Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Соломенко Евгений : " Час Ч Или Ультиматум Верноподданного Динозавра " - читать онлайн

Сохранить .
Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра Евгений Н. Соломенко
        # Президентом страны дан негласный указ убить странного террориста, который при помощи шантажа борется за уничтожение ядерного оружия, или же он запустит убийственную компьютерную программу… Вычислить компьютерного гения поручено прошедшему огонь и воду подполковнику спецназа Алексею Николаевичу Ледогорову. Находит он его в Петербурге - городе, который полон мистики и является для Ледогорова загадкой. Желая понять, почему борец за мир профессор Платонов желает
«убить войну», подполковник неожиданно для себя обнаруживает родство душ с необычным террористом, и теперь их объединяет крепкая мужская дружба. Но приказ президента закон, - смерть Платонова неизбежна… Неужели герой поднимет руку на друга?
        Евгений Соломенко
        Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра
        Вместо пролога
        Обращение к президенту Российской Федерации
        Г-н президент!
        Я, разумеется, не верю в столь нелепую случайность. Но если всё же она произойдёт, и этот роман попадёт к Вам в руки, то заявляю со всей гражданской ответственностью:

1. Изображённый в книге президент РФ Валерий Федорович Фатеев не имеет прототипа. Он не «списан» ни с Вас, ни с кого-либо из Ваших предшественников.

2. Вышесказанное в равной степени относится к министру обороны и директору ФСБ, секретарю Совбеза, директору Мирового музея и прочим высокопоставленным персонажам данного повествования. Эти действующие лица столь же нетипичны для нашей действительности, как Несусветный Папаша, Чёрный Монах и Белая Невеста, которые также присутствуют на страницах моего романа.

3. Более того: даже не столь влиятельные и вовсе не влиятельные герои и антигерои этой книги не имеют решительно ничего общего с реально существующими (настоящими и прошлыми) боссами транснациональных преступных картелей, руководителями антитеррористических команд, бойцами африканских повстанческих армий, переводчиками Мишеля Нострадамуса, японскими камикадзе, бруклинскими мафиози, парижскими антикварами, «гробокопателями»-уакеро, профессорами, чекистами и говорящими дроздами. Любое обнаруженное сходство является не более, чем случайностью.

4. И вообще всего описанного в «Часе „Ч“» не было на самом деле. Всё это - плод растревоженной авторской фантазии, сны и медитации, бред и блеф.

5. Оба главных героя данного романа - личности яркие и независимые. Рождённые - естественно! - моей нездоровой фантазией (см. п.п. 3, 4), они отныне живут самостоятельной жизнью, исповедуют собственные воззрения и принципы, которые могут не совпадать и даже диаметрально расходиться со взглядами автора. По коей причине автор не берет на себя ответственность за их слова, поступки и галлюцинации.

6. Единственные действующие лица, имеющие реальных прототипов, - это рыжие тараканы-прусаки, которые валятся на голову Вашего придуманного и абсолютно нетипичного коллеги.
        За сим свидетельствую свое почтение.
        Сочинитель этой зловредной книги
        и гр-н Российской Федерации
        Е.Н. Соломенко
        Глава 1
        ТАРАКАНЫ НА ГОЛОВУ ПРЕЗИДЕНТА
        (Москва, 20.. год)
        Даже если ты - многоуважаемый господин президент самой наимировой супер-державы со всеми ее нефтяными скважинами, олигархами и разделяющимися ядерными боеголовками, это не исключает того факта, что когда-то ты, белобрысый и взлохмаченный, носился босиком по окрестным лужам, а дед Анисим грозил тебе вслед корявой палкой, аттестовал Антихристом и обещал всенепременно «наказать, как бог - черепаху». И такая катавасия творилась каждое лето в Пронске - неказистом городишке на Рязанщине, куда неуёмного Валерку Фатеева, троечника и мечтателя, родители
«ссылали» на каникулы.
        Дед Анисим бранился не страшно, и Валерка знал: он - добрый. А посулы покарать, аки бог - черепаху, вызывали у самостийного внука пренебрежительную улыбку. Потому как дед был лысый и морщинистый, и по этой причине сам смахивал на столетнюю черепаху Тортиллу из «Золотого ключика». Про себя Валерка так его и звал - Черепах Тортилл.
        Черепах Тортилл коротал век в зачуханной избухе-пятистенке на окраине Пронска, и если его дом был чем изобилен, так это тараканами - крупными, с залихватскими будёновскими усищами. Валерка Фатеев запомнил на всю жизнь: белая, известью крашеная стена, и по ней неустанно кочуют полчища усатых тварей, которых Тортилл почему-то называл прусаками.

…Сегодня к президенту Российской Федерации Валерию Федоровичу Фатееву явились прусаки из его детства. Не записавшись загодя на личный приём, минуя кордоны референтов и президентской Службы безопасности, они запросто проползли в его сон, где всю ночь шустрили по стенам, по потолку. А с потолка валились вниз и - страшно сказать! - продолжали свои тараканьи бега по всероссийскому темечку № 1…
        Пробудился Валерий Федорович злым, взъерошенным, беспокойным. И теперь, сидя в обширном кабинете на фоне красно-сине-белого полотнища, двуглавого орла и прочей державной атрибутики, откровенно маялся. Он выслушивал доклады отутюженной челяди, а перед глазами маячило неустанное копошение богомерзких тварей.

«К чему бы этот гадский сон?» - раздумывал мнительный президент. В потаённых глубинах души - под многотонным теоретическим фундаментом диалектического материализма, под культурными напластованиями, освящёнными институтским дипломом, - он оставался человеком суеверным. И сейчас твёрдо веровал: Батыева орда тараканов - не к добру!
        И без того, леший их бабушку дери, цены на нефть падают, общая конъюнктура на мировом рынке - ни к чёрту! Да ещё очередной компроматец придворные преподнесли: ключевой министр, близкий к нему, Валерию Фатееву, соратник и сподвижник (паразит, чмо болотное!) проворовался, как последняя паскуда. А тут вот ко всему этому - нате, пожалуйста: тараканы всю ночь гулевали, на башку великодержавную сыпались. Теперь жди - какая-нибудь новая подлянка на тебя обрушится. Знать бы ещё какая именно!
        Президент тряхнул головой, словно сбрасывая с ухоженной шевелюры обнаглевшего рыжего усача. И, предприняв усилие, вслушался: чего там лопочет выстиранный-выглаженный человечек с казенной папкой в потливых ладошках?
        Тот лопотал несуразное. Слова, вроде, русские, а до смысла - экскаватором не докопаешься. «Выгнать бы вас поганой метлой - стерильных, отутюженных, никаких! К чертовой матери!» - мечтательно вздохнул президент. И даже улыбнулся краешком губ. Но улыбка тут же увяла: выгнать не фокус, только на месте этого лопотуна другой такой же образуется - аппаратный клон. Хоть косой все эти кабинеты выкоси - моментально из паркета прорастут двойники: такие же фальшивые, трусоватые, жадные. Точь-в-точь - неистребимые дедовы прусаки, пригревшиеся подле теплой государственной печки!
        Тут слева от бескрайнего стола медоточивым голосом царедворца залебезил один из ответственных телефонов. Линия прямой связи с секретарем Совета Безопасности Горобцовым.
        - Да, Василий Поликарпыч? - отозвался обитатель наипервейшего кабинета государства Российского.
        - Здравия желаю, Валерий Федорович! Поступила серьёзная информация. Считаю необходимым доложить вам лично, конфиденциально и срочно. По возможности - безотлагательно.
        Президент поморщился:
        - Чего, горит?
        - Горит, Валерий Федорович! - заверила трубка. - Совсем полыхает!
        - Ну, коли полыхает, давай тушить, - вздохнул Фатеев. Бросил взгляд на вечного своего понукателя - циферблат, золотящийся в нарядной малахитовой оправе:
        - Через восемнадцать минут. Жду.
        Восемнадцать минут спустя Горобцов сидел в кресле напротив и докладывал:
        - Полчаса назад на мой личный компьютер по электронной почте поступило сообщение, адресованное Вам, Валерий Федорович. Сообщение анонимное. Отследить автора пока не удалось, как мои орлы ни бились. Зашёл в одно питерское интернет-кафе, отправил нам свой «привет» и благополучно ретировался. И никто его там не приметил, не запомнил: мало ли публики в кафешках интернетовских отирается?
        - И эта анонимка занюханная столь серьёзна, что потребовалось докладывать мне? - уточнил хмуро президент.
        - Увы, - кивнул секретарь Совбеза, скорбя лицом. - Вообще-то, ее можно бы выбросить в корзину как бред очередного шизофреника. Да вот только…
        - Чего «только»? Говори толком, сопли не жуй!
        - Есть основания полагать: нынешний аноним - это тот самый диверсант, что устроил нам две «весёлых» трёхминутки на прошлой неделе. А сейчас он и вовсе выдвигает ультиматум. - Горобцов, после крохотного колебания, уточнил: - Вам.
        - Чего выдвигает? - Белёсые президентские брови поползли вверх. - Ультиматум?
        Вот и тараканы на твою голову, Валерка Фатеев! Таракан, правда, один, зато совсем уж оборзевший!
        Услышав о «весёлых трёхминутках», отец нации превратился в грозовую тучу: те шесть минут стоили ему десятка лет жизни. А министр обороны Аникеев от такого веселья и вовсе залетел в Центральную клиническую больницу. (Сперва-то все, грешным делом, решили: от монаршего гнева прячется Аника-воин. Но потом оказалось - и впрямь его тюкнуло по миокарду!).
        Выходит, «трёхминутки» были только цветочками. А теперь вот и до ягодок докатилось. Президент крякнул:
        - Ну-ка, давай сюда эту твою анонимку!
        Горобцов достал из чёрной папки три аккуратно скрепленные страницы. Глянцевые листы в протянутой через стол руке предательски подрагивали.
        Доска объявлений
        Управление делами Президента Российской Федерации купит рыжих тараканов (Прусак, Phyllodromia ermanica, принадлежит к прямокрылым насекомым, отряду бегающих). Клопов, пауков и сороконожек не предлагать.
        Глава 2
        ЛУКАС КРАНАХ СТАРШИЙ И ПОДПОЛКОВНИК ЛЕДОГОРОВ
        (Российская Федерация, 20.. год) - Признаться, я не улавливаю сути нашего разговора. Который тянется уже… - директор музея бросил взгляд на наручные часы «Квинтинг Хронограф» (невидимый механизм из абсолютно прозрачного сапфира, зависшие в воздухе стрелки, запатентованное чудо швейцарских часовщиков стоимостью под полтора миллиона рублей) - уже пятнадцать минут!
        Круглое чело Ледогоровского визави было отмечено расплывчатостью черт - будто директору на эмбриональной стадии его карьеры долго вылизывала личико очень старательная корова. В данный момент эти черты демонстрировали крайнюю занятость - слишком высокую, чтобы тратить время на всяких там подполковников ФСБ. Подполковников пруд пруди, а он, директор, - уникален, как и возглавляемый им музей.
        Относительно музея у Ледогорова сомнений не возникало, относительно директора - имелись. Подполковника не приводили в трепет ни титулы собеседника, ни его высокие связи, ни застывшее на лице выражение высочайшей духовной озарённости.

«Интересно: а курочек своих ты топчешь с такой же одухотворённой физиономией? Попрыгунчик ты наш!» - ухмыльнулся про себя гость. Для него не составляло секрета любвеобилие неувядаемого директора.
        Сама попытка Ледогорова пробиться к Попрыгунчику была воспринята сухопарой директорской помощницей как вопиющее святотатство. Если у подполковника возникли вопросы, связанные с музеем, то их можно задать и заместителям директора, и начальнику отдела по связям с общественностью! А сам г-н директор чрезвычайно занят, у него всё расписано по секундам!
        На что Ледогоров, старший оперуполномоченный по особо важным делам Федеральной службы безопасности, только улыбнулся. И ласково пообещал вяленой референтше посетить музей в сопровождении СОБРа.
        - Это - Специальный отряд быстрого реагирования, - пояснил он любезно. - Очень непосредственные ребята в чёрных масках и кевларовых бронежилетах.
        После чего выяснилось, что в перегруженном директорском расписании чудесным манером образовалось «окно», и не далее, как завтра утром, господин подполковник будет принят господином директором лично…

…Встреча высоких договаривающихся сторон проходила миролюбиво, хотя не без некоторой нервозности. Нервозность проистекала от директора: сочилась из его глаз, электрическими искрами потрескивала на кончиках уложенных волос.
        Собственно, ни на один свой вопрос Ледогоров не получил членораздельного ответа.
        Существует ли реальная угроза хищения из запасников? - Крайне маловероятно, но лучше об этом поговорить с главным хранителем и с начальником службы безопасности.
        Какие дополнительные меры за минувший год приняты для сохранности экспонатов, выставленных в залах? - Сделано все возможное в рамках существующего финансирования. Впрочем, мог бы ответить заместитель по режиму.
        Попрыгунчик уходил от разговора, прятался за общие слова. Что и требовалось доказать. Подполковник располагал данными (пока - только косвенными): одухотворённый директор самолично срежиссировал серию хищений из обширной музейной коллекции.

* * *
        Чем пахнут холсты Тинторетто, Рубенса, Гогена? Музейной пылью? Временем? Высоким таинством творения? Да, несомненно.
        Но к этим ароматам нынче примешивается густая вонь предательства, крови, больших и грязных денег. Ибо накопленные человечеством полотна, карандашные наброски, древние манускрипты являют собой не только триумф духа, но ещё и выгоднейший товар. Сей факт прекрасно усвоили боссы преступных картелей. И с нивы, осенённой именами гениев всех времен и народов, они снимают урожай, не меньший, чем от торговли оружием. Золотым дном для этих «оратаев» стала Российская Федерация: богатейшие музеи, архивы, библиотеки, и всюду - раздолье: воруй - не хочу!
        Вокруг здешних бесхозных кладов вьется плотный рой кровососущих. Нечистые на руку хранители, сребролюбивые музейные директора, продажные чиновники, эксперты, таможенники… Вся эта фауна объединена в отлаженную систему, перекачивающую картины Рембрандта, Матисса и Шагала из расхристанной России в благопристойные страны Золотого Миллиарда.
        За последние годы такое разграбление приняло для державы характер национального бедствия. Вот почему столь «непрофильным» делом пришлось заняться Федеральной службе безопасности. Выявить основные каналы утечки, а главное - дирижёров сыгранного криминального оркестра было поручено специально созданной оперативно-следственной группе под началом подполковника Ледогорова.
        - Хороша кампашка! - посмеивался тот. - Томас Гейнсборо, Лукас Кранах Старший и Алексей Ледогоров. Мама была бы счастлива: наконец-то ее сыночек попал в приличное общество!

* * *
        Больше для порядка он задал одухотворённому директору ещё пару вопросов. Ледогоров отдавал себе отчет: Попрыгунчик - при всех своих регалиях - исполнитель средней руки. Конечно, не рядовой, но и на генерала не тянет.
        Фигурантов по делам о хищениях и контрабанде произведений искусства хватало. Но всё это оказывались мелкие сошки - куклы, которых дергали за ниточку большие дяди, сокрытые за ширмой. А вот подобраться к самим дядям никак не получается. Потянешь за нитку, а кукловод ее - чик ножичком! Вместе с головой куклы.
        Но подполковник не вешал носа. За неунывающий нрав Алексея Ледогорова ещё в
«Вышке» - Высшей школе КГБ - прозвали Весёлым Роджером. Ястребиный нос с хищной горбинкой и глаза, посверкивающие кинжальной сталью, впрямь делали Роджера форменным пиратом: «пятнадцать человек на сундук мертвеца (йо-хи-хо!) и бочонок рома!».
        Миновали десятилетия, а курсантское прозвище так и тянулось за ним через все его должности и звания, через адово пламя пройденных Ледогоровым «горячих точек планеты».
        Всегдашняя Ледогоровская весёлость не походила на восторженность мотылька, не ведающего печалей. Алексей Николаевич опровергал формулу «пессимист - это информированный оптимист». По долгу своей службы он был очень даже информирован, и печали ох, как ведал! Но при всем при том оставался, по собственному выражению,
«непроходимым оптимистом». Может, десять или сколько там ещё колен его образованных предков - лингвистов, математиков, психиатров - отгрустили свое с лихвой, как и положено нормальным российским интеллигентам. И Всевышний по высокой своей справедливости рассудил: пусть хоть этот продолжатель рода не будет рабом скорби, а станет весёлым ратником с неунывающей душой!
        Скорей же всего, Алексей Ледогоров, как многие русские люди, оставался фаталистом и веровал в предначертанность судьбы. А веруя, свято исповедовал тот взгляд, что все напасти, которые должны тебя тюкнуть по маковке, - непременно тюкнут, - печалуйся ты заранее или же нет. И потому нет резона их предвосхищать кислым настроем. Коли уж угораздило тебя родиться на этот свет, радуйся!
        По натуре подполковник Ледогоров являлся закоренелым грешником: божеские заповеди он нарушал, не моргнув глазом. Но на случай неминуемой встречи со Вседержителем хранил в рукаве козырного туза: сколько жизнь его ни била, Роджер никогда не впадал в смертный грех уныния. Какие бы катавасии ни закручивались вокруг, Ледогоров выносил резолюцию:
        - Ни фига, Лёха, - прорвёмся!
        Самое непостижимое заключалось в том, что он, действительно, «прорывался». И всякий раз из самой жаркой заварухи выбирался живым и даже относительно здоровым…

…Сейчас, внимая Попрыгунчику, мычащему нечто маловразумительное, Роджер оставался верен себе и на ситуацию смотрел вполне позитивно. «Мычи-мычи! Скоро ты у меня соловушкой запоешь, дай только отследить твои криминальные контакты!».
        Со свирепой веселостью Ледогоров взирал на исходящего нервами директора. И чем больше вглядывался в эти черты, тем отчётливей всплывало перед ним другое лицо - красивое, словно отчеканенное мастером из дагестанского села Кубачи.
        Обладателя чеканного лика звали Асланом Абдулхановым, и был он крупным начальником в Государственном таможенном комитете. Подчиненные называли его Ханом - за непререкаемую волю и железную дисциплину, которую тот насадил в своем воинстве. Но только двое особо доверенных людей знали его как «Золотого Аслана» - авторитета, курирующего поток произведений искусства, контрабандно утекающий за пределы России.
        Роджер словно бы опять видел ироничные глаза Хана и волевой рот, искривленный шрамом, что протянулся слева, от угла губ и почти до глаза. Этот страхолюдный рубец Аслан заработал в Чеченских горах, в жарком рукопашном бою. А вслед за шрамом и двумя осколочными ранениями получил маленькую звездочку Героя России. После чего сменил скользкие тропинки армейского разведчика на аудитории Таможенной академии и стремительную карьеру энергичного профессионала.
        На чем же они тебя поймали, командир разведроты ВДВ? На каком таком компромате вербанула тебя мафия?
        На все Ледогоровские вопросы Золотой Аслан - уже заключённый в следственный изолятор ФСБ, известный под названием «Матросская тишина», - отвечал молчанием. И так - на протяжении двух недель. Только вчера разлепил, наконец, узкие губы:
        - Не тяни из меня жилы, подполковник! Я - человек конченый. Меня теперь не суд приговорит, меня приговорили уже, - усмехнулся, дернув шрамом, - большие кунаки! Списали Аслана, как расходный материал.
        - Ну? И охота тебе за кровососов этих на плаху идти? - наседал Весёлый Роджер. - Будешь в земле гнить от удавки «кунаков», а они жировать станут на твоей могилке. Вот и почеши извилины - кого тупым молчанием от петли спасаешь.
        - Да брось ты песни петь! Какая, к Аллаху, петля? Не тебя, так начальничка твоего они всё одно купят с потрохами! И будут дальше трескать коньяк да баб трахать.
        - Ты же не купил, - хмыкнул Ледогоров. - А ведь как старался - и десять «лимонов» баксов сулил, и виллу на Лазурном берегу!
        - Ладно, не томи душу, дай мозгами раскинуть, - вздохнул Абдулханов тяжко. - Надумаю - тянуть не стану: завтра же нарисую тебе «весёлые картинки». Ну, а не надумаю, - не обессудь.
        Назавтра Весёлый Роджер прикатил в «Матросскую тишину» к девяти утра. Но дежурный прапорщик отвёл взгляд:
        - Нельзя к Абдулханову, товарищ подполковник! В морге Абдулханов. Ночью отбросил копыта: «моторчик» подкачал!
        Ледогоров ринулся в морг. Когда тело Аслана извлекли из морозильной камеры, осмотрел его придирчиво. То, что искал и что не вошло в протокол судмедэкспертизы, Роджер нашёл почти сразу же: крохотную точку от укола на левом локтевом сгибе. А напоследок обнаружил ещё и гематомку в районе сонной артерии. Стало быть, вырубили Хана ударом по горлу, затем ввели в вену микродозу яда. Спустя минуту, яд вызвал паралич сердечной мышцы, а ещё через полчаса разложился бесследно - ни одна экспертиза не подкопается.
        И было Роджеру яснее ясного - ни чёрная меточка от иглы, ни легкий синячок на шее не позволят доказать ровным счетом ничего. Официальная версия и заключение судмедэксперта незыблемы, как пирамида Хеопса: заключённый Абдулханов умер в результате обширного проникающего инфаркта миокарда, вызванного интенсивным стрессом.
        Умеет мафия обрубать концы! Хотя бы и в изоляторе ФСБ…

…Роджер мотнул головой, прогоняя жутковатое видение. Растаяли белокафельные стены морга, уступили место музейным пространствам, а вместо заострившегося лица убитого Хана проступила клубящаяся туманность директорского лика. Через минуту, прощаясь с Попрыгунчиком, Ледогоров посоветовал от души:
        - Берегите здоровье, господин директор. Дела, которыми вы занимаетесь, требуют стальных нервов!
        Доска объявлений
        Дирекции Музея требуется искусствовед с опытом работы киллера и положительными рекомендациями.
        Глава 3
        УЛЬТИМАТУМ ВЕРНОПОДДАННОГО ДИНОЗАВРА
        (Москва, 20.. год)
        Хозяин главного Кремлевского кабинета принял листки у секретаря Совбеза и впился в текст:
        Президенту Российской Федерации Фатееву В. Ф.
        Уважаемый господин президент!
        Вынужден предъявить Вам этот ультиматум.
        Дабы уверить Вас, что я не блефую, данное обращение я предварил двумя вторжениями в компьютерную сеть Министерства обороны РФ с кратковременным выведением ее из строя. Первое отключение я устроил 2 апреля с. г., с 10.05 до 10.08 по Московскому времени, второе - на следующий день, с 21.40 до 21.43. (Уверен, что соответствующая информация была доведена до Вашего сведения.) Я не имею отношения ни к названному министерству, ни к одной из спецслужб, и располагаю столь точными и строжайше засекреченными сведениями по единственной причине: именно я произвёл эти отключения, чтобы предоставить Вам доказательство своих реальных возможностей.
        В случае, если Вы отвергнете мой ультиматум (о его условиях - далее), я буду вынужден прибегнуть к крайним мерам. А именно - полностью и на неопределённо долгий срок вывести из строя компьютеры Центрального командного пункта РВСН - Ракетных войск стратегического назначения.
        Фатеева бросило в жар. Он представил себе последствия такой акции. Все соединения, все космодромы, полигоны, межконтинентальные баллистические ракеты, спутники на орбите сделаются слепы, глухи, неуправляемы. Окажутся парализованными знаменитые ракетные комплексы «Тополь-М» (основа стратегических ядерных средств России!) и вся система боевого управления войсками и оружием РВСН. Равно, как и его, президента, «чёрный чемоданчик» с секретными кодами управления ядерным арсеналом страны. Разумеется, заблокированы будут и второй, и третий «чемоданчики», закреплённые за министром обороны и за начальником Генштаба. Этакий всеобщий паралич, который способен привести к гибели государства…
        Я - не душевнобольной, не террорист и не диверсант, действующий в интересах иных стран. Я - научный работник, специалист в одной из точных наук. В результате длительных размышлений и системного анализа я пришёл к фундаментальным выводам, которые считаю необходимым довести до Вас.
        Президента душила ярость. Научный работник! Специалист наук! Педераст вонючий, вот ты кто!
        Глава государства недолюбливал ученую братию, его бдительные глаза прозревали в этой среде «пятую колонну», космополитов, для которых занюханная истина дороже родной страны. Разумеется, он тщательно скрывал свой антиинтеллектуализм, как скрывают застарелый сифилис. Но вот сейчас Фатеев держал в руках доказательство (куда уж наглядней!) собственной правоты.
        Ну? И что там дальше наваляла эта ученая гнида?
        Отчего на нашей планете вымерли динозавры? Их погубило отсутствие интеллекта и гибкости: древние ящеры не смогли приспособиться к новым природно-климатическим условиям, вызванным некой космической катастрофой. Сегодня человечество пребывает в положении динозавров - с той разницей, что рискует погибнуть не от сторонней угрозы, а от разрушительных сил, которые создало своими же руками. И вероятность риска неуклонно приближается к ста процентам.
        На протяжении тысячелетий индивидуум, общество и государство привыкли решать возникающие проблемы с помощью силы. Такой способ мог считаться приемлемым в эпохи каменного топора, арбалетов, кремневых ружей. Но сегодня - когда человечество распоряжается арсеналами, способными погубить жизнь на Земле, - силовое решение проблем становится категорически недопустимым.
        Минувшее столетие было ознаменовано колоссальным прорывом мысли в области техники, физики, других естественных наук. Увы: главными плодами научной революции стали сверхмощные виды оружия - ядерного, бактериологического, психотронного и проч. И всё это происходило на фоне крайне замедленного прогресса (а в ряде случаев - очевидного упадка) наук гуманитарных - которые определяют поведение человеческого сообщества. Таким образом, психология наша осталась на допотопном уровне. Несмышленый ребенок играет с пресловутой «красной кнопкой», - преддверие к Апокалипсису.
        Не надо быть оракулом, чтобы спрогнозировать: завтра будут созданы новые глобально смертоносные «игрушки». Причём производить их окажется столь просто, что сверхоружие сделается легкодоступным для террористов и маньяков. И тогда уже никакие международные пакты, никакие Советы Безопасности ООН и миротворческие контингенты не предотвратят глобальной катастрофы.
        Мой личный пример наглядно демонстрирует, что уже нынче способен сотворить одиночка, в какие жизненно важные процессы вмешаться самым решительным образом. К счастью, сегодня это могут проделать лишь единицы. Но завтра доступ к ящику Пандоры упростится многократно.

«Твой пример, чмо болотное, демонстрирует только то, что мозги у тебя набекрень сбились от высокой образованности! - крякнул глава государства, мусоля глянцевый листок. - А в ящик Пандоры я тебя самого засуну! И урою по самое нельзя!».
        Разгневанный гарант снова погрузился в текст.
        В последние годы человечество сплотилось, чтобы совместно противостоять многим угрозам: падению крупных космических тел, расползанию озоновых «дыр», наступлению опасных вирусов-мутантов и т. д. Но только не для того, чтобы обуздать созданные собственноручно всеразрушающие силы. Шаги, предпринимаемые в этом направлении, носят (в лучшем случае) половинчатый характер и потому обречены на неуспех. И если сегодня ведущие государства мира не приложат ВСЕ ВОЗМОЖНЫЕ УСИЛИЯ, не примут САМЫЕ КАРДИНАЛЬНЫЕ МЕРЫ, то завтра будет уже поздно.
        Безотлагательное принятие широкого комплекса этих мер и является условием моего ультиматума.
        Прежде всего необходимо искоренить силовой стиль в межгосударственных отношениях, отказаться от «стратегии военного противостояния», «стратегии равновесия сил» и проч. А затем - уже на уровне социума - создать глобальную систему воспитания и образования, которая бы базировалась на принципах, начисто отвергающих силовое решение каких-либо проблем. Мировое сообщество обязано в этом направлении сконцентрировать все свои усилия. И тут я ожидаю от Вас, господин Президент, самых решительных шагов, предпринятых как внутри страны, так и на международной арене (слава Богу, Россия пока ещё остается в ранге мировой державы, и к ее мнению другие государства вынуждены прислушиваться). Как конкретно решать эти стратегические задачи, Вам виднее. Главное - добиться конечного результата и спасти цивилизацию.
        Я понимаю, что маховик национальной (тем более - международной) политики обладает огромной инерцией, и за несколько дней его не раскрутишь в обратном направлении. Поэтому я согласен ждать ещё три месяца, начиная с сего дня. Если же в указанный срок требуемые шаги не будут Вами предприняты, то я окажусь вынужденным прибегнуть к чрезвычайным мерам, о которых поставил Вас в известность в начале данного меморандума.
        Всё это время Горобцов дипломатично смотрел в сторону, на высокое окно, откуда лился неяркий дневной свет. Казалось - проникая в святая святых, свет этот становился на удивление вышколенным, стараясь не слепить владельца кабинета, и если уж касаться высочайших очей - то приглушённо и деликатно донельзя. Так же деликатно сам секретарь Совбеза принимал отсутствующий вид, хотя боковым зрением следил за мимикой шефа. Мимика отсутствовала: Валерий Фатеев умел скрывать обуревавшие его эмоции. И Горобцову оставалось лишь догадываться, о чем думает сейчас президент. А президент, между тем, читал про Горобцова:
        Прошу не удивляться, что письмо, адресованное Вам, я передал на компьютер секретаря Совета безопасности Это - лишняя подстраховка с моей стороны: когда в курс дела окажется вовлечен ещё один человек, то для Вас, г-н Президент, будет сложней впасть в самоубийственный соблазн и «позабыть» о данном ультиматуме,
«затерять» его среди других бумаг и проч.
        Мои действия ни в коем случае не направлены против интересов родной страны. Аналогичные ультиматумы я направил главам всех государств мира, располагающих оружием массового уничтожения или ведущих интенсивные исследования в данном направлении. Если мировые лидеры окажутся неспособными круто изменить курс нашего общего корабля, то за них это сделаю я, лишив их возможности использовать собственные арсеналы. Но мое малокомпетентное вмешательство может быть чревато нежелательными и непрогнозируемыми последствиями.
        Часы включены, господин Президент. Я очень рассчитываю на Вашу дальновидность и широту мышления.
        С уважением и надеждой,
        Один из Ваших подданных динозавров.
        Фатеев положил последний лист на полированную столешницу очень медленно и очень осторожно. Казалось - он опасается, что соприкосновение «меморандума» со сверкающей поверхностью стола вызовет термоядерный взрыв.
        Безрадостно улыбнулся: не зря тараканы ему всю ночь на темечко валились! В руку сон, ох, в руку…
        Вот они, реалии XXI века. Это во времена Гоголя простой смертный все ноги себе обобьёт, пока удостоится аудиенции у самого микроскопического столоначальничка. А сейчас - пожалуйста: чеши себе ультиматумы президентам! И даже такая бронетанковая бюрократия, как наша российская, уже не способна остановить зарвавшегося
«челобитчика». А впрочем… В чем-то, может, оно и к лучшему? Привыкли мы за бронёй своего аппарата отсиживаться! Разомлели, заплыли жиром. Ничего: теперь вот, благодаря этому ученому, паскуднику, придётся попрыгать! Тем паче, что аноним наш отчасти, действительно, прав…
        И тут же, вздохнув, гарант Конституции добавил мысленно: «Только мне от твоей правоты, правдоискатель занюханный, ни на воробьиный чих не легче!».
        Ещё задолго до «восшествия на престол» Валерий Фатеев отдавал себе отчет: чем выше человек поднимается по скользкой лестнице чинов, тем меньше у него остается степеней свободы. Это только со стороны кажется: президент (министр, губернатор) - всем вокруг крутит-вертит! А на деле-то не столько он вертит, сколько вертят им - обстоятельства, обязательства и чёртова уйма людей, которые держат в руке ту или иную ниточку.
        Но сейчас - после получения такого вот ультиматума - степень его, президентской, несвободы выросла многократно. Это уже не ниточки, а самые что ни есть стальные тросы.
        - Ладно, Василий Поликарпыч, ступай к себе, не трать казенное время попусту! А я тут покумекаю насчёт твоего ультиматчика-автоматчика, динозавра ископаемого.
        Проводил взглядом безукоризненно прямую спину секретаря Совбеза. И когда Горобцов скрылся за дубовой дверью, президент, наконец, дал себе волю.
        Ситуация - неслыханная, парадоксальная, унизительная донельзя: он - глава сверхдержавы, распоряжающийся уникальным ядерным комплексом, танковыми армадами, десятком хитроумных спецслужб, - ощущал полнейшее бессилие перед каким-то психопатом! Щёки президента горели огнём - как от пощёчины.
        Среди приближенных глава государства славился железным спокойствием. Но тут, наедине с собой, отпустил тормоза: выскочил из-за стола, пару раз пробежался нервически взад-вперед. После чего вернулся в кресло и застыл с кривой ухмылочкой на устах.
        Да: дело - тоньше не бывает. Кому же его поручить? (Президент просканировал взыскующим взором застывшую верноподданно шеренгу «прямых» телефонов). Силовиков у нас развелось - не сосчитать, а толку-то? Подглядывают друг за другом, как ревнивые жены в султанском серале, и так же наушничают за спиной…
        Фатеев машинально кинул взгляд на расписание сегодняшних мероприятий. А впрочем, какие, леший их бабушку дери, мероприятия, когда тут - такие чудеса в решете?
        Твёрдый палец лег на кнопку селекторной связи с дежурным помощником:
        - На ближайшие полтора часа всё отменяется. Назначаю внеочередное совещание через двадцать минут. Участники - секретарь Совбеза, руководители Администрации, ФСБ, ФСО, СБП, ГРУ и МВД. И чтобы никаких замов: только первые лица! Кстати, узнайте, как там министр обороны. Если уже выписался из больницы, то и его тоже - сюда! Всё.
        Доска объявлений
        Вниманию покупателей! Универмаг «Виктория» проводит предпраздничную распродажу. Купив зенитно-ракетный комплекс С400ПМУ2 «Фаворит», вы получаете в подарок шлем тевтонского рыцаря. Спешите! Акция действует в течение трех дней!
        Глава 4
        ВРЕМЯ УБИВАТЬ
        (Санкт-Петербург, 2000 год)
        Хочу мужа, хочу мужа, хочу мужа я -
        Принца, герцога, барона или короля…
        Вот же привязалась долбанная песенка, мура мелкотравчатая! - усмехнулся Платонов. И тут же перескочил на другую тему. - Так, а вон те шакалы что-то мне не глянутся.
        Этих двоих в чёрном кожане он приметил, как только вышел из метро «Горьковская». И сразу же кожаны Платонову не понравились, ну просто очень!
        За последние два десятилетия он остро ощущал, как Питер теряет лицо. В самом прямом смысле. Всё реже на улицах встречались человеческие лица, и всё чаще мелькали рожи. Сытые, наглые, высокомерные. Хитренькие, норовящие надуть, «кинуть лоха». Спившиеся, отупелые. Злые, безжалостно-хищные.
        Парочка, прилепившаяся квадратными спинами к ларьку «Шаверма», явно относилась к последней категории. Цепкие свои глаза они сфокусировали на сутулом старикане с палочкой, хромавшем впереди Платонова. Одет старичок был без роскоши, но и не в обноски: определённо наличествуют дети, способные подкинуть рублишко на молочишко.

«Но в другом, дед, тебе, кажется, не подфартило!», - констатировал Платонов. Ибо молодые волчары оторвали спины от хлипкой ларёчной стенки и двинулись за согбенным тихоходом.
        Профессору приходилось слышать о таких вот «геронтологах»: высматривают небедно
«прикинутых» стариков, провожают до подъезда, а там проламывают черепушку и обирают до нитки.
        Вообще-то Платонову пора было сворачивать направо, к подземному переходу, но он, потоптавшись подле журнального киоска, пропустил кожанов вперед и потащился у них в кильватере.
        А без мужа злая стужа станет жизнь моя.
        Хочу мужа, хочу мужа, хочу мужа я!
        Вообще-то Георгий Платонов был мужчина солидный: светоч науки, лауреат Государственной премии, а в прошлом - ещё и король ринга, чемпион Ленинграда в полутяжёлом весе. На память о ринге ему остались куча кубков и грамот, пылящихся на антресолях, а также сбитый на сторону нос. Этот скособоченный «форштевень» вкупе с героической челюстью, суперменски выступающей вперед, придавали профессору вид вовсе не лауреатский, но по-своему тоже серьезный.
        Зато откровенно несерьёзным у Платонова оставался лексикон, помноженный на повадки
«трудного подростка». Да ещё с туманной юности липли к нему песенки - блатные, туристские, студенческие и Бог знает какие ещё. Впрочем, что именно он бурчал под нос, немилосердно коверкая мелодию и перевирая слова, - оставалось для Платонова несущественным…

…Так они и плелись, нога за ногу: впереди старичок - божий одуванчик, за ним - эскорт в кожаных куртках, ну а номером третьим вышагивал он, Георгий Платонов, апостол отечественной кибернетики и гений компьютерных технологий. Этот широкий в плечах мужчина с копной светлых волос, энергичным лицом и массивным подбородком смахивал на древнего викинга, которого совсем уже сильный шторм по ошибке забросил в наше XXI столетие. Мощный и легкий в движениях, он никак не тянул на свои сорок девять. И тем не менее, просмоленный чёлн жизни неумолимо влек заплутавшего норманна навстречу туманным проливам шестого десятка лет.
        Окружающую жизнь бывший чемпион-«полутяж» давно воспринимал, как тот же ринг, только без правил. И на ринге этом он дрался умело, расчётливо. Если требовалось - жестоко: толстовцем не был никогда. А в последние годы, наблюдая, что сотворили с его страной, наливался лютой ненавистью. Обида застилала глаза, заставляла ночами вертеться без сна, бессильно скрипеть зубами. А хотелось этими зубами рвать глотки новоявленным волкам и шакалам. Пускай знают: не у них одних клыки крепкие!
        И сейчас, наткнувшись на двух здоровущих трупоедов, Платонов оскалился кровожадной улыбкой. Он шел, отталкиваясь крепкими ногами от Земного шара, - последний Гроссмейстер, сильный мужчина, самодостаточный и независимый. Независимый от человеческой теплоты, от дружб и привязанностей.
        Справа за деревьями мелькнул освещёнными окнами полупустой трамвай, и снова - ровный свет фонарей, и в тишине время от времени торопливо прошаркает редкий прохожий. Посреди маршрута у профессора что-то щелкнуло во встроенном музыкальном автомате, и звукосниматель непостижимым образом переключился на новую песню:
        Слова любви вы говорили мне в городе каменном.
        А фонари с глазами желтыми нас вели сквозь туман…
        Их странноватый караван проследовал через парк, пересёк трамвайные рельсы и углубился в переулки Петроградской стороны. Когда вокруг начались проходные дворы, профессор предельно сократил дистанцию.
        Любить я раньше неумела так - огненно, пламенно.
        В душе моей неосторожно вы разбудили вулкан.
        В душе у Георгия Платонова было муторно и погано - словно в нее нагадили все кошки со всех подъездов и дворов Петроградской стороны.
        Теперь он уже не шел, а крался - скрываясь за выступами, выглядывая из-за угла очередной арки. Впрочем, кожаны не считали нужным оглянуться. Зачем? Они уже давно числили себя хозяевами улицы.
        Ямайским ромом пахнут сумерки - синие, длинные.
        А город каменный по-прежнему пьет
        и ждет новостей…
        Окружавшие его очень уж плотные сумерки пахли не ямайским ромом, а мусорными баками и хронической отсырел остью.
        Но вот старичка поглотила, утробно проурчав, высокая дверь подъезда. Следом за ним сноровисто шагнул один из кожанов. А второй заступил на вахту подле парадной. И когда перед ним образовался уже вовсю поспешающий Платонов, то «караульный» лениво преградил дорогу:
        - Куда разлетелся, папаша? Нельзя туда. - И хмыкнул: - Операцию проводим, в натуре. Милиция!
        Он явно не принимал всерьез этого немолодого «бобра». Но бобёр оказался неожиданно настырным.
        - Ах, операцию проводишь? - попёр он грудью. - У тебя что же, и корочка милицейская имеется? В натуре.
        Это уже было наглостью, и терпеть ее «страж порядка» не собирался:
        - Ты чо - крутой, да? Имеется корочка! Щас, мля, предъявлю!
        Тяжкий кулак ядром просвистел в воздухе, но врезался в пустоту. Зато бобёр, небрежно уклонившись в сторону, засадил грозному церберу боковым в печень.
        Церберу показалось, что с ним поздоровался буфер разогнавшегося трамвая. По-бабьи охнув, громила сложился пополам и повалился набок.
        Не теряя драгоценных секунд, Платонов ринулся в парадную, разом охватил диспозицию. Вызванный лифт подползал сверху к первому этажу, а за спиной старичка громоздился молчаливый попутчик.
        На хлопок двери и быстрые шаги «попутчик» обернулся с недоумением: кто это впёрся в охраняемый парадняк? Увидел прыгающего через три ступеньки Платонова. Рука, рванув на куртке «молнию», тотчас нырнула внутрь.
        Но вынырнуть не успела. В завершающем прыжке Викинг впечатал каблук влево от грудины, в район сердца. То, что ещё полминуты назад мнило себя хозяином жизни, сейчас осело кулем на щербатый кафельный пол. Глаза невидяще обратились внутрь.
        Всё, финита ля комедиа! Старичок спасён, враг «понёс суровое, но справедливое наказание». Самое время откланяться и под аплодисменты партера покинуть сцену. Но Платонов уже не мог остановиться.
        Зенит опять окрасил улицы красками дивными.
        Но грозовые тучи кружатся над вулканом страстей!
        Накопившаяся ярость обжигала, требовала выхода. Уничтожить! Порвать руками! Чтобы эта сволота никогда не калечила людей, не обирала наших матерей-отцов!
        Он присогнулся, ухватил бесчувственного амбала за расползающуюся на груди куртку и рывком воздел вверх. С трудом удерживая обмякшую тушу мощной рукой, резко, на выдохе, саданул локтем в отвисшую челюсть: влево-вверх. Стриженая башка мотнулась в сторону, в тишине подъезда надрывно хрустнули слетающие с оси позвонки. Из угла распяленного рта потекла, нарастая, красная струйка. Платонов отпустил тело, и оно рухнуло на заплёванную площадку.
        Тут Викинг обратил взор на спасенного старичка. И обомлел. Тот, трясясь всеми ревматическими сочленениями, тянул к профессору бумажник и прыгающими губами заклинал:
        - Нате, возьмите! Только не бейте, пожалуйста! Я не вынесу, у меня - два инфаркта!
        На Платонова навалилась смертельная тяжесть.
        - Ну что ты, отец? Это же вот он, сволочь мордастая, ограбить тебя хотел. А я заступился!
        Но дедок, мыча нечленораздельно, тянул к нему тощий «лопатничек». Платонов осторожно, как засушенную бабочку, взял старика за костлявые плечики, развернул, подтолкнул в кабину лифта:
        - Езжай домой, отец. С Богом!
        И сам, потянувшись через лифтовый порог, нажал на верхнюю кнопку. Двери захлопнулись, и подъемник начал возносить насмерть перепуганного пенсионера - ближе к ангелам небесным и подальше от этой грешной земли, где на глазах у тебя жуткие люди по-звериному убивают друг друга.
        Платонов, сутулясь и шаркая ногами, медленно побрел к выходу.
        Но дверь с улицы распахнулась, и в нее вломился кожан номер один. Лапищу при этом держал на отлёте, и в ней посверкивало широкое лезвие ножа. Спустя секунду, оно желтой молнией метнулось Платонову в подреберье.
        Но тот успел подставить предплечье, в сторону отводя полет стали. При этом сам развернулся боком и пропустил нападающего мимо себя. После чего - уже вдогонку - бросил расслабленный, обвисший кистенем кулак. В последний момент, когда «кистень» врезался в ямку под выбритым затылком, Викинг резко напряг руку и тотчас снова расслабил. Удар получился образцово-показательным: «кабан» не полетел носом вперед, а обрушился почти на месте. Выпавший клинок обиженно звякнул по кафелю, отскочил в угол и затаился там среди «бычков» и сомнительных лужиц.

«Шпана, сопляки! Вам только со старичьём воевать беззащитным!». Этого второго, добивать не стал: накатившая злоба внезапно улетучилась. Профессор спрятал кулаки в карманы плаща и шагнул из подъезда.
        Потом он шел парковой аллеей, и сердце стучало вполне размеренно. А между тем, сегодня, на пятидесятом году жизни, он впервые убил человека.
        Вспомнил, как ещё час назад мечтал покрошить в винегрет всех этих вурдалаков, питающихся чужой кровью. «Сбылась, Жорик, твоя мечта! С чем и поздравляю!». Внутри было пусто и бесприютно, как в питерском проходном дворе. И такая же заплёванность и помойка, и тупая непотребщина, нацарапанная ржавым гвоздем.
        Ну а где же муки совести, испепеляющие на огне персонального ада? Где мальчики кровавые в глазах? «Ни того, ни другого не наблюдается, - констатировал профессор с холодной отрешённостью исследователя. - Убил - и убил. Время сейчас такое на Руси. Время убивать».
        Платонов засунул кисти рук глубже в карманы и прибавил шаг. Ему ещё предстояло наваять статью для «Вестника Академии наук».
        Доска объявлений
        Доктор физико-математических наук, автор пяти монографий в области HP-технологий дает консультации по вопросам выживания в большом городе.
        Глава 5

«ПОЙДИ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА»
        (Москва, 20.. год) - Итак, все присутствующие ознакомились с так называемым меморандумом. Прежде всего, я хотел бы выслушать - насколько, по-вашему, реальны угрозы этого интернетчика? Прошу не мямлить, предельно конкретно! - президент обвёл собравшихся отечески строгим взором.
        - Разрешите, Валерий Федорович? - Директор Федеральной службы безопасности,
«Господин Лубянко», решительно шлёпнул ладонью по столу, словно собираясь пристукнуть эту гадину - лежащую перед ним копию «меморандума»:
        - Первым делом требуется отработать версию, что под маской террориста-одиночки Россию пытается шантажировать спецслужба недружественного государства или международная экстремистская организация. Хотя по почерку не похоже. Тем паче, что ультиматум этот нас лбами не сталкивает ни с Западом, ни с Китаем, ни с арабским миром. Но полностью исключить такую вероятность мы пока не можем. Основной же на сей момент мне представляется версия относительно маньяка-одиночки. И мы обязаны допустить реальность его угроз. В Штатах ещё в 2000 году шестнадцатилетний пацан взломал компьютеры НАСА, которые управляли системами жизнеобеспечения на международной космической станции. А заодно проник в компьютерную сеть Пентагона. В интернете этот шустрец фигурировал под кличкой «Товарищ».
        - Он, что, из коммунистов? - поинтересовался начальник Главного управления охраны.
        - Он из интернетовской шпаны - хакеров. Помнится, суд обязал его написать покаянные письма министру обороны и директору НАСА: «Дяденьки, я больше не буду!».
        Своего начитанного коллегу поддержал глава Спецсвязи:
        - А другой Мальчик-С-Пальчик, откуда-то с Филиппин, создал очень милый компьютерный вирус - этакую электронную саранчу, которая «пожирала» операционные системы. И заслал, подлец этакий, своих «кузнечиков» в сети Пентагона, сопроводив трогательным текстом: «Среди миллионов людей по всему миру я нашел именно тебя. Не забудь постоянно вспоминать этот день, мой друг!». Не слабо, а?
        Выдав этот спич, глянул искоса на «господина Лубянко» («И мы тоже в теме! Чай, не зря хлеб казенный едим!»).
        - Кстати о Пентагоне. А что же наша оборона отмалчивается? Перешла в глухую оборону? - улыбнулся одними губами президент. - Федор Ильич, вы-то как смотрите на сложившееся положение?
        - Отрицательно смотрю, Валерий Федорович, - вздохнул министр обороны. И предпочел этим ограничиться.
        Он уже сильно жалел, что вырвался из больничной палаты. «И чего тебе там не сиделось, старый козлодой? Валялся бы сейчас на коечке, лапал сестричек за пухлые жопки да болел бы за родной ЦСКА по „ящику“! А теперь вот со страху ходи под себя жидким стулом - как бы совсем Кондратий не схватил!».
        - Н-да, - раздраженно кашлянул Фатеев. - Я, безусловно, рад, что участники совещания успели так подковаться теоретически, вникнуть в предысторию вопроса.
        Всё это чрезвычайно познавательно: «Товарищи», Пентагоны, Филиппины! Но я настоятельно призываю из экзотических далей вернуться на родные суглинки. Хотелось бы услышать не захватывающие байки, а конкретные соображения - как нам действовать в данной нештатной ситуации.

…После сорока минут горячего обсуждения, активных пререканий и взаимных подножек, административная гора России родила очередную мышь: «сформировать штаб, координирующий действия всех силовых министерств и ведомств, направленные на…». И прочее в том же роде.
        Президент слушал проект резолюции и морщился. Опять бестолковщина под видом всеобщей и бурной деятельности. И названий понапридумывали - одно другого грозней: план «Тайфун», план «Торнадо»… Торнадо-авокадо! Плевать, что результат нулевой, главное - никто не виноват, все при деле оказались. Фатеев понимал: абсолютно нестандартная ситуация требовала столь же нестандартных путей ее разрешения. Но и сам он был не в состоянии вырваться из той же десятилетиями наезженной колеи.
        Наконец, резолюцию дожевали до победного конца, и хозяин кремлёвских апартаментов подвел черту:
        - Значит, так. Координация действий, общий план мероприятий и прочая катавасия - вещи, безусловно, нужные. Но, как справедливо заметил искомый нами автор меморандума, в мире резко возрастает роль личности. А посему мне представляется необходимым поручить решение задачи десятку настоящих профессионалов - с надлежащим опытом, мозгами и хваткой. Каждый из них будет действовать в одиночку: параллельно с нашими комплексными бригадами и штабами и абсолютно от них независимо. Это должны быть личности, нестандартно мыслящие и не боящиеся брать на себя ответственность. Всем присутствующим здесь руководителям спецслужб надлежит подобрать в своем ведомстве одного такого Джеймса Бонда и представить мне лично сегодня же вечером, начиная с 20.00. График визитов обговорите с руководителем Администрации. На каждую аудиенцию отводится до 20 минут.
        Президент расчетливо сделал паузу и, чеканя слова, повторил:
        - Подчёркиваю ещё раз! Мне наплевать на их погоны, биографии, послужные списки. Пусть будут не ангелы, а черти чумазые! Мне нужны супер-спецы, которые бы соединяли в себе навыки сыскаря, оперативника милостью Божьей и блестящего аналитика.
        Завершающую фразу произнес тихим, вкрадчивым голосом:
        - И последнее. Надеюсь, все присутствующие понимают - если ваши выдвиженцы не справятся с заданием, то погоны слетят мелкими пташечками не с них, а с вас. А возможно - и не только погоны…

«Круговорот веществ в природе! - усмехнулся невесело Фатеев. - Из грязи - в князи, из князей - обратно в грязь. Всё грамотно, всё по кругу!». И пригрезились внутреннему взору порочные круги жизни нашей многогрешной. Крутятся колеса рулеток всех казино этого алчного мира. Крутятся ловкие руки напёрсточника на привокзальной площади. Крутятся холёные пальцы председателя счётно-выборной комиссии над бюллетенями из вскрытой урны. Крутятся по дубовым паркетам отутюженные людишки, напоминающие и напёрсточника, и председателя счётной комиссии, и неустанные колеса рулетки…

…Крайне неприятное совещание, чреватое отставками, новыми инфарктами и прочими жизнеутверждающими последствиями, завершилось. Фатеев наблюдал, как приглашенные норовят побыстрей выскользнуть за дверь. Президентские губы скривились:
«Аппаратчики-бюрократчики, скрепки канцелярские, леший вашу бабушку дери! Тараканы у деда Анисима - те посмелей были!».
        Внезапно Валерию Федоровичу до чрезвычайности захотелось послать куда подальше эти полированные палаты с их пресмыкающейся фауной, вновь оказаться сопливым Валеркой Фатеевым, «бомбить» гороховые грядки и форсировать вброд все стратегические лужи районного города Пронска. Давай, дедушка: наказывай! Как Бог - черепаху! Хуже, чем сейчас, не будет.
        Из ненаписанного письма президента
        Российской Федерации Фатеева В.Ф.
        Дорогой дедушка Анисим Гордеевич! Пишет тебе твой внук Валерка. Забери меня отсюда к себе. Христом-Богом прошу!
        Глава 6
        ДОН ВИНЧЕНЦО НЕ ЛЮБИТ ДЕЛИТЬСЯ
        (Нью-Йорк, 1998 год) - Мое почтение, дон Винченцо! - элегантный господин с манерами аристократа склонился, целуя руку пожилого человечка, оплывающего жиром (ох уж это пристрастие к спагетти а ла карбонари!). Рука тоже была жирной и несвежей, от нее несло дохлым тунцом: элегантного перекосило от брезгливости. Но когда он выпрямился, безукоризненно выбритое лицо светилось благоговением.
        - Здравствуй-здравствуй, Паоло. Хорошо выглядишь, сынок. Клянусь Большим жюри присяжных! - проскрипел Господин Тухлая Рыба, улыбнувшись всеми тридцатью двумя первоклассными зубами, шедевром самого дорогого протезиста на всем Восточном побережье.
        Улыбаться жирный человечек обожал. Светясь улыбкой, широкой и открытой, он изрекал:
        - Вы уволены.
        Или:
        - Что-то этот кретин, которому я доверил Марсельский филиал, мышей не ловит. Слетайте-ка, парни, в Марсель, отвезите ублюдка в доки и покормите рыбку!
        Вот и сейчас он источал улыбку, которой можно осветить чашу «Жиллет Стадиум», вмещающую 40 тысяч болельщиков.
        - Ну, Паоло, рассказывай! Что там наш армянин?
        В их обширной империи Паоло считался вторым человеком после Тухлой Рыбы. Но он не обольщался своим положением и не поддавался на кажущуюся ласковость Босса. Иногда Паоло казалось - улыбающаяся пасть шефа демонстрирует свободному миру не тридцать два, а все шестьдесят четыре зуба: в два ряда, как у голубой акулы. Акула, монстр, мутант, Большой Босс Большого Синдиката.
        - Наш армянин оказался крепким орешком, дон Винченцо. Он мне даже чем-то напоминает итальянца.
        Пожилой небрежно махнул пухлой лапой:
        - У армяшек кровь - это теплая водичка, в которую по ошибке Вседержителя попало несколько капель настоящего вина. Они никогда не станут ни сицилийцами, ни, хотя бы, итальянцами!
        - Но мы раскололи этот орешек, - продолжил Паоло. - Армянин больше не будет выказывать нам свою непочтительность. Он пропал. Прилетел к русским медведям в свою любезную Москву - и пропал. Русские копы сбиваются с ног, но всё без толку.
        - Как же - как же, такая неприятность! - Дон сочувственно пощёлкал языком. - Вот к чему приводит глупое своеволие. Сидел бы в Париже, в своем антикварном салоне, да делал, что советуют знающие люди!
        Губы Паоло скривились в презрительной ухмылке:
        - Эти чертовы армяне - жадные, как евреи! Ни с кем не хотят делиться!
        Дон Винченцо рассыпался благодушным смешком:
        - Я, мой мальчик, не пархатый еврей, не вонючий армяшка и не какой-нибудь протестантский педрила, а чистокровный сицилиец и добрый католик. Но клянусь Большим жюри присяжных: в жизни не поделился ни с кем и ни разу! Правда, я знаю секрет, как это делать, а наш антиквар - нет. Вот почему у меня серьезный бизнес от Сингапура до Аргентины, а этот армянский скунс гниет в вечной мерзлоте у русских людоедов!
        На кончике его толстого носа красовалась огромная бородавка, ощетинившаяся чёрными волосками. Удалить ее было парой пустяков, но преданность своему сомнительному украшению являлась одной из причуд пожилого джентльмена. А может, он демонстрировал: «Плевал я на ваши вкусы. Нравится вам или не нравится, будете любоваться моей бородавочкой. А захочу - так станете ее целовать!». Про себя Паоло так его и называл - Мистер Бородавка.
        Сейчас вокруг них расстилалось безлюдное пространство, заполненное останками
«фордов», «кадиллаков» и «бьюиков». Казалось, жилой фургон на Бруклинском автомобильном кладбище - не лучшее место, где бы мог обсуждать дела глава Синдиката (как именовал свою корпорацию дон Винченцо). Но это - только на первый взгляд.
        Сам фургон, затерявшийся среди хребтов и отрогов автохлама, был обнесён колючей проволокой и охранялся сворой свирепых доберманов-пинчеров. (Доберманы выставлялись напоказ - в отличие от дежурной группы снайперов - рассредоточенной по «точкам» и закамуфлированной). Помимо этого, он был напичкан самой наисовременнейшей аппаратурой, которая обеспечивала первоклассную связь и практически исключала любые формы электронного шпионажа.

«Кладбищенский» вагончик давно выполнял функции штаб-квартиры Синдиката. Именно он служил мозговым центром корпорации, а зеркально-полированный центральный офис, кишащий «топ-модельными» секретаршами и мордастыми секьюрити, существовал больше для отвода глаз.
        Бородавка всегда отличался чертовской дальновидностью и звериным нюхом. Благодаря чему не упокоился где-нибудь на дне Гудзона и даже не просто выжил, а превратился из рядовых «торпед» в незаурядного бизнесмена.
        Раньше своих коллег он понял: эра старой доброй Мафии катится к закату. Вито Дженовезе, Аль-Капоне, Фрэнки Костелло были, конечно, славными парнями, но теперь, дьявол подери, в гольф играют по другим правилам. Нет: разумеется, дон Винченцо не то что бы начисто отрёкся от опыта достопочтенных предшественников. Ежели какой-нибудь сукин сын надумает крысятничать, то милое дело - украсить его
«сицилийским галстуком» и замуровать в фундамент нового «Хилтона». Но вместе с тем…
        Бородавка не стал пробиваться в Капо де тутти капи - Верховного босса всей американской мафии. Его не волновали ветхозаветные титулы. («У меня на эту фигню не стоит!» - говаривал дон Винченцо.)
        Не растрачивая сил на войну с другими кланами, он безжалостно перекроил своё
«дело» в соответствии с духом завтрашнего дня. Решительно отрёкся от традиционного криминального бизнеса - тотализаторов, наркотиков, контрабанды оружия… На месте типичной сицилийской «Семьи» по кирпичику выстроил могущественную транснациональную корпорацию.
        Винченцо Фраскезе и сам давно не воспринимал себя сицилийцем. Он уже тыщу лет не всплескивал руками, не кричал: «Порка Мадонна!». Могучий темперамент Бородавки не взрывался аппенинским фейерверком, а тлел под спудом. И, бывало, живьем сжигал тех, кто по наивности принимал улыбчивое спокойствие Дона за чистую монету.
        В равной степени дон Винченцо не ощущал себя и американцем, - хотя каждое утро вздымал над собственной виллой звездно-полосатое полотнище. Он сделался гражданином человечества, магнатом-космополитом, ежедневно отслеживающим свои и чужие дела в Амстердаме и Осаке, Лос-Анджелесе и Претории, Москве и Сиднее. Пребывая в благодушном настроении, он именовал свою корпорацию Армией Спасения. («Спасения мира от лишних денег!» - добавляли под шумок смельчаки из его приближенных.)
        В отличие от других транснациональных акул, Мистер Бородавка подгребал под себя нефть, уран и алмазы только между делом. Главным образом бизнес Дона был нацелен на шедевры человеческого гения. Его «полем для гольфа» стали полотна великих мастеров, античные статуи, древние манускрипты… - всё, что находило самый живой спрос и на мировых аукционах, и - минуя аукционы - у богатейших людей планеты. С подачи своего создателя Синдикат исповедовал истину: искусство, уникальное мастерство и интеллект - вот главные товары новой эпохи.
        - У меня теперь стоит только на духовные ценности! - скалил незаурядные челюсти старый аллигатор. - Особенно на эту бабёшку из Лувра. Как ее там? Ах да, Джоконду!
        Вот и сейчас Синдикат уладил одно небольшое дельце с владельцем крупного антикварного салона в Париже, дерзнувшим не подчиниться указаниям «Армии Спасения».
        - Ладно, Паоло, насчет армянина - понятно. А теперь давай, сынок, рассказывай: с чем пожаловал? - скрипнул благодушно Бородавка.
        - Дон Винченцо, прошло уже больше месяца, как я подал вам проект создания Русского филиала. Русский рынок откроет перед нашим бизнесом стратегические просторы, а мы всё тянем с его освоением. Вас что-то не устраивает в моих предложениях?
        Аллигатор обволакивал элегантного заместителя удушающей ласковостью Санта Клауса:
        - Паоло, мальчик, ты делаешь всё безукоризненно. Клянусь Большим жюри присяжных!
        Слишком безукоризненно, дьявол подери! - добавил про себя Бородавка. Он едва выносил этого лощеного педрилу. И дело не в том, что предки Паоло были задрипанными неаполитанцами. (Если понадобится, Большой Босс приблизит к себе хоть вонючего малайца.) Этого яйцеголового умника он сделал своим заместителем только потому, что старался отделять бизнес от эмоций: в деле не должно быть ничего личного! Но «гарвардскую вонючку» подле себя всегда только терпел.
        - Дон Винченцо, деньги проплывают мимо корпорации! Сколько уже уплыло, когда наша морская пехота распатронила дворцы этого чёртова Хусейна! Из Ирака не тащит только ленивый, а мы остаемся в стороне - и теряем миллионы…
        То, что он сейчас говорил в глаза Дону, было изрядной дерзостью. Но Паоло душила лютая злоба: старый индюк с его тремя классами католического приюта ни на йоту не смыслит в искусстве, но боится выпустить хотя бы крохотный рычажок из своих потных лап! Между тем набрали силу молодые волки, и первый среди них - он, Паоло Банделло.
        Конечно, бережёного Бог бережет, и лучше бы прикусить язык. Но, понимая, что делает глупость, Паоло перечислял Боссу все его промахи:
        - В Колумбии мы погнались за дешевизной, доверили дело дилетантам, и они провалили элементарную операцию. В итоге арестована партия из двенадцати полотен: Дали, Моне, Эль Греко… В Турции мы позорно упустили три работы Пикассо. А сотни картин и скульптур, которые Гитлер награбил у евреев? Сегодня их уже внесли в «чёрный список». Значит, завтра все это будет изъято из музеев Линца и Граца, распылится по частным коллекциям, а мы опять считаем ворон! И вот теперь ещё Россия, которую мы никак не хотим прибрать к рукам. А это вам не паршивый Ирак: тут - Кандинский, Шагал, Малевич, не говоря о старых фламандцах, мастерах итальянской школы, импрессионистах…
        Старый Дон, поглаживая знаменитую бородавку, до конца выслушал горячащегося заместителя. И, озарив очередной рождественской улыбкой, потрепал по плечу.
        - Справедливо! Справедливо говоришь, сынок! За последнее время мы несколько раз капитально лопухнулись. А проект твой я подписал: открываем Русский филиал (у меня тоже стоит на это дело!). Просто тебе не сказал - позабыл, что со старика возьмёшь?
        Приобнимая Паоло, Бородавка подвел его к дверям:
        - Ступай, сынок! И передай привет маме. Скажи - на днях непременно загляну отведать ее изумительного тимбалло ди ризо!

