Сумеречная лощина Станислав Соловьев
#
Соловьев Станислав
Сумеречная лощина
С.В. Соловьев
СУМЕРЕЧНАЯ ЛОЩИНА
рассказ
"Всем - телом и сердцем - видятся и воспринимаются зрительные формы; всем - телом и сердцем - слышатся и воспринимаются звуки; однако, хотя они и воспринимаются вместе, - это не тень в зеркале и не отражение луны в воде. Пребывает лишь одна сторона - то единственное, что подтверждает..."
Догэн, "Гэндзё коан"
1.
Когда секретарь директора сообщил мне, какая меня ждет работа и что я должен приступить немедленно к этой работе, я удивился.
Господин директор - маленький рыжий пожилой человек - смотрел на меня недружелюбно, но при этом был официально вежлив. Он поставил передо мной выбор: или выполнить то, чего требует дело издательства, или... При этих словах лицо господина секретаря кисло скривилось, и он выразительно развел руками.
Я - всего лишь внештатный сотрудник издательства, и по этой причине получаю втрое вчетверо меньше, чем штатные сотрудники, а если ещё учесть, что я не имею никакого доверия у чиновников издательства, особенно в бухгалтерии, и так называемого веса в обществе, то мое положение просто плачевно. Уже второй месяц я не мог получить стоящей работы в издательстве, искать же работу в другом месте я не имел права. Это было бы нарушением подписанного мною контракта. Идея с публикацией моей повести, написанной год назад с большим трудом, потерпела полный крах. В этой повести я написал о коммивояжере, которой по поручению компании приехал в незнакомый ему маленький город Д., и при очень странных и малопонятных обстоятельствах утерял свое прошлое и свое привычное "я". Этот коммивояжер остался навсегда жить в городе Д., став дворником при стоматологической клинике... Издательство отклонило мою повесть. Официальной причиной было несоответствие повести "Полет Сюдзюкё Якемори" жанровой политике издательства. Реакция на мою повесть, мягко говоря, была скептической, а секретарь директора по кадрам недвусмысленно
намекнул мне, чтобы я прекратил заниматься всякой чепухой. Он дал мне понять, что при повторном случае издательство больше не станет меня терпеть...
Моя работа в издательстве заключается в том, что я пишу рецензии на незначительные публикации никому не известных авторов - каких-нибудь мелких коммивояжеров, домохозяек и отставных полицейских. Это занятие выводит меня из себя, нагоняет такую дремучую тоску, что я стараюсь поскорей уйти с работы, перейти улицу и в соседнем баре успокоиться за потягиванием сакэ. Работал я так: брал рецензии небольшого издательства на какую-нибудь публикацию, переставлял некоторые слова и абзацы, убирал слова из текста и заменял их синонимами или антонимами в зависимости от реакции моего издательства на эту публикацию. После одного-другого десятка подобных манипуляций текст претерпевал ещё десять-двадцать исправлений от господина литературного редактора и, наконец, получал "добро" от господина заместителя директора, и моя рецензия выходила в номер "Литературных новостей Йохэрицю" - газету для мелких коммивояжеров, домохозяек и отставных полицейских. О моей рецензии забывали напрочь, как только текст попадал в набор. За это я получал деньги. Не ахти какие, но на жизнь с большой натяжкой хватало...
Семь лет работы в издательстве настроили меня на самый пессимистический лад. Когда я услышал предложение господина секретаря, я тут же согласился: хоть какая-то новая работа. Но что касалось подробностей... Господин секретарь и сам не знал, что сказать. Он постоянно совершал какие-то движения: нервно смотрел в бумаги, задумчиво моргал, облизывал языком губы, приглаживал ладонью волосы. Выяснилось, что я должен поехать в один из монастырей небезызвестной Общины. Точнее - в крупнейший её монастырь, находящийся в Ициэнских горах. Сообщив мне это, господин секретарь сделал неловкую паузу, затем нашелся и веско добавил: "в Сумеречной Лощине". Однако это мне ни о чем не говорило. Видимо, как и самому господину секретарю. Как бы объясняя свой странный выбор, господин секретарь сказал: "К большому сожалению (большое сожаление явно читалось на его лице) штатный сотрудник, который должен был поехать в монастырь, неожиданно заболел, и поэтому нам пришлось задействовать свободного внештатного сотрудника". Господин секретарь имел в виду меня. Но я все равно не понял, почему именно я. И господин секретарь,
по-видимому, тоже.
Мне нужно было провести в монастыре Общины несколько дней, понаблюдать за жизнью монахов и написать по свежему материалу обширный репортаж. Господин секретарь объяснил мне, что это будет специальный выпуск журнала "Общество и религия". Зачем это понадобилось издательству, господин секретарь не знал точно, но догадывался. В этом замешаны общественные интересы, и даже само правительство заинтересовано в этом выпуске. Однако я не понял самого существенного: настроена общественность против Общины или, наоборот, в преддверии муниципальных выборов, возможно, влияние Общины необходимо для успеха правительственных кандидатов. А может быть, издательство заинтересовано в самой сенсационности материала об Общине, которая давно прославилась своей недоступностью, отчужденности и неприязнью к средствам массовой информации. Поэтому специальный выпуск "Общество и религии" мог быть подобен взрыву, что наверняка увеличило бы число подписчиков журнала. Или же интерес к Общине вызван чем-то еще?..
Я не знал, что и думать. Господин секретарь заверил меня, что от меня ничего особенного не требуется, только пожить несколько дней (это он повторил неоднократно, чем вызвал у меня неприязнь), и написать то, что я увижу. А затем профессиональные сотрудники выберут и оформят то, что будет "действительно нужным и интересным", - пояснил господин секретарь. Это окончательно вывело меня из себя. Честно говоря, о господине секретаре я никогда не был хорошего мнения, но я не был и плохого мнения о нем. Теперь, видимо, мои взгляды нужно пересмотреть.
Господин секретарь сухо попрощался со мной. Я в ответ выдавил что-то неразборчивое и поскорей вышел из кабинета, чтобы не видеть сегодня больше это неприятное для меня лицо.
Я разнервничался и в смятении спустился в бухгалтерию. Там я получил командировочные, железнодорожный билет до Ёкайко, а также документ, гласящий, что мне разрешается посещение монастыря Общины и проживание в нем в течение нескольких дней, заверенный Департаментом по делам религии и Департаментом внутренних дел, а также кучу туманных советов и предостережений от встретившихся мне сотрудников и всегда хмурого господина бухгалтера.
Я пошел домой, не заходя на этот раз в бар. Бутылку водки я купил по дороге. Мне необходимо было во всем обстоятельно разобраться.
2.
Дома я первым делом включил телевизор - у меня была смутная надежда услышать что-нибудь про эту Общину. Просмотрев безуспешно все каналы, я узнал массу информации, никаким образом не связанной с Общиной. Я выключил телевизор.
