Повесть о советском вампире Александр Слепаков
        Вампирские страсти взрывают тихую жизнь советского села. Где-то там космонавтов запускают, искусственный интеллект в помощь обычному создают и опережают в области балета весь мир. А тут человек встал из могилы и пьет кровь. Развитой социализм на дворе, разве так можно? Партийные органы должны реагировать, а как? Попа звать? Но что-то надо делать, потому что очень страшно. Вампир берет себе женщину, из университетских, приехавших из города. Ослепленный страстью местный милиционер идет по следам - вампира, женщины и собственного неразделенного чувства. Он хочет ее спасти, но она не хочет быть спасенной. А что делать самому вампиру?
        Александр Слепаков
        Повесть о советском вампире
        Большое спасибо Лене, без которой эта книга никогда не была бы написана.
        Несколько слов
        Эту рукопись нам передал журналист газеты «Вечерний Ростов», пишущий на сельскую тематику. Он человек уже немолодой, а в «Вечерний Ростов» перешел из газеты «Молот», бывшего печатного органа Ростовского обкома КПСС. От общих знакомых он узнал, что мы интересуемся Кобяковым городищем, системой пещер, вход в которые находится недалеко от города Аксая Ростовской области. Про эти пещеры ходит дурная слава, что в них живет что-то ужасное, древнее и магическое, что там гибли люди и пропадал скот. С этим местом связано множество историй о каких-то разбойниках, бандитах, итальянских аристократах-авантюристах, появляющихся привидениях и так далее. И вроде Советская армия строила там то ли подземные склады, то ли что-то такое интересное, замаскированное под подземные склады…
        Сам он не имел намерений печатать рукопись. Как мы поняли из разговора, что-то произошло в его жизни, из-за чего он потерял к этим своим запискам всякий интерес. Что конкретно - он не сказал, и видно было, что расспросы ему неприятны. Но в реальности самих описанных там событий он был абсолютно уверен. Несмотря на то, что речь во многих случаях идет о вещах совершенно диких и неправдоподобных, его уверенность тем более удивительна, что он производит впечатление человека скорее несклонного к фантазиям.
        Изложенное в рукописи показалось нам стоящим того, чтобы после незначительной редакции быть представленным вниманию уважаемого читателя.
        1.Хутор Усьман
        Смотришь, бывало, на родной совхоз и думаешь: «Какая скука!» Но ты не прав, просто ты не умеешь смотреть. Или, может, смотреть ты умеешь, а вот видеть ты не умеешь. Потому что за тем, что открыто всем, таится другое, которое увидит далеко не каждый. И то, что бросается в глаза на первый взгляд,- это почти всегда не то, что есть на самом деле.
        Короче, тогда вот тут все и началось. Летом 1981 года. На хуторе Усьман, что Багаевского района Ростовской области (обожаю эту конструкцию «что Багаевского района…», советский газетный стилистический изумруд).
        Правда, мужики показывают пальцем на лоб, мол, дурак, и сами не верят в то, что это действительно было. Хоть и видели своими глазами. Ну, видели. Ну и что? Проходит время, и начинает казаться, что вроде что-то и было. Но что - точно неизвестно. И уже не помнишь, что ты видел сам, а что слышал от кого-то. А ведь этот кто-то мог и приврать.
        Но я как раз все отлично помню. Я к тому же всех знаю на хуторе, так как я сам оттуда. И я там был, когда это началось. Меня как раз выгнали из газеты «Семикаракорский комсомолец» за идейные шатания. И я стал нарочно писать про этого вампира. Вот, мол, вам репортаж из советского села: заготовка кормов, огурцы и вампир. Я всех расспрашивал, вникал, так что я по вампиру в курсе дела.
        А не верят мужики, потому что как в такое поверить. Ну вы сами посудите. Откуда в Советском Союзе вампир?
        У нас в Советском Союзе много чего было: ракеты и танки, комбайны и Цимлянское водохранилище. У нас были коммунисты и беспартийные, балерины и профсоюзные работники. А вот вампиров не должно было быть. Вот чего-чего, а вампиров никак не должно было быть. Если Бога нет, то вампиров тогда уже точно нет. Потому что Бог - это еще туда-сюда. Бога по-любому потрогать нельзя. А вот вампира можно потрогать, и он сам может тебя так потрогать, что ты врежешь, как говорится, дуба от ужаса и потери крови. Ну, в том смысле, что Бог далеко, а вампир может оказаться очень близко.
        На селе все должно иметь научное объяснение. Когда пар поднимается на полях, значит, воздух холоднее земли, вот над ней влага и конденсируется. Все - по-научному. А когда человек из могилы встает и у живых кровь пьет, на это наука объяснения не имеет. Ни психология это тебе не объяснит, ни медицина, ни марксизм-ленинизм, у которого, как известно, есть три источника и три составные части… Вот идет мужик по полю. Споткнулся, упал и разбил себе губу. Чем ты это объяснишь? Ну, например, тем, что мужик был бухой. Это какое-никакое, но все-таки научное объяснение. Но чтоб человек вчера умер, а сегодня ночью по хутору ходил, да еще чтоб его никто не узнавал…
        В общем, мужики теперь и сами не верят… А пять могил на кладбище ты куда денешь? А сгоревший автобусик? И не только автобусик. А Хорошеева, первого секретаря райкома партии, убрали потом от греха подальше. Перевели хер знает куда - не то в Краснодарский край, не то в Ставропольский,- потому что негоже секретарю райкома у себя в районе вампиров разводить.
        И никто ничего не мог сделать. Партийные органы оказались против вампира бессильны. Военные вроде бы помогли, но сначала только хуже сделали. Только милиция и помогла. Из Ростова, из Областного управления МВД присланная, да и наш местный участковый. Но это потом, а сначала - ни хера. Вы извините, что я выражаюсь,- это я от волнения. Это ж я пишу - никому не показываю, а вас, дорогие друзья, я для себя придумываю - иначе как писать? Нас про урожай писать учили, про социалистическое соревнование писать учили. Даже про любовь, если она моральному облику строителя коммунизма соответствует, нас писать тоже учили. А про вампира - твою ж мать!- нас писать никто не учил.
        Уже потом, по прошествии времени, появление вампира у меня почему-то связалось с развалом Советского Союза. Что меня поразило? Советский Союз ну никак не мог развалиться. Ну никак не мог! А он растаял, исчез из воздуха вокруг нас, это было как мистика какая-то хренова. Был и нет. Главное, все вроде стоит, как стояло. Те же дома, улицы… Да что я говорю, люди - те же! Все - то же. А Советского Союза нет. И ты смотришь в окно, видишь то, что сто раз видел, и понимаешь: это больше не Советский Союз, это теперь что-то другое. Но как?! А вот так. Не Советский Союз, и все. И магазин больше - не Советский Союз, и кирпичный забор за магазином - тоже теперь не Советский Союз. И слово, написанное на заборе,- тоже уже не Советский Союз. Причем слово - необязательно плохое. Слова, между прочим, на заборе разные писали, я, например, однажды видел слово «экзистенциализм». Но это не у нас на хуторе, конечно. Это в городе. В Ростове-на-Дону. Я там учился на факультете журналистики.
        А в слове «экзистенциализм», кстати, ничего смешного нет. Это такое учение, в основе которого лежит философский принцип: жить - не помирать! Ну как-то так. И этот их Жан-Поль Сартр, он говорил, что жизнь по большому счету - это то, что ты чувствуешь.
        И значит, по логике, если ты чувствуешь, что Советского Союза нет, значит, его и нет. А если ты видишь и слышишь, то есть опять-таки чувствуешь, что вампир есть, то, значит, он есть, хотя его и не должно быть. Не могло же быть вампира. А он был. И Советский Союз не мог развалиться. А его не стало. Дела…
        Короче, был у нас на хуторе мужик, странный был мужик, такой плотный, я бы сказал даже, что немного жирный. Это я бы сказал из чувства такта, а по правде говоря, жирных на хуторе хватало, а он был просто очень сильно жирный, ну прямо страшно исключительно жирный, иначе нет возможности его характеризовать. И кушал он, товарищи, хорошо… Обычный с виду мужик… Только он с войны пришел уже какой-то тронутый. Вроде не раненый - руки-ноги на месте… Женился, потом жена умерла. Остался он один и больше уже не женился. Говорят, что у него была медаль за взятие Бухареста. Так он и остался в нашем совхозе, работал в гараже, потом счетоводом.
        Я его помню - обычный мужик! Бабы рассказывают, он, как на пенсию вышел, сидит у себя целый день в беседке и что-то жрет - никого ж нет - детей нет, внуков нет - не обзавелся, время ж надо как-то убить. По телевизору передачи не очень интересные показывают, хозяйство небольшое для одного человека, время девать некуда. А он как раз любил поесть. И что интересно, спиваться мужики часто спиваются, у нас на хуторе много кто спивается, но не совсем чтобы до конца, но всякое бывает, и за бабой с топором гонялись. И по ночам на совхозной лошади девок университетских пугали. Случались тоже запои. И происходили деяния, за которые наказания предусмотрены Уголовным кодексом СССР. Но чтоб вот так извести себя жратвой - этого у нас в совхозе не было. Мужик, наверное, повредился умом на войне, но не сильно, не так, чтобы бросалось в глаза, но был со странностями. И пошел он не по питейной части, а чисто по линии жратвы.
        Он пенсию получал, сторожем подрабатывал, огород небольшой - все свое: кур держал, свинью. Нажарит себе, приготовит, из магазина принесет - хлеба там, масла, халвы. Сидит в беседке, газетку читает и все это жрет. От комаров только отмахивается. Врачи решили, что он больной - направили его на обследование. Ему рентген легких сделали - смотрят, в легких ничего нет. Ну, говорят, раз в легких у тебя ничего нет - все хорошо - возвращайся домой. Вот он вернулся домой и целый год жрал так, что соседи старались не смотреть. И тут его совсем разнесло, и врачи опять выслали его на обследование.
        Болел он недолго, в основном, кстати, дома, но жрал до самого конца. Картошку себе жарил на сале, куриц резал, бульон варил - хорошую еду кушал. Оно не должно бы быть вреда от такой еды, если только не кушать ее очень и очень много.
        Вот однажды стало ему совсем плохо. Печень отказала, человек весь распух, особенно ноги, кожа у него пожелтела, и называется такое дело - водянка. Забрала его скорая помощь, и уже понятно было, что он умирает.
        Умер он в больнице в Багаевке, но, поскольку прописан был у нас на хуторе, решили его похоронить на нашем кладбище. С этого все и началось. Да… А звали его Фролов, Василий Иванович.
        Похороны были скромные. Близкой родни никакой, а далекая родня, может, и была какая, но ее никто не знал. Общественные похороны, дескать, закончил свой жизненный путь советский человек - Фролов Василий Иванович, участник войны, ветеран труда, светлая ему память, и ну его на хрен. Венок от партийного комитета, венок от профкома и венок от дирекции совхоза. Все три довольно куцые. Больше никаких цветов на могиле не было. Пора была горячая - конец июня. А особой любви к нему соседи не испытывали. И как-то я не помню, чтобы кто-то по нему сильно плакал. Закопали, поставили тумбу из фанеры со звездой. Парторг сказал речь, ну не особенно длинную. Закончил свой жизненный путь советский человек, ветеран войны, ветеран труда. Надо бы еще попиздить хоть минуты три, но сказать же совершенно нечего. Да… уважением коллектива пользовался. Что было то было. Помолчали, вздохнули с облегчением и пошли по своим делам, а дел этих в совхозе, да еще в это время, невпроворот.
        Хутор наш Усьман очень красивый. В него ведет дорога вдоль лесополосы, а в лесополосе растут жерделы, и как раз к июлю они поспевают. Они осыпаются с деревьев и лежат на земле. И если ты пешком возвращаешься на хутор с шоссейной дороги, можно зайти в лесополосу, насобирать спелых красных жердел, сладких, как мед, и есть их по дороге, но делать это надо осторожно, поскольку от большого количества жердел бывает понос… Когда лесополоса заканчивается, дорога поворачивает влево. И ты оказываешься на бугре. И внизу перед тобой справа ферма, а прямо - река и мост. И дальше дорога от моста, но оттуда уже до хутора недалеко.
        Ферма довольно большая, она имеет форму круга, разбитого на сектора. По периметру идет загородка и кормушки - ясли. Коровы как раз через загородку просовывают головы и едят из кормушек. А корм - зеленую массу из кукурузы - сбрасывают с прицепа вилами скотники, пока трактор тащит прицеп вдоль загородки. А в центре этого большого круга - другой круг, небольшой, и там стоят автодоилки, и доярки доят коров. А еще там стоит вагончик, в котором ночью спят скотники, дежурные по ферме. И рядом с вагончиком беседка. И под потолком этой беседки горит яркая лампа. Поскольку ферма стоит на бугре, лампу эту ночью видно даже с шоссейной дороги, идущей из Ростова-на-Дону на Багаевку, Семикаракоры и дальше на Волгодонск.
        Когда идешь к мосту, ферма остается у тебя по правой руке. Возле моста сделали пляж, насыпали песок, вкопали грибочки. Днем на пляже резвится мелюзга, ночью, сидя на лавочках, под грибочками, мужики пьют брагу, вино или даже водку, в зависимости от того, что им принесла в этот день жизнь.
        Случается, там жгут костер, и вокруг костра сидят студенты и преподаватели Ростовского университета, которых привезли сюда в помощь сельским труженикам. Они сидят вокруг костра, поют песни под гитару и тоже выпивают, но браги не пьют точно, водку редко, в основном портвейн или плодово-ягодное вино. Оно довольно крепкое, это вино, и от него тоже можно хорошо одуреть.
        Иногда к студентам в гости приходят солдаты из кадрированной танковой дивизии. Стоит эта дивизия недалеко, километрах в пяти. И она называется кадрированной потому, что там танков и всякого добра как раз на целую дивизию, а служит там ровно столько человек, сколько нужно, чтоб поддерживать материальную часть в образцовом состоянии. А когда начнется война, дивизию укомплектуют личным составом на все готовое. И поэтому работа там, как на каторге, и студентки солдат, случается, жалеют. И если студентка или деревенская девушка солдата жалеет, он идет к ней пешком ночью, после целого дня работы, пять километров. И потом, когда она его уже пожалеет, он успевает назад к подъему, завтракает и идет на работу.
        Когда возвращаешься поздно по дороге, тебе кажется, что ночь вокруг тебя как живая. Во-первых, земля отдает накопленный за день жар, и очень тепло, даже немного душно. Но все-таки это ночь, а не палящий полдень, и ночные ветерки и ночные холодки ты чувствуешь на коже, и тебе бывает очень жарко и чуть-чуть зябко одновременно, потому что это ночь, а не день. И деревья шумят листьями в темноте, и ты их видишь как большую темную массу, особенно, если луны нет. И как-то тебе становится интересно и тревожно, и все вокруг не такое, как днем: и воздух не такой, и деревья не такие, и река не такая. Кажется, что во всем этом есть что-то, чего ты не знаешь и не понимаешь. И это что-то вселяет в тебя смутную, какую-то странную тревогу. Как будто ты в этой ночи чужой. И те, кто ее населяет, терпят тебя, но… неохотно.
        А когда ты днем идешь по дороге и светит солнце, ты ничего такого не чувствуешь, ты у себя, это твой мир. И все такое нормальное, не тревожное, ну… вы понимаете. Потому что день - это не ночь. Ночь - это существо, а день - просто время суток.
        2.Первое появление
        И наступил вечер. Скотники пригнали коров на вечернюю дойку, студенты и преподаватели Ростовского университета проследовали в столовую на ужин. На пляже кричали и плескались дети. Участковый чинил мотоцикл, но не починил. Секретарь парткома уехал в район по делам. Короче, жизнь шла своим ходом, и отсутствие в ней Фролова Василия Ивановича не проявлялось буквально никак. Про похороны все забыли. Ветер на кладбище шевелил лентами с траурными надписями: «Спи спокойно, дорогой товарищ!» И дорогой товарищ спал - спокойно он спал или неспокойно, никому до этого не было дела.
        До самой темноты на пляже резвились дети, потом туда пришли студенты, разожгли костер и стали исполнять под гитару песни на языке страны капиталистического лагеря. Пили, как я уже говорил, плодово-ягодное, не помню точно, но вроде бы это был «Солнцедар». Парни обнимали девушек, девушки несмело обнимали парней…
        В сгущавшихся сумерках к ним подошел какой-то незнакомый мужик. Он стоял и смотрел и выглядел немного неприкаянным. Ему предложили сесть поближе - он сел. Дали вина в стакане, он так и держал этот стакан перед собой, как будто не понимая, что с ним делать. Как потом рассказывали студенты, он даже не вел себя особо странно, а только выглядел потерянно, что бывает часто с похмелья, особенно после того, как человек спал на закате. На закате спать нельзя: после такого сна болит голова и человек плохо соображает. Сумерки - это вообще интересное время суток. Дня уже нет, ночи еще нет, но сумерки - это все-таки начало ночи, а не конец дня.
        Стакан у него забрали, он никак не отреагировал. Сидел тихо, исполнять и слушать песни на языке капиталистических держав не мешал. У него что-то спросили, он кивнул так, что было непонятно, понял ли он вопрос. Как потом вспоминали студенты, в общем разговоре он не участвовал. На вопрос, местный ли он, ответил кивком головы. Потом какая-то девушка спросила, нет ли какой-нибудь еды. Откуда-то появилась открытая консервная банка, по воспоминаниям очевидцев удалось установить, что это была тушенка. Он взял в руки банку и вилку и держал, как будто не знал, что с этим делать.
        - Ешьте,- сказала студентка,- вы же говорили, что есть хотите.
        Он кивнул, но есть не стал, потом молча поставил банку в сторонке.
        Вечер окончательно превратился в ночь. Песни на иностранном языке мечтательно плыли над сонной рекой. Звенели комары. Никто из студентов не мог сказать, куда делся этот человек. Никто не видел, как он уходил, как никто не видел, как он пришел. Просто вдруг обратили внимание, что его нет. Вина не пил, тушенку попросил, но не ел. Выглядел как человек, не понимающий, где он, что вокруг него происходит. Испуганный и подавленный. К девушкам не приставал, парней не задирал. Все время молчал. Исчез, как растворился в темноте.
        Тогда никто не придал этому значения. Но потом вспомнили.
        3.Второе появление вампира
        Поздним вечером следующего дня на ферме, на пятачке возле вагончика, в беседке, сидели скотники и пили брагу. Брагу принес Серега и сказал, что дала ее жена агронома. Было душно. Коровы стояли поближе к кормушкам, а мужики отмахивались от комаров и разговаривали. Брагой они называли забродивший настой зерна или хлеба, сырье, из которого гонят самогон, но сырье само превращается в конечный продукт, без дальнейшей переработки, если самогон гнать некогда, потому что выпить надо прямо сейчас.
        Поводом для позднего сидения и выпивки было скорое, то есть завтрашнее, расставание с Серегой. По оценке не понаслышке знакомых с Уголовным кодексом мужиков - года на полтора.
        Серега сегодня с работы (а работал он на складе) пришел домой уже выпивши. Дома выпил еще бутылку вина и подрался с соседом. Драка возникла на принципиальной основе, как продолжение спора на тему, из чего делалась казацкая нагайка. Сереге кто-то сказал, что из бычьего члена, а сосед не хотел верить в такую подробность и утверждал, что из простых ремней. Сереге стало обидно. В запале драки он схватил трехлитровую банку, которая сушилась надетая на штакетник ввиду предстоящей засолки огурцов. Банка разбилась о голову соседа неудачно. Отлетевшее дно порезало лысину аж до кости, и было много крови. Соседа увезли в район.
        Мужики знали, как знал и Серега, что завтра с утра придет за Серегой участковый и уведет его туда, откуда возвращаются через полгода, через год, через пять лет, смотря по обстоятельствам.
        - Участковый раньше десяти не придет,- говорили мужики,- к нему брат из Багаевки приехал. Он пока проснется, пока протрезвеет, и мотоцикл у него испортился, не заводится. Ты, Серега, в вагончике поспишь, он, пока с хутора дойдет, как раз часов десять и будет. Мы в восемь скот выгоним, после дойки, доярки еще браги дадут, а может, и вина. Домой тебе не надо. Куда ты по темени пойдешь! Еще утонешь в реке!
        Мысль, что Серега утонет в реке, развеселила их - они долго смеялись… Вдруг они увидели, что у входа в беседку стоит какой-то незнакомый мужик. Мало ли кто тут ходит, вон комбинат бытового обслуживания привезли на три дня или университетские… Но раньше этого мужика скотники точно не видели.
        - Браги хочешь?- спросили мужики.
        - Да нет,- отозвался он и сел на скамейку.
        - Захочешь - скажи,- продолжали мужики,- браги много. Серегу завтра в ментовку забирают.
        Он посмотрел как-то тревожно и ничего не ответил. Сидел тихо, смотрел прямо перед собой как-то странно, видимо, успел уже поддать. Интересно, что мужики не запомнили ни как он выглядел, ни как он был одет. Сидит и сидит. Нет, ну точно успел уже где-то врезать.
        Мужики курили - он не курил. Мужики пили брагу - он не пил. Мужики обсуждали Серегину историю и строили планы, как он будет жить в колонии, он не принимал участия в разговоре.
        Прошло, наверное, полчаса, а то и больше. Вдруг он спросил:
        - А у вас покушать есть что?
        - Лук есть, сало,- предложили мужики,- хлеб там, ну и молоко. Молоко в холодке стоит. Мы ж не жрать сюда пришли.
        Он взял сало, долго на него глядел и положил на место. Молоком тоже не заинтересовался. Постепенно его присутствие стало как-то беспокоить мужиков.
        - Слышь, ты че здесь сидишь? Браги не пьешь. Ты кто, с университета?
        - Нет,- ответил мужик.
        - А откуда?
        - Да оттуда,- сказал он и неопределенно махнул рукой.
        - С Самодуровки, что ли?
        - Да,- сказал мужик.
        - Что-то я тебя не припомню,- сказал Серега,- я самодуровских всех знаю. Приехал что ли к кому?
        - Да,- согласился мужик.
        - А к кому?- спросил Серега.
        - Да так,- неохотно отозвался мужик.
        - Слушай, Серега, отстань от человека, что ты пристал, ну сидит мужик и сидит - пусть сидит,- сказали скотники.
        - Слушай, я в натуре всех самодуровских знаю, что он гонит. Слышь, мужик, ты вообще кто, тебя как зовут?- не унимался Серега.
        - Васей зовут,- глухо отозвался незнакомец.
        - А фамилия твоя как?- настойчиво спрашивал Серега.
        - Слушай, отвяжись от человека!- пытались заступиться мужики.
        - Мужик, а ты вообще кто?- не унимался Серега.
        - Да я так… Нормально все,- пытался замять разговор пришелец.
        - Так ты из университетских или нет?- настойчиво расспрашивал Серега.
        - А покушать у вас нет чего?- ни с того ни с сего спросил незнакомый мужик.
        - Да ты ж спрашивал уже. Вон лук - хочешь лука?- показали мужики.
        - Нет,- отозвался мужик.
        - Наверное, он из университетских,- отстали наконец-то от него мужики.
        - Я слышал, они там курят всякую херню, а потом дуреют. Из конопли делают. И вот так сидит интеллигент и, кто он такой, сам не понимает. Мужик, ты вообще понимаешь, кто ты или не понимаешь?- снова повернулся к мужику Серега.
        - Не понимаю,- ответил тот.
        - А зовут тебя как? Ты правда Василий?- продолжал Серега.
        - Василий,- отозвался мужик.
        - А может, нет?- ехидно спросил Серега.
        - Может, нет,- ответил тихо мужик.
        - Так ты из университета?- Серега настаивал на своем.
        - Да… я - да… я оттуда.- И махнул куда-то за свое плечо, но там не было никакого университета за его плечом, только пустое ночное пространство.
        - А фамилия твоя как?- продолжал допрос Серега.
        - Да Фролов.
        - Однофамилец, что ли, покойнику?- спросил другой скотник.
        - Что ты к человеку пристал - мало их, Фроловых? Я только в Багаевке знаю четырех Фроловых,- сказал другой скотник.
        - Тезку тут твоего вчера похоронили,- сообщил один из скотников.
        Мужик вздрогнул и испуганно осмотрелся.
        - Мужик, ты чего?- спросил в задницу пьяный Серега.- Кто ты вообще такой? Ты что ходишь ночью, как какое-то сраное привидение? Ты вообще живой, мужик?
        - Да вроде нет,- тихо ответил мужик.
        Скотники выпили много браги, а брага, хоть и слабая, долбит не хуже портвейна. Но от слов мужика им все-таки сделалось как-то хреново. Они сидели тихо.
        - А покушать у вас нет чего?- опять спросил мужик.
        - Слушай, мужик, ну тебя на хрен! Вот тебе лук. Видишь - это лук. Хочешь - ешь, хочешь - не ешь. Хочешь - сиди, не хочешь - давай, вали отсюда,- разозлился Серега.
        - Да ладно, Серега, не трожь человека. Ты не волнуйся, участковый раньше десяти не придет,- сочувствуя, успокаивали мужики Серегу.
        - Чего «не волнуйся», он, по натуре, заебал! Сидит как в воду опущенный. Тут без него херово!- не унимался Серега.
        - Да какая тебе разница, ну обкуренный из университета, они там все такие,- снова пытались погасить Серегу мужики.
        В это время в пространство, освещенное лампой, из темноты, где стояли коровы, деловито копаясь клювом в следах коровьей лепешки, вошла курица (зоотехник держал кур в загородке за вагончиком). Директор знал и не возражал. Мужики не обратили на курицу никакого внимания, но пришедший смотрел на нее не отрывая глаз, и что-то действительно странное проступило у него на лице.
        - Ты что, курицу не видел? Что ж ты такой обдолбанный? Сколько ты выкурил этой херни, сиди спокойно!- прикрикнул Серега.
        И мужики засмеялись.
        Вдруг пришедший приподнялся и как-то, сделав один большой прыжок, оказался возле самой курицы. С невероятной ловкостью он схватил курицу, да так, что та не только убежать, а даже закудахтать не успела.
        - Ну ты даешь,- только и успели сказать мужики.- Пусти курицу - это зоотехника курица.
        Незнакомый мужик весь аж затрясся. Одним движением руки он оторвал курице голову, засунул еегорло себе в рот и стал глотать хлеставшую из нее кровь, и кадык у него заходил ходуном. Мужики вскочили.
        - Слышь, ты охренел, что ли!- закричали скотники.
        Он моментально высосал кровь, бросил мертвую курицу на землю и уставился на мужиков. Мужики потом признались, что, когда он на них смотрел, им было реально страшно. Но не Сереге - Сереге это представление с курицей ужасно понравилось.
        - Бог не фраер,- орал Серега,- ну ты, мужик, отмочил! Пойдем, я тебе еще кур покажу! Они тут за вагончиком.
        - Серега, кончай, это зоотехника куры!- пытались унять его мужики.
        - Зоотехник - сука!- кричал Серега.- Он мне мешок отрубей не дал.
        - Зоотехник - моей сестры муж!- сказал один мужик.- Верки. А за суку можно в репу получить! Из совхоза вы любите тянуть! Это твои, что ли, отруби? Вы бы так работали, как вы пиздите!
        Короче, началась драка! Скотники разнимали, потом уложили дравшихся в вагончике и легли сами. Куда делся странный мужик, назвавший себя Василием Фроловым и убивший курицу, никто, как потом выяснилось, не заметил.
        4.Утро с участковым
        Теперь, рассказывая о фроловском подъеме из могилы, я не могу не удивляться, какое несильное впечатление произвело это на мужиков. Конечно, они удивились, но нормально удивились. Не поразились там… Не пришли в ужас… Но они вообще сначала не поняли, что это Фролов, восставший реально из гроба. Тем более, он на Фролова был вообще не похож. Ну человек со странностями. В конце концов, люди бывают разные: одни сосут кровь из курицы, другие рисуют какашками на стене в общественной уборной, третьи еще как-то себя проявляют. Я вот знал одного пацана, он в Ростове жил. Так он обожал поджигать спичками пластмассовые кнопки в лифте. Ему нравилось, что вместо кнопки с номером этажа остается черная оплавленная загогулина.
        Вообще, я считаю, у нас надо сконструировать такие вещи, чтоб они могли сдачи давать. Ты, например, поджигаешь кнопку в лифте, а из нее выскакивает такая длинная спица и выбивает тебе глаз. Или лавочка, например, в общественном парке. Ты ее хочешь перевернуть и досточки все переломать, а она выворачивается и лягает тебя по жопе. Чугунной ногой. В электричке хочешь ты сиденье порезать ножом. Просто от скуки, чтобы время до своей станции убить. А сиденье переворачивается и тебя головой об пол. Прямо мордой.
        Сейчас, конечно, трудно такие вещи сконструировать. Но я верю, что когда-нибудь научный прогресс дойдет и до этого.
        Но это я отвлекся, это я к тому, что не всем быть одинаковыми. Бывают и такие, что у курицы кровь выпивают. А что? На фоне всего остального?
        Так что скотники удивились, конечно, но так… не очень.
        На утро скотники выгнали коров после того, как доярки их подоили. Серега сидел в беседке не сильно побитый, но видно было, что после драки, а если быть точным, то двух, и пытался пить молоко, которое дали доярки, но молоко не пилось.
        Дежурный по ферме приставил вилы к загородке и показал рукой:
        - Видишь, Серега, уже идет!
        На дороге показалась точка, отсюда нельзя было еще разглядеть, что это участковый, но Серега и дежурный точно знали, что это он.
        Участковый не спешил, он шел по дороге спокойно, вытирая пот со своего довольно упитанного лица. Он знал, что Серега сидит на ферме и ждет его, и спешить некуда, тем более что мотоцикл все равно не починился.
        Как он и предполагал, Серега встретил его в беседке, причем довольно мирно. Оба прекрасно понимали ситуацию и зла друг на друга не держали. На то он и мужик, чтоб разбить голову соседу, на то она и милиция, чтоб его за это посадить.
        - А что это за инцидент тут был?- спросил участковый.
        - Ничего не было,- сказал Серега,- сидели культурно, пока не пришел какой-то хрен. Обдолбанный, какой-то из университетских, и загрыз зоотехника курицу.
        - Как загрыз?- удивился участковый.
        - Как загрыз!- шутливо разозлился Серега.- Зубами загрыз! Голову ей откусил и кровь всю выпил, как хорек.
        - А вы точно брагу пили?- уточнил участковый.
        - Не веришь, Степаныч?- спросил Серега.- Пойдем я тебе курицу покажу, мы ее на мусорник выкинули, не жрать же ее после этого. Зоотехник сказал: «Ну ее на хер, выкиньте ее на мусорку, уж больно случай какой-то странный».
        - А я бы посмотрел на эту курицу,- сказал участковый,- мужик, говоришь, обдолбанный был? Из университетских?
        - Он был не просто обдолбанный, он был весь как обосранный одуванчик,- определил состояние мужика Серега.
        Беседуя так, они подошли к мусорнику, и участковому действительно была предъявлена курица, совершенно дохлая, без головы, шея явно носила следы терзания зубами.
        - Ни хера себе!- сказал участковый.- А еще называются интеллигентные люди!
        Участковый не любил университетских, почему - он и сам не знал, но не любил, и он очень обрадовался представившемуся случаю попреследовать одного из них в законном порядке за убийство чужой курицы и за употребление наркотических средств. Он предвкушал немалое удовлетворение от этого расследования.
        - Слышь, Серега, я тут посижу, отдохну,- сказал участковый.- Университетские с поля вернутся, зайдем к ним в общежитие, нам по дороге. Ты мне этого доцента найдешь и покажешь. Или это студент был?
        - Да нет, студенты такие не бывают,- ответил Серега.- Это был в возрасте мужик. Подожди, фамилия его Фролов! Точно! Он сам говорил! А зовут, кстати, Василием. Я еще подумал, как этого нашего, что вчера похоронили.
        - Ну раз имя и фамилия известны, это дело совсем простое,- сладко улыбнулся участковый,- но ты все равно со мной пойдешь. А то, может, у них там не один Фролов Василий. Может, у них там два Фролова Василия.
        Фамилия Фролов встречается, конечно, часто, особенно в Багаевке, но вот что странно: участковый поговорил с командиром университетского отряда, и оказалось, что в университетском отряде мужчины по фамилии Фролов нет. Ни старого, ни молодого. Есть, правда, девушка, Аня Фролова, но тут Серега обиделся и сказал, что они, конечно, поддали, но не до такой степени, чтобы девушку не отличить от мужика.
        - А что такое?- спросил командир.
        - Было происшествие,- сказал участковый.
        Командир попросил ребят разыскать Аню Фролову и привести. Ею оказалась девушка лет двадцати, довольно хорошенькая. Серега посмотрел на нее, засопел и сказал, что это точно была не она.
        - Значит, не из университетских,- подвел итог участковый и шумно вздохнул, скрывая разочарование.
        5.Елизавета Петровна
        То, что я знаю об ощущениях самого Василия Фролова после того, как он встал из гроба и заделался вампиром, известно мне от одной женщины, которую зовут Елизавета Петровна (кстати, моя родственница, троюродная сестра мамы, если ничего не напутал). Насколько я помню, так звали русскую императрицу, но на имени и отчестве сходство заканчивается. Во-первых, были разные фамилии. У той была фамилия Романова, а у этой фамилия Плетенецкая. Во-вторых, Елизавета-императрица, насколько я помню из школьной программы, была рыжеволосая и грациозная, а наша Елизавета Петровна была черноволосая и страшная, как война, причем не уродливая, а просто ее все боялись почему-то. Елизавета Петровна работала в школе учительницей начальных классов. На уроках у нее всегда стояла мертвая тишина, и многие ее ученики страдали ночным недержанием мочи.
        Именно она, по ее же собственным словам, была выбрана нашим хуторским вампиром не для питья крови, а именно в качестве собеседницы, помощницы и даже советчицы. Я жил у нее, много ее расспрашивал, и она в конце концов рассказала мне то, чего не рассказывала никому.
        - А что я буду им рассказывать, неприятности себе наживать!- рассуждала она вслух.
        И потом я понял, что она была права.
        Она рассказала мне, как на следующий день после похорон Фролова, когда она сидела во дворе и пила ситро из холодильника, в беседку вошел мужчина. И хотя он совершенно не был похож на себя при жизни: куда-то делось необъятное брюхо, и выглядел он как сорокалетний нормально сложенный мужик,- она его сразу же узнала.
        У нее-то вообще был особый дар видеть и различать такие вещи. Из-за этого дара он и пришел к ней, понимая, что она - единственное существо на хуторе, в чем-то ему родственное, и только с ней он может говорить свободно.
        Она не испугалась его и спокойно, прикладываясь к холодной бутылке с ситро, объяснила, что он умер и его похоронили, что он бродит ночью по деревне, как это случается и с другими, похороненными на хуторском кладбище. Но что от него несет какой-то хренью. И все так же спокойно, прихлебывая ситро, она его предупредила:
        - Ох, мужик-мужик, не стать бы тебе упырем!
        И он вроде бы ей рассказал, как он пил кровь курицы и мужики даже как-то несильно удивились, и спросил, живые ли были эти мужики. Она ответила:
        - Живые, не сомневайся!
        И тогда он стал ей объяснять, что ему все время хотелось есть и, только когда он напился крови той курицы, желание это на время стихло. Она ему сказала:
        - Иди к себе и давай не увлекайся, а то тебя разнесет, как при жизни.
        И он ушел.
        Она допила ситро, закурила папиросу «Беломор» и подумала про себя: «Вот же носят его черти! А мне еще планы писать на первую четверть».
        И пошла писать учебные планы.
        6.Первое проявление вампиризма
        В следующие три дня ничего примечательного на хуторе не произошло.
        Я потом и в магазине расспрашивал людей, и доярок, и ребят из гаража. И вроде бы во все эти дни, сразу после драки на ферме, ничего особенно странного не произошло, во всяком случае, никто не мог ничего припомнить.
        Все шло своим чередом. Привозили солдат из дивизии на прополку огурцов. Огурцы предназначались на переработку на Багаевском консервном заводе. Занято ими было не помню точно сколько гектаров, но, как всегда, много, и овощеводы, даже и с приданными им университетскими, не справлялись. Пришлось вызывать солдат. Заместитель командира дивизии всегда охотно помогал, но и дивизия в накладе не оставалась.
        Все было тихо, спокойно. Даже куриц никто не трогал, правда, пропала собака у пастуха, но собака эта была кобель, и пропасть она могла по естественным причинам.
        По-настоящему пошли слухи после того, как на четвертый день после того случая с курицей Петрова молодайка обратилась к фельдшеру с жалобой на плохое самочувствие, слабость и тошноту. Фельдшер стал ее спрашивать, что она ела в последнее время и как выглядел ее, выражаясь по-научному, стул, и, поскольку молодайка была из себя ничего, выразил желание ее осмотреть. Тогда-то он и увидел в первый раз на шее, ближе к ключице, две ранки на коже.
        - Что это у тебя такое?- спросил он.- Это муж тебя так?
        - Скажете тоже,- удивилась Нинка.
        - А откуда ж у тебя эти ранки?
        - Да я не знаю. Думала, может, гусеница какая. Я вчера в саду работала, вишню мы убирали,- сказала Нинка.
        - Гу-се-ни-ца,- передразнил фельдшер и помрачнел.- По правде, я вообще не понимаю, что это такое, я такого раньше не видел. Расположены симметрично, как зубы, это тебя собака могла так укусить, причем довольно большая. А может, тебя собака укусила, а ты не помнишь?
        - Ну что вы, Иван Игнатьевич, такое говорите,- возразила Нинка,- если б меня собака укусила, да еще и за шею, я бы наверняка запомнила.
        - Ты вот что,- сказал фельдшер,- если это не твой мужик тебе это сделал, ты своему лучше не показывай, выглядит это, Нина, подозрительно.
        Фельдшер бросил на нее многозначительный, тяжелый взгляд.
        - Да что вы такое говорите, Иван Игнатьевич!- отмахнулась Нинка.- Вчера, как с работы пришла, мы с Сергеем на мотоцикле на речку ездили, потом поужинали, я птицам насыпала, свиньям, корове - и мы спать легли. Я и не ходила больше никуда, а вчера утром у меня этого точно не было, я бы такое заметила на шее. Вы посмотрите, что это у меня, может, от печени?
        - От печени,- ухмыльнулся фельдшер, рассматривая градусник, который он вытащил только что у нее из подмышки.- Недодержали,- сказал он и сунул градусник обратно.
        - Да как недодержали,- возразила молодайка Петрова,- вон у вас часы на стене. Четырнадцать минут держали!
        - Говорю, недодержали, значит, недодержали! Ты хочешь сказать, у тебя температура 29,7? С такой температурой люди не живут!- настаивал фельдшер.
        - Может, градусник неисправный?- неуверенным голосом предположила Нина.
        - Ну-ка давай я тебе давление померяю,- схватился за тонометр фельдшер.
        Давление оказалось 49 на 32. Фельдшер измерил на другой руке - примерно то же самое. Потом вытащил градусник, который уж точно додержали, а то и передержали. Градусник показывал температуру 29,7. Тут фельдшер всмотрелся в ее лицо и перепугался так, как не пугался вообще никогда. Ее лицо менялось, оно стало бледным, покрылось мертвенной, болезненной бледностью. Губы тоже стали бледными, синеватого оттенка. Кожа под глазами потемнела, на лбу выступили капельки пота. Ранки на шее не кровоточили, но и не подсохли, как это обычно бывает, а блестели влажным содержанием. Что с ней происходило, он не понимал. Но видно было, что состояние ее ухудшается прямо на глазах. Давление и температура - невозможные у живого человека.
        - Что-то ты мне, Нина, не нравишься,- успел сказать фельдшер,- я тебе сейчас укол сделаю и бегу в Багаевку звонить!
        Про Багаевку Нина уже не услышала, она потеряла сознание.
        Нинку Петрову забрала скорая помощь на сигнале. По-хорошему, и фельдшера надо было забрать вместе с ней, потому что состояние его можно было назвать по-научному предынфарктным. Но места в скорой помощи для фельдшера не оказалось, потому что там был свой фельдшер.
        Нинку погрузили в бессознательном состоянии на машину, подключили к ней капельницу и повезли. И то ли капельница подействовала, то ли скорую хорошо протрясло на ухабах, то ли молодость взяла свое, но Нинка пришла в себя еще до того, как ее доставили в районную больницу. Измерили ей давление, и оно оказалось 120 на 80. Пульс 60 ударов в минуту. Температура тела 36,6. На щеках нежный девичий румянец. Хоть вези немедленно обратно. Перед такой загадкой научного характера врачи были в недоумении, но разгадку ее искали не в сложных физиологических процессах, происходивших в молодом женском теле, а больше грешили на фельдшера, который не испытывал ненависти к спиртным напиткам. И хотя погрузили ее в скорую помощь в бессознательном состоянии, но мало ли от чего в нежном женском организме происходит обморок. И температура 29,7 градуса, и давление 46 на 32 были восприняты как игра фельдшерского воображения.
        Между тем и фельдшер пришел в себя. Не очень он понимал, чего он так сильно перепугался: ну, упала женщина в обморок, он не такое видел в жизни. Ну, ранки две на шее, может, она на вилы в темноте наткнулась или об какие-то ветки поцарапалась, или это правда какая-то аллергия от гусеницы.
        Но к вечеру страх вернулся. Он все-таки был опытным фельдшером и понимал, что вилы ее не царапали и на ветки она не натыкалась, и две маленькие влажные ранки стояли перед глазами, и веяло от них какой-то жутью. И человек на его глазах умирал. И умирал он от этих ранок. Это предположение быстро превратилось в уверенность, которая основывалась не на аргументах, а на каких-то древних инстинктах. Фельдшер был простым деревенским мужиком. Вырос и воспитался на земле. И все его древние инстинкты были, так сказать, при нем.
        В первых сумерках, когда молодайка Петрова засыпала в кровати, оставленная на всякий случай под наблюдением в багаевской районной больнице, фельдшер сидел в беседочке у комбайнера Трифонова, закусывал водку нежнейшим салом, в бутылке оставалось немного, но ждала вторая. Тогда-то в беседе с комбайнером, рассказывая ему все это, фельдшер признался, и прежде всего - самому себе, что он увидел и что это было. Тогда же и прозвучало в первый раз слово «вампир». Слово городское - не деревенское. Но фельдшер был все-таки почти интеллигент. А поскольку он учился в ростовском медучилище, то можно про него вообще сказать, что он интеллигент без «почти», поэтому и выразился он по-научному, дескать, вампир. Комбайнер не возражал - вампир, так вампир. Главное, чтобы друг Ванюша несильно расстраивался. Комбайнер, если по-честному, не верил в вампира. А вот Иван Игнатьевич, наверное, верил, по крайней мере, когда он оглядывался на сгущающиеся ночные тени, видно было, что тени эти его пугают. И хотя комбайнер все-таки не верил в вампира, все это ему очень не нравилось.
        7.Снова Елизавета Петровна
        Во второй раз Фролов пришел к Елизавете Петровне сразу после того, как он побывал у Нинки Петровой, после чего и появились ранки, так испугавшие фельдшера. Елизавета Петровна как раз сидела поздним вечером и писала эти чертовы учебные планы, страшно злясь на директрису школы из-за дурости: «Ну скажи, пожалуйста: программа каждый год та же самая, дети, ну, если не те же самые, то по крайней мере очень похожие, такие же маленькие говнюки женского и мужского пола. Ну на хера писать новую программу? Что в ней может быть нового? И какого эта сучка ко мне прицепилась? Все равно каждый год я им даю то же самое. У меня стаж 33 года! Что у меня может измениться?»
        Она сидела в беседке, курила «Беломор», пыталась что-то выдумать, но не особенно напрягалась, а больше ругала директрису.
        Неожиданно она обнаружила, что Фролов сидит напротив нее и от него исходит ощущение спокойствия, удовольствия и даже какого-то опьянения. На себя - при жизни - он был совсем не похож: ни следа жирного живота, обвислых щек. Мужчина лет сорока, здоровый, сильный, даже не лишенный привлекательности, серые глаза глядят прямо перед собой, в них спокойная уверенность, страха нет совсем. Никаких клыков, никаких красных глаз, никакого подвывания, причмокивания. Кого пугать, перед кем притворяться? Нормальный мужик, только мертвый. Но - нормальный и все-таки ненормальный. Собака забилась в конуру и там сидит. Не то что не скулит, вообще еле дышит. Комары не звенят. Даже комары с их комариным мозгом понимают, что кровь тут сосать не у кого и лучше пока сюда не прилетать. Ветра нет, даже легкий ветерок не подует. А просачивается в жаркий июльский воздух реальный холод, который чувствует кожа. Впрочем, Елизавете Петровне этот холод не мешал, она, как тучная женщина, не любила жару, хотя и привыкла переносить ее.
        - Ты чего, опять?- недовольным голосом спросила она.
        - Как мне было херово…- сказал он.- А сейчас хорошо, совсем хорошо!
        Она внимательно смотрела на него и молчала. Потом сказала:
        - Ты, я смотрю, на баб перекинулся? Кур тебе мало?
        - Ой хорошо!- сказал он.- А было так, что думал сейчас сдохну.
        - Куда ты сдохнешь? Ты уже того - уже шестой день, как похоронили,- напомнила Елизавета Петровна.
        - Как-то это непонятно,- сказал он.- Раз меня похоронили, что ж я голодный такой хожу, я же чувствую все.
        - Ой, мужик-мужик!- сказала она.- Ходил бы ты там со своими, оно бы поболело у тебя, поболело, да и прошло. Как ты к нам сюда попадаешь? Тебе тут не место!
        - Я, понимаешь,- рассказывал Фролов,- иду по деревне, а откуда я иду, куда я иду, это вроде как неважно. Это вроде как само собой разумеется. А когда голод стихает, я начинаю понимать, что я не знаю, откуда я прихожу. Я домой прихожу к себе и чувствую, что-то не то. Это же вроде бы мой дом, моя комната, мой двор, моя беседка. А я смотрю на это, и такое чувство, что здесь был кто-то другой, и я - это не он. Но я-то ума не лишился, я знаю, что я - это он. Что это за херня такая, Петровна? Вот когда они говорят, я их слышу, что они говорят, я понимаю. Они иногда тоже меня слышат. И даже видят. Иногда нет. Но это ж наши мужики и бабы совхозные. А когда на меня накатывает, они для меня как мешки с едой. И что-то тут не так. Они же - не еда, еда - это сало, колбаса. А меня вот на колбасу совсем не тянет, а я любил колбасу. Я вот сейчас напился - и мне хорошо-хорошо. Но какая-то иголка сидит. Чувствую я, что что-то не так.
        - А ты можешь сюда не приходить?- спросила Елизавета Петровна.
        - Да вот я сейчас понимаю, я ж не знаю, как я прихожу. Если я дома у себя не живу, где я живу, ты мне скажи, Петровна?- спросил Фролов.
        - Да я скажу, а толку!- ответила Елизавета Петровна.- Там, откуда ты приходишь, там тебе самое место, ты оттуда приходить не должен - тебе же хуже будет! А раз ты приходишь, значит, тут у нас что-то не так. Что-то у нас тут начинается. Может, опять война будет. Может, наводнение будет. Цимлянское море на нас выльется. Попы говорят, гнев Божий.
        - Я про это ничего не знаю,- признался Фролов.- Я прихожу и прихожу. Я даже не знаю, где я потом - сплю я, не сплю я, может, я залезу на какое дерево и там сплю,- я не знаю, Петровна. Может, там, где мне надо быть, мне и ходу туда нет.
        - А когда ты у Нинки был, она хоть проснулась?- спросила Петровна.
        - Нет, не проснулась, она спала, ей хороший сон снился,- сказал Фролов.
        - Охренеть, ну ты даешь!- всплеснула руками Елизавета Петровна.
        - Что-то мне опять плохо! Опять меня берет,- почти шепотом сказал Фролов.
        - Знаешь что, иди-ка ты к себе - хватит на сегодня.
        8.Первый смертельный случай
        Весть о появлении на хуторе вампира (а слово это с легкой руки фельдшера так и осталось в употреблении) разошлась по деревне очень быстро. Вспомнили курицу, выпитую на ферме, вспомнили собаку пастуха, которую тоже нашли дохлой и как-то тоже слегка растерзанной. Добавили сюда несколько случаев, произошедших за последние дни… рабочий бригады овощеводов, будучи в состоянии алкогольного опьянения, наступил на гвоздь, торчащий из доски, и пробил себе ступню, другой работник, но уже по механической части, из гаража, резко наклонившись, ударился глазом о лежащую на табурете коробку передач, но глаз сохранил, а зато разбил кожу на скуле и приобрел фингал, видимый издалека. Все это было немедленно отнесено на счет действия нечистой силы и вампира.
        Вампира много обсуждали, но как-то по инерции несильно боялись. Молодайка Петрова своим цветущим видом демонстрировала, как мало вреда нанесло ей нападение вампира. Над этим много шутили, посмеивались, а один мужик, шофер с базы, рассказывал, как он встретил этого вампира по пьянке и долго бежал за ним, размахивая обрезком трубы около 70см, 37 мм сечения.
        - Ушел, гад,- смеялся мужик.
        Елизавета Петровна рассказывала мне потом, что Фролов быстро освоился со своей ролью и любил поиграть с мужиками, убегая от них и неожиданно перед ними показываясь.
        Был у нас такой механизатор, Витек Еремеев. Самым ярким событием в его жизни была армейская служба в артиллерии. Витек любил шутки, поэтому проезжающие по дороге грузовики он представлял как цель. Он подробно описывал мужикам, как он наводит орудие, как происходит выстрел и чем накрывается грузовик. И вот Витек неожиданно посерьезнел.
        - Я,- говорит,- мужики, такого никогда не видел. Он, сука, как щит на полигоне. Поднимается из лежачего положения - во весь рост, как будто он из фанеры. Я ночью от Ануфриевых шел, смотрю он, сука, поднимается как мишень. Лежит на спине и как лежал, так ровненьким солдатиком поднимается и на ноги становится. Потом падает, как столб, во весь рост, на спину, и опять как мишень - раз, и стоит. Смотрю я на это дело, и так мне херово стало. Страшно, тоскливо и херово. Пошел я домой спать, и приснилась мне такая херня, что я вообще спать потом не мог. Снится мне, мужики, что иду я ночью по нужде. И на кухню зашел, воды попить. Смотрю, а там на полу таракан. Большой такой, размером с хорошую мышь. Я думаю, ага… развелись, надо его чем-нибудь прибить. А я босиком иду, босой ногой неприятно же давить. А тут метла стоит. Он побежал, да так быстро. Я его метлой сверху со всей силы. В лепешку. Собрал я его этой же метлой на совок и иду выкидывать на улицу. И вроде ничего такого, а противно мне, и кошки на душе скребутся.
        Мужики стали думать, от чего такой сон. И решили, что это виновата Ануфриха. Самогонку правильно надо очищать буряками, а не морковкой, как это делает Ануфриха. Поэтому, наверное, плохой сон приснился. Стали мужики успокаивать Витька, но Витек завелся и долго матерился…
        Да, Витек тогда долго матерился. И оказался, к сожалению, совершенно прав, потому что в это утро молодайку Петрову нашли мертвую в кровати, причем рядом лежал ее муж и ничего вообще не слышал. Он только не понял, почему она не встает, и, сходив по малой нужде, пришел ее поднимать, потому что было уже пора. И тут он увидел, что она не дышит и ранки у нее на шее большие и влажные, он тогда в панике побежал к фельдшеру. Фельдшер констатировал смерть. Будучи человеком партийным, фельдшер так, на всякий случай, в графе предполагаемая причина смерти написал «острая сердечная недостаточность». Но на этот раз население хутора было как-то подготовлено к тому, что это может быть что-то сверхъестественное типа вампира, поэтому мужики решили, что фельдшеру надо дать пизды, как-то все это пошло от него. Нинку Петрову все любили, ее смерть будила сильные эмоции, которые требовали выхода, а фельдшер оказался крайний.
        Несколько деятельных и активных мужиков вошли на фельдшерское подворье и решительным шагом направились к беседке.
        Фельдшер сидел в беседке и плакал. Причем плакал он как-то по-детски, повизгивая, и было это настолько непривычно, что решимость мужиков как ветром сдуло. Они стояли перед входом в беседку, смотрели на фельдшера и понимали, что он их даже не видит и плачет совершенно не из-за того, что они пришли. Они никогда раньше не видели, чтобы пожилой мужик, к тому же член партии, плакал от страха.
        Тело молодайки Петровой увезли на экспертизу в райцентр, муж поехал с ней. Все как-то разошлись по полевым работам, но напряжение чувствовалось, висело в воздухе. Кто был в деревне, тот понимает: если что-то случается, это в воздухе висит, и все это чувствуют.
        9.Местная власть реагирует
        Как я потом узнал от Надежды Ивановны, секретарши, от которой у парторга не могло быть никаких секретов, в конторе, в кабинете у директора совхоза, состоялся такой разговор. Директор совхоза сидел на стуле за своим знаменитым письменным столом с двумя телефонами и слушал парторга, который сидел напротив и говорил сиплым злым голосом:
        - Я им, Петр Николаевич, такого вампира покажу! Я не то что премии буду лишать, я…- Тут он запнулся, не зная, чего еще он будет лишать, пытаясь придумать что-то пострашнее.- Выдумали новости какие-то - вампир! Это в двадцатом-то веке, при советской-то власти!.. А если не поймут, будем объяснять!
        Он хлопнул по столу ладонью, как будто прихлопнул кого-то.
        Тут парторг наклонил голову ниже к столу и засипел еле слышно:
        - Уполномоченный Комитета госбезопасности из района приедет, он им, сукам, объяснит. Он им живо объяснит! Слава богу, в Советском Союзе живем! Здесь не Копенгаген. Наши советские органы не с таким справлялись! Вампир! Вампира бояться не надо, а вот советских органов бояться надо, ой надо, советские органы, если что, по головке не погладят…
        - Сам-то ты что думаешь?- спросил директор.
