Дарители, №02 Короли Будущего- библиотека РусЛит

Короли будущего Екатерина Соболь
        Дарители #2
        Вторая книга уже полюбившейся читателям саги «Дарители». Отправляясь в замок, чтобы вручить королю Сердце волшебства, Генри был уверен, что волшебная сказка подходит к счастливому концу. Но не тут-то было: сказка только началась. Страшная сказка, в которой все окутано зловещей тьмой. Что ждет Генри в замке? Какие загадки придется ему разгадывать? С какими темными силами столкнуться? И что будет с Даром самого Генри?
        Екатерина Соболь
        Короли будущего
        Серия «Дарители»

* * *
        Пролог
        В прекрасном волшебном королевстве жили два мальчика, и судьба их с детства была известна: один должен был стать героем, другой - чудовищем. И если бы я придумывал, что было дальше, я сказал бы: они выросли и сразились, хороший победил плохого, а дальше жил долго и счастливо, конец. Но это другая сказка.
        За три сотни лет до того, как родились эти двое, королевство лишилось главной своей драгоценности - Сердца волшебства. Уверен, вы про это слышали, но позвольте рассказать еще раз - нет в наших землях истории, которую повторяли бы чаще, чем эту.
        Величайший волшебник на свете издавна любил путешествовать в обличье барса. Лично я всегда верил, что это чистая правда: такую причуду нарочно не выдумаешь. В древности Барс подарил правителям королевства удивительный предмет - Сердце волшебства. Его сила наделяла каждого жителя особым даром: сочинять музыку, строить дома, лечить прикосновением. На всякое дело был свой мастер.
        И все было хорошо, пока на трон не взошел король Освальд. Больше всего на свете он хотел стать бессмертным и однажды выяснил: любое желание исполнится, если прикоснуться к Сердцу волшебства. Так он и поступил, и его желание сбылось, вот только Сердце потускнело, и дары у всех ослабели. Но Освальд уже не мог остановиться и решил загадать еще одно желание, но тогда Сердце погасло бы навсегда.
        Тут в нашей истории и появляется добрый герой Сивард. Барс подсказал ему, где можно спрятать Сердце так, чтобы Освальд никогда его не нашел, и Сивард отправился в поход. А Освальд послал вдогонку своего помощника - разрушителя, обладавшего даром уничтожать прикосновением все, до чего дотронется. Сивард успел спрятать Сердце, но разрушитель догнал его, они сразились и, смертельно ранив друг друга, оба погибли.
        Короля Освальда выгнали из дворца, и трон занял его сын, но сказать, что добро победило, было бы преувеличением. Сердце было надежно спрятано от Освальда, и его волшебство больше не достигало людей. Некогда великое королевство жило теперь бедно и печально, ведь его жители рождались бездарными и были не способны создать что-то новое. Ни Барс, ни Освальд с тех пор не показывались, но люди продолжали верить: однажды эта история продолжится, Барс и Освальд найдут новых воинов, и исход их битвы решит судьбу Сердца: либо его найдут и вернут людям, либо уничтожат навсегда.
        Но годы шли, ничего не менялось, королевство угасало, и многие перестали надеяться на перемены. В сказку о Сердце волшебства верили теперь только дети, и каждый был уверен, что, когда вырастет, именно он окажется избранником Барса, наследником великого Сиварда.
        Вот с этого и начинается наша история.
        Через триста лет после пропажи Сердца у короля Лоренса и королевы Тильды родился первенец. Принца назвали Эдвард, что значит «благословенный защитник». Он рос умным, красивым и храбрым ребенком - во всяком случае, так считали его родители, а принц охотно в это верил.
        Когда удавалось ускользнуть от няни, Эдвард с младшим братом забирались на башню в крепостной стене дворца и смотрели вниз, на Мертвое озеро и горы, что виднелись за ним.
        - А за горами что? - спрашивал Роберт каждый раз, будто не знал ответ наизусть.
        - Там полно загадок и приключений, - отвечал Эдвард. - А еще где-то там прячется злобный Освальд. Мы однажды найдем его и покажем где раки зимуют. Как тебе такой план?
        Роберт заливался счастливым смехом. Он был согласен на что угодно, пока они делали это вместе. Каждый раз им влетало от няни за то, что они залезли на стену, - и каждый раз они забирались туда снова.
        А потом произошло кое-что ужасное. Эдвард лишился и брата, и матери, а отец возненавидел его. Но принц не терял надежду. Он знал одно, и это единственное, что осталось ему от счастливых времен: однажды Барс придет к нему, и он станет новым Сивардом, отыщет Сердце, победит Освальда и разрушителя. Он был уверен, что все исправит.
        Как бы не так. Когда ему исполнилось восемнадцать, все рухнуло еще раз.
        Я знаю это точно - ведь я и есть принц.
        В ту ночь, четвертую после Зимнего дня, я проснулся от крика. Я сначала решил, что кричал сам, - опять те же сны, сны, в которых Роберт умирает. Но голос продолжал раскатываться по дворцу, и я узнал его: отец.
        Я бросился к двери, путаясь в одежде и зажигая свечи. У нас во дворце есть правило - не выходить из комнаты после заката. Во-первых, свечной воск может испортить ковры. Предки явно как-то по-другому освещали эту громадину, но как - уже никто не знает. Во-вторых, сама тьма здесь живая, будто за плечом у вас прячется кто-то невидимый и злобный.
        Но я все равно схватил подсвечник и, стараясь не глядеть по сторонам, бросился к отцу. В его покоях уже были Ингрид, Уилфред и парочка слуг. Сам отец сидел на полу в старинной ночной рубашке, и взгляд у него был совершенно безумный. Хуже, чем обычно.
        - Никаких волшебников не бывает, ваше величество, - успокаивающе сказала Ингрид.
        При виде меня все замолчали. Если вы когда-нибудь были человеком, которому нигде не рады, вы отлично представите себя на моем месте.
        - Вы можете идти спать, ваше высочество, - неловко начал Уилфред. - Простите, мне жаль, что вас побеспокоили.
        Я поклонился, принимая его извинения, но с места не сдвинулся, - чтобы выставить меня, придется ему придумать довод получше.
        - Я видел его, - заговорил отец, глядя в стену. - Волшебника. Человек с седой бородой и в длинной одежде возник посреди моей комнаты. Он сказал… Сказал, что его зовут Тис.
        - Как волшебника из сказок, который с лечебными кошками и конфетами? - уронила Ингрид.
        От неожиданности все, кажется, даже забыли про то, что хотели меня выгнать. Отцу, видимо, было совсем худо.
        - Он сказал, что король Освальд вернулся и я должен отправить войско бороться с ним. Якобы он жжет деревни где-то на юге, - отец сглотнул. - Что вообще творится? Недавно мне доложили, что объявился человек с даром разрушителя и уничтожает имущество.
        Я подавился воздухом. Такие новости, а я ничего не знал. Мне иногда казалось, что во дворце это особый вид развлечения: делать так, чтобы я обо всем узнавал последним.
        - На всякий случай я отправил весь отряд поиска ловить его. Конечно, нет никакого разрушителя, просто вор, использующий сказку, чтобы пугать людей, но… - Голос отца окреп. - Но от посланников до сих пор нет вестей. А теперь вот это.
        - И что вы собираетесь предпринять? - осторожно спросила Ингрид.
        Отец посмотрел на нее неожиданно ясным взглядом, так, будто она сказала страшную глупость, - и в его лице появилось что-то от прежнего отца, от короля, которым он был до того, как…
        - Я не собираюсь ничего предпринимать! - крикнул отец. - Все это сказки. Посланников задержали какие-то дела. Уверен: выяснится, что это был просто вор. Мы в безопасности.
        Даже свечи не разгоняли тьму в комнате, только бросали на стены странные, движущиеся тени.
        - Конечно, вы правы. Вот, выпейте и поспите. - Ингрид протянула ему травяную настойку. Ей явно не терпелось поскорее вернуться к себе.
        Отец проглотил настойку, и его уложили спать. Я стоял в углу, надеясь, что про меня забудут. А когда все разошлись, подошел к отцу и опустился на пол. Теперь его бледное больное лицо было совсем рядом с моим.
        - Все, что предсказано, сбывается, да? - прошептал я. - Уверен, Барс выберет меня, и я не могу сидеть тут и ждать. Я найду Сердце. Благослови меня ехать.
        - Не будет тебе моего благословения ни на что, - отрезал отец.
        - А если я привезу Сердце? - упрямо спросил я, и отец утомленно прикрыл глаза.
        - Привези, тогда посмотрим.
        Я вылетел из комнаты и бросился к себе. Дорожного мешка у меня не было, потому что я никогда никуда не ездил, так что пришлось взять сумку для прогулок. Я побросал в нее вещи и кинулся к выходу. Если честно, я понятия не имел, куда ехать, но в моем сердце что-то будто горело. Я всегда мечтал об одном: изменить будущее, и сейчас наконец-то пришло время это сделать.
        Кто-то, наверное, должен был меня задержать, это не могло так просто сойти мне с рук, но сошло. Охрана у входа в замок спала, и я скользнул мимо них. Теперь главное - тихо вывести коня и пройти мимо охраны по одному из трех тоннелей, ведущих за крепостную стену.
        «Ты ведь такой умный, солнышко, - шепнул мне мамин голос. Я всегда его воображал, когда было совсем не по себе. - Придумай что-нибудь».
        И я придумал. Тихо довел коня до входа в самый дальний от дворца тоннель, а там сел верхом и громко завыл.
        Луна была яркая, она светила мне в спину, так что перепуганные охранники со сна меня не узнали.
        - Ты кто? - слабо крикнул один из них, выставив перед собой меч.
        - Я призрак короля Ингвара, - загробным голосом сообщил я. - Грядут новые времена, и я хочу вырваться отсюда на свободу. Откройте мне дверь, смертные!
        У нас во дворце каких только странностей не бывает, так что мое объяснение их вполне удовлетворило. Охранник трясущимися руками отпер мне дверь, и я, прижавшись к холке коня, пролетел сквозь тоннель прежде, чем они успели меня разглядеть.
        Отъехав подальше, я развернул карту. Волшебник сказал, Освальд где-то на юге, - значит, туда мне и нужно. Я, если честно, ждал, что Барс появится передо мной и объяснит, что делать, но потом решил: наверное, сначала я должен доказать, что достоин его выбора.
        И я поехал.
        В детстве я часто представлял, как наш дворец выглядит со стороны: темная громадина с обугленными, изуродованными стенами, над ней - статуя Дарителя с воздетыми к небу руками, рядом - Мертвое озеро и тусклые огни домов. А дальше, за пределами знакомых мест, бесконечные дороги, уводящие в темноту: огромное королевство, которым мы правим, но которого никто из нас никогда не видел.
        Я ехал все дальше на юг сквозь грязное убожество, царившее повсюду. Я спрашивал людей, и все при виде меня кланялись до земли и указывали мне путь: слухи о пожарах и о людях в черных доспехах уже разнеслись везде. Через несколько дней я нашел первые следы Освальда: сожженную дотла деревню. Вот так разрушитель, его верный соратник, и поступал в сказке - уничтожал на своем пути все дотла. Сердце у меня колотилось от предвкушения подвигов.
        Утром четвертого дня рассвет был очень ярким, и как будто сам воздух изменился, но я не придал этому значения. К полудню я добрался почти до самых Пропастей, и на пустынной дороге навстречу мне попался человек.
        Я заметил его еще издали из-за ярко-рыжих волос, да еще потому, что он хромал. Когда мы поравнялись, я велел ему остановиться. Он поднял на меня взгляд - слишком уж прямой и наглый для перекошенного жалкого существа. Бедняк, который к тому же еле ползет, не должен смотреть так на того, кто сидит на коне в роскошной старинной одежде.
        - Эй, ты, - начал я, - слышал что-нибудь про войска Освальда?
        - О да. - Он коротко рассмеялся. Вид у него был бледный и побитый, но он улыбался так, будто сегодня лучший день в его жизни. - Только нет больше никаких войск. С них спало заклятие еще утром, когда Сердце нашли.
        Я похолодел.
        - Ты врешь. Я ведь еще не доехал.
        - Видимо, обошлись без вашей милости. Его нашел наследник Сиварда, избранник Барса.
        Невероятно было, чтобы его лицо засияло еще сильнее, но именно это и произошло. Мое сердце пропустило удар. Этого просто не могло быть. Или тут какая-то ошибка, или этот подлец издевается надо мной. Ведь если это правда…
        - Его зовут Генри, - прибавил хромой так, будто это все объясняло.
        - Почему ты не говоришь мне «господин»? И как смеешь так прямо смотреть на меня? - процедил я сквозь зубы, просто чтобы он не заметил, что я не могу дышать.
        Он улыбнулся еще шире и глаз не отвел.
        - Раз у каждого будет дар, теперь все станут равными.
        Я схватил его за шиворот и подтянул к себе. Слушать это было невыносимо. Меня предупреждали, что чернь бывает наглой, но не настолько же.
        - Никогда такие, как ты, не будут равны таким, как я.
        - Не уверен, что хочу быть таким, как ваша милость, - пробормотал он, глядя на меня так, будто уговаривал себя помолчать, но не мог.
        - Ты знаешь, кто я? Я твой будущий король, негодяй.
        - Вот уж счастье так счастье, - как ни в чем не бывало пробормотал он. Кажется, даже мой кулак, держащий его воротник, не мог его заткнуть.
        Конечно, я его ударил. Меня всегда учили, что такие должны знать свое место. По рождению он на столько ступеней ниже меня, что можно было бы составить винтовую лестницу. И я наотмашь отвесил ему оплеуху - а поскольку я куда сильнее, этот червяк отлетел и упал. Из кармана у него вылетел какой-то мешочек, и по тяжелому, звякающему стуку я сразу понял: монеты.
        Я спрыгнул с лошади и подобрал их прежде, чем уродец успел подняться.
        - А это у нас что? - Я развязал тесемки и чуть не ахнул: там были не простые монеты, а старинные, очень редкие. Таких бесценных монет никак не могло быть у нищего. - О, так ты еще и вор?
        Мне хотелось наказать его за наглость и за плохие вести. И мне было приятно, когда самодовольное выражение сошло с его лица и превратилось в испуганное.
        - Нет, господин, пожалуйста, не отнимайте их, - забормотал он. Я вообще-то и не собирался, но тут он сам подал мне идею. Я вскочил на коня и покачал мешочек у хромого перед носом. Тот протянул к нему руку, и я отвел свою дальше. - Я их не украл, жизнью своей клянусь, умоляю вас, отдайте. Я ради них сделал кое-что ужасное, я… Сегодня ведь Сердце нашли, ради такого дня верните, господин. Посмотрите на меня, я не вру. Умение отличать правду от лжи пригодится будущему королю, разве нет? И милосердие тоже.
        Он вызывал у меня отвращение: какой-то прозрачный, худой, несуразный, будто природа, создавая его, поскупилась на кости. Я по-прежнему держал мешочек на весу. Уронить в его ладонь или забрать себе? Мне не нужны деньги, конечно, не нужны, но, может, проучить его? На секунду мне показалось, что даже листья вокруг перестали шуметь, будто все вокруг ждало, что я решу.
        - Прошу вас, - заныл он, цепляясь за мое стремя. - Гордиться мне нечем, но я помог ему, помог избранному. Настали времена добра и процветания, которых все ждали. Проявите доброту.
        - Ты родился уродцем, природа тебя не пощадила, так с чего мне щадить?
        И я положил монеты себе в карман - парень их, конечно, украл, а я верну в казну. Он дернулся, будто хотел отнять, но это было просто смешно. И тогда он сжал мое стремя и посмотрел на меня - так, будто видел насквозь.
        - Ты в подметки ему не годишься, - тихо сказал он. - И никогда не станешь таким, как он. Никогда.
        Такого победить небольшая доблесть, но взгляд его так раздражал, что на этот раз я ударил сильнее, чем собирался. Он отлетел в грязь и остался стоять на коленях, вытирая кровь рукавом. Лицо у него будто одеревенело, и на секунду мне стало жаль его, но я развернулся и, подстегнув коня, помчался вперед.
        - Ты никогда таким не будешь! - крикнул он мне вслед, но я едва слышал. Мне нужно было срочно убедиться, что рассказанное им - ложь, и скоро я уже забыл про эту встречу, потому что со мной кое-что произошло.
        Я так летел вперед, все подгоняя и подгоняя коня, что тот споткнулся: наверное, под копыто ему попал камень. Конь всхрапнул, оступился на всем скаку, будто запутался в собственных ногах, я пролетел вперед и с размаху растянулся на дороге, а конь упал. Руку обожгло болью, я задрал рукав - кости целы, даже ушиба не было. А вот конь лежал и не мог подняться, передняя левая нога была вывернута под странным углом. Конь храпел и метался по земле, пытался встать и не мог.
        - Давай, кляча, поднимайся!
        Я дергал его за поводья, но он хрипел только сильнее, пнул его - не помогло.
        Коня придется убить, чтобы не мучился. Ему все равно конец. Я бессильно опустился на землю - я всегда любил лошадей, а этот конь был моим любимцем уже много лет, и я вдруг почувствовал, что задыхаюсь. Солнце зашло за тучи, и такая тишина была вокруг, будто мы с ним одни в целом свете. Конь загнанно дышал - и я, сам не зная зачем, коснулся его раненой, неподвижно лежащей ноги. Кожа была теплая, под ней мелко дрожали мышцы, острые края кости изнутри упирались в плоть, пытаясь разорвать ее сильнее. Я обхватил перелом ладонями, меня словно что-то потянуло так сделать, как будто это могло помочь.
        И тут произошло что-то странное. Края кости начали сходиться под моей рукой, как разводной мост, они двигались, прилаживались друг к другу. Я чувствовал, как собираются и встают на место мелкие костяные осколки, как сшиваются разорванные мышцы, как восстанавливаются сосуды и кровь снова начинает по ним течь.
        Я отдернул руки. Конь, у которого в глазах только что стояли слезы, поднялся на ноги, сделал пару шагов и взглянул на меня, будто говорил: «Ну что, поехали?» А я все сидел, бессмысленно глядя на свои руки. Я чувствовал себя вымотанным, уставшим, кружилась голова, как будто все свои силы я отдал коню. В это невозможно было поверить, но именно это и произошло: я коснулся его ноги, и кость срослась.
        Значит, хромой не врал, Сердце правда нашли. Дары вернулись - и один из них есть теперь и у меня. Я засмеялся трясущимся, взвинченным смехом.
        Дар исцеления. Не войны, не драки, не меткой стрельбы, а дурацкого исцеления. Барс издевается надо мной. Я всегда так гордился своей силой, а мне достался дар, как у девчонки, от которого я еще буду слабеть каждый раз, как использую его. Лечить, слабея самому, - да кому такое нужно?
        Но даже думать об этом у меня не было сил. Я с трудом поднялся на ноги, отошел подальше в чащу, привязал коня к дереву и уснул, подложив под голову сумку. Сквозь сон мне все казалось, что кто-то смотрит на меня из чащи, но я слишком привык спать в полном мрачных теней дворце, чтобы из-за этого проснуться.
        Когда я открыл глаза, была глубокая ночь, почти утро. Я проспал едва ли не сутки. Ноги у меня до сих пор тряслись от слабости, и я решил: никому не расскажу о том, что случилось с конем, никогда больше не воспользуюсь даром, не буду чувствовать себя таким слабым.
        Поднялся ветер - выл, стучал ветками деревьев, и, чем ближе я подходил к Пропастям, тем сильнее он становился. Еще издали я услышал: дела там довольно плохи. Оттуда неслись гневные, полные ненависти крики, звуки ударов, и я, спрятав коня в ближайшем лесу и оставив там же мундир, подобрался ближе.
        То, что я увидел, на празднование победы было уж никак не похоже. Сотни людей занимались тем, что, кажется, пытались друг друга убить. На минуту я замер, а потом заметил неподалеку знакомые мундиры посланников и подошел к ним. В предрассветной полутьме никто на меня и внимания не обратил.
        - Я вас уверяю: это ошибка! - кричал своим подчиненным кудрявый Олдус Прайд. Я видел его тайком, когда он пару раз удостаивался встречи с моим отцом. - Да, у него дар огня, но он и есть избранный! Генри спас нас всех, когда же до вас дойдет! Он не виноват в том, что случилось! И как бы все это ни выглядело, они с Освальдом не заодно!
        Генри. Так же избранного назвал и хромой парень. Но если у него при этом еще и дар огня… Я чуть не задохнулся от гнева. Барс, наверное, с ума сошел, раз выбрал такого героя. Это было бы даже смешно, но по отчаянному голосу Олдуса Прайда я уже понял: он не лгал.
        - А ведь как хорошо праздник начинался, да, соколик? - проскрипел рядом со мной какой-то дед. Он сидел на земле, обхватив себя за плечи, и раскачивался из стороны в сторону.
        Я ему не ответил - слишком поглощен был своими мыслями. А что, если не все еще потеряно? Барс ошибся, вот и все. Надо просто выждать, а потом явиться в самый подходящий момент. Если этот Генри может уничтожать прикосновением, он чудовище, и место ему - в Цитадели. Неважно, что он сделал, главное - кем родился. Он хочет забрать себе мое место, мои подвиги, но я этого так не оставлю.
        И я почувствовал, как мое сердце наполнилось ненавистью.
        Меня зовут Эдвард, и я наследник трона волшебного королевства, но в этой истории героя из меня не вышло. Героем стал тот, кому было предназначено стать чудовищем и служить злу. Ну а мне, принцу, рожденному для славы, оставалось только…
        А впрочем, обо всем в свое время. Устраивайтесь поудобнее, господа. Добро пожаловать в сказку, какой вы еще не слышали.
        Глава 1
        Книга сказок
        Каждый в королевстве знает: ветер - это великан. Он спит высоко в облачной постели и просыпается, если солнце или луна слишком ярко светит ему в глаза. Великан уверен: все, что он видит внизу, кем-то выстроено нарочно для того, чтобы его развлечь. Он никак не может дотянуться до всех чудесных игрушек под облаками - они ведь поставлены так далеко, чтобы он их не сломал, - и поэтому дует. Ему нравится смотреть, как все приходит в движение: раскачиваются качели, кружатся листья, поднимаются волны на воде. И он наблюдает за этим прекрасным зрелищем, пока не заснет снова. Великан - как ребенок, и никто не может ему приказать, куда дуть.
        Почти никто. И почти никогда.
        В этот раз он начал с того, что тронул листья дерева, тихо качнул их - и Генри проснулся. «Идет восточный ветер», - подумал он, и почему-то эта мысль была очень яркой, но потом Генри открыл глаза, вспомнил, где он, и все остальное вылетело у него из головы.
        Было уже темно, но над Пропастями по-прежнему разносились песни, разговоры, топот ног, звон чашек и даже пиликанье какого-то музыкального инструмента. На месте победы над Освальдом начали веселиться, когда солнце стояло высоко. Сейчас было давно за полночь, но никто, похоже, не видел повода отправиться спать. Сам Генри почти сразу спрятался в эвкалиптовой роще, устроился в развилке между толстых веток и заснул, а теперь едва мог пошевелиться: все-таки дерево не лучшее место для сна.
        - А ты выпей чаю и сразу взбодришься.
        От неожиданности Генри чуть не свалился вниз, но вовремя ухватился за ствол. Скриплер сидел перед ним, держа чашку с блюдцем. На фоне дерева его было почти не различить, что для пня с глазами, конечно, неудивительно.
        Отличить скриплеров друг от друга непросто, но этого Генри узнал. Среди верхних веток у него сидели светляки: живой, разноцветный обод. Корона, вспомнил Генри. Вот как это называется.
        - Чай - лучшее начало дня, даже если день начинается ночью. - Пал, король скриплеров, поклонился с ловкостью, которой не ожидаешь от кого-то настолько деревянного, и торжественно вручил ему чашку.
        - А вот им, по-моему, уже хватит. - Генри кивнул вниз, туда, где сотни человек никак не могли утихомириться. Скриплеры сновали среди них с чайниками и корзинами и по-прежнему кормили всех желающих. - Им бы выспаться, а они скачут, как ошалевшее стадо лосей.
        - Герою не пристало быть таким занудой, Генри, - весело сказал скриплер. - Тебе еще много предстоит узнать о людях, а пока запомни вот что: веселье - неплохой способ побороть страх.
        - Я уже достаточно знаю о людях, - фыркнул Генри и удобнее лег на ветку, глядя в усеянное крупными звездами небо. - Целых две недели с ними провел.
        - Если до этого много лет никого из них и близко не видел, боюсь, двух недель маловато. - Пал взял у Генри пустую чашку и бросил вниз. Другой скриплер, сидевший, как оказалось, на ветке под ними, поймал ее и скрылся среди листьев, ловко переваливаясь на своих спутанных корнях. - Кстати, прости. Я оставил твой вопрос без ответа, а это невежливо. Мы перестали наливать им чай из чайных листьев еще пять часов назад. Перешли на успокаивающую липу и чабрец. А последний час наливаем только совершенно усыпляющий настой пустырника и ромашки.
        Где-то совсем близко раздался взрыв смеха. Генри свесился вниз, но никого не увидел - ветки закрывали обзор.
        - А теперь предоставим слово еще одному мудрому старейшине: мне! - громко сказал кто-то прямо под деревом. Другие голоса одобрительно зашумели.
        - Да, я смотрю, ромашкой их не возьмешь, - пробормотал Генри, оборачиваясь.
        Но Пал уже исчез, только поблизости еле слышно шуршали ветки.
        - Все, кто выступал до меня, твердили одно и то же: гадали, кто достал Сердце волшебства, - продолжал все тот же надтреснутый, пронзительный голос. - Я сам, помнится, поставил свою шапку на то, что наследник Сиварда окажется человеком уважаемым, в летах и высокого происхождения. И это, конечно, очень интересно, но давайте-ка лучше обсудим, что нам делать дальше.
        Снизу раздался многоголосый неодобрительный стон.
        - Чего тоску нагоняешь! Все как-то само утрясется! - сказал женский голос, который звучал так, будто у его обладательницы не хватало большей части зубов.
        Генри встал на ветку, сделал по ней несколько шагов и бесшумно растянулся на животе, глядя вниз. Вот отсюда видно было отлично: под деревом, полукругом расставив скамейки, сидели старики. Одни дули на чайные чашки, другие - на руки, пытаясь согреться. Старик с нечесаной желтоватой бородой стоял в центре и явно пытался сделать так, чтобы его послушали.
        - Говорят, заклятие с нас упало, потому что Сердце волшебства вернули, и жить мы будем теперь, как в сказке! - Он сердито дернул себя за бороду. - А я вот никогда не хотел оказаться в сказке, где злодей, с головы до ног в доспехи закованный, в твою деревню приходит, деревню сжигает, а на тебя заклятие накладывает, волю подчиняющее. И ты с больными суставами три дня куда-то шагаешь, потом в здравый рассудок приходишь, - а ты со всеми родичами на краю света и без всякого имущества! Жили мы себе спокойно, и вдруг на тебе! Где это видано! А вы что? Бороды седые, и туда же - как дети малые радуетесь! Мы тут все с голоду перемрем, и звери дикие нас задерут, и мы…
        - Смотри веселей! - перебила старушка в красном полушубке. - Кто-то же спас нас, так? А значит, избранный, которого все триста лет ждали, явился! Поборол Освальда, прикончил разрушителя - чудище это, которое по всему королевству посланники искали, - и Сердце вернул.
        - И чего ж не видать героя, а? - Старичок уперся кулаками в бока. - Куда делся-то он?
        Вокруг тревожно зашумели.
        - Объявится и мигом все решит!
        - Он же Барсом избранный и мудрость через то имеет!
        - Вот бы хоть одним глазком на него взглянуть!
        - А я уверен, что он среди нас тут ходит, да мы не узнаем его! - гаркнул мрачный человек с бородой, похожей на лопату.
        - Скажешь тоже! Уж такого да не узнали бы! Он, конечно, высокий, статный, одет роскошно, а уж какой красавец - словами описать невозможно!
        - А еще обходительный и учтивый и говорит так, что заслушаешься!
        - И богач, это уж обязательно! Эх, я бы внучку за него выдала!
        - Вот и я про то! - Старичок сердито хлопнул ладонью по скамейке. - Такого ни с кем не спутаешь, а раз никто его не видел, так и нет его тут. Оставил он нас. Нужны мы ему, такие чумазые! Поехал небось к себе в столицу - он наверняка оттуда! Может, даже принц. Так что давайте-ка сами решим, как дальше быть.
        На этот раз ему не возразили. Кажется, все начали понимать, что положение у них так себе. И только старушка в красном гнула свою линию.
        - Нет уж, мы лучше его подождем. Он на то и герой, чтобы нас и дальше спасать. Объявится, вот увидите. Свалится как снег на голову! - с жаром настаивала она. - И сразу к нам, к самым мудрым. Поклонится и скажет геройским таким голосом: «Премного уважаемое собрание! Не волнуйтесь, изгоните тоску из ваших сердец, ибо Сердце обретено и настали времена радости и…»
        Она говорила это таким смешным басом, что Генри фыркнул - и, кажется, слишком громко. Все посмотрели наверх, и он прижался к ветке, пытаясь слиться с ней, но сразу было ясно: заметили.
        - Мальчик, как ты туда забрался? - строго спросил желтобородый, задрав голову.
        - У меня один раз котенок на дерево влез, - задумчиво протянул мужчина с бородой-лопатой. - Вот на такую примерно высоту. Пришлось посланников вызывать, чтобы достали. Да они и сейчас где-то бродят, давайте позовем. Только у них лестницы с собой вроде нет.
        - Не надо посланников, - быстро сказал Генри. - Слезаю.
        Он сполз с ветки, уцепился за нее руками - внизу сдавленно ахнули, - раскачался и прыгнул. Коснулся ладонями земли, удерживая равновесие, и выпрямился.
        Старушка в красном вскрикнула и прижала руки ко рту.
        - Ишь, какие трюки! Как пума прыгает! Мальчик, ты из бродячего театра?
        Генри хотел было спросить, с чего они взяли, но потом глянул на себя и понял, что лучше не спрашивать. Люди и сами после похода выглядели так себе, а уж он тем более. Одежда порвалась и покрылась грязью, он две недели почти не ел и не спал, а сколько раз пришлось драться, уже и не вспомнить, так что на лице наверняка синяки. И волосы он не причесывал с тех пор, как ушел из дома. Генри прокашлялся. Он представлял себе этот момент как-то по-другому, но выбирать не приходилось. Он ведь им нужен, они не знают, что делать, так что надо придумать ответ. Успокоить их, сказать, что все будет в порядке и бояться нечего. Он еще раз обвел взглядом Пропасти, сосредоточился - и заговорил. Отец всегда учил его думать быстро.
        - Тут человек шестьсот. Много. Старик с желтой бородой прав: нужен план. Вряд ли скриплеры будут нас вечно кормить. Надо собрать всю еду, что осталась, и пересчитать. Понять, на сколько дней ее хватит. И с этого места утром надо будет куда-то перейти. Тут нет воды и мало дров на костры. И еще я предлагаю…
        Генри осекся. Он вдруг понял, что все смотрят на него так, как смотрел раньше отец, если он приходил с охоты без добычи.
        - Да кто тебе разрешал на таком уважаемом собрании говорить без разрешения! - возмутился толстый кудрявый старик. - Не поклонился, не поздоровался, а указы раздает. Ишь, умник выискался! Кто тебя спрашивал?
        - Вы, - растерялся Генри. - Я вас слышал. Это ведь я нашел Сердце.
        Генри ждал, что они сейчас заулыбаются и начнут хлопать одной ладонью о другую, - он видел, что так делают, когда чему-то радуются. Но вместо этого все вдруг расхохотались.
        - Ты-то? Ага, конечно! - хлопая себя по коленям, выдавил маленький старичок в вязаной шапке. - Каждый мальчишка о подвигах мечтает, оно и понятно, но какой из тебя герой?
        - Щупленький!
        - Недокормленный!
        - Тебе шестнадцать хоть есть?
        - А мама знает, что ты наследник Сиварда?
        Старушка в красном полушубке вдруг протянула к нему руку и потрепала по волосам, убирая челку с лица.
        - Ох, какой же ты хорошенький, если б тебя отмыть! Но уж герой - извини! Герои точно не такие!
        Генри сжался. Он все ждал, когда она отдернет руку, она же без перчатки, но старушка не убрала, даже не вскрикнула, а значит…
        - Вы не обожглись? - недоверчиво спросил он.
        Все опять захохотали так, что под ними скамейка затряслась.
        - Ну и шутник растет! Знаешь, ты, может, однажды и вырастешь горячим парнем, но у тебя молоко на губах еще не обсохло. Ишь ты! Не обожглись! Учудил! - Старушка убрала руку, и Генри едва не потянулся вслед за ней.
        От облегчения он сам чуть не засмеялся. Он знал, что не избавился от дара, что, если снимет перчатки и прикоснется к чему-то, оно превратится в пепел так же, как было всегда, но вдруг понял, что огонь внутри его ослабел как никогда. Раньше отец даже раны ему промывал в перчатках, говорил, что его кожа на ощупь - как раскаленное железо. А теперь… Генри перевел дыхание. Он никогда еще не прикасался к людям, и они не прикасались к нему - до этой минуты. Рука старушки была сухой, морщинистой и теплой, и он все еще чувствовал на лбу след прикосновения. Это было так приятно, что на секунду он будто оглох.
        - Ну ты чудик. - Старушка, отсмеявшись, вытерла глаза. - Развеселил стариков. А теперь иди и сам тоже повеселись: найди новых друзей, старых вспомни. Вся молодежь празднует, пляшет, а ты чего не с ними?
        - Они что-то странное делают, - вглядываясь в даль, сказал Генри. - Прыгают и топают ногами. Я не знаю зачем.
        Старики переглянулись.
        - Это как же беднягу тем заклятием по голове приложило, если он даже танцев не узнает, - вздохнул один. - И правда, иди-ка, потанцуй.
        - Точно! Тебе бы вот чем интересоваться. Или еще вон чем. - Старушка весело захихикала, и остальные тут же подхватили.
        Генри посмотрел туда, куда она показывала. Парень с девушкой сидели рядом на скамейке и прикасались губами друг к другу.
        - А что они делают?
        - Иди, иди, шутник. Небось разыгрываешь нас - не могло тебе голову настолько отбить. - Старушка подтолкнула его в спину и повернулась к своим. - Так вот, о герое. А я, господа, думаю, что наследник обязательно золотоволосый должен быть. И чтоб кудри волнами так на плечи падали. Во все времена это признак благородного происхождения был. А еще ставлю перчатки на то, что он…
        Генри пошел прочь, чувствуя на лице улыбку. Все будет отлично, даже лучше, чем он думал. Теперь он совершенно такой же, как все, если только не будет снимать перчатки, а снимать их он больше не собирался.
        И он решительно направился к шумным людям, которые совершали странные движения под названием «танцы», - встав длинной линией и взявшись за руки, они разом подпрыгивали, били носком ноги о землю, потом пяткой - о колено другой ноги и мчались дальше. Иногда к ним присоединялись новые люди и ловко встраивались в эту линию. Вот бы понять, зачем они это делают, но пока ни одной идеи не было.
        Генри постоял, глядя на людей и запоминая движения. Он вдруг понял, что щели в земле, которыми были покрыты Пропасти, стали совсем узкими, будто стянулись изнутри: может быть, Ночным Стражам, которые в них жили, надоело, что над их обиталищем стоит такой грохот. Как бы то ни было, Пропасти выглядели теперь как обычная голая равнина, так что ноги он себе, наверное, не переломает, даже если примет участие в этих прыжках.
        Он выдохнул и, зажмурившись, влетел между двумя скачущими. Вот только он не сообразил, что надо схватить за руки соседей, его руки инстинктивно сжались в кулаки, а про ноги он вообще забыл. Соседи налетели на него, линия сбилась с шага, и все повалились друг на друга.
        - Эх ты, неумеха! - весело крикнул кто-то и встал, потирая ушибленную спину. - Кто тебя танцевать учил?
        - Никто, - пробормотал Генри, на всякий случай отползая подальше: вдруг они нападут на него за то, что он сделал?
        Но все поднялись, схватились за руки и как ни в чем не бывало поскакали дальше. Генри встал. Нет уж, это у него точно не получится. Надо сразу переходить к следующему совету.
        Он высмотрел в толпе парня с девушкой, у которых старушка советовала ему учиться. На этот раз они прижимались друг к другу губами, вообще не отрываясь. Это, наверное, какой-то прием для развития дыхания, чтобы потом лучше плавать под водой. Может, ему это и правда пригодится: на охоте иногда приходится скрываться в реке. Он подсел ближе и вытянул шею, но видно было плохо, и он залез на скамейку и встал над ними, стараясь получше разглядеть, как это делается. Но они вдруг оторвались друг от друга и одинаково сердито посмотрели на него, хотя на этот раз он точно ничего плохого не сделал.
        - Чего уставился? - проворчал парень. - Интересно?
        Генри кивнул.
        - Ага. Можете меня научить?
        - Тебе что, челюсть жмет? Могу поправить.
        Генри моргнул. При чем тут челюсть? Он смутно помнил, что при встрече принято спрашивать друг у друга что-то про здоровье - может, как раз это?
        - Нет, не жмет, все в порядке, - дружелюбно ответил он. - А тебе?
        Девушка повисла у парня на руке, но смотрела при этом на Генри, да еще так, будто глазами пыталась что-то ему сказать, но он ее не понимал.
        - Джереми, уймись, - строго сказала она. - Не надо. Может, он от этого заклятия умом тронулся. А ты иди, зачем его из себя выводишь?
        Генри захотелось сбежать, но он держался. Ему хотелось срочно научиться общаться с людьми. Сделать так, чтобы они считали его своим.
        - Я что-то не то сказал, да? Мне просто велели у вас учиться. Можно, вы еще раз покажете, и мы начнем сначала?
        Парень вздохнул так, будто у него в легких бесконечный запас воздуха, и встал, но девушка усадила его обратно.
        - Успокойся. Дыши глубже. Он же шутит. Ты же шутишь?
        Она посмотрела на Генри так, будто хотела, чтобы он сказал «да», но он помотал головой. И тут его осенило, что им сказать.
        - Кстати, это я нашел Сердце. - Он постарался улыбнуться шире. - Давайте я расскажу вам, как было дело, а вы мне расскажете, зачем вы…
        - По-твоему, это смешно? - мрачно спросил парень, и Генри понял: опять не сработало.
        - Джереми, не надо! Его, может, еще и по голове ударили! - Девушка крепче обхватила парня за плечо, жалостливо глядя на Генри. - И как тебе такая фантазия в голову пришла? Уверена: наследник, когда наконец объявится, окажется красавчиком. Может, даже красивее тебя, мой зайка. - Она засмеялась, прижимаясь к парню головой, и Генри не стал спрашивать, с чего она взяла, что этот здоровяк похож на зайца. - И в шикарной одежде, как Сивард на картинках. И обязательно на коне в золотой сбруе.
        - Дуреха ты, разве в коне дело, - продолжая поглядывать на Генри как на врага, буркнул парень. - Главное, чтобы меч у него был. Из старинной стали и в ножнах с разноцветными камнями. И уж точно он не какой-то чумазый простак в лохмотьях, который пристает к людям с дурацкими шуточками.
        - Но я не шутил, я правда хотел узнать, зачем вы…
        Джереми угрожающе поднял палец. Девушка напряглась, будто готовилась совершить мощный бросок ему наперерез.
        - Еще одно слово, парень, и ты доиграешься, - проворчал Джереми.
        - Но я не играю ни во что!
        - Иди отсюда, - хором сказали оба, и Генри понял, что попытка общения с грохотом провалилась.
        Он встал и побрел прочь. Краем глаза он увидел, что они привалились друг к другу и что-то обсуждали, переплетя пальцы, и Генри вдруг почувствовал что-то, похожее на зависть, хотя не мог понять почему.
        Третьим, что посоветовали ему старички, было найти новых друзей, и он надеялся, что на этот раз все получится. Неподалеку он как раз увидел веселую компанию: два рослых парня, сидя друг напротив друга, сцепились ладонями и, покраснев от усилий, пытались повалить руку противника на стол. Остальные сидели вокруг и подбадривали их криками. Это, наверное, была какая-то игра, и Генри молча подсел к ним. Он уже выучил, что вопрос «Зачем вы это делаете?» лучше держать при себе.
        Тут один со стуком уронил руку второго на стол, и все засвистели.
        - Да мы еще в неплохой форме, ребята! - крикнул парень, который выиграл. - Домов у нас теперь нет, а я говорю: ну и что! Мы теперь знаем вкус свободы! И что осталось с нами? Наша сила! - Он похлопал себя по мускулам на руке. - Потому что мы кто?
        - Мы - общество силачей сожженного Пенгривилла! - хором гаркнули остальные.
        - Да! А когда избранный вернется, мы станем кем?
        - Его личной охраной!
        Генри еле подавил улыбку. Они, наверное, долго учились вот так кричать одновременно.
        - Ребята, это наш час! - с жаром продолжал главный. - Когда он объявится, мы выйдем вперед, красивой ровной линией, как тренировались, и скажем что?
        - Мы к твоим услугам, наследник! С тобой наша сила и наша доблесть!
        - Да! И удар правым кулаком в грудь!
        - А зачем его бить? - не выдержал Генри. Ему хотелось разобраться, чего ждать.
        - Не его, а себя! - гневно пояснил сосед по скамейке. - Вот так! Это наш жест.
        - А зачем он нужен? - спросил Генри и тут же пожалел об этом: все десять парней сердито повернулись к нему.
        - Эй, сопляк, ты что тут забыл?
        - Я просто вас слушал. По-моему, кулаком себя в грудь не обязательно бить.
        - Тебя забыли спросить.
        - Да нет, не забыли, вы же вроде и спросили. - Он прокашлялся и громко сказал: - Я и есть тот, кого вы искали. Я наследник Сиварда.
        Хохот у них был богатырский, будто бочку катили по камням, но по знаку главного они перестали смеяться так же резко, как начали.
        - Да как ты смеешь позорить его великолепное имя своими… жалкими выдумками! - Главный встал, упираясь кулаками в стол. - Избранный будет просто огромный! Силач, каких еще свет не видал!
        - В драке легкость и скорость могут быть полезнее, чем вес, - ответил Генри, чувствуя, что голос становится тише с каждым словом. Остальные тоже начали вставать, и он понял, что опять сделал что-то не так.
        - Думаешь, ты такой умный?
        Генри кивнул. Отец всегда говорил ему, что дурак в северном лесу и дня бы не протянул, а он там всю жизнь провел.
        - Ребята, тут кто-то слишком умный! - рявкнул главный. - Давайте-ка разомнемся!
        Генри встал, чтобы не смотреть на них снизу вверх. Его сразу окружили, и у него мелькнуло смутное подозрение, что они хотят подраться.
        - Ну, сейчас будет весело. - Главный напряг мышцы на руках так, будто это должно было напугать.
        И Генри понял: это просто игра. Так детеныши животных дерутся - не всерьез, просто ради веселья. Тут его размышления прервал кулак главного, который летел в его сторону так предсказуемо и неуклюже, что Генри даже с места не пришлось сходить. Он просто отклонился в сторону, и кулак врезался в подбородок парню, который стоял у него за спиной. Тот гневно завопил.
        - И правда, весело, - добродушно сказал Генри. Теперь уж точно ясно, что они это не всерьез. Они двигались, как люди, которые понятия не имеют, что такое настоящая драка. - Только вы слишком плотно меня окружили. Вам же самим мало места для маневра, друг по другу попадете. Будет интереснее, если вы отойдете подальше.
        - Ты что, будешь нас учить драться?
        Вот, разговор начал складываться.
        - Конечно, давайте. Я могу, - с готовностью кивнул Генри.
        На этот раз ударить его попытался тот, кому досталось в прошлый раз. Генри присел, и удар пришелся по главному.
        - Может, попробуете все вместе? - предложил Генри.
        Кажется, эта идея всем понравилась: остальные тут же бросились на него. Генри скользил между ними: пригибался, нырял вниз, уклонялся, делал шаг то влево, то вправо. За то время, которое они тратили на то, чтобы сделать угрожающее лицо, сжать кулак, размахнуться и ударить, он успевал заскучать, но когда десять человек делали это разом, было интереснее. Правда, они не воспользовались его советом насчет того, чтобы разойтись подальше, и вместо него все время попадали по своим же приятелям.
        В результате пять минут спустя все десять силачей Пенгривилла сидели на земле, держась за носы, подбородки и щеки, а он за все время даже ни разу не вынул руки из карманов.
        - Ладно, главное - больше тренироваться, - утешил он. - Хотите, еще раз попробуем?
        Все, как по команде, отползли подальше и неуклюже поднялись на ноги, с опаской глядя на него.
        - Да он не в себе, братцы, пошли отсюда! - потирая щеку, пробормотал главный.
        - Он небось из Барнаби-на-Западе, - прошептал один. - Там, говорят, все чокнутые.
        Силачи разом попятились.
        - Подождите! - начал Генри. - Вы куда? Мы же только начали!
        Ему казалось, в этот раз он отлично справился, но они посмотрели на него одинаково круглыми глазами, а потом бросились бежать, каждую секунду оглядываясь.
        - Я думал, мы будем друзьями! - безнадежно крикнул Генри им вслед, но они припустили только быстрее.
        Генри обернулся, выискивая, с кем бы еще поговорить, и понял, что все, кто сидел поблизости, подозрительно смотрят на него. Кажется, надо было что-то сказать, и он вспомнил, как с ним здоровался тот парень на скамейке.
        - Привет. Вам челюсть не жмет? - Он улыбнулся, но это почему-то не помогло. - Эй, стойте, куда вы? Я же просто…
        Но всех вокруг уже как ветром сдуло. И Генри побрел туда, где стояли несколько сдвинутых вместе пустых столов, спрятался за ними и сел на землю, обхватив руками колени. Он просто хотел быть, как все, а он почему-то все равно чужой, зря он вообще с ними заговорил, ничего не получится, и…
        Кто-то погладил его по плечу, и Генри подскочил.
        - Да, еще многому надо научиться, - вздохнул Пал и еще раз провел своими деревянными пальцами по его плечу. - Этот жест у людей значит утешение и ободрение. Запомни, пригодится.
        - Когда пригодится? Они не хотят, и… Они мне даже не верят! Я никогда не смогу стать таким героем, какой им нужен. Никогда.
        - Знаешь, чему учат сказки о героях древности?
        - Да, вот это сейчас очень вовремя.
        Пал вздохнул.
        - Неудивительно, что ты не понимаешь ценности сказок. Вряд ли Освальд читал их тебе перед сном.
        - Потому что от них толку никакого, и… Что?! Вы все с самого начала знали, что Освальд мой отец?
        Скриплер сделал вид, что изучает ножку стола.
        - Не могли сразу сказать?
        - Всякому знанию свое время.
        - То есть сейчас вы знаете еще кучу всего, что могло бы мне помочь, но не говорите, потому что не время?
        - А ты начинаешь понимать, как все устроено!
        Генри застонал и прижал ладони к лицу.
        - Не говорите остальным про отца, ладно?
        - Мы умеем держать язык за зубами. В основном потому, что у нас нет языка и зубов. Только дерево. - Он широко открыл рот, и Генри уткнулся лицом в колени.
        - Не хочу даже знать. Так чему там учат сказки о героях?
        - Тот, кого считают ненужным, может оказаться тем, кто спасет всех. А еще - запомни, пригодится - лучший герой способен сделать героями и других, хотя бы ненадолго. Поверь, скоро у тебя появится шанс доказать, под силу тебе это или… - Скриплер вдруг замер, прислушиваясь к чему-то. - Идет восточный ветер.
        - А это тут при чем?
        - Это значит, что нам пора.
        От неожиданности Генри замер, не зная, что сказать, а Пал порылся под столом, достал неизвестно откуда большой холщовый мешок и начал торопливо бросать в него пустую посуду со столов.
        - Вы что, просто уйдете? Я думал, вы будете нам помогать! Я думал, что вы…
        - Мы устроили одно из своих лучших чаепитий, и оно подходит к концу. Ты разбудил Сердце, Генри, а значит, разбудил волшебство. Оно бывает не только добрым. Вон там, на востоке, королевский дворец. - Скриплер ткнул крючковатым пальцем куда-то в темноту. - И ветер идет оттуда, я чувствую. Я ждал этого, просто не так скоро.
        Легкий ветерок протащил мимо салфетку, и скриплер проводил ее тоскливым взглядом. Он будто разом сморщился, морщины на коре стали глубже.
        - Оно там уже давно. Когда его слишком много, оно приобретает способность перемещаться. Даже бедняга ветер его боится - и дует, куда прикажут. А сейчас оно явилось, чтобы напугать вас.
        - «Оно» это что?
        - Зло, - замогильным голосом сказал скриплер. - Ты же не думал, что все закончилось?
        - Вообще-то думал. Слушайте, это просто нечестно! Вы что, хотите сказать, что спокойная жизнь продолжалась один день и я половину его проспал, а теперь из-за какого-то ветра… Да что за глупости! Освальд просто человек, он не может вызывать ветер! Сердце уже нашли, что теперь может случиться?
        Пал прислушался, поводя ветками.
        - Мои братья меня зовут. Они напуганы - нас оно ненавидит не меньше, чем людей. Нет времени на объяснения.
        - Ну, это, уж конечно, кто сомневался?
        Скриплер развернулся к нему так резко, что едва не ударил мешком с посудой.
        - Прими на прощание один мудрый совет, наследник: то, что обитает там, будет становиться только сильнее. Не вздумай отступать - если кому и удастся его одолеть, то только тебе.
        - Мне? Да я даже общество силачей Пенгривилла не могу убедить, что я герой!
        - Тебе под силу куда больше, чем ты думаешь. - Пал высунулся из-за стола, печально глядя туда, где люди продолжали свои странные прыжки. - И еще одно. Эти люди были ближе всех, когда Сердце засияло в полную силу, а значит, оно щедро их одарило. У них очень сильные дары.
        - Да, по ним заметно, - проворчал Генри. День определенно начинался не так, как ему бы хотелось.
        - Имей терпение и увидишь, что будет. Но сейчас эти люди уязвимы, ничего не стоит их уничтожить, и поверь, оно попытается так и сделать. Это племя первых мастеров. Они очень важны. Обещай, что сохранишь их.
        - Они видеть меня не хотят, а я… - Но Пал посмотрел на него так строго, что Генри проглотил остаток фразы. - Ладно, как скажете. Обещаю, я сохраню их. И выясню, что там во дворце. Не думаю, что это будет сложнее, чем найти Сердце.
        - Поздравляю, первая удачная шутка за сегодня. - Пал еще раз тронул его плечо. - А теперь иди, дружок, повеселись хоть немного. Никто не должен во время праздника сидеть один. А мне пора спасать посуду. - И с этими словами он нырнул в щель между двумя столами.
        Генри встал. Ему было как-то не по себе, даже звяканье музыкального инструмента, на котором играл вдалеке пожилой мужчина, сейчас казалось тревожным: одинокий пронзительный звук среди бесконечной равнины. И Генри вдруг понял, что не исполнил еще одно напутствие стариков: «Вспомни старых друзей».
        За столом, где сидели Олдус, Агата и Сван, ничего не изменилось с тех пор, как Генри был тут последний раз. Эти трое, кажется, были единственными, кто всерьез понял, что к людям вернулись дары, и праздник их уже не интересовал.
        Олдусу Прайду, капитану королевских посланников, повезло больше всех: он свой дар обнаружил случайно. Решил написать королю письмо о том, как нашли Сердце, а остановился часов через десять. То есть только сейчас.
        - Готово! - Увидев Генри, Олдус торжественно хлопнул о стол такой толстой пачкой листов, что сорока, сидевшая перед ним на столе, вздрогнула и проснулась. Посмотрела на стопку бумаги, гневно заклекотала и улетела. - Эй, куда! - возмутился Олдус, но она уже скрылась из виду. - Скриплеры уверили меня, что она доставит мое послание на королевскую почту в целости и сохранности, а теперь…
        Но тут сорока вернулась, и за ней летели еще шесть. Они уселись на стол и с раздражением посмотрели на Олдуса.
        Олдус широко улыбнулся и разделил пачку листов на семь частей, каждую скрутил трубочкой и начал по очереди привязывать к лапам сорок.
        - Король просто зачитается! - с сияющим видом сообщил он. Генри кивнул. Он лихорадочно думал о том, зачем пообещал скриплерам спасти непонятно от чего шесть сотен человек. - Это будет сказка нового времени! Вы не представляете, с какими почестями вас встретят во дворце!
        Генри прокашлялся, глядя, как сороки с историей его приключений улетают во дворец.
        - А этот дворец, ну… жутковатое местечко, да? - на пробу спросил он.
        Олдус посмотрел на него так, будто большей глупости никогда не слышал.
        - С чего вы взяли? Это самое прекрасное место в королевстве. Уверяю вас: такой роскоши вы в жизни не видели. - Он зевнул и растянулся на скамейке. - Как же спать хочется. Отдохну, пожалуй. Утром проснемся - и сразу во дворец. Увидите, какая там…
        И он уснул, не договорив до конца.
        - Да, он уснул, в том нет сомнений. Ведь он устал от приключений. - Сван мрачно подпер кулаком голову. - Нет, не получается.
        Сван мечтал обрести дар сочинять лучшие в мире стихи и еще вечером объявил, что собирается написать поэму, но, судя по печальному лицу и по вороху исчерканных листов, получалось у него так же, как всегда. А вот у Агаты, кажется, дела шли неплохо. Она с вечера пробовала делать все подряд, чтобы выяснить, к чему дар у нее. Сейчас она пыталась починить сломанную табуретку и как раз приладила ножку. Агата повернулась к Генри с торжествующим возгласом - и тут табуретка с грохотом развалилась.
        Агата застонала и приложилась лбом об стол. Ждать от нее более подробного выражения чувств было нечего. И Генри внезапно вспомнил: то, из-за чего она онемела, произошло во дворце. Заклятие молчания. И она почему-то не хотела говорить, как именно это случилось.
        Все дороги ведут в этот странный дворец.
        - Эй, ребята, что-то темнеет, да и ветер поднялся! - крикнул кто-то вдалеке. - Давайте самый последний кружок парданги, и баиньки! А ну-ка, все вместе!
        Ему ответил нестройный свист и шум голосов.
        - Пойдемте потанцуем, - брякнул Генри.
        Агата подняла брови. Неодобрение на ее лице горело, как фонарь в темную ночь.
        - Я толстый, мне нельзя, - вздохнул Сван. - Я весь трясусь, когда танцую, и надо мной смеются. А она из королевского дворца. Почти как принцесса, да? Они там так не пляшут.
        Ветер подхватил покрытые кляксами листы, лежавшие перед Сваном. Тот тоскливо посмотрел им вслед, но ловить не стал. Генри взял его за руку, а второй сжал ладонь Агаты и потянул их за собой. Он думал, они начнут спорить, но они стиснули его руки только сильнее, и даже через перчатку было странно чувствовать, что кто-то держит его руки и не боится.
        На этот раз в длинную линию танцующих встали даже те, кто до этого сидел за столами, и Генри, приказав себе не бояться, шагнул прямо в середину этой линии, утягивая Агату и Свана за собой. Те ловко ухватили за руки соседей, и они поскакали - так же, как все. И Генри понял: это не сложно, когда ты уже вместе с другими, - будто что-то внутри его знало, что надо делать.
        И когда все остановились, тяжело дыша, с красными щеками, смеясь и глядя друг на друга, до Генри наконец дошло, зачем люди это делают. Просто потому, что это весело. Он огляделся, высматривая среди столов Пала, - ему хотелось, чтобы тот увидел его успехи. Но ни одного скриплера вокруг не было. Они исчезли, прихватив салфетки, посуду и добрую половину мебели. Генри кольнула тревога. Он понял, что они уйдут, но не думал, что так скоро.
        А потом все светляки в воздухе погасли одновременно, и Пропасти накрыла темнота. Темнота - и ветер.
        - Что за… - начал кто-то рядом с Генри, но закончить не смог - порыв ветра заставил его замолчать.
        И Генри наконец понял, что имел в виду Пал. Это был не просто ветер.
        Он нарастал с каждой секундой, тонко звенел - сухой, странный, удушающе-холодный. Подняв голову, Генри понял, что небо, пять минут назад совершенно чистое, затянуло тучами. А на востоке в тучах вспыхивали молнии, что-то грохотало, будто тяжело ворочалось в небе.
        Люди вели себя так, будто их никогда не заставала в горах гроза или снежная буря. Одни сбились вместе, как испуганные животные, другие ловили подхваченные ветром платки и шапки, третьи носились туда-сюда вообще без всякой цели, бессмысленно наталкиваясь друг на друга. Генри вспомнил, что поддержанием порядка в королевстве занимаются посланники, а сейчас бы порядок точно не помешал. Он высмотрел в темноте их зеленые мундиры и понял, что, кажется, многого от них ждать не стоит. Все пятьдесят стражей порядка держались друг за друга, будто опасались, что ветер может разнести их в стороны, и о чем-то спорили. Может быть, пытались понять, куда делся их капитан, когда он так нужен. А капитан был единственным, кто не обращал на ветер ни малейшего внимания. Олдус спал крепко, как новорожденный детеныш, и только сквозь сон пытался накрыться листом бумаги.
        Тут мимо Генри пробежала толстая женщина, прижимая к груди двоих детей. Кажется, она пыталась нагнать шляпу, которая катилась по земле так, будто убегала от хозяйки. Генри схватил ее за локоть.
        - Не надо! - крикнул он ей на ухо. Ветер бросал ему в лицо концы ее шарфа, пахнущего чем-то сладким. - Прячьтесь в рощу, ясно?
        Она сердито вырвала руку из его хватки.
        - Тебя забыла спросить! Последнего имущества лишают! - зло бросила она и вернулась к погоне за шляпой.
        Генри беспомощно завертел головой. Ветер нарастал, тяжелый, злобный, может, днем это не было бы так жутко, но сейчас, в темноте, больше не освещенной светляками, на пустынной равнине, которую все в этом королевстве считали краем света, даже Генри стало не по себе. Рядом с ним Агата сжалась на земле, зажав уши. Вокруг нарастали крики, звуки падающих столов и скамеек, и Генри заставил себя не бояться, отец всегда говорил ему: не паникуй, думай, решение всегда есть.
        Он вдохнул глубже, представил, что опасности нет, - и сразу кое-что понял. Кое-что, чего другие явно не понимали: опасности ведь и правда нет.
        - Это же просто ветер, он не может вам ничего сделать! Это! Просто! Ветер! - крикнул он с такой силой, что на секунду ему показалось, будто он оглох от собственного крика. А потом сообразил: нет, вокруг наступила тишина. Ветер утих - не исчез, а притаился, будто ждал чего-то, прижавшись к земле, как зверь перед прыжком.
        Генри чуть не присвистнул. Пал сказал ему: «Ты можешь больше, чем тебе кажется», но он не думал, что это работает вот так. Он вдохнул глубже, решаясь, и подошел к усатому мужчине, который держал в руке что-то вроде самодельного факела, чудом не погасшего от ветра. Вытащил его из дрожащих пальцев - мужчина выглядел так, будто со страху позабыл, что держит что-то в руке, - и залез на стол: самый большой из всех, тот, что чудом устоял.
        - Слушайте меня, - сказал Генри, и все сразу повернулись к нему: к пятну света в блеклой от луны темноте. - Бояться бесполезно, ясно? Если ветер начнется снова, прячьтесь в роще с подветренной стороны. Там деревья толстые, выстоят. Если еще усилится - ложитесь на землю. Не ловите вещи, унесет, и ладно. И держитесь подальше от мебели, может ударить.
        На этом он посчитал свою задачу выполненной и собирался уже спрыгнуть со стола. Но тут из толпы раздался дрожащий голос:
        - Братцы, парнишка верно говорит. А только я вот чего не понимаю: дела какие-то плохие опять творятся, а избранный так и не объявился. Пора бы уже. Ума не приложу, как он мог нас сначала спасти, а потом бросить.
        - Точно! Точно! - закричали в ответ.
        Генри вздохнул. Кажется, от ветра у них выдуло из головы остатки сообразительности.
        - Если ты ждал подходящего момента, это он, - сказал Сван.
        Генри посмотрел вниз: толстяк стоял, крепко вцепившись в стол, и смотрел на него. Агата рядом с ним кивнула. У Генри пересохло во рту. Если они верят в него, и другие поверят.
        - Я и есть избранный, - терпеливо сказал он, выше поднимая факел. - Барс выбрал меня. Он дал мне первую подсказку, а волшебник по имени Тис мне помогал. Правда, он погиб. Освальд убил его. Так что на этот раз придется нам обойтись без волшебников.
        Над Пропастями воцарилась тишина. Все смотрели на него недоверчиво, будто не могли решить, рассмеяться или прогнать его. На секунду Генри показалось, что сейчас появится Барс и скажет всем: «Он говорит правду, слушайте его!» Но, видимо, такое бывает только в сказках.
        - Да какой из него герой? - прокричала какая-то женщина. - Мы что, вот такого триста лет ждали? Этот сопляк просто воспользовался тем, что ветер улегся, и решил нас заморочить! Давайте подождем, вдруг настоящий все-таки придет?
        Генри уже открыл рот, чтобы попытаться еще раз, и тут произошло то, чего он боялся больше всего.
        - Слушайте, братцы, а ведь я его знаю, - пронзительным от страха голосом крикнул кто-то. - Это же разрушитель! Тот, которого посланники искали! Его портреты по всей нашей деревне висели!
        Стало очень тихо, только выл опять поднимающийся ветер. А потом кто-то из посланников взревел:
        - Так и знал, что это он! Мы ж его вчера арестовать хотели, а он нам заливал, что не он на портретах был! А мы и поверили - после заклятия мозги у нас в смущении были!
        - Теперь-то не уйдешь! - крикнул другой посланник.
        У Генри похолодела спина. Он был уверен, что вот это точно осталось в прошлом, - и ошибся. Они вспомнили.
        А он вспомнил, что вчера в приступе какого-то безумного вдохновения убедил посланников, что они не его искали. Но это было сразу после того, как он нашел Сердце, и его будто несла какая-то сияющая волна. А сейчас, когда сотни людей угрожающе глядели на него из темноты, он не мог выдавить ни слова, будто язык прилип к нёбу.
        Олдус Прайд вчера так увлекся своим сочинением, что просто забыл рассказать хоть кому-то, что Генри им не враг. А теперь Генри видел в их глазах то же, что привык всю жизнь видеть на лицах людей. Как будто не было последних двух недель - все вернулось к тому, что было.
        - Ах ты, тварь! За наследника Сиварда решил себя выдать! - рявкнула пожилая женщина рядом с ним. - И как наглости хватило!
        Генри сделал шаг назад - и толпа разом сделала шаг вперед.
        - А ну держи его, ребята! - крикнул кто-то, и остальные подхватили.
        Возмущенные голоса нарастали отовсюду. Генри уже не понимал, ветер это шумит или они, чувствовал только угрозу, ненависть. Для него все всегда кончается одинаково. Посланники уже проталкивались к нему сквозь толпу, но Генри знал: ни до какой Цитадели они его не довезут. Все эти люди сорвут зло и страх на том, кого считают врагом. Они убьют его прямо здесь. Даже если Олдус проснется и что-то скажет, их уже не остановить.
        Сван что-то ему кричал, но Генри не мог разобрать слов. Кровь стучала в ушах оглушительно, будто он глубоко под водой, и он просто застыл, стоял и ждал, когда все закончится. У него больше не было сил спасаться.
        А потом на его плече сжалась чья-то рука, толпа издала невнятный испуганный вопль, и Генри медленным, одеревеневшим движением повернул голову влево.
        Рядом с ним стоял отец. Или Освальд, что теперь стало одним и тем же.
        Судя по тому, с каким визгом начали разбегаться люди, они тоже узнали этот железный костюм со шлемом.
        - Что ты творишь, - тихо сказал отец. - Ты же в любой момент можешь уйти отсюда. Дом Тиса, забыл?
        И Генри вспомнил о прощальном подарке волшебника. «Просто представь мой дом - и окажешься там». А отец тем временем заговорил громче - так, чтобы слышали все. Отрывистым, страшным голосом Освальда.
        - Я вижу, вы меня узнали. Разрушитель под моей защитой, и сейчас мы с ним…
        Договорить он не успел: Генри зажмурился и представил себе облачный дом, ему хотелось оказаться далеко отсюда, далеко от отца, от этих людей. В следующую секунду все вокруг будто подернулось туманом, и он рухнул на пол в прихожей дома Тиса.
        Там было оглушительно тихо, алый ларец с Сердцем волшебства заливал комнату мягким, ровным светом, и пару секунд Генри просто дышал, вжавшись щекой в пол. Здесь он в безопасности.
        - Уютное местечко, всегда хотел тут побывать, - раздался голос у него над ухом, и Генри похолодел. Отец держал его за плечо, а значит…
        Через секунду Генри был уже на ногах, закрывая спиной Сердце, которое он вчера - вот болван! - просто оставил на комоде. Но отец даже не встал с пола, только не спеша стянул шлем и положил рядом.
        Они не виделись всего день, но он изменился: лицо осунулось, побледнело, под глазами залегли серые тени. Пару секунд отец смотрел на Генри, потом встал и уселся в кресло, обитое цветастой тканью. Скрестил ноги и откинулся головой на спинку - так, будто у них есть все время в мире.
        - Я думал, мы больше не увидимся, - выдавил Генри. - Думал, ты…
        - Проиграл? Конечно. - Отец пригладил мокрые от пота волосы. Видимо, в железном костюме было довольно жарко. - Но я проиграл только одну партию, а тут как в шахматах: это еще не значит, что ты плохой игрок.
        Генри крепче вжался спиной в комод.
        - Ты что, думал, я забьюсь куда-нибудь в тихий уголок и там скончаюсь от грусти, что все пошло прахом? - как ни в чем не бывало спросил отец. - Я бессмертный, Генри, ты не забыл? И при этом не люблю терять время - сколько прекрасных качеств в одном человеке! Умение быстро оправиться от поражения я всегда считал одним из самых ценных. - Он вяло, едва заметно улыбнулся. - А сохранить победу иногда важнее, чем победить. Кстати, у вас с этим пока не очень.
        Он перевел взгляд за спину Генри, туда, где стояло Сердце. Генри тоже оглянулся, и до него дошло то, что он должен был заметить сразу: вчера, когда он оставил здесь Сердце, оно светилось ярче.
        - Ты знаешь, что с ним? - Генри положил ладонь на крышку ящика, под которой все так же ровно, успокаивающе билось Сердце.
        Было безумием вести этот разговор с тем, кто превратил его жизнь в кошмар, надо было сразу броситься на него, драться, делать хоть что-то, но Генри едва заставлял себя даже говорить. Он слишком устал.
        - Конечно, знаю, - бросил отец. - Но ты же не думаешь, что скажу? Ты зажег Сердце снова, но это ненадолго. Каждой вещью надо уметь пользоваться. И будь уверен, на этот раз оно погаснет не от моих злодейских планов, а из-за глупости людей. Так что не жмись к комоду с таким суровым лицом, я ничего не сделаю. Будем считать, что пляски вокруг этого ящика остались в прошлой шахматной партии, а теперь мы начали новую.
        Отец побарабанил пальцами в железной перчатке по подлокотнику, и Генри вдруг понял, почему две недели не узнавал его в Освальде. Не только из-за того, что доспехи меняли голос, - в них он даже слова произносил по-другому. Коротко, зло, отрывисто. А сейчас отец говорил как тот человек, которого Генри знал всю жизнь, и вот это было действительно невыносимо.
        - Выглядишь ужасно, - уронил он, надеясь, что этот хриплый выдох сойдет за голос уверенного в себе взрослого человека.
        - Надо же. Я не учил тебя говорить комплименты, а ты это уже освоил. - Отец криво улыбнулся и отпихнул ногой одну из кошек Тиса, которая подошла к нему. - А ты выглядишь живым, и это большое улучшение по сравнению с нашей прошлой встречей.
        Остальные пять кошек тоже вышли в прихожую и уселись в линию, глядя на Освальда ничего не выражающим взглядом. Даже если они понимали, что он убил их хозяина и обманом проник в этот дом, по ним это было незаметно.
        - Где Хью? - выдавил Генри, и все шесть кошек одновременно повернули головы к нему.
        - Больше тебя ничего не волнует? - пробормотал отец, закрывая глаза. Он как будто и мысли не допускал, что Генри может на него броситься, что после вчерашнего было даже странно. - С ним все прекрасно, он мне еще пригодится. Ты бы о себе лучше волновался. Так рвался общаться с людьми - и такой бесславный финал. Если б не я, они бы тебя на куски разорвали.
        - Откуда ты там взялся? - Генри прокашлялся, пытаясь сделать так, чтобы его голос звучал угрожающе. - Эти доспехи любой бы узнал, но никто тебя не видел. А значит, ты оказался возле стола, на котором я стоял, сразу перед тем, как залезть туда. И тогда, на ярмарке: ты появился на площади, а когда я вернулся домой, ты уже тоже был дома. И все эти годы ты как-то проворачивал свои дела, заманивал людей в башню и все такое. Но в то же самое время был со мной, в лесу. Как такое возможно?
        - Темные дела вершатся ночью, когда хорошие детки спят. - Отец вдруг улыбнулся так, будто доволен его сообразительностью.
        На секунду Генри почувствовал знакомую гордость, но тут же попытался ее задавить.
        - Как ты можешь перемещаться так быстро? - повторил он. - Ты же не волшебник.
        - А ты подумай. Ответ очевиден, но после вчерашнего голова тебя все-таки подводит.
        - Какой-то волшебный предмет?
        Отец неопределенно покачал головой. Он всегда так делал, когда Генри говорил что-то глупое, и Генри разозлился: и на него, и на себя. Отец оказался главным злодеем в королевстве, а говорил с ним так, будто ничего не случилось.
        - Что тебе от меня надо? - резко спросил он, по-прежнему не сходя с места.
        - О, я всего лишь спас тебя от смерти, не стоит благодарности. А теперь собираюсь спасти еще раз.
        - Забавно это слышать от того, кто две недели пытался меня убить.
        - Ни разу. Если вспомнишь все свои приключения, у человека в железных доспехах были десятки возможностей убить тебя, и он ни разу ими не воспользовался. Маленькие, чуть смертельные опасности не в счет. Я знал, что это тебя не убьет. Дар тебя защищал, и еще - ты мой сын, и я сам тебя обучил. - В его голосе проскользнула такая гордость, что у Генри сжалось сердце. - Но сейчас твой дар ослабел, и на этот раз он тебя не защитит.
        - От чего?
        - Ты вчера вернул людям дары, а значит, и мне тоже. И теперь я снова вижу будущее. Я пришел сказать тебе: не ходи во дворец.
        Опять этот дворец.
        - С чего ты взял, что я вообще туда собирался? - пробормотал Генри.
        Олдус Прайд предлагал ему отнести Сердце во дворец, король скриплеров велел идти туда же, но отец не мог этого знать.
        - Будущее создается решениями. - Отец пожал плечами, будто это очевидно. - Ты принял решение пойти во дворец, и я увидел, что будет. Хочешь предсказание?
        - Нет.
        - У меня их для тебя даже три, - ровным, ничего не выражающим голосом произнес отец. - Если пойдешь во дворец, Сердце, с которым ты так носишься, снова будет потеряно. Тебя посадят в клетку, как зверя. А потом ты умрешь от руки человека, которому доверял.
        - С чего мне тебе верить?
        С того, что мне выгодно, чтобы во дворец ты все-таки пошел. В моем видении было кое-что, для меня очень приятное, но я не желаю тебе смерти. Едва уговорил одного своего друга помочь мне тебя предупредить. Дать тебе хотя бы шанс. Уж поверь, уговорить было непросто. - Отец выпрямился и посмотрел на него таким тяжелым взглядом, что до Генри вдруг дошло: он говорит правду. - У меня этот проклятый дар был с семи лет. Я знаю о нем все. И видит Барс, если твоя нога переступит порог дворца, что бы ты ни делал потом, все придет к одному. К твоей скорой смерти.
        Генри молчал. Это все было как-то слишком для одного дня.
        - Поэтому вот что я тебе предлагаю. - Не дождавшись ответа, отец заговорил снова. - Отсюда ты вернешься в наш старый дом в горах и будешь сидеть очень тихо. У меня есть одно дело, но, когда с ним будет покончено, я заберу тебя. И поверь, я дам тебе все, что ты хочешь. Никто больше не посмеет тебя тронуть. Ты ведь мечтаешь быть среди людей в безопасности.
        - Откуда ты знаешь?
        - Тебе только исполнилось шестнадцать, а мне триста сорок лет. Это называется жизненный опыт.
        Генри коротко улыбнулся, и ничего веселого в этой улыбке не было.
        - И я даже без него знаю: ты мечтал стать королем. Твое дело, случайно, не включает эту деталь? - негромко спросил он.
        Отец изменился в лице, чуть заметно, но достаточно, чтобы Генри понял: угадал.
        - Я уверен, нет никакого предсказания, - отрезал Генри, и на этот раз голос ему не изменил. - Ты ничего не видел, просто опять пытаешься меня использовать. И я…
        Освальд поднялся, и Генри невольно опять вжался спиной в комод.
        - Ты - что? Пойдешь во дворец? Опять попытаешься доказать людям, какой ты хороший? - Отец остановился посреди прихожей. - Может, хватит наступать на те же грабли? Ты никогда не станешь их героем. Они все читали сказку о разрушителе. Можешь им хоть луну с неба достать - но ты всегда будешь для них чудовищем. И куда бы ты ни пошел, что бы ни делал, все начнется снова. Так, как сегодня.
        - И поэтому ты решил убедить тех людей, что мы с тобой заодно? - разозлился Генри. - Не делай вид, что мы друзья. Я тебя ненавижу, - последнее вырвалось у него так неожиданно, что он испуганно закрыл рот, а отец вдруг тихо рассмеялся.
        - Ой, ну хватит. Конечно нет. Как будто я не знаю твое нежное, чувствительное сердце, которое готово привязаться к любому волчонку или птенчику. - Отец шагнул к нему. - И больше всего тебя злит то, что я все еще твой отец, и ничто этого не изменит. А знаешь, что больше всего злит меня?
        Еще один шаг в его сторону. Теперь их отделяло друг от друга меньше метра.
        - То, что я тоже люблю тебя всем своим черным сердцем. - Отец криво усмехнулся и сделал еще один шаг. - И я не хочу тебе смерти. Но кое-кто другой хочет ее больше всего на свете.
        Последний шаг - теперь они стояли вплотную, и отец прибавил негромко, на ухо, будто кто-то еще мог услышать:
        - Мое предсказание - чистая правда, и в нем не я тебя убиваю. Не ходи во дворец, послушай доброго совета.
        - Ты знаешь, что это был за ветер? - тихо спросил Генри, глядя прямо перед собой, в блестящие доспехи на плече отца, в искаженное отражение собственного лица.
        - Конечно.
        - И знаешь, что за опасность там, во дворце?
        - Знаю.
        - Но мне не скажешь.
        - Естественно. Все это тебя не касается. - Отец вдруг накрыл рукой что-то, висевшее у него на шее, Генри не успел разглядеть что.
        - Я обещал скриплеру защитить тех людей, - пробормотал Генри, сам не зная зачем, и отец рассмеялся.
        - О, это так в духе волшебных существ - брать с людей невыполнимые обещания. Вот кому здесь надо спасаться. - Отец взял Генри за подбородок, и тот не попытался вырваться. - Просто сделай, как я говорю. Нам с тобой незачем ссориться. Знаешь почему? Я могу сказать тебе и без всяких предсказаний: какое бы будущее ни наступило, я всегда буду рядом, всегда за твоим плечом. От этого ты никуда не сбежишь. Всегда будем ты и я. - Он вдруг прикоснулся губами к его лбу, и Генри вздрогнул.
        А потом отец шагнул назад, подобрал шлем и вышел, закрыв за собой дверь. От неожиданности Генри не сразу сообразил, что дверь была не входная. Он запоздало рванул ее на себя - за ней оказалась гостиная.
        Он осмотрел все углы - но она была совершенно, абсолютно пуста.
        Генри рухнул на диван и какое-то время лежал, глядя в стену. Кошки запрыгнули вслед за ним, терлись о ноги, пытались устроиться под его рукой, и Генри вдруг почувствовал себя очень старым. От радости вчерашнего дня ничего не осталось.
        Вокруг светлело. Время здесь будто шло быстрее, приближался рассвет. Может, остаться здесь насовсем? Наверняка тут есть какие-то запасы. Он ведь даже не проверил, что, собственно, есть в доме. И чтобы ни о чем не думать, он тяжело поднялся с дивана и приступил к исследованиям.
        Получив в наследство дом волшебника, смутно надеешься найти в ящиках много чего интересного, вроде непобедимого оружия или, скажем, бесконечных запасов еды, но ящики были совершенно пусты - ничего, кроме кошачьего печенья. Генри попробовал одно и выплюнул - мерзкое на вкус, - но кошки тут же принялись за него, когда Генри высыпал остатки на пол.
        Генри пришлось довольствоваться единственной находкой: на кресле в спальне он обнаружил длинную бледно-серую одежку с капюшоном, которую Сван называл халатом. Генри взял ее в руки. Тис обещал быть его наставником, обещал всегда помогать ему, а теперь он умер, и надеяться не на кого. Лучше всего сделать так, как велел отец. Отсидеться. Спасти свою жизнь. Отец прав: людям он больше не нужен. Генри еще раз посмотрел на халат в своих руках, а потом в странном порыве надел его. Тот оказался на удивление удобным, и пахло от него печеньем и чем-то уютным, как будто Тис все еще рядом.
        - Давай не будь трусом, - пробормотал Генри себе под нос, представляя, что это старик говорит ему. - Сам знаешь, что надо сделать.
        Отец думал, что он либо послушается его, либо назло ему пойдет во дворец, но ведь есть еще и третий вариант. Генри упал в кресло, сунув руки в огромные карманы, и понял, что они не пусты.
        В одном оказался полосатый шарф и мятая, потертая тряпка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась холщовой сумкой. Во втором была маленькая книжка в потрепанной черной обложке. Генри пролистал ее и разочарованно понял, что это просто сказки с картинками. Он без интереса сунул книгу обратно в карман - еще парочка историй о волшебстве, которые сейчас ничем не помогут.
        А потом он еще раз посмотрел на шарф и сумку и внезапно понял странную вещь. Старик оставил ему ровно то, что нужно.
        Генри медленно намотал шарф так, чтобы он закрывал половину лица, до глаз. Сильнее затянул пояс халата, надел капюшон и вышел в прихожую. Попробовал положить ларец с Сердцем в сумку - и даже не удивился, когда она подошла ровно по размеру.
        Тис верил в него. Сван с Агатой верили в него. Он должен попытаться - хотя бы еще один раз. Потому что, если Сердце погаснет, значит, все было зря. Он перекинул сумку через плечо, открыл входную дверь и поглядел на плотную облачную пелену внизу, подсвеченную рыжим светом раннего дня.
        Услышав низкий мяукающий звук, он обернулся. Кошки, все шесть, сели в ряд, одинаково глядя на него - так, будто ждали объяснений его ухода, и Генри, чувствуя себя ужасно глупо, спросил:
        - Вы что, хотите со мной?
        Они, конечно, не ответили, - как можно ждать от зверей чего-то другого? Тогда он сам поднял одну, шагнул к двери, но кошка зашипела, вывернулась и спрыгнула на пол. Не хотят.
        И он махнул им рукой на прощание. Медленно выдохнул, решаясь, а потом закрыл глаза и шагнул вперед.
        Глава 2
        Принц на черном коне
        Вернуться туда же, откуда сбежал, было безумием, но именно это Генри и сделал. Вот только когда туман вокруг рассеялся, он с трудом узнал место, где хотел оказаться. А точнее, то, что от него осталось.
        Было уже светло - серое, пасмурное утро, - и одно стало ясно сразу: ветер побывал тут снова. Половина деревьев в эвкалиптовой роще были переломаны и лежали друг на друге, другие еще стояли, но с обвисшими, растрепанными листьями. А люди… Они не ушли на поиски более гостеприимного местечка, как предполагал Генри, - нет, все они были еще здесь и даже не обратили внимания, что кто-то появился из воздуха. Они были слишком заняты тем, что, кажется, пытались убить друг друга.
        От неожиданности Генри даже не сразу понял, что происходит: сцепившись по двое, по трое, а иногда и целыми группами, люди пытались что-то вытащить друг у друга из рук и карманов.
        - Отдай! - хрипел толстый мужчина, неуклюже пытаясь врезать второму ногой по колену.
        - Моя! Не отдам! - Его соперник оказался половчее и, ударив толстяка локтем в живот, вывернулся и сбежал, но на него тут же налетел кто-то еще.
        Листва мертвых деревьев пахла одуряюще, сонно - этот нежный печальный запах будто пытался всех успокоить, но куда там. Женщины с детьми, старики и уж совсем немощные, хоть и прятались в остатках эвкалиптовой рощи, но посматривали друг на друга так, что Генри сразу понял: они были бы не прочь присоединиться к битве.
        - Говорите, у вас ее нет? - натянуто спросила одна женщина у другой.
        - Нет. А у вас?
        Они окинули друг друга тяжелыми, подозрительными взглядами, крепче прижав к себе младенцев.
        - Я уверена, мой Джонни что-нибудь достанет. У нас ребенок, нам она больше нужна.
        Тут Генри заметил неподалеку кудрявый затылок Олдуса Прайда, а рядом с ним - встрепанную темную косу Агаты и вихры Свана. Как будто дверь дома Тиса нарочно вывела Генри поближе к друзьям. И он, бесшумно перемахнув через поваленное дерево, приземлился рядом с ними. Все трое подскочили.
        - Это я. - Генри стянул с лица шарф.
        Он думал, что страх на их лицах сразу исчезнет. Но тот не исчез.
        - Почему Освальд тебя спас? - тихо спросил Сван. - Он же плохой. Он наш враг, и…
        - Генри, куда вы пропали? - перебил Олдус. - И поверьте, я никогда еще не задавал этот вопрос в таком буквальном смысле.
        А Агата подняла записку, которую, видимо, заготовила к его возвращению:
        «Ты что-то скрываешь от нас. Что-то важное».
        И Генри понял, чего добивался отец своим впечатляющим появлением: теперь ему не верили даже друзья. А если он скажет: «Освальд - мой отец», они уж точно разочаруются в нем. И он промолчал. Надо было, наверное, что-то соврать, но он не умел. Все трое еще минуту подозрительно смотрели на него, а потом неуверенно улыбнулись. Так, будто изо всех сил пытались поверить в него снова.
        - Ладно, - бросил Олдус. - Как видите, у нас тут есть и другие неприятности.
        - Чья работа? - Генри кивнул на синяк у него под глазом.
        - Моих же посланников. - Олдус выдавил смешок. - До них наконец дошло, что я вам все это время помогал. Они до сих пор думают, что вы - наш враг, а избранный где-то бродит. Я пытался им объяснить, но… - Он коснулся синяка.
        Неподалеку раздался звук удара в сопровождении невероятно цветистой ругани, и Генри осторожно выглянул из укрытия. От взаимного уничтожения людей спасало только то, что они действительно не умели драться и в основном просто возили друг друга по земле.