Потом я попытался узнать то же самое из журналов и газет, которых за последние месяцы накопилась у меня большая куча. Все они были изрядно пыльные и бестолковые. Я и там ничего не нашел, разозлился и выкинул их в мусоропровод.
Тогда я нашел у себя два справочника, открыл бутылку и, отхлебнув, стал искать дальше. Я прочитал небольшую заметку, не содержащую каких-то весомых сведений, но изобилующую длинными научными словами. Самыми понятными были слова "эклектический монизм" и "церковь Ожидания".
Я подумал, что, может быть, и в нашем городе есть монастырь Общины, и позвонил в службу справок. Мне сухо ответили, что служба справок этим не занимается. Я пожал плечами и бросил трубку.
Я пришел к таким выводам: во-первых, я знал, что такое Община, уже давно слышал о ней, да и привык к тому, что она стала элементом современной жизни нашей страны. Во-вторых, когда она возникла и что представляет из себя, я не знал. Но припомнил такую деталь: об Общине я слышал ещё мальчишкой, и странные люди в длинных одеждах до пят, монотонно что-то поющие, наводили на меня необъяснимый ужас, когда я их видел на улице во время своих игр. Отец пугал меня, когда я проказничал, что если я буду плохо себя вести, то он отдаст меня людям Общины, и я представлял, что мне придется ходить в каком-то дурацком балахоне, ходить босиком и петь скучные песни. Это действовало на меня гораздо эффективнее, чем отцовская тяжелая рука...
Как действительно называлась Община, я не помнил, и как ни пытался вспомнить, из своей памяти я ничего не мог выудить, кроме слов "Община", "люди Общины"... Кто они? Что проповедуют? Чего хотят? - Это всегда ускользало от меня. Наверное, потому, что абсолютно не было мне нужно, как и другим людям моего города. Были какие-то смутные намеки, похожие друг на друга слова. Например, "церковь Ожидания". Что это - серьезное название или шутка одного из журналистов?.. Я припомнил какого-то человека, который считался Учителем Общины, её легендарным основателем. В памяти всплыло имя: Окасё-сан - и круглое одутловатое лицо с тяжелыми мешками под глазами, и ничего не выражающий взгляд. Кажется, он был когда-то служащим государственной почты. Или учителем сельской школы?.. Пожарником?.. Не знаю.
Я собрал вещи в портфель, написал записку домоуправляющему, что меня не будет несколько дней, допил водку, отметив про себя, что качество её желает быть лучшим, послал все к будде Амиде и лег спать...
3.
Утром следующего дня я выехал в Ёкайко. Там я обратился в горную службу, как было указано в моем направлении. Работник, принявший меня - сутулый худой человек с бледно-желтым лицом, - выслушав меня, крайне удивился, словно кто-то сказал ему, что на небе два солнца. Он тщательнейшим образом прочитал все мои бумаги - каждую бумагу он осторожно брал в руки, едва касаясь пальцами, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, он просматривал её со всех сторон, пытаясь постигнуть в ней некий скрытый смысл, и так же осторожно клал на стол перед собой. Затем он куда-то терпеливо звонил, кому-то настойчиво что-то объяснял. Кажется, ему не верили, и он виновато косился на меня своими печальными глазами. И только потом, видимо, добившись определенных результатов от телефонного разговора, расспросил меня, что конкретно мне нужно от горной службы Йокайко, - все так же, не веря своим глазам и ушам. У меня возникло ощущение, что в его глазах я - нелепое чучело. Я не понял причину такого отношения, но опять спокойно объяснил, что мне нужен вертолет, чтобы он доставил меня в место, расположенное в южных отрогах
Ициэнских гор, которое называется Сумеречная Лощина (господин работник обрадовано закивал головой мол, мы знаем такое место). Там находится монастырь Общины (господин работник опять закивал), куда я направлен издательством. После чего господин работник повторно просмотрел документы, видимо, уже для проформы, и позвонил в диспетчерскую аэродрома. "Через час вы получите вертолет", - сказал он мне. Господин работник был все ещё смущен и вел себя нервозно, то и дело, порываясь опять проверить у меня документы и куда-то позвонить. Чтобы разрядить обстановку, я спросил, почему такие сложности с дорогой. Господин работник, услышав знакомую для себя тему, заметно успокоился. Он рассказал мне, что Сумеречная Лощина со всех сторон окружена горами, столь высокими и отвесными, что никакой способ передвижения по такой местности невозможен, кроме как по воздуху, да и то, добавил господин работник с видом знающего человека, это не всегда осуществимо. Климатические условия в Сумеречной Лощине подстать её названию. Там постоянно туманы и мокрый снег, а на больших высотах свирепствуют сильные ветра. Поэтому для
вертолета горной службы этот путь изрядно труден. Я настороженно поинтересовался, настолько ли плохо.
- Можно сказать, что да. Очень редко, буквально, в считанные дни, вертолет может приземлиться в Сумеречной Лощине без большой опасности разбиться о скалы или сесть в болото.
- Там ещё и болото есть? - изумился я, подумав про себя, что в конечном итоге найдется и ещё дюжина неприятных сюрпризов.
- Есть, - подтвердил господин работник, - но там есть безопасные тропинки, вы не думайте.
- А как же люди из монастыря общаются с внешним миром? Горы, туман, э-э... болото. .
- С миром? - сильно удивился господин работник. - Ну... им это, по-моему, совсем не нужно... У меня сложилось такое впечатление.
- Не нужно? - я был ошеломлен. Моя будущая работа переставала мне нравиться. В моем воображении появилась неприглядная картина: отвесные горы, полуразрушенный монастырь и полуголые люди, пляшущие вокруг костра.
- Есть один перевал, связывающий Лощину с небольшой деревушкой, что находится по соседству. Но этот перевал свободен только летом.
- Значит, монастырь почти круглый год отрезан от мира?
- Ну-у... - господин работник смутился. Видимо, это никогда не приходило ему в голову. - Наверное, это обстоит таким образом, - осторожно закончил он.
- А как я попаду назад? - разволновался я.
- Очень просто. Вы сообщите нам из монастыря, что желаете возвратиться.
- А как я сообщу?
- У них есть радиопередатчик. На аварийный случай: обвалы, камнепады, болезни...
Честно говоря, мне не очень-то верилось. Существует ли этот радиопередатчик? Вероятно, сомнение отразилось на моем лице, потому что господин работник поспешил меня заверить:
- Передатчик есть, будьте уверены. В прошлом году наша служба связи заменила его на новый. Прежний был совсем старый - сплошная груда металлолома. Ваше сообщение необходимо для того, чтобы мы зря не рисковали машиной и жизнью пилота... да и горючее сейчас недешево.
Я подписал квитанцию, и господин работник отвел меня на маленький аэродром горной службы. Было по-зимнему холодно. Даже отсюда виднелись Ициэнские горы. Я видел их впервые в жизни, но, к сожалению, толком не смог ничего разглядеть. Увидел лишь какие-то черные тени на сером фоне сумерек.