        - Та что ж я могу думать, Петр Николаевич,- принужденно засмеялся парторг.- Не могу же я верить в вампиров, я партийный человек.
        - А если он тебя того?- спросил директор.
        - Я, Петр Николаевич, надо будет сдохнуть - сдохну, а от своего не отступлюсь, я - коммунист,- заверил парторг.
        - Ты как считаешь, Егор, может, нам детей вывезти пока?- предложил директор совхоза.
        - Вы что, правда, верите?- удивился парторг.
        - Верю я или не верю - дело десятое,- сказал директор.- Я не на исповеди. Я хозяйственник, мое дело маленькое. Раз что-то есть - значит надо реагировать. Может, это - выдумки? Может, кто-то слухи пускает зловредные? Тем более университет у нас тут. Может, мужикам что-то привиделось по пьяни? Может, Нинка Петрова от скарлатины умерла - откуда я знаю? А вдруг нет? Я 38 лет в партии. Я войну прошел, а все равно вот это «вдруг»… мне оно покоя не дает. Вот если мы ничего не сделаем, а завтра опять кого-то найдут, а вдруг ребенка?
        Парторг наклонился ближе к директору и, глядя ему в глаза с прищуром, сказал:
        - А вот за это уже нас, Петр Николаевич, по головке не поглядят! И почетной грамоты не присвоят, ой не присвоят, и памятным значком не наградят. От нас другого ждут…
        - Да знаю я, чего от нас ждут, Егор! Нам-то что делать?
        Парторг долго смотрел в окно злым взглядом, только что зубами не скрежетал, потом тихо сказал:
        - Я прощупаю почву, Петр Николаевич, ты прав, дело это непростое. Я прощупаю почву, но завтра с утра. Петр Николаевич, а может, нам того… попа позвать?
        - Иди ты,- невесело отмахнулся директор,- попа, скажешь тоже… А еще партийным человеком себя называет…- Директор на минуту задумался.- А я откуда знаю? Может, нужно попа.
        10.Поп, второй случай
        Вот такая история, появился на советском хуторе вампир. Хотите верьте, хотите нет. Не какие-то там неясные слухи, не бабье вранье, не пьяные мужицкие видения, а самый настоящий, чин-чинарем: ходит по ночам, пьет кровь. Кто он такой - этот вампир, откуда взялся? Стали мужики думать. Когда он начал ходить? Да после того, как Фролова похоронили - вот Фролов и ходит, больше некому. Да он сам сказал тогда на ферме. До него четыре месяца никого не хоронили. А последней перед ним была старушка Бондаревых. Так это ж какая старушка была? Она ж от советской власти иконы прятала и Богу молилась. Не может она ходить по ночам, к тому же она женского полу. И до фроловских похорон точно ничего такого в деревне не было. Драка по пьянке, болезнь какая или травма - это пожалуйста, но чтоб кровь сосать - это извините, товарищи, даже не думал такого никто. Значит, Фролов. Он, кстати, и при жизни был какой-то не того…
        Пошли мужики на кладбище, разрыли могилу. А оттуда такой вонью понесло, что быстро все обратно закопали. Но труп там точно был трупом - ничего живого там не было, и ходить по ночам он не мог. Поставили все, как было, и ушли. А тут еще участковый приехал на мотоцикле, который он все-таки починил. И сказал, что могилы без разрешения раскапывать нельзя и что, если кого на кладбище увидит, пусть пеняет на себя.
        Следующая ночь прошла спокойно, и страх как-то слегка отодвинулся. Днем приехал поп. Он приехал из Багаевки, где был храм. Ходил на кладбище, кропил святой водой. Ходил от дома к дому и кропил - кропил - кропил, бормоча себе что-то под нос. Молился, наверное. Был с ним какой-то пожилой мужик из Багаевки, с бородой. Мужик сам в рясе не был, но попу помогал. Вот так они и ходили, ни партийная власть, ни советская, ни исполнительная власть в лице участкового им не мешали.
        Потом пришла ночь. И к утру оказалось, что в семье у Сердюковых у молодой девки-старшеклассницы нашли следы зубов - две влажные дырки на шее - и нашли ее полуживую. Особенное впечатление на людей, населяющих хутор Усьман, произвело то, что случилось это в ночь сразу после визита попа.
        На хуторе Усьман жили советские люди, в Бога они не верили. Но на визит попа возлагали большие надежды. Надежды эти не оправдались. Тогда людей действительно охватил ужас.
        11.Вмешательство партийных органов
        На работу никто не вышел. Люди сидели в своих домах и старались не выходить на улицу - окна и двери были заперты, несмотря на жару. К скотине выходили осторожно: по трое, по двое, с вилами в руках. В магазин не пошли, доедали то, что дома есть. Сидели по домам. Родители прижимали к себе детей. Дети прижимали к себе кошек и собак.
        Партийная организация совхоза пришла к выводу, что ситуация сложилась недопустимая и дальше так продолжаться не может. Партийная организация созвала односельчан на собрание в актовый зал в конторе.
        - Товарищи односельчане,- начал секретарь парторганизации.
        - Хрен тебе товарищ,- закричали мужики.
        Разговора не получилось, все кричали одновременно. Парторг явно терял контроль над ситуацией.
        - Это что ж такое, дорогие товарищи,- кричал комбайнер,- вампир ходит по деревне! Есть у нас партийная организация или нет? Куда смотрят партийные органы, куда смотрят советские органы? Где наш участковый? Что, наша страна с вампиром справиться не сможет? Наша армия, наши, к примеру, ракетные войска? Да взорвать его могилу к такой-то матери. Тротилом. Тротил у танкистов попросить. И подрывника. Они шефы, они помогут. Где у нас биологический факультет Ростовского университета?! Портвейн пьет?! С бабами гуляет?! Они ученые, вот пусть и помогут, и покажут свою ученость! Портвейн пить каждый может, много ума не надо! Короче, детей хотя бы вывезите! Автобус дайте!
        Но парторг, как обычно, не понял народ. И стал орать в ответ так, что жилы вздулись на лбу. Что под бабушкины сказки транспорт выделять не будет. Что на войне за паникерство расстреливали. И правильно делали.
        - А зачем нас позвали?- кричали мужики.- Мозги вправлять?
        Так парторг потерял контроль над массой коммунистов и беспартийных. Сколько он себя помнил, орал он, а мужики слушали. Пугал он, а мужики пугались. А тут оказалось, что есть что-то, чего мужики боятся больше, чем его. Вампир оказался страшней, чем партийный работник. И чувствовал парторг, что именно этого, вот именно этого ему наверху не простят. Он ведь и сам понимал: шутки шутками, но есть уже одна жертва, и, считай, есть вторая. Пусть Маркс и Энгельс отрицают существование вампиров, но Маркс и Энгельс где?! Где они?! Одним словом, неважно. А следы зубов вот они, их многие видели. У двух жертв на шее. И если практика действительно критерий истины, как учит нас диалектический материализм, то получается, что практика в этом случае не на нашей стороне. Но в том-то и состоит диалектика, чтобы орать про бабушкины сказки и требовать за вампира привлекать к ответственности паникеров, а самому смотреть, какие тут можно принять меры.
        И звонил с утра парторг в райком партии, и хотел он посоветоваться и просить разрешения вывезти детей и из женщин, кого можно. Но на него наорали так же, как он сейчас кричал на мужиков. Так наорали, что ему тоже захотелось выйти из-под контроля. Но он не вышел, так как имел более высокое чувство ответственности. Ему сказали:
        - Ты кто вообще, секретарь парторганизации совхоза или ты хрен собачий? Ты что там у себя вампиров каких-то развел? Что это за вампиры какие-то у тебя в совхозе?! Что, из могил по ночам выходят, да? Кровь из народа высасывают? Ах ты, мать твою так, а ты про идеологическую работу среди населения слышал когда-нибудь? Или про идеологическую работу ты впервые слышишь? Про агитаторов-пропагандистов ты слышал когда-нибудь, парторг? Где твоя работа? Руки в брюки, хуй в карман? А теперь звонишь тут, панику разводишь! Ты за это ответишь! Ты партбилет на стол положишь. Какую такую ты эвакуацию там задумал? Кого вывозить? Тебя самого партия так вывезет, что ты не только про вампиров забудешь, ты как выглядит женский орган забудешь. Парторг хренов! Давай исправляй ситуацию. Через два часа доложишь.
        И вот два часа прошло, собрание закончилось, докладывать абсолютно нечего. Тут диалектика простая: или народ боится партии и тогда он не боится вампиров, или народ боится вампиров. Но тогда он не боится партии. Как такое доложить в райком? Такое доложить в райком нельзя.
        А райком, пока суть да дело, тоже связался с обкомом партии и в конце разговора как бы вроде анекдота рассказал про хутор Усьман. Что, мол, вправили мозги на этот раз, но какие кадры у нас пока еще попадаются неразвитые. Что с ними прикажешь делать, снимать их будем, гнать их будем без всякой жалости!
        И вот часа так через два после обеда вдруг телефон, но уже в райком из областного комитета партии. Видно, они свои каналы информации имели, а не только на райком полагались. Ну и ответственность они на себя могли взять, конечно, совсем другую. Позвонили и сказали:
        - По поводу этого хутора. Да, Усьман. Два часа на эвакуацию детей. Да мне насрать, вампир это или не вампир! Может, это у них там Дед Мороз. Потом будем выяснять. Ты мне детей срочно вывези, иначе ты не только партбилет на стол положишь, ты свой хуй на стол положишь. Ты меня хорошо слышишь, секретарь райкома? Я за свои слова отвечаю.
        Вот и слушал в телефонной трубке совершенно ошарашенный парторг совхоза Усьман, как из райкома, но уже без крика, а совершенно другим тоном деловито объясняли:
        - Кущевский район, село Покровка, пионерский лагерь «Ветерок». Там уже для вас помещение готовят. Прямо сейчас выезжать, как только сможете. Если вашего автобуса мало, скажите, выделим срочно. К вечеру как раз доедут. К ужину. И как только выедут, сразу мне доложишь. Ты понял? Доложишь сразу.
        Голос из райкома уже не кричал, говорил сухо, серьезно, слегка похрюкивая, видимо, для убедительности.
        12.Опять Елизавета Петровна
        Вечером того дня, когда вывезли детей, вампир Фролов пришел к Елизавете Петровне и сказал:
        - А я знаю, где я сплю.
        - Ну и где же ты спишь?- спросила Елизавета Петровна.
        - Я сплю под крышей в силосной башне,- ответил Фролов.- Там есть такой закуточек, между подъемником и крышей, и там хорошо. Туда можно с крыши залезть через окно.
        Елизавета Петровна рассказывала мне, что только тогда заметила, как он изменился. Выражение тоски и страха исчезло полностью из его глаз, никакой растерянности, никакой потерянности, было такое впечатление, что он все лучше и лучше осознавал свою ситуацию и был всем этим очень доволен.
        - Когда я по улице иду, мне так хорошо,- рассказывал Фролов.- Все я вижу, все я чувствую. Иногда пройдет кто-то мимо меня, окликнет - я что-то отвечу, примут меня за кого-то - я не возражаю. И чувствую я, какой от людей дух идет. Степной, свежий дух идет. Или, наоборот, домашний, уютный. Иногда к тому меня тянет, иногда к другому. Я так научился, чтоб следов не оставлять. Чтоб их не пугать. Так лучше, а то они за мной гоняться начнут. Я раньше был какой-то как без тела и ничего не боялся. А теперь тело у меня есть какое-то вроде. И больно мне бывает. И меня побить, наверное, можно. Осторожнее мне надо быть. Но иногда такой голод нападает - хватает, как рукой изнутри. И тогда я не соображаю ничего. И мне тогда лучше за деревней быть, потому что если я такой к человеку приду, то я на нем точно след оставлю.
        - А тебе обязательно по людям ходить?- спросила Елизавета Петровна.- Есть же коровы, свиньи, лошади…
        - Это дело вкуса,- продолжал Фролов.- Человек - это совсем другое. Свинья что? Она - животное. У нее жратва на уме, больше ничего. Она жрет, что ей дадут, а может и поросят своих сожрать. А человек - это совсем другое. Он свои мысли переживает. Смотришь на него, а он спит и во сне видит поезд. Едет этот поезд по степям, и за окном - поля: сурепка, клевер, кукуруза, кормовые культуры, и все они цветут. И открывает человек окно, а там ветер. Ветер такой крепкий, но теплый, с духом цветов, земли, и платок он с головы срывает, и волосы треплет, прическу портит, и груди он обдувает так, что соски твердеют. А в купе сидит молодой офицер. И так на человека смотрит, так смотрит, как будто под юбкой все видит. И улыбается. Взять бы его и прижать к грудям сильно-сильно… Прям задушить его… А станция-то не скоро, ох, не скоро. Я все понимаю, что человеку снится. И кровь у него знаешь какая? Этого словами не расскажешь. У нее не только вкус есть, у нее звук свой есть. Она прямо звучит в ушах у тебя. Это рассказать нельзя, Петровна. Или снится человеку, что сосед со скотниками сговорился и поджидает его у
клуба. И он подходит к клубу и прямо на них идет. Соседа кулаком по шее, скотника Витюху в морду, что, взяли?! Сзади на тебя кинулись, а ты пригнулся и с разворота под дых. Или, например, снится человеку, что он распаковывает телевизор. Жена ходит серьезная, под серьезностью скрывает свой восторг. Шутка ли - цветной, самый большой, самый лучший. Напротив дивана его, на тумбочку, поставили, а как антенну настроить, ни черта не понятно, и страшно, и весело. Вот сейчас показывать начнет. А парторгу снится, как его хвалит генеральный секретарь. И парторг весь прям улыбается во сне. Когда я прихожу, они спят, они как дети все. Я их не бужу, они от этого только крепче спят. Они лежат передо мной, ничего сделать не могут, как будто мне их отдали. А я… у меня силы столько, я одним движением убить могу. Но слежу за собой, мне эта паника ни к чему. Я - осторожно-осторожно, неслышно совсем. А сам аж весь дрожу, аж в ушах у меня звенит. Только потом, когда голод успокаивается, что-то меня грызет. Предчувствия какие-то. Что-то на страх похожее и на тоску. И к могиле тянет: полежать, отдохнуть. Но это не сильно
грызет, скоро проходит.
        - Что с тобой делать, не знаю,- вздохнула Елизавета Петровна.- В плохую историю ты попал. Чем тебе сейчас лучше, тем тебе потом хуже будет.
        А когда он уже уходил, Елизавета Петровна обратила внимание, что он намного больше походил на живого человека, чем это было, когда он приходил в первые дни.
        13.Затишье
        Прошло три дня после эвакуации детей - и как-то ранок на шее ни у кого не видели. И вроде симптомов таких, чтоб человек прямо падал, тоже не было. Но иногда кто-то плохо себя чувствовал утром. Так это и без вампира бывает.
        Нинку похоронили. Официальным диагнозом так и осталась сердечная недостаточность. Дел было по горло, и вампир не то чтобы стал забываться, но ощущение от его присутствия становилось каким-то неострым. Вот тогда-то парторг и сказал директору совхоза:
        - Люди стали меньше про вампира говорить. Но про идеологическую работу нам забывать нельзя. Нам надо с людьми работать и дальше - и каждый день.
        Директор совхоза заметил:
        - Можно и два раза в день. Ты что, меня, что ли, агитируешь? Идеологическая работа - это твое дело. Мое дело - хлеб. А ты, может, что-нибудь конкретное предложить хочешь?
        - Да вот сегодня людей в клуб собираем,- сообщил парторг.- Приедет лектор из Ростова. Лекция называется «Религиозные предрассудки и как их искоренять».
        - И как их искоренять?- удивился директор совхоза: его явно веселила тема приезда лектора.
        - А ты не смейся!- сказал парторг.- Знанием искоренять. Марксистско-ленинской методологией.
        Директор перестал улыбаться. Во-первых, слово «методология» не располагало к шуткам. Во-вторых, был он коммунистом дисциплинированным и ко всему марксистско-ленинскому относился серьезно. И действительно, он вспомнил, что на дверях висит объявление, он его заметил, но не обратил особого внимания.
        - А после лекции фильм,- сказал парторг,- «Земля Санникова», чтоб приятное с полезным, так сказать.
        - «Есть только миг между прошлым и будущим…» - забубнил директор.
        - Мы после лекции сразу ко мне пойдем, ну, принять надо, человек из города, сам понимаешь,- продолжал парторг.
        - «Вечный покой сердце вряд ли обрадует…- напевал директор,- вечный покой для седых пирамид…».
        - Вот так вот,- припечатал парторг.
        14.Приезд лектора
        Лекция состоялась в назначенное время. Коммунисты совхоза обеспечили явку, и мероприятие прошло на высоком идеологическом уровне. Лектор, невысокий, полноватый, средних лет мужчина, с густыми бровями над бесцветными глазами, говорил как-то вкрадчиво, но в то же время убедительно. Как будто хотел сказать: «Я что? Я человек скромный, а против правды, товарищи, не пойдешь». Закончив, он спросил:
        - Вопросы есть?
        - Вот у меня, товарищ лектор, вопрос,- встал скотник Витек, который рассказывал про сходство вампира с мишенью на полигоне,- вот, товарищ лектор, у меня вопрос: вампиры бывают или не бывают?
        - Ты мне это брось,- прикрикнул на всякий случай парторг.
        - Да нет, зачем же,- ответил лектор,- товарищ спрашивает, надо ему ответить. Так вот, вампиров, уважаемый товарищ, не бывает. Бывают странные совпадения, слухи, страшные сказки. Но вы представьте себе: как мертвый человек может ходить? Это сказки, дорогие товарищи. Мертвый человек ходить не может. И потом, представьте себе, как он будет пить кровь? У него же нет желудка. Куда эта кровь девается? Или он до ветру, понимаешь, ходит? Это же смешно, товарищи. Ну были когда-то народные поверья. И что, теперь Бабу-ягу будем бояться? Кощея Бессмертного? Давным-давно, когда народ жил в невежестве, люди в это верили. Это помогало держать их в страхе, чтобы их удобнее было эксплуатировать. Но потом оказалось, что ничего такого на свете нет. Сказки - сказками, а реальность - реальностью. Вот я вам расскажу любопытную деталь. Существует аллергическая реакция доктора Баумгардена. Немецкий врач Баумгарден ее открыл и описал. Она проявляется так, что на коже появляются маленькие круглые ранки, похожие на следы прокола кожи. Если эти ранки появлялись на шее, люди начинали фантазировать, что это следы зубов
вампира. Но теперь, когда наука уже описала это явление, когда мы уже знаем, что это такое, всякие разговоры о следах зубов вампира могут у нас вызвать только улыбку. Правда, товарищи? Конечно, легенды о вампирах были очень распространены, особенно в Средние века. Тогда люди верили в ведьм, эльфов и разных других мифических существ. Сказок было много. Но реально никто и никогда вампира не видел. О них, правда, существует обширная литература. Но и про леших, про домовых, про водяных тоже написано немало. И что из этого? Видел их кто-нибудь когда-нибудь? Вот вы сами, товарищи, вы когда-нибудь видели вампира?- спросил лектор, улыбаясь.
        Витек нервно сглотнул. Парторг привстал и внимательно оглядел собравшихся, потом, удовлетворенный отсутствием видевших вампира, повернулся к лектору и голосом, убедительно слащавым, прокомментировал:
        - Раз не бывает, стало быть, и не бывает… И нечего тут!- А обращаясь к лектору, парторг добавил: - Спасибо вам, товарищ лектор, за содержательную лекцию. Поблагодарим товарища лектора!
        Зал отозвался аплодисментами.
        Потом свет погас, на экране замелькали фамилии актеров: Олег Даль, Владислав Дворжецкий…
        15.Ужин у парторга
        А парторг тем временем вел лектора под руку, оберегая от неровностей дорожной поверхности.
        - Мы тут, товарищ лектор, поужинаем,- говорил парторг,- а потом в клубе, где вещи оставили, и переночуете, там в гостевой комнате кровать имеется и, я извиняюсь, туалет. Там сторожиха библиотеку охраняет. Вот и будет вам уютно и спокойно. А завтра грузовик в Ростов идет за запчастями. Вот вас и отвезет.
        - Поужинать - что ж, отчего не поужинать, спасибо,- отозвался лектор.
        Дома у парторга все было приготовлено, водка была холодная, а жареная картошка была горячая. Все деревенские разносолы присутствовали в лучшем виде - нарезанная домашняя колбаса, маринованные помидоры… Нет смысла описывать деревенскую еду! Столько раз ее описывали, а без всяких описываний понятно, что лучше ее все равно никакой другой еды не существует.
        Директор совхоза пришел чуть позже, но пришел дисциплинированно. После какой-то там по счету рюмки он все-таки не выдержал и спросил:
        - Вот вы, товарищ лектор, говорили, что религиозные праздники вредят здоровью, в чем же состоит вред?
        - Ну в том, что люди объедаются, а это вредно,- сказал лектор.
        - Я, конечно, извиняюсь,- сказал директор совхоза,- а на Первое мая они не объедаются? Не напиваются? Выходит, что на религиозные праздники - это вредно, а на советские - нет.
        И тут беседа приняла неожиданный поворот.
        - Вы знаете,- просто сказал лектор,- мы говорим народу то, что должны говорить, и это правильно. Наша позиция должна быть ясной и твердой. Даже если необходимость требует использовать инструменты пропаганды, мы не должны от этого отказываться для народной же пользы. Я сегодня говорил про реакцию Баумгардена, но как коммунист коммунисту - вам-то я могу сказать - никакой такой реакции Баумгардена нет. Это просто методологический прием. Но народ пусть думает, что она есть.
        У парторга лицо вытянулось и явно испортилось настроение. Лектор же продолжал:
        - Но ведь на самом деле давайте скажем себе откровенно: вопрос с этими религиозными предрассудками не так прост. Есть много вещей, которых мы не понимаем.
        Директор посмотрел на лектора удивленно и одобрительно крякнул:
        - Согласен.
        - Вот сегодня был вопрос про вампира,- сказал лектор,- сказки, конечно, это все, но в средневековых хрониках есть описания, как вампиры уничтожали целые деревни.
        Парторг при этих словах вздрогнул и окончательно помрачнел.
        - Скажите, а как люди с ними боролись?- спросил директор.
        - Ну, как боролись,- сказал лектор,- молитвы читали - не помогало, конечно же, чесноком мазались - вроде бы вампиров это отпугивало. И вроде бы их можно убить только серебряной пулей. Да, говорили еще, что вампира можно обезвредить, если всадить ему в сердце осиновый кол. Затрудняюсь объяснить, почему именно осиновый. Может, потому, что Иуда повесился на осине.
        Лектор говорил красиво, складно, слушать себя ему было приятно:
        - Еще существуют предания, что вампиры заражали людей своим вампиризмом, когда пили их кровь. И целые большие деревни превращались в вампиров, они сбивались в стаи, нападали на другие деревни и даже на армии. Нападает такая стая вампиров на армию, которая ночью расположилась на привал. И на утро целая армия становится вампирами. Сказки все, конечно, хотя бог его знает. Описания даны довольно реалистичные. Я являюсь специалистом по истории Средних веков, мне приходилось читать старые немецкие и французские хроники. Так, знаете ли, правдиво описано, что даже не верится, что это выдумки.
        Тут парторг окончательно впал в тоску и подавленность.
        - Время позднее,- перебивая на полуслове лектора, сказал он,- вы, наверное, спать хотите, заговорили мы вас тут.
        - Большое спасибо за ужин, провожать меня не стоит, тут через дорогу,- засобирался лектор.
        После всего выпитого опьянел он не сильно.
        16.Разговор Фролова с лектором
        Сторожиха провела лектора в отдельную комнату, показала, где туалет, и со всей свойственной ей деликатностью ушла сторожить библиотеку. Лектор готовился ко сну, думая о том, почему именно к библиотеке приставлена сторожиха. Неужели именно книги крадут здесь в первую очередь? Но удивился своей недогадливости. Как это почему? Это же книги. А книги разные бывают. Если украдут, например, «Руководство по дельтапланеризму», то это еще полбеды. Или даже университетские, что, кстати, крайне маловероятно, залезут ночью и вынесут… Ну пусть даже не ровен час трилогию Егора Колдобина «Семикаракоры в огне», то это опять-таки еще полбеды. Ну а вдруг кто-то украдет выдающуюся книгу товарища Л. И. Брежнева «Малая Земля»? Это уже не шутки. Или «Антидюринг» Фридриха Энгельса? Вот за это парторга по головке не погладят. Правда, лектор по-прежнему не понимал, кто и зачем бы стал эти книги красть? Их нельзя продать: никто их не купит. А читать их можно и в библиотеке, тут столы поставлены, стулья. Есть лампы на столах, вода в графине. Читай себе, сколько хочешь. Но вдруг по пьянке, просто от лихости, просто ради
самого поступка мужики утащат все-таки третье издание Полного собрания сочинений В. И. Ленина.
        От самой мысли, что такое возможно, рождается понимание необходимости в охране. А вдруг они потом обольют его керосином и подожгут. Просто чтобы посмотреть, что получится. И получится очень-очень большой скандал. Потому что это идеологический вопрос…
        Мысли лектора сладко путались перед сном…
        Вдруг дверь тихонько приоткрылась и вошел какой-то мужик.
        - Не помешаю?- спросил мужик.
        Лектор сидел в одних трусах на кровати, мужик его явно смущал, но сказать «помешаете», он, конечно, не мог. Это было бы нетактично по отношению к местному деревенскому человеку, он мог бы расценить это как городское высокомерие.
        - Я вас на лекции не припоминаю,- сказал лектор, у него была отличная память на лица.
        - А не было меня там,- сказал мужик.- Мне, где все собираются, нельзя. Меня узнать могут.
        - И что будет, если вас узнают? Вы что, преступник? Убийца?- Лектор улыбнулся.
        - Убийца,- сказал мужик без улыбки.
        - Ну, тогда и, правда, не стоит рисковать,- сказал лектор и еще раз улыбнулся.
        - А вы скажите,- спросил мужик,- вы на войне были?
        - На войне я не был, возрастом не вышел, старший брат был,- ответил лектор.
        - А где служил? В каких войсках?- спросил мужик.
        - На флоте,- ответил лектор.
        - А, ну тогда он не знает,- разочаровался мужик.
        - Чего не знает?- удивился лектор.
        - Если бы он в танковых войсках служил, тогда он, может, и знал бы,- ответил мужик.
        - К сожалению, ничем не могу вам помочь,- отозвался лектор,- да и время позднее, спать пора.
        - У меня на войне такое было!- сказал мужик.
        - Да вы на войне не могли быть! Вы ж младше меня!- удивился лектор.
        - Да был я, был!- настаивал мужик.
        - Вы какого года рождения?- спросил лектор.
        - Двадцать третьего.
        - Да ладно вам,- засмеялся лектор.- Вам же не больше сорока.
        - Больше мне, больше,- сказал мужик.
        - Странно,- сказал лектор.- И что же вы видели на войне?
        - Что я видел?- спросил сам себя мужик и стал тереть лоб.- Я танкиста раненого видел. Танкисты нас выручили, они молодцы. А его подбили, он из горящего танка вылез весь обгоревший.
        - Да, война - страшная вещь,- сочувственно закивал лектор.
        - А потом у него один человек кровь пил,- продолжал мужик.- И я спросить хотел, может, кто видел такое? Кровь пить - это я понимаю. Это такой голод бывает. Но как у танкиста раненого можно? Вот это я не понимаю. Он же умирал.
        - Как это вы понимаете?- заикаясь, спросил лектор.
        - Да и ты понимаешь,- сказал мужик,- ты же все знаешь про таких, как я. Ты в книжках читал.
        - Это вы шутите?- почти прошептал лектор.
        - Да какие тут шутки,- отозвался мужик,- прихватит, и будешь пить кровь. Как миленький. А куда ты денешься? Ты же знаешь, как это бывает. В книжках же написано все.
        Мужик приподнял пальцем верхнюю губу и показал лектору клык. Клык был совсем небольшой, почти нормальный, но сам жест…
        - Я не вру тебе. Я правду говорю,- сказал мужик,- ты же про все это знаешь, может, ты мне скажешь, как мне быть, а то меня грызет тоска какая-то. От этих дел.
        Лектор побледнел, на лице у него застыла гримаса подавленности, но он пробовал как-то не показывать этого, боясь спровоцировать реакцию. Он, конечно, был марксистско-ленинский лектор, но, во-первых, ночь на дворе. Во-вторых, чужая какая-то деревня и опять же - слухи. В-третьих, клык этот… Хотя есть вероятность, что это просто сумасшедший. А вдруг нет?
        - Да вы не волнуйтесь.- Лектор чувствовал, что говорить ему все труднее.- Может, вам валерьянки выпить? У меня есть валерьянка. Мне жена всегда в дорогу кладет.
        - Давай. Отчего не попробовать. А вдруг помогает?- согласился мужик.
        И лектор действительно дрожащими руками накапал в стакан валерьянку, долил воды. Мужик взял стакан, понюхал, но пить не стал, поставил стакан на стол.
        - Нет,- сказал он,- я это не могу пить. Я вообще ничего ни пить, ни есть не могу, что раньше ел. Я пробовал - не получается ничего. Спасибо тебе, извини. Не могу.
        - Вы не волнуйтесь,- сказал лектор,- вам наверняка можно помочь. Теперь медицина так пошла вперед. Приезжайте в город, у меня есть знакомства. Вы днем можете приходить?
        - Нет, днем я, кажется, в могиле лежу,- ответил мужик.
        - Ничего. Можно и ночью. Есть новые лекарства. Вы только не переживайте,- засуетился лектор.
        - Ты мне скажи, городской человек,- спросил мужик,- что дальше будет? Ты скажи, не бойся, я тебя не трону. Ты вон боишься весь, я думал, если человек знает, он не боится. А ты затрясешься сейчас.
        - Пока человек не знает,- ответил лектор вернувшимся голосом,- он как раз и не боится. Он, когда знает, вот тогда-то и боится.
        Голос его укреплялся, но на новые высоты поднимала его начинающаяся истерика.
        - Что с тобой будет?- продолжал лектор.- Сначала ты всю деревню загубишь, потом на другую перекинешься. Станешь ты огромный, сильный, никто тебя не сможет победить. Но тебе от этого радости не будет. Ты станешь как огромный младенец - есть, спать, есть, спать. Потом найдется святая душа или люди миром против тебя объединятся. И лишишься ты всей своей силы. Силы ты лишишься, а голод останется. Тогда-то ты будешь маяться, пока не умрешь совсем. Разве что найдешь себе родственную душу, которая тебе поможет. Даст тебе немного крови, чтобы сила хоть ненадолго к тебе вернулась. Тогда быстро уходи, пока у тебя сила есть для этого. А то совсем плохо тебе будет. Так в хрониках написано. А если ты себе вампирицу найдешь, тогда тебе нет спасения. Лучше простую бабу найди.
        - Ну, пойду я,- сказал мужик.
        Он встал, открыл аккуратно дверь, прошел по коридору, открыл входную дверь, вышел на улицу и закрыл дверь за собой. Лектор хотел встать и закрыть дверь в свою комнату, но почувствовал, что ноги не слушаются его.
        Он так и сидел в трусах, глядя на дверь, а на простыне вокруг него расплывалось мокрое пятно.
        17.Начало эволюции Фролова
        Позже Елизавета Петровна характеризовала этот период загробной жизни Фролова как начало его возврата почти к человеческому существованию. Он не шарахался от стен, нормально владел собой, хорошо понимал, кто он и что ему нужно. И это понимание не тяготило его. Он узнавал людей вокруг себя, потому что знал их при жизни и понимал, какая опасность ему грозит и какой страх внушает он сам, осознавал свою огромную физическую силу, свои возможности, но было ясно, что его в какой-то момент поймают, если он будет действовать в открытую. Он научился не оставлять после себя следов и мог контролировать себя. В конце концов, можно делать это аккуратно, а не впиваться в шею, есть ведь жилочки на руках, на ногах, и ранка тогда не очень сильно отличается от расчесанного укуса комара, и если приходить к нескольким людям за ночь, то им от этого большого вреда нет. И так можно спокойно жить. Если люди тебя не боятся, то можно питаться ими сколько хочешь. Лучше даже приучить их к тому, что ты есть, но ты никого не трогаешь. Так им кажется. Ну мало ли, как ты питаешься! Есть коровы, лошади, собаки - полно также диких
животных, но главное - людей ты вроде бы не трогаешь, и они к этому начинают привыкать. Ну, в конце концов, вампир и вампир. Люди вообще разные бывают. Одного в тюрьме пидаром сделали, другой - псих, по ночам ходит по крыше, третьему нравится кошек вешать. Об алкоголиках я вообще не говорю. А этот - вампир! Ну вампир и вампир, и что?
        Мне Елизавета Петровна рассказывала, что он очень хотел, чтоб это все так и осталось. Тем более, он никому особенно не мешал. Днем его вообще не было видно, а в темное время суток на глаза он особенно не попадался, в общественных местах не появлялся. Пугать народ совсем перестал. По вечерам иногда его видели, но он вел себя тихо. Мужики кричали:
        - Эй, как дела вампирские?
        - Да нормально,- отвечал он.
        - Кровь-то пьешь?
        - Да нет, не пью.
        - Да врешь небось.
        - Да нет, не вру.
        - Ну, на нет и суда нет. Хрен с тобой, ходи, кровь, смотри, не пей!
        Елизавета Петровна молча выслушивала его рассказы, она понимала, что это затишье долго не продлится, но говорить ему об этом не хотела - пусть продлится сколько может.
        18.Встреча у реки
        В одну из ночей он увидел, что на пляже кто-то есть. Видел он в темноте лучше, чем днем. А ночь как раз была безлунная. Ночь была очень жаркой, даже душной. Время - перед рассветом. Вокруг никого не было, он это чувствовал. Кроме одного человека, верней, одной. На лавке под деревянным грибочком возле воды лежали ее вещи. Женщина была в воде, но смотрела не на берег, а в другую сторону. Он осторожно подошел, спрятался. Она повернулась и начала выходить из воды. Чувства голода он к этому времени уже не испытывал, оно было надежно - на сутки или двое - удовлетворено.
        Женщина остановилась на песке перед водой. Он чувствовал, что ее обнаженность волновала ее, хотя и вокруг, как она думала, никого нет, и она понимала, что никого нет, но ведь не исключено, что кто-то мог бы и быть. И это чье-то воображаемое присутствие рядом с ее наготой волновало ее. Он наблюдал, никак не обнаруживая своего присутствия. Она была сложена не по-деревенски. Стройная. Было ей лет 30, не студентка. Но явно из университетских. Деревенская бы не стала бегать голая по деревне, даже в самую глухую ночную пору. Черные распущенные волосы, баба довольно красивая.
        Она сделала несколько шагов и оказалась возле своего платья. Взяла полотенце и стала вытираться. Он стоял за ее спиной и понимал, что она не знает о его присутствии и, если узнает о нем, перепугается до полусмерти, а этого ему как раз не хотелось. Поэтому он дал ей спокойно надеть платье и показался ей так, что его появление выглядело естественным.
        - Не спится, что ли?- спросил он.
        - Вам, я смотрю, тоже не спится,- ответила женщина.
        - Уснешь, когда такие в реке купаются,- заметил Фролов.
        - А вы подглядывали?- удивилась женщина.
        Даже в темноте он понял, как она покраснела. Но покраснела правильно. Не от возмущения, а от стыда, вызывающего бурю, которой нельзя сопротивляться. Он почувствовал, что его власть над ней сейчас безгранична, что он скажет, то она и сделает.
        - Вот как ты это платье надела, так ты его и снимай!- приказал он.- Под платьем-то ничего нет, я видел.
        Он смотрел ей прямо в глаза, спокойно, как-то чуть ли не по-хозяйски. Он отлично понимал, что с ней происходит, вообще он мог понимать, что человек чувствует и думает, это он уже знал за собой. И знал, что может внушать человеку и его будут слушаться. А при жизни такого за ним не водилось.
        Она помедлила немного, потом дрожащими пальцами стала расстегивать пуговицы, потом стянула платье, губы ее слегка приоткрылись, он чувствовал, что она задыхается. Она стояла голая перед незнакомым мужчиной. В конце концов, за этим она сюда и пришла, хотя ни за что бы не поверила, что это возможно. Происходило невозможное. Он снял через голову рубашку, у него было сильное тело сорокалетнего мужчины, сделал шаг к ней - она положила руки ему на плечи, и, когда он прижал ее к себе, она чуть не потеряла сознание.
        «Вот интересно,- подумал он,- стоя с бабой никогда не жил».
        Она одной рукой обняла его за шею, он никогда не видел, чтобы бабу так трясло. Она прижимала свою голову к его плечу. Не кричала, а просто старалась подавить это, прижимая рот к его телу. Наконец она не выдержала и застонала так громко, что он сказал:
        - Тихо-тихо.
        Небо стало сереть, и он сказал:
        - Мне пора.
        Елизавета Петровна рассказывала мне, что они стали встречаться каждую ночь. И он доводил ее до почти бессознательного состояния, а потом, когда она засыпала, пил ее кровь. И это была самая лучшая кровь из всей, которую он пробовал. Она не замечала на себе никаких следов. Через несколько дней она попробовала разговаривать с ним, спрашивала, кто он, как его зовут, что он делает, он говорил:
        - Лучше тебе пока этого не знать.
        И он чувствовал, что ей страшно, но его власть над ней была так велика, что она, наверное, пришла бы, даже хорошо понимая, какая опасность ей грозит.
        19.Тамара Борисовна
        Кандидат биологических наук старший преподаватель кафедры органической химии факультета биологии Ростовского государственного университета имени М. А. Суслова Иевлева Тамара Борисовна была женщиной слегка экзальтированной, любила стихи Беллы Ахмадулиной и Андрея Вознесенского, увлекалась авторской песней и даже сама немного играла на гитаре, поругивала советскую власть, курила, но с мужчинами ей не везло. Они тоже любили Вознесенского и Ахмадулину, тоже поругивали советскую власть, и все это было как-то любопытно и приятно, может быть, интересно, но не более того. Она успела побывать замужем, развестись, детей, к счастью, не было. Успела сменить пару любовников, нормальные в принципе ребята. Один был помладше ее, другой постарше. Но по ночам ей снились сны, которых она никому не могла рассказать. Именно после такого сна она пошла на реку купаться, понимая, что уже не уснет.
        И этот мужик, появившийся из ночи, был как бы продолжением этой ночи, в которой Тамара Борисовна была одна и без одежды. И с ним вместе в самые острые моменты близости она продолжала быть одна, а он был частью мира, не связанный с ней ни любовью, ни привязанностью. Он был как ветер, он был частью природы, чем-то внешним по отношению к ней. Он приходил из мира, как приходит дождь, как приходит ночь, он был воплощением мужского естества. Без всяких социальных условностей, без всяких психологических контекстов, он не спрашивал ее согласия, так же как ветер не спрашивает согласия, когда треплет ее волосы. И когда она вспоминала о нем в дневное время, уставшая, не выспавшаяся, на совхозном поле, с ящиком огурцов в руках, на нее накатывала такая волна, что она замирала с этим ящиком, и ей стоило труда скрывать от окружающих свое состояние.
        20.Народные дружинники
        Дальше, как я понял, сложилась дикая ситуация. Действительно дикая. Значит, так, по хутору ходит вампир, все к нему начинают привыкать, никаких мер против него не предвидится. А как же его жертвы? Петрову похоронили, родители ее приезжали, был вообще какой-то ужас. Сердюкову девку, правда, удалось откачать и привести в чувство. Но состояние ее было нехорошее, и ее увезли к бабушке в Волгоградскую область.
        Петров и Сердюков пришли к участковому и стали задавать ему разные вопросы. Например, такой вопрос: есть ли вообще социалистический правопорядок на хуторе Усьман или нет? Как такое может быть, чтобы убийца на свободе разгуливал по хутору, мужики его бы видели чуть не каждый вечер, а участковый притворялся бы, что его это не касается? Участковый не знал, как им объяснить, потому что они были оба в нервах и выпивши.
        Но это был совершенно особый случай в его жизни. Посадить человека очень легко, но для этого у человека должны быть документы, и сам этот человек должен быть живой. Тогда он сажается в один момент. Но как посадить человека, если он мертвый и без документов? Паспорт Фролова, пенсионную книжку и что там еще у него было участковый сам лично изъял. А дом опечатал. Человек от этих документов лежал на кладбище. Для того чтобы привлечь его к ответственности, надо было его выкопать. Но это же дикий бред. А тот, кто ходит по селу, кстати, участковый сам его не видел ни разу, точно был без документов. Точно. Вампирам не дают паспортов. А может, выдать? Но на каком основании? Кто его родители, где он прописан? Как его фамилия, в конце концов. Фролов? Не-е-ет! Фролов лежит в могиле. А это кто, вообще непонятно. Как его судить? За что? За вампиризм? Так нет в Уголовном кодексе такой статьи.
        А с другой стороны, получается, что у нас в Стране Советов ножом человека пырять нельзя, стрелять из ружья нельзя, душить нельзя, бить ногами нельзя. А кровь пить, получается, можно?
        - Смотря кому,- возражал участковый.- Комар же может пить кровь, никто его за это в тюрьму не посадит. А вампир - это тот же комар, только очень большой…
        От этой мысли участковому сделалось дурно.
        Но тут Петров и Сердюков резонно спросили:
        - А если комара прихлопнуть, это подсудное дело или нет? А если очень большого комара прибить, это подсудное дело?
        Участковый объяснял:
        - Будет труп. А у нас в Стране Советов если есть труп, должен быть и осужденный. Такой порядок. И труп как раз может быть без документов. И тогда уже неважно, вампирский это труп или человеческий. Никакая экспертиза этим не будет заниматься. Просто посадят того, кто убил, и все.
        - А что же делать, так и будем смотреть? А если он еще кого-то убьет?- спросил Петров.
        Вот на этот вопрос участковый ответа не знал. А кто должен знать? Петров и Сердюков спрашивали правильно, участковый понимал, что знать полагается ему. Но он не знал.
        Участковый не мог просто сказать мужикам: «Идите по домам». Если они выйдут отсюда, неизвестно, куда они пойдут, кого они найдут и что будет. Любого мужика, которого они не узнают в темноте, они могут покалечить.
        И еще в глубине души он понимал, что, хотя в законном порядке их намерения можно квалифицировать в соответствии со статьей Уголовного кодекса, в этом случае за ними стоит правда, которую он не может не признать. Поэтому выгнать их он просто не мог. Но и объявить охоту на вампира он тоже не мог себе позволить. Не будут на его участке пьяные мужики охотиться на вампира, которого они ни разу не видели. Нужно было найти какой-то выход.
        Участковый открыл ящик своего письменного стола, порылся в нем и бросил на стол две красные нарукавные повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК».
        - Повяжите на левую руку,- сказал участковый,- сделаем обход.
        Он демонстративно пристегнул кобуру, посмотрел на них внимательно, и они вышли из комнаты. Он запер за собой дверь, и летняя ночь приняла троих мужчин - двух пьяных, одного трезвого, одного вооруженного и двух безоружных.
        - Смотрите в оба,- сказал участковый,- но без моей команды ничего не делайте.
        Первым встречным мужчиной оказался незнакомый им водитель из Багаевки, вторым - очень хорошо знакомый рабочий-скотник Степан. Степану объяснили, куда они идут, хотя участковый и просил этого не делать. Степан воодушевился, что было неудивительно, поскольку он тоже находился в подпитии, и выразил желание идти с ними. Но участковый этому категорически воспротивился, сославшись на отсутствие третьей повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК». Степана это обстоятельство убедило вполне, к тому же ему было бы обидно, почему на них есть повязки, а на нем - нет.
        Так они ходили по деревне около часа, и участковый с глубоким удовлетворением замечал, что мужики почти совсем протрезвели.
        Он уже было хотел забрать у них повязки и отправить домой: сегодня, мол, ничего, а завтра посмотрим. Но вдруг ему показалось, что в доме Фролова, который был отсюда виден и который он своими руками опечатал, было какое-то движение.
        - За мной!- скомандовал он и пошел к дому.
        Теперь он был рад, что с ним были мужики, которых в случае чего можно было использовать в качестве понятых. Они стояли под окном, в доме было тихо. Никаких движений, никаких шевелений. Пломбы на входной двери были не тронуты. Он постоял еще немного и уже хотел уходить, но вдруг он увидел, что окно со стороны сада приоткрыто. Он прижал палец к губам, давая понять мужикам, что надо сидеть тихо-тихо. Расстегнул кобуру, вытащил «ПМ» и, осторожно поднявшись на крыльцо, неожиданно сильно толкнул входную дверь, так что щеколда замка отлетела и двери распахнулись.
        Он вошел первым, потому что он был вооружен, а они - нет и потому что это он был милиционер на службе, а они - гражданские лица. Но никто на него не нападал, никто не пытался причинить ему вреда, как никто и не убегал, и не сопротивлялся.
        Вошедшим предстала такая картина: на кровати, освещенная луной, свет которой лился из окон, лежала голая женщина, довольно красивая, и спала. Вторжение не разбудило ее. Она лежала, вытянув руки вдоль тела, ладонь правой руки была на правом бедре, голова на подушке, темные волосы вокруг лица, одна нога чуть согнута в колене, лежит на другой.
        Женщина спит. Ее груди с маленькими темными сосками поднимаются и опускаются, и отлично видно все вплоть до самой маленькой складки на коже, до капельки пота между грудями, до последнего волоска. Кажется, что ее тело светится в лунном сумраке и от него идет тепло. Возбужденные опасностью мужчины еще сильнее почувствовали, как это тепло входит в них через ладони.
        У изголовья, подобрав колени под подбородок, сидит голый мужчина и смотрит на них вообще без всякого страха. Точно так же, как минуту назад участковый, он прижал палец к губам и тихо сказал, указывая на женщину:
        - Не разбудите!
        Участковый направил на него пистолет.
        - Вы задержаны!- сказал он и невольно покосился на женщину.
        - А что такое?- удивился голый мужик.
        - Я тебе, сука, покажу, что такое,- начал было Петров, но участковый дал ему знак молчать и сказал сам:
        - Разберемся в отделении. Вы тут не имеете права находиться - дом опечатан,- и опять перевел взгляд на женщину.
        - Да мы сейчас уйдем,- сказал мужик.
        - Никуда ты не уйдешь, а пройдешь со мной,- повторил участковый.
        - Хорошо,- сказал тот.
        - Ваша фамилия?- спросил участковый.
        - Фамилия - Фролов,- ответил мужик.
        - Ах ты, сука позорная,- зацедил было Петров.
        - Отставить,- приказал участковый.
        Фролов легко перебрался через женщину и сказал:
        - Только дайте одеться - не пойду же я с голой жопой по деревне.
        - А где твои телеса?- удивился Сердюков.- Что-то ты не похож на Фролова.
        Перед ними стоял сорокалетний мужчина, прекрасно сложенный, без всяких признаков обвислого живота и прочих особенностей, свойственных его живому предшественнику. Но человек этот был - вне всякого сомнения - живой, из плоти и крови, нормально с членом, на Фролова вообще не похожий.
        - Что ты видишь, то и есть,- отозвался Фролов,- все мои телеса.
        - Фролов был жирный, в дверь еле пролазил,- заметил Сердюков.
        - Никогда я таким не был,- спокойно отозвался Фролов.
        Участковый засомневался, может, это вообще не тот, кого они ищут, просто забрался с бабой в пустой дом через окно.
        Женщина не просыпалась, он не мог удержаться и все время косился на нее.
        - Кто такая?- спросил он.
        - Не знаю,- ответил Фролов,- на реке познакомился. Ее нельзя будить, если сейчас проснется, заболеет.
        - Что?!- опять зацедил Петров.- Кровь у нее пил?
        - Да вы что?!- удивился мужик.- Какую кровь?
        - Такую кровь!- отозвался Петров.- Как у моей Нинки. Так ты ее еще и тово в придачу!
        - Я твою Нинку в глаза не видел,- сказал мужик.
        - Врешь, сука,- не поверил Петров.
        - Зачем бы я врал?- удивился мужик.
        - А чтоб я тебя не прибил,- пригрозил Петров.
        - А ты прибей меня, я слова не скажу,- предложил Фролов.
        - А ты правда Фролов?- спросил Сердюков.- Что-то не похож.
        - Я - не он,- настаивал мужик.
        - А кто?- спросил участковый.
        - Дайте одеться.- Мужик поднял лежащую на полу рубашку.
        «Вроде и правда не он,- подумал участковый,- уж больно не похож, совсем другой человек».
        Женщина вздохнула во сне, положила руку себе между ногами, слегка придавила и тихо застонала. Но не проснулась. Пальцы ее медленно двигались. Она стала часто дышать, губы ее приоткрылись, и зубы сияли в темноте, как будто фосфоресцировали. Она чуть отодвинула согнутую в колене ногу, как будто облегчая себе доступ.
        Участковый, как и Петров и Сердюков, смотрели на нее, остолбенев во всех смыслах этого слова, включая состояние члена.
        Мужик, назвавший себя Фроловым, даже не перескочил, а как-то жутко неправдоподобно передвинулся довольно далеко по комнате к стулу, стоящему у окна, и стал натягивать трусы. От этого передвижения, совсем нечеловеческого, почему-то стало вообще невозможно терпеть, все трое почувствовали почти боль в натянутых до предела, просто окаменевших членах.
        - Вы только на минуту выйдите, а то пока вы смотрите, я уйти не могу,- пробормотал мужик, выдающий себя за Фролова,- а вы через секунду вернетесь, меня не будет, а она останется.
        На мужиков накатило затмение рассудка. Сейчас он уйдет, а она останется. Вот сейчас. На всех троих ее хватит, еще ей мало будет. Они послушно вышли из комнаты. Но тут же опомнились и бросились обратно.
        В комнате никого не было. Участковый включил свет. Кровать была аккуратно застелена, никаких следов, что на ней кто-то лежал или даже сидел. А больше всего поразил запах. В комнате явно пахло теперь пылью и чем-то кислым. Участковый вспомнил этот запах, который был здесь, когда он приходил опечатывать. Запах жилища больного неопрятного мужика.
        Они стояли посредине комнаты. У двоих из троих хмель вышел окончательно. Третий, наоборот, чувствовал себя как пьяный. Милиционер и два народных дружинника. У всех троих болели и ныли яйца. Все трое были прибиты страхом. Все трое молчали, сказать было совершенно нечего.
        Так в молчании они вышли из дома. В молчании дошли до отделения.
        - Ну… мы… пойдем…- пробормотал Сердюков.
        - Повязки снимите,- буркнул участковый.
        Назавтра Сердюков с семьей уехал вслед за старшей дочерью в Волгоградскую область. Расчета он не взял, отпуска не оформил. Куда уехал Петров, вообще было неизвестно.
        21.Предостережение участкового
        Мне известно, что женщину, которую участковый видел ночью в доме Фролова, он встретил на следующий день на главной улице. Он сразу узнал ее. Он узнал ее лицо, ее волосы, ее фигуру. Рядом с ней шел какой-то мужчина и, судя по его жестам и интонации, пытался ей что-то втолковать. Мужчина этот был высокий, осанистый, одетый явно не по-деревенски - в джинсы и не слишком свежую рубашку.
        Участковый подошел поближе и пошел за ними, чтобы послушать, что тот говорит. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что этот мужчина читает ей стихи. У мужчины был очень красивый и мелодичный голос, и, хотя в смысл стихов участковый не вникал, потому что думал о другом, он не мог не отметить про себя, что стихи, которые читал мужчина, мелодичные, что получается у него красиво и что женщине его чтение явно очень нравится.
        Он проводил их до магазина, где женщина купила бутылку вина, кусок колбасы, хлеба, каких-то консервов и чего-то еще. Она настойчиво уговаривала мужчину поесть и предлагала пойти в общежитие, но мужчина взял у нее из рук бутылку, отошел за угол магазина и буквально через минуту вышел оттуда, неся бутылку в руках, но уже пустую наполовину.
        Они пошли по улице в обратном направлении. Он читал стихи, задирал голову, разводил руки, как будто не понимал чего-то, щелкал пальцами в паузах и читал - читал одно стихотворение за другим.
        Потом они сели на лавочку недалеко от общежития. Участковый внимательно рассматривал мужчину, не находя ни малейшего сходства со вчерашним, к тому же мужчина этот был пьяный, слабый, он явно нуждался в поддержке этой женщины, в которой она, конечно, ему не отказывала. Участковый почему-то решил, что не могут они быть любовниками: он слишком слабый, слишком расхристанный, слишком сосредоточенный на себе. И он, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем вчерашним мужиком, который был сильный, уверенный в себе, для которого женщина была чуть ли не его собственностью.
        В какой-то момент участковый все-таки подошел к ним, мужчина сразу встал, как человек, для которого внимание милиции является чем-то привычным и естественным. Участковый еще раз внимательно осмотрел его, окончательно убедившись, что он не имеет ничего общего со вчерашним эпизодом, и, обратившись к мужчине, сказал:
        - Так, вы отойдите! Мне с гражданкой надо переговорить!
        - А что такое?- спросила она.
        - Вот мы вдвоем останемся - я вам и объясню. Для вас же лучше будет,- уже мягче сказал участковый.
        - Вы не так поняли,- попробовала объяснить женщина,- это были стихи о супружеской измене, советская власть тут ни при чем.
        - Да дело не в стихах, мне вам надо вопрос задать,- сказал участковый.
        Она смотрела на него с огромным удивлением. Потом обернулась к поэту и сказала:
        - Саша, ты меня подожди у девочек в комнате, я сейчас приду и ужин приготовлю.
        - И алкоголь не распивайте впредь в общественных местах,- добавил участковый.
        - Что вы, что вы!- сказал поэт.- Я только немного.
        - Идите,- сказал участковый и, подождав, когда тот отошел на некоторое расстояние, обернулся к женщине и сказал ей:
        - Присядем,- и указал на лавку.