        - Ветер был страшный. Глупо звучит, но он будто злился. - Олдуса передернуло от воспоминаний. - Поломал деревья, унес всю мебель, все остатки еды, а потом исчез в одну секунду, и тучи тоже. Сами понимаете, как все перепугались. А дальше… - Он помолчал. - Помните, вначале Освальд раздавал монеты за то, чтобы люди выпили его подчиняющее зелье? А потом уже заманивать не надо было: люди так боялись смерти, что сразу соглашались. В общем, тут кто-то вспомнил, что у него есть монета, и все кинулись проверять карманы. Понимаете, нам всем с детства твердили, что каждый сам за себя. Я предложил им собрать все монеты и на них всем вместе начать новую жизнь.
        - Кажется, им эта идея не понравилась. - Генри поморщился: рядом раздался такой звук, будто кем-то пытались проломить ствол дерева.
        - Мягко сказано. Они мне чуть второй глаз не подбили.
        И Генри наконец понял, что случилось. Люди вспомнили, что у половины из них есть старинная золотая монета, а у второй половины нет ничего. Это как голодным волкам сказать, что неподалеку есть свежая туша оленя, которую охраняют другие волки. Нельзя винить волков за то, что они попытаются отнять добычу у более везучих.
        - Выберемся, бывало хуже, - пробормотал Олдус, провожая взглядом пролетевший мимо ботинок. - Мы как раз разрабатывали план, как невредимыми добраться до дворца. Тогда мое доброе имя будет восстановлено - король-то уже знает правду. Предлагаю не ждать, когда все успокоятся, а выдвинуться прямо сейчас. Вон с той стороны потише, туда и отступаем, давайте на счет три. Раз…
        - Я попробую их разнять. Хоть кого-то. Просто вырублю, и пусть пока отдыхают. - Генри попытался вылезти из укрытия, но все трое схватили его за одежду.
        - Стойте! Не хотел этого говорить, но если вас узнают… Мы вас не сможем спасти, - затараторил Олдус. - Пусть сами разбираются, не можем мы с ними всю жизнь нянчиться. Надо уходить. Скоро нас тут найдут, и тогда…
        - Подождите. Еще минуту. Я что-нибудь придумаю, - пробормотал Генри, лихорадочно соображая, как можно разом утихомирить шестьсот человек. По всему выходило, что никак, и все четверо это понимали, но он все равно повторял: - Сейчас, подождите хоть немного.
        Но в голове было пусто, и даже в самые тяжелые дни он не чувствовал себя таким беспомощным.
        - Помочь нам может только чудо. Вот только ждать его откуда? - мрачно подвел итоги Сван, и Генри еще никогда не был так с ним согласен.
        А потом чудо взяло и произошло.
        Луч солнца прорвался сквозь тучи, залил рощу, и под этим слепящим светом вдруг раздался голос, такой звучный и громкий, что сразу разнесся по всей равнине:
        - Остановитесь! Что вы творите, народ волшебного королевства?
        От неожиданности все замерли, не донеся кулаки до лиц противников, и вытянули шеи, пытаясь разглядеть, кто заговорил с ними. Генри тоже посмотрел - и выдохнул сквозь сжатые зубы. Кто бы это ни был, он не хуже Освальда владел наукой «Как появиться так, чтобы у всех вокруг отвисла челюсть».
        Посреди Пропастей застыл всадник на огромном черном коне, и Генри подумал: «Серьезно, он что, нарочно ждал, когда выйдет солнце?» Теперь оно блестело на его одежде, на волосах, даже на сапогах - будто он весь сиял. Над Пропастями повисла такая тишина, что Генри слышал, как перебираются с поломанных деревьев на здоровые мелкие животные, что жили в роще. А потом по толпе прошел вздох облегчения, и кто-то вдруг опустился на колени, прижался головой к земле. Остальные один за другим сделали то же самое - кроме Генри, который понятия не имел, зачем это нужно.
        А всадник заговорил снова, и голос его волной накрыл всех вокруг:
        - Встаньте, подданные. Я знаю, вам пришлось нелегко, но я во всем разберусь и позабочусь о вас. Ибо я - ваш будущий король и наследник трона.
        Неподалеку от Генри женщина со стуком выпустила ветку дерева, которой оборонялась, и прижала руки к груди.
        - Какой же он красивый! - выдохнула она, неуклюже поднимаясь с земли. - Так и думала!
        Мужчина, у которого она минуту назад пыталась отнять монету, всхлипнул.
        - Дождались! - простонал он, шумно вытирая нос рукавом и крепко держась за нагрудный карман. - Нашелся!
        - Настоящий принц! С ума сойти! - ахнул Сван. - Никто у нас в деревне бы не поверил!
        Принц подождал, пока все немного успокоятся, и двинулся вперед, в сторону рощи. Люди обступали его, несмело протягивали руки и прикасались к его ноге, стремени, боку лошади. Они почему-то не смотрели на этого человека прямо, будто чуть сгибались, чтобы взглянуть исподлобья, хотя зачем - Генри не понял.
        - Мамочка моя. Я знал, что у короля есть сын, но никогда его не видел, - завороженно протянул Олдус. - Он же просто… Как Великий Сивард на картинках. Повезет же нам со следующим королем. - Он вдруг споткнулся на полуслове, побагровел и втянул голову в плечи. - Сделайте вид, что последнюю фразу не слышали.
        Теперь, когда принц подъехал ближе, Генри наконец его разглядел. Он был старше его самого всего на пару лет, но выглядел таким… «взрослым», подумал Генри. Сильным. Чисто одетым. На нем было что-то вроде мундира посланников, только с золотым позументом везде, где только можно. На поясе в блестящих ножнах с яркими камнями - Генри и не знал, что бывают такие яркие, - висел меч. Даже волосы у принца были невиданные - по цвету как песок, они сияли под солнцем и закрывали ему шею такой аккуратной золотой волной, что Генри невольно пощупал свои торчащие во все стороны спутанные патлы. Как он их так причесывает? Уму непостижимо. И Генри вдруг отпустило. Наконец хоть кто-то, кроме него, решит все проблемы.
        Тут сквозь толпу нетвердо протолкнулся десяток парней, и Генри с трудом узнал в них общество силачей Пенгривилла: очевидно, им пришлось пережить суровую битву за монеты, хотя пытались они защитить свое добро или отнять чужое, было непонятно.
        Они ударили себя кулаками в грудь и нестройным хором сказали:
        - Приветствуем тебя! С тобой наша сила и наша доблесть!
        Если бы Генри вот так поприветствовали, он был бы просто счастлив, но принц только кивнул: едва заметно, будто привык к такому.
        - Приветствую и вас, народ сожженных деревень. Отдельно приветствую старейшин. - Принц слегка поклонился туда, где со счастливым видом сбились уже знакомые Генри старики. - Рад видеть вас всех в добром здравии.
        - Смешно разговаривает, - беззлобно фыркнул Генри.
        Ему нравился этот парень. Он выглядел как человек, которому можно доверять.
        - Говорит, как юноша из хорошей семьи, - объяснил Олдус.
        Генри хотел спросить, бывают ли плохие семьи, но Олдус уже начал выбираться из-за поваленного дерева.
        Из другого укрытия тем временем с пристыженным видом вылезли посланники в разодранных мундирах; видимо, скрывались от тех, кто хотел проверить, нет ли у них монет. Они одновременно начали что-то говорить, но принц поднял руку, и они тут же замолчали.
        - Я вижу, господа, вы под воздействием своих приключений позабыли устав. Докладывать должен ваш капитан. Где же он?
        - Здесь! - завопил Олдус и, спотыкаясь о ветки, помчался к ним. Потом остановился, прокашлялся и совсем другим голосом сказал: - Прошу простить за весь этот беспорядок, ваше высочество. Причиной ему были суровые события.
        Олдус опустился на одно колено, принц протянул ему свою руку в перчатке, и Олдус коротко тронул ее губами.
        - Прощаю вас. Встаньте, господин Прайд. Мы не знакомы лично, но я слышал о вас много хорошего. Пойдемте, вы обо всем мне доложите в более спокойной обстановке. - Принц заговорил громче: - А вы, господа, подождите немного и не вздумайте драться. Помните: посланники все еще на страже закона и порядка.
        Меньше всего ободранная компания посланников напоминала сейчас стражей порядка, но люди с готовностью поклонились и разошлись. По настороженным взглядам, которые они бросали друг на друга, сразу было ясно, что про монеты они не забыли и готовы продолжить, если придется, но угрожающие лица они теперь делали как-то вполсилы. Генри чувствовал их радость так же, как раньше чувствовал их гнев, - она захлестнула даже его. Зря все его пугали этим дворцом - парень приехал оттуда, а злым вовсе не выглядел. Может, все не так плохо. Да и Генри теперь свободен от своего обещания, люди-то уже в безопасности. И Сердце волшебства он может теперь отдать принцу, тот отвезет его во дворец, а там наверняка придумают, как сделать так, чтобы оно перестало гаснуть. А сам он не пойдет ни во дворец, ни к отцу. Начнет все сначала - где-нибудь далеко отсюда.
        Тучи на небе расползались, будто солнце расталкивало их к краям неба, люди расселись на земле, подставив лица свету, - так мирно, будто это не они только что колотили друг друга. Принц неспешно ехал вглубь рощи, Олдус брел за ним, и Генри пришла в голову мысль.
        - Ждите здесь. Пойду послушаю, - бросил он Агате и Свану. О них принц тоже позаботится: отыщет непутевого Хью, поймет, что случилось с Агатой. - Я скоро.
        - Меня мама учила, что подслушивать неприлично! - выпалил Сван.
        Генри только рукой махнул. Значения слова «прилично» он не понимал. Ему нужно было убедиться, что теперь все точно в порядке, - и он бесшумно двинулся вдогонку.
        Олдус и принц остановились на поляне, окруженной крепкими, выстоявшими в бурю деревьями. Генри спрятался в пяти шагах от них, прислушиваясь.
        - Как же хорошо, что вы приехали! Подумать только, сороки правда доставили письмо в срок! - взбудораженно начал Олдус. - Вы не представляете, что мы тут пережили! Хотя нет, что это я, конечно, представляете, вы же все уже прочли!
        - Какое письмо? - нахмурился принц.
        Генри думал, он хоть сейчас слезет с коня - неудобно же разговаривать с человеком, нависая над ним сверху, особенно когда ты такой высоченный, - но он не слез.
        - Я описал все, что произошло, вашему отцу. А разве не он вас прислал?
        Принц будто не слышал. Он замер, глядя в одну точку, будто лихорадочно пытался найти какое-то решение, и Генри одобрительно улыбнулся. Кажется, этот парень всерьез озабочен тем, как вытащить их из той ямы, в которой они оказались.
        А Олдус, не дождавшись ответа, заговорил снова:
        - Если ваше высочество соблаговолит выслушать мое мнение, я предлагаю вам для начала познакомиться с наследником Сиварда. Уверен, вы друг другу понравитесь - два юных героя на страже королевства, прекрасные лица новой эпохи! - Олдус смотрел на принца, запрокинув голову, но при этом все равно ухитрялся держать взгляд опущенным. - Но до того, как мы все отправимся во дворец, надо что-то решить насчет этих людей. Положение трудное, но я уверен, ваше высочество что-нибудь придумает, и…
        - Поправьте меня, если я ошибаюсь, капитан Прайд, - перебил принц. - Барс по какой-то причине избрал того, о ком все говорят. Разрушителя. Говорят, на вид он ужасен и исчез с Освальдом в языках пламени, хохоча и дыша огнем.
        - Это большое преувеличение и не вполне правда, - прошелестел Олдус.
        Генри не понимал, почему он так робеет перед этим парнем. Олдус ведь старше его лет на десять.
        - И при этом вы, капитан посланников, на его стороне. Не находите это странным?
        - Нет, ваше высочество. - Олдус прокашлялся, будто ему не хватало голоса, чтобы закончить фразу. - Как только вы его увидите, вы сразу все поймете. Юноша благороден, добр, у него золотое сердце. Да, злосчастный дар у него тоже есть, но я понимаю, почему Барс выбрал его. Не знаю, кто еще был бы способен на такое.
        - То есть вы считаете, я был бы не способен? - задумчиво протянул принц.
        - Нет, я не это имел в виду! - Олдус почему-то испугался и согнулся еще больше. - Нет, ваше высочество, конечно…
        Принц спрыгнул с лошади - таким легким движением, что Генри даже позавидовал.
        - А теперь послушайте меня, - негромко сказал он. - Меня не волнует, какое там сердце у этого выродка. Единственное сердце, которое меня интересует, это Сердце волшебства. Оно у него, верно? И вы мне поможете его получить.
        Генри крепче прижался щекой к дереву. Разговор принимал какое-то нехорошее направление.
        - Вы все не так поняли, если бы вы просто выслушали… - опять начал Олдус, но так тихо, что Генри и сам едва разобрал слова.
        А принц вдруг засмеялся - сухим, неприятным смехом, и у Генри упало сердце. Он вдруг совершенно ясно понял: этот человек им не поможет.
        - Вы забываетесь, капитан Прайд. Я вас позвал сюда не для того, чтобы выслушивать чушь про чудовище, которое вдруг оказалось героем. Так не бывает. - Принц коротко облизнул губы. - А теперь будьте добры, приведите его сюда.
        - Зачем? - уронил Олдус, будто разом забыв все вежливые слова.
        Принц окатил его таким взглядом, что Генри сжался. Он даже не представлял, насколько злость может изуродовать такое красивое лицо.
        - Затем, что я хочу убить его, - отрезал принц. Олдус наконец-то посмотрел ему в глаза, и по его дернувшемуся рту Генри сразу понял: ему не понравилось то, что он увидел. - Сделать то, чего все от меня ждут. Я понимаю, что силой его не выманить, но хитростью… Соврите ему что угодно, но чтобы через пять минут он и Сердце волшебства были здесь. По глазам вижу, вы знаете, где он. А когда я с ним расправлюсь, вы, я и посланники поедем во дворец и отвезем Сердце моему отцу.
        - А люди? - еле слышно спросил Олдус.
        - Перед отъездом я им скажу, что помощь уже в пути.
        - Но никакой помощи не будет, верно?
        - Ну конечно нет! Вы что, ребенок? - Принц поморщился. - Пусть делают что хотят. Таких грязных крестьян у нас в королевстве тысячи, мне что, за каждого переживать?
        - Но ваше высочество! Они же перебьют друг друга!
        - Значит, у нас будет одной проблемой меньше, разве нет? А теперь ведите сюда этого нелюдя. - Принц нетерпеливо махнул рукой. - И если не исполните мое повеление, пеняйте на себя. В моей власти сделать так, чтобы вы потеряли свою должность или даже отправились в Цитадель. А у вас ведь семья.
        - Король все знает. Знает, что Генри для нас сделал. Он прочтет мое письмо и…
        - Письмо? Вы выдумали все, что там написали, капитан. Посланники подтвердят, что вы, кажется, тронулись умом. Они теперь против вас, не забыли? На вашей стороне никого нет.
        Олдус вскинул голову.
        - Есть. Агата вам подтвердит, что Генри - не чудовище.
        - Агата? - На лице принца проступило растерянное, почти детское выражение. - Агата Джонсон? Дочь покойного хранителя казны? Она жива?
        - Да, ваше высочество. - Голос у Олдуса окреп. - Она помогала избранному и расскажет вам, что… Правда, она не может говорить, мы не знаем почему. Но она доступными ей средствами объяснит…
        - Она девчонка, - фыркнул принц. - Кто вообще слушает женщин? Тем более немых.
        - Постойте! Есть еще юноша по имени Сван. Сын старейшины одной северной деревни. Он, правда, не слишком сообразительный, но он вам объяснит, что Генри…
        - И это все? Вы, беглянка и какой-то деревенский олух? Я смотрю, ваш нелюдь набрал себе отличных помощников. Можете идти.
        Олдус опустил голову, но не сдвинулся с места, и принц уже открыл рот, чтобы повторить приказ, но вдруг насторожился.
        - Он здесь, верно? - протянул он. - Слушает нас.
        - Нет, ваше высочество, он не…
        Но принц про него будто забыл. Он положил ладонь на рукоять меча, оглядываясь, как охотник, который вышел на след дичи.
        - А ну выходи! Я знаю: ты здесь! - Принц вглядывался в лес, но взгляд его скользил мимо места, где лежал Генри: уж что-что, а прятаться тот умел. - Сразимся по-честному, чудовище. Или боишься? Ну, трусливый зверь, выходи! Давай разберемся, кто тут герой.
        Генри даже не двинулся - на глупые подначки он не велся. Если бы на месте принца был отец, он приставил бы меч к горлу Олдуса Прайда, и Генри сразу вышел бы и сделал все, что ему скажут. Но принцу это даже в голову не пришло, и Генри холодно подумал: «Не такой уж ты страшный, каким хочешь казаться».
        Принц еще с минуту оглядывался, а потом выдохнул и разжал руку на мече.
        - Приведите его. В глубине души вы и сами понимаете, что нельзя доверять тому, кто родился ущербным. Вы хоть немного, но боитесь его. И поэтому сделаете то, что я вам сказал. Верно? - Он улыбнулся, и Генри мучительно захотелось врезать кулаком по этому самодовольному лицу.
        Олдуса, возможно, такое желание тоже посетило. Еще минуту он смотрел на принца в упор, а потом опустил голову.
        - Слушаюсь, ваше высочество, - тихо сказал он.
        Принц вытянул вперед руку, и Олдус, опустившись на колено, приложился к ней губами. А потом встал и побрел прочь, сгорбившись, будто собственный позвоночник весил теперь в три раза больше.
        Генри двинулся следом. Подождал, пока Олдус, вяло раздвигая перед собой ветки, отойдет подальше, и вырос прямо перед ним. Минуту они стояли, глядя друг на друга, и у Олдуса был такой затравленный, обреченный вид, будто он думал, что Генри сейчас на него бросится.
        - Вы слышали, - наконец сказал он, и это был не вопрос.
        - Ну так исполняйте. Ведите меня к нему, пусть отхватит мне башку своим мечом. - Генри не собирался злиться, но все равно разозлился.
        - Такого вы обо мне мнения? - Олдус бледно усмехнулся и шагнул ближе. - Генри, слушайте меня внимательно. - Он оглянулся. За деревьями вдалеке виднелся ярко-зеленый мундир. Принц ждал. - Это ведь Сердце волшебства у вас в сумке? Не представляю, где вы его прятали до этого, но сейчас не выпускайте из рук. Нам с вами надо идти во дворец и добраться туда раньше его высочества.
        - Не выйдет, он верхом. А вас накажут, забыли?
        - Что уж теперь, верно? Вас надо спасать любой ценой. Главное - попасть во дворец, а там король нам поможет.
        Он сказал это так неуверенно, что до Генри кое-что дошло.
        - Вы ведь плохо знаете короля, так?
        - Я его видел куда чаще, чем остальные его подданные. Целых три раза. Но обычно предметы из казармы посланников, все, что мы собрали, просто забирают и…
        - Олдус, мне неважно, поверит король в мои подвиги или нет. Я не пойду во дворец.
        - Что?! А как же почести?
        - Наплевать на почести. Мне нельзя во дворец. Нет времени объяснять. - Генри вдруг понял, что заговорил точно, как скриплеры, и едва не засмеялся.
        Конечно, немного почестей ему бы не помешало, но он еще ночью понял, что люди никогда не будут восхищаться таким, как он, а отец всегда говорил ему, что только дураки дважды оплакивают одну потерю. Пора было действовать дальше. Генри посмотрел туда, где виднелся мундир принца. Потом туда, откуда разносился гомон голосов.
        - Они поверили, что он о них позаботится. Он же обещал!
        - Ох, Генри, какое же вы бесхитростное создание. То были просто слова. Люди дают обещания, а потом нарушают. Добро пожаловать в реальную жизнь.
        - Что-то мне не нравится такая жизнь, - пробормотал Генри.
        Он вдруг понял, что надо делать. Главное - принять решение, а потом уже не так страшно. Он подошел к Олдусу - тот вздрогнул так, будто ждал, что его укусят. Генри вздохнул и вытащил у него из кармана мятый лист бумаги, походную чернильницу и перо. Сел на землю, нацарапал записку, подул на нее, чтобы быстрее высохла, и стащил с плеча Олдуса лук и колчан со стрелами - все посланники по-прежнему носили их с собой.
        - Что вы делаете? - растерялся Олдус.
        - То, что нужно.
        Генри спрятался за большое дерево - отсюда принца было неплохо видно в прореху между ветками. А потом натянул тетиву и прицелился.
        - Генри, не надо! Вы же не такой, что вы де… - перепуганно начал Олдус.
        Но Генри уже отпустил стрелу. Олдус сдавленно охнул. Генри мрачно улыбнулся: он видел, как принц подскочил, когда стрела врезалась в дерево прямо у него над головой. Принц пугливо огляделся, но, конечно, никого не увидел. И тогда он вытащил стрелу и медленно снял с нее записку. Прочел ее, скомкал и еще минуту стоял, глядя прямо перед собой. А потом сел на коня. Олдус у Генри за плечом, кажется, не дышал, и Генри, крепко взяв его за локоть, потянул за собой.
        Принц выехал из рощи туда, где ждали люди, и своим прекрасным звучным голосом, на который Генри больше не собирался покупаться, сказал:
        - Народ волшебного королевства! Я готов объявить свою волю.
        Все, как по команде, вскочили, и Генри со смутной завистью подумал: «Все-таки совсем неплохо, когда люди готовы слушать каждое твое слово».
        - Поднимите руку те, у кого есть золотая монета.
        Почти половина людей вскинула руки вверх, опасливо косясь на соседей.
        - А теперь разделитесь на четыре равные группы и встаньте передо мной.
        Те с готовностью исполнили приказ - кажется, все были рады оказаться в компании таких же богатых счастливчиков, как они сами.
        - К востоку отсюда есть две деревни, к северу - еще две. Каждая группа пойдет в своем направлении. Дойдя до деревни, купите себе право на ночлег и пропитание и наймитесь работниками. Монет вам надолго хватит. Я напишу для каждой группы послание о том, что помогать вам - личное распоряжение его высочества. Передадите его старейшинам деревни, они не посмеют вам отказать. Все вы знаете главный закон королевства: каждый за себя. Отныне вы сами отвечаете за свою судьбу.
        Счастливчики с монетами переглянулись. Кажется, это показалось им не таким уж плохим решением: так они хотя бы окажутся подальше от невезучих, которым монет не досталось.
        - Если этого хочет наследник Сиварда, да будет так, - важно сказал один из стариков.
        - Да, - уронил принц с непонятным выражением. - Кажется, именно этого он и хочет.
        И все поклонились до земли, глядя на него так, будто увидели чудо. Принц отрывисто кивнул им, достал из сумки, перекинутой через седло коня, бумагу и чернила и быстро нацарапал четыре записки. Пальцы у него подрагивали, и Генри усмехнулся. Очевидно, за то время, пока стрела летела в его сторону, он успел пережить несколько незабываемых секунд.
        Группа, состоявшая из тех, кто спал когда-то в Башне загадок, держалась отдельно - Генри сразу узнал их по старинной, полуистлевшей одежде. Но принц, кажется, даже не заметил в их виде ничего странного. Он раздал записки, и люди торопливо отправились в путь, постоянно оглядываясь, будто думали, что остальные сейчас бросятся им вдогонку и отнимут монеты. Остальные, кажется, были не прочь так и сделать, но присутствие принца их явно останавливало. А принц подождал, пока счастливчики отойдут подальше, и обернулся к оставшимся.
        - Остальные пойдут со мной в столицу. Путь неблизкий, не меньше двух дней, но на месте я вам помогу найти работу, чтобы добывать пропитание для себя и своих близких.
        Люди застучали ладонями, влюбленно глядя на него, и Генри почувствовал новый укол зависти.
        - Что вы ему написали? - завороженно спросил Олдус за его плечом.
        - Что я - тот, кого он ищет. Нагнал страху, - пожал плечами Генри. - Сказал, пусть поможет людям, и, когда все они будут в безопасности, я отдам ему Сердце волшебства. Дал ему полчаса, чтобы придумать что-нибудь. Он уложился в пять минут. Он ведь не дурак, а? - Генри помолчал. - Я написал кое-что еще, второе условие. Чтобы вас не наказывали. Идите. Скоро будете дома. И присмотрите за Агатой и Сваном.
        - А вы? - поперхнулся Олдус.
        - Буду держаться поблизости. Следить, как он держит слово. Не ищите меня, ясно? Мне легче одному. Разберусь, - с большей уверенностью, чем чувствовал, сказал Генри.
        А потом вспомнил жест скриплера и хлопнул Олдуса по плечу. Кажется, это он запомнил верно: Олдус не отшатнулся, даже не вздрогнул, и на его лице появилось странное выражение, слепленное разом из удивления и стыда. Он открыл рот с таким видом, будто собирался произнести длинную речь, а потом закрыл его обратно, коротко поклонился и ушел не оглядываясь.
        Генри следил из укрытия, как Олдус привел к принцу Агату и Свана, который держался у нее за спиной, двумя руками вцепившись ей в локоть.
        - Сказать, что ты прекрасно выглядишь, было бы преувеличением, - сказал принц. Агата мрачно приподняла одну бровь, и принц вдруг рассмеялся. Генри даже не думал, что он это умеет. - Но в остальном ты все та же. Я рад, что ты жива.
        - Хотите, я вам за нее расскажу про наши приключения? Могу даже в стихах, - прошелестел у нее за спиной Сван, глядя себе под ноги.
        - Олдус, проследите за Агатой, чтобы опять не сбежала, - уронил принц, брезгливо глядя на висящую лохмотьями куртку Свана.
        А потом развернул коня и поехал прочь. Посланники старались держаться поближе к нему, как выводок птенцов, спешащий за матерью. На Олдуса они посматривали мрачнее некуда, но сказать ничего не решались.
        - Ребята, а ну веселее! - бодро крикнула старушка в красном полушубке. - Давайте-ка усладим пением слух нашего драгоценного героя! Раз-два! Когда герой вернется, все будет хорошо! Но сколько ждать придется, не знаем мы еще!
        Судя по лицу обернувшегося принца, он бы явно предпочел, чтобы его слух не услаждали. Но что бы он ни хотел сказать по этому поводу, его слова потонули в трех сотнях других голосов.
        - Весна придет, мы знаем, зиме сырой взамен! И смирно ожидаем мы этих перемен!
        - Эту знаменитую песенку придумали не так давно, так что до песен предков ей далеко, - громко сказал Олдус, прежде чем со всеми затянуть второй куплет. Как будто знал, что Генри его слышит.
        Голоса грохотали так, что чуть земля не дрожала. Генри был единственным, кто не знал слов, и на секунду он представил то, чего никогда не будет: что люди поют все это ему. А потом молча затесался в толпу, повыше натянув шарф и прижимая к себе сумку, в которой ровно, успокаивающе билось Сердце - в том же ритме, что его собственное.
        Широкая утоптанная дорога вела на восток - сначала по пустынной равнине, потом - через перелески, которые скоро превратились в настоящую чащу. С каждым часом становилось все холоднее, здесь уже ничто не напоминало о теплых просторах Пропастей. Вскоре стихли и песни, и голоса. Люди брели вперед молча, спотыкаясь о собственные ноги. Иногда то тут, то там начинал плакать ребенок, и другие дети подхватывали плач - как волчата, которые начинают выть, если завыл хоть один.
        Под вечер все валились от усталости, даже принц едва не падал со своего тяжело бредущего коня. Наконец, когда скупое, бледное солнце опустилось за лес, принц остановился.
        - Привал, - объявил он. - Можете спать до утра. Еды нет, но знайте: я голодаю с вами.
        - Какой же он милый, - прошептала какая-то женщина рядом с Генри.
        В этом лесу снег еще не сошел до конца, земля была размокшая, влажная, кое-где торчали вялые клочья прошлогодней травы, за которую тут же принялся конь. Люди насобирали веток и попытались развести костры, но, конечно, ничего у них не вышло. Генри какое-то время наблюдал за их беспомощными усилиями, а потом не выдержал, нарвал коры с березы, подошел к ближайшей семье и, забрав у растерянного отца семейства огниво, молча показал им, как разводить костер, если дрова сырые.
        Остальные теперь посматривали на единственного обладателя костра довольно угрюмо, но даже не попытались спросить, как он это сделал, так что Генри пришлось самому подойти и под остолбеневшими взглядами развести еще четыре костра, прежде чем люди хоть как-то поняли, что от них требуется.
        - Смотри, милая, какой странный парень, - услышал Генри у себя за спиной. - Нет бы развести для себя костер и сидеть спокойно! Так нет, ходит и другим помогает.
        - Да и лицо не показывает, - ответил женский голос. - Подозрительно как-то.
        Генри, который собирался развести еще один костер, тут же раздумал. Ему ужасно хотелось есть, и тут он вспомнил, что на плече у него до сих пор болтается лук Олдуса Прайда. Стрел, правда, почти не осталось. Генри подобрался к тому месту, где сидели посланники, беспрепятственно стащил три колчана стрел - все равно они, кажется, на охоту не собирались - и отправился в лес.
        Здесь была весна, прохладная, ранняя. Кое-где на деревьях уже набухли туго скрученные листья, пласты нерастаявшего снега мокро блестели. На первый взгляд казалось, что в лесу совершенно пусто, но Генри прекрасно знал, что это не так: ночь была еще не поздняя, кто-нибудь да найдется. За следующую пару часов он выследил пять куропаток, но, видимо, последние дни слишком его вымотали, - устал он при этом так, что едва мог идти.
        Когда он вернулся к людям, почти все они сидели, хмуро глядя в огонь, - голод им не давал заснуть или страх перед темным лесом, Генри не знал. Он выбрал пять семей, которые выглядели хуже остальных и, подобравшись к ним из темноты, оставил рядом с ними по куропатке - разговаривать ему не хотелось. Вскоре по лесу разнеслись радостные вопли тех, кто нашел у себя под боком еду. Люди начали ощипывать птиц и жарить их на огне, и вскоре по лесу поплыл запах горячего мяса.
        Генри развел костер поодаль от остальных и сел, протянув руки к огню. Он так устал, что даже голода больше не чувствовал, но спать, когда вокруг столько людей, было слишком опасно.
        Сквозь спутанные голые ветки он видел, что у костра посланников все уже заснули, - все, кроме принца. Тот ворочался так, будто никогда не спал на земле, потом садился снова, опять пытался лечь - и вздрагивал, когда в лесу начинали подвывать волки. Как будто не знал, что волки не выйдут к огню и сотням людей.
        Генри презрительно фыркнул, сунул руки в карманы, пытаясь согреться, - и нащупал книгу Тиса. Вот что поможет ему не спать. Он медленно пролистал ее всю, подолгу разглядывая каждый разноцветный рисунок, и так увлекся, что слишком поздно услышал: кто-то идет.
        Он вскинул голову и замер. Принц остановился прямо перед ним, навис сверху, как скала. На секунду Генри показалось, что принц как-то догадался, кто он, но тот заговорил совсем о другом.
        - Книга? Дай ее мне. Хочу посмотреть. - Принц протянул ладонь с таким видом, будто Генри обязан тут же положить на нее книгу.
        Так, наверное, и надо было сделать, но Генри только крепче сжал книгу.
        - Ты ведь знаешь, кто я такой? - сердито спросил принц. - Как ты смеешь не слушаться приказа?
        Генри продолжал смотреть на него тем взглядом, которым при встрече с дикими зверями показывал, что он их не боится.
        - Да и вообще ты должен встать и поклониться. - Принц сложил руки на груди. - И смотреть не прямо на меня, а вниз.
        - Больше ничего не должен? - не выдержал Генри и запоздало пожалел, что открыл рот.
        Лицо у принца вытянулось, будто он случайно проглотил живую лягушку.
        - Ты плохо знаешь свое место.
        «Молчи, - сказал себе Генри. - Не открывай рот». Не помогло.
        - Сейчас оно тут. И я на него сел, чтоб побыть одному. С чего мне передумать?
        Выражение на лице принца стало почти забавным, и Генри почувствовал мстительное удовольствие.
        - Хочешь книгу забрать? - продолжил он. Инстинкт самосохранения уже вопил во весь голос, но Генри его не слушал. - Так попробуй, отними.
        Принц завертел головой - видимо, проверял, насколько далеко посланники. Генри мысленно застонал и схватился за голову, но вслух сказал:
        - А без помощников не справишься?
        Принц открыл рот - да так и не закрыл, словно удивление пересилило даже гнев.
        - Ты должен называть меня «ваше высочество», - наконец выдавил он.
        - Как скажешь, ваше высочество.
        - И на «вы», наглец. - Принц наклонился и стянул с его лица шарф. Генри стерпел. Он был слишком занят тем, что пытался прикусить себе язык. - Кто ты вообще такой?
        - Никто, - быстро ответил Генри.
        - Вот именно. А теперь дай мне книгу.
        Генри не двинулся, и принц, жадно поглядывая на книгу, вдруг поменял выражение лица на покровительственно-добродушное:
        - Не спится, а книга всегда помогает скоротать время. Я прочел все книги во дворце, но вдруг у тебя та, которой я не знаю? Мне любопытно.
        - Я что, должен на это сказать: «О, ну тогда, пожалуйста, бери»?
        Выражение доброты и спокойствия удержалось на лице у принца с трудом.
        - Книга - редкий предмет. И откуда она у такого оборванца? Может, ты ее украл. За это можно и в Цитадель отправиться. Но если ты дашь мне ее посмотреть, я не скажу посланникам, - мягко сказал принц, и Генри фыркнул. - Что ты уперся? Ты наверняка даже читать не умеешь! Дай мне книгу.
        - Нет.
        - А если я тебе дам пять лесных орехов?
        - Кто-то говорил, что голодает с нами.
        Принц весь пошел красными пятнами.
        - Я наследник трона. Я не могу загибаться со всеми грязными… - Он вдруг будто остановил себя, через силу улыбнулся и сунул орехи обратно в карман. - Я тебе приказываю именем короля.
        - Не действует.
        - Дай, пожалуйста, посмотреть, - с усилием произнес принц. - Я верну.
        Генри поднял брови:
        - Нет, тоже не работает.
        - Ну все, ты напросился. - Принц резко наклонился и дернул книгу к себе.
        Генри рывком поднялся на ноги, но книгу не выпустил. Минуту каждый тянул книгу к себе, а потом принц свободной рукой толкнул Генри в грудь с такой силой, что тот отлетел и, потеряв равновесие, растянулся на земле. Принц торжествующе улыбнулся и открыл книгу. Поле боя осталось за ним.
        Генри отполз назад и снова прислонился спиной к дереву. До него только сейчас дошло, насколько он ослабел от голода. Если на него нападут, не сможет даже отбиться. Он был так занят этими размышлениями, что не сразу заметил, как у принца изменилось лицо.
        Тот смотрел в книгу остановившимся взглядом, медленно переворачивая страницы.
        - Где ты ее взял? - ледяным голосом спросил принц.
        - Дома, - буркнул Генри.
        - Врешь, мерзавец, - отрывисто проговорил принц. - Такая же была у нас с братом в детстве. Вот тут выпадает страница, именно там, где я помню. Мы вечно дрались за эту книгу, я хотел читать, а он картинки разглядывать. - Принц говорил так, будто только что вспомнил что-то давно забытое. - Я был сильнее, но книга вечно доставалась ему, потому что он сразу начинал… Но вот этого там не было.
        Принц уставился на последнюю страницу, а потом с неподвижным лицом опустился на колено напротив Генри и ткнул ему в лицо открытую книгу. На внутренней части обложки было криво, небрежно написано:
        Глазам не верь, они солгут,
        И то, что прежде знал, забудь:
        Четыре мастера придут
        И пятому проложат путь.
        - Ты написал? - чуть не впечатывая книгу ему в нос, спросил принц.
        Генри покачал головой. Принц прожег его очередным мрачным взглядом, но как-то вполсилы, будто был слишком занят собственными мыслями.
        - Эти стихи - как будто продолжение тех, которые… Ты бывал во дворце? Да нет, не может быть. - Он провел рукой по лбу и встал. - Кто-то из твоих родичей просто с ума сходил по сказке о потерянной короне, вот и выдумал глупый стишок, который ничего не значит. Ладно, мы с этим разберемся.
        Он положил книгу себе в карман - и Генри задохнулся от гнева. Надо было драться, отнять книгу, это ведь все, что осталось ему от Тиса, но он вдруг понял, что действительно не может встать, и просто схватил принца за ногу.
        - Отдай, - выдавил он, но принц только дернул ногой, и он разжал пальцы.
        Генри сгорбился, будто все, что произошло за последние недели, разом навалилось на него. Он держался, он пытался быть сильным, как учил отец, он все сделал, а теперь… Почему-то эта книга была последней каплей. Он чувствовал, что задыхается, будто воздух царапал ему легкие. Все силы уходили на то, чтобы выровнять дыхание, и до него слишком поздно дошло, что щеки стали мокрыми. Генри опустил голову ниже. Он ждал, когда принц уберется, - ничего, тогда он просто умоется снегом, и все пройдет, - но тот по-прежнему стоял рядом. Сейчас начнет насмехаться или ударит его, со слабыми только так и поступают, и Генри зло вытер рукавом глаза, отворачиваясь.
        - Серьезно? - вдруг сказал принц каким-то новым голосом. - Эй. Нет. Хватит. Прекрати. Вот, бери.
        И перед носом у него появилась книга. Генри неверяще посмотрел на нее, потом быстро вытянул руку и дернул книгу к себе. Он думал, это какой-то хитрый прием, но принц легко разжал пальцы и сел на толстый корень соседнего дерева, будто тоже разом устал.
        - Вот так он драку и выигрывал, - уронил он.
        У него было странное выражение лица - как будто ему больно, хотя Генри его даже не ударил. Генри открыл рот, но так и не издал ни звука. Он понятия не имел, что положено в таких случаях говорить, - и, конечно, опять все сделает не так, лучше уж не начинать.
        - Что это вообще за сказка о потерянной короне? - спросил он, просто чтобы не молчать, и вытер нос. - В книжке такой нет.
        Принц уставился на него так, будто Генри сказал глупость.
        - Конечно нет. Это ведь было после потери Сердца, когда люди уже разучились писать книги. Только не говори, что не знаешь эту историю. Ты что, с дальнего севера?
        - Что за сказка?
        - Ну ты и наглый. Наследник трона не обязан ничего рассказывать простому смертному, - надменно сказал принц, потирая руки от холода. - Ладно, слушай. Не знаю, правда это или нет, но говорят, что до Освальда все короли, как один, были великими, щедрыми и добрыми, и народ души в них не чаял. Они были…
        - Как вот этот? - Генри ткнул в картинку из книги: человек стоит на балконе дворца, приветственно раскинув руки, а внизу, на площади, море счастливых лиц, разноцветная одежда, и все смеются и хлопают в ладоши.
        - Да, точно такой, - кивнул принц, и Генри вдруг совершенно ясно понял: вот это и есть его нормальный голос. - Это король древности, он же в короне.
        - Короли что, носили вот эту золотую шапку с дырой целыми днями? - Генри провел пальцем по витому золотому ободу на голове нарисованного человека.
        - В сказках говорится, она легкая, как перышко, и всегда холодная. Это творение великих мастеров. Когда она исчезла, люди пытались выковать новую, но куда там. Получалась тяжелая и уродливая, долго ее на голове не продержишь, так что их уже давно не носят.
        - А куда делась та?
        - Серьезно?
        - Не тяни. Рассказывай.
        - Ладно. Король Ингвар - тот, что сменил злого Освальда, - после потери Сердца пытался спасти королевство от нищеты. Убедить людей, что даже без даров они на многое способны. А помогал ему в этом Алфорд - добрый волшебник, которого еще называли отцом мастеров. Но после смерти Ингвара на трон взошел его сын, злой и жадный Морган.
        Принц говорил, даже не запинаясь, будто каждое слово знал наизусть.
        - Морган первым велел королевским посланникам скупать предметы, сделанные даровитыми мастерами прошлого, и накопил столько добра, что перестал спать ночами. Ему все казалось, что люди заберутся к нему и украдут его ценности. И тогда он повелел навсегда закрыть главные ворота, ведущие во дворец, - а раньше через них мог пройти любой желающий.
        Принц откинулся спиной на ствол дерева, глядя на черное, без единой звезды небо так, будто видел там что-то другое, что-то из своего воображения.
        - Теперь во дворец можно было попасть только через тоннели в крепостной стене, которые днем и ночью стерегла охрана. И тогда волшебник Алфорд рассердился. Он сказал королю: «Ты недостоин править, и я накажу тебя». Щелкнул пальцами, и в ту же секунду корона исчезла с головы короля. И Алфорд вскричал: «Я спрятал ее прямо здесь, в стенах дворца. Найти ее легко, но это под силу лишь тому, у кого сердце истинного государя».
        - И как, Морган ее нашел?
        - Конечно нет. Но с тех пор все пытались ее отыскать. В легенде ведь не сказано, что корону может надеть только тот, кто уже правит. Тот, у кого сердце короля, надев ее, станет новым законным правителем, основателем династии великих королей будущего. И тогда наступят времена благоденствия.
        - А Алфорд никому не помогал искать?
        - Его тоже с тех пор никто не видел. Видимо, он так разозлился на людей, что больше не показывался, как ни звали. Да и мастеров, которым он помогал раньше, больше не было.
        - Он был волшебником? - задумчиво протянул Генри. - Как Тис?
        - Сказочный дед с лечебными кошками? Да, точно. Ну хоть про кого-то ты слышал.
        - Значит, Тис и Алфорд точно были знакомы.
        - Конечно были. При чем тут это?
        Генри мысленно произнес: «Книгу я нашел в кармане халата погибшего Тиса, так что, может, в ней и правда подсказка, как искать эту вашу корону», - но понял, что лучше промолчать.
        - Ты говорил, этот стишок похож на какой-то другой, - сказал он вместо этого.
        - На одной из стен во дворце есть надпись. Там четыре строчки, очень похожие на эти. - Принц медленно выдохнул. - Иногда я думаю, может, и не было никакой короны.
        - Раз Сердце не сказка, значит, и она тоже.
        Эти слова, кажется, напомнили принцу о чем-то неприятном. Он резко встал, расправил мундир и оглянулся туда, где спали посланники, - будто боялся, что они застанут его здесь. Но там было тихо, даже костер погас, и принц обернулся к Генри.
        - Ты видел его? - отрывисто спросил он. - Разрушителя? - Генри не ответил, и он заговорил снова: - Не сиди тут один, иди ближе к остальным. Наверное, это он рыщет в темноте. Слышишь вой?
        - Это волки. Два самца и самка. Просто общаются.
        - Он где-то рядом, - не слушая его, сказал принц, и лицо у него опять стало жестким, будто вырубленным из камня. - Посланники говорят, он мог затесаться среди нас, но я не верю. Говорят, у него клыки, и дышит он огнем. Такого бы сразу заметили. - Он сжал руку на мече. - Но будь он хоть непобедимый зверь, однажды я убью его.
        - Удачи, - не выдержал Генри, а потом, просто в благодарность за историю, прибавил: - Эй. Я охотник. Я чувствую опасность. Нет никакого чудовища, это просто волки. Они не тронут, если сам не тронешь. Тут безопасно, ты можешь спать.
        Принц приоткрыл рот и хотел, судя по лицу, сказать: «Не лезь со своими советами», - но потом развернулся и молча пошел обратно к посланникам. Генри видел, как он вскинулся, когда волки завыли громче, а потом растянулся у тлеющего костра и уснул.
        Генри натянул шарф на лицо, сполз ниже по стволу дерева и закрыл глаза. Слова сказки раскачивались у него в голове, как деревья под ветром, - и он сам не заметил, как заснул.
        Ему снилась корона. Золотой обод, легкий и прохладный, падает ему прямо в руки, и он надевает его, просто чтобы понять, каково это - всем нравиться. Он раскидывает руки, и все приветствуют его, хлопают в ладоши, все счастливы его видеть, и сквозь сон он вдруг тоже почувствовал себя совершенно счастливым.
        Глава 3
        Добро пожаловать во дворец
        Генри открыл глаза оттого, что свет коснулся лица. Он резко сел, но оказалось, что волноваться нечего. Восход солнца разбудил всех разом: обрушился на промерзший лес, вспыхнул на остатках льда и снега. Люди повсюду зевали, потягивались, даже посланники с утра выглядели безобидными: мирно рвали бересту и собирали ветки. Принц стоял, морщась и поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, будто во сне отлежал шею.
        Когда люди отогрелись у костров и голод стал волновать их явно больше, чем холод, принц влез на лошадь и едва не свалился обратно, потирая бока и спину. Но зато речь он произнес кратко и по делу.
        - Чем скорее выйдем, тем быстрее дойдем, - севшим голосом сказал он, явно стараясь не зевать.
        Пять минут спустя все уже выбрались из леса на дорогу, преданно глядя на изрядно потрепанного принца. Генри вдруг заметил, что мундир у него шикарный, но явно очень старый. Может, во дворце это был особый шик - носить одежду, сделанную даровитыми предками, но после ночевки на земле у мундира предательски отрывался рукав и три пуговицы. Принц так старательно прилаживал плащ, чтобы скрыть это, что Генри фыркнул - какие странные вещи иногда заботят людей!
        Несмотря на голод, все шагали бодрее, чем вчера, - то ли оттого, что вышло солнце, то ли потому, что прошел слух: если поторопятся, до дворца доберутся уже к вечеру. Посланники тоже заметно встряхнулись, начали улыбаться; им явно не терпелось попасть домой.
        Когда закончился лес, вместе с ним оборвалась и утоптанная тропа - дальше тянулась дорога, выложенная гладкими светлыми камнями. Рядом на столбе был указатель с выцветшей, еле различимой надписью: «Добро пожаловать на королевскую дорогу. До дворца три тысячи шагов». Надпись была встречена одобрительным свистом.
        Все менялось на глазах: равнина превращалась в горы, между которыми вдруг проглядывали то озера, то рощи деревьев, усеянных мелкими цветами, но без единого листка. Даже птицы здесь были невиданные - длинноногие, с белыми крыльями и черными носами, они собирались стаями у озер, ловили рыбу и обменивались веселыми криками, похожими на кваканье лягушек.
        - Мама, цапля! Как в книжках! - восторженно верещала девочка неподалеку от Генри и тянула мать за юбку. - Можно, я поглажу?
        - Вряд ли, детка, - рассеянно ответила мать и повернулась к соседке. - Надо же! Цапля, королевская птица! Я думала, их и на свете не бывает. Теперь-то ясно, что скоро дойдем!
        К тому времени, как на дороге появился указатель «Добро пожаловать в столицу», солнце уже начало клониться к закату. После указателя все изменилось снова - вокруг начали попадаться дома.
        - Каменные! - завороженно вздыхали повсюду.
        - Старинные, - хвастливо пояснил Олдус. Он подал голос, кажется, впервые с тех пор, как они ушли от Пропастей.
        Люди вертели головами, провожая восхищенным взглядом каждый дом, но местные жители их хорошего настроения явно не разделяли. Теперь белую дорогу постоянно пересекали другие, узкие, и людей вокруг становилось больше. При виде толпы, идущей в их сторону, глаза у местных становились круглыми, как луна. Вскоре весть о трех сотнях путников, кажется, разнеслась повсюду: двери всех домов вдоль дороги захлопывались у них на глазах, улицы пустели, но Генри чувствовал: из окон на них глядят сотни глаз. Город оказался огромным - бесконечные дома, площади, лавки. Генри уже не надеялся, что все это когда-нибудь закончится, но тут дома расступились, и за ними открылось огромное свободное пространство: так неожиданно, что все сбились с шага.
        Дорога выходила на площадь, за которой виднелось озеро с неподвижной черной водой. Справа площадь обрамляли невиданные здания с резными крышами, а слева, насколько хватало глаз, тянулась каменная стена. За ней было видно причудливое здание с десятками башен, а еще выше, на скале, возвышалась статуя человека с протянутыми к небу руками. Все это, наверное, когда-то было красивым - лет триста назад. С тех пор здания обветшали и местами начали рушиться, стена из камней была почему-то обуглена сверху, будто на ней жгли костры. Это было такое несуразное, мрачное и странное место, что люди не знали, что сказать. Повисло неловкое молчание, и Олдус торопливо заговорил, словно его задевало, что никто не восхищается:
        - Не правда ли, величественное зрелище? Слева вы видите стену, окружающую дворцовые владения, а над воротами - герб нашего королевства: сердце, корона и пять звезд. А над ними надпись: «Пусть освещают звезды путь дарителей».
        Все хмуро посмотрели на огромные, наглухо закрытые ворота. Трое могли бы встать друг другу на плечи и все равно не дотянуться до верха.
        - А за стеной можно разглядеть и сам дворец, - не унимался Олдус. - Ну и конечно же особое внимание привлекает древняя статуя Дарителя на вершине скалы, символ нашего королевства.
        - Я хочу домой, - тихо сказала девочка рядом с Генри.
        - Я все как-то по-другому себе представляла, - прошептала ее мать и, прокашлявшись, громко спросила: - А почему озеро черное?
        - Прекрасный вопрос! - бодро ответил Олдус. - Его называют «Мертвое озеро». После потери Сердца в нем, говорят, поселилось чудовище с тысячей зубов, и с тех пор здешнюю воду не тревожат. - Олдус завертел головой и весело прибавил: - Вон то длинное здание - это корпус посланников. Дом, милый дом! А вон там, на другом берегу, Цитадель, где сидят все воры.
        На людей это сообщение произвело вовсе не то впечатление, какого ожидал Олдус Прайд. Они поежились - наверное, вспомнили битву за монеты.
        Вдоль краев площади были выставлены прилавки, у которых толпились местные, что-то рассматривали, меняли монеты на товары. При виде новоприбывших все они забыли о своих делах, крепче прижали к себе сумки и сбились вместе. Неодобрение их горело, как факел в ночи, - даже Генри чувствовал его издалека.
        - Надо успеть до заката, - отрывисто сказал принц.
        Он мрачнел с каждым шагом, будто ему не хотелось возвращаться. А Олдус, наоборот, взбодрился. Они начали что-то негромко обсуждать, и Генри подобрался ближе.
        - Пусть его величество нас рассудит, - сказал Олдус.
        - Я лучше сам все ему расскажу.
        - При всем уважении, ваше высочество, я пойду с вами.
        Олдус сказал это так, будто его уважение имело предел, и принц бросил на него убийственный взгляд. Но Олдус отступать не собирался. Принц оглядел шатающихся от усталости людей и помрачнел еще больше.
        - Ладно, давайте быстрее покончим с этим, - буркнул он, а потом заговорил громче: - Подданные, ждите своей участи здесь! Мы с капитаном Прайдом обо всем доложим его величеству, и он объявит свою волю. Посланники присмотрят за вами. Сохраняйте спокойствие.
        Генри с облегчением выдохнул. Его путешествие закончится вот здесь, на этой площади. Он просто дождется, когда король скажет, как именно поможет людям, убедится, что их накормят и дадут крышу над головой, отдаст принцу Сердце, а потом скроется из этого каменного города обратно в лес, куда-нибудь далеко, и будет просто жить. Оставалось, правда, невыполненное обещание помочь Свану найти брата, но сейчас уж точно не до этого. Генри приготовился снова затеряться в толпе, и тут рядом раздался голос:
        - Генри! Ты тут! Я так рад! Думал, мы тебя потеряли!
        И Сван схватил его в свои медвежьи объятия. Генри так растерялся, что даже не подумал вывернуться. Он подозревал, что должно быть какое-то наказание для тех, кто нарушает слово, но не думал, что оно вот так обрушивается тебе на голову в ту же секунду. Сван тряс его за плечи, повторял, что узнал даже в капюшоне, и сиял при этом так, будто нашел потерянного друга. Генри стало стыдно: он собирался бросить этого увальня, а тот так ему радуется.
        Но потом оказалось, что наказанием был не только стыд. Генри почувствовал, что на него легла тень, и поднял голову.
        - Как ты его назвал? - тихо спросил принц, свесившись с лошади, и Генри перестал дышать. Он бы уже давно скрылся, но Сван по-прежнему всем своим немалым весом висел у него на шее.
        - Генри, - тут же ответил Сван. - Он мой друг. И герой. Мне господин Прайд велел молчать, но я-то знаю, что он изб… - Генри запоздало зажал ему рот, беспомощно уставившись на принца. Тот в ответ смотрел на него, как коршун на мышь. Никто не обращал на них внимания - все галдели, обсуждая дворец и озеро.
        - Пойди-ка отсюда, - мягко сказал принц, глядя на Свана. - Вот тебе орехи, грызи.
        Сван радостно схватил подачку и умчался смотреть на озеро, напоследок помахав рукой. Генри застыл, будто ноги у него присохли к земле. Он лихорадочно крутил в голове одну и ту же мысль: правы были те, кто говорил, что соратников он себе подобрал хуже некуда. Говорил же Хью, что у Свана мозги, как у десятилетнего. Обычно это было не так уж заметно, особенно когда он стихами говорил, но сейчас…
        Принц соскочил с лошади, и Генри дернулся назад, но принц схватил его за воротник.
        - Так это ты. - Принц сжал зубы, проглатывая не то злость, не то страх. - Так и знал, что эти болваны преувеличили насчет когтей и зубов. Выглядишь точно как мы, а? Хорошо посмеялся надо мной вчера? Но давай-ка договоримся. Я сделал, что ты просил. Привел людей в город. Отдай мне Сердце прямо сейчас, тихо, не привлекая внимания, и я отпущу тебя.
        Генри заколебался. То, что принц умеет быстро соображать, он уже понял, и сейчас его план не казался таким уж плохим. Нельзя попадаться. Надо уходить. Он сделает то, что и собирался, просто чуть раньше. Генри снял с плеча сумку - ему было почти больно расставаться с ней, это биение будто стало частью его самого, - и протянул принцу. Тот оттянул ее край вниз, увидел переплетенные красные кораллы, и лицо у него изменилось. Он выглядел так, будто увидел чудо, и Генри решил, что это отличный момент, чтобы скрыться.
        Он успел пройти три шага. А потом принц громко, ясно, так, что услышали все вокруг, крикнул:
        - Вот он! Разрушитель, приспешник Освальда! Хватайте его! Он укрывался среди нас, как волк среди овец, но теперь разоблачен!
        Любовь принца к пышным выступлениям дала Генри несколько секунд, он бросился прочь, но сбежать в толпе не так просто, и скоро кто-то прыгнул ему на спину, сбивая с ног.
        На этот раз посланники учли все прошлые ошибки: сразу выкрутили ему руки назад и связали шарфом. Генри брыкался так, что почти смог освободиться, но тут кто-то ударил его кулаком по лицу, и Генри завалился назад, сам не веря, что мог так попасться. Похоже, за время похода он ослабел сильнее, чем думал.
        Дальнейшее Генри слышал плохо - слишком звенело в ушах. По толпе летели знакомые злобные крики, принц громко обещал, что разрушитель скоро увидит быстроту и мощь королевского правосудия, а Олдус повторял, что Генри не виноват и король во всем разберется, как только они все дойдут до дворца.
        До этой секунды Генри боялся не то чтобы в полную силу - так, еще одна передряга, из которой он как-нибудь выберется, - но тут его будто окатило ледяной водой.
        - Нет! - крикнул он так, что чуть голос не сорвал. - Мне нельзя во дворец!
        Генри надеялся, что Олдус поймет и остановит все это, но тут посланникам, кажется, надоело слушать крики, и они заткнули Генри рот его же шарфом.
        К тому времени, как Генри дотащили до обугленной стены, он исчерпал все приемы драки без рук и просто обвис, делая вид, что потерял сознание. Теперь посланникам нужно было кучу сил тратить на то, чтобы он не упал на землю. Генри надеялся, что их это вымотает, и тогда он, собрав все силы, попробует еще раз.
        Поодаль от высоченных ворот в стене была деревянная дверь с зарешеченным окошком. Принц постучал. Из-за двери не раздалось ни звука, принц заколотил в нее с удвоенной силой, будто хотел сорвать зло на куске дерева, - и наконец окошко приоткрылось.
        - Никаких поставок сегодня не ожидается, кого там принесло! - проворчали за дверью. - Вечер близко! Кто там?
        - Тот, кого вы три дня искали. - Принц шагнул ближе к двери. - Я здесь, цел и невредим. И с прекрасными вестями для отца.
        - Ваше высочество! - испуганно пробормотали за дверью. - А почему вы снаружи, а не внутри?
        Лицо у принца вытянулось.
        - Меня что, никто не искал? Так, давайте вы сначала откроете, а потом обсудим вашу преступную халатность, - проговорил он, нетерпеливо барабаня пальцами по двери.
        Наступление быстрого и мощного правосудия несколько затягивалось, и Генри решил: пора. Он рванулся, пытаясь освободиться, но посланники явно решили с ним не церемониться и ударили в живот. Теперь голос человека за дверью доносился до него будто из-под земли.
        - В списке дел на день у меня нет такого приказа - пропустить ваше высочество. Мне надо спросить капитана второй дворцовой охраны, своего начальника. Как доложить?
        - Принц с победой над врагом, с Сердцем волшебства и с плененным разрушителем, - дрожащим от злости голосом сказал принц. - Этого достаточно?
        За дверью повисло молчание.
        - У меня указаний на такой случай нет. Пойду спрошу.
        - Стойте! - Принц запустил руку в карман, вытащил золотую монету и просунул между прутьями решетки. - Со мной будут еще пятеро, не обращайте на них внимания.
        - Добро пожаловать во дворец, - быстро сказал охранник и посторонился, открывая дверь. Генри втолкнули внутрь, и шум площади остался позади.
        За дверью была широкая арка глубиной шагов в десять - до этого Генри даже представить не мог, какая толстая стена у замка.
        - Вы что, играли в «Слопай меня, великан»? - раздраженно спросил у кого-то принц.
        - Никак нет, - нестройно ответили несколько голосов.
        - А что это торчит из-под списка приказов, не фишки, случайно? - Принц сердито поворошил что-то на столе и повел за собой коня.
        - Сейчас королевскую лестницу увидим, - тихо сказал один из посланников другому.
        Генри понял, что, помимо него и двоих, держащих его за плечи, в дверь прошли только Олдус, принц и Агата, но сил на новую атаку у него не было.
        За страшными стенами, как ни странно, была красота: сад с незнакомыми деревьями, а посреди него - широкая лестница из белого камня. Генри думал, что, если вообще не будет передвигать ногами, посланникам быстро надоест тащить его по лестнице. Но они так рвались наверх, что Генри за собой утянули в два счета и остановились только шестьдесят две белоснежные ступени спустя.
        - Вот он, дворец, - благоговейно сказал один. - Красота-то какая. Повидал его, и помирать можно.
        Генри вяло поднял голову. Огромное здание из светлого камня казалось легким, будто вырезанным из бумаги: со всеми башнями и колоннами, завитушками и фигурами странных зверей на крыше. Два стражника сидели по обе стороны двери и дремали, повесив голову на грудь. Принц ткнул одного ногой, и оба сразу вскочили, схватившись за мечи.
        - Открывайте двери, - велел принц.
        - Ваше высочество? - пробормотал один. - А почему вы снаружи? И кто это с вами? В списке дел у нас ничего такого нет, да и закат скоро.
        - Забудьте про список! - рявкнул принц. - Вот это Сердце волшебства, ясно вам?
        Они посмотрели на сумку у него в руках, глупо моргая.
        - Мне надо спросить начальника первой охраны, - неуверенно сказал один.
        Принц вздохнул. За следующую минуту еще две монеты перекочевали от него к стражникам, двери распахнулись, а изнутри пахнуло чем-то старым: не то пылью, не то сухими цветами.
        - Самый счастливый день в моей жизни, - прошептал один посланник другому.
        Генри с ними точно не согласился бы. Створки двери упирались в обитый блестящим красноватым металлом порог, и Генри понял, что именно про него и говорил отец: «Как только переступишь его - будущее наступит, что бы ты ни делал». Он замычал, упираясь, но посланники просто втащили его за собой, как мешок с камнями.
        И его нога пересекла порог. Генри всем телом почувствовал, как захлопнулись у него за спиной двери, - тяжелый одинокий звук, - а потом наступившую тишину прорезал мягкий голос:
        - Добро пожаловать во дворец, господа!
        Перед ними стоял человек в самой нелепой одежде, какую Генри приходилось видеть: короткие пышные штаны, под ними - еще одни, но только облегающие, ярко-желтые и перевязанные лентами, сверху - что-то вроде куртки с вышивкой и кружевным воротником, на шее - золотые цепочки, на ногах - туфли с бантами. Если бы он в таком виде вышел на охоту, его бы задрал первый же хищник, потому что ни бежать, ни стрелять он бы точно не смог.
        Человек поклонился, разведя руки в стороны и поглядывая на принца блестящими, как у воробья, глазами:
        - Ваше высочество! Какое счастье вас видеть! А это кто у нас? Неужто Агата? Ах, милое дитя, вы живы! Какая услада для глаз! Приветствую и вас, господа посланники! Уверен, вас не разочарует великолепие…
        - Достаточно, Уилфред, - перебил принц. - Отведите нас к отцу.
        - Я вижу, что вы и ваши друзья устали с дороги, и закат близко. Его величеству нездоровится, да и не стоит ему так волноваться на ночь глядя, и…
        - Дело не терпит отлагательств. - Принц обогнул его и пошел вперед по коридору.
        Уилфред застыл с таким потрясенным лицом, будто на глазах у него произошло что-то ужасное.
        - Ваше высочество! Приличия требуют, чтобы вы… Господа, вы достойны лучшего приема!
        Уилфред шел спиной вперед, постоянно кланяясь, Олдус и посланники кланялись в ответ, так что Генри дергало то вперед, то назад. Вырваться он больше не пытался и по сторонам тоже не смотрел. Какая теперь разница, что он увидит? Его протащили по нескольким коридорам и лестницам, а потом все остановились перед большими золотистыми дверями, по обе стороны которых стояли два стражника, - те при виде гостей вытаращили глаза, как стрекозы.
        - Позвольте хотя бы провести церемонию входа в тронный зал! - взмолился Уилфред, но принц уже рванул створки на себя.
        - Отец! - громко сказал он. - Прими меня с победой!
        Уилфред закрыл лицо ладонью.
        - Катастрофа, - прошептал он и поклонился так глубоко, что едва не уткнулся лицом в пол.
        Зал, в котором они оказались, выглядел роскошно, но мебели тут не было никакой, кроме кресла, в котором, держа голову так, словно она сейчас отвалится, полулежал человек. За его спиной, вытянувшись, будто к спине у них привязаны жерди, замерли двое с мечами и в золотых куртках, а в нескольких шагах от кресла стояла светловолосая женщина с каким-то списком в руках. Посланники упали на колени, продолжая держать Генри, отчего он повалился носом в пол. Потом раздались гулкие, торопливые шаги принца и его голос:
        - Вот Сердце волшебства. - Голос принца вздрагивал от какого-то непонятного, но сильного чувства. - Оно возвращается домой. Освальд побежден, разрушитель в плену. Я все сделал.
        Значит, этот человек и есть король? Генри представлял, что для людей он - как вожак стаи у волков. А этот выглядел измученным и вялым, какой из него вожак? Кое-как поднявшись вместе с посланниками, он увидел, что принц стоит перед креслом на одном колене, держа ларец на вытянутых руках. И Генри с тоской понял: ларец сияет еще бледнее, чем прежде.
        Человек в кресле прижал пальцы к виску, будто у него болела голова. Потом с усилием сел прямо, поставил ларец себе на колени и попытался открыть. Но крышка не подалась, и Генри выдохнул с облегчением. Хоть одна хорошая новость за день. Похоже, теперь открыть его может только он сам.
        - Да, ларец определенно старинный, - морщась на каждом слове, произнес король. Он говорил так тихо, что Генри едва его слышал. - Но с чего ты взял, что там Сердце волшебства?
        Принц замер, не зная, что сказать. Такой вопрос, кажется, ему в голову не приходил. От Олдуса и посланников объяснений тоже ждать не стоило - при виде короля они впали в какой-то ступор. Агата держалась позади, глядя в пол и чуть приподняв края платья, и на ее лице было написано мучительное желание слиться со стеной.
        - Будьте любезны, Уилфред, отнесите эту вещь ко мне в покои. Хранитель казны заберет ее оттуда и сложит к другим ценностям, - глядя прямо перед собой, сказал король.
        Уилфред, кланяясь на каждом шагу, подошел, взял ларец и начал пятиться назад. Принц так и замер на одном колене, как будто забыл встать, и король, с усилием повернув голову, посмотрел на него тяжелым, расслабленным взглядом.
        - Тебя не было за завтраком, - с таким видом, будто вспомнил что-то неподъемно трудное, сказал он.
        - Да, несколько дней. Кстати, я еще принес старинные золотые монеты. - Принц вытащил из кармана мешочек и положил отцу на колени.
        - Хорошо, - уронил король, глядя поверх его головы. - Уилфред, вернитесь, заберите и монеты тоже. А мне пора прилечь.
        - И все? - пробормотал принц.
        Генри первый раз видел его таким растерянным.
        Король тяжело поднялся, шатнулся назад - двое в золотых куртках тут же поддержали его, но он отвел их руки и нетвердо пошел к двери. А потом заметил Генри - и остановился.
        - А это кто такой? Зачем его сюда привели?
        Принц вскочил и громко, так что король снова поморщился, объявил:
        - Он и есть разрушитель! Он может уничтожать руками. Как в сказке. Я его нашел. Я его поймал!
        - Вот этот? - Король с видимым трудом покачал головой. - Так и знал, что все это просто слухи. Когда мне впервые доложили о появлении разрушителя, я был, признаться, напуган. Отправил за ним посланников. Но, судя по вашему виду, господа, вы просто хорошо повеселились, а теперь пытаетесь свалить все на волшебство.
        И от этих слов Олдус наконец пришел в себя.
        - Ваше величество, вы же читали мое письмо! - отчаянно крикнул он.
        - Какое письмо? - устало спросил король. - Я ничего не получал. Вы просто исчезли со всем отрядом и даже не посылали отчеты - я узнавал у Уилфреда.
        Олдус приоткрыл рот и не закрыл обратно. Ничего подобного он не ожидал.
        - Когда Сердце вернется, все сразу изменится, правда? - Король заговорил чуть громче, и на секунду Генри будто увидел: он не всегда был такой развалиной. - Все станет удивительным и новым. Но пока что-то не заметно. И вот этот ларец - Сердце волшебства? Этот мальчик - разрушитель? Мой сын - новый Сивард? Тогда Барс, полагаю, выглядит как домашняя кошка.
        - Это не ваш сын новый Сивард, а он. - Олдус ткнул в Генри, и король бледно улыбнулся.
        - Ничем не лучше, господин Прайд. Я не возлагаю на своего сына больших надежд, но все же полагаю, что Барс выбрал бы человека его происхождения. А теперь прошу меня простить. Наступает ночь, а в нашем замке это не лучшее время.
        - Стой, отец! - крикнул принц, и Генри подумал: почему они не могут говорить тихо? Видно же, что королю больно от громких голосов.
        Но в следующую секунду все мысли о короле вылетели у него из головы, потому что принц вытащил из кармана монету и встал перед Генри.
        - Отпустите одну его руку и снимите перчатку, пусть прикоснется. Пусть все увидят, что будет.
        - Может, не надо? - еле слышно выдавил один из посланников. - Мы в Башне загадок видели, как он это делает. Жуткое зрелище.
        - Исполняйте! - рявкнул принц.
        Генри опустил голову. Конечно, монета превратится в пепел, он-то знал это лучше всех. Посланники уже начали развязывать ему руки, и тут раздался женский голос:
        - Подождите, господа.
        Светловолосая женщина, которая до этого молча следила за разговором, с поклоном подошла к королю.
        - Ваше величество, позвольте мне сказать. Вы правы, разрушитель в сказке - само зло и на этого бедняка точно не похож. Но если весть все же правдива, то юноша смертельно опасен, и нельзя дать ему снять перчатки так близко к вашему величеству. Разрешите, я проверю сама за закрытой дверью.
        - Вы, как всегда, голос мудрости, Ингрид, - сказал король. Было видно, что он уже устал стоять. - Делайте, как считаете нужным.
        - Проверяйте тут! - рявкнул принц, но Ингрид посмотрела на него так, что он замолчал.
        - Ваше высочество мне не доверяет? Господа посланники, доведите юношу до двери в столовую.
        Генри куда-то потащили, потом втолкнули в пустую комнату, и дверь захлопнулась. Он почувствовал, что руки ему развязали и веревка упала на пол.
        - Снимите перчатки, - приказала Ингрид.
        Генри снял и хмуро посмотрел на свои руки. На вид такие же, как у всех, - а сколько же от них неприятностей. Тут Ингрид взяла со стола какую-то золотую штуку и встала прямо перед ним. Лицо у нее было высокомерное, а глаза яркие, внимательные, окруженные тонкими морщинками.
        - Скажите честно: если вы тронете подсвечник, он сгорит?
        Генри кивнул, глядя в сторону. Ингрид минуту постояла, размышляя. Испуганной она не выглядела, и Генри в который раз подумал, что люди зря недооценивают женщин.
        - Надевайте перчатки и идите за мной, - решительно сказала она и распахнула двери.
        Все стояли на тех же местах, где их оставили, только король снова опустился в кресло. Уилфред уже вернулся и чуть ли не подпрыгивал на месте, явно разрываясь между осуждением и любопытством.
        - Ваше величество, - Ингрид подошла к королю и присела, держа края платья, - нет никакого дара, у господ посланников и у вашего сына просто разыгралось воображение. Но я понимаю, откуда взялся этот слух. Руки у юноши изуродованы какой-то болезнью, покрыты шрамами и сыпью, поэтому он не снимает перчатки. Боюсь, это может оказаться заразно, так что лучше не смотрите, - и она брезгливо вытерла руки платком.
        Генри растерянно посмотрел на посланников, но, судя по лицам, они не лучше его понимали, что происходит.
        - Так и думал, - король слабо улыбнулся. - Не бывает никаких волшебников, бессмертных злодеев и жутких даров, верно? Предки умели делать красивые вещи, мы это умение утратили, и тут вряд ли что-то изменишь. Так, а там-то кто шумит?
        За окнами и правда с каждой минутой нарастал гул голосов. Очевидно, все, кого оставили на площади, изнывали от нетерпения, ожидая решения короля, и хотели напомнить о своем присутствии.
        - Это люди, дома которых сжег Освальд. Триста человек. Они вам могут подтвердить, что Освальд - не выдумка, - заявил Олдус, кланяясь и одновременно втягивая голову в плечи. Он, кажется, сам был в ужасе от собственной смелости, но молчать не мог.
        - Где-то по неосторожности случился пожар, а потом ветер разнес его по окрестностям, - рассеянно ответил король. - Это прискорбно, но зачем их всех сюда привели? Уверен, это была глупая выдумка моего сына. - У принца вытянулось лицо, и Генри улыбнулся. Он ничего не мог поделать со злорадным удовольствием, которое чувствовал каждый раз, когда принцу доставалось. - Делать нечего, придется отправить их в мастерские. Уилфред, распорядитесь. Там у них хотя бы будет кров и еда.
        Что такое мастерские, Генри не знал, но по лицу Олдуса сразу понял: ничего хорошего.
        - Ваше величество, там даже мужчины ослаблены дорогой, что уж говорить о стариках, детях и женщинах! - пробормотал Олдус.
        - Если вы предложите лучшее решение, буду благодарен.
        Повисло тягостное молчание. Лучшего решения ни у кого не нашлось. Тогда король поднялся с кресла, едва держась на ногах.
        - Господа посланники могут вернуться к семьям. Даю три дня на отдых, а потом - обычные поездки за предметами, все по расписанию. Юношу выведите из дворца и пусть идет на все четыре стороны. Не сажать же мне его в Цитадель за то, что он такой грязный. А теперь, полагаю, разговор окончен. Всем спокойной ночи.
        - Но, ваше величество… - начал Олдус.
        Король утомленно приподнял руку.
        - Если вам надоела ваша должность, так и скажите. Если нет, возвращайтесь к работе.
        Олдус беспомощно оглянулся на посланников, но те уже с готовностью кивали и пятились к двери, таща Генри за собой. Кажется, при мысли о том, что все станет как раньше, они чувствовали только облегчение.
        И Генри понял: это все. Конец. Сердце погаснет среди всякого хлама в казне, первых мастеров отправят в какое-то ужасное место. И Освальд победит. Генри пока не понимал как, но это точно случится. А его самого ждет смерть, куда бы он теперь ни пошел, как и обещал отец. Последние отблески солнца таяли на разноцветных стенах, блекло подсвечивали нарисованные там цветы, фигуры животных, странных существ, надпись и…
        Стоп. Надпись. Выцветшими, угловатыми буквами на одной из стен было выведено:
        За дверью ждет тебя ответ,
        Коль ты найти его готов,
        Ведь у дворца секретов нет
        От настоящих мастеров.
        Король уже вышел, посланники все настойчивее тянули Генри к двери, но он не двигался. Так вот что напомнили принцу стихи из книги Тиса. И Генри понял, что надо делать. Даже если это последнее, что он сделает, даже если ничего не получится, - это лучше, чем ничего. Отец сам говорил: не давай воли страху и никогда, никогда не сдавайся.
        Генри врезал локтями в живот обоим посланникам - те уже привыкли, что он не сопротивляется, и сейчас от неожиданности завалились на пол. А Генри вытащил изо рта шарф, догнал короля и встал перед ним.
        - Корона, - произнес он, глядя в мутные от боли глаза короля. Он старался говорить тихо, чтобы не делать ему еще хуже. - Потерянная корона истинных королей. Она вам нужна?
        К нему уже бросились двое в золотых куртках, Генри дал им в нос - слегка, просто чтобы не мешали, - и договорил:
        - Я могу ее найти. Я отлично ищу потерянное.
        - Это просто сказка. - Король не испугался, и Генри не мог понять - то ли он храбрее, чем кажется, то ли у него и на страх уже не хватает сил. - А даже если нет, ее больше двухсот лет не могли найти.
        - Вы - может быть. Но тогда тут не было меня.
        - Какой наглец! - ахнул Уилфред, но с места предпочел не двигаться.
        - И почему вы думаете, что можете? - поинтересовался король.
        - Потому что это я нашел Сердце, и мне все равно, верите вы или нет. Дайте мне одну неделю, и я найду ее.
        - Зачем мне соглашаться? - Король не сердился, ему будто и правда было любопытно. - В легенде сказано: тот, кто наденет корону, станет великим королем. Даже если вдруг случится чудо и вы ее найдете, зачем вам ее отдавать? Каждый хочет надеть ее на себя.
        - Я - нет, - сказал Генри, и король наконец посмотрел ему в глаза, а не куда-то в пустоту. - Дайте неделю и потом делайте со мной что хотите. Я просто хочу, чтобы вы стали таким королем, который всем поможет.
        Уилфред со стоном закрыл лицо руками.
        - Окончательная катастрофа, - тихо сказал он.
        А король вдруг засмеялся, одной рукой схватившись за голову, будто боялся, что она отвалится. Этот звук был таким неожиданным, что все вздрогнули.
        - Вы храбрец. Хуже мне уже не будет, верно? - спросил он, глядя на Генри без всякой злости. - Хорошо. Если правда найдете, просите любые сокровища. Но если не сможете, я вас накажу за наглость. Согласны?
        - Да. Мне терять нечего.
        - Отец, - принц оттер Генри в сторону, - я берусь найти ее быстрее, чем он. Тогда ты будешь мной доволен?
        С минуту король переводил взгляд с одного на другого, будто что-то вспоминал, а потом еле заметно кивнул.
        - Да будет так. Сейчас десятый вечер от Зимнего дня. Если один из вас найдет ее до заката семнадцатого вечера, я щедро его награжу. Уилфред, распорядитесь, чтобы нашего смелого гостя привели в порядок.
        - На неделю оставить его тут? - начал Уилфред с таким лицом, будто у него на глазах рушилась крыша. - Но, сэр, а вдруг он вор?
        - А вы не спускайте с него глаз. И усильте охрану на всех выходах, - сказал король и ушел. За ним, потирая носы, спешили двое в золотых куртках.
        Принц посмотрел на Генри так, будто жалел, что не имеет способности убивать взглядом, а потом развернулся и пошел в другую сторону.
        - Господа посланники, я провожу вас к дверям, - слабым голосом сказал Уилфред.
        Двое посланников, которые теперь старались к Генри даже близко не подходить, бросились за Уилфредом. Олдус показал Генри большой палец, хотя, что значит этот жест, Генри так и не понял, и пошел за ними.
        - Агата, я сердечно рада вас видеть, но надеюсь, что к завтраку вы приведете себя в порядок, - невозмутимо сказала Ингрид. - Уверена, вы не забыли дорогу к своим покоям. Идите, обрадуйте свою матушку, а я пока устрою молодого человека на ночлег.
        Агата поклонилась, вздохнула и с мученическим видом свернула в соседний коридор, на прощание коротко мигнув одним глазом, что Генри решил принять за знак дружбы и одобрения.
        - Прошу за мной, - сказала Ингрид, тревожно оглядывая потемневший коридор.
        Какое-то время Генри молча шагал, глядя в ее прямую спину, а потом все-таки решился спросить:
        - Вы же поняли, кто я. Зачем помогли?
        - Боюсь, что человек с такими скромными представлениями о приличиях желает услышать не вежливый, а честный ответ. - Ингрид коротко обернулась. - Его высочество сбежал, не сказав никому ни слова. Я приложила все усилия, чтобы его величество этого не заметил, ему вредно волноваться. Я надеялась, что Эдвард вернется прежде, чем его пропажа обнаружится. Так и вышло. Но он поступил не как хороший сын. Мне показалось, что некоторое охлаждение самолюбия ему не повредит. Я, признаюсь, не предполагала, что мы еще неделю будем наслаждаться вашей компанией.
        - Я никому ничего плохого не сделаю, - сказал Генри.
        - Поверю вам на слово. - Она открыла перед ним какую-то дверь. - Простите, комната для гостей давно не использовалась, но для дальнейших приготовлений нет времени, солнце сейчас сядет.
        - А почему все тут так боятся темноты?
        - К утру вы и сами поймете.
        Ингрид торопливо захлопнула дверь, по коридору простучали ее шаги, и все стихло.
        Генри огляделся. Комната была полна всякого причудливого хлама, которым люди так любят набивать свои жилища. Генри сел на край пыльной кровати, и та скрипнула так, будто сейчас развалится.
        Сумерки проглатывали свет с каждой минутой, и вскоре стало совсем темно. Генри растянулся на кровати и приготовился уже как следует поспать, но тут же открыл глаза.
        В комнате кто-то был, он каждой клеткой тела чувствовал присутствие - враждебное, тяжелое. Генри был уверен, что незаметно к нему не подберешься, но все равно оглядел каждый угол. Никого. Он снова опустился спиной на покрывало, подняв очередное облако пыли, чихнул и сам вздрогнул от того, как этот звук распорол тишину.
        Глаза он закрывать не стал, но ощущение никуда не ушло. Тогда он встал, заглянул под кровать, в шкаф, за длинные полотнища ткани на окнах: вдруг кто-то прячется там? Но под кроватью он нашел только новые слои пыли, а в шкафу - какую-то древнюю одежду.
        Он проверил свои карманы, но оружия, увы, не было. Зато нашлась карта королевства, книга Тиса, шкатулка секретов Сиварда и ключ от всех дверей. Все это было сейчас совершенно бесполезно, и Генри рассовал свои находки обратно. У него появилось странное чувство, будто стены придвигаются к нему все ближе, и он бы уже не удивился, если бы так и было, но проверить не мог - тьма вокруг стояла непроглядная, она проглатывала расстояния, не давала оценить их точно. И в этой тьме будто притаился дикий зверь - совершенно бесшумный и совершенно невидимый.
        Следующие полчаса Генри сидел, забившись в угол кровати. Он ждал любых ужасов, но почему-то больше всего пугала мысль, что до рассвета еще много часов и каждый из них он проведет в этой комнате. Он вскочил, дернул на себя ставни и рухнул животом на подоконник, жадно хватая ртом холодный ночной воздух.
        «Зло живет во дворце давно, - говорил Пал. - И будет становиться только сильнее».
        - Ничего ты мне не сделаешь, ясно? Не сегодня, - пробормотал Генри, вглядываясь в темную комнату. - Я не боюсь. Отец предсказал, что, прежде чем я умру, меня посадят в клетку, а Сердце будет потеряно. Такие вот у меня планы на будущее.
        Он с ногами забрался на подоконник и поглядел вниз. Было совершенно непонятно, далеко ли он будет лететь, если упадет, но Генри сказал себе, что в предсказании отца есть и свои плюсы. Например, он точно умрет не от того, что сломает себе шею. Его убьет тот, кому он доверяет.
        Генри сжал зубы. Ничего, кое-что он еще успеет. Например, найти корону. И если сказки - правда, то у остальных тогда все станет хорошо.
        - Что ж я натворил, - пробормотал Генри, безнадежно глядя в черное небо за окном.
        А потом удобнее устроился на подоконнике - и сразу заснул.
        Глава 4
        Королевское утро
        Генри проснулся от того, что его осторожно тыкали чем-то в ребра. Он вскинулся и едва не упал: подоконник был широкий, но точно не предназначен для сна. Об этом же явно думал человек, стоявший в трех шагах от него. В руке он держал кочергу, которой и упирался сейчас Генри в бок. Несмотря на подозрительный взгляд, Генри он сразу понравился. После всех пышно разодетых личностей этот наконец-то выглядел нормально: он был в черных штанах и серой рубахе.
        - Вставайте, что ли, - проворчал человек, увидев, что Генри открыл глаза. - Нашли место! Кровать вон какая роскошная, а он где!
        Сейчас, под веселыми лучами утреннего солнца, комната казалась совершенно мирной. Генри даже понять не мог, чего так испугался вчера. Он опустил ноги на пол, собираясь уже надеть сапоги, и понял, что сапог нет.
        - Я их сжег, - сообщил мрачный человек. Генри хотел возмутиться, но не нашел в себе сил. - Раздевайтесь, остальное тоже сожгу. Господин Уилфред велел выдать вам наряд, как у придворных.
        Он кивнул на стол, и Генри с тоской увидел стопку разноцветных пыльных вещей, из которой то тут, то там торчали кружева, позументы и пряжки.
        - Не надо, - быстро сказал он. - А можно мне такую одежду, как у тебя?
        Ему показалось, что глаза его собеседника сейчас вылетят из глазниц - так он их вытаращил.
        - Наряд слуги? Вам предлагают разноцветный наряд знати, а вы хотите нашу жалкую черно-серую одежку?
        - Хотите, берите себе эту, а мне дайте вашу, - предложил Генри, и незнакомец с грохотом бросил кочергу на пол.
        - Вы - не настоящий гость, - хмуро сообщил он. - Я это сразу понял, как вас увидел. Другим вы, может, и задурили голову - иначе как такого сюда впустили, - но со мной этот номер не пройдет, так и знайте!
        Почему он так сердится, Генри не понимал, но тут он вспомнил, что не выполнил одно правило людей, которому научил его когда-то Джетт.
        - Я Генри. - Он вытянул вперед правую руку. - А тебя как зовут?
        - Вот про это я и говорю! У слуг не спрашивают имен, это каждый знает! И никто не жмет нам руки, это неприлично!
        Генри быстро убрал ладонь. Он никогда не поймет, как у людей все устроено. Из каждого правила есть куча исключений - как они не путаются?
        А сердитый человек вдруг медленно выдохнул, будто из него выпустили весь воздух, и лицо его немного смягчилось.