4.
Вертолет оказался совсем маленьким - двуместным, старым и очень шумным. Дверца была открыта, внутри кабины сидел здоровяк с красным лицом и опухшими глазами - пилот. Господин работник кивнул ему и показал рукой на меня. Услышать ничего нельзя было из-за летящих из кабины громких звуков эстрадной музыки. Пилот равнодушно покосился, я залез в кабину и захлопнул за собой дверцу. Господин работник что-то крикнул мне, вероятно, крикнул громко, но я ничего не смог расслышать: пилот с неизменно равнодушной миной на лице включил двигатель, и от шума винтов мне заложило уши. Господин работник крикнул второй раз - я понял это по его широко открытому рту, - но я и на этот раз не смог ничего расслышать. Я подумал, что он просто прощается со мной и желает благополучного прибытия. Я помахал ему рукой, на что лицо господина работника скривилось от досады. Я подумал, что он понял меня превратно. Он поспешил уйти в здание диспетчерской. Вертолет взревел и оторвался от земли.
Все время, пока продолжался полет, я нещадно глох от ужасного шума. Пилот равнодушно поглядывал на меня. Он смотрел, почти не моргая, так со мною и не заговорив. Он что-то бормотал сам себе, шевеля толстыми губами.
В горах стояла густая облачность, и не было видно ни зги. Через полтора часа я с сильной головной болью понял, что вертолет снижается. Куда он снижается - я не мог увидеть: пошел густой мокрый снег. Все вокруг было смутным, рябило в глазах. Я удивился: как пилот может вести машину в таких условиях. Но вероятнее всего машина шла на автопилоте. Электроника. Если вертолет годами летает по одному и тому же маршруту, не трудно запрограммировать автопилот...
Когда внезапно нас сильно тряхнуло, я понял, что мы наконец приземлились. Снаружи были сумерки. Сверху падал густой мокрый снег. В глазах у меня рябило, и ничего невозможно было разобрать. Я открыл дверцу и выпрыгнул из кабины на землю, захватив портфель. И тут же увяз по лодыжку в снегу. Я был озадачен: я ожидал увидеть маломальскую тропинку, какую-нибудь телегу на худой конец. Я надеялся, что меня кто-нибудь встретит и покажет, куда нужно идти. Но вокруг не было ни души, и меня охватила паника. Я стал кричать пилоту: "Куда ты меня привез? Здесь же никого нет!" Пилот сказал мне в ответ: "Угу". Он безразлично пожал плечами и стал закрывать дверцу кабины, намереваясь улетать. Я сильно разозлился и полез, было, в кабину, потянув дверцу на себя, что есть мочи. Я уже не хотел никакого монастыря, никакой работы, мне было уже все равно, что скажет господин секретарь и что последует за этим. Я успел продрогнуть и промочить ноги. Мне очень не хотелось простудиться.
С лица пилота моментально слетело равнодушие, он побагровел, с силой распахнул дверцу кабины, чем оттолкнул меня от вертолета, и стал орать, что он привез меня туда, куда мне надо, что это не его дело, а монастырь - вон он. И действительно, обернувшись, я заметил смутное пятно вдалеке, которое было чуть-чуть темнее всего серого ландшафта. Мне стало вдруг страшно, и я пожалел даже, что согласился на такую работу, и захотел попросить пилота, чтобы он отвез меня назад, в город. "Будь что будет, - решил я. - Пускай меня выгонят..."
Но пока я думал и нерешительно топтался на месте, пилот захлопнул дверцу кабины, и вертолет стал подниматься, обдав меня мокрым снегом и холодным сильным ветром. Я поспешил прочь, проклиная судьбу и стряхивая с себя многочисленные ошметки. Когда вертолет поднялся метра на три-четыре, он словно растворился в сумеречном небе среди снежно-ветренной каши. Шум его винтов стал глохнуть и внезапно стих. Как я не вглядывался в серо-белую рябь, я не смог его разглядеть. Все ещё не веря, что вертолет улетел, и что пилот кинул меня на произвол судьбы, я потоптался ещё чуть-чуть на том же самом месте, запрокинув голову. Но снег падал прямо мне в лицо, я разозлился и стал искать, куда идти. Тут я сильно испугался, так как потерял ориентацию. Все вокруг было серо-белым, и как я не приглядывался, я ничего не мог увидеть. Было совсем не понятно, где что находится и куда мне, собственно, идти. Стоять было холодно и неуютно.
Покружившись на одном месте, я, наконец, к своей большой радости опять увидел то самое темное пятно. Оно было на расстоянии двухсот-трехсот метров от меня. "Ага, это он", - подумал я и поплелся в этом направлении...
5.
Как ни старался я идти быстро и делать большие шаги, я преодолевал путь с огромным трудом. Ноги то и дело проваливались в снег, за что-то там цеплялись и все время норовили разъехаться в разные стороны. Мои глаза залепило снегом, а портфель с каждым шагом становился все тяжелее и тяжелее, и во мне росло ощущение, что раньше он был гораздо меньших размеров. Ручка его скользила и так и пыталась выскочить из окоченевших пальцев. Я все время боялся, что собьюсь с пути, потеряю единственный ориентир в этой атмосферной каше и обязательно увязну в болоте, о которой мне говорил работник горной службы далекий человек, которого я виде когда-то. И удивительное дело, я ещё умудрялся о чем-то думать.
"Почему меня никто не встретил? Может, они вообще не были предупреждены? А может, это совсем не тот монастырь, который мне нужен? Вдруг кто-то напутал... Да нет же, господин секретарь говорил мне именно об этом монастыре. Я хорошо запомнил, что он говорил: монастырь в Ициэнских горах, Сумеречная Лощина. А это и есть Сумеречная Лощина. Как же тут можно напутать?.. А если меня не захотят впустить в монастырь? - Вполне будет логичным, что они подождут уведомления о моей персоне. Что же я буду делать в таком случае? - Испуг мой не проходил. - Тогда я замерзну насмерть. Глупо замерзнуть у дверей дома..."
Терзаемый сомненьями, я все шел и шел, не отрывая взгляда от еле различимого темного пятна. Однако было удивительно то, что расстояние никак не сокращалось. Вроде бы, оно оставалось таким же, каким и было в начале моего пути. И сколько я ни шел, темное пятно не увеличивалось в размерах, словно я топтался на одном месте или брел по кругу. "Наверное, я очень медленно продвигаюсь, - думал я. - Всему виною этот проклятый снег. Да и дороги тоже хороши. Вот уж действительно болото".
Но через время меня охватила настоящая паника. Мне уже было на все наплевать: монастырь это или не монастырь, тот ли это монастырь или другой, впустят меня или не впустят... Только одно желание захватило меня. Оно настойчиво крутилось в голове и гнало вперед, словно я стал ослепшим безмозглым животным: "Только вперед. Прийти куда-нибудь. Все равно, куда, лишь бы прийти."
