Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Советов Николай : " Дорожное Происшествие " - читать онлайн

Сохранить .
Дорожное происшествие Николай Советов
        Советов Николай
        Дорожное происшествие
        Николай СОВЕТОВ
        ДОРОЖНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
        Жаркая духота июльского полдня, крепко разбавленная едкой бензиновой гарью и запахом размягченного асфальта, нависла над городом. Забитые автомашинами улицы оглушали людей, хотя им и казалось, что они уже привыкли к этому повседневному шуму. В поисках родничков чистого воздуха прохожие сворачивали в боковые улицы, прижимались к стенам домов, чтобы увеличить расстояние между собой и потоком изрыгающих дым и копоть чудищ. Чудищ, выпущенных на волю самим же человеком, который оказался не в состоянии не только оградить себя от ежеминутной опасности их нападения, но даже отделить нужные машины от ненужных. Тех, которым здесь, в городе, нечего делать, которые при огромной мощи своих двигателей ничего не везут или везут жалкие килограммы грузов...
        Лейтенант ГАИ Кириллов поставил свой желтый с полосками мотоцикл в тени тополя, прямо на тротуаре. Сев в коляску и положив на колени планшет с утренними протоколами, разомлевший от жары Кириллов почти равнодушно, без охотничьей сметки; присущей ему еще полтора-два часа назад, смотрел на рокочущий, ослабевший к полудню, но совсем не малый поток машин, заполнивший самую напряженную улицу его участка. Накопившаяся с шести утра усталость отнимала у Кириллова всякую охоту шевелиться. Автоматически он все же отмечал нарушения правил движения, которые происходили ежеминутно и не могли здесь не происходить. Вот новенькие "Жигули" неосторожно произвели обгон, но Кириллов пропустил их, не задержав, как сделал бы это утром... Вот грохочет, изрыгая клубы черного дыма, МАЗ. Его, конечно, тоже надо было бы остановить, составить протокол и наказать за неисправность топливных насосов. Наказать заодно и механика, который выпустил утром машину, отравляющую воздух. Но лейтенант вновь остался безучастным... Какой-то торопыга на "Волге" у пешеходной дорожки дал сигнал и, спугнув нескольких прохожих, проехал мимо. И
здесь можно было бы составить протокол...
        Впрочем, таких нарушителей сотни.
        "Ладно, - думал лейтенант. - Протоколы по качеству смеси полезны. Их прочитают в автохозяйствах и, может быть, внимательнее будут относиться к выхлопам машин. А вот десяток других..."
        Кириллов досадливо отмахнулся от тополиного пуха, словно отбрасывая возникшую в который раз досадливую мысль о том, что в его руках совершенно негибкий инструмент наказаний. Было бы куда короче и полезней для дела при мелком нарушении просто взять штраф. Каким-нибудь очень простым способом, например протянув нарушителю бумажку-извещение с указанием суммы. А на корешке этой бумажки у Кириллова останется записанный им номер машины нарушителя. И пусть водитель попробует не заплатить в срок - сумму можно автоматически удваивать и утраивать.
        Кириллов поморщился, вспомнив взгляды шоферов, когда он составлял протоколы или пробивал их талоны своим маленьким дыроколом - "жалом", как называют его водители.
        "Ну, лейтенант, будь человеком! Возьми ты штраф, - прямо-таки услышал Кириллов молящий голос одного из утренних нарушителей, не показавшего сигнал поворота. - Не хочу я из-за этой мелочи сидеть у вас в ГАИ воскресенье и слушать лекции о правилах движения. Знаю я их наизусть..."
        Кириллов увидел как бы со стороны свое лицо, окаменевшее лицо человека, олицетворяющего закон и не могущего отступить ни на шаг, хотя сама мера наказания ему и не нравилась. Да и не законом она предписана, а лишь инструкцией, которую надо бы пересмотреть. Ведь этот нарушитель, не показавший поворот, зарабатывает не менее шести-семи рублей в день. Стало быть, выписывая протокол и "приговаривая" шофера к потере дня отдыха, он, лейтенант Кириллов, штрафует беднягу не на полтинник, не на рубль. Не отдохнув в воскресенье, этот человек и работать в понедельник будет хуже, так что он, Кириллов, наносит прямой вред государству, хотя и действует по инструкции.
