающих вино и женщин. Однако так думают только непосвященные. На самом деле, под женщиной Омар подразумевал Природу, а под сладким вином - Знания.
        В одно из суфийских братств входил и английский протестант, настоятель собора Джон Свифт, написавший книгу о путешествии Гулливера в страну лилипутов. Немногие понимают, о чем, в действительности, повествует эта книга. Под именем Гулливера Свифт изобразил суфия, а лилипутами назвал обычных людей. "Путешествие Гулливера в страну лилипутов" - история о том, какой видится жизнь человечества с высоты суфийского знания.
        Являлся суфием и православный Михаил Лермонтов, офицер русской императорской армии, написавший поэму о печальном демоне, который отверг службу Великой цели ради собственной свободы. И сделав это, вдруг с ужасом обнаружил, что большей ошибки он не мог совершить. Потому, что второе имя абсолютной свободы - абсолютная Тоска.
        Конечно, несмотря на огромную работу, проведенную учеными, оперативниками и аналитиками спецслужб, утверждать со стопроцентной гарантией о принадлежности этих исторических личностей к суфиям все-таки нельзя. Как с полной уверенностью вообще нельзя утверждать ничего, касающееся суфиев и их жизни.
        Причина этого в том, что суфийские общины всегда носили и носят сегодня исключительно закрытый характер. Способ их формирования и путь попадания в них, не ясен. Ни одна спецслужба мира не может похвастаться тем, что ей удалось проникнуть внутрь суфийского братства. Точнее, случаи внедрения специально подготовленной агентуры имели место, но при этом сами суфии прекрасно понимали, с кем имеют дело, и позволяли информатору видеть только то, что сами считали нужным.
        Философское учение суфиев также, несмотря на посвященное ему огромное количество книг, остается загадочным.
        У них какое-то свое представление о том, как устроен наш мир. Оно не имеет ничего общего с тем, что говорит по поводу устройства Вселенной официальная наука. По некоторым сведениям, используя свои знания, суфии могут делать прямо-таки фантастические вещи. Например, свободно перемещаться в пространстве или получать энергию из пустоты. Правда, большинство экспертов данные достижения суфиев считают выдумкой.
        Возможно, возникновению подобных фантастических легенд, способствует то, что суфии никогда ничего не рассказывали и не рассказывают о своих знаниях. И не только из желания скрыть свои достижения от остальных людей. Они считают, что это просто не возможно.
        Суфии полагают, что человеку можно передать только те знания, которые он способен принять. В противном случае, это будет равносильно попытке объяснить человеку только что научившемуся считать на пальцах, в чем суть математического анализа.
        Цель занятий в суфийской общине состоит вовсе не в том, чтобы открыть человеку какие-то неизвестные остальным людям законы мироздания, а в том, чтобы сформировать у человека сознание, способное понять суфийскую картину мира. После возникновения такого сознания, усвоение человеком известных суфиям законов строения Вселенной, происходит само собой.
        "Неужели цыгане-футуралы, это, как считал профессор Московского университета Роговцев-Ниженко, - исчезнувшие со страниц истории суфии? - спросил себя Ефим. - Варга - суфий? Смешно! Какой он философ? Он - обычный контрабандист... Хотя... Кто сказал, что эти вещи не совмещаются?"
        "Мастерица" находилось недалеко.
        Но на этот раз Ефим вошел в него не с парадного, а со служебного входа.
        Майор толкнул старую деревянную дверь и вошел в производственный цех ателье.
        Он оказался в большой комнате, со всех сторон заставленной металлическими стеллажами. На них были разложены детали видеомагнитофонов, пылесосов, компьютеров и еще каких-то неизвестных машин.
        Часть одной из стен была свободна одна стеллажей. На ней висели часы. Самые разные - от антикварных ходиков с бегающими котиными глазами до маленьких круглых танковых часов и больших - вокзальных. Часовая стена жила - тихо-тихо тикала, поскрипывала стальными осями и почти по-человечески негромко вздыхала.
        В комнате стоял крепкий запах канифоли.
        Между стеллажами за металлическим столом сидел широкоплечий человек. На его голове не было ни то, что волос, ни одной пушинки. А по форме она напоминала купол обсерватории. Его гладкая поверхность блестела так, что казалось, его только что протерли мягкой тряпочкой с лосьоном после бритья.
        Это был начальник производственного цеха ателье "Мастерица". В прошлом - ведущий инженер танкового производства завода имени Бачурина. Еще раньше - главный специалист закрытого СКБ "Экран". Звали этого человека Александр Михайлович Мамчин. Впрочем, для Ефима, он уже давно был просто Шурой.
        Инженер внимательно рассматривал зажатый в руке ком из торчащих во все стороны радиодеталей.
        - Можно? - стукнул майор кулаком по дверному косяку.
        Александр Михайлович задумчиво повертел неизвестный узел. В сторону двери не посмотрел.
        Ефиму показалось, неизвестный агрегат сейчас хрупнет в его могучей руке и посыплется на стол разноцветной металлической крошкой.
        Инженер Мамчин всю жизнь поднимал гири. Когда-то он занимал призовые места на заводских и даже общегородских соревнованиях гиревиков. Десятилетия общения с железом не прошли даром, его мышцы отвердели настолько, что, даже случайно столкнувшись с ним в дверях, можно было получить перелом одной из конечностей.
        - Хозяин! - повысил майор голос.
        Инженер потер ладонью блестящий купол своей головы, отложил загадочный агрегат и взглянул в сторону входа. У Шуры были блестящие серо-голубые глаза. Вокруг них - густые щеточки ресниц непроглядного угольного цвета. Можно было предположить, что мастер по изготовлению людей отслоил их острым резцом от куска антрацита с угольного склада заводской электростанции.
        - Ефим Алексеевич, - весело крикнул Мамчин, - рад тебя видеть! Заходи! У меня, как раз, чай кипит!
        На краю металлического стола, высился большой стеклянный цилиндр на толстой металлической подставке. В нем лопалась жемчужными пузырями бурлящая вода. В верхней части цилиндра помещался еще один - маленький. На его дне горкой лежали чайные листья. Вода в этом цилиндрике на глазах окрашивалась во все более густой темно-янтарный цвет. Это был "чаегрей" - специальный прибор для приготовления чая, придуманный самим инженером Мамчиным.
        Как утверждал Александр Михайлович, "чаегрей" не только кипятил воду, но и очищал от вредных примесей, обогащал кислородом и намагничивал. А во время заварки извлекал из чайных листочков максимальное количество полезных дубильных и стимулирующих организм веществ. Тима Топталов считал, что "чаегрей" можно использовать и для приготовления лагерного чифира. По мнению Тимофея Павловича, этот чифир мог дать сто очков вперед любому другому, даже созданному по знаменитому магаданскому рецепту с двойным медленным кипячением.
        В отношении этого утверждения ни создатель прибора, ни Ефим ничего сказать не могли, по причине отсутствия личного опыта, но то, что приготовленный в "чаегрее" коричневый напиток всегда оказывался удивительно мягким и бодрящим, за это они готовы были ручаться.
        Шура порезал на тонкие кружочки домашнюю жареную колбасу, и к запаху канифоли примешался густой домашний кухонный аромат.
        - Угощайтесь, Ефим Алексеевич! - сказал он. - Соседка Глафира, да ты ее знаешь, приемщицей на танковой сборке работала, сегодня большую сковородку нажарила. А колбасу сама делала! Фарш, как положено, с язычком! Немного чесночка и молотого перчика! Вещь!
        Ефим взял рукой кружок колбасы, попробовал.
        "Действительно, - вкусная штука, - отметил он. - В поселке еще денек побудешь, в брюки потом утром не влезешь! И ведь не сказать, что здесь живут какие-то особо зажиточные люди... Скорее, наоборот. А вот, поди ж ты, нигде так не кормят! Ни на авиазаводе, ни на агрегатном... Просто, любят в поселке жизнь, что ли?"
        Александр Михайлович между тем разлил чай в колбочки из термостойкого стекла. Они были веселого оранжевого цвета. Чай в них казался особенно красивым - солнечным.
        Майор поднес колбочку к губам.
        Он давненько не пробовал напиток из "чаегрея" и, с непривычки поразился приятному вкусу: "Вот уж чай, так чай! Прямо - коньяк!"
        - Над чем, Александр Михайлович, раздумываешь - голову ломаешь? - спросил Ефим. - Как стиральную машину в вертолет переделать?
        - Это просто! - причмокнув, ответил Шура. - Сложно другое.
        Ефим взял очередной кружок остро пахнущей домашней колбасы, и перед тем, как отправить ее в рот, спросил:
        - Что для тебя - сложно?
        - Сложно понять, как у нас с нашей наукой у нас вообще хоть что-то получается... - слегка развел ладони в стороны инженер. - Вот почему Ахиллес все-таки догоняет черепаху?
        - А что, - не должен? - на всякий случай спросил Ефим.
        - Если верить математической логике, то - нет, - покачал головой инженер. - Конечно, за какое-то время быстрый Ахиллес обязательно догонит медленно ползущую черепаху. Но ведь в это время она тоже не будет стоять на месте, и уползет вперед. Ахиллес преодолеет и это разделяющее их теперь небольшое расстояние. Но за это время черепаха хоть немного, но все-таки опять продвинется вперед. Ахиллес снова догонит. Черепаха снова уползет. И так без конца. Получается, как бы близко Ахиллес не подобрался к черепахе, он все равно никогда ее не догонит. Но в жизни ведь не так! Или ты, Ефим Алексеевич, будешь спорить?
        - Спорить не буду! - ответил Мимикьянов. - Знаю я эту байку. Ее один древний грек по имени Зенон еще две с лишним тысячи лет назад придумал.
        - Вот! - сделал солидный глоток чая Шура. - Зенон же не просто сказки рассказывал. Он спрашивал: где в рассуждениях ошибка? За две тысячи лет никто ошибки так и не нашел. Ахиллес в теории не должен догонять черепаху, а в жизни почему-то всегда догоняет! Логика утверждает одно. Жизнь - другое.
        - Ладно! - махнул рукой на официальную науку Ефим. - Ты, лучше Шура вот что мне скажи: откуда ты Чапеля знаешь?
        - Однажды в Москве встречались, - пару раз сомкнув щеточки угольных ресниц, ответил Мамчин. - В одном институте. Года три назад.
        - А чего он приходил-то? Просто навестить или по делу? - продолжал работать Ефим.
        Инженер пожал широкими плечами:
        - Да, сам не пойму...
        - А, все-таки? Зачем-то он приходил? - не отставал майор.
        - Ну, спрашивал про мою работу в СКБ "Экран", - ясные линзы серых Шуриных глаз на секунду исчезли в угольных ресничных зарослях. - Интересовался, имел ли я отношение к испытаниям одного изделия...
        Интуиция майора Мимикьянова шевельнулась в своем темном доме. А его волчьи уши встали торчком.
        - Какого изделия? - равнодушным голосом спросил он, прихлебывая вкусный чай.
        - Да, старая история... - бормотнул Мамчин, - я уж и забыл все...
        - Это не про ГПУ он случайно спрашивал? - не дал ему уйти от ответа Мимикьянов.
        Шура подумал несколько секунд.
        - Да, про него, - кивнул он.
        - И что ты ему ответил?
        - Ну, как что? - удивился инженер. - Сказал, что я подписку о неразглашении давал, и ничего про это изделие рассказывать не могу...
        - Правильно, - одобрил Ефим и откусил кружок домашней колбасы. - Ну а мне-то ты можешь рассказать?
        - Ну, тебе-то, Ефим Алексеевич, конечно... - с легкой заминкой произнес Шура.
        - Так, чем этот пульт должен был управлять?
        - Ну, ты спросил! - задрал глаза к потолку инженер. - Кто же мне это сказал бы? Я только знаю, что система управления у него была беспроводной, на электромагнитных волнах, вот как дистанционник у телевизора. Ну, возможно, этот ГПУ каким-нибудь беспилотным самолетом- разведчиком должен был управлять. Но точно не знаю, врать не буду, могу только предполагать...
        И без того блестящая голова Александра Михайловича от выпитого чая заблестела, как лакированная.
        В это время громко скрипнула дверь.
        Беседующие мужчины, как по команде, повернулись к входу.
        12. Куда ушел Чапель?
        На пороге стоял Тимофей Топталов.
        На лице у Тимы лежало столь редкое среди людей выражение полного счастья. Седая копна волос на его голове казалась только что вымытой хорошим шампунем и высушенной феном. В руках он держал газетный сверток размером с артиллерийский снаряд для танкового орудия.
        - Привет экипажу! - радостно отсалютовал Тима снарядоподобным свертком.
        Инженер Мамчин его радость не разделил. Он склонил голову к плечу, помолчал и строгим голосом произнес:
        - Тима, ты, где ходишь? Ираидин пылесос с утра разобрал, а кто собирать будет? Она мне уже пять раз звонила! Сказала, вечером сама придет!
        Тимофей Павлович задумался.
        - Ну, Шура, я, что тебе - револьверный автомат? - попытался он перейти в наступление. - Там мотор сгорел, перематывать надо...
        - Так зачем обещал к вечеру сделать? - отбросил его на исходные позиции Мамчин.
        - Я обещал? - изумился Топталов.
        - А кто - я? - в свою очередь изумился Мамчин.
        В умных глазах Топталова отразилась внутренняя работа. Во внешний мир она вылилась веской, как стальная болванка, фразой:
        - Раз обещал, сделаю!
        - Ну, вот так бы сразу... - довольный победой заметил инженер. - А то, кто обещал, кто обещал! Как в анекдоте: я женится не собирался, и ребенок - не мой... И бутылку спрячь, пока мотор не перемотаешь!
        - Какую бутылку? - удивился Топталов.
        - Которую ты в газету закрутил! - ткнул пальцем в сверток Мамчин.
        Тимофей Павлович с любопытством посмотрел на скрученную газету в своей руке:
        - Ах, эту-у-у... - протянул он, будто только теперь понял, о какой бутылке шла речь.
        - Эту! - сурово подтвердил старший мастер ателье.
        - Ну, само собой! - пораженный тем, как плохо о нем могли подумать, произнес Тима. - Шура, ты за кого меня держишь? Если Топталов сказал, сделает, ты хоть две бутылки поставь, он работу не бросит! Хоть три поставь! Хоть даже облепиховой настойкой угощай! Нет, шалишь, дружок! Сначала - работа, забавы - потом!
        Александр Михайлович уставился на него черными щеточками ресниц, пожевал губами, но так ничего и не сказал.
        Посчитав неприятную тему исчерпанной, Тима повеселел, подошел к столу и налил себе в мензурку рыжий чай.
        - Сейчас, когда к ателье подходил, - сказал он, взяв кружок колбасы, - смотрю: двое секачат за кустами прячутся. Ну, меня, значит, караулят... Я - то их засек, а они меня не видят... Я тогда с тылу к ним подобрался и очень культурно спрашиваю: "Вы не меня, граждане, ждете? Я - вот! Чего хотели? По фарам схлопотать, так это я сейчас сделаю, моргнуть не успеете!" А они не ожидали, растерялись. Наверное, еще подмогу ждали, чтоб меня наверняка уделать, а вместо подмоги, я сам! Ну, тут они заблеяли: "Да, зачем ты нам нужен? Вроде, у нас тут свои дела! Иди, куда шел!" "Ладно, - говорю, - я-то пойду! Но вы знайте: у меня болванка для вас всегда готова!"
        Тима сжал правую ладонь и с удовлетворением посмотрел на свой кулак, напоминающий по твердости бугристую окалину, что образуется при отливке танковых башен.
        - А чего ты с ними не поделил-то? - спросил Ефим.
        - Да, я им как-то по пятничному делу чакры прочистил... - отведя глаза в сторону, неохотно пояснил Тима. - Ну, они и обиделись... Да, я бы и сам обиделся, если б мне так...
        - Тима, чакры - это каналы, по которым идет общение человека и космоса, - заметил Мамчин. - Как это ты их прочистил?
        - Руками! Я Боксеру нос хорошо прочистил. Вместо носа у него свинячий пятак образовался. Ну, понятно, он в обиде ходит... И я бы ходил, если б мне, кто так чакры зачеканил!
        По поводу того, кого ждали секаченковские ребята в кустах около ателье, у майора возникли определенные сомнения. Он подумал, что бойцы могли там ждать совсем и не гражданина Топталова. А, например, некоего москвича, ни на волосинку не отличимого от майора Мимикьянова. Но вслух он этого не сказал, повернулся к Мамчину и спросил:
        - Шура, слушай, а когда к тебе Чапель заходил?
        Мамчин задумался.
        - Ну, где-то в шесть вечера.
        - Только не в шесть! - с важным видом влез в разговор Тима, - Позже! В шесть ты еще здесь сидел!
        - Да? - повернулся к нему Мамчин. - Почему так думаешь?
        - Как почему? - Тима поднял глаза к потолку. - Я ровно в шесть часов сюда припилил, как мы и договаривались! Все часы шесть часов показывали! - Топталов указал рукой на стенку мастерской, увешанную различными настенными часами - от антикварных ходиков с бегающими котиными глазами до маленьких круглых танковых часов и больших вокзальных.
        - Ай, Тима! - махнул рукой Мамчин. - Меньше пить тебе надо, вот что я тебе скажу. Не "шесть" на часах было, а "пять"!
        - Пять? Почему пять?.. - поскреб затылок Тима. - Да, я вроде помню шесть... - озадаченно забормотал он.
        Мамчин резким движением поставил мензурку на стол, обратил взор на Тиму и с нажимом произнес:
        - Тима, ты чай попил? Давай мотор мотай! - кивнул инженер в сторону рабочего стола. - Время-то осталось сколько? Сейчас Ираида прибежит, опять крик поднимет!
        - Иду! - с бодрым видом хорошего солдата, который радостно откликается на любой приказ командира, сказал Тимофей и поднялся из-за стола.
        Мурлыкая старую песенку о трех танкистах, Тима взгромоздил на жестяную поверхность рабочего стола блестящий цилиндрический электрический двигатель от стиральной машины. Окинув его взглядом, он по-охотничьи прищурил один глаз, и тут же удовлетворенно хмыкнул, словно, обнаружил в прорези прицела жирную утку.
        С заводской территории долетел гудок маневрового тепловоза: Ву-у-у! Ву-у-у! В его голосе совсем по-человечески звучал обращенный к кому-то вопрос.
        - Слушай, - обратился Ефим к Мамчину, - а куда Чапель после тебя идти собирался? Не говорил, случайно?
        Александр Михайлович задумался, потер свой гладкий купол.
        - Да, вроде бы, говорил... - не слишком уверенно произнес он.
        - Не вспомнишь, куда? - безразличным тоном спросил майор.
        Мамчин, вспоминая, на секунду прикрыл черными ресницами зрачки, и сказал:
        - По-моему, к Генералу...
        - К Генералу?
        - Да, точно, - Александр Михайлович ласково потер себя по полированной макушке. - К Гергелевичу!
        "Гергелевич в свое время десять лет проработал начальником ведущего отдела в СКБ "Экран", - подумал про себя Ефим и спросил:
        - Не сказал, зачем?
        - Ну, они, вроде, когда-то вместе работали... Навестить, наверное, хотел.
        Майор дожевал один кружок пахнущей чесноком колбасы и взял другой. Поднося ко рту, спросил:
        - Шура, а чего ты милиционерам не сказал, что у тебя Чапель был? Ведь Чапель-то пропал, неужели не знаешь?..
        - Ну, почему не знаю? Знаю, конечно... Так, ко мне никто из милиции и не приходил... Меня никто и не спрашивал... Я думал, что после меня его еще многие видели, ну, Генерал, например, Гарри Григорьевич... Так что, с моих слов, милиции, - какая польза?
        Майор поставил на стол пустую оранжевую мензурку.
        - Шура, это уж милиции решать, есть от твоих слов какая польза или нет, а не тебе! - глядя в летнее окно, сказал он. - Твое дело - сообщить органам, все, что знаешь, а уж им решать, представляет твоя информация какую-нибудь ценность или нет!
        Мамчин пожал сильными плечами, сомкнул пару раз черные щеточки ресниц и с виноватым видом произнес:
        - Ну, не подумал я, Ефим Алексеевич... Надо было, конечно, в милицию зайти! Эх, наша лень матушка!
        Ву-у-уй! Ву-у-уй! - донесся с завода голос маневрового тепловоза. Но теперь в его интонации звучал уже не вопрос. В его высоком голосе явственно ощущалось раздражение. Или даже гнев.
        13. Майор заключает союз
        Ефим вышел на улицу и сразу зажмурил глаза от солнца.
        - Добрый день! - неожиданно услышал он. - Пройдемте со мной.
        Ефим открыл глаза.
        Перед ним стоял крепкий молодой парень в джинсах и рубашке с короткими рукавами. Парень, как парень. Лет двадцать пять, не больше. Скорее всего, спортсмен. На вид даже приятный.
        Только вот почему-то смотрит с плохо скрытым превосходством. Будто майор имел привычку постоянно брать у него по мелочи в долг, а отдавать только после усиленных напоминаний. Но, в конце концов, это - не преступление. Как хочет, так и смотрит. А вот уши неожиданного собеседника майору не понравились всерьез: они были слишком маленькие для внушительной черепной коробки, надутые и крепко закрученные, как огородные улитки.
        Ефим окинул взглядом солнечную улицу. Недалеко от веранды пивного бара "У дяди Акопа" застыл аккуратный японский микроавтобус с выпуклыми затемненными стеклами. Рядом - трое. Одеты не броско. Внешность не примечательная. И, все-таки, в них легко угадывалась профессия. Внимательные трезвые глаза, подтянутые фигуры, экономность в движениях, - все выдавало в них хорошо знакомую Ефиму охранную службу.
        - Далеко идти? - спросил он непрошенного собеседника.
        - Рядом, - усмехнулся тот.
        - Извини, друг. Не могу, - качнул головой майор. - Дела.
        Он сделал вид, что хочет обойти молодого человека. Тот быстро переместился в сторону, преграждая путь.
        "Реакция хорошая", - отметил про себя майор, а вслух вяло бросил:
        - Документы есть?
        - Чего? - переспросил парень, закачивая угрозу в голос. - Когда по-хорошему просят, надо идти. Понял?
        - Руку, - так же без настроения произнес Ефим.
        - Какую тебе руку? Правую или левую? - с улыбкой превосходства поинтересовался парень.
        - Лучше правую, - попросил Ефим.
        - Зачем тебе? Ты что, хиромант-самоучка? - совсем развеселился собеседник.
        - Ты чего, боишься? - вставил ключ для завода Ефим.
        - Я боюсь? - оправдал желания майора молодой боец. Он протянул майору мускулистую руку. - Ну, и что дальше?
        "Молодой. Накаченный. Но, похоже, серьезной подготовки не проходил. Или уж очень плохо обо мне думает", - сказал себе Ефим.
        Быстрым движением он цапнул своей лапой за указательный палец бойца, сжал палец в баранку и начал прижимать верхнюю фалангу к нижней. На лице противника в течение секунды одно за другим сменились выражения удивления, ярости и боли. Он взвыл:
        - Ты что, гад! Отпусти, ну, больно же!..
        - Отпущу, - сказал майор, слегка ослабляя нажим, - Если скажешь, чего надо.
        - Да ничего такого... Поговорить и все, - морщась, прошипел пленник.
        - С кем поговорить?
        - С серьезным человеком.
        - Что за серьезный человек? - не отпускал палец майор.
        Молодой боец попытался вырваться. Он не знал: из правильно сделанного болевого захвата указательного пальца вырваться невозможно. Если рвануться все корпусом, можно даже потерять сознание от болевого шока.
        Но хватило и умеренной боли. Боец прекратил все попытки вырваться из плена.
        - Эй, стоп-стоп! - услышал майор, повернул голову и увидел: к ним быстро направляется один из тех троих мужчин, что стояли у микроавтобуса. По возрасту он, скорее, являлся сверстником Ефима, чем незадачливого бойца.
        Мужчина остановился в двух шагах.
        Лицо - круглое, коричневое от загара. Под выгоревшими соломенными бровями - темные глаза-отверстия. На правом виске - особая примета: небольшой шрамик. Он был голубовато-белым, ярко выделялся на загорелой коже и походил на маленького крабика-альбиноса.
        - Разрешите представиться! - доброжелательным тоном произнес подошедший. - Миногин Вольтемир Николаевич. Я являюсь начальником службы безопасности холдинга "Спецприбор".
        Холдинг "Спецприбор" был майору известен. Это была крупнейшая организация, занимающаяся разработкой и производством специальных приборов для армии и флота.
        "Но назваться-то можно, кем угодно, - подумал майор, - А будут ли предъявлены какие-нибудь документы?"
        - Может быть, и так... А вдруг вы не из холдинга, а из самой Кремлевской администрации? - с сомнением заметил он вслух, продолжая удерживать пленника за палец.
        - Вот мое служебное удостоверение, - мужчина развернул красную книжицу и поместил ее на вытянутой руке в полуметре от глаз майора. Изучать удостоверение было неудобно, но текст внутри вроде бы соответствовал сказанному. Изображение на маленькой фотографии также на загорелого мужчину походило. Майор кивнул, давая понять, что ознакомился с документом.
        - А теперь отпустите парня, - вежливо, но с достоинством произнес Миногин. - Это я его послал. Попросил вас пригласить. Да, ведь молодежь! Ничего сделать, как надо не могут. Они же, не понимают, что такое культура, вежливость, уважение к людям. Насмотрелись американских мурилок-дурилок, ну, всяким шварцмастикам и подражают.
        Майор разжал захват, но боеготовность на случай нового, возможно, теперь уже парного нападения, сохранял.
        Но атаки не последовало: молодой боец схватился за свой освобожденный палец и быстро шмыгнул за спину Миногина.
        - Ну, а кто вы - мне известно, - начальник службы безопасности холдинга "Спецприбор" дружески улыбнулся.
        - Правда? - спросил Ефим.
        - Вы - Ефим Алексеевич Мимикьянов, майор федеральной службы безопасности, - сказал Вольтемир Николаевич. - По должности - старший оперуполномоченный отдела по охране государственных тайн на предприятиях промышленности и в научных учреждениях. Верно?
        - Ну, допустим, - сказал Ефим, неприятно удивленный осведомленностью собеседника. - У вас ко мне дело?
        - Честно говоря, да! Может быть, сядем за столик и побеседуем? Вот недалеко. - Вольтемир Николаевич показал в сторону пивного бара "У дяди Акопа".
        - Ну, что ж, давайте, побеседуем, - согласился майор.
        Они направились к открытой веранде.
        Новый знакомец по-хозяйски указал на отдельную кабинку, напоминающую большую корзину, сплетенную из ивовых прутьев. Миногинские охранники с помощью официантки в минуту уставили столик стеклянными кружками с темным пивом и плоскими тарелками. На них блестели перламутровыми боками кусочки сельди пряного посола, обложенные синеватыми кружочками репчатого лука. Это была фирменная закуска пивбара "У дяди Акопа".
        - Я здесь по той же причине, что и вы, Ефим Алексеевич! - сказал Вольтемир Николаевич и сделал глоток рыжего пива, но глоток микроскопический. - Я хочу, чтобы мы координировали наши усилия, и даже помогали друг другу...
        Майор тоже отхлебнул пиво: оно было вкусным, крошечных глотков не заслуживало.
        Изображая недоумение услышанным, Ефим пошевелил волчьими бровями.
        - Нет, нет! - замахал рукой Миногин. - Я все понимаю! Я не прошу, чтобы вы хоть в чем-то нарушали свои служебные обязанности. Ни в коем случае! Но, поверьте, мы с вами делаем одно дело. Государство является одним из собственников нашей фирмы, мы работаем над выполнением особых оборонных заказов. Моя служба безопасности, имеет своей целью защиту интересов государства и охрану государственной тайны. Точно так же, - Миногин приподнял кружку на уровень глаз, - как и та организация, где служите вы, Ефим Алексеевич.
        - В каком же деле мы должны координировать наши действия? - спросил майор, нацеливаясь тяжелой стальной вилкой, будто маленьким багром, в жирный бочок селедки.
        - В поисках Юрия Федоровича Чапеля, конечно, - ответил Миногин. - Он приезжал сюда не только по линии "Рособоронэкспорта", но и по нашей просьбе.
        Ефим на эти слова никак не отреагировал. Подцепил на селедочный ломтик кружочек лука и положил в рот.
        Вольтемир Николаевич, будто колеблясь, порыскал взглядом по кабинке, старательно огибая Ефима. Потом все-таки остановил на Мимикьянове бездонные отверстия своих глаз и продолжил: - Мы должны сотрудничать в поисках Юрия Федоровича Чапеля и... - он запнулся, - и одного прибора, который, судя по всему, у него в руках.
        Миногин замолчал.
        Во время паузы майор понаблюдал за подчиненными Вольтемира Николаевича. Разбившись по парам, они сидели за двумя соседними столиками, изображая из себя праздных посетителей. Молодого бойца, так неудачно передавшего ему приглашение побеседовать, среди них не было. Смотрели они за обстановкой внимательно, без всякой расслабленности, но напряжение в глаза не бросалось. В отличие от молодого, остальные, кажется, профессионалы с настоящей подготовкой, сделал вывод майор.
        - Что за прибор? - прервал паузу Мимикьянов. - И почему он оказался у Чапеля в руках?
        Лицо Миногина ничего не выражало, но Ефим заметил: белый крабик шрама на виске у Миногина зашевелил лапками, словно собирался сбежать. Вольтемир Николаевич, успокаивая, потер крабика короткими пальцами и сказал:
        - Чапель получил его от человека, который сам это изделие незаконно присвоил или...
        Он запнулся.
        - Или? - подтолкнул его майор.
        - Или может быть, даже самостоятельно изготовил... - ответил Миногин.
        - А все-таки, что это за изделие? - без паузы спросил майор.
        Вольтемир Николаевич сделал подряд несколько крошечных глотков, облизал губы и негромко произнес:
        - Электронный прибор, имеющий оборонное значение. Является особо секретным. Имеет условное обозначение "ГПУ". О его назначении я, разумеется, ничего сообщать не могу. Но, поверьте на слово, этот прибор является очень серьезным оружием.
        - Как вы сказали - ГПУ? - переспросил Ефим, отчетливо произнося три буквы, являющиеся названием прибора.
        - Да, - кивнул Миногин и сделал еще один микроскопический глоток.
        "Опять эта странная штука! Да, что же это такое, в конце концов? Очень хочется знать..." - подумал майор, а вслух произнес:
        - Так вы думаете, ГПУ у Чапеля?
        - Да, думаю, - кивнул начальник службы безопасности "Спецприбора". - И хочу вам сказать: нахождение ГПУ в руках частного, не подконтрольного государству лица, абсолютно недопустимо. Это представляет собой большую опасность. Очень большую...
        - Ну, по-моему, не такую уж большую... - не представляя, о чем говорит, произнес Ефим.
        - Большую, - нахмурился Миногин и замолчал.
        Молчал с минуту, а потом поднял на майора взгляд и тяжело проговорил:
        - Человек, с ГПУ в руках, куда сильнее человека, владеющего водородной бомбой или даже банком, имеющим право эмитировать доллары.
        - Вы полагаете? - сказал мало, что понимающий майор.
        - Полагаю, - Миногин со стуком опустил литую стеклянную кружку на стол. Маленький шторм, родившийся в ней от резкого движения, выплеснул пиво через край на деревянную столешницу.
        - А вы не преувеличиваете? - не отступал Мимикьянов.
        Начальник службы безопасности "Спецприбора" долго смотрел в сияющее солнечным светом пивное озерцо на столе. А когда поднял взгляд, его глаза-отверстия стали походить на космические черные дыры, втягивающие в себя любую окружающую материю.
        - Нет. Я даже преуменьшаю, - тихо произнес он.
        Майор всмотрелся в его лицо. У него мелькнула мысль, а не разыгрывает ли его этот человек? Ее сменила другая: а, в своем ли уме начальник службы безопасности радиоэлектронного холдинга?
        И тут вдруг мимикьяновская Интуиция подала голос. Резко и твердо. "Нет, - сказала она, - сидящий рядом человек - не сумасшедший. Вольтемир Николаевич Миногин находится в здравом уме и твердой памяти. И, все им сказанное, - правда".
        От этих беззвучных слов майору Мимикьянову стало не по себе.
        - И, как же вы представляете координацию наших действий? - безразличным голосом спросил он.
        - Обмен информацией, - деловым тоном ответил начальник службы безопасности "Спецприбора". - Мы должны найти Чапеля. Для этого нужно выяснить, куда он уехал? А, может быть, он и вообще никуда не уезжал и скрывается здесь, в поселке. Обмен информацией - вот, что необходимо! Будем сотрудничать, майор?
        - Будем, - заверил Ефим.
        На самом деле, майор готов был обмениваться информацией о ходе поисков Чапеля только с одним человеком.
        Этим человеком являлся он сам.
        Больше ни с кем, если не считать собственного начальства, обмениваться информацией майор Мимикьянов не собирался.
        Он оторвался от созерцания своей пивной кружки и посмотрел вдаль, на лежащий ниже поселка завод.
        Там, над темными цехами высились малахитовые кроны старых тополей. Желтый маневровый тепловозик медленно тянул за собой платформу с колесными парами, похожими на большие опустевшие катушки для ниток. А совсем далеко, в самой старой части завода, в голубой дымке угадывалась стоящая на пьедестале задиристая "тридцать четверка".
        В годы войны эти машины выкатывались из цехов Машиностроительного, грузились на железнодорожные платформы и уезжали на запад. На военных полях Европы им не было равных. Основной танк вермахта "Т-4" уступал нашей машине по всем показателям. У немецких панцеров не было основных качеств, которыми создатели наделили русский танк. Ни широких зубастых гусениц, презирающих любую осеннюю распутицу. Ни звероподобного дизеля, неудержимого в атаке. Ни крепкой цельнолитой башни, надежно защищающей экипаж Ни мощного орудия, на километровой дистанции прошивающего борта немецких танков.
        В конце сорок первого года Гитлер кричал на своих военных промышленников: "Если не можете дать моей армии такую же машину, как этот русский танк, то хотя бы скопируйте "тридцать четверку"! Уж это-то вы, надеюсь, можете?" Однако даже с такой задачей конструкторы, инженеры и управленцы-организаторы третьего рейха справиться не смогли. Подобного танка им не удалось создать до самого конца войны.
        "Ви-и-иу! Ви-и-иу! - свистнул желтый маневровый тепловозик на территории завода. Ефиму показалось: растерянность и недоумение звучали в его живом голосе.
        "Что же это за странный прибор сделали конструкторы СКБ "Экран", - спрашивал себя майор, - если такой серьезный и трезвый человек, как Вольтемир Николаевич Миногин считает его опаснее атомной бомбы и даже станка, печатающего доллары?"
        14. Генерал отвечает майору
        Солнце заполняло генеральская столовую без промежутков, как вода аквариум.
        Сам Генерал в задумчивости сидел за большим столом. На столе - белая скатерть, прочерченная жесткими складками. Перед Генералом - лист бумаги. Рядом - одинокий карандаш с черным любопытным носиком.
        Домработница Гергелевича - Генриетта Павловна, хорошо знавшая Ефима, впустила его в квартиру. Она показала рукой в сторону столовой и, сказав: "Я - в магазин на минуту", закрыла за собой дверь.
        - Гарри Григорьевич, можно к вам? - громко произнес Ефим.
        Гергелевич поднял длинное лицо, похожее на морду породистой лошади, несколько секунд смотрел на майора с недоумением. Только через несколько долгих секунд он пришел в себя, вернувшись из неведомых миров. Тогда он улыбнулся, обнажив крупные лошадиные зубы:
        - Ефим Алексеевич! Давненько ты не появлялся. Я даже тебя не сразу узнал! Ну, проходи, проходи, чего стоишь?
        Ефим шагнул прямо в солнечный сироп.
        - Генриетта! - крикнул хозяин. - Генриетта Павловна! Чайку нам!
        - Ее нет, она в магазин ушла, - сказал Ефим, подходя к столу.
        - Ну, тогда я сам сделаю, - начал приподниматься с большого стула Генерал, правда, без особого желания.
        - Да, не нужно, Гарри Григорьевич! - остановил его майор, садясь на стул с высокой спинкой. - Не беспокойтесь. Я не надолго.
        Гергелевич откинулся на спинку стула:
        - А чего такая спешка?
        - Дела.
        - Да? Ну, хоть присядь!
        Ефим опустился на стул рядом с хозяином дома.
        Гарри Григорьевич никогда не служил в армии, не имел воинских званий, но прозвище было точным. Он был высок и строен, несмотря на возраст, а его тщательно вылепленная голова походила на голову породистой лошади. При первом взгляде на Гарри Григорьевича хотелось назвать именно Генералом. Прозвище отвечало и его служебному положению. До выхода на пенсию доктор наук Гергелевич занимал в СКБ "Экран" должность начальника отдела " 1.
        Гергелевич приехал в Сибирь из подмосковья лет за десять лет до закрытия конструкторского бюро. Он уже тогда являлся доктором физико-математических наук. Говорили, что Гергелевич крупно повздорил с начальством головного Конструкторского бюро. Назначение в СКБ "Экран" являлось для него выходом из какой-то сложной карьерной ситуации. После ликвидации бюро, он в подмосковье почему-то не вернулся, так и остался в поселке. Хотя в городе Жуковском у него оставалась жена.