* * *
        Подбирая полы белого плаща, элегантный заместитель Босса шел через двор к своему кадиллаку. Он шагал упруго, казалось - планета отскакивает от подошв его лакированных туфель.
        Повертим и планетой, дело нехитрое! Паоло знал: ещё пара дней - и он станет Большим Боссом и произнесёт прочувствованную речь над дорогущим гробом, в котором упокоится Его Величество Бородавка. Недолго осталось старому дрючку командовать
«Армией Спасения»! Заказ уже размещён. Специалист нездешний: прилетит из Пармы, сделает дело и в тот же день покинет Старый Свет. А он, Паоло Банделло, встанет, наконец, во главе корпорации.
        Стив «Гаденыш», шофер-телохранитель, пожёвывая спичку, выскочил навстречу шефу, распахнул заднюю дверцу. Второй бодигард, Чарли «Кочерыжка», как и положено, занял позицию подле заднего сиденья лимузина. Когда Паоло оказался в шаге от кадиллака, верный Стив выронил из зубов обслюнявленную спичку, и на его низком лбу, над переносицей образовалось круглое отверстие.
        Паоло хорошо знал, отчего на лице у человека появляются такие маленькие аккуратные дырочки. Но сейчас не успел ни удивиться, ни испугаться. Потому что секунду спустя другой снайпер нажал на крючок - и несостоявшийся Дон, догоняя «Гадёныша», отправился в самую дальнюю дорогу. Белоснежный плащ нелепо разметался среди ржавых луж старого автомобильного кладбища.
        Чарли «Кочерыжка» открыл багажник и принялся деловито укладывать в него два безжизненных тела.
        Быстро управившись (дело привычное!), «Кочерыжка» уселся за руль - и машина плавно тронулась с места.
        Босс созерцал эту сцену на одном из шести мониторов, дающих панораму вокруг
«фургончика». Когда кадиллак скрылся из вида, дон Винченцо хмыкнул:
        - Что, Паоло? Пободаться со мной решил, заказал старого Фраскезе? Сильно же у тебя стояло на мой Синдикат! Но тут ты, дьявол подери, капитально лопухнулся. Так-то, сынок!
        Доска объявлений
        Транснациональная корпорация «Армия Спасения» объявляет вакансию на замещение должности первого заместителя Большого Босса. Гарвардских вонючек просим не беспокоиться.
        Резюме и портфолио высылать в Департамент по работе с персоналом, Чарли
«Кочерыжке».
        Глава 7
        СНЫ О КИТЕЖ-ГРАДЕ
        (Санкт-Петербург, 1999 год)
        Из трясины, ощетинившейся гнилым осинником, глухо простонал филин. Да нет, какой там филин: до ночи ещё несколько часов! То другая какая-то нежить голосок богомерзкий подала.
        Глеб Платонов считал себя современным человеком, лишенным бабкиных суеверий. Да и звание кандидата исторических наук тоже к чему-то обязывает! И всё же от болотного стона по спине просвещённого кандидата пробежал холодок. Померещилось, будто ядовито-зеленая кочка ожила, задрала к небу косматую морду и на такой вот ноте излила тучам вековечную тоску-обиду. А может - прохрипела проклятие вслед двуногому чужаку, которого занесла нелёгкая в ее сумеречный мир. Глеб уже ничему не удивлялся. Впервые за все свои двадцать семь лет он оказался в Ветлужских лесах, а вот - шагает себе так, словно в каких-то прошлых жизнях исходил эту чащобу вдоль и поперек!
        Батыева тропа змеится, виляет зигзагами - не то ведет к заветной цели, не то заманивает в зыбкое царство блуждающих огней, готовя незваному гостю погибель медленную и жуткую.
        Само имечко тропы - Батыева - холодит душу. Смутная дорожка, окроплённая кровью, предательством, злом! Много веков назад ее тайну выдал супостатам батыев пленник Гришка Кутерьма. Выдал и по стежке этой привел орду низкорослых лучников к граду Китежу, красивому и богатому, поднявшемуся среди Ветлужских чащоб, над гладью Светлояр-озера.
        Не дался гордый Китеж кровавому татю: обратили горожане мольбу к Спасителю - и тот их услышал. Яростно, могуче вырвались из мостовых, из-под срубов и теремов подземные реки, тысячи ключей-родников. Обильные потоки отогнали пришельцев в пестрых запашных халатах, а сам город надёжно сокрыли в своей пучине, недоступной ни хану, ни его темникам…
        Уже и заря отгорела, когда завершился, наконец, Глебов путь - кончилась тропа, оборвалась у водяного среза. Вот какое ты, озеро Светлояр!
        Первая звезда проклюнулась в темнеющем небе. Налилась силой крутобокая луна, проложила через водную темь серебряную дорожку - словно бы позвала продолжить путь. Обманная эта луна, манящая дорожка и зябкое естество заповеданного озера затеяли с Глебом игру. То ему чудилось - высвеченный лунными бликами, проступает из студёных глубин силуэт собора, осенённый крестом. То слышался приглушённый звон с колоколен шести Китежских церквей. То казалось, будто не лучи небесной искусительницы разбежались по водному зеркалу, а там, под многотонным спудом, движутся живые огни - свечи горят в руках у божьих ратников, бредущих крестным ходом сквозь придонные течения, через омуты и водовороты…
        Глеб замер потрясённо, вглядываясь туда, где временами проступали, временами таяли контуры собора. И даже не заметил, как на глаза набежала непрошеная слеза, а губы стали вдруг читать молитву, которой он дотоле и ведать не ведал. Зачарованный путник то шептал малопонятные слова, то выкрикивал их срывающимся голосом. И голос его сливался с шелестом берёзовых крон, с нарастающим благовестом подводных колоколов.
        Но тут ветер оборвался, смолкли Ветлужские чащи, а звон сделался отчётливым и чистым. И собор прорисовался весь, до стрельчатого оконца, и пламя свечей в руках людской череды вспыхнуло пронзительно-ярко. Потому что Светлояр-озеро раздвинулось в стороны и явило Глебу полночный город его мечты. А высокая звезда протянула свой луч к берегу и повела вниз - на деревянную мостовую, под сень белостенного собора.
        Подчиняясь небесному велению, Глеб радостно шагнул по лучу навстречу граду Китежу. И обрушился в пропасть - чёрную, как озёрный омут, и бездонную, как звёздное небо над Светлояром. Он хотел закричать, но крик застрял внутри, распирая грудь, ломая ребра, удушая его, Глеба Платонова…

…Он разлепил глаза в тихой спальне, но сердце ещё колотилось бешено, не смея поверить в этот покой, в мирное тиканье будильника. Глеб провёл рукой по глазам. Ладонь стала мокрой. Видно - впрямь плакал во сне, пока читал ту молитву, слов которой прежде не знал, а сейчас не вспомнит. А может, это капли озерной влаги, прощальный поцелуй студёного Светлояра?
        Глеб нащупал торшер, зажёг свет. И побрел в кухню, где долго, запрокинув голову и судорожно двигая кадыком, пил воду из чайника. Сегодня у этой воды отчего-то был легкий привкус тины.

* * *
        Глеб Платонов уродился под стать отцу: та же светлая голова, то же фамильное упрямство, та же гордо выпирающая челюсть. Лишь на «белокурую бестию» Платонов-младший не тянул: природа наградила его жгуче-смоляными волосами, за что с детства получил кличку «цыганёнок».
        Мать свою Глеб не помнил: умерла при родах. С отцом же отношения не сложились напрочь. Тот постоянно давил на сына, пытался лепить по собственному разумению. Только нашла коса на камень: непокорный отпрыск не желал служить комком глины в руках властного папаши.
        Решающая размолвка произошла, когда возмужавший наследник известил родителя о жизненном выборе:
        - Буду археологом. Уже документы подал в университет!
        - На фига тебе этот долбанный кегельбан? - встал на дыбы профессор (светило! корифей информационных технологий!). - Ты же и математику, и физику - как свои пять пальцев! Да тебе, парень, сам Бог велел вприпрыжку бежать по моим стопам, кибернетику двигать вперед. Хватит дурью маяться, пора выходить в Гроссмейстеры!
        Но Глеб только бычился:
        - Ты, батя, извини, конечно, но в гробу я видал твою кебенематику.
        Ученая дискуссия стремительно набирала градус накала. В конце концов Глеб собрал тощий рюкзак, хлопнул дверью и с облегчением покинул отчий кров. В общагу его не поселили - с ленинградской-то пропиской! Пришлось снять однокомнатную малогабаритку на окраине Купчина, а для ее оплаты и прочего там пропитания устроиться грузчиком в мебельный магазин.
        Ворочал шкафы и комоды, катая по лицу желваки: «Ни фига, батяня! Вот откопаю свою Трою, как Генрих Шлиман, - и стану Гроссмейстером почище тебя!».
        Дела у Платонова-младшего на тёмной тропе научного кладоискательства и впрямь двигались неплохо. Такелажно-мебельные работы не помешали ему через пять лет получить «красный» диплом и поступить в аспирантуру. Тема будущей диссертации звучала так: «Фольклор, мифология и памятники словесности как источники для археологической разведки».
        Глеб мечтал отыскать следы легендарного града Китежа. Начинающий исследователь со всем энтузиазмом юности утонул в архивной пыли, перелопатил горы бумаг, и в конце концов раскопал-таки пару уникальных источников. А в результате защитил диссертацию, в которой доказывал: Китеж - самая что ни есть быль, только со временем она поросла травой забвения и до нас дошла уже в виде предания.
        После успешной защиты свежеиспечённый кандидат наук и научный сотрудник уважаемого академического института, начисто оторвавшись от окружающих реалий, возмечтал:
«Комплексная экспедиция! С развёрнутым циклом подводно-технических работ! В Ветлужские леса Нижегородской области, в район озера Светлояр!».
        - Бог с вами, Глеб Георгиевич, окститесь! - развел руками благоволивший к нему директор института. - У нас ежегодное сокращение финансирования, плановые работы синим пламенем горят, а вы - со своими былинами! Если уж так приспичило - заарканьте богатенького спонсора и проводите на здоровье свою экспедицию. Так сказать, на средства частного капитала…
        Попытки заарканить спонсора окончились ничем. Сыскался, правда, один банкир, который прямо с порога не послал его куда подальше. Почесал лысую башку, прикинул что-то и, наконец, хрюкнул скептически:
        - о'кей - положим, вложусь я в эту твою мутоту. И, скажем, надыбаешь ты свой Китеж-таун. Ну? И дальше чего? Ты там себе монографию-хренографию сбацаешь, а мне с того что за прибыток? Большое русское мерси от широкой научной общественности?
        Глеб пожал плечами. Он не знал, какой прибыток мог принести этому борову белокаменный город Китеж. Боров подсказал:
        - Вот, к примеру, смогу я твой Китеж-сити приватизировать? Причём - за недорого - как бросовые земли под водоемом, не имеющим хозяйственного и природоохранного значения?
        - Приватизировать? - удивился Глеб. - А зачем?
        - Это уж - моя забота, зачем! - хмыкнул спонсор. - Музей там забацаю. Единственный в мире, полный эксклюзив! С экскурсиями на мини-подлодке. Для желающих - погружение с аквалангом в сопровождении гида-инструктора. За отдельную плату - возможность побрякать там в колокола. Представляешь? Да на твои подводные терема будут слетаться тугие кошельки хошь из Японии, хошь из Штатов!
        Он ещё минуту посопел, покрутил колесики в лысой черепушке - и выдал резолюцию:
        - В общем, так, светоч знания! Представляешь мне бизнес-план подводного туристического и торгово-развлекательного центра по полной программе. Мои орлы его обмаракуют - и тогда вернемся к нашему базару!
        Устраивать из легендарного града новый Диснейленд Глеб не собирался. На сём он прекратил «хождения в капитал» и упрямо выпятил фамильную челюсть: «Ещё не вечер! Подождём, пока подвернётся случай!». И вот случай, кажется, подвернулся…
        Доска объявлений
        Приватизирую в натуре подводный Китеж, московский кремль, Россию. Бабки - сразу. Обращаться: Бизнес-центр на Лиговке, офис 13, спросить Эдика.
        Глава 8
        КАМИКАДЗЕ МЕЛИКЯН, МОНАХ ИЗ ШАОЛИНЯ
        (Москва, 20.. год)
        Его самолетик вломился в клочковатые облака. Видимость упала почти до нуля, но это не страшно: путь к «своему» эсминцу он найдёт и с завязанными глазами. Сегодня - главный праздник всей жизни. Его последний вылет. И топлива - только на дорогу
«туда». Оттуда дороги уже не будет.
        Это высокая честь - подарить свою жизнь императору, венценосному Микадо. И он, Мурасаки Хироси, выполнит долг с честью, как подобает сыну древнего самурайского рода.
        Пробил покров облаков - и сразу увидел цель: ненавистный эсминец янки. Наконец, эти надутые индюки заметили приближение его самолета-торпеды, одинокой бабочки над пасмурным океаном: все зенитные пушки, все пулеметы нацелились в небо, истерически изрыгая огонь. Вспышки, расцветающие на окончаниях дергающихся стволов, очень красивы. Они напоминают розовые лепестки сакуры, уносимые порывом тайфуна. И залпы эти так же бессильны против него, лейтенанта 3-й эскадрильи сводного отряда императорских лётчиков-камикадзе, как нежные лепестки, влекомые ветром.
        Вот он, серый борт корабля американских ВМС. Сейчас я пробью эту мертвую сталь! Пропорю холодную броню корпусом своей машины, собою, своим сердцем и своим кендзё - несгибаемым духом самурая. Здравствуй, прекрасная смерть во имя великого императора, во имя любимой Страны Ниппон!
        Нет: это - не смерть. Это - другая жизнь, другое время и другой самолет. Я - Шарль (Ашот) Меликян, француз армянского происхождения, антиквар и искусствовед с мировым именем. Вылетел Боингом «Эр Франс» из залитого огнями аэропорта Орли и уже через три часа приземлюсь на бетонном поле «Шереметьева». Я везу подписанный мною договор. Долгожданный договор, который полтора года уточнялся с российским Министерством культуры. Но почему в сердце нет радости, почему так тревожно? Что: опять в затылок дышат эти корректные бандиты, которые норовят выкрутить мне руки, поставить под свой контроль? Не дождутся, моя коммерция всегда была свободна от грязи!
        Чтобы успокоиться, он предался любимому занятию - смежил веки и начал представлять себе холсты, перед которыми всегда благоговел. Бездонные пропасти, растворённые в сумраке полотен великого Рембрандта. Безудержный карнавал красок жизнерадостного Сарьяна. Космические туманности Моне…
        А это что за чушь? Откуда?! Вместо благородных полотен, нагло оттесняя Боттичелли и Тулуз-Лотрека, выплыла примитивная, как табурет, цветная фотография. Портрет Валерия Фатеева, русского президента.
        В Малом выставочном заде Московского Манежа открывается временная экспозиция
«Мировые шедевры изобразительного искусства». В числе главных шедевров, созданных гением человечества, будут представлены «Возвращение блудного сына» Рембрандта X. ван Рейна, «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти и фотопортрет президента РФии..
        Стоп! Что-то не так. Сбой на линии!

…Подполковник Ледогоров разлепил глаза. Нет: он не спал. И спать категорически не мог, поскольку пребывал на рабочем месте. То есть - развалился в кресле,
«по-американски» закинув ноги на письменный стол и вперив немигающий взор в висящую напротив картину.
        Строго говоря, это была даже не картина, а начертанные кисточкой иероглифы - трёхстишие, исполненное чёрной тушью на голубом шелке. Его Весёлому Роджеру подарил, сопроводив десятком поклонов, один фирмач из Киото.
        Сколько же лет прошло? Двенадцать? Пятнадцать? Но подполковнику это видится, как сегодня: мелкое крошево оконного стекла усеяло мокрый московский асфальт, и четверо энергичных южан, притихших под дулами автоматов подле расхристанного
«интуристовского» автобуса. А в сторонке жмётся стайка вусмерть перепуганных японцев, которых Ледогоров и его товарищи по команде «Альфа» только что выцарапали из лап террористов. И запах, отчётливо ощущаемый запах смертельной опасности и животного, нутряного страха.
        Спустя пару дней, благодарный гость из Страны Восходящего Солнца нанёс «альфовцам» визит вежливости. Принять интуриста поручили капитану Ледогорову - как командиру группы и как «профессору иностранных языков».
        Японским, правда, капитан не владел, но сопровождавший визитера толмач пояснил, как переводится преподнесённое трёхстишие:
        Упавший лист
        Опять взлетел на ветку.
        То бабочка была.
        Любовью к Востоку Алексей Ледогоров проникся ещё в шестилетнем возрасте, слушая рассказы отцова брата - ученого и путешественника. И поныне, в свои сорок два года, подполковник не растерял детской привязанности к восточным цивилизациям. Когда выдавалась свободная минута, он обожал уйти отрешённым взором в эти иероглифы - то несмело разворачивающиеся, подобно набрякшим бутонам сакуры, то яростно разлетающиеся, как ошмётки самолета, протаранившего американский эсминец. Погружаясь, согласно канонам медитации, в магический танец японской туши, Весёлый Роджер словно бы растворялся без остатка. В этой картине. В письменах далекого островного народа. В чашечке теплого саке, которое выпивал пилот-смертник перед последним вылетом…
        А потом - всегда неожиданно - возникал этот вихрь, подхватывал Роджера, уносил во вселенскую ночь - такую темную, бездонно-пустую, что в ней не было ни света звезд, ни мыслей, ни чувств, - ничего.
        И откуда-то из недр космического небытия неожиданно выплывало озарение. Ночь нашёптывала подполковнику, что тайник с пластитом следует искать в аптеке у тишайшего фармацевта Ахундова. Или что убийство московского коллекционера связано с «Загорским архивом» - собранием уникальных полотен, которое потихоньку растаскивается и контрабандно переправляется из России.
        А сейчас? Когда очередной сеанс медитации подвел Роджера совсем уже впритык к тайне парижского антиквара, Океан Космический Информации вдруг выдал крупным планом физиономию Большого Папы!
        От досады Роджер смачно плюнул в корзину для бумаг.
        Подполковник не любил президентов. Он вообще исповедовал убеждение, что Россия созрела для президентов и парламентов так же, как паровоз Черепановых - для антигравитационного двигателя. Нет: Алексей Ледогоров не был солдафоном с мозгами, вытесанными каменным топором. Как раз солдафоны-то его и недолюбливали - считали гнилым интеллигентом и вообще «сильно умным». Ибо в активе у Весёлого Роджера имелись два высших образования плюс свободное владение английским, испанским, суахили и пушту.
        Плюнув в корзину и тем выплеснув ненужные эмоции, подполковник снова сделался невозмутим, как Будда в благоуханном цветке лотоса. И продолжил разгадывать шараду: с какой такой радости к нему вдруг выплыл пресветлый президентский лик? К чему бы? Да, Лёха: придется почесать извилины!
        Но «почесать извилины» ему не дали. Повелительно прозвенел телефон, и голос, исполненный значительности, оповестил из трубки:
        - Товарищ подполковник, это приемная директора. Вас срочно вызывает Виктор Павлович.
        Чудны дела твои, Господи! С каких это пор Главный Шеф напрямую приглашает к себе недостойного опера, хотя бы - и «важняка»? На всякий случай подполковник уточнил:
        - Документы какие-нибудь захватить с собой?
        - Насчёт документов распоряжения не было. Давайте быстрее, директор ждет!

…Главный Шеф был суров и напряжён. Немногословно изложив экспозицию насчёт ультиматума президенту, протянул тощенькую папку:
        - Вот вам исходные данные. Продумайте версии и набросайте план действий. Работать будете в автономном режиме. Свои соображения сегодня же доложите мне. А после моего утверждения - лично президенту страны. Выезжаем в Кремль… - директор бросил взгляд на электронный таймер, - через два-тридцать восемь. В 18.00 прошу быть у меня в приёмной.

«Вот откуда выплыл портретик тот цветной! - размышлял старший оперуполномоченный, возвращаясь к себе бесконечными коридорами Лубянки. - Да уж: тут все Рембрандты и прочая мелюзга - брызгайте в стороны перед господином Фатеевым, нашим Большим Папой!»
        Нет: Алексей Ледогоров положительно не любил президентов!
        Свежая пресса
        В Малом выставочном зале Московского манежа открывается экспозиция «Мировые шедевры изобразительного искусства». В числе главных шедевров человеческого гения представлены: «Возвращение блудного сына» Рембрандта X. ван Рейна, «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти и большой фотопортрет Президента Российской Федерации В.Ф. Фатеева работы мастера Х.Х. Волосюка.
        Москвичи и гости столицы смогут посетить выставку на протяжении 10 дней, после чего она переедет на невские берега.
        «Вечерняя Москва»
        Глава 9
        БИЗНЕС «ТОР SECRET»
        (Санкт-Петербург, 1998 год)
        Вадика Славкина Глеб не то что бы презирал, а просто не считал за человека. Бабник и пустобрёх, Вадик был младшим научным сотрудником по должности и разгильдяем по призванию. Несмотря на наличие папочки - замдиректора по административно-хозяйственной части, он так и не смог слепить маломальское подобие кандидатской диссертации и всё бегал в мэнээсах. Впрочем, ученые степени и прочая мура волновали Вадика куда меньше, нежели пухлая попка папиной секретарши Веронички или очередной пикничок-шашлычок.
        С этим жирным слизняком Глеб не якшался. И был немало удивлен, когда тот, колыхая всеми тремя подбородками, в коридоре окликнул:
        - Платонов, погоди! Дело есть!
        - У тебя - дело? - Глеб надменно поднял смоляные брови. - Ко мне?
        - К тебе, к тебе! - заверил жирняга. - Слушай сюда! Я тут намедни в одной компашке релаксировал и там познакомился с классным мэном. Фирмач, штатник. Не первой, прямо скажем, молодости, но нам с тобой ещё фору даст. Бронтозавр! Умница! Плейбой! За столом всех перепил, потом затеял бороться на руках- так никто против него и полминуты не продержался!
        А уехал под ручку с двумя телками, которые ему в дочки годятся, - завистливо вздохнул младший научный сотрудник.
        (Надо признаться, что Славкин несколько покривил душой. Со «штатником» его познакомила вездесущая секретарша Вероничка, а потом уж тщеславный Вадик сам затащил нового знакомца в тёплую компанию - блеснуть перед бомондом своими заокеанскими связями.)
        - Это ты, Славкин, чего-то напутал! - усмехнулся Глеб. - Бронтозавр не может быть умницей. А умница - бронтозавром.
        - Да накласть! - отмахнулся легкомысленный Славкин. - Бронтозавр, сперматозавр, - какая разница? Главное - этот самый мэн (Диком его зовут) жаждет с тобой потолковать.
        - Однако! - изумился Платонов-младший. - Интересно: от какой это болтливой задницы твой классный мэн узнал о моей скромной персоне?
        - Да от меня, откуда ещё! - проигнорировав «болтливую задницу», тряхнул желейными подбородками Вадик. - Не боись: ихние ЦРУ с ФБР на тебя ещё досье не завели - хоть ты у нас и такой подающий надежды!
        - Ну? А ты какого дьявола про меня натрепался? - недобро повел челюстью Платонов.
        - А ты что у нас, - огрызнулся Славкин, - особо засекреченный?
        Но, наткнувшись на взгляд собеседника, сменил тон:
        - В общем, дело твоё. Но имей в виду - мэн серьёзный. Давай встретимся, потолкуем. А чего ты, Платонов, теряешь? Послать его на родной Потомак всегда успеешь!
        Глеб задумался. Действительно: он тут ровным счетом ничего не терял. Ну а прояснить причину интереса со стороны заокеанского фирмача - все-ж-таки любопытственно!
        - Да! А на каковском мы с ним тарабанить-то будем? Я ж по-английски не шибко спикаю…
        - Зато он по-русски - очень даже шибко! Так что твоё спиканье убогое ему и на фиг не нужно! - заверил Вадик.
        Платонов-младший решительно кивнул черноволосой головой:
        - Замётано! Подавай, Славкин, своего полиглота!
        - Вот и ладушки! - потёр Славкин пухлые лапки. - Завтра в полдень он ждет нас в своем номере. Отель «Невский Палас»!

* * *
        Назавтра в двенадцать-ноль-ноль - под непременный пушечный залп с Нарышкина бастиона Петропавловки - исполненный важности пустобрёх Вадик ввел Глеба в полу-люкс заокеанского «мэна».

«Мэн» оказался стройным мужиком с загорелым, слегка морщинистым лицом. Глеб как на него глянул, так и охнул (разумеется - про себя). Среди любимых им фильмов с детства числился старый американский вестерн «Великолепная семерка». Платонова-младшего особенно впечатлял там колоритный актер Юл Бриннер, игравший джентльмена удачи по имени Крис. Так вот сейчас перед Глебом предстал этот самый Крис собственной персоной: бритоголовый, гибкий, как ивовый прут, с острыми глазами и улыбкой обаятельного убийцы - Мистера Кольта, благородного защитника обездоленных.
        Мистер Кольт легко выбросил себя из глубокого кресла, шагнул навстречу гостям. И, не замечая выдвинувшегося вперед Славкина, протянул руку Глебу:
        - Вот вы какой, мистер Платонов? Рад познакомиться!
        Глеб полагал, что пребывает в неплохой физической форме, но рукопожатие радушного ковбоя напомнило ему пыточную колодку.
        На низком столике подле кресел пузатилась бутыль «Джонни Уокера» с голубой этикеткой - самый дорогой вариант именитого пойла. Тут же стояло несколько тарелок с орешками кешью и прочей необременительной закусью, а над ними возвышалась в почётном карауле пара бутылок содовой. Вадик совсем уже решил обидеться на невнимание хозяина, как вдруг узрел благородный напиток. И тут же расплылся в улыбке, которая привела его щеки добропорядочного хомячка в усиленное колебательное движение.
        Но, как выяснилось, улыбался и колыхался он преждевременно. Хозяин своей стальной дланью не слишком деликатно подхватил Вадика под студенистый локоток и препроводил к двери:
        - А вас, my friend, я благодарю за то, что привели своего коллегу. Теперь у нас с мистером Платоновым состоится конфиденциальный разговор. Как говорят на моей далекой родине - top secret! Так что всего хорошего. Бай-бай!
        И вытурил опешившего Славкина, напоследок не то фамильярно хлопнув по плечу, не то пихнув в распахнутую дверь.
        Обернулся к изумлённому таким началом Глебу, одарил улыбкой в тысячу свечей:
        - О'кей, мистер Платонов! Теперь мы можем поговорить в доверительной обстановке. Располагайтесь, плесните себе виски, а я принесу льда!
        На русском он и впрямь излагал почти безупречно - если бы не легкий, но, всё же, ощутимый акцент. А гость, подуставший от нескончаемого «мистера Платонова», попросил:
        - Зовите меня Глеб, мистер…
        И тут вспомнил, что пустобрёх Славкин не сообщил ему фамилию «мэна». Но благородный ковбой моментально пришел на помощь:
        - Дик. Просто Дик!
        Наконец, высокие договаривающиеся стороны утонули в мягких креслах и синхронно забренчали кубиками льда по стенкам широких стаканов, на четверть наполненных англосаксонской самогонкой высшей очистки. Хозяин полу-люкса ещё с минуту очень уж по-простецки (рубаха-парень, свой в доску!) разглядывал гостя. Затем пригубил виски и сразу взял быка за рога:
        - У меня к вам, дорогой Глеб, деловое предложение. Мы с вами открываем в России совместный бизнес. Маленькая, аккуратная фирма и только два компаньона - вы и я. Третий (кивок на дверь, за которой канул в Лету оплёванный Славкин) нам не нужен: на троих соображать не будем! Га-га-га!
        Дик как-то неожиданно и неуместно разражался жизнерадостным гоготом, напрочь убивающим всё его обаяние. Быть может, он вырос на ранчо под такое вот ржание мустангов (или кто там ещё у них бегает под седлом?). Но Глеб не стал отвлекаться на посторонние размышления:
        - Создать фирму? Со мной на пару?
        Хозяин по-своему расценил его колебания:
        - Не волнуйтесь, my friend! От вас не потребуется ни стартового капитала, ни паевого взноса! Свою долю в уставный капитал вы вносите собственным интеллектом и профессиональной квалификацией. Все расходы по оформлению фирмы также беру на себя.
        Платонову-младшему хотелось себя ущипнуть: не сон ли? Что за добрый Санта Клаус вспомнил вдруг о нем, недостойном?
        - Вам необходимы мои квалификация и интеллект?
        - Мне необходим русский партнер. К тому же - профессиональный археолог. Но об этом позже. Сперва хочу обговорить одну особенность нашей будущей фирмы. Видите ли… - Дик сделал крохотную паузу, - свой бизнес мы построим по законам айсберга. (Но не Вайсберга! Га-га-га!) На поверхности - только верхушка, а девять десятых скрывается в глубине.
        - Что, бизнес нелегальный? - уточнил Глеб.
        Американец поморщился:
        - Да нет же, абсолютно легальный! На одну десятую. Которая - над водой. Но мы-то, my friend, - старые подводники! Га-га-га!
        - На одну десятую, - повторил Глеб. - А остальное?
        - А остальное - это, дорогой Глеб, наша с вами маленькая коммерческая тайна! Top secret!
        - Это как же? - нахмурил брови «дорогой Глеб». - На одну десятую будем производить кукурузные хлопья, а на девять десятых - героин?
        - Побойтесь Господа! - американец протестующе воздел руки. - Никаких наркотиков! И вообще - никакого криминала! Но… позвольте мне быть с вами откровенным до конца. Мы же, черт побери, партнеры! А мой принцип: «Перед партнером - все карты на стол! . (Кроме джокера, которого ты прячешь в рукаве. Га-га-га!)
        Русский «партнер» с каменным лицом выжидающе смотрел на развесёлого собеседника. И продолжение последовало. На протяжении ближайших сорока минут Глеба бросало то в жар, то в холод. Закручивался сценарий покруче «Великолепной семерки»! И Крис в ней останется прежним Крисом. А вот кем станет он, Глеб Платонов? Какая роль отводится ему в странноватом бизнесе «Тор secret»?
        Знакомства
        Симпатичная кобра, жгучая брюнетка, без вредных привычек мечтает соединить свою жизнь с любящим, интеллигентным кроликом, нацеленным на долговременные, серьёзные отношения. Уровень доходов не играет роли.
        Глава 10
        ЖИВЫМ НЕ БРАТЬ
        (Москва, 20.. год)
        Улицы Первопрестольной были размыты сумерками, наполовину разбавленными обманчивым светом фонарей. Вся эта серо-желтая акварель проплывала за тонированными, сверхпрочными стёклами, которые не по зубам и автомату Калашникова - всемирно популярному достижению российского технического гения. Привольно разместившись в недрах чёрного бронированного лимузина, бок о бок с Главным Шефом, Ледогоров катил с родной Лубянки в Святая Святых.
        Старший опер-«важняк» отнюдь не трепетал от гордости в связи с предстоящей аудиенцией. Понимал: если верховный главнокомандующий назначает встречу одному из тысяч своих подполковников, значит, подполковнику этому судьба-индейка приготовила совсем уже крупную подлянку.
        Впрочем, и грустить по этому поводу он также не собирался. И сейчас, в преддверии встречи с президентом, Весёлый Роджер, по всегдашнему своему обыкновению, держал хвост пистолетом. Он даже начал про себя подмурлыкивать:
        В Кейптаунском порту
        С какао на борту
        «Жанетта» поправляла такелаж.
        Но прежде, чем уйти
        В далекие пути,
        На берег бык отпущен экипаж…
        Эта абсолютно безыдейная песенка, любимая с юности, сопровождала Роджера всегда и повсюду. Именно ее он орал, оскалив зубы, когда среди кромешного пекла отбивался короткими очередями от смыкающих кольцо сомосовцев. Впрочем, подопечные Роджеру сандинисты пребывали в неколебимой уверенности: камарадо Алехандро (под этой кличкой Ледогоров был командирован в Никарагуа) выкрикивает высокие марксистские лозунги!
        И вот сейчас, в начальственном лимузине, он тихохонько мычал под нос:
        Идут, сутулятся,
        Вливаясь в улицы,
        И клеши новые ласкает бриз…
        Впрочем, кажется, не вполне тихохонько. Ибо директор неодобрительно покосился на меломана в штатском. Но ничего не сказал.
        Роджер хмыкнул: «Что-то Шеф не в меру толерантен! Видать, задание предстоит и впрямь аховое!».

* * *

«Н-да, Валера: делишки-то - аховые! - думал президент, водрузившись суровым утёсом напротив секретаря Совета безопасности Горобцова. - И не только эта катавасия с гадским ультиматумом, а вообще. Сидишь тут, словно в кабине бульдозера, разгребаешь наши всероссийские завалы дерьма, а их становится только больше. И сам ты - не президент, вроде, а самое что ни есть чмо болотное, Говночист Всея Руси. И бульдозер - аппарат твой государственный - тоже чмошный. На рычаги жмешь, а они-то - картонные! И никому об этом не расскажешь, - разве что во сне пожалуешься старому Черепаху Тортиллу - деду Анисиму, царствие ему небесное!».
        - Значит, говоришь, послал нам этот «динозавр» свою анонимку из интернет-кафе, и никаких ниточек к нему не прослеживается? - глянул Фатеев на главу Совбеза. - А ракеты наши баллистические он каким макаром с боевого дежурства поснимал? Тоже из интернет-кафе? У них же, вояк наших, сеть - закрытая, в нее можно войти только со своих, минобороновских компьютеров!
        - Что тут сказать? - пожал плечами Горобцов. - Не исключается, что этот парень имеет выход и на компьютеры нашего «Пентагона». Он, судя по всему, человечек непростой…
        - Да уж! - ощерился глава государства. - Простые человечки ядерными боеголовками не жонглируют и президентам ультиматумов не шлют!
        И совсем уже обратился в грозовую тучу:
        - А где у наших славных оборонцев их хваленое «горячее дублирование»? Почему не сработало, почему ракетный щит «обесточенным» оказался? И как это они не смогли вычислить свой же компьютер, с которого поступила блокирующая команда? У них что, спецы перевелись, или наши генералы совсем уже мышей не ловят?
        - Да специалисты-то есть…
        - Так в чем же дело, леший их бабушку дери?! - грохнул президент.
        Его собеседник скорбно вздохнул:
        - Бардак…
        Тут у Фатеева заныло под ложечкой. Он люто ненавидел это слово, боялся его, считал самым заклятым, самым злокозненным своим врагом. Этот универсальный диверсант, не имеющий ни лица, ни имени, устраивает пожары на военных складах, валит наземь вертолеты, зимой оставляет без тепла микрорайоны, а то - и целые города. Гигантские комбинаты распродаются по цене занюханной хлебопекарни? - Бардак. Деньги казенные миллиардами разворовываются? - Бардак.
        Чиновные паскудники волокитят, без персональной мзды палец о палец не ударяют? - Опять же бардак.
        Объяснение универсальное, на все случаи жизни. Произнесешь это шаманское заклинание - и, вроде, всё ясно, и виноватых искать не надо. У нас на Руси бардак повсеместен и, кажется, вечен. И при Юрии Долгоруком он был, и при Иване Калите, и даже при князе Всеволоде Большое Гнездо, наверное, тоже царил во всю Ивановскую.
        Валерий Фатеев неплохо для дилетанта знал родную историю. И она его тоже не бодрила. Анна Иоанновна для увеселения души завела в столице слоновник. А дабы теплолюбивые индийские гости в нашем северном климате не простыли, повелела: каждому слону ежедневно спаивать по ведру водки - для сугреву. Не прошло и года, как последний исполин отдал Богу свою слоновью душу. Не морозов русских толстокожие гиганты не вынесли, а - русской водочки. Бардак!
        Екатерина Великая уж на что женщина была основательная - и та аж три императорских указа накатала, один строже другого. Запрещаю, мол, своей монаршей властью, чтобы российские подданные забавлялись кулачным боем. А подданные как ходили стенка на стенку - так и продолжали ходить. И не где-нибудь втихаря запретной забавушкой душу тешили, а под самым царским носом: прямо в Санкт-Петербурге, на берегу стольной реки Фонтанки. И плевать хотели на всякие там царские запреты: русскому человеку и Государев Указ - не указ. Бардак? Бардак!
        Вот и нынче - в новом, можно сказать, миллениуме - этот всемогущий и всепроникающий отечественный бардак поживает себе припеваючи и оказывается посильней его, президента державы. Фатеев частенько задумывался: а существовал ли бардак при Иване Грозном? Или, может, Иоанн Васильевич сумел-таки одолеть этого супостата: как кто-то чего не выполнит надлежаще - так сразу ослушника на кол сажал его неисполнительной задницей?
        Тут же Фатеева посещала крамольная мысль: не худо бы и нам такой порядок устроить! Развел вкруг себя халатность, воровство и прочую разлюли-малину - скидавай портки и пожалуй на кол намыленный!
        Ан нет, нельзя! Какие там колья? У нас расстрел - и тот под мораторием оказался. Мы ж - цивилизованные, политкорректные до рвоты! А что бардак у нас на каждом шагу, - так он, будем считать, цивилизованности нашей - не помеха…
        Весь этот вихрь пролетел в президентской голове за считанные секунды. Фатеев кивнул нерадостно своему соратнику:
        - Слушай, а на кой ляд нам твой Совет безопасности, коль у нас такой бардак творится? Тут уж что-нибудь одно: либо безопасность, либо бардак. Вот иди и маракуй: кто из вас двоих тут лишний - ты или он! Иди-иди, мне сейчас директора ФСБ принимать с его суперменом…

* * *
        Встреча главного государственного мужа с отечественным Джеймсом Бондом протекала несколько сумбурно. В конце ее президент встал, протянул Роджеру неожиданно энергичную руку, глянул в глаза требовательно и, как тому показалось, немного просительно:
        - Надеюсь, вы, подполковник, сознаёте, какая ответственность возложена на ваши плечи. На время проведения операции вы наделяетесь чрезвычайными полномочиями. В случае экстренной надобности можете выходить прямо на меня. В любое время дня и ночи. Необходимые координаты и телефон спутниковой связи вам передаст ваш начальник. Желаю вам…, - президент сделал секундную паузу и поправил себя, - всем нам желаю удачи! А сейчас прошу подождать в приёмной. Мне ещё надо парой слов переброситься с Виктор Палычем…

…Когда вернулись на Лубянку, Шеф, молчавший до этого всю дорогу, мотнул головой:
        - Зайдёмте ко мне, Алексей Николаевич!
        В кабинете дал вводную:
        - Как я уже говорил, работаете в автономном режиме. Но совсем территориалов не обходите стороной, будете опираться на их банк данных. Да и машина под задом вам там, в культурной столице, не помешает. И вообще - мало ли что понадобится! Им будет звоночек - чтобы питерские коллеги вам зеленую улицу обеспечили. И вот, держите: телефон спутниковой связи, высочайшая степень защиты.
        Излагал скучно, заученно. Ледогоров понимал: это - так, предисловие. Но вот последовало главное.
        - Итак, ещё раз. Это - особое задание, и оно не будет указано в вашем командировочном предписании, не будет зафиксировано ни в одной вообще бумаженции. Для всех в Конторе вы по-прежнему разрабатываете «картинную мафию». План оперативных мероприятий сдадите сейчас мне, и дальше - никакой документации, никаких отчётов! Рапорты - только в устной форме и только лично мне или, в крайнем случае, президенту. Ваша задача: вычислить и обезвредить электронного террориста.
        Директор оторвал взор от сверкающей столешницы, тяжко придавил им Ледогорова:
        - Подчёркиваю - обезвредить окончательно и бесповоротно! Учитывая повышенную опасность объекта для государства. Ни следствия, ни судебного процесса быть не должно. Надеюсь, вам не нужно разжёвывать это, подполковник?
        Роджер только усмехнулся краем рта: заставлять начальство разжёвывать - последнее дело!
        - На финальном этапе операции ваша задача максимально облегчается, - подсунул директор полусладкий пряник. - При ликвидации объекта можете не утруждать себя инсценировкой несчастного случая. Главное - гарантированный итог. А на остальное наши доблестные милиция с прокуратурой закроют глаза, это уже моя забота.
        Дальше произносились дежурные фразы, но Ледогоров в них не вникал. Итак, вот оно - о чем президент не мог напрямую сказать подполковнику. В просторном кабинете витало под потолком, отбрасывало хмурую тень, хлопало перепончатыми крыльями нетопыря это не произнесённое вслух: найти и уничтожить. Живым не брать.
        Книжные новинки
        На прилавки отечественных книжных магазинов поступил новый бестселлер - трёхтомный труд «Бардак на Руси: от Всеволода Большое Гнездо до президента Фатеева». В Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске трёхтомник вызвал живейший интерес общественности и за первые два дня побил все рекорды по раскупаемости.
        Глава 11
        ГРОБОКОПАТЕЛИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
        (Санкт-Петербург, 1998 год) - Видите ли, дорогой Глеб, - начал Мистер Кольт голосом профессионального лектора…
        Собственно, это и была лекция. Лекция об их будущем бизнесе «Тор secret»:
        - Официальная археология в ее классическом виде канула в прошлое. Глобализация и мировой рынок породили новую археологию, чрезвычайно эффективную. Чистоплюи и кретины зовут ее чёрной археологией. И только потому, что законы, принятые в большинстве стран, не поспевают за нашим динамичным временем. В этом и заключается досадное противоречие, которое мы с вами, my friend, должны грамотно обойти. Вы, человек новой формации, прекрасно понимаете: в мире, который меняется с оглушительной скоростью, может выжить лишь тот, кто не закостенел в предрассудках.
        Дик отхлебнул янтарного напитка, жестом предложив Глебу последовать его примеру.
        - На всей планете поиск сокровищ превратился в мощнейшую отрасль индустрии. Индустрии обогащения. Согласно статистике Британского музея, 99 процентов всех археологических находок сегодня совершаются практиками, которые не имеют ни диплома о базовом образовании, ни - зачастую - соответствующего разрешения. И это естественно! Ведь по данным ООН, чёрная археология входит в десятку самых прибыльных видов бизнеса. Этим-то и займется наша фирма.

«Так вот в какой вестерн тянет меня чертов Дик! Торговать родной историей на вынос!». Глеб напрягся, непроизвольно поиграл желваками. Но Дик увлёкся и, кажется, плевать хотел на мимику гостя:
        - Позавчера, будучи в Москве, я заглянул на антикварно-художественную толкучку в Измайлове. Там открыто предлагают такие штуковины, которым место в экспозициях мировых музеев! Но эта розница, my friend, - так, мелочёвка. Главные потоки археологических ценностей уплывают через границу к нам на Запад (каналы давно налажены!). И там не расползаются по «блошиным рынкам», а поступают в солидные антикварные фирмы и выставляются на международных аукционах.
        Глаза Дика постепенно обретали металлический блеск. Казалось, в них уже поселилось золото из могилы Чингисхана.
        - Причем ваши «чёрные археологи» (у нас их окрестили «гробокопателями») даже не подпускают к своим раскопкам археологов официальных. Это - современные бизнесмены, решительные и энергичные, они сосредоточили в своих руках все необходимое: организационные структуры, квалифицированных консультантов, поисковую технику и оружие. При этом заметьте, что российские, украинские и прочие местные законы препятствуют их деятельности только лишь формально.
        Дик резко наклонился вперед, больно сжал Глебово колено:
        - Вам, приятель, чертовски повезло! Сейчас вы видите перед собой одного из наиболее удачливых «гробокопателей» во всем Новом и Старом свете. Своей лопатой я перебросал едва ли не половину нашей занятной планеты: от Таиланда и до Бокас дель Торо. Не слыхали про такое местечко? Это адская дыра на границе Панамы и Коста-Рики, обиталище оцелотов, всякой ядовитой сволочи и «лос тигрес» (Как это по-русски? Ах да - ягуаров!). Адское пекло! Там в тени переваливало за 140 градусов по Фаренгейту. На целом свете вы, my friend, не сыщете десятка археологов, которые побывали в Бокас дель Торо и вернулись живыми. Многие пытали там удачу, но вместо клада откопали себе могилу, сгинули в сельве.
«Гробокопатели»-латиносы так себя и называют - уакеро. По-испански «уака» - могила.
        Похоже, Дик перенёсся из питерской гостиницы в Бокас дель Торо, всеобщую братскую уаку:
        - Вместе со мной там играли с Фортуной в рулетку ещё три уакеро. Мигель, Хосе и Энрико. Мигеля на вторую неделю растерзал эль тигр. Вскоре за Мигелем отправился и Хосе: его в дальний путь спровадил золотистый листолаз. Маленькая такая тварь, вроде лягушки, только шкура покрыта смертельным ядом. Дольше всех продержался Энрико. Но и того прикончила огромная анаконда. Она превратила беднягу в мешок с молотыми костями. Эта гадина была ярко-оливкового цвета с двумя рядами крупных бурых пятен вдоль спины, и было в ней добрых семнадцать футов. Больше пяти метров по-вашему.
        - Вы так рассказываете, словно видели ее своими глазами! - заметил недоверчивый Глеб.
        - Я ей и разнёс башку из автоматического карабина, - невозмутимо ответствовал Дик. - Так вот. Я задумал выгодное дело и приглашаю вас в компаньоны. Мы не будем рыться в ваших замшелых курганах, не станем гоняться за всякими там захоронениями сельджукских монет. Всё это - мелочь, а нам нужно сорвать большой банк!
        - И вы даже знаете, где отыскать этот банк? - прищурился Глеб.
        Разговор, который он сперва поддерживал из вежливости и легкого любопытства, неожиданно увлек «мистера Платонова», как несерьёзная, но азартная игра.
        - Представьте себе, my friend, - знаю! - весело откликнулся удачливый уакеро. - Самый выгодный бизнес во всей «чёрной археологии» - поднимать драгоценности с морского дна. Сейчас под водой валяется больше трех миллионов затонувших посудин! У нас в Америке для таких глубоководных работ специально создаются акционерные общества, располагающие солидным капиталом. (Вы будете смеяться, но цены на их акции просто взлетели, когда парни из Голливуда двинули на экраны своего
«Титаника»!). Я готов тотчас вложить в этот бизнес все капиталы, что сбил за двадцать семь лет «гробокопательства». Наш проект принесёт сказочные проценты!
        - Так что же за проект? - подстегнул собеседника Глеб (он уже несколько ошалел от уакеро, расплющенных анакондами, от роста котировок на акции и от парней из Голливуда с их «Титаником»).
        - Не спешите, приятель! - усмехнулся деловой партнер. - Подлинный «гробокопатель» обязан обладать неистощимым терпением. Я пока не закончил с общим обзором.
        И привёл ещё пару фактов с очень впечатляющими цифрами. Оказывается, испанский галион «Эль-Пресьядо», затонувший в 1792 году в каких-то четырех сотнях метрах от пляжей Монтевидео, имел на борту 47 тонн золота, 147 тонн серебра, статую Девы Марии из чистого золота, а также всякие прочие изумруды и жемчуг. А лет 30 назад английские поисковые компании вкупе с советской фирмой «Госстрах» подняли пять с половиной тонн золотых слитков с крейсера «Эдинбург», который во Вторую мировую морские волки адмирала Деница отправили на дно Баренцева моря.
        Но видя, что Глеб уже извертелся от нарастающего нетерпения, ветеран Бокас дель Торо снисходительно засмеялся:
        - Всё! Всё! Переходим к делу!
        Из огромного, как транспортный «Боинг», чемодана он извлек сложенную многократно карту и торжественно развернул ее на ворсистом ковре, подле Глебова кресла.
        - Вот (видите?) ваше Азовское море, вот город Таганрог. А где-то тут в 1696 году затопили турецкую баркентину. Азовская крепость являлась стратегическим плацдармом, с которого Турция осуществляла экспансию вглубь русских территорий. Помимо мощной артиллерии и неплохого парусно-гребного флота, Азов располагал солидной золотой казной. К тому же, именно тогда в крепость были доставлены богатые дары: с их помощью султан намеревался подкупить казачьих атаманов, склонить к измене русскому царю.
        - А теперь - внимание! - Уакеро воздел перст. - Азовский паша буквально сидит на золоте, и тут император Петр выводит свою флотилию в Дон, она спускается вниз по реке и выходит в Азовское море. Понимая, что вражеское кольцо смыкается, паша распорядился тайком погрузить все золотые запасы на баркентину и срочно отправить в Стамбул.
        Рассказчик сделал эффектную паузу:
        - Он опоздал. Флот Петра уже хозяйничал на море. Русские корабли потопили вражеский корабль, не подозревая, какие сокровища пустили ко дну. А главное - о затонувшей казне не ведали и в самой Турции. В курсе были только азовский паша и трое его приближенных, но все они погибли во время осады крепости. Таким образом, об этих сокровищах теперь не знает никто. Кроме нас с вами, мой дорогой Глеб! Просто мне повезло, Фортуна улыбнулась. Копался в ростовском архиве - и случайно наткнулся на страничку из дневника турецкого офицера, личного адъютанта паши (благо, я немного разбираюсь в тюркских языках). Разумеется, страничку эту я из архива умыкнул.
        Дик самодовольно ухмыльнулся. Но бросил взгляд на расстеленную карту - и снова стал сосредоточенным:
        - Итак! Под водой лежат полторы тонны чистейшего золота. И где? Баркентина была потоплена на небольшой глубине, неподалеку от пустынного в те времена мыса Таган-Рог. Да-да, my freind: в двух шагах от сегодняшнего Таганрога валяется бесхозный клад, дожидаясь нас с вами!
        Одним из главных Диковых принципов было - никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не говорить всей правды. Сейчас этому русскому сосунку он не открыл истины и на одну тысячную.
        - Вашему государству мы как законопослушные предприниматели предоставим фрагменты судна, какой-нибудь там ржавый ятаган. Словом, - мишуру для местного музея. Ну а золото перебросим по моим каналам в Нью-Йорк и там реализуем по приличной цене. Что скажете, дорогой Глеб?
        А дорогой Глеб истерзался весь, будучи обуреваем противоположными порывами. Переть против закона - не укладывалось в рамки его профессиональной этики. Ну а уж вывозить «за бугор» то, что принадлежит родному государству… Но в глубине сознания копошилась мыслишка: «Чем черт не шутит? Тогда и не понадобится мне никакой вонючий спонсор!».
        В самом деле, хватит строить из себя деву непорочную! Государство наше горячо любимое - это кто? Ворюги-чиновники, которые все равно растащат золотишко турецкого паши, как уже растащили пол-России. А он, Глеб Платонов, вложит добытые деньги в свою экспедицию и отыщет Китеж-град, вернет народу ещё один фрагмент его истории.
        Глеб уговаривал, умасливал свою совесть. Оно, конечно, можно прямо сей момент подняться и гордо «покинуть зал заседаний». Вопрос - чего он этим добьется? Энергичный уакеро раздобудет себе другого русского компаньона - менее щепетильного. Ну а Китеж так и останется гнить под водой ещё добрую тыщу лет.
        - Я согласен, Дик, - тихо, ещё словно бы колеблясь, произнёс Глеб. И, с вызовом посмотрев в глаза партнеру, произнёс уверенно и жёстко:
        - Я согласен!
        Доска объявлений
        Удаляю аппендикс, гланды, голову и другие ненужные органы.
        Глава 12
        НАЙТИ ДИЛЕТАНТА
        (Москва, 20.. год)
        У военного переводчика Васи Старыгина глаза - небесной голубизны. Сейчас Роджер разглядел это особенно отчетливо. Потому что держал Васину голову в руках.
        Тело лейтенанта Старыгина в измочаленном тропическом камуфляже валялось метрах в шести отсюда, а голова была откромсана тесаком и нахлобучена на заострённый ствол молодого тростника. Ледогоров подошел к страшному плоду, увенчавшему верхушку тростникового побега, снял голову и бережно - чтобы не сделать Васе больно - положил подле растерзанного туловища.
        Третьего дня они со Старыгиным выдули на пару бутылку настоящей русской водки (ящик «Пшеничной» им со случайной оказией из Белокаменной доставили в столицу демократического Мозамбика - город Мапуту). А позавчера три батальона Саморы Машела успешно завершили операцию, разработанную военным советником, полковником КГБ Колосковым. Здесь - в джунглях, обступивших вулканические горы Лебомбо, вдоль границы с Южно-Африканской республикой, - удалось окружить и уничтожить крупную группировку партизан. После чего Колосков решил самолично обследовать район, освобождённый от повстанцев, - ознакомиться с результатами операции. Ознакомился…
        Поиски вертолета начали вчера - когда полковник не отзвонился из Бейры, второго города страны, в который должен был прилететь. Весёлый Роджер связался с Бейрой и от командующего гарнизоном сквозь всегдашние треск и помехи услышал:
        - Нет, не прибыл Колосков. «Вертушки» не было.
        Здесь, в Мозамбике, Ледогоров числился советником по борьбе с бандитизмом - готовил президентских коммандос, учил их тактике борьбы с партизанами и диверсантами. Ему-то и поручили вместе со своими подопечными прочесать джунгли по курсу пропавшего вертолета.
        Долго искать не пришлось. Судя по всему, «вертушка» летела над самыми кронами деревьев. Поэтому, получив пару пулемётных очередей, упала, но не взорвалась. Потом, спустя пару дней, знакомый медэксперт из советского госпиталя расскажет Роджеру: полковник был убит ещё в воздухе (смертельные ранения в голову и в грудь). А Вася, на свою беду, остался жив и попал в лапы к повстанцам.
        - Но умер ещё до того, как его, понимаешь, обезглавили, - уточнил эксперт. И вздохнул: - И то понятно! Какое же сердце выдержит такие, понимаешь, пытки?
        И ведь, черт побери, Васька не должен был лететь на этой треклятой «вертушке»! Полковника Колоскова всегда сопровождал его постоянный переводчик - капитан Горбонос. Капитан был хронический разгильдяй и горький пьяница. Другого такого давно бы в двадцать четыре часа выставили из Мозамбика под зад коленом, но у этого гадёныша имелась очень уж мохнатая лапа в Министерстве обороны. Лапа в широких генеральских лампасах. И потому все художества ему сходили в рук.
        Вот и на этот раз «адъютант его превосходительства» нализался в полную сиську. По каковой причине лететь вместо него пришлось Васе.
        И теперь Васю повезут на родину в запаянном цинковом гробу с крохотным слюдяным окошечком, а Горбонос опять обнимается с зеленым змием - отмечает, скотина, свое второе рождение.
        Вернувшись в Мапуту, Роджер капитально испортил «имениннику» праздник: от души начистил ряху, опухшую от беспробудной пьянки. И торжественно поклялся:
        - Сколько раз попадешься мне на глаза - столько будешь ходить с битой мордой! Понял, урод?
        Говорят, капитан, напуганный такой перспективой, бросился названивать в Москву - жаловаться высокому покровителю. Но тот, видно, в это вонючее дело решил не вмешиваться. А может - не хватило силёнок дотянуться до Роджера, который, как-никак, не подчинялся Министерству обороны, а проходил по другому, чрезвычайно влиятельному, ведомству.
        Но всё это будет - потом. Завтра, послезавтра, через неделю. А пока что Роджер бережно нёс перед собой Старыгинскую голову, и в голубых Васиных глазах застыли смертельный ужас и выгоревшее мозамбикское небо…

…Роджер проснулся, глянул на мутную темь за окном, потом - на прикроватный будильник. Ну, как всегда: четыре утра, самое время для очередного «Ау» из прошлого!
        Неправда, что с войны возвращаются. Это - гиблая топь, и она никогда тебя не отпустит. Даже если военно-транспортный «Боинг» уже пропахал положенные тысячи километров до Москвы, и ты вернулся живым и не увечным, - не спеши радоваться, ошалело вглядываться в сверкающие витрины, в обтекающие потоки прохожих. Рано или поздно она призовёт тебя повесткой и пришлёт двух сопровождающих - твою память и твою совесть.
        Война - шершавая гадина. Она вползет тебе в душу, в мозг и в кровь, в кончики пальцев, в корни волос. И ты будешь вскакивать среди ночи, обливаясь потом и всё ещё слыша стоны и крики, долетевшие из той, якобы прошедшей, войны. Потому что есть такой крик, который не смолкнет никогда, и есть такая боль, которую не лечат ни время, ни водка.
        «А дикие гуси летели
        И что-то кричали о смерти…», -
        припомнились ему чьи-то стихи. Когда-то, немыслимо давно, Алексей Ледогоров помнил, чьи это стихи, и очень их любил. А теперь «дикие гуси» для него - не больше, чем кличка наёмников, ландскнехтов новейшего времени, профессиональных убийц и садистов.
        Вот так это и убивает. Сперва - любимые стихи, потом - душу. Потом… Потом - всё, амба. После души уже нечего убивать…

