Чудеса И Приключения В Загривках, №02 Радио Безумных Ананасов- библиотека РусЛит

Радио безумных ананасов Сергей Смирнов
        Чудеса и приключения в Загривках #2
        Достаточно было покрутить колёсико поиска волн на старом, таинственном радиоприёмнике, как на голову градом посыпались ананасы! А потом появилась всемогущая зайчишка, и домашний кролик стал ростом с бронтозавра, городскую больницу наводнили экзотические бабочки, полицейские превратились в ковбоев с револьверами, а строгие тёти - в черных пантер… Короче говоря, в Загривках снова начались невероятные события!
        Сергей Смирнов
        Радио безумных ананасов

* * *
        Список страхов далеко не полон!
        Каких только страхов-боязней не бывает у людей! И всем им ученые-медики и психологи дали названия, а чтобы по-научному мудрёнее - на древнегреческом языке. Иные звучат так необычно и даже красиво, что хоть нарочно чего-нибудь бойся, чтобы почувствовать себя особенным и в компании привлечь к себе внимание. «У меня, знаете ли, айлурофобия!» А это просто - боязнь кошек. И почему бы их не бояться, если у вас аллергия на них, на их шерсть?
        Но того страха, той фобии, которой я сам страдал несколько лет после событий, о которых собираюсь теперь рассказать, в этом списке нет. Сначала как будто нашел, вот она - радиофобия! Но оказалось, что это - боязнь всем известной радиации. А я в ту пору опасался… радиоприемников! Особенно старых, старинных. С таинственным зеленым глазком, с колесиками поиска радиостанций на разных волнах. В обычной жизни их теперь и не найти, разве только на барахолках… но в страшных снах они мне не раз снились. Однако ж и современных цифровых приемников я тоже слегка страшился. Поэтому одно время старался в машине садиться на заднее сиденье, за водителем, чтобы не видеть приемник прямо перед собой на панели…
        Родителям я, конечно, в своей фобии не признавался, а то они бы не поскупились на психотерапевта. Но и психотерапевту я правду ни за что бы не рассказал, а то он переправил бы меня прямиком в кабинет психиатра… А если бы я стал нести всякую отвлеченную ерунду, то психотерапевт чего доброго перевел бы стрелку на моего дедушку, который очень любил крутить колесико своего допотопного, большого радиоприемника Festivals в красивом деревянном корпусе. Я был совсем маленьким, когда дедушка занимался своей ностальгией по шестидесятым годам двадцатого века, и всякие помехи, трески и странные шумы, которые издавал приемник при поиске радиостанций, могли меня пугать и отложиться в подсознании надолго. Так, наверное, предложил бы мне думать психотерапевт, чтобы я успокоился… Но на самом деле дедушка ни разу не виноват!
        И в самом деле, разве не начнешь бояться радиоприемников, если натыкаешься на какую-то таинственную радиоволну, а вместо рэпа, рока или джаза тебе на голову начинают сыпаться ананасы! Тяжелые такие, спелые! А потом и вовсе такое появляется… такое… вернее такая!
        Травмоучебное начало
        Как и в прошлый раз, нужно прежде всего уточнить время и место происшествия. История началась всего через несколько дней после того, как мы разобрались с альдебаранским похищением детей и кота… Казалось бы, после такого кошмара ничего в жизни уже не испугаешься! Однако потом слишком быстро привыкаешь к периоду тиши и глади, теряешь бдительность - тут оно и подкрадывается снова. А уж наши Загривки - самое место, чтобы подкралось что-нибудь таинственное и невообразимое! Это же Загривки - окраина уникального города Платонова! О главном месте действия и о самом городе Платонове я уже рассказывал в прошлый раз, и это - важная информация, без которой нашу реальность не понять… Здесь повторяться не буду, но если кому-то было недосуг прочесть первую историю или она прошла мимо внимания, то приглашаю заглянуть в Приложение, которое я поместил в конце, - там можно узнать про город Платонов самые интересные факты.
        Итак, прошло чуть больше недели - и начался новый учебный год. И в тот учебный год мы с сестрой вернулись в знаменитую гимназию имени Ломоносова… Перед этим нашему папе предложили возглавить кафедру элементарно-ватсоновских частиц на физическом факультете Платоновского университета, который того же имени, что и платоновская гимназия, а заодно и Московский университет, от которого наш по иным дисциплинам ничуть не отстает. Папа же сказал, что не согласится, если и нашу маму не пристроят в университете на приличном месте. Приличное место нашлось - на кафедре славяно-берберской филологии. У нас и город уникальный, и кафедры в университете ему под стать!
        Ну, а мы с сестренкой, близняшкой и тезкой (почему тезкой - отдельная история, тоже в прошлый раз изложенная мною), в том году пошли учиться в нашу гимназию… Причем - в третий раз! Дело в том, что нашего папу-исследователя жизнь мотала где только не. Доставалось нам с сестрой учиться и в Москве, и в Анадыре… Но в Платонове нам всегда были рады, встречали и принимали, как родных. Без лишней скромности признаюсь: особенно меня. Я в ту прекрасную пору только что ушедшего детства как-то умудрился, порвав три пары кедов, дойти до призовых мест на российских соревнованиях по скейтборду. Так что, вернувшись в Платонов, я снова вставал в линейку важных лиц гимназии. К тому же я по своей натуре на многое не претендовал, что особенно радовало лидерскую группу класса, пытавшуюся привлечь меня в свои ряды для увеличения живой силы и техники… А вообще, таким неактивным я сделался после второго семейного переезда, наложившегося на школьные годы чудесные. Приходишь в новый класс, собираешь коллекцию фингалов и прочих лютых подколок, добиваешься мечтаемого статуса в стае… и вдруг - бац! Все заработанные очки
пропали… Начинай всё заново на новом месте. И тогда я понял, что в жизни нужно добиваться только того, что не обнуляется при больших переездах.
        С сестренкой все было сложнее при ее тогдашнем характере и способности заполнять собою все обозримое пространство. Девчонки ее, скажем так, любили не слишком, однако по-своему мужественно терпели, стараясь мирно толпиться в тени ее братика. Умные в нашей гимназии девчонки!.. Похвалить их - значит, и себя похвалить. Кидайте в меня за это тапочки и гнилые помидоры!
        В тот злосчастный и, собственно, первый учебный день Сашку дернуло всем что-то доказать, а я не успел ее тормознуть… Хотя день неплохо начинался: учителя нас с сестрой поприветствовали, как блудных, но любимых детишек, вернувшихся наконец под родной кров… тем более что мы не успели намозолить им глаза и классные журналы в прошлые годы. Встреча с однокашниками тоже прошла на высоком уровне обнимашек. Солнышко на небе светило. Но после обеда стало пасмурно, прошел легким выдохом тучек мелкий дождичек. А сестренка за сумму перемен между уроками сумела-таки не только пообниматься с подружками, но и слегка их выбесить. Когда мы компанией, кажется, в семь или восемь человек после уроков двинули на набережную, градус ядовитых подколок у девчонок тоже поднялся на опасную высоту.
        Пацаны были с досками. Они хотели не только потренироваться друг у друга на виду, но и мне показать, чего достигли в мое отсутствие. Есть над рекой Платоновкой и прогулочной набережной самое высокое место. И именно с той высоты городские власти некогда развернули от беседки-ротонды вниз к набережной помпезную такую гранитную лестницу с непропорцио нально широкими бордюрами, на которые там, где марши лестницы сменялись площадками, были установлены небольшие вазоны. Эти бордюры, не считая набережной, использовались скейтерами в качестве полигонов. Спуск был достаточно пологим, чтобы даже не слишком опытному скейтеру не поломаться при первом же проезде, да и на площадку можно было выскочить легко, если что.
        Когда мы пришли, мелкий дождь снова заморосил. Колька Павшин, лидер класса, предложил мне свою доску… Я посмотрел на блестевший влагой гранитный бордюр и, не колеблясь, честно признался, что подвиги с кондачка мне не нужны: доска чужая, скользко, трасса мною давно не полированная… Колька сразу взбодрился и пообещал показать класс «чмовому чемпиону», то есть мне. Обозвался он не обидно и съехал прилично до третьей сверху площадки. Там, при объезде вазона, его снесло-таки на площадку. И он показал действительно класс - мощный такой инерционный беговой спуск по лестнице рядом с кувыркавшейся по ступеням доской. В общем, выступил вполне достойно - прогресс у Кольки был налицо. Прочие пацаны словно заробели выступить нечаянно лучше Кольки и выжидающе посмотрели на меня: может, все-таки решусь бросить вызов. Мне только оставалось правильно выдержать паузу…
        - Нормальная трасса, Аль! - деловито сообщил Колька, поднявшись к нам с доской.
        Я держал паузу.
        И тут вдруг моя Санька выдернула доску из руки Кольки:
        - Сделаем ненормальной!
        Я и глазом моргнуть не успел, как она кинула доску себе под ноги, толкнула ее и, легко подпрыгнув с разворотом, понеслась вниз.
        Я, конечно, учил сестренку… да и сама она наездила достаточно часов… но…
        Робкий запоздалый возглас Артурчика: «А может, не надо, Сань?» - полетел ей вдогонку, когда она уже достигла первой площадки и объехала вазон…
        Кто-то скажет, что это судьба - все произошло так, как и должно было произойти. Кто поумнее, тот скажет, что это брат-близнец - дурак, раз сразу не кинулся к сестре и не отобрал у нее орудие самоубийства… А какой-нибудь совсем умный психоаналитик проницательно заметит, что моя сестра намеренно, хоть и подсознательно, шла на травму, на тяжелую травму, чтобы все изменить в свою пользу, выйти из тупика отношений, которые обострила по инерции… И это у нее получилось - по счастью, не посмертно. Отношение девчонок к ней тотчас изменилось так, будто в их мозгах мгновенно поменялись местами геомагнитные полюса. Ей простили всё!
        Я и сейчас с ужасом и холодом внутри вспоминаю, как почему-то оцепенел весь, нутром чуя, что вот-вот оно случится… но ничего не сделал. Ничего!
        Санька, как метеор, достигла третьей площадки, но вазон обойти не смогла, зацепила, уже кренясь… помню, что время потекло со скоростью одна секунда в минуту… Санька медленно летела по воздуху к следующему маршу лестницы… доска же медленно скользила по площадке… Санька приземлилась плечом прямо на ступени, перевернулась… а доска вдруг обрела огромную скорость, врезалась в другой бордюр и рикошетом полетела прямо в мою сестру… прямо ей в голову…
        Все мои внутренности в одно мгновение превратились в айсберг… в голове моей полыхнула молния, начался шум и гул: крики девчонок смешались с буханьем сердца… Девчонки первыми ринулись вниз к моей сестренке, пока пацаны еще пару секунд стояли застывшими болванами…
        - Не трогайте! Не трогайте! - донесся снизу крик Аньки Орловской, которая еще минуту назад задирала мою сестренку по полной программе, и дело чуть ли не к драке шло. - Тут переломы! Скорую надо!..
        Станция «скорой» приняла одновременно три или четыре вызова по одному и тому же поводу, и диспетчеры уже ругались в ответ. И платоновская «скорая» не подвела - была на месте происшествия уже через десять минут. Меня в машину не пустили - и я остался тупо таращиться на кровавое пятно посреди блестящей от влаги ступени. А однокашники остались меня расталкивать, хором убеждая, что все обойдется и, типа, до свадьбы доживет.
        Сестренка моя собрала серьезную коллекцию: перелом голени, сложный перелом голеностопа, перелом трех ребер. Трещина на нижней челюсти и еще раны на щеке и на лбу, учиненные мстительной Пашкиной доской… В больнице на меня и на папу с мамой смотрели потом два глаза на забинтованной, как у человека-невидимки, голове… и ее загипсованная нога теперь торчала едва не в потолок, как ствол зенитного орудия…
        Слезы у меня на глазах за день-другой высохли. А вот чувство вины в душе сохло куда дольше… До тех пор, пока его не вытеснили события совершенно необычайные. Ну, и сестренка тоже помогла мне прийти в себя.
        Появление Дяди-из-Марокко
        Когда мы втроем вышли из больницы, я сказал Павлинам, то есть папе Павлу и маме Лине, что хочу подышать свежим воздухом, поразмышлять о превратностях жизни и потому пойду домой пешком.
        Павлины переглянулись и сказали, что тоже предпочли бы пройтись вместе со мной, но не оставлять же здесь машину, тем более что парковка маленькая и другим позарез нужна будет.
        - Ты как? - спросил меня папа и, не дожидаясь ответа, мотивировал сына: - Давай не раскисай. Ты не виноват. Сашка всегда была шустрее тебя.
        - Да, поди успей схватить ее за руку, - кивнула мама и тяжело-тяжело вздохнула. - Вся в меня.
        - И ты не раскисай, - сказал папа маме. - Главное, жива. И врачи сказали же, что опасных гематом нет. Я в юности тоже переломы коллекционировал. Заживало, как у кошки… или кота.
        - Вся в тебя! - снова тяжело-тяжело вздохнула мама.
        - Ну, я пошел, - сказал я и оставил Павлинов еще поуспокаивать друг друга.
        Последнее, что я услышал позади, были слова папы:
        - За руль я сяду…
        По дороге я думал вот о чем: о том, как сестренка станет переживать шрамы и рубцы на лице, ведь они останутся, хотя ей даже швов не накладывали, а использовали какой-то супермедицинский скотч. В общем, беда! Мне надо работать и копить деньги на пластическую операцию сестре… И вообще, я вдруг осознал, что за свою жизнь еще ни разу не расставался со своей сестрой дольше, чем на несколько часов. Даже на соревнованиях - ведь она приезжала моей группой поддержки. Как же я теперь жить буду в этой пустыне?! Кто меня теперь будет одергивать, подначивать, колотить и поддерживать во мне волю к жизни?! Рассказать пацанам о своей проблеме - засмеют… Да и сестренке как теперь там одной-то, в больничке?! Боль и депрессия! Боль и депрессия! Надо бы мне с учебой пока завязать и добиться разрешения сидеть с сестрой… Но ведь это - утопия!
        Так и добрел до дома в полном расстройстве. И почти не обратил внимания на мышиного окраса новенький «Порше Кайенн», стоявший около нашей калитки. «Почти», потому что ничуть не удивился чужому внедорожнику, только недоуменно хмыкнул по поводу петербургских номеров. Подумал, что кто-то из коллег отца прикатил по делу… Вопрос, кто из его коллег мог иметь такую дорогущую тачку, у меня не возник.
        Не сильно удивило меня и появление в нашем доме экзотического чужеземца, на вид лет пятидесяти. Я был весь ватный внутри… Но как-то сразу угадал, что он - араб. Араб повышенной смуглости. Пришибленные бедой Павлины даже свет не включили в гостиной, хотя уже начинало темнеть, и от этого чужеземец выглядел лицом еще темнее, почти по-негритянски. Особой радости от этого визита на лицах мамы и папы я не заметил.
        - А вот и наш сын Александр, - как-то очень официально, упавшим еще в больнице да так и не поднявшимся голосом представила меня мама. - А это дядя Аббас, муж моей двоюродной сестры.
        Мы с Санькой мельком слышали когда-то эту романтическую историю про то, как сестра мамы Лины, тетя Женя, познакомилась в Марокко на отдыхе с каким-то образованным, богатым и все такое. Несмотря на все опасения славянских родственников, марокканское счастье тети Жени как будто задалось… Дядя Аббас, слышали мы, владеет турбизнесом и даже имеет свой отель во Франции. В гости мы к ним еще ни разу не ездили, и вот дядя Аббас явился сам. Как говорится, «если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе». Дядя Аббас наслушался от жены сказаний о нашем замечательном городке, загорелся развивать тут свой турбизнес и приехал пообщаться с властями, а заодно и с родственниками. Приехал без предупреждения. Это у них там, наверно, в норме.
        Дядя Аббас был весь круглый и очень живой. Такие люди в моих представлениях о мире должны быть низкорослыми, как все толстячки в комедиях. Таким мне дядя Аббас и показался, пока он сидел в кресле. Но когда он взвился мне навстречу из кресла, прямо как Карлсон с пропеллером, оказалось, что он большой - как воздушный шар.
        Тут я удивился чуть больше: арабский богатей в шикарном, песочного оттенка костюме-тройке да еще при алом галстуке, вел себя не как шейх какой-нибудь, а как пацан, рванувшийся навстречу корешу, которого давно не видел.
        Он потискал меня и слегка придушил, прижав к мягкому пузу - ну, правда, воздушный шар! - а еще окутал и придушил своим арабским парфюмом. Сладким, но с легкой и терпкой горчинкой мыльным ароматом.
        Его голос тоже доносился до меня как будто не сверху, а из глубин его пуза. Он говорил, вернее тараторил на русском почти без акцента, но речь его была похожа на кипение гречневой или овсяной каши.
        Он обрушил на меня лавину сочувствия по поводу несчастья с сестрой и заставил напрячься, сказав, что оплатит любые нужные операции, в том числе и пластические, если потребуются…
        Я осторожно заглянул сбоку за горизонт дяди-шара. Павлины только растерянно улыбались, не шевелясь на диване.
        Тут дядя Аббас отстранил меня, взяв за плечи, и очень серьезно спросил, какие цветы любит Санька.
        Я знал, что Санька балдеет от чайных роз, лучше кустовых, но бухнул, что - орхидеи. В глубине души мне хотелось побыстрей отвязаться от этого вулканического родственника, вот и дернуло его озадачить.
        - Орхидеи! - Казалось, дядя Аббас даже оторвался от пола сантиметров на десять. - Превосходно! Орхидеи и мои даже любимые цветы. Завтра мы твою сестру удивим и заставим твою любимую сестру любить жизнь дальше!
        Я выпал в осадок. Услышал робкий голос мамы Лины:
        - Сашу пока не стоит сильно волновать. У нее голова повреждена…
        На мое счастье, шар развернулся вокруг своей оси.
        - А кто здесь так выразился, что мы будем ее волновать?! - воздел руки к небесам, точнее к люстре, дядя Аббас. - Мы сделаем все возможное, чтобы ее превосходно успокоить!
        О квантовой запутанности и о папиной проницательности
        Сделать все возможное, чтобы я смог хоть чуть-чуть успокоиться и заснуть под утро, удалось нашему папе.
        Стоило мне начать засыпать-забываться, как я сразу срывался на доске с кручи в бездонную тьму, падал-падал-падал… и уже мне казалось, что я по собственной воле становлюсь невесомым, как вдруг подо мной появлялось гладкое гранитное дно… и я с криком выныривал в темную, но родную домашнюю реальность. Тут же начинала жутко болеть, хоть и недолго, волной, правая нога, будто я ее тоже сегодня сломал одновременно с ногой моей сестренки… а еще боль вдруг выстрелом пронизывала нижнюю челюсть…
        То мне виделось, что я несусь на доске… по стреле башенного крана и должен соскочить на крышу здания, но конец стрелы внезапно начинает опускаться вниз… я понимаю, что стрела ломается подо мною - и вот я несусь прямиком в бетонную стену… И так раза три. Потом в комнату пришел папа… Когда мою сестру в детстве особенно сильно мучили ночные кошмары, то приходил именно он, а не мама. Его спокойная, сильная рука мгновенно выдергивала Саньку из глубин невидимого океана, в котором она тонула и захлебывалась…
        - Что? Плющит не по-детски, да? - как и нужно, по-деловому и без кисломолочного сочувствия утвердительно вопросил папа.
        Свет в комнате он не стал включать, но я отчетливо видел его силуэт.
        - Плющит, ага, - признался я.
        - И нога несломанная болит?
        - Ага, - удивился я папиной проницательности. - И голова… там, где Санька приложилась… Ты сегодня телепат, папа?
        - Нет… - Видно было, что папа качнул головой. - Физик… Простой физик. Это нормально, что у тебя тоже все болит. У вас с сестрой нормальная квантовая запутанность. Вы как две элементарные частицы, которые якобы разделены, а на самом деле - единое целое… взаимозависимы независимо от того, на каком расстоянии друг от друга находитесь… Такой вот каламбур. Наша мама не особо верила. А теперь поверит… Ты ей расскажешь. Когда вы каждый по отдельности женитесь и замуж выйдете, у вас дети в один день рождаться будут, к бабке можно не ходить!
        - Бабкой-то наша мама тогда станет, - вырвалось у меня в ответ на папину подначку. - Можно и пойти…
        - Уже лучше… тебе уже лучше, - с намеком хмыкнул папа. - Может, вам собаку купить?
        Вот так прямо - без паузы!
        Я вдруг испугался, увидев совсем иной, мрачный смысл в этом суперпредложении. Нам с сестрой всегда хотелось живность иметь, но мы понимали, что это - утопия. Жизнь мотала наших родителей, а заодно и нас при них, где только не… Чего животных мучить большими переездами и разными климатами? Мы и цветы не заводили - не на кого оставить…
        - Так Санька же выздоровеет! Лежачей не останется! - прямо выпалил я.
        - С чего такой подсознательный пессимизм? - удивился в свою очередь папа. - Просто мы теперь тут надолго. Может, и насовсем. И мне мотаться надоело. У меня кафедра. План экспериментов уже есть… Вы какую собаку хотите?
        - Бигля! - озвучил я сокровенную нашу мечту.
        - А шустрые-ушастые! Годится! - радостно принял идею папа. - Бегать с ней по утрам будете. Сначала ты, потом с тобой Санька, а там, глядишь, и мы с мамой присоединимся…
        И тут мы пару минут посидели молча, воображая нашу будущую счастливую собачью жизнь. То есть это папа посидел, а я полежал…
        - Еще этот старик Хоттабыч на наши головы… - вдруг пробормотал папа себе под нос и вздохнул.
        Он как бы личную мысль наружу выпустил, и я понял, что ему хочется поделиться…
        - Какой Хоттабыч? - проявил я необходимую заинтересованность.
        - А ты что, не читал сказку про старика Хоттабыча? - удивился папа.
        Ну, я помнил смутно что-то про волшебника, которого предыдущие поколения с детства лично знали… Так и ответил.
        - Нет, не волшебник… не совсем… - Тут папа по привычке взлохматил свои густые, в меру кудрявые волосы, и в темноте его голова приобрела черты монстра. - Джинн из бутылки. Из лампы. Ты, случайно, лампу старую не находил?
        Папа умел удивлять и сбивать с толку.
        - Какую еще лампу?! - обалдел я.
        - Медную такую. Древнюю, - сказал папа и решил больше не мучить сына. - Короче, это я про дядю Аббаса. Выпрыгнул, как джинн из бутылки. Или из лампы. И что-то знает слишком много. Даже про мой институтский проект знает… Он, правда, сказал, что перед тем, как к нам ехать, уже успел с властями поговорить… и с руководством института. У него виды на «Сигнал» есть. Ему здесь сказали, что там уже ничего особо секретного нет и можно открытую зону вместе с антенным полем достопримечательностью объявить. Туристов водить… про НЛО им рассказывать… Сказал, что спецслужбы готовы снять гриф секретности и разрешить ограниченный доступ. Прикинь!
        - Прикольно! - только и мог сказать я… хотя мне пришлось совсем не по душе, что таинственный военный городок «Сигнал-А», где совсем недавно происходили с нами ужасные чудеса и приключения, на поругание и потоптание толпам туристов отдадут…
        - А у меня в проекте восстановление и активация антенного поля для исследований. Так он… этот дядя, весь, значит, марокканский, как апельсин… сказал, что готов в мой проект вложиться! - сказал папа. - Что-то мне даже тревожно как-то.
        За что мы с сестренкой нашего папу всегда не только любили, но и по-особенному уважали, так это за то, что он делился с нами, как с равными, своими проблемами еще с тех пор, как мы еще в дабл-коляске лежали, а потом пешком под стол пошли. Говорил серьезно, в глаза смотрел. Хорошо, если мы два-три слова в его докладе понимали… Когда подросли, начали соображать, что папе иногда надо выговориться, а тем самым четче понять свою проблему и принять правильное решение… Однажды мы на это папе намекнули, а он нас ошарашил: «Когда вам года по три-четыре было, вы еще лучше советовали мне, какое решение вернее… Глаза младенцев глаголят истину! Неверный вариант всегда вызывал в ваших глазах недоверие и тревогу, а верный вызывал ясный такой свет…» Наверное, суперский детский психолог зачах в нашем папе!
        - Норм, по-моему, - опять же не слишком радостно отозвался я, но надо же было папу поддержать. - У них там, на Востоке, семья - главное. Даже дальние родственники. Вот он и хочет гордиться тем, что, типа, проспонсировал твой заход на Нобелевскую премию по физике.
        - Далеко, сынок, глядишь! - со сдержанной иронией снова хмыкнул папа. - Но ты все-таки с ним это… не надо вась-вась…
        - Аббась-аббась… - само вырвалось у меня. - Не буду, па. Он какой-то весь… в общем, как финик… сладкий, липкий… я это не люблю… и Санька не любит.
        - Ну… лучше не скажешь, Аль! - И папа похлопал меня по коленкам. - Мы друг друга поняли. Постарайся заснуть.
        И ушел… И такую кашу с финиками заварил у меня в мозгах, что я и вправду немного отвлекся от беды и закемарил… И приснилось мне антенное поле в заброшенном спецгородке «Сигнал», а на поле вместо антенн и локаторов финиковые пальмы, а еще верблюды, почему-то похожие на боевые машины империи из «Звездных войн».
        Как работать с психической травмой
        В школе был день сочувствия. Все учителя уже знали про случившееся. Подходили, передавали лучи поддержки моей сестре. Первая перемена у меня была забита приемами важных лиц. Примчался Славка, который учился в параллельном, а вчера не был с нами, потому что ему надо было помочь матери куда-то отвезти кроличий приплод… Девчонки во главе с Анькой Орловской подгребли ко мне официальной делегацией с просьбой пропустить их первыми навестить пострадавшую в больнице: «…а потом уж вы все, ладно?» Ладно так ладно.
        Пацаны тревожились, как бы теперь не ввели строгий запрет на катания по лестнице…
        После уроков мы нашей троицей - Артурчик, Славка и я - от всех оторвались и решили было в кино сходить, пока девчонки будут в больнице мою сестренку лелеять… и каким-то образом лелеять без обнимашек. Пока шли к кинотеатру, Славка все докапывался, как все случилось, а Артурчик пытался Славке рот затыкать: «Ну, Черный, кончай уже! Человеку и так всю душу на британский флаг порвало… а ты еще дергаешь!» И вдруг меня тормознуло на месте. Он ясно намекал, что и ему, верному рыцарю Прекрасной Дамы по имени Санька Большегруздева, душу порвало.
        - Туря, у тебя доска есть? - не приходя в сознание, задал я Артурчику риторический вопрос.
        Еще бы у Тури хорошей доски не было! Да у всех у нас доски были… Только Артурчику бежать за ней ближе - у его родителей в центре города еще и квартирка имелась очень такая современная, в дополнение к родовому деревенскому гнезду в Загривках.
        - Ты это… чего? - пробормотал Артурчик.
        - Давай, сбегай. На катке встретимся, - кто-то крутой во мне приказал Туре.
        «Катком» мы называли ту самую лестницу.
        - Да беги уже! - передразнил Славка друга его же голосом и интонацией, в общем, с легким армянским акцентом. - Видишь, все правильно человек делает! Так и надо с травмой психики работать. Пережить событие еще раз… но уже с подготовкой и проработкой. Просек?.. Ты все еще тут?!
        Артурчик унесся, а мы пошли к катку. По дороге у нас со Славкой случился самый короткий в жизни разговор на конкретную тему.
        - Аль, ты точно уверен, что так надо? - вполголоса и не поворачивая ко мне головы, спросил друг.
        - Прорвемся, - ответил я, глядя вперед, за горизонт.
        У катка Славка потрогал ногой поверхность бордюра, шумно шмыгнул носом и сказал:
        - Да уж… Саньку не остановить никому!
        Примчался взмыленный Артурчик.
        - Вот… Ты вроде мою фанеру знаешь, - все еще с сомнением проговорил он.
        - Может, пару раз не на мраморе, а внизу? - по-деловому предложил Славка.
        То есть предложил мне сначала слегка потренироваться на асфальте набережной.
        - Не уберусь, - только и буркнул я, то есть, на сленге «плотников», не упаду… а прочий сленг скейтеров я тут уж не буду использовать.
        Я отошел на другую сторону площадки, толкнулся, перед бордюром сделал вытяжку, то есть в прыжке сделал опорной ногой нужное движение… пустил холодок в сердце и… не просто пролетел влегкую всю трассу слалома, но и не стал объезжать последний вазон, а прыгнул над ним… и мне показалось, что время почти остановилось… я летел и летел по воздуху… и что-то пытался вспомнить… важное… нужное… но никак не мог… и уже осознал себя, когда завершал вираж внизу, на асфальте набережной…
        Примчавшихся вниз друзей я слышал как сквозь с тену.
        - Ну, ты - Бэтмен, Аль! - донесся голос Славки. - Жаль, Колян не видел. Он бы доску свою разломал и съел бы по щепкам.
        - Вот и норм, что Коляна не было, - едва слышал я Артурчика. - Нам нужны с ним проблемы?.. А вот если бы Орловская увидела - вот бы кайф был! Аль, она и так уже на тебя смотрит… Ка-апец бы Коляну!
        «Ка-апец» он произнес в точности как моя сестренка.
        - Вот и норм, что Орловской не было, - эхом откликнулся Славка. - С ней тем более проблем не надо… Аль, ты чо тормозной такой? Как стукнутый… Ты лучше скажи, как это ты завис там над «чашкой»?
        «Чашками» мы называли вазоны на лестнице.
        - Чего?! - почему-то прямо похолодел я.
        - Точно завис! - нашелся еще один свидетель феномена. - Секунды на две как будто в воздухе остановился… Я думал, это потому что ракурс такой со стороны. Но и потом ты медленно вниз пошел еще секунду. А потом уж нормально, на скорости… Не понял, чего ты сейчас напрягся-то?
        А напрягся я, потому что пульс в голове забухал, словно прокачивая мозг, чтобы я вспомнил… а что?.. вот как, бывает, слово на языке вертится, а вспомнить не можешь, так и в ту минуту со мной было… еще чуть-чуть - и вспомнил бы что-то, ну, страшно важное… но тут громко блямкнула эсэмэска. По звуку - от Саньки.