        - Как у нас вообще дела-то? - спросил Ефим. - На философические посиделки собираетесь?
        Майор намеренно употребил название "философические посиделки", как всегда называл воскресные или вечерние встречи четырех жителей поселка и примкнувшего к ним Ефима, сам Генерал. Этим майор хотел подчеркнуть: он все помнит, и по-прежнему считает себя членом их компании.
        - Ну, а чего ж, собираемся, - кивнул Гергелевич. - Нас, зауральских интеллигентов хлебом не корми, дай на философические темы поспорить...
        "Смотри-ка, Гергелевич себя совсем в сибиряки записал!" - отметил про себя майор.
        - Кто мы, откуда мы, зачем мы? Как все устроено, да откуда взялось?.. - продолжал Гарри Григорьевич. - Академиков за бороды потаскать - это мы любим! Особенно, если они далеко, и сдачи дать не могут... Собираемся, конечно. Правда, сейчас реже...
        - Почему реже?
        - Да, у каждого какие-то дела появились... Тима Топталов и тот целыми днями делами занят...
        "Знаем, какими делами он занят... - подумал Мимикьянов. - Проверкой объема поллитровых бутылок занимается, да чакры встречным полудуркам чистит..."
        - Ты вот тоже, сколько уж не заглядывал!.. - с упреком в голосе произнес Гергелевич.
        - Служба! - развел руками Ефим.
        - Служба службой, а старых друзей забывать негоже! - сделал из пальца восклицательный знак Генерал.
        Майор вздохнул и склонил повинную голову:
        - Ну, виноват, Гарри Григорьевич, виноват!
        Генерал прощающе махнул рукой:
        - Да, ладно, это я так, ворчу по-стариковски!.. Что я не понимаю, что ли? Сам в этой системе сколько оттрубил! Хоть погоны и не носил, а все равно! Знаю: как начальству приспичит, тут не то, что про философию забудешь, свой собственный телефон не вспомнишь.
        - Это точно! - сочувствуя самому себе, поддакнул майор.
        - Ну, говори, чего пришел, да еще не надолго? Дело, какое, что ли? - принял серьезный вид Генерал.
        - Да, есть дело, - кивнул прощенный майор.
        - Ну! Говори, не тяни коня за я... за хвост, - как всегда вовремя поправился воспитанный Гергелевич.
        - Дело, вот какое, - сказал Ефим, - скажите, Гарри Григорьевич, в минувшую пятницу, где-то около шести часов к вам Чапель Юрий Федорович не заходил?
        Гергелевич почему-то сморщился, обнажив зубы-лопасти:
        - Заходил, - ответил он. - Ровно в шесть.
        - В шесть?
        - Да. Если быть точным, в шесть ноль одну, - со скрытым самодовольством ответил Генерал.
        - Откуда такая точность? - с шутливым удивлением спросил Ефим, хотя на самом деле, ему было не до шуток. - Вы ведете журнал посетителей квартиры, Гарри Григорьевич? С отметкой прибытия - убытия?
        Генерал засмеялся и махнул рукой:
        - Какой там журнал! Все мои журналы в далеком прошлом! Нет, Генриетта курицу в духовке запекала... С помидорами! И таймер на шесть часов поставила. Сама пошла к Ираиде за какой-то выкройкой, а меня попросила курицу из духовки вытащить, как таймер пипикнет. Я только курицу вытащил, а тут - звонок в дверь: Чапель.
        - А вы что, знакомы с ним?
        - Знаком, - кивнул Генерал. - Еще по Москве. Он тогда в управлении вооружений генштаба работал.
        "Странно, - отметил Ефим, - но эта строчка трудовой биографии Чапеля в имеющихся материалах почему-то отсутствует".
        - И он долго у вас пробыл?
        - Да, нет, - наморщил лоб Гергелевич. - Не долго. Минут пятнадцать, от силы.
        Майор подумал, как ловчее составить слова, и произнес:
        - Гарри Григорьевич, простите за такой вопрос: а он к вам зачем приходил - просто вспомнить прошлое или с каким-нибудь делом?
        Бывший конструктор обратил к сине-зеленому окну породистое лошадиное лицо, приподнял левую бровь, снова повернул голову к майору и сказал:
        - Спрашивал, можно ли в домашних условиях собрать одно изделие...
        - Какое изделие?
        Гергелевич смял на один бок свои лошадиные губы и замолчал. Потом произнес:
        - Да, неважно. Прибор один электронный.
        - Это уж не ГПУ ли? - спросил Мимикьянов.
        Гарри Григорьевич удивился. Его редкие брови взметнулись на лоб, а квадратные губы вытянулись в трубку.
        - Ну, допустим, ГПУ, - сказал он.
        - И, что же вы ему ответили?
        Гарри Григорьевич взял со стола карандаш, повертел его в руках и начал рисовать на листе бумаги, под строчкой формул, солнце - кружок с отходящими от него во все стороны прямыми линиями.
        - Ответил, что это не возможно, - кончив рисовать, сказал он.
        - Так ли уж не возможно? - наугад спросил майор.
        Генерал собрал складки на переносице.
        - Ну, видишь ли, Ефим Алексеевич, в чем дело... Принцип работы ГПУ в СКБ не знал никто, за исключением главного конструктора, и еще двух человек. Но никого из них уже нет на свете. Люди, знаете ли, смертны, Ефим Алексеевич. Всем остальным сотрудникам бюро давались задания по конструированию отдельных деталей и узлов! Отдельных! Во что целое, все эти узлы и детали объединяются, никто из сотрудников "Экрана" не знал.
        - А, если кто-то самостоятельно додумался до принципа работы ГПУ, а? - не отступал майор.
        - Ну... - задумчиво протянул Гергелевич. - Это вряд ли... Нет, не возможно! - стукнул он ладонью по столу. - Тут нужен особый ум! Не нормальный, такой как у академика Дороша. В смысле, не обычный ум! А такие люди рождаются раз в столетие, да и то... не в каждое!
        - А все-таки... - не отступал Ефим. - Можно в домашних условиях самостоятельно собрать этот пульт управления?
        Генерал посмотрел в окно, подумал и медленно произнес:
        - Конструкционная сложность ГПУ не так уж и велика, она примерно соответствует общему уровню развития современной техники. Но прежде чем собирать прибор, надо же знать, для чего он предназначен... А я, все-таки полагаю: обычный человек додуматься до принципа работы ГПУ не в состоянии... Нет, - решительно закончил он, мотнув головой.
        Ефим обвел глазами солнечную комнату, остановился взглядом на переносице хозяина столовой и спросил:
        - Ну, а вы, Гарри Григорьевич?
        Они молча смотрели друг на друга.
        - Что - я? - наконец, произнес Генерал.
        - Вы-то принцип работы ГПУ знаете?
        Гергелевич опустил взгляд.
        - Нет, я тоже не знаю... - он посопел лошадиным носом, а потом негромко добавил: - Хотя, кое о чем догадываюсь... Я, все-таки, работал начальником ведущего отдела.
        - О чем догадываетесь? - волчьей хваткой вцепился в старого скакуна Мимикьянов.
        - О принципе работы ГПУ... - Гергелевич потер сухие ладони, будто озяб. - И скажу тебе: это такая идея... Такая идея! Ее, даже подготовленному человеку понять и принять трудно... Почти не возможно!
        Ефим пальцем нарисовал на скатерти то ли вложенные один в другой концентрические круги, то ли мишень, и тихо произнес:
        - И что, этот ГПУ очень опасен?
        - Опасен? - переспросил Гарри Григорьевич, бросил взгляд в летнее окно и ответил: - Так опасен, что опаснее и не бывает...
        Он оборвал себя на восходящей интонации, будто кто-то под столом наступил ему на ногу или даже незаметно сунул кулак под ребра.
        В наполненной светом столовой будто бы повисло напряженное, полное скрытой опасной энергией, электрическое поле.
        Генерал пожевал губами и, вскинув глаза на Мимикьянова, сказал:
        - Ефим Алексеевич, говори прямо: ты хочешь узнать, не собрал ли я ГПУ на своей кухне?
        - Хочу, - неожиданно для себя брякнул Ефим.
        Гарри Григорьевич потер большой подбородок и ответил:
        - Нет, я его не собирал.
        В комнату ворвался перестук вагонных колес. Это по железнодорожному пути, проходящему рядом с поселком, бежал поезд.
        Так-это-так-это-так-это... - выговаривали его вагоны на рельсовых стыках.
        На стене перед глазами Ефима висели две фотографии.
        На одной из них было снято через телескоп полное солнечное затмение. Пылающий круг звезды был закрыт черным диском луны. И вокруг этого диска сияла солнечная корона - потоки лучей, испускаемые поверхностью звезды в холодный Космос. На соседней фотографии была степь. Над ней плыли по летнему ярко-синему небу белые, полные влаги облака.
        Мимикьяновская Интуиция вела себя так тихо, словно она покинула родной дом и уехала в отпуск.
        Раздался уверенный стук женских каблуков. В комнату вошла Генриетта Павловна. В руках у нее находился поднос. Она принесла чай.
        15. Генерал нарушает табу
        Мать Генриетты Павловны Эссель работала экономкой у первого главного конструктора СКБ "Экран" академика Дороша.
        Она была коренной сибирской немкой. Ее предки попали в эти края еще в далекие времена Екатерины Великой, переселявшей за Урал безземельных саксонских крестьян.
        Говорили, что отцом Генриетты был кто-то из немецких военнопленных, работавших после войны на строительстве здания конструкторского бюро.
        В пятьдесят шестом, вскоре после того, как последним пленным солдатам разрешили вернуться на родину, у нее родилась дочь, которую она назвала Генриеттой.
        После окончания профессионального училища, готовящего поваров, Генриетта всю жизнь проработала в заводской столовой. Она дважды была замужем, один раз - не удачно, второй раз - напротив, - очень удачно, но любимый муж погиб в автомобильной аварии.
        Когда в поселке появился одинокий доктор наук, Генриетта Павловна начала подрабатывать у него экономкой. Ходили слухи, что в его большой квартире она выполняла не только обязанности не только наемной хозяйки. Но отношения с ней Гергелевич не оформлял, и семейной парой они по улицам поселка не ходили.
        У Генриетты Эссель имелась статная фигура, полная грудь и высокая, как у Екатерины Великой, прическа из черных, с легкой сединой волос. Ягодицы перекатывались у нее под юбкой, словно большие подшипники из твердого баббита. Темные глаза смотрели строго, а выдвинутая вперед нижняя челюсть свидетельствовала о твердости характера. Но Генриетта Павловна совсем не представляла собой какой-то мужеподобный тип. Напротив, от ее сильной фигуры и правильного лица с нежной светлой кожей шло манящее женское очарование.
        Ефим знал, что вплоть до восемнадцатого века разговорным языком крестьян и ремесленников Южной Германии являлся совсем не старонемецкий, как можно было предположить, а тюрско-татарский язык. Не из этих ли могучих крещеных степняков и происходила Генриетта Павловна? - думал майор.
        В начале пятидесятых главный конструктор СКБ "Экран" Дорош жил как раз в той квартире, где теперь пенсионерствовал бывший начальник отдела номер один Гарри Григорьевич Гергелевич, по прозвищу Генерал. Так что, Генриетта Павловна приняла эту квартиру, словно бы по наследству от матери.
        Рассказывали, именно в ее столовой академик Дорош принимал приезжавшего в СКБ Лаврентия Павловича. В поселке существовала легенда: здесь за ужином, после тарелки острых бачуринских пельменей, всемогущий министр сказал Зиновию Матвеевичу:
        - Ты, Зиновий, не обижайся, что мы такие средства на атомную бомбу кидаем! Это все маскировка для Запада! Думаешь, мы всерьез с ними в гонку за атомную бомбу впряглись, а тебе не поверили? Нет! Хозяин все понял! Он тебе верит! Он сказал: "Дорош прав! Природа устроена так, как он говорит. Если Дорош то, что обещал, сделает, история Дороша не забудет! Во всех городах мира памятники ему поставим! Из золота". А ты, Зиновий, знаешь, как Хозяин сказал, так и будет! Ты только не подведи!
        Ефим взял из рук Генриетты Павловны блюдце с золотистым ранетковым вареньем и повернулся к Генералу:
        - Гарри Григорьевич, а почему вы милиции не сказали, что Чапель к вам заходил?
        Гергелевич пожал плечами:
        - Так, меня никто и не спрашивал. Никто ко мне из милиции не приходил.
        - Ну, сами бы в милицию зашли, - упрекнул майор. - Рассказали бы о его визите. Ведь человек все-таки пропал! Неужели не знаете?
        - Да знаю, конечно... Здесь в поселке все про всех знают... Но он сам просил не говорить никому, что он у меня был! И еще, когда я его провожал, он на лестничной клетке меня предупредил: "Если искать станут, вы не беспокойтесь, мне тут на недельку в одно место смотаться надо, дело служебное, секретное, не нужно чтобы о нем знали..." Вот я в милицию и не пошел.
        - Понимаете, Гарри Григорьевич, получается, вы его последним видели... - с нажимом произнес майор.
        - Ну! Разве? - удивился Гергелевич.
        - Да, так...
        - Ну, я этого не знал... - покачал головой Генерал. - Мне показалось, он вроде с кем-то еще из бывших "экранщиков" встретиться собирался...
        В солнечном мире столовой повисло молчание.
        Взгляд Ефима бродил по комнате пока не уперся в географическую карту в медной раме под стеклом. Она висела на стене у двери в коридор. На ней была изображена Европа с прилегающей акваторией Атлантического океана. Что-то привлекло в ней майор. Он поднялся и подошел к двери.
        Карта, как карта. Ничем не отличающаяся от тех, что есть в школьных атласах.
        Кроме одного.
        За западной оконечностью Европы, недалеко от Гибралтара неизвестный географ поместил большой остров, похожий очертаниями на уменьшенную Австралию. Судя по коричневой раскраске, остров был гористым с двумя большими зелеными долинами. Поперек острова лежала надпись черной латиницей: Atlantida.
        Об этом острове больше двух тысяч лет назад написал древнегреческий философ Платон. Он утверждал, что на нем располагалось могучее государство с очень высоким уровнем развития цивилизации. Возможно, даже превосходящим тот, что мы имеем сейчас.
        Атланты могли с большой скоростью передвигаться по суше, летать по воздуху и плавать под водой. Они располагали какими-то устройствами, позволяющими получать энергию из окружающего эфира. Их эскулапы могли лечить самые тяжелые заболевания, проводить трепанацию черепа и вставлять в сердца искусственные клапаны.
        Жители острова не знали войн и социальной вражды. Их города были благоустроены: атланты жили в просторных каменных зданиях, к каждому из которых были подведены водопровод и канализация. Они ходили по широким мощеным улицам и плавали в лодках по чистым каналам.
        У атлантов было все. Но обласканные судьбой островитяне не хотели вспоминать о старой истине: боги награждают своими милостями не для того, чтобы люди жили для наслаждения. Во всяком случае, не только для этого.
        Боги уничтожили цветущий остров, отправив на морское дно.
        Причина сурового наказания состояла в том, что граждане Атлантиды забыли о своем высоком предназначении - развитии собственного ума, просвещении остального человечества и постижении устройства Вселенной. Они начали жить лишь ради накопления золота, веселого времяпровождения и услаждения своих тел.
        И богов охватила ярость. Кому много дано, с того спрашивается строго. Иногда очень строго.
        Большинство серьезных ученых считало, что Платон все это просто выдумал. Рассказывая об Атлантиде, он лишь иллюстрировал свои мысли о том, как современные ему граждане Эллады должны строить собственную жизнь. На самом деле, острова Атлантиды с его высокоразвитой цивилизацией никогда не существовало.
        В левом углу на белом поле что-то чернело. Майор приблизил к стеклу глаза. И разобрал напечатанное мелким шрифтом: Paris, 1812.
        Майор знал: Генерал очень любил карты, особенно старые. В шкафах, что стояли у него в кабинете, хранилась целая картографическая коллекция. Время от времени, Гергелевич, вывешивал одну из карт в столовой, на обозрение себе и гостям дома. Увлекающийся коллекционированием старый конструктор не раз показывал гостям дома, и в частности Ефиму, свои сокровища.
        Но эту карту с Атлантидой Ефим у него никогда не видел.
        И понятно почему. Космических пришельцев, неопознанные летающие объекты и домовых Гарри Григорьевич считал выдумкой невежественных людей. Он на корню пресекал даже попытки начать разговор о подобных вещах. Атлантида также, входила в перечень тем, на упоминание которых в своем присутствии Генерал наложил табу - строгий запрет.
        Удивительным было то, что Гергелевич почему-то сам нарушил свое табу и повесил прямо у себя перед глазами эту фантастику.
        Размышления майора прервала Генриетта Павловна.
        - Ефим Алексеевич, можно вас на минуту. У меня лампочка в кухне над мойкой сгорела. Я ее никак вывернуть не могу. Вы не могли бы вашу мужскую силу применить, а?
        - Грета, ты, что это гостя работать заставляешь? - недовольно приподнял мохнатые брови хозяин.
        - Так Ефим Алексеевич же у нас, как свой, - пожала сильными плечами сибирская немка.
        - Должен же я отблагодарить хозяйку за чай! - сказал майор и отправился вслед за Генриеттой Павловной. Они прошли по длинному темному коридору, и они оказались в просторной кухне. Ее стены до уровня человеческого роста покрывала бежевая керамическая плитка. Она смотрелась совсем новой, но, если присмотреться, приблизить глаза, становилось заметно - по глазированной поверхности змеились тонкие, как волос, извилистые трещинки. Плитка была ровесницей много чего повидавшей квартиры.
        Центром кухни, бесспорно, являлся старый сервант. Своими размерами и архитектурой он напоминал дворец. Граненые стекла в его дверцах вздрагивали при каждом шаге и нежно звякали.
        Рядом с сервантом висела большая плоская тарелка. На дне тарелки цветными красками был изображен средневековый замок. Его стены и башни вырастали прямо из обрывистой скалы. Позади замка - высились темно-синие горы.
        Рыцарское гнездо смотрело на мир с мрачностью и угрозой.
        Под картиной вилась надпись, сделанная на немецком языке ломким готическим шрифтом. В переводе на русский она значила: "Замок Альтан. Заложен в 1313 году от рождества Христова. Да защитит его Господь!"
        Майор в свое время рассматривал декоративную тарелку очень внимательно. Судя по надписи на обратной стороне, она была сделана мастерами знаменитого германского города Мейсена ровно через шестьсот лет после основания замка, в
1913 году, - последнем мирном году перед началом Первой Мировой войны.
        Мимикьянов кое-что знал о замке "Альтан", и потому не считал зловещий облик замка лишь созданием пылкого воображения романтически настроенного немецкого художника начала прошлого века. Совсем нет. Даже не подозревая о том, что произойдет через несколько десятилетий, мейсенский живописец чуткой душой художника ощутил настоящий характер этого места, его историю и судьбу. Судьбу загадочную и страшную.
        В кухне сладко пахло ванилью.
        "Наверное, Генриетта Павловна пекла плюшки, - подумал Мимикьянов, - Или это снова - запах ушедшей жизни? Тех событий, что за полвека кинематографической лентой промелькнули в этом непростом доме? Прошлое всегда пахнет сладким. Будущее - надеждой. А настоящее? А настоящее - тревогой", - беззвучно сказал майор самому себе.
        В отличие от стен и серванта, кухонный стол с вытяжкой и мойкой был совсем новым.
        С лампочкой над раковиной все, действительно, обстояло не просто. Светильник был вмонтирован в дно навесного шкафа так неудобно, что смена лампочки оказывалась на самом деле задачей не для женских рук. Пришлось попросить у хозяйки плоскогубцы и нож.
        Не успел майор вынуть перегоревший источник света, как требовательно запиликал входной звонок.
        Экономка пошла открывать.
        - Кто там? - спросил Ефим у Генриетты, когда она вернулась.
        - Мюллер опять нарисовался, - ответила она.
        Майор вставил лампочку в патрон.
        - С того света, что ли? - пошутил он, вставляя в пазы матовый экранчик.
        - С этого, - ответила сибирская немка. - У нас в поселке так Секаченку с "Локомотива" зовут.
        Мимикьяновская Интуиция вздрогнула и замерла, а его волчьи уши встали торчком. Ефим закрепил экранчик на положенном ему месте и повернулся к экономке:
        - И что ему надо?
        - Ну, откуда же я знаю? - повела плечами гражданка Эссель.
        - Так уж ничего и не знаете? - демонстративно усомнился майор. - Уж вы-то Генриетта Павловна? Никогда не поверю!
        - Ну, он без меня с хозяином разговаривает... Но я немного слышала, конечно... - потупилась экономка.
        - И что слышали, Генриетта Павловна?
        Женщина приблизила лицо к Ефиму и прошептала:
        - Все про какой-то ГПУ спрашивает...
        16. Непредвиденный конфликт
        Ефим приложил палец к губам.
        Оставив Генриетту Павловну в кухне, он тихо выбрался в коридор. Стараясь ступать бесшумно, майор направился к столовой. Ее стеклянная дверь с деревянным перепончатым переплетом была плотно закрыта. Но, разумеется, она не могла обеспечить полную звукоизоляцию. К тому же, разговор явно шел на повышенных тонах.
        - Только не надо! - звучал голос Секаченко. - Не надо меня за нос водить!
        - Виктор Сергеевич, ты русский язык понимаешь? Нет у меня никакого ГПУ! Нет! И ни у кого нет. Потому, что этого ГПУ давно нет на свете! - с непривычным для него раздражением отвечал Гергелевич.
        - А, может быть, вы хотите ГПУ москвичам продать, а? - не обращая внимания на слова Гергелевича, громко произнес начальник службы безопасности акционерного общества "Локомотив". - Этим приезжим москвичам за большие деньги?
        - Ничего я не хочу! И никаких москвичей не знаю!
        - Ну, чего вы упрямитесь? - стоял на своем Виктор Сергеевич. - Цена не устраивает? Так скажите, сколько! Вы, Гарри Григорьевич, запомните, я этих москвичей в капусту изрублю. А ГПУ из поселка не выпущу!
        - Руби! Не выпускай! - ответил хозяин дома. - Только никаких москвичей я не знаю.
        Голоса замолчали.
        Внезапно дверь распахнулась, и перед майором неожиданно вырос сам Виктор Сергеевич Секаченко.
        - А это кто? - обернулся Виктор Сергеевич вглубь комнаты. - Дядя Никто? Или, Гари Григорьевич, это - ваша собачка? Мы же видели, как этот москвич к вам зашел! Мы же не дети, знаем, за кем смотреть!
        Секаченко сгреб рукой ворот майорской рубашки и потянул его внутрь комнаты.
        Видимо, просто сработал рефлекс. Во всяком случае, ничего похожего Ефим делать не собирался и потом в случившемся себя упрекал.
        Он перехватил своей ладонью руку противника у запястья и, резко шагнув назад в коридор, дернул его за собой. Виктор Сергеевич вылетел из столовой, как пробка из бутылки.
        Подобного обращения с собой он никак не ожидал и растерялся. Потому и к удару в солнечное сплетение оказался не готов. Виктор Сергеевич охнул и согнулся крюком. Ефим захватил его правую руку болевым захватом и потащил к входной двери. Около нее Секаченко попытался высвободиться, но Ефим так нажал на сустав, что начальник службы безопасности только зашипел и оставил попытки вырваться из плена. Открыв свободной рукой замок, майор выбросил незваного гостя на лестничную клетку.
        - Ну, сволочь, - прорычал Виктор Сергеевич, разгибаясь, - ну, змееныш, теперь с тобой другой разговор будет... Теперь тебе уезжать не надо! Здесь навсегда останешься. Трупаком.
        Ефим вышел на лестницу и прикрыл за собой дверь.
        - Не кричи так громко! Воробьев на улице распугаешь! - с неожиданной для самого себя злобой произнес он.
        Секаченко сунул руку за борт пиджака и вытащил пистолет.
        - Я тебя, слякоть столичная, убивать не буду, я сейчас тебе яйца отстрелю! - оскалившись, выдохнул он.
        Ефим подобрался.
        Он решил сделать ложное движение в право, затем, резко уйти влево, и по стенке достать противника. План являлся не идеальным: стрелок вполне мог среагировать, изменить направление ствола и всадить в него пулю.
        Но особенно долго размышлять времени не оставалось. Майор совсем не был уверен, что обиженный им начальник службы безопасности, к тому же, уверовавший в свою безнаказанность, не выстрелит. Мимикьянову было жаль не только тех частей тела своего тела, что, упомянул Виктор Сергеевич, но и всех остальных тоже.
        И майор приготовился рвануться вперед.
        Но не успел этого сделать.
        Снизу неожиданно раздалось:
        - Эй, Секач, ну-ка, брось пистолет!
        На лестнице показалась лысая куполообразная голова, блестящая так, будто ее только что протерли лосьоном после бритья. Голова принадлежала инженеру Мамчину.
        Виктор Сергеевич повернулся в его сторону.
        Ефим видел: Секаченко анализирует вновь возникшую ситуацию. Виктор Сергеевич оказался между двумя противниками. Несмотря на наличие оружия, это была для него не слишком удачная диспозиция. Да и просто появление свидетеля для Виктора Сергеевича являлось обстоятельством в данном случае совсем не желательным.
        - Ты, Мамка, не суйся не в свое дело! - бросил он стоящему внизу инженеру.
        - А, для меня чужих дел в поселке нет, - ответил Шура, и сделал еще шаг вверх по лестнице.
        Суровыми были серые глаза инженера Мамчина. У Ефима в сознании даже вспыхнуло слово - яростные. Таких глаз у Шуры майор никогда раньше не видел.
        Секаченко перевел взгляд с него на Ефима, потом обратно на Мамчина, и вдруг бросился к перилам. Опираясь на свободную руку, он легко, словно подброшенный пружиной, взлетел над ограждением и упал вниз. Ефим тоже кинулся к перилам, но прыгать не стал, а просто посмотрел вниз.
        Невредимый Виктор Сергеевич стоял за спиной Мамчина на нижнем пролете лестницы.
        Начальник службы безопасности фирмы "Локомотив" улыбался.
        - Ну, теперь Вас обоих веселая жизнь ожидает, - резко сбросив улыбку, произнес он. - Готовьтесь. Ждать долго не придется.
        Он спрятал пистолет в оперативную кобуру, и, стуча по ступеням подбитыми каблуками, стал быстро спускаться вниз.
        На лестничную клетку выглянул Гарри Григорьевич:
        - Ну, вот! Вот! - упрекающим тоном громко сказал он. - И этот туда же! - он ткнул пальцем в пролет, где еще цокали подковки на подошвах. - Кто только эти дурацкие слухи про ГПУ распускает? Александр Михайлович, ты не знаешь, случайно?
        Инженер пожал холмами плеч и слепил губы подковкой, опущенной концами вниз: дескать, откуда же мне-то знать? Сам ничего не понимаю!
        Дверь подъезда внизу хлопнула громко и раскатисто. Как пистолетный выстрел.
        А из квартиры на лестничную клетку выглянуло молочное лицо Генриетты Павловны.
        - Чего это вы на лестничную клетку вышли, мужчины? - спросила она. - А Секаченко ушел уже? Быстро он сегодня... Даже чай пить не стал!
        - Да, он про какое-то дело вспомнил... - сказал Ефим. - Срочное.
        В этот момент Генриетта Павловна заметила Шуру, стоящего на нижнем пролете лестницы.
        - Ой, Шура! - всплеснула она руками. - А я, как раз о тебе вспоминала!
        - Да? - удивился инженер. - А что такое, Генриетта Павловна? Вы налепили столько бачуринских пельмешек, что они не помещаются в холодильник, и вы решили презентовать мне десяточек-другой?
        - Я бачуринские пельмени на прошлой неделе лепила, когда Гарри Григорьевича на реке продуло. Не каждый же день их делать! - резонно заявила она.
        - А-а-а, опять холодильник сломался? - разочарованно протянул Мамчин.
        На твердом лице сибирской немки отразился испуг.
        - Тьфу на тебя, Шура! - сказала она. - Не накличь беду! Нет, после того, как вы весной с Тимой его починили, работает хорошо...
        - А чего тогда вы меня вспоминали, уважаемая Генриетта Павловна? - мигнул черными щеточками ресниц Шура. - Нет-нет, на любовную связь я не согласен! - решительно качнул он головой. - Что обо мне подумает, Гарри Григорьевич!
        - Гарри Григорьевич знает, что ты, Шура, балабол! - погрозила пальцем Генриетта Павловна. - Не серьезный мужчина! Тебе, Шура жениться надо, вот что! Тогда бы бачуринские пельмени по соседкам не клянчил!
        Инженер вздохнул:
        - Так я уже был женат! - он на секунду сомкнул черные щеточки ресниц. - Уж вы-то же знаете, Генриетта Павловна, чем это кончилось! Теперь я боюсь!
        - А ты не бойся! Женщины разные бывают! Есть и хорошие! - учительским тоном объясняла Генриетта Павловна, - Ну, не повезло один раз, чего ж сразу на себе крест ставить!
        - Да? - скептическим тоном произнес Шура и сложил губы в извилистую линию.
        - Да! - твердо заявила женщина. - Так, я что тебя вспоминала-то! Сейчас в магазин ходила и с одним мужчиной столкнулась. Стоит у твоей двери и звонок жмет. Я ему объяснила, что ты, наверное, в мастерской. Он спросил, как туда пройти? Я ему рассказала. Он тебя не нашел?
        - А-а-а! - после секундной заминки протянул Шура. - Нашел! Случайный знакомый, - для чего-то пояснил он присутствующим. - Часы отремонтировать попросил.
        - Он сказал, что из Москвы приехал! - заметила Генриетта Павловна.
        - Ну, да! В Москве и познакомились, - сказал Шура. - А тут он к нам в командировку попал. А часы возьми, и сломайся. Ну, вот он мой адрес в записной книжке откопал и решил меня навестить... Так ведь, всегда и бывает: о знакомых вспоминают, когда что-нибудь от них нужно.
        Ефим заметил: Шура Мамчин произносил слова естественным тоном, почти без запинки. Но пару раз заминка, хоть и маленькая, все-таки случалась.
        И волчьи уши Ефима эти крохотные паузы засекли.
        17. Философские беседы за кружкой пива
        Майор закрыл дверь подъезда и направился к улице Машиностроителей.
        Подойдя к ее тротуару, он замедлили шаг: его взгляд зацепился за лежащий на земле зеленый платок, переливающийся блестящим шелком. Но это была не ткань. У края асфальта лежал маленький кусочек ковыльной степи.
        Майор даже остановился.
        Оттесненная людьми за асфальтовое кольцо объездной автодороги, степь не сдалась. Она словно ждала своего часа, чтобы вернуться.
        Укатанная в асфальт, бетон и камень, городская земля помнила о своем степном прошлом.
        Ефим почему-то представил, как плыли когда-то по волнующемуся ковыльному морю сотни затянутых в доспехи из конской кожи степных воинов.
        Век за веком шли они вслед за солнцем на запад, заставляя в томительном страхе трепетать гордых европейских рыцарей, вставленных в стальные коробки своих полированных панцирей, словно улитки в скорлупу.
        А те и сами были парни не из робких.
        В своей маленькой, обогреваемой Гольфстримом континентальной теплице, они сгибали в бараний рог всех, до кого только могли дотянуться тяжелыми копьями. Но в лице степных всадников перед ними вставала совсем не изнеженная ласковым европейским климатом оранжерейная фауна, бить которую они привыкли. С Востока, из-за далекого горизонта на них накатывалась нечто совсем другое. Дети степей, - твердые, как принесенные ледником валуны и суровые, как декабрьский ветер.
        Ефим подумал: наверное, такой же мистический ужас, что средневековые рыцари Европы испытывали перед степняками, солдаты вермахта, ощущали, перед идущими на них армиями непробиваемых "тридцать четверок". Их делали тут недалеко - шагах в ста от улицы Машиностроителей.
        На тысячи километров к Западу и Востоку от города расстилалась степь. И везде возвышались над ее ровной плоскостью невысокие, сглаженные временем конусы курганов.
        Их раскапывали археологи. И находили в земле под толстой травяной шкурой захоронения ее древних обитателей - белые кости, вишневые осколки керамики блестящие жирным золотом ювелирные украшения и изъеденные коррозией ржавые наконечники стрел. А иногда - странные вещицы, о назначении которых умные историки ничего сказать не могли. Как, например, загадочные полые цилиндры из некорродирующего железа.
        Охотники за необычными явлениями высказывали мысль о том, что странные вещи из курганов - дело рук инопланетян. Ефима подобное объяснение не удовлетворяло. Скорее всего, думал он, у древних имелась какая-то своя система получения знаний о мире. Он предполагал, что она была основана на Интуиции. Умея прислушиваться к ней, кочевые любознатцы выведывали у Природы такие тайны, что и не снились нынешним академикам. Наверное, не случайно, глагол ведать, в дальних сибирских деревнях до сих пор употребляется в значении - располагать сведениями, полученными не из собственного опыта и не от другого человека, а возникших в голове как-то иначе.
        Летом сорок первого к подножью одного из не раскопанных плоских курганов, начали прибывать длинные эшелоны со станками, моторами, и людьми. Пунктом отправления литерных поездов была Украина, по которой уже шли танковые колонны врага. В вагонах находилось демонтированное оборудование завода автотракторной техники.
        Так здесь, на окраине старого сибирского города и родился Машиностроительный. После войны в честь своего первого директора завод получил дополнение к официальному названию: имени Бачурина.
        Ефим вернулся из далекого прошлого и снова пошагал по улице Машиностроителей, пытаясь сосредоточиться на событиях дня сегодняшнего.
        Но мысли опять унесли его в прошлое, хотя и не такое далекое. Майор вспомнил вечер, случившийся год назад.
        Он сидел в пивной "У дяди Акопа" и пил пиво.
        Вместе с ним на открытой террасе находились Гарри Григорьевич Гергелевич, инженер Мамчин и прибившийся к ним Тима Топталов.
        У стойки стрекотала о чем-то с барменшей Тая Тесменецкая. Время от времени, она, шурша длинным зеленым платьем, появлялась рядом с мужчинами. Напомнив о себя, она опять убегала к барменше разматывать бесконечную нить женских сплетен.
        Садящееся солнце заливало улицу яичным светом. Недавно закончилась дневная смена, и поселок лениво потягивался после рабочего дня. Ветерок осторожно шевелил листья старых тополей. В нем чувствовался горький запах разогретого металла, долетавший с завода, и сладкий аромат летней степи: она начиналась разу за последними домами улицы Машиностроителей.
        Прошлым летом, они регулярно собиралась в пивной "У дяди Акопа" на, как говорил Гергелевич, "философические вечера".
        На столике ловили солнечные лучи тяжелые стеклянные кружки с рыжим пивом, и горкой лежала стальная вобла. Этой ценнейшей закуске они были обязаны Тиме Топталову.
        Тимофей Павлович вел себя в их компании уверенно.
        Ефим с некоторым удивлением отмечал, что Топталов, не имеющий не только высшего, но и законченного среднего образования, участвовал в "философических" беседах совершенно на равных. Все, что он говорил, вполне соответствовало интеллектуальному уровню их компании. "Что ни говори, образование - образованием, а голова - головой!" - сказал себе Ефим, размышляя над этим фактом.
        Начали, очередной философический вечер, как водится, с женщин.
        - Понимаете, ребята, - сказал Гергелевич, - мужчина, вступая в брак, надеется найти в жене товарища по несчастью. А женщина, хочет приобрести домашнее животное, чтобы им можно было похвалиться перед подружками.
        - И которое еще будет выполнять обязанности носильщика и домработника! - добавил Тима.
        - И которое еще будет зарабатывать деньги, и отдавать их ей! Чтобы она их тратила! - добавил Шура Мамчин.
        - Вот! - кивнул Генерал. - Ну, так, скажите мне, молодые люди, как же мужчина и женщина в браке могут быть довольны друг другом? Никак не могут! Правильно я говорю?
        - Правильно, - поддержал оратора Тима Топталов.
        - Конечно, правильно, - подтвердил инженер Мамчин.
        - Очень правильно! - согласился Ефим.
        Потом взялись за любимую тему: как устроен наш мир, откуда он взялся и для чего он вообще нужен?
        Мимо по улице проходил цыганский барон Михаил Иванович Варга. Увидев знакомые лица, он зашел в плетеный загончик, поздоровался, да и остался на весь вечер.
        На этот раз беседа вырулила на такой важнейший для мировой науки вопрос, как происхождение Вселенной.
        Топталов горячо защищал теорию Большого взрыва. Эта теория утверждала: Вселенная появилась из точки. Примерно двадцать миллиардов лет назад эта точка по какой-то причине взорвалась. Части этого разлетевшегося во все стороны сверхплотного сгустка - и есть наша Вселенная со всеми ее атомами, планетами, звездами, спиральными галактиками и галактическими скоплениями.
        Недавно Тима прочитал книжку о происхождении Вселенной. Книжку ему дал Шура Мамчин. Предназначалась она для детей старшего школьного возраста. Книжка Тиме очень понравилась. Теперь в компании образованных людей в вопросе о происхождении Вселенной он чувствовал себя вполне уверенно.
        Выслушав Тиму, расслабленный Гергелевич благодушно улыбнулся и сказал:
        - Расчеты показывают: только Большой взрыв создать Вселенную бы не смог. Энергии, которую он сообщил разлетающейся материи, хватило бы, в лучшем случае, на несколько мгновений. А после этого материальные частицы под действием Закона Всемирного тяготения снова притянулись бы друг к другу. Еще не успевшая раздуться Вселенная опять бы сжалась в одну точку и исчезла.