        Как только они сели, участковый продолжил:
        - Я вас видел прошлой ночью, вы были с мужчиной. Вы знаете, кто он?
        - Вы меня могли видеть,- ответила она, не скрывая удивления,- только с подругой, когда мы шли из клуба после кино. Никакого мужчины со мной не было.
        - Мужчина был позже, когда вы были с ним в доме, там,- он показал рукой и добавил:
        - Второй дом за водонапорной башней.
        - Вы меня путаете с кем-то. Я после сеанса спать легла и никуда не ходила,- настаивала на своем женщина.
        - Конечно,- сказал участковый,- вы думаете, что мне приснилось, но мне не приснилось.
        - Но, может, вам не приснилось, но вы же могли перепутать,- предположила женщина.
        - Вы не знаете, кто этот мужчина, а я знаю. Он опасен для вас. Он очень опасный,- настойчиво заговорил участковый.
        - Я спать легла и никуда не ходила,- опять повторила женщина.
        Тогда участковый вышел из себя:
        - Вы, гражданка, врите, да меру знайте! Вы по селу голая ходите или нет?
        - Как вы можете так говорить!- возмутилась женщина.
        - Правильно,- сказал участковый,- не ходите. А тогда откуда я могу знать, что у вас маленькие соски, редкие темные волосы между ногами и над ними большая родинка - посередине, прямо там, где они кончаются. Я что, в раздевалке за вами подсматривал?
        Она смотрела на него, и в ее глазах промелькнул страх.
        - Откуда вы знаете?
        - Потому что на вас ничего не было. Вы спали, а он сидел рядом. Вот вы мне и скажите: вы знаете, кто он?- спросил участковый.
        - Я взрослая женщина, не замужем,- сопротивлялась женщина.- Это что, допрос? Я преступления никакого не совершила. А вам стыдно подсматривать!
        И больше участковый не мог говорить. Вчерашняя волна накатила на него, причем с такой силой, что он чуть не набросился на эту женщину, которая одним своим беззащитным взглядом, одними приоткрытыми губами доводила его до исступления. Слава богу, что он сидел на лавке, не было видно, что с ним происходит внизу.
        Она смотрела на него, и в ее взгляде было скорей волнение, чем злость, скорей растерянность, чем раздражение. Она покраснела и опустила голову.
        - Да вы не думайте,- сказал участковый голосом, который плохо его слушался,- я не для того, чтобы слухи распускать. Я не скажу никому. Мне за вас страшно. Вы знаете, кто это? Вы странного ничего не заметили?
        - Я вчера вечером с ним встретилась, потом проснулась на своей кровати в общежитии. Больше ничего не помню,- призналась женщина.
        - Я не дам ему у вас кровь пить. Я убью его, как собаку,- процедил участковый.
        - Что вы такое говорите!- вскрикнула женщина.
        - Да это же он сам и есть. Фролов!- сказал участковый.- В своей кровати проснулись… Он еще и не такое может.
        - Какой Фролов?- не поняла женщина.
        - Да вы что, не слышали? Весь хутор говорит,- удивился участковый.
        - Вампир, что ли?- спросила она, улыбнувшись.
        - Ничего смешного,- сказал участковый.
        - Я вам как кандидат биологических наук говорю, это живой человек,- заверила его женщина.- Вампиры бывают только в легендах.
        - Ладно, идите,- помрачнел участковый.
        Она встала с лавки и, обернувшись к нему, сказала:
        - Перестаньте думать чепуху, какие вампиры? Двадцатый век на дворе. Я вам как ученый говорю. Как биолог. Бросьте. И… я рассчитываю на вашу сдержанность. Чувство такта… Ну… вы понимаете.
        Она опять смутилась и, повернувшись, пошла к общежитию.
        Участковый остался сидеть на лавке. Ему надо было еще посидеть какое-то время, чтобы, встав, он не выглядел неловко. Смеяться же будут.
        22.И еще Елизавета Петровна
        Елизавета Петровна говорила потом, что вампир Фролов чувствовал себя тогда очень хорошо.
        - Ты прикинь, Петровна, я с бабой живу, как будто я живой. Веду ее куда хочу, делаю что хочу. Я ее к себе домой привел, где я раньше жил, но только она заснула, представь, вваливается участковый с Сердюковым и Петровым-младшим. Арестовать меня хотят. Как голую бабу увидели, то им аж дурно стало. Тем более баба красивая, я тебе скажу… Они со мной разговаривают, а сами на нее смотрят. А она голая лежит, спит, а во сне… ну после того самого… успокоиться не может, все себя между ног пальцем гладит. Как они это увидели, у них, козлов, челюсть отпала. Я им сказал: выйдите из комнаты на секунду. Когда я говорю или даже думаю, люди мне подчиняются, я заметил. Ну… они вышли. Я бабу схватил - в окно выпрыгнул, бегом до общежития донес - она даже не проснулась. Я такой сильный стал, если я ударю - убью. Но я никого не трогаю: меня не трогают - и я не трогаю.
        - Да,- сказала Петровна,- ты прям герой. Только детей привезут когда-нибудь из пионерского лагеря. Устроят на тебя тогда настоящую охоту. Ты думаешь, забудут про тебя? И над участковым ты зря смеешься: он сильный мужик.
        - Он бабник известный, а тут такое…- заметил Фролов.- Теперь он ее от меня защищать будет. Это плохо, конечно.
        - Уехать тебе надо в другое место, где тебя никто не знает,- советовала Елизавета Петровна.- Достать где-нибудь документы, устроиться в совхоз или колхоз и жить спокойно. Пошел бы ты сторожем куда-нибудь. По ночам работаешь, днем спишь. Самое то для тебя. Только ж тебя, окаянного, все равно на подвиги потянет. Ты ж так не успокоишься. Тебе же станет интересно, что ты сильнее всех. И еще я тебе скажу, Фролов, ты при жизни жрал - удержу не знал, теперь тебе твой голод держать в узде надо. Если жрать начнешь, контроль потеряешь, на тебя мужики правильную охоту устроят, еще и военных позовут, поймают тебя как миленького. И куда ты денешься?
        - Мне бы еще прокантоваться немного, Петровна, я пока от могилы уходить не могу,- признался Фролов.- Мне плохо становится, и тоска накатывает, и я могу выть, как волк. А пойду на кладбище, полежу немного и проходит. Я осторожно буду, Петровна, мне еще немного времени надо.
        - Слушай, Фролов, ты по ночам у людей кровь пьешь, а ты с ними почти всю жизнь прожил. Это как?- спросила Елизавета Петровна.
        - Да так, очень просто. Они сами какие?- рассуждал Фролов.- Раз водку пьют да слезы льют, а другой раз глотку перерезать готовы. Что они лучше меня?
        - Они лучше тебя, Фролов,- сказала Елизавета Петровна,- они люди - то любят, то ненавидят, то опять любят. А для тебя они - просто еда. Просто еда, и больше ничего. Так?
        - Да, Петровна, что да, то да,- согласился Фролов.
        - А эта баба?- спросила Петровна.- С которой ты того? А эта баба - она вроде научный сотрудник. И она как?
        - Любит меня,- ответил Фролов,- аж вся дрожит, дотронешься до нее - аж вся дрожит.
        - И ты у нее тоже небось кровь пьешь?- спросила Елизавета Петровна.
        - У нее кровь,- ответил Фролов,- как чешское пиво. Я пробовал однажды. В смысле - чешское пиво. Чешское пиво - самое лучшее. Лучше, чем у нее, ни у кого крови нет. Я, как с ней живу, спокойно себя чувствую, а как она засыпает, кровь ее пью и сам дрожу не хуже ее.
        - И тебе не жалко, что ты кровь у нее пьешь - все-таки баба твоя?- спросила Елизавета Петровна.
        - Я ей скажу - она мне сама в чашку нальет и на подносе принесет,- ответил Фролов.- Когда-нибудь я из нее всю кровь выпью - она заснет навсегда, слова мне не скажет. Только будет, засыпая, руку мою держать.
        - Университетские скоро в город вернутся,- заметила Елизавета Петровна.- Дней через десять-пятнадцать. Ты себе пока тихо живи, если ты еще без могилы не можешь обходиться. Потом уедешь куда-нибудь. А если кого мертвым найдут, тебе не поздоровится. Мужики рады, что тебя не слышно, не видно. А как ты объявишься, взбесятся хуже прежнего.
        23.Участковый ночью
        Участковый был женат и имел двоих детей - мальчика и девочку. Их не было дома, они находились в пионерском лагере на Черном море, недалеко от Геленджика, куда их устроил друг участкового, начальник пограничной заставы.
        Жена участкового работала в школе секретаршей. Летом, пока школа закрыта, помогала в бригаде овощеводов. Отпуск они с мужем планировали на август. Поехать за детьми на море, снять квартиру и покупаться-позагорать вместе. Плану этому исполниться было не суждено.
        Участковый и раньше, бывало, уходил по ночам, ссылаясь на оперативную работу. От этой оперативной работы была у него внебрачная дочь в Самодуровке. Жена о ней знала. Разрешала помогать. А что сделаешь? Муж попался в целом хороший. Положение занимает, в селе его уважают, работящий, умелый, пьет в меру, не дерется, член партии, но кобель. Так ведь мужик он и есть кобель, если не больной. Можно этого прогнать, другого взять. Ну и будет он больной, лечи его. Или опять же он будет кобель. Требовать от кобеля супружеской верности можно и нужно. Но в меру, не отравляя ему жизнь окончательно, иначе останешься одна с детьми. Жена участкового была женщиной умной и рассудительной.
        Но теперь, когда он стал уходить по вечерам и приходить совсем поздно, а то и под утро, у нее появились нехорошие предчувствия. Во-первых, было ему за сорок, а в этом возрасте мужики дуреют. Во-вторых, эти городские понаехали, а у них бабы, как чайки, прям на лету хватают. Чаек, хватающих на лету, она видела в прошлом году, когда они с мужем и детьми плавали по Дону на пароходе «Петр Чайковский». А в-третьих, еще эта история с вампиром.
        Он сделался мрачный. Раздражительный. Думал о своем, не делился. Разговаривал вообще мало. А как уходит, всегда пристегивает кобуру с пистолетом, а это он раньше редко делал. В основном в табельные дни.
        «Вот опять его черти несут шататься по ночам. Идет, в окне промелькнул. Вампира пошел ловить, дурья голова! Прямо тебе так вампир на ручки и упадет. Ты его в каталажку, а тебе - медаль. Совсем сдурел на старости лет. Включить, что ли, что по телевизору показывают… Неспокойно на душе…»
        Участковый из вечера в вечер следил за Иевлевой. И из вечера в вечер терял ее. Как он ее терял, было непонятно. Ведь он знал в селе каждый камень, каждую кочку. И он шел за ней, осторожно шел, она его точно не видела. Но… терял. Вдруг понимал, что она куда-то делась, нет ее и искать бесполезно. Как сквозь землю провалилась, как растворилась в темноте. Нет ее. И он не может ее защитить. Должен защитить и не знает как. А она худела изо дня в день. Становилась бледнее. Видно, Фролов ей спуску не давал, а скорее всего, и… Даже говорить не хочется. Но и так понятно, себя ведь не обманешь, вампир он и есть вампир. А она стала легкая, как перышко, тонкая…
        От одной мысли о ней у участкового в голове мутилось, кровь приливала, сердце колотилось. Как у подростка. Тоскливо, тревожно. «И член стоит, как камень твердый, / И сердце ноет от тоски». Тьфу, ты, черт, набрался от этого алкоголика, поэта хренового, Пушкина недорезанного. Тоже ходит за ней по пятам. Она его жалеет, бутылку ему покупает, видно, что уважает, но вроде бы исключительно как поэта. Не как хахаля, а как творческую личность. Заботится, стихи выслушивает, слова восхищения и признания говорит не скупясь, но к себе не допускает. А может, ему и не нужно, может, ему как раз слова и бутылка нужней.
        Алкоголиков участковый видел в своей жизни немало. Он хорошо понимал их. Поскольку природа сделала его небрезгливым, ему было легче им сочувствовать и даже жалеть, так как у них ведь выбора не было. Если им не помогут, они погибают. Если помогут, тоже часто погибают. Но самим перестать пить у них никогда не получается. Ори на них, сажай, бей - все это без толку.
        Вот и сейчас он видел, как Иевлева вместе с этим поэтом идут по улице. Поэт втолковывал Иевлевой, что он по-настоящему великий, гениальный русский поэт, из чего следовало, что купленные перед закрытием в магазине две бутылки вина он уже успел выпить до конца.
        Иевлева слушала его рассеянно и смотрела по сторонам, как будто искала кого-то. Они свернули в сторону реки, и там уже не было фонарей и было темно. Участковый зашел на веранду столовой, откуда был виден весь склон, ведущий к реке. Он наблюдал, как они идут по дороге, поэт машет, по своему обыкновению, руками, довольно длинными…
        Потом оказалось, что поэт стоит один на дороге и рассеянно оглядывается, а ее нет. Только что была - и нет. Участковый быстро пересек поросший травой склон, поэт стоял на дороге и довольно растерянно оглядывался.
        - Куда она пошла?- спросил участковый.
        - Да вот я и сам думаю, куда она могла деться,- сказал поэт,- кругом же видно все.
        - А ты повнимательнее не мог смотреть?- спросил участковый, хотя он и сам не мог понять, куда она делась.
        - Женщина,- сказал поэт,- появляется и исчезает, как вдохновение.
        - Вдохновение,- повторил участковый,- высосешь бутылку - вот тебе и вдохновение, молчал бы уж.
        На краю дороги росли кусты, но они были слишком редкие, чтобы за ними спрятаться.
        - Что вы знаете о вдохновении?- воскликнул поэт.- Вы - человек в галифе.
        - Где ты видел калифе? Обычные брюки!- удивился участковый.
        - Человек на службе одет в галифе,- продекламировал поэт.- Даже если это не галифе, но суть остается сутью. Галифе - это суть.
        Участковый давно не слушал его. Он бежал дальше по склону, за дорогу, мимо гаражей. Ему показалось, что там мелькнули две человеческие фигуры. Но то ли ему показалось, то ли он бежал недостаточно быстро, но он никого не нашел, ничего там не заметил, а дальше был опять гладкий склон, довольно ярко освещенный луной, на котором никто не мог скрыться. «Провалилась как сквозь землю!» - пронеслось в голове.
        И у него опять возникло то же чувство беспомощности, которое он пережил тогда в доме Фролова, когда они вернулись в комнату, где буквально секунду назад был Фролов и эта женщина, и - никого не нашли. Чувство беспомощности перед очевидным абсурдом. Отвратительное ощущение неправдоподобия происходящего, когда кажется, что ты спишь и все это происходит во сне, но ты знаешь, что ты не спишь и что это не кошмар из сна, а все происходит наяву…
        Он будет ходить остаток ночи по селу, будет искать ее, но опять не найдет и вернется под утро домой, отупевший от усталости, тоски и беспокойства.
        А поэт вернется в общежитие, и будет читать там стихи студенткам и пить вино, и, в конце концов, заснет на какой-то кровати под чужие разговоры, под звуки гитары, под скрип открываемой и закрываемой двери, под звуки шагов по деревянному полу.
        24.Планы парторга
        В общем и целом социальную обстановку на хуторе Усьман на фоне появления вампира следовало признать удовлетворительной. Никаких чрезвычайных происшествий, кроме вышеописанных, замечено не было. Жизнь шла своим чередом, одним из проявлений ее была массовая уборка огурцов. Огурец быстро желтеет. И теряет вкусовые качества. Его надо убрать быстро на больших пространствах, и для этого нужно много рабочих рук. Как уже говорилось выше, совхозу кроме городских помощь оказывали и военные. Операция по уборке огурцов проходила успешно и близилась к концу.
        По вечерам университетские устраивали танцы, на которые приходило и местное население, было много смеха, песен и так далее. «И так далее» было особенно много. Сам воздух теплых летних вечеров разогревал кровь, будил чувства. Так всегда бывает летом, но в это лето молодежь просто посходила с ума. Как потом выяснилось, не только молодежь.
        Демографически это лето надолго оставило след в истории хутора, и, забегая вперед, надо сказать, что через полтора года пришлось к яслям и детскому садику делать пристройку.
        Ночи были переполнены желанием, и, вдыхая его, робкие преодолевали робость, осторожные теряли осторожность, неинтересные становились интересными, некрасивые оказывались очень даже ничего. Условности переставали действовать или просто сметались под напором сильных чувств. Никого уже не останавливало, что рядом на кровати могут услышать. Там рядом люди были заняты друг другом. Звуки, доносившиеся из темноты, только усиливали остроту переживаний.
        Но если кого-то общежитие по какой-то причине не устраивало, вокруг простиралось огромное, с усыпанным звездами потолком «общежитие», созданное, чтобы люди встречались в нем с людьми, и для этого архитектор предусмотрел такие необходимые вещи, как теплая земля, поросшая мягкой травой, теплый песок у реки, стога только что скошенной травы, это вам не сухое сено или солома, которые я, как сельский житель, не посоветовал бы.
        При наличии двух одеял сама Вселенная создавала все необходимые условия. Даже комары и мухи, эти извечные враги любви на природе, куда-то делись в эти дни. Темнота окутывала землю, огромные звезды мерцали в небе, земля отдавала накопленное за день тепло вместе с запахом травы, легкий теплый ветер осторожно шевелил кроны деревьев, и наступал рай.
        Слухи про вампира стали затихать, скорее о нем вспоминали в шутку, так, например, Светка Кононова, жена тракториста, пропела в клубе частушку:
        Я вампира полюбила -
        Кровососа злобного,
        Говорят, он не мужик,
        Да ничего подобного.
        Девочки долго смеялись. Полюбила она вампира на самом деле или нет и кто еще из присутствующих полюбил вампира - эти вопросы так и останутся без ответа. Можно предположить, что вампир вошел во вкус и не ограничивался одной Иевлевой, но, во всяком случае, реального вреда от него не было видно. И по деревне до поздней ночи ходили влюбленные пары без всякого страха.
        Стали известны и другие частушки на вампирскую тему. Их собрал и любовно списал поэт, причем непонятно, честно говоря, какие он списал, а какие придумал сам. Ну вот некоторые из записанных им:
        Угостила самогоном
        Я вампира страшного,
        А он вместо крови пьет теперь
        Рассол после вчерашнего.
        И-и-и!!!
        У меня была с вампиром
        Встреча интересная,
        Ничего, что он мертвец,
        Я сама не местная.
        И-и-и!!
        По деревне наш вампир
        С девками злодействует,
        Наша партия родная
        На него не действует.
        И-и-и!!!
        Как у нашего вампира
        Очень острые клыки,
        Он меня сегодня ночью
        Пригласил на шашлыки.
        И-и-и!!!
        Молоко и помидоры
        Наш совхоз стране дает,
        И у нашего вампира
        По команде хрен встает.
        И-и-и!!!
        Мне с вампиром темной ночью
        Довелося встретиться,
        У вампира в темноте
        Яйца ярко светятся.
        И-и-и!!!
        Их гнилая заграница
        От обиды обоссытся,
        Вот советский наш вампир,
        Нам завидует весь мир.
        И-и-и!!!
        Я вампира полюбила,
        Только раз ему дала,
        Он пошел к себе в могилу,
        Я к себе домой пошла.
        Вот так…
        Директор совхоза сказал парторгу:
        - Что-то у нас от религиозных предрассудков народ перешел к падению морального уровня. Пора проводить идеологическую работу. А то все переебутся в селе, и тебе будет выговор от райкома.
        - Мы тут с коммунистами подумали, товарищ директор,- сказал парторг,- надо Фролову дать документ и на работу в совхоз принять. А то он ходит как неприкаянный - это непорядок.
        - Может, ты его еще в партию примешь?- спросил директор.
        - Может, и приму, а что?- ответил парторг.- Он не виноват, что он вампир. А поведение его в последнее время вполне правильное. Ходит себе и ходит, кровь не сосет. Мы людей не бросаем, мы их перевоспитываем всем коллективом. А люди разные бывают. И хулиганят, и убивают. Бывают на голову больные. Алкоголики, педерасты, баптисты, эти… наркоманы, евреи, в конце концов. А этот - вампир, и что теперь? Разве нельзя взять его на поруки, когда он кровь не пьет? В конце концов, он не виноват, что он мертвый. Тем более он с нашего хутора.
        - Я тебя не понимаю, парторг,- сказал директор,- даже если ты в него и вправду веришь, неужели тебе не противно? Какие поруки, какая партия? Ты понимаешь, что ты говоришь? Это же кровосос!
        - Да я и сам мучаюсь, не знаю, что делать,- ответил парторг.- Никто ж не посоветует, партийной литературы на эту тему никакой нет.
        - Да ты лектору позвони,- посоветовал директор,- как он сказал, что чеснок помогает, так от тебя чесноком за целый километр прет. К тебе не только вампир подойти не сможет, к тебе даже я с трудом подхожу.
        - Но что-то же мы должны делать,- сказал парторг, явно смутившись от замечания директора.- Не может же он так ходить без конца.
        Но парторг беспокоился напрасно. Наступившие вскоре события без всякого вмешательства со стороны парторга перечеркнули решительнейшим образом все планы по трудоустройству Фролова в совхозе и выдаче ему документов, не говоря уже о приеме в члены Коммунистической партии.
        25.Инцидент с ранением сержанта
        Вечером участковый опять пристегнул кобуру и пошел искать вампира, который именно ему больше не попадался на глаза. На этот раз ему показалось, что удалось проследить за Иевлевой так, что он видел, как мужчина присоединился к ней и они пошли в сторону зернохранилища мимо школы. Ему показалось, что мужчина хочет взять ее за руку, а она вырывает ее. Они о чем-то говорили, явно спорили и даже ссорились. С этой стороны улица не была освещена. Они шли довольно быстро, и участковый скорее угадывал, где они, чем их видел. Улица закончилась. Они прошли еще немного и остановились.
        Луна еще не взошла, и ночь была очень темной. Дорога поднималась над полем, насыпью метра на полтора, и ему удалось подойти к ним близко почти незамеченным: он поднялся с другой стороны дороги на насыпь так, что мог видеть их, женщина стояла спиной к дереву, опустив голову, мужчина ей говорил что-то вроде того: «Не мог, значит, не мог, если б мог, сама понимаешь, я бы пришел». И попытался обнять ее, но она оттолкнула его. Тогда он довольно грубо схватил ее за плечи и прижал спиной к дереву. Она вскрикнула. Это было уже слишком. Участковый выскочил на дорогу с пистолетом в руках и крикнул:
        - Руки вверх! Стой! Стрелять буду!
        Не говоря ни слова и не оборачиваясь, мужик оттолкнул женщину и кинулся прочь с дороги прямо в поле, ловко перепрыгнув бетонный поливочный канал. Внимание участкового было настолько приковано к убегающему, что он сначала выстрелил по нему, потом еще раз выстрелил, но уже в пустоту и только потом увидел, что женщина, в ужасе схватившаяся за голову, совсем не Иевлева, а только очень похожая на нее фигурой и волосами.
        Мужчина вскрикнул и упал за каналом. Участковый и женщина кинулись к нему, он сидел на земле, затыкая ладонью штанину, из-под которой хлестала кровь, и, увидев милиционера, простонал:
        - Ты откуда взялся? Так ты милиция, а я думал, наши из части!
        - Ты танкист?- спросил участковый.
        - Танкист я, дембель, старший сержант,- сквозь боль процедил раненый,- я без увольнительной, думал, это наши. Ты что, совсем охренел - стрелять? Блядь, как больно!
        - А что ж ты без формы?- спросил растерянно участковый.
        - Я ж в самоволку шел,- ответил тот.
        - Тебя быстро к фельдшеру надо,- сказал участковый.- Ждите здесь, я за мотоциклом побегу.
        - Подожди, может, я идти могу,- простонал солдат.
        Участковый с девушкой приподняли его, поставили на одну ногу, он опять громко застонал и выругался. Его пришлось опустить на землю, кровь шла довольно обильно.
        - Давай жгут наложим!- предложил участковый.
        Сержанта начало трясти.
        - Жгут не наложим, слишком высоко!
        - Давай хоть замотаем чем-то.- Участковый сорвал с себя рубашку и кое-как замотал ее вокруг раненой ноги, не слишком многого этим добившись.
        - Ну ты двадцать минут продержишься?- спросил участковый.- Я только за мотоциклом сгоняю.
        - Продержусь,- сказал сержант и свалился, потеряв сознание.
        Участковый повернулся к девушке и сказал:
        - Смотри за ним - я быстро!
        - Я с ним одна не останусь, я боюсь!- запротестовала девушка.
        - А что делать?- заорал участковый.- Ты по щекам его бей, в чувство приводи.
        - Не могу,- рыдая, прокричала девушка.
        - Городская, хрен собачий!
        И вдруг рядом с ними появился некто. Участковый сначала не понял, но как-то почувствовал, кто это, а только потом узнал его. Он снова схватился за пистолет, но Фролов сказал:
        - Ты не бойся, я его не трону. Он кровью сейчас истечет, его быстро к фельдшеру надо.
        - Ты откуда знаешь?- бросил участковый.
        - Я войну прошел, я побольше твоего знаю,- сказал Фролов.- Пока ты за мотоциклом бегать будешь, хана ему придет. Давай я его отнесу - быстрее будет.
        - Так я тебе и доверил!- участковый сжимал в руке пистолет.
        - А у тебя выбора нет,- сказал Фролов,- ты за мотоциклом не успеешь.
        Он подхватил парня и ловко перекинул его себе через плечо.
        - Я стрелять буду,- крикнул участковый.
        - Ты уже сегодня стрелял,- сказал Фролов.- Беги к фельдшеру!
        И не пошел, и даже не побежал, а как-то жутко заскользил, но так быстро, что вряд ли мотоцикл ехал бы скорее. Участковый кинулся бегом за ним, но не выстрелил. Девушка вскрикнула и осталась стоять как вкопанная.
        Никогда в жизни участковый не бегал так быстро. Когда, задыхаясь, обливаясь потом и хрипя, он ввалился к фельдшеру, в медпункте уже горел свет, полуголый фельдшер накладывал на ногу раненого сержанта жгут. Сержант пришел в себя, морщился от боли, но терпел. На столе рядом со стерилизатором в эмалированной ванночке лежал шприц и там же пустая ампула. Фельдшер успел уже сделать укол.
        - Жить будет?- крикнул участковый.
        - Крови потерял порядочно,- отозвался фельдшер.- Давление вроде в норме, сейчас померяем, но пульс нормальный, ну и шок, конечно. Кровь я остановил, в больницу его повезем. А куда ты делся?
        - Да я только прибежал!- сказал участковый.
        - А кто ж его принес? Мне показалось, что ты,- удивился фельдшер.
        - Потом объясню, давай его быстро в больницу!- приказал участковый.
        26.Разборки по делу ранения сержанта
        Днем в районную больницу приехали военные. Жизнь сержанта была вне опасности, но каша заварилась серьезная. Участкового не посадили: его знали слишком хорошо и понимали, что убегать от правосудия он не станет. Но пистолет отобрали и немедленно освободили от обязанностей до выяснения. В хутор же стали назначать нового участкового, но не назначили, поскольку некого было.
        Участкового, разумеется, допросили, причем сначала - милиция, а потом - военные прокуроры, которые явились незамедлительно. Участковый показал, что поведение мужчины вызвало у него подозрения. Оно было агрессивное, как будто мужчина не владел собой. К тому же он мог быть в состоянии алкогольного опьянения. Он видел, что мужчина набросился на женщину. Он дал предупредительный выстрел в воздух, но мужчина не подчинился, после чего участковый открыл огонь, стараясь попасть в ноги, чтобы не ранить смертельно. Применение оружия оправдывает опасениями, что женщине мог быть причинен вред в смысле здоровья до того, как участковый успеет подбежать.
        Показания эти подтверждались показаниями свидетельницы, лаборантки кафедры органической химии Ольги Васильевой, которая тоже слышала два выстрела, а также подтвердила, что разговор с раненым сержантом носил характер ссоры и мог выглядеть подозрительно.
        Интересно, что сержант, прекрасно понимавший, что его ранили первым выстрелом, а не вторым, не стал опровергать версию участкового на радостях после того, как командир полка ему сказал:
        - С простреленной жопой на губу не пойдешь. Тебя милиция за твой проступок достаточно наказала.
        И сержант, рана которого оказалась неопасной, лежал на чистой простыне, переведенный в военный госпиталь в Ростове-на-Дону. На завтрак он получил две сосиски, картофельное пюре и кофе, в полку бы ему дали пюре, не говоря уже о сосисках… Он играл в шахматы с соседом по палате, узбеком, который сломал ногу, неловко спрыгнув с грузовика. Настроение было отличное - и зла на участкового он не держал, потому что участковый успел сказать ему в Багаевке, в больнице, что он принял его за другого, и что очень жалеет, и что, мол, прости, брат, я не хотел.
        Следствие по делу вела багаевская милиция, участковый следствию старался всячески помогать. Его знали как человека опытного и понимали, что он зря стрелять не стал бы.
        Пополудни участкового пригласили в контору, где его ожидали парторг, директор совхоза и подполковник-танкист. Парторг на участкового, конечно, наорал, участковый в ответ слова не сказал: он понимал, что случилось ЧП, а когда случается ЧП, партийному человеку положено орать, это его не то что право, это его партийная обязанность.
        Интересно, что участковый тоже почувствовал от парторга запах чеснока, но не придал этому значения, решив, что парторг перед тем, как орать, ел колбасу. Когда парторг наорался, повисла тяжелая тишина.
        - Ты нам ничего сказать не хочешь?- спросил директор совхоза.
        Участковый молчал.
        - Твое счастье, что парень выжил,- сказал подполковник,- сидел бы ты как миленький, а менту сидеть - ой как плохо.
        - Что правда, то правда,- отозвался участковый.
        - Да никому бы не поздоровилось,- сказал директор совхоза,- ни тебе, подполковник, ни тебе, парторг, ни мне, грешному, о тебе, участковый, я вообще не говорю. Тебе, парторг, за то, что блядство развел в совхозе. Тебе, подполковник, за то, что солдаты в самоволку ходят. И мне не поздоровилось бы. Я за этот совхоз отвечаю. А ты, участковый, посидел бы. Ну и этому засранцу тоже повезло. Все-таки наш участковый его не застрелил. Спасибо хоть в ногу попал. Не в спину, не в голову. Ты вот скажи нам честно, ты правда в ноги целился? Или в панике просто попал куда попал?
        - Я в ноги целился,- хмуро сказал участковый.
        - Повезло этому засранцу, и родителям этого засранца повезло,- сказал директор.- Фельдшер говорит, ты на себе его притащил - здоровый ты мужик, участковый!
        - Ты больше ничего сказать не хочешь?- снова прикрикнул на участкового парторг.
        - Подожди,- сказал директор,- сейчас он все расскажет. Давайте, мужики, выпьем по пятьдесят грамм, а то время обеденное.
        - А что,- сказал подполковник,- это можно.
        Директор снял телефонную трубку и сказал:
        - Давай, Аня, сообрази там колбасы, огурцов… Да, прямо сейчас.
        Он поставил на стол поднос со стаканами, стаканов было как раз четыре по числу присутствующих. Потом открыл холодильник, достал оттуда запотевшую бутылку водки. Хозяйским жестом разлил по стаканам, потом взял свой. Остальные последовали его примеру.
        - Давайте за этого засранца, чтоб он скорей поправлялся. Все-таки участковый артерию ему не задел и хрен не отстрелил.
        Мужчины оценили юмор директора, выпили, крякнули, помолчали.
        Открылась дверь, вошла секретарша и еще женщина, счетовод. Они внесли тарелки, на тарелках было то-другое.
        Парторг смотрел на директора одобрительно. Тот, как хозяин кабинета, и должен был предложить, а отпустить без этого дела подполковника было неудобно. Подполковник сказал:
        - Можно вас попросить, чтобы солдата моего покормили в столовой?
        - Водителя вашего?- переспросила секретарша.- Да уже кормят, мы и сами догадались. А как же!
        - Спасибо,- сказал подполковник, улыбаясь.
        Женщины вышли, пообещав вернуться с горячим.
        Мужчины выпили по второй и стали закусывать.
        - Так,- сказал директор совхоза,- давай теперь, участковый, не для протокола. Тут все свои, я отвечаю. Выкладывай, как дело было.
        Участковый замялся. Директору совхоза он верил безоговорочно, знал его много лет. Парторгу не верил вообще, так как тоже знал его много лет. Подполковник вроде хороший мужик, но мало знакомый. Но вот парторг… А хотелось рассказать, как было. Это слишком сильно давило, угнетало, тревожило, хотелось этим поделиться, и именно с мужиками. Фельдшер, кстати, запил, видно, что-то подозревает.
        Как ни странно, выручил именно парторг. Он спросил прямо:
        - Давай начистоту, за вампиром гонялся?
        - Вы что, серьезно?- удивился подполковник.- До меня дошли эти слухи, но чтобы милиция, партийная организация…
        - Говори,- директор совхоза улыбнулся, подбадривая.
        - Ну, гонялся,- признался участковый.
        - Я понимаю, тебе трудно говорить,- сказал директор совхоза,- а нам клещами из тебя тянуть тоже не очень приятно. Давай так, выпьем еще по одной, закусим, ты с духом соберись и нам расскажи. Тебе же легче будет.
        - Я его сам видел. Сам. Своими глазами. Не верите? Я понимаю. Сам бы не поверил,- проговорил участковый.
        - Ты говори, говори, мы слушаем,- подбодрил еще раз директор.
        И участковый стал рассказывать. От водки прошла естественная скованность в присутствии начальства. Да и начальство слушало без насмешек, без глумления, с сочувствием, как свои мужики. И хотя история получалась совершенно дикая, в нее нельзя было не верить. Ну не стал бы участковый так художественно врать. Не смог бы, даже если бы захотел. Он не придумал бы всех этих подробностей. Он не побледнел бы, рассказывая, как в комнате изменилось все, даже запах. В одну секунду. Такой запах никак, никакими духами создать нельзя. И за секунду испариться тоже нельзя.
        Он, конечно, не сказал, что они выходили из комнаты, эта откровенность была бы чрезмерной. И он ничего не сказал про женщину. Просто не упомянул об этом, сказал просто, что Фролов там был, а потом вдруг исчез. Что, по сути, было правдой. Ну… частью правды, но не враньем. И что дурить так голову, появляться, исчезать обычный человек не может. И донести раненого солдата до дома фельдшера за минуту тоже простой человек не может. А так получается, потому что участковый всю дорогу бежал не останавливаясь, а когда прибежал, фельдшер уже успел осмотреть раненого, сделать укол, наложить жгут, обработать сквозную рану, приступить к перевязке. Это не пять минут и не десять. А еще надо было раненого занести в медпункт, осмотреть. Руки помыть… Когда он успел? Получается, доставка вообще была почти мгновенной.
        - Может, я с ума схожу?- сказал участковый.
        - А кто сейчас нормальный,- подбодрил директор,- вот меня хоть прямо сейчас можно в дурдом забирать.
        - А танковым полком,- добавил подполковник,- вообще нормальный человек командовать не может.
        Тут они оба повернулись к парторгу, и директор сказал:
        - Так, ты, парторг, молчи. Тебе такие вещи не положено говорить.
        Парторг и так молчал. Он был до такой степени подавлен услышанным, что сказать ничего не мог.
        - Надо бы нам этого вампира как-то поблагодарить, раз он нам солдата спас,- сказал подполковник.- Но так, по-нашему, по-советски поблагодарить, без этой мистики гнилой. Я вот так думаю, у меня в машине хороший значок есть, советские танковые войска. Гражданским можно носить. Просто отличный значок. Может, ты, участковый, как-то бы передал ему от меня? А если у тебя галлюцинации, а скорее всего, так оно и есть, ну… не знаю. Мальчишке какому-нибудь отдашь.
        Участковый кивнул, мол, да, конечно.
        27.Подполковник едет в часть
        Подполковник возвращался к себе, за окном машины проходили поля, хлеб уже убрали, по стерне ходили коровы. Пастух сидел в холодке под деревом у лесополосы, стреноженная лошадь ходила рядом, пощипывая стерню. Потом пошла бахча, арбузы.
        Поля уходили от дороги ровными, аккуратными полосами довольно далеко, примерно на километр. По краям их шли оросительные каналы из бетона, приподнятые над землей. Между полями - грунтовые дороги, чтобы автотранспорт мог подъехать к месту уборки.
        Вот показалась хибара из досок, здесь жили корейцы. Они арендовали у совхоза поле, выращивали на нем лук и продавали на базаре. Эти корейцы были по идее мелко-буржуазной стихией. Но хибара из досок и сами корейцы, спины которых были хорошо видны на поле, плохо ассоциировались у подполковника со словом «буржуазия».
        Подполковник был за границей, и даже два раза. Но не на Западе, а в Азии и Африке. И корейцев скорее можно было отнести к тому, что он видел там во время своих поездок, а не к буржуазии, которую по советским рисункам подполковник представлял себе упитанной, с животиком, обязательно в цилиндре. Цилиндр символизировал чуждость буржуазии советским людям. Действительно, представить себе советского человека в цилиндре было совершенно невозможно. И большинство советских людей рождались и умирали, так и не увидев цилиндра нигде, кроме как в кино. Раньше, еще до революции, в цилиндрах ходила образованная прослойка. Но советская власть в числе всего прочего ликвидировала и эту обидную для простых людей деталь. И теперь невозможно было представить себе, например, парторга в цилиндре.
        Кстати, чего от него так чесноком несет, интересно. Ведь не еврей же он! А сам подполковник? Как бы он выглядел в эполетах? Поджарый подполковник, бегающий по утрам с солдатами на зарядке, вполне в эполетах выглядел бы нормально. «Очень даже ничего,- подумал подполковник,- но хер с ними, и так сойдет».
        Несильное опьянение от водки, выпитой в совхозе, проходило, подполковник вспомнил эти разговоры про вампира, удивился, как он мог хотя бы на минуту думать об этом, ну не то чтобы серьезно… но вообще воспринимать это иначе, чем абсолютный бред. Все эти подробности уже не выглядели убедительно, хорошо, что у участкового отобрали пистолет. Человек с такими мыслями пистолет носить не должен. Хотя странно все это. Участковый не выглядит как человек, допившийся до ручки. То, что он описывает, конечно, сильно на него действует, но он не напуган.
        Подполковник знал, как выглядит страх. Страх вызывает подавленность, отсутствие воли к действию. Ничего этого у участкового не заметно. Он вообще нормальный вроде бы мужик. Его в тюрьму надо посадить за то, что он солдата ранил. Но идея посадить участкового в тюрьму по непонятной для самого подполковника причине не вызывала у него энтузиазма.
        Вот парторг напуган, это чувствуется. И это тоже странно. Он же первый, как парторг, должен такие разговоры пресекать. А он их сам начинает. Он же идеологический работник. И подполковник, и директор совхоза, да, кстати, и участковый состоят в членах Коммунистической партии Советского Союза.
        «Но мы не идеологи,- подумал подполковник,- для нас это что-то вроде дополнительной работы. А он вроде идеолог, а сам про вампиров слушает и верит. А видно, что верит, поэтому так и напуган. Хотя какой он идеолог? Для него это тоже просто работа. У каждой работы свой стиль. Партийные должны правильные слова говорить. Они - власть. Это их стиль. Мы, военные, форму носим, строем ходим, шахтеры вон должны улыбаться покрытыми угольной пылью физиономиями в телевизоре, интеллигенты стихи читают и советскую власть ругают. У всех свой стиль, свой обычай… Вот от этого пригорка уже близко, считай, приехали. Завтра вечером у директора посидим, он приглашал. Надо с ним поговорить, странная какая-то все-таки история. Чего это на участкового нашло?»
        Но уже видны были ворота вахты, и подполковник перешел мыслями к текущим делам.
        28.Объяснение Иевлевой с Фроловым
        В этот же вечер у Иевлевой произошло объяснение с ее странным любовником. Она успела немного привыкнуть к нему, теперь мысль о нем уже не сопровождалась спазмами внизу живота, близость с ним по-прежнему была по остроте совершенно не сравнима с тем, что приходилось ей испытывать до него, но уже не приводила к ощущению потери сознания и не вызывала после себя сползания в глубокий сон, от которого она иногда просыпалась на своей кровати в общежитии, не помня, как она вернулась.
        У нее, впрочем, не было мысли, что ей это все приснилось. Слишком явно этому противоречили физиологические проявления, свидетельствующие в пользу яви, отвергающие возможность квалифицировать прошедшее как сновидение. Она совершенно не представляла себе, что будет дальше, не имела ни малейшего понятия, кто этот человек, где он живет, есть ли у него семья, чем он занимается и вообще куда он девается днем. Днем она ни разу не встретила его, хотя искала. Он никогда не договаривался с ней о встрече, всегда появлялся неожиданно.
        То, что милиция им интересуется, тоже вызывало тревогу. Но про вампиров - это, конечно, чушь собачья. Вообще непонятно, как могут взрослые люди, да еще в милицейской форме, на полном серьезе говорить про такие вещи.
        Почему милиция про него расспрашивает? Бандит? Уголовник? Но ни разу он никакой агрессии не проявил, не истеричен совершенно, а блатных она видела, а кто их не видел в Ростове? Они сразу начинают давить, подчинять себе. Он совершенно не так себя ведет. Себе, конечно, подчиняет - тут она все-таки вздохнула довольно шумно,- но так, как будто это само собой разумеется, без всякой злости. А чувствуется в нем только одно спокойствие, бесконечная уверенность в себе. Но без давления, без унижения. Хотя и нежности никакой тоже нет.
        Она пробовала расспрашивать его, но он отвечал жестами и междометиями. Вообще, он не был похож на других мужчин. После него городские мужчины, с которыми она была знакома, казались ей такими неестественными, делаными. Он же ничего не изображал, но все его жесты, слова - довольно, впрочем, краткие и скупые - так прямо и непосредственно выражали его чувства, что казались красивыми, полными обаяния. И на простого деревенского мужика он был тоже не похож: стройный, прямой, гибкий, идет, едва земли ногами касается. Акробат? Танцор? Вообще, кто?
        Она сказала:
        - Мы уезжаем через неделю. Ты приедешь ко мне?
        - Нет,- ответил он.
        - Почему?- удивилась она.
        - Мне пока нельзя далеко уходить. Мне надо тут быть,- сказал он.
        - У тебя дела? Чем ты вообще занимаешься?- пыталась расспросить его Иевлева.
        - Я днем сплю,- сказал Фролов.
        - Почему?- удивилась Иевлева.
        - Потому что я ночью не сплю,- сказал Фролов.
        - Ты сторожем работаешь? Стережешь что-то по ночам?- выясняла Иевлева.
        - Я ничего не стерегу,- ответил Фролов.
        - А почему ты не спишь?- удивилась Иевлева.
        - Я не могу ночью спать. Ты засыпаешь, а я не сплю,- ответил Фролов.
        - Почему ты ночью не спишь, у тебя бессонница?- спросила Иевлева.
        - Нет. Я сплю днем. Ты ночью спишь, а я - днем,- объяснил Фролов.
        - Я тебе таблетки дам, ты уснешь,- предложила Иевлева.
        - Я без таблеток усну. Но потом, когда солнце встанет,- сказал Фролов.
        - А когда же ты работаешь?- удивилась Иевлева.- Не можешь же ты только по ночам ходить, а днем спать. Что-то же надо делать. Где ты работаешь, где живешь? Кто ты по профессии?
        - Счетовод,- сказал Фролов.
        - Как-то ты не похож на счетовода,- заметила Иевлева.
        - Я уже не работаю,- ответил Фролов.
        - Почему?- удивилась Иевлева.
        - Меня уволили,- Фролов отвечал кратко.
        - По какой причине?- допытывалась Иевлева.
        - Таких, как я, с работы увольняют,- признался Фролов.
        - Но почему?- не унималась Иевлева.
        - У меня документов нет. Без документов нельзя,- отвечал Фролов.
        - А где же твои документы?- не могла ничего понять Иевлева.
        - Участковый забрал,- сообщил Фролов.
        - Так пусть он отдаст,- удивилась такому простому решению проблемы Иевлева.
        - Он не может отдать. Он в район послал,- сказал Фролов.
        - А почему он забрал твои документы? Я к нему завтра пойду. Он как миленький отдаст,- пообещала Иевлева.
        - Он не отдаст,- заверил Фролов.
        - Да что ты такое сделал, что у тебя документы забрали?- ничего не понимала Иевлева.
        - Да тебе участковый сказал,- напомнил Фролов.
        - Да перестань. Он какую-то ерунду говорил про вампиров. Стыдно слушать. Бред какой-то,- отмахнулась Иевлева.
        - Ты ему не поверила?- спросил Фролов.
        - Я в психушке не лечусь, чтобы в такое верить,- заверила Иевлева.- Сказки эти пусть местным бабкам рассказывает.
        - Участковый за нами ходил каждую ночь, пока солдата не подстрелил. Он за тебя боится. Из-за меня. Он однажды пришел, когда ты спала. Видел тебя голую. С тех пор успокоиться не может. Только о тебе и думает. Так его прихватило, как пацана в семнадцать лет. Он, когда тебя видит, портфель держит перед собой и на лавку садится. А потом еще сидит, ждет, когда можно будет встать и идти. Не пойдешь же так по улице, люди же кругом. И он боится, что я с тобой сделаю что-то страшное. Он хотел меня застрелить, чтобы тебя спасти. Но у него в голове путается от этого состояния, и он ошибся, принял за нас других людей в темноте. И подстрелил солдата. А хотел - меня.
        - Я не понимаю. Чего он боится?- удивлялась по инерции Иевлева.
        - Он знает, кто я,- признался Фролов.
        - А кто ты?- никак не понимала Иевлева.
        - Он тебе говорил,- опять напомнил Фролов.
        - Да брось. Не верю я в эти бредни!- возмутилась Иевлева.
        - Как знаешь,- сказал Фролов.
        - Но ведь это неправда!- пыталась неуверенно спорить Иевлева.- Что за чепуха?! Ты не можешь быть мертвым, у тебя теплое тело. Мне только не рассказывай, что ты - мертвец. Я два года в мединституте училась. Я мертвецов видела.
        - Да, конечно,- не возражал Фролов.
        - Ты не беспокойся,- уговаривала скорее себя Иевлева,- я тебя силой на себе женить не стану. Не хочешь - не надо. Только мне эти сказки не рассказывай.
        - Жениться я не могу,- сразу ответил Фролов.
        - Ну и не надо, мне и так хорошо,- сказала Иевлева.- И потом, не могу же я выйти замуж за человека, который ничего мне про себя не говорит, а только намеки какие-то дикие делает. Кто ты, в конце концов? Шпион, цыган, вор?
        - Я не цыган,- только и сказал Фролов.
        - Слава богу, хоть это выяснили. Я о тебе знаю только, что ты не цыган,- улыбнулась Иевлева.
        - Да, я не цыган,- согласился Фролов.- Ты не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю. Я не хочу. Я научился. Тебе же не плохо после меня?
        - Плохо,- улыбнулась женщина,- мне хорошо с тобой, после тебя плохо и хорошо только опять с тобой.
        - Я не про это спрашивал,- сказал Фролов.- Ну ладно. А этот твой друг, который вино пьет и руками размахивает, ему не плохо?
        - А он тут при чем?- удивилась Иевлева.- Ты же мужчинами не интересуешься, надеюсь?
        - Это не то, что ты подумала,- ответил Фролов.- Но… он хорошо себя чувствует?
        - Он алкоголик,- ответила Иевлева.- Выдающийся поэт. Но тебе не соперник. Ты вообще вне конкурса.
        - Конечно,- согласился Фролов.
        - Ну, от скромности ты не умрешь,- улыбнулась Иевлева.
        - Да, конечно, не умру. Но это не то, что ты думаешь.
        - А что?- спросила Иевлева.
        - Если хочешь узнать обо мне, посмотри у него на левой руке, на запястье, и на левой ноге, на щиколотке…
        - И что же я увижу?- спросила Иевлева.
        Но вместо ответа она увидела его взгляд, почему-то испугалась, и от этого испуга ее накрыла такая волна, что, когда он вошел в нее, она опять чуть не потеряла сознание и после этого опять провалилась в сон. И проснулась на своей кровати в общежитии. И стала думать, а не сходит ли она все-таки с ума. Она даже не знала, как его зовут.
        29.Осмотр тела поэта
        Утром первым делом она осмотрела указанные места на теле поэта. Поэт не возражал, он привык к заботе о себе дам разного возраста, так как сам о себе заботиться он то ли не мог, то ли не хотел. Он подчинялся, делал то, что ему говорили, не сопротивлялся, пока ему давали выпить. Женщины же, влюбленные в его поэзию, в выпивке не отказывали. Они были реалистками, понимая, что хронического алкоголика лишать выпивки жестоко, а главное, бессмысленно. Тем более что он в пьяном состоянии только впадал в транс и читал стихи. А стихи его были очень красивые, и сам он был ничего из себя мужчина. Вполне очень даже. И заботиться о нем было делом естественным, так как стихи его, конечно же, никто не печатал, они были «безыдейные», жить ему было негде, и городская интеллигенция фактически содержала его как общую собственность. И в первую очередь занимались этим дамы, потому что они умнее и добрее. И беспомощность будит в них материнский инстинкт.
        Случалось ему, конечно, время от времени попадать к какой-нибудь из них в кровать. Но это были отдельно взятые эпизоды. Как-то я не помню, чтобы был у кого-то с ним продолжительный роман. Он же, будучи поэтом, любил всех женщин, или, так сказать, женщину вообще. К тому же, если он доходил до уровня сильного опьянения, а много для этого не требовалось, он становился трудным собеседником, так как заплетающимся языком переходил к теме своей гениальности и уже исключительно этой темы придерживался.
        Он был абсолютно убежден, что со временем ему в городе поставят памятник. Может, и стоит когда-нибудь это сделать. Поставить ему памятник. Так на нем и написать: «Александр Брунько, поэт. От ростовской интеллигенции. Наш друг, которого мы не могли спасти. А что мы вообще могли спасти?» И даты жизни.
        Итак, Иевлева осмотрела его руки и ноги в указанных местах и обнаружила совсем небольшие ранки на коже над сосудами. Ранки эти похожи были на следы укуса какого-то насекомого. Но они не имели характерного бугорка вокруг себя, были все-таки чуть больше, чем комариные, но, что странно, они не подсыхали, как обычно это бывает с повреждением кожи. Но из них не сочилась кровь. Это было непонятно. Они не воспалялись, не чесались. Поэт объяснил ей, что наверняка это следы вампира, о котором поговаривают в деревне. Что он этого вампира понимает. Вампир, как мертвый человек, не может пить вино, а как мужчина, не может не хотеть этого. Поэтому он пьет кровь поэта, которая сама по себе не может не быть особенной, а алкоголь в ней - единственный доступный вампиру способ выпить в нашем невампирском смысле слова.
        На вопрос «Мало ли в селе пьяных мужиков?» справедливо заметил, что таких, как он, нет ни одного. Он привык окружающий его мир воспринимать в поэтических образах. Но никогда еще созданный им образ по своей природе, чисто поэтически, не отражал реальность так абсолютно верно, как на этот раз.
        Это выяснится потом, а сейчас, слушая иронически напыщенные разглагольствования поэта, Иевлева рассматривала ранки на его коже и понимала, что и у себя она видела такие же. Они проходят через несколько дней. Несколько дней они остаются такими же, как в день их появления, никак не меняясь. Потом исчезают без следа. Она думала, что это следы каких-то аллергических реакций от контактов с насекомыми. Но они всегда возникают как бы над сосудами. И о них говорил ее ночной гость, связывая их с тем, что о нем говорил участковый.
        А участковый о нем говорил, что он вампир. И получалась в результате какая-то дикая чертовщина, разъяснить которую не было никакой возможности с имеющимися на данный момент фактами. Поэтому, как ученый, Иевлева решила для себя, что надо за этим всем понаблюдать и тогда появятся новые факты, объясняющие это явление.
        30.Иевлева и фельдшер
        После работы Иевлева пошла к фельдшеру и спросила, нет ли у него материалов для взятия крови на анализ.
        - А кого вы хотите обследовать?- спросил фельдшер.
        - Предположим, что вампира,- с вызовом сказала Иевлева.
        - Ну и дура,- констатировал фельдшер.
        - А если нет?- спросила Иевлева.
        - А если нет, тогда еще большая дура,- сказал фельдшер.
        - Вы что, боитесь?- спросила Иевлева.
        - А вы не боитесь?- отозвался фельдшер.- Я ж и говорю, дура.
        - Да что вы заладили, дура и дура,- с досадой в голосе отозвалась Иевлева.- Я и сама понимаю, что это все очень странно. Но если вы только будете ругаться, я просто поеду в город и все привезу. Но тогда ко мне не приставайте с вопросами. Я вам ничего не скажу.
        - Очень мне нужно,- огрызнулся фельдшер.
        - Так вы мне не поможете?- еще раз спросила Иевлева.
        - А ты его сюда приведи,- вдруг предложил фельдшер раздосадованно, переходя на «ты».- Я сам анализ возьму. А то тебе ведь никто не поверит.
        - Да мне просто самой интересно,- сказала Иевлева.
        И вдруг поняла, что фельдшер прав, что такие анализы нельзя брать в одиночку. Что нужны свидетели, и не только пожилой фельдшер, не обязательно трезвый. Мало ли что удастся обнаружить. Как-то это надо задокументировать. А как? Фотографии сделать? Хорошая мысль.
        - Я обследовал больных после него, я их видел своими глазами, вы не знаете, во что вы лезете - держитесь от этого подальше,- предупредил фельдшер, опять переходя на «вы».
        - Я понимаю ваше желание уберечь меня от опасности, но поймите и вы меня,- сказала Иевлева,- я во все эти сказочки про вампиров вообще не верю. Но здесь слишком много непонятного, и если есть какая-то тайна, то другой возможности в нее проникнуть у меня не будет. Я все-таки кандидат биологических наук.