* * *
        Сидя в кабинете, подполковник Ледогоров продумывал свои действия в предстоящей операции, которую обозвал «Анонимный динозавр». Ещё раз пробежал глазами все пять страниц экспертного заключения, фыркнул недобро:
        - То бабочка была!
        Последняя строка нежного японского трёхстишия давно сделалась для Весёлого Роджера присказкой, которую он окрашивал в тысячу разных тонов - в зависимости от ситуации и состояния души. Теперешнее состояние подполковничьей души плохо сочеталось с безмятежностью поэта из страны цветущей сакуры.
        Ледогоров, сопя, полез в карман, извлек на свет божий одноглазого Билли Бонса и водрузил на стол:
        - Садись, старый кашалот. Будем военный совет держать!
        Формально Билли Боне являлся забавным брелоком в виде пузатого и головастого пирата, а по сути - счастливым талисманом Весёлого Роджера.
        - Два пирата - это уже коллектив! - говаривал Роджер, любовно разглядывая собрата по морскому разбою и то включая, то выключая подсветку. В непутёвого Билли были вмонтированы батарейка и лампочка, призванная освещать замочную скважину. Ледогоров щелкал кнопкой - и единственный глаз на разбойной роже маленького флибустьера загорался дьявольским огнем.
        За пятнадцать лет их знакомства Билли Боне совместно с Алексеем Ледогоровым поскитался через никарагуанскую сельву и кубинскую сьерру, понюхал пороха на плоскогорьях Лаоса.
        Весёлого Роджера трудно было назвать домоседом. Вот он на берегах легендарной Лимпопо обучает мозамбикских спецназовцев. Вот в Анголе, истерзанной нескончаемой усобицей, из отряда доморощенных разведчиков выковывает квалифицированную
«контору» - Управление специальных операций. Потом среди снежных хребтов Гиндукуша плетёт оперативные комбинации, сталкивая лбами моджахедских лидеров. А прямо из Афгана срочно командируется на базу Доконг, неподалеку от Ханоя: там под Ледогоровским началом местная «спецура» постигает искусство летать на мотодельтапланах, управлять подводными буксировщиками, проводить многоходовые операции…
        Южная Африка, Латинская Америка, Юго-Восточная Азия распахивали перед ним свои горячие объятия, в которых так легко сгореть без остатка. Впрочем, небесные покровители хранили старшего лейтенанта (потом капитана, потом - майора) Ледогорова: всякий раз из очередной заварухи он выбирался живым. Хотя и не всегда невредимым. Но суровые мужчины в белых халатах деловито штопали его на высоком столе - и спустя месяц-другой старший лейтенант (капитан, майор) снова возвращался к своим беспокойным «игрищам».
        И всё это время - в прокалённых солнцем учебно-тренировочных лагерях, в удушающих испарениями джунглях и в пропитавшихся хлоркой госпитальных палатах - Весёлого Роджера сопровождал верный оруженосец Билли. Глубоко законспирированным агентом прослужил Билли Боне бок о бок с Алексеем Ледогоровым несколько лет под знаменами управления «С» (нелегальная разведка). Подполковник таскал свой одноного-одноглазый талисман по всем пылающим континентам. И был уверен, что именно Билли на пару с небесным ангелом-хранителем спасали его в очень уж крутых заварухах.
        Вот и сейчас испытанный соратник, утвердившись потертым задом на столе, внимал тому, что докладывал Весёлый Роджер:
        - Первое. Согласно данным, полученным по линии СВР и ГРУ, аналогичные ультиматумы от анонимного динозавра поступили президентам США и Франции, премьерам Великобритании и Японии, канцлеру ФРГ. Прямых данных у нас пока нет, но за Великой Китайской стеной тоже подозрительно закопошились. Таким образом, версия относительно забугорных спецслужб отпадает. Террористические организации, действующие против России, тут тоже не пляшут. Как и арабские наёмники и прочая диверсантская шелупонь. Ибо, друг Билли, по почерку видно: против нас работает не профессионал, а дилетант-одиночка.
        Роджер фамильярно щелкнул маленького пирата по пузу:
        - И теперь единственная надежда прогрессивного человечества - на нас с тобой! Президенты валокардин литрами хлещут, генералы - в предынфарктном состоянии, спят в обнимку со своими «Томагавками», а ЦРУ, МИ-8 и Сюртэ Женераль - бдят, не смыкая очей. Весь мир на ушах стоит, такая вот трихамундия! И наш, Билли, интернациональный долг - снять его с ушей, вернуть в исходное положение.
        Ледогоров со значением посмотрел на «старого кашалота»:
        - А теперь - вопрос. Где и каким образом нам этого хренова дилетанта искать? Давай дружно чесать извилины!
        Билли молчал. Он плохо представлял себе, где искать хренова дилетанта. Но друг-Роджер подбодрил:
        - Не тушуйся! В этом (безусловно - темном) деле у нас, всё-таки, имеются небольшие зацепочки.
        И начал загибать пальцы:
        - Прежде всего, ультиматум по электронке был отправлен из Питера, это факт. И второе: в нашем активе - заключение башковитых аналитиков. Ну а, в-третьих, я тут покумекал и пришёл к кой-каким соображениям…
        Кой-какие соображения подполковника, вкратце, выглядели так. Ультиматум написан человеком высокообразованным. Разумеется - блестяще подкованным в области телекоммуникаций. Характер - решительный: наш динозавр способен на поступок. Возраст - средний или выше. Теперь - что толкнуло стареющего интеллигентного динозавра на эдакое па-де-труа? Если он не маньяк и не шизофреник, то следует предположить: скорей всего, искомый ультиматчик пережил сокрушающий удар, личную трагедию.
        - Аналитики подтвердили все наши предварительные намётки. Так что мы с тобой, Билли, - тоже ребята мозговитые, а не чайники фарфоровые!
        Заключение информационно-аналитического отдела, сделанное на основе психо-лингвистической экспертизы, сводилось к трем основным позициям. Аноним имеет за спиной, как минимум, высшее образование. Привержен принципам нравственности, обладает ярко выраженной склонностью к нонконформизму и максимализму. Несомненно сильная личность. Возраст от 45 до 65 лет. Объект психологически выводит себя за рамки любой социальной группы - он слишком индивидуалистичен и одновременно слишком придерживается нравственных заповедей. Это своего рода изгой и в то же время - герой, вершащий нравственный подвиг (в собственном понимании).
        Ледогоров потянул себя за кончик ястребиного носа (что частенько проделывал в минуты глубокой задумчивости). Что ещё можно сказать об авторе? Да пожалуй, что и всё. Во всяком случае - пока.
        - Ничего: ещё не вечер! - ободрил Роджер Билли Бонса. - Ален Делон не пьет одеколон!
        Подполковник придвинул телефонный аппарат и, не глядя, клюнул железным пальцем каратиста в три кнопки. Через несколько секунд его лицо озарилось хищной улыбкой:
        - Здравия желаю, господин Винчестер! Как вы там прожигаете свою красивую жизнь?
        - А, Ледогорыч? - отвибрировала ответно мембрана. - Я-то прожигаю! А как поживают пираты в предпенсионном возрасте?
        Весёлый Роджер невольно поёжился. Потому что вместе с беззаботными, в общем-то, словами в телефонную трубку с того конца провода дули ветры и долетала покалывающая остудой морось. Винчестер был человеком осени. В голосе, в глазах его и в мыслях царили всегдашняя пасмурность, октябрьская хмарь, холодные капли бесприютно торкались в лужи, и голые чёрные ветки со всей возможной безнадежностью перечёркивали набрякшее тучами небо. Достаточно было пять минут пообщаться с этим длинным, нескладным мужиком, - и вы начинали ощущать, как за воротник пробирается озноб, а разбитые ботинки хлюпают по бесконечной дорожной хляби.
        Но Роджер знал, что Господин Октябрь совсем не чужд солнечных оттепелей бабьего лета. А главное - в премудростях электронных коммуникаций это был даже не профессор, - академик!
        И своей намертво приклеившейся кличкой майор Геннадий Уральцев был обязан не знаменитому ружью, изобретённому американским конструктором Генри, а жёсткому диску компьютера. Ибо Уральцев, благодаря неугасимому фанатизму и погружённости в тему, являлся достопримечательностью для всего Управления «Р» Федеральной службы безопасности. А управление это как раз и «разрабатывало» супостатов, вооружённых новейшими информационными технологиями.
        С компьютерного фаната Винчестера Весёлый Роджер и начал отыскивать пресловутую Ариаднину нить в глухом лабиринте своего расследования.
        - Отлично поживают! - заверил «Ледогорыч». - Сейчас, к примеру, собираются взять тебя на абордаж, доставить в свою пещеру и там беспощадно накачать ромом!
        - К тебе в пещеру? - переспросил задумчиво Винчестер. - Что ж, минут через сорок, я бы, пожалуй, ударился в эту авантюру. Готовь ром, абордажник!
        В трубке плескалась осень, выл ветер, и дождевые струи сбивали с веток последние листья.
        Официальная хроника
        Президент Российской Федерации В.Ф. Фатеев издал Указ, в соответствии с которым ветеранам Отечественной войны 1812 года предоставляется ипотечное кредитование для приобретения нового жилья на льготных условиях.
        «Российская газета»
        Глава 13
        МЕНЕДЖЕР ТАРАН
        (Таганрог, 2000 год)
        Далеко за спиной у Глеба остался северный город Петербург. Таганрог обволок гостя солнцем, повсеместной зеленью и назойливым ароматом вяленой тараньки. Аромат исходил от менеджера экспедиции, который встретил Глеба на вокзале и таскал по присутственным местам, знакомя с местными чиновниками. Парой отработанных движений освобождая рыбёшку от серебристых покровов, менеджер поглощал ее со скоростью десять таранек в час. По иронии судьбы фамилия его была Таран. Василий Таран.
        Облик Василия вполне соответствовал такой энергичной фамилии, но плохо соотносился с понятием «менеджер». Это была небрежно обтёсанная глыба, монолит бугристых мышц, увенчанный башкой с лицом каменного идола: застывшим намертво, не способным улыбнуться хотя бы по нечаянности.
        - Ваша, my friend, правая рука! - пояснял в Питере Дик. - Доверяйте ему всецело: не человек - могила! Уака, как говорят мои друзья-латиносы. А мы с вами - кто? Да-да: уакеро! Га-га-га!
        Там же, в Питере, они оформили сразу две фирмы. Первая - общая их с Диком, а у второй, дочерней, числился один владелец: Глеб Платонов. Этой второй и надлежало взять на себя все формальности по организации предстоящей экспедиции.
        - Поймите, мой друг, - положил ему на плечо стальную руку загорелый ковбой. - Экспедиция в глазах туземных властей должна быть чистой, как слеза. (Потом они с нами ещё наплачутся! Га-га-га!) И не надо, чтобы среди ее участников мелькал какой-то там американский «гробокопатель»! Атак - полный о'кей: и хозяин, и весь состав - свои, российские! Вы оформляете на себя - как это у вас называется? Открытый лист, да?
        Глеб кивнул. Стремительной ласточкой мелькнула мыслишка: «И где это успел хмырь американский подковаться в нашенских законах и уложениях? Вот и про открытый лист - официальное разрешение на производство работ - ему известно!».
        А подкованный уакеро уточнял последние детали:
        - Разумеется, Открытый лист должен быть полноценным - не на одно битье шурфов, а на комплексные раскопки. Тут у вас проблем не возникнет. Тем более, что оформлять всё будете в своем же родном институте. Видите, как просто? Как ограбить вдову (Га-га-га!).
        Резко оборвав жеребячье ржание, Дик снова стал серьёзен:
        - Не хочу заваливать вас, my friend, лишней работой. Там, на месте, вас встретит проверенный человек и прекрасный менеджер. Он и потянет весь воз на себе. Ваше дело - общий контроль и контакты с местными властями. Ну там - поставить экспедицию на учет, договориться лишний раз с милицией, с санитарным контролем…
        От проверенного человека и прекрасного менеджера веяло первобытной мощью. Мощь таилась в косматых лапищах и неохватной груди, в постоянном тяжком молчании. И особенно - в темных глазах Тарана.
        Когда глаза эти лениво упирались в другого человека, тот ощущал труднообъяснимую неловкость - будто когда-то в прошлых жизнях украл, предал или сделал иную стыдную вещь. Казалось, глаза эти знали о тебе нечто такое, чего не ведал ты сам. Знали, и лениво презирали тебя, гнилого и мелкого. Так в день большой ярмарки презирают тусклый, засаленный грошик.
        Глеб едва не краснел под безразлично-небрежительным взглядом. Сам себя убеждал:
«Он - всего лишь твой подчинённый! Твоя, как было сказано, правая рука!». Но чувствовал, что «правая рука» будет вертеть руководителем экспедиции, как напяленным на мизинец напёрстком.
        Правда, странноватый менеджер самым волшебным образом преображался, как только заводил Глеба в очередной высокий кабинет. Тут Таран буквально стелился перед молодым начальником, представлял его в высшей степени уважительно:
        - Господин Платонов, Глеб Георгиевич, руководитель нашей экспедиции. Кандидат исторических наук, сотрудник академического института из Санкт-Петербурга.
        Но едва они покидали присутственное место, как этот глыбистый хамелеон вновь обращался к руководителю и кандидату на «ты» и именовал его не иначе, как
«Питерский»:
        - Ну что, Питерский, притомился? Не тушуйся, теперь немного осталось этой бодяги. Предъявлю тебя ещё одному бугру и трем небольшим бугоркам - и хорош!
        Глебу казалось, что его и впрямь «предъявляют», как фальшивый паспорт.
        Но вот, наконец, последний акт этой непонятной пьесы отыгран, занавес опустился, и режиссёр Таран подвел черту:
        - Всё, шабашим. Айда на базу!
        База экспедиции приткнулась на песчаном островке, затесавшемся на выходе из лимана в открытое море. Островок был безрадостным, каким-то сиротским: серая, выгоревшая трава да тройка чахлых деревец, не дававших ни малейшей тени. Единственным укрытием от всепроникающего солнца служили пара навесов и разбитые вдоль берега палатки. Но под прокалённым палаточным брезентом дышать казалось и вовсе невозможным.
        Впрочем, про пытку пеклом Глебу предстояло узнать только назавтра. А сейчас солнце уже опустилось в море по самую ватерлинию и нехотя продолжало погружение, словно бы раздумывая - не пора ли нарушить идиллию тихого вечера заполошным сигналом
«SOS»?
        На остров гостя доставил маленький, но юркий катерок, направляемый могучей Тарановой лапищей (менеджер именовал его торпедоносцем). Руководитель экспедиции спрыгнул на золотистый песок, у ног лениво плескалась чистейшая вода, и Глебу показалось, что лукавый Василий доставил его в рай.
        Но Таран мигом развеял идиллическое заблуждение, рявкнув зверски:
        - Куда?!
        Этот свирепый рык адресовался десятку загорелых спин, методично удалявшихся в сторону брезентового навеса, под которым располагались длинный дощатый стол и грубо сколочённые лавки по сторонам.
        Спины тотчас покорно развернулись, явив взору вновьприбывших хмурые лица, сосредочившиеся на широко шагающем к ним Таране. Глеб топтался подле
«торпедоносца», никому совсем не нужный. Но потом счел за лучшее присоединиться к ушедшему вперед менеджеру и унизительно потрусил за ним, тяжко проваливаясь в глубокий песок.
        А менеджер, между тем, уже распекал - лениво, но грозно - проштрафившуюся гвардию:
        - Что, шнурки, продристаться не терпится? Я ж велел: на жрачку - только через табуретку!
        Глеб обалдело глянул на Тарана: что за ахинею он несет? Не перегрелся ли, часом, на солнце? Но мужики взирали, вроде, с пониманием, и тёмная формула «на жрачку - через табуретку» не вызвала у них ни малейшего удивления.
        - Больше повторять не стану, - проповедовал менеджер погрязшим в грехе нечестивцам. - Ещё раз увижу, что хоть один не пройдёт через табуретку, - всех оставлю без премии!

«Как верблюду пройти через игольное ушко», - не к месту всплыло в воспалённом Глебовом сознании. А может, никакая это не экспедиция, а филиал сумасшедшего дома? Этакая походно-полевая психушка?
        Сомнения развеялись, когда «шнурки» понуро потянулись куда-то вбок. Тут новоявленный начальник разглядел колченогий табурет, на котором зиждился синий эмалированный тазик. Мужики по очереди подходили к тазу и погружали в него трудовые ладони, словно бы совершая некий обряд священнодействия. От таза явственно тянуло хлоркой.
        - Это и нас с тобой касается! - вспомнила, наконец, про Глеба «правая рука». - А то дристуху тут подхватить - как два пальца об асфальт!
        И, являя пример, двинулся к вонючему тазику.
        Затем, уже садясь на лавку, оповестил «шнурков» - через плечо мотнул башкой в сторону Глеба:
        - Это - начальник экспедиции. Из Питера. Садись, Питерский, жрать будем!
        Тут Глебу сделалось вовсе уже неуютно. Но ещё оскорбительней показалось то, что мужики даже не взглянули в его сторону.
        Глеб понял, что хотел продемонстрировать ему Таран: начальник здесь - не залётный кандидатишка бог весть каких наук, а Верховный Менеджер и Наместник Дика. Это он казнит и милует, пропускает шнурков через табуретку с тазиком, и вся шнурочная гвардия подчиняется ему беспрекословно и вообще ходит исключительно по струнке. А Глеб Платонов так и останется для всех присутствующих - просто Питерским.
        Свежая пресса
        Жилище для пауков
        Народный умелец Никодим Запевахин сконструировал банку для содержания ядовитых пауков: скорпионов, тарантулов, фаланг, а также «бурого отшельника» (Loxosceles reclusa) и «чёрной вдовы» (Latrodectus mactans). По периметру банка снабжена индивидуальными ячейками, предназначенными для проживания каждой отдельной особи. В центре предусмотрен общий «дворик», где пауки могут прогуливаться на ограниченном пространстве и ближе знакомиться друг с другом.
        Журнал «Народные промыслы и рукоделие»
        Глава 14
        ТРЕТЬИМ БЫЛ ГОША
        (Москва, 20… год)
        Они сидели в двухкомнатной «пещере» на Малой Дмитровке и соображали на троих. Они - это хозяин «пещеры» Весёлый Роджер и его гость, пасмурно-дождливый майор Уральцев (кличка - Винчестер).
        Третьим был Гоша - верный спутник Ледогоровской жизни и едва ли не самый близкий ему человек. Хотя, строго говоря, человеком Гоша не являлся. А являлся он дроздом - рыжим, говорящим и не лишенным некоторой склочности характера.
        Ледогоров жил анахоретом: жена умерла десять лет назад, а детей так и не удосужились завести: не до них как-то было. Единственным членом семьи Алексей Николаевич считал дрозда Гошу, которого подобрал раненным птенцом, пригрел и научил бойко излагать на языке родных осин.
        Учеником Гоша оказался небесталанным. Правда, лексика, которой его обогатил друг и наставник, отличалась известным своеобразием. Из узенькой глотки рыжего сквернослова вылетали перлы не для слабонервных. Особенно потрясало самое жуткое Гошино ругательство: «Курвуазье твою мать!». Даже Роджер не знал наперёд, кого и сколь далеко пошлёт Гоша в следующую минуту.
        И вот сейчас нечестивая эта троица собралась вкруг холостяцкого стола, в центре которого высилась бутылка импортного джина, окружённая стайкой плошечек, наспех заполненных, чем Бог послал.
        Блюдце перед Гошей также не пустовало.
        Он-то и открыл совещание. Скосив искрометный глаз на Винчестера, возгласил задиристо:
        - А все-таки она вертится!
        С авторитетным Гошиным мнением присутствующие молчаливо согласились. Винчестер ещё и одобрил:
        - Креативно мыслишь, приятель.
        И отвлёкся на хозяина:
        - Ну что, пират? Наливай по единой!
        Когда благородный напиток был розлит и употреблен по назначению, Роджер с ходу перешёл к делу. Не вдаваясь в подробности, изложил: надо отыскать супер-доку в компьютерных технологиях, возрастом за сорок, из интеллигентов не по диплому, а по устройству мозгов.
        - И где проживает твой дока? - поинтересовался Винчестер. - В столице нашей родины, городе-герое Москве?
        - Скажем так: в пределах Российской Федерации, - «уточнил» Роджер. И присовокупил невинно: - Скорей всего.
        Винчестер даже развеселился:
        - Делов-то пачка - отыскать мозговитого мужичка в матушке-Расее!
        - Вообще-то сообщение было отправлено из питерской интернет-кафешки, - пояснил Ледогоров. - Но это ничего не значит. Ради серьезного дела в Питер можно прилететь хоть из Пальмы-де-Мальорка.
        - Интернет-кафешка - это грамотно, - оценил гость. - В час пик туда зайди сама Анжелика - Маркиза Ангелов, никто на нее и глазом не поведет!
        И переключился на личность хозяина:
        - А ты, Роджер, хорош гусь! Заманил в свою пещеру, наобещал роту арестантов, а сам задачки ставишь типа «чёрт ногу сломит»! Ну, ты же и типус! И как тебя бабы терпят?
        - А они меня не терпят, - чистосердечно признался Роджер. - Одна умерла, две другие смылись по-быстрому. Да и то: кто же это выдюжит, когда мужик годами вне дома пропадает - по Анголам да Лаосам скачет, словно зад ему наскипидарили?
        - Да если б ты дома, под боком у них сидел, они бы ещё раньше слиняли! - внёс коррективу суровый Винчестер. Но после второго стопаря малость подобрел:
        - Ладно, чёрт с тобой! Попробуем раскинуть мозгой. Может, всё не так уж и критично? Тот же возраст уже резко сужает зону поисков. Хакеры-то в большинстве - публика сопливая. Кто подходит к тридцати пяти, - тот у них за аксакала считается.
        Услыхав про аксакала, Гоша напыжился и гаркнул:
        - Бедна сакля твоя!
        Собутыльники посмотрели на него уважительно. После чего Винчестер продолжил:
        - Во-вторых, если я правильно понял, следует исключить мелких и крупных пакостников - кто на хакинге своем делает бабки или просто хулиганничает. Так что все фрикеры и прочая шпана с ходу отсеиваются.
        - А фрикеры - это кто? - проявил интерес хозяин.
        - А это те, которые поворовывают из системы электронной торговли, создают виртуальные фирмы и с помощью таких мыльных пузырей устраивают всякие аферы. Ну а совсем серьезные фрикеры взламывают номер чужого счета в банковском компьютере и переводят миллиончик-другой на собственное имя. В одной только Белокаменной эти орёлики за месяц прикарманивают за сотню миллионов. Не баксов, правда, а наших, деревянных, - но тоже не хило!
        - Н-да! - цокнул языком подполковник Ледогоров. - Не рвануть ли и мне во фрикеры-спикеры?
        - Не мечтай, - осадил неделикатный Винчестер. - Для такого у тебя кишка тонка. Эти пацаны на ходу подметки рвут!
        - Рвём когти! - интерпретировал Гоша, о котором как-то уже подзабыли.
        Винчестер глянул мельком на рыжего пустобрёха:
        - Кстати о птичках! Помнишь, к нам в Контору ребята из ФБР обращались за братской помощью? Это когда питерские умельцы взломали компьютерную сеть «Майкрософта». Его Величеству Биллу Гейтсу нос утерли - компьютерному королю всех времён и народов!
        - Ну, припоминаю. А птички при чем?
        - А секьюрити «Майкрософтовские» ворон считали, покуда пароли корпорации не уплыли спокойненько на невские берега. Скандал, конечное дело, первостатейный разгорелся! Но для нас с тобой он о чем говорит? Отвечаю: об уровне нашенских хакеров. Кстати, тоже - питерских.
        - Питерские - они такие! - не то одобрил, не то осудил Роджер. - Ладно, ты мне подробней про хакеров этих изложи: что за публика?
        - Отвечаю исчерпывающе! - проскрипел Винчестер. - Стандартный хакер - тип вполне мрачный. Аутичный социопат, ярко выраженный индивидуалист, сплошь и рядом жутко закомплексован. Вот он с упорством маньяка и рвется самоутвердиться, ощутить свою мощь: захочу - аннулирую банковские счета хоть самого Онассиса! А рожа у типичного хакера, прошу заметить, одутловатая и землистого цвета: в гроб кладут краше. Он же, кекс этот, не на стадионе время проводит и не на пляже в Анталии. По двадцать часов торчит за своим монитором!
        Тут майор Уральцев, подцепив ложечкой чёрную маслину, ловко отправил в рот. После чего вернулся к теме:
        - И ещё. Многие из них росли без отца. Возможно, отсюда - их комплекс неполноценности. И вот теперь эти электронные лиходеи мстят за свои проблемы кому ни попадя: фирмам, департаментам, человечеству. В интернет они убегают от своей несложившейся жизни: эта не сложилась, а я новую построю, виртуальную, и буду в ней вполне счастлив, свободен, могуществен! Вообще хакинг - навроде наркотика. Оторви такого пацана от его игрищ - у него чуть не ломка начнется. Своим разлюбезным ВЕБ-пространством он себе заменяет всё на свете: и папу-маму, и пищу, и водку, и бабу.
        - Все бабы - стервы! - уточнил Гоша. И, подумав, добавил:
        - Белый танец. Дамы приглашают кавалеров!
        Знакомства
        Желаю завести серьёзные отношения с мозговитым мужичком, аутичным социопатом и ярко выраженным индивидуалистом, интеллигентным хакером или фрикером. Анкету и фото (можно - не эротическое) высылать по адресу: Москва, Лубянка, подполковнику Ледогорову.
        Глава 15
        СТОЛИЦА ТРЯСИН
        (Москва, 20.. год)
        Подполковник расположился в своем кабинете. Дверь была заперта на ключ, городской и внутренний телефоны - в нарушение всех инструкций - отключены: сейчас ничто не должно его отвлекать от глубокого погружения в океан мировой информации.
        Остекленелым взором Ледогоров уперся в тёмные, причудливые иероглифы. Но не видел ни голубого шелкового поля, ни забавных чёрных паучков, растопыривших свои японские лапки.
        Перед Роджером покачивались густые гроздья черемухи - нежные, белее снега, соцветия. Только пахли они почему-то морем, водорослями, пойманной рыбой. Потом вдруг обильное кружево лепестков потеряло свою белоснежность, обрело уныло-мышиный цвет. Глядь - а это уже и не черемуха вовсе: вместо нее клубится серое варево, ведьмин супчик, приворотное зелье из бледных поганок. Или это клубятся набрякшие дождем тучи, смешиваются с туманами, с ядовитой ржавью тлетворного дыхания топей?
        Но вот из клубов, ходящих тяжкими волнами, выплыл кораблик - гордый форштевень, золотые паруса. А за корабликом пробился сквозь серую хмарь Ангел - Золотые Крылья. И принялись кораблик с ангелом - два пожизненных бурлака - вытягивать на поверхность шпили, башни, купола… И явился подполковнику город - словно испарения болотные окаменели, обратились в гранит и мрамор, прикинулись дорическими колоннами, строго вычерченными парапетами, благородными фасадами дворцов. И город этот обманный притворился, что в нем можно жить человеку, перекинул мосты - с берега на берег, от яви к сну, от мечты к мечте.
        Город-галлюцинация, незаконченный белый стих, прекрасный романс, исполненный вполголоса в полутемной гостиной.
        А улицы его пусты и гулки - словно всадник, сошедший от одиночества с ума, едет без цели по каменной брусчатке, и сталь подков высекает звуки жизни из всеобщей безжизненности и безмолвия. И редкая эта дробь, рассыпаясь, отлетает эхом от фасадов с колоннами, от напряжённых торсов атлантов, от примостившихся над рекой царственных львов. И не видно ни всадника, ни коня, и нет ни каменной мостовой, ни вечных трудяг-атлантов, ни африканских львов, страдающих над студёными водами, а есть один лишь холодный туман и чья-то злая выдумка, вселенский блеф, мираж в царстве болотных огней и коварных топей.
        Неведомо кто движется вдоль незримых особняков, по невидимой мостовой. Может, какой флигель-адъютант заплутался, обознавшись в столетии. А может - Медный всадник вконец изнемог от вечных ветров с Невы, решил прогуляться по городу, разогреть коня. Кто знает? Здесь и живые люди, и бронзовые - только призраки, тени среди других теней. А подлинны здесь одни туманы, замшелая кочка да бледная поганка, проклюнувшаяся из старого пня.
        И эти топи, огни и туманы всегда будут плести заговор против человека - самонадеянного пришельца, вторгшегося в их царство. А человек станет нескончаемо тонуть и захлёбываться в их студёных объятьях. И не утонет совсем только лишь потому, что к небу, к первозданно-чистой голубизне его тянут золотой ангел и золотой кораблик - вечные охранители Града-на-Топях.
        И никогда - даже на краткий миг перемирия - не прекратится потаённая эта война, объявленная городу тысячелетними болотными духами. Слишком долго грубый, пошло-материальный гранит оскорблял их расплывчатость, бесформенность, бестелесность. Он казался непозволительно плотным и прямолинейным на фоне их кажущейся мягкости и вероломной податливости. Он был таким же чужаком, завоевателем, как и люди, возомнившие, что смогут прожить счастливо в этом - совсем не их! - мире.
        Но гнилостные духи трясин гневливы и злопамятны. Они не смирятся и не простят - никогда и ни за что. Из века в век будут они насылать на незваных пришельцев свое заклятие, лихорадку и жар, пагубные грёзы и предательские миражи. И обманутые миражами пришельцы станут писать поэмы и сочинять оперы, выдумывать счастье для человечества и швырять бомбы в государей.

* * *
        Внутри подполковника щелкнула пружина заранее заведенного «внутреннего будильника». Пора: вылезай из медитации, труба зовет!
        Взгляд обрёл осмысленность, соскользнул с голубого поля шелковой японской отрешённости. И вертелась в голове принесённая ветром мысль - насчёт «выдумывать счастье для человечества и швырять бомбы в государей».
        - А теперь вот - ультиматумы президентам выдвигать! - буркнул Роджер. - Спасители человечества, идеалисты-максималисты зачуханные!
        Ещё не видя, не зная его в лицо, Ледогоров ненавидел этого анонимного доброхота. Знаем! Проходили! Из любви к человечеству и завиральных идей таких «теоретиков» рождались только смуты и войны, революции и концлагеря. Бедная Россия, вот и ещё один психопат на твою голову выискался. Параноик, бешенный пес, урод! Доберусь до этой сволочи - руками порву, без указаний всяких там президентов!

«Собирай, Лёха, нехитрые манатки, и - в путь-дорогу. Не зря тебе привиделся город, рождённый из порохового дыма и хлопанья парусов, из алой ягоды-клюквы и кикиморовых наговоров…»
        Слева от подполковника лениво заквакала жаба. Жабой Ледогоров именовал местный телефон - за изумрудный цвет корпуса и за наглый тенорок объевшегося земноводного пучеглаза.
        - Ну? И чего тебе надо, чучело водоплавающее? - проворчал Роджер и снял трубку.
        В трубке бесприютно засвистал октябрьский ветер, разверзлись небесные хляби и прорезался осенний голос Винчестера:
        - Привет передовикам пиратского цеха! Как после вчерашнего, головка не бо-бо? Ну, тогда слухай сюда! Я тут по картотеке пробежался своей личной, - завел ее, понимаешь, на этих интернетовских шустрецов. И откопал-таки кадра одного любопытственного. В аккурат - из Северной столицы. Феномен! Белая ворона российского хакерства. Старый пердун, с остальной хакерской тусовкой не якшается, посылает всех далеко и всесторонне. Одно слово - схимник и подвижник!
        - И чем твой схимник промышляет? Кого крушит виртуальным кистенем на темной электронной тропе? - улыбнулся Ледогоров.
        - Да не промышляет! Он - из «белых хакеров», для них делать деньги на своем мастерстве - западло. Для «белых» взломать сеть, грамотно провести атаку - это, понимаешь, искусство. Ну, как для альпиниста - покорить вершину-семитысячник! Кайф это для белого хакера: и адреналинчику в жилы впрыснуть, и уважением лишний раз проникнуться к себе-любимому.
        - Ну? А для нас этот самоуважаемый чем может быть интересен?
        - А прикинь, что мы имеем на сей момент. Очевидно, что искать надо вне традиционной хакерской среды: этот фрукт на маковку нам сверзился с совсем другого дерева. Предпочтительная зона поиска - научно-техническая интеллигенция среднего и старшего поколения. Цель поиска - незаурядная, одарённая личность, не растратившая принципов, не променявшая совесть на жизненные блага. Вот и выходит: наш самоуважаемый неплохо вписывается в облик искомого фигуранта. Тут тебе и личность ярко окрашенная, и безусловно интеллигентен, и в компьютерных технологиях - ас. Да при том однозначно ставит себя вне общества. Даже кличка у него - «Бомж».
        - Он чего, бездомный? - уточнил Ледогоров.
        - Ага: бездомный-бесприютный. И компьютер свой по чердакам в драной кошёлке таскает! - прокомментировал Винчестер. - Разъясняю для отдельных туповатых подполковников: живет он дома (и, кажется, не хреновски живёт!), преподаёт в университете связи, числится там доцентом-процентом. Но по психике - асоциальный тип. Заявляет: если этот свинюшник позволительно называть обществом, то я предпочту оставаться вне его рамок!
        - А что? - Роджер задумчиво потянул себя за кончик носа. - Пока всё - в тютельку. Накатай-ка ты мне, друг-Винчестер, шпаргалочку: координаты твоего белого мага, вкусы, привычки, ну - сам знаешь, не первый год замужем! А с меня - бочонок рома и сундук Чёрной Вдовы.
        Повесил трубку, кровожадно крякнул. Как там изволили выразиться господа эксперты?
«Герой, вершащий нравственный подвиг»? Что ж, будем искать героя, пока он свой подвиг не успел свершить на нашу голову!

* * *
        Мужчина с военной выправкой вышел из всемирно известного здания на Лубянке, сел в не видную собой «Тойоту» и отъехал, неукоснительно соблюдая самомалейшие правила автовождения. Через сорок минут он подальше от столичного центра опирался на парапет Москва-реки и набирал на новеньком мобильнике петербургский номер. Дождавшись ответа, сказал негромко:
        - Это я. Сегодня ночным поездом наш большой друг выезжает в Питер. Кажется - по ваши души. Встречайте гостя!
        Щелкнул клавишей «Отбой» и, оглядевшись по сторонам, уронил аккуратный мобильничек в маслянистые речные воды.
        Доска объявлений
        Изобретаю счастье для человечества. Осчастливленным рекомендуется вести себя адекватно и не оказывать сопротивления.
        Глава 16
        АМФОРА, «КОТОРОЙ НЕТ»
        (Таганрог, 2000 год)
        В тот день, несмотря на сильный, прямо-таки субтропический дождь, Таран опять потащил Глеба в город. За каким-то чёртом потребовалось продемонстрировать питерского «бугра» местному уполномоченному от МЧС. Какие там чрезвычайные ситуации могла создавать их археологическая экспедиция - для Глеба так и осталось загадкой.
        Тем более, что свидание с главным «чрезвычайщиком» Таганрога не состоялось. Ночью за городом рвануло газопровод - и начальник управления МЧС срочно отбыл, дабы лично руководить «работами по ликвидации».
        Узнав об этом от дежурного по управлению, Таран флегматично чертыхнулся и извлек на свет очередную вяленую рыбешку. А Глеб, воспользовавшись моментом, заскочил на переговорный пункт и позвонил в Питер Насте: очень уж хотелось услышать голос любимой девушки.
        Больше им в городе делать было решительно нечего, и искатели турецких баркентин отправились восвояси.
        На этот раз Диков менеджер отчего-то направил моторку в обход, нацеливаясь на другой конец острова - дальний от лагеря.
        - Мы что, не на базу? - удивился Глеб.
        - На базу, только не сразу! - усмехнулся вполгубы Таран.
        Больше вопросов начальник экспедиции не задавал.
        Вот и берег. Одной рукой Таран играючи вытащил «торпедоносец» на песок, мотнул башкой:
        - Айда за мной, Питерский! Сейчас учиним ревизию - чем там мои шнурки грушу околачивают, пока начальство в городе?
        И двинулся вглубь острова.
        Глеб даже немного запыхался, когда через полчаса они пересекли по диаметру этот песчаный пятачок, заброшенный посреди Таганрогского залива.
        - А теперь тихо! - скомандовал менеджер. - Главное - внезапность.
        Сразу сделавшись плавным и бесшумным, он перебежками пересекал участки открытого пространства, незаметно подбираясь к лагерю. Глеб, пытаясь копировать маневры Тарана, держался в арьергарде. И не переставал думать - как, должно быть, дурацки это выглядит со стороны: два взрослых, ответственных мужика играют в голливудских зеленых беретов, «берущих» командный пункт противника.
        Командный пункт противника дислоцировался под навесом, за грубо сколоченным столом. Подозрения Тарана оправдались на все сто: «шнурки», действительно, околачивали грушу. То есть - расслаблялись душевно при посредстве могучей канистры. В данный момент из этой канистры долговязый мужик по кличке Петруччо наполнял эмалированные кружки. Вытянутое лошадиное лицо являло миру благолепие и безмятежность: нирвана, отдохновение души от тягот земной юдоли.
        Как тамада Петруччо оказался не на высоте:
        - Ну, славяне, вздрогнем! За всё хорошее!
        Славянам, впрочем, Петруччин спич безусловно понравился: в едином порыве они сдвинули пиршественные чаши.
        И тут из-под земли выросла глыбистая фигура Тарана.

«Бригадир» улыбался вполне добродушно. (Глеб впервые увидел улыбку на этом всегда отстраненном лице.) Ласковым голосом он вопросил:
        - Что, шнурки? Кот из дома, мыши - в пляс?
        Поднятые кружки застыли в воздухе, воцарилась скорбная минута молчания. Водолазы, застигнутые на месте преступления, мечтали провалиться сквозь землю.
        Танцующей походочкой Таран подошел к столу, легко подхватил канистру и, перевернув, начал выливать драгоценную влагу под ноги «высокого собрания», в крупный кварцевый песок.
        Водолазы, десять лбов, поднялись с лавок. Понурив повинные головушки, провожали они тяжким взором божественный нектар, утекающий в никуда.
        Когда канистра выплакала из себя последние портвейновые слезы, Таран вернул ее на стол. Затем мягко шагнул к Петруччо и начал его бить.
        Он бил методично, размеренно, спокойно. Бил левой и правой, и снова левой - по печени, и правой - в скулу, и левой - по нижним, «плавающим» ребрам.
        Всё происходило в абсолютном безмолвии. Молчали подавленно водолазы. Молча сгибался под ударами бедолага-Петруччо. И его истязатель делал свое дело тоже без слов, без единой эмоции. Это была не расправа, это было показательно-воспитательное мероприятие. Если бы только не кровь, заливавшая лицо Петруччо, - ещё пять минут назад такое безоблачное и счастливое…
        Глеб наблюдал происходящее, пребывая в каком-то гипнотическом параличе. И вдруг он отчётливо осознал: это - не люди, а кролики. И если менеджер-молотобоец решит забить своего работягу до смерти, никто и пальцем не шевельнет, чтобы защитить товарища.
        Ярость вулканической лавой выплеснулась из души. Глеб подскочил к Тарану, остановил лапищу, занесённую для очередного удара.
        Таран был бойцом опытным. Но Глеба несло на крыльях обуявшее его неистовство, он действовал неожиданно ловко и споро. Развернул Менеджера к себе, саданул ногой в пах, ослепляюще всадил кулак в массивную переносицу и, наконец, всей силой своей ненависти сокрушил Таранову челюсть. И этот железобетонный монолит не выдержал, свалился на песок.
        Но… Глеб не поверил глазам. Глыба тут же перекатилась через плечо, упруго вскочила на ноги-тумбы. И вот он снова стоит, отирая с губ обильную кровь, и улыбается - второй уже раз за сегодняшний день улыбается!
        Улыбался он Глебу. И тот изготовился к бою не на жизнь, а насмерть. Но Таран, сплюнув темно-бордовый сгусток, повернулся спиной, бросил через плечо:
        - За мной должок, Питерский. Запиши на свой счет!
        И неспешно направился к «штабной» палатке.

* * *
        Глеб ушел на дальний берег острова, упал в остывающий песок и слушал мерный плеск волны - извечный метроном планеты. Вечереющее солнце слабо пробивалось сквозь сомкнутые веки, ласкало умеренным по такому случаю светом.
        Веки, все же, пришлось разлепить, когда рядом послышалось сдержанное сопение. Подле Глеба приземлился Гемоглобин.
        В здешнем водолазном сообществе Гемоглобин смотрелся инородным телом. Остальные-то оказались, как на подбор, - мужики видные и крепкие, Гемоглобин же был низкорослым и далеко не атлетом. Видимо, ощущая собственную ущербность, ещё в первый день, когда все только съехались, он чрезвычайно горячился и толкал костлявыми локотками массивных сотоварищей:
        - Слышь-ко! Ты не гляди, что я в анбалы не вышел, - это конституция моя такая. А главный показатель мужика - знаешь какой? Гемоглобин. Так у меня знаешь какой гемоглобин? В два раза превышенный - как у молодого бычка! С этаким гемоглобином я любому анбалу харахери сделаю за милую душу! Как японский самурай!
        С той поры этого тамбовского самурая иначе, как Гемоглобином, не звали.
        И вот теперь Гемоглобин совсем некстати материализовался подле Глеба. Словно бы не замечая такого соседства, минуты три он созерцал кромку горизонта и меланхолично сопел носом. А потом, обращаясь исключительно к горизонту, изрёк:
        - Ехай от нас, начальник!
        - Что? - опешил «начальник». - Куда «ехай»?
        - А куда хошь. Главно дело - чтоб от нас.
        И невелеречивый Гемоглобин опять намертво сомкнул свои уста истины. Ещё пару минут повитал в заоблачных эмпиреях - и выдал на-гора:
        - Зря ты с упырем этим связался. Сделает он тебе харахери и сожрёт с потрохами.
        - Это мне-то - бежать? - напрягся Глеб. - Да я, если что, уволю его к чертям собачьим - и дело с концом!
        На Гемоглобиновом челе ацтекского идола проступило слабое подобие улыбки:
        - Как бы он тебя не уволил. С этого света на тот. Брось кобениться, начальник! Собирай манатки и ехай к себе в Питер! Это я тебе говорю, потому уважаю. За сёднишное. Только всё одно - зазря ты сёдни на рожон полез!
        Внутри загадочного Гемоглобинова организма неожиданно сместился какой-то пласт - и слова полетели вольготно:
        - Ты что, слепой? Не вишь: он здесь хозяин, - не ты! Он всех нас строит. И дневники заполнять велит, как он скажет. Вон днесь Петруччо чашу со дна придербанил. Знатная чаша - глиняная, с двумя ручками, и мужик нарисован: голый и диск мечет. Анфора называется.
        - Амфора? - переспросил, заинтересовавшись, Глеб.
        - Я ж те об том и толкую: анфора! - удостоверил косматый божок. - Так наш упырь - слышь-ко? - анфору эту сей же момент к рукам прибрал. В сейф свой заныкал, а Петюнчику велел - чтоб ни гу-гу! И чтоб в дневнике своем про анфору - ни полслова!
        Для ведущего археологические раскопки не внести находку в дневник - все равно, что украсть. А тут, оказывается, наинадёжнейший Диков супер-менеджер понуждает работяг творить этакое! Глеб аж привстал:
        - И когда, говоришь, это было?
        - Да днесь и было. Только ты про то кучумай! - обеспокоился Гемоглобин. - А то упырь этот нас с тобой на дно уложит заместо той анфоры!

* * *
        Глеб отыскал Петруччо в палатке. Тот лежал на складной койке, мрачным взором буравя брезентовый потолок.
        - Выйдем, Петро! Разговор есть, - позвал Платонов.
        Тот скривился, но перечить не стал. Всунул лапищи сорок шестого размера в разношенные, без шнурков, чоботы и молча шагнул вслед молодому начальнику.
        Минут пять шли, не говоря ни слова. Когда лагерь остался позади, Глеб спросил:
        - Про амфору - правда?
        Петруччо сплюнул в песок:
        - Правда. Как есть!
        - И Таран велел тебе записей про нее не делать?
        - Ну! - подтвердил Петруччо. - Я и не делал - ровно и не было ее вовсе.
        - А какая она из себя?
        - Да как сказать… Такая не большенькая. Галантерейная такая. Две ручки. И вся узором изукрашенная. Должно, ценная штука - то-то наш Тюлька-Таранька глаз на нее положил! Толкнет он теперь мой вазончик куда налево - сшибет себе лишний доллар…
        Глеб резко развернулся и, увязая в песке, зашагал к лагерю.
        Тарана он нашёл в штабной палатке и сразу «взял за цугундер»:
        - Откройте сейф и предъявите амфору! Потом сдадите ключи и печать мне как начальнику экспедиции и напишете объяснительную записку - на каком основании вы велели утаить найденный артефакт!
        Таран напрягся на долю секунды, потом расслабился, хмыкнул:
        - Что - заложили, амёбы? Шнурки линючие!
        Глеб решил держаться официального тона:
        - Ключи и печать от сейфа - попрошу на стол!
        Но это не произвело на Тарана ровным счетом никакого впечатления.
        - Ключи тебе? А Шурика лысого не хочешь?
        - Вы как разговариваете с начальником экспедиции? - задохнулся Глеб. Но тот его оборвал:
        - Не пузырься, Питерский, лопнешь! Ты - игрушечный начальник, на фантике нарисованный. У меня - один бугор, и ты его знаешь. Ты что, Питерский, не догоняешь? У нас босс - тот, кто бабки отстёгивает. Если чего неясно - катись в свой Питер и там с Диком базарь. Он тебе напишет. Объяснительную…
        - В Питер? Это вы, Таран, верно сказали! Полечу, сегодня же. И первым же делом - распущу экспедицию. А «бугор» ваш объяснительные не мне писать будет, а в другие инстанции. Там разберутся - что за дела вы ворочаете у меня за спиной. Всё, Таран, до новых встреч!
        И, откинув полог, шагнул в остужающую вечернюю прохладу.

* * *
        Глеб летел в Петербург. За иллюминатором облака клубились, переливались, закручивались в белые омуты. Он смотрел на колыхание летучих потоков - и вспоминал иные потоки - заповедные глубины Светлояр-озера, что разглядел всего однажды, и то во сне.
        И Глебу вдруг поверилось, что под водами лесного этого озера идет своя, отличная от нашей, жизнь. И жизнь эта чиста и необманна. И нет в ней места ни Дикам, ни Таранам, и не надо в ней скармливать себя анакондам, не надо втихую раскапывать старинные курганы, грабить чужие могилы. Потому что там, в тех студёных глубинах, и у жизни, и у смерти - совсем другая цена и другой смысл.
        А ещё в голове у молодого археолога назойливо зудела мыслишка: откуда на турецкой посудине вдруг взялась древнегреческая амфора?
        Доска объявлений
        Строительная бригада гарантирует качественное выполнение бетонных работ.
        По желанию заказчика производится закатка в бетон конкурентов, близких и дальних родственников, других неугодных лиц.
        Обращаться по телефону: + 7-666-13-13-13. Спросить Альберта Эдуардовича.
        Глава 17
        ДОРОГА НА ПИТЕР
        (Москва, 20.. год)
        Роджер шагал по ночному перрону мимо ладных вагонов фирменного экспресса, когда динамик вдруг прокашлялся и огласил на весь вокзал:
        - Внимание, внимание. Пассажир Несусветный Папаша, прибывший из Великих Лук! Рыбак и Собиратель ожидают вас у ларька «Шаверма». Повторяю. Пассажир Несусветный Папаша, прибывший из Великих Лук…
        Весёлый Роджер аж головой покрутил: что за хреновина по общевокзальной трансляции? Что они там - мухоморным отваром опились? А впрочем, каких чудес в решете не случается в родном отечестве!
        Но вот и его шестой вагон, и вышколенная проводница улыбается ему пластмассовой улыбкой:
        - Добрый вечер…

…Ровно за пять минут до полуночи «Красная Стрела» дисциплинированно вздрогнула всеми своими сочленениями, на секунду усомнилась в задуманном, а потом, решившись всё же, начала уходить от перрона, от Ленинградского вокзала - прочь, в непроглядную мглу, навстречу сокрытой в балтийских пространствах Северной столице.
        Дверь в купе мягко откатилась в сторону, показалось озадаченное лицо проводницы:
        - Простите, господа! К вам случайно не заходил Несусветный Папаша?

* * *
        Спустя четверть часа Ледогоров уже завалился под одеяло. Сосед ему достался несуетный, и вскоре их двухместное купе погрузилось во тьму. Роджер смотрел в потолок, озаряемый проносящимися за окном фонарями, и думал. О новом задании. Об отсутствии документов прикрытия. О негласном приказе не брать фигуранта живым.
        Не выполнить приказ - тяжкий грех для офицера. Но в жизни у Роджера было два случая, когда он отказался исполнить распоряжение высшего руководства. Он - и его товарищи по группе «Вымпел».
        В первый раз это произошло в августе девяносто первого. Тогда восемь номенклатурных небожителей, провозгласивших себя спасителями отечества, послали антитеррористическую элиту державы - команды «Альфу» и «Вымпел» - задавить защитников Белого дома и арестовать Ельцина «со всей дерьмократической камарильей».
        Ледогоров часто задумывался: а что бы стало со страной, если б они тогда взяли под козырёк? Белый дом они бы захватили, даже не вспотев. И жизнь в родном отечестве побежала бы по совсем иным рельсам.
        Его даже мороз пробрал: вот же дьявол разрази! Судьбу мировой супер-державы в течение получаса могли изменить самым крутым образом. И кто! Не тяжкая, как жаба на сносях, неповоротливая армия с ее танками и боеголовками. И уж, конечно, не
«ум, честь и совесть нашей эпохи» - КПСС - вялая и расползшаяся, словно перебродившая квашня. А небольшая группа боевых офицеров - умелых, решительных, неподкупных.

«Упустил ты, Лёха, свой шанс войти в историю!» - усмешка тронула углы губ.
        И с того августа - тревожного, радостного, вселявшего головокружительные надежды - пошло-поехало!
        Пока народ на нескончаемых митингах выплескивал из себя застоявшиеся слова, пока разномастные златоусты фиглярствовали с трибун, а Царь Борис пьяненько дирижировал немецким оркестром, за их спинами образовались скопища упырей и стальными своими челюстями начали рвать страну на куски.
        И ловкие эти ребята под шаманские завывания о тотальной либерализации выстроили государство-топь, государство-трясину. Трясину, которая, смачно чавкая, засасывала в себя отечественные комбинаты и заокеанские кредиты, топила благие намерения и здравые идеи.
        А потом наступил октябрь девяносто третьего - и «Альфа» с «Вымпелом» вторично проявили строптивость. По злой иронии судьбы, новый приказ один к одному повторял прежний: взять Белый дом. Только теперь директива шла от вчерашнего «Бело-Домца», а ныне - президента обновлённой России. Он самолично созвал командный состав обеих антитеррористических групп, говорил с ними горячо и напористо, но так и не убедил своих офицеров. Когда они покидали Первый Кабинет страны, Ледогоров спиной ощутил недобрый, давящий взгляд.
        Мягкая полка фирменного купе, проблески заоконных огней и перестук колёс внезапно растаяли. Подполковника Ледогорова вновь пронизал утренний холодок. Тот самый…

* * *

…К десяти утра они покинули стены Кремля и выдвинулись в район метро
«Баррикадная». Там их нагнал начальник Главного управления охраны:
        - Штурма так и так не избежать. Если вы отсидитесь в кустах, то вместо вас пойдут солдаты. И кровь этих пацанов необстрелянных будет на вашей совести!

«Альфа» с «Вымпелом» тогда, всё же, пришли к Белому дому. Пришли - не штурмовать, а контролировать ситуацию. Встали разделяющим кордоном между противоборствующими сторонами, оружия не применяли.
        Из осаждённого и уже опалённого парламента они выносили раненых и ожидали: как будут развиваться события?
        Через час с небольшим «Вымпеловцев» собрал их командир:
        - Значит, так, орлы боевые. Тут сорока на хвосте слушок принесла - якобы, армейским подразделениям отдан секретный приказ. Руцкого, Хасбулатова и других закопёрщиков живыми из этой мышеловки не выпустят. Ликвидируют и спишут на боевые потери. Мы с командиром «Альфы» приняли решение. Первое: убеждаем Белый дом в необходимости принять капитуляцию. И второе: силами обеих команд входим внутрь и выводим всех тамошних «гвардейцев» живыми-невредимыми.
        Он поднял палец:
        - Подчёркиваю - выводим, заслоняя собой. Чтобы ни одна пуля ниоткуда не прилетела - ни случайная, ни не-случайная!
        Командир «Альфы» отправил двух своих парламентеров - и вскоре российский парламент капитулировал. Впрочем, танки продолжали лупить по нему прямой наводкой: кому-то было нужно добить тамошних обитателей.
        Когда, наконец, огонь стих, Ледогоров и его товарищи начали по одному извлекать на свет божий высших «капитулянтов». Именитых пленников запихнули в «Вымпеловский» автобус, а Ледогоров со своей группой расположился живым щитом вдоль окон и прикрывал своих подопечных до самых Лефортовских застенков…

* * *

…Не простил им своеволия провозвестник российской демократии. Монаршим пером вычеркнул из жизни лучшую антитеррористическую команду. Элитное спецподразделение, предмет острой зависти зарубежных спецслужб, было передано в ведение МВД.
        Лишь пятьдесят семь офицеров «Вымпела» согласились перейти в милицейский департамент. Пятьдесят семь - из двухсот семидесяти восьми. Так государство уничтожило надёжнейшую свою защиту от всех Шамилей Басаевых и Усам Бен Ладенов.
        Тотчас же в Белокаменную, как мухи на мёд, ринулись посланцы самого крупного из американских частных агентств безопасности. Гости из-за океана встретились со вчерашними элитными спецбойцами, а ныне - российскими безработными, и предложили молочные реки в кисельных берегах, если русские профи подпишут контракт с их фирмой.
        - Спасибо, ребята, - отказались «Вымпеловцы». - У нас ещё в России дел по горло!
        А в России, между тем, конвейер крови и разграбления работал с утроенной силой. Росли свежие кварталы на кладбищах - от Владивостока до Калининграда, росли чьи-то счета на далеких Каймановых островах, росли аппетиты у наших собственных кайманов. И всё это, густо настоянное на государственном рэкете и на всеобщей продажности, именовалось возвращением суверенной России в семью цивилизованных народов.
        Ледогоров тяжко вздохнул, от души матюкнулся про себя. Сейчас он не был таким уж Весёлым Роджером. Этот записной оптимист очень даже умел ненавидеть.
        Подполковник беспокойно перевернулся на полке. За вагонным окном утопала во тьме его родина - холодная, озлобившаяся, доведённая до ручки. Всю свою жизнь Роджер исповедовал простую и вечную истину: родина - это твой высокий крест, твоя судьба. И коли ты на этот свет родился мужиком, а не облаком в штанах, то обязан ей служить, не жалея живота своего. Как его предки в белых халатах истово боролись с холерой и тифом, так и Алексей Ледогоров отправился в свой крестовый поход - искоренять недуги души. Поход против сребролюбивых наёмников, против кровавой нетерпимости нелюдей, кричащих о высоких идеях и взрывающих спящие дома.
        Вот и сейчас ему предстояло отыскать очередного «поборника идеалов», бросившего на кон жизни своих соплеменников…
        Тяжкая космическая мгла опрокинулась на землю, придавила чёрным спудом неохватную страну Россию. Мгла, чёрный оккупант, правила триумф под мерное тиканье миллионов будильников. И не было в этой ночи ни сна, ни покоя. В ней горланили песни,
«выходили на дело», играли в рулетку, «снимали девочек», вглядывались друг в друга сквозь инфракрасные приборы ночного видения. И где-то, под крышей неведомого дома мерцала голубая звездочка - экран компьютерного монитора. И сидел перед экраном человек, тот единственный, который позарез нужен подполковнику Ледогорову.
        Знать бы ещё - где, на какой улице, в каком городе? В Петербурге, в Казани, в Улан-Удэ?
        Тут Роджер встряхнулся и запретил себе паникёрские мысли. «У тебя сейчас - одна зацепка, и потому ты катишь в Питер, а не в Ростов или Благовещенск. А значит - не мельтеши, отработай питерскую версию до филигранности, до микрона. И отыщи, из-под земли, из-под Медного Всадника добудь этого долбанного ультиматчика!».
        Уснул он только под утро. Подполковнику снились женщины.
        Их было трое. Три гадалки, черноглазые, развесёлые и немного шальные, пристально вглядывались в Роджерову ладонь.
        Первая сказала:
        - Родился ты в рубашке, с широким кожаным поясом и двумя пистолетами. И жить тебе на палубе.
        Вторая сказала:
        - И всю тебе жизнь скитаться и ловить птицу-удачу.
        Третья засмеялась:
        - Птица-то улетит, а в руке у тебя перья останутся. Но из всех передряг живым выйдешь. И даже если ранят тебя, сильно тужить не будешь. Ты рождён прожить жизнь с улыбкой.
        И первую гадалку звали Ямайкой, вторую - Доминиканой, а третью - Коста-Рикой.
        Выполнение бесчестного приказа не совместимо с кодексом офицерской чести.
        /Из Устава внутренней службы,
        который когда-нибудь будет принят/
        Глава 18
        ИЗУМРУД ГЕРМЕСА ТРИСМЕГИСТА
        (Санкт-Петербург, 2000 год)
        Из аэропорта Глеб двинулся прямиком в гостиницу к Дику. Смерчем ворвался в номер:
        - Хватит трепаться, выкладывайте своего джокера из рукава! А то у нас в России шулеров принято бить канделябрами!
        - Канделябрами? - Дик весело вскинул брови. - Что вы имеете в виду, дорогой Глеб?
        - Я имею в виду, дорогой Дик, что вы меня держите за безмозглого китайского болванчика. А сами за спиной партнера-лопуха ищете отнюдь не золото с турецкой баркентины. Что же тогда?
        Глаза «гробокопателя» сделались холодными и безжалостными - как у той анаконды, что превратила Дикова подельника в мешок с костями.
        - Всё же вы сунули нос, куда не следовало! Вообще-то проще всего, my friend, было бы выпустить вам кишки. Но - увы: я до смерти устал болтаться в этом гнилом Петербурге, созерцая скабрёзные рожи аборигенов. И сейчас из-за ваших капризов начинать всё заново? Нет, устранять вас я не стану.
        Дик усмехнулся - словно оскалил клыки:
        - Ладно, будет вам полный расклад. Но учтите: информация, которую я вам сейчас выдам, - это бомба.
        Одно неверное движение - и она разорвёт вас на куски. Да, вы правы: турецкое золотишко - прикрытие, блеф. Я ищу совсем другое. И любого, кто встанет на моем пути, - сотру в порошок!
        Он сделал паузу, потом помягчел голосом:
        - Мне осточертело таскаться по джунглям и саваннам, подставляя свою задницу мамбам, каракуртам и прочей сволочи. Мне нужно одно дело. Одно-единственное. Но такое, после которого я бы всю жизнь валялся под пальмами Гонолулу и не думал больше о деньгах! И я его нашёл.
        Из серванта он достал два стакана, разлил по ним грейпфрутовый сок, но тут же о нём позабыл:
        - Начну издалека. Александр Македонский загадочно умер на тридцать третьем году жизни, в финале триумфального Индийского похода. За три дня до кончины полководец призвал адмирала Неарха - командующего флотом и своего любимца. Призвал - и долго беседовал с ним наедине. После чего тот вывел в Индийский океан огромную флотилию, загруженную богатейшими трофеями. А затем весь этот флот сгинул, и почти два с половиной тысячелетия о его судьбе не известно ровным счетом ничего.
        Дик позволил себе снисходительно усмехнуться:
        - Темная история, что и говорить! Почему адмирал свернул с курса, который был утверждён советом полководцев? Заблудиться штурманы Неарха не могли - это были лучшие навигаторы Финикии, Египта и Кипра. И на шторм не спишешь: как это от десятков судов могло не остаться ни единого обломка?
        - Вы мне предлагаете историческую викторину? - осведомился Глеб.
        - Нет. Не предлагаю. Потому что ответов вы наверняка не знаете. А я - знаю! К вашему сведению, my friend: в своей жизни я не только махал лопатой. А между делом ещё заработал два диплома - в Оксфорде и Сорбонне. Ремесло «гробокопателя» требует основательных познаний в истории, археологии, этнографии.
        Глебовы брови взлетели вверх: этот солнцем прожжённый ковбой - выпускник лучших университетов мира?
        - Так вот, - продолжил дипломированный уакеро. - Я перешерстил ведущие научные библиотеки Старого и Нового Света, а затем добрых полтора года процеживал добытую информацию. Процедил, сопоставил, проанализировал. И полученные выводы привели меня в вашу самобытную страну.
        - Н-да, любопытно…
        - И даже более, чем вы полагаете! Александр Великий понимал - дни его сочтены, а там холуи-царедворцы начнут рвать империю на куски. Перед умирающим императором встала труднейшая проблема.
        - Как спасти империю?
        - Отнюдь. Его мучило другое. Существует предание - мол, на заре своего взлёта Александр раскопал таинственный изумруд, принадлежавший некогда легендарному Гермесу Трисмегисту.
        - Трисмегист? - Бог мудрости у древних египтян?
        - Не Бог, а великий ученый и маг эпохи додинастического Египта - крёстный папаша гностицизма, герметизма, алхимии, масонства и других тёмных штук. Между прочим, его естественнонаучное учение дожило до наших грешных времён в виде астрологии и доктрины соответствий. Это с третьего тысячелетия до Рождества Христова!
        Дик уважительно прищёлкнул языком.
        - Так вот, Трисмегист этот обладал не только тайным знанием, но и магическим изумрудом, который - не знаю уж, как - попал в руки к Александру Македонскому. Именно сила этого камня помогла молодому царю сплотить под своими знаменами едва ли не всю Ойкумену.
        - Легендами пробавляетесь? - усмехнулся Платонов. - Сказочками?
        - Нет, не сказочками. Я выяснил: предание не солгало - камень, действительно, был. Пройдя тайную инициацию в катакомбах под Александрией, Македонский получил его в дар от египетского жреца высокой степени посвящения. И вот годы спустя, умирая, он озаботился, чтобы кристалл судьбоносный не попал в недостойные руки.
        Дик вспомнил, наконец, про сок, отхлебнул и продолжил:
        - Картину эту я сложил из десятков фрагментов, надёрганных, где только можно. Вкратце, суть такова. Неарх получил секретный приказ - увести корабли за пределы известного обитаемого мира, и там основать колонию, которая бы навсегда позабыла о походах, вела замкнутую жизнь отшельников. Умирающий самолично наметил адмиралу конечный пункт его последнего плавания. Неарх должен был направить морской караван в Нижнюю Скифию, пройти через Меотидские болота и подняться вверх по Танаису. Если вы подзабыли, готов расшифровать: Меотидскими болотами тогда именовалось Азовское море, а Танаис - это ваша река Дон.
        Оксфордский «гробокопатель» извлек из шкафа бумажный рулон, развернул на столе.
        - Это - географическая карта XI века из списка «Этимологий», составлена Исидором Севильским. Вот (видите?) - город Керсон. То есть - Херсонес Таврический. Та надпись внизу и слева от него означает - «Скифия Нижняя». А теперь - главная интрига! - очень странные три квадрата, нарисованные над всё теми же Танаисом и Меотидскими болотами. Знаете, как подписаны эти непонятные знаки? «Алтари Александра»!
        Дик поднял голову от карты, в его глазах плясали языки адского пламени:
        - Неарх привёл флот в низовья Дона. Там, разгрузив суда, сжег их и основал крупное поселение. Не спалил он единственный корабль - большую, на 170 вёсел, триеру с мощным тараном на форштевне. Её затопили в Таганрогском заливе, вблизи от дельты Дона. Такой вот деревянный футляр в сорок метров длиной, а в нём захоронен тот самый изумруд Трисмегиста. Как вы, русские, говорите, - концы в воду! Когда я раскрутил, наконец, эту шараду, пришлось засесть за изучение русского языка. И вот я - здесь, и мы с вами, дорогой Глеб, уже на новых началах строим наше предприятие. Маленькое предприятие, которое принесёт нам чрезвычайно большую прибыль! (Га-га-га!)
        - А вы уверены, что я с вами буду что-то там строить?
        - А разве я оставляю вам иную возможность? - бритоголовый Дик прожёг его глазами, в которых жила чёрная пустота «уаки» - могилы.
        Потом Дик спрятал свой «могильный» взгляд, как убирают стилет в ножны. И дружелюбным тоном обратился к притихшему молодому человеку:
        - Знаете, сколько может потянуть такой камушек на аукционе Кристи? Впрочем, до аукциона ещё надо дожить… В общем, так: немедленно возвращайтесь в экспедицию и во всем слушайтесь Тарана. Он знает, что нам нужно.