        - Почему же она не сжалась и не исчезла, а? - спросил Тима, приготовившись отправить в рот кусочек оранжевый икры.
        Генерал взял целую воблу, опустил ее вниз, постучал твердой рыбкой о край стула и сказал:
        - Потому что все элементарные частицы, из которых состоит Вселенная, все эти двадцать миллиардов лет непрерывно подпитывались энергией.
        Тима был человеком конкретным.
        - Откуда же бралась эта энергия? - сразу спросил он.
        - Из другого мира, - ответил Генерал.
        - Из другого мира? - усомнился Тимофей.
        - Да, - кивнул Гарри Григорьевич. - Он называется Вакуум.
        - Энергия поступает к нам из вакуума? - так и не положил икру в рот Тима. - Так ведь вакуум - это просто пустота?
        - Нет! - кивнул Гергелевич. - Вакуум - это не пустота. Это - просто другой, недоступный нам Мир. Там нет ни нашего Времени, ни нашего Пространства. Но в нем содержится колоссальное количество энергии. Эта энергия и вызвала Большой взрыв. Эта энергия продолжает поступать к нам и сейчас.
        - Вы утверждаете, что Вакуум постоянно подпитывает энергией элементарные частицы, из которых состоит Вселенная? - вступил в разговор инженер Мамчин.
        - Утверждаю! - ударил воблой по столу Генерал. - Мир не просто возник двадцать миллиардов лет назад. В течение всех этих миллиардов лет он продолжает постоянно возникать. Вселенная заново рождается в каждый новый момент времени. В том числе, и сейчас.
        - Это как так? - спросил Тима, у которого от умственного напряжения морщины на лбу превратились в глубокие извилистые овраги.
        - Видишь ли, Тима, - ответил Генерал. - Любая элементарная частица - электрон, протон или кварк - это не созданный когда-то завершенный объект, вроде танка, принятого госкомиссией по акту. На самом деле, элементарная частица, это - волна, или луч, постоянно испускаемый Вакуумом. А весь наш Мир, это - просто Большая Картина, нарисованная этими лучами в трехмерном пространстве. Ну, примерно, как изображение на экране телевизора. - Гергелевич нарисовал воблой воображаемый экран и оторвал рыбке голову.
        Присутствующие обдумывали слова Генерала, сопели, покачивали головами, молча сосали воблу.
        Первым нарушил молчание практически мыслящий станочник-рационализатор Тима Топталов.
        - А что, если специальным экраном перекрыть какой-нибудь из лучей, испускаемых Вакуумом? - он раскрыл ладонь и, будто пытаясь пробить насквозь, ткнул в нее пальцем. - Тогда одна из элементарных частиц исчезнет из нашего мира. Вернее, она в нашем мире просто не появится. Так, Гарри Григорьевич? Правильно?
        Занятый раздиранием воблы Генерал только кивнул.
        - А, если перекрыть целый пучок лучей, то может исчезнуть и целый предмет! - развивал пришедшую ему в голову мысль Тима. - Был предмет, и нет! А? - Тима обвел компанию вопросительным взглядом.
        Компания усиленно соображала.
        - А что? - продолжал куражиться Тима. - По-моему, хорошая идея! А, если, допустим, поставить на пути этих идущих из Вакуума лучей экран со свойствами зеркала, то по закону отражения этот предмет будет отброшен в сторону. Это же новый способ передвижения в пространстве! Лучше, чем самолет или ракета! А?
        Присутствующие с уважением смотрели на заслуженного заводского изобретателя, сопели, покачивали головами, сосали воблу.
        - А я вот подумал, что случай с американским эсминцем "Элдридж" находит в рамках этой гипотезы прекрасное объяснение, - потер свою куполообразную голову инженер Мамчин.
        - А что это за случай? - нахмурился Тима Топталов, который не любил, когда в беседе упоминалось что-то такое, о чем он не слышал. К его чести, спрашивать он никогда не стеснялся, что характеризовало его как человека не просто умного, а очень умного.
        На вопрос откликнулся Генерал.
        - Этот случай произошел во вторую мировую войну, - сказал он и почему-то посмотрел на Ефима, видимо считая, что и тот не знает о случае с эсминцем "Элдридж".
        Но майор о данном факте знал со времен последних курсов повышения квалификации в Новосибирской спецшколе.
        Переведя взгляд на Тиму, Гергелевич продолжил:
        - Во время Второй Мировой войны работавший в Америке сербский физик Николо Тесла проводил исследования, которые должны были сделать военные корабли невидимыми для радаров противника. В одном из своих опытов он окружил эсминец американского военно-морского флота под названием "Элдридж" сильным электромагнитным полем. И тут произошло нечто непредвиденное. После включения оборудования, генерирующего поле, стометровый эсминец, как и предполагал Тесла, исчез с экранов радаров. Но не только с экранов! Он вообще исчез с поверхности океана!
        - Вот так штука! - восхитился Тима.
        Генерал глотнул пива из стеклянной кружки.
        - Исчез, как будто его ветром сдуло, - продолжил Гергелевич. - Но! - он поднял палец. - В ту же секунду эсминец неожиданно появился вблизи военно-морской базы Норфолк, в ста морских милях от места проведения эксперимента. Его с уверенностью засекла служба береговой охраны. Генератор Теслы работал на "Элдридже" в течение десяти минут, и все это время корабль видели на рейде Норфолка. После того, как ничего не понимающий командир эсминца, неожиданно обнаруживший себя очень далеко от места, где он должен находиться, приказал выключить генератор, "Элдридж" исчез из глаз наблюдателей Норфолка. И в тот же момент он снова появился на прежнем месте в районе испытаний.
        Гергелевич обвел присутствующих торжествующим взглядом, будто это он сам устроил фокус с американским военным кораблем.
        - Однако! - восхищенно качнул головой Топталов.
        - Как-то объяснить случившееся, никто не сумел, Не захотел этого сделать и сам автор эксперимента Николо Тесла, - заключил свой рассказ Гарри Григорьевич.
        - Так Тесла же применил на практике Тимкину идею! - широко раздвинул черные щеточки своих ресниц Шура Мамчин. - Роль зеркального экрана выполнило сильное электромагнитное поле. Идущий из Вакуума пучок лучей, представляющий собой корабль с экипажем, был попросту отброшен этим экраном в сторону, в бухту Норфолка. Точно также это делает карманное зеркальце с попавшими на него солнечными лучами. А? Разве не так?
        Шурин куполообразный череп заблестел так, словно его только что протерли лосьоном после бритья.
        На территории завода звонко, будто били в колокол, зазвучали удары по металлу. Луч заходящего солнца ударил в открытое окно заводоуправления, и, отразившись от стекла, попал Ефиму в глаз. Он на секунду зажмурился, а, когда разомкнул веки, луча уже не было: должно быть, створка окна изменила свое положение и отбросила луч куда-то в сторону.
        Михаил Иванович Варга разорвал рыбью тушку и, в руках у его оказалась жирная вяленая спинка цвета густой йодной настойки. Он посмотрел через нее на садящееся солнце и произнес:
        - Ребята! Послушайте притчу!
        - Давай, свою притчу! - одобрил Ефим, который любил Варгины байки.
        - Как-то два муравья ползли по листу бумаги, - начал цыганский барон. - А на листе Насреддин писал стихи. Один из муравьев был старым ученым муравьем, а второй, - только начинал жить. "О, мудрый учитель! - обратился молодой муравьишка к своему старшему товарищу. - Скажи, откуда берутся на листе бумаги эти огромные красивые фигуры?" "Смотри внимательнее, юноша, - ответил мудрец, - и ты заметишь: эти фигуры рождает перо, что движется по бумаге. Наблюдай за природой, и тебе откроются все ее тайны, мой ученик!" Услышав, о чем шепчутся маленькие существа, Насреддин только усмехнулся.
        - Михаил Иванович, ты это к чему рассказал? - настороженно спросил Тима.
        - Как к чему? Это же - притча! - попытался уйти от ответа цыган.
        - Ты не хитри! - не отставал Топталов.
        - Эта притча говорит, что люди чем-то похожи на муравьев.
        - Чем это они похожи? - озадаченно спросил выпивший уже вторую кружку заслуженный рационализатор Топталов.
        - Наблюдая за Космосом и звездами, - повернулся к нему цыганский барон, - люди пришли к выводу: нашу Вселенную сотворил Большой взрыв. Наблюдая за бумагой и буквами, муравьи, пришли к выводу: буквы сотворило перо. Увидеть настоящего автора событий ни те, ни другие не смогли.
        Тима молчал, обдумывая услышанное.
        Из раскрытых окон жилых домов повеяло дразнящим запахом жареной картошки и лука: поселок готовился ужинать. Сидящие за столом тоже почувствовали, как зашевелился разбуженный пивом аппетит.
        И, будто услышав его беззвучное ворчание, в плетеном загончике появилась Тесменецкая.
        - Мужчины! - всплеснула она руками. - Хватит пиво хлестать! Идемте ко мне, я вас пельменями накормлю. Бачуринскими! Я вчера два противня пельменей налепила, гостей ждала, а они не пришли. У меня теперь в холодильник ничего не засунешь, пельменями все занято. Не выбрасывать же мне их! Поднимайтесь и идем!
        Этот разговор происходил в начале прошлого лета. Но майор Мимикьянов помнил его так, словно он происходил вчера.
        18. Визит к Самому
        Он не успел далеко уйти.
        Подъезд генеральского дома оставался в двух шагах, когда рядом с майором, скрипнув подвеской, затормозила темно-вишневая "Нива".
        Мимикьянов сделал шаг в сторону и, на всякий случай, привел себя в состояние боевой готовности.
        Но тревога оказалась ложной: дверца машины распахнулась, и из "Нивы" пробкой выскочил Ренат Абсалямов - заместитель директора Машиностроительного завода имени Бачурина по режиму и безопасности. Когда-то Ренат Николаевич работал в милиции и, носил капитанские погоны. С тех пор прошло лет пять.
        - Ефим Алексеевич! - закричал он. - А я тебя по всему поселку с собаками ищу! Генеральный твоему начальству звонил, а оно говорит, ты - у нас в поселке! Директор мне: срочно найди! Я и туда и сюда, а ты - как сквозь землю провалился! Оскольцева говорит, тебя видела, Тима Топталов говорит, тебя видел, Тесменецкая сказала, ты где-то в поселке! А где - никто не знает! И вдруг вижу: ты идешь, собственной персоной! А ты чего к нам-то не зашел?
        - С народом беседовал, - ответил Мимикьянов. - Но к вам тоже собирался. Просто не успел пока.
        - По Чапелю роешь?
        Майор кивнул:
        - Не каждый же день в поселке люди пропадают!
        - Ай, не говори! - всплеснул руками заместитель директора по режиму. - Никогда такого не было! Мы тут уж все прочесали! Как шайтан унес! Ну, никаких зацепок, прямо - ничего! Мы с милицейскими оперативниками уж все подошвы истерли!
        "Да уж, подошвы вы истерли! - заметил про себя майор. - Ни одного свидетеля, видевшего Чапеля после выхода из заводоуправления, не установили. Никого, как следует, не опросили. До гостиницы дошли - вот и весь ущерб подошвам. Ну, работнички! Драть вас некому!"
        Вслух же майор произнес:
        - А чего я Эдуарду Петровичу так срочно понадобился-то?
        Ренат выкатил живые ореховые глаза:
        - Да, сам не знаю! Ничего не сказал! Только - срочно найди и все! Ты ж знаешь, как у него всегда: вынь, да положи! Так что, садись ко мне, и поехали!
        - Ну, поехали, - кивнул майор и залез на переднее сиденье. Ренат дернул рычаг переключения скоростей и нажал педаль сцепления ногой в новеньком светло-желтом ботинке. Ефим отметил: одетый в отглаженный белый костюм Ренат вообще выглядел сегодня так, будто ему предстояло посетить торжественный прием.
        "Нива", нетерпеливо дернулась, словно норовистая лошадка, и побежала по летней улице.
        За столом приемной Генерального директора Машиностроительного завода имени Бачурина молчаливо сидела царственная секретарша с прической в виде высокой пепельной башни. Майор напряг память и понял, кого она ему напоминает. Аристократок с иллюстраций из прочитанной им когда-то книги об истории Франции периода Великой революции.
        Абсалямов вопросительно посмотрел на хозяйку приемной.
        Женщина выдержала паузу и величаво кивнула башнеподобной прической. Ренат Николаевич потянул на себя стеганую кожаную дверь с массивной, будто вырезанной из броневой стали пластиной: Эдуард Петрович Недорогин.
        Директор их ждал.
        Он поднялся из-за высокого стола, как только Ефим с Абсалямовым показались на пороге кабинета.
        - Ефим Алексеевич! - вытянул он перед собой руку, двигаясь навстречу вошедшим с неудержимостью штурмового танка. Рядом с Недорогиным Ефим Мимикьянов, сам мужчина высокий и плечистый, всегда чувствовал себя так же, как, наверное, могла бы чувствовать себя цветочная ваза рядом с ожившим платяным шкафом. Лицо Эдуарда Петровича было цвета хлебной горбушки, а над широким лбом топорщился упрямый серебристый ежик.
        Майор пожал протянутую ему руку.
        - А я как узнал, что ты в поселке, сразу своему режимнику сказал, - директор кивнул в сторону Рената, - давай сюда, Ефима Алексеевича! А сам-то, что не зашел?
        - Ну, что я буду занятых людей от важных дел отрывать? - ответил майор.
        - Э-э-э! - махнул медвежьей лапой Недорогин. - Для хорошего человека и оторваться - не грех! Приземляйся, Ефим Алексеевич! - показал он на темный угол кабинета. Там в большой лакированной кадке росла тропическая пальма. Но участь попугая или обезьяны майору не грозила. Под пальмой угнездились низенький столик и три кожаных кресла.
        Увидев, что Абсалямов тоже направился в угол кабинета, Эдуард Петрович, повернул к нему голову и с железной директорской мягкостью произнес:
        - Спасибо Ренат Николаевич! Иди! Побудь пока у себя. Через часок я тебе звякну.
        Абсалямов хотел что-то сказать, но, взглянув в лицо директора, молча направился к двери и вышел из кабинета.
        - Коньячку? - спросил Эдуард Петрович у Ефима, открывая дверцу, вмонтированного в стену бара-холодильника. Он вытащил оттуда никелированный подносик. На нем высилась бутылка темно-коричневого коньяка "Баку", стеклянные стопочки и плоское блюдо. На блюде лежали бутерброды с бархатистой черной икрой.
        - Икра - наша, сибирская, - заметил Недорогин, - сам под Тарой пару во-о-от таких стерлядок вытащил! - раздвинул он руки, но не чрезмерно, в пределах правдоподобия.
        На просторном директорском столе зазвонил один из многочисленных телефонных аппаратов. Но Эдуард Петрович отвлекаться на звонок не стал, продолжал:
        - Я как-то дагестанскую икру в "Океане" купил, попробовал, чувствую, что-то не то! Отдал в нашу химлабораторию проверить, они в свои микроскопы посмотрели, и что ты думаешь? Половина - крашеные черникой желатиновые шарики! А эту - я сам солил! Чистота! Настоящий продукт без всяких примесей! Съешь - настроение повышается. Точно тебе говорю. Вот попробуй, сам убедишься!
        Курируя Машиностроительный завод имени Бачурина, майор Мимикьянов, разумеется, с его директором встречался не раз. Отношения между ними были деловыми, можно даже сказать, хорошими. Но вот до угощения коньяком с икрой дело раньше не доходило, и вдруг... "С чего бы это?" - спросил себя Ефим.
        Эдуард Петрович разлил коньяк в тонкие рюмочки и, подняв свою, сказал:
        - Ну, твое здоровье, Ефим Алексеевич!
        - И ваше, Эдуард Петрович! - отсалютовал коньяком майор.
        Напиток был терпким и резким - мужским.
        Но выпили немного, Ефим - только попробовал, Недорогин - отпил меньше половины.
        Майор понял: похоже, разговор предстоит серьезный.
        Взяли по бутерброду. Икра на самом деле таяла во рту, оставляя на языке приятный солоноватый вкус.
        Ефим ждал. И не ошибся.
        - Знаешь, Ефим Алексеевич, я ведь тебя не так просто искал... - сказал директор Машиностроительного.
        - А, что случилось, Эдуард Петрович? - дожевывая бутерброд, спросил он.
        Недорогин вытолкнул воздух из большой, как надувной матрас, груди.
        - Да пока ничего, - сказал он. - Но может.
        Ефим взял второй бутерброд. Но, посмотрев на серьезное кирпичное лицо Эдуарда Петровича, откусывать не стал, спросил:
        - Что может случиться?
        - Все! - исподлобья посмотрел на Ефима Недорогин. - Понимаешь, Ефим Алексеевич? Все!
        - Не понимаю, Эдуард Петрович. Поясните! - насторожился майор. Насторожился не столько от странных слов директора завода, сколько от того, что в своем темном обиталище ворохнулась и беспокойно задвигалась патентованная Мимикьяновская интуиция.
        Директор поерзал тяжелым телом по креслу, кашлянул, прочищая горло, и сказал:
        - Ну, ты, Ефим Алексеевич, сам видишь, что на заводе и на поселке в последние дни что-то неладное происходит... Чапель пропал, визитеры непростые зачастили... Из "Спецприбора", например... Никогда раньше здесь их не было... Мы с ними никогда не сотрудничали... Чего, казалось бы, им здесь делать?
        - А вы что думаете, Эдуард Петрович?
        Директор завода помолчал, мощно, словно вакуумный насос, втянул носом воздух и сказал:
        - Официально они вроде бы ищут площадку под развертывание здесь своего приборного производства... Пустующие производственные площади хотят арендовать или даже купить... Но, я им не верю. Я догадываюсь, за чем они сюда приехали.
        Директор положил свою ладонь-плиту на тонкую рюмочку. Ефим представил, как нежный сосудик сжимается под этим прессом и превращается в плоскую стеклянную лепешку.
        - Так, за чем, на самом деле, представители "Спецприбора" сюда приехали? - спросил майор, оторвав взгляд от несчастной рюмки.
        - Понимаешь, Ефим Алексеевич, я ведь знаю, что делали в КБ "Экран"... - человек-гора будто уменьшился в размерах. - И я боюсь... - через силу произнес директор Машиностроительного.
        19. Подслушивать, это - не хорошо, но необходимо
        - Чего вы боитесь? - Ефим посмотрел на человека, которого нельзя было представить боящимся.
        Недорогин медленно поднял массу своего тела с низкого кресла и сделал несколько шагов по ковровой дорожке.
        Он остановился у смонтированного вдоль стены стеллажа и потрогал стоящую там зеленую модель "тридцать четверки". Она была размером с кошку. Но даже уменьшенный до размеров игрушки танк внушал чувство опасности. Казалось, сейчас он рыкнет двигателем, нетерпеливо дернет колючим траком, провернется на месте и поведет орудийным стволом, разыскивая цель, которую нужно уничтожить. Директор мягко провел ладонью по танковой башне, будто успокаивая маленького грозного хищника.
        - Вы боитесь, что у кого-то в руках окажется ГПУ? - спросил Ефим, наблюдая за нависшем над танковой моделью живым холмом.
        Недорогин убрал ладонь с танка и посмотрел на майора.
        - Так, ты знаешь?.. - тихо произнес он.
        Майор кое о чем догадывался, но в сущности ничего еще не знал. Но кивнул.
        - Да, - тяжело проронил директор. - Я боюсь, что ГПУ окажется у кого-нибудь в руках.
        Майор потер подбородок.
        - Этот ГПУ так опасен? - спросил он.
        Эдуард Петрович посопел носом, поджал твердые губы.
        - Видишь карту, Ефим Алексеевич? - ткнул он пальцем в висящую над столом карту мира с двумя распластанными блинами полушарий. - Представь, что у тебя в руках ножницы. Что хочешь, то и вырезай! Хочешь, кусочек тундры на берегу Северного Ледовитого океана, а хочешь - Париж. Можешь, потом поместить Париж на Кольский полуостров, можешь - в Сахару, а можешь, и вообще выбросить в корзину. Чик-чик, и нет Парижа! Пусть карта без него висит. Так вот, ГПУ это и есть ножницы, только не для бумажной карты, а для настоящего мира. Понимаешь? А ты спрашиваешь - опасен ли ГПУ?... Да, все эти ракеты с ядерными боеголовками по сравнению с ним - дурацкая игрушка и все... Их по настоящему и применить-то нельзя. Шампанское за победу некому открывать будет - все погибнут. ГПУ - другое дело.
        Майор повертел в руках рюмку. Ее грань поймала солнечный луч, падавший до этого на полировку столика, и отбросила его в сторону. На стену, где висела карта. В Сахару.
        В его голове неожиданно всплыла другая географическая карта. Изданная в Париже в год безумного похода Бонапарта в Россию карта Европы, у берегов которой неизвестный картограф поместил большой остров с надписью Atlantida.
        "А, если Платон и вправду ничего не придумал? И Атлантида, действительно, существовала? - подумал Ефим. - Реально существовала? А потом исчезла. Тысячи неутомимых энтузиастов напрасно ищут ее следы. В Атлантике у Геркулесовых столбов, где поместил ее сам Платон, или в других районах Земного шара. Найти ее руины невозможно. Нигде. Потому, что она не утонула. Ее просто не стало... Что, если мы не первые, кто додумался до принципа работы ГПУ? Кто может знать, какими знаниями о мире располагали неизвестные нам древние жрецы, маги, математики, алхимики или пророки?..".
        - Эдуард Петрович, - Ефим тоже поднялся со стула, - а, каким образом ГПУ мог оказаться вне стен СКБ?
        - Да никак не мог! Никак! - почти крикнул Недорогин.
        Он поднял руку и сжал ладонь в кулак с такой силой, что казалось, не успевший выскользнуть воздух даже запищал от давления.
        - Там был такой режим секретности, что, спичку горелую из здания без разрешения вымести нельзя было... Я ж на "Экране" два года главным инженером был, знаю... Никак ГПУ на улице не мог оказаться!
        Эдуард Петрович помолчал и тихо закончил, разведя руки в стороны:
        - Но вот, похоже, как-то все-таки оказался...
        "Недорогин два года был в СКБ "Экран" - главным инженером? - мелькнуло в голове у Ефима. - А в личном деле об этом ничего. Предшествующие на пост назначения директором завода годы, согласно листу по учету кадров, он работал здесь же на заводе - сначала - начальником участка, а потом и цеха танковой сборки... Однако, кто-то так секретил это СКБ, что теперь попробуй разберись, кто там работал и что они там конструировали..."
        Дверь в кабинет тихо скрипнула и приоткрылась.
        Сначала из-за ее тяжелой плиты показалась женская нога в светлом чулке и белой туфле на высоком каблуке, а затем и сама хозяйка приемной.
        - Извините, Эдуард Петрович, - с достоинством произнесла она, - к Вам представитель "Спецприбора", тот, что у вас вчера был. Вы просили: как только он появится, доложить. Очень просит принять. Говорит, по важному делу. Но я ему сказала, что вы заняты, что у вас люди.
        Ефим понял, что кабинет, где он сидел, ко всем прочим достоинствам обладал волшебными свойствами множительного аппарата: один-единственный человек - майор Мимикьянов, каким-то образом незаметно размножился, и стал солидно именоваться: люди.
        Недорогин поджал мощные губы и принял размышляющий вид.
        - Так что ему сказать: пусть ждет? - на всякий случай предложила директору вариант ответа опытная хозяйка приемной.
        Директор повернулся к Ефиму и тихо произнес:
        - Ефим Алексеевич, а ты вон там, - он кивнул на полированную дверь за своим рабочим столом, - в комнате отдыха подождать не хочешь? Заодно послушаешь, о чем москвич гутарить будет? Мне кажется, тебе интересно будет? А?
        Майор в душе несколько удивился такому предложению, но, разумеется, его принял: в знак согласия приподнял и опустил волчьи брови.
        - Ты, вот что, Валентина Сергеевна, - обратился директор к своему верному помощнику по управлению заводом, - ты скажи, что ошиблась: все люди уже ушли, никого у директора нет. И пусть этот представитель заходит!
        - Хорошо, Эдуард Петрович! - величаво кивнула царица приемной и мягко закрыла за собой массивную дверь.
        Эдуард Петрович засунул бутылку коньяка и тарелку с оставшимися бутербродами в стенной бар и отправился за свой письменный стол, а Ефим - в директорскую комнату отдыха.
        Закрыв за собой полированную дверь, он гляделся. В отличие от кабинета, здесь Ефим никогда не был. Комната своей формой напоминала пенал, такая же длинная и узкая. Диван-раскладушка, два кресла, низкий столик, торшер. В одном торце пенала - окно с толстыми сизыми шторами. В противоположном конце - вторая дверь. Ефим пересек пенал и полюбопытствовал, что за ней? Оказалось: туалетная комната с душем за прозрачной пленкой. Ничего неожиданного. Все, как обычно.
        В директорском кабинете, за закрытой дверью, пока все было тихо. Видимо, умная хозяйка приемной, давала время, чтобы Недорогин с Ефимом подготовились к встрече с визитером.
        Подойдя к окну, Ефим чуть раздвинул шторы. Кабинет директора находился на втором этаже. Его глазам открылась залитая садящимся солнцем площадь перед заводоуправлением. Она была пуста, словно стадион после давно закончившегося футбольного матча. Но вот у края площали кое-кто был.
        Прямо под собой, за старыми тополями майор заметил двух рослых парней. Один - в джинсовой куртке, второй - в жилетке из черной кожи. Они жались к стволам, словно приклеенные. Майор их узнал. Он уже сталкивался сегодня с этими друзьями. У здания заводоуправления прятались бойцы службы безопасности фирмы "Локомотив".
        "Чего они тут вынюхивают? - спросил себя майор. - Похоже, за кем-то следят... За кем, интересно?"
        - Эдуард Петрович, - услышал майор голос за дверью, - вы меня простите, тут явно какое-то недоразумение. Я считаю, мы должны все выяснить.
        Майор напрягся и идентифицировал голос. Он принадлежал начальнику службы безопасности столичной фирмы "Спецприбор" Вольтемиру Николаевичу Миногину.
        - Давайте выясним, - прогудел в ответ директорский баритон. - Что у вас случилось?
        - Эдуард Петрович, - доброжелательным, почти дружеским тоном говорил Миногин. - После нашей вчерашней встречи вам звонили из аппарата правительства?
        - Звонили, - ответил Недорогин.
        - Вы убедились, что мы ни какие-то там частные гастролеры. Не мошенники. Не авантюристы. Мы - люди государственные! Почему же вы нам мешаете!
        - Я вам мешаю? - пророкотал удивленный голос Недорогина. - Как же я вам мешаю?
        - А слежка? А пробитые колеса на нашей машине?
        В кабинете повисла тишина.
        - И вы считаете, что это я? - повысил голос директор.
        Его тон показался Ефиму не столько возмущенным, сколько удивленным.
        - Ну, разумеется, не вы лично, - спокойно пояснил Миногин, - но, ваши люди. Ваша служба безопасности. Кто же еще?
        - Нет, это - не мои люди сделали. Они не могли, - уверенно ответил директор.
        - А, чьи же? - настаивал Вольтемир Петрович. - С милицией, скажу вам откровенно, у нас рабочий контакт, с госбезопасностью полное взаимодействие.
        "Это он взаимодействие со мной, что ли, имеет в виду? - отметил Ефим. - Однако, самоуверенный парень".
        В кабинете помолчали.
        Наконец раздался голос Недорогина:
        - Ну, вообще-то тут у нас не все так просто... И кроме моей службы, в поселке есть, кто может шины проткнуть... Но я вашу просьбу понял. Я постараюсь все выяснить, и эти непонятные дела прекратить.
        - Отлично! - обрадовано произнес Миногин. - Я был уверен, мы поймем друг друга. Я сразу, после первой нашей встречи понял: вы человек - серьезный, государственный, с вами можно иметь дело. Знаете, в правительстве я так и доложу. Будьте уверены! Я же понимаю, как вам здесь в Сибири важно, чтобы там сложилось о вас правильное мнение. Даю слово: оно будет хорошим.
        "Психологически работает грамотно, - отметил майор. - Покупает директора целиком и цену называет, не скупясь".
        - Ну, спасибо, на добром слове, - с несвойственными ему сахарно-сиропными нотками зазвучал голос Недорогина. - Я тут сейчас своим задание дам. Найдем ваших обидчиков.
        - И вам спасибо за понимание. - отозвался посетитель. - Если вы не против, я к вам загляну завтра, Эдуард Петрович. Можно? - продолжал умело привязывать к себе директора завода квалифицированный манипулятор людьми.
        - Милости прошу! - делал вид, что не замечает опутывающих его нитей Недорогин.
        Но Мимикьянов, имевший возможность наблюдать Эдуарда Петровича в течение достаточно долгого времени, знал: Недорогин далеко не так прост, как кому-то может показаться. Несмотря на свою внешность кузнеца-молотобойца, он сам являлся таким манипулятором людьми, что еще поискать! Да, другой человек в кресле директора такой махины, как Машиностроительный завод имени Бачурина, не просидел бы и двух дней. Сгорел бы так, что и пепла не осталось. А Недорогин сидел в директорском кресле уже десять лет. Очень непростых лет.
        В кабинете наступила тишина.
        Ефим постоял, прислушиваясь. Он не мог понять, вышел Миногин из кабинета или нет. Осторожно приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. Там никого не было. Видимо, Эдуард Петрович, провожая гостя, вышел в приемную.
        Майор шагнул в кабинет, пересек его и выглянул в приемную. Там он не обнаружил не только Недорогина, но и величавой хозяйки приемной: ее мягкое кресло на винтовой ножке пустовало.
        Мимикьянов пожал плечами, вышел из приемной и медленно двинулся по темноватому коридору заводоуправления. Пошел не в сторону парадной лестницы, куда сначала хотел, а - в противоположном направлении. Прислушиваясь к себе, он понял: туда его развернула коварная Интуиция.
        20. Подглядывать, это - не хорошо, но полезно
        Ефим шел по темному заводскому коридору.
        В нем плавали сумерки. Окон в коридоре не было: по обеим его сторонам разбегались кабинеты, а лампы дневного света горели через одну.
        Заводоуправление находилось не так уж близко к цехам. Между ним и огромными производственными корпусами лежал обширный сквер с бубликом фонтана посередине. И все равно по коридору бродили горьковатые запахи разогретого под резцом металла, новой резины и моторного мазута.
        Ефим шел по длинному коридору и ловил себя на странном ощущении. Ему казалось: кроме десятков слоев краски, на капитальных стенах заводоуправлении лежат невидимые слои из прозвучавших здесь за полвека слов, смеха и слез. Какие дела знали эти коридоры! Были времена, когда не только квартальная премия, - судьбы планеты зависела от начальной скорости вылета артиллерийского снаряда или быстроты поворота башни, собираемых на заводе танков.
        Здесь торопливой походкой ходил невысокий и крепкий, как гриб боровик, первый директор Машиностроительного завода Петр Иванович Бачурин. Он жил тут же, в поселке, и являлся для заводчан и папой, и мамой, и царем-батюшкой в одном лице. К нему шли и с жалобой на начальника цеха, из осторожности не дающего согласие на повышение скорости резки металла, и с жалобой на собственного мужа, повадившегося бегать к бесстыжей Людке-лаборантке. И Петр Иванович решал и судил, как полномочный представитель самой Судьбы.
        В этом здании с высокими потолками, заводские командиры отчаянно ломали головы, кем заполнить цеха вместо станочников, ушедших на фронт?
        Находящиеся по другую линию окопов директора германских заводов Крупа и Тиссена могли без труда заменить мобилизованных в вермахт прекрасных германских рабочих потомственными металлистами из Франции, Голландии или Бельгии.
        А Петр Иванович Бачурин имел возможность выбирать только из никогда не видевших металлорежущего станка подростков, домохозяек и вчерашних крестьян.
        И, все-таки, Петр Иванович победил. Его танки на голову превосходили машины, сделанные руками лучших рабочих Европы.
        Как потом скажет авиаконструктор Сергей Ильюшин, создатель бронированных штурмовиков "ИЛ-2", что в нашей армии называли "летающими танками", а в немецкой - "черной смертью", войну выиграл наш школьный учитель. Он научил своих учеников думать. А думающий человек сам способен научиться всему на свете. Для него нет неподвластных профессий.
        Одна из дверей по пути движения майора открылась, и из нее неторопливо выплыла секретарша директорской приемной Валентина Сергеевна. Майор столкнулся к ней нос к носу.
        - Вы уже уходите, Ефим Алексеевич? - приподняла брови хозяйка приемной.
        В суровой атмосфере заводоуправления на Ефима словно бы дохнуло легким ароматом подснежника. И, еще, как ему показалось, - аристократизмом. Ефиму подумал, именно такое ощущение должны были производить члены царствующих фамилий или потомственные дворяне. Хотя, Ефим знал: Валентина Сергеевна Алтайцева родилась в прииртышской казачьей станице, и ни дворян, ни даже телеграфистов с незаконченным гимназическим образованием в роду не имела.
        Но Мимикьянов давно заметил: настоящие аристократы почему-то почти всегда рождаются в простых крестьянских семьях. И очень редко - в семьях, которые сами себя аристократами считают.
        Сколько Ефим встречал таких: и дед - генерал и бабка - графиня, и отец - счет деньгам потерял, и сам закончил университет. А посмотришь на него - какое уж там!.. Случись у такого неблагоприятный поворот в судьбе, и влезает в роль лакея, как рука в перчатку. И следов достоинства на лице не остается. А настоящий аристократ, он хоть во дворце, хоть в будке путевого обходчика - все равно аристократ. Его сразу видно, с лакеем не спутаешь.
        Что же такое аристократизм? Для себя Мимикьянов вывел формулу: любознательный ум и внутреннее уважение к другим. Сочетание этих двух качеств неизбежно отражается на лице, - в выражении глаз, тембре голоса и даже походке.
        Все остальное для попадания в элитарный мир аристократизма особого значения не имеет. Ни титулы дедов, ни богатство отцов, ни умение есть рыбу двумя вилками, ни знание иностранных языков. Все это - лишь поддельные членские билеты этого клуба избранных.
        Клуб подлинных аристократов - закрытый. Но войти может каждый. Только разрешением на вход является не та сумма, что имеешь на своей кредитной карточке, а та сумма, что имеешь в своей голове.
        - Ефим Алексеевич, помогите ему! - сказала Валентина Сергеевна. И в глазах ее стояла просьба.
        - В чем помочь? - спросил майор.
        - Я не знаю, в чем! Но я же вижу, Эдуарду Петровичу нужна помощь, - Валентина Сергеевна дотронулась ухоженной рукой до груди Ефима.
        Майор подтянулся, будто внезапно обнаружил себя стоящим в строю.
        - Постараюсь, - ответил он.
        - А вы уже уходите? - в голосе секретарши словно бы плеснулось беспокойство. - Эдуард Петрович попросил вас обязательно его дождаться!
        - Я вернусь, - успокоил он женщину. - Загляну только в режимный отдел, - сообщил майор, идущий в направлении прямо противоположном тому, где находился заводской отдел режима и безопасности.
        - Я так и скажу Эдуарду Петровичу, - тактично не заметив этого, кивнула хозяйка приемной.
        Расставшись с царственной секретаршей, Ефим дошел до конца коридора и оказался на темной пожарной лестнице. Потоптался по ее черно-белому шахматному полу.
        "То, что Миногин с компанией сюда прибыл не площадку под опытное производство искать - это ясно... - думал майор. - А вот, кто это мешать ему взялся? Беспокойный Секаченко? Очень возможно. Ему ведь тоже ГПУ сильно иметь хочется... Что же это все-таки за штука такая? Может Недорогин преувеличивает? А, если нет?.."
        Сам не зная почему, майор стал медленно спускаться по эвакуационной лестнице вниз. Интуиция взяла на себя роль не только подсказчицы, но и поводыря. Майор не стал упрямиться. Пошел, куда она его вела.
        И понял, что поступил правильно.
        Через несколько ступеней он услышал голоса: мужские и женский. Стараясь не шуметь, майор сделал еще несколько осторожных шагов и, прижавшись к перилам, взглянул вниз.
        В каменном мешке стояли и вели разговор директор завода Эдуард Петрович Недорогин, начальник службы безопасности фирмы "Локомотив" Виктор Сергеевич Секаченко и - вот уж кого он не ожидал здесь увидеть! - хозяйка ателье "Мастерица" Анастасия Вацловна Тесменецкая.
        Говорили они не громко. Слова разобрать было трудно. Недорогин стоял угрюмым носорогом и изредка, как будто неодобрительно, гудел. Секаченко что-то тихо говорил, помогая себе взмахами ладони. Тесменецкая, сложив руки под грудью, водила носком лаковой туфли по черно-белому шахматному полу.
        Майор прислушался. И расслышал слова Недорогина: "Давить... Осторожно... Пусть бояться... Но, не так..."
        Анастасия Вацловна выбросила вперед руку и произнесла какие-то слова, которые майор не понял. Ему показалось: "ждать нельзя!" Но может быть, он и ошибался.
        - А то, я не знаю! - громко произнес Виктор Сергеевич!
        - Все, кончаем и расходимся! - отчетливо произнес директор завода и начал разворачивать свое туловище к ступеням, ведущим наверх.