        Орхидеи и прочие восточные сладости
        Я выдернул смартфон из кармана.
        Эсэмэска была нарублена капслоком:
        «АЛЬ, ЧТО ВАЩЕ ПРОИСХОДИТ?!!!»
        Во мне сжалось все:
        «А что происходит?»
        «ОН ЧТО, НАШ БОТАНИЧЕСКИЙ САД ОГРАБИЛ?!!!»
        «Кто?» - прикинулся я незнающим, чтобы сообразить, как отвечать дальше.
        Санька явно выдохнула и дальше стала писать нормально:
        «Этот Абдул или как его… В палате не продохнуть - я в тропиках тут. Стога орхидей».
        «Сань, извини. Это я ему сказал, что ты орхидеи любишь. Я думал, он шутку поймет. Извини».
        «У такого надо было Аленький цветочек просить. От него еще этими духами арабскими… - и тут Санька, признаюсь, круто выругалась. - Со всех этажей сестры прибежали… Так у него еще в кейсе эти пузырьки с духами! Все в золоте… Ужас тут, что делается. Давай сюда. Пошути тут так, чтобы его выпроводить…»
        «Он тебе пиар делает, медперсонал коррумпирует».
        «Мне от его пиара уже дышать нечем! Давай уже! Сюда! У меня депрессия!»
        Отряд быстрого реагирования принял сигнал! Артурчик помчался за скромными кустовыми розочками, только и способными остановить вторжение диких орхидей. А мы с Черным дунули прямиком к горбольнице. На часах, помню, было 17.15. Значит, дядя Аббас ввалился со всеми орхидеями мира, когда Саньку еще навещали девчонки, ведь посещение разрешалось с 17.00. Меня стали терзать смутные предчувствия.
        Больница действительно показалась нам дивным цветником. А уж аромат! И что характерно - меня, Санькиного брательника, младший и средний медперсонал принимал, как шейха какого-нибудь… ну а Славку - заодно… типа, как визиря при шейхе. Дядю Аббаса, что показалось странным, мы уже не застали, как и делегацию наших однокашниц. Дежурная медсестра сказала нам, что они вывалились все вместе буквально пару минут назад. И мы со Славкой сумрачно переглянулись… Показалось очень странным, что мы не пересеклись хотя бы у проходной.
        У Саньки в ее жутковатом бинтошлеме светились глаза. На депрессию не было похоже. Скорее - на легкую эйфорию со спутанным сознанием. Сестренка схватила мою руку горячими и влажными пальцами. А второй рукой поманила Славку и вцепилась ему в запястье. Я подумал, какую руку она освободит, чтобы потом прихватить Артурчика - как бы тут не случилось напряга… и собрался выдернуть свою, когда покажется Артурчик.
        На Санькиной тумбочке стоял флакончик арабского парфюма, напоминающий сказочный восточный дворец в миниатюре. Я огляделся: флакончики чуть поскромнее сверкали и на других тумбочках. Я взял флакончик - тяжеленький-претяжеленький. Это ж килограммов пять, а то и больше нужно было принести в больницу, чтобы обаять и контузить всех, от медперсонала до пациентов!
        - Ты меня извини, - вдруг прогудела Санька.
        По-настоящему виноватым тоном.
        Говорить ей приходилось со сжатыми зубами, и казалось, что со мной говорит такой хомяк с полным ртом и набитыми защечными мешками.
        Ну, раз смогла заговорить о чем-то отвлеченном, а не о боли… начала не с жалоб - значит, уже наметился путь к выздоровлению.
        - Да это я - придурок! - нежно пожал я руку сестренке, жалея, что не получится по-настоящему ее в лоб поцеловать, как мы всегда делали, когда с кем-то из нас что-то случалось депрессивное. - Не остановил тебя… И вообще, тебе ж, наверное, и говорить нельзя… больно, да? Ты лучше эсэмэски пиши! Хоть прямо сейчас!
        - Да я не про то, - дважды пожала мне руку сестренка. - Я повелась…
        Тут она и вправду глухо простонала и, взяв одной рукой мобильник, набрала мне:
        «Эта реинкарнация Золотой рыбки мне тут мозг вынесла, и я это…»
        Санька оборвала фразу явно в надежде, что мы сами догадаемся… Но мы с Черным только недоуменно переглянулись.
        «Короче, этот Абдул у меня про желания спрашивал, а я такая ему…» - Санька шмыгнула носом и уже вслух: - Ой, только бы не чихнуть!
        И бросив руку Славки, зажала свой нос.
        Мы оба с ним затаили дыхание.
        - Короче, я вспомнила одно твое желание - и вякнула ему, - призналась Санька опять вслух. - В общем, сам скоро увидишь… Ты только не сердись… Ты же знаешь, я тоже халяву не люблю.
        - Хорошая идея - бизнес на джинне! - Умел же разрядить обстановку Славка. - Сдавать джинна в аренду для исполнения чужих желаний! Лохом был Аладдин!
        Санька прыснула и застонала от боли.
        А я понял, что сейчас лучше никаких больше вопросов не задавать, а стоит просто посидеть с сестренкой - и она успокоится… а уж потом буду ловить непонятные сюрпризы молча, решил я.
        Тут объявился запыхавшийся Артурчик. Дикими глазами он обозрел застывшие орхидейные взрывы, украшавшие палату… Но Санька спасла своего верного рыцаря от самоуничижения:
        - Ой, мои любимые, Туря! Дай понюхать!
        Артурчик осторожно приблизил цветуечки к Санькиному носу, торчавшему из бинтошлема.
        - Ой, пахнут любимые! - обдала нас простым человеческим счастьем моя сестренка… и, вдохнув поглубже, тотчас издала вопль из самой-самой глубины души: - Ой, больно!
        - …Ну, любовь - это всегда больно, - тихо, себе под нос пробурчал Славка… а потом, через паузу, на всю палату: - А чо вы на меня так смотрите?!
        Эффект коврового счастьеметания
        Мы свалили из больницы немного раньше, чем можно было: дали Артурчику шанс побыть с Санькой, «ни в чем себе не отказывая»… а то стеснительный у нас друг, хоть и пижон. А то вот-вот и наши Павлины могли, вернее, должны были заявиться.
        Дотопали до родных Загривок. Смутные тревожные предчувствия меня не оставляли.
        Наш дом был ближе, чем Славкин.
        - Зайдем? - небрежно предложил я и поймал себя на том, что в глубине души почему-то опасаюсь заходить один - нужна подмога…
        …хотя пришельцев вовсе не ожидал снова в гости.
        - Можно, только не надолго, - кивнул Славка. - Сегодня моя очередь кролей строить.
        Это означало, что сегодня по расписанию Славке, а не его маме, кроличьим хозяйством заниматься.
        Издали мы оба заметили - что-то эдакое желтело на участке у самого дома.
        В каменном молчании, холодея, я открыл калитку… и мы подошли к новому на участке объекту. Совсем новому! Прямо совсем новенькому, только что с конвейера.
        Славка молодца - раз я молчу, то и он молчал, пока не остановились и не потрогали, проверяя, реален ли он, этот объект.
        - Твой? - спокойно, по-деловому спросил Славка.
        - А хрен его знает! - в сердцах выдохнул я.
        И Славка сразу все понял.
        - Давно? - спросил он, уже усмехаясь.
        - А хрен его знает! - уже завелся я. - С утра не было.
        - Понятно. Старик Хоттабыч бонусы раскидывает. - Славка знал сказку про Хоттабыча лучше меня, он вообще начитанный с раннего детства.
        Когда-то мы с сестренкой смотрели на компе одну из старых итальянских комедий с Адриано Челентано. Он там лихо рассекал по Риму на мотороллере «Веспа». И я, значит, размечтался тогда вслух: мне б такой, именно такой - ретро… желтый… по Платонову рассекать с девчонкой… (которой у меня еще не было)… вот как Челентано. Размечтался да и забыл… А вот сестренка моя чуткая не забыла!
        Я отправил эсэмэску сестренке. Она ответила почти мгновенно, как будто телефон уже держала в руке. Так, наверно, и было, ведь у нас с ней квантовая запутанность и идеальная телепатическая связь.
        «Ну, я у дома стою…»
        Несколько секунд таинственной тишины…
        «Что? Уже?!» - откликнулась Санька, и я даже как будто услышал придыхание в ее голосе.
        - Что «уже»? - отозвался я эхом.
        - «Веспа», да?
        - «Она самая…»
        - «Так он просто волшебник какой-то! - восхитилась Санька, потом еще немного помолчала, обдумывая последствия… и живо нейтрализовала любые мои критические комменты и вето: - Ну, раз у тебя девчонки пока нет, значит, со мной будешь ездить… Мне же еще трудно будет ходить…»
        Я тоже помолчал, обмозговывая всю ситуацию и пытаясь вшить этот новенький мотороллер «Веспа» в свое сознание. Я знал, что в Италии выпускают эти ретроверсии. Но чтобы «Веспа» продавалась в автосалоне Платонова!.. И впрямь отдавало волшебством. Даже если бы мотороллер подогнали нашему марокканскому благодетелю на вертолете из Питера, то мы, по крайней мере, все поголовно услышали бы стрекот вертолета над Платоновом…
        «Ладно. Вернешься - поговорим», - примирительно написал я сестренке.
        И тут от сестренки раздался звонок.
        - Ну, ты прямо как жена - загулявшему мужу! - хохотнула и сразу заойкала сестренка. - Ой! Не могу, больно! Давай, пока!
        Я убрал мобильник в карман, посмотрел на Славку… и придумал!
        - Слушай, Слав! А давай мотик наш общий будет! Давай? Когда кому надо, тот и едет… а? На права сдадим, типа, и дело с концом.
        Славка тут хитро-хитро заулыбился - и ткнул меня в плечо кулаком:
        - Слушай, Аль, ну, расслабься ты! Ну, бывает… Потерпи! Улетит твой волшебник в голубом вертолете. Или на ковре-самолете… Этот Хоттабыч твой тут не останется же… у нас холодно зимой, а зима скоро. Потерпи. А потом разберемся. - Он похлопал «Веспу» по рулю. - А так зачетный мотик! Погоняем… хочешь, погоняем и угробим его как-нибудь… ну, со спецэффектами… типа, утонул в Платоновке… это если тебе с ним совсем невмоготу станет.
        Тут мы вдруг ни с того ни с сего дико заржали. Все сразу пришло в норму, и на душе у меня полегчало!
        Оторжавшись, Славка для виду посмотрел на часы:
        - Ну, я пойду, Аль… Мне уже к кролям нужно…
        Джинны мудры, но бывают навязчивы
        Но не тут-то было. Пришлось дружбану тормознуть поневоле. Потому что за калиткой, почти вплотную к ней, тормознул «Порше Кайенн», и из него вышел в том же неотразимом песочном костюме тот же превосходный марокканский дядя Аббас. Славка еще не видел нашего благодетеля и с пристойным любопытством понаблюдал за его приближением. Излучая белоснежную улыбку, которая, как полагал я, сплошь состояла из дорогущих имплантов, дядя Аббас громко поздоровался еще от самой калитки, и я также дистанционно представил ему моего друга Славку.
        Дядя Аббас подошел, крепко пожал ему руку и сказал:
        - Я очень рад тому, что у моего младшего родственника есть такой превосходный друг.
        Похоже, без слова «превосходный» дядя Аббас и дышать не мог…
        Славка не растерялся. Он приобнял меня одной рукой за плечи, кулаком другой несильно дал мне под дых и сказал:
        - У меня такой превосходный друг тоже есть в наличии. И его - навалом!.. Ладно, извините, мне пора кроликов кормить. - И подмигнув мне: - Ну, бывай, Алька ибн П?ша. Девчонок себе ихних, гурий, не проси. А то это… того…
        И свалил.
        Дядя Аббас пристально смотрел ему вслед.
        - «Навалом» это означает как?
        - Это означает, что меня как бы много для моих друзей, на всех меня хватает с избытком, - прикинув, определил я, чтобы еще сильней запутать марокканского дядю.
        - Превосходный портрет для хорошего человека! - восхитился дядя Аббас. - Я запомню. Вижу, твоего друга для тебя тоже много. У него хорошее лицо умного парня, который умеет знать жизнь.
        - Да, кто-кто, а Славка умеет знать жизнь! - не мог не согласиться я.
        Тогда дядя Аббас повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза. В его добродушном, парфюмерном взгляде появилось что-то очень такое проницательное.
        - Как тебе этот малый конь? - вопросил он и повторил в точности жест Славки, когда тот похлопал мотороллер по рулю.
        Хотя я и был дома, но - совершенно не в своей тарелке.
        - Спасибо, конечно, дядя Аббас, - сказал я, опустив глаза на его воздушно-шарное пузо, - но как-то это… мне таких дорогих подарков даже папа не дарил… особенно так вот… за здорово живешь… даже без дня рождения…
        Дядя Аббас очень по-восточному поднял обе руки к небу, однако заговорил без всякого восточного пафоса, типа «о, благороднейший отрок этого славного города!»… Но все же, все же…
        - Сначала я скажу тебе, Искандер… По-нашему Александр - он Искандер. Можно я тебя буду так называть в честь Искандера Двурогого, по-вашему - великого полководца Александра Македонского?
        Я кивнул куда-то в сторонку. То есть в сторону соседнего огорода тети Люси.
        - Так, Искандер, сначала я тебе скажу, что можно сравнить мой доход с доходом твоего превосходного отца, и тогда получится, что папа просто подарил тебе сегодня новый смартфон. И даже не айфон новой модели… Согласен?
        Я даже кивнул с большим трудом - будто шею стало сводить.
        - И будем мы давать так считать, что я опоздал к твоему дню рождения, - продолжал свою подачку-неберучку дядя Аббас. - Второе - слушай меня, человека, который родился и провел детство в пустыне, где там вокруг не было ничего, слишком вот так ничего… Слушай, что я тебе расскажу в этот самый час. У каждого человека всегда есть от детства такая маленькая мечта… маленькая, но не сбы… сбы…
        - Сбыточная, - подсказал я.
        - Сбыт? - недоуменно нахмурил брови дядя Аббас. - Сбыт - это что-то такое другое… это про деньги и товар.
        - Несбывшаяся? - дал я вариант.
        - О! Именно так! - указал дядя Аббас перстом в небеса. - Несбыв… ша-яся… И вот что удивительно, мой Искандер. Ты растешь - и вот уже можешь свою эту мечту сбыть… Сбыть? Что-то опять не то…
        - Я вас понял, дядя Аббас… Можно и так. - Мне не хотелось, чтобы рассказ дяди Аббаса затянулся на тысячу и одну ночь.
        - Да. Вот у тебя уже есть и деньги, и силы, чтобы твоя маленькая, а не какая-нибудь превосходно большая мечта сбылась… - продолжил дядя. - Така-ая большая, ради которой живешь… Но ее, что есть маленькая, почему-то все не сбываешь и не сбываешь. Она остается как ящерица под твоим порогом. Сесть на корточки. Засунуть руку под ступень - и достать… Но не делаешь, не достаешь. Почему? Думаешь, что мечта была с детством, а ты уже взрослый… Или людей почему-то стыдишься… А ведь если ящерица умрет под твоим порогом и высохнет - это ведь и у нас в пустыне дурная примета, Искандер. Ты ведь меня понимаешь?
        Я кивнул, потому что стало уже немного интересно, к чему это он клонит… и я даже начинал соображать, как умело дядя Аббас прикидывается адвокатом самого себя.
        - Я родился не очень далеко от города Марракеш, и там была пустыня. А мой отец Салех был лудильщик. Ты когда-нибудь видел лудильщика?
        - Нет, но знаю, кто это, - твердо отвечал я.
        - Да, лудильщик не может быть богат… - продолжал марокканский дядюшка, - если не найдет в пустыне клад каких-нибудь разбойников древности. Но мы не были и слишком совсем бедняками. Кое-что немного мы могли себе позволить. И вот, мой младший Искандер, когда я был в твоем возрасте и помогал отцу, мне однажды очень захотелось иметь простой пылесос… Не знаю почему. Я увидел такой красивый пылесос в рекламе по телевизору. У нас был телевизор, но не было пылесоса. Зачем в деревне и в чистой пустыне пылесос? У нас нет пыли для пылесоса, но есть много песка, от которого даже превосходный пылесос весь выломается… Я не мог просить отца подарить мне на день рождения пылесос. Я умел лудить утварь, и я сделал корпус пылесоса и еще много-много деталей для него из старых ведер и консервных банок. Я сделал для него маленький винт, и приводил его в движение с помощью велосипеда. Сделал привод с ремнями - и он заработал! Поверишь ли своему далекому дяде, Искандер?
        Я вспомнил про многофункцио нальный комбайн для работы в саду, который сварганили наши кассиопейские двойники. Он исправно работал, и мне очень захотелось соврать… выдать его сейчас дяде за нашу с Санькой внеклассную работу. Тем более что все Загривки так и верили, что она - наша… и не поверили бы ни единому нашему слову, если бы мы стали распускать слух о каких-то инопланетных двойниках. Марокканский пылесос с велоприводом ушел бы нервно курить в сторонку… Но я постеснялся. Рассказал про нашу надувную водяную катапульту, сделанную на базе гимнастического мяча фитбола и дверной пружины.
        - Могу продемонстрировать, - со смаком предложил я, вообразив, как наша катапульта окатывает бесплатной водой марокканского дядю, жившего когда-то в пустыне, где вода на вес золота.
        Дядя Аббас как ребенок захохотал и захлопал в ладоши, а потом принялся быстро-быстро похлопывать меня по плечу, будто пыль из него выбивая.
        - Ха-ха-ха! Я так и знал, что вы с сестрой всеми руками мастера! Отложим такое веселое дело до жары, а ты мне всего лишь покажешь ее, чтобы я такую веселую радость произвел в моей деревне для моих… э-э… пустынников.
        Наверно, он хотел сказать «земляков», но получилось весело, и я его не поправил.
        - Так вот, Искандер, - переведя дух, продолжал марокканский дядя, - а теперь у меня… как это твой друг говорит… да, навалом самых превосходных пылесосов, они сосут любую пыль, но не дают радости, как тот… Он есть, но теперь мне самому крутить его педали так быстро, как нужно, уже не могу. Сердце старое, не вытерпит. Все выломается… А десять лет назад я увидел в другой пустыне, это было в Чили, много-много белых радиотелескопов. Они такие красивые, такие превосходно белые. И смотрят в синее небо. Так красиво. И мне очень захотелось иметь такой радиотелескоп. Не только для того, чтобы слушать все, чем вселенная там у себя думает и поет… я не ученый… я бы ученых пустил к себе работать. А сам бы стоял и любовался им в моей родной пустыне. Понимаешь меня, Искандер? Я смогу взять и купить себе радиотелескоп. Но что скажут соседи, которые знали моего отца? Как они будут смотреть на меня? Скажут: «Что это он себе позволяет? Он хочет один узнать, что на небесах ангелы говорят? Он разгордился. Он хочет подслушивать ангелов. Его Аллах накажет за это!» А потом они начнут кидать камни в мой радиотелескоп, мои
добрые соседи, для которых мой отец и я лудили посуду. И знаешь, они будут правы. Искандер. Потому что мой превосходный радиотелескоп не польет водой их огороды… И тогда я вспомнил наш старый-старый радиоприемник. Еще довоенный. Немецкой фирмы «Телефункен». Я им тоже в детстве любовался больше, чем слушал. Он был волшебным. Как лампа Аладдина. Только джинн не выходил из него и не исполнял желания, зато красиво пел, когда захочешь, разными голосами. И я сказал себе: «Исполнять свои желания ты теперь сам себе можешь вместо джинна. И чтобы вернуть себе ту радость, ты можешь собирать такие приемники… Над тобой будут смеяться, если ты сам начнешь делать ремонт своему дорогому автомобилю или телевизору, но все тебя будут уважать за то, что ты умеешь лудить старый радиоприемник и любоваться им». Понимаешь меня, Искандер?
        Надо признать, что неглупые вещи про жизнь говорил в те минуты марокканский дядя. Я кивнул и даже посмотрел ему в глаза. Чтобы он увидел, что я киваю не только из вежливости.
        - А теперь, мой дорогой Искандер, ты будешь смотреть на этот мотороллер, который я подарил тебе от чистого сердца для той твоей мечты, которую ты по маленькой глупости не стал бы исполнять, когда вырастешь… - вот так витиевато по-восточному выразился дядя и, вздохнув, продолжал: - И ты начнешь сейчас потихоньку-потихоньку догадываться, почему мне так интересен твой родной город и ваш покинутый город военных людей с антенным полем и вот какими антикварными локаторами. И ты тоже можешь помочь мне исполнить одну маленькую-маленькую мечту… и тогда ты уже превосходно не станешь смотреть на мотороллер, как на обнаруженный посреди великой пустыни без людей чужой кошелек с серебром… Нет-нет, не смотри на меня так, будто я сюда заслан нашим королем как опасный шпион! Я уже договорился обо всем с начальниками вашего муниципалитета, и они, и ваши военные люди готовы предоставить мне антенное поле в аренду на пятьдесят лет. Там мы устроим и радость ученым, и большой превосходный туристический аттракцион. А теперь посмотри вот на это.
        Оно появляется…
        И дядя Аббас жестом факира извлек из внутреннего кармана пиджака мешочек из красного бархата. Он распустил золотистые тесемки, очень осторожно залез тремя пальцами в мешочек и выудил из него блестящую штуковину, похожую на лампочку. Лампой она и оказалась. Радиолампой с золотистым напылением.
        - В самом конце двадцатых годов века же такого же, двадцатого, - рассказывал дядя Аббас, - в вашем городе Ленинграде была выпущена очень небольшая серия радиоприемников. Это была совместная продукция с немецкой фирмой «Телефункен». Приемник назывался «КИ», что значит «Красная искра». Всю партию разослали по военным гарнизонам. И все аппараты погибли или потерялись во время войны. Кроме одного. И этого одного нашел твой старший родственник Аббас Худайдан. И восстановил вот этими самыми своими руками. - Дядя Аббас артистично так развел руки и свел руки. - Он у меня теперь весь есть и готов петь, но одна лампа была совсем сломана - и вот она здесь есть. Такую лампу я никак не могу найти, а заменить на другую нельзя. Нельзя заменить сердце коня на сердце ишака, хотя пересадить в наши дни так легко, если есть много лишних денег и одна дурная голова. И вообрази, мой Искандер, я живу надеждой найти такую радиолампу. Найти ее здесь, сначала в России, потом в твоем превосходном городе Платонове. Я слышал, что в радиогороде военных «Сигнал» был целый музей старых радиоприемников. Главный начальник их любил
тоже, как я. Но остался только я, потому что тот главный начальник уже умер, и про это я узнал. И я узнал еще, что музея там тоже больше нет никакого и что приемники никуда не были переданы на хранение. Я подумал своей головой и стал надеяться, что хотя бы какие-то аппараты есть у тех, кто работал в радиогороде. Очень страстно я стал надеяться на это! И подумал, что ты можешь мне помочь в моих поисках.
        Тут меня осенило! Как будто холодом и как будто даже приятным меня всего обдало… И после того короткого холодного душа даже успокоился я сразу, потому что все это ковровое счастьеметание дяди Аббаса вдруг обрело простое объяснение без всяких намеков на подкуп кого-то, знающего секретную информацию или способного залезть за ней туда, куда не пускают. Вон оно что! Давным-давно какой-то король был готов отдать полцарства за коня. А вот этот пухленький и весь ароматизированный арабский миллионер готов кучу денег выложить за старую-престарую радиолампочку со свалки. Да, такую блажь понять можно!
        - Я вижу, что ты меня прекрасно понял, мой Искандер! - воскликнул дядя Аббас. - У тебя уже глаза светиться сделались! Ты знаешь, что такое коллекция! У тебя тоже какая-то есть?
        - …Да нет, мы как-то не увлекаемся, - чуток потупившись, ответил я, по привычке приплюсовав свою близняшку.
        Я, конечно же, зауважал дядю за безумство рукастого коллекционера-радиолюбителя, который не за шедеврами живописи гоняется, отдавая тучи миллионов на аукционах, а за деталями старых приемников!
        - А как насчет коллекции старых мотороллеров или мопедов? - прямо напугал меня дядя и тут же сам расхохотался: - Я сейчас шучу, шучу… Я сейчас хочу тебя спросить, не видел ли ты у кого-нибудь из соседей старые радиоприемники, которые могут быть из того музея. Может, кто-то еще здесь увлекается радио?
        И тут я, не подумав, прямо взял и сдал деда Геру. Деда Гера ведь - радиолюбитель. У него своя зарегистрированная радиостанция была! Только что-то в ней пару лет назад поломалось, и он перестал выходить на связь с внешним миром. А искать нужные детали то ли ленился, то ли не знаю что… Ну, с тех пор, как у него ноги стали болеть к прилету летающих тарелок, радиостанция и вправду могла показаться смешной, никчемной рухлядью!
        - …Это значит - «хвала Аллаху»! - воскликнул дядя Аббас по-русски, перед этим очень музыкально воскликнув «хвалу» на своем языке. - И где он живет, этот достопочтенный Дедагер?
        - Его Герман Валентинович зовут, - уточнил я. - Это мы называем его «деда Гера». Он на деда похож, хотя еще не стар.
        - Умный человек всегда должен выглядеть старше, чем он родился, - подняв оба указательных пальца к небу, весомо выразился дядя Аббас, а радиолампу он уже успел убрать обратно в мешочек и в карман пиджака. - Так где его дом? Далеко от твоего дома?
        - Да вон через два дома, - небрежно махнул я рукой в сторону сентябрьского заката. - На нашей стороне. Зеленая крыша.
        Разной блажью славился деда Гера, в том числе - и тем, что прилежно раз в три года красил свою железную крышу салатовой краской.
        - О! Зеленый цвет мил сердцу гостя из Марокко! - воскликнул дядя Аббас.
        И вдруг его словно в одно мгновение подменили на очень серьезного близнеца. Он свел брови, посмотрел на наш дом, а потом перевел взгляд на меня. Так, пожалуй, на нас с сестренкой смотрели недавно особисты, пытаясь вытряхнуть из нас признание, зачем мы лазили в «Сигнал».
        - Света в доме нет, так и мамы с папой твоих там тоже еще нет, - произнес он странным металлическим тоном, под стать взгляду. - Я заеду в твой дом позже. Благодарю за превосходную информацию. Возможно, она будет стоить дороже мотороллера «Веспа». Тогда снова будет долг за мной.
        Он повернулся и пошел прочь с участка. Сел в свой порше и покатил по улице в сторону заката - значит, прямо к деду Гере… Хотя тут пешком пройти всего ничего. Но такие шейхи пешком не ходят - или на арабском скакуне, на которого дядя Аббас вряд ли бы смог сесть, или на крутом авто…
        Папе тоже придется делиться «мотороллером»
        Я, наверно, еще с минуту стоял на месте и утрясал в голове новые впечатления. Обрывками недавнего сна проносились отдельные фразы из длинных речей дяди Аббаса… Я вспомнил про пылесос с велосипедным приводом… а еще вдруг мне представился грустный и толстый жеребец с сердцем ишака.
        И вдруг я понял, что сам сейчас сделаюсь таким с сердцем ишака жеребенком, если немедля не спрячу мотороллер с глаз долой, пока родители не появились за калиткой! И я бегом - ну, точно ишак с тяглом, - покатил его за дом в сарай, а в сарае еще накинул на него старую родительскую туристическую палатку из брезента… В общем, теперь времени должно было хватить, чтобы подготовить Павлинов к новому сюрпризу… а если дядя Аббас успеет заявиться и спросить раньше, чем надо, то… нет, я сразу просек, что он - хитрый бедуин и лишних вопросов моим родителям не задаст.
        Чутье не подвело: успел я тик в тик и, когда выходил обратно, из-за дома к крыльцу, увидел Павлинов. Папа Павел крепкой рукой открывал калитку и пропускал вперед маму Лину… И тут я удивился тому, что они так долго ехали от больницы. Неужели папе пришлось всерьез успокаивать маму, которая при мне и при сестренке так мужественно держалась?!
        Мы же с Санькой никогда не умели держаться, как в танке, когда начинали что-нибудь таить от родителей… Мы сразу приобретали супермолчаливый вид суперзаговорщиков. И родителям оставалось только поглядывать на нас проницательно до тех пор, пока мы не расколемся. Может, в одиночку каждому из нас было бы легче скрывать какие-то большие секреты? Но я решил не рисковать.
        - Приветики! - махнул я рукой. - Сейчас загривицу устрою!
        Загривица - это наша фирменная семейная яичница, которой еще в юности баловалась мама Лина, а название ей придумал папа Паша, когда женился на нашей маме и первый раз такую яичницу попробовал. Рецепт прост: берем салат оливье, кладем его на сковородку, заливаем не майонезом, а яйцами и жарим на слабом огне так, чтобы получилась дрожащая глазунья. В общем, я славно отвлекся у плиты от мучивших меня сомнений и, как показалось мне, достаточно долго продержался спиной к родителям, чтобы они не уловили в сыне веяние сокровенного секрета.
        Однако ж критический момент все равно должен был настать. Мы сели за стол, и я опустил глаза, изучая содержимое своей тарелки, будто обнаружив, что приготовил не яичницу, а какой-то непонятный деликатес…
        - Что это ты такой загадочный сегодня? - вдруг раздался вопрос мамы, от которого я так и оцепенел…
        И уже собрался расколоться, как вдруг прозрел как бы сквозь яичницу, что вопрос задан не мне.
        Я поднял глаза и обомлел: это у нашего папы, сидевшего напротив нас с мамой, был вид стопроцентного заговорщика! Туманный такой и напряженный.
        Некоторое время мы приглядывались к папе, который жевал яичницу, словно в замедленной съемке…
        Наконец он раскололся. Оказалось, что ректор сегодня вызвал к себе в кабинет нашего папу… нет-нет-нет, очень любезно пригласил и очень так вежливо-превежливо справился, не может ли марокканский родственник и спонсор исследований папы отщипнуть немного от гранта в пользу научной работы племянника ректора… тому самое время кандидатской диссертацией заняться… а еще лучше сделать грант вообще общеуниверситетским… ну, там от реконструкции антенного поля чуток отстегнуть, к примеру… потом оно окупится же, не так ли?