* * *
        Глеб, измочаленный и сломленный, покинул номер. Уакеро выждал пару минут и произнёс в пространство:
        - Давай сюда!
        Дверь из спальни отворилась, и на пороге возник Таран.
        - Ты впрямь подаришь жизнь этому шнурку?
        - Я что, похож на шизофреника? - включил Дик свою знаменитую улыбку.
        - А какого ж лешего ты распинался перед ним, толкал всю эту бодягу про изумруд?
        - Наш сосунок должен поверить, что мы опять - партнёры. Тогда он не бросится писать заявления в ваши замечательные «органы». Да и тебе проще будет его убрать, пока он не паникует.
        - Ну, об этом не переживай! - хмыкнул лениво менеджер. - Для меня этой амёбе бошку оторвать - что сморкнуться.
        - Вот и сморкнись. От меня он не должен попасть ни домой, ни в органы, только к ангелам небесным. Там его уже заждались!

* * *
        Тем временем «сосунок», погруженный в тяжкие мысли, мерил шагами набережную Фонтанки. Похоже, мистер Кольт опять держал его за простачка! «На сколько может потянуть такой камушек?». На пожизненное заключение! Дураку ясно: такой «камушек» - не для аукционов. А теперь - вопрос на засыпку. Кто готов выложить состояние в обмен на камень, дарующий власть над миром? Очередной Гитлер, маньяк новой формации?
        Платонов-младший верил в те смутные вещи, которые отец презрительно именовал
«гнилой мистикой». Глеб знал: судьбы земные вершатся не на земном плане. Так на кого же готов сработать наш вездесущий уакеро? Кажется, этот чёртов Дик и вправду может стать гробокопателем - для всего голубого «шарика».
        Ну ничего, я вам покажу! И тебе, красавчик-уакеро, и твоему человекообразному менеджеру!
        Блуждающий взгляд Глеба упал на грязноватую гладь Фонтанки - и почудилось, будто из глуби прорисовался абрис высокого собора. А со звонниц, упрятанных под мутной водой, ударил тревожный набат: сперва еле слышно, потом - громко, во всю мочь. В ту же секунду Глебов затылок взорвался ослепительной молнией, после чего стало темно и тихо.
        Убийца бросил шипастый кастет в Фонтанку, приподнял мёртвое тело и усадил, прислонив спиной к перилам. А рядом выставил из пакета бутыль из-под водки, граненый стакан и надкушенный бутерброд с дешевой колбасой. Оттуда же извлек бейсболку, нахлобучил на проломленную голову «алкаша». Перед тем, как раствориться в ближайшем переулке, бросил через плечо:
        - Твой счет закрыт. Отдыхай, Питерский!
        Доска объявлений
        К сведению господина, забывшего в туалете нашего ресторана, подле застреленного посетителя, свой пистолет. Вашу «Беретту 92 FS Brigadier» вы можете получить у дежурного администратора.
        Глава 19
        ДЕДУШКА РУССКИХ ХАКЕРОВ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Ступив на землю Северной Пальмиры, Роджер первым делом заглянул к коллегам в здешнее территориальное управление ФСБ - знаменитый Большой Дом на Литейном. («Самое высокое здание в стране, - шутили „с бородой“ местные острословы. - С первого этажа 101-й километр просматривается, а с верхнего - вся Колыма!»). Начальник Петербургского управления, разумеется, был оповещён (хотя и в самом туманном виде) о визите Ледогорова. А потому гарантировал высокому московскому гостю транспорт, связь и необходимое прикрытие. Для чего в распоряжение Роджера был выделен специальный сотрудник - майор Полесьев.
        Из Большого дома подполковник направил стопы к доценту Бомжу. Поднимаясь по широкой лестнице старого петербургского дома и насвистывая «В Кейптаунском порту», Ледогоров рисовал себе сомнительного этого персонажа. Старый хиппи, облезлый и обозленный - небритый-нечёсанный, воняющий козлом гражданин человечества. Господин Протест, живая пощёчина общественному вкусу и обонянию.
        Разыгравшееся воображение живописало обшарпанную берлогу: по углам - залежи мусора, на столе и подоконниках- баррикады грязных тарелок, из-за хлипкой клозетной двери по-бетховеновски грохочут потоки из навечно сломанного бачка.
        Но вот распахнулась стальная, красным деревом обитая дверь - и от хлынувшего запаха Роджер едва сдержал рвотный позыв. Нет: это не было вонью изгаженной конуры. На Ледогорова обрушились ароматы жарящегося мяса, очень свежего и очень сочного. Как же Роджер обожал этот аромат в прежней своей жизни - до ТОГО «шашлыка по-ангольски»! А теперь вот - мгновенное помутнение в голове и единственная мысль: хоть бы не вывернуло наизнанку! Но при этом глаза, губы, даже орлино изогнутый нос пирата источали безмятежность и полнейшее доброжелательство.
        А впору было источать тихое изумление. Ибо на пороге его встретил человек, нимало не напоминающий аутичного социопата. На подполковника с безмятежным любопытством взирал пожилой красавец, этакий Дон Жуан на пенсии. Облачен красавец был в пурпурный халат, сидевший на нем, словно королевская мантия. На лице стареющего бонвивана выделялись вишнёвые губы полнокровного человека, а также глаза - живые и усмешливые: не то улыбаются, не то потешаются над тобой, ни в грош не ставя.
        Сейчас эти глаза, не переставая посмеиваться, с детской непосредственностью обследовали незваного гостя - и тот поспешил представиться, не забыв предъявить
«верительную грамоту».
        - О, господин подполковник спецслужбы? - весело подивился алогубый хозяин. - Рыцарь плаща и кинжала? Любопытственно, любопытственно! Чему обязан столь неожиданным вниманием?
        И тут же спохватился:
        - Да вы входите, господин рыцарь! У меня тут в аккурат свининка парная на огне доходит. Заодно и откушаем, чем Бог послал!
        И подмигнул заговорщицки. Из-за обширной спины эпикурейца и бонвивана доносились юные голоса ливерпульской четверки, исполняющие свою бессмертную «Yesterday».

«А откушать ты, видно, не дурак. - отметил Ледогоров, ненавязчиво обозрев дородную стать красавца-мужчины. - Гаргантюа! Гаргантюа и Пантагрюэль в одном флаконе!».
        Впрочем, малодушное топтание в прихожей становилось уже просто неприличным. На первых же минутах знакомства обидеть хозяина отказом, было бы верхом непрофессионализма. Подавив желание броситься прочь от душивших его ароматов, подполковник поблагодарил хлебосольного хозяина и подмигнул ответно: мы и сами - не дураки насчет чревоугодных радостей!
        И, исходя холодным потом, проследовал в кухню.
        Роджеру показалось - в горле у него поселилась огромная лягушка: зеленая, скользкая и беременная. И вот сейчас она прямо там начнёт метать мерзкую свою икру. Подполковник героически проглотил беременную квакшу, выдавил из себя подобие улыбки и, лицемерно потирая руки, плюхнулся за накрытый стол.
        А в нарядной кухне царил праздник вселенской неги. Да, чёрт побери: этот Бомж умел наслаждаться жизнью! Он и сейчас всем своим существом отдавался застолью: вгрызался крепкими зубами в отменное мясо, щедро заедал малахитовой зеленью, а вино в его бокале играло рубином и дарило изысканный букет послевкусия.
        Культовая битловская песня, между тем, иссякла, и DVD-плеер ни к селу, ни к городу грянул: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…». Поражённый такой жанровой всеядностью, подполковник уставился на странноватого меломана:
        - Пёстрый репертуар у вас на диске!
        - Да-да! - покивал тот радостно. - Этакое, знаете ли, попурри! А может - ассорти…
        Самоотречённо вкушая гастрономические дары, Роджер проводил втихую разведку боем: что это за бомж эпикурейского разлива? Имеет ли он отношение к анонимному
«динозавру»?
        А тот витийствовал:
        - Человечество по маковку погрузилось в свои компьютеры, завязло в глобальной сети интернета. Не оценив всех прелестей реального мира, эти кретины ринулись в мир виртуальный. Аж из порток выпрыгивают от счастья, мизерабли…
        Весёлый Роджер выражал собеседнику полное своё согласие: вот уж мизерабли - так мизерабли!
        Уписывая сочную свинину, доцент развивал мысль:
        - Мне не по пути с этими дебилами, которые всю жизнь пытаются сделать виртуальной: экономика мыльного пузыря, политика мыльного пузыря, общество мыльного пузыря! И пускай я (увы!) приговорён к пожизненному заключению в таком, с позволения сказать, обществе, но разделять его интересы не намерен! И не намерен жевать виртуальную осетрину и запивать виртуальным коньяком!
        Ледогоров щедро полил ненавистное мясо кетчупом «Чили», демонстрируя: «И я не намерен! Руки прочь от радостей естества!».
        Плеер тем временем покинул дикие степи Забайкалья и выдал: «Ах, крокодилы, бегемоты, ах, обезьяны, кашалоты, ах, и зеленый попугай!». Отдавшись искусству, хозяин набарабанил пальцами пару тактов и кивнул удовлетворённо. После чего вновь озаботился туманной человеческой юдолью:
        - В этой исправительно-трудовой колонии, именуемой жизнью, Господь нам ниспослал маленькую радость - воспарить за обильным столом, исполниться благодати.
        - Благодать - дело великое, - согласился Роджер. И деликатно поинтересовался:
        - А правда, что вас именуют (гм-гм!) Бомжом?
        Собеседник склонил холёную главу, источающую ароматы Кёльнской туалетной воды:
        - Сущая правда! Забавно, забавно!
        - За что же вам присвоили такой… э-э… титул?
        - Давняя история - пухлой котовой лапой махнул Бомж. - Я тогда был глуп и пытался облагодетельствовать не человечество, конечно, но хотя бы отдельных индивидуумов. Не мог смотреть, как вчерашние инженеры, руководители проектов оказались выкинутыми на улицу. Как они спиваются, превращаются в сущих мизераблей. Прискорбно, прискорбно!
        - И что же? - заинтересовался Роджер.
        - Да вот - собрал пятерых таких особей и озаботился целью - вернуть их в цивилизованную жизнь. Действовал по известному принципу - не накормить рыбой, а научить ловить ее. Стал сих блудных сыновей у себя на дому посвящать в премудрости компьютерных технологий: специальность - хлебная, с ней без копейки не останешься.
        - И как? Обучил?
        - Всенепременно! - хмыкнул иронически благотворитель. - После второго же занятия один из ученичков спер у меня ключи от квартиры и успешно ее обчистил. Тут я под своей меценатством подвел жирную черту. Только кличка с той поры ко мне приклеилась - «Доцент-Бомж». Смешно, смешно!

«Какой-то ты не аутичный!» - размышлял московский гость, обозревая пышущего жизнелюбием раблезианца. Не вписывался этот персонаж в портрет, обрисованный Винчестером, - ох, не вписывался…
        И что теперь? Бросить самоистязание свининой, проблеять «спасибо» и откланяться? Ну нет, ты мне выложишь про всех аутичных социопатов города Питера, явных и тайных!
        - А правда, что мастерское владение всеми вашими компьютерными примочками - монополия прыщавых юнцов? Уважаемый хозяин дома, разумеется, не в счёт! Ну а кроме вас найдётся хотя бы один виртуоз этого дела, и чтобы - в зрелых годах? Этакий высокодуховный бука, не нашедший себя среди людей и сбежавший в «паутину». Попадаются такие ископаемые в ваших культурных пластах?
        - Неплохо рисует ваше воображение, господин подполковник спецслужб! - расхохотался Гаргантюа. - Есть у нас такой бука. Профессор и лауреат. Мой, между прочим, старинный приятель! Прежде-то нормальный был мужик - не дурак посидеть за столом, опрокинуть рюмаху, анекдоты потравить. А потом - трагедия. Сын у него погиб единственный. Трагично, трагично!
        - Погиб? Что, - автоавария?
        - Да какое там! Котелок ему проломили. Средь бела дня, на Фонтанке, чуть не у порога областного суда. Свидетелей - и тех не сыскалось. Такие вот дела: угрохали парня - и взятки гладки!
        - Ограбить хотели?
        - Да, вроде, нечего у него грабить было. В общем, история темная.
        - И что - на этом отец сломался?
        - Увы. Себя винит: с сыном-то у него не сложилось. Нрав у папаши не сахарный, вот парнишка и ушел из дома. А не ушел бы - может, по-другому всё сложилось…
        Махнул рукой:
        - Ну да кто теперь разберет? В общем, как сына не стало - так отец и «поплыл». А ведь не слабак какой - матёрый мужичище, утёс каменный! В запой, правда, не ушел. Но сперва ополчился на весь белый свет, зверюга зверюгой сделался. А потом вдруг в другую крайность его кинуло: толстовцем заделался. Никакого, говорит, насилия творить нельзя. Иначе мы - не люди, а динозавры допотопные.
        Внутри у Роджера натянулись и зазвенели все струны. Насилия нельзя творить?! Динозавры?!!

«Да нет, вряд ли! - охладил он свой пыл. - Чтобы сразу, с первой же попытки вот так взять и выйти на фигуранта? Хоть и бываешь ты, Лёха, везунчиком, но такая дикая пруха исключается категорически!». И все же сердце билось учащенно - как перед распахнутой самолетной дверцей, когда ветер хлещет тебя по лицу, моторы оглушают рёвом, а выпускающий всё медлит, не дает команды «Пошёл!».
        - Так и сказал - динозавры допотопные? А чем ему динозавры не угодили? Эти симпатичные ребята - не хуже многих наших sapiens'ов!
        - А ему теперь никто угодить не может: ни динозавры, ни sapiens'ы. Переменился мужик - не узнать! Да и общением теперь не балует: бирюк бирюком! А зачем он вам? - сверкнул рентгеновским глазом Гаргантюа. - Любопытственно, любопытственно!
        - Нужен, нужен он мне, не скрою! - потупил Роджер глазки. - Вы - как папа Мюллер из «Семнадцати мгновений»: ничего от вас не утаишь!
        И принялся вдохновенно врать:
        - Ищем одного петербургского интеллектуала. В годах, ас информационных технологий, ярый человеконенавистник. Через интернет проповедует фашизм, из шпаны и уголовников вербует «идейных» скинхедов, сбивает в боевые группы. Таким макаром он уже сбацал разветвлённую организацию, которой и руководит, сам оставаясь в тени. Этакий виртуальный фюрер! Его и пытаемся вычислить - этого ловца душ!
        - Бог с вами, окститесь! - рассмеялся Гаргантюа. - Приятеля моего, конечно, другом человечества не назовёшь. Но в фашизме он мараться не станет. Шпана бритоголовая, мизерабли со свастикой, - это не его песня, заявляю ответственно!
        - Ну, раз вы так уверены… - «разочаровался» Роджер. Но тут же служебно свел брови к переносице: - Хотя отработать данную версию я, всё же, обязан. Если имеется объект, подходящий сразу по двум основным признакам, придётся с ним вступить в прямой контакт.
        - Что ж, вступайте, коли так. Дело ваше! - хмыкнул бонвиван, наполняя себе бокал. - Мое дело - предупредить: даром время теряете. Напрасно, напрасно!
        - Скорей всего, - согласился Роджер. - Но тут уж ничего не попишешь: служба! Отработаю эту версию - стану другие искать. Только вот как мне с этим вашим толстовцем сконтактироваться? Чтобы и без проволочек лишних, и его сразу не насторожить?
        - А чего там - «контактироваться»? - ухмыльнулся беспечальный хозяин. - Завтра вечером он ко мне припожалует: вопросец обсудить по одному его аспиранту. Вот вы ненароком и заявитесь сюда часикам к восьми. Я вас ему представлю. Но имейте в виду: скрывать не стану, прямо скажу, что вы - подполковник из органов, с плащом и кинжалом.
        И облизнулся плотоядно:
        - Любопытственно будет лицезреть вашу встречу!
        - Заранее, хотя бы, его не оповещайте, - взмолился Роджер. - А уж когда я припожалую, аттестуйте меня хоть Малютой Скуратовым!
        - Скуратовым - это идея! - жизнерадостно откликнулся Бомж. И ринулся к плите, где
«доходила» новая порция жаркого.
        Покончив с песней Красной Шапочки, плеер обжёг мексиканской страстью: «Besame, mucho!».

* * *
        От гостеприимного Бомжа после полуторачасовой пытки мясом он выбрался едва живым. Кое-как спустился по лестничным пролётам, ватной рукой толкнул дверь подъезда и вывалился во двор. Но тут через всю спину, от поясницы до затылка, молнией метнулась ледяная змейка. И Роджер, подломив колени, рухнул на искрошенный трещинами асфальт.
        Доска объявлений
        Специальное предложение! Особо выгодные бронированные двери!
        В случае ограбления вашей квартиры или рейдерского захвата вашей фирмы дверь плавно выходит из пазов, что в дальнейшем не требует ни ремонта дверной рамы, ни замены замков. Благодаря специальным пневматическим устройствам, дверь так же легко возвращается на место, после чего она пригодна к дальнейшей эксплуатации.
        Глава 20
        НО СПОР В КЕЙПТАУНЕ РЕШАЕТ БРАУНИНГ…
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        С этой змейкой-спасительницей Ледогоров был знаком много лет. Потому и дожил до подполковничьих погон, а не упокоился в нагорьях Лаоса или ещё в каком славном местечке, по которым его таскала судьба офицера «спецуры».
        Можно назвать это шестым чувством, можно - интуицией профессионального солдата. На полволоска, на комариный писк Роджер умудрялся опередить летящую пулю, отпрянуть, метнуться за камень, за выступ стены.
        Жило в нем предощущение и иной смертельной опасности. Метящего в спину выкидного ножа. Проволочной удавки, готовой впиться в горло. Отравленной стрелки из духовой трубки туземного «снайпера»…
        Подкрадывающееся лихо Алексей Ледогоров, что называется, чуял нутром. Оттуда, «от кишок», поднимался мерзкий малярийный озноб, доползал до сердца, рождая в нем тоскливую бесприютность. «Мурашки по душе бегают», - называл Роджер такое состояние.
        В этом ощущении не было ничего мистического: оно было вполне отчётливым, имело свой вкус и запах - вкус и запах воды из застоявшегося болота. Как будто ты вновь подкармливаешь собой термитов в никарагуанской сельве и, встав на колени, набираешь во флягу мутную водичку, отгоняя сверху рыжую, жирноватую наощупь, жижу.
        Однажды этот озноб вкупе с привкусом болотной ряски во рту разбудили Роджера среди чёрной тропической ночи - и он вовремя увидел рыжего скорпиона, который уже заползшего под противомоскитный «кокон». В другой раз запах трясины начал преследовать Ледогорова на горном перевале Гиндукуша. Повинуясь тревожному сигналу, Роджер тайком направил вперед дополнительный разведдозор. Который и сообщил, что местный проводник ведёт их прямиком в лапы моджахедов. Алексей тогда прикончил Иуду и вывел свой батальон в тыл засевшим в засаде «духам».
        И так всякий раз: как только появлялся холод, идущий «от кишок», - сразу же адреналин бурно вторгался в кровь, Ледогоров становился легким и неслышным, а сознание делалось прозрачным, и единственная мысль проносилась стрижом в небе:
«Лёха, внимание! Она идет!». «Она» - это смерть, но этого имени Роджер никогда не называл: только - Она. У людей, годами трущихся с Ней бок о бок, существуют свои непреложные правила. Алексей знал: Она - дама королевской крови, и при общении с собой требует соблюдать строжайший этикет.
        Вот и теперь, на выходе из подъезда, подполковник ощутил, как спину обожгла могильным ознобом юркая, бестелесная змейка. А ощутив - нырнул вниз и двумя переворотами откатился влево, на ходу таща из подмышечной кобуры своего
«Макара-стрельца». И предназначенная Ледогорову пуля, летевшая аккурат в переносицу, смачно чмокнула дверной косяк.
        Этот кусочек металла оказался прекрасным лекарем: тошнота мгновенно улетучилась, голова стала холодной и ясной. А верный «Макар» выплёвывал сгустки огня в сторону неприметных «Жигулей», стремительно улепётывающих со двора. Спустя полминуты всё было кончено. Машина-убийца скрылась за углом, оставив на память ёлочные блёстки разлетевшегося заднего стекла.
        Ничего себе - аутичные социопаты в этом Питере! Ледогоров сменил пистолет на мобильник, набрал номер приданного ему в помощь майора Полесьева из питерского управления ФСБ:
        - Виктор Палыч! Ледогоров. Нападение, огневой контакт. Стреляли из «Жигулей» -
«копейка» серого цвета. Номер, естественно, заляпан. Заднее стекло отсутствует. Возможны пулевые пробоины в задней части корпуса. В данный момент драпает с места преступления, адрес - Большая Монетная, пять. Надежды, конечно, не густо, но, всё же, дай команду на перехват!
        - Даю команду. Наши подъедут в течение двадцати минут. Сам-то цел?
        - Я - заговорённый, - усмехнулся Роджер. - И у меня - талисман: все пули отводит! - добавил он, нащупав в кармане старого доброго Билли Бонса.
        Спустя час, московский гость был на улице Чайковского: сидел в своем гостиничном номере и держал с другом-Билли военный совет.
        - Не вмещается! - констатировал подполковник.
        Действительно: пальба по нему никак не вписывалась в версию об интеллектуале-одиночке. И каким фантастическим образом этот кретинский социопат вот так с ходу прознал про Ледогорова и про его прибытие в город Святого Петра? Опять же - откуда у интеллектуала, приверженного принципам нравственности, такие бандитские замашки?
        Задумавшись, подполковник замурлыкал под нос:
        Зайдя в тот ресторан,
        Увидев англичан,
        Французы были просто взбешены…
        Легкомысленные слова любимой песенки контрастировали с Роджеровыми думами. Хотя…
        Но спор в Кейптауне
        Решает браунинг,
        И англичане начали стрелять…
        Ага: начали. Только вряд ли - англичане. Кто же тогда?
        - Что за город? - негодовал подполковник. - Я ж только с поезда, никого ещё не обидел, а меня уже рвутся укокошить! Или климат здесь такой специфический?
        Размышления о специфике местного климата оказались прерваны телефонным звонком. На том конце провода послышался львиный рык:
        - Какого чёрта, штабс-ротмистр? Что вы там миндальничаете с этой сволочью? Развели, понимаешь, институт благородных девиц! Извольте, милостивый государь, исполнить данное вам предписание. Немедленно и в самой жёсткой форме! Имейте в виду: его превосходительство уже высказывал чрезвычайное неудовольствие…
        - Со сволочами я не миндальничаю, - воспользовался подполковник возникшей паузой. - А вы, собственно, куда звоните?
        - Это не жандармское управление? - рык льва опустился на два тона ниже. - Pardonnez moi![Прошу извинить (франц.)] Опять на коммутаторе перепутали, ну что за кабак?
        И гривастый хищник нервически дал отбой. Весёлый Роджер подозрительно глянул на трубку:
        - «Штабс-ротмистр», «его превосходительство», «чрезвычайное неудовольствие»… Действительно - кабак!
        И обратился к одноглазому приятелю:
        - Но вернёмся ко всей этой трихамундии с пальбой. Что же, Билли, из нее вытекает? А вытекает то, что противником нашим является вполне профессиональный боевик, скорее - преступная группа. «То бабочка была»!
        Тут Роджер поморщился: вывод был однозначным, бесспорным и… ни к чёрту не годился. Ну, не станет наш почвенный криминалитет шарашить ультиматумы президенту! Да ещё, требуя искоренить силовой стиль в межгосударственных отношениях…
        Ситуация казалась вполне тупиковой: одно с другим категорически не желало стыковаться.
        - Ну? - Весёлый Роджер обратил взыскующий взор на Билли Бонса. - А ты чего помалкиваешь?
        Билли насупленно молчал. На его разбойной физиономии также читалась неспособность разобраться во всей этой трихамундии.
        Доска объявлений
        Маг 9-й степени посвящения при посредстве медитативных магических техник и бесшумного пистолета АПБ предоставляет услуги:
        Коррекция судьбы,
        Золотой обряд на деньги, бизнес,
        Реализация конкретной цели.
        Многолетняя практика и широкое признание среди специалистов Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, а также немецких и итальянских коллег.
        Глава 21
        ЧЕЛОВЕК С ДВУМЯ ЧАЙКАМИ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Сегодня дела начинались ближе к вечеру. По такой уважительной причине Роджер запланировал на утро «большой расслабон»: отваляться в постели за все минувшие и все будущие недосыпы. И потому позволил себе самые пиратские выражения, когда в девять ноль-ноль чья-то нечестивая лапа заколошматила к нему в номер.
        Нехорошо поминая святых угодников, подполковник в полосатых трусах доковылял до двери.
        - Кто? - вопросил хмуро.
        По ту сторону послышался безоблачный голосок:
        - Самый счастливый человек!
        После такой аттестации Роджер отворил свою обитель и воззрился на пришельца. Пришелец, облачённый в некогда синий комбинезон, был мал ростом и неурочно пьяноват. Одной рукой он сжимал вантуз - усладу водопроводчиков, другой - чемоданчик с инструментом.
        - Вы - самый счастливый? - уточнил, на всякий случай, Роджер.
        - Самый! - удостоверил визитер. И без перехода поинтересовался: - Это у вас фекалии не проходят?
        - Чего-чего у меня не проходит? - опешил подполковник.
        Визитер отчего-то обиделся:
        - Ну ты чо, не сечёшь? У тебя сортир в говне топнет?
        - А! Так бы и сказал! - обрадовался Роджер. - А то - фекалии, фекалии…
        Водопроводчик повинно смутился:
        - Пардоньте, за интеллигента вас принял! Дык у тебя, что ли?
        - Нет, не у меня. У меня - полный ажур.
        - Ну так бы сразу и сказал! А то морочишь голову людям! - и ранний гость вознамерился отбыть на поиски топнущего сортира.
        Но Роджер уже не хотел его отпускать:
        - Минутку, приятель! А почему вы - самый счастливый?
        - А я в нашу эпоху тотальной разобщенности и социального неравенства пребываю под наркозом, - ухмыльнулся приятель. - Перманентно! Вот как щас: с самого утреца - и уже под наркозом! Сто грамм беленькой, а поверх - два стопаря портвешку - заполировать, значит. Обстоятельно!
        И к месту пьяненько икнул:
        - Человечество страдает. Глобально! Там - экология, тут - терроризм. Или, скажем, толерантности недостаёт иным-некоторым. Отседа - острый душевный дискомфорт. А мне - хошь бы хны! Вот и выходит: как ни кинь, а я и есть - самый наисчастливый.
        После чего перешел к злобе дня:
        - Ладно, пойду шукать - кто там в обнимку с фекалией налаживает мирное сосуществование!
        Но Роджер снова не дал ему приступить к исполнению служебного долга. Ухватил за рукав, попенял:
        - Слушай, а ведь некрасиво это! Человечество страдает поголовно, а хорошо - тебе одному. Поделился бы счастьем своим!
        - А чего? Меня жаба не душит, бери! - согласился гость. И протянул подполковнику вантуз. - Пошли! Вот сортир от говна прочистим - и примем наркозу для тотального счастья всех, значит, трудящих!
        К такому варианту подполковник оказался не готов. От вантуза убрал руки за спину:
        - Спасибо, я повременю! Ты покамест без меня… это… прочищай!
        Он закрыл за гостем дверь. Хмыкнул: весёлый городок! Один счастливый житель сыскался, и тот - специалист по фекалиям!

* * *
        Пытаясь убить время до вечера, подполковник щёлкнул пультом телевизора. Экран осветился, на нём ожили кадры криминальной хроники: стая бритоголовых, взяв в кружок, избивала ногами чернокожего ровесника. Роджер выругался, включил другой канал. Там прокручивали архивную кинопленку времен Второй мировой: японские офицеры замораживают руки пленным маньчжурам. Опять не то! Ледогоров снова нажал на пульт - и подполковничьему взору явился неувядаемый Ван-Дамм, элегантно творящий окрошку из плохих парней.
        - Да что вы, сговорились? - рыкнул подполковник и переключился на благословенный канал «Культура», интеллигентный и доброжелательный. «Культура» демонстрировала американский фильм про жизнь обитателей саванны: львы рвали на куски теплую тушу антилопы.
        Истекающая кровью плоть напомнила Роджеру о вчерашних деликатесах Бомжа, а потом навела на более далекие воспоминания. И снова перед глазами возник тот день, сотканный из одуряющей жары, из пота с пылью и озверелой канонады гаубиц…
        Где-то в жаркой Африке…
        Невыдуманная история капитана Ледогорова
        Он, тогда ещё - капитан КГБ, со своими «Кондратами» наступал в составе моторизованного полка МПЛА. «Кондратами» Роджер именовал офицеров ангольской армии за их неизменное обращение «камрат» - «товарищ». Но его «Кондраты» были
«Кондратами» особыми. Можно сказать - «Кондратами» с большой буквы: из этих ребят капитан Ледогоров формировал элитный отряд - зачаток будущего Управления специальных операций Народной республики Ангола. И сейчас, в ходе общего наступления, они отрабатывали свои, сугубо специфические задачи.
        В конце концов, благополучно выдавив унитовцев, они ворвались в провинциальный городишко на севере, неподалеку от границы с Заиром. Роджер чувствовал себя, как крокодил на диете. Весь день продвигались с боем, во рту - ни маковой росинки, разобиженное брюхо уже и урчать перестало. И тут - как по заказу: ресторанчик прямо на пути, и ароматы от него веют - слюной изойдешь. Шашлык - не шашлык, но мясо жарится с дымком! Голодное воображение, как нищий художник с Монмартра, тут же всё нарисовало: и какое это мясцо сочное, и какая хрустящая у него корочка.

«Превратим фантазию в реальность!» - хмыкнул оголодавший капитан и, сопровождаемый
«Кондратами с большой буквы», ринулся в ресторацию.
        Рассредоточились, начали методично обследовать помещение за помещением: не затаился ли гдеунитовский недобиток с подствольным гранатометом? Охотящимся барсом Ледогоров заскочил в подсобку. Пусто! Вывалился обратно в полутемный коридор, уперся взглядом в тяжкую металлическую дверь, рывком отвалил ее в сторону. Тут же отпрыгнул вбок, кувырнулся через плечо - вперед и вправо. Упруго привстав на колено, повёл по сторонам десантным «калашом». Непроизвольно поёжился: капитана обжигало морозом - словно из раскалённого ангольского августа залетел в родной российский январь.
        За пару секунд, в которые уложилась нехитрая эта акробатика, Ледогоровские глаза привыкли к темноте. Им предстала большая холодильная камера. Массивные крюки, подвешенные к потолку, пустовали: мясо лежало на полу. Но это были не коровьи туши.
        На подёрнутом инеем полу ровной армейской шеренгой были уложены девять голых мужчин. У каждого живот был вспорот, выпотрошен и нафарширован рисом.
        А через открытую дверь лились пьянящие запахи от невидимой жаровни. И тут до Ледогорова дошло - что за «шашлык», благоухая, румянится на кухне. Роджер скорчился в жестокой судороге, и его вырвало тёмной желчью.
        На осклизлых от крови дорогах войны Алексей Ледогоров навидался всякого и полагал себя тёртым калачом. Но эти «мясные полуфабрикаты» врезались в его память, как врезается в человеческую плоть иззубренный стальной осколок.
        С того дня стоило Роджеру учуять запах жареного мяса, как в голове мутилось, перед глазами всплывали зеленые дирижабли, а ноги начинали трястись, как от приступа коварной тропической малярии.

…Итак, телевизор был решительно выключен. Но времени до встречи с профессором-букой оставалось ещё немерянно. Подполковник уже и медитировал не единожды, и про «Жанетту» с какао на борту намурлыкал раз этак двадцать, и пытался читать книжонку, купленную по случаю на вокзале. Не помогало: минуты тянулись, как безразмерный чулок, на котором Ледогорову впору было повеситься.
        И тут - о, счастье! - жалобно пискнул телефонный аппарат.
        - Добрый день, Карл Юхансович! - произнёс интеллигентный голос. - Это Фёдор Маркианович, Палата мер и весов. Дмитрий Иванович просил напомнить: завтра направляем вам двух новых поверителей.
        - Какой ещё Дмитрий Иванович? - уточнил Роджер.
        Голос изумился:
        - Что значит - «какой»? Дмитрий Иванович у нас один: Менделеев. Вы что, нездоровы нынче, Карл Юхансович?
        - Нездоров, - буркнул Алексей Николаевич, подстраиваясь под стиль незнакомого шутника. - У меня легкая мигрень, несварение желудка и этот (как его?) апоплексический удар. Да, совсем забыл сказать! И я - не Карл Юхансович!
        Положив трубку, подполковник вновь предался безрадостному ожиданию. По роду службы ему приходилось ждать часто и подолгу. Но темперамент - это тебе не носовой платок: его в карман не спрячешь. Роджеру казалось - часы вступили в преступный сговор с автором ультиматума.
        Но вот, наконец, протекало восемь вечера - и подполковник сладострастно нажал на кнопку звонка в квартире Доцента-Бомжа…

* * *
        На сей раз никто ничего не жарил на кухне, и даже сбрендивший DVD-плеер помалкивал в тряпочку. Но Роджеру сегодня пришлось погорячее.
        Как только румянощёкий Бомж представил гостей друг другу, сразу же вспыхнула взаимная «нелюбовь с первого взгляда».
        Странноватый профессор, смахивающий на древнего викинга, заслышав о принадлежности визитера к «органам», тотчас набычился. Он на дух не выносил государство и госаппарат - диктатуру посредственностей, которые перекрывают кислород исполинам духа, Гроссмейстерам. Особую же ненависть питал к «гэбистским сукам», цепным псам режима - что коммунистического, что теперешнего, который и не знаешь, как обозвать.
        Ну а сейчас к всегдашнему неприятию примешивались и вовсе уже особые резоны. Не по мою ли душу заявился столичный вурдалак? Эх, крючконосый, попался бы ты мне годик назад! Я б тебя на бутерброд намазал и крысам помоечным скормил!
        Пират Викингу симпатизировал не более. «Супермен хренов, думает - челюсть отрастил, так все перед ним в позу прачки встанут! Погоди, индюк надутый: я тебя ногами затопчу и рук не замараю!».
        И оба кривили душой. При всем горячем желании Викинг не стал бы посланца ФСБ ни на что намазывать. Понимал: если «органы» и впрямь вышли на Платоновский след, то за этим гадёнышем пришлют другого - ещё гаже. Да и Роджеру топтать профессора было не с руки: предстояло ещё сто раз перепроверить - тот ли это гусь, что накатал ультиматум президенту? И потому подполковник, фонтанируя улыбками, нёс какую-то ахинею - лишь бы завязать хоть какой, хоть убогонький разговор.
        Но разговора не получалось. Глянув волком и оборвав «вурдалака» на полуслове, Викинг спросил без экивоков:
        - Ну? И чего надо? Чего вынюхиваете?
        Роджер же сиял, как новогодняя елка:
        - Да без дела, понятно, у нас в командировки не отправляют! - И туманно пояснил: - Приехал вот - искать одну зловредную иголку в вашем питерском стоге сена…
        А сам, не глядя, вроде бы, на профессора, сканировал его - внешность, мимику, жесты.
        Внешностью природа «клиента» не обделила. Была в нем не просто мужская красота и сила, а какая-то особенная выразительность. И совсем уже бросалась в глаза одна деталь. Профессор представлял собой этакую белокурую бестию. И только брови, упрямо сросшиеся на переносице, выделялись угольной чернотой. На Платоновском лице они казались чёрной птицей, распластавшей крылья в полете. А сверху, в светло-русой шевелюре, снегом белели несколько седых прядей. И когда Платонов откидывал волосы со лба, снежные эти пряди распадались надвое - будто бы над чёрной птицей парила большая и белая: догоняла и всё не могла догнать.
        А поскольку весь Платоновский облик намекал Роджеру на суровых варягов, то и птицы тотчас превратились в белую и чёрную чайку. И реяли эти чайки, как над волнами, над синими всплесками профессорских глаз.

«Вот и особая примета, лучше не придумаешь!» - подумал мстительно подполковник.
        А «человек с двумя чайками», наплевав на всякие политесы, двинулся к выходу:
        - Ладно, пошёл я. Не о чем нам балясы точить. Привет дедушке Феликсу!
        - Уходите? - спросил добродушно Роджер, проигнорировав насчёт дедушки. - Да и мне пора.
        И, не дав Платонову опомниться, взял его на абордаж:
        - Заодно подскажете, как добраться до автобусной остановки. А то я, знаете ли, с детства топографическим идиотизмом страдаю!
        - Заблудиться в каменных джунглях опасаетесь? - осклабился Викинг. - Это правильно! Водятся у нас серые волки: хлебом не корми - дай гэбиста на зуб попробовать!
        Хозяин дома с откровенным наслаждением наблюдал всю эту сцену («Любопытственно, любопытственно!»). Кабы дошло до мордобоя, - подумалось подполковнику, - Бомж и вовсе плясал бы от радости.
        Шашлык из человечины.
        Способ приготовления
        Лук нарезать полукольцами. Человечину промыть, удалить пленки и сухожилия, нарезать кусочками массой 600-700 г, посыпать солью и специями, соединить с луком.
        измельчёнными чесноком и зеленью, перемешать. Выдержать в прохладном месте не менее 4-5 часов. Подготовленное мясо нанизать на шампуры и жарить над углями. Подавать шашлык с репчатым луком.
        Из «Книги о вкусной и здоровой пище для людоедов»
        Глава 22
        КАПОЭЙРА С ДАЛЕКОГО БЕРЕГА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Выйдя из подъезда, Роджер озабоченно завертел головой:
        - Вам в какую сторону?
        - В другую! - отрезал Викинг. И, повернувшись, быстро пошёл прочь.
        - Вот же совпадение! - изумился Пират, непостижимым образом снова выросший рядом. - И мне в другую. Ну и славно, с попутчиком дорога короче!
        Норманнский профессор совсем уже собрался послать наглого прилипалу «по прямому адресу». Но вместо этого ушёл в молчание, всем видом удостоверяя: «Нужен ты мне, топографический идиот, как зайцу - стоп-сигнал!». А «топографический идиот», не переставая сыпать пустыми фразами, судорожно ломал голову. Ещё минут шесть - и они доплетутся до остановки. А там это нордическое чучело сделает ручкой - и привет. Не держать же его под дулом «Макара-стрельца»! Что же выдать тебе, супермен местного розлива, за оставшиеся шесть минут? О чем порассказать, чтоб ты сам захотел продолжить знакомство?
        И тут из безмерной дали Роджеру явилась музыка. Пробившись сквозь чахоточные питерские сумерки, сквозь поганенький мелкий дождик, она прилетела с песчаных пляжей Южной Атлантики, из раскаленных саванн Анголы. Это была странная музыка - не похожая ни на какую другую. Ну, с чем можно спутать голос беримбау - полой тыквы, привязанной к стальной струне? Или звонкое пение агого - пары колокольчиков, по которым настукивают тонкой деревяшкой? Их звучание сперва кажется тусклым, каким-то безголосым. Но постепенно заполоняет тебя и уводит за собой. И сейчас в колдовских голосах чёрной Африки тонули прямой, как шпага, проспект, надменные фасады, весь этот неуютный город, напрочь отсыревший за три беспокойных столетия. И вот уже нет промозглого вечера, а есть - дрожащее от зноя марево и горькие запахи иссушенных на корню трав. Не слышимая профессору музыка обступала Весёлого Роджера, наполняла своими ритмами. И в это наваждение вплетались всё новые голоса: бубна пандейру, барабана атабаке, а ещё - реку-реку, беримбау-гунга…
        Капоэйра! Проросшая из ангольской земли музыка-танец, музыка-поединок. Поединок, в котором бойцы только намечают атаки, а удары и защитные блоки плавно перетекают один в другой, сплетаясь в завораживающий танец сражения. Капоэйра рождалась как рукопашный бой, как самозащита невольников, которых угоняли в заморскую Бразилию. И вдруг, неожиданно для себя, Роджер принялся рассказывать Викингу про капоэйру, про белый город на цветущих холмах, про безводные солончаки, поседевшие от безнадежности и горя. Про галактически далекую от Петербурга, чужую, притягательную, Богом проклятую страну, в которой три года матерился под обстрелами, зверел от бардака и умирал от тропической малярии капитан Ледогоров.
        Где-то в жаркой Африке…
        Невыдуманная история капитана Ледогорова
        Тогда, в конце восьмидесятых, будучи командированным на помощь правительству Агостиньо Нето, Роджер открывал для себя войну - не вычитанную из книг, не сыгранную белозубыми красавцами Голливуда. Его война оказалась странным, запутанным действом: театр абсурда с вонью гноящихся ран.
        Однажды из рейда по тылам противника тощий ангольский солдатик приволок подмышкой чью-то оторванную ногу - с заскорузлыми обрывками брючины и ботинком из унитовского обмундирования. За каким дьяволом тащил он свой жутковатый трофей? Смысла в этом не было решительно никакого. Был идиотизм безмерно растянувшейся войны, тяжкая тупость одуревших от нее людей.
        Эти окровавленные ошмётки ещё полмесяца валялись подле входа в штаб бригады, пока кто-то, наконец, не забросил их на задворки.
        Такую войну невозможно придумать: фантазии не хватит. Начиная с того, что воевать тебе, посланцу страны победившего социализма, предстояло без оружия. Будь ты переводчик, или «хабир» - военный советник, или ещё какой военспец: даже заурядного «Макарова» тебе тут не дозволялось, согласно инструкциям, рожденным в многомудрых мозгах чиновников из Минобороны.
        Но и пьяному ёжику ясно: на войне безоружному - труба. И потому каждый попавший сюда верный ленинец-интернационалист первым делом плевал на инструкцию и обзаводился пистолетом, а лучше - «Калашом».
        К удивлению капитана Ледогорова, здесь вообще многое из наиболее насущного оказывалось не положено. Например - иметь при себе деньги. Логика начальства была немудрёной, как ячневая каша: всё, заработанное в этой зарубежной командировке,
«капает» на твой счет, - который ты, по возвращении в Союз, обналичишь и воплотишь в новенький «Жигуль» - мечту советского человека. Ну а тут, в Анголе, тебя будут кормить, поить и одевать исключительно за безналичный расчет.
        Схема, возможно, и неплоха. Кабы не одна закавыка: все безналичные блага ты можешь получить только в самом центре ангольской столицы. А точнее - в «миссионке» - магазине Советской военной миссии, африканском варианте родного «военторга». И не в том даже проблема, что на полках местного лабаза красовались одни консервы да греча с перловкой. Просто Роджеру, чтобы от своей «точки» добраться до Луанды, надо было сперва два часа лететь «вертушкой», а потом без малого неделю тащиться на вездеходе.
        - Ни фига себе - сходил за хлебушком! - скалил зубы неунывающий капитан Ледогоров под урчание вечно голодного брюха.
        А его приятель, старлей Разумовский сплевывал сквозь зубы в коричневую пыль:
        - Они же в Москве все, йоксель-моксель, стратеги!
        И добавлял пару не вполне печатных эпитетов.
        Но даже на предельном удалении от родного военторга жрать хотелось каждый день. А уж какие соблазны представали голодным твоим глазам! Особенно - если Фортуна заносила тебя в Кабинду, благословенную северную провинцию, по ангольским меркам - райские кущи! Богатство Кабинды взошло на нефти, которая насквозь пропитала здешнюю землю. И потому рынки тут ломились от европейских продуктов и товаров.
        Прикатишь, бывало, на рынок, накупишь жареных стейков в герметичной упаковке, возьмешь «бешенное» заирское пиво - и на час-другой улетаешь в рай, трепеща камуфлированными крылышками цвета хаки.
        Весёлый Роджер и поныне вспоминает нечастые те «улёты». Кто знает: может, именно они спасли молодого русского капитана, не дали превратиться в законченного психа - под стать окружающему дурдому.
        Откуда же брались запретные деньжишки на стейки и пиво? Оказывается, посланцы великого Советского Союза дружно прибегали к старому испытанному средству - натуральному обмену. В ход шло всё: от дальновидно припасённой тушёнки до трусов не первой свежести. За относительно чистую «бэ-ушную» майку аборигены давали ящик дешевых консервированных сардин.
        В бартерные сделки наши военспецы вступали с крестьянами из соседней деревухи, с соратниками-«кондратами» и даже с супостатами-унитовцами.
        Сперва, услышав про такое, Роджер не поверил:
        - Как? С противником?!
        Но уже через месяц тащил бойцам УНИТА сухое молоко, а те отваливали ему свежий окорок буйволицы.
        Иногда этот бизнес по-ангольски протекал через посредников - мирных аборигенов, которые были «ни за белых, ни за красных». Аборигены, разумеется, взимали свой процент. Тем и жили, кормясь от многолетней войны, беспросветной, как сезон дождей.
        А кто, собственно, от нее не кормился? Взять, хотя бы, того многозвёздного генерала, подвиг которого Роджер наблюдал собственными глазами.
        Подвиг вершился на трапе самолёта. Товарищ генерал осуществлял стратегическую операцию по вывозу в Москву огромной люстры, некогда украшавшей дворец короля.
        Допрежь на монарший канделябр никто из «советских друзей» не посягал по той простой причине, что бронзовый этот мастодонт не пролезал ни в одну самолетную дверь. Но, как известно, нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики! И вот бравый военачальник утвердился на трапе и, багровея от напряжения, «обламывал этой суке рога». То бишь - крушил наиболее габаритные отростки королевской люстры.
        Это было зрелище богов! Вкруг полководца кучковалась свита, но столь ответственное дело стратег не доверил никому. Пыхтящий, обильно потеющий вчерашним коньяком, он, расставив пошире краснолампасные ножки, отдирал от эксплуататорского светильника фрагмент за фрагментом.
        В конце концов поединок товарища генерала с королевской люстрой завершился безоговорочной победой первого. После чего триумфатор со своим боевым трофеем отбыл в Белокаменную.
        Отголоски этой виктории моментально долетели до высоких кабинетов Минобороны. И высокие кабинеты, на удивление всем, явили миру нежданную принципиальность: укротитель люстр был отправлен на заслуженный отдых - писать мемуары под означенным светильником.
        Скорей всего, злосчастный генерал оказался не по нутру кому-то из столичных небожителей, а может - требовалось освободить место для чьего-нибудь очередного сынка. Ибо другие обладатели «беспросветных» погон, не таясь, пёрли из Анголы всё, что ни попадя, - вплоть до драгоценного носорожьего рога (по министерским кабинетам среди ветеранов сексуального фронта ходили легенды - как этот рог возвращает боеспособность). Никуда не денешься от старой мудрости: кому - война, кому - мать родна…
        И вот сейчас, под немощным дождиком, сеющимся на асфальтовую ниву Каменноостровского проспекта, Роджер зачем-то рассказывал обо всём этом странному своему попутчику - профессору и викингу, подозреваемому № 1. Как производил с унитовцами обмен шила на мыло. Как на крови расцветали воровство и мародёрство. Как за тридцать лет войны Ангола стала самой заминированной страной в мире.
        - Мины ставили все: наши, кубинцы, «Кондраты», унитовцы, юаровцы. И где теперь отыщешь карты тех минных полей? Унитовцы как-то подбили нашу «вертушку», и она упала в лес - всего-то в километре от шоссе. Но за останками никто не полез: боялись напороться на мину…

…Платонов сам не заметил, как заслушался навязавшегося ему подполковника. То, о чем говорил этот неожиданно интересный собеседник, задевало профессора за живое, будило желание что-то уточнить, с чем-то поспорить. Это было странно, но это - было.
        Они шли неспешно по мокрому асфальту, через мост - на другой берег Невы, к Марсову полю, и за спиной у них осталась уже не одна автобусная остановка.
        Доска объявлений
        Отставной каптенармус купит участок на Рублёвке от 100 миллионов евро и выше.
        Глава 23
        КОШКИ-МЫШКИ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Платонову опять приснился Санька Мигалкин. Вопреки фамилии, у Саньки был немигающий взгляд разбойных глаз, рыжих и любопытных. И весь Мигалкин был рыжий, разбойный и любопытный. А ещё - жутко нахальный - до последней своей веснушки, до вечно неприглаженных огненных вихров.
        В широко распахнутые глазищи он жадно вбирал всё на свете: бочку с квасом на углу, карту полушарий, праздничную расцвеченность осенних клёнов. Ему всё было интересно, до всего было дело, и даже рыжие его веснушки, кажется, сочились жгучими вопросами: а как? а где? а что?
        В их второй «В» Мигалкин пришел недавно, но уже дважды успел подраться с Гошкой Платоновым. За что Гошка его зауважал. А потом Санька исчез, и классная руководительница Нина Николаевна отчего-то вычеркнула его фамилию из журнала.
        Исчезновение Мигалкина было окружено тайной - тёмной и страшной, как пропасть под ногами. Раза три в школу заявлялись суровые дядьки в милицейской форме и о чём-то подолгу беседовали с их классной и с директором. А после показывали всем портрет какого-то другого, страхолюдного дядьки и спрашивали - не видел ли его кто поблизости от школы.
        Однажды Гошка, набравшись смелости, прямо спросил Нину Николаевну - не заболел ли Мигалкин и, может, надо бы его проведать? Она отвела глаза, пробормотала невнятно:
        - Нет-нет! Саша здоров, и проведывать его не надо. Просто он… уехал. В другой город. Очень далеко. На Дальний Восток.
        Но куда же, спрашивается, он укатил, когда только на прошлой неделе - Гошка это видел собственными глазами! - к директору вместе с дядькой-милиционером заходила Мигалкинская мама? Как же так: мама здесь, а Санька - на Дальнем Востоке?
        Так, едва появившись в Гошкиной жизни, Мигалкин тут же из нее пропал. И вот внезапно вернулся - когда Гошка уже и думать о нем забыл, превратился в Георгия Борисовича, профессора и лауреата. А точней - когда профессор Платонов потерял сына Глеба, который вот тоже… уехал. С той самой поры Мигалкин и начал заглядывать в Платоновские сновидения. За минувшие годы он ни капли не вырос, не стал ни профессором, ни летчиком, ни каким-нибудь там гидростроителем. Так и остался - восьмилетним рыжим чертёнком с торчащими вихрами и разбойно-конопатой физиономией.
        В сегодняшнем сне он ехал на переднем сиденье автобуса, впечатав любопытствующий нос в оконное стекло так прочно, что рисковал раздавить несколько несравненных своих веснушек.
        Платонов стоял на тротуаре и откуда-то знал, что в автобус этот садиться было нельзя, что его захватили террористы, которые теперь требуют самолёт и сорок миллионов долларов. А в заложниках у них - рыжий Санька из второго «В». Но Санька почему-то совсем не боится: уставился в окно и с изумлением разглядывает сегодняшние улицы - все эти казино, Макдональдсы, бизнес-центры.
        А Платонов, большой и сильный, рвется к нему сквозь ОМОНовский заслон и внушает усталому майору в камуфляже:
        - Там же Санька! Я должен его спасти!
        - Он что, сын ваш? - уточняет майор.
        - Да нет, он со мной во втором классе учился. Только я с тех пор вырос, а он - нет!
        - А что же вы так? - осуждающе качает головой камуфляжный майор. - Сами, понимаешь, выросли, а товарища так и бросили во втором классе?
        - Да не в том дело! - горячится Платонов. - То - другая история, давняя. Сейчас-то его спасать надо! От гадов-террористов!
        - Спасать его, уважаемый, надо было тогда, во время «другой истории». От маньяка, который его затащил на пустырь. А сейчас как же я вам это дело доверю, коли вы корешка своего однажды уже не уберегли, предали?
        - Да не предал я! - из кожи вон лезет Платонов. - Пусти, майор, я его сейчас из этого автобуса вытащу!
        - Из ЭТОГО, - нажал майор голосом, - автобуса ты, профессор, его уже не вытащишь. А насчёт гадов-террористов - будь спок: мои орлы их без тебя обезвредят.
        Платонов хотел отпихнуть самоуверенного солдафона, но не смог: на него словно глыба многотонная навалилась. Наверное, это навалилось отчаянье. Потому что автобус уже проехал, и Платоновский взгляд в последний раз ухватил рыжее полыхание лохматой шевелюры за тающим вдали оконным стеклом…

…Платонов очнулся, весь в поту, с распахнутым ртом (кажется, он кричал).
        Мигалкин, Мигалкин, что ж ты зачастил в мои сны, Мигалкин? И отчего ты всё уезжаешь и уезжаешь?
        Действительно: во всех снах Санька был отрезан от Платонова оконным стеклом либо машины, либо поезда, и они уносили прочь этого конопатого пацана, который так и не растерял тяги ко всему сущему и не выучился бояться чего-либо в этом сбрендившем мире. И всякий раз рыжего Саньку от давно выросшего Гошки отрывала беда. Либо водитель машины оказывался законченным наркоманом, либо электричка убывала в сорок первый год и под Лугу, где ее должны были разутюжить гитлеровские «фокке-вульфы». И напрасно Платонов ломился в захлопнувшиеся двери, орал, срывая голос:
        - Прыгай! Прыгай в окно! Под Лугу нельзя, там - фрицы!
        А потом он опять просыпался и остужал себя ледяным нарзаном, не понимая: откуда вдруг - Луга, откуда - «фокке-вульфы» и сорок первый год, если они с Санькой родились спустя дюжину лет после Победы?
        И, уже наполовину очнувшись, Платонов горячечно бормотал вслед отлетающему сну:
        - Ничего, Санька, всё будет нормалёк! Ты только продержись как-нибудь в своем поезде-автобусе-самолете! И на том пустыре за нашей школой продержись. Ну, пожалуйста! А я тут дожму этих политиков-сифилитиков, уделаю всех долбанных президентов, премьеров и прочих там королей! Если ты король - то и наведи порядок в своем королевстве: чтоб ни террористов, ни маньяков-насильников, ни других аксолотлей и близко не осталось! Я им, Санька, уже ультиматум предъявил. Десять недель жду - а дальше пускай не жалуются. Мы с тобой, Мигалкин, поставим эту планету с головы на ноги! Ты только потерпи ещё чуток. Ладно, Санька?
        Платонов подошёл к окну, распахнул раму - и его омыло волной весенней прохлады. Бог знает откуда прилетел аромат набухших тополиных почек - таких клейких наощупь. Викинг вздохнул: «Десять недель - это если ничего не переменится. Если не нарушит моих планов московский сучара с ястребиным носом…».