        Майор взлетел по эвакуационной лестнице так стремительно, будто земная гравитация на него не действовала. По коридору он летел пулей.
        Войдя в приемную, он едва сдерживал рвущееся из груди дыхание. Но сумел этого не показать, дружелюбно кивнул Валентине Сергеевне и вошел в директорский кабинет.
        Садиться не стал, остановился у окна. С крыльца заводоуправления спускались Секаченко и Тесменецкая. Бойцы Виктора Сергеевича продолжали жаться к могучим тополиным стволам. Начальник службы безопасности обернулся и, как будто, кивнул им.
        Жалобно скрипнула дверь, и сквозь дверной проем в кабинет ввалился Эдуард Петрович. На лице его лежала озабоченность.
        - Извини, Ефим Алексеевич, - сказал он.
        - Ничего, я понимаю, - отозвался майор.
        Директор прошелся по кабинету, остановился у своего письменного стола и пояснил:
        - Пришлось москвича проводить и еще кое-кому пару слов сказать... Ну, что слышал, нашу беседу?
        "Какую?" - готово было спрыгнуть с языка у Ефима, но он сдержался.
        - Слышал, - кивнул он.
        - Видишь, как все закручивается... - директор продолжал стоять, в кресло не садился. - Чувствую: ГПУ этому "Спецприбору" нужен. Его они на поселке ищут.
        Директор завода помолчал, а потом сказал, будто шпалу уронил:
        - Мы должны найти его раньше, Ефим Алексеевич!
        Мимикьянов молчал.
        - Мы должны найти его раньше! - с силой повторил Недорогин. - С Чапелем вместе или без Чапеля! Потому что, если мы его не найдем, может случиться такое, что даже представить страшно... Причем, скорее всего, ни я, ни ты, Ефим Алексеевич, на этом свете долго не задержимся.
        - Это почему? - спросил Ефим.
        Недорогин подошел к окну, остановился рядом с ним и, рассматривая пустую площадь перед заводоуправлением, произнес:
        - Тот, кто имеет в своих руках ГПУ, в довесок к нему имеет и еще одну небольшую вещицу. Называется она - власть над Миром. Зачем ему те, кто про это знает? Или догадывается? Ну, а с помощью Главного Пульта управления сделать нас с тобой не существующими, так же просто, как нам сделать не существующими двух муравьев на асфальте. Понимаешь меня, майор?
        21. Небольшая восточная чайхана
        Но и после беседы с генеральным директором Машиностроительного майор Мимикьянов понимал очень мало.
        Однако, все-таки, нужно было что-то предпринимать. Прежде чем покинуть заводоуправление, он решил навестить коллегу.
        Поднявшись вверх на один этаж, майор прошел по длинному коридору, повернул, миновал еще один туннель с бесконечными шеренгами дверей в высоких стенах. Пока шел, на пути ему не встретился ни один человек.
        "Вот провались я тут сквозь землю, и свидетелей-то не найдешь!" - почему-то подумал он.
        Попав, наконец, в короткий темный коридорный аппендикс, майор постучал в кабинет без номера.
        Не дожидаясь ответа, толкнул дверь, покрытую вишневым простеганным кожзаменителем.
        Ренат Николаевич пил чай из крутобокой пиалы.
        Его белый пиджак висел на плечиках у входа. Ворот розовой шелковой рубашки был расстегнут и широко распахнут, а крупный, с кулак, узел галстука в мелкую бело-синюю полоску приспущен до середины груди.
        В комнате царила атмосфера Востока.
        Хозяин кабинета находился в углу просторного помещения. Он сидел на банкетке с короткими ножками. Столик перед ним был совсем низким, - пара ладоней от пола, не больше. На столике - высокий медный чайник с гордо изогнутой шеей и тарелка с крупными кусками халвы. Окна в кабинете были забраны частой деревянной решеткой. Проникающие сквозь нее лучи солнца приобретали уютную матовую мягкость.
        Когда-то Сибирская степь была хоть и окраинной, но неотрывной частью мусульманского Востока.
        И бич мира Чингисхан, и разрушитель Москвы хан Тохтамыш и властитель Средней Азии железный хромец - Тимур Тамерлан, родной дед великого математика, астронома и философа средних веков Улугбека, считали ее своей землей. Они проходили по ней во время своих боевых походов на Запад, просто жили или отдыхали на ее спокойных неоглядных просторах.
        Еще перед последней войной двугорбый верблюд с мохнатой серой гривой и яркий разноцветный бухарский халат были привычной частью городского пейзажа. Теперь Восток ушел отсюда, откатился за каменистые казахские степи. И все-таки его незримое дыхание задержалось в городских лабиринтах. Как, например, в этом кабинете начальника службы безопасности Машиностроительного завода имени Бачурина.
        - Вай, Ренат Николаевич! - вскричал Ефим. - Извини, что помешал. Не сердись, дорогой! Только скажи, что занят, сейчас повернусь, дверь закрою и совсем уйду!
        Ренат оторвался от пиалы с живительной влагой и сделал вид, что обиделся.
        - Зачем так говоришь, почтенный? - почти вскричал он. - Обидеть хочешь, да? Для меня гость - подарок! А такой гость - большой подарок! Садись! - указал он свободной рукой на стоящий у столика маленький, словно бы детский, стул. - Чаю хочешь?
        - Не откажусь! - сказал Ефим, с трудом устраиваясь на сиденье для лилипутов.
        Ренат птицей взлетел со своего места и, повиснув над пультом внутренней связи, начальственным голосом сказал:
        - Катя, у нас гости! Пиалку занеси и еще чего-нибудь там!
        В комнате висела тишина, мягкая и плотная, как восточный халат. Но, казалось, сквозь нее едва слышно, но все же долетают звуки с улиц давно исчезнувшего средневекового Самарканада: звон колокольцев на круто изогнутых шеях громадных верблюдов. Напевный крик муэдзина, раздающегося с верхушки вознесенного в синеву минарета. И слитный рокот людских голосов. Если хорошо прислушаться, можно было даже различить слова отдельных разговоров. Например, вот такой беседы.
        - Скажи мне, Насреддин, - спрашивает один мужчина с грустными глазами. - За что Всемогущий и Всемилостивый Господь посылает мне несчастья? Ведь я никогда не грешил, вел праведный образ жизни и всегда почитал Аллаха, как единственного Господина в небе и на земле. Но вчера я был богат и уважаем, а сегодня я потерял все свое состояние и, друзья проходят мимо моего дома. За что Он наказывает меня?
        - А вот, послушай, меня, - отвечал пожилой, до черна загорелый человек в чалме зеленого цвета, говорящей о том, что он совершил паломничество в священный для каждого мусульманина город Мекку. - Сегодня я был за городом и видел, как в рот одному человеку, который только что плотно пообедал и прилег немного отдохнуть под чинарой, залез злой дух ифрит. Но, кроме меня, это увидел и проезжавший мимо всадник.
        Он ударил лежащего своим хлыстом и, не дав проснувшемуся опомниться, стал новыми ударами принуждать его бегать по поляне вокруг дерева. Бедняга умолял оставить его в покое, но всадник не прекращал своего жестокого дела.
        Не выдержав тряски, демон выпрыгнул у бедняги изо рта и стремглав помчался в степь.
        Тут только запыхавшийся бегун понял, от какой беды его спас безжалостный всадник. Он хотел поблагодарить своего спасителя, повернулся, но никого не увидел. Должно быть, тот ускакал на своем быстром скакуне.
        - И что означает твой рассказ, достопочтенный Насреддин? - подумав, спрашивал грустный слушатель.
        - Он означает вот что, - Ходжа указал пальцем на небо. - Посылая нам несчастья, Всемилостивый и Всемогущий Аллах не всегда наказывает нас за наши прегрешенья. Иногда, таким образом он спасает нас от более страшных бедствий. Мы и не подозреваем о них, но эти невидимые нами несчастья уже готовы вонзить в нас свои острые зубы. Не ропщи на Всевышнего, человек! Если бы ты знал будущее, ты бы с утра до ночи благодарил Его за свою внезапную бедность!
        - Спасибо, Ходжа! Теперь я понял тайну своей жизни! - отвечал утешенный бедняк.
        Эту притчу как-то рассказал Ефиму цыганский барон Варга. Она запомнилась Мимикьянову и в сонной атмосфере кабинета Рената Абсалямова, так напоминающего восточную чайхану, почему-то сама собой выплыла из глубин памяти.
        В дверь тихонько стукнули, через секунду она бесшумно открылась и на пороге появилась молодая черноглазая женщина в длинном, по щиколотку, облегающем платье сиреневого цвета. Ее голова была повязана шелковой зеленой косынкой, концы которой заячьими ушками торчали на затылке. В руках она держала никелированный подносик. На нем - большая белая пиала и несколько тарелочек с восточными сладостями.
        Девушка поздоровалась, не поднимая глаз, проплыла по кабинету, девушка и ловко разгрузила поднос на низкий столик. Закончив, она подняла черные глаза-маслинки и бросила на Рената вопросительный взгляд.
        - Вот познакомься, Ефим Алексеевич, - сказал Ренат, - моя новая сотрудница. Катей зовут. Но это только для меня. А для остальных - Екатерина Ивановна!
        В голосе начальника службы безопасности завода слышались горделивые нотки.
        - Вообще-то меня зовут Каусарья! - вздернула короткий носик девушка и метко стрельнула в Ефима своими блестящими маслинками.
        "Ох, наплачется с тобой начальник! - подумал Ефим. - Прошлогодний семейный скандал по аналогичному поводу, только носящему имя Надия, ничему Рената Николаевича, похоже, не научил".
        - А вы, Каусарья, какую должность в отделе занимаете? - беря пиалу, спросил Ефим.
        Женщина раскрыла румяные улыбчивые губы, но ответить Ренат ей не дал.
        - Аналитик она у меня, - сказал он. - Ситуацию анализирует.
        Девушка прикрыла живые глаза длинными ресницами.
        - А как ты хочешь? - деловым тоном продолжил Абсалямов. - Современные методы работы внедряем! Новые технологии! Как уважаемый Георгий Иванович Пигот на семинаре учил! - заметил по-восточному хитроумный Ренат. - И правильно учил! Куда сейчас без современных методов?
        - Никуда! - согласился майор.
        - Я долго специалиста-аналитика искал! - снизу вверх смотрел на стоящую женщину Ренат Николаевич. - Год целый искал. В пединституте нашел! Бакалавр! Вся работа в отделе по-другому пошла! Все до единого показатели вверх поднялись! - поднял он вверх указательный палец.
        - Ой, Ренат Николаевич! - на долю секунды подняла черные фонари глаз девушка. - Вы так хвалите меня, прямо перед посторонним человеком неудобно!
        - Да, чего неудобно-то? - удивился Ренат. - Все же - правда! Да и притом, какой же Ефим Алексеевич, посторонний? Он - наш коллега! Вместе с нами одно дело делает! Безопасность завода обеспечивает! Ты, Катя, если что неясно, к нему обращайся! - сказал Абсалямов, потом немного подумал и немного изменил свою рекомендацию: - Или лучше ко мне! А я уж сам его спрошу! И тебе передам!
        - Я поняла, - дисциплинированно кивнула стянутой шелком головкой девушка. - Я пойду, Ренат Николаевич?
        - Да, иди, Катя! - величаво махнул ладонью начальник, отпуская своего специалиста-аналитика.
        После того, как за ценным сотрудником тихо затворилась дверь, мужчины некоторое время молча пили чай, неторопливо поднося пиалы к губам.
        - Слушай, Ренат Николаевич, - наконец, нарушил молчание Ефим, - а чего это у тебя на поселке Секаченковская компания ведет, как у себя дома? Они хозяева тут, что ли?
        - Да, ну! Какие хозяева! - оторвался от освежающего напитка Абсалямов. - Не преувеличивай, Ефим Алексеевич! - Ну, катаются по поселку на своих машинах, ну, форс давят, ну, пару раз с нашими драчунами, типа Топталова, немного потолкались, синяки друг другу понаставили, вот и все... Ничего такого уж страшного они и не делают... А ты уж сразу - хозяева! Никакие они тут не хозяева!.. - Ренат помолчал. - Хотя, конечно, у Секаченки, если моих вахтеров на проходных в счет не брать, людей в два раза больше, чем у меня во всей службе! У Секаченки - три машины! Три! Две японки и один штатовский внедорожник! А у меня что? "Нива" одна... Да, еще "ИЖ-каблучок". И все! У меня только два лицензированных охранника с оружием, а у него - все с "травматиками" ходят... На законном основании! Разрешительные документы в порядке! Конечно, тут хозяином себя почувствуешь... Хотя, все равно, я им тут ручки-то укорачиваю! Не даю, так чтобы уж совсем разошлись! Прижимаю!
        "То-то их машины без пропуска и досмотра мимо твоих охранников на территорию проходят! - подумал майор. - Так вот ты их прижимаешь..."
        Он взял с блюдечка бежевый брусок, будучи опытным человеком, откусил маленький кусочек и сразу положил лакомство обратно.
        - Не понравилось? - со вниманием, которое доктор проявляет к тяжело больному человеку, осведомился Ренат. - Рахат-лукум, совсем свежий! Жена сама делала! - с гордостью сказал он.
        - Хорошая вещь, - чтобы не обидеть Абсалямова, ответил Ефим. - Только для меня уж очень сладко. Я сладкое-то не очень люблю... А так - очень вкусно...
        - Разве очень сладко? - не поверил Ренат.
        Он взял с тарелочки лакомство, откусил, пожевал, вздернул брови в недоумении и озадаченно произнес:
        - По-моему, в самый раз. Я бы даже сахарцу подсыпал!
        Ефим внутренне содрогнулся, представив, как в рот отправляется и без того приторно-сладкий кремовый брусок, на котором сверху лежит поблескивающая горка сахара. Но виду, конечно, не подал.
        В свое время капитан Абсалямов, сладкоежка и любитель восточных женщин, слыл самым отчаянным оперативником Левобережного управления внутренних дел. Именно он в составе спецгруппы брал прибывшего в город с Северного Кавказа Удилова, готовившего взрыв нефтезавода. Удилова он взял, прыгнув сквозь окно в комнату, где тот держал оборону. Капитан смог повалить боевика на пол и обезоружить. Но в схватке получил пулю в грудь. Ефим знал: если бы не это ранение, в результате которого медики признали его не годным к оперативной работе, Ренат никогда бы не ушел из органов.
        Запив сладость во рту, добрым глотком терпкого чая, Ефим задал хозяину кабинета вопрос:
        - Ренат Николаевич, как ты думаешь, зачем акционерному обществу "Локомотив" такая служба безопасности? Что кто-то наезжает, хочет бизнес отобрать?
        Абсалямов подумал.
        - Да, нет, кто ж этот бизнес отберет, когда он стоит на прямой договоренности между нашим директором и начальником железной дороги... Фирма "Локомотив", это же так - посредническая конторка. Место для племянника начальника дороги и все! Тогда бы уж на самого начальника наезжали или на нашего Эдуарда Петровича... - рассуждал он.
        - Вот! - качнул головой Ефим. - А тогда, скажи мне, зачем столько людей, пистолетов и машин? Чего вся эта секаченковская служба тут охраняет? Три стола в старом здании, где когда-то СКБ "Экран" сидело? Или колесные тележки для вагонов кто-то мечтает утащить, чтобы из них самокат для сынишки сделать? А?
        Ренат Николаевич поднял глаза к потолку, посидел, размышляя. Так и не найдя, что ответить, он высоко вздернул брови, набрал полную грудь воздуха, вытянул губы трубочкой и очень медленно выдохнул.
        - Ты, Ренат Николаевич, что-нибудь про ГПУ слышал, а? - спросил майор.
        - Это - вроде ЧК которое? - подумав, неуверенно произнес Абсалямов.
        - Нет. Это прибор такой в СКБ "Экран" делали.
        - Не слышал... - пожал плечами Ренат. - Так я тогда здесь не работал. Это бюро еще до моего прихода закрыли... А чего, его слямзили, что ли?
        - Похоже на то. Не исключено, что Секаченко с ребятами его здесь ищут... А весь этот "Локомотив" так, для отвода глаз и мотивировки присутствия в поселке и на заводе.
        - Что, неужели такая дорогая штука? - изумился Абсалямов. - На колесных парах они ведь тоже зарабатывают, ого-го как!
        - Колеса колесами, но сдается мне, не в них тут главное дело... А штука, действительно, дорогая, - майор подумал и для убедительности пояснил: - Такая дорогая, что стоит больше всех колесных пар, что на дороге есть, да еще с вагонами в придачу!
        - Да, ты что! - ореховые глаза Абсалямова засветились. - А я-то думаю, и почему это в поселке в последнее время такой шорох стоит, а тут смотри-ка, что, оказывается!
        - Так вот, Ренат Николаевич, есть у меня к тебе просьба...
        - Слушаю, - подобрался старый оперативник.
        - Ты дом, где Гергелевич Гарри Григорьевич живет, знаешь? Его еще директорским зовут...
        - Знаю, конечно. На улице Машиностроителей, недалеко от Дворца культуры. Да, я был у него!
        - Надо бы за этим домом нынешним вечером и ночью последить. Пару ребят потолковей найдешь?
        - Да, у меня и ребят-то, раз-два и обчелся... - по привычке начал прибедняться начальник службы безопасности Машиностроительного. Но оперативная закваска быстро дала себя знать. Ренат Николаевич оборвал сам себя и, приблизив лицо к майору, тихо произнес: - Раз нужно, найду, Ефим Алексеевич. Пост выставлю, кошка по-пластунски не проползет!
        - Нужно, обратить внимание вот на что... - отставил пиалу в сторону майор.
        Инструктаж много времени не занял.
        В кабинете снова повисла тишина, мягкая и плотная, как восточный халат. И все-таки сквозь нее было слышно, как звенят на гиперболических шеях надменных верблюдов большие медные колокольцы, и шепчутся о чем-то обитатели средневекового Самарканда. Этот город не имел ничего общего с нынешним Самаркандом. Он давно растаял в серебристо-жемчужных волнах времени. Но, Ефиму этот средневековый город ремесленников, путешественников и философов почему-то представлялся более реальным, чем бьющиеся в лихорадке сегодняшних дней Москва, Нью-Йорк или Каир.
        Майор поставил пиалу на карликовый столик и поднялся.
        - Уж, сделай, пожалуйста, дорогой! - сказал он, подавая руку хозяину.
        - Не сомневайся, Ефим Алексеевич! - ответил тот. - Если капитан Абсалямов обещал, то, скорее ишак превратится в верблюда, чем Абсалямов нарушит свое слово.
        Ефим отметил, что уволенный по состоянию здоровья из органов Ренат Николаевич называл перед фамилией свое последнее офицерское звание. Это было, конечно, не случайным. И это было хорошо. Значит, начальник службы безопасности Машиностоительного завода снова почувствовал себя в строю.
        22. Неприятное происшествие на Дне рождения
        Майор вышел из здания заводоуправления.
        От предложения доставить его куда-либо на автотранспорте заводской службы безопасности он отказался.
        Мимикьянов спустился со ступеней, но не пошел к проходной, а свернул к стене и протиснулся между растущими около нее кустами акации. Он знал: за ними стояла садовая скамья.
        Спрятавшись за кулисами из узорчатых листьев, майор решил посидеть и подумать.
        Здесь стояла сонная тишина, пахло сырой землей и зеленью. Майор опустился на скамью и обвел взглядом отгороженное от остального мира пространство, уютное, как гнездо.
        Прямо у его ног, на асфальтовой дорожке, окаймляющей периметр здания, лежала тонкая красная шариковая ручка. Видимо, она выпала из окна сверху. Немного в стороне валялся пустой белый патрончик женской губной помады. Его густой алый заряд был полностью израсходован в ожесточенной войне за мужское внимание.
        Путешествуя взглядом по сторонам, майор наткнулся на маленький картонный прямоугольник, ярко белевший на черной влажной земле под акациевыми ветками, у самого ствола.
        Скорее всего, это была чья-то визитная карточка. Его глаза скользнули по ней и отправились путешествовать по маленьким окрестностям дальше. В самом деле, что здесь такого необычного? Ну, визитка и визитка, мало ли их сейчас валяется, где попало... Но родная Интуиция больно толкнула майора под левое ребро. Майор вздохнул, послушно нагнулся и, протянув руку между ветками, достал ламинированную картонку.
        На ней четким черным шрифтом было напечатано:
        Федеральное государственное унитарное предприятие
        "Рособоронэкспорт"
        ЧАПЕЛЬ ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ
        Главный специалист
        Карточка, хотя и пролежала какое-то время на сырой жирной земле, была ослепительно чиста: ни пятнышка, ни прилипшей соринки.
        "Прямо, - знак судьбы, - подумал майор, снова опускаясь на скамью, - хотя, что тут особенно удивительного? Вот так же, как я, вышел Юрий Федорович из заводоуправления и решил посидеть в тишине, собраться с мыслями... Полез за чем-нибудь в карман и выронил визитку. Поднимать не стал, ну, допустим, потому, что не заметил или просто поленился... Посидел он здесь в тишине и покое, собрался с мыслями и пошел дальше... Побеседовал с гражданином Секаченко, потом встретился с бывшей супругой Анастасией Тесменецкой, затем посетил живущих в поселке знакомых - цыганского барона Варгу, инженера Мамчина, пенсионера Гергелевича... А после посещения последнего из них уехал по каким-то своим делам в Новосибирск... Или не уехал..."
        Майор задумался.
        Но вместо событий сегодняшних, у него в голове почему-то замелькали события, давно минувшие. Он сидел и вспоминал празднование Дня рождения Розы Варги, происходившее год назад.
        Цыганская молодежь шумела внизу, а Гарри Григорьевич, Шура Мамчин, Тима Топталов, Михаил Иванович Варга и сам майор Мимикьянов сидели на втором этаже в кабинете хозяина дома. Вместе с ними находился двухлитровый графин красного балканского вина и большая, как автомобильное колесо, деревянная тарелка с копченым мясом.
        Внизу ласково плескались женские голоса, настойчиво гудели мужские, и медными волнами растекался гитарный перебор. В кабинете же стояла напряженная тишина.
        Лица сидящих в кабинете были возбуждены. Но не от самого праздника, а от события, имевшего лишь косвенное отношение к Дню рождения.
        Виновником его являлся, естественно, Тимофей Топталов.
        Дело в том, что, прогуливаясь после застолья по Варгиному двору, Тима увидел в открытую калитку проходящего мимо по улице Вазгена Айданяна. Вазген приходился младшим братом Акопу Айданяну, хозяину известного поселкового пивного бара "У дяди Акопа". Коттедж Айданянов располагался по соседству с домом Варги.
        К сожалению, за день до случившегося Ираида Михайловна Оскольцева, бывшая конструкторша СКБ "Экран", а ныне администратор заводской гостиницы, по неосторожности или, напротив, имея сознательный умысел, обратилась к Тимофею Павловичу с жалобой.
        Суть ее состояла в том, что Вазген Айданян якобы не дает ей проходу, добиваясь женской ласки. Тима сам, то и дело, добивался у многих жительниц поселка того же, причем, хотя Ираида Михайловна в этом Топталовском списке, и числилась, но к данному времени уже не в первых номерах. Поэтому, в момент обращения Тима на слова гостиничной администраторши особого внимания не обратил. Но в этот вечер в нем взыграла то ли ревность, то ли мужская потребность быть защитником, то ли неудачное сочетание красного вина с облепиховой настойкой, и он решил вступиться за бедную одинокую женщину.
        Тима в грубой форме окликнул Вазгена и, когда тот подошел к калитке, сказал:
        - Слушай, Вазген! Если еще хоть раз Ираида Михайловна мне пожалуется, что ты к ней пристаешь, будешь иметь дело со мной! Ты меня, Вазген, знаешь, я зря базар гонять не буду, чакры тебе так прочищу, сквозняк свистеть будет!
        В отличие от старшего брата Акопа, младший сдержанностью не отличался. Слова Топталова он не без оснований воспринял, как тягчайшее оскорбление. Его смуглое лицо даже побледнело от ярости.
        - Зачем так сказал? - сверкая глазами, произнес он. - Ты ей кто? Отец? Брат? Дядя? А? Ты чего в мои дела лезешь! Будешь лезть, я тебе сам уши отрежу!
        - Мне? - вскипел Тима.
        - Тебе! - заскрипел зубами Вазген, влетая во двор.
        Схватившись за грудки, соперники по борьбе за благосклонность Ираиды Михайловны Оскольцевой, закружились по двору.
        К счастью, до того, как они успели нанести существенный ущерб здоровью друг друга, происходящее увидели из окна Ефим и Шура Мамчин. Бросившись во двор, они оторвали бойцовых петухов друг от друга, и увели гражданина Топталова в дом.
        Варга, узнав о случившемся во дворе, решил от греха подальше подержать Топталова с часок в своем кабинете, что бы он не мелькал во дворе перед окнами Айданяновского коттеджа.
        Хотя Ефим с Шурой младшего Айданяна как будто и успокоили, но, нельзя было исключить, что вспыльчивый Вазген решит продолжить выяснение отношений. Такое уже с Айданяном случалось. Да и на заверения Тимы Топталова, что он ничего больше в отношении Вазгена предпринимать не будет, полагаться было нельзя. В прошлом бывало: вроде бы, все уже улеглось, все разошлись по своим углам, и вдруг снова сбегаются и пошло-поехало! Не всегда и без серьезного расстройства здоровья обходилось.
        Мужчины сидели в Варгином кабинете и мирно беседовали на любимые темы.
        Начали, разумеется, с женщин.
        - Понимаете, коллеги, - говорил Гарри Григорьевич, - мужчина в любом разговоре, в сущности, всегда пытается найти истину, которую он еще не знает, а женщина - внушить собеседнику истину, которая она уже знает. В этом вся разница! Поэтому, спорить с ними бесполезно!
        - Правильно, Гарри Григорьевич! - сказал Тима. - Никогда не надо с ними спорить!
        - Спорь, не спорь, а в результате - одна хворь! - моргнул черными густыми ресницами Шура Мамчин.
        Цыганский барон Варга погладил свою бронзовую бороду, отхлебнул красное вино и, обведя всех присутствующих взглядом, громко и внушительно произнес:
        - Да!
        После осуждения женского пола, разговор с точностью поезда прибыл на любимую станцию философических тем.
        - Гарри Григорьевич! - начал отходить от возбуждения схватки Тима Топталов. - Помните наш прошлый разговор о Большом взрыве?
        Гергелевич, жуя копченое мясо, пожал плечами, дескать, а что там помнить?
        - Тогда вы сказали, что весь наш мир - это картина, нарисованная лучами, которые испускает физический вакуум, так? Ну, примерно, как изображение на экране телевизора? Правильно я вас понял? - не отставал Тимофей.
        Гарри Григорьевич потянулся к бокалу с вином:
        - Ну, это - гипотеза. Категорически я на такой картине мира не настаивал...
        - Но ведь случай с американским эсминцем "Элдридж", такое вот устройство мира подтверждает! - не отставал любознательный танкостроитель. - Ну, помните, вы же сами рассказывали! Когда корабль окружили сильным электромагнитным полем, он исчез с поверхности моря, будто растаял. Но тут же возник в другом месте, на расстоянии в сто миль от места испытаний. Электромагнитное поле сработало, как экран, для лучей из вакуума, и отбросило эсминец, в сторону, за много морских миль от места испытаний. Это же прямое подтверждение вашей теории, Гарри Григорьевич! - льстиво закончил свою речь Топталов.
        - Во-первых, эта теория не моя, - жующий Гергелевич громко причмокнул лошадиными губами. - А, во-вторых, ничего этот случай не подтверждает. Там многое не ясно. Да, вообще научные отчеты о том эксперименте до сих пор не опубликованы. Все они засекречены. А все, что нам известно, это - лишь записанные журналистами рассказы свидетелей. Свидетели могут и ошибаться... А журналисты - все переврать!.. - Взгляд Гергелевича уплыл куда-то вверх. - Правда, академик Дорош в своей работе оттолкнулся, как раз, от случая с "Элдриджем", - Гарри Григорьевич опустил взгляд на присутствующих. - Только Дорош пошел куда дальше Теслы... Много дальше!
        - Дальше? - спросил Шура Мамчин.
        - Дальше послал корабль? - прищурился Тима.
        - Куда дальше-то? - как-то осторожно спросил якобы цыганский барон Варга.
        - Да, куда это дальше? - поддержал присутствующих Ефим.
        Но ответить Гергелевич не успел. Открыть рот ему не позволила хозяйка и виновница торжества. Роза Николаевна, с разрумянившимся лицом и блестящими глазами, влетела в суровый мужской кабинет веселой пестрой птицей из неведомых стран.
        - Мужчины! Сейчас будем чай пить! С тортом! А то, я смотрю, вы здесь совсем заскучали! Заканчивайте свои беседы и спускайтесь вниз!
        После этих слов хозяин дома встал со своего высокого кресла. Вслед за ним поднялись остальные мужчины. Они направились к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж, где их ожидал чай с тортом, собственноручно изготовленным героиней торжества.
        Так в тот вечер Ефим и не узнал, куда же отправился в своих мыслях академик Дорош, оттолкнувшись от эксперимента американца сербского происхождения Николо Теслы с эсминцем "Элдридж".
        Жаль. Но не судьба. А с ней не поспоришь. Мы от нее зависим. Она от нас - нет.
        Как только майор задумывался о загадках дня сегодняшнего, Интуиция почему-то упорно отправляла его в прошлое. Словно где-то там лежали ключи к нынешним событиям. Майор на ощупь, как слепой, шарил руками в потемках минувшего, временами. Иногда ему даже казалось, он что-то угадывал, или вот-вот угадает.
        Но, в итоге, ни к чему конкретному майор так и не пришел.
        23. Готовится крупномасштабная операция
        Мимикьянов вернулся из прошлогоднего лета и встал с садовой скамейки.
        Он выбрался из своего убежища за сиреневым кустом и направился к проходной завода.
        Майор миновал никелированную вертушку у стеклянной кабинки вахтера и вышел на крыльцо заводоуправления. Он полной грудью вдохнул воздух, пахнущей кленовыми листьями, мазутом и травами недалекой степи. Потом сбежал со ступеней на асфальт площади. Перейдя ее широкое пустое пространство, Ефим двинулся вверх по улице Машиностроителей. Приближался вечер, но солнце еще освещало мир в полную силу.
        Он шел к дому, где жил Гарри Григорьевич Гергелевич.
        Мимикьянов шагал, дышал степным воздухом городской окраины и продолжал свои размышления.
        Ему вдруг вспомнился один документ.
        Майор получил его из центрального спецархива в те времена, когда он заинтересовался цыганами-футуралами, а через них - загадочными философами-суфиями.
        Как указывалось в сопроводительной справке, это был перевод средневекового суфийского трактата "Книга тайн". Ее вместе с другими документами в 1929 году привезла из Персии группа сотрудников ГПУ - Главного Политического Управления, - специально направленная туда для поиска рукописных книг и манускриптов.
        Предполагалось, что в них могли содержать неизвестные европейцам тайные знания о строении материи, механизме воздействия на время и путях развития человечества. Имелись основания считать, что привезенный сотрудниками фолиант, затянутый в буйволиную кожу, был той самой "Книгой тайн", которой некогда владел великий суфий, по прозванию Аттар, что в переводе с персидского означало Химик. Аттар погиб во время монгольского нашествия в
1230 году. Но по преданию "Книгу тайн" он успел передать другому великому суфию Джалалал ад-Дину по прозвищу Руми - Римлянин.
        Для осуществления перевода привезенных с Востока нескольких десятков древних книг и текстов, написанных на коже и пергаменте, были привлечены крупнейшие в то время ориенталисты и знатоки староперсидского языка. Все переводы были тогда же засекречены. И лишь в девяностых годах прошлого века гриф "секретно" заменили на "для служебного пользования". Данные переводы разрешили выдавать действующим сотрудникам органов безопасности при наличии обоснованных требований, подписанных ответственными лицами, занимающими должности не ниже начальников Главных, либо территориальных управлений.
        В отрывке из перевода "Книги тайн", который извлек из своей памяти майор Мимикьянов, говорилось следующее:
        "Наш мир - лишь Свет другого, настоящего мира. В том мире нет ни Времени, ни расстояний. Он во много раз меньше макового зерна или точки, оставленной на бумаге каламом (тростниковым пером - прим. переводчика). Но в нем - все. Начала всех событий и причины всех причин - в нем. Так же, как источник света, освещающий большую комнату, находится в маленьком светильнике у входа, так и истоки всего Нашего Мира - там. Между Нашим Миром и Миром, испускающим Свет, пролегает граница, крепкая, как лучший алмаз. Ничто живое или мертвое из Нашего Мира не может проникнуть сквозь эту преграду.
        И только один Разум способен преодолевать эту границу также легко, как игла портного преодолевает самую крепкую ткань, вытканную лучшими ткачами из вечного Самарканда.
        Маленькие дети смотрят, как на белой стене двигаются тени животных, что им показывает дервиш, и думают: тени - это живые существа, и по своей собственной воле дерутся и мирятся. Но взрослые знают: тени рождает светильник за спиной дервиша, и его ловкие руки. И движет ими не собственная воля, но воля и руки дервиша. Он решает, что делать собакам и кошкам на белой стене: наносить друг другу тумаки или заключать в братские объятия.
        Помни, Человек пути: только изменив причину события в Мире Света, можно изменить событие в Нашем Мире. Желая что-либо совершить, нужно сначала отправить свой Разум через Границу. Только перемолов зерна в муку там, ты сможешь испечь лепешку здесь".
        Мимикьянов шел, ничего не замечая вокруг. Он даже иногда останавливался, будто рассматривая кроны деревьев или предвечернее небо, но на самом деле его глаза были устремлены внутрь самого себя.
        Он так бы ничего и не заметил, если бы его невежливым толчком не вернула на улицу поселка его верная спутница - Интуиция.
        Ефим оглядел мир вокруг себя и поблагодарил подругу: позади него, метрах в ста, у табачного киоска мелькнуло знакомое зеленое платье.
        "Куда это собралась наша Царевна-лягушка? - подумал майор. - Так, а кто это с ней? А-а-а, да это Виктор Сергеевич Секаченко... Интересно. Очень интересно..." - сказал он себе.
        Мимикьянов перешел на другую сторону улицы и, держась за толстыми стволами тополей, направился в сторону заинтересовавшей его пары.
        Беседуя с киоскершей, Виктор Сергеевич почти полностью засунул голову в полукруглое отверстие стеклянной будки. Наконец, он вытащил голову из киоска и что-то сообщил Тесменецкой. Та кивнула, и пара деловой походкой отправилась дальше.
        Майор последовал за ними по другой стороне улицы.
        Виктор Сергеевич и Анастасия Вацловна подошли к маленькому базарчику, расположенному на траве, рядом с тротуаром. Здесь они остановились.
        Торговлей занимались с десяток женщин разного возраста, в диапазоне от внучки до бабушки. Они предлагали хорошо сохранившуюся прошлогоднюю картошку с фиолетовой кожицей, крепкие соленые огурчики и всякую мелочь, вроде споротых с износившихся платьев пуговиц и треснувших ультрамариновых бокалов с золотым ободком по верхнему краю. Все это хозяйство было разложено на газетах, покрывающих деревянные, картонные и пластмассовые ящики, или разостланных прямо на траве.
        Чуть дальше - располагалась торговая зона для более серьезных предметов, интересующих исключительно мужчин. Здесь лежали сизые от закаливания сверла, кремовые бухты телефонного провода и электрические лампочки. И еще много всякого другого железа.
        Происхождение всего этого сомнений не вызывало: производственные площади Машиностроительного завода. Там, где работали, стоящие здесь продавцы.
        Но Ефим никак не мог понять, для какого покупателя все это богатство выкладывалось. Ведь практически любой человек, живущий в поселке, если не работал непосредственно в тех же самых цехах, что и продавцы, то какое-то отношение к заводу все равно имел, через родственников, друзей, знакомых или, на худой конец, соседей. И, значит, мог получить все продаваемое тем же надежным, хотя и не слишком законным путем.
        Однако, именно здесь торговля, в отличие от женской части базарчика, шла довольно живо. Во всяком случае, с пяток мужичков разного возраста склонились над разложенными железками и что-то заинтересованно обсуждали с владельцами товара.
        Возможно, дело здесь было не в самом акте купли-продажи. Ефим подумал, что перед ним - своеобразный мужской клуб. И покупатели здесь ищут не товара и прибыли. И те, и другие, ищут здесь совсем другое. Вещь, самую необходимую на свете. Ту, что ценится в мире людей больше, чем бриллианты и золото. Хотя купить и продать ее не возможно.
        Называется она - человеческое общение. А точнее - необязательное человеческое общение. Такое, которое человек совершает не из-под палки, но исключительно по доброй воле.
        Мужской клуб гудел ровно и без пауз, как хорошо отрегулированный танковый двигатель на ровной местности.
        А вот около женской торговой зоны, никого, кроме Секаченко с Тесменецкой, да еще одной пожилой покупательницы, не было.
        Виктор Сергеевич взял из глиняной миски огурчик, откусил, одобрительно кивнул головой и протянул остаток спутнице. Царевна- лягушка сделала рукой отталкивающий жест. Начальник службы безопасности пожал плечами, оценивающе посмотрел на остаток огурца и целиком засунул его в рот. Но женщина не дала спутнику спокойно дожевать огурец. Она подхватила его под руку и увлекла за собой.