        - А ты не боишься? Ты хоть понимаешь, что это?- раздраженно спросил фельдшер, все-таки переходя на «ты».- Я тридцать лет фельдшером работаю в селе. Я такие вещи видел, что лучше тебе и не говорить. Я человека из бороны доставал, мертвого, конечно. Из силоса женщину доставал, про утопленников, про машинами раздавленных я уже вообще не говорю. Тут каждое лето такое бывает!.. А я боюсь! Я тебе прямо скажу: я никогда так не боялся.
        - Я тоже в анатомичке видела разные вещи,- сообщила Иевлева.- Не надо меня пугать. Если это тот человек, о котором я думаю…
        - Да не человек это! Он дикий зверь, хуже зверя!- перебил ее раздраженно фельдшер.
        - Но если это он, он вас не тронет!- заверила Иевлева.- Если это зверь, он научился так кормиться, что на людей не бросается, по крайней мере я не видела.
        - А что же ты видела?- спросил фельдшер.
        - Я с ним встречалась, разговаривала,- перечислила Иевлева.- Я думаю, он вас не тронет. А если он согласится сдать анализы, то, правда, лучше это сделать здесь, в амбулаторных условиях. Я могу все сделать сама. Я умею.
        - Ну, приводи,- уныло согласился фельдшер.
        31.Мысли журналиста про свободу
        Газета «Семикаракорский комсомолец» выходит тиражом 1000 экземпляров. Этот печатный орган освещает будни молодежи района. Меня оттуда поперли несправедливо. Я хотел освещать будни. Но я высказался против свободы, и меня поперли. Мы живем в свободной стране, и не место в рядах советской журналистики отщепенцу, который критикует свободу и говорит, что она - зло. А я вам все равно скажу: свобода - это зло. Я тут все знаю, я тут вырос. Я как-то понимаю, что люди чувствуют. И какие у них будни.
        Идет молодой механизатор зимним утром на базу, а я вижу его глазами снежное поле и тропинку в снегу и как стоит белый дым над домами. И знаю, как нежно ночью ласкает девка шофера из Ростова, приехавшего с фабрики «Смычки» за полуфабрикатом. Ну, симпатичный парень, ну, добился своего, даже никто особенно не сопротивлялся, но откуда такая нежность?
        И как, проводив мужа на работу, а мальчика в школу, открывает баба комод и считает, сколько осталось до получки.
        Но вот вы мне скажите, разве свобода - это хорошо? Человек спокойно себя чувствует, когда он не думает. Когда он делает то, что нужно, и от него не зависит ничего. Он так и так должен это делать, никто его особенно не спрашивает. Встать утром, позавтракать и идти в гараж перебирать трансмиссию. Или, наоборот, доить коров, если ты баба. Или в детский садик, детям кашу варить. И не думать. День за днем. Новый год, Восьмое марта, Первое мая. Хочешь есть - намажут тебе бутерброд. Скучно тебе - включи телевизор. Не нравится Валерий Леонтьев - ничего. Можно поджарить картошки, открыть маринованные помидоры, достать бутылку из холодильника, позвать соседа. Плохо? Да нет, не плохо. Сосед нормальный мужик, считаю, повезло. Пока не думаешь, все хорошо. Некогда думать, надо все время что-то делать.
        Про мировой империализм пусть советские органы думают, им за это деньги платят. Они Солженицына выдворили, я считаю, правильно. Им без него одной заботой меньше, а ему там хорошо. В органах умные мужики сидят, это глупость говорить, что они там только бухают и всем дело шьют. Но им тяжело, там думать надо. Потому они и на пенсию рано идут. Покупают себе «Москвич», собаку, на охоту ходят, за грибами, чтоб отойти от всего этого.
        Я так написал, что жить надо спокойно, со дня на день. Есть вкусно, одеваться тепло, когда зима. Смотреть, как дети растут, и себе всякой дурью голову не забивать. Что я не так написал? Но меня поперли. Сказали: мещанская идеология. Сказали: а где комсомольский полет? А я откуда знаю, где этот хренов полет? Зачем он нужен? А где романтика далеких горизонтов? Нет романтики? Иди отсюда. Будет романтика - приходи поговорим. А про свободу еще раз пернешь - комсомольский билет на стол положишь.
        Но я - упрямый человек, из казаков. Меня так просто романтикой не возьмешь. Романтики вам хочется? Так вот же вам вампир. Под нос. Вот вам романтика, суки. Кушайте на здоровье. Ходит советский вампир по советской деревне, пьет кровь у советских людей. Романтичнее некуда. Это все правда, между прочим. Журналист должен правду писать, а не романтические бредни. Поэтому я - журналист, хоть и выпивши. А вы там - говно собачье. Со своим фальшивым фольклором и тупыми лозунгами.
        У агронома в кабинете на стене лозунг: «Удобрения - основа растениеводства». Это что, умно? Это глупость, я считаю, на стене писать то, что все и так знают. Ты на стене напиши, где купить недорого эти удобрения, тебе мужики спасибо скажут.
        Коля Иванов про ферму свиноводческую пишет с эпиграфом: «Светить всегда, светить везде!..» Фингал ему набить под глазом, чтоб ему было чем светить. Свиноводческая ферма, кстати, передовая… «Светить!» - на хрена так писать? Все норовят выпендриться, это, наверное, и называется - «горизонты». Чем глупее выпендрился, тем шире горизонты. Я бы показал им горизонты.
        Выгнали меня к чертям собачьим. Комсомольцы семикаракорские. Ничего, я к механизаторам пойду, я по моторам в курсе дела. А про свободу вы еще меня вспомните. Когда у человека есть мозги, ему свобода не нужна. А когда мозгов нет, не дай бог, свобода наступает. Тогда караул. Никому мало не покажется.
        Кстати, меня одна вещь очень беспокоит. Как это он к нам приходит? Петровна говорит, в нашем мире что-то не так, где-то есть брешь. Иначе он бы не смог приходить. Есть брешь, и через нее он и ходит. А брешь появляется перед большими событиями. Или что-то где-то у нас пизданет, или, наоборот, потонет. Или вообще опять нападут супостаты, и будем их тут ловить в кукурузе. В смысле инопланетяне.
        Сам несу хрен знает что. Может, у меня горизонты появились? Петровна сказала: если он приходит, значит, где-то дыра. Значит, будет большая беда. Это меня больше всего беспокоит. Как бы найти эту брешь, как бы ее заделать чем-нибудь.
        32.Размышления Иевлевой
        Иевлеву же занимали следующие вопросы: если это не простой мужик, не будет ли от полового контакта с ним какой-нибудь беды? Второй вопрос: есть ли у нее над ним хоть какая-то власть или только у него над ней?
        Дальше идут научные вопросы: что у него внутри? Судя по тактильным ощущениям, тело совершенно такое же, как у обычного человека. Только очень сильное. Сперма выделяется нормально, даже очень бурно. Но характерного запаха спермы не чувствуется. Она не вытекает наружу, следов не оставляет. Можно в исследовательских целях попробовать орально, но неизвестно, как он к этому отнесется. И честно говоря, немного страшно. Потому что ранки над сосудами на запястьях и на щиколотках очень, правда, странные, а он прямо сказал, что имеет к этим ранкам отношение. Участковый говорит, что он - вампир.
        Сам участковый, судя по всему, очень мной увлечен, или, проще говоря, у него на меня стоит, как столб. Вот над кем у меня точно есть власть.
        Фельдшер перепуган ужасно. Значит, тоже верит. Все это складывается в картину очень и очень странную. Но, в конце концов, не вампир же он в самом деле? Я-то пока еще с ума не сошла. Вампиры - мертвые, а он совсем не мертвый, такой живой, что дай бог каждому. И вот еще очень странный, очень важный вопрос: куда он девается днем?
        Она решила поговорить с участковым. Но разговор с ним в его кабинете, куда она пришла, начался довольно странно. Участковый запер за ней дверь, задернул шторы и предпринял самые решительные действия недвусмысленного характера. Иевлева отреагировала тоже довольно для себя неожиданно. Она сама расстегнула ему брюки и помогла рукой движению в нужном направлении. При этом в голове у нее мелькнула мысль о начинающейся нимфомании. Ее будоражила на этот раз мысль о своей бесконечной власти над этим человеком. Она раздела его полностью, посадила на кресло и, легко добившись повторного взвода, села на него сверху и с удовольствием исподтишка наблюдала, как он расплавляется от переполняющих его чувств и ощущений. В последний момент она закрыла ему рот своими губами, боясь, что он начнет громко стонать и кричать, чего она терпеть не могла.
        После этого разговаривать про вампира как-то было неудобно, и она, приведя внешний вид в порядок, вышла без единого слова, как будто она только за этим всем сюда и приходила. Закрыла за собой дверь, оставив участкового в состоянии неописуемом.
        «Ну хорошо,- думала Иевлева,- если мужчина - ветер, а я - парус, то куда плывет корабль? По-хорошему, надо отсюда быстро валить, а то запутывается это все как-то очень сильно. Но как уехать без ответов на мучающие вопросы?
        Надо дождаться ночи, привести вампира к фельдшеру, взять на анализ кровь, после чего фельдшер упадет в обморок, заявится участковый, они с вампиром подерутся, медпункт или сгорит, или просто развалится, а я буду в самом центре событий.
        Потом Брунько напишет балладу, и я стану героиней факультета. Что вообще со мной происходит? Кто-нибудь может мне объяснить, зачем мне участковый? И почему я стала поглядывать на лаборанта Валеру? Он, кстати, из себя очень ничего. Это что, аппетит приходит во время еды? Продолжая морскую тему, можно сказать, что я превращаюсь в канонерскую лодку, которая, приближаясь к мужчине, сразу открывает огонь на поражение. И зачем мне это нужно? Мужчина, по крайней мере, может делать отметки на стволе своего револьвера.
        Да, но вот я иду в сельпо за вином для поэта, я иду по сельской улице, и мне кажется, я сейчас взлечу и полечу. Как Наташа Ростова, только еще лучше. Без всяких этих «почему» да «почему». А «потому»!»
        Вдруг ей показалось, что она действительно слегка зависает в воздухе. Это было так невероятно восхитительно, что даже дыхание перехватило.
        33.Фролов сдает кровь
        Когда стемнело, она вышла из общежития и пошла к реке. Она совершенно не удивилась, увидев, что он идет рядом. Она как будто могла угадывать его мысли и не сомневалась, что он может угадывать ее. И она тоже скорее угадывала, чем видела, что он улыбается в темноте.
        - Чему ты улыбаешься?- спросила она.
        - Участковый на жену весь вечер орет,- сообщил Фролов.- Говорит, она ему жизнь загубила. А она завтра к вашему начальству жаловаться пойдет. Нам, мол, в деревне такая помощь не нужна - чтобы чужих мужей с ума сводить.
        - Немного обидно, что ты не злишься,- призналась Иевлева.
        - Если я ночью тебя с кем застану, не обижайся!- сказал он.- А днем - меня нет, никто тебе не указчик. Ты с участковым как-то поговори - он на тебе жениться собрался!
        - А почему это днем тебя нету? Куда это ты днем деваешься?- спросила Иевлева.
        - Днем сплю!- ответил Фролов.
        - А я днем живу, а ночью я сплю,- сказала Иевлева.
        - Раньше так было. А теперь ты ночью живешь, а днем на ходу засыпаешь. Ты раньше меня боялась - теперь не боишься,- объяснил Фролов.
        - А почему я должна тебя бояться?- удивилась Иевлева.
        - Да ты сама понимаешь!- сказал Фролов.
        - Нет, ты скажи!- настаивала Иевлева.
        - Таких, как я, люди боятся,- заметил Фролов.
        - Каких «таких»?- выпытывала Иевлева.
        - Таких, которые по ночам ходят,- терпеливо объяснял Фролов.- И фельдшера ты до полусмерти напугала, он сидит пьяный - не спит, ждет, пока ты меня приведешь.
        - Ты что, следишь за мной?- удивилась Иевлева.
        - Да зачем за тобой следить - у тебя все на лице написано!- улыбнулся Фролов.
        - У меня фельдшер на лице не написан,- заметила Иевлева.
        - Ты что, правда хочешь меня в медпункт отвести и кровь на анализ взять?- спросил Фролов.- Ну, веди!
        - Ну, пойдем!- позвала Иевлева.
        - Сейчас пойдем,- сказал он, привлекая ее к себе.
        Медпункт ночью был закрыт. Но фельдшер не спал. Сидел в палисаднике и пил плодово-ягодное вино. Вскочив, он от Иевлевой сначала попятился, но потом взял себя в руки.
        - Вы, главное, не бойтесь - он вам ничего не сделает,- сказала Иевлева.
        - Давай его в медпункт, там открыто,- неловко пригласил фельдшер,- свет только зажгите, он свет как, нормально переносит? Я в темноте ничего делать не буду!
        - Не бойтесь,- повторила Иевлева и, повернувшись, вышла за калитку.
        Когда фельдшер вошел в медпункт, он долго мыл руки в умывальнике в коридоре и никак не мог заставить себя войти в кабинет. Но в кабинете он увидел обычного мужчину, ничем не напоминающего загробное чудовище. И даже вполне симпатичного мужика. Тот вежливо встал со стула и сказал:
        - Вот и привелось свидеться, Игнатич, ты, небось, и не думал. Ты тогда не обратил на меня внимания, когда я солдата принес, почему-то ты решил, что это участковый, хотя я на него совсем не похож. Ну и правильно, будем считать, что это участковый! Ты не бойся меня, Игнатич!
        Фельдшер неожиданно осмелел и, покачав головой, сказал:
        - Ну, Фролов, и хорошо это так? У девок и молодых баб кровь пить?
        - Кто старое помянет…- сказал Фролов.- Теперь все по-другому будет. Небось к тебе с дырками на шее больше никого не приводят?.. Я же не хотел, я сам не понимал, что делаю. Мне от Петровых никогда обиды не было! Я же не думал! А сейчас, Игнатич, я стал думать, я знаю, как надо делать, чтоб людям вреда не было.
        - А что это ты на себя совсем не похож? Ты вон какой был жирный!
        - Да я не знаю, оно так само стало. Я, когда стал ходить, сразу был такой. Ты кровь у меня хотел взять на анализ - давай бери, мне самому интересно.
        Фролов сел за стол, положил правую руку на подушечку, но фельдшер как-то не спешил приступать к процедуре. Тогда Иевлева отодвинула его и сказала:
        - Не нужно вам - я сама все сделаю!
        Она ловко, с первого раза вошла в вену, осторожно вытянула полный шприц - фельдшер про себя отметил нормальный цвет венозной крови. Иевлева профессиональными движениями распределила кровь по пробиркам, закрыла их пробочками. Фролов, улыбаясь, прижимал ватку со спиртом, и видно было, что вся эта процедура очень его смешит. Он сказал:
        - Чтоб у такого, как я, кровь брать, это только в советской стране может быть. Всегда мы кровь берем, а в советской стране и у нас берут. Везде люди боятся, а тут не боятся. И баб таких больше нигде нет. А если у меня болезнь найдется, будете меня лечить?
        - У нас диспансеризация,- пробормотал фельдшер.- У нас всех лечат, я тебе в случае чего через нее все передам. Ты ко мне сам не приходи, пожалуйста.
        - Если что-то захочешь мне передать, скажи Елизавете Петровне, я к ней прихожу иногда,- сообщил Фролов.
        Фельдшер был покрыт испариной, находился какое-то время в нерешительности, наконец спросил:
        - Фролов, ну как оно там?
        - Да я не помню,- ответил Фролов совершенно серьезно,- я как-то очень быстро тут опять оказался.
        - А видел ты… ангелов?- спросил фельдшер.
        - Не помню, правда, Игнатич, не помню,- смущенно признался Фролов.
        - А… чертей ты видел? Тебе вроде полагается чертей видеть?- не мог успокоиться фельдшер.
        Фролов задумался, видно было, что он пытается что-то вспомнить. Потом он посмотрел на фельдшера так же серьезно и тихо сказал:
        - Нет, Игнатич, чертей я точно не видел.
        - А что ты видел?- не унимался фельдшер.
        Фролов опять задумался, потом как-то вскинулся весь и сказал:
        - Слышь, Игнатич, я речку какую-то видел, ей-богу, вот сейчас вспомнил.
        - Ну да,- сказала Иевлева,- это Стикс. И перевозил тебя Харон на своей ладье.
        - Ты помолчи,- вдруг как-то резко отозвался Фролов,- ты чего не знаешь, не говори! Какой Харон? Еврей, что ли?
        Потом он обернулся к фельдшеру и продолжал:
        - Река была точно, деревья на берегу - тополя! Мужик был, на полуторке, ждал переправы, еще помню - столбы с проводами.
        - Моей Маши не видел?- спросил фельдшер, сглотнув.
        - Нет,- ответил Фролов,- я ж ее узнал бы. Хотя, слышь, Игнатич, ты бы меня встретил, тоже бы не узнал. Но я там вроде баб вообще не видел. Я мало что видел.
        - А как ты тут опять оказался?- удивился фельдшер.
        Фролов опять задумался. Потом сказал:
        - Не помню. Я вдруг смотрю, а это я по улице иду к магазину. Там, где Кононовых дом.
        - Ну ты даешь,- откликнулся фельдшер, в его голосе ясно слышалось сочувствие.
        Вдруг в коридоре раздались довольно тяжелые шаги, скрипнули половицы, все повернулись к дверям, в них стоял участковый. «Все как по-писаному»,- подумала про себя Иевлева. Участковый был одет по форме, в фуражке, на поясе кобура, причем расстегнутая.
        - Ну, здравствуй,- улыбнулся Фролов,- кобуру застегни, стрелять тут не в кого.
        - Ты меня не учи,- ответил участковый.
        - Да я так,- продолжал Фролов,- с тобой же не угадаешь, ты как начнешь стрелять, обязательно кому-нибудь дырку в жопе сделаешь. Ты не стой в дверях, проходи, садись.
        - Что здесь происходит?- спросил участковый скорее даже Иевлеву, чем фельдшера.
        - Да вот,- кивнула Иевлева на пробирки,- кровь взяли на анализ. Я завтра вышлю в лабораторию. В город едет аспирант.
        - Аспирант Валера,- улыбнулся Фролов,- это для тебя хорошо, участковый.
        - А я-то тут при чем?- удивился участковый.
        - Ни при чем, ты не сомневайся,- отозвался Фролов.
        - Ты на что намекаешь?- прищурился участковый, кладя ладонь правой руки на кобуру.
        - Слышь,- взмолился фельдшер,- ты положь руку на место от греха подальше!
        - Только не подеритесь, пожалуйста, я вас очень прошу,- вторила ему Иевлева.
        - Да у него там пистолета нет,- засмеялся Фролов,- у него же забрали в районе.
        - Правда?- спросил фельдшер.
        - Правда,- смущенно улыбнулся участковый,- пустая кобура. А ты откуда знаешь?
        - Так видно,- ответил Фролов,- она же легкая, сразу видно.
        - Да не так уж и сразу, просто ты проницательный гад.- Участковый, поменяв тон, добавил: - А я ведь с тобой не ругаться пришел. Я с поручением пришел.
        - В чем дело?- Фролов встал и подошел к участковому.
        - Вот,- сказал участковый,- подполковник просил передать. Значок советских танковых войск. Спасибо просил передать тебе за солдата.
        - Я танкистам всегда помогу,- Фролов держал в руках значок и смотрел на него с таким благоговением, с таким мальчишеским восторгом.- Ты не смейся,- обратился он к Иевлевой второй раз за вечер довольно резким голосом,- ты опять ничего не понимаешь. Это же значок танкиста.
        - Здесь были большие бои,- некстати отозвался фельдшер.
        - У меня к танкистам отношение особое. Со мной на войне случай был,- сказал Фролов участковому.
        И он опять стал смотреть на значок. Иевлева взяла подставку с пробирками и, открыв холодильник, поставила ее туда. Потом сказала фельдшеру:
        - Мы завтра за материалом придем с лаборантом. Перед завтраком.
        Фельдшер кивнул. Фролов взял Иевлеву за руку и сказал:
        - Мне идти пора. У меня еще дело есть.
        - Куда ты ее тащишь?- спросил участковый.
        - Ничего страшного, обо мне не беспокойтесь,- сказала Иевлева.
        Участковый стоял в дверях, проход уступать явно не собирался.
        - Нечего ее с собой тащить,- повторил он.
        - Все в порядке,- сказала Иевлева.
        - Я не c вами разговариваю,- вдруг оборвал ее участковый.
        - Ты пойди с бабой своей поговори,- отозвался Фролов тоже довольно резко,- ты чего, не видишь, что ночь на дворе? Ночью спать положено. Ты днем будешь свои порядки устанавливать. А сейчас я здесь.
        - А если я тебя задержу на трое суток?- спросил участковый.
        - А за что?- Фролов удивился.
        - Тебя всегда есть за что,- напрягся участковый.
        - Не надо этого делать,- предупредил Фролов.
        - Что, не нравится?- спросил участковый.
        - Ты, участковый, такой же человек, как и мы все, ну, кроме меня, конечно. Зря ты думаешь, что мент - это что-то особенное,- заметил Фролов.
        - Вот как ты заговорил?- участковый еще больше напрягся.
        - Игорь,- закричал фельдшер участковому,- ты что делаешь, ты что, не понимаешь?
        - Фролов, вы задержаны,- тоже крикнул участковый,- следуйте за мной.
        - Ты свою силу призываешь?- сказал Фролов.- Твоя сила на меня не действует. У меня документов нет. Не хочешь от двери отойти? Ну, ладно.
        Фролов и Иевлева, так же держась за руки, бросились к открытому окну и с такой нечеловеческой ловкостью выпрыгнули в него, что фельдшер опять закричал, а участковый стал белый, как стена. Живые люди так не прыгают. Выходит, она тоже?
        - Ты за ними не беги,- попросил фельдшер.
        - Да это бесполезно,- отозвался участковый.
        - Ты не уходи, а то у меня давление повышенное. Я лекарство приму, а ты посиди хоть немного со мной. Вдруг надо будет в район звонить,- попросил фельдшер.
        Участковый и сам видел, что фельдшеру плохо и оставить его в таком виде нельзя.
        34.Субботний вечер у директора совхоза
        С подполковником Пушкаревым мне пришлось познакомиться в свое время, намного позже всех этих событий, когда он давно уже перестал быть подполковником и штаны у него были с лампасами. К событиям лета 1981 года он вернулся неохотно, но потом разговорился, я узнал, как он в первый раз увидел вампира.
        …В беседке во дворе перед домом директора совхоза был накрыт стол. За столом сидели хозяин и его гость - подполковник. Жена хозяина Клава приходила время от времени из кухни, приносила только что приготовленное, присаживалась бочком. Разговор касался важных вопросов сотрудничества дивизии и совхоза, но подполковник прервал обсуждение насущных проблем и произнес за нее тост. Она раскраснелась и выпила водку не поморщившись.
        Сбор огурцов закончился, но были еще помидоры, баклажаны, кабачки, яблоки в саду, подходили уже арбузы и дыни, работы было невпроворот. Местные бригады не справлялись, от университетских помощи - сами понимаете, нельзя сказать, чтоб совсем никакой помощи, но они люди городские - с них спрос невелик и потом - их мало.
        С другой стороны, дивизия нуждается в свежих овощах, мясе, молоке, солдаты могут помочь, потому что план по мероприятиям в дивизии выполнен и выделить солдат можно. К тому же директор строил новый птичник, и помощь на стройке была ему тоже очень нужна.
        Жены директора уже не было в беседке, она ушла в дом, поскольку гость и хозяин были уже на второй бутылке водки, пора было подавать горячее. Разговор о деле закончился, все было ясно.
        - Да нет, Николаевич,- говорил подполковник,- я не то чтобы не воевал - я рассказать об этом не могу, не имею права, но в больших боях я, конечно, не участвовал, авиация меня не бомбила, но тоже видел кое-что.
        - Ну его на хер,- сказал директор совхоза,- мне это снится до сих пор. Кто солдат в атаку на пулеметы не поднимал, тот просто не поймет, что это такое, как бы он ни пытался, он не поймет. Я тебе скажу, у меня лежат ордена в тумбочке, я их не надеваю, мне как-то стыдно, я сам не знаю чего. Есть тут у нас ветераны, из пиджаков иконостасы себе сделали, значков каких-то понацепили, медалей, после войны выданных. В школу ходят, лекции читают - я не против, но сам не пойду. Я все понимаю, но мне как-то неудобно. Мне жена тоже ордена на пиджак нацепила, я в них сфотографировался, с тех пор так пиджак в шкафу и висит, я его надеваю только на праздники по обязанности.
        - Тебя государство наградило,- сказал подполковник.- Там за здорово живешь ордена не давали.
        - Ты понимаешь, так много об этом говорят,- возразил директор,- получается, что оно вроде и правда, но какая-то не такая. У меня однажды от роты одиннадцать человек осталось, а мы не штрафники были. Обычная стрелковая рота. У Твардовского есть такие стихи: «Ликовать - нехвастливо в час победы самой…» Как-то мы хвастливо ликуем. Я, конечно, не могу осуждать людей, но эти ветераны с иконостасами… Наверное, я не прав. Ссорятся между собой, льготы себе выбивают. Я их не осуждаю. Я как вспомню, как мы дрались штыками, лопатками, ножами, лицом к лицу в траншеях, как мы убивали голыми руками, душили, как в нас стреляли в упор… Ты не пехота, ты такого не видел никогда. Вот как я после этого надену ордена и пойду по улице: смотрите на меня - я герой! Этого же все равно не расскажешь, что с нами было, ну что я буду ходить как елка, мне неудобно.
        - Да в том-то и беда, Николаевич, что ты не наденешь, а другой наденет. Ты будешь молчать, а другой будет говорить, выпячивать грудь. И люди подумают, что это он - герой! И будут думать, что герой - это такой, как он. И будут ему подражать, у него учиться. А подражать они должны тебе, а не ему, и учиться они должны у тебя, а не у него.
        - Честно сказать, подполковник, я сам не знаю,- сказал директор.- Вот, говорят, люди с возрастом мудреют и все понимают, а я чем старше становлюсь, тем меньше понимаю, только об этом сказать никому не могу. Давай, подполковник, выпьем за танковые войска.
        У калитки стояла машина подполковника, на переднем сиденье солдат, откинув голову, спал. Он очень устал от длинного солдатского дня под палящим солнцем. Ему снилось, как уходит под капот автомобиля грунтовая дорога. Парню было не намного меньше лет, чем было директору, когда он делал то, о чем он рассказывал сейчас подполковнику. Солдат только в книжках читал, что такое бывает. Но, конечно, реально не представлял себе, потому что представить это невозможно.
        Он спал молодым глубоким сном. Ветер через опущенное стекло проникал в кабину. Солдат дышал во сне ровно и спокойно. Он, конечно, не видел, потому что спящий не видит, как мимо него, впрочем, легко и почти бесшумно, проскользнула в темноте фигура мужчины. Мужчина открыл калитку у дома директора совхоза, прошел через нее и, обернувшись и закрыв ее за собой, пошел по дорожке к беседке.
        Директор и подполковник осуществили свое намерение выпить за танковые войска сразу после того, как оно было высказано. Закусить они не успели, поскольку в беседку спокойно, как будто так и надо, не спрашиваясь, вошел мужик, директору совхоза незнакомый, и сел на лавке напротив подполковника с краю, хотя никто сесть его за стол не приглашал.
        - Ты что здесь делаешь?- спросил директор совхоза.- Ты кто такой?
        Мужик молчал, как будто не зная, что сказать. Подполковник смотрел на директора вопросительно. Мужика вышвырнули бы из-за стола еще до того, как он за него сел, если бы не одно обстоятельство. Было совершенно очевидно, что мужик считает свое появление абсолютно естественным, не видит в нем ничего странного. И это было настолько дико, что возникала мысль, прежде чем мужика выкинуть за калитку, все-таки у него выяснить, какого хрена он сюда пришел и что ему нужно. Было видно, что мужик не пьяный и не сумасшедший.
        - Чего тебе надо?- еще раз спросил директор.
        - Я пришел подполковнику спасибо сказать. За значок,- сказал мужик глуховатым голосом.
        Директор совхоза посмотрел на него тяжелым взглядом, потом, мотнув в его сторону головой, сказал подполковнику:
        - Видал?
        Подполковник довольно пристально всматривался в мужика и, слегка растягивая слова, спросил:
        - Что, понравился значок?
        Ни слова не говоря, мужик раскрыл перед ними ладонь, на которой лежал значок.
        - Так что,- продолжал подполковник,- значок-то ничего?
        - А вы танкист?- спросил мужик.
        - А ты что, не видишь петлицы?- спросил подполковник.
        - Я вам спасибо пришел сказать,- сказал мужик.
        - Да нет,- сказал подполковник, так же пристально глядя ему в глаза,- это тебе спасибо. Ты мне солдата спас.
        - Так это ты, что ли?- догадался наконец директор.- Вот ты какой! Ты чего на людей кидаешься? Нинку Петрову правда ты убил?
        - Я,- глухо сказал мужик.
        - Ах ты сука!- выругался директор совхоза.
        - Я не сука,- отозвался мужик,- я волк, я должен кровь пить, я зверюга. Только я больше людей не убиваю.
        - Какой ты добрый!- прищурился директор.
        - Я не хочу, чтоб на меня облаву устраивали,- сказал Фролов.
        - Это правильно, облава тебе ни к чему! Так, может, тебя сразу пристрелить, если ты зверюга?- сказал подполковник.- На всякий случай?
        - А вдруг меня нельзя пристрелить? Я ж вообще-то неживой, а вдруг еще хуже будет?- отозвался мужик.- Придет кто-то вместо меня…
        - У меня пистолет на поясе, и он заряжен, не беспокойся,- предупредил подполковник.
        - И вы не волнуйтесь, я танкиста не трону никогда,- заверил Фролов.
        - Спасибо, что успокоил,- отозвался подполковник.
        Он смотрел на мужика прямо, просто, как-то пытливо, без тени страха.
        - Нет, это хренотень какая-то,- сказал тут директор совхоза.- Ты и на Фролова вообще не похож. Тебе больше сорока не дашь. Фролов-то старше тебя лет на двадцать. Что ты нам голову дуришь?
        - Я - Фролов,- подтвердил тот.- А почему у меня внешность такая, я не знаю. Это все само получилось, меня ж не спрашивал никто.
        - Да, может, ты жулик какой-то ненормальный?- предположил директор.
        - Если я жулик, куда я днем деваюсь?- удивился Фролов.- Жулики и днем тоже живут.
        - А кто тебя знает, куда ты деваешься!- сказал директор.
        - Товарищ директор, можете не верить, мне так даже лучше,- заверил Фролов.- Вот вы были на войне, а товарищ подполковник не был. Но он танкист, а у меня с танкистом случай был. Нашу батарею разбомбили, немцы в атаку идут, восемь танков. У нас ничего, ни одной целой пушки. Пехота вперед ушла - прикрыть нас некому. Ну, я с жизнью попрощался, смотрю в бинокль, жду, что будет. Тут на пригорок въезжает тридцатьчетверка. И прямо с ходу по головному танку лупит из пушки. Положил снаряд прямо под башню, башню оторвало к ебеней матери. Тут еще две тридцатьчетверки въехали и с ходу пошли на немцев - в лоб. Еще два немецких танка загорелось - и один наш. Я смотрю: танкист из него выпрыгнул, вроде раненый. Нам особо некогда смотреть. Мы по пехоте огонь ведем. Ну, спасли нас танкисты. Я к ручью спустился вниз, а танкист лежит весь обгоревший, видно, что умирает. А над ним какой-то капитан сидит - откуда он взялся, непонятно. И вроде в шею его целует. Я глаза протираю, глазам не верю. Капитан голову поднял, а у него все лицо в крови, и рот в крови, и зубы в крови, а глаза как у пьяного. Тут снаряд прилетел,
взрывом меня оглушило, я в себя пришел, смотрю: капитану голову оторвало осколком, а танкист как лежал, так и лежит, только видно, что уже мертвый. Я тогда уже успел привыкнуть на войне, и мне так сильно страшно не было. Но этот капитан, я понял, у танкиста кровь пил, это было страшно! Я с тех пор к танкистам по-особенному отношусь, они нас спасли в том бою. А капитана этого, которому голову оторвало, я потом опять видел. Вполне вроде бы живого. Стал я думать, как он себе голову назад приклеил. И вот до сих пор и думаю, придумать ничего не могу.
        - А ты бы написал про него в НКВД,- сказал подполковник.
        - Да в том-то и дело,- почти крикнул Фролов,- я его видел с оторванной головой, какой НКВД?
        - А ты не обознался?- спросил подполковник.
        - Нет, не обознался,- мрачно отозвался Фролов.- Я его и сейчас бы узнал. Я б его, гада, собственными руками придушил за того танкиста. Но как его придушишь, если он себе оторванную голову назад приклеивает?
        Помолчали.
        - Как ты мог воевать, если ты моложе меня?- не верил подполковник.
        - Я двадцать третьего года рождения,- ответил Фролов.
        - Иди ты…- не поверил подполковник.
        - Подожди.- Директор вдруг как-то даже подался вперед.- Фролов был ранен, у него на спине шрам был от осколка. А ну-ка повернись спиной и рубашку задери.
        Фролов послушно повернулся спиной, сев на лавку верхом и задрав рубашку. В свете лампы на спине Фролова под правой лопаткой был очень отчетливо виден рубец, довольно длинный.
        - Ну что,- спросил Фролов,- есть или нет? А то я сам не проверял.
        - Ну есть,- негромко сказал директор.
        - Значит, я правильно все чувствую,- отозвался Фролов.
        - Охренеть,- подвел итог подполковник, он смотрел на Фролова с новым любопытством.
        - Я потом этого капитана видел, он минерами командовал. И он меня видел. Долго-долго так на меня смотрел. Я его узнал. Я б его из тысячи узнал. Это был он. Как-то он себе голову назад приклеил и ходил, командовал. Смотрел на меня. Я этого взгляда никогда забыть не мог. Закрою глаза и вижу, как он на меня смотрит. И тогда что-то со мной стало. Я после этого случая изменился. Я все время его вспоминал, и потом, после войны, а особенно после того, как жена умерла. И все время какой-то странный голод чувствовал. Как будто от этого капитана что-то на меня перешло.
        - Но это же все днем было,- сказал директор,- а ты говоришь, ты только ночью ходишь. Он, получается, мог днем ходить?
        - И я смогу, только потом. Когда привыкну,- признался Фролов.
        Из дома вышла жена подполковника Клава с тарелкой чего-то дымящегося в руках. Она подошла к столу, поставила тарелку, это было тушеное мясо с луком, сказала:
        - Кушайте на здоровье,- и пошла обратно в дом.
        На появление третьего за столом вообще не отреагировала.
        - Она меня не видела,- объяснил Фролов,- я могу так сделать, что на меня внимания не обращают, как будто меня нет. Зачем ее пугать?
        - Да, наверное,- отозвался директор,- вот явление природы… Слушай, а ты чеснока боишься?
        - Как это?- удивился Фролов.
        - Ну… запах чеснока отпугивает тебя или нет?- спросил директор.
        - Нет… неприятно, конечно, но не отпугивает, а что вы спрашиваете?- удивился Фролов.
        - А я понял, из-за кого ты спрашиваешь,- засмеялся подполковник.
        Вдруг Фролов вскочил и, ни слова не говоря, побежал к калитке, причем оказался у нее в два прыжка.
        - Ты что?- крикнул директор, но в ответ ему только хлопнула калитка.
        Какое-то время они сидели молча. Потом директор спросил:
        - Миша, ты тоже все это видел и слышал или это мне по пьяни привиделось?
        - Не привиделось,- отозвался подполковник.
        - Ну, тогда мы с тобой, как настоящие марксисты-ленинцы, должны признать, что вампиры существуют на самом деле,- сказал директор.
        - Да, может, он и не вампир,- предположил подполковник.
        - Он сам сказал,- заметил директор.
        - Я все равно не верю,- отозвался подполковник.- Своими глазами вижу, а не верю.
        - Фролов при жизни был точно не в себе, что-то такое его мучило, он странный очень был мужик,- директор как будто думал вслух,- и еще этот шрам.
        - И значок,- добавил подполковник.- И как его Клава не заметила? Как его можно было не заметить? И в два прыжка до калитки! Тут не меньше десяти метров. Так люди не ходят.
        - Но ведь это же дурость какая-то,- не мог успокоиться директор.
        - Значит, нам показалось,- ответил подполковник.- Давай выпьем на посошок. И пойду солдата будить. Время уже вон какое.
        35.Иевлева и русалка
        Иевлева сама не очень хорошо поняла, каким образом она после сцены в медпункте оказалась на улице. Выглядело это так, как будто она вместе с Фроловым выпрыгнула в окно, но теперь это выглядело неправдоподобно, как это - в окно? И одновременно очень смешно… «Представляю себе их лица»,- пронеслось в голове. На улице Фролов ей сказал:
        - Мне нужно одного человека увидеть, ты иди к себе.
        И ушел. Спать ей не хотелось, и она, пройдя мимо общежития, пошла к реке. «Что-то со мной происходит,- думала Иевлева,- я стала легкая, из окон прыгаю, как кошка, усталости не чувствую, когда не сплю. Днем все такое яркое, так красиво, ведь не в Альпах мы тут, а мне так нравится эта холмистая степь. Я стала острее переживать то, что вижу. Раньше, бывало, приедешь на море, выйдешь утром на берег, ну, красиво, конечно. Но… красиво и красиво. А теперь смотрю на кусок поля с бетонным каналом на краю и оторваться не могу. Какое это волшебное все! Вот сейчас сижу себе под грибочком на пляже, смотрю на реку, и само дыхание, просто вдох и выдох кажутся мне чем-то необыкновенным, стоящим внимания, дающим радость. И я теперь понимаю, что близость с ним меня изменяет, потому что он существо не обычное смертное, а он часть той природы, которая скрыта от нас, наверное, для нашего же блага. И неизвестно, не пожалею ли я об этих изменениях потом, но теперь это так чудесно. Я хочу остаться такой, как сейчас. Переживать жизнь с такой остротой - это все, что мне нужно. Мне не нужно видеть будущее, уметь летать на
метле, привлекать мужчин заговорами. Они и так при мне закипают, стоит мне этого захотеть. Я просто хочу, чтобы все оставалось так, как есть. Но ведь время не задержишь, придет осень, потом зима. Я уеду отсюда. В городе все по-другому».
        Вдруг она поняла, что вокруг нее стоит совершенно неестественная тишина. Не звенят комары, не шумят листья… Она подумала, что потеряла слух, и щелкнула пальцами, чтобы это проверить. Нет, она слышит. Но щелчок упал в тишину так, как если бы камень упал в воду, а кругов от него не было.
        И тут она увидела, как на поверхности реки показалась голова девушки. При луне отлично было видно, что девушка эта совсем юная, почти ребенок, у нее полные приоткрытые губы, немного курносый нос и внимательные прекрасные глаза. Она стала выходить из воды, не отводя от лица Иевлевой своего взгляда, на ее лице была едва заметная улыбка, за которой пряталось смущение. Когда она вышла из воды, никакого рыбьего сказочного хвоста, конечно, не оказалось, а ноги у нее были вполне нормальные. Более того, не одна баба хотела бы иметь такие ноги. И все остальное было не хуже, хотя она и не была такая худенькая, как Иевлева, а в теле. Наверное, у каждой женщины бывает такая минута, когда она жалеет, что она не мужчина. У Иевлевой такая минута была, когда она смотрела, как девушка выходит из воды. «И еще жаль, что я не лесбиянка»,- подумала Иевлева.
        Девушка подошла и опустилась на песок, сев на пятки, ровненькая, как степной зверек перед норкой. Она все так же улыбалась смущенной улыбкой, не веяло от нее никакой могильной сыростью, никакого холода от нее не чувствовалось. «Обычная девушка,- подумала Иевлева,- только живет в реке». Причем эта глубоко парадоксальная мысль скорее удивила ее, чем напугала.
        - Ты сестра моя,- сказала девушка,- я тебя ждала. Тебе крылья не нужны, плавники не нужны. У тебя сила есть и власть над мужиками. Кто тебе такую силу дал?
        Как ни странно, Иевлева почувствовала что-то вроде ревности. И говорить, кто дал силу, ей совершенно не хотелось. Она молчала.
        - А я сама силу взяла,- сказала девушка.- Я пасечника молодого любила. А попала к старому. Он молодого в город услал, я пришла, а он говорит, подожди, он сейчас придет. Села я ждать. Тут он меня схватил и еб, а рядом топор положил. Смотри, говорит, я топор рядом кладу. Я лежу, вою, а он долго так меня еб. Солнце село, а он все еб и еб. Видит, как страшно мне, и аж ярится весь. Я прошу, молю - отпусти, дяденька. А он только пуще ярится. Я глаза закрыла, хотела про себя думать, что это молодой, а не получается. Он зло так еб, страшно. Молодой нежный был, любил меня. А этот все норовил, чтоб побольней, да еще бил меня кулаком. Когда я глаза закрыла, он меня ручищами за шею схватил, стал меня душить. Тут я света не взвидела. Да, видно, заслабла. Потом смотрю, он меня тянет куда-то. Я вырваться хочу, а я связанная вся. Он только крепче меня схватил и в реку бросил. И я, когда кончалась, плохое ему пожелала. И так и вышло. У него сын с красными ушел. Сын к нему пришел, он ему весь мед отдал. А казаки пришли, меда и нет. Они говорят: ты что ж весь мед красным отдал? Как же ты так? Взяли его и на кол
посадили. Сами пчел пожгли, улья разломали, все равно еще немного меда себе достали. А он на колу сидел и все понимал. Ночью казаки самогонки напились и все его упрекали: что же ты красным мед отдал, не стыдно тебе? А он все мое имя говорил, прощения просил. Я ночью к нему пришла. «Не проси - говорю - прощенья. Что ты со мной сделал? За что? Я жить хотела, а ты меня связал и в реку бросил. Не будет тебе моего прощения, подыхай так!» Стою перед ним голая, косу себе заплетаю, смотрю, как он подыхает на колу. А он смотрит на меня, видно, жалеет, но прошлого не воротишь. Утром казаки удивились, что он еще живой, и вместе с колом его в речку бросили. Его раки съели, а меня раки не тронули, я себе силу взяла.
        Весь этот дикий кошмар она рассказывала спокойным, будничным - хотя это слово и не подходит к русалке - голосом, как будто это было описание обычных событий, вроде посещения киносеанса в клубе.
        Иевлева сама удивилась тому, с каким спокойствием она выслушала рассказ, при других обстоятельствах напугавший бы ее до полусмерти. Страха не было, но было какое-то странное чувство, эта рассказывающая кошмары мертвая девушка внушала недоверие, ее надо было опасаться: все эти разговоры про сестру и что надо вместе в реке жить и вместе над мужиками власть иметь не нравились Иевлевой очень сильно. Но страха она действительно не испытывала. И, когда девушка стала пытаться раздевать ее и тянуть к реке, Иевлева довольно решительно вырвалась и сказала, что у нее другие планы, чтобы девушка шла к себе и не смела к ней прикасаться.
        Тут у русалки лицо перекосилось, она опять схватила Иевлеву за руки и опять стала ее тащить. Она была, конечно, физически сильнее и в конце концов затащила бы ее в реку и утопила. Иевлева хорошо понимала, что этим кончится, и сопротивлялась изо всех сил, и, как ни странно, не чувствовала особенного страха, как будто имела дело с существом такой же природы, как она сама. Она все-таки надеялась вырваться, и ей это почти удалось, но девушка опять кинулась на нее и схватила за руки.
        Вдруг хватка ее ослабла, Иевлева увидела, что появившийся неизвестно откуда Фролов держит русалку за волосы.
        - Вот откуда твоя сила,- сказала русалка Иевлевой.
        Фролов, не отпуская волос, подтащил ее к воде и пинком под зад сбросил в воду. Она отплыла на середину реки, довольно, впрочем, не широкой, и крикнула Фролову:
        - А ты не хочешь поплавать со мной, красавчик?
        Фролов, не ответив ей, отвернулся, подошел к Иевлевой и сказал:
        - Иди домой, спать пора.
        - А ты проводи меня, а то еще опять какой-нибудь леший на меня нападет,- попросила Иевлева.
        - Откуда тут леший, тут леса нет,- заметил Фролов.
        - А лесополосы?- показала Иевлева.
        - Да ладно тебе, леший в полоску не бывает… Тебе страшно?- спросил Фролов.
        - Ну так, не очень,- ответила неуверенным голосом Иевлева.
        - Ты, если что, за волосы ее хватай, иначе ты с ней не справишься… Голод не просыпается в тебе?- спросил Фролов.
        - Нет,- ответила Иевлева.- Я знаю, о чем ты. Нет, голода я не чувствую. Но ты правду сказал, я меняюсь. Еще несколько дней, и я сама ее оттащу, куда захочу. И мне вообще нестрашно. А ты знаешь, что дальше будет?
        - Откуда мне знать?- удивился Фролов.
        - Это ты меня такой сделал, тебе и знать положено,- заметила Иевлева.
        - Ты всегда такой была,- возразил Фролов.- У баб природа такая. Только она спит. Баба работает, детей рожает, тупеет. И все проходит у нее постепенно.
        - А с мужиками не так?- удивилась Иевлева.
        - Нет, мужики - дневные существа,- объяснил Фролов.- Ну… пока не станут такими, как я. Но это редко бывает. Я тоже, если бы не ты, был бы другой. Я бы не мог себя сдержать. Это в меня часть твоей силы вошла.
        - А какой бы ты был?- удивилась Иевлева.
        - Я убивал бы всех,- сказал Фролов.- Я и тебя сначала хотел убить. Как ты не боялась меня?
        - Да я и боялась,- призналась Иевлева,- только… тебе сопротивляться было невозможно.
        Фролов почувствовал, как Иевлева улыбается в темноте.
        - Вот вышлем твою кровь на анализы, будет открытие века, переворот в науке,- сказала она.
        - Лучше пойдем в медпункт и выльем ее от греха подальше,- предложил Фролов.
        - Почему?- удивилась Иевлева.
        - Потому что глупость это,- сказал Фролов.
        - А мне интересно,- улыбнулась Иевлева.
        - Глупая ты баба,- заметил Фролов.- Будут у тебя проблемы. Зачем?
        - Я пока на нее в микроскоп не посмотрю, не успокоюсь,- сказала Иевлева.- Кстати, я завтра уеду в Ростов на день, я хочу сама на нее в микроскоп посмотреть.
        - Не нужно тебе ехать!- отозвался Фролов.
        - Почему?- удивилась Иевлева.
        - Потому что тебе нельзя отсюда уезжать еще несколько дней,- сообщил ей Фролов.- Тебе и отсюда уезжать опасно, и в Ростов с этой кровью ехать опасно. Ты не езжай никуда.
        - Я вечером вернусь,- сказала Иевлева.
        - Если поедешь, ты вечером не вернешься!- настаивал Фролов.- А если ты не вернешься, я могу ночью беды наделать. Тебе хоть несколько дней еще надо здесь побыть!
        - Хорошо, я не поеду… Уже ночь на исходе, а у меня сна ни в одном глазу,- призналась Иевлева.
        - Да, скоро рассвет.- Фролов посмотрел в сторону востока.
        Иевлева чувствовала, как в ней просыпается бесконечная нежность. Именно нежность, раньше это было по-другому. Раньше накрывала волна почти до потери сознания. Теперь сознание присутствовало, и оказалось, что нежность может быть тоже очень острой. Она взяла его за руки, прижалась к нему, потерлась губами о его губы.
        - А она будет смотреть.- Фролов кивнул на реку.
        - Пусть смотрит, сколько хочет,- отозвалась Иевлева.
        Девушка действительно высунула голову из воды и смотрела с большим интересом.
        36.Докладная записка парторга
        Папку с документацией парторганизации совхоза Усьман я подобрал на мусорнике в лихие 90-е годы. Сейчас я даже не могу сказать точно, в какой из моих приездов это произошло. Папок было несколько. Поскольку на них было написано: «Парторганизация совхоза Усьман», они привлекли мое внимание, а так как на одной из них было написано «1981 год», я немедленно изъял ее из мусорника, получив тем самым доступ к некоторым интересным документам.
        Секретарю Багаевского районного комитета КПСС
        товарищу Хорошеву В. П.
        Секретаря парторганизации совхоза Усьман
        Стрекалова Е. И.
        Хутор Усьман Багаевского района Ростовской области
        Уважаемый товарищ Виктор Петрович!
        На ваш запрос о ситуации с партийной работой на хуторе Усьман докладываю. Коммунисты и беспартийные добросовестным трудом отозвались на призыв партии провести сельскохозяйственные работы с высокой эффективностью, перевыполняя план. Так, план по заготовке огурцов в данное время уже перевыполнен на 7,12%. Успешно выполняется и перевыполняется план по сбору других овощных культур, как то: баклажан, помидор, кабачок. Небольшое отставание характеризует заготовки молока. Но оно объясняется фактором засушливости лета, и, доставляя на ферму зеленую массу кукурузы в количествах, необходимых для прокорма скота, животноводы совхоза ставят перед собой задачу догнать и перегнать выполнение плана.
        В рамках идеологической, а также воспитательной работы с молодежью проводились мероприятия, как то:
        - лекции с участием лекторов из Ростова,
        - киносеансы,
        - концерт художественной самодеятельности в клубе,
        - а также дискотеки.
        Мероприятия прошли на высоком идеологическом уровне с учетом решений XXVI съезда ЦК КПСС о идеологической работе среди молодежи.
        В последнее время никаких нездоровых явлений среди коммунистов и беспартийных работников совхоза замечено не было.
        Возникшие в прошлом месяце слухи о якобы имевших место мистических проявлениях, вызванных не искорененными до конца религиозными предрассудками, в настоящее время не наблюдаются. Ситуацию можно охарактеризовать как здоровую, мировоззренчески правильную. Можно утверждать, что допущенные негативные явления в области суеверий, а в частности, распространяемый слух о якобы появившемся в совхозе вампире, полностью и бесповоротно преодолены. Коммунисты и беспартийные совхоза вдохновенно трудятся и с уверенностью смотрят в завтрашний день.
        В связи с вышеизложенным представляется возможным возвращение детей из пионерского лагеря.
        Однако требует внимания также факт, что гражданин, в силу не до конца еще искорененных суеверий называемый вампиром, продолжает появляться по ночам на улицах совхоза. Факт его появления подтверждают местные жители. И хотя никаких следов и отрицательных явлений, вызванных его появлением, не наблюдается, тем не менее ходят упорные слухи, что он появляется по-прежнему. И в связи с партийной ответственностью нет уверенности в том, что в будущем явления, связанные с его появлением, не повторятся. Разрешите мне обратиться с просьбой. Отсутствие соответствующей партийной литературы по вопросам работы с партийной и беспартийной массой в случае «мистических» явлений не дает нам направления, а делать что-то надо. А мы, как коммунисты, сами не можем ничего тут поделать потому, что это требовало бы отказа от мировоззренческих принципов, от которых коммунисту и последовательному марксисту отказываться негоже.
        Я прошу вас рассмотреть вопрос, нельзя ли, только в виде исключения, попросить о помощи представителей православной церкви.
        Представляется, что для окончательного искоренения почвы для суеверий и прочих предрассудков необходимо прекращение появлений вышеобозначенного гражданина по ночам. Органы милиции в лице участкового считают, что организация прекращения этих появлений силами милиции невозможна, так как этот гражданин не имеет документов в силу того, что является умершим. Требованиям милиции не подчиняется, что проявляется в выпрыгивании из окна, догнать же его не удается.
        На вопрос, почему нельзя догнать, когда органы милиции снабжены мотоциклом, получен ответ - что умерший гражданин убегает скорее, чем мотоцикл может развить скорость. И к тому же убегает он через поля, где имеются канавы и проезд мотоциклом невозможен.
        По причине того, что наш сельский участковый временно отстранен от выполнения своих обязанностей, а также находится в состоянии нервного расстройства, из-за которого может в отношении сложившейся ситуации действовать недостаточно решительно, представляется правильным просить выделить из районного отделения милиции силы в количестве двух человек для осуществления патрулирования села Усьман поздним вечером, охранять граждан ввиду распускающихся слухов.
        Поскольку явление имеет место, представляется правильным, если мероприятия по искоренению явления возглавит партия. А в силу того, что явление носит мистический характер и искоренение его методами партийной работы в рамках марксистско-ленинской идеологии не достигает результата, представляется целесообразным привлечение партией представителей церкви, как то священника.
        В целом же уровень сознания коммунистов и беспартийных совхоза соответствует высоким нормам советской действительности, для которых характерны вдохновенный труд и беззаветная преданность делу Коммунистической партии.
        C глубоким уважением, Секретарь парторганизации совхоза Усьман Стрекалов Е. И.
3 августа 1981 года совхоз Усьман Багаевского района
        Парторг сознательно не упомянул в своем письме о том, что поп уже был в селе, вызванный рядовой беспартийной массой, а не партийными органами. О том, что вмешательство этого попа не принесло никаких результатов в тот момент, достаточно трудный из-за первых проявлений вампиризма, резкая реакция партийных органов на появление попа не представлялась возможной. Но хвастаться перед районными партийными органами тем, что по селу ходит поп, секретарю парторганизации не хотелось, а писать об этом сейчас означало проинформировать партийные органы о том, о чем он обязан был проинформировать своевременно, но не сделал этого.
        Секретарь был дисциплинированным коммунистом, но писать доносы на самого себя - это было уже слишком. Письмо, которое он написал, и так было неслыханно смелое, но он рассчитывал на понимание, памятуя историю с пионерским лагерем. Тогда райком сначала отреагировал очень резко, но потом вдумался и пошел навстречу. Сейчас же, справедливо предполагая, что против мистики не помогает само только отсутствие веры в мистику, а для борьбы с ней нужно обратиться к другим мистикам, парторг тоже рассчитывал на понимание.