* * *

«Московский сучара» позвонил ему на следующее же утро после знакомства:
        - Как насчёт опять прогуляться по городу?
        Профессор собрался было отшить любителя терренкуров. Но не отшил: ещё вообразит, будто я конторы его долбанной испугался, страха полные штаны! Впрочем, была и ещё одна причина - невесть отчего Викингу хотелось вновь увидеть странноватого москвича, скрестить с ним интеллект и волю: «Поглядим, кто из нас круче окажется… .
        Вообще-то, в этом подполковнике вызывало бурный протест у Платонова буквально всё - вплоть до запаха одеколона: «Воняет парфюмами, как дешёвый педераст! Он, поди, и трусы шелковые таскает!». Но инстинктом опытного бойца Платонов ощутил, что встретил достойного поединщика. А ощутив, воспринял как вызов: горбоносый чекист пробудил в Викинге неожиданный интерес и здоровый бойцовский азарт. Так или иначе, но из «гэбистской суки» Ледогоров оказался повышен во «внучка Железного Феликса».
        Эти обстоятельства, впрочем, не меняли ровным счетом ничего. Хороший ли, плохой ли, - он был врагом. Врагом смертельным.
        Темнила сладокоголосая, хренов Эзоп: иголку он ищет в нашем питерском стоге. Знаем мы эту иголку! По мою душу прилетела ты, ястребина хищноносая. Только зря хлопаешь крыльями: меня не остановишь. Мне ведь ещё Саньку Мигалкина спасти надо! А его, Саньку рыжего, Гитлер в газовую камеру тащит, его на Балканах америкосы утюжат ковровыми бомбометаниями, и крадется к Саньке через школьный двор Беслана какая-то бородатая сволочь с подствольным гранатомётом.
        И в одном случае он - «жид пархатый» с жёлтой звездой на лагерной куртке, в другом - «грязный серб», в третьем - «русский гяур». Но каждый раз это он - Санька Мигалкин - где бы его ни убивали: в Бухенвальде или Хиросиме, в протараненном нью-йоркском небоскребе или в горном ауле.
        Отчего же мозги у нас у всех вывернуты наизнанку - и у шахидов, и у президентов, и у многозвездных генералов?
        И пускай эти шахиды-президенты-генералы не затаскивают пацана восьмилетнего на пустырь, но они - опаснейшие маньяки. Потому что мыслят мегатоннами, площадями поражения. А ведь никакая разделяющаяся боеголовка не устранит даже самой завалященькой проблемы. Проблему мегатоннами не уничтожишь, ее только решить можно - волей и терпением, извилинами своими - если они ещё не зашлакованы тупой зоологической ненавистью да навязанными стереотипами.
        Викинг только зубами скрипел: за что грызутся эти кретины, которые числят себя Большими Политиками? «Новый миропорядок», «старый миропорядок»… Чушь это всё, чушь и фигня на постном масле! Единственно возможный миропорядок - это когда высшим государственным интересом станет он - живой, неубитый Санька Мигалкин. И каждая рыжая конопушка его любознательного носа - хоть для генсека НАТО, хоть для генсека ООН - будет дороже, чем все нефтяные скважины неважно какого Востока - Ближнего и не очень.
        Профессор вытащил из шкафа махровое полотенце и решительно зашагал в ванную. Забравшись в пенную, пахнущую хвоей, воду, вспомнил о предстоящей встрече. Обнажил зубы в хищном оскале: «Что, ястребина? Желаешь в кошки-мышки поиграть? Будут тебе кошки-мышки!».
        Доска объявлений
        Вниманию пассажиров! Изменение в расписании.
        Электричка Санкт-Петербург - Луга, отправляющаяся сегодня с Балтийского вокзала в
9.30, прибывает, согласно изменённого расписания, в 1941 год. Билеты, приобретённые заранее, обмену и сдаче в кассу не подлежат. Явка пассажиров строго обязательна.
        Глава 24
        ЧЕРТОВЩИНА НАЧИНАЕТСЯ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Они встречались раз за разом - подозреваемый и опер, зверь и охотник. А может, оба - охотники и оба - звери. И, принюхиваясь друг к другу, по-волчьи примеривались к горлу противника. Хотя со стороны всё смотрелось вполне мирно: двое степенных мужчин, прогуливаясь, вели неспешные беседы.
        Есть, конечно, такая симпатичная штука, как электронная разведка - со всеми ее прослушками, радиозакладками и прочими штучками-дрючками. Но Роджер не хотел рисковать: если объект - такой виртуоз информационных технологий, то, он наверняка
«волокёт» и в электронике. И упаси господь - вспугнуть этого аутичного психопата! Оставалась единственная возможность: личный контакт.
        Каждый день такого общения ни на йоту не приближал Роджера к окончательному выводу. Иногда подполковник чуял: «горячо!», но потом внутри всё холодело: «Тяну пустышку!».
        И вот ведь какая странность! С тех пор, как судьба свела его с этим ненормальным Викингом, вокруг Роджера начала твориться ну абсолютнейшая - ни в какие ворота! - чертовщина. Сквозь привычные очертания XXI столетия стали внезапно прорастать события совсем иных времен. Окружающая реальность, как старуха-гадалка, принялась тасовать века и эпохи, материки и страны, словно засаленную колоду карт.
        Гуляя по набережной Большой Невы, мимо рекламных щитов и противотуманных фонарей, Роджер с Викингом вдруг наблюдали строй пятипалубных кораблей Древнего Карфагена, влекомый вдоль невского фарватера усилиями рабов-вёсельников. На зеленых пространствах Юсуповского сада неожиданно появлялись боевые порядки аккадских стрелков Саргона Первого, которые своими дальнобойными луками из тиса прицельно изничтожали шумеров, не успевающих подбежать ближе, чтобы метнуть копье. А в небе над легкомысленными фонтанами Петергофа возникала из небытия армада палубной авиации вице-адмирала Нагумо, несущая погибель американским военным базам на благословенных Гавайских островах.
        Роджеру оставалось только догадываться - что за рехнувшийся бармен в белых перчатках и с дьявольской улыбкой всеобщего совратителя взбил этот крутой коктейль из эпох и географических координат. Знал только одно: коктейльчик этот шибает по мозгам - почище любого нашенского «ерша»!
        Впрочем, человек привыкает ко всему. И неделю спустя подполковник вполне равнодушно наблюдал, как через Сенную площадь, наплевав на всякие там «Мерседесы», крадется отряд ацтекских воинов, увенчанных шлемом в виде оскаленной головы ягуара.
        А на днях вот на Несусветного Папашу наткнулся…

* * *
        Если честно, то на него Весёлый Роджер вышел абсолютно случайно. Длинный, мосластый, движения дёрганые и башка плешивая: ну кто же ещё, как не Папаша Несусветный?
        Роджер аж зажмурился от сладкого охотничьего инстинкта: сейчас проследим аккуратненько - где там у него логовище!
        Следовал за плешивым паяцем грамотно, согласно всем правилам наружного наблюдения. А тот летел себе без оглядки: с Садовой - на Гороховую, оттуда - через Фонтанку и дальше - к Загородному. Ага, вот уже и горячо - розовая плешь биллиардным шаром вкатилась в лузу низенькой подворотни. И подворотня-то - под стать Папаше этому: какая-то подлая да нескладная. Правая половина заржавелых чугунных ворот перекошена, на одной петле висит, ну а левой и вовсе нет: «Здравствуйте, воры! Заходите, воры!».
        Юркнул в нее подполковник серой тенью, выглянул тихохонько во двор - и обомлел. Искомого фигуранта было категорически не видно.
        И ни черта вообще было не видно - потому как одна кикимора, ведьма старая развешивала на веревке белое полотно. И полотно в аккурат весь двор заполонило: ни проехать ни пройти, ни увидеть чего - ни то за ним, окаянным.
        Подошёл Ледогоров к ведьме вредительской:
        - Что же это вы, мамаша, двор весь тряпицей своей перегородили?
        Та на подполковника голову подняла - и впрямь кикимора натуральная! Волосишки выцветшие клочьями белой пакли в стороны смотрят, вся сморщенная, нос крючком - почище, чем у Роджера, а глаза огнем зеленым полыхают: того и гляди, сгоришь! Улыбнулась ведьма - как от лимона перекосилась:
        - Где же ты, кавалер, тряпицу увидел? Зенки-то протри - не тряпица это вовсе! Саван я сушу, саван! Понял, нет, кавалер?
        - Саван? Умер, что ли кто?
        - А то! - смеется ведьма старая. - Ну а коли не помер ещё, так скоро помрёт. Сроду такого не было, чтоб у нас у Санкт, значит, Петербурге, никто не скопытился!
        - А чего ж саван твой огромный такой? В нем же любой покойничек утонет!
        Прожгла его мымра эта глазищами своими зелеными:
        - Я тебе что же - на кажного прижмурившегося ткать буду? Не-ет: я уж сразу - на весь энтот город! Что ж ты, кавалер, такой непонятливый? Не наш ты, видать, не питерский…
        Рассыпалась хозяйка савана мелким сухим смешком и сгинула. Вот только что тут стояла, а теперь - словно ее и не было вовсе. Только тряпка ее поганая осталась - на веревке чуть колышется от сквозняка из подворотни. Глянул Ледогоров пристальней - а это и не тряпка, не саван никакой. Просто белый туман весь двор заполонил. А за двором - и улицу. Да нет: уже и город весь накрыл собою - с Медным Всадником и Исаакием. Странный такой туман: весь переливается, волнами ходит. И огоньки в нем вспыхивают - то тут, то там, то ещё где. Неясные такие огоньки, бродячие, неприкаянные. И цвет у них - малахитовый - словно та ведьма старая зенками своими горящими насквозь туман прожигает. А больше ничего уже не видать, звуки - и те в тумане этом вязнут: город вокруг, а тихо, как на погосте. Лишь время от времени смешок где-то перекатится - сухой и мелкий. Недобрый такой смешок…

* * *
        Всю минувшую неделю Роджер жил с ощущением, будто бы внутри него поселились часы. И не какой-нибудь там карманный хронометр, а куранты со Спасской башни. И живут они теперь внутри подполковника Ледогорова, и оглушительно отбивают время. Алексей Ледогоров сросся с этим бездушным механизмом, ел и спал под назойливый его аккомпанемент.
        Подполковник знал, что он не одинок, что параллельно с ним по всей России вертятся жернова огромной машины. Что тысячи мужиков, состоящих на государевой службе, на уши ставят агентуру, отрабатывают чёртову прорву версий и ловят ту же рыбку - единым тралом «от тайги до Британских морей».
        Более того: Роджер подозревал, что он - далеко не единственный, кого «Господин Лубянко» и боссы других спецслужб таскали пред ясны очи президента. Сколько ещё капитанов-майоров-полковников из многоликой российской спецуры «персонально» задействовано параллельно с Алексеем Ледогоровым?
        Но Весёлый Роджер дал себе вводную: «Нету других капитанов и майоров! От тебя одного, Лёха, зависит - не допустить катастрофы».
        Доска объявлений
        Сушим туманы, отбеливаем ночи.
        Прачечная-химчистка «Болотные огни»
        Глава 25
        НЕ ЖАЛЕЙТЕ БЕДНЫХ ПОЧТАЛЬОНШ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
«Сверху мокро, снизу грязно, посредине - безобразно!» - вспоминал Весёлый Роджер слова некогда популярной песенки, перепрыгивая через разливы луж и обходя рытвины, которыми щедро оснастил его дорогу неласковый Петербург - город поднятых воротников, мегаполис мокрых плащей и хлюпающих ног, столица катара верхних дыхательных путей. А ведь, казалось бы, какая вокруг красота, какая каменная благодать! Тут тебе Росси, там тебе Монферран, знай себе - верти башкой, только не свороти ее от чрезмерной любознательности!
        Что за город! Сплошной соблазн, искушение для глаза и совращение души. На каждом шагу взгляд, как магнитом, притягивался к этим фронтонам, портикам, бельведерам.
        Враньё, всё - враньё! Роджер знал: там, под землей, у этих роскошных дворцов, изящных особняков и томных ротонд - не фундамент, нет! Там от них змеятся узловатые корни, прорастают в самую топь и тянут соки из гнилостных глубин, насыщают эту каменную плоть духом финских болот - коварным и тлетворным.
        А вознесённые к небу купола и шпили сливаются с серой хмарью, с низкими тучами, которые - не что иное, как дыхание всё тех же трясин. Кажущаяся твердь этих фасадов, мостовых, набережных - тоже обман, за которым прячет ухмылку болотная нечисть, кривляются водяные, хищно скалятся мелкими зубками злобные кикиморы.
        Кваренги, Трезини, Растрелли… Враньё! Не может быть Италии под хмурым северным небом, не может вырасти южная сказка на этих гадюшных топях! Обман, мираж, призрачная Фата-Моргана, заманивающая неосторожные души в трясину сумерек и вечной тоски…
        Дождь - природное состояние Петербурга. Подполковник прыгал через лужи, как пацан, и радовался своей легкости. Он летел, оставляя позади чьи-то унылые спины, чьи-то усталые ноги, чьи-то изношенные сердца, изверившиеся души. Вот и сейчас, с Манежной площади свернув на набережную Мойки, Роджер стремительно нагонял едва ползущую тетку, не по годам облачённую в попугаечно-желтую куртёшку. Но тут обладательница канареечного чуда неожиданно подломилась в коленях и рухнула в серое месиво.
        Ледогоров тормознул, присел к упавшей. На обескровленном лице выделялись синюшные губы хронической сердечницы. Глаза смотрели с тоскливым выражением покорности. Покорности судьбе, собственным немощам, этой вселенской хляби, равнодушно принявшей ее в студёные объятия. Картину дополняли повязанный на голову чёрный вдовий платок и выбившиеся из-под него седые патлы.
        В воображении Роджера сложился образ старой почтальонши, таскающей по опостылевшей улице своей жизни неистощимую сумку с газетами-письмами-извещениями. Теперь вот и сама, кажется, получила извещение от кого-то там сверху: «Вам надлежит безотлагательно явиться в отделение кардиологии, реанимации (нужное подчеркнуть). При себе обязательно иметь медицинский страховой полис и больное сердце».
        Ледогоров осторожно приподнял голову «почтальонши»:
        - Вам плохо? Вызвать «Скорую»?
        - Не надо. Вот только помогите подняться.
        Не думая о том, что безнадёжно пачкается, он поставил женщину на ноги, но она тут же качнулась, уткнувшись лицом в грудь Роджера.
        - Простите. Сейчас всё будет нормально.
        Ее рука скользнула в карман куртки, отвинтила какой-то тюбик и забросила под язык сразу две белые таблетки.
        Придерживая рукой неожиданную подопечную, подполковник подхватил с асфальта видавшую виды хозяйственную сумку.
        - Спасибо вам за помощь, - она взяла сумку, сделала пару шагов - и снова начала оседать. Если б не мгновенно подскочивший Роджер, лежать бы ей опять в уличной грязи.
        - Так! - распорядился Ледогоров. - Не желаете «Скорую» - дело ваше. Сейчас я поймаю машину и отвезу вас домой. А там вызывайте участкового врача!
        И опять она отказалась:
        - Не надо машину. Тут до моего переулочка - всего полквартала.
        - Ладно, идёмте! Я вас доведу до ваших пенатов!
        Подхватил «почтальоншу» под локоть, отнял у неё сумку, и медленно повёл вперёд.
        Дорога до безлюдного «переулочка» и впрямь не заняла много времени.
        - Вот моя парадная, - бормотнула женщина. - Второй этаж. Лифта, правда, нет, - добавила, виновато глядя на своего спасителя.
        Тот обнадёжил:
        - Ничего, мы - не спеша, по ступеньке. А то - давайте я вас на руках отнесу!
        - Не надо на руках! - испугалась она. - Я и сама доплетусь.
        Опираясь на его руку, «почтальонша» кое-как осилила свой крестный путь. Вот и второй этаж, вот дверь, обитая вытертым дерматином.
        - Я сейчас, только передохну минуточку! - она отошла в сторону, прислонилась к перилам. - Вы, пожалуйста, достаньте ключи из моей авоськи.
        Роджер склонился над «авоськой», потянул молнию. Из старой продуктовой сумки, раздался хлопок и вырвались тугие струи желтоватой взвеси. Лимонное облачко окутало голову Ледогорова, и он осел на прорезиненный коврик.
        Подполковник уже не видел, как резво «сердечница» отскочила от ядовитого газового выброса, как сверху спустились два крепыша, на ходу облачаясь в белые медицинские халаты.

«Почтальонша» залезла в свою - теперь уже безопасную - сумку, вытащила из нее синюю ветровку, а взамен запихнула канареечное сокровище сэконд-хэнда, чёрный платок и растрёпанный седой парик. Спускаясь по лестнице, стёрла с губ синюю помаду.
        Через минуту из подъезда выпорхнула эффектная брюнетка, упругим шагом обогнула угол дома и распахнула дверцу припаркованной «Тойоты». За ее спиной атлетические эскулапы вытащили носилки с обездвиженным Роджером и загрузили в фургон «Скорой помощи». Но брюнетке это было уже неинтересно. Она плавно тронула машину с места. Руки на руле лежали уверенно, на губах играла легкая улыбка.
        Доска объявлений
        Предоставляются старушки-сердечницы для проявления человеколюбия со стороны подполковников Федеральной службы безопасности РФ.
        Глава 26
        СМЕРТЬ ЗА РЕМБРАНДТА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Ледогоров разлепил глаза. В голове погромыхивал колокол, а правая рука была прихвачена «браслетом» к отопительной трубе. Он сидел на полу в углу ярко освещённой комнаты, а напротив расположился в кресле изящный, презентабельно одетый хлыщ.
        Хлыщ лениво прихлёбывал золотистую жидкость из бокала, а на столике перед ним лежала темно-красная книжечка. Удостоверение личности подполковника Ледогорова.
        - Оклемались, Алексей Николаевич? - улыбнулся комильфо. - Вот и славно: давайте потолкуем. Зовите меня Дмитрием Павловичем. На этом формальности будем считать завершёнными.
        У него было немужское - какое-то кукольное личико. Мальчик-куколка. В детстве наверняка был круглым отличником и маменькиным сынком, учился в «английской» спецшколе. Лёха Ледогоров в свое время таких Гогочек лупцевал за милую душу.
        - Что же это вы, Алексей Николаевич? При вашем-то опыте - и столь легкомысленно влипли в историю!

«Кажется, пора перевести общение в режим диалога!». Роджер разлепил губы:
        - Каюсь! Привык сострадать старушкам.
        - Похвально, похвально, - одобрил Дмитрий Павлович. - Я, знаете ли, и сам завижу иного старичка - и становлюсь сентиментальным донельзя! Но, собственно, спрашивал я вас об ином. Легкомыслие ваше - не в том, что старушке доверились, а в том, что попёрли против нас.
        - Нельзя ли уточнить: против кого это - «вас»? Знакомство-то наше покамест - чисто шапочное!
        - «Что в имени тебе моем?». Так, кажется, у классика? Имена, персоналии тут не важны. Важно - что вы позволили себе пойти наперекор чрезвычайно серьёзному бизнесу.
        - И что за бизнес? - осведомился Ледогоров светским тоном.
        - Да бросьте, подполковник! - махнул рукой его визави. - Уж вы-то осведомлены о нашем промысле, больше года проявляете к нему нездоровый интерес!
        Заметив на лице собеседника гримасу удивления, прибавил:
        - Отпираться глупо, мы отслеживаем каждый ваш шаг. И как вы едва не раскололи Золотого Аслана, и как подбирали ключики к директору Музея. Нельзя быть таким настырным! Вы сами напросились на то, чтобы свести со мной личное знакомство!
        Ледогоров только пожал плечами. Но его ответы, кажется, не интересовали элегантного собеседника: тот излагал в режиме монолога.
        - Хватит вам разыгрывать дешёвую оперетту. Дабы облегчить дальнейшее взаимопонимание, сразу же расставлю все точки над «и». Да: мы вывозим из России предметы изобразительного искусства и антиквариат. И делаем это (признайтесь!) вполне профессионально. Во всяком случае, до сего дня ни вы, ни ваши коллеги из смежных… департаментов не смогли кардинально вмешаться в наши дела.

«Гогочка-то мне чуть не весь расклад выдаёт! Знать, и впрямь, в живых уже не числит, - усмехнулся про себя Роджер. - Что ж ты, доктор, сразу в морг меня списываешь? Я бы предпочел палату люкс с длинноногой сиделкой!». Но, храбрясь, понимал: за «люкс» предстоит крепко повоевать, а морг - ну прямо за спиной маячит.
        - Дела-то, вроде, не вполне законные? - уточнил Ледогоров.
        - Видите ли, уважаемый Алексей Николаевич, - протянул собеседник. - Есть уложения нашего плесенью поросшего государства. И мы их, безусловно, нарушаем. Но существуют и законы более высокого уровня. Объективные законы, которые не пишутся людьми и не требуют утверждения парламентских говорунов. Так вот, согласно этим законам мироздания, всё лучшее из стран бедных неизбежно перемещается в страны богатые. Картины, научные открытия, таланты, мозги… - буквально всё. Это не нами придумано, так устроен мир.
        Он вздохнул, разглядывая на свет жидкость в бокале:
        - Наше с вами отечество - разграбленное и нищее, признаём сей нерадостный факт. И потому всё мало-мальски стоящее из России - хотите вы того или не хотите - будет вымываться. И никакие уголовные кодексы, никакие спецслужбы с таможнями не изменят тут ровным счетом ничего. А вот наш Картель действует как раз в русле объективных законов.
        - Ну, понятно, - поддержал Роджер. - Это же объективная необходимость - чтобы наши дети не увидели в подлинниках ни Тициана, ни Рубенса. Чтобы мировые шедевры оказались за десятью замками у жирного жлоба, который не отличит Рембрандта от серванта!
        - Вы ещё не отказались от замшелого догмата, что искусство принадлежит народу? - ухмыльнулся комильфо. - Что ж, весьма благородно, но (увы!) несовременно. Так что старичкам Тициану, и Рубенсу придется растрясти кости. Ждет их дальняя дорога: на Запад, к вышеозначенным «жирным жлобам».
        Справа от кресла высился огромный глобус. Ведя беседу, Гогочка между делом касался глянцевито отблескивающего бока - и круглая махина, покорная его руке, начинала вращаться. Кукольному мальчику это доставляло очевидное удовольствие. Казалось - он одним пальцем заставляет вертеться Америки и Евразии, а сквозь материки и океаны прорастают тайные маршруты вывозимых полотен. Маршруты, которые - Гогочка свято верил - были бы невозможны без его воли, энергии, интеллекта.
        Он в очередной раз крутанул планету и залился соловьем:
        - Разумеется, все остальные направления нашей работы также укладываются в гуманитарные рамки. Мы занимаемся исключительно культурными ценностями. Никаких наркотиков, торговли оружием и человеческими органами!
        - Вы - просветители? - порадовался Ледогоров.
        Но Мальчик-Отличник не принял такого ироничного тона:
        - В известном смысле. Если хотите, мы - форейторы мирового прогресса, живой инструмент глобализации. Ликвидируем национальную обособленность, снимаем барьеры между странами и народами.
        - А это не ваши… форейторы третьего дня шмаляли в меня из «тэтэшника»? Снимая барьеры?
        Гогочкино лицо омрачилось:
        - Уже - не наши. Выискались два недоумка. Им велели «пасти» вас, а они сразу - за стволы хвататься! Они были плохими профессионалами. А я не выношу непрофессионализма: это нарушает мировую гармонию. Впрочем, мы отвлеклись. Итак, вы имели неосторожность выступить не против шайки мелких жучков, а против солидного, транснационального бизнеса.
        Он снисходительно, как дитю неразумному, улыбнулся:
        - Понимаете? Работает Система, которая охватывает десятки государств, в которую вложены бешеные деньги и которая приносит сказочные прибыли. Музеи, министерства, всяческие ваши грозные «органы», - всё это у нас в деле и в доле. У нас генералы на содержании сидят многозвёздные: лампасы - шире мартышкиной задницы! И тут из кустов выскакивает какой-то, извиняюсь, подполковник, свихнувшийся на своей неподкупности.
        Всё, что излагал Гогочка, плохо вязалось с выражением его лица - обиженного личика первого ученика, по недоразумению не выучившего урок и обесчещенного двойкой в классном журнале.
        - Подумайте только - на кого вы и ваши начальники подняли руку! Вы же, извините, - голодранцы. А мы за месяц получаем такую прибыль, что могли бы с потрохами купить вашу хваленую спецслужбу. Заметьте: я не пытаюсь оскорбить вас. Речь - не о чьей-то продажности, а о разности экономических потенциалов.
        Тут Дмитрий Павлович осёкся («перед кем бисер мечу?!»), заговорил устало и равнодушно:
        - Но я не стану покупать ни ваш департамент, ни вас лично. Вас я просто уничтожу. Вопрос лишь - как вы предпочтёте уйти из жизни: в длительных муках, или же быстро и безболезненно. Если будете со мной откровенны, гарантирую смерть легкую, практически - незаметную.
        - И что вас интересует?
        - Факты, фамилии, должности. Насколько ваши столоначальники осведомлены о деятельности Картеля. Где хранится информация, каковы ее источники, кто ещё в нее посвящён. Их телефоны, домашние адреса, состав семьи.
        - Ну а если я вам скажу, что это - недоразумение, и в Питер я прикатил по совсем другому делу?
        Кукольный Мальчик закаменел личиком, сделался не таким уж кукольным:
        - Вы слабый бизнесмен, господин подполковник. Я предлагал совсем не плохую сделку, а вы отказались. Что ж, вы сами вынуждаете вывести наше общение за рамки цивилизованной беседы.
        - Виноват! - хмыкнул Весёлый Роджер.
        - А вот улыбаетесь вы напрасно. Я вас сейчас передам в ведение моих… (гм-гм!) референтов. И смею заверить: уж им-то вы выложите всю информацию. Как на духу.
        - Ваши референты так хорошо убеждают?
        - О, да: они бы разговорили и мумию Тутанхамона!
        - Приятно будет познакомиться со столь одарёнными молодыми людьми! - любезно склонил голову Ледогоров. Упражняясь в словесном фехтовании, он уже просчитал ситуацию. Единственный шанс - поскорей отделаться от самовлюбленного Гогочки и разыграть партию в поддавки с «картельными» костоломами.
        - А вот это вряд ли! - возразил форейтор прогресса. Он прошествовал к книжному шкафу, извлёк толстый альбом и шлёпнул на пол перед Роджером:
        - В данный момент для вас актуально как никогда! Дюрер, «Большие страсти». Ознакомьтесь теоретически, а дальше - практические занятия с господами референтами. Прощайте, господин подполковник!
        Роджер окликнул Гогу, когда тот уже совсем подходил к двери:
        - Секундочку! Один вопрос - доверительно!
        Гогочка обернулся. Лик отличника озарился благожелательной улыбкой: «Давно бы так! . Он учтиво наклонил головку с идеальным пробором:
        - Слушаю вас.
        - Интересуюсь: вы, Дмитрий Павлович, ещё писаетесь в кроватку, или уже перестали?
        Форейтор подскочил на месте, словно его в пионерскую задницу клюнул петух. И срывающимся голосом возопил:
        - Борюся! Зайди!
        Звероподобному Борюсе зайти оказалось непросто. В дверной проём он протиснулся, и то - боком. К поясу «референта» был приторочен плеер, из неплотно вставленного наушника просачивалась музыка. К своему изумлению, Роджер услышал не тяжелый рок и не попсу, а самый что ни на есть классический романс:
        Выхожу один я на дорогу,
        Сквозь туман кремнистый путь блестит…
        Почитатель музыкальной классики замер у порога, глазками поедая элегантного шефа. Шеф мстительно распорядился:
        - Клиент жаждет пообщаться с тобой и Артуром. Передаю его в ваши трепетные руки, и можете ни в чем себе не отказывать. Информация мне нужна сегодня, до девяти вечера.
        - Сделаем! - заверил Борюся, их чьего слоновьего уха изливалось по комнате:
        …Что же мне так грустно и так больно?
        Жду ль чего, жалею ли о чем?..
        Под такой вот аккомпанемент кукольный мальчик вскинул подбородок и, не глядя на хамского подполковника, проследовал из комнаты. Через минуту где-то недалеко хлопнула тяжёлая дверь.
        Объявление по вокзальной трансляции
        Фирменный состав «Глобализация» отправляется с первого пути через одну минуту. Пассажиров Рубенса и Тициана просим занять свои места. К подполковнику Ледогорову и другим провожающим просьба покинуть вагоны.
        Глава 27
        АРРИВЕДЕРЧИ, ГОСПОДИН ФОРЕЙТЕР!
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Сидя на вощёном паркете, Роджер ощерился в злой ухмылке. Ну что за проклятье висит над Россией? Всюду - дилетанты, профессионалов повсеместно изничтожили, разогнали. Во главе мафиозного картеля - и то поставили клоуна!
        Тут в комнату ввалился ещё один представитель картельной фауны. Надо полагать - вышеозначенный Артур. На подполковника даже не глянул:
        - Слышь, Боб? Я тут двух тёлок в агентстве заказал, щас их сюда притаранят.
        - Какие тёлки? - обиделся собрат по оружию. - Босс ждет результата до двадцати одного! Конкретно!
        - Да ты чо, в натуре? Мы этого козла наизнанку вывернуть успеем!
        - За козла ответишь, Артурчик! - дружелюбно оповестил Роджер.
        - Гля, Боб! - ухмыльнулся Артурчик. - Он у нас уже базарить начал. А дальше ва-аще запоёт! Мелкой пташечкой!
        - Птичек любишь? Молодец, добрый мальчик! - одобрил Ледогоров. - Только, кажется, слишком впечатлительный. Натура у тебя, Артурчик, тонко организованная.
        - Ну, ты, блин, козёл, даешь! - восхитился такой наглости добрый мальчик Артур. - Я тя впечатлю! Так впечатлю, что из порток выпрыгнешь!
        - Артурчик! - возмутился Роджер. - К вам дамы вот-вот пожалуют, а я - без порток! Это же не комильфо!
        - Он же ещё и пристёбывается над нами! - мрачно сообразил Борюся. - Ну, стебайся, стебайся, коли такой борзый!
        - Это ты в точку: я - такой борзый! А вот Артурчик у нас - такой здоровый, мускулистый такой! - поддержал тему неунывающий пленник. - Поди, и в голове вместо мозгов - сплошной бицепс? Или у тебя, Артурчик, для мыслительных процессов задница приспособлена?
        Оскорбленный Артурчик взревел медведем и от души врезал обидчику в ухо. Голова Ледогорова свесилась бессильно, и он обвис на прикованной руке.

«Молодец, Лёха! - похвалил себя Роджер, демонстрируя глубокий нокаут. - Станиславский тебе сейчас аплодировать должен!».
        Ледогорову надо было убедиться, с кем он имеет дело: с настоящим бойцом или с накачанной тушей. К его радости оказалось второе. «Лапища у нашего Артурчика - что у гиппопотама, а вот удар не поставлен. Что ж, это облегчает мою жизнь в искусстве!» - констатировал удовлетворённо подполковник. Хотя и от «не поставленного» удара в пиратской голове поселился и загудел второй Царь-колокол.

«Ну что ж за житуха такая непутёвая? - кручинился в душе Ледогоров. - Всяк, кому не лень, норовит заехать по кумполу! А мне им, между прочим, ещё соображать надо. Анализировать!».
        Тут за дверью запел мелодичный звонок.
        - Тёлки прикатили! - провозгласил утробно Артур, и господа референты ретировались, оставив «клиента» дозревать в глубоком ауте.
        Из дверного проёма на прощание до Роджера донеслось:
        Я встретил вас, и всё былое
        В отжившем сердце ожило…
        Ну, Лёха, давай! Действуй, пока референты Юрского периода обуяны томлением плоти!
        - Но не вернулись в порт,
        И не взошли на борт
        Четырнадцать французских моряков… -
        - промурлыкал он с чувством, хотя и не вполне музыкально. Подполковник прикинул в свободной руке вес Дюреровского альбома, неосмотрительно оставленного элегантным ценителем живописи. «Большие страсти», «Малые страсти», «Апокалипсис», «Корабль дураков»… Альбом оказался увесистым, но на холодное оружие не тянул.
        Ладно, изучим диспозицию! Ледогоров обследовал собственные карманы. И радостно извлек старого боевого товарища Билли Бонса. На брелоке не было ключей, и, видимо, по этой причине его не изъяли у пленённого подполковника. «А напрасно! - укорил Роджер тугодумных захватчиков. - Вот теперь я вам устрою! И „Большие страсти“, и
„Корабль дураков“!».
        Схема дальнейших действий сложилась сама собой. Судя по интерьеру комнаты и по щелканью замков в прихожей, дом этот вряд ли располагался особняком в густом лесу. А ничто так не привлекает внимания соседей, не заставляет их хвататься за телефон и накручивать номера известных госучреждений, как ближний пожар.
        - Мы им устроим возгорание. В самом натуральном виде! Правда, друг Билли? - шепотом поделился идеей Ледогоров. И тут же покаялся:
        - Ты, приятель, прости, но я тебя без глаза оставлю. Зато потом такой тебе прожектор вкручу - маяк океанский позавидует!
        Он наклонился, ногтями вытащил пару ниток из своего хлопчатобумажного носка, скатал из них крохотный фитилёк. Затем решительно отвернул круглую Билли Бонсову башку и выкрутил изнутри маленькую лампочку. Обернув ее носовым платком, осторожно - чтобы не повредить металлических волосков - сдавил пальцами. Дождался хруста стекла, и оголенный остаток лампочки ввернул обратно. Затем начал самым варварским образом выдирать листы из Дюреровского альбома. «Меланхолия», «Всадник, смерть и дьявол», «Святой Иероним» усилиями Весёлого Роджера превращались в объемистые бумажные комья.
        Когда комьев набралось достаточно, подполковник приступил к самой ответственной стадии. Поднес пушистый жгут фитилька к бывшей лампочке, прижал к оголенной нити накаливания - и надавил на кнопку, затаившуюся в пузе у Билли Бонса. Проволочка моментально раскалилась. Прежде чем перегореть и лопнуть, она успела воспламенить хлопковый фитиль. Роджер аккуратно раздул крохотный язычок огня и запалил им первый бумажный ком, затем - второй, третий, четвертый… Он поджигал их и швырял огненные петарды в занавеси на окнах, под сервант, на письменный стол, - всюду где находил что-либо, способное гореть. Через пару минут занавески на окнах и деревянные карнизы весело полыхали, пламя ползло вверх по дверцам книжного шкафа, хозяйничало вовсю на письменном столе. Комнату заволакивал синеватый дым.

«Что и требовалось доказать! - ухмыльнулся Роджер. - То бабочка была!».
        Вскоре из прихожей донесся Артуров трубный глас:
        - А ну, мочалки, мотайте отсюда! По-быстрому! Борюся, дуй к шефу! А я щас козла нашего притащу - пока пожарники грёбаные не понаехали!
        Роджер бессильно обвис на прикованной руке: «Не извольте беспокоиться, господа референты! Я всё ещё в нокауте!».
        Тут в комнату ввалился Артур, отчаянно матерясь и вытирая слезящиеся от дыма глаза. Присел к пленнику, сноровисто повернул ключ в замке наручника. И освобождённая Роджерова рука тут же врезалась растопыренными пальцами в слезящиеся глазные яблоки. Не успел ослеплённый охранник взвыть от боли, как получил хлесткий удар в промежность.

«Да: не боец ты, а гиппопотам раскормленный!» - ещё раз констатировал Роджер.
        Гиппопотам дисциплинированно начал складываться пополам. Но завершить движение ему не позволило Ледогоровское колено, пружинисто выстреленное навстречу пригибающемуся лику. Референтова туша повалилась набок и затихла в позе эмбриона - с коленями, подтянутыми к груди.
        - Я ведь предупреждал: за «козла» ответишь! - пожурил Ледогоров тушу. - А ты не послушал, дурашка!
        Чтобы подстраховаться от нежелательных сюрпризов, Роджер пригнулся к «дурашке» и ребром ладони полоснул поперёк сонной артерии - расслабься, отдохни ещё! Бросился к двери, заглянул в щелку: передняя была пуста. Пыхтя и отдуваясь, выволок Артурчика на лестничную площадку, прислонил к стене: «Главное, друг любезный, чтобы ты не превратился в бифштекс с кровью. Тебе ещё показания давать!».
        Обхлопал любезного друга со всех сторон, извлек мобильный телефон, выкидной нож и
«тэтэшник». Распихал трофеи по собственным карманам и неслышно устремился вниз по лестнице.
        Выскользнув на улицу, с наслаждением вдохнул свежий воздух, затем отыскал взглядом номер дома с названием улицы. Позвонил с реквизированного мобильника:
        - Майора Полесьева, пожалуйста! Виктор Палыч? Здравия желаю, Ледогоров. У меня опять небольшая заварушка, ты бы подослал опергруппу! Записывай адрес: Проспект Обуховской обороны, 36. И ещё одно. Тут у нас пожар. Так вот: желательно организовать пару сообщений на голубом экране: мол, в квартире обнаружен труп мужчины, прикованного к отопительной трубе. Труп сильно обгорел, опознать не представляется возможным. Сделаешь? Вот и ладушки! Жду твоих орлов рядом с подъездом!..

…Потом - когда оперативники отбыли в свой Большой дом, прихватив непривычно молчаливого Артурчика, - Роджер шагал мимо Александро-Невской мануфактуры, насвистывал про Кейптаунский порт и думал. Следов в квартире осталось не густо: огонь постарался. Зато Артурчик долго молчать не станет. Вопрос - много ли известно этому костолому?

«Так или иначе, а тебе, Лёха, в это дело влезать сейчас категорически нельзя! Ты обязан решить вопрос с ультиматчиком, а до той поры рисковать собой и отвлекаться на посторонние моменты не имеешь права».
        Роджер не сомневался: Гогочкины «игрища» связаны с прежним Роджеровым расследованием, и к анонимному ультиматуму не имеют ни малейшего касательства.
«Вопрос только - откуда форейтор проведал про мой визит в Питер и как меня вычислил? Похоже у нас в Конторе кукушка завелась…»
        Роджер вздохнул: ладно, разберемся и с этим! Вот поставлю точку в «ультиматном» деле - и впритык займусь Гогой-Магогой! Арриведерчи, господин форейтер! До скорого!

* * *

…Рембрандт ван Рейн держал на коленях Саскию. Рядом за столом восседал Альбрехт Дюрер с вдохновенным ликом немецкого романтика. По правую руку от автора «Больших страстей» примостился он сам - подполковник Ледогоров. Ну а пятым за круглым, уставленным яствами, столом наличествовал Гогочка, бизнесмен и утончённый смотритель гиппопотамов.
        Роджер ухмыльнулся: «Ничего себе компашка!»
        - Веселитесь, офицер? - подмигнул Рембрандт. - Правильно: жизни надо радоваться!
        И рука великого мастера огладила круглую коленку Саскии ван Эйленбюрх, патрицианки и любимой жены.
        - Радоваться? А что же у вас все картины в таких тонах мрачных исполнены? - хулигански осведомился Роджер.
        - Бог с вами, офицер! - махнул рукой необидчивый классик. - Это вы, будущие, всё очерняете. А в нашем семнадцатом столетии мои холсты - очень, знаете ли, светлые и радостные.
        - Этот не только очерняет! - включился Дюрер. - Альбомы рвет, прекрасное сжигает. Герострат какой-то!
        Тут же форейтор Гога подбросил хвороста в огонь разгорающейся склоки:
        - А что ему не рвать? Одно слово - варвар! Прет против общественного прогресса, палки в колеса ставит…
        Атмосфера за столом сгущалась. Но тут вмешался Рембрандт и перенёс огонь на Гогу:
        - А, собственно, молодой человек, что вы именуете общественным прогрессом? Это - когда вы карманы набиваете ворованным? В наше старое доброе время за такой прогресс, знаете ли, вешали! На центральной площади, перед ратушей.
        - Это не воровство! - накуксил Гога личико. - Это бизнес, экономика. Вы - мастера кисти, вам не понять, вы из другой оперы.
        - Я - из той оперы, где негодяю бьют морду! - загремел автор «Блудного сына», побагровев от праведного гнева. - Будь он хоть бургграф, хоть обычный бюргер, хоть негоциант вроде вас.
        Тут старый голландец нацелился на Гогу взором опытного портретиста:
        - Кстати, негоцианта вы напоминаете мало. Зато, помнится, знавал я одного продавца, торговавшего крысиным ядом. Вот на кого вы смахиваете! Не на торговца, - на крысу!
        И распорядился, адресуясь к подполковнику:
        - Офицер, арестуйте этого мошенника!
        Но в Роджере взыграло пиратское естество:
        - А чего возиться, арестовывать? Давайте я его вздёрну! На рее. Как в старые добрые времена!
        - Эх! - растрогался голландец. - Благородного человека издали видать. Сударь, поднимаю бокал за ваше умение хранить славные традиции! И знаете что?
        Доведется заглянуть к нам в Лейден - милости прошу в гости, будем рады! Не правда ли, дорогая? - улыбнулся он Саскии и ущипнул ее за румяную щёку.
        На этом трогательном месте подполковник пришёл в себя. Вокруг теснились стены гостиничного номера, а взгляд, постепенно обретающий осмысленность, всё ещё упирался в картину, висящую на стене и - по убеждению здешнего завхоза - услаждающую жизнь постояльцев.
        На картине был намалёван натюрморт: апельсин, два помидора и почему-то рак. Рак подозрительно смахивал на перезрелого скорпиона, а желтый цитрус почему-то оказался вдвое меньше помидора. «Усушка и утруска!» - усмехнулся Роджер. И покачал головой: и эта вот глюковинка с хреновинкой навеяла такие видения, пробудила тени Дюрера и самого Рембрандта?

«Это тебе, Лёха, наука! - назидательно помыслил подполковник. - Медитировать надо на японскую каллиграфию, а не на ассорти перепившего шеф-повара!».
        Театральная афиша
        В Большом концертном зале «Октябрьский» сегодня состоится Вечер классического русского романса. Ведущий - музыковед Борюся.
        Глава 28
        ФЛЮИДЫ ПИТЕРСКОГО БЕЗУМИЯ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Они сидели в кафешке, куда их загнала непогода. Взяли по сто пятьдесят мороженого, а «для сугреву» - по сотке «Хеннэси».
        - Оно, конечно: каждый может быть счастлив только на своем месте, - продолжил Платонов начатую дискуссию. - Знать бы ещё - где оно, твоё место? У меня вот знакомец один имеется. Тоже профессор, только по птичьей части: орнитолог. (Я его зову - профессор воробьиного чиха). Так - поверите ли? - втемяшил себе, будто рожден на свет, чтоб работать водопроводчиком! И ведь до чего дошло: в свободное от своих чижиков-пыжиков время ходит по домам - не надо ли, граждане, бачок сливной подправить?
        Роджер с ходу кинул версию:
        - Может, тугриков ему не хватает? С чижиков-пыжиков - какой навар?
        - Да какие тугрики? - махнул лапищей Викинг. - Он же ещё и бабок не берет за подвиги свои водопроводные! Говорит: я себе в радость делаю. Правда, окрестные сантехники радость-то ему поуменьшили. Года два назад начистили профессору физию за такую нездоровую конкуренцию.
        - А сейчас? - невинно уточнил Роджер.
        - Что - «сейчас»?
        - Сейчас физию не чистят?
        - Не! Чистильщиков не осталось! У них из жилконторы последний водопроводчик смылся. А если кто из жильцов заявку делает, то в ЖЭКе так и отвечают: «Нету сантехников. Идите к профессору - он подсобит!». Вот и выходит: у каждого - свой смысл в жизни. И не суть - академик ты или подметало дворовое, главное - чтоб в своем деле величиной был, Гроссмейстером!
        - При чем тут гроссмейстер? - не понял подполковник. - Ему, чай, не в шахматы играть, «подметалу дворовому»!
        - Гроссмейстер - это Мастер с большой буквы - хотя бы и в подметальных делах. У человечества-огуречества - своя шахматная доска, и на ней всё решают не аксолотли бесхребетные, а Гроссмейстеры.

…Они по-прежнему на дух не выносили друг друга. Каждый из них умел убивать и торопил грядущий миг расплаты. Викинг, правда, чувствовал себя неуютно: ведь последние годы он жил одной целью - прекратить насилие. Но запутанная формула этого алгоритма сводилась к парадоксу: чтобы покончить с убийством, надо убить. Убить эту гэбистскую гадину, возникшую на его пути. И Викинг знал: в нужный момент он её прикончит!
        Но при этом самым невероятным образом их притягивало друг к другу. Две грозовые тучи с противоположными электрическими зарядами стремились слиться, чтобы решить всё одной убийственной молнией…
        Между тем, дождь за окном кончился. Они покинули кафешку и продолжили прерванный маршрут. Снизу, от Невы веяло прохладой. Английская набережная была на редкость пустынна.
        - Вы ещё не поняли, куда прикатили из Белокаменной? - усмехнулся Платонов. - Что бы там ни болтали всякие политики-паралитики, Питер - никакая не культурная столица. Он, если хотите, - столица мифов и метафизики, вотчина поэтов и самоубийц, философов и сумасшедших.
        - Вы излагаете так, словно и сами изящной словесностью балуетесь! - подколол Роджер.
        Платонов насупился, чёрная чайка бровей напряглась в полете. В прежние времена он весь, до корней волос, принадлежал миру, в котором царили два бога: мысль и действие. Но после убийства Глеба Вселенная перевернулась…
        - Я балуюсь информационными технологиями, - уточнил профессор. - И словесность тут ни при чем. Просто все мы, питерцы, слишком долго вдыхали здешние испарения, мы отравлены химерами хваленых белых ночей. И вот плачевный итог: каждый второй тутошний абориген - свихнут начисто.
        - В самом деле? - весело изумился Роджер.
        - Представьте себе! Нормальным людям Град Петров противопоказан категорически. И коли уж вы притащились сюда искать свои зловредные иголки, то не мешало бы вам переключиться на волну местного безумия - иначе не поймёте здесь ни черта!
        Как большинство исконных москвичей, Алексей Ледогоров к Петербургу относился с недоверием и лёгкой опаской («Красив, конечно, Питер, дьявольски красив. Но в том-то и штука, что - дьявольски! Не божеский это город, ох, не божеский!»). И проникаться нутряным его духом подполковник не рвался.
        - У меня со временем не густо, чтобы истоптать все ваши Павловски и Петергофы. Так что «свихнуться по-питерски» вряд ли успею.
        Но Платонов, кажется, плевал на его ответственнейшую занятость:
        - Вы мыслите шаблонами! Петергофский «Самсон», маятник Фуко в Исаакии и прочий кегельбан - это всё мура. Предлагаю культпоход в нашу питерскую Преисподнюю!
        - В преисподнюю? Я, конечно, изрядный грешник, но не рановато ли в котёл прыгать?
        - Ну, к Рогатому в бульон вы ещё успеете! - обнадежил лихой профессор. - Я вам про другое талдычу. Чтоб вы знали: у нас под ногами существует совсем другой Петербург - коренной, исконный. Длина его подземелий - поболе, чем у нынешнего метро. Пройдитесь по этим катакомбам, вдохните их атмосферу! Может, и пофартит вам уловить то, что уже повыветрилось здесь, наверху.
        - «Дыша духами и туманами»? - процитировал Роджер усмешливо.
        - Напрасно иронизируете! Просто существуют чисто питерские… флюиды, что ли. Их давно смыло дождями с фасадов и мостовых, а там, в глубине, они ещё живут. Я сам частенько забираюсь под землю, чтоб отдохнуть душой от всех долбанных богомерзостей, творящихся наверху.
        Прочитав на лице гостя явные сомнения, профессор добавил напористо:
        - Соглашайтесь, не пожалеете! Надышитесь подлинным Петербургом, наберетесь его гениальной паранойи. В общем, я звоню одному нашему Овидию - он проведет нас через девять кругов петербургского андеграунда. Кстати, и Овидий - парняга любопытнейший. Опытный диггер и при этом - первоклассный скрипач. Одно слово - Гроссмейстер!

«Черт с тобой, поиграем в кротов, коли так приспичило! Заодно посмотрим - как там у тебя самого насчет паранойи обстоит!» - решил Ледогоров. И кивнул головой:
        - Валяйте - звоните вашему Овидию!

* * *
        Странное дело: фланируя с Викингом по безлюдной набережной, Роджер слышал за спиной явственный звук конских подков, попирающих гордый гранит. Пару раз подполковник даже малодушно обернулся - якобы, окинуть взором Невскую акваторию. За спиной не было никого, кроме беспокойного ветра - лихого беспризорника и забубённой питерской шпаны. Но цокот копыт не смолкал. Ледогоров поёжился: что за чертовщина? Может, это заблудившийся в столетиях флигель-адъютант, одинокий всадник из недавней его медитации, перекочевал в явь, так и не материализовавшись до конца? Перекочевал - и едет себе верхом - мимо Правительствующего Сената и Святейшего Синода, мимо Румянцевского особняка, к Ново-Адмиралтейскому каналу. Или это и есть - та «гениальная паранойя» Северной столицы?
        Цок-цок! - отлетало от мостовой. - Цок-цок!
        Так они и двигались втроём вдоль гранитного парапета, погружались всё глубже в зыбкие предзакатные сумерки: специалист по антитеррору, один из столпов современной кибернетики, и незримый всадник, бегущий от векового одиночества.
        Доска объявлений
        Вчера на территории Адмиралтейской части потерял свой век. Нашедшему гарантируется вознаграждение.
        Глава 29
        ПРОШВЫРНУТЬСЯ В ПРЕИСПОДНЮЮ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Завтра утром позвонил очень уж оживлённый Платонов:
        - Всё в ажуре, Овидий согласен прошвырнуться под Александро-Невской лаврой. Вы как - мертвяков не боитесь? Пробираться будем через один склепик на тамошнем кладбище. Сбор - за час до полуночи. В общем, готовьтесь!
        - Склепик - так склепик, - согласился без восторга Роджер. - Я - на колёсах. Заскочу за вами в начале одиннадцатого.
        Положив трубку, хмыкнул. Склепы, кладбища, полуночи, - сплошная хиромантия и полный обскурантизм!
        Но развить мысль ему помешал новый звонок телефона. Похоже, профессор-обскурант чего-то не договорил.
        Но это был не профессор:
        - Вагон, мы оба вчега изъядно пегебгали мадегы. И всё же вы позволили себе гискованные шутки! Извольте запомнить: ежели вам ещё газ взбгедёт в голову шутить подобным обгазом, я потгебую сатисфакции! Честь имею!
        Весь этот бред трубка выдала петушиным дискантом и нервически дала отбой. Роджер ещё подержал ее в руках, переваривая услышанное:
        - «Багон»-«багон». Сам ты - багон!

* * *
        Казенная «Лада» проехала по Синопской набережной, перебралась через Монастырский мост и, оставив Неву слева, углубилась в неширокий проулок.
        - Тормозните вон у той липы! - скомандовал Платонов.
        Они вышли из машины, и Ледогоров повёл плечами: зябкий городок этот Питер! А может, ознобом повеяло от каменных крестов и надгробий, проступающих изломанными силуэтами за железной оградой.
        Вскоре муравьиные фигурки двух полуночников растворились среди каменно-чугунной геометрии Никольского кладбища. Викинг грузно топал впереди, подполковник крался сзади и про себя костерил шалого профессора с его кретинскими флюидами.
        Но в полсекунды Роджер выбросил лишнее из головы, собрался в пружину. Он мог поклясться: вон за тем каменным крестом прячется человек!
        Неужто профессор кислых щей заманил его сюда, чтоб среди траурных оград покончить с настырным приглядом? Как-то не вписывается это трусоватое коварство в облик Викинга. Да и хвалёное Ледогоровское чутье не подавало сигналов тревоги: не скользила по спине ледяная змейка, не подбирался к сердцу малярийный озноб. Ладно, разберёмся!
        Но тут чёрный силуэт сам показался из-за креста и, не таясь, пошел навстречу.
        Материализовавшаяся тень поздоровалась за руку сперва с Платоновым, затем - с Роджером. Представилась вполголоса:
        - Васыль.
        Овидий-Васыль оказался не слишком многословным. Повернулся и зашагал в кладбищенскую темь, коротко мотнув головой: за мной!
        Минут через пять он подошёл к дверце какого-то склепа, потянул на себя. Ветхая створка легко подалась и, вопреки ожиданиям подполковника, даже не скрипнула.
        Войдя внутрь, Васыль деловито обхватил надгробную плиту и, поднатужась, сдвинул вбок. Зажёг мощный фонарь, невольно осветив себя. Роджер крякнул: «Какой же это Овидий? Тут Мефистофелем попахивает!». Их проводник и впрямь внешность имел удручающую. У него было лицо подростка и в то же время - старика. Причём, подростка - порочного, а старика - скупого и злобного. Интересно: на каких-таких скрипочках шурует этот Гроссмейстер?
        Престарелый отрок озарил фонарем обнажившуюся дыру и лихо спрыгнул в могилу. За ним без лишних слов сиганул Викинг. «То бабочка была!» - констатировал про себя Роджер и последовал за легкомысленным профессором.
        В центре просторной могильной камеры красовался гроб, отчасти уже истлевший. По соседству с ним в каменном фундаменте чернел солидный пролом, из которого на Роджера наплывали затхлость и глухая тоска.
        Васыль мазнул лучом по пролому:
        - Это - вход. Первым идете вы, Георгий Борисыч, потом вы, - кивок Роджеру. - Я замыкаю. Георгий Борисыч, дорогу-то помните?
        - Да, вроде, не забыл ещё этот кегельбан! - отозвался Викинг.
        - Тогда всё. Оснащайтесь, и - полный вперед! - Вплотную к гробу Васыль раскатал пузатый рюкзак и одарил спутников стандартным набором: аварийный жилет, фонарь, рация, железный щуп, веревка, ломик, саперная лопата. Небольшой домкрат и связку, погромыхивающую жутковатого вида ключами, засунул обратно в рюкзак.

«Снаряжаемся - как на спецоперацию!» - хмыкнул Роджер. И спросил:
        - Рация-то зачем? Идем же вместе, наверху никого не оставляем?
        - На всякий случай, - туманно пояснил Овидий. И добавил, скучая: - Там, под землей, случаи и впрямь случаются. Всякие.
        Замотав отощавший рюкзак, скомандовал Викингу:
        - Давайте, Георгий Борисыч!
        Грива Белокурой Бестии скрылась в проёме. Роджер присел к мрачной дыре, втиснул в неё жилистое тело. Узкий вертикальный лаз окончился быстро. Вместо него открылся обширный ход, по которому Роджер шагал, не пригибая голову.
        Стены были выложены тёсаным камнем. По пути профессор через плечо прочёл ему небольшую лекцию Из нее подполковник без малейшей радости узнал, что эту систему катакомб проложили в девятом столетии нашей беспокойной эры варяги - дружинники Олафа Красивого. Хотя по другой версии тут потели монахи, выстраивая под землей монастырскую тюрьму.
        По долгу службы Роджеру приходилось посещать разные тюрьмы - от родного Заполярья и до африканской пустыни Калахари. Но это узилище представлялось ему чем-то новеньким. Здесь царил мир, чуждый теплокровным. Мир бледно-голубых грибов и мелких гадов - уродцев, ни разу не видевших солнца.
        Чем дальше они углублялись в подземное чрево Лавры, тем больше всё мирское и суетное покидало Роджера, давая дорогу иным мыслям и чувствованиям. Как многие русские интеллигенты, Алексей Ледогоров был не чужд мистике, а уж недостатком воображения не страдал вовсе. Он прикинул - сколько же тут за минувшие столетия рядом с героями и гениями захоронено злодеев, всяких хмырей-упырей? И вряд ли чёрные их души улетучились в иные измерения. Запредельные измерения наверняка отторгли эту нечисть - и она вновь материализовалась здесь в обличьи пробирающей до кишок стужи, которая так не похожа на морозы, царящие под небом солнца и луны.
        Вот сейчас исподтишка втянется в его, Ледогорова, бронхи, просочится в кровь какой-нибудь действительный тайный советник, растлитель и детоубийца. Роджер поежился. Он даже попробовал насвистать пару тактов про «Жанетту» в Кейптаунском порту. Но получилось неубедительно, и подполковник это занятие прекратил.
        Тем более, что луч его фонаря высветил на щерблённой стене омерзительного паука - густо-мохнатого, словно обросшего кошачьей шерстью. Членистоногое чудище было размером с широкую мужскую ладонь и притом - синюшно-белого цвета.
        Тварь застыла, как неживая, Роджер - тоже.
        И вздрогнул, когда в спину ему с разгону торкнулся Васыль.
        Тот шустро высунулся из-за Ледогоровского плеча, с ходу оценил обстановку:
        - Не боись! Этот не тронет, он сам тебя боится. Здесь, в южной части, всё нормалеус. Вот в северных подземельях Лавры и впрямь паучищи водятся - сожрут и не заметят! А этот мутантик - просто милашка, майская прелесть!
        Мимо майской прелести Роджер проследовал бочком. Затем были новые переходы и новые помещения. По дороге попадались глиняные черепки, истлевшие тряпичные обрывки, однажды под ногой лязгнул обрывок железной цепи.
        В какой-то момент Ледогоров обогнал профессора, и теперь возглавлял шествие, повинуясь интуиции. Шагал быстро, он уже прилично оторвался от своих спутников.
        Катакомба круто заворачивала влево. Подполковник обогнул выступ стены - и замер на месте. Наперерез ему через полутьму плыл, подрагивая, слабый огонек. Свеча!
        Тонкую венчальную свечу несла перед собой девушка, облачённая в белый наряд невесты. Лицо ее было бы красивым, если б не мертвенная бледность. Фата ниспадала до земли, и казалось странным: как на нее не наступит хромающий следом чёрный монах, низкорослый и горбатый? Из-под надвинутого капюшона виднелись кустики косматых бровей да небритый подбородок, загибающийся вперед, словно круглая ручка зонтика. Одна рука инока сжимала наполненный до краёв кувшин, другая держала за лапы чёрного петуха. Голова птицы, увенчанная гребнем, безжизненно болталась в такт шагам хромоногого.
        При полнейшей ирреальности происходящего, Роджер обратился в зрение и слух. Слух, впрочем, не понадобился: и девушка, и монах перемещались абсолютно беззвучно. И это - при том, что акустика подземелья многократно усиливала каждый скрип, каждый шорох камешка под ногой.
        Но главная странность заключалась не в этом. И даже не в том, что невеста и горбун не замечали Роджера, застывшего в трех шагах от них. Ледогоров мог поклясться: в огромных глазах девушки отражался тоненький свечной огонёчек, но не луч мощного фонаря, судорожно стиснутого подполковничьей рукой. Этот обширный поток света щедро освещал всё вокруг - кроме медленно плывущих в его центре Белой Невесты и Чёрного Монаха. Ледогоровский фонарь светил сквозь них, не отражаясь и не рождая теней.
        Между тем, девушка вплотную приблизилась к каменной стене и вошла в нее. Затем чёрный схимник утопил в тёсанном камне торчащий вперед подбородок и погрузился весь - с кувшином и мертвым петухом.
        Роджер подскочил к тому месту, в которое канули Невеста и Монах. Луч фонаря обнажил безупречно подогнанную каменную кладку, сквозь которую не просачивалось ни капельки влаги. Ледогоров кривовато ухмыльнулся:
        - Вот и флюиды безумия! Только зря надеетесь, профессор: умом не тронусь от ваших питерских штучек-дрючек! Ален Делон не пьёт одеколон!
        И пружинисто зашагал дальше, гадая про себя - на кой чёрт горбуну чёрный петух и что там плескалось у него в кувшине?
        Додумать про петуха Роджер не успел. Из боковой ниши к нему метнулась тень, занесла руку.
        Ну, это мы проходили! Ледогоров качнулся влево, перехватил запястье нападающего, крутанул с силой. Запястье отчётливо хрустнуло и ослабло, стало пластилиновым. Какая-то железяка, выпав из онемевших пальцев, звякнула о каменный пол.
        А подполковник зашагнул нежданному противнику за спину, захватом сковал горло:
        - Теперь будь паинькой, не то башку отверну!
        Горло было горячим. Уже приятно: значит - не мертвяк и не монах, гуляющий сквозь стены. Этот и тень отбрасывает, как надо. Совсем хороший мальчик, если б ещё с ножиком на людей не напрыгивал!
        Тут подоспели Викинг с Васылем, зашарили вокруг фонарями:
        - Что? Что такое?
        В недружественных объятиях подполковника корчился здоровенный мужик, обряженный в темную телогрейку.
        - Кто такой? - свирепо вопросил Роджер, чуть ослабив хватку.
        - Страж есмь! - прохрипел мужик отчасти пережатой гортанью.
        - И чего сторожишь? Чтобы катакомбу не упёрли?
        - Храм сторожу!
        - А ты, часом, не заплутал? Храм-то наверху остался!
        - То - неправедный храм! А наш - Храм Третьего Завета - здесь, под спудом!
        - Ладно, веди к праведному! - распорядился подполковник, и пленник понуро потащился по темным переходам. Васыль за Ледогоровской спиной, недобро похохатывал:
        - На фиг ты захомутал этого скорбного разумом? У них тут впрямь церковь своя устроена. Много чего про них болтают. Мол, обосновалась под землей целая секта, жертвоприношениями балуются. А ещё - что это они могилу митрополита Антония распатронили, а черепушку и останки митрополитские разбросали по погосту…
        Но вот полоумный сектант вывел их в просторную залу. На противоположной стене размещался диковатого вида иконостас. На главной иконе Роджер узрел последнего русского царя, профукавшего империю. Голову бездарного венценосца окружал странный, явно не канонический нимб. Казалось, царь-мученик напялил на себя космонавтский шлем. Над шлемом коряво и без знаков препинания было начертано:
«проснись Россия». Поверх лозунга распростёр крылья голубь - хотя и об одной голове, но очень уж смахивающий на имперского орла.
        - Ну? - вопросил Роджер. - И что означает это безобразие?
        - Не безобразие, но благообразие! Храм Николая Второго! - Глаза «стража» наполнились восторгом, и он начал утробно вещать, обращаясь исключительно к Весёлому Роджеру:
        - Церковь Христова не состоялась! Только наша Церковь - истинно благодатна! Одумайся, сын советской матери!
        От такого обращения Алексей Ледогоров даже малость ошалел. А новоявленный Савонарола продолжал свои обличения:
        - Советская мать - нечестивая мать! Она сеет содомскую вакханалию, погружает мужей и сыновей в свою утробу, распаленную геенской похотью! Земная мать - прообраз дьяволицы. Земной отец - прообраз сатаны. И каждый отец - сыноубийца, и каждая мать, распявшая господа, - жена диавола. Отрекись, брат!
        Взор проповедника полыхал очистительным пламенем, с уст слетала полная уже галиматья:
        - Старец Григорий - предвестник новой эпохи! Распутин - учитель любви, открывающий сердца…
        - Не знаю, как вас, ребята, а меня уже достала эта трихамундия, - поведал Ледогоров спутникам. - Пойдём-ка на воздух, отдохнём от пастыря малохольного. Вперед, сыновья советской матери!
        Они шагали на выход, а в спину неслось:
        - Приидет час - и утробы материнские станут рожать подобия рода человеческого! И будут это Духи Зла, воплотившиеся в телах человеческих!..