        У подстанции, выходящей торцом на тротуар пара остановилась.
        Виктор Сергеевич окинул взглядом улицу.
        К счастью, майор успел укрыться за кряжистым стволом.
        Когда он снова выглянул, то ни Виктора Сергеевича, ни Тесменецкой уже не увидел. И только в щели между подстанцией и кирпичной тумбой забора пожарной части на краткую секунду мелькнул подол зеленого платья. Ефим перебежал улицу и бросился вслед за не широкой женской спиной.
        Осторожно выглянув из-за угла подстанции, он обнаружил: пара миновала пожарную часть и направилась к бело-желтой четырехэтажной школе, построенной в торжественном стиле послевоенного ампира. Мужчина и его спутница обогнули дворцовое здание и нырнули в зеленые кулисы пришкольного сквера. Майор двигался следом.
        Пройдя метров двадцать по посыпанной песком дорожке, он застыл на месте, вжавшись в сиреневый куст. Он почти слился с ним в одно целое, образовав с сиренью гибрид из двух несходных биологических видов. Ему пришло в голову название этого нового существа - куставр. Куставр, это - такой куст с глазами. "Ничем хуже, чем кентавр, - похвалил себя майор. - Так же солидно и красиво!"
        На поляне, лежащей за кустом, толпилась темная группа мужчин. Крупная, по женским меркам, Царевна-Лягушка смотрелась среди этих рослых туловищ хрупким цветком.
        "Это еще, что такое? - спросил себя майор. - Чего это они задумали? Снова Миногина пугать? Так зачем людей-то столько? Тут, похоже, крупномасштабной войсковой операцией попахивает..." - сказал он себе.
        Виктор Сергеевич был ниже остальных мужчин на голову, но, вот чудеса: казался - выше.
        Весь его облик с широко расставленными ногами и гордо поднятой головой являлся командирским. Сжатый правый кулак подтверждал какие-то произносимые им слова. Присутствующие слушали его со вниманием, если не сказать больше - с почтением.
        Потом слово взяла Царевна-лягушка.
        Как это ни странно, присутствующие не только ни расслабились, но даже, наоборот, словно бы даже еще подтянулись, как бывает, когда после командира батальона неожиданно начинает говорить обычно молчащий командир полка.
        "В авторитете, однако, Царевна-лягушка у местной фауны... Кто бы мог подумать? - отметил майор. - Как однажды написал один давно живший литератор: "Там, где появляются женщины, сразу появляется круг высший и низший". Эту фразу он оставил в одном из своих романов. Но в черновике у автора за этими словами следовало продолжение:
        "Удивительно, но дамы с готовностью устремляются не только в высший круг, что, конечно, вполне естественно, но и в низший, что несколько странно. Можно подумать, каждая из них заранее знает свое место на ступенях выстраиваемой ими из самих себя человеческой пирамиды. Кажется, вся разноцветная женская армия в тайне работает по найму у какого-то Застройщика, возводящего из людей какую-то неведомую пирамиду или лестницу".
        Отдавая вещь в печать, автор большую часть абзаца из текста почему-то вычеркнул. Видимо, не все можно сказать всем.
        "Да, вот Тесменецкая, как раз из тех, что предназначена этим неведомым Застройщиком для верхней части пирамиды, если вообще не для самой вершины... Одним словом, Царевна-лягушка!" - заключил свои размышления о женщинах вообще и Анастасии Вацловне, в частности, склонный к философским размышлениям майор госбезопасности Мимикьянов.
        Поговорив с минуту, хозяйка ателье "Мастерица" оставила Виктора Сергеевича с его бойцами и направилась в сторону того места, где находился Ефим.
        Стараясь не шуметь, майор выдрался из сиреневого куста и побежал. Встречу с Царевной-лягушкой в школьном сквере он посчитал неуместной.
        Оказавшись на улице Машиностроителей, майор несколько минут понаблюдал за окружающим миром.
        Особое внимание он обращал на щель между подстанцией и забором пожарной части. Но Царевна-лягушка так и не появилась. Видимо, где-то свернула в сторону.
        Ефим постоял и двинулся вверх по улице.
        Он шел и размышлял над увиденным. Но очень скоро мысли, помимо его воли, снова улетели в прошлое.
        Мимикьянов вспомнил еще один вечер в поселке прошлогоднего лета. Он сохранился в его сознании целиком, до последней точки, словно змея в банке со спиртом.
        У Тимофея Топталова имелось в поселке любимое место.
        Этим местом была застекленная башня командного пункта на полигоне для ходового испытания танков. Полигон давно не действовал, но стекла на смотровой площадке все же оставались целыми, за небольшими исключениями, заложенными листами фанеры или мятой жести.
        Полигон примыкал к территории поселка и начинался почти сразу за коттеджем директора завода, принадлежим ныне Михаилу Ивановичу Варге.
        Заброшенное помещение со стеклянной крышей и стенами быстро стало любимым для компании поселковых философов.
        Хорошо здесь было сидеть за бутылочкой вина, оглядывая сверху розовый поселок, графитовый завод и степь, слегка выгнутую по рельефу земного шара.
        В тот вечер в пронзенном солнцем стеклянном аквариуме сначала оказались Тима Топталов вместе с Ефимом. Затем пришел Гергелевич с Сашей Мамчиным и курицей, зажаренной в молотом красном перце. А потом они увидели выходящего из ворот своего особняка Михаила Ивановича Варгу.
        Друзья покричали ему с высоты.
        Михаил Иванович то ли услышал, то ли заметил за стеклом машущие руками фигуры, но вскоре уже входил на смотровую площадку. Можно было подумать, что он оказался здесь случайно. Но имевшаяся при нем бутылка красного вина и большой пук влажной огородной зелени все-таки заставляли в этом усомниться.
        Конечно, сначала поговорили о женщинах. Установили: это - странные, непонятные мужскому уму существа.
        - Вот почему так? - спрашивал Тима. - Пока мужчина живет один, он всегда сыт, хорошо одет и весел. Дома у него чисто, в вещах - порядок. И на все это он тратит, ну, максимум, минут двадцать в день. А, как только в доме появляется юбка, которая целый день вроде бы только готовкой, стиркой, уборкой и занимается, сразу начинаешь ходить весь день голодным, все до одной рубашки грязные, а телевизор обрастает пылью, как собака шерстью. Прямо загадка! Но, ведь это же так? - горячился обычно невозмутимый Тимофей Павлович.
        Друзья согласно кивали головами. Причем особенно активно это делали Варга и Гергелевич. Как показалось Ефиму, тут имелось очевидное нарушение логики. Именно у этих лиц как будто никаких причин для недовольства проживающими с ними женщинами не наблюдалось. Они были ухожены, как любимые собаки у одиноких дам бальзаковского возраста.
        Разделавшись с женщинами, друзья, как обычно, обратились к любимым философским темам.
        - Гарри Григорьевич! - отламывая толстую куриную ляжку, начал Шура Мамчин. - Вы в прошлый раз сказали, что академик Дорош пошел дальше американского физика Николо Теслы, так?
        - Ну, допустим, говорил, - нехотя согласился Гергелевич, рассматривая далекий горизонт.
        - Интересно, было бы знать, куда это он пошел?
        - Да, интересно, - важно поддакнул Тима Топталов.
        - Действительно, интересно, - поддержал их Михаил Иванович.
        - В самом деле, - за компанию сказал Ефим, пытающийся налить в свой стакан вино из бутылки. Оно лилось очень тонкой струйкой, а потом вообще распалась на отдельные блестящие капли: как всегда, приятный напиток закончился незаметно.
        - Ну, если считать, что Наш Мир представляет собой сумму лучей, испускаемых Вакуумом, - неторопливо произнес Гергелевич, - можно предположить, что эти лучи, как и все другие, подчиняются закону отражения. Поставив на их пути отражающий экран, можно направить лучи Вакуума в сторону, так же, как это делает карманное зеркальце с солнечным лучом. Эксперимент с эсминцем "Элдридж", это подтвердил: электромагнитный экран отбросил корабль в сторону на сто морских миль. Но академик Дорош, действительно, пошел дальше.
        Присутствующие ели курицу, пили вино, поглаживали свои животы, но слушали внимательно.
        Гарри Григорьевич, постепенно увлекаясь, продолжал:
        - Тесла, видимо, думал, что связь нашего мира с Вакуумом односторонняя: Вакуум в результате каких-то своих внутренних процессов испускает в наш мир потоки энергии, которые и образуют все, что мы наблюдаем. Нашу Вселенную. Наш Мир. А Дорош предположил, что между этими двумя мирами: Нашим Миром и Вакуумом должен существовать и канал обратной связи. Мы тоже можем посылать свои сигналы в Вакуум. Просто мы этот канал пока не обнаружили.
        - Это как? - оторвался от птичьей ноги Тима Топталов.
        - Вот так! - пососал куриное крылышко Генерал. - Наш Мир тоже может воздействовать на Вакуум. Посылая ему свои сигналы, мы можем менять характер его излучения. И! - Генерал поднял вверх полуобглоданное крылышко. - И! Тем самым менять и наш мир! Например, ликвидировать пучки лучей, именуемые, в Нашем Мире кораблями, военными базами, армиями, городами или целыми странами. И в нашей Вселенной они попросту не появятся!
        Генерал как будто закончил, но потом, словно не в силах сдержаться добавил:
        - И Дорош обнаружил этот канал.
        Все замерли.
        - Какой канал? - решил уточнить въедливый инженер Мамчин.
        - Канал обратной связи Нашего мира с Вакуумом. Канал, по которому можно воздействовать на Вакуум, - закончил Гарри Григорьевич и снова взялся за куриное крыло.
        Сказанное Гергелевичем звучало столь странно, что даже привыкшие давать волю своей фантазии участники философических вечеров бачуринского поселка, не могли сразу переварить услышанное в стеклянной башне танкового полигона.
        - И, что же это за канал? - наконец, как-то очень осторожно спросил цыганский барон Варга, схватившись ладонью за свою бронзовую бороду.
        Гергелевич, видевший, как Ефим, выдавил из бутылки последние винные капли, кошачьим движением вытянул из кармана своей вязаной кофты плоскую стальную фляжку, отвинтил крохотную, как на флаконе с одеколоном, блестящую крышечку и приложился к узкому горлышку. По стеклянной комнате поплыл густой цветочный запах коньяка.
        - Так, что же это за канал? - моргнул черными щеточками ресниц Шура Мамчин.
        Генерал подумал, внимательно прислушался к себе и сделал еще один крохотный глоток. После этого он пустил фляжку по кругу и сказал:
        - Этим каналом оказался один маленький участок электромагнитного спектра. Нужно только генерировать это излучение с обратным знаком и...
        Гергелевич замолчал и выдыхнул коньячный аромат.
        - Что "и"? - спросил Шура Мамчин.
        - И? - дернул за бронзовую бороду Михаил Иванович Варга.
        - Да, что "и"? - осведомился Тима Топталов.
        - И что? - вставил свое слово Ефим.
        Гергелевич удивленно приподнял брови, пожевал губами и произнес:
        - И передавать Вакууму команды! Это - убрать! То - оставить!
        - И он их поймет? - деловым тоном инженера задал вопрос Шура Мамчин.
        Генерал пожал плечами:
        - Если правильно подобрать совокупность сигналов, почему же нет?... Телевизор же понимает, какой канал ты хочешь посмотреть, когда ты нажимаешь кнопочку на дистанционном пульте... Какой ты хочешь канал, такой он и включает! Но самое интересное даже не это! - в глазах у Гергелевича загорелся яркий огонек.
        Лица присутствующих как по команде повернулись к Генералу.
        - А что же самое интересное? - широко раздвинул черные ресницы инженер Мамчин.
        - А вот что! - торжествующе обвел взглядом обращенные к нему лица Гергелевич. - Вот что! Оказалось, что волны, которые Вакуум воспринимает, как команды, самостоятельно генерирует человеческий мозг! - с наслаждением произнес он.
        - Человеческий мозг? - изумился Тима Топталов. - Как так?
        - А вот так! - торжествующе произнес Генерал, будто он собственноручно сконструировал человеческий мозг именно таким образом. - Гипофиз, как передатчик, постоянно излучает именно этот маленький участочек электромагнитного спектра. На излучаемой им частоте можно направлять команды Вакууму. Эти команды способны управлять его излучением. И, значит, человек может по своему желанию лепить облик Нашего Мира!
        Гергелевич замолчал.
        Умственная работа отражалась на лицах участников философических бесед. Никто не произносил ни слова. Так продолжалось минут пять.
        Наконец, молчание нарушил Варга.
        - Друзья! Позвольте, я расскажу одну притчу, - обратился к присутствующим цыганский барон.
        - Ну, Михал Иваныч, - вскинулся Тима, - ты уже задрал всех своими притчами!
        - Да, маленькая совсем! - настаивал цыган.
        - Ладно, рассказывай! - махнул рукой Топталов.
        - Один дервиш с помощью своих рук показывал детям театр теней. - обведя всех взглядом, начал Варга. - Для этого он зажег позади себя светильник. Тени от его рук превращались на белой стене дома, то в горбатого верблюда, то в злую собаку, то в широкоплечего джигита, то в тонкую красавицу. И дервиш заставлял тени разыгрывать веселую историю. Детям это представление очень нравилось.
        Однако всему приходит конец. Дервиш закончил представление и погасил светильник. Все дети побежали к себе домой. И только одного мальчика так поразило представление, что он не ушел вместе с другими, а продолжал сидеть в темноте перед опустевшей стеной. От горя, что он больше не увидит понравившихся ему персонажей, он даже заплакал. Дервиш сжалился над мальчиком, зажег светильник, и на стене снова появились горбатые верблюды, злые собаки, широкоплечие джигиты и тонкие красавицы. Мальчик перестал плакать - перед ним снова разыгрывалось поразившее его душу таинственная история живых теней.
        Варга замолчал.
        - Ну, и о чем говорит эта притча? - недовольным тоном спросил Тима.
        - Как о чем? - удивился цыганский барон. - Эта притча говорит: самое главное, - чтобы тебя услышали!
        - Ну, услышали, и что тогда? - с нетерпением в голосе спросил Топталов.
        - Как что? - удивился цыган. - Если тебя услышит тот, кто нужно, то все, что просишь, - исполнится!
        Тима помолчал и махнул рукой:
        - У тебя Михаил Иванович, все притчи какие-то детские! Не серьезные!
        Больше никто Тимину оценку не поддержал. Участники посиделок молчали.
        В башне потрескивала тишина.
        - Му-у-у-жичины-ы-ы! - неожиданно услышали они.
        Дверь в командный пункт открылась и на пороге выросла статная фигура Генриетты Павловны. Во время подъема на башню она запыхалась, и ее высокая грудь под прозрачной блузкой никак не хотела успокаиваться. Мужские мысли моментально покинули не наблюдаемый глазами Вакуум и устремились в направлении двух наблюдаемых полушарий.
        Переведя дыхание, Генриетта Павловна сказала:
        - Гарри Григорьевич! А я вас ищу! Так и знала, что вы здесь!
        Гергелевич поднялся с деревянной лавки и поинтересовался начальственным тоном:
        - Что случилось, Генриетта?
        - Ну, ужинать ведь пора... Гарри Григорьевич, вы знаете, который сейчас час?
        - Ужинать? - переспросил Гергелевич. - Ужинать... Да, понимаешь, Генриетта, мы тут как-то уже...
        Генеральская экономка окинула взглядом лежащие на газете куриные кости, пустую бутылку, стаканы и осуждающе покачала головой:
        - Ну, Гарри Григорьевич! Вы совсем не помните про ваш возраст... А ведь доктор говорил, что в Вашем возрасте...
        - Плевать мне на мой возраст! - сурово прервал ее Генерал и решительной походкой солдата срочной службы направился к выходу на лестницу.
        Майор хорошо запомнил посиделки в стеклянной башне танкового полигона. И после того, как он прокрутил в своей голове пленку с записью прошлогодней "философической" беседы, у него, наконец, появились кое-какие догадки по поводу событий сегодняшних.
        25. На берегу реки прошлым летом
        Ефим направлялся к дому, где жила Царевна-лягушка.
        Наступал вечер, ясный и тихий, как воображаемый отпуск.
        Погрузившийся в прошлое майор шел и вспоминал такой же теплый вечер, только случившийся год назад.
        Ефим и Настя Тесменецкая сидели на скамейке в заводском парке.
        Пахло хвоей и речной сыростью.
        За их спинами уходили в небо рыжие стволы сибирских сосен. Перед ними падал вниз крутой берег. Внизу текла река. Она брала свое начало где-то невероятно далеко, за тысячи километров, в горах таинственного Тибета. И заканчивалась тоже невероятно далеко, еще через тысячи километров - в грозном Ледовитом океане.
        "Если бы в школе не рассказали, никогда бы в это не поверил", - подумал майор.
        За рекой лежала степь.
        На ее ровном столе были разбросаны небольшие березовые рощицы. Отсюда они походили на вылезшие из земли куски зеленого малахита с белыми прожилками. Мимо них геометрически ровной шеренгой тянулись к горизонту решетчатые башни высоковольтной линии. А, если хорошо присмотреться, в одном из уголков степи можно было различить игрушечные домики и водонапорную башню пригородного села Овсянка.
        Метрах в тридцати от скамейки смеялась и кричала волейбольная площадка. От речного обрыва ее отделяла высокая металлическая сетка.
        По желтому песку площадки перемещались обнаженные по пояс поселковые любители волейбола. Они то приседали с вытянутыми вперед сцепленными ладонями то, вытянувшись столбиком, ввинчивались в воздух. Среди игроков выделялась тугая связка мышц, увенчанная блестящим лысым куполом головы. Конечно, это был Шура Мамчин.
        Солнце опускалось за соснами, и поверхность реки превратилась в серебряное зеркало, отражающее зелень заводского парка, крайние дома поселка и белые гипсовые облака. Меж ними чернел перевернутым грибом рыбак на маленькой лодке.
        Под самым обрывом приткнулись к желтой полосе песка две белые и крутобокие, как птичьи яйца, прогулочные яхты. Их туго натянутые треугольные паруса казались пропитанными морской солью. Хотя между Бачуринским поселком и морем, хоть в одну, хоть в другую сторону, лежало, по меньшей мере, пол континента.
        Рядом с яхтами на берегу стояли несколько мужчины с подвернутыми до колен брюками и две женщины - одна в длинном платье, другая - в ярком купальнике. Женщина в платье то и дело прижимала подол к ногам, пытаясь укротить порывы речного ветерка, но все время опаздывала. И настойчивый озорник обнажал ее по пояс, открывая полные не загорелые ноги.
        Со стороны центральной аллеи долетала музыка, а прямо над их головами время от времени планировали к воде черно-белые речные чайки.
        Майор сидел и раздумывал: вернуться ночевать к себе домой, в центр, или остаться здесь, в поселке, у Царевны-лягушки, на что та, похоже, рассчитывала. Такое времяпровождение являлось, разумеется, куда приятнее, чем одинокая ночевка в холостяцкой квартире. Но завтра в девять утра ему уже предстояло находиться на авиазаводе, в противоположном конце города. Причем, вместе с Гошей Пиготом.
        Дело было вот в чем.
        Тамошнее руководство заключило договор на ремонт своего заводоуправления с турецкой строительной фирмой. Причем, не удосужилось обеспечить изоляцию ее рабочих от своих режимных производственных площадей. В результате, турецкие штукатуры, маляры и сантехники почти беспрепятственно перемещались по территории оборонного предприятия, и неоднократно замечались вблизи секретных цехов. Причем, двое из них, согласно ориентировке, присланной из Москвы, подозревались российскими органами госбезопасности в качестве штатных сотрудников специального информационного департамента турецкой армии.
        Иностранцы находились на территории России на законном основании и имели на руках положенные разрешительные документы. Поэтому, просто не пускать их на завод или выдворить их за пределы области, было невозможно.
        Ефиму вместе с Гошей Пиготом предстояло провести серьезную беседу с директором авиазавода и его заместителем по строительству. Необходимо было убедить руководителей предприятия немедленно принять меры по ограждению производственных площадей от проникновения туда иностранных граждан. А еще лучше, - под каким-либо предлогом, расторгнуть договор, и обратиться для завершения ремонта к военным строителям.
        Исходя из уже имеющегося печального опыта, майор опасался, что, если останется ночевать у Тесменецкой, то может не прибыть на авиазавод к девяти утра. Гоше придется вести беседу с руководством оборонного предприятия в одиночестве. И тогда впоследствии, подполковник своим воспитательным нытьем точно проест ему дырку в черепе.
        В этот момент на волейбольной площадке вспыхнул конфликт.
        Двое игроков сначала стояли друг против друга, размахивая руками, а затем дело дошло до нанесения ударов по обнаженным туловищам и возбужденным лицам. Игра прекратилась. Товарищи по игре столпились вокруг них, очевидно, пытаясь успокоить.
        Но драка продолжалась. Ефим с Царевной-лягушкой повернули головы и наблюдали за происходящим.
        Схватка кончилась внезапно и без всякой возможности для продолжения.
        К драчливым единоборцам подкатил Шура Мамчин. Он схватил обоих волейболистов за шеи, пригнул к земле и в виде крючков повел к тропинке, ведущей с обрыва к реке. Поочередно Шура отправил их вниз и крикнул вдогонку какие-то слова, очевидно, доброе напутствие.
        Оставшиеся игроки еще немного потолкались на краю обрыва, покричали друг на друга, но игра больше не продолжалась. Спортсмены, натянув на обнаженные торсы майки, отправились в сторону главной аллеи. А Мамчин, застегнув белую рубашку с закатанными рукавами, направился к скамейке, где сидели Ефиму с Царевной-лягушкой.
        - Добрый вечер, Анастасия Вацловна! - наклонил инженер свой гладкий купол, словно только что протертый лосьоном после бритья.
        - Привет, Шура! - кивнула та. - И чего это вас мир не берет? Как игра, так драка!
        - Да, какая там драка, так, в шутку потолкались и все! - волейболист помигал черными щеточками ресниц и протянул Мимикьянову руку: - Добрый вечер, Ефим Алексеевич!
        - Здорово, Александр Михайлович! - пожал упругую ладонь майор.
        - Я чего подошел-то... Завтра пятница, мы у Генерала собираемся. Придешь, а, Ефим Алексеевич?
        Услышав эти слова, женщина осуждающе подняла глаза к гаснущему небу:
        - Ой, только бы пьянствовать, да болтать о всякой чепухе! Как устроена Вселенная? Да, из чего состоит материя? Да, откуда взялся Космос?.. Ну, для чего на это время тратить? - Тесменецкая даже фыркнула, показывая свое отношения к глупым мужским посиделкам. - И как только не надоест? Прямо, дети малые! Ефим Алексеевич не сможет! - решительно завершила она свою недовольную речь.
        - Обязательно приду! - тут же пообещал Ефим, еще секунду назад собиравшийся из-за дел на авиазаводе отказаться от участия в философическом вечере.
        Услышав это, Царевна-Лягушка негодующе вздернула брови и отвернулась.
        - Ну, так мы ждем. Как всегда, в семь, - сказал Шура.
        Он стоял, ничего не говорил, но и не уходил.
        - Анастасия Вацловна! - наконец, произнес он.
        - Ну? - повернула к нему голову Царевна-лягушка. На ее лице по-прежнему лежало недовольное выражение.
        - Я от себя и от Тимофея Павловича хочу спросить... Зарплату бы прибавить надо... А то, что же мы, хуже всех, что ли? Вон Миколайчук своим мастерам, которые по бытовке, сколько платит! Почти в два раза больше, чем у нас выходит!
        Тесменецкая, не мигая, уставилась на заведующего производственным цехом своего ателье выпуклыми лягушачьими глазами. Она словно ожидала, что тот испарится, как вода на солнце, или провалиться сквозь землю. Но Шура продолжал стоять перед ней, невозмутимый и доброжелательный.
        - Саша, ну скажи, зачем тебе деньги? - осуждающе покачала головой Анастасия Вацловна. - Зачем? Что ты будешь с ними делать? Жены у тебя нет, кормить тебе некого! Пропьешь и все! Вам с Тимой даже лучше, что я вам зарплату придерживаю! Меньше водки выпьете и здоровье сохраните!
        - Анастасия Вацловна, у нас с вами, разговор, прямо как в притче о Ходже Насреддине, - улыбнулся Мамчин и хлопнул черными ресницами.
        - Это что за притча такая? - насторожилась женщина.
        - А вот, - начал Шура, - Однажды Насреддин попросил денег у своего богатого соседа. Тот поинтересовался: "Ходжа, зачем тебе деньги?" Насреддин ответил: "Хочу купить слона". "Если у тебя нет денег, зачем тебе слон? - спросил сосед. - Где ты будешь его держать? Чем ты будешь его кормить? Знаешь, сколько слон каждый день съедает? Целую гору всего! Не нужен тебе слон!" Ходжа подумал и сказал: "Я же просил денег, а не советов!"
        - Подумаешь, как умно! - поджала губки Лягушка. - Какого-то Хаджу приплел!
        - Ну, это же притча!.. - пояснил Мамчин.
        В конструкторском бюро "Экран", и потом на заводе, Тесменецкая находилась в подчинение у инженера Мамчина. Сейчас ситуация изменилась на обратную: в ателье "Мастерица" Александр Михайлович находился в подчинении у Анастасии Вацловны.
        Психологически ситуация для общения - не такая уж и простая. Не многим удается выбрать правильный тон.
        Ефим отметил: Мамчину это удалось. В интонации его голоса не было ни заискивания, ни панибратства. Он говорил спокойным, ровным тоном, каким и должны разговаривать между собой люди. Независимо от того, какое положение в обществе они занимают.
        - Да, ладно! - махнула ладошкой Анастасия Вацловна. - Подписала я уже приказ! Повысила вам зарплату! С первого числа текущего месяца, между прочим. И процент с выработки подняла! Так что, можешь мне свои притчи не рассказывать!
        Мамчин прикрыл глаза своими черными ресницами-щеточками.
        - Значит, я Тимофею Павловичу так и доложу: с первого числа зарплата повышена? - спросил он.
        - Да, уж, так и доложи ему, пожалуйста, чтобы Тимофей Павлович не рассердились! - съязвила Царевна-лягушка.
        Ефим понимал: Тесменецкая и Мамчин играют пьесу, где действующим лицом является какой-то ужасно грозный Тимофей Павлович Топталов, требующий докладов. На самом деле, Тима - находился в прямом подчинении у Шуры и, разумеется, не только не мог требовать у него отчетов, но это ему бы и в голову не пришло.
        - А, если он спросит, насколько зарплата повышена, что мне ответить? - продолжал играть спектакль Шура.
        - Намного зарплата повышена! Намного! - начала выходить из себя хозяйка ателье. - Вы настолько и не заслуживаете! На тридцать процентов! И с выработки на двадцать!
        - Ну, спасибо, так и передам Тимофею Павловичу! - примирительно моргнул черными ресницами Мамчин. - Что ж, тогда, счастливо оставаться!
        Он дружески кивнул Ефиму, вежливо склонил голову перед женщиной, сделал прощальный жест рукой и исчез меж соснами.
        А в это время на тропинке, идущей снизу, появилось сразу несколько человек: трое мужчин и женщина. Вглядевшись, Ефим узнал в одном из мужчин как раз самого Тиму Топталова, который только что находился в центре их разговора, а в женщине - Ираиду Михайловну Оскольцеву.
        Как и положено представительнице любознательного слабого пола, администраторша, первой заметила сидящую на скамейке парочку, но, из деликатности сделала вид, что на скамейке никого нет. Тима же в знак мужской солидарности поднял над плечом сжатую в кулак руку: "дерзай, товарищ, завидую, и целиком одобряю!"
        Поднявшись на берег, группа посовещалась, и Тима увел ее в синие сумерки, уже сгустившиеся среди сосен.
        - Слушай, Ефим, - сказала Тесменецкая нежным голоском, будто заглаживая недавнюю попытку в открытую поуправлять мужчиной, - а, вот представь: у тебя, есть такая штука... такая штука.... ну, как бы, волшебная полочка, которая может убрать любого человека... Ты бы многих убрал, а?
        На Ефима вдруг сильно пахнуло сладким синтетическим волшебством женских духов. Словно их аромат до этой секунды, дремавший, будто ленивая кошка, в уютной ложбинке на Таиной груди, неожиданно, как от толчка, проснулся и прыгнул в воздух. Только, в отличие от ласкового зверя, не опустился обратно вниз, а повис над землей, словно невесомый мыльный пузырь.
        Майор удивился вопросу:
        - Что значит, убрал? Убил, что ли?
        - Нет, не убил... - взгляд Царевны-лягушки блуждал в заречных далях. - Никакой крови... Нет! А просто убрал. Ну, вот, есть человек, и вот - его нет!
        - Это как? - ничего не понял майор.
        - Ну, вот, допустим, ты смотришь фильм. На экране - ходят люди, живут, разговаривают, любят, ссорятся. А потом киномеханик выключил аппарат, и все! Изображение исчезло! Людей на экране нет, как будто никогда и не было...
        Мимикьянов внимательно посмотрел на сидящую рядом женщину:
        - А чего это ты вдруг об убийствах без крови заговорила? Достал тебя кто-то, что ли?
        Женщина помолчала, поиграла бровями и сказала:
        - А тебя что, никто не достает?
        Ефим задумался.
        "Вот Гоша Пигот, садист, достает так, что врагу не пожелаешь! Да и начальник управления хорош! Как даст задание, так не знаешь, куда бежать!" - произнес он про себя, а в слух сказал:
        - Кое-кто достает, конечно... Но, так, - что бы, я его на тот свет за это хотел отправить, пожалуй, что и нет...
        Тесменецкая внимательно посмотрела на него своими странными зелеными глазами болотного существа. По ее молочно-белому лицу будто пробежали тени.
        - Скучный ты какой, Ефим. Бескрылый! И врагов-то настоящих у тебя нет... - с ноткой разочарования в голосе произнесла женщина.
        - А у тебя, что много таких? - спросил Мимикьянов.
        Анастасия Вацловна устремила вой взгляд в темнеющую степную даль и тихо проронила:
        - Да, есть...
        - Например? - поинтересовался майор.
        Глаза Тесменецкой потемнели.
        - Например, Недорогин... - не глядя на него, произнесла Царевна-лягушка.
        - Недорогин? - изумился Ефим. - Он-то тебе, как помешал?
        - Вот помешал! - повернулась к нему Тесменецкая. - Я год назад должна была стать начальником информационного центра. Все были за это! А он своего протеже Бибикова поставил. А Бибиков - бездельник и алкоголик к тому же! А меня - под сокращение! Что же, по-твоему, я за это Недорогина любить должна?
        - Ну, не любить, но чтоб уж так радикально... Ради какой-то должности - на тот свет?... - мягко заметил Ефим.
        Анастасия Вацловна изучающе смотрела на Ефима. Он заметил: в ее глазах черный ободок заполнил всю радужную оболочку. Майору показалось, что она собралась что-то сказать. Но женщина ничего не сказала, положила на колени свою сумочку и начала в ней сосредоточенно рыться.
        Садящееся солнце пронзило кроны сосен. Лучи, пройдя сквозь игольчатые ветки, образовали на песке перед скамейкой веселый узор из янтарных солнечных пятен.
        Ночевать в поселке в тот летний вечер майор Мимикьянов не остался.
        Теперь, год спустя, майор шел к дому, где жила Царевна-лягушка - Анастасия Вацловна Тесменецкая.
        Он шел и вспомнил тот давний разговор.
        Прошлым летом на содержание этого разговора он особого внимания не обратил. Решил: обычная, не знающая границ, женская ненависть к своим обидчикам. Особого внимания не обратил, но почему-то запомнил. И вот теперь, год спустя, эта беседа высветилась в сознании Ефима совсем под другим углом.
        Существенным в том годичной давности разговоре являлось совсем не проявление тайной мечты обиженной женщины о страшной мести, а нечто иное.
        Упоминание о волшебной палочке, при помощи которой женщина собиралась мстить, - вот что, на самом деле, являлось главным!
        "Не хватает чего-то последнего, - вел сам с собой разговор Ефим, - чтобы все разрозненные фрагменты мозаики сложились в цельную картину с ясным рисунком. Чего-то крохотного. Совсем маленького, как мышиная сила, ставшая последней каплей в борьбе большого семейства с нежелающей вылезать из земли огромной репкой. Кажется, и дедка уже есть и бабка, и внучка и жучка даже. Не хватает мышки... Где мышка? Стоит выманить из норы эту мышку и все станет ясно. И с загадочным ГПУ. И с неведомо куда девшимся сотрудником "Рособоронэкспорта" Юрием Федоровичем Чапелем. И еще кое с чем очень важным".
        Ефиму вспомнилась притча, как-то рассказанная ему Шурой Мамчиным.
        Наверное, вспомнилась не случайно.
        Как-то безлунной ночью четверо мудрецов поспорили, что же находится в темной пещере? Трое из них вошли туда, а, вернувшись, сказали каждый свое.
        Первый произнес: "В пещере стоят четыре огромные круглые колонны".
        Другой не согласился: "Совсем нет. Там находится змея - толстый извивающийся питон".
        Третий посмеялся над ними: "Глупцы! В пещере висит хлыст с метелкой на конце!"
        А четвертый из них, это был - Ходжа Насреддин, не стал заходить в пещеру. Он выслушал побывавших там мудрецов, и сказал: "Вы все ошибаетесь! В пещере находятся не колонны, не змея, и не метелка с кисточкой. Там находиться - слон".
        Мудрецы не поверили ему, как до этого не поверили друг другу. Ведь свои суждения они вывели на основании собственноручного опыта. Они не могли не верить самим себе.
        Но, когда появившееся солнце осветило внутренность пещеры, все увидели: там стоит слон!
        "Достопочтимый Ходжа, как тебе удалось обнаружить истину? - спросили его мудрецы. - Ведь ты даже не заходил в пещеру?"
        "Искусство мудреца, - ответил Насреддин, - состоит вовсе не в том, чтобы своими руками ощупывать отдельные части предмета, а в том, чтобы в своей собственной голове объединить их в единое целое".
        26. Вечер у Царевны-лягушки сегодня
        Окно было открыто.
        В него вливался пахнущий мокрыми растениями вечерний воздух с заречных полей и металлический стук, идущий со стороны завода.
        Ефим и Анастасия Вацловна сидели на кухне. Свет не включали: солнце было уже где-то за домами, но ночная мгла еще не пришла. Стоял тот странный час, когда нет ни дня, ни ночи, и одолевает сомнение, а что если, весь видимый мир - просто иллюзия?
        Бачуринские пельмени были уже съедены. Они удались Анастасии Вацловне даже лучше, чем обычно, но были уже забыты.
        Тесменецкая словно маятник, перемещалась по просторной кухне. Воздух закручивался за шелковым подолом ее платья маленькими злыми вихрями. Ефим молчал.
        Он все понял, еще до того, как Царевна-Лягушка начала говорить. Еще, когда доедал бачуринские пельмени. Интуиция начала колотить острым кулачком в стену его сознания, когда он только вошел в ухоженную квартиру Тесменецкой. "Думай! - шипела она. - Думай, ты ведь уже осмотрел слона со всех сторон. Осталось сделать последний шаг! Ну же! У тебя уже все есть для того, чтобы понять, что находится перед тобой! Напрягись! Сосредоточься!"
        Ефим сосредоточился.
        Вспомнил, о чем говорилось на "философических беседах" прошлым летом. Что узнал из книг и спецразработок о загадочных философах-суфиях. Что прочитал о строении нашего мира в древней Книги тайн. Что услышал от бывших сотрудников СКБ "Экран".
        Он сосредоточился. И понял, что такое ГПУ.
        Для этого прибора, как сказала во время застолья с чевапчичи Роза Николаевна Варга, действительно, не важна была дальность действия.
        Потому что ГПУ должен был управлять не самолетом-разведчиком, не баллистической ракетой с ядерной боеголовкой и не космической станцией с ядерным оружием на борту. Нет. Он создавался не для решения таких простеньких задач.
        ГПУ предназначался для того, чтобы управлять Миром.
        Пульт, созданный в СКБ "Экран" мог генерировать специфические электромагнитные волны и направлять Вакууму команды, корректирующие его излучение. Он мог, как угодно менять потоки волн, из которых и строится любая физическая частица, все неживые предметы и живые существа. Вообще - вся наша Вселенная.
        С помощью ГПУ можно было убрать из Нашего Мира любую вещь или человека. Убрать навсегда, или на время. А можно, - мгновенно, не расходуя на это ни секунды, перебросить предмет или живое существо в любую точку пространства, хоть на другой конец континента. Да, что там континента, - даже на край Метагалактики. А потом вернуть то, что осталось. Или не возвращать.
        Академик Дорош не случайно назвал задуманный им прибор ГПУ - Главный Пульт Управления. Главный, - потому что более высокого уровня управления в нашем мире просто не может существовать.
        Тесменецкая словно маятник, перемещалась по просторной кухне. Воздух закручивался за шелковым подолом ее платья маленькими злыми вихрями.
        Ефим молчал, потрясенный не ее словами, - своими собственными мыслями.
        - Тая, почему ты так уверена, что у Гиргилевича есть ГПУ? - наконец, произнес он.
        Женщина остановилась и начала теребить платье на груди.
        - Ефим, я сказала тебе не правду, - глядя в окно, решительным голосом произнесла она.