        - …Что я мог ему обещать? - сокрушенно-виновато сказал папа. - Обещал, что поговорю… Вот такая хрень началась! Лин, ты можешь намекнуть своему шурину, что на меня начали коситься, к примеру?.. И надо немножко другим сестрам по серьгам отсыпать… Ну, пусть обрежет мне. Мне и так нашего министерского гранта хватает на базовую работу…
        Мама первым делом мне подмигнула. И сказала мне мило-назидательно:
        - Вот так! Изучай, Аль, классическую русскую литературу. Будешь предупрежден - значит, вооружен.
        Я ничего не понял сначала и от этого очень кстати отключился от своего собственного секрета.
        - Паш, а чего б тебе самому не взять сеть, не выйти на берег синего моря, - обратилась мама в папе, - не закинуть ее, не выловить самому эту Золотую рыбку-пиранью и не попросить ее?.. Она тебя лучше услышит, уверяю, и сразу войдет в положение… Уж араб-то легко поймет, что, если перед тобой клан, то спонсорством только одного члена клана дело не обойдется…
        Умная у меня мама, что и говорить!
        Я понял, что папе от дальнего марокканского родственника досталось круче, чем мне, и вздохнул с облегчением… Ночью, однако ж, мне снился берег Платоновки и рыбаки на нем. Они ловили золотых пираний… а пираньи ловили их. То есть рыбаки периодически валились с берега в воду - и пираньи их там сжирали… И я увидел папу, который приближался к берегу с удочкой и ведерком. Я помчался к нему навстречу и стал отговаривать от опасной рыбной ловли. Он слушал меня, улыбался, но продолжал идти… Я очнулся в холодном поту около пяти часов утра и больше заснуть не смог.
        А ковровая бомбардировка счастьем все продолжается и продолжается!
        Неладное я почуял утром уже на ступенях гимназии. Вздрогнул, тряхнул головой - почудилось, будто ноги принесли меня не в школу, а к дверям больницы. Глюк пропал… Но запашок остался. Я потянул носом. Внутри здания запах усилился и потащил меня дальше и выше. Первым уроком у нас была химия, кабинет на верхнем, четвертом этаже. На уровне третьего я уже полностью пришел в сознание и обо всем догадался. А когда вошел в кабинет химии чуть ли не последним, едва не задохнулся… Атмосферка стояла, как, наверно, в гареме турецкого султана в банный день. Не хватало только какого-нибудь бахчисарайского фонтанчика и пары-тройки павлинов… с маленькой буквы павлинов, птичек то есть…
        Мы с Артурчиком даже поздоровались молча и стали с нетерпением ждать спецэффекты… Химичка наша, Нина Яновна Аксельрод, которую, в зависимости от ее настроения, прозывали то «Водородом», то «Кислородом», была дамой, на первый взгляд, незаметной, но, однако, очень колоритной, стоило ей только рот раскрыть и выдать очередной перл низким прокуренным голосом. Худенькая, остролицая, густые мелко вьющиеся волосы - перец с солью - туго затянуты в кичку на темени. Всегда в сереньком костюмчике и старомодных очках с громоздкой серой оправой. Она выглядела старше своих примерно пятидесяти пяти, лишь пока не двигалась, а движения ее были стремительными и легкими, сразу сбрасывая ей лет десять от даты в паспорте…
        Дверь открылась, как всегда, с таким звуком, будто сейчас должен был ворваться в класс отряд СОБРа. Яновна вонзилась в кабинет, но через три шага замерла как вкопанная… и оглядела класс, будто в нем нынче собрались на урок одни зомби.
        - Мне что, дезактивацию вызывать? - задала она риторический вопрос.
        Никогда… никогда в ее голосе не проскальзывала злость. Но дезактивировать ее ироничное презрение могла, пожалуй, только нейтронная бомба.
        - Нина Яновна, у нас же органическая химия, - выступила Орловская, - а это - классическая органика с бензольными кольцами. Давайте пройдем хотя бы как факультатив. Ароматические вещества. Отличный курс.
        - Гаэсэм это, - бросила Нина Яновна, двинувшись дальше к столу. - Горюче-смазочные материалы… Вот уж не ожидала! Какое падение нравов… А вкусов-то! От Армани до сераля…
        Этим «сералем» она, конечно, всех убила наотмашь. Урок прошел тупо, толково и тихо, как тюремная прогулка… Выяснить, что такое сераль и чем он, если так называется, отличается от туалета типа сортир, девчонки не решились аж до перемены. А упоминание парфюмов Армани - это был как раз камешек в огород Орловской, мама которой владела магазином косметики и парфюмерии и пропагандировала эту марку как любимую… Город же небольшой: все всё про всех знают… хотя Нина Яновна сама никогда парфюмами и практически никакой косметикой не пользовалась и посетителем того магазина не числилась ни разу…
        Завершала тот день физика, а физику у нас вела завуч Ирина Витальевна Бондаренко, кандидат физ. мат. наук, дама того же возраста, подражавшая дважды нобелевскому лауреату Марии Склодовской-Кюри и в прическе (эдакий кудрявый туман-дым на голове), и в одежде (просторные платья с оборочками всякими) - с небольшой поправкой на нынешний век. К своим классным гуриям мы с Артурчиком уже принюхались, поэтому привнесенная физичкой сильная нота парфюмной герани - а наша парта на физике была первой в правом ряду - сразу настроила наше сознание на новые ориентиры. Девчонки, оценив ароматную новость, слегка прибалдели, а мы с Артурчиком переглянулись… и не ошиблись.
        Физичка обрадовала нас тем, что в гимназии создается учебно-экспериментальная лаборатория радиофизики с акцентом на развитие радиосвязи и, в общем, она ждет от нас интересных тем, а ученикам, которые такие темы предложат и станут ими заниматься всерьез, высший балл в году будет обеспечен «автоматом», а к нему в придачу - дополнительный балл на экзамене по физике при поступлении в наш платоновский универ.
        - Ковровое бомбометание! - шепнул мне Артурчик.
        - Счастьеметание, - уточнил я.
        - А? - сначала не понял, а потом понял Артурчик: - А-а!
        Через три секунды после звонка я получил впечатляющую эсэмэску от сестренки:
        «Аль! Сегодня ко мне не приходи, ладно? Тебе будет больно на меня смотреть, как вчера, а мне будет больно от того, что тебе больно! Давай пару дней отдохни».
        Я успел подумать, что папа уже успел рассказать и Саньке про нашу квантовую запутанность, как пришли еще, одна за другой, целых пять эсэмэсок, которые заставили меня глубже задуматься о положении дел в мире:
        «Пусть Артурчик сегодня придет. Скажи ему».
        «Нет, лучше - Славка. Он хладнокровный весь. Не станет напрягать».
        «Нет, лучше давай обоих. Можно без цветов».
        «Пусть мороженое мне принесут».
        «Я тут растоплю. И через трубочку. Трубочка есть».
        Я перевел дух и, приготовившись к новым сюрпризам сестренки, дал надлежащие инструкции Артурчику.
        А сам взял и пошел домой.
        И как полыхнет!
        Я возвращался домой с опаской!.. Сам себе удивлялся: получалось, что я опасаюсь новой встречи с Дедом Морозом, который решил раздавать подарки в неурочное время. Хотя, читал я, в далекие-предалекие времена непослушные дети опасались визита того, кто был предшественником Деда - тот монстр бородатый одаривал послушных детей, а непослушных, кажется, съедал или грозил им поеданием… Но мы с Санькой вроде как не отличились в этом году вопиющим непослушанием родителям, поводов для этого попросту не находя…
        Я уж думал, а не завернуть ли домой через задворки. Как-никак «нормальные герои всегда идут в обход», как пелось в каком-то старом детском фильме. Но вдруг заметил издали, что на скамеечке около нашей калитки сидит не кто иной, как деда Гера. Я когда-то так вот в последний раз своего дедушку видел сидящим на той старинной скамейке… Даже сердце сжалось. Но зато опаска сразу исчезла, и я ускорил шаг.
        Деда Гера встречал меня своей фирменной хитрой улыбкой.
        Я поздоровался.
        - Здоров! - кивнул деда Гера, протянул руку, пожал мою, будто старой заскорузлой перчаткой… но не отпустил тотчас. - Присядешь?.. Или сразу за уроки?
        - Подождут уроки, - ответил я, уже почувствовав, что меня ждет какая-то необычная новость, опасений не обещающая.
        Но ошибся…
        Я сел рядом с дедой Герой. Некоторое время он, прищурившись, молча смотрел в небеса. Потом спросил:
        - А тебе он что обещал? Этот твой Аббас-Барабас.
        - Уже подарил… - сразу раскололся я, и на душе стало куда легче.
        - Значит, уже… - кивнул деда Гера, показывая, что так и думал. - Кто бы сомневался.
        - Мотороллер. Стоит в сарае. Я спрятал его, - все-все я выложил, чтобы не тяготиться тайной и заодно узнать, какими выражениями обложит тему деда Гера.
        - Мотороллер? - наконец скосил на меня взгляд деда Гера и приподнял бровь. - А почему не «Феррари»?
        - Ну, это не я… Это моя сестренка прикололась, - сдал я Саньку, не видя в этом ничего криминального, раз у нас с ней квантовая запутанность. - Сказала ему, что у меня, типа, когда-то мечта такая была. Итальянский мотороллер. Ретро. «Веспа».
        - Ох! Мне уже донесли, что с твоей сестрой случилось! - вздохнул деда Гера. - Сочувствую. Как она?
        - Норм… Ну, почти норм, - ответил я. - Поломалась, конечно, сильно. Но жить будет…
        Деда Гера снова вздохнул. И вдруг как бы сам себе задал странный вопрос:
        - Вот я удивляюсь, почему она не зависла, а сразу так упала…
        - В смысле? - напрягся я.
        В голове вспыхнуло воспоминание о том, как пацаны восхитились тем, что я на мгновение будто завис в воздухе, когда перелетал на доске «чашку».
        - Ну, вот так… - сказал деда Гера и показал рукой очень плавное движение.
        Так - я видел по телику - летчики показывают рукой фигуру высшего пилотажа… типа, бочку.
        - Не понял, - продолжал тупить я, напрягаясь еще сильнее.
        - Помнится… если мне память не изменяет… - почему-то очень осторожно оговорился деда Гера, - генерал сказала, что кровь тех ваших двойников может дать вам… ну, не сверхспособности, а какие-то возможности… ну, когда вы с сестрой побратались с ними кровью, чтобы… ну, что-то вроде квантовой запутанности устроить и подставиться вместо них… а они вроде как могли левитировать…
        Оказывается, и деда Гера знал про квантовую запутанность!
        Я сидел в шоке. В полной отключке. В голове так бухала кровь, словно я сидел на берегу бушующего моря… десятибалльного прибоя!
        Что-то очень важное беспощадно ускользало от меня. Будто какой-то очень яркий, очень вещий, очень важный сон стремительно забывался, оставляя только клочки облаков или бумажек на ветру…
        - Ты что… и генерала не помнишь? - вроде как без особого удивления, но с пронзительным любопытством поинтересовался деда Гера.
        Я не в силах был что-то ответить. Сжал губы. И так все было понятно. Я помнил, что мы с сестрой совсем недавно спасли каких-то инопланетян, которые выглядели нашими с Санькой двойниками… Но и это капитальное, мощное воспоминание уже начинало казаться промелькнувшим сном, иллюзией… которая еще остается в памяти условной констатацией факта, но, похоже, вот-вот тоже исчезнет… погаснет, словно последние огоньки на затухающей и уже начавшей остывать головешке в кострище. Никаких деталей… Никаких генералов!
        Деда Гера сильно похлопал меня по коленке, потом обхватил за плечи и сильно, почти до боли, прижал к себе.
        - Ладно. Не заморачивайся. Значит, так надо, - не слишком умело успокаивал меня деда Гера. - Про то, как спасли вы ребят тех инопланетных, еще помнишь?
        - Помню… пока… - обреченно откликнулся я.
        - Ну и ладно… Если забудешь… и твоя сестренка забудет, я вам потом расскажу, что сам помню… - опять же, не слишком надежно пообещал деда Гера и сразу подтвердил эту ненадежность: - А может, и мне самому это все приснилось, кто знает. Я в одной умной книжке когда-то вычитал, что рядом с нами могут происходить разные необычные штуки, которые в масштабах вселенной - дело обычное, а для нашего восприятия - аномальное… и мы можем их видеть, но не запоминать… Кажется, я тебя совсем заморочил. Прости старика.
        - Но я же, правда, завис! - вырвался из меня вопль отчаяния.
        - Где? - Деда Гера ослабил хватку.
        Я рассказал, как было.
        - Ну, тогда будем считать, что вы должны созреть до чего-то важного, - успокаивал, но совсем не успокаивал меня деда Гера. - Тогда и начнете вспоминать снова… А мне твой Аббас-Карабас, между прочим, обещал починить мою радиостанцию. И устроить лицензию на дополнительные частоты. Прикинь!
        Я бы прикинул, но только нечем было в тот момент прикидывать. И я был на стопятьсот уверен, что мою сестренку лучше вообще не спрашивать на эту тему… Тогда получим шок в квадрате, если не в кубе!
        Похоже было на то, что сам деда Гера совсем не рад тому, что невольно поворошил мои таявшие воспоминания и выбил из колеи, хотя пришел совсем не за тем… а за тем, чтобы ошарашить меня чем-то совсем другим. Но то, что клин надо выбивать клином, а шок лучше всего гасить новым шоком, он знал и потому в той теме, которую пришел всерьез обсудить, решил уже обойтись без подводок.
        Он просто вынул из кармана своей рабочей, видавшей виды маскировочной ветровки штучку и сунул мне прямо в глаза.
        Я увидел точно такую же редкостную допотопную радиолампу, какую недавно показывал мне, будто уникум на миллион долларов, дядя Аббас! Как тут рот не разинуть!
        - Вижу, что тебе уже показывал такую, - с непонятным облегчением сказал деда Гера.
        - Ни фига себе! Он вам отдал? - промямлил я.
        - Ага! «Отдал»… Разбежался! Отдаст он! - с усмешечками отвечал деда Гера, а потом перешел на чеканный тон: - Эта - моя собственная. У меня тоже такая есть. И ты - первый, кому я ее в своей жизни показал. А показываю для того, чтобы ты сейчас поверил в то, что я тебе сначала скажу, а потом даже расскажу. А скажу я тебе, что неспроста этот твой Аббас-Карабас развел здесь этот… передвижной благотворительный фонд имени старика Хоттабыча…
        Надо же! И деда Гера - тоже про Хоттабыча! Как будто сговорились все!
        - А для чего, ты поймешь, когда как раз и расскажу кое-что, - добавил «с ударением» деда Гера…
        Тут, будто спохватившись, он огляделся по сторонам и живо убрал радиолампу в карман куртки.
        А рассказал деда Гера от своего лица вот что:
        - Так вот, Александр. Слушай, значит… В конце двадцатых годов прошлого века, тоже двадцатого, все сделались помешанными на электричестве и радио. Вот проведем электрификацию страны, охватим всех радиосетями - и все станут счастливы! Был такой поэт Хлебников, и он целую поэму в прозе о радио написал. Называл радио аж «духовным солнцем страны», «чародеем и чарователем». Я сам это читал и от впечатления запомнил. Я ж все-таки радиоинженером с детства мечтал стать. В общем-то, недалеко от правды вышло, только не с радио, а с его потомками… смартфонами-планшетами, понимаешь ли… Согласен, Александр?.. Ну вот. Сама история дальше выглядит, как такая секретная легенда… вроде фашистских баз НЛО в Антарктиде. Но, похоже, ближе к правде. А уж визит этого Аббаса только укрепил мои подозрения. У нас в «Сигнале» эту легенду, да не совсем легенду, все знали… Короче говоря, появился в ту далекую довоенную пору какой-то чудик вроде Циолковского, только с бзиком повеселее, чем освоение космоса. Специалист в радиоделе, но не просто специалист. Почему-то его не упекли сразу в дурдом, а приняли даже в правительстве.
Он утверждал, что все изобретения на Земле и вообще все предметы, которые придумал человек, существуют гораздо раньше их воплощения в жизнь и даже раньше того момента, когда очередного гения осенит, существуют в виде готовых идей в особом радиополе земного шарика! Обалдеть можно - да?.. Но это еще присказка. Он, значит, стал утверждать, что можно создавать особые радиоприемники, которые будут принимать эти идеи и транслировать в жизнь прямо в виде готовых образцов-прототипов… Ну, может быть, не совсем материальных, но в виде таких чертежей-голограмм… Не знаю, уж какое он там этому явлению название дал, более понятное в те времена.
        - Вроде тридэ принтера, - брякнул я.
        - Чего?! - удивился деда Гера, подумал и кивнул: - Ну, может, что-то вроде того, хотя таких слов тогда в помине не было, сам понимаешь…
        …Так вот, возвращаемся к тому, почему его сразу в дурдом не загнали, а не только выслушали, но и деньги на сверхсекретный спецпроект дали… Правда, я читал… а может, и ты читал, что тогда у нас в СССР многие наверху всякими паранормальными и оккультными штучками увлекались. Короче, денег дали. Легенда гласит, что он им что-то такое все-таки показал, чем-то удивил, так что все не с кондачка пошло. Ведь он им еще прототип вот этой лампочки, - деда Гера осторожно похлопал по нагрудному карману, в который упрятал таинственный артефакт, - показал и твердо уверил, что это и есть главная деталь с применением особого сплава, который он сам изобрел, как и лампу.
        Когда изучили чертежи, прикинули, что и как нужно в производстве, оказалось, что в стране кое-чего пока не сделать. А то, что нужно, уже было у немцев. А мы с ними тогда дружили. Это до прихода к власти Гитлера. Была там такая Веймарская республика, которую на Западе не любили, как и нашу Советскую Россию. Без той особо волшебной лампы радиоприемник выглядел как самый обычный приемник, поэтому заказали, так сказать, базу на фирме «Телефункен», а уже здесь доводили до проектной секретной мощности. Сделали с десяток приборов и развезли их для испытаний на отдаленные военные полигоны… Сведения о том, что потом случилось, остались обрывочные, на правду не похожие… Короче, началось что-то очень странное и пугающее. Где-то якобы и вдруг возникло какое-то необыкновенное здание вроде того индийского Тадж-Махала… а где-то тьма каких-то очень маленьких человечков объявилось… таких, с мышь величиной. Они все разбежались, а потом мелкие ценности у личного состава стали пропадать. Особенно часы - наручные и карманные. А потом все это нашли в портфеле у одного из радистов-операторов… А где-то настоящий слон
появился и стал все крушить… В него стрелять стали, а ему хоть бы хны. Ясное дело, люди военные растерялись, а кое-кого потом и вправду пришлось в дурдоме лечить. Центр не сразу ответ дал. Однако резкий приказ все прекратить, все приемники разобрать, а уникальные лампы привести в негодность, но не уничтожать, пришел после самого вопиющего инцидента, который затронул и Москву. Какой-то оператор на Урале впал в истерику и психоз и стал вопить, что на Новый год Царь-пушка в Кремле выстрелит и ничего уже нельзя сделать, если не прекратить все опыты и не уничтожить все образцы, потому что «мечту мальца-дурака ничем не закопать!». Так якобы он там кричал. И сам стал крушить прибор. Его, конечно, скрутили… но в Центр доложили, что, мол, так и так. А в Центр уже стеклось много такой информации, что «Секретные материалы» отдыхают. А тогда в стране стали делать первые образцы железобетона. Это я к чему? А к тому, что самое верхнее начальство всегда допускает существование любой вредной для страны чертовщины и к этому готово. Короче, экстренно завезли штабеля плит в Кремль и соорудили мощную стену прямо перед
Царь-пушкой… Она ж никогда ничем не стреляла, и вообще пусто в ней. Но чем черт не шутит. А он, похоже, тогда и принялся шутить на просторах нашей великой родины, хоть и по темным углам для начала. Кремль перед новогодней ночью оцепили. Был приказ устроить вокруг шумные фейерверки, чтобы народ не испугался в Москве, если бредовое предсказание сбудется… Так и сбылось ведь, ядренов корень! С двенадцатым ударом Кремлевских курантов бабахнула Царь-пушка невесть чем! Как будто пыжом каким-то здоровенным, который то ли испарился сразу, то ли весь рассыпался. Но ударной волной выстрела толстенную железобетонную стену, а ее из десятка плит составили, так и повалило.
        Тогда все и прекратили. Вроде как до тех прекрасных времен, когда развитие советской науки позволит все объяснить и все непонятные силы природы обуздать… Ну, а потом война началась.
        Деда Гера многозначительно замолчал, продолжая смотреть поверх крыш домов на противоположной стороне нашей улицы… Как будто стал ждать, пока я спрошу, а что дальше.
        Я стал раздумывать, как бы спросить поинтереснее, а он уже задал мне вопрос:
        - Догадываешься, откуда у меня эта чертова лампочка?
        Далеко за ответом-вопросом ходить не надо было:
        - В «Сигнале» один из приемников был?
        - Не просто в «Сигнале»… А под «Сигналом»! Ага! - повернул ко мне голову деда Гера и подмигнул. - Когда авария была и все внизу затопило… ну, и меня там шарахнуло, но это позже чуток… а сначала мне дали доступ в помещения, про которые они, наверно, сами из-за их беспредельной секретности забыли… Чего глаза пучишь? Думаешь, не бывает такого?.. А я вот что думаю. В начале войны все внизу замуровали, а об этом приемнике могли знать всего двое-трое… документики тоже глубоко на Лубянке в Москве зарыли… А тут еще немцы пару раз бомбили… А потом те, кто знал, наверно, и померли… а может, и погибли… А те, кто им на смену пришли, могли уже и не верить во всю эту чертовщину. За давностью лет… После войны тут все новое строили. Но котлованы не рыли. Фундаменты здесь на века… Новые люди пришли. Ну, я ковырялся. А тут гляжу, пузыри вдруг пошли. И вода куда-то ниже ушла из одной секции… Интересно… Я применил ломик старый, который там же недалеко нашел… Там стенд противопожарный. Короче, добрался я до небольшого склада каких-то непонятных устройств, а этот приемничек сразу узнал… фонариком посветил - вот он,
ага! «Телефункен» и есть! Точно тот - из местных легенд и мифов нашей Древней Греции, значит! Отнес я его потом в сторону, в место надежное и укромное. Никому ничего не сказал. Всякое в голову приходило. Темная вещица. Может, убрали когда-то всех, кто ее тут прикапывал… Чтоб все концы в воду. Лучше самому не светиться. Шарахнуло меня током, уже говорю, позже - да так, что я не сразу и вспомнил, что и как я там в тех подвалах чинил… Ну, а потом «Сигнал» закрыли… И однажды проснулся я утром… лежу… и вдруг меня как будто молнией по башке врезало! Помоложе был, пошустрее… Наведался я в «Сигнал» по секрету… вроде вас с сестрой. И что ты думаешь! Аж похолодел, когда нашел эту облезлую коробку. Да она никому бы уже в глаза не бросилась. А что дальше было, догадываешься?
        - Домой принесли? - закончил я сюжет нормально, логически.
        - Да ты что! - Теперь уже деда Гера выпучил на меня глаза и отшатнулся в сторону. - Ну, его к лешему! В страхе потом всю жизнь жить… эдак знать, что у тебя вещь, из-за которой Царь-пушка может шарахнуть в Кремле. Нет уж! Прикопал там же… Но разобрался. Поковырялся в ней. И увидел очень странную радиолампу. Я подумал, что это, наверно, та самая, которую тот чудик придумал. Я и взял ее себе… Сувенирчик такой! Заодно, считай, как бы взрыватель из мины вынул. Просекаешь?
        Почему бы не просечь?
        - Ага! - невольно передразнил я деда Геру.
        - Ну все! - Деда Гера глубоко вздохнул и хлопнул себя обеими руками по коленям. - Это то, что тебе нужно знать. Надеюсь, старика не сдашь в НКВД…
        - Куда?! - обалдел я.
        - Туда! - махнул куда-то, непонятно куда, рукой деда Гера. - Я бы тебе ни в жисть не рассказал. Сам понимаешь… Но тут твой Аббас-Карабас объявился. Просекаешь мантифолию?.. Вижу, что просекаешь. Никуда не деться было, а только тебе рассказать. Он откуда-то явно знает то, что никому не положено знать. Будь настороже, Александр! Может, он как раз Царь-пушку зарядить задумал. А может, что похуже.
        Тут бы и свалить деду Гере домой. Оставить меня на месте растерянным и в бесплодных размышлениях о том, как бы избавиться от дяди Аббаса, который уже присосался к нашему городу всеми щупальцами, как осьминог к добыче… Но деда Гера решил дать своему рассказу эффектный финальный аккорд. Эпилог. И это была его вселенская ошибка!
        Он еще раз глубокомысленно вздохнул и проговорил:
        - Вот такие, значит, пироги, Сан Палыч!
        Снова достал ту радиолампочку из кармана и добавил:
        - Трудно во все это поверить, понимаю. Но ты ее потрогай, чтобы хотя бы помнить, что наяву ее видел, на ощупь осязал.
        Ну, я и взял ее пальцами…
        И тут как полыхнет!
        Вокруг радиолампы вспыхнул золотистый ореол, похожий на северное сияние. Микросияние такое… Но главное - на моей кисти все жилы под кожей тоже засветились золотисто. Горячие ручейки побежали вверх по руке… и лицо вдруг у меня загорелось все.
        Как деда Гера оказался другом сэра Пола Маккартни
        Деда Гера охнул и подскочил так, будто скамейка его катапультировала!
        Он, уже стоя, выхватил у меня из пальцев радиолампу и стал подбрасывать ее на ладони, как горячую печеную картошку. Но она уже погасла и, видно, совсем не горячая была.
        Деда Гера сжал ее в кулаке и стал таращиться на меня.
        - Ты как, Александр?
        Во мне тоже все погасло, и жар пропал. Что я теперь мог ответить?
        - Норм, - говорю.
        И вижу на лбу у деда Геры крупные капли пота. Он дух перевел.
        - Ядрены пассатижи! - пробормотал он. - Чуть инфаркт не заработал.
        Он посмотрел на то место, где сидел рядом со мной, но туда не вернулся.
        - Ты бы на себя посмотрел - сам, как лампочка, светился, - совсем на шепот перешел деда Гера. - Ну, теперь мы точно оба все про все знаем. Радиолампа паранормальная! И кровь этих близнецов оттуда, - указательным пальцем другой руки он указал в постепенно темневшее небо, - в тебе точно есть… дело свое делает… Ну, ты не дрейфь только! Генерал сказала, что эта кровь не вредит, а даже наоборот… как прививка… не знаю, от чего. Ладно, я пойду. Если что, заходи… звони. И вообще, сообщай мне про этого Аббаса, если что странное заметишь. Ладно? Я доносить не прошу, но сам понимаешь, дело керосином пахнет.
        Я на каждую его фразу только глазами хлопал.
        - Ну, бывай! - И деда Гера пошел в сторону своего дома, стараясь ускориться на своих больных ногах, что ему не слишком удавалось.
        Даже руку на прощание не подал. Но понятно, почему!
        Я смотрел ему вслед… и тут весь пазл под моей снесенной крышей сложился! Солгал мне деда Гера! Как пить дать, солгал! Этот приемник прикопан где-то у него дома… А кровь спасенных детишек-пришельцев, которая соединилась с моей и Санькиной, каким-то образом способна этот приемник включить! И у меня нет никакого желания, никакой мечты, чтобы Царь-пушка в Кремле пальнула. Зато есть сейчас одно неизбывное, мучительное желание, наполненное до отказа страшной энергией моей вины. Вины за то, что я не остановил сестренку! И это значит… это значит…
        Я выдернул из кармана смартфон и набрал номер Славки.
        Оказалось, они с Артурчиком еще в больнице, у постели моей дражайшей сестренки.
        Я потребовал, чтобы Славка отошел на пару шагов и только слушал, пока не позволю ему говорить. Голос мой, наверно, убедил Славку, что так и надо сделать.
        Я потребовал, чтобы друг срочно позвонил своей маме и уговорил ее как-то, чтобы она позвала деду Геру к себе что-нибудь починить или смастерить.
        - Потом объясню, зачем это. Вопрос жизни и смерти! - горячо дышал я в микрофон.
        И стал ждать, не подгоняя.
        Тишина недолго стояла. Но секунд пять-шесть стояла. Славка заговорил шепотом:
        - Аль, ну не станет мама звать его к себе на ночь глядя… Сегодня - точно облом. Но завтра утром можно… Я ей сегодня скажу, что вроде появились эти кролики, о которых она давно мечтала. Породы роджер суперрэббит. Им особая подсветка нужна. Как цветам. Короче, надо пару срочно брать. Вечером завтра смогу принести. А подсветки еще нет. Ну, она к деду с утра и ломанется за этим… А потом скажу ей, что с теми суперкролями облом вышел. Она, конечно, расстроится. Так что, надеюсь, у тебя там не шутки.
        - Вопрос жизни и смерти, Слав! - повторил я.
        - Ладно, не пугай, - ответил верный друг. - Сделаем! Привет сестре передашь?..
        Павлинам я в тот вечер старался на глаза не показываться. Присмотревшись ко мне, они бы сразу просекли, что я не в себе, и принялись бы докапываться… Спал ночью вполглаза… вернее, «короткими перебежками». Встал раньше, чем обычно, сказал начавшим собираться на работу родителям, что у нас типа утренник, поэтому ухожу пораньше, маханул кефирчику, отмахнулся от требований поесть поплотнее, закинул рюкзачок на плечо - и смылся. Выскочил на улицу, сделал вокруг деревни фирменный «крюк Александра Большегруздева», то есть зашел к участкам со стороны задворок, укрылся за поленницей около дома тети Веры и стал ждать.
        Утро было недождливое, но сыроватое - все звуки были хорошо слышны. Деда Гера пришел аккурат в 8.30 - именно в это время я засек его фирменный кашель старого курильщика на участке тети Веры Черновой.