        - Но если уж вам интересно, я Карл. Благородное имя, происходит от слова «король». Моя покойная матушка когда-то твердила, что меня ждет особая судьба, а мне вот чем приходится заниматься!
        Он сердито дернул головой, будто отгоняя воспоминания. Лицо его, мягкое и круглое, будто наспех вылепили из глины, а потом, когда она застыла, прочертили резкие линии - длинные складки вдоль лба, в углах губ и глаз. Складки придавали этому мясистому лицу самое суровое выражение, какое Генри только доводилось видеть. А сверху торчали совершенно белые волосы. Не седые - белые, как маргаритки.
        - Никогда такие волосы не видел, - сказал Генри, просто чтобы не молчать. Он ожидал новую порцию ругани, но лицо Карла внезапно засияло сдержанным, мрачным удовольствием.
        - Светлые волосы - признак высокого происхождения. Мне повезло, я с такими родился. Может, капля благородной крови и во мне есть.
        Карл выпятил грудь и важно оперся на стол, но тут же отдернул руку и уставился на оставшуюся на ней пыль. Какое-то время он задумчиво рассматривал ее, а потом, с лицом человека, принявшего важное решение, вытер ладонь о рубашку.
        - Уборкой вас беспокоить не буду. Пыль - она вечно назад возвращается. А вы к нам, если не ошибаюсь, все равно ненадолго, - произнес Карл чуть более благосклонно, чем раньше, а потом сказал слово, которого Генри не знал: - Ванна готова.
        Генри надеялся, что это какая-то еда, и, когда Карл подошел к небольшой двери в углу комнаты, с готовностью последовал за ним. За дверью оказалась комната, выложенная разными видами гладкого камня. Посередине стояла жестяная чаша, похожая на котелок, только длинный и такой огромный, что человек мог бы забраться в него целиком. Чаша стояла на выгнутых ножках, сделанных в виде лап какого-то зверя, а под ней, в аккуратном каменном очаге, горел огонь. Генри вытаращил глаза. Его что, сварить собрались?
        Он схватил со стола тяжелую штуку, которую Ингрид вчера назвала подсвечником, и уставился на Карла с самым зверским видом, на какой был способен. Но того было не так просто напугать - угрюмое лицо он и сам умел делать. Так что Карл только приподнял брови, сел на корточки и погасил огонь. Генри перевел дыхание. Может, все не так страшно. Они с отцом зимой грели в котелке воду для питья, только еще лимонник в нее бросали. Генри подошел, зачерпнул из чаши и отпил. Обычная горячая вода. Ну, отлично. Он отпил еще, потом увидел рядом с этим странным котелком два непонятных кубика: один бледно-желтый, другой зеленый. Мало ли какая у них тут еда. Он лизнул зеленый и поморщился. Горький. Второй оказался не лучше. Но надо было сказать что-то вежливое, и он обернулся к Карлу:
        - А можно мне что-нибудь другое? Орехи или яблоко. Хотя мясо было бы лучше всего. Но за воду спасибо, только можно было и поменьше, я все это не выпью.
        Карл прислонился к двери, будто ему отказали ноги.
        - Лопни мои глаза, - слабым голосом проговорил он. - Я слышал, что за стенами дворца не жизнь, а кошмар, но только сейчас понял какой. Чем же вы там у себя мылись?
        - Золой, - объяснил Генри, и до него вдруг дошло. - Это что, целая комната для мытья? - медленно спросил он. Карл прикрыл глаза рукой. - А зачем горячая вода? Сейчас еще зима, на улице полно снега, я им каждое утро обтирался, а летом просто прыгаешь в реку и…
        - Все, я больше не вынесу. Всему есть предел, - загробным голосом сообщил Карл и с силой бросил на табурет стопку одежды, которую держал в руках. - Да как вас сюда пустили? Я личный слуга его величества, а вы, вы просто… - Он захлебнулся воздухом, лицо у него покраснело, как закатное небо. - Стены нас охраняют от дикарей вроде вас, иначе вы бы все разграбили! Имейте в виду, я пересчитаю все расчески, все куски мыла, я пересчитаю даже поленья в очаге! - Карл перевел дыхание. - Завтрак через полчаса. Если я понадоблюсь, звоните в этот звонок. Хотя, знаете, лучше не стоит. - И с этими словами Карл развернулся и вышел, захлопнув за собой дверь так, что стены содрогнулись.
        Генри затравленным взглядом оглядел комнату. На полках были расставлены бесконечные щетки, флаконы, склянки и уж совсем непонятные предметы, а на стене висело большое пыльное стекло. Он осторожно протер рукавом пыль - и отпрянул, вдруг увидев себя, а за своей спиной всю комнату. Стекло отражало, как вода в реке, только гораздо лучше. Олдус говорил, что во дворце полно волшебных предметов, но вот этот был просто невероятным. Следующие пять минут Генри провел, заглядывая в волшебное стекло под разным углом. Потом вернулся к большой лохани, разделся, с сомнением залез в нее - и чуть не застонал от удовольствия. Какая же это потрясающая идея - мыться горячей водой. Ему такое никогда и в голову не приходило.
        Он позволил рукам полежать в воде - хоть ее они не уничтожали, и на том спасибо, - а потом нехотя натянул перчатки и взял тот брикет, который так бесславно пытался съесть. Карл говорил, это что-то для мытья. Генри покрутил его в руках, понюхал - пахло хвоей - и провел им по плечу. На коже осталась пена, и Генри едва не присвистнул. Чего только люди не выдумали! Он натерся этим брикетом с головой, а потом залез обратно в воду. Утро начиналось неплохо: солнце блестело на всех стекляшках в комнате, за окном колыхались деревья. Генри лежал и смотрел на них, пока вода не остыла совсем. Потом вылез и хотел уже натянуть свою старую одежду, но она выглядела такой грязной кучей лохмотьев, что Генри скрепя сердце оставил ее лежать на полу. Только халат Тиса бережно сложил и спрятал под кроватью в спальне. А потом нехотя взялся за одежду, которую оставил ему Карл.
        С надеванием штанов и рубашки он кое-как справился, хотя на застегивание всех пуговиц пришлось потратить кучу времени. Но куртка была такого странного покроя, что он никак не мог понять, как ее вообще надевают. Обувь была не лучше: вместо его разбитых, но удобных сапог, которые сейчас покоились где-то среди золы, ему достались смешные ботинки с бантами и на выгнутом каблуке. Генри вдел в них ноги и осторожно сделал шаг. О том, чтобы в такой обуви охотиться, и думать было нечего.
        Тут за стеной раздались осторожные шаги. Генри метнулся было к двери, чтобы посмотреть, кто там, но сразу оступился, запнулся за второй ботинок и рухнул на пол.
        - Вы в порядке? Могу я зайти? - спросил учтивый голос, в котором Генри немедленно опознал Уилфреда.
        - Да-да, все отлично, - быстро сказал Генри, вскочил с пола и непринужденно встал, прислонившись к стене, чтобы не пошатываться в этих жутких ботинках.
        - Я решил сам проверить, все ли у вас хорошо. - Уилфред приоткрыл дверь и поклонился. Генри не двинулся, он боялся отпустить стену. - А, Карл уже сбежал? Прошу, простите его. Остальных я не стал присылать, они еще хуже. Слуги есть слуги, чего еще от них ждать? Но знайте: вы - наш гость, а законы гостеприимства священны. Пока вы здесь, чувствуйте себя как дома.
        Всю эту речь он произнес не разгибаясь, а потом выпрямился, всплеснул руками и воскликнул:
        - Да вы прекрасно выглядите! Разрешите помочь вам с камзолом.
        И прежде чем Генри успел сказать хоть слово, Уилфред подскочил к нему и ловко застегнул все пуговицы на этой странной одежке.
        - А без нее нельзя? Жарко, - сказал Генри, цепляясь за стену. Без нее он тут же терял равновесие.
        - В одной рубашке ходят только слуги, а король велел принимать вас как равного нам - тогда никто не будет чинить вам препятствий в поисках.
        - Дайте хоть другие ботинки. В этих неудобно.
        - Ну конечно, в них неудобно! Этим и отличается костюм знатного человека. Удобную обувь носят только слуги. А нам она зачем? Делать хоть какую-то работу своими руками - дурной тон. Пойдемте же, я вас провожу на завтрак.
        При слове «завтрак» Генри оживился. Туда он готов был ковылять даже на этих колодах. Он уже шагнул к двери, но Уилфред перегородил ему путь.
        - Постойте, - задумчиво протянул он, разглядывая Генри с головы до ног. - Лиловый и зеленый. Странное сочетание и вам совсем не идет. Давайте посмотрим, что тут еще найдется. - Он вышел в спальню и распахнул шкаф. - Может быть, красное с черным?
        - Отлично, - быстро сказал Генри, но Уилфред, натянув на него еще одну куртку, недовольно покачал головой:
        - Нет-нет, совсем не то! Вот, попробуйте еще это. Нет, плохо. Вот, я знаю! Жилет цвета бледного золота и синий камзол. То, что нужно! - Генри уже потянулся к тряпкам, которые держал Уилфред, но тот отвел руку. - Подождите. Для начала надо привести в порядок вашу прическу.
        - Слушайте, да какая разница, как я выгляжу? Корону искать это мне не поможет.
        - Это еще неизвестно. Садитесь. - Уилфред взял с полочки в комнате для мытья два связанных между собой лезвия, и Генри отпрянул. Ни за что он не даст человеку подойти к нему близко с такой опасной штукой.
        - Вы правы, я кое-что забыл, - кивнул Уилфред. - Давайте для начала подержим ваши волосы в настое ромашки.
        - Это еще зачем?
        - Для золотистого блеска. Светлые волосы считаются признаком знатности, поэтому все в замке издавна стараются усовершенствовать то, что дала им природа. Крайнюю степень этого стремления вы видели у Карла. Он с детства держит волосы в ромашке не меньше получаса в день. Но если хотите знать мое мнение, вы и так обладаете прекрасным цветом волос. - Он взял одну прядь и потер двумя пальцами. - Теперь, без грязи, я узнаю в нем пепельно-русый. Так что давайте сразу перейдем к стрижке. - Уилфред щелкнул связанными лезвиями прямо рядом с его головой, и Генри подскочил.
        - Попробуете меня убить, я успею выхватить эту штуку и воткнуть в вас, - предупредил он.
        Уилфред задумчиво кивнул, разглядывая его волосы. То же выражение лица было у Олдуса, когда тот записывал свою историю: как будто все вокруг перестало существовать. Следующие пять минут Генри покорно слушал щелканье лезвий, но потом терпение у него подошло к концу.
        - Зачем так долго? Я их всегда просто ножом отрезал, раз - и все.
        - Да-да, это заметно, - рассеянно уронил Уилфред, продолжая крутиться вокруг него и отстригая прядь то там, то здесь.
        Генри уже потерял надежду, что это когда-нибудь закончится, когда Уилфред издал победный возглас и отошел на пару шагов.
        - Готово! Так, надевайте жилет и камзол. А теперь взгляните-ка на себя.
        Они подошли к отражающему стеклу, и Генри заглянул в него.
        - Ну как? - торжественно спросил Уилфред.
        - Вроде нормально. А что вы там говорили про завтрак?
        - Нормально?! - воскликнул Уилфред. - Да это великолепно! Вас привести в порядок - вы просто красавец, и… - Уилфред вдруг внимательнее заглянул в стекло. На этот раз он смотрел на себя. - Хм. Красный и желтый совсем не подходят друг к другу. Как я раньше не замечал? - Он торопливо вернулся к шкафу и распахнул его. - Думаю, серый и оранжевый пойдут мне куда больше. А может быть…
        Генри понял, что это надолго, и тихо начал отступать к двери. Уилфред продолжал бормотать, прикладывая к себе то одну, то другую куртку, и Генри беспрепятственно выскользнул из комнаты. Как-нибудь сам найдет, где тут можно поесть.
        Он зашагал по коридору, стараясь делать шаги поменьше: путем проб и ошибок он выяснил, что так хотя бы не спотыкается. Генри старался идти тем же путем, каким вчера вела его Ингрид, но то ли он по дороге слишком засматривался на причудливые потолки и стены, то ли в темноте все казалось другим. Скоро он оказался в пустом зале со стенами из гладкого зеленого камня. Ничего такого они вчера не проходили, и он пошел обратно: наверное, где-то ошибся поворотом.
        Генри был уверен, что не сворачивал с дороги, но вместо двери своей комнаты уперся в стеклянную стену, за которой был залитый солнцем сад. Он застонал и побрел назад. Как он найдет тут корону, если даже еду не может найти?
        Через полчаса торопливой прогулки по местам одно страннее другого Генри наконец понял: одни и те же коридоры каждый раз выводят в разное место. За последние две недели он насмотрелся такого, что это даже не показалось ему странным. Он остановился посреди комнаты, устланной чем-то, похожим на ненастоящую траву, и зажмурился. Что, если здесь, как в доме Тиса, главное - просто знать, куда хочешь попасть?
        - Хочу на завтрак, - тихо сказал он и с закрытыми глазами шагнул вперед.
        Он шел, вытянув перед собой руки, чтобы ни во что не врезаться, свернул куда-то раз, другой, а потом его ладонь уткнулась во что-то похожее на человека. Генри открыл глаза. Он оказался перед незнакомыми дверьми, а по бокам их стояли вчерашние два парня в золотых куртках, одному из которых Генри и упирался сейчас ладонью в грудь. Оба смотрели на него вытаращенными глазами. Они тоже помнили, как он вчера им врезал, чтобы не мешали разговаривать с королем. Потом один так же молча попятился и открыл перед ним дверь. Из комнаты сразу вырвались голоса и запах жареного хлеба.
        Надо пробраться внутрь, схватить какую-нибудь еду и сбежать на поиски короны. Никто и внимания не обратит. Утешая себя этой мыслью, Генри шагнул в комнату и замер. Он сразу понял, что его план провалился. Там было человек сорок - и все они повернули головы к нему.
        От неожиданности Генри хотел уже развернуться и поискать еду где-нибудь еще, но тут из-за длинного стола поднялся Уилфред. За то время, пока Генри блуждал по замку, он успел не только переодеться в какой-то невероятный малиново-голубой камзол, но и добраться сюда.
        - Дамы и господа, а вот и наш гость! - Уилфред повернулся вокруг своей оси, будто хотел, чтобы все оценили его наряд, и благодушно уставился на Генри. - Его величество просил отнестись к нему с расположением, но не расспрашивать, откуда и для чего он прибыл, ибо это - государственная тайна.
        Генри, который так и замер, прижавшись спиной к двери, подумал, что король неплохо придумал: сам он понятия не имел, как объяснял бы этим людям свое появление. Впрочем, они выглядели дружелюбно, оружия у них вроде не было, кроме ножей на столе, и Генри решился обвести взглядом комнату.
        Стены тут были невиданные, покрытые плитами синего камня, окна - во всю высоту стены. С потолка свисало какое-то стеклянное украшение, огромное, как сугроб, и люди сидели прямо под ним, будто не боялись, что оно упадет им на голову. Солнце, отражаясь от этой штуки, дробилось на такие яркие цвета, что Генри какое-то время стоял, запрокинув голову и глядя на то, как свет перетекает с одной стекляшки на другую. Это было так красиво, что он забыл даже о голоде. Такую же штуку он видел в тронном зале, но тогда ему было не до того, чтобы любоваться.
        - К сведению нашего гостя, это называется люстра, - сказал низкий голос, и Генри сразу узнал принца. - Традиционное украшение предков, они вешали их в каждой комнате. Мы думаем, с их помощью они отгоняли злых духов.
        Генри перевел взгляд на него. Принц сидел в начале стола и натянуто улыбался. Отвечать ему тем же Генри не стал, он еще помнил, как принц забрал Сердце волшебства, а потом натравил на него посланников. Генри оглядел остальных - все смотрели на него с точно таким же выражением лица, будто улыбка у них была одна на всех.
        Люди в этой комнате были невиданные: в ярких нарядах, чисто вымытые, даже волосы блестели. Только лица у всех были такие бледные, будто они никогда не выходили на солнце. Перед ними стояли тарелки, чашки и какая-то уж совсем невероятная посуда, и мысли Генри по кругу вернулись обратно к еде.
        Одно из свободных мест было как раз между принцем и Уилфредом. Генри сел туда, отодвинув тяжелый стул с таким трудом, что ножки проскребли по полу, - и по залу пронесся потрясенный вздох.
        - Вы, конечно, желанный гость, но это место короля, - пролепетал Уилфред. - Просто он по слабости здоровья иногда ест у себя в комнате.
        - Ясно, - кивнул Генри и пересел на место с другой стороны от Уилфреда.
        Теперь по другую руку от него оказалась пышная женщина в красном платье с таким вырезом на груди, что Генри удивленно заглянул в него. И сразу понял, что делать этого не стоило, - женщина издала возмущенный звук и отодвинулась.
        - А вы все, кстати, кто? - спросил Генри, но люди, судя по лицам, еще не отошли от истории со стулом короля и ничего ему не ответили: они переговаривались между собой.
        Голоса жужжали ровно и тихо, как пчелиный улей зимой, за ножи никто не схватился, и Генри перевел дыхание - вроде обойдется без драки.
        - Это придворные, - ответил принц таким голосом, будто хотел их обидеть. - У большинства из них есть какая-нибудь мелкая должность, но главная их задача - развлекать моего отца. Правда, последние лет десять у них это не очень получается. Интересно почему?
        - Ваше высочество! - Уилфред укоризненно покачал головой, словно принц сказал что-то ужасное.
        Генри их уже не слушал: он, вытянув шею, разглядывал, что лежит на тарелках. Лежало там, к сожалению, немного, а люди и вообще будто не помнили, для чего здесь собрались: только изредка кто-нибудь отправлял в рот крошечный кусок, насадив его на железную палочку с четырьмя зубьями. Женщина в красном таким способом ухитрялась есть даже яблоко: уныло распиливала его ножом, а потом без аппетита жевала.
        - Его можно и просто так съесть, - не выдержал Генри. - Хотите, покажу?
        Он втайне надеялся, что она даст ему кусок и он покажет ей, как отлично его можно проглотить без всякого ножа, но женщина только вытаращила глаза и отодвинулась еще дальше.
        Генри вздохнул. Он понятия не имел, как все эти люди добыли себе еду и как уговорить их поделиться. Но тут произошло нечто великолепное. Рядом с ним бесшумно вырос человек в золотой куртке, а в руках у него было большое блюдо с жареными птичьими лапами.
        - Могу я предложить вам куриную ножку? - прошелестел он, и Генри чуть не подавился слюной. Наконец-то.
        Он взял блюдо, поставил перед собой и на ближайшее время оглох и ослеп, хватая одну лапу за другой и обгладывая мясо. Покончив с четвертой и выплюнув мелкие кости, Генри вдруг понял, что вокруг как-то подозрительно тихо, и поднял голову. Все смотрели на него. Уилфред прижимал ладонь к сердцу с таким видом, будто ему сообщили, что погиб кто-то из его родичей.
        - Фто? - с набитым ртом спросил Генри. - Ферьезно, прошто шказыте, фто флусилось.
        - Не сочтите за оскорбление, - слабым голосом начал Уилфред, - но вам надо кое-чему поучиться. Я… я, пожалуй, начну издалека. Во-первых, с людьми надо здороваться. Кланяться им. Спрашивать, как дела.
        - Ваша милость желает чего-нибудь еще? - Человек в золотой куртке, который замер неподалеку, опять нагнулся к Генри.
        - А что-то еще есть? - не поверил Генри.
        - Э. Да. Конечно, ваша милость. - Тот был явно смущен.
        - А вам еды хватит? - на всякий случай уточнил Генри. - На вид тут все голодные.
        - Полагаю, всем хватит, - затравленно озираясь, ответил человек в золотом. Остальные следили за ними, затаив дыхание.
        - Ну так несите сюда. Да, Уилфред, что вы там говорили? - Руки были жирные, и Генри поискал взглядом, обо что бы их вытереть.
        - Только не о камзол! - вскрикнул Уилфред. Прямые команды Генри понимал быстро и сразу замер. - Вот это салфетка! - Уилфред сунул ему в руки кусок вышитой ткани и перевел дыхание. - Простите. Вы не хотите снять перчатки?
        - Вы тоже не хотите, чтобы я снял перчатки, - быстро ответил Генри. - Они как раз сделаны для… для таких, как я. В них грязь не впитывается. Вот, посмотрите! - Генри вытер руки салфеткой, раз уж Уилфред так хочет, и показал ему.
        - Прелестно, - неуверенно протянул Уилфред и собирался сказать что-то еще, но тут Генри увидел, что вернулся человек в золотом, держа нагруженный поднос.
        - Доброе утро, как поживаете, - скороговоркой выдохнул Генри, встал, поклонился, забрал у него поднос и поставил перед собой.
        - К слугам все, что я сказал, не относится, - начал Уилфред, но правил для одного дня становилось слишком много, и Генри перестал запоминать.
        Он два дня не ел, так что сейчас время зря тратить не собирался. Он положил яичницу на хлеб и откусил, держа двумя руками: мало ли, вдруг решат отнять. Потом взял второй ломоть хлеба, вытряхнул на него из банки с надписью «Джем» что-то сладкое и лиловое, по вкусу похожее на сливы, с наслаждением прожевал пару кусков и только собирался прикончить остаток, когда услышал со стороны женщины в красном сдавленный стон ужаса.
        Генри посмотрел на ее тарелку. Перед ней лежало все то же яблоко, и ему стало стыдно.
        - Хотите? - сказал он, протягивая ей свой ломоть хлеба с дрожащей горкой джема. - Я всего пару раз откусил, тут еще много.
        Лицо женщины по цвету разом стало, как ее платье. Вокруг засмеялись - тихо, многоголосо, смех пронесся по залу, как легкий ветер.
        - Господа, не смотрите так на нашего гостя, - добрым голосом сказал принц. - Еще каких-то пара буханок хлеба, сырная голова, тушка кролика и мешок яблок, и он будет готов к беседе.
        - Мешок - это слишком, - покачал головой Генри. - Но кролика несите. А что такое сырная голова?
        На этот раз засмеялись громче, и Генри вздохнул. Наверное, он опять что-то сделал не так. Он отправил в рот остаток хлеба - и тут его взгляд упал на предмет, который лежал перед ним.
        Генри нахмурился. Иногда он внезапно вспоминал слова, которых не знал, которым отец его не учил. Они просто всплывали в голове, он не знал откуда, - как будто он давным-давно видел картинки, которых теперь не мог вспомнить.
        Он медленно взял палочку с четырьмя зубцами. У них с отцом таких не было - только ложки из дерева и ножи, но это…
        - Это вилка, - выдохнул он. - Это называется вилка.
        Уилфред прикрыл глаза, будто у него заболела голова.
        - Правда? - заинтересованно спросил принц.
        - Да. Я как будто уже видел такую где-то. - Генри поднес ее ближе к глазам, но воспоминание ускользало.
        - Продолжай, - с чувством сказал принц, и Генри пошарил взглядом по столу: вдруг другие слова тоже вспомнит. Но ничего не получалось.
        Он взял какую-то штуку, похожую на большую железную клешню, повертел ее в руках - ничего.
        - Это какое-то оружие? - спросил он.
        - Да, - кивнул принц. - Обычно этой штукой зажимают ухо гостей, которые плохо себя ведут, и выкручивают, пока оно не оторвется.
        - Ясно, - кивнул Генри и отодвинулся чуть дальше. Он надеялся, что был не таким гостем.
        - Это щипцы для сахара, - убитым голосом сказал Уилфред.
        Генри уже открыл рот, чтобы спросить про остальные предметы на столе, но тут дверь открылась. Вошел еще один человек в золотой куртке, и все тут же повернули головы к нему.
        - Начинается! - Уилфред взволнованно схватил Генри за руку, будто разом забыв все его оплошности.
        - Дамы и господа, - важно сказал человек в золоте, - встречайте: юные дамы!
        - Девушки приходят на завтрак отдельно, - не отводя взгляда от двери, с жаром зашептал Уилфред. - Это традиция. Так они могут показать женихам свою красоту, туфли и наряды. Самая везучая из них, самая грациозная и изящная, станет женой принца, а остальных выберут молодые люди, которых вы можете видеть вот на том конце стола. - Уилфред кивнул на пестро разодетых ребят бледного вида. - Все уверены, что сегодня будет что-то особенное. Принца несколько дней не было, и теперь все юные дамы мечтают его впечатлить.
        Принц со скучающим видом подпер рукой щеку. В зал вошла первая девушка, и брови у Генри поползли вверх. Платье у нее было с пышной неудобной юбкой, плечи голые и явно замерзшие, волосы скручены в тугой узел, а талия перетянута чем-то так, будто девушку хотели задушить, но промахнулись мимо шеи. Но хуже всего была обувь: дурацкие туфли вроде тех, в которых были Генри и все остальные в зале, но только на каблуках невероятной высоты. Перед лицом бедняга держала какую-то непонятную штуку: две деревянные планки, между которыми была натянута ткань.
        - Это веер, - взбудораженно прошептал Уилфред. - Незамужние девушки всегда с ним ходят. Неприлично показывать рот, когда говоришь или ешь. Впрочем, и того и другого они стараются делать поменьше, а то никто не возьмет замуж.
        - С ума сойти. - Генри с облегчением выдохнул: девушка сделала несколько шагов и все-таки не упала.
        Прелестно, правда? После потери Сердца это развлечение придумали, чтобы во дворце было не так скучно. Именно на этих утренних выходах король когда-то выбрал королеву, мой покойный друг, хранитель казны, - эту вредную растолстевшую Эмму, а я - мою дорогую жену.
        И он кивнул на Ингрид, которая сидела наискосок от него. Генри только сейчас ее заметил. Она застыла, вытянув шею и не отрывая взгляда от двери, и Уилфред, перегнувшись через стол, успокаивающе похлопал ее по руке.
        - Не волнуйся, она справится. Она у нас лучшая.
        - Как же, - тихо сказала женщина в красном на ухо маленькой старушке, сидевшей через пустой стул от нее. - Раз уж моя соизволила явиться домой, она покажет этой сухой рыбине и ее костлявой дочке, кто тут главная красавица. Она, правда, вдолбила себе в голову, что не может говорить, а я думаю: ну и ладно, для невесты это же лучше всего!
        Генри сглотнул. Только сейчас, приглядевшись, он понял, с кем сидел рядом: черты лица Агаты будто проступали в глубине пухлого, расплывчатого лица женщины в красном. Но, судя по взглядам, которые мать Агаты бросала на него, вряд ли стоило ждать, что они подружатся.
        А девушки все продолжали заходить - появление каждой сопровождал всплеск интереса и бурные обсуждения платья, походки и высоты каблуков. Генри этих бедняг отличил бы друг от друга разве что по цвету платья. Девушки тихо садились к своим родичам и вяло накалывали на вилки кусочки еды, которыми и зайца не накормишь, а потом ловко подсовывали их под веер.
        С пятой девушкой случилось то, чего Генри с ужасом ждал. В середине пути она опасно пошатнулась, нога у нее вылетела из туфли, и девушка, потеряв равновесие, едва не растянулась на полу. Какая-то женщина - очевидно, ее мать - с досадой стукнула ладонью по столу. Девушка кое-как выпрямилась и побрела к своему месту, подталкивая туфлю голой ногой. В таком платье она никак не могла за ней нагнуться, она и дышала-то еле-еле. По тому, как девушка ставила ногу, сразу было видно, что она ее сильно потянула, но никто не помог ей идти, все были заняты обсуждением ее промаха.
        - Она же… она себе чуть шею не сломала! - пролепетал Генри.
        - О да, кости ломали уже несколько раз на моей памяти! Вот неуклюжая корова, выбыла не меньше чем на неделю! - счастливым голосом сказал Уилфред. Генри только сейчас заметил, что он черкает что-то в записной книжке. - Отмечаю все удачные выступления. Бедной Фрезии жирный минус. Теперь старый Йонас должен мне три монеты - он на нее ставил.
        - Почему ей никто не поможет? Ей же больно! - пробормотал Генри.
        Девушка уныло дохромала до стола. Мать ждала ее с видом коршуна, выследившего барана.
        - О, милый мой, это жизнь. Каждый сам за себя. - Уилфред хотел сказать что-то еще, но тут вошла девушка в синем платье, и женщина в красном задергалась от волнения.
        - Вот она, моя детка! Ну, пусть покажет, чему научилась в большом мире!
        Агату Генри узнал с трудом. Из-за белого веера он видел только верхнюю половину ее лица, но даже по глазам было ясно: это неудобное платье, ужасные туфли, тугая прическа и бессмысленный веер вызывают у нее отвращение, равно как и все собравшиеся.
        - Посмуглела, но хоть не поправилась, - тоном знатока заметил Уилфред. - Но волосы у нее всегда были слишком темные. То ли дело моя - к счастью, лицом пошла не в меня!
        - Не подведи мать, - угрожающе выдохнула женщина в красном, но Агата ее не слышала.
        Какое-то время она стояла в дверях, а потом со щелчком сложила веер и зашагала к столу, как мрачный охотник по заснеженному лесу. Женщина в красном скрипнула зубами и, как только Агата упала на стул рядом с ней, зашипела:
        - Ах ты, позорище. Лучше бы и не возвращалась. Я тебе что, зря полночи объясняла, в каком мы положении? Твой отец умер, да еще так не вовремя, а ты…
        Агата потянулась к блюду с остатками курицы, которое все еще стояло перед Генри, воткнула вилку в нетронутую ногу и принялась засовывать в рот куски. По залу пронесся такой стон ужаса, что появление следующей девушки прошло незамеченным.
        - Как она может! Ест без веера! - выдохнул побелевший Уилфред. Кажется, его любовь к традициям пережила слишком много потрясений за одно утро.
        Агата поверх курицы мрачно улыбнулась Генри, вгрызаясь в мясо, и Генри сразу стало как-то легче. Хорошо, что Агата не изменилась. И тут он понял, что не он один об этом думает: принц с непроницаемым лицом смотрел на нее, и Генри вдруг увидел у него в углах губ улыбку. Не фальшивую, а настоящую, как будто он встретил друга, которого уже не думал увидеть.
        Впрочем, больше никто в зале их хорошего настроения не разделял. Женщина в красном тщетно пыталась закрыть Агату веером, а потом схватила ее за руку и рывком подняла на ноги.
        - Простите, нам пора. Моей дочери нездоровится, - быстро сказала она.
        Агата до последнего цеплялась за вилку, но мать тащила ее прочь с таким напором, что доесть ей так и не удалось. В дверях они чуть не сбили новую девушку, та покачнулась, но устояла, все зашумели сильнее, и Уилфред пихнул Генри в бок:
        - Это она, наша детка! Уверен, свадьба состоится еще до лета! Половина наших поставили на нее деньги! Она прекрасна, правда? Какая стать, какие золотые волосы! Мать будущих королей!
        Генри, все еще думая, как Агата теперь продержится без еды, мельком взглянул на дочь Уилфреда и сразу понял, почему тот ею так гордится. Если в этом замке красивыми считались замученные, изможденные и светловолосые, то эта далеко обходила всех - руки у нее были, как ветки у скриплеров, а волосы - как золото. Сосредоточенный взгляд поверх веера из черных перьев был устремлен в никуда, а туфли…
        - Ох, Ингрид, - восторженно простонал Уилфред. - Да в этих туфлях же никто, кроме твоей матери, не мог ходить! А она была и вообще, по-моему, не человек, а… волшебница. - Кажется, он хотел сказать что-то другое, но в конце поправился.
        - Она сможет. Мы тренировались, - отрезала Ингрид.
        Девушка неспешно пошла к столу, держа одной рукой край белого платья, чтобы все оценили туфли, созданные для того, чтобы ломать людям ноги. Принц закрыл лицо рукой. Ему, кажется, тоже было страшно. Но девушка дошла почти до самого стола, и Уилфред уже разжал кулаки, а Ингрид перевела дух, когда один из носков туфли зацепился за второй, и девушка полетела на пол.
        Генри представил себе хруст костей и метнулся вперед прежде, чем успел подумать. Он, бывало, уворачивался от стрел, летевших прямо в него. Поймать одну девчонку было не так уж сложно.
        Он поставил ее прямо, подобрал отлетевшую в сторону туфлю и вдел обратно ее ногу - вроде бы не пострадавшую. Все произошло так быстро, что никто даже в себя не успел прийти. В ушах у девушки, видимо, тоже стоял несостоявшийся хруст костей, и Генри крепче сжал ее ногу, чтобы подбодрить. Его ладонь обхватила ее лодыжку целиком, и почему-то от этого он вздрогнул.
        - Ну ты даешь. - Он даже через перчатку чувствовал, что нога у нее ледяная и мышцы дрожат от напряжения. - В таких любой бы упал.
        У нее были темно-серые глаза и темные брови, а волосы золотые, и Генри невпопад подумал: настой ромашки. Веер она не опустила, вцепилась в него со всей силы, и он так и не увидел ее лица. Только глаза, в которых из-под испуга начало проступать что-то другое: будто она молча пыталась сказать ему спасибо.
        Они оба неловко замерли, и пару секунд вокруг была полная тишина, - Генри так и сидел, сжимая ее ногу. А потом все зашумели, девушка моргнула и будто очнулась. Она убрала ногу и, так и не сказав ни слова, мелко пошла прочь.
        Генри встал. Он сразу понял: в чаше терпения местных жителей это была последняя капля. Все смотрели на него так, словно он посреди завтрака начал ломать мебель.
        - Какое оскорбление! Он ей помог, а она приняла помощь! - прошептал кто-то.
        Девушка хотела тихо сесть в конце стола, но Ингрид, сурово качнув головой, указала ей на стул рядом с собой. Девушка подошла, и Генри услышал, как Ингрид, почти не разжимая губ, пробормотала:
        - Я с тобой еще поговорю. Мы так близко к победе, а ты все портишь. Как ты могла позволить ему тронуть тебя!
        Девушка смотрела в стол, подняв веер так, что Генри теперь не видел ничего, кроме ее лба. И он повернулся к Уилфреду.
        - Простите. Я хотел помочь.
        - Какой позор! - выкрикнул Уилфред, а потом шепотом прибавил: - Примите мою сердечную благодарность. У меня чуть сердце не остановилось, думал, моя девочка все ноги себе переломает. Ну, ничего. Я со вчерашнего дня почему-то чувствую в себе удивительную тягу к нарядам. Проснулся сегодня оттого, что мне снилось, будто я шью. Своими руками, представляете! Я ей такой наряд сделаю, что все ахнут. Клянусь, она станет принцессой! У нас с Ингрид это мечта всей жизни. - Он выпрямился и, пугливо поглядывая на жену, громко повторил: - Позор, позор!
        И тут принц, который тяжелым взглядом следил за всем этим, нагнулся к Генри и отрывисто сказал:
        - Ладно, хватит глупостей, перейдем к делу. Мне все равно, как ты будешь искать корону. Но если бы мне вдруг стало хоть немного интересно, я бы понятия не имел, как ты собираешься это делать.
        - Ты всегда тратишь так много слов, чтобы задать простой вопрос? - огрызнулся Генри. Он ненадолго забыл про корону, а теперь все это опять на него навалилось, и он вдруг понял, что и сам не знает, где искать. Особенно теперь, когда понял, какое большое и странное место этот дворец. - Буду слушать чутье.
        - Чутье выдумали те, кто не умеет думать. Удачи, - фыркнул принц. - Я, кстати, составил план. Со списком из сорока трех пунктов.
        - Удачи. Списки выдумали те, кто не соображает без них, - пожал плечами Генри, не без удовольствия глядя, как у принца вытянулось лицо.
        Генри еще раз оглядел зал. Все продолжали злорадствовать насчет девушек, без аппетита распиливать свою еду и украдкой поглядывать на него. Он вспомнил, как весело было у бездомных во время праздника, и понял, что эти, кажется, веселиться не умеют. Генри уже наелся, и ему не терпелось приступить к поискам; он будто спиной чувствовал, как утекает время.
        - Долго еще тут сидеть? - спросил он Уилфреда.
        - По правилам, еще не меньше часа, чтобы успеть обсудить все новости. Вы куда? Неприлично вставать из-за стола, когда старшие еще едят!
        - У вас тут слишком много правил, а мне пора заняться делом.
        Генри поднялся и, не оглядываясь, пошел к выходу. Взгляды упирались ему в спину, как ножи, и он со стуком захлопнул за собой дверь. Двое в золотых куртках попятились - желание вставать у него на пути покинуло их еще вчера. Генри отошел подальше и для начала попробовал самый легкий способ поиска короны.
        - Хочу попасть туда, где она спрятана. Выведи меня, - приказал он.
        Свернул в первый попавшийся коридор - и через пять минут оказался на том же самом месте. Дворец не желал ему такой простой победы. И Генри зашагал вперед, уходя все дальше в переплетение коридоров. Вокруг было столько красивого и странного, что первое время он останавливался на каждом шагу, но потом перестал. Ему казалось, что голос отца подгоняет его, шепчет на ухо: «У тебя так мало времени, ты ведь не знаешь, когда начнет сбываться мое предсказание. Может быть, через три дня, а может, за следующим поворотом коридора». Генри пытался его не слушать, повторял себе, что справится, что он наследник Сиварда, что, если нашел Сердце, найдет и корону. Но дворец казался бесконечным, заброшенным. Генри бродил по нему несколько часов и ни разу не слышал шагов или голоса, будто дворец нарочно выводил его в самые пустынные свои углы. И не было вокруг ничего, похожего на подсказку.
        «За дверью ждет тебя ответ, коль ты найти его готов». Да тут сотни дверей! Генри сжал кулаки. Он хвастался принцу, что чутье его выведет, но чутье молчало. Этот бессмысленный поход так его вымотал, что он едва держался на ногах и, в конце концов выбившись из сил, остановился в галерее, вдоль стен которой белели статуи. Правда, хватило их почему-то только на половину зала, дальше вместо них на стенах шли деревянные таблички с именами.
        Генри стоял рядом с последней статуей, у которой, единственной из всех, почему-то не было головы. Он мельком глянул на имя, выбитое у каменного подножия, и вздрогнул: «Освальд». Так вот что это за фигуры. Древние правители королевства.
        - Ты хочешь снова стать королем. Я точно знаю, - тихо сказал он, глядя туда, где у статуи раньше было лицо. От встречи с отцом, пусть даже каменным и безголовым, Генри стало так тяжело, будто его что-то душило. - Но как ты это сделаешь?
        Его отец был последним перед тем, как Сердце исчезло, а потом никто уже не умел делать такие красивые каменные фигуры. Люди могли только коряво писать имена умерших королей на табличках. Раз Сердце вернулось, люди снова всему научатся, но когда? И что для этого надо сделать? А вдруг Сердце погаснет раньше? Генри запустил обе руки в волосы и постоял, согнувшись, посреди галереи. Ему казалось, что все эти древние каменные лица смотрят прямо на него, мрачно и насмешливо, будто говорят ему: «Какой из тебя герой! Ты ничего не можешь. Один раз тебе повезло, Барс помог тебе, но большего ты не заслужил, выскочка, тебе нечего тут делать».
        И Генри бросился прочь не оглядываясь, будто каменные короли правда могли видеть его жалкое бегство. Он толкнул плечом узкую дверь в конце галереи, и она вдруг подалась. Он вылетел в сад и опустился на порог. Солнце ударило в глаза, и он уперся лбом в колени. Каким надо быть болваном, чтобы решить, что найти корону будет просто только из-за того, что он наследник Сиварда. До него вдруг дошло то, что вчера в приступе безумной, самодовольной решимости он упустил из виду: он никогда не нашел бы Сердце, если бы все вокруг ему не помогали. Один он никогда не ушел бы так далеко. И он произнес то, чего никогда не сказал бы две недели назад, то, чему никогда не учил его отец. Отец, который повторял ему: «Каждый сам за себя».
        - Помоги мне, - пробормотал он, уже сам не зная, к кому обращается: к дворцу, к Барсу, к своим друзьям, к Тису, который умер и стал частью всего. Это ведь, в конце концов, волшебное королевство, кто-то же должен его слышать. - Я не могу сделать это один. Мне нужна помощь.
        Он еще договаривал последнее слово, а в саду уже захрустели ветки, и чья-то фигура мелькнула среди деревьев. Кто-то торопливо пробирался через заросли, и Генри вскочил. На секунду ему показалось, что он сейчас поймет что-то очень важное, что-то из стихотворения, нацарапанного в книге Тиса, но шаги удалялись, и Генри, ни о чем больше не думая, бросился вдогонку.
        Глава 5
        Город мастеров
        Человек в темном плаще с капюшоном мчался через сад, с таким свистом и треском отводя с дороги ветки, что не замечал погони. Обгоревшая крепостная стена неуклонно приближалась, вот только ничего похожего на ворота тут не было - беглец несся прямо в глухую стену. В последнее время Генри всякого насмотрелся и приготовился к тому, что человек сейчас пролетит сквозь нее, а он так и не узнает, кто это был. Но беглец вдруг упал на колени и лихорадочно начал выдергивать сухие прошлогодние стебли, растущие под стеной. Капюшон упал с его головы, и Генри замер.
        - Агата?
        Та подскочила и уставилась на него. Она была еще с гладкой утренней прической, но от остального - удобного платья, башмаков и большой сумки - ее придворные друзья пришли бы в ужас.
        - А ты… - Общение никогда не было его сильной стороной, но сейчас Генри постарался. - Эти ваши утренние развлечения - тот еще ужас, но… Не убегай опять. Куда ты пойдешь? Твоя лавка сгорела, и… Ну… Тут хоть есть где спать и еды вроде хватает. Не беги, ладно? Мы же друзья, и я хочу…
        Агата вдруг рассмеялась, подскочила к нему и обняла. Генри так растерялся, что замер, не зная, куда девать руки, - а Агата тем временем отстранилась, зачерпнула снега и вывела на темной от времени стене три влажные, осыпающиеся буквы: «д», «а», «р». Ее лицо сияло так, будто Агата вопила бы сейчас от восторга, если бы не была немой.
        - Ты нашла свой дар, - выдохнул Генри.
        Она улыбнулась во весь рот и продолжила вырывать стебли. Оказалось, они закрывают тесный проход у самой земли: кто-то вынул камни на всю глубину стены. Все с той же широкой ухмылкой Агата подобрала с земли ветку и торопливо вывела на тающем снегу: «Идем. Будешь говорить».
        - Я? Агата, стой! Может, ты не заметила, но с этим у меня так себе, - начал Генри.
        Но к тому времени, как он договорил, Агата уже наполовину исчезла в проломе, протискиваясь между камней ловко, как ящерица.
        Генри обернулся - дворец со своими бесчисленными башнями нависал над ними, как белоснежная гора. Помощь нужна была ему самому, и чем скорее, тем лучше. Но раньше он даже не думал, что это так приятно: когда твой друг не сомневается, что ты поможешь ему, если он попросит. И он полез вслед за Агатой.
        На другой стороне его встретил все тот же скользкий прошлогодний бурелом. Когда Генри с трудом протиснулся наружу, Агата приладила на место растения, которые они потревожили, - теперь разлом был почти незаметен и отсюда.
        - Так вот как ты сбежала из дворца в прошлый раз, - сказал Генри, отряхивая одежду, но Агата уже не слушала.
        Она решительно шла вперед, отводя ветки с дороги, и Генри послушно зашагал следом, как шел когда-то за отцом на охоте. Он знал, что бывают моменты, когда вопросов лучше не задавать.
        Скоро они вышли на пустынную дорогу, тянувшуюся вдоль Мертвого озера. Прямо перед ними тянулась черная неподвижная вода, далеко справа теснились здания главной площади, дорога налево уводила в лес. Агата посмотрела влево так, будто ей хотелось пойти туда, а потом со вздохом свернула вправо.
        Четверть часа спустя они шли мимо наглухо закрытых главных ворот дворца, мимо двери, через которую Генри силой протащили накануне, и скоро он понял, куда Агата направляется: к длинному зданию на главной площади. Генри вспомнил, что про него говорил Олдус, и сердце у него сползло куда-то в живот.
        - Агата, стой. Это же корпус посланников. Мне нельзя туда, - забормотал он.
        Но Агата, достав из сумки веер, со щелчком открыла его перед лицом, поправила Генри воротник и подняла вверх большой палец. Этот жест Генри видел второй раз и теперь окончательно понял: это знак одобрения.
        - Да при чем здесь одежда? - Он выдавил короткий смешок. - Они меня сцапают, я и трех шагов пройти не успею!
        Агата презрительно хмыкнула, заставила его согнуть одну руку, положила ему на локоть свою ладонь и пошла вперед с таким гордым видом, что Генри оставалось только втянуть голову в плечи и тащиться за ней.
        Внутри здания было просторно, как в королевском дворце, только без всякого золота. Повсюду сновали посланники в мундирах, женщины - к счастью, без каблуков - и слуги в черно-серой одежде. Генри тут же увидел троих знакомых посланников, они о чем-то спорили, прислонившись к стене коридора. Генри развернулся было назад, но Агата с каменным лицом взяла его за подбородок, подняла его выше и сама с такой же вскинутой головой двинулась вперед.
        То, что произошло дальше, было совершенно невероятным. Посланники, с которыми и он, и Агата столько времени провели рядом, скользнули по ним взглядом, коротко поклонились и вернулись к разговору. Агата вертела головой, высматривая кого-то, а Генри просто шагал, потрясенный мыслью о том, как, оказывается, просто обмануть людей. Он поглядел на себя с Агатой будто со стороны: парочка каких-то местных богачей, чистые, причесанные. Посланники не узнали в них грязных оборванцев, которых видели столько раз. Агата взглянула на его растерянное лицо и ухмыльнулась, а потом вытащила его на задний двор и издала радостный звук, будто нашла то, что искала.
        Во дворе су шилось белье, тянулась пара грядок с зеленью, а в центре стояли несколько столов и скамеек. Проследив за взглядом Агаты, Генри увидел Олдуса Прайда в расстегнутом мундире и с лицом человека, не спавшего всю ночь. Перед ним на столе лежала пачка исписанной бумаги, несколько скомканных листов валялись на земле, а Олдус сидел, запустив руку в свои пышные кудри, с выражением глубокого отчаяния. Агата решительно уселась напротив него, Генри упал рядом, и Олдус скользнул по ним пустым взглядом.
        - Господа, если вы хотите продать ценности, обратитесь в комнату номер шесть, - уронил он и вернулся к своим записям, но тут Агата пнула его под столом.
        Олдус подскочил, взглянул на них еще раз - и рот у него приоткрылся.
        - Агата! А кто это с ва… - Брови у Олдуса поползли куда-то под кудрявую челку. - Зуб ядовитого паурага мне в глотку! Генри?! Да вы просто… - он помотал головой, будто пытался унять звон в ушах, - вы…
        Агата со значением покивала и подняла вверх два больших пальца. А потом взяла у Олдуса из рук перо, окунула в чернильницу и нацарапала на ближайшем листе бумаги: «Письмо. Куда оно делось?»
        - Мое письмо? Уж конечно, сороки потеряли по дороге, - убитым голосом проговорил Олдус. - Скриплеры ведь достали не почтовых сорок, а обычных, лесных. Вот что бывает, когда дело доверяют не профессионалам.
        Агата яростно затрясла головой и опять начала скрести по бумаге: «Скриплеры их попросили. Сороки точно донесли. Думаю, оно пропало здесь».
        - Да какая теперь разница, - вздохнул Олдус. - Я пытаюсь восстановить записки по памяти, но слова не те. Не могу. А там, в Пропастях, меня как будто… как сказать… что-то наполняло. Что-то большее, чем я, понимаете?
        Агата кивнула, и Генри, глядя на них обоих, с непонятным, будто щекочущим ребра изнутри чувством понял: у них обоих есть дар, они не зря прошли с ним через все ужасы. Вот только, судя по лицу Олдуса, мало найти дар, надо еще уметь им пользоваться, а получается это не сразу. И Генри похлопал его по руке: он уже выучил, что это жест ободрения.
        - Благодарю вас, друг мой, - рассеянно кивнул Олдус. - А с поисками короны вы неплохо придумали. Я всегда думал, что это просто красивая легенда, но вы же избранный. Вы знаете, что делаете. Удачи.
        И он уткнулся в свои записи с таким видом, что сразу было ясно: на продолжение беседы рассчитывать нечего. Агата со вздохом встала и потянула Генри за собой. Олдус, кажется, даже не заметил, что они ушли. Он нервно стучал пером по бумаге и бормотал: «Нет, я им докажу, что я все это не выдумал! Это будет лучшая сказка новых времен! Как лучше сказать: „Он мчался вниз по склону“ или просто „Он бежал вниз“? Нет, нет, все плохо, нет у меня никакого дара, я бездарь!» - И он уронил голову на стол так, будто пытался побольнее удариться лбом.
        Агата втащила Генри обратно в здание, промчалась на второй этаж и остановилась перед дверью с надписью: «Почтовая служба». В этой комнате было много бумаги и много птиц: голуби и сороки на жердочках нетерпеливо переминались с лапы на лапу, маленький лысый человечек привязывал к их лапам какие-то послания, а потом по очереди выпускал в открытое окно. Тут в комнату, едва не столкнувшись с голубем, влетела встопорщенная сорока, и человек, бросив свое занятие, поймал ее и отвязал от лапы записку.
        - «Посланников срочно, кража пирогов из булочной. Олтенборо, восток», - прочел он вслух. - Хм. Господа посланники вернулись вчера непонятно какие, Олтенборо в двадцати милях отсюда, так что… - Он скомкал записку, но потом вдруг расправил. - Нет. Этак по всему королевству пироги разворуют. Надо отправлять. - Он встал из-за стола и собирался уже куда-то пойти, но Агата перегородила ему дорогу.
        - Чем могу помочь, благородные господа? - Человечек поклонился так, что едва разогнулся обратно.
        Агата выразительно посмотрела на Генри, и он понял, чего она хочет.
        - Быстро ответьте на один вопрос, - выпалил Генри, но тут Агата протестующе замотала головой, и он вспомнил, чему учил его Уилфред. - Э… доброе утро.
        - Доброе, ваша милость, - с опаской сказал человечек.
        - Как у вас дела? У меня хорошо, - поглядывая на Агату, неуверенно продолжил Генри. Та одобрительно кивала.
        - Спасибо, все в порядке. Могу ли я что-то для вас сделать?
        - У нас есть один вопрос. Недавно сюда пришли семь писем, которые принесли семь лесных сорок. Э… Удивительное дело, правда?
        Человечек молчал, и на лице у него медленно проступал смертельный ужас.
        - Я знаю, что оно сюда дошло, и если вы мне не скажете… - Пальцы Агаты сильнее вдавились ему в локоть, и Генри поправился: - Если вы просто расскажете, что случилось с тем письмом, у вас не будет никаких неприятностей. Обещаю.
        Слова вылетали изо рта легко - Генри просто представлял, что бы на его месте сказал принц. Человечек затравленно огляделся, но рядом никого не было, и он тихо пробормотал:
        - Я ни в чем не виноват.
        - Я знаю. Вы хороший человек. Мы ваши друзья. Просто скажите правду, ладно?
        Успокаивающий голос, кажется, удался ему неплохо. Человечек вздохнул и шепотом, будто через силу, начал:
        - У нас еще никогда письма не пропадали. Днем тут повсюду посланники снуют, а на ночь все надежно запирается. Да и кому такая фантазия в голову придет - красть письма! А позавчера вечером я эти семь писем получил. На них подпись господина Прайда была, и я хотел их тут же в королевский дворец передать. Как раз закрывал за собой дверь, и тут… Вы не поверите, но я чистую правду говорю. Ко мне кто-то подошел сзади и приставил нож к шее. Вот. - Он оттянул вниз воротник. На морщинистой шее и правда краснела длинная воспаленная царапина. - И человек этот говорит: «Не поворачивайся. Дай мне письмо, или я тебя убью».
        - Мужчина или женщина? - нетерпеливо спросил Генри.
        - Да не знаю я! - плаксиво выдавил человечек. - Голос глухой и тихий совсем, будто у человека рот шарфом завязан. Я и растерялся. У меня эта пачка бумаги под мышкой была, он ее вытянул и толкнул меня вперед, так что я на пол упал. А пока поднимался, его уже и след простыл! Я и не сказал никому. Не погубите, господин, у меня дети!
        Он вдруг рухнул на колени и схватил Генри за ногу. Генри уже приготовился драться - он решил, что это такой прием боя, - но человечек просто уткнулся в его ботинок лицом и так замер. Генри беспомощно глянул на Агату. Та лихорадочно о чем-то думала и на помощь ему приходить не собиралась.
        - Мы никому не скажем, работайте дальше. - Генри попятился. Хватка на его ноге ослабла, и он успел отступить до самой двери, но тут вспомнил кое-что и вернулся. - Спасибо, вы нам очень помогли. - И он поклонился человечку, который, кряхтя, вставал на ноги.
        Тот ошалело посмотрел на него, но Генри не успел разобраться, что опять сделал не так, - Агата уже вытолкала его за дверь.
        - Письмо украли, - пробормотал Генри, когда они вышли на улицу. - Кто-то знал, когда оно придет. Но откуда? И зачем его брать? Кто-то не хотел, чтобы король узнал про наш поход. Почему? Агата, я не понимаю!
        Она почему-то не выглядела удивленной, и Генри встал у нее на пути. Ему хотелось все это обсудить, но тут Агата зашарила в своей сумке - оказалось, та набита какими-то дробно звякнувшими склянками, - вытащила со дна лист бумаги, мелко исписанный с двух сторон, и протянула ему. Он начал было читать, но она двумя руками сжала его руку с письмом.
        - Не сейчас? - понял он.
        Агата кивнула и повела его дальше вдоль озера, не во дворец, а в другую сторону. И Генри, щурясь от света, убрал записку в карман. Потом обо всем подумает.
        День был отличный - солнце сияло, как летом, ручьи прокладывали себе путь в рыхлом снегу и с веселым журчанием катились в озеро, но там сразу застывали, будто превращались в черный камень. Озеро выглядело совершенно неподвижным, и Генри, не выдержав, опустился на колени, тронул пальцем воду. Она потянулась за его рукой, как слизь, и он, отпрянув, заспешил за Агатой - та уже ушла далеко вперед, едва не срываясь на бег.
        Скоро он понял, куда они направляются: впереди раскинулся большой квартал старинных, просевших зданий, между которыми расходились широкие улицы. Несмотря на облупившуюся краску, разболтанные ставни и перекошенные двери, сразу было видно: выстроили все эти дома еще до потери Сердца, и даже возраст не отнял у них красоту. Генри прошел под аркой с потемневшей от времени надписью «Квартал мастеров», и до него дошло, что это за место.
        - Мастерские, - выдохнул он.
        Здесь было шумно, люди толкались на порогах домов, входили и выходили, таскали куда-то доски, камни и ведра с водой. То тут, то там попадались запряженные лошадьми телеги, на которые что-то нагружали. Здесь работали сотни людей, но Генри сразу увидел среди них знакомые лица: один из силачей Пенгривилла бросал на телегу мотки веревки размером со свою голову, старушка в красном, пошатываясь и растирая руками глаза, вышла из здания под названием «Вышивальная». У каждого дома было свое название. В здании под названием «Мельница» - самом странном из всех, с неподвижными, поросшими мхом лопастями - люди толкли в ступах зерно. В «Кузнице» было одуряюще жарко, и десяток мужчин били молотками по раскаленным кускам железа. На «Лесопилке» люди, кряхтя и задыхаясь, пилили куски дерева, один сидел на пороге с окровавленной рукой. В украшенном разноцветными узорами доме с полустертым названием «Швейная» множество женщин сидели, сгорбившись над кусками полотна, и тыкали в них иголкой.
        «Красильня», «Бочары и тележники», «Стеклодувы», «Монетный двор», «Выделка шкур», «Игрушки». Квартал тянулся вдаль, насколько хватало глаз, и Генри вспомнил, где видел это место раньше. На картинке из книги Тиса, в сказке под названием «Хитрый мастер и два великана» - только там все здания были новые, а люди между ними гуляли ярко одетые и с веселыми лицами. Сейчас над этим местом будто висела туча такого несчастья и злости, что Генри содрогнулся. Отовсюду неслись сердитые крики, на улицу то и дело выскакивали люди с обожженными руками, отбитыми пальцами, повсюду сновали мужчины в мундирах, похожих на форму посланников, только оранжевых, а не зеленых, и покрикивали:
        - Давайте, шевелитесь! До обеда еще три часа, потом полчаса отдохнете! Не спать!
        Генри сразу различал тех, кто пришел в город вместе с ним, по ободранной одежде и грязным лицам. Старичок с желтой бородой, который в Пропастях выступал перед собранием старейшин, с перекошенным лицом шаркал куда-то в своих разодранных башмаках, прижимая к груди небольшой бочонок гвоздей. Генри, наверное, слишком пристально на него смотрел - старик повернул к нему голову, не заметил усатого верзилу, который тащил на плече мешок едва ли не больше себя, и налетел на него.
        - Куда прешь, новенький! - рявкнул верзила. - Понабрали неизвестно кого, только под ногами путаетесь!
        Старичок от столкновения упал на землю, рассыпал гвозди и теперь пытался их собрать. У него был такой жалкий вид, что Генри опустился на колени и начал подбирать гвозди вместе с ним. К счастью, улицы здесь были выложены крепкими каменными плитами, грязи почти не было, и он ловко побросал раскатившиеся гвозди обратно в бочонок.
        - Благодарю, господин, - пролепетал старичок, разглядывая налипшие Генри на колени ветки и пыль так, будто это его потрясло до глубины души. - Мне вам нечем отплатить за услугу, я…
        И тут к ним подбежал человек в оранжевом мундире.
        - Господин! - ахнул он и почему-то кинулся поднимать с земли Генри, а не старика. - Вам нельзя сюда, здесь же грязно! Ой, да вы еще и с дамой!
        Старик кое-как поднялся и заспешил дальше, пугливо оглядываясь на них. Агата стиснула руку Генри, как железными клещами, будто хотела сказать: «Что ты делаешь? Ни с кем не связывайся, пошли!» Но Генри не двинулся.
        - Что они все тут делают? - спросил он. Агата тянула его прочь, но он не обращал внимания.
        - Прошу вас, господин, покиньте квартал!
        - А я вам приказываю отвечать! - Генри сам вздрогнул от своего голоса, и на человека в оранжевом тоже подействовало.
        - Работают. Это ведь тут все вещи делаются, - запинаясь, начал охранник. - Это место еще предками выстроено. Говорят, в давние времена один мастер мог добровольно ту работу сделать, что сейчас и десять неумех не потянут. А теперь каждое ремесло по наследству передается. Мне вот надоело за этими лоботрясами следить, да у меня все предки от самой потери Сердца надзирателями работали, что тут сделаешь. - Он вдруг захлопнул рот, будто испугался, что сказал слишком много, и поклонился. - Тут почти все городские работают, а вчера каких-то бездомных целую толпу пригнали. Спать им тут разрешили, покормили, а у них все из рук валится еще хуже, чем у остальных. Король передал, чтобы им, если месяц продержатся, начали платить деньгами, как городским. Да только не продержатся они, если хотите мое мнение. Перемрут. У нас и так тут увечий полно, а сегодня с утра… Ну и денек! Они все деревенские, не привыкли к такой жизни. У них младенцы, женщины, старики, а деть их некуда, кто им помогать будет? Каждый сам за себя, так уж мир устроен.
        - А я слышал, Сердце волшебства нашли и дары вернулись, - выдавил Генри. Ему казалось, он сейчас оглохнет от шума и ругани, несущейся отовсюду. В голоса взрослых то тут, то там врывались детские: мальчики таскали ведра воды и вязанки дров.
        Охранник вздохнул и, вытянув шею, посмотрел на круглый диск с числами от одного до двенадцати, висевший на башне.
        - До конца рабочего дня еще шесть часов. Дождаться не могу. Шли бы вы отсюда, господин, нечего вам тут делать. Так, а ну стой! Кто так стекло переносит, у тебя откуда руки растут?
        Последнее относилось к парню, который тащил по улице огромный лист стекла, опасно пошатываясь под его тяжестью. Парень бросил на охранника такой взгляд, будто мечтал вцепиться ему в глотку, но перехватил стекло так, как тот показал, и понес дальше. Агата, которая во время речи охранника изо всех сил сжимала руку Генри, потащила его дальше.
        Генри казалось, что ему пережали горло и воздух не проходит внутрь. Каким же идиотом он был, когда думал, что достаточно найти Сердце, чтобы все сразу изменилось.
        - Его отец - пекарь, - вспомнил Генри, с трудом сглатывая. Он прекрасно понимал, кого они ищут. - Тут есть место, где они работают?
        Он оказался прав: Свана они нашли в длинном здании под названием «Пекарня». Пахло вкусно, но, судя по лицам тех, кто здесь работал, их это уже давно не радовало. Одни месили тесто в чанах, другие мяли его руками на досках, третьи вталкивали в печи огромные противни. Жара тут стояла такая, что у Генри сразу взмокла шея. Он окликнул Свана, который вытаскивал хлеб из печи чем-то вроде плоской лопаты. Тот обернулся и бессмысленно уставился на него. Высокий мужчина с гневным окриком выхватил у Свана лопату, отпихнул его от печи, Агата изо всех сил замахала рукой, - и на лице у Свана проступило узнавание. Генри думал, тот засияет от радости, но он вышел к ним на крыльцо опасливо, как зверь, которого пытаются приманить.
        - Какие вы роскошные, - выдохнул Сван, прислонившись к стене.
        Его лицо лоснилось от пота, на шее вздулись вены, и вид был такой измученный, что Генри захотелось схватить его за плечи и трясти, пока вместо этого жалкого существа не по явится обычный беззаботный Сван. Агата, торопливо выудив из сумки несколько листов бумаги и две угольные палочки, протянула их Свану. Тот взглянул на них так, будто не мог вспомнить, что это.
        - Думаю, это тебе для стихов, - сказал Генри, встретившись взглядом с Агатой. Он ждал, что Сван обрадуется, но тот только пожал плечами.
        - Нет у меня никакого дара к стихам. Да и вообще какая разница, есть он или нет! - Последнюю фразу он вдруг выкрикнул так, что Генри подскочил. - Они все… они говорят, что нет никаких даров. И Сердца нет, и волшебства. Что нам просто привиделось это все, а теперь мы будем тут работать, пока не помрем. - У него затряслись губы. - Вы… вы не поймете. У вас-то все хорошо!
        Агата упрямо пыталась вручить ему бумагу, и Сван отпихнул ее руку с такой силой, что листы разлетелись по улице.
        - Вы нас всех бросили! - Сван обхватил себя за плечи, будто ему стало холодно. - Даже не попрощались, а теперь…
        - Да, меня всего лишь тащили со связанными руками, как же я мог не попрощаться! - перебил Генри. - И кстати, не помнишь, из-за кого меня схватили?
        - Ага, и посмотри теперь на себя! Ты все равно выиграл! Ты всегда выигрываешь! - Голос у Свана затрясся сильнее. - Ты же у нас избранный, а я просто… просто… - Он еще минуту глядел на них обоих, задыхаясь, а потом развернулся и ушел обратно в пекарню.
        Генри шагнул было вслед за ним, его трясло от злости, от желания все объяснить, помириться и чтобы все стало хорошо, но Агата его остановила. Он вгляделся в ее разом помрачневшее лицо и понял, что она хочет сказать.
        - Надо было как-то не так с ним говорить, - тяжело уронил он. - А сейчас, что бы я ни сказал, это все только испортит.
        Агата с несчастным видом кивнула, глядя на рассыпанную бумагу. Генри сел на крыльцо, бездумно глядя на чумазого мальчика лет четырех, который играл у крыльца. Четверть часа назад он был уверен, что красивый наряд будет теперь решать все проблемы, а Сван из-за него и разозлился, будто Генри сразу превратился в чужака. Как же у людей все сложно устроено.
        Мальчик подобрал один из листов бумаги, деловито сложил что-то похожее на птицу и посадил ее на крышу дома, построенного из грязи. Генри присмотрелся - и медленно выдохнул. Ему показалось, что солнце начало светить ярче.
        Это был не просто дом из грязи. Он не растекался, не разваливался, потому что мальчик не лепил глинистую землю как попало, а обмазывал ею перекрытия из плотно прилегающих палочек. Все это стояло на основании из камней, крыша из соломы была ровно уложена, в доме были аккуратные окна и двери. Это жалкое сооружение, построенное из мусора, какой валялся на улице, стояло гордо и прочно.
        Генри медленно протянул руку и положил на плечо мальчика. Он видел, что люди делают так, если хотят кого-то поддержать. Секунду он думал, что мальчик отпрянет, но тот повернулся к нему, улыбаясь во весь рот. И Генри узнал его: тот самый ребенок, который когда-то дал ему носовой платок на вершине холма.
        - Привет, мастер, - тихо сказал Генри.
        Мальчик дружелюбно боднул лбом его колено, - и тут страж в оранжевом мундире, с руганью мчавшийся по улице, наступил на домик и раздавил его сапогом. Генри вздрогнул. Он думал, мальчик заплачет, но тот только кивнул и всмотрелся в кучу сплющенного мусора так, будто видел сквозь нее. Так же как Олдус смотрел на бумагу. Как Уилфред - на разноцветные камзолы. А потом поворошил все эти камни и палочки и начал строить снова.
        Когда-то, в Доме всех вещей, Джетт сказал: «Поверить не могу, что у древних мастеров было столько всего. Как они не боялись разбить или испортить все эти шикарные штуки?» А он сам ответил: «Они всегда могли сделать новые».
        Генри долго смотрел на склоненную шею мальчика, такую худую, что на ней торчали все позвонки. На этот раз он строил что-то другое, вроде витой башни. Генри не сомневался, что она не упадет.
        - Я все исправлю. Все будет в порядке, - сказал он, и мальчик кивнул, словно и так в этом ни секунды не сомневался.
        И тогда Генри поднялся и, не оглядываясь, пошел вниз по улице. Теперь Агата едва поспевала за ним, а не наоборот. Генри душило ощущение, что время сошло с ума, бежит быстрее, чем надо, - посмотрев на солнце, он понял, что уже далеко за полдень. Времени на то, чтобы все исправить, оставалось меньше и меньше.
        Они молча прошли обратно весь путь вдоль озера, до места, где вылезли из пролома в крепостной стене. Там Агата остановилась и показала Генри на дорогу влево, уводящую в лес.
        «Я иду туда, - жестами показала она. - А ты идешь искать корону».
        - Зачем тебе в лес? - спросил Генри, но Агата уже шагала туда походкой человека, который точно знает, что делает.
        Генри смотрел ей вслед, пока она не исчезла за частоколом лип и кленов. А потом, развернувшись спиной к черному озеру, полез в заросли, нашел ход в стене и протиснулся обратно в дворцовый сад. Ему не терпелось вернуться к поискам, но тут он вспомнил про письмо Агаты, и любопытство победило спешку. Генри сел на поваленное дерево, развернул мелко исписанный лист и начал читать.
        Дорогой Генри,
        я бы так хотела сказать все словами, но на это рассчитывать нечего. Знал бы ты, как мучительно все время молчать! Впрочем, о мучениях ты знаешь куда больше меня, так что перейду сразу к делу.
        О короне я ничего не знаю, но мой отец всегда верил, что она существует. И я не сомневаюсь: если хоть кто-то на свете может ее найти, то это ты. Все, что я могу, - это рассказать о нескольких вещах, которые ты должен знать.
        Во-первых, о тенях во дворце. Уверена, ты провел здесь жутковатую ночку, но сами по себе они не опасны, - говорят, тьма поселилась здесь после потери Сердца. Правда, в последние десять лет она становится все сильнее. Это началось после одного несчастья, о котором тебе знать не обязательно, к потерянной короне оно отношения не имеет. Словом, если тебе покажется, что тьма живая, что она хочет тебя схватить, просто не обращай внимания и иди вперед. Я всегда так и делала.
        Во-вторых, мне надо рассказать о смерти моего отца. Если ты кого-то спросишь, все тебе скажут, что он умер от сердечного приступа, но это ложь: его нашли с проломленной головой.
        Начну с начала: он был хранителем казны, и год назад оттуда пропало множество волшебных предметов - едва ли не половина. Отец рассказал об этом только королю и мне: я всегда помогала ему в делах, он брал меня в казну, рассказывал про старинные предметы, и… Ладно, нет времени на то, чтобы вспоминать хорошие дни.
        Король запретил отцу говорить о краже. Ты его сам видел, он из тех, кто думает, что, если закрыть глаза, неприятности исчезнут сами собой. Но отец все равно искал преступника и однажды вернулся домой сам не свой. Он не сказал мне, что видел или слышал, - сказал только, что нашел вора и служит он королю Освальду. Папа всегда верил, что Освальд - не сказка, что однажды он вернется. Так и вышло.
        И знаешь, что хуже всего? Я сразу поняла, что вор - кто-то, кого мы хорошо знаем. У отца было такое лицо, будто он поверить не мог своей догадке. Он сказал мне, что должен сделать кое-что, чтобы проверить. Убедиться, что не ошибается.
        А на следующее утро Карл нашел его с разбитой головой в одном из дворцовых коридоров. Карл сразу доложил королю, и тот - конечно же - велел держать это в тайне. Знали только Карл, мама и я. Отца в тот же день похоронили в закрытом гробу, а остальным объявили, что он скончался от сердечного приступа. Но это неправда, Генри. Тот, кого он вычислил, убил его.
        Я уверена: письмо Олдуса дошло до столицы, скриплеры его бы не обманули. Но кто-то совсем не хочет, чтобы король пришел в себя и поверил, что дары вернулись и королевство можно спасти. Письмо украл тот, кто убил моего отца. Тот, кто ограбил казну и отдал Освальду предметы, чтобы переплавить их в мерзкий напиток подчинения. Ты же знаешь, как Освальд умеет обещать! И кто-то из тех, кого я знаю всю жизнь, продался ему.
        И ты должен кое-что знать обо мне: год назад я совершила ошибку. Надо было искать правду тайком, быть хитрее, но я никогда не умела держать язык за зубами. На ужине после похорон отца я была сама не своя. Кричала всем, что их обманывают, что отца убили, а король ничего не хочет с этим делать. Все решили, что я сошла с ума. Мать, страшно ругаясь, увела меня в комнату и велела лечь спать. Она даже тогда думала только об этих проклятущих приличиях!
        Я заснула, а когда проснулась наутро, не могла говорить. Язык больше не двигался, будто окаменел. А на подушке рядом со мной лежала записка, в ней говорилось, что на мне заклятие немоты и спадет оно, только если я… Неважно. Там было условие, которое я не могу выполнить, лучше буду молчать до конца жизни.
        Никто уже сотни лет не умеет накладывать заклятия, да и раньше мало кто мог. Но в тех предметах, которые Освальд и его помощник стащили из казны, чего только не было: кто знает, вдруг там оказался предмет, дающий такую силу? И я сбежала. Испугалась. Здесь никто не слушает женщин. Если бы я попыталась объяснить про заклятие, меня бы просто заперли, как безумную.
        Я думала, что никогда сюда не вернусь, но, как видишь, мы здесь. За этот год никто не сбежал из дворца, не исчез. А значит, тот, кто убил отца, все еще среди нас и все еще нужен Освальду.
        Все это я рассказываю, чтобы ты знал: никому здесь нельзя верить. Готова спорить на что угодно: Освальду тоже нужна корона, и он пойдет на все, чтобы взять ее первым. Береги себя, Генри. Это злое место, счастливых и добрых здесь давно уже нет.
        Письмо закончилось, а Генри все не мог отвести глаз от этого мятого листка. Ему казалось, что у него заледенел позвоночник. Он бы, наверное, долго еще так сидел, но поднял голову, и до него дошло, что, пока он читал, вокруг кое-что изменилось.
        Генри готов был поспорить на что угодно: когда он садился на поваленное дерево, земля вокруг была такой, как и надо в конце зимы, - подтаявший лед, а под ним слой разбухших, уже почти неузнаваемых прошлогодних листьев. Но сейчас на этой самой ледяной земле росли подснежники.
        Он потянул воротник рубашки. Для одного дня все это было определенно слишком. Генри зажмурился, потер глаза - цветы не исчезли. Наоборот, белый колокольчик подснежника раскрылся с тихим чмокающим звуком прямо у него на глазах, будто какая-то сила тянула в стороны его лепестки. Мертвый, замерзший ствол, на котором сидел Генри, за это время оплели стебли голубых цветов, похожих на крошечные звезды. Генри вскочил. Ему хотелось сбежать от этих цветов как можно дальше; у него было чувство, что сейчас они оплетут ему ноги, повалят на землю и затянут под нее. Но тут он различил вдалеке слабый звук, и, прежде чем успел убедить себя, что безумные цветы - точно не его дело, ноги уже повели его в ту сторону.
        Чем ближе он подкрадывался, тем больше понимал, что подснежники - это еще цветочки по сравнению со всем остальным. Растений с каждым шагом становилось все больше, лед на земле корежило изнутри, из-под него вылезала трава, ростки цветов, ползучие стебли, которые немедленно начинали оплетать деревья. Воздух пах не снегом, а зеленью, пыльцой и древесным соком. А звук все приближался - надрывный, захлебывающийся. Сначала Генри принял его за голос птицы, но скоро понял: это рыдания. Кто-то плакал с такой силой, что казалось, будто он сейчас подавится воздухом насмерть. А вскоре Генри различил впереди и того, кто издавал все эти звуки.
        На поляне в окружении пышно-зеленых деревьев и цветов всевозможных оттенков сидела девушка в белом платье. Точнее, недавно оно было белым, а теперь его покрывали потеки грязи. Перчатки и туфли, которые валялись рядом, выглядели не лучше. Волосы у девушки растрепались, под ногтями была черная кайма, лица Генри не видел - она прижимала к нему ладони. Генри бесшумно переместился за дерево. Он понятия не имел, что делать.
        И тут девушка уронила руки на колени. От слез ее лицо опухло так, словно ее укусила пчела, но Генри все равно узнал: это была дочь Ингрид и Уилфреда. Девушка, потерявшая туфлю.
        Сам Генри не решился бы вылезти из-за дерева. Вряд ли она хочет, чтобы ее беспокоили, наверняка у людей слезы - очень личное дело. Но он, увы, забыл про свой золотой жилет. Первый же луч солнца отразился от него так, что Генри чуть за голову не схватился. Ни один охотник в таком виде из дома бы не вышел. Это все равно что весь лес оповестить: хей, а вот и я!
        Девушка молниеносным движением вскочила, сунула ноги в туфли, натянула перчатки, одной рукой закрутила и подоткнула волосы, а второй схватила веер и раскрыла перед лицом. Все это она проделала с такой завидной скоростью, что вполне могла бы голыми руками ловить лососей. Генри спрятался обратно за дерево, но было уже поздно, и он осторожно выглянул.
        - У меня нет оружия, - сказал Генри, потому что больше ему ничего в голову не пришло.
        - Простите. Ухожу, - прошелестела девушка и начала боком продвигаться к краю поляны, с каждым шагом все выше поднимая веер.
        - Это… - Генри прокашлялся. Он знал, что его вопрос прозвучит страннее некуда. - Это ты вырастила… ну… цветы?
        - Нет. - Она говорила так тихо, что в этом шепоте Генри с трудом различал слова.
        Она продолжала мелко переступать ногами в своих ужасных туфлях, но на земле теперь, явно не без ее участия, было такое переплетение стеблей, что через несколько шагов она оступилась и села на землю. Веер она уже почти положила себе на голову, будто надеялась, что он превратится в шалаш, где можно скрыться и пересидеть, пока все не закончится.
        Когда нависаешь над кем-то, выглядишь угрожающе, и Генри сел на землю. Он уже все понял. Кажется, сегодня и правда особенный день.
        - Поздравляю. У тебя отличный дар.
        - Я… Я просто гуляла, - раздалось из-за веера. - Цветы уже тут были. В этом году просто… очень ранняя весна.
        - У тебя вокруг ноги оплетается уже третий стебель, - сказал Генри. - И у меня, кстати, тоже. Можешь их остановить?
        Ответа не последовало. Девушка, наверное, надеялась, что все как-то само утрясется, и Генри понял, что пора брать дело в свои руки. Он спихнул с ног вьюнок, подошел и осторожно отвел веер вниз.
        - Брось, я тебя уже видел. Послушай меня, ладно? Я… нет, не я, у меня есть один друг, у которого тоже есть дар. И он мне сказал, что надо просто уметь держать себя в руках. Любой дар можно контролировать, надо только понять, как он работает.
        Девушка во все глаза смотрела на него, смотрела так, будто не могла поверить в то, что он правда с ней разговаривает. Слезы ползли по ее лицу, заливались в рот, но она будто не замечала.
        - Чего ты плачешь-то? - спросил Генри. - Ты же, наверное, и что-то съедобное можешь вырастить. Яблоки там или орехи. Может, даже два урожая за год. Это надо проверить.
        Девушка издала невнятный звук. Генри с трудом понял, что это, видимо, смех.
        - Если это хороший дар, какой же тогда плохой, - хрипло выдавила она, и Генри изобразил на лице что-то вроде улыбки. Ей не стоило знать, каким может быть плохой. - Сердце, что, правда нашли?
        Генри кивнул. Ему казалось, эта новость должна вызывать у людей радость, но девушка застонала и согнулась так, будто ей сломали позвоночник.
        - Мне конец, - выдохнула она. - Я думала… думала, это какая-то болезнь. А она не пройдет, да? Позавчера началось, почти все цветы у меня в комнате разрослись, как никогда в жизни. Я их в окно выбросила, но сегодня после завтрака, после того, как… Я вышла в сад, и вот, они везде. - Теперь она выталкивала слова так, будто не могла остановиться. - Мама меня наверняка ищет. Мне нельзя выходить одной.
        - От чего-то они ведь растут сильнее, так? - спросил Генри, и на щеках у нее вдруг проступил румянец, хотя на таком красном от слез лице это казалось невозможным.
        - Когда я что-то чувствую. Сильнее, чем обычно, - пробормотала она, затравленно глядя на него. - Грусть, или страх, или… Неважно. Я даже не могу вернуться домой! Мама увидит. И те, кого по дороге встречу. Позор. Мама спросит про платье. Про туфли. Про всю эту грязь! Девушка должна всегда быть грациозной и сдержанной, а не…
        Она опять зарыдала, попытавшись накрыться веером, но Генри его крепко держал. На деревьях громко начали лопаться почки, которые еще не раскрылись.
        - Хочешь, я тебе помогу добраться домой так, чтоб никто не заметил? Можем влезть в окно, - предложил Генри, вспомнив, как они с Джеттом когда-то пролезли на постоялый двор. - А потом ты успокоишься, и мы вместе подумаем, что делать.
        Девушка перестала плакать, выдохнула - и все вокруг замерло: все цветы, все деревья. А потом ей будто пришла в голову какая-то мысль, и она сняла с шеи нитку блестящих камней и протянула Генри.
        - Этого достаточно?
        - Оставь себе. Что мне ими, орехи колоть? - Он отвел ее руку. - Не надо. Я помогу, как говорят скриплеры, совершенно без всякой платы.
        - Скриплеры не разговаривают, - пролепетала она. - Я слышала, это просто вредители.
        - Ты еще много чего узнаешь. Пойдем.
        Он выпутал туфли из травы, поставил ее на ноги и протянул ей согнутую руку - спасибо Агате, что подсказала этот прием. Девушка заколебалась, а потом решительно вытерла лицо, шагнула к нему и обхватила его локоть обеими руками.
        - Знаешь, а ты не размазня, - сказал Генри, повернувшись к ней. - Ты сильная. Все будет нормально. Все с ума от счастья сойдут, когда увидят, что ты можешь.
        Она бледно усмехнулась, и Генри почувствовал что-то непонятное: желание, чтобы разговор продолжался как можно дольше.
        - Это вы еще много чего узнаете, - сказала она. - Пойдемте, нам сюда.
        Едва увидев стену дворца, к которой они подошли, Генри сообразил: ничего не выйдет. Окно было куда выше, чем он предполагал.
        - Мне конец, - подытожила девушка, затравленно глядя вверх.
        Отец всю жизнь учил Генри, что безвыходных положений не бывает, и он внимательно осмотрел стену: гладкая, зацепиться не за что, но плющ кое-где уже выпустил ростки. Еще совсем тонкие, с первыми скрученными листками, они крепко цеплялись за стену у самой земли.
        - Можешь вырастить плющ так, чтобы он доходил до твоего окна? - деловито спросил Генри.
        Девушка посмотрела на него так, будто он предлагал ей встать на голову.
        - Я не могу вырастить один цветок. Они просто… или все разом, или ничего.
        - В любом деле главное - тренировка, - отчеканил Генри. Советы отца пригождались ему чаще, чем хотелось бы.
        Девушка нерешительно стянула перчатки, сжала в горсть тонкие стебли - и ничего не произошло.
        - Не могу.
        - Скажи это тем цветам в саду, - фыркнул Генри.
        - Попробую заплакать. Это точно работает.
        - Тогда все зацветет. Кто-нибудь из твоих родичей выглянет в окно и очень удивится.
        - Сейчас, я попытаюсь, мне надо сосредоточиться. Подождите, ладно?
        Генри кивнул и сел, прислонившись к стене. Она, поколебавшись, опустилась рядом, почему-то изо всех сил стараясь на него не смотреть.
        - Какое прекрасное утро. - Она прикрыла глаза, будто спрашивала себя, что она вообще говорит и зачем, но остановиться не могла. - А вот смотрите, какой прекрасный голубь. Такой белый и… и красивый. Как на картинках.
        Голубь и правда сидел на ветке прямо рядом с ними и курлыкал, встопорщив перья.
        - Да, довольно толстый, - оценивающе сказал Генри. - Я бы его одним выстрелом уложил, но мне нечем, извини.
        - Стрелять в голубя? - дрогнувшим голосом спросила девушка.
        - Ага, он жирный. Мяса много. Я бы его тебе целиком отдал.
        Она прижала руку к горлу, будто ей стало плохо, хотя, что плохого может быть в том, чтобы съесть свеженького голубя, он так и не понял. Девушка была такая худая, что на скулах проступали кости, и Генри вдруг захотелось увидеть, как она ест без своего дурацкого веера. Мысли были какие-то странные, и, чтобы выбросить их из головы, он спросил:
        - Как тебя зовут? Я Генри.
        - Роза, - уронила она.
        Пару секунд Генри ждал, пока она скажет, что пошутила, но постепенно до него дошло: кажется, нет.
        И тогда он рассмеялся. До этого он даже не понимал, как люди издают эти дробные, веселые звуки. Когда он пробовал, у него ничего не выходило, а сейчас взяло и получилось само. Девушка подозрительно посмотрела на него, а потом тоже коротко, неуверенно засмеялась, и он вдруг почувствовал себя еще лучше, будто в легких стало больше воздуха. Генри протянул ей правую руку со сжатыми пальцами, - Джетт когда-то говорил ему, что люди так делают, когда знакомятся, - но Роза покачала головой.
        - Это знак равенства, он только для мужчин. Женщинам и членам королевской семьи обычно целуют руку. Но это не обязательно, - быстро прибавила она и спрятала руки за спину.
        Сколько же правил у людей! Генри вдруг пронзило острое сожаление: судя по предсказанию отца, он не успеет изучить даже половину из них, прежде чем… Лучше уж начнет сейчас, тянуть нечего. Так что он взял руку Розы и приложился к ней губами. Почему-то от прикосновения к голой коже у него волосы на загривке встали дыбом.
        - Мама, - выдохнула Роза и, будто пытаясь не упасть, схватилась второй рукой за плющ.