        - Неправду? Какую неправду? - спросил майор, догадываясь "какую".
        Анастасия Вацловна подошла к окну и прикрыла створку. В кухне стразу стало тихо. В ней образовался свой замкнутый мирок, отдельный от лежащего за стеклом поселка, города и всей непостижимо-огромной Вселенной.
        Женщина резко повернулась к Ефиму и сказала:
        - Чапель не уезжал в Новосибирск.
        - А куда он уехал?
        - Никуда он не уезжал! Он, действительно, пропал.
        Тесменецкая подошла к столу и опустилась на стул.
        - И зачем ты мне морочила голову байкой про Новосибирск? - спросил майор.
        - Боялась, ты тогда сразу поймешь, что ГПУ у Гергелевича, и сразу побежишь отбирать у него пульт... - склонила голову женщина.
        - Почему я должен был понять, что ГПУ у Гергелевича?
        - Ну, а как же? - вскинула большие глаза Царевна- лягушка. - Он же был последним, к кому заходил Юрий Федорович. Последним! Мне Саша Мамчин сказал: Чапель от него пошел к Гергелевичу. Юра зашел в его квартиру, и оттуда уже не вышел. В пятницу тетка Глафира вместе со своей матерью - бабкой Матреной весь вечер просидели на лавочке у подъезда. Как Юра вошел в подъезд, они видели, а как выходил - нет. А они сидели почти до восьми часов! Я сама с ними разговаривала. Значит, в квартире у Гергелевича он и пропал...
        Ефим потер лоб.
        "Чего ж милиция бабок-то этих не установила? И Ренат, тоже хорош!.. И ведь опытным оперативником был, настоящим сыскарем, с чутьем... А тут, как подменили человека!" - ругнулся он про себя. А вслух произнес:
        - Что значит: "пропал"? Ты считаешь, что Гарри Григорьевич его убил, что ли? А труп спрятал в шкафу? Тая, это - ерунда!
        - Ефим! - блеснула лягушачьими глазами Анастасия Вацловна. - Я же не сказала "убил"! Я сказала "пропал"! Это значит - исчез! Испарился! Стал не существующим!
        - Анастасия, перестань говорить загадками! - нахмурил волчьи брови майор.
        - Ну, Ефим! - женщина с досадой стукнула кулачком по столу. - Неужели ты не понимаешь? Это и значит, что ГПУ у Гергелевича! Это, значит, что Гергелевич с помощью ГПУ изменил излучение Вакуума! И пучок лучей, который мы называли Юрием Федоровичем Чапелем, просто не пришел в Наш Мир. И Чапеля не стало! Его изображение исчезло с трехмерного экрана нашего пространства. Без всяких следов. Как будто его тут никогда и не было!
        Теперь со своего места поднялся Мимикьянов. Он прошелся по комнате и встал, около окна.
        - Так ты считаешь, Гергелевич Чапеля уничтожил? - спросил он.
        - Да! Уничтожил! Да! - взмахнула руками хозяйка.
        - Но ведь это убийство!
        - Убийство - не убийство, какая разница! - с досадой в голосе произнесла женщина.
        - Как, какая? Убийство - это убийство. За него надо отвечать!
        - Вот поэтому я и боялась тебе все рассказывать! Вот поэтому я и придумала историю с Новосибирском, чтобы ты не наделал глупостей!
        - Каких глупостей?
        - Чтобы ты не арестовал Гергелевича.
        - Но, если он, действительно, уничтожил Чапеля, его нужно арестовать!
        - Подожди, Ефим! Подожди! - растопырила прозрачные лапки Царевна-лягушка. - Я жалею о Чапеле, уж, наверное, не меньше, чем ты! В конце концов, он был моим мужем! Хоть и в прошлом. А ты его даже не знал... Но, пойми, его уже не вернешь! Он меньше, чем труп. В этом мире не существует даже его останков. Ни костей, ни черепа! Ни одной молекулы! Ни одного атома!
        Тесменецкая поднялась и подошла к майору.
        - Ефим! - дотронулась она ладонью до его груди. - Зачем нам думать о наказании Гергелевича? Чапель сам виноват! Ведь он не чай попить к Генералу приходил. Он забрать у него ГПУ приходил! Естественно, Гарри Григорьевич заупрямился. Он-то понимал, зачем Чапелю ГПУ, и что можно с помощью Пульта сделать... Вот Юра и нарвался!
        Анастасия Вацловна замолчала, а потом заглянула Ефиму в глаза:
        - А вот тебе, Ефим, старик Пульт отдаст! - четко и медленно произнесла она.
        - Почему это он отдаст мне Пульт? А, если он и меня, как Чапеля... - Ефим запнулся, - не пустит в Наш Мир, в Вакууме оставит? Тогда - все! Поминай, как звали!
        - Нет, нет, Ефим! - Тесменецкая покачала перед его лицом тонким указательным пальцем. - Такого не будет! Ты для него - представитель государства! А государству он верит! Верит! Даже, если говорит, что, нет. Тебе он ГПУ отдаст! Государство у него в голове на почетном месте сидит. Он же ему всю жизнь служил! Ему, а не своим собственным желаниям. Он не посмеет не отдать! Не сможет не отдать! А уж потом мы сумеем Пультом распорядиться!..
        - Мы, это - кто? - спросил майор.
        - Мы с тобой, Ефим! - ответила женщина.
        - Мы с тобой?
        - Да! Ты и я! Мы не будем отдавать Пульт никому! Мы оставим его у себя! - глаза у Царевны-лягушки из малахитовых стали антрацитовыми. - Ведь государству-то ГПУ как раз и не нужен! Оно само от него отказалось! Оно само закрыло СКБ "Экран" и уничтожило всю его документацию! Так почему нужно отдавать ему Пульт?
        Царевна-лягушка замолчала. В кухне стало тихо, как в барокамере. Даже залетевший в окно вечерний мотылек бился о стекло без звука.
        - Пульт - слишком опасная штука для обычных человеческих рук... - сказал майор.
        - Че-пу-ха! - Тесменецкая ударила его ладошкой по груди. - Чепуха! Это как раз в руках государства ГПУ - страшно опасная штука! Это государство запросто может стереть с лица земли миллионы людей, целые народы и другие государства! Так уже бывало! И не раз! Разве обычные люди по своему желанию взорвали атомную бомбу над Хиросимой? Разве простые маленькие люди начали обе мировые войны? Нет! Все это сделали государства! Что, скажешь, я не права?
        Ефим молчал.
        - А вот мы могли бы использовать ГПУ по-другому! С пользой для себя! - вплотную приблизив к Ефиму свое лицо, произнесла женщина.
        - Это как?
        - Мы бы всех конкурентов держали вот где! - она сжала маленький кулачок. - Тут, вот, например, двое бизнесменов из центра хотят в поселке ателье открыть, хотя моя-то "Мастерица" уже здесь есть! Место занято! А они - все равно прут, как танки! Дескать, кто ты такая? Через налоговую инспекцию прижмем - сама сбежишь! У нас - и деньги и связи в администрации губернатора, а ты - так, мошка, заводская девчонка, и все! Что я могу сделать? А будь у меня в руках Пульт, тогда - извини-подвинься! Считаю до десяти, первая цифра девять! Я не говорю, что мы их сразу на совсем уберем! Но на недельку-другую, куда-нибудь в тайгу, к комарам, для прояснения мозгов - почему нет? А, на совсем убирать, - только в крайнем случае! Только тех, кто этого заслуживает!
        - Недорогина, например? - поинтересовался майор.
        - Ой, вспомнил! - махнула лапкой Царевна-лягушка. - Да я про те обиды давно забыла! Эдуард Петрович пусть живет! Он мужик оказался-то не плохой!
        - А кто пусть не живет? - спросил Мимикьянов.
        - Ефим! - склонила к плечу аккуратную головку женщина. - Не надо только из себя изображать великого гуманиста! Если бы ты медбратом в больнице работал, я бы тебе поверила! А так, - не верю! Ты ведь не роды у женщин принимаешь, а в органах служишь! Вам, что пистолеты выдают перед бабами красоваться, или, чтобы вы из них иногда и в людей постреливали, а? Великие гуманисты в органах не работают! Так что, не надо! - погрозила Прекрасная Лягушка тонким прозрачным пальчиком. - Пусть все живут! Пусть все живут, кто нам не мешает!
        - Ты уж, смотрю, все продумала... - заметил майор.
        - Да! Я такая, - кивнула женщина. - И за себя продумала и за тебя! За нас! Так, что ты молчишь, Ефим?
        - Соображаю... - ответил Мимикьянов.
        - Ну, Ефим! Что тут соображать? Я тебе настоящую жизнь предлагаю, а ты еще чего-то там соображаешь! Нам выпал один шанс из тысячи! Даже не из тысячи, из миллиарда! Из шести миллиардов! Если считать по одному шансу на каждого жителя планеты. А ты еще раздумываешь! К тому же, ГПУ не только людей может из нашего мира удалять...
        - А, что еще?
        - Ну, как что? - подивилась непонятливости Ефима Царевна-лягушка. - Предметы! Вещи! Людей, как раз, не обязательно, если тебя это так волнует! Ну, скажем, кредитные договоры, что банк у себя держит, или, допустим, замок сейфа, где наличные деньги лежат, замок можно и вместе с дверцей, или... Да, что угодно! Для ГПУ - все равно! Все можно уничтожить в одно мгновение! И никто никогда никаких следов не найдет. Для ГПУ и предметы, и люди - просто пучок лучей! Стоит только перепрограммировать Большой Излучатель, то есть Вакуум, и - все исчезнет! Как будто никогда и не было! Или улетит куда-нибудь, к едрене-фене, где Макар телят не пас! Все возможно! Все!
        Женщина тихонько, будто колдуя, дунула Ефиму в лицо:
        - Так что, Ефим, начинаем?
        - Что начинаем? - Ефим сделал вид, что не понимает.
        - Настоящую жизнь! - ответила Царевна Лягушка, гипнотизируя майора своими огромными глазами. В их антрацитовых зрачках сверкали черные искры.
        На подоконнике немного помялся и, набравшись смелости, влетел в комнату звук идущего мимо поселка поезда.
        Не так - не так! Не так - не так! Не так - не так! - стучали на стыках рельс его колесные пары. Наверное, поезд торопился в столицу, или на приморские курорты, или еще куда-нибудь, но обязательно - к счастью, куда едут все идущие мимо поезда. Точно так же, как все прибывающие, - туда не идут.
        27. Планы Вольтемира Миногина
        Майор Мимикьянов шел по улице Машиностроителей.
        Он размышлял над текстами древней "Книги тайн", над словами Гергелевича, сказанными на "философических вечерах" прошлым летом, над тем, что в течение многих лет варилось в специальном конструкторском бюро "Экран".
        Небо постепенно темнело. А в воздухе запахло тиной недалекого болотца, пряными степными травами и, словно бы, - колдовством.
        Майор так глубоко погрузился в свои размышления, что не сразу заметил стоящий на пути тяжелый грузовик армейского типа.
        На мощном шасси с четырьмя задними колесами был установлен кунг - высокий железный фургон защитного цвета. Вместо окон под крышей у него были пробиты узкие смотровые щели. Обычно, в таких кунгах помещаются управляющие пульты радиолокационных станций или командные пункты управления войсками.
        Когда майор поравнялся с автомашиной, дверь кунга распахнулась и, не обращая внимания на укрепленную снизу короткую лесенку, на асфальт спрыгнул Вольтемир Николаевич Миногин. Он стоял в трех шагах от Ефима и улыбался круглым загорелым лицом.
        - Ефим Алексеевич! - весело произнес он. - Хорошо, что я вас встретил. Можно вас попросить на пару минут в мою машину, а? Обещаю, тесно не будет! - хохотнул начальник службы безопасности холдинга "Спецприбор".
        Ефим для вида поколебался, но потом кивнул.
        - Только не долго! - с занятым выражением лица предупредил он.
        - Разве я не понимаю! - как будто даже немного обиделся Миногин. - Конечно, не долго!
        Внутри кунг показался Ефиму больше, чем снаружи. Его корпус был разделен на несколько частей. В той, что располагалась у самой двери, находилось нечто вроде кабинета - стол с полированной крышкой и двумя удобными кожаными диванчиками. Над столом висела забранная решеткой мощная лампа. Из кабинета вглубь фургона вели две двери. Одна из них была наполовину открыта и за ней виднелась стенка с аппаратурой. Там мигали разноцветные индикаторы, и мерцал синим светом компьютерный дисплей. По его экрану медленно ползла желтая гиперболическая кривая.
        В аппаратном отделении находились, судя по торчащим из-за переборки ботинкам, по крайней мере, двое. Кто-то был и в третьем отделении: его двери бесшумно затворилась, когда они с Миногиным влезали в кунг.
        - Чайку? - спросил Миногин, когда они уселись на диваны друг против друга.
        Не дожидаясь ответа, Вольтемир Николаевич щелкнул клавишей на переборке. Ефим поднял взгляд: рядом с Миногиным в переборке располагалась глубокая ниша. В ней удобно, как в гнезде, устроился электрический чайник. После щелчка чайник вздрогнул и довольно заурчал.
        - Ефим Алексеевич, а ведь мы с вами, оказывается, в одной "Альма матер" преподавателей мучили. Только на разных факультетах. Я - в Новосибирском политехническом на факультете микрокриогенных машин учился, а вы - электрических приборов, правильно?
        Мимикьянов кивнул с выражением: и чего только в жизни не бывает!
        - Мы ведь, Ефим Алексеевич, - люди одного круга! - с доверительной интонацией произнес Миногин. - Представляю, как вам здесь в провинции среди ваших серых топтунов жить приходится... Тоска!
        Чайник отчаянно зашумел, даже слегка подпрыгнул, будто собираясь выпрыгнуть из своей тесной ниши на пол. Но делать этого все-таки не стал, а только громко щелкнул, выключаясь. Вольтемир Николаевич разлил дымящийся кипяток в толстые керамические чашки и опустил в них чайные пакетики.
        - С мятным вкусом. Бодрит, - заметил он и продолжил: - Но вы, Ефим Алексеевич, знайте: если все у нас кончится хорошо, я в вашем департаменте в Москве словечко скажу, и прощай, Сибирь! Другую для вас работу подберут! Поинтересней, да поденежней! Разные могут быть варианты! Да, и у нас в холдинге очень нужны умные люди с образованием, с головой, с кругозором ... Зарплата... ну, думаю, на порядок больше вашей.
        "Это он меня покупает, что ли? Или так, для поддержания разговора щебечет?" - подумал майор.
        - Вы идете сейчас к Гергелевичу? ГПУ изымать? - неожиданно перебил себя Миногин, вскинув на Ефима глаза.
        Майор обратил внимание, какие они у него бездонные, как отверстия, ведущие неизвестно куда.
        - К Гергелевичу? ГПУ изымать? - переспросил майор, - Не совсем понимаю вас. У меня вообще-то совсем другие планы.
        Он взял пахнущую ментолом чашку и сделал глоток.
        - Ну, Ефи-и-им Алексе-е-евич! - упрекающим тоном протянул Миногин. - Мы же с вами договорились сотрудничать! Помогать друг другу! А вы?
        - А причем тут Гергелевич? - делая вид, что занят мятным чаем, спросил майор.
        - Как причем? Как причем? - приподнял брови и развел ладони Миногин. - В подъезд, где живет Гергелевич, Юрий Федорович зашел. Но не вышел.
        - Ну, и что? - дунул в чашку майор.
        - Как что? - глаза Вольтемира Николаевича будто выбрались из своих костяных ячеек и повисли перед его загорелым лицом. - Только ГПУ может без всяких следов удалить человека из нашего мира. Уничтожить или отправить на другой конец земли. Значит, у кого-то, из живущих в подъезде, и находится ГПУ!
        - В подъезде не только Гергелевич живет. В нем и другие люди живут. Там шесть квартир, - заметил Ефим.
        - Да, - согласился Миногин. - В подъезде живет не он один. Но, в отличие от остальных, Гергелевич являлся в СКБ "Экран" начальником ведущего отдела. Ве-ду-ще-го! - по слогам повторил Вольтемир Николаевич. - Только он может знать о принципе работы ГПУ... Гергелевич ведь и до своей работы в СКБ "Экран", еще в Москве, похожей тематикой занимался... Знаете, как у него докторская диссертация называется? "Элементарные частицы, как волновое порождение физического Вакуума". Вот так! Ну, кто еще мог самостоятельно собрать ГПУ? Только он!
        Миногин помолчал.
        - Ну, а оставлять такой прибор в частных руках!.. - Вольтемир Николаевич покачал головой. - Ни в коем случае нельзя! Надеюсь, вы понимаете это не хуже меня. Поэтому, Ефим Алексеевич, сейчас вы должны изъять Пульт у Гергелевича! - не допускающим возражений приказным тоном произнес службы безопасности холдинга "Спецприбор".
        - Я должен? - с недоумением в голосе отозвался майор.
        - Вы! - твердо выговорил Миногин. - Вы - сотрудник органов! Вы представляете здесь власть. И вы не хуже меня понимаете, что такой прибор не может оставаться в руках у частного лица! - Вольтемир Николаевич, не мигая, смотрел в лицо Ефима своими глазами-колодцами.
        Дверь закрытого отделения чуть отошла. Заметив это, Миногин махнул в образовавшуюся щель рукой. Дверь мгновенно встала на место.
        - Вы должны изъять Пульт, пока сумасшедший старик не удалил из нашего мира вслед за Чапелем еще кого-нибудь! Например, нас с вами! Или даже вообще - всех! ГПУ это позволяет!
        "А ведь он боится! - подумал майор. - Да, еще как боится! А то он сам бы пошел к Гергелевичу за Пультом..."
        - Вы должны его изъять и передать мне! - деловым тоном закончил Миногин.
        "Вот он - главный пункт разговора, - сказал себе Ефим. - Вот ради чего Миногин пригласил меня в машину", а вслух спросил:
        - Почему вам?
        Вольтемир Николаевич потер загорелый лоб и твердо произнес:
        - Потому что "Спецприбор" решением правительства был определен, как правоприемник СКБ "Экран". Именно к нам после ликвидации бюро поступила вся документация, оборудование и натурные образцы, не подлежащие уничтожению. Поэтому, все, что еще осталось от "Экрана", например ГПУ, должно быть передано нам. Мы поместим Пульт в особо защищенное хранилище, где он будет находиться вплоть до особого распоряжения Правительства. Понятно вам, Ефим Алексеевич?
        Ефим молчал.
        Начальник службы безопасности холдинга достал из-под стола черную кожаную папку, раскрыл ее, вынул лист бумаги и протянул Ефиму:
        - Вот официальное распоряжение правительства.
        Майор взял бумагу и внимательно прочитал.
        Он прислушивался к себе. Интуиция сидела в своем темном жилище с брезгливой миной на лице. Майор не верил Вольтемиру Николаевичу. Нет, в подлинности его бумаг он не сомневался. Сомневался он в том, как Вольтемир Николаевич поступит с ГПУ, если Пульт попадет к нему в руки.
        - Это распоряжение не правительства, а министра экономики, - сказал он.
        - Да, какая разница! - небрежно бросил Миногин.
        - Разница есть, - не согласился майор. - Во-первых, органы безопасности министру экономики не подчиняются. У меня свое начальство. А, во вторых, тут говориться о лабораторном оборудовании. О ГПУ здесь нет ни слова.
        - Ефим Алексеевич, мы же с вами не формалисты! Всего в бумаге не напишешь! Но ГПУ должен находиться в организации, которая может обеспечить его надежную сохранность.
        - То есть в "Спецприборе"? - внимательно посмотрел на собеседника Ефим.
        - То есть в "Спецприборе"! - прихлопнул ладонью по полированной поверхности стола Миногин.
        Сидящие напротив мужчины внимательно смотрели друг на друга.
        И вдруг как по команде повернули головы к закрытой двери кунга: снаружи кто-то с силой ударил по его стене. В следующую секунду они услышали звук бьющегося стекла.
        28. Война - занятие интеллектуальное
        Ефим и Миногин выскочили из кунга.
        Стекло в правом окне кабины отсутствовало. Его куски лежали на асфальте. В одном из них сверкало огнем далекого маяка садящееся солнце.
        - Трубой, гад, саданул! - выдохнул подбежавший водитель. - Вон он, собака, побежал!
        Ефим оглянулся.
        По улице стремительно несся парень в темной рубашке. Подбежав к щели между длинным зданием пилорамы и заводским забором, он неожиданно остановился и посмотрел в сторону изувеченного им автомобиля. Потом, словно издеваясь, приветственно помахал рукой смотрящим на него людям и нырнул в узкий проход.
        "Чего он туда побежал? Там же тупик?.." - подумал хорошо знавший все щели поселка майор.
        - Достанем барбоса! За мной! - скомандовал Миногин водителю. В его битумных глазах плеснулся азарт. Он развернулся и кинулся вверх по улице.
        Вслед за ним бросился разозленный до белого каления водитель. Ефим раздумывал несколько секунд, но потом все-таки побежал следом.
        Конечно, разумный человек так бы не сделал. Опытный, тем более. Интуиция сердито нашептывала ему в уши именно эти слова. Но он почему-то поступил ей на зло. Что, впрочем, с майором Мимикьяновым случалось совсем не редко.
        Влетев вслед за налетчиком в темную узкую щель, они увидели его совсем близко - шагах в двадцати. Можно было подумать, что, свернув с улицы, тот уже не бежал, а двигался прогулочным шагом.
        Миногин, водитель и отставший от них на десяток шагов Ефим бросились к своему обидчику.
        И зря.
        Из-за крутого заборного колена выступила группа мужчин. В руках они держали новенькие белые черенки лопат, витые арматурные стержни и обрезки труб. Ефим не удивился, заметив с краю невысокого мужичка со скучающим лицом. Даже кусок арматуры он держал как-то без настроения. Казалось, вот сейчас стальной прут выскользнет из его вялых рук и упадет на мягкую черную землю. Но Ефим-то уже знал, какие на самом деле стальные руки-клещи были у этого невзрачного подручного Виктора Сергеевича Секаченко.
        - Назад! Засада! - крикнул майор.
        Повторять не пришлось. Миногин и его водитель среагировали профессионально: мгновенно развернулись и устремились к видневшемуся выходу из щели.
        Но они недооценили противника.
        Светлеющую скважину улицы преградила новая группа с длинными предметами в руках. Ефим и столичные гости оказались в западне.
        Мимикьянов знал за собой такое свойство: иногда, как правило, конечно, в минуты опасности, ему усилием воли удавалось изменять скорость течения времени. Или, правильнее будет сказать, он начинал соображать так быстро, что казалось, время густело и почти останавливалось. Мир вокруг двигался, как в замедленной киносъемке.
        В долю секунды майор вогнал себя в это состояние и начал искать выход из ловушки, в которой они оказались.
        Окинув взглядом окружающее пространство, майор заметил несколько вбитых в стену пилорамы железных скоб. Когда-то они, видимо, держали водосточную трубу.
        - Вверх! - показал он Миногину на цепочку крючьев. - На крышу!
        - Давай! - толкнул Вольтемир Николаевич водителя.
        Тот неожиданно легко, цепкой летучей мышью взлетел по стене и упал на крышу. Следующим уверенно рванул вверх начальник службы безопасности "Спецприбора".
        А на Ефима в это время с двух сторон надвигались две живые стены.
        Ефим раздумывал долю секунды. Он сунул руку в карман и нашел там, то, что нужно.
        - А, ну, ложись, шакалы! У меня гранта! Взорву! - гаркнул Ефим, поднимая над головой связку своих многострадальных ключей.
        Противники на секунду замешкались. Ефим взялся рукой за скобу над головой и подтянул себя вверх. Он как будто успевал. Но вдруг, схватившись за следующий крюк, майор почувствовал, как он плавно выползает из старой кирпичной кладки. Еще немного - и он бы полетел спиной вниз. Но тут Ефим увидел перед глазами чью-то короткопалую ладонь и услышал голос Миногина:
        - Давайте руку! Я держу!
        Ефим схватил крепкую ладонь. Помогая себе обеими ногами, подтянулся и перехватил свободной рукой скобу на самом верху стены. Собрал все силы и выбросил свое тело на крышу пилорамы.
        Нагретый дневным солнцем гудрон слегка прилипал к подошвам, будто грозил незваным гостям: "вот приклею вас сейчас намертво, и останетесь здесь навсегда, пока не высохнете, как эти прошлогодние тополиные сережки!"
        Беглецы пересекли крышу и обнаружили примыкающую к пилораме пристройку с крышей из волнистого шифера. Она был ниже здания пилорамы метра на полтора, и с нее добраться до земли было совсем просто.
        Когда они уже готовились спрыгнуть со здания пилорамы, Ефим оглянулся и увидел: над противоположным срезом крыши одна за другой появились темные головы. Противник не успокоился и начал преследование.
        Беглецы спрыгнули на мягкую землю. Рядом начиналась натоптанная дорожка. Она вела к штабелям из толстых сосновых бревен. Выбирать не приходилось. Охотники, ставшие дичью, бросились по дорожке к штабелям.
        И попали в лабиринт, образованный стенами из лежащих друг на друге громадных бревен.
        Они бежали, сворачивая то в одну, то в другую сторону, пока, наконец, снова не оказались в тупике. С двух сторон их окружали стены из рыжих сосновых стволов, а впереди располагался навес: плоская крыша на деревянных столбах и задняя стена из блестящего гофрированного железа.
        Под навесом стояли несколько больших деревянных ящиков защитного цвета. На ящиках трафаретом были нанесены черные цифры и буквы. Ефим сразу понял, что это такое. Под навесом находилась заводская тара, в которой перевозили танковые двигатели. Не место здесь было танковым моторам. Совсем не место. Ефим знал, двигатели для боевых машин могли находиться только на заводской территории, на охраняемом складе мобилизационного резерва. И нигде больше.
        Мимикьянов подошел к одному из ящиков, отщелкнул все четыре натяжных фиксатора и приоткрыл крышку.
        Ящик оказался пуст.
        Только на дне валялась упаковочная стружка и белые комки обтирочного тряпья.
        - Что майор, считаете, нам нужно залезть в ящик и прикинуться ветошью? - почесал кончик носа Вольтемир Николаевич.
        Майор прислушался. В сосновом лабиринте вибрировали звуки. Они нарастали. Сомнений не было: погоня приближалась.
        Мужчины переглянулись и, подсаживая друг друга, полезли на крышу навеса.
        Спрыгнув с противоположной стороны хранилища пустых ящиков из-под танковых двигателей, они оказались в зарослях камыша. Под ногами круглились высохшие кочки. Видимо, когда-то здесь чавкало болото. Теперь оно почти высохло. Тем не менее, камыш стоял перед беглецами плотной непроходимой стеной.
        - Тропка! - первый увидел прогалину между зелеными метелками Миногин. Беглецы бросились в зеленый тоннель. Под ногами оказалась дорожка из засохшей глины. Время от времени тропинка разделялась на два или даже три рукава. Какой из них выбрать, доверяли не голове, а ногам. Они бежали, и слышали за своей спиной шум и крики. По следу шала погоня.
        Камыш кончился внезапно.
        Прямо перед ними лежал пологий холм. По его вершине шел высокий забор из не струганных досок. А над ним, в несколько рядов, топорщилась ржавая колючая проволока. Холм, словно заплаты, усеивали крышки погребов. Рядом с ними из земли торчали по-корабельному согнутые крючками отрезки труб. Они служили для вентиляции подземных помещений. Внутри холма заводчане хранили картошку и стеклянные банки с помидорами, патиссонами и огурцами. Утыканный согнутыми трубами холм походил на неуклюжий морской сухогруз. Только, в отличие от морского судна, плыл он не через океан. Холм плыл через время.
        Преследуемая группа рванула между крышками погребов вверх.
        К забору они подбежали совсем задохнувшись.
        Рвать штаны на колючей проволоке им не пришлось. На вершине холма Вольтемир Николаевич показал себя с лучшей стороны. Ударом ноги, Миногин выбил одну из досок. Они поочередно протиснулись в образовавшуюся щель.
        Маскируя маршрут, Ефим сразу прислонили доску на место. Потом они прислонились спинами к забору и стали жадно дышать. Их раскрытые рты, как насосы, втягивали воздух, скипидарно пахнущий древесными опилками и спрятавшимся где-то рядом болотом. Они дышали и ловили звуки, доносящиеся из-за забора. Но все было тихо. Видимо, погоня потеряла их на камышовом поле.
        Ефим осмотрелся.
        С этой стороны к забору вплотную подступал густой кустарник. А ниже, сквозь ветки как будто просматривалась дорога.
        - Ну, ситуация! - согнувшись крючком и опершись руками о колени, выдохнул Вольтемир Николаевич. - Нарочно не придумаешь... От какой-то шпаны бегать приходится! И чего я пистолет в карман не сунул?.. А ты, Руслан, - посмотрел он на водителя, - чего без оружия ходишь?
        - Я-то что, Вольтемир Николаевич? - тяжело дыша, отозвался тот. - Мне оно за баранкой зачем? И без меня есть, кому курками щелкать... - негромко добавил он в пространство.
        Миногин, видимо, принял последние слова на свой счет. Он наградил водителя длинным взглядом своих темных глаз-трубок, как будто собрался что-то сказать, но так ничего и не произнес.
        - Да, это, похоже, и не шпана... - сказал Ефим. - Полагаю, это - ваши местные конкуренты...
        - В каком смысле конкуренты? - с удивлением в голосе спросил Вольтемир Николаевич.
        - В желании взять на хранение ГПУ, - ответил майор.
        - А они что, знают о том, что это такое? - прищурился Миногин.
        - Похоже, знают, - не стал его щадить майор.
        Лицо Миногина на несколько секунд застыло коричневой маской.
        - Ну, это не конкуренты... - после паузы с нарочитой иронией в голосе произнес он. - Какие это конкуренты? У меня в машине трое таких специалистов сидят, что они из этих дикарей в минуту фарш сделают, со всеми их палками и железками!
        - Чего ж вы этих специалистов в погоню не отрядили? А сами рванули, да и меня сманили побегать?
        - Делом они занимались... Электромагнитный фон фиксировали, специфическое излучение искали... Ну, сами понимаете, какое... Местонахождение Пульта по излучению засечь проще всего... - Вольтемир Николаевич искоса взглянул на Мимикьянова. - Отрывать не хотел. Не удержался вот! Молодость вспомнил. А, оказывается, тут - западня... Стратегия и тактика!
        - Ну, а как вы думали? - расправил плечи майор и набрал полные легкие воздуха. - Война - занятие интеллектуальное... Не для дураков! - назидательно закончил он и искоса взглянул на Миногина.
        Выражение лица начальника службы безопасности холдинга "Спецприбор" ему не понравилось. Глаза-стволы окаменели, в носогубные складки углубились. Мимикьянов извиняющимся тоном произнес:
        - Я имею в виду, прежде всего, себя. Вы-то здесь - человек чужой, а мне-то местную публику знать положено.
        Он с удовлетворением заметил, что глаза собеседника ожили, а морщины утратили рельефность. Вольтемир Николаевич принял его слова, как извинение, и угроза внутреннего конфликта в маленьком коллективе беглецов миновала.
        Ефим попытался сквозь ветки рассмотреть лежащий перед ними ландшафт, и, наконец, понял, где они оказались.
        - Ну, что, отдохнули и вперед! - сказал он. - А то, дождемся, что из нас отбивные наделают...
        Беглецы отклеились от шершавого забора и стали продираться сквозь цепляющиеся кусты. Вскоре, перепрыгнув через неглубокий, затянутый землей дорожный кювет, они оказались на твердом покрытии.
        Под ними находилась старая, заброшенная бетонная дорога, ведущая к давно закрытой, еще военной проходной Машиностроительного завода.
        С одной ее стороны сплошной стеной тянулась бесконечная линия заборов, с другой - редкий кустарник, за ним - степь. Заброшенная бетонка метров через триста проходила как раз мимо главной улицы поселка, где они и оставили автомобиль с кунгом и имеющимся в нем подкрепленьем.
        Быстрым шагом они направились по выщербленной бетонке в сторону жилой части поселка.
        А надо было не просто идти быстрым шагом. Надо было бежать.
        Когда они прошли примерно половину пути, из-за металлического забора, расположенного впереди по ходу их движения, высунулось несколько мужских голов. Увидев идущих по дороге, они что-то радостно закричали, и их торсы начали подниматься над краем забора, будто выдавливаемые мощными поршнями.
        Сомневаться не приходилось: это были их преследователи.
        Что было делать?
        Преследуемые повернулись и побежали в обратную сторону.
        Это было плохое решение. Правда, любое другое, было ничем не лучше.
        Они бежали и, оборачиваясь, видели: расстояние между ними и преследующей группой тает, как снег на солнце. Что ж, ребята были моложе, злее и азартнее.
        - А вот, представьте, Ефим Алексеевич, - тяжело дыша, прокричал бегущий рядом Миногин, - был бы у нас сейчас в руках Пульт, а? Раз, два и позади нас не бандиты, а - пустое пространство! Разве плохо?
        - Нет, не плохо! - вынужден был согласиться майор.
        Он оглянулся. Преследователи оказались совсем близко, метрах в тридцати. Они бежали молча, полностью сосредоточенные на добыче, которая уже почти находилась у них в руках.
        Убегающие прибавили ход, как только могли. Но могли уже не много.
        Темные группа людей с белыми черенками для лопат и обрезками витой металлической арматуры приближалась.
        И в этот момент Ефим увидел, как со стороны заброшенной проходной им навстречу движется тентованный КАМАЗ.
        Тяжелый грузовик проехал мимо них, дохнув в лицо теплым запахом отработанного мазута. За их спинами он громко посигналил.
        Убегавшие невольно обернулись. А потом и остановились.
        Уже почти настигшие их бойцы с палками и арматурой остановились и столпились у кабины автомобиля. Ее дверца открылась, и из машины высунулся человек. Ефим его узнал.
        Человек что-то спросил сгрудившуюся перед ним вооруженную группу, потом погрозил пальцем. Бойцы стояли, опустив головы, палки и арматурные штыри. Потом они дружно развернулись и мрачной толпой побрели в сторону поселка.
        КАМАЗ дернулся и задним ходом подкатил к замершим на месте беглецам. Человек продолжал стоять на подножке. Лучи заходящего солнца плясали в его бронзовой бороде.
        - Вас не подвезти? - спросил он. - А то тут у нас неспокойно что-то сегодня?
        На подножке кабины тентованого грузовика находился Михаил Иванович Варга. То ли цыганский барон, то ли глава общины цыган-футуралов, то ли, вообще, неизвестно кто.
        29. Медная голова
        - Вас куда отвезти? - спросил Варга?
        Миногин смотрел на неожиданного спасителя внимательно. На вопрос не отвечал.
        - Лучше всего к дому Гергелевича, - сказал Ефим.
        - Куда скажете! К Гергелевичу, так к Гергелевичу! - кивнул Михаил Иванович. - Залезайте в кузов, там у меня чисто. Только, вы не возражаете, если мы небольшой крючок сделаем по объездной дороге? У поселка шоссе перекопали, прямо не проехать... Но вы не беспокойтесь, много времени не потратим: минут десять, от силы...
        Спасенная троица забрались под непроницаемый тент. В кузове, действительно, было чисто: ни соринки. Вдоль бортов - привинчены к полу деревянные скамейки. К водительской кабине прижался большой деревянный ящик. На его зеленом боку оттрафареченный черный зонт указывал, где у контейнера "верх", а где - "низ". По размеру ящик был немного меньше, чем заводская упаковка для танкового мотора.
        "Интересно, а все-таки мотор в такой ящик поместится? - спросил себя майор, усаживаясь на скамейку, и сам себе ответил: - Наверное, все-таки поместится".
        КАМАЗ тронулся с места.
        Миногин качнулся на скамейке, нажал плечом на плечо майора и тоном, каким даются инструкции, произнес:
        - Сейчас подъезжаем к дому Гергелевича, и, Ефим Алексеевич, прошу вас немедленно нанести Гарри Григорьевичу визит. Делайте, что хотите: убеждайте, пугайте, пытайте, хоть бедную девушку изображайте, но ПГУ мне принесите!
        Ефиму тон соседа по скамейке очень не понравился, но, вслух от этого, разумеется, не сказал.
        Однако Миногин, все-таки как-то почувствовал его внутреннее недовольство, и решил с ним психологически поработать. Он помолчал, изучающе взглянул на Мимикьянова, а потом, махнул рукой и с видом, "а, ладно, была, не была, расскажу, ведь свой парень этот Мимикьянов!", произнес:
        - Я ведь в свое время за подобной штукой по всему Ближнему Востоку гонялся...
        Мимикьянов цену подобной искренности, конечно, понимал. Она являлась особым разработанным психологами приемом, призванным продемонстрировать человеку особое доверие, и тем самым, привязать к себе. Проходивший спецподготовку по психологическому управлению людьми, майор сам неоднократно применял на практике подобный прием.
        - Ну, не совсем за такой... - продолжил Вольтемир Николаевич. - Та вещь представляла собой Медную голову.
        - Медную голову? - удивился майор.
        - Ну, да, - подтвердил Миногин. - Человеческую голову из меди в натуральную величину. Изготовил ее в 991 году один средневековый алхимик, звали его Герберт. Руководству военной разведки поступили оперативные данные, что эта голова объявилась на Ближнем Востоке. И, вроде бы, готовят одни резкие ребята с применением этой головы захват власти то ли в одной из тамошних стран, то ли вообще в регионе, то ли вообще... создание мирового халифата!