        Снова расслабившись, Кириллов опять смахнул щекочущую пушинку и размеренно подумал о том, что надо бы встать и напиться воды, благо недалеко был автомат с газировкой, как вдруг его мысли прервала замеченная краем глаза ненормальность движения на улице. В ту же секунду это ощущение ненормальности подтвердилось человеческим криком, высокой нотой взлетевшим над шумом улицы и внезапно смолкшим, как бы прерванным грохотом удара и звоном бьющихся стекол. Кириллов увидел, как метрах в семидесяти от него груженный щебенкой самосвал выкатил на среднюю линию, прижал к противоположному бордюру два испуганно шарахнувшиеся легковушки, повернул почти перпендикулярно движению, рассыпая щебенку, пересек тротуар и врезался в стену бетонного здания. А впереди, резко, но бесшумно затормозив, остановился плывший навстречу кораблем среди мелких суденышек, сверкавший блеском огромных стекол междугородный автобус.
        Кириллов нажал кнопку на радиопередатчике, смонтированном в коляске, крикнул, не дожидаясь ответа дежурного:
        - Я - двадцать третий! Двадцать третий. Авария. Опергруппу и "скорую". Быстрее "скорую". - И, кинув трубку, бросился к самосвалу, на бегу размахивая палочкой, чтобы остановить и без того застопорившееся движение.
        На то, что было под передком машины, Кириллов предпочел не смотреть. Сообразив, что самосвал надо оттаскивать от стены буксиром и что это можно будет сделать и минутой позже, ибо погибшей женщине жизни уже не вернуть, он бросился к кабине, где могли быть живые.
        Кабина самосвала, смятая надвинувшимся на нее груженым кузовом и присыпанная выброшенной щебенкой, открылась с трудом. Водитель лежал, навалившись на руль, и Кириллов содрогнулся, увидев что кусок сломанной баранки руля впился ему в грудь.
        Вторым в кабине был молодой парень. Казалось странным, что руки его сжимают рулевое колесо. Создавалось впечатление, что перед ударом оба они - и водитель и пассажир - вцепились в руль, стремясь вырвать его друг у друга.
        "Не в этом ли причина аварии?" - автоматически подумал Кириллов, взявшись за парня, пострадавшего, по-видимому, значительно меньше.
        Все дальнейшее шло по четко отлаженной схеме. Члены опергруппы, приехавшей по вызову Кириллова, начали расчищать дорогу и ликвидировать пробку машин, рулеткой производить замеры, составлять карту происшествия. Прибывшая следом машина "скорой помощи" забрала пострадавших. А Кириллов занялся опросом водителей и пассажиров автобуса, остановившегося неподалеку от места аварии, и легковых машин, прижатых самосвалом к дорожному бордюру.
        Все очевидцы показывали одно: ничто не мешало самосвалу ехать прямо, не было никакой видимой причины сворачивать на скорости к середине дороги, затем к тротуару и врезаться после этого в стену. Водителю одной из легковых машин показалось, что через ветровое стекло самосвала он видел какое-то движение - как будто бы пассажир вырывал руль у шофера. Но точно утверждать он этого не мог, так как смотрел на них лишь одно мгновение, к тому же из неудобной позиции - снизу вверх.
        Водитель автобуса сидел на том же уровне, что и люди в кабине самосвала. Но расстояние между ними было большое, и у водителя создалось лишь впечатление, что фигуры в кабине располагались необычно близко друг к другу. Однако никакой борьбы он не заметил. Пассажиры автобуса видели лишь странный поворот самосвала и в подробностях описывали удар о стену, звон стекла, положение самосвала после аварии.