        Не может вампир ходить по улицам советского совхоза. Пусть он пока никого вроде бы не трогает. Но где гарантия, что так будет всегда? Влиять на него идеологически - это как козлу на барабане играть, тем более что у него (не у козла, конечно) нет документов. Пускать ситуацию на самотек - это не по-партийному, тем более что вампир уже появляется руководству совхоза, что заставляет партийные органы реагировать.
        Вывод, к сожалению, напрашивается очень простой: не может секретарь парторганизации ходить с кадилом и кропить дома и улицы святой водой. Значит, это должен сделать священник. Проще говоря, поп. А то, что в прошлый раз поп не помог, объясняется тем, что это был стихийный поп, приглашенный бабками. А вот когда его призовет партия, это будет поп, выбранный сознательно, правильный и, так сказать, «взвешенный» поп. Тут не идет речь про опиум для народа, тут не может быть какой-то проходимец в рясе. Есть же у них кто-то, кто знает свое дело. Какой-то настоящий поп. Пусть партия этим займется.
        Секретарь старался изо всех сил совместить требования момента с мировоззрением, основанным на последовательно марксистских принципах, но чувствовал, что сложность ситуации перерастает его.
        37.Допрос Иевлевой парторгом
        Парторг по своим каналам получил информацию, что ночной, так сказать, гость появляется с женщиной и что вроде бы женщина эта - из университетских. Но кто конкретно, в темноте не удалось разглядеть. Принадлежность же к университетским или по крайней мере к городским, по мнению канала информации, следовала из кофточки, каковой кофточки ни у кого из деревенских баб точно не было.
        Тут парторг стал анализировать. Почему это участковый так за этим самым… ну скажем, вампиром так гоняется? Не из-за бабы ли? Блядство его всем известно. Но раньше он от жены это скрывал, как мог, а теперь сам на нее орет, что она ему жизнь отравила. Значит, участкового повело на этот раз сильнее, чем обычно. А с кем видели участкового? От жены участкового парторг узнал, что, по информации поварихи Евсеихи, участкового видели с такой худой чернявенькой из университетских, сидящим на лавочке и разговаривающим на повышенных тонах. Точно не студентка, а женщина постарше. И канал, докладывающий о ночном появлении вампира, тоже говорил о женщине худой и темноволосой. Не она ли это?
        Теперь перед парторгом встала задача дополнить расплывчатые сведения конкретной информацией - фамилия, имя, отчество и т.д. Для решения этой задачи парторг сам, лично, пошел в столовую на завтрак и женщину, соответствующую описанию, вычислил сразу: не заметить ее было нельзя, поскольку она показалась парторгу привлекательной до невозможности.
        Парторг подошел к командиру отряда, спросил про нее и попросил прислать ее для разговора. Он сказал, что хочет расспросить ее по поводу слухов, которые ходят по деревне. Командир отряда пошел навстречу.
        После завтрака к Иевлевой подошел руководитель университетской группы - или как это точно называлось - командир отряда - и сообщил ей, что по просьбе местных властей Иевлева сегодня освобождается от работы в поле, ее просят прийти в контору - вызывает секретарь парторганизации совхоза Егор Ильич Стрекалов. Со своей стороны командир отряда просил Иевлеву оказать всяческую помощь партийной организации совхоза, но на вопрос о причине вызова «поконкретнее» ответил, что она ему совершенно неизвестна. Однако он спросил, нет ли, по ее мнению, какой-то связи между скандалом, который устроила два дня назад в общежитии жена участкового с вызовом парторга. Иевлева сказала, что комментировать скандал она считает ниже своего достоинства и, пока причина вызова ей неизвестна, она тем более не может ответить на этот вопрос.
        Итак, сотрудники университета погрузились в автобус, остановившийся напротив столовой, и отбыли в направлении полей, на которых созрели арбузы. А Иевлева зашла в общежитие, переоделась в платье, предназначенное не для полевых работ, поправила макияж, взяла сумочку с кошельком на случай посещения магазина-сельпо и отправилась в контору.
        Парторг встретил Иевлеву со всей любезностью, свойственной партийному работнику. Разговор он начал по-светски с темы погоды и перспектив урожая. Потом посерьезнел. Сказал, что ему стало известно, что от Иевлевой можно получить очень важную, касающуюся партийной организации совхоза информацию по ходящим по деревне слухам и явлениям, которыми эти слухи вызываются.
        Иевлева вспыхнула и спросила, откуда взялась информация, какое она, Иевлева, имеет отношение к слухам. Парторг сказал, что такая информация имеется. Тогда Иевлева предложила обратиться к источнику этой информации и все выяснить, поскольку этот источник, по-видимому, все об Иевлевой знает. Тогда парторг предложил не горячиться, а прямо ему рассказать, что ей известно о том, что происходит по ночам в совхозе, о появлениях человека, которого считают умершим, и о других явлениях, дающих пищу слухам с нехорошим мистическим душком. Иевлева сказала, что по ночам она, как правило, спит и вряд ли партийную организацию может интересовать, какие ей снятся сны.
        Тогда парторг сказал, чтоб Иевлева «перестала», а на вопрос, что надо «перестать», сказал, что надо перестать «вот это вот». Сказал, что ему известно намного больше, чем она думает, и, если она не захочет как патриот и советский человек оказывать содействие партийным органам, это будет иметь серьезные отрицательные последствия для ее научной карьеры, а также скажется на ситуации получения жилья и может вообще отразиться на ее трудоустройстве. Он сказал, что партийные органы всячески поощряют работу молодых ученых, но если в благодарность за это они сталкиваются с упрямством и нежеланием идти навстречу, то и партийные органы не пойдут навстречу, когда придет что до чего. Тогда Иевлева попросила задать конкретные вопросы. И на все конкретные вопросы ответила: нет, не знаю, не видела.
        Тогда парторг сказал, чтоб она перестала валять дурака и не считала себя умнее партийных органов, что местные жители видели ее ночью с мужчиной и что он отлично знает, кто этот мужчина. Тогда Иевлева спросила, что это за местные жители.
        - Ну, например, участковый,- сказал парторг.
        - Так это он вам сказал?- удивилась Иевлева.
        - Да, он,- подтвердил парторг.
        - И что же он вам рассказал?- вспыхнула Иевлева.
        - Здесь я вопросы задаю!- нажал парторг.- Вы прекрасно понимаете, что этот мужчина представляет опасность для населения совхоза, что предотвращение этой опасности является долгом партийной организации и органов милиции. Вы - образованная женщина и должны понимать, что опасности подвергаются дети, подростки, старики и старухи.
        При слове «старухи» Иевлева еле заметно улыбнулась, как если бы хотела сказать, что не следует преувеличивать опасность, которой подвергаются старухи.
        - Ну хорошо,- сказала Иевлева,- я скажу вам, что мне известно. Человека, о котором вы спрашиваете, я действительно встречала. Я не могу подтвердить факт его воскрешения из могилы, потому что я при этом не присутствовала. На вид он такой же нормальный человек, как и мы с вами. Я никогда не видела, как он пьет кровь. И ничего сверхъестественного в его поведении не заметила. Конечно, есть определенные странности - то, что он появляется только по ночам. Но, согласитесь, что и у других жителей деревни, как и города, очень много странностей. И слухи, которые возникают на этой почве, очень сильно преувеличены.
        Тогда парторг сказал, что он рассчитывает на искренность, свойственную советским людям, что партия - это ум, честь и совесть эпохи и что перед партией нужно быть полностью откровенным, а нельзя быть откровенным только наполовину. И он просит Иевлеву ответить на вопрос, состоят ли они в интимной связи, как давно и как часто. И он просит ее рассказать об этом с максимальным количеством подробностей: когда познакомились, как и когда это было в первый раз и не заметила ли она, как женщина, каких-то странностей в его поведении и «я извиняюсь, в физическом устройстве».
        По мере того как парторг формулировал эти вопросы, Иевлева заметила, что дыхание его участилось, лоб покрылся испариной, а глаза сделались влажными, и поэтому, когда речь дошла до «физических особенностей», Иевлевой овладело характерное для женщины отвращение. Она сама удивилась своей реакции. Отвращение не вызвало у нее естественного в подобной ситуации приступа агрессии. Ей было противно, конечно, но и как-то скучно. Без особых эмоций. Та часть ее природы, которая стала теперь природой ночного существа, делала нанесенную ей обиду настолько мелкой, незначительной, что Иевлевой было просто смешно все это слушать. Она спросила тихо, почти шепотом:
        - Вам его член описать? Вам интересно?
        Парторг ожидал всего, чего угодно, только не этого. Он опешил. Иевлева же продолжала:
        - Какие именно особенности вас интересуют? Уточните ваш вопрос.
        Парторг ничего уточнить не мог. Он погибал от смущения. «Что я тут нагородил?» - думал он. Он ведь понимал, что Иевлева явно «не его поля ягода». «Не для тебя цвету»,- непонятно откуда всплыли в его мозгу слова, и парторг впал в тоску.
        Иевлева между тем продолжала:
        - А вы понимаете, что будет, если я ему расскажу про наш разговор? Вот вы меня пугали партийными последствиями. А стоит мне только слово сказать, вы же понимаете, он не будет действовать по партийной линии. Но вы, конечно, можете на него в райком партии пожаловаться - это ваше право.
        Она посмотрела парторгу в лицо и поняла, что хватит. Просто, как говорится, лежачего не бьют.
        38.Участковый делает Иевлевой предложение
        В общем, никакой такой волнующей информации парторг от Иевлевой не получил. Ничего нового по сути дела не узнал. Разговор удовольствия не доставил. После разговора он почувствовал тяжелую злобу, которая вызвана была беспомощностью. Но совсем ничего он не мог не предпринимать, поэтому он позвонил в райком и попросил, чтобы патрульным, которых должны были прислать вечером в Усьман, выдали все-таки боевые патроны на всякий случай и проинструктировали о повышенной опасности.
        После разговора с Иевлевой он так хотел, чтобы вампира этого, суку такую, застрелили. Прямо мечтал об этом. Вот он сидит в своем кабинете, и вдруг звонит телефон, и ему говорят: застрелили ночью, мол. Приводите эту Иевлеву на опознание.
        Иевлева же получила новую информацию, из которой следовало, что участковый обсуждал ее с парторгом, это было очень неприятно. Она вышла за дверь в предбанник, где сидела секретарша, и дальше в коридор, где ходили бухгалтеры, счетоводы, бригадиры, технологи и зоотехники, агрономы и механизаторы.
        В самом центре этой толпы, но, очевидно выделяясь из нее как чужеродное тело, стоял участковый с коробкой конфет.
        - Разрешите в мой кабинет,- сказал участковый Иевлевой несколько деревянным голосом.
        В кабинете участковый снял фуражку, вытер платком пот со лба, протянул Иевлевой конфеты и таким же скованным и неестественным голосом произнес:
        Заметался пожар голубой,
        Позабылись родимые дали,
        В первый раз я запел про любовь,
        В первый раз отрекаюсь скандалить…
        Невозможно злиться на человека, когда он стоит с конфетами и декламирует про пожар голубой. И мужественный, но запевший про любовь участковый Иевлеву совершенно обезоружил.
        - Кто-то, может, и отрекается скандалить, а я не отрекаюсь. Вы зачем меня с парторгом обсуждали?- спросила она, но уже без раздражения.
        - Я с парторгом про вас вообще не говорил,- растерялся участковый.
        - Он мне сказал, что знает про мои отношения с Фроловым от вас.
        - Вот, сука, извиняюсь,- смутился участковый и добавил: - А я вам тут стихи читаю!
        - А откуда же он знает?- спросила Иевлева.
        - Да ему фельдшер сказал,- догадался участковый.- Парторга комар в шею укусил, он расчесал до крови, потом сам испугался и пошел к фельдшеру спрашивать: то это или не то… ну, вы понимаете. Вот ему фельдшер, наверное, про вас и рассказал.
        - А зачем же он на вас ссылается?- удивилась Иевлева.
        - А он догадывается, что я ему не все говорю!- признался участковый.- Так он же, извините, партийный человек. Ему обязательно надо тумана напустить, иначе он спать не будет. Если ему фельдшер сказал, он на кого хотите укажет, только не на фельдшера. А про ваши отношения он сам придумал. Ему моя Нинка нажаловалась, что меня с вами видели. Вот он на меня и указал, только чтоб про фельдшера не говорить. А то ж это смех один - взрослый мужик из-за комариного укуса к фельдшеру идет…
        - А зачем вы пришли вчера в медпункт?- продолжала Иевлева.
        - Потому что я за вас боюсь,- оправдывался участковый.- Я везде за вами хожу, потому что мне страшно. Я же не знаю, что он может сделать, я такого не видел никогда.
        - Но вы же понимаете, кто он. Неужели вам не страшно за себя?- спросила Иевлева.
        - А что он мне сделает?- спросил участковый.
        - Да ладно вам! Если его разозлить, все, что угодно, может сделать,- сказала Иевлева.
        - Ну страшно, конечно,- признался участковый,- но за вас страшнее!
        - Не ходите за нами!- попросила Иевлева.- Ночь - это его время! Не ходите за нами ночью. Пожалуйста, я вас очень прошу.
        - А что мне - дома сидеть? А вдруг с вами что случится?- спросил участковый.
        - Вы мне не поможете, только хуже можете сделать,- сказала Иевлева.- Но со мной ничего не случится. Со мной все уже случилось.
        Иевлева замолчала на секунду и, внимательно всмотревшись в его лицо, вдруг спросила:
        - Что такое, вам плохо?
        - Плохо! Выходите за меня замуж, Тамара Борисовна!- участковый говорил так, как будто приводил последний решающий довод, который если не принять, то все пропало.
        Возникла пауза. Иевлева слегка онемела. Наконец, придя в себя, она проговорила:
        - А как же ваша жена?
        - Я разведусь,- решительно ответил участковый.
        - А дети?- спросила Иевлева.
        - Дети поймут,- ответил участковый.- Вырастут и все поймут.
        - Мы слишком разные люди,- медленно проговорила Иевлева вслух. А мысленно при этом она повторяла слово «идиотка», имея в виду, естественно, саму себя.- Мы слишком разные люди. Что я буду делать здесь? Или что вы будете делать в городе?- спросила Иевлева.
        - В милицию пойду работать!- заявил участковый.
        - Милый, выбрось это из головы раз и навсегда. В смысле не милицию, а наше замужество,- Иевлева поддалась какому-то непонятному ей самой порыву, она чувствовала, как сильно его влечет к ней, от этого она тоже чувствовала к нему нежность.
        - А как же тогда в прошлый раз?- глухо спросил участковый.
        - Ну пусть наша дружба будет иногда с эротическим оттенком!- улыбнулась Иевлева.- Но только днем! Хорошо?
        - Не знаю,- буркнул участковый.
        - У меня просьба,- окончательно перешла на «ты» Иевлева,- можно от тебя позвонить в город?
        - Да, сейчас соединят,- засуетился участковый. Он не мог, хоть и старался, скрыть, как ему приятно это «ты». Набрал какой-то номер и служебным голосом сказал: - Соедините с Ростовом…- и, повернувшись к Иевлевой, спросил: - Какой там номер?
        - 47-77-32,- сказала Иевлева.
        - 47-77-32,- повторил он в трубку.
        Подождав всего около минуты, он услышал ответ и, сказав:
        - Алле! Будете говорить?- протянул трубку Иевлевой.
        - Ирка?- спросила Иевлева.- Привет! Слушай, я не могу долго говорить. Самое главное - я приехать не смогу еще как минимум неделю. До тебя Валера доехал уже с материалами?.. Тогда послушай меня. Сделай как можно больше исследований из этих материалов - все, что только можно.
        - А что такое?- спросила Ирка.
        Участковый демонстративно отошел в другую часть комнаты.
        - Я тебе сейчас не могу объяснить,- сказала Иевлева,- но это очень и очень важно! Сделай гормональный спектр обязательно.
        - Да гормональный спектр я сделаю, только не знаю зачем,- сказала Ирка.- Но кое-что уже успела! Хотя ко мне и доехало только две пробирки. А остальное твой Валера разбил по дороге и вылил на себя! Он говорит, что в аварию попал, хотя верится с трудом. Выглядит он не как после аварии, а как после двух недель в Рио-де-Жанейро. Он, как вошел, среди моего медперсонала паника началась. Девушки все прям обомлели!
        Участковый закурил сигарету и, потянувшись к столу, взял пепельницу.
        - Но две пробирки доехали,- сообщила Ирка.- Я твое любопытство понимаю, отчасти могу его удовлетворить. Судя по показателю хорионического гонадотропина… Да-да, моя дорогая, девятый день!
        - Этого не может быть!- воскликнула Иевлева.
        - Еще как может, я же вижу,- уверенным голосом произнесла Ирка.
        - Да это невозможно!- настаивала Иевлева.
        - Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.- В голосе Ирины послышалась сочувственная нотка.
        - Ты не понимаешь,- объяснила Иевлева,- это кровь мужчины! Ну, можно так сказать, что мужчины!
        - Что значит - «можно так сказать, что мужчины»?- удивилась Ирка.
        - Не могу сейчас объяснять!- сказала Иевлева.- Ты уверена, что это беременность?
        - Ты же знаешь, этот показатель никогда не обманывает!- сказала Ирка.- Так, еще под микроскопом эритроцитов маловато, но в пределах нормы.
        - Ты меня просто огорошила!- Иевлева была в замешательстве.
        - Да и ты меня огорошила, просто не знаю, что и думать!- ответила ей Ирка.
        - Ничего не думай,- попросила Иевлева,- постарайся получить максимум информации. Приеду через неделю и все объясню. Извини, я не могу говорить долго. Я по служебному телефону разговариваю. Я тебя целую и спасибо тебе.
        - И я тебя целую, ты там смотри не свихнись!- попросила Ирка.
        - Да уже,- отозвалась Иевлева.- Ну пока.
        С полной уверенностью можно сказать, что нет никакой возможности установить, которая из двух женщин была ошарашена больше после того, как трубки на обоих концах провода были повешены на рычаг.
        Участковый сразу же спросил, не Иевлева ли беременна.
        - Это результаты его анализа, ну ты же был при этом. Это ошибка какая-то, не может же он быть беременным?- ответила Иевлева.
        - А хрен его знает,- сказал участковый,- я уже ничему не удивляюсь.
        39.Валера везет анализы в город
        Утром этого же дня лаборант Валера, с которым некоторое время спустя я познакомился довольно коротко, пришел к фельдшеру за материалом, чтобы отвезти его в Ростов. Фельдшер с удовольствием отдал пробирки, сопровождая это словами: «Глаза б мои не видели!» И Валера сел в кабину грузовика, направлявшегося в Ростов. Грузовик был нагружен арбузами, которые собрали на совхозной бахче преподаватели и сотрудники биологического факультета университета. Им предстояло остаться еще на неделю, оказывая помощь сельским труженикам в деле уборки арбузов и дынь. А Валера был отпущен раньше, он должен был ехать на орнитологическую станцию университета в низовья Дона. Там Валера будет описывать птиц, собирая материалы для будущей диссертации.
        Валера сразу после пятого курса поступил в аспирантуру, так как заработал себе диплом с отличием и его взяли работать на кафедру. А чтобы описать птиц, их нужно подстрелить, экземпляров двести, а то и больше. Валера любил стрелять, бил метко из воздушки, сама процедура собирания научной информации ему нравилась.
        Валера отлично загорел, работая в совхозе, посвежел на воздухе, если можно так сказать о человеке двадцати четырех лет, и так довольно свежем. У него выросли за весну и лето длинные светлые волосы, а глаза у него были темные, карие, и он вообще нравился девушкам. Он оставлял в общежитии на хуторе студентку Валю, оставлял с некоторым облегчением. Он не собирался на ней ни в коем случае жениться, и затягивать отношения не стоило. Его уже не тянуло к ней, как сначала. Он был рад, что на станции, кажется, вообще не будет женщин. Он будет ходить с винтовкой днем по полям, а вечером есть уху и пить вино с ребятами. Он уже был на этой станции, думал о возвращении туда с удовольствием.
        Водитель грузовика попался молчаливый, и это тоже радовало, так как говорить особенно было не о чем, и приятно мечталось и думалось, и хорошо было, что никто не отвлекал. Но в первую очередь надо было, конечно, завезти материалы для Тамары Борисовны. Во вторую городскую больницу. Валеру снабдили двумя рублями на такси и очень просили сделать это сразу же, да он и сам понимал, что материалы ждать не могут. Он, конечно, не имел понятия, что он везет на самом деле.
        Машина стала съезжать на обочину, Валера подумал, что водителю нужно помочиться в лесополосе и он хочет остановиться. Но почему-то машина не останавливалась, а продолжала съезжать, потом водитель крикнул: «Держись!» - и грузовик завалился в кювет. Кювет был, к счастью, не очень глубокий, но грузовик все-таки перевернулся на бок и продолжал двигаться вперед уже на боку с Валерой и упавшим на него водителем в кабине.
        Все произошло так неожиданно и быстро, что испугаться как следует Валера не успел. Он только увидел, как машина на боку ползет к дереву и, уже не сильно ударившись об него, останавливается.
        Как ни странно, Валере было скорее весело, чем страшно, как на качелях. Водитель закричал:
        - Жив?!
        - Да все в порядке,- отозвался Валера.
        - Какое в порядке?! Нам хана!- кричал водитель.
        Он перепугался намного больше, так как у него было на это время. Он понял, что потерял управление, еще когда только газанул, имея одно колесо на обочине, и грузовик от этого повело. А зачем он так сделал, он сам не понимал, наверное, не понял, где правые колеса. Он был водителем молодым, неопытным, арбузы ему доверили в качестве испытания, испытание он провалил.
        - Почему хана?- удивился Валера.- По-моему, с нами вообще ничего не случилось. Только ты на меня свалился и разбил пробирки в сумке.
        Они вылезли из кабины через верх, то есть через дверь водителя, которая оказалась теперь наверху. У Валеры на сумке и на джинсах были красные пятна, что могло бы выглядеть естественно после такой аварии, но это была не его кровь. И не водителя, упавшего удачно сверху со своего места на Валеру и ничего себе не повредившего. А чья это была кровь, этого Валера, как уже говорилось раньше, не знал.
        Он открыл сумку, достал подставку с пробирками, оказалось, что две пробирки целы, остальные разбиты. Валера вытряхнул из сумки стекло, застегнул ее и повесил на плечо. Вокруг него простиралось арбузное побоище. Грузовик лежал на боку, арбузы высыпались и почти все побились. Спелые донские арбузы с черными косточками, хрупкой зернистой плотью, куски которой светились, почти искрились на солнце и были еще прохладными, так как внутри даже на большой жаре арбуз остается прохладным. А разбились они только что.
        Валера наклонился, взял из разбитого арбуза выпадающую сердцевину, то есть ту часть, где нет косточек, а структура самая крепкая и хрустящая. Взял рукой, понимая, какие липкие будут после этого пальцы, но вилки или ножа под рукой не было. А не съесть этого было нельзя. Руки можно потом сполоснуть в бетонном арыке на краю поля.
        Арбуз оказался на вкус еще лучше, чем выглядел. Он трескался, заливая язык прохладным сладким соком. Валера почувствовал вдруг, что почему-то очень голоден. Хотя он ведь завтракал утром со всеми. Но почему-то очень захотелось есть. За первой сердцевиной арбуза последовала вторая. Живот переполнился, а голод как-то не проходил. Захотелось немедленно в лесополосу на предмет сигнала мочевого пузыря, а для этого надо было подойти к краю поля, чтобы сполоснуть руки.
        Валера после приключения чувствовал душевный подъем, мир вокруг был остр, прекрасен и пах арбузами. Он сполоснул руки и попробовал застирать пятна на джинсах, пятна вроде стали меньше, но, пока ткань не высохнет, оценить результат такой попытки трудно.
        В лесополосе чирикали воробьи, солнце пробивалось между листьями, а мощная Валерина струя летела неожиданно далеко. Потом наступил такой характерный сильный спазм, от которого Валера шумно выдохнул воздух со звуком «хо-о!». Приятно разбухший член был водворен на место, джинсы тщательно застегнуты, и Валера вышел к опрокинутому грузовику.
        Водитель сидел на колесе, обхватив голову руками, вся его поза выражала отчаяние, и это тоже веселило Валеру из-за незначительности поводов для этого отчаяния. Ну, лишат премии. За арбузы платить никто, конечно, не заставит. Их просто спишут. Грузовик поставят на колеса, и после незначительного ремонта он, скорее всего, будет на ходу. Из-за чего так убиваться? Совершенно непонятно. Но оказалось, что с премии водитель хотел добавить себе на мотоцикл и уже договорился с продавцом. Теперь перспектива покупки мотоцикла отодвигалась.
        «Действительно, ужас!» - подумал Валера. Ему хотелось смеяться, петь, радость распирала его, к арбузам слетелись пчелы, они гудели сосредоточенно, готовясь к оприходованию обильной легкой добычи…
        К водителю приехала, наконец-то, милиция. Валеру допросили, записали показания в блокнот и отпустили.
        40.Инициация Валеры
        Он взял сумку и вышел на дорогу. Остановил проезжавший автобус и оказался рядом на сидении с женщиной средних лет в косынке. Всю дорогу до Ростова женщина время от времени бросала на Валеру гневные взгляды, как будто он чем-то ее оскорбляет. Валера на всякий случай покосился на джинсы, хорошо ли они застегнуты? Нет, вроде все было в порядке. Джинсы подсохли, пятна на них, к сожалению, были хорошо видны, но не в них же дело. Спросить же, в чем дело, Валера не решался.
        Впрочем, автобус уже ехал через Ворошиловский мост, туда, где город нависает над рекой, поднимаясь от нее зеленой массой деревьев, в которой утопают крыши домов. Женщина бросила на Валеру последний гневный взгляд, на этот раз в нем прочиталось еще выражение горечи и беспомощности.
        Полный недоумения Валера вышел из автобуса. Подняв руку, он остановил такси. Оказалось, что сидящей уже в нем пассажирке Валерин маршрут по пути, и Валера сел на заднее сиденье рядом с ней. Ну не совсем, конечно, рядом, все-таки заднее сиденье у «Волги» достаточно широкое, и два человека на нем не сидят близко друг к другу.
        Женщина не бросала на Валеру гневных взглядов, наоборот, она смотрела скорее с доброжелательной заинтересованностью. Потом вдруг сказала:
        - Что случилось, у вас кровь на джинсах, вы не ранены?
        - Нет, все в порядке,- ответил Валера.
        - Не так, как вы думаете,- заметила женщина.
        Валера удивленно посмотрел на нее. Она была старше его лет, наверное, на двадцать, глаза сквозь стекла очков смотрели встревоженно, участливо, было совершенно очевидно, что ее замечание неслучайно, что она хорошо понимает, о чем говорит.
        - Вы ведь не знаете, чья это кровь,- сказала она.
        - Нет,- сказал Валера,- это материалы для анализа. Меня просили передать. Но часть пробирок разбилась.
        - Вам надо отдать то, что осталось, как можно быстрее,- заметила незнакомка,- не смотрите на меня так удивленно. Наверное, вы сели в эту машину не случайно. Вас хранит судьба. Я подожду вас в такси, отдайте эти пробирки и скорее возвращайтесь.
        Они как раз подъехали ко второй городской больнице, Валера, не вступая в спор, вышел из машины, вошел в здание, поднялся на лифте на третий этаж, нашел там биохимическую лабораторию, отдал заведующей анализы и записку от Иевлевой. Заведующая прочитала записку и спросила:
        - А где остальные пробирки?
        - Разбились, мы попали в аварию по дороге,- Валера указал на пятна на джинсах.
        - Вы не пострадали?- спросила заведующая.- Может, вам нужна помощь?
        При этом она смотрела на Валеру скорее оценивающе, чем сочувственно. И, не дожидаясь ответа, добавила:
        - Спасибо вам за доставку, жаль, что часть разбилась. А у нее все хорошо?
        - Да, она отлично выглядит,- ответил Валера.
        - Ну… вы тоже неплохо выглядите,- сказала заведующая и вдруг провела пальцем по его щеке. Потом ужасно смутилась и сказала: - Ну идите, а то вы бог знает что подумаете.
        И сама быстро ушла.
        Валера повернулся к двери кабинета, но тут вошла молоденькая медсестра и столкнулась с ним буквально нос к носу. Как будто за этим она сюда и шла, она подняла на него глаза, не говоря ни слова, поцеловала его прямо в губы, написала на его ладони ручкой номер телефона и пропала в двери процедурной.
        Озадаченный Валера вышел на улицу, такси стояло на прежнем месте, женщина делала ему энергичные жесты, приглашая сесть в машину. Валера оказался рядом с ней, такси тронулось с места, довольно скоро въехало в какой-то двор и остановилось. Женщина сказала решительным тоном:
        - Идите за мной!
        И Валера опять подчинился.
        В квартире, куда она привела Валеру, на окнах были тяжелые шторы, среди дня царил полумрак. В большой комнате стояла старинная мебель. Такая нечасто встречается в квартирах советских людей. Не просто старая, а действительно старинная, дорогая и прекрасно, насколько Валера мог судить, подобранная. На стенах висели картины.
        В то время очень модно было иметь в доме иконы. Но вот чего-чего, а икон Валера нигде не заметил. Зато в шандалах стояли свечи. Женщина сразу их зажгла, стало очень уютно. Валера почувствовал, как запах свеч смешивается с запахом каких-то духов. От этого у него слегка закружилась голова. Женщина спросила:
        - Что вы знаете о вампирах?
        - В совхозе слухи ходят,- ответил Валера,- мы там арбузы собираем, а местные говорят, что у них завелся вампир.
        - У вас на джинсах кровь этого вампира, и на вашей коже,- сказала женщина.- Это опаснее, чем может показаться. Но не волнуйтесь, теперь я здесь. Все будет хорошо. Выпейте вина, вам это сейчас нужно.
        Она открыла старинный буфет, достала оттуда два бокала тонкого стекла, наполнила из бутылки их на две трети, один бокал протянула ошарашенному Валере:
        - Пейте, это очень хорошее вино.
        Вино действительно оказалось на вкус очень интенсивным, необыкновенно вкусным, от него голова сразу закружилась еще сильнее. И еще у него был очень красивый цвет, оно было темно-темно-красное, вбирало в себя свет свечей, как бы загораясь своим внутренним светом.
        - Выпейте до дна,- сказала женщина, и Валера опять сделал так, как она сказала.
        - Теперь слушайте меня внимательно,- продолжала женщина.- Некоторые вещи вам покажутся странными, но это ничего. Пусть вас это не смущает. Вам нужно довериться мне, вы про это ничего не знаете, а я знаю все, что можно знать. Как вам повезло, что вы сели в мое такси, вы даже не представляете. Скажите, вы не заметили ничего странного в поведении женщин с тех пор, как у вас эти пятна? Только говорите откровенно.
        - Заметил,- ответил Валера,- они на меня смотрят, прикасаются ко мне, целуют.
        - А тот… та, что дала вам эти пробирки, вас с ней ничего не связывает?- спросила она.- Ведь это женщина, да?
        - Нет, ничего, мы просто хорошие знакомые, и мы работаем вместе,- ответил Валера.
        - Точно ничего?- переспросила женщина.
        - Точно,- уверенно подтвердил Валера.
        - Вы говорите правду,- поверила ему женщина.- Это очень хорошо, очень умно с вашей стороны. Я вам потом объясню. А как вы сами себя чувствуете, вам не хочется есть?
        - Хочется,- признался Валера.
        - Вам надо поесть.
        Она открыла опять буфет, в руках у нее оказалась тарелка с большим куском мяса. Мясо это было зажарено совершенно натурально, без всяких панировочных сухарей, и от него шел запах, ни с чем не сравнимый.
        - Ешьте,- сказала она, кладя на стол рядом с тарелкой вилку и нож.
        Вилка и нож были тоже какие-то старинные, все это Валере очень нравилось. Это было так необычно, так не похоже на везде почти одинаковые предметы домашнего обихода. Это вызывало ощущение праздника.
        - И запивайте вином, это идеальное сочетание!- посоветовала женщина.
        Она налила Валере еще вина, потом присела на стул напротив него и смотрела, как он ест.
        - А вы?- спросил Валера.
        - Это вы из вежливости спрашиваете?- отозвалась женщина.- Бросьте. Тут не нужны никакие условности. Все должно быть только естественно, больше ничего, вы сами в этом убедитесь, и вам это понравится. Я уверена. Ну неужели вы думаете, что, если бы я была голодна, я бы не съела что-нибудь? Не дожидаясь приглашения? Ваш голод тоже связан со всем этим. Это нормально, следует его утолить. Еще у вас может появиться ощущение, что все происходящее очень ярко и интересно. Такое бывает также и при приеме наркотиков, но вы их никогда не принимали, вы не знаете.
        - А вы?- спросил Валера.
        - А я принимала,- просто ответила женщина.
        Голод оказался совершенно волчий, и Валера расправился с огромным куском мяса довольно быстро. Но наступившая сытость не была сонной, наоборот, чувствовался прилив энергии, и все происходящее действительно воспринималось особенно остро, и было очень интересно.
        Обстановка непривычная, очень все красиво и стильно, и горят свечи. Женщина намного старше тебя спокойно признается, что принимает наркотики. Это в нашей-то советской действительности. Ее серые глаза сквозь очки весело и естественно смотрят в твои глаза, и твой член, к твоему собственному удивлению, начинает жить своей жизнью.
        - Ну хорошо,- говорит она,- теперь нужно сделать следующее. Вашу одежду необходимо постирать и обработать специальным средством. К счастью, оно у меня есть. Переодеть мне вас не во что. Но вас это не должно смущать. Вид обнаженного тела совершенно естественен, тут нет ничего стыдного. К тому же я люблю смотреть на обнаженных молодых людей, вы ведь не откажете мне в этом маленьком удовольствии.
        Она взяла Валеру за руку, поставила его напротив зеркала и, стоя сзади, расстегивала на нем рубашку.
        - Вам не стоит смущаться и стыдиться, хотя легкое чувство стыда будет вам только приятно,- тихо говорила она.- Посмотрите, как красиво ваше тело. Какие у вас руки, плечи, как красива ваша кожа при свете свечи.
        Она положила свои ладони на Валерину грудь, у нее были длинные ногти, покрытые темно-красным лаком. Валера чувствовал прикосновение их к коже.
        - А посмотрите на свой живот,- продолжала она,- какой он сильный, прямо в клетку, и одновременно какой беззащитный. Это в мужском теле трогает меня больше всего. Ну, кроме еще одной детали, но об этом чуть позже. А какие у вас глаза, губы, волосы, вы просто не понимаете, что чувствует женщина, глядя на вас!
        Она запустила пальцы в Валерину шевелюру, потом указательным пальцем прошла по его лбу, носу, губам, замедлив на них свое движение, потом по шее, середине груди и животу, и палец ее остановился на верхней пуговице на джинсах.
        - Теперь главное - не суетиться,- сказала она,- будем продолжать…
        В комнате было тихо. Шум большого города не проникал из-за тяжелых штор, как и солнечный свет. Свечи горели спокойно, огоньки их стояли ровно, не дрожали.
        - Ну вот,- тон женщины был одновременно сочувственный и веселый,- видите, когда человека раздевают, он от этого не умирает. Давайте выпьем еще вина за ваше прекрасное тело, за его незащищенность, за его доступность мне.
        Она протянула Валере бокал вина:
        - Давайте чокнемся, вот так, теперь пейте и ничему не удивляйтесь.
        Валера пил, не удивляясь тому, что самой выступающей частью своего тела чувствовал прикосновение ее пальцев. Потом как-то незаметно он оказался в ванне, где был вымыт весьма тщательно, при этом она говорила, почти не прерываясь. Она объясняла, как важно вымыть кожу всего тела, после того как оно пришло в соприкосновение с кровью вампира. К каким ужасным последствиям могут привести упущения в этом вопросе.
        Обнаружив на Валериной ладони чей-то номер телефона и, скорее всего, догадавшись о его происхождении, она долго его смывала мылом и мочалкой, пока он не стал совсем неразличимым.
        Потом Валеру вытирали полотенцем, запретив ему малейшее участие в этом процессе, и натирали каким-то кремом. Валера оказался лежащим на постели, на очень широкой кровати, женщина сидела на краю кровати, рядом с ним.
        - Итак,- сказала она,- в письмах святого Родриго Толедского папе Пию VII описана борьба с вампирицей, которая сошла с борта каравеллы, пришедшей из Генуи. У девушки были рыжие волосы, это сразу вызвало подозрения. Потом ее видели на крыше церкви монастыря Мученика Стефана… Моя ладонь не мешает вам слушать? Извините, но мне очень приятно держать ее там, где она сейчас находится… Итак, девушку видели рядом с фигурой ангела с копьем прямо на самой кровле. Наутро одного молодого монаха нашли буквально растерзанным, грудь его была разорвана когтями, голова держалась на лоскутке кожи, и в нем не осталось ни капли крови. Даже из его ран виднелась плоть не красного, а белого цвета, как будто он был рыбой, а не человеком. По распоряжению святой инквизиции девушку искала стража. Ее искали в городе и за городом, обшаривая буквально каждый уголок, каждое строение, каждое дерево, каждый куст. Но ее нигде не было. А на следующее утро еще один монах оказался растерзанным таким же страшным образом. Но монахи не поддались страху и обещали молиться всю ночь. А сам святой вышел ночью на крышу церкви и молился там…
Ночью луна спряталась за тучами, пошел мелкий косой дождь. Святой стоял, спрятавшись за фигурой ангела, и ждал, молясь про себя. Вдруг темнота, смешанная с дождем, сгустилась перед его глазами, и он увидел силуэт девушки, идущей по стоку воды на самом краю крыши… Пожалуйста, не вскрикивайте так громко, я знаю, что в последний момент не даю вам выстрелить, а ваш курок взведен так, что туже нельзя. Но я вас очень прошу… потерпите еще. Мне доставляет такое удовольствие немного помучать вас. Пожалуйста, еще немного… Да… вот так. Впрочем, ладно, пора сжалиться над молодым человеком. Вы не против, если я слегка проедусь на вас верхом? Нет? Я так и думала. Как вам нравится моя посадка? Смотрите, я сижу в седле, сохраняя контакт со спиной лошадки, а сама прогибаюсь вперед, могу целовать вас в губы, вот так… И еще и в шею, с левой стороны, вот так, не теряя такта…
        От поцелуя в шею Валера почувствовал, как что-то похожее на судорогу сводит мышцы внутренней стороны бедер и мышцы живота, внизу которого собирается буря. Буря разразилась, и Валера почти потерял сознание…
        Потом была долгая дорога. За первой станцией последовала вторая, потом третья. И каждый раз, когда Валеру целовали в шею, он прибывал на станцию, врезаясь в нее на полном скаку. Потом требовательная наездница разрешила немного отдохнуть. Потом Валера потерял счет времени…
        Наконец он понял, что только что проснулся. Он был один в комнате. Он не чувствовал себя как-то особенно уставшим, но очень хотелось есть. Было так темно, что Валера не мог разглядеть своей ладони в темноте. Но, когда он проводил рукой, ему казалось, что от пальцев в темноте остается след. Он услышал шаги по комнате и по движению кровати понял, что кто-то лег на другом ее краю. В темноте, в стороне от кровати, чиркнули спичкой. Валера увидел лицо своей наездницы, но уже спокойное, умиротворенное. Она улыбнулась ему и сказала:
        - Проголодался, мой желторотик?
        Валера оглянулся и увидел, что на кровати лежит обнаженная девушка, он узнал в ней медсестру, которая целовала его и записала у него на ладони свой номер телефона.
        - Ее желание встретиться с тобой исполнилось,- сказала женщина, и Валера вдруг понял, что она так и не назвала своего имени.
        - Не стоит медлить,- продолжала женщина,- мне еще нужно отнести ее назад, пока она не проснулась.
        Валера наклонился над девушкой, увидел сбившуюся во сне прядь волос, закрывающую маленькое ухо, увидел щеку, поросшую еле заметным пушком, увидел приоткрытые губы, увидел ее сон, в котором она что-то объясняла незнакомой Валере темноволосой женщине. Медленно склонившись над ней, Валера приник ртом к ее шее. И почувствовал во рту вкус, от которого пальцы его задрожали, а голова закружилась.
        41.Знакомство поэта с журналистом
        На обратном пути от участкового Иевлева, зная, что приедет уехавший накануне в Ростов поэт, зашла в сельпо и купила две бутылки вина. Бутылки эти были последние из сегодняшнего завоза, так как в селе отмечали праздник - День рыбака. Бутылки удачно сохранились, потому что стояли на прилавке в укромном месте, между резиновыми сапогами и огромным кубом подсолнечной халвы.
        Поэт сдержанно обрадовался и, сразу выпив половину бутылки, галантно предложил Иевлевой проводить ее к фельдшеру, которому она хотела сообщить о результатах анализов, как и обещала. По дороге поэт рассказывал городские новости, читал стихи Галича и ругал Вознесенского.
        С фельдшером я дружил и как раз принес ему четыре бутылки вина. Ко времени прихода Иевлевой одна бутылка была уже пустой, а редакции газеты «Семикаракорский комсомолец» громко икалось.
        Фельдшер, завидя Иевлеву в компании выпившего городского мужчины, не испугался так сильно, как в прошлый ее приход. Известия о результатах анализов воспринял стоически, сказав:
        - Если он у разных людей кровь понемногу пьет, то, может, он у беременной женщины кровь пил? И эта кровь в анализ попала. Это у нас, у живых, еда попадает в желудок, а как это происходит у них, мы же не знаем.
        При этих словах Иевлева призадумалась и нахмурилась. А если то, что говорит фельдшер, правда? А если это она, если это ее кровь? Ну, только этого не хватало! Нет, это бред полный, не может такого быть.
        Поэта фельдшер принял со всем радушием, как городского культурного, можно сказать, образованного, но пьющего человека. Поэт же сообщил фельдшеру, что он не видит во всех этих делах ничего странного, что «праздники земли», как назвал это Арсений Тарковский, известны с незапамятных времен, описаны неоднократно и только безумец может думать, что это просто чья-то фантазия.
        - Мир вокруг нас,- говорил поэт, выпив вина,- населен существами, которые были когда-то людьми. Что вы вообще видите в этом странного - в каждом доме кто-то живет, в лесополосе, в поле - везде. Мы сейчас говорим, а кто-то нас слушает. Но наступает такой момент, когда в природе по каким-то причинам жизнь этих существ становится более активной. Это всегда бывает летом, когда тепло, когда вокруг спокойно, когда природе никто не мешает, когда созревают плоды, пчелы приносят мед, а люди живут спокойно, без потрясений. Когда спокойствием и ощущением радости жизни проникается все вокруг. И эти существа становятся ближе к материальному миру. И мы их можем видеть.
        Тут я довольно резко возразил, что вампиры - существа другой природы, они не живут в лесу, а выходят из могилы. Они приходят из царства мертвых, и никакие это не праздники земли, а наоборот. И если они попадают в наш мир, значит, между тем миром и нашим где-то есть какая-то брешь, через которую это существо проходит. И происходит это всегда в преддверии каких-то больших и страшных событий.
        Тогда поэт сказал мне, что никакого противоречия в том, что мы говорим, нет. Природа живет своей жизнью и не обязательно должна скукоживаться в преддверии каких-то страшных событий и даже может влиять на вампира, растворяя в своих солнечных лучах его злобу, делая его более близким к человеческому существу.
        - Вот скажи,- поэт обратился к Иевлевой,- он очень агрессивный?
        Она же, повернувшись в фельдшеру, спросила у него:
        - Вы его видели, он, по-вашему, агрессивный?
        - По-моему, не очень,- признался фельдшер,- он просто страшный, а сильно он агрессивный или не сильно - я не знаю. Когда он появился, все вокруг как-то замерло - даже комары не летали.
        - Но ничего плохого он никому не сделал,- сказала Иевлева.- Даже с участковым не подрался.
        Тогда я сказал, что, по-моему, я знаю, где находится то место, через которое можно проникнуть в наш мир из мира мертвых. Я долго его искал и наконец нашел. И собираюсь сегодня ночью засыпать его щебенкой.
        Там, недалеко от кладбища, на косогоре, вдруг непонятно почему осунулась земля, и я в эту яму заглянул позавчера вечером, правда, я был пьяный, но я видел в ней глаза, и видел их так ясно, как будто я был трезвый.
        Фельдшер на это возразил, что позавчера вечером с медицинской точки зрения я ничего не мог видеть так, как будто я был трезвый, но яму эту, он тоже считает от греха подальше лучше засыпать, мало ли что.
        Иевлевой идея засыпать проход в загробный мир хотя и не показалась серьезной, но все-таки как-то не понравилась. Она засобиралась, сказала, что ей пора. Что поэту лучше остаться здесь, с новыми друзьями, а она сама дойдет, потому что здесь совсем недалеко.
        42.Засыпание выхода из царства мертвых
        По мере того как спор с поэтом разгорался и приводились все новые аргументы по поводу предмета, хорошо нам известного, то есть загробной жизни, фельдшер участвовал в разговоре все меньше и меньше, голова его клонилась, и, в конце концов, он уснул на диване сидя, и мы с поэтом уложили его, подложив под голову подушку и сняв с ног сандалии. Накрыли его каким-то одеялом и вышли, у нас с собой была еще целая бутылка вина.
        Мы сели на мотоцикл, я посадил поэта сзади, и мы поехали по ночной улице. Поскольку мотоцикл с коляской вызывал у поэта ассоциации с вермахтом, он выкрикивал что-то по-немецки типа: «Дойче зольдатен уно мотоцикль, хенде хох, товарищи!..»
        Мотоцикл подпрыгивал по неровностям улицы, в лицо бил горячий ночной воздух, пьяный поэт кричал от восторга - и так мы подъехали к строящемуся коровнику. Стройку сторожил Вася, хорошо знакомый мне человек.
        С Васей мы быстро нашли общий язык, и за стакан вина он не только разрешил взять щебенку, но и сам нашел для нее мешок. Он хотел дать нам еще кирпичей, цемента и шифер, но мы не взяли. Мы насыпали в мешок столько, чтоб можно было поднять, погрузили в коляску, поэт пожал Васе руку, и мы отъехали.
        Мы ехали спасать мир, спасать свою страну, народ, засыпать проход в наш мир из загробного. Потому что если этого вампира Иевлева взяла на себя, то что еще оттуда вылезет, совершенно неизвестно. А вдруг что-то еще пострашнее?
        Мы свернули с дороги, проехали по стерне и дальше прямо на косогор. «Иж» - мощный мотоцикл, и мы без труда заехали почти на самый верх.
        Поэт стал на корточки и отважно заглянул в дыру, которая была явно естественного происхождения в том смысле, что появилась сама, а не в результате человеческой деятельности. Он сказал, что не видит там никаких глаз и это хорошо, так как сыпать щебенку на чьи-то глаза, даже если это сверхъестественные глаза, он не будет.
        Мы сели на землю, я достал сигареты, и мы закурили. Спешить нам было некуда, перспектива вытаскивать мешок со щебенкой из коляски не очень привлекала. Нам было весело, и тут мы стали друг друга пугать.
        - Вот ты мне скажи, как журналист,- начал поэт,- кто страшнее, повешенные или утопленники?
        - Я так думаю,- ответил я, серьезно подумав,- утопленники все же будут пострашнее. Они, во-первых, синие, и у них кожа отваливается кусками. Конечно, повешенные тоже не подарок.
        - Повешенные еще хуже,- сказал поэт,- у них выпученные глаза, а это хуже всего.
        - Ну, не скажи, утопленники - очень-очень страшные,- не мог я с ним согласиться.- Они берут тебя за горло холодными своими руками и говорят: пойдем с нами в воду. У-у-у-у!
        - А повешенные пританцовывают и душат. А-а-а-а-а!- воодушевился поэт.
        - Ужас какой-то, надо бы выпить,- предложил я.
        Мы выпили и закурили. Отсюда сверху вся деревня была видна, вот там спят в домах люди, а мы тут не спим, спасаем их от нечистой силы. Вот сейчас перекроем ей путь в нашу родную деревню, а люди даже никогда не узнают, кто их спас. Если только Вася не разболтает про щебенку, а он точно не скажет. Зачем ему рассказывать, как он за стакан вина отдал совхозный стройматериал? Хотя это можно представить как помощь в деле спасения села, а про вино вообще не говорить…
        Вдруг поэт сказал:
        - Никакой это не выход из загробного мира. Обычная яма. И нечего туда сыпать щебенку. Там какие-нибудь тушканчики живут или просто мыши. Зачем мы будем их засыпать? Это бесчеловечно.
        - Ты уверен?- спросил я, меня тоже стали мучать сомнения.- А вдруг это и вправду обычная яма? И зачем ее засыпать? Вон сколько мы тут сидим, а из ямы никто не вылезал.
        - А если там заяц?- продолжал поэт.- Что тогда? А вдруг у него зайчата, в смысле у нее? Или маленькие ежата? А мы их щебнем? Ну разве не долбоебы мы будем после этого?
        - А если это все-таки выход из того мира, тогда что?- предположил я.
        - Тогда и засыпем,- согласился поэт.
        - Когда - тогда?- не понял я.
        - Ну… когда выясним,- объяснил поэт.
        - А как мы выясним?- спросил я.
        - А очень просто,- заявил поэт.- Я туда сейчас залезу и зажгу спичку. И все станет ясно.
        - А ты не боишься?- Я за него испугался.
        - А чего бояться?- пожал плечами поэт.- Обычная яма.
        С этими словами поэт и вправду полез в яму и стал ее осматривать. Он зажигал спички, что-то напевал, бормотал какие-то стихи, а я закурил и ждал результатов осмотра прохода в загробный мир. Вино мы перед этим уже допили.
        Вдруг сзади раздались шаги, я обернулся и увидел двух незнакомых молодых милиционеров. Наряд заметил какое-то движение недалеко от кладбища и пришел проверить, что происходит. Но, видимо, я на вампира не очень был похож, поэтому разговор начался обыденно.
        - Распиваем в общественных местах?- спросил один.
        Вопрос меня, говоря по-городскому, изумил. Мы были за деревней, недалеко от кладбища да еще ночью. Назвать это место общественным могла только милиция.
        - Нет,- сказал я,- я тут по важному делу.
        - Да?- удивилась, в свою очередь, милиция, оба милиционера как будто обрадовались, что вместо нечистой силы имеют дело с привычным материалом, и так просто отцепиться не собирались.- По важному делу, а выпивши.
        - Представьте себе,- сказал я.- Я немного выпил для храбрости, но, если вы узнаете, какое у меня дело, вы тоже захотите выпить для храбрости, потому что дело у меня очень страшное.
        - Ну-ну!- сказала милиция, но уже с меньшей уверенностью.- Что же это за дело?
        - Ну вы же слышали про вампира?- спросил я.- Так вот, он приходит из потустороннего мира. И я этот его лаз нашел. И хочу его засыпать. А из него каждую минуту может вылезти вампир. Лучше идите отсюда, пусть я один пострадаю в случае чего.
        - Да брось,- сказала милиция, но уверенности в ее голосе прозвучало еще меньше.
        Слухи по деревне ходили упорные, милиция про них знала и хоть и храбрилась, но в душе с непривычки побаивалась.
        - Да,- сказал я,- не нужно мне мешать. Я сейчас буду Богу молиться, а милиции присутствовать при этом не полагается. Милиция должна бороться с проявлениями религиозности.
        - Молиться не надо,- еще менее уверенно ответила милиция.
        - Если я молиться не буду, вампир из ямы вылезет и у вас кровь выпьет,- пообещал я.
        - Из какой ямы?- не поняла милиция.
        - Да вон из той,- показал я.
        Милиция осторожно приблизилась к яме, и вдруг оттуда раздался жуткий вой, и высунулась голова с взлохмаченными волосами и дико вытаращенными глазами. Милиция закричала, отскочила и кинулась бежать. Поэт же выскочил из ямы и с диким криком погнался за ними вниз по косогору. Но, поскольку трезвым поэт не был, с ним случилось то, что часто случается с теми, кто бежит вниз по склону, не умея этого делать. Тело его понесло вперед так, что ноги за ним не поспевали. Он грохнулся на землю, и милиция на бегу услышала исходящее от вампира отчетливое слово - «блядь»!
        Тут милиция слегка приостановилась, поскольку матерная ругань не до конца соответствовала мистическому образу вампира, страшное потустороннее существо не должно было материться в принципе. Милиция повернулась и осторожным шагом приблизилась к лежавшему поэту. Даже беглого взгляда было вполне достаточно, чтобы понять, что это охающее существо вампиром быть не может.
        Поэт же поднялся с земли, потирая ушибленные бока. Он поднял руки, протягивая их ладонями вперед, продекламировал:
        Вампир несется по твоим следам,
        Вампир вопьется в шею прямо там,
        Где кровь твоя пульсирует и бьется,
        Вампир по следу твоему несется…
        Милиция выслушала стихи довольно тупо. Поэт хотел было продолжить, но милиция, подойдя к нему почти вплотную, нанесла ему три коротких удара милицейской палкой. Поэт со стоном повалился на землю.
        Я кинулся по косогору вниз с криком:
        - Не трогайте вампира - он поэт!
        Конечно, я казак, и справиться со мной не так просто, как с человеком, обладающим поэтическим дарованием. Но, видимо, милиция крепко обиделась, что ее обратили в позорное бегство. А поскольку я был выпивши, а они с палками, продержался я недолго и вскоре оказался рядом с поэтом.
        Били нас какое-то время, потом вдруг перестали. Я так понял, что они запыхались. Тогда поэт сказал:
        - Как вы смеете так обращаться с вампиром? Дайте сигарету.
        - Я тебе сейчас дам сигарету,- ответила милиция и, повернувшись, приступила к патрулированию деревни.
        - Поэт,- спросил я,- ты живой там?
        - Нет,- ответил поэт,- меня убили.
        - Тогда поехали отсюда,- сказал я,- раз мы не засыпаем выход из загробного мира, вернем щебенку Васе, это будет честный поступок.