        Стремглав я продвинулся дальше - уже к дому деда Геры. Я еще накануне прикидывал, где деда Гера может прятать баснословный приемник явлений, отражавших какие-то странные мечты людей, его включавших. Дома? Тогда наверняка в подвале… А сверху на крышке половичок такой брошен, коврик… Подвал наверняка в сенях, как у всех. Или особый есть?
        Когда проник на участок через заднюю калитку, меня осенило! У деда Геры солидная баня, а при ней еще есть пристройка - на вид капитальный сарай: в отличие от срубного дома деда Геры и его бани, сарай был сложен из кирпича. А окошко сарай имел очень узкое, под самым скатом крыши. И именно на этом строении была установлена антенна, отличавшаяся от обычной телевизионной, что торчала на жилом доме. Ага!
        До сарая путь был куда короче и скрытнее, чем до дома… но дверь была заперта. Я, конечно, не телепат… хотя… в общем, я сразу догадался, где искать. Дверь самого дома оказалась незапертой, и это еще больше укрепило меня в догадке. В доме у деда Геры красть нечего.
        Под ковриком на крыльце ключей не оказалось… Зато под самим крыльцом на гвоздике… ага! Взрослому надо было исхитриться, чтобы дотянуться. Но деда Гера, видимо, знал цену мучениям. Ключ там висел всего один. И не от дома…
        Я, между прочим, вздохнул с облегчением, поняв, но не надо будет вламываться в чужое жилище… а только типа в хозблок.
        Через минуту я оказался в том подозрительном строении. В нем были крохотная прихожая и две комнаты с капитальными утепленными дверями. В одной было чуть светло: широкий стол, на нем смолкшая радиостанция деды Геры. Книга типа бухгалтерской. Аппаратура на полках. На одной стене - карта мира с пометками. На другой - какие-то таблицы. Еще справа от старого, сильно продавленного и потертого кресла, стояла низенькая этажерка с книгами и подшивками - журналы «Радио» и какие-то зарубежные, на чужих языках, явно той же тематики. Обведя обстановку фонариком смартфона, я в этом рабочем кабинете не задержался: интуиция уже с того момента, как я заглянул сюда, твердила, что таинственный приемник не здесь… Значит… Я тихо закрыл дверь и открыл другую - в совсем маленькую комнатушку, вернее темную кладовку…
        Чего тут только не было! Рыбацкие снасти стояли массивным снопом… И - да! Всякие старые радиоприемники на многочисленных полках. Приемники допотопных домашних радиоточек. Транзисторные приемники наших дедушек. Несколько «спидол». Старые бобинные магнитофоны - «Кометы» и «Астры». Старые кассетные магнитофоны - «Электроника» и даже один Philips 60-70-х годов прошлого, двадцатого века… Неплохая коллекция. Только вся пыльная…
        А под ногами-то - старая, но плотная такая дерюжка… А под ней-то?.. Ага!
        Я поднял крышку подвала.
        Сердце уже стучало, как пулемет, когда я стал спускаться по вполне капитальной лестнице, у которой даже поручень металлический имелся.
        Подвал был обширным и глубоким… И очень-очень обжитым! Когда я обвел всю наличную темноту фонариком, то заметил на стене белый выключатель и щелкнул им. Засветился круглый светодиодный плафон на стене!
        Возникло такое впечатление, что здесь деда Гера бывает даже чаще, чем у своей наземной радиостанции. И содержит это место в лучшем порядке. Я в радиоделе - профан, поэтому мне этот подземный бункер показался эдаким дубликатом верхней радиорубки. Тоже стол тут стоял. Только перед ним не кресло, а стул с мягким сиденьем. Тоже какие-то приборы, только числом поменьше… Еще какие-то провода с клеммами, тянувшиеся от приборов к центру стола, на котором… Ага!!!!
        Прямо посередине стола, явно на самом почетном месте, располагалась какая-то радиорухлядь, но человек, увидевший эту радиорухлядь впервые и знающий, что она из себя представляет, должен был похолодеть и окаменеть. Что я и сделал. Похолодел и окаменел! Но ненадолго.
        Паранормальная радиолампочка в глаза не бросилась, но найти ее не составило труда. Она пряталась рядом с приемником в жестяной баночке из-под кофе. Ну, еще аккуратно завернута была в вату. Я перевернул баночку на столе, потряс ее, артефакт в вате мягко выпал мне на ладонь… и я развернул вату, стараясь не касаться лампы.
        Надо сказать, что радиоприемник стоял на столе анатомически обнаженным. То есть он был повернут к стене передом, а к сидящему у стола человеку задом, и задняя его крышка была снята.
        Интуиция сразу навела мой взор на пустое гнездо, обведенное кольцом золотистой краски. А потом она подсказала мне сделать следующее: повернуть приемник боком - так, чтобы я без особого труда мог видеть и дотянуться левой рукой до колесика, поисковика волн, а другой - правой, той самой, в которой недавно засветилась радиолампочка, - смог бы вставить ее в гнездо и ни в коем случае не отпускать!
        Ну, и оставалось еще воткнуть вилку со старым проводом в розетку.
        Я подготовил «железо» к очень, очень опасному эксперименту… а потом изо всех сил постарался подготовить «софт» - мои мысли, мои сокровенные желания. Вернее - одно пламенное, суперпламенное желание!
        Сел на стул, закрыл глаза, подышал глубоко по системе «четыре секунды вдох - четыре секунды задержка - четыре секунды выдох».
        Я ХОЧУ, ЧТОБЫ МОЯ СЕСТРА АЛЕКСАНДРА БЫЛА СОВЕРШЕННО ЗДОРОВА! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ У НЕЕ НА ЛИЦЕ НЕ ОСТАЛОСЬ НИКАКИХ ШРАМОВ!
        И повторяя шепотом эту мантру-заклинание, я пальцами левой руки обхватил колесико поисковика, а пальцами правой взял лампу!
        Все повторилось, как в первый раз. Радиолампа засветилась ореолом, по моей руке вверх побежали горячие ручейки… И - ага! - я вставил радиолампу в гнездо…
        Все-таки загадочное устройство - человеческий мозг! Капризное. Часто непредсказуемое… Потом я пытался проанализировать, как и что случилось. Да, я напряженно повторял мечту о том, чтобы сестра восстановилась как можно скорее и полностью, без рубцов и шрамов… но в последний миг, когда поймал волну, я подумал об… ананасах! О том, что сестренка любит ананасы, и хорошо бы ей принести ананас поспелее… Всего секунда-другая. Пара роковых секунд! Понятное дело, что в момент истины на меня посыпался дождь из ананасов!
        Бум-бум-бум! По столу и полу.
        Бух-бух! Мне по плечам!
        Чпонг! Мне по башке. И еще раз - чпонг!
        Уже теряя сознание, я успел крутнуть колесико дальше, чтобы просто прекратить жуткий ананасопад…
        И тут ка-ак полыхнет!
        Наверно, я все же на пару секунд вырубился…
        - Здор?во! Давай меняться!
        Так, именно с такой интонацией, всегда здоровается наш папа Павел. А «давай меняться» было сказано уже совсем по-чужому.
        Может, и хорошо, что меня долбануло ананасом по голове - поэтому-то ничуть не удивился я голоску позади себя и совершенно не испугался. Я повернулся назад весь вместе со своей отяжелевшей и гудевшей головой.
        И увидел ее. Это существо… Ну, на улице вообще никто бы не удивился ее появлению. Девчушка такая щупленькая. Совсем кроха - лет пяти, а то и меньше. В очочках с черными круглыми оправами. И в таком плюшевом сереньком комбинезончике, изображавшем зайчика. Скафандрик такой, уши смешные свисают с головки… Комбинезон доходил до коленок, закрывая их. Ниже были такие полосатые гетры, как у Пеппи Длинныйчулок. А на ножках - то ли кроссовки, то ли сандалии… Почему «то ли»? Потому что ниже коленок ее ножки не воспринимались отчетливо… словно туманчик их окружал. Хотелось протереть глаза, глядя на ее ноги, но толку от этого было чуть… Кого-то мне эта малышка напоминала, но кого - ума приложить не мог… да и некогда оказалось.
        - Давай меняться! - повторила она, широко улыбаясь…
        Зубки у нее милые такие, большие, разные и с зазорами между. Ну, просто «Зайчишка, зайка серенький, под елочкой…» и все такое. Только не под елочкой, а среди ананасов!
        Я вылез из кресла. В голове бухнула боль… И я присел на подлокотник.
        - Ты кто? - спросил я.
        - Ариша! - был ответ.
        - Ага! - тупо сказал я.
        - Здравствуй, Ага! - радостно выпалила зайчонка.
        - Я - не Ага. Я - Александр. Просто Аль! - внес я существенное уточнение в наше знакомство.
        - Мы оба - на «А»! Здоровская когерентность! - совсем повеселела неизвестной породы зайчонка. - Я хочу мороженого!
        - Вот блин! - сказал я… уж извините.
        - Нет, не блин, а мороженое! - внесла важное у точнение зайчонка Ариша. - У вас тут очень вкусное мороженое. Мне сестра привозила. Давай меняться. Ты мне мороженое. А я тебе желание исполню… - Она ненадолго свела темные бровки, на чем-то сосредоточилась. - Нет, не вот это. Этого она пока не хочет… А это у тебя уже есть… В общем, придумаем. Их всегда много, только они запутанные. Надо распутывать.
        Я слушал, хлопал глазами, новые вопросы стали подпирать. Я раскрыл рот… но в этот момент наверху раздался шум.
        - Тихо! - шепотом вскрикнул я, прижал палец к губам и рванулся выключить свет… хотя это, конечно, не спасло бы от однозначных и конкретных последствий.
        Хуже того! Как только объем подвала схватила темнота, зайчонка Ариша вся засветилась… точно так же, как та таинственная радиолампа! Золотистым таким сиянием, вертикально волокнистым… Хуже того! И сам я засветился, руки мои так же засветились… да, наверно, и весь я засиял, потому что лицо загорелось, и все я видел сквозь тонко светящуюся дымку.
        - Так, светлячки! - раздался наверху строгий, но не угрожающий расправой голос деда Геры. - Вылетай наружу! Живо на свет Божий!
        - А не хочется! - весело крикнула зайчишка Аришка.
        Мне даже полегчало: теперь она тоже виновата, вот пусть и расхлебывает последствия отказа от безоговорочной капитуляции!
        - Ну, ладно… - голос наверху не стал сердитее. - Раз гора не идет к Магомету, то Магомет спустится на гору… Только свет там включите, чтобы я шею себе из-за вас не свернул.
        Ну, это завсегда пожалуйста!
        Мне почему-то стало еще легче, когда деда Гера с известным трудом спустился, держась за поручень, откатил ногой от лестницы пару ананасов и совершенно невозмутимо обозрел масштабы бедствия.
        - Так… Интересно, эти суперкроли Верины, едят ли они ананасы, - как-то очень отстраненно предположил он. - Ты не знаешь?
        - Не… не знаю. - Вот в этот миг мне очень захотелось под землю провалиться.
        - Ну, ладно. Надо у Веры спросить. Или у Славки… - поразмышлял вслух деда Гера и задал новый вопрос тем же деловитым и внушительным тоном: - Значит, тебя занесло на частоту станции типа «Радио безумных ананасов»?
        - Типа того… Извините, - повинился я сквозь заливистый смех зайчишки.
        «Безумных»! Как точно ученый деда Гера охарактеризовал феномен!
        - Бессумных! - выпалила зайчишка, хотя с ее зубками у нее получилось скорее «бесшумных».
        - Так, погоди, - столь же невозмутимо сказал деда Гера зайчишке, подняв руку. - Не мешай старшим. Сейчас мы и с тобой поговорим.
        Я ему:
        - Извините, Герман Валентинович. Я…
        Теперь жестом той же руки деда Гера прервал и меня.
        - Не засоряй эфир. Все и так ясно. - Спокойный, убедительный тон хозяина дома не изменился, а потому все конкретнее успокаивал. - Я понимаю, что ты очень умный, ага… Но не предполагал, что ты уже и телепат, наверно. Я понимаю, что ты сестре шибко захотел помочь. Сказал бы мне сразу. Вместе бы попробовали. Может, обошлось бы без ананасов и этой… - Он вежливо кивнул просто в сторону. - То-то у меня ноги разболелись вдруг. И над баней будто северное сияние. Даже похлеще! Вроде зарева!
        Деда Гера глубоко вздохнул и - на мое великое счастье! - отвернулся от меня к зайчишке Аришке:
        - А ты у нас кто такая будешь?
        - Ариша! - отвечала зайчонка.
        - Значит Арина, если по-взрослому и как следует, - внес уточнение деда Гера.
        - А вот и нет никакой Арины! - мотнула головой и заячьими ушами зайчонка. - Есть только Ариша!
        - Ладно, Ариша. Пусть будет только Ариша. Ты с какой планеты? - не мудрствуя лукаво, вопросил деда Гера.
        - А вот не скажу! - заявила зайчишка.
        - Э, так на нашей планете со старшими разговаривать нельзя! - пожурил ее деда Гера. - У тебя родители есть?
        - Есть! - кивнула головой и ушами зайчишка.
        - У нее и сестра еще есть, - вспомнил я. - Похоже, старшая.
        - Вон оно как! Еще и сестра! Недосмотрели… Вижу, ты озорная, - проницательно заметил деда Гера. - Ты что, от них сбежала?
        - Нет! - снова помотала головой зайчишка, и уши ее опять смешно поболтались из стороны в сторону. - Я погулять пошла.
        - В соседнюю галактику? - тотчас спросил деда Гера, видно, желая подловить девчушку.
        - А в засоседнюю! - выпалила в ответ зайчишка так хитро, что непонятно было, правду ли она говорит или даже не знает такого слова «галактика».
        - Вот что я тебе хочу сказать, Ариша, - тихо, ласково, даже вкрадчиво проговорил деда Гера. - Очень маленьким девочкам нельзя уходить гулять в одиночку да еще в засоседнюю галактику, потому что это очень далеко от дома и мамы с папой и твоей сестры. Это во-первых. Во-вторых, наверное, твои родители и твоя сестра уже волнуются. А в-третьих, на нашей планете очень маленьким девочкам совсем нельзя ходить одним без родителей. На нашей планете много разных опасностей бывает… Поэтому, если ты тут задержишься, из-за тебя у нас на планете может начаться страшный шурум-бурум.
        К бабке ходить не надо! Деда Гера лучше любой бабки ванговал о наших перспективах! Ближних и дальних!
        Ариша, ох, хитрющая была! В этот ответственный момент она смотрела на деда Геру и только безмятежно улыбалась. А когда тот завершил свою исчерпывающую инструкцию для детей, которые надумали погулять в засоседней галактике и для этого слинять от родителей, она выдержала паузу и сказала мне знакомое уже, а деду Гере в новинку:
        - Давай меняться!
        Деда Гера не промах, смекнул сразу:
        - Запросто! Ты - отсюда домой, а я тебе - что смогу за это… Полцарства не смогу, а что помельче - постараюсь.
        - Она сейчас… - начал я, но лучше бы не начинал.
        - Я мороженое хочу, - тотчас высказала свое непоколебимое желание Золотая рыбка в обличье Зайчишки. - Я за это твое желание исполню, дедушка.
        - Ага! - даже обрадовался деда Гера. - Ты мое желание уже знаешь. Я за тебя волнуюсь и хочу, чтобы ты домой вернулась. За мороженым дело не станет.
        - Нет, это твое не самое большое желание, - снова помотала головой Ариша.
        - Ага! Самое большое мое сейчас желание детям до возраста в двадцать один год в магазине не отпускают, - решил деда Гера сбить с толку ребенка, чтобы потом добиться своего. - Так что послать тебя не могу…
        Но Ариша ответила так, что сбила с толку нас самих:
        - А вот такое желание тоже не самое главное. А не самые главные я исполнять не могу, потому что мне тогда силы встречной психогравитации не хватит.
        Наверное, я тоже рот разинул, как и деда Гера. Очухавшись, он бросил на меня острый взгляд: «Ну, заварил ты кашу! Не расхлебать!»
        - Ладно. Начнем с мороженого, - пошел деда Гера на компромисс, явно желая выиграть время для обдумывания нового психологического подхода к ребенку. - Хотел тете Вере его подарить, но сегодня засуетился и забыл ей отнести. Раз ты так хочешь, то отдам тебе, а тете Вере новое куплю.
        - А кто такая тетя Вера? - заинтересовалась вдруг Ариша.
        - Соседка, - небрежно так ответил деда Гера.
        Глазки Ариши сверкнули:
        - В засоседней галактике?
        Деда Гера усмехнулся и даже романтически задумался о чем-то.
        - С какой стороны посмотреть… - наконец признался он… вздохнул… и встряхнулся. - Ну, ладно. Пошли за мороженым. Может, с ним посговорчивее станешь.
        Из тайного подвала мы выбирались на свет Божий в таком порядке: я впереди, за мной Ариша, а замыкал цепочку деда Гера, который потом запирал двери. А на тропинке, что вела к дому, уже я замыкал шествие, наслаждаясь видом шедшей впереди пары.
        Деда Гера крепко держал Аришу за руку, будто опасался, что она куда-нибудь успеет улизнуть на опасной планете Земля. Ариша доверчиво шла туда, куда ее вели, и осматривалась по сторонам без особого изумления - небось повидала в галактиках что-то куда круче, чем деревенская пастораль наших Загривок.
        Вообще они выглядели, как настоящие дед и внучка… правда, странная такая внучка, у которой вокруг ножек туманчик продолжал кружиться, и ножки оставались нечеткими, словно их нужно было в очки для близоруких рассматривать.
        В ту минуту я думал о том, что из деда Геры классный дед получился бы для внуков. Много знает, все умеет, в отрочестве «лютым аниматором Загривок» был, по утверждению тети Люси. А уж то, что у деды Геры ноги болели к прилету всяких пришельцев на кораблях любого класса, и вовсе делало его пенсионером галактического значения! Но деда Гера жил одиноким бобылем… Я вспомнил наших дедушку и бабушку, успел взгрустнуть и помечтать: вот бы деда Гера, как усыновляют детей, так бы нас с сестренкой увнучил и гармонично бы влился в нашу семью! Павлины его запросто приняли бы в такой роли! Было бы так здорово! Я - за!
        В общем, ничему я не удивлялся, пришибленный прямым эфиром Радио Безумных Ананасов!
        Пришли в дом. Деда Гера очень по-дедовски, толково приподнял и усадил Аришу на стул у стола. Она заболтала ножками… Потом он включил чайник со словами:
        - Чаю надо потом попить, чтобы у тебя горло не заболело, а то накинешься ведь на холодное… Ты чай пьешь?
        - Смогу! - живо откликнулась Ариша.
        - Ага! - довольно кивнул хозяин дома, открыл холодильник, который у него стоял не на теплой террасе, а в комнате и так близко к столу, припёртому к стене, что он просто протянул руку, открыл дверцу… и достал из морозильника пломбир в стаканчике.
        Мы с сестренкой тоже очень такой любим, поэтому я проводил вкусноту немного завистливым взглядом и сглотнул слюну. Деда Гера заметил это и прищурил один глаз:
        - А ты, значит, мало того, что на чужую частную территорию без спроса вторгаешься, еще и уроки прогуливаешь ради этого… Я так правильно понимаю?
        Я не хотел передразнивать деда Геру, но опять невольно вышло, как у него:
        - Ага!
        - Еще успеешь на какие-то… - намекнул деда Гера.
        - Ну, Герман Валентинович… - проканючил я.
        Деда Гера обреченно махнул рукой и сказал:
        - Я тоже прогуливал, бывало, но придумывал истории похлеще, чем Мюнхгаузен. Придумай такую. Поинтересней вот этой, что перед нами сидит, но в которую учителя смогут поверить, - и я отпущу тебя без выкупа.
        Трудную, но нужную задачку придумал мне деда Гера!
        А он уже переключился на Аришу, с неописуемым наслаждением облизывавшую пломбирную горку:
        - А что ты, кроме мороженого, ешь?
        - Фотончики! - облизав губы, откликнулась Ариша, глядя в упор на пломбир, отчего глаза ее смешно косили немного внутрь.
        - Батончики, значит, - усмехнулся деда Гера. - И они пока есть в нашем хозяйстве.
        - Нет! Фотоны! - уточнила инопланетная зайчишка и повторила по слогам для глупых: - Фо-то-ны!
        Деда Гера вздохнул, поморгал, многозначительно глянул на меня.
        - Ну, этого добра у нас тоже навалом, - сообщил он, и дух исследователя погнал его дальше: - А что-то еще, кроме фотонов?
        - Ка-мезоны, глюоны, - отвечала Ариша, но видно было, что земное мороженое куда вкуснее мезонов и прочих космических частиц. - Ну, всякие там… - И добавила тихо: - А еще лучи Си у Врат Тангейзера…
        Я-то в тот час, повторюсь, не способен был ничему удивляться, а вот любознательный деда Гера эту способность сохранил…. И он даже подскочил на стуле от изумления:
        - Чего?! - ошалело воскликнул он, выпучив глаза.
        Ариша вдруг вжала головку в плечи, вернее в тушку зайца… Но не возглас деды Геры испугал ее.
        - Это только если мама разрешит, - стыдливо уточнила она, сообразив, что из-за мороженого проговорилась о чем-то эдаком…
        И тут она даже оторвала взор от мороженого и посмотрела деду Гере в глаза, как смотрит котенок, решивший включить свое обаяние на полную мощность.
        - А еще, деда Гера, - сказала она, хотя мы тут оба сразу сообразили, переглянувшись, что дед еще даже не успел представиться пришелочке в заячьем комбинезоне, - я очень люблю нейтринчики… нейтрино… но только не те, вот которые вот так летят, - и она свободной рукой прочертила в воздухе горизонтальную траекторию, - а те, которые - вот так!
        И она показала, типа, траекторию метеора, косо вонзающегося в земную атмосферу.
        - Такие вот самые вкусные и полезные! - очень убедительно сообщила она, будто предлагая и нам перейти на полезную нейтринную диету.
        - Такие к нам вроде тоже залетают, так что мороженым слишком не увлекайся, а то упустишь, - сориентировал девчушку всекосмический наш деда Гера. - А вот еще скажи-ка мне…
        Но тут сам собой включился телевизор, что стоял за спиной деды Геры на комоде, и деда Гера удивленно завернул голову и посмотрел через плечо.
        На центральном московском канале передавали интервью российской журналистки с пожилым сэром Полом Маккартни из группы «Биттлз». Мы застали уже окончание интервью, и журналистка спросила легендарного человека, что бы он хотел на прощание пожелать российским поклонникам. Сэр Пол сначала отвечал и желал, как по писаному - ну, там «счастья, благополучия, процветания и все такое», а потом…
        - …а еще, пользуясь случаем, я хочу повиниться лично перед одним нашим старым и очень преданным поклонником, - стал удивлять сэр Пол. - Очень надеюсь, что он жив и здоров… Дело в том, что вчера я вдруг нашел в нашем архиве нераспечатанное письмо из России… вернее из Советского Союза. Даже удивительно, что оно когда-то дошло. Письму уже полвека. Вы понимаете, что тогда, на пике популярности нашей группы, потерять письмо… и не одно было проще простого. Но у этого, как видите, счастливая судьба. Я не буду его зачитывать - оно длинное. Написано на английском языке с простительными ошибками. Написал его мальчуган лет десяти. И жил он в городе Платонов. Так он написал латинскими буквами.
        Тут деда Гера вдруг побледнел, вскочил так, что едва не опрокинул стул и едва сам не завалился, развернул стул к экрану телевизора… да так и остался стоять, опираясь на его спинку.
        - Мальчика звали Герман. Он очень проникновенно написал о творчестве нашей группы и очень надеялся когда-нибудь услышать вживую («hear a live performance», - сказал сэр Пол) Let it Be.
        Тут сэр Пол взял в руки гитару, прислоненную к креслу, а деда Гера опустился на стул и прошептал слова, которые никто бы от него не ожидал ни в жизнь:
        - Святые угодники!
        И тут сэр Пол Маккартни запел, а деда Гера заплакал и обхватил голову руками.
        - Это же моя самая… - прошептал он, всхлипывая.
        Сэр Пол пел, деда Гера слушал его и всхлипывал, зайчишка Аришка продолжала расправляться с мороженым, уже пустив в ход не язычок, а свои крупные заячьи зубки… а я холодел и без всякого мороженого.
        Состояние у меня было похожее на то, которое я переживал на ступенях лестницы, когда покалечилась моя сестренка… Но тогда у меня внутри как будто образовался айсберг, а теперь на меня как будто дул сверху мощный ледяной поток воздуха…
        Головоломка вдруг сложилась. Все детальки разом заняли свои места.
        Я перевел дух и шепотом спросил Аришу, кивнув в сторону телевизора:
        - Это же все не по-настоящему, да?
        - А вот и по-настоящему! - выпалила Ариша.
        - Да тише вы! - взмахнул руками деда Гера… и, взяв пульт, добавил громкости.
        Я сначала приложил палец к губам, а потом продолжил шепотом допрос инопланетянки:
        - А скажи, пожалуйста, ты кому-нибудь за мороженое или еще за что-нибудь делала так, чтобы Царь-пушка в Кремле стреляла?
        Арише понравилось секретничать, и она ответила… молча. То есть мороженым продолжала заниматься, только посмотрела мне в глаза - и у меня тотчас в мозгах раздался ее голосок:
        - А что такое Царь-пушка?
        Пытаться передавать мысли я не решался - их еще из кипящей каши всяких ненужных мыслей надо было извлекать…
        - Ну, ладно… А слона кому-нибудь присылала?
        - А что такое слон?
        - Это такое большое четвероногое серое животное. У него огромный и очень-очень длинный нос, как шланг такой… и еще большие уши, которыми он все время машет.
        Ариша на несколько мгновений оторвалась от мороженого и даже потянулась ко мне через стол:
        - А это нет, это не я, - горячо зашептала она. - Это мне папа рассказывал, что он в детстве тоже попал на волну отсюда. И у кого-то была главная мечта про слона… А еще он маленьких-премаленьких человечков кому-то послал. Но я не знаю, зачем они.
        У меня аж голова закружилась, и я закрыл глаза… К сложившейся головоломке добавились страшноватые детали в виде приезда дяди Аббаса и его бурной деятельности, явно направленной на поиски чего-то очень-очень…
        И все я понял в ту минуту совсем по-взрослому… Вот сидят в обычном деревенском доме простой на вид деревенский дедушка, который слушает исполнение любимой песни отрочества, тут еще кстати пацан, сбежавший с уроков, и с ними - малышка-девчушка, которая уплетает пломбир в стаканчике производства платоновского молкомбината… Милая, безобидная картинка! А на самом деле пролог или уже начало полного апокалипсиса!
        Вторая попытка исполнить заветную мечту… а теперь даже две!
        Сэр Пол Маккартни завершил свое эпическое выступление «по заявке русского мальчика Геры», а ныне простого… да не очень-то и простого российского деда. Интервью кончилось… И хотя какая-то передача продолжала идти, показалось, что в комнате стоит звенящая тишина…
        Деда Гера потянулся за пультом, выключил телик и развернулся к столу. Глаза у него в эту минуту были молодые, большие и заплаканные… Он крякнул и стал смотреть на Аришу, у которой в руке уже оставалось только донышко стаканчика с низкими обгрызанными стеночками. Деда Гера еще раз крякнул и сказал:
        - Ну, спасибо… в общем… А это все…
        Он замолк и большим пальцем ткнул через плечо в телевизор.
        - Она сказала, что все по-настоящему, - не удержался я, невольно считая свои слова весомее слов зайчишки Ариши.
        Ариша покивала.
        Тогда деда Гера шмыгнул носом и сказал… вернее, предложил:
        - Ну, не знаю… А может, ты еще яблочек моих поешь? Грушовка уродилась - язык проглотишь.
        - Не проглочу, - помотала Аришка из стороны в сторону заячьими ушами. - Мы из таких яблок как раз планеты земного типа делаем. Маленькие и…
        Она откусила половину донышка.
        - Вкусные, что ли?! - само вырвалось у меня.
        - Ты чего?! Мы планеты не едим! - прямо возмутилась Аришка. - Просто делаем такие из грушевки!
        - И много ты планет наделала? - полюбопытствовал деда Гера, уже не ухая от удивления.
        - Мне еще нельзя. Я еще маленькая, - честно призналась Аришка. - Я только есть их могу, пока не вырасту. Не планеты, а яблочки!
        - А из белого налива какие планеты выходят? - спросил деда Гера по своей естествоиспытательской привычке.
        - У вас в Солнечной системе таких нет… - просветила нас Аришка. - А похожи на Венеру немного, но подальше от звезды, поэтому там тоже жизнь есть.
        Мороженое у нее кончилось. Мы с дедой Герой переглянулись и хором поежились.
        - В общем, Ариша, - как-то пафосно начал тут деда Гера, - я хочу сказать с высоты моей заснеженной вершины…
        Он погладил свою седую голову.
        Но тут вдруг раздался стук в дверь террасы.
        Деда Гера подскочил, как молодой, даже стул опрокинул, но тот не успел удариться спинкой об пол: Ариша успела поймать его взглядом и не спеша, тихо поставить на место простым телекинетическим способом. В это время деда Гера уже выскочил из комнаты.
        Я поднялся и прильнул к окну. У крыльца стояла уже знакомая нам с Санькой девушка с нашего, платоновского телевидения, а при ней - тот же парень с камерой… Телевидение наше очень оперативно, и догадаться о том, что происходит, было нетрудно. И деда Гера подтвердил мою догадку, когда, немного побубнив с гостями на пороге, вернулся в дом.
        - Короче, телевизионщики уже прознали, что мы с Маккартни - кореша, - с гордой, но грустной иронией сообщил деда Гера и бросил на Аришу такой взгляд, что стало ясно: больше всего беспокоит его теперь вовсе не вселенская слава «друга самого Маккартни». - Тоже все всё видели… Значит, правда. Интервью хотят, в дом лезут, от них не отбиться. Все равно достанут. Короче, уводи отсюда ребенка. От греха подальше уводи.
        Какой грех деда Гера имел в виду, наверно, он и сам толком бы не объяснил, но предчувствие больших бед не оставляло нас обоих.