        Но вот один из очевидцев-прохожих, сам подошедший к Кириллову, прямо заявил, что видел борьбу пассажира и шофера и слышал крик последнего. Что-то вроде: "А-а-а!" или "Га-а-ад!" Это уже прямо указывало на причину аварии - непрошеное вмешательство пассажира.
        Но зачем он это сделал? Что побудило его к этому?
        Мысль об этом не давала Кириллову покоя весь день. Вечером он позвонил в больницу.
        - Шофер умер, - сообщила ему дежурная из регистратуры. - Поговорить со вторым, его фамилия Иванов, зовут Виктором Васильевичем, вы сможете завтра.
        - Две смерти! - покачал головой Кириллов.
        На следующий день Кириллов был в больнице. Накинув на плечи чистый халат, у которого были оторваны все до единой пуговицы, а на рукавах болтались завязки, воспользоваться которыми без специальной тренировки не было никакой возможности, лейтенант прошел в общую палату, где лежал Иванов. С подушки указанной ему кровати глянули воспаленные то ли от бессонницы, то ли от болезни глаза молодого человека лет двадцати.
        - Как вы оказались в машине? - представившись и предложив больному не беспокоиться и не подниматься, задал Кириллов первый вопрос.
        - Попросил подвезти, - коротко ответил больной, и по тону лейтенант понял, что Иванов не будет разговорчивым собеседником.
        - Как случилась авария и что ей предшествовало?
        Небольшая пауза, последовавшая за этим, показалась Кириллову вызванной не столько тем, что Иванов не знал, что ответить, сколько плохо скрываемым стремлением скорее закончить этот разговор. Однако Иванов ответил, и ответ его был неожиданным для Кириллова.
        - Я понял, что шофер умирает, - услышал Кириллов. - Он умирал на ходу. У него что-то случилось с головой, и потому я схватил руль, чтобы попытаться избежать столкновения с автобусом.
        Больной говорил тихо, но уверенно. В голове Кириллова пронеслась мысль о том, что Иванову кто-то сообщил о смерти шофера. Понимая, что его борьбу с шофером могли видеть, он и решил сказать, что шофер умер до аварии.
        "Наивный парень, - подумал про себя Кириллов. - Ведь медики точно определят причину смерти шофера..." Однако докучать недоверием еще не окрепшему человеку, лежащему перед ним, Кириллову не хотелось.
        - С ваших слов, Виктор Васильевич, - сказал он, как бы соглашаясь, - я записал: вы увидели, что шоферу стало плохо, и пытались перехватить руль.
        - Он умирал, но это все равно.
        - И после этого произошла авария?
        - Да.
        - И последний вопрос. Когда и кто вам сказал, что шофер умер?
        - Никто мне не говорил. Я и тогда уже знал, что шофер умрет. Потому и схватил руль.
        Последние слова Иванов произнес с нарастающим напряжением и даже приподнялся в постели. Кириллов тоже поднялся и, не желая более утруждать больного, успокаивающе сказал:
        - Спасибо, Виктор Васильевич. На сегодня кончим. Поправляйтесь. И тогда мы уточним подробности.
        Лейтенант кивком попрощался с больным, который снова откинулся на подушку и устало отвернулся.
        Выйдя из палаты, Кириллов прошел к дежурному врачу и спросил его о причине смерти шофера, доставленного в больницу вместе с Ивановым.
        Дежурный врач, перебрав папки, нашел заключение, прочитал его про себя. Потом, уже имея опыт общения с милицией, сказал, обращаясь к Кириллову:
        - Запишите. Смерть больного, доставленного в больницу десятого июля сего года в результате дорожного происшествия... наступила вследствие обширного кровоизлияния в мозг. Рана подреберья, явившаяся результатом вдавливания сломанного руля, причиной смерти послужить не могла.
        Кириллов быстро записывал, но скрыть своего удивления не сумел, и дежурный, который привык к равнодушию должностных лиц при самых трагических известиях, заинтересованно спросил:
        - Вас что-нибудь удивляет в этом диагнозе?