Вокруг меня был лишь один снег. Он стоял со всех сторон сплошной стеной, заслоняя все, заглушая звуки, впитывая даже мою тень. В его однотонном шорохе мне порою чудился чей-то приглушенный шепот, как будто кто-то, большой как мир, и невидимый, как воздух, повторяет одно и то же слово, не разобрать какое. Я уже не чувствовал, где я и что вокруг меня, и не понимал, что происходит, и куда я иду...
Я много раз падал в снег, вывалялся до невозможности, потерял свой портфель (или портфель потерял меня) и шляпу, и отупел настолько, что даже не обрадовался, когда осознал, что стою перед широкой деревянной дверью с большой железной ручкой. Как я внезапно вышел к дверям, я так и не понял.
6.
Некоторое время я стоял и не мог поверить, что ещё чуть-чуть - и я очутюсь в теплом и сухом месте. Я стал стучать в дверь. Стучал долго, так долго, что отбил себе руку. И, наконец, я уловил какое-то движение за дверью. Кто-то отодвинул засов, дверь открылась и в черном проеме смутно забелело человеческое лицо. Очертания этого лица расплывались, словно я смотрел сквозь толстое, изрядно запотевшее стекло.
Я еле дышал и пытался объяснить, кто я такой и с какой целью тут оказался. Слова путались, плохо выговаривались, рвали смысловую нить. Мой дерганный рассказ прерывался неоднократно кашлем, меня трясло от холода.
Я все говорил и говорил, а мой собеседник молчал, и от этого я смущался, путался в словах, запинался и, наконец, окончательно запутался и замолчал. У меня было такое ощущение, что меня абсолютно не слушают. Что слушающий меня на самом деле глухонемой или вообще неживой. Как я не всматривался в его лицо, я не мог рассмотреть человека, стоящего в двух шагах от меня. Я даже не мог понять, женщина он или мужчина, стар он или молод. Мне казалось, что этот человек мне смутно знаком, но я отогнал эту мысль, посчитав её нелепой. Как может такое быть, если я впервые в этом монастыре...
Я замолчал, сбитый с толку длящимся молчанием, и не знал, что и подумать, когда этот человек молча повернулся и пошел внутрь, словно меня и не было...
Только теперь я заметил, что у него в руке крохотная свечка. "Но почему свеча почти не светит? - подумал я. - И почему он ничего не сказал?.. Может, он немой?.. А куда он идет?"
Спина человека, открывшего мне дверь, удалялась, и я понял вдруг, что он мне тем самым показывает, чтобы я следовал за ним, что глупо мне стоять так дальше - мокрым, продрогшим, смертельно усталым в открытых дверях. Я несмело пошел следом за ним и тут же погрузился в новые сумерки - сумерки огромного дома. За своей спиной я услышал, как дверь резко закрылась, и как заскрипел тяжелый засов. Кто закрыл ее? Мне стало страшно. Я прекрасно видел, что меня встретил только один человек, и этот единственный человек находится далеко передо мной.
Я оглянулся, но в столь тусклом свете удаляющейся свечи я не разобрал ничего. Лишь на мгновение мне показалось, что мелькнула беззвучно извилистая тень, заскользила по стенам и пропала под невидимым потолком.
Я поежился и пошел следом за уходящим от меня человеком. Я думал о том, кто же все-таки закрыл дверь, но среди сумятицы мыслей самой правдоподобной была: духи или галлюцинация...
Мне казалось, что я иду по лабиринту, огромному и запутанному, и идти за немым проводником - единственный для меня шанс не потеряться, не заблудиться в этом лабиринте.
Кто он? Почему не сказал мне ни единого слова? Почему так пусты и темны эти коридоры? Почему так тихо в этом огромном доме и пахнет только пылью? Куда он ведет меня? Что ждет меня впереди?.. - задавал я себе вопросы и не находил ответа ни на один из них. Мне было необъяснимо страшно, и усталость давила на меня стопудовой тяжестью.
Мы шли долго, постоянно поворачивали так, что я даже не мог понять, влево или вправо, просто было такое ощущение, будто бы ты шел в одну сторону, а теперь идешь в другую. Мы спускались и поднимались по многочисленным неровным ступенькам. Нигде я не увидел ни лучика света, не услышал ни шороха, и во мне росло чувство, что этот странный дом - только склеп, мертвый и пустой. Меня посетила жуткая мысль - я и мой проводник - единственные люди в этом доме.
Почему нет света? Экономия?.. Раз монахи, значит, может быть и экономия, решил я. Правда, раньше я никогда монахов не видел, как и монастырей, поэтому эта мысль показалась мне не очень-то убедительной...
Смутное пятно передо мной вдруг нырнуло куда-то, и я последовал за ним. Мы оказались в комнате, которую освещало узкое окно, больше похожее на щель. Видимо, мой проводник успел потушить свечку. Свет из окна был очень тусклым, и все линии расплывались в сумерках одним сероватым пятном. Я так и не разглядел моего проводника, как ни старался. Он молча удалился, оставив меня одного.
7.
Было пыльно и пахло сыростью. В комнате ничего не было. Совсем ничего. Я находился в совершенно пустом помещении. Я обессилено сел на пол и прислонился к стене - она была шероховатая и чуть-чуть прохладная. Стены терялись в полумраке, и возникало ощущение, что эта комната тесна, как спичечный коробок, и одновременно бесконечна, как мир.
На меня навалилась усталость, и страшно захотелось спать, но я боролся со сном. Я был в сомнениях. Правильно ли я поступил?.. Правда, я потерял портфель, там было все: служебные документы, удостоверение личности, бумага, диктофон с кассетами, набор ручек, белье и предметы гигиены... Как глупо. Может быть, завтра снегопад прекратится, и они помогут мне найти портфель. Я ведь потерял его недалеко от монастыря. Нужно дождаться, пока кто-то придет, чтобы попросить об этом. И ещё попросить какой-нибудь еды.
Я не мог позволить себе уснуть, так как ждал, когда, наконец, появиться хоть кто-нибудь, кто был бы заинтересован во мне, и спросит, кто я такой, что мне нужно, даст что-то поесть и выпить горячего (я был голоден и во рту у меня пересохло). Он даст сухую одежду, потому что моя одежда промокла до нитки и с неё текло прямо под меня. Где они? Почему не идут? Им все равно и они забыли обо мне? Может, я пришел не во время, и у них сейчас какое-то священнодействие?..
Я погружался в дремоту, но продолжал прислушиваться, пытаясь что-то услышать. Я вздрагивал, просыпался, опять начинал дремать и опять вздрагивал, и опять просыпался...
Так продолжалось долго. Сколько - я не мог определить, так как рассмотреть циферблат на моих часах, в таком полумраке было невозможно. Наконец, сумерки сделали свое дело, и я заснул.
8.
Когда я проснулся, вчерашнее мне показалось неясным и запутанным кошмаром. Я решил, что лежу в постели в гостиничном номере. Я потянулся, было, к ночнику и, обнаружив, что его нет, проснулся окончательно.