        Тот пополз наверх. Генри с трудом выпрямился и посмотрел на стену.
        - Ты уже можешь остановиться. - Он понял, что все еще держит ее за руку, и выпустил.
        - Я не знаю как, - тихо сказала Роза.
        Плющ уже давно перерос второй этаж и приближался к крыше.
        - Так, мы должны лезть, - засуетился Генри. - Я первый. Проверю. Вон то окно? Дай мне туфли, в них ты точно не заберешься.
        Она без вопросов отдала ему туфли, он взял их одной рукой и полез наверх. Это было проще некуда - плющ держался крепко. Генри толкнул створку окна и огляделся. Комната была пуста, и он бесшумно спрыгнул на пол.
        - Вперед! - скомандовал он, перевесившись через подоконник.
        - Девушкам нельзя лазить по стенам. - Она сжала губы. Ей явно было не по себе.
        - Самки любого животного лазают ничуть не хуже самцов, - пожал плечами Генри.
        Кажется, ее это не убедило, но она все-таки поставила босую ногу на переплетение стеблей и неуверенно схватилась за плющ.
        Для человека, затянутого в самую неудобную одежду на свете, она поднялась вполне сносно, но, добравшись до подоконника, повисла, явно не зная, как через него перебраться. Генри втянул ее внутрь, но плющ тут же полез за ней. Генри попытался выпихнуть его наружу и захлопнуть окно. Роза тем временем подбежала к отражающему стеклу, которое висело на стене, и издала сдавленный вопль ужаса.
        - Кошмар какой, - простонала она, вымыла лицо холодной водой из серебристой лохани, раскрыла веер, опять уткнулась в него и замерла, будто ни шагу больше не собиралась ступить.
        Генри огляделся. Все стены были увешаны большими картинками, похожими на те, что он видел в книге сказок, - старинные, с яркими красками и счастливыми людьми. Только на этих было каждый раз примерно одно и то же: девушка в длинном платье (иногда в башне) и парень в наряде вроде того, что он видел у принца (иногда на коне и с мечом). На некоторых он стоял на одном колене перед ней (иногда с цветком в руке), иногда они держались за руки, а на паре картин прикасались губами друг к другу.
        И Генри вспомнил: вот так же делали парень с девушкой на празднике.
        - Так это не для развития дыхания, - пробормотал он. - Они делают это, просто потому что…
        Роза вдруг выросла перед ним, заслоняя картинку спиной.
        - Даже не знаю, кто их здесь развесил, - слабым голосом сказала она и попыталась закрыть собой и соседние тоже. - Они… они уже тут висели. Это не я.
        - Просто потому что это приятно, - закончил Генри. - Как звери трутся носами. Я понял.
        Он хотел как следует это обдумать, но не успел. За дверью раздались шаги, и голос Ингрид строго сказал:
        - Роза, что ты притихла? Я же велела тренироваться в бабушкиных туфлях, чтобы ты не падала, как хромая косуля!
        - Да-да, я уже! - тонким голосом выдавила она, сунула ноги в знакомые Генри туфли-убийцы, деловито простучала в них по комнате, вытащила из шкафа, набитого платьями, что-то воздушное и лиловое, и забегала дальше.
        - Если ты отлыниваешь, лучше иди сюда, будем музицировать, - сурово продолжала Ингрид. - Теперь нам придется потрудиться, чтобы принц забыл твой просчет.
        Да-да, я иду, еще минутку, - все тем же неестественным голосом крикнула Роза, подбежала к Генри и зашептала: - Вам надо идти. Спасибо. Вы мне жизнь спасли. Вы…
        На столе треснул горшок, и пестрый цветок в нем мгновенно вырос раза в три. Роза яростно вырвала его и швырнула в окно.
        - Роза, да что ты там делаешь! - Ингрид подергала дверь, но та была заперта.
        - Я? Я подпиливаю ногти! Уже почти! - Роза подпихнула Генри к окну, и он уже вылез, уцепившись за плющ, но подтянулся обратно.
        - Ты просто не думай ни о чем таком, что тебя заставляет волноваться. Дыши глубже, ясно? Все будет хорошо.
        Волосы у нее опять распустились и теперь едва не касались его лица. Генри улыбнулся шире и полез вниз. Приземлившись, он задрал голову. Роза смотрела на него, свесившись из окна.
        - У тебя точно такая картинка висит, - вспомнил он. Там человек в доспехах стоял под стеной, а девушка из окна бросала ему цветок, но уж чего-чего, а цветов ему на сегодня хватило.
        - Правда? О, я даже не замечала, - пробормотала Роза и тут же исчезла. Слух у Генри был отличный, и он различил за подоконником стон: «Странника ради, ну почему я веду себя, как дура!»
        Он тихо засмеялся и пошел прочь.
        Глава 6
        Кошки и волшебники
        Обойдя дворец, Генри вышел к подножию каменной лестницы, по которой его волоком тащили вчера вечером. На этот раз он взлетел по ней добровольно и бегом. У дверей сидели охранники, которые от его топота очнулись от дремы и вскочили. Генри выпрямил спину и вдохновенно начал:
        - Добрый день. Пропустите. Король поручил мне важное дело - вы же не хотите мешать?
        И пока они размышляли над ответом, он влетел внутрь и помчался по коридору. У него в голове будто развязались какие-то узлы, мысли текли ровно, страх исчез. Он чувствовал незнакомую радость, которая не давала ему ни секунды стоять на месте. Он даже не успел сосредоточиться на том, что хочет попасть в тронный зал, а дворец уже сам вывел его туда, будто прочел мысли. Перед высокими дверями стояли два незнакомых крепыша в золотых куртках, и Генри решительно пошел к ним.
        - Добрый день. Мне надо попасть внутрь. Можно? - выпалил он.
        - Туда нельзя. Сейчас там никого нет, приемные часы короля начинаются только через двадцать минут, - проворчал один, с любопытством глядя на него. - Ваша милость, простите, а… вы и есть тот самый гость?
        - Да. - Генри шагнул ближе. - А хотите, расскажу, зачем я здесь? - Охранники жадно закивали. - Вы ведь слышали, что вокруг творятся странные дела? И стало известно, что потерянную корону скоро найдут.
        - Откуда? - шепотом спросил один.
        - Это секрет, но поиск король поручил мне. И я найду ее, увидите. Так что король не будет против, если я поищу в этом зале, верно? А вы можете за мной следить. - Генри поклонился. - Мне очень нужна ваша помощь. Пожалуйста.
        Эти слова произвели на них такое впечатление, что Генри даже удивился. Глаза у охранников расширились, и они разом посторонились, открывая перед ним двери.
        - Спасибо, - кивнул Генри. - Большое спасибо.
        Он вошел в пустой зал и, сделав по нему несколько гулких, отдающихся от стен шагов, услышал, как один охранник прошептал второму:
        - Одет, как господин, а попросил нас, как равных! Слышал когда-нибудь такое? Ну и дела творятся!
        Генри остановился прямо под надписью, которую заметил вчера. Она была такая выцветшая, что даже непонятно было, чем она сделана.
        За дверью ждет тебя ответ,
        Коль ты найти его готов,
        Ведь у дворца секретов нет
        От настоящих мастеров.
        На стене под надписью был нарисован королевский дворец, а вокруг город, леса, ущелья. Присмотревшись, Генри понял: все здесь было на тех же местах, что и на самом деле, - и квартал мастеров, и площадь, и Мертвое озеро. Правда, на этой картине оно вовсе не казалось мертвым: вода была ярко-синей, на ней кое-где сидели птицы, а у самого берега прямо в воде росли незнакомые розовые цветы, похожие на чашки с блюдцами. Ну конечно, Олдус же говорил, что чудовище поселилось здесь после потери Сердца, а стена была уж точно расписана задолго до того. В том, что рисунок создан древним мастером, сомневаться не приходилось: каждая башня, каждая дверь и статуя были прорисованы так, что казалось, будто двери можно толкнуть пальцем, и они откроются.
        Надпись висела прямо над крышей дворца, на синем небе в мелких курчавых облаках, и Генри пришла в голову безумная идея. «За дверью ждет тебя ответ» - а что, если дверь прямо здесь? Он пошел вдоль рисунка, не отнимая рук от стены, пытаясь нащупать край створки или дверную петлю, - но стена была гладкая, как яичная скорлупа.
        Генри еще раз вгляделся в нарисованный дворец: а вдруг подсказка где-то там? На секунду ему показалось, что с рисунком что-то не так, но мысль тронула край сознания и растворилась без следа. Генри от досады чуть не треснул по стене кулаком, но вот это уж точно было бесполезно, и он пошел к выходу. Все это время он спиной чувствовал взгляды охранников - но теперь они смотрели прямо перед собой, делая вид, что им совершенно неинтересно.
        - Спасибо, вы мне очень помогли. - Генри через силу улыбнулся им, он правда был благодарен, и они как-то несмело, кривовато улыбнулись в ответ.
        Генри отошел от них подальше, свернул в другой коридор и прислонился к стене. Его единственная хорошая идея закончилась ничем, ноги в этих жутких ботинках устали так, будто он целый день бегал по лесу. Но что, если… Генри вдохнул глубже. Он понял, кто может ему помочь.
        - Хочу оказаться там, где принц, - твердо сказал он и глаза на этот раз закрывать не стал, просто пошел наугад, куда вели ноги.
        Идти пришлось долго, и он уже решил, что в этот раз не сработает, но тут услышал скрип двери. Генри аккуратно заглянул за поворот и увидел принца: тот выходил из какой-то комнаты. Лицо у него было мрачнее тучи, и внутренний голос сказал Генри, что разговаривать с ним сейчас не стоит. Но ждать не было времени, и Генри вышел из укрытия.
        - Не возражаешь, если я тут тоже погляжу? - выпалил он.
        Принц повернулся к нему - и до Генри очень быстро дошло, что его дружелюбный вид за завтраком ничего не стоил. Наверное, так уж здесь положено: притворяться, когда тебя видят другие. Но Генри отступать не собирался. Краем глаза он увидел, что внутри ничего особенного: шкафы, кровать, стол, все покрыто пылью, но то, как принц воровато потянулся закрыть за собой дверь, сразу подсказало: это вовсе не его комната.
        - Ты ищешь корону, я тоже, - сказал Генри. - Может, попробуем вместе?
        - Иди отсюда, дикарь, - отрезал принц, пытаясь взглядом вбить его в стену.
        - А то что? - бросил Генри, мысленно ругая себя на чем свет стоит.
        Он собирался говорить вежливо, он уже понял, что это отлично действует, но, увидев принца, сразу вспомнил, как тот его подставил на площади, и не смог сдержаться.
        - Король разрешил мне искать где угодно, так почему не здесь? Раз ты так уперся, там что-то наверняка есть. Какая-то подсказка, так?
        Принц угрожающе сжал зубы. Несмотря на все свои старания, он выглядел скорее испуганным, чем злым, и спиной прижимал дверь, будто там действительно было что-то ценное. Минуту они толкались у двери, тяжело дыша: Генри пытался ее открыть, а принц запереть. Победа все-таки осталась за принцем - он был тяжелее и ухитрился-таки, держа дверь плечом, повернуть в замке ключ, а потом сразу шагнул назад и криво усмехнулся, приподняв ключ над головой.
        - Ну и глупо было поверить, что ты и есть разрушитель. Он-то наверняка мощный малый, а не такой сопляк, как ты.
        По глазам принца Генри видел, что тот тоже уговаривает себя не нарываться и у него тоже ничего не получается.
        - Я не буду с тобой драться, - без большой уверенности сказал Генри.
        - Ох, какое счастье, а то я так испугался. - Принц покачал ключом у него перед носом.
        Генри слишком хотелось проверить, что спрятано в комнате, - он дернул рукой вперед, но принц оказался не таким уж неповоротливым. Он увернулся, Генри снова попытался схватить ключ, принц толкнул его в грудь, и Генри сам не понял, как так вышло, но минуту спустя они уже катались по полу, пыхтя и стараясь ткнуть друг другу кулаком то в лицо, то в живот. Генри чувствовал странный азарт: впервые он дрался не за свою жизнь, дрался, зная, что никто никого не убьет, да еще с неожиданно достойным противником. Но скоро Генри заметил странную вещь: каждый раз, когда удар принца все-таки достигал цели, тот морщился одновременно с Генри. Он явно пытался этого не показывать, но Генри все равно замечал короткий, неконтролируемый спазм мышц на его лице. И Генри сразу понял, как выиграть битву за ключ.
        Он нарочно пропустил незатейливый, прямой и очевидный удар в ребра. Больно было по-настоящему, но Генри был к этому готов, а принц - нет. У него дернулась губа, на секунду он ослабил хватку, и Генри, выкрутив ему руку, схватил ключ.
        Генри с трудом поднялся на ноги, торжествующе сжав ключ в поднятой руке. Принц рванулся было следом, но охнул и остался на полу, исподлобья глядя на Генри. Он уже понял, что проиграл.
        - Ты должен был мне поддаться, - мелко, поверхностно дыша, выдохнул принц. - Я наследник престола.
        - Посмотрим-ка, что там, - перебил Генри. Ухмылка против воли растягивала ему рот.
        Генри уже поднес ключ к замочной скважине - но тут взглянул на принца и остановился. У него было такое пустое, незаинтересованное лицо, будто все силы уходили на то, чтобы не менять выражение, не показывать страх. И Генри вдруг понял: это не из-за драки. Из-за ключа.
        - Что это за место? - спросил он, глядя на простую деревянную дверь.
        - Короны тут точно нет, - устало выдавил принц, держась за бок. - Думаешь, я бы не обыскал место, от которого у меня есть ключи? Проверяй, мне-то что.
        Генри опустил руку. Злость, которая жгла его изнутри минуту назад, исчезла. Он ведь уже выиграл, показал, что он сильнее. Принц прав: если бы корона была там, он бы сейчас тут не сидел. И Генри бросил ему ключ. Принц инстинктивно поймал и уставился себе на ладонь так, будто не верил глазам. Генри сделал пару шагов и опустился на пол, прислонившись к стене. Да уж, неплохо они друг друга помяли. Хуже всего был финальный удар по ребрам, и Генри заметил, что принц держится за то же самое место.
        - У тебя дар чувствовать боль других, - проговорил Генри, стараясь не морщиться. - Да уж, для драки - хуже не придумать.
        Принц вздрогнул так, что у него зубы стукнули.
        - Что за ерунда, - процедил он.
        Генри внимательно ощупал бок, прикусив губу, чтобы не застонать от боли. Принц тоже заметно побледнел.
        - Ну и кулаки у тебя, - проскрипел Генри. От неловкого движения в боку дернуло такой болью, что оба вздрогнули. - Отлично поискали корону. У нас теперь трещина в ребре.
        - У тебя трещина в ребре, - уточнил принц.
        - Может, пропустим эту часть? На лицо свое посмотри. Досталось мне, а в обморок сейчас грохнешься ты.
        Принц метнул на него лучший из своих угрожающих взглядов, который был несколько испорчен тем, что он и правда, кажется, едва держался, чтобы не лечь на пол во весь рост. Сейчас лечебные кошки Тиса пришлись бы очень кстати, но надеяться на то, что они действуют без своего хозяина-волшебника, было нечего. Наверняка превратились в обычных зверей.
        - Как там твои сорок три пункта? - спросил Генри.
        Принц долго молчал, следя за Генри тяжелым взглядом, как за зверем.
        - Все проверил, - наконец сказал он. - Ничего нет. Да я и до этого там сто раз искал.
        - Мое предложение искать вместе все еще в силе.
        - До тебя что, правда не доходит, что суть в том, кто из нас победит? - поинтересовался принц, с трудом ворочая языком.
        - Это до тебя не доходит. Суть в том, чтобы найти корону. В том, чтобы твой отец стал хорошим королем, поверил, что дары вернулись, и помог тем, кто в мастерских. Сделал бы так, чтобы у всех все было хорошо.
        Принц уставился на него так, словно Генри вместо человеческого языка внезапно перешел на птичий.
        - Кто ее находит, тот и надевает. Только не говори, что серьезно собрался отдать корону моему папаше.
        Но Генри не ответил. Он завороженно глядел в конец коридора, откуда к ним неспешной рысцой приближались шесть кошек Тиса.
        На секунду ему показалось, что головой он тоже ударился, но тут принц выдохнул:
        - Что эти твари тут делают? В замке нет никаких кошек.
        Те разом повернули головы и укоризненно глянули на него, а затем подошли к Генри. Одна запрыгнула ему на живот, остальные устроились на груди, плече и коленях - поверх синяков, он сразу это понял. Шестая кошка прижалась круглой головой к его щеке.
        - Привет, - тихо сказал Генри и погладил пальцем ту кошку, что жалась лбом к его лицу. - Как вы оттуда выбрались?
        Кошка покосилась на него так, будто не собиралась тратить время на то, чтобы отвечать на бесполезные вопросы. И Генри внезапно вспомнил, что говорил про них Тис: «Они дальние родичи Барса, малая часть его магии есть и в них».
        - Твои? - выплюнул принц, с опаской глядя на кошек. - Как ты ухитрился протащить их в замок?
        Генри и не думал отвечать: там, где кошки касались его, разливалось тепло, боль съеживалась, уходила. Когда все прошло, кошки спрыгнули с него и явно собирались скрыться.
        - Эй! - позвал Генри. - Его тоже вылечите, это же я его побил.
        Кошки сбились вместе, всем своим видом показывая, что им не прикажешь, но потом одна все-таки нехотя подошла к принцу и с надутым видом улеглась ему на ребра. Принц замер. В глазах у него появилось что-то похожее на ужас.
        Пару минут спустя кошка спрыгнула с него, сердито дернула хвостом, уселась поодаль и начала облизывать лапу. Принц схватился за бок.
        - Это же… Это кошки Тиса! Как в сказках. Лечебные кошки Тиса. Они просто взяли и пришли! - Тут на лице у него проступила какая-то догадка. - Так ты и правда избранный?
        - Лучше поздно, чем никогда, - сказал Генри.
        Принц действительно выглядел так, будто до него это только что дошло, и Генри оставил его в покое, взял ближайшую кошку и поднес к лицу.
        - Тис говорил, волшебники не умирают, - глядя ей в глаза, начал он. - Получается, Алфорд, который спрятал корону, жив, да?
        Кошка не ответила. Она спокойно висела, перебирая задними лапами воздух.
        - А вы ведь наверняка и с ним тоже знакомы. Сейчас волшебство проснулось, а он так и не появился. Значит, не может или не хочет, - пробормотал Генри и перехватил кошку крепче. - Вы знаете, где Алфорд?
        Всерьез спрашивать такое у кошки было довольно глупо, но та вдруг вывернулась, спрыгнула на пол и с независимым видом побрела куда-то вглубь коридора. Остальные сразу потянулись следом.
        - Мы что, за ней пойдем? Да пусть она хоть десять раз лечебная, откуда ей знать, где… - начал принц, и Генри развернулся к нему:
        - Если хочешь - пошли со мной. Не хочешь - отвали.
        Кошки уже ушли довольно далеко, и Генри поспешил за ними. Сзади он услышал тяжелый вздох, а потом шаги.
        Они долго кружили по замку - на этот раз, как ни странно, по обжитой его части. Генри слышал то тут, то там шаги и голоса, но кошки каждый раз вовремя сворачивали, и они так никого и не встретили. А когда Генри уже думал, что его ноги в ботинках с бантами сейчас просто отвалятся, кошки уселись в ряд перед небольшой дверью с надписью: «Библиотека».
        - Странное слово, - нахмурился Генри. - Слышал такое когда-нибудь?
        - Нет. Понятия не имею, что тут, - серьезно ответил принц. - Предлагаю вернуться завтра. Скоро обед, нам пора.
        - Я не уйду. Мне надо открыть эту дверь. - Генри толкнул ее, но она, конечно, не подалась.
        - Книги никуда до завтра не сбегут, пошли.
        Генри вскинул голову и медленно повернулся к нему.
        - Ты же говорил, что прочел все книги во дворце. И не знаешь, как открыть дверь? - И, даже не договорив до конца, Генри понял. - Ты просто хотел вернуться сюда вечером и поискать сам.
        Принц не ответил, но Генри уже сообразил, что делать: заговорил теми словами, какие здесь все понимали.
        - Услуга за услугу: мои кошки показали тебе дверь, а ты за это ее нам откроешь.
        Принц нехотя кивнул, будто такая постановка вопроса разом меняла дело. Он оттеснил Генри от двери и громко сказал:
        - «Дубовый народец, или Приключения подкидыша», страница пятьдесят. «Когда солнце взошло в девятый раз за один день, Ульрих понял: в мире вокруг него что-то изменилось».
        Дверь со скрипом открылась, и кошки тут же юркнули внутрь.
        - Это вместо ключа? - растерялся Генри.
        - Разные двери в замке открываются по-разному. Этой надо сказать строчку одной из библиотечных книг, и повторяться нельзя, - ровным голосом сказал принц.
        Генри вошел и замер. Просторный зал был весь уставлен огромными шкафами с книгами, между окон в глиняных ведрах росли небольшие деревья. Стены здесь были вылеплены в виде плотно стоящих раскидистых дубов - Генри даже представить не мог, как предки ухитрились такое сделать. Белоснежные корни прижимали к полу ковер, на стволах были развешаны знакомые Генри изогнутые стеклянные трубки, - такие же висели во всех коридорах дворца, - а выше раскидистые ветви путались между собой, оплетали потолок.
        - Может, ты уже закроешь рот и скажешь, куда делись кошки? - нетерпеливо проговорил принц.
        - Когда ты говорил, что прочел все книги в замке, я думал, их штук пять. Или шесть, - пробормотал Генри, озираясь.
        Он уже думал, что кошки просто взяли и исчезли, но через пару минут поисков все шесть обнаружились на самом дальнем подоконнике. Они разлеглись, положив головы друг другу на бока и сонно глядя в окно. В этом углу было ощутимо теплее, словно воздух грела невидимая печь. Генри выглянул в окно. Библиотека, кажется, располагалась в довольно высокой башне - отсюда видно было все Мертвое озеро, и Генри первый раз понял, какое же оно большое.
        - Ясно, почему они нас сюда привели, - заметил принц откуда-то из-за шкафов с книгами. - Портреты. Чуть про них не забыл.
        И Генри подошел к нему. На одной из стен висели четыре огромные доски, и на каждой был в полный рост изображен человек. Одну из фигур Генри узнал сразу: седой старик в длинной синей одежке одной рукой прижимал к себе кошку, а на ладони второй руки у него лежала горсть конфет. Над его головой была надпись: «Тис. Доброта спасает». Принц стоял, уставившись на изображения пяти кошек у его ног. Точно таких же, какие сейчас лежали на подоконнике. Генри решил, что надо дать ему время это осмыслить, а сам пошел к следующему портрету - сейчас он его интересовал куда больше.
        На нем был изображен молодой человек с голубыми глазами и широкой улыбкой. Он стоял прямо на воздухе, не касаясь босыми ногами земли, а в обеих руках держал королевский дворец - небольшой, но, как и на рисунке в тронном зале, удивительно похожий на настоящий. Надпись над его головой гласила: «Алфорд. Воображение - лучший друг мастеров».
        Генри долго рассматривал дворец в его руках. Это изображение беспокоило его, будто какой-то детали не хватало или, наоборот, была лишняя, но, сколько он ни вглядывался, не мог понять, в чем дело. В конце концов он перешел к третьему портрету: вдруг там увидит что-то ценное?
        На нем была женщина с длинными каштановыми волосами, в руке она держала стекло в серебряной рамке. Женщина смотрела в него так, словно хотела увидеть свое отражение, но вместо нее там отражалась расплывчатая серая фигура без лица. «Джоанна. Не верь глазам своим», - сообщала подпись.
        - Тис лечил кошками и веселил детей. Алфорд помогал мастерам. А эта что делала? - спросил Генри.
        Он думал, что принц опять заупрямится, но тот ответил:
        - Джоанна в сказках вечно кого-нибудь превращала. То уродину в красавицу, то принца в чудовище. Развлекалась тем, что накладывала на людей всякие заклятия и смотрела, как они из этого выпутаются. Веселая была девушка, судя по всему.
        Как всегда, когда принц начинал что-нибудь рассказывать, его голос становился мягким, успокаивающим - хоть целый день слушай.
        - А про него что знаешь? - Генри кивнул на четвертый портрет.
        На нем было написано: «Странник. В пути ты обретаешь перемены». У этого волшебника, единственного из всех, в руках ничего не было, он прятал их за спиной, а капюшон длинной одежки был надвинут так низко, что не разглядишь лица.
        - Странник - самый загадочный из всех, - начал принц, задрав голову. - Никто не знает, что именно он умеет делать. Говорили только, что он вечно скитался по королевству, потому его и прозвали Странником.
        Эти сведения в поисках короны уж точно ничем не могли помочь, но Генри слушал развесив уши.
        - Говорят, волшебников Барс создал еще на заре времен, чтобы они помогали людям, которыми он населил королевство, - продолжал принц. - В одной книге я еще читал интересную теорию, что четыре волшебника - это символы стихий. Тис - земля, крепкая и надежная, Алфорд - воздух, невесомый и невидимый. Джоанна - изменчивая вода, а Странник - таинственный огонь.
        Генри сделал несколько шагов назад, посмотрел на все портреты разом и заметил кое-что еще.
        - О чем задумался? - добродушно спросил принц. - Поделись, раз мы теперь соратники.
        Генри за колебался.
        - Да ладно тебе, - прибавил принц. - Ты же сам хотел, чтобы мы были командой. Так будет легче, ты прав. Рассказывай.
        - Во-первых, отойди подальше и посмотри на все картины разом, - задумчиво начал Генри. Он все еще был не уверен, что это хорошая идея. - Ничего не кажется странным?
        - Портрет Тиса, - выдохнул принц. - Он как будто… тусклый. На остальных краски ярче.
        - Потому что Тис умер несколько дней назад.
        - Что? - Принц коротко, нервно хохотнул. - Волшебники не умирают! И что с ним случилось, конфетой подавился?
        - Освальд убил его. И раз после смерти Тиса портрет потускнел, значит, остальные точно живы, понимаешь? Во-вторых, надпись на портрете Джоанны: «Не верь глазам». Стихотворение из книги Тиса начинается так: «Глазам не верь, они солгут». Не уверен, что это поможет, но все-таки. И третье, главное. Дворец в руках Алфорда, дворец на стене тронного зала - с ними что-то не так. Я просто никак не могу понять что. В замке есть еще такие нарисованные дворцы?
        Принц медленно кивнул, глядя на портрет Алфорда.
        - Когда увижу третий, наверняка пойму, в чем дело, - договорил Генри. - Пошли, тут делать больше нечего. Кошки сюда привели просто потому, что здесь хранится этот портрет.
        Но принц не двинулся с места.
        - Любишь читать? - вдруг спросил он.
        - Не знаю, - покачал головой Генри. - У нас с отцом было две книги, «Лук и стрелы своими руками» и «Звери северных лесов». Он по ним меня читать учил. Но вроде… наверное, люблю.
        - Вот и чудесно. Тут тысячи книг. Уверен, ты неплохо проведешь время, - мягко сказал принц.
        И с этими словами он бросился к двери.
        Секунду Генри растерянно стоял на месте, а потом рванулся следом. Принц бежал неплохо, но он не учел одного: Генри провел всю свою жизнь, убегая от людей и догоняя животных. Отец учил его быть не просто быстрым. Быстрым как ветер.
        Генри впечатал принца в стену с такой силой, что, кажется, вздрогнули все соседние шкафы. Он чувствовал чистую, бешеную ярость. И тогда, на площади, и сейчас он купился на слова этого лживого типа, как ребенок. Почему-то это его обидело так, что он едва мог дышать.
        - Можешь хоть стену мной пробить, - с вызовом прохрипел принц. Лицо у него перекосилось от ненависти. - Ты просто выскочка. Неграмотный самодовольный звереныш. Жаль, что ты не сдох в своей грязной норе.
        Генри резко выкрутил воротник у принца на шее.
        - Завидуешь, что Барс не тебя выбрал, а? - процедил он. - Да на что ты ему сдался! Помнишь, как ты в лесу от воя волков трясся? Ты просто слабак. Жалкий трус, который всю жизнь из дома нос не высовывал. Не надо меня злить, а то я тебя…
        Принц яростно дернулся, и Генри крепче сжал руку у него на шее.
        Он даже не сразу понял, что произошло. В воздухе что-то лопнуло, словно разбили разом сотни стекол, принц издал невнятный звук, и комната погрузилась во тьму. На секунду Генри показалось, что просто выключили свет. Потом он понял, что сейчас день.
        Генри выпустил перекрученный воротник принца и бросился к окну. На улице по-прежнему был день, но со стороны дворца на город будто ползло облако темноты, Генри видел на земле его тень, видел, как оно накрывает озеро, площадь, квартал мастеров.
        - Чтоб ты провалился, - выдавил у него за плечом принц. - Что ты натворил?
        - Я? - не поверил Генри. - Это ты сделал! При чем тут я?
        Он сразу почувствовал: это не просто тьма. Как и тогда, ночью, она была живой, будто в ней притаился зверь. Генри сглотнул. Белые стены теперь сияли, как кости.
        - Пока ты тут не появился, все было в порядке, - яростно прошептал принц. От страха голос у него вздрагивал.
        - В порядке? - прошипел Генри. - Ничего себе в порядке!
        Он на ощупь двинулся туда, где недавно лежали кошки. Их там больше не было. Генри прошелся по залу, не отнимая рук от шкафов, чтобы ни во что не врезаться, и все надеялся увидеть горящие в темноте глаза, но кошки пропали.
        Когда Генри вернулся к принцу, выяснилось, что тот за это время и шагу не сделал: жался спиной к стене и таращился в темноту, будто не собирался двигаться с места, пока все не наладится. Генри раздраженно подумал, что во дворце всех как будто с детства этому учат: если произошло что-то плохое, стой и ничего не делай. Как зверьки, которые прикидываются мертвыми, чтобы обмануть хищника.
        Но его самого отец учил не этому. Он говорил: «Если на тебя несется разъяренный лось, худшее, что можно сделать, - замереть на месте. Меняйся сам, когда вокруг тебя что-то меняется. Приспосабливайся». Может, именно это и делало отца непобедимым. Вот только Генри не собирался дать ему выиграть в этот раз.
        - Слушай, - заговорил он, и принц подскочил так, будто успел забыть, что он тут не один. - Куда ты собирался идти? Где третий нарисованный дворец?
        Принц бессмысленно уставился на него.
        - Тебя вот это сейчас волнует? - пробормотал он так тихо, будто боялся потревожить темноту.
        - Именно это. - Генри встал прямо перед ним. - Успокойся. Пока что ничего ужасного не происходит.
        - А, ну сообщи мне, когда случится что-то действительно жуткое, - отрывисто проговорил принц. Генри продолжал сверлить его взглядом, и он нехотя закончил: - Третий рисунок на стене казны. Других, насколько я знаю, нет. Доволен?
        - Вполне, - кивнул Генри. - И как туда попасть?
        - Никак. Я там не был уже десять лет. Думал, придумаю что-нибудь по дороге. Дверь открывается только хранителю казны, назначенному королем. А после того, как предыдущего… после того, как предыдущий умер от сердечного приступа, отец назначил нового. И не сказал никому, кто это.
        Генри постоял, пытаясь осмыслить, насколько только что усложнилась его задача.
        - Никто, кроме короля, не знает, кто новый хранитель, - повторил он. - Стой, а кто забирает у посланников старинные предметы, которые они купили для казны?
        - Уилфред. Он же управляющий, у него часто бывают дела в городе. Заодно и к посланникам заходит. Уилфред относит предметы королю, тот их изучает, а ночью хранитель забирает их из его покоев в казну.
        - Стой. - Генри потряс головой. Он запутался. - Я думал, ночью тут никто из комнаты носа не высовывает.
        Именно поэтому никто и не знает, кто хранитель, - нетерпеливо пояснил принц. Лицо у него было, как белая маска с темными провалами глаз. - Я сам уже голову сломал, где король взял такого бесстрашного типа, который не боится выходить ночью.
        - А ты пробовал попросить дворец вывести тебя к хранителю казны?
        - Я что, похож на идиота? Конечно да! Не работает.
        Генри выглянул в окно. Теперь, когда глаза привыкли, он понял, что тьма не такая уж непроглядная - просто серые сумерки, будто что-то высосало из воздуха весь свет.
        - Нам нужен план, - задумчиво протянул он.
        - Да что ты говоришь.
        - А если я просто спрошу у твоего отца, кто хранитель? Объясню, как важно посмотреть на третий рисунок?
        - Поверить не могу. Только что случилось что-то вроде конца света во всех смыслах слова. А мы торчим тут и ведем светские беседы.
        - На вопрос ответь.
        - Король упрямый, ничего он тебе не скажет.
        - А тебе?
        - Мне - тем более.
        - Ты называешь его «король».
        - И что?
        - Он твой отец.
        - Ты вечно свой нос в чужие дела суешь или это мне так повезло? - процедил принц.
        Генри не хотелось в этом признаваться, но между тем, чтобы оказаться в этой серой тьме одному, и тем, чтобы ругаться в ней с принцем, он предпочитал второе. Он сосредоточился - и минуту спустя уже точно знал, что делать. Отец учил его думать быстро. Генри мог бы просто развернуться и идти исполнять свой план, но вместо этого объявил:
        - Я знаю, как нам попасть в казну прямо сегодня.
        - Нам?
        - Если хочешь бродить в темноте один, без огня и оружия, сделай мне одолжение, проваливай, - отрезал Генри и шагнул назад, освобождая принцу путь.
        Какое-то время тот угрюмо смотрел на него, а потом наклонил голову и сказал:
        - Я весь внимание.
        Когда Генри договорил, принц насупился. Он пытался изобразить, что вовсе не впечатлен, и Генри стало смешно.
        - Полная дикость, - наконец уронил принц и аккуратно расправил воротник, который после встречи с кулаком Генри топорщился, как шейные перья у совы. - Такое мог придумать только звереныш из леса.
        - У меня вообще-то имя есть, - огрызнулся Генри и вдруг понял, что в его знаниях об этом самодовольном индюке чего-то не хватает. - А у тебя, кстати?
        - Для тебя - ваше высочество.
        - Представь, что мы идем по коридору вот в этой темноте, и я вижу, что на тебя сейчас прыгнет какая-то невиданная мерзкая тварь, - мстительно начал Генри. - Пока я крикну «ваше высочество», тебя уже съедят.
        Кажется, шутить у него пока не очень получалось: принц побледнел.
        - Эдвард, - выдохнул он, а потом важно прибавил: - Это имя значит «благословенный защитник».
        - Поздравляю. А что, имена что-то значат? И мое тоже?
        Принц нахмурился, будто эти сведения он предпочел бы оставить при себе.
        - Да. «Правитель», - нехотя сообщил он, оттолкнулся от стены и первым пошел в темноту.
        Глава 7
        Хранитель казны
        Агата в своем письме сказала: «Это просто темнота. Иди и не бойся». Генри повторял про себя эти слова, пока они шли к его комнате. Легко было казаться храбрецом в библиотеке, где есть окна, но здесь, в непроглядной тьме, сердце уходило в пятки. Хуже всего было даже не отсутствие света, а то, что Генри не мог отделаться от мерзкого ощущения: они с принцем не одни, кто-то крадется за ними шаг в шаг, - но, сколько он ни оглядывался, никого не увидел. Принц рядом быстро, хрипло дышал и не говорил больше ни слова - кажется, сосредоточился на том, чтобы передвигать ногами.
        Генри думал, что все в замке сейчас бегают и паникуют, но повсюду застыла тишина. Слышно было только, как воет ветер, и Генри изо всех сил гнал от себя мысль, что ветру тут взяться неоткуда, потому что в коридорах нет окон.
        Когда он нащупал ладонью знакомую дверь своей комнаты, от облегчения его чуть не затрясло. Они ввалились внутрь, принц сполз на пол и молча следил, как Генри забрался под кровать, вытащил оттуда халат Тиса и, порывшись в его карманах, извлек шкатулку секретов Сиварда. Генри бросил шкатулку принцу на колени, и тот сразу попытался ее открыть - но, к облегчению Генри, ничего не вышло. Он не был уверен, что принцу поднимут боевой дух записки Сиварда и его мрачная тайна.
        В открытое окно падал серый, тусклый свет, как в библиотеке, и оттого еще труднее было заставить себя опять выйти в темноту. Генри даже помечтал, как хорошо было бы сейчас развести огонь, но, поскольку в комнате не было даже дров, он решительно открыл дверь.
        - Ты знаешь, что внутри? - спросил принц, прижимая к себе шкатулку. Генри так и подмывало сказать «Знаю, но тебе не скажу», но это было как-то мелко, и он просто покачал головой.
        До покоев короля принц довел его быстро - шкатулка его заметно приободрила, и теперь они шагали слаженно, четко. Им удавалось даже ловко огибать углы коридоров, не встречаясь с ними головой или плечом, как вначале. Когда впереди замаячила внушительная золотая дверь, принц облизнул губы и сказал:
        - Говорить буду я.
        Генри кивнул - против этого он точно не возражал, - и принц постучал.
        - Это я, - сообщил он в перерывах между ударами. - Мне нужно поговорить.
        За дверью было тихо, и Генри собрался уже сам треснуть по ней как следует, - вдруг король просто не слышал? - но тут принц перехватил его руку и договорил:
        - Это насчет волшебных предметов. Я кое-что тебе принес.
        - Тогда заходи, - тут же ответили за дверью, и она бесшумно распахнулась.
        - Ух ты, - не выдержал Генри. Комната была просто огромная, и чего в ней только не было! Он даже не сразу разглядел, что у ярко полыхающего камина сидит человек: сгорбленный и бледный, он будто сливался с креслом.
        - Рано сегодня стемнело, правда? Какие тучи! Наверное, будет гроза, - с отсутствующим видом сказал король, переводя взгляд на принца так медленно, будто это стоило ему серьезных усилий.
        - Это не тучи, это какое-то волшебство. Скриплеры сказали, оно проснулось вместе с Сердцем, причем не только доброе, так что… - начал Генри, но тут ботинок принца врезался ему в лодыжку, и он замолчал.
        - А, и вы здесь, молодой человек. - Король все так же неспешно повернул голову к нему. - Как продвигаются поиски короны?
        Он спросил так, будто это просто шутка, и Генри впервые подумал: если король не верит в волшебство, зачем разрешил ему остаться во дворце? Но тут принц подошел к отцу, опустился на колено и, глядя ему куда-то в плечо, заговорил:
        - Я принес еще одно сокровище, которое раздобыл в своем походе. Это шкатулка, принадлежавшая Сиварду. Мне доподлинно это известно.
        Король взял шкатулку. Генри заметил, что рука у него трясется.
        - Это, несомненно, старинный предмет, - еле слышно проговорил король, поднеся шкатулку близко к глазам. - Но он сломан, не открывается.
        - Он откроется в свое время, - уверенно сообщил принц, и Генри в который раз подивился его способности врать не моргнув глазом. - Но это еще не все. В одной из книг нашей библиотеки я когда-то прочел интересную легенду. Если положить рядом с Сердцем волшебства предмет, принадлежавший Сиварду, Сердце загорится так ярко, что осветит все на мили вокруг. Сердце ведь уже в казне, верно? Я пришел попросить тебя срочно отдать этот предмет в казну, и тогда тьма, что пала на дворец, рассеется. Если, конечно, легенда правдива.
        Говорил он так убедительно, что Генри сам бы поверил, если б не знал, что все это - полная чушь, которую он лично и выдумал.
        - Хотелось бы надеяться, - уронил король, глядя в огонь. - Я попрошу хранителя казны забрать шкатулку как можно скорее. Ты можешь быть свободен.
        Принц поднялся и зашагал к двери. По дороге он взглянул на Генри так удивленно, будто и сам не верил, что получилось. Но расчет Генри оказался верным: во-первых, в королевстве, где все представления о жизни основаны на легендах, можно заставить людей поверить в любую ерунду, если она звучит достаточно сказочно. Во-вторых, принц читал кучу книг, и мало ли что он мог там вычитать. В-третьих, когда план не сработает, всегда можно сказать, что легенда оказалась ложью, так что они ничем не рискуют.
        И была еще одна мысль, от которой он никак не мог отделаться. А вдруг, если они как следует поверят в ложь, она возьмет и превратится в правду?
        Принц дошел до двери, и Генри собирался уже выскользнуть вслед за ним, но один вопрос не давал ему покоя, так что он решил воспользоваться шансом и прояснить дело.
        - Вы чем-то болеете? - спросил он у короля.
        - Его величество не обязан отвечать на твои дурацкие вопросы, - резко ответил принц, и от его громкого голоса король поморщился.
        Оставь его, Эдвард. Я понимаю любопытство гостя. - Он с трудом расправил свои худые плечи, будто пытался казаться более внушительным. - В последние десять лет здоровье меня подводит. Бессонница, головная боль, еле передвигаю ноги, и с каждым годом только хуже. - Он коротко, скупо улыбнулся. - Хорошо, что Эмма готовит мне успокаивающее снадобье. Не скажу, что оно помогает, но без него наверняка было бы еще хуже. Кстати, - король поднял голову, и в его глазах мелькнуло живое, заинтересованное выражение. - Думаю, сегодня я могу принять его раньше, раз ночь настала так внезапно, как думаете?
        Он открыл стоящий на столике деревянный ящик. Внутри поблескивали маленькие склянки с чем-то бледно-зеленым. Король достал одну, залпом опрокинул в рот и поморщился. А потом вытащил еще одну и протянул Генри.
        - Возьмите, молодой человек. В такую ночь пригодится. Вы наш гость, и вы не виноваты, что мы так плохо вас принимаем. Если почувствуете, что не можете заснуть, выпейте снадобье и сразу успокоитесь.
        - Мне ты его никогда не предлагал, - по-прежнему стоя лицом к двери, сказал принц.
        Король его будто не слышал - он протягивал Генри склянку, и тот, чтобы его не обижать, взял ее и спрятал в карман.
        - И давно у вас это все началось? - спросил Генри, садясь в кресло напротив короля, чтобы лучше видеть его лицо. Вблизи он выглядел еще хуже, чем издали, и Генри это начало беспокоить. А что, если корона не поможет? Что тогда они все будут делать?
        - Вообще-то надо спрашивать разрешения сесть, - вяло улыбнулся король. Он держал голову рукой, крепко вдавливая пальцы в кожу, а потом вдруг наклонился к Генри и положил свою бледную ладонь ему на лоб. - Сколько вам лет?
        Такого вопроса Генри точно не ожидал.
        - Шестнадцать, - с опаской ответил он, и король мелко закивал, будто точно так и думал.
        - Моему сыну было бы столько же, - проговорил он.
        - Я думал, у вас один сын. - Генри повернулся к принцу, который по-прежнему делал вид, что нет на свете занятия интереснее, чем пристальное изучение двери.
        - Теперь - да. А было два. И у них была мать. - Король заморгал и с силой потер лицо рукой. - Простите, я что-то совсем разваливаюсь. Ни к чему вам грустные истории. Идите спать, молодой человек. Кажется, мы все сегодня ляжем без ужина - не думаю, что эти тучи рассеются до утра.
        Но Генри было не так просто сбить с толку. Он собирался уже расспросить короля поподробнее, но тут принц развернулся, в два шага проскочил расстояние до кресла, схватил его за локоть и рывком поднял на ноги.
        - Мы уже уходим, - отрезал он. - Спокойной ночи, отец.
        И, прежде чем Генри успел сказать еще хоть слово, принц вытащил его за дверь. Силы в нем было хоть отбавляй - как Генри ни пытался остановиться, ноги беспомощно проезжали по ковру. Когда дверь за ними захлопнулась, принц дернул его к себе и тихо сказал:
        - Еще раз про это заикнешься, я тебе шею сверну. Уяснил?
        Он пошел вперед, не дожидаясь, кивнет Генри или нет, и Генри сразу догнал его - потеряться в темноте ему не хотелось.
        - Вон там хорошее место для засады, - показал он.
        Шагов через пятнадцать от двери в королевские покои смутно виднелись две неподвижные белые фигуры.
        - Без тебя бы не догадался, - проворчал принц. - Хранитель, уж конечно, придет с факелом, а там можно спрятаться.
        Фигуры Генри узнал: здоровенные статуи двух женщин в длинной одежде, которые держали в руках по ветке какого-то растения. Он их уже видел раньше, пусть и краем глаза, в те два раза, когда был в тронном зале: скульптуры стояли по краям коридора, уводящего от тех золотых дверей влево.
        - Спальня короля так близко к тронному залу? Неплохо придумано, - прошептал Генри. Принц все еще злился, и Генри хотелось его отвлечь: куда удобнее сидеть в засаде с человеком, который не мечтает вцепиться тебе в глотку.
        - Это чтобы король мог отдохнуть во время рабочего дня, - нехотя сообщил принц. - Иначе ему пришлось бы бродить по замку, а дорога каждый раз меняется, это действует на нервы.
        Статуи были ровно на полпути между королевской спальней и чем-то, тускло поблескивающим, - видимо, дверью в тронный зал. Оттуда не доносилось ни звука - если люди в золотых куртках и должны были дежурить перед входом, они явно сбежали, когда упала тьма. Ну, тем лучше. Теперь никто им не помешает выследить хранителя казны.
        Каменное платье левой девушки развевалось так, что за ним легко было спрятаться даже вдвоем. Генри устроился у ее ног и закрыл глаза. Отец всегда говорил ему, что в темноте лучше полагаться на слух, чем на зрение, а еще… Генри не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но, когда он долго присматривался к этой темноте, ему начинало казаться, будто в ней что-то движется. Что-то такое же черное, как она сама, неразличимое и бесплотное. Генри во всем любил ясность, но сейчас был тот случай, когда он предпочитал не вглядываться - иначе от страха с места не сдвинешься.
        Сначала они с принцем сели подальше друг от друга, но постепенно Генри понял, что они соприкасаются плечами. Он даже не заметил, кто подвинулся, но ему сразу полегчало: когда чувствуешь, что рядом кто-то дышит, не так страшно.
        Генри, привыкший к длинным засадам, думал, что принц будет ныть и каждые пять минут спрашивать, почему ничего не происходит. Но тот замер, будто тоже привык подолгу не двигаться, хотя где он мог этому научиться, Генри понятия не имел.
        А потом они услышали звук - и совсем не тот, какого ждали. Не шаги, не шипение факела. Это был пронзительный, дробный звон - будто что-то стеклянное упало с высоты и разбилось вдребезги, и доносился он…
        - Из тронного зала, - одними губами сказал принц. - Что ж за день сегодня.
        В остальном было все так же тихо, хранитель не появлялся, и Генри встал.
        - Стой, - выдохнул принц, хватая его за штанину. - Там же… Там кто-то есть.
        - Это я и собираюсь выяснить, - тихо ответил Генри.
        В тронном зале ведь ничего не было, кроме трона, надписи и рисунка на стене. Рисунка, в котором, вполне возможно, спрятана тайна короны. И Генри вдруг представил своего отца. Представил, как тот воспользовался темнотой, разбил окно и пробрался внутрь, чтобы изучить надпись получше. При мысли о том, что его отец сейчас так близко и думает, что всех перехитрил, Генри почувствовал такое бешенство, что зашагал к двери в тронный зал. Он едва различал ее в темноте, но знал, что еще десяток шагов по мягкому ковру - и он упрется в нее рукой.
        - Стой! - Принц загородил ему путь. Вид у него был перепуганный до смерти, и Генри нехотя остановился. - Сразу видно, что ты сказок не читал, звереныш. Знаешь, чему они учат? Если слышишь в жуткой тьме странный звук, не вздумай идти и проверять, кто там.
        Генри обогнул его и пошел дальше. Он не собирался объяснять, что, если там правда Освальд, ему наверняка не понадобится много времени, чтобы разгадать загадку на стене. Генри представил своего отца с короной на голове и сглотнул. Нет уж, папа, не в этот раз.
        И он потянул на себя створки двери.
        В следующую секунду Генри показалось, что он ослеп. К такому он был не готов: дверь закрывалась плотно и не пропускала в коридор даже намека на свет, а здесь… Он кое-как разлепил глаза - и замер.
        Стеклянное сооружение под потолком, которое принц назвал люстрой для отпугивания злых духов, горело ярко, как солнце. В этой штуке было множество стеклянных шариков - и в каждом сейчас что-то сияло. Генри так потрясенно таращился на люстру, что даже не сразу заметил знакомую щуплую фигуру, стоящую посреди зала.
        - Агата, что тут творится? - выдохнул принц.
        Генри посмотрел на него: он щурился, как филин, вылетевший на свет.
        Она улыбнулась шире - и Генри понял.
        - У тебя дар… э… зажигать свет? - пробормотал он.
        Агата все с той же сияющей, широкой улыбкой покачала головой. А потом вытащила из огромной сумки, которая по-прежнему висела у нее через плечо, лист бумаги и угольную палочку.
        «Чинить. Я понимаю, как работают вещи», - нацарапала она.
        Генри пошел было к ней, но тут под ногой у него что-то хрустнуло, и он отпрянул. Пол в центре зала был усыпан осколками, и, приглядевшись, Генри понял, откуда они взялись. Разбилось не окно, а один из шаров на люстре.
        Стараясь не наступать на стекла, Генри подошел к Агате и заглянул ей в сумку. Добрая половина склянок, которые она таскала с собой во время их похода за стену, теперь не были пустыми, в них светились огоньки - такие же, как в люстре. Генри хотел было спросить, как она их в нее посадила, но потом и сам понял: люстра висела на цепи, которая шла по потолку, спускалась вниз и заканчивалась кольцом, нацепленным на крюк в стене, почти у самого пола. Кольцо покачивалось - видимо, Агата только что подняла люстру обратно, тогда-то и разбила шар.
        - Ты что, из-за этих огней и ходила в лес? - догадался Генри.
        Агата кивнула, и Генри окончательно перестал понимать, что происходит, но тут принц прояснил дело. Он вытащил из сумки Агаты одну бутылочку и вгляделся в нее.
        - Болотные огни, - пробормотал он. - Мелкие бесплотные существа, мы в детстве за ними гонялись. Днем светятся еле заметно, а ночью горят во всю силу и пугают прохожих. Водятся у воды. Раньше в королевском саду их было полно, но я их уже лет десять тут не видел. Моя мама говорила, это духи предков. - Он вдруг нахмурился, будто вспоминая что-то давно забытое. - А твой отец про них рассказывал что-то другое. Говорил, что это…
        Агата изо всех сил закивала, а потом вывела на бумаге: «Болотный газ».
        - Точно! - Принц щелкнул пальцами, и они с Агатой посмотрели друг на друга с такими детскими, взбудораженными лицами, что до Генри первый раз дошло: они же всю жизнь друг друга знают. Принц запрокинул голову и, щурясь, уставился на люстру. - Так ведь эти штуки по всему замку висят! И все они - для освещения с помощью болотных огней? Ну ты даешь, Агата. Тебе нельзя заниматься такими вещами, ты девушка. Мать тебя со свету сживет, если узнает.
        Агата насупилась. Взгляд, который она бросила на принца, явно советовал ему держать свое мнение при себе.
        - Если эти огни после потери Сердца никуда не пропали, почему никто не догадался их использовать? - спросил Генри. Люстра слепила ему глаза, но он все равно не мог отвести взгляд. По сравнению с этими гроздьями света померкли все изобретения предков, какие он видел до этого.
        Принц, который явно набрал в грудь побольше воздуха для новой речи о том, почему Агата не должна этим заниматься, повернулся к нему:
        - Когда Сердце потерялось, какие-то умения, самые простые, остались, но множество вещей люди разучились делать. Письменных воспоминаний сохранилось мало, но, как я понял, бывшие мастера проснулись утром и обнаружили, что не помнят, как еще вчера делали то, что делали.
        - А записать они не догадались? - поинтересовался Генри.
        - К тому моменту, когда они догадались, что надо записывать, они уже все забыли. Агата, я серьезно. Это все, конечно, здорово, но ты женщина. Тебе не положено…
        Агата подошла и с силой захлопнула ему рот.
        - И еще тебе надо оказывать мне уважение, - неразборчиво пробормотал принц, но даже не попытался убрать ее руку, которая по-прежнему зажимала ему челюсть. - Нельзя затыкать рот наследнику престола. Жаль, что тут нет твоей мамаши, она бы тебя научила.
        Что он сказал дальше, Генри не разобрал, потому что услышал за спиной торопливые, приглушенные ковром шаги.
        Генри кинулся к выходу как раз вовремя: мимо двери метнулась тень. Наверное, хранитель казны увидел свет в тронном зале и подошел взглянуть, что там творится. То, как они отвлеклись от засады, было непростительно, но теперь Генри не собирался упускать добычу.
        После яркого света он различал в полутьме коридора только неясную фигуру, удирающую со всех ног, но Генри знал: от него так просто не уйдешь. Он сократил расстояние между ними прежде, чем успел досчитать до трех, а потом бросился человеку на спину и повалил на пол. Беглец издал пронзительный вопль. Генри рывком перекатил его лицом к себе - и от неожиданности выпустил.
        Роза села, потирая ушибленную спину.
        - Я просто гуляла, - испуганно пробормотала она.
        - Это я уже сегодня слышал, - выдохнул Генри.
        Здесь не было темно - сквозь открытые двери тронного зала падал свет, и Роза смотрела на этот свет, как на чудо. Она уже собиралась что-то сказать Генри, он видел, как шевельнулись ее губы, но тут принц и Агата добежали до них, и Роза вскочила, поправила платье и раскрыла перед лицом веер, что висел у нее на руке.
        - Ваше высочество, - выдохнула она, не поднимая головы.
        - Роза, ты что тут делаешь? - разочарованно протянул принц. - Нечего бродить одной в такое время, тебе надо вернуться в комнату. - Он повернулся к Генри и тихо прибавил: - Надеюсь, хранитель за это время не скрылся.
        Генри взял Розу за запястье и потянул на себя руку, которую она прижимала к груди. В ней была зажата шкатулка Сиварда. Он поверить не мог, что до принца так медленно доходит.
        При виде шкатулки у принца вытянулось лицо.
        - Да вы издеваетесь, - простонал он. - Женщина не может быть хранителем казны!
        - Почему? - не понял Генри.
        Его куда больше занимало то, что король мог услышать весь этот шум и выглянуть в коридор, но тот либо не нашел в себе сил встать с кресла, либо решил, что в такую ночь лучше не высовываться, даже если услышишь, как снаружи рушится потолок.
        - Мне пора. Прошу меня простить. - Роза начала продвигаться вглубь коридора, будто думала, что просто растворится в темноте, и все про нее забудут.
        - Ты несешь шкатулку в казну, так? - Генри развернул Розу к себе. - Нам нужно с тобой посмотреть на рисунок дворца.
        - Не знаю, о чем вы, - прошелестела Роза, но тут Агата, которая все это время переводила непонимающий взгляд на всех по очереди, быстро закивала, подбежала к двери в тронный зал и закрыла ее.
        Коридор сразу погрузился в полутьму, но продолжалось это недолго - Агата шире открыла сумку, и оттуда засиял теплый свет болотных огней. А потом она махнула рукой, подзывая всех к себе, и зашагала вперед.
        - Мы все вместе идем в казну? Как это замечательно, - пролепетала Роза из-за веера.
        Судя по испуганным взглядам, которые она бросала на принца, она ждала от него неодобрения, вопросов и ругани, но то ли он уже потратил все негодование на Агату, то ли слишком глубоко погрузился в размышления о том, что все его представления о жизни за полчаса перевернулись с ног на голову.
        На этот раз поход был вообще не страшным: во-первых, сумка Агаты мягко светилась, разгоняя темноту, а во-вторых, вчетвером бояться как-то несерьезно.
        - Это что, весь год была ты? Как мой отец мог назначить тебя хранителем? - вдруг пробормотал принц. На то, чтобы снова обрести дар речи, у него ушло минут пять.
        - Вы же знаете, ваше высочество, я три раза в неделю прихожу читать ему вслух. Год назад он предложил мне эту должность, я согласилась. Все. Я больше ничего не знаю.
        О, Генри узнал этот голос: такой же тонкий и насквозь фальшивый, каким Роза через дверь уверяла свою мать, что подпиливает ногти. Было ясно как день, что она что-то скрывает, и ему ужасно захотелось, чтобы она остановилась прямо сейчас, посмотрела на него и сказала: «Я сейчас все тебе расскажу». Но Генри уже понял, что в мире людей все не так просто.
        - Мы пришли, ваше высочество, - поклонившись принцу, сказала Роза и прикоснулась к неприметной узкой двери. Та тут же распахнулась. - Будьте осторожны: я бывала здесь только в темноте и все предметы складывала прямо у входа.
        Раздался грохот - Агата уже скользнула вперед и осторожно пробиралась куда-то вглубь зала. Там угадывались контуры длинных полок, как в Доме всех вещей.
        И тут Генри увидел ларец с Сердцем волшебства. Он стоял на полке прямо у входа - видимо, Роза принесла его прошлой ночью - и сиял. От облегчения у Генри чуть ноги не задрожали. Со вчерашнего дня он делал все, чтобы не думать о том, как там Сердце и что будет, если оно погаснет. А оно горело - не в полную силу, но это уже был и не тот тусклый умирающий свет, который так напугал Генри, когда он забирал Сердце из дома Тиса. Роза положила шкатулку Сиварда на крышку ларца и склонила голову перед принцем, который оттеснил ее в сторону и вцепился в ларец обеими руками.
        - Получилось! - Он потрясенно взглянул на Генри. - Оно же и правда ярче горит - из-за шкатулки, так? Я думал, ты все выдумал!
        Генри и сам не мог понять, в чем дело, но подумать об этом не успел - Агата замычала, и он поднял голову. Пока они разглядывали Сердце, она успела пробраться к дальней стене и там ей явно пригодились оставшиеся в сумке запасы болотных огней: она зажгла два изогнутых светильника, висевших по бокам от нарисованного дворца. И Генри пошел к ней. Он был так счастлив из-за Сердца, что ему казалось, будто пол пружинит у него под ногами. Агата вопросительно посмотрела на него, и Генри сообразил, что так и не успел рассказать, зачем они вообще сюда пришли.
        - Умник думает, что три картинки - в тронном зале, в библиотеке и эта - помогут ему найти корону, - объяснил принц, вставая рядом. Настроение исправилось даже у него.
        Все три рисунка явно сделал один и тот же человек - Генри узнал его манеру рисовать завитушки на облаках и крошечных людей, выглядывающих из окон дворца. И теперь Генри был точно уверен: на одном из трех рисунков чего-то не хватало. Вот только в рисунках было слишком много деталей, и он никак не мог сообразить, что же не так.
        Генри оглянулся на остальных: принц рассматривал вещи, Роза расставляла по полкам все, что в темноте год складывала как попало, а Агата постепенно зажигала новые светильники: разбирала их и сажала внутрь болотные огни. Присмотревшись к светильникам, Генри понял, почему никто не сообразил, для чего они нужны: эти сложные конструкции из перепутанных стеклянных трубок и шариков даже близко не были похожи на факелы, Генри представить не мог, как Агата с ними управляется.
        Словом, все были чем-то заняты, и Генри сел на пол перед рисунком. Он не собирался сходить с места, пока не разгадает загадку.
        Но подумать ему удалось недолго. Сначала он услышал принца: тот зашипел, как от боли. Генри резко развернулся к нему - тот прижимал к груди правую руку, на вид совершенно здоровую, но Генри тут же вспомнил: он же чувствует не только свою боль.
        Агата стояла рядом с одним из светильников, на котором не хватало стеклянного шарика. Правая ладонь у нее поблескивала, и Генри сразу понял, что произошло. Агата с непривычки слишком сильно надавила на тонкое стекло - и раздавила его.
        Секунду спустя Генри уже стоял рядом, держа ее за запястье. Стекло - красивый материал, но осколки… Он застыл, не зная, что делать. Когда в тебя попала стрела, все просто - вытащи ее и останавливай кровь. А это… Мелкие куски стекла изрезали всю ладонь, кровь тяжелыми каплями набухала вокруг них и падала вниз, а Агата так и не сдвинулась с места, не издала ни звука, будто одеревенела. Генри изо всех сил мысленно звал кошек Тиса, но те не приходили. Похоже, у них были свои правила помощи.
        Генри чувствовал, как у него самого начинают дрожать руки. Теперь Агата не сможет ничего написать или починить. У него не получится вытащить все осколки, а если перевязать ей ладонь - стекло вдавится только сильнее. Так они и стояли, беспомощно глядя друг на друга, кровь текла все быстрее, и мелкие удары капель об пол грохотали у Генри в ушах. А потом его оттолкнули.
        Принц пару секунд смотрел на ладонь Агаты, на то, как мелкое стекло блестит сквозь темную кровь, как будто никак не мог на что-то решиться, - и внезапно схватил Агату за израненную руку. Та вскрикнула так, что Генри подскочил. Ему показалось, принц сошел с ума, и Генри уже хотел отбросить его в сторону, но тут крик Агаты перешел в тихий, неуверенный стон, и принц разжал руку.
        Изрезанная ладонь была целой, ни царапины. Агата недоверчиво пошевелила пальцами, сжала и разжала кулак - и кровь, и стекло пропали.
        - Твой дар, - пробормотал Генри. В этот бесконечный день он, кажется, окончательно разучился удивляться. - Ты не только чувствуешь боль.
        Принц не ответил. Он был весь белый и дышал с таким трудом, что от усилия у него подрагивали губы. Генри обхватил его за плечо - ему показалось, принц сейчас рухнет на пол, - но тот оттолкнул его.
        Даже ребенок толкнул бы сильнее - но Генри послушно убрал руку.
        - Так, значит, шкатулка, которую король велел положить сюда, ни при чем, - протянула у них за спинами Роза.
        Она стояла рядом с Сердцем, и Генри сразу понял, что она имела в виду: оно загорелось ярче, будто набралось откуда-то сил. Тяжелое золотое сияние, не похожее ни на факелы, ни на болотные огни, пробивалось сквозь переплетение кораллов ларца, отбрасывая на стены причудливые тени.
        - Вчера я даже не поверила, что это правда Сердце волшебства, а теперь… Помните сказки? - тяжелым голосом продолжала Роза. Она даже забыла про веер, и тот бесполезно обвис у нее на руке. - Сердце давало мастерам дары, а те с их помощью создавали волшебство. Оно было во всем, что они делали, и оно питало Сердце. Я никогда не понимала, как это, а ведь все просто. - Роза провела ладонью по крышке ларца, и Генри со странной теплотой подумал: если уж она начинает говорить, ее так просто не остановишь. - Оно горит ярче, когда люди используют свои дары. Только представьте, что будет, если во дворце все это сделают! - Она тихо рассмеялась и потянула себя за рукав. - Видите платье? Мой папочка перешил из старого за час. Мама ахнула, когда увидела.
        Генри все еще не отошел от пережитого страха за Агату, и теперь мысли плыли в его голове медленно, как глубоководные рыбы. Роза права: как же все просто! Сердце гасло в первые дни потому, что никто не использовал дары. А ведь отец это знал, он сказал ему тогда, в доме Тиса: «Будь уверен, на этот раз Сердце погаснет не от моих злодейских планов, а из-за глупости людей». Ну конечно. Отец думал, никто не найдет свои дары так быстро - и Сердце просто потухнет.
        - Эдвард, ты вылечил Агату, вот почему оно загорелось. Тебе от этого плохо, я же вижу. Но ты все равно вылечил, потому что ты добрый. Я тебя знаю. - Голос у Розы дрогнул. - Помните, как мы играли вчетвером, когда были маленькие? Мы так дружили, а с тех пор даже не разговаривали по-настоящему. Последние десять лет все так ужасно. - Она вдруг заплакала, но тут же с силой вытерла лицо и рассмеялась дрожащим мокрым смехом. - Но теперь все будет хорошо. Эта мерзкая темнота… это не навсегда. Мы все исправим.
        - Хватит, - ровным голосом сказал принц. Все это время он стоял, прислонившись к полке, но тут оторвался от нее и нетвердо шагнул вперед. - Мне вот мой дар не нужен, и как от него избавиться?
        Роза посмотрела на него, как на умалишенного. От потрясения она явно забыла о церемониях.
        - Эдвард, исцелять прикосновением - лучшая способность из всех. Помнишь, как в той сказке, где…
        - А я не хочу! Я хочу совершать подвиги и бороться с врагами, а не… - Он захлебнулся воздухом, остановился и договорил неестественно ровным голосом: - Чтоб я сдох, если еще раз им воспользуюсь. Не дождетесь.
        Он побрел к двери, хватаясь за все ближайшие полки. Пару раз Генри всерьез был уверен, что он упадет, но принц кое-как добрался до двери.
        - Делайте что хотите, - пробормотал он. - Спокойной ночи.
        И вышел в темноту. Бегство его настолько очевидно объяснялось тем, что он боялся потерять сознание на глазах у других, что Генри стало жаль его. А затем он понял кое-что еще: он мечтал избавиться от принца и искать корону одному, но, как только тот скрылся, ему расхотелось изучать рисунок. Генри всю жизнь провел в одиночестве, а теперь, попробовав, каково быть вместе с другими, слишком быстро к этому привык.
        «Не доверяй людям, а то пожалеешь, - пропел у него в ушах голос отца. - Ты силен, только пока один».
        - Я закончил, - твердо сказал Генри. - По-моему, всем пора отдохнуть.
        - Да-да, конечно. - Роза будто очнулась. То вдохновение, которое только что горело в ней, исчезло без следа, и она снова выглядела несчастной, бледной и худой. - Мне тоже пора, а то мама хватится. Агата, можно, я пойду с тобой? Наши покои рядом, а у тебя сумка светится.
        Агата, которая по-прежнему разглядывала свою руку так, будто не могла поверить в ее существование, медленно кивнула и побрела к выходу.
        Они вышли в коридор, и Роза закрыла дверь казны, поглядывая на Генри так, будто почему-то боялась оказаться с ним наедине.
        - Спокойной ночи, - пробормотала она и утянула Агату за собой. Та шла послушно, как детеныш за матерью, и скоро Генри остался в темноте один.
        На этот раз он ее почти не заметил - добрел до своей комнаты, скинул ненавистные ботинки, разделся и нырнул под одеяло. Он так устал, что собирался заснуть сразу, но ничего не вышло. Тьма словно мстила за невнимание: стягивалась к нему отовсюду, давила на руки и ноги, мешала дышать, будто забивалась в нос с каждым вдохом. Генри несколько раз проваливался в рваную, неглубокую дрему, и тогда перед ним мелькали бесконечные двери, и он мчался куда-то сквозь темные коридоры, открывая их одну за другой. Он точно знал: оборачиваться нельзя, потому что у него за плечом… В этот момент Генри каждый раз открывал глаза с бешено колотящимся сердцем, будто что-то в его голове знало: если он успеет обернуться, увидит такое, что у него разорвется сердце.
        Внезапно он вспомнил про склянку, которую дал ему король, - ровно на такой случай, разве нет? Генри нащупал в кармане брюк крошечную бутылочку и выпил залпом, поморщившись от горечи.
        И скоро понял: что-то не так. Ему показалось, что ноги у него превратились в куски льда, который при этом колют сотни мелких иголок. Его трясло, руки беспомощно скребли по одеялу, головная боль разливалась внутри черепа, как паводок, и что-то огромное будто схватило его сердце, сдавливая изо всех сил.
        Генри открыл глаза: комната расплывалась, он попытался встать и найти окно, но тут же запутался в одеяле и упал на колени. Он вдруг с поразительной ясностью понял: король отравил его. Это король здесь - главный злодей, он просто прикидывался добрым. Генри успел подумать, как же глупо все заканчивается, а потом ковер оказался прямо перед его лицом, он почувствовал щекой пыльную ткань - и темнота обрушилась на него, как удар по голове.
        Глава 8
        Свет и тьма
        Голос зудел у него над ухом, как комар. Генри дернул головой, пытаясь его отогнать, но тот стал только громче.
        - Встанете вы или нет? Как же я денечки-то считаю до того, как вы нас покинете! Тоже мне гость! И откуда такого взяли?
        Генри с трудом открыл глаза. Темнота в комнате превратилась в сумерки - тяжелые, душные, будто перед грозой. Белоснежные волосы нависшего над ним Карла сияли, как снег.
        - Наконец-то соизволил, и получаса не прошло! Все нормальные люди спят в кровати, а он то на подоконнике, то на полу! В следующий раз я вас где найду, под шкафом?
        Генри продолжал моргать, и Карл щелкнул пальцами у него перед носом.
        - Долго собираетесь тут пыль вытирать? Вставайте уже, а то голодным сидеть будете - пока я вас добудился, там уже небось завтракать начали.
        - Сейчас утро? - тупо спросил Генри.
        - А что, незаметно? - отрезал Карл. - Это вы у нас тут затмение устроили, зачем меня спрашиваете? Без вас тут такого не бывало!
        Генри с трудом поднялся на ноги и добрел до окна. Холодный ветер гнул голые ветки деревьев в саду под окном, ерошил прошлогоднюю траву, торчащую из-под снега. Далеко-далеко на горизонте разгорался рассвет - чистый, яркий, розово-желтый. Но его сияние сюда не доходило, над городом воздух был бесцветным, серым.
        - Жили себе распрекрасно, пока вашу милость к нам попутным ветром не занесло, - брюзжал Карл у него за спиной. - А теперь вон свет дневной сломался. Может, в провинции такое постоянно бывает, а у нас тут все исправно работало.
        Генри медленно повернулся. В голове у него все спуталось, как пакля, но тут он увидел блеснувшую на ковре пустую склянку и вспомнил.
        - Ладно, для начала мыться идите, - проворчал Карл, глядя в открытый шкаф. - Дров я принес, воду нагрел, уж ко мне какие вопросы? Я свою работу знаю. Вам тут господин Уилфред наряды вчера подобрал на каждый день недели и пронумеровать все изволил. Вот это на сегодня.
        Он развернулся к Генри, держа в руках что-то зеленое с серебристым отливом, но тот уже натянул одежду, которую вчера бросил в кресло, и теперь шарил под кроватью в поисках ботинок. После вчерашних прогулок они были все в грязи, и пару секунд Генри размышлял, стоит ли их помыть или так сойдет, а потом понял, что под кроватью чего-то не хватает.
        Халат Тиса, который еще вчера лежал свернутый в дальнем углу, исчез, а вместе с ним - книга сказок, карта скриплеров и ключ от всех дверей.
        - Куда вы дели мои вещи? - трясущимся то ли от страха, то ли от злости голосом спросил Генри.
        - Вещи? - презрительно хмыкнул Карл. - Да ваша милость совсем без имущества к нам явилась.
        Генри подошел к нему вплотную, и Карл, увидев его лицо, поперхнулся.
        - Это король приказал их забрать? - выдавил Генри. Ужас при мысли о том, что все ценности пропали, доходил до него медленно, будто вливался по капле.
        - Вы о чем говорить-то изволите? - подозрительно спросил Карл и с опаской шагнул назад. - Если у вас пропало чего, я ни при чем. Нечего было дверь открытой оставлять. Может, ветер унес. Всю ночь этот проклятый сквозняк по замку гулял.
        Предположить, что вчерашним жутким вечером он не закрыл за собой дверь, было настолько дико, что это, кажется, понял даже Карл.
        - Ничего не знаю, - пробурчал он. - Когда я вас будить пришел, нараспашку стояла.
        - Сюда ведь любой мог попасть, да? - безнадежно спросил Генри.
        - Ясное дело, это же одна из гостевых комнат! На их дверях запоров не ставят, в знак доверия к хозяевам! - оскорбился Карл. - И чего вы удумали? Воров у нас тут точно нет, они все в Цитадели сидят! Хотя, если хотите знать мое мнение…
        Но его мнение Генри так и не узнал, - он вылетел из комнаты, на ходу натягивая ботинки.
        Перед дверями столовой навытяжку стояли двое в золотых куртках, но при виде Генри они сразу посторонились, будто опасались, что если встанут у него на пути, то получат кулаком в живот, и на этом их встреча закончится. И в общем-то они были правы.
        Генри распахнул двери, и все повернулись к нему. Роза и остальные девушки сидели на своих местах и тихо подсовывали кусочки еды под веер - видимо, из-за темноты торжественный проход на каблуках отменили. Агата была с ними, почти неотличимая от остальных, - кажется, голод победил в ней желание спорить с местными правилами. Король сидел во главе стола: весь серый, под глазами круги. Принц горбился справа от него, вяло ковыряя вилкой в тарелке. Мать Агаты - на этот раз платье на ней было лиловое, но с тем же невероятным вырезом на груди - при виде Генри подскочила, а Ингрид, наоборот, с облегчением выдохнула, будто ждала его. В сумерках, как будто навеки повисших во дворце, кожа ее казалась совершенно белой, будто просвечивала. Похоже, последние сутки довели даже эту женщину, а она точно была не робкого десятка.
        - Что же вы, молодой человек? Проходите, будьте как дома. - Король улыбнулся и показал ему на одно из свободных мест. - Как видите, погода нас опять не радует, и я вышел к завтраку, чтобы поддержать бодрость в своих подданных.
        Улыбка его была такой болезненной и слабой, что Генри окончательно понял: нет, этот человек не пытался его отравить, все совсем не так. Он медленно прошел через весь зал к королю - и, наверное, в лице у него было что-то пугающее, потому что пестро одетые придворные начали жаться ближе друг к другу.
        - Знаете, что это? - Генри хлопнул на стол перед королем пустую склянку.
        - А, успокоительное все-таки пригодилось? Надеюсь, хоть вы хорошо выспались, - дружелюбно сказал король, но Генри продолжал смотреть на него, и блеклое подобие улыбки сползло с его лица. - Но если вас так уж интересует состав, это отвар ромашки и пустырника. Эмма постоянно готовит мне его по рецепту своей бабушки.
        - Она врет. - Генри развернулся к матери Агаты, и та под его взглядом съежилась, будто пыталась просочиться сквозь спинку стула. - Там какой-то яд. Наверное, начала с маленькой дозы, вы поначалу и не чувствовали, а потом привыкли.
        - Молодой человек! - Король с трудом поднялся. - Сядьте и успокойтесь. Вам, наверное, нехорошо.
        - Не перебивайте, - отрезал Генри. - Со мной от этой дряни было то же, что с вами. Головная боль, слабость, лихорадка, ноги трясутся. Вы что, не понимаете? - Генри взял короля за плечи и встряхнул, чтобы согнать с его лица это оцепеневшее, тупое выражение. По рядам придворных пронесся стон, но никто не сдвинулся с места. - Вы не больны. Вас травят - и, видимо, уже давно.
        - Вы все это выдумали. Я ведь жив. - Голос короля почти скатился в тишину.
        - А эта штука и не убивает. Она просто превратила вас в развалину - видимо, в этом весь смысл.
        - Это ромашка! Кухарка ее сама для меня собирает! - пронзительно крикнула Эмма.
        Гнев на ее лице был таким праведным, что у Генри появилась еще одна версия событий.
        - Или это не она. Возможно, она приносила настоящий отвар, а кто-то менял его на отраву. Кто имеет доступ к вам в комнату? Туда ведь может зайти только тот, кого вы впустите, верно?
        Король бессмысленно глядел на него, и Генри встряхнул его еще раз.
        - В мою комнату? - переспросил король. - Только те, кому я доверяю, и я считаю ваши подозрения…
        - Кто? - с нажимом повторил Генри, и король послушно перечислил:
        - Уилфред приходит по делам управления, Ингрид - как глава придворных, Карл во всем мне помогает, Эмма приносит отвар, Роза… - он замялся, - иногда она мне читает. Эдвард приходит, если я вызову. Как видите, никто из них не…
        - Уверены? Одного из этих шестерых подкупил Освальд, - процедил Генри. То, что король по-прежнему безвольно стоял перед ним, не возмущался и не пытался его оттолкнуть, приводило его в бешенство. Такому даже корона не поможет. - Один из них предатель, убийца и вор. Он вам лжет. Он вас травит. Обокрал казну. Убил отца Агаты и с помощью Освальда заколдовал ее. Украл письмо Олдуса Прайда. Стащил у меня вещи. И уж наверняка знает, что это за тьма.
        - Кто-то обокрал казну? - пролепетала Ингрид, и Генри вспомнил, что это, кажется, был секрет. Но останавливаться было поздно, хотя взгляд Агаты поверх веера явно говорил ему: он делает что-то не то.
        - Я выясню, кто это, не сомневайтесь. - Генри обвел всех взглядом и снова повернулся к застывшему королю. - Сосредоточьтесь, наверняка что-то вспомните. Вы же сами мне сказали: «Лекарство не помогает, но без него могло быть еще хуже». Кто вас в этом убедил?
        Король медленно разлепил сухие губы. В его глазах наконец-то сменилось выражение: они раскрылись шире, заморгали. Кажется, до него наконец-то дошло, что ему пытаются сказать.
        - Они все мне это говорили, - еле ворочая языком, проговорил он и собирался прибавить что-то еще, но тут дверь распахнулась с таким стуком, что все подскочили, и в столовую влетел Уилфред: растрепанный, испуганный и в очередном переливчатом камзоле.
        - Ваше величество, простите, что прерываю завтрак, но… - Он сглотнул и с явным трудом договорил: - Вы смотрели в окно?
        - Да, там удивительно бессолнечный день, - отсутствующим голосом ответил король.
        - Я не об этом, ваше величество! - Уилфред засеменил к окну, распахнул его и отошел.
        Окно было довольно высоко - третий или четвертый этаж дворца, - и отсюда было отлично видно главную площадь, дорогу вдоль Мертвого озера, а чуть дальше - разноцветные, поросшие мхом крыши мастерских. И одна из этих крыш горела. Огонь казался особенно ярким в полутьме, накрывшей город. Генри сглотнул. Он надеялся, что все пожары остались позади, так неужели Освальд опять… Но когда Уилфред заговорил, оказалось, что Освальд ни при чем.
        - Люди в мастерских бунтуют. Они подожгли кузницу. Мне доложили, что вчера, когда пала тьма, надзиратели заставляли их трудиться, потому что рабочий день еще не закончился. Тогда все бросили инструменты и побили надзирателей. Начали смуту приезжие, потом и местные присоединились, - частил Уилфред. - Я был там сейчас. Пытался их образумить - они и слушать не хотят. Сказали, что будут говорить только с королем, и, если он не выйдет к ним, они сожгут остальные мастерские. В них будто духи раздора вселились, как в той сказке. Да еще этот ветер с ночи не унимается, воет в окнах, весь город ходуном ходит - с ума от него можно сойти.
        - Чего они хотят? - глухо спросил Генри, и Уилфред возмущенно взглянул на него.
        - Молодой человек, при короле нельзя говорить без его разрешения, - начал он и разом ссутулился, будто понял: сейчас не до церемоний. - Приезжие хотят, чтобы им возместили ущерб, нанесенный Освальдом, и дали новые дома. Местные - чтобы им за работу больше платили. Между собой они тоже дерутся - никак не могут договориться, чего требовать. Я теперь думаю, что оборванцы, которые пришли к нам в город, сами свои дома и подожгли. Смутьяны и бандиты, что с них взять.
        Пока он говорил, все, кто был в зале, подошли к окнам, угрюмо глядя на дым и тихо переговариваясь, будто даже сейчас боялись повысить голос. Король еще не отошел от предыдущих новостей - он переводил взгляд с одного на другого и, кажется, не собирался ничего решать сам, а ждал, пока кто-то скажет ему, что делать. И принц немедленно этим воспользовался.
        - Отец, дозволь мне сказать. - Он опустился на одно колено. - Бунт надо подавить. Я видел этих людей совсем близко, это грязная чернь, они не понимают слов. Надо собрать посланников из отдела наказаний и помять парочку самых ярых смутьянов, тогда остальные успокоятся и вернутся к работе. Если этого не сделать, бунт перекинется на весь город, и его будет уже не остановить. А если выйти к ним, они решат, что тебе можно диктовать условия.
        У него был такое умоляющее лицо, будто от ответа зависело все на свете, - и король вдруг посмотрел на него так внимательно, словно увидел впервые.
        - Ты уверен, что можешь это сделать? - негромко спросил он.
        - Да, отец, - сбивчиво кивнул принц. - Позволь доказать тебе свою преданность.
        - Нельзя подавлять бунт, - перебил Генри. - Лучше меня послушайте. Надо выйти к ним и показать Сердце волшебства. Объяснить им, что у них теперь есть дары и что настали новые времена.
        - Сердце - собственность дворца, - возразил принц, не отводя завороженного взгляда от отца. - Нельзя выносить его к ним. Это большая ценность, и они наверняка попытаются его отнять. Ты их не знаешь, выскочка.
        - Это ты их не знаешь, - сказал Генри и шагнул к королю. - Вы увидите, они совсем не плохие. Там есть мальчик, и он уже умеет строить. Они просто устали. Вы представления не имеете, что мы с ними пережили в этом походе.
        - Охрана! - ровным голосом позвал принц. - Выведите его. Кто он такой, чтобы навязывать решения моему отцу?
        Двое в золотых куртках вбежали в зал, подскочили было к Генри - и остановились, натолкнувшись на его взгляд. Принц сердито глянул на них, но Генри уже сообразил: настоящей власти у него нет, пусть пугает сколько хочет. И он внезапно понял, как ему убедить короля. Этот способ вызывал у него смутное, неприятное беспокойство, но отец всегда говорил: если знаешь, что должен сделать, просто сделай это, и все.
        - Вы не доверяете своему сыну - и правильно делаете. Он солгал вам, - спокойно сказал Генри. - Барс выбрал меня, а не его. Он все выдумал, не был он ни в каком походе, а Сердце выманил у меня обманом и принес вам. А еще он один из тех, кто мог вас отравить. У него были причины украсть письмо Олдуса, чтобы никто не узнал о его лжи. Вы не можете быть уверены, что он не работает на Освальда. - Генри перевел дыхание. В зале стояла гробовая тишина. - Олдус Прайд вам говорил правду, он был в походе со мной и видел, как было дело. И Агата тоже. Спросите у нее. Спросите ее, кто из нас избранный - я или он.
        Генри повернулся к ней. Агата беспомощно переводила взгляд с него на принца - и никогда еще она не смотрела на Генри с таким осуждением.
        - Агата? - тихо спросил король.
        Она еще минуту стояла неподвижно, а потом подошла к Генри и сжала его плечо. Король медленно кивнул.
        - Те люди вам не враги, - прибавил Генри. - Они будущие мастера, а Сердце - не просто безделушка. Волшебство вернулось. Сделайте, как я говорю. Выйдите со мной наружу, поговорите с ними. А потом мы вернемся, и я найду и предателя, и корону. Вы увидите. Принц этого не сможет, а я смогу.
        - Почему вы так думаете? - негромко спросил король. В его лице постепенно что-то проступало, как искра под слоем пепла, и Генри снова показалось, что еще секунда - и он увидит короля таким, каким тот был раньше.
        - Я наследник Сиварда. И пока я жив, я могу все, - просто сказал Генри. Он это чувствовал: силу, которой ни у кого здесь даже близко не было.
        Король вдруг положил ладони ему на щеки, всматриваясь в лицо.
        - Да, ты не лжешь, - пробормотал он. - Как только ты здесь появился, я сразу понял: в тебе есть что-то особенное. - Король выпустил Генри и обвел всех взглядом. Плечи у него расправились. - Мы сделаем, как он говорит.
        Король посмотрел на принца, который так и замер у его ног, и рот у него скривился.
        - Как ты мог, - уронил он. - Я разочарован, Эдвард. Сбился считать, в который раз.