        - Скажите, - вместо ответа спросил Кириллов, - мог кто-нибудь сообщить Иванову о том, что шофер, с которым его доставили в больницу в одной карете, умер?
        - У нас в больнице никто! - уверенно ответил врач.
        - Он мог услышать это в санитарной машине?
        - Мог, конечно... Но... - Врач переложил несколько папок, открыл одну из них, вчитался. - Судя по истории болезни, Иванов был доставлен в больницу в бессознательном состоянии.
        - Без сознания его положили и в санитарную машину. Это я помню точно, сказал Кириллов. - Но ведь он мог ненадолго очнуться в машине и услышать слова сопровождающих медиков о смерти соседа...
        Дежурный врач пожал плечами. А Кириллов, опровергая это им же самим высказанное мнение, продолжил:
        - Однако бригада санитарной машины вряд ли могла с ходу установить причину этой смерти. И тем не менее Иванов сказал мне, что шофер умирает на ходу, как он выразился. То есть до аварии. И указал причину - что-то с головой.
        Собеседник Кириллова посмотрел на него, как тому показалось, снисходительно и, снова взяв папку с историей болезни умершего шофера, пояснил:
        - Здесь есть ответ и на этот вопрос. Естественно, что патологоанатом, производивший вскрытие, обязан был заинтересоваться тем, что произошло сначала. Смерть и затем ранение или наоборот - ранение и затем смерть, хотя и не по причине ранения. Так вот, по количеству вытекшей крови и по ряду других признаков патологоанатом заключает: "Ранение было получено умершим еще при жизни. Смерть от кровоизлияния наступила через очень короткое время, но после аварии и ранения". Такое же заключение дала и "скорая помощь".
        - Понятно, - согласился Кириллов. - А можно ли предположить, что шоферу стало дурно и он потерял сознание еще до аварии? Тогда авария становится неизбежным следствием его обморока.
        - Конечно. Вполне реальное предположение. Инсульт, то есть кровоизлияние в мозг, очень часто начинается с потери сознания, - ответил врач.
        Кириллов кивнул. Объяснения были исчерпывающими.
        - А как здоровье Иванова? - справился он у врача.
        - Легкое сотрясение. Недели две постельного режима, и он полностью поправится.
        Итак, все становилось на свои места, все сходилось. Шофер самосвала почувствовал себя плохо и потерял сознание. Машина стала неуправляемой. Иванов, увидев это, схватил руль, попытался выправить машину, но не сумел. Произошла авария, самосвал врезался в стену, задавив при этом оказавшуюся здесь женщину. Шофер получил ранение и, не приходя в сознание, умер, хотя ранение и не явилось прямой причиной его смерти. Иванов отделался сильными ушибами, но он-то отлежится. И хотя умерли двое, виновных, по мнению Кириллова, нет. Разумеется, дело должно быть передано в суд, и судьи будут долго разбираться в обстоятельствах происшествия. Но вряд ли они придут к другому мнению. Впрочем, это уже Кириллова не касается. Он должен дать исчерпывающую картину происшествия, и он сделает это.
        Через две недели Кириллова вызвали к следователю прокуратуры.
        Пройдя в приемную и доложив о себе, Кириллов увидел на скамье ожиданий Иванова. Тот взглянул на лейтенанта, сдержанно ответил на его приветствие, но особого оживления не выказал.
        Следователь Филатов не был Кириллову знаком, хотя они и встречались не раз в служебных помещениях милиции. Предложив Кириллову сесть, следователь положил перед собой лист протокола. После ряда вопросов, проясняющих картину происшествия, Филатов спросил:
        - Вы нашли пассажира в таком положении, из которого явствует, что он держал руль машины?
        - Да. Я указал это в своем донесении.
        - Иванов говорил, что он пытался выправить машину, когда водителю стало плохо?
        - Когда водитель стал умирать на ходу, так дословно сказал мне Иванов, - ответил следователю Кириллов. - И это меня удивило. Он не сказал, что водителю стало плохо, а именно что он умирает. И действительно, экспертиза показала, что водитель умер вскоре после удара, но не от раны.