Страх охватил меня. Я лежал на каком-то матрасе, одетый в незнакомую мне просторную одежду - грубую и даже жесткую на ощупь, но теплую и приятную, в каком-то смысле. Я не понимал, что она представляла из себя: балахон? ряса? ночная рубашка? плащ?.. Ничего нельзя было рассмотреть.
Откуда здесь появился матрас, и как эта одежда очутилась на мне?.. Было очень тихо, все также мерно падал мокрый снег за окном, и были все те же сумерки. Я подумал, что спал всего час или около того, раз такой сильный снег все ещё идет. Так бывает: неожиданно провалишься в сон, а через пять-десять минут проснешься и подумаешь, что проспал целые сутки, не меньше.
Я попытался узнать время. К моему ужасу, часов на руке не оказалось. Я стал шарить руками вокруг себя и ничего не нашел. Моя одежда, обувь, часы, золотая цепочка, записная книжка, шариковая ручка из дешевой пластмассы и деньги - все исчезло. Я беспомощно облазил всю комнату и даже выглянул в окно, но не увидел ничего нового. В окне мельтешила все та же серо-белая рябь.
Только сейчас я обнаружил, что моя комната была без двери. Но за порогом уютно свернулся кромешный мрак, и я побоялся пойти туда, побоялся заблудиться в нем, ведь рядом со мной не было проводника. Уж лучше я посижу здесь, подожду - когда-нибудь должны же они прийти сюда и поговорить со мной...
Интересно, когда они успели меня переодеть, самое главное, каким образом? Это ведь нужно быть очень умелым, чтобы переодеть человека так, чтобы он не проснулся. Наверное, я страшно устал и спал, как убитый. Поэтому я ничего не слышал и не почувствовал. Да, так оно и было вчера. Вчера? А может, позавчера? Я мог проспать и двое суток от такой большой усталости. По крайней мере, если бы были со мной часы, и если был хоть какое-то сносное освещение, я бы это узнал. Но часов не было, как и света. Мне оставалось только ждать. Но чего ждать, а главное - кого, и почему они не идут!..
Я очень хотел есть. Я ждал долго, и нервы мои не выдерживали. Я вслушивался в тишину и всматривался в темноту коридора, но не услышал ни одного звука и не увидел ни проблеска света. Мне чудились всевозможные движения во тьме, какие-то невообразимые чудовища, казалось, приближались к окну. Знаете, если не работает какой-то телевизионный канал, изображение на экране телевизора рябит и чудятся странные лица на нем, и хаотические движения каких-то тел. Примерно так же и мне чудилось невесть что в сумерках за окном...
Я устал ждать и стал звать. Сначала я звал негромко, даже тихо, боясь вспугнуть что-то неведомое там, в коридоре, боясь себя - одинокого в этой безмолвной тишине. Потом я стал звать все громче и громче. Но, вдруг испугавшись - так нелепо и страшно звучал мой крик в пустом помещении, отражаясь от голых стен и потолков, - я упал на пол, сжался и закрыл лицо руками...
9.
Через какое-то время я вынырнул из полусна и обнаружил в комнате неизвестного. Он мутным пятном светился у противоположной стены.
- Где я?
- В монастыре Общины, - сухо ответил голос.
- Можно узнать, куда делась одежда?
- Она пришла в негодность, - констатировал голос.
- Однако часы...
- ...
- У меня были часы, нельзя ли... - я смутился. - Я хотел бы получить свои часы.
- У господина не было часов, - резко сказал голос.
Я растерялся.
- Но я хорошо помню, что у меня были часы.
- Господин пришел к нам без часов.
- Но я помню...
- Наверное, господин потерял часы, когда шел к монастырю, - удовлетворенно сказал голос.
Я замолчал. Ничего не понимаю. Лжет или... Но я же помню! Или потерял...
- Вы знаете, кто я?
- Нам сообщили. Господин должен написать о нашей жизни в монастыре.
- Да, это так.
- Господин для этого должен соблюдать устав Общины, чтобы случайно не оскорбить своим словом или действием религиозные чувства братьев.
- Да, - согласился я. - Меня проведут к настоятелю?
- Нет, - отрезал голос. - Настоятель занят ожиданием.
Я не понял, что он имел в виду.
- Так к кому же мне обращаться?
- Господин может обращаться ко мне. Я - помощник настоятеля по внутреннему распорядку монастыря.
- Я хотел бы воспользоваться радиопередатчиком, чтобы вызвать вертолет.
- ...
- У меня возникли некоторые проблемы, и я хотел бы связаться с издательством. А для этого мне нужно попасть в город.
- ...
- Не могли бы вы проводить меня к радиопередатчику?
- ...
Я стал переживать, и голос неизвестного подтвердил мои опасения:
- Господин заблуждается. Кто-то ввел господина в заблуждение.
- В какое заблуждение?!
- У нас нет радиопередатчика.
- Как нет?!.. Но...
- Да, господин, передатчика в монастыре нет и не было, - удивленно ответил голос.
- Но почему?!! - взорвался я.
- У нас нет потребности иметь радиопередатчик.
- Что же мне делать?! - горько спросил я.
- Ожидайте, - ответил голос.
Я спросил:
- Что это значит?
- ...
Я вдруг обнаружил, что сижу в комнате один, а мой призрачный собеседник куда-то исчез. Как он это сделал, я не мог понять. Ходит ли он столь бесшумно, или у меня очередная галлюцинация?.. Что мне теперь делать? Что все это значит? Что он имел в виду, когда сказал: "ожидайте"? Ждать? Но чего? Зачем?..
Я метался от одной стене к другой. Потом все потеряло вид реальности, и я канул в липкий лихорадочный сон...
10.
Когда я проснулся, снег все ещё шел, и опять были сумерки.
Рядом оказалась миска с рисовой кашей, кувшин с водой и две ячменные лепешки. Я все съел и стал думать: как им удается бесшумно ходить? Я не слышал ни одного звука. Опять все та же тишина и темнота.
Я стал ждать. Я ждал долго, и сон опять сморил меня...
Я проснулся от рези в мочевом пузыре. Пытаясь придумать, что мне делать, я стал шарить в комнате и, к своему удивлению, нашел аккуратное отверстие, выдолбленное неизвестно кем в полу. Куда оно вело, я не знал. Нужда разрывала мои внутренности, и я справил нужду в это отверстие. Оттуда несло холодом и застоявшимся смрадом. Я закрыл отверстие плоским камнем, лег на матрас и стал ждать дальше. Потом я заснул.
Мне снилось, что опять в моей комнате сидит тот же невидимый человек, и мы с ним разговариваем. Я спрашиваю его, может ли он вызвать вертолет из города, и называю ему город. Невидимый удивляется и говорит: "Господин ошибается. Города с таким названием не существует..."
Я пытаюсь доказать ему обратное, но встречаю неодобрительное молчание.