* * *
        Прощаясь с Платоновым возле его подъезда, Роджер хмыкнул:
        - Значит, говорите, «столица мифов и метафизики»? Что-то ваши метафизики с ножиками на меня наскакивают!
        Знакомства
        Действительный тайный советник, растлитель и детоубийца, сведёт знакомство с теплокровной девицей или вдовой высоконравственного поведения.
        Обращаться по адресу: Александро-Невская лавра, Никольское кладбище, склеп барона Людвига Иоганновича фон Вервольфа.
        Глава 30
        ПРОЕКТ «МАЭСТРО»
        (Нью-Йорк, 20.. год)
        Дик рванулся вправо-назад, и в самом углу своего поля успел-таки взять подачу, резко посланную из-за сетки. Его ракетка серебристо блеснула на солнце - и желтый теннисный мячик крохотным солнышком устремился в зенит.
        Расчётливый уакеро ничего в жизни не делал просто так. И сейчас, запустив высоченную «свечу», он намеренно подставился под мощный режущий удар. Чтобы не просто проиграть, а проиграть - убедительно и упоительно для своего противника на этом теннисном ристалище. И вот фартовый «гробокопатель» уже беспомощно смотрит вслед просвистевшему мимо мячу. После чего переводит взгляд на полного человечка в нелепых канареечных шортах, и улыбается, повинно разводя руками:
        - Такие не берутся! Вы опять победили, сэр. Поздравляю!
        А канареечный сэр исходил снисходительным великодушием победителя. Он даже проскрипел:
        - Вы тоже, дьявол подери, неплохо держались, Дик. Особенно - во втором сете.
        Сойдя с корта, они проследовали к уютному столику, затаившемуся в тени под полосатым оранжево-лиловым тентом.
        - Присаживайтесь, мистер Ставински! - кивнул благодушный триумфатор. - Кофе? Сигару? Виски?
        - Благодарю вас, сэр, - покачал головой Дик. - Лучше стакан грейпфрутового сока со льдом.
        Его собеседник сделал подтверждающий жест («И мне того же!») выросшему из-под земли официанту.
        Диков противник, всё ещё отдуваясь, обтирал мясистое лицо махровой салфеткой. Разумеется, он видел, как Дик старательно поддавался ему в игре. Но это входило в условия уже другой игры, которую он, Большой Босс, вел со своими приближёнными: челядь должна соблюдать дистанцию. И сегодня он призвал этого удачливого и дерзкого парня совсем не для того, чтобы козлом прыгать вокруг сетки.
        Сейчас, кроме загара, ничто в Дике не выдавало былого «гробокопателя»: это был бизнесмен - сдержанный, лаконичный, безупречно чёткий. И даже всегдашний хищно-тигриный взгляд он старался притушить. Потому что тучный, благожелательный дядюшка, сияющий улыбкой Санта-Клауса, тигров глотает живьём.
        Вышколенный официант принёс запотевшие стаканы с соком и тотчас испарился.
        - О'кэй, теперь к делу, - кивнул Дику незлобивый пожиратель тигров. - У меня для вас, мой мальчик, приятная новость. Я вчера утвердил крупный проект «Маэстро». И возглавить его реализацию в нашем Русском филиале поручаю вам.
        Дик чувствовал себя именинником. Начать с того, что впервые ему выпала честь - встретиться с Боссом не в центральном офисе Синдиката, за многослойным кордоном мордастых охранников, гарвардски-очкастых референтов и чопорных секретарш. Приглашение на корт - это Знак. Конечно, ещё почетней было бы удостоиться приглашения в гольф-клуб и благоговейно наблюдать, как там Босс священнодействует своими легендарными платиновыми клюшками. Ну да ладно, это - ещё впереди! Уж теперь-то - когда Босс доверил ему новый проект… Да, положительно, у Дика сегодня - День ангела!
        Впрочем, последнее предположение развеялось в прах, как только дон Винченцо продолжил:
        - Проект «Чёрная жемчужина», разумеется, по-прежнему остается за вами. Кстати, у вас там, помнится, в самом начале вышел прокол? Не того человечка подобрали для прикрытия операции?
        Вопрос был задан тоном слегка расслабленным, но пульс у Дика стал зашкаливать - будто бы уакеро перебросал лопатой несколько тонн спёкшейся земли. Усилием воли одолев предательское сердцебиение, «мистер Ставински» постарался вернуть своему голосу прежнее спокойствие:
        - Сэр, у вас информация верная, но, вероятно, неполная. Кандидат на должность руководителя экспедиции отвечал нашим требованиям по всем параметрам. Но когда сложились форс-мажорные обстоятельства, он повёл себя неадекватно, чего нельзя было спрогнозировать заранее.
        Босс частенько о себе говаривал: «Я - простой парень из Бруклина!». Он на дух не выносил ни «яйцеголовых» умников, ни «яйцеголовых» слов. И сейчас в его глазах вспыхнул недобрый огонёк. «Форс-мажорные обстоятельства», «параметры»,
«неадекватно»! Ещё один протестантский педрила выискался. Дьявол тебя, Ставински, подери с твоими вонючими словечками! Обгадился, как паршивый щенок, - так и скажи!
        Но вслух прозвучало:
        - О'кэй, это я так, к слову. Смотрите только, мой мальчик, чтобы вокруг вас самого не сложились… Как это вы там изволили выразиться? Форс-мажорные обстоятельства, да?
        Лицо «именинника» обрело цвет подпорченного лимона. Дик словно расслышал урчание асфальтового катка, который вот сейчас закатает его в полотно будущего автобана. Урчание ровное и незлобивое, как голос старого вампира, продолжающего вещать:
        - Теперь - о проекте «Маэстро». Сколько, по-вашему, может стоить одна скрипка Антонио Страдивари?
        Дику весьма неуютно.
        - Я затрудняюсь с ходу назвать твердый порядок цен, сэр. Музыкальные инструменты - не мой профиль…
        - Теперь - ваш! - припечатал вампирский дедушка, очевидно наслаждающийся мучениями своей жертвы. - У нас в Нью-Йорке, на «Кристис», один педрила купил скрипку
«Хаммер» за три с половиной миллиона «гринов»! Так-то, сынок! И это - не потолок! А на закрытых аукционах их цены возрастают в несколько раз. Тут ребята из Чикаго сбацали «Общество Страдивари», так они готовы отваливать и по 6 миллионов за скрипочку!
        На этом месте дон Винченцо плотоядно сглотнул. И распорядился:
        - В общем, так! Сегодня же соберите данные по всем мировым аукционам. По свету сейчас разошлись сотни уникальных инструментов, созданных этими чудаками из Кремоны - семействами Гварнери, Страдивари и Амати. А ведь ещё существует чертова прорва неопознанных скрипок!
        При всём обуявшем его волнении, Дик не мог не оценить комичности происходящего. Эта доисторическая рухлядь, эта старая пиранья читает ему лекцию о кремонских скрипках!
        А «старая пиранья», между тем, продолжала:
        - Имейте в виду, мой мальчик: играющая скрипка не дряхлеет. Наоборот - ее звучание становится богаче. Это - как хорошее вино: чем старше, тем вкусней. И тем дороже, клянусь Большим жюри присяжных!
        Эксперт по струнным инструментам почесал свою выдающуюся бородавку:
        - Купить себе такую «игрушку» не может даже крупный музыкант - как бы у него на это дело ни стояло! Чаще всего ему дает попользоваться скрипочкой добрый дядя-спонсор. Теперь таким спонсором станем мы. Наша «Армия Спасения» возьмёт под контроль всех скрипичных виртуозов этого чёртова мира. Ни одна гастроль, ни один, дьявол подери, концерт не состоятся без нашего благословения. И без соответствующего отчисления в карман Синдиката.
        Тут Бородавка озаботился:
        - Не скрою - мы уже капитально лопухнулись. Нас на два корпуса обошли узкоглазые: самые дорогие скрипки уплывают к япошкам. И Синдикату предстоит крепко пободаться, чтобы расчистить себе поле для гольфа.
        Босс закурил сигару, выпустил синюю струю дыма прямо в Дика, и тому показалось, что в него пальнули очередью из автоматического кольта-браунинга.
        - Ну, вытеснение желтых макак с нашего поля для гольфа - это не ваша головная боль, мистер Ставински. У вас задача попроще. У этих русских людоедов весь предмет нашего интереса сосредоточен, дьявол подери, в одном месте. Они его называют Государственной коллекцией. Так вот скрипки из этой коллекции ещё лет сорок назад уплывали от русских педрил тоннами - как дрова для камина. Кремлёвские скунсы делали под шумок свой бизнес. А тут ещё и пархатые как хлынули из Союза, так и попёрли за собой драгоценные скрипочки. Продажные эксперты на «чистокровного Амати» выдавали справку, что это, дьявол подери, - деревяшка, купленная в местном супермаркете.
        Дик подумал что сорок лет назад Советский Союз вряд ли располагал хотя бы одним супермаркетом. Но от замечаний благоразумно воздержался и продолжал внимать словам Босса:
        - Так что русская коллекция сегодня - это обломки кораблекрушения, жалкие десятки по-настоящему ценных инструментов. Но мы с вами, мистер Ставински, не побрезгуем и десятками: у меня и на них крепко стоит! А главное - прибирайте к рукам русских скрипачей. И не старых пердунов: нам нужны молодые волки, готовые по трупам идти к деньгам и могуществу. Вроде вас, мистер Ставински!
        У Дика внутри всё похолодело. Но он по-прежнему держал паузу, а лицом выказывал полнейшее внимание и почтительность. Дик знал: одна проскочившая гримаса - и, покинув кабинет доброго Санта Клауса, человек исчезает навсегда.
        А Санта Клаус ощерился ухмылкой сытого питона:
        - Разумеется, парни со смычками - только начало. Прибрав их к рукам, мы возьмёмся за роялистов, флейтистов, всяких там тромбонистов. Прикиньте, мой мальчик: рояль
«Steinway» этого чокнутого Джона Леннона ушёл за 2 миллиона, платиновая флейта фирмы «Powell» - почти за 200 тысяч, а труба, в которую дудел чёртов Диззи Гиллеспи, сейчас стоит, пожалуй, что и поболе!
        На «роялистов» Дик опять же не прореагировал. А в голове уже крутились шестерёнки: как успешней развернуть проект «Маэстро» на замшелом русском рынке?

* * *
        Спустя неделю, перенесшись на тяжких крыльях «Боинга» на невские берега, Дик в гостиничном номере принимал эффектную молодую даму.
        - С последним заданием, мисс Актриса, вы справились блестяще! Впрочем, как всегда, - Дик был галантен, изящен, улыбчив.
        Актриса кивнула аккуратной головкой, благосклонно и сдержанно: начальству она всегда демонстрировала «стиль ЛСД» - Лояльность-Сдержанность-Достоинство.
        - Если бы ещё эти уроды не провалили потом всю акцию! - сверкнул хищно глазом Дик. Но тут же расслабил лицо, сделался вновь улыбчивым и доброжелательным:
        - Ну, об этом не будем. Сейчас хочу предложить вам новое дело, достойное ваших талантов. Надо объездить одного скрипача. Исполнитель мирового класса…
        Доска объявлений
        Простой парень из Бруклина приглашает на партию гольфа мистера А. Страдивари, мистера А. Гварнери и мистера А. Амати. Клюшки для игры предоставляются в обмен на скрипки, альты и виолончели.
        Глава 31
        ВОЙНУШКА ИЗ СЭКОНД-ХЭНДА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Над городом Питером шли затяжные дожди. От них становилось ещё ненастней на душе у Роджера, ещё беспросветней в жизни у профессора Платонова.
        Над Россией шли затяжные дожди. Скапливаясь в лесные ручьи, они переполняли озеро Светлояр, тревожными многоточьями испещряли гладь Таганрогского залива, заливали бесприютные пространства, на которых раскидывал сети эль тигр Дик, наместник Мистера Бородавки.
        Дожди наступали на Запад. Они продвигались по следу полотен и скрипок, похищенных Синдикатом дона Винченцо.
        Над планетой Земля шли затяжные дожди…

* * *
        - Алло! Алло! Это «Парадиз»? Скажите, любезный: мадемуазель Клотильда принимает нынче вечером?
        - Мадемуазель Клотильда направлена на курсы повышения квалификации, - схулиганничал подполковник. - На время учебы ее подменяет Мадам.
        И, удовлетворённый, положил трубку.
        На встречу с Платоновым Роджер уже опаздывал. Он захлопнул дверь номера и едва не вприпрыжку разлетелся по коридору. Но спустя пару секунд замер на месте и обратился в соляной столб. Ибо навстречу ему двигалась очень уж диковинная процессия.
        В центре живописной группы величественно вышагивал горбатый недомерок в чёрном вицмундире, от которого за версту несло нафталином девятнадцатого столетия. На ленте, свисающей с шеи, в такт шажкам бултыхался сверкающий орден. Ещё три ордена причудливой формы лепились к груди (откуда-то из темных глубин Роджерова подсознания выплыло: «Владимир 1-й степени»).
        Надменного орденоносца держала под руку изумительной красоты женщина в длинном белом платье, белых туфлях и белой же шляпке.
        С другого боку от чёрного сановника увивался какой-то холуй. Он семенил, на полшага отстав от сановного коротышки, и приговаривал искательно:
        - Пожалуйте-с, ваше сиятельство! Не извольте беспокоиться, ваши апартаменты давно готовы-с!

«Однако! - хмыкнул подполковник. - Из какого сна тихого шизофреника вынырнула эта компашка? А впрочем, чему удивляться? Ну, припозднились на пару столетий! С кем не бывает?»
        Вглядевшись в центральную персону, Роджер напрягся: а ведь ему знакомы эти кустистые брови и «фигурный» подбородок, загнутый наподобие круглой зонтичной ручки…
        Ба! Никак - Чёрный Монах из подземелья под Лаврой? Тот самый, что волок дохлого петуха следом за Белой Невестой. А Невеста… Да вот же она - павой плывет под ручку с «их сиятельством»!
        Точно: это были они - любители просачиваться сквозь каменную кладку. Роджер даже присвистнул под нос: «То бабочка была!»
        Задумавшись, подполковник засмотрелся им вслед. А когда повернул голову, уперся взглядом в здоровенного детинушку, облачённого в алую рубаху с синим кушаком. Детинушка, нахмурив чело, тащил за господами многочисленные баулы. А главное - он был уже в полушаге от подполковника и пёр на таран, не думая сторониться.
        Роджер напружинил мышцы в ожидании неминуемого столкновения с этаким медведем. Но столкновения не произошло. Медведь, не меняя хмурого выражения, прошел сквозь подполковника ФСБ и двинулся дальше - к «сиятельным апартаментам».

* * *
        В отличие от Весёлого Роджера, профессор прибывал к месту встречи с большим опережением. Чтобы не топтаться в томительном ожидании, решил покамест прогуляться по магазинам - убить время. От нечего делать заглянул в какой-то попутный сэконд хэнд. Бродил бесцельно по тесным, заваленным шмотками комнаткам: «Отдел № 1. Верхняя одежда, кожа, обувь», «Отдел № 2. Легкая одежда, костюмы, трикотаж»… Так! А это что за зверь?
        На стандартной табличке значилось нечто странное: «Отдел № 3. Войнушка». Что ж, заглянем в «Войнушку», это даже любопытственно!
        Народу здесь было не густо. Старший продавец-консультант (как значилось на пластиковом бейджике) поучал юную продавщицу:
        - Ты что, Жанночка, не видишь - к нам из трикотажа моль летит эскадрильями?
        - Так я же, Ксенофонт Феоктистыч, только вчера по всему отделу антимоль рассыпала!
        - А вот этого как раз и не надо, - строжился Ксенофонт Феоктистыч, лысый и сам будто бы молью траченный. - У нас в отделе, Жанночка, товар деликатнейший. Не хватало, чтоб от него нафталином воняло!
        - Так что же делать? - вконец расстроилась Жанночка.
        - Ты антимоль-то собери, отдай трикотажникам. А нашу продукцию пересыпь лавандой: и аромат благородный, и моль стороной облетит.
        Платонов, снедаемый любопытством, обратился к любителю лаванды:
        - Нуждаюсь в вашей консультации.
        - Рад помочь! В чем вопрос?
        - Да вот - не разберу: чем вы тут торгуете, каким-таким деликатным товаром?
        На немудрящем лике Феоктистыча проступило выражение особой значительности:
        - Мы, уважаемый, торгуем вооружёнными конфликтами.
        - Извиняюсь, не понял!
        - Ну, вооружённые конфликты, - повторил терпеливо продавец-консультант. - Считайте - та же война.
        И доверительно понизил голос:
        - Строго между нами - торговая марка «Война» давно вышла из обращения. Официально после Второй мировой на планете была зафиксирована всего одна война - между Сальвадором и Гондурасом. Да и та продлилась только сутки. А для всего остального напридумывали разных названий - сдерживание коммунистической угрозы, борьба с терроризмом, силовая акция. Ну и всякое такое прочее.
        Тут он, извинившись, отвлёкся на прыщавого тинэйджера, который давненько отирался у прилавка, не в силах выбрать что-нибудь по вкусу:
        - А вот возьмите тридцатилетнюю войну, молодой человек. Роскошный товар, рекомендую!
        И вновь обратил бесцветные глазки на Викинга. Тот посуровел, свёл брови к переносице:
        - Не знаю, что за спектакль вы разыгрываете, любезнейший. Но хотел бы уточнить, с кем имею дело. Довольно пошлого маскарада! Кто вы такой? Профессор исторических наук? Доктор социологии?
        - Да продавец я, - заверил загадочный Феоктистыч. - Старший консультант! Продаю минувшие войны. А что вас так удивляет? Вы же, уважаемый, в сэконд хэнд пришли, так что у нас исключительно - товар, побывавший в употреблении!
        - И что: находятся покупатели?
        Старший консультант даже обиделся:
        - А то! Отбоя нет! Товар-то - очень даже выгодный. Вон, к примеру, - кивнул на верхнюю полку, - пара военных конфликтов в Чечне (идут под торговой маркой
«Наведение Конституционного порядка»). Знаете, какой навар принесли? Ого-го!
        Слабый сквознячок колыхал полосчатую занавеску, отделяющую торговый зал от подсобки. Платонов пригляделся. Занавеска оказалась развешанными бинтами, заскорузлыми от крови и гноя…

…Из отдела «Войнушка» он вышел без покупок. Усмехнулся криво: «Что-то, господин Гроссмейстер, с вашими шахматами заклинивать стало! Куда-то их в сторону повело. Не ты ли меня сглазил, крючконосый?». Действительно - с приездом москвича профессор стал всё чаще вываливаться из повседневного уклада в какую-то иную реальность. Но в том, что это - реальность, а не сны и не бред, он уже не сомневался…

* * *

…Спустя полчаса, профессор снова слушал про силовые акции и вооружённые конфликты. Но теперь ему про это излагал не консультант Феоктистыч, а московский подполковник. И рассказы подполковника, надо признать, вызывали у Викинга больше доверия.
        - Да уж: насмотрелись вы войны! - кивнул понимающе Платонов. - На сто лет вперёд!
        Роджер скривил губы в усмешке:
        - Скорей - нанюхался!
        - То есть?
        - Знаете, на войне умирают некрасиво - не как в кино. Умирая, люди вопят, плачут, воют. А ещё от них идет жуткая вонь. Вам даже не представить, как же они воняют! И у каждого - своя вонь - в зависимости, что ты перед этим съел, чего выпил. И вот ведь какая странность: к зрелищу смерти или страдания привыкаешь быстро, а вот к запахам и звукам я так и не притерпелся…

«Так вот чем пахнет война, - вздохнул профессор. - А Феоктистыч боялся, что - нафталином!»
        Доска объявлений
        ЗАО «Ветер странствий» объявляет набор ландскнехтов, наёмников, «диких гусей» и солдатудачи на 6-месячные курсы повышения квалификации. В программу входят дисциплины:
        Тактика ближнего боя.
        Взрывное дело.
        Убийство голыми руками.
        Теория и практика диверсионных акций.
        Изготовление взрывчатых веществ из подручных средств.
        И проч.
        По окончании курсов успешно прошедшим обучение вручается сертификат международного образца, обеспечивается трудоустройство в государствах СНГ, а также в странах Африки, Азии и Латинской Америки.
        Глава 32
        ИГРАЕМ В СОЛДАТИКОВ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        В сквере перед Казанским собором журчали фонтанные струи, вокруг было многолюдно и суетно. Роджер с профессором прогуливались под колоннадой, которая чутко вслушивалась в ученую их беседу. А громко произнесённые фразы повторяла эхом - словно бы пытаясь запомнить.
        Как и в ходе каждой их беседы, подполковник ощущал себя хирургом, который подбирается к изношенной аорте: одно неловкое движение - и… Поэтому терпение ему требовалось - ну просто слоновье.
        Что-что, а терпеть Алексей Ледогоров умел. И ярость терпеть, и боль, и смертельный, выматывающий душу жар. Как тогда, в Анголе…
        Где-то в жаркой Африке…
        Невыдуманная история капитана Ледогорова

…В тот день он закрутился сутра пораньше и забыл хлебнуть джина. А Непреложный Закон Военспеца гласил: в лепёшку разбейся, но свои сто грамм прими! Не услады ради, а единственно для профилактики от «малярки» - Богом проклятой тропической малярии.
        Эскулапы в погонах предлагали иную профилактику - таблетки дилогила. Но любой представитель советского военного персонала предпочел бы застрелиться из не положенного ему пистолета, нежели брать в рот эту гадость. Плачевный опыт предшественников показывал: несколько месяцев такой «профилактики» - и прощай, печень!
        Едва попав на ангольскую землю, капитан Ледогоров скумекал: ангелу-хранителю (если таковой имеется) работёнки здесь хватит на пятерых. Ибо крылатому бодигарду надлежит уберечь тебя не только от мины или автоматной очереди, но и от прорвы всяких тропических напастей. Одна только манговая мушка чего стоила! Сначала-то всё безобидно: ну, ужалила в запястье мелочь летучая - и ничего не зудит, не беспокоит. А потом, спустя этак месяц, руку вдруг раздувает огненным шаром. И внутри этого шара оказывается большущая розовая каверна, а в ней копошатся мерзкие твари, пожирающие тебя изнутри.
        Хватало и других опасностей отнюдь не фронтового свойства. Одной из главных считалась малярия - и весь «контингент» дружно вздымал стопари - независимо от настроя, праздничных дат и прочих формальных поводов.
        В тот день капитан Ледогоров возглавлял диверсионную акцию своих «Кондратов». Замотался вдрызг, и положенные сто грамм остались без употребления. А через пару недель его скрутила чертова «малярка».
        Это случилось ночью. Даже под теплым одеялом его бил жуткий колотун, слабость навалилась нечеловеческая, а ноги исходили мелкой дрожью.
        И в такой момент кто-то едва слышно вошёл в дом.
        Ледогоров через силу приподнялся, «Макара-стрельца» из-под подушки вытащил, направил на дверь и… провалился в чёрный колодец. Последнее, что запомнил, - крик соседа-«кондрата»:
        - Не стреляй, камрат! Это, я - Жозе!
        Четыре месяца спустя Люся - грудастая сестричка, которой Роджер уже порывался строить свои пиратские глазки, - рассказала:
        - Тебя, Алёшенька, видать, мама в сорочке родила. Везунок ты у нас!
        - Это точно! - расцвел улыбкой Весёлый Роджер. - А ты, прекрасная Люсия., откуда про моё везенье знаешь?
        - Оттуда! - хмыкнула Люсия. - Когда у тебя взяли «толстую каплю»…
        - Ты, собственно, на что намекаешь? - сходу зажёгся Роджер.
        - Тьфу, дурачок! - прыснула «сестра милосердия». - Анализ такой! На количество малярийного плазмоза в крови. Так вот: после анализа тебе в карту вписали четыре креста. Это, считай, смертный приговор. С таким содержанием плазмоза уже не лечат: все равно не жилец. Так-то, Алёшенька! А ты у нас везунок оказался!
        Драить бы Весёлому Роджеру палубу на том свете, если б в очередной раз не улыбнулась ему Фортуна. На свое счастье, умиравший капитан попал в руки зелёного лейтенанта медслужбы. Тот всего два дня, как прилетел в Анголу, и по неопытности не знал, что с «четырьмя крестами» - клиент для морга, а не для госпитальной палаты. Юный эскулап взял бредящего капитана в работу и каким-то чудом за три недели вырвал из лап чёрной старухи с косой. Правда, когда эти три недели миновали, Роджер вместо привычных восьмидесяти трех весил сорок шесть килограммов - ну, жертва Освенцима!
        Он и сам диву давался: как это «моторчик» выдержал такую пытку то космическим холодом, то жаром преисподней? И как у самого хватило терпежу?

…Вот и сейчас, в Питере, в этой небывалой командировке, он себе приказывал -
«Терпи! Терпи и не мельтеши!». И осторожно, по микрону, подбирался всё ближе к сути: «Кто же вы, профессор Платонов?».
        Между тем, колоннада Казанского собора пригрела несколько шумных компаний - и наши спорщики сбежали по ступенькам, прошли мимо бьющих фонтанов, мимо бронзовых Кутузова и Барклая де Толли, свернули на Казанскую улицу.
        Взгляд подполковника наткнулся на пёстрый рекламный стенд:
        СПЕШИТЕ!
        ТОЛЬКО ОДИН ВЕЧЕР!!
        на сцене стрип-варьете «Альмавива» -
        всемирно известный артист и виртуоз
        НЕСУСВЕТНЫЙ ПАПАША!!! -
        лауреат конкурсов оригинального жанра в Гамбурге
        (1998) и Роттердаме (2007).
        Шоу в 2-х отделениях:

«Красный папаша под красным фонарем»
        и «Оденься, папочка!».
        Под анонсом красовалась ухмыляющаяся физиономия того самого перца, которого Роджер не так давно преследовал в районе Гороховой.
        В полную меру налюбоваться на перца подполковник не успел. Ибо разверзлись хляби небесные, и на пирата с Викингом обрушился прямо-таки тропический ливень, исполненный бразильского темперамента.
        - Айда в метро! - крикнул профессор голосом дворовой шпаны. И саженными скачками понёсся к Невскому.
        Но под спасительным сводом у входа на станцию «Канал Грибоедова» было уже не пропихнуться.
        - Спустимся вниз и махнём на Петропавловку! - предложил слегка запыхавшийся Платонов. - Этакий дождина долго не продержится.
        Они протолкались сквозь толпу метеобеженцев и канули в эскалаторно-тоннельное жерло.
        Внизу, в каменном аппендиксе перехода, Платоновское внимание привлекла стоящая в стороне группка. Двое «центровых» молодых людей с уверенными жестами, а напротив них - благопристойная семья: муж с женой и пацанёнок лет шести. От «центровых» по направлению к семейной троице по гладко-серому полу двигалось что-то тёмное. Оно медленно ползло, издавая отрывистые звуки.
        Викинг с Роджером подошли поближе - и всё разъяснилось. Молодые люди здесь, в переходе, торговали игрушками. В данный момент они демонстрировали свой товар: от их остроносых туфель к желтым сандаликам пацанёнка по-пластунски крались крохотные автоматчики, отчаянно паля из своих «стволов». У обрезов дула мелькали весёлые огоньки, трещали они беззаботно и празднично, и горящими от счастья глазами пожирал это чудо завороженный пацанёнок.
        Викинг поиграл желваками, свел чёрные брови в грозовую тучу, только что не плюнул на ползучих тварей, палящих в белый свет, как в копеечку («Вот оно, наше долбанное воспитание! Во всей красе!»). И, не проронив ни слова, зашагал к платформе.
        Но когда профессор с Роджером сели в поезд, здесь их снова настигла война, на этот раз - не игрушечная. На ближайшей остановке в вагон вошли четверо парней в камуфляже без погон. Один опирался на инвалидную трость, ещё один - с ампутированной по колено ногой - на костыль. И у каждого в положении «на груди» вместо автомата Калашникова висела гитара. Парнишка с тростью, желая освободить руки, подставил ее под зад, привычно оперся на «ходулину», чтобы не упасть в раскачивающемся вагоне подземки.
        Электричка тронулась, и ребята ударили по струнам:
        - Наш Второй батальон
        идет по просторам чеченской земли…
        Они пели напористо, зло. Иногда казалось - они не поют, а выкрикивают свою песню. Как, наверное, в бою под Урус-Мартаном орали что-то невразумительное - лишь бы подбодрить себя. А Урус-Мартан, похоже, так и не отпустил их от себя. И потому они хрипели песню злыми голосами, они выплёвывали её слова в эту мирную публику, которая пришла сюда на своих, вполне целых, ногах.
        - Нам обидно за тех,
        кто больше не сядет за праздничный стол…
        А потом они убрали руки со струн и двинулись вдоль вагона, сбирая негустые пожертвования.
        Платонов достал из бумажника сотенную, протянул тому, что с тростью:
        - Держи, сынок!
        - Спасибо отец, - откликнулся покалеченный, взял сторублевку и, не глядя, опустил в карман.
        Слово «отец» у него прозвучало вполне равнодушно. Многие в этих грохочущих электричках называли его сынком. Только вот своих наследников не очень-то отправляли в объятия чеченской «зелёнки». Поезд остановился, и четверка в камуфляже вышла, поторапливаясь: успеть бы доковылять до следующего вагона! Роджера словно под дых двинули автоматным прикладом. Вот и опять она достала тебя! Война - старая ведьма, которая прикинется то надменной королевой, то портовой шлюхой, то развесёлой маркитанткой. И только дураки видят в ней богатую невесту. А на деле она всегда бело-чёрная: полуневеста - полувдова. С тобой, дуболомом, под венцом стоит, фату оправляет скромненько, а сама глазом опытным мерку снимает: какой тебе гроб заказывать.
        И ещё спасибо скажи, если просто убьёт. А то оторвёт руки-ноги и спустит, как в унитаз, в метро культурной столицы нашей родины. И будешь ты на костылях или тележке шустрить по электричкам - трясти медалями, выжимая рублишко из сердобольных соплеменников…

…Роджер с Платоновым поднялись на поверхность и молча вышагивали вдоль равелинов Петропавловской крепости. Говорить не хотелось.
        Вот так и бывает, - думал Роджер. - Сперва «воюют» игрушечные солдатики, и всем это нравится. А приходит срок - и солдатики оживают, и ползут уже по режущей осоке и каменным осыпям, а другие солдатики стреляют по ним совсем не понарошку. И Второй батальон уже без них идёт дальше по просторам чьей-то там земли.
        И ещё: Роджер готов был поклясться, что Платонов сейчас угрюмо молчит о том же самом.
        Афиша
        Стрип-варьете проводит благотворительную акцию - эротическое шоу «Война с раздеванием». Для ветеранов Второго батальона, советских военспецов из Анголы и пацанёнка лет шести с папой и мамой вход и напитки за счет заведения.
        Глава 33
        КОНЦЕРТ ДЛЯ СКРИПКИ С САТАНОЙ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        В зале явственно отдавало чертовщиной. Утончённой, ослепительной чертовщиной. Чертовщина жила в этой музыке, в мечущемся по струнам смычке, в самом скрипаче с лицом полу-отрока - полустарца. Она витала между рядами и креслами, над причудливой смесью парфюмов, лосьонов, дезодорантов, над безупречными головками от престижного парикмахера и над безнадежными лысинами.
        Эта дьяволиада рождалась из неистовой войны смычка со струнами. Музыка была заоблачно-высока, она распахивала нездешние горизонты, манила в иные миры. Она била в голову, как благородное вино, набравшее букет в погребах средневекового замка. Роджеру даже виделся этот замок: остроконечные копья башен пронзают небо, а внутри - высокие каменные своды, в которых витают отголоски былых веков. И портреты могущественных сюзеренов, и готическая геральдика гербов и штандартов, и полыхание дров в камине, в который можно скакнуть, не слезая с коня.
        А вот и хозяин каменных хором: восседает за необъятным дубовым столом, обгладывая баранью ляжку. Он огромен и космат, словно дикий тур. Бараний сок стекает по рукам и бороде - красноватой, спутанной, нечистой.
        У благородного рыцаря лапищи мясника, привыкшие управляться с двуручным мечом, и глазки медведя - крохотные и свирепые.
        И всю эту фантасмагорию рождал уродливый сморчок, слившийся в неистовом соитии с чертовкой-скрипкой.
        На сцене безумствовал Васыль - тот самый Овидий, лоцман петербургских катакомб, завсегдатай заброшенных монастырских казематов. Нацепив чёрную концертную пару и белопенное жабо, он выскочил из своей преисподней, чтобы всех этих застывших в зале увлечь обратно под землю, а может - наоборот - вознести на седьмое небо, заманить в такие выси, из которых уже не возвращаются.
        Вообще-то Роджер не жаловал музыкальную классику. Но сейчас, приглашённый Викингом («Сольный концерт нашего Васыльчика! Концерт для скрипки Моцарта, Вольфганга-Амадея!»), подполковник оказался выбит из седла, обезоружен и обезврежен.
        Без своего «Макарова» и всегдашнего удостоверения родной «конторы», вообще без всего - голый, в чем мама родила - он брёл за скрипкой по тернистым дорогам вечности, и ноги его покрывала пыль столетий. И грезилось бесконечно идти по этим тропам - каменистым, извилистым, и чтобы котомка за плечами была легка, а душа - наполненна. И - главное - чтобы приворотная эта музыка никогда не кончалась.
        Его сердце билось радостно и тревожно: Роджеру предстояло десантироваться на незнакомую территорию с неизвестным заданием, без карты и компаса, без оружия и связи. Он застыл перед люком, разверстым в ночную пропасть, и незримая рука выпускающего хлопнула по плечу: «Пошёл!». Ледогоров шагнул в ночь без луны и звёзд, без запахов и красок, - и его подхватил мощный воздушный поток.
        Отчего же поток тянет наверх? Притушенные огни десантного самолёта остались далеко внизу, потом пропали вовсе. Зато проступили звёзды незнакомого неба, чужих галактик. И холодные их лучи исполинскими ножницами перекраивали пространство по лекалам Космического Кутюрье.
        Но вот не осталось ни галактик, ни звёзд. Поток несёт его сквозь лабиринты подземелий, мимо ржавых решёток и каменных «мешков», в которых белеют давно истлевшие скелеты. И бросает в огромную паутину, сплетенную, кажется, из канатов, и уже ползет к нему убийца-паук, косматый и мерзкий, тянет мохнатые лапы. Нет: не паук! Это протягивает пухлые руки юная красотка, рыжая и белокожая, и обнажённые плечи ее зовущи, а глаза - распутны и бесшабашны.
        И нет уже красотки, а вместо нее - трое галантных кавалеров (камзолы - нежно-зелены, как майская дубрава). И бокалы венецианского стекла в руках кавалеров изысканны и высоки, и вино в них - самое что ни есть мозельское, самое рейнское, самое эльзасское…

…Роджер уже не помнил, кто он такой. Он поднимал в небо тяжёлый бомбардировщик, начиненный атомным грузом, и ждал, пока внизу появятся огни большого, красивого города. Он входил в женщину, яростно, страстно и нежно. Иногда он становился бесконечно древним, как Большая пирамида Гизы, а иногда понимал, что ещё не родился, что первый его беззубый крик - впереди.
        Он был девственницей-жрицей Дельфийского оракула, и девкой из гамбургского притона, Джеком Потрошителем и печальным сказочником Андерсеном, королем сонетов Петраркой и королем ринга Кассиусом Клеем, был боссом безжалостной Якудзы и доктором Иоганном Фаустом из Виттенберга, алхимиком и чернокнижником.
        Так и носило Весёлого Роджера, швыряло из огня в полымя, не давало перевести дыхание. И всё это было - музыка…

…А потом они с Викингом топтались подле служебного подъезда Филармонии, поджидая своего Паганини, чтобы вместе отправиться к Платонову домой и там отметить сегодняшний концерт.

«Да, профессор! - усмехнулся невесело Весёлый Роджер. - Я, чёрт возьми, счастлив, что мир славен не полигонами, а концертными залами. И венец человеческого гения - не ракетный комплекс „Тополь-3 М“, а белый рояль в замершем зале или эта вот скрипка старого итальянца. Но жизнь, профессор, так устроена, что эту скрипку и этого маэстро, и всех собравшихся в зале должен защищать тот самый „Тополь“. Хорошо это или плохо, не мне судить. И не тебе. Ибо не нами заведен такой миропорядок и не нам его отменять, снимать ракеты с боевого дежурства, разоружать армии. И скрипка, и человек, и белый рояль - слишком беззащитны, профессор, поверь мне на слово!..».
        - …А откуда вы вообще его знаете, этого скрипача из подземелий? - поинтересовался Роджер.
        - Как-то, ещё пацаном, он пришел ко мне в школу юных программистов. И быстро сделался учеником номер один. - Платонов утвердительно качнул львиной башкой: - Да-да, представьте себе! Судьба переборщила, наделяя этого парнягу талантами. Он - программист от Бога. И вдруг в один прекрасный день учиняет мне демарш: ухожу, не могу двум богам служить! Как я его ни уговаривал, как ни заклинал, - всё мимо. Скрипка оказалась сильней. Возможно, и к лучшему…
        - Двум богам? - переспросил Ледогоров. - У меня ощущение, что он служит одному дьяволу. Большому и рогатому!
        - Очень даже может быть! - засмеялся профессор. - На ангела наш Васятка точно не тянет. Я самолично его из скольких уже передряг вытаскивал! В нём постоянно какой-то кураж сидит, на подвиги толкает самые дурацкие. По норову ему бы не скрипочкой баловаться, а кистенем на большой дороге!
        - Неужто такой бандит? - подначил Роджер.
        - Бандит живет своим промыслом. А этот просто бедовый до безобразия. Чуть что не по нему - может и голову оторвать. Безо всякой, заметьте, личной корысти.
        Это - абсолютно неправильный скрипач, противоестественный. На скрипке кто должен пиликать, согласно исконной природе вещей? Выросший еврейский вундеркинд - близорукий и сутулый, согнувшийся под весом своей скрипочки. А этот запорожец за Дунаем - с детства бил морды налево и направо. А обозлен, кажется, на весь свет - как дюжина чертей, у которых пропуск в ад изъяли.
        Но тут дверь подъезда распахнулась, и в нее радостно вывалился неправильный скрипач и программист от Бога. Его сопровождал пожилой, сухощавый мужчина в тёмном старомодном костюме, чёрной водолазке, с седовато-чёрной шевелюрой, чёрными глазами и бронзовым лицом. («Чёрный человек» - с ходу определил Весёлый Роджер).

* * *
        Спустя четверть часа они входили в огромную прихожую Платоновской «берлоги». Берлога была хороша на диво: истинно петербургские апартаменты в старинном особняке. Прямо под балконом текла река Мойка, шныряли прогулочные катера, и голос водоплавающего экскурсовода повествовал о последней квартире Пушкина.
        Роджер как раз вернулся с балкона в большую, с высоченными лепными потолками, комнату, когда из коридора вошла девушка. Молодая, симпатичная, но какая-то забитая, что ли. С повадками не то монашки-послушницы, не то пребывающей в трауре кавказской вдовы.
        - Это - моя Настя, - лаконично представил Викинг, и тем ограничился.
        Послушница Настя на мгновенье подняла глаза. Когда они встретились со взглядом Роджера, отчего-то вдруг заполошно метнулись взад-вперед. Монашка тотчас потупила взор и быстро ретировалась. «А это ещё что за фокусы? - подивился Роджер. - Испугалась - будто аспида узрела!».
        И ещё ему подумалось, что глаза эти он где-то уже видел. Причём - совсем недавно.
        Но додумать мысль ему не дали: Викинг, необычно приподнятый после Васылева триумфа, налетел на подполковника, приобнял могучей дланью и принялся ворковать какую-то чушь своим неухоженным басом.
        Потом всё шло, согласно протоколу: обильный стол, тосты за маэстро, за музыку, за искусство вообще… «Чёрный человек» сидел по правую руку от виновника торжества, совсем, кажется, не пил, ел мало, говорил ещё меньше. Произнёс только самый первый тост (на чем настояли Васыль и профессор). Сказал негромко, без пафоса:
        - Мальчик, Господь одарил тебя талантом. Но твоей музыке недостаёт одного. Ей не хватает доброты. Я пью, Васыль, за то, чтобы твоя скрипка научилась любить и сострадать. Играй людям о любви. О ненависти они слышат каждый день.
        И пригубил нарзан из бокала.
        По ходу застолья внутри Ледогорова вызревало неясное беспокойство. Ему захотелось снова взглянуть на непрояснённую послушницу, которая три минуты посидела за столом, опустив очи долу и не проронив ни слова. После чего растаяла, как призрак.
        Кто же она такая, кем приходится профессору? И отчего так испугалась его, Весёлого Роджера?
        Подполковник поднялся с дивана и ленивой походкой профланировал в кухню. Но там вместо искомой «монашки» обнаружил Овидия, который курил подле форточки. Ледогоров напустил на себя вид беспечного гостя, слегка расслабленного водочкой и потому отчасти бесцеремонного:
        - Слушайте, Васыль! А что это за девушка мелькала, когда мы только пришли? Она что - родственница Георгию Борисовичу?
        - Георгию Борисовичу она никто и звать ее никак, - процедил сквозь зубы Овидий, не поворачиваясь к собеседнику.
        - Теперь понятно, - констатировал Роджер. - Вот только зачем Георгий Борисович ее в дом пускает, если она - никто?
        Вся радость от сегодняшнего концерта мгновенно улетучилась, Васыля захлестнула ярость. К нему снова это пришло - как месяц назад он остался заночевать у Платонова и как среди ночи к нему под одеяло скользнула Настя. Та самая - несостоявшаяся Платоновская невестка, которую профессор пригрел в доме и зовёт дочкой.
        Жарким телом она прижалась к Васылю, оглаживала руками, шептала с удушливым придыханием:
        - Ну? Что же ты? Иди ко мне, не бойся! Старый козёл дрыхнет - пушками не добудишься!
        С той ночи Васыля душила тяжкая злоба. Нет: не на подлую тварь, пригретую доверчивым Платоновым, а - на себя же самого. Стыдно и больно!
        Стыдно - что не прогнал её тогда, не устоял перед руками, обнимавшими его в полутьме занимающегося утра. А больно - оттого, что понимал: вся она - фальшивая, как подделанная сторублёвка. И лгут ласковые руки ее, и губы лгут, и лжет разыгранная страсть с придыханием. Страсть к нему, низкорослому, плешивому уродцу.
        Знал, понимал, но - жадно целовал, и ненасытно владел ею, красивой и гибкой. И каждую минуту помнил, что владеет - чужим, что ворует в доме у своего учителя.
        И совсем не удивился, когда после шквала страстей, обессиленный и опустошённый, он услышал тот же вкрадчивый голос, нашептывающий уже совсем другие слова:
        - Васыльчик, любимый, бросим их всех! Эту страну дураков, где никогда ничего хорошего не будет. Уедем в Америку! И будем мы - трое: ты, я и скрипка. Я стану твоим правым плечом, твоим импресарио. Перед тобой будут стелиться лучшие концертные залы мира! Поехали, Васыльчик?
        Помнится, он даже засмеялся. Хрипло, скрипуче. Смехом рассохшейся двери, за которой - изгаженный нужник. Вот он, момент истины! Понятно теперь, откуда вдруг такая страсть к нему, красавчику-Квазимодо!
        Вот тогда он её прогнал. И тотчас поднялся сам. Не зажигая света, кое-как оделся и выскользнул на лестницу - тихо, как вор. Да он и был вором.
        А неделю спустя она улучила момент - пришла к нему снова. И он опять не смог отказаться от ладного, на всё готового тела…
        И вот теперь этот столичный хмырь выспрашивает про неё. Зачем? И почему - у него, Васыля? Случайно, или..?
        Привычно загнав сигарету в угол рта, Васыль развернулся на пятках и прижал кухонный тесак к Роджеровому горлу:
        - Ну ты, пёс легавый! Не суйся в чужие дела, или я тебя выпотрошу, как помойную кошку!
        Сравнение с помойной кошкой показалось Роджеру не вполне корректным. К тому же, ему ничего не стоило обезоружить неожиданного противника. Но в данный момент подполковника интересовала неадекватная реакция Васыля: чем она вызвана и что, чёрт подери, стоит за всей этой темной историей? Вот тебе и скрипичный концерт Моцарта! Концерт для скрипки и тесака.
        - Юноша, положите ножик, это вам не смычок! - спокойно проговорил Роджер, не отводя взгляда от полыхающих ненавистью тёмно-карих глаз. - И скажите по знакомству: вы только меня так любите, или всё человечество?
        - Всё человечество. И тебя, в частности.
        Васыль как-то враз остыл. Конечно, он не полоснёт этого любознательного по глотке. Нельзя: ему, Васылю Гаращуку, предстоит свершить Большой Поступок. Самый большой и самый радостный в жизни. И не стоит ломать планы из-за какого-то паршивого подполковника.
        Он убрал нож от Ледогоровского горла, бросил на столешницу. И утопил горящий взор в заоконной мути.
        Доска объявлений
        Компания по утилизации особо опасных отходов производит бартер для населения. Принимаем в утиль полигоны, ракетные комплексы, атомные грибы, сейсмовзрывные волны, возбудителей сибирской язвы, пятнистой лихорадки Скалистых гор и лихорадки Ку. Взамен выдаём белые концертные рояли и скрипки работы мастеров Кремонской школы.
        Глава 34
        ТЫ ВИДЕЛ ЛИЦО ВОЙНЫ?
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        С каждым днем профессор все более упрочивался во мнении: «Этот гэбистский москвич - не аксолотль бесхребетный. Он сам кого хошь на ноль помножит!». Упрочивался - и недоумевал: «Только почему же мне так хочется спорить с крючконосым стервятником, доказывать что-то? Почему кажется, будто мы с господином опричником говорим на одном языке?».
        А говорили они всегда об одном и том же - о войне и насилии, о свободе и несвободе. И хотя слово «ультиматум» не произносилось, но ходили оба вокруг да около. Осторожно ходили, выбирали, куда ногу поставить - словно танец вытанцовывали посреди минного поля. Каждый видел в другом врага. Но врага достойного. И они продолжали свою словесную дуэль. Пока - только словесную…
        - Мы - стадо людоедов! - утверждал Викинг тоном судебного обвинителя. - Лупим друг друга по башке чем ни попадя, норовим в ближнего дротик засадить. А дротик-то - уже не каменный! Дротик - «третьего поколения»: лазерный, с голографическим наведением…
        Роджер слушал эти бредни толстовские и хмурился.
        Да, мужик: хлебнул ты беды - лютой, обжигающей. Сына единственного потерял. А он, наверное, был похож на тебя: красивый, сильный, талантливый. Парень мечтал открыть для людей город-мечту, а ему какая-то сволочь голову разнесла - со всеми его исканиями да открытиями. Как теперь отцу жить вот с этим?
        Но кроме своего горя что ты знаешь о боли, о насилии? Тут не ты, тут я - профессор, и мог бы тебе такого порассказать! Да не про обстрел ракетами
«Воздух-Земля», когда убийство - совсем не страшное, когда оно прикидывается едва не фейерверком. А про тот клятый «шашлык по-ангольски». Или про «фильмотеку»…
        Где-то в жаркой Африке…
        Невыдуманная история капитана Ледогорова

…Это было без малого двадцать лет назад. Штабунитовской бригады они взяли красиво, противник не успел ничего понять. В ушах у Ледогорова ещё звенело от уханья минометов и нервной скороговорки «калашей». Сейчас, слегка оглушённые и чуть хмельные от нахлынувшего адреналина, Роджер и его ангольские орлы обследовали завоёванные владения.
        Ледогоров сразу положил глаз на глинобитный домишко, притулившийся слева от штабного здания. Он шибанул дверь каблуком десантного ботинка и, держа автомат наготове, ввалился внутрь.
        Всё помещение занимали вытянувшиеся вдоль стен стеллажи. Ароматы раскалённого металла и пороховых газов остались за порогом. Тут царил мирный до зевоты запах канцелярского картона. Под единственным столом послышалось шебуршание - и оттуда, отдуваясь, вылез седенький пузан. Американский боевой камуфляж на нем смотрелся нелепо. Этому благообразному толстячку более приличествовал домашний халат - в котором так приятно оккупировать кресло-качалку и нянчить на коленях внуков.
        Точней - внучек. Двух пухлощёких девчушек с белоснежными бантами, вплетёнными в гудронно-чёрные волосы.
        Эти два создания проказливо взирали на Роджера с фотографии, размещённой на письменном столе дедушкой - штабной крысой.
        А дедушка тянул кверху дрожащие лапки и лопотал, что он - человек гражданский, занимается исключительно делопроизводством.
        - Делопроизводством., сеньор офицер, и ничем более! Я - скромный служитель архива!
        Роджер глянул на тощие картонные папки, хмыкнул скептически: многие ли из здешних штабистов способны хотя бы расписаться? И тут его взгляд упал на полку, уставленную видеокассетами. Аккуратный ранжир, на каждом футляре проставлен номер. Порнуху, что ли, гоняют для поднятия боевого духа?
        - Что там? - качнул Роджер автоматным стволом в сторону кассет. - Фильмы?
        - Нет, не фильмы! - замотал головой услужливый дедушка. - Отчёты, сеньор офицер, отчёты!
        - Что за трихамундия? Отчёты - на плёнках?
        - Для нашей бухгалтерии, сеньор! Отчёты о проделанной работе.
        Сам не понимая отчего, Роджер зациклился на этих бухгалтерских киноотчетах:
        - А ну, показывай, архивариус хренов! Где тут у тебя видюшник?
        - Там, в кабинете команданте, - махнул «архивариус» в сторону штаба.
        - Веди к своему команданте! - подтолкнул Ледогоров толстячка, прихватив с полки пару кассет. - И не тяни кота за яйца!
        Электрический кабель от минометного огня не пострадал, и «видео-двойка» в пропахшем сигарами кабинете фурычила исправно. Ох, лучше бы Роджер этого не делал!
        К тому времени онуже семь годочков отмолотил на тучных полях войны, разбросанных по разным континентам. Ледогоров знал: война - странная шлюха, не ты покупаешь ее услуги, а она - твои. С этой грязной девкой нельзя договориться - все равно обманет. И хорошо, если обманет снайперской пулей или попаданием ракеты
«Земля-Земля», а не минной растяжкой, не рыжей струёй огнемёта. И - главное - не пленом.
        Сколько раз капитан Ледогоров натыкался на страшные, окровавленные ошмётки, сколько сталкивался с мясниками, обвешанными ожерельем из отрезанных ушей? Но сейчас все эти богомерзости творились не на дымящемся поле боя. Здесь - в казённом помещении, среди письменных столов и архивных папок - живодёрство камуфлировалось в благопристойную форму канцелярского отчёта, освящённую безгрешным ликом дедушки-одуванчика, обожающего внучек с белоснежными бантами.
        Но из-за смешливых детских мордашек, из-за бантов цвета непорочности выползало и растекалось по экрану такое, от чего волосы вставали дыбом.
        Роджеру, который, казалось, давно «нарастил мозоль на душе», сделалось вдруг тошно - словно бы на его глазах дедушка-извращенец вершил блуд с собственными внучками. Не вставая с камышового стула, Ледогоров навскидку полоснул из «калаша» по экрану, оборвав творимое там людоедство. Поднялся и вышел из штаба, бросив через плечо:
        - Плёнки, документы и этого киномеханика зачуханного - доставить в Управление!
        С той поры он и начал прибегать к спасительной медитации, тщась заслониться голубым японским шёлком от наползающих воспоминаний и от снов-кошмаров, что приходят перед рассветом - как вернувшаяся из рейда разведгруппа.
        И вот сейчас - сидя в кафешке на Васильевском острове и слушая профессорские разглагольствования о насилии, - Роджер припомнил ту «фильмотеку», и по спине опять пробежали мурашки.
        Ты, профессор, видел лицо войны? У нее багровая рожа отморозка, для которого отхватить ухо мертвому, а голову - живому - просто работа, «ничего личного».
«Солдаты удачи», «псы войны», «дикие гуси», - профессионалы душегубства на сдельно-повременной оплате. И самый известный из них - Боб Динар - наёмник-интеллектуал, виртуоз военных переворотов, король кровавого промысла. Как он там сказал? Ах, да: «Я работаю за деньги. Если вам нужна верность - заведите себе собаку!».
        А что ты знаешь о страдании, профессор? И что знают про него все Шекспиры и все Достоевские? Я - не про то, как с простреленной ногой двое суток выползал из болота, гадая: доберусь до своих или попадусь «Эскадрону смерти», а может - всё уладит гангрена? Нет: я - о той пронзительной боли, от которой исходит криком душа. И бессмысленно топить себя в делах или прятаться в стакан с белой анестезией: боль эта все равно дождётся тебя. И будет медленно, с похотливым сладострастием убивать тебя каждую ночь, мстя за всех загубленных, всех искалеченных на совсем не тобой затеянной бойне.
        Потому что нет красивой войны - войны «настоящих мужчин». Есть жирные, холеные пальцы, привыкшие к деньгам и к власти. И пальцы эти вертят ручку мясорубки, где мужчины (настоящие и не очень) перемалываются в фарш, а на выходе шуршат деньги. Огромные, оглушительные деньги. Проценты-дивиденты от прибыльного бизнеса «война»…

…Но не соглашаясь с Платоновым, споря с ним, Роджер начинал понимать: кажется, говорят они об одном и том же. И ненавидят одно и то же.
        При всем несходстве натур, профессор и подполковник, сами себе дивясь, находили всё больше точек соприкосновения. Впрочем, это не радовало. Потому что никакие точки не изменят правил, по которым будет и дальше протекать эта схватка.
        Нет: Роджер не корчил из себя Красную Шапочку - за годы службы ему приходилось убивать собственными руками. Но то были террористы, полевые командиры и прочая сволочь, у которой лапы по локоть в крови. И хотя объекта нынешней разработки тоже предложено считать маньяком, но что-то внутри Ледогорова сопротивлялось данной версии.

* * *
        Ледогоров вернулся в гостиницу. Уже подойдя к своему номеру, вдруг услышал:
        - Эй, мужик! Погодь-ко!
        По коридору к нему поспешал «самый счастливый». Ну, тот самый, только без вантуза. А вместо чемоданчика с инструментом «специалист по фекалиям» держал дорогой кейс с наборными цифровыми замками.
        - Слышь, мужик, купи! Расшифрованные прогнозы Нострадамуса! Двенадцать центурий, боле тыщи катренов. И все, как один, растолкованы.
        - Да ну! И кто же умудрился их растолковать?
        - А я и умудрился!
        Роджер присвистнул уважительно:
        - А ты, оказывается, специалист не только по фекалиям?
        - Дык! - подтвердил мужичонко. И поёрзал небритой челюстью.
        Но приметив, что Роджер собирается покинуть учёное общество, убавил гордости, заныл:
        - Слышь-ко, мужик? Купи, а? Я ить дорого не прошу! Мне бы только на портвешок хватило…
        Не добившись сопереживания, переводчик развернулся и пошустрил дальше по коридору - искать новых волонтеров.
        - Эй, Нострадамовец! - окликнул Ледогоров. - Постой-ка!
        Мужик тормознул:
        - Чо - передумал?
        - Да нет. Спросить хочу: ты вправду - самый счастливый?
        - И-ых! - махнул тот немытой лапой. - Рази ж будет счастлив тот, кто постиг предсказания Мишеля Нострадамуса и теперь ведает наперёд про всё наше, значить, бытие?
        И, растворяясь в коридорных пространствах, бормотнул под нос:
        - Столетья отыщут забытые книги,
        Мой факел в иных оживёт временах…
        Доска объявлений
        Фирма «Дедушка and внучки Inc.» демонстрирует фильмы для любителей пощекотать нервы. Обращаться в Архив Штаба бригады УНИТА, к дедушке.
        Глава 35
        ЛИНЧЕВАТЬ АНТИХРИСТА
        (Санкт-Петербург, 20.. год) - Ознакомился я с твоей докладной, Виктор Палыч! - вздохнул президент устало. - Я так понимаю: ты самолично всё перепроверил?
        - Так точно, Валерий Федорович! - по-военному подтвердил «господин Лубянко».
        - Значит, после нашего сверхсекретного совещания разбежалось «шу-шу-шу» по углам? - скорей констатировал, нежели спросил Фатеев.
        - И «шу-шу-шу» разбежалось, и стали быстренько супруг и чад своих отправлять «за бугор», от греха подальше! - подтвердил директор ФСБ. - Одно слово: крысы - с корабля!
        - Нет, Виктор Палыч: они - не крысы. Они, леший их бабушку дери, - тараканы!
        У президента не выходили из памяти рыжие «прусаки», с которых всё и началось. Воображение услужливо живописало: тараканчиков своих выслали из избушки, готовой полыхнуть, а сами пока медлят. Высунули усики-антенны и «ловят волну»: пора уже драпать, или ещё потолочься на кухне, подле хлебных крошек?
        Да чёрт бы с ними: пускай отправляют своих принцев-консортов хоть на Северный полюс, хоть на теплое озеро Титикака! Плохо - что информация растекается.
        Из высших сфер исковерканные, десять раз перевранные сведения постепенно просачивались вниз. И потянулись ничем уже не остановимые слухи. А за слухами явственно маячил призрак повсеместной паники.
        В электричках метро только и было разговоров, что о заговорщиках, собравшихся оставить Россию безоружной.
        - Стало быть, из всех, кто присутствовал на совещании, только мы с тобой не болтаем лишнего и не распихиваем родню по щелям? - спросил Фатеев. И вдруг уточнил, припечатав острым глазом:
        - Или, может, ты, когда докладную писал, о себе упомянуть забыл? Или поскромничал?
        - Никак нет, Валерий Федорович! - «господин Лубянко» уверенно выдержал президентский взор. - Не забыл и не поскромничал.
        - И на том спасибо! - хмыкнул президент невесело. - Хоть один из моего окружения человеком оказался! Не понимаю только: куда эти чмошники сплавляют благоверных да наследников?
        - От греха подальше! - повторил Первый Чекист страны.
        - А подальше - не получится! - засмеялся нехорошо Фатеев. - «Грех» этот повсюду растёкся. И если уж учинит наш ультиматчик обещанную заварушку, то - по всей планете! Разве что остров Пасхи неохваченным останется. Только мы там и на хрен никому не нужны - на этом самом острове!
        И мелькнула у Фатеева шальная мысль: а может, вместо холуев отутюженных надо было на государеву службу поставить того самого ультиматчика? Этот бы душой кривить не стал! Но президент тут же усомнился: «А, всё без толку! Посты эти ответственные любого скурвиться заставят!».

* * *
        Между тем, утечка информации произошла не только в расхристанной России. Жуткие слухи барражировали над Елисейскими полями, Бродвеем, Гинзой… Не осталось такой страны, которая бы не ощущала себя под Дамокловым мечом и не косилась на соседей подозрительно.
        В Соединенных Штатах родилась и стремительно набирала вес Лига за спасение Америки. Ее лидер провозгласил новый крестовый поход:
        - Враги готовят нам новое 11 сентября, перед которым гибель Всемирного торгового центра просто меркнет. Чтобы сохранить нашу великую цивилизацию, следует незамедлительно уничтожить Аль-Каиду, Хезболлу, Талибан и другие террористические организации. А также нанести тотальные ядерные удары по рассадникам экстремизма и агрессии: Ирану, Ливии, Северной Корее!
        Государства Балтии, Грузия и Польша в происходящем усмотрели грядущую российскую оккупацию. Северная Корея заговорила о неминуемом конце мирового империализма и ускорила разработку атомной бомбы. Страны-члены ОПЕК цену за баррель нефти задрали на космическую высоту. В мире расплодилось множество тоталитарных сект, чьи гуру провозгласили себя Спасителями Человечества от Антихриста. На роль Антихриста они назначали то президента США, то певицу Мадонну, то главу «Майкрософта».
        Усама бен Ладен распространил в интернете запись своего выступления: паника, охватившая планету, - это провокация Израиля и его американских прислужников, стремящихся поработить мусульманский мир. Глава Аль-Каиды объявил Джихад евреям, американцам и «окончательно прогнившей христианской Европе».
        Нарастала истерия и на бытовом уровне. Поджоги, погромы, возродившиеся из небытия Суды Линча выплеснулись на улицы Буэнос-Айреса и Карачи, Екатеринбурга и Далласа.
        Казалось, старушка-Земля окончательно сдвинулась с ума. Застарелые обиды, замшелые подозрения, молью побитые обвинения были вновь извлечены из сундуков истории и воздеты над головами, как боевые хоругви.
        Ультиматум неведомого «Динозавра» вершил свое чёрное дело…

* * *
        От таких новостей Платонов помрачнел окончательно. Его бесило, что «железно» рассчитанный ультиматум прибил человеческий ковчег совсем не к тому берегу.
«Ничего, мы ещё повернем этот кегельбан вспять!» - уговаривал он себя, слушая новостную телепрограмму. Но тут, как назло, старенький «ящик» скис окончательно и бесповоротно.
        Не стесняясь в выражениях, Викинг ринулся в магазин «Бытовая электроника» (благо, всего в двух кварталах!). Ходил, выбирал, сопел - пока внимание его не привлекли два одинаковых телевизора, умостившихся на полке бок о бок. Придирчивый профессорский глаз уловил единственное - хотя и существенное - отличие между этими близнецами: один стоил втрое дороже своего собрата.
        Вот же ерунда на постном масле! Платонов подошёл поближе. Под обозначенной крупными цифрами ценой было проставлено мелким бисером наименование товара:
«телевизор с войной» и «телевизор без войны». Второй, судя по исчерканному ценнику, уже четырежды подвергся уценке.
        - Могу я вам помочь? - подскочил продавец.
        - Да уж, будьте любезны! Что за чудеса в решете - «с войной», «без войны»?
        - А это у нас опытные образцы. Ученые из оборонного НИИ изобрели. Один телеприёмник показывает только стрельбу-пальбу да всякие мордобои, а другой - исключительно про тишь, гладь и божескую благодать.
        Продавец усмехнулся:
        - Сбацали, значит, наши Эдисоны таких вот монстров и подбросили в торговую сеть - посмотреть, как народ реагировать станет.
        - Ну и как? Реагирует?
        - Ещё как! Тот, что с триллерами и киллерами, - нарасхват идет.
        - А который пацифист? С ним не шибко?
        - Какое там - «не шибко»! Вообще никто не берет. Говорят - такого и даром не надо!
        - Да я их понимаю, - присовокупил продавец. - По этому «безвоенному» ящику смотреть и неинтересно, да и нечего. Фильмец-то для него, худо-бедно, ещё можно наскрести. А вот информационные, документальные программы - где ж найдёшь, чтобы в них не было про войну или, там, зверства какие?

* * *
        Подполковник Ледогоров и профессор Платонов, как два юных любовника, устраивали свидания, невзирая даже на самую собачью погодку. Они спешили наспориться, прийти к чему-то главному. И оба понимали: времени - не густо.
        А вокруг них Петербург творил свою нескончаемую мистерию. Роджеру чудилось: этот город затеял с ним странную игру, поединок без правил. Казалось, Северная столица пыталась растворить его в дождях и туманах, в жутковатых мифах и фантастических видениях. Вчера они с Викингом часа три фланировали в районе Невского. И проходя мимо «многозвёздных» отелей, всякий раз натыкались взглядом на швейцара, томящегося при входе. Первый из этих привратников предстал в бархатном камзоле и высоком цилиндре, второй был выряжен а ля петровский гренадер, ну а третий оказался загримированным под шоколадно-коричневого «арапа».
        - Город ряженых! - хмыкнул Викинг.