        - Итак, водитель умирает после аварии. - Филатов сделал ударение на слове "после". - До аварии он был жив. Какова была нужда вмешиваться и не случилось ли так, что Иванов, наоборот, помешал шоферу, пусть даже в последние секунды жизни, справиться с машиной?
        Кириллов пожал плечами и ответил, что никаких данных так думать у него нет.
        - Как же тогда можно объяснить показания прохожего, который видел борьбу в кабине и слышал крик? Я вызывал его, вот его показания. Они совпадают с тем, что он говорил и вам.
        - Иванов ведь не отрицает, что вырывал руль у шофера. Стало быть, свидетель говорит правду, - ответил Кириллов. - А вот зачем Иванов это делал, я выяснить до конца при беседе с ним в больнице не имел возможности - он был еще слаб.
        - Для этого я и пригласил его сегодня, - ответил Филатов и затем спросил: - В скольких метрах от места аварии затормозил автобус?
        - На плане, который составила опергруппа, - Кириллов кивнул на документы, лежащие на столе следователя, - указано, что до автобуса было шестьдесят два метра.
        - Это ведь гораздо больше тормозного пути обеих машин - самосвала и автобуса - при тех скоростях, с которыми они ехали.
        - Конечно.
        - И потому записанное вами утверждение Иванова о том, что он схватил руль для избежания столкновения с автобусом, оснований не имеет? - спросил следователь.
        - Они могли столкнуться позже.
        - Но этого не случилось. И мы не можем гадать, случилось бы столкновение или нет, если бы машины продолжали ехать. А вот наезд на гражданку Афонину произошел. И закончился он ее смертью.
        - Да, это так.
        - У меня к вам, товарищ Кириллов, еще вопрос - как к дорожному эксперту и одновременно свидетелю. Является ли наезд на гражданку Афонину следствием поворота руля Ивановым? И еще точнее - произошел бы наезд, если бы Иванов не схватил руль?
        Кириллов замялся с ответом. По сути, у него спрашивали, виновен Иванов в смерти Афониной или нет.
        - Я не могу ответить точно, - произнес он наконец. - Да и кто это может знать? Но то, что машина потеряла управление в результате смерти водителя, - это достоверно. Это опирается на заключение медицинской экспертизы.
        - Затем последовавшей смерти, - уточнил Филатов. - Затем! А в момент поворота шофер был жив!
        - Я задавал врачам вопрос, - возразил Кириллов. - В деле это есть. - Он снова указал на бумаги, невольно ловя, себя на мысли, что сейчас ведет себя не как беспристрастный свидетель, а как сторона, отстаивающая невиновность Иванова. - Врачи говорят, что кровоизлиянию в мозг и смерти от этого, как правило, предшествует потеря сознания. А отсюда вытекают и неуправляемость машины, и правомерность действий Иванова - хотя бы с целью спасти себя. Вот, правда, неудачно он сработал, да ведь это не его вина, а скорее его беда.
        Филатов также почувствовал сформировавшуюся позицию Кириллова, укоризненно, как тому показалось, качнул головой, но ничего не сказал. Затем подошел к двери и, уже обращаясь к лейтенанту на "ты", как бы закончив на этом официальную часть разговора, произнес:
        - Ну ладно. Давай я поговорю с Ивановым. А ты сиди и слушай. Может, и заметишь что новое.
        Иванов вошел, окинув обоих спокойным взглядом, поздоровался с Филатовым и, не дожидаясь приглашения, сел на стул в некотором отдалении от стола. Филатов несколько поморщился от такой, с его точки зрения, бесцеремонности, но поскольку приглашение сесть было обычно первым, с чем он обращался к посетителям, высказываться по этому поводу не стал.
        - Иванов, Виктор Васильевич, студент-физик, год рождения... - произнес Филатов обычную формулу знакомства.