Я ищу и не нахожу говорившего. Я опять оказываюсь один в комнате. Опять мечусь по комнате - от стены к стене. Вижу в окне медленно падающий снег. Я засыпаю. Проснувшись, нахожу в миске рисовую кашу, кувшин с водой и две ячменные лепешки. Ем, засыпаю, просыпаюсь, справляю нужду, опять засыпаю. Снова мне сниться - или не сниться? - что в комнате сидит все тот же невидимый человек. Опять я говорю с ним об издательстве. Он удивленно и настойчиво отвечает: "Господин ошибается. О таком издательстве в монастыре никто не слышал..." Я пытаюсь ему доказать и встречаю молчание вместо ответа. Когда же я ищу невидимого собеседника, я нахожу только темноту и пустоту...
11.
Я проснулся. Шел снег, и были сумерки. Я не мог определить, снилось мне все это или нет. А может, это были галлюцинации, и всему виной эти сумерки, этот постоянно идущий снег?..
Я не знал. Страх переполнял меня. Я пытался понять, где я и что со мной. Я хотел попасть назад, в свой мир, откуда я приехал - в смутно знакомое мне издательство, в гостиничный номер, который я когда-то снимал, в кафе, где я когда-то в прошлом пил горячее кофе, и чтобы был свет, много света, и звуки, много звуков, очень много разных звуков, и много людей, очень много разных людей... Как мне выбраться отсюда?
Я решился и перешагнул порог. И очутился в непроглядной тьме...
Я шел, тщетно пытаясь что-либо увидеть, придерживаясь рукой за прохладную шершавую стену. Я шел, и мне казалось, что я иду неимоверно долго, уже неделю. Я падал и кричал в темноту, я боялся, я прислушивался и приглядывался - и не слышал ничего, кроме молчания, и не видел ничего, кроме темноты. Я много раз поворачивал, я останавливался и шел дальше, и постоянно было одно и то же: коридоры. "Наверное, этим коридорам нет конца, - думал я, - или же я иду по кругу, возвращаясь туда, откуда начал свой безнадежный поиск..." Я встречал и комнаты, но они были пусты и прохладны, и я шел дальше...
Я долго блуждал, я уже забыл, что ищу. Я спал в коридорах, просыпался и шел дальше. Меня мучила жажда и я обессилел от голода. Нужду я справил в какой-то комнате, уже не помню, в какой. Я все надеялся, что, наконец, найду заветную дверь, открою её, и там будет свет и живые люди, и будет шумно, и меня примут и посадят рядом, дадут теплой еды и горячего чая, будут говорить со мной, будут слушать меня, и я не останусь больше один и не буду кричать и вслушиваться в темноту, чтобы услышать только молчание...
Я не знал, сколько времени искал людей, потому что в пустых комнатах, найденных мною, всегда были сумерки, а в окнах я видел тихо падающий снег. Сколько времени прошло? Много или мало? Чем измерить? Как? И почему так много пустых комнат? Где люди? Или же эти комнаты - одни и те же? Где люди? Я один здесь?..
Мне казалось, что это здание большое как мир, и мне не хватить жизни, чтобы обойти его...
12.
Однажды я нашел комнату и в ней человека. Это произошло так внезапно, что я сначала не поверил, я подумал, что это очередная галлюцинация, что преследует меня. Мне виделось что угодно, только не то, что может быть на самом деле.
Я подошел и потрогал руками - да, это был человек. Я не знал, кто это мужчина или женщина: его волосы могли отрасти, а одежда была просторная такая же одежда, как и у меня...
Он спал. Я сел рядом и стал звать его, и когда он проснулся, я спросил его: "Кто ты?"
- Я ждущий, - ответил человек.
- Ждущий?! Но чего ты ждешь?
- Этого я не знаю, - сказал он, - ибо в этом и есть Великое Ожидание...
Я не верил своим ушам, я хотел его окончательно разбудить, я требовал, я умолял... Но он повторял одно и то же:
- Ты - мой сон. Уходи, ты мешаешь мне ждать.
- Я не снюсь тебе, я есть на самом деле, - уверял я его.
- На самом деле? - не верил он. - Нет, ты снишься мне. Мне много раз снился ты, очень много раз. И каждый раз ты вел себя по-разному...
- Как?
- Ты назывался разными именами, но я знаю, ты - воплощение Того, что мешает ожидать...
Я не верил, я смеялся и плакал, тогда он говорил мне:
- Уходи, я жду другой сон. Я - ожидаю...
И он прогнал меня прочь из своей комнаты, и долго ещё я слышал его тихий голос:
- Я выгонял тебя много раз, очень много раз. Нетерпение не помешает мне ожидать...
Я пытался вновь найти эту комнату, но не смог этого сделать. Я плакал, и мне чудились голоса со всех сторон, и они шептали, шептали так тихо, что прислушавшись, я не мог их расслышать в полнейшей тишине. Но я знал, что есть этот шепот, и шепот проникал в меня и гнал меня дальше. Он твердил одно и то же, этот неслышимый шепот: Ожидание... Ожидание... Ожидание...
13.
Я сражался с углами, с темнотой, что обрушилась на меня как тигр. Меня гнала пустота, я охрип от слез и хохота. Я думал, что это все мне только кажется. Но когда я кусал свои руки, я чувствовал во рту соленый привкус крови. И тогда меня сводила с ума дилемма: или мне это кажется, или мне кажется, что мне это кажется..
Я так изголодался, что терял сознание, а может быть, мне это снилось, и я лежал на матрасе в своей комнате? Как я мог это узнать?..
Однажды (я не знал, сколько времени прошло) я нашел комнату и почувствовал, что в этой комнате недавно был человек, живой человек. Вот, он был тут и, наверное, он только что вышел, вышел куда-то по своему неведомому делу и вот-вот вернется. И я встречу его, и не дам выгнать себя, и пробужу его ото сна, и тогда я смогу спастись...
Но комната была пуста, и я нащупал матрас, и миску с рисовой кашей, и кувшин с водой, и две ячменные лепешки.
"Странно, - думал я, - вода не затхлая, и рисовая каша не засохла, а лепешки - мягкие и свежие. Значит, человек вышел только что. Но почему он не поел сначала? Скорей всего, его вызвало какое-то неотложное дело..."
Я не верил этому.
Я был страшно голоден, а человек не приходил. Я смотрел в окно, а там шел тихо снег. И тогда я понял, что эта комната - моя комната, что нет никакого другого человека, некого ждать - есть только я. Я нашел свою комнату. Но как тут очутились свежая еда и вода в кувшине? Как?.. Может, эти голоса принесли мне все это? Это они - странные голоса - благоразумные и щедрые хозяева дома?..
Я был счастлив, что нахожусь в своей комнате. Я шептал благодарственные слова утомленным голосом, я целовал от счастья оконное стекло, и пол, и стены, и пустую миску, и кувшин, я целовал матрас и отхожее место, я целовал темноту и эти сумерки, я целовал тишину, и когда мои губы устали, и стали пылать невыносимо ярким пламенем, я упал в изнеможении и утонул в море сна без сновидений...