        - Давай вернем, лично мне она не нужна,- с достоинством отозвался поэт.
        43.Вампир и милицейский наряд
        Милиция продолжала патрулирование улицы. Сознание одержанной недавно победы наполняло ее грудь гордостью и уверенностью в собственной силе. Увидев сидящих на лавочке мужчину и женщину, милиция подошла к ним и железным тоном сказала:
        - Ваши документы!
        - Какие документы, пацаны? Час ночи,- ответил мужчина сильно встревоженным голосом.
        - Мы не пацаны, а милицейский наряд. Документы покажите,- настаивала милиция.
        - Документы в доме. Подождите, я вынесу,- сказал мужик.
        - Это ваш дом?- спросила милиция.
        - Да,- ответил мужик.
        - Почему так поздно сидим? Выпивши?- не унималась милиция.
        - Ну, немного,- неуверенным голосом признался мужик.
        - Мы видим, что немного. В вытрезвитель поедем в Багаевку, или как?- Милиционеры были очень серьезны в своих намерениях.
        - Бутылку вина с братом выпили за ужином. Какой вытрезвитель?- Мужик не понял обвинений.
        - А повод?- уточнила милиция.
        - Так… День ведь рыбака,- удивился мужик.
        - А вы что, рыбак?- спросила милиция.
        - Ну… я рыбалку уважаю,- сказал мужик неуверенно.
        - Поедешь на рыбалку на пятнадцать суток,- пообещала милиция.
        - Да за что?- возмутился мужик.
        - Да не беспокойся, что-нибудь придумаем.- Милиционеры упивались административным восторгом.
        - Что вы к нему пристали, что он вам такого сделал? Он перед своим домом вышел на лавочке посидеть перед сном!- не выдержала женщина.
        - На свежем воздухе!- сказала милиция.- Пьяный вдрабадан, да еще с сотрудниками милиции разговаривает как с кумом своим, алкоголиком.
        Тут мужчина вскипел:
        - Ты кума не трожь. У меня кум - тракторист, уважаемый человек. И ничего он не алкоголик. Так… выпьет иногда. А вы не пьете?
        - Я вижу, ты не унимаешься. Придется тебя задержать,- заявила милиция.
        - Да что вы ко мне привязались? Я сижу, никого не трогаю!- пытался отбиться от милиции мужик.
        - Ты успокойся, вот протокольчик составим, тогда все поймешь,- пообещала милиция.
        - Какой протокольчик?- Мужик был взбешен.
        - Ну обычный. Фамилия, имя, отчество, год рождения, национальность, партийность…- спокойно перечисляла милиция.
        - Я, между прочим, член партии,- отозвался мужик.
        Тут милиция слегка опешила, это был неожиданный поворот дела. Возникла пауза, в которую встряла женщина:
        - Идите бандитов ловите. Столько здесь всяких шатается.
        - А вы, кстати, ничего подозрительного не видели?- милиция явно сменила пластинку.
        - Чего подозрительного?- спросила женщина.
        - Ну знаете, слухи разные ходят,- намекала милиция.
        - Вампира, что ли?- спросил мужчина.- Нет, не видал.
        - Если увидите, сообщите в милицию,- уже без прежнего нажима попросила милиция.
        И, откозыряв, милиция продолжила патрулирование деревни.
        Вскоре они увидели мужчину, шедшего в сторону общежития, в котором жили университетские. Мужчина просто шел по улице - это было подозрительно. Милиция подошла к нему и сказала:
        - Гражданин, документы предъявите!
        - У меня нет документов,- честно ответил мужчина.
        - А где они?- уточнила милиция.
        - Вообще нет,- признался мужчина.
        - Вы не член партии?- на всякий случай спросила милиция.
        - Нет, я беспартийный,- тихо ответил мужчина.
        - А почему это у вас нет документов?- заинтересовалась милиция.
        - В район отправили, в архив,- мужчина ничего не скрывал.
        - Странно,- сказала милиция,- где живете?
        - Нигде,- ответил мужчина,- днем сплю в сарае под крышей.
        - Документов нет и спите в сарае под крышей?- переспросила милиция.
        - Да,- ответил мужчина.
        - Еще один поэт,- высказалась милиция оценивающе.
        - Нет,- сказал мужчина,- я не поэт.
        - Не поэт, да?- уточнила милиция.
        - А вы кого ищете?- спросил мужчина.
        - Кого надо, того и ищем. Выпивши, гражданин?- уточнила милиция.
        - Нет, в том смысле, что вы думаете,- ответил мужчина.
        - Проверим: а ну дыхните,- велела милиция.
        - Не надо этого делать,- предупредил мужчина.
        - Почему?- удивилась милиция.
        - Вам же хуже будет,- предупредил мужчина.
        - А… вот как мы заговорили. Пугаешь? Может, ты тоже вампир?- милиция теряла терпение.
        - Может,- согласился мужчина.
        - Какие вы тут веселые все.- терпение было потеряно окончательно.
        - Я не веселый,- сказал мужчина.
        - Вампир, бля…- сказала милиция.- Тебя как человека спрашивают, а ты не понимаешь.
        На улице показалась женщина. Она узнала мужчину и пошла прямо к нему. Милицию ее появление очень заинтересовало.
        - Гражданка, ваши документы.
        - Какие документы вы хотите видеть?- спросила женщина.
        - Паспорт покажите,- сказала милиция.
        - А что у нас на хуторе Усьман особый режим?- возмутилась женщина.- Мы приграничная зона? Или у нас тут закрытый академгородок? Какой паспорт, товарищи? Я свой паспорт дома оставила - в Ростове-на-Дону, обязанности иметь его при себе у меня нет.
        - Какая вы деловая, гражданка,- окончательно обиделась милиция.- Такие вы тут все деловые! Одному вампиру накостыляли, а тут другой выискался, а вы кто? Ведьма?
        - Нет, я преподаватель университета,- сказала женщина.
        - Это вас парторг прислал?- спросил вампир.
        - Не твоего ума дело,- ответила милиция.- Вот арестуем на трое суток, тогда ты по-другому запоешь.
        - Это парторг вас прислал,- повторил мужчина.
        - Давай просто убежим,- повернулась женщина к мужчине.
        - Я вам убегу,- сказала милиция.
        - Сейчас ночь, меня нельзя трогать,- сказал мужчина.
        - Смотри,- сказала милиция,- этот тоже палки хочет.
        И замахнулась милицейской палкой. Мужчина отреагировал довольно неожиданно. Милиционера, который на него замахнулся, он взял рукой за горло, слегка приподнял над землей и поставил. Второй милиционер попятился, споткнулся и упал. Мужчина схватил его за щиколотку и поднял за ногу кверху довольно высоко. Милиционер висел вниз головой, фуражка, естественно, упала на землю и покатилась. Женщина невольно отметила про себя, какие у него стоптанные каблуки на туфлях.
        - На меня ночью не надо замахиваться,- сказал мужчина.
        Он схватил первого милиционера как-то под мышку, так что тот тоже бессильно повис на его руке. И потащил обоих с дороги в темноту, туда, где был между домами проход к огородам. Женщина пошла следом.
        При слабом свете молодой луны под помидорным кустом лежали милиционеры. Перед ними на коленях стоял мужчина, лицо его было обращено вверх, и было видно, как оно менялось. Кожу что-то тянуло к затылку, зубы открылись полностью, а глаза стали узкими, почти утонули в складках кожи.
        Иевлева поразилась тому, до какой степени спокойно она воспринимает то, что видит. Превращение Фролова ее не пугало, она прекрасно понимала, что сейчас будет, и даже характерной для женщины брезгливости она не испытывала, а судьба милиционеров, которых он сейчас убьет, поразительно мало ее трогала.
        Сами же милиционеры лежали тихо, и лица обоих обессмыслил ужас. Вампир поднял лицо или, вернее, маску, в которую оно превратилось, к небу и издал какой-то звук, что-то между стоном и свистом.
        Вдруг задняя дверь дома открылась, оттуда вышел мужик, он грузно сошел с крыльца, закурил сигарету, подошел к краю огорода, вставил сигарету в рот, расстегнул штаны и стал громко и обильно мочиться. Помочившись, он все проделал в обратном порядке, то есть застегнул штаны, взял изо рта сигарету и пошел обратно к крыльцу. Взошел на него, бросил погасшую сигарету в банку, которая стояла на столе, открыл дверь, вошел, и дверь за ним закрылась.
        Его появление вернуло Иевлеву в мир людей из мира ночных существ. Она подошла к Фролову, стала рядом с ним на колени и, заглянув в его ужасную маску без тени страха, сказала ему тихо:
        - Отпусти их!
        Маска смотрела на нее жутким звериным оскалом, она не отводила глаз, и тогда лицо Фролова медленно стало разглаживаться, пока не приняло обычный вид. Он смотрел на нее какое-то время. Смотрел ей в глаза, ничего не говоря. Потом так же молча встал, повернулся и пошел, но не в сторону улицы, а в темноту. Она тоже встала и пошла за ним. Он остановился, подождал ее и взял за руку.
        44.Разговор парторга с первым секретарем райкома
        Утром парторг сидел в своем кабинете ни жив ни мертв, потому что он видел милиционеров, патрулировавших ночью улицу. Они утверждали, что с ними ничего такого не случилось, но, во-первых, у одного из них волосы сильно поседели, а у второго отнимались ноги. А во-вторых, им показали фотографию Иевлевой, и они подтвердили, что видели ее ночью, а ее утром не оказалось в общежитии, и куда она делась, никто не знал. В город, не предупредив, она бы не уехала. Значит, она где-то здесь - а где? А раз милиционеры встретились с Фроловым и видели ее, то, скорее всего, она и Фролов были вместе. И где она теперь?
        «И что мы имеем: пропавшая Иевлева, два ставших неврастениками мента и письмо в райком с предложением пригласить попа. Думай, парторг,- говорил он себе,- думай!»
        С тяжелым сердцем он стал звонить в райком. В райкоме его соединили с первым, и первый участливо спросил:
        - Что, плохо? Замучил вампир совсем?
        Парторг доложил ситуацию: два мента в отключке, женщина пропала. А так все тихо-спокойно.
        - Видишь,- сказал первый,- а ты хотел детей из лагеря возвращать. Прочитал я твое письмо. Зачем тебе поп? Ты сам рясу надень, кадило зажги и ходи по деревне.
        - Так я ж неверующий,- признался парторг.
        - Нет, парторг, ты верующий,- настаивал первый.
        - Сергей Михалыч, тут правда страшно,- парторг говорил неуверенным голосом.- Пока тихо все, а если он опять начнет, что мы людям скажем?
        - Сказать как есть: партия развела вампиров, а расхлебывать зовет попов!- первый повысил голос.
        - Так если бы это были только слухи, только суеверия!- пытался объяснить ситуацию парторг.- А то ж он там, правда, ходит - люди его видят все время. Как я им скажу - не видьте! А они ж видят! Я ж его не могу на партбюро вызвать - сказать: перестань быть вампиром, ты умер, лежи в могиле! Что, он меня послушает? Тут нужна их сила - потусторонняя.
        - А думаешь, у партии нет потусторонней силы?- сказал первый.- Ты думаешь, коммунисты - догматики? Нет, Егор Ильич, мы не догматики! Мы в Бога не верим и суеверия отбрасываем, но в не познанные нами явления природы мы верим, и своим глазам мы тоже верим. И зря ты думаешь, что у партии нет своего оружия, чтоб с этим бороться. Я-то с утра уже все знаю, еще перед твоим докладом. В общем, приедет к тебе из Ростова человек. По линии обкома партии. Он из управления МВД области. Он тебе попробует помочь. А то твоя милиция стреляет по своим, и верить ей нельзя.
        - Моему участковому можно верить, он землю будет рыть,- попытался оправдаться парторг.
        - А что такое?- спросил секретарь райкома.
        - Да, Сергей Михалыч, втюрился он в эту бабу, что с вампиром ходит,- доложил парторг.
        - Да?- заинтересованно спросил секретарь райкома.
        - Его блядство,- продолжал парторг,- для нас не новость, Сергей Михалыч, мы его и на бюро прорабатывали за моральный облик. Но тут не блядство, он с женой разводиться хочет, детей бросает. В общем, он одурел совсем, с глузду, как говорится, съехал, Сергей Михалыч!
        - А что,- спросил первый,- есть от чего?
        - Да что говорить, Сергей Михалыч,- признался парторг,- есть от чего, женщина интересная, я ее видел.
        - Ну, не знаю,- сказал первый,- смотри по обстановке. В город ей звонили - нет ее там?
        - Да звонили, Сергей Михалыч, трубку не берет,- ответил парторг.
        - Товарищ из Ростова приедет, прямо к тебе,- предупредил парторг.- Ты его там устрой и, наверное, да, участкового вызови. Участковый все там знает, пусть он ему помогает. Может, как-нибудь без попа обойдемся, Егор Ильич!
        45.Мы с поэтом едем за пивом
        Я проснулся в это утро с большой головной болью. Поэт вообще не хотел просыпаться. Глядя, как я умываюсь, и слушая грохот умывальника, из которого вода лилась только тогда, когда я подымал вверх такую фигню, которая торчала из умывальника внизу, поэт презрительным тоном продекламировал:
        Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос!
        Ложе покинул тогда и возлюбленный сын Одисеев…
        Елизавета Петровна, которую поэт упрямо называл «кроткия Елисавет», позвала нас завтракать. От завтрака мы, поблагодарив, отказались, нам не нужна была еда. Нам было нужно холодное пиво. Спина и плечи жутко болели, мы по пьяни сразу этого не почувствовали, но наваляла нам вчера милиция изрядно.
        - Кто это вас так?- спросила Елизавета Петровна.
        - Так менты,- ответил я.
        - А чего?- спросила она.
        - Его - за то, что он вампир, а меня - за компанию,- честно признался я.
        - Как вампир? Он, что ли?- усмехнулась Елизавета Петровна.
        - Так он выл и за ними бегал по полю,- ответил я.
        - Ты, что ль, за ментами бегал?- спросила она, обращаясь к поэту.
        - Я - вампир,- сказал поэт.- Я - весь мир, а вампир - это часть мира. Значит, я и вампир в том числе.
        - Болтун ты,- выругалась Елизавета Петровна.- Вампир он! Не говорил бы, чего не знаешь!
        - И на то ваша царская воля, государыня императрица,- смиренно произнес поэт.
        - Болтун,- повторила она,- молока вон выпей.
        - Молоко - это не ко мне,- сказал поэт.
        В общем, поехали мы с поэтом в Багаевку за пивом. За мостом тормознули грузовик с арбузами - доехали до трассы. Водитель все жаловался, что арбузы плохо погрузили.
        - Научные работники,- ворчал он,- руки из жопы растут, кандидат наук, два аспиранта, квалифицированная рабочая сила, бля…
        На трассе он свернул влево и поехал в Ростов, а мы остались на перекрестке ловить попутку до Багаевки. Что-то водитель такое вспоминал, что у университетских какая-то женщина на работу не вышла и куда-то делась.
        - А куда она делась?- ворчал шофер.- Баба она и есть баба.
        В общем, он уехал, а поэт забеспокоился.
        - Надо,- говорит,- возвращаться.
        - Ну куда ты будешь возвращаться?- резонно спросил у него я.- По деревне будешь ходить, искать ее? А если это не она?
        - Зря мы ее вчера одну отпустили!- сокрушался поэт.
        - Нам сейчас самое умное,- убеждал я,- поехать в Багаевку и выпить пива. Как раз к нашему возвращению что-то и прояснится.
        У поэта испортилось настроение, но пива он хотел. Нас подобрал василькового цвета «Москвич», за рулем которого оказался отставной подполковник, который, разговорившись, сказал нам, что едет в Багаевку за дынями. Поэт серьезно кивал, так, как будто поездки в Багаевку за дынями были для него постоянным привычным занятием. Я задремал. Сквозь сон я слышал, как поэт пытается договориться, чтобы мужик нас забрал из Багаевки до поворота на обратном пути.
        - Куда я вас посажу?- удивлялся подполковник.- Дыни же будут везде!
        Потом я все-таки заснул, и мне приснилось, как Елизавета Петровна вместе с Иевлевой полощут в Маныче рубашки. Они полощут рубашки и выкручивают. И кладут в эмалированный таз. А мимо идут казаки и отпускают гнусные шутки. А те смеются, но не оборачиваются…
        Я проснулся от того, что машина остановилась. Мы вышли. Очередь за пивом была, и немаленькая. Но мы встали. И стояли. Под палящим солнцем. Все когда-то кончается, и очередь наша, в конце концов, подошла. Мы взяли по две кружки. Вернее, я взял четыре, поскольку у поэта денег не было.
        За пивом поэт пытался убедить меня в том, что язык нам диктует. То, что нам кажется созданной нами поэтической формой, это на самом деле диктат языка. Он приводил примеры, мужики косились на нас. Но косились уважительно, как на сумасшедших.
        Пиво кончилось на Осипе Мандельштаме. Мандельштам мужикам не понравился - жидов в станице не любили.
        - Я не увижу знаменитой Федры,- кричал опьяневший поэт.
        А я думал, продиктовал это Мандельштаму тот самый язык, на каком говорят окружающие нас мужики. И я нутром чувствовал, что это все-таки тот же самый язык!.. И дальше нить моей мысли терялась, думать не было сил. Возражать поэту я не хотел, так как он увлекся и махал руками, и так получалось очень шумно, и вообще пора было уходить.
        Попутку на трассе мы поймали моментально. С консервного завода шли машины в Ростов. У поворота на Усьман мы вышли и до хутора шли пешком. За это время мы окончательно протрезвели. Несколько раз мы останавливались отлить, благо лесополоса шла вдоль дороги.
        Когда мы вернулись в деревню, как раз приехал автобус с университетскими с поля. Автобус привез их прямо к столовой. Мы шли мимо, и нас, естественно, затащили обедать. Мы проголодались и отказываться не стали.
        Отсутствие Иевлевой поэт отметил сразу. Ему, правда, сказали, что она вышла из общежития около одиннадцати, а от фельдшера, оставив нас, она ушла примерно в полдесятого. То есть мы не были последними, кто ее видел. В общежитии до поздней ночи вообще никто не спал.
        Поэта успокаивали, говорили, что она взрослая женщина и что найдется. Но он все равно помрачнел. Это он рассказал мне, что Иевлева встречается с вампиром по ночам, причем абсолютно ничего странного поэт в этом не усматривал.
        Встречается с вампиром. И что? Странно вам? Не верите? Да ради бога! Пожалуйста! Но я знаю, что говорю. И ничего в этом такого невозможного нет. Мистика, говорите? Да вокруг полно мистики. Просто вы ее не видите. Потому что вы сами - тупые долбоебы. А я верю своим глазам, представьте себе. Да, с вампиром. Не с каким-нибудь мудаком, старшим преподавателем. Потому что она сама непростая женщина.
        Что здесь такого невероятного? Если вы верите в коммунизм, почему бы вам не верить в вампиров? Ах, вы уже не верите в коммунизм? Ну, тогда можете и в вампиров не верить. Я не настаиваю. Дело ваше. Можете не верить. Но она всегда возвращалась ночью. Или он сам ее приносил. Почему она сегодня не вернулась? Что случилось? Ой, чует моя бедная, засранная газетой «Правда» душа - что-то случилось.
        Мы закурили. По дороге проехала серая «Волга» с ростовскими номерами.
        - Да найдется она,- успокаивал я поэта, хотя у меня на душе тоже стали кошки скрести.
        Тогда-то мы и решили по возможности, то есть когда поэт протрезвеет, вместе описывать эту историю. Чтобы рядом с трезвым журналистским репортажем появились слова, продиктованные поэтическим вдохновением.
        46.Приезд майора Ершова
        Приехавший из Ростова, из областного управления милиции, офицер был худым, лет сорока мужчиной в форме с майорскими погонами, с небольшим чемоданчиком в руках. Был он невысокий, неприметный. С простым, немного удивленным лицом (по крайней мере так мне его описывали люди, присутствующие при его прибытии. Самому мне так и не довелось с ним познакомиться. Я даже не знаю, радоваться мне этому обстоятельству или следует жалеть).
        Майор протянул удостоверение, парторг прочел: «Павел Петрович Ершов».
        - А мы вас ждали, товарищ майор,- обрадовался парторг.
        - И чудненько,- сказал майор,- вот и дождались.
        - Идемте, мы вас устроим,- пригласил парторг,- потом пообедаем.
        - Спасибо, я обедал,- отказался майор.
        - У нас тут гостиничные номера при библиотеке,- говорил парторг, ведя майора по улице.- Будет вам уютно. Все рядом. Магазин рядом.
        - Магазин, это да,- кивал головой майор.
        «Чего это я про магазин,- укусил себя за язык парторг.- Он что, бухать сюда приехал?»
        Но майор смотрел доброжелательно. И никаких неправильных мыслей о себе со стороны парторга, видимо, не допускал.
        Комнату майор осмотрел одобрительно, чемоданчик положил на стол и сказал, что хотел бы немедленно поговорить со свидетелями.
        Они вернулись в кабинет, и по дороге парторг рассказал то, что было ему известно.
        - Давайте тогда участкового, он у нас и главный свидетель, и главное заинтересованное лицо.
        Участковый пришел мрачный. Ночная история с милиционерами окончательно вывела его из равновесия. Узнав, кем является гость, он сказал резко, почти потребовал, чтоб его восстановили в должности и вернули оружие. Иначе он помогать не будет. Приезжий смотрел на него внимательно, ничего не говоря. Потом опустил глаза на свои руки, лежащие на столе, подумал еще немного и обратился к парторгу.
        - Да,- сказал он,- надо вернуть к исполнению обязанностей и отдать пистолет. Как вы думаете, Егор Ильич, мы могли бы это организовать так, чтобы еще до вечера товарищ участковый приступил к исполнению обязанностей? Мне бы не хотелось самому в это вмешиваться.
        Парторг снял трубку и позвонил в райком партии. Через пять минут ему перезвонили. Он поговорил по телефону, отложил трубку и доложил приезжему майору:
        - Уже везут на мотоцикле - бумаги и оружие. У них все было готово по распоряжению райкома.
        Участковый тяжелым взглядом окинул приехавшего майора и спросил:
        - С чего начнем?
        - Со вчерашними патрульными надо бы поговорить,- немного застенчиво предложил майор.
        - Они в Багаевке, в больнице,- отозвался парторг.- Под наблюдением. Ведут себя не совсем нормально. Боятся ночи.
        - Давайте поедем к ним в Багаевку,- сказал майор.- По дороге поговорим с вами,- обратился он к участковому.- Бумаги ваши и оружие получим по дороге. Я думаю, мы их встретим.
        - Еще чем-нибудь могу помочь?- спросил парторг.
        - Будьте под телефоном, пока мы не вернемся, большое спасибо,- сказал майор.
        И они уехали на машине майора. Майор только сказал участковому, чтобы тот взял жезл, чтобы остановить мотоцикл из Багаевки. Мотоцикл они встретили еще на грунтовке. Сидящий за рулем майор посигналил и выставил в окно жезл, мотоцикл остановился. Документы и ствол привезли знакомые ребята, участковый подписал что нужно было, и все получил. Они пожали друг другу руки, и мотоцикл уехал обратно. Майор не вышел из машины.
        47.Допрос патрульных милиционеров
        Разговор с молодыми милиционерами в больнице информации о произошедших ночью событиях дал немного. Майор разговаривал с ними по очереди. Один сказал, что их напугала собака, другой - что они упали в какую-то яму. Оба утверждали, что никакого мужчины не видели. На вопрос, откуда появилась женщина, один сказал, что вышла из калитки, другой - что пришла по улице. Также они затруднялись ответить на вопрос, куда девалась женщина потом. Этого они точно не помнили, и восстановление данного факта оказалось для них совершенно невозможным.
        Под воздействием вопросов майора они мужчину все-таки вспомнили, но кроме того, что он беспартийный, ничего сказать не могли. Но про его беспартийность помнили оба. И почему-то подчеркивали этот факт, видимо, он казался им обоим важной деталью. Откуда у одного из них синяк на щиколотке левой ноги, а у другого синяки на шее, похожие на следы пальцев, ни один, ни другой сказать не могли. При этом создавалось впечатление, что происхождение синяков было им хорошо известно, но они ни в коем случае не хотели признаваться в этих фактах, как если бы в них содержалось что-то страшное и постыдное. Один сказал, что ударился ногой об дерево, другой - что наткнулся в темноте на забор.
        На вопрос, что с ними случилось потом и что их напугало, оба отвечали, что не случилось ничего и, следовательно, ничего не напугало. На вопрос, почему же их тогда держат в больнице, ни один, ни второй вразумительного ответа тоже не дали. На вопрос, где они были всю ночь и почему только утром их обнаружили на главной улице совхоза, они ответили, что во время патрулирования сели на лавочку и разговорились, и так увлеклись, что проговорили до утра. А о чем говорили - не могут вспомнить. А женщина с мужчиной в это время куда-то ушли, а куда неизвестно. Причем версии с лавочкой они придерживались оба, независимо друг от друга. На вопрос, не употребляли ли они спиртных напитков, оба дали резко отрицательный ответ.
        Возможно, их поведение объяснялось тем, что врач применил сильные седативные препараты, по крайней мере их попытки избежать прямого рассказа о том, что действительно произошло, в совокупности с симптомами сильного психического расстройства наводили на размышления, и майор сказал, что он удовлетворен результатами допроса.
        Когда майор с участковым вышли из больницы, майор спросил:
        - Каковы ваши впечатления?
        - Он их напугал,- сказал участковый,- молодые они еще.
        - А почему он вас никогда не пробовал убить, вообще на вас не нападал?- продолжал расспрашивать майор.
        - Не хотел идти на конфликт,- сказал участковый,- за ним не особенно гонялись, а он не особенно вредил. Это было то, что ему нужно. А зачем ему на меня нападать? Чтоб на него облаву устроили?
        - А почему он напал на этих?- спросил майор.
        - Не знаю,- признался участковый.
        - А я знаю,- сказал майор.- Он, судя по их поведению, решил, что наше, так сказать, перемирие нарушено. И нарушено нами. Он почувствовал - через них - наши эмоции и заразился направленной на него агрессией. Кстати, эти патрульные мне вообще не понравились. Судя по моему опыту, готов утверждать, что и до контакта с ним они цеплялись к другим гражданам, злоупотребляя своей властью.
        - Откуда вы это знаете?- спросил участковый.
        - Я не уверен, но у меня такое впечатление,- доброжелательно ответил майор.- Мне кажется, и его они спровоцировали. Одного я не понимаю: почему он их не убил?- последнюю фразу он произнес мягко, почти мечтательно, и как будто речь шла о чем-то незначительном.
        Участковый посмотрел на него с удивлением, потом предположил:
        - Может, она ему помешала?
        Майор резко оглянулся на участкового, остановился, подумал немного и сказал:
        - Да, я почти уверен, что вы правы.
        - Я считаю, что он похитил ее и держит как заложницу,- убедительным голосом проговорил участковый.
        - Не думаю,- улыбнулся майор,- нет, это не так. К сожалению, должен сказать, что если она действительно с ним, то вполне добровольно. Но почему днем? Ночью, я понимаю, но днем он должен спать. В каком-нибудь темном месте.
        - А у вас, извините, опыт есть по этой части?- спросил участковый тихо.
        - Да,- ответил как-то рассеянно майор,- есть некоторый опыт, разные вещи случалось видеть. А как вы думаете, где они могут в деревне прятаться днем?
        - Да мало ли где: в сарае, в амбаре, в силосной башне, на элеваторе. Да мало ли?- ответил участковый.
        - Маловероятно,- сказал майор.- Извините. Он один - да, мог бы. Но с ней - вряд ли. Она все-таки живая, она женщина. Ей нужно есть. Ей, извините, нужны удобства. Она не будет целый день висеть под крышей, скрестив руки на груди.
        Они подошли к машине.
        - Скажите,- сказал майор,- а вы в состоянии указать точное место, где патрульных утром нашли.
        - Ну, они шли по улице…- участковый перебил себя: - Да, знаете, что, может, важно: Ерофеев принес мне милицейскую фуражку и сказал, что нашел ее у себя в огороде. Он думал, это моя. Думаю, надо с ним поговорить.
        - Конечно. Вот и чудненько! Вот к нему на огород мы прямо и поедем,- сказал майор и замолчал.
        Так они и доехали до огорода Ерофеева в полном молчании.
        48.Огород Ерофеева
        На огороде у Ерофеева росли огурцы, арбузы, дыни и подсолнухи. Но майор почему-то сразу отправился туда, где подпертые палками стояли кусты помидоров. Он прошелся вдоль грядки и, вдруг остановившись, показал рукой участковому:
        - Смотрите. Там по рыхлой земле что-то волокли. А тут, в конце следа, видите, похоже, положили то, что волокли. Там земля взрыхлена. Хорошо, что сегодня не поливали еще.
        Он подошел ближе к следам, постоял над ними, вытянув перед собой правую руку ладонью вниз. Вдруг у него лицо окаменело, он повернулся в сторону поля, которое начиналось за огородом. Постоял так немного. Потом встряхнул руки, как бы отряхивая от воды, и, как бы придя в себя, повернулся к участковому и сказал:
        - Товарищ лейтенант, проверьте меня. Здесь, где начинается поле, мне кажется, должны быть следы двух человек. Там земля рыхлая, и они, мне кажется, должны быть. Вы посмотрите, пожалуйста, мне важно, чтобы не я их увидел.
        Участковый быстро пошел через огород и буквально сразу крикнул:
        - Да, есть следы!
        - Вот и чудненько,- сказал майор.- Пойдемте посмотрим.
        Они несколько раз теряли следы, поскольку шли по стерне. И хотя земля и была рыхлая, но все-таки не такая, как после бороны. Дожди и ветер сделали ее более твердой, и не везде следы были видны отчетливо. Но участковый обратил внимание, что майор вообще не смотрел на следы. Он шел как по ниточке. Это участковый видел, что следы то появляются, то исчезают.
        «Непростого майора прислали нам из Ростова-на-Дону!» - пронеслось в голове участкового.
        Они пересекли поле, прошли через лесополосу. Дальше начиналась бахча. Следы вели через нее наискосок. Вернее, следов уже никаких не было видно. Но майор шел уверенно. Что-то насвистывая себе под нос. Они прошли и это поле. И тут майор остановился. Он сказал:
        - Нам надо вернуться. Вам поесть, приготовиться, поспать. Придите за мной в половине третьего утра. Приедем сюда на машине. Отсюда недалеко. Как ближе всего пройти к библиотеке?
        - Вот этой дорогой,- сказал участковый.
        - Вот и ступайте,- сказал майор,- я еще немного здесь побуду.
        49.Фролов и Иевлева спускаются под землю
        Когда Иевлева и Фролов шли по полю скошенной кукурузы, оставляя следы, на которые позже наткнулся майор Ершов, ночь была уже на самом исходе и вот-вот уже должен был начаться рассвет.
        Иевлева чувствовала себя ночью совсем иначе, чем днем. Дневная жизнь, дневные заботы - все это отодвигалось куда-то, становилось неважным. Ночью все ее чувства обострялись, она чувствовала запахи так, что могла бы, наверное, держать след, как собака. Она великолепно стала видеть в темноте, даже очень густой. Она не чувствовала усталости, наоборот, тело ее становилось легким и подвижным, каким никогда не было. Она могла бежать сколько хочет, и причем очень быстро. Иногда ей казалось, что она может летать, проходить сквозь стены, и тень этого состояния была с ней днем. Ее превращение продвинулось очень далеко. Природа ночного существа запустила в ней глубокие корни. Днем она была живым человеком. Ночью время теряло власть над ней.
        Он сказал ей:
        - Разные существа охраняют то поле, то лес, то озеро. А ты охраняешь меня. И охраняешь деревню от меня. У тебя это в крови. Наверное, кто-то у тебя в роду уже был таким, как ты… Скоро рассвет.
        - У тебя интересный анализ крови получился,- сообщила она и замолчала.
        - А что?- поинтересовался Фролов.
        - Ты беременный, у тебя будет ребенок,- сообщила Иевлева.
        - Шутки шутишь!- засмеялся Фролов.
        - А ты у других женщин пил кровь или только у меня?- уточнила Иевлева.
        - Только у тебя, остальные были мужчины,- признался Фролов.
        - Тогда, кажется, я - беременная. Ты будешь папой,- сообщила Иевлева.
        - А может, участковый?- предположил Фролов.
        - С участковым я была осторожна, с тобой - никогда.
        - Почему?
        - Было не до осторожности.
        - Ты серьезно говоришь?
        - Анализ показал, а анализы не врут.
        - Я уже несколько дней знаю об этом,- признался Фролов.
        - И что же будет?- спросила Иевлева.
        - Будет ребенок.
        - Такой, как ты?- спросила Иевлева.
        - Нет, он будет такой, как ты.
        - Он?- спросила Иевлева.
        - Мальчик,- подтвердил Фролов.- Космонавтом будет.
        - Ты за него не волнуйся, я его выращу.
        - Я знаю.
        Иевлева помолчала.
        - Мне сегодня сказал,- отозвалась Иевлева,- этот парень из Семикаракор, который живет у Петровны, что ты можешь приходить в мир людей, потому что где-то есть брешь между миром мертвых и живых. Так он вроде бы нашел какую-то яму и думает, что это и есть эта брешь. И хотел ее сегодня ночью засыпать щебенкой. Так что ты не сможешь вернуться в царство мертвых. Придется тебе остаться здесь со мной. Я увезу тебя в город. Куплю хорошие плотные шторы, чтоб солнечный свет не беспокоил тебя днем. Сделаю тебе перекладину под потолком, чтоб ты висел на ней, как летучая мышь, когда я буду уходить на работу. А ночью мы будем ходить по крышам. И всегда будем вместе.
        - Петровна - непростая женщина,- сказал Фролов.- Она правильно говорит. Брешь есть. Только это не яма на косогоре, где земля просела после дождя. И она появляется перед большой бедой. Петровна права.
        - Вот мне не нравятся эти разговоры про большую беду. Будет большая беда, а посередине я с маленьким ребенком на руках,- вздохнула Иевлева.
        - Во-первых, ты - не простая женщина, и ребенок будет не простой, да и я появлюсь, когда надо будет,- успокоил Фролов.
        Какое-то время он шел молча. А потом сказал:
        - Пойдем со мной. Только скорее, смотри, небо уже сереет, мне пора.
        Он взял ее за руку, и они заскользили над землей так быстро, как будто их тела были не тяжелее, чем их отражение в зеркале.
        Там, куда они прибыли, были две скалы, а под ними небольшое озеро. Днем со скал мальчишки прыгали в воду. А другой берег озера был болотистый, истоптанный скотом, который пастухи пригоняли на водопой.
        Они легко забрались на скалу. Он взял ее за руку, подвел к краю и прыгнул, отпустив ее руку. Она в тот же миг прыгнула за ним.
        Под водой она открыла глаза и увидела, как он вплывает в подводную пещеру, довольно широкую, в два движения она догнала его. И вплыла в пещеру прямо за ним. Он оттолкнулся от дна. И вынырнул на поверхность.
        Следуя за ним, она очень быстро вынырнула из воды и обнаружила, что они находятся внутри скалы в абсолютной темноте. Но в одном месте эта темнота была чуть менее густой, чем везде.
        Он подтянулся и выбрался из воды. Она сделала то же самое.
        - Я думаю, ты уже видишь в темноте не хуже меня,- сказал Фролов.
        Они пошли по каменному коридору.
        - Здесь всегда ночь,- сказал Фролов.- Здесь тебе никогда ничего не понадобится. Здесь не пьют, не едят, а некоторые даже и не дышат. Тебе не страшно?
        - Нет,- сказала Иевлева,- мне совсем не страшно. Я не хочу ни пить, ни есть. И воздуха мне хватает. Но ведь живые отличаются от мертвых не только этим.
        Она подошла к нему вплотную и потерлась губами о его губы.
        - Ничего,- сказал Фролов.- Мы еще далеко.
        Он притянул ее к себе. Мокрое платье приятно холодило ее разгоряченное тело. Темнота и неподвижность каменного мешка не пугала ее и совершенно ей не мешала.
        50.Группа Ершова
        Когда участковый подошел к библиотеке, было ровно два часа двадцать девять минут по Москве. К его удивлению, майор был не один. С ним оказался парень, одетый по-спортивному, с большим рюкзаком. Парень этот, видимо, собирался идти в горы. «Парня в горы тяни, рискни»,- вспомнил участковый, но почему хутор Усьман? Тут самая большая гора - это гора навоза за коровником. Покорять ее надо в резиновых сапогах выше колен. Романтики ноль.
        - Познакомьтесь, пожалуйста,- сказал майор,- это лейтенант Кононов Борис Николаевич. Высококлассный спелеолог.
        Участковый представился, мучительно пытаясь вспомнить, что означает слово «спелеолог». Проницательный майор со всей доброжелательностью объяснил участковому значение слова и спросил, знает ли он место, где находятся две скалы и озеро.
        - Дарьинка,- сказал участковый,- конечно, знаю.
        - Вот и везите нас туда,- сказал майор, протянув ему ключи.
        Ехали минут тридцать. Подъехали к самому озеру, майор велел поставить машину почти прямо под скалой. Начинался рассвет. Было довольно-таки нежарко. В поле кое-где над землей поднимался туман. Днем пригонят скот на водопой. Мальчишки придут прыгать со скалы в воду, но сейчас вокруг нет никого.
        Майор обошел скалу, потом по еле заметной тропинке стал карабкаться наверх и очень быстро оказался там. Спелеолог и участковый смотрели на него, задрав голову. Он постоял, подумал и крикнул вниз:
        - Ну и чудненько! Здесь они прыгнули в воду. Ну, прыгнули и прыгнули. Спускаюсь.
        Он сошел вниз и сказал спелеологу:
        - Боря, они проникли в скалу через пещеру, которая находится под водой. Посмотри, нет ли другого входа, а то в воду лезть не хочется.
        Спелеолог походил вокруг скалы, покопался в каких-то кустах, в лопухах, потом вернулся и сказал:
        - Товарищ майор, есть несколько дыр, но такие узкие, что лучше все-таки под водой.
        Он расстегнул рюкзак и вытащил две сумки из непромокаемой ткани.
        - Сюда надо сложить одежду,- сказал он,- и оружие. Вы как?
        - Нормально,- ответил участковый.
        - А вы, кстати, не идете,- сказал ему майор.
        - Вы что думаете, я боюсь?- обиделся участковый.
        - А зачем вам идти?- спросил спелеолог.
        - Во-первых, бог любит троицу,- ответил участковый,- во-вторых, оставаясь здесь, я реально ничем не могу вам помочь, а в-третьих, я все равно не останусь.
        - Ну,- протянул спелеолог,- у меня в принципе есть запасной фонарик.
        Майор, обернувшись к спелеологу, спросил:
        - Если он останется здесь, мы сможем связь с ним поддерживать?
        - Не сможем, тут есть какие-то дырки, я не знаю, куда они ведут. Радиосигнал через скалу не пройдет. Если я не выйду на связь в 15 часов дня, сюда все равно приедет группа,- сказал спелеолог.
        - А как они нас найдут?- спросил майор.
        - Не беспокойтесь, товарищ майор, они найдут! Они с аппаратурой приедут.
        - Я все равно пойду,- сказал участковый,- давайте не тянуть.
        - Ну хорошо,- сказал майор,- я не возражаю. Мы глубоко не пойдем, только осмотримся. Уж до трех-то часов дня мы точно все успеем.
        - Хорошо. Упаковывайте вещи в мешки,- скомандовал спелеолог и сам стал раздеваться и складывать свои вещи в рюкзак, а потом положил рюкзак в прорезиненный мешок, туда же пошли вещи майора, во второй мешок он положил вещи участкового и холщовую сумку. Они стояли голые, только на голове у каждого из них на резиновом ремешке держался фонарик наподобие шахтерского.
        Спелеолог сполз по камням в воду, в несколько гребков оказался под скалой и нырнул под воду. Вынырнув, он крикнул:
        - Да, есть пещера. Не очень глубоко! Она длинной быть не может, потому что скала небольшая, но я на всякий случай занырну, посмотрю.
        Он взял глубокий вдох и скрылся под водой. Не было его минуты две. Потом он вынырнул и закричал:
        - Вполне терпимо. Пещера совсем короткая. Под водой надо проплыть всего метров шесть.
        Майор повернулся к участковому и еще раз переспросил:
        - Может, передумаете?
        - Не передумаю, товарищ майор,- с уверенностью сказал участковый.
        - Ну смотрите,- ответил майор.
        Он взял один мешок, раскачал его и бросил в воду так, что он упал рядом со спелеологом. Мешок был свернут плотно, и воздуха в нем было немного. Спелеолог схватил его, а майор взял другой мешок и полез через камни в воду.
        - Фонарик зажгите,- крикнул он участковому,- там кнопочка сзади!
        Участковый нащупал, нажал, понял, что фонарик горит, и полез в воду вслед за майором. Вода показалась очень холодной. Ну и ладно… Он хорошо плавал и, хотя никогда не нырял в пещеры, надеялся, что справится.
        Первым нырнул спелеолог, показывая путь. Майор и участковый последовали сразу же вслед за ним. Участковый видел фонарик спелеолога, за ним плыл майор. Не желая отставать, участковый вплыл следом за ними в довольно широкую дыру в скале и в свете их фонариков отлично видел, что тоннель очень короткий, а дальше свет первого фонарика отражается от поверхности воды и до нее совсем недалеко.
        Все трое выбрались из воды. Участкового поразило, как внутри скалы сыро и холодно. Спелеолог дал всем бумажные полотенца и велел быстро одеться. Причем дал им по тельняшке и по свитеру, которые велел надеть на рубашку. Прежде чем тронуться в путь, они выпили по глотку чистого спирта из фляги спелеолога.
        - Нам туда,- сказал майор, видимо, желая пошутить, потому что каменный коридор был только один и никаких вариантов в смысле выбора направления движения не предоставлял.
        Там, где кончался свет фонарика, начиналась абсолютная и непроницаемая темнота. Из звуков были слышны только их шаги и дыхание - больше никаких других звуков не было. Через какое-то время спелеолог остановился, внимательно осматривая стены, потом сказал:
        - А коридор-то неестественного происхождения! Его в скале вырубили.
        - Так мы, получается, открытие сделали,- улыбнулся майор.
        - Таких открытий больше, чем мы думаем. Мы по земле ходим, что под нами, вообще понятия не имеем,- заверил Борис.
        - Мало знаем, мало знаем,- подтвердил майор.
        - А кто ж его вырубил?- удивился участковый.
        Майор подумал немного и сказал:
        - Кто не знаю, но давно это было, очень-очень давно.
        - Еще до революции?- наивно спросил участковый.
        - Ну что вы,- ответил майор,- намного раньше, намного.
        Они пошли дальше, коридор спускался вниз, но очень полого, никаких ответвлений не было. Каменный пол был довольно ровный. Через какое-то время они услышали отдаленный шум воды.
        - Далеко?- спросил майор, кивнув головой туда, откуда долетал шум воды.
        - Не меньше километра,- ответил спелеолог, и они пошли дальше.
        Тишина, эхо шагов, темнота - вдруг участковый не поверил своим ушам: он явственно услышал детский плач. Майор повернулся к нему и спросил:
        - Вы тоже слышите?
        - Что это?- спросил участковый.- Откуда здесь ребенок?
        - А вот мы сейчас выясним,- ответил майор и быстрым шагом направился вперед.
        Участковый побежал за ним.
        Вскоре в лучах фонарика они действительно увидели ребенка, который сидел, опершись спиной о стену, и всхлипывал. Это был мальчик, на вид лет шести. Они подошли к нему, и участковый спросил:
        - Мальчик, откуда ты здесь взялся?
        Мальчик продолжал всхлипывать, как будто не слыша вопроса.
        - Ты что, не слышишь?- спросил участковый.
        Мальчик опять никак не отреагировал.
        - Надо отнести его наверх,- сказал участковый.
        Он хотел взять мальчика на руки, но его руки прошли через тело мальчика, как через воздух, он как бы схватил пустоту. Мальчик же снова никак не отреагировал на происходящее, ничего не говорил, а только продолжал всхлипывать.
        - Никогда такого не видел,- глухо сказал спелеолог.
        - Ничего страшного,- сказал майор,- он нам не сделает ничего плохого.
        - Ни хрена себе,- отозвался участковый.
        - А что такого?- спросил его майор.- Если вас вампир не удивляет, почему вас это удивляет? Конечно, неприятно, когда плачет ребенок, хочется утешить. Но то, из-за чего он плачет, случилось лет сто назад. И вмешаться в это у нас нет никакой возможности. Да и не мальчик это вовсе. Считайте, что это оптический обман.
        - И акустический,- пробормотал спелеолог.
        На что майор резко сказал:
        - Да, и акустический. Если мы будем раскисать из-за всякой ерунды, нам лучше сразу вернуться.
        - Жалко мальчишку,- пробормотал участковый.
        По мере того как они продвигались дальше, шум воды становился все громче и громче. Майор посмотрел на часы:
        - Так - семь часов сорок три минуты. Дальше вы идете за мной. Не ближе пяти метров. Приготовьте оружие.
        Участковый хотел было возразить, но майор тихо сказал:
        - Шутки кончились, выполняйте приказ.
        Он сказал это таким голосом, что желание возражать сразу отпало. В свете фонарика участковый увидел, как майор медленно пошел вперед. В руках у него был какой-то предмет, который он достал из сумки. Участковый вытащил из кобуры пистолет и положил большой палец на предохранитель. Снимать с предохранителя сразу он не стал. Но майор замедлил шаг, и участковый все-таки опустил предохранитель вниз.
        Впереди они услышали рычание собаки. Собака рычала таким низким горловым звуком, который выражает крайнюю агрессию и означает, что собака сейчас бросится. Майор остановился, впереди ничего не было, но звук был слышен явно. Вдруг из-за выступа в стене действительно появилась собака. Она шла, низко опустив голову, обнажив клыки, и продолжала рычать. «Собака, это бывает»,- почему-то подумал участковый и понял, что стрелять он не может, потому что убьет майора.
        - Не подходите!- крикнул майор.
        Рычание собаки сорвалось в хрип, и она кинулась на майора. Его правая рука была вытянута вперед. Раздался какой-то непонятный металлический щелчок, и собака полетела на пол. Рык сменился жалобным поскуливанием, она задергала лапами, потом вытянула голову к майору и застыла.
        - Готов,- сказал спелеолог.
        - Не подходите!- еще раз крикнул майор и медленно, держа правую руку на весу, подошел к собаке.
        При свете фонарика было отлично видно, что посередине лба у собаки чернеет дыра, как будто ее ударили по голове топором. Глаза были открыты, но неживые. Признаков дыхания не было. Майор сделал им знак рукой подойти.
        - Готов,- еще раз повторил спелеолог.
        И участковый отметил про себя его наблюдательность, так как лежащая на полу собака была кобелем.
        - Откуда здесь собака?- спросил спелеолог.
        - Гораздо интереснее вопрос, откуда здесь итальянский мастиф? Такой щеночек в Москве рублей на пятьсот потянет. А в Ростове и его окрестностях, поверьте мне, ни одной такой собаки нет,- сказал майор.- Ну и чудненько! Вот и конец коридора.
        Они свернули влево. Участковый почувствовал, как по его спине катятся крупные капли пота.
        51.Утро на хуторе Усьман
        Было утро 6-го августа. Директор совхоза сидел в своем кабинете и проверял ведомости, парторг уехал в Багаевку. Сотрудники университета на поле убирали арбузы без особого энтузиазма в предвкушении скорого отъезда домой. На ферме мужики критиковали механика, который плохо наладил автодоилку. Фельдшер пил чай и отмахивался газетой от налетающих мух. Поэт лежал на кровати в джинсах, мрачный, и читал газету «Правда», про Иевлеву не было никакой информации уже третий день. И вампир тоже не попадался.
        Я, рассказывающий всю эту историю корреспондент (бывший, правда) районной комсомольской газеты, пил рассол, оставив поэта в покое, потому что он все равно не хотел ни с кем разговаривать.
        Итак, я пил рассол, который после вчерашнего помогал мне мало, и смотрел, как в беседке Елизавета Петровна красит себе волосы над большим эмалированным тазом с водой. Ее волосы должны были быть ровного цвета воронова крыла.
        Тогда я еще не знал, как много труда уйдет на то, чтобы собрать факты вместе, чтобы эта история сложилась в какое-то целое. Ну… что-то все равно придется додумывать, строить догадки, невозможно быть везде, все равно, как бы ты ни расспрашивал, всего тебе не расскажут. Но если ты знаешь пусть и не все, но многое, это становится частью тебя, ты начинаешь чувствовать целое. И тогда, даже если тебе расскажут какую-то заведомую выдумку, глупость какую-нибудь, мало ли что люди болтают… ты почувствуешь, что это не подходит к целому, выпадает из контекста. Значит, это неправда. Одна баба, например, мне рассказывала, что ей вампир предлагал жениться и на нее дом записать. Но она не согласилась, потому что от него у коровы молоко сворачивается. Другой мужик рассказал, что знает от вампира, где тут недалеко от хутора есть золотая жила. И он бы мог накопать себе, но вампир сказал: кто золото тронет, того петух заклюет. И я, говорит, боюсь, ну его на хер это золото, кто его знает, что он имел в виду. А еще другой мужик сказал по секрету, что этот вампир никакой не Фролов, а вставший из могилы эсэсовец и что
его ночью забрал КГБ.
        Поэт, конечно, очень помог, у него воображение, и вообще он психически ненормальный. Потом он хронический алкоголик, больной человек. А от больного до блаженного недалеко. Так что он видит и догадывается там, где я просто сижу и хренею, и не знаю, что делать.
        Я что? Я просто бухаю. А он бухает вдохновенно. Бухает, а сам все, что вокруг происходит, чувствует, и слышит, и понимает. Ну, может, он и врет, конечно, может, он и придумывает, но как-то это похоже на правду.
        Но про разговор командира кадрированного танкового полка подполковника Михаила Пушкарева со своим другом, полковником ГРУ Константином Пальчиковым из Москвы, мы точно не могли ничего знать. Но и выдумать этого мы тоже не могли. Значит, это нам стало известно позже, может, от Иевлевой, а ей от самого подполковника. Сейчас я уже точно не помню. Но вроде бы состоялся этот разговор примерно около шестого августа, на третий день после того, как она пропала вместе с вампиром. Разговор был такой:
        - Привет, Миша, это Костя.
        - О-о! Привет! Рад слышать,- ответил подполковник.
        - Я тоже рад тебя слышать. Но я к тебе по делу звоню. Ты, кстати, в Москву не собираешься?- спросил полковник.
        - Нет, пока не собираюсь. Ну, говори, что у тебя за дела?
        - У меня тут знакомые про твой хутор Усьман интересуются,- начал Пальчиков.- Они говорят, у тебя там какие-то интересные вещи происходят. Ты ничего не слышал?
        - У меня в полку все нормально, солдаты накормлены, концы в порядке, кругом чистота и тишина,- заверил Пушкарев.
        - Да я не про твой полк спрашиваю, а про хутор Усьман, слухи там какие-то ходят. Ты ничего не знаешь?- уточнил полковник.
        - Охренеть. И до вас дошло?- удивился Пушкарев.
        - Ну? Говори,- настаивал полковник.
        - Про вампира, что ли?- уточнил Пушкарев.- Ну, ходят такие слухи. А тебе зачем? Вы вроде бы фольклором не интересуетесь.
        - Так… чтоб ты знал. Мы всем интересуемся!- заверил Пальчиков.- Ты мне скажи, это, по-твоему, полная херня или что-то правда есть?
        - Да как тебе сказать…- замялся Пушкарев.
        - Значит, что-то есть,- ответил за Пушкарева полковник.
        - По-моему, полная херня, но что-то есть,- подтвердил Пушкарев.- Слухи ходят упорные. Но сам я, конечно, ничего такого не видел.
        - А что это за история с раненым солдатом?- спросил полковник.
        - Так в самоволку пошел, а участковый его принял за другого и сдуру подстрелил слегка из «макарова»,- объяснил Пушкарев.
        - Странная история,- сказал Пальчиков.
        - Участковый мудак и псих. У него пистолет забрали,- сообщил Пушкарев.
        - Ладно, хер с ним,- оставил эту тему полковник.- Это пусть прокуратура занимается, мне это по фигу. Слушай, я к тебе пришлю двух наших ребят. Ну, ты им там помоги, у тебя в совхозе есть знакомые. Нам эта история может быть интересна. Больно много там всего непонятного. Но это - строго между нами.
        - Правильно. Надо вампира завербовать, пусть он пьет кровь у мирового империализма, на хрен. А то совсем обнаглели,- засмеялся Пушкарев.
        - Я всегда говорил, что ты умный мужик,- сказал Пальчиков.- Забацаем вампирский спецназ… Давно мы водки с тобой не пили.
        - А ты приезжай сам, вот и выпьем,- пригласил Пушкарев.- Заодно с вампиром тебя познакомлю.
        - А что, может, и приеду,- почти пообещал полковник.
        - Ловлю на слове,- сказал на прощание Пушкарев.
        - Давай. Созвонимся,- попрощался Пальчиков.
        52.Иевлева и Фролов в подземном мире
        В это время, как потом выяснилось, майор Ершов, лейтенант Кононов, а также участковый, продевший себе ремешок от фуражки под подбородок, стояли у выхода из коридора в огромную пещеру, по дну которой текла река. Река была неглубокая, по ее берегу можно было идти вниз по течению.
        - Да, они пошли налево,- еще раз повторил майор.
        Майор был совершенно прав. Иевлева и Фролов здесь действительно повернули влево. Собака не бросалась на них, видимо, приняв за своих. На мальчика, который плакал в тоннеле, они вообще не обратили внимания, так как оба прекрасно понимали, что нет тут никакого мальчика.