        Кириллов смотрел на заметно посвежевшее лицо Иванова и никак не мог уловить, что же выделяет его из массы, чем оно привлекает к себе внимание.
        "Может быть, какая-то внутренняя сосредоточенность? - подумал Кириллов. - Ну да, ведь он же студент-физик. Возможно, ему и следует быть задумчивым".
        - Виктор Васильевич, - услышал Кириллов вопрос Филатова, - расскажите, что предшествовало аварии.
        Иванов внимательно посмотрел на Филатова и затем неожиданно произнес:
        - Расскажу. Только сначала ответьте на телефонный звонок.
        Кириллов мог поклясться, что Иванов указал на телефон прежде, чем тот зазвонил. На лице Филатова на долю секунды выразилось недоумение, и он уже открыл рот, чтобы что-то сказать по этому поводу, но телефон на его столе действительно зазвонил. Брови Филатова поднялись еще выше, он поднял трубку и начал ничем не примечательный служебный разговор с кем-то из хорошо знакомых ему людей. Несомненно, договоренности о звонке Иванов с этим человеком иметь не мог. И потому Филатов, положив трубку, со вниманием взглянул на Иванова. Но прежде чем следователь успел спросил его, откуда он узнал о предстоящем звонке, Иванов сказал:
        - Об этом потом. Вы просили рассказать, что предшествовало аварии? Я уже рассказывал лейтенанту. - Иванов кивнул в сторону Кириллова. - Но могу и повторить. Я почувствовал, что шофер умирает. Не схвати я руль, самосвал увеличил бы скорость, и мы врезались бы в автобус. Я могу показать, на каких местах пассажиры были бы убиты. Сам я в этом случае пострадал бы не очень сильно, так как успел бы выпрыгнуть из кабины. В больнице, во всяком случае, не лежал бы.
        Оба слушателя удивленно смотрели на Иванова. Говорил он уверенно, и Кириллов по-прежнему невольно размышлял о том, чем облик его отличается от других. На лице же Филатова удивление сменилось обычным официальным выражением: он как бы вспомнил, что в этом кабинете по долгу службы ему не раз приходилось выслушивать неправдоподобные вещи, что его работа следователя как раз и состоит в том, чтобы отсеять шелуху придуманного и выделить правду. И потому он с профессиональной цепкостью снова взял инициативу допроса в свои руки.
        - Давайте, Виктор Васильевич, расчленим ваше длинное к не во всем понятное мне объяснение на части. Первое: почему вы решили, что шофер умирает?
        - А почему я сказал вам, что сейчас зазвонит телефон? - ответил вопросом Иванов.
        - Не знаю, - не растерялся Филатов. - Может быть, случайность? Впрочем, объясните мне то и другое.
        - Объяснить трудно. Считайте, что я просто чувствую логику всякого движения.
        Иванов замолчал, а Филатов теперь уже не спешил задать следующий вопрос, хотя и не собирался отказываться от продуманной схемы разговора.
        - Ну, раз вам объяснить трудно, будем считать, что объяснить вы этого не можете. - И, как бы останавливая легкое протестующее движение Иванова, он продолжил: - Ответьте на второй вопрос. Почему вы утверждаете, что если бы вы не перехватили руль и не повернули его, то самосвал прибавил бы скорость и врезался в автобус?
        Иванов ответил не задумываясь:
        - Потому что мотор уже взревел сильнее и самосвал начал разгоняться. А вот то, что он врезался бы в автобус, я опять-таки почувствовал.
        - Первая часть вашего ответа объяснима, - сказал Филатов, утвердительно кивнув. - Шофер, потеряв сознание, мог тяжестью напрягшейся или, наоборот, расслабившейся ноги нажать на педаль газа и тем самым прибавить мотору оборотов. Это я принимаю. Но вот вторая часть... Да еще с указанием пассажиров, которые пострадали бы в результате предполагаемого вами столкновения с автобусом. Нет, простите, это уже из области мистики!
        - Телефон, - ответил Иванов. - Сейчас зазвонит.