14.
Когда я проснулся, я не смог понять, приснилось мне это все или нет, было ли все это на самом деле. Тогда я стал искать следы от зубов на руках и, к своему удивлению, нашел много шрамов.
Были сумерки, и шел снег. Я ждал чего-то, точнее - кого-то, но я не знал кто это. Я не знал - когда. Я чувствовал: он должен вот-вот прийти.
Но я заснул, и мне приснился странный сон, будто я проснулся и в моей комнате сидит некто - тот же самый некто, что и всегда. И он говорит мне:
- Нужно ожидать.
А я говорю ему, что мне нужно вырваться отсюда и вернуться в город. Да-да, в свой город, там ждут меня, они беспокоятся обо мне...
- Нет, - говорил он печально, - господин ошибается, такого города не существует. Никто никогда не слышал про этот город. Господину он, наверное, приснился...
Я пытался спорить с ним, но встречал молчание.
А шепот звучал у меня в ушах. Он шептал:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
И я ждал, и засыпал. Я просыпался и справлял нужду. Я смотрел в окно - там шел снег и были сумерки...
Мне снилось, что вот опять сидит некто, и я говорю ему, что меня ищут, а я нахожусь здесь.
И голос спрашивал:
- Кто ищет господина?
Я не мог вспомнить, кто. Я пытался вспомнить фамилии, имена, лица, должности, но никак не мог вспомнить и плакал.
- Зачем искать господина, если он находится здесь? - спрашивал голос.
Я кивал ему в ответ: действительно, если я - здесь, как глупо меня искать где-то.
Я пытался найти обладателя голоса, но не находил. Лишь молчание и пустоту находил я. И ещё слово: "Ожидание"...
15.
Однажды я проснулся и подумал, что проснулся окончательно, что все, что я видел до сих пор, было только моим сном, который сводил меня с ума, и что нужно выбраться отсюда, нужно найти выход и прийти к людям. Я не знал, сколько прошло времени с тех пор, как я попал сюда. Я не понимал, где я, и я не помнил, кто я. Но я не мог оставаться здесь, потому что чувствовал: вот-вот и я сойду с ума, уже окончательно...
И тогда я решился вновь пойти в коридорную темноту, как ни боялся я этого. Страх притупился полудремной вечностью, и я пошел искать заветную дверь...
Я искал, искал, и чудились мне в темноте невидимые существа, и я пытался определить этих существ в темноте, и не мог, и сердце мое сжималось. Все говорило мне: "Ожидание"...
И потом я нашел комнату, и в ней сидели люди. Их было много, они сидели от стены к стене, и я не мог сосчитать их. Я трогал их и не мог понять: живые они или мертвые? А может, они спят?..
Они все были в длинной одежде - в такой же одежде, что и у меня. Я толкал их, бил, я кричал, плакал, я орал им в уши, но никто не шевельнулся в сумраке комнаты, никто не поднял лица, никто не сказал ни одного слова.
Я усомнился, что они живые: я не смог установить, есть ли у них пульс и, как не прислушивался, не услышал их дыхания. Меня охватил страх, что это мертвецы, но один из них или они все - я не понял этого - сказали мне:
- Ожидай...
И я покорился их воле и пошел назад. Я должен делать, как они сказали мне. Я нашел свою комнату и стал ждать, а потом заснул.
16.
Шел снег, и были сумерки, когда я проснулся. Спал ли я? Грезил ли?.. Я не мог установить этого. Поев, я опять задремал, но меня разбудил голос, знакомый мне голос. Он сказал:
- Ожидание.
Я спросил у него: как мне выбраться отсюда.
- Разве господин не был здесь всегда? - удивился голос.
Я смутился.
- Разве господин пришел откуда-то?
- Да, да, - сказал я.
- Господину это приснилось, - сказал голос.
Приснилось?.. Я не знал, правда это или нет. Мне действительно показалось, что все мне приснилось. И сниться дальше.
Я разозлился, я захотел выйти из этого дома и накинулся на голос с кулаками, но он растаял в темноте, и я не нашел ничего, кроме молчания...
17.
Однажды после долгих скитаний я нашел дверь, смутно знакомую мне дверь, и, отодвинув засов, увидел прямо перед собой серо-белое марево падающего снега. Вокруг меня разливались бесконечные сумерки. Я обрадовался, что нашел, наконец, выход, и пошел вперед, оставив за собой ненавистную дверь, обманувшую меня когда-то.
Было страшно холодно и сыро. Мои босые ноги обжигал полу растаявший снег. Я брел по снегу, и глотал снег, и дышал им, я был покрыт с ног до головы мокрым снегом. Вокруг меня был лишь один мокрый снег, который падал откуда-то сверху - неба над собой я не видел. Ничего не было, кроме снега. Я заблудился...
Я падал, вставал и опять падал. И было тихо, и не было слышно, как я шел, - все заглушала ватная тишина. Я не знал, в какой стороне находится монастырь, я не видел, где должно находится небо, и не знал, что мне теперь делать. Сначала я хотел дойти до гор, но я устал и боялся ложиться в снег - тогда я замерзну и умру.
Я видел много бесшумных силуэтов. Их было очень трудно рассмотреть, но я чувствовал, что они есть. Это были люди - наверное, они, как и я, тоже ходили среди снега и искали что-то. Я пытался увидеть хоть одного из них, бежал за ним - но никого не находил, даже следов не было - снег заметал их, а тишина скрывала все звуки. Я кричал им вслед, я звал их, я проклинал их за то, что они не идут ко мне, за то, что они не отзываются. Но страшная мысль тогда поразила меня: они тоже кричат и ищут, но сумерки и тишина делают свое незримое и неслышное дело...
Их было так много, что я чуть не плакал, но сколько я ни пытался увидеть хотя бы одного, всякие линии, всякие очертания ускользали от меня в сплошной каше серо-белого цвета...
Сколько я ходил в снежном аду, я не знал. Наверное, долго.
Однажды я очутился перед знакомой мне дверью. Я не мог вспомнить, что эта за дверь, а когда вспомнил, что эта дверь - двери монастыря, - удивился. Значит, я все-таки нашел её.
Я обрадовался и стал стучать, что есть сил, и мне открыли. Меня отвели в мою комнату, в которой уже ждали меня рисовая каша, кувшин с водой и две ячменные лепешки. Я жадно накинулся на еду, а поев, замертво упал на матрас, и тут же заснул.
17.
Мне снилось, что я просыпался неоднократно и засыпал.
Мне снилось, что рядом со мной сидит некто, и этот некто говорит мне:
- Ожидай.
А когда я говорил, что господину нужно уехать отсюда, голос удивлялся и печалился:
- Разве есть что-нибудь кроме этого места?
И мне снилось, что я говорил:
- Господину нужно, необходимо перебраться через горы.