        Их тела были совершенно нечувствительны к холоду и сырости. Темнота для них не существовала, потому что они отлично видели в ней. Абсолютная тишина, царившая здесь, не вызывала никакого чувства страха, потому что это был бы страх смерти, а он не боялся смерти, так как не был живым, а она не боялась смерти, потому что в ее теперешнем состоянии смерть представлялась ей слишком маловероятной.
        Они шли по берегу реки. Потом увидели лодку, сели в нее, оттолкнулись от берега и поплыли. Фролов сидел на веслах, но держал их на весу. Лодка и так плыла достаточно быстро, никакой необходимости править не было, лодка плыла так, как будто сама знала, куда плыть. В конце концов он положил весла вдоль бортов, руками оперся на лавку.
        - Откуда здесь лодка?- спросила она.
        - Вот чего не знаю, того не знаю,- ответил Фролов.
        - Это река мертвых?- строила догадки Иевлева.
        - Нет,- сказал он,- обычная подземная река, река мертвых намного ниже. Я ведь раньше ничего не помнил. Фельдшер меня спросил, как там, я стал вспоминать. Живым не нужно этого знать.
        - Почему?- удивилась Иевлева.
        - Живой иначе это видит,- объяснял Фролов.- Ему не нужно знать. Потому, что он понять все равно не сможет, но его это будет мучать.
        - Тогда почему ты хочешь показать это мне?- спросила Иевлева.
        - Ты можешь понять больше, чем обычный живой. Ты уже не обычный живой,- заверил ее Фролов.
        - Живая,- поправила Иевлева.
        - Ну да,- сказал он,- живая. И есть еще одна причина,- добавил Фролов.
        - Что же это за причина?- спросила она.
        - Я не буду спать у тебя в комнате на жердочке,- сказал Фролов.- Я не могу быть больше среди живых. Среди живых я быстро превращусь в дикого зверя. Я буду убивать людей. И чем больше я буду убивать, тем больше мне нужно будет. Это нельзя остановить. Я держался, сколько мог. Представь, как человек висит над обрывом и чувствует, что у него руки немеют. Я не могу больше висеть над обрывом. Я должен уйти.
        - Я с самого начала знала, что именно так все и будет,- вздохнула Иевлева.- Хоть по тебе ничего видно не было.
        - Когда я вернулся, я сначала был какой-то не в себе,- признавался Фролов.- Как в тумане. Плохо понимал, где я, что делаю. И у меня был голод, как у волка. С голодом нельзя бороться. Его можно победить, но через минуту он возвращается, становится еще сильнее, чем был… Но потом я встретился с тобой. Сначала не знал, что это меня изменит. Думал, буду просто приходить и потом, когда ты засыпаешь, буду пить твою кровь. Но ты стала меняться, и я стал меняться. Ко мне вернулась способность живого человека понимать, что делаешь.
        Фролов замолчал, Иевлева слышала тихий плеск воды, рассекаемой носом лодки.
        - Сначала люди были для меня просто как мешки с едой,- продолжал Фролов.- Потом снова стали людьми, я стал осторожнее. Научился не набрасываться, понял, как не оставлять следов. Я пытался говорить с ними. Приходил к директору, говорил с подполковником-танкистом. Но я всегда понимал, что это все только на время. Что все равно надо будет уйти, иначе случится со мной что-то жуткое. Такое, что только представишь, и дурно делается.
        Иевлева вдруг поймала себя на мысли, что ей трудно поверить в то, что он говорит: до такой степени он был не похож на мертвеца, вампира, а выглядел как совсем обычный человек.
        - Ты добрая, и это мне передавалось,- объяснял Фролов.- Ты мне это внушала, мертвые очень поддаются внушению. А вчера я почувствовал злобу тех двоих. И если бы не ты, я б их убил. И уже бы потом пошло… Никто бы не мог меня остановить.
        Он посмотрел на нее, ничего не изменилось в его лице. На нем не появилось никаких гримас, но вдруг она поняла, что да, он мертвый, он вампир и все, что он говорит, чистая правда. Не в том дело, что раньше она этого не знала, а в том, что да, именно так вампиры выглядят.
        - Но я теперь все понимаю, я бы понимал, что я делаю,- признался Фролов.- И все равно бы это делал. Понимал бы, что нельзя, и все равно бы делал. В конце концов я бы убил и тебя. Я знаю, у тебя хватит сил не пойти за мной. Туда, куда я пойду, тебе не надо ходить. Но я не хотел просто пропасть - и все. Я хотел, чтоб мы попрощались.
        Лодка поплыла медленнее. А потолок ушел так высоко, что перестал чувствоваться. В этом месте воды подземной реки вплывали в озеро, такое большое, что берегов его не было видно.
        - Значит, я провожаю тебя?- спросила она.
        - Да, ты провожаешь меня, ты вернешься наверх.
        - Одна?
        - Это нетрудно, я покажу дорогу,- ответил он.- Ты изменишься,- продолжал он,- люди меняются. Но ты уже никогда не будешь такой, как раньше. Ты не разучишься видеть в темноте.
        Она слушала его и понимала, что возразить тут нечего. Что это и есть судьба.
        - А ты будешь вспоминать обо мне?- спросила Иевлева.
        - Не знаю,- сказал он.- Если я буду вообще что-то вспоминать.
        Ей не хотелось расставаться с ним, но неизбежное расставание не вызывало у нее отчаяния, тоски, боли, как это бывает при расставании у обычной земной женщины.
        - Далеко еще?- спросила она.
        - Да, довольно далеко,- ответил он.
        - Это хорошо,- сказала она.- А скажи, на той реке действительно есть перевозчик?
        - Там много перевозчиков,- объяснил Фролов.
        - А у кого-нибудь из них есть трехголовая собака?
        - Трехголовая собака! Скажешь тоже!- засмеялся Фролов.
        Лодка выскользнула из пещеры, по дну которой текла река. Теперь они плыли по воде, поверхность которой была совершенно гладкой. Никаких звуков, всплесков, журчаний… Даже лодка шла по воде совершенно беззвучно. Непонятно было, движется она или стоит на месте. Но оказалось, что все-таки движется, хоть и довольно медленно. Показался берег, и лодка ткнулась в него несильно, почти неощутимо. Они вышли на камни, лодка осталась у берега. Не было ни ветра, ни течения, ни волн, чтобы она отплыла. В темноте вода казалась черной, как чернила.
        - Смотри,- сказала она,- такая большая вода, ровная, как стекло.
        Она взяла камень, размахнулась и бросила в воду. Раздался всплеск, и по воде пошли круги.
        - Когда последний раз по этой воде шли круги?- спросила она.- Сто лет назад? Миллион лет назад?.. Мы спешим?
        - Нет,- ответил он.- Нам спешить некуда.
        - Тогда давай посидим здесь на камне,- предложила Иевлева.
        Они сели рядом.
        - Знаешь,- сказала она,- пока твое тело чувствует, пока живет той жизнью, которая ему доступна, еще раз, последний раз… Мне совсем не страшно. Я знаю, что тебе нужно. Возьми, я сама тебе предлагаю.
        По его лицу прошла судорога. Он встал перед ней на колени, взял ее руку и приложил ко рту. Она не отнимала свою руку, а другой гладила его волосы.
        53.Группа Ершова идет по следу
        Майор внимательно всматривался в темноту, такую неестественно плотную, что, казалось, пока он всматривается в нее, она всматривается в него. Он не спешил продолжать путь. Участковый достал сигареты, вспыхнув спичкой, закурил. Майор машинально, думая о своем, взял у него сигарету изо рта, потушил о стену и выбросил куда-то в сторону. Он негромко сказал:
        - Там, в темноте, вам не видно, а я вижу, написано - у нас не курят.
        - У них не курят,- пробормотал участковый,- ладно, потерпим.
        - Боря, сколько у вас запасных батареек?- спросил майор.
        - На сорок восемь часов для двух фонариков,- отозвался спелеолог.
        - Еда?
        - Шесть плиток шоколада, товарищ майор.
        - Вы уверены, что хотите идти дальше,- спросил участкового майор,- у вас нет опыта работы в таких условиях, я думаю, вам лучше вернуться.
        - Я еще мальчишкой по пещерам лазил,- ответил участковый,- у меня опыта больше, чем у вас.
        - Вполне возможно, я в пещере первый раз в жизни,- согласился с ним Ершов.- Но вы ведь понимаете уже, что это не совсем обычная пещера?
        - А я крещеный,- неожиданно сообщил участковый,- меня бабка в Ростов возила крестить.
        - И что?- спросил майор.
        - Меня ангелы охраняют, поэтому меня Фролов боится,- объяснил участковый.
        - Да,- отозвался майор,- ну, боится - сильно сказано, но, представьте себе, отчасти вы правы. Тогда, может, вы вернетесь, Борис?
        - Я права не имею, товарищ майор. У меня приказ: под землей от вас ни на шаг. Пусть участковый возвращается, это не его работа.
        - Я с вами согласен,- сказал майор.- Но, как ни странно, он как раз действительно может понадобиться. За нами спустятся сюда?
        - Обязательно,- отозвался спелеолог.
        - Тогда оставьте им отражатель и прикрепите к нему вот это,- майор вырвал листок из блокнотика и что-то на нем написал.
        - Так точно,- ответил спелеолог и пошел приклеивать отражатель к стенке коридора.
        - Подождите меня здесь,- сказал майор участковому,- я сейчас вернусь.
        Он отошел на несколько шагов, выключил фонарик и скрылся в темноте. Участковый остался один. И хоть он и храбрился, и вспоминал про охраняющих его ангелов, ему стало не по себе. Он вообще был не из пугливых, и к тому же на портупее висел верный «макаров», но темнота смущала его, внушала растерянность. Впрочем, спелеолог почти сразу вернулся. Он спросил:
        - Где майор?
        - Отошел на минутку,- ответил участковый.
        - Куда?
        - Да откуда я знаю, может, он до ветру отошел.
        - Я спрашиваю, в какую сторону?
        - В сторону?- переспросил участковый и вдруг понял, что он не только не понимает, в какую сторону пошел майор, он вообще не понимает, где здесь какая сторона.
        - Стой здесь,- сказал спелеолог,- я должен его найти.
        - Да он сейчас придет,- предположил участковый.
        - Уже пришел,- отозвался майор, подходя к ним и включая фонарик.- Повесил отражатель?
        - Так точно, повесил,- доложил Борис.
        - Ну и чудненько,- он вырвал еще один листок из блокнота, написал на нем что-то и прочитал написанное:
        - Я, участник патрулирования пещер под озером Дарьинка 6 августа 1981 года, обязуюсь все, что стало мне известно и чему я стал свидетелем при патрулировании, держать в строгом секрете и не разглашать, за что несу ответственность перед военной прокуратурой СССР как за невыполнение приказа в боевой обстановке. Срок действия секретности неограничен.
        - Вопросы есть?- спросил он и сам ответил: - Вопросов нет. Фамилия, имя, отчество, дата, подпись.
        Спелеолог и участковый подписали бумагу, майор сложил ее вдвое и спрятал в планшет. Потом сказал:
        - Воду из реки можно пить, если что. Шоколад лучше экономить,- он выключил свой фонарь, снял и протянул его спелеологу.- Запасной, спрячьте. Я и так все вижу. Идем вниз по течению реки. Все коридоры по пути отмечать отражателями. Смотреть под ноги, избегать травм.
        - Обижаете, товарищ майор,- сказал спелеолог.
        - Я не вам,- отозвался майор.
        - Понял,- сказал участковый.
        - Тогда шагом марш, так сказать,- и майор направился в темноту.
        54.Воровские бабки
        Они шли несколько часов. Никаких тоннелей, уходящих в сторону от пещеры, по дну которой текла река, они не обнаружили. Потом пещера закончилась, и они вышли к подземному озеру. Оно казалось очень большим, свет фонаря не достигал другого берега, терялся в темноте. Спелеолог достал из сумки другой фонарь, который светил от динамо-машинки, ручку которой надо было прижимать и отпускать в ладони. Он пожужжал ручкой, и сноп света выхватил из темноты поверхность воды, неподвижную и как будто масляную, устремившись вперед, и рассеялся постепенно, смешиваясь с темнотой там, где должен был быть другой берег, но не достигая этого берега. А высоко, метрах, наверное, в десяти над водой, в круглое пятно света попадал каменный потолок.
        Спелеолог пришел в ужас от этого озера. Он стал говорить, что на этом уровне такого озера быть не может. Что это абсурд какой-то. Что такие водоемы бывают намного глубже. Что пещера, по которой они сюда пришли, должна была спускаться намного более круто. А тогда река бы по ней текла с большой силой и ревела бы. А мы там разговаривали и спокойно друг друга слышали. И что этого вообще не может быть. Майор выслушал, предложил успокоиться и вообще сделать привал. Сказал, что, наверное, спелеолог стоит на пороге открытия и ему надо волноваться по этому поводу положительно, а не отрицательно. И так далее… Сделали привал, отдохнули. Съели на троих плитку шоколада, запили водой из озера.
        - Извините, товарищ майор, я хотел у вас спросить: что это за устройство было у вас в руке, когда вышла собака?- спросил участковый.
        - Это новая разработка для десанта,- ответил майор.- Пружины выбрасывают стальное лезвие, которое летит, вращаясь. На расстоянии семи метров пробивает человека насквозь. Специально для меня лезвия сделали серебряными со стальной пластинкой.
        - А почему серебряные?- спросил участковый.
        - Во-первых, серебро тяжелее, что увеличивает дальность полета и ударную силу,- объяснил Ершов,- а во-вторых, это дань древним суевериям. Считается, что серебро нейтрализует энергию неживых существ.
        - Против вампиров, что ли?- уточнил участковый.
        - Ну, вроде того что да,- ответил Ершов.
        Привал закончился, и они пошли дальше. Спелеолог обследовал стены и вскоре нашел вход в коридор, пол которого полого шел вниз.
        Коридор был высокий, идти можно было, держась прямо. Майор уверенно пошел по нему. Через некоторое время коридор раздвоился. Спелеолог повесил отражатель, указывающий направление, и они пошли дальше. Потом майор замедлил шаг, внимательно изучая стены коридора. Потом зашел за какой-то выступ и оттуда раздался его голос:
        - Ни с места! Руки чтоб я видел!
        Участковый и спелеолог кинулись за ним. За выступом была небольшая пещера, в которой стояли деревянные ящики, на одном из них сидел пожилой мужик в ватнике, руки он держал перед собой.
        - Пронюхали менты,- сказал мужик горько,- сначала собачку мою тово, потом и за мной пожаловали.
        - Как же ты такую собаку без намордника пускаешь? А покусает кого?- майор ласково прищурился.
        - А пусть не ходят, где не надо,- отозвался мужик.
        - Ну, давай,- сказал майор,- показывай. Что там у тебя в сундуках?
        - Общее, трогать нельзя,- сказал старик,- на дне моря найдут.
        - Это я сильно испугался,- проговорил майор, открывая ящик. Ящик был до самого верха наполнен советскими деньгами.
        - Давно ты это охраняешь?- спросил майор.
        - С пятницы,- съязвил старик.
        - У-у-у!- удивился майор,- давно. И что с тобой делать?
        - Бери по сто тыщ на рыло и дорогу сюда забудь,- предложил мужик.
        - Давай по сто пятьдесят,- ответил ему майор.
        - Что раскатал губу? Хватит с вас по сто,- не соглашался мужик.
        - Нам еще с начальством делиться надо, а как же?- майор стоял на своем.- По сто - нам вообще почти ничего не останется.
        Майор задумчиво разглядывал пачку денег, которую держал в руках.
        - Да, плохи ваши дела. Разжалобил ты меня,- сказал старик.
        - У вас смотри как много,- показал майор,- вон сколько. По сто пятьдесят для вас немного. Давай соглашайся.
        - Подавишься,- ответил старик.
        - А откуда столько? С поезда в Новочеркасске, а?- неожиданно спросил Ершов.
        - Будешь много знать - скоро состаришься,- разозлился мужик.
        - С поезда, а?- сказал майор как-то задумчиво,- Петренко с подельниками расстреляли, а денег так и не нашли. А они вот, оказывается, где.
        - А это не твоего ума дело, начальник,- перебил мужик.- Что да откуда. Бери по сто пятьдесят, ладно, хер с тобой, и дуй отсюдова.
        - Ты-то сам кто будешь?- спросил майор.
        - Я-то? Хрен субботний,- процедил мужик.
        - А почему субботний?- удивился майор.
        - А хрен в субботу не выходит на работу,- ответил мужик.- А в воскресенье плавает в бассейне.
        - Что-то ты, дед, расхвастался,- Ершов улыбался.
        - Разрешите мне допросить,- предложил участковый.
        - Отставить,- тут же отозвался майор. И, обернувшись к старику, сказал: - Так что? Будем запираться или будем сознаваться?
        - Вот как ты, мент, заговорил?- недовольно произнес мужик.
        - А тебе что?- объяснил Ершов.- Тебя только можно судить, что ты деньги не отдал. Так два года условно максимум. Тем более ты старый, судья тебе много не даст. А за ограбление срок давности пять лет прошел.
        - Какой - пять лет?- удивился старик.
        - Такой - пять лет,- передразнил майор.- Ограбление произошло в августе 1953 года. А сейчас знаешь какой год?
        - Ну какой?- прищурился старик.
        - А ты про денежную реформу слышал?- спросил майор.- Выпустили новые деньги. Твои-то деньги теперь - бумага. Ничего на них не купишь, только погоришь.
        - На пушку берешь, начальник,- не поверил мужик.
        - Да? На, посмотри!- Майор достал из кармана кошелек, порылся и протянул старику пятерочку.- Видишь, какие теперь деньги ходят?
        Старик долго разглядывал бумажку, потом сказал:
        - Туфту втираешь, начальник.
        - Боря, покажите ему деньги, есть у вас? И вы тоже,- попросил майор.
        Участковый протянул трешку, спелеолог - рубль.
        - Ну что,- спросил майор,- видел ты такие деньги?
        Старик рассматривал денежные знаки. Вдруг он подбросил их в воздух и кинулся на майора.
        Ни спелеолог, ни даже участковый никогда такой драки не видели. Участковый бросился на помощь, но старик отмахнулся как бы между делом, и участковый от полученного удара чуть не потерял сознание. Придя в себя, он выхватил из кобуры пистолет.
        - Отставить!- успел крикнуть майор.
        Участковый видел разные драки. Во многих он и сам принимал горячее участие. Но чтоб было вообще непонятно, как вмешаться, как помочь, с какой стороны подойти…
        Клубок. Где, кто - непонятно. Движения как в ускоренной киносъемке. Вот ни за что нельзя было подумать, чтоб этот интеллигент из города мог так драться. Шпана уличная снимает шляпу, а лучше шпаны - известное дело!- не дерется никто. Но если шпана ростовская дерется на смерть каждый день, то майор должен был бы так драться два раза в день.
        Кто он вообще такой, этот майор, почему он выражается, как студент, а дерется, как шпана? Почему он носом тянет и знает, куда идти? Почему он в темноте все видит, как кот? Почему он ничего не боится? Ни живых, ни мертвых не боится. Куда он нас ведет под землей? Чего он хочет, он ничего не говорит.
        А старик? От таких ударов у него кости должны рассыпаться, как спички из коробка. У него вместо головы должна быть железная кастрюля. Охренеть! А главное, что делать?
        Участковый не понял, каким захватом майор повалил старика на пол и куда он давил локтем, но старик захрипел, захрипел и сиплым голосом выхрипел:
        - Это хорошие деньги!..
        - Не подходить!- крикнул майор, продолжая давить локтем так, что у старика заходили ноги ходуном, он еще пытался вывернуться, куда-то дотянуться, подсечь, но у майора хватка была железная.
        Это продолжалось долго. Так долго, что у участкового зашевелилось даже что-то вроде жалости к старику.
        Наконец, старик стал затихать, он лежал без движения, а майор, опять крикнув: «Не подходить!»,- продолжал давить старика. Потом в его руках оказалась опять эта железка, раздался резкий щелчок, и старик вытянулся точно так же, как вытянулась до этого в каменном коридоре его собака.
        Майор встал, ни слова не говоря, вышел из комнаты-пещеры, и тогда участковый увидел на полу за ящиками скелет, обтянутый высохшей кожей, в каких-то лохмотьях…
        Участковый вышел к майору, майор был страшен.
        - Они его заперли с этими деньгами,- сказал майор,- чтобы он их сторожил.
        На петлях у входа в комнату участковый увидел остатки истлевшей двери…
        55.Планы группы Ершова
        Участковый потом говорил, что больше всего его под землей мучила сырость. Несмотря на усталость, есть, как ни странно, не хотелось. Даже пить не очень хотелось, один раз только попил из подземной реки. Холодно тоже особенно не было, примерно как в погребе. Жить можно. Но сырость, от которой одежда начинала прилипать к телу, это было хреново.
        Счет времени потерялся быстро. Командирские часы «Восток» ошалели, то они, казалось, стоят, то час проходит как минута, часовая стрелка прямо видно, как ползет, бодро так ползет, почти как секундная.
        Со спелеологом началось что-то вроде истерики, его трясло, и он не то вскрикивал, не то взлаивал:
        - Что это за старик?! Что это за собака?! Откуда озеро?! Что это такое?!
        Майор держал его за руку, говорил:
        - Боря, придите в себя! Ничего страшного, собака осталась от итальянского офицера еще с войны. К старику тут под землей приблудилась. Они оба не совсем живые, но это нестрашно, так бывает. Ничего плохого с нами не случится, поверьте мне. Надо только соблюдать осторожность, и все будет хорошо.
        Потом на газовой горелке спелеолог кипятил воду. Они пили чай с какими-то травами. Тоже спелеолог заварил. Майор пытался что-то объяснить:
        - Они - копии живых, у них есть тело, они чувствуют и действуют как живые. Но у них нет сознания в нашем смысле слова, их психика не может переживать настоящий момент, отделяющий прошлое от будущего. А именно это переживание - ощущение настоящего - фокусирует для нас все наше существование. Это время, в которое мы осознаем себя, миг, но в этот миг наши ощущения выстраиваются в последовательность. А у них нет такой способности. Они мыслят обрывками реальности, островками времени. Их сознание удерживает какие-то события и то, что происходит сейчас или почти сейчас. Ну… пять минут назад. Островки. Мы что-то похожее переживаем во сне. Человеческое существо - это материализовавшийся опыт. Они - материализовавшаяся эмоция. Как это происходит, никто не знает. Но им для поддержания своей телесности надо переживать очень сильные эмоции. А самая доступная - переживание страха и страдания другого человека. Поэтому, вступая в контакт с людьми, они превращаются в каких-то монстров, маниакальных убийц, людоедов. К счастью, это происходит очень редко.
        - А если происходит все-таки?- спросил участковый.
        - Так на то она и советская милиция, чтобы защищать граждан,- отозвался майор,- отлавливаем понемногу, к стенке ставим.
        - За нами должна группа идти,- вставил вдруг спелеолог,- может, подождать их?
        - Мы не знаем, сколько времени им бы понадобилось,- объяснил майор,- может, день, может, год. У меня часы на руке с ума сошли. Или это с нами что-то странное происходит, и мы иначе чувствуем время.
        - Как это?- переспросил участковый.
        - У нас пропадает чувство времени, воспитанное нашим опытом,- объяснил Ершов.- Вы стоите на трамвайной остановке. Ждете трамвая. Трамвай приходит через пять минут. У вас есть внутренние часы, вы привыкли к тому, что ощущаете реальное течение времени. Вот вы стоите и ждете, когда это время пройдет. Это отбивают секунды ваших внутренних часов. Вы это воспринимаете как ожидание. Вы это ожидание переживаете. Например, вы испытываете скуку, вам хочется, чтобы трамвай пришел скорее. Это действует сформированный опытом психический механизм. Если этот механизм выключен, вы можете не ощущать времени, оно проходит для вас моментально. Вы смотрите на часовую стрелку и видите, как она ползет, как будто это секундная стрелка. Или наоборот, секундная стрелка стоит.
        «Мысли мои читает»,- удивился про себя участковый.
        - Группа за нами не пойдет,- продолжал майор.- Я им оставил приказ - возвращаться. Слишком опасно для них.
        - А для нас?- спросил спелеолог.
        - А для вас не так опасно, пока я с вами,- заверил Ершов.
        - А мы в психушку не попадем, когда выйдем?- спросил спелеолог.- А то я никогда с чем-то таким не сталкивался, а я под землей не первый раз.
        - В психушку постараемся не попасть,- ответил майор.- Но сначала надо здесь закончить дело. У меня приказ защитить население от явлений паранормального порядка. А я приказы привык исполнять.
        - Мы догоним их?- спросил участковый.
        - Думаю, да,- ответил майор.
        - И что мы сделаем?- уточнил участковый.
        - Его придется, если это возможно, нейтрализовать,- сообщил майор.- А ее вернем просто наверх.
        Они шли гуськом по коридору, ведущему все глубже вниз. Участковый шел последним.
        «Да,- тосковал он,- конечно, так я и поверил тебе. Сам-то ты - кто? Не один ли из них?.. Человек ты или какая-то, хрен, копия телесная, что ли?.. Нейтрализовать, вернуть… Застрелишь же ее, как ту собаку. Рука не дрогнет, секунды не задумаешься. Нас-то со спелеологом можно вообще не стесняться, мы бумагу подписали…»
        56.Тоска парторга
        Участковый тосковал, но тосковал не один он. Высоко-высоко над ним, там, наверху, шесть километров по проселочной дороге и направо, при въезде на хутор опять направо, мимо магазина и клуба, через площадь, в административном здании совхоза Усьман, на втором этаже в своем кабинете, просто до одури тосковал парторг. Он тосковал так, что под ложечкой сосало, как от голода.
        Пальцы на столе перебирали документы, рука снимала телефонную трубку и откладывала ее, очень хотелось водки. Но присутствовала ясность: сейчас, вот именно сейчас, пить ни в коем случае нельзя - не тот момент! Если в таком положении тебя застанут пьяным, тебя не только выгонят из партии, парторг, тебя выгонят отовсюду, откуда только можно выгнать живого человека. Тебя не пустят никуда, тебя даже в туалет не пустят, ходи под кустом.
        А тосковать парторгу было от чего. Во-первых, пропала сотрудница университета Иевлева Тамара Борисовна. Ее не было дома, в городе, у знакомых, ее никто не мог найти, как будто бы она провалилась сквозь землю.
        А поскольку патрульные милиционеры признались все-таки, что видели ее с вампиром - а они были последними, кто ее видел,- возникали самые, так сказать, нехорошие предчувствия.
        Но дело не только в предчувствиях. Дело в том, что ректорат университета в ссоре с областным партийным начальством. У ректора лично высокие связи в Москве, где он когда-то занимал очень и очень высокий пост. В провинцию на должность ректора Ростовского госуниверситета он попал фактически в ссылку, когда потерял влияние. Это все было давно, но связи остались. И теперь он может использовать эту дикую ситуацию с вампиром против областного комитета партии. Как пример плохой работы областных партийных органов. Но появление вампира - это не просто плохая работа партийных органов… Это… это… уже или преступная халатность, или прямое вредительство. Это же надо понимать, что это такое. Это не пьянки там гулянки. Это не «помидоры не убрали». Это даже не драка в клубе после партсобрания. Это… это вампир! Понимаете вы или нет?!
        Ладно, пока это ЧП районного масштаба. Но с пропажей преподавательницы РГУ (Ростовский государственый университет) это уже ЧП областного масштаба. Значит, под ударом непосредственно товарищ Хорошеев, секретарь Багаевского райкома. А с учетом связей ректора РГУ в Москве это завтра станет ЧП всесоюзного масштаба. И тогда под ударом окажется секретарь обкома партии! Товарищ Бондаренко! Тут парторг встал из-за стола и сделал несколько кругов по своему кабинету. Но не помогло.
        А теперь ответим на вопрос: кто подвел доверие товарищей? Кто сорвал и комсомольскую, и партийную работу в местной ячейке? Кто развел все это болото? Кто довел до появления вампира? Так это же Стрекалов, секретарь парторганизации совхоза. Да что же это за коммунист такой, этот Стрекалов? Что он, вообще мышей не ловит? Что он, охуел совсем, этот Стрекалов? Парторг тупо посмотрел на себя в зеркало и с отвращением отвел взгляд. Хотел закурить - сигареты кончились.
        Пропала ценный сотрудник, всеми любимый и уважаемый, молодой ученый, одна только радость, что не член партии! Москва, наверное, спрашивает с обкома партии, обком партии адресует вопросы райкому, но уже поскрипывая зубами. А райком адресует вопросы парторгу, но уже не поскрипывая зубами, а плюясь слюной, рыча и матюкаясь.
        Парторг сначала держался, но потом сник, обмяк, руки у него опустились, глаза потухли, душевные силы подошли к концу, и он хотел двух вещей: умереть и выпить водки.
        Но это было еще не все. Причем далеко не все.
        Приехавший из Ростова майор, в тот же вечер вызвонивший еще одного сотрудника из Областного управления, взял с собой участкового и с этим сотрудником и участковым вместе тоже куда-то пропал. Причем прошло уже двенадцать дней: ни участкового, ни майора никто не видел. Про этого сотрудника я уже не говорю! Люди пропадают и потом не находятся. В совхозе Усьман появился Бермудский треугольник, и никто, ну, вообще никто не знает, где этот треугольник может быть.
        Правда, приезжала какая-то группа из Управления милиции. Куда-то они ездили, вроде бы в сторону Дарьинки. Но ничего не нашли. И уехали какие-то пасмурные. Забрали машину майора, наверное, у них были ключи. Где были, что видели, парторгу не сказали.
        Но тоже районная милиция звонила и сказала, что начальство в бешенстве, поскольку парторг развел в совхозе нечистую силу. И вот это было как раз верхом несправедливости. Потому что с тех пор, как они все исчезли, прошло двенадцать дней.
        И это были первые двенадцать дней за все лето, когда информируемый по своим каналам парторг знал, что никто в селе не видел Фролова, а Фролов и был единственной нечистой силой, которую «развел парторг».
        Но если как раз нечистая сила пропала, какие могут быть претензии к партийной организации совхоза, разве что из-за попа, который опять приезжал, опять все брызгал, опять молился. И, как потом узнал парторг, был очень горд своей победой над лукавым.
        За все это предстояло нести ответ.
        Что делать с детьми, опять непонятно. Возвращать их из лагеря все-таки страшно. Директор совхоза смотрит косо, секретарь райкома не называет больше парторга Егором Ильичом, а говорит официально-холодно: «товарищ Стрекалов» или неофициально «ебаный ты мудак». А это и по-человечески, и по-партийному обидно.
        Но, главное, что парторг может сделать? Ходить их искать по кустам, по лопухам? Но это ж бесполезно. Уж за двенадцать-то дней хотя бы кого-то из них в селе бы увидели, значит, их здесь нет. А если их нет в селе, то почему спрашивать с парторга. Парторг отвечает за село, а если людей в селе нет, как он может отвечать?
        Вдобавок ко всему на хуторе появилось диссидентское движение в лице бывшего журналиста газеты «Семикаракорский комсомолец», выгнанного из газеты за идеологические просчеты. Выгнанный, он поселился на хуторе у своей дальней родственницы, учительницы начальных классов, и стал страшно бухать. Ну бухал бы он себе и бухал, как говорится, употреблять спиртные напитки у нас не запрещено, хотя и не поощряется. Но он, гад, не просто бухает, а распространяет при этом, во-первых, вредные слухи о конце света. Вредные пессимистические слухи о какой-то катастрофе, которую якобы предвещает появление вампира. С нехорошим религиозным душком кричит про какое-то наводнение или даже войну.
        Во-вторых, он утверждает, что советским людям не нужна свобода. Что свобода их погубит. А это уже не шуточки про конец света, это, блядь, противоречит основам марксистско-ленинской идеологии, и за такие слова надо отрывать башку. Но как оторвать ему башку, если он не член партии, не комсомолец и в совхозе не работает? В такой ситуации отрывать ему башку должна милиция. Но участковый же пропал. Провалился под землю в Бермудский треугольник. Другая милиция из района на хутор ехать не хочет, боится нечистой силы. Раз на хуторе менты бесследно пропадают, никто ж не поедет.
        Хотел с мужиками поговорить, может, его мужики образумят, а они, алкоголики, говорят, мол, он наш, хуторской, он правду говорит, за что его бить?
        Так он, сволочь, завел себе дружка. Какого-то бомжа из Ростова, который говорит, что он - поэт, и пьет каждый день вино.
        И вот еще - приезжает на хутор журналист из «Вечернего Ростова» писать фельетон про религиозные слухи, чтоб по ним ударить областной газетой. Но, попав под влияние этих двух, сам стал диссидентствовать, что в совхозе ездят грузовиком по живым помидорам и это, видите ли, бесхозяйственность.
        Директор приказал журналиста из села гнать, весь гараж лишил премии, а шоферу и бригадиру обещал собственноручно набить морду. Тут важен сам факт обещания, а не его исполнение, конечно.
        Да… разболтались люди, ничем хорошим это не кончится. А гайки закручивать все труднее и труднее. Журналист в Ростове протрезвел и все-таки написал про религиозные слухи, но как-то беззубо написал. Слова вроде правильные, а чего-то не хватает. Чувствуется, что он сам не верит в то, что пишет.
        От таких дел по ночам не спится, глаза стали красные, и фельдшер сказал… у тебя, говорит, наверное, скоро будет инсульт. Успокоил!..
        Телефон зазвонил неожиданно, как нарочно, чтобы вызвать инсульт. Парторг схватил трубку. Звонили из райкома. Парторг внутренне сжался, готовясь к очередной порции ужаса. Но первый отозвался голосом неожиданно бодрым:
        - Нашлись!- сообщил он.- Звонили из милиции в Аксае. Как они там оказались, пока непонятно. Женщина жива-здорова. Майор ранен. Но жить будет. Вроде бы с явлениями, сам знаешь какими, покончено. Участковый твой в порядке, психует, но это пройдет. Они все в больнице. Под наблюдением. Говорят, вышли из-под земли. Херня какая-то. Но все живы - это главное. Напейся сегодня, парторг. Нашлись!
        57.Три мужичка-упырька
        Фролов и Иевлева не знали, что за ними идет милицейская группа особого назначения, никуда не спешили, хотя особенно и не задерживались.
        Прошли подземным коридором, в котором милиция, идущая за ними следом, обнаружит старика в ватнике. Но не обратили на этого старика никакого внимания. Может, вокруг них были еще какие-то существа. Фролов и Иевлева не заговаривали с ними или просто не замечали их, спускаясь глубже и глубже по коридору. Они были сосредоточены друг на друге.
        Только при выходе из тоннеля Фролов взял ее за плечо и движением головы обратил ее внимание на скрытую в темноте нишу. В этой нише на каменной полке лежал воин, в шлеме, в кожаных доспехах, с прямым мечом на груди. Он был огромный. Не меньше пяти метров роста. Спал он или был мертвый? На всякий случай, Фролов приложил палец к губам, и мимо этой огромной лежащей фигуры они прошли, стараясь ступать особенно неслышно.
        Когда они вышли из каменного коридора, Иевлева спросила:
        - Что это было?
        Фролов ответил, что в народе говорят, будто когда-то здесь жили великаны, почему-то их называют Адамами, их скелеты находят иногда глубоко в земле, но очень боятся их, всегда складывают в мешок с камнями и бросают в реку. А иначе скелет обрастет мясом и поубивает всю деревню.
        - В старинных книгах тоже описаны такие люди,- отозвалась Иевлева,- титаны.
        Они шли теперь берегом небольшой реки и увидели впереди горящий костер и трех мужчин вокруг костра. Расстояние от стенки до берега реки было всего несколько метров, так что пришлось пройти буквально рядом с костром. Их окликнули. Пришлось остановиться.
        Композиция с мужчинами вокруг костра немного напоминала известную картину Василия Перова «Охотники на привале», но те вроде были помещики, а эти, подумала Иевлева, простые мужички. Они перекидывались шутками, пересмеивались и перемигивались.
        - Посидите с нами у костра!- предложили мужички.
        - Можно посидеть, отчего ж не посидеть,- согласился Фролов.
        - На охоте всякое бывает,- сказал один из мужичков.- Иной раз добыча попадается сразу, а иной раз так и проходишь всю ночь. Вот у меня случай был. Пошли мы с кумом на охоту. Кум у меня тоже охотник, такой же, как я. Идем, прямо утка у нас из-под ног взлетает.
        Двое его знакомых прыснули в кулак, хотя Иевлева и не понимала, что такого смешного он сказал.
        - Кум выстрелил да промахнулся. А я выстрелил да попал. Упала уточка да человечьим голосом и говорит: «Не ешьте меня, люди добрые, я вам службу сослужу!»
        Пока он рассказывал, его товарищи давились со смеху.
        - И что ж это за служба?- спросил Фролов.
        - Ты слушай, мил человек, слушай!- продолжал мужик.- «Я вам службу сослужу, вы меня не ешьте, а когда после полуночи луна на небо взойдет, я себе полечу, а вы ступайте за мной. Приведу я вас к пещере, а в пещере той клад зарыт, много золота, много серебра, камней драгоценных и не сосчитать». Послушались мы с кумом, дождались полуночи. Уточка-то летит, а мы за ней поспеваем.
        - Как это она у тебя подстреленная летит?- спросил Фролов.
        - А ничего,- ответил мужик,- оклемалась и летит. Хватит ржать, господа хорошие,- обратился он к своим товарищам, но те опять засмеялись от такого его замечания.- Дайте людям историю рассказать!.. Ну вот, приходим мы с кумом в пещеру. Видим, а в пещере сундуки кованые, полные всякого добра. Обрадовались мы с кумом. Поедем мы теперь в город. Будем мы богатые. Слуги нам будут служить, а мы будем водку пить и веселиться. Взяли мы и на радостях подстрелили эту уточку, пожарили на костре и съели. Утром просыпаемся - ни сундуков, ни добра. Видишь, мил человек, какая была уточка, хотела нас обмануть!..
        - Ну вот мы посидели,- сказал Фролов,- историю твою послушали. Ну и бывай здоров, добрый человек, а нам пора!
        - Куда же вам пора? Ай спешите куда?- спросил мужичок.
        - Да нет, не спешим, а и задерживаться нам не нужно, у нас дело есть,- объяснил Фролов.
        - Да знаем мы, какое у тебя дело! Вон твоя уточка, такая теплая вся! Может, с нами поделишься? А то мы так сидим у костра, темнота вокруг - и никого!- предложили мужички.
        - Чем это я поделюсь?- удивился Фролов.
        - Да ты не лукавь - мы ведь все видим, все понимаем, свой свояка видит издалека!- заулыбался мужичок.- А тут на всех хватит!- он посмотрел на Иевлеву и жадно сглотнул.
        Иевлеву тоже почему-то эта ситуация смешила. Она, конечно, не давилась со смеху, как придурковатые товарищи рассказчика, а улыбалась довольно сдержанно. Фролов спросил:
        - Так вы чего, мужики, по этой части?
        - Да по этой, по этой,- отозвались мужики.
        - Кровь, стало быть, пьем?- спросил Фролов.
        - Пьем понемногу, мил человек, пьем, когда есть,- признались мужички.
        - Что, наверх ходите?- уточнил Фролов.
        - Наверх не ходим, силы уже не те,- признались мужички.- Тут сидим, ждем, авось кто мимо пройдет. Вот и дождались! Спасибо тебе, мил человек, а то мы уже давно ждем.
        - Вот ты скажи,- спросил Фролов,- как ты такой стал? И как вы, мужики, такими стали? А то я не помню, отчего это у меня, а интересно было бы узнать.
        - Ну,- сказал рассказчик,- это у всех по-разному бывает. Меня мальчишкой баба укусила в лесу. Страшная такая была баба, откуда она взялась, не пойму. Я еле до дому дополз. Но потом ничего, пришел в себя, вырос, женился, детей нарожал. Потом стал на людей кидаться. Меня мужики цепами забили и в лесу закопали. Я сначала в этом лесу жил, потом пришли какие-то двое, меня из леса выгнали, и я в пещере теперь живу.
        - Какие двое?- спросил Фролов.
        - А я даже не знаю,- ответил мужик.- Один с бородой был, другой гривастый и тоже с бородой.
        - Карл Маркс и Фридрих Энгельс,- тихо заметила Иевлева.
        И тут засмеялся уже Фролов. Иевлева с любопытством посмотрела на него: смеющийся, он совершенно не соответствовал образу неживого человека.
        - Веселая твоя уточка,- сказал мужик,- это хорошо.
        - То есть,- спросил Фролов,- ты еще при жизни таким стал?
        - Да, при жизни. Я сначала сам не понимал, что это со мной такое, а потом, когда понял, у меня на этом свет клином сошелся, лучше водки, лучше бабы, лучше денег - лучше всего!
        - Ну, а товарищи твои?- спросил Фролов.
        - Ванька-то?- переспросил мужик.- Ванька с деда-прадеда такой! У них это семейное. Вон Кондрат, он умом тронулся. К ним домой какой-то наш брат захаживал, к его больной матери, вот он однажды ночью увидел - мать лежит полумертвая, а у того вся рожа в крови. Он его сначала крестом погнал, мать выходил, зажил нормально, чин-чинарем. А потом - умом тронулся! Тронулся он умом и стал всем говорить, что у него в животе колесо и, когда это колесо крутится, с небушка на землю снег идет. А когда в другую сторону крутится, тогда солнышко греет, а снег тает. Заперли его в больнице, и он там помер. А уже потом стал ходить. А ты, мил человек?
        Фролов подумал и сказал:
        - Я, наверное, как Кондрат. Тоже увидел однажды, вам неинтересно что и где. А ты скажи, Кондрат, ты помнишь, как ты стал ходить?
        - Нет,- ответил Кондрат,- я только смотрю, иду куда-то. И только сначала меня к могиле сильно тянуло, потом прошло.
        - Ну и что,- перебил первый мужик,- долго мы еще так будем сидеть?
        - Да нет,- ответил Фролов,- нам пора, бывайте, мужики!
        - Что ж ты такой жадный?- обиделся рассказчик.
        - Да нет,- сказал Фролов,- я не жадный, просто это не то, что ты думаешь.
        - Как не то?- удивился мужик.- Теплая же!
        - Говорю тебе, это не то,- ответил Фролов,- ты посмотри лучше, может, поймешь.
        - Все ты торопишься, все спешишь куда-то,- сказал мужик.
        Он встал. Навис, наклонившись, над сидевшей Иевлевой и просипел:
        - А ты что скажешь, барышня?
        Иевлева ничего не сказала. Хорошо рассчитанным движением, точно и хлестко, она ударила его кулаком по физиономии. И сама удивилась, какой получился сильный удар. Во рту у мужика что-то хрустнуло. Он выпрямился, отошел. Полез пальцами к себе в рот, вытащил оттуда что-то и долго это рассматривал.
        - Мама ты моя родная!- сказал мужик.- Самый главный мой зуб! Как же я теперь питаться буду?
        - Ты не расстраивайся,- сказал Фролов,- пока кто-нибудь мимо пройдет, у тебя другой отрастет.
        - Что ж ты сразу не сказал? Надо ж было так сразу и сказать! Она, мол, не того.
        - Так я говорил, только ты ж не понял. Ну теперь ты хоть понял?- спросил Фролов.
        - Как зуб выбили, понял,- признался мужик.
        - Ну и слава богу, что понял. Бывайте, мужики,- попрощался Фролов.
        Фролов встал, взял поднявшуюся тоже Иевлеву за руку. Они пошли спокойно по берегу. Сидящие у костра смотрели им вслед с пониманием и гнаться за ними не собирались.
        - Да,- сказал Фролов,- так это именно со мной и было.
        Он рассказал ей, как умирал обгоревший танкист, и про капитана, который умел приклеивать назад оторванную голову - все то, что он рассказал подполковнику и директору совхоза.
        - И с тех пор,- говорил он,- что-то со мной произошло. Я был какой-то не в себе. И так не в себе и прожил всю жизнь. И воевал - был не в себе. И вернулся - не в себе. Женился - сам не понимаю зачем. Все женились - и я женился. Потом жена умерла. Ну, умерла и умерла, я особо по ней не плакал. Так как-то жил со дня на день. Потом умер. Потом стал ходить и опять жил со дня на день. Если б не ты, я б так ничего и не понял! Этот голод во мне, который меня воскресил, он ко мне перешел от того капитана-вурдалака еще тогда… когда я молодой был. Перешел и так и жил во мне. Голод пришел ко мне от него, но то, что я могу понимать, это свойство пришло ко мне от тебя. Это свойство такое человеческое - понимать. У одного есть, у другого нет. Как цвет волос или высокий рост. Один - рыжий, а другой - нет. Один - высокий, а другой - невысокий. Это дар от природы. У одних - есть, у других - нет. У тебя - есть. Твой дар. Один смотрит - понимает, другой смотрит - не понимает. Как этот баран у костра. Уточка!.. Вот и подождет теперь. Такой зуб отрастает лет пятьдесят… А ты смотришь - и понимаешь. И от тебя это перешло
ко мне. Поэтому я не превратился в старого петуха, как эти трое у костра. Поэтому большой беды не наделал. Что наделал, то наделал, но только это! А эти у костра - они много человеческой крови выпили. Я могу уйти обратно, а они не могут. Так и будут сидеть! От одной мысли дурно становится.
        - Если бы не ты,- сказала Иевлева,- я бы не научилась видеть в темноте, не бояться подземных пещер. Не научилась бы не спать ночью и быть легкой. Не научилась бы любить без тоски и отчаяния. Так бы все время искала чего-то, не зная даже, чего я ищу. Теперь все будет по-другому.
        58.Расставание
        Они шли вдоль берега реки, пока на другом берегу не начали возникать какие-то фигуры. Река мертвых совсем не была широкой, как Волга или Дон. Не больше двадцати метров в ширину. Поверхность ее была почти такая же ровная, как поверхность большого озера, но, если присмотреться, было видно, что вода движется.
        На том берегу прошла группа людей. На них были серые холщовые рубахи, перетянутые поясом. На поясе висели мечи в ножнах. В левой руке они держали круглые кожаные щиты, а на головах у них были кожаные колпаки.
        - Кто это?- спросила Иевлева.
        - Да откуда я знаю,- ответил Фролов.
        - Такое чувство, что кино снимают,- сказала Иевлева.
        - Мы скоро придем,- отозвался Фролов.- Там дальше переправа, а тебе нужно будет идти наверх. Я тебе покажу. Выйдешь другой дорогой, короткой и безопасной.
        Напротив, на том берегу реки, они увидели мужика, голого по пояс, который купал в реке коня. Он зачерпывал воду ведром и выливал коню на спину. Конь мотал головой и отфыркивался. Рядом с ними стояла наполовину вытащенная на берег лодка. За ней, на берегу, сидел монах и читал книгу.
        - Вот монаха с лодкой можно окликнуть, он перевезет,- сказал Фролов,- только сначала я покажу тебе выход.
        Они прошли дальше. Слева в стене темнел проход.
        - Это здесь,- сказал он.- Ты запомнишь?
        - Конечно, запомню,- ответила она.
        - Пойдешь все время прямо по широкому коридору, никуда не сворачивай. Километра через три выйдешь на поверхность. Этот проход не заделали. Выйдешь недалеко от Аксая. Будет раннее утро. Дойдешь до города. А там уже ты лучше знаешь.
        - Возьму такси и поеду к Ирке,- сказала Иевлева.
        - К Ирке, так к Ирке,- отозвался Фролов.- Иди, наверное, сразу. Я туда сам дойду.
        - Нет,- сказала она.- Я провожу тебя, мы попрощаемся на берегу реки.
        Они вернулись к реке и снова пошли вдоль берега. На другой стороне было пусто.
        - Что ты там будешь делать?- спросила она.
        - Батареей командовать,- ответил он.
        - Если мне нужно будет тебя увидеть, что мне делать? Сюда спуститься?- спросила Иевлева.
        - Нет,- сказал он,- приходи к реке, знаешь куда. Может, не в первую ночь, но во вторую я обязательно приду. Но это можно только в крайнем случае. Это очень опасно, чтоб я приходил. Если меня что-то наверху задержит, если я не смогу оттуда уйти, быстро сюда вернуться, это может быть очень опасно. На меня может накатить так, что я сопротивляться не смогу. Но иногда приходи, я почувствую, что ты там. И тоже приду.
        Она порылась в кармане джинсов, вытащила пятнадцатикопеечную монету. Протянула ему:
        - Это если надо будет платить за перевоз.
        Он улыбнулся:
        - Нужны медные деньги.
        Она порылась еще, медных денег не было. Она смотрела вопросительно, он улыбнулся опять. Пятнадцатикопеечная монета упала на камни, мелодично прозвенев.
        На другом берегу раздались выстрелы, Иевлева оглянулась, из-за пригорка вылетел танк с большой красной звездой на башне. За ним - второй. За ними высыпала пехота, штыки наперевес.
        - Мне пора,- сказал он.
        - Иди, будь счастлив. Бей фашистов. Я тебя не забуду,- она почувствовала, как слезы текут по щекам.
        - Я тебе буду письма писать,- проговорил еще Фролов.
        Он прижал ее к себе, поцеловал в губы, потом бросился в реку и в несколько взмахов переплыл ее. Пехота скрылась за холмом, и он побежал за ними.
        59.Встреча Иевлевой с группой Ершова
        Участковый шел последним, но Иевлеву заметил первым. Она шла навстречу им по берегу реки вроде бы без цели, сама не зная, куда идет. Она была одна. Майор смотрел в это время на противоположный берег, за которым открывалось холмистое пространство, абсолютно пустое. Но как раз напротив них, на том берегу, был деревянный помост, выступающий в реку метра на два. На помосте стояла миска с бельем, и, кто это белье принес сюда и хотел его стирать, было совершенно непонятно.
        С самого начала, когда они вышли на берег этой реки, майор как-то весь подобрался. И эту свою железку для метания ножей из руки не выпускал. Она и сейчас была у него в руке.
        Участковый увидел Иевлеву, увидел эту железку в руке майора и, сделав шаг мимо спелеолога, со всей силы ударил майора в затылок. Майор рухнул как подкошенный. Спелеолог кинулся на участкового, и они тоже оказались на земле.
        Сцепиться, впрочем, как следует они не успели, потому что уши им заложил вой и на той стороне реки поднял землю вверх мощный взрыв. Потом еще один, такой же мощный. Из дыма и пыли выскочили фигурки солдат в касках, впереди бежал офицер с револьвером в руках. Левой рукой он придерживал шашку на поясе. Он отдал команду, и солдаты побежали за ним. И все стихло.
        Иевлева опомнилась первая. Намочив руки водой, она положила руку под голову майора, а другой мокрой рукой отерла ему лицо. Майор открыл глаза и увидел ее.
        - Он боялся, что вы меня убьете,- сказала Иевлева.
        - Кто боялся? Что вообще случилось?- спросил майор.
        - Участковый вас ударил кулаком по затылку, он боялся за меня,- сообщила Иевлева.
        - Что?- удивился майор.
        - Ну, боялся, что вы меня застрелите,- объяснила Иевлева.
        - Участковый - идиот: с какой это стати я бы стал вас убивать?- спросил он в недоумении.- Вы мне не сделали ничего плохого. У меня приказ вас защищать. А что вы непростая женщина, так мы тут все под землей со странностями.
        Участковый со спелеологом стояли рядом, участковый был так подавлен случившимся, до такой степени не выказывал никаких признаков сопротивления, что спелеолог отпустил его.
        Майор, поднявшись, посмотрел на участкового, посмотрел на Иевлеву.
        - А что это за взрывы?- спросил он.- Война началась?
        - Это на том берегу,- объяснила Иевлева.
        Он долго смотрел на реку, а потом сказал:
        - Я ее себе представлял по-другому.
        Участковый отстегнул кобуру с пистолетом и протянул майору. Майор взял кобуру и сказал участковому:
        - Продолжим этот разговор на поверхности. Пока один-ноль. Давно меня никто в нокаут не посылал.
        - Я думал, что вы ее убьете, как ту собаку,- сказал участковый.
        - Вы тут лишились остатков мозгов, того немногого, что у вас было,- сообщил майор.- Надо же хоть немного пытаться думать головой.
        - Извиняюсь, товарищ майор,- виновато произнес участковый.
        - Вы подняли руку на старшего по званию при исполнении обязанностей,- четко, без эмоций произнес майор.- Тут извинениями не отделаешься.
        - Так точно,- ответил участковый.
        - Это из-за меня,- повторила Иевлева.
        Майор обернулся к ней и спросил:
        - А где ваш спутник?
        - Там,- сказала Иевлева, показав на тот берег, и объяснила: - Он сюда спустился, чтобы навсегда уйти. История с вампиром закончена.
        - Вы знаете, как отсюда выйти?- спросил майор.
        - Да,- ответила Иевлева,- могу выйти и вас вывести.
        - Вверх по коридорам через Дарьинку?- спросил майор.
        - Нет,- ответила Иевлева,- тут есть короткий путь. Выход недалеко от Аксая.
        - Кобяковы лабиринты,- отозвался майор,- неприятное место. Мы-то с вами пройдем. А эти двое могут иметь проблемы. Но сначала я должен убедиться, что он не вернется. Покажите мне, где он переправился.
        - Да, пожалуйста,- сказала Иевлева,- идите за мной.
        Они пошли по берегу реки и остановились там, где Иевлева прощалась с Фроловым и откуда он прыгнул в воду. Майор осматривал это место, потирая ушибленный затылок. Потом сказал:
        - Звучит неприятно, но придется и нам переправиться на тот берег. Мы пойдем с участковым, а вы, Боря, охраняйте женщину.
        - Вы с ума сошли!- сказала Иевлева.- Туда живым нельзя.
        - У меня приказ,- сказал майор.- И я люблю все доводить до конца. Я знаю, что он отсюда прыгнул в воду. Но я не знаю, на каком берегу он выплыл, на этом или на том. Я вам верю, конечно, но я обязан убедиться.
        Он обернулся к участковому и спросил:
        - Поплывете со мной, товарищ лейтенант?