        - Вот ключ от радиорубки. - Деда Гера протянул мне ключ, перед которым буратинский Золотой Ключик от волшебной двери отдыхает. - Может, стоит еще покрутить настройку. Может, девчонка все-таки вернется к своим, а?.. Там, наверху, строительная каска на второй полке лежит. Возьми. Это если опять ананасы посыплются или что похуже… В общем, давайте, живо уходите отсюда. Через мансарду. Ну, ты сам знаешь. Как у всех.
        И правда, почти при всех домах в Загривках имелась лесенка, которая вела вниз с мансарды - прямо в сад… Знали бы вы, как я обрадовался, когда, облизав пальцы, Ариша сразу дала мне свою маленькую и теплую, как у всех земных детишек, ручку и покорно последовала за мной. Какие надежды эта послушность вселила в мое сердце… Ох!
        Через три минуты мы уже были на месте прибытия. То есть в подвале.
        Я решил все-таки немного отсрочить применение опасного метода проб и ошибок. Понадеялся на доброе, вразумляющее слово, которое и кошке приятно, не что суперзайцу.
        - Ариша, - обратился я к почти всемогущему ребеночку со всей душевной симпатией, какую мог из себя выжать. - Нам всем очень надо, чтобы ты вернулась домой к папе с мамой, а то мы все очень будем беспокоиться и… в общем, у нас все наши планы сорвутся. О тебе заботиться нам всем придется. Ты же тут ничего не знаешь.
        - А зачем обо мне заботиться? - похлопала глазами Ариша. - Я тут только немного погуляю - и всё.
        Я изо всех сил отгонял от себя мысль о том, что это существо и вправду ни в каких земных заботах не нуждается. Оно само, если захочет, может позаботиться обо всей нашей планете. Я чувствовал, что мое, так сказать, недостаточно искреннее беспокойство все портит… а она все видит.
        - Деда Гера уже сказал тебе, что у нас тут очень опасно бывает… - Да, аргументик был так себе, и я переключился: - Если я сейчас настройку покручу… половлю волну, ты сможешь вернуться к себе? Или без волны сама сможешь, если захочешь.
        - Не знаю, - ответил ребенок легкомысленно, но явно честно.
        Это было плохо! Очень плохо! И поэтому я решился:
        - Так. Сейчас я включу и покручу.
        - Только сначала еще одно мороженое! Клубничное!
        Это был не каприз. Это был ультиматум, объявленный в такой плаксиво-безоговорочной форме, что я понял - лучше не препираться, а быстренько сбегать.
        - Хорошо! Клубничное. Точно никакое другое?
        - Клубничное! - закивала Ариша. - Оно самое вкусное. А сестра больше не привозит…
        Ох, большой привет сестре! Это вообще история про то, как один непритязательный подарочек для ребеночка может стать камнем вселенского преткновения.
        - Договорились. Я сбегаю за мороженым, а ты меня подождешь тут и пока никуда больше выходить не будешь. Только по-честному!
        - По-честному-перечестному! - захлопала в ладоши зайчишка… и облизала один палец, который, видимо, оказался липким, а потому все еще сладким.
        Уже когда я поднимался по лесенке, меня жгуче мучила удивительная дилемма… удивительная проблема… Как соединить в единый сплав целых два желания: скорейшее и полнейшее выздоровление моей сестры и отправление этой маленькой инопланетянки обратно - в просторы метагалактики, то есть домой к папе, маме и ее старшей сестре, которой при случае я бы высказал все насчет вреда сладкого для маленьких детей… Вот как так захотеть все это, чтобы Чудо-Аришка все исполнила за один рожок клубничного мороженого… и еще при этом волну поймать, на которой она отчалит из нашего мира? Вот задачка-то!
        Где пусто, там и густо
        Погруженный до макушки в раздумья и практически отключившийся от реальности, что становилась все более сомнительной, я промчался мимо дома прямиком к калитке, выскочил на улицу и… Тут и замер. Замер, как весь мир вокруг.
        Стояла абсолютная тишь. Ни звука, если не считать высокого звона у меня в ушах… И - полная неподвижность. Но остановило меня другое: на улице, у калитки, я не увидел микроавтобуса, на котором обычно разъезжают телевизионщики. Я опасливо глянул через забор на дом деды Геры и похолодел еще морознее: почудилось, что дом пуст и безлюден, как и… я огляделся… по спине побежали мурашки… да-да, все Загривки тоже показались мне совершенно обезлюдевшими и… я невольно поискал глазами рыжего-прерыжего кота Валтасара, символа Загривок, видного отовсюду за километр. И полностью безжизненными показались Загривки… ни кота, ни ворон, ни сорок! Обычно со стороны города всегда доносился негромкий гул человеческого улья. Но нет, не было гула!
        И я бросился бежать. Бежать изо всех сил, чтобы только ни о чем не думать, а только бежать… Я мчался по пустому мосту через Платоновку, потом мчался по совершенно пустому, жутко звонкому городу… Только один раз остановился, когда уже стало невтерпеж, и поискал глазами кусты или укромный уголок, хотя мог бы и не стесняться в этом пустом мире.
        Мне то и дело чудилось, что я мчусь на доске по крутой и очень гладкой трассе, зная, что где-то должна меня подстерегать смертоносная рытвина. И только когда долетел до ворот горбольницы, резко тормознул, упершись, словно бампером, ладонями в холодную железную створку… Ноги у меня почти отнялись, я без сил опустился на колени - и уперся в ворота больницы уже и лбом… Холодило приятно… если что-то могло быть приятным в те минуты.
        У кого, скажите, не возникало в детстве - хоть ненадолго! - желание оказаться в мире, полном магазинов с игрушками и киосков с мороженым и при этом - в полном одиночестве! Чтобы вот все люди вдруг пропали, и есть только ты, а вокруг тебя - всяческое изобилие всего, что можно взять и забрать себе в полное владение. Хоть на минутку - но ведь возникало такое желание… И что теперь?! Может, эта зайчишка даже не осознала, что на самом деле она невольно, нечаянно исполнила, даже не дождавшись обещанной мной сладости. А может, создала параллельный безлюдный мир и засунула меня в него! Так магнит, хочет или не хочет, а притягивает гвоздь. Так шерстяное одеяло или свитер, накопив статическое электричество, бьет им в пальцы, хотя не для этого они созданы - одеяло и свитер!
        Я даже вспомнил якобы реальные истории о том, как люди попадали в «изнанку» нашего мира, где все то же, что и в нем, только без всяких живых существ…
        Нужно было что-то делать, чтобы еще хотя бы в течение пяти минут не сойти с ума. Я знал, что делать. За этим к больнице и примчался, опасаясь больше всего только одного - что не стало больше никакой квантовой запутанности и я действительно один… Оставалось даже меньше пяти минут…
        Я с трудом поднялся на ноги, прошел через безлюдный КПП, похожий на капитанский мостик таинственно покинутого командой корабля, вошел в безлюдную больницу, где стены и потолки превращали мои шаги в нестерпимый хруст и скрежет… поднялся на нужный этаж… Я знал: случится или-или… И надо будет как-то пересоздать этот мир, если «или» окажется не тем, какое нужно… Вот тогда я и займусь поисками клубничного мороженого, бесплатной горы мороженого, чтобы не сойти с ума на следующем этапе моего псевдосуществования!
        Я дошел до заветной двери. Не колеблясь ни мгновения, открыл ее… и чуть не упал… Ну, я бы чуть не упал в любом случае - худшем или лучшем. Но случай оказался лучшим! Хотя и очень-очень странным применительно к новой, зловещей реальности.
        Забинтованная, загипсованная Санька преспокойно лежала себе на своей больничной металлической койке и хихикала, теребя свой смартфончик.
        Мы что, двое во всем мире?! Ну и ладно, разберемся! Главное, я - НЕ ОДИН!
        Впервые в жизни я почувствовал, что и сам реально существую и существую даже не зря. То, что Санька находилась в палате тоже одна и совершенно не удивлялась тому, что все остальные койки пусты и аккуратно застелены, меня самого ничуть не удивляло и не волновало.
        - Привет! - сказал я, еще оставаясь на пороге.
        Санька не среагировала, и ко мне заявилась равнодушная мысль, а не умер ли я, и потому-то, будучи призраком, вижу все не так, как видят живые… ну, и понятно тогда все… в том числе и то, почему Санька меня не слышит.
        - Привет! - прибавил я голосу.
        - О! - встрепенулась Санька и поворотила ко мне свою забинтованную мумиевую головку.
        Я оказался живым!
        Сестренка поманила меня рукой - и я двинулся к ней на ватных ногах.
        - Ты ела? - пробормотал я первое, что пришло скорее не в голову, а в сердце. - Тебе принести что-нибудь?
        В голове вихрем пронесся квест до больничной кухни.
        - Неохота, - пробубнила сестренка. - Скоро ужин принесут.
        Мой смартфон показывал 11.35. Сходилось с тем, что я помнил про сегодняшний день.
        - А сколько времени? - проговорил во мне тот, которому, в общем-то, уже все было по фигу, почти всё, кроме…
        - Полседьмого, - был ответ.
        - Утра? - живо прикололся во мне тот пофигист.
        - Прикалываешься? - был вопрос-ответ.
        Тут кое-что пофигиста заинтересовало всерьез:
        - А ты тут что делала? Играла или эсэмэски писала?
        - С Наташкой переписываюсь… О! Ответила, погоди!
        Меня стали терзать смутные сомнения:
        - А ты уверена, что тебе Наташка отвечает?
        - Прикалываешься опять?! Чего пугаешь-то?!
        Сестренка даже голову приподняла и… и, тихо застонав, снова опустила на подушку.
        Тут вдруг послышался снаружи неясный, но бодрый такой шумок, дверь палаты открылась, и вошли… вошли Славка с Артурчиком. Радостные такие!
        Я уже ничего не соображал, но поздоровался со спецэффектом:
        - С концом света, братаны!
        - Прикалываешься? - откликнулся Славка, сразу приметивший, что я слегка не в себе.
        Оставалось только моргнуть… один раз моргнуть - чтобы вся палата вновь наполнилась травмированными пациентами, создавшими благостный, пусть и грустный, пейзаж живого мира.
        Вот так нужная реальность вернулась сама. Не имей сто рублей, а имей хотя бы пару верных друзей!
        - Ты чего, как пыльным мешком тебя ударили? - вопросил Артурчик.
        Пыльный мешок отдыхает! Меня в ту минуту ударило невероятное прозрение! А что, если каждый из нас на Земле излучает исполнение всех своих детских глупых желаний… и не только детских… Вот оставь человека одного на планете и во Вселенной - и начнется хаос из реальностей, невольно создаваемых человеком, его неудержимыми и противоречивыми хотелками. Но в суммарном человечестве все эти хотелки взаимно подавляются. А реализуются только те, которые требуют постоянного усилия воли и действия…
        - У тебя сегодня все удалось, что хотел? - вполголоса, с явным намеком задал Славка серьезный такой вопрос.
        - Я сказал в школе, что у тебя сильно горло разболелось, - тотчас вставил свое веское слово Артурчик. - Типа мороженого переел.
        Не хватало мне только вот такой приятельской телепатии!
        - Точно все в норме? - совсем уж напрягся Славка, приглядываясь ко мне.
        Ничего в этом мире не могло быть в норме, если взаправду случился скачок времени… И если Аришка не заснула там, в подвале…
        - Ты дома после школы был? - спросил я Славку.
        Голос у меня получился такой, что Черный аж отступил на шаг.
        - Нет… А что?! - У Славки лица не стало.
        - Ничего… Это я так… - И тут меня осенило. - Я, кажется, утюг дома выключить забыл - И повернувшись к сестре: - Сань! Я побежал. Напишу, что как.
        Откуда только силы взялись!
        На КПП я уже через плечо поздоровался с вахтером, который удивленно крикнул мне вдогонку:
        - А что я не помню, как ты зашел?!
        Город вновь был полон простой человеческой жизнью - и я славно подзарядился ее энергией.
        Здравствуй, кроликозавр!
        Мчался я по той же траектории в обратную сторону и чуть не попал под машину, по инерции летя через дорогу, как в прошлый раз, и не обращая внимания на светофор.
        Мороженое я купил в киоске еще до моста, опасаясь, что в нашем загривском магазине клубничного рожка не окажется или вдруг он вообще закрыт. Купил целых три штуки! Одно - Аришке, второе - на всякий случай, а третье - себе любимому, потому что вдруг страшно захотелось есть, слюну глотал, уже когда покупал. Продавщица посмотрела на меня подозрительно: взмыленный какой-то парень с очумелым взглядом.
        Возникла новая дилемма: уплетать на бегу не получится, а тормозить нельзя, даже надо прибавить ходу - ведь время уже потерял, да и как бы не начало таять мороженое. Дело было важнее голода!
        Я домчался до дома деда Геры, но у калитки сразу почувствовал, что ничего хорошего меня тут не ждет. Уже начинало смеркаться, а окна не горели, хотя деда Гера пенсии на электричество никогда не жалел: он не любил сидеть без света, и даже в обычные пасмурные дни с самого утра, а не только по вечерам, окна его доме светились.
        Испугавшись, что опять попал в пустую параллельную реальность, я невольно поозирался и выдохнул: вдоль улицы величественно дефилировал кот Валтасар, в ту минуту лучшая группа поддержки в одном лице, вернее, в одной самодовольной морде. Лучший маяк, видный отовсюду!
        Живо открыв калитку, я промчался прямиком к бане. И да - дурные предчувствия сбылись: все двери были уже заперты.
        Пришла успокоительная мысль: может, деда Гера гуляет где-то с Аришкой и уже накормил ее клубничным… и тогда можно будет сожрать все три самому! А может, он вообще сумел отправить ее домой!
        Только я обрадовался такой чудесной перспективе, как услыхал сильный и очень тревожный хруст веток в соседнем густом саду у тети Веры, Славкиной мамы. Причем хруст донесся сверху, откуда-то с вершин плодовых деревьев… Странный хруст!
        Я подошел к кустам черной смородины, обрамлявшей изнутри по забору участок деда Геры… потом протиснулся между кустами к самому забору.
        Глазам поверить было невозможно!.. Но приходилось. Да и события дня тотчас подсказывали почти научное объяснение любым, даже самым невероятным и абсурдным феноменам.
        В гуще яблоневого сада торчало здоровенное существо. Оно, приподнявшись на задних лапах, поедало яблоки с верхних веток. А заодно не гнушалось и самими ветками. Это был кролик! Пухлый, серый, чудовищный кролик! Но самое удивительное было то, что на его короткую шею был надет лошадиный хомут, от которого вниз тянулась толстая веревка, и она была обвязана вокруг дерева. А под яблоней как ни в чем не бывало сидел на табуреточке деда Гера. Сидел и задумчиво покуривал…
        Я позвал его шепотом. Потом пришлось чуть погромче. Страшно было, что динозавровый кролик обратит на меня свое внимание.
        Деда Гера услышал меня, потом заметил меня, поднялся и неторопливо подтянулся к забору. Глянул на мороженое - два рожка у меня было в левой руке, один в правой. А руки я положил поверх ограды.
        - Ну и куда тебя закинули твои коварные детские мечты? - со спокойствием опытного психотерапевта тихо спросил он. - Или ты за мороженым в Англию успел слетать?
        - Да на моих всего полчаса прошло, а оказалось, весь день… - чуток приукрасил я. - Какой-то сбой времени…
        - Японский бог! - вздохнул деда Гера. - Ну и кашу заварили!
        - Хотел ее успокоить, уговорить. А она: «Давай мороженое!» И ни в какую, - оправдывался я. - Клубничное ей подавай! Ну, я выскочил, думал, успею. И в такой параллельный мир попал, что рассказать страшно…
        Еще одна ветка громко треснула. Деда Гера оглянулся и снова тихо и не слишком круто выругался.
        - Это она, да? Эта Ариша? - спросил я, уже выстроив в голове всю цепочку событий, которые могли привести к появлению этого травоядного монстра-кроликозавра в саду у тети Веры.
        - А ты как думаешь! - криво усмехнулся деда Гера. - Тебя не дождалась. И погулять пошла. А мне эти телевизионщики еще плешь проедали. Потом быстренько смотались - мол, «репортаж горит, надо успеть к вечерним новостям». А девчонка уже к Вере на огонек заглянула. А у Веры, как всегда, пироги с яблоками. Получше мороженого. Ну и вот, - Деда Гера большим пальцем указал назад, за плечо, - результат налицо. Детская Верина мечта - самый большой в мире кролик.
        - Кто бы сомневался, - вырвалось у меня.
        - Ну, ты так не шути-то! - вдруг рассердился деда Гера. - У нее чуть разрыв сердца не случился. До сих пор дома сидит, валерьянкой отпивается… а я вот дедом Мазаем, главным по зайцам теперь тут. Пока не знаю, что с ним делать дальше. Вон только хомут на него старый сумел пристроить. Еле налез. Давно выбросить хотел, он еще дедов. Ан пригодился, надо же!
        Меня осенило:
        - Славка же скоро вернется! Он с Турей у моей сестренки сейчас. Он точно что-нибудь придумает!
        - Ты бы сбегал ему навстречу. - Деда Гера аж распрямился от облегчения. - К таким вопросам людей готовить надо.
        У меня тотчас пронеслась в голове сцена нашей встречи: «Черный, твой суперкролик сам сегодня пришел!» Но почему-то совершенно не смешно было…
        Снова на все Загривки треснула толстая яблоневая ветка.
        - Вот зараза! - процедил деда Гера и плюнул в сторону чудовища через левое плечо. - Жарк?е бы из этого зверя сделать на все Загривки, пока все сады не объел… Да тут винтовка на слона нужна. Спросишь, как удалось укротить этого зверя?
        Я только глазами похлопал.
        - Хорошо у Веры мешок морковки был. В общем, пригнули малёк скотину эту чёртову… - Деда Гера вздохнул глубоко и взялся за рожок, который я держал в правой руке: - Давай я, что ли, Вере один отнесу. Обещал же. Может, успокоится хоть немного… Остальные сам ешь. Я сладкое не люблю.
        - Все берите! - вырвалось у меня, аппетит уже пропал весь.
        - Ты погоди, не мечи уж так, прорвемся, - успокоительно улыбнулся мне деда Гера.
        - А где эта… - сразу весь сжавшись, выдавил я из себя.
        - А ее Люся в полицию отвела, - ответил деда Гера.
        - Как в полицию?! - наконец по-настоящему испугался я на фоне того, от чего можно было бы давно испугаться до инфаркта или просто свихнуться.
        - По факту у нас что тут, в Загривках? Чужой, неизвестно чей ребенок маленький потерялся… Ну, сходи - сам спроси у Люси, если хочешь, - деловито предложил деда Гера. - Мороженое-то отдашь? А то сейчас раздавишь всё с перепугу.
        - А у тети Люси как там? Что-нибудь было? - опасливо поинтересовался я.
        - С тетей Люсей нам очень повезло, парень! - Непонятно было, шутит деда Гера или всерьез с таким пафосом. - Она - единственный спецназ, который всю эту фанаберию может развести. Надо было уговорить ее пока оставить девчонку у себя, подождать с приводом в полицию… Ну, пока мы не придумали бы способ отправить ее обратно. А то уж я не знаю, что там теперь в полиции… И вообще, на месте ли город… или, может, там теперь все колючей проволокой обнесено… и концлагерь какой-нибудь.
        Деда Гера поворотил голову в сторону города и задумался. Я выждал немного, пытаясь разгадать ход его мыслей. Но застопорился.
        - А почему концлагерь?
        - Ну, мало ли, что у ментов, у наших теперишних полицейских в детстве на уме было. - И деда Гера усмехнулся очень саркастически. - Как же! Помню я наших сержантов в армии, японский бог!
        - Я совсем недавно в городе был. Там все в порядке. Типа мирная жизнь, - доложил я, и вышла прямо речь в защиту нашей гуманной платоновской полиции. - Никакого зомбиапокалипсиса. Пока нет.
        Деда тряхнул головой, словно отделываясь от мрачных воспоминаний.
        - Вот и хорошо, что в детстве мы ни про каких зомби ничего не знали… Тады ладно, - кивнул он. - Короче, у Люси тоже полный порядок. В школе она командиром пионерской дружины была. А еще вожатой у октябрят. Потом главной в комсомольском бюро школы. В пединститут московский поехала учиться, сразу поступила. Красный диплом. Вернулась да еще прихватила из института вместе с дипломом красивого парня. Ну, ты ж дядю Аркадия знаешь. Это он сейчас с пузом и плешью. А был прямо Джеймс Бонд. Историю, говорят, шикарно знает.
        - Да, у нас преподает, - вставил я немаловажную информацию. - Интересно рассказывает. Когда-то реконструктором был чуть ли не первым… Все жалеют, что завязал. На уговоры снова начать не поддается.
        - Вот-вот, - покивал деда Гера. - Еще в девяностые с ребятами эти реконструкции битв Древней Руси устраивал, такие щиты и кольчуги сам делал - хоть в главный исторический музей тащи!.. Так это он и подарил их музею. Это вам не в эти игры ваши играть на экранчиках. И в пришельцев каких-то дурацких! Их и так тут у нас, инопланетян этих, как мух на навозе, смерть как надоели все!
        Дернул больно за какую-то жилку в моем сердце деда Гера. И заметил он, что меня перекосило.
        - Короче, все свои детские мечты Люся своей железной волей исполнила. Уже лет в тридцать пять директором школы стала… Могла бы еще на пенсию не уходить. Но, похоже, они вместе с Аркашей решили спокойной жизнью насладиться… Это, наверно, я дурной пример подал. Короче, никакой старик Хоттабыч и никакая такая Аришка ей не страшны. Она, может, даже и не видит этого зайца слонопотамского.
        - Как не видит? - не понял я.
        - А так. Не видит и все. Этот заяц-кролик из мира мечты, - четко и понятно объяснил деда Гера. - Из нашего мира. А у нее там совсем другой мир. Поди к ней, поспрашивай. Я не могу. Я при зайце пока… И при Вере. Да иди уж. Мороженое уже тает все.
        - Вы тоже подкрепитесь, Дедгер. - И я протянул деду Гере через забор рожок. - Мне одного хватит.
        - Я его лучше попробую зверю скормить, - сказал деда Гера, осторожно принимая рожок. - Может, он от яблонь хоть ненадолго отвяжется… Хотя ему ведро мороженого нужно.
        Выбравшись через кусты на тропинку, я двинулся к калитке.
        - Только сначала навстречу Славке! Предупреди его, чтобы глупостей тут не наделал! - крикнул мне вдогонку деда Гера. - Он же все равно мимо моста не пройдет. Вплавь домой не пустится. Хотя теперь уже ничего наверняка не скажешь!
        Хорошо смеется тот, кому уже не над чем смеяться…
        Со Славкой мы повстречались красиво и символично - прямо на середине моста.
        Свой рожок я, конечно, успел сожрать почти на бегу и пожалел об этом: подумал, что надо было бы отдать Славке - сладость немного приглушила бы его шок от всего того, что я собирался на него вывалить… С другой стороны, тотчас и оправдание выскочило - мороженое уже успело потечь до моста, и пальцы у меня уже были липкими.
        - Чего это у тебя пальцы липкие? - так и спросил меня Славка, которому я невольно протянул руку, хотя мы уже успели повидаться в больничке… но то было в другом мире.
        - От страха, - схохмил я.
        Славка тут резко посмотрел куда-то ввысь, поверх моей головы. Уже потом я догадался: глянул он в небо Загривок - нет ли дыма пожарища над ними.
        - Как утюг? - сочувственно нахмурившись, спросил Славка.
        - Отдыхает утюг, - ответил я и взял быка за рога. - Слав, мне нужно тебе срочно кое-что рассказать, пока ты до дома не дошел. Только ты походу будешь думать, что или я дико стебаюсь непонятно зачем, или совсем ку-ку… В общем, пошли, а ты сам решишь, пока не увидишь, что и как.
        Мы двинулись на берег Загривок. Я сразу предупредил друга, что подробный рассказ не получится, поэтому все будет еще более безбрежно в своем безумии.
        Мы шли, я невольно ускорялся, Славка тоже невольно ускорялся. Я рассказывал, стараясь не вдаваться в детали и глубокие причины событий, Славка молча слушал… Ну, он всегда славился выдержкой!
        - Короче, я эту девчонку сам найду, - вдруг вставил он свое веское слово. - А ты пока займись этим приемником. Разберись там сначала с техникой прежде, чем волну ловить.
        Я слегка обалдел от его оперативной сообразительности, помолчал несколько шагов.
        - Что еще-то? - нетерпеливо спросил Славка.
        Я продолжил.
        - Чего?! Эта тварь наши яблони обгрызает?! - вдруг весь вспыхнул он. - С этого начинать надо было!
        И как рванет Славка спасать свой сад - только его и видели!
        Я невольно тормознул, глядя, как его пятки сверкают вдали.
        Только настоящий друг мог вот сразу не просто поверить полному бреду, который я нес, а прямо принять его как руководство к решительному действию. Такой друг, что настоящее некуда! Друг, которому через шесть лет суждено будет… стать моим зятем. Да-да - мужем моей сестренки! Но это уже другая большая история. Потом, потом когда-нибудь расскажу обязательно.
        Чтобы не терять времени, я тоже припустил и через пару минут достиг дома тети Люси. У нас с сестренкой, конечно, был ее телефон, но, по нашей деревенской привычке, мы всегда наведывались друг к другу, то есть соседи к соседям, без всяких предварительных звонков - и именно это считалось знаком высокого уважения.
        Уже на участке тети Люси я пригляделся к соседнему, тети-Вериному. Над верхушками яблонь огромных кроличьих ушей не торчало. Доносилась какая-то тихая возня, она же и была заметна. Потом уж я узнал, что Славка уже успел к тому моменту выволочь из сарая мешок морковки, и в те минуты они с дедом Герой обсуждали, как сподручнее увести травоядное чудовище к лесу.
        У крыльца я, опять же по привычке, позвал тетю Люсю в голос. Она очень быстро открыла дверь.
        - Ну наконец-то! - со странным для меня облегчением выдохнула она, но тут же спросила с не менее удивившей меня тревогой: - Ты дома был?
        Такой прием меня крепко ошарашил. То есть, появись сейчас розовый слон - я бы ничуть не удивился, но теть-Люсины слова и интонации конкретно озадачивали.
        - Нет… а что? - пробормотал я.
        - Это хорошо, что пока не был… - еще больше смутила меня тетя Люся и коротко повелела: - Заходи давай.
        Я поднялся на террасу.
        - Чаю выпьешь? Голоден? Вижу, что голоден. Сейчас котлету съешь, - бомбардировала меня тетя Люся. - Мой руки вон.
        Этот приказ был как нельзя кстати.
        Хотя наши с Санькой родители давно, то есть почти две недели назад, вернулись домой из командировки, тетя Люся продолжала, порой смущая их, заботиться о нас, как сердобольная бабушка о своих любимых внучатах… Скажу по секрету, Павлинов она считала людьми несерьезными, не повзрослевшими толком и, наверно, в чем-то была права… особенно учитывая то, что произошло в тот вечер в нашем доме и о чем я в ту минуту еще не знал.
        Только когда она усадила меня на террасе за стол и поставила передо мной тарелку с котлетой и дышавшей паром картошкой, налила себе чаю и тоже присела, я заметил, что тетя Люся сама не очень-то в себе… в общем, немного странная. На ее лице эдаким туманчиком блуждала потусторонняя улыбка, какую я у нее никогда-никогда не видел.
        - Зря ты девчушку одну оставил, - укоризненно сказала она.
        Сказала, конечно, когда я уже расправился с котлетой и умял почти всю картошку, по ходу размышляя, как бы потактичнее спросить тетю Люсю про ее поступок - увод маленькой инопланетянки в полицию. Спроси она раньше - я чего доброго подавился бы.
        Ответ у меня был наготове:
        - Она мороженое требовала, чуть не ревела. Я побежал за ним, а она ушла.
        - Да уж… Странная история. Очень странная, - тоже как-то потусторонне проговорила тетя Люся, подняв глаза к потолку. - Как она такая к нам сюда забрела, откуда - я так ничего и не поняла. Но ясно дело - родители ее совсем разбаловали: только сладкое и хочет. Вот и недосмотрели. Понимаешь, какое дело?
        Я понимал: тетя Люся бросает камешки в огород наших с Санькой родителей.
        - А что тут не понимать… - согласился я и посчитал, что самый момент поинтересоваться: - А в какое отделение вы ее отвели?
        За рекой оба платоновских отделения были примерно на одном расстоянии от Загривок.
        - А прямо в ГУВД, - ответила тетя Люся. - Там быстрее разберутся и найдут, чья она.
        ГУВД Платонова было дальше. Солидное здание середины прошлого века, с колоннами и с красивым бульваром по периметру, который платоновцы называли «Тюремной прогулкой».
        - А там что с ней сделают? - невольно поежился я.
        - Ну, не съедят же! - зычно возгласила тетя Люся. - Это их дело - родителей искать. Не в другой же они галактике.
        - А она сказала, что - в другой? - Умелый у меня допрос получался.
        - Какая разница! - уже едва не сердилась тетя Люся. - Мало ли что ребенок соврет. Будут искать, найдут. Если органы опеки подключат - влетит ее родителям.
        - Не боитесь, что эта ювенильная полиция ребенка отберет? - Это я вспомнил недавние события про альдебаранское похищение детей и кота и то, как сама тетя Люся со Славкиной мамой меня и сестренку от ювенильной юстиции-полиции едва не прятали, пока наши родители были в долгой командировке.
        Тетя Люся испуганно заморгала.
        - Ну, знаешь! Рано об этом говорить. Ребеночек тоже непростой. Такой от кого угодно увильнет… - Тетя Люся осеклась и хмуро подумала о чем-то. - Да и натворить может…
        Некоторое время стояло молчание. Я видел, что невольно припер тетю Люсю к какой-то невидимой стене. И даже взбодрился: похоже, теперь и на ее помощь можно было рассчитывать.
        Стояло молчание, но не тишина. Какие-то негромкие шорохи и щелчки доносились из соседней комнаты. Замечу, что в свое время дом тети Люси был серьезно перестроен, и между террасой и внутренними комнатами уже не было традиционных деревенских сеней.
        Тетя Люся заметила, что я невольно прислушиваюсь. И вдруг огорошила новым неожиданным вопросом:
        - Вы с сестренкой в детстве в солдатиков играли?