        Снова раздался телефонный звонок, и Филатов ответил с плохо скрываемой резкостью, невольно маскируя собственное удивление. Однако звонила жена следователя, которая хотела выяснить, когда он вернется домой. Филатов, смягчив тон, закончил разговор и, отбросив всякую мысль о преднамеренности звонков, угаданных Ивановым, заметил, кладя трубку:
        - У вас, Виктор Васильевич, несомненное предчувствие телефонных звонков. Должен это признать.
        - Не только звонков.
        - Значит, вы хотите убедить нас, что предчувствовали столкновение с автобусом? А по мнению экспертов, о столкновении там не могло быть и речи.
        - Я предчувствую результат любого начавшегося движения. Звонок телефона есть результат движения токов и их полей, которое начинается перед тем, как молоточек ударит по звонку. Это движение полей я и чувствую. Я также чувствую течение биотоков мозга. Вот почему я точно знал, что шофер умирает.
        Филатов недоверчиво качнул головой, а Кириллов, подавшись вперед, с напряженным вниманием рассматривал Иванова.
        - Что ж, - произнес Филатов, перебирая бумаги в лежавшей перед ним папке, - в вашей характеристике, которую мы запросили из университета, сказано: "Вдумчив, обладает несомненной физической интуицией, быстро усваивает материал. Одарен блестящими математическими способностями..." И так далее. В общем, как физика вас хвалят. Может быть, потому у вас к этим самым полям и волнам такая чувствительность?
        Кириллов заметил, что на лице Иванова промелькнула легкая улыбка.
        - Но мы, - продолжал Филатов, - рассматриваем не невидимые волны, а явно видимую вещь: самосвал не столкнулся с автобусом и не мог с ним столкнуться. И у вас нет доказательств того, что это могло быть.
        - Если хотите, - ответил Иванов, - я могу доказать свою способность предчувствовать движение простым и наглядным способом.
        Филатов пожал плечами, как бы разрешая ему действовать. Иванов встал, вынул из кармана пятак и протянул его Филатову.
        - Бросайте пятак. Мне предварительно лишь скажите, как вы его кладете на палец. Орлом или решкой вверх. А я точно скажу вам, как пятак упадет.
        Филатов мысленно упрекнул себя за то, что соглашается на игру в орлянку с человеком, который того и гляди станет подследственным. Тем не менее он не смог побороть в себе искушение проверить результаты этого простого опыта. Видя, что и Кириллов заинтересован не меньше, Филатов взял пятак и, перед тем как бросить его, сказал:
        - Насколько я знаю, вероятность падения монетки орлом или решкой при большом числе бросаний совершенно одинакова. Половина на половину. Угадать правильно, наверное, можно тоже не больше.
        - Я правильно предскажу все падения. Как лежит монетка на пальце?
        - Орлом.
        - Бросайте!
        Подброшенная щелчком монетка, вращаясь, подскочила кверху, и, пока она, падая, находилась еще в воздухе, Иванов сказал: "Орел" - и незаинтересованно отвернулся, всем видом показывая, что абсолютно уверен в правильности ответа.
        - Верно, орел, - подтвердил Филатов, показав Кириллову на монетку.
        Филатов кинул монетку еще и еще раз. Потом ее несколько раз бросил Кириллов, затем опять Филатов. Каждый раз ответ был точен. Ни одной ошибки. И вдруг Кириллов удивленно вскинулся - брошенная монетка упала решкой, хотя Иванов сказал, что будет орел.
        - Наконец-то! - воскликнул Кириллов. - Не угадали.
        - Ничего подобного, - спокойно ответил Иванов, посмотрев на Филатова. Просто товарищ следователь неверно назвал положение монетки перед броском.
        По улыбке Филатова, по смущенному движению головой Кириллов понял, что это действительно так.
        - Здорово! - не удержался от похвалы Кириллов. - Что же, теория вероятностей летит к черту?