        Принц медленно поднял взгляд на Генри, и тот совершенно точно понял, что окончательно нажил себе врага. Но у Генри не было времени думать об этом - торжество от победы заглушало лишние мысли. Король поверил ему, это главное, и теперь все будет в порядке.
        - Хранителя казны я прошу отправиться в казну и принести ларец в мои покои, - приказал король, не глядя на Розу. - Уилфред, соберите дворцовую охрану и пришлите ко мне Карла, он поможет мне одеться. А остальные… - Он оглядел придворных. - Если кто-то хочет, можете идти с нами. Посмотрим на новый мир.
        Все испуганно сбились вместе.
        - Я пойду, - сказал принц.
        - Как знаешь, - не глядя на него, проговорил король.
        - Разрешите и мне вас сопровождать. - Ингрид почтительно наклонила голову. - Может быть, я смогу помочь советом, если что-то пойдет не так.
        Агата шагнула вперед. Эмма тяжело посмотрела на нее, а потом кивнула:
        - Какая же ты смутьянка, Агата. Ладно, я тоже пойду. Меня обвиняют в ужасных вещах, но я докажу свою преданность, - проворчала она.
        - А можно мне тоже? Я буду с родителями. И очень тихо. - Роза испуганно выглядывала из-за веера, будто поверить не могла, что открыла рот.
        - Можно, дитя мое, - разрешил король.
        - Ну, просто отлично, - сказал принц, поднимаясь на ноги, и Генри был впечатлен его умением держать лицо: разбитое, беспомощное выражение пропало без следа. - Может, тогда уж все вместе пойдем? Пикник устроим?
        Остальные придворные медленно пятились к дальней стене.
        - Никого неволить не буду. Желающих прошу через полчаса собраться у входа во дворец, - твердо сказал король.
        - Ну уж нет, увольте, - еле слышно сказал один из придворных второму. - Предлагаю делать ставки, чем все закончится.
        И он достал записную книжку.
        Глядя на всех, кто собрался у широко раскрытых дверей замка через полчаса, Генри сразу понял: почти все они ни разу не выходили за стену. Уилфред выстроил в ряд двенадцать охранников в золотых куртках - рослых и здоровых на вид, но с таким смертельным ужасом в глазах, что, казалось, они вот-вот потеряют сознание. Из всех женщин только Агата догадалась надеть что-то неброское и серое. Роза, Ингрид и Эмма нацепили платья самых ярких цветов - и, конечно, высокие каблуки. Король набросил на плечи длинный, подбитый мехом и поеденный молью плащ, за край которого, чтобы он не волочился по земле, двумя руками держался Карл. Тот был мрачнее тучи и явно мечтал оказаться как можно дальше отсюда. Оружие было только у охранников да у принца - он держался за рукоять своего меча так, будто ждал, что на него нападут прямо здесь, а охранники, наоборот, неловко прижимали к себе копья, словно понятия не имели, как те оказались у них в руках.
        Вся эта компания выглядела настолько дико, что Генри кольнула тревога, но король осмотрел свое пестрое маленькое войско не без гордости.
        - Благодарю вас, что решили присоединиться ко мне, дамы и господа, - искренне сказал он. Вид у него по-прежнему был изможденный, но в глазах определенно что-то загорелось. - Я запомню, кто был со мной в этот славный день.
        - Ваше величество, а меня запоминать не обязательно. Можно, я не пойду? - с надеждой спросил Карл. - Снаружи наверняка полно всякой заразы, они там, я слышал, не моются совсем, только в снег прыгают.
        - Нельзя. Ты мой верный слуга, и кому еще я могу доверить нести свою мантию? - улыбнулся король.
        - Катастрофа, - пробормотал Уилфред. - До чего я дожил! Король сам идет наружу! Сотни лет никто так не делал.
        - Значит, сегодня подходящий день, чтобы начать, - твердо сказал король, вглядываясь в темное небо, будто придавившее дворец к земле. - Ведите нас, Уилфред.
        Сумка, сквозь которую просвечивал ларец с Сердцем волшебства, висела у короля через плечо, наполовину закрытая мантией. Король то и дело бросал на ларец неловкие, растерянные взгляды - кажется, до него начинало доходить, что это и есть настоящее Сердце.
        По белой лестнице спускались долго: женщины осторожно ставили ноги в туфлях, Карл, видимо, не привык носить за королем мантию и все время натыкался ему на спину, рассыпаясь в ворчливых извинениях, люди в золотых куртках никак не могли удержать строй, то и дело обгоняя друг друга.
        - Всегда мечтала оказаться снаружи, - шепнула Роза, когда Генри поравнялся с ней. - Как это будет чудесно!
        Генри через силу кивнул. Он уже начинал в этом сомневаться.
        При виде их те охранники, что дежурили у прохода через крепостную стену, кинулись открывать дверь, и в тишину сада сразу ворвался шум, голоса людей - и ветер.
        У Генри волосы на загривке встали дыбом. Это ведь невозможно, чтобы ветер дул только снаружи стены, но так и было. Как только они вышли на городскую площадь, ветер сразу взметнул края одежды, растрепал волосы, захлопал мантией короля. Генри даже показалось, что здесь чуть темнее, чем в дворцовом саду.
        - Добрый день, жители королевства! Приветствуйте: король! - тонким голосом крикнул Уилфред. Он уже минут пять комкал в руках какой-то лист бумаги - видимо, заготовленную речь, - но тут так смешался, что со страху все забыл.
        Охранники по приказу Уилфреда окружили короля и тех, кто был с ним, - и вот так они все двинулись в сторону мастерских. Люди за прилавками роняли то, что было у них в руках, и бежали поглядеть на короля поближе, прохожие забывали, куда шли, и присоединялись к зрителям. Вскоре вокруг короля собралась целая толпа, которая подозрительно таращила глаза, что-то выкрикивала и теснила охрану.
        Король, кажется, растерялся так, что забыл передвигать ногами, - и постепенно все вокруг него тоже остановились. Идея была плохая: толпа стала напирать плотнее, и неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут Генри пришла в голову идея.
        - В книжке со сказками, которая…
        - Нашел время, - прошипел принц.
        Но Генри договорил:
        - Там на картинке король махал всем и руки в стороны раскидывал. И все радовались. Может, вы тоже так сделаете?
        Король неуверенно глянул на него, а потом что-то вспомнил и медленно помахал высоко поднятой ладонью. Затем вскинул обе руки, будто собирался обнять всех вокруг, и медленно повернулся вокруг своей оси. Эти приветственно вскинутые руки увидели даже на дальних концах площади. Люди замахали ему в ответ, захлопали в ладоши, голоса их повеселели, хотя в общем гуле Генри по-прежнему не разбирал слов. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы довести короля до цели.
        Генри потянул охранников вперед, те послушно зашагали, и на этот раз толпа перед ними расступалась. Оказывается, когда людей много, хорошее настроение раскатывается по ним, как волна. Сначала улыбались только ближние к королю ряды, но вскоре просветлели лица и у остальных.
        В общем, все шло не так уж плохо, пока со стороны мастерских на шум не сбежались люди - судя по пятнам сажи на лицах, как раз те, кто поджег кузницу. Среди них было полно бездомных, которые пришли в город вместе с Генри. Со вчерашнего дня они стали выглядеть еще хуже: наверное, всю ночь не спали. Матери прижимали к себе чумазых ревущих детей, и Генри еще издалека узнал мальчика, который умел строить. Тот сидел на руках у отца и рыдал взахлеб, цепляясь обеими руками за его куртку.
        - Дети с вечера не унимаются, - шепнул Уилфред, на этот раз обращаясь сразу к Генри. - Никогда такого не видел. Не хочу показаться трусом, но мне как-то не по себе.
        Тут Генри был с ним согласен. Здесь, за стеной дворца, полутьма была плотной, весомой, будто хотела раздавить всех о камни площади, и повсюду ощущалось враждебное невидимое присутствие. Может, дети тоже это чувствовали?
        Теперь, когда люди наводнили дорогу от мастерских к площади, нечего было и думать о том, чтобы протолкнуться сквозь них, тем более что настроены они были совсем не дружелюбно. Король тоже это понял и явно струхнул, но Генри уже придумал, как быть.
        - Видите пустой прилавок? Крайний в ряду? - крикнул он королю на ухо, сжимая его локоть. Если у людей это жест поддержки, то поддержка сейчас точно не помешает. - Идем к нему. Заберетесь на него, тогда все услышат.
        Кое-что о людях Генри уже понял: когда вокруг неразбериха, они слушают любого, кто способен отдавать приказы. Минуту спустя все уже шагали к прилавку. В ярмарочном ряду он единственный был не занят, и Генри скоро сообразил почему. Он стоял там, где начиналась дорога вдоль озера, а значит, был совсем близко к неподвижной черной воде, которая не пользовалась большой популярностью у местных.
        - Что ж это за король! Хилый какой-то! - пронзительно крикнула женщина из мастерских.
        Ее крик подхватили вокруг, и Генри быстро выучил еще один закон общения с людьми: плохое настроение среди них разлетается так же быстро, как хорошее.
        К тому времени, как они протолкнулись к прилавку, даже Генри выбился из сил, - люди напирали отовсюду, каждый пытался что-то сказать, будто всерьез думал, что его в таком гвалте услышат. Король заметно побледнел и постоянно касался ладонью виска - ну конечно, у него же от громких голосов начинает болеть голова. Генри был уверен, что придворные, судя по глазам, сейчас начнут не то плакать, не то разбегаться, но внезапно оказалось, что их дворцовая привычка делать постные лица при любом положении вещей не так уж плоха. Даже Роза старалась держать голову высоко и через силу улыбалась из-за веера. Охрана тоже не подводила - держала строй, копьями отгораживая короля от всех желающих с ним пообщаться.
        Когда крепкое деревянное сооружение, слегка просевшее от времени, наконец оказалось перед ними, Уилфред и Генри подхватили короля под руки и водрузили на прилавок. Карл быстро влез за ним, делая вид, что не может выпустить из рук ценную мантию, хотя ясно было: ему просто хочется оказаться подальше от толпы. Ветер нес от мастерских запах дыма, холодил лоб, звенел в ушах, - но, глядя в решительное лицо короля, Генри вдруг поверил: все будет в порядке.
        - Мои дорогие подданные! - начал король. Голос у него был слабый от боли, но Генри впервые понял, от кого принцу досталось умение красиво говорить. - Я знаю, короли нечасто к вам выходили, да и я не слишком отличился на этом поприще. Но что, если настало время это изменить? Смотрите, что я принес. Я не вполне уверен, но очевидцы утверждают, что это - Сердце волшебства.
        И он с трудом вытащил из сумки тяжелый ларец с Сердцем, внимательно глядя на него. Позавчера, увидев ларец впервые, он думал, что это просто красивая безделушка. Но сейчас сияние, пробивающееся сквозь переплетение кораллов, стало теплым, сильным, его уже нельзя было не заметить. Цветы Розы, лампы Агаты, наряды Уилфреда, руки принца, мусорные дворцы мальчика - все это слилось вместе, наполнило ларец светом. И Генри, глядя на короля снизу вверх, понял, что тот в одном шаге от того, чтобы поверить: это и правда Сердце, то самое, из сказок, спрятанное Сивардом и найденное снова. А если это случится, он поверит и в остальное: в дары, в Барса, в волшебство. Нужен только один шаг.
        Теперь толпа напирала Генри и остальным на спины куда меньше - все замерли, глядя на короля. Но Генри все равно было неуютно, и, запрокинув голову, он понял, в чем дело: тьма стянулась ближе. Над окраинами города небо почти очистилось, налилось светом, но на площади тьма стала сильнее, будто кто-то…
        Будто кто-то управлял ею.
        И тогда в голове у Генри наконец все сошлось: шестеро, которых он подозревал, сейчас здесь, и вполне может оказаться, что один из них повелевает этой тьмой. Две недели назад это показалось бы ему сумасшедшей выдумкой, но после скриплеров, ледяных лесов, исчезающих волшебников и говорящего Барса представления Генри о жизни сильно изменились. Он вытянул шею, забыв о короле, пытаясь увидеть каждого, кто стоял рядом, но их, как назло, оттеснило друг от друга. К тому же охранники теперь стояли как вкопанные, отгораживая придворных от зрителей. Эти здоровяки расставили руки так, что Генри видел вокруг только их могучие плечи, руки и приподнятые копья. Генри чуть не застонал. Он был уверен: кто-то из шестерых совсем не рад тому, что сейчас происходит, и если бы он только мог заглянуть им в глаза…
        Ветер взвился сильнее. Теперь Генри чудился в нем какой-то шепот, едва различимый, на грани слышимости. Король поежился и выше поднял голову.
        - Да зачем нам этот ящик! - неожиданно взревел чей-то голос в толпе. - Нам нужны дома!
        - Деньги!
        - Нет, защита от Освальда, вдруг он снова придет!
        - Долой мастерские, надоели!
        - Подождите! - взмолился король. - Пожалуйста, говорите по одному!
        Но высказаться хотели все, и его голос потонул в сотнях куда более мощных. А небо над ними все сильнее наливалось чернотой, ветер заставлял людей кричать громче, срывал с них шапки, раздувал куртки. Король беспомощно встретился взглядом с Генри - и тот вздохнул, решаясь. С предателем он позже разберется, сначала надо как-то убедить людей, что все будет в порядке. Генри запрыгнул на прилавок и взял у короля из рук ларец. «Пожалуйста, свети, - подумал он. - Свети как можно ярче».
        И открыл крышку.
        Результат превзошел самые смелые его ожидания. Площадь залил такой ослепительный свет, что Генри зажмурился было, а потом понял, что он не режет глаза, - странный, живой, ни на что не похожий. Люди ахнули, закрыли лица руками, а потом медленно, недоверчиво опустили ладони. И лица у них были…
        Генри почувствовал, что улыбается. Тот, кто расплодил вокруг тьму, не подумал об одном: чем темнее вокруг, тем ярче кажется свет. Если бы Генри нарочно выбирал момент, чтобы поразить людей, он и то не смог бы подстроить такую впечатляющую сцену. Все дети на площади разом перестали плакать, и воцарилась полная, совершенная тишина. В ней больше не было ни злобного шепота, ни воя ветра - тот разом ослабел, будто начал растворяться.
        - Это Сердце волшебства, - громко сказал Генри. - Все, что вы слышали, правда. Оно вернулось, а у вас теперь есть дары, нужно просто их найти. Вы больше не те, кем были неделю назад.
        Генри и себя тоже чувствовал другим человеком. Еще недавно он бы не поверил, что может говорить со столькими людьми разом. Но за последние дни он твердо выучил: слова имеют значение. Слова - это тоже оружие.
        И он заговорил снова:
        - Вам не нужно выпрашивать деньги или дома. У вас есть то, что ценнее этого. То, что поможет вам добиться всего на свете. Теперь каждый на этой площади, каждый в королевстве может стать великим мастером, если найдет свое дело. А король вам поможет. Он долго болел, поэтому так плохо выглядит, но теперь ему лучше. Темнота над городом скоро рассеется, я уверен, и все теперь будет по-другому. Просто давайте все друг в друга поверим.
        Он перевел дыхание и обвел взглядом площадь. И горожане, и бездомные, и придворные смотрели на ларец так, будто никогда в жизни не видели ничего прекраснее. А потом кто-то захлопал в ладоши, остальные подхватили, и скоро вся площадь радостно кричала, хлопала, подбрасывала шапки. На этот раз в их гвалте не было ничего угрожающего.
        - Так это и правда оно, - завороженно выдохнул у него за спиной король.
        Генри тихо рассмеялся и поднял ларец выше. Он чувствовал радость такой силы, что она не помещалась в этой минуте, протягивалась в будущее, словно он победил раз и навсегда и ничего плохого больше не случится. Темнота над площадью пошла клочьями, разошлась, как туман, и солнечный свет ударил о землю, сливаясь с сиянием ларца.
        - Ого, Сердце волшебства! - крикнул в толпе знакомый насмешливый голос. У Генри похолодела спина. - А что, желания оно тоже исполняет, как в сказке сказано? Любые желания?
        И волшебство, окутавшее площадь, сразу разбилось.
        - Желания? - медленно переспросил у Генри за спиной король.
        - Желания? - пронеслось по рядам людей.
        - Уж наверняка от одного желания такой могущественный предмет не погаснет! - продолжал все тот же голос. - Или даже от двух.
        Глаза у людей сузились. Генри попятился, но натолкнулся на короля.
        - А он ведь прав, - без голоса выдохнул король. Генри повернулся - и вздрогнул, увидев его лицо. - Оно такое яркое. Конечно, от одного желания не погаснет.
        - Это Освальд! Не слушайте! Не слушайте его! - отчаянно крикнул Генри. Он никак не мог разглядеть отца в толпе, хотя это было и не важно, он и так отлично понял, что тот пытается сделать. - Он хочет, чтобы вы его погасили! Не слушайте!
        Но король будто оглох. Он протянул руку и коснулся Сердца.
        «Ты должен быть не просто быстрым. Быстрым как ветер», - повторял отец все его детство, и сейчас Генри успел сбивчиво подумать: знал бы отец, что он использует эти уроки, чтобы бороться с ним самим, не стал бы учить.
        Генри понятия не имел, сколько нужно времени на то, чтобы с помощью Сердца загадать желание, - секунда, две, - но он дернулся назад в то же мгновение, захлопнув крышку и прищемив королю пальцы. Того это не остановило, он тут же попытался вырвать у Генри ларец. Генри пережил мгновение такого сокрушительного ужаса, что даже не сразу понял: Сердце не погасло, свет по-прежнему пробивается сквозь кораллы. Король не успел - но не собирался отступать.
        - Дай его мне, - сквозь сжатые зубы выдавил король. На лице у него было такое остановившееся выражение, что Генри испугался. - Открой! Оно может их вернуть.
        И Генри вспомнил, что король сказал ему тогда, в комнате. Что-то про жену и сына, которых он потерял. Генри уже открыл рот, чтобы попытаться объяснить ему, что Сердце предназначено не для этого, что Освальд своей выдумкой с желаниями нарушил весь порядок вещей, но еще раз вгляделся в лицо короля и понял: бесполезно.
        Людям тоже было бессмысленно что-то говорить. Кажется, новость про исполнение желаний докатилась уже и до задних рядов. Лица у всех вокруг разом изменились. Каждый лихорадочно думал, как бы добраться до Сердца прежде соседей. Тьма в небе снова сошлась, прорехи затянулись, и произошло то, чего Генри боялся больше всего. Люди рванулись к нему, давя друг друга, и Генри шарахнулся было назад, но оттуда король кричал охране:
        - Отнимите ларец! Он должен, должен его открыть!
        «Ну, спасибо, отец», - сбивчиво подумал Генри.
        Тут Роза завизжала так, что Генри вздрогнул, - ее и остальных чуть не затоптали, и он дернул ее за руку, втаскивая на прилавок. Потом спрыгнул вниз, но перепуганная охрана, вместо того чтобы помочь Генри спасти ларец, выставила перед собой копья и пошла в его сторону. Генри беспомощно огляделся. Собственное сердце колотилось так, что он боялся им подавиться. Бежать было некуда. Хотя…
        Хотя почему же некуда. Генри сбил на пути несколько человек и, прижимая к груди ларец, вылетел туда, где темнело озеро. Вода расступалась неуступчиво, вязко, как смола. Генри передернуло от отвращения. Но его расчет оказался верным: люди столпились на берегу, будто напоролись на стену, и никто не решился лезть за ним.
        То, что Сердце отнимут, как только Генри выйдет на берег, было ясно как день: он был один против всех, да еще без оружия. А что, если кто-то в порыве этой бешеной, жадной ярости ухитрится открыть или сломать ларец?
        Отец учил его: «Главное - решить, что делать, потом уже не страшно».
        Генри сделал несколько шагов в глубину и разжал руки. Если он однажды смог достать его со дна, сможет и еще раз.
        Ларец сразу пошел ко дну. Несколько секунд его сияние еще проглядывало под толщей воды, а потом и оно исчезло. Генри знал, что ларцу ничего не будет, - тот триста лет пролежал на дне реки, - но сама вода в этом озере пугала его. Вокруг того места, где упал ларец, расходились круги, вода шла рябью. Генри все ждал, когда она успокоится, но рябь вопреки всем законам природы становилась только сильнее.
        - В озере живет чудовище, если вы забыли, - дрогнувшим голосом сказал Генри. Он искренне надеялся, что рассказ Олдуса - выдумка, но припугнуть не мешало. - Попробуете достать ларец, и оно вас сожрет, так что на вашем месте я бы сюда и близко не подошел.
        На прилавок к этому моменту забрались уже все придворные, а охрана пыталась к ним присоединиться, но не хватало места. Толпа медленно повернулась к ним, будто нашла новую цель. Ветер поднялся снова, и дети начали плакать.
        - Подойдете - убью, - прошипел принц, выставляя перед собой меч.
        Может, его угрозы и произвели бы впечатление, но прилавок был рассчитан на вес пирожков и чайных чашек, а не десяти человек. В глубине его что-то хрустнуло, затрещало, и он развалился на доски. Все рухнули на землю вместе с обломками, кто-то наверняка при этом напоролся на гвозди, и беспомощные вскрики будто разбудили толпу. Тьма сошлась плотнее, окутывая их живым, тихо шепчущим облаком.
        - Ты гляди, какие ботинки! - ахнул кто-то, глядя на барахтавшегося среди досок Уилфреда.
        Ботинки Уилфреда немедленно исчезли. Он пытался отбрыкиваться от нападавших, но куда там. Переливчатый камзол тоже кому-то приглянулся, и Уилфред тут же остался без него. А потом руки потянулись к вещам остальных.
        - Не сметь! - рявкнул принц. Ему наконец удалось подняться на ноги - и он с силой ударил мечом по руке того, кто тянулся к накидке Ингрид.
        При падении он наверняка почувствовал боль всех остальных, так что теперь еле стоял на ногах, и удар получился скользящий, нестрашный, но царапина тут же пропиталась кровью, рукав стал красным, и человек закричал во весь голос. Генри закусил губу от страха. Тут как у зверей: стоит им почуять кровь, их уже не остановишь.
        Роза всхлипнула. Звук был такой жалобный, что у Генри сердце дернулось, и он, оскальзываясь в густой, холодной воде, бросился на берег, растолкал людей и врезал кулаком по лицу тому, кто пытался отнять у Розы туфли. Тот вскрикнул, хватаясь за нос, и Генри вдруг понял, что это Сван. Лицо у него было свирепое, искаженное, и он смотрел на Генри так, будто не узнавал его. Генри попытался хоть что-то ему сказать, но Свана уже оттеснили другие желающие поживиться.
        - Лучше не связывайся с этой тьмой. Это все равно что думать, будто голыми руками можешь убить медведя, - сказал голос у Генри за плечом.
        Тот обреченно обернулся. Отец, одетый как местные горожане и перемазанный сажей, стоял за его плечом.
        - Так вот кто придумал поджечь кузницу, - выдохнул Генри. Он все понял. - Сделал вид, что ты один из них. Они же никогда не видели твоего лица, только доспехи.
        - Да, неплохо получилось, - легким тоном сказал Освальд, оглядывая ревущую толпу.
        С короля уже сдернули мантию, но теперь не могли ее поделить и раздирали на части, охрана пыталась отбиваться копьями, но их отняли одно за другим. Генри шагнул было к ним, но отец положил руку ему на плечо.
        - Не надо, Генри. Ты вышел в такой опасный день даже без какого-нибудь паршивого ножа. Учишь тебя, учишь. Им не помочь, успокойся. Да они и вообще того не стоят.
        - Ты правда думал, что им удастся погасить Сердце? - спросил Генри, не отводя взгляда от Уилфреда, который прижимал к себе жену и дочь, от Агаты, которая обеими руками обхватила мать. Отец прав - людей вокруг слишком много, он не справится.
        - Не то чтобы всерьез, - пожал плечами Освальд. - Я в курсе, что ларец открывается только тебе, но не мог же я не попробовать! Это я так, просто развлекаюсь. Скучно ждать.
        - Ждать чего?
        Но отец не ответил.
        - Будешь меня уговаривать, чтобы я не искал корону? - поинтересовался Генри, глядя на отца, но тот покачал головой в нелепой шапке с поломанным пером.
        - Нет, Генри, - невесело сказал он. - Я же предупреждал: как только переступишь порог дворца, будущее наступит. Одно из моих предсказаний только что сбылось, значит, и до остальных недалеко.
        И Генри вспомнил: «Сердце будет потеряно, тебя посадят в клетку, потом убьют». А теперь Сердце лежало на дне озера. Он заморгал, пытаясь как-то это осознать, а когда обернулся, отец уже растворился в толпе.
        Король и его свита жались среди обломков, про Генри все будто забыли, и он знал: если быстро пробиться сквозь толпу, он выберется. А еще, что бы там ни говорил отец, он знал, как все это остановить, - хотя это был худший способ из всех возможных. Но он сам довел до этого, ему и исправлять. Генри свистнул так, что у самого уши заложило, и от резкого звука люди на секунду замерли.
        - Эй, все. Вижу, вы меня не узнали, - холодно сказал он. Губы у него тряслись. - А зря.
        Генри тоскливо обвел взглядом остальные прилавки - они стояли в ряд, плотно прижатые друг к другу. То, что нужно. Он же обещал себе, что никогда больше не сделает этого. И сколько продержался? Несколько дней?
        А хуже всего было то, что в глубине души у него что-то пело от торжества, когда он снял перчатку и прижал ладонь к деревянной опоре ближайшего прилавка.
        Чернота расползлась от его руки, перекидываясь с одного прилавка на другой, пока все они не рассыпались, и с каждой секундой звуки на площади затихали. Прилавков было штук десять, и пепла от них было столько, что площадь накрыло черное облако.
        - Эти люди - под моей защитой. - Генри сказал это негромко, но над площадью повисло такое молчание, что все его услышали, а потом кинулись врассыпную, будто мелкие звери, увидевшие крупного хищника.
        Последним ушел человек в шапке с поломанным пером - неспешно, с кривой, печальной улыбкой. Генри на секунду встретился с ним взглядом и сразу отвернулся.
        Генри надел перчатку и зашагал к двери в стене. Он слышал, что король и его свита спешат за ним, но боялся оглянуться. Помешать им никто не посмел. Они пересекли площадь, и охранники тут же открыли дверь. Видимо, наблюдали за тем, что творилось, через зарешеченное окошко. Генри пропустил всех и вошел последним. На площади за его спиной стояла гробовая тишина.
        Охранник захлопнул дверь и трясущимися руками запер на три засова, и только тут Генри набрался смелости посмотреть на остальных. Вид у всех был жалкий - засыпанные пеплом, расцарапанные, в порванной одежде. И они смотрели на него именно так, как он ожидал. Даже Роза. Даже Агата - она ведь до этого ни разу не видела, как он уничтожает предметы.
        Они были в ужасе.
        - Так это была правда, - выдохнул принц. Меч он потерял где-то в потасовке и теперь бессмысленно хватался рукой за ножны.
        - Это ничего не меняет, - ровным голосом сказал Генри. - Я не опасен и зла никому из вас не желаю. Я вам помог. Я же… помог. Какая разница, кто кем родился. Главное - кто что делает, верно?
        - Конечно нет, - выдавил принц. Он явно разрывался между чувством торжества от собственной правоты и мучительным, искренним страхом.
        Генри еще раз обвел всех взглядом, и до него окончательно дошло: он никогда больше не станет для них таким, каким был.
        - Роза… - начал он, зачем-то протянул к ней руку, но она взвизгнула и отдернулась, будто ее пыталось коснуться насекомое.
        - Не подходи, - без голоса проговорила она, глотая слезы.
        - Разрушитель, - медленно проговорил король. Губа у него была разбита, и кровь некрасиво ползла на подбородок. - Ингрид, вы же сказали, что это неправда! Сказали, что у него просто изуродованы руки!
        - Ваше величество, я просто не хотела, чтобы его отправили в Цитадель за то, кем он родился. Я не думала, что так далеко зайдет! - крикнула она. От страха она даже перестала говорить своим бесстрастным голосом. - Я вам верно служу, и одна ошибка…
        - Вторая ошибка. Вы не забыли, что было десять лет назад?
        Она тяжело дышала, неподвижно глядя на него.
        - Вы больше не глава придворных, Ингрид. - Король попытался стереть кровь со рта, но только размазал ее сильнее. - Выгнать вас я не могу, но старайтесь не показываться мне на глаза. - Он повернулся к Генри. - Ты достанешь ларец со дна и принесешь мне, - приказал он, и Генри смутно отметил: король больше не называет его на «вы».
        Генри выдавил короткий смешок:
        - Чтобы вы его погасили? Нет уж, спасибо. Вы что, сказку плохо помните? Так я вам повторю: одно желание его ослабит, второе погасит. Оно не для этого предназначено. Оно же… оно для всех! Только Освальд хотел использовать его для себя, так чем вы лучше его?
        - Ты даже не представляешь, что я пережил десять лет назад, - процедил король. - И если Сердце может вернуть мне… - Он со свистом втянул воздух и замолчал. - Это важнее, чем все эти оборванцы. Они и так жили неплохо.
        Зло, которое овладело всеми на площади, потихоньку отпускало его, но он пока не мог заставить себя остановиться и подумать.
        - Что вы несете? Вы что, не видели, что там творится? И это неплохо? - спросил Генри, шагнув к королю, но его тут же схватили за плечи охранники.
        Генри бы вывернулся, но его еще трясло от пережитого, и он пропустил момент, когда принц подошел к нему и ударил по лицу с такой силой, с таким наслаждением, что Генри упал на колени. В голове медленно проплыла мысль, что принцу было так же больно, как ему, но это не слишком утешало. Голос короля теперь доносился до него будто сквозь толстый слой ткани.
        - Дамы и господа, я надеюсь, желание выходить за стену у всех пропало раз и навсегда. Мы просто будем жить, как раньше.
        - Но тьма… - еле слышно начала Роза.
        Король сразу перебил ее:
        - Вам не давали слова, юная леди. С тьмой мы ничего сделать не можем. Подождем, и все само устроится. А пока я снимаю запрет на использование факелов во дворце.
        - Но они прожгут ковры и закоптят потолки, - пролепетал Уилфред.
        - Ничего страшного. - Король повысил голос и сам же прижал руку ко лбу - видимо, головная боль у него так и не прошла. - Пойду приму лекарство и отдохну. Этот человек хотел очернить доброе имя моих соратников. Выдумал историю про яд, чтобы я перестал принимать лекарство и совсем разболелся. Да еще подбил выйти за стену, где меня чуть не убили! Умно! Но теперь я разгадал его игру, с этим покончено.
        Генри медленно помотал головой. Он все ждал, когда у него перестанет звенеть в ушах, но кулак у принца даже после такой переделки был как увесистый булыжник. А король все продолжал говорить:
        - Если народ не успокоится, возьмите посланников и подавите бунт.
        - А с ним что делать? - тихо спросил Уилфред.
        Генри почувствовал на подбородке холодную ладонь короля, которая приподняла ему голову.
        - Последний раз предлагаю. Ты принесешь мне ларец и откроешь его, а потом иди на все четыре стороны. Согласен?
        Глаза на худом, изможденном лице короля горели таким огнем, что Генри наконец-то понял, как Сердце овладело разумом его собственного отца. Все просто - иногда хочешь чего-то так сильно, что реальность отступает. Есть только ты и твое желание. И Сердце волшебства. Плохой расклад для всех вокруг, если ты при этом король.
        Генри даже не собирался тратить силы на то, чтобы отвечать, но король, кажется, и так понял его взгляд и разжал руку у него на подбородке.
        - В Цитадель его, - отрезал король. - Повозку возьмите во второй конюшне, там проход ближе всего к Цитадели, да и мимо этих безумцев ехать не придется.
        - Но что мне сказать распорядителю крепости? - Уилфред продолжал говорить так, будто язык у него отяжелел. - Суда ведь не было, ваше величество. На какой срок его туда отправить?
        - Вы что, смеетесь надо мной? - сухо спросил король. - Видели, что он сделал? Он опасен. В Цитадель, бессрочно, по приказу короля.
        - Слушаюсь, ваше величество, - прошелестел Уилфред.
        - Хочешь что-нибудь сказать? - поинтересовался король у Генри - наверное, надеялся, что тот передумает.
        Генри с трудом поднял голову.
        - Ага, - тихо сказал он. - Сейчас я бы скорее в глотку вам запихнул корону, чем позволил надеть. Король из вас - хуже некуда.
        У короля дернулся рот, будто Генри ударил его, он хотел сказать что-то, но вместо этого развернулся и тяжело пошел вверх по белым ступеням. Вслед за ним бросились Карл и женщины, принц еще постоял - наверное, хотел насладиться моментом, но потом ушел и он.
        Генри смотрел им вслед. У него все будто опустело внутри, он хотел почувствовать разочарование, грусть, страх, хоть что-нибудь, но ничего не было. Охранники и Уилфред за его спиной переговаривались о том, как лучше доставить его в Цитадель, но он даже на этом не мог сосредоточиться, потому что второе предсказание отца сбывалось прямо сейчас, а раз так, скоро исполнится третье, и он ничего не сможет с этим сделать. Он перевел взгляд выше, на уходящий в темное небо белоснежный замок, который он больше не увидит, и вдруг понял, чего не хватало на картинке в тронном зале.
        А потом его чем-то ударили по затылку, и он потерял сознание.
        Глава 9
        Цитадель
        Там, где он оказался, было очень холодно. Влажный, будто насквозь пропитанный водой, ветер касался лица, ерошил волосы, и Генри понял, даже не открывая глаз: это просто ветер. Никакого шепота, никакой темноты, обычный сквозняк.
        Лицо и затылок пульсировали от боли, все тело затекло. Генри хотел было потянуться, но не смог: что-то крепко держало его за запястья. Он приоткрыл глаза, чтобы проверить, и тут же сощурился от света. «Значит, Цитадель далеко от дворца и площади», - подумал он. Мысли были неспешные, будто пробивались сквозь толстый слой пепла.
        Он был в огороженном железными прутьями закутке посреди каменного зала с низким потолком. Свет сочился на пол сквозь маленькие, высоко расположенные окна - в такие можно заглянуть, только если на цыпочки встанешь. Каждый солнечный луч ложился на пол аккуратным косым столбом, выхватывая из полутьмы небольшой участок пола. И почти на каждом таком участке, запрокинув голову к свету, сидел человек. Из-за частокола прутьев вокруг Генри плохо видел их лица. Весь зал был разделен решетками на клетушки - штук двадцать, по десять с каждой стороны коридора, но заняты были только восемь. В каждой стояло немного мебели, совершенно одинаковой.
        Генри лежал на боку, вжимаясь щекой в каменный пол, запястья были крепко стянуты чем-то вроде обитого железом ремня, от которого тянулась цепь, продетая в кольцо на стене. Генри приподнял руки к лицу, чтобы получше разглядеть ремень. Крепкий. «Посадят в клетку, как зверя», - предсказал отец. Ну, вот и оно.
        От его движения цепь звякнула об пол, и все люди обернулись.
        - О, новенький уже с нами, - жизнерадостно сказал один. - Мы прямо извелись ждать. Все хотим узнать, чего тебе руки сковали. Тут отродясь такого не бывало! Ты небось настолько ловкий ворюга, что мог бы и камеру сам себе открыть одним пальцем!
        Теперь Генри мог всех разглядеть - они прижимались лицами к просветам между прутьями. У того, кто с ним заговорил, были удивительно белые и крепкие зубы, которые сейчас блестели в широкой улыбке.
        - Да ладно, чего молчишь, не зажимай историю! Говорят, снаружи дела какие-то непонятные творятся, а мы тут живем вообще без новостей! - подхватил второй, рослый и плечистый, с крупной верхней губой, которая делала его похожим на лося.
        - Дохлый он какой-то, - разочарованно протянул третий. - Только зря время тратили, ждали, когда очнется.
        - А у тебя, Сэм, времени вообще ни на что не хватает, - осклабился зубастый. - Упекли на какие-то два года, как тут все успеть!
        Все покатились со смеху, но Генри даже не оторвал головы от пола. Он так хотел общаться с людьми, и вот куда это его привело. Все, хватит, больше он силы на это тратить не будет.
        - Эй, новенький! Серьезно, чего такой унылый? Расскажи хоть, за что посадили!
        - Да ладно, вы на одежку его посмотрите. Небось из богатых был, пока не упрятали. Где ему говорить с такими, как мы! - проворчал Лось, разочарованно оттолкнувшись от прутьев. - Ладно, ребята, ну его, пусть попривыкнет. Давайте опять в «Угадай предмет».
        - Второй день в ту же игру режемся! - возразил кто-то. - Давайте лучше в «Угадай песню», с прошлой недели не играли. Я начну: «Та-дам-па-дам»!
        - Слишком просто! - загалдели отовсюду. - Это же «В поход собрался наш герой»! Нет уж, давай с двух нот, четыре - для слабаков!
        Генри закрыл глаза. Больше всего ему хотелось заснуть и ни о чем не думать, но ничего не вышло, так что следующие пару часов он слушал гвалт заключенных, который тут же оборвался, едва открылась тяжелая деревянная дверь.
        - Привет, Злыдень! Что у нас сегодня на обед?
        - Надеюсь, сырные пирожки!
        - Ха! Как будто ты помнишь, какие они на вкус!
        - Да я скорее жену забуду, чем их!
        Все опять засмеялись, но их перебил надтреснутый мрачный голос:
        - Сколько вам повторять, у меня имя есть! Для вас я господин Стоун!
        - Ясно, Злыдень! - гаркнул зубастый.
        Генри уже узнавал его голос не глядя.
        - Позорите меня перед новым заключенным, авторитет мой заранее гробите. Я вам это еще припомню! - заворчал господин Стоун и наконец подошел к Генри.
        Это был человек с невероятно узкими, будто завернутыми внутрь плечами, и лицом, очень подходящим к прозвищу. В руках он держал поднос, уставленный щербатыми глиняными мисками, одну из которых протолкнул между прутьями в камеру Генри.
        - Давай, приступай, - угрюмо бросил он. - Персиков у нас нет, а это чтобы съел. Если сдохнешь, скажут, я уморил, а мне это надо? Я потомственный надзиратель, свое дело знаю.
        - Злыдень, я не ослышался? Ты сказал «персики»? - весело перебил зубастый. - Ну может, хоть один завалялся?
        - Ага, ворюга, конечно, - буркнул Злыдень, распихивая остальные миски по камерам. - Может, тебе еще отбивную телячью?
        - Ладно уж, так и быть, неси, - великодушно ответил зубастый.
        В ответ он получил еще одну порцию ворчания, потом дверь захлопнулась, и воцарилась тишина, нарушаемая только бодрым стуком ложек о миски.
        - Эй, новенький, - позвал Лось. - Ты, может, такое и не ешь, а только не дело, чтоб еда пропадала. Мне сойдет, я вечно голодный. Запусти мне миску по полу, я поймаю.
        Лось через прутья протянул руку в его сторону, но Генри даже не пошевелился. Зачем делать кому-то что-то хорошее, если все заканчивается вот так? Лось снова попросил, и Генри, путаясь в железной цепи, перевернулся на другой бок, чтобы на него не смотреть.
        Больше с ним никто не заговаривал.
        К ночи боль, усталость и голод переступили порог, за которым заканчивается безразличие и начинается ярость. Генри даже сумел подняться, доплестись до узкой койки и натянуть на себя тонкое одеяло. Больше всего он боялся, что цепь не дотянется до кровати, но, видимо, те, кто посадил его сюда, были не такими уж живодерами, - длины цепи хватало, чтобы он мог свободно перемещаться по своему закутку. Если, конечно, захочет.
        Генри вытянулся на кровати и опять попытался заснуть в безумной надежде, что, проснувшись, окажется где-нибудь в другом месте. Безопасном. Не таком страшном. В доме Тиса, например.
        Стоп. Дом Тиса. Генри распахнул глаза. Дом ведь теперь принадлежит ему, и он может туда попасть в любой момент! Генри сосредоточился, изо всех сил представил дом среди облаков, и…
        И ничего не произошло. Он попытался еще раз, по очереди воображая то прихожую, то спальню с алыми стенами, то гостиную с пестрыми креслами. Ничего. И он понял: судя по мощным стенам, эту тюрьму построили давным-давно, во времена, когда волшебство было еще сильно. А значит, она наверняка защищена от попыток сбежать с помощью волшебства. Генри не стал об этом слишком долго горевать - ничего, выберется по-другому. Мысль о том, чтобы дожидаться утра в этом месте, казалась ему просто безумной, он очнулся и не мог больше оставаться здесь ни секунды. Генри повел локтями, проверяя, насколько крепко затянут ремень на запястьях. Следующие пять минут он пытался вывернуть руки из железной хватки, но ничего не вышло, только цепь противно звякала об пол, кто-то сонно крикнул: «Да утихомирься ты, нашел время бренчать!» - и затих. Тогда Генри попытался вырвать из стены кольцо, загремев еще громче, так что на него спросонья накричали еще трое, но скоро понял: нет, это тоже бесполезно. Ну ладно, тогда остается еще один способ. Тот, что выручал его всегда. Если удастся стащить хоть одну перчатку…
        Он так увлекся, что не сразу заметил того, кто сидел теперь прямо за решеткой его камеры. Генри замер. Он сразу понял, кто это, посидел, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, и только потом поднял голову.
        Барс глядел на Генри сквозь прутья, обернув хвост вокруг лап. Шерсть его сияла, отражая лунный свет, и Генри чуть не заплакал от облегчения. Барс его вытащит отсюда. Он увидел, как ему плохо, и пришел. И тут Барс заговорил, как обычно не открывая рта. Голос исходил откуда-то из глубин его звериного тела.
        - Сивард отдал тебе остаток своих сил, - произнес он. Его широкая неподвижная морда чуть склонилась набок. - Их было не так много.
        - Что? - растерялся Генри. Он ждал совсем не этого - желательно открытой двери и упавшей цепи.
        - Теперь ты можешь спокойно прожить остаток жизни. Голос твоего дара умолк и не мучает тебя. Но это не навсегда. Думаю, Сивард и сам не знал этого, но я знаю, - сказал Барс, и взгляд его круглых глаз стал печальным. - Благодаря Сиварду ты можешь без последствий воспользоваться даром только три раза. Потом все вернется к тому, чем было, и ты снова почувствуешь на себе власть огня.
        - Я использовал дар, чтобы снять с Джетта метку Освальда. И еще раз - чтобы сжечь прилавки, - медленно произнес Генри. Он все понял. - И если я уничтожу эту цепь… Это будет уже третий раз, а потом…
        Его передернуло. Голос в голове, постоянный жар, ожог у любого, кто коснется его голой кожи, - все это вернется.
        - Ты можешь открыть дверь? - без голоса спросил Генри.
        - Я могу все. А ты - нет. Ты человек, Генри. И поверь, ты не первый избранный в истории этой земли. - От глухого, хрипловатого голоса у Генри мурашки по спине поползли. - Для разных целей в разные времена я выбирал разных людей. И знаешь, что сгубило добрую половину из них?
        - Враги? - еле слышно спросил Генри. Его начало трясти.
        - Нет. Уверенность в том, что они теперь выше других. Как только человек решает, что раз и навсегда прав, он проигрывает.
        Генри сжал зубы. Из всей этой речи он понял только одно.
        - Ты не собираешься освобождать меня, верно? - выдавил он. - Ты просто пришел сказать, что я могу либо выбраться отсюда с помощью дара, но снова превратиться в чудовище, либо навсегда остаться здесь, но нормальным?
        Барс неспешно кивнул, и Генри захлестнуло таким гневом, что руки задрожали.
        - Тогда проваливай отсюда. Это ты меня во все это втянул, и что теперь, доволен? Проваливай! - Он крикнул это так громко, что, кажется, перебудил всех заключенных, но ему было все равно.
        - Чего орешь? Новенький, ты что, больной? - заворчали отовсюду.
        - А вы что, слепые? - огрызнулся Генри.
        Они что, правда не видят огромного сияющего зверя посреди коридора? Он сердито обернулся, но Барс уже исчез.
        И Генри без сил упал на кровать, свернувшись так, что голова уткнулась в колени. Уничтожить цепь - или смириться с тем, что он никогда не выйдет отсюда. Никто ему не поможет, теперь он сам за себя. В ушах у него сразу зазвенел голос отца: «Тут и думать нечего! Выйди и отомсти всем, кто тебя обидел!» Генри вдруг понял: с тех пор, как Барс тут побывал, наручники уже не так крепко прижимают перчатки к ладоням. Если постараться, он сможет освободить руку, уничтожить цепь, уничтожить дверь, стены, выйти отсюда, и… Генри внезапно понял, что, пока думал об этом, наполовину вытащил ладонь из перчатки, хотя еще полчаса назад это казалось невозможным. Несколько минут он лежал, широко раскрытыми глазами глядя в подсвеченную луной полутьму, а потом медленно вдел руку обратно.
        Он лежал так до рассвета. Темнота побледнела, потом налилась солнечным светом, луч медленно двигался по полу, пришел Злыдень с утренней кормежкой, втолкнул Генри в камеру миску с чем-то неаппетитным. Лось опять попросил ее, Генри опять не двинулся. Сил у него хватало только на то, чтобы моргать, глядя прямо перед собой. Больше он не пытался освободить руки, потому что боялся, что ему это удастся. С ним заговаривали все реже, потом перестали совсем. Где-то за стеной постоянно раздавался монотонный железный стук, унылый, как весь этот день. Луч света из окна тянулся все дальше к противоположной стене, пока не иссяк. И тогда Генри закрыл глаза, думая о том, что, наверное, недолго тут продержится. В этой мысли было даже что-то успокаивающее. С ней он и заснул. А очнулся от шума.
        - Вот сюда его тащите! - командовал Злыдень.
        - Нет, ну почему сюда? - искренне удивился кто-то. - Мне вон та камера гораздо больше нравится. Такая уютная.
        - О, еще новенький! Вот это неделька! - воскликнул зубастый.
        А Генри ничего не сказал. Он уже понял: у него начинается бред, иначе с чего голос нового заключенного кажется ему таким знакомым?
        - Поговори тут у меня! - огрызнулся Злыдень. - Куда велят, туда и сядешь.
        - Конечно, господин, все будет, как скажете. Но можно мне все-таки вон в ту камеру? Уверен, оттуда лучший вид. Вам ведь не жалко? Я вижу, вы славный, добрый человек, - убежденно сказал новоприбывший.
        - Брось, новенький, кого уговариваешь! - крикнул Лось. - Он же Злыдень, такой номер не пройдет.
        - А вот и пройдет, - буркнул Злыдень. - Достали со своим прозвищем, а этот уродец самую мою душу углядел! Ладно, уговорил. Тащите его, куда он сказал.
        Решетка соседней с Генри камеры зазвенела, туда кого-то втолкнули, со скрежетом повернулся ключ, и теперь голос зазвучал совсем близко:
        - Спасибо, добрейший господин! Я сразу понял, что сердце у вас просто золотое!
        Генри крепче вжался лицом в подушку. Нет, этого не может быть. Откуда тут взялся…
        - Вот подхалим, - мрачно уронил Лось. - Эх, я бы его побил, если б не решетки.
        - Ну что же вы, друзья! Зачем сразу - побить! Мы отлично проведем время, уверяю вас. Для начала разрешите показать вам одну штуку. Видите ложку? Глядите внимательно! А теперь она раз и… Исчезает!
        - С ума сойти! - ахнули все.
        - Да-да, именно. Как думаете, где она теперь? Смотрите, всего-навсего у меня в кармане.
        - Фокусник, ребята! - завопил зубастый. - Теперь со скуки точно не загнемся! Добро пожаловать, брат!
        - Благодарю, господа. А чего мой сосед не шевелится, он живой?
        - Живой, только странный какой-то.
        Тут Генри не выдержал и все-таки повернул голову. Луна смотрела прямо в окна, и в ее белесом свете он увидел: в соседней камере прямо через решетку от него на койке сидит Джетт. Генри моргнул еще несколько раз, для верности, - ничего не изменилось.
        - Да уж, теперь сам вижу, что странный, - задумчиво сказал Джетт. - Мне даже показалось, что на одного моего знакомого похож, но теперь вижу: не он. Эй, закованный! Давай хоть познакомимся.
        Он протянул сквозь решетку бледную руку с длинными пальцами, и Генри молча уставился на нее. Джетт ведь получил свои деньги и теперь далеко отсюда. Он просто не мог тут оказаться.
        - Ладно, не хочет, как хочет. - Джетт убрал руку. - Приятно с вами поболтать, ребята, да только уже поздно, всем хорошим деткам пора спать.
        И с этими словами он вытянулся на койке и закрыл глаза.
        - Скажи хоть, за что посадили, ловкач.
        - Я украл свиную голову, - сообщил Джетт.
        - Зачем она тебе понадобилась?
        - Да сам не знаю. Шел мимо лавки, а голова эта лежит одинокая, хозяин болтает с кем-то, ну, у меня руки и потянулись.
        Из всех углов раздались тихие смешки, скрип коек, и вскоре тюрьма опять погрузилась в сон. Джетт тоже не шевелился. Генри уже успел убедить себя, что все это ему просто кажется, когда Джетт открыл глаза, бесшумно слез с койки и сел на пол около решетки.
        - Эй, Генри, - еле слышно позвал он, - ну и вид у тебя. Иди сюда, поговорить надо, пока все дрыхнут.
        Генри не двинулся. Он с удивлением обнаружил, что не может встать, даже если бы захотел, - будто все тело превратилось в мешок мокрого песка.
        - Ладно, можно и так, - передумал Джетт. - В общем, слушай. С утра продолжай делать вид, будто мы не знакомы, это у тебя отлично получается. А то все эти ребята сразу поймут, что мы хотим смыться, и захотят составить нам компанию.
        - Смыться? - тупо переспросил Генри. У самого Джетта вид тоже был не очень, но лицо сияло так, будто он попал в лучшее место на свете.
        Ну да, сбежать. А ты думал, чего я сюда явился? Нам повезло - все, с кем я сидел в прошлый раз, на другом этаже. Там уже мест нет, и новых заключенных ведут сюда. Но если к нам зайдет какой-нибудь надзиратель с другого этажа, меня сразу узнают, и это будет хуже некуда. Я же знаменитый беглец! Как бы тоже руки не сковали, - частил он, прижавшись к прутьям так, будто хотел просунуть между ними голову. - Знаешь, ты и всегда был неразговорчивый, но сейчас прямо самого себя превзошел. Ты что, еще не простил меня за историю с Освальдом?
        Улыбка Джетта из искренней постепенно превращалась в кривую, неловкую. Генри хотел объяснить ему, что давно не злится, но на это надо было потратить так много усилий, что он предпочел отвернуться к стене и снова попытаться заснуть. Впрочем, помешать болтовне Джетта не могло ничто на свете.
        - Даже жаль, что я отдал тебе ключ от всех дверей. Он бы нам сейчас пригодился! И главное, помнишь, как он ко мне на ладонь сам упал? Я думал, вдруг это и сейчас сработает. Пробовал позвать ключ, как бы глупо это ни звучало, - и ничего. Наверное, это только с близкого расстояния работает. Еще ты меня, наверное, хочешь спросить, почему я не дома. Со мной кое-что произошло в дороге. - Голос его стал напряженным, отрывистым. - Угораздило встретить принца. Да ты его знаешь, ты с ним вместе на площади был. Он у меня отобрал деньги, и теперь я… Ладно. Неважно. В общем, домой я не мог вернуться и пошел в столицу, тут работа всегда найдется. Я себе обещал больше не воровать, так что устроился в мастерские, и меня отправили в гончарную мастерскую, плошки по ящикам раскладывать.
        Генри не особо вслушивался в слова, только в голос. Он был добрым, безопасным. Голос друга.
        - А потом - раз, и вы тоже в город приходите! От Свана я в мастерских старался подальше держаться, чтобы он меня не узнал. В общем, все не так уж плохо шло, пока не поднялся страшный ветер и не исчез дневной свет. Я так перепугался, чуть сердце не лопнуло! Думал, что всякой волшебной ерунды на всю жизнь вперед навидался, а здесь… Тьма эта прямо из дворца приползла, и все вокруг будто озверели. А тут бац - еще подарочек! Я Освальда увидел. Он нарядился под местных и уговаривал всех бунтовать. Нет, ну ты представляешь? Те же люди, которые из-за него домов лишились, опять уши развесили и под его дудку начали плясать. Они-то не знают, как он без доспехов выглядит. Ты, конечно, думаешь, что я им сразу сказал, кто это тут соловьем разливается. Но если честно, я спрятался за красильней и там всю заваруху пересидел. Такого, как я, затоптали бы сразу, а Освальд увидел бы - точно бы убил.
        Генри почувствовал, что дыхание у него выравнивается. Получается, Джетт сел в Цитадель нарочно, чтобы его вызволить. Джетт знает, кто он такой и на что способен, и все равно почему-то пришел за ним.
        - …Когда слух прошел, что король вышел с народом говорить, ну, тогда и я побежал, охота было на короля посмотреть. Я и тебя там видел - ну ты и красавец в этой одежке! Девчонки, наверное, с ума сходят. Ты не думай, я бы никогда к тебе не подошел, если бы у тебя все было хорошо. А ты опять свою огненную штуку провернул. Ну, меня-то этим не испугаешь, а вот остальные… Тебя из-за этого сюда и засадили, верно?
        - Почему? - без выражения спросил Генри не поворачиваясь.
        - Что? - растерялся Джетт.
        - Ты сказал, тебя этим не испугаешь. Почему?
        - Ну, я же знаю, что ты славный парень, просто с недостатком. И с этим ничего не сделать, верно? Как с моей хромой ногой. Такими уж мы уродились. Но ты - это же не только руки. Генри, эй. Что с тобой? Ты бы не сдался вот так просто. Что случилось?
        Генри медленно перевалился на другой бок, лицом к нему.
        - Ты из-за меня украл свиную голову? - спросил он.
        Да, да! - закивал Джетт, и лицо его засияло снова. - Я бы еще десять штук украл, если надо! Из нее, кстати, вкусный холодец получается, у меня мама готовила. Но неважно, голову этого хряка у меня все равно отобрали, когда…
        - Я скоро умру. Что бы ни делал, - брякнул Генри. Еще вчера он был уверен, что никогда больше ни с кем не заговорит, но он был так рад видеть Джетта, что слова сами вырвались. - У Освальда дар предсказания, он знает. Выберусь я отсюда или нет, все будет одно и то же.
        Улыбка с лица Джетта сползала так медленно, будто он думал, что Генри шутит.
        - Нашел кого слушать, - пробормотал он наконец. - Освальд врун с трехсотлетним стажем.
        - Не в этот раз.
        - Ты не можешь умереть, - заявил Джетт так, будто тут и обсуждать нечего.
        Что на это ответить, Генри не знал, и повисла тишина, нарушаемая только храпом из соседних камер. Генри уже решил, что Джетт на этом успокоится и заснет, но нет, куда там.
        - Дай-ка я тебе еще кое-что расскажу, - снова начал он. - Думаешь, все закончилось, когда тебя посадили? Дудки. После твоего выступления на площади я через пару часов услышал разговоры, что тебя арестовали. Дескать, король не знал, какую змею пригрел, но теперь тебя отправили куда следует. Наверняка кто-то из дворца пустил этот слух, чтобы их не обвиняли в том, что они с тобой заодно, понимаешь? Я хотел тебя сразу спасать, но я, когда к Цитадели подобрался, увидел, что дежурит та же смена охраны, какая была, когда меня в прошлый раз сажали, и понял: надо выждать денек, пока они сменятся. В мастерских тем временем стало уж совсем плохо. Генри, еще пара дней, и они там все разнесут. Уже три здания сожгли. В этих людей как будто что-то вселилось, понимаешь? Они уже не могут остановиться, даже если захотят. Я вчера видел Свана - он вместе с остальными дубиной разносил пекарню. Ну, я все же попытался с ним поговорить, и знаешь, что он сделал?
        На этот раз Джетт молчал долго - ждал, пока Генри переспросит.
        - Что? - наконец выдавил Генри. Он так старался забыть, а Джетт все испортил.
        В ответ Джетт задрал на боку рубашку и показал огромный синяк.
        - Он меня не узнал, понимаешь? Посланники и дворцовая охрана пытаются подавить бунт, и на них это тоже начинает действовать. Колотят всех, кто под руку попадется. Темнота еще гуще стала, и вся - над дворцом и мастерскими. Генри, если ты здесь загнешься, им никто не поможет. - Джетт снова протянул руку сквозь решетку. - Давай, хватит валяться. Пожмешь мне руку в честь встречи или ты у нас теперь птица слишком высокого полета?
        Он широко улыбался, а глаза были грустные, и Генри понял: Джетт прекрасно понял, что Генри сказал ему про предсказание Освальда. Но открытая ладонь, протянутая сквозь прутья, спокойно ждала его, и Генри с трудом поднялся и, держа цепь, чтобы не гремела, подошел к решетке и сжал его руку. Джетт встряхнул его ладонь, потом выпустил и кивнул в сторону:
        - Раз уж ты все равно встал, отведай местных деликатесов. Я по этой кормежке точно не скучал, но тебе и она не помешает.
        Генри сел на пол и взял миску, которую Злыдень вечером так и не забрал. Деревянная ложка лежала рядом, и он, сгорбившись, начал есть. Это была какая-то сбившаяся крупными, вязкими комками крупа в мясном соусе, на вкус довольно мерзкая, но под взглядом Джетта он послушно жевал.
        - Я тебе пока еще кое-что расскажу, - заговорил Джетт. У него явно были сложные отношения с тишиной. - От мастерских я решил держаться подальше и, чтобы провести ночь с пользой, вернулся туда, где ты Сердце в воду бросил. Поразительно умное решение! Но уж ладно, не будем об этом. Я спрятался за ближайшим зданием и стал ждать: наверняка ночью кто-нибудь решит прихватить Сердце со дна. И представь, я угадал! Посреди ночи, когда я уже засыпать начал, пришел человек. Я не понял, мужчина или женщина, он в плаще с капюшоном был, но вроде фигурой на Освальда не похож - выше. И начал он длинной палкой дно прощупывать. Пара часов прошла, но потом, судя по всему, он все-таки нашел. Человек стал примеряться, как бы поднять ларец, а я тем временем отбежал подальше и начал топать и на разные голоса изображать, что из-за поворота несколько человек приближаются. Человек сбежал и до утра уже не появлялся. - Джетт повернулся к окну и сощурился от лунного света. - Ларец тяжелый, озеро глубокое - днем, на виду у всех, не достанешь, а вот ночью… Ну, я и подбил несколько человек из мастерских, чтобы они на площади
ночевали. Дескать, так король их протест увидит. Когда я за свиной головой шел, они там уже целый лагерь разбили. Вора это на пару дней отпугнет, а там всех наверняка разгонят. Надо скрываться отсюда, Генри, и быстро. Ты не для того Сердце волшебства доставал, чтобы кто-то его свистнул. Новость была хуже некуда, и Генри вдруг разозлился. Джетт прав: он слишком далеко зашел, поздно отступать. Сколько бы ему времени ни осталось - может, этого достаточно, чтобы победить?
        - Как ты отсюда сбежал в прошлый раз? Выкладывай, - приказал Генри, отставив пустую миску, и улыбка на лице Джетта поползла к ушам.
        - Вот теперь я узнаю этого парня. Многие мне задавали этот вопрос, но ты будешь первым, кому я отвечу, - торжественно заявил Джетт.
        И начал рассказывать.
        То, что план Джетта звучал безумно, - еще слабо сказано, но было в нем и кое-что хорошее. План был бы куда проще, если бы Генри просто использовал свой дар, но Джетт ни разу ему этого не предложил. Он ничего не знал о том, что сказал Барс, и все равно не заставлял Генри ничего уничтожать. Нет, Джетт собирался действовать исключительно мирными средствами - настолько мирными, что Генри за голову схватился, когда услышал.
        Большая часть следующего дня прошла тихо: Генри, как ему и было велено, продолжал молча лежать и сверлить взглядом стену. Правда, теперь, когда приносили еду, он ел, стараясь не думать о том, что в миске. Вечером силы пригодятся. А Джетт весь день болтал - развлекал заключенных фокусами и какими-то дурацкими шутками, над которыми те хохотали до слез. Вчерашний железный стук из-за стены теперь частил с удвоенной силой, и Генри услышал, как зубастый сказал Джетту:
        - Там, за стенкой, комната Злыдня. Охранники работают по сменам, а постоянные надзиратели прямо в Цитадели живут. И Злыдень наш уже неделю занимается чем-то непонятным - стук этот проклятущий день-деньской раздается. Мы ему говорим: «Всегда знали, что ты, пока нами не занят, баклуши бьешь, но не думали, что так громко». Здорово мы его подкололи, да? А он разозлился, не наше, дескать, это дело. Все нервы нам вымотал!
        У Генри тут же появилось вполне логичное объяснение этому стуку, но в разговоре он пока участвовать не собирался, поскольку Джетт велел выждать правильный момент. И момент наступил, когда солнце уже клонилось к закату.
        - Скажите, господа, а слышали вы, чтобы кому-нибудь удалось отсюда сбежать? - начал Джетт.
        А то! - фыркнул Лось. - Полгода назад случай был такой таинственный, что прямо мороз по коже! Это на другом этаже было, но нам Злыдень рассказывал. Был какой-то заключенный, хромой воришка. Так он взял и исчез из камеры во время ужина! Другие заключенные не заметили ничего, говорят, был, когда еду разносили, а потом пригляделись - нету никого! А им-то смысла нет врать, кто ж будет чужой побег прикрывать! Наоборот, так все побеги и проваливаются - даже если какой-нибудь парень решетку перепилит или ключ стащит, другие заключенные тут же охрану зовут, такой уж закон жизни - каждый сам за себя.
        Лось рассказывал охотно, остальные кивали, и улыбка на лице Джетта принимала все более самодовольный оттенок.
        - А ладно бы тот хромой воришка просто из камеры исчез! На этаже все время охрана дежурит, у ворот ее и вообще видимо-невидимо - и никто ничего не видел, парень как в воздухе растворился! Это дело даже посланники расследовали, но так никто и не понял, как он смылся. Величайшая загадка нашей тюрьмы!
        - Благодарю, - важно сказал Джетт. - Даже не мечтал стать таким легендарным.
        С минуту все молча смотрели на него. Потом - на его хромую ногу. Потом Лось фыркнул.
        - Да ладно. Эта птица была явно покрупнее тебя!
        - Я сбежал исключительно благодаря тому, что птица я не очень крупная, но спасибо, - благосклонно кивнул Джетт. - На окне в комнате надзирателя ведь и на вашем этаже решеток нет?
        - Нету, - медленно проговорил зубастый. - Мы видели пару раз, когда нас мыться вели. Даже обсуждали, можно ли так сбежать, да никто не решился. Окна-то маленькие, не пролезть. Да еще и на Мертвое озеро выходят. Лучше уж полжизни в Цитадели отсидеть, да потом целеньким выйти, чем озеро потревожить. Мне в детстве мама говорила, что в лунные ночи чудовище там своими глазами видала.
        - Все дело в том, что никакого чудовища нет, - сообщил Джетт. - Никогда я в эти выдумки не верил, и, хотя последние события доказали, что волшебство все-таки бывает, в историю с чудовищем я точно не поверю. Обычное озеро - вода противная, но ничего страшного. Так вот, я пробрался в комнату надзирателя, пока он ужинал с остальными работниками тюрьмы, вылез в окно, упал в озеро и доплыл до берега. Все. А сегодня я сделаю это еще раз. В шесть наш надзиратель принесет еду и сам уйдет есть, а посуду заберет только через час.
        - Только одного ты не учел. - Улыбка Лося стала неприятной. - Мы сейчас Злыдня позовем и выложим ему твой план, раз ты такой дурак, что нам все рассказал.
        - Не позовете, - уверенно заявил Джетт.
        - Почему это?
        - Потому что я сюда пробрался, чтобы забрать вот этого парня. На самом деле мы знакомы, но я эту новость приберег, а то вы бы ее сразу надзирателю выдали. Вы даже представить не можете, с кем вам довелось посидеть в одной тюрьме. Когда-нибудь внукам расскажете. - Джетт вытянулся на койке и махнул рукой. - Генри, давай. Всю правду, от начала до конца.
        Генри сел. Это все еще казалось ему ужасной идеей, но Джетт накануне настаивал. «Нет положения, которого нельзя спасти хорошей историей, - говорил он. - А у тебя в запасе история получше любой, какую я мог бы выдумать: твоя собственная. Увидишь, все получится». Сейчас, глядя на подозрительные лица заключенных, Генри сильно в этом сомневался, но все же начал:
        - Меня заковали, потому что у меня дар огня. Как у разрушителя из сказки. Но я сказку узнал только недавно, а до этого жил в лесу с отцом. Мы сидели там тихо, он учил меня охотиться, но однажды был голодный год, и я решил украсть из поселения людей овцу…
        Он рассказал им все. Про то, как люди много лет за ним охотились. Про Тиса, который однажды явился ему в лесу. Про Барса и двух глуповатых братьев, про огненных зверей и посланников, про встречу с Джеттом и испытания. Про то, как он достал Сердце волшебства, как попал в королевский дворец и искал там корону, про то, как Освальд пробрался в дом Тиса и что он предсказал. Умолчал он только о том, что Освальд - его отец, но это Генри уж точно собирался оставить при себе навсегда.
        Генри еще никогда в жизни не говорил так долго, но оказалось, это не сложно, когда тебя слушают, открыв рты. Заключенные не перебивали, не задавали вопросов - только иногда смеялись, а пару раз вытерли слезу. Когда Генри закончил, повисла такая тишина, что Генри услышал, как бьется о стену залетевшая снаружи муха.
        - Вот за этим я сюда и пробрался. - Джетт развел руками, прерывая молчание. - Мне нужно его вызволить, чтобы он все закончил, понимаете? И нужна ваша помощь. В прошлый раз мне нужно было украсть у надзирателя только один ключ, но в этот раз нужно три: от двух камер и от цепи у Генри на руках. Нам без вас не справиться.
        Генри уже думал, что ничего не вышло, но тут зубастый заговорил. Вид у него был потрясенный до глубины души.
        - Никто не умеет такие истории выдумывать с тех пор, как Сердце потеряли. Получается, правда это все. - Он смотрел куда-то вдаль, будто видел сквозь стену что-то далекое и прекрасное. - И у нас дары будут?
        - Конечно, - кивнул Джетт. - И, поверьте, я знаю, что сидеть тут - паршивое дело, но не получится бежать всем вместе. Нам надо вытащить Генри. Иначе Сердце, которое он в озеро бросил, кто-нибудь прихватит, и неизвестно, чем все кончится. Поможете?
        - Что надо делать? - пробормотал Лось.
        Генри обвел взглядом остальных и вдруг понял, что они выглядят счастливыми. Как будто они больше не в клетке. Как будто все изменилось, хотя еще недавно он был уверен: словами ничего не изменишь.
        Джетт оказался прав.
        Скоро железный стук за стенкой умолк, и какое-то время было очень тихо. Заключенные сидели неподвижно, будто мысленно пересказывали историю Генри снова и снова. Потом зашел Злыдень с подносом еды и, ворча, начал расставлять миски. Теперь Генри заметил то, о чем говорил Джетт: на поясе у надзирателя висел крюк с дюжиной ключей. Украсть всю связку не выйдет, отсутствие такого веса Злыдень сразу заметит, но три ключа…
        Когда Злыдень подошел к камере Джетта, тот поднялся и шагнул ближе к решетке.
        - Уважаемый господин, - смирным голосом начал он, - не расскажете ли, чем вы там целыми днями стучите?
        - Не твое дело, - буркнул Злыдень.
        Он поставил миску на пол и собирался уже отойти, но тут заговорил Лось, и Злыдень повернулся к нему.
        - От лица всех нас хочу сказать: вы простите, господин Стоун, что мы вас Злыднем обзывали, - заявил Лось. - Мыто в глубине души знаем, что вы вовсе не злой.
        Надзиратель замер, вполоборота обернувшись к Лосю, и рука Джетта немедленно этим воспользовалась, чтобы бесшумно снять с крюка у него на поясе первый ключ.
        - Чего это на вас нашло? Подозрительно как-то. - Злыдень собирался уже отойти, но тут Джетт заговорил снова:
        - У нас тут с ребятами про вас целый спор был. Я все говорил, какой вы на вид славный человек, а они меня пытались убедить, что нет. А я им и говорю: докажите!
        - А мы пораскинули мозгами, да так никакой серьезной злобы от вас и не вспомнили, - прибавил Лось.
        Злыдень вертел головой то к одному, то к другому. Он был так удивлен тем, куда повернул разговор, что растерялся окончательно. Генри едва успел заметить, как в кармане Джетта исчез второй ключ.
        - Вы нас и не били никогда, и еду вовремя приносите, а не сами подъедаете, - проговорил зубастый.
        Злыдень уставился на него, а Джетт тем временем прикарманил третий ключ. Генри смотрел на это во все глаза - у него в жизни не вышло бы так нагло и незаметно что-то украсть.
        - В общем, вы нас, дураков, простите, - закончил третий заключенный. - Мы вас ценим и все такое. Просто от скуки насмехаемся, сами понимаете.
        - Белены вы, что ли, объелись. Хотя ее тут и достать-то негде, - проворчал Злыдень. Он закончил наконец разносить миски и, подозрительно оглядываясь, зашагал к двери.
        Джетт подождал, не вернется ли, вытащил один из ключей, просунул руку между прутьями и ловко открыл свою камеру. Потом достал второй и бросился к камере Генри.
        - Никак не могу понять, как ты сообразил, что эти три ключа подойдут, - сказал Лось.
        - Элементарно, - фыркнул Джетт. Он уже возился с замком на руках у Генри. - Меня надзиратель привел последним, а Генри - прямо до меня, так? Судя по вашему виду, ребята, мыться он никого давно не водил, а значит, камеры не открывал. Получается, последние три ключа на крюке - те, которыми он недавно пользовался. Все, готово. Ребята, вы помогли величайшему герою новых времен, и я имею в виду не себя.
        Цепь звякнула об пол, и Генри застонал от наслаждения, впервые за три дня расправив плечи.
        - Спасибо вам.
        Генри поклонился, и Джетт подпихнул его к двери.
        - Удачи, - нестройно сказали все.
        Генри в последний раз оглянулся на них. Они приветственно подняли руки, и он поднял свою в ответ.
        За дверью тянулся узкий полутемный коридор. Поблизости находилась лестница вниз, и на верхней ее ступени сидел охранник, такой мощный, что Генри сглотнул. Но Джетт как ни в чем не бывало скользнул дальше по коридору, и, присмотревшись, Генри понял, что охранник дремлет, прислонившись к стене.
        Ближайшая дверь - судя по тому, откуда два дня раздавался стук, - вела в комнату Злыдня. В прошлый раз Джетт просидел в Цитадели год. Ночью он рассказал, что раз в месяц их по очереди водили мыться в тесный закуток в конце коридора. Каждый раз, когда он проходил мимо комнаты надзирателя, она была не заперта. Видимо, в таком месте, где все закрывается на ключ, каждый раз запирать за собой комнату, будто дверь камеры, надзирателям не нравилось. Красть у них было нечего, окно считалось слишком маленьким и высоким для побега, да к тому же оно выходило на озеро, надежно защищенное местными легендами от желающих в него прыгнуть.
        Джетт опять оказался прав: комната была не заперта, а окно - не забрано решеткой. Здесь было не намного уютнее, чем в камерах, - единственным украшением можно было считать большой кусок камня посреди стола. С одного бока он был весь сколот, а вокруг лежала куча каменной крошки, молоток и что-то вроде напильника. И Генри вдруг понял: это не просто скол. Из камня проступало лицо - кривое, грубое, но вполне человеческое. Впрочем, думать об этом было некогда. Куда больше Генри волновало окно, оказавшееся куда меньше, чем он себе представлял: квадратное, с каждой стороны - чуть больше тридцати сантиметров.
        - Мы не пролезем, - выдохнул он.
        - Да ладно, расслабься, - махнул рукой Джетт, складывая на стол ключи от камер. - Я не ахти какой богатырь, ты тоже от всех этих приключений отощал хуже некуда. Если ты меня подсадишь, буду благодарен. Я по этой стене в прошлый раз еле вполз, а ты у нас ловкач, поэтому лезешь вторым, и…
        Договорить он не успел, потому что за дверью послышались шаги. Генри будто ледяной водой окатило, Джетт и вообще побледнел до цвета бумаги, но отец всегда учил Генри не спать, когда опасность близко. Так что он присел, Джетт влез ему на плечи и, кряхтя, протиснулся в окно. Он с трудом успел влезть по пояс, когда дверь открылась и на пороге появился Злыдень.
        Генри мысленно прикинул: если надзиратель крикнет, охранник у лестницы тут же примчится и схватит их. Лезть сейчас в окно Генри не может: Джетт, кажется, застрял. Взгляд Генри инстинктивно заметался по комнате в поисках оружия и опять наткнулся на камень посреди стола. Так вот что за стук раздавался целыми днями! Взгляд Злыдня тоже метнулся к камню, будто важнее всего было проверить, не украли ли его произведение, - и Генри понял.
        - У вас дар делать статуи, - вырвалось у него.
        Послышался вскрик - Джетт кое-как пролез и пропал из виду. Снизу раздался плеск, Злыдень набрал в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть, и Генри заговорил снова:
        - Сердце нашли. Если вы вдруг слышали про это, так поверьте. Волшебство вернулось.
        Злыдень медленно выдохнул, глядя на камень у себя на столе, и Генри улыбнулся. В его положении это было просто безумием, но он нашел еще одного будущего мастера - и где!
        - Вам ведь не нравится ваша работа, - продолжал он. - Вы тут потому, что здесь работали ваши предки. Но вы теперь можете стать кем-то другим. Мастером.
        Губы у Злыдня шевельнулись. У него было такое лицо, будто только что вся его жизнь перевернулась, и по сравнению с этим померкли даже сбежавшие заключенные. Генри хватило нескольких секунд, чтобы схватиться за верхний край окна, подтянуться и нырнуть ногами вперед. Джетт и в третий раз оказался прав - за эти недели Генри потерял столько веса, что теперь даже не застрял.
        - Хватайте! - завопил ему вслед Злыдень. При виде такого прыжка он сразу пришел в себя. - Стража! Сюда! Хватайте!
        Но было поздно: Генри уже летел вниз. Он зажмурился, даже не успев посмотреть, куда именно летит, а потом ударился о холодную воду с такой силой, что из легких вышибло воздух.
        Генри рванулся вверх, всплыл и закашлялся, изо всех сил разгребая руками странную густую воду. Рядом барахтался Джетт, и с первого взгляда было ясно: пловец из него так себе. Углом Цитадель выходила прямо в озеро, Генри завертел головой, присматривая, где лучше выбраться на берег, но все терялось в темноте - луна сегодня была укрыта тучами.
        А потом справа на берегу появились люди с факелами. Огни были так близко, что у Генри сжалось сердце. Если у охраны Цитадели есть лодка, они могут догнать их в два счета, ударить веслом и…
        - Туда, - выдохнул он и рванулся влево, подальше от огней.
        Джетт, сосредоточенно пыхтя, двинулся за ним - и сразу отстал. Если учесть, что одну ногу сгибать он не мог, плавание точно не относилось к его любимым занятиям.
        - Я же говорил, я говорил, нет никакого чудовища, - еле слышно выдавил Джетт. - А вода просто от нашего падения так трясется.
        Тут и Генри это почувствовал: вся толща воды ходила ходуном. Поверхность шла рябью, которая скоро превратилась в мелкие волны, люди на берегу что-то друг другу кричали, огни факелов сбились вместе, но Генри упрямо продолжал плыть вдоль берега. Он надеялся, что у Джетта хватит ума молчать, чтобы не выдавать людям на берегу, где они, но тот вдруг завопил пронзительным, срывающимся голосом:
        - Что это такое? Мама!
        Генри повернулся, чтобы высказать все, что думает о его болтливости, - и замер. Плеск, который он слышал за спиной, был вовсе не от Джетта. Над водой поднялась приплюснутая голова с маленькими глазками, потом скрылась, и вместо нее показался раздутый бок, потом опять голова, но на этот раз она была уже ближе.
        Охрана на берегу издала многоголосый, отчаянный вопль, побросала факелы и сбежала. Джетт орал так, будто его живьем режут, а чудовище снова ударило телом по воде, и волны поднялись такие, что Генри накрыло с головой. Он выплюнул воду, и его тут же накрыло снова. Плавать он учился в горных реках, где течение быстрое, но волн и в помине нет, поэтому вода, падающая на голову каждый раз, когда ему удавалось отдышаться, застала Генри врасплох. Теперь у него столько сил уходило на то, чтобы держаться на поверхности, что он не сразу заметил: Джетт перестал кричать и теперь издавал какие-то булькающие звуки, то всплывая над водой, то скрываясь снова. Он даже не пытался грести руками, просто молотил ими по воде, и Генри, уже отплывший подальше, вернулся и схватил его поперек груди, вытягивая на поверхность. Джетт трясся так, что Генри казалось, будто он сейчас услышит стук его костей.
        - Озеро. Оно было тихое. Оно же было тихое в тот раз, - лепетал Джетт с перерывами на кашель. - Что за…
        Чудовище снова поднялось над водой - такое мерзкое на вид, что у Генри сердце пропустило удар. Он все ждал, что услышит рев, как от любого рассерженного зверя, но оно молчало, будто вообще не умело издавать звуки, и от этой тишины было еще страшнее. Генри никак не удавалось разглядеть чудовище целиком - из воды появлялся то бок, то щупальце, то блестящая спина, и он не мог сложить эти части в одно целое.
        Когда голова показалась снова, она была так близко, что Генри ее прекрасно разглядел: шишковатая, лобастая, с крошечными глазами, глядевшими прямо на него. Зубы у Генри стукнули так, что он прикусил язык. Все легенды этого королевства, какие он слышал, пока что оказывались правдой. Так с чего он взял, будто чудовище станет исключением? Только услышав мокрый, полузадушенный звук, он сообразил, что от паники давит Джетту на плечи и сам его топит. Генри тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, подтянул Джетта выше и одной рукой начал грести к берегу - ну, или к той темной полосе, которая была на него похожа.
        Бегство несколько осложнялось тем, что Генри не мог заставить себя смотреть вперед - только назад, на чудовище, которое приближалось с каждой секундой. Он уже понял: они не успеют. Безобразная голова скрылась, что-то холодное ударило Генри в живот, и он понял, что чудовище сейчас прямо под ним. Он застонал от мучительного, холодного отвращения, которое смешивалось со страхом, усиливало его в сотни раз, отнимало желание бороться. Генри ждал удара хвостом, зубов, вгрызающихся в ноги, но чудовище лишь с силой подтолкнуло его. Генри понял, что лежит на его спине, там, где у нормального животного был бы загривок.
        «Может, у него рот с этой стороны», - слабо подумал Генри. От ощущения этой склизкой, пропахшей тиной поверхности ему хотелось кричать, но голоса не было. Джетт лежал рядом, намертво вцепившись ему в локоть и свернувшись, как гусеница. Он даже не дрожал, будто окостенел от ужаса.
        Тут Генри понял, что они куда-то двигаются, вода с брызгами разбивалась об огромное тело, и он из последних сил дернулся, скатываясь в сторону, но его тут же придавила сверху скользкая конечность, и он закрыл глаза, чтобы не смотреть. А потом мир вокруг дернулся, и Генри больно ударился плечом обо что-то твердое. Запах тины больше не забивал нос, вместо него вдруг появились другие: каменной щебенки, земли и тающего снега.
        Генри осторожно приоткрыл один глаз. Потом второй. Он лежал на дороге, идущей вдоль озера: трудно было не узнать эти гладкие, плотно подогнанные друг к другу камни. Тело не слушалось, но он кое-как сел, задыхаясь от кашля. Это был какой-то дальний, полузаброшенный участок дороги, вдали и от мастерских, и от Цитадели - вокруг только голый черный лес да уходящая вверх скала. Было очень тихо, но Генри уже знал: он тут не один.
        Он медленно повернул голову. Джетт неподвижно съежился рядом, а чудовище возвышалось у края воды, на отмели, - сидело там, закрывая небо. Теперь Генри увидел всю верхнюю половину его туловища, и его опять передернуло. Ничего безобразнее он в жизни не видел, ему захотелось вскочить и бежать как можно дальше, он даже кое-как поднялся и сделал пару шагов на негнущихся ногах… А потом до него кое-что дошло.
        Чудовище их не съело, а вытащило на берег.
        Он обернулся. Существо молча сверлило его взглядом: глазки были маленькие, ярко-голубые, и Генри никак не мог разглядеть их выражение.
        - Ты ведь не просто зверь, да? - еле ворочая языком, выдохнул Генри. - Обычный зверь действует так, как велит ему голод. И не живет триста лет. И не спасает людей. А значит, это… Ты какое-то волшебное существо.
        Чудовище вдруг развернулось и длинным, гладким движением нырнуло обратно в черную воду. Та тихо сошлась над ним, и Генри сел: ноги его не держали. Джетт подполз ближе. Вид у него было такой, будто его сначала живьем закопали в землю, а потом вытащили.
        Так они и сидели, привалившись друг к другу плечами и глядя на озеро. Генри не мог ни слова сказать, он и дышал-то до сих пор с трудом. А потом из озера раздался звук, разом мягкий и скрежещущий, и чудовище показалось снова. Оно вытолкнуло на берег кучу ила и водорослей; в воздухе запахло гнилью и застоявшейся водой. Чудовище тут же сползло обратно в воду, будто хотело спрятать свое мерзкое тело, - на поверхности осталась только морда.
        Генри неуверенно подошел к куче ила. Похоже, существо толкало ее носом по дну. Но зачем? Пока он думал, из воды вытянулось длинное щупальце, и Генри рванулся от него назад с такой силой, что оступился и упал. Но щупальце его не тронуло - начало раскидывать в стороны гроздья мертвых водорослей и каких-то осклизлых штук, о происхождении которых Генри не хотел ничего знать.
        Чудовище разворошило кучу уже почти до основания, когда Генри понял: на дне ее что-то сияет. А щупальце откинуло в сторону последние водоросли и подтолкнуло в сторону Генри ларец с Сердцем волшебства. Видимо, чудовище толкало его по дну издалека, и ларец облепило всем, что попадалось им на пути. Генри неуклюже подполз к ларцу и открыл его. Сердце еще сияло - уже не так ярко, как в тот вечер, когда принц вылечил Агату, но оно было здесь, прямо перед ним, в безопасности, никем не украденное и не погасшее. Генри согнулся и прижался щекой к переплетенным кораллам ларца. Они были успокаивающе теплыми - и совершенно сухими.
        Генри захлопнул крышку и поднял взгляд на чудовище. Оно вытянуло морду так близко к нему, что Генри захотелось отодвинуться, но тут он наконец разглядел глаза чудовища. Они были внимательными и грустными, будто это существо, запертое в несуразном уродливом теле, хотело что-то сказать, но его рот был для этого не приспособлен.
        - Можешь забрать Сердце обратно и сохранить? Только не клади на то же место, там опасно, - негромко проговорил Генри. - А мне надо заняться кое-чем другим.
        Чудовище вытянуло щупальце, подтянуло к себе ларец и собиралось уже скрыться, когда Генри протянул к нему руку. Чудовище снова повернулось - огромный неясный силуэт, темный на фоне темного неба, - и замерло, когда Генри, изо всех сил преодолевая отвращение, коснулся раскрытой ладонью его морды.