        Наши стратеги-аналитики покопались в своих материалах и пришли к выводу, что опасность реальная. Якобы, эта древняя штукенция каким-то образом может, вот также, как ГПУ, устанавливать связь с Вакуумом и менять характер его излучения... со всеми вытекающими из этого последствиями! Ну, высшее начальство полный аврал объявило, все восточные резидентуры сориентировало, и мою группу - на Ближний Восток, без пересадки... Приказ: или привезти эту Медную голову, или... Ну, сам понимаешь, что значит у начальства "или"... Не в магазине работаешь! А, оказывается, и американцы за этой Медной головой охоту начали... Французы неизвестно зачем по странам Залива шныряют... Да, и местные спецслужбы вдруг оживились... Даже сейчас вспоминать страшно, что творилось!
        Миногин замолчал и помотал головой, как бы заново переживая оставшиеся в прошлом сумасшедшие дни.
        Майор подождал, но Вольтемир Николаевич, похоже, настолько глубоко погрузился в воспоминания, что никак не мог выплыть обратно в кузов тентованого КАМАЗа.
        - Ну, и что? - решил вернуть его к действительности майор.
        - Что - "что"? - поднял на него Миногин черные глаза. Они были подернуты дымчатым налетом воспоминаний. Словно спелый осенний виноград матовым дрожжевым грибком, что превращает сладенький сок в терпкое вино.
        - Кто, в конце концов, голову-то нашел? - качнулся на ухабе майор, и схватился рукой за гладкий край скамьи.
        - Я ж тебе сказал: приказ был! Или-или! - тоном учителя разговаривающего с непонятливым школьником, произнес Вольтемир Николаевич. - Или-или! Обошли мы американцев и французов и всех местных федаинов. Привезли мы в Ясенево эту голову. Эксперты посмотрели, пришли к выводу - она самая, которую алхимик сделал. Он, кстати, потом даже Папой стал у католиков. Папа Сильвестр его звали.
        Миногин помолчал, потом вздохнул и с сожалением сказал:
        - Только легендой все способности этой головы оказались! Да! Сказкой! В сущности, - медный котелок с тонкими стенками и все! Я потом как раз в профильном отделе работал, и меня информировали: эту голову наши знатоки в погонах уж, как только не мучили! И рентгеном, и ультразвуком и электромагнитным полем возбуждали... Ну, нашли какие-то там отклонения от типичной картины в реакциях на специфические воздействия на металл... и все! Ничего больше! А уж об установлении связи с Вакуумом и коррекции его излучения и речи не шло... Лопухнулись тогда наши генералы-академики, как дошколята... А мы, кстати, тогда троих ребят в Аравии потеряли и еще двоих, когда... Ну, это не важно... Работа, есть работа. Понимали, куда шли. Не пирожками торговать.
        Ефим слушал Миногина очень внимательно. Он знал об этой Медной голове.
        Изучая в свое время личность подозреваемого в хищении и контрабанде танковых двигателей Михаила Ивановича Варги, он вышел на проблему цыган-футуралов. А через них и на тему странных, существующих с незапамятных времен общин загадочных философов-суфиев.
        В материалах по этой теме, он и встретил упоминание о Медной голове, по имени Бафомет. Ее, действительно, изготовил в конце десятого века один из испанских суфиев, по имени Герберт. Впоследствии он под именем Сильвестра Второго на самом деле стал Папой Римским. Этой голове приписывали свойства исполнять желания, нашептанные ей в отверстия медных ушей. Все второе тысячелетие нашей эры за Бафометом охотились авантюристы, алхимики, рыцари, монахи короли и спецслужбы различных стран Европы и Азии. И вот, смотри-ка, она снова вынырнула из тьмы веков!..
        Помнил Ефим и еще одну историю.
        В 1313 году французский король Филипп Красивый разгромил могущественный и богатейший рыцарский орден Храмовников или Тамплиеров. Его название происходило от французского слова Тампль - Храм. И вот почему.
        В ходе первого крестового похода в Палестину, европейские рыцари разгромили армии мусульманского Халифата и основали здесь несколько новых государств. Крупнейшим из них являлось Иерусалимское королевство со столицей в священном городе. Его первым королем стал родной брат победителя мусульман Готфрида Бульонского - Балдуин.
        В 1118 году к нему с рекомендательным письмом Папы Римского прибыли девять монахов. Они поселились в руинах на возвышенности, которая называлась холмом Сиона. Местные жители знали, что на вершине холма есть отверстия, ведущие в подземные галереи, являвшиеся частью существовавшей некогда на этом месте древней постройки.
        Заброшенных подземных пещер, коридоров и галерей, оставшихся от старых зданий, в Иерусалиме существовало множество.
        Но эти были особенными.
        Полторы тысячи лет назад на холме Сиона стоял легендарный Храм царя Соломона. За полторы тысячи лет до появления в Иерусалиме странных монахов его разобрали солдаты Вавилонской армии. Они стерли с лица земли не только этот Храм, но и всю древнюю Иудею.
        Через семьдесят лет на его месте евреи, вернувшиеся из вавилонского плена, возвели новое здание. Но в семидесятом году нашей эры и его разрушили римские легионеры. Потом на этом месте располагалась византийская христианская церковь, но к моменту захвата крестоносцами Иерусалима, от нее остались только руины.
        В течение многих месяцев девять странных монахов погружались в темные отверстия и уходили по бесконечным коридорам вглубь земли. Что они там искали, и нашли ли то, что искали - неизвестно. Но известно другое: очень скоро в распоряжении до того нищих паломников оказалось огромное количество золота. Оно и стало основой для формирования и бурного роста нового Ордена, который в честь Храма на холме Сион и получил свое название - Орден храмовников или тамплиеров.
        Уже через несколько десятилетий с богатством и могуществом Ордена храмовников не могли равняться не только другие католические ордена, но даже целые Европейские государства. Не где-нибудь, а в огромном парижском замке Ордена - Тампле хранился золотой ливр, служивший эталоном для денег французского королевства. Мало того, монархи Европы предпочитали именно Ордену тамплиеров доверять на хранение свои фамильные драгоценности, и даже короны, как это делали, например, английские короли.
        Тамплиеры опутал всю Европу сетью банковских контор. Именно рыцари-храмовники придумали и внедрили в реальную жизнь такие, невиданные до того вещи, как безналичный перевод денег между городами и странами, текущий банковский счет, вексель и аккредитив.
        Сегодня они лежат в основе любой банковской системы, а явились они на свет именно из таинственных тамплиерских замков. Но при этом рыцари ордена отнюдь не выродились в худосочных банковских служащих и ростовщиков, способных орудовать лишь острием гусиного пера. Отнюдь! Среди военного люда Европы считалось, как само собой разумеющееся, что один тамплиер в бою равен двум-трем рыцарям любого другого ордена или армии королевства.
        Разные легенды ходили в Европе о Сокровищах, скрытых в подвалах орденских Храмов. И не только о драгоценностях, испуганно озираясь, шептали друг другу на ухо, жители средневековых городов и сел. Рассказывали о предметах совершенно невероятных.
        Король Франции Филипп Четвертый, прозванный за невероятное уродливое лицо Красивым, решил истребить Орден тамплиеров. Король был должен храмовникам баснословную сумму, в несколько раз превосходящую годовой бюджет королевства. Уничтожая кредитора, король не только надеялся решить проблему своего долга, но и, присвоив огромные ценности Ордена, стать самым богатым монархом Европы.
        Но была у него и еще одна цель. Главная.
        Уничтожая тамплиеров, французский король Филипп Красивый надеялся получить в качестве трофеев не только золото, серебро и драгоценные камни, за века собранные в казне рыцарей-монахов. Нет, прежде всего, он искал другое - таинственные реликвии тамплиеров: Святой Грааль, - чашу, в которую была собрана кровь казненного Христа, и человеческую голову из меди, именуемую Бафомет. По преданию, тот, кто владел этой головой, мог получить власть над всем Миром.
        Но накануне разгрома тамплиеры смогли надежно спрятать свои сокровища. Ни Верховный Магистр ордена Жак де Моле, никто другой из высших руководителей храмовников, не смотря на пытки, не выдали тайну.
        Золото и реликвии Ордена, и, в их числе, медный Бафомет, считаются не найденными до сих пор.
        Существовало мнение, что сам Орден тамплиеров не являлся самостоятельной организацией. Он представлял собой прикрытие какой-то другой структуры.
        Это мнение подтверждалось и закрытым исследованием, который Ефим получил из Центрального спецархива. Исследование опиралось на недоступные обычным историкам документы. Из данных материалов следовало: Орден Храмовников представлял собой лишь видимую вершину незримого айсберга. Он являлся умышленно выведенной на всеобщее обозрение небольшой частью другой организации, абсолютно законспирированной и куда более могущественной. И эта структура, в отличие от самого Ордена Храмовников, никогда не подвергалась никакому разгрому. Не подвергалась потому, что практически никто даже и не подозревал о ее существовании.
        Назывался этот сверхтайный институт - Братство Света.
        Косвенным подтверждением этого, является странная цепь событий, случившихся сначала с непосредственными виновниками разгрома Тамплиеров, а затем и всем королевством Филиппа Красивого. Складывалось впечатление, что на них обрушились безжалостные удары какой-то могучей, хотя и незримой силы.
        Не прошло и года, как по различным причинам, ушли из жизни: сам истребитель тамплиеров король Франции Филипп Красивый, его ставленник папа Климент Пятый, распустивший Орден Тамплиеров и объявивший его членов еретиками, главный организатор следствия по делу храмовников Гийом де Ногаре и еще сотни дворян, принимавших участие в пытках и казнях.
        А, на дотоле процветающее королевство франков, вдруг обрушилась нескончаемая череда несчастий.
        Они погребли под собой почти неизбежную для Франции перспективу стать мировой сверхдержавой. А по своему удобнейшему геополитическому положению в центре Европы между двумя морями, по уникальному генетическому потенциалу народа, Франция была буквально обречена на роль всепланетного лидера.
        Однако после уничтожения Ордена Тамплиеров, история королевства неожиданно пошла вкривь и вкось.
        Со страшных поражений началась Столетняя война с Англией. А ведь островная Британия на тот момент являлась совсем не мастерской мира и авангардом европейской цивилизации. Это было бедная и глухая окраина Европы. Ее небольшой людской, военный и экономический потенциал, ни шел, ни в какое сравнение с громадой процветающей Франции. И, тем не менее, французские войска стали терпеть одно поражение за другим.
        Война еще не успела затухнуть, а на полях страны одно за другим загорелись многотысячные крестьянские волнения. Тут же вспыхнули феодальные междоусобицы. Целые провинции год за годом охватывали прежде невиданные на этой цветущей и здоровой земле голод и эпидемии.
        В годы Великой Французской революции восставшие парижане, не подозревая того, поместили свергнутого ими короля Людовика Шестнадцатого в тюремную камеру, где когда-то содержалось руководство Ордена Тамплиеров. Вскоре его жизнь закончилась под ножом гильотины. Во время казни над Гревской площадью стоял рев ликованья.
        Не имеющий внятных причин, и печально закончившийся поход Наполеона Бонапарта в Россию привел французскую нацию к психологическому надлому и потере внутренней уверенности в своих силах.
        Схватка Французской республики с Третьим рейхом, оказалась проигранной за две недели. Хотя французские вооруженные силы нисколько не уступали по численности, вооружению и мобилизационным возможностям армии исторического противника.
        Эти поражения надолго, если не навсегда, отправило государство, где некогда правил истребитель тамплиеров Филипп Красивый, на скамейку третьестепенных участников мировой истории. Франция не стала лидером человечества, хотя когда-то имела для этого все основания. Но - нет!
        Самый страшный противник не тот, у которого больше сил, а тот, что не видим. Выиграть у него - не возможно. Франция так и не поняла, кто ведет с ней борьбу. А стоило только всмотреться в прошлое! Это ведь только кажется, что прошлое - в прошлом. На самом деле, оно - всегда здесь, в настоящем. Всегда - рядом.
        Правда, даже и осознание подлинных причин своих национальных несчастий, вряд ли бы изменило судьбу государства франков. Цена исторических ошибок неизмеримо велика, исправить их - чрезвычайно трудно.
        В тайных суфийских рукописях, переводы которых с персидского, арабского и латыни, удалось прочитать Ефиму, прямо говорилось: за всеми несчастьями Франции стоит так и не найденная Филиппом Красивым Медная голова.
        А точнее - люди из организации "Братство Света", в чьих руках она находилась.
        30. Фюрер и Провидение
        КАМАЗ медленно двигался по объездной дороге.
        А в памяти у майора всплыло еще одно появление Медной головы в истории. Он встречал упоминание о ней в секретных материалах, посвященных разработке нацистской Германией новых видов оружия. В том числе таких, к которым официальная наука относилась и относится очень скептически.
        Какую-то Медную голову вместе с ящиками старинных рукописей и археологических находок привезла из Тибета в 1938 году специальная эсесовская экспедиция.
        Она была направлена туда странной организацией, носящей название "Наследие предков". Эту организацию возглавлял сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
        Сотрудники этого загадочной структуры занимались археологическими раскопками в Германии и других европейских странах, но главным образом, на Ближнем Востоке - в Месопотамии. Они рылись в библиотеках, архивах и музеях всех стран мира, и с маниакальным упорством что-то искали, искали, искали... Считается, что именно агенты, направленные "Наследием предков", в 1934 году похитили из хранилища древних рукописей Парижской Сорбонны один ценный документ.
        Историки считали его письмом, написанным перед казнью последним Великим магистром Ордена Тамплиеров Жаком де Моле своему племяннику. Предполагалось, что в нем в зашифрованном виде содержались сведения о местонахождении исчезнувших сокровищ и реликвий Ордена. К моменту исчезновения документа расшифровать его содержания никому из исследователей не удалось.
        В составе "Наследия предков" работал целый ряд научно-исследовательских институтов, лабораторий и конструкторских бюро. Об их существовании, и о том, чем они занимались, не знал почти никто даже среди высших руководителей рейха.
        На обеспечение работы этой загадочной организации Гитлер не жалел никаких средств. Бюджет "Наследия предков" в предвоенные и военные годы в несколько раз превосходил объем средств, выделяемых правительством Германии на создание атомного оружия.
        По возвращению тибетской экспедиции на родину, ее участников принял фюрер. Все они получили имперские награды. Начальник экспедиции штурмбанфюрер СС Эрнст Шофер был награжден золотым значком национал-социалистской партии. По статусу этот значок имели право иметь только участники Мюнхенского пивного путча 1923 года. Однако, в отношении Шофера Гитлер сделал исключение. Этот значок давал право на личную встречу с фюрером в любое время. Поздравляя награжденных в Большом парадном зале рейхсканцелярии, Гитлер сказал:
        "Вы - являетесь настоящими героями арийской нации! То, что вы доставили из сердца Азии на немецкую землю - воистину бесценно! Теперь, у Германии есть все для того, чтобы стать единственной властительницей мира на все времена! Теперь Проведение навсегда на нашей стороне!"
        По некоторым сведениям, Медная голова, находящаяся среди привезенных из Тибета памятников археологии и культуры, была передана конструкторскому бюро "Вотан", названному в честь воинственного древнегерманского бога - мастера ковать боевое оружие и лить золотые украшения.
        Это учреждение носило настолько секретный характер, что, когда второй человек в Германии рейхсмаршал авиации и уполномоченный по четырехлетнему плану развития экономики Герман Геринг спросил у Гитлера, на что это конструкторское бюро тратит огромные ассигнования, ответа он не получил. Фюрер лишь пояснил: по его личному заданию КБ работает над одним особо важным военным проектом.
        В чем заключалась сущность этого проекта, он уточнять не стал. Кроме Гитлера, Гиммлера и самих сотрудников "Вотана", об этом в Германии не знал никто.
        Фюрер ошибся.
        Проведение не стало на его сторону.
        "Тридцать четверки", собранные в городах Урала и Сибири не допустили захвата нацистами власти над миром.
        Медная голова фюреру не помогла.
        После поражения гитлеровской Германии ни самого конструкторского бюро "Вотан", ни его архивов, ни тех, кто в нем работал, союзникам обнаружить не удалось. Даже место, где оно располагалось, осталось неизвестным.
        Правда, 29 апреля сорок пятого года в день самоубийства Гитлера, солдаты Второго Украинского фронта подошли к возвышающемуся на отрогах Альп гигантскому мрачному сооружению. "Замок "Альтан" - прочитал командир батальона капитан Алексей Карпович на карте, выданной ему в штабе дивизии. Капитан через парламентера предложил засевшим в замке эсесовцам сдаться, гарантируя жизнь.
        Но гарнизон замка отказался.
        Капитан раздумывал, стоит ли атаковать, засевших в нем немцев? Подставлять под пули своих солдат, когда до конца войны осталось совсем немного, ему не хотелось. Запертым в замке эсесовцам все равно пришлось бы вот-вот складывать оружие.
        Но пока он размышлял, поступил приказ непосредственно из штаба фронта. Приказ гласил: ни в коем случае не допустить уничтожения немцами, находящегося в замке имущества и документов. Для чего захватить замок, не откладывая штурм ни на час. С целью обеспечения огневой поддержки в распоряжение капитана Карповича в срочном порядке направлялась рота танков "Т-34". Вместе с танками в расположение батальона неожиданно прибыл генерал из разведуправления фронта в сопровождении группы старших офицеров.
        Гвардейцы капитана Карповича не подвели. Прикрываясь танковой броней, солдаты ворвались во двор замка. Несмотря на то, что эсесовцы сопротивлялись отчаянно, через час после получения приказа, замок "Альтан" со всем своим имуществом оказался в руках наших солдат. Гитлеровцы практически ничего не успели уничтожить.
        Для перевозки захваченного управление железнодорожных перевозок фронта в сочном порядке выделило двадцать пять железнодорожных вагонов. Литерным эшелоном, имеющим преимущественное право передвижения по военным дорогам, они были срочно отправлены на станцию Брест. Дальше следы имущества, взятого в замке "Альтан", теряются.
        Что же находилось в нижнесилезской крепости, и почему командование придавало его сохранности такое значение? Ехало ли в одном из опечатанных вагонов медное пустотелое изделие в виде человеческой головы в натуральную величину? Каких-либо сведений об этом майор Мимикьянов в спецархиве службы безопасности не нашел. Но в донесении разведуправления фронта Главному управлению военной контрразведки "СМЕРШ" от 30 апреля, с которым Ефиму удалось ознакомиться, он встретил одну, стоящую отдельно, и не имевшую продолжения, фразу: "Отработка вопроса по конструкторскому бюро "Вотан" успешно завершена".
        Вот, что было известно майору Мимикьянову о странном предмете, известном некоторым историкам и отдельным сотрудникам спецслужб мира, как Медная голова, по имени Бафомет.
        КАМАЗ тряхнуло, и сознание Ефима вернулось в закрытый кузов.
        - А, если этот ГПУ - такая же Медная голова? Миф? - повернулся он к Вольтемиру Николаевичу.
        - А вот ГПУ - совсем другое дело! - ответил Миногин. - Тут - наука и техника, тут - военно-промышленный комплекс, тут - академик Дорош! А это - совсем не медная голова! - улыбнулся он одними губами.
        - Разве академики не ошибаются? Вы же, Вольтемир Николаевич, только что историю про это рассказывали, - упорствовал майор. - Рыскали по Ближнему Востоку, теряли людей, привезли медную штуку, а оказалось - ничего она собой не представляет... Медная голова и все!
        - А исчезновение Чапеля, это что - тоже Медная голова, а? - пристально посмотрел на майора стволами битумных глаз Миногин. - Где тогда Чапель? К Гергелевичу он зашел, а от Гергелевича не вышел! Испарился он, что ли?
        Ефим задержался с ответом.
        - Вот тот-то и оно! - поднял указательный палец вверх Вольтемир Николаевич.
        КАМАЗ резко затормозил и замер на месте.
        Ефим поднялся со скамейки, отогнул полог и выглянул из-под тента. Они стояли метрах в двадцати от армейской автомашины с выбитым стеклом в боковой дверце. Около кунга застыли двое рослых мужчин. Они внимательно смотрели на подъехавший грузовик.
        И только когда Ефим, Миногин и водитель Руслан спрыгнули на землю через задний борт КАМАЗа, сотрудники "Спецприбора", расслабились и слегка задвигались, перебирая ногами на одном месте.
        - Все в порядке? - услышали прибывшие к месту назначения путешественники. Это спрашивал, подошедший к ним Варга.
        - У нас-то в порядке, - ответил ему Миногин. - А вот у вас, смотрю, в поселке порядка нет.
        - А вы к нам, откуда? - наклонил бородатую голову Варга.
        - Из Москвы, - ответил начальник службы безопасности "Спецприбора".
        - Да, что вы! - изумился цыган. - Позвольте представиться, - он протянул руку. - Варга Михаил Иванович. Частный предприниматель.
        - Миногин Вольтемир Николаевич, представитель холдинга "Спецприбор", - ответил тот, пожимая протянутую ладонь.
        - Очень-очень приятно, - заверил бронзовобородый.
        - Что же у вас, Михаил Иванович, хулиганье с палками по улицам бегает, а? Вот на нас с Ефимом Алексеевичем напали... Непорядок! - упрекнул цыгана Миногин.
        - Да, вы правы: непорядок! Позвольте мне извиниться за наш поселок! - с готовностью принял ответственность за соблюдение порядка в поселке приезжий цыган. - Но я думаю, мы с хулиганьем разберемся! Правда, Ефим Алексеевич? - повернулся Варга к майору.
        Ефим изобразил лицом: "еще как разберемся!"
        - Уж, пожалуйста, разберитесь! - напутствовал Миногин.
        - Даже не сомневайтесь! - заверил Михаил Иванович.
        В его металлической бороде гаснущей искрой мелькнул последний луч уже невидимого за домами светила.
        - Но, все-таки, спасибо вам, Михаил Иванович! - поблагодарил частного предпринимателя Миногин. - Вы появились на дороге очень кстати. Во время. И здорово нас выручили.
        - Позвольте, уважаемый Вольтемир Николаевич, я расскажу Вам притчу, - неожиданно сказал Варга.
        - Притчу? - переспросил начальник службы безопасности тоном приятного удивления. Хотя, Ефиму, показалось, что в глазах Миногина возникло напряжение: будто он ждал, что странный бронзовобородый спаситель выкатит ему в следующую секунду не притчу, а боевую гранату с выдернутой чекой.
        - Притча совсем короткая, - показал крупные белые зубы цыган. - Я вас долго не задержу, не беспокойтесь... Как-то у Ходжи Насреддина заболело то место, что находится ниже поясницы. Жена велела ему сходить к врачу. Но ей показалось неудобным, что у всеми уважаемого Ходжи болит такое неприличное место и она сказала ему: "Только скажи лекарю, что у тебя болит место не ниже, а выше поясницы!" Насреддин подумал: "Ну, какая разница: ниже поясницы, выше поясницы? Тело-то у человека одно. Втирания, которые врач пропишет мне для места, выше поясницы, я применю ниже поясницы, и все будет хорошо!"
        Придя к врачу, он так и сделал. Лекарь добросовестно осмотрел у Насреддина спину выше поясницы и ничего там не обнаружил. Но на всякий случай, чтобы не уронить свой авторитет, прописал ему слабительное, решив, что уж оно-то, во всяком случае, особого вреда не принесет. На следующий день у Насреддина боль ниже поясницы прошла сама по себе.
        После этого среди знакомых жена Насреддина прослыла женщиной стыдливой, ее супруг - умным, а врач - умелым.
        - Очень интересно, - покивал головой Миногин. - Ну, и в чем суть этой притчи?
        - Суть в том, - потрепал кончик своей бронзовой бороды цыган, - что заслуга излечения Насреддина принадлежит ни его супруге, ни ему самому, и ни врачу. Ходжа выздоровел потому, что так решило Провидение.
        - Да? - тревога продолжала выглядывать из битумных глаз Вольтемира Николаевича.
        - Да, - серьезно ответил цыган.
        - Провидение - не по нашей части, - сообщил начальник службы безопасности "Спецприбора". - А вам, еще раз, - спасибо!
        - Провидение - по части всех, - мягко заметил Варга. - Если что, обращайтесь! - предложил он и улыбнулся, показав ровные белые зубы.
        Вольтемир Николаевич, по-офицерски коротко кивнул и пошел к автомашине с набитой электроникой кунгом.
        Майор Мимикьянов посмотрел в хитрые цыганские глаза, подмигнул и направился следом.
        31. Есть вещи, которые лучше не знать
        Майор вошел в подъезд.
        И сразу услышал голоса.
        Сверху по широким каменным ступеням спускались Тима Топталов и Шура Мамчин. А за их спинами на десяток ступеней вверх - следовала похожая на сову женщина в больших очках. Это была, разумеется, дежурный администратор заводской гостиницы Ираида Михайловна Оскольцева.
        - Не работает! - громко говорила Сова. - Ничего не работает!
        - Не работает, потому что у тебя руки не из того места растут, Ираида! - мрачно отвечал ей Тима Топталов. - У тебя то место, что пониже спины - слишком большое, вот весь ум в него и ушел!
        - Ой! - всплеснула коротенькими полными руками Оскольцева. - Умный какой! У него из правильного места растут! А ничего не работает!
        Топталов остановился и обернулся к Сове всем корпусом:
        - Все работало! Когда я твою стиралку включал, все работало!
        - А я включила, не работает! - тоже остановилась администраторша, навесив над Тиминой головой метеозонды своей свободолюбивой груди. - Если у тебя и нужное место так работает, то, извините меня!.. Не завидую я Ритке Лебеденке! - блеснула очками Ираида Михайловна.
        Как предположил Ефим, именно злосчастная Ритка, а совсем не упрямая стиральная машина и являлась подлинной причиной скандала на лестнице.
        - Какое нужное место? - вскинулся Тима. - За то место, будь уверена, голуба! Работает без замыканий!
        - Да? - строго спросила женщина.
        - Как пускач на танке! - заверил Тима.
        - На танке? - уточнила отставная конструкторша.
        - Да. На танке, - с важностью в голосе произнес Топталов.
        - Ха! - пренебрежительно махнула ладонью женщина. - На ваших танках все пускачи - барахло!
        Тима на какое-то время даже онемел от возмущения. Он замер на месте и какое-то время изображал из себя скульптуру пораженного молнией. С трудом он справился с собой, повернулся все корпусом к Оскольцевой и с угрозой произнес:
        - Много ты понимаешь в пускачах, Ираида!
        Потом танкостроитель сдвинулся с места и начал подниматься по ступенькам.
        Ираида Михайловна, отступая, попятилась по лестнице вверх. Но не успокоилась. С женским занудством она шипела:
        - Ничего не работает! Все ваши пускачи - барахло!
        Еще секунда и Тима бы рванулся по ступеням, как идущий в атаку танк. Тут уже могло пострадать, если уж не здоровье, то женская гордость гражданки Оскольцевой, наверняка.
        К счастью, на помощь женщине пришел уже спустившийся вниз и вставший рядом с Ефимом Шура Мамчин.
        - Тима, кончай изображать из себя придурка! - крикнул он. - Идем! На месте посмотрим, что там со стиралкой!
        Лысый купол Шуриной головы, очевидно, только что протертый лосьоном после бритья, светился в сумерках подъезда, как большая матовая лампа.
        "Видимо, - подумал майор, - недовольная ремонтом стиральной машины Ираида Михайловна пришла жаловаться на Тиму Шуре Мамчину. Он жил на третьем этаже, прямо над квартирой пенсионера Гергелевича. И, к своему счастью, застала у него в гостях предмет своей жалобы".
        - Шура! Хоть ты скажи! Я ж при тебе включал! - никак не мог остановиться и прекратить принципиальную дискуссию Тимофей Павлович.
        - Тима! - рявкнул, теряя терпение, Мамчин.
        Топталов прекратил подъем, развернулся и с мрачным видом начал спускаться вниз. Вслед за ним последовала и Ираида Михайловна. При этом она предусмотрительно держалась на безопасном расстоянии в десяток ступеней.
        - У вас тут смотрю, скандал! - сказал Ефим Шуре.
        - И не говори, Ефим Алексеевич! Мы без этого не можем! - кивнул инженер.
        Спустившись, Тима и Ираида Михайловна, оба надутые, как наказанные первоклассники, молча продефилировали мимо майора, и вышли на улицу.
        Мамчин развел руками: дескать, сам видишь, как живем! Потом кивнул Ефиму и тоже покинул сумеречный подъезд.
        Майор поднялся по лестнице на второй этаж и позвонил в квартиру, где жил бывший начальник отдела СКБ "Экран", а ныне пенсионер Гарри Григорьевич Гергелевич.
        Дверь открыла Генриетта Павловна.
        Она почему-то сокрушенно покачала головой, но ничего не сказала, а показала рукой в направлении столовой.
        Гарри Григорьевич сидел за столом над листком, слегка помеченным формулами. Точно так же, как и полдня назад.
        Неяркий вечерний свет из окна высвечивал две фотографии на стене.
        На одной из них было снято полное солнечное затмение. Пылающий круг звезды был закрыт черным диском луны. Вокруг этого диска сияла солнечная корона - потоки лучей, испускаемые поверхностью звезды в холодный Космос.
        На второй фотографии лежала степь. Над ней плыли по летнему ярко-синему небу белые, полные влаги облака.
        - Ну, что, Ефим Алексеевич, нашел, что искал? - спросил Генерал у майора, поднимая голову.
        - Нет.
        - А что так? - равнодушно поинтересовался Генерал.
        - Да, потому, что вы, Гарри Григорьевич, мне помочь не хотите... - с нажимом произнес Ефим.
        - Я? - удивился старый конструктор.
        - Да, - уверенно кивнул Ефим. - Именно вы.
        - Да, как же я могу тебе помочь? - откинулся он на спинку стула.
        - Очень просто. Вы должны вспомнить, куда от вас пошел Чапель?
        Гиргилевич сморщил узкие и толстые лошадиные губы и в упор посмотрел на Ефима.
        - Ну, откуда же я могу это знать? Он мне не говорил... Может быть, в гостиницу ушел, может быть, в заводоуправление, или, вот, например, к Мамчину, у них там меж собой какие-то дела были...
        - В гостинице во второй половине дня Чапель не появлялся, это установлено точно. А в заводоуправление и к Мамчину Чапель заходил до того, как пришел к вам... - возразил майор.
        - Да? - смял губы в комок Гиргилевич. - А я думал... Впрочем, неважно.
        - Что неважно?
        Гергелевич приподнял брови, потом опустил, и снова поднял.
        - В сущности, дорогой мой, Ефим Алексеевич, все - неважно! - сказал он, направив глаза в окно, наполненное мягким вечерним светом. - Чтобы не происходило, все - предопределено, - негромко добавил он.
        - Что предопределено? - поинтересовался Ефим.
        - Все, - вздохнул хозяин. - Вот послушай притчу. Мне сегодня Шура Мамчин рассказал.
        Мимикьянов был сыт притчами по горло.
        За свое сегодняшнее пребывание в поселке он услышал притч, больше, чем, наверное, за всю свою жизнь. Но он согласно кивнул головой. Майор был опытным оперативным сотрудником. Он умел работать с людьми и давно усвоил: человека надо слушать. Особенно, если он сам что-то хотят сказать. Неважно, что. Важно, почему. Почему он захотел сказать именно это? Найдя причину, можно узнать о человеке куда больше, чем, если самому задать ему сто вопросов.
        - К Хадже Насреддину повадилась ходить один бедный человек. - неторопливо начал Гергелевич. - Зная о мудрости Насреддина, он каждый раз просил дать ему совет о том, как разбогатеть. В конце концов, он надоел Ходже хуже горькой редьки. И он решил раз и навсегда отвадить надоедливого просителя советов. Насреддин сказал бедняку: "Пойди и сломай очаг, что есть в твоем доме. Под ним ты найдешь богатый клад с золотом и разбогатеешь".
        Хаджа подумал: "Уж после того, как он своими руками сломает очаг в своем доме и ничего там не найдет, этот надоеда уж точно перестанет ко мне ходить".
        Проситель так и сделал. Он вернулся к себе домой, разобрал очаг на своей кухне и нашел под ним большой глиняный кувшин до верху набитый золотыми монетами.
        Бедняк разбогател и, где бы ни появлялся, везде превозносил мудрость почтенного Хаджи Насреддина.
        - Гарри Григорьевич, вы что, советуете мне сломать газовую плиту на моей кухне? Я живу на девятом этаже, под моей плитой, бетонное перекрытие, там золота точно нет, - без настроения пошутил майор.
        - Разве эта притча о золоте? - не поддержал его шутку Генерал.
        - А о чем эта притча?
        - О чем? - Генерал стал пальцем рисовать на скатерти какие-то треугольники и овалы. - Людям только кажется, будто они могут дергать за ниточки, управляющие жизнью друг друга. На самом деле, за ниточки всегда дергает Кто-то другой. Вот о чем.
        В коридоре раздались шаги, и в темном проеме двери в столовую выросла статная фигура Генриетты Павловны Эссель. На ней был домашний фартук: мелкие желтые цветы на зеленом поле. Белейшая блузка на высокой груди возвышалась над цветочным полем, как снега Килиманджаро над Африкой. Если, конечно, смотреть на этот вид из стратосферы.
        - Мужчины, вы чай будете? - спросила она.
        Гергелевич оторвался от созерцания скатерти, посмотрел на свою экономку, будто не узнавая, и с деланным оживлением произнес:
        - Ну, а чего же, конечно! Чайку, пончиков с джемом и чего-нибудь этакого... - он щелкнул пальцами. - Для настроения!
        - Вы имеете в виду, газету с кроссвордом? - осведомилась гражданка Эссель.
        Гарри Григортьевич засопел лошадиным носом и, раздельно выговаривая слова, произнес:
        - Нет, я имел в виду не газету.
        - А! Я поняла, - кивнула Генриетта Павловна, - "Птичьего молока" у нас еще целая коробка. Я принесу.
        - Причем здесь "Птичье молоко"? - еще сильнее засопел Гергелевич.
        - Не нужно на меня сердиться! - еще сильнее выпрямила и без того прямую, как антенна, спину Генриетта Павловна. Она стала похожа на актрису Ермолову с известного портрета художника Серова.
        - Генриетта, не позорь меня перед гостем! - грозно сверкнув глазами, почти прошипел Генерал.
        Экономка в удивлении приподняла брови.
        - Да, что вы, Гарри Григорьевич, - сладко пропела она. - Какой же тут позор? Ефим Алексеевич прекрасно знает, как вы любите "Птичье молоко". Да, и чего ж тут стесняться? У каждого есть что-то свои слабости, что-то свое, любимое...
        Гарри Григорьевич с шумом выдохнул воздух.
        - Генриетта! - стиснув лошадиные зубы, процедил он.
        - Да, Гарри Григорьевич? - ласково, как обращаются к маленьким детям, спросила женщина.
        Гергелевич сверлил экономку глазами, так усердно, как это делает токарь с заготовкой из высокоуглеродистой стали, плохо поддающейся обработке.
        - Слушаю Вас, Гарри Григорьевич? - приняла вид дисциплинированной секретарши Генриетта Павловна.
        Гергелевич продолжал имитировать взглядом работу металлорежущего станка. Так продолжалось довольно долгое время.
        Вдруг его напряженные губы размякли, морщины разгладились, а щеки даже слегка обвисли к низу.
        - Спасибо, Генриетта! - неожиданно мягко произнес он. - "Птичье молоко" к чаю самый раз! Давай чай! Неси конфеты!
        В глазах экономки на секунду проступила растерянность. Однако сильная женщина быстро взяла себя в руки, кивнула и растаяла в сумерках коридора.
        Гарри Григорьевич завел руку за спину и вытащил из заднего кармана брюк блестящую плоскую фляжку из нержавеющей стали для танковых баков. Он показал ее Ефиму и с видом победителя склонил голову набок: дескать, вы-то думали, Гергелевич прост, а Гергелевич десяток таких умников, как вы, вокруг пальца обведет и не устанет!
        Генерал отвинтил маленькую крышечку, поднес фляжку к лошадиным губам и, словно голодный младенец, получивший материнскую грудь, сделал несколько сосущих движений.
        Затем он прикрыл глаза и несколько секунд просидел с удовлетворенным выражением на помолодевшем лице.
        Потом он протянул фляжку Ефиму и вопрошающе поднял брови.
        Ефим взял фляжку, поднял подбородок к потолку, вылил в рот тонкую короткую струйку и проглотил жидкость. Это был хороший, выдержанный коньяк. Он удовлетворенно кивнул и вернул фляжку хозяину.
        В коридоре раздались шаги.
        Гергелевич мгновенно закрутил крышечку плоской фляжки и быстрым движением спрятал ее за спину.
        Когда Генриетта Павловна вошла в комнату, с подносом в руках, мужчины сидели молча, с умным видом смотря друг на друга.
        Женщина остановилась на пороге, будто столкнулась с невидимым препятствием. Она задрала нос и стала немного похожа на принюхивающуюся кошку. На ее лице проступило удивление. Она пронизывающим взглядом посмотрела на мужчин и еще выше подняла нос. Удивление в ее глазах сменилось растерянностью, а потом - выражением недоверия к самой себе.
        Генриетта Павловна повела головой, словно отгоняя наваждение, решительно сдвинулась с места и, направилась к столу. Идя по паркету, она держалась за края подноса так же крепко, как начинающий велосипедист за рогатый руль своей двухколесной машины.