«Город-ряженый!» - мысленно поправил Весёлый Роджер. Наконец-то он разгадал глубинную суть каменного перевёртыша! Это - город-притворяшка, город-конспиратор. Внешне, для приезжих, он прикидывается Вечным Праздником: парадно сверкает мрамор фасадов, кичащихся царственной осанкой; триумфально летят в небе бронзовые колесницы, победно поблескивают тяжкие пьедесталы, а шпаги и эполеты на памятниках полководцам - изящны и умопомрачительны. И горделиво взирают на собственное отражение немыслимые дворцы и невиданные музеи, и палит радостным салютом
«потешная» пушка с Петропавловки, и плещется над нею стяг, торжественно вознесённый на флагштоке. И все они улыбчиво и щедро обещают всеобщее счастье и благоденствие - сегодня, прямо сейчас, вот сию же секунду!
        И этот же вечный праздник пророчат тебе все бронзовые адмиралы, стихотворцы, фельдмаршалы, императоры, и прозревающие будущее сфинксы, и разномастные чудо-парусники, и пышущие преуспеянием центральные универмаги. И тот же «арап Петра Великого», встречающий тебя у ослепительных дверей отеля, тоже, улыбаясь загадочно, намекает: «Праздник! Сегодня праздник! Как и вчера, и позавчера, и после-после-завтра!».
        И в этот вечный праздник так легко, так хочется поверить, безоглядно погрузиться с головой - как в сладкий сон, как в добрую сказку детства.
        Как в океанскую впадину, чёрную и обжигающе-студеную, из которой уже не будет возврата к теплу и свету. Потому что под личиной города-праздника таится убийца, расчётливый и холодный.
        Отрешись от показного блеска и лоска, от парусов, эполетов и колесниц, - и прозревшие глаза различат Спас-на-Крови, где бомба, брошенная по взмаху батистового платочка в девичьей руке, разорвала «царя-освободителя» в клочья. А напротив Спаса - Михайловский замок - причудливое надгробье «Русского Гамлета», задушенного шелковым офицерским шарфом. Ну а подальше от этих куполов и шпилей, возле берега Чёрной речки, прорастает из прошлогодних трав оскорблённая кровь Поэта.
        Кровь, в этом городе всюду - кровь, за каждым углом - душегубство!
        Этот серийный убийца с внешностью и манерами аристократа скрывается под тысячей имен. По одним документам он - мещанин Родион Раскольников, по другим - поручик Петр Каховский, по третьим - и вовсе иностранный подданный Жорж Шарль Дантес, барон Геккерен. Но всегда он таит под полой топор или дуэльный пистолет Лепажа, самодельную бомбу или скорый на расправу финский нож с весёленькой наборной ручкой.
        Маска, я тебя знаю! Можешь не прятаться за фасадами и пьедесталами, не прикрываться коринфскими колоннами и каррарским мрамором, не ослеплять праздничными фейерверками! Подполковник Ледогоров по кличке Весёлый Роджер, старый спецназовец и матёрый опер, вычислил тебя. И теперь уж ты никуда не уйдёшь - как ни огрызайся оскаленными пастями каменных львов, ни грозись затоптать чугунными копытами своих вздыбленных коней. И не надейся, что выгорит новое твоё злодейство - оставить державу беззащитной, лишённой ядерного щита, открытой для любого подлого удара! Хватит рассылать анонимки президентам и королям, грозить из-за угла! Я уж тебя заломаю, выкручу ручонки твои шаловливые!
        С холодной яростью Роджер прожигал хищными глазами этого благопристойного душегуба, галантного комильфо в белоснежных перчатках, под которыми - чужая кровь. И с рассеянным высокомерием, едва замечая, взирал на заезжего московского подполковника великий город, творец иллюзий и сочинитель мифов - гений, предатель, философ, доносчик, дуэлянт, чернокнижник, цареубийца, поэт.
        Объявлен розыск
        Органами внутренних дел и Следственного комитета при Прокуратуре РФ разыскивается особо опасный преступник, гражданин Раскольников Родион Романовичстудент. Подозревается в двойном умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами, а также в создании и пропаганде человеконенавистнической теории.
        Вооружен холодным оружием (топориком), при задержании может оказать сопротивление.
        Глава 36
        СЕЗАНН, ОТВОРИСЬ!
        (Ленинград, 1987 год)
        Поезд остановился, Васыль сошёл на перрон и двинулся к дому. Отец, конечно, его не встретил: Служение - прежде всего!
        За спиной Васыль нёс рюкзачок с нехитрыми пожитками, в загорелой руке - чёрный скрипичный футляр, а в душе - счастье от месяца, проведённого в «Артеке». Единственного счастливого месяца во всей его двенадцатилетней жизни.
        Впрочем, по мере приближения к дому радость на сердце таяла, уступая место отчаянию: опять - в эту тюрьму!
        Но в «тюрьму» он не попал.
        Выйдя из лифта, мальчик застыл на месте: дальше идти было некуда. Массивная, бронированная дверь, защищавшая их квартиру, оказалась искорёженной, и на ней красовалась сиреневая казённая печать…

* * *
        С детства Васыль Гаращук ненавидел две вещи: своего отца и свою жизнь. Жизни, собственно, не было. Было - Призвание и Служение. Оба - с большой буквы: именно в такой тональности говорил о них отец. А говорил он о них постоянно.
        Мамы Васыль не знал: она умерла, когда он издал первый крик среди холодных пространств родильного дома. Отец же был крупным, потомственным коллекционером, и делом всей его жизни считалось - хранить и приумножать Великое Наследие, накопленное отцовым не то дедом, не то прадедом. А именно - собрание живописных полотен, освящённых кистью известных мастеров. Мальчишка рос под молитвенно произносимые имена: Коровин и Добужинский, Машков и Сомов, Кустодиев и Борисов-Мусатов. А ещё - Матисс, Сислей, Сезанн… (Когда воспитательница в детском садике прочла им сказку про Али-Бабу и сорок разбойников, то волшебный пароль
«Сезам, отворись!» маленьким Васылем был воспринят как «Сезанн, отворись!».)
        Через знакомого дипломата отец заказывал хитрые английские замки и устанавливал их собственноручно. Все экземпляры ключей тут же запирались в сейф, кроме одного, которым пользовался сам отец.
        А сколько было крика, когда Гаращук-младший по неопытности как-то летом отогнул плоскогубцами заржавевшие гвозди и распахнул годами не открывавшуюся балконную дверь!
        Узрев такое варварство, вернувшийся отец едва не схлопотал инфаркт миокарда. Когда он, наконец, прекратил орать на малолетнего преступника, то ещё час с лишним читал ему лекцию - какой микроклимат надо поддерживать в доме, дабы великие холсты не поддавались тлетворному влиянию времени.
        У Васыля не было дома: этот дом принадлежал Сезанну, Сомову, Коровину. В их квартире на Лермонтовском проспекте (два шага до Театральной площади) гости не появлялись даже на Новый год. Праздники справляли в узком семейном кругу: отец, Васыль, Кустодиев, Бенуа и Сислей. Мальчику было странно слышать от одноклассников, что, оказывается, можно жить по-другому: приглашать друзей и самому ходить в гости, каждому иметь свой ключ, а не дожидаться под дверью, когда же появится отец…
        Но они с отцом и не жили. Отец втолковывал Васылю, что живут «простые люди», а они, Гаращуки, - призванны: их долг - служить Искусству.
        Во имя этого служения отец купил наследнику на пятилетие скрипку и шесть раз в неделю таскал его на уроки, а ещё через два года отдал в музыкальную школу.
        После музыкальной школы Васылю нередко приходилось часами фланировать перед подъездом, ожидая, когда же появится отец с ключом от квартиры. Тогда-то мальчишка и начал забредать в застеклённую будочку «холодного сапожника», которого, несмотря на солидный возраст, отец называл просто Герой.
        Однажды Васыль, прячущийся в будке от дождя, спросил:
        - Дядя Гера, вы - грузин?
        - Нет, - покачал головой старый сапожник. - Я - айсор. Ассириец. Это - по-вашему, по-русски. А по-нашему мы - сураи или атураи.
        И он рассказал Васылю про Ассирию, про великих царей Ашшурбанипала и Ашшурнасирпала Второго, которые собирали уникальные письменные памятники, возводили крепости и храмы, создавали древнейшие библиотеки.
        - Мечами-то бряцать - дело нехитрое. Сперва они победили Финикию, Северную Месопотамию и Северную Сирию. А потом пришли мидийцы и вавилоняне, и их мечи оказались заточенными острее. Что осталось от богатейшей столицы Ашшур? Груда камней. А вот богатейшая коллекция клинописных текстов, которую собрал Ашшурбанипал Великий, - пережила все войны и пожары…
        Слово «коллекция» заставила Васыля сжаться, как от жестокой оплеухи. Но уже через три минуты он слушал, жадно распахнув глаза. Так он подружился с удивительным сапожником, который мог часами рассказывать древнюю историю и которого, оказывается, звали не Герой, а Гиваргизом.

* * *
        Когда Васылю стукнуло десять, отец раздобыл для него путевку в Артек. И снаряжая сына в Крым, не забыл про постылую скрипку:
        - Там наверняка будут и другие отмеченные призванием дети. Твой долг - открыть доя них бессмертный мир музыки.
        За всю смену в лагере Васыль к скрипке не прикоснулся. Впервые в жизни он не посвящал себя Служению, а просто жил: бесился в прибое, ходил в походы, орал песни у костра. Но когда спустя месяц его поезд подошёл в перрону Московского вокзала, мальчик был уверен: с жизнью покончено, дальше опять - Высокое Служение. И очень сильно ошибался.

* * *
        Васыль не знал, как следует поступать, если ты возвращаешься домой, а дверь раскурочена и заклеена бумажной полоской с печатью. И он избрал единственно верный вариант - побежал на угол Лермонтовского и улицы Декабристов, к дяде Гиваргизу.

«Холодный сапожник» прижал к себе парнишку и молча гладил по голове. А тот вслушивался в жёсткую руку старого мастера и понимал: открывается новая страница жизни.
        Потом Гиваргиз отвёл мальчика к себе, напоил чаем с бутербродами и рассказал, тщательно подбирая слова, что случилось.
        Злоумышленники проникли в Святая Святых, когда отец отлучился куда-то. Они поснимали со стен и вырезали из багетных рам все, до единой, картины. И тут не ко времени вернулся хозяин дома…

…Милицию вызвала соседка, напуганная тем, что всегда наглухо запертая дверь была едва прикрыта, а хозяин не отзывается на упорные звонки. Отца нашли в прихожей. Он лежал с проломленной головой. В заключении судмедэксперта значилось:
«черепно-мозговая травма, нанесённая тупым твёрдым предметом и не совместимая с жизнью».
        А вскоре органами государственной опеки мальчик был отдан на попечение сводному отцову брату, дяде Альфреду. Но очень быстро Васыль убедился, что нужен дядьке, как зайцу - стоп-сигнал. И он бросился в объятия улицы, в шальной и пьянящий мир проходных дворов. Вчерашний отличник в момент ока стал записной шпаной.
        Но лихая жизнь, пахнущая водкой и дешёвыми папиросами, только замораживала душу ледяным анабиозом. И тогда Васыль познакомился с «подземными сталкерами» - диггерами. С ними он радостно уходил под землю - чтоб не видеть мерзости окружающего бытия. Правда, мохнатый полуметровый паук - тоже не бог весть какое счастье, но всяко лучше, чем дядя Альфред или шайка полудебильных сверстников.
        А потом из своих подземных миров он выныривал на поверхность - и постылая жизнь снова окружала своей пустотой и безжалостностью. Нарабатывая авторитет, Васыль уже начал «щипать карманы» в переполненных вагонах метро.
        В тот вечер он как раз тащил лопатник у толстого лоха, когда был схвачен «на кармане» чьей-то жилистой рукой. Обернулся - и обмер. Его прожигали глаза дяди Гиваргиза. Гиваргиз молча мотнул головой - иди за мной!
        Он привёл начинающего воришку домой, накормил, уложил спать. А сам поехал на другой конец города, к дяде Альфреду. О чем они говорили, Васыль так и не узнал, но с той поры поселился у старого сапожника, «решительно покончил с преступным прошлым» и вспомнил дорогу в школу.
        На третий день их совместного житья-бытья Гиваргиз спросил у Васыля:
        - А почему ты забросил скрипку?
        - А ну ее! - махнул рукой мальчишка. - Надоела!
        Это казалось невозможным, но лицо Гиваргиза потемнело ещё больше:
        - Не смей так говорить, глупый юнец! Скрипка - высочайшее достижение человечества! В неё сам великий Страдивариус душу вдохнул!
        - Страдивари, что ли?
        - Не Страдивари, а Страдивариус. Именно - Страдивариус, в этом - глубокий смысл, запомни!
        Васыль тогда не понял, в чём там смысл, но за скрипку, всё же, взялся. А дядя Гиваргиз как-то естественно превратился в папу Гиваргиза.

* * *
        Папа Гиваргиз любил праздничные застолья, но ни водки, ни даже шампанского в рот не брал. Для этих случаев в буфете стояло несколько бутылок «Арзни» или «Боржоми». Он наливал минералку в тонкостенный бокал, серебряной ложечкой размешивал, пока не улетучатся последние пузырьки, и пил «За всеобщую любовь и братство».
        Васыль как-то спросил:
        - Папа, а почему говорят - «пьян, как сапожник»?
        - Сапожник, король, - какая разница? Рождаемся одинаково и уходим - тоже. Запомни, мальчик: лучше быть королём среди сапожников, чем сапожником среди королей.
        Чёрная масть, помноженная на огромный горбатый нос, делала Гиваргиза похожим на старого грача с печальными глазами, в которых поселилась, кажется, вся тысячелетняя печаль ассирийского народа. От него всегда пахло чем-то терпким и слегка горьковатым. Васыль был уверен: так пахнет какое-то очень нездешнее, очень южное дерево, что растёт на земле древнего Ашшура.
        Папа Гиваргиз жил возле Никольского собора, в крохотной однокомнатной квартирке, которую ему сто лет назад помог купить в кооперативном доме его брат, дядя Моисей. Дядя Моисей был таким же иссиня-чёрным и сухощавым, как Гиваргиз, и работал техником на телефонной станции. Дома у него было драгоценное сокровище - старенький компьютер, с которым дядька постепенно обучил управляться новоявленного племянника:
        - Осваивай, парень! В жизни пригодится…
        Квартира Гиваргиза всегда была чиста и аккуратна, как и ее хозяин. Единственное, чем она изобиловала, это книги. Они занимали два больших стеллажа, от пола и до потолка, в комнате и три - в коридоре. А ещё теснились на антресолях, на полках и даже в платяном шкафу.
        Книги были большей частью старинные. Тускло поблескивая кожаными доспехами корешков, они наступали со всех сторон, как развернутые боевые порядки воинов Ашшурнасирпала Второго.
        Васыль всем сердцем полюбил эти книги, эту однокомнатную пещеру сокровищ, а главное - хозяина пещеры, папу Гиваргиза, вечно печального и доброго рыцаря сапожной щетки. Всё остальное в этой жизни он ненавидел лютой ненавистью. Ненавидел самую эту жизнь. А папа Гиваргиз был совсем из другой жизни: похоже, родная Месопотамия откомандировала его в этот северный город, чтобы не дать сгинуть непутевому парнишке - начинающему диггеру, карманнику и скрипачу.
        Доска объявлений
        Ищем «холодного сапожника», чтобы отогреть потерянного мальчишку.
        Глава 37
        НАСИЛИЕ НА ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Они тряслись в трамвайном вагоне. Входящая толпа своим напором прижала к Роджеру немолодую женщину с жидким узлом волос, схваченным на макушке. Бедно одетая, битая жизнью, она, казалось, источала токи тоскливого неблагополучия. Рядовая вековечного бабьего фронта, женщина без возраста, без будущего, без надежды.
        Женщина оглянулась назад, бросила на Роджера подозрительный взгляд, особенно задержавшись на ястребином носе. Отвернулась, но через минуту вновь неодобрительно скосилась через плечо.

«Чем-то я этой малохольной не угодил», - констатировал Роджер. И на следующий зырк одарил «малохольную» обаятельнейшей улыбкой.
        Улыбка пирата сыграла роль спущенного курка.
        - Всё ездите? - ринулась соседка в атаку.
        - Ездим, - подивился Роджер. - А чего ж нам не ездить?
        - Скоро доездитесь! - посулила трамвайная фурия. И остервенилась, распаляя себя: - Сволочи проклятые, христопродавцы жидовские! Знаем, какие планы вынашиваете! Армию нашу разогнать, ракеты порушить. На-ко, выкуси! - сунула костлявый кукиш Роджеру под самый его - не вполне славянский - нос.
        Голос ее постепенно наливался ненавистью:
        - Ничего! Недолго вам осталось землю русскую топтать, соки наши сосать!
        - Ты бы заткнулась, дура! - рявкнул, выдвигаясь на первый план, Викинг. - Молчи в тряпочку, коли Бог мозгами обделил!
        Вид у него был свирепый, и обличительница предпочла, действительно, «помолчать в тряпочку». Но на остановке, прежде чем покинуть вагон, бросила Платонову:
        - У, сионисты пархатые! Ездют тут на нашем русском трамвае…
        Минут через десять Викинг с Роджером сошли с «русского трамвая» и углубились в парковые аллеи.
        - А в вас что: действительно, еврейская кровь течет? - поинтересовался профессор.
        - Откуда? - отмахнулся Роджер. - Потомственный русак!
        - Так чего ж вы ни словом не возразили той дуре, когда она бичевала ваше еврейство?
        - А знаете? - усмехнулся Ледогоров. - В разговоре с этой убогой я и чувствовал себя евреем. Так же, как чувствовал бы себя чеченцем или армянином, если б она катила бочку на кавказцев.
        Викинг хмыкнул:
        - Понятное дело! Великая искупительная миссия русской интеллигенции!
        - У каждого - своя миссия, - невинно заметил Роджер. - Один искупает чужую вину, другой - порождает собственную, провоцирует грязные слухи. О том, что эта баба орала в вагоне, сейчас пол-России талдычит. Про тёмные происки, заговор и всё такое. И чуть не поголовно злоумышленника ищут друг в друге. Одни - в евреях, другие - в «чёрных», третьи - в коммунистах… А в итоге - всеобщая истерия, общество расколото, едва ли не гражданский войной попахивать начинает.
        Очень Платонова задело насчет провоцирования слухов. Сыпанул ему Роджер солью на рану. Посопев сердито, Викинг откликнулся:
        - До меня, кстати, тоже слушки доходили! Только другие. Что нашёлся нормальный человек - решил остановить насилие, прекратить войну всех со всеми.
        - Ага! - подхватил подполковник. - И чтобы покончить с насилием, прибегнул к угрозам. Причём не мелочится: шантажирует целые страны, грозится оставить их беззащитными перед любым агрессором.
        - Он не народам угрожает, а правительствам! - прогрохотал Викинг. - Бюрократам!
        - Да вот в заложниках оказываются не бюрократы! Старая песня: паны дерутся, а у холопьев чубы трещат. Ну? И чем этот ваш враг войны от Гитлера отличается? Только что теория другая, зато результат - тот же самый выходит!
        Это был первый раз, когда они спорили вот так - в открытую, сорвав постылые маски. Платонов горячился, кричал, что Третья мировая практически уже началась, причем - задолго до скандального ультиматума. Но на этом ринге он явно проигрывал бой. Ледогоров бил Викинга. Бил наотмашь. Жестокой логикой, суровой правдой, аргументами, от которых было ни уклониться, ни уйти в глухую защиту.
        Вообще же Ледогоров в последние дни ловил себя на том, что всё больше прирастал душой к диковатому профессору. Подключать эмоции к работе, тем паче - проникаться к объекту симпатией - непростительно для профессионала. Но сейчас Роджер плевать хотел на свой профессионализм.
        Он и Платонов - два пирата, пускай - из разных морей. Горбоносый, чернявый Роджер, гроза Карибских акваторий - и белокурый викинг, дитя скандинавских шхер. Оба сильные, со схожими взглядами - в то же время они были чертовски разными. И разница тут - не в географии морей, а в глубинном, нутряном понимании: как России вылезать из выгребной ямы.
        Но так или иначе, а помимо их желания, как-то сама собой вспыхнула поздняя мужская дружба, сложилось неожиданное и странное родство душ. Родство и дружба двоих, которых судьба столкнула на узком бревне, перекинутом через пропасть.

* * *
        В спорах с подполковником растеряв остатки душевного равновесия, Платонов бросился искать опору в испытанном прибежище - науке. Троллейбусом добрался до Университетской набережной - и здесь, взбежав по гранитным ступеням, вступил под своды гордого классического здания. Здесь, в штабе Петербургского центра Академии наук, профессора ждала оговорённая встреча с главным в Питере экспертом по теории войн и насилия…

…- Вы что же, уважаемый: полагаете, будто вы - единственный, кто желал бы запретить всяческое насилие? Окститесь! Война как социальное зло изображается ещё в книге «Бытия» из Ветхого завета, в древнекитайском трактате «Дао дэ цзин», в скандинавской «Эдде».
        Эксперт был волосат и эрудирован сверх меры:
        - Проникнуть в сущность войны как социального феномена, разобрать по колесикам этот адский механизм пытались многие золотые умы задолго до Рождества Христова. Вот, скажем, Сунь-цзы - мыслитель и полководец Поднебесной империи. Или брахман Чанакью из Древней Индии. Ну и после них выстроилась преогромнейшая, изволите ли видеть, очередь. И всё - в высшей степени солидные, уважаемые господа. Аристотель, Сократ, Эразм Роттердамский, Монтень. А ещё - Кант, Дидро, Вольтер. Конечно же, наш Лев Толстой. Разумеется, махатма Ганди. Ну и помимо них - море разливанное всяческих гуманистов.
        - Заметьте: сплошь и рядом - лучшие умы цивилизации, - эксперт воздел к потолку косматый палец. - А многие - так просто совесть, изволите ли видеть, человечества!
        Тут он обежал ироническими глазками массивную фигуру Платонова:
        - И что же? Войны прекратились хотя бы на смехотворно малый период? Да ничего подобного! И вот сегодня вдруг играет музыка и заявляетесь вы - такой красивый и в могучем приливе своего необольшевизма!
        - Большевизм-то тут при чем? - пропустив «красивого», подивился профессор.
        - А при том, уважаемый! Вы избрали самый примитивный и самый безнадёжный путь - взять и запретить. Главное, между прочим, оружие из большевистского арсенала! Но вам же (смею надеяться!) не приходит в голову - запретить землетрясения, цунами и всякие там торнадо. Хотя тоже - чрезвычайно малосимпатичные штуки, которые тоже калечат и убивают людей.
        - Извиняюсь, конечно, но война - это вам не торнадо! - рыпнулся ещё Платонов. И зря рыпнулся, ибо академический волосатик играючи послал его в нокдаун:
        - Не торнадо, совершенно справедливо замечено. Но тоже - феномен, исходящий из объективных причин, которые невозможно отменить ни декретом, ни президентским указом, ни резолюцией Совета Безопасности ООН. Даже самый замшелый, изволите ли видеть, кретин не наложит вето на закон всемирного тяготения. А ведь падать и ломать руки-ноги - тоже не всякому приятно. Но ничего же, миримся мы с этим как с чем-то неизбежным!
        - Выходит, и война неизбежна?
        - А вот этого я как раз не говорил! - построжал эксперт. - Но ее - повторяю в сотый раз! - нельзя отменить в одно прекрасное утро. Ее надо изживать по капельке, на протяжении может - веков, может - тысячелетий.
        - Ну? И как это - изживать? Что я для этого должен сделать? Отрастить патлы, разуться, как хиппи, и орать под гитару песни Битлов?
        - Помилуйте, уважаемый! Ну какой из вас, к черту, хиппи? А процесс этот идет (извиняюсь, конечно!) и без вашего участия. Он, как я уже объяснял, объективен.
        Нам-то может казаться, что количество зла в мире возрастает…
        - А что ли, не так?
        - Совсем даже не так! Научные расчёты показывают: незаметно для человеческого сообщества нравы его мягчают, становятся более галантерейными. Обратите внимание: наши соплеменники уже не тешатся - как ещё лет семьдесят назад - кулачными боями улица на улицу, дом на дом. И в домах этих реже сковородой проламывают черепушку, топят в ушате со стиркой, насилуют. То есть, в абсолютных цифрах - может, и больше. Но, так сказать, насилие на душу населения - тает, как сосулька под мартовским солнцем.
        Волосатый всезнайка улыбнулся хитровато:
        - Заметьте, это не я вам говорю. Это говорят выверенные специалистами цифры!..
        - Цифры - это хорошо. Это прекрасно - цифры! - выпятив челюсть, гнул Платонов свою линию. - Значит, в обозримой перспективе мы обречены на войны и насилие?
        Эксперт агрессивно ощетинил всю свою богатейшую флору, стал похож на взбудораженного дикобраза:
        - А вы полагаете, без них можно прожить? К вашему сведению, любезнейший профессор: современный человек без войн совсем озвереет, вернется в первобытное состояние!
        - То есть?
        - Существует закономерность, давно подмеченная социопсихологами и криминалистами. Когда в стране наступает длительный период без войн, люди начинают гораздо чаще убивать на бытовой почве. Учиняют, так сказать, войну-бытовуху.
        - Значит, подавай нам новую мясорубку с танками и огнемётами?
        - Не обязательно, любезный друг. Можно и без огнемётов обойтись - подсовывая уважаемым современникам всякие-разные эрзацы, заменители войн.
        - Эрзацы?
        - Нуда! Чаще по телевизору боевики гонять. Продавать компьютерные стрелялки-крушилки. Ну а совсем юным согражданам - побольше игрушечных пистолетов. Вот и пускай широкие народные массы выпускают пар таким безгрешным образом.
        Платонов озверел:
        - Так вы же, уважаемый, собственными руками разжигаете в людях агрессию!
        - А вот и нет, - развеселился эксперт. - А вот и наоборот! Тут в прошлом году социологи наши академические проводили исследование. И знаете что оказалось? Люди, которые регулярно смотрят фильмы про всякие там пиф-пафы да мордобои, - те в реальной жизни более миролюбивы. А за нож или кастет чаще хватается тот, кому Чак Норрис или Ван Дамм не по нраву.
        Платонов умолк подавленно. А эксперт добивал его выводами своих социологов:
        - Вот так же и мальчик, который настреляется вволю игрушечными пистонами, потом вряд ли воспылает желанием крошить из настоящего автомата себе подобных. Это, конечно, не стопроцентное правило, но, всё же…

…Через полтора часа Викинг с абсолютно квадратной головой покинул косматого эрудита. Шагал по набережной, не замечая ни Исаакия, ни Здания Двенадцати коллегий, и бурчал под нос:
        - Брахманы, мыслители, Эразмы Роттердамские… Насилие на душу населения… Совсем мозги запудрил, чучел волосатый!
        Заочно он всё ещё спорил с недавним своим оппонентом. И насчет взрослых, и про мальчика - который с игрушечными пистонами. Сама история человеческая казалась Викингу вечным мальчиком, который никак не наиграется в солдатиков. И от того, что солдатики - не оловянные, а живые, ничего не меняется: мальчик так же легкомысленно расправляется с ними, и сердце его не сжимают ни боль, ни раскаяние. Игра, это только игра! И кого, спрашивается, волнует, что там чувствуют крохотные фигурки в форме цвета хаки?
        Доска объявлений
        Встреча старых друзей!
        Участников войны Белой и Алой розы приглашаем на дружескую встречу в ресторан «Меч Роланда». Столы для сторонников Белой розы будут накрыты в Белом зале ресторана, для сторонников Алой розы - в Алом. Церемония братания состоится во второй части Вечера в Большом фойе.
        Мечи, копья и арбалеты просьба сдавать в гардероб.
        Глава 38
        ДИСКОТЕКА ЮРСКОГО ПЕРИОДА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Роджер покинул гостиницу, не дожидаясь назначенного часа. Погода располагала, и он решил прогуляться до Думы, где они с Викингом «забили стрелку». Вдоль набережной Невы добрался до Летнего сада, по центральной аллее пересёк его насквозь и направил беспокойные стопы к Михайловскому замку. Но подле Первого Инженерного моста замедлил шаг: на берегу Фонтанки творилось непонятное действо. Невесть откуда неслась разудалая музычка, а парапет сбоку от моста оброс уже средних размеров толпой, причём все взоры устремлены были вниз. Весёлый Роджер заглянул сбоку: чего там стряслось такого знаменательного?
        Ага, вон оно что: старый приятель - Несусветный Папаша!
        Плешивый черт, прихватив с собой банджо, расположился по ту сторону от парапета, чудом умостившись на крохотном пьедестальчике, над экологически сомнительными водам Фонтанки. Пьедестальчик крепился к гранитному береговому откосу и принадлежал самому крохотному памятнику Северной Пальмиры - бронзовой фигурке Чижика-Пыжика. Так вот Несусветный Папаша оккупировал легендарную птичку вкупе с её постаментом и наяривал на американской балалайке «Чижик-пыжик, где ты был?». Самым пикантным в этом бесчинстве являлось то обстоятельство, что меломан пребывал в костюме Адама.
        Любопытствующие граждане всё прибывали, а вокруг бесновалась небольшая, но шумная группа поддержки. Папашины оруженосцы были облачены в оранжевые футболки с намалёванным призывом «Скажи натуре - Да!». Пожилые интуристки, проплывающие мимо на прогулочных катерах, при виде обнажённого прелестника хватались за видеокамеры. Не переставая терзать дребезжащее банджо, Несусветный Папаша корчил им рожи и подмигивал: «Не робей, Европа!».
        Наверху бестолково суетился толстый страж порядка, намереваясь пресечь безобразие, но не соображая, как это сделать. А вдоль акватории ему на помощь уже неслась моторка водной милиции.
        Наблюдать далее похабные ужимки старого извращенца стало неинтересно, и Роджер двинулся дальше, сопровождаемый бессмертным мотивчиком: «Выпил рюмку, выпил две - закружилось в голове…».

* * *
        Они встречались каждый день. Их притягивало друг к другу, как разноимённые частицы. Хотя оба знали, что вдвоем им не уместиться на этой тесной планете.
        Это был поединок интеллектов и воль. Нелепый поединок, в котором соперники оказались братьями по духу, по глубинному, до корней волос, естеству. Поединок, который должен окончиться смертью. Они оттягивали свой личный час «Ч», час убийства, убегали от него в бесконечное выяснение истины и в прочие околичности. Надрывая жилы, они самозабвенно лгали себе, - сильные, битые жизнью мужчины, не склонные к сантиментам и давно не боящиеся крови.

* * *
        Он все равно не спал, но когда среди ночи затрезвонил вдруг телефон, Роджер покосился на часы: «Кому это приспичило - в начале третьего?».
        - Товарищ Залевский, с вами будет говорить нарком! - отчеканила телефонная мембрана.
        Не успел Роджер открыть рот, как в трубке прозвучал лисий, вкрадчивый голос:
        - Михаил Леонидович, это ведь ваши слова: «Мы должны уничтожить врага до конца. И мы его уничтожим». А что на деле? Вы у себя в Ленинграде расстреляли только 85 тысяч врагов. И это - за четыре года! Лично я пока не склонен расценивать такую пассивность как волокиту и саботаж. Но - только пока. И учтите: Особое совещание НКВД цацкаться не станет, старые заслуги вас не спасут. Жду от вас решительного усиления работы!
        В трубке стенокардическим пульсом защёлкали гудки отбоя…

…Роджер провалился в сон уже под утро - когда подушка, кажется, насквозь пропиталась его думами и оттого сделалась бугристо-каменной. Подполковнику снилось, что он заглянул на дискотеку…
        - Привет, сявки! - рявкнул в микрофон диск-жокей, подозрительно смахивающий лицом на президента Фатеева. - Дискотека начинается! Рад вас видеть на нашем лохотрончике! Сегодня весь вечер с вами буду я, ваш любимый и всенародно избранный ди-джей Фат! Гарантирую бешеную релаксацию! Чтоб я сдох, сявки: вы ещё не нюхали такого релакса! Кайфуйте, тащитесь и отрывайтесь по полной программе! А теперь - музончика!
        Сперва для разогрева публика вяло отплясала положенное под государственный гимн и
«Боже, царя храни!», потом пошло веселей. Народ и впрямь начал «отрываться», градус всеобщего кайфа неуклонно подбирался к апогею.
        Забредший по случаю министр обороны выплясывал, ухватив за талию самонаводящуюся ракету с разделяющейся ядерной боеголовкой. Могучий скинхед, поигрывая кастетом, тащил в центр круга упирающуюся студентку из Зимбабве. Император Петр Первый вел в танце главу Петербургского правительства и, хмурясь, выслушивал пояснения, что Медный всадник придётся снести - на этом месте будет выстроен бизнес-центр с казино и подземной автостоянкой.
        За стойкой бара жонглировал разноцветными бутылками некий хмырь со всероссийски знакомым лицом - не то думский депутат, не то сенатор из Совета Федерации. Сбоку от него красовался ценник с весёленьким названием: «Почем нынче опиум для народа? или Балдейте на здоровье!». Под названием перечислялся ассортимент: марихуана, анаша, государственное телевидение, героин, брифинги, «колеса»…
        Тут неожиданно для Ледогорова заиграли его любимое «В Кейптаунском порту».
        - Белый танец, сявки! Дамы приглашают кавалеров! - заорал, перекрикивая
«музончик», заводной ди-джей Фат.
        К Роджеру тотчас подскочила какая-то фигура и, отколов шутовской книксен, увлекла за собой. Ледогоровская дама была рослой и могучей, с перебитым боксерским носом и энергично выпирающей челюстью. А точнее - оказалась вовсе не дамой, а профессором Платоновым собственной персоной. Викинг был облачен в торжественный чёрный смокинг с непременной бабочкой, Роджер пребывал в боевом камуфляже с полными подсумками и стреляющим ножом разведчика. Карман брюк эротично оттягивали гранаты наступательного боя.
        Где пиво пенится,
        Где пить не ленятся,
        Где юбки узкие трещат по швам…
        - Сявки, обратите внимание, что нам выдаёт пара номер 13! - ревел в микрофон
«разогретый» Фат. - В натуре, они - лидеры нашего сегодняшнего лохотрончика!
        Парой номер 13 были Роджер с Викингом. Хотя «выдавала» пара - из рук вон. Каждый стремился вести другого, в итоге танец все больше походил на борцовскую схватку. В которую скоро и перешел. Спустя пару минут, Весёлый Роджер поймал себя на том, что они с профессором выделывают коленца капоэйры - условного поединка под музыку.
        Подполковник наметил удар ногой в висок, но профессор плавно совершил нырок и, в свою очередь, продемонстрировал двойной по почкам.
        Остальной народ прекратил отплясывать, сгрудился с радостными воплями вокруг
«прикольной» пары. Давно и музончик иссяк, поскольку ди-джей также погрузился в созерцание творимого на площадке. Бойцы уже тяжело дышали, и Викинг промокнул потный лоб листками, которые на ходу выдрал из диссертации своего аспиранта.
        Но вот Роджер, сделав обманный финт, выпрыгнул вверх, обхватил профессора ногами поперек торса и обрушил на пол. А сам уселся сверху и обозначил смертельный удар в сердце.
        Нет: не обозначил. В руке откуда-то оказалась финка, и она мягко вошла меж ребер по самую рукоятку. Мощное тело Викинга выгнулось в судороге и бессильно опало. А Роджер недоуменно разглядывал рукоятку ножа, торчащую из нарядного смокинга, словно странноватая бутоньерка.
        Смолкший на мгновение зал разразился аплодисментами.
        - Браво! - надрывался ди-джей. - Сявки, приветствуйте! Это - хит нашего лохотрончика! Приз - в студию!
        Грянул гимн, сявки замерли по стойке «смирно», и две олимпийские чемпионки в бикини, покраснев от натуги, втащили на огромном подносе приз: орден «За заслуги перед Отечеством», шикарную виллу на Канарах и бесплатную путевку в сибирский курорт Белокуриха.
        Разворотливый Фат тут же ухватил с блюда орден, пришпилил его близстоящему министру. Вилла на Канарах мгновенно растворилась в оттопыренном кармане олигарха с повадками потомственного графа и глазками рыночного напёрсточника. На долю Ледогорова осталась алтайская здравница Белокуриха (24 календарных дня, полное санаторное обслуживание плюс бесплатная дорога в один конец).
        - Поздравляю победителей нашего лохотрончика и пламенный привет всем тусовщикам! - испускал децибелы сияющий ди-джей. - Прощаюсь с вами, сявки, до следующего вечера! Расползайтесь аккуратно, не передавите друг другу хвосты!
        И тут на глазах у Роджера дискотека начала превращаться в Спилберговский «Парк Юрского периода». У лощеного прохиндея из президентской администрации из-под выутюженных брюк принялся выползать, всё удлиняясь, зеленый хвост. Затем на спине, рассадив по шву пиджак от Кардена, образовался громадный гребень из ороговевших пластин. А на шее, вытянувшейся вперед метра на полтора, утвердилась удлинённая башка - абсолютно голая, без ушных раковин, зато с оскаленной пастью, из которой торчали впечатляющие зубы. По соседству с этим чудищем громила-скинхед превратился в мощного бронтозавра и вращал злобными глазками: кого бы сожрать? А слева и справа, сбрасывая одеяния и человеческую личину, нарождались всё новые ящеры: стегозавры, диплодоки, плезиозавры… Над головами, тяжко хлопая перепончатыми крыльями, пролетел одинокий археоптерикс.
        В этот момент Роджер поймал себя на том, что стоит голый на четвереньках, покрываясь чешуйчатой броней.
        Ди-джей Фат, ведущий и хозяин «лохотрончика», с умилением взирал на шабаш оборотней:
        - Чтобы завтра, как штык, - снова на нашу дискотеку! Обещаю новый музончик. Оттянетесь от души, мои верноподданные динозаврики!

* * *
        Ни в родной Москве, ни где-нибудь в Лаосе или Никарагуа к Весёлому Роджеру не приходили такие сновидения, как на туманных невских берегах. Северная столица одаривала его снами ни с чем не сообразными, потусторонними, сугубо питерскими мистериями и фантасмагориями. Как правило, эти сны бывали щедро приправлены очевидным умопомрачением, они попахивали заговором и мятежом, кровью на истоптанном снегу Сенатской площади и студёными казематами Петропавловки. Казалось, духи здешних болот вселяли в приезжего человека тоску по несбывшемуся, ввергали в соблазн всяческой чертовщиной, а призраки Кондрата Рылеева и четырех его собратьев по виселице склоняли г-на жандармского подполковника писать вольнолюбивые поэмы и восставать против государственных устоев.
        Доска объявлений
        Третьего дня в автобусе 74-го маршрута была утеряна разделяющаяся ядерная боеголовка, предназначенная для размещения в головной части ракеты SS-27. Нашедшего просьба позвонить по ниже указанному телефону, спросить Фёклу Фроловну. Вознаграждение гарантируется.
        Глава 39
        ДОЛГОЙ НОЧЬЮ БЕЗ СНА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        За окном упала звезда. Проскользнула по темному небу и канула в никуда - будто и не было ее вовсе. Платонов проводил беглянку взглядом, усмехнулся: «Вот и мы так же! Чиркнешь по небосклону - и нет тебя в помине…».
        Он уже минут сорок стоял в темной кухне, прижавшись лбом к оконному стеклу, и говорил - не то с собою, не то с Санькой Мигалкиным. «Знаешь, Санька, - посетовал профессор, - мне ведь этот москвич крючконосый всю жизнь перевернул. Незаметно так: раз - а она уже другая!».
        Если честно, то переворачиваться его мир начал ещё до встречи с Роджером. Жил себе человек в очень конкретной, очень ему доступной системе координат, и всё было относительно ясно, и сам себя он устраивал - уверенный, целеустремленный, добрый и далеко не безобидный.
        В жизни он помогал всем, направо и налево. Хотя «слюнявая доброта Тимуров» была, по его понятиям, нерациональна и потому - аморальна. Рядом с ним всегда было надёжно, но неуютно - как за броней легендарного танка «Т-34». Казалось, вокруг Платонова царило мощное электрическое поле, в котором пощёлкивало, волосы вставали дыбом и зашкаливали приборы.
        Ещё в студенческие годы он заработал прозвище «ударник» - за то, что врезал по морде всеми горячо нелюбимому доценту Барабухину. Этот доцент, желчный зануда торчащими из-под брюк закатно-розовыми кальсонами, трижды заваливал на экзамене Платоновскую одногруппницу Ленку Якимчук, а потом предложил ей сдать экзамен в постели. Ленка была девахой румяной и грудастой, и сморчок Барабухин давно пускал слюни на ее щедрые хохлацкие дородности.
        Платонов к Ленке питал чувства исключительно товарищеского свойства. Но однажды застав ее зарёванной и допытавшись, в чем дело, отправился на кафедру, к сластолюбивому кальсоннику:
        - Барабухин, вы не доцент, а козлина похотливый!
        И с брезгливостью смазал в четверть силы по вечно недовольной физиономии.
        Скандал, конечно, был грандиозный. И не видать бы Платонову диплома, как своих ушей, если б заведующий кафедрой не уломал декана:
        - Нельзя нам отчислять Платонова. У него же гениальная башка, Лейбниц, да и только!
        - Кулаки у него гениальные! - сопротивлялся декан. - Ваш Лейбниц, глядишь, скоро введет показательные порки для неугодных педагогов!
        - Да педагог-то из Барабухина - никакой! - махнул рукой завкафедрой. - И, между нами говоря, козлина, действительно, первостатейный. О его амурах со студенточками уже легенды ходят…
        В общем, инцидент удалось замять. У Ленки Якимчук другой преподаватель тут же принял экзамен и поставил ей твёрдую четверку. А за Платоновым закрепилась кличка
«ударник».
        Так, ударником, он и шагал по жизни, небрежно расслабив атлетические плечи. И в победоносной своей небрежности однажды едва не убил человека.
        Это «едва» продолжалось долгих два дня - пока Платоновский противник пребывал где-то посерёдке между реанимационным отделением больниц скорой помощи имени Джанелидзе и предбанником в чистилище Господа Бога.
        Жора Платонов тогда на первенстве Ленинграда неожиданно легко вышел в финал, но там его ожидал нешуточный бой с очень серьезным парнишкой из «Трудовых резервов». У парнишки левый прямой удар был страшенной силы. Этот левша слыл королём нокаутов, имел повадки уличной шпаны и сонное, маловыразительное лицо. С таким сонным видом он выходил на ринг, флегматично дробил очередную челюсть и, не вполне проснувшись, позволял арбитру вздымать свою руку под торжественно несущееся над залом: «Победил Василий Егошин!».
        Жора знал: любой поединок начинается не с первой «плюхи» и даже не с обманного финта, а со взгляда. Глаза в глаза: кто уверенней в себе, наглей, агрессивней. И если ты - натура впечатлительная, то можешь проиграть бой ещё до первого удара - сдав позиции в этой дуэли взглядов. За пять лет, что он топтал ринг, кандидат в мастера спорта Георгий Платонов навидался всяких глаз: жестоких и нервных, спокойных и боязливых. У сегодняшнего Жориного супротивника был взгляд снулой рыбы.
        Когда рефери свел их посреди ринга и предложил пожать друг другу перчатки, Егошин, кажется, не заметил Жору: глянул мимо и цыкнул зубом - «Было б на что смотреть! Я этого мозгляка в первом раунде сделаю!».
        Платонов тут же возненавидел наглого пэтэушника, его ленивые глаза и тупую морду с отсутствием какой-либо индивидуальности. «Погоди, гопота подзаборная! Зуб, которым на меня цыкнул, ты сейчас на ринг выхаркнешь, вместе с кровью!».
        Но шел уже второй раунд, а зубу пэтэушника, кажется, ничто не угрожало, кроме возможного кариеса. Егошин порхал в центре ринга, загонял Жорку в углы и валтузил. Жорка же дважды поздоровался с полом, ныла подбитая скула, а губы у него напоминали разбухших пиявок. Кровь, бросившаяся в Жоркину голову перед схваткой, играла с ним плохую шутку. Он суетился, дергался почем зря - и сажал ошибку за ошибкой.
        Вот и второй раунд закончился, и опять - не в его пользу. Запыхавшийся и злой, Жорка плюхнулся в свой угол, выплюнул в руку тошнотворную резиновую капу, прополоскал рот тепловатой водичкой. И тут он понял, что этот пэтэушник, этот безмозглый гопник действительно его СДЕЛАЕТ. И сделает не хваленым левым в челюсть, а железобетонным своим спокойствием - несокрушимым, как бункер финского маршала Маннергейма. И если Жорка - не сопля в боксёрских трусах, а, действительно, мужик, то у него ещё остается шанс: взять себя в руки и одолеть гада холодной расчетливостью.
        Чего это ему стоило, не догадывался даже многомудрый тренер Геннадий Фролович (кличка «Фролыч»). Но Жорка все-таки справился. Справился с яростью, с дурацкой мальчишеской обидой. И когда прозвучал гонг к завершающему раунду, Платонов поднялся на ноги с отключенными эмоциями и неожиданно ясной головой.
        Егошин не «прочухал», что сейчас против него вышел совсем другой противник. Краса и гордость «Трудовых резервов» продолжал орудовать по прежней схеме, и это его подвело самым невероятным образом. Жорка на первой же минуте сделал вид, что бросается в безоглядную атаку, а сам ушел от просчитанного встречного удара, нанес длинный боковой в челюсть, добавил слева в корпус, по печени.
        Егошин не ожидал этой мгновенной контратаки. Растерянность его была недолгой, но Жорке хватило секунды, чтобы увидеть на мгновенье открывшуюся челюсть. И он грамотно всадил кулак в эту мишень.
        Противник «поплыл»: он ещё по инерции держался на крепких своих ногах, но руки начали опускаться, окончательно открывая голову.
        То, что проклятый гопник «ушел в астрал», Гошка видел, рефери - нет. Ещё мгновенье, от силы два - и либо Егошин рухнет на ринг, либо судья объявит нокдаун и приостановит бой.
        Но Платонов не стал ждать. Теперь-то он дал себе волю! С холодной яростью повторно обрушил прямой в челюсть ничего не соображающего парня. Сейчас Гошка не выигрывал бой (победа была уже у него в кармане). Сейчас он жаждал одного: добить этого питекантропа, проучить на всю оставшуюся жизнь.
        Так он на глазах у нескольких десятков свидетелей, едва не убил человека.
        На второй день - когда над бесчувственным Егошиным ещё витали бестелесные ребятами с крылышками и ключами от небесного филиала ДСО «Трудовые резервы» - Фролыч решил ободрить своего питомца в столь драматичной ситуации. Улучил момент, подошел, положил тяжёлую руку на плечо:
        - Ничего, мужик, крепись! Авось, ещё оклемается!
        Гошка посмотрел на тренера отстраненным взглядом:
        - А если и не оклемается, - мне-то что? Он знал, на какие игры подписывался!
        Тренер снял руку, посмотрел долгим, узнающим взглядом:
        - Вот ты, Платонов, какой! Что ж, валяй, парень: далеко пойдешь…
        Но Платонову - ни юному, ни зрелому, не требовалось чьего-либо одобрения. Он шагал по жизни без сомнений и колебаний, и твердо знал, что дважды два - четыре, а остальное - от лукавого.
        И вдруг - пошло-поехало! Первым страшным ударом, перевернувшим галактику Георгия Платонова, стала гибель Глеба. Потом ещё раз Вселенная вокруг профессора сдвинулась с места - когда он убил шакала, грабившего в подъезде беззащитного старика. А ведь вначале, помнится, и пульс был ровный, и совесть не исходила пресловутыми угрызениями. Пришёл домой, засел за статью для «Вестника Академии наук», - и вдруг тошно стало, прямо невмочь. Несколько дней томился, пока не понял: убил шакала - и сам сделался зверем.
        Многое тогда Георгию Платонову пришлось перелопатить в себе, чтобы изгнать беса застарелого «ударничества», прийти к очевидной, в общем-то, истине: даже самый надёжный кулак не возвратит Саньку Мигалкина в его второй «В», не защитит Глеба от чужой подлости.
        Сегодня за окном звездопад. Чиркают по небосклону, летят-сгорают безымянные звездочки - словно чьи-то души обрушиваются во мрак. Ох, жизнь, житуха человеческая! Ползают себе человечики-огуречики, гоношатся, ловчат, подлости строят. А чего ради? Как там, в Писании? Суета сует и всяческая суета…
        Ладно, Санька, - попрощался профессор с Мигалкиным, отрывая лоб от нагревшегося окна, - пойду я, лягу. Что-то думы уже в башку не вмещаются, совсем ее разнесут к чертовой бабушке. А всё - этот пират с хищным носом! Может, и в самом деле прав он, а я чего-то не дотумкиваю?

* * *
        Не спал в эту ночь и хищноносый пират. Лежал в темном гостиничном номере, смотрел в потолок, и хотелось ему выть волком. Потому что сомнений уже не оставалось: профессор Платонов, человек с двумя чайками - тот, кого он ищет. Автор злосчастного ультиматума, всеобщий возмутитель спокойствия и подрыватель основ. Правда, подполковник не располагал железными доказательствами. Да они и не требовались - правила игры были обозначены изначально: ни следствия, ни суда. Раздавить гадину - и вся недолга!
        Но на беду Роджера перед ним оказалась не гадина, а человек, более достойный, чем те, кто отдавал Ледогорову приказы. Старый романтик, объявивший войну войне…

…Потом, передумав чёрные ночные думы, Ледогоров прибегнул к всегдашнему спасительному средству. Сбросил трусы и майку, полез под ледяной душ, под которым выстоял, клацая зубами, добрых полчаса.
        А затем, не растираясь полотенцем, - ещё сорок минут отжиманий, после которых от него начинал валить пар.
        Не волнуйтесь, ребята: подполковник Ледогоров не съедет с катушек, для всех так и останется Весёлым Роджером. А про то, что есть другой Роджер, я не расскажу даже говорящему дрозду Гоше. Поэтому я всегда широко улыбаюсь вам ребята. Я - Весёлый Роджер, и мне чертовски весело. Ей-богу: на этой мало обустроенной планетке - не жизнь, а умора! Обхохочешься!
        Доска объявлений
        Опытный экзорцист изгоняет беса ударничества.
        Глава 40
        СТРАДИВАРИ В ТРОТИЛОВОМ ЭКВИВАЛЕНТЕ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
«До чего же сладкая стерва! Вот и вьёт из меня верёвки…».
        Весь в поту и тяжело дыша, Васыль отвалился от горячего тела Насти. А она тут же завела привычную шарманку:
        - Устал, любимый? Не от Настёхи своей ты устал, не от любви. А от страны этой кретинской, где всё - вопреки здравому смыслу!
        Васыля коробило всегдашнее ее притворство. Несмотря на оконченные три курса Театрального, актриса из нее была - никакая. «Джульетту разыгрывает, дешёвка уличная! Полюбила, вишь, неземной страстью - красавца этакого, да ещё и наркомана… .
        Наркотой Васыль баловался давно. Сперва покуривал «травку», потом глотал «колёса», а последний год - уже и «ширялся» в вену. «Дурь» позволяла ему отключиться от мерзостей жизни, сбежать от них. И в этом смысле диггерские его подвиги, частые уходы под землю тоже были для него, как наркотик. И совсем уже наркотиком была музыка, которую Васыль рождал собственным смычком.
        А Настёха, между тем, продолжала расписывать прелести будущего рая в заокеанском шалаше с пятью спальнями. Не забывая при этом демонстрировать себя - прелестницу с кошачьей грацией. Эта дурында даже не догадывалась, что он на дух не выносил кошачью породу!
        Он панически боялся кошек, считал их порождением ада, способным обратить человека в камень, в мертвый корень увядшей сон-травы. Сколько уж раз в мечтах он на этих мяукающих тварей напускал плотоядных пауков-мутантов, отловленных в мрачных подземных пространствах!
        - Ну кто в этой гнилой России, способен оценить твой талант? - нудилась, между тем, «дурында». - Эти спившиеся уроды, у которых мозги смёрзлись от нескончаемых зим?
        Васыль слушал знакомую «песню» и скрипел зубами. «Про уродов - это ты напрасно! Урод здесь - один: я самый! И не хрена тут сопли пускать - ах, любимый, ах, отдохни! Отдохну. Когда ты заткнёшься».
        Но она не думала затыкаться.
        - Ты посмотри: все, кто чего-то стоит, - уже давно там! А тебе-то с твоим талантом сам Бог велел! Да за одну твою скрипку - знающие люди говорили - нам в Америке бешеные деньги отвалят…
        Настя вошла в раж, трясла его за плечо, словно тщась вытрясти долгожданное решение:
        - Не тяни время! Люди-то про скрипочку наслышаны - могут ведь и просто отнять…
        Сейчас Васыль по-своему даже веселился. «Конечно, Барби, наслышаны: ты же им и настучала! А теперь заманиваешь меня в мышеловку. Только солировать в этом концерте - не с твоими куриными мозгами!».
        Теперь он уже каждый день ложился с ней в постель. Когда постель отсутствовала, он брал Настю на столе, в кресле, на полу. Брал - страстно желая ее податливое тело и ненавидя ее лживую душу. Но на все призывы уехать неизменно отвечал отказом.
        - Ну почему, любимый? Почему, лампедузик мой родной? - обвивала она его руками-лианами.

«А вот это тебе знать ни к чему!» - усмехался про себя «родной лампедузик».
        У него была иная мечта - круто настоянная на ненависти. Он люто ненавидел художников всех времен и народов. Эти малеватели холстов, вступив в сговор с его единородным папашей, сделали Васыля Гаращука своим рабом, украли у него детство.
«Что ж, долг платежом красен! Папаша свое уже получил (жаль - не от меня). Теперь очередь - за вами, господа мазилы!»
        Раз за разом Васыль наносил интернет-удары по мировым музеям живописи: Эрмитажу и Лувру, Третьяковке и Прадо, Дрезденской галерее и Галерее Уффици. Он блокировал их компьютерные системы охраны, снимал деньги с их счетов, заключал от их имени немыслимые сделки, провоцируя скандалы и судебные процессы… Этот компьютерный диверсант сделался для них чёрным ангелом, проклятием, кошмаром.
        Но Васылю уже было мало виртуальных атак, хотелось ударить побольней. И тогда родилась эта мечта, стала смыслом существования: «Всё, господа малеватели, скоро вам амбец! Я спалю всю эту „бессмертную“ лавочку - и через несколько лет никто не вспомнит ваших имен!».
        Он сожжёт их в одном огромном костре, - последний великий огнепоклонник, наследник пророка огня, великого Заратустры. А потом уедет в далекие горы, на родину папы Гиваргиза и будет там разговаривать со звездами, и станет, наконец, счастлив. Там, в стране Ашшур, он излечится от ненависти, которая разъедает его, как ржавчина - стальное днище корабля. Под высокими и чистыми звездами Васыль научится прощать и любить, сделается мудрым и всепонимающим, как папа Гиваргиз - король «холодных сапожников», отшельник и мудрец, поклонник гениального Страдивариуса.
        А эта кукла Барби зря теряет время, обольщая своего «лампедузика» райскими кущами Золотого Миллиарда. Его цель - не греть задницу на желтом песочке Майями, а взорвать чёртов Эрмитаж.
        Васыль знал, как это сделает. Для него - классного диггера - не составит труда наведаться в подземелья, пролегающие под картинными залами. Наведаться, нафаршировать их гексогенчиком - и жахнуть. Чтобы в белый свет, как в копеечку!
        Одна только закавыка: где взять гексоген? Несколько раз он предпринимал попытки раздобыть взрывчатку через интернет, но всякий раз терпел фиаско.
        Когда Платонов позвонил ему про подполковника ФСБ, который просится на подземную экскурсию, Васыль почуял неладное: «Видать, разнюхала Контора Глубокого Бурения про мои игры вокруг гексогена. Вот и прислала топтуна - удостовериться. Что ж, удостоверим его. И успокоим. Навсегда!».
        Диггер отправился в подземный Храм Николая Второго, к юродивому «стражу», которого знал давненько (забавы ради молодой диггер нередко заглядывал в «Храм»). Васылю не составило труда подговорить безумного служителя культа, чтобы тот подстерег гостя неправедного и отправил в лучший мир. А назавтра Васыль уже тащил заезжего подполковника в галерею, где его ждала смерть.
        Если же убогий оплошает - не беда: пусть даже и сболтнёт лишнего! Кто он, собственно, есть? Религиозный фанатик, псих стопроцентный. Ну какой следователь поверит такому чучелу с мозгами набекрень?
        Впрочем, на радость Васылю, до следствия не дошло.
        Теперь-то подполковник перестал его беспокоить: гость из Москвы, вроде, и впрямь - не по этому делу. Тревожило другое: время идет, а гексогена нет и нет.
        И вот сейчас, под занудную Настёхину «песню», его озарило! Васыль рявкнул:
        - Кончай фуфло гнать! Закрой пасть и слушай! Никуда я не поеду - до поры, до времени. Но ускорить ту пору - в твоих силах!
        Привлек Настю к себе, зашептал жарко в ухо:
        - Будет тебе скрипочка. Хозяевам скажешь: инструмент отдам только на бартер. В обмен на гексоген.
        Ровно двести кило, и чтобы не вздумали дерьмо втюхивать! И так обмен не равный: скрипка Страдивари - это целое состояние! Черт с ними - согласен переплатить за риск…
        Под его рукой Настя затрепыхалась:
        - Ты что, Лампедузик? Какие хозяева?!
        - Те самые - которые цену за скрипочку тебе уточняли. И предупреди: никаких передач на нейтральной территории! Свяжешь меня с твоими людьми, я им обозначу место назначения. Там они и скрипку получат.
        И прикрикнул, чтобы прервать глупое Настино комедиантство:
        - Хорош дурочку валять! Одевайся и бегом - к своим умникам: я ведь и передумать могу!
        Пока он договаривал последнюю фразу, Настёха поспешно натягивала колготки.
        Доска объявлений
        Мастерская по реставрации живописных полотен старых мастеров купит расходные материалы:

1. Гексоген.

2. Пластит.

3. Бикфордов шнур.

4. Капсюли-детонаторы.
        Глава 41
        НЕ ЛЕПИ ГОРБАТОГО!
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Сегодня - очередной променад вдвоем по набережной: Викинг с Роджером - шерочка с машерочкой, сиамские близнецы, смертельные друзья. За всегдашними спорами незаметно миновали Летний сад, Мраморный дворец, Эрмитаж. Напротив Адмиралтейства, уже почти пройдя мимо медного льва, Роджер боковым зрением уловил, как тот выгнул спину и, скосив глаза на подполковника, плотоядно облизнулся.
        Ледогоров хмыкнул презрительно: «город поехавших крыш» продолжал играть с ним в игру без правил. «Можешь не облизываться, драная африканская кошка: я - существо теплокровное, не железяка какая!».
        Но долго ещё подполковник ощущал спиной сверлящий взгляд. Повернув гривастую башку, зверь изучающее смотрел Роджеру вслед и что-то про себя прикидывал.
        Ледогорову питерская чертовщина порядком поднадоела. Но самое интересное - что рядом шагавший профессор, кажется, не замечал гримас и ужимок свихнувшегося мегаполиса, северной Фата-Морганы. А впрочем, ничего удивительного: слишком долго Платонов варился в дьявольском этом котелке.
        - У меня идея! - заявил, между тем, Викинг. - Не осточертели вам ещё автомобильные
«пробки» и бензиновые выхлопы? Махнем-ка за город! Обещаю дивную морскую прогулку. Алексей Николаевич, вы как: не против морских прогулок?
        Подполковник оскорбился:
        - Душа истосковалась по океанским брызгам!
        - Вот и мой Глеб, - голос Платонова предательски дрогнул, - тоже любил море. Когда Глеба… не стало, я завел себе гребную лодку и прикупил по дешевке халабуду на берегу залива.
        - Дачу? - уточнил педантичный в деталях Роджер.
        - Какое там - «дачу»! Несколько досок, сколоченных на живую нитку: дунь шквал посильней - всё и рассыплется. Но главное - не халабуда, главное - моя
«шхуна»-красавица. Выйду на ней в залив, вёсла вытащу из уключин - сижу и думаю…
        Профессор встряхнулся:
        - Значит, замётано: послезавтра бороздим акваторию! Ровно в девять жду внизу у вашей гостиницы.
        Тут с другого берега Невы, откуда-то из-за Кунсткамеры с ее собранием уродцев, налетел ветер. Налетел - и смёл с проезжей части суетное стадо «Ситроенов»,
«Тойот» и задрипанных «Жигулей». Дорога сделалась пустынной, несуетной, в полнейшей тишине катился по ней единственный экипаж откуда-то из позапрошлого столетия. В открытой пролётке, опершись подбородком на трость, восседал старый Роджеров знакомец - бывший Чёрный Монах и бывший сиятельный орденоносец, князь-недомерок. Сейчас он был обряжен в чёрный цилиндр и чёрный же фрак. К траурному фракову сукну комочком альпийского снега прилепилась бутоньерка с белой хризантемой.
        Рядом в коляске сидела дама, тоже - вся в чёрном. Лицо ее закрывала вуаль цвета ночи.
        Но тут хулиган-ветер откинул вуаль в сторону. Ба! Это же она - та Женщина в Белом, что сопровождала сановного горбуна по гостиничному коридору! И та Белая Невеста.

«Ничего себе пироги! - поёжился Роджер. - Полмесяца назад - Белая Невеста, а теперь вот - Чёрная Вдова!». И заключил философически: «А впрочем, всё логично. Коли город болен безумием, то и время в нем тоже слетело с катушек!»
        Ветер, между тем, вел себя отвязанно, как истый питерский беспризорник. Теперь он нагло дунул подполковнику в лицо, запустил в глаз соринкой-песчинкой. Ледогоров раздраженно моргнул, зажмурился на полсекунды.
        А когда вновь разлепил глаза, мимо него со скоростью сто метров в час влачилась нудная автомобильная процессия. К обочине прижался серый «Форд», его очкастый водитель что-то уныло доказывал краснолицему инспектору ДПС.
        Тут Роджер загнул нечто не вполне литературное. Философствовать больше не хотелось. А сильней всего не хотелось оставаться в этом «безбашенном» Питере.
        Подполковник давно понял: в разыгрываемой драме с Викингом и «меморандумом» президенту есть ещё одно действующее лицо - главный сообщник ненормального ультиматчика, его вдохновитель и его прикрытие. Имя этого персонажа - Санкт-Петербург. Сумасшедший город, где сантехники переводят катрены Нострадамуса, а профессора ходят по домам - латают краны. Где скрипачи ныряют в склепы, зарываются под землю. Где профессор, именующий себя Гроссмейстером, пытается
«убить убийство» и берет в заложники собственный народ.
        Ежедневно и ежечасно этот город-заговорщик плетёт интриги против старшего опера-важняка, наводит тень на плетень, насылает своих призраков, бомбит звонками из прошлого. С таким противником подполковник Ледогоров ещё не сталкивался…

…Расставшись с профессором, Роджер зашёл в пустынный скверик и по спутниковому телефону связался с Главным Шефом.
        - Всё больше фактов, косвенно подтверждающих: мой «клиент» и фигурант дела - один и тот же человек, - лаконично доложил обстановку.
        Выслушав реплику с того конца, решительно мотнул головой:
        - Нет! Прийти к окончательному выводу и закрыть проблему пока не могу. Продолжаю разработку объекта.
        Всё было ясно ещё пару недель назад. Но Ледогоров, вводя директора в заблуждение, оттягивал финал этой маловесёлой пьесы. Врал Шефу, врал себе, что надо ещё чего-то там перепроверить. Но, чёрт возьми, остается же ещё несколько благословенных дней до истечения срока ультиматума!