        - Спасибо, - тихо сказал он и погладил скользкую кожу.
        Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом чудовище развернулось и с тихим плеском ушло под воду. Ларец с Сердцем вспыхнул в темноте последний раз и исчез.
        - Я бы хотел стереть себе память о последнем получасе своей жизни, - слабым голосом сообщил Джетт, не делая даже попытки встать. - Мне теперь эта мерзость в кошмарах являться будет.
        Щупальца и морда произвели на него куда большее впечатление, чем их спасение, ларец и то, что о воре, приходившем за Сердцем волшебства, можно больше не волноваться: даже если он перекопает все под водой около площади, ничего не найдет. Генри вздохнул и поднял Джетта с земли.
        - Пошли. Заночуем где-нибудь тут - вокруг лес. Спим по очереди, а с утра решим, что делать. Нам надо пробраться в королевский дворец и найти корону. Я знаю, где она, но понятия не имею, как нам туда попасть.
        - Да уж, спать в мокрой одежде, пропахшей этим милейшим созданием, - вот это наслаждение, - проворчал Джетт, нетвердо шагая вслед за Генри в сторону леса, и вдруг остановился. - Подожди. Нам? Ты сказал - нам? Ты что, хочешь взять меня с собой?
        - Если у тебя нет других планов. - Генри не останавливался, высматривая место для ночлега.
        - Подожди, мне надо проверить свой список дел. Найдется ли в моем расписании время, чтобы тайно проникнуть в самое обалденное место королевства и найти там корону древних королей вместе с моим другом, простым лесным парнем, по совместительству наследником Сиварда? Мне надо серьезно подумать.
        - Джетт…
        - Только не говори, что передумал. Я себя уже почти уговорил.
        - Нас наверняка ищут.
        - И что?
        - Тут так тихо, потому что ты уже все зверье распугал. Помолчать можешь?
        - Ладно, я постараюсь. Нет, не получается. А в королевском дворце правда столько добра, сколько говорят? Там правда мебель золотая? А девушки какие? Я на площади их и не разглядел, и очень жаль!
        Генри вздохнул. Ему в голову пришел отличный план - оставить Джетта спать, а самому до утра наслаждаться тишиной.
        Глава 10
        Лучшие слуги его величества
        Его разбудил Джетт. Генри вскинулся и понял, что всю свою вахту он позорно проспал, но, кажется, за это время ничего не случилось. Генри выбрался из-под веток, которыми они вчера накрылись для тепла, и сощурился от солнца. Рассвело только недавно, тени деревьев были яркими, черными на влажной земле.
        - Кто-то вчера говорил, что не доверяет мне сторожить, потому что я засну, - пропел Джетт. - Не будем показывать пальцем, кто это был.
        Генри невнятно пробормотал, что с ним обычно такого не бывает, и встал. На их счастье, охрана Цитадели вчера так испугалась чудовища, что не стала их искать, но теперь пора было убираться. Генри зашагал в сторону озера и, только наступив на острую ветку, сообразил, что он босой, если не считать изорванных носков, хотя даже вспомнить не мог, когда потерял те дворцовые ботинки на каблуках.
        Он остановился у самой воды, где деревья не заслоняли обзор, и присвистнул. Дворец был от них ровно на противоположном берегу, и отсюда было отлично видно, какое облако тени повисло над ним и его окрестностями. Здесь светило солнце, а там оно исчезало, будто город накрыла грозовая туча.
        - Идем туда, на месте разберемся, - решительно сказал Генри. - Только озеро обходим справа.
        Дорога тянулась в обе стороны, и путь налево был короче, но пришлось бы идти мимо Цитадели и мастерских. Справа до самого дворца был только лес.
        - Будешь? - предложил Джетт, обирая иссохшие ягоды с куста шиповника и заталкивая их в рот.
        Но Генри покачал головой и зашагал по растрескавшейся дороге. Озеро было гладким, как лужа чернил, ярко светило солнце, Джетт громко чавкал и плевался косточками, и настроение у Генри было отличное. Они выбрались из Цитадели, а значит, остальное тоже получится.
        Кое-где дорога была совсем разбитая; видимо, ею давно уже никто не пользовался. До дворца они добирались несколько часов и за это время не встретили ни одного человека. Чем ближе они подходили, тем бледнее становился свет. Когда добрались до того места, где Агата когда-то отправила Генри во дворец, а сама пошла искать болотные огни, оказалось, что вокруг почти ночь. Генри отлично помнил, что тут есть разлом в стене, но хотел для начала взглянуть, что творится на площади. Он оглянулся - там, откуда они пришли, солнце было таким ярким, что захотелось повернуть обратно, но Генри только вздохнул и двинулся дальше. Если он найдет того, кто все это устроил, если остановит его, то свет вернется и в город.
        С каждым шагом дышать становилось труднее, будто темное небо давило на землю, и Генри с удивлением понял, что от его бодрого настроения и следа не осталось - тревога будто вливалась в него вместе с воздухом, ладони взмокли, сердце противно заколотилось. Ну конечно, это же не просто тьма. Генри только сейчас понял, как легко ему дышалось без нее.
        - Искренне надеюсь, что у тебя есть отличный план, потому что иначе все выглядит так, будто мы идем на площадь, где мятежники нас затопчут, а посланники сцапают, - подал голос Джетт.
        Теперь справа от них тянулась обугленная крепостная стена, и Джетт глядел на нее так подавленно, будто раздумал туда лезть.
        - Как я выгляжу? - спросил Генри, поворачиваясь к нему, и Джетт вытаращил глаза:
        - Выбрал ты время напрашиваться на комплименты, приятель.
        - Судя по тому, что я щеку до сих пор не чувствую, у меня синяк на пол-лица, - терпеливо пояснил Генри. Слова «комплимент» он не знал. - Одежду уже и вообще не узнать, хотя куртку лучше выкинуть.
        Было совсем не жарко, но он стянул то, что раньше называлось синим камзолом, и швырнул в кусты. Драная рубашка и штаны на вещи из дворца уже и вовсе не походили.
        - Кто тебя, кстати, так приложил? - поинтересовался Джетт.
        - Принц.
        - А, мой старый знакомый! - оживился Джетт. - Каких он только подвигов, я смотрю, не совершил! Грабь бедного, бей ближнего - первые правила любого героя!
        Но Генри его уже не слушал - впереди показалась главная площадь, и он сразу понял: за эти три дня дела стали только хуже.
        Когда он пришел сюда впервые, прилавки тянулись двумя рядами вдоль противоположных концов площади. Генри недавно уничтожил один из рядов, но теперь не было и второго: остались только груды досок и повсюду костры, из них же. Люди из мастерских теперь переселились под стену дворца. Генри поглядел туда, где были мастерские, и у него отвисла челюсть: от них остались только обгоревшие, покосившиеся обломки.
        Исхудавшие, грязные люди грелись у костров, спали, разговаривали, а кое-где и дрались, сосредоточенно возя друг друга по земле. Когда их разнимали соседи, они расходились, тяжело дыша и глядя перед собой, будто не могли вспомнить, зачем это затеяли.
        - Посланники со вчерашнего дня носа не кажут, - довольно сказал парень неподалеку, и Генри узнал его: Джереми, который целовал девушку в Пропастях. Теперь девушки с ним не было, он сидел рядом со стаей мрачных, бородатых мужчин. - Здорово мы их вчера отбили, а? Пусть знают.
        - Ага, только из дворца тоже никто носу не кажет. Только павлин этот который день ходит и распинается о том, как нам надо тихо сидеть, и все само исправится, - проворчал один из мужчин. - Надо сегодня как следует в дверь поколотить, пусть знают, что мы не отступимся.
        - Если дожмем их, может, и дома нам дадут новые, а то в такие ночи на улице зябко, - подхватил второй.
        - И еда нужна. Правы ребята, которые вчера говорили, что надо дворец приступом взять и все, что там есть, отобрать. Не послушаем их - с голоду загнемся. Ну а что вы так смотрите? Хорошая же идея!
        Генри делал все, чтобы быть незаметным, - и слишком поздно сообразил, что Джетту никаких инструкций на этот счет не давал, надеясь на его здравый смысл. Как оказалось, зря.
        - Простите, что влезаю, любезные господа, но мне очень интересно, - начал тот, подходя ближе к костру. - Зачем же вы тогда сожгли мастерские, где можно было отлично ночевать и где нас… то есть вас… в общем, всех, кто от работы не отлынивает, кормили?
        Мужчины встали как по команде.
        - Тебе что, зубы жмут? - спросил один.
        К этому моменту Генри уже изучил людей достаточно и понимал, что они ничуть не озабочены здоровьем Джетта.
        - Мы уже уходим, - пробормотал он, старательно поворачиваясь к ним только побитой стороной лица, - вдруг узнают? - и потянул Джетта за собой.
        Мужчины его будто не слышали, они начали угрожающе закатывать рукава, и вид у них стал такой злобный, словно они всерьез готовы побить за простой вопрос. Генри бегом бросился в толпу, лавируя среди людей, костров и мусора. Джетта он тащил за собой, и, хотя скорость тот мог развить более чем скромную, от погони они вскоре оторвались. Обернувшись, Генри увидел, что, потеряв их из виду, мужчины начали колотить других людей, и те ответили им тем же.
        - Что-то мне тут не нравится, - пробормотал запыхавшийся Джетт.
        Генри хотел посоветовать ему для начала хотя бы держать язык за зубами, но тут увидел в толпе яркое пятно. Малиновый камзол с серебристой вышивкой, синие штаны и рубашка с пышным воротником - Генри знал только одного человека, который так одевался.
        И он наконец понял, кого имели в виду те люди под «павлином, который советует всем сидеть тихо».
        Уилфред стоял в толпе людей и, примирительно подняв руки, вещал - из-за гвалта, который стоял на площади, Генри услышал его только сейчас.
        - Я уверен, в глубине души вы все знаете, что ваши требования невыполнимы! Прошу вас, успокойтесь! Может быть, все еще наладится! Умоляю, будьте благоразумны и уйдите из-под дворцовых стен!
        Генри даже удивился, почему его за такие речи еще не побили, но, протолкнувшись чуть ближе, понял: вокруг Уилфреда стоят четверо самых рослых дворцовых охранников, со зверскими лицами выставив перед собой копья. На этот раз они были в черных куртках - видимо, чтобы не так ярко сиять в темноте.
        Лицо у Уилфреда было несчастное - было ясно, что свои воззвания он повторяет не в первый раз, и все время с одним результатом. Уилфред оглядел мрачные лица вокруг себя и уже набрал в рот воздуха, чтобы продолжить, но тут взгляд его уперся в Генри, и он медленно выдохнул. Генри дернулся было назад - он был уверен, что в такой толпе его не узнают, - но тут Уилфред приподнял руку, невнятно пробормотал: «Благодарю всех за внимание» - и пошел к Генри так быстро, что его охрана едва за ним поспевала. Генри настороженно замер - лицо Уилфреда казалось добрым, умоляющим, он будто молча просил его подождать.
        - Поправь меня, если я ошибаюсь, но к нам идут четверо с копьями, и мы все еще не бежим, - выдохнул у него за плечом Джетт.
        Уилфред тем временем подошел совсем близко, жестом велел охранникам остановиться, и те замерли за его спиной. Они были заняты тем, что сурово выставляли копья в сторону людей, и на Генри даже не взглянули. То, что вокруг полутьма, впервые показалось Генри удобным. Он низко опустил голову и повернулся к Уилфреду разбитой половиной лица.
        - Вы освободились, - с непонятным облегчением пробормотал Уилфред, и Генри поднял угрюмый взгляд. Он был готов броситься прочь в любую секунду.
        - Как вы меня узнали? - буркнул он.
        - О, все очень просто. По рубашке, - улыбнулся Уилфред. - Точнее, по ее остаткам.
        - Все рубашки одинаковые, - пробормотал Генри.
        Он поверить не мог, что ведет такой разговор в такой момент, но у него правда в голове не укладывалось, как Уилфред мог заметить его в темной толпе.
        - Конечно, все разные, - покачал головой Уилфред. - Последнее время я вижу удивительно много деталей в одежде всех вокруг и должен признать, что она выглядит поразительно уныло. Я мечтаю о том, чтобы… - Он тряхнул головой и замолчал, покосившись на охранников. Тех по-прежнему не особо интересовало, чем занят начальник. - Я просто хотел сказать вам спасибо за то, что вы тогда, на площади, спасли нас. Его величество ужасно поступил с вами, а теперь во дворце стало еще хуже. Не знаю, чем все кончится. Я уже три дня пытаюсь урезонить людей, но… - Он покачал головой, безнадежно глядя на толпу. - Вы вели себя благородно, молодой человек, и я верю, что вы наследник Сиварда. А если у вас при этом дар огня - что ж, значит, такова была воля Барса.
        Генри смотрел на него во все глаза. Ему когда-то сказали, что мастера отличаются от бездарностей не только тем, что хорошо делают свою работу. Они становятся сильными, начинают видеть мир яснее, и только сейчас он увидел, как это бывает.
        - Вы поможете мне попасть во дворец? - брякнул Генри.
        Он был почти уверен, что Уилфред в ответ посмеется, но тот задумчиво покивал, будто и сам об этом думал.
        - А корону вы сможете найти? - уточнил он, и Генри кивнул. - Никто не посмеет бунтовать против короля в великой древней короне, и это, по-моему, наша единственная надежда. Хорошо. Думаю, я могу это устроить, только придется вас как-то замаскировать.
        - И меня, - прошелестел Джетт. Все это время он жался за спиной Генри - вид такого богатого господина его сильно впечатлил.
        - И его, - кивнул Генри. - Мне нужен помощник, а ему я доверяю.
        Судя по взгляду, который Уилфред бросил на Джетта, он глубоко сомневался в том, что такой скособоченный и грязный член общества может хоть чем-то быть полезен, но вслух он сказал:
        - Хорошо. Давайте для начала проберемся во дворец, а потом все обсудим.
        И он вдруг с поразительной ловкостью подобрал с земли чье-то прожженное в нескольких местах грязное одеяло и набросил на Джетта. Сердитых воплей ниоткуда не последовало, так что хозяина одеяла, видимо, поблизости не было.
        - Слишком заметный цвет волос. А теперь, вы оба, сгорбитесь и смотрите только вниз, - приказал Уилфред и, толкая их перед собой, пошел к воротам. Охранники опомнились и засеменили за ним.
        Уилфред, лавируя среди костров, довел Генри и Джетта до двери в стене, постучал, и ему тут же открыли. Толпа попыталась пробиться внутрь, но охрана начала тыкать в их сторону копьями, отпугивая, - и тыкала до тех пор, пока дверь не захлопнулась. Здесь было светлее - стражи развесили на стенах факелы.
        - Это кто такие, господин управляющий? - подозрительно спросили они.
        - Я решил отвести двух смутьянов во дворец, чтобы они могли поговорить с его величеством и высказать свои требования, - твердо ответил Уилфред.
        - А его величество вроде ни с кем говорить не хочет. Я так слышал. Нельзя им сюда, - не уступал охранник.
        Уилфред расправил плечи.
        - Дорогой Эндрю, я надеюсь, вы не забыли, что я - управляющий дворца? Не забыли, кто по правилам утверждает разрешение на проход через эту стену?
        - Вы, господин, - проблеял охранник.
        - Вот именно. - Голос Уилфреда смягчился. - Увидите, эти двое нам помогут всех утихомирить. Или вы хотите, чтобы разъяренные люди продолжали круглыми сутками оскорблять вас через дверь и бить в нее кулаками?
        - Нет, ваша милость. Добро пожаловать во дворец, ребята, - выпалил охранник и посторонился.
        Уилфред, сопровождаемый Генри, Джеттом и четверкой в черных куртках, прошел сквозь глубокую арку в стене и поднялся по белой лестнице. Наверху, у дверей замка их остановили еще двое охранников, и вся сцена, от первого до последнего слова, повторилась снова, только охранника на этот раз звали не Эндрю, а Гуннар. Кажется, Уилфред был единственным придворным, который действительно знал имена всех, кто работал во дворце.
        - Вы можете быть свободны, господа. Отдыхайте, - сказал Уилфред четверке своих охранников, едва они переступили порог замка.
        - Но, ваша милость, как же вы без нас доставите мятежников к королю? А вдруг они опасные? - растерянно спросил самый высокий и попытался заглянуть Генри в лицо.
        Но тот сильнее опустил голову. Сейчас он был искренне благодарен принцу за удар.
        - Уверяю вас, они заинтересованы в этой встрече не меньше нас, - ответил Уилфред, и на этот раз голос его ясно говорил, что возражения не принимаются.
        Охранники это тоже поняли и, неуверенно оглядываясь, ушли в темноту. Генри подождал, пока они скроются из виду, и сказал:
        - Они ведь расскажут остальным про вашу идею.
        - А вы, я смотрю, начинаете понимать, как устроено общество. - Уилфред покосился на него. - Конечно, расскажут. А через несколько часов я им сообщу, что переговоры с королем не удались, и я лично выставил вас через Северный ход. Он закрыт, но у меня есть ключ.
        - И они поверят? - усомнился Генри.
        - Конечно, - встрял Джетт. Он уже пришел в себя и теперь во все глаза разглядывал терявшиеся в полутьме стены. - Его милость скажет: «Эти двое - главные местные подстрекатели. Раз уж договориться о прекращении бунта не удалось, я им заплатил, чтобы они исчезли куда подальше и не возвращались на площадь, потому и не повел их обратно тем же путем». Угадал?
        - Вполне. - На этот раз Уилфред посмотрел на него внимательнее. - Ну что ж, пойдемте. Факелы тут есть, но зажигать их не стоит. Это варварство, они портят старинные полы.
        Он повел их сквозь уже знакомые Генри переплетения коридоров и через пару минут открыл небольшую дверь. Внутри пахло чем-то свежим. Когда Уилфред откинул штору на окне, Генри увидел, что вдоль стен тянутся длинные палки, на которых развешано множество вешалок с одеждой.
        - Это гардеробная, а вон за той дверью - прачечная, - пояснил Уилфред. - Здесь хранят и приводят в порядок и старинные наряды, вроде золотых курток почетной стражи или платьев наших девушек, и современную одежду. Например, серые рубашки слуг.
        - Я всегда думал, что вещи для господ и для слуг отдельно стирают, - прошелестел Джетт. От такого количества одежды он опять впал в ступор.
        - Господа тоже так думают, - улыбнулся Уилфред. - Но дело в том, что одна из потомственных прачек дворца умерла бездетной, и ей некому было передать свои знания. Теперь у нас остался только один род прачек, мать с дочерью, а им удобнее стирать и гладить все вместе. Обычно они тут целые дни проводят, но с тех пор, как тьма усилилась, работать никто не хочет. Не думаю, что нам здесь помешают.
        Он говорил, а сам в это время ходил вдоль рядов одежды, придирчиво вглядываясь в каждый наряд.
        - Вы пока можете вымыться в прачечной, в лоханях для стирки. - Уилфред кивнул на дверь в соседнюю комнату. Генри заглянул: там сушилось белье, повсюду стояли большие лохани, доски для стирки и чаны с водой. - Сможете сами нагреть воду?
        Генри кивнул - он однажды видел, как это делает Карл, - и потащил за собой подавленного всем этим великолепием Джетта.
        - У них целых десять лоханей для стирки, - выдохнул тот. - И все целые!
        - Я вас уверяю, молодой человек, это еще не главные сокровища дворца, - дружелюбно сказал из гардеробной Уилфред. - Кстати, позвольте вас спросить, вы-то почему в таком виде? Наш гость был несправедливо брошен в темницу, а вы…
        - А я сначала с ним в поход ходил, потом в мастерских работал, а потом тоже в Цитадель сел и его вытащил. Я-то один раз оттуда уже сбежал, так что знаю, как это делается. Такой вот у меня богатый жизненный опыт, - небрежно сказал Джетт.
        Наверное, в глубине души он так робел от общества Уилфреда и всех этих шикарных нарядов и лоханей, что ему захотелось похвастаться какими-нибудь достижениями.
        Уилфред, который до сих пор шелестел нарядами в смежной комнате, медленно высунулся из-за притолоки.
        - Вы - хромой воришка, который полгода назад сбежал из Цитадели, - проговорил он.
        - О, моя слава и сюда докатилась! Но вы меня за это арестовать не можете, я вам нужен, - насупился Джетт. Он уже жалел, что проговорился. - Без меня этот парень вообще не справится. Генри, так?
        Генри рассеянно кивнул. Он разводил огонь под одним из чанов с водой, но это оказалось не так уж просто: низенький, приземистый огонь то гас совсем, то вспыхивал слишком сильно. Когда Генри мельком глянул на Уилфреда, тот стоял в дверях, сжимая в руках рубашку, и во все глаза смотрел на Джетта.
        - Боюсь, это осложняет дело, - протянул Уилфред. - Полгода назад посланники расследовали ваше таинственное исчезновение, и я немало развлек и придворных, и слуг рассказами об этом деле. Все долго гадали, как вору удалось сбежать, и наверняка еще помнят, что беглец был очень юный, рыжий и хромой. Увидев вас - неважно, в каком наряде, - кто-нибудь обязательно узнает, особенно среди слуг. Они наблюдательны. Боюсь, от вашей помощи нам придется отказаться.
        На лице Джетта проступило такое разочарование, что Генри встал.
        - А вы придумайте что-нибудь, - сказал он. - Вы же даровитый мастер, а мне говорили, что они умные.
        Глаза Уилфреда расширились.
        - Как вы меня назвали? - пролепетал он.
        Генри шагнул к нему:
        - Сердце вернулось, и у вас теперь дар создавать красивые наряды. Такой же, как был у тех, кто когда-то сделал все эти золотые куртки, платья, каблуки и прочее. Вы будете мастером.
        И тут, глядя на Уилфреда, Генри сообразил: до этой минуты тот об этом даже не думал. Лицо у него стало такое же, как у надзирателя из Цитадели, когда Генри сказал ему про дар.
        - Я думал, даров не бывает, я их ни у кого не видел, - выдохнул Уилфред. - То есть я знал, что Сердце вернулось, но… Я понятия не имел, с чего вдруг так увлекся нарядами. - Он уставился на рубашку у себя в руках. - Так вот каково это, иметь дар. Как будто… как будто у жизни появляется смысл.
        Он вдруг прижал рубашку к лицу, и плечи у него затряслись. Генри похлопал его по руке.
        - Все будет отлично, - тихо сказал он. - Только помогите нам сейчас, ладно? Уверен, вы сможете придумать наряды, в которых нас с Джеттом не узнают.
        Уилфред вытер глаза рубашкой, высморкался в нее и бросил в огромную корзину грязного белья в углу.
        - Я все сделаю, - просто сказал он и скрылся в гардеробной.
        Когда они наконец отмылись от запаха тины и завернулись в полотенца, Уилфред вышел к ним из гардеробной, держа в руках целую кучу черно-серой одежды, и торжественно сгрузил ее на подоконник.
        - Вас мать родная не узнает, - объявил он. - Итак, вот мой план. Среди придворных считается хорошим тоном не помнить слуг ни в лицо, ни по именам, даже если знаешь их всю жизнь, так что они к вам приглядываться не будут. Труднее всего обмануть как раз слуг, но их мы и не будем обманывать. Я, как управляющий дворца, скажу им, что, раз уж времена меняются, я нанял им в помощь двух слуг снаружи. Так уже триста лет не делают, но вы даже не представляете, насколько тяжело в последние три дня стало заставить слуг работать. На всех будто какая-то туча навалилась - ноют, жалуются, их с места еле сдвинешь. - Уилфред вздохнул. - Да и не только с ними эта беда, во дворце все будто сил лишились. Я потому и стараюсь почаще выходить за стену. Там дела плохи, но лучше, чем здесь.
        Генри и сам это почувствовал: как только они вошли во дворец, ему будто дышать стало тяжелее, да и Джетт заметно побледнел. Значит, сердце тьмы именно здесь, и они должны… Тут Генри очнулся от размышлений и понял, что Уилфред все еще продолжает говорить.
        - Словом, если вы будете со слугами почтительны и станете за них усердно трудиться, они не будут против. По сравнению с тьмой, бунтом и прочим эта новость их даже обрадует. Единственный вопрос: вы умеете мыть полы, колоть дрова и все такое?
        - А то, - хором сказали оба.
        Генри всю жизнь провел с отцом в лесу, и тот всему его научил, да и у Джетта слуг никогда не было.
        - Замечательно! - обрадовался Уилфред. - Итак, во время своих походов за стену я встретил двух бедных сироток, брата и сестру, которые, в отличие от других бездельников, готовы честно трудиться за скромную плату.
        - О, так у нас в плане еще и девчонка будет! - оживился Джетт. - Здорово! А я что буду делать?
        Уилфред и Генри посмотрели на него - и улыбка медленно сползла с его лица.
        - Что? Нет, да вы что! Вы шутите? Вы же не серьезно, да?
        - Либо так, либо ничем не могу помочь. Генри, вот это для вас, - как ни в чем не бывало произнес Уилфред. - Одевайтесь. Нам повезло, что со светом во дворце сейчас худо. В темноте любой маскарад удается куда лучше.
        Генри послушно натянул все, что ему дали, и сразу понял: дар разбираться в нарядах отлично помогает создавать не только красивую, но и, если надо, уродливую одежду. В шерстяных носках лодыжки казались толще, пышные штаны до колена Уилфред закрепил булавками так, что в них ноги казались еще и кривыми, рубашка с высоким воротником укорачивала шею, а в подкладку на спине куртки Уилфред набил каких-то тряпок, так что Генри в ней казался невероятно сутулым. Он заглянул в отражающее стекло на стене и присвистнул. Он уже второй раз за неделю убеждался, что одежда может изменить человека до неузнаваемости.
        - Теперь закрасим синяк. К счастью, я знаю, где младшая из прачек хранит свои белила. Она их подкрашивает отваром луковой шелухи, так что оттенок подходящий, - пояснил Уилфред, водя по лицу Генри чем-то, что и правда пахло, как смесь лука с известкой. - Она, бедняжка, очень страдает от прыщей и вечно маскирует их этой смесью. Правда, к концу дня смоется, так что я вам положил немного в баночку, берите. Так, теперь последний штрих.
        Он ушел в гардеробную и вернулся с простым деревянным ящичком, из которого извлек что-то похожее на большой клок черной шерсти.
        - Этот парик уже триста лет служит всем придворным, которых настигает облысение, - любовно расправляя темные завитки, сказал Уилфред. - Его уже давно никто не носил, так что вряд ли кто-то узнает. Давайте-ка поменяем вам цвет волос.
        Он натянул Генри на голову пугающее нечто, которое держал в руках, потом долго подпихивал под него выбившиеся волосы и наконец повернул Генри к отражающему стеклу. Синяк теперь был почти незаметен, а странная шапка, которую Уилфред на него надел, и правда выглядела как настоящие волосы, пусть и довольно лохматые. Глядя на типа в зеркале, Генри и сам себя едва узнал.
        А потом он повернулся к Джетту, который тем временем молча одевался в то, что ему дали, - и второй раз в жизни засмеялся в голос. Первый раз с Розой - это было прекрасное чувство, будто твои легкие раскрываются шире, и длилось оно недолго. Но тут Генри просто сел на ближайший стул и хохотал, пока у него глаза не заслезились.
        - Рад, что хоть кому-то здесь весело, - буркнул Джетт, неловко переступая с ноги на ногу.
        Платье и чепчик с оборками настолько не сочетались с его угрюмо выпяченной челюстью, что Уилфред цокнул языком и потрепал Джетта по обеим щекам.
        - Ну же, у вас миленькое свежее личико. Сделайте его приветливым, и никто не усомнится, что перед ним девушка.
        - Я так и не понял, обидел он меня сейчас или похвалил, - проворчал Джетт, но послушно улыбнулся.
        Уилфред хлопнул в ладоши:
        - Да, вот так! Отлично! Не хочу хвастаться, но платье я вам подобрал очень удачно. Не выходите из роли, не снимайте чепец и говорите поменьше - голос у вас не слишком подходящий для девушки.
        Джетт застонал. Видимо, последнее требование его добило.
        - Если кто-нибудь однажды решит записать наше приключение, я буду настаивать, чтобы эту часть убрали, - пробормотал он. - Ладно, пошли. Мне рядом с зеркалом даже стоять неловко.
        Уилфред выдал им обоим по паре вполне удобных стоптанных ботинок - к счастью, без каблуков - и повел за собой.
        - Одежку мою сохраните, любезный господин, - попросил Джетт. - Вы что, думаете, я всю жизнь так буду ходить?
        Уилфред так посмотрел на их одежду, которую уносил с собой, что сразу стало ясно: он собирается сжечь эти грязные тряпки немедленно.
        - Если вы и правда окажетесь полезны, молодой человек, обещаю: в благодарность я подберу одежду, которая вам пойдет, - спокойно сказал Уилфред. - С вашими волосами прекрасно сочетаются горчичный, шоколадный и песочный цвета. Будет у вас подарок на память об этом, как вы говорите, приключении.
        - Ух ты! Одежда из дворца! - мечтательно протянул Джетт, почесывая грудь. - У меня последний раз новая одежда была, когда… Так, подождите, сейчас вспомню.
        - Не нужно, - мягко перебил его Уилфред. - Есть вещи, о которых я, пожалуй, не хотел бы знать.
        Как выяснилось, слуг во дворце множество, и им отведено немало места: на том этаже, куда их привел Уилфред, был целый лабиринт просторных комнат и коридоров. Генри здесь понравилось даже больше, чем там, где жили придворные. Никакого золота, все вокруг из камня или дерева, кое-где с резьбой в виде цветов и веток. Несколько раз по коридорам пробежали дети, тоже одетые в темное, как положено слугам.
        Уилфред проводил их в помещение, так ярко освещенное факелами, что Генри испугался разоблачения и опустил голову пониже. Здесь сидели человек двадцать в черно-серой одежде. При виде Уилфреда они тут же вскочили, но он жестом разрешил им сесть обратно.
        - А вот это наша кухня. Работа здесь всегда найдется, - громко сказал он, повернувшись к Генри и Джетту. Те мелко закивали.
        - Это кто такие, ваша милость? - подозрительно спросил толстый мужчина.
        Уилфред принялся терпеливо объяснять, и с каждым его словом лица присутствующих вытягивались от удивления все сильнее.
        - …Девушка, правда, ушибла ногу и теперь немного прихрамывает, но, уверен, это быстро пройдет, - закончил Уилфред. - Можете нагружать обоих любой работой. Думаю, скоро вы все оцените мою предусмотрительность, вы ведь уже и сами заметили, что в темноте работать куда тяжелее. Покормите бедняжек и можете давать им поручения. А теперь прошу меня извинить, дела ждут.
        С этими словами он успокаивающе кивнул всем и вышел. Генри растерялся: он думал, Уилфред все время будет с ними. А что, если здесь есть кто-то из тех, кто разносил еду в тот день, когда он завтракал вместе с придворными? Что, если его узнают?
        Генри втянул голову в плечи, но вид у всех, кто их обступил, был скорее любопытный, чем злой.
        - Где это видано, чтобы во дворец кого попало брали, - проворчал один старик.
        Но остальные тут же загалдели:
        - Да ладно, дед! Они нам хоть расскажут, что снаружи все эти дни творится! Садитесь, ребятки! Ишь, худые! Сейчас поесть что-нибудь соберем.
        Генри забормотал слова благодарности, кланяясь во все стороны. До него только сейчас дошло, что этот роскошный зал с высокими потолками на самом деле огромная кухня с несколькими очагами, заставленная башнями из котлов и заваленная мешками с какой-то провизией. Их с Джеттом усадили за стол и поставили перед ними миски с кашей, дали по ломтю хлеба. Генри без устали благодарил, а Джетт жался у него за плечом. Он, кажется, боялся рот открыть.
        - Милочка, да ты просто кожа да кости! Ешь хорошо, а то замуж никто такую не возьмет! - жалостливо сказала кудрявая женщина в переднике и потрепала Джетта по щеке. Тот сжался и прошелестел:
        - Да я, в общем, и не стремлюсь.
        К счастью, никто, кроме Генри, его не услышал.
        Когда они поели и им вручили кружки с чаем, Генри начал рассказывать, что видел на площади. Слуги ахали, прижимали ладони к щекам, наперебой обсуждали, как это все ужасно, и Генри решил воспользоваться их хорошим отношением, чтобы кое-что выяснить.
        - А у вас во дворце такой темноты раньше не бывало? Ну, такой… страшной?
        Все переглянулись.
        - Была, - наконец проскрипел старик, который вначале ворчал на них, а теперь с интересом слушал новости. - Говорят, еще во времена короля Моргана, сына благородного Ингвара, ночная тьма во дворце стала гуще, чем в других местах, будто бы в наказание за то, что он был плохим королем. Так мне мой дед рассказывал.
        - Может, и наврал твой дед, - встрял какой-то мужчина. - Сказок-то в те времена уже не писали, точно никто не знает.
        - Деду его дед рассказывал, а при нем все это и было! - с жаром возразил старик. - Словом, слушайте-ка меня, ребятки. Когда корону потеряли, первая тьма во дворце и появилась - кто ее знает почему, да только крепла она потом с каждым годом, но тихонько, незаметно. А сильнее всего на моей памяти она в последние десять лет стала.
        - Вот это правда! - загалдели отовсюду. - Ночью и раньше страшновато было выходить, но с тех пор стало совсем невмоготу, как будто в темноте прячется кто-то! Ну да мы привыкли уже. Король сказал, что нет там никого и бояться нечего.
        - А что такого десять лет назад случилось? - спросил Генри. Он вдруг вспомнил, что почти все, с кем он говорил во дворце, упоминали про какое-то ужасное событие десятилетней давности, но он впервые слышал, что тьма усилилась именно после него.
        Слуги не ответили, только неловко переглянулись. Наконец кудрявая женщина сказала:
        - Про это нам даже между собой говорить не положено.
        - Какая разница, когда началось? Главное, что тут в последние дни творится, - перебил старик. - Тьма все гуще становится и будто силы из нас вытягивает. Король, говорят, уже и с кровати не встает, да и мы еле ноги таскаем. Работать вообще не хочется.
        - Ну, то есть нам и всегда не очень хотелось, но тут уж особенно, - вставил кто-то из слуг. - Хорошо все-таки, что господин Уилфред вас привел. Вы тут недавно, так что пока вон какие бодренькие. Все, пора за дело браться. Вот вам первое задание: надо котлы почистить.
        Следующие несколько часов они с Джеттом работали за всех, а остальные, не поднимаясь из-за стола, давали им указания.
        - Когда ты сказал, что мы идем во дворец, я представлял нашу жизнь несколько более шикарной, - проскрипел Джетт, домывая горы посуды, которая, судя по всему, копилась не один день.
        - Это ненадолго, надо просто усыпить их бдительность, - выдохнул Генри, сваливая у очага наколотые дрова. - А корону мы еще до заката найдем.
        - До заката, - проворчал Джетт. - Как будто мы тут его увидим.
        Он был прав: полукруглые окна кухни выходили в сад, и там небо по-прежнему было темно-серым, за весь день оно даже оттенок не сменило. Генри вернулся к колке дров в маленьком, окруженном садом внутреннем дворике. Он почти закончил, когда его окликнули:
        - Эй, Гуннар!
        Он сначала даже не понял, что обращаются к нему, но когда позвали снова, вспомнил, что назвался этим именем, потому что слышал, как Уилфред назвал так одного из охранников.
        - Гуннар, что-то спать хочется. Мы пойдем отдохнем, а вы работайте. Вам сказали, что делать.
        - Да, госпожа, - смиренно отозвался Генри, возвращаясь на кухню. Кудрявой женщине это обращение понравилось, и она, на прощание благосклонно потрепав Генри по фальшивым волосам, удалилась. Вслед за ней сонно потянулись остальные.
        Как только кухня опустела, Джетт швырнул тряпку в угол и рухнул на табуретку. Но отдохнуть Генри ему не дал, он уже мчался к двери, и Джетт поплелся за ним.
        Глава 11
        Мельник и кружевница
        Дорогу в тронный зал Генри нашел быстро - и сразу понял, что все не так просто, как он надеялся. Перед дверью стояли четверо стражей, их золотые куртки поблескивали в свете факела, который самый рослый держал в руках. При виде Генри и Джетта все четверо подозрительно зашептались.
        - Это вы, что ли, новые слуги? - разглядывая их с головы до ног, поинтересовался человек с факелом. Кажется, результаты осмотра показались ему довольно жалкими.
        - Я и не думал, что вы про нас слышали, - нарочно хриплым голосом сказал Генри.
        - Во дворце слухи быстро разносятся. Чего вам тут надо? Подежурить за нас решили? - презрительно спросил один из стражей. - Видели мы этих людей снаружи - грубияны, дикари и тупицы. И как вас только сюда пустили!
        Остальные согласно зашумели, и Генри понял, что воспоминания о выходе с королем на площадь у них еще свежие.
        - Мы просто хотели взглянуть на тронный зал, - пробормотал Генри и сразу понял: не позволят.
        - Идите-ка лучше обратно на кухню, пока мы вам по шее не дали, - фыркнул рослый. - После того как тут варварство учинили, в этот зал дозволено заходить только с письменного разрешения короля, а уж вам он его точно не давал.
        - Варварство? - переспросил Генри. Такого слова он не знал.
        Стражники переглянулись, и один из них протянул:
        - Ладно, раз уж вам так интересно… Там на потолке такая штука странная висела, люстра называется. Недавно она сиять начала, будто солнце, прямо колдовство какое-то! А на следующую ночь кто-то всю ее разбил. Одно слово - варвары! Штука-то старинная была. Король расстроился и велел круглые сутки сторожить, вдруг еще и трон умыкнут или на стенах чего напишут.
        Генри замер. Кому понадобилось разбивать люстру, которую зажгла Агата?
        - Ужас, что ни говори, - со значением покивал другой стражник. Кажется, стоять здесь было довольно скучно, и он был не против поболтать. - И как рука на такое ценное добро поднялась!
        - Нашли кому дворцовые тайны выбалтывать! - строго перебил рослый. - Такую честь еще заслужить надо, а эти заморыши пусть котлы отчистят, а потом уже нос суют, куда не надо! А ну брысь отсюда!
        У Генри мелькнула мысль вырубить всех четверых и войти в зал, но потом он увидел у них на поясе ножи и решил не рисковать. Он понятия не имел, насколько хорошо учат драться дворцовую стражу. Может быть, тогда на площади они просто растерялись, а в ближнем бою окажутся не такими уж слабаками.
        Еще месяц назад, выбирая - вступить в драку или заручиться помощью кого-то, кто поможет им тихо попасть в зал, - Генри предпочел бы первое, но сейчас он уже многому научился и потому решил не ставить под удар маскировку. Так что он согнулся пониже, пролепетал «извините» и утянул Джетта за собой в темный коридор.
        - Мы будем драить миски, пока ты не придумаешь, как нам попасть в ту комнату? - пугливо озираясь, выдавил Джетт.
        - Угу. А еще хорошо бы попасть в библиотеку, - рассеянно пробормотал Генри. - Наверняка в тех книгах есть что-нибудь про тьму и про то, как ее победить. Вдруг что-то похожее случалось еще до потери Сердца? Я найду дорогу, но дверь мне не откроется, ведь я не могу наизусть сказать строчку из книг, которые там хранятся.
        - Сделаю вид, что понял, о чем речь, - дрогнувшим голосом ответил Джетт.
        Генри в который раз оглянулся. Ему все время мерещилось, что за плечом кто-то есть. Даже больше, чем закрытый доступ в тронный зал, его беспокоило то, что тьма не просто стала гуще: ощущение, будто в ней копошится что-то черное, похожее на переплетения бестелесных змей, теперь было таким сильным, что у Генри холод полз по спине. И судя по тому, как Джетт вцепился в край его куртки, он это тоже чувствовал. Как только впереди замаячила приоткрытая дверь кухни, Джетт подобрал неудобную юбку и, прихрамывая, бросился бегом, - Генри едва его догнал.
        Когда он вошел в кухню, Джетт уже с увлечением натирал тряпкой ножи и вилки.
        - Чищу серебро, как нам и велели, - бодро сказал он. - А ты ищи корону сколько влезет. В жизни не видел более жуткого местечка, чем этот дворец, а здесь хоть светло, тепло и едой пахнет. Даже носа отсюда больше не высуну.
        Генри хотел ответить ему, что он и сам с удовольствием отсиделся бы тут, но дверь кухни вдруг открылась снова, и со свечой на подставке вошел Карл. От неожиданности Генри едва не спрятался под стол. Карл отлично знал его в лицо, и если он подойдет ближе…
        - Я по дороге из покоев его величества встретил господина Уилфреда, так он мне сказал, что нанял каких-то замарашек с улицы, чтобы работали за наших бездельников. Ишь, чего придумал! - проворчал Карл.
        Генри поспешно сделал вид, что разжигает огонь еще в одном очаге, а Джетт нагнулся так низко к охапке вилок у себя в руках, что едва не ткнулся в них носом. Карл подождал ответа - но тщетно. Генри боялся, что его узнают по голосу, а Джетт и вообще явно мечтал раствориться в воздухе.
        - Чего молчите? Никаких манер! Или вы что, еще и немые?
        Генри на всякий случай кивнул, но, к сожалению, в этот момент Джетт решил, что пора брать дело в свои руки.
        - Извините нас, господин, - тонким голосом пролепетал он, с остервенением натирая вилки. - Вы такой важный господин, что мы и глаза на вас поднять робеем, не то что заговорить.
        Это внезапно произвело на Карла впечатление. Он пригладил свои белоснежные волосы и посмотрел на Джетта довольно благодушно.
        - Ты не ошиблась, милочка. - Он расправил плечи и подошел ближе. - Я Карл, личный слуга его величества, а во многом и первейший после него человек во всем дворце. Можешь меня не бояться. Как тебя зовут?
        - Джулия, - прошелестел Джетт, стараясь отвернуться от Карла как можно больше.
        Но тот настойчиво пытался заглянуть Джетту в лицо.
        - Скромность - лучшее украшение юной девицы. - Карл прокашлялся и поправил воротник куртки, сунул руки в карманы, потом вынул и сложил на груди, будто не мог придумать, куда их деть. - Во дворце служанки такие наглые да острые на язык, деться от них некуда. Но ты совсем другое дело, верно?
        Джетт издал какой-то невнятный звук, взял со стола еще больше вилок и попытался спрятаться за ними. Генри продолжал исподтишка наблюдать за Карлом - он был счастлив, что про него забыли, - а Карл тем временем взъерошил себе волосы и заговорил опять:
        - Можешь меня не бояться. Думаю, это прекрасно, что господин Уилфред вас нанял. Ну, я его так, конечно, не называю, а обычно зову «мой старый друг Фред». Он без меня как без рук! Словом, чувствуй себя во дворце как дома.
        - Вы очень добры, любезнейший господин, - пропищал Джетт, и Карл самодовольно улыбнулся.
        Генри удивленно вскинул брови. Он ни разу не видел на этом мрачном лице ничего подобного.
        - Да, доброта - мое главное качество, - небрежно заметил Карл и сел у стола рядом с Джеттом. - Приятно видеть рядом хоть одно новое лицо, да еще такое симпатичное. Могу рассказать о дворце и его обитателях все, что пожелаешь.
        И тут Джетт наконец поднял голову, продолжая закрывать лицо вилками.
        - А вы не могли бы показать нам с братом эту, как ее… бильбиотеку? Ну, это вроде место, где книги хранятся.
        Карл вытаращил глаза.
        - Милочка, зачем тебе книги? Женщины вообще читать не умеют!
        - Я просто думал… думала… что такой важный господин, уж конечно, знает, как туда попасть, а мне так охота на эту билибитеку поглядеть!
        Никогда там не был, и нет там ничего интересного! - рассердился Карл, но Джетт так смиренно поклонился, держась свободной от вилок рукой за край юбки, что Карл смягчился. - Ладно, не расстраивайся. Давай я тебе лучше покажу, какие в замке огромные запасы зерна, а ты мне расскажешь об истории своей семьи. Они, я надеюсь, приличные люди, не какие-то бандиты? - Он покосился на Генри, и на лице его снова проступило обычное недовольное выражение. - Что с очагом так долго возишься? Вон сестра твоя с каким рвением работает, славная девушка, а ты, бездельник…
        Но тут дверь кухни открылась снова, Карл повернулся - и вытянулся в струнку.
        - Ваше высочество! Какая честь! Но что вы здесь забыли? То есть я хотел сказать, чем мы обязаны вашему сиятельному посещению?
        Принц сунул свой факел в кольцо на стене и оглядел всех троих. Вид у него был так себе - кажется, уныние, навалившееся на обитателей дворца, его тоже не обошло.
        - Зашел проверить, как дела у слуг. Карл, а вы разве не должны быть с моим отцом? - спросил принц, освобождая Карлу путь, и тот со вздохом потащился к двери. Когда Карл скрылся, принц сказал: - Мне нужно немного еды и воды. Для чего - не ваше дело. Найдите, что есть.
        Джетт как будто не слышал, он сверлил принца мрачным испуганным взглядом, начисто забыв о маскировке. И Генри вспомнил: принц ведь отнял у него деньги, те самые, ради которых Джетт готов был на что угодно.
        - Может, вам лучше было попросить у господина Карла? - хрипло выдохнул Генри. Он успел незаметно зачерпнуть немного сажи из очага и провести рукой по лицу.
        - Может, тебе лучше молча сделать, что велят? - огрызнулся принц. - Карл тут же выболтал бы все отцу, Уилфреду и всем вокруг. А теперь быстро и тихо делайте то, что я приказал, или… - Он задумался, и Генри понял, что опыт в плане угроз у него довольно скромный. - Словом, делайте.
        Генри подошел к Джетту и как следует пнул его в лодыжку, чтобы тот очнулся, а потом начал по очереди открывать все шкафы. Там нашлась посуда, сушеные травы, запасы полотенец, соль, но ничего похожего на еду.
        - Мне еще долго ждать? - холодно спросил принц.
        - Уж извините, нас еду не подпускают раздавать, мы простые посудомойки, - выдохнул Джетт, и принц внимательно посмотрел на него.
        - А ну шевелись, иначе я тебя… - Он опять задумался, а потом устало махнул рукой. - Ладно, я подожду.
        Принц опустился на стул и долго смотрел, как они шарят по шкафам. Потом встал, вышел за неприметную дверь в углу, погремел там чем-то, вернулся с какими-то мисками, сгрузил их на стол и достал оттуда вареные картофелины, кусок соленой рыбы и пирог.
        - Слуги всегда хранят там остатки ужина, странно, что вы не знаете, - бросил принц, отряхивая руки, и посмотрел на перемазанного сажей Генри, потом на Джетта с вытаращенными от страха глазами. Взгляд у него из сердитого сразу стал просто усталым. Он, видно, решил, что от таких ждать нечего. - Когда-то я тут постоянно бывал, моя мать часто общалась со слугами. Вы ее, наверное, уже не помните. - Он взглянул на них так, будто хотел, чтобы они возразили, но они молчали. - Ладно, берите еду, зачерпните воды вон в той бочке и идите за мной. Принцу не пристало самому нести тарелки.
        С этими словами он снял со стены факел и вышел из кухни. Генри и Джетту пришлось взять со стола еду и идти следом. Ту часть замка, куда они пришли, Генри не знал, но, судя по рисункам на стенах, которые факел выхватывал из темноты, при свете дня здесь было красиво. Они подошли к незнакомой двери, и принц остановился. Они стояли совсем близко, и Генри мысленно порадовался, что на слуг не принято смотреть в упор.
        - Внесите еду, выйдите и ждите здесь, - велел принц. - Никому ни слова о том, что вы тут были, ясно?
        Генри кивнул, и принц постучал, но как-то странно - три раза коротко, потом два - медленно, с перерывами. За дверью послышались шаги, она рывком открылась, и Генри замер от удивления. На пороге стояла Агата, такая зареванная, будто плакала полдня. Генри ни разу не видел, чтобы она пролила хоть слезу даже в самые тяжелые моменты похода, и сейчас это поразило его даже больше, чем то, что ни его, ни Джетта она не узнала. Она вообще едва на них взглянула, только кивнула принцу и впустила в комнату всех троих, заперев за ними дверь.
        Джетт при виде Агаты выдохнул так резко, будто его ударили в живот. Генри торопливо поставил провизию на стол и собирался вытянуть Джетта в коридор, пока он их не выдал, но тут за дверью раздались шаги и сварливый женский голос:
        - Я слышала, как ты открывала дверь, негодница! Что, наконец решила со мной поговорить? Если, конечно, к тебе это слово сейчас применимо. - Кто-то с силой дернул дверь снаружи. - Открой, извинись и прекрати валять дурочку, тогда пойдешь сегодня со мной на ужин!
        Агата издала какой-то звук, похожий на рычание, и сердито отвернулась от двери.
        - Она что, каждое слово из соседней комнаты слышит? - тихо спросил принц, опуская факел в высокую вазу на полу. Агата в ответ фыркнула и пожала плечами.
        Генри, стараясь не поворачиваться к ней лицом, расставил тарелки на столе. К счастью, здесь было довольно темно - факел почти потух, комнату освещала только подставка с тремя свечами, стоящая на комоде.
        - Ладно, вы двое можете остаться здесь, - разрешил принц. - Если мы опять хлопнем дверью, явится леди Эмма.
        Джетт и Генри мелко закивали, стараясь держаться подальше от подсвечника, и принц развернулся к Агате.
        - Достал, что нашлось. А теперь объясни мне еще раз то, что пыталась объяснить вчера за ужином.
        Агата в ответ начала бурно жестикулировать, показав такое представление, что Генри глаза вытаращил.
        - Так, помедленнее. Позапрошлой ночью ты хотела зажечь в замке еще болотных огней. Взяла те, что набрала днем, и пошла рассаживать их по светильникам, но по пути услышала странные звуки из тронного зала, так? - еле слышно начал принц. На то, чтобы сказать это, у него ушло минуты две - приходилось расшифровывать жесты Агаты. - Ты открыла дверь и увидела человека в капюшоне, который бил стеклянные шары на люстре, запуская в них камнем, привязанным к веревке. К тому времени, как ты пришла, он почти закончил, так что там было очень темно. Ты ударила кулаком по двери. Человек обернулся, увидел тебя и исчез. Просто растворился в воздухе. Лицо ты разглядеть не успела.
        Агата еще раз показала, как человек растворился, и принц тяжело вздохнул.
        - Знаешь, неудивительно, что все так рассердились, когда ты им пыталась то же самое показать вчера за ужином. Со стороны выглядит довольно безумно. - Принц покосился на Генри с Джеттом, но те скромно жались в углу, делая вид, что разглядывают стену. - Мы оба знаем, что и тебе, и твоей мамаше упрямства не занимать. Если она сказала, что ты будешь сидеть без еды, пока не начнешь вести себя тихо, значит, так и будет, хоть с голоду помри. И если ты ей написала, что не выйдешь, пока она к тебе не прислушается, значит, ты тут вечность просидишь, но не выйдешь. А я вряд ли смогу каждый день незаметно носить тебе еду.
        Агата подскочила к комоду, написала что-то на клочке бумаги и сунула принцу под нос. Они стояли близко к свету, и Генри смог прочесть: «Веришь мне?»
        - Последние дни все как не в себе. Кто-то разбил люстру просто из хулиганства, - покачал головой принц. - Но человек, который растворился в воздухе у тебя на глазах… По-моему, это уже слишком. Там было темно. Он сбежал, а ты не заметила. Тебе надо поесть, и все сразу покажется не таким мрачным.
        Агата застонала и прижала ладони к лицу, но принц уже шел к двери. Он жестом позвал Генри и Джетта за собой, но тут Генри пришла в голову идея.
        - Можно мы подождем посуду, ваше высочество? - прошептал он. - А потом тихонько отнесем ее на кухню, вымоем, и никто ничего не узнает.
        Принц развернулся к ним с явным намерением сказать, что их мнение его не интересует, но в конце концов только кивнул и, прихватив факел, бесшумно выскользнул за дверь. Агата тяжело вздохнула, глядя ему вслед, а потом села за стол и принялась за еду. Судя по тому, как она расправлялась с пирогом и картошкой, она и правда не ела со вчерашнего дня.
        Генри дал ей доесть и только потом задал вопрос, ради которого он тут, собственно, и остался.
        - Привет, можешь отвести нас в библиотеку? - спросил он.
        И очень быстро понял, что, кажется, надо было начать по-другому. Агата подняла на него взгляд и чуть насмерть не подавилась водой, которую допивала из чашки. Генри подскочил и с силой вдавил кулак ей под ребра - этому когда-то научил его отец. Она выплюнула воду и тяжело задышала, вытирая мокрые глаза.
        - Это я, - на всякий случай пояснил Генри.
        Она неловко обняла его за пояс, не вставая со стула, и Генри похлопал ее по плечу.
        - Я в порядке, Джетт меня вытащил. А теперь мне срочно надо в библиотеку, - сказал он.
        Тут до Агаты дошло, что в комнате есть еще и третий человек. С гневным звуком она встала, подошла к Джетту и стянула с него чепчик.
        - Эй! - возмутился он. - Знаешь, как трудно его надеть, чтобы волосы не вылезали!
        - Он не с Освальдом, - пояснил Генри. - Это было просто…
        - Недоразумение, - подсказал Джетт, натягивая чепец обратно. - Привет, красавица! Как видишь, у нас теперь много общего.
        Агата, может, и возмутилась бы, но не нашла в себе сил. Еще раз неловко взглянув на Генри, она нацарапала какую-то записку, положила ее в карман, взяла подсвечник и чуть ли не на цыпочках вышла в темный коридор. Генри тут же двинулся за ней, а потом услышал за спиной звяканье ложек и тарелок: Джетт серьезно отнесся к задаче вернуть посуду на кухню и теперь прижимал ее к груди. Агата осторожно прикрыла за ними дверь своей комнаты. Свет теперь пробивался только из-под соседней двери - видимо, там жила мать Агаты.
        Генри одной рукой взялся за локоть Агаты, а второй - за плечо Джетта. Агата медленно пошла вперед. Генри, стараясь не смотреть по сторонам, - за ней. Джетта, который еле слышно ругался и звенел в темноте посудой, он тащил за собой.
        Ему показалось, что шли они ужасно долго, что холодная тьма и правда высасывает из него силы. Даже Джетт постепенно затих и только шумно дышал открытым ртом. Кажется, они не заблудились только потому, что в этом дворце не обязательно было видеть дорогу, достаточно просто подумать, куда хочешь попасть.
        Наконец Агата остановилась, и Генри с облегчением увидел перед собой знакомую дверь с надписью «Библиотека». Он собирался уже спросить, как они ее откроют, если Агата не может говорить, но тут она вытащила из кармана записку и протянула ее Генри.
        - «„Я буду сражаться с Освальдом, пока дышу“», - сказал Сивард», - вслух прочел он, и дверь тут же открылась.
        - Это из сказки про Сердце волшебства? Она ведь тоже хранится здесь, верно? - спросил он. - Ты что, тоже читала все эти книги?
        Она неопределенно повела в воздухе рукой, и Генри понял: «Не все». Тут Агата вопросительно посмотрела сначала на уходящие во тьму шкафы с книгами, потом на него.
        - Мы ищем что-то про тьму. Сказку, историю. Помнишь что-нибудь такое? - сказал Генри, но Агата покачала головой.
        Глядя на сотни книг вокруг, Генри почувствовал что-то похожее на отчаяние. Здесь было не так уж темно - из-за белых стен и огромных окон воздух казался скорее серым, чем черным, да и свечи еще не догорели, - но просмотреть все эти книги было невозможно и за неделю, не то что за пару часов.
        - В королевстве уже давно нет ничего нового, - с ожесточением произнес он и пошел туда, где висели четыре портрета. - В этой тьме есть какое-то волшебство, и его создали не сейчас. Оно уже было, просто, может быть, не такое сильное или чуть другое, поэтому никто не связал старую историю с тем, что происходит сейчас. - Он помолчал, подавленно глядя на портрет Алфорда. - Знаете, у меня в голове все крутятся слова Уилфреда. Он сказал про людей на площади: «В них будто духи раздора вселились, как в той сказке». Знаешь такую?
        Агата с сомнением кивнула - наверное, не особенно верила в то, что это им поможет, - но все же пошла вдоль шкафов, вглядываясь в корешки книг. А Генри еще раз всмотрелся в маленький дворец, который Алфорд держал в руках. И на этой картинке, и на той, что в казне, и в реальном дворце не хватало кое-чего, что было на рисунке в тронном зале. Генри был почти уверен: это стерли тогда же, когда сделали надпись на стене, нарочно, чтобы дать людям подсказку. Он повернулся к Джетту, чтобы поделиться, но сразу понял: тот и слушать не будет. Джетт смотрел на белые стены с лепниной в виде деревьев, на книги, на картины с волшебниками - смотрел так, что Генри внезапно понял: Джетт видел в жизни не больше красивых вещей, чем он сам.
        Тут Агата замычала и двумя руками протянула Генри большущую книгу. Генри взял ее и положил на один из круглых столов, расставленных вдоль стен; книга была такая тяжелая, что он едва мог удержать ее на весу. На кожаной обложке было вытиснено: «Большая книга сказок». Агата нашла страницу с надписью «Оглавление», пробежала по строчкам пальцем сверху вниз и открыла одну из плотных, поблекших от времени страниц. Генри чихнул - от книги поднялась такая пыльная взвесь, будто ее не открывали давным-давно.
        На странице было написано: «Мельник, его жена и духи раздора». Генри оперся обеими руками на стол и, поднеся лицо ближе, начал читать, стараясь дышать через раз, чтобы не кашлять от пыли. Свечи тускло освещали страницы, а писал древний автор с такими завитушками, что разобрать его почерк было непросто.
        Жили-были мельник и его жена, кружевница. Он делал муку трех видов помола, каждый - для разных видов хлеба, и успешно ею торговал. Жена его плела тончайшие кружева и среди соседей была известна тем, что связала однажды целое кружевное платье по заказу самой королевы.
        Дочитав до этого места, Генри понял, что у предков, которых он до сих пор считал бескорыстными любителями делать красивые вещи, успех в торговле тоже ценился. Когда Сердце было потеряно, торговать стало нечем, а любовь к деньгам осталась - так все и дошло до того, что было теперь. Надо было запомнить эту мысль на будущее: мастерам, оказывается, нужен не только дар, но и достойная плата за его плоды. Но каждый в королевстве должен делать что-то хорошо, тогда все будут торговать друг с другом, и каждый сможет заработать столько, сколько хочет. Генри тряхнул головой, чтобы не отвлекаться, и вернулся к сказке. Если сейчас они не победят тьму, о спокойной жизни и торговле можно не беспокоиться.
        …И жить бы им долго и счастливо, но однажды в семье мельника и кружевницы случилось несчастье - их ребенок погиб, во время игры сорвавшись с утеса. С тех пор ничто не приносило женщине радости. Шли годы, муж предлагал ей завести еще детей, он хотел, чтобы она перестала горевать, но уныние поглотило ее без остатка.
        В семье каждому приходится следить, чтобы плохие качества остальных слабели, а не набирали силу. Но жена больше не присматривала за мужем, и жадность, которая всегда жила в нем, начала разрастаться. Он захотел стать главным богачом в округе, начал изводить работников мельницы, да и жену заставлял работать все больше, плести кружева днем и ночью - в глубине души он считал, что ее дар сильнее, чем его собственный, и завидовал ей.
        Вот тогда в их доме и поселились духи раздора, также известные, как духи вражды, - маленькие бестелесные существа, сотканные из тьмы. Они существовали всегда, еще с тех пор, как Барс создал наше королевство. Ведь если доброта, щедрость и счастье на нашей земле порождают светлое волшебство - то самое, которое питает Сердце, - то уныние и гордыня, обида и жадность порождают тьму, и она приходит в дома, где забывают о дружелюбии. И как въедливые пилильщики становятся все крупнее там, где не помнят о чистоте и порядке, так и духи раздора, поселившись в доме, не исчезают: с каждой ссорой, с каждой обидой, с каждой злой мыслью они становятся крупнее, сильнее, пока однажды…
        Но не буду забегать вперед, мои маленькие друзья. Вернемся к мельнику и его жене.
        Однажды кружевница принесла домой серебряное кольцо, которое соседка, мастерица-ювелир, дала ей в добавку к плате за кружевную шаль. Кружевница вручила кольцо мужу, чтобы угодить ему, но он разозлился и ударил ее, - его задело, что ему за работу никогда не дарили таких красивых вещей. Она ударила мужа в ответ и обвинила в том, что сын погиб из-за него. Мельник крикнул ей, что это она плохо смотрела за ребенком, и, не успев даже опомниться, они начали колотить друг друга изо всех сил. Духи вражды подросли, а мельник и его жена, вместо того чтобы примириться, на следующий день смертельно поссорились снова, - и духи выросли еще.
        Тени в углах дома стали гуще и не исчезали даже при свете солнца. Уныние, вина, злость, жадность, зависть с каждым разом становились сильнее, мельник и его жена мысленно желали друг другу ужасных вещей, и даже когда их дом стал самым богатым в деревне, мельнику это не принесло радости. Они с женой не хотели мириться, не хотели друг друга слушать, и однажды в пылу очередной ссоры мельник крикнул: «Проклинаю этот дом, хоть бы он сгорел!»
        А духи вражды только этого и ждали. В ту же секунду они выросли, превратившись в две черные тени. Мельник и его жена испугались, но было поздно. Тени вскочили им на плечи и закрыли руками их глаза - и это был момент, ради которого живет каждый дух раздора. Мельник и его жена почувствовали такую смертельную, мучительную ярость, что их сердца чуть не остановились. В ту ночь они убили друг друга, а их дом сгорел дотла. Никто не знает, кто его поджег, но соседи слышали из пламени чей-то смех. Это духи раздора возвращались домой, во тьму, и возвращались с победой.
        Еще долгие годы жители деревни сторонились пепелища дома мельника, хотя среди золы лежало множество золотых монет. Каждый знал: эти монеты прокляты и никому не принесут удачи.
        - Я смотрю, сказки у вас одна другой веселее, - онемевшими от страха губами пробормотал Генри.
        - Да уж, не говори, - подхватил Джетт. - И зачем ты мне только напомнил про эту жуть! Мне в детстве от нее кошмары снились.
        - А что, если тьма в замке - это и есть духи раздора? - медленно спросил Генри, не отводя глаз от книги.
        - Да ладно, - фыркнул Джетт. - Это же просто сказка о том, что не надо ссориться с близкими и все такое.
        - То есть тебе не кажется, что внутри этой тьмы что-то движется? - Генри взглянул на него, и лицо у Джетта вытянулось.
        - Их не может быть так много. В сказке их только два, - выдохнул он.
        Агата смотрела на них обоих широко открытыми глазами - кажется, она подумала о том же, о чем и Генри.
        - Эти духи раздора появляются от любых плохих чувств, так? - спросил Генри, стараясь, чтобы голос не дрожал. Он чувствовал невыносимое желание залезть в самый дальний угол и не вылезать, пока все не закончится. - Но что, если чувства королей действуют на духов сильнее? Король Морган запер от людей двери замка, начал скупать у них старинные предметы, он был злым и жадным, и Алфорд в наказание лишил его короны. Наверное, тогда духи вражды здесь и поселились.
        Генри поднял глаза. Нарисованная фигура Алфорда с королевским замком в руках возвышалась прямо над ними, и сейчас она казалась угрожающей, а вовсе не доброй.
        - С тех пор ни короли, ни их придворные почти не выходили из дворца, - тихо сказал Генри. От собственных слов у него мороз шел по коже. - Вся их жадность, злость, обиды и страхи оставались здесь. Короли сами заперли себя с духами вражды, и тьма становилась все гуще.
        - Хватит обстановку нагнетать, мне и так от страха уже плохо, - пожаловался Джетт, вцепившись Генри в локоть. Руки у него были ледяные, Генри чувствовал это даже через куртку.
        - И никто ничего не замечал, духи ведь сделаны из тьмы, в ней и прячутся. Думаю, жить здесь было совсем не плохо, если ночью не бродить по замку. Но десять лет назад произошло что-то плохое, и от этого духов раздора стало больше. А пять дней назад они смогли полностью отнять у этого места дневной свет. И это случилось после того, как… - У Генри перехватило дыхание. Он все понял так ясно, будто кто-то сказал ему. - Мы с принцем были здесь, в библиотеке, и он хотел сбежать. Искать корону сам, а меня бросить здесь. И я так на него разозлился, я… Я ужасно разозлился.
        Генри сжал кулаки и посмотрел на портрет Алфорда - бледное лицо с уклончивым взглядом, проступающее из темноты. Ему показалось, что нарисованный человек слушает его.
        - Я ведь наследник Сиварда. Что, если у меня, как у королей, способность порождать вражду больше, чем у других? Я схватил принца за шею, я был в ярости. И он тоже, - а он ведь будущий король. Мы… - Он сглотнул. - Мы с ним в ту секунду друг друга ненавидели. И что-то, сдерживавшее эту тьму, сломалось. Все духи раздора, что тайком росли тут больше двухсот лет, вырвались наружу. В замке им стало мало места.
        Он развернулся и на негнущихся ногах подошел к окну. Отсюда было, как на ладони, видно и озеро, и площадь справа от него. Костров стало еще больше, и, прислушавшись, Генри услышал там, далеко внизу, чьи-то злобные крики.
        - Потому бунт и начался. В сказке говорится, что, когда эти духи обретают силу, они заставляют людей злиться и унывать все сильнее, - выдавил он. - Это я виноват. Я должен был защищать всех, кого с собой привел, а сам…
        Агата и Джетт подошли и встали у него за плечами, подавленно глядя вниз.
        - В общем, у нас две новости: плохая и хорошая, - еле слышно произнес Джетт. - Хорошая: теперь мы знаем, что творится. Плохая: мы понятия не имеем, что с этой дрянью делать.
        И тут Генри сообразил кое-что еще.
        - Но это ведь не духи раздора меняли отвар ромашки на яд. И не они разбили люстру. Не они украли письмо Олдуса Прайда, а до этого - ограбили казну и убили хранителя. И я тут подумал… - Генри сглотнул. - Что, если этот человек понял, отчего в замке ночами так темно? Что, если он, единственный из всех, вспомнил эту мрачную сказочку и постарался развести тут как можно больше духов раздора? Потому он и короля травил так медленно. Не для того, чтобы убить, а чтобы боль короля, его уныние и страх плодили все больше духов. Потому он и письмо украл. Ведь если бы король прочел историю Олдуса, он бы поверил в Сердце, в добро, в волшебство, и это бы его подбодрило, а кто-то вовсе этого не хотел.
        Генри взбудораженно глянул на Агату, и та медленно кивнула.
        - Какую-то часть веселья я определенно пропустил, - встрял Джетт. - Отвар, письмо, яд - вы вообще о чем?
        - Нет времени объяснять, - махнул рукой Генри, чувствуя, что заговорил, как скриплеры.
        - Ладно, мне на сегодня мрачных историй и так хватило, - пробурчал Джетт. - А самая мрачность состоит в том, что, если я верно понял, никто понятия не имеет, как этих духов победить. Про них только одна сказка, и там они, уж извините, выиграли.
        И он, и Агата посмотрели на Генри так, будто ждали, что тот немедленно скажет, как теперь быть.
        - Разберемся, - притворно бодрым голосом сказал Генри и повернулся к Агате. - Нам пора назад. Проводишь на кухню? Свечи скоро догорят, а сейчас мне хочется бродить в темноте еще меньше, чем раньше.
        Делать и правда больше было нечего, и Агата вернула книгу на место, а Джетт, оглядывая каждый угол пугливо, как заяц, подобрал со стола посуду. Они втроем вышли из библиотеки, держась друг за друга так крепко, что каждый все время наступал остальным на ноги. Молчание Агаты еще никогда не казалось Генри таким тягостным - он видел, как губы у нее несколько раз приоткрывались, будто она хотела что-то сказать так сильно, что забывала о своей немоте. Глаза ее горели мрачным, злым огнем - видимо, она представляла, как поймает убийцу своего отца.
        - Никому не говори, что мы здесь, - попросил Генри, когда впереди замаячила приоткрытая дверь кухни. Агата подняла одну бровь, и он сбился. - Извини, я не подумал. Я знаю, ты нас не выдашь.
        Из-за двери слышались голоса, и Агата коротко обняла Генри за шею, ткнула Джетта кулаком в живот и скрылась в темноте. Генри следил за огнем ее подсвечника, пока тот не исчез за поворотом.
        - Чего она такая заплаканная? Ее этот хмырь обижает? - потирая живот, спросил Джетт, и Генри не сразу понял, что он имеет в виду принца.
        - Нет. Она расстроилась из-за люстры. Это была красивая штука, и она ее починила, а кто-то разбил. Неизвестно, сколько пройдет лет, прежде чем люди снова научатся делать такие вещи, потому она и плакала, - сказал Генри.
        Он понял это сразу, как только увидел Агату, и это было нетрудно, но Джетт посмотрел на него так, будто Генри заговорил на непонятном языке.
        - Мы с тобой меньше трех недель назад познакомились, и, если помнишь, в те далекие времена ты ни слова не говорил, рычал и стрелял из лука во все, что казалось тебе опасным, - пробормотал Джетт. - И посмотрите, какие мы теперь знатоки человеческих душ. С ума сойти можно. Если ты сейчас такой, я представить не могу, что будет дальше.
        С этими словами он хлопнул Генри по плечу и ушел на кухню. Генри растерянно улыбнулся. Он был тронут, и это было новое чувство, что-то, чего он никогда не испытывал раньше. Ему хотелось растянуть это ощущение, запомнить его как следует, но тут с кухни раздались такие гневные крики, что Генри подскочил и рванулся туда.
        Пока их не было, слуги успели вернуться на кухню и теперь обступили Джетта.
        - Ничего не сделано! Что вам было велено, мерзавка? - вопила кудрявая женщина, выкручивая Джетту руку. - Да ты и твой братец-лоботряс даже серебро не дочистили!
        - Эй! - сказал Генри, и все повернулись к нему с такими перекошенными лицами, что он инстинктивно шагнул назад.
        - Где вы шлялись? - рявкнул толстый мужчина и встал напротив Генри, уперев кулаки в бока. Глаза у него горели настоящей ненавистью, и она была слишком сильной для простой досады из-за недоделанной работы.
        Генри огляделся: остальные смотрели на него так же, сходясь вокруг все плотнее, и у него волосы на затылке встали дыбом. А что, если духи вражды не безмозглые сгустки тьмы? Они ведь тоже волшебные существа. Вдруг они почувствовали, что им грозит опасность? В кухне точно было темнее, чем когда он уходил отсюда, - даже два горящих очага больше не разбавляли густые тени. Генри хотел было крикнуть Джетту, чтобы тот хоть где-то спрятался, но Джетт уже сделал ровно противоположное: он пробился сквозь толпу трясущихся от злости людей, встал рядом с Генри и попытался вести переговоры.
        - Послушайте, господа, - слабым голосом начал он, - да, мы не так уж славно потрудились, но мы исправимся. Вы нам сделали замечание, и мы с благодарностью его принимаем, а теперь позвольте нам приступить к работе.
        Слуги его будто не слышали - только придвинулись ближе.
        - Если вы нас побьете, мы ведь не сможем работать, - пролепетал Джетт. - Дайте нам еще один шанс, и вы увидите, что мы можем приносить огромную пользу и…
        - Им все равно, - выдохнул Генри. - Бежим.
        Он рванулся к двери, и слуги тут же бросились следом. Их обоих сбили с ног, и Генри собирался уже вскочить и драться всерьез, он бы этих неумех быстро раскидал, но Джетт дернул его вниз.
        - Не вздумай, - прошипел он. - Когда бьют, быстрее всего это заканчивается, если лежишь тихо.
        Сам Джетт отлично показывал пример: он лежал, свернувшись, как гусеница, и закрывал руками голову, но Генри видел: на самом деле он прижимает чепец, чтобы тот не слетел. Генри вспомнил про свои фальшивые волосы и сделал то же самое. Все внутри его кричало о том, чтобы дать сдачи, но он решил послушаться совета. Он знал, что, если разозлится сам, если позволит тьме захватить и его, - пиши пропало. Поэтому он лежал, уткнувшись в пол, и считал удары. Они были однообразные, без фантазии - к счастью, у слуг было не так много опыта в этом деле, да и сил после стольких дней в темноте осталось немного. Генри досчитал до двадцати, когда пинки начали слабеть, а потом и вовсе сошли на нет.
        Он осторожно приподнял голову - слуги, тяжело дыша, разошлись по кухне. Они будто не знали, чем еще себя занять, а потом один сказал: «Ладно, ребята, пойдемте-ка еще отдохнем», и все потянулись в другую комнату. В дверях кудрявая женщина обернулась и удивленно посмотрела на Генри.
        - А вы двое что тут развалились? - спросила она. Голос был почти дружелюбный, и Генри понял, что она, кажется, не помнит, что делала минуту назад. - Если тоже хотите поспать, мы вам в том углу два соломенных матраса приготовили.
        С этими словами она вышла из кухни. Генри сразу вспомнил, как люди на площади колотили друг друга без всякой видимой причины, но быстро выдыхались и замирали с такими же пустыми лицами. Кажется, духи раздора не могли никого захватить надолго, - и Генри надеялся, что никогда не увидит, какими они могут быть, если достигнут полной силы.
        - Что это было? - пробормотал Джетт и со стоном сел.
        - Предупреждение, - ответил Генри.
        Он с трудом поднялся, дошел до угла, подтянул ближе к огню тощий засаленный матрас и рухнул на него. Кажется, силу ударов он все-таки недооценил. Джетт скособочился окончательно - до очага он дотащил свой матрас так, будто тот весил, как туша оленя.
        - Хочешь сказать, что, если мы попытаемся одолеть этих самых духов вражды, они это почувствуют и опять устроят что-нибудь в том же роде? - заплетающимся языком спросил он.
        Генри кивнул и закрыл глаза.
        - Нам просто надо отдохнуть, - негромко сказал он.
        Джетт не ответил. В своем несуразном платье он казался таким жалким, что Генри захотелось его хоть чем-то подбодрить.
        - Знаешь, когда я только сюда попал, я обещал королю, что найду корону за семь дней, а завтра как раз седьмой. Утром все у нас получится. Просто я еще не знаю как.
        Генри понятия не имел, который час, даже не был уверен, что наступил вечер. Постепенно очаги погасли - сначала один, потом другой. Засыпать было страшно, и Генри просто смотрел в темноту, где неясно двигалось, переплеталось что-то бесплотное.
        Когда в углу кухни загорелись два желтых огня, Генри дернулся так, что избитую спину обожгло болью. Огни приближались, их становилось больше, а потом в руку ему ткнулось что-то теплое, раздался мяукающий звук, и Генри чуть не застонал от облегчения.
        - Привет, - тихо сказал он и прижал к себе кошек Тиса, которые все вшестером забрались ему на грудь.
        Они потрогали его лицо холодными носами, а потом одна спрыгнула и ушла к Джетту, свернувшись темным клубком у его плеча. Остальные пять расселись вокруг Генри, грея ему бока, и неподвижно уставились в темноту, будто сторожили его. Генри обнял одну кошку, уткнулся лицом в мерно дышащий меховой бок, закрыл глаза - и в ту же секунду заснул.
        Глава 12
        Седьмой день
        Когда Генри открыл глаза, вокруг было так же темно, как раньше.
        - Проснитесь, ну же, - шептал кто-то. Присмотревшись, Генри увидел, что в двух шагах от него стоит Уилфред. - Уже утро, если это можно так назвать. Смогли что-нибудь выяснить?
        Генри сел. Кошек не было, и он уже решил, что ему все почудилось, но, когда он пощупал спину, она не болела. А вот усталость никуда не делась, будто он и не спал. Впрочем, плохо было не только ему - Уилфред тоже выглядел измотанным и бледным, даже наряд со вчерашнего дня не сменил.
        - Мне надо попасть в тронный зал. Сможете достать разрешение? - сказал Генри.
        - Значит, корона там? - жадно спросил Уилфред, и Генри кольнуло подозрение.
        - Не знаю, - быстро ответил он. - Надо проверить. Так сможете?
        - Боюсь, что нет. - Уилфред покачал головой. Он был явно разочарован ответом. - Королю стало хуже, он никого не принимает. А где остальные слуги? Время завтрака давно пришло. Ужинать вчера никто не явился, был довольно жуткий вечер, но сейчас хоть немного светлее, и голод согнал всех придворных в столовую.
        - Пусть спят, - кратко ответил Генри. - Можно мы сами подадим завтрак?
        Уилфред подозрительно глянул на него, будто спрашивал себя, как это поможет искать корону, но потом кивнул.
        - Тогда показывайте, где продукты и чего с ними делать, - сказал Генри.
        Уилфред открыл было рот - может, хотел сказать что-то про его манеры, - но, видимо, передумал и вместо этого заявил, что лучше уж приготовит завтрак сам.
        Пока он готовил, Генри разбудил Джетта. Тот недовольно мычал, цеплялся за постель и ни в какую не хотел вставать, пока Генри рывком не вытащил из-под него матрас.
        - Вот слабаки, даже бить нормально не умеют, - довольно пробормотал Джетт, трогая спину. Видимо, приход кошек он проспал от начала и до конца.
        - Ты ведь разбираешься во вранье? - негромко спросил Генри.
        Джетт вытаращил глаза:
        - И тебе доброе утро.
        - За завтраком наверняка будут все, кроме Карла, у кого есть доступ в комнату короля и кто мог его отравить: мать Агаты, принц, Уилфред, его жена Ингрид и его дочь Роза. Понаблюдай за ними. Помоги мне найти того, кто врет.
        - Легко! - самодовольно улыбнулся Джетт. - Считай, что ты его уже поймал.
        - Не думал, что однажды мне придется варить кашу самому, - заметил с другого конца кухни Уилфред. - Она, правда, без молока, но вроде съедобная. Ставьте миски на подносы и несите за мной вместе вот с этими корзинами сухарей, орехов и изюма.
        - Я думал, в королевском дворце еда немного шикарнее, - изрек Джетт, подходя ближе к котлу, из которого Уилфред черпал и шлепал по тарелкам что-то бледно-серое.
        Настроение у Джетта с утра было прекрасное - видимо, из-за того, что его спина пострадала не так сильно, как он думал.
        - Закупки свежих продуктов прекратились, когда начался бунт, - ответил Уилфред, вручая ему поднос. - У вас чепчик перекосился, молодой человек. И еще: сделайте подходящее для девушки милое лицо - в столовой будет полно народу. И самое главное…
        - Молчи, - подсказал Генри, и Уилфред кивнул.
        Пять минут спустя Генри с Джеттом вслед за Уилфредом подошли к дверям столовой. Двое в золотых куртках на этот раз даже двери перед ними не открыли. Они стояли, прислонившись плечами к дверной раме, с таким видом, будто едва удерживались, чтобы не лечь на пол и не заснуть. Один застегнулся не на те пуговицы, у другого из-под куртки торчал длинный край серой рубашки. При виде Уилфреда они сделали вялую попытку выпрямить спины, но тут один зевнул, второй, глядя на него, тоже, и они опять привалились к золотым дверным косякам. Уилфред со вздохом открыл дверь сам и зашагал к столу, бросая осуждающие взгляды на факелы, развешанные по стенам: от них было довольно светло, но на пол то и дело падали шипящие искры.
        На месте были все, кроме короля и Агаты. Генри ожидал, что придворные тут же начнут жаловаться Уилфреду на нерадивых слуг, темноту и вчерашнее отсутствие ужина, но те только вымученно заулыбались, жадно глядя на подносы с едой.
        - Я в детстве мечтал, как однажды попаду к королю в столовую, - выдохнул ему на ухо Джетт. - А вот сейчас смотрю и думаю: зря.
        Генри хотел сказать ему, что при свете дня все эти бледные бескровные люди в одежде трехсотлетней давности выглядят несколько веселее, но тут Уилфред подтолкнул их в спину, и Генри, опустив голову, засеменил к столу и начал расставлять миски. К счастью, на них с Джеттом никто и не глянул - местная привычка не замечать слуг пришлась очень кстати.
        Каждый раз, когда они доходили до очередного подозреваемого, Генри наступал Джетту на ногу, чтобы тот присмотрелся. Впрочем, над принцем Джетт и без подсказок навис, как коршун. Даже в том, как тот взял миску с кашей и, глядя на нее отсутствующим взглядом, начал есть, Джетт пытался разглядеть доказательства того, что принц - главный злодей.
        Генри едва узнал Розу в толпе других девушек - в подрагивающем свете факелов все они, с веерами и высокими прическами, казались близнецами. Но едва она подняла взгляд, Генри сразу узнал его: испуганный и решительный разом; взгляд человека, который велел себе держаться до последнего. Генри помнил, как Роза от него отшатнулась после того, как он сжег прилавки, но все равно при виде ее у него взмокли руки. И воспоминание о том, как он держал ее за ногу в их первую встречу, до сих пор было ярче, чем то, плохое.
        Джетт, который мечтал посмотреть на девушек из дворца, впал при виде их в такое замешательство, что, сколько Генри его ни толкал, отдельно на Розу так и не взглянул. Все эти блестящие камни и платья без рукавов совершенно лишили его способности соображать, так что Генри просто взял его за рукав и потянул туда, где сидели Ингрид и Эмма. Обе дамы переговаривались с таким высокомерно-заговорщическим видом, что Генри подкрался к ним, как рысь: он был уверен, что сейчас услышит какой-нибудь секрет.
        - Не принимайте близко к сердцу, моя дорогая леди Эмма, но после того, как Агата устроила за ужином свой причудливый немой спектакль, вряд ли ей стоит рассчитывать на то, чтобы выйти за его высочество, - холодно сказала Ингрид, не глядя на Генри, который поставил перед ней миску.
        - У нее есть все шансы, любезная леди Ингрид, - пропела Эмма. - Ей этого я, конечно, не скажу, но в том, что ее год здесь не было, имеются свои плюсы. Для его высочества в ней теперь есть обаяние новизны, а ваша бледная дочурка ему уже примелькалась.
        Генри покосился на принца. Тот сидел неподалеку и все это слышал, но сразу было видно: мысли его далеки от Розы с Агатой.
        - К тому же не будем забывать, что вы больше не на хорошем счету у короля, - продолжила Эмма и положила в рот такую крошечную ложечку каши, что она и зайцу была бы на один зуб. - Это ведь вы пустили во дворец того ужасного типа. Будьте уверены, путь в невестки короля вашей дочери теперь закрыт.
        Эмма самодовольно улыбнулась и промокнула рот салфеткой. Плечи Ингрид напряглись, и Генри сразу понял, что она собирается атаковать. Он помнил, как Ингрид бесстрашно заставила его снять перчатки в первый день их знакомства, и не сомневался, что в этой материнской битве поле боя останется за ней.
        - Вы тоже кое о чем забываете, леди Эмма, - нежным голосом сказала Ингрид. - Ваш супруг был хранителем казны, и, как я недавно услышала, при нем ее ограбили. Он не уберег имущество короля. И вы думаете, король позволит принцу жениться на дочери такого человека?
        Эмма издала возмущенный вопль, скомкала салфетку и швырнула Ингрид в лицо. Та ахнула и встала.
        - Думаю, вам следует отдохнуть, леди Эмма, - стальным голосом сказала она. - Нервы у вас всегда были не в порядке, но сейчас они подвели вас окончательно.