        Экономка ловко расставила чашки, блюдца и чайник со свежим чаем. Закончив это, она встала у стола, держа поднос опущенным вдоль тела. Смотрела на мужчин, молчала, но не уходила.
        - Ты, иди, Генриетта. У нас тут с Ефимом Алексеевичем разговор. Серьезный, - строго сказал Гергелевич, поднимая пузатый чайник.
        Женщина окинула стол и сидящих за ним мужчин подозрительным взглядом, также молча повернулась и как-то неуверенно направилась к выходу из комнаты.
        Уже на пороге она обернулась, сделала носом кошачье принюхивающееся движение, пожала плечами и вышла из столовой.
        - Если что, я - на кухне, - донеся ее голос уже из коридора.
        Гарри Григорьевич, держа чайник высоко над чашками, с ловкостью профессионального чайханщика разлил ароматный янтарный чай и грациозным движением иллюзиониста выдернул из-за спины хромированную фляжку. На этот раз Ефим от коньяка отказался.
        Он отхлебнул свежий чай и, собравшись с духом, спросил:
        - Гарри Григорьевич, свидетели утверждают, что Чапель вошел к вам в квартиру. Войти - вошел, но обратно не вышел. Что вы на это скажете?
        Генерал проглотил очередную порцию коньяка, едва не поперхнулся и просипел:
        - Скажу, что барахло у тебя свидетели!
        - Нормальные свидетели, - взял булочку с джемом Ефим.
        - Ефим, ты не крути! Ты хочешь сказать, что я с помощью ГПУ Чапеля в Вакууме законопатил? Так?
        Ефим оторвал взгляд от янтарной поверхности налитого в чашку чая и посмотрел на Гергелевича в упор.
        - Так! - неожиданно для самого произнес он. - Именно это я и хочу сказать...
        И тут же снова опустил взгляд.
        В янтарном чае рублевой монетой плавал свинцовый свет, падающий из окна.
        Гарри Григорьевич поднялся, пересек комнату, подошел к выключателю у выхода в коридор и зажег свет. В чашке, стоящей перед майором, вспыхнуло пять маленьких солнц - столько ламп горело в могучей лапчатой люстре под потолком.
        - Да, пойми, Ефим, нет у меня ГПУ! И ни у кого нет! - махнул рукой Гергелевич.
        - И Чапеля нет! - заметил майор.
        Генерал застыл у двери.
        - ГПУ здесь не причем! - раздраженно произнес он. - А я уж, тем более, здесь не причем!
        - А кто причем? - спросил майор. - Кто?
        Лицо Гергелевича порозовело, то ли от темы разговора, то ли от выдержанного коньяка из стальной фляжки.
        - А о том, кто причем, - медленно произнес он, - о том, кто причем, ни мне, ни тебе, Ефим Алексеевич лучше не знать! Есть такие вещи, которые лучше не знать! Вообще! Никому!
        - Я так не думаю, Гарри Григорьевич! - повысил голос Ефим. - А, если, Чапель - не последний? Если это только начало? Если завтра еще кто-нибудь исчезнет? Вот я и хочу знать, если вы здесь не причем, то кто здесь все-таки причем?
        Гергелевич достал фляжку, сделал хороший глоток и, выдохнув, раздраженно сказал:
        - Дался вам всем этот Чапель! Да, Чапель сам виноват, если хочешь знать! Совал свой нос, куда попало, ну вот и получил!..
        Ефим тоже начал раздражаться.
        - А кто его вину установил? Вы? Или кто-то другой себя в судьи назначил? А, если завтра вы ему не понравитесь? Или я? Или мы все, а? Вот я и хочу знать, кто этот судья!
        - Чтобы его остановить? - склонил к плечу длинное лошадиное лицо старый конструктор.
        - Чтобы его остановить, - кивнул Ефим.
        Гарри Григорьевич наклонил голову к плечу, рассматривая майора, словно новую мебель, потом поднес фляжку ко рту. Но пить не стал.
        - А не получится! - блеснув глазами, произнес он. - Никак не получится!
        На этих словах Гергелевича в коридоре нервно заколотился дверной звонок.
        32. Незваные гости
        За стеной прозвучали шаги Генриетты Павловны.
        Щелкнул дверной замок, и раздались голоса. Рядом с мягким женским голосом экономки басовито звучали мужские.
        - Это еще что за визитеры? - с неостывшим раздражением в голосе произнес Гарри Григорьевич, но выглядывать в коридор не стал. Изобразил на лице крайнюю досаду, запрокинул голову и повесил над ней фляжку. Но кроме нескольких капель ничего не дождался. Он развел руки в стороны с выражением: "Мало мне всех неприятностей, так тут еще и коньяк подевался неизвестно куда! Ну, как жить?"
        Он досадливо чмокнул лошадиными губами, спрятал фляжку в задний карман брюк и направился к столу.
        Гарри Григорьевич сел на свое место в его торце, лицом к входу. Подумал, поставил локти на стол и, сцепив ладони, соорудил подставку для головы. Потом уткнул в нее подбородок и уставился в находящийся против него дверной проем.
        Как только он это сделал, из сумерек коридора выплыла коренастая фигура Виктора Сергеевича Секаченко. За ним возвышались головы двух бойцов. А рядом, оттиснутая к дверному косяку, маячила белым овалом лица Генриетта Павловна.
        Начальник службы безопасности "Локомотива" окинул комнату взглядом. Когда он скользнул по Ефиму, майору показалось, что рядом с его лицом мечущейся бабочкой порхнуло бритвенное лезвие.
        - Добрый вечер, Гарри Григорьевич! - без всякого намека на доброту, произнес Виктор Сергеевич.
        - Чем обязан? - бесстрастным тоном директора банка, встречающего очередного просителя кредита, осведомился Гергелевич.
        В это время раздался громкий стук. Взгляды всех присутствующих невольно прыгнули в то место пространство, откуда он исходил. На полу лежала пустая керамическая вазочка, сделанная в виде маленькой античной амфоры. Она упала с подоконника.
        В следующую секунду плотная коричневая штора на окне вздулась. Из-под нее показалась снежная тюлевая занавеска и затрепетала, как живая. Через секунду ткань успокоились, но, оттолкнув шторы, в комнату въехала распахнувшаяся оконная створка. В комнате нашатырно-остро запахло приближающимся дождем. Он нес тревогу и томительное предчувствие События.
        Все находящиеся в комнате оцепенели, словно пораженные мороком.
        Первым пришел в себя Виктор Сергеевич.
        Он по-собачьи встряхнулся и, обращаясь к хозяину дома, произнес:
        - Гарри Григорьевич, прошу понять меня правильно! Но время вышло. Больше мы ждать не можем! И не будем! Москва нам такой возможности не дает! - он бросил взгляд на сидящего рядом с Гергелевичем Ефима и, раздельно выговаривая каждое слово, произнес:
        - Прошу. Вас. Выдать. ГПУ.
        Гарри Григорьевич оторвал подбородок от подставки из переплетенных рук, откинул голову назад и в таком положении некоторое время рассматривал Виктора Сергеевича.
        Потом он расцепил пальцы и отправил правую руку за спину. Вернулась она с зажатой в ладони фляжкой.
        В ту же секунду Виктор Сергеевич заученным движением выдернул из-под пиджака пистолет и направил его ствол на Гергелевича.
        - Положите эту штуку на стол! - крикнул он. - Ну! Быстро!
        В его голосе Ефим ощутил страх.
        Гергелевич удивленно скомкал лошадиные губы и слегка покачал фляжку в ладони, словно пытаясь продемонстрировать: там ничего нет. Коньяк-то кончился!
        - Я сказал, на стол! Иначе стреляю! - Секаченко довел количество угрозы в голосе до последнего предела.
        Но Ефим почувствовал: в голосе Виктора Сергеевича возросла не только степень угрозы, направленной во внешний мир, но и степень его собственного страха.
        Гергелевич недоуменно повел бровями и положил фляжку на скатерть.
        Секаченко подошел к столу.
        - Гарри Григорьевич, давайте сделаем все по-хорошему, - сказал он. - О деньгах я больше говорить не буду. Они вас ждут. Отдайте ГПУ и закончим на этом.
        - Мир сошел с ума... - вздохнул Гарри Григорьевич. - Нету у меня этого ГПУ, ВЧК или чего там еще! Нету!
        - Гарри Григорьевич! - не пряча пистолет, произнес Виктор Сергеевич. - Если вы по-плохому, то ведь и мы можем по-плохому. Ваша сестра, что живет в Новосибирске, у наших друзей. Она вас тоже просит отдать ГПУ! Иначе мы не ручаемся за ее здоровье и даже жизнь... Думаете я шучу? Нет, не шучу! Можете убедиться!
        Начальник службы безопасности вынул из бокового кармана таблетку мобильного телефона, набрал номер, что-то сказал в трубку и кивнул головой. Потом он положил таблетку на стол и щелчком послал ее на другой конец стола - к Гергелевичу. Тонкая пластмассовая лодочка заскользила по крахмальной скатерти, как санки по льду.
        Генерал осторожно, будто боялся, что его ударит током, взял мобильник и поднес к уху.
        По мере того, как он слушал, его лицо менялось. И без того, бледное, оно в течение нескольких мгновений приобрело угольный оттенок. Глаза ввалились внутрь глазниц, а толстый лошадиный нос заострился. Теперь он походил скорее не на лошадь, а на орла-беркута. Только не гордо сидящего на скале, а лежащего в траве с петлей изготовителя чучел на тонкой шее. Он растерянно обвел огромными глазами комнату, не остановившись ни на ком.
        Но Ефиму показалось, что эти глаза, как заглянули к нему в душу, так неотрывно и продолжали в нее смотреть.
        - Ну, теперь, Гарри Григорьевич, вам ясно, в какие игры вы играете? - катая желваки, произнес Секаченко. - Отдайте ГПУ!
        Ефим повернулся всем туловищем к стоящему у стола гостю и сказал:
        - У Гарри Григорьевича его нет.
        Виктор Сергеевич взглянул на него черными отверстиями своих глаз и вопросительно поднял брови.
        - Пульт у меня, - сказал майор.
        Секаченко, как будто, даже обрадовался.
        - Да-да-да! - весело сказал он. - Ну, конечно! Как же здесь без Москвы! Значит, уже приобрел прибор, соколик? Ну, я так и думал, что все этим кончится! А ты чего признался-то?
        - Так все равно сейчас бы все выяснилось... - пожал плечами Ефим. - Ради прибора Гарри Григорьевич родную сестру вам же не отдаст...
        Виктор Сергеевич тронул свой острый нос тупым дулом пистолета:
        - Ну, тогда - вынимай! Показывай, куда ты его засунул?
        Майор показал пустые ладони:
        - Он у меня не здесь...
        - А где? - внимательно посмотрел на него Виктор Сергеевич.
        - В гостинице, - ответил Ефим с выражением: а где же еще ему быть?
        - Да? - внимательно рассматривал его Секаченко. - Прямо в гостинице?
        - Ну, не с собой же мне его по поселку таскать? - негромко заметил майор.
        Виктор Сергеевич застыл, словно боец в карауле. Молчал. Переводил взгляд с Ефима на Гергелевича и обратно.
        - Обыщи его! - вдруг резко бросил он одному из своих бойцов.
        Ефим поднялся со стула и отвел руки в стороны.
        Здоровый малый, выше крупного майора ростом и шире в плечах, провел рукой по карманам его рубашки, брюк и даже сунул ладонь между ног.
        - Чисто! - доложил он.
        - Ну, идем, - сказал Секаченко, указывая стволом пистолета на дверь.
        - Идем, конечно, - кивнул Мимикьянов. - Только вы в Новосибирск сначала звякните, чтобы женщину отпустили... Зачем постороннего человека напрасно в плену держать?
        - Что-то ты жалостливый больно для бывшего спецушника... - прищурил битумно-черные глаза Секаченко. - У вас там что: все такие?
        - Все, не все, - равнодушным тоном произнес майор, - а нас так учили: не нужный труп - лучший путь к провалу всей операции.
        - Ишь ты, какие вы умные насчет трупов... Про тетечку из Новосибирска мы побеспокоиться еще успеем! Когда прибор увидим!
        - Э-э-э, нет! - решительно мотнул волчьей головой Ефим, - пока не услышу по Новосибирску отбой, никуда не пойду. Вы по своей дурости тетеньку шлепнете, вас потом, при стольких-то свидетелях, - он обвел рукой присутствующих, - все равно за жопу возьмут, а вместе с вами и меня, как соучастника потянут. Так что, нет. Так не пойдет. Сначала звонок, - потом экскурсия в гостиницу.
        Секаченко оскалил острые зубы:
        - А, если мы тебе по пульке в каждую руку вставим, тогда как?
        - Тогда уж точно, до гостиницы не дойду. Крови много потеряю, - чуть подумав, ответил майор.
        - Ну и что? - пренебрежительно спросил Виктор Сергеевич. - Думаешь, расстроимся, плакать о тебе будем: ах, на кого же столичный гостюшка нас покинул? Да как же мы без него, горемычные, жить будем!.. - по-бабьи запричитал он. - Ничего, проживем как-нибудь! До тебя жили - без водки не обедали!
        - Тогда уж точно, ГПУ не получите, - пожал плечами Ефим.
        - Почему это не получим? Номер обыщем и все! - показал мелкие острые зубы Секаченко.
        - Вы меня с кем-то из поселковых придурков путаете! - как волк, уходил от западни, Ефим. - Что я, - идиот, такую вещь в своем номере держать? Я ее не в номере спрятал. Я ее в другом месте спрятал. Без меня - не найдете. Хоть с миноискателем ищите! - добавил он.
        Секаченко нагнул голову на короткой шее, посмотрел из-под лобья на Мимикьянова, помолчал.
        - Ладно, - проронил он.
        Неторопливо подошел к торцу стола, где сидел Гергелевич, и взял лежащий на скатерти мобильник.
        Еще раз испытывающе взглянул на Ефима, набрал номер и произнес:
        - Отбой! Отпускайте, тетку. Глаза завяжите, чтобы на дорогу не смотрела! Да! И где-нибудь в центре оставьте. Объясните подоходчивей, чтоб не болтала. Но без грубости. Этого не надо! Ну, все. Конец связи! Все, я сказал! Расчет, как договорились.
        Секаченко нажал кнопку, отключаясь.
        - Ну, сам слышал, - повернулся он к Ефиму, - сказал я, чтобы отпустили тетеньку. Я условие выполнил. Теперь, паренек с Москва-реки, твоя очередь. Если наврал, или задумал поганое, тебе не тетечку из Новосибирска, тебе - себя самого жалеть придется! Не увидит тебя больше Москва. Осиротеет столица! И родственнички твои, если они у тебя есть. Пошли! - кивнул он на выход в коридор.
        Ефим почувствовал холодную влажную волну воздуха, за неуловимое мгновение до того, как увидел: плотные коричневы шторы и белоснежное тюлевое кружево взвились, словно чье-то развивающееся под ветром платье. Оконная рама дрогнула и сорвалась с места. Раздался удар, громкий, как выстрел: открытая створка окна с размаха ударила об оконный переплет. Взгляды присутствующих метнулись у шторам.
        И Мимикьянов решился.
        Он бросился в сторону и, нанося удар правой по корпусу, всей массой своего девяностокилограммового тела обрушился на Секаченко.
        Майор рассчитывал впечатать его в стену, после чего, тот, хотя бы, на несколько секунд, должен был потерять над собой контроль. Этих секунд должно было хватить, чтобы его обезоружить. Так случилось бы с любым другим противником, но с Секаченко случилось по-другому. Краем глаза бывший инструктор по плаванию уловил движение майора и успел сгруппироваться.
        Летящая масса Мимикьянова отбросила его на несколько метров. Он опрокинулся на пол, поехал задом по полу, пока не ударился спиной о стену. Там он и остался сидеть с разбросанными в стороны ногами.
        Но контроль над собой, на что рассчитывал майор, Виктор Сергеевич не потерял. И пистолет не выронил. Он направил ствол в живот Ефиму, сдвинул большим пальцем скобку предохранителя и прорычал:
        - Ну, все! Отыгрался ты, москвичок! Ты сейчас в гостиницу с дыркой в животе поползешь и в зубах мне прибор притащишь!
        Сотрудники Виктора Сергеевича, находящиеся в темном коридоре, заторможено, как в замедленной киносъемке, сдвинулись со своих мест и, мешая друг другу, намертво заклинились в дверях.
        Ефим лихорадочно нащупывал ладонью, стоящий за своей спиной стул, собираясь метнуть его в лежащего у стены стрелка, а самому уйти с линии огня и прыгнуть на него с боку.
        Каша заваривалась куда гуще, чем ожидал майор.
        33. Ложный финал
        Каша варилась совсем не так, как предполагал майор.
        Но менять что-либо было уже поздно. Теперь уже не люди толкали лавину событий, а сорвавшаяся лавина сама тащила людей.
        Мимикьянов, наконец, нащупал спинку стула, сжал ее в ладони и начал замах, как вдруг услышал громкий рык:
        - Что здесь происходит, а? Прекратить немедленно!
        На пороге столовой стояла ожившая скульптура рабочего-молотобойца с фронтона заводского Дворца культуры. Скульптура где-то достала клетчатый пиджак размером с чехол для танка. Рядом с ней рослые крепкие бойцы из службы безопасности "Локомотива" казались нежными и хрупкими, как участники хора мальчиков при музыкальной школе.
        Заходя, статуя легко, как пустотелых кукол, вбросила их внутрь комнаты. Потирая ушибленные плечи, профессионалы боев по системе "пятеро на одного" смотрели на ожившую статую со страхом.
        Колкие волоски на голове скульптуры стояли торчком, как притянутые магнитом алюминиевые опилки. Электрический свет скакал по ним колючими искрами.
        Разумеется, статуи давно перестали срываться со своих мест и приходить к людям. В дверях стоял директор завода Эдуард Петрович Недорогин. За его плечами блестели живые глаза Рената Абсалямова. Они обшаривали комнату со скоростью радара ПВО, вставшего на боевое дежурство.
        - Виктор Сергеевич, а чего это ты на полу расселся? Стульев что ли мало? - обратился Эдуард Петрович к Секаченко.
        Увидев Недорогина, Виктор Сергеевич, как будто, даже обрадовался.
        - А мне отсюда стрелять удобнее! - ответил он, не сводя пистолетного ствола с Ефима.
        - В кого же это ты стрелять собрался, Витя? - с удивлением в голосе спросил Эдуард Петрович.
        - А в москвича вот этого! - Виктор Сергеевич, не отрываясь, смотрел на майора.
        - Какого москвича? - озадачено спросил Недорогин, обведя взглядом комнату.
        - А вот того, что на мушке стоит. У него Пульт, Эдуард Петрович! Купил он его у Гергелевича. Сам признался, мокрохвост московский!
        Недорогин посмотрел на Ефима, кашлянул, прочищая горло, и произнес:
        - Ефим Алексеевич, что здесь происходит? Какой москвич? Он спрятался, что ли?
        Мимикьянов сбросил напряжение, просчитав про себя до десяти, и сказал спокойно:
        - Нигде не спрятался. Это Виктор Сергеевич меня за какого-то москвича принял.
        - Тебя? - короткие бровки на кирпичном лице статуи полезли вверх.
        - Меня, - кивнул майор.
        Недорогин опустил взгляд на Секаченко.
        - Витя, ты умом не тронулся случаем? - спросил он. - Температуру с утра не мерял? Да, опусти ты ствол, наконец!
        Секаченко положил пистолет на колени, но готовность вступить в бой в любую секунду не сбросил.
        Директор нахмурил бровки и обратился к сидящему на полу:
        - Это - куратор нашего завода по линии госбезопасности. Зовут его Ефим Алексеевич! Понял? Ты, Витя, должен перед ним навытяжку стоять, а не дулом в него тыкать!
        Лицо Виктора Сергеевича утратило боеготовность. Ее место заняла растерянность.
        - Как же это? - непонимающим тоном произнес начальник службы безопасности "Локомотива". - Он же сам признался... И говорил, что... в гостинице остановился... И вообще...
        Лицо Виктора Сергеевича распалось на отдельные, никак не связанные между собой черты.
        - Так, ты начальник службы безопасности или вахтер на воротах? - по-директорски накатил Недорогин. - Ты должен всей информацией владеть! Не ждать, когда тебе ее на блюдечке принесут! Как только новый человек в поселке появился, ты через десять минут уже должен знать, как девичья фамилия его мамы! И эту фамилию через соседа проверить! А ты? Ну, вставай, чего разлегся, как баба в бане на полке?
        Так и не собрав черты лица в одно целое, Секаченко убрал пистолет под пиджак и поднялся с пола.
        - Ты, извини, Ефим Алексеевич, - повернулся Эдуард Петрович к майору, - с кадрами у нас неважно. В заводской-то службе безопасности еще ничего! Ренат Николаевич сам на посту стоит и подчиненным в карты играть не дает, а вот в "Локомотиве", да и еще в двух фирмушках, что тут у нас на территории сидят, такие кадры... Сажай, не глядя! Все одно лопух вырастет... - с безнадежностью махнул он веслом-ладонью.
        Остренький наполеоновский носик Виктора Сергеевича утончился до скальпеля.
        В комнате повисла абсолютная, но хрупкая тишина, какая бывает в комнате, когда в телевизионном приемнике пропадает изображение во время трансляции сериала.
        - Эдуард Петрович, может быть, чаю? - разнесла тишину вдребезги Генриетта Павловна, войдя из коридора в комнату.
        - Чаю? - не понимающим голосом произнес Недорогин.
        - С булочками! Они совсем свежие! - таким тоном, будто кто-то сомневался в свежести предлагаемой к чаю выпечки, произнесла экономка.
        - Обязательно будем и чай и булочки! - раздался в столовой новый голос. - Но чуть позже! Сначала надо покончить с делами! Так, Эдуард Петрович! Правильно я говорю, Ефим Алексеевич?
        В дверной раме на темном фоне коридора стоял Вольтемир Николаевич Миногин.
        За его спиной плавали в сумерках безглазые лица его сотрудников. Ефим видел троих, но, возможно, в коридоре их находилось и больше.
        - Какими делами? - неподходящим к его фигуре осторожным тоном спросил Недорогин.
        - Получим у нашего уважаемого Гарри Григорьевича Пульт и подпишем соответствующий акт. И - все! А вот после этого - чай! Правильно я говорю, Гарри Григорьевич? - обратился Миногин к Гергелевичу, снова превратившегося из больного орла-беркута в породистую лошадь.
        Услышав обращенный к нему вопрос, хозяин дома повел голову в бок, будто его дернули за удила.
        - Да, что же это такое? - почти вскрикнул он. - Наваждение прямо! Нет у меня никакого Пульта! И не было никогда! Ну, эти идиоты из "Локомотива" - ладно! Что они знают? Но вы-то, Вольтемир Николаевич, вы же входили в ликвидационную комиссию! Вы-то знаете, что единственный, натурный образец был уничтожен в присутствии всех членов комиссии! Сожжен в плавильной печи! Все сгорело! Все!
        - Э-э-э, Гарри Григорьевич! - махнул рукой Миногин. - Приборы горят! Рукописи горят! Головы горят! Идеи-то не горят! Хоть ты что, с ними делай! Бензином их, диоксином, напалмом - бесполезно! Один натурный образец сгорел, другой сделать можно, если знаешь, как!
        - Но я не знаю как! И я его не делал! - бледное лицо Гергелевича порозовело.
        - А куда же тогда делся Чапель, а? Ведь он к вам последнему заходил? - всем телом подался вперед Миногин. - К вам в квартиру зашел, а из нее не вышел! Или вы его в шкафу прячете?
        - Да, куда же делся Чапель? - очнулся от потрясения Виктор Сергеевич.
        - В самом деле, куда? - проскрипел Недорогин.
        По комнате промчался влажный ветерок. В комнате запахло колдовским запахом болотных растений, что окружают маленькие блюдца-озерки в ровной сухой степи. Предостерегающе колыхнулись шторы - плотная коричневая и белоснежная тюлевая. Все посмотрели на чернеющее за ними окно.
        А смотреть нужно было в другую сторону - на вход в комнату.
        Там стояла, туго затянутая в шелковое зеленое платье Царевна-лягушка. За ее тонкой фигуркой мерцал в коридорных сумерках блестящий купол головы Шуры Мамчина. А за ним - заснеженным стожком маячила пышная седая шевелюра Тимы Топталова.
        - Чапель у меня! - перебирая взглядом присутствующих, громко произнесла Анастасия Вацловна. - Час назад пришел. Сейчас спит.
        Где-то за городом в степи ударил гром. Шторы на окнах утратили упругость и повисли безжизненно, словно трупы преступников на виселице.
        По карнизу застучали дождевые капли: сначала робко, а потом все увереннее и неостановимей. Как хорошо подготовленное наступление, что начинается несколькими сутулыми фигурами, первыми поднявшимися из окопов, а продолжается густой, неизвестно откуда взявшейся могучей лавиной солдат.
        - Та-а-ак... - прогудел Недорогин. - А, где же он был все это время?
        Тесменецкая поджала губы.
        - В запое, - после краткого молчания ответила она.
        - В запое? - вздернул брови Гергелевич.
        - Да, - вздохнула Царевна-лягушка.
        - Перебрал немного мужик... - подал голос из коридорных сумерек Тима Топталов. - Так ведь, с каждым может случиться! Я лично ни за кого не поручусь!
        - Бедненький... - со славянской бабьей жалостью покачала головой сибирская немка Генриетта Павловна Эссель.
        - Ему же пить нельзя совсем. С ним и раньше такое случалось, - продолжила Тесменецкая. - Вот в поселке кто-то его угостил, и пошло-поехало... Говорит, сел в машину к дальнобойщику. Вылез на каком-то разъезде... Как я поняла, это он в Овсянку попал... Дальше помнит, что в поездах пил, в электричке, что в Новосибирск идет, в буфетах на станциях... Пока все деньги не спустил, остановиться не мог... Кое-как на попутках сюда добрался... Его Шура Мамчин с час назад у заводского переезда встретил и ко мне привел. Лица нет. Худой, грязный... Краше в гроб кладут! Его кодировать надо... Я и раньше ему говорила, когда еще мы с ним вместе жили. Не хотел... Теперь говорит, как в Москву вернусь, сам к наркологу пойду.
        - Бедняга! - громко сказал Гергелевич и покачал изящной головой породистой лошади. - Бедняга! Конечно, надо лечиться, что ж тут еще скажешь!.. - старый конструктор обвел взглядом всех присутствующих в столовой и словно, удивляясь, вздернул брови: - А ГПУ у меня нет. И ни у кого нет. И никогда не было! - твердо закончил он.
        Космос в промежутке между оконными шторами осветился ярко-зеленым электрическим светом. Между землей и небом проскочила молния, ветвистая, как система кровообращения. И почти сразу же ударил гром.
        В мире бушевала гроза.
        Эпилог. Финал настоящий
        На следующий день Юрий Федорович Чапель улетел в Москву.
        Ефим успел с ним встретиться и побеседовать. Но ничего, кроме уже слышанного от Анастасии Вацловны Тесменецкой, не узнал. Дело об исчезновении сотрудника "Рособоронэкспорта" секретоносителя Ю.Ф. Чапеля было прекращено по причине отсутствия события.
        Тем не менее, в следующие несколько дней майор Мимикьянов не отходил от телефона и компьютера, имеющего выход в интернет. В результате он собрал нужную ему информацию.
        Из нее следовало, что никакими запоями Юрий Федорович никогда в жизни не страдал. Более того, вообще пил очень редко и, мало, по причине генетической особенности организма, имеющего аллергическую реакцию на алкоголь. Ни в подгородной деревне Овсянка, ни в Новосибирске никто Чапеля не видел. Майор был уверен: там его никогда и не было.
        Вместе со своей советчицей по имени Интуиция, Мимикьянов предположил, что исчезнувший человек в течение недели пребывал совсем не в запое.
        Его вообще не было на свете. В нашем пространстве и времени.
        Как это случилось?
        У майора имелась версия.
        Последними, кто видел Чапеля, являлись старший мастер ателье бытового обслуживания "Мастерица" Александр Михайлович Мамчин и находящийся на пенсии бывший начальник отдела закрытого СКБ "Экран" Гарри Григорьевич Гергелевич. Причем, якобы именно в такой последовательности: сначала - Мамчин, а потом - Гергелевич. Об этом говорил Мамчин. Это, как будто, не отрицал и сам Гарри Григорьевич. Все так.
        Но, сопоставив время обоих визитов, майор получил очевидное несовпадение.
        Мамчин утверждал, что Чапель зашел к нему около шести часов. Но, по утверждению Тимофея Павловича Топталова, в шесть часов вечера Мамчин еще находился в ателье и никак не мог принимать у себя дома гостя из Москвы.
        Это подтверждал и Гергелевич, который, ориентируясь по сигналу кухонного таймера, точно называл время, когда у него появился Чапель: восемнадцать, ноль одна.
        Обдумав это, Ефим пришел к выводу: последовательность посещения Чапелем указанных лиц, была иной: сначала - Гергелевич, а уже потом - Мамчин. И в этом случае, последним, кто контактировал с Чапелем, являлся не Генерал, а - Шура Мамчин.
        И после визита к нему, - к нему! - а не к Гергелевичу, Юрий Федорович и пропал.
        Как это произошло?
        У майора имелось два варианта ответа.
        Причиной мог быть находящийся в руках Александра Михайловича загадочный прибор под названием ГПУ, способный посылать электромагнитные команды Вакууму. Этот прибор он в принципе мог сделать самостоятельно. Сложность его конструкции, по утверждению Гергелевича, была не слишком велика. Ефим не исключал, что инженер мог его и украсть во время ликвидации СКБ "Экран". Уж майор-то по своему богатому опыту знал, какие вещи могут пропадать во время ликвидации учреждений! Даже самых закрытых.
        Но причиной исчезновение Чапеля могло быть и нечто иное.
        "Если наш физический мир - образуется излучением, поступающим к нам из Вакуума, - рассуждал склонный к философским размышлениям майор, - то не оттуда ли к нам поступает и такая загадочная вещь, как Сознание? Ни в одном из элементов таблицы Менделеева нет никаких зачатков Сознания. Ни у атомов, ни у молекул нет ничего, что могло бы объяснить его появление. А оно - есть.
        Так, не является ли наш мозг, биологическим компьютером, созданным Вакуумом для присылаемой оттуда же, из Вакуума, специальной Программы, называемой Сознание? Программы, которая и позволяет нам мыслить.
        Похоже, наш мозг с помощью этой программы, время от времени выходит на связь с Большим Сервером, находящимся там, в Вакууме... Именно оттуда поступает к провидцам информация о событиях, которым еще только предстоит произойти. Или к ученым - гениальные открытия, совершающие перевороты в наших взглядах на Мир.
        Ответ на свой вопрос получает тот, кто интуитивно умеет правильно сформулировать и отправить послание Большому Серверу. В Вакуум. И тогда в чьей-то голове рождается Периодическая система химических элементов. Или предощущение гибели авиалайнера. И человек по непонятной для самого себя причине сдает купленный авиабилет...
        А, если предположить, что в этой программе Кем-то предусмотрена возможность не только запроса информации у Ваккума, но и возможность прямой команды Вакууму? - рассуждал Мимикьянов. - Только доступ к этому участку программы в Сознании человека прегражден неизвестными паролями? Что тогда получится?
        А получится, вот что.
        Тот, кто, все-таки, сумел бы проникнуть в этот уголок собственного Сознания, получил бы в свое распоряжение настоящий Пульт управления жизнью Нашего Мира. Самый Главный Пульт управления из всех, какие только можно себе представить.
        Этот человек смог бы по своему желанию перестраивать, расстилающуюся перед ним картину Вселенной так же, как художник изменяет картину, которую пишет красками на своем холсте. Он смог бы перемещать людей и предметы в любую точку земного шара, галактики, Вселенной, или делать их вообще несуществующими. Его возможности можно было бы называть фантастическими, если бы они не были вполне реальными.
        Не об этом ли, только другими словами, говорят странные суфийские тексты из древней "Книги тайн"?
        Академик Дорош решил создать искусственный прибор для того, чтобы генерировать излучение, способное нести команды для Вакуума. Он сделал то, что в свое время не смогло сделать гитлеровское конструкторское бюро "Вотан", получившее в свое распоряжение "Медную голову" тамплиеров - созданный неизвестно кем, возможно, суфийской наукой, - древний генератор командного излучения. Эсесовские ученые не смогли заставить "Медную голову" работать, не смогли создать и собственный Пульт связи с Вакуумом.
        А вот основанное Дорошем специальное конструкторское бюро "Экран", в конце концов, справилось с поставленной задачей - произвело на свет ГПУ - Пульт, с помощью которого можно управлять Вакуумом.
        Но, как утверждал во время одной из философических встреч Гарри Григорьевич, излучение той же частоты естественным путем генерирует и человеческий мозг. Подавать команды Вакууму можно не только при помощи ГПУ. Это может делать и естественный прибор под названием человеческий МОЗГ.
        Например, мозг Александра Михайловича Мамчина. Мозг, излучением которого инженер каким-то образом научился управлять. Александр Михайлович стер Чапеля из нашего мира без всякого прибора. Вернее, пользуясь тем естественным прибором, что находился у него под крышкой черепа".
        Вот такая версия родилась в голове майора Мимикьянова.
        Конечно, все это были - только предположения. Точного ответа на вопрос, что же выбросило Юрия Федоровича Чапеля из нашего мира, майор не знал.
        Но, в сущности, это было не так уж и важно. Важным являлось другое - в мире живет человек, имеющий возможность отдавать команды Вакууму. А как он это делает - с помощью прибора, созданного руками человека, или с помощью собственного мозга, созданного неизвестно кем, - вопрос второстепенный.
        Разумеется, эти предположения требовали срочной встречи и подробной беседы с инженером Мамчиным.
        Но обычно сдержанная Интуиция майора Мимикьянова на этот раз кричала благим матом, категорически запрещая ему это делать.
        "Вот тебя не станет, а я? Обо мне ты подумал? Куда я денусь?" - по-бабьи причитала она. Но Ефим в очередной раз не стал слушать свою советчицу и через неделю отправился с визитом к бывшему инженеру СКБ "Экран". В поселок Машиностроительного завода имени Бачурина.
        И тут его ждала неожиданная новость. Царевна-лягушка грустным голосом сообщила ему: Александр Михайлович Мамчин неожиданно уволился из ателье "Мастерица" и уехал куда-то на Алтай.
        Не смотря на постигшую его неудачу, майор и его Интуиция дружно вздохнули с облегчением. Не с кем было встречаться. И, значит, вариант, мгновенной отправки в Антарктиду или в Глубокий Вакуум по причине неудачно поставленного вопроса, теперь отпадал.
        Правда, исполняя служебный долг, майор Мимикьянов попытался обратиться с вышеизложенными соображениями к своему непосредственному начальнику - подполковнику Пиготу. В конце концов, можно было предпринять меры по федеральному розыску гражданина Мамчина. Но Гоша так посмотрел на Мимикьянова, что майору стало ясно: если он будет продолжать этот разговор, ему грозит направление в ведомственный госпиталь с целью выявления психического расстройства, характеризующегося появлением навязчивых фантастических идей.
        Ефим благоразумно замолчал.
        И молчит до сих пор.
        Но жить ему не спокойно.
        Каждой клеткой своего тела он чувствует дыхание незримого Вакуума. И знает: один из людей имеет возможность управлять его излучением. В любой момент этот человек может нажать кнопки на корпусе прибора под названием ГПУ или породить в собственном мозгу любую команду. Она будет исполнена меньше, чем за мгновение. После нее Наш Мир изменится. Что-то исчезнет. Что-то прибавится. Что-то станет происходить по-другому. Возможно, в результате этого наш Мир изменится к лучшему. А, возможно, и...
        Все возможно.
        Все.
        Июль 2005 г.
        Омск - поселок Машиностроительного
        завода им. Бачурина
        Оглавление
        .
        - Пролог
        - 1. Исчезновение
        - 2. Водитель идет в атаку
        - 3. Дом, в котором живет Сова
        - 4. Майор берет след
        - 5. Женщина с прошлым
        - 6. Как оперативник знакомится с нужными людьми?
        - 7. Неожиданное приглашение
        - 8. Неожиданное предложение
        - 9. Поселковый контрабандист
        - 10. Дом, где майора ждали
        - 11. В ателье у инженера Мамчина
        - 12. Куда ушел Чапель?
        - 13. Майор заключает союз
        - 14. Генерал отвечает майору
        - 15. Генерал нарушает табу
        - 16. Непредвиденный конфликт
        - 17. Философские беседы за кружкой пива
        - 18. Визит к Самому
        - 19. Подслушивать, это - не хорошо, но необходимо
        - 20. Подглядывать, это - не хорошо, но полезно
        - 21. Небольшая восточная чайхана
        - 22. Неприятное происшествие на Дне рождения
        - 23. Готовится крупномасштабная операция
        - 25. На берегу реки прошлым летом
        - 26. Вечер у Царевны-лягушки сегодня
        - 27. Планы Вольтемира Миногина
        - 28. Война - занятие интеллектуальное
        - 29. Медная голова
        - 30. Фюрер и Провидение
        - 31. Есть вещи, которые лучше не знать
        - 32. Незваные гости
        - 33. Ложный финал
        - Эпилог. Финал настоящий