* * *
        - Н-да, интересно, мисс Актриса! Значит, говорите, гексоген подавай вашему Паганини?
        Уакеро Дик не скрывал изумления от того, что на него вывалила Настёха. И сейчас прокручивал в голове всевозможные варианты.
        - Ладно, будет ему гексоген! Сведете своего Ромео с Василием - пускай мальчики договорятся - когда, где и что. Василий позвонит вам сегодня вечером.
        Спустя полчаса перед Диком предстал его «менеджер» Таран:
        - Зачем вызывал, бугор?
        - Забавная ситуация складывается, друг мой Василий. Наш виртуоз смычка осваивает смежную профессию террориста!
        - Даже так? - вяло отреагировал Таран. - А поконкретней?
        Дик отповествовал «поконкретней». И вынес приговор:
        - Пора срочно убирать этого психа. Он же своим кретинским гексогеном подорвёт не просто Эрмитаж, а добрый кусок нашего бизнеса в России! Но прежде, чем попрощаться с нашим Паганини, вытяни из него скрипочку. Продумай детали, потом доложишь!

* * *
        Ночью Роджеру привиделся престранный тип, полагавший себя приват-доцентом. Облачён он был в партикулярное платье по моде девятнадцатого столетия и отчего-то - в сверкающие резиновые боты - убогое детище фабрики «Красный треугольник». Восседая в старом вольтеровском кресле, надтреснутым фальцетом он читал подполковнику лекцию.
        - Видите ли, господин Весёлый Роджер, рассматриваемая проблема, при всей ее многозначности, сводится к нижеследующему аспекту. Человек или, по-научному, Homo sapiens есть продукт. Он суть продукт тех пространств и ландшафтов, среди коих складывалась его личность. Эти пространства выковывали его душевный склад, лепили психику, характер, темперамент. По каковой причине горец Кавказа никогда не будет таким же, как потомственный волгарь, а человек Вологодских лесов - иной, нежели степняк Прикаспия.
        - Здесь, - приват-доцент ткнул шишковатым ревматоидным перстом в потёртый паркет, - в Санкт-Петербурге, среди финских болот, на почвах зыбких и ненадёжных, сформировался совершенно особенный тип, который уже и не вполне Homo sapiens. Он отчасти человек, отчасти - видение, ходячий болотный гриб, ядовитое испарение.
        - Да бросьте вы, господин просветитель! - мотнул головой Роджер. - Непроверенной информацией оперируете. Я же среди них живу, ем, пью, езжу с ними в метро. Какое они, к черту, испарение? Нормальные люди, как все! А вы мне тут лепите горбатого!
        - Горбатого? - хихикнул лектор, катанув вдоль тощей шейки могучий кадык. - А как же! Горбатого всенепременно леплю! - И неожиданно перешел на амикошонское «ты». - Да ты же встречал его, подполковник! В монастырской тюрьме, под Лаврой. Помнишь: с кувшином и чёрным петухом?
        Тут приват-доцент погрозил Роджеру пальцем:
        - Только содержимое того кувшина так и останется тобой неразгаданным. Как и сакральное предназначение петуха. Потому что чёрные петухи, подполковник, проходят не по твоему департаменту. Равно как Чёрные Монахи с Белыми Невестами.
        Хихикнул совсем уже тоненько - и начал растворяться в смутном, подрагивающем воздухе. Исчезли ослепительные боты и партикулярное платье, испарились указующий артритный палец, костистый кадык, заостренное личико с интеллигентным пенсне, а посреди вольтеровского кресла развалилась в распутной позе жуткая нелюдь, плесень болотная, бледная кикимора, исходящая каркающим смехом:
        - А ты - красавчик! Я тебе, касатик горбоносенький, презент приготовила на долгую память. Лукошко морошки да окрошку с горошкой и дырявой ложкой!
        Прищурилась, прицелилась, расстреляла глазёнками водянистыми, злыми.
        - Только ты бы, красавчик, поберёгся! А то неровён час - сам гребнем вниз болтаться станешь в руке у горбатого, которого я ещё слеплю!
        Сделала студенистой ручкой:
        - Адьё, подполковник!
        И растаяла, оставив по себе волглый дух да осклизлые потёки на кресельных подлокотниках.
        Ледогоров очнулся в своем номере. За окном сквозь хмарь небесную пытался пробиться рассвет. Подполковник потянулся к бра над головой, щелкнул кнопкой. Пространство одноместного гостиничного рая залил сиротский свет. Окружающий мир сразу притворился простым и безобидным. Только на полу, подле двери алел раздавленный мухомор со следом шестипалой лапы.
        Свежая пресса
        Вчера на Площади Пролетарской Диктатуры, перед Смольным, петербургские кикиморы провели митинг протеста. Митинг проходил под лозунгами «Прекратить осушение окрестных болот!» и «Уравнять в правах кикимор, леших и другие социальные меньшинства!».
        Мероприятие было в установленном порядке согласовано с Администрацией Санкт-Петербурга, и милиция не разгоняла митингующих. Бойцы ОМОНа вели себя корректно.
        «Огни Петербурга»
        Глава 42
        ИНЫЕ ПРОСТРАНСТВА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Нет: что-то сегодня не то! Что-то ненужное, неправильное что-то… День выдался не по-питерски жарким, северное солнце - этот Скупой рыцарь - неизвестно по какому случаю расщедрилось, одарило феерией света и тепла. Но крыльями ястребиного носа, корнями волос Ледогоров ощущал: что-то не то. Сон дурацкий навеял? Нет: вряд ли тут повинны доценты-оборотни.
        Неосознанная тревога поселилась внутри, студёным ветерком холодила грудь. А к этим симптомам Роджер относился куда как серьезно: «мурашки по душе», озноб «от кишок» - это предупреждение, которое его спасало не раз и не два. Конечно, назло всем мурашкам и всем пакостям жизни он насвистит про «Жанетту» в Кейптаунском порту и пройдется по стольному граду Питеру пижонской походочкой фланирующего хищника. Но ушки будет держать на самой что ни есть макушке, и - внимание, внимание, внимание! Внимание, дамы и господа, мадам и месье, леди и джентльмены!
        Кстати о джентльменах. Забравшись в карман, он извлек Билли Бонса. Отряхнул от каких-то сомнительных крошек, заглянул в единственный глаз:
        - Что-то не то, приятель? Как полагаешь?
        Билли свирепо скорчил и без того разбойную рожу: «Точняк! Что-то не то!».

* * *
        Приморское шоссе струилось вдоль побережья - в полном соответствии со своим наименованием. По сторонам пробегали идиллические сосновые перелески, густые заросли шиповника, мелькали придорожные ресторанчики, маняще дымились мангалы. Казалось, в мире отменена всяческая работа, служебная деятельность запрещена Уголовным кодеком, и человечеству директивно предписано тотальное отдохновение души.
        - Ещё метров двести - и слева будет автостоянка, - инструктировал Викинг подполковника, управляющегося за рулем «Лады». - Не промахнётесь: там за забором прорва яхт, слепой увидит!
        Яхт и впрямь оказалась «прорва», их мачты грозно целились в каверзное балтийское небо, от которого вечно жди неприятностей.
        - А вот и царство боцмана Мордальона! - улыбнулся Платонов, вылезая из салона. И устремился к зелёным воротам.
        На обширных пространствах яхт-клуба теснились бухты канатов, просушивались паруса. Голый по пояс парнишка окунал палку в чёрный кипящий вар и смолил перевёрнутое днище шлюпки. По-хозяйски проследовав мимо всего этого хозяйства, Викинг подошёл к крыльцу одноэтажного домика и ввалился внутрь.
        Внутри за конторкой восседал квадратный мужичище с обильными запорожскими усами - гуталинно-чёрными, словно их тоже надёжно просмолили. Усы на его голове представляли единственный вид растительности, а далее шла сплошь голая сфера - биллиардный шар с острыми глазками, прожигавшими тебя насквозь. Упакован квадрат был в гавайскую рубаху навыпуск, испещрённую пальмами, мартышками и длинноногими красотками в бикини. Поверх гавайки зачем-то болтался галстук: синий штурвал на красном поле.
        - Здоров, Парфёныч! Держи клешню! - протянул руку Викинг.
        И Роджер изумлённо увидел, как Платоновская «лопата» утонула в лапище красногалстучного Парфёныча.
        Обе Парфёнычевы «клешни» - вплоть до могутных плеч - были изукрашены наколками вполне раскрепощённого свойства. По мере того, как бугристые боцманские мышцы напрягались и расслаблялись, полногрудые лиловые девицы на них выделывали очень даже не слабые телодвижения.
        - Это тебе, старый морской краб! - профессор шлёпнул на конторку бутыль с чёрной этикеткой. - Джин «Капитанский».
        - Так мне, стал быть дело, не по рангу! - проскрипел, хитровато сощурясь, морской краб. - Я ж тебе не кэп, не чиф какой, а простой боцманюга!
        - Ну, извини, Ардальон Парфёныч! - сокрушенно вздохнул Платонов. - «Боцманский» джин, видно, весь разобрали. Ладно, принимай смиренно дары волхвов да гони ключик! Пойду в закрома - как там красавица моя поживает?
        - Поживает! - скрипнул успокоительно квадрат. - Что с ней станется - под моим-то приглядом? Вот тебе, профессор, ключик твой золотой.
        - Профессор! - окликнул Парфёныч удаляющуюся Платоновскую спину. - А этот (кивок на Роджера), стал быть дело, - с тобой, что ль?
        - Со мной, со мной! - удостоверил профессор. - Этот теперь - всегда со мной…
        И ухмыльнулся «этому»:
        - Бдителен наш Ардальон-Мордальон - почище, чем у вас «в органах»!
        Через пять минут Платонов любовно оглаживал рукой голубой свежевыкрашенный борт:
        - Вот она, моя «шхуна», красавица-раскрасавица!
        Далее шло по обещанной Платоновым программе:
        море, солнце, соленые брызги от порхающих вёсел. И белые чайки над волной, и зеленые сосны вдоль песчаного берега.
        Там, на далёком уже берегу, счастливые мореплаватели, оставили все свои проблемы и болячки, ультиматумы президенту и приказы президента. И теперь говорили о морях и книгах, дурачились, ходили на головах: ни дать, ни взять - пацаны, сбежавшие с контрольной. Викинг совсем уже разошёлся и выдал варварскую песенку из времен туманной юности:
        Солнце поднималось над поляной,
        Ты сидела под сосной (вон той!)
        И мою разорванную шкуру
        Зашивала каменной иглой…
        Но, исполнив означенный шедевр, неожиданно смутился, посерьёзнел и «вернулся к своим баранам». Сопел сердито:
        - Человечество-огуречество! Да оно на 99 процентов мыслит пищеварительным трактом. Ходячие желудки!
        - Вы максималист и брюзга, - констатировал Роджер. - И к человечеству цепляетесь, как теща из анекдота - к своему зятю. Уж не знаю, чего вы хотите: птичьего молока, что ли?
        Всё так же ворчливо Платонов поправил:
        - Ну, если из анекдота, то скорей - как зять к теще. А хочу я… - Он вдруг просветлел ликом, улыбнулся по-мальчишески. - Хочу по радуге пройтись. Вот хотя бы на пару с вами!
        - Это как же? - не понял подполковник.
        - Да мечта у меня была лет с пяти: вырасту взрослым - и научусь гулять по радуге. Чтобы - через всё небо! Мне казалось, за радугой прячется какой-то особенный мир: добрый, праздничный. И жутко хотелось - хотя бы глазком заглянуть: что там, по другую сторону радуги?
        - Интересная мечта! - хмыкнул Роджер («А Викинг-то у нас - романтик!»).
        - Не знаю, интересная или нет, а только крепко во мне сидела. Потом уж подрос и понял: не может Человек - Два Уха по радуге гулять. Тяжёл больно. И не оттого, что жрёт много, а оттого, что душа у него тяжкая.
        - Как рюкзак у туриста?
        - Во-во - как рюкзак. И набит тот рюкзак грехами нашими, злобностью да завистью. С такой душой не воспаришь, с ней только ползать можно - пресмыкаться.
        - А, ну понятно! - кивнул Ледогоров. - Опять у вас человечество ни к черту не годится. Один профессор Платонов - белый и пушистый!
        - Профессор Платонов - такой же, как все. А человечество-огуречество рано или поздно всё равно к этому придёт. И очистится душой. Правнуки наших правнуков ещё нагуляются по радуге, как мы - по Невскому!
        В глубине души Платонов верил: где-то существуют иные пространства, подчинённые совсем другим законам, и время там течёт тоже по-другому. И там, в этих пространствах, он встретит Глеба и восьмилетнего Саньку Мигалкина, и все они будут жить бесконечно и сообща отыщут град Китеж. А потом к ним прикатит хищноносый пират Роджер Ледогоров, и им с Роджером не придётся убивать друг друга. Потому что там не будет ни президентов, ни ультиматумов, ни бомб. И ни одна неразумная рука не прихлопнет сдуру даже мотылька: в тех пространствах нет убийства, а жизнь - священна и вечна.
        Каким же сволочным ветром занесло их в нынешнюю искривленную реальность - такую неправильную и несвободную?
        Профессор греб легко, напористо, а ветер с Балтики играл его гривой. Волосы то и дело падали на глаза - и казалось, что белоснежная чайка, сложив крылья, пикирует на чёрную. Но Викинг отбрасывал разметавшиеся вихры - и белая чайка снова парила легко и безмятежно.
        Доска объявлений
        В связи с прошедшим ливнем, радуга закрыта на просушку.
        Администрация
        Глава 43
        ПУЛЯ ДЛЯ ПОДПОЛКОВНИКА
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Как известно, всему на свете приходит конец. Викинг вытащил весла из уключин, посадил «шхуну» на цепь и вернул ключик квадратному Мордальону.
        - А сейчас заглянем в мою халабуду, тут неподалёку! - объявил Платонов, выйдя из ворот яхт-клуба. - На пару секунд: шмутьё прихвачу - простирнуть в городе.
        Когда Викинг распахнул перед Ледогоровым хлипкую дверь, та протяжно запричитала-зажаловалась на горемычную судьбу.
        - Отставить! - приказал хозяин бессердечно. И, пропустив вперед Роджера, шагнул в дом. Сноровисто содрал с койки простыню и прочее «шмутьё», впихнул в два просторных пакета, забросил на заднее сиденье «Лады».
        И радостно потер ручищи:
        - А теперь и червячка заморить не грех! Тут в двух шагах недурная кафешка. Айда в нее! И давайте - пешедралом - разомнем ноги.
        Друзья шагали по извилистой пешеходной дорожке. Справа от них закладывало зигзаги Приморское шоссе, слева, за янтарными дюнами, шумел едва слышно залив.
        Когда оголодавшие скитальцы уже подходили к «недурной кафешке», на них налетел порыв ветра, принёс пряный аромат жарящейся баранины. От такого предательского удара у Ледогорова потемнело в глазах. Шоссе с неспешным «Икарусом», бронзовотелые сосны, приземистый шиповник затеяли стремительный хоровод. И очень это вышло не ко времени.
        Потому как именно сейчас из-за ближнего кустарника выскочила приземистая фигура и, упруго присогнув колени, жестом фокусника выхватила пистолет с глушителем.
        У профессора внутри щелкнуло неведомое реле - и случилось то, о чем он только читал в романах. Время для него стало тягучим, как вишнёвое варенье из буфета на бабушкиной даче. Паяц, замедленно шагнувший из шиповниковых дебрей, дурашливо, будто бы кривляясь, подприсел на ногах врастопырку (Викингу бросились в глаза коротковатые брючата и ярко-зеленые лягушачьи носки). Потом он очень долго вытягивал вперед сдвоенные руки, в которых была смерть.
        И в эти безмерно растянувшиеся мгновения Платонов с хрустальной отчётливостью осознал две очень важные вещи. Первую - что киллер пожаловал не по его профессорскую душу, и пули сейчас полетят в московского гэбиста, (который, как назло, едва переставлял ноги и упорно не реагировал на «явление с глушителем из кустов»).
        И вторая мысль, ласточкой мелькнувшая в голове: «Ещё пара секунд - и не станет за мной пригляда подполковничьего!».
        Но насчет пригляда он додумывал, уже сбивая рассуропившегося гэбиста вбок, с траектории огня. И подставляя под эту чёртову траекторию своё - такое огромное и такое уязвимое - тело.
        Тут время для Платонова вновь понеслось в сумасшедшем темпе, но это он едва успел ощутить. Пуля, выплюнутая пистолетом, клюнула Викинга в грудь, и больше он ничего не видел.
        Зато Роджер сразу же выпал из ступора. Он разом ухватил всю картину: и рухнувшего профессора, и глушитель, сместившийся на новую цель. А жилистое тело уже делало намертво заученную работу. Рывком качнулось влево, сделало кульбит вперед, пружиной оттолкнулось от асфальта и смяло раскоряченную фигуру, успев ещё в прыжке сбить в сторону чёрный цилиндр глушителя.
        В этот момент синяя «Тойота», в десяти шагах приткнувшаяся к обочине шоссе, взревела мотором и ринулась прочь ошалелым гиппопотамом. Продолжая скручивать киллера в морской узел, Роджер вперил глаза в удирающую машину. Взгляд, цепкий, как абордажные крючья, зафиксировал и грязью замазанный номер, и застывшую над рулевой колонкой круглую физиономию референта Борюси, а рядом - овеянное бледностью личико Гоги - пай-мальчика и форейтора прогресса.
        Какая встреча! Так вот из чьей табакерки выскочил этот стреляющий чёртик!
        Подполковник выхватил из наплечной кобуры пистолет, сместил предохранитель и на выдохе поймал в прицел панически вращающееся заднее колесо «Тойоты». Плавно потянул спуск. Раз, второй, третий… Выстрелов не последовало.

* * *
        В полнейшем остолбенении Ледогоров уставился на предательски молчащий «ствол». С этим «Макаровым» он прошел через несколько очень «горячих» командировок, и тот давно сделался испытанным боевым товарищем. Роджер даже присвоил ему воинское звание: Капитан Макаров (он же - Макар-стрелец).
        И чтобы родной Макар - вычищенный до блеска, лелеемый, как любимая наложница в серале, - позволил патрону перекоситься?! Роджер зло дёрнул углом рта. Нет: это не случайность, не роковое стечение обстоятельств. Это - мистика, какая-то чёрная магия! Вот и опять, в самый неподходящий момент, Питер подбрасывает ему свои колдовские штучки…
        Подполковнику даже подумалось суеверно, что Гогочка - не просто босс преступной группировки и вообще не человек, а некое тёмное начало, Зло, овеществленное и персонифицированное, принявшее облик образцового маменькина сынка. Потому-то и отказал стопроцентно надежный Макар-Стрелец! Как нельзя уничтожить зло в подлунном мире, так невозможно убить и Гогочку - этот сгусток ядовитого тумана.

«Ну, это мы ещё поглядим насчёт „невозможно“!» - одернул себя подполковник. И с укоризной воззрился на оплошавшего приятеля:
        - Да, капитан Макаров, подсуропил ты мне нынче. Ох, подсуропил!

…А потом Роджер сидел в салоне «Скорой», подле громоздящегося на походной койке Викинга. Счастлив твой Бог, старый морской бродяга! Оказалось - пуля прошла по касательной, сквозь мякоть мощной грудной мышцы. И упорхнула наружу, избавив эскулапов от необходимости копаться железками в Викинговой плоти и оставив по себе недобрую память в виде болевого шока и порядочной кровопотери.
        Понукаемый Ледогоровым, доктор сделал раненому пару хитрых уколов, и сейчас профессор мирно похрапывал.

«Отдохни, расслабься! Хотя бы на часик, покуда ещё есть время. Потом-то всё будет только сложней и сложней…».
        Словно впервые узнавая, подполковник вглядывался в умиротворённое лицо Платонова. Ведь козырный выпадал ему шанс! Уберёт Роджера стреляющий клоун - и концы в воду. А этот ненормальный профессор прыгает, как кузнечик, и заслоняет от пули своего же соглядатая.
        Где логика? Нет логики. Есть странное братство двоих, породнившихся в смертельном поединке.

* * *

«Тойота», ведомая могучей дланью Борюси, неслась по шоссе. Борюся хранил всегдашнюю преданность классическому романсу - из закреплённого на поясе плеера в референтское ухо вливались пленительные звуки:
        Не гляди же с тоской на дорогу
        И за тройкой во след не спеши,
        И тоскливую в сердце тревогу
        Поскорей навсегда заглуши!
        Гога совсем уже, было, расслабился, когда с их машиной поравнялся серый «БМВ». Боковое стекло «бээмвухи» поползло вниз, являя миру чеканный лик Тарана. Диков менеджер коротко мотнул Гоге башкой: следуй за мной! Спустя метров триста он съехал с трассы на лесную дорогу, углубился в радостный мир корабельных сосен. Дорога шла под уклон, бор закончился, и теперь по сторонам тянулись гнилые осины да перекосившиеся березки - неказистые прислужницы болотного царства.
        В Гогиной душе проскользнуло лёгкое беспокойство: «Куда он меня тянет, чертов бугай?». Но тот, словно уловив форейторскую тревогу, помигал задними огнями и остановился. Впрочем, дальше, кажется, было уже не проехать.
        - От меня - ни на шаг! - процедил Гога преданному Борюсе. Вылез из салона и, очевидно нервничая, подошел к лениво поджидавшему Тарану:
        - В чем дело? Ты тут зачем?
        - Преподнести тебе скромный букет ромашек! - усмехнулся бессердечный бугай. И посерьёзнел:
        - Ты, Палыч, не пузырься! Дик велел передать, что ты- хреновский бугор. И шнурки твои лажаются на каждом шагу, и сам мельтешишь, как шестёрка. Вон - на ликвидацию зачем-то попёрся. Да ещё, поди, и ствол с собой не прихватил! Или на этого обезьяна, - кивок в сторону Борюси, - понадеялся? Так у него мозгов - помене, чем у поросенка новорожденного. Он же головой только жевать умеет!
        Услышав про «обезьяна» и поросёнка, Борюся начал наливаться соком, как июльская вишня. Засопев, он занес лапищу для основательной плюхи обидчику:
        - Это я, блин, обезьяна? Да я тя, козёл, щас урою!
        И это были последние слова в жизни Гогиного референта. Потому что Таран ткнул его железным пальцем под заплывший жиром кадык. А когда Борюся, выпучив глаза, рухнул на колени, Диков посланец вдел руку в массивный кастет и впечатал его в висок, с левой стороны коротко стриженной башки - органа, которым Борюся жевал. Отчетливый хруст известил Гогу, что он остался без референта.
        Глава картеля сделался белее невестиной фаты. Таран, между тем, деловито обхлопал его со всех сторон, убедился, что «ствола» и впрямь нет. После чего крякнув, взвалил Борюсину тушу на плечо и, пружиня мощные ноги, двинулся вглубь леса. Уже по дороге кинул через плечо:
        - Двигай за мной, Палыч! Базар есть.
        И тот покорно «двинул» вслед Тарановой спине, о которую в такт шагам дружески похлопывали лопатищи мертвых Борюсиных рук. С пояса бездыханного «референта» свисал, раскачиваясь, провод. Из наушника до окрестных осинок доносилось:
        Не пробуждай, не пробуждай
        Моих безумств и исступлений,
        И мимолетных сновидений
        Не возвращай, не возвращай!
        Минут через пять Таран сбросил свой груз в трясинные хляби и флегматично наблюдал, как они, чавкнув утробно, поглотили звероподобного Борюсю, который уже никогда и никого не «уроет».
        - Прижмурился обезьян, - констатировал бесстрастно менеджер Василий.
        Затем поднял глаза на Гогочку, скукоженного от непосильного ужаса. Хмыкнул нехорошо и повел подбородком в сторону потревоженной болотины:
        - Это - предупреждение тебе от Дика. Ещё раз лажанёшься - и отправишься вдогонку за своим обезьяном. Допёр?
        - Дик мне не начальник. - «трепыхнулся» Гога. - Он руководит своим филиалом, а в мой пускай не суется! Мы с ним - на равных!
        - На равных ты сейчас только со жмурами, кретин! - сплюнул Таран на модельные туфли Дмитрия Павловича, форейтора прогресса и адепта мировой гармонии.
        Свежая пресса
        Последний крик столичного сервиса.
        Впервые в столице! В центре Москвы, на Тверской улице открылся первый в России гипермаркет «Всё для киллера». В ассортименте - самый широкий набор аксессуаров: от чёрных масок повышенной комфортности до элегантных скрипичных футляров для снайперской винтовки.
        Накануне открытия гипермаркета состоялась презентация с участием официальных лиц. Почётная миссия перестрелить красную ленточку была предоставлена Заслуженному киллеру Российской Федерации (псевдоним - Батон). В кратком интервью вашему корреспонденту господин Батон высоко отозвался о новом гипермаркете и о качестве представленной здесь продукции.
        - Это - шаг вперед в ответственном деле обслуживания московского населения, - сказал он.
        «Московский комсомолец»
        Глава 44
        СКАЗКА О РАДУГЕ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Весёлый Роджер капитально растряс имеющуюся наличность, кое-что подзанял у местного коллеги майора Полесьева, - но организовал Викингу отдельную
«коммерческую» палату со всеми удобствами и персональной сиделкой. После небольшого консилиума здешние эскулапы сошлись во мнении: рана у Платонова - пустячная. Но пару деньков поваляться под капельницей не помешает: всё ж таки, и шок перенёс, и крови потерял немало.
        Капельницу только что унесла пухлоногая сестричка в коротюсеньком халате. Роджер проводил ее орлиным взором, крякнул («Эхма! Где мои семнадцать лет?!») и даже промурлыкал:
        Они пошли туда,
        Где можно без труда
        Добыть себе и женщин, и вина…
        Закончив с вокалом, Роджер конспиративно предложил поправляющемуся на глазах Викингу:
        - А что, профессор? Как вы насчёт того феномена, чтобы к капельнице присовокупить испытанную армянскую панацею? Исключительно - в благородных целях универсализации лечения и ускорения восстановительных процессов в организме.
        Предложение было принято с пониманием.
        Пират из благопристойного кейса извлёк бутыль фирменного «Эрибуни», а также лимон, нарезку салями, пару пластиковых стаканчиков и плитку шоколада «Летний сад». Без затяжных тостов, в конспиративно скомканном режиме они «приговорили» испытанную панацею. После чего, подобно Платону с Сократом, вернулись к всегдашним своим диалогам.
        Наверное, это был их последний разговор. И по этой причине спор становился совсем уже откровенным, без иносказаний и экивоков.
        - В пустыню отступаем, впадаем в первобытное состояние! - доказывал Платонов. - Если сейчас это не остановить (любым путем, хотя бы и самым радикальным), то внуки будут дубасить друг друга каменными топорами!
        - Ага! - бычил голову Роджер. - И чтобы эдакого безобразия не приключилось, деды примутся сейчас наводить всеобщую справедливость, - всяк по своему разумению. Тогда уж и внуков не народится: человечество переведет себя на мыло…
        За каждым стояла своя правда, и каждый из них за эту правду готов был убить. Профессор Платонов - сотни тысяч, возможно - миллионы. Подполковник Ледогоров - единственного человека, профессора Платонова, - дабы предотвратить те миллионы трагедий.
        Смерть одного против гибели миллионов: пропорция убедительная. Но эта успокоительная арифметика слабо согревала Весёлого Роджера. Платонов представлялся подполковнику осколком, отколовшимся от эпической эры героев и по случайности закатившимся в глухую нашу эпоху. Этот последний герой превратил в ринг весь земной шарик, бросил вызов его королям и президентам, патриархам и олигархам, боссам, крёстным отцам. Восставший титан, свихнувшийся крестоносец, в одиночку объявивший поход против всемирной подлости.
        Так в чем же дело, товарищ подполковник? Подари ему жизнь. А тем, другим, соври: виноват, господа-товарищи, - весь стог переворошил, а так и не сыскал ту зловредную иголку! И все бы за милую душу слопали эту ложь во спасение.
        Только тут - не тот случай. Потому что друг твой нечаянный таких дров наломает - половине человечества на погребальный костер хватит.
        Прости, Георгий Борисыч, но подарить тебя жизнь я не могу. Я тебя уничтожу, и вряд ли после этого старый пират Роджер кому-нибудь покажется весёлым.
        Впрочем, к чёрту лирику! Провести ликвидацию опасного террориста, и - к единственному спасительному для русского человека средству: исцелять рану душевную влагой забвения. День за днем - пока не развиднеется.
        А пока что болотистый город Питер заливал его дождем, и это внешнее ненастье сливалось с тоскливой непогодой, что царила в душе товарища подполковника.

* * *
        Непонятные звонки, между тем, продолжали отвлекать Роджера от дел насущных. По телефону от него требовали произнести слово на похоронах митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония, прочитать свою новую поэзу на
«Пятницах» у Полонского, вступить в общество «Ясли», находящееся под покровительством великой княгини Ксении Александровны. Помимо названного, он получил вызов на дуэль и два приглашения - в синематограф «Люкс» и на открытие гостиницы «Англетер». Последней каплей стало обвинение подполковника Ледогорова в
«подлой измене» и обещание «испоганить кислотой всю смазливую харю ему и евонной полюбовнице». Выслушав про смазливую харю, подполковник озверел окончательно и обратился в ремонтную службу: «Ну, сделайте же что-нибудь с этой хреновиной!».
        Следующим утром на пороге гостиничного номера материализовался монтер связи - немолодой, трезвый и вполне пристойного вида. Минут пятнадцать возился, щёлкал кнопками на своих тестерах. После чего пожал виновато плечами:
        - Что за ерундистика? И аппарат, и линия - в порядке. Скорей всего, причина неполадок - в ином.
        - Да? И в чем же? - иронично усмехнулся Роджер.
        - Видимо, мы имеем дело с эффектом «кротовой норы».
        - Какой норы?
        - Кротовой.
        Связист поправил очки на интеллигентном носу:
        - Существует такой феномен в квантовой физике. Его описал ещё Эйнштейн, когда создавал общую теорию относительности. У «кротовой норы» отсутствуют сингулярность и горизонт событий. Она образуется в результате очень сильного сжатия обычного барионного вещества, к которому добавлена так называемая экзотическая материя (у нее давление - отрицательное). Сравнительно недавно астрономы открыли «темную энергию», так вот она и есть - та самая экзотическая материя…
        - Послушайте, а попроще нельзя? - возмутился Весёлый Роджер. - Я ещё - не Нобелевский лауреат!
        Телефонист, как и положено русскому интеллигенту, испытал острый комплекс вины:
        - Да, попроще, разумеется! Ну, как вам объяснить? Пространства Шварцшильда… Решения Райснера - Нордстрема… Одним словом, существуют такие переходные мостики, которые напрямую соединяют далекие друг от друга места или эпохи. Так сказать - короткое замыкание в пространстве-времени. Трудно в это поверить, но «нора» может соединить даже различные вселенные, которые причинно не связаны между собой!
        Увлёкшись, странноватый связист глянул на Роджера осиянным взором. Но, наткнувшись на скептическую усмешку, поник:
        - А в вашем случае мы, кажется, столкнулись с феноменом, который время от времени через посредство телефонной линии устраивает вам спонтанные вбросы из не столь далекого прошлого.
        - И часто оно будет мне вбросы устраивать? - пробурчал Роджер.
        - Трудно сказать. Не исключено, что в какой-то момент эта аномалия вообще прекратится. Дело в том, что экзотическая материя не гарантирует стабильного режима - и вы собственным гравитационным полем можете «кротовую нору» как бы захлопнуть. Впрочем, данный вопрос ещё только исследуется…
        - Однако, для телефонного мастера вы неплохо разбираетесь в квантовой физике! - заметил подполковник.
        Мастер смутился:
        - Видите ли… Вообще-то, я - старший научный сотрудник, работаю в одном академическом институте, но… Вы же знаете, на какой голодный паёк посажена наша Академия! Вот и приходится подрабатывать в свободное время…
        Прощаясь с академическим ремонтником, Весёлый Роджер сунул ему пару зелёных купюр. И, наблюдая мучительные колебания специалиста по «норам», настоял:
        - Берите-берите! Я - не государство: на науке не экономлю.

* * *
        Подполковник медитировал. Перед собой на стол посадил Билли Бонса и сосредоточенно уставился в одинокий его глаз. За спиной у Роджера горело настенное бра, и, ловя его луч, разбойное Биллино око полыхало дьявольским огнем, звало к безумствам плоти и духа.
        Но Роджер не поддавался на мелкие провокации: он сосредоточенно погружался в прострацию. И когда окончательно в нее впал, то привиделась ему странная картина. Будто бы сидят они вдвоем, подполковник Ледогоров и президент Российской Федерации, у ночного костерка на берегу провинциальной речки и хлебают из котелка огненную уху. Ну и водочкой (понятное дело!) не брезгуют. И разговор у них идет вполне задушевный, безо всяких там чинов-званий, и меж собой они уже на ты.
        - А что, президент? - говорит президенту подполковник. - Слабо тебе и впрямь отказаться от бомбы? Взять все эти гадские боеголовки - и бросить в утилизацию? Перековать, стал быть, мечи на орала!
        - Ага! Я-то перекую, а коллеги разлюбезные, всякие там забугорные президенты - что, тоже перекуют? Или дождутся такой моей благоглупости - и тут же на нас навалятся всем гуртом? И тогда мы с тобой, подполковник, от их боеголовок чем отбиваться станем? Оралом, да?
        - Вот и получается: не вы, президенты, бомбой-ракетой командуете, а она вами вертит, как бобиками. А она ведь, гадина, размножается прямо на глазах! Только ты ею обзавёлся, а она уж требует: удвой число боеголовок, да увеличь дальность, да мощность умножь! Так вы, отцы наций, и переводите казну народную, тратите на людоедскую нежить. Жену родную так не холите, как дуру эту тупорылую!
        - Это почему же ты, подполковник, со мной тоном таким изъясняешься? Панибратство с амикошонством разводишь! - возмущается президент. - Я ж тебе не хрен с бугра, а президент державы. Национальный лидер и твой, между прочим, верховный главнокомандующий!
        - Ну и что с того, что главнокомандующий? - не соглашается Роджер. - А я - гражданин, налогоплательщик твой. Я, можно сказать, - твой народ. И кто ж тебе правду всю скажет, как не я? Уж не холуи твои чиновные: они только глазами поедать тебя могут да языком лизать… это самое…. Нуда ты знаешь.
        - Они не холуи, - разобиделся президент. - Они - мой аппарат!
        - Вот-вот, - согласился подполковник. - Именно что аппарат: винтики-колёсики, шестеренки ржавые! А ведь когда-то шпунтики эти людьми были! Знаешь чего, президент? Ты бы, может, послушался, что тебе Викинг советует! Там зерно-то здравое присутствует…
        - Щас! - фыркает президент, прихлёбывая ушицу. - Буду я всякого слушать!
        - Он тебе - не «всякий»! - одергивает главковерха подполковник, разливая бутылку по зеленым эмалированным кружкам. - Ты вот этак одного не послушаешь, другого, третьего. А завтра тебе не один профессор, а весь народ ультиматум предъявит. Тогда уж точно - пупок твой президентский развяжется!
        Роджер чокнулся кружкой, выпил, крякнул. И, переждав благословенный миг блаженства, продолжил:
        - И знаешь что? Если ты и впрямь - не хрен с бугра, то не стращай нас, а воспитывай. Научи глядеть на ближнего не сквозь прицельную планку, а с любовью - как Христос и другие пророки всякие завещали! Чем небо ракетами баллистическими поганить, лучше по радуге ходить с чистой душой.
        - По радуге ходить? - подивился отец нации. - Это сказка такая, что ли?
        - Может, и сказка. Ее один в меру добрый сказочник придумал. Ты его потом к высшей мере приговорил. Без суда и следствия.
        Обиделся тут президент крепко, силушки терпеть не стало:
        - Ни уху с тобой, гражданин Весёлый Роджер, не похлебать, ни вечерок свободный не скоротать - чтобы по-душевному, по-человечески!
        Ложку, облизав напоследок, в кусты забросил, от костра поднялся и плюнул прямо в котелок. Рукой махнул огорчительно и утопал в туман - президентствовать да главнокомандовать дальше.

* * *
        Завершив сеанс медитации, Роджер вышел из транса. Исчезли дым и потрескивание костерка, пропали ветер с реки и лунная дорожка. Подполковника вновь окружали унылые стены гостиничного номера. За правой стенкой горланили захмелевшие наёмники-рейтары. Гулко стучали тяжкие глиняные кружки, с интервалом в пять минут прорезался хриплый голос:
        - Выпьем за славную заварушку под Висбаденом! Но пить за тот бой, видимо, никто не хотел, и потому в следующую пятиминутку призыв повторялся с пьяным упорством:
        - Ну, выпьем же за славную заварушку под Висбаденом!
        Предложения
        Фильтрую базар.
        Журнал «Работа и вакансии»
        Глава 45
        СМЕРТЬ И МНОГО САХАРНОЙ ПУДРЫ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Они встретились у входа в одну из Купчинских промзон. Монументальную фигуру Тарана облепляли комбинезон и куртка зеленого цвета. На спине желтели крупные буквы:
«Жилкомхоз».
        - Ну что, Паганини? - вместо приветствия уточнил Диков менеджер. - Балалайка на месте?
        Они ещё вчера договорились обо всём. Васыль догадывался, с кем имеет дело, и лезть головой в петлю не собирался. Гостей с обещанными гексогеном и пластитом он встретит здесь - вдали от места закладки, и сам доставит на точку. Там, в галерее под Эрмитажем, в надёжно замаскированном тайнике, он вчера припрятал и скрипку.
        Расчет был прост, как дважды два. «Пришельцы» оставляют взрывчатку под фундаментами Зимнего Дворца и Старого Эрмитажа, а он им там же передаёт инструмент. После чего выводит на поверхность опять в Купчино.
        - Заруби на носу, - предупредил диггер. - Без меня вы обратной дороги не сыщете ни в жизнь. Так что давай без шуток! Если, конечно, не собираешься похоронить себя заживо.
        Ну а когда все дружно поднимутся на свет божий, убирать Васыля будет уже незачем: бартер состоялся, а вернуться за гексогеном они не смогут: заплутают в этих галереях, лазах и переходах. Потому он и наметил маршрут длинный и запутанный: без опытного проводника тут пропадёшь с концами.
        И сейчас «Паганини» на вопрос Тарана ответил без опаски:
        - Скрипка-то на месте. А твоего товара что-то не вижу.
        Таран дал отмашку - и подле него невесть откуда нарисовался десяток мужичков в такой же жилкомхозовской форме. У каждого через плечо на брезентовом ремне болталась сумка для инструментов - плотно набитая и явно тяжелая.
        Васыль отвел их вглубь промзоны. В укромном закутке, за забором, огораживающим раскопанный котлован, потребовал:
        - Предъяви продукт!
        Таран щелкнул пальцами. Повинуясь команде, «работяги» синхронно рассупонили свои сумки и «предъявили продукт».
        Васыль обошёл всех по очереди, покопался в каждой суме, придирчиво разглядывая деревянные пеналы с капсюлями-детонаторами и пакеты с заводской маркировкой. Сквозь прозрачную упаковку просвечивали то спрессованный белый порошок, то светлая вязкая масса, напоминающая замазку для окон.
        - Хорош мельтешить, мы ещё не под землей! - остановил его, наконец, Таран. - Вот, глянь лучше инструкцию и накладную. Прямо с завода-изготовителя!
        Васыль пробежал глазами протянутые ему бумаги: «ВВ Пластит С-4. Скорость детонации: около 8000 метров/сек. Плотность: 1.63 грамм/см3. Состав: 90 % гексоген, 10 % пластифицирующие вещества (церезин, парафин и др.) Цвет: белый. Эквивалент ТНТ: 118 %. Срок хранения: не менее 10 лет…». Глянул в другой листок.
«Гексоген (циклотриметилентринитрамин)… Химически стоек, с металлами не взаимодействует…».
        Что ж, вроде, нормалёк. Он кивнул:
        - Теперь - вперёд!
        И двинулся первым. Вот справа показалась бетонная будка мышиного цвета - оголовок вентиляционной шахты, уходящей вглубь на 64 метра. Васыль подошел, потянул железную дверь, и она покорно отверзлась (накануне он подпилил ей обе петли, а пятью метрами ниже взрезал и отогнул стальную решетку, освобождая проход). Замок на двери тоннельной защиты тоже был уже сломан.
        Цепочка из двенадцати человек деловито проследовала в шахту.
        Вниз спустились по технической лестнице. Когда вступили в просторный горизонтальный ствол, Таран поёжился: зябко, отовсюду сочится вода. В одном месте от земли било током. Видно, неподалеку залегал кабель с нарушенной изоляцией.
        В гробовом молчании миновали десяток пролетов. Ствол сузился, ноги то и дело оскальзывались на рельсах и мокрой глине.
        Но вот взгляду открылся руддвор диаметром метров в десять. В нем располагалась водоотливная насосная станция, неподалеку застыли локомотив и пяток ржавеющих вагонеток.
        Васыль прошагал к ютящейся поодаль дрезине, взгромоздился на нее, кивнул спутникам:
        - А ну, партнеры, цепляйте к нашему «паровозу» три вагонетки!
        Вагонетки загрузили сумками-брезентухами, туда же пришлось втискиваться тем, кто не уместился на дрезине.
        Когда пассажиры заняли места, машинист-Васыль нажал на реверс. Дрезина ожила. Прежде чем из своего тупичка она выползла на главный путь, диггеру пришлось четырежды останавливать состав, соскакивать вниз и переводить стрелки. Но вот, наконец, стальная колымага вырвалась на стратегический простор, живо побежала вперед.
        Тоннель то и дело пересекался со своими собратьями, и Васыль несколько раз сворачивал, меняя один подземный тракт на другой. Освещение работало исправно. Сбоку мелькнул металлический забор с классической надписью «Проход закрыт». Уродливое лицо диггера исказилось усмешкой: «Любят у нас всё закрывать! И при этом, раздолбай, оставляют всё открытым…».
        Мотор работал ровно, дрезина уверенно наматывала на ось подземные километры.
«Партнеры» расслабились, кто-то уже подрёмывал. Только Таран не терял собранности, да ещё самый молодой из его «гвардейцев» остро зыркал по сторонам.
        А Васыль баюкал свою боль: отдать скрипку этим уродам! Когда он в двенадцать лет впервые сыграл на ней простенькую пьесу, то после сидел оглушенный и приканчивал чашку за чашкой крепчайшего кофе. Слишком много чужих жизней, иных миров и галактик пронеслось через него.
        И ещё Васыль тогда понял: за наслаждение играть на этой скрипке ты платишь кровью. Потом он узнал, что существуют скрипки-убийцы. Музыканты, прикасающиеся к такому инструменту, роковым образом уходят из жизни: одного сожрал скоротечный рак, другой умер во сне от острой сердечной недостаточности, третий на своем
«Лендровере» протаранил перила и упал с эстакады… И вот после очередного рокового исхода остальные исполнители наотрез отказываются играть на этой скрипке: невостребованная, она пылится в Государственной коллекции.
        Его скрипка не была убийцей. Отнюдь! Она стала его первой женщиной, его вечной любовницей и Прекрасной дамой. Каждый раз, когда юный музыкант сливался с ее хрупким телом, этот акт соития дарил ему ни с чем не сравнимое блаженство.
        Сейчас он чувствовал себя подлецом, продающим невесту в портовый бордель. И… не жалел о содеянном, догорая в огне своей ненависти - такой всепоглощающей и такой вожделенной.
        Думая об этом, краем сознания Васыль отмечал трассу: под какой частью города громыхает сейчас их драндулет? Вот позади осталось Купчино, вот они прокатились вдоль Лиговки. Площадь Восстания… Литейный… Фонтанка…
        Так! Марсово поле! Васыль застопорил дрезину, скомандовал разомлевшим
«жилкомхозовцам»:
        - Конечная остановка, пассажирам освободить вагоны! Дальше - на своих двух!
        Теперь путь лежал в стороне от бетонных тоннелей. Отсюда, из-под Марсова поля, их вел высокий - около трех метров - сводчатый коридор, ответвление оборонительных коммуникаций, протянувшихся от Петропавловки до Английской набережной. Коридор этот приведёт их прямиком под Зимний дворец - под змеиное гнездо всяких там Рафаэлей-Рубенсов-Матиссов.
        К цели маршрута двигались молча и быстро: Васыль, за ним, дыша чуть не в затылок, шагал Таран, и замыкал шествие сумрачный эскорт «работяг из Жилкомхоза».

«Всё! Притопали!» - минут через двадцать вздохнул облегченно Васыль. Он знал: прямо над ними громоздится Старый Эрмитаж.
        Фонарным лучом диггер нащупал очередную нишу в стене. Распорядился:
        - Разгружайте сюда три сумки!
        Когда его команда (после подтверждающего кивка Тарана) была исполнена, заложил нишу парой промасленных фуфаек, которые притащил сюда загодя.
        Ещё минут семь спустя он подвёл спутников к такой же нише, затаившейся уже под Зимним дворцом:
        - Остальное - сюда!
        - Остальное - никуда, - лениво отозвался Таран. - Гони балалайку, а потом командуй.
        - Ладно. Стойте здесь, я - сейчас! - собрался Васыль за «балалайкой». Но Таран придержал его прыть:
        - Куда, шнурок линючий? Без меня - ни шагу!
        - Чёрт с тобой, пошли вместе! - вздохнул «шнурок». И про себя усмехнулся: «Куда ты, на фиг, денешься с подводной лодки?»
        Они прошагали ещё метров пятьдесят - и, достав универсальный ключ, Васыль отомкнул невзрачную дверцу в стене.
        За дверцей располагалась тесноватая камера - также обложенная камнем и отлично сохранившаяся. В углу были навалены полусгнившие ящики.
        Васыль разбросал дощатых инвалидов, нагнулся и бережно поднял большой сверток. Распеленал старую солдатскую шинель и обнажил чёрный футляр. Помедлив мгновение, протянул Тарану:
        - Держи! Теперь это твое!
        Тот раскрыл футляр, достал скрипку и смычок и ещё минут пять придирчиво осматривал их, светя фонарем и сличая с цветными фотографиями, которые извлек из недр своего комбинезона. Наконец, постановил:
        - Она! Балалайка!
        Васыля душила дикая злоба на этого толстокожего жлоба, на грубые пальцы, которыми он тискал изящное скрипичное тело, на гнусное слово «балалайка». Васыль отвернулся: уйти, уйти прочь и не видеть инструмент великого Страдивари в лапах узколобого варвара! И совершил последнюю в своей жизни ошибку.
        Могучие руки сзади обхватили его голову, крутанули в сторону. Брезгливо, как ворох тряпичного хлама, Таран бросил безжизненное тело:
        - Отпрыгался, Паганини!
        Подхватил отложенные в сторону скрипку и смычок, обмотал мягкой тканью и уложил в большую рабочую сумку.
        Когда он вернулся к своей свите, один «жилкомхозовец» спросил:
        - Шеф! А пакеты наши чего - обратно переть?
        - Всю бодягу бросайте здесь, - распорядился шеф. - Нашему Паганини слаще будет с того, что прижмурился среди сахарной пудры.
        И глянул на самого молодого из «работяг»:
        - Давай, лоцман-поцман, выводи на свет божий. А то мне эти лазы крысиные подмышками жмут!
        Через две минуты здесь опять стало пустынно. По соседству в тёмной камере лежал Васыль - с неестественно вывернутой шеей и оскаленным ртом. Мутант подземелий, жуткая химера, которая гримасничает, насмехаясь над собственной смертью. Рядом распластался футляр из-под скрипки - распахнутый и безнадёжно пустой.
        Доска объявлений
        Лицензионная палата временно приостанавливает выдачу лицензий на убийство - в связи с переходом на систему международных стандартов ICQINT.
        Глава 46
        ПОСЛЕДНИЙ ВИКИНГ
        (Санкт-Петербург, 20.. год)
        Платонова выписали из больницы через три дня. Но Роджер только хмурился и катал желваки: срок объявленного ультиматума подходил к концу, оттягивать далее подполковник Ледогоров не имел права. Он уже знал, где сделает ЭТО. В море, подальше от берега, на борту Викинговой «шхуны»…
        Роджер набрал номер. Услышав в трубке голос профессора, заставил себя говорить напористо, весело:
        - Как поживают героические норманны после славной битвы? У меня - идея. Вы ведь ещё на больничном? А не дёрнуть ли нам завтра на залив - прогуляться по волнам? Как, принимается?
        Выслушав ответ, кивнул:
        - Лады! Только - уговор: сей раз на вёслах я.
        Улыбаться он перестал раньше, чем положил трубку.
        Больше всего Роджер сейчас ненавидел одного-единственного человека, которого звали Алексей Николаевич Ледогоров.

* * *
        Почти всю ночь подполковник проходил из угла в угол, как тигр, запертый в клетку. Под утро рухнул лицом в подушку и забылся сном, коротким и злым.
        Стоя на гостевой трибуне, Роджер глотал пыль веков, поднятую серпоносными колесницами персидского царя Дария, конями рыцарей-госпитальеров и родными
«Тэ-тридцать четверками». В полученном накануне пригласительном билете значилось:
«Многоуважаемый г-н Ледогоров! Международная ассоциация „Виктория“ приглашает Вас в качестве почётного гостя на первый в истории Парад ветеранов всех войн человечества. Начало в 10.00. Иметь при себе данное приглашение и удостоверение личности».
        И вот перед Роджером разворачивается шествие воинов всех времен и народов. Мелко перебирают копытами неказистые лошадки монгольской орды. Печатают шаг железные легионы Рима. Веют пернатые гребни над шлемами мексиканских воинов… Но сквозь молодецкий цокот предательски прорываются жалкое бряцание ржавых доспехов, кряхтение древних мощей, скрип заизвесткованных суставов.
        Через площадь под пение литавр и барабанный гром тянулся парад мертвецов. Лихие скелеты в кирасах и мужественные скелеты в бушлатах, разудалые скелеты в мушкетерских плащах и бравые скелеты в безукоризненной форме СС. В прах выкрашивалась ткань былых знамен, трещали, надламываясь, изъеденные древки копий и плыл над шеренгами сладкий запах тлена.
        Роджер бросил взгляд на Главную Трибуну. Ничего себе кампашка собралась! Узкоглазый Чингисхан нашёптывал усатому генералиссимусу: «Не оставляй в живых того, кто сделал тебе добро, - тогда ни у кого не будешь в долгу!». Генералиссимус улыбался и мусолил рукой тлеющую трубку. За низкорослым монголом маячил гордый профиль Александра Македонского. Топорщил усы «железный канцлер» Отто фон Бисмарк. Он всё ещё верил, что великие вопросы времени будут решаться железом и кровью. А вот и Моше Даян, израильский герой, ястреб, гений войны: с небрежной улыбкой косит единственный глаз на Саладина, прославленного ратника мусульманской веры…
        А по мостовой нескончаемо цокали проржавевшие подковы, шаркали давно «убитые» подметки, жалобно звякали зеленые от времени шпоры.
        Роджер знал: где-то за пределами центральной площади, заполоняя параллельные улицы, двигалось иное шествие: тяжко переставляли ноги миллионы чёрных вдов, тянулись чумазые армии сирот-беспризорников, катились на раздолбанных тележках инвалиды, истерзанные осколками, обкорнанные мечами, шашками, ятаганами…
        Этих на площадь не пустили: нечего омрачать взор Небожителей! И текли, текли вдали от праздника неиссякающие потоки беды - под конвоем примкнутых штыков, под приглядом обнаженных сабель. Под присмотром безжалостных глаз крепких мужчин в васильково-краповых фуражках НКВД, в косматых папахах «Дикой дивизии», в парчовых халатах Батыевой орды.

* * *
        Платонов проснулся с тяжестью на сердце. Сегодня в его сны опять ворвался Санька Мигалкин. И опять он уезжал. Убывал на элегантном скоростном экспрессе с вышколенными не проводниками даже, а стюардами.
        И вся железнодорожная автоматика была на уровне, и бдительные диспетчеры не отрывали взора от электронных пультов, и всё было отлажено донельзя. А профессор знал: быть беде! Изящный экспресс обрушится с моста, и не спасется никто: ни радостные пассажиры, ни отутюженные стюарды, ни чертовски опытный машинист.
        Платонов барабанил в стекло, за которым полыхали рыжие Мигалкинские вихры:
        - Санька, быстро выходи! Бегом беги из этого долбанного поезда!
        Но тот смотрел, казалось, сквозь профессора, не видя его и не слыша.
        Платонов бросился к вагонной двери. Она оказалась заперта. А поезд, лязгнув сочленениями, начал отходить от перрона.
        Платонов опять ринулся к окну купе. И успел заметить: там, внутри метнулась стремительная тень, подхватила Саньку и вынесла вихрем. Что за черт?!
        Пара мгновений - и распахнулась вагонная дверь, на перрон соскочила стройная мужская фигура, схватившая в охапку рыжего пацана. Неизвестный опустил парнишку на серый бетон платформы и бросился вперед - обогнать поезд, успеть перевести стрелку на запасной путь.
        - Стой! Эй, куда ты? - взывал Платонов к нежданному спасителю.
        Но тот не оборачивался, а профессор знал, что человека этого уже не догнать. Одного не мог профессор взять в толк: откуда в обречённом составе объявился московский подполковник и почему он, а не Георгий Платонов, вытащил Саньку, а теперь спасает весь поезд?

* * *
        Шквалистый ветер, злобно залетающий в форточку, оповестил Роджера: погодка нынче мало подходит для морских прогулок. Что, впрочем, не имело значения. Она должна будет состояться даже при самуме, цунами и землетрясении на полную катушку по шкале Рихтера.
        Вчера поздним вечером ему позвонил Викинг - предупредил, что ночует в своей халабуде, и встречу назначил прямо в яхт-клубе, царстве боцмана Мордальона.
        Подполковник наскоро собрался, натянул куртку поверх наплечной кобуры с «капитаном Макаровым». Согласно законам военного времени! - невесело усмехнулся он. Откуда-то из школьной программы всплыло: «Война есть продолжение политики специфическими средствами». Да уж, сочетание - что надо! От политики за километр несет сортиром, от войны - кровью. Вот и получается: кровавый понос. А расчищать эту прелесть - тебе, господин подполковник.
        Роджер встряхнулся: отставить чернуху! Помни, Лёха, чему учили китайские мудрецы:
«Настоящее длится не больше трех секунд». Так что не рви себе сердце, пока ТО настоящее ещё не наступило. А когда оно придёт, проживи его достойно. Ты убьешь сбрендившего фанатика, и в сердце не будет сомнений и прочих розовых соплей. Делай, что должен, и будь, что будет!
        Он завораживал себя словами, а в душе поселились холодная ярость и ожидание грядущей пустоты.

* * *

«Ладу» подполковник оставил на стоянке подле яхт-клуба и через пару минут пожимал клешню старому морскому крабу:
        - Привет, Ардальон Парфёныч! Где тут мой приятель - профессор Платонов?
        - Ты, стал быть дело, будешь Ледогоров? - проскрипел Мордальон.
        - Я буду! - удостоверил «Лексей Николаич». - Собственной персоной.
        - Тебе профессор депешу оставил. Погодь, щас притараню!
        И Мордальон захромал куда-то в служебные недра. Вернувшись, вручил Роджеру заклеенный конверт:
        - Вишь, так на депеше и означено: Ледогорову Лексею Николаичу. На, стал быть дело, держи, коли тебе!
        Очень Роджеру не понравилась история с «депешей». Он кивнул морскому крабу и вернулся к «Ладе». Забрался в салон, и только здесь рванул оболочку из плотной коричневой бумаги. Наружу вылупился неожиданно белоснежный листок. Один-единственный. Роджер читал строки, написанные четким, размашистым почерком:

«Дорогой Алексей Николаевич! Я знаю, что Вам надлежит сделать. И пришёл к решению - освободить Вашу душу от тяжкого греха. Я ухожу сам.
        Ухожу не потому, что Вы меня прижали к канатам. Даже устранив меня физически, Вы бы не изменили ровным счетом ничего. Я заранее предусмотрел подобный вариант и запустил программу, которая надежно сработает в нужный день и час. Вчера вечером я отключил ее сам. Потому что, наверное, Вы правы: то, что следует иссечь тонким хирургическим скальпелем, я пытался вырубить топором. И в топорной этой попытке мог погубить многих и многих.
        Как спаситель человечества я оказался вполне профнепригоден, такой вот получается кегельбан. И теперь не Ваши отцы-командиры, а я собственной рукой подписал себе приговор. Понимаю, что Вам понадобятся, так сказать, вещественные доказательства моей смерти. Так вот: меня (скажем так!) Вы найдете в халабуде. Дверь не заперта.
        Прощайте и будьте счастливы. Искренне Ваш Георгий Платонов».

* * *
        Сейчас Роджер не мог вести машину. До Платоновской халабуды он добежал через дюны, увязая в глубоком песке.
        Платонов сидел за круглым столом, покрытым клеенкой, на которой трехмачтовые фрегаты летели по синим волнам. Лобастая голова была опущена на грудь, правая рука обвисла, словно ещё тянулась к лежащему на полу чёрному «Вальтеру». И совершенно лишней казалась чёрно-красная лужица, растекшаяся по клеенке и успевшая уже загустеть.
        Глаза Платонова оставались открытыми. Они уперлись в нарядно изукрашенную клеенку и будто всматривались в гордые фрегаты, которые, распустив кровавые паруса, плывут по кровавому морю.
        Роджер подошёл к Викингу, осторожно закрыл ему глаза. Шагнул за порог, набрал на мобильнике номер и бросил в трубку несколько отрывистых фраз. Потом побрел навстречу морю, опустился на песок и безотрывно смотрел, как ветер гоняет по мелководью волны - не нарисованные и не разбавленные кровью.
        Волны наплывали, сменяли друг друга, превращались в месяцы и годы - в то будущее, в котором Роджеру предстоит вернуться на невские берега, разобраться, отчего так знакомы ему глаза «монашки» из дома Викинга, и покончить с криминальным картелем мальчика Гоги, форейтора и бандита.
        Ничего этого подполковник Ледогоров не знал и знать не мог. Он просто сидел на холодном песке, и все его мысли умерли, и не было слов. Был ветер с моря, были волны, кочующие по свинцово-серой акватории. И Роджер слился со студёными волнами, погрузился в них отключённым сознанием. Подполковник бежал в медитацию, прятался в ней. И старое, испытанное средство ненадолго подарило ему не просто успокоение, а тихую радость.
        Перед Роджером через огромное небо перекинулась умытая дождем радуга. По ее многоцветью легко и весело шагали трое. Седеющие космы Викинга раздувались верховым ветром. Рядом с Платоновым шел упругим шагом симпатичный парень, почти копия профессора, если бы не чёрная смоль волос. А вперед них всё забегал пацанёнок - рыжий, как подсолнух, конопатый и непоседливый. Они оживленно переговаривались, то и дело заглядывали вбок, по другую сторону радуги, и улыбки не сходили с их лиц.
        Постепенно путники перевалили через радужный горб, направились вниз - туда, где конец семицветной дуги вонзился в водную гладь и протянулся дальше, в смутную, расплывчатую глубину. Но эти трое не думали останавливаться. Спустились к самой воде и так, по радуге, стали погружаться в пучину: по колено, затем - по пояс, затем…
        Роджер рванулся - остановить их, спасти. И на полушаге замер: слишком счастливыми казались Викинг и его спутники. А навстречу им из-под водной толщи проступали очертания куполов-«луковок», старинного деревянного кремля.
        Подполковник прощально поднял руку:
        - Удачи, ребята! Лёха Ледогоров тоже научится ходить по радуге и придёт к вам! Вот увидите!
        Доска объявлений
        Продается дачный домик типа «Халабуда» и лодка-красавица.
        Эпилог
        Он дождался, пока прибудут следователь и судмедэксперт, заполнят свои бумаги. Потом санитары погрузили в фургон носилки, наглухо закрытые белой простыней, и все отбыли в город. Подполковник вновь остался один. Он прикрыл плачущую дверь халабуды, сел за руль и злобно ударил по газам.
        На полпути к городу, не отрываясь от руля, достал спутниковый телефон, пощёлкал клавишами. Услышав голос Главного Шефа, ровным голосом произнёс:
        - Виктор Павлович, это Петербуржец. Докладываю: задание выполнил. Можете сообщить Первому - Час «Ч» отменяется.
        - Поздравляю, Петербуржец. Блестящая работа! - отозвался всегда сдержанный Шеф. - Но Первый ждет вашего личного рапорта.
        - Можете сообщить Первому, - словно не слыша, повторил Роджер. - А к вам - ходатайство. Прошу отпуск за свой счет. На семь дней. По личным обстоятельствам. У меня только что погиб друг.
        Санкт-Петербург, 2010 год
        notes
        Примечания

1
        Прошу извинить (франц.)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к