        - Не-е… - протянул я.
        Какие солдатики у детей плейстейшна, Воркрафта и Сайбирии?!
        - Вот и молодцы! Вот и слава богу! - почему-то похвалила нас не склонная к похвалам тетя Люся… и снова ушла в себя.
        Я решил, что надо еще поерзать пару-тройку минут для приличия и отчаливать… Я теперь думал только о том, работают ли органы опеки круглосуточно и куда полиция может пристроить Аришку на ночь, если Аришка уже не устроила полицейский апокалипсис за всякие вкусности, которыми добрые дяди в форме могли ее угостить, чтобы она их не боялась… Думая, я медленно разворачивал конфету батончик.
        Вдруг наверху послышался негромкий, но звонкий треск и цокот, как будто кто-то длинным ногтем стал мелко-мелко стучать по доскам.
        - Вот ведь зараза какая! - не по чину выругалась бывшая директор школы и практически наша с Санькой воспитательница, от которой нам за ругательства всегда доставалось. - Распустил же!
        Она выскочила из-за стола и необыкновенно шустро помчалась по крутой и узкой деревянной лестнице, что вела с террасы на верхний этаж.
        И спустя полминуты весь дом задрожал от ее голоса - поставленного голоса директора школы:
        - Аркаша! Сюда твои головастики пробрались! Забери скорей! Я не могу - колются!
        - Вот черт, как не вовремя! - донесся из комнаты голос дяди Аркадия.
        И он выскочил на террасу - весь какой-то взлохмаченный и очумевший. Выскочил, стрельнул в меня жгучим, безумным взглядом, дико поздоровался: «Здоров! Сиди на месте! Ничего страшного!» - и тоже помчался наверх, авансом крикнув супруге и вовсе что-то несусветное:
        - Да это разведотряд не туда сунулся! Сейчас соберу!
        Дверью комнаты он так хлопнул, что она чуток снова отворилась… И на месте усидеть я не смог - какой там! До двери два шага, и я к ней бесшумно рванулся, как порыв легкого ветерка. Приотворять шире не стал - и так все было видно. Такое всё, что упасть можно!
        В комнате дяди Аркадия начиналась битва. Самая настоящая битва! Только не из древних времен, а из века какого-нибудь Фридриха Великого. Или - Наполеона. Я не спец, не мог разобрать - все солдатики были величиной не больше мелких головастиков. Поди разгляди их мундиры без микроскопа. Но они были не оловянными и не пластиковыми, а явно самыми настоящими. Живыми! Они шли друг на друга, выстроенные в каре. И еще конница скакала, напоминавшая, если не приглядываться, стайки тараканов… Тут вдруг возникли полоски дымков - и донесся звук, похожий на тот, что издает пенящееся шампанское, когда его наливают в бокал… Солдатики стреляли друг в друга! Прямо вот по-настоящему палили из микроскопических ружей, таких вот наноружей! И я отшатнулся.
        И очень вовремя: на лестнице уже раздался топот, и появились большие человеческие ноги дяди Аркадия.
        Я метнулся за стол за несколько мгновений до того, как сам дядя Аркадий метнулся от лестницы в свою комнату, что-то прижимая к груди большими своими руками - прижимая крепко, но бережно.
        В башке у меня шумело, и я не услышал, как следом неторопливо спустилась тетя Люся. Осознал ее присутствие, только когда села за стол напротив меня.
        Вонзив свой опытный учительский взор в мою, видимо, бледную и просто никакую рожу, она спросила, спросила очень просто и деловито, без всякого допросного садизма:
        - Видел, да?
        - Ага! - кивнул я.
        Тетя Люся, закинув голову назад, сделала глубокий, обреченный вздох, а потом ее голова с кичкой крашенных под жгучую брюнетку волос на макушке снова как бы перекатилась по плечам вперед.
        И вот что сказала тетя Люся:
        - Вот все вы такие… Мужчины.
        Странное дело: в первых словах послышалась полная безнадега, а вот в слове «мужчины» послышалось необъяснимое уважение и даже гордость. Не так проста и предсказуема оказалась бывшая директор школы.
        На мое счастье, обстоятельства не дали мне придумать какой-нибудь достойный ответ, который в эту минуту и придумать-то было невозможно.
        Раздался деликатный стук во входную дверь.
        - Ну, вот кого еще черти несут? - проворчала тетя Люся, подалась к крыльцу, что оставалось у меня в тылу вместе с дверью, и я услыхал радостное восклицание: - А, Слава! Это ты! Легок на помине.
        Не помнил я, чтобы тетя Люся при мне поминала Славку, но потом догадался, что и вправду поминала - только пока мысленно, про себя!
        Мне и самому полегчало от этого явления Славки народу!
        - Теть Люсь, здрасьте! - послышался голос моего друга. - А Груздь у вас?
        Тетя Люся даже хохотнула:
        - Назвал груздем - забирай в кузов.
        В этот момент я уже был на ногах и стоял за широкой спиной тети Люси, полностью закрывшей собой выход из дома.
        - Здесь он. Зайди, чайку с нами выпей, - пригласила Славку хозяйка.
        - Не, теть Люсь, времени нет, - слышался голос Славки. - Мне только забрать его. Вон он, вижу!
        Тетя Люся все еще не давала мне прохода, будто страшилась, что я вдруг сбегу.
        - Так и я про то же, Славочка, - дико любезно говорила тетя Люся с моим дружбаном. - А ты можешь забрать его к себе домой сегодня? - И вдруг понизила голос: - Чтоб он у тебя переночевал сегодня. Такое дело: домой ему сегодня лучше не соваться.
        Глядя в спину тети Люси, я только сейчас, наконец, отметил, что тетя Люся одета вовсе не по-домашнему, а как будто к кому-то в гости собралась или по какому-нибудь важному делу…
        По сумме того, что я увидел и услышал только что, полагалось испугаться до смерти. Что я и сделал.
        - Теть Люсь! - завопил я ей в затылок так, что она вздрогнула, как ударенная. - Что с Павлинами?!
        Тетя Люся обернулась и пробормотала с феерически безумным спокойствием:
        - Павлины в зоопарке. Спят. У них тихий час.
        Я сообразил, что она то ли не знает, то ли забыла, что Павлины - это наши с Санькой родаки: папа Павел и мама Лина.
        - Да нет же! - вопил я, будто тетя Люся на другом конце Загривок стояла. - Что с нашими родителями?!
        Тут тетя Люся повернулась вся. И стала улыбаться. У нее по губам как-то немного наискось текла такая улыбочка, что догадка напрашивалась сразу: Павлины живы и здоровы, но, типа, спятили и там из каких-нибудь фотонов и мю-мезонов пытаются яичницу сделать. Ариша в своей апокалиптической прогулочке явно зацепила и наш дом.
        - Успокойся, - сказала тетя Люся. - Ваши родители живы и здоровы. Только… только у них там небольшой беспорядок… шурум-бурум…
        Наши Павлины никогда друг с другом не ссорились.
        - Они что, поссорились?! - вопросил я, кажется, не сбавляя громкость… так вот невольно оттягивал знание о том, что же такого жуткого намечтали в своем детстве Павлины, что мне лучше домой не показываться.
        Тут случилось еще одно чудо: тетя Люся погладила меня по голове.
        - Нет, не поссорились, - сказала она. - Ничего страшного не случилось. Но тебе лучше подождать. Может, полиция найдет родителей этой… этого ребенка термоядерного, и все к утру наладится и станет, как раньше.
        - Тетя Люся, все нормально, он у нас сегодня переночует, - раздался голос Славки, которому уже надоело торчать на крыльце. - Выпускайте уже его.
        - Договорились? - спросила меня тетя Люся.
        - Договорились, - кивнул я.
        И у меня живот поджался от опаски, что она с меня слово возьмет не ходить домой. Меня туда уже тянуло беспощадно.
        Через полминуты мы со Славкой оказались в сумеречном саду.
        - Ты заходил к Павлинам? - едва дотерпев до мгновения, когда тетя Люся закрыла дверь террасы и осталась в своем доме вдвоем с мужем и армиями Наполеона или другого исторического полководца, спросил я Славку шепотом.
        Славка ответил через паузу. Пошмыгав носом и выбирая слова.
        - Заходил, тебя искал… Короче, не открыли мне дверь. У твоего отца голос был немного странный… как будто не он… ну, не совсем он.
        У меня дыхание сперло от таких слов.
        - Ну, ты погоди напрягаться, - сказал Славка с интонацией совершенно безнадежной, но твердой. - Там еще какие-то голоса были. Вроде мамы твоей. Только как будто вот хором… с эхом, что ли. Может, гости у них. Короче, они меня тоже попросили взять тебя сегодня к нам домой. Так вот, через закрытую дверь, и просили.
        - Слав, ты нужен, - сказал я еще более безнадежно и еще более твердо.
        - Без проблем, - ответил друг.
        Расшифровка этого короткого диалога была простой: я обязан узнать, что случилось в доме Большегруздевых, но мне дико страшно и нужна поддержка друга.
        Пока мы делали крюк к крыльцу нашего дома, Славка и рассказал мне, как они с дедом Герой морковкой увели кроликозавра к лесу.
        - Морковка перед носом - и правда очень крутой магнит! - утверждал Славка, стараясь не прерывать свой рассказ и балаболить весело и непринужденно, как об удачной рыбалке.
        И вот мы встали у нашего крыльца.
        Свет был в доме, но не на террасе, что уже напрягало.
        - Ну… кто первый? - тихо спросил мой друг. - Ты или я? Мне не открыли.
        Я, не ответив, поднялся не четыре ступеньки и решительно толкнул дверь… Она была заперта!
        И меня сорвало. Я забарабанил в дверь кулаком и ногой:
        - Па! Ма! Откройте!
        …На террасе свет так и не зажегся, но по звукам можно было догадаться, что кто-то вышел из комнаты и тихонько подошел ко входной двери.
        Я тут же попытался заглянуть на террасу через наши фасеточные окошки. Но мешали занавески.
        Славке все-таки удалось немного подготовить меня, так что я не свалился сразу в обморок от странного голоса, послышавшегося с террасы… Приписать его нашему папе Паше можно было с очень большой натяжкой. С террасы как будто какой-то крутой пацан говорил, пытаясь придать своему голосу грозный бас.
        - Аль, не волнуйся, у нас все в порядке, - провещал тот голос. - Ну, почти все в порядке. Мы к утру попытаемся сами разобраться. Но тебе лучше сегодня не дома переночевать. Слава тебя нашел?
        - Нашел, нашел! - громко отозвался из-за моей спины Славка.
        - Вот и отлично! - раздалось с террасы. - Переночуй, пожалуйста, у своего друга.
        Тут на меня накатила жуткая злость - и я изо всей силы грохнул кулаком в дверь.
        - Никуда я не уйду! Открывайте!
        Тут еще какие-то голоса послышались на террасе. Вроде как вправду голос мамы, но вперемежку еще с каким-то голосом. И казалось, что те голоса вообще из глубокого колодца доносятся, отдаваясь от его стен.
        - Слава, ты там далеко? - раздался первый голос.
        - Тут я, - откликнулся мой друг.
        - Подойди ближе. Как можно ближе.
        От такой инструкции у меня вообще живот скрутило…
        - Да, тут, тут я! - отозвался Славка прямо из-за моего уха.
        - Аль, ты только с лестницы, с крыльца сначала спустись… - была следующая команда. - Я открою. Только спустись сначала.
        Я услышал, как Славка позади меня немного отступил, освобождая мне место перед крыльцом. Я спустился.
        Славка - супердруг, конечно! Когда я встал перед лицом нашей двери, он сзади положил мне руки на плечи и тихо сказал:
        - Не бэ! Я тут, с тобой!
        - Готовы? - донеслось с террасы.
        - Готовы, готовы! - откликнулся за меня Славка, потому что у меня уже во рту пересохло и язык одеревенел.
        Дверь открылась… На террасе и вправду встречал пацан на год-два младше меня. Коренастый такой, с темными, непослушными вихрами.
        Где-то, когда-то я его видел… А когда вспомнил где… истерически заржал и завалился в обморок. Славка, взяв меня за плечи, как будто предвидел именно такое развитие событий!
        1 + 1 = 3… и другие новейшие чудеса в Загривках
        Когда я увидел над собой ухмыляющуюся физиономию Славки, я вовсе не обрадовался и не вздохнул с облегчением от мысли, что видел страшный сон, а теперь наступила благостная реальность. Первая догадка была - Славка с его улыбкой и есть благостный сон, загородивший от меня жуткую реальность.
        - Ну, хватит на меня зенки таращить! - ухмыльнулся Славка. - Я не зомби. Все нормуль… Ну, почти нормуль. А ты тяжелый, однако… будто из железа весь. Еле с батей твоим тебя дотащили.
        Я резко поднялся и стал оглядываться. Ясно, куда меня дотащили - до моей постели. Пахло нашатыркой…
        - Не, я тоже отключился бы, если бы увидал такое… типа с моей мамкой, - нарочито сочувственно вздохнул Славка.
        Я снова уперся глазами в Славку, боясь задавать вопросы. Похоже было на то, что свою полубезумную ухмылочку, не слезавшую с его лица, он только что позаимствовал у тети Люси. Сбегал - и взял напрокат, чтобы тоже выглядеть крутым и невозмутимым в немыслимых обстоятельствах.
        - Короче, концепция изменилась. Сегодня я ночую у тебя. С тобой, - сказал Славка. - Твои попросили, раз ты уже тут. Доволен?
        Он не обиделся на то, что я не ответил, а продолжал тупо таращиться на него.
        - Молчание - знак согласия. - И Славка похлопал меня по плечу. - На месте твоей сестренки сегодня посплю. Не возражаешь?
        Тут мне пришло в голову первое здравое соображение:
        - Саньке ничего нельзя говорить…
        - А кто против? Все - за! - несказанно обрадовался Славка тому, что его друг начал приходить в себя. - Найдем эту девчонку… спасем типа мир, вернем все, как было, а потом уж ей все расскажем. А может, и не будем, хотя бы пока не выздоровеет.
        Тут я спустил ноги на пол, а Славка сел рядом на мою кровать, бок о бок со мной. И мы так посидели еще немного в молчании, пока Славка не решил, что я уже готов обсуждать то, что обсуждать так страшно.
        - Вообще батя у тебя крутой, я тебе скажу, - осторожно завернул Славка на опасную дорогу. - Умный у тебя батя. Сколько себя помню, все повзрослеть побыстрее хотел… Особенно после того, как папка погиб. - Тут Славка замолчал эдак на полминуты, а потом тяжко вздохнул и продолжил: - А вот чем больше взрослеешь, тем больше какой-то чмовой суеты… фигни всякой… как по болоту идешь, а оно все глубже и глубже… Вот! А твой батя это давно просек. Ну, и размечтался. Знаешь, как этот - как Питер Пэн. Читал?
        - Смотрел, - откликнулся я.
        - Ну, в теме, значит, - кивнул Славка.
        И тут я смог из себя выдавить:
        - А с мамой что?
        И весь тут же испариной покрылся…
        - С мамой… с мамой даже очень ничего… даже я был сказал - классный такой перебор, - заюлил Славка. - А ты догадайся с двух попыток. Ну!
        - Издеваешься? Я вообще сейчас не соображаю ничего, - отмахнулся я, но тон Славки меня немного успокоил, подготовил.
        - Это же элементарно, Ватсон! - Славка толкнул меня плечом в плечо. - Неспроста же ваша мама двойню родила. Тебя и Саньку! Ага! Врубаешься?
        То меня в холод бросало, а теперь - жар:
        - Что?! Она в детстве мечтала о брате-близнеце?!
        - Тут тема поинтересней! - воодушевился Славка. - Твоя мама мечтала о сестре. Это папа твой очень мечтал о мальчике, чтобы было с кем играть, как в детстве… раз уж взрослеть пришлось самому. В общем, Господь Бог удовлетворил, как мог, все пожелания трудящихся… Короче, Аль, у вас теперь как бы две мамы. Сечешь?
        Вид мой ему явно не понравился, и он добавил:
        - Так это ж лучше, чем ни одной!
        И мы еще посидели с минуту в звенящей, даже дребезжащей тишине.
        Я собирался с силами и наконец выдавил из себя:
        - А можно мне с ними поговорить?
        Так вот робко спросил в собственном доме у собственного друга разрешение поговорить с собственными родителями…
        Славка поглядел в сторону комнаты Павлинов, поразмышлял немного.
        - Знаешь, наверное, они тоже этого хотят, - сказал он. - И тоже боятся. Я сейчас попробую все устроить. Только по очереди нужно. Наверное, лучше с твоего бати начать. Ты его уже видел, какой он… Только с кровати не поднимайся, ладно? А то еще опять завалишься… Короче, я сейчас договорюсь и пойду на террасу чай попью. Не буду вам мешать. Смущать и все такое.
        Славка вел себя в нашем в доме вполне по-хозяйски. И я этому был даже рад.
        Он вышел, а где-то через минуту на пороге комнаты появился тот вихрастый пацан меня помладше. Одежка на нем висела мешковато. Ну да - это ж была моя рубашка и мои джинсы… и мои старые кроссовки.
        - Ну что, сынок, дашь пока поносить? - с виноватой улыбкой спросил пацан.
        - Без проблем, па. Бери, что хочешь, - ответил я ему.
        - Спасибо, сынок. Спасибо, Аль! - И папа не слишком счастливо улыбнулся.
        Что я мог сказать моему столь резко помолодевшему папане?
        - Садись, па… - Я похлопал по месту, где рядом со мной сидел Славка.
        Папа подошел, сел - и мы посидели-помолчали, как два старых дружбана, которые уже умеют молчать друг с другом.
        - Вот как-то так вышло… Неожиданно, - наконец тихо проговорил папа. - Я всегда верил, что у нас тут, в Загривках, аномальная зона… Но не до такой степени.
        - Вы ее тоже мороженым угощали? - спросил я.
        - Ну да… - и вовсе упавшим голосом признался папа. - В морозильнике целое корыто пломбира.
        - Что? Все сожрала?! - Я вполне допускал такой ужас, раз последствия были столь сокрушительными.
        - Все не дали, - сказал папа. - Хотели завтра Саньке понести… Теперь понесешь, как же!
        - Это я во всем виноват! - во весь голос объявил я, чтобы мама тоже услышала. - Только ты не поверишь, па…
        - Теперь уже во что угодно можно поверить, - передернул плечами маленький папа.
        И я стал рассказывать. Рассказывал-рассказывал - и вдруг папа как воскликнет с восторгом:
        - Вот это кайф!
        Я аж отшатнулся:
        - Ты о чем, па?
        Папа посмотрел на меня и… и зажался.
        - Давай рассказывай дальше.
        Я продолжил. Но когда дошел до основного рациона метагалактического Зайчишки-Аришки, папа аж подскочил на месте.
        - Я так и знал! Я так и знал! Мне твой друг сказал, что вы по ее следу собрались пойти. Да?
        - Собрались… - не слишком оптимистично признался я.
        - Берите меня с собой! Это существо для науки просто страшно нужное!
        - Вот именно, что «страшно»… - пролепетал я, не ожидавший от папы такой реакции, хотя как раз ее и следовало ожидать.
        - Я ее на наш испытательный стенд приведу! - раздухарился мой маленький папа. - Ее изучать надо! Это ж абсолютная революция в наших знаниях о мироздании!
        Мои возражения вначале были не слишком увесистыми:
        - Это полный капец всему, а не революция… Да кто тебя такого в твой институт теперь пустит?
        - Ну, я смогу доказать! - не унимался папа. - Я знаю всех… и знаю такое, что такой мальчишка знать не может… И вообще, я что, не похож на себя взрослого?
        - Похож, похож… Похож на младшего сынка старшего Большегруздева, - приложил я родного папу. - Только теперь тебе больше подойдет фамилия Малогруздев. Уж прости, па.
        Мой омерзительно-циничный тон немного охладил пыл одержимого наукой пацана с кандидатской степенью по физико-математическим наукам, доцента, завкафедрой и все такое…
        - Но это все равно как-то надо будет устроить, - насупившись, стал думать он. - Такое упустить нельзя. Полный переворот в физике и био логии. Она же - представительница совершенно другой формы жизни, какая и в голову никому не приходила… Елки-палки! Это ж десяток Нобелевских премий!
        - Ага! Стопятьсот Нобелевских премий, - съязвил я. - Только вручать их будет некому.
        - Это еще почему?! - удивился папа.
        - А ты дядю Аркадия спроси, у которого там кровавое месиво на ковре, - нашел я самый веский аргумент, хотя папа еще не знал про детские забавы дяди Аркадия. - Хорошо еще, что бомбардировщики с ядерными бомбами по дому не летают… и о ракетах межконтинентальных он в детстве не мечтал.
        - Да? Аркадий? - удивился папа. - А что у него там?
        Я рассказал.
        Папа долго молчал.
        Потом вздохнул и все-таки решил попробовать снова:
        - Может, все-таки возьмете меня с собой? Может, так легче будет ее уговорить вернуть все, как было?
        Но я уже был подкован и вооружен:
        - Всякое может случиться, па. Мы же сначала до полиции хотим дойти. Какую-то лапшу им там навешать. А если полиция начнет выяснять, кто мы такие? И кто ты такой? Мне что, показать на тебя пальцем и сказать, что ты мой родной папа? Сначала нас задержат за дурацкие приколы, а потом в психушку повезут.
        Папа посидел, покусывая губы.
        - М-да… Еще тот бардак получается, ты прав, - признал он. - Ты прав. Ее бы только найти и уговорить все вернуть обратно. На мороженое денег хватит.
        Я уж не стал пугать папу теми мыслями, которые пугали меня самого: а что, если Аришка не сможет ничего сделать «обратно». Она, похоже, сама не знает, как это у нее все получается… Папа что-то почувствовал.
        - Да уж… Если так все останется, тогда что… повзрослеть бы скорее, что ли. Ну, в университет-то я легко поступлю снова, если что. Если меня на работе не признают. Только вот маме нашей совсем нелегко будет. У нее и так проблема… Теперь два паспорта нужно.
        Тут вдруг из меня выпало такое, что я сам пожалел:
        - Ну, вон у президента Франции жена тоже лет на тридцать старше, и ничего…
        И тут папа истерично заржал… но, в отличие от меня, в обморок не завалился. Он ржал-ржал, слезы руками размазывал по щекам, а когда успокоился, сказал:
        - Знаешь, президенты много чего могут себе позволить.
        - Эй, вы скоро там?! - раздался вдруг хоровой голос нашей мамы.
        Мы оба вздрогнули и оцепенели на пару мгновений.
        - Крепись! - сказал мой маленький папа, осторожно похлопал меня по плечу и тихо спросил: - Что ответим?
        - Да вы не шепчитесь там! - весело крикнула в другой комнате двойная мама. - Я и так ваши мысли читаю. Аль, ты ведь уже не боишься, да? Ты готов?
        - Ох! У всех маленьких девочек мечта - подслушивать чужие мысли, - почти неслышно пробормотал папа.
        - А у мальчиков разве нет? - откликнулась слаженным двухголосьем мама.
        - Ну, мне же такой способности не дали! А тебе вот сразу все, здесь и сейчас. Это ж ты ей всю бадью с мороженым на стол поставила! - вслух и сердито отозвался папа и глянул на меня с нетерпением.
        - Мам, заходи! Я не испугаюсь! - крикнул я… но, помнится, весь сжался.
        Дверь открылась. И вошла наша мама в двойном числе… Самое удивительное, что они вошли не по очереди, а вместе - сразу обе оказались по эту сторону дверного проема.
        - Вот что это? То ли дифракция, то ли вообще неизвестно что! - восхищенно проговорил папа.
        - Слыхал, сын? Я теперь у папы какая-то дифракция. И как с такой ему теперь жить? - немножко нервно веселилась мама. - Такие вот теперь от него слышим комплименты. А ты что скажешь?
        - Глаза разбегаются, - помнится, пролепетал я первое, что в голову взбрело, но это первое было и честным признанием.
        Все движения мам-близнецов были абсолютно одинаковы, синхронны… Одета мама в двойном числе была так, будто в театр собралась. На ней была ее любимая бежевая шелковая юбка плиссе и более темная блуза. В ушах яркие кольца. Остроносые туфельки на шпильках в тон блузке… Только прическа была еще какая-то недоделанная.
        Честно говоря, меня и вправду это зеркальное раздвоение мамы уже не напугало, тем более что она так веселилась в своем новом образе… однако немного повело, голова чуток закружилась, как будто мозг подсознательно силился выбрать, угадать, какая из них настоящая мама, а какая - копия.
        - Какой-то тоже сомнительный комплимент! - хохотнула наша мама.
        - Ты у нас теперь двойная звезда! - тотчас вывернулся из трудного астрофизического положения папа.
        - Ладно тебе, двоеженец ты наш! - хохотнула мама, пока не приближаясь к нам. - Такое и французскому президенту не снилось!
        Мы с папой грустно переглянулись.
        - Нет, я в театр не собралась, - успокоила меня мама, а то мое воображение уже начало рисовать жуткие картины всеобщего обморока в партере и зрителей, падающих прямо вниз с балконов. - Просто весело и прикольно: все, что я пытаюсь надеть, сразу раздваивается… Да я сама не знаю, какая я настоящая! По-моему, мы обе. Так все странно видеть в четыре глаза, так все объемно выглядит. А можно и все, как в панораме, увидеть! Вот так!
        И мамы стали синхронно разворачиваться в разные стороны… немного постояли спина к спине, только между ними оставался зазор примерно в полметра… потом обе повернулись к нам спиной.
        - Только вот если лицом к лицу, то как-то не очень, - хором и даже стереофонически поделилась с нами мама… и повернулась лицом к лицу самой себе. - Как-то сразу горячо становится… и вот смотрите еще.
        Две мамы осторожно потянули навстречу друг другу указательные пальцы. С расстояния примерно десять сантиметров между пальцами возникла дуга коронного разряда, при дальнейшем приближении возник ослепительный белый шар, а кисти нашей двойной мамы тоже засветились почти как у меня, когда я брал в руку ту проклятущую радиолампу.
        - Хватит! - испуганно выпалил папа.
        - Все-все, Паш, я и так уже обжигаюсь, - так же беззаботно констатировала мама чудеса, напичканные в нее таинственной малышкой-зайчишкой.
        Она одновременно отдернула руки, шар с сильным хлопком пропал, и в воздухе сильно запахло озоном.
        - Шаровая молния… - прошептал папа. - Обалдеть можно! Лин, ты так больше не экспериментируй, пожалуйста. А то, может, какая-то из тебя вся состоит из антивещества.
        От этих папиных слов у меня ознобчик по спине пробежал.
        - Тогда же рвануть уже должно было так, что мало не покажется! - продемонстрировал я с испугу дикие познания в физике.
        И в тот же миг странная картина полыхнула в моей памяти… Две маленьких, совершенно одинаковых девчонки в белых халатиках несутся друг навстречу другу - и ба-бах! Сон, что ли, какой-то вспомнился? Жутковатый сон, но яркий такой, ярче многих воспоминаний о реальных событиях.
        Мое веское опровержение папиной гипотезы его вовсе не смутило.
        - Так, может, специальная защитная оболочка предусмотрена, - не менее веско заметил он. - Может, вакуумная… или вообще неизвестно из чего. Одного ангстрема, наверное, достаточно… Так что лучше не баловаться.
        - Еще неизвестно, кто тут разбаловался, - по-женски резонно заметила мама. - Дай мне с сыном спокойно пообщаться, убери свои ангстремы.
        - Да никто не мешает, - недовольно-смущенно пробубнил папа. - Могу место освободить. Только как ты сядешь-то? Какой стороной? Может, какой захочешь - та и есть настоящая?
        Мама только рукой, то есть руками махнула:
        - Ох, уж эти ученые! Им бы только опыты над людьми ставить. Сиди уж… В общем, Аль, я тебя только предупреждаю, чтобы ты не пытался между нами пройти… Мало ли что. Может, папа прав. Держись одной стороны. Честно говоря, мне самой как-то страшновато пока к тебе подходить… Привыкнуть надо. Вот хочу тебя успокоить и поцеловать, а как оно получится - боязно представить. Подойду к тебе одной стороной, потянусь чмокнуть, а что со второй стороной тогда будет? Она что, изогнется как-то? А вдруг обожгу тебя!
        - Вот это разумная мысль, - по-ученому отметил папа. - Лучше и такие эксперименты пока не ставить.
        - Легко тебе говорить, - с болью в голосах проговорил мамин хор. - Ты с нашим сыном сидишь себе… А мне что делать?
        Зависла и тихо зазвенела тишина.
        - Ну ладно. Обустроится как-нибудь все, утрясется, - изящно, по-дирижерски махнула мама руками.
        Мама у нас веселая и долго грустить не любит.
        - Одна польза есть: на кухне мне теперь куда легче будет управляться, - подвела она, наверное, самый важный итог происшедшему.
        Папа никак не отреагировал на такую радужную перспективу, мама посмотрела на него в четыре глаза, нахмурила две пары бровей и сказала:
        - Ну что, романтик науки… сам признаешься, о чем думаешь сейчас, или мне рассказать сыну?
        - Да что уж там, - вздохнул папа и рассказал.
        Рассказал о том, о чем и я сам без всякого дара телепатии мог бы уже догадаться, спроси меня кто из Павлинов. Папа собрался рано утром позвонить своим друзьям, «которым можно доверять и которые не подумают, что мы тут с ума посходили, и сами с ума не сойдут, когда все увидят», - друзьям из местных физиков и медиков. Чтобы они приехали к нам на дом со всякими приборами и химическими реактивами. Абсолютно необходимо успеть провести ряд научных исследований, включая забор крови и тканей тела, прежде чем в город нагрянут военные и оцепят его наглухо. А такая беда, если не удастся найти то милое и бессознательно всемогущее инопланетное создание, абсолютно неизбежна со всеми вытекающими последствиями.
        После папиного доклада снова зависла в комнате звенящая тишь.
        - Ты хочешь, чтобы мы проголосовали? - спросила мама, несмотря на свою новую сокрушительную способность знать, что творится в головах ее мужчин.
        Видно, папа еще колебался.
        - Приятно осознавать, что я теперь обладаю правом двойного голоса в семье. - На этот раз в ироничном тоне мамы появились металлические оттенки. - А значит, и правом вето.