        Генри, который так и замер с подносом у них за спинами, попятился, потому что Эмма отодвинула стул и начала всем своим пышным телом напирать на Ингрид. Тут даже принц поднял голову и растерянно уставился на них.
        - Ах ты, рыбина сушеная, - шипела Эмма. - Ты и твоя костлявая дочка у меня уже в печенках сидят. Агата с рождения принцу предназначалась, а ты вечно у меня поперек дороги стоишь!
        - Интересно, что, говоря о нас, вы всегда подчеркиваете нашу с дочерью худобу, - мягко заметила Ингрид. - Возможно, она так беспокоит вас из-за вашего собственного лишнего веса? Не волнуйтесь так, а то платье треснет.
        Это была последняя капля: с криком, похожим на клекот разгневанной птицы, Эмма бросилась на Ингрид, повалила ее на пол и вцепилась обеими руками ей в волосы.
        - Дорогая! - ахнул Уилфред.
        - Дамы! - сказал принц.
        - Я не толстая! - взревела Эмма и стукнула Ингрид головой об пол.
        Та попыталась столкнуть Эмму с себя, но Эмма с воплем поцарапала ей щеку. Генри думал, что все придворные сейчас бросятся их разнимать, но те только повернули стулья и с интересом следили за развитием событий.
        - Сто лет этого ждал, - добродушно сказал пожилой мужчина в полосатом камзоле и достал записную книжку. - Принимаю ставки, господа.
        - Если б у меня были деньги, поставил бы на мощную даму с бюстом, - сказал Джетт Генри на ухо. - Пробивная сила у нее, по-моему, как у тарана.
        Уилфред хотел броситься спасать жену и даже сделал несколько шагов в ее сторону, но без сил опустился на стул, будто у него закружилась голова.
        Эмма к этому времени уже растрепала Ингрид прическу и порвала платье. Та не дралась - то ли в стиле Джетта предпочитала переждать, то ли считала ниже своего достоинства выдирать волосы сопернице. Генри не вмешивался - еще обратят на него слишком много внимания, да и парик могут сбить. Он просто ждал, когда все закончится. Но Эмма и не думала униматься, и, заглянув ей в лицо, Генри понял: она, как и слуги вчера, уже не понимала, что делает.
        Тут Генри услышал за спиной деревянный стук, повернулся и увидел, что Роза бросила веер на пол, с грохотом отодвинула стул и, неловко вышагивая на высоченных каблуках, подошла к дерущимся. Подумала - и сняла туфли.
        - Она босая! Ужас! - пронеслось по залу.
        Роза нагнулась, обхватила Эмму за пояс и попыталась оттащить от матери, но у нее, конечно, ничего не вышло, - Эмма была тяжелее раза в два. Роза попыталась еще раз. Куда там! Эмма ударила ее локтем в живот и с остановившимся взглядом опять повернулась к Ингрид. Роза потерла живот, отдышалась и, кряхтя, упрямо потянула Эмму на себя. Генри стоял совсем рядом, и Роза вдруг повернулась к нему.
        - А ну помоги мне! - сердито приказала она.
        И Генри тут же послушался, сам не зная почему. Он опустил поднос на стол, и вдвоем они оттянули молотящую руками по воздуху Эмму назад. Но Генри не предусмотрел, что ему придется вплотную подойти к Розе. Когда их руки вместе обхватили взмокшую от борьбы Эмму поперек туловища, Роза вдруг замерла, и еще до того, как она повернула к нему лицо, Генри понял: узнала.
        Он был уверен, что сейчас она закричит, скажет всем, кто он, но она лишь молча посмотрела на него. Взгляд у нее стал безнадежным и растерянным, и было в нем что-то еще, чего Генри не понимал и никогда раньше не видел.
        - Как ты меня узнала? - еле слышно спросил он. Эмма своими воплями надежно их заглушала.
        - Ты пахнешь, как раньше. Собой, - пробормотала она.
        И Генри вдруг понял: ну конечно. Он бы тоже узнал ее по запаху даже с закрытыми глазами.
        Вокруг раздались испуганные крики, и они отшатнулись друг от друга, выпустив Эмму. На секунду Генри решил, что его все-таки узнали остальные, но оказалось, дело не в этом.
        У окна были расставлены пять аккуратно подстриженных маленьких деревьев в кадках - и они начали расти. Кора на них бугрилась, ветви тянулись вверх, почки пробивались наружу и сразу лопались, превращаясь в листья. Деревья стремительно доросли до середины стены, кадки лопнули, и глиняные черепки посыпались на пол. Но деревья это не смутило, их корни, оказавшись на полу, сразу начали врастать в него. Придворные, вскочив с мест, с ужасом смотрели, как деревья тянутся все выше, покрываются бледно-желтыми цветами и уже касаются ветвями потолка.
        И тут Роза сделала худшее, что только могла: она бросилась вперед и встала перед деревьями, будто пыталась их загородить.
        - Это не я, - выдохнула она, беспомощно глядя на всех.
        Генри едва не застонал: если бы он успел ее удержать, никому бы и в голову не пришло, что это сделала она, а теперь…
        Роза натолкнулась взглядом на него, и Генри одними губами произнес: «Успокойся». Она задышала глубже - и ветки, которые уже ползли по потолку, остановились. Генри глянул на пол и сразу понял, что его уже не спасти: он весь потрескался из-за корней.
        - Что это за кошмар? - пролепетала Эмма.
        - Дар, - ответил Уилфред, который так и сидел на стуле.
        Он тяжело поднялся, подошел к Розе и обнял ее, слегка приподняв.
        - У моей дочки - дар! - счастливым голосом сказал Уилфред.
        Но никто его радости не разделял.
        - Роза, это просто неприлично, - покачала головой Ингрид. Вид у нее был потрепанный, но спина, как всегда, прямая. - Ты же девушка! И кстати, надень туфли.
        - Позор! - поддакнула Эмма.
        Ингрид мрачно глянула на нее, но на этот раз, кажется, была с ней вполне согласна.
        Джетт за спиной у Генри вздыхал и щелкал языком.
        - Вот так и картошки можно вырастить, сколько хочешь, и моркови, - одобрительно заявил он.
        Но придворных будущие урожаи не заботили. Они смотрели на Розу так, словно у нее выросла вторая голова. Роза попятилась. Кажется, она впервые в жизни поняла, как это страшно, когда все вокруг против тебя.
        - Извините, - пролепетала она и вдруг бросилась к своему стулу, подобрала веер и раскрыла перед лицом, потом добежала до туфель, сунула в них ноги и замерла на месте, будто всерьез думала, что снова стала такой же, как все остальные.
        Генри вздохнул. Никакой жалости он не чувствовал, только яркую, как искра, свирепую радость от того, что Роза оказалась такой же странной, как он.
        - А так можно ведь еще и пшеницу выращивать. И хлеба будет, сколько хочешь, - продолжал у него за плечом Джетт. - Неплохо обогатиться можно, если все это продавать!
        - Я всегда знала, что ты с червоточинкой, - заявила Эмма, наступая на Розу. - Ваше высочество, да вы посмотрите на нее!
        - Да, посмотрите! - вдруг пискнула одна из девушек с веерами.
        - Какая гадость! - подхватила вторая.
        До этого Генри вообще не слышал, чтобы они открывали рот.
        Придворные шагнули к Розе, и вот тут Генри наконец испугался. Именно с таким выражением лиц слуги вчера бросились избивать их с Джеттом. Уилфред что-то лепетал, прижимая к себе Розу, но его никто не слушал. Положение спасла Ингрид. Она пригладила растрепанные волосы, подошла к Розе и встала рядом с ней.
        - Господа, я думаю, у нас есть дела поважнее. Бунт снаружи продолжается, а его величество, как я слышала, третий день не встает, - ровным голосом сказала она. - Если так и дальше пойдет, все в городе бросят работать, а возможно, и сожгут его дотла, как сделали с мастерскими. Да и темнота становится все гуще. Вам не кажется, что его величеству пора что-то со всем этим сделать? Предлагаю пойти к нему прямо сейчас и спросить, как нам быть. Он ведь король, он должен отдавать хоть какие-то приказы! А ну, за мной! Мы потребуем от него конкретных действий. - Она сняла со стены факел и повернулась к двери.
        Придворные, завороженно кивая, двинулись за ней. Кажется, идея им понравилась.
        И тут принц, который все это время молча, с непонятным выражением лица, стоял поодаль, подошел к Уилфреду и за локоть оттащил его от Розы. Генри тут же скользнул ближе, подбирая упавшие стулья.
        - Я правильно понял, что вместо вашей дочери она хочет натравить их на моего отца? - сердито спросил принц.
        Генри в который раз подумал: «А он не глуп». Ход мыслей Ингрид наверняка таким и был: не зная, как успокоить разгневанных людей, она решила отвлечь их.
        - Она спасла Розу, - тихо сказал Уилфред, глядя вслед жене.
        - Ну ты нашла время, чтобы все это устроить, - сердито бросил принц Розе. - С чего вдруг?
        Та не ответила, старательно глядя в самый дальний от Генри угол, и принц сердито приказал:
        - Уилфред, отведите Розу в ее покои, пусть успокоится, и приходите к королю. Я пошел туда. Сейчас ему даже моя помощь пригодится.
        Уилфред хлопнул его по плечу, хотя по его любимому церемониалу делать этого наверняка не полагалось. Принц вздрогнул всем телом.
        - Он вас любит, Эдвард, просто забыл об этом, - сказал Уилфред, а потом взял Розу под локоть и повел к двери.
        Та не оглянулась, хотя Генри почему-то этого ждал. Обернувшись, он запоздало понял, что в столовой, кроме него, остались только Джетт и принц. Генри попятился, втянув голову в плечи, но принц на него даже не взглянул.
        - Уберите тут все, - бросил он. - Чай можно не подавать. - И стремительно вышел за дверь.
        - Думаю, что в покоях у короля сейчас будет весело, - протянул Джетт и грохнул поднос на стол.
        - По-моему, «весело» - неподходящее слово, - пробормотал Генри и выглянул за дверь.
        Шаги принца стихли, в коридоре было пусто - кажется, двое в золотых куртках помчались за придворными.
        - Да ладно, только не говори мне, что собрался здесь прибираться, - фыркнул Джетт. - Дорогу знаешь?
        Пока они пробирались в темноте к покоям короля, Генри не давал покоя какой-то звук, почти незаметный, на грани слышимости. Он не сразу понял, что это свист ветра.
        Дворец казался совершенно пустым, мертвым, навсегда заполненным тьмой. И Генри, осторожно переставляя ноги, вдруг подумал: если он проиграет, а тьма победит, дворец таким и останется. Это место, созданное когда-то, чтобы быть прекраснейшим в королевстве, станет самым жутким из всех.
        - Нет, весело, кажется, не будет, - прошептал Джетт, будто отвечая на мысли Генри, и крепче сжал пальцы на его рукаве. - Чутье на опасность, которое сотни раз спасало мою шкуру, сейчас кричит мне: беги отсюда, приятель, а то поздно будет. Слушай, у меня есть новый план. Забудь про короля, ищи дверь наружу. Ну ее, корону. Что она тут исправит?
        Генри поморщился. В глубине души ему хотелось согласиться, и именно поэтому он собирался попросить Джетта замолчать. Но тут впереди показалась дверь королевских покоев, а перед ней стояли аж четверо в золотых куртках: двое, что прибежали за придворными, и еще двое, которые, наверное, охраняли короля. Все они сердито перешептывались, заглядывая в приоткрытую дверь.
        - …Ты такой умный, когда надо советы давать, а сам-то что сделал бы на моем месте? - услышал Генри, подойдя ближе. - Они же придворные, попробуй не впусти, когда их сорок человек!
        Голоса из комнаты доносились сердитые, они срывались, перекрикивали друг друга. Генри согнулся как можно ниже и, выставив перед собой поднос с миской каши, пошел к двери. Джетт тащил за ним корзину изюма.
        - Куда лезете? - грубо спросил один их стражей.
        - Нам велели принести королю завтрак, - прошелестел Генри. Идея была отличная, и охранник уже посторонился, чтобы впустить их, но тут из комнаты, как назло, выскочил Карл.
        - Его величество еще даже не поел, а все притащились и орут! Зачем впустили! - зло прошипел охранникам Карл и тут увидел Генри с Джеттом.
        - Завтрак принесла - молодец! Ты, милочка, прямо мысли мои читаешь! - сказал Карл, обращаясь почему-то только к Джетту. - А теперь иди, тебя еще тут не хватало!
        Он забрал поднос и повернулся, чтобы уйти, но тут Джетт схватил его за рукав.
        - Господин Карл! - горячо зашептал он. - Мы с братом всю жизнь мечтали на короля поглядеть! Можно? Ну, пожалуйста!
        - Не слышишь, что ли, скандалят там, - проворчал Карл, но лицо его смягчилось. - Момент ты выбрала хуже некуда.
        - А мы тихонечко! - Джетт погладил его рукав. - Просто в уголке постоим. Я знаю, вы оберегаете покой короля, но мы его и не нарушим. Я умею быть тихим. То есть тихой. Как мышка.
        - Да, на мышку ты похожа, - неожиданно добродушно сказал Карл. - Такая же востроносая. Ладно, пойдем.
        Джетт потянул Генри за собой. Карл, симпатии которого на Генри не распространялись, недовольно посмотрел на него, но все же кивнул.
        - Пустите, они мне еду для короля помогают нести, - сказал Карл, и стражи с усмешками расступились.
        - Главное, веди себя тихо, брат, - пробормотал Джетт, в упор глядя на Генри. - Я верю, ты знаешь, что делаешь, но мы простые слуги, и если что, головы оторвут нам первым.
        В комнате горел камин и подсвечники на столах, но тьма была еще гуще, чем во всем остальном замке, - непроглядная, пугающая, Генри даже показалось, что он слышит в ней какой-то неясный шепот. Резкий свет камина выхватывал из темноты контуры людей, нависших над кроватью короля.
        Генри протолкнулся ближе. Король лежал под одеялом, бледный до синевы, а на столике рядом с ним стоял ларец с бутылочками фальшивого настоя ромашки. Генри с ужасом заметил, что с тех пор, как он видел этот ящичек в последний раз, склянок там стало гораздо меньше. Бедняга так и не поверил, что они приносят вред, и не только не прекратил, но и, кажется, увеличил дозы.
        Король смотрел на придворных из-под полуприкрытых век, морщился от громких голосов и молчал. Он будто не чувствовал, что люди, столпившиеся вокруг, близки к тому, чтобы броситься на него с кулаками.
        - Мы верно вам служим, а вы что для нас сделали? - вопил какой-то старик.
        - Тут уже жить невозможно! Это вы до такого довели! - подхватила одна из женщин.
        От их тихой, молчаливой вежливости и следа не осталось, они были похожи на ощетинившуюся стаю волков. Свет камина бросал на их лица жесткие красноватые тени.
        - Ваше величество, простите, что мы так ворвались, но они правы: нужно что-то решать, - твердо сказала Ингрид. Она единственная сохраняла спокойствие. - Боюсь, рано или поздно чернь попытается захватить ворота. Прикажите охране хотя бы отпугнуть их. Вы должны защитить дворец.
        Король разлепил губы и медленно повернул голову к принцу, который молча пытался оттеснить придворных.
        - Помнишь, как ты обещал найти корону за неделю? - прошелестел король. - Уже седьмой день, и где же она?
        Все придворные разом затихли, выжидая, что будет дальше.
        - Отец, сейчас не время об этом думать, - начал принц. - Я…
        - Конечно, ты не найдешь, - перебил король, откидываясь на подушку. Он выглядел, как мертвец. - Я всегда это знал. А если бы и нашел, не отдал бы ее мне, верно? Надел бы сам. Чего еще от тебя ждать?
        Он прошипел это с такой ненавистью, что Генри показалось, будто тьма подхватила его слова, зашептала, передавая дальше, до самых дальних углов комнаты. Принц медленно повернулся к отцу, и глаза у него сузились, как у рассерженной лисы.
        - По легенде, ее может надеть тот, кто нашел, - выдавил он. Губы у него кривились. - Думаешь, тот шут гороховый, которого ты в Цитадель посадил, отдал бы ее тебе? Да никогда! А знаешь почему? - Принц нагнулся к нему, чтобы их лица оказались рядом. - Потому что король из тебя никакой, отец. Ты бы видел себя сейчас. Ты болен. И я все равно скоро стану королем, хочешь ты этого или нет, с короной или без нее.
        - Ваше высочество… - Ингрид подошла к нему, но принц вдруг толкнул ее с такой силой, что она отлетела.
        - Ты с этим ничего не можешь сделать, папа, - сказал принц.
        Его трясло от ярости, и шепот в углах комнаты стал громче. Генри сжался от страха, но никто вокруг словно не слышал, что тьма не просто становилась темнее, - она становилась громче.
        Король приподнялся на локте, будто злость вернула ему силы:
        - О да, ты прав. Больше мне трон оставить некому. Но давай-ка вспомним, кто в этом виноват.
        Принц застыл, будто его окатили ледяной водой. Он приоткрыл рот, но ничего не сказал, а вот тьма ожила еще больше. Генри видел: принц чувствует такую дикую злость, что даже словами ее не может выразить, и духи вражды, извивавшиеся вокруг, как бесплотные змеи, придвинулись ближе.
        - Ах так, отец? - звенящим голосом проговорил принц. - Как же я тебя…
        И тогда Генри выпустил из рук поднос. Тот грохнул об пол, миска разбилась, обдав кашей стоявших рядом придворных, от резкого звука все подскочили и повернулись к нему.
        - О нет. Не делай этого, - еле слышно простонал Джетт.
        Но Генри уже стянул парик и куртку, превращавшую его в горбуна.
        - Узнаете? - громко спросил он.
        И конечно, его узнали.
        Сами придворные не видели, как он уничтожил прилавки, но наверняка слышали об этом, а в историях, как обычно, все преувеличено, поэтому при виде Генри они завизжали и кинулись в дальний угол комнаты, наступая друг другу на ноги. Охранники, услышав крики, бросились в комнату, но Генри выставил перед собой руку.
        - Сами знаете, что я могу, - громко сказал он. - Держитесь подальше.
        - Хватайте его! - крикнул принц.
        Стража повернула головы к нему, потом к Генри, потом опять к принцу, но инстинкт самосохранения оказался сильнее служебного рвения. Охранники выскочили за дверь и притаились там.
        - Ах ты, мерзавец! - взревел Карл из того угла, куда он забился вместе с придворными. - Так это не твоя сестра! Ты заманил честную доверчивую девушку в сети обмана!
        - Блеск, - выдохнул Джетт, закрывая лицо руками.
        - Помните сказку о духах вражды? - дрожащим голосом спросил Генри. У него было необъяснимое, мучительное чувство, что вся тьма дворца начала стягиваться сюда, словно прислушивалась к тому, что он скажет. - Эти духи и есть тьма. Вы сейчас наговорите друг другу всяких ужасных вещей, как мельник и кружевница, и они… Они станут сильнее. Успокойтесь. А то вы им только помогаете.
        Принц и король смотрели на него с совершенно одинаковым выражением лица, и Генри первый раз заметил, как они похожи.
        - Мельник и кружевница? - фыркнул принц. - Да что ты несешь!
        - Это просто сказка! - поддакнул король и с трудом, держась за голову, сел.
        - Нет. И вы знаете, что я прав. - Генри шагнул к ним. - Я вам не враг, я не желаю вам зла, но есть тот, кто желает. Давайте найдем его вместе и все исправим.
        Генри протянул к ним обе руки ладонями вверх, это был жест дружелюбия, принц с королем переглянулись, и на секунду напряжение в комнате ослабло, будто туго натянутую веревку отпустили.
        А потом случилось то, чего Генри никак не ожидал.
        Темнота, которая стягивалась в комнате все плотнее, вдруг сжалась вокруг короля, и он поднял голову с перекошенным от злобы, непохожим на себя лицом. В его глазах горела такая смертельная ненависть, что даже принц отпрянул.
        - Ты ничего не можешь. Теперь это наш дворец, - проговорил король, глядя на Генри.
        Лицо у него застыло, как в судороге, и голос… Голос был глухой, сдавленный, но он отражался эхом от каждой поверхности в комнате, будто ему вторили сотни других. Король повернул голову к камину, и огонь потух, будто его прибило к поленьям. Вся комната погрузилась в темноту, и в ней раздался оглушительный голос короля, звучавший теперь как тысячи голосов.
        - Да будет проклят этот замок, город и все люди в нем. Хоть бы все это провалилось сквозь землю! А ты, наследник Сиварда, умрешь еще до заката. Тебя ведь предупредили - ты зря не слушал.
        Голоса умолкли, а король обмяк и рухнул на пол. Принц бросился к нему и попытался поднять, огонь в камине вспыхнул снова, и в этом дрожащем, резком свете Генри увидел, как растут тени придворных, раздуваются, меняют форму и отступают от стен, будто долговязые черные существа. Тени лежащего на полу короля и принца, который испуганно тряс его за воротник, стали огромными, росли, нависая над ними. Принц пытался привести отца в чувство, он даже не заметил, как черная рука того, кто стоял теперь у него за спиной, потянулась к его плечу. Но тут король со стоном открыл глаза, обвел взглядом комнату - и рука зависла в воздухе.
        - Я не хотел, - пролепетал король, и взгляд у него был совершенно ясный. - Что я наделал, я же… Я не хотел. Эдвард…
        Но в эту секунду призрачная рука потянулась вперед - и закрыла принцу глаза. Вторая черная фигура выплыла вперед и также закрыла лицо королю.
        - Мамочка, - выдохнул Джетт.
        Теперь за каждым в комнате стояли темные, почти бесформенные фигуры. Одна за другой они закрывали людям глаза своими бесплотными руками, и Генри понял, что сейчас будет, еще до того, как первый из придворных бросился на соседа и начал колотить его кулаками в грудь. Люди сталкивались, рычали, хватали друг друга за волосы, и ветер теперь гулял по комнате свободно, он подхватил бумаги со стола, опрокинул подсвечник, и пламя сразу перекинулось на скатерть под ним.
        Принц и король стояли друг напротив друга в застывших, напряженных позах, как звери перед атакой, и Генри понял совершенно ясно: они сейчас друг друга убьют. Все было, как в той сказке: черные уродливые существа зажимали им глаза, обхватывая их руками и ногами, как огромные пауки. А Генри был оглушен тем, что сказал ему король, - или, точнее, то, что говорило за него в тот момент, - и не сразу услышал, как Джетт отчаянно его зовет.
        - Надо бежать! Генри! - Он кричал, тряс его за руку, и Генри обернулся.
        Ему казалось, время замедлилось, стало густым, как смола, и каждое движение, каждое слово растягивалось. Он был уверен, что за спиной у Джетта увидит то же существо, что у остальных, но ничего не было, да и, судя по испуганным глазам, Джетт все еще был самим собой.
        - Бежим! Ну пожалуйста, бежим! - чуть не плача, повторял он и все пытался дотянуть его до двери, она была совсем близко, но Генри не мог сдвинуться с места. Тени сказали ему, что сегодня он умрет, так зачем бороться?
        Эти размышления были почти приятными, затягивали в мягкое, темное забытье, которое тут же разбилось, когда лицо ему обожгло болью. Генри заморгал и пришел в себя. Джетт стоял напротив него, потирая костяшки пальцев, и бормотал:
        - Что за человек! Лицо крепче, чем мой кулак! А ну очнись, иначе еще раз попробую!
        Генри сипло втянул воздух - и тут прямо в него влетел Уилфред.
        - Опоздал! - отчаянно крикнул он. - Генри, я еще в столовой понял, кто это сделал! Я разберусь, а вы тут ничем не поможете! Ищите корону и надевайте сами, ясно?
        Неподалеку раздался хруст и дикий крик - одна из придворных дам сломала другой руку. И Генри наконец очнулся.
        - Я ее не надену, - одними губами пробормотал он. - Они сказали, я сегодня…
        - Делайте, что говорят! - рявкнул Уилфред и толкнул его к двери с такой силой, что Генри вылетел в коридор и растянулся на полу. Тут он понял, что Джетт остался внутри, и бросился за ним, но Уилфред, опять появившийся перед ним, снова с силой толкнул его.
        - Идите, - процедил он. - Остальное - мое дело.
        Генри застыл. Попытаться разнять людей - или найти корону? А что, если все это прекратится, когда он ее найдет? Она ведь волшебная. Что, если…
        И он бросился по темному коридору в тронный зал. С того дня, когда они с принцем устроили засаду на хранителя казны, он помнил, что тронный зал совсем близко. Генри пробежал между двух каменных женщин с ветками в руках, и впереди засияли знакомые двери. Перед ними катался клубок тел: четыре стражника, побросав факелы, били друг друга по лицу. Генри, рванув на себя створки двери, влетел внутрь.
        Глава 13
        Дверь, которой нет
        В тронном зале было тихо - тяжелые двери захлопнулись у Генри за спиной, разом отрезав звуки. Остатки изуродованной люстры криво свисали с потолка, как скелет невиданного зверя, и, когда Генри шел к надписи на стене, под ногами у него хрустели стекла.
        За дверью ждет тебя ответ,
        Коль ты найти его готов,
        Ведь у дворца секретов нет
        От настоящих мастеров.
        Мастера были умными. Внимательными. Они знали, что дверь, которую нужно открыть, не обязательно должна быть настоящая. Особенно если она в волшебном дворце, выстроенном лучшими мастерами, дворце, полном загадок.
        Это может быть просто нарисованная дверь.
        Генри встал прямо напротив рисунка. Краски на нем в полутьме словно поблекли, превратились в разные оттенки серого, но даже сейчас он видел то, что отличало этот рисунок от двух остальных и от настоящего замка.
        Башня. Высокая, просторная - ее нарисовали во всех деталях, но ни в настоящем дворце, ни на двух других рисунках ее не было. Алфорд был волшебником, и он вполне мог спрятать корону в башне, а саму башню сделать невидимой. Это ведь так просто во дворце, где путь до любой точки все время меняется. Если в этой башне никто не жил, придворные могли не заметить, что она исчезла. Снаружи тоже никто не обратил внимания - дворец имеет десятки башен разного вида. Одной больше, одной меньше.
        На двух других рисунках башню стерли, но здесь, прямо под надписью, она осталась. Генри провел рукой по высоченной башне и нажал пальцем на маленькую дверь в ее стене.
        Секунду он думал, что ошибся, а потом дверь, скрипнув, приоткрылась и начала расти, будто приближалась к нему издалека. Сердце у Генри стукнуло так сильно, что дыхание перехватило. Дверь в стене доросла до нормального размера, закрыв собой рисунок с дворцом, и замерла, по-прежнему приоткрытая. Генри не сомневался: стоит зайти, и он попадет в ту самую пропавшую башню, а там его будет ждать корона.
        Он шагнул вперед. И тут чья-то рука в кожаной перчатке сгребла в горсть волосы у него на затылке, а вторая приставила к его горлу нож. Генри издал невнятный звук: он решил, что за его спиной вырос дух раздора, так же как у остальных. Но тело, касавшееся его сзади, было вполне человеческим, нож - острым, а рука - холодной.
        - Открывай, - пробормотал глухой голос, едва различимый, будто кто-то говорил сквозь толстый шарф.
        И Генри вспомнил: вот так же украли у работника почты письмо Олдуса Прайда. Он повернул было голову, но рука сильнее сжала волосы, а лезвие прижалось к коже, надрывая ее. Приказ повторять не стали, но Генри чувствовал силу этого человека, его крепкую, умелую хватку. Было и еще кое-что, заставившее его подчиниться. Он не слышал шагов. Весь пол в зале был усыпан стеклом - никто не смог бы подобраться незаметно. Человек будто появился из ниоткуда, и у Генри всплыл в памяти рассказ Агаты: «Тот, кто разбил люстру, просто взял и растворился в воздухе».
        Так же, как делал Тис. Так же, как умеют делать все волшебники.
        Нож прижался к горлу сильнее, и Генри, стараясь дышать ровно и не паниковать, потянулся к двери и толкнул ее. Она приоткрылась шире, изнутри запахло пылью и каменным крошевом.
        Генри ожидал увидеть перед собой зал или, на худой конец, коридор, который выведет его к короне, а перед ним оказалась стена. От двери ее отделяло всего несколько шагов, и в этом пустом пространстве не было ничего, кроме вековых слоев пыли. Но как только дверь открылась полностью, стена начала меняться: на ней появилась, будто просачиваясь сквозь камень, сияющая надпись: «Войдите без страха». Генри некстати подумал, что уже видел этот почерк с завитушками, именно так было написано стихотворение в книге Тиса. И тут все мысли вылетели у него из головы, потому что под надписью проступил сияющий контур ладони, и Генри понял, что надо делать.
        Он шагнул за дверь и мелкими шагами пошел к стене, вдыхая спертый, застоявшийся воздух и стараясь хоть немного отвести шею от ножа. Человек - или, скорее, волшебник - шел следом, ни на секунду не ослабляя хватку. Генри все рассчитал: он приложит руку к стене, та, конечно, сдвинется, это хоть немного отвлечет его врага, и тогда Генри найдет способ вырваться, бросится внутрь и схватит корону. А дальше - разберется.
        Генри приложил руку к стене поверх сияющего контура ладони, и тот погас. Надпись тоже поблекла. Генри ждал каменного скрипа сдвигающейся стены, но ничего не произошло, и он растерянно замер. Может быть, дело в том, что его рука была в перчатке? Но нет, стена почувствовала его прикосновение, раз надпись и контур погасли.
        И тут ему в голову пришло другое решение, очень простое. Когда принц рассказывал о короне, он сказал, что взять ее сможет только достойнейший, человек с сердцем государя, первый в роду королей будущего. А что, если он просто не достоин открыть этот проход? Что, если стена подчинится только настоящему герою, а он…
        Генри выдохнул и почувствовал, что нож перестал давить на горло. Он обернулся. У него за спиной никого не было; тот, кто хотел с его помощью взять корону, понял, что он бесполезен. Генри снова приложил руку к стене, надавил на нее, пытаясь сдвинуть с места, но куда там. Надпись продолжала бледнеть, выцветать, пока не стала едва заметной, и Генри бессильно прислонился к стене.
        Еще тогда, в Пропастях, он понял, что он - не такой герой, какой всем нужен. То, что Барс выбрал его для похода за Сердцем, еще ничего не значит. Ему даже в голову ни разу не пришло, что он может оказаться не достоин найти корону. И сейчас он наконец понял, что хотел сказать ему Барс в Цитадели:
        «Добрую половину избранных губила уверенность в том, что они теперь выше других. Как только человек решает, что раз и навсегда прав, он проигрывает».
        Никто не выбирал его искать корону. Он сам так решил - из гордости, из-за того, что был уверен: теперь он может все.
        Стены замка вздрогнули, и Генри сжался. Король, одержимый духами вражды, пожелал дворцу провалиться сквозь землю, а значит, это наверняка случится. Только сначала все жители дворца уничтожат друг друга, как в сказке, и он ничего не сможет с этим сделать. Генри встал и на негнущихся ногах подошел к окну. Площадь отсюда было не видно, только сад и крепостную стену - и за этой стеной занималось пламя. Наверное, люди начали жечь дома, им для этого теперь не нужны Освальд и огненные твари. Духи вражды вошли в полную силу, и люди по всему городу наверняка вцепились друг в друга - так же, как здесь. Генри опустился на колени и уперся головой в пол. У него было такое чувство, будто ему сломали позвоночник. Если духи сказали, что его сегодня убьют, пусть приходят и убивают. Все потеряно. Он проиграл.
        Генри не знал, сколько простоял так, беспомощно уткнувшись в пол, а очнулся от того, что в комнате изменился свет. Он резко выпрямился, упираясь ладонью в пол, и зашипел: что-то острое впилось ему в руку. Генри с трудом поднялся и вытащил крупный осколок стекла, который распорол ему перчатку. Эта яркая, пронзительная боль кое-как вернула ему способность соображать, и он, зажимая порез другой рукой, огляделся.
        Как оказалось, болотные огни, вылетевшие из разбитых стеклянных шаров, любили места потемнее и с тех пор, как их лишили обиталищ, сидели в складках тяжелых бархатистых штор. Но даже эти бесплотные и безмозглые существа почувствовали, как вздрагивает дворец, - словно земля готовится разойтись в стороны и поглотить его. Оставаться в таком местечке не захотелось бы ни одному живому существу, даже самому глупому, поэтому огни вылетели из глубоких складок штор и начали биться о стекла огромных окон, будто просили выпустить их наружу. Генри повернул тяжелую ручку, и створка со скрипом открылась. Болотные огни сияющей вереницей потянулись за окно, а внутрь ворвался запах свежести и дыма, приглушенные крики и треск из-за крепостной стены. Генри вспомнил, как эти люди праздновали победу над Освальдом, и у него сжалось сердце. Он всех подвел, он еще тогда чувствовал, что так и будет. А ведь Пал, король скриплеров, верил в него, пытался подбодрить. Только зря время тратил, он же… Генри замер, вцепившись в раму. Он вдруг вспомнил, что говорил Пал перед тем, как налетел восточный ветер из дворца.
        «Запомни, пригодится: лучший герой - это тот, кто способен сделать героями других, хотя бы ненадолго». Генри со свистом втянул воздух и повторил это про себя еще раз. «Сделать героями других». А потом к скрипучему голосу Пала у него в голове присоединился еще один, тонкий, звенящий от волнения. «Эта мерзкая темнота - не навсегда. Мы все исправим». Вот что сказала Роза, когда принц исцелил Агату.
        Генри до боли сжал кулаки. А что, если все зависит не только от него? Ему казалось, что он главный герой этой истории, особенный, лучший. Но для него все сегодня закончится, а для остальных - нет. Кто-то дойдет до конца и спасет всех, а ему нужно помочь им, поверить в них, как Барс поверил когда-то в него.
        Так вот о чем говорило стихотворение из книги Тиса. Все так просто - слова на стене нужны, чтобы открыть первую дверь, а эти помогут сдвинуть стену. Они и есть подсказка.
        Глазам не верь, они солгут,
        И то, что прежде знал, забудь:
        Четыре мастера придут
        И пятому проложат путь.
        Есть то, что знает каждый в королевстве. То, что повторяли ему столько раз за эти недели. То, что было главным законом этой земли с тех пор, как Сердце исчезло. «Каждый сам за себя». Вот о чем нужно забыть. А насчет глаз, которые солгут…
        Генри бросился туда, где чернел проход в башню, к стене с бледной надписью «Войдите без страха». Контур ладони, приглашающий, светящийся, показывал, что только один человек достоин войти, но если не верить глазам, не смотреть на эту ладонь, а только на слова «Войдите без страха»…
        «Четыре мастера придут и пятому проложат путь». Ну конечно!
        И Генри бросился к выходу из зала.
        Судя по кряхтению и звукам ударов, четверо стражников продолжали драться, но факел уже догорел, так что делать это приходилось в темноте, что, к счастью, усложняло задачу. Генри хотел промчаться мимо, но стражники вдруг поднялись и неуклюже бросились на него, - кажется, духи вражды чуяли тех, кто им угрожает, и натравливали на них людей. Генри вздохнул. Духи придавали людям злости, но не могли научить их сражаться, так что слепая атака этой четверки выглядела довольно жалко: вытянув перед собой руки, они пытались нащупать противника. А отец учил Генри не полагаться только на зрение, он мог драться и на слух, так что минуту спустя все стражники валялись на полу. Пусть отдыхают, меньше друг друга покалечат.
        Генри сосредоточился. Постоянно меняющиеся ходы в замке обычно его утомляли, но было в них и кое-что удобное: они выводили к тому, кто тебе нужен, а Генри точно знал, кого ему искать первым. Справа, оттуда, где находились покои короля, доносился угрожающий гул, и Генри хотел идти туда, но дворец подсказывал: «Нет, неправильно», и он доверился чутью, позволил ногам вести себя.
        Коридоры были пусты: придворные громили королевские покои, а слуги, видимо, кухню. Генри спокойно мчался вперед, огибая углы. Сердце билось ровно, дыхание не сбивалось, и он решил не тратить зря время, а подумать о том, кто приставил нож к его шее. Генри аккуратно перебрал подозреваемых, стараясь ничего не упустить. Их было семеро: те, кто имел доступ в покои короля и кто мог подменять успокоительное ядом, а значит, был способен и на все остальное.
        На первом месте - принц. Он ненавидел Генри, присвоил себе его заслуги и легко мог украсть письмо Олдуса, чтобы никто не узнал, кто настоящий наследник Сиварда. Да и силы, чтобы убить хранителя казны, у него бы точно хватило.
        Дальше - Роза. Думать об этом не хотелось, но она явно что-то скрывала, иначе с чего бы король сделал ее хранителем казны в замке, где женщин ни в грош не ставят?
        Третий - Карл. Генри легко мог представить, как Освальд пообещал Карлу исполнить его мечту и сделать придворным, если он поможет ему с хитрым планом, - а в том, что план отца великолепно хитер, Генри не сомневался. К тому же, судя по письму Агаты, именно Карл нашел тело хранителя казны, а значит, вполне мог его убить.
        Четвертая - Эмма. Именно она варила зелье для короля, да и вообще была неприятной женщиной, и появлению Агаты не слишком обрадовалась, так что…
        Пятым был король. Что, если все эти годы он не был болен, а просто прикидывался? Что, если он нарочно довел все вокруг до такого плачевного состояния? Правда, странно было бы, если бы он помогал Освальду, который мечтает занять его место. Но, может, Освальд обманул его, как когда-то Джетта?
        На шестое место Генри поставил Ингрид, хотя ее подозревать было просто глупо: раз друг тьмы украл письмо, значит, он понимал, кто такой Генри, и был бы не в восторге от такого человека в замке. Ингрид и стараться бы не пришлось, чтобы от него избавиться, просто сказала бы королю в первый же день про дар огня. А она спасла Генри, да и вообще, кажется, единственное, что ее волновало, - как выдать дочь за принца. И Генри пришлось перейти к тому, кого он подозревал меньше всего.
        Седьмой - Уилфред. Конечно, он помог Генри с Джеттом пробраться в замок, да еще и пытался успокоить людей за стеной, но уж очень жадно Уилфред спрашивал его, правда ли корона хранится в тронном зале. Хотя, может, Уилфреду просто было любопытно, вот и все.
        Генри сердито фыркнул. Во всем этом нагромождении событий была какая-то четкая линия, которая иногда проглядывала, но большей частью терялась в таком тумане, что Генри никак не мог ее ухватить. Вполне могло оказаться, что один из тех, кому он собирается довериться, и есть предатель, который все испортит и повернет так, как это выгодно ему. Слишком большой риск. Но оставалось только надеяться на лучшее и присматривать за каждым очень, очень внимательно.
        Он остановился перед приоткрытой дверью - той самой, возле которой они с принцем когда-то дрались из-за ключа. Изнутри раздавалось бормотание и гулкий стук - значит, дворец вывел его правильно. Генри толкнул дверь и шагнул внутрь.
        Оказалось, внутри не так уж темно: штор на окнах не было, и сполохи от пожара за крепостной стеной заливали комнату дрожащим красным светом. Все здесь выглядело так, будто владелец вышел ненадолго, - на столе беспорядок, одежда брошена на кровать, - но, судя по слою пыли, не возвращался он уже много лет.
        И мебель, и одежда предназначались для кого-то маленького, в половину человеческого роста, и от этого комната казалась ненастоящей, волшебной. А в дальнем углу творилось что-то жуткое. Принц, сжавшись на полу, мерно бился головой о паркет, а над его скрюченной фигурой нависло огромное черное существо. Оно держало принца за плечи, прижимаясь своей бесформенной, безглазой головой, будто говорило что-то ему на ухо. Генри сглотнул. На каминной полке стоял тяжелый подсвечник, которым можно было отбиваться, но Генри знал: дракой тут не поможешь. И он заставил себя шагнуть вперед, приподняв обе руки. Половица скрипнула, и принц оторвал голову от пола.
        Одежда на нем была рваная, волосы спутались, по виску размазалась кровь: кажется, он всерьез пытался разбить себе голову об пол. Живая тень, накрывшая его темнотой, тоже повернулась, и сердце у Генри поползло куда-то вниз - тьма вглядывалась в него, и он ей не нравился. Тень крепче прижалась к принцу, зашептала, и принц с тихим рычащим звуком поднялся на ноги и сделал два нетвердых шага вперед, будто заново учился ходить. А потом существо обхватило его своими призрачными руками и ногами, повисло, как огромный горб, зажимая глаза, и принц бросился на Генри.
        Тот нырнул за кресло, которое принц тут же оттолкнул. Генри отступил за стол, и вскоре стол тоже врезался в стену. Все это выглядело довольно жутко, но после того ужаса, который охватил Генри в тронном зале, его способность бояться как-то поблекла и больше не мешала соображать. Кое-чего мерзкое существо не понимало: сам по себе принц неплохо дрался, но оно заставляло его в слепой ярости бросаться на любую преграду, не давало ему думать, делало его неуклюжим. И Генри не стал драться: он просто скользил, полз и перекатывался от одного тяжелого предмета к другому, а принц сбивал их с пути, пытаясь до него добраться.
        К тому времени, как половина мебели в комнате была опрокинута, принц начал уставать, и Генри решил: пора. Над маленькой кроватью с потолка свисала бумажная белая птичка, и Генри, вскочив на покрывало, дернул поделку на себя. Веревка, на которой она висела, оторвалась от крюка на потолке и осталась у него в руках. Генри не глядя сделал на веревке скользящую петлю и, выбрав самое мощное кресло в комнате, спрятался за него. Принц рванулся следом, и Генри, резко выпрямившись, врезал ему кулаком в лицо. Удар был простой, незамысловатый, но чувствительный - принц пошатнулся, а Генри толкнул его в кресло, набросил широкую петлю разом и на него, и на спинку, и дернул конец веревки.
        Петля затянулась, вжимая принца в кресло. Теперь его локти были крепко прижаты к телу, и, пока он не опомнился, Генри завязал веревку самым крепким узлом, какой знал. Существо выскользнуло из-за спины принца и повисло над ним, явно уговаривая напасть снова, но принц истратил слишком много сил на борьбу с мебелью и только вяло мотал головой, прикрыв глаза. Взгляд у него был совершенно бессмысленный, кровь текла из пореза на лбу, и Генри вдруг вспомнил, каким увидел его в первый раз: на коне, в сияющем мундире, в лучах солнца. Он прокашлялся. Сейчас ему нужно было вернуть того человека, а это можно было сделать только способом, который давался Генри хуже всего: словами.
        - Я знаю, почему ты здесь. - Он опустился на пол за подлокотником, так, чтобы принц не мог оттолкнуть его ногой. - Ты не послушал эту тварь и сбежал сюда, верно? Спрятался, чтобы никому не навредить. Иначе ты был бы еще там. Бросался бы на всех и не остановился.
        Принц мутно посмотрел на него. Глаза у него были красные - мелкие сосуды полопались от напряжения.
        - Это существо велит тебе убить меня, - сказал Генри, и это был не вопрос. - Я знаю, уж поверь. Но ты держишься, и я уважаю твою силу.
        - Подавись своим уважением. Ты занял мое место. - Принц с трудом выталкивал слова, но говорил определенно он, а не черная тварь, и это уже было неплохо. - Выскочка. Ненавижу тебя. Грязный выродок из леса. Все испортил. Я должен был стать наследником Сиварда. Я бы все исправил.
        А что ты хотел исправить? - спросил Генри и по скривившемуся лицу принца сразу понял: неудачный вопрос. Тварь жадно подняла голову, и Генри попробовал по-другому: - С твоим братом и матерью десять лет назад что-то случилось, да? И после этого ночи стали темнее.
        У принца застыло лицо - и тут до Генри дошло.
        - Так вот чья это комната, - медленно проговорил он. - Твоего брата. Он умер, так? А ты все равно сюда приходишь. Но ты же… ты ведь его не убил, нет?
        Генри сжался: он был не вполне уверен, что людям можно задавать такие вопросы, но принц не разозлился. Он вдруг обмяк, будто из него выбили весь воздух.
        - Он меня звал. Я не пришел, - выдохнул принц, глядя прямо перед собой. - Все кончено, звереныш. Замок проклят. Уйди.
        Генри осторожно вытянул руку и похлопал его по локтю. Он успел выучить мало жестов людей, но этот запомнил точно: утешение.
        - Ничего еще не закончилось. И если ты хотел славы, она вся будет твоя, - твердо сказал Генри, снизу вверх глядя ему в глаза. - Ты слышал, что сказали духи. Мне конец. А тебе - нет. Людям нужен такой герой, который им понравится, а не такой, как я. - У него вдруг перехватило дыхание, но он заставил себя договорить: - Завтра ты всем скажешь, что это ты нашел Сердце, понял? Ты станешь их героем. Барс нас слышит, он всех слышит, а это мое последнее желание. Он тебе поможет.
        Глаза у принца расширились, отрешенное выражение на его лице исчезло, стало настоящим: удивленным, недоверчивым, растерянным. И Генри заговорил снова. Ему казалось, что внутри у него - бесконечное свободное пространство, все дороги открыты, и нет ничего невозможного. Эта пронзительная ясность затапливала его, и больше ему не нужно было искать слова: они приходили сами.
        - Даже если ты помогал Освальду, даже если все это из-за тебя, мне все равно, слышишь? Это неважно. Никогда не поздно все исправить. Я в тебя верю, я вижу твою силу. И я на тебя не злюсь. А теперь помоги мне, ладно?
        Генри протянул ему руку, и принц, медленно разжав кулаки, стиснул его ладонь. И в ту же секунду Генри почувствовал: что-то изменилось.
        - Оно исчезло, - потрясенно выдохнул принц, оглядываясь.
        Черного существа больше не было.
        Генри с трудом поднялся на ноги. Не то от облегчения, не то от усталости его начало трясти, хотелось свернуться на этой маленькой пыльной кровати и спать, пока все не закончится, но вместо этого он развязал узел на веревке и, вытащив принца из кресла, потянул его к двери.
        Приступить к следующей части своего плана Генри не успел, потому что она исполнилась сама. Они с принцем едва отошли от двери, когда впереди послышались торопливые шаги, и кто-то всем телом налетел прямо на них.
        - Агата, - с облегчением выдохнул Генри.
        Он так боялся, что духи вражды вцепятся и в нее, но Агата не выглядела злой, просто испуганной, а в руках у нее была банка, наполненная болотными огнями, - очевидно, теми, которые она не успела использовать для люстры. В их веселом золотистом свете место, где они стояли, сразу превратилось из темного, опасного и узкого хода в просторный коридор с расписными стенами.
        Значит, Агата просила дворец вывести ее к нему как раз в то время, когда он сам хотел найти ее? Эта догадка тронула Генри так, что он притянул Агату к себе и на секунду прижался лицом к ее волосам. Ее ведь не было в покоях короля, она не слышала, что сказали духи, а значит, еще не знает, что он… Агата с подозрением заглянула ему в лицо, и Генри покачал головой, выпуская ее.
        - Некогда объяснять, идем, - бодро сказал он, и Агата кивнула, будто заранее верила в любое его решение. Она вопросительно посмотрела на принца, но тот молча стирал рукавом кровь с лица.
        Сосредоточиться на следующем, кого он хотел найти, Генри тоже не успел: теперь кто-то грузно нагонял их с другой стороны коридора. Агата приподняла банку выше - и Уилфред заморгал от света, как сова. Больше всего Генри удивило то, что он в другой одежде: вот, оказывается, на что он тратил время, пока все вокруг рушилось.
        - Генри, вот ты где! - с облегчением выдохнул Уилфред. - Я подумал, вдруг я могу чем-то тебе помочь?
        Он почему-то назвал его на «ты», но думать о такой ерунде Генри не стал, был вопрос и поважнее.
        - Вы нашли его?
        - Кого? - искренне удивился Уилфред.
        - Предателя. Вы сказали, что знаете, кто это.
        - А! - Уилфред закивал. - Я ошибся, Генри, не бери в голову. Только зря время потратил. Так я могу чем-то помочь?
        - Да, но сейчас мне надо сходить за…
        Идти никуда не пришлось. На этот раз шаги были неуверенные, дробные, и Генри не удержался, бросился навстречу сам. Все, кого он хотел найти, нашли его сами.
        Роза брела к ним на своих высоченных каблуках, держась за стену. Видимо, другой обуви у нее просто не было. При виде Генри она издала невнятный звук, и по глазам ее он вдруг увидел: если бы она могла, она бы сейчас кинулась ему навстречу. И Генри захотелось сказать ей что-нибудь важное, такое, чтобы она его запомнила, но он так и не смог ничего придумать.
        - На тебя эти твари тоже не действуют. Почему? Я, Агата и Джетт пришли снаружи, Уилфред часто бывал за стеной, а ты отсюда никогда не выходила, - пробормотал Генри, едва соображая, что говорит. Веер она где-то потеряла, перчатки тоже, волосы растрепались, щеки были мокрые, и она смотрела на него так, что в груди у Генри будто стало больше места.
        - Генри, - выдохнула она, - мне надо тебе кое-что сказать.
        - Милая моя, это все очень трогательно, но момент неподходящий, дворец скоро рухнет. - Уилфред подошел, взял ее за руку и потянул за собой. - Генри, говори, куда идти. Ты ведь догадался, как найти корону, верно?
        - Генри… - опять начала Роза, но тут стены вздрогнули сильнее, и Генри перебил ее:
        - Уилфред, отведите всех в тронный зал и ждите меня.
        - Значит, корона все-таки там, - протянул Уилфред.
        Но Генри его уже не слушал, он мчался по коридору так быстро, как только мог. Темнота его не пугала, он доверял своим ногам, а они знали, куда идти: туда, где сейчас опаснее всего.
        К королевским покоям он выскочил с такой неожиданной стороны, что в очередной раз понял: дворец меняет пути так, как ему угодно. Из комнаты пахло потом и гарью, и там, конечно, дела шли хуже некуда: придворные и стражники вцепились друг в друга, духи вражды крепко держали каждого за плечи, и все это - при свете горящей на столе скатерти.
        Но посреди комнаты Генри увидел нечто такое, чего совершенно не ожидал. Король сцепился с Карлом, держа его за голову, но за спиной у короля никаких жутких теней не было, он не рычал и не щелкал зубами, как остальные, он говорил.
        - Карл, ты мой самый верный слуга. И мой друг. Ты помогал мне, пока я был болен. Ты ворчун, но у тебя доброе сердце. И твои волосы совсем не смешные. Благородный цвет, истинно королевский. Очнись, ну пожалуйста, давай, - с нажимом бормотал король, глядя Карлу в лицо.
        И тот с каждой секундой молотил кулаками по его груди все слабее, тень у него на плечах таяла, подергиваясь, как гаснущее пламя свечи. А потом погасла вовсе, и Карл без сил рухнул на пол.
        Король сел рядом, вытирая лоб. У него распухла губа, но взгляд был осмысленный, и в эту секунду Генри совершенно точно понял: никаких сделок с Освальдом король не заключал. Друг тьмы не стал бы тратить время на то, чтобы привести в чувство тех, кого сам же и довел до такого состояния. Генри чуть не засмеялся от облегчения. Он думал, что, прежде чем отправляться за короной, надо хотя бы вырубить короля, чтобы он никого не убил, - а тот как-то освободился сам.
        - Вы не видели моего сына? - выдохнул король, поднимаясь ему навстречу.
        - Он в порядке. А вы…
        - Меня спасла юная служанка. Я ей, признаюсь, чуть шею не свернул, а она говорила со мной, пока я не пришел в себя. Это доброе создание…
        Договорить он не успел, потому что на него бросился один из придворных, но Генри тут же отшвырнул нападавшего в сторону.
        - Не знаю, удачный ли сейчас момент для признаний, но я, в общем-то, не совсем служанка, - сказал еще один голос.
        И у Генри камень с души свалился. Джетт, все в том же наряде, выполз из-под кровати и стащил с головы чепец. Король растерянно моргнул.
        - Ах ты паршивец! - простонал откуда-то снизу Карл. - Это я не вам, ваше величество. Ух, я тебя сейчас…
        - Не надо! - Джетт поднял руки, глядя только на Генри. - Веселый денек, да? Не ты один такой умный. Я и без тебя понял, как побеждать этих тварей, но…
        Тут его сбил с ног стражник, и Генри ударил этого здоровяка кулаком по лицу.
        - …но эти мерзкие гады сразу видят, кто хочет задать им жару, так что последние пять минут все так и норовят меня прикончить, - закончил Джетт. В лице у него было что-то отчаянное, чего Генри от него даже не ожидал. Что-то похожее на храбрость. - Ладно, если уж умру сегодня, то в таком же дурацком виде, как сам король. - Он тихо, нервно засмеялся.
        Король посмотрел на свою порванную ночную рубашку и вдруг тоже выдавил что-то похожее на неуверенный смешок.
        - Простите меня. Я не смог достать вам корону, - выдохнул Генри, толкая коленом старика, который пытался вцепиться в Джетта. - Мы идем за ней, но я не знаю, кому она достанется. Одному из мастеров, которые знают свой дар.
        Король неловко увернулся от женщины, запустившей в него подсвечником.
        - Неважно, - глухо сказал он. - Я ее не заслужил. Это все из-за меня, я до этого довел. Идите, молодой человек. Мы тут закончим.
        - Мне не нравится этот план, - сказал Карл. Он сердито посматривал на Джетта, но, когда на того всем телом кинулся стражник, ловко пнул его в сторону.
        Дворец опять содрогнулся, так сильно, что с потолка посыпалась каменная крошка. В комнате все на секунду замерли, а потом опять рванулись в бой.
        - Я был слепым идиотом. - Король разбито улыбнулся. - Хоть умру, как положено королю.
        - В ночной рубашке? - пробормотал Джетт и наконец догадался сделать то, о чем никто еще не подумал: набросить одеяло на полыхающую скатерть.
        - Со своими людьми, - сказал король.
        Генри поклонился ему. А потом махнул на прощание Джетту и бросился к выходу.
        - Генри! - пронзительно крикнул Джетт, и тот развернулся к нему в дверях.
        - Я не могу взять тебя с собой. Поможешь тут всем, ладно?
        Джетт отрывисто кивнул, глядя на Генри так, будто хотел, чтобы его навечно выжгло у него перед глазами. И Генри сбежал. Месяц назад он бы ни за что не поверил, что, если привязаться к кому-то, прощаться будет невыносимо.
        Когда он влетел в тронный зал, Уилфред и Агата тщательно ощупывали стену с надписью «Войдите без страха», принц угрюмо стоял у окна, глядя на пожар в городе, а Роза просто замерла посреди комнаты на своих нелепых каблуках, зябко обхватив себя за локти. На ней было тонкое белое платье, и Генри вдруг вспомнил длинноногих птиц, которых видел по дороге в столицу. Цапля, вот на кого она была похожа. Генри велел себе не думать о глупостях, шагнул вперед, и все четверо обернулись.
        - Не буду спрашивать, как ты ухитрился открыть дверь, которой не было, - хмыкнул Уилфред. - И, надеюсь, ты знаешь, как быть дальше. Мы все попробовали приложить руку вот сюда, и что-то ничего не произошло.
        Под громкий хруст стекла Генри подошел к стене с контуром ладони, и все тут же столпились у него за спиной.
        - Руку к стене должны одновременно приложить пять человек с даром. Пять мастеров, - спокойно сказал Генри. В этой тесной, пропахшей пылью нише все ненужные мысли разом вылетели у него из головы. Пора было сосредоточиться на цели. - Контур ладони просто сбивает с толку.
        - «Четыре мастера придут и пятому проложат путь». Так вот что это значит, - протянул Уилфред. - И кому достанется корона?
        - Не знаю, - пожал плечами Генри. - Скорее всего, внутри какие-то испытания. Тот, кто пройдет их, получит корону и станет новым королем. Или королевой. Нигде ведь не сказано, что корону может взять только мужчина.
        - А с остальными что случится? - прошелестела Роза.
        - Сейчас выясним, - ответил принц и коснулся сияющего отпечатка ладони.
        Уилфред с сомнением на лице приложил руку к пустому месту на стене - и подскочил, когда камни от его прикосновения загорелись синим. Как только Агата, взбудораженно улыбаясь, последовала его примеру, на стене проступил еще один контур. Роза тоже коснулась стены, завороженно глядя, как под ее пальцами засияли камни. И Генри с колотящимся от волнения сердцем тоже приложил руку к стене. Его дар был не от Сердца волшебства, и он запоздало подумал: что, если не сработает?
        Сработало. Он даже сквозь перчатку почувствовал, как согрелись от прикосновения камни, наливаясь небесно-синим цветом. Надпись «Войдите без страха» вспыхнула ярче, стена мелко задрожала, и у Генри от ужаса пересохло во рту. Несколько мгновений он был уверен, что дворец сейчас обрушится им на головы. Но дрожь вдруг прошла, и стена с тяжелым каменным скрипом поехала в сторону.
        Глава 14
        То, что потеряно
        Генри был уверен, что впереди темнота, и оттого свет показался ему ослепительным. Они стояли в круглом зале с мягко сияющими золотистыми стенами. Здесь почему-то даже пыль не скопилась, воздух был холодный и чистый. А еще здесь, в отличие от прочих комнат замка, не тряслись стены, - будто этой башни не касалось то, что происходило в остальном дворце.
        - Тут же со времен Моргана никто не бывал! - восхищенно простонал принц. От такого зрелища он сразу пришел в себя. - И что, стены все это время светились?
        Агата кивнула. Как всегда при виде старинных вещей, глаза у нее загорелись.
        - Все держитесь за мной, - скомандовал принц. Желание быть главным вернулось к нему вместе со способностью говорить. - И глядите под ноги, тут весь пол завален вещами.
        Он посмотрел на Розу, а та, втянув голову в плечи, посмотрела на свои туфли. Без веера ей было неловко, и она безуспешно попыталась спрятать лицо за волосами.
        - Простите, ваше высочество, - выдохнула она, но принц на нее уже не смотрел.
        - И ничего не трогайте! - прикрикнул он на Агату.
        Та в ответ даже ухом не повела, продолжая жадно водить рукой по стене, - видимо, пыталась понять, откуда берется свет. Банку с болотными огнями она поставила на стол и тут же забыла про нее.
        - Башня мастеров, - выдохнул Уилфред. - Так я и думал.
        Вдоль стен зала тянулись резные шкафы и полки, на полу лежал мягкий, толстый ковер. Тут стояли столы всех форм и размеров, стулья, диваны, кресла - можно было бы разместить добрую сотню человек, - и везде валялись непонятные предметы. Деревянные кубики с разноцветными сторонами, сшитые из тряпок звери, маленькая посуда, пестрые карточки, в которых Генри с удивлением опознал любимую игру Свана «Слопай меня, великан».
        - Я знаю, где мы, - объявил принц. - Это называется школа. В таких местах, как это, предки собирали детей вместе и помогали им найти свой дар. Мама мне говорила, одна из школ была прямо во дворце, и сюда мог прийти кто угодно снаружи, из-за стены. Я думал, это просто выдумка!
        - Все так и было, - нетерпеливо перебил Уилфред. - Давайте-ка лучше искать дверь на следующий этаж, а то короны я здесь что-то не вижу. Ну конечно, это было бы слишком просто. Алфорд, хитрец, не оставил бы ее в первом же зале. В башне пять этажей и, готов поспорить, корона на пятом.
        - Откуда вы знаете, сколько тут этажей? - подозрительно спросил принц.
        - Читал.
        Уилфред шагнул вперед, но принц встал у него на дороге.
        - Я читал все в нашей библиотеке, и там нет ни слова ни про какую башню мастеров!
        - Ваше высочество, какая разница? Нам что, заняться больше нечем? - спросил Уилфред.
        - Он прав. Надо торопиться, пока дворец не рухнул, - отрывисто бросил Генри. Лично ему было все равно, откуда Уилфред узнал про пять этажей, с этим можно и потом разобраться.
        - Но тут нет никакой двери! - нахмурился принц. - Только дыра в стене, сквозь которую мы вошли.
        - Почему нет? А вон там? - спросил Генри.
        - Это не настоящая дверь, звереныш, - фыркнул принц. - Ты когда-нибудь слышал слово «скульптура» или в лесу тебя такому не учили?
        Но Генри уже шел в дальний конец зала, туда, где возвышалось белоснежное каменное сооружение: лестница из десяти ступеней, ведущая сквозь заросли цветов к маленькой, в половину человеческого роста, двери. По ступеням поднимался мальчик-подросток, а на три ступени ниже его стоял мужчина с веселым лицом. Они пожимали друг другу руки - так, будто мальчик на середине лестницы вспомнил про взрослого и обернулся. Джетт говорил, что пожатие рук может означать не только приветствие, но и прощание, - и почему-то, глядя на этих людей, Генри был уверен, что они именно прощаются.
        Все это - лестница и цветы, дверь и люди - было вырезано из гигантской каменной глыбы так искусно, что Генри едва не присвистнул. Дверь, конечно, была не настоящая, но в прошлый раз Генри открыл нарисованную, так почему бы не попробовать снова? Пока он думал, Агата уже взбежала по каменным ступеням и потянула за каменную ручку. Ничего не произошло, и Агата со стоном опустилась на верхнюю ступеньку.
        - А ведь она и правда как-то открывается, я помню, - задумчиво протянул Уилфред. - Генри, есть идеи? В тронном зале вообще не было двери, но ты же как-то справился.
        - У нас в библиотеке нет ничего про такую статую, я бы помнил, - упрямо пробормотал принц.
        - Кто такие эти двое? Про них вы тоже читали? - спросил Генри, кивая на каменных людей. Раз Уилфред что-то знает про это место, тем лучше.
        Уилфред наморщил лоб, вспоминая.
        - Была какая-то церемония. Ребенок находил свой дар, потом годами учился им пользоваться, а когда учителя считали, что он уже научился, его отправляли… - Лоб Уилфреда вдруг разгладился. - Ну конечно. На втором этаже башни заседал королевский совет, и ребенка отправляли туда, чтобы он показал свое искусство. Эти подростки вечно отвлекали совет от дел, но считалось, будто это полезно и не дает старшим окостенеть душой. Ребенок, сдавший такой экзамен, считался взрослым и в школу больше не возвращался. - Уилфред нагнулся и лихорадочно ощупал ступень, на которой стоял веселый мужчина. - Что-то надо сделать с этой статуей, и тогда дверь откроется, но что именно, не помню, слишком давно это было, - пробормотал Уилфред и вдруг пнул подножие лестницы.
        Генри хотел уже приступить к изучению этой громадины - и остановился.
        - У тебя же дар понимать, как работают вещи, - пробормотал он. - Агата, вперед.
        Агата, мрачно сидевшая на верхней ступеньке, подняла голову.
        - Да брось, - поморщился принц, тщетно пытаясь заглянуть за каменную конструкцию, туда, где она прижималась к стене. - Женщины в таких вещах ничего не смыслят, помоги-ка мне лучше сдвинуть эту штуку. Может, дверь за ней?
        Агата не спеша оглядела нагромождение белого камня, и взгляд у нее стал отсутствующим, точно как у Олдуса, когда он записывал историю, или у Уилфреда, когда он смотрел в шкаф с одеждой. Агата медленно пошла по ступеням вниз и с силой нажала на ту, где стоял мальчик, а потом с радостным звуком перешла еще ниже, к каменному учителю. Генри присмотрелся и понял: эти две ступени были не такими, как остальные, - от лестницы каждую из них отделяла едва заметная щель.
        - Если встать на одну из этих ступеней, дверь откроется, - выдохнул Генри. - Но на которую?
        Агата затрясла головой и поставила Генри рядом с мальчиком, а сама встала рядом с учителем.
        Дверь и не подумала открыться.
        - Может, это все уже давно сломалось, - проворчал принц.
        - То, что сделано даровитыми мастерами, так просто не сломаешь, - покачал головой Генри. - Просто мы делаем что-то не так.
        Он еще раз посмотрел на Агату, потом на две каменные фигуры, и понимание накрыло его, как волна.
        - Ну конечно, - выдохнул он. - Агата, они же здесь прощались. Ребенок с учителем.
        И он протянул Агате руку - так же как мальчик протягивал ее взрослому. Она с сомнением на лице пожала ее, и в ту же секунду каменная дверь наверху лестницы бесшумно, одним коротким движением открылась. От неожиданности все подскочили, а потом Уилфред бросился наверх, сдвинув с дороги сначала Агату, потом Генри, и, прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, Уилфред пригнулся и нырнул за дверь.
        - Подождите! - возмутился принц и взлетел по лестнице вслед за ним.
        Роза растерянно замерла, но Генри подбородком указал ей на дверь, и она, покачиваясь на своих каблуках и приподняв одной рукой край платья, двинулась наверх. Это получилось у нее так красиво, что Генри вдруг понял, зачем несчастных девчонок учат ходить в таких туфлях. Конечно, это был самый неподходящий момент, чтобы любоваться, но он все равно смотрел, вывернув шею назад, пока она не скрылась за дверью. А потом повернулся к Агате и потянул ее за собой. Но, как только они сошли со своих ступеней, дверь начала закрываться, и они в панике шагнули обратно. Генри снова осторожно сошел со ступени, на которой стоял мальчик, и дверь осталась открытой. Но стоило сдвинуться Агате, как она попыталась захлопнуться. Значит, кому-то придется стоять там, иначе дверь сразу закроется.
        - Ясно. Ученик должен уйти, учитель - остаться. Пока он стоял на месте, ребенок мог пройти в дверь. Меняемся ступеньками, иди наверх, - пробормотал Генри и спустился к Агате, но в ее глазах появилось такое упрямое выражение, что он сразу понял: она с места не сдвинется. Она хочет не войти в эту дверь сама, а пропустить его.
        - Ты же мечтала всем доказать, на что способна, так докажи! - начал Генри, но Агата вдруг крепко прижала ладонь к его рту и решительно показала на дверь.
        И Генри захотелось сказать Агате, как он рад, что они когда-то встретились в лавке «Диваны для старых людей». Но, как всегда, когда слова были больше всего нужны, они перестали ему подчиняться, и он молча нагнул голову и прошел в дверь. Он чувствовал, что Агата на него смотрит, но так и не смог уговорить себя оглянуться. Еще одно прощание - это было уже слишком.
        На втором этаже еще один зал - с большим круглым столом в центре. Стулья вокруг него были отодвинуты, будто люди уходили в спешке. В дальнем конце зала виднелась узкая дверь, и Генри, перегнав остальных, сразу пошел к ней, но она оказалась заперта. На вид это была обычная старая дверь с замочной скважиной, так что Генри бросился к столу - вдруг ключ лежит там?
        На столе нашлись мелко исписанные листы бумаги, перья, флаконы засохших чернил, чайные кружки и полуистлевшая охапка цветов в стеклянной вазе. И конечно, никакого ключа. Генри затравленно уставился на дверь. Он уже понял, что ему сейчас велят сделать, и от страха у него заныло сердце, но он знал, что по-другому не получится.
        - Твоя очередь, звереныш, - будто отвечая на его мысли, сказал принц. Он с силой подергал ручку двери, но она не подалась. - Агату ты, видимо, бросил там, но должна же и от тебя быть польза. Твой дар мы видели, а немного уничтожения нам сейчас не помешает. - Принц отошел от двери и приглашающим жестом указал на нее Генри. - Прошу.
        - Я… - начал Генри, но так и не смог произнести ни слова.
        По лицу Уилфреда он сразу увидел, что тот согласен с принцем, но они ведь не знали, что с ним случится, если он сделает, как они просят. Это будет третий раз, когда он использует свой дар, а Барс говорил, что… Нет, ни за что. Нужно искать другой выход. Генри лихорадочно ощупал дверь, хотя уже видел: выбить ее не получится.
        - Что ты тянешь? Не прикидывайся, мы все знаем, на что ты способен, - нетерпеливо сказал принц. - Уверен, ты получаешь немало удовольствия, когда превращаешь вещи в пепел, так в чем дело?
        Генри сжал зубы. Он должен сделать это ради остальных, он ведь шел сюда, чтобы помочь им, но…
        - Я могу это сделать, - вдруг сказал звенящий голос у него за спиной.
        - Ты? - Принц повернулся к Розе и сухо рассмеялся. - И как же ты откроешь дверь, позволь спросить? Своими тоненькими ручками?
        - Нет. Букетом.
        Все уставились на черный, ломкий остов букета в центре стола. Генри был уверен, что, если коснуться его хоть пальцем, он рассыплется в пыль, но Розу это не беспокоило. Она сняла свои шаткие туфли, поджав пальцы, когда ноги коснулись холодного пола, и подошла к столу.
        - Я могу их оживить. Я чувствую, что могу, - твердо сказала она. - Растения очень сильные. Они откроют дверь.
        Принц уставился на нее с таким видом, будто с ним заговорил стол.
        - Роза, ты девушка, - начал он. - Стой тихо и не лезь в наши дела. Пусть этот умник сожжет дверь и…
        Она его не дослушала - взяла со стола вазу и коснулась одного цветка. Он не рассыпался, но и не зацвел. Роза зажмурилась, прикусив губу, будто пыталась заставить цветок вернуться к жизни, на секунду Генри даже показалось, что в глубине хилой, пыльной оболочки вспыхнуло что-то синее и сразу пропало. Роза обессиленно выдохнула и поставила вазу на стол.
        - Генри, уничтожай дверь, - мягко сказал Уилфред. - Теоретически то, о чем она говорит, возможно, но на такое ей пришлось бы потратить кучу сил, а она пока и даром-то пользоваться не умеет. Вырастить то, что уже растет, - это одно, но превратить мертвое в живое…
        - Не говори мне, что я могу, а что нет, - выпалила Роза, вскинув на него взгляд, и тут же пристыженно опустила голову.
        А потом взяла букет двумя руками, осторожно вынув его из вазы, и ломкие, похожие на паутину листья посыпались на пол.
        - Мне просто нужно что-то почувствовать, - пробормотала Роза, завороженно глядя на букет. - Разозлиться или испугаться. Или…
        Она медленно подняла глаза на Генри так, будто ждала от него чего-то, но он ее взгляда не понял.
        - Простите меня, ваше высочество, - тихо сказала она, продолжая смотреть на Генри.
        - За что? - утомленным голосом спросил принц.
        Вместо ответа Роза шагнула к Генри и аккуратно, чтобы не повредить оказавшийся между ними букет, прижалась губами к его рту.
        Генри замер, не зная, куда деть руки. Губы у Розы были теплые, и она касалась ими так бережно, мягко, что он вздрогнул. Сердце заколотилось в горле, словно хотело его задушить, он шумно выдохнул, и губы Розы прижались крепче, подхватывая его дыхание.
        Он вдруг почувствовал запах зелени - яркий, свежий, будто в весеннем лесу надломили травяной стебель. Цветы, зажатые между ним и Розой, налились жизнью, потянулись во все стороны, выпустили корни, которые, упав на пол, тут же начали в него врастать. Роза отстранилась, пытаясь двумя руками удержать разрастающиеся цветы и глядя на Генри так, будто он был лучшим, что она видела в жизни, а потом прикоснулась к нему снова. Вблизи ее глаза с пушистыми, будто меховыми, ресницами казались огромными, но вечного испуга в них больше не было. Генри чувствовал силу Розы так, будто она вливалась в него с каждым вдохом.
        Вокруг стало заметно темнее. Цветов такого размера Генри никогда не видел, он был вообще не уверен, что они существуют, но Розе было все равно. Она в последний раз коснулась ртом угла его рта, а потом шагнула назад и бросила к двери толстые стебли, что переплетались у нее в руках. Цветы послушно рванулись туда: корни удержались на месте, а стебли тут же начали цепляться за дверь. Роза, растопырив подрагивающие пальцы, стояла и ждала, пока растения оплетут дверь целиком, а потом сжала кулаки и с силой дернула руки к себе. В двери что-то лязгнуло, Роза закричала, яростно, во все горло, и петли вырвало из косяка. Дверь с грохотом рухнула, придавив цветы, и Генри едва успел поймать Розу, прежде чем она осела на пол.
        Пару секунду грохот эхом разносился на комнате, потом все стихло. Генри приложил руку к горлу Розы и даже сквозь перчатку нащупал пульс. Ему хотелось остаться, убедиться, что она придет в себя, что она в порядке, но вместо этого он уложил ее на пол и встал. Принц, глуповато приоткрыв рот, смотрел то на Розу, то на него, а вот Уилфред не собирался терять время - перешагнул через дверь, вокруг которой валялись ошметки раздавленных цветов, и, даже не взглянув на дочь, скрылся в темном проеме.
        - Мы же не можем вот так оставить ее валяться на полу, - растерялся принц. - Она же девушка!
        - Она открыла нам дверь, потому что хотела, чтобы мы шли дальше, - с нажимом сказал Генри. - Пошли. Нам пора.
        И Генри потянул принца за собой. Рвение Уилфреда ему не очень нравилось, и он сосредоточился на этой мысли, стараясь не отвлекаться на ощущение, будто губы Розы все еще касаются его рта.
        - Это просто неприлично. Ты дикарь, что с тебя взять, но она-то! Хорошо, что ее матери тут не было, - буркнул принц, пока они поднимались по узкой лестнице на следующий этаж.
        - Ты про цветы? - рассеянно спросил Генри.
        - Нет. Про то, что она тебя поцеловала.
        Ага, так вот как это называется.
        - Так не положено делать? - уточнил Генри.
        - Так положено делать только на свадьбе.
        - Что такое свадьба?
        Принц остановился.
        - Это что, по-твоему, смешно? Строить из себя болвана?
        - Я не… - начал Генри, но принц только застонал и отвернулся.
        Последние ступени они преодолели молча.
        Когда лестница закончилась, они оказались еще в одном круглом зале с такими же светящимися стенами, что и в двух первых. Только мебель была совсем другая: строгие, ровно расставленные в несколько рядов скамейки, а перед ними деревянное возвышение, похожее на сцену. Вопреки опасениям Генри, Уилфред не пробрался дальше, он стоял посреди комнаты и приветливо повернулся к ним, когда они вошли.
        - Зал правосудия, - негромко сказал он. - И кажется, я уже знаю, кто сторожит проход наверх.
        Низкая дверь в дальней стене была распахнута, и рядом с ней не было никого, кроме странной каменной фигуры: человек с крыльями, завязанными глазами и мечом в руке. Вряд ли стоило ждать подвоха от статуи, так что Генри пересек зал и уже пригнулся, чтобы войти в дверь, когда статуя вдруг длинным, гладким движением сдвинулась с места и оказалась перед ним. Генри шагнул в сторону - фигура переместилась вслед за ним. Теперь ее раскинутые крылья полностью загораживали дверной проем.
        - Это страж правосудия, - объяснил Уилфред, подходя ближе. Движущаяся статуя его совершенно не смутила. - Его использовали, чтобы проверить, искренне ли человек раскаивается в совершенном преступлении. Так и знал, что Алфорд заставит его перекрыть дверь для тех, кто придет за короной. Алфорд обожал сладенькие истории про раскаяние и прощение.
        - И что нам теперь… - без голоса начал принц, потом прокашлялся, расправил плечи и громко закончил: - Если уж вы внезапно стали таким всезнайкой, может быть, поделитесь, как заставить этот кусок камня убраться с дороги?
        На этот раз он хотя бы не предлагал сдвинуть его самим - страж был на две головы выше их всех, а в руке сжимал огромный каменный меч, и Генри смутно подозревал, что он вполне может пустить оружие в ход и уж наверняка способен не только кататься по полу туда-сюда. Генри как раз размышлял об этом, так что даже не испугался, когда страж повернул голову. А вот принц вскрикнул и отпрянул, едва не сбив невозмутимого Уилфреда с ног.
        - Один из вас совершил преступление, - сказал страж. Его суровое лицо не изменилось, голос исходил откуда-то из глубин каменного тела, и это было так жутко, что Генри сглотнул.
        Слепая голова стража медленно повернулась, будто он обводил всех троих взглядом прямо сквозь повязку на глазах.
        - Убийство, - гулко проговорил страж. - Убийство члена своей семьи.
        - Одному из нас нужно поведать о своем преступлении и искренне раскаяться, - пренебрежительно сказал Уилфред. - Если раскаяние будет честным, этот каменный весельчак сразу почувствует, хотя даже я никогда не понимал как.
        - Приступай, звереныш, - бросил принц. - Ты ведь у нас разрушитель, а в сказке он всех подряд убивал. Наверняка ты и всю свою семейку прикончил.
        - Нет. - Генри затряс головой. - Нет. Я никого не убивал. Никогда.
        Когда принц повернулся к нему, на лице у него была такая ярость, что Генри опустил голову.
        - Не ври, - прошипел принц. - Ты создан, чтобы убивать. Ты таким родился. А ну быстро рассказывай, не то я тебя…
        - Я никого не убивал, кроме зверей на охоте, - упрямо повторил Генри, глядя в пол. - Какая разница, кем я родился? Я никого не…
        - Хватит! - рявкнул принц. - Не Уилфреда же мне спрашивать!
        - Конечно нет, я ведь прожил долгую праведную жизнь, - вставил Уилфред. - Так что, боюсь, страж правосудия имел в виду ваше высочество.
        Принц развернулся к нему.
        - Что вы сейчас сказали? - угрожающе выдавил он.
        - Все во дворце знают, - спокойно сказал Уилфред, - и всегда знали, пусть об этом и не принято говорить. Так, может быть, расскажете, как вы убили своего брата?
        - Это неправда. Я не… - У принца перехватило дыхание, и он вдруг зажмурился, а потом, медленно выдохнув, открыл глаза. Генри никогда еще не видел на его лице такого застывшего, безнадежного выражения. - Это правда.
        Он выпрямил спину и медленно подошел к стражу правосудия.
        - Если ты нас за это пропустишь, изволь, я расскажу. Я и не такое могу ради короны.
        Сначала голос его не слушался, но когда принц, помолчав, заговорил снова, он выровнялся, словно речь шла о чем-то неважном, давно забытом.
        - Мне было восемь, ему шесть. Он вечно мне надоедал. Брал мои вещи, таскался за мной, как привязанный, показывал свои дурацкие рисунки, хотел играть. А в тот день он… Мы иногда все вместе ходили на пикник в горы за королевским дворцом - маме это нравилось. И пока мы собирались на пикник, Роберт куда-то спрятал мой деревянный меч, который я хотел взять с собой. И я разозлился.
        Принц замер, глядя куда-то в угол. Генри не видел его лица, только широкую спину, прямую, как доска.
        - Нам всегда говорили не играть около ущелий, да у нас при всем желании не вышло бы. Ингрид тогда была не только придворной дамой, но и нашей няней и присматривала за нами, как ястреб. А в тот день было очень жарко, и она заснула под деревом. - Голос у принца начал мелко, едва заметно подрагивать. - Роберт предложил пойти играть к ущельям. Конечно, он вечно хотел играть там, куда нас не пускали, но я на него еще злился. Сказал: делай что хочешь, только отстань. Взрослые веселились где-то неподалеку, никто нас не искал - все знали, что от Ингрид мы не скроемся. Я велел ему за мной не ходить и ушел лазить по деревьям. Мне даже не было весело одному, я просто хотел его наказать, а потом… Принц со свистом втянул воздух, судорожно, будто сейчас задохнется. Плечи его чуть заметно сгорбились.
        - Конечно, он пошел в ущелья. И оступился, наверное. Я был недалеко и сразу услышал, как он меня зовет. Не родителей, не Ингрид, а меня, и таким… таким страшным голосом. А я думал, он меня разыгрывает. Просто хочет, чтобы я играл с ним. И я не пошел. Сидел на дереве и слушал, как он кричал мое имя - один раз, второй, третий.
        На этот раз принц молчал долго - Генри видел, как дергаются мышцы его челюсти, будто он мучительно пытался заставить себя открыть рот и не мог.
        - Ингрид увидела, что нас нет, и побежала к родителям. Меня нашли быстро, я так и сидел на дереве. Ждал, когда Роберт придет и скажет, что пошутил. Не понимал, куда он делся. А его не нашли. В ущельях слишком глубоко, что туда упало, там и остается. Нашли только кровь на краю ущелья. Наверное, он хватался за камни и порезал руки. А потом сорвался.
        Его плечи все больше и больше горбились, будто он пытался сделаться незаметным, и Генри вдруг захотелось подойти и оттянуть их назад, не видеть его таким разбитым, таким побежденным, но он не сдвинулся с места.
        - Отец набросился на Ингрид, а она все повторяла, что проснулась от того, как Роберт меня звал. И отец понял, что я слышал крики, что я был близко, но не пришел. Он чуть с ума не сошел от горя. И мама тоже. Никого не хотела видеть, не ела, не разговаривала, а через месяц собрала вещи, взяла коня из конюшни и сбежала. Больше мы от нее ни слова не слышали. Все из-за меня рухнуло. - Голос у него сорвался, и он с силой провел ладонью по лицу, мокро втягивая воздух. - Я потом много раз считал: за то время, пока Роберт кричал, я успел бы добежать и вытащить его. Так что, да, это я его убил.
        Крылья стража вдруг подались вперед и опустились принцу на плечи, как огромные руки.
        - Твое раскаяние принято, - глухо сказал страж, крыльями прижимая принца к своей каменной груди.
        Принц попытался отстраниться, но ничего не вышло: крылья крепко его держали.
        - А ну пусти меня! - крикнул принц, отталкивая стража, но с таким же успехом он мог бы пытаться пробить стену.
        - Забыл сказать про особенность этой статуи, - жизнерадостно проговорил Уилфред. - Если преступник искренне раскаялся, она обнимает его и дает ему время простить самого себя. Когда он будет готов жить дальше, она его отпустит. Помню, некоторые стояли так по целому дню. Идем, Генри. Нам пора наверх.
        И только тут Генри сообразил, что крылья больше не загораживают дверь. Принц тоже это понял и забился, пытаясь освободиться.
        - Не смейте! Звереныш, а ну сожги эту каменную дрянь! Это приказ! Не смейте меня тут оставлять! Стойте!
        Уилфред даже ухом не повел. Он взял Генри за локоть и потащил за собой.
        Наверх вела закрученная спиралью лестница куда длиннее предыдущих. Пока они шли, держась за холодную каменную стену, Генри слушал яростные крики принца, и чем тише они становились, тем сильнее его грызла тревога. Он напряженно вглядывался в спину Уилфреда, готовый драться, если тот попытается сбросить его вниз. Но Уилфред спокойно шагал вперед.
        Когда лестница наконец оборвалась, они оказались в зале куда меньше предыдущих. Сквозь проем в дальней стене Генри уже видел лестницу, ведущую выше - на пятый, последний этаж. В этом зале не было мебели, только справа висело большое стекло, в котором ясно отражалась противоположная стена.
        - Добро пожаловать в зал истины, - негромко сказал Уилфред.
        Он медленно, будто нехотя поднял руку и сжал круглый медальон у себя на шее, Генри только сейчас его заметил. А потом, не отнимая руки от металлического кружка на цепочке, Уилфред показал Генри на отражающее стекло.
        - Иногда золото, подаренное людям волшебными существами, на самом деле было золой. Иногда красавец, за которого девушка хотела выйти замуж, мог оказаться стариком, жаждущим обманом заполучить красавицу. Иногда лесной народец смеха ради похищал младенцев у нерадивых родителей, а вместо них на время подкидывал одного из своих. - Уилфред говорил отрывисто, тяжело, будто с трудом вытягивал из себя слова. - Если кто-нибудь подозревал, что предмет или человек рядом с ним не то, чем кажется, он мог прийти сюда и проверить. Это зеркало истины - оно отражает вещи такими, какие они есть, его не обманешь. Подойди.