А голос печально говорил:
- А разве есть горы?
А я говорил в ответ, что горы есть, но не мог вспомнить, как назывались эти горы. Я когда-то помнил, но забыл, и я плакал от горя, а голос утешал меня и говорил, что нужно ждать, и тогда ответ придет сам, и не нужно печалиться, нужно только ждать.
А когда я его спрашивал снова и снова, он говорил мне:
- Ожидай. Ты ответишь сам на все вопросы... Ожидай, и это произойдет...
Мне снился странный некто, сидящий в моей комнате. Он говорил мне:
- Почему брат называет себя господином? Разве он был когда-то господином?..
И я соглашался с ним. Какое я имею право называть себя господином? Кто дал мне это право?..
- Разве есть господа? - спрашивал он и тут же уверенно отвечал на свой вопрос: - Нет, брат заблуждается. Господина не существует, есть только брат, да, только брат, а господина - нет...
И снилось мне, что я спрашивал, что делать, что мне нужно делать, а этот голос говорил мне тихо и настойчиво:
- Нужно ожидать. Все придет само.
И я повторял слово "ожидание" и плакал от счастья.
- Зачем плачешь, брат мой, - говорил он, - ожидай, и всякая печаль отступит от тебя и придет радость. Ожидай.
И я ожидал...
18.
Мне снилось, что мне что-то снилось.
Я ел, спал, смотрел в окно, и там всегда тихо падал снег и были сумерки. Там всегда ходили люди, они кричали, но я не слышал, что они кричат, и они не слышали этого. Они что-то искали, они бродили в мареве снега, но я знал, что это - заблуждение и что нужное - тут, а все остальное - сон, иллюзии. Ожидание - вот, что нужно найти.
Я кричал им, и они улыбались и вторили, миллионы ртов вторили мне и сами сумерки:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
И я думал, что пустые комнаты нужны для новых ждущих, что бродят где-то впотьмах, и они обязательно найдут эти комнаты и будут последовательно, упорно ожидать. И что потерявшиеся, как когда-то я сам, да, потерявшиеся в снегу и сумерках, там, за окном, где бы они ни были, пропадут, если не обретут Ожидания...
Я много думал, да, я много думал.
И мне снились голоса, и я сам был голосом.
И люди, что за окном, просили меня впустить их сюда, где царит Великое Ожидание, и я ходил, и открывал им двери. Я был зол, потому что они мешали мне ожидать. Но я усмирял свой гнев и нетерпение и впускал их - жалких, мокрых, замерзших и неспокойных - отводил их в пустые комнаты, где было тепло, сухо и спокойно. Я оставлял их там, да, оставлял их наедине с собою, чтобы успокоились их души, и чтобы вылечил их сон. Иногда я приносил им сухую одежду и пищу, что давали мне голоса. Я назывался помощником настоятеля, и они верили мне, да, да, они верили мне, и это была правда. Они называли меня голосом, плакали, смеялись мне в лицо, грозили, жаловались, что-то просили, и я терпеливо ждал, когда они будут готовы ожидать и тихо уходил из комнат, чтобы они остались одни и учились науке Великого Ожидания...
19.
Однажды ко мне в комнату пришел старик - дряхлый старик с умным круглым одутловатым лицом. Под глазами у него были черные мешки, а взгляд ничего не выражал. Волосы его были седыми, лицо - белым. Он был в длинных серебряных одеждах. Этот старик был скромен и тих, как падающий снег, он сиял мягким светом, что не дает тени.
Я смотрел на него и плакал без слез, и был счастлив.
Я шепотом спрашивал:
- Как имя твое, Учитель?
И он ещё тише отвечал мне:
- Ожидание...
Я спрашивал его, спрашивал.
А он мне отвечал:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
20.
Сегодня сумерки и идет снег.
Вчера были сумерки, и шел снег.
Завтра будут сумерки, и будет идти снег.
Всегда только сумерки и только снег.
Я знаю, что ничего нет за этой дверью.
Там нет гор, там нет никаких городов и нет никакого мира.
Потому что мир - только здесь, с нами и в нас.
Там - лишь пустые сновидения, иллюзии.
Мы - братья Общины.
Нас много и станет ещё больше, потому что все должны быть здесь.
Здесь и только здесь - Великое Ожидание.
Там - нетерпение, а оно - скрытый и коварный демон.
Он - искуситель, он - враг всего.
Так говорит мне Учитель, и я ему верю.
И я целую его руки и его стопы...
Я знаю, кто я. Я - брат Общины...
Мы - вместе...
Мы - здесь...
Мы ожидаем, мы будем ожидать...
И этот снег, и эти сумерки нам не помеха...
Да, да, совсем не помеха...
"Кохакирицу Оккадо (возраст: 35 лет, рост: 175, вес: 66, брюнет, близорукость, образование высшее гуманитарное, холост) внештатный сотрудник издательства "ТДТ Мицуе", пропал 16-го ... с.г., выехав по заданию издательства в г. Ёкайко. Поиски г-на Оккадо ничего не дали. Сэйто Масаоки, служащий горной службы, и Хатаяма Экко, пилот служебного вертолета, подтвердили, что г-н Оккадо воспользовался их службой
16-го ... с.г. для прибытия в деревню Дайсаки. В тот же день г-н Оккадо был доставлен вертолетом горной службы в Дайсаки. Однако никто из жителей деревни не видел человека с приметами пропавшего. Следственная комиссия прокуратуры г. Ёкайко считает, что по всей видимости г-н Оккадо заблудился близ деревни из-за плохих погодных условий (напомним читателям, что в эти дни в Ициэнских горах шел сильный снегопад). Пропавший мог забрести в одну из лощин, которыми так богато Ициэнское предгорье. Однако весной, когда снега в предгорье растаяли, тело г-на Оккадо так и не было найдено. Правительственный эксперт г-н Хояками утверждает, что это отнюдь не первый случай исчезновения в этой местности, и число подобных случаев растет из года в год. Вероятно, причиной исчезновения является то, что многие люди, не подготовленные к экстремальным погодным условиям, воспринимают путешествие в горной местности как вид безопасного туризма. Г-н Хояками предупреждает: "Граждане, будьте бдительны, в противном случае вы поплатитесь собственной жизнью"
из газеты "Общественные новости"
Примечание: настоящее имя Учителя - Ико Самумото (г.р. 1932), служащий муниципалитета, округ Цайси. В 1968 г. выпустил книгу "Учение без лишних слов". Самумото принял имя Окасё-сан, и вскоре вокруг него сложилась община последователей, которая со временем получила название "Кёдан Великого Ожидания". После регистрации Общины департаментом по делам религии в 1974 г. след Учителя Ожидания потерялся. В последний раз Окасё-сана видели в 1976 г. Формально Общиной руководят анонимные "хранители Учения". Кроме того, что этих "хранителей" несколько, - о них ничего неизвестно. Трактат "Учение без лишних слов" с 1977 г. не переиздавался
|