        - Перед нами простой выбор, - вдруг с мощной решительностью объявил папа и столь же решительно поднялся с моей кровати. - Либо мы все силы бросаем только на то, чтобы скорее найти эту девчонку или высший разум, злонамеренно явившийся к нам в обличии, пародирующем все человечество, и умоляем его все вернуть обратно… - выдал он мощно, как по писаному, - и тем самым делаем подножку феноменальному скачку науки и технологий… и вообще революции знаний о мироздании… Либо…
        Тут папа замолк и как-то весь в себе замкнулся.
        - …либо мы все-таки попытаемся что-то урвать ради Нобелевской премии, так, да? - уже совсем нешуточным тоном закончила мама папину мысль, которая в тот момент, видно, еще боялась показать ушки из папиных извилин.
        - Вроде того, - кивнул папа. - А может, мы и вправду не доросли до таких знаний.
        - Вот что я скажу, Паша. - Удивительный мамин хор сам по себе воплощал право на окончательные решения. - Утро вечера мудренее… Я вот пока даже думать не хочу о том, что будет и как жить, если все останется вот так. Меня ж мои коллеги человеком перестанут считать, шарахаться начнут. Да и тебя, Паша, доцента-вундеркинда, таким в академики не примут, как ни старайся.
        - Обижаешь, Лин, - очень по-детски насупился наш маленький папа. - Обижаете, Лины. При чем тут академик? Я только ради науки.
        - …и десятка Нобелевских премий! - хихикнула мама, давя на папину больную мозоль, но несильно. - Все. Давайте попытаемся поспать немного. Может, заснем, проснемся, а все уже по-старому. Как там у поэта Жуковского в стихах про Светлану.
        И мама прочитала нам отрывок из классики русской поэзии:
        Лучший друг нам в жизни сей
        Вера в провиденье.
        Благ зиждителя закон:
        Здесь несчастье - лживый сон;
        Счастье - пробужденье.
        - Да уж… Зиждитель тут был бы кстати, а то уже не знаешь, кому молиться, чтобы с этим джинном… этой джинночкой из бутылочки справиться, - повздыхал наш папа.
        И тут вдруг душа до боли забилась у меня в груди, как цыпленок в яйце - вот-вот вылупится! Что меня сорвало с места?! Не иначе, как высший разум. Или просто - зов сердца…
        - Ма! Я сам тебя поцелую! - выпалил я и кинулся к маме.
        Я уже понимал, что все мамино веселье - это была просто такая борьба со страхом. Не только своим. Так мама Лина пыталась подавить и наши с папой страхи-ужасы.
        И о - чудо! Как только я раскинул руки, мне в лицо дохнуло ярким жаром и… Две мамы соединились в одну! Я просто прижался к ней, забыв поцеловать… Ну, честно: я вообще в то время как-то стеснялся маму целовать, в отличие от моей сестры, вот до того ее и делегировал всегда на эти няшки.
        Мама как будто не заметила чудесного превращения и просто обняла меня - и сама поцеловала. А папа - так он ахнул и сел, то есть практически рухнул на мою кровать. Но тут же вскочил с криком:
        - А ну-ка, сын, меня попробуй обними!
        Мама отпустила меня, и я, едва держась на ногах, шагнул к папе. В голове звенело, перед глазами туман клубился… Я обнял маленького пацана… и как будто обжегся об него. И сам услышал его возглас: «Ой, жарко!» И меня тут же подбросило вверх, а руки вширь развело, будто пацан надулся, как шарик. И я догадался, что вишу у нормального, большого папы на шее. Но ничуть не удивился. Хотя успел обрадоваться.
        - Да ты - супермен, сын! - дохнул мне в ухо большой папа… и тоже поцеловал меня куда попало - попало в висок. - Супербой! А ну-ка, отпусти теперь. Проверим!
        Дух натуралиста-естествоиспытателя из папы не вышибить никакими чудесами!
        Я отпустил папу, сделал шаг назад… Папа на пару мгновений окутался туманом - и снова стал маленьким!
        - Ой! - простонал он и еще раз простонал. - Ой! Как мышцы-то ломит! Будто избили всего.
        И он снова сел на мою кровать.
        - Вот что сыновняя любовь делает! - услышал я позади мамин голос… нет, опять двухголосье.
        Мурашки пробежали у меня по спине. Я повернулся и увидел, что мама снова раздвоилась.
        - Так. У нас проблема решена! - Папа стал валять оптимиста. - Ну, наполовину точно решена. Аль берет нас обоих за руки, и мы идем… сначала на мою работу. Там все объясняем, показываем фокус… А потом - к тебе на работу. Мама пришла с сыном. Любо-дорого посмотреть… По крайней мере, людей можно подготовить к аномалии. Обмороки предотвратить. А там, глядишь, удастся все скрыть хоть на время, пока не разберемся с этой пришелочкой… Может, город не закроют. А нас в секретные военные институты не увезут.
        - Ох и размечтался! - простонала мама.
        И в этом ее «размечтался» послышалась страшная правда о том, что с нами произошло.
        На арене цирка - шериф, кони, пантера и летающая сотрудница ювенальной юстиции
        Почти до рассвета следующего дня мы со Славкой не то чтобы глаз не сомкнули - мы даже принять горизонтальное положение не могли. Головы кипели!
        Я рассказал другу о том, как объединил мам и вырастил папу… Увы, временно, ведь нужно бедных родителей держать за руки, чтобы все стало по-старому, по-человечески!
        Славка сказал, что Супермен вообще отдыхает - он так менять состояния живых тел не мог… потому что, наверное, толком не любил никого, этот типа мутант с холодной безжизненной планеты. Славка сильно жалел, что не увидел превращений. Я сказал ему, что он никуда не денется - еще увидит и, может быть, не по одному разу, если наши мытарства затянутся. К тому мы же мы с сестренкой не вводили наших друзей в курс того, что в нас течет капелька крови от юных близнецов-пришельцев, которых мы недавно спасали. Правду говоря, я сам об этом, как и Санька, очень смутно помнил… Только вот наш метагалактический деда Гера почему-то все помнил лучше нас. Походу, мы с Санькой уже начали потихоньку подозревать, что и он - какой-то засланец-резидент у нас тут на Земле, прикомандированный к аномальной зоне якобы заброшенного секретного городка «Сигнал-А».
        Мы с другом успели за ночь разработать и отмести десяток стратегий и тактик поиска и уговоров зайчишки-Аришки. Но все эти проектируемые уговоры, подкрепленные проектируемыми сладостями, все равно казались нам отстойными, не способными дать результат в виде возвращения нашего мира в нормальное состояние. Сошлись мы только в том, что городок наш маленький, наверняка еще что-то случится эдакое, и это будет сразу заметно, и вот на этот «огонь» и надо будет лететь. И если те, в чьи руки передала Аришу тетя Люся, поведутся и дадут ей мороженое или сладкие пирожки или еще что-то вкусненькое, то мало этим важным и специальным службам не покажется, и заодно и всему городу, потому что в эти службы явно идут люди с радикальными и безбрежными детскими мечтами, и, значит, наверняка мы это все увидим и узнаем. Решили выйти из дому в семь утра.
        Уже когда стало светать, меня сморила усталость, и я отъехал в странный сон-реальность. Действительно, все переживалось очень реально! Мне привиделось, что я стою на краю антенного поля в «Сигнале». Как-то пасмурно очень, и впереди, среди антенн, густой туман, и какие-то искорки в нем сверкают… А передо мной стоят мама Ангелина и папа Павел и грустно-грустно прощаются со мной. Говорят, что им придется идти туда и уже ничего не поделаешь, а мне туда нельзя… И странно: мы даже не вспоминаем там о сестренке, о Саньке. И мне становится страшно тоскливо, и уже комок в горле давит, и слезы наворачиваются. А Павлины начинают отступать от меня, пятиться, машут мне руками на прощание. А я не хочу, не хочу им махать - знаю, что если их вот так отпущу, то они уж точно пропадут навсегда, канут туда, куда мне хода нет. Туман позади родителей начинает вращаться вихрем, но не вертикальным смерчем-столбом, а горизонтальным - так, что я вижу воронку, которая становится все темнее и темнее…
        И вдруг откуда ни возьмись - около меня появляются две маленькие девчушки, два таких совершенно одинаковых клончика в белых медицинских халатиках, волосы черные-пречерные подстрижены каре… и обе в очочках с черными оправами. Они обе сильно напоминают мне Аришу… и еще кого-то… мучительно кого-то напоминают. И они начинают хором кричать мне, что я должен вернуть маму с папой, а для этого нужно сделать так, как умеют делать они.
        «Как?! Как?!» - кричу я.
        А они мне: «Нужен Большой взрыв. Тогда они вернутся. Все вернутся!»
        «Но как?! Как?!»
        Я чуть не врезал Славке, когда он растормошил меня и прошипел:
        - Да тише ты! Что ты «раскакался»?
        - Они же хотели показать! - простонал я.
        - Кто? Что показать? Это же сон!
        Так Славка вернул меня в нашу реальность, но я еще минут пятнадцать страдал тем, что друг мне не дал узнать, как решить разом все проблемы по необыкновенному наитию из какого-то иного мира-измерения.
        - Судя по всему, пора. - Мой друг был, как всегда, конкретен в своих четких, неоспоримых доводах. - А то так крыша у нас совсем поедет. Уже светло… Может, все успеем сделать до школы. Перекусим хоть на дорожку?
        - Не тянет! - отмахнулся я. - Вообще тошнит. Погнали сразу!
        - Принято! У меня тоже никакого аппетита, - хладнокровно признался Славка. - Погнали!
        Забыл сказать, что мы вообще легли, не раздеваясь. Так что погнали сразу. Тихонько, на цыпочках, чтобы не будить родителей - а то они наверняка начали бы благословлять в дорожку, желать удачи и заставлять хотя бы чаю выпить с бутербродом - мы вышли на крыльцо, и осеннее утро опахнуло нам лица недобрым сырым холодком. Правда, небо было не сумрачным, иначе хоть плачь: сквозь легкую белесую дымку предзнаменованием слабой надежды просвечивала голубизна.
        Мы молча двинулись по пустынной улице, молча дошли до моста, молча и мост перешли. Говорить о чем-то - только душу травить, а цель нам была ясна по умолчанию - Городское управление внутренних дел.
        Путь до кругового скверика, именовавшегося в народе «Тюремной прогулкой», составил всего минут пятнадцать. Да мы чуть не бежали!.. Но войдя в зону растительности, сбавили шаг, а потом и вовсе тормознули. В кольце деревьев и кустарников стоял довольно густой туман, а здание, которое смутно проступало в нем перед нашими взорами, вовсе не напоминало здание ГУВД. Оно как-то уменьшилось и вообще…
        Мы с другом переглянулись. Молча сделали предположение, с которым уже и так жили с прошлого вечера, и смело двинулись вперед.
        Метров через двадцать Славка остановился и… и заржал так, что уже не мог стоять прямо, а схватился за живот и согнулся. Мне было не смеха. У меня все эмоции еще накануне вечером напрочь отшибло. Да и хорошо - а то бы я, наверно, просто не пережил встречи с двойной мамой и маленьким папой.
        - Черный, кончай! - прикрикнул я на друга.
        - Все! Все! - распрямился Славка. - Это я заранее, чтобы там не заржать, а то выгонят на фиг. А то ничего не узнаем. Ты сам не сломайся, когда там их всех увидишь.
        Мы стояли перед двухэтажным, совершенно деревянным, а вовсе не каменным с колоннами, строением. Вместо колонн по сторонам от входа стояли деревянные столбы, подпиравшие крышу и вместе с ней создававшие небольшую тенистую галерею. Слева у здания стояло еще два столба с длинной перекладиной между ними. И к той перекладине были привязаны… три оседланных коня! А над дверью того, что еще недавно было ГУВД, сияла табличка… с английской надписью. Тем самым шрифтом, что в стиле «вестерн». Я потом не поленился, посмотрел в каталоге шрифтов - это был то ли Outlaw («Вне закона»), то ли Texas Tango. И написано было тем шрифтом одно мощное, непререкаемое слово - SHERIFF.
        В общем, можно было и немного поржать. Но как-то все равно не получалось у меня. Мы со Славкой оказались пророками: мало тут не показалось.
        Славка еще разок гоготнул, шмыгнул носом и толкнул меня локтем:
        - Ну, я готов. А ты?
        - Без проблем, - кивнул я, весь холодный и бесчувственный, как киборг.
        - Ну, пошли тогда. Надеюсь, сразу стрелять не станут, - предположил Славка.
        Мы еще на несколько секунд остановились перед дверями - теми самыми, в планочках, дверями, которые в обе стороны можно ногой толкать, как в фильмах про ковбоев.
        И вошли мы… в давний век Дикого Запада.
        «Шериф», он же начальник ГУВД, которого мы видали у нас в школе - он приходил к нам раньше со всякими душе - и телоспасительными беседами, - немного полнеющий, с мясистым лицом полковник лет пятидесяти, сидел в грубовато сбитом кресле за длинным и еще более грубым деревянным столом. Большая звезда шерифа, как и полагается, сияла у него на груди, приколотая к черной кожаной жилетке. Под ней - клетчатая рубашка-ковбойка, другой и не ожидалось. Под столом мы увидели натурально байкерские коричневые сапоги со всякими клепками - видно, других когда-то в детстве будущий начальник платоновской полиции не мог себе вообразить на ногах ковбоев и шерифов. На голове полковника сидела, конечно же, не фуражка, а белый роскошный стетсон. Шляпа полковнику очень шла, кстати… Над ним, на стене, висела пара плакатиков - портретов каких-то бандюганов с надписями «WANTED».
        Вид у шерифа был совершенно отрешенный. Он смотрел куда-то сквозь нас.
        - Здрасьте! - сказали мы хором со Славкой.
        - По какому делу? - так же отрешенно вопросил «шериф».
        - Дай я, - тихо шепнул мне Славка и доложился: - Мы ищем маленькую девочку в комбинезоне в виде зайца. В очках.
        Тут «шерифа» как током ударило.
        Он прямо подскочил из кресла. И мы увидели главное его детское достоинство-мечту: по бокам на поясе две кобуры, а в них - сверкающие хромированными курками револьверы!
        - Живо сесть! - сурово скомандовал нам «шериф» и указал на лавку перед столом. - Сюда! Живо!
        Мы как-то не особо испугались, сразу почувствовав, что вот-вот узнаем что-то очень важное. Перебросили одну ногу через лавку, вторую, сели.
        «Шериф» уже сверлил нас острым взором.
        - То-то гляжу я, вы не удивляетесь тут ничему! - «Шериф» сорвал с головы стетсон, обнажив потные, пугливо слипшиеся волосы, бросил шляпу на стол, бухнулся в кресло и громко хлопнул ладонью по столу. - Ну-ка, выкладывайте, что вы про нее знаете?
        - А где она сейчас? - вырвалось у меня.
        - Тут я вопросы задаю! - ожидаемо рявкнул шериф.
        Славка немного наклонился вперед и опасливо посмотрел на меня сбоку. Я ему уверенно кивнул: заготовка была нормальная, тем более что «шериф» вряд ли бы стал срочно вызывать деда Геру на очную ставку для проверки моих показаний.
        Я рассказал, что мы вчера с дедом Герой, то есть соседом Германом Валентиновичем, изучали его коллекцию старых радиоприемников. Тут что-то ярко сверкнуло над лесом «Сигнала» - типа метеорита… Ну, мы особого внимания на вспышку не обратили, поскольку нечто подобное над «Сигналом» и раньше случалось. А где-то через полчаса появилась эта маленькая девчонка. В общем, мы удивились, пытались расспрашивать, толком ничего не добились и решили, что, если ее угостить сладким, то лед тронется и мы что-нибудь выясним. Тут и началось.
        - Она моей маме кролика создала величиной со слона! - артистично воскликнул Славка, привстал, руками показал, какой здоровенный кролик. - Он у нас яблони стал обжирать! С верхушками!
        Тут он снова с опаской посмотрел на меня сбоку, и я честно и откровенно признался в том, какое жуткое чудо случилось дома у меня.
        - Ну, это еще ничего! - оценил «шериф», тем меня ошеломив, и вытер запястьем пот со лба.
        От таких слов я запнулся, и на помощь пришел мой верный друг:
        - А потом ее повела к вам соседка. Тетя Люся. Людмила Владимировна Попова. Она была директором нашей гимназии, и, похоже, что у нее ничего такого не случилось… Она - женщина с крепкими нервами и, наверно, никаких своих детских мечт не помнит. А эта девчонка из какого-то другого мира! Мы хотим ее найти и упросить все вернуть обратно.
        Славка замолк.
        «Шериф» некоторое время переводил взгляд то на одного из нас, то на другого.
        - А у вас самих, пацаны, что произошло? - с нормальным таким полицейским недоверием к людям вопросил он. - Что-то не похоже, чтобы вас самих накрыло.
        - А меня в тот момент дома не было! - выдал Славка, весь прямо засияв от непонятного счастья.
        - А я ей сладкого не дал, - так же честно признался я. - Типа не успел… Ну и вообще…
        - А-а, вот в чем мы прокололись, - наморщил лоб «шериф», повернул голову и позвал: - Коля! Жанна! Виолетта Марковна! Идите сюда! Тут важно!
        Открылась внутренняя дверь слева от «шерифа». Сначала на пороге показался «ковбой» помоложе. В коричневой замшевой курточке с бахромой на рукавах, в кожаных штанах, в байкерских, опять же, сапогах и, конечно, при шляпе-стетсоне на голове и револьверах на боках. Только шляпа была не белой, а черной. Он рукой тащил за собой белую ленточку, которой в магазинах цветов обычно букеты перевязывают, а та ленточка тянулась за ним наискось вверх, к потолку. Я подумал, что крутой ковбой тянет за собой какой-то невиданный воздушный шарик. Наверно, и Славка тоже о таком подумал. Но через пару мгновений мой друг ахнул… и зафырчал, опять давя хохот. Вместо шарика в комнату, привязанная к запястью той ленточкой, неторопливо вплыла-влетела, отталкиваясь свободной рукой от потолка… солидная дама в деловом костюме и черных туфлях. Взгляд и у «ковбоя», и у той дамы был дико виноватый и стыдливый, как у нашкодивших собак.
        «Шериф» глянул на меня и на Славку и, отметив, что в обморок мы валиться не собираемся, позвал громче:
        - Виолетта Марковна! Заходите! Не стесняйтесь! Тут ребята бывалые! И тоже пострадавшие!
        И вот в ту же открытую дверь мягкими, бесшумными и робкими шагами вошла… черная пантера! Тут уж стало не до смеха. Славка вздохнул протяжно.
        Пантера изящно села около стола и подняла на меня пронизывающий взгляд хищника.
        - Так. Теперь рассказывайте все заново, как было. Чтобы все тут знали, - скомандовал «шериф» и тоже вперился в меня.
        Следуя природной привычке, он, конечно же, жаждал проверить, не стану ли я путаться в показаниях. Но я не путался. Снова отчеканил все практически слово в слово. После чего в просторной дико-западной шерифской комнате с полминуты стояла мертвая тишина.
        - Так. Что мы имеем? - расколол тишину «шериф». - Она ушла отсюда. Примерно в восемь вечера еще. - И добавил с растерянностью: - Даже непонятно, как быстро время пролетело.
        - Она, наверное, может и временем управлять, - решил Славка подбодрить, вернее, оправдать долгое бездействие «шерифа» и тюнингованных сотрудниц ювенальной юстиции.
        Но не особенно это у него получилось. «Шериф» посмотрел на Славку очень хмуро и сказал:
        - Может, ты такой умный скажешь нам, где ее сейчас искать надо?
        Славка растерянно захлопал глазами… а на помощь ему пришла пантера Виолетта Марковна:
        - Константин Федорович, не надо так на детей наезжать. Они же пришли и себе, и нам помочь. И может быть, всему человечеству.
        Ну, не то чтобы пантера заговорила прямо человеческим голосом. У пантер речевой аппарат ведь не может быть развит, и Ариша снабдила даму, в детстве мечтавшую быть, как видно, пантерой Багирой из «Маугли», мощной способностью телепатической передачи мысли.
        - А искать ее, вероятно, следует в районах размещения киосков с мороженым, - резонно продолжила она. - Сколько их у нас в городе? В управлении есть данные?
        - Спросите что полегче! - сердито отмахнулся «шериф». - Это в потребнадзор надо звонить.
        - А еще в районе «Французских пекарен», - деловито продолжила пантера Виолетта Марковна, имевшая выдержку не слабее, чем у тети Люси, а то и покруче. - От них вкусно пахнет. Одна на Курчатова - это недалеко отсюда. Другая - на Циолковского. Вот, думаю, с них и надо начинать.
        «Шериф» гулко хлопнул по столу обеими ладонями:
        - Так, пацаны. Давайте спасайте человечество. И живо марш! Ваши действия - искать ее, найти и уговорить. Деньги есть?.. Ну, там на мороженое. И… кру… как их в этой пекарне?
        - Круасаны, - подсказала пантера.
        Мы со Славкой прижали уши и переглянулись: вот тоже прокол случился - денег наличных не взяли… Правда, у меня и Славки карточки были, но у нас в киосках мороженого продавщицы их далеко не всегда принимают, прося наличные по причине нередкой задержки зарплат.
        «Шериф» приподнялся, пошарил в карманах, обрадовался на пару мгновений… и снова скис:
        - Это что за баксы? - кинул он на стол несколько монет и скомканную зелененькую бумажку. - Какого еще допотопного года?
        И выругался.
        - Вы при детях-то сдерживайте себя, Константин Федорович, - укорила его пантера Виолетта Марковна.
        - Да не до детей! - прямо простонал «шериф». - Я бы сам с ними по городу помотался на машине, а у меня теперь одни сивые мерины во дворе!
        И хохотнул горько. И взял себя в руки:
        - Так, пацаны! Идите ищите. Даю максимум час.
        Он машинально посмотрел на запястье и, не найдя часов, снова выругался, но практически неслышно.
        - Вон, на стене, - подсказала пантера.
        И мы все посмотрели на старинные часы с гирьками и маятником, мерно и звонко отсчитывавшие мгновения апокалипсиса. Было, помнится, около семи тридцати. Я даже подумал, что еще нормально в школу можно успеть, если…
        - Если через час вы не объявитесь и вот это все, - «шериф» провел руками снизу вверх по жилетке и кивнул в сторону «ковбоя» с шариком-дамой, - не вернется в нормальное состояние, я буду звонить в наш отдел фээсбэ и поднимать военных. Придется оцепить город.
        - И как вы будете звонить, Константин Федорович? - передала всем холодную здравую мысль пантера Виолетта Марковна.
        «Шериф» оцепенел… а мы со Славкой переглянулись. И Славка передал «шерифу» свой мобильник:
        - Вот, товарищ… - Славка осекся, не найдя обращения соответствующего моменту. - В общем, пользуйтесь!
        Теория Большого взрыва на практике
        Мы со Славкой бодро, в порыве общего энтузиазма вышли за пределы «Тюремной прогулки» и… и почувствовали себя совершенно потерянными. Разом оба. Это было ясно из того, как мы, остановившись, переглянулись, и из того, каким тоном заговорил мой друг и как я в ответ пожал плечами.
        - Чо делать-то будем, Аль?.. С пекарен начнем?
        Он повернул голову куда-то в сторону, поднял взгляд и еще больше нахмурился:
        - А вот это нам уж совсем не в кассу! Смотри…
        Он кивнул в нужную сторону. Я поднял глаза.
        С востока приближалась черная-пречерная туча. Она была еще далеко, но… И к тому же Славка прямо с языка у меня сорвал:
        - Что-то стало холодать…
        И правда, стал все сильнее задувать, пока мелкими такими порывами холодный ветерок, явно обещавший в скором времени перейти если не в ураган, то просто в зверский осенний ветрище с ливнем.
        Но в следующее мгновение я забыл про холод. Даже как-то жаром меня всего окатило. Мой глаз зацепился в небе за пару больших птиц. Они летели с юга на север! В сторону наших Загривок! Журавли! Пара журавлей!
        Видно, я прямо рот разинул, Славка это заметил, и вот уже мы оба провожали взглядом журавлей… И только сейчас я отметил про себя, что не обратил внимания на пары птиц, которые уже пролетали над нами раньше этих красавцев. Просто те были обыкновенными. Пара ворон. Пара чаек. Еще какие-то мелкие птахи - и тоже все по парам. И все - в одном направлении! Только сейчас стало понятно, что это какое-то системное явление.
        - А почему они на север-то все летят? - с пугливым предчувствием каких-то жутких догадок пробормотал Славка.
        Я не нашел другого разумно-безумного ответа:
        - Ну, теперь все не так, как раньше…
        Тух-тух-тух!
        Мы опустили глаза и, уже совершенно выпав в осадок, проводили взглядом пару лосей - сохатого и его лосиху, - шустрой рысью пересекавших площадь в том же, северном, направлении.
        - «А мы уйдем на север, а мы уйдем на север…» - задумчиво и блаженно пропел Славка «песенку» шакала Табаки из мультфильма «Маугли»: там, в мире Маугли, с юга наступал грандиозный лесной пожар…
        А у нас?
        И тут молнией сверкнула в моем мозгу капитальная такая догадка:
        - А может, она к нам в Загривки вернулась? А там кто-то доктором Айболитом хотел быть. Или зоопарк свой иметь…
        На звук автомобильного клаксона, раздававшийся у нас за спиной, на южном направлении, мы среагировали не сразу. А потом - оба сразу. Развернулись - и обомлели! Поодаль, на дороге, перпендикулярной той, на которой были мы с другом, стоял… «Порше Кайенн» дяди Аббаса, и сам он в своем щегольском костюме и ярком галстуке стоял около него, облокотившись на открытую водительскую дверцу. Мы со Славкой, как заговоренные, словом не перекинувшись, двинулись к нему.
        Дядя Аббас снисходительно улыбался и покачивал головой - мол, как же вам, то есть нам, не ай-яй-яй!
        А еще у его внедорожника имелся прицеп - большая платформа, на которой был установлен… киоск «Мороженое»! И этот факт предвещал о-о-очень многое!
        - Здравствуйте, лучшие и самые смелые мальчики этого удивительного города! - сладкоголосо проговорил дядя Аббас, когда мы подошли, и засим обратился лично ко мне: - Здравствуй и ты, мой дорогой и пытливый Искандер… Но вынужден тебя пожурить. Вообрази, что ты не знаешь, что есть такое превосходный автомат Калашникова. Совсем вовсе не знаешь! И вот ты его вдруг находишь и обнаруживаешь посреди широкого и даже безлюдного поля. А потом идешь с ним туда, где живут люди. Не знаешь, что у тебя в руках, а вот идешь и идешь. Я понятно выражаюсь на твоем прекрасном языке?
        - Понятно, дядя Аббас, - признал я, однако не особо чувствуя за собой какой-либо вины.
        - Я понимаю твое любопытство, - продолжил дядя Аббас. - Сам таким, как ты, был и даже немного прекрасно остаюсь. Но надо было, несомненно, сначала позвонить мне, ибо нетрудно тебе догадаться и было вспомнить тебе, как вовсе умному Аладдину, что твой дядя так же несомненно что-то знает о том, как обращаться с этим автоматом Калашникова, который в тысячи раз опаснее вовсе обыкновенного автомата с пулями… Садитесь оба на заднее сиденье.
        Он сам любезно открыл нам заднюю дверь с тонированным стеклом и… и, немного наклонившись к салону, такие слова произнес, от которых у меня чуть сердце не выскочило. Думаю, у Славки - тоже.
        - Ариша, подвинься немного!
        Славка указал мне бровями: мол, залезай первым.
        Я полез.
        Зайчишка-Аришка-В-Тысячи-Раз-Опаснее-Автомата-Калашникова сидела довольная жизнью и - в своем репертуаре: лизала какой-то леденец-карамель типа чупа-чупса.
        - Здрасьте! - сказала она и помахала мне свободной ручонкой.
        - Привет! - сказал я.
        Нормальное такое развитие событий! Почти обнадеживающее!
        Мы со Славкой устроились, молча отметив про себя присутствие еще одного пассажира. Вернее пассажирки. Что-то в душе мешало с ней поздороваться. Она сама повернула голову, очень мило улыбнулась и сказала:
        - Привет, ребята!.. Не узнали?
        Кого мы могли узнать в этой супермодельной внешности блондинке лет тридцати пяти. С эдакой, будто прямо из салона красоты, стрижкой, которая, как я потом случайно узнал, называется боб?!
        - Здрасьте! - пропели мы с другом и стали хлопать глазами.
        - Вы у меня уже не раз мороженое покупали, - сказала супермодель и убийственно подмигнула. - Меня Аллой зовут.
        - Очень приятно, - хором прошептали мы с другом.
        Все стало понятно! Вот кому с Аришей подфартило по-настоящему! Вот у кого с самого детства была самая нормальная мечта! Все сошлось: и супермодель, и киоск «Мороженое» на прицепе! То была преобразившаяся продавщица Алла… Алла, которую мы помнили как очень милую, но трагически некрасивую продавщицу с большим носом-картошкой, рыхлой, в рытвинах кожей и с родимым пятном в полщеки. Вот кто получил лучшую долю за эскимо на палочке или за маленький чупа-чупс!
        Дядя Аббас тем временем грузно устроился за рулем, завел мотор, но тронулся не сразу, а - поделился с нами еще одной историей из «Тысячи и одной ночи».
        - Можете теперь сами догадаться, золотые мои ребята, что сказка про волшебную лампу Аладдина - не совсем даже сказка. Сказкой ее сделали люди специально, чтобы все хорошо и прекрасно кончалось. А в жизни случалось так, что Аладдин, несомненно, стал султаном, но очень редкие султаны живут долго и счастливо. Султана Аладдина отравил из-за лампы назначенный им визирь, а визиря тотчас удушил сам джинн. А почему? А потому что сам Аладдин дал такое повеление джинну, чтобы тот покарал того плохого человека-жулика, который украдет лампу, а вовсе не попросит ее вежливо попользоваться день-другой. Вот так и случилось, а затем и дворец весь сгорел, потому что, пока джинн душил визиря, тот пребывал в смертельных судорогах и, махая руками, опрокинул лампу. Но не ту, в которой джинн живет, а ту самую, в которую масло наливают для прекрасного освещения. А дворец-то себе Аладдин заказал отдельный и новый, за стенами города. Сгорел дворец, лампа расплавилась, джинн куда-то делся, а люди через сто лет придумали красивую сказку, потому что все перестали верить, что волшебные дела когда-то могли происходить вот так
замечательно просто. Такая история, ребята. С лампами надо обращаться с правильным разумом.