        - Так точно, товарищ майор,- отчеканил участковый.
        - У меня приказ, товарищ майор, от вас под землей ни на шаг,- обратился спелеолог.
        - А я вам приказываю остаться, охранять гражданку, пока мы не вернемся,- сказал майор.- Мы только обследуем берег.
        Тут они увидели, что вдоль противоположного берега на лодке плывет монах. Майор окликнул его, монах повернул лодку и очень быстро приплыл к ним на этот берег.
        - Батюшка,- обратился к нему майор,- перевези нас на тот берег и обратно.
        - Обратно?- удивился монах.- Обратно зачем?
        - Нам надо на время.
        - На время?- переспросил монах.- Да ты смеешься надо мной.
        - Мы только сойдем на берег и сразу вернемся,- сказал майор.
        - Во-первых, сразу может не получиться,- возразил монах.- Во-вторых, нечего вам там делать.
        - Мы на службе,- сказал майор,- у нас приказ.
        - Ну, смотрите,- ответил на это монах,- я предупредил.
        Майор и участковый залезли в лодку. И она заскользила по поверхности. Перед тем как выйти на берег, майор протянул участковому кобуру с пистолетом:
        - Потом разберемся,- сказал он.
        Они вылезли из лодки, и участкового поразило, насколько здесь все было непохоже на то, что было видно с другого берега. Здесь было совсем светло. Была видна дорога, дома вдоль нее. Вообще нельзя было представить, что находишься под землей. Вверху было что-то вроде неба. И оттуда спускался свет.
        60.По ту сторону реки мертвых
        По дороге, по направлению к ним, шел на рысях казачий эскадрон. На казачьих папахах издали ясно были видны красные ленты. Командир эскадрона, немолодой казак с рыжими усами, съехал с дороги, несколько казаков повернуло за ним. Эскадрон остановился:
        - Что, ваше благородие,- спросил командир эскадрона с недоброй усмешкой,- заблудился?
        - Я - не ваше благородие, а товарищ майор. Так ко мне и обращайтесь,- отрезал майор.
        - Мы таких товарищей в погонах,- ответил командир эскадрона,- посекли вчера в Гремучей балке. Посекли мы их и, стало быть, там же и закопали. А ты откуда взялся?
        - Я с того берега,- ответил майор.
        - Какой же ты товарищ, если у тебя погоны?- спросил командир эскадрона.
        - Долго объяснять! Звезду на погонах видишь?- показал Ершов.- Еще на вот это, посмотри.- Майор протянул командиру красную книжечку.
        - Коммунистическая партия,- прочитал командир и добавил потеплевшим голосом: - Свой, стало быть. Ленина знаешь?
        - Лично не знаю,- ответил майор,- а так, конечно.
        - Увидишь - привет передай! Погоны-то сними, а то казаки зарубят.
        Эскадрон шагом вошел в деревню. Поймав ошарашенный взгляд участкового, майор сказал:
        - Вопросы потом.
        Он повернулся к монаху в лодке и спросил:
        - У вас что, одни военные тут ходят?
        - Нет,- ответил монах,- здесь много гражданских. Но военные ходят группами, поэтому они виднее. И все время воюют, стреляют, никак не успокоятся. Кто тут с кем только не воюет. Гоняются друг за другом, добрым людям покоя не дают. Одетые, раздетые, с винтовками, с копьями, с мечами. А чего стрелять, кого рубить, все уже тут. Кто хочет тишины, тому беда. Вот я, например, гражданский, но духовного звания… Назад пора переправляться, господин офицер.
        - Сейчас-сейчас,- отозвался майор.
        Он ходил по берегу, пытаясь что-то понять, но было видно, что уверенности у него не было. Он стоял в нерешительности, глядя на дорогу. Вдруг из-за поворота вылетел конный разъезд, казаки, но уже без красных лент на папахах, и впереди - офицер.
        - Господин штабс-капитан, вы не видели, большевистская конница тут не проходила?- крикнул он с дороги.
        - Нет, не проходила,- отозвался майор.
        - Нет, проходила,- выкрикнул офицер и съехал с дороги к берегу.
        Казаки съехали за ним. Опустив правую руку, в которой был «маузер», на левую руку, в пальцах которой был повод, офицер сказал майору:
        - Во-первых, вы мне врете, во-вторых, погоны у вас странные, и звезды на них мне не нравятся. Кто вы такие?
        - Не то, что вы думаете,- сказал майор.
        - Вы, может, англичане?- спросил офицер.
        - Англичане,- подтвердил майор.
        - Мне не нравится, что вы все время врете,- процедил офицер.
        - Со мной они,- крикнул монах из лодки.
        - Ты молчи, батюшка, без тебя разберемся,- сказал офицер, повернувшись к майору, добавил: - Мне почему-то кажется, что вы - переодетые большевички. Документы!
        Майор полез в карман за документами, вытащил свой метатель, раздался щелчок, и офицер вылетел из седла. Майор не успел убрать руку, казачок, выгнувшись с седла, потянул по ней шашкой. Брызнула кровь. Но тут раздался грохот выстрела настоящего, земного оружия. Казачка выкинуло из седла, кони отпрянули, участковый кинулся между раненым майором и казаками, громыхнуло еще три раза, двое казаков полетели с коней, а еще двое понеслись по дороге, стрелять им вслед не имело смысла.
        У майора рукав мгновенно намок, и обильно закапало на землю.
        - Ай-ай-ай!- закричал монах.- Очень плохо. Бегите быстро в лодку, сейчас начнется.
        - Что начнется?- простонал майор, сжимая руку.
        - Увидите,- крикнул монах,- скорее, ради Бога!
        Тут земля под ними загудела, майор, поддерживая здоровой рукой раненую, ловко перебрался в лодку, участковый за ним, успев поднять выроненный майором метатель. Считаные удары веслами, и лодка достигла другого берега.
        - Давайте быстро руку,- крикнул спелеолог. Он одним движением разрезал намокший кровью рукав рубашки, предплечье было разрублено, была хорошо видна кость, но кость вроде бы была цела.
        - Это шить надо,- отозвалась Иевлева, внимательно осматривая рану.
        Спелеолог моментально затянул жгут выше локтя, майор покривился от боли. На лбу его выступили капли пота.
        - Дайте мне.- Иевлева быстро и умело промыла рану перекисью водорода, которую дал спелеолог. Высушила, насколько могла, и стянула пластырем края.
        - Потом все равно открывать,- объяснила она,- но это уже наверху, под местным наркозом.
        - Больно не будет,- пробовал улыбнуться майор.
        Спелеолог в это время вводил ему сыворотку против столбняка. Участковый смотрел на другой берег.
        Оттуда доносился гул, потом появилась конница. Она залила все видимое на том берегу пространство, там были тысячи всадников. У них не было стремян, наверное, они еще не знали их, вооружены они были луками, копьями и мечами. Вел их человек маленького роста. Он подъехал к реке, сошел с коня и посмотрел с того берега участковому прямо в глаза. «Этот бы документы не спрашивал»,- пронеслось в голове у участкового, и он схватился за пистолет.
        Вождь слез с коня, подошел к берегу. Он был одет в звериные шкуры, на голове у него был остроконечный колпак. Он встал на колени, потом на карачки и стал лизать камни, на которых была кровь из разрубленной руки майора. Он слизывал с камней кровь, а все его войско выло.
        - Господи, боже ты мой!- закричал монах.- Этого я и боялся. Они полезут через реку. Раз вы пошли туда, они пойдут сюда. А то еще наверх повыходят.
        - И что будет?- испугался спелеолог.
        - Что будет?- переспросил майор.- Преступность вырастет. Показатели испортятся.
        Вождь подошел к воде и что-то прокричал.
        - Он говорит,- переводил монах,- если вы придете ему поклониться, ваша смерть будет легкой. Не верьте. Они режут понемногу неделями.
        - А кто они?- спросил майор.
        - Не то масагеты, не то самогуты, разве всех упомнишь,- махнул рукой монах.- На все воля твоя, Господи. Скифы, в общем.
        Вождь на другом берегу стоял и ждал. Монах вылез из лодки на берег, втащил лодку, достал книгу и стал читать. Майор приказал:
        - Борис, от камня, где стоит вождь, вправо - ваш сектор. Влево от камня - ваш, товарищ лейтенант. Стрелять наверняка, экономить патроны.
        - Дайте мне тоже пистолет, я хорошо стреляю,- сказала Иевлева.
        Майор обратился к спелеологу:
        - Боря, дайте ей мой пистолет, снимите только с предохранителя,- обращаясь к Иевлевой, майор спросил: - Вы заряжать умеете?
        - Конечно, умею, нас на стрельбище возили на военной кафедре.
        - Тогда лучше заряжайте,- предложил он ей,- больше пользы будет, а мы будем стрелять!
        Сам он, видимо, готовясь к ближнему бою, держал в перебинтованной руке метатель, который он успел взять у участкового. Монах сидел, вцепившись в книгу, губы его шевелились. Вождь поднял руку, потом опустил ее, и в воздух со свистом взвились тысячи стрел. Участковый закрыл глаза, понимая, что это конец.
        Стрелы взвились над рекой, потом раздался такой звук, как будто град стучит по крыше. Наткнувшись на невидимую преграду посередине реки, стрелы забарабанили в нее и посыпались в воду.
        - Ну все,- сказал монах,- больше ничего не могу сделать.
        Вождь стоял не двигаясь, смотрел на них, потом опять поднял руку и опустил. Всадники закричали и кинулись в воду. Монах громко молился, но, видно, сила его молитвы вся вышла, и река не была для них преградой. Спелеолог и участковый открыли огонь. Несколько всадников ушло под воду, но остальные продолжали плыть и вскоре достигли берега.
        - Только не бежать,- крикнул майор,- бежать некуда.
        Участковый и спелеолог стреляли в упор, Иевлева тоже стреляла, потому что передавать заряженное оружие было уже некогда.
        - Мама!- закричал спелеолог.
        Участковый посчитал про себя: «Еще два выстрела - и конец!» Страха он почему-то не испытывал, и ему было даже интересно.
        Прямо на майора из воды выскочил всадник, но лошадь встала на дыбы, и майор всадил ей лезвие из метателя прямо под левую ногу. Лошадь повалилась, разбивая всадника о камни.
        - Ур-ра-ра!- услышал вдруг участковый.
        Крик из другой эпохи. Красноармейцы с винтовками наперевес, стреляя на ходу, опрокинули конницу, вождь вскочил на коня и поскакал прочь. Всадники, успевшие достичь этого берега, повернули коней и поплыли обратно. Два красноармейца у самой воды поставили пулемет. Один из них открыл огонь по отступающей коннице, другой подавал ленту. Потом на том берегу показались две тридцатьчетверки, они дали залп из пушек и открыли огонь из пулеметов. Скифская конница потекла в обратную сторону, схлынула и совсем пропала за холмами.
        Участковый стоял, держа в опущенной руке пистолет с пустой обоймой. Он никак не мог поверить, что он жив.
        - Ай, слава тебе, Господи!- радостно закричал монах.- Ай, слава тебе, Господи!
        На противоположном берегу строилась рота. Она строилась повзводно, как положено. На берег вышел Фролов, он был теперь в красноармейской форме, в погонах старшего лейтенанта.
        - Товарищ майор,- закричал он,- разрешите доложить. Атака отбита. Разрешите продолжать движение.
        - Следуйте по предписанному маршруту, согласно приказу,- ответил майор.
        - Есть,- крикнул Фролов и приложил правую руку к виску.
        Майор поднял перевязанную руку и отдал честь, морщась от боли. Участковый тоже приложил руку к виску. Спелеолог не отдал чести, на его голове не было фуражки, но встал по стойке смирно.
        Фролов вдруг как-то совершенно не по-военному помахал рукой на прощание. Майор увидел краем глаза, как Иевлева помахала рукой в ответ.
        Противоположный берег опустел. Из бинтов в сумке у спелеолога Иевлева сделала петлю, в которую продела руку майора, чтобы он мог держать ее на весу. Надо было возвращаться. Майор повернулся к монаху и спросил:
        - А скажи-ка, батюшка, это рай или ад?
        - Для кого как,- ответил монах.
        - А для тебя?- спросил майор.
        - А мое дело маленькое,- ответил монах,- моедело - грехи замаливать. Свои грехи и чужие грехи. Ну, наверное, для меня это - ад. Раз есть грехи, значит, ад. В раю грехов нет.
        - Как же ты в аду оказался?- спросил майор.
        - А на все воля Божья,- ответил монах.- В аду - значит, заслужил.
        - Как же это ты заслужил?- удивился майор.- Ты же - святой! Ты ж молитвой стрелы останавливаешь!
        - Так это ж не я останавливаю,- ответил монах.- Разве это я останавливаю? Это Бог останавливает. Я только попросил.
        - Ну, значит, ты святой,- сказал майор,- раз тебя Бог слышит.
        - Бог всех слышит,- ответил ему монах.- А мне тут самое место. Тут я нужен. А в раю зачем я нужен? В раю и без меня хорошо.
        - Ты помолись за нас. Нам отсюда выйти надо, на землю.
        - Идите, добрые люди,- сказал монах,- я помолюсь. Идите. Только не оглядывайтесь, а то беды не оберетесь.
        - Надо бы тебя обнять на прощание,- сказал майор.
        - Обойдется,- ответил монах,- ступайте с Богом.
        61.Дорога наверх
        - Почему он сказал не оглядываться?- спросил спелеолог. Они шли вдоль берега, и Иевлева уже видела вход в коридор, который показывал Фролов. Майор шел, ступая осторожно, видно было, что он борется с болью.
        - Не думайте об этом, Борис. Нам туда,- Иевлева показала рукой вперед.- Просто не думайте об этом. Там, за рекой, вы ничего не оставили, вам не нужно туда смотреть.
        - А вдруг кто-то набросится сзади?- Спелеологу явно не давала покоя мысль о том, что происходит сзади, за их спинами.
        - Просто не думайте об этом,- повторила Иевлева,- на этом берегу ничего такого не может произойти, и никто на нас не набросится.
        И сразу же они услышали шаги, кто-то быстро шел, почти бежал за ними. Участковый искоса посмотрел на майора, тот шел, никак на шаги позади не реагируя. Участковый стал смотреть перед собой, борясь с огромным желанием все-таки оглянуться. Спелеолог же рефлекторно повернул голову, чтобы посмотреть, кто идет за ними. К счастью, Иевлева наблюдала за ним и не дала ему оглянуться, прикоснувшись пальцами к его щеке. Он посмотрел на нее и кивнул. И прибавил шагу. Иевлева взяла его за руку, не позволяя убегать вперед.
        - Делайте вид, что вы не слышите,- сказала Иевлева, спелеолог кивнул головой.
        Сзади раздался голос:
        - Извините, можно у вас что-то спросить?
        Они шли не оглядываясь, стараясь не ускорять шага.
        - Я только спросить хочу,- продолжал голос,- как отсюда добраться до центра?
        Они продолжали идти, делая вид, что не слышат.
        - Я слышал, тут пешком недалеко,- голос звучал уже прямо за их спинами,- но не знаю, в какую сторону.
        - Боря!- тихо позвала спелеолога Иевлева.- Смотрите перед собой.
        - Я командированный из Бреста, завод газоаппаратуры,- не унимался голос сзади.- Меня за подшипниками прислали. Я тут заблудился маленько, мне надо на подшипниковый завод. Вы только скажите, где тут автобусная остановка?
        - Боря, не бегите,- Иевлева вцепилась в руку спелеолога.
        Участковый начал понимать, что оглянуться ему придется, долго он так не выдержит.
        - А куда вы женщину ведете?- не унимался сзади голос.- Я ее знаю, она у нас в плановом отделе работает. Куда вы ее забираете?
        Голос звучал прямо за их спинами, как будто его обладатель шел за ними нога в ногу, да он и шел, потому что его шаги тоже были слышны. Причем ступал он довольно тяжело, и камешки осыпались под его стопами.
        - А ну-ка оставьте женщину!- он стал повышать голос.- Кому я говорю! Оставьте женщину в покое. Хулиганье! Я щас милицию вызову!
        Участковый, скосив глаза, отчетливо увидел чью-то руку, сзади хватающую Иевлеву за локоть.
        - Я тебе такую милицию покажу,- начал участковый, оборачиваясь.
        Тут все остановились и повернулись назад.
        Никакого обладателя голоса, который они только что слышали, за их спинами не оказалось. Вообще никого. Сколько нужно времени, чтобы оглянуться? Никуда убежать за это время невозможно. Спрятаться - тоже. Да и некуда тут прятаться. Слева - река, справа - стена. Голый берег. И никого на этом берегу.
        - Зачем вы оглянулись?- накинулся спелеолог на участкового.- Монах предупреждал!
        - Хорош истерики устраивать,- разозлился участковый.- Ты видел, он ее за локоть хватал?
        - Отставить!- приказал майор.
        Все замолчали. Майор долго смотрел на берег, на воду, потом сказал:
        - Так, все это вообще ерунда. Я вам говорю. Ничего не случилось. Просто выбросьте это из головы.
        - Но как же…- начал спелеолог.
        - Отставить,- перебил его майор,- приказываю все это забыть немедленно.
        И, обернувшись к Иевлевой, спросил:
        - С вами все в порядке?
        - В полном порядке,- ответила она,- нам туда.
        Иевлева легко нашла вход в коридор, который должен был их вывести коротким путем. Они сделали привал. Как ни странно, у спелеолога остался еще шоколад. Он опять заварил травяной чай.
        Майор от шоколада отказался, но травяной чай пил, держа кружку левой рукой. Участковому не понравилась мысль возвращаться через Кобяково городище. Он слышал много плохого об этом месте, что там, например, пропадали люди и потом их находили искалеченными, разорванными на части, как будто какое-то чудовище растерзало их. Он сказал, что еще его бабушка рассказывала, что это гиблое место и нельзя туда ходить. Майор сказал:
        - Вот и восстановим социалистическую законность.
        Он старался держаться, но видно было, что рана его болит и от травяного чая лучше ему не стало. Спелеолог дал ему таблетку, он выпил. Иевлева с беспокойством смотрела, как лицо его время от времени застывает, делается каменным, и понимала, что это попытка не показать, что с ним происходит, не пустить на лицо гримасу боли.
        - Вы можете идти?- спросила она.
        - А что, плохо выгляжу?- ответил майор вопросом на вопрос.
        - Выглядите неважно,- призналась Иевлева.
        - И чувствую себя неважно,- признался в ответ майор,- но дойду, конечно.
        Коридор, по которому они шли, постепенно поднимался вверх. Идти в гору было тяжело. Было сыро и холодно. Впереди шел спелеолог, освещая путь фонарем, за ним майор и Иевлева, шествие замыкал участковый. Они шли так довольно долго, пока Иевлева не сказала, что надо остановиться и дать майору отдохнуть. Майор возражать не стал. Он сел, опершись спиной на стенку коридора. Он тяжело дышал, видно было, что ему хуже.
        - Как вы думаете, далеко еще?- спросил участковый у Иевлевой.
        - Я думаю, не больше часа, мы все-таки прошли уже довольно много,- ответила Иевлева.
        - Значит, мы в самом что ни на есть Кобяковом городище,- сказал участковый,- в самом центре. Чего я только о нем не слышал!
        - Бабушкины сказки,- отрезал майор.
        Повернувшись к Иевлевой, он спросил:
        - Скажите, когда вы шли под землю с… ну вы понимаете с кем, вы знали, зачем вы идете?
        - Ничего конкретного,- ответила Иевлева.- Я слышала от местных о бреши, через которую мертвые проходят в мир живых, но никогда не воспринимала это серьезно.
        - И правильно делали,- сказал майор,- нет никакой бреши.
        - А потом он мне сказал, зачем мы идем,- продолжала Иевлева.- Ему нужно было уйти совсем.
        - Вы потом все подробно расскажете,- сказал майор.
        - А вы,- спросила Иевлева, обращаясь к майору,- когда-нибудь встречались с чем-то подобным?
        - Я видел разные вещи,- отозвался майор.- Подробно рассказать не могу, давал подписку о неразглашении… Да, кстати,- он достал бумагу из планшета и протянул Иевлевой,- распишитесь вы тоже. Напишите, «с содержанием документа ознакомилась и обязуюсь сохранять секретность».
        Иевлева подписалась.
        - А инопланетян не встречали?- спросила она.
        - Не попадались,- хмуро ответил майор.
        - Какие инопланетяне,- почти закричал спелеолог,- после того, что мы сегодня видели!
        - А что мы такого видели?- спросил майор.
        - Как?- не понял спелеолог.- Ну все это - тот берег, и всадников, и танки… и все это под землей!
        - А вы уверены, что вам все это не показалось?- спросил майор.- Какие танки?- Повернувшись к участковому, он спросил: - Товарищ участковый, вы видели танки?
        - Да как бы вроде и… не видел,- ответил участковый,- была какая-то паника, а из-за чего, как-то и не припоминаю.
        Участковый улыбнулся майору из-за спины спелеолога.
        - Ну, конечно,- сказал майор,- не было никаких танков. Мало ли что привидится в темноте. Ни танков не было, ни Бабы-яги на ступе не было. Просто у нас под влиянием низкой температуры, высокой влажности и усталости развились галлюцинации. И тогда наше сознание начало генерировать видения.
        - А рука, кто вас ранил в руку?!- не мог успокоиться Борис.
        - Обычный несчастный случай. Разрубил о камни при падении. Ничего сверхъестественного. Скоро мы выйдем на поверхность и обо всем забудем, правда?- спросил Ершов.
        Спелеолог хотел верить в то, что говорил майор. Теперь, когда все вокруг было понятно и привычно, то, что происходило внизу, представлялось ему чем-то вправду нереальным, это успокаивало его. Может, ему показалось? Какое было бы счастье, если бы оказалось, что это были галлюцинации, сны, что в действительности ничего такого не было.
        Они пошли дальше, но майор слабел. Наконец они были вынуждены остановиться. Майор опять сидел, опершись о стену, тяжело дыша. Повязка его намокла. Кровотечение периодически возобновлялось. А тоннель все не кончался и не кончался.
        Вдруг они услышали какой-то странный звук. Звук был низкий, скрежещущий, такой, что от него шел мороз по коже.
        - Что это?- вскрикнул спелеолог.
        - Где-то осыпаются камни,- отозвался майор.- В конце концов, кто тут спелеолог, вы или я?
        - Это не звук осыпающихся камней,- возразил спелеолог.- Такое впечатление, что что-то эти камни грызет.
        Участковый сказал:
        - Товарищ майор, давайте, я вас на спину взвалю. Тут немного осталось, мы дойдем.
        - Давайте вы правда мне поможете,- сказал майор.
        Он встал, участковый взвалил его себе на спину, и они пошли. Но звук усиливался. Пол под ними стал слегка дрожать. Майор держался, сколько мог, но в конце концов голова его свесилась, было похоже, что он потерял сознание.
        Коридор уходил вверх все круче. Участковый, обессилев, остановился. Спелеолог с Иевлевой поддержали бессильно повисшее тело майора и осторожно опустили его на пол.
        В это время скрежет уже перешел в непрерывный рев и раздавался все ближе и ближе, спелеолога трясло. Майор пришел в себя.
        - Это ничего,- пробовал он говорить,- сейчас пойдем…
        Но его голос был почти не слышен в этом грохоте. К тому же было уже ясно, что источник этого рева и жуткого скрежета находится впереди, там, куда они идут. И что вперед идти нельзя, а назад - некуда. И что сказки про Кобяково городище - это не сказки. И то, что было внизу, никакие, конечно, не галлюцинации. И что люди, видевшие это, не могут вернуться. И прав был монах, когда говорил, что нельзя оглядываться. А не прав был майор, назвавший это ерундой. То, что там так страшно воет, должно быть огромным. И в его реве и крике слышится столько боли, столько оскаленной звериной злобы, такая жажда крови… теперь понятно, почему так растерзаны были те, кого находили в этих коридорах. Это воющее чудовище и их тоже разорвет, растерзает, раздавит, расплющит, как и тех других, о которых рассказывали местные…
        Впереди что-то обвалилось и посыпалось. Было ясно, что это гигантское, ревущее существо ввалилось в коридор, отрезая им путь наверх. И рев оборвался…
        Теперь уже сознание потерял спелеолог. Его нервы не выдержали, и он просто упал в обморок.
        Участковый расстегнул кобуру, достал пистолет. Посмотрел туда, где притаилось это что-то. Потом вдруг встал на одно колено перед лежащим майором и спросил, причем в его голосе прозвучали совсем не свойственные ему теплота и сочувствие:
        - Майор, ты вообще кто?
        Майор не удивился вопросу. Он поднял глаза на участкового и ответил:
        - Я ничего о себе не знаю. Не помню ни отца, ни матери. Откуда я? Кто я? Почему я отличаюсь от других людей? Я не знаю. Может, мы отсюда выберемся, может, нет. Я бы сказал, если б знал.
        Участковый пожал ему левую руку. Потом встал, кивнул Иевлевой. И Иевлева подумала, что тогда в его кабинете… ну, в общем, он того стоил.
        И с пистолетом в руке участковый пошел навстречу страшному существу, чудовищу, которое прогрызло скалу и теперь таилось где-то там впереди и ожидало своих жертв. В левой руке он держал фонарь, который забрал у спелеолога.
        Иевлева наклонилась над спелеологом, пытаясь привести его в чувство. Но позади себя она услышала какой-то шорох. Она оглянулась.
        То, что она увидела, было настолько невероятно, настолько страшно и неправдоподобно даже для нее, что она застыла как парализованная, она не могла пошевелиться, даже, наверное, не могла дышать.
        Над майором нависла массивная человеческая фигура, только на спине у этого человека было две пары крыльев, таких больших, что верхние поднимались над его головой, а концы нижних волочились по полу. На поясе висел меч, а в левой руке было длинное копье, упирающееся почти в потолок. Она не видела его лица, потому что он стоял к ней боком и его лицо закрывали волосы, ниспадающие на плечи. От него шел свет, рассеивая темноту, так что можно было хорошо разглядеть пол, потолок, стены, лежащую фигуру майора.
        Майор изменился. Его тело тоже начало светиться. Военная форма куда-то исчезла. Он был покрыт серым плащом, и оказалось, что у него тоже две пары крыльев за спиной, только они были поменьше, сбоку появился меч. И стало очевидно, что он и пришлец - существа одной природы.
        Человек с крыльями приставил копье к стене, стал на одно колено перед майором, положил ему на грудь правую руку и замер. Она не знала, сколько времени это длилось. Не было сказано никаких слов, но Иевлевой было все ясно так, как будто ей это прямо сказали. Лежащий на полу, ослабевший от раны ангел с мечом на боку - ее ангел-хранитель. Она вспомнила, как участковый ударил майора кулаком в затылок, боясь, что он ее застрелит. Парадоксальность этой ситуации, граничащая с комизмом, поразила ее настолько, что у нее из глаз потекли слезы. Она закрыла лицо ладонями.
        Но когда отняла их от глаз, четырехкрылого ангела уже не было, а майор опять был в милицейской форме, он смотрел на Иевлеву и понимал, что она все видела, и указательный палец своей руки приложил к губам в знак того, что она ничего не должна говорить и сохранить все увиденное в тайне.
        Через какое-то время раздались шаги, но это были шаги не одного человека, а двух. Участковый пришел с каким-то солдатом.
        - Чудеса закончились,- сказал участковый каким-то даже слегка разочарованным голосом.- Это землепроходческий комбайн: военные строят подземные склады. О нас уже доложили, и нам расчищают дорогу, сейчас придет помощь.
        Спелеолог, пришедший в себя, смотрел на участкового счастливыми глазами. Майор сказал:
        - Ну и хорошо! Помогите-ка мне встать.
        Участковый с Иевлевой помогли ему подняться с пола. Ему явно становилось лучше. Солдат побежал за помощью, и уже слышны были шаги спешивших к ним людей.
        62.Сон парторга про Бога
        Парторгу приснился Господь Бог. Он выглядел именно так, как парторг его себе и представлял. За его спиной сияли лучи света, на грудь ему спускалась огромная борода, длинные седые волосы до плеч были разделены посередине головы. Лоб Бога пересекали глубокие морщины, а строгие глаза смотрели парторгу прямо в душу, которая, как парторг это теперь понимал, у него все-таки есть.
        - О чем ты хочешь спросить?- произнес Бог.
        Возникла долгая пауза. Парторг молчал, потому что у него не было приготовленных вопросов. Парторг оказался перед лицом Бога неожиданно и тему беседы никак запланировать не мог. Тогда Бог сказал сам:
        - Детей из пионерского лагеря можете возвращать. Автобус пошлите свой.
        Тогда парторг прошептал побелевшими губами:
        - Скажите, пожалуйста, товарищ… э-э-э… господин…
        Бог поморщился и, перебив парторга, велел обращаться к себе на «ты».
        - Так будет проще, и ты не запутаешься,- сказал Бог.- Что ты хочешь знать?
        - Вампир будет еще или нет?- спросил парторг.
        - Будет,- ответил Бог,- не сомневайся.
        - А что же делать?- спросил парторг.- Может, нам опять священника вызвать?
        - Можете вызвать,- ответил Бог.
        - А он поможет?- спросил парторг.
        - Поможет,- ответил Бог.
        - И вампир уйдет?- переспросил парторг.
        - Нет,- ответил Бог,- вампир не уйдет.
        - Но как же тогда?- спросил парторг.
        - А вот так,- ответил Бог,- вампир останется, а священник поможет. А потом вампир уйдет. А потом и священник уйдет.
        - А что будет со мной?- спросил парторг.
        - Вампир тебя не тронет,- ответил Бог.- Но грехи твои тяжкие. Что еще хочешь знать?
        - А коммунизм…- спросил парторг и судорожно сглотнул,- мы, правда, построим?
        - А ты сомневаешься?- спросил Бог.
        - Сомневаюсь,- честно признался парторг.
        - Значит, не построите,- сказал Бог.
        - Ну, может, хоть немного?- с надеждой в голосе спросил парторг.
        - Ну, немного построите,- ответил Бог.
        - А я думал, что вас нет,- сказал парторг.
        - Нас?- переспросил Бог.- А сейчас, как думаешь?
        - Сейчас думаю, что вы есть,- сказал парторг.
        - А завтра как будешь думать?- спросил Бог.
        - И завтра буду думать, что вы есть. Извините, не могу я вас на «ты» называть,- признался парторг.
        - Понимаю,- сказал Бог,- называй как можешь. Смотри же, завтра тоже думай, что я есть! Еще что-то хочешь узнать?
        - А она… с ней все в порядке?- спросил парторг.
        - Кто она?- спросил Бог.
        - Иевлева Тамара Борисовна, пятидесятого года рождения…
        - А…- отозвался Бог.- Все с ней хорошо. А ты беспокоишься о ней?
        - Беспокоюсь,- признался парторг.
        - Хорошо, что беспокоишься,- похвалил Бог.
        - А она ведьма?- спросил парторг.
        - Нет, она женщина,- ответил Бог.
        - А что она с вампиром была, это как?- поинтересовался парторг.
        - А это не твоего ума дело,- отрезал Бог.
        - Ну, у нее здоровье - как? Хорошо все?- спросил еще раз парторг.
        - Все хорошо,- заверил Бог,- не сомневайся!
        - А у меня будет инсульт?- спросил парторг.
        Бог посмотрел на парторга оценивающе, по крайней мере так парторгу показалось.
        - Не будет у тебя инсульта,- сказал Бог.
        - А я скоро умру?- спросил парторг.
        - Нет, не скоро,- заверил Бог.- Еще что-то хочешь узнать?
        - А говорят, что Кирова это Сталин приказал убить. Правда это или нет?
        - Неправда,- сказал Бог и пошел прочь.
        Парторг проснулся. Было еще темно. Ветер как-то неприятно шумел в ветвях яблони за окном. Часы на кухне пробили два раза.
        «Приснится же такое,- подумал парторг.- Детей будем возвращать из лагеря. Но сначала пусть участковый вернется. Я его расспрошу… А про Кирова вот я сердцем чувствовал, что неправда это».
        63.Рапорт майора Ершова
        Товарищу генерал-майору Боровому В. Г. Начальнику Областного управления УВД Ростовской области
        РАПОРТ О ПРОВЕДЕНИИ ПОИСКОВОЙ ОПЕРАЦИИ ПО ДЕЛУ О ПРОПАЖЕ ГРАЖДАНКИ ИЕВЛЕВОЙ Т. Б., проживающей в Ростове-на-Дону, по адресу: переулок Театральный, д. 21, кв. 14
        Следующим сообщаю, что информация о пропаже гражданки Иевлевой Т. Б. поступила от органов милиции Багаевского р-на Ростовской обл. 4августа 1981г.
        В связи с высокой оценкой риска, которая следовала из факта нападения неизвестных на наряд милиции в селе Усьман, меры по отысканию гражданки Иевлевой были приняты в срочном порядке.
        По прибытии в село Усьман и проведении предварительных мероприятий, связанных с поиском, мною было установлено, что гражданка Иевлева может находиться в системе подземных пещер под озером Дарьинка. Никакой связи между ее исчезновением и нападением на милицейский наряд установлено не было.
        Мною была запрошена помощь спелеологической группы при Управлении МВД Ростовской области, вследствие чего в село Усьман незамедлительно прибыл специалист-спелеолог лейтенант милиции Кононов Б. Н.
        Совместно с ним, а также с участковым, уполномоченным милицейского участка села Усьман лейтенантом Микрюковым И. С. было осуществлено исследование системы пещер, названных выше.
        По причине тяжелых спелеологических условий передвижение группы по системе пещер было замедленно. По этой же причине был оставлен приказ для следовавшей за нами группы спелеологической поддержки немедленно вернуться на поверхность. Следуя по системе пещер, группа наткнулась на следы пребывания Иевлевой (подробности в отчете спелеологической службы).
        Был сделан вывод о том, что Иевлева заблудилась, видимо, случайно провалившись в пещеру, и передвигается в поисках выхода. Следы ее несколько раз терялись, но в конце концов удалось установить направление ее движения.
        На третий день пребывания в системе пещер с ней был установлен контакт, удалось найти ее и оказать помощь.
        Ориентируясь по признакам, характерным для пещер, имеющих выход на поверхность, группа пыталась найти более короткий путь, чтобы вернуться на поверхность как можно скорее.
        На десятый день работы в системе пещер произошел несчастный случай. Поскользнувшись, я упал в колодец, что было причиной ранения на правом предплечье. Мое ранение создало дополнительные задержки в продвижении группы. В конце концов, группе удалось достичь уровней, на которых производились строительные работы силами спецстроя Управления строительных работ СКВО. Военные помогли нам выйти на поверхность, оказали нам всяческую помощь и поддержку.
        Гражданка Иевлева была доставлена на поверхность без серьезного ущерба для ее здоровья, хотя организм ее был ослаблен переутомлением, переохлаждением, скудным питанием и психологическими факторами. В настоящее время она находится под наблюдением в отделении общей терапии Первого военного госпиталя СКВО.
        В заключение хочу особенно отметить высокий профессиональный уровень и проявление мужества в трудной ситуации со стороны лейтенанта милиции Кононова Б. Н., а также проявленное мужество и стойкость в трудных условиях лейтенанта Микрюкова И. С. Прошу рассмотреть вопрос о награждении обоих за участие в операции. Рапорт составлен в Ростове-на-Дону, 15 августа 1981г.
        64.Выход на поверхность
        Как только вышли на поверхность, Тамара Иевлева почувствовала такую головную боль, что дальнейшее воспринимала не очень отчетливо. Она еще помнила гигантский круглый щит комбайна, рывшего тоннель, гусеницы шириной с кровать, какие-то гидравлические сочленения, как у кузнечика, величиной с дом.
        Вечерний свет показался очень острым.
        Потом головная боль заглушила все, в окне машины «Скорой помощи» проходили знакомые улицы, умиляться им не было сил.
        Привезли в госпиталь на Военведе. Мужчин куда-то увели. Она осталась одна с медсестрой в процедурном кабинете.
        - Можно я позвоню?- спросила Иевлева.
        - Завтра позвоните,- ответила холодно медсестра.
        Спорить с ней тоже не было сил.
        Вошел врач, молодой, склонный к полноте, щеки составляли значительную часть его лица, на шее у него висел стетоскоп. Глаза смотрели строго и вдумчиво. «Какой умный с виду доктор»,- подумала Иевлева и поняла, что ей придется привыкать к своему новому свойству видеть людей насквозь.
        - На что жалуетесь?- спросил врач.
        - У меня очень болит голова,- сказала Иевлева.- Мне нужна таблетка анальгина, полстакана теплой воды, кровать. И чтоб меня все оставили в покое. Если я не могу позвонить,- она кивнула на медсестру,- значит, на вопросы отвечать я тоже не могу.
        - Понимаю,- сказал доктор, не обидевшись.- Вы устали, вам надо отдохнуть. Сестра проводит вас в палату. Вам дадут обезболивающее, поставят капельницу, и спите себе на здоровье… В газетах о вас пишут.
        - Этого еще не хватало!- вздохнула Иевлева.
        - Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь,- поспешил заверить доктор и, обратившись к медсестре, добавил: - Третья палата.
        - Отдельная?- подняла на него удивленные глаза медсестра.
        - Третья палата,- повторил врач.
        В палате медсестра очень умело поставила катетер на левую локтевую вену, подключила капельницу, дала таблетку и воды запить. Потом что-то еще сказала, но Иевлева не поняла, потому что медсестру она еще как-то видела, но скорее уже спала, чем бодрствовала. Когда она засыпала, у нее возникло чувство, что она летит куда-то с ужасающей скоростью. И там, куда она летела, было темно и вдалеке мерцали звезды. Скорость была просто запредельная. Потом она увидела свой город сверху. И крыши домов, и кроны деревьев в парке. Она увидела знакомую башенку на крыше здания городского универмага на углу проспекта Буденовский и улицы Энгельса. В башенке почему-то стоял Валера, а рядом с ним какая-то незнакомая женщина старше его. Она была стильно одета, но в ней было что-то неприятное. Они смотрели вниз на прохожих и не заметили Иевлеву, а она успела разглядеть их очень хорошо. Надо сказать, что не только незнакомая женщина, но и Валера на этот раз ей очень не понравился. Во сне она не задавала себе вопроса - почему? Просто не понравился.
        Далее она никаких снов, скорее всего, не видела или не помнила. Когда открыла глаза, в окне было светло, из коридора доносились шаги и голоса, то есть день наступил, и, видимо, уже какое-то время назад.
        Надо отдать должное то ли решительности, проявленной толстым врачом, то ли тактичности органов, но в этот день Иевлеву никто ни о чем не расспрашивал. Ей меняли капельницы, кормили манной кашей, дали принять душ, взяли на анализы кровь, и так далее. Дали наконец позвонить.
        Ирка прилетела на такси с бульоном. Не пустить ее не посмели. Но и она ни о чем не расспрашивала. Только внимательно рассматривала Иевлеву, после чего сказала:
        - Я не знаю, что с тобой произошло, и ничего мне пока не рассказывай. Будет время - обо всем поговорим. Но одно я могу сказать тебе уже сейчас. Ты никогда так сногсшибательно не выглядела. Или это я не понимала, какая ты красивая. Я бы тоже сходила под землю, если можно.
        - Все нормально,- ответила Иевлева.- Ты - красотка. У тебя есть Юра, тебе не нужно под землю.
        - А что за странные анализы ты мне присылала? Кто там у нас беременный?- спросила Ирка.
        В это время дверь палаты тихо отворилась и на пороге появился толстый доктор и вежливым голосом произнес:
        - Ирина Николаевна, я вас очень прошу, мне нужно остаться с больной наедине.
        - Говорите при ней,- сказала Иевлева,- она и так знает про меня больше, чем я сама про себя.
        - Вы уверены?- переспросил доктор.
        - Совершенно уверена,- ответила Иевлева.
        - Хорошо,- сказал доктор,- в таком случае… у вас беременность. Если я не ошибаюсь, двадцать первый день.
        65.Мысли участкового о будущем
        Участковый лежал на койке в больничной палате и слушал дождь. К его соседу по палате, прапорщику, приехала девушка. Прапорщик с девушкой куда-то ушел, и участковый остался один.
        Он лежал в больнице уже третий день, совершенно не понимая, зачем его здесь держат. Никаких болезней он в себе не чувствовал, никакие недомогания его не беспокоили. Лежать в больнице было неприятно, но приказано было лежать на обследовании, и, хотя никто вроде особенно и не обследует, лежать все-таки придется…
        Окно палаты выходило на большую плоскую крышу, с которой можно было бы, подойдя к окну, заглянуть внутрь палаты. Но ничего интересного взгляду бы не предстало.
        Две больничные койки, две тумбочки. Кровать не застелена. На другой кровати лежит немолодой мужчина в пижаме и смотрит в потолок.
        Через открытое окно звук капель дождя, разбивающихся о крышу, казался каким-то спокойным и широким, как будто дождь, выполняя функцию прибора эхоакустической разведки, передавал в палату информацию: здесь крыша, большая, широкая и плоская.
        Когда в селе через открытое окно доносился шум дождя, по нему можно было как-то, шестым чувством, угадать, что капли падают на сухую землю, на листья в кронах деревьев, на крышу беседки.
        Участковый слышал этот звук, но никогда не обращал внимания.
        Во время завтрака он поговорил с майором. Майор не согласился на его просьбу взять на работу в управление. Майор сказал:
        - Ваше место на хуторе, Игорь Степанович. Там люди, которых вы должны защищать. Вы хороший офицер - вам можно верить. Если нужен кто-то, чтоб в бою прикрыть спину, то я бы лучше вас никого и не желал. Да вы и прикрыли. Может быть, и еще придется. Но там, на хуторе, вся эта история не закончена. Там еще будут происходить события. А если вы хотите защищать ее, вы понимаете, о ком я, то ей по-прежнему угрожает опасность. А вы ведь хотите защищать ее, правда? Судя по тому эпизоду, да, хотите защищать. Но давно меня никто с ног не сбивал!.. Под землей, впрочем, люди сходят с ума. Ваше последующее поведение вас полностью оправдало в моих глазах, и давайте больше не будем об этом вспоминать. Так что возвращайтесь к себе, мне будет спокойнее оттого, что вы там. А надо будет - вызову вас немедленно. Если же я вам понадоблюсь, звоните…
        И вот участковый лежал теперь на кровати, смотрел в потолок и представлял себе, как он будет жить на хуторе. И это у него не очень получалось. Во-первых, он совершенно не понимал, как он будет жить с женой.
        Жена приезжала. Она вошла в палату с большой сумкой и сказала:
        - Ой, Игореша, а я тебе малосольных огурчиков привезла!
        Участковый представил, как она перлась с этой сумкой на автобусе в город, потом с автовокзала на двух автобусах сюда, ему и жалко ее было, и видеть ее особой радости не доставляло. Он старался не показать, но жена поняла, опыт у нее был немаленький. Она поджала губки:
        - Видела,- сказала она,- твою вертихвостку, в коридоре. В халате с цветами. Так глазами и стрижет. Бледная, худая, кости из халата торчат. И что в ней мужики находят! Тьфу!
        И, видя, что слова ее не вызывают у мужа энтузиазма, она добавила:
        - Тебя сын и дочь дома ждут. Ты дурь-то выкинь из головы.
        И тут она была совершенно права. Участковый не мог с ней не согласиться. Но она сама испортила все следующей фразой:
        - А то смотри - можно и жалобу в управление написать. Там тебя по головке за эти дела не погладят.
        Она ушла, малосольные огурцы остались стоять на столе, в холодильнике - сметана, кусок сливочного масла, жареная курица.
        Он лежал и думал, что жить с ней он все равно не сможет, что она не сделала ему ничего плохого, вырастила двоих его детей, терпела все его похождения. И правда на ее стороне. И жалко ее, но никаких человеческих сил терпеть ее рядом с собой нет. Если возвращаться на хутор, то надо найти какой-то свободный дом и в нем поселиться.
        А как быть с детьми? Участковый любил детей и не хотел с ними расставаться.
        Он пытался принять какое-то решение, сделать выбор, но получалось, что все варианты - плохие.
        А во-вторых, она! Тоже все варианты - плохие. Что тут можно сделать? Он представил себе, что он у нее в квартире и вечером к ней пришли друзья. И каким странным, каким чужим он бы себя чувствовал. Он знал наизусть несколько стихов Есенина, но она почему-то над этими стихами смеется. Общение с ее остроумными друзьями вызывало бы у него раздражение. Если бы он был поэтом, он бы спросил, почему любовь обязательно должна сопровождаться ведением совместного хозяйства и общими друзьями. Почему жизнь так несовершенна!
        Но он не был поэтом. Поэзию и поэтов вообще недолюбливал. А стихи Есенина выучил только для того, чтобы производить впечатление на женщин. Причем обычно впечатление производилось. Сбой произошел только на Иевлевой.
        Так что с ней быть не получится, а как быть без нее, абсолютно непонятно…
        Легкая на помине Иевлева приоткрыла дверь в его палату и, обнаружив, что может войти, вошла и села на стул перед его кроватью. Он хотел было встать, но она положила ладонь ему на грудь, шутливым жестом удерживая его, как бы разрешая и даже прося не вставать.
        Она действительно была в халате с цветами, но что-то никаких костей, выпирающих из этого халата, участковый не заметил. Она, как всегда, показалась ему необыкновенно красивой, и было в ней что-то, что трогало его, отчего вместо агрессивной горечи желания он чувствовал довольно-таки несвойственную ему нежность.
        - Твоего соседа увела возлюбленная,- сообщила ему Иевлева.- В настоящее время они сидят в буфете, держась за руки, забыв о чае в граненых стаканах, стынущем перед ними на столе. Какие новости из дома?
        - Все вроде нормально,- ответил участковый.- Никто не ходит по ночам. А тебя почему никто не навещает? Я смотрю, подруга тебя навещает. А где мать, отец, братья, сестры?
        - Братьев и сестер у меня нет. А мама с папой у меня уже очень старенькие - я была поздним ребенком. Они живут в Новосибирске. И я скоро к ним туда полечу. А в Ростов я попала по распределению. Университет окончила в Новосибирске. Прислали сюда, а здесь уже защитила кандидатскую.
        - А я тоже думаю в городе остаться,- сказал участковый,- а майор говорит, надо возвращаться.
        - Майор прав,- заметила Иевлева.
        Участковому понадобилась вся его воля, чтобы не показать, какое чувство вызвали у него эти последние ее слова «Майор прав» - а может, все-таки нет, а может, не до конца?
        - Нас всегда будет что-то связывать,- сказала Иевлева.- И предложение дружбы с эротическим оттенком остается в силе. Но я никогда не смогу быть для тебя единственной, а ты не сможешь для меня. Мы слишком разные люди. Ты не выдержишь в моей жизни, а я - в твоей. С этим ничего нельзя поделать. Но мы всегда будем близкими людьми. И жизнь, которая свела нас однажды, будет сводить нас еще. Так будет лучше для тебя. Придет время, когда ты это поймешь.
        Участковый заметил, что, говоря эти слова, она нет-нет да и косилась на малосольные огурцы, которые стояли в банке на столе.
        - Я знаю, что ты права,- сказал участковый.- То, что ты говоришь, правда. Но я хочу другую правду. Понимаешь, это не блядство - я тебя действительно люблю.
        Так и сказал: «Не блядство, действительно люблю». Было ему не до приличий.
        Она дотронулась пальцами до его щеки.
        - Я к тебе приду во сне и скажу все, что ты хочешь услышать. А сейчас я поцелую тебя, и никакая правда не помешает мне это сделать. И мне даже жалко, что палата не запирается.
        Она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Друзья так не целуются.
        - Послушай,- спросила она, немного смутившись,- это чьи огурцы на столе?
        - Мои. Жена привезла.
        - А можно мне один?
        - Хоть все.
        Участковый смотрел, как она выловила себе огурец и откусила кусочек и с каким удовольствием, почти жадностью она его грызла. И в голове у опытного участкового зародилось подозрение.
        66.Перед выпиской
        Участковый поздним вечером сидел в беседке и курил. Завтра выписывают. Надо ехать домой. Там будет видно. Иевлева тоже завтра идет домой. Наблюдали пять дней, решили, что все в порядке. Аномалий никаких не выявлено. Болезней ноль. Все в норме. Так что домой. Были из газеты. Хотели интервью. Героическое спасение пропавшей женщины, провалившейся в подземелье. Участковый сказал: «Наше дело помогать!» А про подробности отослал к спелеологу. Тот тоже еще был здесь…
        Все время тянуло к ней. Но он понимал, что надо сдерживать себя, иначе будешь выглядеть надоедливым деревенским олухом. Все, что хотите, только не это. Это, как выражается майор, неприемлемо.
        Она, как всегда, легка на помине, появилась из-за угла. В джинсах, курточке. Остановилась, стала вглядываться в луну, большую, круглую, почти полную.
        Но из-за угла вслед за ней вышли трое солдат. Участкового они не заметили. Он успел к этому времени потушить сигарету, в беседке было темно. Они подошли к Иевлевой, и один из них сказал:
        - Слюший, дэвушка, хочишь хуй сосать, в беседку пойдем.
        Участковый был от них в нескольких шагах. По опыту он знал, как опасны могут быть такие пьяные, полудикие пацаны. Они просто не понимают, что делают. Мозгов еще нет. А реакция отличная. Он, стараясь не шуметь, передвинулся так, чтобы появиться неожиданно. Иевлева спокойно подняла глаза на говорившего и ответила:
        - Нет, спасибо, как раз сейчас такого желания у меня нет.
        - Будишь сосать. У тебя нэт, а у меня есть,- не унимался солдат.
        - Ну, если у вас есть такое желание, вы можете это сделать вашему товарищу,- предложила Иевлева.
        - Ах ти, сука позорный,- закричал солдат.- Иди в беседку и будешь мой хуй сосать.- Он достал из кармана нож.
        Нож блеснул в свете фонаря. Участковый бросился в пространство между ножом и Иевлевой, но не успел. Человек с ножом пролетел мимо него и, ударившись головой о деревянный стояк беседки, сполз на землю. Двое других тоже лежали на земле.
        - Ведь уже стемнело,- сказала Иевлева и, повернувшись к участковому, спросила: - А ты откуда тут взялся?
        - Как ты это сделала?- закричал участковый.
        - А что такого?- удивилась Иевлева.- Дернула за нос, он через мою ногу полетел вперед. А этим банально дала по морде. Меня не надо трогать, когда темнеет.
        Солдаты поднялись на ноги, кроме того, который был с ножом.
        - Стоять!- крикнул участковый.
        - Слушай, отпусти, да?- попросил один из солдат.
        Участковый, наклонившись, поднял с земли нож. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, двое солдат повернулись и бросились бежать. Участковый даже не сделал попытки их преследовать, понимая, что оставшийся товарищ все равно на них укажет. Оставшийся солдат пришел в себя, он тер руками ушиб на голове и смотрел на Иевлеву и участкового взглядом, полным звериной злобы. Участковый сел перед ним на корточки:
        - Ну, давай знакомиться, лейтенант милиции Микрюков. А твою фамилию спишем при составлении протокола.
        Он поднял солдата за шиворот и повел.
        - Пусти его,- сказала Иевлева.
        - Нет, его нельзя отпустить,- ответил участковый.- Он тебе нож показал.
        Райотдел прислал ПМГ (передвижная милицейская группа). Стали составлять протокол. Дежурный врач, тот самый, что принимал Иевлеву, все время повторял: да, это ЧП. Солдаты врали, вились ужом. Особенно тот, который достал нож. Иевлева им всячески помогала. Ее в конце концов отправили в палату. Участковый дал показания. Солдат арестовали и увезли.
        Было уже довольно поздно. Он решил еще покурить перед сном и вышел во двор. «Набралась вампирских штучек»,- подумал он. Ему было весело вспоминать, как хрупкая женщина уложила на землю троих солдат и заняло все это у нее одну секунду. Он думал о том, что и он, после приключений под землей, наверняка изменился. Смотрел на свои руки с удивлением, думая: «А интересно, что они могут теперь?»
        Участковый огляделся вокруг. Перед беседкой стояла большая парковая скамейка с каркасом из литого чугуна. Он подошел, поплевал на руки, взялся за край и попробовал ее поднять. Ему, правда, удалось слегка оторвать скамейку от земли, но она оказалась до того тяжелой, что участковый тут же опустил ее обратно. Ему стало неудобно, он огляделся, не видел ли кто? Но никого не было, и он сел на эту страшно тяжелую скамейку.
        Он думал, что Иевлева давно уснула, потому что составление протокола заняло все-таки какое-то время. Мысли все время возвращались к ней. Наверное, он будет приезжать в город, видеть ее, потом это чувство на расстоянии начнет ослабевать, он будет приезжать все реже. Как-то все это успокоится. И жизнь пойдет своим чередом.
        Он встал со скамейки. И тогда это случилось.
        Посреди хорошо знакомого ему уютного больничного дворика, в нескольких шагах от двери, ведущей в здание, совершенно без всякой причины ему вдруг стало настолько страшно, что буквально мороз пошел по коже. Дыхание перехватило. Сердце забилось так, что его было слышно в ушах. Он хотел оглянуться, но оглянуться было страшно. Он все-таки оглянулся. За спиной не было ничего, что могло бы внушать страх, вообще ничего такого вокруг не было. Но ощущение было такое, как будто за ним стоял аллигатор с открытой пастью. Ноги приросли к земле, он не мог сделать ни шагу. Он старался сопротивляться этому ужасу, пытался взять себя в руки, но ужас как раз таки и заключался в том, что для него не было никакой видимой причины. Участковый еще раз оглянулся и опять не увидел за спиной ничего необычного.
        И вдруг все кончилось. Страх прошел так же внезапно, как и возник. Не хотелось ничего, даже курить не хотелось. «Сходим с ума понемногу,- подумал участковый,- незаметненько так. На виду у медицины. Тихонько сходим с ума».
        Он все-таки достал сигарету, закурил и, с удовольствием затянувшись, пустил дым.