        И Генри, едва передвигая ногами, подошел к зеркалу. Его вдруг накрыло мучительным, холодным предчувствием беды, оно велело ему бежать наверх, не слушать Уилфреда. Но вместо этого он остановился перед зеркалом, бессмысленно глядя на собственное лицо. За спиной он услышал шаги и хотел отпрянуть, но Уилфред подошел так близко, что Генри увидел его отражение - и застыл.
        В зеркале отражался вовсе не Уилфред. Генри испуганно обернулся - рядом с ним по-прежнему стоял Уилфред, но в зеркале…
        - Я же сказал тебе, Генри: всегда будем ты и я, - сказал Освальд, подходя ближе. Теперь он стоял прямо у Генри за плечом. - Вот что было в моем видении. Этот самый момент - и то, что будет дальше.
        Генри попытался сглотнуть и не смог, будто что-то давило на горло.
        - Страж имел в виду тебя, - без голоса начал он. - Он тоже видел тебя как есть. Ты убил члена семьи. Убил Сиварда. Своими руками. Убил своего сына.
        Освальд молчал, и Генри закусил губу, чтобы она не дрожала.
        - А теперь ты хочешь сделать это снова, - через силу договорил он. - Убьешь меня, чтобы корона досталась тебе.
        - Ты меня что, плохо слушал? - устало спросил Освальд. - Я ведь говорил, что не собираюсь тебя убивать. Предупреждал, чтобы ты не ходил во дворец, а ты, глупый ребенок, все равно полез.
        Он положил руки ему на плечи, и Генри стало так страшно, что он увидел это даже по собственному отражению, по тому, как заледенело его лицо.
        - Раз не хочешь - не убивай. Давай честно выясним, кто сильнее.
        Генри видел, как движутся его собственные губы, но едва соображал, что говорит. Отец смотрел на него так, будто любит его, и от этого Генри хотелось кричать.
        - Знаешь, почему я так хотел избавиться от дара предсказания? - тихо сказал Освальд. - Что бы я ни делал, все вечно заканчивалось так, как в моих видениях.
        - Так себе дар для того, кто думает, будто все может, - онемевшими губами проговорил Генри, и Освальд невесело усмехнулся.
        - Я говорил, что тебе цены нет. Она и слушать не хочет. Прости, Генри.
        - Она?
        За их спинами выросла третья фигура, соткалась из воздуха, так же как делал Тис, и Генри сразу ее узнал. Джоанна, женщина с длинными темными волосами, одна из четырех волшебников, которых он видел на портретах в библиотеке, та самая, что была нарисована с зеркалом в руках. «Развлекалась тем, что превращала людей, меняла их облик и смотрела, как они выпутаются» - вот что сказал ему тогда принц. И Генри едва не застонал. Ну конечно. Как же все было просто.
        Отражение черноволосой женщины смотрело на него тяжелым, презрительным взглядом, и Генри медленно обернулся. Он знал, что в реальности увидит кое-что совсем другое. Так и было - за спиной фальшивого Уилфреда стояла Ингрид.
        Это была все та же Ингрид, но Генри с внезапной ясностью понял, что даже в день их знакомства под аккуратной светловолосой оболочкой был кто-то совсем другой. Настоящая Ингрид, жена Уилфреда, мать Розы, видимо, давно мертва.
        А вот сам Уилфред до сегодняшнего дня был настоящим. При мысли о нем у Генри все внутри сжалось. Уилфред убежал искать предателя, а вернулся уже совсем не он, так что вряд ли доброго любителя костюмов теперь найдут живым. И в голове у Генри ярко, как огни Зимнего дня, вспыхнуло предсказание отца: «Тебя убьет тот, кому ты доверял». Сейчас по взгляду фальшивой Ингрид он видел: для этого она и пришла. Она не будет с ним договариваться, не будет ничего объяснять. Одну руку она держала за спиной, и сразу было ясно: в ней нож.
        Генри уже понял все, каждый шаг этой истории, но молча смотрел, как женщина, все еще выглядевшая как Ингрид, подошла к отцу и коротко приложилась губами к его щеке.
        - Маскарад уже ни к чему, милый, - сказала она. - Когда ты наденешь корону, не хочу, чтобы ты выглядел, как этот мерзкий смертный павлин.
        Она провела ладонью по воздуху перед лицом Освальда, и тот принял свое собственное обличье. Потом тронула свое лицо, и через секунду перед ними стояла настоящая Джоанна, такая же, как в зеркале.
        - Не будем задерживаться. Ты ведь и так знаешь, что будет. Если не хочешь смотреть, иди первым, - мягко сказала Джоанна и тронула щеку Освальда. На Генри она больше не смотрела, словно потеряла к нему всякий интерес.
        Генри замер, беспомощно глядя на дверь, ведущую на последний этаж. Добежать не получится - он помнил, как пытался скрыться от Тиса в первую их встречу. Джоанна появится из воздуха у него на пути, этим все и закончится. Отец его не спасет, он, кажется, и сам ее побаивается. Значит, остается… Генри сжал зубы. Ничего не остается. Сейчас, когда смерть смотрела прямо на него, ему невыносимо хотелось жить, сбежать отсюда, вернуться к Розе, к Джетту, увидеть солнце, но только не умирать в этой комнате без окон, только не здесь, не сейчас. Он лихорадочно перебрал в памяти мудрые советы отца, но ни один не подходил, они были как неправильные ключи от двери. А потом нужный ключ будто упал ему в руки сам. Он ведь учился не только у отца, люди за эти недели тоже кое-чему его научили. Что бы на его месте сделал принц? Или Джетт? Они бы…
        - Стойте, - выдохнул он, приподнимая руки. - Давайте поговорим.
        Освальд с готовностью остановился.
        - Поговорим? - фыркнула Джоанна, сверля взглядом Освальда. - Милый, напомни мне, когда именно провалился твой план «Вырастить его так, чтобы он стал нашим оружием»?
        - Есть в этом и хорошие стороны! - быстро вставил Генри. - Спорим, я вам еще нужен.
        Джоанна повернулась к нему.
        - Как же ты мне надоел, - бросила она. - С тех пор как ты появился, Освальд стал слишком добреньким. Все разговоры только про тебя. Он мой, ясно? Мы были вместе лет за триста до того, как ему пришла в голову идея использовать тебя.
        Вот уж добреньким Генри отца точно не назвал бы и еле поборол искушение спросить, каким же он был раньше.
        - Я понял весь ваш план, - сказал он вместо этого. - И без меня кое-что вам помешает его закончить.
        - Внимательно слушаю, - кивнул Освальд.
        Джоанна бросила на него убийственный взгляд, но промолчала.
        - Для начала один вопрос, - вдохновенно начал Генри. Он и сам не вполне верил в то, что болтовня поможет ему избежать встречи с ножом, но стоило попытаться. - Ты моя мать?
        Он понял, что услышит «нет» еще до того, как договорил, - на холодном лице Джоанны появилось такое выражение, будто он ее оскорбил до глубины души.
        - Для такого нужна человеческая женщина, - отрезала она.
        - И ты знаешь, кто она.
        - К сожалению, да, - скривилась Джоанна. - Но какая теперь разница? С тобой покончено.
        Она шагнула к нему, и Генри выставил перед собой ладонь. Оружия у него с собой не было никакого, кроме рук, конечно.
        - Стой, не надо. Разве тебе не любопытно, правда ли я вам нужен или просто зубы заговариваю?
        Джоанна остановилась, глядя на него неподвижно, как ящерица.
        - У тебя одна минута, - ровным голосом сказала она.
        Начну издалека. Когда я родился, отец понял, что я стану разрушителем и помогу ему захватить трон. Но это куда легче сделать, если настоящий король будет болен, раздавлен отчаянием и забудет о делах. Вы наверняка знали, что во дворце давно живут духи вражды, и решили расплодить их еще больше. Сказка о мельнике и кружевнице начинается с того, что они потеряли ребенка и так горевали, что духам теперь было легко их захватить. И вы решили повторить то же, что произошло в сказке.
        Джоанна смотрела на него во все глаза, и Генри расправил плечи. Может, еще не все потеряно.
        - Отец был занят тем, что воспитывал меня в лесу, и вы решили, что неплохо бы тебе быть поближе к месту событий и занять во дворце чье-нибудь место. - Генри перевел дыхание. - В тот день, когда погиб сын короля, ты чем-то подпоила настоящую Ингрид, она уснула, а потом… Тот мальчик не сам упал в ущелье, ты его сбросила. А заодно и настоящую Ингрид, верно? В ущельях тел не найти.
        Лицо у Джоанны дернулось.
        - Я тебе говорил, что он умный, - не без гордости сказал отец.
        А недавно, когда отец всерьез начал готовиться к захвату власти, ему понадобились волшебные предметы, чтобы варить напиток обещания и создавать покорных солдат. И ты украла ценности из казны, - продолжал Генри. Он боялся закрыть рот хоть на минуту. - Агата мне написала, что хранитель казны сам себе не поверил, когда догадался, кто вор. Еще бы, главная придворная дама! И ты его убила, а потом заколдовала Агату, - раз ты можешь менять облик людей, тебе ничего не стоило сделать ее немой. И уж конечно, все эти годы ты травила короля, чтобы к тому времени, когда придет Освальд со своим разрушителем, король превратился в развалину и никто вокруг уже не принимал бы его всерьез. Ты украла письмо Олдуса, чтобы король не поверил в историю с Сердцем. Разбила люстру Агаты, потому что хотела, чтобы ничто не разбавляло тьму во дворце. Ты была в спальне короля, когда все начали драться, и сразу увидела, что я ушел. Следила за мной, а потом приставила нож к шее. Думала, что я открою дверь в тронном зале, а там корона, и тогда ты убьешь меня и заберешь ее. Но ничего не вышло, а потом еще и Уилфред нашел тебя и
разоблачил. Тогда ты убила Уилфреда и подменила его моим отцом, чтобы он держался ко мне поближе и был рядом, когда я найду корону. Вы с отцом постоянно можете вызывать друг друга - вот эти медальоны у вас на шее волшебные, верно? Так вот как ему все время удавалось так быстро перемещаться! Когда ему нужно было куда-то попасть, он сжимал медальон, являлась ты и тогда уже переносила его куда угодно.
        - Видишь, почему я так с ним носился? - Освальд повернулся к Джоанне, и она медленно, будто через силу кивнула.
        - Я только одного не понимаю, - снова заговорил Генри. - Кажется, я тебе не слишком нравлюсь, так зачем ты в первый день меня спасла?
        - Из-за Эдварда, - нехотя сказала Джоанна, глядя на Генри оценивающим, выжидательным взглядом. - Чем больше у человека сердце, тем больше духов вражды он может создать. Когда-то я постаралась, чтобы и он сам, и все вокруг решили, будто Роберт погиб из-за него, но даже не думала, насколько сильно он поверит. Этот болван десять лет ненавидел себя так, что раскормил духов вражды не хуже меня. А когда появился ты…
        Она остановилась, глядя на Генри так, будто ждала, что он продолжит вместо нее, будто хотела проверить, насколько он умен, - и он решил ее не подводить.
        - Если бы меня сразу посадили в Цитадель, было бы неинтересно, - ответил Генри. - Ты ведь уже знала предсказание отца. Знала, что, раз уж я переступил порог дворца, то начну искать корону и постепенно мы с вами втроем окажемся вот здесь. Эдвард меня терпеть не может, и ты подумала, что чем дольше мы с ним будем рядом, тем больше духов вражды он создаст. Ну, и еще ты хоть немного надеялась, что я приведу вас с отцом прямо к короне.
        Джоанна кивнула, и ее губы вдруг тронула слабая улыбка.
        - Неплохо. И теперь ты, конечно, думаешь, что я скажу «он такой душка, не буду его убивать»?
        - Звучит хорошо, - кивнул Генри, и Джоанна улыбнулась шире.
        - Ты кое о чем забыл. Мы на четвертом этаже, корона на пятом. И что-то мне говорит, что из оставшихся двух претендентов в дверь должен зайти один.
        - Вы оба тоже кое о чем забыли, - пожал плечами Генри. - План был в том, чтобы новый король пришел на руинах старого мира, тогда все волей-неволей согласятся хоть на Освальда, если он сможет остановить духов вражды. Но что-то руин становится слишком много, а, отец?
        Освальд сжал губы. Генри, видимо, попал по больному месту.
        - Ты думала, духи вражды будут тебе подчиняться, но все вышло из-под контроля, - сказал Генри, торжествующе глядя на Джоанну. - Они - чистое зло, а ты развела их столько, что уже не можешь ими управлять. Вам нечем будет править. Замок рухнет, в городе все друг друга перебьют, духи будут становиться только сильнее и рано или поздно захватят все королевство. Вы и сами не знаете, как их остановить, верно?
        - А ты знаешь? - поинтересовался Освальд.
        - Пока нет. Но я все еще избранный, и Барс уж точно не захочет, чтобы все его королевство погибло. А без меня он вам помогать не будет. Так что я вам нужен. - Генри развел руками. Он понятия не имел, что будет делать дальше, но сейчас готов был сказать что угодно, лишь бы выжить.
        Джоанна долго смотрела на него, а Освальд - на нее, и по лицу отца Генри видел: он будет только рад, если его предсказание не сбудется.
        - Ладно, - наконец сказала Джоанна. - Уговорил, малыш. Твоя взяла. Ты избранный, с этим надо считаться. Все, дыши глубже. Пойдемте наверх, проверим, на месте ли корона, а там разберемся.
        Генри медленно выдохнул. Получилось. Дальше он что-нибудь придумает, но главное, он не останется в этой комнате, он сегодня не…
        В следующую секунду Джоанна исчезла, а потом возникла перед ним так близко, что ее волосы коснулись его лица. Она коротко отвела руку назад, и Генри почувствовал невыносимую, разрывающую боль под ребрами, а Джоанна, спокойно глядя ему в глаза, вогнала нож еще глубже и повернула. Генри, захлебываясь криком, уцепился за ее руку, попытался оттолкнуть, но она только притянула его ближе, так, что он уперся лбом ей в плечо.
        - Я пошутила, - шепнула она ему на ухо. - Так мило, что ты считаешь себя незаменимым.
        Она выкрутила нож снова, и на этот раз он повернулся легко - все ткани вокруг раны были уже разорваны, и Генри завыл, жалко, на одной ноте. Он прекрасно разбирался в ранах. Джоанна не хотела, чтобы он умер сразу. Она хотела, чтобы он умирал.
        - Папа, - простонал Генри, он чувствовал, что слезы заливаются ему в рот, боль была такая, что он не мог дышать, но продолжал повторять одно это слово, скулил его снова и снова, сам себя едва слыша. А отец стоял и смотрел, и на его лице была печаль, настоящая, огромная, но он не сдвинулся с места.
        Джоанна еще раз повернула нож, а потом оттолкнула Генри от себя, и он завалился назад, ударившись спиной о каменный пол.
        - Он устроил неплохое представление, но сам знаешь, его судьба - умереть здесь, - легким голосом сказала Освальду Джоанна. - Ты это видел много раз. Пойдем, дорогой. Нам пора.
        Генри будто издалека слышал отрывистые звуки, звериные, мокрые, он даже поверить не мог, что издает их сам, а лицо Джоанны, невозмутимое и бледное, висело над ним, как луна. Все ее платье, аккуратное голубое платье придворной дамы, было некрасиво измазано его кровью.
        И он закрыл глаза. Мимо простучали сначала легкие шаги Джоанны, потом тяжелые - отца. А потом все стихло. Он остался один.
        Глава 15
        Дарители
        Потолок в этом зале был таким же золотистым и светящимся, как стены, а в центре его был нарисован Барс - снежно-белый зверь в зеленом лесу. Генри заметил рисунок только потому, что лежал прямо под этой неподвижной, суровой мордой, и отвернулся, чтобы не смотреть. Он знал, что Барс не придет ему на помощь, да и никто не придет. Освальд, может быть, прямо сейчас берет в руки корону, и они с Джоанной будут править вечно. Настоящий король наверняка погиб, духи вражды не дали бы ему продержаться так долго, да и Джетту тоже. Дворец рухнет, похоронив Агату, Розу и принца. Генри закусил губу, чтобы унять подвывающие звуки, рвущиеся изо рта. Кровь, густо текущая из раны, пахла железом и смертью. Он никого не спас. Все закончилось.
        «Не смей, - шептали голоса в его голове, его собственный, отца, Джетта, Розы, Тиса. - Не смей сдаваться».
        Нарисованный Барс по-прежнему нависал сверху, он смотрел так, будто спрашивал: «Ну и что ты теперь будешь делать?» - и Генри хрипло вдохнул. Он снова вспомнил, что сказал ему Пал, прежде чем из дворца налетел черный ветер: «Настоящий герой - тот, кто может сделать героями других».
        Герои этого королевства умирают, но всегда приходят другие. История не заканчивается, просто действующие лица меняются. Сивард просил Барса дать шанс такому же, как он, и подарил Генри лучшие на свете три недели, которые сейчас казались ему длиннее, чем вся его жизнь. А теперь его очередь поверить в того, кому это нужно больше всех. В того, от кого никто, кажется, давно ничего не ждет.
        Разговаривать с рисунком было глупо, но Генри за последнее время твердо усвоил, что в волшебном королевстве тебя постоянно кто-нибудь да слышит.
        - Спаси принца, - без голоса выдохнул Генри. У него так онемело лицо, что он едва шевелил губами. - Помоги ему все исправить.
        Боль грызла его так, словно зверь пытался вырвать у него кусок мяса, но она не имела значения, будто Генри был больше ее, больше себя самого, больше всего, что он когда-либо знал. Внутри у него все разрывалось от тоски, надежды и страха, это чувство горело всеми возможными несочетаемыми оттенками, и Генри казалось, что сердце распухло у него в груди, потому что не могло всего этого вместить.
        А потом он услышал торопливые шаги, но не оттуда, где скрылись Освальд с Джоанной, а с другой стороны, с лестницы, ведущей вниз. Они стихли рядом с ним, и Генри с трудом повернул голову.
        «Страж правосудия держит человека, пока тот не будет готов жить дальше» - вот что сказал отец, и сейчас, глядя на принца, Генри видел, что это правда. Раньше с лица принца не сходило напряженное выражение, будто ему свело мышцы так давно, что он уже и сам этого не замечал, - а теперь оно исчезло. Одну руку он прижимал к животу, и Генри вспомнил: ну конечно, он же чувствует отголоски боли всех вокруг.
        - Все-таки Уилфред, - выдавил принц. Он смотрел на живот Генри так, что сразу было ясно: он никогда не видел серьезных ран. - Лицемерный старый урод. Все кончено, да? Он взял корону, а мы с тобой оба проиграли. Даже смешно.
        Генри из последних сил приоткрыл рот и заговорил таким жалким, свистящим шепотом, что принц нагнулся к нему:
        - Не Уилфред. Освальд. И волшебница. Вместе.
        - Они наверху? - звонким, отрывистым голосом спросил принц. - Я пошел.
        - У тебя оружия нет, - прохрипел Генри.
        Месяц назад он верил, что умирать лучше всего в одиночестве, как делают звери, но встреча с миром людей определенно не прошла даром. Ему хотелось, чтобы принц остался, пока он не перестанет дышать, - вдвоем не так страшно. И Генри, собрав остаток воли в кулак, зацепился пальцами за его штанину.
        - Сердце в озере, - пробормотал он. - Чудовище отдаст тебе. Ничего не потеряно. У всех есть дары.
        Он мучительно закашлялся, переоценив свою способность говорить, и выражение на лице принца изменилось снова, будто ему в голову пришла огромная, невероятная мысль, затопившая его целиком.
        - Дары, - медленно проговорил он, глядя на руку Генри, слабо цепляющуюся за него.
        Потом тряхнул головой и, переступив через Генри, зашагал к двери наверх. Генри с тоской ждал шагов на лестнице, после которых наступит полная тишина, но так их и не услышал и, кое-как повернув голову, обнаружил, что принц так и стоит у подножия лестницы.
        - Я теперь могу стать героем, да? - не поворачиваясь, сказал принц. - Сразиться с Освальдом. Все, как я хотел.
        Он опустил голову и посмотрел на свои руки так, будто видел их в первый раз. А потом развернулся, подошел к Генри и опустился на пол. Лицо у него было отсутствующее, будто принц видел что-то дальше этой комнаты, дальше того, что могут увидеть человеческие глаза, - так Олдус смотрел в свою книгу, так Агата смотрела на свои огни.
        Принц вытянул руку и с хлюпающим звуком положил ее Генри на живот. Генри прошиб холодный пот: он почувствовал, как под ладонью принца срастаются мышцы и сосуды, сходится все разорванное, и почему-то это было еще больнее, чем удар ножом, но скоро боль исчезла без следа. Генри, захлебываясь воздухом, какое-то время смотрел в потолок, на Барса, и наслаждался работой собственных легких. Пять минут назад ему казалось, что они превратились в сухие, сморщенные тряпки, а теперь воздух наполнял их свободно, до краев. А потом он услышал над ухом сдавленные ругательства и сел. Крови вокруг больше не было, только на рубашке осталась дыра. Принц, согнувшись, упирался головой в пол, его ногти царапали каменные плиты, и Генри наконец вспомнил, отчего тот после случая с Агатой сказал, что такой дар ему не нужен. Чтобы кого-то вылечить, он отдавал ему свои силы и забирал боль себе. И если от порезов на руке Агаты он еле встал, то сейчас…
        Генри в панике оттащил его к стене и прислонил к ней спиной. Принц был куда крупнее его, но Генри чувствовал себя так, будто может поднять каменный валун, упавшее дерево, хоть весь дворец целиком.
        - В этот раз успел, - еле ворочая языком, сказал принц с детской, неуместной гордостью.
        И Генри обнял его. Он помнил: это жест дружбы и благодарности.
        - Спасибо, - тихо сказал он.
        Принц слабо толкнул его кулаком в плечо, отстраняясь. Он был весь белый, словно из него вытянули всю кровь, но определенно выглядел более живым, чем когда-либо раньше.
        И тут сверху раздался крик, полный такого гнева, такой бешеной, дикой ярости, что оба вздрогнули.
        - Кажется, там все не особо хорошо прошло, - без большого сожаления сказал Генри.
        - Так разберись. Иди, звереныш. Я не умру, не надейся, - еле шевеля серыми от боли губами, выдавил принц и усмехнулся шире.
        Генри встал. Он чувствовал такую силу, какой не было у него, даже когда дар огня твердил, что его могущество ни с кем не сравнится, и эта сила звенела в нем, требовала выхода. Генри подошел к двери, ведущей наверх, двери, до которой уже не надеялся добраться, и, не оглядываясь, пошел вверх по ступеням.
        Он был так уверен, что верхний зал окажется крошечной комнатой с лежащей посередине короной, что на пороге от неожиданности едва не споткнулся о край ковра. Огромный зал был уставлен столами и шкафами с предметами, о назначении которых Генри не имел ни малейшего понятия, а на столе у дальней стены лежала вовсе не корона, а невероятных размеров книга. Джоанна и Освальд расшвыривали сложенные всюду вещи - может, упрямо пытались отыскать корону, а может, просто от разочарования крушили все вокруг.
        То, что короны тут нет, было настолько ясно, что Генри едва не засмеялся. Он не представлял, как теперь быть, но все еще чувствовал себя таким счастливым, что даже не мог по-настоящему расстроиться.
        - Похоже, Алфорд всех провел, - сказал он.
        Услышав его голос, оба подскочили и обернулись к нему. Отец медленно выдохнул, у Джоанны приоткрылся рот. Генри даже не знал, что она может выглядеть такой испуганной, а отец - таким удивленным.
        - Я тебя убила, - пробормотала Джоанна и взглянула на Освальда так, будто это он виноват.
        - Он… Кажется, он изменил будущее. Что почти невозможно, - выдохнул Освальд, потирая висок. - Генри, как ты это сделал?
        - А это не я, - спокойно ответил Генри. Он шагнул к Джоанне, и она попятилась, глядя ему в лицо так, будто видела там что-то новое. Что-то опасное.
        - Я могу убить тебя снова, - процедила Джоанна, сжимая кулаки. - Барс не будет спасать тебя каждый раз.
        - Ну, попробуй, - пожал плечами Генри. Ему казалось, что смерть отодвинулась от него невозможно далеко, и он готов был поспорить: Джоанна тоже это чувствовала. - Только до тебя кое-что не доходит. Даже если тебе это удастся, в королевстве теперь тысячи будущих мастеров. Убьешь меня - придут другие. Ты не можешь уничтожить нас всех.
        И, только договорив, Генри понял: он впервые в жизни сказал про людей «мы», а не «они».
        - А твое видение разве тебе не говорило, что тут нет короны? - спросил он у отца.
        - Нет, - скривился Освальд. - Оно заканчивалось на том, что мы с моей дорогой подругой поднимаемся в этот зал.
        - Думаю, вам тут больше нечего делать, - сказал Генри. - Похоже, королем будущего тебе не бывать, уж прости.
        Отец коротко, нервно рассмеялся:
        - Что, и убить нас не попытаешься? Взять в плен? Хотя бы подраться?
        - Вы можете исчезнуть в любую секунду, а у меня нет оружия. Я же не тупой. Сам знаешь, папа.
        Да уж знаю. - Освальд вдруг широко усмехнулся, и Генри с удивлением понял: отец правда рад видеть его живым. - Идем, дорогая. Пора обсудить наши новые планы. Он прав: короны тут нет, но мы и без нее рано или поздно выиграем. Судя по тому, что творится за окнами, в мире славных мастеров нам вряд ли придется пожить. С бунтом тебе не разобраться, Генри, - а уж я что-нибудь придумаю.
        Все это время Генри опасался, как бы Джоанна всерьез не решила его снова убить, но она, кажется, поверила, что в дело вмешался Барс, и побаивалась злить его. Она смотрела на Генри, задыхаясь от бешенства, но тут Освальд подошел к ней, взял за руку, и они исчезли. За секунду до того, как они растворились в воздухе, Генри успел приподнять ладонь, прощаясь. Он не сомневался в том, что они еще встретятся.
        В этом зале, единственном из всех, были окна, а за ними - по-прежнему тьма. Генри подошел к высокому, до пола, окну, и его прекрасное настроение тут же испарилось. За время, проведенное в башне, он успел забыть, как плохи дела снаружи.
        Яркие точки огня плясали по всему городу, площадь за воротами была как море огня, и Генри знал: если откроет окно, к этому прибавятся крики людей и запах гари. Он прислонился лбом к холодному стеклу. Почему-то он был уверен, что все исправится, стоит только найти корону. Но короны не было, и, похоже, отец окажется прав: с бунтом Генри ничего не мог сделать.
        Генри хмуро оглядел зал, и ему мучительно захотелось по примеру отца дать пинка всему, что хранилось тут вместо короны, но для начала он решил все же осмотреться. Золотые стены бросали яркий отсвет на невиданные предметы, и Генри прошелся вдоль них. Вещи оказались все разные, и на каждую был прилеплен бумажный квадрат с номером. Генри бездумно поворошил на ближайшем столе груду мелких железных предметов, похожих на гвозди, только с углублением на шляпке и спиралевидным выступом, оплетающим стержень. Такой и в стену-то не вобьешь, резьба на стержне будет мешать. Борозда на шляпке тоже не нужна - зачем она гвоздю, по которому просто бьют молотком? Все остальные вещи были в том же духе: похожие на то, что Генри знал, только сложнее. По сравнению с короной все это выглядело настолько бесполезным, что Генри, не сдержавшись, все-таки врезал ногой по ближайшему шкафу. Тот, как ни странно, даже не пошатнулся. Такой крепкой мебели Генри еще не видел, только ногу зря ушиб. Он, прихрамывая, угрюмо побрел туда, где лежала огромная книга. На секунду в нем вспыхнула надежда: вдруг он ее откроет, а там написано,
где корона?
        Ничего подобного. На обложке была вытиснена старинная витая надпись: «Книга мастеров». Внутри оказались сотни мелко исписанных страниц с рисунками, схемами, пояснениями в скобках и приписками на полях, но самым странным было то, что писал все это не один человек. И почерк, и цвет чернил постоянно менялись - получается, книгу заполняли сотни людей, каждый - примерно по половине страницы.
        Генри без большой надежды пробежал глазами несколько записей, выхватывая из длинных историй по паре фраз, и по спине у него пробежал холодок.
        «Маслобойщик. Лучшее масло получается из медленно подогретых сливок, главное - не давать им кипеть. Чем больше разных трав на пастбище у коров, тем богаче вкус масла. Все инструменты обдавать кипятком перед приготовлением каждой новой партии. Предмет № 253 - моя лучшая ступа».
        «Кузнец. Предм. № 342 -347, набор шурупов и формы для их изготовления».
        «Пекарь-булочник. Для настоящего калача главное - два разных вида муки, крупитчатая и обычная. Тесто вымешивать на ледяном столе».
        «Мастер создания красок для художников. Прикладываю три рецепта: на основе воды, масла и желтка. Пр. № 654 -657 - образцы. Сохраняют свежесть изображения веками».
        «Мастер-скрипач. Прилагаю ноты своих творений, скрипку и предметы ухода за ней».
        «Мастер прохладительных напитков. Ниже все знакомые мне рецепты, а в бутылках № 943 -953 - образцы на пробу. Травы необходимо собирать перед рассветом, так аромат раскроется лучше всего».
        «Кружевница. Вот несколько секретов, к которым я пришла за десять лет, что успела пожить со своим мастерством».
        В книге были знания мастеров прошлого. Истории о том, как именно они делали удивительные предметы, которые и сейчас, триста лет спустя, ценились дороже золота. А вещи в зале - это то, что они оставили для своих потомков. Все, чтобы отстроить новый мир. Все, чтобы каждый нашел свой дар. Генри почувствовал, что задыхается, и опустился на пол. До него внезапно дошло: то, что хранил этот зал долгие годы, было ценнее короны, потому что главным сокровищем королевства всегда были люди и их мастерство. А теперь уже слишком поздно. Духи вражды уничтожат всех, кто мог бы воспользоваться этими знаниями.
        - Не убивайся так. Все еще можно поправить, - вдруг сказал чей-то голос, и Генри вскочил. В зале по-прежнему никого не было. - Можешь не гадать, где я. От меня здесь, увы, только голос. Здравствуй, Генри.
        - Откуда ты меня знаешь? - пролепетал Генри, продолжая оглядываться в смутной надежде, что говорящий все же где-то прячется.
        - Во-первых, мы уже виделись. Ну, а еще Барс разбудил меня, как только ты пришел в город, и велел встретить тебя здесь, если дойдешь. Знал бы ты, как у меня сердце в пятки ушло, когда вместо тебя сюда явилась парочка моих старых нелюбимых знакомых.
        - Алфорд, - выдохнул Генри, - ты не умер.
        - Волшебника так просто не убьешь, Джоанна меня заколдовала. Когда-то мы, четверо волшебников, были большими друзьями. Я и не знал, что Джоанна помогает Освальду, пока она обманом не изменила мне облик. Если бы я был свободен, то никогда бы не допустил, чтобы во дворце развелось столько духов вражды, и Джоанна, увы, прекрасно это знала.
        Голос был молодой и невеселый. Генри был совершенно уверен, что не слышал его раньше, так с чего Алфорд решил, будто они встречались? Он как раз собирался спросить, когда Алфорд заговорил снова:
        - Перейдем к делу - боюсь, времени у нас мало. Барс разрешил мне говорить только в этом зале, а значит, как только ты выйдешь отсюда, я вернусь в заключение.
        - Почему Барс тебя просто не освободил, если мог?
        Алфорд засмеялся:
        - Боюсь, ты еще плохо его знаешь. Он делает только то, что необходимо.
        - И ты на него не обижен? - не выдержал Генри.
        - Конечно нет. Это все равно что обижаться на ветер. Ладно, Генри, речь не обо мне. Барс велел рассказать тебе про это место, и я долго готовился, чтобы изложить все кратко, так что не сбивай меня с мысли. Присядь куда-нибудь, только ничего не сломай.
        Генри, скрестив ноги, сел прямо на ковер, и Алфорд продолжил:
        - Ингвар, сын Освальда, был отличным парнем и пятьдесят лет своего правления делал все, чтобы королевство не впало в убожество, а я ему помогал, как мог. Знал бы ты, какое это было тоскливое время! Когда Сердце исчезло, мастера все забыли, потеряли смысл жизни. А когда Ингвар умер, все стало совсем плохо. Морган, его сын, был похож не на отца, а на своего жадного, себялюбивого деда, которого я десять минут назад имел несчастье здесь видеть. Он закрыл ворота дворца, чего раньше не делал никто, и тогда я отнял у него корону. Думал, это его чему-то научит. Ничего подобного: без короны он просто перестал выходить за ворота, да еще и создал первый отряд посланников, чтобы они скупали по всему королевству предметы, сделанные мастерами, и приносили ему. Хотел, чтобы его окружало только прекрасное, а как будут жить люди, его не волновало.
        Алфорд тяжело вздохнул, и на какое-то время в зале стало тихо. Генри уже думал, что он исчез, когда голос заговорил снова:
        - Я был уверен, что Сердце однажды вернется, но боялся, что к тому времени люди совсем позабудут секреты мастеров, а Освальд сделает все, чтобы они их и не вспомнили, - дары всегда были ему ненавистны. И тогда я умолил Барса кое-что сделать. С тех пор как Морган запер ворота дворца, башню мастеров забросили. Здесь, на верхнем этаже, раньше был зал для приема гостей, но теперь сюда никто не ходил, и я решил использовать это место. Являлся бывшим мастерам по всему королевству и предлагал вот что. Если они согласятся отдать год своей оставшейся жизни, Барс на час вернет им дар - тот самый, что они потеряли полвека назад. Они смогут записать свои секреты и оставить для будущих мастеров предметы, которые они бережно сохранили. Многие мастера были уже мертвы, но я собрал оставшихся и переносил их сюда каждую ночь.
        - Кто-то соглашался отдать целый год жизни за час с даром? - не поверил Генри, и Алфорд тихо рассмеялся:
        - Все соглашались, Генри. Дар - это счастье, и они готовы были на все, чтобы после стольких скучных лет еще хоть раз его почувствовать. Да и любой мастер знал, что главное в твоей жизни - то, что ты оставишь потомкам. Это их подарок вам всем. Уверен, вы воспользуетесь им с умом.
        - А почему все думали, что тут корона? - не понял Генри. У Алфорда был такой добродушный, успокаивающий голос, что ужас за стенами дворца будто отодвинулся далеко-далеко.
        - Когда все предметы и записи были собраны, я волшебством запер башню, изменил место, где находился вход нее, и стер ее изображение везде, кроме картины в тронном зале, а поверх нее написал подсказку. И еще один стишок Барс оставил в книге сказок. Он сказал мне, что положил ее в карман халата Тиса уже после его гибели, - надеялся, что ты найдешь и сможешь воспользоваться. Я боялся, что историю о тайном месте, где спрятано сокровище, забудут до того, как вернется Сердце волшебства, и просил бывших мастеров рассказать своим детям и внукам эту сказку. Но скоро возникла проблема. Люди нового поколения, никогда не знавшие вкуса мастерства, посчитали историю о спрятанной книге мастеров скучной. Всех теперь волновали сокровища попроще, и своим собственным детям они рассказывали это уже как сказку о потерянной короне, которую я спрятал незадолго до того. Ну, а потом Джоанна обманом меня заколдовала, чтобы я не мешал им с Освальдом, и я не смог исправить путаницу в умах. Лет двести я в основном дремал, но тут появился ты и…
        Закончить он не успел - башню тряхнуло так, будто кто-то пытался выбить из-под нее землю. Со столов посыпались предметы, где-то звякнуло разбитое стекло, а Генри, не удержав равновесия, завалился на какие-то мешки.
        - Прости, заболтался. Слишком уж это приятно после стольких лет молчания, - мрачно сказал Алфорд. - Все, пора. Торопись, времени мало.
        - Куда торопиться? - отчаянно крикнул Генри.
        Невидимый Алфорд вздохнул так, будто вопрос был глупее не придумаешь.
        - Выйди на балкон, Генри, и посмотри вниз.
        Генри послушно встал, отпер стеклянную дверь, ведущую на каменный выступ с перилами, и холодный, прогорклый от гари воздух сразу ударил ему в лицо. Отсюда было видно и Мертвое озеро, и полыхающий город, и людей с факелами, кричащих и толпящихся на площади. Оттуда же раздавались мерные, тяжелые удары. И, приглядевшись, Генри понял: люди пытаются бревном пробить дверь в крепостной стене рядом с закрытыми воротами - ту самую, через которую Генри когда-то впервые попал сюда.
        - Дворец рухнет, как только им удастся силой проникнуть за стену, и, боюсь, будет это уже скоро, - сказал голос Алфорда за его спиной. - А дальше все будет еще хуже - духам вражды только этого и надо. Им ничего не стоит полностью подчинить себе народ, силой берущий королевский дворец своей земли.
        - Но что мне сделать? - беспомощно пробормотал Генри.
        Алфорд опять вздохнул так, будто поражался его тупости.
        - Найти корону, конечно. Ну же, Генри. Это совсем легко. Двести пятьдесят лет назад я думал, что поиски займут от силы три дня. То, что до сих пор никто не догадался, доказало, что короли после Ингвара не достойны были своего звания, но у тебя ум истинного мастера. Давай же, мальчик. Я ведь сказал, это просто.
        Генри еще раз обвел взглядом озеро, темный сад, белые стены дворца, закрытые ворота, трясущуюся под ударами бревна дверь, людей на площади, город - и чуть не задохнулся. Ему показалось, что все внутри его залило светом.
        - Не может все быть так просто, - выдавил он, и голос Алфорда засмеялся - весело, от всей души.
        - Конечно, может. Беги быстрее, Генри, дверь уже трещит. Советую воспользоваться тем выходом, что слева от тебя, - он ведет прямо вниз.
        В зале и правда была еще одна дверь, и Генри бросился к ней. Вниз вела лестница, витая, как панцирь улитки. Генри понесся по ней, то съезжая по перилам, то перепрыгивая разом через несколько ступеней. В голове стучало одно: только бы успеть.
        Глава 16
        Корона древних
        Генри выскочил в сад и помчался по размякшей от тающего снега земле. Огромные, наглухо закрытые ворота маячили впереди, и он летел к ним, оскальзываясь и едва не падая. Земля под ногами подрагивала. «Морган запер от людей ворота дворца, и тогда волшебник Алфорд рассердился, щелкнул пальцами, и в ту же секунду корона исчезла. Алфорд сказал: «Найти ее легко, но это под силу лишь тому, у кого сердце истинного короля». Вот что было в сказке, которую рассказывал принц, но тогда Генри не понял главного. Закрыв ворота, король показал: люди за стеной дворца - его враги. И чтобы вернуть корону, надо было всего лишь…
        Ворота были заперты на несколько деревянных засовов - поперечных досок, обитых железом. Все это выглядело настолько неприступным, что Генри чуть не застонал.
        Он подошел к краю нижнего засова и, кряхтя, попытался поднять. Куда там - слишком тяжелый. На секунду Генри окатило отчаяние, но он велел себе успокоиться. Барс, наверное, и сейчас слышит и видит его.
        - Мне нужна помощь, - тихо сказал Генри. - Пожалуйста, прошу тебя, открой ворота.
        Больше не думая ни о чем, он обеими руками снова потянул край засова, и сверху раздался скрежет. Генри поднял глаза и увидел: вслед за нижним засовом поднимаются остальные, будто они связаны. С каждой секундой они шли вверх все легче и скоро замерли. Ворота были свободны. Генри подошел туда, где плотно сходились две гигантские створки, и толкнул их вперед. Он знал, что они откроются легко.
        И правда - они разошлись в стороны с еле слышным, неподходящим для такой громадины скрипом, открывая охваченную злобой и огнем площадь, и Генри застыл, подняв руки. В верхней части ворот, там, где только что сходились края створок, блеснуло что-то яркое и полетело вниз так медленно, словно не подчинялось законам человеческого времени. Оно переворачивалось в воздухе, поблескивая не отраженным алым светом факелов и пожаров, а своим собственным. С тихим звоном золотой круг опустился Генри на ладони, и он вспомнил слова из сказки принца: «Она легкая, как перышко». Так и было.
        Генри завороженно смотрел на корону, сплетенную из тонких золотых нитей, и даже не сразу заметил, что шум вокруг начал стихать. Все, кто был на площади, повернулись к нему. Генри ясно различал их лица, потому что корона сияла - сгусток ясного золотого света в темноте. И тогда Генри увидел тех, кого так сильно надеялся тут встретить.
        Избитый, пошатывающийся король в разодранной одежде и с опухшим глазом держался за плечо Джетта, который выглядел не лучше. А рядом с ними был целый отряд: Карл и придворные, охранники и слуги, все изрядно потрепанные, но совершенно точно не одержимые. Генри перевел взгляд дальше - и вздрогнул от облегчения. Эмма в ярко-зеленом платье поддерживала Уилфреда с окровавленной головой - бледного, но живого, и на этот раз Генри по его взгляду сразу увидел: он настоящий. Наверное, Джоанна ударила его по голове, как отца Агаты, но то ли голова у него оказалась крепкая, то ли, чтобы убить настоящего мастера, надо стараться лучше.
        Внезапно Генри заметил кое-что еще, кое-что важное. Не у всех на площади лица были искажены злобной судорогой, не у всех на спине, цепляясь уродливыми руками и ногами, висела черная тень. И Генри понял, что произошло, пока он был в башне. Король освободил от духов всех в замке, вывел их за стену и запер за ними дверь. На площади они успели привести в чувство человек пятьдесят, которые теперь заслоняли дверь от тех, кто пытался ее проломить, хотя сразу было ясно: долго они не продержались бы, Генри явился в последний момент.
        На площади было так тихо, что Генри услышал треск факелов, тяжелое дыхание измученных дракой людей и свист черного ветра, воющего над городом. И кажется, никто, кроме него, не заметил, как над озером показалась шишковатая голова чудовища. Оно вытянуло шею, тихо приподнявшись над водой, и Генри улыбнулся ему. Вот теперь все в сборе.
        Генри точно знал, что делать, - будто Барс молча говорил с ним, и уже не нужны были слова, чтобы Генри понял его. Корона холодила ладони даже сквозь перчатки, и Генри пошел вперед, неся ее на вытянутых руках. Едва стоящее на ногах маленькое войско, заслонявшее побитого короля, при виде Генри расступилось.
        Тот, у кого сердце истинного государя, должен был открыть дворец изнутри - и король вышел за дверь, чтобы привести людей в себя. Он взял с собой подданных, вдохновил их, хоть ненадолго сделал их героями, - а Барс всегда верит в тех, кто способен поверить в других.
        - Ваше величество, - хрипло сказал Генри.
        А потом опустился на одно колено - он смутно помнил, что так надо приветствовать королей, - и протянул ему корону.
        В ту же секунду площадь залило светом: корона вспыхнула ярче, и черные тени на спинах людей, разжав хватку и закрывая лапами головы, упали назад. Они растворялись, едва коснувшись земли, одна за другой, и люди, с хрипом втягивая воздух, приходили в себя, непонимающе оглядывались вокруг, а потом зачарованно упирались взглядами в корону. Король этого будто не замечал, он смотрел на Генри так, словно видел его в первый раз. А потом кивнул, взял золотой обод и медленно положил его себе на голову.
        Генри встал. Тьма вокруг шла прорехами, разрывалась, съеживалась, будто свет короны отталкивал ее к окраинам города. Скоро она растворилась даже там, и оказалось, что сейчас вовсе не ночь, - небо было ясное, голубое и холодное. Судя по персиковому свету на горизонте, близился закат. Чудовище с еле слышным плеском скользнуло обратно в воду, и Генри проводил его взглядом.
        - Да здравствует король! - слабо крикнул Уилфред, и этот крик подхватили все на площади.
        А король все глядел на Генри - так, будто не мог поверить в то, что творится. Он по-прежнему держался за плечо Джетта в драном платье, и тот, широко улыбаясь, показал Генри большой палец. Видимо, это был жест одобрения.
        Генри махнул ему рукой и шагнул в сторону. Он отступал все дальше, пока толпа не оттеснила его. Под солнечным светом корона сразу поблекла - наверное, в полную силу она сияла только во тьме, и скоро Генри потерял короля из виду. Он протолкнулся сквозь толпу и зашагал прочь, по дороге вдоль озера. Крепостная стена дворца, тянувшаяся слева, больше не казалась угрюмой - солнце освещало ее теплым рыжим светом. За спиной у Генри по-прежнему разносились счастливые крики, плач, свист, и он был уверен - во всем городе люди, только что бившие своих близких и поджигавшие дома, пришли в себя. Вот теперь все и правда закончилось.
        Его вдруг окликнули по имени, и Генри, вскинув голову, остановился. На дороге перед ним стояла Роза, и он сразу понял, откуда она взялась: как раз тут был пролом в стене, сквозь который они с Агатой когда-то выбрались в город. Видимо, не одна Агата знала об этом выходе.
        - Я пришла в себя, вернулась во дворец, а там никого, - выдохнула Роза. Она по-прежнему была в своем до смешного тонком платье и босиком, Генри даже смотреть на нее было холодно. - Поняла, что все снаружи, и решила выбраться к ним. Вдруг смогу помочь. Опоздала, да?
        Она явно хотела спросить о чем-то еще, но вместо этого молча запрокинула голову, щурясь в наливающееся синевой вечернее небо. В лицо Генри она не смотрела, будто ей было за что-то неловко, и он подошел ближе.
        - Я знаю, почему король сделал тебя хранителем казны, - сказал он. - Ты единственная из всех не боялась ходить в темноте и предложила ему помощь, когда старого хранителя убили. Ты знала, что сможешь обвести Джоанну вокруг пальца, и она не догадается, что хранитель - ты, а значит, не сможет больше ничего украсть. Она же тебя никогда не принимала всерьез.
        Роза перевела взгляд на него, и Генри сразу понял: угадал.
        - Ты еще десять лет назад поняла, что это не твоя мать, да?
        В тот день, когда погиб Роберт, - еле слышно сказала Роза. Генри почему-то думал, что она заплачет, но она не плакала. - Мне тоже было шесть, как ему. Мы с Агатой играли в куклы, мама ушла присматривать за принцами - они вечно куда-то убегали. А когда моя мать вернулась, я сразу поняла: это не она. Выглядит так же, но… Не она. Я вцепилась ей в лицо, спрашивала, где мама. А она сказала, что, если я не буду помалкивать, она убьет и моего отца тоже. Я никому не сказала.
        Генри кивнул. Роза десять лет жила рядом с Джоанной, которая убила ее мать. После такого ночная тьма, полная духов вражды, - просто ерунда.
        - Никто ничего не заметил, даже папа. Он слишком добрый. Думал, она изменилась потому, что переживала из-за смерти Роберта. Я хотела тебе рассказать перед тем, как мы пошли искать корону, но не успела. А знаешь, что самое странное? Иногда она и сама, по-моему, начинала верить в то, что она моя мать. Учила меня ходить на каблуках и выбирать наряды. Даже хотела выдать за Эдварда. - Роза невесело хмыкнула и замолчала.
        И тогда Генри шагнул к ней и поцеловал, рукой притягивая ее ближе. Роза на секунду замерла, а потом обхватила его за шею, запустив руку ему в волосы, и Генри шумно вздохнул. У них определенно получалось лучше, чем в прошлый раз.
        Вдоль дороги растаял снег и вылезли все растения, что дремали в земле: полевые метелки, репейник, клевер, и в воздухе сразу запахло сладостью, весной, обещанием чего-то нового. Солнце, висевшее уже совсем низко, окатывало землю ярким прощальным светом, и Генри разжал руки.
        - Прости, - негромко сказал он и еще раз дотронулся губами до ее рта.
        - Легко, - тихо сказала Роза, и он обнял ее изо всех сил, а потом шагнул назад.
        - Не за это, - покачал головой Генри.
        Он развернулся и бегом бросился дальше.
        - Куда ты? - пронзительно крикнула Роза.
        Он даже не оглянулся.
        Генри бежал в сторону леса, пока не выдохся. Когда деревья надежно закрыли его и от дороги, и от далекого королевского дворца, Генри подошел к воде и засвистел - тихо, на одной ноте. Черное озеро оставалось неподвижным, в нем даже закатный свет не отражался, и Генри уже думал, что ничего не выйдет, но тут оно пошло рябью, и чудовище показалось на берегу, носом вытолкнув на него кучу тины. На этот раз чудовище сразу раскидало склизкие водоросли, освобождая ларец. Сердце светило ярко, в полную силу, чудовище удовлетворенно кивнуло и уже развернулось, чтобы скрыться, когда Генри встал у него на пути.
        - Стой, - сказал он. - Я знаю, кто ты.
        Чудовище замерло, и Генри опустил взгляд на свои руки. В башне каждый из мастеров должен был показать, что может использовать свой дар на благо других. Агата поняла, как открывается дверь. Роза вырастила цветы. Освальду пришлось сначала смириться с тем, что он видел в своих видениях, а потом увидеть, как эти видения его подвели. Принц вылечил Генри. Не показал свой дар только он сам - пятый из мастеров, тот, кому проложили путь остальные.
        - Я думал, что неважно, кем ты родился, важно только, что делаешь. Но это неправда, - еле слышно сказал Генри. - Я все равно однажды использую дар в третий раз. Но я хочу сделать это не когда Освальд или кто-нибудь еще меня заставит. А тогда, когда выбрал сам.
        Генри быстро, чтобы не передумать, снял перчатку, прикоснулся к шишковатой морде чудовища и тут же убрал руку. Чтобы уничтожить, надо коснуться сильнее и держать руку дольше. Чтобы расколдовать, достаточно мгновения. Оболочка чудовища начала сжиматься, повисла клочьями, но Генри едва это видел. Его окатил невыносимый жар, с головы до ног, и он сел, чтобы не упасть.
        «А вот и я, - сказал голос, который он ненавидел. Голос огня. - Так и знал, что ты не удержишься».
        Генри натянул перчатку, тупо глядя перед собой. Чудовища больше не было, на берегу лежал молодой темноволосый человек в длинной одежке, такой же, как у Тиса. Он застонал и сел, держась за голову и неверяще глядя на Генри.
        - Я даже предложить тебе такого никогда бы не посмел, - пробормотал Алфорд. Генри сразу узнал его голос: тот же, что говорил с ним в башне. - Как ты догадался? Я не подсказывал. Барс запретил подсказывать.
        - Голубые глаза у чудовища. Такого же цвета, как на портрете, - еле ворочая языком, сказал Генри. - Когда я спросил кошек, где тебя искать, они привели меня в библиотеку не потому, что там был портрет, а потому, что оттуда было видно озеро. Они даже залезли на подоконник, чтобы показать, а я не понял. Ты спас нас с Джеттом. И защитил Сердце. А в башне сказал, что мы уже виделись. Я понял, когда бежал по лестнице вниз.
        Он прикрыл глаза. Внутри все горело жаром, о котором он за эти десять дней успел забыть.
        - Теперь я - чудовище. Я такой же, как был, - выдавил Генри. Слезы заливались ему в рот, он даже моргнуть не мог, и они просто текли. - Но я просто… я должен был. Ты волшебник. Принц сказал, тебя звали отцом мастеров. Ты всем поможешь найти дары, научишь ими пользоваться, а это важнее, чем я один.
        Алфорд неуклюже поднялся - видимо, после стольких лет в теле чудовища не сразу вспоминаешь, как надо ходить, - доковылял до Генри, сел рядом и прижал его к себе. И вот тогда Генри зарыдал во весь голос. Подарок Сиварда подошел к концу, и теперь он стал тем же, кем был до того, как Сивард его спас. Разрушителем с даром огня, уже вошедшим в полную силу.
        - Знаешь, за что Джоанна ненавидит людей? - тихо спросил Алфорд. - Она никогда не могла поверить, что существа, живущие так недолго и такие слабые, могут быть более могущественными, чем все волшебники разом. Даже я за годы заключения успел забыть, на какое мужество вы способны. Спасибо, Генри. Ты достоин каждого доброго слова, какое Барс о тебе говорил.
        Генри вытер нос, отстраняясь.
        - Ты можешь защитить Сердце от Джоанны? Сделать так, чтобы она и Освальд не могли ему навредить? - спросил он, глядя на озеро. Вода в нем больше не была черной - на прозрачной, дрожащей от ветра поверхности плясали отблески солнца.
        - Я знаю, где оно хранилось до того, как Освальд решил его использовать. Джоанна когда-то помогла Освальду достать его, но я вполне могу сделать так, чтобы ей это больше не удалось. Оно будет светить для всех, как в старые, добрые времена.
        Алфорд улыбнулся ему такой сияющей, молодой и веселой улыбкой, что Генри через силу улыбнулся в ответ.
        - И еще кое-что, - прибавил Алфорд, потягиваясь. - Солнце садится. После всего, что люди пережили, разбираться в темноте с последствиями погромов - не лучшее решение. Слишком уж явное волшебство мы всегда считали признаком дурного вкуса, но в такой день правила не действуют.
        Он свел ладони вместе, осторожно подул, и над ними взвилось облако золотистой пыли, хотя откуда она взялась, Генри понятия не имел.
        - Готово, - отряхивая ладони, сказал Алфорд. - Как только последний луч солнца коснется земли, все в городе погрузятся в сон, и им приснятся самые прекрасные сны, какие они только видели. А восход их разбудит.
        Несколько минут они сидели рядом, глядя на сияющее озеро, а потом Алфорд встал.
        - Джоанна поместила меня в такое неповоротливое тело, потому что знала: больше всего я люблю путешествовать невидимым, легким, как воздух. Не бойся, я за всеми присмотрю. Скоро здесь снова будет край мастеров. Мы еще увидимся, но пока мне не терпится приступить к своим обязанностям. До свидания, Генри. Я никогда не забуду того, что ты сделал.
        Алфорд взял ларец, облепленный тиной, и начал растворяться в воздухе. Сначала сквозь него слегка просвечивал голый весенний лес, потом Алфорд превратился в неясный контур - и растаял совсем.
        «Ты один, - сказал голос огня. - Ты теперь всегда будешь один. Если не считать меня, конечно».
        - Я знаю, - ответил Генри. - А теперь замолчи.
        Генри растянулся на земле, глядя на первые бледные звезды, и вдруг понял, что голос и правда замолчал, будто Генри теперь мог ему приказывать.
        Темнота на этот раз была не страшной - обычная ночь. И ветер был обычным ветром.
        Когда последний отблеск заката на воде погас, Генри поднялся и вышел на дорогу. Он долго стоял, выбирая. Тропа направо уводила в лес, туда, где никто его не найдет. Дорога налево вела во дворец, к людям.
        «Не ошибись, - шепнул огонь. - Я знаю, какой путь ты хочешь выбрать. Поверь, ты о нем пожалеешь. Ты не такой, как они».
        Генри не стал слушать. Он глубже вдохнул холодный, пахнущий весной воздух и зашагал в сторону дворца.
        Чем ближе он подходил, тем больше беспокоился. Слишком уж тихо было вокруг. Не верилось, что волшебник способен погрузить в сон весь город, но, как только Генри вышел на площадь, оказалось, у Алфорда это отлично получилось.
        Каждый спал там, где застал его последний луч солнца, - лежа прямо на площади или на плече ближайшего соседа, прислонившись к крепостной стене или к открытым воротам дворца. Король в съехавшей набок короне сидел посреди кучи спящих. Он был зажат между Карлом и Уилфредом, Джетт свернулся у его ног, как волчонок, и лица у всех были спокойные. Очевидно, им и правда снились отличные сны.
        Всем, кроме Розы. Она обнимала отца, вжавшись щекой в его грудь, и лицо у нее было заплаканное, рот приоткрыт, между бровей легла морщина. Генри наклонился и расправил эту морщинку пальцем. На секунду у него мелькнула странная мысль, что, если он коснется губами ее рта, она проснется. Это был словно отзвук старой сказки, которую он слышал когда-то, но он знал, что эта сказка не про него. Теперь он стал таким же, как раньше, и если Роза дотронется до него, обожжется. Отец говорил ему: «Твой дар защищает тебя, не притронешься: ты как раскаленный на огне чайник».
        Он выпрямился и зашагал дальше, а потом кое-что заметил. На разных концах погруженной в сон площади двигались маленькие светлые пятна. Присмотревшись, Генри понял: это шесть кошек Тиса. Они бродили среди спящих, иногда ложились, прижавшись к раненым, и шли дальше. Генри еле слышно свистнул, и ближайшая кошка повернулась к нему, всем своим видом показывая, что не обязана обращать внимание на глупый свист. Но когда Генри показал ей на измазанную кровью голову Уилфреда, кошка нехотя пошла к нему и свернулась вокруг раны, как меховая шапка.
        - Спасибо, - тихо сказал Генри.
        Кошка фыркнула и дернула ухом.
        На этот раз темнота во дворце была не страшной - сквозь окна падал звездный свет, отчего на стенах слабо поблескивали узоры. Генри зевнул и наугад побрел по коридору. Споткнувшись обо что-то на полу, он решил было, что запнулся о собственные ноги, но потом опустил глаза и увидел обтрепанную книгу сказок, ту самую, что лежала в кармане пропавшего халата Тиса. Джоанна украла из его комнаты все, теперь и ключ от всех дверей, и карта королевства были у нее, но книгу Генри вернули, и он точно знал: сделала это вовсе не Джоанна.
        - Спасибо, - прошептал он, убирая книгу в карман, и присутствие Барса, которое он чувствовал с тех пор, как поднялся на башню, окончательно исчезло.
        За ближайшим поворотом коридора Генри наткнулся на открытую комнату со старинной мебелью. Он вошел, выбрал диван поудобнее, рухнул на него, чихнул от пыли - и через минуту уже спал.
        Глава 17
        Предел
        Генри проснулся оттого, что его настойчиво тыкали пальцем под лопатку. Он вскинулся и сел, жмурясь от солнца. Прямо перед ним маячило что-то очень яркое.
        - Нравится? - хвастливо спросил Карл, поворачиваясь вокруг своей оси. - Господин Уилфред, оказывается, неделю тайком наряды шил, каждому свой. Даже мне, представляете?
        Генри задумчиво оглядел творение Уилфреда. Он еще никогда не видел, чтобы в одежде было столько цветов разом, но Карл, судя по лицу, был так доволен, что даже забыл ворчать. И Генри наконец вспомнил: раньше слугам разрешали носить только черное и серое. Похоже, Уилфред решил изменить правилам.
        - Красиво, - искренне сказал Генри, и Карл расплылся в такой улыбке, что все щеки у него пошли мелкими складками.
        Он и вам наряд сшил. Но сначала - мыться! Я вас еле отыскал - угораздило же забраться спать в малую королевскую гостиную, - добродушно сказал Карл. - И госпожу Ингрид тоже нигде не видно, все утро ищем.
        - А вот это долгая история, - пробормотал Генри, озираясь. - Я что, проспал рассвет?
        - Часов на шесть. Тут за это время чего только не было! Его величество с посланниками уже проехали по городу, раздавали одеяла и еду всем, кто вчера пострадал. Хорошо хоть, что никто не погиб, а у некоторых даже раны за ночь сами собой заросли, - тараторил Карл, пока они шли куда-то по солнечным коридорам. - А еще король с крепостной стены речь сказал, уж такую красивую - закачаешься! Теперь все хотят дары свои отыскать. Сердце-то снова для всех загорелось, теперь попробуй не поверь, что оно вернулось.
        - А где оно? - растерянно спросил Генри, и Карл с широкой усмешкой подвел его к ближайшему окну.
        На скале за дворцом по-прежнему стояла статуя человека с поднятыми вверх руками, но теперь на его сведенных ладонях что-то сияло, как маленькое солнце.
        - Король в тронном зале сегодня пустой коралловый ларец нашел, - поделился Карл, открывая двери незнакомой ванной. - Сначала перепугался, потом в окно глянул - а оно там, в руках у статуи Дарителя. Попробуй-ка его оттуда достань да погаси!
        Посреди ванной стояла большая лохань с нагретой водой, и Генри с наслаждением растянулся в ней, взял кусок мыла и начал отмывать пропахшие гарью волосы.
        - Я неделю назад думал, что лучше бы вас за шкирку отсюда вышвырнуть. Мыло ест, разговаривать не умеет, весь оборванный, - задумчиво сказал Карл. - А ведь поди-ка, и правда корону нашел.
        - Спасибо, Карл, - пробормотал Генри.
        Десять минут спустя он стоял перед зеркалом и оглядывал себя в наряде, который сшил ему Уилфред. Он боялся, что это будет нечто такое же пестрое, как у Карла, но Уилфред одевал каждого в то, что ему подходит.
        Одежда Генри была темной, удобной, а самое главное - к ней прилагались отличные старые ботинки, которые Уилфред, видимо, достал из каких-то запасов.
        - В таком даже охотиться можно, - кивнул Генри.
        Карл тяжело вздохнул:
        - Я передам это господину Уилфреду, хотя, позвольте заметить, он желал бы более цветистых комплиментов. Пойдемте завтракать, господин Генри.
        Генри приготовился к походу в свою нелюбимую позолоченную столовую, но Карл, к счастью, привел его на кухню. Там было людно: слуги драили котлы, мыли пол, варили что-то на огне, сновали туда-сюда с нагруженными едой корзинами. А посреди всего этого, развалившись за столом, сидел Джетт. Впервые Генри видел его в костюме, который подходил ему по размеру, не расползался по каждому шву и не был бы грязно-серого цвета. Джетт ел пироги, роняя крошки на свои новые, горчичного цвета штаны, и, судя по количеству пустых тарелок вокруг, делал это уже довольно долго, одновременно ухитряясь что-то рассказывать всем, кто собрался вокруг него.
        - Не хочу хвастаться, но если бы я его в самом начале в себя не привел, мы бы с вами сейчас тут не сидели! Без меня его величество вчера не победил бы, он мне так и сказал! А что до платья, так это был отвлекающий маневр, который мы с его величеством задумали для победы над врагами! - увлеченно говорил он, размахивая в воздухе пирогом.
        - Ага, как же, - проворчал Карл, сурово глядя на него, и Джетт расплылся в извиняющейся улыбке. - Так бы и дал по шее.
        - Мне теперь никто не даст по шее, - важно сказал Джетт. - Мы с его величеством теперь, простите за каламбур, на короткой ноге, и то, что я хромой, мне вовсе не помешало! О, Генри, ты тут!
        При виде Генри слуги подались назад. Смотрели они только на его перчатки, и Генри уже собирался скрыться и поискать еду где-нибудь еще, когда Джетт поднялся и, раскинув руки, быстро сказал:
        - Краткая версия событий: да, он может убивать прикосновением, если вдруг снимет перчатки. Но нет, он этого делать не собирается, верно? - Джетт со всей силы хлопнул Генри по плечу. - Если б он корону не нашел, от дворца бы рожки да ножки остались! Хоть скажите человеку спасибо за то, что он всех спас. А еще лучше - давайте похлопаем!
        И он изо всех сил захлопал в ладоши с таким воодушевленным видом, что слуги, переглянувшись, присоединились к нему. Их подозрительные взгляды смягчились, некоторые даже несмело, криво улыбнулись, и Генри поклонился им, прижав руку к груди.
        - Вон, смотри, что мне король отдал. Я уже говорил, что мы с ним теперь друзья? - сказал Джетт, когда Генри сел за стол и все начали расставлять перед ним еду. Он вытащил из кармана тяжело звякнувший холщовый мешочек. - Монеты, которые у меня принц забрал. Ух, ну и досталось этому самоуверенному индюку от его папаши! А я теперь могу домой пойти, как хотел. Но только завтра - сегодня вечером праздник обещали, а уж я такого не пропущу.
        Дальше Генри не слушал. Он только сейчас понял, как голоден, и вцепился обеими руками в жареную куриную ногу. Рядом, правда, лежала вилка, но Генри к ней и не притронулся - не могут же люди есть вилками все подряд!
        - И куда мы тащимся? - ворчал Джетт полчаса спустя, когда они шли вниз по широкой белой лестнице к распахнутым воротам. - Так хорошо на кухне было, могли хоть целый день сидеть!
        Но, выйдя за ворота, он тут же перестал жаловаться. Озеро, еще вчера мертвое, сейчас сияло, на мелководье стояли белые цапли. Ветер шевелил первую траву на берегах, и даже она весело поблескивала от солнца. А на площади…
        - Знаешь, у меня вчера немного челюсть отвисла, когда ты корону отдал, - задумчиво протянул Джетт, позвякивая монетами в кармане. - Мой друг король славный малый, но, поверь, если бы я нашел корону древних, я бы ее тут же на себя надел. Ведь кто ее наденет, тот станет основателем великой династии королей будущего, так? А тебе это, уж прости, теперь не светит. - Он помолчал, оглядывая площадь. - В общем, я бы ни за что так не сделал, но…
        - Но видишь, что я был прав, - щурясь от солнца, закончил Генри.
        Если честно, мысль о том, что королем ему не быть, вызывала у него только облегчение.
        На площади люди убирали мусор, остатки костров и разваленных прилавков, а среди них, окруженный посланниками, стоял король, держа развернутый лист бумаги. Корона мягко поблескивала под солнцем.
        - В пятом квартале нужны еще доски, а третьем - вода, - услышал Генри, подойдя ближе. - Вот здесь вчера рухнуло сожженное здание, и надо помочь хозяевам вытащить из-под завалов уцелевшие вещи.
        При виде Генри король поднял голову и улыбнулся. Лицо у него был измученное и бледное, лицо человека, который годами не выходил на солнце, но взгляд ожил. И Генри, приветственно махнув ему рукой, пошел дальше.
        - Что, даже не подойдем к ним поболтать? - спросил Джетт, и тут кто-то потный и пропахший гарью едва не сбил их с ног.
        Генри! - крикнул Сван, обхватывая его за пояс и едва не отрывая от земли. - Прости, что мы в прошлый раз поссорились! - Он прижал Генри к груди, и тот терпеливо замер. - Все было так ужасно! Ну и неделька - будет, о чем рассказать Хью, когда встретимся! Но теперь все в порядке, да? Король на площади утром всем объяснил, что, если мы будем злыми друг к другу, духи вражды опять захватят город, так что теперь все в городе хотят приютить бездомных, и все к нам подобрели! Меня бабуля вон из того дома целое утро кормит, а я ей помогаю стены от гари отмыть! Король сказал, в башню мастеров завтра всех начнут пускать, чтобы люди свои дары искали! Люди только про это и говорят - там целая книга даров, представляешь? Интересно, там есть что-нибудь про поэтов?
        - И тебе привет, толстяк, - весело вставил Джетт, когда Сван умолк, переводя дух. - Хотя стой, ты уже не толстяк! Испытания вернули тебе природную стройность!
        Сван и правда осунулся так, что кожа на костях висела, - но его это, кажется, вовсе не печалило.
        - Агата мне тоже сказала, что я постройнел. Ну, то есть палочкой по грязи написала.
        - Агата? - вскинулся Джетт. - Ты ее видел?
        - Она вон там, кому-то чинит выломанную дверь, - показал Сван.
        Джетт внезапно начал поправлять костюм, будто не был уверен, что воротник загнут в правильную сторону и все пуговицы на месте. Проведя осмотр своего наряда, он выпрямил спину и двинулся в сторону Агаты, стараясь не хромать. Получалось так себе, и, пройдя несколько шагов, он завернул обратно.
        - У нее в руке молоток. Не думаю, что это удачный момент, - пробормотал он.
        Генри, взяв его за плечи, развернул и подтолкнул в сторону Агаты.
        - С духами вражды ты не трусил, - сказал он, и Джетт с тяжелым вздохом побрел в указанном направлении.
        Генри со Сваном издали смотрели, как при виде его Агата распрямилась и сердито покраснела. Кажется, она собиралась его за что-то отругать, но это довольно неудобно, когда не можешь говорить. В конце концов она просто продолжила бить молотком по гвоздю, а Джетт неловко замер рядом, с широкими жестами произнося какую-то речь.
        - Ее и правда лишила голоса злая волшебница, - сказал Генри, и Сван вытаращил глаза. - Помнишь, когда мы вернули Сердце, я обещал помочь Агате снять заклятие, а тебе - найти Хью? Прости, Сван. Я раздал столько обещаний и сам не представляю, как их выполнить.
        - Я знаю, - кивнул Сван. - Хью и так найдется. Мы же с ним братья, а братья всегда находятся.
        Они постояли, глядя на звенящую от веселого гомона площадь, и на каждом шагу Генри видел знакомые лица. Мальчик с даром строителя показывал высокому мужчине, как укладывать на место выломанные из мостовой камни. Силачи из Пенгривилла охапками таскали мусор к единственному оставшемуся костру. На обломках прилавка с той же страстью, что и в Пропастях, целовались парень и девушка, у которых Генри когда-то посоветовали учиться. Бывшие надзиратели из мастерских в рваных мундирах подметали дорогу вдоль озера.
        - Красота, да? - улыбнулся Сван. - Король говорил, что, если мы все вместе приведем площадь в порядок до вечера, устроим праздник. Он даже огни Зимнего дня из запасов достанет - в королевском дворце их, оказывается, полно. Ладно, я побегу, меня бабуля ждет!
        И он умчался.
        Неподалеку от Генри компания знакомых старичков - тех самых, к которым он когда-то спрыгнул с дерева, - разбирала груду мусора, пытаясь определить, что можно сжечь, а что нет, и Генри подошел к ним.
        - А я в дальнем конце площади была, но все видела! Честное слово, корона прямо ему в руки упала! - говорила старушка в грязно-красном наряде. - Стоит он с ней в руках, красивый, как Сивард на картинках, а потом к королю подходит и… Мальчик, тебе чего?
        - Просто хотел сказать, что если вы мусор разделите на кучи поменьше, по числу людей, и каждый будет разбирать свою, получится быстрее, - сказал Генри.
        - Будет он еще уважаемым людям советы раздавать! - проворчал старичок с желтой бородой. - Иди, иди, мальчик, займись чем-нибудь еще, не мешай достопочтенному собранию!
        Следующие несколько часов Генри помогал всем подряд: перетаскивал тяжести, чистил, красил. После стольких дней безумных приключений это определенно была приятная работа. А еще Генри понял: лучший способ подружиться с людьми - это делать что-нибудь с ними вместе. Кто-то узнавал в нем разрушителя, уничтожившего прилавки, и пятился назад. Кто-то узнавал того, кто достал корону, и кланялся как заведенный. Генри молча продолжал делать свое дело, и постепенно все начинали относиться к нему просто как к парню, с которым они вместе убирают площадь. От этого Генри чувствовал в груди что-то щекочущее и яркое, что-то похожее на счастье. Ведь именно этого он больше всего и хотел. Не быть героем, не быть злодеем, а просто быть вместе со всеми.
        Когда солнце начало клониться к закату, Генри увидел неподалеку от себя что-то странное. Скоро это заметили и остальные, и со всех концов площади полетели крики: веселые, испуганные, удивленные.
        - Мама, скриплеры! - заверещала рядом с Генри какая-то девочка.
        Это и правда были они, но самым странным было другое: там, где раньше были ярмарочные прилавки, сквозь мостовую прорастали новые. Вот только эти прилавки были совсем другие: из туго переплетенных веток, и на каждом прилавке восседал скриплер с чайником. Генри хмыкнул. Если они хотели произвести впечатление, им определенно это удалось.
        - Приветствуем вас, люди волшебного королевства! - проскрипел тот, у которого на голове был венок из одуванчиков, и Генри узнал в нем Пала. - Вы преодолели испытания, и теперь настал час для большого праздника!
        Те, кто пришел вместе с Генри из Пропастей, бросились к скриплерам, как к старым знакомым. Горожане первое время держались подальше, но, когда площадь накрыл запах свежего чая и теплого теста, все недоверие к скриплерам тут же было забыто, и скоро вокруг каждого прилавка, переговариваясь, собралась целая толпа.
        Его величество, который целый день бегал мимо Генри по разным делам, будто пытался отыграться за все годы безделья, остановился рядом с ним и, гордо глядя на прилавки, сказал:
        - Они пришли ко мне сегодня, когда я подписывал указы в кабинете. Просили разрешения взять мебель, посуду и еду для праздника из королевских запасов.
        - И вы сразу поверили в говорящих скриплеров? - поднял брови Генри.
        Король засмеялся:
        - Сначала я залез под стол. Но потом подумал: «Мы в волшебном королевстве, у меня на голове волшебная корона, так с чего мне не верить в скриплеров?»
        Устраивать праздники скриплеры умели, как никто другой, это Генри еще в прошлый раз понял. Скоро вся огромная площадь была уставлена столами и стульями, в которых Генри тут же узнал мебель из королевского дворца.
        Кажется, здесь собрался весь город. Генри пытался сосчитать, сколько именно на площади людей, когда на плечо ему легла чья-то ладонь.
        - Я смотрю, костюм на вас сидит отлично! - весело сказал Уилфред, разворачивая Генри к себе. - Знаете, о чем я мечтаю? Сделать новую одежду для всего города, вместо тех безвкусных жалких тряпок, которые на них сейчас. И еще…
        Генри не дослушал. Он смотрел на Розу, которая замерла рядом с отцом, прижав к лицу раскрытый веер. Генри неловко, краем рта улыбнулся ей и попятился, но она уже шла к нему - мимо придворных девушек, которые, уткнувшись носом каждая в свой веер, рассматривали прилавки скриплеров, мимо бледных молодых людей из дворца, не сводивших глаз с накрытых столов.
        - Бедный папа весь день от меня не отходит. Поверить не может, что я знала про Джоанну, а ему не сказала. Обещает, что теперь ничего плохого с нами не случится, - еле слышно сказала Роза, не сводя с него глаз. - А ты ведь… Ты никуда больше не уйдешь?
        - Я не знаю, - честно ответил Генри. - Понятия не имею, что будет дальше.
        Она быстро заморгала, наморщив лоб, будто не поняла его ответ.
        - Но ты ведь любишь меня, да? - медленно спросила она.
        Генри задумался. Он слишком мало знал о том, какие чувства люди друг к другу испытывают. Ему приятно, когда она рядом, и целоваться тоже понравилось, - значит ли это, что он ее любит? Он так серьезно об этом размышлял, что не сразу заметил: судя по лицу Розы, на этот вопрос положено отвечать быстрее.
        Она, хмурясь, протянула руку к его щеке, и Генри дернулся назад. Если она коснется - узнает, что с ним стало, и будет бояться его, как все всегда боялись. Но она поняла его движение как-то не так и всхлипнула, разом втянув голову в плечи.
        - Ты… Я думала, ты… А ты просто… - бессвязно забормотала она. Веер по-прежнему закрывал ей половину лица, Генри видел только растерянные, мокрые глаза. - Больше никогда до меня не дотрагивайся, слышишь?
        - Я и не собирался, - успокоил Генри. Он имел в виду, что не хочет ее обжечь, но она ахнула, будто ее ударили, а потом развернулась и, едва не спотыкаясь на каблуках, пошла обратно к отцу.
        Генри потер затылок. Все-таки науку общения он, кажется, освоил еще не до конца. Ну ничего, теперь на это будет много времени. Он немного потренируется - и все исправит.
        Тут Карл, доблестно охранявший один из пустых столов от желающих за ним устроиться, начал рассаживать придворных, и Эмма, сдвинув притихшую Розу в сторону, ловко втиснулась рядом с Уилфредом.
        - Ах, бедная Ингрид! - прощебетала она, поблескивая разноцветными камнями в волосах. - Поверить не могу, что вы уже десять лет как вдовец! А я, кстати, тоже вдова. Не желаете вместе пойти взять чай у этих прелестных деревянных существ?
        Скоро Генри наглядно убедился, чем придворные отличаются от простых людей: они не очень-то умеют веселиться. Вокруг постоянно раздавались взрывы смеха, песни, разговоры, и только над столом, где сидел Генри, висела тишина, изредка прерываемая стуком ложек о блюдца и вежливыми беседами. Видимо, именно поэтому Агата сюда и близко не подходила - Генри видел, как она на другом конце площади пьет чай с Джеттом и Сваном. Те наперебой ей что-то рассказывали, а она улыбалась и ела яблоко. Рукой, а не вилкой, и без всякого веера.
        Когда вокруг начались танцы, придворные вытаращили глаза и не сдвинулись с места.
        - Это довольно весело, - громко сказал Генри, глядя, как вереница танцующих проносится мимо. - Я один раз так делал. Хотите, научу?
        - Разве это танцы? - заунывно сказал кто-то из придворных. - Это дикие, буйные прыжки.
        - А разве это не одно и то же? - спросил Генри, но ответить ему никто не успел, потому что к столу с криком: «Генри, ну вот вы где!» - подлетел встрепанный, с воспаленными глазами Олдус Прайд.
        Генри так давно его не видел, что от неожиданности чуть не облился чаем.
        - Олдус, не торопитесь уходить, - подал голос король, аккуратно помешивая чай в крошечной чашке. - Вы, случайно, не забыли, что вы пока еще капитан посланников? Мы вас целый день искали.
        - Я в подвале дома посланников прятался. Весь запас свечей и чернил израсходовал, - сказал Олдус. Голос у него был не особенно виноватый. - Все мешали мне работать, а я должен был закончить записки о походе за Сердцем. Вот они!
        И он грохнул перед королем толстую пачку бумаги.
        - В прошлый раз они были раза в три тоньше, - заметил Генри.
        - Теперь со всеми подробностями! - гордо сказал Олдус и упал на свободное место за столом. - Кстати, а что мы празднуем на этот раз?
        Все посмотрели на него так, что Олдус захлопал глазами.
        - Я что-то пропустил, да?
        Генри хлопнул его по плечу:
        - Даже не знаю, с чего начать. По-моему, хватит еще на одну книгу.
        - Я слушаю! - оживился Олдус.
        - Пусть остальные рассказывают, - махнул рукой Генри. Он чувствовал себя таким довольным и сонным, что разговаривать не хотелось. - А лучше пусть начнет…
        Он завертел головой - и только сейчас понял, кого не хватало на празднике.
        Генри выбрался из-за стола, оставив Олдуса среди придворных, и пошел в сторону распахнутых ворот. Дворец белоснежной громадой высился впереди, и Генри уже собирался пойти искать туда, но чутье, которое помогало ему находить зверей даже в неподвижном зимнем лесу, сказало: «Нет, тебе в другую сторону». Зайдя в ворота, он свернул направо и сразу нашел, что искал: следы на влажной земле. И он пошел вдоль стены.
        Через каждые пятьдесят шагов в крепостной стене были выщербленные ступени, которые вели на небольшие башни - зубчатые каменные навесы на четырех опорах. В одной из них, свесив ноги со стены, сидел принц. Он не мог не слышать, как Генри поднимался по ступеням, но даже не обернулся, когда тот уселся рядом с ним.
        - В присутствии членов королевской семьи надо спрашивать разрешения сесть, - холодно сказал принц. - Не думай, что тебе все теперь позволено.
        - Как ты? - неловко спросил Генри.
        - Спасибо, отлично. Как будто сначала упал с лошади, а потом она наступила на меня всеми копытами. Оставь меня в покое, я занят.
        - Чем? - спросил Генри, и принц, нахохлившись, как сова, отвернулся.
        Но Генри не ушел, и принц косился на него все чаще, будто не мог поверить, что он все еще здесь. А потом вдруг сказал что-то странное:
        - Мне десять лет все время снился один и тот же сон. Как Роберт падает, а я не успеваю добежать. Сегодня я спал в башне мастеров, в той комнате с Барсом на потолке, где мы вчера расстались, - не мог встать. И мне приснился другой сон. Как будто нарисованный Барс превратился в человека и сказал мне что-то непонятное: «Ключ у них. Не дайте им выйти за предел». Ты же у нас избранный, может, пояснишь?
        Вопрос прозвучал довольно ядовито, но Генри решил не обращать внимание.
        - Освальд и Джоанна забрали ключ от всех дверей. Но ни про какой предел я не знаю. Что вообще это слово значит?
        Принц вытаращил глаза:
        - Ключ от всех дверей? Как в сказках? Только не говори, что ты и его нашел.
        Генри кивнул, и принц застонал, ткнувшись головой в опору башни.
        - Шел бы ты веселиться, - грубо сказал он.
        - Мне и тут неплохо, - пожал плечами Генри.
        Неделю назад Пал сказал ему, что никто не должен во время праздника быть совсем один, и он твердо это запомнил.
        Они сидели молча, пока не стемнело. Вышли первые звезды, мелкие, как стеклянные осколки. Облака медленно ползли по ночному небу, бросая длинные тени на горы за озером.
        - А за теми горами что? - спросил Генри, ткнув в горизонт, и принц посмотрел на него как-то странно, будто вдруг вспомнил что-то давно забытое.
        - Там полно загадок и приключений, - с отсутствующим видом произнес он, словно разговаривал не с Генри, а с самим собой. - А еще где-то там прячется злобный Освальд. Мы однажды найдем его и покажем, где раки зимуют. Как тебе такой план?
        Генри засмеялся. Почему-то от этих слов страх и тревога последней недели отпустили его окончательно, будто все плохое навсегда осталось позади.
        - Чего ты? - подозрительно глядя на него, спросил Эдвард.
        Про раков смешно, - вытирая глаза, сказал Генри. - Освальд и так знает, где они зимуют. Под корягами или в норах у речных берегов. Он же охотник. И я, кстати, тоже. Если хочешь поискать раков, они у вас тут наверняка в какой-нибудь горной реке водятся. Хочешь, завтра поищем? Заодно можно рыбы наловить или на зайцев поохотиться.
        Эдвард хмыкнул.
        - Так вот как ты у себя в лесу развлекался? - насмешливо спросил он.
        - А у меня другой вопрос: не надоело вам тут сидеть? - проскрипели рядом с ними, и Эдвард едва не свалился вниз, в последний момент удержав равновесие.
        Пал вылез из темного угла башни, уселся прямо между ними, и Эдвард издал какой-то невнятный звук. Ему, кажется, нужно было время, чтобы прийти в себя, и Генри повернулся к Палу:
        - Пока не забыл: не знаешь, можно с помощью ключа от всех дверей выйти за какой-то предел?
        Все ветки у скриплера на голове разом встали дыбом.
        - Каждому знанию свое время, юный наследник, - подвывающим голосом проговорил Пал.
        - Серьезно? - простонал Генри. - Да вы шутите, что ли! Опять? Почему вы никогда не можете нормально ответить на вопрос?
        - Это кодекс вежливости волшебных существ.
        - То есть вы опять все знаете, но нам не скажете?
        - На площади сейчас очень весело, - ковыряя ветвистым пальцем камни стены, сказал Пал. - Из королевских запасов достали прекрасный джем, и если его еще не съели, вам повезло.
        - Ладно, хоть подсказку дайте насчет предела, - попросил Генри. - Маленькую. Крошечную. Что это хоть значит?
        - Это значит, что Олдусу Прайду пора готовить чернила, бумагу и кучу перьев, - торжественно сказал Пал. - В его сочинении, скорее всего, появится третья часть.
        - Он говорящий, - выдохнул Эдвард.
        - Наблюдательность, достойная принца, - проворчал Пал и прыгнул вниз со стены.
        - От джема я бы не отказался, - задумчиво сказал Эдвард и встал. - Ну, ты идешь?
        Генри позволил ему спуститься первым и еще минуту стоял, глядя на ярко освещенную площадь под стенами дворца. На всех столах были расставлены стеклянные сосуды с чем-то, очень похожим на болотные огни - Агата не теряла времени даром.
        «Радуйся, пока можешь», - шепнул голос огня, и Генри вздрогнул.
        А потом задышал глубже, успокаиваясь, и начал спускаться по ступеням туда, где его ждали.