        И дядя Аббас тронул с места. И добавил еще одну историю - кстати, коротко и для полезного устрашения:
        - А вот и Али-Баба в сказке про Сорок разбойников благополучно добыл их сокровища, но только в действительности все было на другом самом деле. Пещера с богатством открывалась голосом, помните сказку? «Сезам, откройся!» Да вот только чтобы выйти из нее, а не войти, нужно было сказать наоборот: «Откройся, Сезам!» Такого Али-Баба в действительности вовсе не знал. Испугался, принялся совсем паниковать. Закончим коротко, без лишних мучений, хотя разбойники вернулись нескоро. А когда случилось такое нескоро, они нашли в пещере косточки недогадливого мальчугана. А сказку придумал последний разбойник, который на старости лет стал выдавать себя за того Али-Бабу. Надо было ему как-то оправдать наличие в руках большого богатства так, чтобы люди не считали его грабителем. Но это, как говорят, отдельная история… Так. Вот куда мы приехали!
        Мы со Славкой сидели шарахнутые пыльным мешком по голове и, во-первых, не обратили внимания на то, что едем мы вовсе не в Загривки, а во-вторых, как-то очень вяло удивились тому, что следующей остановкой стал небольшой паркинг у горбольницы, а потом еще «замечательно немного», выражаясь языком дяди Аббаса, удивились его объяснению:
        - Мы забираем твою прекрасную одноименную сестру, Искандер. Я уже обо всем договорился, и ты можешь ни о чем не беспокоиться. Она уже почти здорова, и вовсе не нужно ей больше в больнице предаваться скучанию. Она и так вовсе не скучает.
        Мы сидели тихо-тихо. Слышно было только, как Ариша посасывает чупа-чупс. А в окна машины было видно, как из ворот горбольницы выехала машина «скорой помощи» и пристроилась за нами, следом за прицепом с киоском «Мороженое».
        - Искандер, выйди и проведай на одну или пять секундочек сестру, - обратился ко мне дядя Аббас, не поворачивая головы. - Проведай, как она там себя чувствует, не предается ли боязни. Я за нее беспокоюсь. Скажи ей, что мы домой едем… И давай поторапливайся! У нас мало-мало времени.
        Последние две фразы дядя Аббас проговорил очень жестким и низким тоном, от которого холодело в животе. Уже один раз такой тон мы слышали.
        Я вылез из машины, обошел «скорую». Водитель «скорой» - не врач, а обычный шофер в синей униформе, мужчина предпенсионного возраста - стоял, держа за ручку приоткрытую дверцу салона. Вид у него был такой зомбированный-презомбированный!
        Я заглянул в салон. При других обстоятельствах я, конечно, прибалдел бы не на шутку, но тут воспринял картину как нечто само собой чудесно разумеющееся. Моя сестра Александра уже с освобожденной от бинтов головой лежала привольно на носилках со своей все еще загипсованной ногой. Лежала, уткнувшись в смартфон, а над ней вилась-порхала стая изумительных тропических бабочек!
        - Ты как? - спросил я.
        - Классно! - Санька только бросила на меня короткий взгляд и снова уткнулась в смартфон. - С детства мечтала, чтобы вокруг меня бабочки летали! Это, наверно, те близнецы-пришельцы послали «спасибо»! У меня тут уже лайков… почти восемьдесят тысяч!
        - А почему ты мне никогда об этом не говорила? - немного обиделся я на сестру за ее тайную мечту, но был при этом как бы сам по себе, а обида моя сама по себе, отдельно от моей души, рядом, сбоку.
        - О чем? - спросила Санька.
        - Про бабочек, - уточнил я. - У нас ведь никогда секретов между собой не было.
        - Ну так, - дернула плечиками Санька. - Думала, это такое девчачье, что тебе неинтересно.
        Вот это была новость! Мне даже захотелось самому попытаться вспомнить какую-нибудь такую мечту, которой я с сестренкой не делился… Но времени не было.
        - Ладно. Короче, мы домой едем, - передал я сестренке.
        - Классно! - кивнула она.
        И я вернулся в машину.
        И мы поехали.
        И заехали прямо в тыл Загривок. Прямо на поле за нашим домом!
        - Прибыли на место посадки! - сообщил дядя Аббас. - Почти на месте мы все. Искандер, я твоим родителям звонил и предупредил, чтобы они нас уже тут ждали. Я знаю, что с ними случилось. Но теперь им не надо будет ничего такого в себе и перед другими стыдиться. Другие будут все свои люди. Люди, всё очень хорошо знающие и понимающие.
        А потом дядя Аббас обратился к моему другу и даже немного голову повернул к нему:
        - А ты, прекрасный и лучший друг моего родственника, сбегай и приведи сюда твоих самых родных и близких.
        - У меня только мама, - пролепетал Славка.
        - Мама - это чудесно! - вдохновенно воскликнул дядя Аббас. - Одной мамы на всю жизнь хватает. Мама все сразу поймет. Маму долго уговаривать не придется… И вот что, мои дорогие ребята! Если есть у вас кто еще очень близкий, совсем близкий, то позвоните такому и позовите сюда… У нас времени еще есть примерно один час. Вспомнили кого-нибудь такого совсем близкого?
        - Туря! - выдохнул я.
        - Кто? - удивился дядя Аббас.
        - Артур Сааков, наш друг, - пояснил Славка.
        - Вот звоните ему, - почти строго повелел дядя Аббас. - И пусть сюда вместе с родителями быстро приезжает, если у них имеется автомобиль. Или же пешком, но очень быстро пусть тогда идут.
        - Он, наверное, в школу собирается, - пришла мне в голову странная отговорка для нашего друга.
        - Сегодня школа для родных и близких друзей отменяется, - безоговорочно сообщил дядя Аббас. - Не нужна сегодня будет школа. Звоните… Так, стоп! Распределим наши большие и великие дела. Ты, прекрасный друг Искандера, иди за мамой и звони на ходу вашему другу Артуру. А ты, Искандер, беги за чудесным мудрецом Дедгерой. Его мы не имеем права оставить. Алла, вы же просто сидите здесь. Такой жемчужине небес, как вы, задания давать стыдно. И… и вы же - сирота, как я догадываюсь.
        - Пришлось такой с тринадцати лет быть, - вздохнула Алла.
        - Есть один чудесный плюс: вам, ослепительная моя Алла, солнце небес, теперь хлопотать ни о чем не требуется, - сказал дядя Аббас и повелел уже другим, суровым голосом, как султан: - Мальчикам - выходить!
        Мы со Славкой вылезли из внедорожника, заехавшего прямо на отдыхавшее в тот год от сева поле, и, хотя сами были уже такие все из себя призомбированные, все же остолбенели от увиденного - того увиденного, какого мы не успели заметить из машины, потому что вообще уже не замечали происходящего снаружи.
        Поле, на стороне ближе к лесу, которого уже вообще не было, то есть он совсем исчез весь, поле было загружено огромной-преогромной деревянной лодкой или кораблем, но скорее все же по виду лодкой - только размером с морской контейнеровоз. Больше ста метров она была в длину! А высотой, наверное, метров пятнадцать. А наверху ее была видна надстройка, похожая на большущий сарай… На борт этого судна вел очень широкий и длинный, поэтому пологий трап. А наверху перед трапом были открыты ворота того сарая-надстройки. И вот туда, в его темную утробу, стремилось всякое зверье! Бескрылое по трапу! А крылатое - без всякого трапа, по воздуху! Каждой твари - по паре! На поле прямо из ничего, из воздуха какой-то немыслимой телепортацией с разных точек земного шара, а может, и из зоопарков переносились и возникали пары кого только не… Пара слонов, пара жирафов, пара белых медведей и пара бурых тоже, пара анаконд вилась по скошенной траве, а потом и по трапу… Летели попугаи, бакланы, пеликаны… Все, как по глобальной телепатической команде, - прямо в ворота сарая!
        - Вот блин! Об этом я же читал в Библии! - прошептал Славка.
        Мы посмотрели друг на друга. Потом невольно посмотрели на небо. Черная туча на востоке казалась уже не мрачным небесным пологом, а сплошной стеною - с небес до земли!
        - Что делать-то? - бессильно не то чтобы простонал, а почти проплакал Славка.
        - Свободен! Возвращайся пешком в больницу! - услышали мы команду дяди Аббаса.
        И увидели, как зомбированный водитель «скорой» как-то неестественно выпрямился-подтянулся и почапал от нас по полю в обход Загривок.
        Я невольно стал осматриваться панорамно. Наши с Санькой двойная мама и маленький папа робко жались у задней калитки нашего участка. Метрах в сорока от нас. Подходить они как будто робели… и помахали мне рукой - тремя руками. Я, как заводная игрушка, помахал им ручкой в ответ, а голова моя поворачивалась дальше… пока глаза мои не увидели деда Геру, тоже стоявшего поодаль - у задней калитки своего участка. И тут меня сорвало! Я рванул к нему со всех ног!
        Подлетел… И только выдохнул, запыхавшись:
        - Деда Гера!
        Деда Гера крепко взял меня рукой за плечо, тоже выдохнул тяжело, будто пробежал, как мог, стометровку, на своих больных ногах, и хрипло проговорил:
        - Это кто же этого пузана так обидел в детстве в его пустыне! Это кто ж ему пить не давал, а? Раз его заветная мечта - такой вот второй Ноев ковчег построить и новый потоп всем устроить… Утопить всех, а самому выплыть. Со зверями… А?
        Я похлопал глазами… и вспомнил наконец:
        - Деда Гера, он и вас зовет. Он хочет нас с собой забрать.
        Ветер усиливался, метал редкие седины деда Геры из стороны в сторону, будто его мысли. Глаза деда Геры горели.
        - Нет уж. Я со всеми тут останусь. - И добавил нечто таинственное, в ту пору мною не понятое: - Меня Бог не оставит, со дна заберет.
        Я даже надолго забыл эти его слова, потому что мне очень жалко стало деда Геру, а еще очень стыдно за то, что мы все - эдакие избранные - поддаемся спасению, принесенному нам на блюдечке дядей Аббасом, который, похоже, на самом деле психопат настоящий. А еще забыл потому, что деда Гера внезапно вцепился в оба мои плеча коряжистыми руками, чуть пригнулся и вперился в меня своим пылающим взором:
        - Александр! Ты должен вспомнить ее! Должен вспомнить! Генерала Траву! Она - единственное спасение! Беги к этой заячьей девчонке, упроси ее просто сделать так, чтобы ты вспомнил… вспомнил, что было! Давай беги, пока этот бес «скорую» на свой ковчег заводит. С Богом, парень!
        Он резко развернул меня от себя и толкнул в плечи. Я отскочил от его толчка на пару шагов - и на несколько мгновений тормознул на месте, похолодев от увиденного. «Скорая» с моей сестрой Санькой неторопливо въезжала по трапу на ковчег. А Павлины - папа с двумя мамами - уже тихонько-зомбированно направлялись к трапу. И тогда я рванул!
        Я подлетел к внедорожнику, задние двери которого оставались открытыми, и схватил роковую зайчишку за руку, свободную от чупа-чупса… и взмолился к ней:
        - Ариша, Ариша! Ну, выйди, пожалуйста!
        Не силой же выволакивать ребенка наружу!
        Ариша сунула чупа-чупс в рот, развернулась ко мне и выпросталась из машины, очень мило придержавшись за мое плечо другой ручкой. Вид у нее и правда был теперь, как у зайчишки, набившего рот вкуснотой. Чупа-чупсова палочка торчала из него угрожающе.
        Я вперился во всемогущую малышку, наверное, так же, как минутой раньше в меня вперился деда Гера.
        - Ариша, прошу тебя, спаси нас всех! Всех-всех! - первое, что вырвалось у меня из души.
        Аришка деловито вынула сильно уменьшившийся шарик чупса из рта и проговорила беззаботно:
        - А водички не будет…
        - Чего?! - обомлел я.
        - Водички не будет, - повторила Ариша и дала разъяснение: - Сегодня же холодно. Не все купаться захотят.
        Где этот ветер шумел - снаружи или в моей голове?
        - А туча?! - спросил я, преступно теряя время… но не мог не спросить.
        - А тучка понарошку, вот как, - ответила Аришка. - Она только кажется отсюда.
        Черная туча еще висела вдали, было сумрачно, но в голове у меня прояснилось, как солнечным утром… и не просто прояснилось - а осенилось свыше! Так не говорят, конечно, но тут в рифму и кстати именно так, как я себя почувствовал. На меня нашло страшное и прекрасное прозрение!
        Я взял как можно ласковее Аришку за плечики и изо всех сил попросил ее… попросил мысленно, потому что предчувствовал: если буду произносить слова вслух, то сила души ослабнет.
        Вот что я попросил:
        «АРИША, ЭТО Я ТЕБЯ СЮДА ПОЗВАЛ! Я ОЧЕНЬ ХОЧУ УВИДЕТЬ ТВОЮ СТАРШУЮ СЕСТРУ!!! ОЧЕНЬ! ОЧЕНЬ! ОЧЕНЬ!»
        Ариша выпучила глазенки - каждый стал со стеклышко очков перед ним.
        - Ой, что сейчас бу-у-дет! - испуганно и притом как-то восторженно протянула она.
        И я увидел, как жилы на моих руках начинают светиться. Меня всего стало охватывать жаром - сначала несильным, а через несколько секунд уже нестерпимым. И вдруг… Вспышка боли была адской, но продолжалась она какую-то микродолю секунды. Боль просто запомнилась мне потом, как вспышка молнии… Наверное, она была адской.
        И я вдруг увидел мир передо мной как-то слишком широко… Увидел, что справа от меня… и слева от меня… стою я сам… но нас не трое, а двое…
        Я знал, что делать! Я развернулся спиной к спине самому себе… и побежал. Да-да - побежал в разные стороны, как делала она - та, о которой воспоминания все сильнее прояснялись, будто туман развеивался под легким усилием утреннего солнца.
        С каждым шагом бежать становилось труднее и труднее - воздух становился все плотнее, как застывающий гель. И я уперся в невидимую, обжигающую стену… И тотчас развернулся. Лицом к лицу с собой!
        И помчался навстречу самому себе.
        Мелькнула, помню, мысль: «А он из антивещества?! Большой взрыв! Большой взрыв!»
        Мы - я и я - столкнулись лбами и не столкнулись. Мы просто вошли друг в друга, как два встречных выдоха, как две сталкивающиеся галактики!
        Ослепительная вспышка - страшная, молниевая резь в глазах… И ослепляющая тьма!
        И я открыл глаза.
        Я увидел синее-пресинее небо и на фоне синего-пресинего неба - ЕЕ! Вику Ковылину… Генерала Траву, совсем недавно спасшую нас с сестрой от опасных пришельцев. Милое, круглое лицо, пронзительные глаза, переливающиеся всеми оттенками утреннего моря… И да - такие до боли знакомые очки в черной оправе, такие же, как у…
        Ее темные-претемные, с отливом вранового крыла длинные, прямые волосы раскачивались прямо перед моим лицом…
        - Привет! - сказала она. - Ты как?
        - Привет! - то ли сказал, то ли подумал я. - Не знаю.
        - Ну, ты даешь!
        - Не знаю, - повторил я, кажется, начиная злиться.
        Вика немного распрямилась и подала мне руку:
        - Вставай. Земля уже холодная.
        Я протянул ей свою руку. Тепло от ее пальцев, от ее ладони заструилось в меня по моим жилам, в груди запылало так приятно и так пугающе… Вика потянула меня вверх… и я невесомо взлетел на ноги.
        Вот теперь Вика Ковылина действительно выглядела как генерал неизвестной небесной армии. Плотный комбинезон со стоячим воротничком. Только когда она смотрела на меня, растянувшегося на земле, комбинезон казался мне ярко-алым… а теперь он сделался нежно-бирюзовым. А на стоячем воротничке с двух сторон - по серебряному крылышку. И еще такие же… ну, конечно же, ангельские крылышки расходились веером против ее сердца. И такой же курящийся туманчик ниже колен, так что не поймешь, во что обута. Такой же, как у…
        - Круто! - пробубнил я.
        - Нет, это у тебя круто! - улыбнулась Вика, продолжая держать меня за руку. - Ты же не мог меня вспомнить!
        И тут меня накрыло обидой:
        - А почему ты стерла мне память?!
        В улыбке Вики появилась тоненькая, тончайшая черточка вины:
        - Я не стирала тебе память. Просто мы… Просто есть многое на свете, друг мой Александр, что и не снилось вашим мудрецам. Многое вы видите, но не запоминаете совсем. Есть такая сторона мира, которая вам не доступна, но близка. Ангелов все видят, но запоминают их единицы и…
        Тут вдруг она запнулась и прикусила губу, как будто спохватившись, что сболтнула лишнее.
        - В общем, ты вспомнил, - сказала Вика как-то очень твердо и серьезно… помолчала, словно думая, продолжать ли двигаться прямо или свернуть куда-то в сторону от опасной темы, и… - А вспомнить ангела… и вспомнить нас может только…
        И тут откуда ни возьмись - Аришка! Она повисла на Викиной руке, державшей мою руку, и как зазвенит:
        - А вот и нет! Это не потому, что он в тебя влюбился, а потому, что ты в него влюбилась! Тили-тили-тесто - жених и невеста! Аль и…
        И она издала прямо-таки птичий звук, похожий на короткую соловьиную трель. Я догадался - так по-ихнему звучит имя Вики… И Аришка прижалась к старшей сестре.
        - Ну вот! Уже нахваталась тут у вас, - невозмутимо констатировала Вика… отпустила мою руку и обняла ею младшую сестренку.
        Ясное дело, я невольно заозирался - не слышал ли кто такое ужасное разоблачение, не поднимут ли меня на смех… Пацан же был! Щеки у меня загорелись, но, в общем, я это списал на аномальные тепловые эффекты.
        Вокруг нас не было никого! И больше не было никакого ковчега. Пустое осеннее поле оттенка хлебной корочки. И лес на месте! И ясное небо от края до края!
        Я осматривался, а Вика отвечала на мои немые вопросы:
        - Мы все вернули на место. Потенциальный мир, который тут стал проявляться, мы вернули в потенциальное состояние, чтобы хаоса не было. Это трудно объяснить… Нет! Никакого дяди Аббаса тут не было. Попроси потом маму позвонить сестре. Настоящий дядя Аббас не покидал Марокко… Кто? Ну, таких у вас тут раньше «бесами» называли. Этот не совсем бес, как вы его представляете, но тоже негативный феномен. Не беспокойся… Как говорится, ситуация взята под контроль. Тебе не понять, как мы с ним поступили, извини.
        Мой взгляд вернулся к двум сестричкам…
        - Ну, я, я ей этот комбинезон отсюда привезла! - весело повинилась Вика. - И да, такие вот у нас детишки. Могут в некоторых мирах творить такое, на что наши взрослые уже не способны… Но и у вас маленькие дети видят гораздо больше, чем взрослые. Только ваши не могут с мечтами такое творить, и со своими, и с чужими. И слава богу… Да не упустили мы ее! Упустили мы другое - то, что еще могла остаться одна лампа… Так она ж у деды Геры осталась, а деда Гера - особый феномен. Аномалия вселенского масштаба. В точке его нахождения никому ничего не видно, как в черной дыре. И это ты, а не кто-нибудь другой, мою сестру вызвал, а ты тоже еще тот фрукт… то есть феномен, - очень вредно, по-девчачьи, тут хихикнула Вика. - Ну, и небольшой временной сдвиг был, за которым не сразу поспеешь. Мы бы в любом случае получили сигнал, когда трансформации поднялись бы до критического уровня. Потопа бы не случилось… Да она умная у меня, Аришка. Она понимает границы дозволенного. - И Вика поцеловала сестренку в ее заячью макушку. - Ведь ты понимаешь, да?
        Аришка закивала, заболтала ушами.
        - Если два-инфаркта-полтора-инсульта считать границами дозволенного, мало все равно не показалось, - и сокрушенно, и сокрушительно прокомментировал я. - Получается, что я во всем и виноват. Я вызвал, я все устроил…
        Вика немного сощурилась, и мне стало не по себе.
        - Этот псевдо-дядя псевдо-Аббас, между прочим, насчет найденного автомата Калашникова верно заметил, - проговорила она без укора, но назидательно. - Вам с сестренкой вообще поосторожней надо теперь быть в этом вашем мире.
        И вдруг сразу:
        - Нам пора!
        У меня сердце защемило.
        Вика улыбнулась понимающе… И что-то еще искринкой сверкнуло в ее взгляде. Как будто тоже грусть расставания.
        Мне ужасно не хотелось вот так расставаться, и я невольно пожал плечами, не в силах слово к месту произнести.
        - Не грусти, - сказала Вика, она же межгалактический генерал Трава. - Я тоже буду скучать. - И произнесла слова прекрасные и грандиозно-эпические: - Мы еще увидимся. Просто тебе надо немного подрасти.
        У меня дух захватило, и в глазах помутилось.
        А Вика шагнула ко мне - и тихо поцеловала в щеку… Так касается щеки утренний ветерок… Так касается щеки крыло пролетевшей мимо бабочки.
        - А мне можно? А мне можно? - запрыгала рядом Аришка.
        - Можно, - обреченно смилостивился я и присел.
        И девчонка чмокнула меня в щеку изо всех сил за двоих! От ее чмока у меня в ухе аж зазвенело.
        И вообще заложило ухо от ее крика:
        - Увидимся! Увидимся!
        - Только в следующий раз без превращения землян в животных! - строго наказала старшая сестра, взяла младшую за руку и подняла глаза на меня: - Ты еще в школу успеешь сегодня. Только переоденься и быстренько позавтракай. А сейчас отойди, пожалуйста, на шаг…
        Я отступил.
        - Пока! - сказала Вика и помахала мне рукой.
        - Пока! - подпрыгнула Аришка и тоже помахала.
        - Пока! - тихо выдохнул я… и помахал обеими руками.
        Сестер окутал кокон тумана… Через несколько секунд туман развеялся… И всё… Фокус удался.
        Я остался в исправленном, солнечном мире… И такое на меня навалилось одиночество, такой необъятной пустотой и тоской накрыло! Мне хотелось крикнуть во вселенную: «Да я уже тут подрос!» Я достал смартфон, удивился, что он цел, и глянул, который час. Было ровно 08.00. И правда, еще можно было успеть на первый урок. Если очень постараться…
        Эпилог. Бабочки на ананасах
        После школы мы сразу двинулись навестить Саньку. Славка ничего не помнил в исправленном мире, и это меня даже порадовало: значит, и сестренка скорее всего не должна помнить, как к ней приходил султан орхидей и как потом увозил на «скорой» к своему ковчегу. Ей лишних стрессов сейчас не надо.
        …Мы проходили мимо знакомого киоска «Мороженое», то есть я собрал всю свою волю, чтобы не обойти его за полквартала, а вот так беззаботно идти мимо вместе с друзьями.
        - Может, пломбирчику возьмем Сане? - намекнул Артурчик.
        Меня в холодный пот бросило, но я справился:
        - Никто не против. Все за.
        Артурчик подошел к киоску:
        - Тетя Алла, пломбир в судочке. Шоколадный.
        - Будет и шоколадный, - раздался в ответ красивый голос.
        Я пригляделся: в киоске сидела молодая женщина, которой бы на подиуме моделью выступать. С прической «боб» только что из салона красоты.
        Я вцепился в плечо Славки.
        - Ты что? - вздрогнул он.
        - Ничего, - пробубнил я. - Потом расскажу.
        На второй этаж горбольницы я поднимался, затаив дыхание…
        И да! Да! Да!
        Палата, в которой лежала моя сестренка, казалась выставкой живых экзотических бабочек. Бабочки вились стайкой над головой Саньки. Бабочки сидели на одеяле. Бабочки сидели на изголовье кровати.
        Рядом стоял врач. Он держал в руке снимки компьютерной томографии. Синяя бабочка сидела у него на плече.
        Мы же оцепенели в дверях.
        - Проходите, ребята! - весело сказал врач. - Вот такая у нас тут экзотика! Наверно, улетели с выставки. Но почему сюда - загадка природы!
        Санька же лежала себе, уткнувшись в смартфон.
        - Ты ведь ее брат? - обратился доктор ко мне.
        Я признался в том, что так оно и есть, и мы со Славкой двинулись вперед.
        - Почти клон! - усмехнулся врач. - Твоя сестра практически здорова уже. Даже удивительно, как быстро. Переломов как будто не было. Хоть сегодня выписывай!
        И тут Санька оторвалась от смартфона:
        - Ой! А можно мне еще недельку тут полежать? У меня на моем канале уже полтора миллиона просмотров!
        - Каком канале?! - раздался дружный мужской хор трио.
        - «Бабочки в больничке»! - был ответ.
        Несколько мгновений немой сцены…
        …и раздался за нами голос деда Геры:
        - Привет всем болящим!
        Деда Гера стоял в дверях палаты с большой авоськой, набитой… ананасами.
        Славка сказал: «Ух ты!» - а я, кажется, застонал.
        - Да, тяжеленькие, - согласился со мной деда Гера и подмигнул. - Но такие спелые!
        ВОТ И ЗАВЕРШЕНИЕ ВТОРОЙ ИСТОРИИ ПРО ЧУДЕСА В ЗАГРИВКАХ!
        Приложение. Важные сведения о городе Платонове и его Загривках
        Дело происходило в Загривках - то есть на северной, с виду совершенно деревенской окраине славного города Платонов, который сам по себе расположен на северных землях России, но все же где-то не севернее Новгорода. Все города по-своему славные, но Платонов - это ого-го! Уникум! Можно сказать, мифический город. Во-первых, его далеко не на всех картах найдешь, потому что временами он считался очень секретным. Во-вторых, это единственный областной центр с радиусом подвластных ему областных территорий всего в 3,14 старинных версты. Это не случайное совпадение с числом «пи», а давняя царская воля!
        Возвышение Платонова началось с тех дней, когда, согласно местным преданиям, его вновь посетил сам Михаил Ломоносов, в первый раз проходивший тут еще в отрочестве - транзитом из Холмогор в Москву на учебу. Тогда на ночном постое его поразил один здешний умелец, у которого загадочно искрило устье печи. И хозяин признался отроку, что он «силы молыний небесных сумел обуздать, а потом и взнуздать на пользу хозяйственному делу». Повзрослев и выучившись, Ломоносов отправился выяснить по-научному, что там учудил русский умелец за два века до таинственного Николы Теслы. Оказалось, что старик-изобретатель уже умер и унес секрет в могилу «от греха подальше», поскольку боялся, что им завладеют при новом вторжении шведы и направят супротив Руси. Везти же описание секрета в Москву он поостерегся, благоразумно посчитав, что его самого в столице посчитают за сумасшедшего. К тому же местный прогрессивный батюшка, которому русский Тесла тайно и даром силами молний храм отапливал, предупредил, что московское духовное начальство может узреть в изобретении дьявольские козни и тогда не слава и шуба с царского плеча, а
острог будет наградой… Однако ж кое-что осталось, а именно - громоотвод, который вельми, то есть зачетно, удивил величайшего русского ученого. И не один - а на каждой почти избе. По легенде, именно в Платонове Ломоносов написал свои знаменитые строки:
        …может собственных Платонов
        И быстрых разумом Невтонов
        Российская земля рождать, которые он вставил в оду «На день восшествия на престол Елизаветы Петровны».
        С этими строками и докладом об ученых-платоновцах Ломоносов отправился к императрице, тоже весьма прогрессивной. В те дни государыня вдохновлялась учреждением Московского университета, и сведения об учености платоновцев так воодушевили ее, что она от царских щедрот отстегнула филиал цитадели знаний и в далекий городок - «для обучения разумных юношей из низших сословий». А филиал - он тот же университет, только с трубой пониже, но дымом отнюдь не пожиже, ибо разумные - они во всех сословиях с теми же извилинами… Уездный статус, по мнению императрицы, принижал значение ее инициативы, и она росчерком пера повысила его до губернского, однако ж столица губернии не может безземельной губернией править. И тут разумная царица нашла соломоново решение: чтобы не обижать соседние губернии зримым изъятием земель, она циркулем обозначила радиус владений Платонова в 3,14 версты, то есть в число «пи», что объяснила «особенными научными целями» и заодно увековечила на карте России свои недюжинные познания в математике.
        Так и стали жить платоновцы со своей особенной гордостью и к ней в придачу повинностью быть примером разума для всех городов и весей российских. В двадцатых годах века двадцатого один шибко умный местный большевик, вошедший во власть, восстал против прежнего названия города - мол, нечего называться нам именем древнего идеалиста и религиозника. И, тыкая пальцем в Оду, написанную Ломоносовым, добился переименования города из Платонова в Ньютонов. Однако еще через двадцать лет в стране развернулась кампания против «низкопоклонства перед Западом», и позже платоновцы свято верили, что сам Сталин лично обратил внимание на вопиющий непорядок. Городу, к радости его обитателей, было возвращено исходное название, хотя местный университет искони специализировался на выпуске особо продвинутых физиков и математиков, а не философов.
        Наш Платонов поставил стране, а позже и всему миру пару десятков профессоров, двух членкоров и одного академика - Гордеева. Родом он был как раз из Загривок. Дом его детства, увы, сгорел, по иронии судьбы, из-за неполадок в электропроводке, и после ухода академика в мир иной мемориальную доску повесили неподалеку на его любимом дубе, видавшем, по преданию, и самого Ломоносова. С тех пор повелось смешное: «Дать дуба» означает у нас прославиться, «Упал с дуба» означает то, что некто совершил непростительную по меркам Загривок глупость или показал себя простаком. А если тебе скажут в Загривках: «Ну, ты - дуб дубом!», радуйся - значит, посчитали тебя если и не шибко умным, то явно поумневшим.
        Приезжайте! У нас весело! И по-настоящему чудесно!