        - Нет, конечно, - ответил Иванов. - Теория вероятностей незыблема. Просто я, зная начальное положение монетки, успеваю просчитать число поворотов ее на первых частях траектории и затем, с учетом замедления вращения за счет трения о воздух, вычисляю результат.
        - Так быстро? - недоверчиво спросил Кириллов.
        - Это не такое уж быстрое движение... Так что ничего чудесного в моих предчувствиях результата движения, начало которого я вижу, нет. Так же было и с автобусом.
        Изумленное выражение не сходило с лица Кириллова, однако в настроении Филатова что-то изменилось.
        - И вот таким способом вы, гражданин Иванов, будете пытаться убедить суд, что поворот руля, стоивший жизни гражданке Афониной, оправдан?
        Теперь удивление выразило лицо Иванова.
        - Так я должен буду предстать перед судом? - спросил он. - Вы считаете меня виноватым?
        - Вопрос о том, виновны вы или нет, решит суд, - ответил Филатов. - Я же прошу вас прочитать и подписать протокол нашей беседы с вами. И еще вот эту бумагу, являющуюся вашей подпиской о невыезде. - Следователь подвинул Иванову листки, вынутые из папки.
        - Но почему? - не трогаясь с места; воскликнул Иванов. - Я же избрал вариант с минимальными потерями! Неужели мне нужно привести еще какие-то аргументы?
        - В результате ваших действий погиб человек, - твердо ответил Филатов. - И боюсь, что ваши удивительные способности не убедят суд в том, что вы действовали правильно. Прокурор, по-видимому, предъявит вам обвинение в умышленном совершении неосторожных действий, приведших к тяжелым последствиям. В данном случае к гибели человека. Прошу вас, подпишите, повторил Филатов настойчиво.
        Иванов, не пытаясь более выражать ни изумления, ни протеста, подошел к столу и, подписав листки, спросил:
        - И чем грозит мне признание меня виновным?
        - Вы можете обратиться к адвокату, - сухо сказал Филатов.
        "От двух до пяти лет", - мысленно ответил за него Кириллов и с сожалением взглянул на Иванова, твердо решив, что на суде, выступая в качестве свидетеля, постарается дать наиболее благоприятную характеристику его действий.
        - Только вряд ли я прибегну к ним впредь, даже для того, чтобы избежать столь суровой кары, - услышал Кириллов отвечающие его мыслям, слова Иванова.
        Лейтенант оторопело смотрел на Иванова. Филатов, вскинувшись, переспросил:
        - Что, что?
        И, отвечая теперь уже Филатову, Иванов сказал:
        - Я говорю, что вряд ли последую вашему совету в отношении адвоката. До свидания.
        Верховным координатором службы изучения разумной жизни во Вселенной было получено кодированное сообщение из сектора А.
        "На местной транспортной артерии, - докладывал разведчик, - сложилась неблагополучная ситуация. Пришлось вмешаться. Но представители местной цивилизации расценили это как нарушение действующих установлений. Чтобы избежать наказания и продолжить изучение цивилизации в другом месте планеты, прошу разрешить трансклинизацию..."
        В обратном направлении полетела краткая кодограмма:
        "Трансклинизация запрещается. Не раскрывайте своих возможностей..."
        Состоявшийся через три недели суд оставил Кириллова, выступавшего в качестве свидетеля, в совершенном недоумении. На просьбу защитника подтвердить свои способности "чувствовать" хотя бы так, как это было сделано на предварительном следствии, Иванов отвечал:
        - Я вряд ли сумею это повторить. Боюсь, что то были лишь случайные совпадения.
        Лишь один раз Кириллову показалось, что он поймал брошенный на него взгляд Иванова. "Ты знаешь, и я знаю, - как бы говорил этот взгляд. Только мы больше никому об этом не скажем".
        Суд приговорил Иванова к минимально допустимому законом наказанию. И еще долго после этого Кирилловым владело недоумение и непонимание того, что же произошло. Но судьба более никогда не сводила его с этим удивительным человеком.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к